Изгнанная (#1)

Глава 3

Улицы пусты, и небо серое. Я пробежала несколько блоков, прежде чем замерла возле остановки. Дышать тяжело, грудь сдавило. Я хватаю воздух ртом и, старясь уменьшить боль в боку, сжимаю его пальцами.

На экране прямо передо мной мелькает реклама. Кричащие заголовки торговцев ослепляли, и мне пришлось прикрыть глаза.

«НОВЫЕ ГОЛО-ПЛАНШЕТЫ. Скорее приобретайте умные и совершенные устройства. Больше памяти! Высочайшее разрешение! Улучшенное качество!»

Вспышка.

«УМНЫЙ ПЫЛЕСОС. Это потрясающее чистящее устройство избавит ваш дом от пыли. Никаких действий не требуется. Умный, классный, в быту безопасный!»

Вспышка.

«БЕРИ СКОРЕЕ ПРОСТОСКЛАД. Надоело складывать бельё самому? Скорее покупай наше устройство. Это так просто. И так быстро. СКОРО!»

Вспышка.

Реклама исчезает, и на огромном уличном экране появляется моё лицо. Сердце ухает в пятки. Я пячусь назад, спотыкаюсь и падаю на жёсткий бетон. Мои руки с неприятным хрустом ударяются о мостовую. Как будто кто-то сбил меня с ног.

Я смотрю на собственное лицо. Пустое и бледное, с жидкими светлыми волосами, собранными в аккуратный пучок, карие глаза, сдержанные контролем. Это фотография с моей карты гражданина.

Я паникую, царапая землю, пока поднимаюсь. Моё имя мерцает на экране как змея, которая вот-вот нападёт.

«ТРЕВОГА.

Сбежала заключённая. Особо опасная. При встрече не приближаться. Сообщите местным властям. О любых сведениях, касающихся местонахождения Холлис Таймвайр, необходимо немедленно доложить».

– Нет, – шепчу я, всё ещё стараясь привести дыхание в норму. Если это сообщение на уличных экранах, то значит, на всех экранах повсюду. – Я не монстр. Я не похожа на них. Это ошибка.

Должно быть, что-то не так с тестом.

– Это неправда, – говорю я, пытаясь выразить словами мысли, которые крутятся у меня в голове. Я член общества. Я не могу быть прокажённой. Не могу.

От шума, донёсшегося с дальнего конца квартала, у меня шевелятся волосы. Я резко разворачиваюсь, подскочив чуть не на фут. Лодыжка отзывается болью, и я скулю, перенося с неё свой вес. Я выглядываю из-за транзитной остановки. В мою сторону движутся люди.

Пульс учащается. Нельзя, чтобы меня увидели. Они донесут.

Если я смогу добраться до дома, родители скажут, как поступить. Отец решит этот вопрос. Он глава элитных войск. Если кто и может помочь мне, то только он. Он всё решит.

– Всё в порядке, – говорю я вслух, отчаянно пытаясь успокоить саму себя. – Всё будет в порядке. Доберись до дома.

Я делаю пробный шаг вперёд, и ногу пронзает боль. Стиснув зубы, я ковыляю по тротуару, преодолевая пульсирующий дискомфорт.

Группа уже близко, поэтому я низко опускаю голову и засовываю руки в карманы. Я не могу убежать от них, не могу спрятаться. Всё, что я могу, – это уставиться в землю и надеяться, что они не узнают меня. К моему облегчению, они останавливаются в нескольких ярдах от меня и переходят улицу, о чём-то перешёптываясь и показывая на экраны.

Желудок сжимается, но я не отрываю взгляда от тротуара. Я ухожу подальше от огромного экрана, и когда оказываюсь от них на безопасном расстоянии, то поднимаю глаза.

Каждый вымученный шаг сопровождается ударом сердца. Теперь, когда адреналин растворился, я едва могу идти.

