Кадриль убийц

Город с постоянными декорациями.

Население: 2500 жителей, 5000 транзитников.

Исторический период: XVII век.

Достопримечательности: Средневековый квартал на острове Святого Людовика, Лувр, Бастилия, Ратуша, собор Парижской Богоматери.

Этот исторический город был освящен Папой.

Ежедневные паломничества.

Туры на неделю, месяц, год.

На любой кошелек.

Не пропустить: Версаль (замок и сады).

Постоянная программа: Удовольствия зачарованного острова.

КОТ И ДВЕ САЛАМАНДРЫ

Исидор Золотые Пальчики толкал перед собой тележку, наполненную книгами, направляясь на этаж «Подснежник» муниципальной каторги. Исидор любил свою работу. И проводил большую часть времени в библиотеке, читая все, что попадало под руку, чтобы забыть о долгих годах, которые должен был еще отдать обществу. Исидор был неплохим парнем, считавшим, что не совершил тяжких преступлений. Хотя судьи решили по-иному.

Какая невезуха — пять лет за ограбление ломбарда! Ему, кто в великие времена относился к сливкам преступного сообщества, кто вырывал паяльной лампой стоны у самых крепких сейфов, кто с лаской открывал отмычкой любые запоры. Его не зря прозвали Золотые Пальчики, и он старался сохранить свои Золотые Пальчики такими же ловкими и проворными. Но изобретать упражнения в четырех серых стенах, где рядом с ним жили только тараканы и мыши, было нелегко.

Он вздохнул и сунул книгу в камеру старого любителя побегов, который с трудом переносил заключение. Исидор заставлял его читать рассказы о путешествиях. Стивенсона, Де Кемпа, Картера. Любой имел право на свою долю мечты.

— Норбер, — позвал он. — Эй! Бродяга!

Из глубины сумрачной камеры донеслось ворчание.

— У меня для тебя, приятель, хорошая книжонка. Питер Пэн называется. Ему для дела и пушка была не нужна… Он летал.

Бродяга даже не встал, чтобы взять книгу. Исидор оставил ее на полу камеры. И продолжил путь, вспоминая добрые старые времена, когда не было ни метчиков, ни милиции…

Он похлопал себя по затылку, словно пытаясь прибить бегущего таракана. У него начинало чесаться все тело, когда он вспоминал об этих мерзких роботах, неслышных, как пуканье мальков. Эти поганые стукачи носились в атмосфере, пронзали тела и закладывали честных тружеников вроде него ментам, которым теперь и работать не приходилось.

Стыд, да и только.

Чертовы метчики! Гады-милиционеры! Они сдали Исидора, Бродягу и сотни других. Прежнее преступление умерло. Теперь, чтобы ограбить банк, нужно было долгие годы учиться, окончить с отличием институт, освоить электронные игрушки, криптомаскировку и еще кучу разных вещей. Или вымазываться тошнотворным пластическим раствором, который мешал метчикам проникнуть в тело. Но тогда тебя, если ты не успевал его смыть, через несколько часов ждала смерть от асфиксии. Либо надо было пройти через руки сумасшедшего ученого, который подпиливал тебе генетическую спираль. Некоторые говорили, что такое возможно, но у Исидора на этот счет не было своего мнения.

Он, во всяком случае, не собирался подпиливать себе генетическую спираль.

Он остановился перед камерой 52. Здесь сидела женщина, настоящая чокнутая. Исидор терпеть ее не мог. На этаже «Подснежник» перешептывались, что она транзитница, что недавно прибыла из исторического города и что вскоре ее отправят в отделение высшей безопасности.

— Посмотрим, посмотрим, — пробормотал он, разглядывая обложку книги, которую она заказала. Чудовищные преступления и знаменитые убийцы от Рамзеса до наших дней профессора Эрнеста Пишенетта.

Как в библиотеке каторги могла появиться такая книга? Он подпрыгнул, вскинув глаза. Безумица в упор разглядывала его, вцепившись в решетку.

— Это… это вы заказали? — спросил он, показывая книгу.

— Дай.

Исидор осторожно протянул книгу. Он не мог без ужаса смотреть на эту фурию. Она указательным пальцем прошлась по оглавлению кровавой энциклопедии. На ее лице появилась зловещая улыбка победительницы, когда палец застыл на какой-то строке.

— Ага! — вскричала она. — Вот я где!

Она поспешно перелистала страницы, отыскивая нужную статью. Исидор родился не дураком. И знал, что эта книга была написана задолго до рождения его родителей. Как эта психопатка могла попасть в перечень чудовищ? Она точно была не в себе.

Каторжанин не двигался с места. Он наблюдал, как меняется выражение лица Потрошительницы, пока она читала статью. Женщина вдруг зловеще расхохоталась, поразив Исидора, который уже давно ничему не удивлялся.

— Этот Уоррен настоящий дурак! — воскликнула она. — Нанять медиума, чтобы отыскать меня. Ай-ай-ай! Балбес!

Исидор собрался продолжить обход. Но женщина вела себя очень странно: она отступила к центру камеры и охватила голову руками.

— Нет! — закричала она.

Ее окружило голубое гало, а перед глазами запрыгали золотые светлячки. В брюхе женщины зародилось солнце. Оно росло и росло.

— Ну и дела, — выдохнул пораженный Исидор.

Бесшумный взрыв осветил камеру Потрошительницы. Ослепительный шар проглотил тележку Исидора, самого Исидора, так и не успевшего понять, что смерть мимоходом захватила его с собой. Жаркое дыхание пекла ураганом пронеслось по коридорам муниципальной каторги.

Вывеска таверны Эльзеара Штруддля изображала двух саламандр, кусающих друг друга за хвосты. Таверна располагалась напротив бронзовой статуи императора в историческом сердце древнего города. Изъеденный проказой времени фасад выглядел непрезентабельно. Матовые стекла в окнах не позволяли видеть, что происходило внутри.

Ручка входной двери была отлита в виде неприветливой козлиной головы. Дети квартала проверяли свою смелость, хватаясь за нее на бегу. У того, кто касался ручки, на ладони появлялась странная метка, которая, впрочем, быстро исчезала.

Эльзеар не был чудовищем.

Но стоило переступить порог, как все чудесным образом менялось. По пакту, заключенному между тенью и светом, внутри таверна была прекрасно освещена и украшена великолепными воздушными и водяными фресками.

За стойкой восседал сам Эльзеар Штруддль. Широкий и круглый с головы до ног, сверкающий лысый череп, глаза цвета бутылочного стекла свидетельствовали о вековой наследственности в области владения штопором. Он отеческим глазом окидывал завсегдатаев, которые беседовали, жевали, смеялись и обменивались заклятиями в атмосфере приятного и веселого шума.

Позади хозяина заведения высился буфет черного дерева, набитый бутылями с этикетками, стертыми временем, хотя их содержимое было хорошо видно: аспиды, птичьи головы, умершие в утробе младенцы, странные растения, порошки и настойки.

Таверна Штруддля служила приютом магов, колдунов и травников, которые жили, прячась в тени общества. Адрес был всем известен, а товар — всегда свежим. Ее посещали с удовольствием. Но ни один путеводитель не советовал заходить в таверну.

«Сегодня дискуссии идут живо», — подумал Штруддль. Настоящий кипящий котел. Зал был переполнен, хотя час обеда еще не настал. Эльзеар почти не прислушивался к разговорам, ибо за долгие годы развил в себе необычайно тонкий слух и не упускал ни крохи информации.

Моргенстерн толкнула дверь таверны. Несколько голов повернулись в ее сторону. Роберта не сохранила никаких связей после окончания Колледжа колдуний. И не из-за того, что все знали о ее положении в Криминальном отделе. Половина присутствующих были чиновниками. А остальные занимались предсказаниями будущего или писали фантастические книги. Здесь был даже комментатор-метеоролог, столь же слепой в чтении будущего, как и остальные. Просто Роберта проявляла крайнюю разборчивость в выборе друзей.

Она пересекла зал и зашла за стойку, чтобы расцеловаться со Штруддлем.

— Моя перелетная птичка! — заворковал хозяин таверны. — Я уже отчаялся увидеть тебя.

— И от тоски потерял несколько килограммов! — задорно улыбнулась Роберта.

Он пожал плечами и увел ее в заднюю комнату, обитую воспоминаниями, предназначенную для хозяина дома и самых его близких друзей. Не забыв захватить две стопки из богемского хрусталя и бутылку, наполненную тягучей жидкостью. Он умело разлил напиток по бокалам. Они чокнулись. Штруддль удовлетворенно цокнул. Взгляд Роберты бегал по фотографиям волшебников, которыми были увешаны стены. Каждая была подписана. Магия была главным коньком Эльзеара.

Моргенстерн любила таверну «Две саламандры» по многим причинам. Прежде всего из-за Эльзеара, счастливого и щедрого человека, жившего на окраине закрытого мира колдовства и не жалевшего для друзей бутылок с отличными напитками, которые прятались под стойкой. Но она приходила в «Саламандры» и ради клиентов, чьим любимым занятием были сплетни. Здесь она не раз натыкалась на информацию о делах, касающихся криминалки. «Саламандры» позволяли ощущать напряжение в мире, которое соответствовало уровню оживления в таверне.

— Почему они так возбуждены? — спросила она у Штруддля.

Тот даже застонал. Он едва скрывал свое возбуждение.

— Прежде всего из-за тебя. Последний раз, когда ты здесь появилась, ты рассказала о своих приключениях в городе Палладио. Потрошительницу поймали, судили и заключили в тюрьму. Но мой мизинец подсказывает мне, что к твоей истории будет добавлена новая глава.

Роберте пришлось поделиться несколькими сведениями ради поддержания дружбы. Но она сделала это с легким сердцем.

— Утром меня вызвал Грубер и потребовал, чтобы я посетила муниципальную каторгу, где содержали эту сумасшедшую. Директор тут же принял меня. На нем не было лица. В его маленьком заведении случился настоящий шухер.

— Она сбежала?

— Камера Потрошительницы расплавилась. Как и все остальное в радиусе десяти метров. Пять заключенных и она сама пропали без вести.

Роберта показала Штруддлю, что ее стопка пуста.

— Ее камера расплавилась! Неужели?

Он наполнил стопку Роберты, но себе налить забыл.

— Свидетели говорили об ослепительном свете, невыносимой жаре, о беззвучном взрыве.

— Беззвучный взрыв… Доктор Ксанаду делал этот трюк на сцене в двадцатых годах. Кажется, он использовал известь.

— Можешь поверить, доктор Ксанаду здесь ни причем. Известь тоже. Потрошительница просто схлопнулась. Твое здоровье.

— Просто так, по глупости, никто не схлопывается, — уверенно сказал Штруддль.

— Вот как? Вспомни о лекциях второго курса. Некоторые формы жизни исчезают именно таким способом, когда их творец решает отправить их в небытие.

Штруддль пытался прочесть ответ в чудесных зеленых глазах колдуньи. Сколько раз он предлагал ей стать совладельцем «Саламандр»? Голова его закружилась чуть больше, чем мгновением раньше.

— Так исчезает астральный близнец, — сказал он. И вдруг понял всю чудовищность своего ответа.

А потому грохнул огромным кулаком по столу.

— Великий Гудини, Потрошительница была астральным близнецом?

Роберта кивнула. Это было единственным объяснением того, что произошло на каторге. Потрошительница была астральным близнецом, дублером Джека, умершего несколько веков назад. И ее сознательно наделили жизнью. Кто? Роберта могла предложить несколько человек из галереи безумных ученых. Одна личность особенно привлекала ее.

— Кому было нужно запустить Уайтчепельскую убийцу в нашу среду? — спросил Эльзеар.

— Кому-то, кто не отступит ни перед чем, чтобы воссоздать точнейшую копию, — намекнула Роберта.

Безусловно, Палладио. Роберта рассказала Штруддлю о заклинании, которое граф использовал для изменения своего облика. У него было много тайн. Он был первой кандидатурой, разве не так?

Хозяин таверны шевелил пальцами, пытаясь сосредоточиться.

— Что будешь делать? — спросил он у колдуньи.

— Ничего. Запрусь в квартире и вызову Великого Молоха, чтобы Грубер на время забыл обо мне. Я тут не была. Мы не встречались. Я никогда не существовала. Это дело для меня попахивает серой. Кроме того, мне надо спасать от агонии Занзибарский глаз.

— Боже, не оставь меня! — воскликнул Штруддль. — Я не привык к подобным речам!

— Я прошла возраст, когда носилась по крышам. А у тебя что? Какие новости?

Эльзеар потер пухлые щеки, оставив на них длинные красные полосы.

— Все говорят о будущем шабаше. Камилла Баньши устраивает его в конце недели в своем Люксембургском дворце. Поговаривают, что сам Дьявол приглашен.

— Треп. Будут присутствовать муниципальные комиссары, которым велено следить, чтобы никто не вызывал Сатану.

— Значит, ты не пойдешь, — с сожалением вздохнул Эльзеар.

Тема была закрыта.

— Как твои дела? — осведомилась Роберта.

— Мои дела? Идут потихоньку. Кстати, помнишь о ящиках с кротовым порошком, которыми была забита кладовка? Дела. Они стояли с тех пор, как колледж запретил черные мессы… На этой неделе они все ушли. В Париж.

— В Париж?

— В Париж, в исторический город.

«Что они собираются делать с кротовым порошком?» — спросила себя Роберта. Вспомнила древний курс колдовства. Кротовый порошок в растворе использовался для нанесения магических знаков во время черных месс. В прошлом их инициаторы стали обвиняемыми в важном судебном процессе. Одна из последних колдуний, сожженных за сатанизм, широко использовала этот порошок. Вернее, не колдунья, а чудовище, заслуживающее «Молота ведьм». Кто же она была?

Сердце Роберты забилось чаще. Мысли ускорили свой бег. Лондон и Париж. Джек и… кто был еще хуже? Они только что говорили о близнецах…

Колдунья встала под влиянием внезапного импульса.

— Уже уходишь?

— Кому ты послал запасы? — сухо спросила Роберта.

— Даме Гибод, в логово одиннадцати тысяч дьяволов под вывеской «Кота-рыболова». Но…

Роберта быстро поцеловала приятеля и пересекла зал таверны, лавируя между столиками. В зале стоял гул от нескончаемых разговоров. Она выскочила на улицу и побежала за трамваем — ей хотелось поскорее вернуться домой.

Поднялся ветер, гоняя вихри пыли вокруг статуи императора. Один из них превратился в рогатый силуэт, который раскинул руки, словно собираясь обнять весь мир.

