Изгоняющий дьявола. Знамение. Дэмьен

ПРОЛОГ Семь лет назад

Карл Бугенгаген, всемирно известный археолог, нервни­чал. Он, как крот, ход за ходом буравил сейчас землю. Но волновался Бугенгаген совсем не потому, что забрался так глубоко. Напротив, ему нравилось здесь. Прохлада и сумрак будоражили приятные воспоминания. Стояла гробовая ти­шина.

Внезапно археолог услышал какие-то шорохи. Бугенгаген был не из пугливых. Ему давно уже перевалило за пятьдесят, но Карл по-прежнему оставался в форме: рослый и крепкий, литая шея и мускулистые плечи были точь-в-точь как у древ­негреческих атлетов. Поседевшие волосы и борода вкупе с пронзительным и загадочным взглядом придавали ученому сходство с каким-то ветхозаветным пророком. Отчасти это внешнее сходство являлось истинным. Ибо Бугенгаген искал здесь, в недрах израильской земли, доказательства существо­вания Дьявола.

Услышав шорох, Бугенгаген вздрогнул. Каждой клеточ­кой он ощутил угрозу со стороны своего могущественного противника. Археолог уже давно предчувствовал, что станет очередной жертвой в кровавом списке несчастных, пытав­шихся предупредить мир о страшной опасности. Более того, у Дьявола была и особая причина избавиться от Бугенгагена, ведь ученый уже пытался убить ЕГО.

Сам археолог не нуждался ни в каких доказательствах. Все его подозрения оказались сущей правдой. Жуткой прав­дой. Но ему необходимо было убедить в ней своего помощ­ника Майкла Моргана — только так можно было сохранить эти страшные сведения. Бугенгаген слишком ясно отдавал се­бе отчет в том, что, покусившись на жизнь Антихриста, он не сможет избежать мести Дьявола.

Накануне они с Морганом сидели в уютном прибрежном кафе и наблюдали, как под их ногами на прохладном плиточ­ном полу удлиняются тени.

Поначалу Морган не поверил Бугенгагену. Карл прекрас­но понимал, что здесь необходимы только факты. И сейчас, в этом калейдоскопе ярчайших средиземноморских красок, когда солнце, заваливающееся за синюю водную гладь, дроби­ло ее на огненно-рыжие осколки, а белоснежные каменные стены древнего израильского города Эйкра, отражая, струили мягкий закатный свет, Бугенгагену пришла вдруг мысль, не сошел ли он просто с ума.

Но следом за этой внезапно мелькнувшей мыслью он услышал в своем мозгу голос, убедивший археолога в том, что, находясь в здравом уме, он осенен свыше знанием, и от­ветственность за это знание камнем лежала на его плечах.

Бугенгаген лез из кожи вон, пытаясь убедить скептически настроенного Моргана в правдивости своего рассказа. Но ес­ли Майкл всего-навсего сомневался, то уж его очарователь­ная подружка всем своим видом показывала, что не верит ни одному слову археолога. Бугенгагена вообще раздражало ее присутствие, но он нисколько не удивился, заметив рядом со своим помощником женщину; он просто разозлился.

Ее звали Джоан Харт. Броская особа с сияющими глазами и каштановыми волосами. Если бы Бугенгаген был помоло­же, такая фемина вполне могла бы сразить его наповал. Но во времена его молодости женщин, похожих на Джоан Харт, просто не существовало. Джоан была фоторепортером, о чем при первой же возможности сообщала каждому встречному. Мимолетное знакомство скреплялось в довершение всего крепким рукопожатием и профессиональной улыбкой. Неиз­гладимое впечатление на собеседника производила и манера Джоан одеваться. Ее костюм от лондонского портного, сши­тый, вероятно, по сногсшибательной цене, напоминал о вре­менах Хемингуэя. Бижутерию она предпочитала огромных размеров; кроме нее, на шее у Джоан всегда болталась пара фотоаппаратов «Никон». Она беспрестанно курила и ни на минуту не закрывала рта.

Нельзя сказать, что в Эйкру журналистку привела ее про­фессиональная неуемность. Нет, Джоан находилась в этом городе потому, что здесь был Майкл Морган. Он являлся сей­час для Джоан средоточием всей ее жизни. Хотя, если честно признаться, все, чем жила и дышала эта молодая прелестная женщина, было Майклу глубоко безразлично.

Джоан, только что прилетевшая из Лондона, уже встреча­ла где-то заголовок газеты, которую Бугенгаген сейчас так упорно совал Моргану: «Похороны американского посла и его жены». Майкл тоже не впервые видел эту газетную строку, заголовок совершенно не привлекал его внимания.

— Да,—произнес он с хорошо сыгранной, вежливой за­интересованностью в голосе, свойственной только представи­телям высшего света Англии,—весьма любопытно.

Бугенгаген, ни на йоту не задетый этим тоном, показал Майклу еще одну газету — на этот раз американскую — с заго­ловком: «Президент и его жена успокаивают осиротевшего сына посла».

Бугенгаген ткнул толстым пальцем в фотографию шести­летнего мальчика с черной повязкой на рукаве. Лицо мальчи­ка было прекрасно и лучезарно, подобно ликам херувимов с полотен эпохи Возрождения или фресок на потолках высо­ких церковных куполов.

— Вы его узнаете? — спросил Бугенгаген.

Морган снова взглянул на фотографию, на этот раз более пристально.

— Нет,—твердо заявил он.

На Бугенгагена — единственного живого свидетеля разыг­равшейся трагедии — мало-помалу обрушивалась страшная усталость.

— Вы что. еще не видели стену Игаэля? — резко вскинул­ся он.

— Ее ведь обнаружили только на прошлой неделе, Карл,—пытался было оправдаться Морган, но Бугенгаген тут же перебил его.

Археолог понимал, что единственным выходом из созда­вшегося положения было бы раз и навсегда объясниться с Морганом, как бы дико сейчас ни звучали доводы ученого. ВРЕМЕНИ ОСТАВАЛОСЬ В ОБРЕЗ. Бугенгаген снова ткнул пальцем в фотографию и отчетливо произнес: «На стене Ига­эля я уже видел его лицо! Этот мальчик, этот «Дэмьен Торн» — Антихрист!»

Морган приподнял брови в знак протеста.

— Карл, — начал он, но ученый снова перебил его.

— Ты должен верить мне!

Морган вдруг перестал улыбаться. Напряжение, сковав­шее лицо Бугенгагена, по-настоящему встревожило Майкла. Ведь перед ним сидел не выживший из ума старик, человек с застывшим от волнения лицом был его учителем; всем, что знал и умел Морган, он был обязан Бугенгагену.

— Карл,—мягко произнес Майкл,—я ведь не религиоз­ный фанатик. Я —археолог.

Бугенгаген никак не отреагировал на это. «И где бы вы ни УСЛЫШАЛИ, что он идет...» Дальше Карл никак не мог вспомнить. Он не спал уже несколько ночей подряд и чудо­вищно устал. К тому же память начала подводить ученого.

Морган покачал головой и обратился к Бугенгагену:

— А где факты, Карл?

— Неделю назад,—произнес Бугенгаген,—отец Дэмьена пытался убить мальчика. На алтаре лондонской церкви Всех Святых. Посол стремился вонзить кинжал в сердце ребенка.

Джоан в ужасе содрогнулась. Морган, потянувшись за своим стаканом, еще раз пробежал глазами газетные заго­ловки.

— Похоже, репортерам не все удалось пронюхать,—про­должал Бугенгаген. Он глубоко вздохнул, затем произ­нес: — Эти кинжалы послу вручил я. Мой друг, отец Джеймс, находился тогда в церкви, он видел все собственными глаза­ми. Святой отец позвонил мне и рассказал о происшедшей трагедии. Он узнал древние кинжалы и убедил полицейских, чтобы они их мне вернули.

За столиком воцарилось молчание. Морган замер со ста­каном в руке и уставился на своего друга. Джоан также не сводила с Бугенгагена широко раскрытых глаз. Не давая им опомниться, ученый яростно, почти скороговоркой, продол­жил:

— Американского посла звали Роберт Торн. Его новоро­жденный сын погиб в римском госпитале. И Торн, уступив мольбам какого-то священника, усыновил другого младенца. На самом деле этот священник оказался Апостолом Зверя. Торн убедил свою жену, что тайно усыновленный им ма­лыш их собственный ребенок. Торны всем сердцем полю­били ребенка, он рос и воспитывался в Лондоне, а супруги даже не подозревали, что рожден мальчик самкой шакала! Вскоре ребенок начал убирать со своей дороги всех, кто ка­ким-то образом догадывался о его подлинной сути. Вот тогда Торн пришел ко мне за помощью. С первых же слов его рас­сказа я понял, что говорит он чистую правду, ведь мне давно являлись знамения, будто я скоро вообще останусь в одино­честве: один на один с этим Зверем. Я отдал тогда Торну семь древних кинжалов, это единственное оружие против Дьявола, ими надо пронзить Его тело. К тому времени жена Торна была уже мертва, впрочем, как и двое других несчаст­ных, узнавших правду! — Бугенгаген покачал головой.—По­лицейские застрелили Торна до того, как он успел вонзить кинжалы в тело сына Дьявола. Они решили, что посол сошел с ума после смерти жены!—Бугенгаген снова замолчал и кивком указал на газетную фотографию. Все, чего он хотел от Моргана, заключалось в том, чтобы тот поверил ему, осоз­нал страшную опасность и начал, наконец, действовать.—Ре­бенок все еще жив!

Последовало долгое молчание, затем Морган спросил:

— Где он теперь?

— В Америке. Живет со своим дядей — братом покойно­го Торна. И как написано: «Там его власть распространится, он будет разрушать и будет процветать, орудием в его руках будут и святые, и сильные мира сего».

— О, Майкл, немедленно отправляемся в Амери­ку! — воскликнула Джоан Харт, репортер до мозга костей.

— Да замолчи ты! — оборвал ее Майкл. То, что сообщил Бугенгаген, выходило за рамки сенсационной новости.

Бугенгаген тем временем наклонился к своей ноге и вы­тащил из ботинка чудесно сшитый кожаный мешочек с па­рой кармашков и Бог весть каким количеством всяких ре­мешков и кнопок. Когда археолог положил его на стол, что-то внутри мешочка звякнуло.

— Ты должен передать это новым родителям мальчи­ка,—заявил Бугенгаген.—Тут —кинжалы и письмо, которое им все объяснит.

Морган никак не мог понять, чего добивается от него Бу­генгаген. Одно дело — услышать эту фантастическую исто­рию, пусть даже поверить в нее, и совсем другое — принять участие во всей этой заварухе.

— Извини, Карл,—засомневался Майкл, покачивая голо­вой.—Ты же не можешь ожидать от меня просто...

— Их необходимо предупредить! — резко перебил его Бугенгаген.

Посетители за соседними столиками стали на них огля­дываться. Археолог перешел на хриплый шепот.

— Я уже стар и слишком болен. Я не могу сделать этого сам. И поскольку я — единственный, кто знает правду, я дол­жен...—Очевидно, ужас от осознания этой мысли настолько сковал Бугенгагена, что он не в силах был закончить фразу вслух.

— Должен что? —пытал его Морган.

Ученый уставился на стакан:

— ...оставаться в безопасности.

Морган грустно покачал головой.

— Мой дорогой друг, у меня ведь определенная репута­ция.

Бугенгаген ожесточенно прервал его:

— Именно поэтому это и должен сделать ты! Тебе они поверят!

Майклу подобное заявление совершенно не льстило. Его по-настоящему начинало беспокоить лихорадочное состояние Бугенгагена. К тому же он просто не рассматривал просьбу учителя всерьез.

— Но, Карл, меня же в определенном, смысле сочтут за соучастника...

Бугенгаген поднялся из-за стола. Лучи заходящего солнца пронизывали белоснежную библейскую бороду ученого, строгость и отрешенность черт делали его лицо похожим на лик святого.

— Пошли к стене Игаэля,—скомандовал Бугенгаген.

Это был приказ, и Морган почувствовал, что не смеет ослушаться. Сопротивление на сей раз было невозможно.

— Ну и что дальше? — произнес он, хотя знал, что все уже решено.

— Пошли,—повторил Бугенгаген и, повернувшись, заша­гал в сторону своего джипа.

— Можно, я пойду с вами? — спросила Джоан, пытаясь пустить в ход свою самую обольстительную улыбку.

Морган отрицательно покачал головой:

— Почему бы тебе не подождать в отеле? Это не займет много времени.—Он наклонился к Джоан и поцеловал ее. Затем поднялся.

— Ладно,—улыбнулась женщина, притворно взды­хая.—Но предупреждаю — долго ждать я не собираюсь.

Майкл засмеялся и, послав ей на прощание воздушный поцелуй, исчез за углом. Это было их последнее свидание. Джоан Харт потребовалась вечность, чтобы примириться с этим, и еще целая уйма времени для того, чтобы осознать истинную причину.

Древний замок Бельвуар, окруженный стеной, располо­жился на самой границе Сибуланской долины, недалеко от города Эйкры. Он стоял здесь с двенадцатого века, с тех са­мых пор, когда крестоносцы явились сюда из Европы, дабы отвоевать Святую Землю у мусульман. Они построили замок в память о Христе. И именно в подземельях замка Бельвуар Бугенгаген нашел необходимое доказательство — Антихрист обитает среди людей СЕЙЧАС.

Отдаленный рокот мотора заставил длинношерстных овец, пасшихся у древних стен замка, приподнять головы. За­нимался рассвет, красное солнце живым шаром зависло над долиной, разбрасывая вокруг длинные разноцветные тени. Когда джип неожиданно вынырнул из-за ближайшего холма и начал спускаться в их сторону, овцы, заметавшись, спешно разбежались; вразнобой зазвенели колокольчики, будто при­зывая непрошеных гостей к молитве.

Джип, приблизившись к стене замка, остановился. Из ма­шины выбрались Бугенгаген и Морган. Раннее утро было прохладным, но это, похоже, заметил только Майкл. Буген­гаген судорожно рылся в багажнике, выискивая среди авто­мобильного хлама еще одну шахтерскую каску. Там, куда они направлялись, им ОБОИМ нужны были каски. Внизу было так темно, что света одной лампы недоставало, а опасность обвала была слишком велика.

Ни Бугенгаген, ни Морган не заметили в суете детали. На стене, в самой ее высокой точке, сидел огромный ворон и на­блюдал за ними. В его глазах застыла ненависть.

Мужчины пересекли просторный и сумрачный банкет­ный зал, окруженный шестью пятидесятифутовыми колонна­ми. С потолка, головами вниз, свисали спящие летучие мы­ши. Старик прижал кожаный мешочек к своей груди, будто боялся хоть на секунду расстаться с ним. Мужчины включили фонари на касках и начали осторожно спускаться по истер­шимся ступеням в подземные переходы.

Совсем недавно здесь уже побывали археологи. Плиты были сложены там, где производились самые последние рас­копки, кругом было грязно, на каждом шагу встречались ямы. Все было свалено в одну кучу: и современное оборудо­вание, и древние раскопки — все это было накрыто пластико­вой пленкой и лежало вдоль стены.

Вдруг Морган увидел нечто, заставившее его похолодеть. Сердце его судорожно забилось, готовое выпрыгнуть из гру­ди. Майкл чуть не задохнулся, разглядев на каменной стене гравюру, и отвратительную, и прекрасную одновременно. На ней была изображена женщина, восседающая на багряном Звере. Семь отвратительных и уродливых голов было у Зверя и десять ужасных рогов; весь он был испещрен словами на древних языках, таких древних, что не говорили на них, на­верное, целую вечность.

— «Вавилонская блудница»,—прочел вслух заворожен­ный Морган.

Ужасное имя эхом отозвалось в подземелье. Майкл отвел глаза от гравюры и заметил, что Бугенгаген, вскарабкавшись наверх, скрылся в стенном проеме. Морган невольно вздрог­нул и последовал за своим учителем. Перспектива остаться в темноте один на один с «Вавилонской блудницей» ужаснула Майкла. И он очутился в следующем зале.

Она была там. Стена Игаэля. Свет от фонаря на каске Бу­генгагена выхватил из мрака гениальную картину художника, сошедшего в дальнейшем с ума. На них смотрело жуткое, зыбкое и вечно изменчивое лицо Сатаны.

Самый крупный фрагмент картины вызвал ужас: Сатана в пору своей зрелости. Он был уже почти сброшен в Хаос. Дьявол цеплялся за край пропасти, мускулистые руки и ноги напряглись в последнем усилии, а огромная летучая мышь распростерла над ним свои крылья, пытаясь защитить своего господина. Лицо Сатаны было повернуто в сторону и неясно очерчено.

На втором фрагменте была изображена голова. Вместо волос из скальпа выползали извивающиеся змеи с острыми языками. Голова эта также не имела четкого рисунка лица.

Но был здесь еще один портрет, самый незначительный по размеру — Сатана в детстве. Лицо выписано с потряса­ющей четкостью. Оно было прекрасно, подобно ликам херу­вимов эпохи Возрождения.

Это было лицо Дэмьена Торна.

— Ну что, убедит тебя этот портрет? — проговорил Бу­генгаген.

Но Моргану уже не нужны были никакие доказательства. Зачарованный, он медленно двинулся к стене, притягива­емый все ближе и ближе портретом. И вдруг в туннеле раз­дался звук, напоминающий щелканье кнута. Сразу вслед за ним послышался грохот. Морган споткнулся и шагнул в сто­рону Бугенгагена. Оба застыли на месте. Секунды растягива­лись до бесконечности.

Внезапно потолок туннеля перед ними подался и стал ру­шиться, поднимая столбы пыли. Пыль клубилась, и Морган стал задыхаться. Бугенгаген оставался спокойным. Откашляв­шись, Майкл обратился к археологу:

— Здесь есть еще выход?

Бугенгаген отрицательно покачал головой и тотчас почув­ствовал, как его охватывает дикий страх. Ученый осознал причину происходящего и в тот же момент понял, что они уже ничего не смогут сделать.

Снова раздался грохот и скрежет. Потолок позади них рухнул. Проход в туннеле составлял теперь не более пяти футов шириной, туннель становился их могилой.

Морган в ужасе взглянул на Бугенгагена. Старик закрыл глаза, смирившись со своей участью. Он был готов к смерти.

И вдруг послышался новый звук. Поначалу Морган не по­нял, откуда он доносился, но потом заметил тоненькую струйку песка, просачивающегося из крохотного отверстия в потолке. Тут же образовалось второе отверстие. Через мгновение их было уже четыре. Потом двенадцать. Вскоре пошел настоящий песочный дождь. Песок попадал в глаза, за­бивался в рот; песочная куча у ног археологов росла и росла.

Тут и Морган ясно осознал приближение смерти. Он окинул взглядом туннель: внизу, под его ногами, покоилась «Вавилонская блудница». Ее уже почти засыпало песком. В диком и бессмысленном порыве Майкл принялся разгре­бать песок, разбрасывая его в разные стороны. Через несколь­ко минут пальцы начали кровоточить, и Морган заплакал.

— Антихрист здесь! — прокричал Бугенгаген сквозь шум струящегося песка.—Вручи свою душу Господу!

В ответ снаружи раздался грохот, стены и колонны заша­тались и стали оседать. Глубоко под ними послышался могу­чий гул. Морган, всхлипывая, продолжал расшвыривать пе­сок, пытался освободить от него стену, чтобы докопаться до лаза. Но уровень песка поднялся уже до его пояса и продол­жал стремительно расти.

Глаза Бугенгагена были закрыты. Он молился: «И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и го­ворил и действовал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя.—Старик замолчал, затем снова заговорил: —Благослови нас, Иисус Христос, и прости нам...»

Песок достиг их подбородков. Морган что-то невнятно ^бормотал. Бугенгаген же продолжал: «...и покажется, что си­лы зла одолеют нас и возьмут верх, но ДОБРО победит. Ибо сказано в Апокалипсисе: ...и не войдет в него ничто не­чистое и никто преданный мерзости и лжи, ...а ночи там не будет... ибо слава Божия осветила его и светильник его —Аг­нец...»

Песок поднялся до губ, вот он уже засыпал нос, глаза, а когда накрыл их каски, свет от фонарей мгновенно погас. Тьма поглотила пространство. И пришла смерть.

Последний, исполинской силы толчок, подняв к небу огромное облако пыли и щебня, превратил замок в руины.

Лишь две вещи остались нетронутыми. Стена Игаэля и лежащий у ее основания кожаный мешочек Бугенгагена. Как будто в последний момент какая-то другая сила, могучая и равная по мощности первой, вырвала у нее из рук единст­венное доказательство.

Внезапно из-под клубящихся пылью обломков стреми­тельно вылетел черный ворон. Он кружил над развалинами, издавая пронзительные и наводящие ужас крики, затем взмыл в небо к поднимающемуся солнцу и растаял в раннем утреннем тумане.

Глава первая

Неровное, потрескивающее пламя костра освещало не по-детски серьезное лицо двенадцатилетнего мальчика. На­пряженно застыв, он уставился на мечущиеся огненные язы­ки. Мальчик пытался что-то вспомнить. Он чувствовал в кро­ви толчки зыбких первобытных ощущений, где-то в глубинах его мозга таилась древняя мудрость, связывающая подростка с временами, давно минувшими...

— Дэмьен?

Мальчик не шелохнулся. Садовники продолжали сгре­бать вокруг опавшие листья.

Будто окаменев, стоял мальчик перед большим костром посреди широкой аллеи, ведущей к огромному старому особ­няку. Этот дом, напоминающий скорее дворец, находился в Северной части Чикаго и принадлежал его приемным ро­дителям.

Мысли подростка находились далеко отсюда, в ином вре­мени и пространстве. Мальчик видел себя в окружении бес­конечных ярких пылающих огней, стоны и ^прекращающи­еся вопли неслись со всех сторон — это стонали те, кто без­мерно страдал, и боль их была оттого отчаянней и тяжелей, что конца ей не предвиделось.

— Дэмьен!

Видение исчезло. Дэмьен Торн тряхнул головой и обер­нулся на голос. Он прищурился, глядя на солнце, медленно скатывающееся за позолоченную крышу дома. На балконе третьего этажа стоял его двоюродный брат Марк и изо всех сил махал ему руками.

Дэмьену нравился Марк. Всегда добродушный и щедрый, Марк искренне полюбил сводного брата, семь лет назад по­павшего в их семью. Между братьями установилась такая близость, какая редко возникает даже между родственника­ми. Оба носили тщательнейшим образом отутюженную фор­му военной академии, где они учились. Мальчики приезжали домой, чтобы отметить День Благодарения в семье. А теперь пришло время возвращаться в школу. День Благодарения во­обще был самым грустным праздником в году — ведь именно после него Торны закрывали свой летний дом и переезжали на зиму в город. И так до следующего июня.

Дэмьен помахал в ответ рукой.

— Иду! —крикнул он и, обернувшись, бросил садовни­ку: —До следующего лета, Джим. — Старик едва кивнул в от­вет.

Пружиня четкий и ладный шаг, Дэмьен помчался к дому, стрелой пронесся по лужайке и влетел в массивные двери особняка.

Марк тем временем вытащил свой любимый рожок и протрубил что-то печальное.

Дэмьен уже поднимался по лестнице.

Ему вот-вот должно было стукнуть тринадцать. Необык­новенный возраст, когда, согласно историческим данным многих культур, мальчик в полную силу должен ощутить свое мужское начало.

Дедушка Дэмьена — Реджинальд Торн завладел этим уго­дьем в 20-е годы. Это был обширный кусок земли на озере Мичиган в Северной части Чикаго. Часть заработанных во время первой мировой войны денег он использовал на по­стройку пышного особняка. Злые языки утверждали, что он просто свихнулся на этой почве. Над ним посмеивались, но всем чудачествам пришел конец, когда сюда проложили пре­красную автомобильную дорогу. И теперь все, у кого имелся в запасе хоть какой-нибудь капиталец, начали спешно застра­ивать северное побережье озера. Но ни у кого из вновь при­бывших не было такого роскошного дома.

Торн часто повторял, что возвел эти чертоги для своих сыновей Роберта и Ричарда. Он обожал сыновей и, видя в них продолжение рода, делал для мальчиков все возможное. Когда их не приняли в престижную Дэвидсоновскую Воен­ную Академию по причине того, что их отец занимается «торговлей», Торн выложил кругленькую сумму на построй­ку новой гимназии. Мальчиков туда, естественно, приняли, школе было присвоено имя их отца, а Ричард и Роберт закон­чили ее с отличием.

Роберт, старший сын, занимался дипломатией. А Ричард с головой ушел в семейный бизнес. Торн был доволен обои­ми. Все шло по его плану. Незадолго до своей смерти Реджи­нальд вложил деньги в постройку огромного музея в самом сердце Чикаго. В этом музее должны были демонстрировать­ся древние христианские реликвии и произведения искусств.

Он не дожил до того дня, когда был достроен музей. Как не дотянул и до времени расцвета «Торн Индастриз». И, к счастью, его уже не было в живых, когда его сын Роберт Торн — посол при английском дворе — был застрелен на цер­ковном алтаре, где он вскоре после трагического и необъяс­нимого самоубийства горячо любимой жены пытался, оче­видно, зарезать собственного сына.

Никто не знал, что помнил Дэмьен из событий того страшного дня, семь лет тому назад, когда отец волочил его к алтарю, чтобы вонзить в его маленькое, бешено колотяще­еся сердце кинжал, как замертво упал он, сраженный пулей британского констебля.

Скорее всего, Дэмьен ничего не помнил об этом трагиче­ском дне, но психика его, по-видимому, была травмирована, и Ричард Торн запретил обсуждать события семилетней дав­ности. Его вторая жена Анна —детский психолог — была убеждена, что вся эта драма погребена в глубинах подсозна­ния Дэмьена, что может наступить час, когда мальчик все вспомнит, и совершенно непредсказуемо, в каких формах по­ведения проявится это воспоминание. Анна высказала Ричар­ду свои опасения. Но муж не дослушал ее. В конце концов разве Дэмьену чего-нибудь не хватало?

Марк ничего не знал об этой трагедии, ему лишь сказали, что родители Дэмьена погибли при ужасных обстоятельствах и любое упоминание об их гибели может оказаться слишком болезненным для его сводного брата.

Единственным человеком, кто был твердо убежден, что Дэмьен помнил все отчетливо и ясно, была Мэрион Торн.

Тетя Мэрион, как ее здесь все звали, являлась прямой родственницей Реджинальда Торна. Это была редкая штучка, упрямая и своенравная. Никто не любил тетю Мэрион, ибо она вечно совала нос не в свои дела. Она никогда не была за­мужем и весь свой нерастраченный пыл посвятила племянни­кам и их семьям. Однако Мэрион всегда предпочитала Ро­берта, потому что он выбрал свой путь, порвав с семейным бизнесом. Известие о его неожиданной и трагической смерти потрясло тетушку до глубины души, с тех пор она испытыва­ла к Дэмьену неприязнь. Тетя Мэрион чувствовала, что маль­чик каким-то образом причастен к гибели Роберта, хотя и не сознавала истинного смысла происшедшей трагедии.

Тетя Мэрион прекрасно понимала, что ее не очень-то лю­бят, но ее это не трогало. Она и раньше не испытывала к се­бе щедрого внимания. Ее редко звали на обеды, даже родст­венники не удостаивали ее приглашением на семейные праздники.

На этот раз тетя Мэрион была вынуждена одолеть свою гордыню. Она без приглашения приехала к Торнам на День Благодарения. Ибо тетя Мэрион собиралась неожиданно со­общить всем что-то очень важное.

В этот субботний вечер она наблюдала, как мальчики про­щались со всеми в холле; дверь была широко распахнута, что­бы Мюррей, шофер, спокойно сносил вещи мальчиков в ма­шину. Из года в год повторялось одно и то же: приезжали они сюда с парой чемоданов, уезжали с шестью. Холодный ветер внезапно ворвался в холл, и Ричард Торн, красивый черноволосый мужчина лет шестидесяти, поеживаясь от про­низывающего сквозняка, отошел в сторону. Он давал Анне возможность не торопясь проститься с мальчиками.

Анна стояла в дверях и обнимала обоих мальчиков, поку­сывая свои губы, чтобы не разрыдаться. Целуя детей, она про­сила их не забывать писать письма и вести себя хорошо. Ри­чард, наблюдавший эту сцену, наполнился вдруг какой-то но­вой любовью к этой замечательной женщине, вошедшей в его жизнь в трудное и полное отчаяния время.

Марк обернулся и бросился к отцу, чтобы еще раз обнять его.

— Ну что, встретимся на нашем дне рождения, да, па?

— Спрашиваешь. Дэмьен! Подойди сюда. Обними, что ли, своего старика.

Дэмьен подбежал к Ричарду и прижался к нему, правда, не так пылко, как Марк. В дверях появился Мюррей и дели­катно кашлянул.

Анна улыбнулась.

— Мы поняли намек,—проговорила она, направившись к Ричарду и подросткам.—Ну, мальчики, пора.

Обнявшись на прощание с мачехой, мальчики плюхну­лись на заднее сиденье роскошного черного лимузина. Двер­цы захлопнулись, мальчишеские носы и губы расплющились о холодные стекла в прощальном поцелуе, и машина плавно покатилась, шурша по дорожному гравию.

Ричард с Анной стояли на ступенях особняка и махали до тех пор, пока автомобиль не скрылся из виду. Когда они по­вернулись, чтобы войти в дом, Анна рассмотрела в окне третьего этажа тетушку Мэрион, наблюдавшую за отъездом. Старушка тут же отскочила от окна, резко задернув зана­вески...

Дэмьен вольготно раскинулся на заднем сиденье.

— Ну и дела! — воскликнул он и присвистнул.

— И не говори,—согласился Марк.—Что за уик-энд! Мне уже показалось, что я начну орать.

— А давай сейчас поорем,—предложил Дэмьен. И они так пронзительно завопили, что чуть было не оглушили Мюррея.

— Мюррей,—позвал Дэмьен, когда им надоело кри­чать,—а ну-ка, выдай нам по сигаретке.

Мюррей отрицательно покачал головой и взглянул в зер­кальце.

— Ты знаешь мое отношение к этому, Дэмьен.

Дэмьен, вздрогнув, пожал плечами.

— Пока не спросишь, никогда не узнаешь.—Внезапно он развернулся на сиденье, приставил большой палец к носу, и, пошевелив другими пальцами, загримасничал. —Тетя Мэ­рион! Это тебе наш прощальный приветик! — выкрикнул Дэмьен. Марк протрубил в свой охотничий рожок.

— Боже,—произнес он, оборачиваясь,—до чего она про­тивна. И чего они вообще разрешили ей приехать?

— Да все для того, чтобы она тыкала в нас пальцем и своей сварливостью портила праздник. Вот почему,—объяс­нил Дэмьен.

— По крайней мере нам не пришлось еще и сегодня с ней обедать.—Когда Марк сильно волновался, он начинал излишне четко выговаривать отдельные слова.—Ей, должно быть, уже лет СТО,—продолжал он.—А чем это несет от нее постоянно?

— Дурак, это лаванда,—пояснил Дэмьен.—Все старые леди ею поливаются.

— Мальчики,—прервал их Мюррей,—только потому, что леди — старушка...

— Старушка действует нам на нервы,—смеясь, перебил его Марк.

Дэмьен вдруг изменился в лице.

— Мюррей прав,—заявил он.

Марк уставился на брата, пытаясь уловить в его голосе шутку. Но Дэмьен не шутил.

— Время бедняжки кончилось,—продолжал он, сам себе удивляясь.—И не следует нам над ней подтрунивать!

Дэмьен говорил такие странные вещи, что Марк, замол­чав, разинул рот. Мюррей попытался изменить тему разго­вора.

— Вы уже встречались с новым командиром взвода?

Оба подростка отрицательно покачали головами.

— Я все надеялся, что они не смогут найти замену,—ска­зал Марк.

Дэмьен опять вздрогнул: «Пока не спросишь, не узна­ешь».

— Вам когда-нибудь говорили, что случилось с сержан­том Гудричем? — поинтересовался Мюррей.

— Нет, а...—протянул Дэмьен, пихнув Марка локтем под ребра. Он снова, похоже, включился в игру.

— Говорят, он покончил самоубийством.—Мюррей бро­сил взгляд в зеркальце. Но никакой реакции на эти слова не последовало. Самоубийство бывшего взводного, видимо, со­вершенно не волновало мальчиков.

— Эка невидаль — сержант взвода,—воскликнул Дэ­мьен.—Да все они одним миром мазаны.—И он, войдя в раж, начал выкрикивать команды:— Внимание! Глаза на лоб! Уши торчком! Пузо вперед! Целься!

Мальчики просто зашлись от хохота. Марк с обожанием взглянул на брата.

— Ты все-таки рехнутый, ты это знаешь?

Дэмьен кивнул, а затем, склонившись, таинственно про­шептал:

— Я практикуюсь.

Марк хмыкнул.

— Еще один приветик тете Мэрион!— закричал Дэмьен.

Марк, всегда готовый доставить своему странному, чудно­му и обожаемому брату удовольствие, громко протрубил в свой любимый охотничий рожок. Звук получился какой-то хрустальный и завораживающий. Он долго еще звенел в хо­лодном ночном воздухе уже после того, как машина скры­лась в темных окрестностях Иллинойса.

Обеденного стола вполне хватало для того, чтобы свобод­но разместить двенадцать человек, но сегодня за ним восседа­ло всего лишь четверо. Ричард Торн занимал место во главе стола, слева сидела Анна. По правую сторону расположилась тетушка Мэрион, а рядом с ней примостился взъерошенный мужчина средних лет, звали его доктор Чарльз Уоррен. Буду­чи одним из самых выдающихся знатоков христианских арте­фактов, он являлся куратором Музея Древностей, основанно­го Реджинальдом Торном.

Тетушка Мэрион собиралась произнести речь, и окружа­ющим ничего не оставалось, как выслушать ее. Ричарду, прав­да, очень не хотелось, чтобы при этом присутствовали посто­ронние.

— Уже поздно, и я устала,-—начала тетушка Мэрион, окидывая присутствующих взглядом и убеждаясь, что все трое внимательно слушают ее. — Перейду сразу к делу. Я ста­рею и скоро умру. — Она в упор взглянула на Анну.—А вздо­хи свои приберегите на потом.—Анна пыталась что-то возра­зить, но тетушка продолжала: — Я владею тридцатью семью процентами «Торн Индастриз» и, кажется, имею право рас­порядиться своей долей, как сочту нужным.

— Да, конечно, — подх мтил Ричард, как он это всегда де­лал, когда речь заходила на подобную тему.

— Вы знаете так же,—продолжала Мэрион,—что в на­стоящий момент я все оставляю тебе, Ричард.

Племянник кивнул.

— И что?

— Так вот, я сегодня здесь для того, чтобы объявить: по­ка вы не выполните мою просьбу...—Торн отшвырнул сал­фетку. Он на дух не переносил ничего такого, что хоть отда­ленно напоминало вымогательство.

— Мэрион, не шантажируйте меня,—предупредил Ри­чард, чувствуя, как у него вскипает кровь.—Меня не вол­нует...

— Тебя не может не волновать сумма порядка трех мил­лиардов.

Доктор Уоррен смущенно привстал.

— Извините, но я не думаю, что здесь необходимо мое присутствие.—Он сделал движение, чтобы уйти, но Мэрион остановила его:

— Вы, доктор Уоррен, потому здесь, что являетесь кура* тором торновского музея! Двадцать семь процентов и этой собственности принадлежит мне!

Уоррен сел.

Тетушка Мэрион торжествовала. Она ощущала на себе пронзительный взгляд Анны, чувствовала, как та ее ненави­дит. Но это ровным счетом не беспокоило тетушку Мэрион. Ей никогда не нравилась Анна. Более того, старушка предпо­лагала, что время, когда Анна решила ворваться в жизнь Ри­чарда, было как-то слишком удачным. Здесь как будто присутствовала охота за приданым, и настойчивость, с кото­рой молодая женщина обхаживала ее племянника, напоми­нала скорее кружение мух над свежим трупом.

