Изгнанница. Путь к свободе

Глава 1 Утро Выбора

Вот и наступило долгожданное утро Выбора! Хотя я не столько его ждала, сколько боялась. В этот день решится моя судьба – Великий К определит, к чему у меня есть предрасположенность, и направит учиться той специальности, которая близка мне по психотипу и которая на данный момент нужна Ковчегу. Но главное – я получу подтверждение, что моя кровь чиста от мутагена. А иначе и быть не может. Иначе…

Мурашки ужаса всегда бежали по моей спине при мысли об этом «иначе».

Но я не чувствовала в себе никаких мутаций, хотя и прислушивалась очень тщательно. Именно с шестнадцати лет мутации, если они есть, и начинают проявляться. После Дня Выбора раз в год всем жителям города, кроме тех, кто еще не прошел церемонию, строго по графику делают инъекцию для защиты от возможных мутаций в будущем.

Обнаружить у себя мутаген – это самое страшное, что может произойти с человеком. Нам об этом с самого детства рассказывают и показывают ужасные картинки, во что превращается человек с мутагеном – самое настоящее чудовище, в глазах которого плещется только ненависть и желание разорвать, уничтожить.

И наши Охотники, которым приходится выходить за стены города, почти каждый раз приносят новые снимки разных тварей, которые когда-то были людьми. Правда, ходят упорные слухи, что это фото мутировавших животных, а люди в таких не превращаются. Но я в них не верила – Совет Основателей не может врать!

Именно благодаря Совету когда-то и был создан город-ковчег, который сохранил и продолжает оберегать остатки человеческой цивилизации после того, как на мир обрушилась катастрофа.

Поговаривают, что где-то еще есть такие же города-ковчеги, и что когда-то все они соединялись между собой подземными путями. Но что бы там ни говорили, сейчас эти связи уже не существуют.

– Уже встала? – улыбнулась мама, обернувшись от плиты.

– Ага, – присела я на стул, наблюдая, как она печет оладьи.

– Волнуешься?

– Есть немного, – не стала скрывать я.

– Все будет хорошо, вот увидишь! – подбодрила она меня.

– Ничего хорошего не будет, – буркнула вошедшая в кухню бабушка и посмотрела на меня тяжелым взглядом.

– Мама! Ну сколько можно?! – возмутилась моя мама. – Ты целую неделю сама не своя! Что-то увидела? Так скажи!

– Ничего ты не понимаешь! Ничего я не увидела! – кряхтя, она развернулась и покинула кухню.

Бабушка у нас вроде ясновидящей. Кто-то в это верил и даже приходил к ней узнать свое будущее, а кто-то называл шарлатанкой. Сама я не знала, как к этому относиться, потому что близким бабушка никогда не предсказывала будущее и ужасно злилась, когда ее об этом просили. В общем, проверить правдивость ее дара у меня не было возможности. Но одно то, что иногда к ней на консультацию приходили закутанные в плащи личности, из-под надвинутого капюшона которых были видны лишь глухие маски, говорило о многом. После их визитов бабушка была сама не своя.

Однажды я спросила, зачем она принимает этих людей, если после у нее так портится настроение.

– Им нельзя отказать, – нахмурилась она, а потом вспылила: – И вообще, этот мир – дрянная штука! И нечего лезть ко мне с дурацкими вопросами! – После чего впала в такое плохое расположение духа, что выгнала меня гулять на улицу. Больше я ее о таинственных визитерах не спрашивала.

С каждым годом у бабушки все больше портился характер, а предсказания становились сумбурными и малопонятными, и теперь ее все чаще называли сумасшедшей. Вчера вот взашей выгнала соседку, которая зашла к ней с каким-то вопросом о будущем. Ох и досталось же бедолаге! Давненько я не слышала, чтобы бабушка так кричала и кидалась всем, что попалось под руки. Теперь слава о ее неадекватности подкрепится.

Завтрак отчего-то праздничным не получился. Я волновалась, мама пыталась поддержать, а бабушка только зыркнула на нас недовольно и, шаркая тапками, вообще ушла в комнату, где что-то перебирала и бурчала себе под нос.

– Не обращай внимания, – мама положила руку на мою. – Просто она переживает.

– Понимаю, – улыбнулась я ей в ответ.

– Ну что, пошли одеваться? Время уже поджимает, а нам еще до Дворца Благоденствия нужно доехать.

Я пошла к себе в комнату, чтобы надеть приготовленное со вчерашнего вечера голубое платье с летящей юбкой, которое мы с мамой купили специально для этого дня, но… его на вешалке не оказалось.

