— Как ты думаешь, еще далеко? — Кеша, с ног до головы испачканный в болотной тине, стал больше похож на водяного, чем сам Степка (то есть больше чем сам водяной, ведь как раз Степка и был водяным).
— ОНО упало где-то недалеко, — задумчиво ответил Степка. Степка всегда успевал думать больше, чем Кеша: то ли вода, с которой он все время имел дело, располагала к размышлениям, то ли он, просто, был так воспитан, — гул и свет быстро прекратились, значит, ОНО где-то рядом.
Когда надо было действовать, в их компании обычно верховодил Кеша, а когда думать — он добровольно перекладывал эту почетную обязанность на Степку. Сейчас, кажется, наступил именно такой момент. Они уже целый час шли в том направлении, куда закатилось непонятное «солнце». Лес вокруг, такой знакомый и родной, выглядел совершенно непривычно: листья на деревьях и елочные иголки пожелтели, а кое где даже обуглились. Птицы, то ли перепуганные замолчали, то ли вообще разлетелись. Было пустынно, красиво, но как-то непривычно, а потому — жутковато.
Но вот впереди деревья расступились, забрезжил яркий свет. Кажется, добрались! На пути у Степки и Иннокентия пролегла поляна, а на поляне происходило что-то непонятное, даже невообразимое.
В центре поляны возвышалось на трех суставчатых ногах странное обгорелое сооружение, похожее на перевернутую суповую тарелку. В боку у тарелки зияла дыра, а вокруг сновали синие, как спелые баклажаны, неведомые существа. Их было около десятка, существ, обвешанных какими-то цепями, утыканных металлическими колючками. У каждого в руках был стержень с крючком на конце. Существа, ловко орудуя крючком, вырывали из земли растения, обрывали ветки с деревьев и ловили мелких животных, которые, не зная меры в своем любопытстве, подходили слишком близко.
Пойманную зверюшку существа окутывали тонкой металлической сеткой и бросали в кучу таких же, спеленутых сеткой, зверьков около черной дыры в боку тарелки.
Существа двигались быстро. Крючки так и мелькали в воздухе, колючки и цепи блестели на солнце и до Степки с Иннокентием доносился металлический лязг.
— Тьфу-ты, металлисты какие-то! — фыркнул сердито Степка.
В это время «металлисты» как раз зацепили крючком какого-то зайчонка, но он вырвался, оставив клок пуха на крюке и, жалобно вереща, кинулся в лес.
— Что же это за безобразие? — рассердился и Иннокентий.
— Они и Машку вот так же крючком поймали, — неожиданно раздался грустный голос.
Степка и Иннокентий стремительно обернулись. Это был, к счастью, не бесшумно подкравшийся металлист, а домовой Федор, который так долго жил в их лесу, что был уже скорее похож на лешего, чем на домового (Как однако обманчива внешность, леший похож на водяного, а домовой вот на лешего).
— Как Машку? — спросил Степка. Машка была их общим другом и соратником во многих авантюрных начинаниях, а кроме того, сама по себе она была молоденькой бабкой-ежкой.
— А так, — печально ответил Федор. — Она им цветы принесла, они ведь с неба прилетели на своей тарелке. Так они ее крючком и в сетку.
— Вперед! — завопил вдруг Иннокентий. — Спасай Машку!
— Куда уж нам, — остудил его пыл печальный Федор, — вон их сколько, и каждый с крючком, да еще весь шипами утыканный: ни подойти, ни схватить, ни толкнуть.
— А может, с ними можно по-человечески договориться? — задумчиво спросил Степка.
— Машка их цветами уже поприветствовала по-человечески, — вздохнул печальный Федор.
— Тогда придется идти за советом к философскому камню, — подытожил Степка.
— Вот это правильно! — обрадовался Федор. — Вы с Иннокентием идите, а я здесь покараулю, посмотрю, что эти металлисты еще выкинут.