Однако тетушка Мэрион припасла на сегодня еще кое-что. Слегка наклонившись вперед, она произнесла мед­ленно и отчетливо:

— Я хочу, чтобы вы забрали мальчиков из военной акаде­мии и поместили их в разные школы.

Последовало долгое молчание. Наконец, Анна, вложив в слова всю свою ненависть, произнесла:

— Меня совершенно не волнует ваше отношение к маль­чикам. В конце концов это не ваши сыновья, а наши.

Именно этого и ждала Мэрион.

— Позвольте вам напомнить,—возразила она, ядовито улыбаясь,— что никто из них не является вашим собст - венным сыном. Марк —сын Ричарда от первой жены, Дэмьен —сын Роберта.

Анна задрожала от гнева. Пытаясь изо всех сил сдержать слезы, она резко поднялась.

— Ну, спасибо. Большое спасибо!

Ричард нежно тронул жену за руку и заставил ее сесть. Потом обратился к Мэрион:

— Ради Бога, что^вам нужно?

— Изолируйте Дэмьена,—проговорила старушка, и взгляд ее был тверд.—Его влияние ужасно, неужели вы этого не видите? Вы что, хотите погубить Марка, у н и ч т о - жить его?

Ричард вскочил.

— Ну, хватит,—оборвал он тетушку.—Я провожу вас в вашу комнату, Мэрион.

Старушка поднялась ему навстречу.

— Ты ослеп, Ричард.—Она схватила его за обе ру­ки.—Ты же знаешь, что брат твой пытался убить Дэмьена.

Доктор Уоррен находился в состоянии шока. Анна вско­чила и воскликнула:

— Уведи ее отсюда, Ричард! Уведи!

Мэрион вдруг осознала, что если она не скажет всего сей­час, то не скажет этого никогда. И старушка продолжала:

— Почему он пытался убить Дэмьена? Ну ответь мне! Скажи правду!

Ричард еле сдерживал свою ярость.

— Роберт был болен,—отчеканил он,—психически.

— Ну все, хватит,—заверещала Анна,—не смей разгова­ривать с ней!

Доктор Уоррен не знал, что и делать. Он был ошело­млен. Не смея произнести ни звука, доктор комкал в руках салфетку.

Мэрион глубоко вздохнула и предприняла последнюю попытку шантажа. На этот раз в ее голосе прозвучала мольба.

— Если вы не разъедините мальчиков, я весь свой капи­тал оставлю на благотворительные фонды, на благотвори­тельные...

— Да делайте с ним, что хотите! — взорвался Ри­чард.—Сожгите деньги, выбросьте их к черту, только не пы­тайтесь...

— Ричард, ну, пожалуйста,—умоляла его Мэрион.—По­слушай меня! Да, я стара, но я не выжила из ума. Твой брат пытался покончить с Дэмьеном. ПОЧЕМУ?

— Убирайтесь отсюда! — взвизгнула Анна. Она обежала вокруг стола и решительно устремилась к старушке, будто со­биралась ударить ее. Ричард попытался удержать жену, но она тут же вырвалась и, ткнув в сторону тетушки Мэрион дрожащим пальцем, произнесла:

— Вели ей уйти!

— Я и так ухожу! —ледяным тоном произнесла старуш­ка, вложив в него все свое достоинство, Она кивнула на про­щание доктору Уоррену и покинула комнату. Ричард после­довал за ней. Когда их шаги затихли, Анна, глубоко вздохнув, обратилась к доктору:

— Извините, Чарльз, мне и в голову не приходило...

— Ничего, ничего, все в порядке,—-успокоил ее Уор­рен.—Я все понимаю.—Он поднялся и кивком указал в сто­рону маленькой комнаты.—Почему бы нам не поглядеть слайды?—предложил он.—У меня есть здесь замечательные штуки, которые я бы хотел продемонстрировать вам и Ри­чарду.

В действительности же ему хотелось поскорее покинуть этот дом.

На площадке третьего этажа тетя Мэрион высвободила, наконец, свой локоть из руки Ричарда.

— Я и сама могу идти! —с достоинством бросила она.

Молча миновали они длинный, покрытый ковром кори­дор, и лишь у двери спальни старушка снова повернулась к‘племяннику:

— Твой брат пытался убить Дэмьена...

— Ну мы же с этим покончили, тетя Мэрион.

— Должна была быть причина.

— Я же вам уже говорил. Я не могу больше об этом. Особенно в присутствии посторонних. Иисус Христос...

— Но зачем он пытался убить собственного сына?

— Он был болен, тетя Мэрион, психически болен.

— А Дэмьен? Думаешь, он не болен?

— Что Дэмьен? С ним ничего особенного не происхо­дит! — Торн опять начал выходить из себя. Одновременно он злился и на себя, понимая, как легко смогла Мэрион довести его до такого состояния. Может, она и прекратила бы свои нападки, если бы Ричард так остро не реагировал на них. Он пытался успокоиться.—Ваша ненависть лишена всяких осно­ваний...

— Будь поосторожнее,—перебила его тетушка Мэрион.

«Наконец-то она приходит в себя»,—подумал Торн и об­ратился к тетушке:—Ложитесь спать. Пожалуйста. Вы себя сейчас не контролируете.

Тетя Мэрион подняла брови. Она знала, куда нанести удар побольнее.

— Дэмьен не унаследует от меня ничего, Завтра я зай­мусь этим.—Старушка потянулась к дверной ручке.

— Делайте, как узнаете, часть акций компании —ва­ша! — Ричард понимаЛ всю отчаянность положения. Ему бы­ла необходима эта доля, чтобы обеспечить интересы обоих сыновей.—Но уж если вы в моем доме...

— То я твоя гостья,—закончила Мэрион.—Я знаю. Но это моя комната, и я вынуждена просить тебя уйти. Сей­час же.

Торн вздохнул, наклонился и чмокнул старуху в макушку.

— Мюррей будет ждать вас завтра утром в машине.

Тетя Мэрион некоторое время подождала, пока он скро­ется в тени коридора, а потом, торжествующе улыбнувшись, прошагала в комнату и захлопнула за собой дверь.

Когда Ричард заглянул в маленькую комнату, Анна с док­тором Уорреном уже установили проектор и экран. Чарльз хотел дать им возможность предварительно взглянуть на экспонаты новой выставки, которую он подготовил для Чи­кагского Музея древностей.

Ричард унаследовал от своего отца любовь к археологии и всячески поддерживал любое начинание в этой области. Одним из таких предприятий были рискованные раскопки близ города Эйкра, где обнаружились самые потрясающие за последние двадцать лет находки. И хотя инициатором этих раскопок являлся Реджинальд Торн, именно Ричарду пред­стояло пожинать плоды этого предприятия.

Чарльз Уоррен включил проектор, и Ричард приглушил свет.

— Большинство этих экспонатов уже упаковано и нахо­дится сейчас в дороге. Вскоре первая партия прибудет сюда.

Первые слайды демонстрировали вазы и миниатюрные статуэтки. Разглядывая их, Торн, казалось, забыл о тетушке Мэрион. Анна улыбалась, поглядывая на мужа. Вдруг она пе­ревела взор на экран, и у нее внезапно перехватило дыхание. На слайде была запечатлена довольно больших размеров фи­гура женщины, яркой и уродливой, облаченная в багровые и пурпурно-золотые одежды со множеством украшений. Вос­седала блудница на Звере о семи головах. Каждая голова по­коилась на длинной чешуйчатой шее, из лбов торчали рога, а из пастей —клыки и языки. Голова женщины была откину­та назад, длинные волосы беспорядочно спутались, а сама она казалась пьяной от содержимого золотой чаши, которую сжимала в своей руке.

— О господи,—пробормотала Анца.

— Да,—поддержал ее Чарльз,—вид у нее весьма устра­шающий.

— Вавилонская блудница? —поинтересовался Ричард.

Чарльз кивнул. Анна вопросительно взглянула на мужа.

— Ты ее знаешь? — удивилась она, и все рассмеялись. Чарльз взял карандаш и подошел к экрану.

— Она символизирует Рим. А эти десять острых, как бритва, рогов на Звере —десять царей, у которых пока нет царств. Но Сатаной им была обещана временная власть до тех пор, пока не явится он в своем полном величии.

— А зачем она взгромоздилась на Зверя? — спросила Анна.

— Не знаю. Но, очевидно, она не останется на нем дол­гое время. Ибо сказано в «Откровении Иоанна Богослова», что десять царей «возненавидят блудницу, и разорят ее, и обнажат, и плоть ее съедят, и сожгут ее в огне».

— Потрясающе,—вздрагивая, произнесла Анна.—И вы во все это верите?

— Ну, я полагаю, вся Библия целиком состоит из удиви­тельных и чудесных метафор. Нам еще предстоит найти раз­гадки ко многим из них.

— Например? — заинтересовалась Анна.

Чарльз был не из тех людей, кто при любой возможно­сти пытается обратить в свою веру первого встречного. Но он решил не увиливать от ответа и четко объяснить все Анне.

— Ну, имеется, например, масса свидетельств, что конец света уже близок.

— Что? —не поняла Анна. Она решила, что ученый шутит.

— Многие события, происшедшие за последнее десяти­летие, были предсказаны в «Откровении Иоанна Богослова». Землетрясения, наводнения, голод, небо, потемневшее от смога, отравленные воды, меняющийся климат...

— Но такие вещи происходили всегда,—запротестовала Анна.

— Имеются и более любопытные свидетельства. Напри­мер, существует предсказание, что конец света наступит вско­ре после того, как Библия будет переведена на все письмен­ные языки. В начале 60-х годов это и было сделано. Предпо­лагают, что последний Холокаст начнется на Среднем Востоке.

— Но...—начала Анна, но тут вмешался Ричард:

— Вы не возражаете, если мы вернемся к слайдам? Если конец настолько близок, мне совершенно не терпится узнать, за что я выложил кучу денег, пока все это не превратилось в прах?

Напряжение рассеялось. Даже Чарльз рассмеялся. Он на­жал кнопку дистанционного управления. На следующем слайде была также запечатлена Блудница, но сфотографиро­ванная издалека. Рядом с изображением стояла молодая жен­щина, так что, сравнивая ее рост и габариты картины, можно было судить о размерах фигуры Блудницы.

— Что это за девушка? — полюбопытствовал Ричард.

— Фи, а я-то подумала, что ты и ее знаешь,—съязвила Анна.

— Это моя приятельница. Репортер. Ее зовут Джоан Харт. Вы что-нибудь о ней слышали? Харт пишет биографию археолога Бугенгагена.

Следующий слайд демонстрировал Джоан Харт с близко­го расстояния. Это была потрясающая рыжеволосая женщи­на с сияющими глазами.

— Похоже, ты у нее на крючке, а, Чарльз? — бросила Анна.

Чарльз отрицательно покачал головой и рассмеялся.

— Да нет, никаких планов на этот счет. Просто она здо­рово делает свою работу. Кстати, она собирается в Чикаго. Думаю, скоро явится сюда. Хочет взять у тебя интервью, Ри­чард.

— У меня? — удивился Ричард.—По какому, интересно, поводу?

— Раскопки, выставка, ну и все такое.

— Ты же знаешь, что я терпеть не могу всякие интервью, Чарльз.

— Да, знаю. Но я подумал...

— Так вот, передай ей это.

— Ладно, ладно.—Чарльз удрученно покачал головой, хотя был в курсе, насколько дорожил Ричард покоем своей семьи.

Несколько позже собравшиеся прощались в холле.

— Я завтра буду в городе,—заговорил Ричард, помогая Чарльзу надеть пальто.—А Анне придется остаться здесь и проследить, чтобы все было закрыто.

Чарльз кивнул.

— А чудное было лето,—вымолвил он и обернулся, что­бы поцеловать на прощание Анну.

— Увидимся послезавтра,—пообещала она, распахивая дверь.

Ричард проводил Чарльза до машины.

— Да, по поводу тети Мэрион...—начал он.

— Все, все, я уже все забыл,—улыбнулся Чарльз.

Ричард захлопнул автомобильную дверцу и помахал Уор­рену на прощание, покуда тот не скрылся во мраке холодной ноябрьской ночи. Затем Торн вдохнул глоток морозного воз­духа и вернулся в дом.

Тетушка Мэрион слышала каждое слово, сказанное при расставании, в том числе и сбивчивое извинение Ричарда за ее сегодняшнее поведение. Как обычно, перед сном старуш­ка открыла окно, что дало ей возможность подслушать разго­вор Ричарда с Уорреном.

— Неблагодарный слепец,—пробормотала Мэрион и вновь обратилась к старенькой Библии, которую она листа­ла каждый вечер. Сегодня она открыла ее на тексте Бытия: «...плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обла­дайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над пти­цами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся на земле».

«Ну вот,—-вслух размышляла тетушка Мэрион,—разве это не знак уж и не знаю чего!» Она толковала только что прочтенный отрывок, имея в виду компанию «Торн Инда­стриз». Ей виделось, что компании предначертано достичь та­ких вершин, которые вообразить невозможно. И еще крепче уверилась старушка, что доля ее ни в коем случае не должна попасть в руки Дэмьена, этого средоточия зла. Она решила завтра же, как только возвратится домой, изменить свое заве­щание. Конечно же, она завещает свою долю очень благона­меренной религиозной общине. Она проучит этих неблаго­дарных родственников! Мэрион до такой степени размечта­лась о мести, что даже не заметила огромного черного воро­на, неожиданно возникшего на подоконнике ее спальни В глазах замершей птицы застыла холодная ненависть.

Ричард читал в кровати, а вокруг возвышались кипы дело­вых бумаг. Он часто работал по ночам, так как необходимо было постоянно держаться в курсе событий. И все равно он не успевал охватить всего того, что происходило в его компа­нии. Все данные, которые постоянно менялись, надо было удерживать в голове.

Сегодня Ричард никак не мог сосредоточиться. Лавина воспоминаний, с таким тщанием закапываемая в самые недра сознания, вдруг обрушилась на него. Кто знает, кем мог стать его брат? Может быть, даже президентом. Но в расцвете сил быть подстреленным, как собака...

— Ричард! — Анна, сидевшая перед туалетным столиком, замерла с расческой в руке. Он понял, что жена давно пыта­ется привлечь его внимание. Ричард сдвинул на лоб очки и взглянул на нее.—Ты же обещал мне...—продолжала жена.

— Обещал что, солнышко?

Анна вздохнула. Было совершенно ясно, что он ни слова не слышал из всего сказанного.

— Что никогда больше тетя Мэрион не переступит порог этого дома. Никогда.

— О Анна...

— Обещай мне!

— Ну ради Бога, старушке ведь уже восемьдесят четыре года!

— Мне наплевать на это. И ноги ее не должно быть здесь. Она злющая, ее надо опасаться, и...

— Да у нее же старческий маразм, Анна!

— Она отравляет даже воздух вокруг себя. Она действу­ет мне на нервы и пугает мальчиков...

— Ерунда, они-то ее всерьез вообще не воспринимают.

— Да, конечно. Они насмехаются над ней, но, заметь, из­бегают находиться с ней в одной комнате. Особенно Дэмьен.

Ричард снял очки и положил их на ночной столик возле кровати. Сегодня он не в состоянии был прочесть ни строч­ки. Торн собрал документы и сложил их на полу.

— Ну,—попытался он снять напряжение,—по крайней мере рот она раскрывает всего лишь раз в несколько лет, прямо как какой-нибудь депутат во время предвыборной кампании.

— Не смешно,—оборвала мужа Анна. Она отложила расческу и выключила над туалетным столиком лампу. По­том встала, потянулась и подошла к постели. Ричард не пере­ставал изумляться, как красива была Анна и как ему повезло, что он ее встретил. Ричард был уверен, что после ужасной и противоестественной гибели Мэри он уже не в состоянии влюбиться. И вдруг, как Божий дар, появилась Анна. Они мельком виделись в Вашингтоне. Ричард находился там по делам крмпании, она же переехала в этот город в надежде начать жизнь сначала. Сперва Анна принялась неистово флиртовать с ним, пока Ричард не рассказал ей о смерти Мэ­ри и о своем нежелании вступать в какие-либо серьезные от­ношения. Анна резко изменилась и начала искренне ему со­чувствовать. Наверное, из всего этого так ничего бы и не вышло, если бы, возвращаясь в Чикаго, Ричард не обнаружил свою будущую супругу сидящей рядом с ним. Анна утвержда­ла, что это чистое совпадение, и Торн, польщенный и заин­тригованный, великодушно принял эту ложь. Объявление об их помолвке стало настоящим сюрпризом для всех. Но Ри­чард не привык считаться ни с какими условностями, к тому же он был бешено влюблен в Анну.

И вот Анна спустя семь лет их супружеской жизни здесь, в его руках, а он по-прежнему сходит по ней с ума. Ричард, конечно, должен был признать, что секс тут играл немало­важную роль. Анна вывела его на вершину наслаждения, этот пик уже мог показаться и греховным. Мэри была в по­стели робкой и стеснительной, Анна же соблазняла и одур­манивала. Ричард даже и не подозревал, насколько сам он был сексуален, пока в его жизни не появилась Анна и не про­будила в нем истинного наслаждения.

— О чем ты задумался? — прервала мысли Ричарда жена.

— О тебе. О том времени, когда мы встретились. И о том, как жутко я тебя люблю.

— Ах, об этом...

Ричард засмеялся Да, Анна умела заставить его смеяться так, как он никогда не смеялся с Мэри. Но Ричард не мог сравнивать этих женщин. Он начинал чувствовать комплекс вины перед Мэри.

— Опять испытываешь чувство вины? — спросила Анна. Она умела читать и его мысли.

— Нет,—солгал Ричард. Он слишком устал от открове­ний.

Анна клубочком устроилась рядом.

— Что ты ей сказал? — промурлыкала она ему в ухо.

— М-м-м?

— Что ты сказал тете Мэрион, когда провожал ее?

— Я ей велел хорошо себя вести.

— И все?

— Ну я, конечно, был несколько жестче, потверже, что ли...

— Может быть, выйди Мэрион замуж, она не была бы такой стервой.—Анна вновь прильнула к Ричарду.

— Интересно, чего только не сделает настоящий мужчи­на!—возбужденно проговорил Ричард, привлекая к себе же­ну. Она на секунду отстранилась и прошептала, глядя на него глазами невинной девочки:

— Обещаешь?

Ричард понял, что не может дальше сопротивляться.

— Обещаю,—прошептал он, выключая свет,—больше тети Мэрион здесь не будет.

Два огонька погасли в один и тот же момент. Освещение в спальне тети Мэрион и свет в ее глазах.

Старушка была мертва, Библия выскользнула из ее рук.

Никто не знал, что же здесь произошло, кроме исполин­ского черного ворона, вылетевшего из ее окна. Огромная черная птица стремительно взмыла в ночь.

Глава вторая

На следующий день в Дэвидсоновской Военной Акаде­мии состоялся торжественный парад. Курсанты высыпали на плац и под грохот школьного духового оркестра принялись маршировать в ослепительном блеске всех своих регалий.

Большинство ребят, прокручивая в голове ежедневные утренние занятия, пытались при этом демонстрировать даже что-то вроде бравой военной выправки.

Полковник стоял на широкой каменной лестнице, веду­щей к главному зданию Академии, и сиял от гордости, глядя на стройные ряды молодых курсантов. Для военного он был тучноват, но, зная прекрасно, что родная страна не призовет его под знамена на свою защиту, полковник позволял себе это удовольствие — сытно и вкусно поесть.

Рядом с ним стоял строгий, красивый, несколько насторо­женный молодой человек. Его тугие мышцы прямо-таки играли под тщательно отутюженной формой. Внешний вид молодого человека походил на вызов обрюзгшему полков­нику.

Полковник произнес приветственную речь по случаю воз­вращения курсантов в Академию после Дня Благодарения. Затем был сделан ряд объявлений о школьном расписании на следующие недели.

Стоя на плацу, Марк незаметно шепнул Дэмьену:

— Это, кажется, он.—Его слова относились к молодому, атлетически сложенному офицеру, застывшему рядом с пол­ковником.

— Вроде ничего выглядит,—в ответ прошептал Дэмьен.

— Ну, если гориллы в твоем, вкусе...

Как раз в этот момент полковник скомандовал:

— Взвод Брэдли — оставаться на месте. Всем осталь­ным—в столовую. Правое плечо вперед... Шагом марш!

Мальчики сгрудились вокруг двух офицеров. Полковник кивнул в сторону молодого человека.

— Это сержант Дэниэль Нефф. Он здесь вместо сержан­та Гудрича.

Данное сообщение явилось первым упоминанием о сер­жанте Гудриче. Как бы парадоксально это ни выглядело в во­енной школе, но с курсантами старались по возможности не заводить разговоров на тему о смерти, а уж разговоры о само­убийстве вообще не допускались, ибо подобный акт считался позорным для мужчины. Поэтому упоминание о несчастном Гудриче явилось первым и последним.

— Сержант Нефф —опытный солдат,—продолжал пол­ковник,—и я наперед уверен, что вы станете лучшим взво­дом Академии.—Полковник подбадривающе улыбнулся. По­том повернулся к Неффу: —Ну, а дальше вы уж сами зна­комьтесь, сержант.

Нефф лихо отсалютовал, а затем, продолжая стоять по стойке «смирно», проводил взглядом удаляющегося полков­ника.

В заднем ряду взвода стоял огромный парень, на голову возвышавшийся над всеми курсантами. Он был грузен и толст, его шея и кулаки неуклюже торчали из воротничка и рукавов рубашки, слишком для него тесной. Верзилу звали Тедди. Пытаясь как бы скомпенсировать свою более чем не­привлекательную внешность, он измывался над всеми осталь­ными ребятами.

В этот момент Тедди решил, что неплохо бы с ходу про­извести на нового сержанта впечатление.

— Господин сержант,—подобострастно заулыбался он, нарочито разглядывая ряд ослепительно сверкающих меда­лей на груди Неффа.—За что вы получили ваши награды?

— Откроете свой рот только тогда, когда я с вами загово­рю,—рявкнул Нефф.—Вы будете слушаться каждого моего слова! Я намерен довести вашу подготовку до самого блестя­щего состояния. А посему буду полировать вас до тех пор, пока блеск ваших достижений не ослепит всю Академию.

Нефф замолчал и окинул взглядом всех курсантов.

— Ясно?

Побледневшие мальчики кивнули. Тедди опустил голову и сглотнул ком обиды, застрявший в горле. Он не выносил, когда его в чьем-то присутствии осекали.

— Я еще поговорю с каждым из вас отдельно. После зав­трака в моем кабинете,—продолжал Нефф.—А пока что на­зовите ваши имена.

Расхаживая взад-вперед,, он остановился перед Марком.

— Марк Торн,—робко произнес мальчик, изнемогая под жестким взглядом офицера.

— У меня, Торн, имеется воинское звание, и оно меня пока что устраивает.

— Марк Торн, господин сержант.

— Торн, а? — заулыбался Нефф.—Вашу семью ведь мно­гое связывает с этой Академией, не так ли?

Марк, выросший в богатстве и роскоши, был идеально воспитан и чувствовал, что напоминать о своих славных пред­ках значило бы допустить ужасную бестактность по отноше­нию к остальным ребятам. Поэтому он, обливаясь краской стыда, молча стоял, не зная, что и ответить.

— Что, разве не так? — настойчивее повторил свой во­прос Нефф.

Марк деликатно ответил:

— Мои отец и дед были здесь курсантами.

— Хорошо,—произнес Нефф, приятно удивленный так­тичностью мальчика.—Но учти, что это не дает тебе никаких преимуществ, мы все здесь в равном положении.

— Да, господин сержант,—с готовностью кивнул Марк, сгорая от нетерпения, когда же, наконец, офицер от него от­станет.

Тедди не смог удержаться от соблазна вознаградить себя за унижение:

— Мы все это слышали и раньше,—прошипел он. Кур­санты вокруг замерли на месте.

Нефф круто повернулся к Тедди и злобно бросил:

— Но не от меня, ясно?

Да, этого «новенького» так просто не одолеешь. Тедди не выдержал тяжелого взгляда Неффа и опустил голову.

Нефф двинулся дальше.

— Имя?

— Дэмьен Торн, господин сержант.

Нефф стрельнул взглядом в сторону Марка, потом опять уставился на Дэмьена.

— Вы не похожи.

— Мы — двоюродные братья, господин сержант,—пояс­нил подросток и рискнул улыбнуться. Что-то неуловимое мелькнуло в глазах Неффа, но тут же исчезло.

— Хорошо. Но и к тебе относится то же самое. Никаких привилегий.

Дэмьен кивнул и провожал взглядом командира, пока тот подходил к следующему курсанту. Что-то в этом Неффе взбудоражило Дэмьена, взволновало его до мозга костей. Но что это было, он не понимал. Пока.

В шестидесяти милях от Академии, в самом сердце Чика­го, Ричард Торн шагал по затейливо обставленному вестибю­лю огромного здания — главного офиса «Торн Индастриз». Рядом с ним находился и президент компании Билл Ахер- тон. В холле присутствовали еще несколько человек: либо са­мые рьяные служащие, так как было слишком рано, либо те, кто возвращался с ночной смены.

Ахертон, добрейший и внешне непримечательный, мог бы стать, вероятно, первоклассным шпионом. Ему стукнуло шестьдесят четыре года, и по жизни он скользил медленно, но уверенно, без всяких усилий продвигаясь к намеченной цели.

После окончания колледжа Ахертон пришел работать в компанию «Торн Индастриз», в отдел развития и планиро­вания. Он сделал блестящую карьеру и числился теперь вто­рым человеком после Ричарда Торна, являвшегося председа­телем правления директоров.

Ахертон по-прежнему жил в доме, который он купил по­сле женитьбы на своей однокурснице. Он горячо любил свою жену, она была его первой и единственной женщиной. Жизнь не припасла никаких особых сюрпризов для Билла Ахертона, и он с удивленным смущением наблюдал взлеты нарушения судеб своих друзей, чье существование было зна­чительно неустойчивей, чем его собственное.

Ахертон, возможно, был слишком мягок, но далеко не глуп. Да и кто, будучи недалеким человеком, мог бы стать президентом «Торн Индастриз»? Одна мысль сегодня не дава­ла президенту покоя, мысль, зародившаяся в нем уже давно. И она была связана с Полем Бухером — директором отдела Специального Проектирования и его, Ахертона, непосред­ственным подчиненным.

Бухер — молодой мужчина, почти на тридцать лет моло­же Ахертона, не делал секрета из того, что метил на место президента компании. Но не это беспокоило Ахертона. У не­го с давних пор выработался иммунитет ко всякого рода ин­тригам. Президент прочно занимал свое место, ибо прекрас­но разбирался в своей работе и понимал, что Ричард Торн, один из его старейших и лучших друзей, никогда не поддаст­ся ни на какие маккиавелиевские уловки. А волновало Ахертона то, что чем ближе узнавал он Бухера, тем явственней обнаруживал в нем жестокость и беспринципность. Проводи­мые его заместителем деловые операции рано или поздно могли отрицательно сказаться на репутации компании и, что еще опаснее, могли навлечь на «Торн Индастриз» серьезные неприятности, особенно если учесть, что в перспективе Бухе­ра ожидали более обширные полномочия, чем в настоящее время.

Все это разом пронеслось в сознании Ахертона, пока они вместе с Ричардом Торном пересекали вестибюль, направля­ясь к вращающимся дверям. Они должны были встретиться с Бухером, предложившим компании «Торн Индастриз» приобрести сельскохозяйственный завод, и осмотреть пред­приятие.

Ахертон решил сегодня пораньше прийти на работу, что­бы поделиться своими опасениями с Торном прежде, чем они попадут на завод. Он понимал, что там у него уже не бу­дет возможности выговориться.

Торн, как обычно, оставался дипломатом.

— Я первый, кто признает, что с Полем сработаться трудно,—высказал он свое мнение,—но ведь нам потребова­лось целых три года, чтобы найти человека подобной квали­фикации.

— Но я не ставлю под вопрос его профессиональные ка­чества,—возразил Ахертон,—я говорю о...

— О его стиле,—закончил за него Торн как раз в тот мо­мент, когда они выходили к автомобилю, поджидавшему их.

Ахертон отрицательно покачал головой.

— Я легко мог бы смириться с его стилем. Каждый день я встречаюсь с разными людьми. Не в этом дело. Мне просто не нравится, что он предлагает. У меня это стоит поперек горла, и я не собираюсь скрывать свое отношение ко всем его затеям.

— Ты беспокоишься, как бы у нас не возникли неприят­ности в департаменте юстиции,—заключил Торн.

— Но он ввязался в очень щепетильные делишки...

Они подошли к лимузину, Мюррей открыл дверцу.

— Давай-ка выслушаем его самого,—предложил Торн, когда они удобно расположились на заднем сиденье автомо­биля.—Я прошу тебя высказывать свои соображения не­сколько более... деликатно... чем обычно.

Мюррей захлопнул автомобильную дверцу под одобри­тельное хмыканье Ахертона.

Один за другим курсанты взвода Брэдли входили в каби­нет своего нового командира. Они робко и нетерпеливо ожи­дали своей очереди в коридоре рядом с его кабинетом. Тед­ди с видом неимоверной скуки опирался о стену. Он пытался придать своему лицу этакое бесстрастное выражение, чтобы никому и в голову не пришло, будто Тедди хоть на миг испу­гался Неффа, дважды унизившего его в глазах курсантов.

На самом же деле Тедди порядком струхнул. И теперь пытался прояснить для себя, как изменить тактику своего по­ведения в отношении нового сержанта.

Как обычно, возле Тедди околачивалась пара-другая под­халимов, на лицах у них было написано такое же нарочитое безразличие. Чтобы хоть как-то скрасить ожидание, Тедди решился на маленькое представление. Он подошел к проти­воположной стене, где аккуратными рядами были вывешены примерно сорок фотографий. На них в хронологическом порядке были запечатлены все футбольные команды Акаде­мии. Увлекательная это была затея. Рассматривая фотогра­фии, можно было узнать не только о том, как развивалась с годами игра в футбол, но и о том, кто учился здесь в разное время, сопоставив их с сегодняшними курсантами. Любопыт­ный вывод напрашивался в результате этого сравнения: если и существовало в старое доброе время нечто, называемое че­стью мундира, то теперь ее место заняла озлоблен­ность—именно на этом очень часто строились сейчас отно­шения между курсантами.

Тедди нашел, наконец, то, что искал.

— Мой старик играл за эту команду. Вот он,—пояснил он, тыча жирным пальцем в одну из фотографий. Несколько слоняющихся в ожидании своей очереди подростков подо­шли к верзиле, чтобы взглянуть на фотографию.—Он играл на переднем крае,—помедлив, продолжал Тедди, а затем оглянулся на Дэмьена.

— Роберт Торн играл правым защитником.—В голосе Тедди прозвучало неприкрытое презрение.—Мне кажется, уж ты-то в состоянии купить себе все, что угодно?

Дэмьен оттолкнулся от стены, на которую опирался.

— Тедди,—угрожающе произнес он.

Верзила оглянулся на приблизившихся курсантов, с не­терпением ожидающих развития событий, и откровенно по­лез на рожон.

— Ты не прикупил еще право на правого защитника?

Кругом послышались сдавленные смешки Дэмьен дви­нулся на Тедди, но в этот момент дверь в кабинет Неффа распахнулась, и оттуда вышел Марк. Он сразу же почувство­вал сгустившуюся, напряженную вражду, возникшую между его кузеном и Тедди. Марк прокашлялся и спокойно произнес:

— Дэмьен, ты следующий.

Дэмьен взглянул на брата,_х затем снова впился глазами в Тедди.

— Не смей никогда больше упоминать имени моего от­ца. Нико г да,—проговорил он, сам удивляясь той угрозе, которая прозвучала в голосе. Дэмьен резко повернулся и ис­чез за дверью, тихо закрыв ее за собой.

Тедди глянул на Марка и фыркнул.

— Твой братец, очевидно, думает, будто представляет из себя что-то стоящее, да? — Верзила повернулся к собравшим­ся.—Мой предок мне тут как-то поведал, что Торны сами се­бе мастерят шляпы, ведь ни в одном магазине не найти че­го-нибудь подходящего на их умные и большие голо­вы! — Тедди гнусно захихикал, и большинство курсантов, по­баиваясь верзилу, последовали его примеру.

Марк шагнул к Тедди и отчетливо, с ледяным спокойст­вием спросил его:

— Ты филателист?

Тедди не мог распознать подвоха, но прекрасно понял, что здесь спрятана какая-то уловка. Хотя совершенно не ожи­дал от Марка, что тот способен хоть на малейшее сопротив­ление. Вот Дэмьен — это, конечно, да, это — крепкий орешек. Ну, а Марк...

— Кто, кто? — переспросил Тедди, потягиваясь и еще сильнее возвышаясь над Марком.

— Что ж, попробую тогда объяснить,—с холодной иро­нией продолжал Марк.—Ты марки собираешь?

— Нет,—ответил верзила, все еще не понимая, куда кло­нит этот Торн.

— Ну так,—ухмыльнулся Марк,—скоро начнешь. Прямо сейчас! — И с этими словами он изо всех сил пнул по ле­вой ноге Тедди.

Верзила на мгновение застыл. Он был поражен не столь­ко тем, что этот сосунок отдавил ему ногу — хотя боль была преизрядная и Тедди запрыгал на одной ноге,—его удивило, как Марк посмел сделать это. Никто в школе так вызывающе не вел себя с ним, и Тедди пребывал в страшной растерян­ности.

Не отличаясь сообразительностью, верзила медленно рас­кидывал мозгами, что же ему предпринять. В это время Марк, грустно покачивая головой и еле заметно усмехаясь, ударил каблуком по другой ноге Тедди. Ошеломленный Тед­ди не смог устоять на месте.

Курсанты еле сдерживали смех, до того нелепо выглядел их мучитель, прыгая с ноги на ногу. Но тем не менее они хо­рошо понимали, что основная битва еще впереди, и знали, кто ее выиграет. Поэтому, поставив на Тедди, они прикинули в уме возможные последствия смеха и сочли за благо смол­чать. Расступившись, они оставили Марка один на один С Тедди.

Дэмьен стоял перед массивным письменным столом, за которым восседал Нефф, перелистывая дело Торна. Нако­нец, он обнаружил то, что искал. Его палец побежал по спи­ску оценок мальчика.

— Математика,—начал он,—«хорошо». Логика., «очень хорошо». Военная история... прилично.—Брови его подня­лись.—Здесь можно постараться как следует.

— Да, господин сержант. —Дэмьен почти не слушал ко­мандира. Он едва заметно покачивался взад-вперед на носках и вслед за Неффом поглядывал в окно, мельком наблюдая, как самый младший взвод высыпал на утреннюю переменку.

— Физические упражнения,—продолжал Нефф,—«от­лично».—Он отложил папку и, сцепив пальцы, наклонился вперед.—Я слышал, ты хороший футболист.—Торн вздрог­нул. Он знал, что играл неплохо, но не любил говорить об этом. В конце концов, слова ведь ничего не значили. Только действие имело силу.

— Гордись своими достижениями!— рявкнул Нефф, от­чего Дэмьен тут же вытянулся по стойке «смирно».—Гор­диться—это нормально, правда, когда есть, чем гордить­ся!—Нефф для верности треснул кулаком по столу.

— Да, господин сержант.

— Я буду присутствовать на сегодняшней игре,—отки­нулся на спинку стула Нефф. Слова прозвучали скорее как вызов. Дэмьен кивнул. Едва ощутимое, какое-то глубинное волнение опять начинало подниматься в нем. Нефф стран­ным образом действовал на мальчика.

Воцарилось неловкое молчание. Сержант как будто соби­рался с мыслями. Наконец он прикрыл глаза и проникновен­но начал:

— Я здесь для того, чтобы обучать тебя. Но не только. Мне необходимо и... защищать тебя.—Нефф подбирал каж­дое слово.—Если у тебя возникнет какая-нибудь пробле­ма—приходи ко мне. Не бойся...