Роберта разглядывала скрючившийся Занзибарский глаз. Она пыталась себя урезонить с момента, как вошла в квартиру, но это ей не удавалось. «Зачем видеть Зло повсюду?» — убеждала она себя. На нее повлиял истинный облик графа. С этого момента она ассоциировала с его именем и его милыми созданиями самые ужасные преступления. Сейчас речь шла о нескольких несчастных ящиках кротового порошка. К чему волноваться?

Она все же открыла учебник белой и черной кулинарии и заглянула в раздел порошков. Ее палец уперся в статью «Кроты».

Кротовый порошок некогда использовался в черных мессах для вызова Сатаны. Жрец, смешивая его с кровью, рисовал на теле жертвы или женщины, принимающей жертвенную кровь, каббалистические знаки, якобы вызывающие Демона. Последний исторический пример использования этого порошка относится к 1680 году. Архивы сообщают, что Ла Вуазен, знаменитая Отравительница, использовала кротовый порошок, чтобы вызывать Адоная во время месс, которые она организовывала в подземельях Парижа.

Париж. Ла Вуазен. XVII век. Исторический город жил как раз в эту эпоху.

А вдруг именно в это мгновение из невинных детишек вытягивали кровь в каком-то тайном склепе? Воображение Роберты работало в полную силу. Ее даже затошнило. Нет. Она бредила. Ей требовался отдых. История с астральным близнецом терзала ей нервы.

Почта отвлекла от мрачных мыслей. Роберта подобрала толстый пакет, открыла и достала дорогой журнал.

— Опять исторические города! — вздохнула она.

Она получала Бюллетень исторических городов после поездки в Лондон. Все, кто поднимался на борт одного из Пеликанов Палладио, автоматически становились членами сообщества клиентов. Пустая информация, календари, манифестации, светские сплетни, метеопрогнозы и популярные анекдоты. Ничего обобо интересного. И, конечно, ни слова о Потрошительнице. Дело было закрыто без лишнего шума, как и положено.

Роберту привлекла статья «Новый звук колокола». В ней рассказывалось о почти незаметном событии, происшедшем в парижской реконструкции:

Вчера утром в приходе Сен-Жак-де-ля-Бушри (1664 г.) имел место неожиданный инцидент. Все стихии объединились, чтобы праздник удался. Собрались самые сливки певчих. Лампады были заправлены благовониями, миррой и ароматными пастилками. Колокол для освящения был подвешен в нефе церкви. Служитель пропел Deus miseratur nostri et benedicat. После Gloria Patri была исполнена десятая глава Чисел. Церемония соблюдалась до буквы, пока иподиакон не спросил крестных отцов и матерей, каким именем они хотят наречь колокол. Как же были поражены собравшиеся, когда по нефу церкви прокатилось громоподобное «Сатана»! Диакон, содрогаясь в конвульсиях, бросился с крестом наперевес на тех, кто позволил себе такое кощунство. Иподиакон едва успел его удержать. В церкви царило смущенное возбуждение, пока присутствующие не успокоились. В конце концов колокол был посвящен святой Екатерине. Крестные отцы и матери не смогли объяснить свои выкрики. Наш корреспондент Эдмон дез Амиси взял у них интервью, читайте на 2-й и 3-й страницах.

Роберта не стала читать интервью. Она осторожно положила журнал на столик, накрытый кружевной салфеткой. Вельзевул протянул когтистую лапу к Бюллетеню и принялся раздирать его в клочки.

— Сатана, — пробормотала она.

Он вернулся. Его вызывали. Теперь колдунья была в этом уверена. Если в историческом городе действительно проходили черные мессы, то инциденты будут повторяться и от раза к разу усиливаться. Чем больше таких происшествий будет, тем ближе подберется Козел со своими демонами-приспешниками. Пока не очутится здесь. По-настоящему.

Роберта представила себе, как вызывает майора Грубера:

— Алло, майор, говорит Роберта Моргенстерн, ваша любимая колдунья.

— Каким ветром вас принесло, дорогая Роберта.

— Я почти уверена, что в третьем историческом городе графа Палладио служат черные мессы. В качестве доказательств у меня есть несколько ящиков кротового порошка, инцидент, о котором рассказано в Бюллетене исторических городов, и моя интуиция. Что на это скажете?

— Что вы должны проконсультироваться у психиатра, дорогая Роберта. Привет вам!

Бум! Грубер бросает трубку.

«У тебя не все дома, бедняга Моргенстерн. Порог пятидесятилетия. Классический случай среди колдуний. Зло видится повсюду».

— Ганс-Фридрих? Где ты, мой родной?

Еж-телепат последовал за колдуньей после ее экскурсии по коридорам мертвого города. Теперь он жил в ее квартире. Роберта придумала ему очаровательное имя — Ганс-Фридрих Густавсон. Они прекрасно ладили друг с другом. Особенно с того момента, как еж стал передавать мысли попугайчика и кота Вельзевула в мозг их хозяйки. Теперь Роберта знала, как ее воспринимают ее же животные.

Поганое ощущение. Но птица и кот знали, что она знает, и старались помалкивать.

Еж не ответил на зов. Роберта перевернула всю квартиру вверх дном. Она всегда побаивалась, как бы Вельзевул не потрепал Ганса-Фридриха. Но кот сидел на столике. Он уже превратил Бюллетень исторических городов в клочки, а теперь сладострастно потягивался на груде глянцевой бумаги.

— А, вот ты где!

Еж спрятался под тремя подушками и дрожал всеми своими иголками. Роберта взяла его на руки и нежно погладила. Крохотное животное выглядело перепуганным.

— Что происходит, мой маленький Ганс?

Зажмурилась и подключилась к мыслям ежика.

Черная, зловещая до одури мысль заполонила весь мозг млекопитающего. И была она такова: «Моя любимая Хозяйка вскоре ответит на призыв. Пора начинать пускать слезы и вопли. И трубы прогремят песнь безмерную. Мяууу».

Мысль была шерстистой, когтистой и желтоглазой.

— Вельзевул, дьявольский котяра! — взревела Моргенстерн, оборачиваясь к нему. — Вот как? Он возвращается?

Вельзевул вылизывал лапу с отсутствующим видом, игнорируя вопрос. Роберта бросилась в спальню и принялась собирать чемодан, бросив в него ежа, которого тут же накрыли «Боди Перфект», носки и выцветшие платья. В голове колдуньи бесновались мысли.

Звонить Груберу бессмысленно. Он назовет ее чокнутой. У нее хватало денег на поездку в Париж. Ей надо было все выяснить.

Через две минуты чемодан был собран и закрыт. Роберта ракетой пролетела по гостиной и с яростью захлопнула за собой дверь. Вельзевул зловеще мяукнул и вспрыгнул на подоконник, чтобы посмотреть на город, который построили эти жалкие людишки, чтобы жить в нем. В его бездонно черных зрачках читалось все презрение мира.

Верующие постепенно заполняли единственный неф склепа, заменявшего церковь. Под его сводами, почерневшими от копоти свечей, помещались не более пятидесяти человек. Алтарь, простой каменный куб, отмечал местоположение абсиды. Чаща и амвон с книгой были единственными видимыми аксессуарами литургии.

Все собравшиеся в склепе накрыли головы белой вуалью, что делало их похожими на плакальщиц. Все замерли в строгих неудобных позах. Но не плакали. Сбоку появился служитель. Он подошел к амвону, открыл книгу, сделал вид, что ищет страницу, и наконец нашел ее. Он оперся обеими руками на амвон, оглядел собравшихся с холодной уверенностью того, кто сделал выбор между Богом и Дьяволом.

Большинство собравшихся вздрогнули, увидев лицо священника-гермафродита, его гладкий выпуклый лоб, поджатые губы, глаза, впавшие от ночного бдения или внутренней экзальтации. На нем была странная сутана. Черная. С тремя вышитыми вверх тормашками крестами.

Священник начал хриплым шепотом:

— Именем Всемогущего, к кому обращаемся, кого боготворим и ныне, и присно, и во веки веков.

Присутствующие шепотом повторили фразу. Было похоже, что по плитам склепа шлепают клешни целой армии сколопендр.

— Могуществом переданного нам Ключа Вайхеон… — жрец ждал, пока аудитория повторит каждое произнесенное им имя… — Стмуламафон… Эрогарес… Ретрагсаммафон… Клиоран… Исион… Эзитон… Эриона… Онера… Эразин… Моин… Меффиас… Сотер… Эммануил… Саваоф… Адонай… я призываю Тебя, Аминь.

После литании последовало долгое молчание. Верующие стояли, опустив головы. Кое-кто покачивался. Жрец, закрывший глаза, был воплощением сосредоточенности.

Неизвестно откуда возникший ветер разом загасил все свечи, погрузив склеп во мрак. Присутствующие испуганно ахнули.

И тут же вспыхнули четырнадцать красных свечей. Торчащие в двух подсвечниках, появившихся на алтаре, они выглядели четырнадцатью длинными пальцами скелета. Пламя свечей рисовало на своде корчащиеся фигуры.

— Мы призываем Тебя, — вновь загнусавил жрец, обращаясь к земле и ее глубинам. — Мы, Твои служители, Твоя армия мрака. И все мы предлагаем Тебе этот дар, чтобы лучше служить Твоему делу.

Из первых рядов вышла и приблизилась к алтарю молодая женщина. Она сбросила накидку и обнаженной улеглась на каменный куб, прижав руки к телу. Воск свечей падал рядом с ней и с потрескиванием застывал. Затхлый воздух склепа смешался с вонью жира от свечей.

Жрец схватил чашу. На дне колыхалась вязкая жидкость. Он окунул в нее два пальца и начертал на животе неподвижной женщины треугольник. Внутри треугольника он вписал HIS, а по обеим сторонам формулы нарисовал два перевернутых креста. Женщина слегка вздрогнула от ледяного прикосновения. Ее грудь стала вздыматься все чаще в ритме яростного танца огня на своде.

— Пусть принесут агнца, — приказал жрец. Один из присутствующих вытолкнул из толпы покорного пятилетнего мальчишку, тоже обнаженного. Его явно накачали наркотиками. Он позволил подвести себя к алтарю, его глаза не отрывались от свечей. Сцена выглядела странно: черный жрец, застывший спиной к нефу, словно окаменевший ребенок и неподвижная лежащая женщина.

Жрец резко развернулся. Схватил ребенка за подбородок и поднял на вытянутой руке на уровень своего лица. Ребенок даже не моргнул. Только дыхание стало чуть свистящим. Священнослужитель вынул правую руку из складок сутаны. В ней сверкнул кривой длинный нож…

Наполнив кровью чашу, стоящую на животе женщины, он позвал помощников. Двое служителей в черном унесли безжизненное тело. Жрец повернулся к аудитории. Его глаза горели экстазом. Жрица подняла чашу и произнесла:

— Это кровь Его, разделите ее со мной.

Верующие приблизились для участия в кровавой евхаристии. Ла Вуазен только позволила им обмакнуть дрожащие губы в чаше, которую держала обеими руками. Изредка она поглаживала чье-нибудь лицо, как внимательная щедрая мать, ласкающая своих детей.

ЛОГОВО ОДИННАДЦАТИ ТЫСЯЧ ДЬЯВОЛОВ

— А вот и «Кот-рыболов».

На вывеске красовался силуэт кота в широкополой шляпе, сидящего на бортике колодца с удочкой в лапах. Фасад заведения выглядел еще более непрезентабельно, чем фасад «Двух саламандр». Три выщербленные ступеньки вели к перекошенной двери. А сам дом наклонился вперед. Казалось, что лачуги на другой стороне улицы отступили, чтобы избежать катастрофы.

Роберта поставила корзину с апельсинами на первую ступеньку. Ганс-Фридрих высунул носик из корзины, наблюдая, как колдунья пытается открыть дверь. Она была заперта. Дом был закрыт. Ни малейшего признака жизни внутри.

Роберте пришлось отшагать добрых полмили, чтобы добраться до этого средневекового квартала на острове Святого Людовика. Ей казалось, что ее перемолотила, перелопатила, выжала плотная суетливая толпа. Улица, на которой она оказалась, выглядела на удивление безлюдной. Только какой-то горожанин, посвистывая, приближался к ней.

— Эй, друг! — позвала Роберта. — А люди где?

Она невольно перешла на просторечье. Исторический город воздействовал с такой силой, что она, едва выйдя из раздевалки, где выбрала себе одеяние уличной торговки фруктами, тут же забыла о родном городе, криминалке и обществе, уроженкой которого была. Однако в журнале посещений исторического города она записалась под своим именем. На этот раз она решила соблюсти все формальности.

— Люди на игре, дама моя, — ответил прохожий.

— Игре?

— Игра в мяч.

Он показал на такой же запущенный домик без вывески.

— Там.

Мужчина поклонился и толкнул дверь указанного им дома. До нее донеслось эхо далеких голосов, исчезнувших, как только захлопнулась дверь. Роберта подхватила корзину, легонько шлепнула ежика по носу, чтобы он спрятался, и вошла в логово.

Мужчина сворачивал за угол в конце коридора, освещенного чадящими факелами. Колдунья бросилась вслед, как вдруг рука, вылетевшая из стены, бесцеремонно схватила ее за плечо и остановила на лету.

— Плати пошлину, торговка апельсинами. — В кабинке стоял настоящий гигант. — Два су на ладонь и апельсин для утоления жажды.

И тут же сунул руку в корзину. Роберта порылась в кармане в поисках железяк. Протянула ему две монеты, вытащенные наугад. Портье взял их и пропустил. Чем дальше Роберта продвигалась по коридору, тем яснее становились голоса.

— Пятнадцать! — услышала она.

Она поднялась по небольшой лестнице и увидела помещение для игры в мяч, на которую собрался весь квартал. Не очень большой и не очень высокий прямоугольный зал. Двойной ряд трибун вокруг центральной арены. Колдунья стояла в центре одного из коротких рядов. Сидящая на трибунах публика не отрывала глаз от белого мяча, летавшего по корту. Роберта нашла место и села, чтобы посмотреть партию.

Игроки, мужчина и женщина, были в легких спортивных нарядах, короткие штаны, жилет, оставляющий руки открытыми, простенький парик. Каждый держал маленькую ракетку. Корт делился надвое сеткой. Стены были обтянуты черной тканью, что облегчало слежение за мячом. Но та же ткань придавала залу мрачный вид.

