Как дружба с недружбою воевали

ГЛАВА 1

Звонок тенькнул, потом забрюзжал отчетливо, потом затявкал, как мелкая дворовая собачонка. Андрей Т. с тоскою поглядел на плиту и неохотно прошел в прихожую. «Кого еще чёрт принес в такое неудачное время?» Он только что забросил в воду пельмени, почти целую упаковку, надо было следить, чтоб не слиплись, не разварились, и чтобы доблестный кот Мурзила-IV-а сдуру не обварил лапу, воспользовавшись отлучкой хозяина.

Чёрт принес очень странного человека. Большая рыжая борода росла у него вроде откуда надо, но при этом была сильно смещена в сторону. Казалось, мощным порывом ветра её прибило к левой щеке, а от правой, наоборот, отшвырнуло далеко вправо. И нос его был неестественно сливовидной формы, блестящий, в трещинках и ложбинках, словно сделан был из папье-маше. На глаза рыжебородого незнакомца была натянута широкополая шляпа, а сами невидимые глаза прятались под антрацитовой черноты очками. Плащ на нем был обычный, и брючки были обыкновенные, и туфли на коротких ногах могли вполне сойти за нормальные, если бы к ним добавить шнурки. Шнурков на туфлях не было.

Что-то смутно знакомое было в его нелепой фигуре, но как Андрей Т. ни силился, память отвечала молчанием.

Человек потянул носом воздух над плечом насупленного Андрея Т. и неуверенно облизнулся.

«Пельмени, — вспомнил хозяин квартиры, и настроение его резко упало. — Так я и знал — слиплись и разварились…»

Тут из кухни вдогон всем бедам ударил кошачий крик. «Ну, Мурзила, ну, уродина, ну я тебе устрою кошачье счастье…»

— Здравствуйте, — сказал незнакомец, — Андрей Т. — это вы будете?

— Я, — без споров согласился хозяин, чуть помялся и кивнул в глубину квартиры. — Проходите, у меня там…

— Понимаю. Я, наверно, не вовремя, но дело моё не терпит отлагательств. Геннадий М., — вам этот человек знаком? Собственно, это дело его касается, ну и вас, если вы, конечно, примете положительное решение…

— Генка? Так вы от Генки? Что же вы мне сразу-то не сказали! Я ж его сто лет не видал. Как разъехались по разным районам, так и не виделись, только созванивались раз в пятилетку. Как он? Что с ним? Где он? Да вы раздевайтесь, проходите на кухню, у меня там пельмени варятся.

— Пельмени, — сладким голосом повторил гость. — Чувствую холостяцкий быт.

Не раздеваясь и не снимая шляпы, незнакомец прошел на кухню.

— От пельменей грешно отказываться. У вас с чем? С уксусом? Со сметаной? — Борода его совершила непонятный кульбит — правая, вздыбленная её половина, сгладилась, левая отскочила вбок, нацелившись на кастрюльку с пельменями.

— Я вообще-то их люблю в чистом виде. — Хозяину стыдно было признаться, что сметану, целую банку, еще утром умял негодяй Мурзила, масло кончилось, а уксуса в доме отродясь не водилось. — В собственном соку, так сказать. Впрочем, где-то был майонез, хотите?

— А еще хорошо их с пивом. Знаете? Поливаешь пельмени пивом, только обязательно светлым, светлое — оно не горчит, добавляешь немного перчика и лучку, ну это по вкусу, а сверху той же сметаны.

Андрей Т. вывалил пельмени в дуршлаг — начинка получилась отдельно, тесто, соответственно, — тоже, и поставил на стол тарелки. Мурзила-IV-а горько плакал на подоконнике, не забывая при этом принюхиваться к запахам кухни. Хозяин подошел к усатому зверю и щёлкнул его пальцем по уху. Кот мотнул перед хозяином мордой и притворился обиженным.

— Кис-кис, — сказал незнакомый гость. Кот мгновенно перестал притворяться и подозрительно уставился на него. — Я знал одного кота, — продолжал тем временем незнакомец, — который, когда был выпивши, начисто выпадал из жизни. Делай тогда с ним, что захочешь, — хоть хвост узелком завязывай, хоть шерсть наголо состригай. Мы его обычно к люстре подвешивали, для смеху. Так вот, когда он опоминался…

Договаривать гость не стал; Мурзила-IV-а заскрёб когтями по подоконнику; в глазах его шевелилась ярость: ещё слово про издевательство над котами, и в комнате рядом с двумя живыми появилось бы одно мертвое тело.

Андрей Т. погладил кота по шерсти — успокоил — и улыбнулся гостю. Некоторое время гость и хозяин ели пельмени молча, важно почавкивая и причмокивая каждый на свой особенный лад. Гость так и не раздевался — сидел в своём кургузом плащишке и то и дело поправлял шляпу, норовящую угодить в тарелку. Когда хозяин предложил чаю, он скрипуче почесал в бороде и вежливо отказался:

— Воду не употребляем. Пустой продукт — никаких калорий, только тяжесть в желудке.

