Избранные произведения в одном томе

Глава 1

Трудно оставаться миролюбивым и не сражаться за свою жизнь, даже если она не многого стоит. Даже если ты всего лишь комок глины.

Какой-то снаряд — по-моему, камень — врезался в кирпичную стену всего в нескольких дюймах от меня, осыпав лицо колючей крошкой. Спрятаться было негде, разве что за переполненным мусорным баком. Я схватил крышку и повернулся.

Как раз вовремя. Еще один камень оставил вмятину на пластике. А мог бы проломить мне грудь.

Кто-то сел мне на хвост.

Всего пару секунд назад улица казалась самым подходящим местом, чтобы затаиться и перевести дух; теперь ее прохладный сумрак выдавал меня, вместо того чтобы укрывать.

Даже дитто излучает тепло. Бета и его банда не носят оружие в этой части города — не имеют права, — но их пращи оснащены инфракрасными прицелами.

Ничего не оставалось, как искать спасения в предательской полутьме. Воспользовавшись тем, что стрелок перезаряжал пращу, я поднял свой «щит» и рванул к ярким огням Одеона.

Рискованный маневр. Район кишел архи; одни обедали в кафе, другие разгуливали перед шикарными театрами. По набережной прохаживались парочки, наслаждаясь свежим ветерком с реки. Цветных вроде меня было совсем мало — только официанты, прислуживавшие бледнокожим счастливчикам за уютными столиками.

Я нежеланный гость в этом районе, где вкушают настоящую, долгую, чувственную жизнь большие люди, но, оставаясь на задворках, я рисковал отправиться на корм рыбам — уж об этом позаботились бы такие же, как я. Поэтому пришлось испытать судьбу.

Черт, как тут много народу, думал я, пробираясь через плазу и старательно избегая малейшего контакта с кем-либо из фланирующих архи. Сохраняя серьезно-важное выражение лица, я тем не менее выделялся из толпы, словно утка, затесавшаяся в стаю лебедей. И не только из-за цвета кожи. Моя рваная бумажная одежда привлекала внимание. Да и вообще нелегко поддерживать достойный вид и не зацепить кого-нибудь, прикрываясь от преследователей крышкой от мусорного бака.

Импровизированный щит принял на себя еще один удар. Оглянувшись, я увидел желтоватую фигуру, перезаряжавшую пращу. Из темного закоулка выглядывали остальные, спорившие, должно быть, о том, как добраться до меня.

Я нырнул в толпу. Посмеют ли они стрелять, рискуя попасть в настоящего человека?

Древний инстинкт, впечатанный в мое искусственное тело тем, кто меня создал, настойчиво призывал: беги! Однако теперь я столкнулся с другой опасностью, исходящей от архи — реальных людей, архетипов. Поэтому и старался соблюсти всю стандартную процедуру любезности: раскланивался, улыбался и уступал дорогу парам, которые и не подумали бы замедлить шаг и отступить перед каким-то дитто.

Минуту или две во мне жила ложная надежда. Женщины по большей части вообще не смотрели в мою сторону, словно я и не существовал. Мужчины проявляли скорее удивление, чем враждебность. Один такой озадаченный парень даже посторонился, словно я был настоящий. В ответ я улыбнулся.

Когда-нибудь, приятель, я окажу такую же любезность твоему дитто.

Но уже следующий не удовлетворился тем, что ему просто уступили. Его локоть врезался мне в ребра, а бледные глаза вызывающе блеснули, словно говоря: «Ну же, пожалуйся».

Поклонившись, я выдавил из себя заискивающую улыбку, отошел в сторону и постарался выполнить что-нибудь приятное. Подумай о завтраке, Альберт. Восхитительный аромат кофе и свежеиспеченных булочек. Простые удовольствия, вполне доступные, если только удастся пережить ночь.

— «Я» определенно их получу, — сказал внутренний голос. — Даже если это тело и не дотянет до утра.

— Да, — последовал ответ. — Но это буду уже не я. Не совсем я.

Ладно, хватит предаваться экзистенциалистским рассуждениям. В любом случае дешевая копия вроде меня не обладает обонянием. В тот момент я вообще с трудом представлял, что это такое.

Голубоглазый пожал плечами и отвернулся. В следующую секунду что-то ударилось о тротуар возле моей левой ноги и срикошетило в сторону гуляющих.

Похоже, Бета пошел на крайние меры, рискнув метать в меня камни посреди толпы настоящих горожан. Люди заворочали головами. Некоторые посмотрели на меня.

Подумать только, а ведь утро начиналось так хорошо.

Я прибавил ходу и продвинулся на десяток метров, когда меня остановила троица молодчиков, хорошо одетых архи, которые намеренно преградили мне путь.

— Только посмотрите на этого осла! — сказал тот, что повыше ростом.

Другой, с модной полупрозрачной кожей и красноватыми глазами, ткнул в меня пальцем:

— Эй, дитто! Куда спешишь? Надеешься, что еще поживешь? Да кому ты нужен, в таком рванье!

Я знал, что выгляжу не лучшим образом. Бандиты Беты изрядно отмутузили меня, прежде чем я ухитрился оторваться от них. Так или иначе, до истечения срока оставался час-другой, и моя разваливающаяся плоть явно демонстрировала признаки распада энзимов.

Альбинос скривил физиономию при виде крышки, с которой я все еще не мог расстаться, и громко фыркнул.

— Ну и вонь. Мусор. Что будет с моим аппетитом? Эй! Как думаешь, у нас есть основание подать жалобу?

— Есть. Ну так что, голем, — высокий ухмыльнулся, — дай-ка нам код твоего владельца. Пусть раскошелится на обед!

Я поднял руку:

— Перестаньте, парни. Я выполняю важное поручение моего оригинала. Мне нужно побыстрее добраться домой. Уверен, вам тоже не нравится, когда ваших дитто задерживают.

За спиной троицы шумела Юпас-стрит. Вот бы добежать до стоянки такси или до полицейской будки на Дифенс-авеню. За небольшую плату можно получить убежище с морозильником и дождаться владельца.

— Важное поручение, а? — хмыкнул высокий. — Если ты так нужен своему ригу даже в этом состоянии, то держу пари, он не пожалеет деньжат, чтобы получить тебя обратно.

Третий юнец, плотный, с темно-коричневой кожей и похожими на проволоку волосами, оказался настроен более миролюбиво.

— Эй, оставьте беднягу Зеленого в покое. Вы же видите, как он хочет поскорее доползти до дома и рассыпаться. Если мы его задержим, то оштрафовать могут нас.

Веский аргумент. Заколебался даже альбинос.

Стрелок Беты снова метнул камень и на этот раз попал мне в бедро, чуть ниже края крышки.

Каждый, кто проходил процесс копирования, знает, что псевдоплоть чувствительна к боли. Ногу словно обожгло, я пошатнулся и едва не упал на одного из юнцов, который оттолкнул меня с громким воплем.

— Убирайся, вонючка! Вы видели? Он до меня дотронулся!

— Ну, теперь ты заплатишь, кусок грязи, — добавил высокий. — Давай-ка посмотрим на твой ярлык.

Все еще пошатываясь, я, однако же, ухитрился сделать пару шагов и повернуться так, чтобы парень оказался между мной и головорезами Беты. Теперь они не станут стрелять из-за риска попасть в архи.

— Идиот, не видишь, что в меня стреляли?

— Ну и что? — Альбинос явно разозлился, даже ноздри раздулись. — Мои дитто постоянно погибают в орг-войнах, но я не жалуюсь. И не затеваю боев на Одеоне. Нашел место!.. Показывай ярлык.

Он протянул руку, и я машинально потянулся к идентификационному имплантату подо лбом — дубликат-голем обязан предъявлять ярлык по требованию реального человека. Инцидент дорого обойдется мне… то есть дорого обойдется моему создателю. Семантическое различие будет зависеть от того, доберусь ли я до дома за оставшийся час.

— Ладно. Позови копа, — сказал я, поглаживая складку псевдокожи. — Посмотрим, кому придется платить. Я здесь не в сим-игры играю. Ты препятствуешь действиям двойника, имеющего лицензию сыщика. Те, кто стреляет, настоящие преступники…

Из переулка уже появились фигуры моих врагов. Желтокожие бандиты Беты разглаживали бумажные костюмы, стараясь не бросаться в глаза среди толпы гуляющих архи. Как примерные мальчики-посыльные. Они кланялись направо и налево и уступали дорогу встречным, но явно спешили.

Плохо. Никогда раньше я не видел, чтобы парни Беты шли на такой отчаянный риск.

— В моем мозгу важная информация, необходимая для решения срочного дела. Хочешь отвечать за последствия?

Двое из парней отступили, неуверенно поглядывая на третьего. Я надавил еще:

— Если ты помешаешь мне выполнить поручение, то мой владелец выдвинет против тебя обвинение в воспрепятствовании осуществлению законной сделки!

Возле нас уже собралась небольшая толпа. С одной стороны, мне это на руку — бандитам придется поумерить пыл, но с другой… время играло против меня.

Увы, третий панк, с полупрозрачной кожей, оказался крепким орешком. Он постучал по экрану на запястье.

— Гига. На моем счету предостаточно деньжат, чтобы заплатить штраф. Раз уж придется платить, то почему бы не повеселиться.

Он схватил меня за руку и крепко сжал пальцы. Мускулы у него были тренированные, настоящие, не то что моя дряблая имитация. Было больно, но еще сильнее угнетало сознание того, что я переиграл. Держал бы рот на замке, может, они бы меня и отпустили. Теперь вся накопленная информация пропадет, и победа в конце концов останется за Бетой.

Юнец драматическим жестом занес руку для удара, намереваясь свернуть мне шею. Игра на публику.

— Отпусти беднягу, — пробормотал кто-то, но большинство собравшихся явно симпатизировали моему противнику.

И тут что-то громко треснуло. Со всех сторон посыпались проклятия. Зрители повернулись в сторону ближайшего ресторана. Сидевшие за одним из столиков в страхе отпрянули от разбитого стекла и пролитых напитков. Зеленокожий парнишка отставил поднос и, бормоча извинения, наклонился вытереть лужицу и убрать осколки посуды. Неудачное движение, бедняга поскользнулся и упал, увлекая за собой одного из разодетых клиентов. В толпе послышался смех, а к месту происшествия уже спешил метрдотель, осыпая Зеленого проклятиями и подобострастно раскланиваясь перед пострадавшим посетителем.

На время общее внимание оставило нас не у дел, что пришлось альбиносу не по вкусу.

Официант бросился к рассерженному архи с влажной салфеткой. Но на какое-то мгновение наши взгляды встретились, и парень многозначительно кивнул.

Я догадался, что он хотел сказать.

Пользуйся моментом и убирайся отсюда.

Это я понимал и без него. А потому сунул свободную руку в карман и достал сим-карту, на первый взгляд обычный кредитный диск. Но если снимать его вот так, то он издает резкий звук, а из едва заметной щели на ребре вырывается яркий серебристый свет.

Красноватые глаза альбиноса расширились. Дитто не носят оружия, тем более если оно незаконное. Однако парень не испугался. Усмешка стала напряженной, и я понял, что столкнулся со спортсменом, игроком, готовым рискнуть собственной настоящей шкурой ради нового ощущения.

Пальцы, сжимавшие мою руку, напряглись.

Ну, попробуй, говорил его горящий взгляд.

Я попробовал. Резкий взмах, шипение, облачко пыли — лезвие без особого труда разрезало искусственную плоть. На мгновение пространство между нами наполнили боль и ярость. Его боль или моя? Ярость и удивление — определенно его, но все же на долю секунды я ощутил общее с этим юным, крепким браво. Нас объединило общее переживание. Я почувствовал его злость, его уязвленную гордость. Агонию одинокой души, окруженной миллионами таких же одиноких и изолированной от них.

Колебание могло стоить дорого, если бы продолжалось чуть дольше мига. Но пока он открывал рот в еще немом крике, я повернулся и быстро пошел прочь, вливаясь в шумящую толпу, провожаемый проклятиями альбиноса, оставшегося с малоприятным трофеем.

Моя отчлененная плоть судорожно вытянула пальцы, словно намереваясь вцепиться юнцу в нос, и он с отвращением отбросил тошнотворную добычу в сторону.

Оглянувшись, я также успел заметить двух Желтых Беты, упрямо пробивавшихся через растревоженную толпу и даже нетерпеливо расталкивавших архи. Их катапульты уже были готовы к стрельбе. Посреди общей суеты на них никто не обращал внимания, а штрафов за нарушение общественного порядка они не боялись. Их заботило другое — не позволить мне унести то, что хранилось в моей голове.

Не дать поделиться с моим владельцем содержимым моего разрушающегося мозга.

Должно быть, то еще было зрелище, когда я, хромая и пригибаясь, в разорванной одежде, с изуродованной рукой, завывая от боли, пробирался через плазу на глазах у изумленных, спешащих убраться с дороги архи. В тот момент я еще не был уверен, что достигну чего-то. Срок службы истекал, у меня, наверное, начало развиваться слабоумие, усугубленное шоком и физической усталостью.

Привлеченный суматохой, с Четвертой улицы прибежал коп; неудобный защитный костюм лишал парня необходимого проворства, но вот его синекожие копии, не нуждающиеся в защите, а потому более активные, сразу рассыпались по площади. В отличие от самого обученного и дисциплинированного взвода вояк они не ждали приказов, прекрасно зная, чего именно хочет их оригинал. Их единственное оружие, пальцы-иглы, покрытые парализующим маслом, могли остановить любого, человека или голема.

Я уклонился от них, взвешивая варианты.

В физическом смысле моя копия не причинила никому никакого вреда. Однако дело принимало рискованный оборот — от неудобства пострадали реальные люди. Предположим, я оторвусь от желтых дуболомов Беты и доберусь до полицейского морозильника. Мой оригинал выплатит штраф за нарушение общественного порядка, и от премии, обещанной за выявление логова банды Беты, ничего не останется. Это во-первых. Во-вторых, копы вполне могут проявить небрежность и не успеют заморозить меня вовремя. В последнее время за ними такое замечалось.

Разумеется, я уже попался на глаза камерам слежения. Но достаточно ли будет записи для проведения надежной идентификации? Лица у Зеленых не очень-то выразительные, а над моим вдобавок потрудились парни Беты.

Так что опознание станет делом нелегким. Оставалось одно: унести мое проштемпелеванное тело туда, где его никто не сможет опознать. Пусть гадают, из-за кого случился весь этот сыр-бор.

Крича и размахивая руками, я заковылял к реке.

Возле набережной меня догнал суровый, усиленный громкоговорителем окрик: «Стой!»

Копы-големы носят громкоговорители там, где у большинства из нас половые органы… Жутковатая замена, которую трудно не заметить.

Слева от меня стали падать камни. Один угодил в мое разлагающееся тело, другой отскочил от тротуара и едва не зацепил настоящего полицейского. Может, теперь Синие обратят внимание на желтых ребят Беты. Клёво.

На этом мысли оборвались, потому что мои ноги потеряли опору. Некоторое время они по привычке еще топтали воздух, а потом я плюхнулся в темную воду.

В том, что я веду рассказ от первого лица, есть одна большая проблема — читатель знает, что я все же добрался до дома в целости и сохранности. Так что никакого саспенса. Да, так уж получилось, что на этом все не кончилось, хотя, возможно, и должно было бы. Некоторые големы создаются ради боя, например, те, которых любители посылают на гладиаторские состязания. Есть, как говорят, и секретные модели, используемые спецвойсками. Других дитто проектируют для удовольствий, жертвуя жизнестойкостью ради императивных клеток наслаждения и высококачественной записи впечатлений. Плати больше — и получишь модель с дополнительными членами или органами восприятия.

Я слишком дешев, чтобы претендовать на удовлетворение фантазий. Но есть одно качество, обязательное для всех моих копий, — гиперосигенизация. Мои дитто умеют надолго задерживать дыхание. Никогда ведь не знаешь, куда заведет работа — тебя могут попробовать отравить газом, бросить в багажник машины или закопать заживо. В моей памяти имеются такие случаи. Этих воспоминаний не было бы, если бы мозг умер слишком быстро.

Я счастливчик.

Успокойся. Отдохни. Это ведь не смерть. Ты — реальный — будешь жить. Твои мечты сохранятся в нем.

Те, что у тебя есть.

В общем-то верно. С философской точки зрения мой оригинал это и есть я. У нас одна память, исключая этот кошмарный день. День, который он провел босиком, в шортах, занимаясь бумажными делами, пока я искал приключений в другом, неведомом для многих городе-двойнике, где жизнь дешевле, чем в романах Дюма. По большому счету моя нынешняя жизнь не имела особенного значения.

Я ответил тихому, вкрадчивому голосу так, как отвечал всегда.

К черту экзистенциализм.

Каждый раз, воплощаясь в копию, временного двойника, я передаю ему инстинкт выживания.

Я хочу жить после жизни.

К тому времени, когда мои ноги коснулись скользкого дна реки, во мне уже созрела решимость испытать судьбу. Конечно, шансов мало, но, может быть, тот, кто сдает, возьмет новую колоду. К тому же меня вел и еще один мотив.

Не дать победить плохим парням. Не позволить, чтобы им все сошло с рук.

Пусть мне не нужно было дышать, но передвигаться по дну реки не очень-то приятно. Ноги то увязали в тягучем иле, то скользили. Сила сцепления отсутствовала, а часики меж тем тикали.

Видимость? Почти нулевая, и я руководствовался памятью и ощущениями. Цель заключалась в том, чтобы пройти вверх по реке к паромным докам. Однако, сделав несколько шагов, я вспомнил, что яхта Клары стоит на якоре в километре от Одеон-сквер. Вниз по течению. Перестав бороться с течением, я отдался на его милость и сосредоточился на том, чтобы держаться поближе к берегу.

Было бы куда легче, если бы в меня встроили регулируемые болевые сенсоры. Без них оставалось только проклинать собственную убогость и дешевизну и корчиться от боли, перенося ногу с одного камня на другой или вытаскивая их поочередно из жадной топи. Невольно вспомнился прочитанный где-то плакат, отражающий отношение к подобным мне созданиям.

Я это я. И пусть осталось жизни мало, я все же ее ценю. И отдаю остаток, прыгая в реку, чтобы сэкономить кому-то несколько кредитов.

Кому-то, кто будет любить мою подружку и пользоваться плодами моих достижений.

Кому-то, кто помнит все, случившееся со мной, кто делит со мной свою память.

Но, ложась на копир, он знает, что останется дома в настоящем теле. А я отправлюсь делать за него грязную работу.

И этот парень никогда не узнает, какой у меня был паршивый день.

Каждый раз перед тем, как воспользоваться копиром и печью, ты как бы подбрасываешь монетку. Когда все закончится, кем ты будешь? Ригом, оригиналом? Или дитто, големом, дублем, роксом?

Чаще всего это не имеет почти никакого значения, если ты до истечения срока службы копии загружаешь в себя ее воспоминания. Тогда две части соединяются в одну. Но что, если дитто пострадал, если ему, как мне сегодня, выпал нелегкий денек?

Я обнаружил, что мысли разбегаются. В конце концов, зеленое тело не рассчитано на интеллект. Поэтому я сосредоточился на неотложном. Переставляй ноги, перетаскивай донную грязь.

Есть места, мимо которых проходишь каждый день, но не обращаешь на них никакого внимания, потому как думаешь, что никогда туда не попадешь. Вроде этой реки. Все знают, что в ней полно дряни. Я то и дело натыкался на мусор, пропущенный тралерами-чистилыщиками: ржавый велосипед, поломанный кондиционер, несколько старых мониторов, таращившихся на меня пустыми глазами зомби. Когда я был ребенком, из воды нередко вытаскивали целые автомобили, иногда с пассажирами. Реальными людьми, не имевшими в те далекие дни возможности отправить в опасное путешествие свои копии.

Те времена имели свои преимущества. В давние дни Горта воняла. Законы по охране окружающей среды вернули ее к жизни. Теперь люди в ней ловят рыбу, а рыба превращает все, что сбрасывает город в реку, в нечто съедобное.

Вроде меня.

Настоящая плоть, упругая и устойчивая. Она не начинает отшелушиваться после двадцати четырех часов жизни. Протоплазма крепка и прочна, и даже утонувший труп еще несколько дней противится распаду.

Но моя кожа слезала еще тогда, когда я разгуливал по суше. Конец можно задержать усилием воли. Ненадолго. Сейчас органические цепи в моем эрзац-теле лопались и исчезали с тревожащей быстротой. Их время истекло. От меня исходил запах, привлекавший охотников за легкой добычей, которые появлялись со всех сторон, готовые ухватить отвалившийся кусочек. Сначала я пытался отбиваться от них, размахивая целой рукой. Но потом понял, что это замедляет мое передвижение и не отпугивает хищников. Поэтому просто побрел вперед, мигая каждый раз, когда изголодавшаяся рыба отхватывала болевой рецептор.

Терпение кончилось, когда они начали охотиться за моими глазами. Зрение мне необходимо.

Слева ударил поток теплой воды. Струя била с такой силой, что сносила меня с курса.

Канал Хан-стрит?

Посмотрим. Яхта Клары где-то у Маленькой Венеции. Это второй сброс отсюда. Или следующий?

Нужно было пройти мимо канала, не дав потоку утащить меня на глубину, и при этом добраться до каменной набережной на другой стороне. К несчастью, мои новые противники, рыбы, получили подкрепление в лице крабов, набрасывающихся снизу. Всех их привлекал запах быстро разлагающейся плоти.

Дальнейшее смешалось — я помню только, что все брел и брел под водой, через мусор, по топкому дну, окруженный стаями кусающихся мучителей.

Говорят, что сколько бы копий ни делалось с одного архетипа, во всех сохраняется по крайней мере одна черта характера. Независимо от того, что меняется, нечто остается неизменным, устойчивым. Переходя от базовой структуры к дублю, от одного факсимиле к другому. Если вы честны, пессимистичны или болтливы в реальной плоти, то схожие качества обнаружатся и в двойнике.

К черту всех, кто говорит, что я не смогу это сделать.

Фраза снова и снова прокручивалась в моем разрушающемся мозгу. Повторяясь в тысячный раз… в миллионный. Она звучала каждый раз, когда меня пронзала боль — в ступне или от укуса рыбы. В этой фразе было нечто больше, чем просто слова. Она стала моим заклинанием. Фокусом моего мира. Мантрой упорства, помогавшей тащиться вперед, волочить по дну бренное тело, переставлять одну раскалывающуюся от боли ногу за другой… пока я не наткнулся на небольшое препятствие.

Некоторое время я тупо смотрел на него. Покрытая слизью и водорослями цепь, тугая и уходящая почти вертикально вверх, соединяла зарывшийся в ил якорь с неким плоским предметом из деревянных планок.

Плавучий док.

А рядом судно, широкое днище которого было усеяно ракушками. Я понятия не имел о том, что это за судно. Я лишь знал, что мое время истекло. Река прикончит меня, если я останусь в ней еще хоть немного.

Пользуясь одной здоровой рукой, я ухватился за цепь и вытащил ноги из вязкой грязи, потом пополз вверх, навстречу яркому свету.

Рыбы, должно быть, поняли, что добыча уходит. Они набросились на меня со всех сторон, хватая все, что можно, метя даже в голову. Даже тогда, когда она высунулась из воды. Ухватившись за док, я напряг память, стараясь припомнить, что делать дальше.

Дыши. Вот оно что. Тебе нужен воздух.

Дыши!

То, как я дышал, совсем не походило на дыхание человеческого существа. Представьте себе звук, напоминающий хлюпанье и издаваемый куском мяса, который вы бросили на разделочную доску и начинаете нарезать. Но все же воду, льющуюся из моего безгубого рта, заменил кислород, и это дало мне сил перебросить ногу через бортик.

Выбравшись полностью из воды, я вдохнул полной грудью, чем расстроил планы речных хищников, вынужденных вернуться в родную стихию ни с чем.

Дрожь сотрясла мое искусственное тело, и какая-то часть меня отвалилась и исчезла под водой, к радости шумно налетевшей на нее живности.

Мои чувства меркли с каждой секундой. Словно со стороны я заметил, что один глаз у меня полностью отсутствует, а другой, вывалившись из глазницы, болтается на ниточке. Я засунул его на место и попытался встать.

Все вокруг шаталось и кружилось. Сигналы, посылаемые мышцам и членам и требовавшие движения, оставались без ответа. И все же мне удалось подняться. Сначала на колени. Потом на те кочерыжки, которые с большой натяжкой можно было назвать ногами.

Скользя по деревянным перилам, я пошлепал по трапу, ведущему к стоящей рядом яхте. Огни стали ярче, я даже отчетливо ощущал вибрацию.

Где-то поблизости звучала веселая музыка.

Опустив голову на перила, я заметил нечто отдаленно похожее на неровное, колеблющееся пламя поверх тонких белых колонн. Свечи… их мягкий свет отражался от столового серебра и хрустальных бокалов. А еще дальше двигались смазанные фигуры…

Люди. Настоящие. Реальные люди, элегантно одетые. Собравшиеся на вечеринку с угощением. Стоят у перил и смотрят на воду.

Я открыл рот, собираясь вежливо извиниться за непрошеное вторжение и… попросить кого-нибудь связаться с моим владельцем. Пусть поспешит и заберет меня, пока мой мозг не превратился в кашу.

Но из горла вырвался лишь хриплый стон.

Какая-то женщина повернулась. Увидела меня, надвигающегося на нее из темноты, и вскрикнула, как будто перед ней возникло некое ужасное порождение речных глубин.

Похоже.

Я протянул руку и застонал.

— О добрая мать Гея… — Голос женщины окреп, когда она поняла, кто я такой. — Джеймсон! Пожалуйста, позвоните Кларе Гонсалес на «Каталину Бэби». Скажите, что ее чертов дружок по ошибке прислал сюда еще одного дитто. Пусть придет и побыстрее уберет это отсюда!

Я попытался улыбнуться и выразить благодарность. Однако нельзя же долго оттягивать неизбежное. Мои псевдосвязки не нашли ничего лучше, как лопнуть именно в этот миг. Все сразу.

Больше я уже ничего не помню, но, как мне рассказали, моя голова откатилась прямиком к ведерку со льдом, в котором охлаждалось шампанское. Кто-то из гостей оказался настолько любезен, что бросил ее к чудесной бутылке «Дом Периньон» 38-го года.

Глава 2

Ладно, пусть Зеленый не добрался домой в целости и сохранности. К тому времени когда я приехал, чтобы забрать его, от него остался лишь охлажденный череп в ведерке со льдом да быстро испаряющаяся лужица на палубе яхты мадам Френкель.

(Примечание. Не забыть сделать подарок мадам Френкель, иначе Клара мне этого не простит.)

Конечно, я забрал мозг вовремя — в противном случае не имел бы сомнительного удовольствия заново пережить этот замечательно мерзкий день, проведенный «мной» в трущобах города-двойника, где пришлось пробираться через коллекторы, чтобы попасть в логово Беты, быть пойманным и избитым его желтыми охранниками, сбежать, прорваться через город, спасаясь от погони, и завершить приключение кошмарным путешествием по дну реки.

Еще не взглянув на помещенный в перцептрон влажный череп, я понял, что наслаждаться ожидающим меня блюдом из острых впечатлений не придется.

Будем же благодарны за то, что получим.

Большинство людей отказываются от загрузки, если полагают, что на долю их двойника выпали неприятные переживания. Риг может предпочесть ничего не знать и ничего не помнить. Пусть то, что испытал роке, умрет вместе с ним. Вот вам еще одно преимущество современной технологии дубликации — плохой день просто уходит в никуда.

Но, на мой взгляд, если ты сделал двойника, то берешь на себя ответственность за него. Этот дитто хотел, чтобы его не списали. Он боролся до конца, чтобы не исчезнуть бесследно. И теперь он стал частью меня, как и сотни других, добравшихся до дома, чтобы разгрузиться, передать мне свою память. Так было всегда, с тех пор как я сделал первую копию в шестнадцать лет.

В любом случае я нуждался в знаниях, которые хранились в этом мозгу, иначе мне будет нечего предъявить клиенту, человеку, не славящемуся терпением и снисходительностью.

В случившемся имелась и хорошая сторона. Бета видел, как моя зеленокожая копия упала в реку и не всплыла. Все сделают вывод, что двойник утонул, унесен в море или пошел на корм рыбам. Если Бета поверит в это, то, возможно, не станет менять место своего убежища, а значит, есть возможность захватить его бандитов врасплох.

Я поднялся со стола, испытывая приступ сенсорного замешательства. Мои настоящие ноги, из костей, мышц и кожи, чувствовали себя так, словно только что передвигались по вязкому дну реки. Крепкий темноволосый мужчина, отразившийся в одном из зеркал, выглядел несколько странно. Слишком здоровым, чтобы быть реальным.

Приятен, свеж твой чистый лик,

Мой понедельничный двойник.

Бормоча этот нехитрый стишок, я внимательно всматривался в морщины, так незаметно, но неуклонно залегающие у настоящих глаз. Даже после загрузки самых обычных впечатлений ощущаешь некоторую дезориентацию, пока свежие дневные воспоминания отыскивают себе место среди 90 миллиардов нервных клеток, на что уходит несколько минут.

По сравнению с этим разгрузка представляется куда более банальным процессом. Копия спокойно просевает содержимое твоего органического мозга, вплавляя Постоянную Волну в свежую заготовку, дозревающую в духовке.

Потом новая копия отправляется в мир, чтобы исполнять твои поручения, пока ты неспешно завтракаешь. Не надо даже говорить, что ей нужно делать. Она уже знает.

Это ты.

Жаль, не было времени изготовить двойника прямо сейчас. Неотложные дела прежде всего.

— Телефон! — сказал я, прижимая пальцы к вискам и стараясь отогнать малоприятные воспоминания о походе по дну реки.

Надо сосредоточиться на том, что узнал мой разведчик о местонахождении логова Беты.

— Имя или номер, — ответил приятный, низкий женский голос.

— Дай мне инспектора Блейна из АТС. Закрытый звонок. Используй скрэмбл. Мне нужен он сам, лично. Если он блокирован, то пошли сигнал «срочно».

Нелл, моему домашнему компьютеру, это не понравилось.

— Сейчас три часа утра, — сообщила она. — Инспектор Блейн не на дежурстве, и двойника в активном режиме у него нет. Хотите еще раз прослушать, что он сказал, когда вы разбудили его в прошлый раз? Он пригрозил обвинением в нарушении гражданских прав на частную жизнь, что грозило штрафом в пятьсот…

— А потом он поостыл и снял обвинение. Соедини, ладно?

Голова буквально раскалывалась.

Словно предвидя, что мне понадобится, Нелл приготовила стакан шипучей смеси, который я выпил залпом в ожидании ответа на звонок. Переговоры двух компьютеров проходили, разумеется, в спокойных тонах. Разумеется, машина Блейна хотела сама принять сообщение, а не будить босса.

Я уже переодевался, натягивая громоздкий защитный комбинезон, когда на связь вышел лично инспектор Ассоциации Трудовых Субподрядчиков, еще толком не проснувшийся и недовольный. Я сказал, чтобы он заткнулся и встретил меня возле Теллер-билдинг через двадцать минут. Если, конечно, у него есть желание закрыть наконец дело Уэммейкер.

— И организуй прибытие первоклассной группы захвата, — добавил я. — Большой, чтобы не получилось еще одной месиловки. Помнишь, сколько жалоб было в прошлый раз?

Блейн выругался, увесисто и многословно, но мне все же удалось привлечь его внимание. Я даже расслышал гудение промышленной печи, способной отпечатать зараз три копии класса «крепыш». Блейн не скупился на выражения, однако, когда к тому вынуждали обстоятельства, отличался разворотливостью.

Я тоже. Дверь любезно распахнулась, и голос лектора переключился сначала на мое перенос-устройство, а потом на машину. Когда Блейн наконец успокоился и отключился, я уже мчался через предутренний туман к центру города.

Я застегнул ворот шинели и надвинул поглубже шляпу, придав себе вид настоящего частного сыщика. Всю мою форму сшила вручную Клара, пользуясь специальными высокотехничными тканями, которые она умыкнула со склада резервистов. Классный материальчик. И все же защитные слои не давали полной уверенности. Современное оружие способно взрезать любую текстильную броню. Самым разумным, как всегда, было бы послать копию, но я живу слишком далеко от Теллер-билдинг. Моя маломощная домашняя печь просто не успела бы изготовить двойника в оставшееся до встречи с Блейном время.

Отправляясь на операцию лично, я неизменно чувствую себя не в своей тарелке. Мурашки по коже. Ощущение уязвимости. Настоящая плоть не предназначена для риска. Но разве у меня был выбор?

Настоящие люди все еще живут в некоторых самых высоких зданиях, откуда открываются роскошные виды, оценить которые способны лишь органические глаза. Но остальная часть Старого города стала обителью призраков и големов, каждое утро отправляющихся на работу из печей своих владельцев. Сотни рабочих в дешевой пестрой одежде выходят из автобусов, маршруток и фургонов. Все они такие разные и вместе с тем до невозможности одинаковые.

Налет надо было закончить до массового наплыва двойников, поэтому Блейн поспешно разместил свои силы в двух кварталах от Теллер-билдинг. Пока инспектор расставлял взводы и раздавал защитное снаряжение, его адвокат-дубль вел переговоры с закованным в броню копом, выторговывая разрешение на использование частных сил.

Мне ничего не оставалось, как грызть ноготь, наблюдая за наступающим рассветом. Сумерки рассеивались, и уже можно было различить неясные фигуры великанов, бродящих по каньонам метрополии, — жуткие образы, которые привели бы в ужас наших предков. Один такой силуэт прошел под уличным фонарем, отбрасывая колеблющиеся тени высотой в несколько этажей. Низкий протяжный стон эхом устремился в нашу сторону, и земля задрожала под ногами.

Дело надо заканчивать побыстрее, пока это чудище не подошло ближе.

На тротуаре валялась бумажка, фантик от конфеты. Странно, в этом районе такого рода мусор в диковинку. Я сунул ее в карман. Обычно улицы города двойников безупречно чисты, ведь големы не едят и не сплевывают. Зато трупов по сравнению с временами моего детства стало куда больше.

Главная забота копа — убедиться, что среди сегодняшних тел нет настоящего. Черный двойник Блейна, поспорив еще какое-то время, убедился в бесплодности переговоров и, пожав плечами, принял условия города. Наша армия была готова. Две дюжины пурпурных бойцов, бесполых и гибких, некоторые в масках, выдвинулись из места сосредоточения.

Я бросил взгляд в сторону бульвара Аламеда — гигантский силуэт исчез. Но будут другие. Надо спешить или мы рискуем затянуть до часа пик.

К великой радости Блейна, его наемники застигли бандитов врасплох.

Наши бойцы прошмыгнули мимо внешних детекторов в рабочих машинах, переодетые в форму обслуживающего персонала и под видом големов-курьеров, доставляющих утреннюю почту, и добрались уже до входа, когда датчики обнаружили спрятанное оружие и подняли тревогу.

Десяток желтокожих парней Беты высыпали навстречу, открыв огонь. Разгорелось настоящее сражение: глиняные гуманоиды били друг друга, теряли руки и ноги, попадая под пущенные камни, эффектно взрывались, приняв удар зажигательных иголок, или превращались в столбы пламени.

Как только стрельба стихла, женщина-коп выступила из укрытия со своими синекожими двойниками, отмечая нарушения и фиксируя повреждения, причиненные обеими сторонами, все, что могло стать основанием для наложения немалого штрафа. В целом же участники конфликта игнорировали полицию. Разборка была чисто коммерческим делом и не представляла интереса для властей штата, которые вмешались бы в происходящее только в том случае, если бы от действия сторон пострадали реальные люди.

Надеясь, что все так и останется, я укрылся вместе с настоящим Блейном за припаркованной машиной, откуда наблюдал за тем, как «крепыши» инспектора носились туда и сюда, подгоняя Пурпурных. Последние, не будучи гигантами мысли, отличались чувством ответственности и умели работать быстро и эффективно. У нас было всего несколько минут, чтобы проникнуть внутрь и спасти украденные матрицы, прежде чем Бета уничтожит все свидетельства своего пиратства.

— А как насчет канализации? — спросил я, вспомнив, каким путем проник в логово противника мой зеленый двойник.

При мысли об этой омерзительной экскурсии меня передернуло.

Широкое лицо Блейна скривилось за полупрозрачным визором, на котором мелькали какие-то символы и схемы. Инспектор слишком старомоден, чтобы пользоваться глазными имплантатами. А может, ему просто нравится показуха?

— Я отправил туда робота, — пробурчал он.

— Робота можно обмануть.

— Только если у них хватит ума закачать новую программу. Это кабелеукладчик из департамента санитарии. Тупой как камень. Его задача — протянуть кабель через канализационные трубы в подвал и выйти к туалету Беты. Мимо него не прошмыгнешь, это я обещаю.

Я недоверчиво хмыкнул. Впрочем, наша главная проблема не в том, чтобы перекрыть пути отхода, а в том, чтобы добраться до улик, прежде чем они растают.

Дальнейшему обмену комментариями помешал любопытный эпизод. Женщина-коп отправила своего двойника на прогулку в самую гущу боя! Не обращая внимания на свистящие пули, синекожий подошел к лежащему на поле битвы голему, ткнул его ногой и, убедившись, что тот выбыл из строя, отрубил ему голову и сунул трофей в мешок для возможного последующего допроса.

Впрочем, я бы не ждал от такого допроса слишком многого. Бета отличался завидной осторожностью в обращении с дитто, использовал фальшивые идентификационные ярлыки и программировал их мозг на самоуничтожение в случае попадания в чужие руки. Если бы мы узнали его настоящее имя, это было бы огромным успехом и фантастической удачей. Что касается меня, то я был бы счастлив вывести из-под контроля Беты хотя бы это конкретное предприятие.

Казалось, улица качается от шумных взрывов, а дым, уже затянувший входы в Теллер-билдинг, добрался и до машины, за которой укрылись мы с Блейком. Что-то сорвало с меня шляпу и погладило шею. Тяжело дыша, я пригнулся пониже и сунул руку в карман за фиберскопом, чтобы поглядеть на происходящее без риска для жизни. Он скользнул к капоту автомобиля, поднялся на почти невидимой ножке, повернулся, автоматически нацеливая крошечные гелевые линзы на поле боя и передавая «картинку» на имплантат в моем левом глазу.

(Примечание. Этому имплантату уже пять лет. Старье. Пора подновить? Или тебя еще тошнит после прошлого раза?)

Синий коп-двойник все еще проверял тела и фиксировал повреждения, а тем временем Пурпурные усилили натиск, прорываясь по всем направлениям с отчаянной отвагой фанатиков. На моих глазах насколько шальных снарядов задели голема-полицейского. Беднягу развернуло, тестоподобные куски плоти разметало по стене. Двойник покачнулся и, содрогаясь, согнулся пополам. Судя по всему, болевые рецепторы у него функционировали. Пурпурные наемники способны действовать без осязательных клеток, не обращая внимания на раны и ведя огонь с обеих рук. Но у Синих чувства и ощущения реального копа усилены. Они воспринимают боль и испытывают страх. Ух, подумал я. Наверное, больно.

Любой, кто наблюдал страдания искалеченного бедолаги, посоветовал бы ему самоуничтожаться. Вместо этого голем выпрямился, передернул плечами и, хромая, продолжил работу. Лет сто назад это сочли бы проявлением героизма. Но теперь мы все знаем, какой тип личности наиболее подходит для службы в полиции и кто и зачем туда идет. Вероятно, женщина-коп загрузит в свою память впечатления двойника и… будет наслаждаться его страданиями и мучениями. Зазвонил телефон. Судя по пульсу, что-то срочное. Нелл не стала бы беспокоить меня по пустякам, трижды постучал по верхнему правому клыку:

— Да.

Перед левым глазом появилось лицо. Женщина, чьи бледно-коричневые черты и золотистые волосы знают на всем континенте.

— Мистер Моррис, мне поступают сообщения о налете в районе Теллер-билдинг. Это ваша работа? Вы уже обнаружили похищенную у меня собственность?

Сообщения?

Подняв голову, я увидел повисшие над полем боя зонды — камеры с логотипами известных медиа-агентств. Стервятники быстро почуяли запашок.

Я едва удержался от едкого комментария. Клиенту приходится отвечать вежливо.

— Э-э… пока еще нет, маэстра.

Блейн схватил меня за руку. Я прислушался.

Взрывы прекратились. Выстрелы еще были слышны, но звучали глуше, из глубины здания.

Я поднял голову. Осторожно. Женщина-коп протопала мимо нас в своей тяжелой броне, сопровождаемая голыми дубликатами.

— Мистер Моррис? Вы что-то сказали? — Ее прекрасное лицо нахмурилось. Я бы моргнул, но оно все равно не исчезло бы. — Полагаю, вы должны держать меня в курсе…

На площади появились уборщики, Зеленые и Розовые-в-полоску, похожие на разноцветные карамельки и вооруженные щетками и водососами. Надо спешить — скоро час пик, и сюда хлынут сотни работников. В здание, где продолжался бой, они не совались.

— Мистер Моррис!

— Извините, маэстра, — ответил я. — Сейчас говорить не могу. Позвоню, когда что-то узнаю.

Прежде чем она успела сказать слово, я нажал на коренной зуб, оборвав разговор. «Картинка» в левом глазу пропала.

— Ну? — спросил я Елейна.

На его взоре расцвел целый букет сигналов, понять которые я смог бы, будучи кибердитто. Оставаясь всего лишь органическим существом, я ждал.

— Вошли.

— А матрица?

Блейн ухмыльнулся:

— Есть! Сейчас ее приведут.

Впервые за все последнее время у меня появилась надежда на благополучный исход. Пригнувшись, я подбежал к тротуару, куда откатилась моя шляпа, и напялил эластичную броню на голову. Клара не поняла бы меня, если бы я остался без защиты.

Мы поспешили к зданию мимо уборщиков и поднялись по ступенькам к главному входу. Разбитые тела и куски псевдоплоти таяли, превращаясь в многоцветную дымку, что придавало полю боя оттенок сюрреализма. Вскоре мертвецы исчезнут, останутся лишь выщерблины на стенах и быстро затягивающиеся окна. Да еще осколки огромной двери, разбитой на куски при штурме.

Свалившиеся будто с неба ньюсы забросали нас вопросами. В моей работе полезно оказаться на виду, но только в том случае, если есть хорошие новости. Поэтому я прикинулся глухонемым и пребывал в таком состоянии до тех пор, пока пара «крепышей» Блейна не вышли из подвала, держа под руки кого-то невысокого и крупного.

С белой, похожей на сияющий под солнцем снег кожи капала вязкая предохранительная жидкость, на гладкой голове темнели пятна синяков, но, несмотря ни на что, и лицо, и фигура сохраняли сходство с оригиналом.

С женщиной, которая только что разговаривала со мной. С Ледяной Принцессой. С маэстрой «Студии Нео» Джинин Уэммейкер.

Блейн приказал своим ребятам побыстрее убрать матрицу в презервационный танк, чтобы сохранить ее до дачи показаний. Однако спасенная уже заметила меня и резко притормозила. Голос, несколько суховатый и усталый, все же не утратил того знойного аромата, который сделал его знаменитым.

— Мистер Моррис… Вижу, вы не жалеете моих денег. — Она взглянула на разбитые окна, многие из которых так и не смогли восстановиться, и остатки двери. — Полагаете, что я заплачу за все это?

Ценное замечание. По крайней мере я выяснил кое-что интересное. Во-первых, ее похитили после того, как Джинин Уэммейкер наняла меня, иначе копия просто не знала бы, кто я такой.

А еще я увидел, что, несмотря на долгое пребывание в растворе ВД-90 и перенесенные физические оскорбления, двойник Джинин сумела сохранить ту высокомерную чувственность, которой ее владелица наделяла каждую копию. Без парика, с синяками на лице, мокрая, недавняя пленница держалась, как богиня. И даже избавление от мук, уготованных ей Бетой, не научили ее благодарности.

А чего ты ожидал? Почитатели Уэммейкер — больные люди.

Неудивительно, что многие из них покупают дешевые, «левые» копии, изготавливаемые Бетой.

Блейн ответил двойнику так, словно перед ним была настоящая Уэммейкер. Ее присутствие подавляло.

— Естественно, АТС вправе ожидать некоторой компенсации. Для проведения спасательной операции нам пришлось задействовать значительные ресурсы…

— Ни о какой спасательной операции не может быть и речи, — поправила его Джинин-копия. — У меня нет продолжения. Вы же не думаете, что мой оригинал пожелает загрузить в свою память жуткие воспоминания. Речь идет о возвращении украденной собственности, вот и все.

— Бета похищал ваши копии прямо с улицы, используя их в качестве матриц для производства «пиратских» факсимиле.

— Нарушая мое авторское право. А вы положили этому конец. Отлично. За это я и плачу АТС. Чтобы они ловили нарушителей, работающих без лицензии. Что касается вас, мистер Моррис, то ваши услуги будут оценены по достоинству. Только не делайте вид, что совершаете нечто героическое.

Изящное тело задрожало, кожа покрылась сетью тоненьких трещинок, углубляющихся с каждой секундой. Она взглянула на пурпурных «крепышей».

— Ну? Вы собираетесь что-то делать со мной? Или будете ждать, пока я растаю?

Удивительно. Копия знала, что ничто из ее «жизни» не сохранится, ничто не перейдет в очаровательную головку Джинин. Все закончится тем, что ее мозг, ее псевдомозг, будет «просеян» на предмет обнаружения улик против Беты. И тем не менее она демонстрировала завидное самообладание. Самоуверенность. Достоинство и надменность.

Блейн поспешно отправил «крепышей» к месту назначения, и они потащили копию Джинин Уэммейкер мимо полосатых уборщиков, синекожих копов, через площадь, усеянную кусками тел тех, кто всего несколько минут назад принимал участие в ожесточенном сражении. Перехватив взгляд, которым инспектор провожал двойника, я подумал, уж не является ли он одним из поклонников маэстры. Может, и он тайком покупает ее копии?

Но нет, Блейн только фыркнул.

— Дело не стоит затрат. Сколько расходов! Риск! И все потому, что примадонна не сочла нужным приставить телохранителей к своей копии. Ничего бы этого не было, заложи она в них программы самоуничтожения.

Я не стал спорить. Блейн один из тех, кто относится к технологии копирования людей сугубо прагматически. Для него двойники — всего лишь полезные инструменты, не более того. Но я-то понимал, почему Джинин Уэммейкер не желает имплантировать в свои дубли дистанционно активируемые бомбы.

Когда я становлюсь дитто, мне нравится считать себя бессмертным. Так легче пережить серый день.

Полицейские убрали ограждения вовремя, как раз к тому моменту, когда огромные неуклюжие динобусы и веретенообразные троллейбусы начали выплевывать на площадь свой груз: серых големов-клерков, более дешевых зеленых и оранжевых рабочих, полосатых уборщиков… Проходившие по Теллер-плаза с удивлением пялились на поврежденные стены. Серые тут же подключались к службам новостей, желая узнать подробности недавнего боя. Некоторые указывали на меня и Блейна, откладывая в память необычные впечатления, чтобы в конце дня поделиться ими со своими архи.

Бронированная женщина-коп подошла к Блейну с предварительной оценкой ущерба и возможными суммами штрафов. Уэммейкер права — АТС придется платить по счетам, по крайней мере до тех пор, пока мы не поймаем наконец Бету и для него не настанет час расплаты. Когда это случится, Блейну надо уповать лишь на то, что у Беты окажутся достаточно глубокие карманы и что АТС успеет запустить в них руки раньше других.

Инспектор пригласил меня спуститься в подвал, где находилось подпольное предприятие Беты. Но мне это было ни к чему. Несколько часов назад «я» уже побывал там, и моя керамическая шкура изрядно пострадала от тумаков терракотовых бойцов Беты. В любом случае в распоряжении АТС имелась дюжина первоклассных эбеновых аналитиков, которые гораздо лучше экипированы для осмотра места преступления. Снабженные специализированными чувствами, они могли — при везении — отыскать хоть какой-то ключик, дающий возможность установить подлинную личность Беты и его местонахождение.

Как будто от этого будет польза, — думал я, выходя на свежий воздух. — Бета тот еще хитрец. Я охочусь за ним уже несколько лет, и он всегдаускользает.

От полиции, конечно, тоже мало проку. Похищение копий, дитнэппинг и нарушение авторских прав считались гражданскими преступлениями еще со времен Большой Дерегуляции. Уголовное преследование могло грозить Бете только в случае нанесения ущерба реальным людям, а этого он тщательно избегал. Вот почему его поведение прошлым вечером представлялось мне таким странным. Преследовать моего зеленого двойника до Одеон-сквер, метать в него камни с риском попасть в архи… это указывало на нечто близкое к отчаянию.

Выйдя из здания, я окунулся в бурлящую толпу, состоявшую из дитто. Как реальный человек, я имел преимущество в выборе дороги, а потому, не желая нюхать запахи, исходящие от разлагающихся тел, поспешил с места боя. Подумать было о чем.

Прошлым вечером Бета, похоже, был расстроен. Ему случалось захватывать меня и раньше, но никогда допросы не проводились с такой жестокостью.

Обычно он просто убивает меня. Без злобы. Без обиды. По крайней мере насколько мне известно. Так было тогда, когда мне удавалось восстановить память моих двойников.

Причины, заставившие парней Беты мучить моего Зеленого прошлым вечером, привели их к тому, что они утратили бдительность. Вдоволь потешившись, они оставили меня, связанного, в подвале фабрики между двумя автоматическими печами, штамповавшими дешевые копии Уэммейкер с украденного эбенового двойника. Потеряв бдительность, желтокожие не потрудились проверить, есть ли у меня припрятанные инструменты. Удрать из подвала оказалось куда легче, чем проникнуть туда — не слишком ли легко? — хотя вскоре Бета спохватился и бросил своих ребят в погоню.

И вот я вернулся. Победа за мной? Закрытие фабрики — серьезный удар по пиратскому производству Беты. Так откуда же чувство незавершенности?

Уходя подальше от уличного шума — безобразной какофонии пронзительных гудков маршруток и утробного рева дино, — я забрел на улицу, помеченную полосками светящейся ленты, специально настроенной так, чтобы раздражать человеческий глаз.

«Не подходить! — визжала трепещущая на ветру пленка. — Структурная опасность! Не подходить!»

Такие предупреждения, воспринимаемые только реальными людьми, становятся обычным явлением по мере того, как здания в этой части города все более страдают от недостатка внимания. К чему заботиться о поддержании домов в порядке, если их единственные обитатели — недолговечные, легко восполняемые глиняные подобия людей? О, это по-своему замечательные трущобы. Чистота в сочетании с распадом. Ирония дерегулирования, придающая очарование этим диттобургам.

Отведя глаза, я прошел мимо яркого предупреждения. Никто не запретит мне идти туда, куда я хочу! В любом случае шляпа должна защитить от падающего мусора. Вдоль улицы стояли баки-рециклеры с подведенными к ним наклонными трубами, куда сбрасывались отходы псевдоплоти из зданий по обеим сторонам дороги. Не все дитто приходят домой для разгрузки воспоминаний в конце рабочего дня. Созданные для унылой, однообразной работы просто трудятся до предела, запрограммированные на приятие такого существования, а потом чувствуют особый сигнал, призывающий их упокоиться в одном из мусорных баков.

Что касается меня, то я слышал зов постели. После долгого дня — чувство такое, что это был не один день — хорошо бы изготовить очередные копии и сладко уснуть.

Посмотрим, — размышлял я. — Что мне нужно? Кроме дела Беты, на мне висит еще с полдюжины дел помельче. Большинство из них требует интеллектуальной работы. С ними я справлюсь дома, приготовив эбеновую копию. Дороговато, конечно, зато эффективно.

Не обойтись, конечно, и без Зеленого. На него ляжет бремя хозяйства. Покупки, стирка, уборка. Подстричь траву на лужайке.

Остальная работа в саду — пересадка и обрезка — подпадала под категорию хобби/удовольствие. Это я приберегу для себя лично. Возможно, на завтра.

Итак, двух будет достаточно? Серые не понадобятся. Если ничего не случится.

За баками-рециклерами дома расступались — улицы уходили на юг, к старой парковке. Над головой висели натянутые вручную веревки, утренний ветерок раскачивал дешевую одежду. По шатким пожарным лестницам разносились громкие крики, звучала разудалая музыка.

В наше время всем необходимо хобби. Для некоторых оно — вторая жизнь. Отправив двойника в голем-сити, они объединяются с таким же чудаками в придуманные семьи, занимаются мнимым бизнесом, разыгрывают драмы, ведут войны с соседями. «Глиняные оперы», по-моему, так это называется. Целые кварталы захвачены подражанием Италии эпохи Возрождения или Лондону времен блицкрига. Стоя под хлопающими на ветру тряпками и слушая рвущую барабанные перепонки музыку, я лишь прищурился, чтобы представить себя в гетто столетней давности.

Почему-то романтика этого сценария не трогала мое воображение. Реальные люди так больше не живут. С другой стороны, какое мне дело до того, как другие проводят свободное время? Быть големом это всегда вопрос выбора.

Или почти всегда.

Вот почему я продолжаю работать по делу Беты, несмотря на бесконечные неприятности — например, несколько моих двойников вообще исчезли бесследно. Промышленное воровство Беты имеет немало общего с рабством древних времен. В основе его прибыльного криминального бизнеса лежит психопатология. Парню требуется медицинская помощь.

В общем, в Диттотауне хватало всевозможных экзотических уголков и закоулков — фабрики, словно взятые из романов Диккенса, сказочные центры развлечений, военные зоны. Имели ли достопримечательности этой улицы какое-то отношение к моему делу? Еще до налета на логово Беты весь район просканировали воздушные камеры АТС. Но человеческий глаз способен замечать то, что недоступно машинам. Например, выщерблины на камнях, оставленные пулями. Недавние. Пальцы ощущали свежесть наложенных швов.

Ну и что? Здесь такое в порядке вещей. Ничего странного. Не люблю совпадений, но в данный момент мой главный приоритет в том, чтобы уладить все с Блейном и отправиться домой.

Повернув назад, я пошел по той же улице с баками-рециклерами, но вдруг остановился — сверху донесся тихий шепот.

Кто-то звал меня по имени. Я поспешно отступил в сторону, сунул руку за пазуху и одновременно посмотрел вверх.

Шепот повторился, привлекая мое внимание к трубе, спускавшейся с одного из верхних этажей к мусорному баку. Приглядевшись, я разобрал внутри полупрозрачного мусоропровода скорчившуюся фигурку, неясный силуэт. До конца трубы оставалось не более двух метров, и бедняга держался из последних сил, расставив ноги и цепляясь пальцами за какую-то трещину в пластике.

Все эти старания были, конечно, напрасны. Жизнь несчастного висела на волоске, и кислотные испарения, поднимавшиеся снизу, уже натянули этот волосок до предела. Рано или поздно в трубу прыгнет еще один дитто, и тогда оба свалятся в котел, где превратятся в малоприятный суп.

И все же так случается. Особенно с подростками, не привыкшими к новому, вторичному циклу жизни с рутинной смертью и тривиальным возрождением. На стадии переработки ими зачастую овладевает паника. Что ж, вполне естественно. Впечатывая воспоминания и перенося свою душу в глиняную куклу, ты передаешь ей не только список поручений. Твоя копия принимает инстинкт выживания, наследство той давней эпохи, когда люди знали лишь один вид смерти. Тот вид, которого нужно бояться.

Все сводится к личности. Как говорят в школе: не делай двойников, если не можешь с ними расстаться.

Я поднял пистолет.

— Ну что, приятель, мне…

И тут я снова это услышал. Произнесенное шепотом имя.

— Мо-ор-р-ри-ис-с-с-с-с-с!

Я моргнул, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Это чувство можно пережить только в настоящем теле. С настоящей душой, при наличии той нервной системы, которая реагировала на тени во тьме, когда тебе было шесть лет.

— Хм… Я тебя знаю?

— Не так хорошо… как я знаю тебя.

Я убрал оружие. Разбежался, подпрыгнул и, ухватившись за край бака, подтянулся. Легко, даже не вспотел. Одна из важнейших ежедневных задач, когда ты реальный, состоит в поддержании старого тела в форме.

Поднявшись на крышку, я оказался ближе к испарениям. Голем в последний час жизни находит этот аромат даже приятным. Меня, человека органического, от него тошнило. Но теперь я лучше видел фигуру за мутным пластиком, видел следы пептидного истощения, диуренального распада, видел ввалившиеся щеки и осевшие надбровные дуги, болезненно-желтую кожу, еще недавно ярко-банановую. Но все же, несмотря на все эти необратимые перемены, я узнал в чахнущем големе одного из приближенных Беты.

— Похоже, ты влип, — заметил я, вглядываясь в пленника мусоропровода.

Не один ли это из тех Желтых, которые мучили меня вчера, когда я был Зеленым? Не этот ли метал в меня камни на Одеон-сквер? Должно быть, он успел выскочить из подвала до того, как туда ворвались «крепыши» Блейна. Потом поднялся на один из верхних этажей и прыгнул в трубу, влекомый призрачным шансом на спасение.

У меня сохранилось яркое воспоминание об одном подручном Беты, с мерзкой ухмылкой воздействовавшем на мои болевые рецепторы. Надо признать, делал он это мастерски, потому что даже мой зеленый двойник испытывал малоприятные ощущения. (У первоклассных копий есть свои недостатки.) Помню, я все время спрашивал себя: зачем? Что он надеялся достичь пытками? Половина тех вопросов, которые задавал этот палач, не имели никакого смысла!

Так или иначе, перенести боль мне помогла глубокая уверенность. Это не имеет значения, повторял я себе снова и снова.

И верно. Это не имело большого значения.

С какой стати жалеть этого страдающего голема?

— Я здесь уже давно, — сказал он. — Пришел узнать, почему нет связи…

— Давно?

Я взглянул на часы. Со времени штурма здания прошло не более часа.

— …и увидел, что все захвачено! За мной гнались… я залез в трубу, закрыл крышку… я думал…

— Стоп! «Захвачено», говоришь? Ты имеешь в виду только что? Штурм…

Его лицо быстро проседало. Слова, вылетавшие изо рта, становились все неразборчивее. Это были уже не слова, а какие-то булькающие звуки.

— Сначала я думал, что за всем этим стоишь ты. Столько лет охотился за мной… Но теперь… у тебя нет ни одной ниточки… как обычно… Моррис-с-с.

Я не за тем вдыхал вонючие пары, чтобы выслушивать оскорбления.

— Ладно, не будем о ниточках. Я провел эту операцию и прикрыл твою фабрику. И остальные…

— Слишком поздно! — Голем горько рассмеялся. Кто-то мог бы подумать, что у него приступ кашля. — Все уже захвачено…

Я шагнул ближе, закрывшись ладонью от тошнотворного запаха разлагающейся плоти. Его время наступило, должно быть, уже несколько часов назад, но голем держался напряжением воли.

— Захватили, говоришь? Кто? Какой-то другой проходимец? Назови мне имя!

Ухмылка буквально рассекла его лицо. Куски псевдокожи отвалились, обнажая рассыпающийся керамический череп.

— Иди к Альфе… скажи, Бета… пусть защитит…

— Что? Куда идти?

— Источник! Скажи Ри…

Что-то щелкнуло. Похоже, в ноге Беты. Ухмылка исчезла, а то, что осталось от лица, исказилось гримасой страха. На мгновение мне показалось, что в туманных глазах голема можно увидеть Постоянную Волну Души.

Он застонал и провалился вниз.

До меня донесся всплеск, зловонные пары ударили в нос. Все, что я смог, это произнести неубедительное благословение:

— Прощай.

Я спрыгнул с бака. Чего мне не хотелось, так это забивать голову параноидальным бредом Беты. Тем не менее наш разговор уже был записан имплантантом в моем глазу. Попозже эбеновый двойник постарается добраться до сути сказанного.

Работа вроде моей требует концентрации. И способности определять, что важно, а что нет.

Поэтому я постарался выбросить случившееся из головы.

До следующего раза.

Вернувшись на Аламеду, я решил не ждать, пока Блейн закончит с подвалом. Пусть отправит мой отчет д-мейлом. Работа закончена. По крайней мере моя.

Я подходил к машине, когда за спиной прозвучал женский голос:

— Мистер Моррис?

На миг я представил, что это Джинин Уэммейкер, реальная, поспешившая через весь город, чтобы поздравить меня с успехом. Да, знаю, размечтался.

Повернувшись, я увидел брюнетку. Выше маэстры. Не столь роскошная. С более узким лицом и высоким голосом. И все же посмотреть было на что. У человеческой кожи, наверное, десять тысяч оттенков. У нее был коричневый. Но такой, какого не найти и среди десяти тысяч взятых с улицы людей.

— Да, это я.

Она взмахнула карточкой со сложным узором сливающихся в пятно символов, что автоматически включило оптику в моем левом глазу, но рисунок оказался то ли слишком запутанным, то ли совершенно новым, и моя устаревшая система дешифровки образов не сработала. Раздосадованный, я нажат на резец, отправив «картинку» в запасник памяти. Пусть Нелл на досуге займется.

— Чем могу помочь, мисс?

Наверное, еще одна охотница за новостями или извращенка, помешанная на острых ощущениях.

— Прежде всего позвольте поздравить вас с утренним успехом. Вы стали знаменитостью, мистер Моррис.

— Всего на пятнадцать секунд, — машинально ответил я.

— О, думаю, намного дольше. Ваши таланты привлекли наше внимание еще до этого сражения. Вы можете уделить мне минутку? Кое-кто хочет познакомиться с вами.

Она кивнула в сторону припаркованного неподалеку шикарного лимузина. «Юго», весьма дорогая модель.

Я прикинул варианты. Маэстра ждет моего звонка с уверениями, что ее фальшивые копии перестанут наводнять рынок. Но, черт возьми, я человек. У меня было чувство, что отчет уже представлен Джинин, той белоснежной копии. Зачем повторять одно и то же? Нелогично, знаю. Однако незнакомка дала мне повод отложить исполнение неприятной обязанности.

Я пожал плечами:

— Почему бы и нет?

Она улыбнулась и взяла меня за руку, как делали, наверное, в добрые тридцатые, а я подумал: чего же ей от меня надо? Некоторые из этой пресс-братии обожают вертеться рядом с детективом после шумного дельца… хотя репортеры редко катаются на «юго».

Дверца лимузина с легким шипением отошла в сторону, и мне почти не пришлось пригибаться, забираясь в салон. Внутри было темно и роскошно. Биолюминесцентные светильники и настоящие деревянные панели. Мягкие подушки из псевдокожи с соблазнительным вздохом приняли мою задницу, вызвав ассоциацию с пухлыми коленями пышной красотки. На подсвеченных полках бара засияли хрустальные графины и кубки.

И здесь же, на заднем сиденье, заложив ногу за ногу, сидел с видом хозяина всей этой роскоши бледно-серый голем.

Немного странно видеть рокса разъезжающим с важным видом в лимузине в сопровождении очаровательной риг-ассистентки, но трудно найти лучший способ щегольнуть богатством. Сидевший в машине выглядел так, словно он родился Серым. Серебристые волосы, кожа с металлическим отливом, высокие скулы… как ни посмотри, не Серый, а скорее Платиновый.

Лицо знакомое. Я попытался переслать его изображение Нелл, но лимузин был экранирован. Платиновый голем улыбнулся, словно знал, что случилось. Мне стало не по себе, и даже мысль о том, что это существо не обладает никакими гражданскими правами, не уменьшила дискомфорта.

Ну и что? Это не помешает ему купить тебя и продать за одну секунду, — подумал я, устраиваясь в углу.

Брюнетка заняла место между нами. Открыв холодильник, она достала бутылку «туборга» и налила мне стакан. Обычная любезность.

— Мистер Моррис, позвольте представить вика Энея Каолина.

Мне удалось не выказать удивления. Вот почему он показался мне знакомым! Будучи одним из основателей «Всемирных печей», компании, производящей весь ассортимент продукции дублирования людей, Каолин считался едва ли не богатейшим человеком на Тихоокеанском побережье. Строго говоря, уважительное «вик» — что-то вроде «мистер» — употребляется только в сочетании с именем реального, имеющего право голоса человека. Но не придерживаться же условностей, если этот парень хочет, чтобы его двойника называли именно так. Да пусть хоть лордом Пубой себя называет.

— Приятно познакомиться, вик Каолин. Чем я могу быть вам полезен?

Элегантный дитто сдержанно улыбнулся и кивком указал на уборщиков, все еще занятых очисткой площади.

— Поздравляю с успехом, мистер Моррис. Вы загнали в угол опасного врага. Хотя концовка не совсем в моем вкусе. Столько жестокости и насилия. Чересчур.

Неужели Теллер-билдинг принадлежит Каолину? Но станет ли триллионер присылать свою копию для того, чтобы вручить детективу уведомление о штрафе за нанесенный зданию ущерб? Что, более важных дел не нашлось?

— Я лишь вел расследование. Операцию осуществляла АТС.

— АТС хочет создать впечатление активного и решительного борца с дитнэппингом и пиратством, — заметила молодая женщина.

Она не договорила, потому что Каолин поднял руку.

Отличная работа, — подумал я, — даже вены проступают.

— Дело не в АТС, — спокойно сказал он. — Мы хотим воспользоваться вашими услугами.

Интересно. Наверняка у Каолина достаточно служащих, которые могли бы позаботиться о вопросах безопасности. Если он нанимает постороннего, значит, речь идет о чем-то экстраординарном.

— Следовательно, вы явились сюда не из-за этого.

Я сделал жест в сторону неприбранной площади.

— Конечно, нет, — отозвалась брюнетка. — Мы уже обсуждали вашу кандидатуру.

— Неужели? — Двойник Каолина мигнул, потом покачал головой. — Не важно. Вас заинтересовало мое предложение, мистер Моррис?

— Разумеется.

— Хорошо. Тогда составьте нам компанию. — Он снова поднял руку, останавливая возможные возражения. — Раз вы здесь лично, то я заплачу вам по высшей ставке как за консультацию. А потом вы сами решите, беретесь за дело или отказываетесь. На условиях конфиденциальности, договорились?

— Договорились.

Оба телефона, его и мой, среагировали на ключевое слово «конфиденциальность». Убрав последний несколько минут разговора из латентной памяти, они отметили их штампом «дата/время» и обозначили как временный контракт.

Лимузин тронулся.

— Моя машина… Ассистентка Каолина сотворила весьма сложный жест, быстро перебрав пальцами невидимую панель. В следующее мгновение в моем левом глазу появилось сообщение из «вольво» с просьбой разрешить перевести автопилот под управление «юго». Если я соглашусь, мой автомобиль последует за лимузином.