Я так и застыла перед открытыми дверцами шкафа, не понимая, куда оно могло деться.

– Оно тебе не подойдет, – послышался от двери старческий надтреснутый голос, наполненный такой печалью, что я вздрогнула.

– Бабушка?

Но она лишь махнула рукой, приглашая идти за собой и направилась в ванную. Я в полном недоумении последовала за ней. Старушка, к моему удивлению, включила с хорошим напором воду, расход которой мы постоянно контролировали и не позволяли себе вот так варварски впустую ее расходовать, и, взяв меня за руку, притянула к себе и начала шептать на ухо:

– Беги к воде – она скроет следы. Следуй за зеленоглазым, не бойся. И помни: все лгут! Дар – это неплохо. Дар – это дар. А ложь душит тех, кто ею живет.

– Б-бабушка, я ничего не понимаю…

Я смотрела в ее пронзительные почти безумные глаза и отчего-то очень сильно боялась.

– Все, иди! – она внезапно притянула меня еще ближе, поцеловала в лоб и оттолкнула, взгляд ее потух, и она села на край ванны. – Иди, Мэй. И да хранит тебя Господь.

Я вздрогнула – религию в Ковчеге уже давно запретили, люди здесь могли надеяться только на себя и на отцов-основателей. По сути, они, отцы-основатели, которые жили столько, сколько существует Ковчег, и были нашей религией.

Я вывались из ванной, не зная, как на все это реагировать. В голове царил полный сумбур.

Снова вошла к себе в комнату и попыталась найти платье. Но если бабушка его спрятала, то найти его не удастся. Вздохнула. И что за бешеная муха ее сегодня укусила? Но хуже всего, что сама я на самом деле безумно боялась этого дня, хотя и старалась запрятать этот страх как можно глубже. И еще эти сны…

Я мотнула головой, отгоняя неуместные мысли. Нет! Все будет хорошо!

Я снова прошла к шкафу и достала единственный костюм, который еще мог подойти для столь важного дня – обтягивающие белые брючки и короткая кофточка с длинными рукавами, которая оставляла открытым участок кожи выше пояса брюк. С волосами мудрить не стала, просто расчесала их и уложила на одно плечо. Длинные, блестящие густые темные волосы были моей гордостью и украшением.

Я в последний раз посмотрела на себя в зеркало, в котором отразилась миниатюрная брюнетка с карими, почти черными глазами, в которых плескалось беспокойство, выдохнула, взяла сумочку и вышла в коридор.

Мама удивилась, когда увидела меня не в новом платье, но я не стала ей рассказывать о странном поведении бабушки, просто сказала, что так мне будет удобнее. Та лишь покачала головой, и мы отправились на остановку монорельс.

Бабушка провожать нас так и не вышла…

***

В нашем районе было еще не менее двадцати молодых людей, которые собирались проходить церемонию Выбора, и все они шли в окружении своих родственников и явно предвкушали свое взрослое будущее и были сильно возбуждены. Шли среди них и мои одноклассники. Мне же было не по себе, и в вагоне монорельса я старалась ни с кем не общаться и просто смотрела в окно на мелькавшие пейзажи Ковчега.

Наш город большой и состоит из нескольких поясов: Центрального, Делового, Рабочего и Сельскохозяйственного. Но народ их называет проще: Центр, Воротнички, Трудяги и Землеройки, хотя в последнем районе занимались и животноводством, и другими сельскохозяйственными делами, но как уж у людей прижилось.

Их все связывали между собой вот такие вот монорельсовые дороги. Автотранспорта в городе почти нет. Сам город обнесен высокой стеной, по верху которой проведено электричество. Даже представить сложно, сколько времени и ресурсов понадобилось, чтобы возвести эту стену. Но она надежно скрывает жителей Ковчега от всех превратностей мира за его пределами. А там очень страшно – все об этом знают. И как же я боялась, что после церемонии Выбора могу оказаться за этой стеной. Хотя нет, больше всего я боялась обнаружить у себя мутаген и стать чудовищем. Таким существам и правда не место среди людей.

И все же я не понимала Большую охоту, которая устраивалась отцами-основателями уже более ста лет – с самой первой церемонии Выбора. Но людям она нравится, ее ждут и обсуждают потом целый год. Словно эта жестокость примиряет их с положением дел и с тем, что они вынуждены всю жизнь прятаться за стенами города и подчиняться его законам.