Женщина резко бросилась вперед к сетке. Подпрыгнула, ударила мяч на лету, и тот полетел прямо в ее противника. Он не сумел отбить мяч, и невозмутимый судья прокричал: «Тридцать!» Зрители захлопали и закричали «ура!». Партия заканчивалась.

Мужчина отыграл одно очко, сровняв счет в последнем сете. Роберта опустила руку в корзину с апельсинами в поисках Ганса-Фридриха. Положила ладонь на колючки и стала нежно его поглаживать.

Она собиралась использовать ежа-телепата задолго до того, как Пеликан пересечет плотину, границу территории исторического города. Ганс-Фридрих был своеобразным метчиком, а Роберта — милиционером, мозг которого осаждали ужасающие видения зарезанных детей и сатанистских ритуалов. Она ждала самого худшего. И приехала, чтобы бросить вызов Злу.

Ганс-Фридрих послушно слушал толпу, передавая мысли колдунье, которая, прикрыв глаза, разглядывала сцены, проносившиеся в ее мозгу.

Париж. И снова Париж. Почти ни одного изображения с суши. Все, кто находился в игровом зале, жители и транзитники, сжились с иллюзией. Сцены праздников, виды Версаля. Многие вкусили удовольствий зачарованного острова. Обнаженная женщина. Она тут же изгнала образ, поняв, что речь идет о галантном свидании.

Внезапная вспышка разорвала сцену надвое. Колдунья открыла глаза. Женщина выиграла очко. Арбитр объявил матч-болл. Роберта сосредоточилась и попросила Ганса-Фридриха медленно пройтись по мыслям собравшихся в зале. Вновь возникли образы. Она очистила их от шелухи, как чистила апельсины для своих покупателей.

«Стоп!» — вдруг приказала она.

В колеблющемся отражении толпы внезапно возникла пустота, анклав, о границы которого разбивались мысли окружающих. Роберта попросила ежа сосредоточиться на ментальном вакууме. Почувствовала усилия зверька. Но черная дыра оставалась непроницаемой.

Женщина закричала, когда ее мяч запутался в сетке. Роберта заметила, как заколыхались края сумрачного провала, из которого вырвались языки пламени, образовав сияющую корону, какая возникает при полном солнечном затмении.

Она спросила соседа, кем была женщина, играющая на корте.

— Дама Гибод, — ответили ей. — Лучшая в городе. Зал для игры в мяч принадлежит ей. Да!

Мужчина вскочил, как и все остальные зрители. Дама Гибод выиграла матч. Ее противник, не веря своим глазам, смотрел, куда ударился посланный им мяч.

— Дама Гибод, значит, — пробормотала Роберта, оставшись сидеть. — Похоже, кротовый порошок помогает вам.

Зрители направлялись к выходам в нижней части трибун. Колдунья вновь проникла в мысли Ганса-Фридриха. Изображение, несколько секунд назад однообразное, теперь походило на разбегающуюся вселенную. Те, кто покидал общий мир игорного зала, обретали свой собственный ментальный мир. Зона тени сузилась.

Роберта собиралась прекратить обследование, когда ее внимание привлекла одна мысль. Она вернулась назад.

— Что это значит? — проворчала она. Она видела окружающий мир чужими глазами. На ней было платье викторианской эпохи. И она стояла на палубе Альбатроса в Лондоне над нефом Хрустального Дворца.

Роберта вытянулась, ища, откуда долетела мысль, и тут же определила источник. Мужчина. Он покидал зал с противоположной трибуны.

Никто не знал, что она находилась в Париже. Значит, за ней следили? Самое лучшее доказательство, что в историческом городе что-то затевалось. Но почему незнакомец уходил, не обернувшись? Он должен был дождаться, когда она покинет зал, а затем устремиться за ней. Дама Гибод подождет. — Fiat lux! — процедила она сквозь зубы. Выражение можно было перевести примерно как «Да будет свет!». Колдунья сунула Ганса-Фридриха в карман, оставила на скамье корзину с апельсинами и пересекла почти пустые трибуны, чтобы посмотреть, куда направлялся ее филер.

Мужчина пересек половину города по его меридиану. К счастью, Париж XVII века имел небольшую протяженность. Кроме того, Палладио из соображений экономии места или денег устроил тупики почти во всех кварталах. Поэтому маршрут, ведущий к северной границе города, куда с невероятной решимостью направлялся мужчина, был довольно коротким.

Роберте хотелось читать в его мозгу. Но невероятные усилия, которые потребовались ежу в игровом зале, истощили его, и он посапывал во сне в глубине ее кармана. Колдунья не решалась разбудить его и подвергнуть новым испытаниям.

Они выбрались из улочек острова Святого Людовика и пересекли Сену. Мужчина прошел вдоль Лувра и углубился в Сен-Жермен-л'Оксеруа. Роберта продолжала следить за ним и внутри строения, прячась за столбами, чтобы ее не заметили.

Но ее усилия оказались напрасными: он заметил ее и пытался оторваться. Тактика его была по-детски проста: зайти в церковь, воспользоваться полумраком, проскользнуть до абсиды и выйти наружу. И повторять маневр, пока преследователь не отстанет. Но Роберту было не так просто запутать. Таким образом они пробежали Сент-Есташ, Сен-Мерри, Сен-Поль, Сен-Луи, Сен-Жервэ, Сен-Портэ. От имен святых у колдуньи начала кружиться голова.

Эта маленькая прогулка позволила колдунье убедиться, что город был буквально охвачен религиозной лихорадкой. Церкви были переполнены верующими, все реликвии выставлены напоказ, священнослужители облачились в золотые и серебряные одеяния.

Надо было быть глухим, чтобы не слышать беспрерывного звона колоколов, громогласного распевания гимнов, рева органов. Глухие же могли любоваться великолепием храмов, богатством убранства, восхищенными лицами. Если же вы были глухи и слепы, то вам оставалось обоняние — весь город пропах ладаном. Все ждали чуда.

Роберта догадывалась, что настоящий город никогда не был столь религиозным. Париж стал местом паломничества после освящения неизвестно каким папой или антипапой. Но ей было наплевать на это. Главным было не потерять из виду человека, скрывавшего свое лицо. Они уже шли по грунтовой дорожке вдоль холма Монмартр.

Эта маленькая игра наскучила обоим. Роберта уже была готова окликнуть незнакомца, но тот опередил ее, резко развернулся и решительным шагом направился к ней. Он снял парик, и его залитое потом лицо в макияже стекло, как восковая маска. Роберта смотрела на него, не произнося ни слова. Она уже узнала его, но все еще отказывалась верить своим глазам.

— Вы следите за мной уже целый час, мадам! — рявкнул молодой человек. — Требую объяснений!

Голос подтвердил Роберте ее подозрения. Это действительно был он.

— Великий Зороастр, Мартино, что вы здесь делаете?

Молодой следователь вытаращил глаза, услышав свое имя. И наклонился, чтобы рассмотреть женщину, снявшую с себя хлопковый колпак.

— Моргенстерн? Роберта Моргенстерн?

— Во плоти и во крови! Клянусь пурпурным Козлом, наше присутствие здесь заслуживает серьезного объяснения. Или я не права?

Над виноградниками на склонах холма порхали бабочки, преследуя друг друга. Чуть выше располагался кабачок. Из него открывался удивительный вид на Париж. Молодой человек расплылся в радостной улыбке.

— Еще бы. Угощаю вас, моя ненаглядная колдунья. И хочу вам поведать великое множество вещей.

— Потрошительница была астральным близнецом? — повторил Мартино. — Черт подери! Что это такое?

— Мартино, мы здесь вдвоем. Давайте говорить нормально, прошу вас.

— Да. Тысячу раз простите. Хм… Значит, Потрошительница вернулась в небытие. И наша охота закончилась ничем?

— Кое-что она дала. Иначе мы бы не сидели здесь вдвоем за кувшином вина, обсуждая это дело.

— Верно. Ваше здоровье. За справедливость и равноправие, — предложил следователь.

— И за преступление, без которого мы не могли бы существовать, — закончила тост колдунья.

Они выпили вино, заедая его кусками колбасы, которую им принес хозяин кабачка.

— Потрошительнца была астральным близнецом, — снова заговорил Мартино. — Годдфруа не упоминает об этой категории закононарушителей в своей таблице преступного ремесла. А как создают астрального близнеца?

— Для этого достаточно иметь горшок с ка, ферментом, служащим исходным бульоном, и реликвию или предмет, принадлежавший соответствующему человеку. Ну конечно, еще надо знать заклинания.

— Горшок с ка?

— Египетские штучки.

— Вы можете сотворить его?

— Могу. Но мой близнец не проживет и шести часов.

— Почему?

— Потому что я редко путешествую со своим горшком с ка.

— Понимаю, — кивнул Мартино. Роберта спросила себя, действительно ли он понимает. — Значит, Потрошительница была двойником оригинала. Это подтверждает то, что мне удалось обнаружить.

Мартино заказал новый кувшин вина и углубился в созерцание исторического города, лежащего у его ног. Крыши Парижа образовывали сине-серый ковер. Церкви выбрасывали свои черные стрелы к небу. Лагуна, которая окружала город, построенный на суше, едва виднелась из-за марева, вызванного жарой.

— Что вы обнаружили, Мартино? — нетерпеливо спросила Моргенстерн.

— Помните отпечатки пальцев, взятые Симмонсом на месте преступления в Лондоне?

Роберта кивнула, вспомнив о двух несчастных жертвах — Мэри Грэхем и Биглоу.

— Когда Потрошительницу посадили под замок, я проверил архивы Скотленд-Ярда, относящиеся к эпохе истинного Потрошителя. Отпечатки его пальцев сохранились.

— И они полностью совпадали с отпечатками нашей Потрошительницы, — сделала вывод Роберта. — Если бы вы прослушали курс в Колледже колдуний, вы тут же подумали бы об астральном близнеце. Почему не сказали сразу о своей находке?

Мартино притворился возмущенным, но лицо его разгладилось, как только на столе появилось вино. Он возразил:

— Если бы прослушали курс профессора Пишенетта, вы не стали бы искать второго убийцу.

— Пишенетт, как кувшинчик? — усмехнулась колдунья, постучав ногтем по сосуду.

— Эрнест Пишенетт, автор книги «Чудовищные преступления и знаменитые убийцы от Рамзеса до наших дней». Я пошел по пути логических рассуждений, — продолжил Мартино, внезапно оживившись. — Если исторический убийца Джек свирепствовал в Лондоне, почему бы ему не объявиться здесь. И я изучил моего Пишенетта, чтобы узнать, чем была Франция XVII века. Отметил ряд любопытных убийц, проверил тех, кого можно было проверить. И вот я здесь.

— Почему Париж? Могли бы выбрать Лиссабон. Или Венецию. Или Сан-Франциско.

— Не знаю… Я выбрал Париж случайно.

Мартино вздохнул, ясно показывая, что не собирается повторяться.

— И потому отправился в Париж с несколькими именами исторических убийц и элементами для их идентификации. И отыскал великую фигуру как раз тогда, когда вы решили проследить за мной.

— Где, в зале?

— Хм… — промычал Мартино, явно не собираясь продолжать.

Теперь вздохнула Роберта.

— Не заставляйте меня тянуть вас за язык, мой маленький Клеман. Это крайне болезненное заклинание.

— Дама Гибод, — сказал он. — Женщина, играющая в мяч.

Оба источника порознь привели их к одной и той же женщине. Штруддль — Роберту, Пишенетт — Мартино. Четкие и неоспоримые дорожки. Но дама Гибод была неизвестна в армии убийц, которую Дьявол рассеял по дорогам истории.

— Что в ней особенного? Она убила своего кота? — усмехнулась Роберта, опасаясь услышать подтверждение того, что уже знала.

— Дама Гибод, она же Ла Вуазен, — добавил Мартино. — Вы знаете, знаменитая отравительница, сожженная на костре. Она покупала детей по экю за штуку и приносила их в жертву Сатане. Так говорит мой дорогой Пишенетт. Эта женщина тоже является астральным близнецом.

Роберта уже не слышала Мартино. Она думала о чудовище, которое гуляло по Парижу. Ла Вуазен не покаялась на костре. Она продолжала поносить своих палачей, пока ревущий ад пламени не заглушил ее богохульства.

— Почему вы так уверены, что дама Гибод и есть Ла Вуазен?

— У меня есть гравюрный портрет. Смотрите.

Следователь развернул лист с изображением женщины по пояс. Полные губы, нос с горбинкой и выпуклый лоб. Невыразительные глаза с опухшими веками. Такое же лунное лицо, тот же облик гермафродита, поразивший современников Короля-Солнца.

— Нам нельзя основываться на простом физическом сходстве, — решила Роберта после недолгой паузы, которую Мартино не осмеливался нарушить. — Надо удостовериться в ее личности.

— А как к ней приблизиться, не вызвав подозрений?

У Роберты было озабоченное лицо.

— К тому же у нее совершенно непроницаемое ментальное поле, — добавила она.

— Ее — что?

Еж в правом кармане Роберты зашевелился. Она осторожно извлекла Ганса-Фридриха и поставила его на стол. Мартино поспешно вскочил и отпрыгнул в сторону.

— Вы притащили это чудовище с собой?

— Чудовище… Слышишь, Ганс-Фридрих?

Она почесала подбородок ежа-телепата.

— Это чудовище уже один раз помогло нам арестовать астрального близнеца. Почему бы не помочь снова? Если он подберется к этой женщине в момент, когда она этого не ожидает, и прочтет ее мысли…

— Что?.. — Мартино сел на безопасном расстоянии. — Я следил за ней целых три дня. Она появляется на публике дважды: с десяти до одиннадцати и с четырнадцати до пятнадцати. И сидит в логове одиннадцати тысяч дьяволов с полудня до двух. Остальное время проводит в Версале. Вечером после игры она отправляется на зачарованный остров удовольствий. Паровое суденышко отвозит ее в замок, а утром привозит на новую игру в мяч.

— Кто с ней играет?

— Кто хочет. Портье записывает за полчаса до начала встречи.

— Ее надо прозондировать во время игры, — решила Роберта.

Она задумчиво поглаживала ежа, исследуя мысли ни о чем не подозревающего Мартино.

— Скажите, вы ведь скрыли от меня, что играли в теннис?

Мартино покраснел. И ответил, спрашивая себя, как об этом узнала колдунья.

— Я даже вышел в полуфинал внутреннего турнира «Цемента Мартино»… — Он помолчал. — Вы же не хотите меня заставить играть против этой женщины?