«Не бойся?» — мелькнуло вдруг в голове Дэмьена. Он на­чал внимательно прислушиваться.

— И днем, и ночью, нужен какой совет... приходи ко мне.—Нефф открыл глаза.—Понимаешь?

Дэмьен ничего не понимал, но согласно кивнул.

— Да, господин сержант.

— Скоро мы познакомимся с тобой поближе,—продол­жал Нефф. Затем взглянул на папку и ткнул пальцем в соот­ветствующий пункт.—Я вижу, ты сирота.

Мальчик опять кивнул.

Нефф подбадривающе улыбнулся.

— Я тоже,—сообщил он.—Видишь, между нами есть кое-что общее.

Дэмьен удивленно взглянул на сержанта. Он совершенно запутался и не мог объяснить, что происходит. Внезапно улыбка исчезла с лица Неффа, он встал, отвернулся и взгля­нул в окно. Голос его снова приобрел сухие, казенные инто­нации. Он вытер лоб и произнес:

— Пришлите Фостера.

Дэмьен бесшумно выскользнул за дверь.

Услышав, что дверь за мальчиком затворилась, Нефф уро­нил на грудь голову и глубоко вздохнул. Часть сложнейшего дела была сделана.

Дэмьен вышел в коридор как раз в тот момент, когда Тедди нанес сокрушительный удар по Марку. Марк, скорчив­шись, лежал на полу и прикрывал разбитое лицо руками. Ни секунды не раздумывая, Дэмьен крикнул:

- Тедди!

Странно прозвучал его голос, совсем не похож он был на его прежний мальчишеский, к которому все привыкли. В этом окрике воплотилась пугающая глубина и сила, в нем прозвучала вся резкость команды, которой невозможно не повиноваться.

Верзила обернулся На губах у него застыла торжеству­ющая ухмылка. Но, заглянув в ледяные, пронзительные глаза Дэмьена, он в тот же момент перестал гримасничать.

Сгрудившиеся вокруг них курсанты замерли в ожидании.

И вдруг послышался какой-то странный звук, похожий на клацанье, как будто хлопали друг о друга тонкие металличе­ские пластинки. Тедди завертел головой в поисках источника шума. Но, казалось, никто, кроме верзилы, и не слышал его. Ребята с удивлением уставились на Тедди. Клацанье станови­лось все громче, пока не стало ясно, что исходило оно от огромных, сильных крыльев, бьющихся в воздухе прямо над головой верзилы! Тот закружился на месте и истошно за­вопил:

— Прекрати это!

Он размахивал руками, пытаясь ухватить нечто невиди­мое, что, похоже, стремительно атаковало его голову. Со­бравшиеся застыли с открытыми ртами. Дэмьен, казалось, на­ходился в трансе Марк вскочил на ноги, и уставился на Тедди.

И тут внезапно, как будто мощный воздушный поток под­хватил верзилу, его приподняло над полом — все выше и вы­ше—и яростно швырнуло о стену!

В этот момент дверь кабинета открылась, и на пороге по­казался Нефф. Неожиданное появление командира вывело Дэмьена из транса, он тряхнул головой и заморгал Тедди скорчился у стены. Клацанье затихло. Курсанты, не шелох­нувшись, стояли как пригвожденные к полу

— Что это ты делаешь на полу? — поинтересовался Нефф у Тедди.

Тедди не мог говорить. Всхлипывая и потирая челюсть, он сделал попытку привстать.

— Кто тебя ударил? — настаивал сержант.

Тедди наконец поднялся.

— Никто, сэр.

— О’кей,—согласился Нефф.—Фостер следующий.

Сержант повернулся и направился в кабинет Курсант по имени Фостер последовал за ним, тихо притворив за собой дверь.

Установившаяся тишина невыносимо давила. Наконец Дэмьен, протолкнувшись сквозь ряды учащихся, устремился к выходу. Марк бросился за ним. На полпути Марк схватил брата за руку.

— Что ты с ним сделал? — взволнованно спросил он.

— Я не знаю,—ответил Дэмьен, не понимая, что же произошло на самом деле. Может, он начинает сходить с ума, как и его отец?

— Меня пригласили играть в оркестре,—сообщил Марк.

Дэмьен улыбнулся, искренне радуясь, что предмет разго­вора наконец переменился.

— Это отлично.—Дэмьен повеселел, мгновенно превра­тившись в прежнего раскованного и веселого мальчишку. Он захлопал ресницами и легонько ткнул Марка локтем.—Побе­жали на поле, я тебя сейчас обставлю!

И они помчались, хохоча и улюлюкая, расплескивая во­круг себя веселье и мальчишескую энергию.

Как и все обыкновенные дети.

Особняк Торнов готовился к зиме. Слуги вытрясали пыль из широких белоснежных покрывал и набрасывали их на ме­бель, отчего дом скоро превратился в некое подобие музея или усыпальницы.

Анна вышла из столовой и по широкой мраморной лест­нице взбежала на второй этаж. Эта ежегодная домашняя ру­тина всегда угнетала ее, хотелось закончить все побыстрее.

Проходя мимо спален, она заметила служанок, собира­ющих в комнатах грязное белье, и подошла к одной из деву­шек:

— Мисс Мэрион встала уже, Дженни?

Служанка отрицательно покачала головой.

— Мне кажется, она еще не проснулась, миссис Торн. Я стучала, стучала, но она не отвечает.

— Спасибо, — бросила Анна и заспешила в сторону спаль­ни тетушки Мэрион. Подойдя к дверям, Анна настойчиво по­стучала.

Ни звука в ответ.

Она приложила ухо к двери, но ничего не услышала.

— Тетя Мэрион, вы хотите опоздать на самолет?

И опять ни звука не донеслось из спальни.

Анна дернула ручку двери и вошла в спальню. Постель была пустой. Несмятые простыня и одеяло свидетельствова­ли о бессонной ночи тетушки. Анна бросилась в ванную и, не добежав до нее, обнаружила наконец тетушку Мэрион. Ста­рушка, вытянувшись, лежала на коврике возле кровати.

Тело ее застыло в такой неестественной позе, что было сразу ясно: Мэрион мертва. Старенькая Библия лежала здесь же, в нескольких дюймах от вытянутой руки.

Анна зажала рот рукой, чтобы не закричать, и зажмурила глаза, пытаясь отогнать от себя страшную реальность. И по­стыдный скандал накануне вечером, и глупые обвинения по­казались ей в один миг такими бессмысленными и жесто­кими.

Когда Анна вновь открыла глаза, взгляд ее упал на рас­пахнутое окно. Утренний ветер колебал бледные кружевные занавески.

К югу от Чикаго территория приобретала вид плоской равнины, как в Канзасе. Здесь в основном находились сель­скохозяйственные угодья. Новый завод, так приглянувшийся Бухеру, располагался именно в этой местности. Стеклянные стены завода простирались, казалось, в бесконечность — не здание, а прямо какая-то научная фантастика, и все это на фоне пейзажа XIX века.

Фантомами из будущего казались и опускавшийся прямо на поле вертолет компании «Торн Индастриз», и небольшой электрокар, поджидающий их. Выглядел электрокар весьма занятно — нечто вроде супертележки для гольфа с вмонтиро­ванной внутрь радиосистемой и телевизором.

Управлял электрокаром Дэвид Пасариан, шеф отдела сельскохозяйственных исследований компании Торнов. Это был человек Бухера.

Пасариан был смуглым индейцем небольшого роста. Еще во времена своей юности он испытал на себе, что такое го­лод, и уж кому, как не ему, было заниматься сельским хозяй­ством. Отдел Пасариана выискивал все возможные способы накормить ту часть земного шара, которая, к великому него­дованию индейца, называлась Третьим миром. Как не понять, возмущался он, что мир-то един, неделим, и либо все будут сыты, либо все будут голодать.

Пасариан вспомнил Бангладеш, где на улицах он видел ребятишек, сбившихся, как дикие собаки, в стайки. Эти вы­сохшие, сморщенные дети со вздутыми от голода животами готовы были убить за крошку хлеба. Сепаратизм, заложен­ный в самом словосочетании «Третий мир», бесил Пасариана так же, как и отношение к этим странам его начальника По­ля Бухера.

Бухеру было ровным счетом наплевать и на детей, и на Третий мир, вместе взятых. Он не замечал вокруг себя ниче­го, кроме процентов с прибыли или иных голых и холодных цифр. Пасариан ненавидел холодный расчет своего начальни­ка, но успокаивал себя мыслью, что расчет расчетом —Бог с ним, в конце концов,—главное все же заключалось в том, чтобы накормить голодных.

Индеец согласился в конечном итоге на уговоры Бухера встретить Торна. Пасариан сидел сейчас в этой не то тележ­ке, не то напичканном всяким радиооборудованием контей­нере.

Вертолет приземлился. Поздоровавшись, мужчины рассе­лись в электрокаре и отправились в поле. Пасариан управлял тележкой, Торн сидел рядом, двое других находились сзади. Бухер с ходу начал высказывать свою позицию, подтвердив все опасения Ахертона.

— Билл здесь просто ошибается,—склонившись вперед, к самому уху Торна, прокричал Бухер. — В моем докладе под­черкивался неоспоримый факт, что главный интерес для «Торн Индастриз» представляет в текущий момент область энергии и электроники. Я пытаюсь доказать, что, идя на по­воду у дурацких предрассудков, мы игнорируем то, что про­исходит, например, на этом заводе. Сами-то мы при этом ри­скуем. Ведь наше приносящее доходы будущее — оставим по­ка в стороне энергию,—Бухер набрал в легкие побольше воздуха,—наше будущее заключается только в одном: в го - л од е!

Ахертон даже фыркнул от негодования:

— Вот весь ты в этом, Поль,—возмутился он, тряхнув го­ловой.—Это же бессердечно и...

— Правдоподобно! — закончил Бухер.—Нет, это не бессердечие. Это действительность.

Ахертон, наклонившись вперед, к Торну, громко и отчет­ливо произнес:

— К 1980 году нефть будет обходиться странам Среднего Востока в двадцать миллиардов долларов ежегодно. До про­цветания, мягко говоря, далековато, здесь не спасет и цена: 1 доллар за галлон. Мы взвалили на свои плечи ответствен­ность за энергию и перед нацией, и перед всем миром, так давайте же тратить наше время и деньги на ее развитие, на совершенствование ее форм. Как насчет программ, которые мы уже начали разрабатывать в солнечной, ядерной и грави­тационной энергетике? Что ж нам— все достижения, име­ющиеся у нас в этих областях, списать на мусор? Что, все это зря делалось, зря время, что ли, тратилось?

— Кстати, о времени, Билл,—вмешался Бухер, взглянув на часы.—Пока ты тут взывал к нашим славным достижени­ям в области энергетики, восемь человек померли с голоду. Вообще каждые шесть тире восемь секунд один человек где-нибудь на земле обязательно отдает Богу душу. От голо­да. Стало быть, семь человек в минуту. За час — четыреста двадцать. Итого —десять тысяч за день.

Ахертон не скрывал своего презрения.

— К чему ты клонишь, Поль?

— Да все к тому, Билл,—вскипая, нетерпеливо пояснил Бухер,—что не имеет смысла создавать новые источники энергии, если не останется никого в живых, кто бы мог ими пользоваться.

Торн решил, что самое время вмешаться.

— Поль, не мрачноват ли твой прогноз? — засомне­вался он.

— Страшный день приближается, Ричард,—убежденно заверил Торна Бухер.—И быстрее, чем тебе кажется.

— Ну и дальше что? —спросил Торн.

Бухер испустил какой-то театральный вздох облегчения.

— А я было подумал, что ты не собираешься даже выслу­шать меня.

Ахертон бессильно откинулся на спинку сиденья и, по­мрачнев, скрестил руки. Пасариан натянуто улыбнулся. Если всего несколько дней назад эти заявления и походили на ис­кренние, то теперь все это напоминало какое-то представле­ние. Но любой способ, выбранный Бухером для решения очередной задачи, всегда приводил его к намеченной цели.

И пока электрокар катился к теплице, никто из четырех погруженных в спор мужчин не заметил служащего, изо всех сил махавшего им. Этот человек пытался привлечь вни­мание Ричарда Торна. Дело в том, что за несколько минут до настоящего момента раздался телефонный звонок. Ричарда Торна спрашивали по чрезвычайно важному и безотлагатель­ному делу.

В теплице четверо мужчин продвигались по длинному проходу среди безбрежного океана зелени. Они молча шли, потрясенные окружающим многообразием. Наряду с овоща­ми каких-то невероятно огромных размеров здесь приюти­лись миниатюрные растения в тепличных ящичках. Бухер краем глаза заметил, что даже Ахертон восхищен. Но, несмо­тря на внутреннее волнение, Бухер напустил на себя строгий и сдержанный вид и продолжал бубнить голосом, похожим на молитву:

— Жил однажды человек, — монотонно рассказывал он,— который спросил: «Можете ли вы вспахать море?» Люди ре­шили, что он свихнулся. Но человек этот не был сумасшед­шим, он всего-навсего опередил свое время. Ибо сегодня на этот вопрос мы можем ответить утвердительно и не просто «можем ответить», а и обязаны это сделать. Начало положит гидропоника.—Они двигались вдоль овощей, значительно бо­лее ярких, чем обычно. Наконец мужчины очутились в поме­щении, где были выставлены кое-какие технические экспона­ты. Стенды пестрели картами и графиками.

— Вот здесь, — указал Бухер на тщательно выполненный макет,—вы видите современного фермера таким, каким он будет. Вот он сидит за контрольным щитом в центральной башне. Монитор компьютера выдает ему информацию о со­стоянии полей. Миниатюрный воздушный аппарат с дистан­ционным управлением посылает на землю ультразвуковые волны, которые вместо самого фермера прекрасно управля­ются со вспашкой. Его автоматы могут собирать, сортировать и раскладывать по ящикам сельскохозяйственные продукты. И все это с помощью механических пальцев, так же управля­емых компьютером.

Ахертон обрел наконец дар речи.

— А что со всего этого будет иметь, к примеру, голода­ющий китаец?

— Да, это не накормит их,—взбесившись, выкрикнул Бу­хер.—Китайцы, видите ли, гордятся, что в состоянии сидеть на одной чашке риса в день, но чем же здесь гордиться? И нам придется накормить этих людей! — В этот момент Бу­хер, бесспорно, оседлал своего любимого конька.—Чтобы добиться этого, надо вспахать океаны, разработать новые ви­ды быстрорастущего риса, произвести горы искусственного мяса. И мы —«Торн Индастриз» — обязаны возглавить все это. Мы будем владеть землей или брать ее в аренду. Мы бу­дем контролировать урожай и прирост животных. Мы произ­ведем такие удобрения, что заставят пищу расти, как на дрожжах, мы спроектируем и построим машины, которые превратят бесплодные земли и отравленные моря в цвету­щие сады.

— А вы-то какое место во всей этой утопии займе­те? — презрительно бросил Ахертон.— Царское, что ли?

Бухер ни на грамм не обиделся. Произнеся весь этот мо­нолог, он оглянулся на зеленый океан и, опять погрузившись в себя, заговорил:

— Вы знаете... однажды жило одно весьма примитивное племя высоко в горах Мексики. Жили туземцы на очень пло­дородной земле, но они не умели ее обрабатывать. Где-то ря­дом находилась американская строительная компания, про­кладывающая в тех местах дороги. Закончив свои работы, компания подарила этому племени трактор. Туземцам под­робно объяснили, как управлять машиной. И вот, когда они научились вспахивать свои поля, что они сделали с трак­тором?

— Они его съели,—заявил Пасариан, впервые за это утро нарушив молчание. Было непонятно, осознал ли Бухер сар­казм в словах индейца, во всяком случае он проигнорировал это заявление.

— Туземцы вознесли трактор на алтарь и обожествили его. Они всем племенем валились перед ним на колени и мо­лились.

Ахертон вдруг весь похолодел.

В этот момент к ним подбежал техник в белом халате.

— Извините, мистер Торн,—вмешался он в разговор,— вас просят к телефону. Срочно.

Поблагодарив техника, Ричард извинился перед всеми и направился к телефону. Жаркий спор тем временем про­должался.

— Нефтяные страны, не колеблясь ни секунды, приста­вили к нашему горлу нож, разве не так? — неистовствовал Бу­хер.—Почему же в отношении еды мы должны поступать по-другому?

— Если мы собираемся превратить всех голодных в на­емных фермеров,—с трудом сдерживая захлестнувшую ярость, проговорил Ахертон,— почему бы нам заодно не превратить их в рабов?— Потребителей, а не рабов,—раздраженно поправил Ахертона Бухер.—Дело ведь в том, что мы накормим их!

И как бы Пасариану не нравились мотивы, двигавшие его начальником, главной заботой индейца всегда оставалась воз­можность прокормить всех голодающих.

— Я вынужден согласиться с Полем,—заявил Пасари- ан.—Думаю, нам надо разработать это направление.

Тут они заметили Ричарда. Он был бледен.

— Мэрион скончалась вчера ночью,—произнес он.—Сер­дечная недостаточность.

Ахертон был в шоке.

— Господи, Ричард. Искренне сочувствую.

Торн рассеянно кивнул: мысли его уже были заняты предстоящими похоронами.

— Видимо, мне придется покинуть вас,—обратился он к Ахертону.—Ты не подбросишь меня к вертолету?

— Конечно,—согласился тот.

— Поль,—продолжал Торн,—пожалуйста, доберись до телефона и предупреди директорат. И еще проследи, чтобы во все зарубежные представительства были разосланы теле­граммы по поводу статуса управляющего заводом.

— Сделаю, сделаю,—заверил его Бухер.

— Собрание через десять дней. А похороны — через три дня. Надо еще сделать взносы в Кардиоционный Фонд. О банках и Уолл-Стрит я сам позабочусь.—Ричард распро­щался со всеми и направился с Ахертоном к выходу.

Бухер поймал его за рукав.

— Ричард,—начал он,—может быть, позавтракаем завтра вместе и закончим наконец обсуждение этого проекта?

Ахертон негодующе отшатнулся, Ричард же спокойно от­несся к этому предложению.

— Да, конечно,—согласился он,—приходи завтра ко мне домой часам к восьми.

Пасариан покачал головой. Да, этот не теряет времени да­ром. Старушка умерла. «Ну, так что из этого,—сказал бы Бу­хер,—другие-то продолжают жить». Конечно, Поль добьет Торна, и решающим мнением в компании будет мнение По­ля Бухера.

Бухер прервал ход мыслей Пасариана.

— Значит, Торны уже переехали в город? — поинтересо­вался он.

— Сегодня,—кивнул индеец.

— Опять зима,—подытожил Бухер. И отправился на по­иски телефона, чтобы выполнить инструкции Торна.

Даже своей смертью Мэрион Торн причиняла всем массу неудобств.

В этот самый момент неподалеку от Гибралтарского про­лива на высоте тридцать тысяч футов над Атлантическим океаном летел реактивный самолет. Поднявшись из аэропор­та в Тель-Авиве, он направлялся на Запад.

На борту в туристском салоне сидела очень привлекатель­ная рыжеволосая англичанка с сияющими глазами. Это была Джоан Харт. Как и сообщал доктор Уоррен, она предприня­ла это путешествие, чтобы взять интервью у Ричарда Торна. Но не голое любопытство — как предположил Торн —выну­дило Джоан сорваться с насиженного места.

С момента исчезновения ее друга Майкла Моргана про­шло уже семь лет. За это время Джоан сама провела кое-ка­кие расследования: она подробно изучила Библию и ту серию необъяснимых фактов, которые были связаны с рядом стран­ных смертей. И все это каким-то непостижимым образом вертелось вокруг одного маленького мальчика — Дэмьена Торна.

Джоан уверовала наконец, что Бог выбрал ее своей по­сланницей. И хотя Бугенгаген пытался сделать когда-то сво­им духовным последователем Майкла, выбору его не дано было осуществиться. Но тогда, на той встрече, присутствова­ла Джоан — она слышала все и поняла, что это не было про­стым совпадением. И та Сила, что привела ее в тот жаркий полдень семь лет назад в кафе, заставляла теперь сделать так, чтобы новый Антихрист не дожил до своего тринадцатиле­тия. Ибо в этот день Антихрист узнает, кто он, и тогда унич­тожить его будет практически невозможно.

Джоан выпала участь Кассандры: ей никто не верил. Все, кто ее раньше знал, подшучивали над ней и утверждали, что пророчества Джоан —это очередная блажь, которая скоро пройдет. Люди незнакомые шарахались от нее, как от безу­мной.

До некоторого времени и сама Джоан не вполне была уверена в здравости своего рассудка. Еще неделю назад ее му­чили сомнения. И тут ей поручили сделать репортаж о рас­копках в замке Бельвуар. Она давно ждала этого момента. Бродя среди раскопок, Джоан обнаружила останки двух мужчин, живших, без сомнения, в XX веке. Она легко опо­знала их. Очень внимательно рассмотрела Джоан и стену Игаэля.

Вот тогда-то она все осознала и решила лететь в Штаты, чтобы рассказать Ричарду Торну правду. Надо было преду­предить о страшной угрозе всех тех, кто находился уже в не­посредственной опасности, ибо Сын Дьявола пребывал среди них.

Трудная и опасная была эта миссия, но Джоан стремилась выполнить ее с тем экзальтированным восторгом, который свойствен только истинным верующим.

Глава третья

Столовая в чикагском доме Торнов, отделанная темными деревянными панелями, выглядела элегантно, мебель была изготовлена из хромированного металла в сочетании со сте­клом и мягкой коричневой кожей. Обычно Торн Завтракал в светлой и просторной комнате рядом с кухней. Но сегодня это был не совсем обычный завтрак, и Ричард решил переку­сить в более строгой обстановке. Для встречи с Бухером он выбрал столовую.

Они уже доедали грейпфрут, но ни один из мужчин так и не мог решиться заговорить о деле, ради которого, собст­венно, и была назначена сегодняшняя встреча.

— И когда же вы планируете открыть эту выстав­ку? — спросил Бухер, проявляя нарочитый интерес к археоло­гическому хобби Торна.

— Это зависит от того, когда из-за границы прибудут по­следние контейнеры,—пояснил Торн.—Ориентировочно мы планируем ее к Пасхе. А твой доклад, Поль, был просто ве­ликолепен. Я никак не могу понять, как ты умудрился подго­товиться к нему всего за месяц.

— Но...—протянул Бухер, соображая, как бы поскорее коснуться в разговоре необходимой темы.—Но... я не уверен,

что осуществление этого проекта надо начинать с ходу, без полной поддержки всей нашей верхушки.

— М-да, к тому же, насколько я понял, Билл Ахертон против проекта.

— Да, и я ему доверяю. Тебе тоже следует доверять Бил­лу. Он, конечно, не из этих скороспелых всезнаек, но дело свое знает.—Торн отхлебнул глоточек кофе.—Я бы совето­вал тебе наладить отношения с Биллом. Это подстегнуло бы твое продвижение в компании.

Бухер понимал, что его следующее заявление связано с определенным риском, но все же решился:

— Ричард, если Билл Ахертон не прекратит травить ме­ня и моя карьера будет зависеть от каких-то реверансов в его сторону, то, может быть, лучше мне уволиться из компании?

— Чепуха,—возмутился Торн. Затем с улыбкой доба­вил:—Твое время еще придет.

Бухер, торжествуя в душе, удовлетворенно кивнул.

— Ладно,—согласился он,—отброшу пока эти мысли, а про себя подумал: «Пока, до того момента, когда д е й с т - вительно придет мое время».

Закончив завтрак, мужчины спустились к автомобилю. Торн, несмотря на смерть тетушки Мэрион, вынужден был лететь в Вашингтон, где у него была назначена важная встре­ча. Водитель лимузина поджидал его, чтобы отвезти в аэро­порт. Прощаясь, Торн обратился к Бухеру:

— Ты придешь на день рождения мальчиков в этот уик-энд? В домик на озере?

— Ни за что не упущу такую возможность,—подыграл Поль Торну в попытке загладить их отношения. Он с удо­вольствием принял необходимое условие этой джентльмен­ской игры.—А озеро уже замерзло?

— Спрашиваешь! — Торн положил руку на плечо Бухе­ра.—Захвати с собой коньки.

Поль, улыбнувшись, помахал Ричарду рукой и заспешил на угол ловить такси. Внутренне он покатывался со смеху, представляя себе Билла Ахертона на коньках в накинутых по­верх тройки пальто и шарфе, спотыкающегося на льду озера. Вот будет потеха.

Взявшись за ручку автомобильной дверцы, распахнутой Мюрреем, Торн услышал за спиной женский голос, принад­лежащий, очевидно, англичанке:

— Мистер Торн? О, мистер Торн!

Он оглянулся и увидел необычайно привлекательную женщину, которая неистово махала ему, бросившись напере­рез. На ней было ярко-красное шерстяное пальто с пуши­стым меховым воротником такого же цвета, красные перчат- ки$ черные кожаные сапоги на высоких каблуках. На плече висела большая кожаная черная сумка. Улыбка у незнакомки была совершенно обворожительная, но какая-то неуловимая натянутость скользила в ней.

На секунду-другую Торн опешил. Что-то знакомое почу­дилось ему в облике этой сногсшибательной женщины, но он наверняка знал, что не встречал ее раньше. И тут Ричард наконец вспомнил, где он видел эту женщину: на одном из слайдов Уоррена она стояла подле фигуры Вавилонской блудницы.

Это была Джоан Харт, репортер. Приятное впечатление, вызванное видом этой красивой женщины, ищущей с ним встречи, тут же рассеялось. Она была всего-навсего репорте­ром. И, как сообщал доктор Уоррен, намеревалась выцыга­нить у него интервью. Но Джоан Харт уже стояла рядом с ним.

— Извините, что пришлось кричать, но я никак не могла упустить вас...

— Ничего,—холодно перебил ее Ричард. Он понимал, зачем она здесь, и не собирался отвечать на ее наверняка бес­тактные вопросы.

— Меня зовут Джоан Харт. Полагаю, Чарльз Уоррен рас­сказывал вам обо мне.

— Да, рассказывал. И я просил его передать вам...

— Он говорил, говорил,—нетерпеливо прервала Ричарда Джоан. Затем, сменив вдруг тему, почти жалобно продолжи­ла: — Здесь жуткий холод. Не лучше ли нам посидеть в ва­шем автомобиле, пока вы мне объясните, почему отказались от интервью?

Торн нехотя улыбнулся.

— Из вас могла бы получиться настоящая леди. — Он ука­зал Джоан на просторное заднее сиденье автомобиля.

Как только они уселись, Джоан залезла в свою сумку и принялась там копошиться. «В этой огромной сумке,— подумалось вдруг Ричарду,—могло бы уместиться обширное досье на Бугенгагена от рождения и до смерти старика». Вне­запно Джоан вытащила из своей сумки дорогой шелковый платок, который любая другая женщина с удовольствием но­сила бы на шее, и высморкалась в него.

— В холодную погоду я становлюсь жуткой развалиной.

— Мисс Харт,—начал Торн.

— Знаю, знаю. Вы на дух не переносите репортеров.

— И, кроме того, я очень спешу в аэропорт,—доба­вил он.

— Только несколько минут. Это все, о чем я вас прошу.

— Но я не могу опоздать на самолет. Может быть, мы встретимся в другое время?

— Мне всегда казалось, что самолет может подождать Ричарда Торна.

— Только не этот.

— Ну что ж, тогда я буду сопровождать вас в аэро­порт.—Джоан неотразимо улыбнулась.—А куда вы летите?

Торн нажал кнопку переговорного устройства, позволяв­шего ему общаться с Мюрреем через толстое стекло, разде­лявшее их.

— Трогайте, Мюррей.

Затем, отключив связь, повернулся к Джоан:

— В Вашингтон.

Джоан опять улыбнулась.

— Никого не ждущий самолет номер один. А чем вы за­нимаетесь? Советуете Президенту, как управлять страной?

— Нет,—ответил Торн, находя занимательным ее юмор.—Только госсекретарю. Ну а чем я вам могу быть по­лезен?

Джоан Харт снова потянулась к своей сумке и вытащила маленькую записную книжку в кожаном переплете и золо­той карандашик. Женщина тут же преобразилась, будто по­павшие к ней в руки записная книжка и карандашик надели­ли ее особой силой. Она превратилась в бесстрастного про­фессионального репортера; подобно Бугенгагену, извлека­ющему из-под земли свои реликвии, Джоан факт за фактом вытягивала сведения из своей очередной жертвы.

На полпути в аэропорт Торну порядком надоела эта игра в интервью.

— Мисс Харт, вы уже задали мне семь вопросов, и все они почему-то связаны с деньгами,—заявил он.

— Деньги заставляют крутиться весь мир, не так ли?

— Да, и не только мир,—вставил Торн.

Джоан заметила, что Ричарда начинает охватывать раздра­жение, но она никак не могла сказать ему самого главного. Еще не время. Чуть-чуть позже.

— М-м-м, ваш отец построил музей, — она взглянула в за­писную книжку,—в 1940 году. Во что это ему обошлось?

— Порядка десяти миллионов или что-то около этого.

— Ну да, миллионом больше, миллионом меньше,—за­смеялась Джоан.—Когда ваш отец впервые приехал в Чика­го, он устроился на биржу?

— Правильно.

— Скажите, а не заставлял ли он вас и вашего брата Ро­берта лезть в холодную ванну или спать на досках, дабы ис­пытать на своей шкуре, что значит быть бедным?

Торн расхохотался.

— Кто же вам такое наплел о нас?

В этот момент лимузин резко затормозил. Они подъеха­ли к разводному мосту около Мичиган Авеню. Сигнальные звонки и сверкающие красные огоньки на шлагбауме преду­преждали: мост вот-вот разведут, чтобы пропустить судно. Ричард выглянул в окно и узнал танкер, принадлежащий «Торн Индастриз». Дорогу Торну пересекало его собственное судно.

Джоан Харт воспользовалась этой задержкой и внезапно повела атаку:

— Вы когда-нибудь встречались с Бугенгагеном?

— Нет,—ответил Торн, почувствовав, как резко сменила Джоан тактику.

— А вы знаете, что он был не только археологом? Буген­гаген был прежде всего экзорсистом — изгоняющим Дьявола.

— Не понимаю, какое это имеет отношение к...

— Его скелет нашли при раскопках замка Бельвуар,—не обращая внимания на реплику Ричарда, продолжала Джо­ан.—Вы об этом не знали?

— Чей-то скелет, мисс Харт. По-моему, официально его пока не идентифицировали.

В голосе женщины звучала твердая уверенность.

— Там нашли два скелета, мистер Торн. Один — Бугенга- гена, а второй — молодого археолога по имени Майкл Мор­ган. Майкл был моим женихом. Я встречалась с ними в день их исчезновения.

Как раз в эту минуту шлагбаум был поднят, и Мюррей за­вел мотор. Торн в бешенстве нажал кнопку переговорного устройства.

— Мюррей, подождите. Мисс Харт выходит.

Джоан скороговоркой выпалила:

— За неделю до своей гибели ваш брат прилетел в Изра­иль для встречи с Бугенгагеном. А через несколько дней по­сле его смерти Бугенгаген и Майкл Морган были заживо по­хоронены. Вас не настораживает все это, мистер Торн?

«Ну вот, этого еще не хватало,—решил Ричард.—Сейчас она мне выдаст, кто убил Кеннеди». Ледяным голосом он от­четливо произнес:

— Не заставляйте меня вышвырнуть вас, мисс Харт. Мы задерживаем движение.

— А вы знаете, почему полиция застрелила вашего бра­та?—В дико сверкавших глазах Джоан появилось какое-то безумие.—Вам известно что-нибудь о кинжалах?

Мюррей вышел из машины и распахнул заднюю дверцу.

— Мне одно известно: вы напрасно тратите свое и мое время.

— Пожалуйста, выслушайте меня!— умоляла женщи­на.—Я долгие годы потратила на изучение всего этого! Все сходится... и теперь...

Ричард застонал. Только не это. Он было решил, что призрачная мистическая пелена вокруг гибели брата навсегда рассеялась. Не тут-то было.

Мюррей грубо схватил Джоан за рукав. Цепляясь за сиде­нье, она воскликнула:

— Вы в смертельной опасности!

— Убирайтесь отсюда! И чтобы я вас никогда больше не видел! Ясно?

— Обратитесь к Христу! — воскликнула Джоан.

— Мюррей, ради Бога!

— Поверьте в Христа! — рыдала она,

Мюррей вытащил ее из машины и захлопнул дверцу. На улице Джоан продолжала кричать:

— Ради Бога! Только он может защитить вас! Взгляни­те же на стену Игаэля, мистер Торн! Вглядитесь в лицо Сата­ны и скажите наконец, чье это лицо!

— Мюррей, черт подери, да поехали же поскорее от этой ненормальной!— заорал Торн.

Мюррей вскочил в машину и завел мотор.

Машина набрала скорость. Джоан застыла посреди доро­ги, слезы отчаяния струились по ее лицу, а холодный ветер пытался сорвать ярко-красное пальто с ее дрожащих плеч.

Когда Реджинальд Торн вздумал воздвигнуть себе мону­мент, идея создать музей пришлась ему как нельзя более по душе. Он отправился к своему старинному приятелю —по­мощнику главного чикагского архитектора, чтобы обсудить с ним эту мысль.

Торн предпочел неоклассицизм. Ему хотелось, чтобы зда­ние через десятки лет не выглядело рухлядью. Долго и тща­тельно присматривался старик к архитекторам, пока не оста­новил свой выбор на уверенном в себе и полном сил моло­дом человеке, которого порекомендовал Торну его друг.

Приятель не подвел его. Он познакомил Торна с Фрэн­ком Ллойдом Райтом, и план создания музея немедленно на­чал претворяться в жизнь.

Сегодня, почти сорок лет спустя, музей Торна выглядел по-прежнему современно и восхитительно, как будто был построен неделю-другую назад. Музей расположился на бе­регу озера Мичиган и ф всадом был обращен к наиболее ро­скошным кварталам Мичигана. Ни одно соседнее сооруже­ние не превосходило красотой и элегантнЪстью здание музея.

Когда такси с сидевшей в нем Джоан Харт затормозило перед музеем, в глаза ей бросились афиши, сообщающие о выставке полотен Эдварда Мюнха. На афишах была изобра­жена наиболее известная и шокирующая картина художника под названием «Крик». Вдруг Джоан как вкопанная застыла перед картиной. Она сочла ее за знак свыше и, вновь обретя утраченное вдохновение, вошла в музей.

Очутившись в огромном зале с устремленными к небу потолками, Джоан на мгновение почувствовала себя крошеч­ной и беззащитной. Но она твердо знала, зачем пришла сюда, и собралась с духом. Гид направил Джоан в галерею на вто­ром этаже, где Чарльз Уоррен готовил выставку реликвий, найденных несчастным Бугенгагеном при раскопках в Бель­вуаре.

Уоррен, окруженный бесчисленными планами и фотогра­фиями, объяснял Анне Торн, как он предполагает располо­жить будущую выставку. Анна давно сделала для себя выбор, остановившись на музее, и частенько интересовалась его дела­ми. Но никогда еще Уоррен не наблюдал в ней такого любо­пытства, какое проявила Анна к находкам из Бельвуара.

— Мы собираемся реконструировать катакомбы вон там, в конце.—-Уоррен указал на план.—По этому маршруту по­сетители будут переходить из галереи в галерею, и даже из­далека какая-то часть катакомб будет всегда видна. Заканчи­вая маршрут, посетители пройдут по ним.

— Заманчиво,—похвалила Анна.

Уоррен благодарно заулыбался.

— Да, мне тут сообщили, что после моего отъезда раско­пали кое-что, называемое стеной Игаэля. После реставрации ее пришлют сюда.—Он указал на еще одно помещение в плане.—Эту галерею я держу про запас, так, на всякий случай.

После упоминания о стене Игаэля любопытство Анны до­стигло апогея.