Я постучал по резцу. Хорошая у Каолина ассистентка. Возможно, такую даже стоит понять, так сказать, во плоти. Жаль, не удалось расслышать имя.

За дымчатой панелью мелькнула тень водителя. Может быть, тоже настоящий? Что ж, богатые — это не мы с вами.

Утренний час пик еще не прошел, и лимузин ехал медленно, огибая громадные динобусы, похожие на пыхтящих змей. Высокие, с длинными гибкими шеями, они то и дело останавливались, и тогда из их раздувшихся тел высыпали големы. Пилоты-копии, сидевшие на высоте нескольких метров, с интересом рассматривали пострадавшее здание Теллер-билдинг и даже заглядывали в высокие окна.

Каждый ребенок мечтает стать водителем динобуса, когда вырастет.

Скоро мы выехали из Старого города с его причудливой смесью ярких красок и запущенности, с его брошенными прежними обитателями домами, которые заняла новая раса разовых существ, созданных либо для тяжелого труда, либо для крутых игр. Миновав реку, лимузин набрал скорость. Мой «вольво» не отставал, держась, как привязанный, на одной дистанции. Архитектура изменилась, стала ярче и современнее: изменились и люди. Большинство были светлокожие, хотя попадались и почти белые, и темно-коричневые. Троллейбусы и автобусы уступили место велосипедам и роликам, отчего я почувствовал себя ленивым и нерадивым. В школе нас учат заботиться о собственном теле. Другого уже не будет.

Двойник Энея Каолина снова заговорил:

— Я познакомился с отчетом о ваших вчерашних приключениях. Впечатляет. Вы очень изобретательны, мистер Моррис.

— Работа. — Я пожал плечами. — Вы можете сказать, в чем дело?

Снова едва заметная улыбка.

— Пусть Риту объяснит. — Он кивнул ассистентке.

Риту. Надо запомнить.

— Дело в киднэппинге, мистер Моррис, — низким напряженным голосом произнесла брюнетка.

— Хм. Понимаю. Что ж, возвращение похищенной собственности — одна из сфер моей деятельности. Скажите, украденный дитто был снабжен маяком? Даже если его вырезали, мы, возможно, сумеем…

Женщина покачала головой:

— Вы неправильно меня поняли, сэр. Речь идет не об обычной краже. Жертва — реальный человек. Это… мой отец.

Я удивленно мигнул.

— Но…

— И не просто человек, — вставил Каолин. — Доктор Йосил Махарал — блистательный исследователь. Сооснователь «Всемирных печей» и крупный патентодержатель в сфере материальной дубликации. И, должен добавить, мой близкий друг.

В первый раз я увидел, как дрогнула платиновая рука. Расчувствовался? Трудно сказать.

— Но почему вы не обратились в полицию? — спросил я. — Они ведут дела по преступлениям в отношении реальных людей. Похитители угрожали убить Махарала, если вы пойдете в полицию? Думаю, вам известно, что существуют способы уведомления властей без…

— Мы уже обсуждали этот вопрос с жандармерией штата. Они не в состоянии помочь.

Несколько секунд я переваривал услышанное.

— Да… Я в недоумении. Не представляю, что смогу сделать больше. В такой ситуации копы имеют право проверить файлы всех общественных и частных камер наблюдения в городе. В случаях особо опасных, преступлений они могут даже запустить «нюхачей» ДНК.

— Только при наличии ордера, мистер Моррис. Но ордер не выписан.

— Почему?

— Нет достаточного основания, — ответила Риту. — В полиции говорят, что не станут обращаться к судье без ясных свидетельств совершения преступления.

Я потряс головой, пытаясь настроить восприятие. Молодая женщина, сидящая рядом со мной, — не просто ассистентка Энея Каолина, но и богатая наследница. Не исключено, что она занимает высокое положение в компании, у истоков которой стоял ее отец, компании, изменившей образ жизни всего человечества.

— Извините, я не совсем понимаю. Полиция говорит, что нет свидетельств совершения преступления, вы же утверждаете, что вашего отца похитили?

— Мы так полагаем. Нет ни свидетелей, ни требований выкупа. В Департаменте защиты человека считают, что отец просто ушел. Добровольно. Он свободный человек и имеет на это право.

— Право это одно, а вот возможность его реализации — совсем другое. Немногие способны исчезнуть так, чтобы этого никто не заметил. Нужно ведь не попасть «на глаза» многочисленным камерам наблюдения.

— Уверяю вас, мы проверили тысячи, но не обнаружили отца. Вот такая ситуация, мистер Моррис.

— Альберт, — поправил я.

Она неуверенно посмотрела на меня. Выражение лица, довольно строгое, на мгновение изменилось, когда женщина улыбнулась.

— Альберт.

Риту кивнула. Это получилось у нее весьма грациозно.

Интересно, сочла бы ее привлекательной Клара?

Лимузин проезжал через Одеон-сквер. Я поежился, вспомнив недавнюю погоню и свой побег по дну реки, наглые наскоки рыб и крабов. Промелькнул ресторан, возле которого незнакомый официант спас меня, устроив маленький спектакль.

В этот ранний час заведение было закрыто, но я дал себе обещание обязательно заглянуть сюда попозже и узнать, не потерял ли парень работу. Я у него в долгу.

— Что ж, мы можем проверить возможность того, что ваш отец просто отправился погулять. Если он решил исчезнуть из виду, то в доме должны быть следы подготовки. Необходимо осмотреть и другие места, где он бывал. Сколько времени прошло с тех пор, как вы в последний раз видели отца, Риту?

— Почти месяц.

Я едва сохранил бесстрастное выражение. Месяц! След не только остыл, но и затоптан. Что тут скажешь, не обидев клиента?

— Это… много.

— Понимаете, я сначала постарался обойтись своими силами, — объяснил двойник Каолина. — И только потом мы осознали, что ситуация требует вмешательства эксперта. Настоящего эксперта.

Я кивнул, принимая комплимент, однако подумал о другом. Почему он меня умасливает? Конечно, есть люди, у которых любезность в натуре, но мне почему-то казалось, что этот парень мало что делает без расчета. Лесть из уст богача — опасный сигнал.

— Мне нужно осмотреть дом и рабочее место доктора Махарала. Нужно разрешение на опрос его помощников. Возможно, придется ознакомиться с темой его работы.

Дорогое и очень реалистическое лицо Каолина не выразило радости.

— Видите ли, мистер Моррис, речь идет о чрезвычайно… э-э… деликатных вопросах. Новейшие технологии, обещающие прорыв.

— В случае нарушения конфиденциальности и разглашения информации вы получите неустойку. Половины годового дохода хватит?

Он ненадолго задумался. Копии часто имеют право говорить от имени оригиналов, а особо дорогие серые дубли способны думать не хуже своих архетипов. Однако я решил, что мой спутник предпочтет отложить принятие окончательного решения до разговора с реальным Каолином.

— Идеальным вариантом, — предложил он, — было бы ваше появление в качестве слуги Каолина.

Меня такой вариант не устраивал. Аристократы любят изображать из себя феодальных лордов, окруженных верными вассалами. Такая у них мода. Но я не собирался расставаться с собственной индивидуальностью и изображать из себя кого-то другого.

— Еще лучше, если вы примете в качестве гарантии слово профессионала, дорожащего своей репутацией. Это надежнее любой клятвы на верность.

Я лишь сделал контрпредложение, полагая, что последнее слово останется за оригиналом Каолина. Но серый двойник удивил меня.

— Тогда это все, что нам потребуется, мистер Моррис. Похоже, мы приехали.

Я повернулся — автомобиль подкатил к высокой ограде из голубого металла, отливавшего аурой ионизации. За охраняемыми воротами высились три похожих на огромные пузыри купола, блестевших на солнце. Средний превышал высоту двадцатиэтажного здания. Никаких эмблем компании, никаких логотипов — в этом не было необходимости. Все знали — здесь штаб-квартира «Всемирных печей».

О том, что это так, свидетельствовала и толпа демонстрантов, кричавших и размахивающих лозунгами перед окнами проезжающих машин. Протесты продолжались уже более тридцати лет. Помимо обычных плакатов, на вооружении демонстрантов было несколько голографических проекторов, «обстреливающих» гостей сердитыми трехмерными комментариями. Разумеется, лимузин Каолина был надежно защищен фильтрами от таких непрошеных вторжений, однако меня некоторые из постеров заинтересовали.

Естественно, все протестующие были архи, упрямо продолжавшие борьбу, уже проигранную в судах и на рынке еще до того, как многие из них появились на свет. Тем не менее они не сдавались, объявляя копирование человека нарушением прерогатив Бога и проклиная производство копий. Миллионов одноразовых существ.

Поначалу, взглянув направо, я увидел только сторонников «настоящей жизни». Потом понял, что некоторые не жалеют эпитетов в адрес «другой» кучки — десятка более молодых крикунов слева от входа. У этих последних было меньше плакатов, зато больше голопроекторов. Призывы их тоже отличались по содержанию:

— Мансы, — негромко сказал Каолин, посматривая на вторую толпу, где виднелось немало яркокожих дитто. В отличие от сторонников «Настоящей жизни», к присутствию которых давно привыкли, движение «За эмансипацию» возникло совсем недавно и вызывало у публики неоднозначную реакцию.

Протестующие группы презирали друг друга, но сходились в ненависти к «Всемирным печам». Интересно, подумал я, объединили бы они силы, если бы знали, что мимо проезжает сам президент компании, вик Эней Каолин?

Ну, пусть не «сам», но достаточно близко.

Он усмехнулся, словно прочитав мои мысли.

— Будь это мои единственные враги, я был бы самым беззаботным человеком на свете. Моралисты много шумят, иногда посылают по почте бомбу, однако в основном предсказуемы и легко управляемы. Куда больше неприятностей доставляют люди практического склада.

Кого именно он имел в виду? Технология дублирования подорвала столько устоев прежней жизни, что я до сих пор недоумеваю, почему ее не задушили в колыбели. Она уничтожила профсоюзы, породила массовую безработицу, спровоцировала десяток войн, прекратить которые удалось только ценой неимоверных усилий дипломатов и крупнейших мировых лидеров.

И некоторые еще утверждают, что нет такой вещи, как прогресс. Прогресс-то есть, с ним бы как-нибудь справиться.

Сканеры службы безопасности проверили лимузин, и мы проехали дальше, оставив позади демонстрантов и выгружающихся из динобусов рабочих. Большинство последних — реальные люди, которые сделают копии на месте. Несколько архи подъехали на велосипедах, разрумяненные после физической работы. Предвкушающие парную и массаж. Компании вроде «ВП» заботятся о своем персонале. Клятва верности дает преимущества.

Мы прокатили мимо главного входа, оставили позади производственные корпуса, склады, морозильники, цех импринтинга, печи. Основная часть заготовок производится в других местах, но кое-что особенное я все-таки увидел: застывшие фигуры внутри полупрозрачных контейнеров, некоторые неестественно высокие, другие в форме сказочных животных. Не каждый способен совладать с существом, вылепленным в нестандартном обличье, но, как я слышал, спрос на таких увеличивается.

Лимузин остановился у входа, предназначенного, очевидно, для особо важных персон. Слуги в зеленой униформе в тон изумрудной коже поспешили открыть дверцы, и мы ступили под своды искусственных деревьев. Ароматные лепестки всех цветов радуги осыпались на землю и еще на лету испарялись, превращаясь в сладкую красочную дымку, напоминающую утренний туман.

Оглянувшись, я не увидел своего «вольво». Должно быть, его припарковали на какой-то плебейской стоянке. Погнутый бампер не вписывался в это великолепие.

— Куда теперь? — спросил я у серого двойника. — Мне нужно встретиться с оригиналом и…

Меня остановил его взгляд. Риту поспешила объяснить:

— Я полагала, вы знаете. Вик Каолин никого не принимает лично. Все дела ведут его факсимиле.

Конечно, я слышал. Каолин не был единственным богатым отшельником, удалившимся от мира и общающимся с ним через электронику или посредством двойников. Но в большинстве случаев это аффектация. Поза. Способ ограничить доступ, и для важных дел допускаются исключения. Исчезновение известного ученого можно квалифицировать именно так.

Я начал говорить об этом, однако заметил, что Риту не обращает на меня внимания. Ее взгляд был устремлен на что-то за моим правым плечом, зрачки расширились, а подбородок дрожал. И почти тут же я услышал вздох, сорвавшийся с губ копии Каолина. Прежде чем я повернулся, Риту выдохнула короткое слово:

— Падит…

Из-за цветника к нам шел глиняный человек. Это была серая копия, с кожей гораздо более темной, чем у двойника Каолина. Дубль был снят с хрупкого мужчины лет шестидесяти, слегка прихрамывающего, причем скорее по привычке, чем из-за недавнего повреждения. Лицо, узкое и угловатое, несло некоторое сходство с лицом Риту. Сходство усилилось, когда на нем появилась слабая улыбка.

Бумажный костюм порвался в нескольких местах, но на идентификационном значке имелась надпись: «ВП. Йосил Махарал».

— Я ждал тебя, — сказал он.

Риту не бросилась к нему в объятия; ее голос все же дрогнул, когда она сжала протянутую руку.

— Мы так беспокоились. Я рада, что ты в порядке.

По крайней мере можно предположить, что он был в порядке в последние двадцать четыре часа, подумал я, отмечая для себя и порванный костюм, и трещинки на псевдокоже. На лице двойника виднелись следы маскировки, в голосе звучала не только нежность, но и усталость.

— Извини, что огорчил тебя, — сказал он и повернулся к Каолину. — И тебя, старый друг. Не хотел вас расстраивать.

— Что происходит, Йосил? Где ты?

— Мне пришлось уехать на время и кое-что обдумать. Проект «Зороастр» и его последствия… — Махарал покачал головой. — Сейчас мне лучше. Через несколько дней все наладится.

Каолин шагнул к нему:

— Ты имеешь в виду решение…

— Почему ты не связался с нами? — вмешалась Риту. — Почему не сообщил?..

— Меня обуяла подозрительность. Я не верил ни телефонам, ни сетям. — Махарал горько усмехнулся. — Паранойя не проходит так быстро, как хотелось бы, поэтому я и послал эту копию, а не позвонил. Но позвольте уверить вас обоих, что сейчас дела идут намного лучше.

Я отступил на несколько шагов, не желая вмешиваться. Риту и Каолин заметно оживились и явно обрадовались. Конечно, не хотелось терять выгодное дельце, однако счастливый конец — это в любом случае хорошо.

Только вот не уходило ощущение беспокойства — происходящее здесь не подходило под определение «счастливый». И хотя перспектива вернуться домой с чеком на внушительную сумму за утреннюю консультацию таяла, меня не оставляло чувство, что работа еще не закончена.

Глава 3

Я припарковался возле канала в Маленькой Венеции и сам прошел на яхту Клары. Надеясь, что она будет дома.

Жить на воде — это в духе Клары. Во времена, когда большинство людей, даже бедняки, заняты лихорадочным возведением собственных домов с претензией на максимум пространства и вещей, она предпочла спартанскую компактность. Прилив и отлив, постоянная качка напоминали Кларе о нестабильности мира, в чем ей виделось что-то ободряющее, что-то обнадеживающее.

Или взять пробоины в переборке, через которые в уютный салон проникали солнечные лучи. «Мои новые иллюминаторы», так назвала их Клара после того, как нам удалось вырвать пистолет из рук Пэла, когда наш друг вдруг сошел с рельсов и дал волю чувствам. В первый раз я увидел, чтобы он оплакивал свою незадачливую судьбу. В тот день его выписали из больницы — то, что осталось, — снабдив новым, сияющим инвалидным креслом, оснащенным современной системой жизнеобеспечения.

Позже, когда мы собрались отвезти Пэла домой, Клара отказалась слушать его извинения и поклялась, что никогда ни заделает оставшиеся от пуль дырки, без которых ей будет «чего-то не хватать».

Теперь вам понятно, почему я всегда, независимо от настроения, прихожу на эту яхту, ставшую постоянным домом Клары.

Вот только на этот раз хозяйки не оказалось дома. Вместо нее я обнаружил на кухне записку.

Ушла на войну.

Не жди!

Я негромко выругался. Уж не решила ли Клара расплатиться со мной за несвоевременное появление моего зомби-двойника на яхте мадам Как-ее-там? Возможно, я испортил кому-то аппетит, но… Впрочем, Клара всегда высоко ставила добрые отношения с соседями.

Потом я вспомнил. Ах да, война. Клара действительно говорила что-то о том, что их резервную часть отправляют воевать против Индии. Или Индианы?

Черт, это может затянуться на целую неделю. Или даже больше. Мне действительно хотелось поговорить с Кларой, а не сидеть в неведении, не зная, где она и что делает в пустыне.

Еще в записке говорилось:

Пожалуйста, не мешай работать.

Мне нужно закончить проект к завтрашнему дню!

Из-под двери кабинета виднелся свет. Должно быть, перед уходом Клара изготовила двойника, запрограммировав ее на выполнение какого-то срочного задания. Наверное, там, в кабинете, сидит, завернувшись в халат, ее серая или даже эбеновая копия, занятая академическим исследованием по лингвистике банту или военной истории Китая. Интересы Клары постоянно менялись, и я даже оставил надежду уследить за ними. Впрочем, такая переменчивость свойственна современным исследователям.

А вот я принадлежу к исчезающему виду — наемным работникам. Моя философия: зачем учиться, если у тебя есть пользующиеся спросом навыки? Никто не знает, когда это устареет.

Магнитный замок неслышно открылся от моего прикосновения, и дверь в кабинет отворилась. Как и указывалось в записке, она была там. Клара, правда, просила меня не беспокоить ее двойника, но иногда мною овладевает неуверенность, и тогда я проверяю всю яхту.

На этот раз, похоже, все было в порядке. Серая копия Клары сидела у стола, заваленного бумагами и дискетами. Моим глазам открылись только ноги, весьма реалистичные по форме, но малопривлекательные на ощупь. Все выше пояса было скрыто голоинтерактивной тканью. Руки копии то взлетали над клавиатурой, то замирали, то изображали сложные жесты.

— Нет-нет! Мне не нужна коммерческая симуляция войны! Я хочу получить информацию о реальном событии! Никаких исторических книг, только документы, касающиеся биопреступлений… Да, да, верно! Реальный ущерб, нанесенный реальным людям…

Я знаю, что суд состоялся сорок лет назад! И что из этого? Ну так адаптируйте! Черт возьми, и это они называют искусственным интеллектом!

Я не сдержал улыбки. Пусть и копия, но это была Клара. Умеющая сохранять хладнокровие в минуты кризиса и способная на глубокое чувство. И эта ее нелюбовь к некомпетентности, особенно у машин. А главное, ей бесполезно объяснять разницу между компьютером и новобранцем, который может испугаться одного лишь крика.

Я часто задавался вопросом, почему Клара, усаживая своих двойников за исследовательскую работу, никогда не загружает себя их памятью. Помогает ли ей это? Ладно, я старомодный. (По уверениям Клары, это одно из моих «милых» качеств.) Но, наверное, мне просто трудно представить, что поддерживает у голема мотивацию, если ему не обещано воссоединение с оригиналом.

Впрочем, — подумал я, — ты ведь и сам это иногда делаешь. Не ты ли предоставил ей в помощь своего эбенового двойника на прошлой неделе. Насколько помнится, он так и не вернулся. Ну и ладно. Надеюсь, мы повеселимся.

Соблазн был, но я все же решил не беспокоить двойника. Кларе нравились специалисты, и копия трудившаяся в кабинете и охваченная исследовательским порывом, будет сидеть за компьютером до тех пор, пока ее недолговечный мозг не «испустит дух». Опять-таки все сводится к личности. Полная концентрация на конкретной задаче, это моя Клара.

Яхта тоже носила отпечаток характера владельца. В наше время все стремятся к роскошному убранству, декоративности, а вот у Клары в доме только самое необходимое, как будто она всегда готова сняться с якоря и умчаться к далеким берегам или даже в другую эпоху.

Многие из имеющихся на яхте инструментов и приборов тоже несут отпечаток ее индивидуальности и хранят тепло ее рук. Например, всепогодная навигационная система, встроенная в рукоятку резной деревянной трости, или набор устрашающего вида самонаводящихся боевых бола, выкованных из куска метеорита. И еще бронированные чадры, свисающие с крючка. Внешняя отделка из полированной титановой сеточки скрывает сам аппарат — свободной формы капюшон-излучатель, способный отправить тебя куда угодно в виртуальном пространстве. Если, конечно, ты так уж хочешь посетить эти стерильные цифровые дали.

Пожалуй, это было единственное твердое выражение ее чувств ко мне. Чадра и пара кукол, изображающих нас двоих и напоминающих о нашей поездке в Денали. Кукла-Клара имела продолговатое лицо, которое сама Клара считала некрасивым (хотя я так не думал), и коротко остриженные каштановые волосы. На мой взгляд, она выглядела настоящей зрелой женщиной, тогда как мое слишком юное лицо, похоже, вечно будет нести печать подростковой угрюмости. Может быть, поэтому я так цепляюсь за то, что представляется мне серьезной работой, тогда как Клара свободно меняет увлечения в поисках лучшего. Что еще?

Никаких сувениров. Никаких побрякушек, никаких трофеев из сотни экспедиций, где ее копии-солдаты ползли под огнем артиллерии и сгорали в лучах лазеров.

Клара многолика: сегодня она прилежная ученица, завтра солдат и международная знаменитость. Ну и что? А кто не привык жить параллельно несколькими жизнями? У человечества есть один самый большой талант — почти безграничная способности привыкать к Тому-Что-Будет… и потом принимать это как само собой разумеющееся.

Я еще раз посмотрел на оставленную Кларой записку. Отпечаток большого пальца, выполненный так, что он напоминал ее ухмылку, указывал на второй листок.

Я оставила себя в морозильнике, на случай, если будет одиноко.

Ее дубликатор — изящная модель, произведенная в Габоне — занимал примерно четверть объема крохотного салона. За затянутой морозной дымкой дверкой морозильника виднелась гуманоидная фигура, формой и размерами напоминающая Клару, вероятно, уже одушевленная и готовая к печи. Разглядывая знакомый силуэт, я чувствовал себя мужем, чья уехавшая к маме жена оставила ему в холодильнике приготовленный ужин. Разогрей и ешь. Странная мысль, учитывая отношение Клары к браку. Да, она любит, когда ее копии занимаются конкретным делом. И эта, эбеновая, вряд ли станет щеголять интеллектом или вести долгие разговоры.

Что ж, возьмем, что дают.

Но не сейчас. Я был на ногах почти сорок часов и, выбирая между сном и суррогатным сексом, не колебался. Тем не менее, возвращаясь домой, я чувствовал неясное беспокойство.

— Что с официантом из «Ванадиевой башни»? — спросил я у Нелл, поставив «вольво» в маленьком гараже.

Домашний компьютер ответил привычным меццо-сопрано:

— Из ресторана сообщили, что трудовой контракт с одним из официантов расторгнут. Причина — невнимание к посетителям. С сегодняшнего вечера на работу выходит другой дитто.

— Черт!

За мной должок. Рабочий контракт — дело нелегкое; получить место в хорошем ресторане почти невозможно. Хозяева желают видеть служащих с одним лицом. Идентичные официанты более предсказуемы и не дерутся между собой из-за чаевых.

— Имя?

— Они не дают такой информации. Но я попробую узнать. У вас три текущих дела. Займемся ими, пока будут готовиться копии?

В тоне Нелл звучала укоризна. Заведенный порядок совершенно разладился. Обычно к этому часу двойники уже отправляются с поручениями, а риг ложится спать, сохраняя драгоценные клетки мозга для творческой стороны бизнеса.

Вместо того чтобы свалиться на кровать, я подошел к печи и лег, предоставив Нелл разморозить несколько заготовок для импринтинга. Они скользнули на прогревающиеся лотки, и миллионы клеток-катализаторов начали свою короткую, но энергичную псевдожизнь. Тестообразная плоть стала подниматься, набухать, наливаться цветом. Нынешние дети принимают это как нечто естественное, но большинство людей моего возраста до сих пор испытывают неприятное чувство, как будто на их глазах оживает труп.

Я отвел взгляд.

— Начинай.

Нейронные зонды обвились вокруг моей головы. Наступила решающая стадия импринтинга.

— Во-первых, мне пришлось все утро отбиваться от Джинин Уэммейкер. Она рвется поговорить с вами.

Я моргнул, ощутив нечто похожее на щекотку. Дубликатор сравнивал мою нынешнюю Волну с заложенной в его памяти.

— Дело Уэммейкер закончено. Контракт выполнен. Если у нее вопросы по расходам…

— Маэстра полностью оплатила счет. Никаких претензий, никаких уверток.

От удивления я чуть не сел.

— На нее не похоже.

— Возможно, мисс Уэммейкер заметила, что вы были резки с ней сегодня утром. А потом еще отказались принимать ее звонки. Тем самым вы укрепили свою позицию и стали в положение диктующего условия. Возможно, ее тревожит тот факт, что она слишком часто провоцировала вас. Наверное, опасается, что лишится ваших услуг навсегда.

В рассуждениях Нелл что-то было. Я мог обойтись без маэстры. Не так все плохо, чтобы хвататься за любое предложение.

Гудение тетраграматрона усилилось — аппарат снимал мой симпатический и парасимпатический профили.

— Какие услуги? Я уже сказал, что дело закончено.

— Очевидно, она придерживается другого мнения. Ее предложение — ваша высшая ставка плюс десять процентов за конфиденциальную консультацию сегодня после полудня.

Я задумался, хотя принимать ответственные решения во время импринтинга не рекомендуется, потому что в мозгу возникают случайные токи и поля.

— Что ж, если будет настаивать, сделай контрпредложение. Высшая ставка плюс тридцать процентов. Или так, или никак. Если согласится, пошлем Серого.

— Серый разогревается. Эбенового готовить?

— Хм. Дороговато получается. Может быть, Серый успеет пораньше закончить с Уэммейкер и вернется домой, чтобы помочь здесь.

— Но нам все равно нужен Зеленый… Нелл остановилась, не закончив.

— Есть звонок. Срочный. От некоей Риту Лизабет Махарал. Вы знаете эту женщину?

И снова я едва не сел, что закончилось бы весьма печально для процесса трансфера.

— Познакомился сегодня утром.

— Могли бы сказать мне.

— Ладно, Нелл, соединяй.

На стене вспыхнул экран, и на нем возникло лицо юной ассистентки вика Каолина. Она вовсе не казалась успокоенной, как час назад, когда мы расстались.

— Мистер Моррис… то есть Альберт…

Она запнулась, поняв, что застала меня не в самый подходящий момент. Многие относятся к процессу дублирования как к некоему глубоко интимному делу и смущаются, словно увидели, как ты одеваешься.

— Извините, что не встаю, мисс Махарал. Если дело срочное, я сделаю перерыв. Или позвоните попозже…

— Нет, простите за беспокойство, я не знала… но… у меня плохие новости.

Об этом она могла бы и не говорить — я так и понял с первого взгляда. Что ж, попробуем угадать.

— Ваш отец?

Риту кивнула, и на глазах у нее появились слезы.

— Нашли его тело…

Она судорожно вздохнула.

— Настоящее? — Вот уж неожиданность! — Не копию, которую я видел? Так ваш отец мертв?

Риту кивнула:

— Вы не могли бы прислать вашего двойника? В поместье Каолина. Говорят, что это несчастный случай, но я уверена, что папу убили!

Глава 4

Заметки на ходу.

Если бы это тело было настоящим, то какой-нибудь случайный прохожий мог увидеть, как шевелятся мои губы, или услышать мой шепот. Но говорить в микрофон неудобно и неприятно. Тебя могут подслушать. Поэтому все мои двойники снабжены устройством безголосовой записи.

И теперь я один из них.

Проклятие.

О, не обращайте внимания. Я всегда немного брюзжу, когда поднимаюсь с прогревающего лотка, беру с вешалки бумажный костюм, просовываю руки и ноги, еще не остывшие и пышущие влитыми в них силой и здоровьем, в рукава и штанины, зная при этом, что я копия, жизнь которой ограничена одним днем.

Конечно, я помню, что делал это тысячи раз. Часть современной жизни, вот и все. Но все равно я чувствую себя мальчишкой, которому родители вручили список поручений на день и объявили, что сегодня никаких игр, а только дела, дела, дела. Разница с мальчишкой в том, что големы Альберта Морриса имеют хорошие шансы свернуть себе шею, идя на риск, которому он никогда не подверг бы настоящее тело.

Маленькая смерть. Никто и не заметит. Никто и не всплакнет.

И отчего это я так сумрачен?

Может быть, из-за Риту? Она напомнила, что смерть поджидает каждого из нас.

Ну все! Встряхнись! Не время предаваться черной грусти.

Жизнь осталась прежней. Иногда ты кузнечик, иногда — муравей. Разница в том, что сейчас ты можешь быть и тем, и другим в течение одного дня.

Пока я натягивал на себя колючую одежду, я-реальный тоже поднялся со стола и бросил взгляд в мою сторону. Наши глаза встретились.

Если этот я доживет до вечерней разгрузки, то я запомню краткий миг контакта, не сравнимого ни с чем подобным. Это хуже, чем пристальный взгляд зеркального двойника или тревожное ощущение дежа-вю. Поэтому-то мы и избегаем таких контактов. Есть люди, которые вообще не встречаются с самими собой, отгораживаясь от своих големов ширмой. Другие, наоборот, даже находят удовольствие в общении с копиями. Люди такие разные. Как говорится, человечество — великая сила. Сейчас, когда нас разделяли секунды, я точно знал, что чувствует мой органический архетип. Он мне завидовал. Ему самому хотелось бы пойти на встречу с прекрасной Риту Махарал. Предложить ей помощь или утешение.

Крепись, Альберт. Для этого теперь существую я. В конце концов, она сама попросила прислать копию. Высококачественного серого двойника.

Не тревожься, босс. Все, что тебе нужно, это загрузить мои впечатления в себя. Я получу виртуальное продолжение, а ты будешь помнить все детали. Честный обмен. Воспоминания об одном дне на жизнь после смерти.

В рабочие дни транспорт всегда проблема. У нас всего одна машина, и архи предпочитает держать ее при себе на тот случай, если ему придется выезжать. Нельзя же допустить, чтобы наше оригинальное тело промокло под дождем или наткнулось на что-то острое. Например, на пулю.

Жаль, ведь большую часть времени Альберт проводит дома в халате и мягких тапочках, «расследуя» дело в кресле. Он просеивает собранную информацию и делает умозаключения. А «вольво» отдыхает в гараже. Нам же, двойникам, остаются автобусы или скутеры.

Скутеров было два, а големов три. Так что мне ничего не осталось, как разделить маленькую «веспу» с дешевым зеленым собратом, отправлявшимся с поручением в центр.

За рулем, конечно, стоял я. Зеленый сидел сзади, молчаливый, как бородавка, и пока мы добирались до места, куда Риту обещала прислать машину, не проронил ни слова.

Чавес-авеню. Здесь, в небольшом тенистом парке, я и подожду молодую женщину. Неплохое местечко для голема, тенистое, так что по крайней мере мне не грозит опасность расплавиться на солнце.

Я остановил скутер, не глуша мотор. Зеленый ловко перебрался на мое место и взялся за руль. Привычка. Сколько раз он это делал.

Скутер унесся прочь. Собрат даже не оглянулся. Вечером я узнаю, о чем он думал в этот самый момент. Если, конечно, Зеленый вернется. А в этом у меня появились сомнения — уж больно лихо парень обошел грузовой фургон. Так можно и скутер потерять! Я бы на его месте был поосторожнее.

В ожидании автомобиля из «ВП» я закрыл глаза, подставив лицо теплым лучам солнца. Моим серым копиям требуются такие органы чувств, и сейчас я улавливал запах растущего неподалеку перечного дерева, по толстым сучьям которого ползали мальчишки в длинных шортах. Дети всегда привносят в игру элемент серьезности, и их громкие крики никак не вписывались в царящую в парке атмосферу умиротворенности и покоя.

Рядом копались в земле десятка полтора чудаков в широкополых шляпах, утоляя страсть к садоводству в мире, где не осталось работы на всех. Поэтому я и выбрал для встречи именно это место. Здешний клуб цветоводов сумел создать небольшой кусочек рая. Не то что в моем районе, где всем на все наплевать.

Я огляделся — не мешаю ли кому. Парки предназначены для ригов. Дети здесь, конечно, тоже настоящие. В большинстве семей ребятишек копируют, только чтобы выучить какой-то требующий запоминания урок. Иногда копией балуют бабушку, редко видящую настоящего внука. Некоторые родители, впрочем, даже от этого отказываются, опасаясь нежелательных последствий для неокрепшего мозга. Со временем консерватизм в этой области отомрет, как случалось в истории человечества уже не раз в отношении других ставших рутиной чудес.

Я слышал о том, что некоторые разведенные пары практикуют новый, изощренный способ мести. Мама отпускает двойника сынишки с папой в зоопарк, а потом запрещает перегружать счастливые детские впечатления в память оригинала. Вот тебе!

Разумеется, большинство беззаботных гуляк — это оригиналы. А что? Лепишь двойника, отсылаешь его в офис, а сам предаешься чувственным утехам. В этом последнем достойной замены настоящей плоти нет. Правда, поручать ребенка заботам Пурпурного или Зеленого не принято. Плохой тон. Но можно нанять современную «Мэри Поппинс» из престижного агентства; такой шаг укрепит ваш социальный статус. Только в этом районе города позволить себе данную роскошь не многим по карману.

Секундочку. Зазвонил телефон. Я включил его в тот момент, когда Нелл перевела звонок на меня-реального.

Это Пэл. Я вижу его на крошечном дисплее. Он сидит в большом кресле-каталке, полупарализованное лицо окружено сенсорами. Хочет, чтобы я к нему зашел. Что-то случилось. Что-то, о чем нельзя говорить в открытую.

Мой риг отвечает недовольным голосом. Не спал два дня, бедняга. Сам приехать не может, а делать еще одну копию не хочет.

— Я уже отправил трех дитто по разным делам Один из них навестит тебя, если будет время.

Ха. Пэл живет в центре. В нескольких квартала от Теллер-билдинг. Не мог сказать раньше?

Три дитто? Зеленый для разговора с Пэлом не годится, а Джинин Уэммейкер вряд ли отпустит Серого в ближайшее время…

Остаюсь я. Значит, мне придется утешать и консультировать Риту Махарал, пока копы будут бросать недовольные взгляды и бормотать о «лезущих не в свои дела частных сыщиках». Потом тащиться через весь город к Пэлу, чтобы выслушивать его теорию о заговоре неких темных сил, а затем вернуться домой и испустить дух. Отлично.

Ага. Вот и машина из «ВП». Не лимузин, но шикарная. Водитель — пурпурный здоровяк, в котором интеллект потеснился, чтобы дать место рефлексам и собранности. Такой доставит тебя куда надо. Но у него не станешь просить совета относительно межличностных проблем. Я влез в салон. Он нажал на педаль. Улица отъехала назад.

Почитать? Я остановил выбор на «Журнале антиобщественных наклонностей». Надо держать руку на пульсе — всегда есть что-то новенькое. Хочешь сохранить работу — работай. Мой настоящий мозг всегда трудно переносит такого вида деятельность. Поэтому приходится переплачивать за серые копии. У них отличная концентрация.

Никогда бы не окончил колледж, если бы некого было посылать в библиотеку. Минуточку.

Я выглянул в окно, за которым проплывали купола «Всемирных печей». Но что это, мы проехали мимо? Едем куда-то еще? Разве…

Ах да. Риту говорила о другом, о поместье Каолина. Итак, в конце концов меня все же пригласили в святая святых. В убежище отшельника.

Ладно, почитаем о псевдозаключении на Суматре. Двойников преступника, осужденного на двадцать лет, сажают на десять лет каждого. Экономия денег и тяжкое бремя для нарушителя закона.

Когда я выглянул в окно через пару минут, мы ехали по шикарному району. За высокими изгородями высокие дома. Роскошные особняки по обе стороны дороги, и чем дальше, тем они выше, внушительнее. Защищеннее. Сенсоры в моем левом глазу обнаружили над мощными ограждениями охранные поля. В декоративных пиках крылись распылители с усыпляющим газом. В кронах деревьев таились следящие камеры. Конечно, настоящего профессионала все это не остановило бы.

Въезд на территорию «Каолин Мэнор» не сопровождался какими-то строгостями со стороны охраны. Ее вообще не было видно. Что ж. Лучшее всегда в тени.

Мы проехали за ворота и свернули направо.

Большое каменное шато, окруженное лужайками и старыми деревьями. Несколько скромного вида строений, гостевые коттеджи, обнесенные живой изгородью. Садики… Ничего особенного. Цветы — смотреть не на что, будь я богачом, такие бы не сажал. Оглядевшись, я заметил некую архитектурную аномалию — зеркальный купол, закрывавший крышу целого крыла. Приют знаменитого отшельника, удалившегося от мирской суеты несколько лет назад и оставившего поместье слугам, гостям и големам. Очевидно, у Энея Каолина это всерьез.

У главного входа белый больничный фургон. Я ожидал другого: лимузинов, полицейских, специалистов с чемоданчиками. В конце концов, произошло убийство.

Судя по всему, мнение Риту о том, что дело нечисто, власти не разделяли. Поэтому-то она мне и позвонила.

Присланный дворецкий-двойник открывает передо мной дверь. Другой проводит внутрь. Приятное обращение, учитывая, что я всего лишь копия.

И вот я внутри, под высоким сводчатым потолком. Прекрасные деревянные панели. Много декоративных штучек — шлемы на стенах, щиты, колющее оружие минувших эпох. Кларе бы это понравилось, и я делаю несколько «снимков» на память.

Меня ведут в библиотеку, исполняющую сейчас другую, более мрачную функцию.

На великолепном вишневого дерева столе стоит гроб с открытой крышкой. Прощание с ушедшим. С десяток фигур, но реальных только две — труп и оплакивающая его дочь.

Мне нужно подойти к Риту, ведь это она вызвала меня, однако здесь всем заправляет платиновый двойник Каолина. Тот ли это, с которым я встречался сегодня утром? Должно быть, потому что, увидев меня, он кивает и снова обращается к видеофону, консультируясь, по-видимому, с советниками и помощниками. У последних озабоченные и даже обеспокоенные лица. Йосил Махарал был важным членом их организации. Возможно, под угрозой работа над каким-то крупным проектом.

Досадно. Я надеялся, что по случаю трагического события на сцену выйдет сам Каолин, тем более что прогулка от серебристого купола не заняла бы и пяти минут.

Черный как ночь техник проходит каким-то искателем над гробом и поворачивается к Риту Махарал.

— Я повторил сканирование, мисс. Ничто не указывает на то, что несчастный случай с вашим отцом стал результатом внешнего влияния. Не обнаружено ни токсинов, ни ослабляющих препаратов, ни следов уколов, ни синяков. Никаких признаков органического вмешательства. Химический анализ тела показывает крайнюю усталость организма, вследствие чего ваш отец уснул за рулем и свалился с виадука. Это совпадает с выводами полиции, также не обнаружившей никаких признаков того, что вы называете «нечистой игрой». Похоже, смерть в результате несчастного случая — заключение верное.

Лицо Риту словно вытесано из камня, кожа почти белая. Она молчит. И в этот момент высокий Серый обнимает ее за плечи. Это двойник ее отца, тот, с которым я познакомился пару часов назад. Его лицо напоминает лицо умершего. Конечно, никакая технология не может пока имитировать текстуру настоящей кожи, способной прожить несколько десятилетий и при этом, несмотря на полстолетия заботы и ухода, выглядеть такой пожухшей и потрепанной.

Махарал-двойник смотрит на свой оригинал, зная, что скоро последует и еще одна смерть. Копии могут разгрузить свои воспоминания только в мозг создавшего их человека. Эффект Матрицы. Теперь бедняга осиротел, ему некуда вернуться. Часы тикают, псевдоклетки быстро умирают. Конец все ближе.

В некотором смысле Йосил Махарал еще живет и даже может наблюдать собственные похороны. Но его серый призрак тоже исчезнет в ближайшие часы.

Словно чувствуя неизбежное, Риту обнимает старика, но… только на мгновение. Потом она опускает голову и позволяет какой-то женщине увести себя. Возможно, это ее старая няня или подруга семьи. Уже у двери Риту поворачивается, однако не смотрит ни на отца, ни на его двойника. Похоже, она вообще никого не видит.

В том числе и меня.

Что делать? Идти за ней?

— Дайте ей побыть одной.

Я оборачиваюсь и вижу двойника Махарала.

— Не беспокойтесь, мистер Моррис. Моя дочь быстро оправится. Через полчаса она будет в порядке. Знаю, Риту хочет поговорить с вами.

Я киваю. Отлично. Мне платят повременно, но любопытство — мой помощник независимо от того, настоящий я или керамический.

— Она считает, что вас убили, док? Он пожимает плечами:

— Должно быть, я показался немного странным, когда мы встретились утром. Даже… хм… параноиком.

— Вы хотели ее успокоить, но я чувствовал…

— …что что-то есть, да? Где дым, должен быть и огонь? — Махарал развел руками и покачал головой. — Когда я делал эту копию, то уже отходил от паники. И все же… у меня было — да и сейчас есть — чувство… как будто я никак не проснусь.

— Интересно.

— Знаете, порой наука творит такое, что можно сойти с ума, мистер Моррис. Фантазии становятся реальностью, и вас обуревает страх. Подобный тому, который, наверное, испытали Ферми и Оппенгеймер, когда увидели облако ядерного взрыва на Тринити. Проклятие Франкенштейна настигло нас спустя столетия.

Будь я оригиналом, наверное, мурашки побежали бы по спине. Но и серая копия способна испытывать неприятные ощущения.

— Сейчас вы себя так не чувствуете? Махарал улыбается.

— Разве я не назвал это фантазией? Человечество сумело избежать уничтожения, которым грозила ему атомная бомба. Самое лучшее — верить в то, что и будущие вызовы люди воспримут с тем же здравым смыслом.

Скромничает, подумал я.

— Тогда объясните, пожалуйста, почему вы спрятались? Чувствовали, что за вами охотятся? Почему передумали? Может, у вашего рига было что-то подобное уже после того, как он сделал вас? Несчастный случай позволяет говорить о бессоннице, беспокойстве, возможно, панике.

Двойник Махарала задумчиво смотрит на меня. Но не успевает ответить — к нам подходит платиновый вик Каолин. Выражение лица серьезное. Даже строгое.

— Старина. — Он обращается к Махаралу. — Знаю, как тебе трудно. Но надо думать о том, чтобы спасти то, что можно. Необходимо с пользой провести последние часы.

— Что ты имеешь в виду?

— Инструктаж. Твоя работа нужна потомкам.

Понимаю. Пресс-инъекция в мозг. Бомбардировка гамма-лучами, ультратомография, прокачка нейронов через молекулярный стрейнер… Сифтинг мозга, да? Не самый лучший способ провести последние минуты жизни. Махарал обдумывает предложение. Весьма реалистично выдвигает челюсть. Я ему сочувствую.

— Полагаю, ты прав. Если что-то можно сохранить…

Его колебание объяснимо. Пройти через все это — небольшое удовольствие. Но другого способа спасти информацию нет. Всю память копии способна принять только матрица оригинала. Если матрица отсутствует, если оригинал умер или исчез, то можно сделать только одно: выжать из искусственного мозга хотя бы какие-то грубые образы, так как на большее машина не способна.

Остальное — твое сознание, твоя Постоянная Волна, подлинная суть человека, называемая некоторыми душой — воспринимается лишь как статические разряды.

Была такая старая загадка:

Видишь ли ты те же цвета, которые вижу я? Когда ты нюхаешь розу, испытываешь ли то же пьянящее ощущение, что и я, когда вдыхаю запах того жецветка?

Теперь мы знаем ответ.

Нет.

Можно использовать одни и те же слова, описывая заход солнца. Наши субъективные слова часто совпадают, соотносятся, накладываются друг на друга. Это помогает взаимодействовать, сотрудничать, даже строить сложную цивилизацию, но истинные чувства и ощущения отдельного человека навсегда остаются уникальными. Потому что мозг не компьютер, а нейроны не транзисторы.

Вот почему невозможна телепатия. Все мы уникальны и одиноки. Все мы чужие друг другу.

— Тебя отвезут в лабораторию, — говорит двойник Каолина двойнику Махарала, похлопывая по руке, как будто они оба настоящие.

— Я хочу присутствовать. Я делаю шаг вперед.

Каолин не выражает радости. Он хмурится, и я вновь замечаю, как дрожит его превосходно вылепленная рука.

— Речь пойдет о вещах, которые компания пожелала бы сохранить в секрете.

— Кое-что из полученных образов может пролить свет на то, что случилось с беднягой.

Я делаю жест в сторону мертвеца, лежащего в гробу. Пока ничего не сказано о том, что меня наняла законная наследница умершего. Если я не буду присутствовать при сифтинге, Риту может предъявить мне претензии. По закону она имеет право запретить любые процедуры в отношении двойника ее отца.

Каолин задумывается, потом кивает:

— Хорошо. Йосил, ты поедешь в лабораторию без нас? Мы с мистером Моррисом будем немного позже, когда тебя подготовят.

Махарал отвечает не сразу. Вид у него такой, словно он где-то далеко, взгляд прикован к двери, за которой исчезла Риту.

— Что? Да. Да, конечно. Ради спасения проекта. И всей нашей команды.

Он пожимает руку Каолину и кивает мне. Когда мы встретимся в следующий раз, его голова будет под стеклом и под давлением.

Махарал направляется к выходу.

Я поворачиваюсь к Каолину:

— Доктор Махарал упомянул, что испытывает страх, словно кто-то охотился на него.

— Он также сказал, что это был необоснованный страх, — отвечает Каолин. — Йосил как раз избавлялся от паранойи, когда изготовил эту копию.

— Если только потом страх не вернулся… тогда становится понятным и его побег, и несчастный случай. — Я задумался. — Если быть точным, двойник не отрицал, что его кто-то преследовал. Он только сказал, что опасность стала менее ощутимой. Вы можете назвать причину…

— Кто может желать зла Йосилу? Да, в нашем бизнесе всегда существует опасность. Фанатики, считающие «Всемирные печи» прикрытием дьявола. Какие-нибудь чокнутые, то и дело пытающиеся обрушить на нас праведную месть. — Он презрительно фыркнул. — К счастью, фанатизм и компетентность плохо сочетаются друг с другом.

— Статистика обманчива, — указал я. В конце концов, антиобщественное поведение — моя область. — Бывают исключения. В крупных популяциях с высоким уровнем образованности всегда найдутся несколько Пуэртеров, Маквеев и Кауфманов, способных доказать обратное и…

Я не договорил. Каолин что-то сказал, но мое внимание уже привлекло другое.

Что-то было не так.

Я посмотрел налево, в сторону холла — что-то промелькнувшее там, замеченное краем глаза, отозвалось сигналом тревоги в моем мозгу.

Что?

Широкий коридор выглядит так же, как и минутой раньше. На стенах то же древнее оружие и трофеи, свидетели исторических конфликтов. И все же что-то не так.

Думай.

Как всегда, будь я роке или риг, я разделял свое внимание. В этом направлении ушел двойник Махарала. Пройдя по коридору, он должен был свернуть направо и выйти через переднюю дверь к ожидающей его машине. Но направо он не свернул. Похоже, он свернул налево. Я видел это боковым зрением, однако ошибиться не мог.

Хочет в последний раз увидеть Риту?

Нет, она ушла в библиотеку, в противоположном направлении. Куда же направился дитто?

С одной стороны, это не мое дело.

Черта с два не мое.

Магнат объясняет, почему он не боится фанатиков. Речь звучит как домашняя заготовка.

Я прервал его:

— Извините, вик Каолин. Мне надо кое-что проверить. Я вернусь через минуту, и мы поедем в лабораторию.

Он удивлен, даже задет, но я уже поворачиваюсь. Мраморный пол скрипит под дешевыми туфлями. Я спешу к повороту, лишь на мгновение задержавшись, дабы запечатлеть в памяти древнее оружие и знамена. Клара убьет меня, если я не запомню для нее то, что видел сам.

У развилки я смотрю направо. Дворецкий и три его копии поднимают головы, обрывая разговор. О чем могут говорить двойники? Моим почти всегда нечего сказать друг другу.

— Здесь проходил Махарал?

— Да, только что.

— Куда он пошел?

Дворецкий указывает мне за спину:

— Я могу помочь…

Я устремляюсь в указанном направлении. Возможно, мой импульс ошибочен, и мне стоило не пускаться в погоню, а продолжить беседу с виком Каолином, пока есть такая возможность. Маневр Махарала не привлек бы моего внимания, будь он настоящим. Ну, пошел человек в туалет. Пописать перед последней поездкой. Что может быть естественнее.

Но он неестествен. Он вещь. У него нет мочевого пузыря, нет никаких прав. Его попросили ехать туда, где ждут тяжкие испытания и смерть. С такой дорожки любой может свернуть. Я знаю. Сам сворачивал по меньшей мере три раза.

Пройдя мимо грандиозной лестницы, я попадаю в холл поменьше. Рядом раздевалки и кладовые. За двойной дверью слышны звон посуды и голоса поваров. Серый мог проскользнуть туда. Но сенсоры в моем левом глазу не замечают вибрации. Эти тяжелые двери никто не трогал уже несколько минут.

Минуя кухню, я улавливаю, слабый запах, который большинство людей едва замечают и которого стараются избегать. Сладковатый запах распада.

Рециклеры.

Большинство из нас просто складывают отработавших срок дитто (или то, что от них остается) в мусорные баки на улице. Каждую неделю их меняют на порожние. Но там, где бизнес поставлен на широкую ногу и объемы отходов очень велики, устанавливаются мощности по переработке останков. В конце короткого коридора я вижу дверь, через которую очень немногие дитто проходят дважды. Неужели Махарал пошел туда, предпочтя быстрый конец в баке мучительной агонии сифтинга мозга? Мне он показался тем, кто ставит цель выше боли, хотя могут быть и другие причины… например, умереть, чтобы сохранить тайну.

Обдумывая альтернативы, я сворачиваю налево и заглядываю в широкий коридор. В конце его находится застекленная веранда с плетеным креслом и видом на лужайку и рощу.

Дверь еще тихонько шипит пневматикой. Приняв решение, я бросаюсь вперед и протискиваюсь на устеленный паркетом балкон. Слева большой закрытый птичник, откуда слышатся веселые пронзительные крики. Одно из любимых занятий Каолина — выращивание птиц, особенно голубей. Не сюда. Справа — ступеньки, уходящие вниз по склону. Подгоняемый предчувствием, я спешу туда, и наградой становится негромкий звук. Звук чьих-то шагов впереди.

Мне было бы понятно желание Махарала избежать мук имидж-сифтинга. Я бы понял, если бы он отдал последний час прогулке под голубым небом. Но я работаю на его наследницу и законную владелицу этого двойника. Если доктора убили, преступники должны быть призваны к ответу. Мне нужны улики, спрятанные в керамическом черепе.

Уложенная каменными плитами дорожка уводит к роще давно посаженных деревьев. В основном сикаморы. Природа мила, когда можешь позволить себе этакую роскошь.

Вот! Я вижу движущуюся фигуру. Да, это двойник Махарала. Он спешит — тело наклонено вперед, плечи подняты. Прежде я руководствовался лишь интуицией, теперь уверен — голем что-то задумал.

Только вот что? Дорожка поворачивает, и с холма открывается вид на ряд небольших домиков, стоящих вдоль неширокой дороги. Лужайки, тротуары — странное местечко, словно перенесенное из прошлого на территорию владений вика Каолина. Должно быть, здесь живут те, кто работает в поместье. Чем ты богаче, тем большие удобства должен предоставлять реальным слугам.

Да, он действительно богат.

Махарала не видно. Куда же он подевался? Не исчез ли за домами?

Я поворачиваюсь, внимательно оглядывая местность.

Вот! Перегнувшись через забор, пытается открыть калитку.

Только бы не спугнуть. Я не бросаюсь вперед, а отступаю в рощу и подкрадываюсь к дому, держась за деревья.

Народу в это время дня немного. Оранжевый садовник подстригает чью-то лужайку. Газонокосилка визжит. Женщина снимает развешенное на веревке белье. Такого во времена до дублирования я не видел, тогда время было слишком ценно, и его постоянно не хватало. Теперь воздух стал лучше, и кое-кто считает, что потратить час жизни дитто на просушку белья не жалко.

Кожа у женщины тронута загаром — человеческий оттенок. Ха. Что ж, может быть, ей нравится прикосновение влажного материала к теплой плоти. А големы занимаются чем-то другим.

Из открытого окна дома в конце улицы льется ретромузыка, из дома поближе доносятся резкие голоса спорящих.

Во двор именно этого дома и хочет пройти Махарал. Наконец его пальцы находят задвижку, и калитка открывается. Скрипят петли. Двойник протискивается во двор, а я мчусь вниз по склону, уворачиваясь от деревьев, и едва не врезаюсь в забор. Температура тела поднялась — энергии при беге расходуется на четверть больше. Ладно, испущу дух немного раньше.

Махарал закрыл калитку, и мне, как и ему, приходится нащупывать щеколду. В наше время так, конечно, не делается. Сначала надо бы проверить наличие сигнализации и прочее. Но в этом безмятежном поселке на строго охраняемой территории владений Каолина кому нужны дополнительные меры предосторожности? Кроме того, я спешу.

Деревянный забор прогнил и покосился. Щеколда — всего лишь ржавый крючок. Я проникаю во двор и осматриваюсь — следы собачьего помета на траве… старый бейсбольный мяч, перчатка… полурастаявшие на солнце игрушечные солдатики. Все по-домашнему и старомодно, вплоть до несущихся из дома голосов, мужского и женского.

— Хватит! Я не позволю, чтобы меня унижали. Ты заплатишь, ублюдок… садист…

— За что? У меня тот же срок, спроси любого.

— Тебе бы только убраться отсюда, а я схожу с ума от этого детского визга!

— Кто бы говорил…

Перебранка заканчивается пронзительным криком. Заглянув в окно, я вижу, как полная женщина с оранжевыми волосами и бледной кожей швыряет посуду в отступающего мужчину. Выглядят оба вполне естественно: люди редко доверяют двойникам такой выплеск эмоций. Страсти отданы на откуп настоящей плоти, которая способна вынести десять тысяч горьких завтра и прослужить достаточно долго, чтобы приготовить месть за каждую обиду, реальную или вымышленную.

Я замечаю, как двойник Махарала проходит мимо трех мальчишек возрастом от четырех до девяти лет, которые сидят в тени разваливающегося крыльца. Крики в доме становятся громче. Странно, что шум до сих пор не привлек внимание какого-нибудь робота-юриста, который предложил бы детишкам брошюру о нарушениях прав ребенка родителями.

Мой объект подносит палец к губам, и старший из мальчиков кивает. Похоже, он знает Махарала, а может быть, атмосфера нищеты слишком густа, чтобы разговаривать, и мне ничего не остается, как последовать за ним через несколько секунд. Чтобы не выдать себя, я имитирую жест Махарала.

На этот раз детишки удивлены. Средний начинает что-то говорить, но тут же старший хватает его за руки и дергает, исторгая из брата крик боли. В следующее мгновение все трое уже вовлечены в жаркий бой, не уступающий по накалу страстей сражению в доме.

Совесть Альберта сидит во всех его серых копиях, и я задерживаюсь, раздумывая о том, не следует ли вмешаться. Однако тут я замечаю нечто странное и одновременно утешительное. Они — дитто! Несмотря на светлый тон кожи, сама она явно искусственная. Но зачем создавать детей, устраивающих такие жестокие представления? Не для того же, чтобы потом разгрузить их впечатления в память настоящих мальчишек!

Извращение какое-то. Взяв на заметку это явление, чтобы заняться им позже, я спешу дальше по узкой дорожке, мимо древнего «понтиака». Зачем двойнику ученого отправляться в свой последний час в этот анклав, где живут слуги, где разыгрываются миниатюрные «мыльные оперы»? Хорошо, что мне выпало совсем другое детство.

Думая об этом, я рассеянно сворачиваю за угол и…

Махарал!

Он стоит передо мной, улыбаясь… целясь мне в грудь… Думать некогда. Глубокий вдох! Голову вниз и вперед!

Вселенную наполняет грохот.

Что дальше — зависит от того, чем он в меня стрелял…

Глава 5

Проклятие.

Я всегда брюзжу, когда поднимаюсь с прогревающего лотка, беру с вешалки бумажный костюм, просовываю руки и ноги, еще не остывшие и пышущие влитыми в них силой и здоровьем, в рукава и штанины, зная при этом, что я копия, жизнь которой ограничена одним днем.

Конечно, я помню, что делал это тысячи раз. И все равно я чувствую, что впереди куча неприятностей, связанных с риском, которому никогда не подвергнется прототело. Я начинаю свою короткую псевдожизнь с предчувствием неизбежной маленькой смерти, мрачной и никем не замеченной.

Ух. Что это на меня нашло? Может быть, причина в новостях от Риту? Напоминание о реальной смерти, ждущей всех нас?

Ладно, взбодрись! Жизнь та же, что и в любые времена.

Сегодня ты кузнечик. Завтра — муравей.

Я видел, как Серый № 1 отправился на встречу с мисс Махарал. Он взял «веспу», посадив на заднее сиденье Зеленого.

Второй скутер остался в полном моем распоряжении. Справедливо. Номер первый повидается с Риту и займется делом умершего ученого. А мне предстоит визит к великой кудеснице «Студии Нео». Без собственного транспорта не обойтись.

Реальный Альберт выходит из комнаты, едва взглянув на меня. Конечно, ему надо отдохнуть. Прилечь. Позаботиться о настоящем теле, чтобы мы, чурбаны, загрузили в его мозг нашу память. Я не переживаю. Раз уж ты глиняный, то довольствуйся тем, что серый. По крайней мере есть вполне реальные радости…

…как, например, врезаться в поток движения, удивив солидных желто-полосатых водителей грузовиков и не упустив из внимания коп-детектор. Создавать проблемы другим дитто не считается нарушением, если твои действия не превышают пяти пунктов по шкале опасности (оценку дает компьютер видеокамеры). Однажды я ухитрился за один день набрать 11, 8 штрафного балла, не заработав ни единого штрафа!

Маленький туркменский скутер не так хорош, как «веспа», но отличается проворством и надежностью. К тому же дешевый. Надо бы заказать еще штуки три. Рискованно иметь под рукой только два. А если мне вдруг понадобится собрать армию, как случилось в прошлом мае? Как доставить к нужному месту десяток красных или пурпурных копий? Тащить их на динобусе?

Нелл послушно фиксирует мои замечания, но делать большие покупки не в ее власти. Надо ждать, пока реальный Альберт проснется и даст «добро». Глиняные могут только предлагать.

Что ж. Завтра я буду Альбертом, если сохраню в нем свою память. Если доберусь до дома. Впрочем, с этим проблем быть не должно. Встречи с маэстрой утомительны, но не смертельны.

Торможу на «желтый». Останавливаюсь. Бросаю взгляд в сторону Одеон-сквер. Воспоминания о вчерашнем приключении еще свежи в памяти, хотя и случилось все с Зеленым.

Интересно, кем был тот официант? Тот, который помог оторваться от погони.

Свет меняется. Вперед! Маэстра не терпит опозданий.

«Студия Нео» уже близко. Милое местечко. Оно расположено в огромном, без окон, строении, которое когда-то было городским торговым центром, «каньоном». В наши дни покупки считаются либо тяжкой обязанностью, и тогда их делает домашний компьютер, либо удовольствием, и в этом случае реальный человек отправляется в район Трех авеню, где круглый год дует свежий ветерок. Так или иначе, но мне трудно понять, почему наши родители делали приобретения в мрачных, закрытых от солнца пещерах. Катакомбы с искусственным освещением — неподходящее место для реальных людей.

Так что теперь «каньоны» предназначены для нового класса слуг. Для нас, глиняного народа.

Маршрутки и скутеры подлетают к парковке, выгружая одних и загружая других. Отсюда развозят свежих дитто и не просто дитто. Большинство — специализированные модели. Белоснежные для чувственности. Эбеновые для интеллекта. Алые, нечувствительные к боли… Лишь немногие из этих творений возвращаются к оригиналу по истечении срока действия. Их память никому не нужна.

Что касается скутеров, то их клиенты «Нео» возвращают, чтобы забрать залог.

Я паркую свою машинку в специальном месте, отведенном для таких, как я, то есть посредников, разъезжающих по делам, обеспечивающих передачу информации от одних реальных людей другим. У Серых право приоритета, поэтому более драматически окрашенные собратья отступают, когда я вхожу в главную галерею. Большинство делают это машинально, придерживая двери, как будто я человек, но вот Белые уступают дорогу неохотно, бросая на меня дерзкие взгляды.

А чего еще ожидать от Белых? Удовольствие — вопрос эго. Им для исполнения функций требуется сознание собственной важности.

«Студия Нео» занимает все четыре этажа старого «каньона», заполняя огромный зал мириадами голографических картинок — рынок творческих усилий, украшенный кричащими логотипами более чем сотни настырных производственных компаний, каждая из которых изо всех сил стремится занять место на верхушке этого муравейника, забраться на вершину пирамиды, к которой я сейчас и направляюсь.

Самые «голодные» и амбициозные торговцы — их места находятся рядом с эскалатором — предлагают бесплатные образцы.

— Попробуй меня и унеси домой нечто запоминающееся, — напевает некто в прозрачном платье с неимоверной фигурой. — Мы доставляем покупки на дом. Твой риг лично насладится мной уже завтра!

Завтра оно будет шлаком в мусорном баке. Но я этого не говорю. Манеры, унаследованные со времен куда более бесхитростной юности, заставляют меня сказать другое:

— Нет, спасибо.

И зачем только тратить дыхание на существо, которому на все на свете наплевать?

— Трудный выдался денек? — вопрошает другой, с преувеличенно развитыми мужскими чертами и книжкой комиксов в руке. — Может, твой риг разгрузит тебя, если ты намекнешь ему на кое-что уникальное. Кое-что, достойное остаться в памяти? Попробуй меня и узнаешь, что такое хорошо!

Хорошо? Кто знает, с кого сделан слепок этого типа, с куртизана или жиголо. Самые агрессивные или самые послушные получаются в результате скрещивания.

На этот раз я прохожу без комментариев и, встав на эскалатор, поднимаюсь туда, где предлагают товар получше. На втором этаже торгуют специализированными заготовками. Ты можешь стать зубастой рептилией или дельфином, чтобы исследовать морские глубины. Можешь заказать нечто небывалое. Тут есть формы с руками наподобие швейцарского армейского ножа. Иногда я покупаю кое-какие аксессуары в одном тихом бутике, выбирая то, что может пригодиться дитто, отправлявшимся в опасное приключение. Пэл тоже делает здесь покупки, экспериментируя с более эксцентричными големами. Именно от них он предпочитает получать все свои впечатления, а вовсе не от истерзанных остатков собственного тела.

Следующая торговка продает не секс. Как и я, Серая, она одета в консервативный костюм, делающий ее похожей на телевизионного доктора, вплоть до свисающего с шеи эндоскопа.

— Извините, сэр. Могу я спросить, вы практикуете осторожный импринтинг?

Я невольно моргаю.

— О да. Вы имеете в виду защиту меня — настоящего — от болезней, которые дитто…

— …может притащить домой и передать при разгрузке памяти. Да, сэр. Задумывались ли вы о том, насколько опасно вступать в контакт с големами, которые в течение дня были неизвестно где? Что они могли подцепить на улице? Вирусы? Мемические токсины?

Она протягивает маленькую брошюру, и мне вдруг вспоминается промелькнувшая в новостях история — рассказанная для смеха — о людях, полагающих, что мы живем в самые худшие дни. Дни Выдохшейся Войны.

— Я стараюсь оставаться чистым. Если возникают какие-то вопросы, то разгружаюсь без физического контакта.

— Мемические токсины передаются без физического контакта, — не отставала «доктор». — Они могут распространяться при перегрузке воспоминаний.

Я покачал головой:

— Нам бы наверняка сказали, если бы существовало нечто подобное…

— Вспышки отмечены уже в нескольких городах по всему миру. — Она сует мне брошюру. — Правду скрывают!

Кто? Вечно одно и то же. То заговор, то болтовня о неведомых мемических токсинах! Могли ли все организации, отвечающие за общественную безопасность — и все их служащие, — объединиться, чтобы скрыть от человечества появление новой чумы? Сегодня даже этого было бы недостаточно, ведь вокруг столько умняг-любителей.

— Интересная гипотеза, — бормочу я, отступая. — Но почему в свободной сети…

— Изобретатели токсинов очень хитры. Симптомы варьируются. В свободной сети излагают слухи, анекдоты, версии… тем не менее…

Продолжая отступать, я с благодарностью нащупываю ногой ступеньку эскалатора и притворно улыбаюсь. «Доктор» еще смотрит на меня какую-то секунду, потом поворачивается к другому посетителю.

Может быть, позднее попрошу Нелл провести небольшое изыскание на тему «мемических токсинов». А пока пусть это будет еще одна сказка, придуманная «Студией Нео».

А вот и по-настоящему классное заведение. «Сценарии без границ». Вам присылают опытного интервьюера, и он с вашей помощью создает любой сценарий, основанный на вашем бюджете и вашей фантазии. Потом появляются необходимые дополнения, определяется состав действующих лиц и… Спектакль на любой вкус, от высокой литературы до самых темных грез.

«Приключения по доверенности», еще одно крутое агентство. Вашу одушевленную копию посылают в любой самый удаленный уголок света, где ее активизируют в печи, отправляют в увлекательное путешествие, потом замораживают мозг и отсылают его вам домой. Перекачивайте впечатления!

Есть здесь и специалисты, предлагающие услуги, о которых никто и не мечтал до появления голем-технологии. Почти все, что непозволительно делать с человеком, можно сделать с дитто, если ты готов заплатить особый налог.

Неудивительно, что инспектор Блейн питает ненависть к этому учреждению. Одно дело использовать двойников для работы в нескольких местах. Профсоюзы пытались бороться с этим и проиграли, и теперь миллионы людей трудятся, где только могут, исполняя обязанности швейцаров и операторов атомных установок. Честный рынок предлагает все самое лучшее и по приемлемым ценам.

Но что значит самое лучшее в сфере развлечений? С экранов кино, со страниц бульварных изданий хлынуло такое… Говорят, что когда только появился Интернет, его использовали в первую очередь для порно. То же и здесь. Но теперь ты не просто смотришь и разговариваешь, ты можешь делать все, что пожелаешь. Секундочку. Телефон. Я еще успеваю услышать, как Нелл переводит звонок мне-реальному.