— Почему бы и нет? С вашим владением ракеткой вы должны довольно долго обмениваться ударами, чтобы мой маленький Ганс-Фридрих проверил ее мысли… — Колдунья взвесила ежа на ладони, словно тот был мячиком. — Поскольку он окажется рядом с ней, он сможет найти ответы на вопросы, которые нас мучают… Понимаете, что я хочу сказать?

Лицо молодого человека осветилось, когда он понял.

— Вижу. Вижу, что вы хотите сказать.

А вот Ганс-Фридрих не был уверен, что правильно прочел мысли хозяйки. Она не осмелится проделать с ним такое.

— Ты станешь героем, мой маленький Ганс-Фридрих, — вдруг приветливо сказал Мартино.

Еж глянул на колдунью, потом на молодого следователя, потом направо и налево, оценивая свои возможности дать деру. В конце концов свернулся на ладони Роберты, сделавшись совсем крохотным. Моргенстерн сжала пальцы. С момента встречи со следователем ее мучил один вопрос.

— Вы в Париже по приказу майора Грубера? — спросила она.

Молодой человек смутился.

— Не совсем, — признался он. — Я совершил это путешествие на собственные средства. А вы, напротив, действуете по приказу?

Привилегия возраста и положения — Роберта воздержалась от ответа. Мартино несколько секунд разглядывал сидящего перед ним сфинкса. Потом отвернулся и принялся смотреть на город, потягивая вино. В городе раздался колокольный звон, извещавший о наступлении полудня. Роберта стукнула по столу и поднялась, прервав мечты следователя.

— Еще не пришло время почивать на лаврах, мой дорогой Мартино. Ракетка ждет вас. И на этот раз надо дойти до финала!

Зал для игры в мяч был переполнен. Мартино заслужил бешеные овации: он уже пять сетов держался против противницы, которая в обычное время устраняла игрока после десятка обменов ударами. Он, подняв руки, приветствовал трибуны.

— Не зарывайся, Мартино, — прошипела колдунья сквозь зубы.

Она сидела в первом ряду на короткой трибуне позади него. Следователь прошел мимо нее, и она незаметно сунула ему мяч, который прятала в складках юбки с самого начала матча. Внимание публики ослабло, а дама Гибод спорила с арбитром. Никто не заметил подмены.

Объявили о смене площадок. Мартино подмигнул Роберте и трусцой засеменил на противоположную сторону. Легко перепрыгнул через сетку, с поклоном ответил на приветствия. Дама Гибод, уже занявшая свое место, ждала, когда он закончит свой матадорский парад. Подавать должен был он.

Роберта закрыла лицо ладонями, чтобы лучше сосредоточиться. Мартино подбросил мяч к потолку и одновременно вскинул ракетку.

«Прости, Ганс-Фридрих», — подумала колдунья.

Следователь нанес сильнейший удар по мячу. Тот стрелой понесся в ноги женщины, тут же отправившей его обратно к Мартино. Роберта упустила первую возможность. Все произошло слишком быстро. Или еж обалдел от удара? Нет, она хорошо устроила его в полости мяча, укутав в вату, чтобы он ничего не ощущал. Дышать он мог через швы. На него могла действовать только инерция. Но ежу приходилось видеть и не такое.

Роберта сосредоточилась, но ничего не поступало. Мяч уже сделал три перелета туда и обратно. Ментальное излучение зверька было смутным, почти отсутствовало.

Наконец появился очень четкий образ. Ребенок, которого держали на вытянутой руке, горло его было взрезано, а по груди стекала кровь.

Роберта с криком откинулась назад. Ее соседи заворчали. Застигнутая врасплох дама Гибод промазала, и мяч попал в сетку. Она в ярости обернулась, чтобы разглядеть того, кто ей помешал. Но Роберта уже оправилась и аплодировала юному герою, стараясь не встречаться с глазами Ла Вуазен.

Итак, это была она. Вернее, ее астральный близнец. Они рассуждали правильно. После Потрошительницы — Отравительница. Что за заговор плелся в исторических городах? Колдунье надо было прозондировать мозг чудовища в надежде найти ответ на этот вопрос.

Расставить мысли по времени было просто. Они, будучи даже не очень четкими, говорили об определенных мгновениях. Надо было понять, предшествовал ли образ данному мгновению или возник позже, шла ли речь о пожелании или о воспоминании. Изображение черной мессы, которое перехватила Роберта, было воспоминанием давностью в несколько дней. Об этом свидетельствовала четкость изображения.

Теперь перед колдуньей стоял выбор, идти в этом направлении вспять по времени или проверить мысли Ла Вуазен, касающиеся будущего, ее проектов. Мартино выглядел еще довольно свежим. Мяч выдерживал удары. Роберта решила углубиться в прошлое.

Обмен ударами продолжался. Мартино и Ла Вуазен шли ноздря в ноздрю. 15:0, 15:15, 30:15 в пользу Ла Вуазен. Все это время Роберта черпала информацию и читала вторую жизнь Отравительницы, словно листала книгу.

Короткая история, отмеченная тремя черными мессами и столькими же детьми, принесенными в жертву. Лица поклонников оставались неясными, как и место, где проходили церемонии. Четким было только изображение каждого ребенка в момент смерти.

Внимание Роберты привлекла одна сцена. Ночь, лодка, идущая вверх по реке, она преодолевает границу исторического города и приближается к понтону, похожему на тот, который они посетили в Лондоне. К табору ромов скользят три тени. Никто не просыпается. Ла Вуазен идет среди тел, выбирает одного ребенка, поднимает его на руки и удаляется, словно ничего не случилось.

Приближался конец матча. Роберта прошла еще дальше по нити существования, на этот раз она спешила. Ла Вуазен провела в историческом городе полгода, шесть месяцев, за которыми высилась непроницаемая стена мрака — Смерть. Астральный близнец возник из небытия сразу взрослым.

Первое воспоминание Ла Вуазен было нечетким, размытым. На нее с улыбкой смотрел мужчина в парике. Нет, это была картина. Сады, вид из окна, белые статуи, фейерверк. Версаль. Ла Вуазен обрела тело в Версале.

Дальше была сплошная пустота, ледяная территория одиночества и безмолвия, по которому изредка пробегали огромные языки странного пламени. Первое существование Ла Вуазен мерцало вдали, в небытии, несколько веков назад. Но у Роберты не было времени отправляться туда.

— Ровно! — объявил арбитр.

Рука у Мартино отяжелела. Он шумно дышал. Он послал мяч по косой, проиграл подачу, подал во второй раз. Мяч мягко полетел в сторону Ла Вуазен, которая вдруг обрела второе дыхание и с силой послала мяч обратно. Мартино бросился вперед и ударил. Но еще не успел вернуться назад, как мяч попал в противоположный угол площадки.

— 40:30, матч-болл!

Зрители принялись стучать ногами по деревянному полу трибун. Поднялся невероятный гвалт. Мартино пытался отдышаться. Моргенстерн махала ему руками.

— Что ей надо? — выругался он, с трудом глотая слюну.

«Этот идиот ничего не понимает», — сообразила колдунья.

Закрыла глаза и позвала:

— Ганс-Фридрих! — Никакого ответа. — Ганс, я знаю, ты там. — Сознание едва проявлялось, не усталость, а нежелание сотрудничать. — Ты видел, что видела я, — продолжала Роберта. — Детей воруют у ромов, у народа, который избрал тебя своим амулетом. Мне надо еще несколько минут, чтобы прозондировать мозг этого демона. Помоги Мартино. Иначе нам никогда не справиться.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила ее соседка.

Колдунья сообразила, что заговорила вслух. Она пожала плечами и принялась аплодировать, как сумасшедшая.

— Тишина в зале, или я велю всех вывести вон! — угрожающе крикнул арбитр.

Тишина, как по мановению волшебной палочки, опустилась на зал. Ла Вуазен подобрала мяч, в котором сидел Ганс-Фридрих. Мартино, заняв позицию, переступал с ноги на ногу, вращая ракетку в руках.

Женщина подала, сделав вид, что посылает мяч направо, а послала налево. Мартино разгадал ее хитрость и отослал мяч прямо ей в ноги. Ла Вуазен комично подпрыгнула, чтобы увернуться от него.

— Ровно! — объявил арбитр.

Молодому человеку казалось, что он читает мысли соперницы. Ла Вуазен была обескуражена внезапным изменением ситуации.

— Браво, мой маленький Ганс, — обрадовалась колдунья.

Ла Вуазен подала без всяких задумок. Вновь завязался обмен ударами. Колдунья сосредоточилась на мыслях Отравительницы, отыскала путеводную нить и принялась исследовать будущее.

Болото зловещих мыслей, необъятная и ровная поверхность, похожая на лагуну, не позволяла что-либо различить. Роберте не оставалось ничего, как с отвращением нырнуть в глубины этой мысленной грязи, чтобы изучить чувства чудовища. Она задержала дыхание и едва сдержала рвоту, когда мысли Ла Вуазен сомкнулись над ней.

Новая черная месса, на этот раз более многолюдная и дикая, чем прежде. Декорации — церковь, верующие — тысячи.

«Небо приоткроется, когда Дьявол сойдет к алтарю, приблизится ко мне и передаст мне высшее Знание!» — думал служитель, стоящий перед залитым кровью алтарем.

Роберта очертя голову ринулась в витраж здания. Картонный замок превратился в фейерверк. Перед переодетой толпой шел ряженый. Невероятное количество факелов отражалось в неподвижной воде бассейнов. Воспроизведение праздничного Версаля стелилось прямо под ней.

Оглушительная овация захлестнула зал, вырвав Моргенстерн из оцепенения. Мартино стоял на коленях. Ла Вуазен выиграла. Отравительница повернулась к Роберте.

«Подслушиваешь?» — послышалось колдунье.

Она почувствовала себя неловкой карманницей, схваченной за руку. Едва не покачала отрицательно головой, словно защищаясь, потом отвернулась. В это мгновение Ла Вуазен выскользнула из зала, хотя аплодисменты еще не стихли.

УДОВОЛЬСТВИЯ ЗАЧАРОВАННОГО ОСТРОВА

— Встречаемся в семнадцать часов рядом с причалом, откуда отправляются на зачарованный остров.

— Не боитесь отправляться прямо в пасть волка? — спросил Мартино.

— Боюсь. Но я отыщу решение, — ответила Моргенстерн, расставаясь с ним у логова одиннадцати тысяч дьяволов.

И ушла, больше не произнеся ни слова. Мартино надеялся, что Роберта знает, что делает. Ибо пока им было точно известно лишь одно — личность дамы Гибод и ужасные вещи, которые произойдут сегодня вечером на острове Версаль.

В любом случае у него было два часа, чтобы убить время до встречи с колдуньей, и он рассчитывал потратить это время на выполнение второго акта своего личного поиска.

Он раздобыл первую букву таинственного слова из уст Джейн Грей, в последний момент спасенной от топора палача в темнице Лондонской башни. Теперь надо было разгадать вторую загадку «Морских — линий Палладио», найденную в Пеликане, который доставил его в Париж.

Он достал конверт, похожий на первый. В нем был листок и визитная карточка. Листок был купоном с ответом, полученным в Лондоне, а визитная карточка — приглашением на обед в таверну «Веселые гуляки», которая располагалась на мосту Пон-Неф.

Полдень давно миновал, а Мартино не успел позавтракать из-за своей партии в мяч. К тому же причал, с которого отправлялись катера на зачарованный остров, располагался рядом с мостом. Было бы ошибкой не воспользоваться случаем.

Через четверть часа он уже стоял перед таверной. Вывеска показывала, что бывает с теми, кто покидает это местечко. Двое жестяных гуляк шли по небу, придерживая друг друга, чтобы не свалиться в ручей. Мартино не был большим едоком, да и выпивать не любил. Посещения ресторанов вместе с родителями он мог бы пересчитать по пальцам одной руки. Но сегодня был особый случай.

Он толкнул дверь, выпустив на улицу облако густого пара, и сразу окунулся в густой запах рагу. Молодому человеку показалось, что он попал в гигантский котел. И глянул под ноги, чтобы удостовериться, что не стоит на громадном куске сала.

— Господин желает пообедать?

Перед ним стояла невысокая служанка с пышными формами, с полотенцем, завязанном на талии вместо передника, с красными щеками и сверкающим лбом. Превосходный образец любительницы поесть.

— Э-э, да. Но, быть может, уже поздно?

— Все зависит от того, что вы собираетесь съесть, — ответила девушка, качая головой.

Мартино поколебался, но все же достал визитную карточку и протянул ее служанке.

— А! Это меняет все! Пошли, я усажу вас на лучшее место, рядом с очагом.

Она привела его в самый жаркий угол зала у весело урчащего очага. К маленькому столику было придвинуто удобное кресло, а на столе, застеленном льняной скатертью ослепительной белизны, уже стоял прибор.

— Располагайтесь. Я сейчас вернусь.

Мартино уселся, спрашивая себя, в чем состояло испытание, которое придумали устроители игры, чтобы помешать кандидату добиться успеха. Во всяком случае, атмосфера в «Веселых гуляках» была полной противоположностью тем ужасам, которыми его встретила Лондонская башня. Не отравят же они его? И не заставят проглотить молочного поросенка за полминуты?

— Не мечтайте, вам не удастся.

Мартино не заметил полного мужчину в облачении каноника. На нем была грубая ряса, а вместо пояса — колючая веревка. Он сидел за застеленным ослепительно белой скатертью столиком, как две капли воды похожим на столик Мартино. Его собеседник тоже ждал угощения.

— Что не удастся? — настороженно спросил молодой человек.

— Мое имя Горанфло. Вам не удастся вспомнить, о какой букве идет речь. Я делаю уже третью попытку.

Что надо сделать, чтобы не вспомнить одну букву? Этот неожиданный сотрапезник, быть может, был частью плана. И наверняка одним из элементов ловушки. Но любопытство одержало верх над осторожностью. Мартино спросил:

— А почему вы провалились?

Совершенно глупый вопрос, поскольку он не знал, о каком испытании идет речь.

— Вы быстро узнаете об этом, — уклончиво ответил мужчина. — Но могу вас уверить, что Лондонская башня по сравнению с этой таверной просто клубничный кисель. Она идет. Готовьтесь.

Служанка шла, неся на каждой ладони по дымящемуся блюду. Значит, его ждала пытка обжорством. Это противоречило правам человека, принятым обществом. Исторический город или нет, но графу придется ответить за свои деяния перед более высокой инстанцией, чем Министерство безопасности, если выяснится, что он нарушает эти права.