Андрей Т. кивнул довольно рассеянно, поймал убежавшую было в сторону мысль — естественно, мысль эта была о пропащем Генке по прозвищу Абрикос, или Геннадии М., как его назвал человек без шнурков и в шляпе. И спросил гостя:

— Вы сказали, что здесь по делу, и что дело это связано с…

— Делу? — Человек встрепенулся. — По какому такому делу? Ни по какому я делу не проходил, не надо на меня чужих собак вешать. Моя хата с краю, ничего не знаю. Бережёного Бог бережёт, а кривой-то дорожкой ближе напрямик, вот.

— Я про Гену, приятеля моего, вы же сами, когда вошли, про него говорить начали… — Что-то, пока гость говорил, напомнило Андрею Т. одно давнее— давнее приключение, и эти вот пословицы-отговорки, и тон, и хрипотца в голосе… Очень, очень даже похоже, только вот неувязка в возрасте — Коню Кобылычу, если это переодетый он, сейчас должно быть уже далеко за восемьдесят, а этот, в очках и шляпе, выглядит, пусть даже со скидкой на маскировку, самое большее лет на сорок — на пятьдесят. Да и ростом этот вроде повыше. — И про какое-то положительное решение…

— Ах да, ну да, ну, естественно, — да. Разумеется, я пришел к вам не на пельмени. Геннадий М., ваш товарищ, пребывает в данный момент в положении несколько… щекотливом что ли. Ничего опасного, не волнуйтесь, просто ситуация такова, что вы, как его лучший когда-то, при некоторых сомнительных обстоятельствах, друг, единственный, кто может ему быть полезным.

Андрей Т., по правде, мало что уловил в этой словесной патоке, единственное, что до него дошло, — Генка М., Абрикос, в беде. И неважно, что сигнал бедствия передается через испорченный передатчик: другу надо прийти на помощь, это он уловил четко.

— Он болен?

— Что вы, чувствует себя ваш друг превосходно. А вот непосредственное его окружение… Там, действительно, положение кризисное.

— Мила? Вы про его семью? Послушайте, говорите прямо. Где Генка? Что с ним случилось?

— На работе, где ему ещё быть. — Гость вытащил из-за пазухи старинный хронометр-луковицу, отщёлкнул двойную крышку, и в комнате заиграла музыка. — Вы ещё успеете, если отправитесь прямо сейчас. — Крышечка на часах захлопнулась, музыка осталась внутри, часы спрятались восвояси.

— Это далеко? С собой мне что-нибудь брать?

— Не надо, всё необходимое там имеется. — При этих словах гость почему-то хихикнул и выдернул из бороды волосок. — Костыльковское кладбище по Киевскому шоссе знаете? Нет? Значит, ещё узнаете. Так вот, от кладбища по дороге на Мохогоново ещё две автобусных остановки. Остановка ваша называется Топь. Сойдете, а там — леском, мимо свалки химических отходов, потом будет 5-я мыловаренная фабрика, её вы по запаху определите, сразу за ней — живодёрня, слева — бывший туберкулезный диспансер, потом увидите бетонный забор, идите вдоль него метров сто, только не перелезайте — за забором стреляют. Забор кончится, начнется болотце, идите смело, там набросаны жерди — хлипкие, но пройти можно. Кстати, у вас болотные сапоги есть? Хотя неважно, до сапог дело, может, и не дойдет. Перейдёте болото, увидите деревянную вышку. На вышке должен быть часовой. Скажете ему, что вы в Заповедник. Да, и возьмите с собой документы — паспорт там, свидетельство о рождении, диплом, военный билет… впрочем, чего мне вам говорить — не маленький, сами знаете.

Гость вдруг поспешно засобирался, вскочил со стула и стал судорожно благодарить хозяина за пельмени. Потом он кинулся как шальной в прихожую; Андрей Т. с трудом за ним поспевал, а когда рыжебородый ткнулся в темноте в этажерку со старыми газетами и журналами, приснопамятная «Спидола», что без малого двадцать лет простояла на шкафу в коридоре, не издав за это время ни песни, ни лозунга, ничего, вдруг наполнилась шумами эфира, обрывками полузнакомых мелодий, голосами, шорохами и вздохами. Потом эта какофония звуков сменилась однообразным голосом, выхваченным из какой-то радиопостановки: «…А бояться тебе, бриллиантовый, надо человека рыжего, недоброго…»

Гость при этих словах почему-то прикрыл ладонями бороду, а когда ладони отнял, борода была уже никакой не рыжей, а нейтральной пепельно— серой коротенькой, ухоженной бородёнкою, выдержанной в лютеранском стиле. Гость перетаптывался с ноги на ногу и почему-то не уходил.

— Простите за навязчивость, — сказал он наконец, — у вас шнурков лишних нету? А то я тут в баню сходил помыться, так какой-то негодник у меня шнурки из ботинок вынул. Не беспокойтесь, я вам верну. Адрес-то я ваш помню, вышлю бандеролью шнурки, только вот до дома доеду.