Как повзрослеть, не умерев

Первая жизнь Получится ли понять?

Первая жизнь Джэи закончилась настолько давно, что воспоминания о ней стали туманными. Должно быть, она росла и развивалась, как и другие дети: начала ходить где-то в годовалом возрасте, кое-как говорить простые слова, вроде «мама», «папа», «баба» и «деда». И все же Джэи смутно помнила несколько моментов. Например, когда она впервые попробовала колу; когда врезалась лбом в стену, затем где-то пять секунд растерянно просидела и только после этого заплакала; когда в полудреме услышала, как мама и папа ругаются; а еще она помнила голос Ынхе, говоривший, что та живет только ради дочери.

Совершенно ясным был только один день – день смерти Джэи. В тот день Юджин отправился на сборы еще до восхода солнца. Когда все офицеры, служившие в одной военной части, уехали на тренировку, голоса взрослых мужчин пропали из дома со служебными квартирами. Детский сад тоже был на каникулах. Джэи сидела на кровати в спальне и смотрела на маму. Та в свои двадцать шесть была еще молодой, даже юной. Мама наносила на лицо легкий макияж и время от времени встречалась взглядом с Джэи, которая отражалась в зеркале.

– Тетя из Чамсиля зовет нас в гости. Давай пообедаем там и сходим в Lotte World. Джэи, это будет твой первый в жизни поход в парк развлечений. Твой рост уже выше девяноста сантиметров, поэтому ты сможешь покататься на лодке и на машинках в автодроме. Ну как настроение, дочка?

Джэи не знала, о чем мама говорит, но была рада, потому что та выглядела счастливой.

– Сон Джэи рада!

– Если Джэи рада, то мамочка просто счастлива!

Ынхе сняла с Джэи колготки, надела на нее лавандовый свитер из ангорской шерсти и вельветовые штанишки. Затем взяла экосумку, достаточно большую, чтобы в нее мог поместиться даже ребенок, положила туда стерилизованное молоко, ломтики сыра, банан, немного запасной одежды и три улиточных крема, купленных в военном магазине. Их попросила привезти старшая сестра. Наконец, Ынхе проверила, выключила ли газ, внимательно осмотрела все комнаты, убедившись, что везде погасила свет, а затем взяла Джэи за руку.

– Малышка Сон Джэи, ты готова к выходу?

– Да, да, воспитательница! – улыбнулась Джэи, обнажив белые передние зубы, словно модель из рекламы зубной пасты.

Мама взяла с полки у входа две пары обуви. Одна принадлежала Джэи, второй была новая обувь, которую она купила для себя. Они сели рядом на пороге, обулись и приготовились уходить. Но тут послышался звук, с которым открывался цифровой дверной замок.

– Ого! Почему у вас перед входом такая куча коробок? Ох, какие они тяжелые! Ужасно тяжелые!

Это оказалась бабушка Джэи, папина мама, одетая в зеленый стеганый свитер. У нее была короткая стрижка с химической завивкой, и корни седых волос отросли примерно на фалангу пальца. Она ворвалась в квартиру, где жила семья Ынхе. Отодвинув ногой три картонные коробки, оставленные курьером, бабушка шагнула в коридор. В коробках были подгузники и молочная смесь для Джэи.

– Мама, почему вы приехали, даже не позвонив? – в голосе Ынхе слышалось отчаяние.

Бабушка, которая жила в часе езды от их дома, любила внезапно появиться на пороге. Каждый раз она привозила сыну и невестке мясо и овощи, которые валялись у нее в морозилке, выдавая это за жест доброты, а также делилась увядшей зеленью и подгнившими фруктами, которые вытаскивала со дна овощного отделения своего холодильника. Она без разрешения пробовала детское питание, которое готовила для дочери Ынхе, и критиковала его, говоря, что даже маленькому ребенку будет невкусно есть, если нет вообще никаких приправ. Частые визиты бабушки и ее вмешательство в жизнь супругов были главной причиной ссор Ынхе с мужем.

– Разве мне нужно разрешение, чтобы приехать в дом к сыну и его женушке? Погода на улице гадкая. Даже под страхом смерти не ходите туда. Оставайтесь в тепле, давай вместе лепить пельмени. Чем еще женщине заниматься перед Новым годом? Я принесла кимчхи и тофу, а ты скорее ставь лапшу.

На спине бабушки висел рюкзак, не уступающий по размеру экосумке Ынхе. Из-за остеоартрита колени бабушки были слегка согнуты, поэтому ей приходилось ходить вразвалку. Такой походкой она и направилась на кухню. А Ынхе все так же стояла в дверях, опустив голову и держа Джэи за руку.

– Мы… собирались поехать к моей сестре в Сеул, – сказала она сдавленным голосом.