Пять минут спустя я ковыляю по знакомой мощёной дорожке и хлопаю рукой по наружной панели. Она мигает, и дверь впускает меня. Я вваливаюсь внутрь, измождённая, солёный пот заливает глаза. Я вытираю лицо рукавом пиджака.

– Холлис? Это ты?

Голос матери придаёт мне бодрости.

– Мама.

Быстро взяв себя в руки, я вхожу в гостиную – и сердце замирает. Экран на стене выключен. Так не должно быть. Его никогда не выключают. Зачем бы ей выключать его? Желудок сжимается. Должно быть, она уже видела объявление – моё лицо, мою карту гражданина.

– Холлис.

Она говорит громче, чем обычно. Я встречаюсь с ней взглядом, и мне невольно хочется поправить форму. Моя кремовая рубашка наполовину вылезла из-под юбки, пряди волос выбились на лоб. Я откидываю их назад и выпрямляюсь, чтобы выглядеть соответственно своему статусу.

Её тонкие губы сжаты. Я уверена, что маму тревожит мой внешний вид, но её лицо даже не дрогнуло. Её контроль безупречен, и её безэмоциональность даёт мне опору.

Что я могу ей сказать? Я должна сказать. Но как?

Она рассматривает мои почерневшие ладони.

– Я упала, пока бежала, – выпаливаю я первое, что пришло в голову. Я подавляю свой тон. Слишком эмоциональный. – Я споткнулась и упала.

– Молодой леди не подобает начинать жизнь с беготни по улицам. Ты теперь взрослая.

Я недоумённо уставилась на неё. Похоже, она не видела объявления.

– Прости, – говорю я на автомате. – А где папа?

– Он отлучился по делам.

– Отлучился?

Я изо всех сил стараюсь, чтобы голос не выдал меня, но получается плохо.

– Холлис, иди и умойся, – говорит мама, отряхивая отвороты моей рубашки. Она бросает взгляд на дверь и потом снова на меня.

– Хорошо, – говорю я, отстраняя её руки. Мой голос дрогнул от тревожных ноток. – Мам, мне надо тебе кое-что сказать. Я должна сказать… сказать кое о чём, что покажется безумием. Я…

Я несу чушь – но как я могу рассказать о таком? Я не знаю, как поступить.

Кончики маминых тонких пальцев вздрагивают, а брови слегка приподнимаются. Я уже видела подобное выражение. Я проявляю слишком много эмоций. Её поза и уравновешенность – немой укор мне.

– Холлис, тебе пора научиться сдерживать себя. Подобное поведение было простительно, когда ты была моложе, но теперь тебе шестнадцать. Ты выпускница. Ты не должна проявлять столько чувств, даже дома, – говорит она. – Я недовольна, что ты вернулась после теста в таком виде. Если честно, не понимаю, что на тебя нашло. А теперь иди и приведи себя в порядок.

Она говорит это, совершенно контролируя себя, её голос чист и прямолинеен, но слова ранят меня. Она разочаровалась во мне? Она просто не понимает. Она наверняка не слышала предупреждения. Наш экран выключен. Она не знает.

Мама снова бросает взгляд на дверь, и у меня ёкает сердце. Я должна рассказать ей, но…

– Почему экран выключен? – спрашиваю я.

– Тебя это не касается, – говорит она, расправляя рукава моего пиджака. – Живо иди умываться.

– Но мама…

– Холлис.

– Мне надо тебе кое о чём рассказать. Это важно.

– Если это касается твоего карьерного предписания, то мы обсудим его за ужином, – говорит она, снова глядя на дверь.

Я отталкиваю её руки:

– Нет, не об этом. Где отец?

Она не отвечает на вопрос.

– Тогда иди и умойся.

Живее. Угрожающий голос снова заговорил у меня в голове, а в кончиках пальцев появилось покалывание. Сердце готово выскочить из груди, и на мгновение я едва не задыхаюсь от впрыска адреналина.