— А кто такой был этот Игаэль? — поинтересовалась она.

— Весьма загадочная фигура, — начал объяснять Уоррен,— монах и изгоняющий Дьявола. Предполагается, что он жил в ХШ веке. Как повествует легенда, однажды ему явился Са­тана, и бедный монах сошел с ума

Уоррен ожидал, что Анна, подоино большинству людей, рассмеется, но, к его удивлению, она даже не улыбнулась. И он продолжал:

— Затем Игаэль заперся от всего мира. Лицо Сатаны преследовало его, видимо, так неотступно, что монах решил нарисовать Антихриста, каким он его видел —от рождения и до падения, видя в этом единственный выход избавиться от наваждения. Самого Игаэля никто никогда не видел. Только его стену.

— Я просто сгораю от нетерпения взглянуть на нее,— взволнованно произнесла Анна. Ученый как будто околдовал ее своим рассказом.

— А теперь,—сказал Уоррен, снова указывая на план,— относительно вашего любимого экспоната — Вавилонской блудницы! Ее мы установим здесь, посреди галереи номер 4. Таким образом, никто из посетителей не пропустит ее.

В галерею неожиданно вошла Джоан Харт.

— Джоан,—удивленно и радостно воскликнул Уор­рен.—Отлично! Когда вы прилетели?

— Прошлым вечером,—натянуто улыбнулась Джоан, пытаясь держать себя в руках, так рвалось наружу все то, ра­ди чего она сюда пришла.

— Анна,—обратился к жене Торна ученый,—это Джоан Харт, молодая женщина...

— С вашего слайда,—закончила Анна. Когда дело каса­лось красивых женщин, у нее срабатывала фотографическая память.

Уоррен кивнул.

— Да, стоящая рядом с Вавилонской блудницей.

Анна хотела тут же съязвить на этот счет, но прикусила язык.

— Я —Анна Торн. А вы, видимо, пытались взять инте­рвью у моего мужа.

— Я уже взяла его.

Уоррен взбесился.

— Я же ясно сказал вам...—начал он.

Но Джоан оборвала его:

— Вы себе не представляете, насколько это было важно. И ваше «нет» не могло остановить меня.

— Вы, должно быть, умеете убеждать,—проговорила Ан­на уже менее дружелюбно.—А как вам вообще удалось к не­му попасть?

Джоан при желании могла вести себя вызывающе, и ей вдруг захотелось подразнить Анну:

— Я бросилась ему на шею! — воскликнула она. —Прямо в его огромной сверкающей машине.

— Да-а? — протянула Анна.—Я уверена, он был в вос­торге.

— Ну, сначала не очень-то,—принялась напропалую врать Джоан, испытывая к Анне неосознанную непри­язнь.—Ваш муж, конечно, не очень высокого мнения о ре­портерах, не так ли?

— Он считает, что они существуют за счет несчастий дру­гих людей,—заявила Анна, голосом давая понять, что это также и ее мнение.

Джоан расплылась в улыбке.

— Как шакалы? — спросила она, пытаясь выведать, на­сколько хорошо осведомлена жена Торна.

— Отличное сравнение,—парировала Анна. Лицо ее оставалось бесстрастным.

Уоррен не знал, как выпутаться из этой ситуации, и сде­лал попытку сгладить разгоравшийся конфликт:

— Джоан пишет в основном на тему археологии,—роб­ко пояснил он.

— Неужели? — ядовито улыбнулась Анна.

В этот момент визгливо засигналил карманный биппер. Уоррен, как правило, негодовал на это маленькое пискливое устройство, но сейчас обрадовался возможности выйти из конфликтной ситуации при помощи этого миниатюрного ап­парата.

— Через минуту вернусь,—заверил он женщин.

— А знаете,—как бы между прочим заявила Джоан,— ваш муж несправедлив к прессе. Репортеры деликатно отно­сились к его брату.

— Что вы имеете в виду? — вскинулась Анна, не пони­мая, к чему клонит Джоан.

— Отчет о гибели Роберта Торна был выдержан в очень уважительном тоне. Хотя, строго говоря, обстоятельства его смерти были весьма необычными.

— Разве? — спокойно заметила Анна.—Я, к сожалению, ни разу не встречалась с братом Ричарда.

Джоан изобразила на лице удивление.

— Конечно, конечно! Что же это я все время забываю! Вы же вторая жена Ричарда!

— Мисс Харт,—начала терять терпение Анна.

— А теперь позвольте мне быть с вами откровенной,— не обращая внимания на попытку Анны вмешаться, продол­жала Джоан.—Марк —сын Ричарда от первой жены, а Дэ­мьен — сын его брата. Получается, что вы не являетесь мате­рью ни одному из мальчиков!

— Вы, должно быть, пишете для какого-нибудь женско­го журнала! — взорвалась Ан^а.

— А Дэмьен,—настаивала Джоан.—Что вы можете ска­зать о нем? Что это за мальчик? Нравится ли ему Военная Академия?

Анна не успела ответить, так как в галерею ворвался Чарльз Уоррен.

— Анна,—закричал он,—ни слова больше этой женщи­не!—Ученый грубо схватил Джоан за плечи и подтолкнул к дверям.—Вы превратили меня в посмешище,—с болью за­говорил он.—Ричард в бешенстве!

Терять Джоан было нечего.

— Вы в опасности! — отчаянно воскликнула она хриплым голосом.—Все вы!

— Да что же это такое в вас вселилось? — Уоррен вытал­кивал Джоан из галереи, подальше от Анны.

— Я видела стену Игаэля! — вскричала она, будто это могло что-то объяснить.

На Уоррена это не произвело никакого впечатления.

— Мне все равно, что вы там видели!

— Но вы обязаны быть начеку!— Джоан вырвалась наконец из тисков и повернулась к Анне.—Дэмьен...

— Что Дэмьен? — резко спросила Анна.

— Он... он...—залепетала Джоан и, внезапно замолчав, стремительно бросилась вон из галереи.—Я не знаю! —крик­нула она на ходу.

Анна медленно повернулась к ученому.

— Черт подери, что все это значит?

Уоррен грустно покачал головой.

— Понятия не имею. Христос любит нас всех. Но только очень немногие — весьма необычные люди — по-настоящему любят Его!

Он был серьезен, но Анне его замечание показалось неве­роятно забавным. Улыбнувшись, она крепко обняла ученого, и оба вернулись к обсуждению будущей выставки, забыв о странной Джоан Харт, будто ее и не было вовсе.

Однако, несмотря на то, что и Уоррен, и Анна заподозри­ли Джоан в безумии, она никогда еще не действовала так четко и целенаправленно.

Преследуемая демонами и, как ей казалось, сама бросив­шаяся по следу одного из них, Джоан точно знала, что ей де­лать.

Выскочив из музея, она прямиком направилась в бюро проката автомобилей, над дверями которого красовался ло­зунг: «Мы изо всех сил стараемся». Арендовав машину, Джо­ан тут же помчалась на север Чикаго. Через некоторое время она уже тормозила у Военной Академии, где учились Дэмьен и Марк. Шла тренировочная футбольная игра.

Будь игроки на футбольном поле несколько старше, не­ожиданное появление Джоан могло бы стать причиной все­общего смятения. Она безусловно являлась самой красивой из всех женщин, побывавших здесь за последнее время, а на­пряжение, отразившееся, на чудесном лице, добавило ей еще больше привлекательности.

Однако сегодня здесь не было никого, кто бы мог заме­тить Джоан: единственными зрителями на футбольном поле были несколько родителей, которые подбадривали своих драгоценных чад. Расположившись отдельными группками, они целиком сосредоточились на игре.

Заметить Джоан мог бы, конечно, Нефф, но он с таким напряжением следил за ходом игры, будто ребята сражались за суперкубок.

Рядом с Джоан Харт стоял паренек, который, судя по форме, был курсантом. Профессиональным взглядом Джоан моментально оценила ситуацию: мальчишка был какой-то хлипкий, прыщавый, на нос ему сползали очки с толстенны­ми линзами. Все его внимание было поглощено футбольным полем. Скорее всего этот паренек испытывал юношеское, сексуальное влечение к стройным мальчикам. Было совер­шенно очевидно, что один из игроков —его кумир. В иной ситуации Джоан Харт с удовольствием побилась бы об за­клад, чтобы угадать, кто же этот кумир. Но сейчас ей хоте­лось только одного: знать, играет ли Торн и который из маль­чиков Дэмьен. Под тяжелыми шлемами было совершенно невозможно разглядеть лица мальчиков. Джоан уже собра­лась спросить прыщавого мальчишку, но в это время Нефф объявил перерыв в игре. Джоан не расслышала слов сержан­та. Она легонько похлопала подростка по плечу и, прервав его оцепенение, громко спросила:

— Дэмьен Торн играет?

Один из игроков неожиданно повернулся и впился глаза­ми в спину Джоан Харт. Женщина всем телом ощутила этот пронзительный взгляд и резко обернулась. Ей почудилось, что она уже видела эти злобные желтые кошачьи глаза.

Внезапно игрок сбросил шлем, и Джоан в ужасе отпряну­ла, У него было такое же резкр очерченное лицо, что и на картине в Эйкре.

— Вон Дэмьен Торн,—указал хлипкий курсант, но Джо­ан и сама уже знала это. Она безоговорочно верила в суще­ствование Дьявола, но, неожиданно узрев его в человеческом обличье, запаниковала и отступила.

Джоан повернулась и, еле передвигая ноги, поплелась прочь с игрового поля, изо всех сил пытаясь выглядеть естественно. Но, не успев пройти и десятка шагов, она ощу­тила вдруг такой ужас, что побежала; все быстрей и быстрей несли ее ноги. Так, не разбирая дороги, она долетела, нако­нец, до автомобиля.

Ее обдало жарким потом; под лопатками, как раз в ме­сте, куда уставились жуткие желтые глаза Дэмьена Торна, го­рело. Плюхнувшись на сиденье автомобиля, Джоан услышала резкий окрик Неффа:

— Торн, что уставился, как баран на новые ворота?

Лопатки перестали гореть. Джоан с трудом откопала в своей сумке ключи зажигания, ткнула ими в замок — не за­водится, еще раз —опять не получилось. Наконец двигатель заработал. Зашуршали по гравию шины, и машина покатила прочь от Дэвидсоновской Академии.

Джоан направлялась на север. По идее ей нужно было бы развернуться и ехать прямиком в Чикаго, но она понимала, что там ей не на кого рассчитывать.

К кому обратиться за содействием? Чьей помощью Джо­ан могла заручиться в борьбе против мощной, хитрой и все­проникающей Силы?

Она чисто механически продолжала крутить руль, полно­стью уйдя в себя. Подальше, подальше от этой страшной Ака­демии.

Некоторое время спустя Джоан поняла, что заблудилась. Сосредоточившись, она огляделась и решила, что заехала да­леко в глубь штата. Кругом раскинулись бывшие фермерские угодья. Местность была плоская, и Джоан тут же вспомни­лись крошечные, гладкие облатки, что выдавали в церкви по воскресеньям.

Горизонт простирался до бесконечности. На триста шесть­десят градусов вокруг Джоан лежала замерзшая, унылая равнина. Дорога, по которой катил автомобиль, похоже, бы­ла единственной. Она рассекала местность, и Джоан подума­ла: «Как кинжал Бугенгагена».

Внезапно налетел ураганный ветер. Несколько деревьев надломились. Женщину опять пронзило леденящее чувство страха. Она попыталась сообразить, как ей вернуться в Чика­го или хотя бы найти какое-нибудь пристанище на ночь.

В этот момент движок в автомобиле забарахлил и спустя какое-то время заглох.

Так же внезапно затих и ветер. Некоторое время автомо­биль еще катился по инерции, затем застыл посреди дороги.

Воцарилась абсолютная тишина. Вокруг не было ни одной живой души.

Джоан еще раз надавила на педаль газа, подергала ключ зажигания.

Ни звука в ответ. Она взглянула на бензинный индикатор. Бак был наполовину заполнен.

Выходит, причина не в этом.

Внезапно она вспомнила, как погибли Бугенгаген и Майкл Морган, и почувствовала озноб. Но Джоан не сми­рилась. Крайнее возбуждение охватило ее: бешено билось сердце, кровь стучала в висках. Джоан с неистовой спешно­стью прокручивала в мозгу все возможности и лихорадочно искала выход, понимая, что находится перед лицом смер­тельной опасности.

Судорожно вздыхая, она начала бормотать какие-то сло­ва: «Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да и приидет Царствие Твое...» Молитва оборвалась. Джоан взглянула на дорогу. Никаких признаков жизни.

И вдруг она заметила придорожный знак, хотя могла бы поклясться, что еще мгновение назад его тут не было. Ста­рый и обшарпанный, он выглядел так, будто торчал здесь со времен менестрелей. Надпись на нем гласила: «Местечко Нэнси. Вкусно и по сходной цене». И затем более существен­ная информация: «3 мили».

Если бы Джоан чуть-чуть получше знала эту местность, она бы сообразила, что бесплодность этого района напрочь исключает какое-либо «Местечко Нэнси». Но она предпочла поверить в то, что где-то здесь поблизости находится уютный ресторанчик, где люди могут спокойно поесть, поболтать и вволю повеселиться.

Ей нестерпимо захотелось туда, к людям.

Джоан открыла дверцу и выбралась из автомобиля. Силь­но похолодало. Она наклонилась, чтобы вытащить свое паль­то, и вдруг услышала отрывистые хлопающие звуки. Затем с крыши автомобиля донеслось странное царапанье.

Джоан резко выпрямилась и замерла в ужасе. На крыше, не более чем в двух дюймах от ее лица, сидел, нахохлив­шись, огромный черный ворон. Он с ненавистью уставился на женщину.

Джоан завизжала и, споткнувшись, еле удержалась на но­гах. Ворон пристально следил за ней — таким же пронизыва­ющим был и взгляд Дэмьена там, в Академии. Женщина за­махнулась на ворона своим пальто, но огромная птица даже не шелохнулась.

Джоан захлопнула дверцу и начала натягивать пальто, не отрывая взгляда от ворона. Ворон сидел неподвижно, каза­лось, он пребывал в полной уверенности, что одним взмахом крыльев достанет женщину. Джоан пятилась все дальше и дальше в сторону от «Местечка Нэнси». Вот уже от ворона ее отделяло добрых сорок ярдов. Она опустила голову и, сце­пив руки, пробормотала еще один отрывок из молитвы. Как заклинание звучали слова Иисуса Христа из Евангелия от Лу­ки: «Я даю вам власть наступать на змей, и скорпионов, и на всю силу вражию; и ничто не повредит вам». Затем Джоан еле слышно прошептала: «Слава Тебе, Господи»,—и взгляну­ла вверх. Ворон улетел.

Джоан вскрикнула от радости. Значит, то, во что она ве­рила,— правда! Иисус обладал силой, он смог изгнать зло!

Но неожиданно ворон атаковал Джоан сзади и с отврати­тельным карканьем вцепился ей в волосы, глубоко вонзив свои когти.

Джоан истошно закричала. Она молотила по птице рука­ми и пыталась оторвать ее от своей головы, но ворон в кровь исклевал ей руки.

Сверкая глазами, в которых все ярче и ярче разгоралось адское пламя, ворон вцепился своим желтым клювом в зали­тое слезами лицо Джоан и терзал его до тех пор, пока лицо не превратилось в страшное кровавое месиво.

Собрав остатки сил, Джоан со стоном подняла голову, об­ратившись к небу, но она не могла его больше видеть: на ме­сте глаз зияли изодранные в кровь пустые глазницы. Женщи­на умоляла избавить ее от страшной, нечеловеческой боли.

Внезапно ворон, расправив крылья, взмыл высоко в небо. Клочья волос и кожи Джоан все еще свисали с его когтей.

Еле живая, Джоан споткнулась и соскользнула с дороги в наполненную грязью яму. Силы оставили ее, и она затихла.

Вдруг откуда-то послышался звук, похожий на шум мото­ра. Вниз вдоль реки двигался грузовик; он быстро прибли­жался.

Джоан подняла голову. Возможно ли это? Она с трудом поднялась на ноги и попыталась выбраться на дорогу. Огром­ный восемнадцатиколесный грузовик был совсем близко. Джоан крикнула из последних сил, моля о пощаде.

Человеческий слух устроен весьма своеобразно. Если звук резко обрушивается на вас, то практически невозможно определить, откуда он доносится: спереди или сзади.

У Джоан Харт не было больше глаз. Когда грузовик вне­запно вынырнул из-за поворота, водитель успел заметить жуткую, перепачканную кровью и грязью женщину. Она сто­яла посреди дороги, обратившись лицом в проти - воположную от грузовика сторону.

Водитель не успел затормозить.

Грузовик врезался в Джоан Харт, взметнув ее в воздух. Женщина умерла раньше, чем ее тело упало на асфальт.

Грузовик, проскрежетав тормозами, остановился в сотне ярдов от тела.

Наступившую тишину нарушали лишь глухой рокот мо­тора и пронзительное карканье ворона. Круг за кругом он поднимался все выше до тех пор, пока не растаял вдали, в темнеющем синем небе.

Глава четвертая

Едва ли на всей территории Соединенных Штатов оты­щется второй такой уголок, подобный краю Озер в штате Висконсин; многие знатоки при этом небезосновательно по­лагают, что жемчужиной этого края является озеро Женева. Расположено оно на редкость удачно и достаточно близко к Чикаго, чтобы стать для его богатых жителей центром зим­них развлечений, и в то же время на определенном рассто­янии, которое отпугивало в праздничные и выходные дни основную массу населения этого города.

Зимний дом Торнов, или, как его еще называли, «озер­ный уголок», был построен из дерева. Дом был внешне сти­лизован под охотничью избу. Но внутри его имелись такие удобства, которые были по карману лишь очень обеспечен­ным людям. Например, внутренняя телевизионная система слежения. Как и многие богатые люди, Ричард Торн имел все основания остерегаться кражи детей. В довершение всего рядом с домом была оборудована вертолетная площадка.

«Озерный уголок» был снабжен также одной из самых сложных частных телефонных систем, имеющихся в США. Конечно, Торн запросто мог отказаться от всех звонков, за исключением телефонного вызова от Президента или госсе­кретаря. Но как человек, облеченный властью, он предпочи­тал оставаться в пределах досягаемости.

На этот раз в доме на озере Женева собралась неизмен­ная компания: сами Торны, их друзья и деловые знакомые. Предстояло отпраздновать тринадцатилетие мальчиков. Тор­нам нравилось устраивать вечеринки, особенно же они люби­ли отмечать семейные торжества.

Хотя настоящий день рождения Дэмьена был шестого июня, с тех пор как он вошел в семью своего дяди, дни ро­ждения мальчиков праздновались в один и тот же день. Мно­гие знакомые Торнов решили, что подобное совмещение двух праздников задумано просто удобства ради. И лишь Ри­чард помнил, что безумный поступок его брата Роберта ка­ким-то образом связан с днем рождения Дэмьена.

Накануне торжества, вечером, Марк и Дэмьен устроились в гостиной. Они играли. Обычно Дэмьен всегда выигрывал. Но в этот раз Марк, похоже, обскакал брата. Марк совершен­но спокойно относился к своим проигрышам, если в сраже­нии участвовал только Дэмьен. Однако стоило кому-то из других сверстников вырвать победу у него или у Дэмьена, Марк моментально заводился. Когда же дело касалось только братьев, проигрыш, по сути, не имел для Марка ни малейше­го значения. Возможно, это объяснялось тем, что Марк все­гда подсознательно помнил о трагическом прошлом брата. Он всегда был невероятно деликатен, даже в младенчестве, теперь же, по-своему заботясь о Дэмьене, Марк самозабвенно отдавал брату все самое лучшее.

Мальчики расположились перед пылающим кирпичным камином огромных размеров и бросали игральный кубик. Тишину в зале нарушали только потрескивание поленьев и стук фишек на игральном столе. Высоко над камином висе­ло чучело оленьей головы. Ричард застрелил этого оленя как раз в тот год, когда был построен этот дом. Еще была жива его первая жена Мэри, и теперь даже мимолетный взгляд на чучело вызывал в Ричарде грусть. Мэри, ненавидевшую лю­бое убийство, охватило в ту ночь страшное смятение при ви­де туши убитого оленя, которую Ричард тащил от ручья в Лэнд Роувер. Убийство животного и твердое намерение Ричарда иметь чучело головы оленя над камином привело к их единственной серьезной ссоре. Мэри была настолько не в себе, что нарушила неписаное правило: ограничиваться предметом спора. Она пошла дальше и припомнила мужу чуть ли не все его прегрешения. Всю неделю потом Ричард побаивался, как бы Мэри не ушла от него, но через свое упрямство так и не смог переступить: он-таки смастерил чу­чело и взгромоздил его над камином.

Когда Анна, впервые заметив голову оленя, спросила о ней мужа, Ричард ограничился рассказом об охоте, где за­стрелил этого самца. О ссоре со своей первой женой Ричард никогда бы не решился заговорить с Анной. Хотя порой сам себе удивлялся: ведь его вторая жена при всей ее женствен­ности испытывала почти мужскую страсть к любому кроваво­му виду спорта. Совершенно очевидно, что Анна разделила бы увлечение Ричарда, заняв в том давнишнем, беспокоящем его инциденте позицию мужа.

Мальчики так увлеклись игрой, что не заметили, как Ан­на вошла в гостиную. Некоторое время она молча наблюдала за ними. «Какие они замечательные)),—подумалось ей. Нако­нец она нарушила молчание:

— Эй, вы, двое, уже поздно. Завтра такой день...

Марк, которому впервые за этот вечер пришло везение, поднял глаза и попросил:

—- Мам, мы почти закончили. Еще пару минут, хорошо? Ну, пожалуйста! — Он обратился к брату за поддержкой. Лу­каво прищурившись, Дэмьен возразил:

— Пошли, Марк. Раз мама говорит, что пора спать, зна­чит, так оно и есть.

Анна улыбнулась. Улыбнулся и Марк.

— У меня идея,—начал он.—Почему бы нам на ночь не оставить доску здесь, прямо так —не убирая?

Все засмеялись. Поцеловав мальчиков, Анна выключила свет и ушла. А братья отправились наверх по деревянной лестнице в свои спальни.

— Дэмьен,—заговорил Марк,—я хотел у тебя кое-что спросить.

— Это очень важно? — акцентируя в голосе томную уста­лость, обронил Дэмьен. В этот момент он точно спародиро­вал занудливого и брюзжащего бизнесмена. Марк рас­смеялся.

— Конечно, нет.

— Ладно, валяй,—-милостиво разрешил Дэмьен.

— Что за дела у вас с Неффом?

Чего угодно ожидал Дэмьен, но только не этого вопроса. Он внимательно взглянул на брата и холодно спросил:

— Что ты имеешь в виду?

— Ну,—протянул Марк, остановившись наверху у лест­ницы,—мне кажется, он все время за тобой наблюдает. Это как-то странно.

— Да, пожалуй,—согласился Дэмьен. Он прошел по темному коридору к своей комнате и открыл дверь. Потом повернулся к Марку, наблюдавшему за ним: — Нефф — сер­жант. А сержанты все странные. Ты что, не знаешь? —Он драматически поклонился и вдруг улыбнулся, давая понять, что шутит. Затем театрально произнес: — Спокойной но­чи!—и исчез в своей спальне.

Гости прибыли Вечером на следующий день. Здесь были и Бухер, и Пасариан с Ахертоном, и доктор Уоррен. Даже из Академии несколько ребят умудрились добраться сюда на торжество.

Посреди просторной и ярко освещенной столовой в окру­жении друзей и гостей стояли Марк и Дэмьен. Они зажали глаза ладонями. Приглушили свет. В столовую доносились изысканнейшие ароматы из великолепной буфетной залы, где был накрыт длинный узкий стол. Этот стол XVI века дол­гое время принадлежал ордену фламандских монахов. Как-то во время визита в монастырь Святого Симона Ричард Торн обратил внимание на антикварный стол и мимоходом заметил своему близкому другу из семейства Херстов, что этот старинный предмет ему очень понравился. Спустя не­сколько недель стол был доставлен в Чикаго вместе с запи­ской следующего содержания: «Как-нибудь угостишь меня за этим столом». Поначалу Ричард пребывал в некотором заме­шательстве от подобной щедрости друга. Но подарок тем не менее принял и через некоторое время переправил его в Лейксайд.

Теперь же, стоя посреди зала, стол выдерживал немалую тяжесть: здесь были и копченая индейка, и деревенский око­рок, и потрясающий ростбиф, и куча всяких салатов —сло­вом, все то, что так необходимо двум крепким юным парень­кам, дабы набраться сил и превратиться в мужчин.

Не хватало только десерта, и его вот-вот должны были подать.

— А можно уже посмотреть? — проговорил Марк, все еще зажимая ладонями глаза.

— Пока нет,—ласково ответила Анна.

Из соседней комнаты донеслись поющие мужские голоса:

— С днем рождения! С днем рождения!

— А теперь?—-не унимался Марк.

— С днем рождения, Марк и Дэмьен!— пропели муж­чины.

— Можно! — волнуясь, воскликнула Анна, и оба малыша тут же отняли руки от лица.

Они увидели торт таких размеров, что им одним можно было, наверное, накормить досыта всю Дэвидсоновскую Ака­демию. Торт был трехъярусным, а его верхушка походила на озеро Женева, если на него взглянуть из окна столовой. По поверхности озера из сахарной ваты катались на коньках бу­ковки-человечки в длинных пальто и шарфах: женщины в хорошеньких шляпках, мужчины в цилиндрах. Все эти конькобежцы конца прошлого века застыли на месте, осве­щенные, будто фонарями вокруг катка, тринадцатью свечами. Создатель этого торта обычно оформлял к рождеству витри­ны самых фешенебельных чикагских магазинов. Но тут его убедили применить свое искусство в новой области. И он со­здал нечто, что несомненно явилось самым восхитительным и, возможно, наиболее дорогим тортом ко дню рождения из всех когда-либо существовавших.

Марк восторженно захлопал в ладоши, Дэмьен заулыбал­ся. Грянули аплодисменты.

— Фантастика! — воскликнул Марк.

— С днем рождения, мои дорогие мальчики!— Анна об­няла Марка и Дэмьена и расцеловала их.

Марк не мог больше сдерживать свое любопытство, он вырвался из объятий Анны и бросился к торту, который как раз в это время водрузили на стол. Следом за ним кинулся к столу и Дэмьен.

В зал вошел Бухер, пропустивший церемонию поздравле­ний. Его одолела мучительная мигрень, и он пытался изба­виться от нее, отлежавшись в одной из комнат.

Анна первая заметила Бухера и сочувственно улыбнулась.

— Ну как, получше, Поль? — поинтересовалась она.

— Да, намного, спасибо,—ответил Бухер. Но сведенное болью лицо выдавало его состояние.—Последние дни я был страшно занят,—признался он и поглядел в другой угол на Ахертона, стоящего рядом с мальчиками. Марк восхищенно разглядывал маленькие фигурки на торте, а Дэмьен тем вре­менем успел засунуть в сахарный лед палец и весь вымазался.

— Мам! Мистер Бухер! Подите сюда, посмотрите же! —крикнул Марк, с трудом отрывая взгляд от этого про­изведения искусства.

Анна улыбнулась и подошла к Марку, а Бухер направился в сторону Дэмьена, который стоял, прислонившись плечом к стене. Мальчик заметил приближение Бухера, улыбнулся и вежливо кивнул, надеясь, что тот пройдет мимо. Дэмьена не устраивала перспектива заниматься болтовней со взрослы­ми, ведь поблизости находился такой роскошный торт!

— Как к вам относятся в Академии, Дэмьен?—спросил Бухер.

Дэмьен вздрогнул.

— Хорошо, мистер Бухер.

— А сержант Нефф? Он как? — продолжал спрашивать Бухер. Дэмьен заинтересовался.

— Вы его знаете? — удивился мальчик. Растерянность бы­ла написана на его лице.

Бухер рассмеялся и положил свою руку на плечо Дэмьену.

— Я спросил о нем только потому, что наблюдал за ва­ми,—улыбаясь, пояснил Бухер. Дэмьен не знал, что и отве­тить. Он смутился и снова уставился на торт. От Бухера, по­хоже, было трудно отделаться.—Скажите, пожалуйста, Дэ­мьен,—опять начал тот,—а знаете ли вы, чем я занимаюсь в «Торн Индастриз»?

Дэмьен взглянул на него и отрицательно покачал головой:

— Не совсем, сэр.—Мальчику казалось, что его глаза до­статочно красноречиво выражают скуку, но деликатность не позволяла резко оборвать разговор. Между тем Бухер про­должал:

— А вам Следует знать о «Торн Индастриз» абсолютно все. В конце концов ведь однажды компания станет вашей.

— И Марка,—поправил его Дэмьен.

— «Вашей» —я имел в виду вас обоих,—уточнил Бухер. «Этот мальчик не дурак».—А почему бы вам не зайти как-ни­будь на завод? Поглядеть на все это своими глазами.

Предложение показалось Дэмьену заманчивым.

— А можно я приду с друзьями? — спросил он. И тут же представил себе, как они под видом экскурсии на целый день отделаются от занятий в Академии.

— Конечно, конечно,—тут же согласился Бухер, делая при этом широкий жест политика, только что удачно завер­шившего дело чрезвычайной важности.

В это время Ричард Торн постучал серебряной ложечкой по хрустальному бокалу; этот звук заставил всех разом замол­чать. Гости расселись за столом, и Ричард поднял свой бокал:

— Именно в такие моменты мне хочется поднять бокал за нашу удачу и поблагодарить судьбу за все, что мы имеем. Потому что мы действительно имеем очень многое. Тор­ны—особая семья. И очень важно, что мы используем свое привилегированное положение, как мне кажется, правильно и мудро. Мы ни на минуту не должны забывать: так было всегда, но все это может оборваться, если мы не будем много и упорно трудиться, дабы быть достойными того, что нам оставлено. Это все, что я хотел сказать. Марк, ты, конечно, рад будешь услышать, что я не собираюсь тут выступать с речью.

— Но ведь ты как раз только что с ней выступил, папа,— возразил Марк, и все рассмеялись. Ричард жестом призвал го­стей к молчанию.

— Хотя мне действительно надо сказать еще кое о чем...—За столом раздались дружные и нарочитые сто­ны. — Помогите! — театрально воскликнул Ричард. — Я чув­ствую себя, как победивший адмирал Нельсон!

На этот раз все покатились со смеху. Счастливые слезы выступили на глазах Ахертона, а Чарльз Уоррен ухмылялся, как Чеширский кот. *

Ричард как ни в чем ни бывало продолжал:

— Я все-таки скажу, как бы вы ни пытались меня остано­вить.—Он на мгновение замолчал и для пущего эффекта за­таил дыхание. А затем, заскользив по паркету, закри­чал:—Все к окну!

Несколько озадаченные гости бросились за ним. Однако первым подскочил к отцу Марк, обожавший сюрпризы и надеявшийся на очередную забаву.

— Пожалуйста, выключите свет,—попросил Ричард, ко­гда вся компания собралась у широкого окна. Комната погру­зилась во мрак.

Деньги творят чудеса! Снаружи в темном ночном небе, как по мановению волшебной палочки, вспыхнул фейерверк. Это был один из самых ярких и красочных фейерверков, ко­гда-либо виденных присутствующими. Зеленые, голубые, желтые и красные радужные брызги рассыпались по небу, превращая ночь в неоновый день. Взлетали ракеты, оставляя за собой хвосты огненных брызг; шипя, они взрывались где-то в полутора сотнях футов над озером. И вдруг вся эта полыхающая феерия каким-то образом распалась на огром­ные красочные буквы: С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, МАРК И ДЭ­МЬЕН!

Все ошеломленно замерли и тут же принялись неистово хлопать в ладоши, обниматься и целоваться.

— В это невозможно поверить, папа! — воскликнул Марк, бросившись к отцу, чтобы обнять его.

Дэмьен улыбался. Он, пожалуй, был так же взволнован, как и Марк, но не считал нужным выражать свои чувства по­добным образом. Его эмоции были глубоко запрятаны и все­гда строго контролировались.

Единственным человеком, кто остался ко всему этому пи­ротехническому зрелищу совершенно безразличным, был Бу­хер. Он стоял позади Дэмьена и пытался опять поговорить с ним. Склонившись над мальчиком, он зашептал ему в ухо:

— Тринадцатилетие юноши многие расценивают, как на­чало половой зрелости. Мужского начала. Евреи, например, называют его «бар митцвах». В переводе с иврита это означа­ет «Сын Долга», или «Человек Долга».

Дэмьен никак не мог понять, что имеет в виду Бухер. Но мальчику ничего не оставалось, как продолжать играть в веж­ливость.

— Неужели? — спросил он, все еще не отрывая взгляда от фейерверка.

— Ты также будешь отмечен,—произнес Бухер. Дэмьен обернулся и поглядел на него. Глаза их встретились. Бухер мягко заговорил, он почти завораживал своим голосом: - Из­вини, мне придется процитировать из Библии: в «Первом по­слании к коринфянам» говорится: «Когда я был младенцем, то по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое». Время придет, и ты оставишь младенческое и столкнешься с тем, «кто ты».

— А кто я?

Бухер кивнул.

— Великий момент, Дэмьен. Ты, должно быть, уже чув­ствуешь его.

Дэмьена охватило волнение. Поначалу он решил, что Бу­хер добивается его расположения, чтобы как-то польстить Ричарду. Но именно Бухер только что выразил словами то глубокое беспокойство, которое испытывал Дэмьен послед­ние несколько месяцев.

— Думаю, что да,—медленно произнес Дэмьен,—я чув­ствую... не уверен, но я ощущаю, ...что-то происходит со мной... собирается произойти...

— Предчувствие судьбы, не так ли? — улыбнулся Бу­хер.— Оно у всех у нас есть. И у твоего отца, и у Билла Ахер- тона... и у меня.—Он помедлил, а затем с какой-то нарочи­той драматичностью в голосе произнес: — Я тоже сирота, ты этого не знал?

Дэмьен отрицательно покачал головой.

— Поэтому я мог бы помочь тебе преодолеть возмож­ные будущие препятствия. Кстати, ты ведь начал предчув­ствовать свою судьбу с прошлого июня, не так ли? Когда на­ступил твой настоящий день рождения...

Дэмьен был ошеломлен, но не успел он открыть рот, как их позвал Ахертон:

— Эй вы, двое! Присоединяйтесь к нам!

Церемония по разрезанию торта была в самом разгаре.

— Дэмьен, иди же сюда! — нетерпеливо окликнул брата Марк. Он уже готовился задувать свечи.

— И не забудьте загадать желание! — напомнила мальчи­кам Анна.

Дэмьен бросился к Марку, испытывая облегчение от того, что отделался наконец от Бухера. Слишком тягостным каза­лось мальчику общение с этим человеком.

Марк и Дэмьен набрали в легкие воздух и, стремительно выдохнув его, задули все тринадцать свечей, расставленных на торте.

— Молодцы, мальчики,—воскликнула Анна.—Разрезай­те теперь торт. А то мы все жутко проголодались!

— Да, пока мы не начали есть,—заметил Дэмьен,—у ме­ня тут кое-что есть для Марка.—Он полез в карман.

— Ба-а,—хитро протянул Марк,—и я кое-что забыл от­дать тебе. — С трудом сохраняя подобие серьезности, он тоже засунул руку в свой карман.

Размерами и очертаниями подарки мальчиков походили друг на друга как две капли воды. Даже оберточная бумага была одинаковой. Марк начал смеяться:

— Если ты приготовил для меня...

— То же самое, что я приготовил для тебя,—перебил его Дэмьен. Оба они взглянули на Анну и воскликнули:

— Мам!

Счастливо улыбаясь, Анна наблюдала за мальчиками, ко­торые нетерпеливо распаковывали подарки Наконец они вы­тащили наборы красивых армейских ножичков. На сверка­ющих клинках была выполнена гравировка. Раздались одо­брительные возгласы.