– К той, которая держит в Сеуле салон красоты? Но через две недели Лунный Новый год! Зачем садиться за руль и ехать по скользкой дороге? Да еще и с ребенком! Будет приятней, если вы с мужем съездите к твоим родственникам в праздники. Уж лучше так, чем в рабочий день, когда из-за гостей им придется брать выходной. Иди сюда и распакуй мои вещи. Я принесла сонпхён[1] и сольги[2], которые понравились Джэи во время Чхусока[3]. Давай-ка приготовим их на пару.

Не отвечая, Ынхе непослушными руками сняла ботинки сначала с себя, а затем с Джэи.

– Мама, давай позовем бабу в Отте Ольд? Давай Джэи скажет? – сказала Джэи, подумав, что мама рассердилась из-за того, что они не смогут поехать в Lotte World.

Если причина в этом, проблему можно было легко решить, посадив бабушку на заднее сиденье «Матиза» Ынхе и поехав в парк развлечений вместе с ней.

– Ни в коем случае так не говори. Мне жутко даже от одной мысли об этом, – тихо пробормотала Ынхе, прижавшись губами ко лбу Джэи.

– Иди сюда, моя обезьянка, – бабушка уже сняла рюкзак и стояла, прислонившись к кухонному столу и протягивая руку Джэи.

Ынхе бы расстроилась, узнав об этом, но Джэи любила бабушку. От нее пахло ароматным кунжутным маслом, а когда внучка рылась у нее в карманах, оттуда всегда появлялись конфеты со вкусом винограда. Если Джэи упрямилась, бабушка не заставляла ее чистить зубы и умываться, а иногда втайне от Ынхе даже позволяла сделать глоток растворимого кофе. Именно внучка сказала бабушке код от цифрового замка в их квартире. Их отношения строились на основе тщательно оберегаемых секретов – больших и маленьких.

– Ынхе, твой свекор поехал на остров Канхвадо навестить тетушку. Думаю, дня на четыре там останется, что мне напрасно включать котел в одиночку? Да и вам без отца, наверное, одиноко, вот и побудем вместе.

– Почему вы так говорите? – Ынхе покачала головой с немного испуганным видом, а затем пошла в спальню.

Она сняла пальто перед шкафом и бросила его на пол. Потом медленно посмотрела сначала на Джэи, которая уже оказалась в объятиях у бабушки, затем на свадебную фотографию, стоявшую на тумбочке, и пошла в ванную.

– Что с твоей мамой? Что я такого сказала? Джэи, стоит мне только заговорить о дедушке, как она начинает злиться, – сказала бабушка и уставилась на дверь ванной, где скрылась Ынхе.

Какое-то время она смотрела в ту сторону, как будто с обидой наблюдала за вороной, которая шла по садовой дорожке, вдруг получила по голове удар грушей и улетела.

– Мама сказала не говорить бабе. Сказала, что это жутька.

Жаль, что тогда у Джэи не было воспоминаний о прошлых жизнях, поэтому она еще не умела различать, что можно говорить, а что – нет.

– Она назвала меня жуткой? Ха-а, господи боже мой. – Бабушка ненадолго закрыла глаза, вознося молитвы, потом поджала губы, испустила долгий свистящий вздох и, как и всегда, начала распаковывать рюкзак.

– Иисус всем нам велел прощать даже не семь раз, а семьдесят семь. Возможно, мне пришлось простить уже даже больше, но я готова сделать это еще раз.

Напевая под нос церковный гимн, бабушка доставала принесенные ею вещи. Среди них были ланч-бокс из нержавеющий стали, где лежали ингредиенты для пельменей, бутылка масла с желтой крышкой, маринованный в соевом соусе и уксусе редис и упаковка замороженного минтая. Но в рюкзаке оказалось и кое-что другое – испачканная одежда, от которой исходила ужасная вонь.

– Что это?

Бабушка одной рукой закрыла рот, а другой вытащила из рюкзака одежду. Это были белые трусы, к которым прилипли засохшие фекалии размером с небольшие сливы. Бабушка быстро засунула нижнее белье обратно в рюкзак и застегнула его на молнию. Затем перевела дыхание и долго мыла руки над раковиной.

– Не волнуйся. Это уже не впервые. Но ты все равно не должна ничего говорить маме с папой. Я сама буду отвечать за дедушку, а они пусть живут своей жизнью.

Казалось, бабушка сказала эти слова внучке, но в то же время они звучали так, словно она давала обещание самой себе. Бабушка наконец отдышалась, подняла и усадила на стол Джэи и нежно погладила лицо внучки. В глазах бабушки стояли слезы. Она снова надела на плечи свой рюкзак. Джэи почему-то почувствовала, что, если отпустить бабушку сейчас, она больше никогда не вернется.