Служанка поставила тарелки перед Мартино и Горанфло. Ушла и вернулась с двумя бутылями красного вина без этикетки. Молча наполнила стаканы и вновь исчезла на кухне. Мартино разглядывал содержимое тарелки и истекал слюной из-за тонкого аромата, щекочущего ноздри. Вино было темным и крепким. Следователь мысленно наслаждался блюдом. Горанфло созерцал свою тарелку с растерянным видом.

— Сильны, — сказал он. — В прошлый раз подали на закуску бедра утки с сухариками. Я не продержался и пяти минут.

Он уже манипулировал вилкой и ножом, как наркоман, лишенный драгоценной дури, словно избавляясь от невыносимого искушения.

— В чем ловушка?

— В вашей тарелке, в вашем стакане, под вашим носом. Начинайте, вы не сможете остановиться.

— Пойду на риск, — решил Мартино.

Если Горанфло сидел здесь, чтобы рассказывать ему истории после двух безуспешных попыток, на кухне отраву в пищу не подсыпали.

Мартино начал понимать, в чем состоит испытание, основанное на злоупотреблении, переедании, и искушении. Он всегда проповедовал умеренность. Исход можно было предугадать.

Он отрезал огромный кусок ветчины с фисташками и без колебаний засунул в рот. Мартино не очень разбирался в еде, но тот взрыв ощущений, который сотряс его существо от нёба до спинного мозга, говорил о том, что он столкнулся с подлинной великой кухней. Горанфло последовал его примеру. И вздохнул:

— Негодяи! Они вымочили мясо в хересе!

Следователь вылизал свою тарелку. Одним глотком выпил полстакана вина, крепкого, ароматного, чуть-чуть отдающего бочкой. Ему казалось, что он поглощает соки дуба, земли и солнца. Допил вино и вновь наполнил стакан, предложив соседу выпить вместе. Появилась служанка, забрала пустые тарелки и исчезла на кухне.

— Ну что ж! — воскликнул молодой человек. — Теперь можно иными глазами взглянуть на палачей и мучеников, не так ли?

Горанфло. достал огромную сигару и собрался ее раскурить. Потом спохватился, предложил Мартино, но тот отказался. Немного выпить — да, но курить — никогда.

— Сцены средневековых пыток, — заговорил его сосед. — Дети Эдуарда, казнь Джейн Грей. — Он выдохнул струю голубого дыма, которая тут же исчезла в трубе очага. — У графа Палладио неплохое чутье драматургии.

— Вы уже добыли одну букву слова, — сказал Мартино.

— Вы тоже, иначе вы бы здесь не сидели. Молодой человек с заговорщической улыбкой поднял свой стакан. Они чокнулись, когда служанка принесла одно блюдо на двоих. И поставила его на стол Мартино. Тот с отвращением отшатнулся, увидев какую-то змею, свернувшуюся между четырех луковиц. Горанфло уставился на новое блюдо.

— Угорь на углях, — выдохнул он. — Коронное блюдо шеф-повара.

— Поскольку вас двое, я уложила его на одну тарелку, — извинилась служанка.

Затем принялась нарезать угря толстыми ломтями, раскладывая по тарелкам и поливая желтым соусом. И не переставала говорить:

— Угря очистили от внутренностей, чуть поджарили, вымочили в анчоусном масле, потом завернули в тонкое тесто и на десять секунд уложили на решетку. Его подают с желтым чесночно-перцовым соусом.

— Великий Дюма не едал вкуснее, — кивнул Горанфло.

— Продолжите с бургундским? — спросила служанка, видя, что их бутылки опустели. — У нас есть гайак, который как раз подходит к рыбе.

— Гайак так гайак! — весело вскричал Мартино, тело которого трепетало в предвкушении наслаждения.

Он уже не знал, почему явился сюда. Но ему было приятно само присутствие здесь. Стаканы наполнялись и опустошались. Тарелки вылизывались, бутылки пустели. Мартино и Горанфло обсуждали массу увлекательных вещей, о которых потом и не вспомнили. Несомненно, у них были замечательные мысли по поводу ведения дел в мире, но не нашлось ни одного писаря, чтобы занести их на бумагу. Словно во сне появилось блюдо с сырами и еще одна бутылка на двоих. Собутыльники глупо расхохотались, заметив, что она вдруг опустела.

Последний проблеск сознания тревожным звонком прозвучал в мозгу Мартино. Он должен был встретиться с Моргенстерн. Вскоре. Где? Совсем рядом. На мосту. Нет. Под мостом. Он не мог явиться к ней в таком состоянии.

— А буква? — внезапно рявкнул Горанфло.

— Какая буква?

— Тайная буква, та, которая указывает город, предназначенный для Клуба состоятелен… э-э… Состоятельных? Служанка. Она назовет ее во время десерта. Нам уже подали десерт?

Мартино уставился на крошки сыра, пытаясь сосредоточиться. Пока мир двигался в этом, а не в ином направлении, после сыра всегда подавался десерт.

— М-м… — замычал он, не понимая, почему у него такая тяжелая голова.

Горанфло повернулся в сторону кухни и завопил:

— Десерт! Десерт!

Служанка подошла с пустыми руками. Ее очертания потеряли четкость, сказал себе следователь. Но она улыбалась. Он впервые видел, что она улыбалась. У нее была чудесная улыбка.

— Хотите десерт или таинственную букву? — спросила она.

— Десерт! Десерт! — рявкнул Мартино.

— Шшшшшш! — выдавил Горанфло.

Он повернулся к служанке и принял позу ученика-зубрилы.

— Мы вас с-слуш-шаем, мамзель.

Она склонилась к ним. Мартино подумал, что у нее и грудь тяжелая. А брюшной пресс — из железобетона от «Цемента Мартино». Охо-хо!

— Вторая буква… — оба собутыльника вытаращили глаза, — «Е».

На десять секунд воцарилась тишина. Горанфло и Мартино переглянулись и расхохотались. И никак не могли остановиться. Молодой человек задыхался. Плакал горючими слезами. Горанфло хохотал, держась за живот. Соскользнул со стула и брякнулся на задницу. Пытаясь подняться, схватился за скатерть и потянул ее на пол со всем, что на ней стояло.

Мартино, наверное, был пьян чуть меньше собутыльника, а потому пытался запомнить букву, названную служанкой. «М»? Нет. Эта была в Лондоне.

Быть может, «А»? Увы, мозг отказывался работать. Ну и черт с ней, с премией победителю. Лучше достойно завершить обед. Он принялся стучать по столу с криком:

— Вина! Вина! Вина!

Часы на Самаритянке пробили пять часов. Моргенстерн ждала Мартино, облокотясь о парапет моста. И поглаживала Ганса-Фридриха, еще не оправившегося от переживаний. Пять часов ровно, а следователя все нет!

Потом Роберта услышала рев, доносящийся с другой стороны моста. Из таверны выбрались два пьянчуги. Точная копия вывески: они шли, покачиваясь и поддерживая друг друга. Потом обнялись, расцеловались и разошлись в разные стороны. Один из них, шатаясь побрел в сторону Моргенстерн, которая никак не хотела верить глазам своим.

К ней шел до безобразия пьяный Мартино. Мост качался под его ногами, как палуба корабля во время качки. Но он храбро шел вперед, славный морячок, которому море по колено. Его целью, его маяком, его портом была колдунья. Никакие рифы и акулы не помешали бы ему добраться до причала.

Молодой человек остановился перед Моргенстерн, которая недоумевала, как он держится на ногах. Он хотел что-то сказать, передумал и расцеловал ее в обе щеки, а затем проговорил, растягивая слова:

— Вы-ы зде-есь.

Эти два слова потребовали от него таких усилий, что он едва не свалился на мостовую. Колдунья схватила его в последний момент и до крови ущипнула за руку.

— Эй! — проговорил пьяный Мартино, с трудом приподнимая веки. — Вы мне делаете больно!

— Вы нажрались до чертиков, Мартино.

— Не отлицаю, — ответил он с глупой улыбкой. — Может, у вас есть полошочек, чтой-то для плотлезветь? О-ля-ля.

«Критическая ситуация», — поняла колдунья. Пара пощечин не поможет. Ей нужен был Мартино, крепко стоящий на ногах. Она глянула на реку, текущую под мостом, к счастью, почти пустую.

Существовало древнее заклинание викингов для перепивших воинов, чтобы они могли пойти в бой. Оно было опасным, но действенным, как все северные заклинания, хотя и давало нежелательные побочные эффекты. Никто не знал после его произнесения, когда оно прекратит свою работу. Но у Роберты не было выбора. Мартино сам напросился. И ему, а не ей придется платить за разбитые горшки.

Колдунья прижала следователя к парапету, чтобы он не упал, и крикнула в сторону серой воды:

— Nudlok Gotli Tulsa, Gotli Valhalla Noisy Noisy.

Мартино приоткрыл один налитый кровью глаз и спросил, ни к кому не обращаясь:

— Чтоэтозатреп?

С поверхности реки взметнулись две руки, вращаясь, поднялись до парапета и схватили следователя. Оторвали от моста и бросили в пустоту. Моргенстерн отступила. Она не ожидала подобной свирепости. Потом наклонилась над водой, чтобы посмотреть, что сталось с беднягой в водах лагуны. Место, куда он упал, кипело. Вот уже десять секунд вода трепала его, как грязную половую тряпку.

— Наверное, переборщила, — произнесла Роберта.

Она уже открыла рот, чтобы выкрикнуть контрзаклинание, когда река подбросила следователя на пятиметровую высоту. Он выглядел окончательно протрезвевшим. Водяные руки держали его за талию. Роберта произнесла заклинание в обратном порядке, и Мартино поставили на мост рядом с напарницей.

Водяные руки вернулись в лагуну, и та вновь обрела вековое спокойствие.

— Как себя чувствуете? — спросила колдунья. Молодой человек оглядывался по сторонам, пытаясь понять, что с ним произошло. Роберта с жалостью глянула на него и велела одежде немедленно высохнуть. Клемана окутало паровое облако, которое тут же поднялось над его головой. Одежда его стала сухой и теплой.

— Как себя чувствуете? — повторила она.

«"Е", — подумал Мартино. — Вторая буква "Е". После "М"». Он так и не вспомнил, что только что испытал.

— Немного тряхнуло. Похоже, я понимаю, что произошло, но не осмеливаюсь спросить.

— И не спрашивайте. Хорошо. Пошли.

Она указала ему на причал под мостом. Туда вела каменная лестница. Против течения с пыхтением двигался паровой катер. Через час он должен был загрузиться теми жителями, кто желал вкусить удовольствий зачарованного острова.

— Нам надо добраться до Версаля. Именно там состоится следующая черная месса Ла Вуазен. Помните?

— Да, да, нормально. Пожалуйста, не кричите. — Молодой человек потирал лоб. — Помню. Но до сих пор не уверен, что мысль хорошая. Быть может, нам… не знаю… лучше предупредить Грубера?

— А! — хмыкнула Моргенстерн. — Под предлогом того, что астральный близнец ведьмы, сожженной в 1680 году, готовит черную мессу по всем правилам? Сегодня вечером? Милиция все равно не успеет прибыть, даже если Грубер решит дослушать меня до конца.

— А ромы? Ведь приносят в жертву их детей — именно это вы прочли в голове чудовища?

— Они могли бы нам помочь. Но не рассчитывайте на меня, чтобы собрать армию до девятнадцати часов и взять замок приступом.

— Почему?

— Потому что это невозможно. Версаль находится в часе хода катера.

— Мне это не нравится. Палладио скрывает свой облик. Потрошительница исчезает. Ла Вуазен появляется…

— Придется смириться. Мы гоняемся за призраками. И, по моему мнению, они продолжают водить нас за нос. А музыку заказывает граф.

Мартино вспомнил о первом впечатлении от графа. Пока они сидели за столом, молодой человек считал, , что общался с богом. И даже передавал ему соль.

— Думаете, что за всем этим стоит именно он?

— Не думаю, уверена.

— А если он лично поджидает нас в Версале?

Роберта вздохнула. Катер подошел к пристани.

Через час он уйдет в обратный рейс. У них не оставалось времени.

— Полностью согласна с вами, мой маленький Мартино. Этот зачарованный остров похож на западню? Ответ — да. Но вам следует задать себе иной вопрос.

— Не… А какой?

Колдунья заглянула в глаза напарника.

— Хороший вопрос звучит так: какую часть себя вы можете принести в жертву, чтобы спасти ребенка, которому сегодня вечером уготована смерть?

Катеру понадобился целый час, чтобы добраться до зачарованного острова. Сверкающий сад отражался в лагуне, напоминая о ярмарочном празднике, организованном на пустом месте. Моргенстерн и Мартино сошли на землю и добрались до двух гигантских гончарных ваз, указывавших вход во владения.

Они залюбовались Версалем Великолепным, где все было разрешено, а вернее, настоятельно рекомендовалось.

Вид открывался примерно на полмили. Несмотря на сгущающиеся сумерки, было светло как днем из-за факелов, стоящих вокруг цветников и отражающихся в бассейнах. Но окна замка оставались темными.

Удовольствиями потчевали снаружи. Повсюду стояли просторные палатки. На подмостках играли актеры, позаимствовавшие помпезные жесты у итальянцев. Поднявшийся ветер хлопал полотнищами палаток. Облака неслись с невероятной скоростью, то и дело закрывая луну, которая походила на белое пламя, задуваемое порывами урагана.

Толпа мгновенно рассосалась. По слухам, то, что разыгрывалось в кустах, было намного менее безобидным, чем скрипичные концерты вокруг бассейнов. Парочки и одиночки бродили по аллеям парка в атмосфере роскошного празднества. Каждый явился сюда насладиться в полном смысле этого слова. И Палладио ублажал их за их же деньги.

Роберта искала глазами картонный замок, который увидела в мозгу Ла Вуазен. Наконец нашла и указала на него Мартино. Молодой человек достал план, который им вручили на катере, и нашел на нем строение.

— Речь идет о палаццо Альцинеи. — Он глянул на часы. — Чуть менее чем через час там начнется фейерверк.

— Надо отыскать место, где будет разворачиваться церемония. Я пойду осмотрю замок. А вам поручаю сады. Примерно через час встречаемся у Оранжереи. Удачи, Мартино.

— Удачи, Моргенстерн.