Экран дисплея заполняет наполовину парализованное лицо Пэла, окруженное сенсорами, через которые он управляет своим чудо-креслом. Он хочет, чтобы я пришел к нему.

Голос моего рига звучит недовольно и устало. Ему некогда делать еще одну копию.

— Я уже отправил трех дитто по разным делам, — говорит он Пэлу. — Один из них навестит тебя, если будет время.

Трех? Зеленый не для Пэла. А Серый № 1 отправился к Риту Махарал. Возможно, ему повезет встретиться и задать несколько вопросов реальному вику Каолину — будет о чем рассказать Кларе, когда она вернется с войны.

Так что остаюсь я. Если Уэммейкер отпустит меня пораньше, то я отправлюсь выслушивать последние полубредовые идеи Пэла. Дело дрянь. Я уже чувствую, что моя короткая «жизнь» растратится впустую.

Верхний этаж. Отсюда вертолеты доставляют заказы богатым клиентам. Здесь даже Серым подают отличный кофе и изысканные закуски! Здесь у вас примут заказ на то, чтобы первоклассные актеры разыграли убедительный спектакль из жизни любой приглянувшейся вам эпохи. Существует штраф, если дитто не соответствует облику оригинала, но он невелик, если речь не идет о мошенничестве. Впрочем, небольшое жульничество не такая уж редкая вещь. Как откажешь богатому клиенту?

Иногда желания попахивают экстравагантностью. Был случай, когда один магнат нанял весь резервный пехотный взвод Клары — разумеется, в свободное от службы время, — чтобы разыграть кровавое побоище из времен Калигулы. Мне посчастливилось наблюдать действо из-за пурпурного занавеса. Спектакль получился живой, убедительный и даже познавательный. Бой на мечах вышел на славу. Голем Клары умер особенно эффектно.

Но мне было не до шоу.

— Рада, что ты так это воспринимаешь, — согласилась она.

Ни один из участников оргии не соблазнился возможностью перекачать яркие впечатления в память оригинала. Поневоле проникаешься гордостью за наших ребят и девчат в хаки.

Мне остается около двадцати метров до элегантного портика Уэммейкер, когда мое внимание привлекает фигура с надвинутым на лицо капюшоном. Она машет мне из тени.

— Мистер Моррис, хорошо, что вы пришли.

Сделав шаг в ее сторону, я узнаю дитто. Это ассистентка маэстры. Лицо консервативно серого тона превосходно сочетается с одеждой.

— Пройдите, пожалуйста, со мной.

Я следую за ней, совсем в противоположную сторону.

— Разговор затронет весьма чувствительные темы, так что лучше уйти подальше от посторонних глаз, — объясняет она, протягивая мне нечто вроде сутаны с капюшоном. — Пожалуйста, наденьте.

Будь я настоящим, наверное, встревожился бы: уж не планирует ли маэстра какую-то изощренную месть за мое прохладное отношение к ней накануне? Ну и что? Я ведь только дитто.

Натягиваю сутану и иду за ней.

Небольшой служебный лифт уносит нас вниз, туда, где когда-то располагались складские помещения старого «каньона». Двери открываются, и мы идем к невзрачным витринам какого-то заведения. Всюду развешаны образцы тканей с пьезолюминесцентным эффектом. Папоротники и фикусы стараются придать интерьеру оттенок радушия и комфорта. Но в глаза бросаются прежде всего голопостеры Джинин и ее моделей, мужчин и женщин, чьи копии предлагают утонченные наслаждения тем, кто устал от обычного секса.

Рядом с комнатой ожидания несколько кабинок, где можно приватно проконсультироваться с продавцами. Должно быть, маэстра расширяется.

— Подождите, пожалуйста, — говорит ассистентка, указывая на деревянный стул с прямой спинкой, несомненно, очень ценный с точки зрения антиквара и столь же неудобный.

Я остаюсь стоять, словно мне скоро уходить. Мои големы умеют расслабляться стоя. Сидеть — это уже роскошь, раз уж придется ждать, то можно почитать. Я достаю дешевый ридер-плейер и открываю «Журнал антиобщественных наклонностей». Риту Махарал заявила, что ее отец убит, так что будет полезно узнать, какие есть новости в этой сфере. (Интересно, как там дела у Серого № 1? Пришел ли я уже к каким-то выводам?) Но после прогулки по «Студии Нео» мои мысли упорно сворачивают в сторону. В сторону декаданса. Правы ли новые пуритане? Черствеют ли наши души с развитием голем-технологий?

Клара называет это место «Душевной мозолью».

— Сегодня мы можем погрязнуть в пороке, не расплачиваясь за это болезнями и похмельем, — сказала она на прошлой неделе. — Старейшая профессия подверглась модернизации и вступила в новый век, без тюрем, без стыдливости и потребности в сочувствии. Чудесно.

Я обычно не столь циничен. Во многих отношениях жизнь стала лучше. Более здоровой. Более терпимой. Никому нет дела до того, какого цвета твоя настоящая кожа.

Но все же мои серые копии отличаются друг от друга, и у данной имеются смутные подозрения, что Клара права.

Ридер-плейер мигнул, отмечая выбранную статью. Пока я предавался мрачным мыслям, зрачок просканировал содержание и расширился, наткнувшись на то, что меня интересует. А еще говорят, что у дитто нет подсознания.

Ух. Ну и название для научной статьи! Но все же интересно. Вот…

— Мистер Моррис?

Ассистентка. А я думал, что меня выдержат дольше. Похоже, Уэммейкер действительно чем-то обеспокоена.

Я поднимаю голову и замечаю, что у ассистентки голубые глаза.

— Маэстра примет вас.

Глава 6

Как же я ненавижу вставать с разогревающегося лотка, натягивать на себя бумажную одежду…

Сегодня я не просто копия, я еще и «зелень».

Черт.

Все это уже случалось тысячу раз, и всегда у меня такое чувство, словно я наказан. Словно у меня на руках длинный список нудных поручений. И своей шкурой придется рисковать мне, а не Его Величеству Прототелу.

Я начинаю очередную псевдожизнь с мрачным предчувствием.

Ух. Что за настроение. Архи, должно быть, действительно устал, и его уныние передалось мне. Еще немного, и я свихнусь, превращусь во франки…

Ладно, хватит! Встряхнись! Сегодня ты муравей.

К тому же Зеленый. Пусть философствуют другие.

Вчера вечером другой Зеленый схватился с приспешниками Беты и победил. Герой-двойник, пробившийся через ад, чтобы донести домой важную информацию. Так что Зеленые еще кое-что могут! Даже если сегодня надо всего лишь принести продукты, почистить туалет, подстричь лужайку и терпеть другие ужасы.

Серые снабжены хитроумными рекордерами, действующими в режиме реального времени. Мне же приходится наговаривать в микрофон. Почему меня это беспокоит? Если архи захочет узнать, чем я занимался, пусть перекачает мои впечатления.

Я выехал в город за спиной Серого № 1, зажмурившись, чтобы не видеть, как этот маньяк изображает из себя гонщика-виртуоза, рискуя нашими телами и последней «веспой».

Оставил его в парке дожидаться посланного «ВП» лимузина. Скоро он увидит прекрасную Риту, поговорит с виком Каолином и, возможно, расследует дело об убийстве.

А позднее, может быть, вечером, реальному Альберту станет одиноко, и он разморозит роскошную Клару, оставленную в холодильнике. Меня захлестнула волна бессмысленной ревности. А что, если повернуть, поехать на яхту и попользоваться ею самому?!

Конечно, ничего такого я не сделал. Она лишь посмотрит на меня и покачает головой. К чему растрачивать себя на бесчувственного чурбана? Если я дойду до дома, то воссоединюсь с реальным Альбертом и разделю с ним все радости плотских утех. А когда Клара вернется с фронта, то мне достанется и удовольствие настоящего секса.

Итак, я пошел по списку. Навестил рынок, добавил к привычному набору кое-что свеженькое — фрукты и деликатесы. Надо успеть к тому времени, когда архи проснется.

Надеюсь, мне понравится селедка. Датская.

Заскочил в банк. Уточнил состояние счета. Проводить операции с крупными суммами можно только лично, но когда речь идет о мелочи, то достаточно и Двойника. Для подтверждения допуска необходимо пройти химическое и биометрическое сканирование. Постоянную Волну не подделаешь. По крайней мере специалисты утверждают, что время киберпреступлений миновало.

Может, и так, но преступность все еще беспокоит граждан. Перед каждыми выборами она выходит на первый план, становясь приоритетом номер один в обещаниях властей. Только в нашем городе, наверное, сотня копов. Если Йосил Махарал убит, то это двенадцатое убийство в штате за год. А лето еще только началось.

Остаться без работы я не боюсь.

Пока я делал покупки, зазвонил телефон. Пэлу снова понадобилось внимание.

Альберт заворчал:

— Я уже отправил трех дитто…

Трех дитто?

Серый № 1 занят с Риту Махарал и виком Каолином — большое дело, крупные деньги. Серого № 2 займет Джинин Уэммейкер — быстро ему от нее не отвязаться. Готов держать пари, что выслушивать последние теории Пэла отправят меня!

Дерьмо. А на что еще нужна «зелень»?

Пришлось забрать из ремонта газонокосилку. Восемь с полтиной плюс штраф за старый газовый мотор. Привязал ее понадежнее к заднему сиденью «веспы», но это нарушило баланс скутера. На крутом повороте по дороге домой едва не врезался в кого-то. Нарушение на 5 пунктов. Гадство.

По крайней мере косилка заработала нормально. Мич, механик, знает свое дело. (Сегодня он сам был в мастерской.) Вскоре я так «причесал» лужайку, что получилось куда лучше, чем у соседей. У них это делает желто-полосатый «садовник».

На моем клочке земли много чего растет. Розы, свежая морковка, ягоды. Мне это нравится, как Кларе нравится слушать плеск воды за бортом.

Помыл посуду в раковине. Убрал в туалете. Меня не остановишь — мог бы вычистить весь этот чертов дом. Вот только пылесосить нельзя. Лорд архи дрыхнет. Хо-хо.

Иногда я раздумываю над вопросами экзистенции. Простыми, доступными пониманию «зелени». Например, не лучше ли мне взять и не пожелать разгружать мою сегодняшнюю память? Кому нужна эта банальная дребедень? Если собрать такие дни вместе, получится около сотни лет. Некоторые утверждают, что память человека рассчитана максимум на 5 столетий. Почему бы и не сохранить? Я веду эту дискуссию с самим собой уже не в первый раз и всегда решаю в пользу разгрузки. Да! Только дитто, выбирающие продолжение, становятся частью непрерывной памяти. Но Нелл говорит, что более 180 моих копий предпочли забвение. Сломленные и отчаявшиеся дублеры, пережившие мрачные дни, которые лучше забыть.

Я и сам хотел бы стереть из памяти некоторые дни. Вечная проблема. По крайней мере в наше время возможности для этого есть.

Задержавшись у рабочего экрана, я просматриваю текущие дела. Их около дюжины: рутинные расследования, отмеченные значками приоритетности, с предложением схемы действий. Почти все делается компьютером: наводятся справки, просеивается информация из публичных источников, ведутся переговоры с владельцами частных архивов… Иногда я посылаю своих шпионов вести слежку за подозреваемыми. Невозможно остаться в бизнесе, если делать все самому или даже с помощью големов.

Половина дел имеет отношение к моей специализации: поимке нарушителей авторского права.

Профессионалы вроде Беты сменяют друг друга, но основной поток подделок приходится, к счастью, на долю любителей. Та же картина и в области подделки лиц, когда мошенники рассылают дитто, сделав их похожими на других людей. В основном это неугомонные ребята, которых надо поймать, оштрафовать и научить правилам поведения.

И есть еще ревнивые супруги — неиссякающий источник для частных сыщиков.

Современные браки — дело сложное. Некоторые расширяются за счет новых партнеров, принимаемых по взаимному согласию. Большинство придерживаются старомодной моногамии. Но какова она в нынешнее время? Когда муж отправляет двойника погулять, пока сам занят на работе, считать ли это фантазией, флиртом или прямым фактом неверности? Если изнывающая от одиночества жена нанимает Белого, чтобы скрасить унылый вечер, приравнивать ли это к проституции или к безобидной игре с вибратором?

Многие до сих пор считают, что нет ничего лучше реального секса, плоть к плоти. Однако копия не забеременеет и не заразит. Кстати, тоже тема для размышлений. Некоторые партнеры после романа своего двойника оставляют впечатления при нем. А если не помнить ничего, то ведь ничего и не было. Нет воспоминаний — нет и обмана. Все чисто. Но если ты ничего не помнишь, то в чем смысл? Все эти сложности могут смутить людей, подвинутых на ревности. Впрочем, ущемленные чувства — не моя забота. Суть в том, что цивилизация приходит в упадок без ответственности. Что делают с этим люди — их собственная проблема.

Изучая планы, я вижу, что завтра мне понадобятся четыре копии. Две для слежки и работы с возможными клиентами. В морозильнике достаточно заготовок, а вот скутеров явно не хватает.

На экране я вижу предложение серого номера купить две туркменские машинки. На мой взгляд, «веспа» предпочтительнее. Но кто станет слушать Зеленого?

Пройдясь по дому, я вижу, что работы еще много. Заточить карандаши. Дополнить файлы. Вся та ерунда, которой недосуг заниматься мне-реальному, расходующему свое драгоценное время только на творческие усилия.

Я бы вздохнул… если бы мог.

К черту все. Иду на пляж.

Глава 7

У маэстры гости.

Четыре особы женского пола с завитыми, распущенными волосами и буро-красной, близкой по цвету к умбре, кожей. Выглядят взволнованными, нервными. Одна не спускает глаз с видеоэкрана, бормочет что-то и кивает. На висок свисает кожный нарост с электронным сенсором.

Да она же подключена! Вот это да! Прямая двусторонняя связь с Сетью, при которой цифровой сигнал преобразуется в нейроаналог. Процедура очень неприятная и опасная для здоровья. Небольшой сбой, и твои мозги поджарятся, как моллюск на сковороде.

Пятый гость — мужчина, причем оригинал, по-видимому. Некто настолько хрупкий, что на него и смотреть жалко. Согласно последним веяниям моды, он избегает устаревших цветовых стандартов, бывших обязательными для первого поколения дублей.

Кожа у него клетчатая.

Ух. Его лицо почти неразличимо на беспорядочно пестром цветовом фоне. Одежда не бумажная, а из какого-то роскошного материала. Рисунок рубашки и брюк совпадает с узором на коже. Стильный парень!

А вот и Джинин Уэммейкер. Бледная кожа, сияющие зеленые глаза, но пусть это вас не обманывает. Маэстра — жесткая бизнес-леди, без жалости устраняющая конкурентов. Ее реальная рука касается моей псевдокожи.

— Как мило, что вы так быстро прислали двойника, мистер Моррис. Я знаю, как вы заняты и какие требования предъявляет к вам профессия.

Другими словами, она меня прощает, хотя вообще-то мне следовало прийти лично. И все же обычно Уэммейкер куда саркастичнее.

— Надеюсь, назначенный бонус адекватно отражает степень моей благодарности за приложенные вами усилия по прекращению деятельности подпольного производства.

Никакого бонуса я еще не видел. Наверное, она послала его, когда я уже уехал из дому. Типично для маэстры. Все ради того, чтобы вывести меня из равновесия.

— С вами приятно работать, маэстра.

Я кланяюсь, и она едва заметно кивает, отчего золотистые локоны рассыпаются по плечам. Ни один из нас не одурачит другого. Как ни странно, это создает основу для взаимного уважения.

— Я такая невнимательная. Позвольте представить моих сотрудников. Вик Мануэль Коллинс и королева Ирэн.

Мужчина ближе. Мы обмениваемся рукопожатиями, и я сразу чувствую, что замысловатые украшения маскируют текстуру серого дитто. Что касается титула, то когда-то «вик» имело некое значение. Со временем оно превратилось в модное словечко, получившее распространение в среде праздных богачей, большинство из которых никогда не были ни предпринимателями, ни вообще чем-то полезным.

Лишь одна из темнокожих женщин сделала пару шагов навстречу, признавая этим мое присутствие, но не предлагая руки. «Королева» — еще одна бессмысленность современного языка. Ладно, подождем — увидим.

Джинин предлагает сесть в удобное плюшевое кресло. Полосатый дитто предлагает угощение. У Серых есть обоняние, и я с удовольствием бросаю в рот трюфель, взрывающийся ароматической пылью у входа в горло. Вот и подарок Альберту. Интересно, почему Уэммейкер так расщедрилась перед копиями? Наверное, это тоже работа на образ.

Усевшись, я внимательнее присматриваюсь к той, что подключилась к Сети. Недалеко от нее большая комната, в которую входят и из которой выходят двойники одного и того же человека, хотя некоторые представляют собой уменьшенные на две трети копии. Около десятка толпятся вокруг мужчины с неразличимым лицом. Здесь также много аппаратов жизнеобеспечения.

— Я пригласила вас, мистер Моррис, чтобы обсудить небольшой вопрос, имеющий отношение к технологии и промышленному шпионажу.

Я поворачиваюсь к Уэммейкер:

— Маэстра? Я специализируюсь на розыске пропавших людей, нарушении авторского права и…

Она поднимает руку:

— Мы имеем основания подозревать факт разработки определенных технологических инноваций. Реализация планов разработчиков будет означать очень серьезный прорыв в направлении полного уничтожения авторского права. И достижения, о которых идет речь, уже тайно монополизируются.

— Понимаю. Но это незаконно…

— Совершенно незаконно. Технологии, о которых идет речь, крайней опасны при тайном использовании.

Возможно, только при чем тут я? Уэммейкер следовало бы обратиться к полиции и тем, кто занимается техническим шпионажем.

— Кого вы подозреваете?

— «Всемирные печи». Я качаю головой:

— Но… они же и сами передовые разработчики в области дублирования. Зачем?..

— Я знаю, мистер Моррис. — Она улыбается.

— Им ни к чему тайные производства. Они занимают доминирующее положение на открытом рынке.

— Естественно. «ВП» продолжают вести обычные коммерческие изыскания, постепенно улучшая уже имеющиеся на рынке модели. Технические детали таких усовершенствований можно сохранить в секрете до получения патента. Но даже в этом случае производитель обязан предупреждать общественность, если какие-либо нововведения грозят фундаментальными изменениями культуры, экономики, всего мира.

— Фундаментальные изменения?

Черт, ей удалось пробудить во мне любопытство. Но сейчас важно было то, что я не мог держать содержание разговора при себе.

— Возможно, маэстра. Должен сказать…

В разговор вмешивается парень с клетчатой кожей. Голос у него неожиданно глубокий для столь хлипкой фигуры.

— Из-под сияющих куполов «ВП» просачивается кое-какая информация. Они что-то замышляют. Что-то крупномасштабное, сулящее огромные перемены в голем-технологии.

Проклятое любопытство. Его не одолеть.

— Что за перемены?

Лицо вика Коллинса принимает странное выражение.

— А вы попробуйте угадать, мистер Моррис. Что, по-вашему, способно трансформировать использование людьми этого достижения?

— Ну… я мог бы предложить несколько вариантов…

— Пожалуйста, напрягите воображение. Дайте нам пару примеров.

Наши взгляды встречаются. Интересно, что у него на уме?

Некоторым удается наделять серые копии творческими возможностями. Может, все дело в этом? Тест на способность к рассуждениям? Если так, то я проиграл.

— Что ж, предположим, люди научатся каким-то образом абсорбировать собственные копии и загружать память друг друга. Тогда вместо того, чтобы изготавливать собственные копии и загружать впечатления различных версий самого себя, мы сможем впитывать знания и жизненный опыт других. Это было бы что-то наподобие телепатии и способствовало бы лучшему взаимопониманию. Наши друзья увидели бы нас такими, какие мы есть на самом деле. Старая мечта о…

— Совершенно исключено, — вставила одна из женщин. — У каждого человека уникальная Постоянная Волна Души, ее гиперфрактальный комплекс не поддается цифровому моделированию. Только нервная матрица, создавшая волну-двойника, способна потом реабсорбировать копию. Роке может вернуться только к своему ригу.

А кто этого не знает? И все же я разочарован. Нелегко расстаться с мечтой о человеческом взаимопонимании.

— Пожалуйста, продолжайте, — мягко подталкивает меня Джинин Уэммейкер. — Попробуйте еще, Альберт.

— Хм, да. Люди мечтают о возможности дистанционного копирования. Сидишь дома и передаешь свою Постоянную Волну на заготовку, находящуюся где-то далеко. Сейчас оба тела должны находиться рядом, соединенные гигантским крио-кабелем. Если бы…

— Да, это большой недостаток, — соглашается Джинин. — Скажем, у вас срочное дело в Австралии. Вы изготавливаете свежую копию и отправляете ее к месту назначения почтовой рассылкой с надеждой на мягкую посадку у цели. Но даже самое быстрое путешествие замороженного черепа вашего двойника займет целый день. Как было бы удобно передать Постоянную Волну фотоном кабелю, одушевить уже находящуюся на месте заготовку. Сделать дело и переправить ту же Волну, но уже с дополнениями и изменениями, назад.

— Похоже на телепортацию. Можно было бы попасть куда угодно практически мгновенно при условии, что вы заранее переправили туда заготовку. Но так ли уж это необходимо? Телеприсутствие, которое обеспечивает Сеть…

Королева Ирэн рассмеялась.

— Телеприсутствие! Пялиться через очки, шевелить манипулятором! Даже при полной ретинальной и тактильной связи происходящее далеко от реальных ощущений. А что касается телепортации, то меня это пугает.

И сама «королева», и ее сарказм начали раздражать меня.

— Значит, дело в этом? «ВП» занимается дистанционным импринтингом? Авиакомпаниям это не понравится. Как и оставшимся еще профсоюзам.

Да мне и самому кое-что не понравилось бы. Ладно, ты сможешь телепортироваться куда угодно за считанные минуты. Но города утратят обаяние, индивидуальность. В каждом будут одни и те же официанты, парикмахеры и таксисты. Местные специалисты и искусники исчезнут. Лучшее распространится по всему свету. Все остальные потеряют работу.

Какой-нибудь нью-йоркский суперсыщик открывает у нас свое отделение, и каждый день на работу выходят его суперкрутые серые двойники, загребая себе все перспективные дела и получая жирные гонорары, пока сам герой сидит в пентхаусе с видом на Центральный Парк.

Мне ничего не останется, как довольствоваться заработками Пурпурного. Завести какое-нибудь хобби — надо же как-то убивать время. Или вернуться за парту.

Очевидно, маэстра не боится конкуренции.

— Если бы так, — с грустью говорит она, — какие бы открылись перспективы для моего бизнеса. Глобальные. Увы, мы говорим о другом. Кое о чем более тревожном. Еще попытка.

Вот стерва. Такие пытки в духе Джинин Уэммейкер. Она в них специализируется. Но и понимая это, я не могу отказаться от возможности показать себя.

Однако сначала надо урегулировать вопрос профессиональной этики.

— Послушайте, я обязан сообщить…

— Продолжительность жизни, — говорит вик Коллинс.

— Извините?

— Что, если тело дитто… — он указывает на свое, — сможет функционировать не один день, а больше? Намного больше.

Пауза. Обдумываю. Такой вариант не приходил мне в голову.

Осторожно подбирая слова, говорю:

— В основе технологии дублирования лежит принцип обеспечения копии запасом собственной энергии.

— Хранящейся в виде супермолекул в глино-коллоидном субстрате. Да, продолжайте.

— Имитировать всю сложность реальной жизни нет необходимости. Поглощение, усвоение, циркуляция, метаболизм, удаление отходов и все прочее. Наука по-прежнему слишком далека от копирования того, на создание чего эволюции потребовался миллиард лет, — систем защиты и восстановления…

— Для продолжительного существования этого не требуется, — отвечает Коллинс. — Нужно лишь научиться перезаряжать супермолекулы в каждой псевдоклетке, восстанавливать затраченную энергию, чтобы ее хватило еще на один день… потом еще на один… и так далее.

— И сколько же раз… то есть как долго?

— Можно возобновлять копию? Зависит от степени ее износа. Как вы сказали, даже самые дорогостоящие заготовки почти не способны к самовосстановлению. Энтропия разъедает даже осторожных. Но главная краткосрочная проблема — как обеспечить функционирование рокс-тела на протяжении больше суток — может быть решена.

— Сомнительное решение, — бормочет королева Ирэн. — Дитто-долгожитель будет все дальше уходить от человеческого прототипа, а это затруднит передачу памяти. У него могут появиться другие цели. Не исключено, что на первое место у копии выйдет вопрос собственно выживания, а не служение создавшему ее человеку или существу непрерывного цикла.

Немного сбитый с толку ее терминологией, я моргаю.

Существо непрерывного цикла?

Повернув голову, я вижу сестру-копию маэстры, но по-прежнему подключенную к терминалу; чередующиеся фигуры ярко-красного цвета кружат вокруг громадной бледной фигуры, как рабочие пчелы вокруг…

Ага. Понял. Королева Ирэн. Пэлли рассказывал мне об этом, о доведении копии до следующей логической стадии. И все же мне становится не по себе.

— Могут быть и другие последствия, — добавляет вик Коллинс. — Если наши подозрения верны, то ни о каком общественном согласии не придется и мечтать.

— Вот мы и хотим, чтобы вы это расследовали, мистер Моррис, — заключает Джинин Уэммейкер.

— Предлагаете мне заняться промышленным шпионажем? — настороженно спрашиваю я.

— Нет. — Она качает головой. — Мы не собираемся выкрадывать какие-либо технологические секреты, нам нужно лишь проверить, верны ли наши предположения. Все совершенно законно. Получив подтверждение, мы предъявим «ВП» обвинение в нарушении законов о транспарентности. А может быть, и каких-то других.

Я смотрю на нее. Невозможно. Абсурдно.

— Вы оказали мне честь своим доверием, маэстра. Но, как я уже сказал, технологические расследования — мой побочный бизнес. Есть настоящие эксперты…

— Вы нам подходите больше.

Да уж, конечно. То, о чем ты меня просишь, находится на грани беззакония. Эксперт знает, как удержаться и не переступить черту, а вот я вполне могу допустить ошибку, и тогда «ВП» засадит меня в тюрьму, где я и проторчу до наступления следующего ледникового периода.

— Польщен, маэстра, но основная причина моего отказа заключается в возможном конфликте интересов. Видите ли, в данный момент другой мой двойник находится во «Всемирных печах» по поводу…

Ни злости, ни разочарования в глазах Уэммейкер я не замечаю. Только интерес.

— Мы знаем об этом, — перебивает она. — Если помните, события, происходившие утром у Теллер-билдинг, получили широкое освещение. Я видела, как вы садились в лимузин Риту Махарал. Добавив к этому известие о безвременной смерти ее отца, нетрудно прийти к выводу, что ваш двойник обсуждает именно это в поместье Каолина.

В поместье Каолина? Мне казалось, что Серый № 1 отправился в штаб-квартиру «ВП». Эти люди знают о моих делах больше, чем я сам!

— Есть не много возможностей изолировать вашего рига от преследования со стороны «ВП». Мы поможем вам избежать ситуации с конфликтом интересов. В наше время левая рука часто не знает, что делает правая, если вы понимаете, о чем я говорю.

К сожалению, понимаю.

Вот и надейся на жизнь после смерти.

— Все очень просто, — говорит вик Коллинс. — Нам нужно только…

Его останавливает звонок телефона.

Это мой телефон. Срочный вызов.

Маэстра раздражена. У нее есть на это основания. Нелл знает, что у меня дело. Если домашний компьютер считает, что звонок так уж важен, следовало бы разбудить архи.

Я бормочу извинения и подношу запястье к уху.

— Да?

— Альберт? Это Риту Махарал. Я… я… вас не вижу. У вас нет видео?

Секундная пауза. Но никто другой не отвечает, так что делать это приходится мне.

— Извините, у меня нет видеокарты. Я лишь копия, Риту. Но разве один из…

— Где вы? — требовательно спрашивает она. Что-то в ее голосе заставляет меня привстать.

Похоже, Риту близка к панике.

— Эней ждет в машине. Вы и мой… отец должны были присоединиться к нему. Но вас нет… обоих.

— Что вы имеете в виду? Куда они могли…

Только теперь я понимаю, что Риту считает меня другим Серым! Объяснить ситуацию можно двумя словами, но я не хочу, чтобы Джинин догадалась о сути разговора. И что сказать?

На помощь приходит еще один голос, вклинивающийся в нашу беседу. Звучит он несколько сонно. Это архи, которому снова не дали вздремнуть.

— Риту? Это я, Альберт Моррис. Вы говорите, мой Серый исчез? И ваш отец тоже?

Я отключаюсь. Мое дело — заниматься клиентами, даже если мы ни о чем не договоримся.

Все молчат. Наконец Уэммейкер подается вперед, ее золотистые волосы падают с бледных плеч на знаменитое декольте.

— Итак, мистер Моррис? Нам надо знать, что вы думаете о нашем предложении.

Я вздыхаю, зная, что этим ускоряю обмен веществ в моих быстро истощающихся псевдоклетках и приближаю неизбежный конец. Теперь бы только добраться до дома и воссоединиться с оригиналом, передав ему все, что удалось узнать. План Уэммейкер мне уже известен — найти способ избежать конфликта интересов и склонить меня к законному расследованию. Для этого требуется, чтобы я, вот этот серый доппельгангер, пожертвовал надеждой на спасение ради блага более важных существ.

Нет, все еще хуже. Что, если я откажусь? Позволит ли маэстра мне уйти, зная, что я могу рассказать о разговоре с ней Каолину? Конечно, разглашение конфиденциальной информации карается штрафом, и я никогда не подведу своего патрона. Но ведь маэстра, поддавшись типичной для нее паранойе, может решить, что рисковать не стоит, так как «ВП» покроет мой штраф с избытком.

На всякий случай она уничтожит меня, предпочтя возместить нанесенный Альберту ущерб в тройном размере.

И он возьмет деньги. Кому придет в голову мстить за голема?

Уэммейкер и ее гости смотрят на меня, ожидая ответа. Я же смотрю на зеленые насаждения, для придания комфорта разбросанные по «Студии Нео» с тщательно продуманной небрежностью.

— Думаю…

— Да?

В ее знаменитой непристойной улыбке есть что-то зловещее, отчего даже дитто становится не по себе. Еще один глубокий вздох.

— Думаю, ваш фикус немного засох. Вы не пытались его полить?

Глава 8

Мунлайт-Бич — одно из моих любимых мест. Я хожу туда с Кларой, когда толпа немного рассеивается, особенно если у нас есть туристические купоны с истекающим сроком!

Конечно, он предназначен для ригов. Как и все лучшие пляжи. В облике Зеленого я здесь ни разу не был… если только сюда не забредали те мои предшественники, которые так и не вернулись. Те, которые отбросили все надежды и заделались прогульщиками.

Припарковав скутер на стоянке, я поднимаюсь на возвышение, рассчитывая найти хотя бы полупустое место. Когда народу немного, правила становятся менее жесткими. Архи уже не так рьяно охраняют свою территорию. И големы, «новые цветные» вроде меня, могут чувствовать себя в безопасности.

Вторник — будний день. Когда-то, когда я был еще мальчишкой, это имело некоторое значение.

Сейчас все дни недели одинаковы. Пляж кишит людьми, каждое мало-мальски открытое место занято. Повсюду одеяла, зонтики, отдыхающие. Я заметил несколько ярко-оранжевых спасателей, расхаживающих с самонадувающимися мешками. Все остальные — люди, различающиеся лишь разной степенью загара — от шоколадного до песочного.

Если сунуться туда, я буду выделяться, как забинтованный палец на руке.

Переведя взгляд дальше на юг, я увидел каменистый участок, предназначенный для себе подобных. Яркая толпа големов скучилась на выступающем каменистом мысе, слишком опасном для настоящих тел. Туда не заходили даже спасатели. И лишь с полдесятка желто-полосатых уборщиков, вооруженных крюками, вылавливали из воды неудачников, разбившихся о скалы или выброшенных приливом. Впрочем, кто захочет растрачивать пляжное время на имитацию? Сюда и настоящему человеку пробиться нелегко.

Меня вдруг охватывает чувство возмущения. К черту правила! К черту списки очередников и туристические купоны! Мне всего лишь нужно поваляться полчаса на пляже. Сто лет назад можно было делать что хочешь и ходить куда хочешь.

Только если ты был белым и богатым, напоминает мне внутренний голос. Только если ты принадлежал к элите.

Сегодня сама идея расизма выглядит нелепой, абсурдной и смехотворной. Однако же у каждого поколения свои проблемы. В детстве мне не хватало пищи, которая распределялась по талонам. Из-за пресной воды велись войны. Сейчас мы страдаем от изобилия. Безработица, низкая зарплата, поощряемый государством дурман ничегонеделания, доводящая до самоубийств апатия. Больше нет ни причудливых деревушек, ни убогих туземцев. Но зато все прекрасные места Земли приходится делить с девятью миллиардами зрителей и десятью — двадцатью миллиардами големов.

— Давай, брат. Заяви о себе.

Голос прервали мои мрачные раздумья. Повернувшись, я увидел еще одного Зеленого, стоящего у края дороги. Архи и их семьи совершенно не обращали на него внимания, хотя парень и размахивал плакатом с яркой надписью:

Дитто усмехнулся, встретившись со мной взглядом, и кивнул в сторону Мунлайт-Бич.

— Иди туда, — настойчиво говорит он. — Ты же хочешь, чтобы тебя заметили, пользуйся моментом!

В последнее время таких, как он, стало больше. Агитаторы. При виде их люди испытывают смешанные чувства: призывы пробуждают эхо былых сражений за справедливость и равенство и вместе с тем поражают банальностью и глупостью. Я разрываюсь между отвращением и желанием задать ему парочку вопросов. Например, почему он делает двойников, если ненавидит дискриминацию, будучи одним из них? Согласен ли он предоставить равные права тем, чья жизнь ограничивается одним днем? Должны ли мы наделить правом голоса копии, которые могут производиться в массовых количествах, особенно богатыми?

И почему он сам не идет на пляж? Вперед, приятель! Потолкайся среди настоящих людей. Постарайся достучаться до их совести, и, может быть, кто-то, утомленный твоей настойчивостью, потребует твой идентификационный ярлык и предъявит претензии твоему владельцу. Не исключено, что найдется и такой, кто не остановится перед штрафом, чтобы доставить себе удовольствие разнести тебя на кусочки. Вот то-то. Поэтому-то он и стоит у края дороги с плакатом в руке, мозоля глаза. Но не отваживается на более активные средства протеста. Возможно, его братья-големы были среди демонстрантов, которых я видел утром перед «Всемирными печами».

У того, кто все это задумал, хватает пылу и… средств. Рассылать копии только для того, чтобы выразить свою точку зрения… дорогое удовольствие и эффективный способ.

Все бы хорошо, если бы причина такого напряжения сил не была столь абсурдной! Еще одно доказательство того, что в наши дни у большинства людей слишком много свободного времени.

Внезапно ни с того ни с сего я спросил себя: «А что здесь делаешь ты?» Начал день с фантазий о Кларе, потом углубился в философские вопросы, недоступные пониманию Зеленого, забросил поручения, ради выполнения которых был создан, и сбежал на пляж. Зачем? Ведь мое тело не в состоянии ощутить свежесть морского бриза или нежность белого песка.

Что со мной сегодня?

И тут до меня дошло. Мысль о том, что со мной происходит, пугала и будоражила.

Я стал Франки. Я неудачная копия. Франкенштейн!

Конечно, безумие еще не зашло далеко, Я не шатаюсь по улицам с распростертыми руками, издавая зловещие звуки. Но производители заготовок предупреждают, что усталость нейронов может привести к проблемам с копией, а бедняга архи едва держался на ногах, когда делал меня.

Кошмар.

Осознав собственную ущербность, я странным образом успокоился. Пляж потерял свою недавнюю привлекательность, а риторика агитатора как-то поблекла. Я взял скутер и решил отправиться в центр города. Раз уж у неудачного рокса нет сил выполнять обычные поручения, то, может быть, удастся заставить его выслушать Пэла.

Из всех живущих на земле именно Пэл наиболее близок к состоянию, в котором нахожусь я.

Полчаса спустя.

Только что попал в переделку. Не везет. Хотя…

По пути к Пэлли я внезапно оказался между охотниками и добычей.

Возможно, я слишком далеко ушел в свои мысли, проявил невнимательность или ехал слишком быстро. Так или иначе, предупредительный сигнал был пропущен. Со всех сторон замигали вдруг вспышки лазеров — банда городских идиотов, вопя и завывая, прокатилась по железобетонному каньону Старого города.

Другие дитто бросились врассыпную. Сонно ползущие динобусы прижались к стенам, но я воспользовался возможностью, чтобы добавить скорости. Через несколько секунд лучи лазеров обрушились и на меня, прожигая одежду и укалывая псевдоплоть. Касаясь настоящей кожи, лучи резонируют и таким образом дают охотникам сигнал не стрелять. Но архи здесь больше не живут, и весь район превратился в огромное игровое поле боя для любителей извращенных забав.

Они вырвались из-за соседнего угла, прочесывая перекресток высокочувствительными сенсорами, и один из охотников, направив на меня круглую, напоминающую ядро штуковину, громко закричал!

Я сжался.

Ну почему? Что я тебе сделал?

Стрелок выстрелил, и у меня за левым ухом что-то разорвалось. Никудышный снайпер, если целил в меня.

Повернув скутер в другую сторону, я едва успел притормозить, чтобы не врезаться в приземистого обнаженного гуманоида. Ярко-желтый, с кругами-мишенями на груди и спине, он смотрел на что-то позади меня широко открытыми, полубезумными глазами, потом развернулся и бросился наутек.

Преследователи взревели от восторга и ударившего в голову адреналина. Засвистели пули. Похоже, любителей порезвиться нисколько не пугал риск быть оштрафованными в случае, если бы они поджарили меня. А может быть, это не так уж и плохо.

Встретить лучи лазеров, подставив под них грудь, раскинув руки. Альберт получит двойную цену за некачественную копию. Выгодная сделка.

Вместо этого я пригнулся и дал газу! «Веспа» ответила пронзительным воем вставшего на дыбы пони. И в этот момент что-то ударило в переднее колесо. Два других выстрела пришлись в машину и мое тело. Скутер рванулся вперед и полетел.

Преследуемый мчался изо всех сил, пыхтя, размахивая руками и дергаясь, как сумасшедший, из стороны в сторону. Тем не менее он удостоил меня беглым взглядом, когда я проезжал мимо, и в этот миг мне стали понятны две вещи.

Первое: у него то же лицо, что и у одного из охотников.

Второе: ему все это явно нравилось!

Да, в мире полным-полно чудаков и тех, кому некуда девать время. Но мне было не до них — я с трудом удерживал контроль над раненой «веспой». К тому времени, когда я свернул за угол, вырвавшись из-под огня, машина чихала, кашляла, дымилась, а потом умерла.

Я стоял рядом с беднягой-скутером, «оплакивая» его смертельные раны, когда зазвонил телефон. Срочный вызов.

Рефлекс сработал раньше, левая рука метнулась к уху. Говорил один из моих серых братьев.

— Да?

— Альберт? Это Риту Махарал. Я… я вас не вижу. У вас нет видео?

Я не прислушивался — разглядывал скутер. Двигатель был покрыт какой-то густой субстанцией, прикасаться к которой мне не хотелось — наверняка эта гадость выводила дитто из строя.

— Я лишь копия, Риту, — ответил голос. — Но разве один из…

— Где вы? Эней ждет в машине. Вы и мой… отец должны были присоединиться к нему. Но вас нет… обоих.

Та же густая липкая дрянь оказалась и на моей правой штанине. Я поспешно сбросил и отшвырнул испорченные брюки.

— Что вы имеете в виду? Куда они могли…

— Риту? Это я, Альберт Моррис. Вы говорите, мой Серый исчез? И ваш отец тоже?

Тупая боль в области спины известила меня о том, что там творится что-то неладное. Взглянув в зеркало «веспы», я обнаружил дыру размером в полкулака и… она увеличивалась! Будь я человеком, моя песенка уже была бы спета. Впрочем, времени оставалось мало и у меня.

Впереди перекресток Четвертой и Мейн… нет, пешком мне до Пэла не добраться. Там ходят маршрутки…

Или вытянуть зеленый палец и ловить попутку? Но куда?

Есть! Я вспомнил, что на Юпас-стрит, всего в двух кварталах отсюда, находится церковь Преходящих.

Повернулся и побежал на восток, слушая разговор старины архи со взволнованной Риту Махарал.

— Итак, в последний раз моего Серого видели тогда, когда он следовал за вашим отцом…

— Они вышли через заднюю дверь особняка. После этого их никто не видел… О нет. Только что пришел Эней. Он сердится. Приказал обыскать все вокруг.

— Хотите, чтобы я пришел?

— Я… не знаю. Вы уверены, что ваш Серый не выходил на связь?

Боль в спине стала сильнее, но я все же ковылял по Четвертой улице. Что-то выедало меня изнутри! У меня все же хватило благоразумия отступать перед теми, кто напоминал реальных людей. Остальные торопливо разбегались при виде меня, кричащего, размахивающего руками, спешащего к тому единственному месту, где мне могли помочь.

Впереди уже маячило сооружение из темного камня. Когда-то здесь располагалась пресвитерианская церковь, но последние реальные прихожане давно покинули этот район, который стал заполняться новым классом. Тем, у кого, как считается, души быть не может.

Вот тогда здесь появились Преходящие.

Под многоцветным символом в форме розетки доска с загадочными словами, написанными неровными буквами:

Культура может быть продолжением.

Бессмертие — это не только загрузка памяти.

Поднимаясь по ступенькам, я миновал нескольких дитто самых разнообразных расцветок и оттенков, куривших и болтавших, словно у них не было никаких дел. У одних не хватало ног. У других рук. Третьи выглядели совсем уж непрезентабельно. Пройдя мимо, я нырнул в сумрачную прохладу вестибюля.

Дежурная — темно-коричневая реальная леди — сидела на табуретке у стола, заваленного бумагами и всем необходимым для оказания первой помощи. Она перебинтовывала руку какому-то Зеленому, похоже, сильно пострадавшему от ожога. Над головами медленно вращался какой-то символ, напоминающий цветок с широкими лепестками.

— Откройте рот и вдохните вот это. Женщина сунула в лицо бедняге какой-то шарик вроде попкорна, который с негромким треском лопнул. Роке с благодарной улыбкой втянул плотное облачко паров.

— Ваши болевые центры онемеют. Будьте осторожны. Любой ушиб или повреждение…

Я не мог ждать.

— Извините. Никогда тут не был, но… Она указала пальцем налево.

— Встаньте в очередь.

Я увидел длинную вереницу терпеливо ожидающих израненных дитто. Какие бы несчастья ни привели каждого из них сюда, их владельцы вряд ли пожелают обогатиться такими воспоминаниями. Но и к переработке они еще не были готовы. Древние инстинкты требовали бороться. Первейший императив Постоянной Волны — терпеть, выносить, держаться. Поэтому они пришли сюда. Как и я.

Но я не мог позволить себе быть терпеливым, а потому снова повернулся к ней:

— Пожалуйста, мэм. Хотя бы взгляните.

Она поднимает глаза, усталая и, возможно, раздражительная после долгих часов работы в этой самодеятельной клинике. Губы приоткрываются, но строгие слова застывают. Медсестра мигает и вдруг вскакивает.

— Эй, кто-нибудь! Помогите! У нас пожиратель!

То, что происходило потом, скрыто дымкой поднявшейся полубезумной паники. Суета из старой военной драмы. Место действия — госпиталь. Отпечаток времени — спешка, какая бывает при смене колеса на автогонках. Я лежал распростертый на грязном столе, вслушиваясь в звучащие надо мной слова тех, кто копался в моей спине самодеятельными, непростерилизованными инструментами.

— Это глиноед! Черт, посмотри, как он шевелится!

— Осторожнее, он большой. Хватайте клещи.

— Попробуйте захватить его целиком. В нашем штате глиноеды запрещены. Если найдем того, кто запустил это чудовище, денег хватит на оплату аренды.

— Быстрее, пока этот дьявол не сожрал что-нибудь жизненно важное. Эй, он нацелился на центральный узел…

— Дрянь. О… думаю… Есть!

— Ну и ну… вот жуть! А если у гадин разовьется вкус к реальной плоти?

— А почему ты думаешь, что в какой-нибудь секретной лаборатории не появились и такие?

— У тебя паранойя. Законы…

— Заткнись и опусти это чудовище в банку. Кто-нибудь, дайте мне гипс. Нервный узел не затронут. Думаю, все обойдется.

— Не знаю. Рана довольно глубокая, а парень почти свежий.

— Может быть, быстренько протестируем мотиваторы?

Я слышал все это как будто издалека. Они остановили боль — у кого-то хватило ума предусмотреть этот аспект при разработке моделей дитто: теперь того же требует и закон. Это объясняет также и факт существования нескольких бесплатных клиник. Я такой воспользовался впервые… насколько мне известно. Какая, если подумать, бессмыслица — тратить столько сил на спасение тех, кто в любом случае исчезнет через несколько часов. Большинство людей этого не понимают.

И все же я благодарен за помощь.

Как уже говорилось, личность двойника почти всегда базируется на его архетипе. Почти всегда. Может быть, я пришел за помощью потому, что отклонился от оригинала, стал Франки. Потому что не разделяю больше горького стоицизма Альберта. По крайней мере не полностью.

Что ж, операция прошла быстро, визит в любую другую больницу занял бы куда больше времени. Здесь не надо беспокоиться о том, как идет выздоровление, не надо тревожиться из-за инфекций или бояться судебного преследования. Остается только восхищаться этими добровольцами, на вооружении у которых самодельное оборудование и старые, нигде больше не используемые инструменты.

Через десять минут я уже сидел среди других ярко раскрашенных пациентов на деревянной скамье в церкви, попивая «Нектар Мокси», пока антидоты справлялись с болеутоляющим наркотиком. Под вырезанным вручную девизом «Помоги вылепленным» стояла на кафедре искалеченная Пурпурная, читая нам с листка бумаги:

— Не человек устанавливает границы или определяет пределы души.

Когда-то люди были подобны детям, нуждающимся в незатейливых сказках и наивных видениях истины.

Но в последние десятилетия Великий Творец позволил нам взять Его инструменты и развернуть чертежи как ученикам, готовящимся к самостоятельной работе. По неким причинам Он разрешил нам познать фундаментальные законы природы и приступить к делу, вооружившись Его мастерством.

Это факт столь же значительный и важный, как и Откровение.

О, как пьянит, как возбуждает это новое умение, эта новизна творения, эти грозные, неведомые прежде силы, эта огромная власть. Возможно, когда-нибудь из этого выйдет нечто хорошее.

Но мы вовсе не стали всезнающими. Еще нет.

Большинство религий считают, что в реальном человеческом существе, оригинальном теле, при изготовлении копий сохраняется некая бессмертная суть. Голем-двойник — это просто машина, нечто вроде робота. Его мысли — проекции, направленные во временную оболочку для исполнения поручений. Для реализации наших устремлений.

У рокса жизнь после жизни наступает только при воссоединении с ригом… как и у рига жизнь после смерти начнется когда-то при воссоединении с Богом. Таким вот образом более древние религии решают проблемы, возникшие вместе с началом изготовления новых разумных существ. А проблемы эти новы и значимы.

Нет, первостепенны.

Что, если некая доля бессмертной тинктуры передается в каждодневную копию? Разве, находясь в этих недолговечных формах, мы не испытываем боли и сострадания? Разве на небесах нет места и для нас? И если нет, то, может быть, оно должно там быть? Служба неспешно шла дальше, а я старался привести в порядок разбежавшиеся мысли. На стекле окна красовалась еще одна розетка, показавшаяся мне незаконченной. Пара инвалидов-дитто трудилась в углу над еще одним лепестком, похожим почему-то на рыбину.

Я всегда считал, что люди, заправляющие этим заведением — Храмом Преходящих, — имеют какое-то отношение к тем преисполненным праведности чудакам, которые пикетируют «Всемирные печи», организуют демонстрации на пляже или требуют гражданских прав для дитто.

Или, может быть, религиозный аспект предполагает их близость к другим протестующим. Консерваторам, рассматривающим копирование людей как вызов Богу.

Но, похоже, оба предположения неверны. Они не просят равноправия, только сочувствия. Ну и вся эта чушь о спасении маленькой души. Что ж, может быть, они искренни в своих чудачествах. Попрошу Нелл сделать взнос в пользу Преходящих. Если настоящий Альберт не наложит вето.

И все же, восстановив силы, я убрался из этого приюта, чтобы поскорее все записать. Когда-нибудь послушаем вместе с Кларой и подумаем, есть ли в этом какой-то смысл.

С меня бессмертия достаточно. Я же мутант. Франкенштейн.

Пора заняться делами. Пусть я и не самый верный двойник своего оригинала, но кое-какие общие интересы у нас все же есть. Кое-что мне хотелось бы узнать, прежде чем наступит последний миг.

Глава 9

Даже в былые времена не было ничего странного в том, чтобы время от времени спрашивать себя, а наяву ли все это. По крайней мере это считалось нормальным для мастеров дзен и студентов-второкурсников.

Сейчас такая мысль может прийти в голову ни с того ни с сего, посреди обычного трудового дня. Бегая по делам, выполняя поручения, нетрудно забыть, с какого именно стола ты встал утром. Поневоле поднимаешь руку, чтобы проверить цвет кожи или тихонько ущипнуть себя за локоть.

Хуже всего — сны.

Дитто почти никогда не спят. Поэтому уже тот факт, что ты спишь, должен служить достаточным основанием для избавления от сомнений.

Должен. Но у кошмаров собственная мера. Ты вскакиваешь с кровати, одолеваемый беспокойством: а вдруг ты — это на самом деле не ты, а кто-то, похожий на тебя?

Я еще толком не проснулся, когда второй звонок Риту Махарал окончательно меня разбудил. Клара сказала, что так мне и надо. Только такие старомодные киберпердуны, как ты, полагают, что солнце встает не для них.

Ей-то легко давать советы. Войны ведутся по большей части в соответствии с расписанием, с 9.00 до 17.00. В моем же бизнесе ничего не стоит потерять счет дням. Ладно. Четыре часа отдыха плюс бутылка «Жидкого Сна» — это все, что нужно. В моем случае новости, сообщенные Риту, уже вселили в меня беспокойство.

Ввалившись в офис, я проверил дитто-ростер. Как там мои копии? Если Серый № 1 исчез, то, возможно, какие-то улики удастся обнаружить на месте. Или отправить в «Каолин Мэнор» другого двойника?

Я взглянул на светящиеся символы и едва не вскрикнул от удивления — все три горели янтарным светом.

Недоступны!

— Нелл. Ты можешь это объяснить?

— Не совсем. Серый № 1 исчез менее часа назад и «Каолин Мэнор».

— Это я уже знаю.

— Тогда вы также знаете, что идентификационный ярлык Серого обнаружен валяющимся на земле в зоне, отведенной для проживания слуг Каолина? Адвокат вика хочет знать, что делал там ваш двойник.

— Откуда, черт возьми, мне это знать? — Подумать только, день начинался так хорошо. — Ладно, с этим потом. В чем проблема с Серым № 2?

— Только что пришло закодированное сообщение. Серый № 2 перешел на автономный режим «без возврата».

Вот как?

— Неужели? Не проконсультировавшись со мной?

— Вы же сами предоставили им такое право.

— Да, но почему…

— Ему была предложена срочная выгодная работа от лица консорциума, возглавляемого Джинин Уэммейкер. Во избежание конфликта интересов расследование должно проводиться в условиях усеченной компетенции.

— Чего-чего? — Я покачал головой. — Ага, ты хочешь сказать, что я не смогу разгрузить его информацию и даже узнать, что она собой представляет?

Мои двойники не впервые соглашались на такие условия, беря на себя рискованное дело ради быстрой прибыли для меня-реального. За дело, о котором я ничего не знал, хорошо платили.

О чем я думаю, решая согласиться? Трудно представить, какие аргументы могут склонить моего двойника принести жертву. Но, вероятно, в моем характере есть нечто, делающее это возможным… при определенных обстоятельствах.

— Сейчас надо быть осторожным, — бормочу я. — Маэстре нельзя доверять.

— Дитто знает, что Уэммейкер хитра и увертлива. Если хотите, я воспроизведу послание. Профиль голоса колеблется от осторожного до параноидного.

И что, это должно меня подбодрить? Мои серые копии исключительно хороши. Несколько лет назад меня даже приглашали принять участие в работе группы исследователей, изготавливающих особо высокотехнологичных големов. Но сейчас я мог лишь пожать плечами и принять ситуацию такой, какая она есть. Если не доверяешь своим Серым, то кому тогда можно доверять?

— Ладно, расскажи, что случилось с Зеленым. Здесь жуткий беспорядок. Посуда свалена в раковину, мусорные баки полны. Куда он подевался?

Вместо ответа Нелл воспроизводит на стене «картинку». Мое собственное лицо, похожее на гипсовый слепок цвета тусклого хлорофилла.

— Привет, это я. — Зеленый вяло машет рукой. Судя по всему, он находится где-то в Диттотауне. — Я только что продиктовал полный отчет, который отправлю через минуту. Здесь — короткая версия.

— Ты все испортил, Альберт! Нельзя одушевлять, когда ты в таком состоянии, как сегодня утром. Тебе всегда везло, но на этот раз получился Франки.

Зеленое лицо усмехнулось. Иронично-сдержанно, знакомо и при этом как-то странно. Не уверен, что я так улыбаюсь.

— Хочешь знать, каково быть копией-мутантом? Ты любопытен, так что позволь рассказать. Все какое-то нереальное. Словно я это не совсем я. Понимаешь?

Конечно, не понимаешь. Главное — я не намерен ни мыть твою посуду, ни убирать в твоем доме. Но не волнуйся. Не надо звать копов или… мусорщиков. Я не представляю угрозы для общества… я не безумец. Просто у меня появились собственные интересы, вот и все.

Если представится возможность, я отправлю еще один отчет до того, как исчезну. Полагаю, за мной должок перед творцом.

Спасибо, что создал меня. Может быть, увидимся.

Зеленый подмигнул и отключился. Я тупо смотрел на пустую стену, пока не вмешалась Нелл.

— Насколько мне известно, это ваш первый двойник-Франки. Не желаете пройти стандартный медосмотр?

Я покачал головой:

— Ты же слышала. Я просто устал.

— Поместить уведомление об отказе от ярлыка?

— В городе полным-полно больных фетишистов, за беднягой устроят настоящую охоту. На мой взгляд, он совсем безобидный. Вот только…

Интересно, а не затронул ли тот же эффект и моих Серых? Они сделаны из более качественных заготовок, и времени на сканирование ушло больше, но с обоими нет связи, и остается только надеяться на лучшее.

В продиктованном Зеленым отчете дополнительной информации не содержалось, лишь любопытны описания приключений на Мунлайт-Бич и в церкви, где чинят големов, — интересно, драматично, но…

Нелл снова подала голос:

— У нас есть дела. Несколько текущих расследований, на которые вам следует обратить внимание. И Риту Махарал ждет звонка в связи с…

— Знаю. — Я кивнул. Как всегда, дел слишком много, чтобы справиться с ними самому. — Нам нужен специалист. Эбеновый. Самый лучший. Приготовь…

— Уже приготовила.

В камере зашипело, и на разогревающий лоток соскользнула сопровождаемая маслянистым дымком, свежая, отливающая зеркальным черным блеском заготовка. Более дорогая, чем серая, она уже заранее была настроена на высокую концентрацию, необходимую для напряженной профессиональной деятельности в течение 24 часов, разумеется. При условии, что оригинал обладал этими качествами. Этим, в частности, объясняется, почему Эбеновые встречаются не так часто, как сибаритствующие Белые. День интенсивных наслаждений может быть таким же утомительным, как и день тяжелой работы. Но люди склонны изводить себя удовольствиями, а не трудом.

Плита была готова. Извивающиеся щупальца сифтера уже поджидали мою голову. Но прежде нужно успокоиться. Плохо, конечно, что потерялись два Серых, но чтобы еще и Зеленый превратился в мутанта! Беспрецедентный случай всерьез обеспокоил меня. Отдохнул ли я достаточно, чтобы застраховаться от повторения неприятного эпизода?

Отвернувшись от копира, я открыл заднюю дверь своего маленького домика и вышел в сад. Теплые лучи солнца коснулись лица. Запах зелени освежил дыхание. Подойдя к лимонному дереву, я достал перочинный нож, сорвал с ветки маленький плод и, сделав надрез, выдавил на запястье несколько капель сока. Аромат лимона ударил в нос. Прочистил голову.

Вскоре ко мне вернулась уверенность. Теперь — за работу.

Просунув голову между двумя сенсорами, называемыми «датчиками души», я мысленно отдал команду начать копирование. Обычно процесс тщательного, глубокого сканирования занимает около десяти минут, поэтому я постарался расслабиться и не шевелиться, пока невидимые осторожные пальцы перебирали мой мозг, сердце, печень и спинной мозг, снимая копию с матрицы моей Постоянной Волны и впечатывая полученный образ в лежащую рядом керамическую фигуру. Привычные ощущения, как было уже тысячу раз. Только теперь я чувствовал и нечто едва уловимое, глубинное — колыхание эмоций, всплески случайных воспоминаний, вызываемых импринтингом на нижнем уровне сознания. Неясные, стихийные чувства единения и связанности прокатились во мне, чувства, названные Уильямом Джеймсом «религиозным опытом» той поры, когда человечество еще не преобразовало духовную сферу в очередную область технологической экспертизы.

Неудивительно, что мои вялотекущие мысли поползли в сторону Зеленого и его посещения церкви Преходящих. Очевидно, это место — нечто большее, чем прибежище чудаков-альтруистов, растрачивающих силы на раненых мух-однодневок. Интересно…

Что происходит с душой потерявшего шанс на спасение дитто, бедняги голема, не воссоединившегося с тем, кто его создал? Вопрос этот всегда казался мне метафизическим и довольно надуманным, но сегодня в такой ситуации оказались три моих двойника.

И уж если на то пошло, то что случается, когда умирает твой оригинал? Некоторые религии придерживаются той точки зрения, что существует последний трансфер, переход всего твоего жизненного опыта в Бога, как и с големом, передающим дневную память создателю в конце дня. Но, несмотря на все старания, подкрепленные хорошо профинансированными частными исследованиями, никто так и не обнаружил доказательства такого перехода к высшему существу-архетипу.

Беспокойные мысли. Я постарался отвлечься от них и ни о чем не думать, но через несколько секунд Нелл снова напомнила о себе.

— Звонок от вика Энея Каолина, — сообщила она. — У вас нет доступных копий, чтобы принять его. Подключить аватара?

Воспользоваться грубой компьютерной подделкой для разговора с триллионером? Меня передернуло. Это равносильно прямому оскорблению. С таким же успехом можно включить голосовой автоответчик: «Меня сейчас нет, оставьте сообщение».

— Переведите звонок на меня, — распорядился я. Тот еще будет денек.

Образ, возникший передо мной, являл магната в привычном обличье: стройный, с густыми, сдвинутыми к переносице бровями. Он сидел в уютном офисе с искусным скульптурным фонтаном, тихо бормотавшим у него за спиной. Я едва не сел, увидев, что он коричневый! Бледно-коричневый, европейского тона.

Чтобы поприветствовать самого вика Каолина, не жалко даже прервать сканирование.

И тут я кое-что заметил… мимолетный, почти неуловимый отблеск щеки. Неспециалиста этот маскарад мог бы обмануть, но я сразу понял, что вижу голема, искусно подделанного под человека. Ничего противозаконного в этом не было — дома, в частной обстановке, можно выбирать любые цвета и тона, если не собираешься вводить кого-то в заблуждение.

Я остался лежать, дав тетраграматрону возможность продолжать сканирование.

— Мистер Моррис.

— Да, дитКаолин, — ответил я, продемонстрировав свою проницательность.

Он едва заметно наклонил голову. В конце концов, в этом разговоре реальный я.

— Вижу, вы заняты, сэр. Позвонить позже? Через час?

И снова его манера говорить показалась мне нарочито старомодной. Впрочем, богач может позволить себе аффектацию.

— Это глубокое сканирование. Но оно не займет много времени. — Я улыбнулся, стараясь не двигать головой. — Я буду готов через десять…

— Я отниму у вас минуту, — оборвал дитто. — Хочу, чтобы вы пришли и поработали на меня. Прямо сейчас. Оплата вдвое выше обычной.

Похоже, он ничуть не сомневался, что я подскочу от радости и без колебаний приму его предложение. Странно. Тот ли это парень, адвокаты которого совсем недавно присылали мне угрожающие сообщения с требованием объяснить, как ярлык моего пропавшего Серого оказался в зоне ограниченного доступа? Тот ли это Каолин, который не позволил мне прислать для расследования происшествия моего собственного двойника?

— Если это касается трагической смерти доктора Махарала, то, как вам известно, я уже нанят его дочерью, Риту. Приняв ваше предложение, я могу оказаться в ситуации конфликта интересов. Здесь необходимы особые договоренности.

«Особые договоренности» — это дополнительные Серые, которые не вернутся домой. При мысли об этом меня затошнило.

Двойник Каолина моргнул и посмотрел куда-то в сторону. Возможно, он получал инструкции от рига, реального магната-отшельника. Во мне уже разгорелось любопытство. О Каолине ходили самые разные слухи. Согласно одной версии, он представлял собой урода, ставшего жертвой некоего генетического заболевания, разработанного в недрах собственных лабораторий. Хорошо бы записать разговор почетче. Кларе, вернувшись с войны, захочется деталей.

Коричневый голем жестом отвел все мои возражения.

— Речь идет о небольшом техническом уточнении. Вы будете вести то же самое расследование, но я заплачу вам, если вы сосредоточитесь только на данном деле. Риту сейчас нелегко, и мне хотелось бы избавить ее от лишних расходов.

Что-то сегодня все заинтересованы в моих услугах. Впрочем, разговор на эту тему начался еще утром. Конечно, деньги всегда пригодятся. Но мир — это не только деньги.

— Вы уже обсудили эту идею с Риту?

Он помолчал, снова сверяясь с какой-то информацией. Вероятно, у него нет доступа к недавней памяти, а значит, лично он меня не знает и основывается лишь на том, что ему сказали.

— Нет, но уверен, что она…

— Риту уже заплатила мне за сегодня, авансом. Почему бы вам не подождать и не посмотреть, что у меня получится? Завтра сравним наши данные. Так сказать, положим все на стол. Справедливо?

Каолин явно не привык, чтобы ему отказывали.

— Мистер Моррис… существуют осложнения, о которых Риту не осведомлена.

— Хм. Они имеют отношение к смерти ее отца? Или к похищению моей копии?

Платиновый дитто скорчил гримасу, осознав свою ошибку. Он чуть было не дал мне основания для обращения в суд.

— Тогда до завтра.

Каолин коротко кивнул, «картинка» погасла, а я усмехнулся и со вздохом закрыл глаза. Ну уж теперь-то мне дадут довести процесс до конца?

Увы, не отвлекаемый звонками, я вновь ощутил турбулентность ощущений, вызванных «просеиванием» моей души. Из тьмы подсознания, из запасников памяти выползали забытые впечатления, оставившие едва заметный след. Что вспыхивало на мгновение и гут же гасло. Одни из этих мимолетных образов-ощущений были похожи на предчувствие прошлого. Другие — на воспоминание о будущем. Мне стало трудно дышать, особенно когда щупальца перцептрона протиснулись в ноздри для последней и самой глубокой фазы импринтинга, называемой «вздохом жизни».

И снова Нелл.

— Еще один входящий звонок. От Малахая Монмориллина.

— Не могу сейчас выслушивать стенания Пэла…

— Он очень настойчив.

— Я же сказал — нет! Пусть разговаривает с аватаром. Сделай что-нибудь. Только дай мне доделать работу!

Наверное, не стоило мне так шуметь и нервничать. Как бы не запороть еще и эбеновую копию. Да и бедняга Пэл другим уже не станет.

Но тогда у меня не было времени на безумные игры. Иногда приходится полностью концентрироваться на чем-то одном.

Глава 10

Клуб «Салон радуги». Название в стиле ретро и самая передовая клиентура. Стоит пройти под мигающей над входом вывеской «Реальные не допускаются», как вас охватывает чувство, будто происходящее вокруг взято из какого-то кошмарного фантастического фильма двадцатого века, битком набитого скачущими мутантами и ухмыляющимися андроидами.

Конечно, архи не заходят сюда не только из-за вывески. Настоящая человеческая плоть просто не выдержит сумасшедших ритмов вибрирующего танцзала. Разбрасываемые стробами прыгающие световые узоры способны довести органические нейроны до истерии. Сотня курящихся трубок наполняет воздух сажей, которая откладывается на ваших дышащих легких. Стоящая внутри вонь — оказывающая на дитто дурманящий эффект — обязательно фильтруется, прежде чем вентиляторы изгоняют ее во внешнюю атмосферу.

Когда-то, в Дни Одного Тела, на развлечения отводилась суббота. Теперь заведения, подобные «Радуге», функционируют круглосуточно, даже по вторникам, и сюда то и дело прибывают свежеиспеченные дитто, изготовленные их владельцами для плотских наслаждений и разукрашенные самым невероятным образом, от спиральных узоров до муаровы картинок, превращающих кожу в предмет искусства. Некоторые напоминают карикатурных секс-гигантов. Другие снабжены устрашающими аксессуарами вроде острых, как бритва, когтей или утыканных источающими кислоту зубами челюстей.

— Чек на голову?

Краснокожая официантка за стойкой протягивает мне тускло мерцающую бирку. Рядом с вешалкой целый ряд небольших морозильников. Бирка обеспечит вашему черепу место в одном из них. Так что воспоминания о диком отрыве сохранятся в самом лучшем виде.

— Нет, спасибо, — говорю я.

Да, признаю, когда-то и я посещал такие вот заведения. А кто устоит перед соблазном испытать глубины гедонизма, пристыдившие бы и Нерона?

Юность — пора дерзких опытов. Да и почему бы не позволить себе кое-что диковинное, если потом от всего изведанного останутся только воспоминания? И то лишь в том случае, если ты сам этого пожелаешь. То, что происходит с твоим дитто, не повредит тебе реальному, так ведь?