— Я как раз такие хотел! — воскликнул Марк и легонько подтолкнул брата локтем.

— Я тоже! — заявил Дэмьен.

Мальчики решили обновить свое сокровище и разрезать праздничный торт Но прежде чем они приступили к этому, Дэмьен своим ножичком неожиданно срезал с верхушки торта одного конькобежца. Затем вдвоем с Марком они вон­зили ножи глубоко в торт под одобрительные возгласы окру­жающих.

На следующее утро лучи яркого солнца, отражаясь и дро­бясь в ледяном панцире озера Женева, заливали все вокруг сверкающим, радужным сиянием На свои собственные средства природа устроила восхитительное дневное шоу, пе­рещеголяв вчерашний вечерний фейерверк

Из озера вытекала речка, изгибаясь, она убегала далеко в лес. Именно здесь проходила сегодня хоккейная битва.

К полудню игра была в разгаре. Хоккейные команды со­ставились в основном из служащих «Торн Индастриз».

На первый взгляд казалось, что хоккей на свежем возду­хе—это всего-навсего чудесное развлечение. Но и Ахертон с его потрясающим внутренним чутьем, и Бухер, бесконечно чуткий к любому изменению эмоциональной температуры, прекрасно сознавали, что происходит в действительности.

По ряду причин хоккей в компании «Торн Индастриз» воспринимался как средство продвижения по служебной лестнице. Ричард Торн, человек глубоко порядочный, без сомнения, был бы невероятно поражен, если бы узнал, что в нижних эшелонах власти его компании классный хоккей­ный игрок считается очень важным лицом, что его молодые и ретивые служащие время от времени проводят свои суб­ботние дни на озере дю Лак, тренируясь под руководством стареющего канадского экс-чемпиона.

Сегодня день выдался на редкость удачным. Все были полны сил, даже пожилые служащие вышли на площадку, пытаясь укротить холод.

Здесь же присутствовали и жены, разодетые в пестрые шерстяные шапочки, шарфики и варежки, теплые мягкие са­пожки; каждая стремилась сегодня походить на девушку из мечты, которой когда-нибудь да грезил любой из присутству­ющих мужчин и которая почудилась ему либо на катке Рок­феллеровского центра, либо на льду одного из местных озер.

Дэмьен и Марк были капитанами. Они бросили жребий, кому первому предстоит набирать команду. Жребий пал на Дэмьена. Он, конечно, тут же воспользовался случаем и пер­вым выбрал своего приемного отца. Ричард забавно раскла­нялся, выказывая нарочитую гордость тем, что его отметили первым, а затем присоединился к Дэмьену.

Марк начал с Ахертона. Строго говоря, игроком тот был неважным, но недостатки с лихвой восполнялись энтузиаз­мом Билла. Ахертон благодарно улыбнулся и заскользил в сторону Марка. Следующим Дэмьен выбрал Бухера. Воз­можно, это был своего рода ответный шаг после вчерашнего, такого необычного разговора. Или Дэмьен вдруг осознал, что Бухер был из породы тех, с кем надо играть в одной коман­де, а не против. Бухер стремительно бросился к Дэмьену и Ричарду, обдав их веером ледяных осколков.

Следующий свой выбор Марк остановил на Пасариане. Ему нравился индеец, хотя, по большому счету, от Пасариана был такой же толк, что на скачках — от задумчивой кобылы. Но дух индейца компенсировал ему неумение играть. На льду он творил чудеса. Пасариан так умел подбадривать игро­ков, что команда неизменно одерживала победу.

Наконец команды были сформированы, очерчены края площадки, и игра началась.

Бухер был умелым игроком, всегда уверенным в себе и идущим напролом. Видимо, он много и упорно трениро­вался. Ричард держался в тени, не выказывая желания играть виртуозно и попасть в центр внимания. Он наблюдал за Бухе­ром и вдруг понял: у Поля начисто отсутствует понимание, что все это — просто игра. Охотничий азарт Бухера насторо­жил и испугал его. Он исподтишка принялся наблюдать за своим приемным сыном.

Даже в этой любительской игре Дэмьен выказывал пора­зительное, особенно для мальчика его лет, мастерство. Мель­кая то здесь, то там, он наслаждался борьбой, сверкал лезви­ями коньков, выписывая на льду замысловатые фигуры. Все восхищенно наблюдали за ним; Дэмьен, ловко и умело ору­дуя клюшкой, большую часть времени не выпускал шайбу и, несмотря на все усилия соперников, именно он определил ход игры.

Чарльз Уоррен предпочел сегодня не играть. Вместо это­го, спотыкаясь, он проковылял на своих коньках к краю реки; окончательно притомившись, стряхнул снег —следы послед­него падения — и неуклюже заскользил туда, где Анна Торн возилась у большой передвижной жаровни. Все слуги были отпущены, поэтому здесь царила на редкость непринужден­ная атмосфера. Анна состряпала уже целую гору гамбурге­ров, булочек с сосисками и жареного на углях мяса — и все это так быстро и толково, будто родилась настоящей кухар­кой.

Заметив Уоррена, жена Ричарда крикнула:

— Что вы хотите?

— Булочку с сосиской,—запыхавшись, бросил Уоррен. Анна протянула ему одну.

— Все?

— Для начала все,—заявил Уоррен.—Я так проголодал­ся, что, наверное, съел бы все ваши сосиски.

Он проглотил за один прием полбулочки и водрузил на оставшуюся часть целую горку лука с соусом.

— Я читала о вашей приятельнице в газетах,—заговори­ла Анна.—Конечно, бесполезно сейчас об этом говорить, но я очень сожалею.

Уоррен кивнул:

— Я никак не пойму, что могло там произойти...

Но Анна уже отвернулась, продолжая наблюдать за игрой.

Уоррен дожевал остатки булочки с сосиской и воровато потянулся за следующей.

Никто из присутствующих не заметил гигантского черно­го ворона. Он уселся всего в двадцати футах от них на ветвях высокого темного дерева. Ворон разглядывал людей холод­ными, пронзительными глазами.

Ричард тем временем передал точный пас Дэмьену, тот аккуратно перехватил его своей клюшкой. Ахертон, неуклю­жий в хоккейной форме, играл защитником. Он двинулся вперед, пытаясь остановить мальчика.

Дэмьен, наслаждаясь игрой и скоростью, прорвался впе­ред. Ни на секунду не сомневаясь, что обыграет старика, он устремился прямо на Ахертона. Тот поскользнулся и, с тру­дом удержав равновесие, весь съежился и закрыл глаза, ожи­дая столкновения.

Дэмьен, однако, в самое последнее мгновение проделал восхитительный пируэт вокруг Ахертона и с огромной скоро­стью помчался вперед, к воротам. Когда он выполнял свой эффектный трюк, лед слегка треснул.

Ахертон открыл глаза и попытался уяснить, что же прои­зошло. Дэмьен будто испарился. Ахертон обернулся и уви­дел рвущегося к воротам мальчика. То и дело спотыкаясь, старик пересек площадку и заковылял вслед за Дэмьеном. Незаметная поначалу трещина позади Ахертона стремитель­но расширялась.

Вот она уже опередила старика и догнала Дэмьена. Лед под ним захрустел.

Бухер первый заметил это и рванулся к обоим игрокам.

Внезапно раздался зловещий хруст, трещина вокруг Ахер­тона превратилась в широкую полынью. Игроки в ужасе за­стыли на своих местах. Зрители с берега что-то кричали.

Наконец Бухер добрался до Дэмьена, обхватил его за по­яс, приподнял и швырнул в безопасное место. Сам он при этом находился всего в нескольких дюймах от трещины.

Ахертон испугался. Он понимал: происходит нечто ужас­ное, но был бессилен что-либо предпринять. Старик не успел вовремя переступить через трещину на льду.

— Билл! Держись! — крикнул Торн и бросился к Ахер- тону.

В застывшем воздухе опять раздался треск. Он походил на хруст костей. Лед вокруг Ахертона разломился на отдель­ные кусочки. Старик на крошечном ледяном островке посре­ди холодной и темной реки оказался отрезанным от берега.

Трещина тем временем расползалась и расползалась. На противоположной от трещины стороне сбились в кучу игро­ки. Они протягивали Ахертону хоккейные клюшки, предла­гая ему уцепиться за них. Но все было напрасно. Крошечный ледяной островок накренился под весом старика, и Ахертон начал соскальзывать к его краю прямо в темный водоворот.

Анна зажала рот, чтобы не закричать. Она поняла, что вот-вот произойдет страшная, непоправимая беда. Дэмьен рвался из объятий Бухера. Полный отчаяния, он стремился помочь старику, но Бухер крепко держал мальчика.

— Прыгай!— крикнул Пасариан.

Но было уже слишком поздно. Плавучая льдина под Ахертоном, накренившись, выскользнула из-под него и вме­сте со стариком ушла в булькающую темную поверхность.

Несколько секунд Ахертона не было видно. Внезапно он вынырнул, судорожно хватая ртом воздух. Мужчины цепоч­кой легли на лед. Торн протягивал свои руки, пытаясь дотя­нуться до пальцев Ахертона.

Голова старика едва-едва поднималась над водой. Глаза были полны ужаса. Ахертон судорожно цеплялся за лед, пы­таясь выкарабкаться. Кровь струилась из расцарапанных ладо­ней. Он издал душераздирающий крик, и тут же поток под­хватил его и утянул вниз. Старик исчез под водой.

Люди на льду словно окаменели. Они не верили собст­венным глазам.

И вдруг прямо под Торном появилось лицо, плотно при­жатое к внутренней поверхности льда. Это был Ахертон. В его широко открытых глазах застыла мольба. Окровавлен­ными кулаками он пыталря снизу пробить лед. Послышался странный звук, отдаление?, напрмцнающий .крик, и Ахертона, из последних сил цепляющегося за ледяной панцирь, опять утянуло стремительным потоком.

. Какое-то время присутствующие еще могли по розовому кровавому следу подо льдом проследить страшный путь ста­рика. В отчаянии люди бегали по льду, следуя за замерза­ющим и тонущим Ахертоном. Пытаясь проломить лед, они колотили своими клюшками по застывшей поверхности реки, чтобы пробиться к погибающему человеку.

Дэмьен вырвался наконец из объятий Бухера и помчался ко всем остальным. Торн лезвиями коньков пытался разбить лед.

Ахертон начал задыхаться. Сквозь призму толстого льда он смутно распознавал очертания людей, суетящихся на по­верхности, до него доносились какие-то глухие обрывки их криков. Но старик не мог пробиться к ним. Легкие его раз­рывались. Вдруг впереди сверху забрезжил свет. Яркий круг на фоне мрачной воды. Это было дерево, растущее на берегу, но часть его оказалась под водой и образовала в ледяном пан­цире промоину. Собрав последние силы, Ахертон стал мо­литься.

Его чудом вынесло в полынью.

— Вон он! — закричал Дэмьен. Все бросились к дереву, но остановились на некотором расстоянии от него, так как лед был слишком тонок. Голова Ахертона отчетливо видне­лась над поверхностью промоины, лицо его было искажено, как загарпуненная рыба, он судорожно ловил открытым ртом воздух.

— Мы идем к тебе! —заорал Ричард, и они с Дэмьеном дюйм за дюймом стали приближаться к Ахертону по тонкой корке льда.

Еще какое-то мгновение голова старика была видна. А потом будто чья-то гигантская рука схватила его за лодыж­ки и потянула под воду. Темная фигура Ахертона все глубже и глубже опускалась на дно, пока совсем не пропала.

— Всем растянуться! — в отчаянии закричал Торн.—Мы потеряли его.

Но все уже было напрасно. Ахертон исчез. И пока люди на льду выстраивались в цепочку, огромный черный ворон сорвался с ветки и взмыл в небо, уже затянутое облаками.

Глава пятая

Почти месяц миновал с тех пор, как погиб Ахертон, а Бу­хер все никак не мог закончить переустройство своего нового кабинета. Стены, ранее оклеенные обоями, он отделал дере­вянными панелями, на смену старым кожаным креслам из мужского клуба Ахертона появилась современная мебель, об­тянутая черной кожей и сверкающая хромировкой. Бухеру льстило, что его нынешний кабинет имел сходство со столо­вой Торнов в их чикагском доме. В конце концов ведь имен­но там все и началось.

Бухеру нравилось также иметь собственный портрет в красивом багете. Он висел в зале перед кабинетом, где си­дели его секретарь и администратор, там, где ему и полага­лось висеть... на месте бывшего портрета Ахертона.

Но больше всего в это январское утро Бухера порадовал его помощник Байрон. Это был послушный и бесконечно со­образительный молодой человек. Как только лимузин Бухера затормозил перед главным зданием «Торн Индастриз», от его дверей отделился Байрон с журналом в руках.

Это был последний номер журнала «Форчун», на облож­ке его красовалась копия портрета, висевшего перед кабине­том Бухера. Поль специально вылетал в Нью-Йорк, чтобы за­казать эту фотографию. Надпись на журнальной обложке гласила: ПОЛЬ БУХЕР, НОВЫЙ ПРЕЗИДЕНТ «ТОРН ИН­ДАСТРИЗ».

Байрон, не шелохнувшись, стоял у дверей в ожидании распоряжений босса.

Бухер слегка кивнул и, на ходу бросив помощнику: «Спа­сибо, Байрон»,-—прошел мимо.

— О, так вы уже видели журнал,—разочарованно протя­нул Байрон.

Бухер взглянул на своего помощника с нескрываемым презрением.

— А вы думали, что подобные вещи происходят случай­но? — Иногда наивность помощника казалась ему наигранной. Десять лет назад сам он не был таким. Во всяком случае, так ему казалось. Ибо чем старше становился Бухер, тем более тщательно срабатывала его память.

Байрон оборвал ход мыслей босса.

— Мне кажется, снимок получился удачным,—заявил он, кивая на обложку.

Бухер не соизволил даже ответить.

Стоя в холле, они ожидали лифта.

— От Пасариана есть какие-нибудь известия? — поинте­ресовался Бухер.

— Нет, сэр,—заговорил Байрон.—Похоже, он совсем исчез.

Плавно разошлись двери лифта, и мужчины вошли в не­го. Бухер нажал нужную кнопку. Когда лифт миновал три этажа, Байрон вдруг обрушил на Бухера новость: «Ричард хо­чет видеть вас прямо сейчас».

Поль на мгновение растерялся, но лишь на мгновение. Он узнал эту игру. Сам он сотни раз играл в нее, карабкаясь по служебной лестнице. Суть этой игры сводилась в данном случае к следующему: Ричард рано вернулся из отпуска. Я это знаю, а ты —нет. Он хочет тебя видеть. Сейчас. Это означает, что у тебя, возможно, неприятности. Я назвал его Ричардом. Раньше я никогда не называл его иначе как ми­стер Торн. Это означает, что у нас с ним теперь, возможно, другой уровень отношений. И был он достигнут за твоей спи­ной, пока ты занимался своим кабинетом и фотографировал­ся на всякие там обложки. Может быть, я даже знаю поче­му Ричарду —как я его теперь называю —не терпится уви­деть тебя.

Но Байрон не учел того, что Бухер являлся опытнейшим и прожженным игроком. Затевать против него какую-то ком­бинацию было все равно, что применить защиту Капабланки против самого Капабланки.

— О! —спокойно протянул Бухер.—Он уже у себя?

Байрон был сражен.

— Да,—хмурясь, ответил помощник. Он судорожно пы­тался придумать, что можно еще добавить. Наконец, Байрон произнес: —И он здорово загорел.

Оба прекрасно понимали, что ответ оказался неудачным.

За столом, где совершенно свободно могла бы разме­ститься целая делегация ООН, сидел Торн и пил кофе. Не успел Бухер открыть для приветствия рот, как Ричард вы­палил:

— Какого черта Пасариан ошивается в Индии?

Бухер, поставив на стол свой «дипломат», сел. «Надо дать ему возможность выговориться. Попытаюсь угадать, что все это значит. И какой странный вид у Торна,—размышлял Бу­хер.—Воротничок с монограммой на рубашке расстегнут. Отсутствует галстук. Небрит. Конечно, Ричард имел на все это право, но он никогда не позволил бы себе появиться здесь в таком виде, не имея на то определенных причин».

Это была уже не игра, Ричард действительно был взбе­шен.

— Мне необходимо еще одно компетентное мнение по поводу закупки земли в тех краях,—начал Бухер.—Кто лучше...

— А мы уже покупаем эти земли? — испуганно спросил Торн.

— Вы согласились с тем, что я полностью реализую выво­ды своего доклада,—продолжал Бухер, оправдываясь и испы­тывая при этом унижение.—Это явилось условием моего согласия стать президентом компании.

Торн потер обеими руками лицо и вздохнул:

— Но это не означает, что вы можете исключить меня из управления моей собственной компанией. Прежде чем что-то реализовывать, вам вначале следовало бы спросить меня.

— Но вы же были в отпуске,—запротестовал Бухер.— Я решил вас не беспокоить лишний раз. — Произнося эти слова, Поль понимал, насколько фальшиво звучит его объяснение.

— Меня в любой момент можно было найти по телефо­ну,—парировал Торн. Затем он устало опустил голову на грудь и грустно добавил:— Билл никогда бы не принял по­добного решения, не поставив меня в известность.

— Я не Билл,—возразил Бухер.

— А я и не жду от вас, чтобы вы им были,—вскинулся Ричард.—Но я очень рассчитываю, что вы будете соблюдать правила поведения в компании!

Наступило долгое молчание. Торн решил смягчить удар.

— Поль,—начал он,—вы блестящий специалист. И вы, конечно же, заслуживаете, чтобы быть на самом верху. Но, пожалуйста, никогда не забывайте, чья это компания.

— Это больше никогда не повторится.—Похоже, Бухер искренне раскаивался. Он попробовал сменить тему разгово­ра:—Вы искали Пасариана. Зачем?

— Там какие-то неполадки с его установкой П-84,—сооб­щил Торн.—Уолкер начал по этому поводу психовать. Я, ко­нечно, понимаю, что Уолкер всегда чего-нибудь боится: то катастроф, то других неприятностей, но на этот раз он и ме­ня заставил беспокоиться.

— Я позабочусь об этом,—заверил Ричарда Бухер, подни­маясь. Он понял, что беседа закончилась.

— Надеюсь, что так.—Торн дождался, пока Бухер вышел из кабинета, потом встал и подошел к большому окну, выхо­дившему на красивую старую водонапорную башню. Вид из окна, как правило, успокаивал его, но только не сегодняш­ним утром. Торн был слишком огорчен.

Что-то терзало его с момента трагической смерти Ахер- тона, но Ричард не мог объяснить, что конкретно его беспо­коило.

Глава шестая

Курс лекций назывался «Военная история: теория и прак­тика». И хотя название заинтриговывало, на самом же деле эти лекции представляли собой несколько расширенный об­зор наиболее знаменитых сражений. Предполагалось, что они должны вселить в курсантов уважение к воинским до­блестям. Это иногда срабатывало, но в большинстве случаев подростки оставались совершенно равнодушными к боевым заслугам предков. Курс был обязательным, и каждому маль­чику надлежало пройти его.

На сегодняшнем уроке истории присутствовали почти все курсанты из взвода сержанта Неффа. Школьный священник рассказывал ребятам о знаменитом гунне Аттиле. Священник Будмэн был высок, худощав, его черные волосы разделял прямой пробор. Он носил церковный воротник и твидовый пиджак. Читая повествования о жизни и подвигах Аттилы, Будмэн проникал за пределы холодных и бесстрастных стра­ниц, заглядывал в душу воинственного гунна. Священник чув­ствовал, что Аттила был глубоко несчастным человеком, страдальцем, что по-настоящему он никем не был понят. И это роднило его, Будмэна, с великим гунном.

— Этого беднягу,—любил повторять священник,—исто­рия интерпретирует, конечно же, неправильно. Вам необхо­димо уяснить, что Аттила считался среди своих соотечествен­ников справедливым правителем...

Единственным подростком в классе, кто внимательно слушал лектора, был Дэмьен, что явилось неожиданностью даже для него самого, ибо Дэмьен не очень-то жаловал исто­рию. Напротив, он чувствовал какое-то внутреннее сопротив­ление к этому предмету. Однако за последние несколько ме­сяцев Дэмьен вдруг начал испытывать странное и смутное очарование при мысли о тех, кто жил и умер много-много лет назад.

— Меньше всего Аттила стремился к разрушениям,— продолжал священник,—во всяком случае, по сравнению с другими завоевателями до и после него...

Марк и Тедди, который пристроился с некоторых пор к Торнам, затеяли возню. Марк что-то накарябал на обрывке бумаги, и Тедди еле сдерживался, чтобы не захихикать.

— В самом деле,—рассказывал Будмэн,—ведь Аттила так стремился получить всестороннее образование, что при­гласил к своему двору многих ученых римлян...

В этот момент Марк сунул клочок бумаги Дэмьену. Тот глянул на обрывок и, захваченный врасплох, не сумел сдер­жать смех.

Священник замер на полуслове.

— Кто смеялся? — спросил он.

Дэмьен тотчас вскочил:

— Я, господин священник.

— Подойди сюда и захвати с собой этот листок.—Дэ­мьен немедленно исполнил приказание.

Марк беспокойно заерзал на стуле, Тедди слегка пихнул его в бок.

— Ну и дела,—прошептал он.

Курсанты с любопытством наблюдали за происходящим.

Будмэн взял в руки клочок бумаги. На нем был нарисо­ван он сам: в высоком церковном воротнике и верхом на ко­не. Над собой священник держал несколько вражьих голов.

Будмэн похолодел. Получалось, что насмехались даже не над ним, а над его обожаемым Аттилой. И делал это один из самых толковых ребят.

Будмэн скомкал рисунок и выбросил его в мусорную кор­зину.

— Итак,—произнес он после драматической и, как ему казалось, наводящей страх паузы,—у нас в классе объявился художник. Торн, я, похоже, навожу на вас скуку? Вы, конеч­но, все знаете о подвигах Аттилы?

Глубоко вздохнув, Дэмьен ответил:

— Кое-что, сэр.—И сам удивился своему ответу.

— Кое-что, да? —повторил священник с тем же сарказ­мом.—Вот если бы Аттила так же знал всего-навсего «кое-что» о военном деле, мы бы сегодня и имени его не вспомнили.—Он прищурил глаза.—Торн, а вы что-нибудь, кроме своего имени, знаете? Что-нибудь об Аттиле или ри­млянах?

Дэмьен еще раз глубоко вздохнул:

— Думаю, что да, сэр.—Но он же ничего не знал! Что за чертовщину он вдруг понес?!

В классе зашушукались, обсуждая, что за штуку затеял Дэ­мьен. Всем было известно, что прямая конфронтация была не в его духе.

— Значит, «думаете, что знаете»,—передразнил мальчика священник.—Ну что ж, сейчас мы это выясним, не возража­ете? Ответьте мне, Торн, какова была численность войска Ат­тилы, когда тот завоевал Галлию?

— Примерно полмиллиона человек, сэр,—заявил Дэ­мьен, даже не успев удивиться, откуда в его голове появился ответ. И тут же как будто со стороны услышал сам се­бя: — Но он был разбит Аэцием в битве при Шалоне в 451 го­ду. Он вернулся назад, завоевал Северную Италию, но не до­шел до Рима.

Будмэн опешил. Он не ожидал этого. Но класс ждал, и не в его правилах было сдаваться. Придется доводить опрос до конца. В любом случае ответ мальчика напоминал скорее цитату из энциклопедии. Возможно, Торн принадлежал к та­кому типу учащихся, которые знали все наизусть,—такие все­гда отвечали, что Америку в 1492 году открыл Колумб, но они не имели представления о том, что искал-то путешест­венник Индию.

Будмэн решил задать вопрос на сообразительность.

— А почему Аттила не дошел до Рима?

И снова Дэмьен ни на секунду не задумался.

— Считается, что это заслуга папы Льва I, его диплома­тии. Но настоящая причина крылась в отсутствии прови­зии...—Здесь Дэмьен на мгновение заколебался, Будмэну по­казалось, что мальчик сбился. В сознании Дэмьена тем време­нем всплыло жуткое видение венерического заболевания, и мальчик пытался подобрать слова, чтобы объяснить это. На­конец он произнес: —И, кроме того, армия была подкоше­на... чумой.

Несколько курсантов уловили суть заминки и захихикали. Дэмьен покраснел.

Священник был взбешен.

— Тихо! —заорал он на курсантов. Затем, опять повер­нувшись к Дэмьену, решил подловить мальчика на каких-ни­будь малоизвестных фактах и покончить наконец с этим тя­гостным инцидентом.

— Когда родился Аттила?

— Это неизвестно, сэр.

— Дата правления?

— С 434 по 453 год нашей эры, сэр. Умер от носового кровотечения во время... м-м-м... празднования своей послед­ней свадьбы.

На этот раз взорвался уже весь класс.

— Замолчать!— взвизгнул священник, и его уверенность пошатнулась. Он вплотную подошел к Дэмьену и прогово­рил прямо в лицо мальчику, будто испытывая его:

— Как звали его брата?

— Бледа.—И снова Дэмьен не ограничился этим про­стым ответом. Мальчик, вдруг наполнившись каким-то могу­чим и всесильным знанием, начал его излучать. Глаза Дэмье­на заблестели. Казалось, что пульсация этого знания распро­страняется по всему классу. Она словно обрела материаль­ность. Дэмьен вдруг узнал все о гунне Аттиле, но он не мог понять, откуда пришло это озарение. Он как будто раство­рился в мозге Аттилы. Дэмьен читал его мысли и фантазии, как будто они были его собственными. Ему внезапно показа­лось, что он знал Аттилу в одной из своих прошлых жизней.

А может, он им и был когда-то?

— Аттила и его брат Бледа унаследовали империю гун­нов в 434 году нашей эры,—продолжал Дэмьен.—Она про­тянулась от Альп и Балтики до Каспийского моря.—Дэмьен императорским жестом широко распростер свои руки.—Два брата были неразлучны,—тут Дэмьен уставился на брата. Марк вздрогнул и оцепенел под этим тяжелым и всепрони­кающим взглядом.—Между 435 и 439 годами, хотя никаких письменных упоминаний об этом нет, принято считать, что Аттила подчинил себе варваров в северном и восточном кон­цах империи...—Внезапно Дэмьен остановился и взглянул на Будмэна.—Мне продолжать?

Священник прекрасно понимал, что теперь остановить Дэмьена невозможно. Он был ошеломлен, непонятный ужас начал овладевать Будмэном, но он чувствовал, что необходи­мо довести эту игру до конца. Священник кивнул в ответ.

Дэмьен заговорил снова.

— В 441 году Римская империя отказалась платить Атти­ле дань, и он атаковал Дунайскую границу. Аттила был вели­колепным воином, и невозможно было устоять против него. Годом позже римляне попросили перемирия.

Подростки завороженно слушали Дэмьена.

— Аттила был также мудрым политиком,—продолжал тот.—Он умел обратить предрассудки своего народа себе на пользу и заставил людей обожествлять, например, обнажен­ный меч. Однажды в пустыне пастух, разыскивая пропавшего теленка, наткнулся на меч, торчащий в песке, будто его сбро­сили в небес. Пастух принес его Аттиле. Тот тут же явился перед своей армией и, высоко взметнув над собой этот меч, объявил, что обладает духом «Смерть-в-Бою».

Класс ловил каждое слово Дэмьена. Марк же внезапно ощутил смутное чувство страха.

И тут Дэмьен выдал такое, что даже священник слышал впервые.

— Возможно,—произнес мальчик,—Аттила потому вы­соко над собой вознес меч, что он напомнил ему детство. Ведь его мать точно так же поднимала малыша над собой, считая, что если она подобным образом подержит его в тече­ние часа каждый день, то он проникнется силой солнца. Го­ворят, это изменило даже цвет его кожи, он стал смуг­лым.—Дэмьен на секунду остановился передохнуть. Сердце его бешено колотилось.—Это происходило, когда Аттиле было три года.

Священник, открыв рот, уставился на мальчика.

Но Дэмьен знал гораздо больше. Неведомая сила как буд­то выжимала из него факты.

— Внешне Аттила мало походил на своего брата,—про­должал мальчик,—уж не говоря о цвете кожи. Но его мать прославилась тем, что развлекла не одного мужчину. Причем совершенно открыто. Когда Аттила затеял свое первое сра­жение, он был моим ровесником...—Дэмьен остановился и через мгновение поправился: — Нашим ровесником. Есть даже картина, где он в этом возрасте изображен с мечом, пронзившим одновременно трех взрослых мужчин. Конечно, возможно, это преувеличение. Он был очень красив в эти го­ды, и многие женщины желали его. Примерно в этом же возрасте Аттила начинает участвовать и в черных мессах...

Этого Будмэн уже не мог вынести.

— Возмутительно! — воскликнул он.--Откуда вы взяли эти сведения? Назовите ваш источник! —Это было любимое выражение Будмэна.

Впервые Дэмьен растерянно запнулся.

— Я... я не знаю, сэр.—Ошеломленный и потрясенный, он внезапно смешался, будто нарушил какую-то заповедную границу.

Священник тут же воспользовался замешательством маль­чика.

— А что, его брат, я полагаю, он тоже участвовал в чер­ных мессах?

— О нет, сэр,—возразил Дэмьен, уверенно покачав голо­вой.—К этому времени Аттила уже убил его.

Марк задохнулся.

А Дэмьен уже не понимал того, что произносили его гу­бы. Слова как будто сами выплескивались из него.

— Ему пришлось пойти на это, чтобы править в одино­честве. А потом,—внезапно мальчик понизил голос, будто пытаясь поделиться каким-то очень важным секретом,—он начал называть себя такими именами, как Великий Нимрод, Бич Божий и ... Антихрист!

В классе воцарилось мертвое молчание. В этот момент дверь резко распахнулась, и в класс вошел Нефф. Он подо­шел к священнику. Будмэн дрожал всем телом, на лице его выступила испарина. Он находился в состоянии полнейшей растерянности. Нефф прошептал ему что-то. Священник кивнул в ответ.

Сержант обратился к Дэмьену:

— Следуйте за мной, Торн.

Дэмьен молча пошел за Неффом.

— Спишите то, что на доске,—выпалил Будмэн и поспе­шил вслед за Дэмьеном и Неффом, оставляя застывших в аб­солютной тишине ребят. Через мгновение класс взорвался жарким и ожесточенным спором.

Нефф уводил Дэмьена в такое место, где их не смогли бы услышать. Семенивший за ними священник проскользнул в туалет. Ему необходим был глоток воды. Как только дверь за Будмэном захлопнулась, Нефф обернулся и сердито про­изнес:

— Что это вы там пытались проделать, Дэмьен? — Впер­вые сержант обращался к Торну по имени.

Дэмьен, до сих пор находящийся в состоянии простра­ции, медленно произнес:

— Я отвечал на вопросы, господин сержант.

Нефф отрицательно покачал головой.

— Вы просто выпендривались,—коротко бросил он.

Дэмьен даже не удивился, откуда Неффу все известно. Он был переполнен происшедшим, той внутренней колос­сальной силой, которая вдруг открылась ему.—Но я знал все ответы!—твердил он Неффу.—Я их просто знал!

Сержант был неумолим.

— Вы не должны привлекать к себе внимание.

— Но я и не старался...—пытался оправдаться Дэмьен.— Я просто чувствовал это...

Нефф перебил мальчика.

— Наступит день, когда все узнают, что вы,—отчеканил он.—Но этот день еще не пришел.

То же самое говорил Дэмьену и Бухер.

Опешив, Дэмьен пролепетал:

— Кто же я?—Подсознательно он начал испытывать страх. Мальчик не понимал происходящего, не ведая своего предназначения в этой жизни, он только заметил, что все эти люди как-то особо выделяли его. Дэмьену показалось, что он начинает сходить с ума.

— Почитай свою Библию,—посоветовал Нефф.—В Но­вом Завете есть «Откровение Святого Иоанна Богослова». Это как раз для тебя, Дэмьен... «Откровение»... для тебя... о тебе...

Дэмьен уставился на Неффа.

— Прочти его,—как-то слишком поспешно бросил сер­жант.—Прочти, выучи и осознай.

Слезы навернулись на глаза Дэмьену. От ужаса и устало­сти он заплакал.

— Что мне полагается осознать? — Мальчик с мольбой протянул к сержанту руки.—Пожалуйста, объясните мне.

Нефф долго и пристально разглядывал мальчика, прежде чем ответить. А затем тихо и с нескрываемым подобострасти­ем в голосе произнес:

— Кто ты есть.

Дэмьену показалось, что перед уходом Нефф слегка по­клонился ему.

Мальчик остался один в темном гулком коридоре, слезы струились по его лицу. Он пытался сосредоточиться и понять то, что наговорили ему все эти люди. Наконец Дэмьен ре­шил заглянуть в «Откровение Иоанна Богослова».

И узнать, было ли там действительно что-нибудь о нем самом.

Глава седьмая

В Дэвидсоновской Академии имелся вполне приличный оркестр, который принимал участие во всех праздниках. Марк был здесь ведущим горнистом. Хотя нотные возможно­сти горна несколько ограниченны, Марк удивительным обра­зом приспособился вкладывать в звучание этого музыкально­го инструмента всю свою экспрессию. Кроме того, Марк по­лучил и особое задание — выдувать на горне различного рода сигналы. Он горнил подъем по школьному громкоговорите­лю. Ребятам очень нравилось, как мальчик интерпретировал на свой лад обеденный призыв. Даже в постный день, когда повар, кашеваривший, по слухам, еще во времена граждан­ской войны под началом генерала Ли, стряпал для ребят осточертевшую вермишель с сыром или какого-нибудь рези­нового тунца, Марк непостижимым образом мог поднять подросткам настроение. В таких случаях он трубил к обедне дополнительное «у-у-у-у», будто импровизировал для солист­ки стриптиза.

День сегодня выдался пасмурный, и оркестр решил поре­петировать для парада. Второй этаж общежития делился на маленькие комнатки, напоминавшие клетушки. Окнами они выходили на плац. На первом этаже прямо под спальнями располагались классные комнаты. В центре находился про­сторный и свободный зал. Именно здесь репетировались раз­личные парадные оркестровки.

Сейчас оркестр исполнял марш, который нравился Мар­ку. Музыка обволакивала мальчика, а барабан стучал в такт с его собственным пульсом. Прекрасные акустические пара­метры зала превращали обычную репетицию оркестра в праздник.

Была еще только середина дня, но на улице уже потемне­ло. Курсанты коротали свободное время либо в своих комна­тах, либо в гимнастическом зале.

Никто не обращал внимания на Дэмьена. Мальчик только что стащил у Будмэна Библию. В спальнях курсантов не было Библии. Школа обеспечила своих учеников книгами по фут­болу и другим видам спорта, но не Словом Божьим. Первым делом Дэмьен отправился искать эту книгу в библиотеку, но не обнаружил здесь ни одного экземпляра. Возможно, он ис­кал не на тех полках. Дэмьен был слишком осторожен, что­бы попросить у кого-нибудь помощи. Он тут же сообразил, что найдет Библию у священника. Нужно будет поискать у него в кабинете.

Дэмьен дождался дневного перерыва. Это было время, когда большинство курсантов и учителей разбредались по своим комнатам. Начинал греметь оркестр. Мальчик про­крался в кабинет священника. Кабинет, как всегда, был не за­перт: в Дэвидсоновской Академии все полагались на кодекс чести.

На письменном столе и на полке лежало несколько томи­ков Библии. Дэмьен выбрал книгу в самой тусклой и непри­метной обложке, надеясь, что ее хватятся в самую послед­нюю очередь. Он рассчитывал, что уже сегодня прочитает нужный текст и к вечеру .вернет томик на место.

Когда Дэмьен по балкону возвращался к себе в комнату, кровь вдруг запульсировала в висках. Он отодвинул занаве­ску, которая заменяла курсантам дверь, и присел, чтобы со­браться с мыслями. Он едва не терял сознание от головокру­жения и возбуждения.