Только… Почему просто не отпустить несчастных на все четыре стороны или просто безболезненно лишить жизни? Зачем обязательно так варварски убивать у всех на глазах, а потом еще несколько недель, не прекращая, крутить видео с камер на всех каналах и общественных экранах? «Радуйтесь, что вам повезло»? Или «берегитесь, это может случиться с вашим ребенком»?

Хотя нет, конечно. Отцы-основатели объясняют это просто: людей с мутагеном нужно уничтожать, чтобы они не населяли землю и за его стеной. Только тогда люди смогут жить спокойно. А делается это так демонстративно, чтобы жители не забывали о нависшей над ними опасности и были уверены, что твари мертвы.

И все же я не могла и не хотела принять эту жестокость и смотреть на охоту никогда не ходила, хотя избежать того, чтобы быть в курсе происходящего, не получалось – видео крутили повсюду.

А какой тотализатор разворачивался! Сколько минут проживет каждый бегун? Кто из охотников убьет очередную жертву и как? И еще очень много всяких ставок. Меня от этого тошнило. Наверное, потому, что я всегда представляла себя на месте несчастных, которым просто не повезло.

– Эй, ты чего такая кислая? – подсела ко мне школьная подруга Фая и легонько толкнула плечом.

– Я не кислая, просто задумалась, – обозначила я улыбку.

– Да ну?! Неужели боишься, что у тебя обнаружат мутаген? – с наигранной веселостью спросила она и натужно рассмеялась.

А я посмотрела ей в глаза и внезапно поняла: она боится не меньше. И она, и все эти гомонящие вокруг подростки – все они боятся! И за напускной веселостью и бравадой стараются этот страх скрыть.

– Мы все боимся, Фая, – не стала я играть по правилам лицедейства, в которое она хотела меня втянуть.

Улыбка на мгновение слетела с ее губ, в глазах мелькнули страх и растерянность, а потом она снова слишком громко и наигранно рассмеялась:

– Придумаешь тоже! Ладно, пошла я, а то тут с тобой совсем скиснуть можно! – и, подскочив, вернулась к другим парням и девушкам.

А я поймала обеспокоенный взгляд мамы, которая общалась с родителями ребят, и отвернулась к окну.

Двери монорельса уже несколько раз открывались, впуская все новые группы людей, и скоро вагон заполнился почти до отказа.

– Привет! Вот я тебя и нашел! – Лекс протиснулся вперед и одним лишь взглядом согнал с соседнего места парнишку. Взял мою руку. – Ух! Чего такая холодная? Волнуешься?

– Есть немного, – не стала я скрывать очевидное от своего парня. – Согласись, сегодня важный день.

Мы стали встречаться совсем недавно, и я еще не успела привыкнуть, что он может вот так свободно у всех на виду брать меня за руку. Это было очень волнительно, и я все еще немного смущалась. В Ковчеге вообще открыто показывать свои чувства не принято.

– Не волнуйся. Все будет хорошо! Уверен, тебе удастся всех поразить, и Великий К отправит тебя учиться на гурию.

Парень так на меня смотрел, что я покраснела. Я и правда очень хотела стать гурией и танцевать, передавая через пластику тела эмоции, которые не могла показать и выказать обычными словами. Танец был моей страстью с самого детства, когда бабушка впервые отвела меня на занятия к нашему хореографу. Иногда мне казалось, что по-настоящему я жила только когда танцевала. И только став гурией – одной из немногих, кто будет в танце восславлять величие, дальновидность и ум отцов-основателей, я смогу посвятить свою жизнь танцу.

Я знала, что пройти туда отбор очень сложно, но я надеялась. Видео с моими выступлениями уже несколько недель назад были отосланы проверяющей комиссии, и я уже прошла собеседование, результатов которого, правда, не знала. Но окончательный вердикт в любом случае можно будет узнать только после прохождения церемонии.

– Я на это очень надеюсь.

– А меня вчера допустили к охоте! Представляешь! Я закончил курс с лучшими баллами, и сегодня стану настоящим охотником!

– Ты радуешься, что сегодня будешь убивать людей? – нахмурилась я.

Конечно, я знала, что Лекс скоро станет охотником, но как-то не проводила параллелей с тем, что он может участвовать в Большой охоте – это ведь прерогатива очень немногих. Я же видела парня самоотверженным сталкером, который будет ходить за стену, чтобы сразиться с опасными чудовищами и добыть какую-то нужную городу информацию или ингредиент. А тут…

– Мэй! – покровительственно улыбнулся он. – Бегуны – это уже не люди, и ты сама это прекрасно знаешь.