Если, конечно, ты не обращаешь внимания на некоторые слухи…

Для многих привычка к постоянному напрягу становится губительным пристрастием, и им уже мало только перекачанных впечатлений. Особенно этим отличаются безработные, тратящие свои пособия на избавление от тягот современной жизни.

— Пожалуйста, дитМоррис, подождите там. Я за вами сейчас вернусь.

Я отвожу взгляд от входа и смотрю на моего гида, еще одну краснокожую. В царящем здесь грохоте ее речь доносится до меня с поразительной ясностью. Сонические глушители помех, встроенные в стены, выстраивают воздушный канал, по которому ее слова легко долетают до моих ушей. Если вам повезло оказаться хозяином такого заведения, то подобные чудеса техники воспринимаются как само собой разумеющиеся.

— Извините, где подождать?

Голем королевы Ирэн указывает куда-то в глубь помещения, и теперь я замечаю свободный столик с табличкой «Зарезервировано».

— Это надолго? В моем распоряжении не весь день.

Выражение имеет особый смысл для таких, как я, приговоренных к вечному забвению ради блага владельца. Но моя чичероне лишь пожимает плечами и исчезает в толпе. Наверное, ей нужно сообщить сестричкам, что наемный шпион прибыл.

Почему я должен тратить последние 18 часов, работая на людей, которые мне не нравятся, и делая то, чего я не понимаю? Почему бы не сдернуть? До улицы всего десяток метров. Но если я сбегу, то куда отправлюсь? Реальный Альберт заставит меня провести оставшийся срок в суде, отбиваясь от обвинений в нарушении контракта, которые, несомненно, предъявит маэстра. Да и в любом случае за мной уже следят. Я вижу похожий копии тут и там, они подают напитки, вытирают пролитое, сметают кусочки развалившихся клиентов. Некоторые посматривают в мою сторону. Они сразу поймут, если я что-то предприму.

Я иду к столику, пробиваясь через водоворот шума. Живой звук, хватающий твое тело, как пресыщенный любовник, мешающий каждому шагу. Мне не нравится эта «музыка», но пестрым танцорам она по вкусу, и они дергаются, словно обезумевшие марионетки, выделывая такое, что под силу лишь немногим реальным людям. Словно из-под гончарного круга, во все стороны разлетаются куски глины.

Завсегдатаи таких увеселительных заведений говорят: если твой дитто вернулся домой целым, то время потрачено зря.

Вдоль стен расположены крохотные кабинки, где можно посидеть. Другие устраиваются за открытыми столиками с голопроекциями — кружащимися абстракциями, танцующими стриптизершами. Некоторые невольно привлекают к себе внимание.

Обходя колышущуюся толпу, я прохожу через зону, где сонические глушители накладываются, и весь шум нисходит до шороха, как внутри обитого звукопоглощающей тканью гроба. Отовсюду доносятся обрывки разговоров.

— …и вижу, как эта тварь ползет у меня по ноге. Лицо Джоди! И ухмыляется точь-в-точь как она! И мне надо срочно решать, прислала ли она эту гадость, чтобы отравить меня, или в знак извинения!

— …комитет наконец-то принял мои тезисы, но в них отыскали «садистские темы», а значит, неизбежен налог на извращенность! Ну и ну! Держу пари, эти трясущиеся говнюки не читали даже де Сада!

— …Ух! Попробуй вот это… уж не разбавленный ли бензин?

Я миную зону затишья и чуть не падаю, когда на меня снова обрушивается вал грохота. Из амфитеатра несутся вопли и рев. Самоуверенного вида бойцы безжалостно крошат друг друга, тогда как клиенты предлагают себя в качестве приза победителю. Последний триумфатор над поверженным противником, скрестив над головой руки с зажатым в кулаке оружием, отдаленно напоминающим вращающийся серп. Потом он наклоняется и наминает швырять в толпу зевак куски теплой плоти. Проигравшие расплачиваются грязными пурпурными ассигнациями или светящимися гладкими пиктами. Под боевой раскраской гладиаторов, расчлененных на части, проступает их первоначальный цвет — дешевые заготовки, купленные по двадцать долларов за штуку.

Наши взгляды на мгновение сходятся, мой и победителя, и я вижу, как застывает его лицо. Узнал? Не помню, чтобы мы где-то встречались. Впрочем, этот визуальный контакт длится только краткий миг, и самодовольный браво поворачивается к бурно ликующим зрителям.

В каком-нибудь древнем племени такая победа сделала бы его вождем. Что ж, сейчас он хотя бы смог покрасоваться. Конечно, профессионал уровня Клары разделался бы с этим увальнем, как голодный с завтраком. Но у Клары есть дела поважнее, она где-то далеко, на фронте, защищает свою страну.

Табличка «Зарезервировано» гаснет, когда я сажусь. Как там Клара, как там ее война? Мне немного горько оттого, что я уже не увижу ее. То есть увижу, когда одна из армий одержит победу или стороны заключат традиционное предвыходное перемирие. И уж когда я вернусь оттуда, куда уходят големы, то не дам этому ублюдку счастливчику покоя!

— Что будете? — спрашивает официантка. Спецмодель, напоминающая другие копии Ирэн, но с более пышными формами и более крупными руками, чтобы таскать подносы.

— Пепсо. Со льдом.

Серые самодостаточны. Но здесь жарко, и электролитовая добавка не помешает. За счет Уэммейкер, конечно.

Оказывается, я сижу возле еще одного звукопоглотителя. Наклоняясь в одну сторону, попадаю в зону относительной тишины, где теряются тяжелые ритмы музыки и пронзительные боевые вопли, а остаются лишь тонкие ручейки разговоров, просачивающиеся из кабинок.

— …что это ты куришь? Дай затянуться.

— …слышал, закрыли «Нити Пендулум»? Санинспекторы обнаружили в фильтрах вирус циммера. Твой инфицированный дитто приносит его домой и… ХЛОП! А потом твой риг пускает слюни в психушке… до конца жизни…

— …мне нравится этот пучеглазый…

Звуки эрзац-страсти… сплетшиеся в комок пары и тройки… все, что угодно. А если профиль вашего тела не соответствует партнеру, менеджер снабдит адаптером.

— Глуши, — говорю я столу, и над ним поднимается завеса «белого шума», отгораживающего меня от посторонних звуков. — Дайте новости с фронта.

— С какого фронта? — спрашивает голос. Не глиняный — силиконовый. Нужны уточнения. — В настоящее время по всей планете проходят пять больших матчей и девяносто семь в младшей лиге.

— Хм, давайте посмотрим, что там в ближайшем городе.

— В 254 километрах к югу лежит полигон «Джесс Хелмс Интернэшнл». На этой неделе у них ответный матч между «Тихоокеанской экологической зоной» США и индонезийским «Консорциумом по восстановлению лесов». На кону — права на сбор айсбергов в Антарктиде.

— То, что надо. Как дела у «ТЭЗ»?

На столе появилось голографическое изображение полигона, расположенного на выжженной солнцем гористой местности. За пределами усаженного пальмами оазиса простиралась пустыня. Вот он, истерзанный клочок Матери Геи, принесенный в жертву ради спасения остального мира. Полигон, двоюродный брат «Салона радуги», место, где люди дают выход страстям и инстинктам. Только ставки там намного выше.

— «ТЭЗ» провела успешную атаку в понедельник и добилась значительного территориального преимущества. Однако «КВЛ» заработала несколько штрафных, которые могут ликвидировать эти успехи…

Я вижу вспышки, которые можно принять за игрушечные, если не знать, что бьют ракетная артиллерия и лазеры. Там, среди этих страшных боевых машин, работает Клара. К счастью, война ведется на строго ограниченной территории. Я не знаю, где воюет резервный взвод, и уже собираюсь сделать выбор в пользу оазиса, когда…

…кто-то грубо проламывается через мою завесу «белого шума» и заслоняет от меня полстола.

— Так это ты. — Он высокий, у него «змеиная» кожа. — Какая удача.

Гладиатор, который всего пару минут назад стоял над поверженным противником, нависает надо мной. У него Пурпурные громадные руки. Все еще заляпанные чем-то липким, как у неумелого горшечника.

— Как же это ты выбрался из реки?

И тут я вспоминаю — это ведь тот любитель острых ощущений, который прошлым вечером встал у меня на пути на Одеон-сквер! Правда, тогда я был Зеленым и отчаянно пытался оторваться от желтых бандитов Беты, а этот парень пребывал в своем реальном теле.

— Из реки? — Притворюсь ничего не знающим простаком. — Почему ты считаешь, что я купался? Или мне надо помнить тебя?

Этот крепыш-дитто не настроен шутить и не создан для вежливых разговоров. Лицо его мрачнеет, когда до него доходит смысл собственной ошибки. Но потом он лишь пожимает плечами — ему не до тонкостей словесных выражений.

— Ты меня помнишь, — рычит гладиатор. — Я видел, как ты прыгнул. И знаю, что ты добрался до дома и разгрузился.

Знает? Откуда? Ну да ладно. Как гласит современная мудрость, не удивляйся тому, что даже самая скрытая информация рано или поздно просачивается и становится общим достоянием.

Посмотрим, способен ли этот громила оценить сарказм.

— Чтобы голем прошел по дну реки! Вот это да. Если бы кто-то такое совершил, об этом говорил бы весь город! Может, сам попробуешь как-нибудь?

Мое предложение ему не понравилось.

— У меня твоя рука. Хочешь получить назад?

Я невольно улыбаюсь, вспоминая, с каким ошарашенным видом смотрел на меня этот буян, оставшись стоять посреди площади с моей отрезанной кистью. Паршивый был денек, но это воспоминание — приятное.

— Оставь себе. Милая выйдет вазочка.

Он хмурится.

— Встань.

Вместо этого я зеваю и потягиваюсь, действуя ему на нервы и выигрывая время. Смелость — понятие условное. Будь мое тело предназначено для боя, я бы мог попытаться дать отпор. Реальный Альберт наверняка пустился бы в бегство, без малейшего стыда спасая драгоценную шкуру от такого разъяренного придурка. Но я не он. Я лишь Серый, сирота без единого шанса на продолжение. В оставшиеся часы мне бы хотелось решить кое-какие задачи, а там… В общем, было бы неплохо, если бы парня убрали, но, к сожалению, ни одной Ирэн не видно.

— Я сказал — встань! — ревет бугай, отводя руку для удара.

— Выбор оружия за мной? — внезапно спрашиваю я.

Он колеблется. Теперь, когда вызов принят, ему уже нельзя просто разбить меня на кусочки. На дуэлях, знаете ли, есть свои правила. Да и люди кругом.

— Конечно. После тебя.

Он кивает в сторону амфитеатра, называемого в просторечии Ямой Злобы.

Надо вырываться отсюда, пока мы не оказались на арене. Вооружение у меня слабое — резак да киберскоп, — а вчерашней ошибки мой противник не совершит.

Черт, где же Ирэн? Знал бы, что ожидание так затянется, удрал бы раньше. Прорвался бы на улицу. Может быть, добежал бы до Пэла. Надо посоветовать Альберту избегать маэстры… как чумы.

Мы пробираемся мимо столиков, и я вглядываюсь в лица сидящих. Юнцы, ни одного знакомого. Не исключено, что мой противник заявился сюда не один. Я разминаю колени. Замедляю шаг, словно охваченный сомнениями.

Сработало. Как я и ожидал, мститель подталкивает меня своей толстой лапой.

— Иди! Арсенал вперед.

У меня нет против Него ни единого шанса. Его сила в рефлексах. Моя — в голове. Вместо того чтобы пошатнуться, я прыгаю в сторону и вверх, приземляюсь на ближайший столик, сбивая ногой пару стаканов, и протискиваюсь между двумя голографическими танцовщицами, извивающимися в эротическом ритме.

Кажется, он кричит, но вокруг и так много шума — недовольные клиенты орут, тянутся ко мне, и я снова прыгаю. На этот раз мне везет меньше — вместо трущихся друг о друга бедрами красоток меня встречают бешено вращающиеся виртуальные серпы с зазубренными лезвиями. Прямо-таки смерч, запущенный самой Смертью. Зрелище настолько реалистично, что я невольно втягиваю голову в плечи — не превратиться бы в пюре! Но иллюзия не останавливает мое глиняное тело, и оно шмякается на столик, вызывая новый взрыв негодования. Подо мной что-то хрустит. Чьи-то руки хватают меня за ноги, и я отчаянно отбрыкиваюсь.

Конечно, световой шторм слепит меня. Я едва различаю очередную цель. Столик с медленно вращающимся подсвеченным изнутри глобусом. Я сжимаюсь… но неведомая сила отшвыривает шаткую платформу, и приземление получается далеко не мягким. Ударившись о край соседнего стола, я качусь между стульями, корчась от боли и разбрасывая раскатившиеся бутылки.

Кто-то бьет меня в левый бок, исторгая стон. Кто? Мой мучитель или раздосадованный клиент? Съеживаясь, как краб, и не глядя по сторонам, я шарю в карманах. Где же резак? Хотя в такой тесноте на него рассчитывать не приходится. О-хо-хо. Впереди чьи-то ботинки. Их много. Дружки гладиатора. Наклоняются и смотрят под столики. Сейчас…

Я хватаюсь за столик и обнаруживаю, что он привинчен к полу тремя тяжелыми болтами.

Срезать? Почему бы и нет? Вот…

Столик шатается… накренился…

Хватаюсь… И вверх!

Они отскакивают. Оружие не ахти, но танцующие фигуры придают ему более грозный вид, вытягиваясь на пару метров наподобие сияющих змей. С таким можно попробовать идти на прорыв.

В моих руках только свет, но враги отступают. Впечатанные в них души ставят их на уровень пещерных людей, горящий факел — маленькое чудо. Через пару секунд я оказываюсь в центре свободного пространства. Некоторые из зрителей уже поддерживают меня.

Вот и мой мрачный приятель с дружками. Все в черном, и вид у них такой, словно они открыли эту моду. Трогательно.

Они сжимают кулаки и ухмыляются. Еще немного, и здравый смысл отступит, загнанный в угол пещерными рефлексами. Холодный свет их не остановит. Вокруг толпятся зеваки, и мне остается только…

Внезапно звуковая атмосфера меняется. Гремящая танцевальная музыка стихает. Сердитые крики уже не слышны. Слышно только мое свистящее дыхание и усиленный незнакомый голос:

— ДитМоррис, пожалуйста…

Я оборачиваюсь и делаю ложный выпад в сторону моих противников. Они отступают, злобно щурясь. Похоже, это их последнее отступление.

И тут все расступаются перед небольшим, но компактным отрядом, расчищающим дорогу ультразвуковыми шокерами. Красные женщины, восстанавливающие порядок в своем клубе.

Давно пора.

Отходя к арене, мой недавний противник бросает на меня прощальный взгляд, на удивление бесстрастный, даже благодарный. Снова гремит «музыка». «Радуга» возвращается к обычному состоянию.

Одна из Ирэн вместо того, чтобы извиниться, укоризненно помахала пальцем.

— ДитМоррис, пожалуйста, опустите стол!

Я подчиняюсь, но не сразу. Инстинкт, знаете ли.

— Пожалуйста, не отвлекайтесь. Вас ждут. Голографические картинки шипят и гаснут, и я опускаю свое грозное оружие. И все? И никакого извинения за причиненные неудобства? За то, что оставили меня на растерзание этим идиотам?

Ладно, Альберт, не жалуйся. Речь ведь шла не о твоей жизни и не о чем-то важном.

Кивнув ярко-красной головой, моя чичероне приглашает меня следовать за ней в глубь клуба, за плюшевую занавеску. Тяжелая штора мягко падает, и внезапно воцаряется благословенная тишина. Я даже закрываю глаза. Проходит несколько секунд, прежде чем ко мне возвращается способность думать. И…

Стоп… Я ведь уже видел эту комнату.

Во время пребывания в «Студии Нео». На экране перед подключенной к Сети копией Ирэн. Толпа двойников вокруг бледной фигуры… Теперь, вблизи, я вижу ту же самую женщину, лежащую на диване с подведенной системой жизнеобеспечения. Она невидяще смотрит в потолок. А рядом вьются уменьшенные втрое двойники. В рот ей капает какая-то жидкость. Механические руки массируют ее тело. Сколько же копий с нее снимают! От бритой головы отходят многочисленные провода, делающие ее похожей на медузу и соединенные с промышленными образцами, морозильниками и печами.

Вот и еще одна Ирэн, свеженькая, румяная. Светящаяся. Она лениво потягивается, неспешно надевает бумажную одежду и удаляется. Очевидно, для выполнения какого-то поручения. Ни директивы, ни инструкции ей не нужны. А из внешнего мира приходит другая, пошатываясь и едва держась на ногах. Две ее сестры без церемоний отрубают бедняге голову и опускают в похожий на электрическую катушку аппарат для перекачивания памяти.

На мгновение лицо архи словно съежилось. Обезглавленное тело откатилось к рециклеру.

Кое-кто считает, что именно таково наше будущее. Органическое тело превратится в матрицу, с которой постоянно будут снимать бесчисленные копии для выполнения бесчисленных дел, а твой мозг станет вместилищем памяти сотен двойников. Ты станешь функцией, почетным узником, муравьиной королевой, а твои двойники — неутомимыми работниками, ведущими настоящую жизнь со всеми ее прелестями и горестями.

Отвратительная перспектива. Но точно так же воспринимали импринтинг мои дедушка и бабушка. В их устах слова «дитто» и «голем» были эпитетами, а следующее поколение использовало их без запинки. Кто я такой, чтобы определять нормы для наших детей и внуков?

— ДитМоррис, добро пожаловать.

Я оборачиваюсь. Ирэн, стоящая передо мной, это качественная серая копия с характерным темным отливом. Рядом с ней еще один роке, которого я видел в «Студии Нео», «вик» Мануэль Коллинс с режущей глаза клетчатой кожей.

— Добро пожаловать? Милый прием. Уж не знаю, зачем вы меня там оставили…

Коллинс поднимает руку:

— Вопросы потом. Прежде всего давайте приведем вас в порядок.

— Меня?

Я окидываю себя взглядом. Да, дела плохи. Бок располосован. На ноге глубокий порез, из которого сочится бурая жидкость. Надо же, даже ничего не почувствовал.

Похоже, пропал.

— Вы можете это заделать? Я слегка удивлен.

— Идемте, — говорит ближайшая ко мне Ирэн. — На это уйдет одна минута.

Я задумчиво следую за ней. Для дитто время — самое большое сокровище.

Глава 11

Похоже, мои исчезнувшие двойники пропали бесследно. Серый № 2 перешел в автономный режим; по закону он не имеет права связываться со мной, а если захочет, то маэстра его остановит. Зеленый прислал какую-то чудную декларацию независимости и отправился по своим делам. А Серый № 1 вообще не оставил ничего, сгинув в «Каолин Мэнор» вместе с двойником Йосила Махарала. Этой загадкой уже занималась служба безопасности «Всемирных печей», прочесывающая поместье в поисках обоих растворившихся в воздухе дитто. Пока безрезультатно.

Я и не ждал, что они что-то обнаружат. Избавиться от рокса, что может быть проще? Каждый день миллионы копий, завернутые наподобие древних мумий, развозятся на грузовиках, пересылаются пневмопочтой или доставляются курьерской службой. Умыкнуть одну ничего не стоит. А уж избавиться — пусть и от двух — тем более: просто спусти остатки в рециклер. Без ярлыка одна кучка мусора ничем не отличается от другой.

В любом случае у меня есть дела, включая расследование по заказу клиента, готового платить по высшей ставке. Риту Махарал хотела, чтобы я занялся загадочной смертью ее отца. Будучи законной наследницей, она получила доступ ко всем файлам, от покупок по кредиткам до звонков на ручной телефон. Другое дело — передвижения Махарала в тот период времени, когда он работал на «ВП». Но когда Риту попросила у вика Энея Каолина эти записи, магнат согласился, попросив ее воздержаться от публичного распространения «небылиц» относительно смерти отца.

Разрешение поступило вскоре после того, как я закончил изготовление эбеновой копии, настроенной на полную концентрацию в профессиональной сфере. Двойник уже приступил к работе, он удалился, размахивая руками и бормоча что-то под нос. Погруженный в виртуальный мир мелькающих образов и пролетающих колонок цифр. Собранный, внимательный и не отвлекающийся на посторонние проблемы, Эбеновый займется текущими расследованиями. Позволит мне полностью отдаться изучению последних недель жизни Йосила Махарала.

Никогда не слушайте того, что говорят торговцы о достоинствах программ автономного поиска. Копание в базах данных — это искусство. Пусть мы живем в «транспарентном» обществе, но стеклянное окно во многих местах покрыто туманом и матовой пленкой. Чтобы разглядеть что-то через эти «заплаты», требуется особое умение.

Я начал с того, что создал цифрового двойника, аватара, простого компьютерного заместителя, и запустил его в путь по сетям общественных камер наблюдения. Конечно, он не столь умен и предприимчив, как наделенная Постоянной Волной копия, но у него есть немалые, унаследованные от меня достоинства: опыт плюс нацеленность на выполнение поставленной задачи. Если Йосил Махарал, разгуливая по улицам города, попал в объект камеры, аватар его отыщет.

Для начала Риту назвала мне около 60 мест, где ее отец бывал постоянно в определенное время. Аватар зафиксирует его пространственно-временные координаты и постарается проследить дальнейшие перемещения из одного места в другое. Карта начнет заполняться, постепенно восстанавливая маршрут его движения накануне смерти.

Зачастую уже одного такого поиска бывает достаточно. Лишь очень немногие наделены даром ускользать от всевидящего ока пабликамер.

Увы, должно быть, Махарал оказался одним из этих ловкачей. Он исчезал чуть ли не посреди улицы, словно растворялся в воздухе. Карта, составленная моим аватаром, зияла пустотами, некоторые из которых растягивались почти на неделю.

У Риту были глубокие карманы, и ответы ей требовались быстро. Мне пришлось обратиться за информацией к владельцам частных систем наблюдения, гораздо более многочисленных, чем общественные. Камеры охранных систем ресторанов, охотников за новостями, любителей-социологов, защитников природы… кто-то же должен быть заметить Йосила Махарала! Налог за подглядывание не взимался. Потому что права отца перешли к дочери, и мы уже не вмешивались в частную жизнь.

В общем, работы у аватара хватало. Оставив его искать след Йосила, я решил заняться местом происшествия.

Выехав за город, попадаешь в другой мир. Примитивный, дикий край, далекие горизонты, где все теряется в дымке, где нужно оказаться самому, чтобы что-то увидеть.

Взрослый: «Если в лесу, где никого нет, падает дерево, то производит ли оно звук?»

Современный ребенок: «Это зависит от обстоятельств. Сначала надо проверить, оснащены ли тамошние камеры звуковыми или вибрационными сенсорами».

Ловко. Но все же на Земле еще много мест, где нет никаких камер. Исчезнуть легче всего за городом, там, где никто не живет.

К несчастью, именно там Махарал и провел свои последние часы. А возможно, и дни.

Я начал с изучения представленных полицией голографических снимков места происшествия, охвативших район площадью в несколько сотен квадратных метров, в центре которого находился разбитый автомобиль Махарала. Большой «шевфорд-охотник» с редко встречающимся метановым двигателем. Машина, помятая и наполовину сгоревшая, покоилась на дне оврага. Река в это время года пересыхала, но гигантские гранитные валуны наглядно свидетельствовали о том, какой силы поток несся здесь зимой.

Пустыня, мрачно подумал я. Ну почему это должно было случиться именно в пустыне?

Соединял берега оврага виадук, с которого машина Махарала и совершила свой роковой прыжок, проломив предохранительный барьер. Я еще покрутился какое-то время, переключаясь с одной камеры на другую. Пока приезжали и уезжали кареты медицинской помощи и полицейские джипы, несколько мускулистых дитто попытались приподнять покореженный автомобиль. Сначала они пользовались какими-то хитроумными инструментами. А потом положились на грубую физическую силу и преуспели — тело погибшего ученого было извлечено из-под обломков.

Неподалеку от виадука дорога делала крутой поворот. В нескольких местах на ограждении имелись явные следы контакта с автомобилем — похоже, водитель вдруг осознал, что происходит, но было уже поздно. Это, а также результаты вскрытия убедили власти в том, что Махарал просто уснул за рулем.

Трагедия не случилась бы, включи он систему автонавигации. Почему человек ехал ночью по неосвещенной дороге через пустыню, отключив все, что могло гарантировать безопасность?

На этот вопрос у меня был ответ. Робот-пилот оставляет след. Никто не пользуется системой автонавигации, если подозревает, что за ним следят. Серый двойник Махарала признал, что в последнее время доктор периодически впадал в параноидальное состояние. Это тоже подтверждало версию полиции.

Я включил режим «реверс», и люди и машины бодро помчались задом наперед и исчезли. Остался только джип шерифа, первым прибывшего к месту происшествия. Когда я промотал немного дальше, то роковой участок не только померк, но и вообще выпал из памяти, словно его и не было. Он остался только на картах. Абстракция. Вот так.

Будь поблизости какая-нибудь ферма, ситуация не внушала бы такого беспросветного пессимизма. Фермеры используют много камер для наблюдения за посевами. Но в этом месте не было ничего, кроме простого детектора токсичности, бдительного стража, предохраняющего от незаконного сброса отходов. Ближайшие камеры стояли в пяти километрах от места происшествия, ведя счет мигрирующих пустынных черепах.

И все же я не сдавался. На орбите вокруг нашей планеты, высоко в стратосфере висят десять тысяч коммерческих и частных спутников, обеспечивающих связь и передающих новости. Не исключено, что один из них в час трагедии навел всевидящий глаз на этот пустынный уголок и засек огни фар машины Махарала.

Я проверил — снова неудача. Все камеры высокого разрешения наблюдали в ту ночь за более интересными местами.

Теперь я делал ставку на информацию с метеоспутника. Камеры на нем не было, но имелся радар Допплера, отслеживающий порывы ветра в юго-западном регионе.

Дорожное движение волнует воздух, особенно на открытой местности. Давным-давно я высчитал, что если условия благоприятны, то можно проследить маршрут движения одного, отдельно взятого транспортного средства. Ну и, конечно, если тебе повезет.

Используя специальный процессор, я прокачал запись сканирования интересующего меня района, сделанную за несколько секунд до катастрофы. Я разбивал «картинку» на мельчайшие части, точки, после которых начинался хаос.

Поначалу то, что я заметил, напомнило возмущение многоцветных помех. Потом я начал дробить этот узор.

Вот!

По обе стороны от дороги шел след, напоминающий след двух мини-циклонов, след, едва различимый на фоне посторонних влияний. Запустив часы назад, я выяснил, что он уходит на юг. То пропадая, то появляясь вновь, как змея-фантом, но со скоростью мчащегося автомобиля.

Может сработать, подумал я. Если только Махарал не пересекал другую дорогу, а воздух оставался неподвижен.

Любое постороннее влияние уничтожило бы этот призрачный след.

Сопоставляя шкалу времени со шкалой расстояния, я пришел к однозначному выводу: в ту ночь Махарал спешил на свидание со смертью так, словно ему в штаны залетела пчела! Даже на поворотах он делал 120 километров в час! Парень явно искал приключений на свою голову.

Может быть, за ним ехал кто-то другой? Погоня? По характеру циклонических завихрений было невозможно определить количество мчавшихся машин. Одна? Или две?

Я попросил Нелл проследить обнаруженный воздушный поток до исходной точки.

— Задание ясно, — почти человеческим голосом ответил компьютер. — Пока вы были заняты, поступило несколько сообщений. Звонил ваш коллега Малахай Монмориллин. Согласно вашим инструкциям, я не соединяла.

Меня кольнуло чувство вины. Бедняга Пэл.

— Я свяжусь с ним сегодня. Инструкции те же.

— Хорошо. Получена посылка из «Всемирных печей». Пневматическая доставка. Пять новых заготовок.

— Займись этим сама. Не мешай мне по пустякам. Нелл замолчала. По одному из мониторов было видно, что она ведет след Махарала. Ну и молодец. Я отвернулся, чтобы проверить, каковы успехи у моего кибер-аватара, запущенного по городским системам наблюдения.

Неплохо!

Отдельные фрагменты складывались в картину, дающую более или менее ясное представление о том, где Йосил Махарал провел последние месяцы жизни. Я прокрутил запись в ускоренном режиме, следуя за покойным ученым из одного места в другое. Вот он делает покупки в модном пассаже… посещает врача для рутинного осмотра полости рта… В среднем на каждый день приходилось по два часа зафиксированной активности. Неудивительно — ведь большую часть времени исследователь проводил в лаборатории «ВП» или дома.

Вот только эти загадочные поездки за город. Необходимо установить связь между его городскими маршрутами и таинственными вылазками в пустыню. И все же достигнутый прогресс впечатлял. Если так пойдет и дальше, то мне будет о чем доложить Риту.

Резкая боль заставила меня поднести руку к виску. Один из побочных продуктов такой работы — нарастающая головная боль. Реальные нейроны воспринимают лишь ограниченный объем голографической информации. Да и мочевой пузырь требовал облегчения.

Кто-то сидел на моем месте! Кто-то, похожий на меня, но с более длинными пальцами и презрительным выражением лица, которое я позволяю себе очень редко. По крайней мере так мне кажется.

Темная, поблескивающая кожа. Проворные руки, танцующие по клавишам контрольной панели.

— Что ты делаешь? — резко спросил я.

У дитто есть собственный угол в этом доме.

— Разбираюсь в твоей путанице и жду, пока ты выйдешь из сортира. Твой аватар полагает, что восстановил передвижения Махарала по городу.

Я бросаю взгляд на экран.

— Да? Покрыто восемьдесят семь процентов времени. Неплохо. К чему ты клонишь?

И снова сардоническая усмешка.

— Может быть, и ни к чему. Только тот, кого мы видим, возможно, совсем и не Махарал.

Я непонимающе смотрю на дитто, вызывая презрительную гримасу.

— Хочешь пари, босс? Ставлю сегодняшнюю разгрузку на то, что Махарал тебя перехитрил. Хотя он уже очень долго дурачит всех.

Глава 12

Из вежливости я подождал, пока изувеченная пурпурная проповедница закончит речь, и лишь после этого поднялся и направился к выходу из Храма Преходящих. К сожалению, атмосферу успокоения и духовного просветления слегка подпортил инцидент, произошедший в вестибюле. Какой-то мужчина — цвет кожи, что-то среднее между бежевым и светло-коричневым, не позволял с достаточной уверенностью отнести его к големам или реальным людям — громко кричал, размахивая плакатом и предостерегающей надписью:

Сердитые прихожане толпились у выхода, стараясь не задеть чужака, который вполне мог оказаться реальным. Неуверенность в его происхождении усиливалась еще и тем, что крикун носил солнцезащитные очки, длинные развевающиеся рыжие волосы и бороду, то ли фальшивую, то ли подлинную. Выглядел он как некая помесь человека и дитто и явно гордился достигнутым эффектом, что, строго говоря, уже являлось нарушением закона.

— Вы просто раскрашенные цветочки! — орал демонстрант, оттесняемый группой прихожан к боковой двери. — Яркие снаружи, но тусклые внутри! Знаете ли вы, что революция не может обойтись без крови? Протоплазма не уступит Новой Расе без насилия. Они будут цепляться за власть, пока их не сотрут с лица земли! Только тогда мы сможем подняться на следующий уровень!

Стоя в сторонке, я невольно признал, что иногда страсть безумцев вызывает восхищение — страсть, прущая напролом, вопреки разуму и здравому смыслу. Интересно, искренне ли он полагает, что дитто могут существовать независимо от породивших их органических оригиналов? Есть ли в этом хоть какая-то, пусть даже безумная логика? Многообразие идей — и идеологий, — предлагаемых людьми: посильный наркотик, уверенность в своей правоте.

Выйдя через главную дверь, я спустился по широким каменным ступенькам. В ушах еще звенели слова фанатика.

— Приготовьтесь! — хрипло визжал чокнутый. — Новый век грядет!

В ресторане «Ванадиевая башня» никто не хотел говорить об официанте, ставшем накануне вечером причиной небольшого происшествия.

Когда я явился туда, в заведении царила атмосфера легкой деловой суеты — все, от уборщиков до метрдотеля, молча метались по залу, убирая со столиков после ленча и готовя их к наплыву посетителей, предпочитающих ранний обед. Несколько клиентов задержались, и вокруг них вились похожие друг на друга официанты. У ног архи стояли спортивные сумки. После физических упражнений бокал прекрасного «шардонне» — это как раз то, что нужно разогревающимся нейронам для полного счастья.

Оптимисты предрекают, что когда-нибудь органическое тело сможет жить столько же десятилетий, сколько часов живет дитто. Что ж, если это и случится, то очень не скоро, так что жалеть не о чем.

В дешевой бумажной одежде из автомата, с ощущением покалывания в спине после того, как меня наспех «замазали» в церкви Преходящих, я вряд ли произвел сильное впечатление на менеджера. Глаз с медного цвета зрачком прищурился за спектромоноклем, изучая мою потрепанную копию лицензии частного сыщика. Через несколько секунд он узнает, как поступил со мной мой создатель, не отказался ли от прав на меня.

Сделал ли это Альберт только из-за того, что я не прибрался в сортире? Не попал ли я уже в черный список потенциальных жертв какого-нибудь охотничьего клуба? А может, случилось кое-что и похуже, и меня объявили общественно опасным? И полицейский терминатор уже кружит неподалеку, как высматривающий добычу ястреб?

Моя жизнь зависела от Альберта, и я надеялся на его мягкосердечие. Захочет ли он объявить вне закона своего первого Франки?

Менеджер сдвинул на лоб монокль и протянул мое замызганное удостоверение.

— Я уже сказал вашему домашнему компьютеру, что расследовать тут нечего. Ну что интересного в небольшом происшествии! Парень пролил пару бокалов и разбил стакан, это же не преступление. Никто из клиентов не предъявил претензий, а мы в качестве компенсации предложили им бесплатное угощение.

Завидная щедрость, но…

— Кто-то передумал? Так вы здесь из-за этого? Давайте позвоним судье, пусть посмотрит запись. Мы готовы рассмотреть любые разумные предложения.

— Нет-нет. Я не собираюсь добиваться возмещения ущерба. Мне лишь нужен официант.

— А что с него взять? У парня была страховка, но теперь мы расторгли контракт…

— Значит, его уволили. Он долго здесь проработал?

— Два года. Сегодня утром наглец заявил, что вчерашний инцидент произошел не по его вине. Якобы тот дитто не вернулся домой. И, возможно, его похитили и подменили!

Менеджер презрительно фыркнул. Будь я человеком, у меня, наверное, пробежали бы мурашки по коже.

— Дайте мне информацию для контакта с ним, и я не стану вам больше надоедать.

Менеджер бросил на меня сердитый взгляд. «Зелень» так легко послать к черту. Но за мной сюда мог явиться Альберт Моррис собственной персоной.

— О… ладно.

Он тряхнул головой, и монокль съехал на глаз. Отдав указания, менеджер кивнул, давая понять, что наш разговор окончен.

Черт. Вместо того чтобы написать или сказать мне адрес парня, этот сноб отправил информацию Нелл! Можно позвонить ей, но тогда, не исключено, придется разговаривать с Альбертом и чувствовать себя провинившимся мальчишкой, приползшим просить прощения у папочки. Черт, черт!

Идя к выходу, я не в первый раз подивился той настойчивости, с которой пытаюсь решить эту маленькую задачку. Вопрос совершенно не важный. Так к чему все это беспокойство?

Я остановился у двери, сделав паузу для того, чтобы адаптироваться к дневному свету. У Зеленых все происходит так медленно! Одно слово — дешевка. Но не успел я сделать и шаг, как что-то ударило меня в глаз. Какая-то мошка кружилась и пищала у самого лица. Я хлопнул себя по щеке, на какое-то время избавившись от надоедливой твари. Но через пару секунд она вернулась.

Преждевременный распад диттоплоти привлекает хищников. Я снова отмахнулся. Назойливое насекомое отлетело и тут же атаковало меня с невероятной скоростью!

Я отпрянул к стене, закрыв ладонью пострадавший глаз. Боль. Но еще хуже был взрыв цвета! Искры разлетелись, сложившись в какие-то фигуры. Фигуры, очертаниями напоминавшие буквы:

Никогда.

Возьми такси до Фэйрфакс-парк.

Пэл.

Глава 13

Терять сознание неприятно. Когда сознание теряет дитто, это похоже на смерть. И пробуждение сродни новому рождению.

Где я?

Боковым зрением замечаю, что нахожусь все еще в «улье» у Ирэн. В центре комнаты лежит бледное тело «матки», окруженное десятком красноватых мини-копий. Ее полные двойники приходят и уходят, получив задания. Никто не произносит ни слова. В этом нет необходимости.

Все происходящее представляется мне в каком-то сюрреалистичном виде: ядро атома, окруженное дымкой электронов… Двойники отрываются от темно-бордовой массы, чтобы исполнить каждый свою миссию, представляющую интерес для всего улья. Другие, состарившиеся и умудренные опытом, возвращаются, неся современный нектар знания, который будет аккумулирован и затем разделен с другими копиями. И в центре реальный человек, роль которого заключается в том, чтобы впитывать и перераспределять знания, используя для всего остального имитаторы.

Надо признать, Ирэн производит впечатление. Она очень…

— Перестань, Альберт, соберись.

Как долго я был в отключке? Похоже, не больше минуты. Они хотели привести меня в порядок, залечить раны, нанесенные рассердившимися гладиаторами из «Радуги».

Получилось? У меня нигде не болит, но это ничего не значит. Руки и ноги вроде бы работают. Я ощупываю бок… ногу.

Вместо зияющих проломов под пальцами чувствуются уплотнения, напоминающие твердую ткань, которая возникает на месте шрамов. Под ней — онемение, бесчувственность. Но конечности сгибаются и разгибаются. Отличная работа, учитывая, сколько у них было времени, чтобы все срастить и замазать.

Но если уж кто-то и владеет современными технологиями, то это королева Ирэн.

Я сажусь и обнаруживаю, что на мне прекрасная одежда.

Передо мной высококачественная копия Ирэн и ее приятеля, парня «в клетку», вика Коллинса.

— Как вы себя чувствуете?

— Хм, удивительно хорошо. Сколько времени?

— Почти 14.30.

— Быстро.

— Мы значительно автоматизировали процесс ремонта. И добавлю, без особой помощи «ВП».

— Так вы подозреваете их в утайке этой технологии?

— Как вы понимаете, компания заинтересована в том, чтобы люди покупали больше новых заготовок. Конечно, ремонт поломанных дитто был бы выгоден с точки зрения экономии средств населения, улучшения психологической обстановки… Моральный аспект…

— Это имеет какое-то отношение к вашей главной проблеме? К прорыву в области продления жизни дитто?

Вик Коллинс кивает:

— Они взаимосвязаны. Вряд ли стоит ожидать, что «ВП» с готовностью поделится технологиями, подрывающими их рынок. Но закон требует, чтобы они их запатентовали и опубликовали. Иначе потеряют.

Вот откуда такая активность этого небольшого консорциума в намерении осуществить квазилегальный акт шпионажа. В случае успеха, если им удастся доказать, что «ВП» скрывает новую технологию, их ждет крупный денежный приз. До тридцати процентов стоимости патента. Они сами станут магнатами. Я бы с удовольствием обсудил эту тему, но время поджимало — у меня в запасе всего несколько часов. В отличие от Ирэн мне некуда сегодня вернуться. Некуда и не к кому, если только я выполню условия сделки.

— Поговорим о «ВП»?

— Да, но нам надо идти. Вы готовы?

Я спрыгиваю со стола. Если не считать неприятного чувства окоченения под шрамами, все, похоже, в порядке.

— А вы?

— Мы собрали все необходимое, что потребуется вам для проникновения в «ВП».

— Проникнуть? Я согласился кое-что разведать для вас, но только строго законным образом.

— Извините, я просто употребил не то слово. Пожалуйста, пройдите сюда.

Боли нет, но я все же немного прихрамываю, следуя за Ирэн и Коллинсом к выходу из «Радуги». Мы оказываемся на тихой улочке, где нас ожидает молчаливый водитель, придерживающий дверцу фургона с затемненными стеклами. Я останавливаюсь — прежде чем садиться, надо прояснить кое-какие вопросы.

— Вы так и не объяснили, что именно предстоит искать.

— Инструкции получите по пути. Надеемся, теперь, когда к вам вернулось утраченное проворство, вы сумеете раскопать то, что нас интересует.

— Сделаю все возможное, — говорю я и, вспомнив о рекордере, добавляю: — В рамках закона.

— Естественно, дитМоррис. О чем-либо незаконном мы не стали бы вас и просить.

Верно, думаю я, стараясь проникнуть в его мысли. Но это бесполезно. Глиняные глаза — это не окна души. Да и вопрос о том, есть ли «душа» в таких, как мы, еще остается спорным.

В салоне я обнаруживаю четвертого члена нашей группы. Она улыбается мне соблазнительно, маняще. Но при этом держа на расстоянии. Ее белоснежные ножки, обтянутые экстравагантным шелком, светятся своим собственным, теплым светом.

— Здравствуйте, мистер Моррис, — воркующим голосом произносит она.

— Маэстра, — удивленно отвечаю я.

С какой стати Джинин Уэммейкер отправлять с нами столь дорогую жемчужную модель? Вполне хватило бы обычной серой копии, чтобы выслушать мой отчет. Да и вообще зачем нужен риск? Информацию можно переслать по Сети.

Обычно мои Серые наделены нормальными мужскими реакциями. Разумеется, ее искусство не оставляет меня равнодушным, одновременна привлекая и отталкивая, затрагивая агрессивные струны сексуальности. Впрочем, это ведь ее работа.

Как любой нормальный взрослый, я могу подавлять такие реакции. В частности, мыслями о честной, прямодушной, уважающей себя Кларе. И, конечно, Уэммейкер знает это, поэтому ее цель не в том, чтобы повлиять на меня.

Тогда зачем она здесь? Тем более жемчужная копия. Такие делают для особо чувственных наслаждений. А может быть, эта миссия даст ей шанс испытать нечто доселе неведомое?

Тревожные мысли… Уж не становлюсь ли я параноиком?

— Поехали, — говорит Джинин водителю.

Вот ее ничуть не беспокоит то, что я таращусь на нее. Наверное, она даже знает, о чем я думаю.

Глава 14

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил я. — Человек, попавший в Сеть, не Махарал?

Мой эбеновый двойник щелкнул пальцами, мигнул, и по экрану побежали «картинки». Я увидел коллаж из записей, сделанный пару недель назад, когда ученый прогуливался по какому-то авеню, забитому пешеходами и гидроциклистами. Передо мной тянулись витрины модных супермаркетов, где можно попробовать образцы миллиона продуктов, выбрать то, что вам нравится, и, придя домой, обнаружить, что покупка уже доставлена курьером-дитто.

На первый взгляд Махарал прогуливался в свое удовольствие, с интересом разглядывая все подряд и неспешно переходя от одного бутика к другому. В районе, подобном этому, камер больше, чем на обычной улице. А потому компиляция, составленная моим аватаром, представляла собой почти непрерывную ретроспективную мозаику, в которой наш объект перемещался из поля зрения одной камеры в зону наблюдения другой.

— Вот! Заметил что-нибудь странное? — спросил Эбеновый.

— А что тут замечать?

Я пожал плечами, чувствуя себя как-то неуютно под немигающим взглядом своей имитации и зная, какое презрение я испытываю к себе реальному, когда пребываю в этой черной форме.

Он щелкнул языком. «Картинка» на экране замерла. Мы увидели Махарала, стоящего в небольшой толпе зевак, что наблюдали за уличным артистом, создающим скульптуры из дыма-геля. Хрупкие строения росли и расцветали, как призрачные видения, поднимаясь и обретая форму, которую придавал им мастер, осторожно выдыхая воздух. Какая-то девочка хлопнула в ладоши, и строение угрожающе накренилось, задрожало, но, повинуясь движению губ виртуоза, выпрямилось и снова потянулось вверх.

Демонстрируя не меньшее искусство, мой голем ловко скомпоновал «картинку» из трех кадров, на каждом из которых плаза представала под несколько иным углом зрения. Изображение увеличилось, фокусируясь на лице Махарала. Ученый улыбался. Все казалось нормальным. Но чем дальше я вглядывался, тем сильнее становилось ощущение того, что что-то не так.

— Ближе, — сказал я. — Текстура кожи… Боже, он не настоящий!

— Теперь я вижу, — прокомментировала Нелл. — Обратите внимание на лоб объекта. Грим скрывает ярлык.

Я покачал головой. Мы смотрели на дитто.

— Хм. Похоже, наш милый доктор совершил нарушение, которое тянет на все девять баллов. Кожа затонирована под человеческую. Оттенок девяносто четырех, если быть точным. Двойникам запрещено иметь этот оттенок при появлении в общественных местах.

Да, дело серьезное. Это не Каолин с неудачной попыткой подставить мне своего двойника. Во-первых, там использовалась любительская маскировка под архетип, во-вторых, Каолин находился дома. А вот Махарал, очевидно, под влиянием прогрессирующей паранойи, не остановился перед риском заработать крупный штраф при попытке выбраться из города незамеченным.

Я взглянул на индикатор времени. После того как Махарал миновал камеру высокого разрешения, позволяющую легко провести проверку на подлинность, прошло двенадцать минут. Значит, замена имела место где-то в этом временном отрезке. Но когда именно?

— Прокрути назад, Нелл. Где у нас наибольший зазор после 14.36?

Фигуры на площади пришли в движение, но только в реверсивном режиме. Двойник Махарала, ловко лавируя в толпе спиной вперед, промчался по улице и исчез в магазине, предлагавшем широкий выбор мужских пальто. Мой аватар попытался договориться с системой безопасности универмага, но получил отказ в допуске к информации, имеющей отношение к частной жизни клиентов. Упрямая программа твердо стояла на своем. Не помогло ни свидетельство о смерти Махарала, ни разрешение Риту. Наверное, придется встречаться лично с менеджером.

— Долго он там был? — спросил я.

— Чуть больше двух минут.

Вполне достаточно, чтобы поменяться местами с дожидающимся владельца дитто. Но риск очень большой. Хотя в наши дни сканеры-детекторы, обнаруживающие самые хитро спрятанные камеры, продаются на каждом углу, никто не может быть абсолютно уверен в отсутствии слежки. Похоже, Махарал не сомневался в своих способностях.

Теперь мне нужно было поручить новому аватару провести обратное сканирование и выяснить, когда в магазине появился дитто. Вероятно, он пришел замаскированным и провел несколько часов, спрятавшись за вешалками или где-то еще. После замены реальный Махарал, наверное, выждал какое-то время, сменил обличье и лишь затем, убедившись, что двойник успешно прошел все обычные проверки, покинул магазин.

Я и сам не раз прибегал к такой уловке.

— Не исключено, что ему помогал хозяин магазина, — предположил Эбеновый. — Дитто могли доставить в ящике, реального Махарала вынесли в нем же.

Я вздохнул: впереди много довольно скучной работы с просмотром бесчисленных записей.

— Не горюй, с этим я справлюсь сам, — подбодрил меня двойник. — Другие наши дела уже под контролем. И, думаю, тебе будет небезынтересно взглянуть на то, что мне удалось обнаружить на месте аварии.

Он поднялся и направился к узкой и неглубокой нише, в которой я и сам провел немало счастливых часов, погрузившись в то, что доставляло мне наибольшее удовольствие. Какая радость сравнима с радостью профессионала, занятого любимым делом! Глядя вслед своему двойнику, я испытывал чувство зависти к нему и благодарности Махаралу и Каолину, помогавшим развитию диттотехнологии. Какое же это преимущество, когда у тебя есть востребованное рынком умение.

Эбеновый оказался прав. Изучение места аварии вывело наше расследование на новый уровень.

На экране лежала бескрайняя пустыня, жутковатая область, где реальные образы встречаются так же редко, как питьевая вода, и где требуется незаурядная ловкость, чтобы обнаружить след движущейся машины. Следуя моим инструкциям, Нелл прошла по едва заметным отметинам, оставленным завихрениями воздушного потока. От места гибели Махарала мой компьютер добрался до невысокого горного хребта вблизи мексиканской границы, неподалеку от Международной Боевой Арены. Я знал, что след мини-торнадо неизбежно затеряется в гуляющих по каньону вихрях.

Но мне уже хватило того, что я увидел. Знакомая местность.

— Уррака Меса, — прошептал я.

— Что вы сказали? — спросила Нелл. Я покачал головой.

— Свяжись с Риту Махарал: нам нужно поговорить.

Глава 15

К счастью, Альберт не отозвал мою кредитную карточку, так что мне удалось вскочить в микротакси, следующее от Одеон-сквер через Реал-таун. Гиромобиль с его единственным колесом и двумя далеко не роскошными сиденьями имел преимущество в скорости, но уступал другим средствам передвижения по части безопасности, поскольку водитель не умолкая говорил и говорил о войне.

Очевидно, сражение в пустыне складывалось не в нашу пользу.

Вину за это шофер возлагал на плохое руководство, иллюстрируя свою точку зрения показом сцен последних боев. В результате я оказался зажатым с обеих сторон жуткими голографическими образами. Страшные картины разрушений, причиненных взрывами бомб и снарядов, сменялись жаркими рукопашными схватками, в которых солдаты резали друг друга лучами лазеров и расчленяли холодным оружием под бодрые комментарии какого-то оптимиста.

За многие годы Альберт научился кое-чему у Клары и знал, что общее мнение досужих зрителей ничего не стоит. Хозяин такси имел лицензию на 11 желтых и черных-в-клетку двойников, каждый из которых, вероятно, веселил загнанных в угол пассажиров такими вот разглагольствованиями. Тем не менее ему удавалось сохранять достаточно высокий индекс положительных отзывов и не сокращать свой автопарк. За счет чего?

Ответ — за счет скорости. В этом ему не откажешь. Когда мы приехали, я испытал огромную радость оттого, что все закончилось благополучно. Я расплатился и поспешил затеряться в бетонном лабиринте Фейрфакс-парка.

Большой Альберт не любит этого места. Никакой зелени. Слишком много бетонных трапов. Спиральных лестниц, торчащих глыб. Они появились тогда, когда реальные дети все свободное время отдавали катанию на скейтбордах, скутерах, спортивных велосипедах, рискуя сломать шею ради ни с чем не сравнимого удовольствия. Потом детей увлекли другие забавы, а лабиринт с его железобетонными стенами и башнями опустел, как поле давних битв, но остался, потому что сносить его было слишком дорого.

Пэлли здесь нравится. Развалины представляют собой нечто вроде клетки Фарадея, блокируя радиосигналы, сбивая с толку насекомых-шпионов и жуков-слухачей, а нагретые бетонные поверхности слепят визуальные и инфракрасные сенсоры. Иногда на него наваливаются приступы ностальгии, и тогда он раскатывает по отполированным временем древним склонам на своем новейшем кресле-каталке, перепрыгивая через бортики, проносясь по желобам, выделывая головокружительные трюки, а катетеры и трубки вьются вокруг Пэла, словно боевые знамена. Есть развлечения, которые можно испытать только во плоти. Пусть даже от этой плоти мало что осталось.

Альберт мирится с причудами Пэла, наверное, потому что чувствует себя виноватым. Возможно, он считает, что в ту ночь ему следовало удержать друга от опасной прогулки, закончившейся для Пэла столь плачевно: он попал в засаду, претерпел жуткие пытки и только чудом остался жив. Но как можно удержать наемника, для которого жизнь без опасности так же немыслима, как для наркомана жизнь без наркотика? Как можно удержать того, кто сам вошел в устроенную для него западню? Как остановить безумца, напрашивающегося на то, чтобы ему отстрелили яйца? Черт, любой из глиняных двойников Альберта осторожнее, чем реальный Пэл.

Я нашел его в тени «Мамочкиного страха», самого большого трамплина для сорвиголов-скутеристов. Лично меня тошнит от одного взгляда на этот крутой спуск, обрывающийся на высоте пяти метров. Пэл был не один. Компанию ему составляли двое мужчин. Реальных. Стоя по обе стороны от биотронного кресла Пэла, они настороженно поглядывали друг на друга.

Мне стало немного не по себе, и тревожное ощущение только усилилось, когда один из двоих, блондин, посмотрел на меня так, словно меня не было. Другой же дружелюбно улыбнулся. Высокий и немного суховатый, он показался мне знакомым.

— Эй, Зеленый, где твоя душа? — воскликнул вместо приветствия Пэл, поднимая могучий кулак.

Я ответил точным ударом.

— Там же, где и твои ноги. Однако ж мы оба кое-как ползаем.

— Точно. Ну, как тебе мое послание, а? Ловко придумано?

— Немного в стиле кибер-ретро, не думаешь? Масса усилий только для того, чтобы позвать. И эта твоя мошка ужалила меня в глаз. Чертовски больно.

— Извини, — беззаботно, сказал он. — Я слышал, ты сорвался с цепи. Да?

— Вроде того. Зачем Альберту Альберт, который вовсе не Альберт?

— Хорошо сказано. Поверить не могу, что у нашего рассудительного Морриса получился Франки. Впрочем, среди моих друзей есть мутанты. Реальные и дитто.

— Признак настоящего извращенца. Ты не знаешь, Альберт не собирается отречься от меня?

— Нет. Слишком мягок. Но он установил лимит на кредит. Ты можешь потратить не более двух сотен.

— Так много? Я даже не прибрался в сортире. Он злился?

— Не могу сказать. Не отвечает. Похоже, у него хватает проблем. Пропали оба Серых.

— Ух ты. Я слышал о первом, но… черт. Номер два взял скутер. Хороший был скутер. — Я задумался. Теперь понятно, почему мое дезертирство не вызвало большого шума. — Исчезли два Серых. Ха. Совпадение? Или?..

Пэлли почесал шрам, идущий от растрепанных черных волос до заросшего подбородка.

— Не думаю. Поэтому я и послал осу. Блондин хмыкнул.

— Может, хватит болтать, а? Спроси этого, помнит ли он нас?

Этого? Я посмотрел парню в глаза, но он отвел взгляд.

Пэл усмехнулся:

— Это мистер Джеймс Гадарин. Думает, что ты его знаешь. Знаешь?

Я внимательно посмотрел на блондина:

— Не припоминаю, сэр.

Добавить немного официальности совсем не лишнее.

Оба незнакомца хмыкнули, словно именно такого ответа и ожидали. Я поспешил объяснить:

— Конечно, давать гарантию я бы не стал. У Альберта плохая память на лица. Не помнит даже тех, с кем учился в колледже. Все зависит от того, как давно мы встречались. К тому же я Фран…

— Мы встречались менее двадцати часов назад, — оборвал меня Гадарин, по-прежнему избегая визуального контакта. — Вчера поздно вечером один из ваших Серых позвонил мне в дверь. Помахал удостоверением частного детектива и потребовал срочной встречи. Шумел так, что даже разбудил моих соседей. Я согласился — весьма неохотно — встретиться с ним наедине. Но когда мы остались вдвоем, этот наглец только расхаживал по комнате и нес какую-то чушь, что-то невразумительное. Потом пришел мой ассистент, находившийся в соседней комнате, и сообщил, что у этого Серого с собой статический генератор. Понимаете? На моем рекордере остались только помехи.

— Значит, записи встречи у вас нет?

— Бесполезные обрывки. Мне это надоело, и я выставил негодяя за дверь.

— Я… нет, ничего подобного не помню. Значит, не помнит и реальный Альберт Моррис. По крайней мере не помнил в десять утра сегодня. Все наши дитто на учете, за последний месяц никто не пропал. Все добрались в наилучшем состоянии. — Я моргнул, вспомнив недавнее путешествие по дну реки. — Черт, я даже не знаю, кто вы такой.

— Мистер Гадарин возглавляет организацию «Защитники жизни», — пояснил Пэлли.

Теперь мне стала понятна враждебность Гадарина. Его единомышленники яростно выступают против технологии копирования людей по чисто моральным причинам. Такая позиция требует огромного упорства и твердости в наши дни, когда реальные люди живут в окружении бесчисленных двойников, глиняных существ, обслуживающих интересы меньшинства. Если один из двойников Альберта действительно вел себя подобным образом, то это акт крайней грубости или намеренная провокация.

Судя по недовольному выражению лица, Гадарин питал ко мне особенно неприязненные чувства. Я был для него Франки, заявившим о своей независимости. Свободной, имеющей собственную мотивацию формой жизни, но при этом оставался псевдосуществом. Почти бесправным и не имеющим практически никаких перспектив. Других дитто можно рассматривать по крайней мере как некое дополнение или приложение к реальным людям. Я же являл собой прямой вызов божественной власти, Бездушная конструкция, посмевшая заявить: «Я есть».

Готов поспорить, что его дружки никогда не дают пожертвований в пользу церкви Преходящих.

— То же случилось и с нами сегодня утром, — сказал второй парень. Высокий и чем-то смутно знакомый.

— По-моему, я вас знаю, — задумчиво сказал я. — Да… Зеленый, пикетировавший Мунлайт-Бич. У него было ваше лицо.

Высокий невесело усмехнулся, и я понял, что он уже знает о моей встрече с его двойником-демонстрантом. Должно быть, Зеленый уже разгрузился. Или просто позвонил домой и сообщил о моем сходстве с ранним гостем.

— Мистер Фаршид Лум, — представил его Пэл.

— «Друзья нереальных»? — попробовал наугад я. Самая большая из организаций, борющихся за эмансипацию дитто.

— «Толерантность Без Границ», — нахмурившись, поправил Лум. — Мы не заходим в своих требованиях настолько далеко, чтобы требовать равенства для синтетических существ. Просто считаем, что люди-однодневки такие же реальные, как и всё, что думает и чувствует.

Теперь уже фыркнул блондин. И все же, несмотря на разделяющую их мировоззренческую пропасть, я ощущал, что их объединяет одна цель. В данный момент.

— Так вы говорите, двойник Морриса вломился к вам?

— Да, побушевал какое-то время и ушел, — вставил Пэлли.

— Только в этом случае у нас есть вполне ясная запись. Это был один из твоих диттобратьев. По крайней мере мне так показалось.

Он протянул мне снимок. Смазанный, не очень ясный. Но тот, кто был на нем изображен, действительно напоминал Альберта.

— Внешность можно подделать. Документы тоже. Помехи указывают на то, что кто-то не хотел допустить возможности точной идентификации.

— Согласен, — оборвал его Гадарин. — Более юга, когда мы позвонили мистеру Моррису сегодня утром и потребовали объяснений, его домашний компьютер…

— Нелл.

— Что? Да… заявил, что это абсолютно невозможно, так как ни один из его дубликатов не находился в указанное время в активном режиме. Эта… Нелл, да? Отказалась даже разбудить мистера Морриса.

— Любопытно.

— Ваш риг вообще считает, что наши организации, мягко говоря, несерьезны, — сухо заявил Лум, явно придерживавшийся противоположного мнения. — А так как мой запрос остался без ответа, я изучил сетевой профиль Альберта Морриса и нашел одного из его друзей. Того, кто изъявил желание поговорить с нами.

— Это я, — сказал Пэл. — Меня такие мелочи не беспокоят. Люблю чудиков!

— Сам такой, — пробормотал я, удостоившись сердитого взгляда Гадарина.

— Получив два запроса от групп, в обычных обстоятельствах недолюбливающих друг друга, я, понятное дело, почуял, что тут что-то не так, и позвонил Альберту, но он меня и слушать не пожелал. Слишком занят для старины Пэла. Ну, я прикинул, кто еще может пролить свет на эту загадку. И… вспомнил о тебе.

— Но при чем тут я? Для меня это такая же тайна. Я ничего не помню.

— Верю. Но какие-то идеи у тебя есть? Что-то приходит на ум?

— Ты меня спрашиваешь? Я же Зеленый. У меня нет аналитических способностей.

— О, это тебя не остановит! — рассмеялся Пэл.

Я нахмурился, зная, что он прав. Пусть я и «зелень», дешевка, но не сунуть нос в эту тайну было выше моих сил.

Я повернулся к Гадарину и Луму:

— Если стать на вашу сторону, то возможны несколько вариантов.

Я загнул палец.

— Первое, возможно. Лгу. Не исключено, что Альберт захотел — по каким-то веским причинам — столкнуть соперничающие группы. Раздразнить их, а потом заявить, что он тут ни при чем.

— Перестань. — Пэл покачал головой. — Такую шутку мог бы отпустить я, но Альберт не любитель розыгрышей!

Не очень лестный отзыв, но я почему-то улыбнулся. Да, бедняга Альберт такой здравомыслящий.

— Второе, кто-то пытается подставить его. Иногда обвинение и защита видят свой успех в установлении или уничтожении алиби. Если вы смогли доказать, что в момент преступления находились в другом месте, это означает, что вы его не совершали. Все просто.

Положение начало меняться в кибервек, когда миллионы больших и маленьких ловкачей принялись перераспределять финансовые потоки, сидя с чашкой кофе у монитора и отправляя своих электронных миньонов на темные дела в полной уверенности, что их анонимность полностью гарантирована. Некоторое время казалось, что общество неминуемо истечет кровью от бесчисленных ран, но затем ответственность была восстановлена, и большинство кибермошенников либо выросли, либо отправились за решетку.

Сегодня местонахождение вашего протоплазматического «я» не имеет большого значения. Виновность — категория возможности и намерения. Доказательное алиби почти не встречается.

— Интересно, что ты высказал эту мысль, — заметил Пэл. — То же пришло в голову и мне, когда я узнал о налете на логово Беты… кстати, отличная работа. Видел, как Альберт встретился с Риту. Потом узнал о смерти ее отца. Но по-настоящему меня заинтересовала маэстра.

— Джинин Уэммейкер? А что такое?

— Ну, во-первых, я знаю, что второй Серый Альберта выполняет какое-то ее конфиденциальное поручение.

Я заколебался. Было бы нечестно подтверждать существование такого контракта. Альберт не отрекся от меня, и не хотелось предавать его.

— Ладно, обе женщины попросили Альберта прислать Серого. И оба Серых исчезли. Ну и что? Возможно, это совпадение. В любом случае их вытащили из печки после того, как те загадочные дитто побеспокоили этих двух джентльменов. Где связь?

— Меня это тоже ставит в тупик, поэтому я позвонил Уэммейкер.

— Как я тебе завидую. И что сказала Ледяная Принцесса?

— Что она не приглашала никакого дитто Морриса! Во всяком случае, после окончания разборки с Бетой. Она сказала, что детектив Моррис слишком груб, чтобы обращаться к нему и в дальнейшем…

— Может, хватит?..

Джеймсу Гадарину, очевидно, не хотелось обсуждать маэстру, чей бизнес вступал в явное противоречие со стародавней моралью. Блондин раздраженно переступил с ноги на ногу. Что-то в нем пугало меня. Я бы не удивился, узнав, что этот хранитель древностей время от времени расчленяет дитто — с готовностью уплачивая штраф — ради удовольствия наказать зло своими собственными руками.

— Ладно, — легко согласился Пэл. — Тогда я попробовал разузнать, что случилось со вторым Серым. Посмотреть, не лжет ли Уэммейкер. Для этого нужно было войти в Сеть и проследить за его передвижениями.

— Как просто! — Я усмехнулся, представив Пэлли терпеливо просеивающим миллионы «картинок». — Да ты бы умер от скуки!

Он грустно покачал головой:

— Да, я всего лишь старомодный боец. Вымерший тип человека действия. Но у меня есть несколько знакомых, за которыми числятся кое-какие должки и которых за уши не оттянешь от компьютера. От них требовалось только отследить серию последовательных дорожных нарушений по пути от твоего дома до «каньона». После этого дитто почти не покидал поле зрения камер наблюдения. Он припарковал скутер, поднялся на эскалаторе, но… так и не попал к Уэммейкер.

— Не попал?

— Нет. Его перехватила ассистентка маэстры или кто-то, очень на нее похожий. Они спустились на два этажа, вошли в арендованный склад и… исчезли.

— И что из этого? Может быть, Джинин хотела провести встречу подальше от своих клиентов. Если дело тонкое…

— Может быть, или… что, если кто-то еще хочет использовать Серого Альберта, прикрываясь Джинин?

Я обдумал это предположение.

— Хочешь сказать, что кто-то сфальсифицировал первый звонок Джинин, потом подстроил так, чтобы камеры зафиксировали приход Серого к Уэммейкер? Но тогда, — я покачал головой, — для этого требуются специалисты. И не один. Нужна поддельная Джинин. Поддельная ассистентка.

— И поддельные Альберты, посланные для того, чтобы потревожить мирных граждан.

Пэлли кивком указал на Гадарина и Лума. Гадарин застонал.

— Когда вы мне все это объяснили, я так и не понял, в чем тут смысл. Послушав вас еще раз, я все равно остаюсь при том же мнении. Знаете, у некоторых из нас всего одна жизнь. Так что постарайтесь связать концы с концами.

— Стараюсь, — немного обиженно сказал Пэлли. — Вообще-то дедукция — это по части Альберта. А ты что думаешь, зеленка?

Я почесал голову. По привычке — никаких паразитов на моей фарфоровой башке быть не могло.

— Ладно, предположим, все эти шарады предназначались для другой публики. Возьмем хотя бы тех дитто, которые вторглись вчера к вам… они ведь не говорили ни о чем существенном. Верно?

— Насколько я могу судить, нет. Вздор, пустая болтовня.

— Но этот вздор не записан, и именно они постарались принять к этому все меры. Так что теперь вы не можете доказать, что разговор был ни о чем, верно?

— Что вы хотите этим сказать? О чем еще…

— Со стороны выглядит так, будто вы что-то обсуждали.

— О чем вы?

— Взгляните на случившееся глазами постороннего, мистер Гадарин. Серый приходит к вам и примерно через час уходит. Поспешно и скрытно. Можно подумать, что вы беседовали о чем-то важном. Подстроено так, что создается впечатление, будто между вами, вашей организацией, и Альбертом Моррисом существует некая связь.

— Затем нечто подобное случается уже у меня, — сказал Лум.

— И в «Студии Нео». Только в этом эпизоде Серый вполне настоящий. А сфальсифицирован сам визит, — добавил Пэл.

— Это тоже для публики?

— Отчасти. На мой взгляд, этот фарс предназначался главным образом для самого Серого. Вспомните, сразу после встречи он перешел в автономный режим. Вероятно, он и сейчас уверен в том, что работает на реальную маэстру. Она не самая приятная леди…

Гадарин громко фыркнул.

— …но женщина деловая, известная, имеющая репутацию надежного партнера. Маэстра всегда соблюдает условия контракта и старается не переступать рамки закона. Пусть Серый и не доверяет ей, и не питает к ней симпатии. Но за хороший гонорар он согласился взяться за интересное дело.

