Каждый охотник

Глава 3. Чему учит блондинка

Майка выдохнула с облегчением лишь в десятке шагов от двух зеленых чаш с грунтовыми брюшками. Позади остались все препятствия: Макдоналдс, метро, странный-престранный водитель автобуса, который, она чувствовала, не хотел останавливаться на ее остановке и смотрел демоническими желтыми глазами.

Она добралась до места назначения в новой, непредсказуемой Москве, и сейчас наконец наступит момент определенности, единственный момент определенности, который никто и никогда не сможет у нее отнять. Сейчас ее руки, которые она вечно не знает, куда деть, наконец обхватят ракетку; ноги, длинные, облупившиеся из-за вечного пребывания на солнце, врежутся в мягкий грунт, разгонят оранжевые облака над потертой разметкой. И каждая часть ее тела будет на своем месте – важной и нужной. А мысли… мысли на время станут тихими и беспомощными и не смогут ранить.

Майка продела пальцы в прохладные прутья железной проволоки, которая огораживала корты. На солнечной площадке, не обращая внимание на ветер, длинноногая блондинка лет сорока накидывала мячи мужчине лет на десять старше нее, судя по внешнему виду, университетскому профессору. Тот кричал, как чайка, принимая удары на задней линии, и Майка вздохнула, пытаясь сосредоточиться на хлестком одноручном бэкхенде блондинки: Татьяна Олегович явно играла вполсилы, если не сказать в четверть силы, но Майка все равно загляделась.

Вот бы научиться делать такой же дроп-шот, как у нее, но сначала, конечно, нужно исправить подачу. Ее подача уже давно была выдрессированным зверьком и обрела тот почти ритуальный, вечно повторяющийся рисунок, который полуинстинктивно выполняют давно играющие теннисисты – легкое натаптывание на линию, грациозный взмах рук, петелька за плечом и слаженный укороченный рывок в сторону соперника. Тем не менее ее подаче не хватало силы… Холодный ветер накинулся ей на плечи, где-то на дороге прокричала странная сирена, которую в Москве Майка никогда не слышала, и она задумчиво обернулась к дороге. Интересно, что там проехало и в какой стране произошел сбой сейчас?

Франция? Англия? Германия?

Она прислонила лоб к холодным металлическим прутьям, прикрыла глаза и наконец позволила себе сдаться. Тупая боль, как упрямая птица, клюнула ее в сердце: ни во Франции, ни в Англии, ни в Германии, ни на земле, ни под землей ты больше никогда не увидишь маму, потому что туда, куда ты хочешь, не выдают визы. Никогда.

«Это просто приступ, и он пройдет, – сказал мамин голос в ее голове, совсем как когда мама была еще в этом измерении, с ней рядом, – как морская волна набегает на пляж и затем откатывается назад. Как порыв ветра, который приходит и уходит. Как начинается и заканчивается каждый твой приступ боли».

«Никогда».

Какое страшное слово.

Звук ударов по мячу напоминал биение сердца и совпадал с ее собственным пульсом. Майка выдохнула и вдохнула, как учили на йоге; представила себе пушистый вилсоновский мяч, погружающийся в грунт, ощутила запах его нагретой резины, покрытой нежным пушком, мысленно сжала в ладонях каучук, не мягкий и не жесткий. «Думай о ее ракетке. У блондинки была шикарная ра…» – «Никогда, нико…» – «Просто думай о ее ракетке. У нее шикарная ракетка: струнная формула 16–19, толщина обода 23/26/23 миллиметров, 300 граммов веса: немного легкая для мужчины и идеально подходящая женщине – маневренная синяя красавица, отправляющая мячи глубоко в корт…»

– Май, все в порядке? – Татьяна Олегович махнула ракеткой над головой.

«Как же это здорово, наверное, когда у тебя есть деньги и ты можешь купить себе такую вот ракетку, струнная формула 16–19, толщина обода 23/26/23 миллиметров…» – «Никогда…» – «А у блондинки, – Майка знала, – десяток таких ракеток, целый десяток, если не больше».

– Ты как, Май?

НИКОГДА.

Она подняла голову:

– Эй! Майка! Зайка! Балалайка! Ты в порядке?