Следователь уже бывал на роскошных празднествах. В том числе и дома, в замке Мартино. Клуб Состоятельных можно было ненавидеть, но члены его умели жить. Но, насколько он мог судить, ни один прием не мог сравниться с этим праздником.

В главной палатке был накрыт сказочный стол. Фонтан Нептуна превратили в бассейн. Гуляки радостно окунались в него. Мартино подошел поближе, чтобы удостовериться, что они не купались в шампанском. Повсюду виднелись жонглеры, комедианты и лжедуэлянты, сражавшиеся на шпагах. Молодому человеку даже встретились три карлика, которые прогуливали на поводке обезьянок. Мартино ничего не пил.

Ему прежде всего хотелось получше изучить замок Альцинеи. Он решительно направился к нему, но в этот момент дорогу ему заступила юная девушка. Красавице было не более пятнадцати лет, и она вела в поводу испанского красавца-жеребца. Следователь попытался обогнуть ее, бормоча извинения. Но та не дала ему пройти.

— Представляюсь. Мадам дю Парк. Мне поручили играть Весну в спектакле, который начинается через полчаса. Но мы потеряли Осень. Господин де Ла Томильер наверняка заблудился в каком-то лабиринте.

Непонятно каким алхимическим волшебством свежесть мадам дю Парк так подействовала на Мартино, что он немедленно забыл о своих планах.

— Я польщен.

— Польщен, обольщен, что угодно на «ен». Из вас получится превосходная Осень…

— Пятнадцатое Июня, — без раздумья ответил он. Девушка притворилась, что теряет сознание, и упала на руки Мартино. Тот с удовольствием обнял ее. Она была легче перышка. Приоткрыла глаза и мило улыбнулась ему.

— Я вас люблю, — шепнула она.

Мартино покраснел до самых ушей. Она встала, отряхнулась и, воспользовавшись оцепенением молодого следователя, шепнула ему на ухо, чуть прикусив мочку:

— Я всегда мечтала признаться в этом незнакомцу.

Схватила его за руку и потащила к ближайшим кустам. Мартино растерялся. Компас указывал ему путь на юг. Панический страх опоздать гасил надежду на близкое наслаждение, и сердце у него забилось учащенно. К счастью, мадам дю Парк была специалистом в своем деле. Молодому человеку не надо было ничего делать. Он подчинился. И последовал ее примеру наслаждаться в любых условиях.

— Зачарованный остров, — вздохнул он, хотя уже все было сказано.

Они одевались, когда позади них послышался ужасающий грохот, а потом рев, эхом отразившийся от фасада замка.

— Небо, мой муж! — воскликнула молодая женщина. — Он играет Лето. И выбрал в спутники слона. Ну и мысль! Пошли, а то пропустим парад.

Они выбрались из кустарника, их волосы были усыпаны листьями. Мадам дю Парк отвязала уздечку от ветки. Мартино без раздумий шел вслед за ней, перед его глазами плыла розовая пелена. Девушка вывела его на огороженную площадку, где стояла колесница, накрытая золотой и серебряной парчой. Мадам дю Парк оставила любовника и бросилась целовать мужа, взгромоздившегося на азиатского слона.

По обе стороны колесницы расположились дюжина мужчин и дюжина женщин. На месте возницы стоял старик с серпом, прямой и почтенный. Один из мужчин держал на цепи медведя. На колеснице находились фигуры Золота, Серебра, Бронзы.

Четвертая, ужасающая фигура, закованная в железо, настоящий гигант, напомнила Мартино палача из Лондонской башни. На лезвие меча можно было нанизать целого быка.

Между ними нервно расхаживал невысокий человечек. И говорил с сильным итальянским акцентом.

— Цасы и Зодиако, не двигайся. Зелезный век цуть улыбка!

Колосс в железе и с варварским мечом состроил улыбку.

— Оцень хороцо. — Режиссер пересчитал времена года. Все, кроме одного, были на месте.

— Примавера, эстате, инверно. — Он бросился к Мартино. — А вы аутунно. Лезьте туда.

Он указал на верблюда, которого держали два пажа. Животное, казалось, спало на ходу.

— Мне лезть на этого верблюда? — переспросил Мартино.

— Эуто дромадер, — поправил его итальянец, раскатывая «р». — Давайте быстрее. Мы выступаем через синко минути.

Следователь знал, что парад пройдет сквозь толпу. Кроме того, эта зверюга будет для него как бы бельведером. Он вскарабкался по бамбуковой лестнице и, как мог, устроился в седле. Все фигуры были на месте. Итальянец дал сигнал к выходу. Парад тронулся с места и направился к аллее, вдоль которой стояли ряды зрителей.

Муж-рогоносец держался справа от Мартино. И не глядел на молодого человека. Но следователь чувствовал себя не в своей тарелке.

— Вы впервые принимаете участие в развлечениях? — спросил его дю Парк.

Мартино состроил невинное лицо. Он хотел ответить, но его глаза выхватили в толпе знакомое лицо — Ла Вуазен.

Она не спускала с него глаз. Слон заслонил его от ведьмы. Мартино тут же спрыгнул с дромадера, вызвав замешательство в параде. Проскользнул под брюхом толстокожего, на котором восседал дю Парк, и нырнул в толпу, где несколькими мгновениями раньше видел Отравительницу. Та быстрыми шагами удалялась к дворцу Альценеи.

— Мы потеряли Осень! — пронзительно завопила мадам дю Парк.

Остальные смеялись. Мартино со всех ног бежал к дворцу из раскрашенной ткани. Забежал за него, ибо там исчезла Ла Вуазен. Но не обнаружил следа Отравительницы. Мартино немного отступил назад и рассмотрел ненадежную конструкцию.

Кубическое строение имело метров десять в высоту. Его стены выглядели как скульптурный фасад в стиле барокко. Но стоило приблизиться, как детали становились грубыми. Вокруг стояло множество столбиков с ракетами для фейерверка. Нарисованная лестница была на самом деле входом. Отравительница, должно быть, пряталась внутри. Ровная площадка вокруг не позволяла укрыться от любопытных глаз.

Мартино подошел к лестнице и осторожно поставил ногу на первую ступеньку. Иллюзия была такова, что ему показалось — он попал в детский сон. Однако ступеньки были крепкими. И привели его внутрь конструкции.

Дворец Альцинеи состоял из одной комнаты. Свет от факелов с улицы просачивался внутрь через тканевые стены. Мартино ступал по полу, как бы состоящему из осколков цветного света. У его ног плясали нарисованные на холсте существа, похожие на гномов.

— Мы знаем, кто вы! — крикнул он, вращаясь вокруг своей оси. — Вам не поможет игра в прятки!

Он ощутил движение позади себя и живо обернулся. Ветер играл полотнами и его нервами. Один угол помещения оставался в тени. Мартино двинулся именно туда.

— Ла Вуазен? — спросил он, теряя уверенность. Из тени вышел мужчина. Господин дю Парк спокойно надвигался на Мартино, держа руки за спиной. За ним шла его супруга. Молодой человек инстинктивно отступил.

— Вы не ответили на мой предыдущий вопрос, господин Пятнадцатое Июня, — произнес обманутый муж. — Поэтому я задам его вновь, немного изменив формулировку: моя жена впервые позволила вам насладиться своими прелестями?

Женщина пожирала Мартино глазами. Похоже, она заранее наслаждалась перспективой расправы. Мартино перестал отступать. Следовало отреагировать на ситуацию должным образом. Все случившееся выглядело смешным.

— Я… Послушайте. Готовится ужасное преступление, — произнес он в свою защиту.

— Ужасное преступление уже свершилось! — прервал его дю Парк.

Мужчина сорвал перчатку и дал пощечину Мартино, но тот не шелохнулся.

— За это преступление последует равноценная расплата. Дуэль вам подходит?

— У меня нет времени на подобные глупости! — взорвался следователь. И решительно направился к выходу. — Если хотите, разберемся с этим делом позже.

Дю Парк перехватил его у края платформы и с силой сжал грудь Мартино, у которого перехватило дыхание.

— Нет, разбираться будем сейчас. И если это будет не дуэль, то состоится экзекуция.

Он с силой ударил ногой по ногам следователя, и тот рухнул на колени. Мартино попытался обернуться. Но противник крепко держал его за плечи. Потом заломил ему руки за спину. Пока умелые руки связывали ему запястья, мадам дю Парк шептала ему на ухо:

— Вы оставили мне горячее и чудесное воспоминание.

— Подождите! — возмутился молодой человек. И замолчал, ощутив прикосновение холодной стали к затылку. Он повернул голову. Справа с поднятым мечом стоял гигант в железных латах. И готовился опустить его.

— Подождите, — с трудом выговорил Мартино. Следователь видел приближение смерти, но не верил в происходящее, даже когда засвистел воздух, рассекаемый мечом. Он ощутил зверскую боль и больше ничего. Его голова скатилась по ступенькам лестницы до земли, коснувшись ее в момент, когда начался фейерверк.

В небе одна за другой вспыхивали зарницы разного цвета, но молодой человек уже не мог ни видеть, ни слышать. Ветер трепал его волосы. Но с лица никак не сходило выражение невероятного удивления.

Роберта вошла в замок через северное крыло, заметив приоткрытую дверь. Она прошла по галерее истории Франции, пересекла вестибюль часовни, потом поднялась по лестнице на второй этаж. И оказалась в гостиной Геракла, если верить картонке с надписью у входа в помещение. Остановилась перед напольными часами, изображавшими Людовика XIV, которого короновала Ника.

Колдунья подошла к бронзовой фигуре и провела указательным пальцем по профилю. Она уже заметила позади замка анахроничные теплицы, построенные по типу Хрустального Дворца. Как зал для игры в мяч, так и теплицы выглядели нелепо. Графа Палладио подобные детали не смущали. Главными были общая атмосфера и ландшафты. Но он внимательно относился к чертам знаменитых людей своего времени.

Статуэтка Людовика XIV имела лицо господина Роземонда. Факт. Или это было бы лицо Годдфруа, если бы ею любовался Мартино. Могущество графа распространялось и на внешний вид окружавших его предметов. Такая мегаломания свидетельствовала о незаурядной силе ее противника.

Роберта пересекла гостиную Геракла и зал Крестовых походов, не задерживаясь перед батальными сценами. Она нашла искомое в следующем зале.

«Салон Дианы», прочла она на картонке.

Портрет Людовика XIV, который Ла Вуазен увидела в момент воскрешения, висел на стене. Горшок ка, послуживший для создания астрального близнеца, должен был находиться в этой комнате. Роберта присела и увидела на полу четыре симметричные метки от ножек тяжелого горшка, которые вдавились в драгоценный паркет.

Колдунья уже собиралась двинуться обратно, чтобы пойти по новому следу, как вдруг тишину разорвала скрипичная мелодия. Перси Файт и его оркестр. Рец. Роберта могла слушать этот кусок часами. Музыка доносилась из галереи зеркал, которая начиналась чуть дальше и словно приглашала ее.

Колдунья с превеликой осторожностью двинулась по роскошной галерее. «Галерея зеркал после Хрустального Дворца», — решила она. Какую еще декорацию для обмана зрения придумал граф для своих исторических городов? В центре галереи рядом с древним галеновым радиоприемником стояло кресло.

«Вот мы и прибыли», — подумала она.

Она присела и выпустила Ганса-Фридриха, который поспешно выпрыгнул из кармана.

— Не упусти ни крошки, — приказала она. — А когда все закончится, беги и предупреди остальных.

Еж передал Роберте послание покорности, сообщая, что все понял.

Перси Файт продолжал манить колдунью. Всхлипы скрипок буквально стекали по украшениям из позолоченной древесины. Весь зал вибрировал в унисон. Роберта ощутила, как задрожали ее кости. Ей хотелось, чтобы это ощущение продолжалось вечно. Она словно околдованная двинулась к креслу. Густавсон держался неподалеку от нее, крадясь вдоль плинтуса.

— Мы продолжаем наше музыкальное утро «Моим Кровавым Валентином» в исполнении на аккордеоне. Играет Мигель Пуэрто Рико, — рявкнул диктор в приемнике.

Звуки пианино на ремнях наполнили галерею зеркал и замолкли. Роберта вспоминала. Она видела себя дома, когда раздался звонок Грубера, который собирался отправить ее в Лондон.

Кресло и радио исчезли, словно сметенные волшебной палочкой. В спину колдуньи уперся твердый предмет. Она обернулась. Граф в своем истинном облике сидел в инвалидной коляске и колол ее острием трости.

— Палладио, — выдохнула колдунья.

— Милая девочка, — проскрипел старик блеющим голосом. — Милая, милая девочка.

Роберта резко оттолкнула трость. Граф зажал ее своими угловатыми коленями и принялся потирать шею.

Колдунья смотрела на его действия и поражалась, как этот человек находит в себе силы дышать.

На нем был ошейник с рядом отверстий. В него была встроена ручка, ручка громкости звука. Старец вращал ее и одновременно говорил. Его голос взлетел до высоких частот, потом опустился до низких. Он выбрал промежуточное положение, освободив руки, которые запорхали по воздуху.

— Вы — загадка, мисс Моргенстерн. Я не понимаю ни вашего упрямства, ни вашей глупости.

Графу почти удалось удержать голову прямо. И теперь его голос стал почти угрожающим.

— Зачем все это, Палладио? Зачем воскрешать Джека, а потом Ла Вуазен? Что за черные дела вы начали?

Старец уронил голову.

— Вам мало одного из моих убийц? Хотите забрать и остальных?

— Тот, кого мы взяли, похоже, сбежал от нас.

— Близнецы — существа крайне нестабильные…

Внезапная вспышка осветила галерею зеркал.

Фейерверк рассыпал разноцветные брызги по небу, освещая дворец Альцинеи.

— Да, вы же упустили встречу с молодым Мартино.

— Хватит трепаться, граф! Вы — конченный человек, вы и ваши непристойные игрища. Стоит только министерству узнать об этой истории, и смех застрянет у вас в глотке.

— Я уже очень давно не смеялся.

Старец покатился вперед в своей инвалидной коляске. Роберта отступила на шаг.

— Но, дорогуша моя, министерство ничего не узнает. Вам это хорошо известно, поскольку вы бросили мне вызов на моей территории, ринувшись сюда и даже не предупредив майора Грубера. Вы, Моргенстерн, даже не знаете, с чем и с кем столкнулись.

Роберта не знала, какую линию поведения выбрать. Главное сейчас было встретиться с Мартино.