– Баба, что слутилось? Ты злисся, что мы ни пазвали тибя в Отте Ольд? Идем с нами, – сказала Джэи, раскрыв объятия.

Она уже приготовилась обнять бабушку, но та вдруг замерла от удивления с протянутыми к внучке руками. Из ванной, присоединенной к спальне родителей, донесся громкий голос Ынхе:

– Да, сначала она заботилась о нас. Соблюдала разумную дистанцию, никогда не жаловалась и не придиралась. Я тоже это признаю! Проблема в том, что сейчас все иначе. Каждый раз после ее прихода у нас остается аж по два литра пищевых отходов. А в прошлый раз я увидела, как она кормит грудью Джэи. Меня чуть не стошнило! Я больше не могу этого терпеть. Да и вообще! Она раньше ворчала, что я родила дочь, а теперь относится к ней так, будто она ее собственное дитя – это отвратительно.

Ынхе заплакала, как маленький ребенок, который плачет громко и надрывно, словно требуя обратить на себя внимание.

Джэи думала, что виноватых здесь не было. У каждого свои способы любить, а ненавидеть гораздо проще, чем понимать. Ей показалось, что весь хаос возник из-за нее. Как будто все так любили Джэи, что из-за этого ненавидели друг друга и становились несчастными. До рождения девочки Ынхе и Юджин были счастливыми молодоженами, а бабушка – доброй и милой старушкой. У Джэи защипало в носу и засаднило в горле при мысли о том, что она родилась в этой семье и причиняет им столько проблем. Знай она заранее, что все так случится, с самого начала постаралась бы вырасти более холодным ребенком, но Джэи не знала, как может родиться заново.

– Разве это повод звонить мужчине на работу и рыдать в трубку? Если ты родишь сына, я буду все время с ним нянчиться. Разве нет?

В глазах бабушки тоже стояли слезы. Это они с Ынхе плакали, но зрение Джэи почему-то тоже стало размытым. Тут откуда-то возникли и начали то приближаться, то удаляться бормочущие голоса, слов которых девочка не могла понять. Джэи заткнула уши обеими руками, но звуки никуда не делись. В этот миг перед глазами вдруг посветлело, словно от вспышки. А затем начало темнеть, возвращаясь к привычной яркости. Джэи убрала руки от ушей, повернула голову и оглядела дом. Мир вокруг немного изменился. Белые обои без рисунка приобрели цвет слоновой кости, а седины у бабушки стало меньше. Стоявшая на тумбочке в спальне свадебная фотография в рамке исчезла, а потолок немного поднялся. Фасон пальто, которое скинула с себя Ынхе, цвет занавесок, форма ковра и даже обивка дивана, которая протерлась только с одной стороны, – все это стало другим. Даже по прошествии времени Джэи так и не поняла, почему изменились детали, которые можно было заметить, лишь присмотревшись.

– Все в порядке, – сорвался с губ бабушки незнакомый голос.

Форма ее бровей и изгибы морщин на лице тоже были не такими, как раньше.

– Баба, что ты говолишь?

– Нужно просто родиться заново.

Бабушка поджала губы и посмотрела на Джэи пустыми глазами. На ее узких длинных глазах появились двойные веки, а тонкая, низкая переносица медленно поднималась. Бабушка обхватила себя руками, словно пытаясь обнять, а ее кожа начала таять волнами, как воск. Затем кожу бабушки обожгло по-настоящему яркое пламя. Все это длилось три секунды, нет, даже всего две или одну, но Джэи этого хватило, чтобы понять – перед ней не ее бабушка. Девочка моргнула, но горящая незнакомка оставалась на месте.

– У тебя будет шесть возможностей переродиться, – дрогнули губы бабушки, потрескавшиеся от старости, как манжеты зимнего свитера.

Тело Джэи застыло. Она не могла шелохнуться, словно в ее суставы и мышцы вбили железные прутья. Существо, напоминавшее ее бабушку, слабо улыбнулось, а затем грубовато подтолкнуло Джэи. В этот миг странная старушка исчезла, и девочка вернулась в свой дом к своей бабушке. Рюкзак с цветочным принтом на темно-коричневом фоне; тонкие, жидкие волосы бабушки с химической завивкой; висящий на стене рисунок, который кое-как намалевала Джэи; и струящийся сквозь полураздвинутые шторы солнечный свет – все это почему-то сделало над головой полукруг. Джэи упала лицом вперед на пол. Боли не было. Даже когда ее череп разлетелся на куски, в момент смерти все тело наполнили гормоны, и Джэи улыбалась.

«Почему жизнь так бессмысленна?» – думала девочка.

Вот так мир встретил первый конец.