Изгнание владыки

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ПОСЕВЫ

Весеннее солнце припекало, но в большом универсальном магазине, окна которого были затемнены шторами, было прохладно.

Инфракрасный сторож тихо закрыл за Березиным дверь магазина, не давая выхода наружу прохладному кондиционированному воздуху.

Лавров снял берет и вытер лоб. Плотный, краснолицый спутник последовал его примеру. Лицо этого человека было гладко выбрито, под узенькими прищуренными глазами висели припухлые мешочки, как у людей с нездоровым сердцем, но с толстых красных губ не сходила веселая, добродушная улыбка. Глаза его находились в непрерывном движении, они быстро скользили по всему, что встречалось на пути, лишь на мгновение останавливаясь на той или иной детали, и тогда казалось, что этот зоркий фотоаппарат цепко хватает и фиксирует на бесконечной пленке памяти все, на чем останавливается обостренное внимание человека.

Это был московский корреспондент иностранных газет Эрик Гоберти. Его статьи и корреспонденции были всегда увлекательны и талантливы.

Одни читатели восхищались его работами, другие нападали на него. Уже десять лет Гоберти жил в Стране Советов и следил за ростом и расцветом ее. Каждое достижение Советского Союза, каждый новый интересный завод или электростанция, рекорд советских летчиков или советских хлопководов, открытие советских ученых, каждый новый шаг в развитии страны — все умел он ярко и увлекательно показать в своей очередной корреспонденции и завоевал себе в Советской стране уважение.

— Ну, — сказал Лавров, взглянув на часы, — мне нужно в гастрономическое отделение.

— В гастрономию и мне, — заявил Гоберти.

— Ну что же, пойдемте все, — присоединился Березин.

Прошли через фруктовое отделение, потом через отделение мясных и рыбных продуктов. Многие встречные узнавали Лаврова, останавливались, приветствовали его, пожимали ему руки. Гоберти при одной такой остановке случайно взглянул на Березина. Тот криво улыбнулся ему, чуть заметно пожал плечами и отвернулся. Гоберти, недоумевая и силясь что-то понять, продолжал наблюдать. Но Березин спешил вперед, не оглядываясь.

Наконец, при одной немного затянувшейся встрече с двумя восторженно настроенными молодыми женщинами, Березин повернулся и с досадой, едва дождавшись их ухода, громко сказал:

— Что же ты мешкаешь, Сергей? До сих пор еще не привык к своей славе?

— Ладно, ладно, — краснея отвечал Лавров. — Неудобно же обрывать…

Гоберти напряженно наблюдал и слушал. Его маленькие серые глазки горели острым любопытством.

В гастрономическом отделении Лавров нажал кнопку в столе возле вазы с образцами икры, просунул в щель свою адресную карточку и небольшой квадратный талон.

— Странно все-таки, — говорил Гоберти, отбирая себе продукты: — как это в Советском Союзе сохранились еще вещи, за которые нужно расплачиваться!

— Их совсем не так много, — возразил Лавров, — лишь наиболее редкие. Некоторые сорта дорогой рыбы, икра, старинные гравюры, геликоптеры. Все это уж не такие предметы первой необходимости и не так их много, чтобы пользоваться ими без некоторых ограничений. Советскую икру, например, весь мир требует. Другой такой не найти. Надо же с вами поделиться. Ну, я бегу, мне еще нужно в художественное отделение. Хочу порыться в гравюрах. До свиданья, господин Гоберти! До свиданья, Николай! Когда же ты навестишь Ирину или меня?

— Работы много, Сергей, и своей и, так сказать, твоей, — криво усмехнулся Березин. — Твой ответ на мою статью принес мне много неожиданностей — не скрою, довольно неприятных. Собираю теперь материал для возражений.

— Неожиданностей? — пожал плечами Лавров. — Если бы ты, прежде чем печатать свою статью, предварительно поговорил со мной, никаких неожиданностей не было бы. Ведь все мои аргументы — не секрет. Ну, прощай! Заходи…

Он помахал рукой и быстро вышел.

Оставшиеся некоторое время молчали.

Гоберти первый прервал молчание.

— Господин Березин, — сказал он, незаметно наблюдая за своим новым знакомым, — вы считаете ответ Лаврова на вашу статью неисчерпывающим?

— Далеко нет, господин Гоберти, — ответил Березин, нетерпеливо передернув плечами. — Нужно только хорошо разобраться в ней. Это еще не последнее слово в нашей дискуссии.

— Помню, вы что-то писали о теплопроводности… Да, да, припоминаю… о низкой теплопроводности горных пород. Так, кажется?

— Да, об этом.

— Вы хотели сказать, что эти горные породы, то есть шахты, скоро остынут, перестанут согревать воду Гольфстрима и вся постройка окажется бесполезной? Я верно передаю вашу мысль?

— Совершенно верно.

— Что же Лавров ответил на это?

Березин досадливо пожал плечами и минуту помолчал.