Она хотела двинуться к французским окнам-дверям. Но с силой ударилась о невидимый барьер. Колдунья ощупала пустоту вокруг себя. Непреодолимый невидимый цилиндр окружал ее со всех сторон. Роберта глянула под ноги. Она стояла в центре звезды Давида, выложенной паркетинами. Старик со злобной радостью на лице наблюдал за нею.

— А теперь посмеемся, дорогая сестричка. Можете выбраться из этой ловушки? Нет? Как жаль! Паркетины из Храма — вы стали пленницей пятого уровня заклинаний. Надеюсь, вы цените мое отношение к вам? Ведь мне стоило щелкнуть пальцами, чтобы вы отдали кишки и душу?

— Ну и щелкайте пальцами, старая развалина. Только сумеете ли?

Она искала выход, но выхода не было. Если граф запер ее заклинанием пятого уровня, у нее не было ни малейшего шанса выпутаться. Она владела лишь третьим уровнем.

Палладио изучал Моргенстерн своими змеиными глазками. Из-за катаракты его зрачки походили на горшочки с простоквашей.

— Вы подсказали мне хорошую мысль. У меня, конечно, нет времени, но… Он осклабился. — Позвольте мне продолжить рассуждения: полный распад, который длится уже несколько веков, позволил мне сделать несколько интересных открытий в области энтропии. Одно из них я назвал хрустальной болезнью. Она терзает меня уже два века, и я, как могу, защищаюсь от нее. Долгие часы бессонницы я посвятил разработке заклятия, чтобы использовать его на таких приятных особах, как вы.

Палладио начертал в воздухе фигуру, которая была неизвестна колдунье. Она ощутила вдруг, что кости ее заледенели, а плоть стала хрупкой. Она преображалась. Она все чувствовала, но не могла ничего сделать. Тело невероятно отяжелело, а суставы перестали держать ее. Она рухнула на пол.

— Как вы, вероятно, сообразили, ваши кости отныне приобрели фундаментальные свойства хрусталя: чистоту и хрупкость. Требуется демонстрация.

Палладио вытянул руки и резко отбросил их влево. Колдунью подняло и бросило вправо. Она разбилась на осколки, как фарфоровая кукла, ударившись о стенку. Граф не оставил ее в покое. И бросил в противоположную сторону клетки. Колдунья со стоном рухнула на пол.

Ее тело превратилось в кожаный мешок, наполненный органами и хрустальными занозами, который истекал кровью через многочисленные раны. Она хотела заговорить, но ее челюсть сломалась, рассыпавшись стеклянным дождем по полу галереи. Ей удалось поднять глаза на фигуру высящегося над ней графа. Она умрет от боли, если он ее тут же не прикончит.

К ним кто-то подошел — Ла Вуазен. И что-то протянула Палладио. Мешок, содержимое которого он изучил с видимым удовольствием. Он подкатил кресло к клетке с колдуньей и наехал колесом на ее голову. Роберта боролась изо всех сил, стараясь не потерять сознание, и чувствовала, как идут трещинами кости черепа.

Граф выкатил содержимое мешка на пол. Голова Мартино остановилась прямо у ее глаз. Кожа лица уже посерела, губы почернели, а глаза закатились. Палладио шепнул колдунье:

— Теперь вам известны, дорогая сестрица, каковы шансы на успех вашего жалкого предприятия. Вы мне не помешаете вновь воскресить Джека. И не помешаете созданию «Кадрили убийц».

Он поднял трость и вонзил ее в череп колдуньи, разлетевшийся на тысячи осколков. Потом потянул трость к себе и вытер о колеса кресла приставшие кусочки серого вещества.

— Больше нам здесь делать нечего, — произнес он. — Одиннадцать тысяч дьяволов готовы для церемонии? Ребенок не сбежал?

— Все готово, — ответила Ла Вуазен.

— Отправляйтесь на свой катер и хорошенько развлекитесь, — весело бросил он. — Вскоре мы покидаем Париж. Потрошительница почти восстановлена. Вперед.

Ганс-Фридрих узнал то, что должен был узнать. И увидел достаточно. Он уже присмотрел подходящую мышиную норку, в которой мог затеряться. Никто не обращал на него внимания. Он бросился бежать, семеня на своих коротких лапках.

Палладио почувствовал его присутствие и обернулся. Он указал на ежа концом трости в момент, когда тот исчезал за плинтусом.

— Поймайте этого ежа! — закричал он.

Ла Вуазен не среагировала или не успела среагировать. Ганс-Фридрих не стал ждать, чтобы убедиться в этом. Он двинулся по пути, указанному колдуньей, о которой скорбел, проскальзывая в пустоты между стенами и досками пола. Ни человек, ни зверь его не преследовали. Он выбрался в сады, беспрепятственно пересек их и добрался до причала, на краю которого остановился.

Паровой катер уносил Ла Вуазен в Париж. Ганс-Фридрих не стал ее догонять. Спустился вниз, в высокую траву, и подошел к урезу воды, к которой ромы приучили его относиться с подозрением.

Он слышал ужасные вещи о лагуне, истории о морских чудовищах, гигантских сомах, которые могли сожрать экипаж судна. Может, подождать следующий катер?

Ребенок-ром, которого ждала близкая смерть, и колдунья с великолепными зелеными глазами не простят ему такой слабости. Он не мог ждать возвращения катера. Еж с хрипом бросился в воду и храбро поплыл прочь от берега.

«СВЯТОЙ САТАНА, ПОМОЛИТЕСЬ ЗА НАС»

Ветер рвал на куски тучи, скопившиеся над городом. Луна, выходя из-за облаков, окрашивала берега в металлический свет. У реки ждали два неподвижных силуэта, словно души, которых забыл захватить с собой Харон.

Вверх по течению реки шла лодка. Пятеро гребцов в ней с уханьем налегали на весла. Последний рывок, и нос суденышка погрузился в береговой ил. Фигуры двинулись к лодке. Мужчины спрыгнули на землю и присоединились к ним. Из рук в руки перешел какой-то предмет. Гребцы перевернули лодку, потом вся группа направилась к ближайшим домам.

Люди углубились в квартал, прилегающий к Лувру, оставив величественный донжон слева и направляясь к церкви Сен-Эсташ, окруженной лабиринтом средневековых улочек. Людей уже было не семь, а пятнадцать, тридцать, пятьдесят, и они бесшумно шли по парижским улицам. К ним присоединялись все новые и новые спутники, выскальзывавшие из подворотен и с задних дворов.

Плотная армия вошла в сомнительного вида таверну на улице Сухого Дерева. Зал кабачка мгновенно стал тесным. Те двое, что ждали на берегу, склонились над предметом, который им вручили. Остальные стояли вокруг длинного стола и молчали.

— И что? — спросил Мартино.

Он отбросил капюшон и буквально извивался, пытаясь разглядеть лицо Моргенстерн, прятавшееся в тени рясы. Колдунья держала ежа в руках и нежно его поглаживала. Ганс-Фридрих Густавсон рассказывал ей, что произошло несколько часов назад.

— Вы по-прежнему не любите ежей, — ответила Моргенстерн после промежутка времени, показавшегося ему бесконечностью.

— И никогда не полюблю. Что случилось в Версале?

Колдунья движением головы отбросила капюшон на плечи и отпустила зверька, который подбежал к луже засохшего соуса на столе и начал его грызть. Ромы не сводили глаз с колдуньи. Они тоже кипели от нетерпения.

— Мы правильно поступили, не отправившись на зачарованный остров сами, — сообщила Роберта.

— Что?! — нетерпеливо спросил Мартино.

Он пошел на трюк с раздвоением не ради незаконченного рассказа или полуправды.

— Ганс-Фридрих сообщил, что вам отрубили голову. Что касается меня… Со мной поступили не лучше. Палладио приготовил для меня особую казнь. Не важно. Теперь мы знаем, как вести себя с графом. Именно он организовал этот жуткий маскарад.

Ромы зароптали. От группы отделился маленький сморщенный человечек с топором за поясом. Он сжимал кулаки и говорил, едва сдерживая ярость.

— Теперь, когда вы знаете преступников, пришло время их остановить, не так ли? Вы видели мою дочь? Она еще жива?

— Пока жива. Густавсон исследовал мозг дамы Гибод… Ла Вуазен. Церемония состоится сегодня ночью, в полночь, как того требует ритуал.

— Уже более одиннадцати часов. Мы еще можем ее спасти, — воскликнул Мартино.

Предводитель ромов встал рядом с отцом, которого раздирали гнев и отчаяние. И спросил у Шовехани:

— Надо еще выяснить, где состоится церемония. У Густавсона есть ответ на этот вопрос?

— Черная месса произойдет в логове одиннадцати тысяч дьяволов, — ответила колдунья.

Умей еж говорить, он не сказал бы лучше.

— Зал для игры в мяч? — удивился Мартино.

— Там, где вы блистали своей ловкостью, мой дорогой. Господа, пора в путь. Нам надо спасти невинную душу. И на этот раз, — она бросила косой взгляд на Мартино, — опоздание не прощается.

Логово одиннадцати тысяч дьяволов, которое держала дама Гибод, выглядело безжизненным. Люди, спрятавшиеся в галерее напротив, следили за маленькой дверцей. Роберте с трудом удалось убедить ромов не броситься очертя голову в зал для игры в мяч. Здание хорошо охранялось. Она решила, что ловушек и так было слишком много.

Она вытянула руки и отдала беспрекословный приказ:

— Пуртасуувразвуус, шариас руипазвуус, гардас-пустесандуриазвуус.

Дверца со скрипом отворилась. Но больше ничего не произошло.

— И все? — разочарованно протянул Мартино.

— Я опасаюсь Ла Вуазен и дубовых дверей. С ними труднее общаться. Если и были заговоры, то теперь они рассеялись.

Они проникли в логово и двинулись по длинному коридору. И без особых затруднений добрались до игрового зала. Сквозь высокие оконца светила луна. Трибуны были пусты. В пустом зале прозвучал голос предводителя ромов:

— Где они? — У него в руках был мушкет, который он навел на колдунью. — Может, Ла Вуазен обманула вашего двойника?

Он с трудом сдерживал гневное нетерпение.

Моргенстерн не знала, что ответить. Мартино ушел в угол корта и играл с ракеткой и мячом, оставленными на стуле арбитра.

— Мой астральный близнец умер в момент, когда они говорили о логове, — осторожно начала Моргенстерн. — Зачем им было лгать? Кроме того, Ганс-Фридрих видел, как Ла Вуазен покинула зачарованный остров.

Она извлекла ежа из кармана. Он спал. Она попыталась его разбудить, поглаживая по иглам. Он не просыпался. Колдунья с силой встряхнула его. Он пронзительно пискнул и попытался укусить ту, которая нарушала его покой. Роберта крепко сжала его в руке и прижала к полу. Сидя на корточках, она заставила его обследовать подвалы игрового зала.

И увидела церемонию, словно сама там находилась. Сосредоточенность присутствующих на одной точке сцены помогла ей. «Клиоран… Исион… Эзитон… Экзистьен…» — услышала она протяжный распев. Ла Вуазен в черной рясе перечисляла проклятые имена. Никаких следов малыша-рома. Но поскольку они призывали Дьявола, называя его имена, жертвоприношение должно было вскоре состояться.

Она вскочила на ноги.

— Они рядом, внизу, — сказала Роберта, указывая на гравий на полу зала. — Ищите проход.

Ромы засуетились. Одни заглядывали под трибуны, другие сметали гравий с пола. Но ничего не могли отыскать. Роберта с помощью Густавсона обследовала головы тех, кто призывал Дьявола под их ногами. Но поклонники были слишком поглощены церемонией, чтобы указать путь, по которому можно было до них добраться.

Мартино словно отключился от лихорадочной суеты вокруг. Он делал вид, что подает, и подбрасывал мяч, целясь в какую-то точку над малой трибуной. Роберта с любопытством глянула на него и проследила вероятную траекторию мяча, если бы подача состоялась. Из затененной ниши под потолком на них смотрела деревянная статуя.

Это, наверное, была святая Барба, покровительница игроков в мяч. Издали она выглядела миниатюрным подобием Л а Вуазен.

— Вы знаете, как умерла святая Барба? — спросила Моргенстерн, которая прослушала курс христианской мифологии в Колледже колдуний и знала ответ.

— Нет, — ответил Мартино. — Но чувствую, что вы мне скажете.

— Она была обезглавлена отцом.

Молодой человек подбросил мяч, сделал вид, что наносит удар, и поймал его.

— Можете это сделать?

— С помощью адских сил, — проворчал молодой человек. — Вполне возможно.

На этот раз он подбросил мяч высоко в воздух. Пригнулся, распрямился и нанес мощнейший удар. Маленький белый мячик взлетел к потолку и врезался в голову святой Барбы, которая откатилась назад и вернулась на место под воздействием пружины. По залу пробежал шум — заработали невидимые механизмы. Стул арбитра развернулся на четверть оборота, открыв витую лестницу, уходившую в глубину логова.

— Туда! — крикнула Роберта.

И бросилась к лестнице в сопровождении Мартино и ромов. Оставалось спуститься на четыре или пять ступеней. Снизу тянулся тяжелый аромат благовоний. И доносились приглушенные голоса. Предводитель ромов хотел броситься вперед. Но Роберта остановила его, схватив за руку.

— Хочу внести ясность, — сказала она, глядя ему в бешеные глаза. — Вызов дьявола удесятеряет могущество того, кто произносит заклинание. Ла Вуазен очень опасна. И ее заклинания, наверное, могущественнее моих.

— Говори, колдунья! — нетерпеливо прервал ее ром. — Что ты пытаешься мне сказать?

— Вы собираетесь убить демонов, затаившихся в этом погребе? Да будет так. Но ими могли овладеть против их воли. И потому прошу вас, если возможно, пощадить их. Судить их будет Министерство безопасности.

— Мы не тронем тех, кем овладел дьявол, — горячо воскликнул ром.

— Хорошо. Но прежде всего мне надо заняться жрицей. Вернее, я попытаюсь с ней справиться. Ваше вмешательство — последнее оружие.

— Пошли, Шовехани.

Роберта двинулась вниз по ступенькам. За ней шел Мартино. Они сделали два оборота. Бормотание стало неразличимым.

— Пусть принесут агнца, — услышали они приказ Ла Вуазен.

Моргенстерн оказалась у подножия лестницы раньше, чем ожидала. Склеп не был глубоким. Поклонники стояли спиной к ней. Они смотрели на Ла Вуазен, которая возвышалась над алтарем с лежащей обнаженной женщиной. Отравительница положила руку на плечо маленькой девочки, которая в оцепенении не спускала с нее глаз. Ла Вуазен передвинула руку под подбородок ребенка, готовясь поднять ее вверх.