— Давайте уточним, — предложил Фаршид Лум. — Вы предполагаете, что кто-то притворился Уэммейкер для того, чтобы поручить вашему Серому какую-то работу…

— Работу, которая могла быть прикрытием для чего-то такого, на что реальный Альберт никогда бы и не согласился, — предположил Пэл.

— …весь тот театр в «Толерантности»… рассчитан на то, чтобы у всех сложилось представление, будто мы замешаны в чем-то отвратительном. — Он застонал. — Я все-таки не понимаю. Мы не приближаемся к разгадке!

— Приближаемся. — Пэл взглянул на меня. — У тебя есть идейка, а, мой зеленый друг?

К несчастью, идейка у меня была.

— Послушайте, я не предназначен шевелить мозгами. Я же не Эбеновый. И не Серый. Могу лишь предполагать.

Лум отмахнулся от моих оправданий.

— Я видел ваше досье, мистер Моррис. У вас репутация создателя отличных копий с прекрасными способностями к анализу. Пожалуйста, продолжайте.

— Я мог бы пожаловаться, что не являюсь отличной копией. Но что толку спорить?

— Видите ли, у нас мало информации, — начал я. — Но если наши рассуждения были верны, то кое-что можно предположить. Во-первых, человек или группа, стоящие за всем этим, обладают огромными возможностями по созданию големов с чужим лицом. Это незаконно. И, следовательно, мы ступили на опасную территорию. Во-вторых, кому-то нужно заручиться добровольным участием одного из Серых Альберта в некоей операции. Причем он должен стараться по-настоящему, без притворства и проявить именно те качества, которыми обладает Альберт. Миссия должна выглядеть вполне законной… по крайней мере достойной затраченных усилий и не слишком гнусной, чтобы Серый согласился сотрудничать.

— Да, продолжай, — подбодрил меня Пэл.

— В-третьих, предпринимаются комплексные усилия возложить вину за то, что случается, на других. Ложные звонки от маэстры. Встреча в «Студии Нео»…

— И мы, — подвел итог внезапно посерьезневший Лум. — Меня разбудили ночью для того, чтобы создать видимость некоего тайного собрания заговорщиков. Но почему я? И при чем тут мистер Гадарин, придерживающийся совершенно иных принципов? Точнее, лишенный каких-либо…

Пэл усмехнулся, заглушив злобное ворчание блондина.

— В этом-то и заключается вся прелесть! Со стороны может показаться, что ваши группы никогда и ни в чем не сойдутся. Вы — противоположные полюса. Поэтому-то в заговор и поверят.

Все посмотрели на него, а Пэл развел руками, отчего кресло пошатнулось и накренилось.

— Подумайте! Существует ли кто-то, кого вы оба ненавидите? Человек, группа, организация, вызывающие антипатию у «Защитников» и «Толерантности»? Глубокую антипатию. Способную подтолкнуть вас к объединению сил?

Обоим это не понравилось. Привыкшие демонизировать друг друга, они с трудом воспринимали мысль о том, что у них может быть нечто общее.

Я уже знал ответ и чувствовал себя очень неуютно, но торопить их не стал.

Через пару минут они дойдут сами.

Глава 16

Продолжаю запись в режиме реального времени. Время войти в «воронку». Одно из моих любимых занятий. У меня появляется шанс перехитрить весь мир, в котором полным-полно следящих за тобой глаз.

— Мы устроили все, о чем вы просили. Здесь…

Красная Ирэн передает мне сумку. Я исследую ее содержимое — все на месте.

— Вы уже отправили «нюхача» по указанному мной маршруту?

— Мы выполнили все ваши инструкции. «Нюхач» подтвердил наличие «мертвых зон» в тех местах, которые вы называли. Все детали здесь.

Он протягивает мне дискету.

— Когда это было сделано?

— Около часа назад, пока вас приводили в порядок.

— Хм.

Час может быть вечностью. Но я с оптимизмом сканирую картину с ее светящимися значками и наложенными друг на друга конусами зон обзора. Да, город кишит камерами, как джунгли насекомыми. Установить «окна», выпадающие из сферы наблюдения этих глаз, очень важно в моей работе. Сегодня самое трудное — это замести следы задолго до того, как я попаду во «Всемирные печи». По пути мне понадобятся несколько мест, где можно быстро и незаметно сменить внешность, и находящихся там, где наблюдается большое число дитто.

Пусть Ирэн доверяет своим «нюхачам», запрограммированным на обнаружение отблеска стеклянных линз камеры, но даже лучшие военные сканеры не в состоянии отыскать все приборы слежения, спрятанные, например, в кроне дерева или какой-нибудь расщелине. После того как я проверил маршрут несколько дней назад, на нем могло появиться сколько угодно новых «наблюдателей». К счастью, большинство из них обычно имеют низкую разрешающую способность. По-настоящему искусную трансформацию они не заметят.

Мне не очень хочется раскрывать перед Джинин и ее сообщниками этот испытанный маршрут, один из недавно разработанных Альбертом и потому любимый. В детективном бизнесе их называют «воронками», и живут они обычно недолго из-за всякого рода любителей, которые отыскивают «воронки» и беззаботно ими пользуются. Что ж, потерю «воронки» щедро компенсирует клиент. И все же мне было бы легче, если бы я имел несколько дней на подготовку и работал сейчас во взаимодействии с десятком двойников. Все было бы куда надежнее.

Не переживай так. Работа спешная, и я не давал никаких гарантий, а Альберт в любом случае получит 50 процентов за одну только попытку. При наихудшем исходе разоблачение грозит им.

И все же мне неспокойно. Риск провала достаточно велик. Мы останавливаемся под эстакадой, рядом с совершенно идентичным нашему фургоном, который тут же срывается с места и следует нашим курсом с той же скоростью. Мы остаемся на месте. Водитель умчавшейся машины — я увидел его лишь мельком — точная копия нашего. Трюк со сменой автомобиля не нов, его изобрели лет сто назад, но в последнее время усовершенствовали, дополнив реконфигурационным шасси и покрытием «хамелеон», так что когда мы выедем из-под эстакады, наш фургон будет выглядеть совершенно иначе.

Просканировав бетонные стены, поддерживающие эстакаду, я обнаруживаю всего одну камеру с загаженными птичьим пометом линзами. Помет настоящий, на случай возможного анализа.

Пока все хорошо. И все же настроение у меня невеселое — все делается неряшливо, непрофессионально. Предпринятые меры могут обмануть любителей и вуайеристов. Даже частных сыщиков, нанятых «Всемирными печами», но этими фокусами не проведешь настоящих полицейских. План сработает только в том случае, если наша маленькая авантюра не перейдет грань преступления.

— Выходите отсюда, ждете, ровно восемь минут и направляетесь к той роще, — объясняет вик Коллинс, указывая пальцем на геноизмененные лакричные деревья. — Камеры на этом участке либо сняты, либо контролируются нами.

— Уверены?

Из-за недостатка времени на подготовку приходится действовать грубо. Я бы предпочел проверить все сам.

Он кивает:

— Если только в ближайшие минуты не перенацелят спутники. В роще переоденетесь, выбросите сумку вместе с одеждой и выйдете Оранжевым. Позднее мы пошлем за сумкой собаку.

— Обязательно. Если меня проследят обратно до рощи, то любой сообразительный наблюдатель легко разгадает нашу уловку со сменой машины.

— В таком случае вы не должны допустить, чтобы вас проследили, — делает вывод вик Коллинс. — Рассчитываем на ваше мастерство.

Ох.

— Самый важный пункт — автобусная остановка. Я выйду туда через толпу дитто. Все, что я назвал, в шкафчике?

— Да, там сумка со сменой одежды и краска для кожи. — Вик Коллинс поднимает руку, предугадывая мой следующий вопрос. — Краска — вариант серого — вполне законна. С полицией проблем не будет.

— Имейте в виду, — предупреждаю я. — Если только возникнет подозрение, что я вовлечен в нечто большее, чем правонарушение класса шесть, я выхожу из игры. Какой бы штраф вы ни наложили.

— Успокойтесь, дитМоррис, — говорит Ирэн. — Мы не боимся закона. Наша единственная цель состоит в том, чтобы «ВП» не связали нас…

— …и не заподозрили об этой разведоперации. Да. Но даже если мы ничего не нарушим, они способны доставить нам массу неприятностей.

— Все меры предосторожности рассчитаны на то, чтобы защитить вашего рига и нас самих, дитМоррис. Располагая полученными вами сведениями, мы сможем сузить круг подозрений и предъявить «Всемирным печам» обвинение в сокрытии технологии. При этом у них не будет ни малейших оснований полагать, что вы каким-то образом причастны к расследованию.

В этом есть смысл. При условии, что я не предпочту рассказывать обо всем Энею Каолину.

Конечно, я нарушил бы обязательства перед клиентом и нанес сильный удар по репутации Альберта, но зато получил бы компенсацию. Возможно, Каолин включил бы меня в состав экспериментальной группы по продлению жизни дитто. Я получил бы еще часов 12. А то и больше!

Ха. Откуда только такие мысли? Уж не становлюсь ли и я Франки, путая важное «Я» с маленьким, незначительным «я»?

Странно!

Впрочем, что толку размышлять о том, чего я никогда не сделаю.

— Потом? — напоминает вик Коллинс.

— Сажусь на 330-й динобус до Риверсайд-драйв и штаб-квартиры «ВП». Иду к служебному входу, помахивая удостоверением и надеясь, что охрана у них именно такая, как вы предполагаете. И опять же, если вы ошибаетесь, если мне начнут задавать неприятные вопросы, я просто поворачиваюсь и ухожу.

— Понимаем. Но уверены, что вы пройдете. Ирэн и компания каким-то образом проведали, что Риту Махарал наняла одного из Серых Альберта. Того, что пропал несколько часов назад. И все же охранники у внешнего портала могут пропустить меня без проверки, полагая, что я выполняю поручение главного держателя акций. Не исключено, что трюк сработает у внешнего портала, где каждый час проходят сотни реальных людей и дитто; а сколько там туристов, приезжающих поглазеть на фабрику, где делают временные тела.

Но Уэммейкер и ее друзья хотят большего: им нужно, чтобы я прошел еще несколько контрольных пунктов, углубился на территорию предприятия и попытался обнаружить следы новейших технологий, никого при этом не расспрашивая, не притворяясь кем-то другим и не говоря ни слова лжи!

Не поработал ли вик Коллинс и с внутренней охраной? Не подмазал ли кого надо? Он, похоже, из тех ребят, которые знают, как это делается. Хорошо, что все наши разговоры записываются.

И они все же внесли аванс. Крипто-чек с кодом одного из счетов Альберта. Все, что от меня требуется, — это попробовать. Предпринять скромное усилие, 75 процентов гонорара за то, чтобы проникнуть внутрь.

Но все-таки было бы лучше, если бы я просто подъехал к «ВП» на скутере, а не пробирался туда как невесть кто.

Любители. И моя «жизнь» отдана им. Все мое мастерство идет на то, чтобы заниматься дурацкой шпионской работой.

Но если их подозрения обоснованны и я помогу доказать это?

Если «Всемирные печи» намеренно скрывают достижения в области диттотехнологии, шума будет много. Репутация Альберта может подняться до небес.

И я наживу ему нового врага в лице одной из крупнейших на земле корпораций.

Глава 17

Похоже, Риту Махарал не горела желанием сопровождать меня в этой скоропалительной поездке в пустыню. Но как ей было отказать? Отговорки, которыми могла бы воспользоваться ее мать — от скромности до чрезмерной занятости, — в наши дни уже не действуют.

— Это же далеко, да и дороги там… — проговорила она, явно пытаясь найти выход. — Могут возникнуть задержки. Если мы уедем больше чем на день, то как мы вернемся?

Ответ у меня уже был готов.

— Если нам не хватит времени, заедем в дитто-центр и заморозим головы.

— А вы когда-нибудь забирали голову из дитто-центра? — Ее овальное личико на моем экране хмурится. — Иногда на пересылку уходит несколько дней. А свежесть далека от рекламируемой.

— Это не проблема. Я возьму с собой серую копию и, если время будет поджимать, разогрею ее в машине. Получу возможность кое-что проверить, а головы привезу в морозильнике.

По крайней мере это я сказал Риту. На самом деле планы у меня были другие. Планы, о которых ей не полагалось знать.

Не ее дело.

— Вы уверены, что это так важно? — спросила она, немного капризно встряхивая головой с блестящими черными локонами.

Интересно, одного из крупнейших акционеров «ВП» волнует возможная потеря голема.

— Вот вы мне это и скажите, Риту. Вы говорите, что хотите расследовать обстоятельства смерти отца. Но не упомянули о том, что у вашей семьи есть домик у границы, всего в сотне километров от места аварии.

Она прикусила губу.

— Мне нужно было об этом упомянуть. Но, откровенно говоря, я думала, что папа давно избавился от этого домика, еще до моего шестнадцатилетия. Полагаете, это имеет какое-то отношение к… несчастью?

— Основываясь на собственном опыте, могу сказать, что на ранней стадии расследования нужно принимать во внимание все. Так что, пожалуйста, соберите всю возможную информацию об этой собственности. И перед тем как перейдете к импринтингу, постарайтесь вспомнить, как ездили туда в детстве, тогда у вашего Серого не будет проблем с восстановлением деталей.

Я часто поступаю таким вот образом — прошу клиента подумать о теме разговора, прежде чем присылать для беседы голема. По неведомой причине у большинства людей полный импринтинг Постоянной Волны не происходит. У копии наблюдается частичная амнезия, когда речь заходит о давних впечатлениях. Со мной такое не случается. Никогда. Мои Серые помнят даже то, чего не помню я-реальный. Интересно, почему.

После недолгого колебания Риту резко кивнула в знак согласия:

— Хорошо. Если вы считаете это важным.

— Надеюсь, это поможет нам сойти с мертвой точки.

Она побарабанила длинными элегантными пальцами по столу перед экраном.

— Я нахожусь сейчас во «Всемирных печах». Занимаюсь кое-какой бумажной работой… чтобы отвлечься, хотя Эней дал мне бессрочный отпуск.

Это, конечно, не имело отношения к моим текущим проблемам, но я внезапно осознал, что был невнимательным. В конце концов, дело касалось ее недавно умершего отца.

— Да, понимаю, вам сейчас нелегко. Скажите… — я замялся, подбирая слова, но так и не нашел менее жестких, — копию доктора Махарала еще не нашли?

— Нет. — Риту смотрела куда-то в сторону, словно и сама чего-то не понимала. Ее полные губы дрожали. — Никаких следов. Эней очень расстроен. Считает, что, возможно; к его исчезновению как-то причастен ваш пропавший Серый.

Скорее наоборот, подумал я, припоминая, сколько стараний приложил Йосил Махарал, когда был живым, к тому, чтобы держаться подальше от людей. Основная версия? Мой Серый, должно быть, перехватил Махарала, когда тот собирался улизнуть. Преследуя его, я, вероятно, по небрежности попал в ловушку.

Иногда у меня такое бывает — недооцениваю преследуемого. Идеальных нет, а кроме того, зная, что ошибка не смертельна, постепенно расслабляешься. Посмотреть бы на детективов прошлого века, сражавшихся с безжалостными противниками, имея в своем распоряжении всего одну жизнь.

Итак, Серый № 1 вполне мог уже превратиться в кучку мусора где-то на травянистых площадках поместья Энея Каолина. А двойник Махарала… что с ним? Прогуливает свой последний час на природе или пребывает в заточении? А может быть, заказал себе копию Уэммейкер.

Но, вероятнее всего, исполняет некое последнее поручение своего загадочного создателя. Поручение сложное, важное и, возможно, гнусное. Почему-то я никак не мог отделаться именно от такого ощущения.

— Готов прислать в поместье еще одного Серого для помощи в поисках, — предложил я.

— Сейчас это не самая хорошая идея, — с сомнением ответила Риту. — Эней хочет, чтобы этим занимались его люди. Но мы с вами можем расследовать другие аспекты. Когда отправимся?

Интересно, с чего бы это она так быстро переменила мнение? Я кивнул:

— Ну, сделайте копию в «ВП»…

— Лучше я сделаю ее дома и… мне нужно взять еще кое-что. К тому же дома наверняка найдутся снимки того места.

— Неплохо бы. Риту пожевала губу.

— Уверены, что нам не стоит подождать до утра? Вообще-то ожидание не повредило бы. Но во мне росло нетерпение. Я чувствовал, что должен незамедлительно исполнить задуманное, ту часть плана, о которой Риту Махарал ни к чему было знать.

— Хорошо. Я заеду за вами около шести. Пересечем пустыню за ночь и к рассвету будем на месте.

Риту покорно пожала плечами:

— О'кей… Мой адрес…

— Нет. — Я покачал головой. — Встретимся в доме вашего отца. Мне надо там осмотреться. До отъезда.

Собираться пришлось впопыхах. В моем «вольво» предусмотрено место для трех заготовок в вакуумной упаковке или одной с переносной духовкой. Есть куда сунуть и необходимые инструменты. Все уже было сложено, так что у меня осталось еще время для перевоплощения.

Я разделся, вошел в душевую и попросил Нелл превратить меня в Серого.

— Сначала защитите глаза, — напомнила она.

— Ах да.

Я взял с полки коробочку с темными контактными линзами. Давно ими не пользовался, так что пришлось потерпеть — не очень приятная процедура.

— Готов.

Словно миллионы тончайших иголок воткнулись в мое тело. Покалывание началось с пальцев ног и распространилось выше.

— Расставьте ноги и разведите руки, — сказала Нелл.

Я подчинился, испытывая ощущение, лучше всего характеризуемое как «мурашки по коже». Резонансный лазер сжигал волоски, срезал омертвевшие клетки, очищая поверхность тела от всего лишнего. Сильные струйки воздуха сдували шлак и пепел, а на очищенные участки ложились ионизированные капли специального раствора, который перекроет поры и позаботится о них во время путешествия, когда моя кожа будет лишена доступа воздуха.

Дальше — нанесение краски с добавлением моей секреционной формулы. Еще несколько минут, и меня не отличишь от высококлассного голема. Разве что при очень тщательном осмотре. Микрофон я пока решил не вставлять — неудобно.

В строгом смысле слова такая процедура не является незаконной, не то что маскировка голема под реального человека для появления в общественном месте. Но все же такие опыты не поощряются. Есть в этом и немалый риск. Меня можно застрелить и отделаться простым штрафом. Неудивительно, что лишь немногие решаются проделывать подобные трюки. Любопытно, что именно по этой причине Йосилу Махаралу, несомненно, талантливому любителю перевоплощений, удалось так легко перехитрить коллег и знакомых, проделав этот фокус наоборот. Изучая записи, мой Эбеновый указал на кое-какие несоответствия в текстуре кожи. Несоответствия, которые я устранил самым тщательным образом.

Конечно, между мной и покойным отцом Риту было и еще одно различие.

Он стремился скрыть какую-то тайну, мой мотив — попроще.

Я делал это ради любви.

Ну, по крайней мере так я воспринимал это тогда. Эбеновый даже пожаловался на импульсивность принятого мной решения отправиться в путешествие лично.

— Тобой руководят эмоции. Клара оставила в морозильнике отличную копию. Воспользуйся ею, приглуши свои животные инстинкты, а к уик-энду она уже вернется.

— Копия не то же самое. В любом случае домик Махарала совсем рядом с полем боя! Прекрасная возможность заскочить туда и сделать ей сюрприз.

— Тогда пошли ей такую же копию. Нет никакой необходимости ехать самому.

Я не ответил. Мой эбеновый двойник просто ворчал. Он знал, что и я, и Клара время от времени занимаемся диттосексом, даже со случайными встречными, но это не имеет никакого значения. Всего лишь минимальная фантазия.

Невозможно заменить реальное нереальным. Впрочем, реальной замены реальному тоже не существует. По крайней мере для нас.

— Непродуктивное использование времени, — сказал мой гиперлогичный доппельгангер, меняя тактику.

— А ты у меня для чего? — парировал я. — Будь продуктивным! Надеюсь, наши прочие дела в надежных руках?

— Да. — Мой блестящий черный двойник кивнул. — Но что будет, когда мой срок истечет менее чем через восемнадцать часов?

— Положи голову в морозильник. Я подготовил еще три заготовки, Черного, Серого и Зеленого, и уже одушевил их. Так что, если потребуется…

Эбеновый вздохнул. Как всегда, он считал меня-реального безответственным мальчишкой.

— У новых дитто не будет моих воспоминаний. Последовательность нарушится.

— Так подготовь себе замену и введи его в курс дел.

— Как? Словами? Ты же знаешь, насколько это неэффективно…

— Нелл поможет. В любом случае я вернусь до того, как закончится срок следующего Эбенового. Тогда и перекачаю твои и его воспоминания.

— Ты сейчас так говоришь. Но ведь тебя и раньше отвлекали, а мозги портились в холодильнике. А если предположить, что тебя убьют в этом дурацком гриме?

Он протянул руку и ущипнул меня.

— Приму все меры предосторожности, чтобы это не случилось, — пообещал я, отстраняясь и избегая его взгляда. Трудно лгать себе, особенно когда ты сам стоишь перед собой.

— Обязательно, — пробормотал Эбеновый. — Из меня двойник получится никудышный.

Направляясь к дому Махарала, я отключил сверхосторожный автопилот и повел «вольво» вручную. Концентрация помогла успокоиться, хотя некоторые Зеленые и осыпали меня бранью на резких поворотах. Да, мог бы вести и получше. Наверное, маска как-то влияет на подсознание. А может, все дело в новостях с войны.

…в результате последних перемен и понесенных тяжелых потерь войска США оказались запертыми в «мешке» и прижатыми к горам Кордильера-дель-Муэрте. Позиция представляется неплохой для обороны, но букмекеры уже играют на поражение.

В этом случае спорные айсберги достанутся Индонезии, и такой исход поставит под сомнение план президента Биксона остаться за пределами юго-западного Аквазонтика.

Лидеры Конгресса начали сбор Е-подписей под петицией, требующей от Биксона решительных мер во избежание полного уничтожения вооруженных сил.

Пресс-голем Стеклянного дома отверг этот вариант, утверждая, что надежда на победу на поле боя еще остается. «Все или ничего, — заявил Биксондит. — Пол-айсберга это то же, что ничего».

Выругавшись, я приказал радио заткнуться и попросил Нелл дать мне резюме Йосила Махарала.

Хотя она потратила на изыскания уже 12 часов, информации о детстве ученого набралось немного. Её стало больше, когда Йосил прибыл в США в качестве беженца, пострадавшего от одной из многочисленных этнических войн, разгоревшихся в Южной Азии в начале нового века.

Усыновленный дальними родственниками, застенчивый мальчик с увлечением взялся за учебу, не проявляя интереса к общественным делам. Позднее, начинающим ученым, Йосил проигнорировал модное, но обреченное на провал направление, занимавшееся кибер — и нанотехнологиями. Вместо этого он сосредоточил свои усилия на неизученной в то время области нейрокерамики. После чудесного открытия Джефти Аннонас Постоянной Волны Души — явления более сложного, чем геном, — Махарал начал работать в только что основанной компании, которую возглавил величайший вик нашей эпохи Эней Каолин.

Он так и не женился. Соглашение, заключенное им с матерью Риту, не привело к браку. А потом женщина погибла в авиакатастрофе, оставив двенадцатилетнюю дочь.

Вот так. А теперь и папины часы сломаны. Жизнь несправедлива. Бедный ребенок.

Я чувствовал себя немного виноватым, заставляя се отправиться со мной в путешествие через пустыню. Но у меня было предчувствие, что «домик» поможет найти ответы на некоторые вопросы, и присутствие Риту могло помочь. Если же поездка будет иметь неприятные последствия, реальная Риту просто выбросит голову со всеми ее тяжелыми воспоминаниями. Нет памяти — нет и вреда.

У наших предков, страдавших куда больше, никогда не было такого варианта.

У дома, адрес которого дала мне Риту, стоял черный внедорожный лимузин. Я отправил Нелл номер на табличке и получил ответ — машина принадлежала «Всемирным печам».

Так. Каолин молодец, что предоставил ей лимо, — подумал я. — Но ведь не каждый день твой близкий друг и помощник теряет отца.

Припарковав свой видавший виды «вольво» позади «юго», я направился к дому, довольно большому, без обычного дворика, но покрытому наклонными солнечными панелями, улавливавшими лучи светила. Темные панели накапливали энергию, а зеленые обеспечивали работу бытовой техники. Вполне достаточно сияющих клеток для переработки отходов. Но, похоже, использовались они не в полную силу. Вообще все здесь выглядело немного заброшенным.

Обитель холостяка. И этот холостяк проводил большую часть времени вдали от дома.

Я поднялся по ступенькам между невысокими декоративными деревцами, явно нуждавшимися в лучшем к себе отношении. Задержавшись около бедняжек, я испытал острое желание вытащить резак и поправить беспорядочно сплетшиеся ветки. Все равно еще рано…

Но тут я заметил, что дверь приоткрыта.

Ага, значит, меня ждут. Но… Будучи частным детективом, я не мог просто войти. По закону я должен объявить о себе.

— Риту? Это я, Альберт.

Определение пришлось опустить, хотя я и выступаю в облике голема. Впрочем, такую небрежность допускают многие.

Дверь атриума кажется пятнистой — активные элементы ее покрытия по-разному преломляют солнечные лучи, образуя постоянно меняющуюся мозаику. Лестница ведет выше, через две площадки. И поднимается наконец к верхнему этажу. Оглянувшись налево, я увидел гостиную, обставленную в довольно старомодном киберпанк-стиле.

Что-то клацает… шорох… Звуки доносятся из-за двойной деревянной двери с панелями из непрозрачного стекла. Света в комнате нет, но просматривается тень, осторожно отодвигающаяся вглубь.

Шепот… я слышу слова. Но не вполне различаю их. Что-то вроде «где бы Бета спрятал…».

Что еще за жуть? Я дотрагиваюсь до двери. Стекло грубое, шероховатое и прохладное — прекрасные ощущения, напоминающие мне о том, чего нельзя забывать.

Ты реален. Будь осторожен.

Как будто мне нужны напоминания! Моя Постоянная Волна трепещет от подозрений, наполняющих сердце и вползающих в мозг. Будь я дитто, вломился бы в комнату и посмотрел, в чем там дело, но я органический потомок параноидального троглодита. А потому лишь подталкиваю дверь и тут же отступаю от порога.

Я повторяю чуть громче:

— Риту?

Комната оказывается кабинетом Йосила Махарала. Я вижу стол и книжные полки со старомодными бумажными томами и лазерными дисками. Одна из полок отведена под дипломы и награды, другая — под весьма необычные экспонаты вроде искусственных рук самых разных размеров и окраски. Некоторые разрезаны, чтобы показать их металлическую начинку, напоминание о тех временах, когда диттоглина наносилась на роботоконструкции, когда лязгающие двойники были техноигрушками для богачей, одновременно грубыми и вызывающими трепет и благоговейный страх, позволяющими лишь элите делить свою жизнь и быть сразу в двух местах.

В ту эпоху дитто называли «заменителями», а те, кто мог себе их позволить, казались чуть ли не сверхъестественными существами, живущими совершенно не так, как остальное человечество.

То было до того, как Эней Каолин подарил массам самокопирование.

Внушительная и поучительная коллекция. Но меня интересовала не она, а та часть комнаты, невидимая для меня, что лежала слева от окна, погруженная в тень.

— Свет, — сказал я, не переступая порог.

Но компьютер был, очевидно, настроен только на знакомые голоса и не собирался любезничать перед гостями. Йосил, оказывается, тот еще хозяин.

Я мог бы передать приказ через Нелл, подкрепив его контрактом с дочерью и наследницей Махарала. Но обмен рукопожатиями и объятиями мог затянуться на минуты, а терять время мне не хотелось.

Несомненно, где-то рядом находился обычный выключатель и стоило протянуть руку… Но там, в темноте, таился кто-то, вооруженный самым страшным оружием, изобрести которое могло мое воображение.

Уж не параноик ли я? Вот мило.

— Риту, если это вы, то либо пригласите меня войти, либо скажите. И я подожду на улице.

Еще один звук. Мягкий. Не дыхание — шорох. Я чувствую напряжение за дверью. Что-то вроде сгустившейся энергии.

— Это вы, дитАльберт?

Голос прозвучал вверху, за моей спиной.

— Да, это я, — не поворачиваясь, ответил я. — Вы… у вас гости?

За стеклами движение. Я отступил на несколько шагов, предоставляя тому, кто скрывался за дверью, возможность выйти.

— Что вы сказали? — крикнула сверху Риту. — Я не ждала вас так рано. Можете подождать?

На всякий случай я осмотрелся, ища возможные пути отступления.

Силуэт за дверью приблизился. Высокий… плотный… Еще ближе. Серый?

В какой-то момент мне показалось, что я узнал его! Сбежавший двойник, в этом доме? А кто еще? Копия Махарала. Тот, кто не захотел закончить жизнь в лаборатории, на столе, в оковах проводов и сенсоров. Сейчас он, наверное, на последнем издыхании и держится только за счет силы воли, сжигая последние резервы.

Я приготовился перейти в наступление, потребовать ответа. Например, что случилось с моим Серым? С тем, который отправился утром в…

Я удивленно моргаю. Из-за двери выходит не двойник Махарала. И, строго говоря, даже не Серый.

Это Платиновый!

— Вик Каолин.

— Да. — Дитто кивнул, скрывая волнение за дерзостью. — А кто вы? Что вы делаете в этом доме?

Я удивленно поднял бровь.

— Как что? Сэр, я выполняю работу, которую вы мне поручили.

Это не совсем так, но мне хотелось проверить уровень осведомленности собеседника. Его лицо на мгновение застыло, потом вызывающее выражение сменилось настороженным.

— А… да, Альберт. Приятно снова вас видеть.

Меня этот ход не обманул. Дитто был явно не тот, с которым я встречался утром. К тому же он не помнил о разговоре со мной, состоявшемся днем. Этот вообще меня не помнил.

Что ж, само по себе это почти ничего не значило, он мог быть одушевлен еще накануне. Но зачем притворяться, что он меня знает? Почему бы просто не признать то, что есть? Он мог послать запрос ригу, получить самую свежую информацию от реального Каолина.

Есть такое жизненное правило: не ставь сильных мира сего в неловкое положение. Дай им возможность сохранить лицо. Пусть у них всегда будет выход.

Я кивнул в сторону кабинета:

— Нашли что-нибудь интересное?

Настороженное выражение углубилось.

— Что вы имеете в виду?

— Я хочу сказать, что нас привело сюда одно и то же, не так ли? Мы ищем ключи. То, что помогло бы объяснить, почему ваш друг уезжал из города, неделями избегая всевидящего Мирового Глаза. И особенно нас интересует, что он делал прошлой ночью, почему мчался через пустыню, как свалился в овраг.

Он не успел ответить — сверху снова подала голос Риту:

— Альберт? С кем вы разговариваете? Темные глаза Каолина встретились с моими. Помня старую истину, я дал ему выход.

— Встретился с Каолином. Мы пришли вместе!

Платиновый дитто кивнул. Признал за собой должок. Он, конечно, предпочел бы уйти незамеченным, но обстоятельства изменились, и ему пришлось воспользоваться моим прикрытием.

— О, Эней. Не надо вам так со мной нянчиться! Я в порядке, правда. — Ее голос прозвучал довольно раздраженно. — Но раз уж вы здесь, пожалуйста, проведите Альберта по дому.

— Хорошо, дорогая, — ответил Каолин, бросив взгляд наверх. — Не спеши.

Он снова посмотрел на меня, но уже без прежнего волнения и настороженности, а с достоинством того, кто знает, что мир задирает голову, чтобы взглянуть на него.

— О чем мы говорили?

Черт! Мог бы сделать копию получше! Этому не хватает концентрации.

— О ключах, сэр.

— Ах да, о ключах. Я искал, но… — Платиновый покачал головой. — Может быть, профессионалу повезет больше.

Каолин лишь предполагает, что я детектив. Точнее, директив. Но почему он не спросит?

— После вас.

Я вежливо кивнул в сторону двери, из-за которой он только что появился.

Каолин вошел в кабинет, отдал команду, и в комнате стало светлее. Значит, Махарал дал своему боссу возможность распоряжаться в своем доме. Или же…

В той части мозга, где я приковал сумасшедшую, по хитрую на выдумки тварь, паранойю, снова зашевелилось смутное подозрение. Держа дитто в поле зрения, не поворачиваясь к нему спиной, я отстучал Нелл срочное сообщение:

— Проверь, посылал ли Каолин своего дитто.

В левом глазу блеснуло — Нелл подтвердила прием запроса. Но даже при том, что как реальный я имел право приоритета, на получение ответа могло уйти какое-то время, так что мне оставалось только ждать и гадать.

Доктор Махарал был экспертом по технологии копирования и способным любителем перевоплощений. К тому же он не обращал особого внимания на такие мелкие помехи, как закон. Имея доступ к почти неограниченным возможностям «Всемирных печей», доктор мог запастись матрицами кого угодно, и даже самого Энея Каолина.

Итак, не может ли этот Платиновый быть еще одним двойником Махарала, замаскированным под вика?

Нет, получалась бессмыслица. Тело реального Махарала было мертво уже почти сутки, а Платиновый выглядел почти как новенький. Копией отца Риту он быть не мог.

Органическое воображение не обязательно опирается на здравый смысл, припомнилось мне. И паранойя не связана жесткими рамками рассудка. Она зверь, бросающийся на пустоту…

Проверить идентичность Платинового не составляло особого труда. Я имел полное право потребовать, чтобы он предъявил свой ярлык. Только для этого мне пришлось бы раскрыть собственный секрет. Подумав, я воздержался. Так или иначе, ответ от Нелл скоро придет. И я сосредоточился на доме Махарала.

В кабинете явно наличествовали следы недавнего обыска. Ножки стола были сдвинуты с привычных мест — на старом ковре виднелись вмятины. На книжных полках кто-то копался, нарушив покрывавший их слой пыли. Искали скрытые полки? Тайники?

А вот к коробкам с лазерными дисками почти не прикоснулись, и это говорило о многом. Значит, Каолин искал не информацию.

Тогда что?

И почему он предпринял эту попытку сам? У него же есть служба безопасности. Ему ничего не стоит нанять самых лучших специалистов.

Сначала я решил, что, возможно, все дело в Риту, отказавшей Каолину в доступе к кабинету отца. Это могло бы объяснить сегодняшнее тайное проникновение, попытку обыскать дом, не привлекая ее внимания, что, в свою очередь, свидетельствовало о желании вика держать свою ассистентку в неведении.

Но Риту легко позволила нам пройтись по дому и вообще не выказала ни малейших признаков существования каких-то противоречий между ней и боссом. По крайней мере я ничего не заметил.

Бросив взгляд на вика, я заметил, что он обрел свое знаменитое спокойствие, из-за чего его часто сравнивали со сфинксом. Темные глаза следили за мной, и, возможно, в них еще таилось остаточное раздражение, вызванное моим несвоевременным появлением, но в целом он воспринял новую ситуацию так, как должно, и теперь наблюдал за работой нанятого сыщика, что больше соответствовало его имиджу.

И в кабинете, и за его пределами имелось немало картин и фотографий. На некоторых Йосил представал в компании незнакомых мне людей, и я постарался запечатлеть их в памяти моего архаичного, но все еще функционирующего глазного имплантата. Нелл потом разберется. Но на большей части снимков изображалась Риту — на церемонии выпуска, на соревнованиях по плаванию, верхом на лошади и т. д.

Может, мне стоило поработать с этим домом поосновательнее — пройтись по нему с хорошим сканером, который в считанные минуты зафиксировал бы наличие веществ, числящихся в международном «Перечне опасных соединений». Но мне почему-то казалось, что Махарал задумал нечто такое, что не проявится обычным образом.

Попробуем другое, решил я. Переходя из комнаты в комнату, я открывал шкафы и тумбочки, вглядывался, фиксировал их внутренние размеры, передавал информацию Нелл и шел дальше. Ей не нужен цвет — только углы и размеры. Если в доме существовали какие-то скрытые помещения, это легко установить, просмотрев потом внутренний профиль строения.

Похоже, Каолин отнесся к моей работе с одобрением. Но если так, то почему он не прислал сюда команду экспертов, которые сделали бы то же самое быстрее и качественнее?

Возможно, проблема такова, что доверять он мог только своим двойникам.

В таком случае мое присутствие в доме вызывало у Каолина сложные чувства. Я прекратил работать на него тогда, когда было обнаружено тело Махарала и дело о предполагаемом похищении превратилось в дело о предполагаемом убийстве. И если первую версию поддерживал глава корпорации, то вторую только дочь погибшего.

Надо бы спросить Риту об отношениях между ее отцом и шефом «ВП». Если это убийство, то вик Каолин попадает в короткий список подозреваемых.

Возьмем то, что случилось с двойником Махарала — и моим Серым — несколько часов назад. Мог ли Каолин устроить так, чтобы оба исчезли на территории его поместья? Может быть, Серый слишком близко подобрался к какой-то опасной тайне. Может, у двойника имелись причины, чтобы сбежать.

Вскоре Нелл уже передала мне результаты предварительного анализа. На первом этаже никаких потайных помещений не имелось. По крайней мере достаточно больших, чтобы спрятать в них кусочек хлеба. Но она заметила одну аномалию.

Пропали две фотографии. Они висели на стене, возле лестницы, когда я только пришел. И вот теперь мой домашний компьютер сообщал, что они исчезли! В инфракрасном свете были видны два темных пятна на тех местах, где они находились.

Я повернулся, чтобы обыскать вика Каолина, и… увидел, что он выходит из туалета. Зажурчала вода. Платиновый избавился от чего-то, смыв улику в канализацию! Он посмотрел на меня с невинным выражением, и мне ничего не оставалось, как послать в его адрес мысленное проклятие.

Если бы я прислал своего эбенового двойника, тот не выпустил бы Каолина из поля зрения, наблюдая за ним расположенным на затылке глазом. Теперь же я не мог ничего предпринять. Прижать к стене Каолина? Это только обострит отношения с ним и не вернет фотографии.

Лучше подождать, решил я. Пусть думает, что я ничего не заметил. А о фотографиях можно будет потом расспросить Риту.

Я сходил к «вольво» и взял из багажника тампер с сейсмическими сенсорами. Разместив детекторы по дому, я уже через несколько минут узнаю, есть ли какие-то тайные камеры под землей. Вряд ли, конечно, но проверить стоит.

Ожидая результатов, я прошелся вдоль мусорных баков, расположенных позади дома. Одни — для металла, другие — для пластика, третьи — для органики. И для глины. Баки должны были быть пусты, ведь Махарал отсутствовал несколько недель. Но в баке, предназначенном для утилизации отработанных големов, находилась какая-то масса. И ее было вполне достаточно, чтобы предположить сброс гуманоидной формы.

Я отодвинул крышку, но увидел лишь серую фигуру, быстро превращающуюся в бесформенную слизь.

Обоняние может быть очень сильным чувством. Пары, поднимавшиеся из бака, дали мне немало информации. Голем скончался задолго до истечения срока действия и не более часа назад. Не теряя времени, я опустил руку в жижу и, покопавшись там, где был череп, наткнулся на небольшой твердый предмет. Идентификационный ярлык. Потом, оставшись один, я изучу его повнимательнее и выясню, в чем дело. Возможно, кто-то из соседей Махарала, пользуясь отсутствием хозяина, сбросил своего дитто в его бак, чтобы не платить за переработку.

Вытерев руку бумажным полотенцем, я вернулся в дом. Как и можно было предполагать, никаких подземных помещений не обнаружилось. Даже не знаю, на что я рассчитывал. Возможно, живущий во мне романтический дух заставляет надеяться на существование катакомб острова Сокровищ, на нечто такое, что выходит за рамки обыденного. Мне мало находить нарушителей авторского права, занимающихся нелегальным изготовлением копий, или заниматься слежкой за неверными супругами. Мне хочется большего. Таков по крайней мере диагноз Клары. Где-то глубоко в Альберте Моррисе скрыта душа Тома Сойера.

Сердце забилось быстрее, когда я подумал о Кларе и о путешествии на юг. Может быть, после тяжелого трудового дня, когда дитто Риту отойдет в лучший из миров, я рвану к полигону и преподнесу…

В этот момент я почувствовал перемену. Что-то пропало. Словно исчезла тень.

Исчез дитКаолин. Его присутствие, тихое, незаметное, больше не ощущалось.

Я поискал взглядом лимузин и обнаружил пустое место. Возможно, голем ушел, чтобы не встречаться с Серым Риту, который уже возился с вещами в одной из комнат первого этажа. Глупое предположение, а?

Но других у меня не было.

Через несколько секунд двойник Риту вышла из дома с небольшим кейсом и захлопнула за собой дверь.

— Я готова, — заявила она немного сдержанно, хотя и не откровенно недружелюбно.

В случае с Риту, как мне показалось, чертой характера, постоянно передававшейся от оригинала к копии, была напряженность, замеченная мной еще раньше. И раздражительная настороженность, способствовавшая сохранению дистанции и вместе с тем усилившая впечатление от ее строгой и величественной красоты.

Я поспешно собрал приборы и загрузил их в багажник, где уже лежала портативная духовка. Вскоре мы уже мчались на юго-восток через сгущающиеся сумерки. В направлении пустыни, где все еще бродили мрачные тайны и где природа могла сорвать любую маску цивилизованности, обнажив вечную и непримиримую борьбу, которая неотделима от жизни.

Глава 18

Нельзя сказать, что Пэлли не может делать дитто. Парень он весьма способный, с воображением и умеет перенести свое «я» почти в любую голем-форму, от четвероногого до рукокрылого или многоногого. Редкая способность импринтировать нечеловеческие формы могла бы привести его в отряд астронавтов, подводных исследователей или даже вознести в водители динобуса. Но дитто Пэла не в состоянии совладать с бездействием: в них его природная неугомонность только усиливается. Детективу положено быть терпеливым и собранным на протяжении определенного промежутка времени — а его копии этого не могут. При всем своем уме и воображении они ищут — и находят — любой предлог для трансформации инерции в движение.

Именно поэтому тогда, три года назад, он сам, лично, отправился на встречу с не заслуживающими доверия людьми. Таково его понимание осторожности.

Так что пришлось нам загружать Пэла в фургон Лума. Лидер эмансипаторов хлопнулся на сиденье, а коляска моего друга отъехала к задней стенке. Потом Лум с дьявольской ухмылкой предложил мне усесться впереди, рядом с ним, что вызвало вполне предсказуемое недовольство Гадарина. Не желая становиться причиной раздора вождей непримиримых групп и вынужденных союзников, я молча отошел, уступив место предводителю консерваторов и добавив почтительный поклон. Уж лучше ехать сзади, вместе с Пэлом, между задней дверцей и старенькой портативной печью.

От духовки веяло теплом. Там кого-то запекали. Лишенный обоняния, я не мог определить, кого.

Мы тронулись с места и сразу влились в поток движения. Оптически активируемая керамометаллическая дверца уловила направление моего взгляда и тут же трансформировала узкое окошко из матового в прозрачное. Посторонний мог видеть лишь четыре тусклых световых кружочка, по числу находящихся в фургоне, и ничего больше. Но нам, сидящим внутри, казалось, что корпус сделан из стекла.

Лум поймал навигационный луч, определивший четырех существ, из которых трое были реальными людьми, и предоставил приоритет на более быстрый проезд. На север, в промышленную зону, где, как подсказывало мне предчувствие, нас и ожидали неприятности. Любопытно, как это Лум и Гадарин доверились интуиции Франки. Как будто я отдавал отчет тому, что говорил.

Я поглядел на медконсоль, и диагностические огоньки мигнули, показывая, что все в порядке. Когда мы проезжали заброшенный парк развлечений, система подала сигнал предостережения — в крови Пэла появились стимуляторы.

— Как в старые добрые времена. А? — Он подмигнул мне. — Ты, Клара и я против сил зла. Мозги, красота и сила.

— Неплохая характеристика Клары. А как насчет нас с тобой?

Пэл рассмеялся, согнув жилистую руку.

— Ну, я был не так уж плох, когда дело доходило до мускульной работы. Но в основном я добавлял краски. То, чего, к сожалению, не хватает нынешнему миру.

— Эй, а я разве не Зеленый?

— Да, и оттенок у тебя как раз тот, что надо, приятель. Но я имею в виду другое.

Конечно, я знал, что он имеет в виду: те краски, которые были в мире наших дедушек и бабушек, в конце XX и начале XXI века, когда люди рисковали ежедневно. Теперешние дважды подумают, прежде чем подвергнуть такой опасности свои драгоценные органические тела. Удивительно, какой намного более ценной представляется жизнь, когда ты можешь ухватить еще кусочек ее.

У меня оставалось часов 16 или около того. Тут не до амбиций и не до далеко идущих планов. Так что уж тратить ее всю.

Я повернулся к Гадарину, неотрывно смотревшему на экран портативного устройства, подключенного к Мировому Глазу.

— Обнаружили Серого? Блондин скорчил гримасу.

— Мои люди занимаются этим. Мы предложили вознаграждение за любые сведения о местонахождении Серого, но пока ничего. Ничего с тех пор, как его видели в «Студии Нее».

— Ничего и не будет, — сказал я. — Альберт, когда захочет, умеет исчезать.

Гадарин вспыхнул от злости.

— Так свяжитесь с вашим ригом. Пусть отзовет дитто.

Похоже, органошовинист запаниковал. Мне не хотелось его провоцировать.

— Сэр, мы это уже прошли. Серый перешел на автономный режим. Он не станет связываться с реальным Альбертом, потому что это будет нарушением контракта. Если Серого провели мастера своего дела, то они примут меры, чтобы все так и оставалось.

— Держу пари, первое, что они сделали, это отключили его от связи, — сказал Пэл.

А я добавил:

— И еще они поставят «нюхачей» на дом Альберта. Нелл, конечно, спохватится в конце концов, но на какое-то время хватит и этого. Так что сейчас у нас нет прямого контакта с Моррисом. А если заговорщики что-то заметят, то изменят свои планы.

— Я все никак не разберусь, — пробормотал Гадарин. — Какие планы?

— Сделать из нас плохих ребят, — озабоченно ответил Лум. — И вашу группу, и мою. Нас хотят подставить.

— Уверен, за всем этим стоят «Всемирные печи», — продолжал он. — Если им удастся убедить мир в том, что мы террористы, то они организуют демарш с требованием запретить пикеты и демонстрации. И не будет больше ни судебных разбирательств, ни разоблачений их безнравственной политики в Сети.

— Думаете, они организуют диверсию против самих себя, чтобы обвинить нас?

— А почему бы и нет? Если задуманный ими трюк вызовет общественную симпатию, то тем лучше. Не удивлюсь, если им даже удастся приостановить продвижение антимонопольных законопроектов и добиться пересмотра актов Большой Дерегуляции.

Пэл снова усмехнулся.

— Что смешного? — хмуро спросил Гадарин.

— Подумал, какие вы невинные, если вас сейчас послушать. Готовитесь к выступлению перед камерами?

— Что это значит? — осведомился Лум.

— Это значит, что вы, сторонники ненасильственного протеста, сами себя надули. Вы же хотели придумать что-то такое, чтобы продемонстрировать свое недовольство «ВП». Устроить какое-нибудь показательное шоу. Моралисты всегда находят себе оправдание, когда нарушают закон. Главное, чтобы нарушение устраивало их.

Гадарин мрачно посмотрел на Пэла.

— Это совсем другое, — сказал Лум.

— Неужели? Ну да ладно. Меня пустые рассуждения не интересуют. Просто скажите, как далеко зашли ваши приготовления?

— Не понимаю. С какой стати…

— Джентльмены, вы играете в чужие игры! — Наверное, я произнес это слишком громко для смиренного дитто. Но мне стало ясно, куда клонит Пэл, и я подхватил мяч. — Сегодня работают профессионалы. То, что они делают, расписано заранее. Сейчас уже не важно, кто дергает за ниточки, «Всемирные печи» или кто-то из ваших врагов. Что бы ни произошло в ближайшие часы, вину возложат на вас.

— Но, может быть, мы сможем помочь, если вы признаетесь. Начистоту, — добавил Пэл. — Только не рассказывайте мне, что вы никогда не мечтали и не замышляли нанести удар по «ВП». Лучше скажите, зашли ли вы дальше мечтаний. Сделали ли что-то такое, что может быть использовано против вас? Нечто, за что вас объявят преступниками?

Оба вождя сердито уставились на нас, одновременно покосившись друг на друга. Я почти ощущал их взаимное недоверие. Их внутреннюю борьбу за выход из опасной ситуации.

Первым заговорил Гадарин: возможно, он больше привык к горьким признаниям.

— Мы… копаем туннель.

Лум в недоумении воззрился на своего давнего врага.

— Вы? Ну и ну! Подумать только…

Он несколько раз моргнул. Потом пожал плечами и со смешком добавил:

— Мы тоже.

Три купола «Всемирных печей» сияли в лучах клонившегося к горизонту солнца, подставив ему свои западные бока. Я невольно подумал о них как о трех жемчужинах, положенных на верхушку муравейника, ведь зеленые, поросшие травой склоны скрывали огромное подземное производство. Но не ведающему этого зеваке фабрика казалась похожей скорее на университетский кампус, мирный и спокойный. Окруженный обманчиво безобидной оградой.

Для людей нашего времени это место — легенда сродни мифу о Прометее. Рог изобилия, изливающий сокровища, это не причина для раздражения. Но не все разделяют эти чувства. За главными воротами, за полосой деревьев, есть небольшой участок, статус которого был закреплен в соответствии с Актом открытого несогласия еще тогда, когда Эней Каолин только-только перенес сюда штаб-квартиру своей корпорации. Каждый чудак, каждая радикальная группа может расположиться здесь и выразить свое недовольство.

Зачем волноваться и возбуждать страсти из-за дела, которое давно проиграно: да незачем. Просто это так легко, ведь есть дешевые дитто! Ирония, которой упорно не замечают самые непримиримые радикалы.

Именно это провозглашало самое большое знамя, реющее над лагерем зилотов Лума. У не столь крупных группировок знамена поменьше. Но лозунги не менее страстные, а порой и весьма причудливые. Конечно, я бы предпочел не раскланиваться перед Гадарином только потому, что я Зеленый. Но я Франки.

Для остальных же… все дело в том, как ляжет карта. Сегодня ты кузнечик, завтра муравей. Даже после посещения церкви Преходящих мне трудно понять, о каком обществе мечтают эти люди.

И все же они наследники традиции, спасшей мир. Рефлекс толерантности вырабатывался веками и в муках. И пусть эти люди плохо представляют, чего хотят, они придерживаются высоких моральных принципов.

Неподалеку еще один плакат со светящимися голографическими буквами, выражающими более ясное требование:

Движение «за открытый источник» добивалось, чтобы все технологии и фирменные секреты «ВП» стали общедоступными, чтобы каждый любитель мог экспериментировать с новыми диттоприемами и вариантами, обещая всплеск всеобщей творческой активности. Некоторые рисовали будущее, когда человек сможет импринтировать свою Постоянную Волну Души во все окружающее — машину, тостер, стены дома. Тогда почему бы не друг в друга? Для этих энтузиастов — жаждущих, сверхобразованных и скучающих — любое ограничение своего «я» уже чуть ли не преступление.

Неподалеку от трансценденталистов разбит лагерь тех, кого волнует совсем иное. По их мнению, в мире уже слишком много народу и без его ежедневного удвоения или утроения. Эти последователи церкви Геи, носящие зеленые одеяния, хотят, чтобы население Земли уменьшалось, а не увеличивалось. Пусть дитто не едят и не оставляют экскрементов. Но все равно они пользуются ресурсами планеты.

Сопя от восторга, Пэл схватил меня за руку и показал влево. Перед одним из лагерей расхаживала одинокая фигура, пикетировавшая пикетчиков!

С этим призывом обращался к собравшимся некто с необыкновенно длинными волосатыми руками и головой шакала.

Возможно, такая внешность дитто была своего рода изощренным сатирическим заявлением. Если так, то до меня оно не дошло.

У некоторых — у большинства — слишком много свободного времени, подумал я.

Примерно год назад на этом месте собирались куда более прагматичные и рассерженные протестанты. Профсоюзы, озабоченные конвульсиями рынка труда, развернули новое движение луддитов. Кипели бунты. Горели фабрики. Рабочих-големов линчевали. Правительства шатались…

Все страсти улеглись в одночасье. Как запретить технологию, позволяющую людям делать все, что они хотят?

Когда наш фургон въезжал на территорию лагеря', я мельком увидел еще один плакат, который носил сияющий от счастья бородатый мужчина, которого все старательно избегали. Его послание, написанное каллиграфическим почерком, я уже видел часа два назад.

Группировка Гадарина держалась в стороне, отделенная от других пропастью взаимной враждебности. Здесь не увидишь присылаемых ежедневно дитто, его последователи были реальными людьми. Все до единого.

Когда мы остановились, из больших трейлеров вышли с десяток мужчин и женщин в сопровождении кучки юнцов. Одежда у всех была яркая, но недорогая, купленная, очевидно, на пособие.

Я и раньше встречался с подобными чудаками, но никогда с таким количеством, а потому не удержался от любопытного взгляда. Вот они, люди, отказавшиеся копировать себя. Мне казалось, что я смотрю на людей другого века, когда жестокая судьба обрекала жить ограниченной жизнью. Только эти жили так добровольно!

Увидев выходящего из фургона Лума, подошедшие угрожающе заворчали. Но Гадарин успокоил их резким кивком и тут же приказал двум крепким парням вытащить кресло Пэла. Другие же захватили печь. Все направились к самому большому трейлеру.

— Не уверен, что должен показывать вам это, — пробормотал Гадарин. — Работа нескольких лет.

Пэл прикрыл зевок.

— Не спешите. Для решения у нас много-много дней.

Сарказм бывает эффективным. И все же порой я удивляюсь, как мой друг ухитрился прожить так долго.

— Откуда нам знать, что уже не поздно? — спросил Лум.

— Думаю, враг не начнет до полуночи, — ответил я. — Если это бомба, то они постараются максимизировать визуальный эффект и минимизировать человеческие потери.

— Почему?

— Убийство реальных людей взбудоражит и отпугнет многих, — сказал Пэл. — Преступления против собственности совсем другое дело. В любом случае, когда дело доходит до массовых убийств, заговоры становятся опаснее, приспешники превращаются в доносчиков. Нет, они подождут до второй смены, когда останутся только дитто, чтобы побольше было покалеченных и никакой уголовной вины.

— Значит, еще есть время действовать, — заключил Пэл, — если только сдвинетесь с места и покажете, что у вас есть.

Гадарин попытался возмутиться:

— А почему не начать с Лума? У него тоже туннель.

— Им воспользуюсь я. — Пэл кивнул. — Но туннель мистера Лума слишком узок для Альберта… то есть для Франки. Ваш туннель ведь больше, а, Гадарин? Для человека.

Консерватор пожал плечами и сдался:

— Мы копали вручную. На это ушли годы.

— Как вам удалось обмануть сейсмодетекторы? — спросил я.

— С помощью активной обкладки. Любая волна, ударяющая по одной из сторон обшивки, перенаправляется на другую. Мы пользовались квадрополосным гриндером.

— Ловко, — сказал я. — И сколько еще осталось? Гадарин отвел взгляд и тихо, почти неслышно пробормотал:

— Мы закончили… пару лет назад. Пэлли фыркнул:

— Вот это да! Столько страсти, столько усилий! Копались, как кроты, чтобы добраться до ненавистного врага и… Ничего! Что случилось? Не хватило решимости?

Если бы взгляд мог убивать… Но Пэл уже пережил кое-что похуже.

— Не смогли договориться, что предпринять.

Я поймал себя на том, что симпатизирую этому парню. Одно дело работать, имея перед собой отдаленную и не вполне ясную цель наказать злодеев, совсем другое — осуществить это на самом деле, преподав миру урок, заручившись общественной поддержкой, сохранив свою драгоценную шкуру и не попав в тюрьму. Ребята из «Освобождения Геи» осознали эту истину во время долгой борьбы против генных технологий.

Я повернулся к Луму:

— У вас та же проблема? Вождь мансов покачал головой:

— Мы пошли по извилистому маршруту и только-только достигли цели. В любом случае у нас иные цели. Мы добиваемся освобождения рабов и не стремимся уничтожать место, где они рождаются.

Пэл пожал плечами:

— Вот и объяснение, почему все это происходит именно сейчас. Либо шпионы, либо утечка информации. А может быть, ваши раскопки были обнаружены какими-то приборами; так или иначе, кто-то знает. Они воспользуются вашими туннелями, чтобы отвести вину от себя на других. Теперь ясна и цель загадочных визитов Серых к вам обоим — всего лишь подливка к блюду, которое вы сами приготовили.

Я не стал добавлять, что, судя по всему, главный удар придется по моему создателю, Альберту.

Воцарившуюся невеселую тишину прервал Лум:

— Объясните мне кое-что. Вы двое надеетесь воспользоваться нашими туннелями, чтобы проникнуть внутрь и поискать пропавшего Серого?

— Да.

— Но если противник уже знает о туннелях, разве вас не будут ждать ловушки?

Жизнерадостной улыбке Пэла можно только позавидовать. Он и впрямь может убедить любого в том, что знает, что делает.

— Доверьтесь мне. — Он поднял обе руки ладонями вперед. — Вы в надежных руках.

Его дитто излучал такой же непоколебимый оптимизм, когда через десять минут я стоял у входа в узкую шахту, думая о том, насколько быстрее наступит конец моему недолгому существованию в этой дыре.

— Не волнуйся, Франки, — прошептал мини-голем, прекрасно имитируя ритм речи Пэла. — Я пойду вперед. Следуй за моей истертой задницей.

Дитто был похож на увеличенного хорька с вытянутой получеловеческой головой. Но самое странное — мех. Блестящий, с крошечными движущимися комочками.

— А если там западня?

— Держу пари, что так и есть, — ответил маленький Пэлли. — Об этом буду беспокоиться я. Я готов ко всему!

И это говорил тот, чьи дитто ни разу не добрались до дома в целости и сохранности. Я пожалел, что рядом нет реального Пэла, чтобы высказать ему свое мнение. Но он уже отправился в лагерь эмансипаторов вместе с переносной печью, чтобы приготовить еще несколько похожих на грызунов дитто и выпустить их в туннель, выглядевший со стороны как безобидная норка какого-то подземного животного. Судьба милостива к безумцам. Пэлли будет счастлив отправить десяток камикадзе-дитто, каждый из которых с восторгом примет участие в этой самоубийственной миссии. Для него и для них это все хорошая забава.

Будь я в теле, рассчитанном хоть на мало-мальски приличное удовольствие, я бы повернулся и бежал отсюда со всех ног.

Или, может быть, и не бежал бы.

— Перестань, Гамби. — Псевдохорек ухмыльнулся, обнажив хищные зубы. — Не злись. Все равно ничего не исправишь. Да и где бы еще тебя так покрасили?

Я взглянул на свои руки, окрашенные — как и все остальное — в цвет, известный как «ЮК-оранж». Его оттенок относил меня к категории внутренних работников и был уже давно отмечен торговой маркой Энея Каолина. Если наша авантюра сорвется, то обвинение в нарушении авторских прав будет легчайшим из предъявленных.

Что ж, по крайней мере я больше не Зеленый.

— Ату! — пискнул уменьшенный дитПэл. — Никто не живет вечно!

Провозгласив этот бодрый девиз, он нырнул в нору.

Нет, подумал я, не вечно. Но несколько дополнительных часов не помешали бы.

Я еще раз проверил фрикционные роллеры на запястьях, локтях, бедрах, коленях и пальцах ног. А потом наклонился, чтобы последовать за Пэлом. Позади меня маячила фигура Джеймса Гадарина, нервно переступавшего с ноги на ногу и наблюдавшего за моими действиями.

А дальше произошло то, что по-настоящему тронуло меня.

Я уже влез на пару метров в нору, когда великан-зилот произнес мне вслед благословение.

Возможно, я не должен был его услышать. И все же Гадарин и впрямь просил своего Бога помочь мне.

За все то время, что я провел на Земле, это были едва ли не самые приятные слова, услышанные мной от кого-либо.

Глава 19

День заканчивается, и огромный промышленный комплекс готовится к пересменке. Портал кишит двуногими, движущимися туда-сюда.

В старые времена все рабочие фабрики, несколько тысяч человек, подчинялись свистку: половина из них устремлялась домой, а другая занимала их место у машин, превращая пот, умения и невозместимую человеческую жизнь в национальное богатство.

Сегодня эти два встречных потока не столь бурливы и стремительны. Три-четыре сотни архи, многие из которых уже успели переодеться в спортивные костюмы, оживленно переговариваясь, идут к скутерам и велосипедам, а еще более многочисленная и красочная толпа одетых в бумажные рубашки и брюки дитто, только что прибывших на динобусах, течет в противоположном направлении.

Некоторые из дитто постарше уходят домой, спеша разгрузить дневные впечатления. Но большинство работает до тех пор, пока не наступает время скользнуть в рециклер. Эти армии ярко-оранжевых трудяг не испытывают никаких сожалений по поводу своей незавидной судьбы, ведь их другие «я» получают хорошую зарплату, дающую возможность наслаждаться жизнью. Становится немного не по себе, когда начинаешь по-настоящему задумываться обо всем этом. Неудивительно, что я никогда не работал на фабрике. Не тот тип личности.

Я становлюсь в очередь. Вход для големов окрашен в мягкие, спокойные тона, где-то играет сенсорорезонантная музыка. Под ногами ощущается слабая вибрация. Где-то внизу, под поросшими травой склонами, гигантские машины смешивают преэнергированную глину, пропуская через нее патентованные фиброволокна, настроенные на то, чтобы вибрировать от ультрасложных ритмов души, сшивая и отливая это все в формы кукол, которые встанут, пойдут и заговорят. Как реальные люди.

Как я.

Должен ли я испытывать такое чувство, будто вернулся домой? Мое нынешнее, преанимированное тело было изготовлено здесь, несколько дней назад, и лишь затем доставлено в дом Альберта Морриса, где хранилось в холодильнике. Если сегодняшняя разведывательная экспедиция уведет меня внутрь фабрики, узнаю ли я свою мать?

О Альберт, перестань.

Я это я, независимо от того, Серый или Коричневый. Кузнечик или муравей. Практически все различие только в том, насколько вежливым мне приходится быть. Это и еще… расходуемость.

Но зато у меня есть преимущество. Когда я Серый, я могу рисковать.

Я и сейчас рискую, пытаясь войти на фабрику. Будет ли охрана невнимательна, как обещала маэстра?

Я почти надеюсь, что нет. Если меня остановят, если только начнут задавать неудобные вопросы, я просто повернусь и уйду! Извинюсь перед Джинин Уэммейкер и ее дружками. Отошлю половину гонорара домой, Нелл, и проведу остаток жизни, занимаясь… чем? По контракту мне запрещено разгрузить сегодняшнюю память и увидеться с ригом, а значит, надо найти какой-то способ потратить последние часы. Может быть, постою на перекрестке, развлекая детей и взрослых фокусами. Давненько этим не занимался.

Или зайду к Пэлу. Узнаю, из-за чего он так волновался утром.

Ну хорошо, признаю. Будет неприятным разочарованием зайти так далеко и получить от ворот поворот. В моей короткой жизни появилась цель. У меня есть миссия. Я должен выяснить, не нарушают ли «Всемирные печи» закон. Цель вполне достойная и хорошо оплачиваемая.

Подойдя к контрольной будке, я уже вовсю нервничаю. Веселья хватило на пару часов — шнырять в толпе, выскакивать через задние двери, укрываться в полутемных нишах, перекрашиваться, переодеваться, исчезать и появляться снова, обманывая вездесущие камеры. В общем, это была сегодняшняя кульминация. Делать то, в чем ты хорош, что еще может дать возможность почувствовать себя человеком?

Ну, вот и моя очередь. Пошли.

На лице большого желтого голема у контрольного пункта выражение такой апатии и скуки, что невольно возникает сомнение в его подлинности. Впрочем, даже дитто, настроенный на бдительность, может устать и поддаться тоске. А возможно, его подкупили. Уэммейкер и Коллинс не сообщили мне деталей, отсюда и мое беспокойство.

К ярлыку на моем лбу тянется луч. Охранник бросает взгляд на меня, потом на экран. Его губы шевелятся — я ничего не слышу, но слышит инфра-звуковой сенсор, вставленный в его горло.

Из слота выскакивают два предмета: маленький значок гостя и листок бумаги. Карта, нанесенные на которую зеленые стрелки показывают, куда мне идти. Это административный корпус, где всего несколько часов назад принимали другого Альберта Морриса. Тот «я» исчез и не появился. Но его неудача не мое дело. Мои интересы в другой сфере.

Я машинально бормочу слова благодарности — неуместная вежливость, выдающая воспитание и возраст — и направляюсь к эскалатору, ведущему вниз.

Кто виноват в том, что охранник-контролер во «Всемирных печах» перепутал этого меня с совершенно другим мной?

Обычно на этой стадии задания я стараюсь отослать отчет. Найти общественный телефон — в холле как раз есть такой — и сбросить копию доклада, который надиктовывал почти безостановочно с утра. Пусть Нелл знает, где я. Пусть Альберт будет в курсе того, что сделано.

Но на этот раз контракт воспрещает мне делать это. Джинин Уэммейкер не хочет, чтобы я звонил ей. Нельзя, чтобы что-то связывало меня со «Студией Нео» или странными приятелями маэстры. В результате я испытываю противоречивые чувства: меня тянет выплеснуть содержание рекордера, как грешника тянет покаяться.

И это в довесок ко всему прочему. Определенно у меня есть основания быть недовольным. Я спускаюсь по эскалатору вниз, в глубины громадного комплекса-муравейника, три купола которого сияют над городом, волнуясь по поводу следующей стадии операции. Мне нужно найти доказательства того, что вик Эней Каолин незаконно скрывает важные научные открытия.

Хорошо, предположим, что «Всемирные печи» — как считают маэстра и королева Ирэн — решили один из наиболее злободневных вопросов нашего века и научились передавать Постоянную Волну человеческого сознания на расстояние свыше метра. Будут ли здесь какие-то ключи к тому, что свершилось? Будут ли эти ключи понятны глазу и уму непрофессионала вроде меня? Что мне искать? Пару громадных антенн, глядящих друг на друга? Сверхпроводящие террагерцевые кабели толщиной в ствол дерева, соединяющие человека-оригинала с лежащей где-то на расстоянии кучкой глины, которую планируют оживить? А может быть, ученые «ВП» уже создали совершенную технологию? Что, если они уже используют ее прямо сейчас, тайком рассылая по планете свои копии?