– Бегуны… – я отвернулась.

С того самого момента, как у человека обнаруживали мутаген, его переставали называть человеком, а уж если кто-то нечаянно называл его жертвой, то вполне мог сильно просесть в уровне социальной адаптации (УСА), который в Ковчеге влияет очень на многое, и в первую очередь на заработную плату.

– …Ты и правда думаешь, что за те несколько часов, в течение которых у чел… у бегуна обнаруживают мутаген, он меняется настолько, что разительно отличается от того, кем был еще утром? – я повернулась и посмотрела в глаза Лекса.

Он нахмурился, и счастливая улыбка сползла с его лица:

– Это уже не человек, Мэй, это мутант, на котором просто все еще накинута человеческая шкура, которая вот-вот с него сползет. И наша задача – очищать Ковчег от этой погани. Или ты считаешь иначе?..

Как правильно он все говорит. И правда, разве можно считать иначе? Я постоянно пытаюсь поставить себя на их место, но Лекс прав – это уже не люди, и их нельзя мерить общими понятиями. Просто в душу запали когда-то очень давно подслушанные у бабушки слова, которые она произнесла после очередного показа ролика о Большой охоте:

– Человек – не человек, такой – не такой… Да какие они сами люди после этого?!

Но бабушка ведь всегда была немного не от мира сего. И почему ее слова так четко отпечатываются в моей памяти?

– Нет, конечно, нет, – ответила я парню и нервно улыбнулась. – Просто я волнуюсь. Извини, что не порадовалась за тебя. Ты и правда лучший и заслужил такое поощрение.

Губы Лекса снова растянулись в счастливой улыбке. Когда он вот так улыбается, то становится просто убийственно красивым: яркие голубые глаза так и сияют, ямочки на щеках притягивают взгляд, а светлые тщательно уложенные волосы довершают образ идеального парня. Когда мы с ним только познакомились – наша школа танцев выступала перед будущими охотниками на концерте полгода назад, – я и не думала, что лучший курсант курса и сын Главы охотников заинтересуется мной настолько, что отыщет в сети и будет искать со мной встреч. Поначалу я его побаивалась – не понимала, чего он от меня хочет. Все-таки я обычная девушка из рабочего сектора, да и он старше меня на целых три года, но, похоже, я и правда ему понравилась, и он приезжал ко мне каждое увольнение и с разрешения мамы увозил гулять в центральные парки, куда ему, в отличие от нас, всегда был открыт доступ.

Вагон остановился на нужной остановке, и все поспешили на выход. Мы с Лексом тоже.

На улице нас уже ждала мама:

– Здравствуй, Лекс. Я рада, что ты будешь рядом с Мэй в этот день. Она очень волнуется.

– Здравствуйте, госпожа Савайя. Да, я вижу, – он погладил большим пальцем мою руку, которую крепко сжимал. – Но это все зря. Уверен, Мэй получит именно то распределение, о котором мечтает.

***

Дорога до Дворца Благоденствия занимала обычно около пятнадцати минут, но сегодня мне показалось, что это время пролетело слишком быстро. Я бы предпочла вот так шагать еще минимум пару часов.

У Дворца, в который сегодня впускали только тех, кто должен пройти процедуру выбора, мама крепко меня обняла и поцеловала в лоб:

– Ты у меня такая умница и красавица выросла. Все будет хорошо! Папа тобой гордился бы, Мэй.

Я сморгнула внезапно набежавшую слезу. Я очень скучала по отцу, но полтора года назад несчастный случай на работе унес его жизнь. Крепко обняла маму в ответ и повернулась к Лексу.

– Я буду тебя ждать, – он улыбнулся и внезапно поцеловал меня в щеку.

Вот так, на виду у всех – и мамы тоже!

Я жутко смутилась и, пребывая в своих сумбурных мыслях, даже не заметила, как прошла идентификацию на входе и вышла в огромный зал, по всему периметру которого стояли кабинки, в которых нам предстояло пройти тесты от Великого К – так мы называем искусственный интеллект, которые уже более ста лет следит за каждым жителем Ковчега. Здесь же, в кабинках, у нас возьмут анализ крови на мутаген, который будет готов к тому моменту, как закончится тестирование.

– Пойдем, – меня под локоток подхватила миловидная девушка в белом халате и проводила в ближайшую свободную кабинку, благожелательно улыбнулась и оставила наедине с доктором, который тут же поинтересовался моим именем.

– Мэй Савайя, – ответила я пересохшим горлом.