Плотные ряды поклонников мешали пройти к алтарю. Но ром, отец ребенка, увидев дочь, ринулся прямо в толпу. Остальные бросились за ним, вызвав паническую суету вокруг. Роберта и Мартино наблюдали за происходящим от лестницы.

Колдунья заметила, как Ла Вуазен скользнула за столб. Ряды участников поредели. Некоторые из них лежали без сознания на полу, остальных без особых церемоний согнали в угол и держали под охраной. Предводитель ромов откидывал капюшоны с голов присутствующих. Женщин и мужчин было поровну. Их лица выражали экстаз. Все словно были под воздействием наркотиков.

Все это время Ла Вуазен скользила вдоль стены, направляясь к абсиде, колдунья следовала за ней по пятам. Справа начиналось подземелье. Моргенстерн осторожно проникла внутрь, прошла несколько метров, миновала поворот. Ла Вуазен спокойно шла впереди. Вдруг остановилась и обернулась, ощутив позади присутствие. Обе колдуньи молча смотрели друг на друга.

— Что вы делаете? — шепнул Мартино на ухо Моргенстерн. — Разве не надо помешать ей скрыться?

Неподвижно застывшая Роберта тихо ответила:

— Сегодня ей чуть не явился Дьявол. Никто ее не может остановить, она наполнена могуществом. Поглядите на ее глаза, Мартино. Но не задерживайте взгляда.

Молодой человек повиновался. Зрачки Ла Вуазен были расширены и вспыхивали зарницами, словно надвигалась гроза. Мартино ощутил гипнотическую силу ее глаз и поспешил отвернуться, хотя Роберта была начеку.

Предводитель ромов в свою очередь остановился позади них и увидел Ла Вуазен. Женщина-демон усмехнулась, когда его взгляд остановился на ней. И крикнула ему:

— Ты отец поросеночка, которому я пустила кровь своими руками? Я узнаю его кукольные черты. Вот этой рукой я вскрыла его.

Мужчина действительно потерял несколько дней назад одного из сыновей. Он надеялся, хотя и не верил в это, что сын просто-напросто сбежал.

Отравительница подняла левую руку. Ее пальцы соединялись электрическими дугами. Она поднесла большой палец ко рту и с выражением похоти на лице принялась его сосать.

— Мы отведали его после того, как посвятили Адонаи. Сочненький был.

Ром взревел и бросился к Отравительнице. Роберта хотела его удержать, но мужчина ринулся на Ла Вуазен, как хищник. Она поджидала его.

Мартино не сводил глаз со сцены. И все же почти ничего не заметил. Подземелье превратилось в кипящий фонтан. Руки с когтями рвали рома на части с методичной жестокостью. Лицо Ла Вуазен исчезло за завесой багровой пены. Словно в кровавом небе появилась бледная луна.

Остатки человеческого тела усеяли пол подземелья. Отравительница исчезла. Мартино вернулся в склеп, зажимая рот руками, живот его сводили спазмы. Молодой ром приблизился к Роберте, которая не сдвинулась с места. Он бесстрастно глянул на кровавую лужу.

— Она ушла, — сказала колдунья.

Ром вгляделся в подземелье, тонувшее во мраке.

— Надо было убить этого демона.

— Убить? — переспросила Роберта. — Быть может, это нам удастся… устроив ему западню.

— В какую западню может угодить такая кровопийца?

Моргенстерн вспоминала статью, которую прочла в Бюллетене исторических городов, историю про колокол, которому сначала дали имя Сатаны, а потом нарекли святой Екатериной.

— Западня зависит от приманки. Я знаю одну, от которой она не сможет отказаться.

— О чем речь?

— О колоколе.

— Обычно колокола обращают демонов в бегство.

— Это — особый колокол. Он должен привлечь ее. Ром обдумал ответ колдуньи. Похоже, он удовлетворил его, поскольку промолвил:

— Если у тебя есть приманка, у тебя будет и зверь.

Мартино вместе с остальными ждал появления Отравительницы. Моргенстерн привела их на самый верх башни Сен-Жак-де-ла-Бушри. И объяснила, что колокол вначале назвали именем Сатаны, а потом посвятили святой Екатерине. По мнению колдуньи, его звон должен был привлечь демона столь же верно, как труп привлекает стаю стервятников.

Они ждали уже три часа, но ничего не происходило. Мартино сидел на балке, к которой был подвешен колокол, а колдунья рядом с ним. Она поглаживала Ганса-Фридриха и прислушивалась к окрестностям. Ромы прятались в нишах колокольни.

Ветер, запутавшийся в бронзе, зловеще завывал. И ничего больше, кроме глухого звона колокола, раздававшегося каждые четверть часа. Похоронный звон, уносимый бурей, летел над крышами Парижа, зовя демона по имени.

Мартино размышлял о странной церемонии, которая позволила колдунье создавать близнецов. Тогда Моргенстерн предстала перед ним в своей самой мрачной ипостаси. Молодой человек вспоминал истории про шабаши и зачарованные леса, о которых ему рассказывала мать в детстве. Булькающие котлы, заросшие когтистые звери, паранормальные явления. Добро и Зло, слившиеся в одном лице, искаженном тоской…

«Из матери получилась бы хорошая колдунья, — говорил себе молодой человек, — не выйди она замуж за Мартино».

От этого опыта у него осталось смутное и беспокойное ощущение. С одной стороны, он никак не мог отказаться от мысли, что Моргенстерн принадлежала к иному миру. С другой стороны, этот мир тянул его с невероятной силой. Он не мог объяснить этой тяги. Жесты напарницы во время заклинаний казались ему удивительно знакомыми… И в голове возникали странные образы.

И они были в основном связаны с воздухом.

Роберта не доставала из мешка летучую мышь, не смешивала слюну жабы, не потрясала амулетом, утыканным окровавленными иглами, когда создавала их близнецов. Она только отдала приказ зеркалу, перед которым они стояли в номере пансиона. Оно помутнело. Потом их отражения поклонились и исчезли за рамой, вышли из комнаты и сели на катер, отвезший их на зачарованный остров.

Мартино и Моргенстерн остались перед зеркальным изображением пустой комнаты, в которой они отсутствовали. Первым рефлексом следователя было посмотреть, следовала ли за ним его тень. Тень была. А отображения не было. Он, не обращая внимания на насмешливый взгляд Моргенстерн, бросился в ванную. Но зеркало отказалось отображать его, хотя до этого забастовок не устраивало.

Он вновь ощутил головокружение. Словно под его ногами разверзлась земля, а реальность исчезла… Даже этот колокол может быть обманом. Колдунья уверила его, что отражения появятся, как только закончится существование близнецов. Но с тех пор Мартино строил всяческие предположения.

Как Ганс-Фридрих смог последовать за близнецами, если был частью первой реальности? В каком варианте города они сейчас находились? Сидели ли они в оригинале Сен-Жака-де-ла-Бушри или в одном из его отображений? Конечно, в отображении, поскольку башня находилась в историческом городе.

Молодой человек вдруг заметил, что колдунья не спускает с него напряженного взгляда. Она пыталась что-то ему сказать. Показала ему карманное зеркальце, которое держала в руке, а потом бросила его ему. Он в последний момент поймал предмет и глянул в него.

Изображение было на месте. Оно улыбалось ему своей неотрубленной головой. Реальность вернулась в свои права. Молодой человек с облегчением вернул зеркальце колдунье. У него были кое-какие таланты — он играл в теннис и водил свой шумный болид. Но бродить по границам иллюзий, жонглировать недомоганиями… Это было не для него. Пусть этим занимаются маги и колдуньи.

— Она приближается, — сообщила Моргенстерн.

Ганс-Фридрих свернулся в клубок и выставил иглы. Колокол послал последний призыв десять минут назад. Мартино достал свой шестизарядный револьвер и взвел его. Над ним в тени колокольни прятались четверо или пятеро ромов. Все они навели оружие на одну точку: лестничный люк в полу колокольни. На этот раз Ла Вуазен не могла уйти от них.

— Вошла, взбирается по лестнице, — сообщила Роберта.

Мартино стал сглатывать слюну, не в силах остановиться. Сердце его билось громче, чем этот сатанинский колокол. Черт возьми, да успокойся же! Он бросил взгляд на Роберту. Та невозмутимо смотрела на лестницу. Тень скрывала их от постороннего взгляда. Если они сохранят неподвижность, демон не должен их разглядеть. Пока они не откроют огонь.

— Она поднимается. Главное — не двигайтесь, — приказала колдунья.

Послышался скрип ступеньки. Кровь в жилах Мартино заледенела. Ему никогда не слезть с этого насеста. Все его мужество испарилось.

В проеме показалось бледное, как луна, лицо гермафродита. Ла Вуазен вгляделась внутрь колокольни, исследуя ее глубины. Она задыхалась, зрачки ее были расширены. Она по-прежнему оставалась в состоянии транса, который был вызван церемонией.

Она поднялась по последним ступеням, подошла к колоколу и протянула к нему руку. Ее держали под прицелом шесть человек. Демон погладила бронзу, как гладят идола. Чувственный жест, полный почитания.

Над головой Мартино хрустнула балка. Ла Вуазен подняла голову и всмотрелась в точку, откуда донесся шум, ненавидящим взглядом. Ром открыл огонь. Тут же начали стрелять остальные. На демона обрушился свинцовый град. Шум стоял оглушительный. Во все стороны летели щепки. Дым вскоре затянул все пространство. Мартино услышал голос Моргенстерн, перекрывший грохот:

— Прекратите огонь!

Ей пришлось повторить приказ трижды, пока ее не послушались. Мартино вдруг сообразил, что его оружие было холодным. Скованный страхом, он даже не выстрелил. Ромы и Моргенстерн спрыгнули на пол. Капли крови свидетельствовали, что пули ранили демона. Но никаких следов тела. Ла Вуазен испарилась.

— Невозможно! — выругался один из мужчин.

— Ничего невозможного нет, — оборонила Роберта.

На лестнице раздался выстрел, затем послышался пронзительный вой. На нижних этажах началась перестрелка. Колдунья и ромы бросились на лестницу и исчезли из вида. Мартино прислушивался к сражению, сидя на своем насесте, — живот его сводило от страха. Он слышал непонятные крики, выстрелы из карабинов, короткие приказы колдуньи.

— Она смылась! — закричал один из ромов.

— Она смылась, — повторил Мартино. В глотке у него пересохло, он не мог поверить в происходящее.

Потом снаружи донесся голос Роберты:

— Вон она! На фасаде. Лезет вверх!

Мартино инстинктивно повернул голову. И увидел Ла Вуазен, которая, как паук, хваталась за балки и лезла вверх. Молодой человек спрыгнул на пол и рискнул выглянуть наружу. Отравительница оперлась на химеру и исчезла по другую сторону балюстрады, которая опоясывала крышу. Мартино посмотрел вниз и увидел лицо Моргенстерн, обращенное к нему. На лестнице уже слышались шаги. Ромы взбирались вверх.

Он не чувствовал в себе сил лезть по фасаду. Но переплетение балок должно было куда-то вести. Мартино ловко запрыгнул на первую, ухватился за вторую и вскарабкался к потолку. Люк открывался прямо на крышу. Он откинул защелку одной рукой и осторожно приподнял крышку.

Ла Вуазен сидела на краю бездны. Ее рука машинально гладила химеру. Она разглядывала Париж.

Мартино откинул крышку и бесшумно вылез на крышу. От Отравительницы его отделяло три метра. Он направил дуло в ее спину.

— Эй! — позвал он. — Вы!

Ла Вуазен уронила голову набок и почесала ухо о плечо. Потом словно нехотя встала и развернулась лицом к Мартино.

Молодому человеку очень хотелось, чтобы сейчас, когда он держал Отравительницу под прицелом, Роберта стояла рядом. Ла Вуазен качнулась вперед. Мартино невольно отступил. Пронзительный ветер толкал его в спину. Он дрожал. И не от холода.

— Эй! — передразнила она его. Голос ее напоминал квохтанье. — Вы!

И сделала шаг вперед. Молодой человек стоял на краю бездны. Ла Вуазен подошла еще ближе. Она могла дотронуться до него, протянув руку. Пальцы Мартино парализовало. Что-то мешало ему нажать на спусковой крючок.

Отравительница повела рукой словно серпом, чтобы схватить следователя за запястье. Все шесть пуль улетели в молоко. Мартино отступил еще, раскинув руки в стороны. Он ощущал себя марионеткой, за ниточки которой дергала Ла Вуазен.

— Сможем ли мы сыграть вдвоем до того, как граф явится за мной? — спросила служительница Дьявола, опять почесав ухо о плечо.

Она схватила Мартино за лацкан пиджака и нежно притянула к себе. Их губы соприкоснулись. Она приоткрыла их и прижала к губам молодого человека. Он с ужасом ощутил, как в его плоть вонзились клыки.

Ла Вуазен вдруг отстранила его и принюхалась к воздуху. Она уставилась в какую-то точку в небе на светлеющем горизонте. В рождающейся заре появилась темная продолговатая форма — летающий корабль несся прямо на колокольню. Ветер доносил до них рев двигателей. Альбатрос .

Отравительница поцеловала Мартино, вырвав по пути часть его щеки.

— На память. До скорого, дорогуша.

Она отпустила его и небрежно оттолкнула назад. Следователь увидел, как она бежит и прыгает в пустоту, а Альбатрос разворачивается, едва не задев башню. В отверстии люка появилось лицо Моргенстерн.

Ла Вуазен ловко приземлилась на палубу судна. Послышался рев сирены, могущий разбудить весь Париж. Альбатрос удалялся на всех парах. Он несся на запад, догоняя ночь, изгоняемую зарей. Его силуэт расплылся, сжался, как гаснущее пламя, и исчез.

Моргенстерн приближалась к Мартино осторожными шагами и, разинув рот, разглядывала его. Почему он так выглядел? Из-за раны? Ла Вуазен только расцарапала ему щеку.

— Что? — спросил он, ощупывая лицо.

Она остановилась и протянула руку, не осмеливаясь продвигаться дальше.

— Вы боитесь, что я упаду, Роберта? Мартино заметил взгляд колдуньи и посмотрел себе под ноги: он стоял на пятидесятиметровой высоте в трех шагах от колокольни Сен-Жак.

Он не успел ничего сказать. Страх охватил его, и бездна вступила в свои права.