Как насчет других возможных прорывов, о которых говорили Уэммейкер, Ирэн и Коллинс? Продление жизни дитто? Копирование по схеме дитто — дитто? Благие пожелания, фантазии… Но что, если они стали явью?

Мои клиенты хотят, чтобы я искал доказательства, но у меня в голове гвоздем сидело: «Не делай ничего незаконного!»

Что бы я ни заприметил, бродя по цехам, будет списано на невнимательность секьюрити, но взламывать замки ради Джинин и ее друзей я не стану.

Можно лишиться лицензии.

Черт. Меня что-то беспокоит. Что-то неопределенно-тревожное. Что-то неясное, непонятное. В обычных условиях я бы повиновался голосу интуиции, но в этой работе столько из ряда вон выходящего — закрытый контракт, запрет на разгрузку памяти, сам факт того, что моим клиентом является маэстра, — что мною владеет непривычная растерянность. А ведь еще был малоприятный эпизод в «Салоне Радуги»! И вот теперь я изображаю из себя канатоходца, стараясь выведать секреты крупнейшей корпорации и не нарушить при этом закон. Весело, да?

Казалось бы, беспокойство легко объяснить непривычностью миссии, но где-то на периферии сознания маячит темное облако предчувствия…

Вот откуда надо начинать.

Первый подуровень. «ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ОТДЕЛ» — гласит яркая надпись над входным порталом. За еще одним контрольным пунктом я замечаю высококлассных серых и черных дитто — даже нескольких высокосенсорных Белых, — которые оживленно что-то обсуждают и, похоже, получают от этого удовольствие. Ученым и техникам обычно нравится копирование, ведь оно позволяет проводить эксперименты круглосуточно. Ежедневно создаваемые армии штурмуют кладовые природы, по зернышку выхватывая информацию, тогда как реальный мозг занимается теоретизированием в тиши кабинета.

Ирэн сказала, что этот контрольный пункт тоже не станет препятствием. Йосил Махарал был главой этого отдела, а Альберту поручено расследовать обстоятельства смерти бедняги, так что визит не вызовет подозрений. Даже если меня завернут, можно понаблюдать от входа.

Что ты делаешь?

Нет, меня не остановили!

Я стою на эскалаторе, который проносит меня через портал, мимо Подуровня Один, еще дальше в глубь подземелья!

А вот это в мой план уже не входит.

Но ведь что-то в этом есть, верно? Кажется, я понимаю, какой подсознательный импульс толкает меня дальше. Разве Исследовательский отдел не связан собственными переходами с еще более глубокими лабораториями, где могут проводиться крупномасштабные эксперименты? Ученые ненавидят секретность, так что охрана там чисто формальная, менее строгая, чем на центральном входе. Могу поспорить, что внизу вообще нет никаких контрольных пунктов. В любом случае моя история покажется более правдоподобной, если я забреду в производственный корпус, «заблудившись» где-то по пути.

Звучит неплохо. Но почему несколько секунд назад мои ноги словно приросли к эскалатору, помешав сойти с него? Черт возьми. Диттотехнология была бы куда удобнее и рациональнее, если бы при копировании вместе со всем прочим перетаскивалось и подсознание.

Пока я раздумываю об этом, мимо проплывают еще два уровня. Широкий портал с надписью «ТЕСТИРОВАНИЕ» позволяет заглянуть в некое подобие ада — целый лабиринт экспериментальных камер, где новые модели големов проходят самые мучительные испытания, как в старину манекены, только эти находятся в сознании, чтобы доложить об эффекте, произведенном каждой пыткой. Назвать эти изуверские опыты аморальными сегодня уже нельзя, потому что в наше время добровольцы находятся для всего.

Да, разнообразие.

Спускаясь ниже, я ловлю себя на том, что все еще потираю шрам на боку, получившийся на месте раны, которую мне нанесли в схватке с гладиатором из «Радуги». Боли нет, но меня что-то беспокоит. Психокерамическое раздражение?

Я покупаю Серых, обладающих высокой степенью концентрации, способных воспроизводить в памяти случившееся и анализировать, занимаясь при этом обычными делами. Кроме того, все они несут частицу причудливого подсознания Альберта, ту его часть, которая не знает покоя, волнуется, соотносит одно с другим и беспокоится снова. Оглядываясь назад, я нахожу странным, что тот парень как-то наткнулся на меня в клубе Ирэн. Совпадение? Весьма маловероятное, потому что он же оказался в понедельник на Одеон-сквер, когда Зеленый удирал от бандитов Беты.

Странно и другое обстоятельство. Ирэн, так сильно желавшая видеть меня и имевшая в своем распоряжении множество копий, заставила себя ждать. И не где-нибудь, а в славящемся драками клубе, где беда словно поджидала именно меня.

А если это было сделано преднамеренно?

Я спускаюсь еще на один уровень. Во все стороны уходят ровные ряды огромных стальных емкостей, напоминающих выстроившихся в боевом порядке толстых сияющих великанов.

Воздух наполняется едкими, тяжелыми запахами пропитанной пептидами глины. В основном это продукт переработки ежедневно доставляемых сюда отходов, собранных из рассыпанных по всему городу рециклеров и бывших совсем недавно гуманоидными существами, которые разговаривали и ходили. Стремились к чему-то, строили планы. И вот теперь их физическая сущность воссоединяется, перемешивается… высшее проявление демократического единства.

Металлические лопасти перемешивают это варево, в которое добавляются порошки с содержащимися в них наночастицами. Вскоре из них вырастут роксоклетки, уже заряженные энергией на один день короткой жизни. У меня дрожат колени. Невольно начинаю думать о том, что мои собственные клетки отмирают одна за другой под натиском безжалостной энтропии. Жизненные силы, впитанные ими в этих вот емкостях, быстро расходуются, и через несколько часов распад даст знать о себе ощущением боли. Появится желание вернуться к тому, кто одушевил меня, чтобы оставить ему мои впечатления, мысли, чувства. Разгрузка — это единственный шанс дитто на жизнь после того, как его тело вольется в бесконечную реку переработанной глины.

Только на этот раз никакой разгрузки не будет. Никакого продолжения не будет. У меня не будет ничего.

Я опускаюсь к очередному уровню, более шумному, чем предыдущие. Из тех громадных емкостей, что остались у меня над головой, пенистое варево сливается через воронки в шипящие машины, медленно, с натугой, но безостановочно поворачивающиеся по вертикальной оси. Роботы-тракторы подтягивают тяжелые бобины с тончайшей сетью, сияние которой не в состоянии вынести глаз человека. Это и есть то, в чем будет держаться душа. По крайней мере таков научный вариант.

Состоящая из неразличимых на взгляд ячеек сеть соединяется с подготовленной глиной под исполинскими ротационными прессами. Полученная «паста» формируется, и на конвейер ложатся одна за другой тестистые гуманоидные фигуры. Они уже окрашены, и каждый цвет символизирует как стоимость, так и заложенные в заготовку способности. Поток их бесконечен. Одни поступают на склады-холодильники, откуда их развозят по торговым точкам. Это базовые модели, столь дешевые, что они по карману даже бедняку, получающему возможность жить вдвое более богатой и насыщенной жизнью, чем его предки. Другие направляются для доработки и усовершенствования в соответствии с особыми спецификациями.

По всей планете такие вот фабрики работают день и ночь, удваивая и утраивая население, рассылая заготовки в миллиарды домашних холодильников, дубликаторов и печей.

Чудо перестаешь замечать, когда оно доступно всем.

Наблюдая за работой мощных прессов, штампующих сотни заготовок в минуту, я вдруг ловлю себя на интересной мысли.

Ирэн и Джинин говорят, что я должен искать доказательство существования новейших тайных технологий здесь, во «Всемирных печах». Но послали они меня сюда не для этого!

Подумай, Альберт. У «ВП» есть конкуренты. «Тетраграм Лимитед», «Мегиллар Ахима аз оф Йемен», «Фабрик Хелм». Компании, приобретшие лицензии на патент Энея Каолина. Разве сокрытые инновации интересуют их меньше, чем маэстру и ее друзей? Обладая громадными ресурсами, они могут докопаться до истины куда быстрее. Например, предложив служащим «ВП» высокооплачиваемую работу. У «Всемирных печей» нет ни малейшего шанса сохранить в секрете принципиальные открытия вроде тех, о которых говорил вик Коллинс.

Да, зло процветает на почве таинственности. Это и движет Альбертом. Разоблачить злодеев. Добраться до правды. Но этим ли занимаюсь здесь я? Черт возьми, никто не в силах утаить нечто крупное и значительное в наши дни, когда разглашение информации дает тебе статус знаменитости и огромную денежную премию. Я держусь в бизнесе благодаря бесчисленным мелким хитростям и плутовству, на которые людей подвигает вечно неудовлетворенный дух. Но как можно скрыть секрет всемирного масштаба вроде того, о котором говорили мои наниматели?

Мне вдруг становится совершенно очевидно, что все их разговоры о «тайных прорывах» имели абсолютно другую цель. Они играли на моем тщеславии! Отвлекали намеками на будоражащие воображение новейшие технологии. Завлекали интеллектуальными головоломками. Сбивали с толку своим вызывающим внешним видом, эксцентричностью. Все делалось для того, чтобы я сам объяснил свое возможное беспокойство волнением, раздражительностью, нервозностью или личной неприязнью.

Еще один уровень, и передо мной новый слой этого сложнейшего производственного комплекса. На первый взгляд еще одна сборочная линия. Но прессы здесь более специализированные. На ленту конвейера один за другим плюхаются синие полицейские модели, уже экипированные громкоговорителями и прочей атрибутикой профессионалов. По соседству штампуются солдаты — крупные, мускулистые, с бронированной кожей пятнисто-камуфляжной раскраски. Мне вспоминается Клара, воюющая где-то в пустыне.

С этой болью мне необходимо справиться. Клара уже никогда не утешит тебя, дитто-бой, так что сосредоточься на своих проблемах. Например, подумай, почему маэстра и ее друзья наняли тебя?

Ясно одно: не для того, чтобы проникнуть на территорию «Всемирных печей». Это оказалось до смешного легко (Альберту надо предложить Энею Каолину модернизировать систему безопасности). Уэммейкер и компания не стали бы платить такому парню, как я, тройной гонорар только для того, чтобы поглазеть по сторонам. Коллинс и Ирэн могли послать кого-то другого. Могли даже пойти сами.

Нет, самое трудное я уже сделал, я выполнил основную работу, для которой меня и выбрали. Я сыграл основную роль еще прежде, чем подошел к входу на «ВП». Обошел все камеры наблюдения, десяток раз сменил внешность, ловко запутал следы… Для чего? Для того чтобы никто не связал меня с теми, кто меня нанял.

Какова же действительная причина?

Бросив взгляд на ближайшую стену, я замечаю камеру-рекордер. Дешевая модель, требующая ежемесячной замены, абсорбер, сбрасывающий данные сканирования в поликамерный куб через каждые несколько секунд. С момента прибытия сюда я прошел, должно быть, мимо сотен таких. А на пропускном пункте считали мой идентификационный ярлык. Так что запись достаточно полная. Если кто-то захочет узнать, чем занимался здесь Альберт Моррис, установить это легче легкого. Но «ВП» не сможет предъявить никаких жалоб, если я останусь в рамках закона. Пока что я всего лишь «потерялся» и ищу выход.

Но что, если я сделаю что-то плохое: даже ненамеренно.

Черт! Вот в чем дело!

Перед моими глазами вьется какое-то насекомое. Мне некогда отвлекаться — сбиваю его ловким движением руки.

Итак…

Нет ли у Джинин и прочих какого-то другого, не известного мне плана? Может быть, пока я нахожусь здесь, должно произойти что-то еще? Бегущая дорожка уносит меня все ниже, туда, где гудят еще какие-то машины. Я потираю шрам… Интересно, почему уплотнение под кожей не рассасывается? А нет ли там чего-то еще?

Не для этого ли на меня напал тот гладиатор в «Салоне Радуги»? Если встреча не была совпадением, то ее организовали… чтобы вынудить меня обратиться за помощью… чтобы лишить сознания на время «операции», когда на самом деле…

Еще одна назойливая мошка с решимостью камикадзе атакует мой глаз! Черт! Некогда отвлекаться. Сколько энергии на какую-то мелочь.

Возвращаюсь к своим внезапно расцветшим подозрениям. Сколь безумными они ни казались, их надо проверить. Но как?

Спрыгиваю с движущейся ленты и иду вдоль конвейера, лента которого перегружена разнообразными промышленными заготовками. Рукастые мойщики окон и сборщики фруктов, гибкие аквафермеры, плотные и приземистые строители — все они предназначены для работ, где механизация сложна или дорогостояща. Неподвижные и апатичные, они лежат как куклы, ожидающие, когда в них вдохнут жизнь. То, что мне нужно, можно найти впереди, где специализированные заготовки упаковывают перед отправкой в пушисто-твердый аэрогель.

Вот! У контрольной панели с мигающими символами стоит рабочий в фирменной, оранжевой раскраске «ВП». «Проверка качества» — проштемпелевано на его широкой спине. Проходя мимо, я любезно улыбаюсь, успевая перехватить уже третье пикирующее на мое лицо насекомое.

— Привет!

— Чем могу помочь, сэр? — удивленно спрашивает он. — Немногие спускающиеся сюда Серые носят значки «ВП».

— Боюсь, я заблудился. Это не исследовательский отдел?

Смешок.

— Конечно, заблудились! Но вам надо лишь подняться…

— Послушайте, я вижу у вас здесь диагностическое оборудование, — прерываю я, стараясь не проявлять чрезмерного интереса. — Не против, если я им воспользуюсь?

Удивление на лице техника сменяется настороженностью.

— Оно не для посторонних.

— Перестаньте. Вам же не придется ни за что платить.

Его брови сходятся на переносице.

— Я пользуюсь им, когда система обнаруживает дефектную заготовку.

— А это часто случается? — Отгоняя очередного воздушного агрессора, я замечаю, что на техника насекомое не реагирует.

— Ну, раз в час. Но…

— Я займу не больше минуты. Да ладно. Замолвлю за вас словечко наверху.

Дать ему понять, что я важная персона. Окажи мне любезность, а я добавлю парочку баллов к твоему служебному рейтингу. Стыд и позор — я обманываю простака.

— Ну… — Он принимает решение. — Пользовались когда-нибудь «Экзаменатором-8»? Лучше я сам. Что ищем?

Отступив к флуоресцентному экрану, я задираю рубашку и показываю на шрам. Техник изумленно таращится.

— Ну и ну. — Он качает головой и начинает сканировать.

Теперь на меня обрушиваются сразу две жужжащие мошки.

Что же это такое? Почему они выбрали меня?

Противник действует противоестественно скоординированно: оба насекомых одновременно ныряют к моим глазам. Я успеваю схватить одну тварь правой рукой, но другая уворачивается и устремляется к моему уху!

Черт, больно! Оно ведь заползает внутрь!

— Секундочку, — бормочет Оранжевый, перебирая кнопки. — Привык проверять серые заготовки. Надо убрать помехи…

Я хлопаю себя по виску и… замираю — в моей голове словно что-то взрывается. Голос разбуженного бога гремит:

— Привет, Альберт. Успокойся, это я, Пэл.

— Пэл?

Ошеломленный, я опускаю руку. Слышит ли он меня, если я говорю вслух?

— Но что…

— Ты крупно влип, приятель, но я тебя засек. Иду к тебе с одним из твоих Зеленых. Мы тебя вытащим.

— Во что я влип? Ты знаешь, что происходит?

— Скоро объясню. А пока ничего не делай! Техник поднимает голову.

— Вы что-то сказали? Мы почти закончили.

— Прохожу диагностическое сканирование, — говорю я «жучку», забравшемуся мне в ухо. — Я у сборочной линии и…

— Нет! — ревет Пэл. — То, что в тебе находится, может сработать при прохождении контрольного сканирования/

— Но я уже прошел через центральный вход…

— Возможно, эта штука активизируется вторым сигналом!

И сразу все становится на свои места. Если Джинин и Ирэн заложили в меня бомбу, то для максимизации разрушений они могли либо поставить таймер, либо запрограммировать взрыв на момент второго сканирования где-то в глубине комплекса. Несколько минут назад я проезжал мимо исследовательского отдела и вполне мог…

— Стоп! — кричу я, и в этот миг техник поворачивает переключатель.

…все… происходит слишком быстро… …энергия мне уже ни к чему… сдвигаю субъективное время… надо успеть зафиксировать мысли…

Стараясь не попасть под луч, я отпрыгиваю в сторону, но понимаю, что уже поздно. Легкое покалывание… Плотный комок у меня в боку реагирует. Я сжимаюсь, ожидая взрыва.

— Послушайте, все в порядке, — говорит техник. — Что-то там есть, но… эй, куда же вы?

Бегу. Энергию — в действие! Это не простая бомба, иначе я уже разлетелся бы на миллион кусочков. Но что-то бурлит во мне, и мне это не нравится.

В ухе шевелится посланная Пэлом муха.

— К погрузочному доку! — кричит она. — Встретим тебя там!

Передо мной громадные машины, загруженные упакованными в аэрогель заготовками. Еще дальше, за ними, замечаю огни грузовиков в наступающей темноте. Может быть, мне еще удастся выбраться наружу. Взрыв вне штаб-квартиры «ВП» причинит меньше вреда. План маэстры будет сорван.

Но то, что находится во мне, не бомба. Я чувствую жар. Какая-то сложная химическая реакция, начавшаяся после сканирования. Запрограммированный синтез, возможно, с участием некоего специально выведенного нанопаразита. В таком случае, выскочив наружу, я спасу «ВП», но создам угрозу городу!

Пэл кричит мне в ухо, и я сворачиваю налево. Вижу камеры на стенах, их стеклянные глаза бесстрастно наблюдают за мной. Нет времени остановиться и объявить: «Я не виноват! Я не знал!» Теперь за Альберта Морриса говорят действия. Чтобы уберечь его от тюрьмы, я подстегиваю себя, сжигая последние силы.

Впереди грузовой док. Завернутые в гель дитто-заготовки соскальзывают в пневмотрубы и с тихим, всасывающим «вуш» отправляются к клиентам. Более крупные модели загружают на платформы тяжело сопящие подъемники.

— Сюда!

Крик бьется в моем ухе и эхом разносится по доку. Я замечаю себя зеленого, но замаскированного под оранжевого рабочего «ВП». На плече у него похожее на хорька существо. Оба дитто выглядят не лучшим образом: рваные раны, грязь, дым…

— Рады тебя видеть! — орет четырехногий мини-Пэл. — Пришлось пробиваться через… Эй!

Мне некогда останавливаться и обмениваться впечатлениями. Пробегая мимо, я обмениваюсь взглядом с собратом-дитто. Так и есть, это утренний Зеленый. Похоже, сегодня я/он нашел более интересное занятие, чем уборка туалета. Молодец, зеленка!

Процесс, происходящий в моем животе, кажется, близится к кульминации. Там, наверное, сущий ад. Вот-вот что-то взорвется и тогда… мне нужно что-то массивное, чтобы ограничить воздействие взрыва. Какой-то контейнер.

Прыгнуть в упаковочную машину? Нет, аэрогель — это не то… Я делаю выбор в пользу погрузчика, с тяжелым сопением поднимающего огромные коробки. Его голова — покачивающаяся на мощной длинной шее, отчего он напоминает диплодока — поворачивается в мою сторону.

— Чем могу помочь? — Его голос раскатывается, как урчание далекого грома. Я шмыгаю погрузчику между ног. — Эй, приятель, ты что делаешь?

Под хвостом «диплодока» выхлопное отверстие, из которого вырываются высокооктановые пары, насыщенные влажными энзимами газы. Вопреки всем инстинктам я выбрасываю руки и раздвигаю складки псевдоплоти, закрывающие сфинктер, чтобы…

…чтобы забраться внутрь.

Погрузчик ревет. Подпрыгивает и виляет задом, стараясь стряхнуть меня. Я ему сочувствую — сам бы с удовольствием сорвался, — но держусь.

В худших местах я еще не бывал.

То есть насколько мне известно. Возможно, кто-то из моих дитто видывал и кое-что похуже. Те, которые не вернулись домой, хотя я в этом и сомневаюсь.

Ввинчиваясь поглубже, я надеюсь, что рекордер переживет катастрофу. Может быть, этот последний акт самопожертвования избавит Альберта от обвинений. Хорошо, что ему не придется загружать мои ощущения от вот этого.

Бедняга погрузчик извивается, пытаясь выбросить меня газовым залпом. Но мне удается ухватиться за что-то, и тогда он, выгнув шею, хватает меня за ногу. Рывок… и моя конечность откушена!

Винить его я не могу. Но все же упрямо лезу дальше, не обращая внимания на вонь, пробиваюсь по тошнотворной клоаке.

Тем временем внутри меня нечто выедает внутренности. Моя плоть стала питательной средой для ужасной реакции и…

Черт, ну и денек же…

Глава 20

Боже, ну и пустошь!

Полчаса назад мы отъехали от дома Риту Махарал, выбрались на серую ленту шоссе и передали управление «вольво» гиду-лучу, подчинив ему двигатель машины, которая медленно, с «максиэффективной» скоростью, поползла через зону плотного движения. Мимо проносились циклисты, получавшие от компьютеров приоритетное право проезда. Что ж, там реальные люди, использующие собственную мышечную силу, а здесь, в машине, всего лишь дитто.

За окном потянулись пригороды, каждый из которых отличался собственным архитектурным стилем, от средневековых замков цвета имбиря до китча XX века. Загородное соперничество помогает людям отвлечься от двух поколений безработицы, поэтому местные и их дитто трудятся как маньяки, чтобы создать нечто близкое к настоящим шедеврам, часто сосредоточиваясь на этнической теме.

Что-то напоминающее эстакадную дорогу из показательной версии «Мир мал» протянулось на сотню километров. Глобализация так и не покончила с культурным разнообразием человечества, но трансформировала этническое в еще одно хобби. Вот вам другой способ, с помощью которого люди находят ценность в самих себе, когда только по-настоящему талантливые могут получить достойную и подходящую им работу. Конечно, все понимают, что это чепуха, как и так называемая «фиолетовая» зарплата, социальное пособие для неработающих, но таким образом люди побеждают куда более опасные альтернативы — скуку, бедность и реальную войну.

Я вздохнул с облегчением, когда мы выехали за пределы последнего пояса и покатили по настоящей пустыне с ее сухим природным воздухом. Серая копия Риту не отличалась многословием. Должно быть, во время импринтинга она пребывала не в самом жизнерадостном настроении. Удивляться нечему, ведь тело ее отца еще не успело остыть. Кроме того, идея поездки принадлежала не ей.

Чтобы завязать разговор, я спросил ее о вике Каолине.

Риту знала магната с тех пор, когда Йосил Махарал поступил на работу во «Всемирные печи» двадцать шесть лет назад. Девочкой она видела Каолина довольно часто, но потом он удалился от сует мира, став отшельником, одним из первых аристо, переставших лично встречаться с людьми. На протяжении десяти лет даже близкие друзья не видели Каолина во плоти. Впрочем, большинству до этого не было никакого дела. Какое это имело значение? Вик приходил на деловые встречи, появлялся на приемах, даже играл в гольф. А Платиновые вполне могут сойти за реального человека.

Риту, должно быть, тоже пользуется своими связями в «ВП» для получения первоклассных заготовок. Даже при тусклом свете я видел, что ее копия реалистична, полнокровна, с хорошей кожей. Ну, в конце концов, я и просил ее прислать хорошего двойника, чтобы помочь мне в расследовании.

— Не совсем уверена насчет тех фотографий, о которых вы говорите, — ответила она, когда я осведомился о пропавших фото, тех, которые снял со стены Каолин. Риту пожала плечами. — Вы же знаете, привычные вещи становятся частью фона.

— И все же спасибо за то, что постарались вспомнить.

Она опустила ресницы, скрыв стандартные для дитто голубые глаза.

— Думаю… там могла быть фотография Энея и по семьи. А на другой мой отец мог стоять рядом с первой гуманоидной моделью… Это был такой длиннорукий сборщик фруктов, если мне не изменяет память.

Риту покачала головой.

— Мой оригинал, возможно, помнит лучше. Пусть наш риг спросит ее.

— Возможно.

Я кивнул. Ни к чему сообщать, что Альберт Моррис собственной персоной сидит рядом с ней.

— Скажите, какие в последнее время были взаимоотношения между Каолином и вашим отцом? Особенно перед исчезновением Йосила.

— Взаимоотношения? Они были большими друзьями и работали вместе. Эней многое прощал отцу: его необычное поведение, частые отлучки, отказ проходить проверку на детекторе лжи, которую проходили дважды в год все сотрудники.

— Дважды в год? Должно быть, приятного мало. Она опять пожала плечами.

— Часть Новой Системы Верности. Обычно просто спрашивали: «Не держите ли вы в секрете что-то такое, что может причинить вред компании?» Обычные меры, никто не совал нос в чужие дела. А проверяли всех, независимо от уровня занимаемой должности.

— Всех?

— Да. Не могу припомнить, правда, чтобы кто-то настаивал на сканировании лично Энея.

— Боялись?

— Страх ни при чем. Его уважали. Он хороший человек. Если Эней не хочет лично встречаться с другими, с какой стати кто-то в семье «ВП» должен ставить под сомнение его причины?

Действительно, с какой стати? Никаких оснований для этого нет… Я просто по-старомодному любопытен. Вот и еще одно подтверждение того положения, что личность определяет карьеру. Такие, как я, просто не созданы для этого нового мира с его клятвами на верность и большими «семьями».

Мы замолчали, против чего я не возражал. Вообще-то мне даже был нужен повод, чтобы закрыть рот, то есть притвориться, что я перешел в режим дремоты. «Вольво» будет идти на автопилоте до самого домика Йосила Махарала. Я же, воспользовавшись ситуацией, смог бы по-человечески выспаться.

К счастью, помощь пришла от самой Риту.

— Я дала этому дитто несколько заданий. Вы не против, если я начну сейчас?

На коленях у нее лежал чемоданчик с «чадрой», несомненно, последней модели, с матовым капюшоном, закрывавшим голову, плечи и руки.

— Отлично, — сказал я.

— Хотите поставить экран?

Она кивнула и улыбнулась той милой улыбкой, которую я запомнил еще с первой встречи.

— Надеюсь, вы не против?

Некоторые полагают, что любезность в отношениях с дитто ни к чему. Но я никогда не понимал такой точки зрения. Я ценю вежливость и тогда, когда я копия, и тогда, когда притворяюсь таковой. Так или иначе, наши желания совпали.

— Конечно, нет. Поставлю экран на шесть часов. К тому времени мы будем уже около домика.

— Спасибо… Альберт.

Она снова улыбнулась, а я покраснел.

Мне не хотелось выдавать себя, и я, кивнув, без дальнейших церемоний нажал кнопку «РЭ» на ручке между сиденьями, и в тот же момент сверху опустились тончайшие нанонити, разделившие нас черным экраном. Какое-то время я смотрел на этот барьер, забыв о действительной причине моего импульсивного решения отправиться в путь лично, а не послать двойника.

Потом вспомнил.

Клара. О да, Клара.

Я вытащил из кейса шапочку для сна и натянул на голову. Теперь эти несколько часов будут более приятными. А Риту ни о чем не узнает.

Проснулся я от звонка. Настоящий кошмар, в котором армия каких-то темных фигур билась насмерть с врагом на голой, безжизненной планете. Мои ноги приросли к земле, и я застыл, как умирающее дерево, не имея сил сдвинуться с места, окруженный со всех сторон какими-то жуткими существами с кровожадными мордами.

Часть меня сжалась в ужасе, поглощенная этим миражем. Другая же часть как бы отступила, как мы делаем порой во сне, абстрактно понимая, что сцена взята из какого-то голофильма, напугавшего меня в далеком детстве. Моя сестра порой обходилась со мной очень жестоко, показывая перед сном какую-нибудь страшилку с предостерегающей надписью: «Опасно для детей до 10 лет».

Я проснулся в состоянии дезориентации, что часто случается после БДГ-сна, и не сразу сообразил, где я и что я тут делаю.

— Что…

От резкого движения индуктивная шапочка сползла с головы и упала мне на колени.

Посмотрев влево, я увидел залитый лунным светом пустынный пейзаж, пролетавший за окном моего мчащегося по двухколесному шоссе «вольво». Других машин видно не было. Колючие деревья джошуа отбрасывали причудливые тени на иссушенную солнцем землю, населенную только гремучими змеями, скорпионами и, возможно, черепахами. Справа от меня чернел разделительный экран, поглощавший свет и звук. Вот и хорошо. Иначе Риту могла бы стать свидетелем моего странного для дитто пробуждения.

— Что? Вы проснулись?

Голос шел из контрольной панели. С монитора на меня смотрело существо, напоминающее гомункулуса, с лицом, похожим на мое, и черными блестящими глазами, выражавшими что-то близкое к презрению.

— Да. — Я потер глаза. — Который час?

— 23.46.

Вот как. С того момента как я прилег, прошло почти три с половиной часа. Что ж, пусть объяснит свое поведение.

— В чем дело? — прохрипел я, едва разжимая пересохшие губы.

— Дело срочное.

За спиной Эбенового виднелся мой домашний кабинет. Все мониторы включены, некоторые показывают выпуски новостей.

— Происшествие во «Всемирных печах». Похоже на диверсию. Кто-то взорвал прионо-каталитическую бомбу.

Я удивленно замигал, сознавая, что похож, должно быть, на идиота.

— Зачем это кому-то…

— Зачем — это сейчас не самая главная наша проблема, — резко, что типично для него, оборвал меня Эбеновый. — Похоже, во время взрыва тамнаходились два наших двойника. Как следует из полицейского доклада, «вели себя подозрительно». Сейчас полиция добивается ордера на изъятие всех наших записей.

В это невозможно было поверить.

— Два? Два наших двойника?

— Плюс пара големов Пэла.

— Пэла? Но… Я даже не разговаривал с ним… это какая-то ошибка…

— Возможно. Но мне не нравится это. Логика и интуиция подсказывают мне, что нас подставили. Предлагаю отложить все прочие дела и срочно вернуться домой.

Мне ничего не оставалось, как согласиться. События принимали странный и опасный поворот, тут уж не до посещения убежища Йосила Махарала. Да и другие интересы отступали на второй план.

— Поворачиваю, — сказал я, протягивая руку к приборной доске. — Буду дома примерно…

Голем снова оборвал меня, подняв руку.

— Есть сообщение — сигнал тревоги в реальном времени. Несанкционированный запуск ракеты в пяти километрах от нас.

Пауза.

— Установлен тип — «Мститель-6», идет слежение…

Его темные глаза встретились с моими.

— Она летит сюда. РВП — 10 секунд.

— Н-но…

Эбеновый спокоен, длинные пальцы танцуют по панели.

— Я сбрасываю все в ящик № 12. Твоя задача — спасти собственную шкуру. Потом найди того, кто все устроил, и…

Мое черное отражение разлетелось на миллионы осколков… потом все успокоилось… осталось только колыхание воздуха.

«Вольво» заговорило со мной глухим силиконовым голосом:

— Вы просили сообщать о любых новостях, относящихся к событиям в вашем районе и превышающим уровень 5 шкалы приоритета. Принимаю доклад по уровню 9. Происшествие по адресу, совпадающему с вашим.

Как я позавидовал нашим предкам, жившим в ту эпоху, когда из-за слабого развития средств связи известия о чем-то ужасном достигали их только через несколько часов или даже дней, пройдя через журналистов и бюрократов. Теперь новости разлетаются со скоростью света.

Я не хотел видеть.

Но выдавил:

— Покажи…

Передо мной замелькали голографические картинки, передаваемые в режиме реального времени прямо с места происшествия. Десятки и сотни общественных и частных камер наблюдения парят над городом, запрограммированные на нечто необычное, и при поступлении сигналы мгновенно слетаются туда, где случилось что-то из ряда вон выходящее. Сделанные записи тут же продаются в Сеть и распространяются по всему миру. В данном случае стервятников привлек пожар. Горел дом — мой дом, — и температура поднялась настолько, что образовавшаяся воронка пламени успела опалить несколько подлетевших слишком близко зондов.

Ошеломленный и растерянный, я некоторое время тупо смотрел на происходящее, платя по высшей ставке за информацию о спектральном анализе и тому подобной ерунде.

Наконец из тьмы и пламени выстроилась ясная картина.

— Проклятие, — прошептал я, ненавидя всех, кто сделал это. — Они спалили и мой сад.

Я снял машину с автоматики и развернулся в обратную сторону, к городу. Если к максимально разрешенной добавить еще тридцатку, то штраф получится минимальный ввиду смягчающих обстоятельств. Знаете, спешу домой. Помочь властям разобраться в этой заварушке. В любом случае проявление лояльности поможет убедить кого-то выслушать мое заявление о непричастности к случившемуся, о моей невиновности…

Невиновности в чем? Я по-прежнему не в полной мере представлял, что именно произошло во «Всемирных печах».

Два моих двойника… и копии Пэла. Но какие именно? Один, предположительно, тот, который исчез в «Каолин Мэнор». И Серый, контакт с которым прервался после заключения закрытого контракта? Неизвестно, за что он взялся, но дела, должно быть, пошли не так.

Из штаб-квартиры «ВП» начали поступать кое-какие новости. Действительно, взорвалась прионовая бомба, но предварительные выводы о характере и масштабах разрушений звучали оптимистично. Служащие компании говорили об исключительной удаче. Тяжелых последствий удалось избежать, потому что некий отважный оператор погрузчика сел в последний момент на диверсанта, приняв на себя мощь взрыва и предотвратив распространение яда.

Отлично, подумал я. Но какое отношение это все имеет ко мне?

Телефон Пэла не отвечал, молчал и наш секретный почтовый ящик. Ни один из четырех вторичных дитто не отвечал на срочный сигнал вызова. Я знал о судьбе лишь одного — верного Эбенового, мужественно оставшегося на своем посту, боровшегося до последнего, пока упавшая с неба ракета не разнесла его керамическое тело на кусочки.

Я взглянул на разделительный экран. Снять и сообщить моей спутнице о том, что произошло? Но как человека, занимающего довольно высокий пост в «ВП», Риту уже, вероятно, поставили в известность о попытке диверсии. Или же задача этой копии сведена только к сбору информации об отце, и новости просто не доходят до нее?

А может, она все знает и предпочитает оставаться за шторой. Слухи, распространяемые по Сети, уже назвали меня главным подозреваемым по делу о диверсии против «Всемирных печей». Так что же делать? Постараться объяснить Риту? Попрактиковаться перед ней до того, как заявить о своей невиновности полиции?

Мое внимание привлекли два огонька. Фары. Я неохотно сбросил скорость и… сбросил еще. В этих огнях было что-то странное. Их положение на дороге… Может быть, дорога как-то изгибалась в этом месте…

Но нет, никакого изгиба… Я продолжал держаться как можно ближе к краю, инстинктивно собираясь разминуться со встречной машиной по правилам. Но дорога вдруг сдвинулась! Нажав на тормоза, я еще больше сбавил скорость. Надо проконсультироваться с компьютером.

Встречная машина была уже близко! Мчавшийся мне навстречу идиот почему-то забыл о правилах движения. Он ехал по левой стороне. Лишь в последнюю секунду я круто взял влево, и мы разошлись на несколько сантиметров!

Мое «вольво» занесло, заскрипели и задымились покрышки. Черт возьми, надо быть повнимательнее. Не зря Клара всегда садилась за руль, когда мы отправлялись куда-либо вместе. Моя восхитительная Клара… ее ведь даже некому утешить, если я погибну.

Я уже представлял, как сорвусь в какой-нибудь овраг и закончу жизнь так, как закончил ее Йосил, но тут моя старушка остановилась точно посредине двухполосного шоссе, светя фарами прямо в того придурка, который едва не стал причиной аварии.

Из другой машины кто-то вышел. Я видел лишь темный силуэт на фоне светящегося неба. Я тоже собирался вылезти и выразить парню свое мнение о его способностях, но вдруг заметил, что он держит в руке что-то длинное и тяжелое. Заслонившись рукой от бьющего в глаза света фар, я напряг зрение. Незнакомец поднял то, что держал, замахнулся…

— Черт! — выругался я, одновременно врубая вторую скорость и вдавливая педаль газа.

Инстинкт требовал повернуть руль, выкрутить колеса и объехать безумца, но урок, преподанный однажды Кларой Альберту, не прошел зря.

Основной принцип боя.

Иногда твоя единственная надежда — это с криком броситься вперед! И надеяться на лучшее.

Выбранная мной тактика явно смутила нападавшего, отпрыгнувшего назад и налетевшего на капот собственной машины. Я зарычал и еще сильнее нажал на газ.

В ту долю секунды, которая разделила две машины, я понял сразу несколько вещей.

Боже, это же Эней Каолин!

И он собирается выстрелить в меня.

Но независимо от того, какое оружие у него в руках, я все равно успею раздавить этот жалкий комок глины.

Слабое утешение. Что-то вроде молнии ударило из предмета, который Каолин успел поднести к плечу, и моя машина вспыхнула. За вспышкой последовала боль.

Но прежде чем погрузиться в темноту, я успел увидеть, как платиновый дитто взмахнул руками и открыл рот, издав не услышанный мной крик отчаяния.

Глава 21

О чем я подумал, когда очнулся? Не о той тесной трубе, в которую меня сунули. Меня столько раз ловили, загоняли, втискивали и укладывали, что я уже не обращаю внимания на такие мелочи. Нет, я подумал о другом — я не должен был спать. В конце концов, я же дитто. И у меня нет времени на слабости и капризы, ведь часики-то тикают.

И тут на меня нахлынуло…

Я торопливо пробирался вдоль забора на территории поселка, созданного для слуг Энея Каолина, переступив через брошенный велосипед. Я задумался над тем, куда мог так спешить двойник Йосила Махарала? Почему последний голем изобретателя сбежал, а не стал помогать в решении загадки смерти своего создателя?

Я обогнул забор и обнаружил…

…ДитМахарала! Серый стоял, улыбаясь и целясь в меня из какого-то оружия…

Неприятное воспоминание. Хуже того, у меня впечатление, что времени с тех пор прошло не так уж мало. Часы. Больше того, что я могу себе позволить.

Хорошо, что я всегда ставлю своим копиям защиту от фобий, иначе меня уже трясло бы от мысли, что я нахожусь в некоем узком цилиндре, погруженный в маслянистую жидкость. Ладно, Альберт… дитАлъберт… перестань колотить в стену. Силой отсюда не вырвешься. Думай!

Я помню, что, обойдя забор, наткнулся на двойника Махарала, который прицелился в меня из пистолета. Надеясь на быстроту своих рефлексов, я сделал нырок…

Должно быть, этот прием не удался.

Сколько же времени я был в отключке? Я посылаю соответствующий запрос на ярлык, но получаю в ответ резкую боль. Итак, кто-то срезал устройство у меня со лба. На лбу — рана, я нащупываю ее рукой.

В странах со строгими законами изъятие ярлыка автоматически ведет к смерти дитто. У нас такая мера не применяется до тех пор, пока остается дешевый транспордер и дата-чип. Без ярлыка я проживу, но моему архи придется попотеть, чтобы вернуть пропавшую собственность. Именно поэтому плохие парни и вырезают ярлыки.

А как с другими моими имплантатами? Работает ли мой авторекордер? Вполне возможно, что это повествование никто не услышит, и оно, как и мои мысли, уйдет в никуда, но я не могу замолчать. Такова моя функция, и так будет продолжаться до тех пор, пока этот жалкий мозг не рассыплется в прах.

Подождите.

Большинство консервационных емкостей снабжены небольшим окошком, с тем чтобы владельцы могли наблюдать за своими сокровищами. Сейчас я вижу перед собой лишь голый металл. Но откуда-то идет свет.

Из-за спины. Уперевшись ладонями в стену, я медленно поворачиваюсь, и… вот оно. За толстым стеклом видна комната, словно перенесенная из фильма о сумасшедшем профессоре. Мой цилиндр не единственный. Еще несколько десятков таких же стоят у грубых каменных стен. За ними я вижу морозильники для хранения заготовок, несколько дубликаторов и большую печь. На всем оборудовании стоит один и то же логотип — «ВП», причем каждая буква заключена в кружок. Вместе они напоминают символ бесконечности. Для всего мира это знак качества. Настоящая вещь. Первоклассный товар. Без изъяна.

Уж не нахожусь ли я в штаб-квартире «Всемирных печей»? Похоже, что нет. Голые каменные стены. Протянутые кое-как сверхпроводящие кабели. Толстый слой пыли на всем. Ясно, что сюда не приходят големы-уборщики.

Можно предположить, что славный доктор Махарал пользовался служебным положением, чтобы таскать с работы все, что плохо лежит.

За обычным и знакомым оборудованием стоят какие-то странные машины, отдаленно напоминающие древние виселицы. Из камер высокого давления вырывается пар, свист нарастает, разноцветный туман затягивает угол лаборатории, но потом неожиданно все стихает, так и не достигнув опасной кульминации.

Горизонтальная панель машины отходит в сторону, и я вижу лежащую на платформе обнаженную фигуру, над которой тают последние клубы пара. Вид у лежащего свежий. Румяный, тестистый, как у любой только появившейся из духовки копии. Судя по чертам лица, это Йосил Махарал, труп которого я видел. Только двойник лишен волосяного покрова и отливает серым металлическим блеском с красноватым оттенком.

Фигура вздрагивает и глубоко втягивает воздух, необходимый для питания клеток-катализаторов. Глаза открываются, темные, без зрачков. И поворачиваются, словно чувствуя мой взгляд. Они смотрят на меня холодно. В них лед и агония. Если, конечно, и глазах дитто вообще можно прочесть что-то.

Махарал садится, опускает ноги на пол, встает и направляется ко мне. Хромая. Та же самая походка, дефект которой я недавно объяснял каким-то повреждением. Но это совсем другая копия. Должна быть другая. Это новый дитто. Даже хромота должна иметь какое-то объяснение. Может быть, привычка?

Новая копия? Но как? Это невозможно. Махарал мертв. Матрицы нет и копировать не с чего. Душа исчезла. Разве что он случайно положил в холодильник несколько импринтированных заготовок. Но машина, из которой вышло это существо, не похожа ни на один из виденных мной холодильников. Как, впрочем, и на печь.

Интересно. Уж не наблюдаю ли я некое технологическое чудо? Прорыв в будущее? Проект «Зоро-астр»?

Все еще обнаженный, дитМахарал всматривается в оконце моего контейнера, словно желает убедиться, что ценное приобретение никуда не исчезло.

— Похоже, у вас все в порядке. — Звук идет через небольшую мембрану, вибрация которой отзывается колыханием грязноватой жидкости. — Надеюсь, вам комфортно, Альберт?

Я не могу ответить и пожимаю плечами.

— Там есть переговорное устройство, — объясняет голем. — Под окошком.

Я опускаю голову, шарю рукой по стене и нахожу гибкий шланг с маской для рта и носа. Прижимаю ее к лицу, делаю вдох, и мое горло наполняется водой, потом воздухом. Меня бьет кашель. И все же так приятно снова дышать. Давно ли это было?

Возобновилось дыхание, а значит, и мои внутренние часы тоже затикали.

— Значит… — новый приступ кашля, — ваш Серый достал из холодильника запасную заготовку и, прежде чем испустить дух, рассказал обо мне. Ловко.

Двойник Махарала усмехается.

— Мне не нужно было ничего рассказывать. Я и есть тот самый Серый. Тот, что разговаривал с вашим архетипом во вторник утром. Тот, который стоял у моего тела в полдень. Тот, который застрелил вас во вторник во второй половине дня.

Как же это? И тут я вспоминаю странного виду машину.

Я присматриваюсь к голему внимательнее — кожа словно новая, но под ней темнеют какие-то пятна… Кажется, я понял.

— Дитто-реювенация. Так вот оно что! — После короткой паузы я добавляю: — А «Всемирные печи» хотят сохранить ваше открытие в секрете. Чтобы поддержать уровень продаж.

Его улыбка становится жесткой.

— Хорошее предположение. Если бы все было так. А социальные потрясения? Экономические трудности? Впрочем, со всем этим общество способно справиться.

Что он хочет этим сказать? Нечто более серьезное, чем социальные потрясения?

— Как… как долго дитто способен функционировать, накапливая свежие впечатления, прежде чем начинаются проблемы с загрузкой?

Махарал кивает:

— Ответ зависит от личности оригинала. Но вы на верном пути. Со временем поле души голема начинает смещаться, трансформируясь в нечто новое.

— В новую личность, — бормочу я. — Многим это не понравится.

Голем пристально смотрит на меня, словно оценивает мою реакцию. Но для чего?

Мне вдруг приходит в голову, что я как-то уж очень спокоен и миролюбив.

— Вы добавляете какое-то седативное средство?

— Расслабляющее. Нас ждут дела, меня и вас. Что толку, если вы расстроитесь. В возбужденном состоянии вы склонны к непредсказуемости.

Ха. То же самое мне всегда говорит Клара. От нее я готов это услышать, но соглашаться с этим клоуном — нет. И что бы он там ни добавил в жидкость, которой я уже успел нахлебаться, «возбуждаться» я буду, когда захочу!

— Вы так говорите, будто мы уже проходили все это.

— О да! Только вы об этом не помните. Мы познакомились довольно давно и не в этой лаборатории. И каждый раз… я избавлялся от воспоминаний.

Как еще можно реагировать на такое заявление, если не ошарашенным взглядом? Значит, я не первый Альберт Моррис, похищенный Махаралом. Он умыкнул несколько моих копий — за последние годы их исчезло не так уж и мало, — а потом избавился от них после того…

…после чего? Махарал не похож на заурядного извращенца.

Рискну угадать.

— Эксперименты. Вы похищали двойников и проводили на них эксперименты. Но почему? Почему вы выбрали меня?

У Махарала стеклянные глаза. В них отражается мое серое лицо.

— Причин много. Одна из них — ваша профессия. Вы регулярно теряете высококлассных големов и не очень беспокоитесь по этому поводу. Если дела идут хорошо — злодей пойман, а клиент платит, — вы списываете пропажу по статье неизбежных потерь, считая, что это входит в издержки работы. Вы даже не всегда обращаетесь за страховкой.

— Но…

— Конечно, есть и другие причины.

Он говорит это таким тоном, словно уже устал от объяснений. Не могу сказать, что мне от этого легче.

Молчание затягивается. Ждет? Испытывает? Предполагается, что я должен что-то вычислить, имея в своем распоряжении только то, что вижу?

Румянец, обычный после «выпечки», уже прошел. Он стоит передо мной — ничего особенного, стандартный Серый, вполне свежий и… нет, не вполне. Пятна под кожей не пропали. Используемый им процесс восстановления несовершенен. Такое происходит со стареющими кинозвездами. Сколько ни делай подтяжек, годы и беды проступают — это необратимо.

— Должен… должен быть какой-то предел. Нельзя же освежать клетки до бесконечности.

Он кивает:

— Ошибочно искать спасение только через сохранение тела. Это знали даже древние во время, когда у человеческой души был лишь один дом. Даже они знали — вечность не в теле, а в душе.

Несмотря на пророческий тон, я чувствую, что Махарал говорит не только о духовном, но и о технологическом аспекте проблемы.

— Вечность в душе… Хотите сказать, душа переходит из одного тела в другое. — Я мигнул. — Из тела в другое тело… не тело оригинала?

Вот как.

— Но тогда вы совершили величайшее открытие. Это даже значительнее, чем продление жизни голема.

— Продолжайте.

— Вы… вы считаете, что сможете продолжить так до бесконечности… без реального себя.

По серо-стальному лицу расплывается улыбка. Мой ответ его порадовал, как радует учителя правильный ответ любимого ученика. Но в этой улыбке есть нечто жутковатое.

— Реальность — это проблема точки зрения. Я — настоящий Йосил Махарал.

Глава 22

Впервые после того, как мне едва удалось выбраться из передряги во «Всемирных печах», появилась возможность продиктовать отчет.

Наговаривать текст на старомодный самописец, какая трата драгоценного времени. Тем более что я в бегах. У Серых все иначе: субвокальные рекордеры, встроенные для описания всего, что они видят, слышат и думают в реальном настоящем времени! Конечно, это намного удобнее. Но я всего лишь Зеленый, даже если меня перекрасили. Дешевка. И уж если отчет о моем участии во всем этом…

Вот и призовой вопрос.

Отчет для кого?

Не для реального Альберта, моего создателя, который наверняка мертв. Не для копов, которые расчленят меня, как только увидят. Не для моих серых братьев. Черт, мне даже думать о них страшно.

Тогда зачем? Кому все это нужно?

Может быть, я и Франки, но я не могу не представлять себе Клару, воюющую в далекой пустыне и не подозревающую о том, что ее реальный любовник поджарен ракетой. Ей нужно утешение по-современному — услышать рассказ обо всем случившемся от двойника, оставшегося без владельца. От призрака. То есть от меня, потому что я единственный уцелевший дитто. Даже если я и не чувствую себя Альбертом Моррисом.

Вот так, дорогая Клара. Письмо-призрак, чтобы помочь тебе справиться с первым приступом горя. У бедняги Альберта были свои недостатки, но он по крайней мере любил. И у него была работа.

Я находился там, когда это случилось. Я имею в виду «атаку» на «Всемирные печи». Мимо меня промчался Серый № 2, весь какой-то пятнистый, обесцвеченный. Что-то разъедало его изнутри, что-то ужасное, готовое взорваться. И мне ничего не оставалось, как смотреть на него. Он пробежал мимо, едва взглянув на меня и хорька-дитто Пэла, сидевшего на моем плече, хотя мы только что прошли через ад, чтобы проникнуть на территорию комплекса и спасти его!

Не обращая внимания на наши крики, он отчаянно метался, словно искал что-то, а потом нашел — место, где можно умереть, не погубив других.

Если не считать бедняги оператора погрузчика, так и не понявшего, зачем какому-то незнакомцу понадобилось вдруг влезть ему в задницу! Для великана-дитто это стало первым неприятным сюрпризом. Он взревел и стал распухать, увеличившись в несколько раз, как воздушный шарик. Я решил, что бедолага лопнет! И тогда всем нам будет крышка. Без вариантов. Всем на фабрике. Всем «Всемирным печам». Может быть, всем дитто в городе?

Представьте только, всем архи придется все делать самим! Конечно, они знают, как что делать. Но ведь все так привыкли жить во множественном числе. Вести несколько параллельных жизней! Куча народу просто тронется, если у них останется только одно тело.

К счастью для нас, несчастный погрузчик перестал надуваться… в самый последний момент. Он стоял, как удивленная рыба-пузырь, оглядываясь, крутя головой, будто хотел сказать: «Эй, этого мой контракт не предусматривал». Потом он как-то померк, потемнел. Глиняное тело содрогнулось и замерло.

Не позавидуешь. Я бы не хотел так кончить.

После этого все закрутилось в водовороте хаоса. Зазвенели звонки. Оборудование отключилось. Рабочие-големы остановились, а фабрику заполнили спасательные отряды, в задачу которых входило предотвратить распространение опасности. Я видел проявления безрассудной смелости… точнее, это была бы безрассудная смелость, если бы спасатели не являлись дубликатами. Но все равно надо обладать немалым мужеством, чтобы подойти к раздутому телу. Из распухшей массы сочилась какая-то жидкость, и каждый, кто пытался убрать хотя бы каплю, падал, сотрясаясь от боли.

И все же основная часть яда осталась внутри погрузчика. А когда он начал разлагаться, разъедаемый изнутри, пурпурные чистильщики уже развернули шланги, заливая все вокруг антиприоновой пеной.

Потом прибыло начальство. Не реальные люди, а целая толпа серых ученых в белых халатах. За ними явились синие големы — полицейские, а следом и серебристо-золотистый двойник самого шефа «ВП», вика Энея Каолина, который с ходу потребовал объяснений.

— Давай, — сказал хорек-дитто Пэлли, сидевший у меня на плече, — сваливай отсюда. Ты теперь Оранжевый, но босс может узнать твое лицо.

Однако мне хотелось остаться и выяснить, что же все-таки случилось. Может быть, помочь снять подозрения с бедняги Альберта. Не дать опорочить его имя. А что ждало меня там, за оградой «ВП»? Чем мне там заниматься?

Чесать голову оставшиеся десять часов? Слушать причитания и укоры Гадарина и Лума? Ждать, пока часы остановятся и придет время прыгать в рециклер?

Пена, шипя и пузырясь, растекалась по громадному помещению. Инстинкт самосохранения, впечатанный вместе с Постоянной Волной, заставил меня присоединиться к опасливо отступавшим зевакам.

— Ладно, — вздохнул я. — Давай выбираться отсюда.

Я повернулся и чуть не наткнулся на плотных ребят из секьюрити, одетых в бледно-оранжевые костюмы с синими повязками. Они угрожающе поигрывали троекратно увеличенными эрзац-мускулами.

— Пожалуйста, пройдемте с нами, — произнес усиленным для внушительности голосом один из них, стискивая мою руку железными тисками пальцев. Мне это показалось хорошим знаком.

То есть: «пожалуйста».

Мы оказались внутри какого-то запечатанного фургона с простыми металлическими стенами, остававшимися непрозрачными, несмотря на все наши усилия. Пэлли счел это грубостью.

— Могли бы уж хотя бы дать осмотреться, прежде чем резать на кусочки наши мозги, — проворчал хорек с лицом Пэла и тут же в характерной для себя манере попробовал втереться в доверие к охранникам: — Эй, кореша! Как насчет того, чтобы позволить парню проконсультироваться с адвокатом, а? Вы все тут ответите за дитнэппинг. Я же завалю вас штрафами. Слышали о недавнем деле «дитАддисон против Хьюза»? Голем больше не может оправдываться тем, что «выполнял приказ». Вспомните закон «О службе». Если перейдете на нашу сторону, то поможете мне выдвинуть обвинение против вашего босса и не будете знать, что делать с денежками!

Старина Пэл, очаровашка. В любом обличье. Только это не имеет никакого значения. Находимся ли мы под арестом в строгом смысле слова — не важно. Мы всего лишь собственность и возможные соучастники в деле о промышленной диверсии. Никакое красноречие не убедит служащих «ВП» встать на защиту наших попранных прав.

По крайней мере никто не отключил флашер, так что я попросил дать новости. Передо мной тут же появился голографический пузырь с сообщениями о «неудавшемся нападении фанатиков-террористов» на «ВП». Сообщения не несли никакой полезной информации. Однако через какое-то время верхнюю строчку занял вертящийся глобус, оттеснивший прочую мелочь в угол голоскопа.

Сначала я ничего не понял — передо мной был пылающий ад. Но корреляторы уже дополнили картину адресом, и…

— Ух ты, — пробормотал мне на ухо Пэл. — Круто, да?

Дом. Мой дом. Или то место, где меня одушевили, где у меня появились воспоминания о прошлой жизни, откуда я начал этот долгий скорбный день.

Черт, они даже сожгли сад, подумал я, наблюдая за тем, как пламя пожирает строение и все, что было в нем.

В каком-то смысле произошедшее можно было назвать милостью судьбы. В новостях уже звучало имя Альберта Морриса как главного подозреваемого в организации нападения на «Всемирные печи». Оставшись в живых, он попал бы в серьезную передрягу. Бедняга. Впрочем, рано или поздно нечто подобное неизбежно случилось бы. Альберт действовал как романтик-крестоносец, старомодный борец со злом. Когда-нибудь он вызвал бы раздражение какой-то крупной шишки и навлек бы на себя настоящие неприятности. Тот, кто все это задумал, оказался расчетливым и жестоким.

Я еще не в полной мере осознал, во что именно вляпался, когда фургон остановился. Задняя дверца открылась, и хорек-дитто Пэл приготовился выпрыгнуть, но охранники были настороже, и один из них вовремя ухватил Пэллоида за шею.

Другой взял меня за локоть, не грубо, но с достаточной силой, показывая, что сопротивление бесполезно.

Мы вышли около неосвещенного входа в какой-то большой каменный особняк с уходящими вниз ступеньками, скрытыми настоящими хризантемами. Я бы посопротивлялся державшему меня за руку громиле ради того, чтобы понюхать цветочки. Но только если бы творец наделил меня обонянием. Запах, наверное, того стоил.

Спустившись вниз, мы попали в просторный зал, где с полдюжины людей сидели в креслах, покуривая, разговаривая и выпивая. Поначалу мне показалось, что все это реальные люди, потому что их кожа под прочными старомодными костюмами выглядела настоящей. Но, приглядевшись, я распознал искусную имитацию. А уж окончательно их выдавали лица с выражением усталости и скуки. Дитто в конце долгого рабочего дня, терпеливо ожидающие своего часа «Икс».

Двое сидели перед экранами-интерфейсами, разговаривая с компьютерными аватарами, лица которых напоминали их собственные. Один, маленький, похожий на ребенка голем, был одет в потертую джинсу. Я не понял ни слова из того, что он говорил. Зато другая, грудастая женщина в плохо сидящем, бесформенном платье, с рыжеватыми волосами, разговаривала громко.

…с учетом скорого развода можно предвидеть много проблем…

…Моя роль становится куда более сложной, и мне хотелось бы знать всю информацию.

…к счастью, положение настолько сумбурное, что последовательность ни к чему…

Сугубо профессиональный тон. Тема, не имеющая никакого отношения к моим проблемам… Так что Альберт Моррис явно не единственный опытный специалист, работающий по контракту на эксцентричных триллионеров.

Нас провели к двери, ведущей в соседнюю комнату. Луч сканера пробежался по синим лбам охранников, и панель отошла в сторону. Просторное помещение, разделенное рядами внушительных колонн, напоминало каменный лес. У нас не было возможности оглядеться, и я лишь заметил, что это какая-то лаборатория. Слева размещалось оборудование, имевшее отношение к копированию: холодильники, импринтеры, печи и тому подобное, а также несколько непонятного назначения машин. То, что находилось справа, было предназначено для биологических и медицинских исследований и представляло собой больницу для реальных людей в миниатюре, дополненную последними моделями сканеров-анализаторов мозга.

То есть это я решил, что они последней модели. Альберт интересуется психопатологией мозга нарушителей закона и прилежно читает научные статьи по этой теме. Странное увлечение, которое я, как Франки, похоже, не разделяю.

Охранники доставили нас в еще один зал за закрытой дверью. Через узкое окошко я мельком увидел некую личность, нервно расхаживающую по комнате и бросающую резкие короткие вопросы в адрес кого-то, оставшегося вне поля моего зрения. Гладкая, полированная кожа и дорогие синтетические сухожилия делали голема очень похожим на реального человека. Позволить себе такие копии могут лишь немногие. А о том, чтобы использовать их в большом количестве, нечего и мечтать. Это был уже второй высококлассный Каолин-дитто, попавший мне на глаза в течение последнего часа. Расхаживая, он постоянно посматривал на стену с многочисленными голографическими дисплеями, которые, реагируя на его взгляд, тут же надувались, показывая события, происходящие в разных часовых зонах.

Несколько пузырей давали «картинку» с фабрики, где все еще работали отряды спасателей. Судя по отсутствию в их действиях спешки, угроза миновала, и прионового заражения можно было не опасаться. Я мог бы поспорить, что производство возобновится — по крайней мере на части территории фабрики — уже к утру.

На другом дисплее были видны дымящиеся руины маленького домика, ставшего, возможно, крематорием для Альберта. Увы.

— Отойдите, пожалуйста, отсюда, — сказал один из охранников достаточно мягким тоном, давая понять, что второе предупреждение будет выражено в менее любезной форме.

Я отошел от окошка и приблизился к Пэллоиду, лежавшему на тонком матрасе. Хорек-голем зализывал раны, полученные во время короткой схватки при прорыве на территорию «Всемирных печей».

Как и предполагал реальный Пэл, туннели, вырытые фанатиками-протестантами Лума и Гадарина, были кем-то обнаружены. Укрывшиеся в них механические охранники набросились на нас, когда мы только-только пролезли в норы. Но глина на выдумки хитра! Да и эти роботы никогда не противостояли взводу атакующих миниатюрных Пэлов!

К тому времени как я добрался до места сражения, все уже кончилось. Одинокий Пэллоид стоял среди осколков своих собратьев и тающих фрагментов металлических стражей. Его преломляющий лучи мех дымился, а большая часть боевых жучков пала в бою. Но враг был уничтожен, путь очищен, и мы рванули вперед, чтобы найти моего брата, прежде чем он, сам того не сознавая, совершит преступление.

Как оказалось, наше предупреждение запоздало. Но, должно быть, Серый сам понял, что что-то не так. В последний момент он проявил храбрость и находчивость, нырнув в брюхо погрузчику. По крайней мере я надеялся, что власти увидят произошедшее именно в таком свете. Если, конечно, им все покажут.

Устав от ожидания и скуки, голем Пэла не выдержал и запищал:

— Эй! Кто-нибудь замечает, что я ранен? Что еще нужно, чтобы получить медицинскую помощь? Прислали бы какую-нибудь сестричку!

Один из охранников посмотрел на него и сказал что-то в наручный микрофон. Вскоре в комнате появился оранжевый роке без каких-либо половых признаков оригинала и начал поливать раны Пэла разными спреями. Я, кстати, тоже получил свою долю в схватке у туннеля, но разве вы заметили, чтобы я ныл?

Проходили минуты. Я понимал, что, наверное, уже наступила среда. Прекрасно. Может быть, мне и впрямь стоило провести весь вчерашний день на пляже.

Пока мы ожидали, сверху спустился дитто-нарочный на длинных ногах и с маленьким тефлоновым контейнером.

Пэллоид наморщил нос.

— Не знаю, что там у него, но обрызгали эту штуку по меньшей мере пятьюдесятью разными дезинфектантами, — прокомментировал он. — Тут тебе и бензин, и алкоголь, и та пена, которой всё заливали в «ВП».

Голем постучал, и дверь открылась. Я услышал, как платиновый Каолин проскрипел: «Наконец-то», но дверь уже закрывалась. А мы так и остались, никому не нужные, разлагающиеся… Едва «сестричка» заштопала Пэла, как он снова подал голос, требуя еще одной любезности.

— Эй, приятель, как насчет того, чтобы дать нам ридер, а? Надо же использовать время с пользой. Мой риг недавно вступил в читательский клуб. Хочет осилить «Моби Дит» к следующему собранию. Я мог бы просмотреть пару глав, пока мы здесь прохлаждаемся.

Ну и выдержка у этого парня! Предположим, он и впрямь прочитает с десяток страниц. Но неужели он думает, что успеет разгрузиться?

Как будто нас когда-нибудь отпустят отсюда.

К моему удивлению, охранник пожал плечами, подошел к шкафу и, достав ридер из одного из отделений, бросил его Пэллоиду. Вскоре мой пушистый друг уже шевелил губами, отыскивая по индексу последний бестселлер о морском големе, столь огромном, что его энергетических клеток хватало на несколько десятилетий. Наделенный мятущейся душой одного полусбрендившего ученого, монстр-дитто носится по семи морям, круша корабли и успешно ускользая от преследующего его создателя, с ужасом обнаружившего, какое страшилище он выпустил на волю. Погоня растягивается почти на тысячу страниц. После появления «Моби Дита» на рынок хлынули десятки подражаний, в которых дитто вступают и конфликт со своими оригиналами. Я слышал, что роман хорошо написан и полон философских откровений, но Альберт Моррис лишен вкуса к высокой литературе.

Вообще-то для меня стало сюрпризом узнать, что Пэл питает слабость к такой ерунде. Читательский клуб! Поцелуй мою керамическую задницу! Наверняка он что-то задумал.

— Идем, — произнес один из охранников, отвечая на некий сигнал. — Вас ждут.

— Какая честь. Нас еще кто-то ждет, — язвительно добавил Пэл, всегда острый на язык.

Отбросив ридер, он вспрыгнул мне на плечо, и я прошел через открытую дверь в конференц-зал. Нас ожидал торжественный Каолин-голем.

— Садитесь, — приказал он.

Я хлопнулся в кресло, слишком мягкое для моей дешевой тушки.

— Я очень занят, — заявил двойник магната. — У вас десять минут, чтобы объясниться. Будьте кратки и точны.

Ни угроз, ни обещаний. Ни предупреждений не лгать. Наверное, нас будут слушать какие-то сложные нейросетевые программы. Их нельзя назвать разумными в строгом смысле слова, но чтобы их обмануть, требуются немалая концентрация и удача. Альберт это умел, а потому я должен суметь тоже. Но мне почему-то не хотелось и пытаться. Не то место.

Впрочем, правда сама по себе достаточно любопытна.

Пэлли начал сразу.

— Полагаю, все началось в понедельник, когда лидеры двух групп фанатиков явились ко мне, жалуясь на то, что мой друг, — жест в мою сторону, — досаждает им поздними визитами…

Он изложил всю историю, включая наши подозрения о том, что некто изобрел весь этот хитроумный план, чтобы подставить несчастных Гадарина и Лума, а заодно нашего Альберта, возложив на них вину за диверсию против «ВП».

Я не мог винить Пэла за его решение рассказать все как есть. Чем скорее следствие выйдет на правильный путь, тем лучше. Ведь это единственный способ обелить имя Альберта, хотя ему самому толку от этого мало. (Я заметил, что хорек искусно обошел тему участия реального Пэла во всей этой истории.)

И все же мой глиняный мозг не мог избавиться от сомнений и дурных предчувствий. Сам Каолин тоже не вне подозрений. Разумеется, было бы дико предполагать, что триллионер задумал диверсию против собственной компании. Но, повидав такое, нетрудно представить себе все что угодно. Разве не здесь, в «Каолин Мэнор», таинственно исчез Серый № 2? И Каолин один из немногих, обладавших средствами — как техническими, так и финансовыми, — чтобы осуществить столь сложный спектакль.

И еще одна мысль билась в моем мозгу: почему нет копов? Допрос должны вести профессионалы.

Значит, Каолину есть, что скрывать. Даже рискуя при этом попрать закон.

Ему могут грозить серьезные неприятности, размышлял я. Если от диверсии пострадал хоть один реальный человек.

Правда, я видел там только дитто… Мысль осталась не доведенной до конца.

— Ну-ну, — сказал Платиновый, выслушав невероятный рассказ Пэла о ночных визитах, религиозных фанатиках, гражданских правах и тайных подкопах. — Интересная сказка.

— Спасибо, — буркнул Пэл, помахивая хвостом и явно радуясь такой оценке.

Я едва удержался, чтобы не дать ему тумака.