И каким-то богом данным чудом мысли о теннисе вновь сотворили свою всегдашнюю магию – боль, пульсирующая в груди, стала потихонечку таять, словно мороженое на жаре.

Татьяна Олегович молча стояла на корте и смотрела на свою ученицу озабоченным взглядом, и Майка вяло махнула ей рукой.

Майке показалось, что она чувствует, насколько разогрета после длительной тренировки блондинка. Капельки пота под мышками, напряженные мышцы под мокрым белым топом, энергия, глубоко скрытая в запястье и плече, состояние глубокого фокуса – сейчас она выстрелит.

Майка отшатнулась несколько позже, чем было нужно. Желтая пуля накрепко вошла в ячейку железной проволоки буквально сантиметрах в пяти от ее виска.

– Полегчало? – Татьяна Олегович прыснула.

«С такой силой и точностью удара ей надо было играть на профессиональных турнирах, а не тренировать детей в университетской сборной, – не без раздражения подумала Майка. – Что она тут делает? Нет, серьезно, что она тут делает?..»

Если бы блондинка захотела, это вполне мог бы быть последний Майкин визит на корт. Хорошо, может быть, не последний, ведь изгородь, скорее всего, смягчила бы удар, но все равно это было рискованно, тем более что после удара в голове у Майки что-то сместилось.

И в этом была вся блондинка: она обладала какой-то магической силой менять людей и предметы вокруг себя и делала это, на памяти Майки, далеко не впервые. Эффект от ее удара не заставил себя долго ждать и в этот раз – очень странный эффект.

Майка смахнула волосы с лица: мир вокруг приобрел четкие грани, как будто бы к ее лицу прилила кровь. Воздух стал насыщенней, ветер щекотливо коснулся шеи и затылка, взъерошил волосы, в груди шевельнулся знакомый червячок. Это было предвкушение. Ей страшно захотелось играть, желание отбить этот и другие мячи, как цветок, распустилось у нее в сердце. Ровно двадцать шесть ярдов от одной задней линии до другой, плюс ярда три до изгороди, за которой она стояла. Чем она в нее стрельнула?

Майка перевела взгляд на корт. Блондинка положила левую руку на свой плоский живот и склонила голову, словно пыталась разглядеть выражение Майкиного лица сквозь заросшие плющом ячейки железной проволоки.

– Полегчало?

– Да говорю же, полегчало, – пробормотала Майка и, недоверчиво поглядывая через правое плечо на блондинку и ее подопечного, побрела в ФОК переодеваться.

У нее было странное ощущение, будто Татьяна Олегович заглянула ей в душу, подкрутила настройки и по итогам своего маленького исследования решила пульнуть в нее коктейлем из хорошего настроения. А все-таки как грустно ей было с утра и какая, должно быть, хитрая бактерия сидит в ее голове, раз тревога перешла в наступление таким мощным укрепившимся фронтом, вырвалась на свободу и, как пламя, стала пожирать пути отхода: тоннели, вагоны, сны.

«Надо бы рассказать про татуированного бабушке, хотя, стоп, стоп, стоп, нет, не бабушке, точнее, не только бабушке». Словно ее осенила какая-то мысль, Майка на секундочку остановилась и задумчиво прикусила нижнюю губу. ФОК стоял на возвышении, откуда открывался вид на стадион, полупустую автостраду и четыре корта оранжевого цвета.

На одном из них двигались две знакомые фигурки, предштормовой ветер болтал лохматые верхушки деревьев по краям стадиона, гнал тяжелые серо-желтые облака по небу со скоростью света. Как они будут играть в такую погоду? Как они уже играют? «Надо бы рассказать о татуированном Татьяне Олегович», – рассеянно подумала Майка, а потом ей пришла в голову еще одна мысль или даже в большей степени ощущение, чем мысль.

Да ведь она уже знает про него, блондинка уже все знает. Она узнала, когда пульнула в нее своим мячом из хорошего настроения, просветила ее душу, словно фонариком, протянула тонкую энергетическую нитку между ними с помощью теннисного мяча. Или, может быть, она узнала уже давно – сейчас это было совсем неважно. Главное – она знала.

