Изгнанница Муирвуда

Глава девятая Духов день

– Майя, огонь гаснет. Подбрось дров.

Голос леди Деорвин застиг Майю на пути к шкафу, в котором хранились фарфоровые чашки. Майя быстро достала чашку и бросилась к камину – оживить угасающий огонь.

Она опустилась на колени у огня, и боль в животе усилилась, почти нестерпимая. С трудом удерживая стон, Майя закрыла глаза и обхватила живот руками. На лбу у нее выступили капли пота. Она глубоко задышала, ожидая, пока минует боль, и стараясь не производить при этом ни звука, дабы не привлечь к себе внимания.

– Ах, Майя, какая ты ленивая! Я велела тебе подбросить дров, а ты что же? Сидишь и смотришь в огонь! Уж не упрямство ли это? Или ты полагаешь, что я позову слугу?

Милая моя, нельзя же быть такой лентяйкой!

Сжав зубы, Майя потянулась за висевшей на колышке у камина кочергой. Разбила потухшие шелковисто-серые угли, помешала их, разбудила последние красные искры. Из глубины камина, с дальней стены, пристально смотрел закопченный яр-камень. Он был невелик размером, но улыбался как-то особенно злобно, словно радуясь ее боли. Яр-камень был коварен.

Майя подсунула взятое из дровницы полено поближе к угольям и заглянула яр-камню в глаза. Нагнувшись, она принялась раздувать угли. Поднялось облачко золы. Под шипенье и потрескивание над поленом закурился дымок. Майя разжигала огонь, но в душе у нее тлела неприязнь к леди Деорвин, неприязнь столь сильная, что Майя осмеливалась именовать ее ненавистью. Эта женщина заняла в отцовском сердце место, принадлежавшее матери, и вытеснила оттуда всех остальных. Своих дочерей она ласкала и баловала, почитая принцессами, с Майей же обращалась все хуже.

Глаза яр-камня налились светом.

Майя в изумлении уставилась в камин. Ответом ей был колючий взгляд двух раскаленных красных точек. Яр-камень отзывался на настроение Майи, и, хоть девушка давно научилась скрывать свои чувства, ей было ясно: яр-камень каким-то образом уловил пробудившийся в ней гнев и сам помог ему расцвести.

Искаженный гневной улыбкой рот яр-камня был совсем близко. Майя отшатнулась.

«Гори».

Мысль эта вспыхнула мгновенно – да и была ли то ее мысль? В камине взревело, из зева рванулись раскаленные добела языки пламени. Майя попятилась, но страх в ее душе мешался с восторгом. Камин до краев заполнился пламенем.

– Ах, Майя, что ты натворила? Я велела тебе подбросить дров, а не сжечь весь замок! Зачем было класть столько дров?

Голос леди Деорвин был наполнен гневом. Завороженная могучей пляской огня, Майя стояла, глядя на творение своего разума. Этот огонь возник по ее воле. Яр-камень покорился ей, и воззвать к нему оказалось не сложнее, чем сдуть с ладони перышко.

Майя потерла руки. Грубая шерсть колола кожу, но девушка этого не чувствовала. Платье она носила не то чтобы крестьянское, однако оно не имело ничего общего с привычными ей некогда нарядами. Если ты служанка, знай свое место. Наряды – для хозяев.

Словно в ответ на ее мысли дверь распахнулась и в комнату вбежали дочери леди Деорвин – Мюрэ и Иолесия, вечный живой укор для Майи. Платье Мюрэ, разумеется, превосходило красотой платье сестры: прорезные рукава и кружевные вставки подложены изнутри тканями самых изысканных цветов, изящный покрой, водопад драгоценных ожерелий на груди… Светлые, как у матери, кудрявые волосы были убраны шпильками с самоцветами. Очаровательная улыбка Мюрэ была исполнена лукавства, бритвенно-острый язычок же мог жалить в самое сердце. У ее сестры Иолесии волосы были светлые, но прямые; Иолесия во всем стремилась подражать сестре, однако не преуспела в этом и оттого постоянно была исполнена зависти и злобы.

– Мама, – самодовольно объявила Мюрэ, – прибыл граф Форши! Я так рада, что наш новый папенька решил провести Духов день в Биллербеке. А граф Форши! Ты ведь знаешь, у него сыновья, и такие красавчики!

Буйство огня в камине утихло. Леди Деорвин опустилась в мягкое кресло и взяла в руки пяльца.

– Пусть красавчики, но наше Семейство они недолюбливают. Они тебе не пара, доченька.

Мюрэ подбежала к матери.

– А если кто-нибудь из них в меня влюбится? И их Семейство станет к нам расположено?

– У графа целых пять сыновей, – добавила Иолесия. – И Мюрэ хватит, и мне.

Леди Деорвин поцокала языком:

– Пустые мечты. Семейство Форши хранит верность врагу вашего папеньки.

Майя прикусила язык. Врагом леди Деорвин называла мать Майи. Отойдя от камина, в котором снова пылал огонь, девушка принялась разливать по фарфоровым чашечкам яблочный сидр – любимый напиток дочерей леди Деорвин.

– А по-моему, с Форши не стыдно и в свете показаться, – мечтательно протянула Мюрэ. – Ах, матушка, какие же они все-таки красивые! Но ведь ты уже нашла для меня жениха, правда?

– А для меня? – тут же заныла Иолесия.

Леди Деорвин невозмутимо работала иглой.

– Ну матушка! – воззвала Мюрэ после затянувшейся паузы. В голосе ее звучало нетерпение.

– Дитя мое, стоит ли думать о каком-то графе, если за границей есть более достойные Семейства королевских кровей?

Она говорила почти шутливо, однако владевшее ею честолюбие звучало в ее словах так же отчетливо, как эхо в колодце.

– У короля Дагомеи два законных сына, Мюрэ. Старший из них примерно твоих лет.

Наступила тишина. Онемев от потрясения, Мюрэ уставилась на мать.

– Чтобы я была… королевой… Дагомеи? Королевой проклятого королевства?

Майю кольнуло завистью: это ведь ее когда-то прочили в жены наследнику Дагомеи. О проклятом королевстве она всегда думала с толикой любопытства, и, повернись судьба иначе, однажды эти земли стали бы принадлежать ей. Но Майя подавила в себе недостойное чувство.

– Я бы ни за что за него не вышла, – сказала Иолесия. – В Дагомее, наверное, так страшно жить! У них даже яр-камни прокляты.

– И обычаи такие странные, да, матушка? – подхватила Мюрэ. – Ты ведь жила там и всегда над ними смеялась. А правящее Семейство… – в голосе ее промелькнуло отвращение. – Все ведь знают, что их кровь… Лично я считаю, что любой из сыновей графа Форши – гораздо более приятная партия. Видишь, я уже и волосы завила к Духову дню.