— Конечно, в обычных обстоятельствах я бы счел вашу историю нелепой. — Он помолчал. — Но она вполне соответствует той дополнительной информации, которую я получил совсем недавно.

По его знаку посыльный, терпеливо стоявший в углу, сделал два шага вперед. Желтый голем открыл коробку — на его руках я заметил защитные перчатки — и извлек крохотный цилиндр, представлявший собой простейший звукоархив. Положив прибор на стол, он включил «воспроизведение», То, что мы услышали, не было звуком голоса в том смысле, как это понимали наши дедушки и бабушки, скорее это был набор щелчков и шорохов. Они слились в неразборчивую трель, когда посыльный включил более высокую скорость. Но я-то знал этот язык хорошо, каждое слово звучало отчетливо и ясно.

Я всегда брюзжу, когда поднимаюсь с разогревающегося лотка, напяливаю взятую с вешалки бумажную одежду… зная при этом, что я только копия…

…Ух. Что это на меня нашло? Может быть, причина в новостях от Риту?.. Сегодня ты кузнечик. Завтра — муравей.

Я узнал это еще до того, как услышал знакомые ритмы и фразы. В самих мыслях ощущалось некое жутковатое сходство с… с чем? Тот, кто делал эту запись, повторялся. Эта пародия на жизнь началась за несколько минут до начала моего существования. Каждый из нас вступил в жизнь с одними и теми же мыслями, хотя я не был экипирован теми хитрыми штучками, которые имелись у моего серого собрата. Слепленный из более грубого материала, я быстро пересек некую таинственную грань и вскоре осознал, что превратился во Франки. Первого в многолетнем опыте Альберта Морриса.

Тот, кто сделал эту запись, отличался немалой изобретательностью. Еще один верный Серый. Преданный. Сосредоточенный. Настоящий профи. Достаточно умный, чтобы проникнуть в замыслы жалкого зеленого ренегата.

Но при этом и достаточно предсказуемый, чтобы попасть в западню, устроенную по-настоящему хитроумным злодеем.

Секундочку.

…Я еще успеваю услышать, как Нелл переводит звонок мне-реальному…

Он хочет, чтобы я пришел к нему…

— Видите? — вставил хорек-голем, не покидавший моего плеча. — Я пытался предупредить тебя, Альберт!

— Повторяю, я не Альберт, — пробормотал я.

Мы оба были охвачены нервным раздражением, слушая ускоренное повествование о роковом рандеву.

…ассистентка маэстры…

…я следую за ней…

…разговор затронет весьма чувствительные темы…

Мы внимательно слушаем, как «клиенты» — в том числе якобы сама маэстра — объясняют, для чего им нужен частный сыщик, умеющий заметать следы специалист. Надо всего лишь пробраться во «Всемирные печи» и попытаться выведать, не используются ли там секретные технологии. Разумеется, не переступая при этом черту закона. Как раз то, что могло и должно было воззвать к его тщеславию и разбудить любопытство! Меня особенно поразило то, с каким искусством каждый из новых нанимателей Альберта делал все, чтобы вызвать его раздражение и недовольство. Мой архетип никогда не позволяет себе поддаться личным чувствам, а потому, компенсируя неприязнь к клиенту, способен не отреагировать на сигналы подсознания. Вот и в этом случае он поступил назло себе. Чистое упрямство, называемое «профессионализмом».

Они разыграли его как простака.

Затем последовало приключение в «Салоне Радуги» со случайной встречей с големом-гладиатором. Встречей, после которой Серому понадобилась срочная помощь, очень своевременно предоставленная «пчелками» из улья королевы Ирэн.

Мне хотелось вскочить и крикнуть: «Проснись! Тебя же используют!»

Да, легко распознать дьявольскую уловку, глядя на все со стороны и зная, чем все кончится. А вот понял бы я что к чему, будучи на месте Серого?

Но ошибки совершают обе стороны. Противник — кем бы он ни был — не заметил у Серого спрятанного рекордера. Даже тогда, когда они, пользуясь его бессознательным состоянием, заложили прионовую бомбу. Несомненно, они искали нечто изощренное, суперсовременное. Но не подумали, что в горле Серого может находиться старомодная записывающая система, не имеющая источника питания, которой Альберт снабжал всех своих Серых.

Вот почему посыльный так бережно обращался с крошечным цилиндром! Пусть и дезинфицированный, но он все же был найден в том отравленном прионовом мусоре, который собрали на месте диверсии в «ВП», там, где останки погрузчика соединились с останками обреченного частного детектива. На приборе все еще могли оставаться молекулы, смертельные для таких существ, как мы, которым недостает настоящей иммунной системы.

Однако же это был единственный ключ, обнаруженный в луже грязи. Важнейшая улика. Возможно, единственная. С помощью которой можно оправдать моего покойного создателя.

Тогда почему Каолин дает прослушать ее нам — Пэллоиду и мне, — а не полиции?

Мы подошли к тому месту, где Серый описывал свой, самый большой успех дня. Он ловко ускользнул от всевидящего Ока, обманув легион общественных и частных камер, держащих под наблюдением весь город. Ему это нравилось. Потом, спрятав следы, проник на территорию «Всемирных печей».

Из слота выскакивают два предмета: маленький значок гостя и листок бумаги. Это карта…

…спускаюсь по эскалатору вниз, в глубины громадного комплекса-муравейника… нужно найти доказательства того, что вик Эней Каолин незаконно скрывает важные научные открытия.

Хорошо, предположим, что «ВП»… Постоянную Волну на расстояние… может быть, они уже используют ее…

Мы с Пэлом переглянулись.

— Ого, — пробормотал маленький голем. Могло ли это быть прорывом? Дистанционное копирование нанесло бы удар по всему укладу жизни, к которому мы наконец-то стали привыкать после нелегких и бурных лет.

Мы оба повернулись и посмотрели на дитКаолина. Тот ничем не выдал своей реакции. Но какой она была несколько минут назад, при первом прослушивании?

— Наконец, — прошептал я, когда Серый начал задавать правильные вопросы.

Надо отдать должное, он и раньше выражал сомнения. Но от этого слушать рассказ было еще горше.

Может быть, Серый был немного дефективным. Вроде меня — низкокачественная копия с усталого, находящегося не в лучшей форме оригинала. В общем, не тот Альберт, которым он может быть. С другой стороны, им манипулировали эксперты. Возможно, у нас не было ни единого шанса.

Перед глазами вьется какое-то насекомое. Мне некогда отвлекаться — сбиваю его ловким движением руки.

Мини-Пэл впился когтями в псевдокожу.

— Черт возьми, Альберт. Я столько потратил денег на этих ос.

Он бросил на меня сердитый взгляд, как будто это я виноват в упрямстве Серого. Надо было бы сбросить его с плеча, но рассказ уже подходил к кульминационному пункту.

И сразу все становится на свои места… для максимизации разрушений они могли либо поставить таймер, либо запрограммировать взрыв на момент второго сканирования…

— Стоп! — кричу я…

С этого момента слова слились в подобие стона, хриплого и прерывистого: разбирать их стало трудно, как будто мы слушали бегуна или того, кто пытается сконцентрироваться на решении срочной проблемы.

Бедняга Серый пытался спасти не только свою жалкую жизнь.

Я замечаю своего Зеленого… на спине у него похожее на хорька существо… Похоже… он нашел более интересное занятие, чем уборка туалета. Молодец, зеленка!

Мне стало немного стыдно за свое высокомерное отношение к Серому. А смог бы я так же постараться, чтобы спасти его? Не остался бы жив реальный Альберт, если бы мы успели?

Сожалеть о чем-либо бессмысленно, ведь мои внутренние часы ведут обратный отсчет, приближаясь к нулю. Почему Каолин прокручивает запись нам? Посмеяться над нашим провалом?

Бедняга погрузчик извивается… винить его я не смогу, но все же упрямо лезу дальше……меня выедает……Глубоко ли я залез? Выдержит ли глиняное тело?

Все заканчивается пронзительным вскриком.

Пэллоид и я одновременно повернулись к бесстрастному, так похожему на реального Энею Каолину, который еще долго молча смотрел на нас. Одна его рука едва заметно дрожала. Наконец он заговорил низким усталым голосом, что было удивительно — ведь как голем он еще не дожил и до среднего возраста.

— Итак, хотите ли вы двое найти тех, кто осуществил все это?

Мы оба вытаращили глаза.

— Хотите сказать… — Я сбился. — Вы хотите нанять нас?

Интересно, чего именно ожидает от нас Каолин в оставшиеся десять (или меньше) часов?

Глава 23

Пустыня намного ярче и светлее, чем ее изображают в голокино. Некоторые утверждают, что этот режущий свет даже способен проникнуть сквозь черепную коробку и повлиять на шишковидную железу, тот самый глубоко упрятанный «третий глаз», который мистики древности называли прямым входом в душу. Говорят, что опаляющий свет открывает скрытые истины. Или же сводит с ума, заставляя находить космическую важность в самой обыденной простоте. Неудивительно, что пустыня — традиционное убежище тронувшихся рассудком аскетов, ищущих там лик Божий.

Вообще-то я был бы не против наткнуться сейчас на какого-нибудь аскета.

Попросил бы одолжить телефон.

Работает ли эта штука? Последние два часа я потратил на то, что возился с крохотным, работающим за счет мускульной силы звуконакопителем. Для проверки я даже рассказал о событиях прошлой ночи. Но сначала мне надо извлечь прибор из серой заготовки, лежавшей в багажнике моего разбитого «вольво». Мерзкая работа, но дитто в любом случае испортился. Вышла из строя и вся электроника. Таков вот грустный итог одного-единственного выстрела, произведенного платиновым Каолином.

Субвокальному накопителю электричество не нужно — это одна из причин, почему я снабжаю им каждого Серого. Устройство простое — микроскопические пишущие спирали в цилиндре из доломита. Мой голем способен наговаривать свои мысли на высокой скорости, мне же самому это не под силу. И все же устройство фиксирует звуки, в том числе и голос, будучи закрепленным под кожей за челюстью. Едва заметные сокращения мышц — вот и весь необходимый источник энергии. После всего, что на нас свалилось, Риту решит, что у меня нервный тик.

Она вылезла из пещеры — точнее, защищенной с обеих сторон расщелины, — чтобы набрать воды из обнаруженного на дне каньона озерца. В этих условиях вода нужна даже дитто, главным образом для охлаждения. Что ж, по крайней мере и у меня есть повод отлучиться. В конце концов, я же реальный. На мне печать Адама, прикрытая одеждой и гримом.

Зачем нужно это притворство? В какой-то степени это любезность. Голем Риту почти не имеет шансов вернуться домой и разгрузиться. Да и зачем ее ригу такие воспоминания. А вот у меня надежда выбраться отсюда небезосновательна. Надо лишь дождаться ночи, затем, ориентируясь по звездам, направиться на запад, выйти к дороге или по крайней мере какой-нибудь камере экологического наблюдения. В общем, найти что-то, чтобы подать сигнал SOS, В наши дни цивилизация столь велика, что ее не обойдешь, а здоровое органическое тело вполне способно преодолеть немалые трудности. Главное — не глупить.

Предположим, я найду телефон. Следует ли мне воспользоваться им? Сейчас мой враг — вик Каолин? — считает меня мертвым. По-настоящему мертвым, погибшим от удара ракеты в мой дом. Все мои дитто тоже. Кто-то сильно постарался, чтобы стереть Альберта Морриса с лица земли. Мое появление снова привлечет внимание.

Сначала нужна информация. План.

И лучше держаться подальше от копов, пока я не смогу доказать, что меня подставили. Немного дополнительных страданий — марш через пустыню, избегая камер — дадут мне определенное преимущество, если я сумею незамеченным проникнуть в город.

Готов ли я к этому? О, я уже вынес такое, чего хватило бы на всех моих предков, — меня сжигали, душили, мне отрубали голову, я умирал столько раз, что и не сосчитать. Но современный человек не проходит этот путь мучений в органической форме. Реальное тело предназначено для упражнений, а не боли.

Мой дедушка, живший в двадцатом веке, однажды прыгнул с моста, привязанный к эластичному канату. Подумать только! Какие муки он испытывал в примитивном кабинете дантиста! Он каждый день ездил по шоссе без всякого гида-луча, вверяя свою жизнь милости чужаков, мчащихся мимо на допотопных машинах, работающих на жидкой взрывчатке. Он мог полагаться только на свои рефлексы.

Возможно, дедуля только пожал бы плечами, столкнувшись с тем вызовом, который брошен мне. Возможно, он не произнес бы ни слова жалобы, пройдя через пустыню из оврага до города. Я же скорее всего захнычу, если в туфлю попадет камешек. И все-таки я твердо настроен испытать себя сегодня вечером, когда голем Риту отправится туда, куда уходят все лишенные надежды големы.

А до тех пор я составлю ей компанию.

Она возвращается, так что я замолкаю. Надеюсь, накопитель запишет наш разговор.

— Альберт, вы вернулись. Принесли что-нибудь из машины?

— Мелочи. Все остальное сгорело: мое оборудование, радиолокаторы… Судя по всему, никто не знает, что мы здесь.

— А как мы оказались здесь?

— Могу лишь предполагать. Оружие, из которого стрелял Каолин, вывело из строя всю электронику и, вероятно, сделало непригодным для использования импринтированную копию.

— Но мы ведь живы!

— У меня старый «вольво», а в его корпусе больше металла, чем у большинства нынешних моделей. Кроме того, я наехал на Каолина и, возможно, помешал ему точно прицелиться. Наверное, поэтому мы только отключились.

— Но потом! Как нас занесло на дно оврага? Посмотрите, вокруг ничего, кроме колючек. Где дорога?

— Хороший вопрос. Я обнаружил нечто, чего мы не заметили вначале: лужицу у дверцы водителя.

— Лужицу?

— Да. Останки нашего потенциального убийцы.

— Я… не могу поверить, что Эней… Зачем ему убивать нас?

— Мне бы тоже хотелось это знать. Но вот что интересно, Риту, лужица была слишком маленькой. В половину обычного размера.

— В половину… должно быть, его разорвало надвое, когда вы врезались в его машину. Но как…

— Еще одно предположение. Хотя его и разорвало пополам, Каолин, должно быть, все же дотащился до машины и добрался до моего полуоткрытого окна. Мы потеряли сознание. Мотор работал. Внутрь ему попасть не удалось, поэтому…

— Он уцепился за дверцу и увел машину с дороги… болтаясь снаружи и держась за руль.

— Ему нужно было спрятать нас где-то, чтобы нас не нашли и не спасли. Где-то в пустыне, которую дитто не сможет пересечь за день. Даже очнувшись, мы не смогли бы выбраться из западни. Потом, исполнив свою миссию, дитКаолин закончил мучения и растаял.

— Но почему бы нам не отправиться в путь после захода солнца? Ах да. Верно. Наше время выйдет. Когда вас одушевили, Альберт?

— Э… думаю, чуть раньше, чем вас. Каолин полагал, что дольше полуночи мы не протянем. Он ведь видел нас обоих у вас дома, помните?

— Вы уверены, что в нас стрелял тот же двойник?

— А это имеет какое-то значение?

— Возможно. Если этого сделали похожим на него.

— Интересно. Но Платиновые слишком дороги, и их трудно производить тайком. Скажите, Риту, если бы у вас был работающий телефон, первым, кому бы вы позвонили, был бы Каолин, да?

— М-м… полагаю, что нет. Если бы знать почему…

— Уверен, это связано со вчерашними событиями. Где-то рядом и «несчастный случай» с вашим отцом. Сюда же можно отнести и исчезновение его призрака в «Каолин Мэнор», и пропажу моего Серого. Может быть, Каолин думал, что призрак Махарала и мой двойник как-то связаны.

— Что?

— Потом последовало нападение на «Всемирные печи». Судя по сообщениям, в него был вовлечен еще один из моих дитто. Все выглядит так, будто меня решили дискредитировать.

— Значит, в центре всех событий вы? Отдает солипсизмом, а?

— А то, что взорвали мой дом? Тоже солипсизм?

— Да, ваш архи. Ваш… я забыла.

— Ничего.

— Что значит ничего? Вы же теперь призрак. Ужасно. И это я вас втянула…

— Вы не могли знать…

— И все же жаль, что я ничем не могу помочь.

— Забудьте. В любом случае загадку не решить, сидя здесь, в пустыне.

— Вас это беспокоит? Даже больше, чем то, что ваша жизнь вот-вот закончится? Я чувствую, вы огорчены тем, что не можете справиться с еще одним делом.

— Ну, я же детектив. Поиски истины…

— Это ваш кайф, да? Даже сейчас?

— Особенно сейчас.

— Тогда… я вам завидую.

— Мне! Ваш риг жив. Ей ничто не угрожает. Похоже, Каолина больше интересует…

— Нет, Альберт. Я завидую вашей страсти. Цели. Я восхищена.

— Ну, не знаю, так ли уж…

— Правда. Наверное, поэтому вам так тяжело умирать… понимая, что вы так и не узнаете, что же случилось.

— Ну, можно надеяться.

— Ах, Альберт! Оптимист даже после смерти. Надеетесь, что со спутника или с какого-нибудь самолета заметят выложенный вами знак SOS. Да, вы по крайней мере могли бы рассказать все другому детективу.

— Что-то вроде этого.

— Но ведь солнце уже садится, а мы не видели ни одного вертолета.

— Такой уж у меня характер. Считайте это моим изъяном.

— Чудесный изъян. Мне бы такой.

— Вы будете жить, Риту.

— Да, придет завтра, и будет Риту Махарал, но не будет Альберта Морриса. Наверное, мне стоило бы проявить больше сочувствия…

— Все в порядке.

— Могу ли я вам сказать кое-что? По секрету?

— Э… Риту, доверять мне секреты не самое…

— Дело в том, что у меня всегда были проблемы с дитто. Они часто ведут себя непредсказуемо. Я не хотела делать этого двойника.

— Жаль.

— И вот теперь… встретить смерть в пустыне… Пусть даже один из нас…

— Может быть, поговорим о чем-то другом?

— Извините, Альберт. Я постоянно возвращаюсь к этой неприятной теме. Мне так неловко. О чем бы вы хотели поговорить?

— Скажите, чем занимался ваш отец перед смертью? Над чем работал?

— Альберт, по контракту вам запрещается интересоваться этим.

— Это было раньше.

— Понимаю. Да и кому вы расскажете? Ладно. Знаете, Каолин много лет подталкивал отца к попытке решения одной из самых трудных проблем трансфера души — негомологического импринтинга.

— Что?

— Речь идет о переносе Постоянной Волны голема, со всеми ее воспоминаниями и опытом в другое вместилище.

— То есть не в мозг оригинала? Во что-то иное?

— Не смейтесь. Опыты уже проводились. Возьмем сотню пар идентичных близнецов. Примерно пять из них могут обменяться — частично — воспоминаниями, поменяв дитто. У большинства отмечается жестокая головная боль и дезориентация, но у некоторых получается! Используя големов как посредников, родственники могут, по сути, стать одной личностью с двумя органическими телами, двумя жизнями и вдобавок всеми параллельными копиями, которые они пожелают иметь.

— Я об этом слышал. Думал, байки.

— К огласке никто не стремится. Слишком велика опасность.

— Ваш отец пытался осуществить такой обмен между не-близнецами? Между людьми, не являющимися родственниками?

— А чему тут удивляться? Об этом думали с тех пор, как началось диттокопирование. Есть уже сотни романов и постановок.

— Я этим не интересуюсь.

— Только потому, что у вас есть работа. Настоящая работа, но у многих людей нет ничего, кроме развлечений.

— Э… Риту? Какое отношение это все имеет к…

— Потерпите. Вы видели «Ловкачей»? Пару лет назад они наделали много шуму.

— Кое-кто заставил меня посмотреть их чуть ли не до конца.

— Помните, там похищали дитто всяких важных ученых и чиновников…

— Потому что они изобрели способ разгружать память в компьютер. Классная идея для шпионского триллера, но нереальная. Транзистор против нейронов. Математика против метафор. Разве уже не доказано, что эти два мира не пересекаются?

— Бевисов и Львов показали, что существуем мы аналоговые. Души можно копировать, как и все прочее.

— Ваш отец учился у Бевисова?

— Их группа первой импринтировала Постоянную Волну в манекен. Да, сюжет в «Ловкачах», конечно, дурацкий. Сама идея неверна. Даже компьютер размером с Флориду не в состоянии абсорбировать человеческую душу.

— Но ведь не везде речь идет о компьютерах.

— Верно. В некоторых романах память похищенных големов скачивают в какого-нибудь добровольца, чтобы выудить тот или иной секрет. Иногда заимствованная личность берет верх! Жуткое дело. Но на публику действует. Ну а если серьезно, то что действительно получится, если мы научимся обмениваться памятью, стирать границы между человеческими душами?

(Примечание. Наблюдая за Риту, я вижу — разговор идет легко, но ритм ее речи указывает на высокую степень стресса. Тема сильно ее беспокоит.)

Какая жалость, что у меня нет моих анализаторов/

— Хм… если бы люди могли меняться памятью, мужчины и женщины перестали бы быть загадкой друг для друга. Мы бы лучше понимали противоположный пол.

— Но что в этом хорошего? Разве сексуальное напряжение не добавляет остроты в… о!

— Что такое?

— Альберт, посмотрите на горизонт!

— Закат… красиво.

— А я уже забыла, как это бывает в пустыне.

— Некоторые считают, что вот такое оранжевое сияние является следствием использования Экотоксичного Зонтика. Похоже, нам скоро придется пить сияющую воду… Эй, да вы замерзли? Можно согреться, если тронуться в путь. Сейчас уже безопасно.

— Зачем? Вас одушевили вчера до заката, помните? Лучше приберегите оставшиеся жизненные силы. Если только у вас нет идеи получше.

— Ну…

— Давайте посидим рядышком и согреемся.

— Ладно. Так лучше. Хм… так вы говорите, что все эти постановки имели какое-то отношение к последнему проекту вашего отца?

— В некотором смысле. В кино всегда акцентируют внимание на каких-то глупостях. Но отцу приходилось рассматривать все сценарии. То, о чем мы говорили, имеет серьезные моральные последствия. И все же…

— Да?

— У меня есть основания считать, что мой отец знал больше, чем признавался.

— Продолжайте.

— Вы этого хотите? Но зачем? Ведь времени все меньше. Мне всегда казалось, что в этих последних минутах есть нечто жуткое. Эти тикающие часы… нет, лучше отвлечься. Заняться чем-то…

— Отвлечься? О'кей. И как бы вы хотели провести оставшееся время?

— Я… м-м… А что вы думаете о том, чтобы «постучать горшками»?

— Извините?

— Где вы живете, Альберт? Вам надо объяснять?

— О… диттосекс. Риту, вы меня удивляете.

— Чем? Тем, что предложила первой? Дамы так себя не ведут? Не надо скромничать, Альберт. Или вы придерживаетесь какой-то новой веры? Неоцелибат, да?

— Нет, но…

— Большинство знакомых мне мужчин и многие женщины выписывают «Плейдит» и каждую неделю получают коробку с импринтированным «экспертом». Даже в зрелом возрасте…

— Риту, у меня есть постоянная подружка.

— Да, я читала ваше досье. Она солдат. Впечатляет. Вы дали друг другу какие-то обещания.

— Мы сохранили реальные отношения для себя.

— Мило. И так благоразумно. Но вы не ответили на мой вопрос.

— Диттосекс. Да. Многое зависит от того, собираешься ли потом передать этот опыт ригу.

— В нашем случае это исключается.

— Понимаю.

— И?.. Не вижу смысла чего-то опасаться, когда до конца света остался час или чуть больше.

— Хорошо. Согласен. Иди ко мне.

— О!

— Что?

— Альберт, у тебя какие-то особенные Серые!

— У тебя тоже.

— Я пользуюсь скидкой как служащая «ВП» на супертактильные модели…

— Да. Давай…

— Ух, подожди, подо мной камень… Вот. Лучше. Ляг на меня. Дай мне почувствовать твой вес. Хорошо. Забудь обо всем.

— Хорошо, мне… все так…

— …так реально. Как будто…

— …как будто… А-а-пчхи!

— Что такое? Ты… чихнул?

— Нет, ты! Пыль…

— Ты чихнул. Черт, ты реальный!

— Риту, позволь объяснить…

— Слезай, мерзавец…

— Да-да, конечно. Но… У тебя на шее стерлась краска…

— Заткнись.

— И контактные линзы сползли. А я-то думал, почему у тебя такая чудесная кожа. Ты тоже реальная!

— Я думала, что ты мертв. Призрак. Хотела утешить тебя.

— Это я утешал тебя! И к чему все эти разговоры? Отвлечься… Тебе же хотелось отвлечься!

— Я имела в виду тебя, идиот!

— Хм. Мне показалось, что ты говорила о себе.

— Хитро придумано.

— Эй! Думаешь, я бы дотронулся до тебя, если бы знал? Я же сказал, мы с Кларой…

— К черту!

— Послушай, мы оба обманывали друг друга, верно? Я скажу тебе, зачем мне понадобился маскарад, если ты откроешь мне свои причины. Договорились?

— Проваливай!

— Разве ты не рада, что я не погиб, когда в мой дом попала ракета? Предпочитаешь, чтобы я умер?

— Конечно, нет. Просто…

— Я мог бы уйти уж несколько часов назад. Но я остался, чтобы…

— Чтобы попользоваться мной!

— Риту, мы оба… а, что толку!

— Чертовски верно!

— Что?

— Что?

— Ты что-то сказала?

— Нет. Только…

— Да?

— Я сказала… все было прекрасно…

— Да… было. Ты смеешься?

— Представила себе, как бы мы лежали, довольные тем, что «утешили» друг друга… потом ждали, когда же другой начнет распадаться. А потом нам захотелось бы еще…

— Ха. Да, забавно. Жаль, что мы так рано все поняли.

— Да, но, Альберт?

— Да, Риту?

— Я рада, что ты жив.

— Спасибо.

— Итак, что теперь?

— Теперь? Полагаю, пора идти. Возьмем из машины пластиковый контейнер, наберем воды и вперед, на запад.

— В город. Уверен, что не на юго-восток?

— На юго-восток?

— В домик моего отца.

— Уррака Меса. Не знаю, Риту. Дома у меня большие неприятности.

— И тебе надо многое обдумать, прежде чем браться за решение своих проблем. В домике никого нет, а доступ к Сети защищен. Ты сможешь прояснить ситуацию, а уж потом вступать в борьбу с Энеем или кем-то другим, кто стоит за всем этим.

— Понимаю. Мы можем добраться туда пешком?

— Попробуем — узнаем.

— Ну…..

— И мы будем проходить неподалеку от боевой зоны. Ты ведь поэтому отправился лично, а не послал дитто?

— Это настолько очевидно?

— Я завидую тем, кто… кто влюблен.

— Не знаю… Мы с Кларой еще не уверены…

— Все, хватит. Твоя цель — твоя солдатка. Уже темнеет, но луна встала, и у меня в глазу есть светоусилитель.

— У меня тоже.

— Прогуляемся. Наши предки пересекли эту пустыню давным-давно. То, что сделали они, можем сделать и мы, разве не так?

— Как скажешь, Риту. По-моему, люди могут уговорить себя на что угодно.

Глава 24

Никогда не думал, что быть подопытной морской свинкой сумасшедшего ученого может быть интересно.

Прошло около 10 часов с тех пор, как мои протеиновые часы начали обратный отсчет, дав ход рефлексу. Меня потянуло домой. Я был готов плыть, бежать или лететь, преодолевая все препятствия, только бы сбросить память от этой мини-жизни в надежное хранилище реального человеческого мозга. Но это щемящее чувство скоро прошло. Даже голем-рефлекс, впечатанный в мою псевдоплоть на фабрике, заглох под тяжестью физической и эмоциональной усталости.

— Вы привыкнете к процедурам обновления, — объяснил дитМахарал после того, как я прошел испытания паром, горячим душем и пощипывающими лучами, в результате которых мое тело и члены стали похожими на только что вынутое из духовки тесто. — Больно только первые несколько раз.

— И сколько раз можно повторять эту процедуру, прежде чем…

— Прежде чем эффект обновления ослабнет? Глине далеко до живой плоти. На этом аппарате мне удалось повторить процесс 30 раз. Моя группа во «Всемирных печах», возможно, уже подняла планку выше. Если Эней не остановил проект… что представляется вполне вероятным.

Тридцать обновлений.

В 30 раз увеличить срок жизни дитто. Мелочь по сравнению с десятками тысяч дней, прожить которые тебе дает возможность человеческое тело. Но, чувствуя себя посвежевшим и полным сил, я ответил Махаралу откровенно:

— Вы бы заслужили мою благодарность, если бы сделали это не ради того, чтобы продлить срок плена.

— Перестаньте. Где есть время, там есть и надежда. Тридцать дней… у вас столько возможностей разработать план побега.

— Может быть. Но вы сказали, что я бывал здесь и раньше. На мне проводили эксперименты. Кто-то из прежних Альбертов бежал?

— Вообще-то бежать удалось троим. Одного остановили мои собаки. Второй растаял, переходя пустыню. А третий даже добрался до телефона! Но вы уже отменили его кредитный код. Мой робот-охотник настиг беднягу в тот момент, когда ему едва не удалось отправить сообщение по бесплатным сетям.

— В следующий раз я не совершу такой ошибки.

— Оптимист всегда оптимист! — рассмеялся Махарал. — Я рассказал о ваших предшественниках для того, чтобы показать бесполезность попыток бегства. Те недостатки в системе безопасности, которыми вы воспользовались, уже устранены.

— Что ж, придется придумать что-то оригинальное.

— К тому же я знаю, как вы думаете. Я изучал вас годами.

— Да? Так вот почему я здесь, дитЙосил? У меня есть нечто такое, что не дает вам покоя. Что-то необходимое вам, да?

Он остановился посреди своей каменной лаборатории и посмотрел на меня. В его взгляде было что-то, какое-то странное выражение, нечто среднее между страхом и жадностью.

— Я приближаюсь, — сказал Махарал. — Я уже близок.

— Да уж надо постараться. Даже технология восстановления не поможет вечно жить без реального тела. Значит, ключ у меня? Некий секрет, который решит вашу проблему. Но ведь я тоже исчезну через несколько дней.

— Время играет против.

— Есть еще Эней Каолин. Он очень хотел отправить вас в лабораторию и покопаться в вашем мозге. Почему? Подозревает, что вы похитили оборудование и организовали собственную тайную лабораторию, надеясь перехитрить смерть.

Напряжение на лице Махарала уступило место надменности.

— Вы, как всегда, умны, Альберт. Но при всей проницательности вам всегда будет чего-то не хватать. Ведь вы только угадываете. Правда останется незамеченной, даже если я положу ее перед вами.

— Что тут ответишь? Что скажешь тому, кто знает тебя лучше, чем ты сам. Ведь таких эпизодов было уже много, но он помнит их, а ты нет.

Ответить было нечего, и я промолчал. Обновление даст мне немного времени, так что спешить не стоит.

Махарал повернул какую-то ручку, и жидкость из моего контейнера ушла вниз. Открылась дверца. Пока я приходил в себя, он надел на меня наручники с электродами и, пользуясь контроллером, повел, как марионетку, к аппарату, похожему на увеличенный дубликатор. Я успел увидеть пару ног ярко-красного цвета, высовывавшихся из-за угла машины. Заготовка. И довольно маленькая.

— Хотите сделать копию? Позвольте предупредить вас, дитЙосил…

— Просто Йосил. Я же сказал, что сейчас Махарал — я.

— Хорошо, дитЙосил. Ясно, что вы занимаетесь копированием копий. Иначе не протянули бы больше тридцати дней. Но разве это решение проблемы? Копия второго ряда всегда имеет тот или иной дефект. А при последующем копировании дефект усугубляется. Ошибки возрастают. После третьего дубля вы можете считать себя счастливчиком, если она умеет ходить и говорить.

— Так утверждают…

— Так утверждают? Послушайте, я много лет занимаюсь поимкой нарушителей, похищающих големов кинозвезд, куртизанок и тому подобных. Их похищают, с них делают копии и продают на «черном рынке». Такие подделки неплохи для грубого секса, если у клиента невысокий уровень запросов, но ваша проблема не решается так просто.

— Посмотрим. А сейчас расслабьтесь и постарайтесь помочь.

— С какой стати? Сделать хороший импринт с сопротивляющегося образца практически невозможно. Я могу затруднить ваши опыты.

— Верно. Но подумайте сами. Чем лучше копия, тем больше ваших достоинств, способностей, возможностей она приобретает. И главное — унаследует наше невысокое мнение обо мне! — Махарал усмехнулся. — Качественная копия станет вашим союзником в борьбе со мной.

Я задумался.

— Те, другие Альберты, которых вы захватили… они, наверное, испробовали оба пути.

— Да. Только когда копия плоха, я повторяю попытку. Не получались — еще раз. И так до тех пор, пока вы не склонялись к сотрудничеству. Потом мы добивались настоящего прогресса.

— Мы с вами по-разному понимаем прогресс.

— Возможно. Или вы просто не в состоянии осознать все долговременные выгоды моей программы, хотя я несколько раз пытался объяснить вам ее суть. В любом случае, Альберт, ваша проблема сейчас чисто прагматическая. В одиночку ни один из нас ничего не сделает. Вдвоем мы, возможно, чего-то достигнем. Логично?

— Черт бы вас побрал.

Он пожал плечами:

— Подумайте, Альберт. Для экспериментов у меня припасено много заготовок.

Махарал ушел, оставив меня в раздумьях. Настроение было хуже некуда — ведь он, конечно, вел подобные разговоры и с другими моими дитто, а потому отлично знал, какие аргументы сработают.

Проклятие. Мне надо было проявлять побольше интереса к судьбе исчезнувших двойников. А я предположил, что высокий процент потерь неизбежен в этом бизнесе. Дела шли хорошо, так что отдельные случаи необъяснимого исчезновения не вызывали тревоги. Взять хотя бы Клару — ее двойники погибали на полях гладиаторских сражений куда чаще.

И все же в будущем надо быть внимательнее.

Если я когда-нибудь выберусь отсюда.

Если у меня еще будет шанс.

Ну ладно. С логикой Йосила не поспоришь. Если сконцентрироваться как следует во время импринтинга, то мой дитбрат выйдет из печи с такой же ненавистью ко всем сумасшедшим ученым, какая уже кипит во мне.

Только что от этого толку.

Если уж на то пошло, то мне и раньше приходилось иметь дело с копированием копии.

Да что говорить, все этим занимаются. Большинство остается неудовлетворенным качеством продукта, зачастую представляющим собой жалкую карикатуру. Смотреть на эту пародию так же тягостно, как и наблюдать за своим двойником, когда он пьян, избит или изуродован. Когда я учился в колледже, кое-кто из ребят специально делал Франки, чтобы посмеяться. Но я этим не занимался.

Отчасти потому, что мои дитто второго порядка никогда не выказывали явных признаков деградации. Ни тремора, ни очевидных провалов памяти. Ни конического пошатывания, ни невнятного бормотания. Скука! Я мог бы делать копии прямо с себя. Так удобнее. Но зачем нарушать технические требования «ВП»? Так могут и печь забрать.

Я всегда знал, что у меня получаются хорошие копии. Немногие могут похвастать таким даром. Когда был помоложе, меня даже привлекали к участию в работе какой-то экспериментальной группы. И что? На практике никакой разницы. Какой смысл в копировании копий, даже если у вас это неплохо выходит?

Кроме того, при сифтинге чувствуешь себя непривычно. Лежишь на той стороне, где должен быть оригинал. Тебе в ноздри вползают щупальца сканера. Тетраграматрон начинает нащупывать Постоянную Волну, бережно перебирая каждую ноту, чтобы перенести звучание всей симфонии в другое тело. Чтобы оно отозвалось таким же аккордом.

Интересно, на этот раз я действительно ощущаю что-то похожее на эхо. Доносящееся из нового дитто, пока еще безжизненного куска глины на прогревающемся лотке. Меня охватывает чувство дежа-вю, казавшееся столь мистически загадочным нашим предкам: теперь мы называем его «пульсацией Постоянной Волны». Оно касается меня, как холодное дыхание. Дуновение ветерка. Кажется, что ты познаешь самого себя. Интимно.

Мне это не нравится.

Было ли это частью эксперимента? Частью того, что стремился застичь Махарал?

— Два столетия назад Уильям Джеймс изобрел термин «поток сознания», — с довольным видом прокомментировал Махарал, передвигая какие-то рычажки. — Он имел в виду то, как каждый из нас вкладывает ощущение идентичности в иллюзию. В иллюзию непрерывности, продолжения. Это как постижение реки, текущей из одного истока в море.

— Даже появление диттотехнологий не рассеяло это романтическое заблуждение. Только к реке добавилось множество притоков. Всё так же текущих в единую душу. В ту сущность, которую каждый самоуверенно называет «я».

— Но сама по себе река — ничто! Она аморфна. Она — мираж. Вечно меняющаяся мешанина отдельных молекул и моментов. Даже древние мистики знали, что, вступая дважды с одного и того же места и поток, входишь в две совершенно разные реки. В разное время и с разных берегов.

— В вашем изложении философия становится такой ясной и понятной, — пробормотал я, лежа беспомощно в течение всего монолога.

— Спасибо. Вообще-то метафора принадлежит вам. Несколько лет назад ее употребил другой Альберт Моррис. Что доказывает мою точку зрения. Постоянная Волна — нечто много большее, чем простая непрерывность памяти. Так должно быть! Должна существовать некая связь с более высоким — или более низким — уровнем.

Я видел его насквозь. Махарал старался отвлечь меня, чтобы моя злость не помешала процессу импринтинга. Но в его голосе звучала искренность. Вся эта чушь, которую он нес, имела для него значение.

Признаться, жутковатое ощущение, не оставлявшее меня с самого начала сифтинга, вызывало желание отвлечься от мощных резонирующих отголосков. И хотя моя голова была зажата между зондами сифтера, я все же скосил глаза в сторону ученого.

— Вы ведь говорите о Боге, верно?

— Ну… да. В некотором смысле.

— А не странно ли это, профессор? Вы всю жизнь вторгались в ту область, которая принадлежит религии, помогая каждому желающему скопировать поле души словно дешевую фотографию. Приверженцы старой церкви вряд ли ненавидят кого-то больше, чем вас.

— Я не говорю о религии, — язвительно ответил он. — Все, что мы сделали, дав миру эту технологию, лишь один шаг на долгом пути. Нужно убрать еще немало хлама противоречивых суеверий, чтобы впустить в умы людей свет. Когда-то Галилео Галилей и Коперник вели бой со священниками, заявлявшими, что космос недоступен человеческому пониманию. Потом Ньютон, Больцман и Эйнштейн освободили физику. Некоторое время служители церкви утверждали, что жизнь слишком таинственна, чтобы ее понимал кто-либо, помимо Самого Создателя, но мы проанализировали геном и начали проектировать новых существ в лабораторных условиях. Сегодня большинство детей проходят курс генной терапии до или после зачатия, и никто не возражает.

— А зачем? — спросил я, на мгновение озадаченный его рассуждениями. — Ну да ладно. Попробую угадать. Вы собираетесь продлить эту тенденцию, перенеся ее на сознание и…

— …да, на человеческую душу. Последний бастион религии прошлого века. Пусть наука объясняет законы природы, квазары и кварки! Геологию и биологию! Ну и что? Эти законы всего лишь способы и свойства. Рецепты, сочиненные давным-давно творцом, более озабоченным вопросами духа! Вот что они говорили.

— А потом Джефти Аннонас открыла вибрирующую суть души, взвесила ее, измерила…

— Некоторые и сейчас не согласны с ее терминологией, — указал я. — Они утверждают, что существует настоящая душа, находящаяся за пределами Постоянной Волны. Неуловимая, неосязаемая…

— …и невыразимая, да. То, что смертные никогда не смогут обнаружить, то, что не сводится к взаимодействию законов и сил. — Махарал коротко хохотнул. — Отступление продолжается, но с боями. Каждый раз, когда наука наступает, появляется новый бастион, выстраивается новая линия обороны, а оставшаяся территория объявляется навечно священной, мистической и т. д. Надежно укрытой от посягательств профанов. И так до следующего наступления науки.

— И вы, похоже, готовы его начать. Но тогда к чему разговоры о религии…

— Не о религии. Мы говорим об общении с Богом.

— Ух, разница…

— …достаточно ясна! Хотя мне всегда приходилось потрудиться, чтобы объяснить ее вам.

— Ну… извините.

— Нет, все в порядке. Я привык к вашему упрямству и вашей тупости. Редкие таланты не всегда совместимы с умом.

Я ощутил, как дрогнула Постоянная Волна, уже вибрировавшая во всю мощь между мной и моим големом. Одно ясно. Мой двойник будет ненавидеть Махарала не меньше, чем я сам.

— Продолжайте, — буркнул я. — О себе и Боге.

Но он не стал продолжать.

Крохотный колокольчик звякнул, и я почувствовал, как сифтер ослабил свои невидимые тиски. Щупальца выскользнули из моего носа. Я снова остался один.

Загудела печь — новый голем въехал в духовку и немного погодя поднялся и сделал первые неуверенные шаги.

Темно-красный, как земля Тексарканы. И маленький, как ребенок. К тому же какой-то слабый. Такого Махаралу легче контролировать. Тем не менее профессор, не дожидаясь, пока померкнет сияние, осторожно надел на него наручники с электродами.

Какие меры предосторожности! Должно быть, мои собратья доставили ему в свое время немало хлопот. Мелочь, а приятно.

— Мы скоро вернемся, — сказал мне дитЙосил. — Я проведу с ним серию тестов, а потом посмотрим, как пройдет трансфер памяти.

— Ох, жду не дождусь.

Обычно я избегаю встречаться взглядами с только что одушевленными копиями. Мне от этого некомфортно, да и зачем? Но на этот раз, после всех тех непривычных и малоприятных ощущений, что-то подтолкнуло меня взглянуть в глаза красного собрата. Глаза голема не окна души? Может быть, и нет, но в момент краткого визуального контакта я ощутил его напряжение. И свое родство с ним. Единство. Мне не нужно было ждать загрузки, чтобы понять, какие мысли бродят в его голове.

Ищи шанс, мысленно приказал я.

Другой «я» ответил едва заметным кивком. Затем, подчиняясь команде Махарала, повернулся и последовал за нашим хозяином в соседнюю комнату этого чудовищного логова.

Мне оставалось только ждать. Волнуясь, тревожась и задаваясь вопросом: «Что припас для меня Махарал?»

Я уже начал понимать, что 30 дней — это очень долго. И мне необходимо найти решение проблемы как можно скорее, даже если сам Бог окажется приятелем сумасшедшего ученого.

Но даже если представится возможность, нужно быть осторожным. Например, что делать, если он оставит в пределах досягаемости телефон? Вызвать полицию? В некоторых ситуациях жертве достаточно набрать номер, а потом только ждать прибытия профессиональных синих спасателей. Все просто.

Но не в данном случае.

Как я ни ломал голову, ничего не получалось. Махарал не совершил ни одного уголовного преступления. По крайней мере такого, о котором мне было бы известно. Кража оборудования, дитнэппинг, незаконное копирование, эксперименты без лицензии — в наши дни это можно урегулировать, уплатив штраф. После Дерегуляции полиция не очень-то интересуется такими вещами.

В отличие от меня.

Я бы денежной компенсацией не удовлетворился.

Реальный мир живет по своим правилам, а я по своим. И я заставлю этот свихнувшийся кусок грязи платить по счетам.

Глава 25

К моему величайшему удивлению, вик Эней Каолин пожелал нанять нас в качестве детективов!

— Итак, хотели ли бы вы, двое, найти тех, кто осуществил все это?

Сказав это, он махнул рукой в сторону головизоров. Большинство из них показывали место неудавшейся диверсии, где суетились многоцветные дитто-рабочие, спешившие привести фабрику в нормальное состояние, с тем чтобы поскорее возобновить прибыльное производство.

Другие «пузыри» демонстрировали дымящиеся руины скромного дома в пригороде.

Предложение триллионера лишило меня дара речи. А вот хорек-голем Пэла ухватился за него с раздражающей самоуверенностью.

— Конечно. Мы решим для вас эту задачку. Но только гонорар придется увеличить. В четыре раза против обычного. Плюс возмещение расходов и… новый дом взамен его сгоревшего.

«А как насчет нового органического тела бедняги Альберта, если уж на то пошло?» — язвительно добавил я мысленно. Пэл иногда бывает чудным. Пыхтит над мелочами, а всю картину не видит. Вот и сейчас уже забыл, что Альберта Морриса больше нет, и кто в таком случае имеет законное право взяться за это дело? У меня ведь прав не больше, чем у говорящего тостера.

Каолин и глазом не моргнул.

— Условия приемлемые, но с оговоркой — оплата по результату. И мистер Моррис должен быть невиновен. По-настоящему.

— Конечно, он невиновен! — завопил Пэллоид. — Вы же все слышали. Беднягу обдурили! Провели, накололи, обманули, подставили, выставили идиотом…

— Пэл, — попытался вмешаться я.

— …перехитрили, обжулили, на…

— Хватит, Пэл! — сказал я.

— …этого придурка, лопуха, недоделка, лоха, чурбана, тупицу…

— Возможно. — Каолин остановил его, подняв руку. — Но возможно и то, что накопитель был подготовлен заранее. Запись произвели до всех этих событий для обоснования алиби.

— Нетрудно проверить, — указал я. — Даже находясь в горле Серого, накопитель улавливал фоновые звуки. Разговоры людей, шум машин. Они, конечно, приглушены, но при интенсивном анализе будут идентифицированы и соотнесены с реальными событиями, записанными камерами наблюдения.

— Хорошо, — согласился Каолин. — Пусть предварительной записи не было. Но это не гарантия от обмана. Серый мог говорить то, что он говорил, но лишь притворяясь, что ему ничего не известно о заговоре. Он…

— Наивняк, глупец. Доверчивый…

— Заткнись, Пэл! Я не… — Я покачал головой. — Я не думаю, что нас должно интересовать это. И вообще, не следует ли передать запись полиции?

ДитКаолин поджал свои выразительные, реалистично вылепленные губы.

— Мой адвокат говорит, что мы на линии, отделяющей гражданское и уголовное право.

От удивления я даже рассмеялся.

— Диверсионный акт на промышленном объекте…

— Без единой человеческой жертвы…

— Без единой… А как, черт возьми, вы это называете?

Я ткнул пальцем в один из «пузырей», показывающий вид моего сгоревшего дома сверху. Точнее, дома Альберта. В общем, не важно. В ответ на мой взгляд «пузырь» раздулся, отталкивая соседние, и дал крупный план. Мы увидели черных следователей из подразделения Насильственных Преступлений. Они копались в развалинах, отыскивая части тела. И, конечно, части ракеты. Профессионалы.

— Пока нет никаких доказательств связи между этой трагедией и тем, что случилось в «ВП».

Каолин произнес это таким тоном, что несколько секунд я лишь молча пялился на него.

— Какие бы хорошие адвокаты у вас ни были, таким заявлением вам не отделаться. Когда копы обнаружат мое тело… то есть тело Альберта… когда будут получены все показания, вашей страховой компании не останется ничего другого, как сотрудничать с властями. Полиция узнает, что вы нашли нечто небольшое и важное в пене после прионовой атаки. Если сделаете вид, что ничего обнаружено не было, все равно среди ваших служащих найдется хотя бы один…

— …кто выдаст меня в расчете на получение премии. Пожалуйста, я же не дурак. Я не собираюсь скрывать улику от копов. Лишь на некоторое время. Но небольшая задержка может оказаться полезной.

— Каким образом?

— Понял! — чирикнул голем-Пэл, и на его узкой, вытянутой мордочке появилась ухмылка. — Вы хотите, чтобы диверсанты думали, что у них все получилось. Предположим, что они не знают о существовании этого рекордера. Тогда они считают себя в безопасности. И это дает нам время, чтобы найти их!

— Время? — Мне было не до шуток. — Какое время? Вы что, все рехнулись? Мои часы вот-вот остановятся. Почему вы думаете, что я успею провести хоть какое-то расследование, даже если захочу?

Теперь уже Эней Каолин улыбнулся:

— О, полагаю, я смогу перевести ваши часы назад.

Через полчаса я вышел из громадной машины, стоявшей в лаборатории магната. Я вылез из устройства, в котором прошел через самые изощренные пытки. Меня дубасили, рвали, обливали и растирали. Нечто похожее устроила однажды Клара, заставив меня пройти курс армейской физподготовки. Точнее, прошел его Альберт, собственной персоной. Но зато моя псевдоплоть звенела и горела, наполненная жизненной энергией. Я знал, что если в ближайшие минуты не взорвусь или не растаю, то смогу перевернуть мир.

— Этот ваш гизмо наделает шуму, — прокомментировал Пэл, прошедший ту же процедуру.

— У нее свои недостатки, — ответил дитКаолин, — так что коммерческое развитие под вопросом. Слишком высокая стоимость. Да и результаты… не всегда удовлетворительные.

— Надо было предупредить, — проворчал я. — Ладно, не обращайте внимания. Бедняки не выбирают. Спасибо, что продлили эту так называемую жизнь.

Осмотревшись, я заметил, что мне бесплатно поменяли цвет. Удачный денек. Теперь я выглядел как высококачественный Серый. Ну-ну, кто сказал, что в жизни нет продвижения? Прогресс возможен, даже для Франки.

— Куда вы собираетесь отправиться? — спросил платиновый триллионер, явно желая поскорее избавиться от нас.

Не будучи Альбертом Моррисом, я все же попытался представить, что бы сделал на моем месте настоящий профессионал.

— К королеве Ирэн. Идем, Пэл, навестим «Салон Радуги».

Каолин предоставил в наше распоряжение маленький приземистый автомобиль, несомненно, снабженный транспондером и подслушкой. Пэллоид согласился не делиться воспоминаниями с реальным Пэлом и даже не вступать с ним в контакт. Нам вообще приказали ничего никому не говорить о том, что мы узнали в подвале.

Были эти распоряжения законны или нет, не мне судить. Но я не сомневался, что Каолин располагает возможностями добиться их соблюдения. Иначе бы он нас не отпустил. Может быть, теперь пришла моя очередь нести бомбу. В меня вполне могли вставить что-нибудь компактное, пока я находился в «процедурном кабинете». Проверить это было невозможно, да и причин для недоверия я не видел. Ведь цели у нас были одни.

Докопаться до правды, верно? Нас ведь это интересует, да? Меня и Каолина. Только вот откуда мне знать.

Снова и снова передо мной вставал вопрос.

Почему я?

Зачем нанимать мало к чему способного зеленого Франки, поведение которого не вызывало доверия? Даже если Серый и не был одним из заговорщиков, он оказался всего лишь безмозглым тупицей, как выразился Пэл.

Так или иначе, непонятно, какие причины сподвигли всесильного магната поручить расследование мне.

С другой стороны, а кому он мог доверять? Закон поощряет доносительство. Лучший способ уйти пораньше на покой — настучать на своего босса. Премии растут за счет штрафов, и даже самые преданные помощники, сотрудники и компаньоны часто не выдерживают испытания и выдают самые тщательно охраняемые секреты начальства. Мир, напичканный камерами, как ни странно, оказался надежным защитником от мести пострадавших. Немало банд погубили сами себя только тем, что попытались заткнуть рты дезертирам и отступникам. Неумолимая логика спровоцировала волну краха многочисленных заговоров, участники которых порой едва не выстраивались в очередь, чтобы разоблачить своих друзей-конспираторов, превратиться в героев и получить солидный куш. В какой-то момент даже показалось, что предательство прижмет преступность к стене. Любой заговор с участием более трех членов был обречен с самого начала.

Затем появилась диттотехнология.

В наши дни банды безжалостных преступников не такое уж редкое явление, только состоят они из двойников одного и того же человека! Еще лучше, если для выполнения особых заданий, требующих специальных навыков, можно привлечь големов доверенных сообщников. Но при этом важно сохранять число оригинальных, членов на как можно более низком уровне. Самое большее — пять. Выше планки — и шансы на провал резко возрастают. Совесть умолкает, если ее подмазать большим вознаграждением.

Реальных служащих у Каолина было несколько тысяч, а число их двойников, непосредственно занятых на производстве, достигало десятков тысяч. Но мог ли он обратиться к кому-то из них с предложением пройти по лезвию бритвы, как собирались сделать мы с Пэлом? Выбор у вика был невелик. Он мог взяться за дело сам, дав поручение своим двойникам. Или нанять того, кто обладает требуемыми навыками. Лучше того, кто уже доказал свою готовность пройти по узкой грани, отделяющей закон от правонарушения, и кто имеет надежную репутацию. Того, у кого есть веский мотив быстро докопаться до сути дела.

Прослушав запись незадачливого Серого, Каолин, должно быть, посчитал, что именно я соответствую всем этим требованиям. А я не горел желанием осложнять ситуацию признанием в своей неадекватности. Всесильный магнат мог запросто бросить меня в ближайший рециклер!

В ожидании шофера я снова атаковал Каолина вопросами.

— Было бы полезно для дела, если бы я знал, кто и почему может желать зла вам и вашей компании.

— Пусть вас меньше всего заботят «почему» и больше «кто», — резко ответил он.

— Вы не правы, сэр. Знание мотива крайне важно для поимки злоумышленников. Может быть, ваши конкуренты устали платить за ваши патенты? Или они завидуют вашей эффективности? Не могли ли они попытаться сделать «ВП» подножку?

Каолин отрывисто рассмеялся.

— Надзор за деятельностью больших компаний и без того достаточно докучлив. А терроризм — вещь рискованная? Наши конкуренты в лице «Фабрик Хельм» или «Хайакава Шобо» на это не пойдут. Зачем им бомбы, если они могут натравить на нас юристов?

— Тогда кого вы считаете способным прибегнуть к использованию грубых средств? Возможно, какие-то отчаянные ребята…

— Вы же не имеете в виду тех жалких фанатиков, которые шумят у моих ворот? — Каолин пожал плечами. — Я не опускаюсь до того, чтобы считать своих врагов, мистер Моррис. Я бы вообще ушел на покой, удалившись в одно из загородных поместий, если бы не некие крайне важные научные изыскания, требующие моего присутствия. — Он вздохнул. — Если уж вам так нужно мое мнение, то рискну предположить, что проведенная диверсия — дело рук каких-то извращенцев.

— О… извращенцев? — Я удивленно мигнул. — Вы употребили это слово в буквальном смысле?

— Ну да. Меня ненавидят не только религиозные фанатики и эти фетишисты из «Толерантности». Но ведь вы и сами все знаете. Я ведь не только содействовал внедрению диттотехнологий в обыденную жизнь, но и всегда выступал против неправильного их использования. С самого начала мне было глубоко противно то, во что превратили мое открытие некоторые безнравственные члены нашего общества.

— Что ж, изобретатели всегда идеализировали…

Он не дал мне договорить.

— Я произвожу на вас впечатление витающего в облаках идеалиста? — резко бросил Каолин. — Мне ясно, что любое нововведение используется во вред, когда становится достоянием масс. Возьмите книгопечатание, кино или Интернет. Они почти сразу стали проводниками порнографии. Сейчас одинокие чудаки употребляют дитто для секса, стирая все границы между реальностью и фантазией, верностью и изменой, моралью и безнравственностью.

— Вас-то это не удивило.

— В общем, нет. Все поняли, что новая технология снова делает безопасным секс с незнакомцем, чего так боялись предшествующие поколения. Естественный ход маятника, основанный на глубоко укоренившихся животных инстинктах. Черт возьми, тенденция к использованию анимированных кукол прочилась еще до того, как Бевисов и Львов впервые шпринтировали Постоянную Волну. Меня не порадовал тот факт, что повсюду стали открываться клубы по обмену дитто, но в этом хотя бы было что-то человеческое.

— И лишь затем последовало движение «модификации». Волна за волной так называемых инноваций, преувеличений, целенаправленных членовредительств…

— Ах да. Вы боролись против того, что пользователи изменяли продаваемые вами заготовки. Но теперь-то эта тема уже неактуальна.

Каолин пожал плечами:

— Тем не менее я уверен, что эти извращенцы не забыли, как я боролся против них. Кроме того, я ежегодно оказываю финансовую поддержку сторонникам Законопроекта о жестокости.

— Вы имеете в виду законопроект о приличии? — пробормотал устроившийся на балюстраде Пэллоид. — Неужели вы действительно хотите, чтобы все выходящие с фабрики дитто были лишены способности к проявлению и восприятию эмоций?

— Я за запрет чувств, способствующих агрессивному или враждебному поведению.

— Но зачем тогда големы? Кайф как раз в том, чтобы через своих дитто выпустить на волю подавляемые эмоции, освободиться от сидящих в нас демонов.

— Подавление существует не зря, — горячо возразил Каолин. Пэллоид знал, как «завести» собеседника. — С социальной, психологической и эволюционной точек зрения оно играет важную роль. Каждый год антропологи отмечают тревожные тенденции. Люди привыкают к возмутительно высокому уровню жестокости и насилия…

— Но проявление жестокости и насилия ограничены в пространстве и времени. Почему бы не помечтать о том, что ты никогда не совершишь лично.

Убедительных доказательств переноса такого поведения в реальную жизнь не найдено.

— Люди равнодушно воспринимают уродование человеческой формы…

— Но при этом на своей шкуре познают, каково быть не таким, как все, калекой, например. Или лицом противоположного пола.

— Они причиняют страдания…

— …и сами же их испытывают…

— …становятся бесчувственными…

— …и проникаются сопереживанием…

— Хватит, — крикнул я.

Нельзя сказать, что мне было неинтересно наблюдать за жаркой дискуссией между платиновым големом мультимиллионера и похожим на хорька существом из Диттотауна. Но у Пэла совершенно отсутствует чувство самосохранения, а это уже небезопасно, ведь мы во многом зависели от терпеливости нашего клиента.

— Итак, вы считаете диверсию актом мщения за поддержку определенных законопроектов? — спросил я.

ДитКаолин пожал плечами:

— В прошлом году они были приняты в Фарсиа-на-Индус. В следующем месяце голосование пройдет в Аргентине. В случае успеха она станет двадцать седьмой страной, ограничившей сферу использования диттотехнологии. Недоумки могут узреть в этом тревожную тенденцию движения к эпохе, когда наши потомки станут спокойнее и лучше, чем мы…

— То есть сексуально пассивными и безынициативными…

— Такие меры помогут человечеству возвыситься, а не деградировать до примитивного уровня, — закончил Каолин, наградив Пэллоида недовольным взглядом, ставящим точку в их споре. На этот раз даже мой маленький друг понял намек. А может быть, его остановило прибытие автомобиля, за рулем которого сидел безликий Желтый, единственной характерной чертой которого было то, что он тихонько мурлыкал под нос какую-то незатейливую мелодию. Уступив водительское место мне, дитто поспешил к подошедшей маршрутке, чтобы вернуться во «Всемирные печи».

Я приподнял кресло и получил от платинового Каолина портафон с фиксированным номером, звонить по которому разрешалось в случае крайней необходимости. Кроме того, согласно инструкции, мне следовало посылать аудиоотчет через каждые три часа на некий электронный адрес.

Я уже собирался закрыть дверцу, когда хорек-голем перепрыгнул с моего плеча на плечо Каолина. Двойник магната вздрогнул, а Пэллоид поскреб лапкой-рукой по его шее.

— Невероятно, — пропел миниатюрный дитто. — Какое качество! Почти как настоящая.

Мне показалось, что мой друг собирается наградить Каолина поцелуем, вместо этого Пэллоид вдруг вонзил свои острые зубы в поблескивающую шею!

Из двух ранок-близнецов полилось что-то густое.

— Какого черта!

Лицо Каолина перекосилось от боли и злости, а взметнувшийся кулак сбросил наглеца, влетевшего через окно в салон и приземлившегося прямо мне на колени.

Слизнув застывшую на зубах кровь, мой друг с отвращением сплюнул.

— Глина! О'кей, он все-таки подделка. Но проверить же надо было. Может, наш новый босс только притворяется.

В этом весь Пэл. Сильные мира сего пробуждают в нем все самое худшее. Я поспешил успокоить нашего нанимателя.

— Извините, сэр. Ух… Пэл такой дотошный. А тело действительно настолько реалистичное…

ДитКаолин возмущенно фыркнул:

— А если бы это была маскировка! Проклятая тварь могла изувечить меня! Кроме того, не ваше дело, в каком обличье я выступаю! Я мог бы…

Он оборвал себя и сделал глубокий вдох. Рана уже перестала кровоточить, тягучая жидкость превратилась в керамическую корку. Между нами, дитто, говоря, это чистый пустяк.

— Убирайтесь отсюда. И не беспокойте меня, пока не обнаружите что-нибудь интересное.

— Спасибо за все! — бодро ответил Пэл. — Передавайте привет вашему архети…

Я ударил по газам, оборвав его на полуслове. Проезжая через ворота, я бросил на моего спутника неодобрительный взгляд.

— Что? — Хорек-голем ухмыльнулся. — Еще скажи, что тебе не было любопытно. Сейчас столько всего говорят. И ведь этого парня никто не видел живьем уже несколько лет.

— Любопытство — это одно, Пэл…

— Одно? А что еще? Меня только оно и держит. Понимаешь, что я имею в виду?

Увы, я понимал. Все, что мне дал Каолин, это лишь еще один день жизни.

Что можно сделать за это время? Добиться справедливости. Или хоть немного отомстить злодеям, убившим бедного Альберта. Этим можно было бы удовлетвориться. Но никакое удовлетворение не возьмешь с собой дальше, чем до рециклера.

— Ладно, Альберт. Ты видел, какую он скорчил физиономию, когда я запустил в него зубы?

— Черт, да, видел. Ты маленький…

Я покачал головой. Выражение оскорбленного достоинства и изумления было…

Я невольно прыснул со смеху, и в следующую секунду мы оба уже хохотали как сумасшедшие, наш автомобиль проскочил на желтый свет. Четырехбалльное нарушение. И штраф придется заплатить «ВП». Но меня это нисколько не огорчило. Я смеялся, чувствуя силу и энергию обновленном тела. Я смеялся, зная, что проживу еще один день Черт возьми, я уже давно не чувствовал себя таким живым!

— Ну все, — сказал я наконец, стараясь сконцентрироваться.

Мы ехали по Реал-тауну, где могли быть дети. Надо быть повнимательнее.

— Поедем к Ирэн. Посмотрим, что там делается.

То, что там делалось, можно охарактеризовать одним словом: смерть.

У входа в «Салон Радуги» собралась внушительная толпа. Всевозможные пестро раскрашенные дитто — специализированные и модифицированные в домашних условиях для наслаждений или ритуальных поединков, нервно прохаживались и озадаченно переговаривались, получив поворот от ворот их излюбленного клуба, обтянутого предупреждающей лентой. Ее блеск вызывал резь в глазах, посылая сигнал «не подходить» непосредственно к фиброволокнам, пронизывающим глиняные тела големов.

У входа стояла рыжеволосая красотка в черных очках. Когда мы с Пэллоидом подошли ближе, она терпеливо объяснила:

— Повторяю. Извините, но входить нельзя. Клуб переходит под новое управление. А пока ищите другое место для развлечений.

Я пригляделся к рыжей повнимательнее. Роскошные формы придавали ей вид официантки-конфетки, спрятанные под ногтями иголки говорили о том, что девица может выполнить и функции вышибалы, если клиент позволит себе лишнее. Должно быть, это и есть одна из рабочих пчелок улья Ирэн, того самого странного сообщества, описанного в дневнике Серого.

Она вполне соответствовала данной им характеристике, но казалась усталой и несвежей, держась, наверное, на последних запасах энергии.

Некоторые клиенты уходили, надеясь отыскать другое злачное местечко. Лица их были унылы и серьезны. Особенно у тех, кого хозяева снабдили внушительным инструментарием для боев или секс-оргий. Есть немало людей, «подсевших» на секс или насилие, которые не могут жить, не получая ежедневно порцию острых ощущений. Если дитто являются домой без нужного товара, оригиналы могут даже отказаться принять их обратно. Шансы на продолжение, на дальнейшую жизнь зависят у таких големов от того, удалось ли им раздобыть нечто пикантное, острое, мерзкое и гадкое.

И все же клиенты продолжали прибывать, надеясь невесть на что или ругаясь с рыжей. И что, она так и будет стоять, пока не развалится на части? Судя по записи нашего неудачника-Серого, Ирэн относилась к разгрузке големов очень серьезно.

— Попробуем зайти с тыла, — предложил Пэллоид. — Если не ошибаюсь, свою матку-королеву они держат там.

Королева. Конечно, я об этом слышал. Но все равно жутковато. Ульи, королева… Кое-кто утверждает, что в конце концов мы все придем именно к этому, повинуясь неумолимой логике развития диттотехнологии.

Интересные времена.

— О'кей. Давай зайдем с тыла и посмотрим.

Глава 26

После долгой ночи нелегкого перехода через пустыню мы с Риту чувствовали себя усталыми и грязными.

Вы, возможно, предположите, что маскировка вообще довела нас до состояния полного изнеможения и что вид у нас был хуже некуда, но это не так. К счастью, лучшие марки грима отличаются очень высоким качеством и не засоряют поры. Краска не только не препятствует потоотделению, но и способствует испарению, усиливая охлаждающий эффект даже легкого ветерка.

Грязь и соль выходят наружу. В общем, как говорят, эти материалы настолько хороши, что с ними чувствуешь себя свежее и чище, чем с открытой кожей.

Все это хорошо, пока у вас достаточно питьевой воды. За время нашего ночного перехода, начавшегося от места, где остался «вольво», ее отсутствие становилось проблемой дважды. Оба раза, когда контейнер пустел, а вокруг расстилались бескрайние просторы без малейшего намека на цивилизацию, я задавал себе вопрос, а правильное ли мы приняли решение.

И все же, несмотря на кажущееся запустение, сегодняшняя пустыня уже не та, что была во времена наших предков. Когда кончалась вода, обязательно подворачивалось что-то, что не давало впасть в отчаяние. Сначала мы набрели на брошенный домик скваттеров, построенный лет сто назад, стоящий на грубых бетонных плитах и укрытый ржавой металлической крышей. Водопроводные трубы оказались забитыми, но в цистерне скопилось вполне достаточное количество неприятной на вкус, затхлой, но тем не менее пригодной к употреблению дождевой воды. Во втором случае Риту обнаружила лужицу на месте уже несуществующей шахты. Пить эту бурую жидкость мне не хотелось, но современные системы очистки быстро выводят из организма любые токсины. Если, конечно, вовремя добраться до цивилизации.