– Мама, прошу, – сказала я, отбросив свои попытки взять контроль над эмоциями. – Я должна тебе кое-что рассказать. В центре тестирования…

Но прежде чем я успеваю закончить фразу, мама начинает говорить со мной угрожающим тоном. Её лицо искажается от гнева, а пальцы сжимаются в кулаки:

– Довольно, Холлис! Ты заигралась в детство. Я не потерплю, чтобы ты вот так смела не подчиняться мне. Сейчас же иди и умойся.

От удивления у меня приоткрылся рот. На несколько мгновений между нами повисло удушливое молчание, и мама отводит взгляд, Она явно не ожидала такого от себя, но кое-что в этот момент щёлкает в моём сознании.

– Ты глаз не сводишь с двери. Где отец? – спрашиваю я, обхватывая её ладони. В моём голосе явное отчаяние, и я ненавижу себя за это, но я утратила всяческий социальный контроль.

– Дела, – едва слышно бормочет она.

– Ты лжёшь. – Я крепче сжимаю её руки, а во рту мгновенно пересыхает. – Прошу, скажи: где он?

Она молчит, но её потерянное лицо говорит вместо неё. Я никогда не видела у неё такого выражения. Она утратила контроль… она теперь даже не похожа на мою мать.

– Ты меня пугаешь. – Я отпускаю её руки и пячусь назад.

Время уходит, слышу я голос в голове, и внезапно нетерпение наполняет мои конечности. Жуткое покалывание вернулось. Оно растекается от груди по всему телу, переполняя меня.

Я должна это сделать. Должна сказать ей. Сейчас.

Я открываю рот, чтобы сказать, но меня перебивает грохочущий звук. Такой звук может издавать только одна штука в мире – военные грузовики.

– Нет, – говорю я, качая головой. – Нет. Прошу, постойте.

Я бегу ко входу в наше обиталище и выглядываю из окна. Полдюжины военных грузовиков окружили наш дом. Я резко разворачиваюсь и говорю голосом, каким никогда прежде не говорила.

– Я провалила тест, но ты не понимаешь. – Я тороплюсь всё объяснить, и глаза невольно наполняются слезами. – Это ошибка. Я не прокажённая. Они совершили ошибку и теперь пытаются убить меня. Отец может помочь мне! Он может поговорить с ними! Он сейчас там? Он разговаривает с ними?

Мама отпрянула от меня:

– Холлис, будь разумной. Ты должна пойти с ними.

– Почему?

– Они пришли помочь тебе.

– Они собираются убить меня, – говорю я, подбегая к ней и хватая за руки. Голос совершенно вышел из-под контроля, и в нём звучат интонации, которые казались мне невозможными. – У них автоматы. Они пристрелят меня, но это ошибка. Они допустили ошибку. Мама, прошу, ты должна мне помочь!

– Глупости, – говорит она. – Они помогут тебе. Они не станут тебя убивать.

– Это правда. Прошу, ты должна мне поверить. Обязана! Прошу, мама, не отдавай меня им!

Бум!

Удары по входной двери моего родного обиталища приводят меня в ужас. Дверь сотрясается, а кончики пальцев горят. Мама резко забывает о своём мгновенном замешательстве, отталкивает мои руки и снова отстраняется от меня.

Её взгляд под полным контролем встречается с моим.

– Холлис, ты должна пойти с ними. Они пришли помочь тебе.

Я разворачиваюсь к двери, не в силах совладать с собой. Покалывание переходит на лицо, и я вскидываю перед собой руку. Зловещая сила переполняет меня, и я стою, готовая встретиться с натиском оружия.

Дверь распахивается. Десяток мужчин в тёмном камуфляже вваливаются в комнату, и мама ахает при виде их автоматов. Так же как и в центре тестирования, все дула нацелены мне в грудь. Я инстинктивно принимаю удобную позу, рука взмывает вверх, ладонь вперёд. Я не могу остановиться.

Покалывание усиливается.

Затем, словно в дурном сне, прямо из воздуха рядом со мной появляется девушка и крепко обхватывает меня за плечи. Я даже охнуть не успела, как начала терять сознание, а всё вокруг меня погружается в кромешную и непроглядную тьму.