Сменив уличную одежду на баклажановые шорты и дешевую лайкровую футболку, переливающуюся на свету, Майка натянула на ноги старенькие кроссовки, захлопнула дверцу железного шкафчика и вернулась на солнечный ветреный корт. Ни Коко, ни Борька, ни Глебас еще не подошли. Блондинка бродила за задней линией, собирая на ракетку мячи, хаотично разбросанные только по одну сторону сетки, там, где играл ее ученик, и Майка подумала, что этот рисунок мячей – точный слепок с битвы, только что отгремевшей внутри его души.

Истекая по́том, он отдыхал на лавке под вышкой судьи и устало смотрел на корзину мячиков, светящуюся на солнце, как горшочек с золотом.

– Доброе утро! – Майка закрыла за собой калитку, подошла к лавке и сбросила с плеч сумку с яблоками и водой.

– Доброе.

Ученик блондинки явно не хотел разговаривать, поэтому Майка взяла скакалку, валяющуюся на лавке, и сделала несколько прыжков.

– Все было сегодня хорошо, но не забываем делать кардио каждый день, по возможности, да?

Татьяна Олегович подошла поближе и скинула с ракетки мячи.

– Как тут забудешь.

– Скажите, а вы случайно не преподаватель? – спросила Майка. – У вас знакомое лицо.

– Да, читаю географию на аграрном.

– Вам, наверное, приходится нелегко, география же меняется, ну там Уроборос и все такое?

Ученик блондинки, и без того пребывавший не в духе, одарил Майку хмурым взглядом и встал с лавки.

– Приятно было познакомиться. Я в душ.

Татьяна Олегович уселась на лавку и, взглянув на Майку быстрым недовольным взглядом, крикнула ему в спину:

– Отличная тренировка, Валерий Петрович! Сегодня хорошо подавали! Не забываем добавлять становую тягу в зале, да?

Было видно, что маленький комплимент блондинки его слегка приободрил. Не оборачиваясь, он расправил плечи, махнул рукой и открыл калитку.

– Не представляю, конечно, как сейчас можно преподавать географию. – Татьяна Олегович покачала головой. – Он в последний месяц злющий, как собака. Так, минуточку. А мы чего стоим? Прыгай давай двести раз, разогревайся. Все как всегда, Май, ничего нового я тебе не скажу.

– А кто сейчас не злющий? Я злющая, вы злющая.

Майка вздернула брови и встала носком кроссовки на скакалку, не особенно торопясь исполнять указание. В ответ Татьяна Олегович хмыкнула, стянула с правой кисти лохматый белый напульсник, видавший виды, потянулась к своей сумке за бутылкой воды, открыла крышку и с удовольствием сделала нескольких долгих освежающих глотков.

– Где же все? – Майка с тревогой взглянула на калитку, в которую должны были войти Коко с Борькой и Глебасом. – Они вам что-то писали? Звонили вам? Бо? Ко? Бас? Кто-нибудь из них?

– Все хорошо, Май, звонили и писали, это же наши знаменитые ленивцы, забыла? Давай не будем паниковать.

– Да, но Уроборос…

– Давай не будем паниковать, хорошо? Я уверена, у них все нормально.

– Откуда вы знаете? Откуда? Сегодня в метро был такой момент, когда я уже подумала…

– Что? – Блондинка вздернула брови. У нее были серые проницательные глаза, и Майка внезапно решила, что, может быть, они были даже чуть-чуть слишком проницательными. – Подумала что?

– Да нет, так, ничего…

Майка бросила скакалку и рухнула на лавку. Поставив ракетку на корт, она положила руки на ракетку, а подбородок на кисти рук и уставилась своими светло-чайными глазами на блондинку.

Возможно, дело было в белоснежной найковский форме, возможно, в стильной бутылочке с водой, но чувствовалась в Татьяне Олегович какая-то элегантность, несмотря даже на следы оранжевого грунта на спине: упала, наверное, в погоне за мячом, хотя в такое сложно было поверить.

Майка украдкой окинула взглядом свои старые кроссовки и недовольно сморщила нос. Ну ничего, зато у нее длинные ноги.