Вот-вот прояснится, кто же он такой. Перспектива была, конечно, жуткой. Да и скольким людям достанет мужества открыть указанную страницу, если там сказано об их судьбе?

Дэмьен сорвал одеяло и простыни с кровати и подоткнул их под дверную занавеску. Мальчик пытался загородить свет, чтобы никто не догадался, что он в комнате. Дэмьен выта­щил из-под рубашки украденную Библию и, растянувшись на животе, положил книгу на пол так, чтобы на нее падал свет от единственной лампочки возле кровати. Расположившись на голом матрасе, мальчик принялся листать Библию и, най­дя «Откровение Иоанна Богослова», углубился в чтение:

«...и дивилась вся земля, следя за зверем, и поклонились дракону, который дал власть зверю. И поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? и кто может сразиться с ним?»

Дэмьен оторвался от книги и попытался понять, что все это может означать. Мальчик вспомнил Марка, который обо­жал его с самых первых дней, вспомнил и Тедди, который теперь так же в нем души не чаял. Дэмьен подумал о Бухере, о Неффе— они странным образом выделяли мальчика и за­ставляли думать о его особой значимости. Дэмьен вдруг осоз­нал, что никто из курсантов не может превзойти его по фи­зическим данным, что никто из них не в состоянии ни в чем опередить его.

Волнуясь, мальчик продолжал читать:

«И увидел я зверя и царей земных и воинства их, собран­ные, чтобы сразиться с сидящим на коне и воинством Его...»

Внезапно Дэмьен вспомнил, как ясно и отчетливо пред­ставил он себе Аттилу, насколько пугающе вжился он в этот образ: ведь мальчик видел себя там, на поле боя, верхом на коне, его окружала воинственная орда, готовая к любым его приказам.

Дэмьен судорожно сглотнул. Что-то росло в нем, и это что-то готово было вот-вот взорваться. Мальчик вскочил с постели и заходил по комнате. Ему необходимо было дви­гаться. И хотя по мере чтения Дэмьен чувствовал, как его за­полняет ужас, мальчик понял, что должен дочитать текст. Он наклонился и схватил книгу, впиваясь в нее горящими глазами:

«Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него, как у медведя, а пасть у него, как пасть у льва; и дал ему дра­кон силу свою и престол свой и великую власть».

Дэмьен сообразил, что это всего-навсего метафоры, так же описывали и Аттилу. Когда его воины возвращались с по­ля битвы, они рассказывали, как свиреп был их вождь и на кого он был похож во время сражения. Мальчик прикинул в уме, как эти повествования обрастали со временем подроб­ностями, пока не стали легендами, а Аттила в них превратил­ся в страшного зверя, против которого не мог устоять ни один человек.

Дэмьен подумал, что, возможно, когда-нибудь о нем са­мом будут рассказывать подобные истории.

Однако, как только Дэмьен осознал свою власть, в его мозгу тут же мелькнула мысль: «Я не могу! Я же всего-навсе­го ребенок!»

Мальчик чувствовал, что надо читать дальше, хотя буквы расплывались перед его глазами, полными слез:

«И он сделает то, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их, или на чело их. И что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет сие начер­тание, или имя зверя, или число имени его. И дано было ему вести войну со святыми, и победить их; и дана была ему власть над всяким коленом и народом, и языком и племе­нем!»

Сердце Дэмьена готово было выскочить из груди. Он ис­пытывал огромное желание схватить книгу, выбросить ее, за­топтать, сжечь и все-все разом забыть.

Мальчик зашвырнул Библию в дальний угол. Она стукну­лась о противоположную стену и упала на пол. Тут же в сте­ну постучали, требуя не шуметь.

Дэмьен застыл, уставившись на книгу. Она манила его, как пламя бабочку. И хотя мальчик уже понимал, что Библия сожжет его дотла, он не мог сопротивляться. Разгадка была совсем близко, и ему предстояло узнать ее даже ценой собст­венной души.

Как в бреду, Дэмьен поднял книгу. Страницы в месте уда­ра измялись и сморщились. Лихорадочная дрожь охватила мальчика. Его руки тряслись. Он с трудом нашел то место в тексте, где остановился, и с огромным усилием продолжил чтение:

«Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя: ибо это число человеческое. Число его шестьсот шестьдесят шесть».

Дэмьен захлопнул книгу. Итак, вот оно, доказательство! Если у него нет этого знака, он в безопасности! Он свободен!

С отвращением прижав к груди Библию, готовый в лю­бой момент разодрать ее в клочья, Дэмьен выскочил из ком­наты, распинав по дороге баррикаду из постельного белья. Мальчика уже не беспокоило, видит ли его кто-нибудь. Он мчался по коридору в ванную комнату.

Здесь никого не было. В свете люминесцентной лампы ярко сверкала кафельная плитка, а сумерки за окном сгуща­лись. Ветер шумел в вершинах деревьев. Темные облака стре­мительно неслись по угасающему небу.

Дэмьен дрожащими руками положил украденную Би­блию в раковину и встал перед зеркалом, забрызганным зуб­ной пастой. У него почти не оставалось никаких сомнений. Ребром ладони мальчик протер зеркало и вгляделся в свое отражение. Он знал, что на его правой руке не было никако­го знака, иначе он давно бы его заметил. И тем не менее Дэ­мьен еще раз осмотрел в свете люминесцентной лампы свою руку со всех сторон. Ничего. Никаких меток. Рука как рука.

Тогда Дэмьен, глядя на свое отражение, раздвинул надо лбом волосы.

Никакого знака.

Он раздвинул волосы в другом месте и снова взглянул на свое отражение.

Опять ничего. Дэмьену внезапно показалось, что он схо­дит с ума. Что с ним происходит? Зачем он позволил себе во­образить весь этот ужас? Как легко пошел он на поводу у взрослых, внушивших ему подобные мысли. Ему же трина­дцать лет, он становится взрослым мужчиной. Он просто на­чинает ощущать первые сексуальные позывы. Возможно, именно так они и начинают проявляться. И они, наверное, не одного его сводили с ума.

Если бы на месте Дэмьена был кто-то другой, он вполне ограничился бы этой догадкой. Но только не Дэмьен. В кон­це концов он же причислял себя к клану Торнов, а уж они-то всегда доводили начатое дело до конца.

Дэмьен раздвинул волосы на своем темени.

И тут он увидел нечто ужасное.

Конечно, этой метки никто никогда не видел. Это были три крошечные шестерки, едва различимые даже в свете лю­минесцентной лампы.

666.

Дэмьен чуть не задохнулся. Он привалился к стене, еле удерживаясь на ногах. Мальчика ошеломило это открытие. Он никак не мог оправиться от потрясения. Значит, все это было правдой. Все, чего Дэмьен страшился, о чем ему толко­вал Нефф, на что намекал Бухер. Все, все было правдой.

Слезы брызнули у него из глаз. Он выскочил из ванной комнаты, по-прежнему прижимая к груди Библию. Дэмьен не знал, что ему делать, куда идти. Единственное, что ему хо­телось,—это остаться на какое-то время одному.

Дэмьен рванулся к лестнице. Оркестр все еще гремел внизу. Дэмьен протолкался сквозь встречную толпу курсан­тов и понесся мимо классных комнат. В этот момент его за­метил Марк и крикнул:

— Дэмьен!

Но Дэмьен даже не обернулся. Возле кабинета священни­ка мальчик остановился, чтобы вернуть Библию на место. Дверь в кабинет была открыта, и это означало, что священ­ник находился внутри. Тогда Дэмьен швырнул Библию на пол рядом с дверью и помчался обратно. Выскочив из обще­жития, он пересек стадион, миновал входные ворота в Акаде­мию и устремился вниз по дороге.

Так, ничего не соображая, пытаясь скрыться от всех, Дэ­мьен несся и несся вперед, в неизвестность. Он бежал до тех пор, пока его легкие не начали пылать, а ноги одеревенели и перестали ему повиноваться. Дэмьену показалось, что он умрет, если сделает еще хоть один шаг. Споткнувшись, он остановился возле одиноко растущего дерева, упал на колени и зарыдал.

Долго сидел Дэмьен, оцепенев и уставившись в одну точ­ку, затем поднял глаза и взглянул вверх, на потемневшее не­бо. Прямо над головой собирались дождевые тучи, а отку­да-то издалека доносились раскаты грома. В отчаянном и без­надежном протесте Дэмьен протянул к небу руки. Что это было —мольба? Или он уже сдался в эти минуты?

Высоко над ним на самую верхушку дерева спланировал огромный черный ворон. Он уставился на охваченного отча­янием и болью мальчика. Глаза птицы как будто источали торжество.

Дэмьен был бы еще сильнее потрясен, окажись он сего­дня свидетелем двух невероятных событий.

Первое событие имело место в спальне Поля Бухера. Тот готовился ко сну. Бухер снял с безымянного пальца правой руки кольцо, которое носил с момента «посвящения», и вдруг обнаружил на этом пальце отметку. Знак, с нетерпением ожидаемый им все это время. Отметка была крошечной, ед­ва различимой. Бухера охватил восторг. Три цифры —666. Наконец-то его приняли.

Второе событие произошло в ванной комнате в неболь­ших апартаментах Дэниэля Неффа. Умывшись и почистив зубы, Нефф, как всегда с момента «посвящения», откинул со лба волосы и наклонился к зеркалу. Вглядевшись сегодня в свое отражение, он заметил ее —эту метку. Наконец-то. Три цифры —666.

Теперь уже ничто не стояло у них на пути.

Было далеко за десять часов вечера. Марк беспокойно во­рочался в кровати.

После репетиции он сразу же вернулся в комнату, где жил вместе с братом. Здесь, на полу, он обнаружил смятую постель. Заправив кровать Дэмьена, он лежал на своей койке и пытался расслабиться. Марк с нетерпением ждал брата. Он никак не мог понять, что же произошло. Сегодня на уроке Марк заметил какое-то неистовое состояние Дэмьена, затем это его поспешное бегство из общежития. Они не успели по­говорить, а Дэмьен до сих пор не вернулся. Марк был не на шутку встревожен и не мог заснуть.

Наконец он услышал легкие шаги Дэмьена. Марк повер­нулся и увидел в дверях своего брата. Тот пристально смо­трел на него.

— Где ты был? —с беспокойством спросил Марк.—Я так боялся за тебя!

Дэмьен ни слова не проронил в ответ. Он молча двинул­ся к своей койке и как-то отрешенно рухнул на нее. Дэмьен уставился в потолок, даже не заметив, что Марк заправил ему постель.

— Дэмьен!— нетерпеливо прошептал Марк, но опять не получил ответа. Он проследил за взглядом своего приемного брата и снова позвал, на этот раз громче:— Дэмьен, с тобой все в порядке?

Долгое время Дэмьен молчал. Наконец он произнес:

— Теперь все в порядке. Выключи свет. А то у нас с то­бой возникнут неприятности.

Марк погасил свет. Комната погрузилась во мрак. Когда глаза привыкли к темноте, Марк разглядел неподвижно ле­жащего брата —он по-прежнему смотрел в потолок невидя­щими глазами —и тихо спросил:

— Ты уверен, что с тобой все в порядке?

— Спи,—приказал Дэмьен непривычно резким и твер­дым голосом. И отвернулся £ стенке.

Но прошло еще много времени, прежде чем Марк уснул.

Глава восьмая

Пасариан, измученный сменой часовых поясов, с раздув­шимся портфелем спешил по крытому гудроном шоссе. По­зади него остывал самый большой самолет компании, только что проделавший беспосадочный перелет из Индии.

Пасариан направился к ближайшему телефонному авто­мату. Несмотря на поздний воскресный вечер, отложить этот звонок он не мог. Торну необходимо рассказать, что произо­шло. И немедленно.

В кармане индеец обнаружил кредитную телефонную карточку и горсть индийских монет. Он нервно постукивал по стеклу телефонной будки, ожидая, пока наконец соеди­нится с дачей Торнов на озерах. Поднявший трубку лакей до­ложил, что Торн будет сегодня только поздно вечером, и по­обещал передать своему хозяину послание индейца.

Пасариан расстроился, он никак не мог сообразить, что же ему делать. Некоторое время он размышлял, затем опять снял трубку и, не придумав ничего подходящего, набрал но­мер Бухера.

Квартира Бухера выглядела такой же безликой и холод­ной, как и его кабинет. Единственное, что тут по-настоящему привлекало взгляд, захватывающая дух панорама Чикаго.

Бухер читал, когда раздался звонок. Он протянул руку и снял трубку.

— Бухер,—представился Поль.

Последовала пауза, легкая заминка, потом в трубке раз­дался голос Пасариана:

— Поль, это я, Дэвид. Мне надо кое-что сообщить тебе.

— Где ты? —Голос Бухера напрягся.

— В аэропорту. Здесь, в Чикаго. Мне надо уехать. Непри­ятности.

Бухер оборвал его:

— Немедленно приезжай сюда.

В это время Ричард и Анна наслаждались одиночеством. Мальчики вернулись в Академию; гости, которых непремен­но надо было развлекать, разъехались по домам. Да и ни на какие встречи не надо было мчаться сломя голову. Телефон молчал. Торны пребывали в каком-то романтическом настро­ении и решили вечерком прокатиться по снегу на санях.

Это были настоящие сани: огромные и тяжелые. Спра­виться с ними могла только одна лошадь — Клайдсдэйл. Пару таких лошадей Ричард прикупил на прошлое Рождество у своего приятеля. Анна тогда перекрасила сани, прикрепила к ним колокольчики. И теперь их заливистый звон задолго предупреждал о приближении упряжки.

Заскрипели полозья, раздался конский топот— это воз­вращались с прогулки Ричард и Анна. Тесно прижавшись друг к другу под одним теплым одеялом, счастливые и ра­достные, они только удивлялись- за что им такая благодать...

Войдя в дом, Ричард тут же обнаружил послание Пасари- ана. Он сразу попытался дозвониться до него, но индейца не оказалось на месте. Ричард пожал плечами и повесил трубку.

— Нет дома,—обратился он к Анне и привлек ее к се­бе.—Завтра утром увижу его. В конце концов не так уж это и важно.

Анна, порозовевшая на морозе, со сверкающими в воло­сах снежинками, была очаровательна. Она потянулась, чтобы поцеловать мужа.

— Ничего не может быть более важным, чем то, что я для тебя припасла...—вымолвила Анна.

Ричард ответил ей долгим и страстным поцелуем. Тогда Анна взяла его за руку и повела наверх, в их спальню.

Пасариан сидел на черной кожаной кушетке в строгой и элегантной гостиной Бухера и медленно потягивал кофе. Мысли его разбегались. Он чувствовал себя выжатым как ли­мон. Когда Бухер предложил индейцу выпить что-нибудь крепкое, тот отказался, зная, что моментально уснет от спиртного.

Бухер пытался осмыслить все то, что сейчас рассказал ему Пасариан.

— Итак, ты думаешь,—начал Бухер,—что этот человек не захотел продавать нам землю и потому был убит? Да еще одним из наших людей?

Пасариан устало кивнул.

— Я почти уверен в этом.

— Но это невозможно! — воскликнул Бухер и направил­ся к бару, чтобы плеснуть в бокал спиртного.

— Я объездил восемь провинций, прицениваясь и прове­ряя землю, и в трех из них...

— Трех?

— Три убийства.—Пасариан отхлебнул глоток кофе и поставил чашку.

— Но кто это мог быть?

— Понятия не имею.

— Да,—глубоко вздохнул Бухер.—Пожалуй, будет луч­ше, если во всем этом разберусь я сам.

Индеец поднялся.

— Доложить об этом Ричарду? —Он потянулся за пальто.

— Да уж, придется! — ожесточенно произнес Бухер.—Я звякну ему утром.—Он помог Пасариану надеть паль­то.—Кстати,—как бы между прочим проговорил Бухер,— Торн хочет тебя видеть.

— Ричард? Зачем?

Бухер проводил Пасариана до дверей.

— Очевидно, что-то с твоей П-84. У тебя на письменном столе должна быть докладная, Ричард обеспокоен. Надо срочно проверить утром.—Он пожал индейцу руку и доба­вил:—Я не хочу покрывать это, Дэвид.

Пасариан кивнул.

— Ладно, я проверю,—бросил он и открыл дверь.

Бухер устремил взгляд в окно, рассматривая очертания Чикаго.

— Надеюсь, эти люди на полях не слишком энергич­ны? — тихо произнес он. Потом обернулся к индейцу и улыб­нулся: — Спасибо, что заглянул, Дэвид. Я действительно ценю твое доверие.

Пасариан кивнул, попрощался с Бухером и вышел, чув­ствуя себя совершенно не в своей тарелке. Он размышлял, правильно ли только что поступил.

Плохие новости, привезенные внезапно возвратившимся Пасарианом, начисто выбили из колеи Бухера. Надо было до­ложить обо всем Торну. Кроме всего прочего, предстояла эта мышиная возня с установкой П-84. Голова у Бухера шла кру­гом от всех этих забот. Поэтому неудивительно, что он начи­сто забыл, какой сегодня день. А ведь именно сегодня дол­жны были приехать курсанты из Академии, чтобы осмотреть недавно приобретенный сельскохозяйственный завод.

Когда Бухер выглянул из окна и увидел внизу автобус Дэ- видсоновской Военной Академии, он весьма удивился, немед­ленно вызвал секретаршу и велел на время отменить все те­лефонные разговоры. Необходимо было заняться мальчи­ками.

«Едва ли можно было выбрать более неудачный день»,—подумал Бухер.

Тем временем подростки оживленно обменивались впе­чатлениями. До сего момента они имели лишь отдаленное представление, насколько богаты Торны. Но сегодня, увидев все эти кирпичные громады, занимающие по площади целый город —в таких небольших городках жили некоторые из курсантов,—мальчики были просто ошеломлены. Кто-то да­же присвистнул.

Тедди решил разрядить возникшую напряженность.

— А входит ли в экскурсию обед? —Он похлопал себя по животу и облизнул губы наподобие некоего гротескового персонажа из мультфильма.

— Конечно,—вежливо заверил его Дэмьен.

Марк решил продолжить начатую Тедди игру.

— Мы проверим на тебе действие нового пестицида,— заявил он, и все рассмеялись.

Курсанты вошли в главное здание компании, где их уже ждал Бухер.

Дэмьен вдруг почувствовал, что несколько смущается в его присутствии. У мальчика не было времени, чтобы усво­ить даже сотую часть того, что он узнал о себе. И хотя Дэ­мьен ощущал себя сильнее и увереннее, он прекрасно пони­мал, что время действий еще не наступило. Мальчик, мель­ком глянув на Бухера, прочитал надпись на стеклянной стене, мимо которой они проходили: «Сектор пестицидов. Вход воспрещен. Только для сотрудников».

Бросив взгляд сквозь стекло, Дэмьен успел рассмотреть просторное помещение размером с добрую баскетбольную площадку. Мальчик заметил Пасариана. Зал был битком на­бит разноцветными, замысловато переплетенными трубами и шлангами и походил на внутренности очень большого и сложного робота.

Эта лаборатория, созданная Пасарианом, была его дети­щем. Именно здесь собирались совершенствовать и другое приобретение индейца — установку П-84.

Пасариан стоял у большого компьютерного пульта, на­блюдая, как на монитор поступает нужная информация.

Представив мальчиков одному из своих сотрудников, Бу­хер отрядил его сопровождать ребят. Сам же поспешил на­зад, в свой кабинет. Здесь предстояла очень важная конфе­ренция. Эту встречу готовили в течение нескольких недель.

Бухер предпочитал иметь дела с людьми, в чьих жилах бурлила молодая кровь, кто был до краев наполнен энергией и силой. Он безгранично мог сеять свои идеи в таких пытли­вых и одержимых жаждой деятельности умах. Только эти молодые люди могли стать достойными и исполнительными союзниками в борьбе за осуществление его проектов.

Бухера не переставало удивлять, какими же юными вы­глядели эти люди: одинаково причесанные и все как один в костюмах-тройках. Ему вдруг показалось, что он обращает­ся со вступительным словом к выпускникам Гарвардской школы бизнеса.

— Если проект приобретения земель, какой мы сейчас пытаемся осуществить в Индии, станет реальностью,—-разгла­гольствовал Бухер,— нам придется опасаться местного насе­ления, которое вдруг решило, что мы начнем его эксплуати­ровать. Ерунда, мы не собираемся этого делать! Мы находим­ся там, чтобы помогать! У этих людей, конечно не по их вине, отсутствуют и культура, и образование. Мы принимаем все это как само собой разумеющееся. Мы нерадиво будем исполнять свои обязанности как сотрудники «Торн Инда­стриз» и как американцы, — Бухер удовлетворенно отметил про себя, что в должном порядке расставил эти слова,—если не поделимся нашим изобилием с теми, кто несчастлив и го­лоден. И еще запомните: обеспечивая пищей Индию и Ближ­ний Восток, мы предотвратим продвижение в эти регионы русских. Таким образом, мы приобретем не только благодар­ность, но и ресурсы.

В кабинет вошла секретарша.

— Мистер Пасариан приступил к испытанию П-84,—со­общила она, залившись краской при виде столь многочислен­ного племени молодых мужчин.—Вы просили доложить об этом.

— Спасибо,—поблагодарил Бухер. Он повернулся к аудитории и улыбнулся.—Джентльмены,—обратился он к молодым людям,—отдохните полчасика.—И вышел, при­крыв за собой дверь.

Эти могли и подождать. Никаких отлагательств не терпе­ло лишь дело с Пасарианом.

Сотрудник, сопровождавший мальчиков по заводу, был благовоспитанным молодым человеком. Он принадлежал к низшим эшелонам власти и работал в отделе связей с об­щественностью. И действительно, молодой человек в это утро всего себя посвятил ребятам, надеясь, что его ретивость произведет на юных сыновей Торна благоприятное впечатле­ние и они со временем о нем вспомнят.

Молодой сотрудник только что привел ребят в сектор пе­стицидов.

— Чтобы урожай был как можно богаче и для ускорения его созревания,—объяснял он,—требуются более эффектив­ные и улучшенные удобрения, а также вновь изобретенные пестициды.

Группа остановилась перед запертыми дверями. Это и был отдел по производству пестицидов, где Пасариан про­водил испытание своей установки П-84. Гид показал охранни­ку свои документы и незаметно сунул двадцатидолларовую бумажку. Это помещение никогда не включалось в обычную экскурсию, но молодому сотруднику так хотелось сделать для юных Торнов и их друзей что-то особенное.

Распахнулись массивные двери, и курсанты вошли внутрь помещения. Двери за ними немедленно захлопнулись. На полную мощность гудели машины, и сопровождающему ре­бят сотруднику пришлось повысить голос, чтобы его услы­шали.

— Сложная работа,—он почти кричал,—целиком выпол­няется всего лишь тремя сотрудниками вон там, у компью­терных пультов.—Гид указал в направлении застекленной площадки прямо посреди зала.—Вот почему вы здесь никого не видите.

Большинство ребят были несколько ошарашены масшта­бом происходящего. Но только не Тедди. Мысли его опять застопорились на привычной теме.

— А существуют ли в природе пестициды, повышающие сексуальную активность? — поинтересовался Тедди.

— О господи, Тедди,—накинулся на него один из кур­сантов.—Ты опять об этом!

Но молодой сотрудник как ни в чем ни бывало продол­жал свое объяснение.

— Тедди совершенно прав,—возразил он,—сексуальные стимуляторы — феромоны — извлекают из насекомых и пря­чут в ловушку, чтобы привлечь особей противоположного пола, в этом-то капкане и гибнут насекомые. А истребив до­статочное количество представителей одного пола, вы, по су­ществу, уничтожите и сам вид, так как не остается никого, кто бы мог его воспроизводить.

Однако вся эта информация бледнела по сравнению с грандиозностью происходящего. Гид провел ребят по ме­таллической лестнице прямо под потолком. Они находились теперь высоко над лабиринтом разноцветных труб.

— Это устройство для сортировки,—на ходу продолжал объяснять молодой сотрудник, то и дело срываясь на крик.—Оно, как и все остальное тут, компьютеризировано. Установка запрограммирована таким образом, чтобы поста­влять на главный завод точные порции смесей вещества и растворов из складских цистерн.

Теперь все могли видеть Пасариана, расположившегося внизу, рядом со сложнейшей измерительной системой. Она фиксировала необходимое давление и крепилась в связке желтых труб.

Пасариан взглянул вверх и узнал своих юных друзей.

— Марк! Дэмьен! —позвал он.—Что вы здесь дела­ете?—Индеец был встревожен их присутствием. С испыта­нием установки что-то никак не клеилось.

Мальчики улыбнулись ему.

— У нас грандиозная экскурсия!-прокричал Дэмьен. Потом они вместе с Марком помахали Пасариану рукой и двинулись дальше. Индеец почувствовал замешательство.

Как раз в этот момент, где-то в дальнем углу зала, внезап­но лопнула труба, и из нее с шипением повалил густой зеле­новатый пар. Он стремительно наполнял зал.

— Утечка! — закричал кто-то.

Пасариан поднял глаза и увидел, как лицо его помощника исказилось от вдыхания ядовитого газа. Помощник еще раз судорожно вздохнул, потерял сознание и опрокинулся через поручень. Он упал на пол, размозжив себе голову.

Пасариан не верил собственным глазам. Он бросился к компьютерному пульту и заорал:

— Всем выйти! Заберите отсюда детей!

Его приказ долетел до экскурсантов. Их гид испуганно оглянулся. Газ уже почти поднялся до их уровня.

Пасариан впился глазами в показания измерительных приборов. Давление стремительно падало по мере того, как из развороченной трубы мощной струей уходил газ.

На пульте имелась кнопка тревоги. Пасариан изо всей си­лы надавил на нее. Сквозь стекло он глянул в прилегающий компьютерный зал и увидел, что два техника в белых халатах оживленно болтают друг с другом. Аварийная кнопка, похо­же, не срабатывала. Откуда мог знать индеец, что эту кнопку сегодня утром установил его начальник — Бухер?

Пасариан снова нажал кнопку, но оба техника как ни в чем не бывало продолжали свою беседу. Очевидно, они ни­чего не замечали.

И тут индеец услышал крики курсантов. Ребята задыха­лись и кашляли, они, спотыкаясь, наталкивались друг на дру­га в отчаянной попытке выбраться отсюда. Охваченные ужа­сом, курсанты жадно хватали ртом воздух. Слезы струились у них из глаз. У некоторых ребят на лицах и руках высыпали крошечные волдыри.

Сопровождающий курсантов сотрудник бросился к грузо­вому лифту и принялся неистово нажимать все кнопки подряд.

Но безуспешно. Лифт не работал.

Сотрудник тыкал в кнопку за кнопкой. Он не знал, что ему делать. Меньше всего в этой ситуации молодой человек боялся за свою собственную жизнь. Но допустить, чтобы с кем-нибудь из юных Торнов случилась беда,—этого он не мог. Чего будет стоить тогда его собственная жизнь?

Единственным человеком, кого, казалась, совершенно не коснулась всеобщая паника, был Дэмьен. Газ не действовал на него. Он оглянулся на своих друзей, уже начинающих те­рять сознание. И тут впервые Дэмьен ощутил свою особую силу.

Понял мальчик и другое. У него появилась свобода выбо­ра. Он может сейчас уйти и остаться в живых. Он будет единственным уцелевшим в этой аварии. Но есть еще одна возможность. Дэмьен поможет всем остальным выпутаться из этой ситуации и, конечно, тут же попадет в герои.

Странно, но все это начинало обретать для него некий смысл.

Дэмьен решил помочь ребятам. Ему пришлась по вкусу мысль прослыть героем. Мальчик быстро оглядел потолок и заметил металлический трап, закрепленный на стене и ве­дущий к люку, который выходил, очевидно, на крышу.

— Туда! — крикнул Дэмьен и устремился к трапу. Он ловко и грациозно вскарабкался по нему, дотянулся до пор­тика и, наконец, распахнул люк, впустив потоки солнечного света и свежего воздуха.

Остальные ребята брели, еле передвигая ноги, вдоль узкого прохода. Они опирались друг на друга. Мальчики на ощупь взобрались по трапу на крышу, где тут же рухнули, распластав руки и глубоко вдыхая воздух тяжелыми, жадны­ми глотками.

Внезапно Дэмьен вспомнил про Пасариана. Он огляделся по сторонам, чтобы убедиться, все ли на месте, потом повер­нулся и снова скользнул вниз. Мальчик двигался быстро и осторожно по верхнему коридору. Потом он молниеносно сбежал по какой-то металлической лестнице уровнем ниже.

Никого. Пасариана и след простыл. Лишь зеленый ядови- зый газ, клубясь, наполнял зал. Сработал наконец аварийный сигнал, и кругом замелькали красные огни.

Дэмьен перебежал на другую сторону и спустился по лестничному пролету на следующий уровень.

И здесь он увидел Пасариана. Но индеец уже ни на что не реагировал. Скорчившись, он лежал рядом с разворочен­ной трубой. Рука индейца была вытянута вперед, по-видимо­му, это была его последняя попытка заделать отверстие. Вздувшееся и покрытое волдырями лицо было практически неузнаваемо.

Дэмьен с отвращением отвернулся и со всех ног кинулся к лестнице.

Вновь очутившись на крыше, мальчик обнаружил, что остальные ребята все еще находятся в состоянии панического смятения. Они катались по крыше, задыхались, жадно хватая ртом воздух. Дыхание с присвистом вырывалось из легких. От боли слезы струились из глаз.

Дэмьен пробирался между корчившимися телами к Мар­ку. Ему необходимо было узнать, в каком состоянии находит­ся его брат.

И пока Дэмьен разыскивал Марка, он внезапно осознал, что вот такой — нынешний — он начинает себе нравиться. И плевать на то, кто он есть на самом деле.

Глава девятая

Узнав о случившемся, Ричард Торн и Анна покинули Озерный уголок и помчались в Детский госпиталь, куда по­сле аварии отвезли курсантов.

Торн стоял бледный и небритый. Его трясло от гнева. Он разговаривал с Бухером по больничному телефону рядом с палатой мальчиков.

— Кажется, с ними обошлось,—говорил Ричард,—но я пока был не в состоянии переговорить с врачом. Мне ну­жен полный отчет о том, что произошло, и этот отчет дол­жен лежать сегодня на моем письменном столе!

Ричард бросил трубку и, вконец измученный, тяжело привалился к стене.

Краешком глаза он заметил высокого и красивого черно­кожего врача, входящего в палату мальчиков. Торн бросился за ним. Он с нетерпением ждал результатов предваритель­ных анализов.

Анна сидела на стуле меж двух кроватей. Марк был бле­ден и слаб. Однако Дэмьен, похоже, чувствовал себя вполне прилично.

Врач подошел к Анне. Он назвался доктором Кейном. Торн стоял позади него.

— С мальчиками все будет в порядке,—обнадежил док­тор Кейн.—Мы проверили, не повреждены ли у кого из ре­бят легкие. Никаких признаков. Какое-то время их еще бу­дет подташнивать, но постоянных...

— Я хочу, чтобы за всеми ухаживали самым лучшим об­разом,—прервал pro Торн.

Доктор Кейн утвердительно кивнул.

— Конечно,—согласился он, отводя Торна в сторону,—А нельзя ли мне переговорить с вами лично? Всего мину­ту? — прошептал врач.

— Да, да, конечно,—Торн последовал за доктором в ко­ридор.

Дэмьен, лежа в кровати, пристально наблюдал, как они выходили.

Выйдя в коридор, доктор Кейн подождал, пока пройдет медсестра, и, когда уже никто не мог их услышать, тихо заго­ворил.

— Мы провели все возможные анализы крови и повреж­денных тканей. Каждый мальчик в той или иной степени подвергся воздействию газа. Каждый, за исключением вашего сына Дэмьена.

Мускулы на лице Торна дрогнули.

— Что вы имеете в виду? —спосил Ричард.—Он что...

Доктор Кейн перебил его.

— Нет, нет, мистер Торн. Это совсем не то, что вы дума­ете.—Врач изо всех сил старался объяснить все как можно деликатней. Дэмьен вообще не подвергся никакому воз­действию... совсем.

В палате Дэмьен обратился к Анне.

— Как ты думаешь, что происходит?—Его глаза начали затуманиваться темным и холодным гневом.

— О, скорее всего ничего,—рассеянно произнесла Ан­на,—Доктора ведь так любят всякие секреты.

Когда мужчины вернулись в палату, Ричард выглядел очень расстроенным.

— Доктор просил оставить Дэмьена здесь еще на пару дней,—произнес он, пытаясь говорить непринужден­но.—Ему необходимо провести еще кое-какие анализы.

Дэмьен сел на кровати.

— Но со мной же все в порядке,—запротестовал он,—Почему мне надо остаться, если...

— Вы хотите провести повторные анализы? — прервала мальчика Анна, обращаясь к доктору Кейну.

Торн выразительно взглянул на них: не в присутствии ре­бят.

Дэмьен снова заговорил:

— Я не хочу оставаться здесь!

Анна подошла к мальчику и взяла его руки в свои.

Марк тоже поспешил на помощь брату:

— Если он останется, то и я с ним.

Анна устремила взгляд на врача.

— Почему мы не можем сейчас же забрать их домой? Мы приведем сюда Дэмьена на следующей неделе. Ведь так ужасно все, что с ними произошло.

— Может быть, так и сделаем? — робко спросил Ричард.

Похоже, доктору Кейну не очень нравился этот вариант, но врач прекрасно понимал, что он окончательный.

— Хорошо,—согласился доктор Кейн.

Анна, торжествуя, улыбнулась и еще раз обняла Дэмьена.

— Замечательно, мальчики,—обратилась она к ним.—Почему бы вам теперь не отдохнуть, а попозже мы заедем за вами и отвезем на озера, договорились? Свежий воздух будет вам полезен.

Мальчики радостно закивали, расцеловались с родителя­ми и проследили взглядом, как за ними и доктором Кейном закрылась дверь.

В тот же день поздно вечером доктор Кейн сидел в боль­ничной лаборатории, склонившись над микроскопом. Он пы­тался усвоить значение только что увиденного и в сотый раз уставился на стеклянную пластинку с мазком крови. Затем за­глянул в справочник, лежащий подле него: это была толстая голубая книга с мелким шрифтом и до мельчайших деталей подробными фотографиями, потом снова уставился на слайд. Ошибки быть не могло.

Кровь Дэмьена Торна содержала хромосомный набор ша­кала.

Это походило на какую-то абракадабру, что-то вроде ду­рацкой шутки, и тем не менее доказательство было налицо. Вот с ним-то рассудительный ум Кейна и вел сейчас борьбу.

По необъяснимой причине Кейну не хотелось заниматься всем этим в одиночестве. Врач поднял трубку и набрал вну­тренний добавочный номер. Совершенно случайно его друг и коллега оказался на работе.

— Да,—буркнул знакомый голос.

— Бен! —крикнул Кейн.—Слава Богу, ты еще на месте! Можно я спущусь к тебе на минутку? Надо перекинуться па­рой слов.

— Вообще-то,—раздался хрипловатый голос,—я уже уходил.

— Пожалуйста, это срочно,—попросил Кейн.

— Ладно, спускайся,—согласился наконец коллега.

— Спасибо, Бен. Через минуту буду.—Кейн повесил трубку, аккуратно поставил слайд в контейнер и, засунув справочник под мышку, направился к лифту.

В Озерном уголке все крепко спали. И лишь Дэмьен бодрствовал. Он неподвижно лежал в постели. Его широко раскрытые глаза были устремлены в одну точку. Казалось, они глядели на что-то невидимое, находящееся в ином, дале­ком измерении. Мальчик чувствовал, что ему необходимо со­средоточиться на этом. Он изо всех сил сконцентрировался. Пот выступил на его лбу, и все тело охватила дрожь.

Доктор Кейн вошел в лифт и нажал кнопку. Ему надо было спуститься на шестнадцатый этаж. Дверцы плавно за­хлопнулись, и лифт двинулся.

Но почему-то не вниз, а вверх.