— Он рассчитывает, — нехотя начал Березин, — встретить внизу, под дном океана, большие гнезда радиоактивных пород — уран, торий, актинии. Усиленный процесс распада этих элементов доставит шахтам дополнительный источник тепла. Это источник вечный, незатухающий.

Березин оживился и, сам того не замечая, говорил с возрастающим увлечением:

— Вы понимаете, раньше думали, что внутриземная теплота — это просто остатки солнечного тепла еще с тех времен, когда Земля только отделилась от Солнца. Это, конечно, неправильно. Ученые уже давно подсчитали, что этого запаса тепла хватило бы нашей планета только на двадцать два миллиона лет, а в действительности она существует около трех миллиардов лет.

— Ого, разница большая! Так откуда же берется земная теплота?

— Из собственных ресурсов планеты — вот откуда! — воскликнул Березин. — Вы понимаете, уран, например, содержится во многих горных породах, а особенно в гранитах. Он постоянно, непрерывно распадается и превращается в другие элементы — тяжелый свинец и легкий газ гелий. А распад и превращение всегда связаны с выделением тепла, с повышением температуры тех горных пород, в которых эти процессы совершаются.

— Вот как! И этого достаточно, чтобы обезопасить шахты от остывания?

— О да! — воскликнул Березин и, словно спохватившись, потухшим голосом добавил: — То есть так думает Лавров… Но некоторые ученые считают, что залежи радиоактивных пород встретить на глубине не удастся…

— Вот как, — задумчиво произнес Гоберти, тихонько барабаня пальцами по столу. — Гм… гм… Я три дня назад вернулся в Москву. Должен вам сказать, что статья ваша произвела фурор в заграничных журналистских кругах. Я слышал, что какая-то французская газета собирается перепечатать ее.

— Да? Очень рад… Не знаете ли, какая газета?

— Нет, не знаю. Но, во всяком случае, этой статьей очень заинтересовалась. Вам, конечно, известно, что проект Лаврова сильно взбудоражил некоторые круги на Западе? Все прогрессивные круги и печать сразу подняли его на щит. И могу добавить — с большим энтузиазмом. Но я говорю о других кругах. Они взволнованы не меньше, но без внешнего шума.

— О ком вы говорите?

— Я говорю о некоторых, правда довольно узких деловых кругах. Там меня положительно разрывали на части, надеясь узнать какие-либо подробности о проекте.

— В самом деле? Почему бы так? Кажется, именно там достаточно трезвых людей, — с горечью заметил Березин.

— Люди там трезвые… трезвее, пожалуй, нигде не найти, но и предусмотрительные. Особенно если они кровно, то есть акциями и дивидендами, связаны с судьбой Суэцкого канала.

Березин удивленно поднял глаза.

— Об этом я не думал.

— А тут есть о чем подумать, — серьезно сказал Гоберти. — Если вы не спешите, посидим здесь, поговорим… Вон в том уголке нам никто не помешает. Мне хотелось бы поговорить с вами. Не скрою от вас, — продолжал он, когда они удобно расположились в уединенном углу зала, среди пышно разросшихся в кадках розовых кустов, — не скрою от вас, что хотя мои личные симпатии полностью на стороне товарища Лаврова и его проекта, но мои корреспонденции являются, в сущности, лишь отражением советской действительности. Проект Лаврова был с восторгом принят общественностью вашей страны. С таким же энтузиазмом приняли его по моим корреспонденциям широкие народные массы за границей. Но я скажу, что проект имеет, к сожалению, не очень много шансов на реализацию…

— Почему вы так думаете? — оживившись, спросил Березин.

Гоберти минуту помолчал, внимательно всматриваясь в лицо своего собеседника.

— Видите ли, — сказал он наконец, — решит дело, как вы сами понимаете, советское правительство. Оно должно будет учесть не только энтузиазм масс, не только производственные, хозяйственные и технические возможности страны, но также и некоторые другие факторы, которые широкая общественность предусмотреть не в состоянии…

— Что же это за факторы? — нетерпеливо перебил Березин.

— Внешние, — коротко ответил Гоберти. — Интересы некоторых иностранных кругов. Проект затрагивает самые жизненные интересы международного Акционерного общества Суэцкого канала, — продолжал он после минутного молчания, — и это общество кровно заинтересовано в судьбе проекта Лаврова. Ведь если он будет реализован и Северный морской путь будет открыт для безопасной навигации в течение круглого года, то это убьет Суэцкий канал! Я полагаю, что эти круги предпримут попытку тем или иным путем оказать давление на советское правительство, чтобы устранить эту угрозу дивидендам акционеров общества Суэцкого канала.

— М-да! Пожалуй, вы правы, — задумчиво ответил Березин.

— Видите, — рассмеялся Гоберти, не спуская с него пристального взгляда, — видите, на каких невидимых нитях висят и слава и жизненные успехи вашего друга.

Березин исподлобья бросил на Гоберти быстрый взгляд, но ничего не ответил.