– Ты собираешься сегодня разминаться, – спросила Татьяна Олегович, – или будем глазеть друг на друга?

– Будем глазеть друг на друга, – вздохнула Майка. Ее сонный блуждающий взгляд упал на левую ногу блондинки. Белый носок, весь в оранжевой пыли, чуть соскользнул с продолговатой лодыжки и открыл глазу рисунок, похожий на узорный ромб из золотых листьев, красных стрел, черных тонких кружев и браслетов, как бы опоясывающих лодыжку несколько раз.

– Ух ты, какая красивая татушка! – Она указала на ногу Татьяны Олегович и почувствовала что-то странное, нечто вроде легкого покалывания в сердце. – Я что-то раньше у вас ее не замечала. Давно сделали?

– Да сто лет назад.

Чувствуя, как от скуки и ничегонеделанья в голове у нее зарождается шаловливая мысль, Майка снова взглянула на извилистый узор из красных стрел, золотых листьев и черных браслетов, явственно выглядывающий из-под носка блондинки, а потом, ведомая исключительно внутренним чутьем, спросила:

– А там, где делали, вам никто не рассказывал никаких легенд?..

Татьяна Олегович бесшумно развернулась, и, словно та самая вытатуированная стрела, Майку насквозь пронзил взгляд серых проницательных глаз. А вместе с этим взглядом в душу как будто проникли отголоски утренних полей, покрытых туманом, трели диких птиц, разлетающихся с веток, и шум осеннего ветра, блуждающего между редкими деревьями. От красоты, представшей перед ее внутренним взором, сердце Майки забилось. Ей страшно захотелось оказаться в том месте и вдохнуть его воздух, может, даже поесть диких ягод, попить воды.

– Ты знаешь легенду?

Из-за необычного видения Майка отвлеклась и не сразу сообразила, что ей задают вопрос:

– А?

– Ты знаешь легенду о фазане и охотнике?

– Эм… Это которая «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан»?

Татьяна Олегович бросила на Майку испытующий взгляд, вытянула перед собой кисти рук, как бы разминаясь, повела головой то туда, то сюда и не спеша встала со стула; на запястье ее левой руки сверкнули часы.

Все эти движения были сделаны как бы невзначай, но Майка отчетливо поняла, что ее проверяют, что это тест, и она должна дать правильный ответ.

– Татьяна Борисовна?

Та немного помедлила, одарила Майку еще одним долгим взглядом и, словно приняв какое-то решение, кивнула:

– Да, я думала, ты ее еще не слышала.

Взяв широкую щетку, прислоненную к ограде, она с легким шорохом потащила ее за собой вдоль ровных белых линий, чтобы почистить корт от следов предыдущей игры. Но даже дав себе минутку на размышление, Майка не нашла в словах блондинки никакого смысла.

– Все слышали эту считалку, Татьяна Борисовна, – крикнула ей в спину Майка, – может, есть какая-то другая?

Со смутным ощущением беспокойства она следила за этой медитативной уборкой, но чем белее становились линии под метлой Татьяны Олегович, тем яснее Майка понимала, что блондинка больше ничего не скажет.

Думай, приказала себе Майка, думай. Озадаченно она смотрела на блондинку: была в ней какая-то изюминка, такая же искорка, как в том татуированном из ее сна. Только почему стрелки компаса расфокусированы?

Майка снова взглянула на Татьяну Олегович, потом снова на лавку и, наконец, увидела то, что давно должна была увидеть.

Белые наручные часы блондинки лежали на лавке, и их странный циферблат был словно случайно повернут к небу.

Гораздо более внимательно Майка присмотрелась к этим часам. Нет, все не случайно. Далеко не случайно. Она же хочет, чтобы я увидела… На циферблате не было привычных цифр – разноцветные стрелки указывали в одну сторону, пересекая черные симметричные круги, расположенные один в другом. Майка прикрыла ресницы, давая предчувствию окатить ее с ног до головы.

Лишь красная стрелка находилась в постоянном движении, словно сошла с ума, как если бы этот таинственный компас, тускло подсвеченный изнутри, сломался. Вот только то, что она, Майка Волковицкая, не знала, куда указывает компас, еще не означало, что он сломан.