Врач глянул на светящееся табло. 21...22...23... Он снова нажал на кнопку «16». Лифт остановился, и дверцы разо­шлись.

Доктор Кейн в третий раз надавил ту же кнопку.

Дверцы лифта сомкнулись, и он наконец поехал вниз:

19.. .18...17...

Лифт миновал шестнадцатый этаж и, набирая скорость, продолжал спускаться.

Кейн испугался и ощутил замешательство. Он уронил справочник и слайды. Врач судорожно тыкал пальцем во все кнопки подряд. Все они вдруг разом загорелись и начали ми­гать. Лифт набирал скорость. Он стал шхбрироватъ и тря­стись.

10.. .9...8...

— Господи, Боже мой! — закричал Кейн, колотя по пане­ли и нажимая все кнопки и выключатели.

5.. .4...3...

Внезапно лифт, дернувшись, застопорился. Кейна швыр­нуло на пол. В мертвой тишине на полу лифта неподвижно лежал врач, боясь шевельнуться или вздохнуть.

Потом медленно и осторожно он перевернулся. Все. Кейн не мог в это поверить. Ощупав всего себя, он убедился, что ничего не сломал. Кажется, все обошлось. Он был оше­ломлен, но не ранен. Кейн заметил, что слайды разбились, но сейчас ему было на это наплевать. Он радовался, что остался жив.

А высоко над ним, в шахте, от внезапной остановки лиф­та, оборвался один трос. В эти мгновения он падал с молни­еносной скоростью как огромный, смертоносный кнут.

И тут Кейн услышал звук: высокий, пронзительный, ме­таллический визг. Врач огляделся, но так и не понял, откуда исходит этот шум. Он поднял глаза и успел заметить, как трос надвое перерезал крышу лифта, скользнул вниз и то же самое проделал с полом, заодно расчленив пополам и самого Кейна.

Дэмьен наконец расслабился; глаза его закрылись, и он уснул, так мирно и безмятежно, как не спал уже целую веч­ность с тех самых пор, когда почувствовал это странное вну­треннее волнение. На шестой день июня.

Глава десятая

Ричард с Анной валялись в постели, просматривая доста­вленные вместе с завтраком утренние газеты. Ричард уткнул­ся в свою любимую «Уолл Стрит Джорнэл», Анна же пред­почитала «Чикаго Трибюн».

Сейчас, раскрыв газету, Анна чуть не задохнулась.

— Ричард! Посмотри! — вскрикнула она, протягивая му­жу газету.

Там помещалась жуткая фотография погибшего доктора Кейна. Внизу была напечатана сопровождающая статья о тра­гедии в лифте накануне вечером. Там же рядом коротко из­лагалось и об утечке газа на «Торн Индастриз».

Ричарда не особенно взволновала гибель доктора Кейна. Он тут же пробежал глазами заметку об аварии в компании, интересуясь, в каком свете выставили журналисты эту историю.

— Только вчера еще мы разговаривали с ним,—задумчи­во произнесла Анна, накручивая на палец прядь волос.—Тебе не кажется, что во всем этом присутствует нечто сверхъе­стественное?

— Гм-м-м...

Анна отхлебнула глоток кофе и в упор посмотрела на мужа.

— В любом случае, интересно, что за анализы собирался провести доктор Кейн?

— Я не уверен,—пробормотал Ричард,—я не думаю, что даже он..,—Торн вдруг умолк.—А где мальчики? — внезапно спросил он,

— Спят, я полагаю. А что?

Ричард отложил газеты и повернулся к Анне.

— Я просто не хочу, чтобы они об этом узнали.

— Но почему? —Анна забеспокоилась.—Что тебе сказал врач?

— Похоже, на Дэмьена газ никак не подействовал.

— Ну а что же в этом плохого-то? Нам следует благода­рить судьбу...

— Но именно это обстоятельство взволновало врача,— возразил Ричард.—Так произошло потому, что у Дэмьена, как утверждал доктор Кейн, иная хромосомная структура.

— Иная? — воскликнула его жена.—Да это просто ка­кой-то абсурд!

— Именно так я ему и ответил,—согласился Ри­чард.—Но, похоже, доктор Кейн был по-настоящему обеспо­коен.

Анна некоторое время сидела молча, потом спросила:

— И что же ты намерен предпринять?

— Да ничего.—Ричард снова потянулся за своей газе­той.—Я не покупаюсь на эти генетические штучки. Дэмьен в полном порядке.

Доктор Чарльз Уоррен только что вернулся из Эйкры, где возглавлял утомительную отправку последних экспона­тов, найденных во время раскопок в замке Бельвуар. Экспо­наты было намечено выставить в музее Торна.

Уоррену так и не удалось увидеть стену Игаэля. Бесцен­ный экземпляр был упакован и отправлен до того, как при­был ученый. Уоррен очень расстроился по этому поводу. С тех самых пор, как его погибшая приятельница журналист­ка Джоан Харт устроила из-за стены такой скандал, его слов­но магнитом потянуло к этому экспонату. А теперь он вы­нужден дожидаться, когда стена Игаэля прибудет наконец в Чикаго, или же мчаться в Нью-Йорк и отлавливать ее там, карауля приход судна.

Уоррен испытал нечто похожее на счастье, когда ступил на порог своего кабинета. Ученый полагал, что его кабинет является лучшим рабочим местом во всем здании музея. Ка­бинет находился на уровне подвала, он примыкал к котель­ной и тем самым обеспечивал тишину и уединение, необхо­димые для работы. Особенно в такие вот вечера, как сегод­няшний, когда музей уже закрыт и все разбрелись по домам.

Кабинет Уоррена был оборудован по последнему слову техники, все это оснащение помогало ученому сохранять и реставрировать древние находки. Здесь имелись специаль­ные кондиционеры, инфракрасное с ультрафиолетовым осве­щение, переносные обогреватели, напичканные термостата­ми, уйма каких-то химикатов в бутылях, многочисленные ки­сти, а также масса различных ножей и ножичков.

Имея в своем распоряжении эту любопытную комбина­цию из древних памятников и современной технологии, уче­ный добивался того, что фреска вековой давности выглядела как новенькая. При этом оригинальный замысел художника оставался неповрежденным. Для реставрации Уоррен исполь­зовал только те материалы, что были доступны древним ху­дожникам.

Доктор Уоррен рассматривал сейчас некоторые вещицы, полученные накануне из Эйкры. Отодвинув в сторону не­сколько бронзовых ножей и пару глиняных плошек, он выта­щил очень древней кожаный сундучок. Это был один из экспонатов, которые Уоррен привез сюда на самолете лично. Предполагая их ценность, он только и ждал подходящего момента, чтобы в одиночестве внимательно осмотреть эти на­ходки.

Доктор Уоррен развязал кожаные ремешки и открыл сундучок. Заглянул в него, понюхал. На поверку оказалось, что сундучок был не таким уж древним, хотя, конечно же, далеко не современным.

Ученый сунул внутрь руку и вытащил несколько туго пе­ревязанных пергаментных свитков. Он отложил их в сторо­ну. Потом снова полез в сундучок и извлек оттуда миниатюр­ное распятие с фигуркой Спасителя. Христос, казалось, му­чился в страшной агонии. Ученый уставился на предмет. За­тем отложил его и снова запустил руку внутрь сундучка, до­ставая оттуда вполне современный конверт. Доктор Уоррен был крайне заинтригован, но и этот конверт последовал за уже извлеченным содержимым.

В сундучке кое-что еще оставалось.

Уоррен поднял со дна довольно увесистый сверток, обер­нутый в ветхую, разодранную тряпку: когда ученый вытаски­вал этот сверток, что-то внутри него звякнуло. Он развернул ткань и обнаружил семь тонких, очень острых и, похоже, не­вероятно древних кинжалов. Рукоятки их —каждая в виде распятого на кресте Христа —были вырезаны из слоновой кости.

Любопытство Уоррена достигло предела. Он схватил конверт и разорвал его. Оттуда вывалилась кипа,каких-то бу­маг. Ученый изумленно уставился на нее. Он узнал почерк Карла Бугенгагена.

Уоррен начал читать бумаги.

Сегодня был один из тех редких чудесных вечеров, когда семья Торнов собралась в собственном кинозале и смотрела захватывающий вестерн. Полсеместра мальчики уже отзани­мались и теперь приехали на отдых.

На экране высокий мужчина шагал по улице какого то за­штатного городка. Руки его находились на бедрах, в несколь­ких дюймах от рукояток револьверов.

Мужчина, конечно же, не заметил короткое дуло винче­стера, нацеленное на него из окна третьего этажа, как не за­метил и колебания занавесей в окне второго этажа, где нахо­дился, по мысли режиссера, пустой продуктовый склад.

И вот грянул выстрел, мужчина упал.

Внезапно изображение начало множиться, стало ка­ким-то размытым, а затем перескочило с экрана на стену.

— Пристрелить киномеханика!— завопил Дэмьен.

И тут же из отверстия в стене высунулась голова Марка. Мальчик крикнул в ответ:— Упал замертво! — Он нетерпеливо повернулся к проек­тору, исправляя неполадки.

Как правило, у проектора стоял один из лакеев, но Марк упросил Ричарда научить его пользоваться аппаратом. Сего­дня мальчик впервые выступал в роли киномеханика и, как нарочно, застопорил фильм на самом интересном месте.

К счастью, Марк быстро справился с забарахлившим про­ектором и снова запустил фильм. Все это время Дэмьен со­чувственно подбадривал брата.

И вот герой вскакивает на ноги и устраивает восхититель­ную пальбу. Правой рукой он выхватывает пистолет и напо­вал укладывает человека с винчестером, а левой вытаскивает еще один пистолет и отправляет на тот свет кого-то за колеб­лющейся занавеской. Этот кто-то вынужден рухнуть прями­ком на крышу склада, а потом, прокатившись по ней, сва­литься оттуда на стоящую внизу лошадь. Сам герой тут же прыгает на другую лошадь и скачет навстречу заходящему солнцу под общие громкие аплодисменты.

— Ну! Хоть конец счастливый! — произнесла Анна, пока Дэмьен включал свет.

— Так, средненький фильм,—резюмировал Дэмьен.

Анна улыбнулась и покачала головой.

— А не слишком ли ты молод для подобной цинично­сти?—Она встала и потянулась.—Кто желает сэндвич?

— Первый! — Ричард поднял руку.

— Второй! — Присоединился к нему Дэмьен.

— По-моему, Марк тоже не против,—сказала Анна и по­шла на кухню.

Тем временем Марк в будке осторожно сматывал фильм, стараясь не поцарапать киноленту⁷. Дэмьен свертывал экран, а Ричард складывал настольную игру.

Внезапно раздался звонок в дверь. Ричард с Дэмьеном в один голос воскликнули:

— Кто бы это мог быть?

Дэмьен пожал плечами:

— Пойду открою,—бросил он и направился к входной двери.

На пороге стоял Чарльз Уоррен. Он насквозь продрог и весь был запорошен снегом. В руках он сжимал конверт с бумагами Бугенгагена. Ученый дрожал, но не от холода. Только что он прочел нечто такое, что до смерти напугало его.

Когда дверь открылась и Уоррен увидел перед собой Дэ­мьена, он чуть не задохнулся от неожиданности. Чарльз по­пытался улыбнуться, но улыбка получилась какая-то вымучен­ная, и Дэмьен мгновенно уловил эту перемену. Он момен­тально насторожился.

— Хэллоу, доктор Уоррен,—чеканя слова, произнес мальчик.

— Привет, Дэмьен,—Чарльз пытался говорить как мож­но естественней.—Ты не передашь папе, что мне необходи­мо повидать его?

— А он вас ждет? —вопрос Дэмьена прозвучал сухо и официально. Мальчик даже не пригласил ученого в дом.

— Пожалуйста, передай ему, что я здесь,—произнес Уоррен, и в его голосе зазвенели стальные нотки.

Дэмьен на секунду заколебался, потом проговорил:

— Входите.

Уоррен шагнул в холл, и мальчик прикрыл за ним дверь.

— Я передам ему, что вы здесь,—сказал он и направился в комнату.

Уоррен стряхнул с куртки^снег.

— Там доктор Уоррен,—сообщил отцу Дэмьен.—Он хо­чет видеть тебя.

— Чарльз? — Ричард обрадовался, но удивился.—Отлич­но! Так веди же его!

Но Уоррен, не вытерпев, уже сам входил следом за маль­чиком.

— Попроси маму слепить еще один сэндвич для доктора Уоррена,—велел Ричард Дэмьену, который молча вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

Оставшись в одиночестве, Дэмьен дал волю своему бе­шенству. - Ему не требовалось никакого объяснения, зачем здесь Уоррен и какова причина столь странного взгляда, ка­ким ученый окинул в дверях мальчика. Но он ничего не мог сделать — пока. Дэмьен поспешил на кухню заказать еще один бутерброд, как ему было велено.

Пока Ричард наполнял коньяком два бокала, Уоррен раз­мышлял, с чего ему начать.

Торн совершенно забыл о Марке, который все еще про­должал перематывать пленку. Мальчик находился в будке, откуда было слышно каждое слово беседы доктора Уоррена с отцом.

Чарльз взял предложенный Ричардом бокал с коньяком и отхлебнул такой большой глоток, что хозяин удивленно взглянул на него.

Алкоголь придал Уоррену храбрости, и он решил спро­сить Торна напрямик.

— Ричард,—начал он,—можно я спрошу тебя об одном очень деликатном деле?

— Чарльз, мы же друзья,—подбодрил приятеля Торн. — Продолжай.

Уоррен глубоко вздохнул и поинтересовался:

— Ты не мог бы мне сказать, что на самом деле произо­шло в Лондоне с твоим братом?

Голос и поведение Ричарда резко изменились, в них поя­вилась та холодная твердость, которая пресекала все разгово­ры на подобную тему.

— Почему ты задал этот вопрос? — наконец выдавил из себя Ричард.

— Накануне я распечатал прелюбопытнейший сундучок, который нашел в Эйкре. Принадлежал он Бугенгагену. В этом сундучке содержались личные вещи археолога. А на­шли его рядом со скелетом Бугенгагена.

— Ну и что? — выпалил Торн. В его голосе начинало зву­чать нетерпение.

— Знал ли ты, что именно Бугенгаген вручил твоему бра­ту кинжалы? Те самые, которыми Роберт пытался заколоть Дэмьена?

Торн резко оборвал друга:

— Что ты такое несешь, черт подери?

В проекционной будке Марк, холодея, вслушивался в раз­говор.

— Семь лет назад Бугенгаген написал тебе письмо, — про­должал Уоррен.

— Письмо? Мне? —Торн принялся взад-вперед ходить по комнате.—Я не получал никакого письма.

— Он не успел его отослать. Письмо находилось в сун­дучке.

— И ты его прочел? — произнес Торн обвиняющим тоном.

Уоррен как-то весь сжался.

— Ричард,—умоляюще вымолвил он.—Ты же знаешь меня. Я человек рациональный. Но то, что я хочу тебе сейчас сказать, прозвучит наверняка совсем по-иному.

— Ну давай же, Уоррен, выкладывай все поскорее, ради Бога!

— Бугенгаген утверждает, что Дэмьен...—Уоррен судо­рожно сглотнул,—что Дэмьен... орудие Дьявола. Антихрист!

Торн уставился на Уоррена так, будто тот сошел с ума. А в проекционной будке у Марка перехватило дыхание. Уоррен тем временем продолжал:

— Он не человек, Ричард. Я понимаю, все это выглядит сумасшествием, но Бугенгаген утверждает, что Дэ­мьен — порождение шакала!

Торн рассмеялся.

— И ты не преминул тут же выложить мне все это? —Он мотнул головой и собрался уйти.

Уоррен осушил бокал и поставил его на стол.

— Твой брат все понял,—заговорил он, следуя за Тор­ном.— Он приехал к Бугенгагену в отчаянии, не зная, что ему делать. Старик поведал Роберту, как покончить с мальчиком.

Торн с грохотом опустил на столик стакан и повернулся к Уоррену.

— Мой брат был болен,—ледяным тоном произнес он.—Болен психически. Смерть его жены...

— ...вызвал Дэмьен!— закончил за Ричарда Чарльз.—И все остальные смерти... пять необъяснимых случаев. Кажется, это лишь часть тех предначертаний, что записаны в «Открове­нии Иоанна Богослова».—Уоррен понимал, что вступил на опасный путь, но продолжал, не обращая внимания на раз­дражение Торна.—Бугенгаген...

— Который, очевидно, свихнулся,—перебил Чарльза хо­зяин.

Уоррен в изнеможении покачал головой. Страх вновь овладел ученым.

— Я знаю, все это звучит безумно...—признался он.

— Но ты этому веришь,—возразил Ричард.

Уоррен вытащил из кармана письмо Бугенгагена и швыр­нул его на стол.

— Вот это письмо. Прочти его сам.

— Нет.

— Если Бугенгаген прав,—настаивал Чарльз,—то все мы в опасности. Ты, Анна, Марк — все мы. Вспомни-ка, что слу­чилось с Джоан Харт —она знала.

Торн оставался несокрушим.

— Я не намерен читать бредни старого маразмати­ка! — произнес он.

— Ричард,—умолял Уоррен,—я знал Бугенгагена. Он не был старым маразматиком. Неужели ты не испытываешь ни малейшего подозрения? Неужели ничего странного...

— Нет! — заорал Торн.

Уоррену вдруг показалось, что Ричард его сейчас ударит, но он настойчиво продолжал:

— Ты не замечал ничего такого, что показалось бы тебе странным? Ни в словах, ни в поведении мальчика?

— Я хочу, чтобы ты сейчас же ушел, Чарльз...

— Смерть уже не раз посетила нас...

— Убирайся! — Торна затрясло от ярости.

Но Уоррен уже не мог остановиться.

— Знаки слишком очевидны, Ричард. Да и совпадения что-то уж больно участились. Куда уж дальше! Почитай Би­блию — «Откровение Иоанна Богослова»,—там все сказано! Нам придется испить чашу до дна!

— До какого дна?

— Стена Игаэля,—выдохнул Уоррен тяжело дыша.—В письме Бугенгаген сообщает, что эта стена явилась послед­ним доказательством, убедившим его. Сейчас стена Игаэля на пути в Нью-Йорк. И будет там со дня на день.

— Ты уже закопался в прошлом,—язвительно произнес Торн,—и превратился в религиозного маньяка, как и твоя приятельница Джоан Харт. Нет уж, я в этом не участвую. Сам поезжай и смотри, на что хочешь!

— Я поеду,—мягко промолвил Чарльз и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Ричард, подавленный и оглушенный, опустился на стул. Он ощущал в словах Уоррена долю правды, но Торна обеску­раживало, что Чарльз вообще обладал этими сведениями.

Что касается всего остального... Ричард удрученно покачал го­ловой. Он чувствовал, что потерял близкого друга, а поче­му—Ричард не понял.

В проекционной будке Марк дрожал, как осиновый лист. Он дотянулся до заслонки отверстия и осторожно задви­нул ее.

Тем временем на кухне Дэмьен помогал Анне лепить сэндвичи. Услышав, как хлопнула входная дверь, затем завел­ся мотор и по дороге заскрипели шины, они взглянули друг на друга, а потом на вновь слепленные бутерброды.

— Ну, ладно, так уж и быть,—бойко затараторил Дэ­мьен.—Придется, как видно, съесть их мне.

Глава одиннадцатая

Сон Дэмьена был таким безмятежным, каким и полага­лось быть сну тринадцатилетнего мальчика.

Анна тоже мирно спала.

Но Ричард Торн не смыкал глаз, точно так же бодрство­вал и Марк.

Занимался рассвет.

Торн, усталый и изможденный, сидел за письменным сто­лом в своем кабинете. Обхватив голову руками, он пытался сообразить, что же ему делать. Перед Ричардом лежало пись­мо Бугенгагена, адресованное ему. Ричард несколько раз пе­речитал его. Намеки были слишком очевидны и невероятны, так что Торну требовалось некоторое время, чтобы все это переварить.

Ричард собрал странички письма и запер их в столе. По­том встал и потянулся. Подошел к окну. Солнце едва-едва вытягивало свои лучи за далекими, покрытыми снегом хол­мами.

’ «Все это не может быть правдой,—прошептал себе Торн.—Такая штука, как Дьявол, существует лишь в люд­ском воображении».

Он повернулся и зашагал наверх, в спальню, надеясь при­лечь и уснуть хотя бы на пару часов.

Ричард не мог предположить, что сегодня не спал и Марк. Мальчик сделал вид, что спит, а когда все в доме стихло, выскользнул из постели и пробрался вниз, в библио­теку. Там он снял с полки большую семейную библию и при­нялся читать «Откровение Иоанна Богослова».

Сумеречный утренний свет проникал в окно библиотеки, когда Марк наконец оторвался от книги. Он чувствовал себя смертельно уставшим. Но самым страшным было то ужаса­ющее знание, которое он только что почерпнул из Библии.

Ибо Марк, не задумываясь, сразу уверовал, что Дэмьен плоть от плоти Дьявола.

Он поднялся и поставил Библию на место. Потом тихонь­ко, на цыпочках, выбрался в холл, стащил с вешалки свое тя­желое зимнее пальто, облачился в него и незаметно высколь­знул на улицу. Ему необходимо было уйти отсюда и поду­мать, что делать...

— Кто-кто? Кто — Дэмьен?! — воскликнула Анна, отрыва­ясь от плиты, где она жарила яичницу.—И ты этому ве - ришь, Ричард...

— Я не говорил, что верю этому, Анна,—возразил муж, стоящий в дверях кухни с письмом Бугенгагена в руках.— Я тебе просто пересказываю то, что наболтал тут Чарльз и что написано в этом послании.

— Но ты же собираешься лететь в Нью-Йорк, Бог ты мой! —Анна отшвырнула ложку и направилась к шкафу взять тарелки. Разговор показался ей каким-то бредом.—Уж не означает ли это...

— Нет! —рявкнул Ричард.—Все это чушь, и я, конечно, не верю в это. Но Роберт был убит в церкви, когда пытался заколоть Дэмьена, а...

— Да-а, Уоррен все-таки добрался до тебя,—Анна подо­шла к столу и поставила тарелки.—Теперь и ты заразился этим безумием. Она приблизилась к мужу, перехватила из его рук письмо Бугенгагена и положила на стол. Затем взяла Ричарда за руки.—Я не позволю этому безумию овладеть то­бой. Ты устал и не соображаешь, что делаешь. Ты никуда не едешь. И забудь обо всей этой ерунде...

— Анна...

— Нет-нет, покончим с этим. Ты услышал глупую, ду­рацкую историю — теперь забудь ее,—Анна расплака­лась.—О, Ричард, что с нами происходит? Или мы все посхо­дили с ума?

Ричард прижал ее к себе.

— Не плачь,—пытался он успокоить жену.—Ты права. Я устал и заработался. Прости меня, пожалуйста, прости...

— О Господи, конечно же,—пробормотала Анна, уткнув­шись ему в плечо.

— Ну, успокойся, все в порядке. Я никуда не еду.

— А Дэмьен?.. Ты будешь по-прежнему к нему отно­ситься?..

— Ну конечно, конечно.

— Обещай мне.

— Обещаю.

Обнимая жену и слегка покачивая ее в своих объятиях, Ричард стоял и глядел в окно. Вдруг он заметил на улице Дэ­мьена, пересекающего аллею позади дома. Мальчик напра­влялся в лес.

Эта картина пробудила в Ричарде смутное волнение.

— А где Марк? — спросил он, стараясь скрыть охватив­шую его тревогу.

— Он уже давно куда-то ушел,—ответила Анна, отстра­няясь от мужа и вытирая глаза.—Когда я утром выходила за газетами, то заметила, что на вешалке нет его пальто.

— А почему бы и нам не погулять, а? —предложил Ри­чард.

— Но яичница...—Анна бросилась к плите, где уже начи­нали пригорать яйца.

— Я бы предпочел свежий воздух.

Анна уставилась на мужа. Что-то невероятное происходи­ло в их семье, то, чего она никак не могла понять. В свое вре­мя, выходя замуж за Ричарда, она вполне отдавала себе отчет, насколько сложной будет их совместная жизнь. Но Анна так любила Ричарда и его мальчиков, что ей казалось, будто она преодолеет любые семейные кризисы. Однако сейчас уверен­ность Анны в собственных силах несколько пошатнулась.

Женщина пожала плечами и поставила сковородку в ра­ковину.

— Хорошо,—с легкостью согласилась она,—идем на прогулку.

Марк сидел под деревом далеко от дома. Он был бледен. В глазах мальчика застыл недетский ужас. Он судорожно вцепился в свои колени, но не от холода, а от пронзительно­го страха, ибо никогда в жизни Марк так не боялся.

Мальчик не знал, у кого ему просить помощи. Ведь рань­ше все свои тревоги и страхи он выкладывал Дэмьену, а теперь?

Теперь он остался один на один со всем этим кошмаром.

И вдруг совсем рядом Марк услышал шаги.

— Марк? Эй, Марк!

Это был Дэмьен. Вездесущий Дэмьен.

Марк вскочил на ноги и, крадучись, стал отступать в глубь леса.

Дэмьен шел по пятам.

Марк бросился бежать.

— Эй, Марк!

Марк продолжал убегать. Хотя в глубине души понимал, что не уйдет далеко. Мальчик не спал всю ночь напролет, он был измучен, ужас сковывал движения. Марк поравнялся с огромным деревом и нырнул за его ствол, спрятавшись и пытаясь хоть чуть-чуть отдышаться.

Прошло всего несколько минут, и он снова услышал ря­дом с собой голос Дэмьена.

—• Я знаю, что ты здесь,—произнес Дэмьен.

Марк задрожал всем телом.

— Оставь меня одного,—еле слышно проговорил он.

Дэмьен обошел дерево и остановился в шести футах от Марка.

— Почему ты убегаешь от меня? —с горечью в голосе спросил Дэмьен.

Воцарилась длительная пауза. Наконец Марк хрипло вы­молвил:

— Я знаю... кто ты.

Дэмьен улыбнулся:

— Знаешь?

Марк кивнул.

— Я слышал, что рассказал доктор Уоррен папе.

Дэмьен нахмурился.

— Так что же он сказал? — Это был уже скорее приказ, нежели вопрос.

— Он сказал...—Марк с трудом подыскивал слова,—он сказал, что Дьявол может создать свой образ на земле.

— Продолжай.

Марк отвернулся. Слеза скатилась по его щеке.

— Ну скажи это, Марк,—почти прошептал Дэмьен. Марк судорожно сглотнул.

— Он сказал... что ты —сын Дьявола.

Дэмьен тяжелым взглядом уставился на брата.

— Продолжай,—скомандовал он.

И тут Марка словно прорвало.

— Я видел, что ты тогда сделал с Тедди,—громко вос­кликнул он.—Я видел, что случилось и с Ахертоном, и с Па- сарианом. Твой отец пытался убить тебя! —кричал Марк.—Считают, что он сошел с ума, но если это и так, то только потому, что он з н а л,—Марк, весь дрожа с головы до ног, рухнул на колени.

Дэмьена охватило волнение. Он не собирался причинять брату боль.

— Марк,—начал он.

— У-у-у-у,— всхлипывал Марк.

— Ты мой брат, и я люблю тебя...

— Не называй меня своим братом! — вскинулся Марк.—У Антихриста не может быть брата!

Дэмьен тряхнул Марка за плечи.

— Послушай меня! — закричал он.

Марк отрицательно покачал головой.

— Признай же,—выпалил он,—признай, что ты убил свою собственную мать!

Это была последняя капля. Связующая мальчиков нить оборвалась.

— Она не была моей матерью,—яростно возразил Дэ­мьен.—Моей матерью...

— ... была самка шакала.

— Да! —с гордостью вскричал Дэмьен, и голос его еще долго отдавался эхом в лесу. Теперь мальчик полностью осоз­нал всю свою силу. В глазах Дэмьена разгоралось пламя, а от его лица исходило какое-то нечеловеческое сияние.—Я ро­жден по образу и подобию величайшей силы,—заявил он, и голос его напрягся.—Отвергнутый ангел! Лишенный сво­его величия и сброшенный в бездну! Но он восстал во м н е! Он смотрит моими глазами, и у него мое тело!

Марк с отчаянием огляделся по сторонам. Страх уже про­шел. Мальчик чувствовал чудовищную опустошенность. Про­исходящее походило на бесконечный кошмарный сон, и убе­жать из него не было никакой возможности.

— Пойдем со мной,—предложил Дэмьен. —Я могу взять тебя с собой.

Марк поднял на него глаза. Он перестал дрожать, долгим взглядом уставился на кузена, наконец медленно покачал го­ловой:

- Нет.

Дэмьен попытался еще раз:

— Не заставляй упрашивать тебя...

Марк твердо стоял на своем:

- Нет!

И этот отказ как будто вдохнул в него силы. Марк вско­чил с земли и бросился бежать так быстро, как только позво­ляли его ослабевшие ноги.

— Марк! — позвал его Дэмьен.

Но мальчик продолжал мчаться по лесу.

— Отстань от меня,—бросил он Дэмьену.

— Марк! — крикнул вслед Марку Дэмьен. Это был голос, только однажды слышанный Марком. Тогда, в коридоре, ко­гда Дэмьен расправился с Тедди.—Посмотри на ме - ня! —приказал он.

Марк остановился. Он был не в состоянии сделать ни шагу.

— Пожалуйста, уходи,—умолял мальчик.

Голос Дэмьена пригвоздил его к месту.

— Я еще раз прошу тебя,—спокойно промолвил Дэмь­ен,—пожалуйста, пойдем со мной.

Марк обернулся и посмотрел прямо в глаза Дэмьену.

— Нет,—решительно ответил он и внезапно ощутил по­трясающее спокойствие.—Ты, Дэмьен, не можешь избежать своей судьбы. А я —убежать от своей.—Марку вдруг показа­лось, что какая-то другая сила заставляет его произносить эти слова.—Ты обязан делать то, что тебе на роду написано.

Марк, покорившись своей судьбе, молча ожидал развязки.

Гнев охватил Дэмьена, гнев, порожденный отверженно­стью. Он рос и рос в мальчике, глаза которого разгорались все ярче, все пламенней. Внезапно слезы навернулись на них, и Дэмьен, взглянув на небо, весь задрожал...

Ричард и Анна заметили следы ног обоих мальчиков и поспешили на поиски. Шагая рядом с мужем и постоянно касаясь его, Анна казалась спокойной. А Ричард то и дело по­глядывал на небо. Будто ощущал в воздухе какое-то предзна­менование.

И вдруг до Марка донесся шум, тот самый шум, какой услышал Тедди тогда в коридоре, рядом с кабинетом сер­жанта Неффа. Клацанье — будто бились друг о друга тонкие металлические пластинки.

Звук хлопающих крыльев ворона.

Защищаясь от невидимого, стремительно атаковавшего противника, Марк вытянул руки и принялся отбиваться. Он кричал и визжал, пытаясь вырваться и убежать, но страшный клюв и когти безжалостной птицы рвали его плоть. Он упал на колени и застонал от боли. Кровь застилала ему глаза; единственным, кого он перед собой видел, был Дэ­мьен — воплощение зла: выпрямившийся в полный рост, без­жалостный и холодный.

Клюв птицы разбил череп Марка. Лицо мальчика побеле­ло, глаза закатились. Он упал лицом в снег.

Шум крыльев затих. Дэмьен взглянул вниз, на мертвое тело Марка, и закричал. Его крик походил скорее на вой, в нем сквозили одиночество и тоска.

Снег вокруг Марка постепенно краснел от сочившейся крови.

Дэмьен подбежал к Марку, упал на колени и попытался поднять хрупкое и безжизненное тело. Он стремился вер­нуть брата к жизни.

Жуткий вопль Дэмьена донесся до Анны и Ричарда. Под­бежав, они увидели Дэмьена, склонившегося над безжизнен­ным телом брата. Он всхлипывал:

— Марк, о Марк...

Услышав крик Анны, Дэмьен поднял глаза и мгновенно пришел в себя. Он отскочил от Марка.

— Мы просто гуляли...—воскликнул Дэмьен,—...и он упал! Он только...

— Возвращайся в дом! —завопил Ричард. Он подбежал к Анне, стоящей на коленях возле тела Марка.

Дэмьен пытался возразить:

— Но я ничего не сделал!

— Возвращайся домой, черт тебя побери! — Ричард уже дрожал от гнева.

Дэмьен повернулся и бросился к дому. Слезы струились по его лицу.

— Он упал! — бросил мальчик через плечо.— Я ему ниче­го не сделал!

Ричард отвернулся от убегающего Дэмьена и склонился над женой. Обхватив ее за плечи, он приподнял Анну. Удо­стоверившись, что она может стоять на ногах, Ричард накло­нился и подхватил на руки тело своего мертвого сына.

Потом распрямился и в упор взглянул на Анну. Глаза его обвиняли.

Анна нервно дернула головой и, запинаясь, произнесла:

— Нет-нет, это не Дэмьен. Он не...

Но она так и не закончила фразу. Ричард отвернулся от жены и, прижимаясь щекой к окровавленному лицу своего погибшего сына, побрел прочь.

Глава двенадцатая

Фамильный склеп Торнов располагался на Северном бе­регу, неподалеку от поместья. Тут вместе со своей женой спал вечным сном Реджинальд Торн; первая жена Ричарда, Мэри, была похоронена здесь же; да и тетя Мэрион обрела последний приют вблизи своего брата.

Марка похоронили рядом с матерью.

«Однажды,—подумал вдруг Ричард Торн, обводя невидя­щим взором собравшихся этим морозным и тоскливым днем вокруг небольшой могилы,—однажды я тоже окажусь здесь».

Анна с Ричардом были облачены в черное. Дэмьен, сто­ящий рядом с Анной, был одет просто — в свою синюю кур­сантскую форму с черной повязкой на рукаве.

Поль Бухер представлял на похоронах компанию «Торн Индастриз». Здесь же находился и сержант Нефф, прибыв­ший из Академии с небольшим почетным караулом. Когда гроб опускали в могилу, курсанты взяли под козырек, а один из них выступил вперед и протрубил на горне сигнал, кото­рым обычно Марк провожал всех ко сну.

Услышав звуки горна, Анна разрыдалась, Торну же, как ни странно, этот сигнал напомнил вдруг старую ковбойскую песенку. Давным-давно, когда он и его брат Роберт были еще детьми и учились в Академии, они собирались с другими кур­сантами вокруг костра и весело горланили эту песенку. Сле­зы выступили у Ричарда от этого воспоминания, и он запла­кал. Впервые после гибели сына.

Когда священник приступил к проповеди, Ричард отвер­нулся. Что мог сказать о Марке совершенно незнакомый че­ловек? Священники вынуждены говорить штампами, а Ричар­ду меньше всего хотелось слышать сейчас какие-либо баналь­ности о Марке.

Взгляд Ричарда упал на Дэмьена, и то, что он вдруг уло­вил, привлекло его внимание. Мальчик уставился на Неффа, который, в свою очередь, пристально смотрел на Бухера. Взгляд же Бухера был сосредоточен на Дэмьене. Четкий, ма­ленький треугольник.

Торн почувствовал, что его дернули за рукав. Он обернул­ся и увидел Анну. Ее лицо было залито слезами, а глаза мо­лили не отвлекаться от церемонии.

Ричард погладил руку жены и снова взглянул на могилу, заставив себя вслушиваться в проповедь и отыскивая в ее сло­вах хоть какой-нибудь смысл. Но вскоре опять мысленно пе­рескочил к событиям последних дней.

Память возвратила его к разговору, состоявшемуся после вскрытия в кабинете доктора Фидлера.

— Как это могло произойти? — спросил Ричард вра­ча.—-Ведь вы наблюдали его с момента рождения. Неужели же не было ни единого признака?

Семейный врач грустно покачал головой.

— К сожалению. Мне уже как-то приходилось сталки­ваться с подобным,—начал он.—Совершенно здоровый маль­чик или мужчина, но эта штука уже сидит в организме, вы­жидая своего часа, какого-то непредвиденного напряжения... У него была очень тонкая артериальная стенка. Она-то и лоп­нула...—Врач широко развел руками —жест неизбежности и сострадания.