— Не в этом, конечно, дело, — добродушно продолжал Гоберти. — Дело в том, что если вы боретесь против проекта Лаврова из соображений, разумеется, патриотических, то кое-кто за границей, несомненно, сочувствует вам в этом. Вот почему там проявили такой интерес к вашей статье, направленной против проекта. Кстати, когда вы думаете изготовить ваш ответ на возражения Лаврова?

— Примерно через декаду, — медленно и угрюмо ответил Березин, не поднимая головы.

— Хотите, я передам вашу новую статью в свою газету? — спросил Гоберти. — Это докажет беспристрастие редакции, если после моих восторженных корреспонденции будет помещена ваша статья. Я уверен, что она несомненно будет иметь большое влияние на мировое общественное мнение.

Березин не сразу ответил.

— Если в вашу газету… — нерешительно сказал он наконец. — Что ж… надо подумать… Газета дружественная.

— Это было бы замечательно! Кстати, я тоже через декаду отправляю свою корреспонденцию о назначении правительственной комиссии по проекту Лаврова. Вы, кажется, включены в эту комиссию как один из самых серьезных его оппонентов?

— Да. Но имейте в виду: если я дам статью, то только при условии, что она пойдет без подписи.

— Простите, — замявшись, сказал Гоберти, — но ваша подпись должна быть под статьей… Иначе редакция может не поверить, что она принадлежит именно вашему перу.

— Ну хорошо! Оригинал я подпишу, но в печати статья должна появиться анонимно.

— Это, конечно, ваше право. Значит, договорились? — весело сказал Гоберти вставая.

Выйдя на улицу, новые друзья очутились под тенистыми кронами кленов и платанов. Березин нес букет свежих цветов, Гоберти — свои пакеты и коробки.

Множество бесшумных электромобилей разнообразных форм и окрасок, одноместных и двухместных злектроциклов быстро мчались вверх и вниз по улице. По-весеннему празднично одетые люди заполняли тротуары; высоко в воздухе носились стаями аэромобили, геликоптеры и орнитоптеры; они то взмывали с крыш окружающих зданий, то садились на них.

Гоберти и Березин, погруженные каждый в свои мысли, изредка перебрасываясь словами, спустились к площади. Навстречу им по подъему двигался эскалатор, переполненный людьми.

Площадь была большая, овальная, окруженная высокими зданиями. В центре на зеленом острове газонов, среди струй кольцевого фонтана, высился бронзовый памятник знаменитому русскому ученому Ломоносову.

Свернув с улицы на площадь Ломоносова, Гоберти и Березин вышли в подъезд первого дома и по мягко освещенной лестнице-эскалатору спустился в огромный, залитый светом подземный зал. В центральной части между двумя рядами колонн, слепо поблескивая матовыми поляризованными стеклами фар и кабин, стояли в ряд заснувшие электромобили. По сторонам вытянулись одноместные и двухместные электроциклы с открытыми сиденьями вроде кресел. Среди машин бродили люди и, выбрав подходящую, уезжали. Гоберти и Бере-зин остановились у четырехместного электромобиля с прозрачной верхней частью кузова.

Березин сел за рулевую баранку. Машина медленно, с чуть слышным певучим гудением электромотора прошла по подъемному тоннелю. Впереди показалось широкое пятно света — выход на улицу.

— Вам куда, господин Гоберти? — спросил Березин, осторожно выводя машину на стеклянною мостовую.

— Мне недалеко, на Клязьму. Хочу навестить приятеля, поудить, кстати, рыбу и отдохнуть возле воды. А вам?

— Гораздо ближе, на Москву-реку, Фрунзенская набережная.

— С букетом? — добродушно усмехнулся Гоберти.

— Как видите…

— Эх, молодежь! — с грустной завистью вздохнул Гоберти. — Вся жизнь ваша — как букет.

— Не всегда, к сожалению, — проговорил угрюмо Березин. — В букетах попадаются и цветы с шипами.

— Розы, например?! — заметил Гоберти, искоса прищуренными глазами посмотрев на своего спутника.

— Чаще всего… Вы не возражаете, если мы раньше поедем на набережную и там я передам вам машину?

— Пожалуйста, мне не к спеху… Вам не кажется, что в кабине немного душно?

— Да, солнце припекает. Прибавьте прохлады. Рычажок кондиционного аппарата возле вас.

Машина неслышно мчалась. Бежали мимо широкие улицы, обсаженные рядами тенистых деревьев, тротуары с пестрым потоком людей. Мелькали освещенные тоннели под перекрестками, проносились мимо зеленые острова садов и скверов, площади с ровными, как ковер, газонами и фонтанами, окутанными сверкающей пылью.

Гоберти и Березин молчали. Еще через десять минут, у полукруглого, окаймленного колоннами подъезда на гранитной набережной Москвы-реки, Березин простился со своим спутником. С плохо скрываемым волнением, чувствуя себя словно перед решительным сражением, он начал подниматься по эскалатору к Ирине…