Анна перебила его:

— Значит, он был обречен с рождения?

Доктор Фидлер кивнул:

— Более чем вероятно,—мягко заверил он.—Я очень со­жалею, очень.

Похоронная церемония закончилась, и траурная процес­сия двинулась прочь от могилы. Начинался сильный ливень, и с последними словами утешения все начали разбредаться по своим машинам.

Ричард принял от собравшихся соболезнования, ограни­чившиеся скупыми грустными улыбками и легкими прикос­новениями рук, а затем рухнул на заднее сиденье автомобиля рядом с Анной и Дэмьеном. Он подал знак Мюррею, и лиму­зин медленно тронулся.

В один из поздних вечеров на следующей неделе в доме Торна раздался звонок. Звонил священник из Нью-Йорка и просил Ричарда немедленно приехать. Он сообщал также, что доктор Чарльз Уоррен находится в плохом состоянии и не перестает звать Ричарда Торна.

Несколько минут понадобилось Ричарду на сборы, он по­бросал в чемодан кое-какие вещи. Анна пыталась убедить му­жа остаться хотя бы до утра, но он и слышать не хотел об этом. Он должен был ехать немедленно.

— Я не хочу ехать,—кричал он жене,—но я вы ну ж - ден!

Анна опустилась на кровать и потянулась за сигаретой. Ее руки дрожали.

— Почему ты не можешь поговорить с Чарльзом по те­лефону? — спросила она.—Зачем тебе ехать в Нью-Йорк? Чарльз, в конце концов, не самый твой близкий друг, чтобы сломя голову мчаться к нему на ночь глядя.

— Мне передали, что он в смертельной опасности и ну­ждается во мне,—перебил жену Ричард. Он окинул взгля­дом комнату, соображая, не забыл ли чего.

— Здесь ты нам тоже нужен,—тихо проговорила Анна.

Ричард повернулся и посмотрел на нее.

— Я вернусь как можно быстрее.—Он наклонился и, чмокнув ее в щеку, направился к двери.

— Что я завтра утром скажу Дэмьену? — спросила Анна.

Стоя в дверях, Ричард на мгновение заколебался. Он не подумал об этом.

— Скажи ему,—произнес Ричард, все еще соображая,— скажи, что мне надо помочь Чарльзу утрясти кое-какие тамо­женные дела в Нью-Йорке. Придумай что-нибудь. Только не говори ему правду! — И он поспешил из комнаты, тихо при­крыв за собой дверь.

Пока Ричард на цыпочках спускался по лестнице к ожи­дающему его в лимузине шоферу, он, конечно же, не заме­тил, как приоткрылась дверь спальни Дэмьена. И взгляд жел­тых, как у кошки, глаз пронизал тьму.

Сразу после того, как шасси самолета отделились от взлет­ной полосы, Ричард включил над головой свет и вытащил из «дипломата» письмо Бугенгагена. Колоссальный объем ин­формации, а времени — в обрез. Торн глянул на часы. Поло­вина пятого утра. В Нью-Йорке он будет в семь тридцать или самое позднее — в восемь. Город в это время только начинает пробуждаться.

Ричард снова посмотрел на странички и уже в четвертый или пятый раз принялся читать:

«И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет покланяться образу зверя».

Торн вздрогнул. За последние несколько месяцев произо­шло столько смертей — слишком много для банального сов­падения. Отдельные части начинали наконец складываться в единое целое.

Первой в этой страшной цепочке оказалась тетушка Мэ­рион. Ее голос вдруг зазвучал в мозгу Торна.

«Дэмьен оказывает ужасное влияние, ты разве не замеча­ешь? — спрашивала тетушка Мэрион.—Ты хочешь, чтобы Марк был уничтожен, чтобы его погубили?»

Потом эта журналистка Джоан Харт. Жуткая, жуткая ги­бель. Судя по той короткой газетной заметке, эта смерть бы­ла мучительной. И кому она только понадобилась?

«Все вы в смертельной опасности! —предупре­ждала Джоан.—Уверуйте в Христа!»

И Ахертон. Еще одна невероятная, страшная потеря. А он кому мешал? Торн не мог этого понять. Смерть Пасари- ана тоже, казалось, не имела смысла.

Ричард подумал о своей компании — одной из крупней­ших трансконтинентальных корпораций мира. О том, как однажды ее унаследует Дэмьен. И тут все встало на свои ме­ста. Ахертон стоял на пути Бухера, и Ахертон исчез с лица земли. Бухер стал президентом компании, и его план уже на­ чал осуществляться. Но не так гладко, как тому хотелось. Возникли кое-какие проблемы, и первым их обнаружил Па­сариан. И... погиб.

Когда-нибудь, если, конечно, все будет развиваться в соот­ветствии с планом Бухера, Дэмьен унаследует корпорацию, контролирующую питание всего земного населения.

Торн вспомнил похороны Марка и ту странную треуголь­ную связь между Дэмьеном, Бухером и Неффом. Но Нефф-то тут при чем? Ричард опять вернулся к страничкам письма, чтобы попытаться найти ключ к разгадке:

«... и дивилась вся земля, следя за зверем, и поклонились дракону, который дал власть зверю. И поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? И кто может сразиться с ним?»

Дракон.

Может, Нефф как раз и являлся этим драконом? Воен­ный стратег, чтобы обучить и выпестовать...

«И дано было ему вести войну со святыми, ипобедить и х: и дана была ему власть над всяким коленом и народом, и языком и племенем...

И восстанет он против Царя Царей...»

Торн не мог читать дальше. У него заболели глаза, а мыс­ли начали путаться. Он уже был не в состоянии о чем-нибудь думать. Ричарду как воздух были необходимы несколько ча­сов сна.

Его преследовала фраза Уоррена, брошенная Чарльзом в тот вечер, когда ученый демонстрировал им слайды из мест раскопок: Имеется много свидетельств о близ - ком конце света.

Анна рассмеялась тогда, но Уоррен продолжал как ни в чем не бывало читать выдержки из библейских пророчеств. И что же? Все они осуществились и — все сразу. Наводнения, голод, тьма, войны...

Торн подумал вдруг о некоторых тревожных событиях в мире, происшедших совсем недавно. Ситуация на Ближнем Востоке все еще грозила вылиться во всеобщую войну, в нее, возможно, будут вовлечены и все другие страны. И будет она называться Третья мировая война. Конечно, если останется в живых хоть один человек, кто будет ее так называть.

Ядерное вооружение распространяется устрашающими темпами. Почти каждая нация имеет уже доступ к атомной бомбе. И все, что требуется,—это где-нибудь, пусть даже слу­чайно, по самой дурацкой причине, рвануть хоть одну бомбу. Тут-то и произойдет неизбежная и необратимая цепная реак­ция; каждая нация будет стремиться стереть с лица земли другую, пока та, другая, не уничтожила ее саму.

Нью-Йорк не являлся исключением из числа городов, пе­ренесших в этом году те или иные потрясения. Лондон, Па­риж, Москва, Токио —все эти столицы претерпевали мощ­ные мистические крушения. Конечно, здесь можно было по­дозревать и саботаж, но не было найдено ни одного свиде­тельства, подтверждающего эту версию. Везде грабежи, раз- бой, насилие и убийства, все более жестокие и изощренные. И не оставалось уже на мировой карте города, где бы не про­исходили какие-нибудь катаклизмы.

Похоже, человеческие существа постепенно превраща­лись в роботов, орудующих без чувств и сострадания. В этой суматошной жизни у них не оставалось ни минуты, чтобы остановиться и задуматься. Стольким разочарованиям и тако­му частому бессмысленному насилию подвергались люди, что рано или поздно замыкались в себе, изолируя свой дом-кре­пость от окружающего мира.

Да и в природе происходили весьма странные и необъяс­нимые явления. Снег сыпал там, где раньше его и в помине не было, засуха обрушивалась на области, прежде подвер­женные ливням, а засушливые земли затапливались водой. Ураганы, торнадо и землетрясения все чаще опустошали и разоряли планету. Трудно сказать, на самом ли деле участи­лись подобные проявления стихии, или же мир просто полу­чал большее количество информации об этих случаях. Но ре­зультат оставался тем же. Казалось, будто этих катастроф стало больше.

Торн был уже не в состоянии бороться с дремотой. Веки его слипались от усталости и вскоре закрылись. Он забылся неглубоким и беспокойным сном.

Глава тринадцатая

Было уже светло, когда самый маленький самолет компа­нии коснулся посадочной полосы в аэропорту Ла Гардиа.

Торн потянулся и, зевнув, взглянул на часы. Семь сорок пять утра.

Вдруг Ричард почувствовал себя одураченным. То, что он пролетел тысячу миль — и все из-за какого-то ночного звонка от священника, сообщавшего ему о состоянии Уоррена,— внезапно показалось Торну чем-то нереальным. К тому же последняя встреча Ричарда с Чарльзом вылилась в их ссору, и Уоррен уехал. Торн был уверен, что им уже не доведется обрести былые дружеские отношения.

Но сведения, которыми Уоррен пытался поделиться с Ри­чардом в тот вечер, как дамоклов меч зависли над самим Торном. Теперь и Ричард ощущал жгучую потребность уви­деть стену Игаэля собственными глазами и понять все до конца.

Он был уверен, что Уоррен уже был у стены.

Ричарда серьезно обеспокоил тот факт, что звонил свя­щенник, а не сам Чарльз. Возможно, таким образом Уоррен пытался заманить Торна в Нью-Йорк. Откуда Ричард мог знать, что там происходило?

Торн пересек здание аэропорта, взял такси и назвал адрес, следуя указаниям священника, полученным накануне ночью. Таксист, удивленно взглянув на Торна, пожал плеча­ми, и машина тронулась.

Сидя в такси, Торн задавал себе вопрос по поводу проис­ходящих событий: кому это может быть выгодно? Вдруг Ри­чард понял, что все эти ужасные события были выгодны Дэ- мьену Торну.

Только два человека отделяли сейчас Дэмьена от возмож­ности контролировать могущественнейшую компанию: Ри­чард Торн и его жена.

Торн знал наверняка, зачем Уоррен ищет с ним встречи. Чарльз будет просить его убить Дэмьена.

Это уже было. Бугенгаген и Роберт Торн. Они намерева­лись сделать это семь лет назад, однако попытки эти привели их к гибели.

«Опять меня понесло не туда,—подумал Торн.—Я обязан сохранять спокойствие. И ясный ум. Слишком много поста­влено нынче на карту».

— Вы предпочитаете заплатить сейчас? Мне подождать вас здесь? — таксист прервал размышления Торна.

Ричард пробормотал какие-то извинения и полез в кар­ман за бумажником. Проезд влетал ему уже в тридцать дол­ларов. Торн сунул таксисту еще пару банкнот сверху, чтобы тот дождался его, вышел из машины и огляделся по сторо­нам. Он находился у старой, разрушенной церкви, стоящей рядом с железнодорожными путями. Рельсы тянулись сюда издалека —с Центрального вокзала.

Церковь выглядела заброшенной. Ричард подошел к ней и толкнул дверь. Она легко распахнулась. Торн оглянулся на такси. Машина стояла на месте, у обочины тротуара, тихо ра­ботал мотор. Таксист сдвинул на глаза кепку, похоже, он уже задремал. Торн повернулся и вошел в здание.

Внутри церковь была такая же пыльная и обшарпанная, как и снаружи. Деревянные скамьи были сработаны из рук вон плохо, они, похоже, вот-вот развалятся. Окна были гряз­ными, казалось, что стекла в них никогда не мылись, кое-где они были выбиты. И лишь почти неуловимый запах ладана говорил о том, что здесь время от времени проходят службы.

Ричард направился к алтарю. Как только он подошел к поручню, дверь слева внезапно отворилась, и оттуда вышел невысокий горбатый священник.

— Мистер Торн?

Торн кивнул.

Хромая, священник подошел к Ричарду и протянул для приветствия руку.

— Я отец Уэстон. Спасибо, что пришли.—Он пожал протянутую Торном руку. —Доктор Уоррен ждет вас.—Свя­щенник жестом указал на боковую дверь справа от алтаря и направился к ней.

Ричард последовал за ним.

— Спасибо, что позвонили, — прошептал он. — Что случи­лось с доктором Уорреном?

Священник покачал головой.

— Он не хочет говорить со мной, я только уверен, что этот человек обуреваем жутким страхом.

Они подошли к небольшой боковой дверце, и священник легонько стукнул в нее один раз. Изнутри донесся хриплый голос: «Кто это?» Голос был какой-то чужой и совсем не по­ходил на голос Уоррена.

— Здесь мистер Торн,—объявил священник.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Уоррен. Выгля­дел он чудовищно. Казалось, его подкосила какая-то внезап­ная и ужасная болезнь. Глаза Чарльза покраснели, щеки впа­ли, а кожа под трехдневной щетиной имела неестественный бледно-желтый цвет. Уоррен трясущимися руками сжимал распятие.

— Ричард? — воскликнул он голосом, в котором сквозил ужас.

— Это я, Чарльз.

Уоррен ринулся вперед. Он схватил Торна за воротник плаща и втащил в комнату. Захлопнув за собой дверь, он за­пер ее на засов.

Торн украдкой взглянул на Уоррена, почти уверенный, что тот сошел с ума.

— Чарльз,—осторожно начал Ричард ласковым голо­сом,—я вот сразу же приехал, как только...

Казалось, Уоррен не слышал его. Дикий взгляд ученого был устремлен сквозь Торна куда-то вдаль.

— Зверь с нами, — прошептал он. — Это все правда, сущая правда! Я видел стену...

— Чарльз, пожалуйста, выслушай меня...

— Я видел ее! Она кошмарна! — Уоррен вздрогнул и в ужасе зажмурился. — Она свела с ума и Джоан Харт, и Бу- генгагена...

Торн подскочил к Уоррену и схватил его за плечи.

— Возьми же наконец себя в руки! —Ричард не верил своим глазам. Неужели перед ним стоял тот человек, что так прекрасно на протяжении многих лет управлял его музеем и который долгие годы был его лучшим и верным другом? Если во всем этом и присутствовал Бог, то какое же нелег­кое существование уготовил Он всем тем, кто в Него верил!

Внезапно Уоррен перестал дрожать. Он уставился на Тор­на, будто пытался прочесть на его лице разгадку.

— Теперь ты веришь мне, Ричард,— спросил он,— или до сих пор считаешь, что я свихнулся?

Ричард все еще держал Чарльза за плечи. Он пока не хо­тел говорить, что поверил Уоррену. Кто-то из них должен по крайней мере оставаться спокойным и рассудительным. Но кое-что надо было сделать. Торн должен был увидеть стену Игаэля собственными глазами.

— Где она? —наконец проговорил он.—Где стена Ига­эля?

Вслед за Уорреном, указывающим дорогу, Торн шагал по железнодорожным путям вдоль длинной линии товарных ва­гонов. Уоррен шел, вцепившись в распятие; он казался еще более возбужденным, чем прежде. Время от времени Чарльз останавливался и поднимал глаза к небу.

— Что ты там высматриваешь? — поинтересовался Торн.

Но возбуждение Уоррена переходило уже все возмож­ные границы. Он едва мог говорить. И лишь невнятное бор­мотание слетало с его губ: ... еще не здесь... ничего... скоро...

Наконец они подошли к месту, где на рельсах в тупике одиноко стоял вагон с контейнерами «Торн Индастриз». Уор­рен, повозившись некоторое время с замком, позвал Ричарда. Торн удивленно взглянул на Чарльза.

— Разве ты не полезешь со мной? — обратился он к Уор­рену.

Уоррен отрицательно замотал головой и снова посмотрел на небо. Внезапно он застыл на месте, скованный жутким страхом.

Торн проследил за его взглядом. Не более чем в двадцати футах от них в небе медленно кружил огромный черный ворон.

Ричард снова посмотрел на Уоррена, боязливо жавшегося к вагону и вцепившегося в распятие.

— Пойдем, Чарльз,—он попытался успокоить Уорре­на.—Это же просто птица.

Уоррен затряс головой, не спуская с ворона глаз.

Торн глубоко вздохнул и взобрался в вагон.

Вагон был уставлен ящиками разных размеров, все они были тщательно заколочены. Все, за исключением одного, взломанного кем-то, очевидно, в большой спешке. Торн по­дошел к развороченному ящику.

А в это время издалека вдруг начал откатываться назад длинный эшелон. Тяжелые вагоны, с грохотом наталкиваясь друг на друга, двигались в направлении отдельно стоящего вагона с контейнерами «Торн Индастриз».

Стоящий у вагона Уоррен закрыл глаза и начал молиться.

Внезапно по соседнему пути на огромной скорости про­грохотал поезд. Он так оглушительно засвистел, что заставил Уоррена броситься на землю. Когда поезд умчался, Чарльз поднялся на ноги и поплелся к носовой части вагона. Там он остановился и приготовился ожидать неизбежного.

Внутри вагона Торн сорвал с ящика доски и обнаружил фрагмент стены. Выступающий край был, похоже, вытесан из камня. Он казался очень древним. Краски на нем совсем поблекли. Торн продолжал отдирать доски. Глаза Ричарда внезапно остановились на рисунке. Это было изображение маленького ребенка. Но лицо было каким-то расплывчатым.

Снаружи тяжелый эшелон стремительно набирал ско­рость. Головной вагон его был весь покрыт ржавыми штыря­ми. Они угрожающе выпирали. Эшелон достиг стрелки. Она сработала и перевела пути. Состав, грохоча, направился в сто­рону вагона с контейнерами «Торн Индастриз».

Уоррен снова зажмурил глаза и принялся неистово бор­мотать молитву. А над ним в небе ворон описывал все более и более сужающиеся круги.

Торн добрался до очередной секции ящика и обнажил ту часть стены, где Сатана уже в зрелом возрасте был изобра­жен цепляющимся за край пропасти. Но и здесь лицо Сатаны было как-то размыто.

«Я что, тоже сошел с ума? —подумал Торн.—Здесь нет никаких доказательств».

Ричард сорвал последние доски.

И тут наконец он увидел лицо. Казалось, его нарисовали всего несколько лет назад, так четко и ясно было оно изоб­ражено.

Лицо Дэмьена Торна.

Имелись, конечно, и некоторые отличия. Вместо волос художник изобразил извивающихся злобных змей с острыми языками, а глаза на рисунке были не человеческие, а коша­чьи—желтые и пронзительные. Но в целом это было лицо Дэмьена.

В этот момент длинный состав, грохоча, приблизился к вагону Торна. Уоррен, погруженный в молитву, широко раскрыл глаза, но было уже слишком поздно, чтобы отско­чить от выпирающих штырей вагона, стремительно надвига­ющегося на ученого. Штыри молниеносно пронзили Уорре­на, пришпилив его тело к передней стенке вагона «Торн Ин­дастриз». Уоррен еще успел крикнуть от ужаса и мучитель­ной, нечеловеческой боли, а затем повис на острых концах, как заживо пришпиленная бабочка.

От столкновения Ричард растянулся на полу вагона. Стена Игаэля позади него начала медленно крениться. Ричард заметил, что она вот-вот упадет на него, и едва успел увернуться. Стена рухнула как раз на то место, где он стоял минуту назад. Она разлетелась на миллион крошечных кусочков.

Доказательства, ради которого Торн отмахал столько миль, больше не существовало.

Но Торну некогда было думать об этой потере. Он вы­прыгнул из вагона и с колотящимся сердцем огляделся по сторонам в поисках Уоррена. Непостижимо, но Уоррен был все еще жив. Кровь струйкой вытекала из его рта, а в местах, где ржавые штыри распороли грудь, рубашка пропиталась кровью, уже слегка запекшейся.

— Боже! Чарльз! — Торн, охваченный ужасом, кинулся к умирающему другу.

Уоррен с трудом протянул руку с распятием.

— Возьми,—еле слышно хриплым голосом прошептал он.—И возьми... кинжалы,—Чарльз силился вздохнуть,— мальчик... должен... быть... убит.

— Кинжалы? — вскричал Торн.—Они у тебя?

— Уходи,—выдохнул Уоррен,—пока не поздно!

Торн поднял глаза. На крыше вагона сидел ворон, уста­вившись на них цепким, пронизывающим взглядом. Торн снова посмотрел на Уоррена.

— Где кинжалы? —Он внезапно осознал, что и сам находится в смертельной опасности.

Но Уоррен уже ничего не слышал. Глаза его закатились, и распятие выпало из безжизненной руки.

Торн в ужасе отскочил назад.

В эту секунду ворон издал хриплый отвратительный звук и стремительно ринулся вниз с крыши вагона прямо на Торна.

Ричард бросился к распятию. Он схватил его и выставил крест над собой за мгновение до того, как на него обрушился ворон. Птица злобно закаркала и отлетела, выжидающе кру­жась над Ричардом.

Торн бросился бежать, высоко над собой взметнув распя­тие. И тогда ворон улетел.

А Ричард все бежал и бежал.

Глава четырнадцатая

В Дэвидсоновской Военной Академии проходил вечер, посвященный ежегодному вручению личного оружия.

Церемония проводилась на внутреннем плацу. А родите­ли и остальные курсанты собирались на балконе и наблюда­ли, как особо отличившимся мальчикам вручают сверкающие символы их достижений.

В этом году подобной чести удостоились шесть курсан­тов. Среди них был и Дэмьен. Марк также должен был полу­чить парадный клинок, и пять курсантов растянулись таким образом, чтобы было ясно: одного человека в их ряду не хва­тает.

Дэмьен, подтянутый и гордый, застыл, ожидая своей оче­реди. Он до сих пор носил черную повязку, туго стягива­ющую его левое плечо.

Анна стояла на балконе рядом с Бухером. Казалось, она вот-вот расплачется. Бухер заметил это и предложил женщи­не свой носовой платок. Анна, признательно улыбнувшись, взяла его.

Внизу, на некотором расстоянии от курсантов, одиноко стоял трубач. Он трубил каждый раз, стоило только очеред­ному мальчику выступить вперед, чтобы получить клинок.

На противоположной стороне балкона собралась стайка хорошеньких девушек. Все они оделись в одинаковые наряд­ные платьица. Среди девушек выделялась одна юная особа. И не только своей ошеломляющей красотой и свежестью. Прямо позади нее стояли два здоровенных мужчины в тем­ных костюмах. Глядя на них, любому становилось ясно, что это телохранители. Хотя саму девочку вряд ли кто-нибудь смог бы узнать, поскольку отец ее, губернатор штата Илли­нойс, всячески пытался оградить своего единственного ребен­ка от любопытных взоров общественности.

Во время торжественной церемонии девочка не сводила глаз с Дэмьена.

Когда объявили его имя, Дэмьен, как на марше, выступил вперед. Эффектно щелкнув каблуками, он застыл на рассто­янии шага от вручающего награду.

На балконе Анна нервно вцепилась в руку Бухера. Он по­гладил ее руку и ободряюще улыбнулся.

После того как Дэмьен получил личное оружие, награ­ждающий протянул ему второй клинок.

— Возьмите его,—заявил он, вручая оружие.—Это кли­нок вашего брата Марка, которого уже нет среди нас. Но он заслужил эту награду.

Толпа разразилась неожиданными аплодисментами. Анна вытерла глаза. Энергичнее всех хлопала дочка губернатора на противоположной стороне балкона.

Дэмьен элегантно поклонился и отступил назад, на свое место в строю.

Позади Анны возникла фигура шофера Мюррея. Он что-то прошептал ей на ухо. Анна кивнула и обратилась к Бухеру:

— Мне придется уехать, Поль. Ричард только что позво­нил с самолета. Через несколько минут он прилетает. Я хочу встретить его в аэропорту...

Бухер кивнул.

— Вы приедете на котильон? — поинтересовался он.

Анна пожала плечами.

— Постараемся,—бросила она и поспешила вслед за Мюрреем.

Бухер проследил за ее уходом, потом посмотрел вниз и поймал взгляд Неффа. Оба одновременно кивнули и от­вернулись.

Анна уселась на заднее сиденье автомобиля. Она с нетер­пением ожидала возвращения Ричарда.

Самолет подрулил почти вплотную к автомобилю и оста­новился. Моторы наконец заглохли, и сбоку был спущен трап. Дверь распахнулась, и Ричард, заметив Анну с шофе­ром, торопливо начал спускаться.

Не поздоровавшись с Анной, Ричард обратился к Мюр­рею:

— Где Дэмьен? —Его голос дрожал от возбуждения.

— В Академии, сэр,—опешив от такого странного пове­дения, пробормотал Мюррей.

— Мы возьмем такси до музея. Я хочу, чтобы вы сейчас же привезли туда Дэмьена.—Открыв заднюю дверцу, Ричард подождал, пока его жена выйдет из машины.—Пойдем,— скомандовал он,—ты едешь со мной.

Оба поспешили к зданию аэровокзала. Анна силилась не отстать от мужа. Она никак не могла понять, что происходит. Мюррей посмотрел им вслед, и в его глазах вдруг загорелась ненависть.

Котильон был в полном разгаре. Казалось, что эти маль­чики и девочки явились сюда из старых добрых времен. Кур­санты были одеты в парадные мундиры, а большинство дево­чек облачилось в корсажи и длинные —до пола —платья.

У стены возле стола с пуншем стояли подростки, кото­рые по каким-либо причинам не желали танцевать: кто стес­нялся, а кому и просто было скучно. Девочки сбились в стай­ку по одну сторону стола, мальчики находились по другую. И хотя они обменивались друг с другом взглядами и хихика­ли, никто так и не решался предложить пойти потанцевать.

У противоположной стены стояли Дэмьен и сержант Нефф, оба внимательно наблюдали за танцующими. Наиско­сок через зал Нефф вдруг заметил девочку с двумя телохра­нителями, пристально разглядывающую Дэмьена.

— Наберись-ка смелости и пригласи ее потанцевать,— посоветовал Дэмьену сержант.

— Дочку губернатора? — полюбопытствовал Дэмьен. Он прекрасно понимал, чего хотел от него Нефф.

Нефф кивнул.

Дэмьен улыбнулся.

— Вы забываете, что я знаком с этой семьей,—на ходу кинул он сержанту и направился через зал к противополож­ной стене.

Нефф наблюдал за ним. На лице сержанта было написа­но удовлетворение.

Ричард мчался к лестнице, ведущей на нижний этаж му­зея. За ним по пятам бежала Анна.

— Ты не убедишь меня в этом! — запыхавшись и пытаясь догнать мужа, выкрикнула она.

— Тебе придется поверить! — возразил Ричард.—Он убил Марка. Он убил Ахертона и Пасариана.

— Прекрати! — взмолилась Анна, догнав его и схватив за руку.

Ричард оглянулся.

— Убийства будут продолжаться. Он убьет любого, кто встанет на его пути.—Ричард вырвался из тисков жены и бросился вниз по широкой мраморной лестнице.

Внутри Анны все кипело.

— Как? — воскликнула она.—И как же он их убил? Он что, заставил треснуть лед?..

— Нет,—прервал ее муж,—он не сам...

— Или он разворотил трубу, по которой шел газ?..

Ричард как вкопанный замер на полдороге и взглянул на жену.

— Есть другие,—произнес он.—Те, кто его окружают.

— Ричард,—начала Анна, пытаясь казаться спокойной,— ты только послушай, что ты несешь! Это же бред сумасшед­шего! Какие такие «другие»? Еще дьяволы? Тайная организа­ция дьяволов? Ричард, ну пожалуйста.

Ричард схватил ее за руки.

— Анна,—проговорил он умоляющим голосом,—я ви­дел, как погиб Чарльз...

Анна задохнулась. Она впервые услышала о смерти Уор­рена.

— И я видел на стене Игаэля лицо Дэмьена!

Наступила долгая тревожная пауза.

Ричард и Анна застыли друг перед другом: два противни­ка в этой страшной борьбе. Ричард страстно желал сейчас только одного: чтобы Анна поверила ему. Анна же больше всего на свете хотела обратить все в шутку. Пусть в ужасную, но шутку. Ее вдруг охватил ужас при мысли, что еще может произойти.

— Что ты собираешься делать? — спросила она тихо.

Дэмьен танцевал с дочкой губернатора. Казалось, что для девочки котильон с Дэмьеном являлся самым счастливым со­бытием в ее жизни. Мальчики благоговейно наблюдали за этой парой, а большинство девочек были переполнены рев­ностью. Ибо эти двое составляли потрясающе красивую мо­лодую пару.

Развернувшись в танце, Дэмьен заметил в дальнем конце зала Неффа и Мюррея. Они о чем-то оживленно беседовали. Шофер поймал взгляд Дэмьена.

— Прошу прощения,—обратился Дэмьен к своей да­ме,—я скоро вернусь.—Он проводил губернаторскую дочку до ожидавших ее верзил и направился в сторону Мюррея и Неффа. Когда Дэмьен приблизился к ним, Нефф шагнул ему навстречу и очень четко произнес:

— Будьте осторожны!

Дэмьен окатил его ледяным презрением и надменно от­чеканил:

— Вы забыли, кто я.

Нефф, словно извиняясь, склонил голову.

Дэмьен повернулся на каблуках и вышел из зала, следуя за Мюрреем. Они направились к автомобилю.

Ричард нашел наконец ключ и открыл дверь в кабинет Уоррена. Он бросился в комнату, включил свет и начал сума­тошно что-то искать: выдвигал и задвигал многочисленные ящики, забирался под столы и другую мебель.

— Что ты делаешь? •— воскликнула Анна, стоя в дверях. Ричард поднял глаза и очень отчетливо произнес:

— Кинжалы здесь. Они должны быть здесь.

Анна ворвалась в кабинет.

—- Ричард, нет! — закричала она.—Не делай этого! Я не позволю тебе...—Ричард оттолкнул ее.

— Уйди! — приказал он.—Я знаю, что они где-то здесь.

Анну охватил ужас.

— Ты собираешься убить его?

Ричард продолжал рыться в шкафу.

— Он должен быть...

- Нет!

— Анна, этот мальчик не человек! — Торн наткнулся на­конец на запертый ящик и с ожесточением дернул за ручку.

— Но он же сын твоего брата! — Анна зарыдала.—Ты це­лых семь лет любил его, как собственного сына.

Но Ричард больше не слушал ее. Ему надо было вскрыть ящик. Он в отчаянии огляделся по сторонам, ища какой- нибудь подходящий инструмент. И тут заметил поднос, доверху заполненный разным археологическим хламом. Тут же лежало долото. Торн схватил его и опять повернулся к ящику.

На улице перед музеем затормозил автомобиль. Из него вышел Дэмьен. Он что-то быстро проговорил Мюррею, а за­тем, перескакивая через две ступеньки, помчался по лестнице наверх.

Глава пятнадцатая

— Подожди, Ричард! —* умоляла Анна.—Пожалуйста, ра­ди меня, подожди!

Но с таким же успехом она могла обращаться к глухому. Ибо Ричард уже не слышал жену. Он взломал ящик и с ка­ким-то странным удовлетворением смотрел на семь кинжа­лов, сверкавших в холодном свете.

А тем временем Дэмьен сбегал вниз по широкой мраморной лестнице, ведущей из вестибюля на нижний этаж. Откуда-то изда­лека до мальчика доносились приглушен - ные голоса, Анна о чем-то умоляла, а Ричард сопротивлялся. На лице Дэмьена, однако, ничего не отразилось. Он продолжал спу­скаться.

Анна бросилась к ящику, отпихнув мужа от страшных кинжалов.

— Я не позволю тебе...—завизжала она.

Ричард пристально посмотрел на Анну.

— Дай мне кинжалы, Анна.

Она замотала головой, слезы заструились по ее щекам.

— Анна,—Ричард говорил очень внятно, подчеркивая каждое слово.—Дай — их — мне.

Они немигающим взглядом уставились друг на друга. Ка­залось, минула целая вечность.

Наконец Анна первая отвела глаза и растерянно осмотре­лась. Неземная тоска целиком овладела сердцем женщины. Медленно-медленно выдвинула она ящик.

Дэмьен стоял прямо за дверью кабинета Уоррена. Он напряженно прислушивался. Взгляд его был сосредоточен. Казалось, мальчик находится в состоянии транса. Дэ­мьен закрыл глаза. Дрожь охватила его с го - ловы до ног.

Анна колебалась. Движения ее устрашали своей целена­правленностью. Но тем не менее в поведении женщины ощущалось и странное противоборство, будто она силилась сама себя остановить, отстранить от той неведомой и страш­ной участи, уготованной ей кем-то жестоким и могуществен­ным. Голос ли звучал внутри Анны, гораздо более мощный, чем ее собственная слабая воля?

Анна извлекла из ящика кинжалы. Потом повернулась лицом к мужу.

Ричард протянул руки за кинжалами.

Внезапно Анна, охваченная странной, демонической си­лой, рванулась вперед. Лицо ее исказилось, стало похожим на страшную и злую маску. Взгляд блуждал, как у безумной. Она приблизилась к мужу и прошептала ему на ухо:

— Вот, Ричард, вот твои кинжалы! — И вонзила в его те­ло все семь ножей.

От ужаса и боли Ричард широко раскрыл глаза.

— Анна! —только и успел выдохнуть он, упал ничком, и острия кинжалов еще глубже вонзились в его тело.

Анна гордо откинула назад голову, глаза ее победно за­блестели, на губах заиграла торжествующая улыбка. И тут

женщина выкрикнула:

- ДЭМЬЕН!

Дэмьен перестал дрожать и открыл глаза.

Он потянулся к дверной ручке, потом заколебался, будто что-то заставило его переменить решение. Дэмьен, не двигаясь, постоял некоторое время в глубокой задумчивости.

А потом решительно повернулся и пошел назад, к лестнице.

В котельной, непосредственно ющей к кабинету Уоррена, один из больших котлов начал зловеще вибрировать...

Анна стояла в кабинете, спокойная и безмятежная.

Дэмьен прибавил шагу.

В этот момент котел взорвался. Струи горящего топлива пробились сквозь вентиляционную решетку в кабинет Уорре­на. Огненная лава обрушилась на Анну, застывшую в самозаб­венном исступлении. Женщина вскрикнула и... превратилась в пылающий факел.

Миссия Дэмьена на этот раз подходила к концу. Он быстро пересек холл. Везде оглушительно завывала система аварийной сиг­нализации, сработавшая от пожара внизу. И тогда наконец включилась система тушения пожара. Тело Анны окуталось облаками пара.

Слишком поздно.

Торжествуя в своем страшном исступлении, подобная де­монической Жанне д’Арк, Анна подняла глаза и прокричала:

— Дэмьен! Дэмьен!! ДЭМЬЕН!!!

У выхода из музея Дэмьен помедлил и оглянулся назад. Какое-то подобие грусти мелькнуло в его глазах. Затем он распахнул дверь и шагнул в ночь.

Перед ним, распростершись во всем своем великолепии, лежал Чикаго, ярко сверкавший на фоне ясного ночного неба.

Вдруг издалека раздались завывающие звуки сирен. Это спешили к зданию музея пожарные машины.

Внизу у входа ждал длинный черный лимузин. Мюррей, вытянувшись, как всегда, стоял справа возле открытой дверцы.

Дэмьен быстро сбежал по широким ступеням и нырнул на заднее сиденье автомобиля.

Там, удобно раскинувшись в темноте, сидели Поль Бухер и сержант Нефф. Оба удовлетворенно улыбались.

Дэмьен нажал на кнопку, и Мюррей завел мотор. Когда лимузин бесшумно заскользил в ночь, Дэмьен еще раз огля­нулся на окна музея, уже почти целиком охваченного пламе­нем. Огненные сполохи отражались в автомобильных сте­клах, они же мелькали на лице Дэмьена. В глазах его застыл восторг.

Дэмьен улыбался.

«Ибо таковые лжеапостолы, лукавые дела - тел и, принимают вид Апостолов Христовых. И неудивительно; потому что сам сатана принимает вид ангела света». (Второе послание к ко­ринфянам, 11:13.)