Так что наш поход оставался пусть и не всегда приятным приключением, не доходящим до той грани, за которой открывается суровая перспектива — жизнь или смерть. Несколько раз мы замечали в отдалении метеостанцию или пункт наблюдения экологов. В крайнем случае всегда можно было обратиться за помощью. Но мы не собирались этого делать по весьма веским причинам. Так что выбор оставался за нами, а посему путешествие получалось сносным.

Нам даже хватало энергии на разговоры. В основном речь шла о последних постановках. Ставший клише классический сюжет не отличается оригинальностью: двойник утверждает, что он «реальный», и обвиняет некоего самозванца в том, что тот украл его нормальную жизнь. Как оказалось, мы оба посмотрели и диттодраму «Красный, как я» о женщине, естественный цвет кожи которой делал ее похожей на голема. Нам всем приходится мириться с тем, что мы большую часть времени являемся «просто собственностью», потому что в итоге все компенсируется, верно? Героиню же никогда не принимали за владельца, реального гражданина. Мне почему-то вспомнился Пэл, прикованный к своему креслу и не имеющий возможности в полной мере познать мир без дитто. В мире не все справедливо.

Постепенно я узнал, почему Риту отправилась в это путешествие лично, а не послала дитто. Оказалось, что у нее с ними проблемы — она не может делать надежные копии. Дитто часто получаются с отклонениями.

Что ж. У миллионов людей вообще нет печей, и они вынуждены вести простую линейную жизнь, унылую и однообразную; Фанатики называют таких людей «бездушными», считая, что подобное происходит с теми, у кого нет настоящей Постоянной Волны, поддающейся копированию. Изъян передается по наследству, затрудняет поиски работы и супруга. Современная версия высшей меры наказания — отсечь открытый Бевисовым нервный узел и тем самым сделать импринтинг невозможным. Пожизненное заключение на нынешний лад.

Многие десятки миллионов способны анимировать только жалкие, грубые, неуклюжие карикатуры, пригодные разве лишь для стрижки газонов или покраски заборов.

У Риту проблема иного свойства. Двойники получаются высококачественные, но многие из них становятся Франки.

— Когда я была тинейджером, они уже из печи выходили злыми, презирающими и ненавидящими меня. Вместо того чтобы помогать мне в достижении целей, некоторые всячески этому препятствовали или ставили меня в неловкое положение.

В последние годы я достигла чего-то вроде равновесия. Примерно половина големов выходят такими, как я хочу. Остальные отклоняются от нормальной линии поведения, но, к счастью, не причиняют никому неприятностей. Тем не менее я обеспечиваю всех мощными транспондерами, чтобы не беспокоиться по поводу их поведения.

Признание далось Риту нелегко, да и то лишь после долгих часов пути, когда усталость ослабила ее настороженную сдержанность. Я пробормотал что-то сочувственное, не решившись сказать, что никогда не делал Франки.

До вчерашнего зеленого, приславшего то странное сообщение. Впрочем, я до сих пор не уверен, что оно меня убедило.

Что касается проблемы Риту, то изучение психопатологии натолкнуло меня на одно заключение: дочь Йосила Махарала страдает от глубоко укоренившихся психологических проблем, которые не проявляются до тех пор, пока она остается в надежной скорлупе собственного тела. Но при копировании они высвобождаются.

Классический случай подавленной ненависти к себе. Подумав, я мысленно раскаялся — нельзя выносить диагноз другому человеку на основании столь хлипких свидетельств.

Вот и объяснение того, что Риту отправилась сопровождать меня лично. Ей нужно было самой осмотреть убежище Йосила Махарала. Чтобы убедиться, что все сделано правильно, она должна была прибегнуть к старомодному способу.

Почти весь наш разговор был записан крошечным транскрайбером, имплантированным под кожу за моим левым ухом. Я чувствовал себя виноватым, но остановить запись не мог. Потом. Если представится случай, сотру кое-какие эпизоды.

Международный полигон Джесса Хелмса.

Издалека он похож на типичную военную базу — зеленый оазис с покачивающимися пальмами, теннисными кортами и бассейнами. Казармы для размещения приезжающих сразиться друг с другом войск выглядят отнюдь не шикарно — укрытые в тени деревьев пляжного типа бунгало, окрашенные в приглушенные тона. Рядом с ними киберсимуляционные пункты, тренировочные арены и сады для медитации. Все, что нужно солдатам, стремящимся поддержать свой боевой дух.

Резким контрастом этим лагерям являются роскошные, устремленные в небо отели, предназначенные для журналистов и официальных лиц, лично посещающих каждое крупное сражение. Надежные проволочные ограждения, смертельно опасные для нарушителей, держат на расстоянии репортеров и любительские камеры, так что воинов ничто не отвлекает от целенаправленной подготовки к сражениям.

Далеко за пределами оазиса, под природным холмом, окруженным кольцевой дорогой, находится подземная начинка базы — комплекс обеспечения, который ни разу не видели миллионы фэнов, с жадностью наблюдающих за мини-войнами. Там производится самое современное вооружение, и там же ежечасно штампуются сотни големов, пополняющих ряды воюющих сторон. В нескольких километрах отсюда расположен еще один подземный комплекс, в котором располагаются приезжающие пять-шесть раз в год армии из других стран.

— Не похоже, чтобы война закончилась, — заметила Риту, когда мы по очереди осмотрели оазис через ручной окуляр, одну из немногих вещей, спасенных из развалившегося «вольво».

Даже с вершины хребта, отстоящего примерно на 5 километров от границы полигона, было отчетливо видно, что боевые действия в самом разгаре. Парковки возле отелей забиты автомобилями. В небе кружили спутники связи и видеозонды.

Да, там что-то происходило. За ограждением, на глазах сотен любопытных вуайеристов. Время от времени оттуда доносились сердитые громыхания, напоминающие раскаты грома. Иногда взрывы мощных бомб так сотрясали воздух, что горячие волны докатывались до нас. Порой им сопутствовали яркие вспышки, от которых по высушенной солнцем равнине пробегали тени.

То, что творилось там, напоминало ад. Жестокий водоворот смерти, куда более безжалостный и кровопролитный, чем могли представить себе наши предки. И однако же в нашем тесном мире трудно найти человека, которому становилось бы не по себе от этого зрелища.

— Итак, как мы проберемся туда, чтобы повидать твою подружку? Подойдем к главным воротам и вызовем ее?

— Не думаю, что стоит привлекать к себе внимание.

— Без шуток. Насколько я в курсе, тебя подозревают в крупном преступлении.

— И считают мертвым.

— Ах да, мертвым. Вот будет переполох, когда ты предъявишь свою сетчатку для идентификационного сканирования. Тогда… Хочешь, я это сделаю? Могу снять комнату. Надо же смыть эту краску. — Она провела рукой по щеке. — Я бы приняла ванну, а ты позвонил ей.

Я покачал головой:

— Конечно, решать тебе, Риту. Но не думаю, что ты должна обнаруживать себя. Даже если тобой не интересуется полиция, не стоит забывать о Каолине.

— Если только это действительно был Эней. Не могу поверить, что он хотел убить нас. Нельзя верить всему, что видишь, Альберт.

— Хм. Готова держать пари, что это был не он? Ставка — жизнь. Ясно, что Каолин и твой отец вовлечены во что-то крупное. Что-то рискованное. И все указывает на то, что они разошлись. Возможно, из-за этого погиб твой отец. Кстати, на том же шоссе, где и нам устроили засаду.

Риту подняла руку:

— Ты меня убедил. Нам нужен надежный терминал, чтобы выяснить, что происходит, а уж потом объявлять, что мы живы.

— И это организует Клара. — Я поднял окуляр. — Давай пройдем еще несколько километров и привлечем ее внимание.

— Как это сделать?

Я указал на небольшой лагерь, слева от главных ворот, у самого ограждения. Разноцветные фигурки, суетливо перемещавшиеся между тренировочных площадок, машин и палаток, создавали впечатление проходящего там карнавала анархистов.

— Туда. Сейчас мы пойдем туда.

Глава 27

С маленьким дитто-хорьком на плече я отступил от главного входа в «Салон Радуги» и направился к тыльной стороне здания. Там тоже стоял предохранительный барьер, но мне не пришлось раздумывать, как его миновать. Ворота оказались приоткрытыми: вероятно, их не закрыли после большого фургона, въехавшего внутрь. Мы протиснулись в узкую щель и не спеша приблизились к громадной машине.

Именно это возвещал голобаннер с ангельского вида херувимами, приветливо кивающими головами. Большая «тарелка» передатчика на крыше выглядела на первый взгляд какой-то самодельной, довольно мудреной и слишком сложной для связи со спутником. Пробираясь мимо, я почувствовал, как мелко задрожала кожа, словно в нее воткнули сотни иголок. Нечто похожее я испытал совсем недавно, когда проходил обновление.

— Высокое напряжение, — прокомментировал Пэллоид, выгибая спину.

Шерсть у него поднялась.

— Ты о них что-нибудь слышал? — осведомился я, зябко поводя плечами.

— Немного. То да се, — напряженным голосом ответил Пэл.

Из фургона в полутемную глубь помещения, откуда доносились звуки органной музыки, уходили толстые, надежно изолированные криопаром кабели. Я осторожно переступил через них и сделал несколько шагов в напоминающий пещеру зал, где увидел два-три десятка фигур в длинных одеждах. Они нестройно раскачивались в такт похоронно звучащей мелодии.

— Что тут происходит? — прошипел Пэл. — Снимают эпизод «Театра Винсента Прайса»?

Я знал, что произошло здесь всего лишь накануне, когда эти существа обманули одного из лучших Серых Альберта, имплантировав в него прионовую бомбу. Если им удалось перехитрить Серого, то бедняге Зеленому надобно быть вдвойне осторожным.

Привыкнув к полумраку, я заметил, что собравшиеся похожи на стоявшую у главного входа красотку. У всех была отличительная особенность — красноватый оттенок кожи. У всех, кроме центральной фигуры, лежащей на возвышении и такой бледной, что поначалу я принял ее за высококлассную копию.

Но нет, это была реальная женщина с редкими прядями седых волос, торчавшими из-под многочисленных прилепленных к ее голове электродов. В наши дни многие стремятся поддерживать органическое тело в хорошей форме, принимая солнечные ванны, чтобы их не спутали с големами! Но есть и такие, кто использует свое тело с одной-единственной целью — вместить в него впечатления многочисленных двойников. Очевидно, Ирэн принадлежала к их числу. Неудивительно, что она управляла модным заведением, предназначенным для ценителей самых изысканных наслаждений!

И все же, судя по звукам реквиема, наполнявшим все пространство между высокими стенами, жизнь Ирэн — наверное, очень долгая — подходила к концу. Ее грудь под покрывалом вздымалась и опадала в каком-то неровном, судорожном ритме. По тонким трубкам поступали неизвестные мне жидкости, поддерживающие бренную плоть, а на экране монитора подрагивали линии, фиксирующие работу систем.

Печи я не заметил. Не было видно и дитто-заготовок. Значит, Ирэн не собиралась делать призраков, как часто поступают умирающие, рассылая автономных двойников с различными прощальными поручениями — завершать дела, сказать то, что человек не смел сказать при жизни. Большинство из окружавших Ирэн копий выглядели далеко не свежими. Возможно, все они присутствовали при той «операции», которой подвергли накануне Серого Альберта.

Когда Ирэн прекратила копировать себя? Тогда же? Или немного позже? Странное совпадение. Если, конечно, совпадение.

Продолжая оставаться в тени, я увидел, как одна из Ирэн, стоявшая несколько в стороне от других, подошла к пурпурному голему с огромными глазами — и изогнутым клювом.

— Гор, — пробормотал Пэллоид.

— Что?

— Гор! — Он кивнул в сторону гостя, облаченного в яркое длинное одеяние с какими-то непонятными надписями и вышитыми загадочными символами. — Египетский бог смерти и загробной жизни. На мой взгляд, чересчур претенциозно.

Конечно. «Последний выбор». Одна из фирм, предлагающих специализированные услуги мертвым, или умирающим. Если кто-то желает получить нечто особенное, всегда найдется миллион безработных, готовых предоставить вам желаемое.

Я подошел ближе. Голем с птичьей головой объяснял что-то своей собеседнице, тыча пальцем в яркую брошюру.

— …Это один из самых популярных вариантов. Сохранение в низкотемпературной камере. У меня есть все необходимое оборудование для того, чтобы органическое тело вашего архетипа было пропитано нужной комбинацией научно сбалансированных стабилизирующих агентов. После этого его температура будет понижена. Я доставлю тело в наше главное хранилище в Редленде, где находится источник геотермальной энергии. Условия прекрасные. Хранилище надежно защищено от любых катастроф, исключая только прямой удар кометы! Вашему ригу нужно лишь импринтировать документ на право…

— Нас не интересует заморозка, — ответила дитИрэн, представлявшая весь улей. — Существуют неопровержимые доказательства того, что замороженный человеческий мозг не способен сохранить Постоянную Волну. Она исчезает и уже не возвращается.

— Но остаются воспоминания, сохраняемые в квадриллионе синапсов и внутриклеточных…

— Память не гомологична, это не то, чем человек является на самом деле. Кроме того, доступ к памяти может получить только функционирующая копия оригинальной Постоянной Волны.

— Ну, дитто можно заморозить. Допустим, одна из заготовок отправится в хранилище вместе с головой оригинала. Затем, когда-нибудь, когда технология продвинется вперед настолько…

— Пожалуйста, не надо, — прервала его Красная Ирэн. — Нас не интересует научная фантастика. Пусть другие платят за то, чтобы побыть вашими подопытными свинками. Нам нужна простая служба, вот почему мы вам и позвонили. Мы выбираем антенну.

— Антенну. — Пурпурный кивнул. — Закон обязывает меня предупредить вас, что технология не подтверждена, успех не гарантирован, несмотря на то что многие считают резонансное…

— У нас есть основание полагать, что причина ваших недавних неудач заключается в недостатке концентрации, желания, целенаправленности. Мы все это обеспечим, если вы исполните свою работу.

Гор выпрямился.

— Тогда — антенна. И все же мне нужен релиз. Пусть ваш архетип оставит прижизненный импринт здесь.

Он извлек из-под складок накидки тяжелый плоский прямоугольник и сорвал прозрачную пластиковую упаковку. Плотное пароподобное облако поднялось в воздух. Ирэн осторожно взяла пластину двумя руками за края, стараясь не касаться влажной поверхности.

— Я вернусь через несколько минут. Надо кое-что подготовить.

Гор повернулся к фургону, всколыхнув многоцветие своих сверкающих одеяний.

Красная посланница прошла через толпу своих сестер, расступившихся перед ней, словно по какому-то мысленному сигналу. Подойдя к помосту, она остановилась с высоко поднятой пластиной перед лежащей бледной фигурой. Реальная Ирэн отреагировала тем, что подняла сначала одну, а потом и другую руку.

Она в сознании, сообразил я.

С обеих сторон к лежащей придвинулись две копии. Пластинка опустилась… ниже… еще ниже, ближе к болезненно-желтоватому лицу. На поверхности появились конденсированные капельки теплого дыхания. Ирэн глубоко вдохнула, и тут же красная дитто прижала глиняную пластину к ее лицу, быстро и с достаточной силой… подержала несколько секунд, пока не получилась маска — с рефлекторно открытым ртом.

Процедура не заняла много времени. Сырая глина трансформировалась у нас на глазах — по ней пробежала цветовая рябь, включавшая и те оттенки спектра, на поиски которых древние отшельники отправились в самые дальние уголки мира. Область рта полыхнула подобно освещенному разрядом молнии небу.

ДитИрэн отняла уже затвердевшую глину, и мы увидели, как по телу королевы пробежала дрожь.

— Ненавижу такие штуки, — пробормотал Пэллоид. — Проклятые юристы.

— Подпись можно подделать. Отпечатки пальцев тоже, как и криптошифр и ретиноскан. Но печать души уникальна.

Теперь Ирэн заключила договор с «Последним выбором», купив нечто, по-видимому, весьма ценное. Ну-ну. Да здравствует Большая Дерегуляция. Государство не вмешивается в ваши отношения с духовным наставником, особенно в тех случаях, когда речь заходит о том, как вы намерены обставить уход из этого мира.

Жаль, что бедняге Альберту не дали возможности сказать свое последнее слово. Отчасти — благодаря Ирэн.

Пэллоид у меня на плече шевельнулся и напрягся. Обернувшись, я увидел приближающуюся к нам фигуру. Еще одна Красная. Пожалуй, более старая, чем другая, но все еще грозная.

— Мистер Моррис? — Она слегка наклонила го лову. — Это вы? Или другой? Мне представиться?

— Ни то, ни другое, — ответил я, не заботясь о том, насколько ее смутит мой загадочный ответ. — Я вас знаю, Ирэн. Но я не тот, кого вы взорвали вчера.

В ответ она выразительно пожала плечами:

— Я увидела вас и подумала, а что, если…

— Если что?

— Вдруг в новостях наврали. Вдруг вы тот самый дитто, который был здесь вчера.

— Что вы пытаетесь мне внушить? Вам прекрасно известно, что случилось с тем Серым. Вы убили его. Взорвали «Всемирные печи». И только благодаря его героизму никто не погиб, и здание не было разрушено. Ваша бомба…

— Наша бомба, — поправила она. — Так все скажут. Но признаюсь, мы считали, что имплантируем шпионское устройство, которое должно было зафиксировать и оценить экспериментальные анимаполя в Исследовательском отделе «ВП»…

— Какая чушь, — прокомментировал Пэл.

— Нет, правда! Известие о диверсии против «ВП» стало и для нас полным сюрпризом. Мы поняли, что нас использовали. Нас предали.

— Верно. Но только не вам говорить о предательстве.

Она кивнула, не заметив сарказма.

— И все же я расскажу. Мы сразу поняли, что нас подставили, что все делалось для того, чтобы свалить на нас бремя ответственности за эту злодейскую диверсию и одновременно прикрыть истинного виновника, оградить его от мести. Хотя ваш Серый сработал превосходно, замаскировав следы, скрыв связь с теми, кто его нанял, столь масштабное преступление все равно было бы раскрыто. «Всемирные печи» не пожалели бы средств и сил, чтобы установить виновных. После того как маскирующие слои были бы сняты, мы оказались бы в положении крайних. Вы — первый вестник неминуемого наказания, мистер Моррис?

— Я, может быть, и вестник, но не Моррис, — пробормотал я так тихо, что она не услышала.

— Мы немного удивлены, что вы пришли, — призналась Ирэн. — Не служба безопасности «ВП», не полиция. Наверное, они прибудут позже? Впрочем, это не важно. Мы не задержимся здесь надолго. Мы уходим, пока еще есть возможность избрать способ ухода.

На это я покупаться не собирался.

— Вы утверждаете, что ничего не знали о прионовой бомбе. А как насчет атаки на реального Альберта, убитого в собственном доме?

— Разве не ясно? — спросила она. — Руководитель, кукловод, тот, кто стоит за всем этим, наш общий враг, использовал нас, скрыв собственную роль. Для этого он не должен был оставлять свидетелей. Никаких ниточек, которые могли бы привести к нему. Вас он убил немного быстрее, чем меня, но так же безжалостно. Вскоре нас не будет: ни вас, ни меня. По крайней мере в этой реальности.

Я взглянул на помост, который уже подкатили поближе к фургону. К оборудованию, стоящему рядом с реальной Ирэн, подключили шипящие криокабели.

— Вы совершаете какое-то изощренное самоубийство. Из-за этого вы не сможете дать показания в суде. Уверены, что хотите именно этого? Не слишком ли много милости по отношению к бывшему партнеру, предавшему вас? Не стоит ли помочь схватить его и наказать?

— Зачем? Месть не имеет значения. В любом случае мы умирали… вопрос только во времени. Мы стали участниками его заговора, как если бы решились на опасную игру в надежде отвратить судьбу. Мы поверили ему, рискнули и проиграли. Но у нас хотя бы осталась возможность уйти так, как нам хочется.

Пэллоид громко фыркнул.

— Возможно, для вас месть ничего не значит, но Альберт был моим другом. Я хочу добраться до того мерзавца, который сделал это.

— Мы желаем вам удачи. — Красная вздохнула. — Но злодей — признанный мастер уходить от ответственности.

— Это тот вик Коллинс, с которым встречался Серый Альберта?

Она кивнула:

— Вы уже знаете его под другим именем. Мной вдруг овладело гнетущее чувство.

— Бета.

— Да. Его не порадовал налет на Теллер-билдинг. Ему дорого обошлась ваша настырность. Но план использовать Альберта Морриса в этой хитроумной комбинации созрел еще раньше.

— Как и план использовать вас.

— Согласна. Мы считали, что речь идет о промышленном шпионаже. Думали, раздобудем какую-нибудь новейшую технологию и попользуемся ею, пока «ВП» будет проходить лицензирование.

— Новейшую технологию? Дистанционное копирование?

Эту версию преподнесли Серому.

— Нет, конечно. Этим интересовалась маэстра Уэммейкер, но не мы. О дистанционном копировании упомянули, чтобы сбить со следа мистера Морриса. Впрочем, подозреваю, вы уже знаете, что мы ищем.

— Обновление, — предположил Пэл. — Способ продлить существование дитто. Я даже знаю, почему это вас заинтересовало. Хотите, угадаю? Память вашей архи полна или близка к тому.

— Полна? — спросил я.

— Слишком много загрузок. Ирэн сделала огромное количество копий, загружала в себя память каждого двойника и достигла предела, о котором большинство людей не могут даже догадываться. — Пэллоид повернул мордочку к Красной. — Сколько столетий субъективного времени вы прожили? Тысячу лет?

— Разве это имеет значение?

— Может быть. В каком-то смысле. Для науки. Другие могли бы поучиться на ваших ошибках. — Я говорил это, понимая, сколь тщетен любой альтруистический призыв. Эту женщину не тронешь ничем, кроме ее собственной выгоды. — Значит, вы прослышали о процессе обновления и решили, что сможете…

— …отвратить неизбежное, да? — закончил за меня Пэллоид. — Отсюда и согласие работать с Бетой. Выгодный альянс. Он продает дешевые копии любителям поразвлечься. Обновление помогло бы продлить срок службы матриц. Возможно, он даже переключился бы с продажи на более прибыльную аренду!

— Так он нам и объяснил. Бета показался нам естественным союзником, способным помочь украсть эту технологию. Я… мы до сих пор не понимаем, чего он рассчитывал достичь уничтожением «Всемирных печей».

— Ну, ему это не удалось! — бросил Пэллоид. — Благодаря Альберту, который в итоге оказался смышленее.

Я едва сдержался. Смышленее!.. Сомнительная похвала.

— Каковы бы ни были мотивы Беты, уверен, он не успокоится и попытается повторить попытку.

Ирэн кивнула:

— Вероятно. Но нас это уже не коснется.

Действительно, приготовление подходило к концу. Бледно-серые клубы тумана окутывали помост, массивные высокочувствительные сифтеры нацелились на седую голову реальной Ирэн. Ее дыхание затруднилось, но глаза оставались открытыми. Из горла лежащей женщины прорвались тихие булькающие звуки, и я подумал, не хочет ли она сказать что-то, если, конечно, еще не утратила эту способность. Долгое время Ирэн пользовалась другими глазами и ушами, руками и ртами, общаясь с миром.

Вернулся Гор, успевший переодеться в новое платье, синее, с какими-то кругами. Он возился вокруг помоста, образовав нечто вроде цветка, лепестками которого стали они сами. На всех были стандартные шапочки-электроды.

— Похоже, они собираются загрузиться в нее все сразу, — заметил Пэллоид. — У меня, наверное, голова лопнула бы от такого.

— Должно быть, привыкла, — ответил я, поворачиваясь за подтверждением к Красной. Но та ушла! Ничего не сказав, не попрощавшись, присоединилась к другим. Я бросился следом и схватил ее за руку. — Секундочку. У меня есть еще вопросы.

— А у меня дела, — сдержанно ответила она. — Поторопитесь.

— Как насчет Джинин Уэммейкер. Участвовала ли она в этом заговоре? Или там был кто-то, замаскированный под нее?

Красная усмехнулась.

— Разве не удивительная эпоха? Никогда не знаешь наверняка. Тут не обойтись без структурального анализа души. Выглядела и вела себя, как маэстра, но… извините, мне надо идти.

— Подождите. Вы мне немного задолжали! — воскликнул я. — Скажите хотя бы, как найти Бету.

Она рассмеялась.

— Шутите. Прощайте, мистер Моррис.

Я снова схватил Красную за руку и повернул к себе. В ее глазах сверкнула злость. Из-под кроваво-красных ногтей выползли иголки, поблескивающие кое-чем более опасным, чем нокаутирующее масло. По крайней мере так мне показалось. За ее спиной церемония близилась к кульминации. Гор бормотал какие-то заклинания, что-то насчет того, как каждая душа должна в итоге разрядиться в подлинный оригинал, источник всех душ, где-то там, во вселенной.

Меня вдруг озарило.

— Послушайте, Ирэн, вы ведь все еще стремитесь к некоему бессмертию, а? Попытка похитить технологию обновления провалилась, скоро здесь будут копы. Поэтому вы придумали нечто другое. Выстрелить вашу Постоянную Волну в космос. Прямиком в эфир, со всей силой микроядерного взрыва! Использовать нейроэлектрический всплеск умирающего органического мозга для усиления толчка. И все дитто послужат как бы ракетами-носителями, помогающими душе вырваться за земные пределы. Я прав?

— Что-то вроде этого, — ответила она, осторожно отступая к кругу сестер. — Там, в космосе, обнаружены природные ритмы, мистер Моррис. Астрономы отмечают субспектральное сходство с Постоянной Волной Души, только грубой, неоформленной. Нечто вроде свежей диттоглины. Тот, кто первым наложит ритм своего мозга на эти волноформы, может…

— Может получить невероятное их усиление, стать Богом! Да, я об этом слышал. — Пэллоид изумленно покачал головой и соскочил с моего плеча. — Я должен это увидеть!

Я поспешил за Ирэн.

— Но послушайте, разве все древние религии не обещали жизнь после смерти как награду за добродетель? Вы думаете, что ее заменит технология. Отлично, но если вы ошибаетесь? Может быть, древние были хотя бы отчасти правы? Что, если какая-то карма, или грех, или вина цепляются за вас, как грязь за башмак…

— Вы хотите посеять сомнения, — зашипела она.

— Они уже посеяны в том дитто, который стоит передо мной! — сказал я. — Может быть, вам не следует осквернять такими мыслями чистоту улья. Останьтесь и помогите мне. Хоть немного возместите причиненный вами ущерб. Облегчите душу. Помогите остальным, оставшись и искупив вину…

Что-то из сказанного мной вызвало бурный всплеск эмоций.

— Нет!

Она выкрикнула ругательство, взмахнула рукой, целясь в меня когтями, и, повернувшись, устремилась к помосту… но остановилась как вкопанная — в кругу красных стоял маленький, похожий на хорька голем с шапочкой-электродом. Последней. Ее кабель был отключен.

Красная взвыла с таким отчаянием, что мне стало не по себе.

Я думал, что «трудовая пчела» имеет низкое личное эго, как муравей. Но здесь все не так! Каждая часть Ирэн отчаянно жаждет продолжения. Именно это огромное мятущееся эго было силой Ирэн и причиной ее падения.

Шум, похоже, расстроил Гора. Некоторые из стоящих вокруг возвышения Красных открыли глаза.

— Пойдемте, — сказал я, протягивая руку к той, которая в ужасе смотрела на Пэллоида, уже поднесшего электроды к зубам. — Помогите мне найти Бету. Это поможет восстановить баланс кармы…

Она с криком бросилась ко мне, и я едва успел отступить, чтобы не попасть под острые иглы. Но продолжения не последовало — Красная повернулась и устремилась к выходу, перепрыгивая через кабели. Вскоре снаружи донеслись тяжелые глухие удары.

— Что за черт? — заорал Гор. — Эй, что вы делаете? Слезайте с моего фургона!

Преследуя беглянку, Пурпурный оставил работающее оборудование, и в этот миг издаваемый машиной гул сменился воем, резким, пронзительным, грозящим сорваться. Я подступил ближе, чтобы увидеть, что творится снаружи, и посмотреть на реальную Ирэн, органическую женщину, возлежащую на помосте и желающую уйти из жизни так, чтобы ее Постоянная Волна воспарила к небесам.

Ну и ну!

Я подошел к возвышению. Выскочившая наружу дитто в отчаянии карабкалась на крышу фургона! Ее преследовал Гор, довольно неприлично вскидывая голыми ногами, выглядывавшими из-под сбившихся одеяний. Тем временем через сверкающие щупальца, окружавшие голову реальной Ирэн, хлынули потоки энергии.

— Мистер Моррис…

Я едва услышал хриплый голос, почти заглушённый электрическим воем. Стараясь ни к чему не прикасаться, я наклонился к умирающей. Бледную кожу покрывали пятна и прыщики. Впервые я порадовался, что не чувствую запаха.

— Альберт…

Не могу сказать, что мне очень нравилась эта женщина. И все же она страдала по-настоящему и заслуживала жалости. По-моему.

— Могу чем-то вам помочь? — спросил я, прислушиваясь к завыванию машины. Интересно, когда же вся эта энергия вырвется наружу?

— Я… слышала… что вы сказали…

— Что? Насчет кармы и всего прочего? Послушайте, я не священник. Откуда мне знать…

— Нет… вы правы… — Она остановилась, чтобы вздохнуть. — За баром… отвинтите кетоновую крышку… достаньте этого… этого…

Ее веки затрепетали.

— Пора уходить отсюда, — сказал Пэл.

Он уже стоял у двери, спиной к свету. Я поспешно отошел от помоста и направился к нему, но на ходу оглянулся — хлынувший из машины свет становился все ярче. Тело Ирэн содрогнулось. Конвульсии пробежали и по стоявшим вокруг дитто.

Отступив на улицу, мы повернулись в сторону фургона, на крыше которого развернулась схватка между последней Красной, ухватившейся за антенну и довольно реалистично всхлипывающей, и Гором, вцепившимся в ее лодыжку.

— Отпусти! — сердито кричал он. — Ты все сломаешь! Знаешь, сколько я копил, чтобы купить лицензию…

Пэллоид вспрыгнул мне на плечо, и я зашагал к воротам, желая только одного — уйти как можно дальше от всего этого и того, что должно было случиться.

Словно удар грома потряс заднюю комнату «Салона Радуги», раскатившись оглушительной барабанной дробью или… ревом миллиона гигантских лягушек-быков с нарушением щитовидки. Ладно, со сравнениями у меня плохо, но любой родившийся в нынешнем веке узнал бы басовую модуляцию усиленной Постоянной Волны. Возможно, тяжеловесная карикатура, впечатляющая, но лишенная мягкости. Или колоссальных масштабов версия реальности. Кто скажет?

Может быть, Ирэн… через пару секунд.

Ее последняя копия взвыла на крыше фургона, отбрыкнулась от Гора и рванулась вверх, чтобы добраться до антенны.

— Не оставляйте меня! — взмолилась она. — Не оставляйте меня здесь!

— Не думал, что рабочие муравьи так пекутся о самих себе, — сухо прокомментировал Пэл.

— Я только что и сам задавал себе этот вопрос. Может быть, сравнение с ульем не так уж правильно. Личность того, кто наилучшим образом соответствует ее образу жизни, это личность, сфокусированная только на себе. Она ни за что не расстанется даже с малой частичкой себя. Наверное, к этому привыкаешь и…

Пэллоид оборвал меня:

— Вот оно!

Отступив к самому ограждению, мы увидели, как из дверей «Салона Радуги» хлынул яркий, резкий свет.

Свет был настолько резок, что даже сейчас, в солнечную погоду, по асфальту пробежали тени. Я инстинктивно прикрыл глаза ладонью.

Борьба на крыше фургона закончилась тем, что Гор с криком рухнул на землю. В тот же миг словно волна пробежала по сверхпроводящим кабелям. Несчастная Красная завопила и в отчаянии ухватилась за антенну, которая угрожающе заскрипела. Сияющая волна разбежалась по фургону. Нечто подобное северному сиянию окутало и «тарелку», и дитто, повисшую на хрупкой металлической конструкции.

Видимый глазом луч пронзил глиняное тело, которое забилось, быстро отвердевая и рассыпаясь, изогнулся в параболу, срезая крепящие антенну болты. На наших глазах «тарелка» накренилась и… упала с крыши фургона неподалеку от свернувшегося от страха в комок Гора.

Бесшумная, ослепляющая волна распространилась дальше, окатив нас с Пэлом. Я почувствовал, как мое тело сотрясла мелкая дрожь, в ушах громко и болезненно хлопнуло. Вслед за волной что-то затрещало и взорвалось, сорвав двери фургона и выбросив на улицу россыпь какого-то оборудования.

Передача закончилась, только разряд ушел не в небесные выси, а в сухой и грязный асфальт улицы.

Наступила тишина, которую нарушали только душераздирающие стоны Гора.

— Знаешь, Гамби, — пробормотал мой косматый друг, когда мы оба наконец оправились от шока, вызванного этим блистательным спектаклем. — Знаешь, этот город построен на богатых залежах чистой глины. Одна из причин того, что именно здесь Эней Каолин создал свою первую анимационную лабораторию. Так что нетрудно представить…

— Помолчи, Пэл.

Мне не хотелось слушать его измышления. Представить можно что угодно. В любом случае дым уже рассеялся, и ничто не мешало нам вернуться в «Радугу».

— Идем. — Я потер за ухом, где болело. — Посмотрим, что оставила нам Ирэн.

— Хм? О чем это ты?

Я и сам не знал. Она упомянула «кетоновую крышку». Или мне почудилось?

Мне не хотелось думать об Ирэн плохо. Несмотря на все то, что она сделала.

Мы пробрались внутрь, прошли мимо опаленных руин помоста с прожаренными останками тела, мимо обугленных кучек глины…

Никогда не видел, чтобы кто-то умер настолько основательно.

Глава 28

Йосил Махарал — точнее, его серый призрак, — похоже, очень гордится своей частной коллекцией, в которой имеются клинообразные таблички и цилиндрические печати из древней Месопотамии, той земли, где более четырех тысяч лет назад возникла письменность.

— Это и была самая первая магия, оказавшаяся не только надежной, но и повторяемой, — сказал он мне, показывая некий предмет, формой и цветом напоминающий обеденную булочку и покрытый неглубокими, набегающими одна на другую насечками. — Тот, кто осваивал новый трюк с записью своих мыслей, рассказов и слов на влажной глине, мог рассчитывать на достижение некоего бессмертия. Это бессмертие состояло в том, что человек говорил через пространство и время даже после того, как его тело обращалось в прах.

Я, возможно, не гений, но аллюзию понял сразу. Потому что сам Махарал и являлся таким вот образцом жизни после смерти, сложным новообразованием из отпечатков души, перенесенных в глину. Он говорил, думал и чувствовал уже после того, как оригинальный Йосил Махарал закончил свое органическое существование возле пролегающего через пустыню шоссе. Неудивительно, что с глиняными табличками его объединяло родственное чувство.

Коллекция Махарала включала в себя и образцы древней ручной керамики. Я увидел несколько амфор, поднятых с затонувшей две тысячи лет назад римской галеры, которую исследователи-дитто обнаружили недавно на дне Средиземного моря. Рядом с ними стояла чудесная посуда из редкого голубого фарфора, путешествовавшая некогда в трюме клипера, огибавшего южную оконечность Африки.

Еще более ценными, с точки зрения моего хозяина, были небольшие, размером с кулак, человеческие фигурки, датированные временем, когда не существовало ни Рима, ни Вавилона. Они появились на свет в эпоху, когда мир не знал ни городов, ни письменности, когда наши предки занимались охотой. Одну за другой Йосил продемонстрировал мне около дюжины этих женских фигурок, вылепленных из неолитической речной глины. Все они отличались огромными тяжелыми грудями и широкими, пышными бедрами. Он с энтузиазмом рассказал, где была найдена каждая из статуэток и сколько ей лет. В отсутствие ясно выраженных черт лица они выглядели загадочными. Анонимными. Таинственными. И поразительно женственными.

— В конце XX века вокруг этих фигурок зародился постмодернистский культ, — объяснил он, подтягивая меня за обвивающую мою шею цепь поближе к стеклянному шкафчику.

— Вдохновленные этими крошечными скульптурами, несколько гиперфеминистских мистиков сделали вывод, что культ Матери-Земли предшествовал всем другим духовным верованиям и распространялся на всю планету. Центральной фигурой поклонения неолитических племен должна была быть богиня, обладавшая такими чертами, как плодовитость и доброта. Так продолжалось до тех пор, пока мягкую Гею не сбросили дикие банды мачо, сторонников Иеговы, Зевса и Шивы, вознесенные пришествием новой волны технологий, металлургией, сельским хозяйством, грамотностью. Они нагрянули внезапно, дестабилизировав и пошатнув древние устои, привычный образ жизни, и скинули с пьедестала богиню-мать.

— Отсюда следует, что все преступления и катастрофы периода письменной истории берут начало в том трагическом перевороте.

Призрак Махарала усмехнулся, бережно поглаживая глиняную фигурку.

— Теория богини весьма креативна и дает толчок фантазии. Но есть и другое, более простое объяснение тому, почему на стоянках каменного века находят так много этих статуэток.

В каждой человеческой культуре мы находим доказательства того, сколь много творческих усилий ушло на создание этих акцентированно женских изображений. А ведь их можно рассматривать и как предметы эротического искусства или, если хотите, порнографию. Нетрудно предположить, что и в далекие дни, когда наши предки жили в пещерах, было немало неудовлетворенных мужских особей. Должно быть, они поклонялись этим «венерам» весьма привычным нам способом. Возможно, в этом поклонении недоставало места почтению, которое оказывали Гее. Но это тоже проявление человечности.

В конце концов, если по прошествии столь долгого времени что-то и изменилось, то лишь то, что сегодняшние глиняные секс-идолы куда более реалистичны и способны на большую отдачу.

— Но в этом-то и проблема.

В оковах, в миниатюрном теле, принужденный выслушивать весь этот вздор, я снова и снова задавал себе один и тот же вопрос. Он намеренно ведет себя так агрессивно, чтобы оценить мою реакцию? То есть с какой стати великий профессор Махарал так интересуется моим мнением? Я ведь всего лишь дешевый, в четверть нормального размера красновато-оранжевый голем, импринтированный с Серого, захваченного им в «Каолин Мэнор» во вторник. Разве возможен интеллектуальный разговор с таким, как я?

При этом я не чувствую себя умственно ущербным. Едва выйдя из печи, я все проверил и не обнаружил явных провалов в памяти. Конечно, мне не по силам справляться с дифференциальными уравнениями, но ведь и самому Альберту понадобилось когда-то около восьми недель, чтобы сдать зачет за курс в колледже. Постичь красоту высшей математики смог лишь третий эбеновый голем, а после экзамена Альберт без сожалений выкинул все из головы, освободив среди миллиардов нейронов место для более важных воспоминаний.

Видите? Я даже способен иронизировать.

Очевидно, копирование с копии получается у меня даже лучше, чем я сам предполагал, и, должно быть, Махарал знает об этом уже давно. Может быть, с тех пор как я участвовал в том исследовательском проекте. Неужто у меня получалось что-то особенное? Неужели Махарал уже тогда похищал мои копии для изучения?

От этой мысли мне становится не по себе. Ну и маньяк.

Утверждает, что у него есть на то основания.

— А вот мое величайшее сокровище, — сказал Йосил, подводя меня к очередному экспонату. — Я получил его от Почетного сына Неба три года назад, в благодарность за мою работу в штате.

Передо мной в запечатанном стеклянном футляре стояла фигура мужчины с осанкой солдата, с устремленным вперед взглядом, готового к действию. Работа была настолько тонкая, что я видел даже заклепки, скреплявшие полоски кожаных доспехов. Усы, бородка, скулы, глаза с азиатским разрезом — во всем намек на изощренность. Материалом для скульптуры, выполненной в полный рост, послужила коричневая терракота.

Естественно, я знал о Сиане, одной из художественных жемчужин мира. Было бы невозможно представить, что такая статуя окажется в частной коллекции — если бы их не было так много. На протяжении столетия их обнаружили в дюжине погребений, и количество находок уже давно исчислялось тысячами. Каждая статуя представляла собой копию конкретного солдата, служившего Циню, первому императору, завоевавшему и объединившему все земли Востока. Именно Цинь построил Великую Китайскую стену и дал свое имя Китаю.

— Вы знаете, что я работал там.

Махарал не спросил — он констатировал факт. Естественно. Он ведь разговаривал с другими Альбертами, устраивая им такую же экскурсию. С какой целью? Зачем объяснять все это, зная, что память будет утрачена и все придется повторять заново, когда он похитит очередную копию?

Если только это не часть того, что он пытается проверить.

— Я читал о вашей работе в Сиане, — настороженно сказал я. — Вы утверждаете, что обнаружили в глиняных статуях следы души.

— Что-то вроде этого. — ДитЙосил довольно улыбнулся, очевидно, вспомнив, какую сенсацию произвело его открытие. — Кое-кто говорит, что доказательства неоднозначны, хотя, на мой взгляд, они ясно указывают на имевший место процесс примитивного импринтинга. Какими средствами? Ответа пока нет. Возможно, счастливая случайность. Возможно, появление великой личности, что объясняет поразительные политические события той эпохи и то чувство священного ужаса, которое внушал современникам Цинь.

Прямым результатом моих изысканий стало то, что нынешний Сын Неба наконец-то согласился открыть колоссальную гробницу Циня уже в следующем году! Не исключено, что мир познакомится с тайнами, дремавшими сотни лет.

— Хм, — несколько неосторожно ответил я. — Жаль, что вы не сможете стать свидетелем этого события.

— Может быть, нет. А может быть, да. Всего одно ваше предложение, а сколько в нем тонких противоречий.

— Какое предложение?

— «Жаль» подразумевает оценочное отношение. «Вы» направлено на меня, как на мыслящее существо, того, кто в данный момент держит вас в плену, верно?

— Э… верно.

— Дальше такие фразы, как «не сможете стать» и «свидетелем». О, вы сказали намного больше, чем хотели.

— Не понимаю…

— Мы живем в особенное время, — взялся за объяснения дитМахарал. — Религия и философия стали экспериментальными науками, предметом манипуляций инженеров. Чудеса — фирменный продукт, разливаемый и продающийся со скидкой. Непосредственные потомки тех, кто изготавливал каменные наконечники для копий, не только создают жизнь, но и по-новому определяют само значение этого слова. И все же…

Он остановился. У меня наконец-то появилась возможность ввернуть слово.

— И все же?

Серое лицо Махарала исказилось.

— И все же есть препятствия! Множество проблем, похоже, так и не будут решены из-за невероятной сложности Постоянной Волны. Ее не может смоделировать ни один компьютер. Лишь самые короткие и толстые сверхпроводящие кабели способны перенести ее хрупкое величие, чтобы импринтировать его на находящееся рядом, специально подготовленное глиняное тело. С математической точки зрения это ужас! Признаться, я поражен, что у нас вообще что-то получается.

— Многие мыслители нашего времени предлагают просто принять это как дар, с благодарностью и не стремясь к пониманию. Как принимают интеллект, музыку, смех.

Он покачал головой и презрительно хмыкнул.

— Разумеется, люди на улице ничего об этом не знают. Они никогда не удовлетворяются чудом, им нужно больше и больше, им мало одной огромной жизни. Дар принимается ими как нечто само собой разумеющееся. Им подавай еще!

— Сделайте так, чтобы мы могли импринтировать големов на расстоянии. Чтобы мы телепортировали себя по всей Солнечной системе! Дайте нам телепатию, чтобы абсорбировать впечатления друг друга! Наплевать на то, что говорят математические уравнения. Мы хотим еще! Мы хотим большего!

— И, конечно, люди правы. Они ощущают истину.

— Какую истину вы имеете в виду, доктор?

— Человеческие существа вот-вот станут чем-то гораздо большим! Только не в том смысле, как они себе это представляют.

Сделав это загадочное заявление, Махарал убрал на место свои драгоценные экспонаты — клинописные таблички, фарфоровые тарелки, римские амфоры и глиняные статуэтки. Положил под стекло древние тексты на иврите и санскрите, таинственные, зашифрованные схемы средневековых алхимиков. Привычно кивнул терракотовому солдату, несущему стражу в высоком деревянном футляре. Все эти вещи давали ему, по-видимому, ощущение комфорта, доказывали, что и его работа является продолжением почетной традиции.

Затем, натянув цепь, Махарал потащил меня за собой, как провинившегося ребенка, в лабораторию, где шипели и стрекотали машины, наполняя воздух невидимыми, но ощутимыми волнами. У меня появилось предчувствие, что он хочет произвести на меня впечатление. У Йосила была склонность к драматизму. В отличие от некоторых «сумасшедших ученых» он знал, что собой представляет, и наслаждался этой ролью.

Комнату разделяла прозрачная звукопоглощающая перегородка. За ней я увидел стол, на котором около часа назад обрел сознание. Рядом с ним платформа с привязанным к ней Серым. Тем, кем я был на протяжении нескольких дней. Тем, кто стал матрицей для меня.

Бедняга Серый. У меня по крайней мере есть противник. Он же предоставлен самому себе. Своим тревогам, сомнениям, надеждам.

— Как вам удалось собрать все это здесь так, что никто ничего не узнал? — спросил я, делая широкий жест рукой.

Доставить такое количество материалов, оборудования, дорогих заготовок в потаенное убежище (где бы оно ни находилось) было бы нелегко даже в те времена, когда, если верить кино и книгам, ЦРУ плело заговоры, а пришельцы похищали людей для изучения. То, что сделал один человек в эпоху повального наблюдения за всеми и каждым, доказывало, что я попал в руки гения. Впрочем, это мне было известно и раньше.

Проблема заключалась в том, что гений по каким-то причинам ненавидел меня! Питая отнюдь не самые нежные чувства к моему физическому телу, он постоянно колебался между сумрачным молчанием и всплесками внезапной разговорчивости, словно понуждаемый некоей внутренней потребностью произвести на меня впечатление. Я распознал явные признаки комплекса неполноценности Смерша-Фокслейтнера и попробовал прикинуть, какая польза может быть от такого диагноза.

Я продолжал изыскивать возможности для побега, понимая, что все мои более ранние инкарнации занимались, должно быть, тем же самым. Но единственным результатом их усилий стало то, что Махарал демонстрировал гиперосторожность, импринтируя лишь те мои экспериментальные копии, которые не могли оказать ему сопротивление.

Подтолкнув меня к стулу, стоявшему у машины, напоминающей гигантский микроскоп, он направил огромные линзы на мою маленькую красновато-оранжевую голову.

— У меня есть доступ к обширным ресурсам, находящимся неподалеку, — ответил Махарал, так и не удовлетворив мое любопытство.

Возясь с приборами и что-то бормоча, он, казалось, почти забыл обо мне. Но я-то уже знал, что это не так.

Махарал беспокоился из-за меня, и это беспокойство коренилось очень глубоко. Все, что я говорил, могло вызвать его раздражение.

— Хорошо, мы исключили телепортацию и телепатию. Но все равно ваши достижения впечатляют. Это настоящий прорыв, доктор. Например, процесс продления псевдожизни дитто. Представить только, если все големы будут способны служить не день, а целую неделю. Акции «Всемирных печей» наверняка пошли бы вниз. Вы из-за этого разошлись с Энеем Каолином?

Он вскинул голову. Серые губы сжались.

— Перестаньте, док. Признайтесь. Я почувствовал холодок между вами еще в «Каолин Мэнор», когда ваш призрак пришел взглянуть на ваше тело. Вику, похоже, не терпелось заглянуть в ваш череп, разрезать его на кусочки. Почему? Чтобы узнать побольше обо всем этом? — Я обвел взглядом лабораторию с таинственным похищенным оборудованием. — Или он хотел заткнуть вам рот?

Выражение лица Махарала показало, что я попал в точку.

— Да? Эней Каолин убил вас реального?

Полиция не обнаружила на месте аварии никаких следов того, что дело нечисто. Но в поиске этих следов копы принимали во внимание сегодняшнюю технологию. Эней Каолин владел завтрашней.

— Как всегда, вам не хватает глубины, мистер Моррис. Как и бедняге Энею.

— Да? Тогда попробуйте объяснить, профессор. Начните с того, зачем я здесь. Хорошо, у меня получаются неплохие копии. Но каким образом это поможет вам решить великие проблемы души?

Он закатил глаза и пожал плечами — выражение усталого презрения, если верить модели Смерша-Фокслейтнера. Махарал не просто завидует способностям. Он по-настоящему ненавидит меня! Поэтому ему нужно подчеркнуть разделяющую нас интеллектуальную пропасть и минимизировать мою человечность.

Заметили ли это мои другие «я»? Должны были.

— Вам не понять, — пробормотал он, возобновляя свои приготовления.

— Не сомневаюсь, что вы говорили это и другим захваченным вами Альбертам. Но почему бы хоть раз не попробовать объяснить? Почему не предложить мне сотрудничество вместо того, чтобы превращать меня в подневольного участника мучительных экспериментов? Науку не делают одиночки. Каковы бы ни были причины вашей изоляции…

— Это мои причины, Альберт. И они вполне основательны, чтобы оправдать любые средства. — Махарал повернулся и устало посмотрел на меня. — Сейчас вы засыплете меня моральными аргументами, доказывая, как это плохо, обращаться подобным образом с другими мыслящими существами. Но ведь вы не проявили такого же отношения к вашим собственным дитто! Ни разу не потрудились расследовать случаи исчезновения, которых было немало за последние годы.

— Но… Я же детектив. Мне приходится отправлять двойников в опасные предприятия. Рисковать. Я привык думать…

— Вы привыкли считать их расходным материалом. Их потеря для вас не более горька, чем потеря одного неприятного дня жизни для наших предков. Что ж, это ваша привилегия. Но только не называйте меня чудовищем, если я пользуюсь этим.

— Я называл вас чудовищем?

— Несколько раз, — с каменным лицом ответил он.

Я задумался.

— Хм, значит… процедура будет болезненная. Очень.

— В общем, да. Извините, мне жаль. Но есть и хорошая новость. У меня появилось основание надеяться, что на этот раз все пройдет гладко.

— Вы улучшили метод?

— Частично. И обстоятельства изменились. Ваша Постоянная Волна, как я полагаю, будет более податливой… более мобильной. Ведь теперь она уже не прикована к органической реальности.

Мне это не понравилось.

— Как это «не прикована»? Что вы имеете в виду?

Махарал нахмурился, но я видел, что он испытывает удовольствие. Возможно, он и сам не вполне сознавал, какую радость ему доставляет то, чем он спешил со мной поделиться.

— Я имею в виду, мистер Моррис, что вы мертвы. Во вторник ночью ваше органическое тело испарилось в результате ракетной атаки на ваш дом.

— Атаки? Что…

— Да, мой бедный артефакт. Как и я, вы теперь — как это? — да, призрак.

Глава 29

Внутри «Салона Радуги» царило непривычное запустение. Оставленные включенными голофлэшеры освещали танцзал и гладиаторскую арену, превращая ее в подобие мультимерной картины Дали, пейзаж с эротическими фигурами, наделенными извращенной фантазией автора явным избытком половых органов. Сейчас эти фигуры казались какими-то жалкими, им явно не хватало фона, жаркого ритма керамопанка. Заведение увяло без толпы, без сотен спрессованных в один шевелящийся ком дергающихся разноцветных тел, настроенных на ультрачувственность, как захваченные гормональным взрывом тинейджеры.

— Интересно, кому достанется «Радуга»? — задумчиво пробормотал Пэллоид. — Как ты думаешь, у Ирэн есть наследники или она оставила завещание? А может, все пойдет с аукциона?

— А что? Хочешь стать хозяином таверны?

— Соблазнительно. — Он спрыгнул с моего плеча на барную стойку, широкую, сделанную из покрытого толстым слоем лака тика. — Но, по-моему, я не тот тип, который здесь нужен.

— Хочешь сказать, тебе недостает терпения, концентрации или такта? — уточнил я, оглядываясь по сторонам.

Чего здесь только не было — тюбики, пузырьки, бутылки, краны, раздаточные автоматы. Здесь посетитель мог получить все, что угодно, — интоксиканты, эйфорики, стимулянты, миопики, стигматики, зилотропики, истерикогены…

— Туше. Хотя у Ирэн было довольно специфичное понимание такта. Я замечал нечто подобное у копов, вышибал и сводников. Чтоб им всем…

— Нигилист, — проворчал я, проверяя этикетки на экспонатах этой потрясающей выставки.

Похоже, работа предстояла нелегкая. Разнообразие гадости, которую можно залить в глиняное тело, всегда поражало меня и, вероятно, вызвало бы шок у изобретателей диттотехнологии, живших в ту эпоху, когда люди только-только начали пользоваться первыми домашними моделями. Голема можно настроить так, что он будет очень эффектно и своеобразно реагировать на алкоголь или ацетон, электрическое или магнитное поле, соническую или радарную стимуляцию, образы или ароматы, не говоря уже о тысяче специально разработанных псевдопаразитов.

Другими словами, ты можешь обращаться со своей Постоянной Волной как со струнами гитары. Ослабляя или усиливая звук, перебирая их, поглаживая и ударяя по ним со всей силы. Реальное тело не перенесло бы и десятой части этих экспериментов, а глиняное все выдержит. А если и не выдержит, то по крайней мере сохранит яркие впечатления, которыми поделится с тобой после тяжелого дня.

Неудивительно, что появилось так много аддиктов, которым ежедневно требуется порция свежих вливаний. По сравнению с этими субъектами наркоманы и пьяницы прошлых веков представляются невинными детьми. А их опиато-алколоидные коктейли дозой витаминов.

— Нигилист? Ты посмел обозвать меня нигилистом? А кто тратит свою жизнь, помогая тебе, друг?

— И это ты называешь помощью? Расселся и водишь носом… помоги-ка за баром.

Пэллоид хмыкнул, но соскочил на пол и приблизился к стойке. Обнюхивая этикетки, он проворчал, что теперь должок уже за мной. Ну, меня-то ему не провести. У Пэла тоже слабость, сродни пристрастию — ему только дай поучаствовать в чем-то необычном. Думаю, события последнего часа стали для него настоящим счастьем.

Надеюсь, он разгрузится сегодня дома, подумал я, вспоминая реального Пэла, прикованного к креслу системой жизнеобеспечения. Вот повеселится, прокручивая сцену на крыше фургона, когда старина Гор плюхнулся на задницу. Возможно, Пэл поможет и Кларе в первые дни, рассказав о моих последних часах.

Нет, о Кларе лучше не думать. В любом случае Альберта она будет вспоминать с нежностью и благодарностью. Это и есть самое настоящее бессмертие. Совсем не то, что рассчитывает обрести какой-то зеленый Франки.

Да и вообще, кто хочет жить вечно?

Я все еще удивлялся разнообразию имеющихся в баре субстанций. Не иначе как у Ирэн имелось хорошее политическое прикрытие. Токсичного пойла здесь больше, чем в покойном штате Делавер.

— Есть! — объявил Пэллоид, отметив свой триумф ловким кувырком. Я поспешил к нему, туда, где стояло несколько больших бутылей с металлическими наконечниками и надписью «Кетоновый коктейль».

— Хм, может быть. Она сказала «кетоновая крышка».

— Уверен?

— Да.

Я потряс бутылку, вовсе не торопясь попробовать то, что находилось внутри. Мое дешевое зеленое тело могло не выдержать продававшихся здесь экзотических смесей.

— Крышка…

— Знаю. И проверяю.

Я покрутил наконечник. Сначала в одну сторону. Потом в другую. Он немного поддался, но не более того.

Я уже собирался плюнуть на все, но потом подумал, что, возможно, здесь сработает принцип китайской головоломки — несколько последовательных направлений.

После нескольких попыток, чередуя повороты с нажимами, мне удалось сдвинуться с мертвой точки. Моя догадка подтвердилась. Колпачок начал поддаваться. Хитрая штука, вроде тех пьезомеханических рекордеров, которые Альберт вставлял в Серых. Надежнее, чем электроника. По-видимому, Ирэн поняла, что мир цифровой информации слишком изменчив и капризен, чтобы доверять ему настоящие секреты. Любой код в наши дни можно взломать за пару часов. Хочешь уберечь что-то от чужих глаз, запиши на пленку. Потом спрячь единственный экземпляр в коробочку.

Надеюсь, здесь не потребуется ни идентификационная проверка, ни пароль. Хорошо, если я не приведу в действие какую-нибудь бомбу. Когда Ирэн сообщила мне о тайнике, я предположил, что она сделала это из добрых побуждений. Иногда такое бывает — акт раскаяния… стремление немного почисть «карму». Но нельзя упускать из виду и другое объяснение. Ловушка. Маленькая месть.

Я бы вспотел, если бы мог.

— Отойди-ка, Пэл.

— Уже отошел, приятель, — отозвался он из-за дальнего угла бара. — А вообще я с тобой, не сомневайся.

— Спасибо за поддержку, — усмехнулся я и, затаив дыхание, приступил к последней стадии операции.

Наконец латунный наконечник соскочил, в его полости что-то лежало. Я постучал крышкой о бар.

Из тайника выскользнула пластиковая трубочка. На приклеенном к ней клочке бумаги было написано «Бета».

— Ловко! — воскликнул Пэллоид, вскакивая на стойку. — Держу пари, у нее здесь много чего припрятано. А что, если она шантажировала политиков? Знала-то наверняка немало. Кое-кому их мелкие слабости могли стоить тысяч голосов.

— Размечтался. — Пэлли нет никакого дела до политиков. — Будь осторожнее. Приду в кабинет Ирэн.

Я оставил приятеля с несметными сокровищами, зная, что сейчас его отсюда не увести. Пэл проверит все и, возможно, кое-что отведает. А почему бы и не рискнуть короткой жизнью ради неслыханных ощущений?

Офис Ирэн располагался неподалеку и представлял собой настоящий центр слежения. При желании прежняя хозяйка заведения могла заглянуть в любой его уголок.

Я усмехнулся, увидев, как Пэллоид в испуге отскочил от вырвавшегося из какого-то контейнера клуба дыма. Ну-ну, удачи тебе, старина. Имелись здесь и упомянутые Серым терминалы для прямого подключения к компьютерам. Судя по тому, что мне удалось прочитать, преимущества такого симбиоза весьма сомнительны. Лично я предпочел бы чадру.

К счастью, в кабинете были и обычные компьютерные терминалы. Некоторые остались включенными, что указывало на поспешное бегство хозяев. Иначе мне пришлось бы повозиться с паролями и прочим. Хакерство давно стало занятием любителей ретро.

Я остановился у простого аналогового стрип-ридера — с кассетой не возникло никаких проблем. Что же там? Обнаружу ли я какие-либо доказательства наличия заговора? Узнаю, кто спланировал атаку на «Всемирные печи»? Раскрою личность убийцы Альберта Морриса?

Едва я активизировал стрип-ридер, как передо мной повисло голофото. Так вот как выглядит «вик Коллинс». Серый № 2 был прав. Клетчатая одежда поверх клетчатой кожи. Ух ты!

И все же в этом был какой-то дьявольский смысл. Одни прячут внешность за неприметностью. Другие достигают того же эффекта, придав себе неприятный вид. Кому хочется смотреть на отвратительное лицо? Однако каким бы ни был портрет, найти ответ на мучившие меня вопросы он не помогал.

Была ли права Ирэн в том, что вик Коллинс являлся прикрытием Беты, печально известного дитнэппера?

Мне вспомнилась последняя встреча с желтым дитто Беты, разлагавшимся в трубе рециклера неподалеку от Теллер-билдинг. Что он там бормотал? Насчет предательства… и еще… «Эммет»… Кто это? Альберту было тогда не до загадок. Бета — мастер головоломок.

Сидя в кабинете Ирэн, я находил очень мало сходства между тем желтым и голографическим образом передо мной: квадратное лицо, довольно подловатое и перечерченное горизонтальными и вертикальными полосами. В секретном архиве Ирэн нашлось еще несколько десятков снимков, сделанных на заднем сиденье лимузина во время встреч в каких-то неизвестных местах. Обычно на них присутствовала и третья сторона, весьма похожая на дешевую копию Джинин Уэммейкер. В примечании указывалось, что Коллинс пользовался статическим дезинтегратором, блокировавшим сложные фотооптические рекордеры. Все, что удалось Ирэн, это сделать обычные старомодные фотографии своих не вызывающих доверия союзников.

И все же осторожности ей не хватило. Пыталась ли Ирэн хоть раз проследить за Коллинсом через сеть общественных камер?

Первый шаг очевиден — последовать за ним от бюро проката лимузинов.

Альберту бы это понравилось. Он бы зафиксировал все сомнительные остановки. Все места, где могла происходить замена. Отследил бы путь каждого дитто, разгадал все его трюки и отметил все упущения.

Наверное, можно было бы попробовать проделать то же самое, сидя в кабинете Ирэн. Но хотел ли я этим заниматься? Да, я унаследовал его навыки и способности, его память, но не стал им! Кроме того, ракета уничтожила не просто дом Альберта. Не стало Нелл, со всеми ее специализированными программами, помогавшими Моррису отыскивать людей и дитто в громадном городе.

Временами я жалею о том, что граждане Тихоокеанской экозоны такие свободолюбивые. В других странах люди мирятся с более высокой степенью регуляции и контроля. В Европе каждый голем снабжен настоящим транспондером, а не жалким ярлыком. Каждая покупка фиксируется, и спутники отслеживают дитто от момента активации до распада. Конечно, обмануть можно всех и каждого, но там детектив хотя бы знает с чего начать.

С другой стороны, я живу здесь, потому что хочу жить здесь. Тирания, возможно, всего лишь взяла отпуск. Она может вернуться, сначала в какой-то уголок мира. Потом в другой. Демократия не является абсолютной гарантией. Но в ТЭЗ само слово «власти» всегда вызывало подозрения. Сначала им придется убить всех до единого, а потом начинать с нуля.

Поворачивая цилиндр, я просматривал одно голофото за другим. Ирэн не раз встречалась со своими сообщниками для обсуждения, как она думала, стратегии промышленного шпионажа. Но у ее союзников были другие планы: манипулируя Ирэн и Альбертом, использовать ресурсы первой и навыки второго. Что касается фанатиков Гадарина и Лума, то они должны были стать первыми козлами отпущения.

Будучи знаком с этими двумя, я понимал, что любой первоклассный следователь сразу же заподозрит неладное. Они просто недостаточно компетентны, чтобы устроить диверсию против «Всемирных печей», и если у Гадарина мог быть какой-то мотив, чтобы уничтожить «ВП», то Лум стремился только к «освобождению рабов». Умный коп увидит, что они всего лишь подставные фигуры, первая линия прикрытия. После падения этой первой линии Бета перевел стрелку на Ирэн.

Она обо всем догадалась после вечерних новостей. В дверь могли постучать в любую минуту. Ирэн могла бы остаться и помочь следствию. Но Бета хорошо ее знал. Месть не имела для королевы никакого значения — время требовалось ей только для организации ухода, последней попытки получить бессмертие.

Итак, остался только я. Мне выпала роль чистильщика — прибрать за Ирэн, да и за Альбертом, раз уж на то пошло. И…

Похоже, жизнь так и пролетит в уборке сортиров.

Вообще-то Ирэн поработала неплохо — снимков Беты, если только это был он, хватало. Возможно, мой мозг зеленого Франки работал как-то не так, но меня больше интересовало лицо Беты, чем слежение за его перемещениями по городу.

Итак, вопрос номер один: являлся ли «вик Коллинс» тем самым Бетой, дитнэппером? Красная дитто Ирэн, похоже, была в этом уверена. Не исключено, что их связывали давние и взаимовыгодные отношения. А почему бы не предположить, что прагматичная Джинин Уэммейкер, устав бороться с похитителем копий, решила объединиться с ним? Ведь сфера их бизнеса почти одна и та же.

Подсоединившись к компьютеру, я попросил дать увеличение изображения.

— А вот это уже интересно.

Очевидно, посылая своих дитто на встречи с Ирэн, Бета каждый раз выбирал иной узор клетки. Но в последние три свидания узор не менялся. Что здесь важнее: прежние вариации? Или тот факт, что он перестал беспокоиться по поводу маскировки?

У меня не было возможности провести математический конфигурационный анализ пересекающихся полос для определения заключенного в них некоего кода. Носить зашифрованные ключи на собственной коже, как бы бросая врагам вызов — а ну-ка разгадай! — это в стиле Беты. Возможностями располагал вик Каолин. И в данный момент я работал вроде бы на него. Переправить полученные материалы магнату можно было прямо сейчас — стоит только подать голосовую команду.

— Увеличить, — сказал я, фокусируя взгляд на заинтересовавшем меня участке — левой щеке последнего снимка вика Коллинса.

Как мне не хватало Нелл. Особенно всех тех удивительных автоматических инструментов, хранившихся в ее ледяном ядре и всегда готовых помочь Альберту. И все же, прибегнув к их более дешевым заменителям, предоставленным Интернетом, мне удалось получить весьма неплохое изображение глиняной поверхности. Прекрасное качество, отличная текстура. Почти как настоящее. Бета мог позволить себе самое лучшее.

Черт, я и так это знал. Ничего особенного или нового. И что? Я не Альберт Моррис. И почему я решил, что смогу сыграть роль честного сыщика?

Прежде чём признать поражение, я решил таким же способом исследовать более ранние снимки Беты, сделанные Ирэн в лимузине. Меня словно подтолкнуло какое-то предчувствие.

— Что за…

Я удивленно уставился на экран.

Текстура совсем другая! Более грубая. И на этот раз на коже были заметны мелкие бугорки, вроде тех, которые бывают при «гусиной коже». Сколько же их? Да по меньшей мере тысяча на квадратный сантиметр.

Как те, что вплетают в дорогие ткани для мгновенного изменения цвета. Только эти были положены на обычную с виду псевдокожу серого дитто. Именно они, эти мельчайшие элементы, образовывали клетчатый узор, одни темнели, другие бледнели, создавая иллюзию пересекающихся полос.

Итак. Даже если бы я использовал старые записи систем наблюдения, чтобы проследить Коллинса, например, от бюро проката лимузинов, я бы все равно его потерял. В какой-то «мертвой» точке, тщательно выбранной заранее, Бета смешался бы с толпой и исчез. И я бы уже не нашел дитто с точно таким же клетчатым узором, потому что он сменил бы его в одно мгновение. Теперь я уже почти не сомневался, что под кожей имелись специальные протезы для изменения контуров лица. И не нужны ни краски, ни маски, которыми так любил пользоваться Альберт.

Ах, Альберт, бедный Альберт. Он так гордился своей способностью заметать следы. Но Коллинс — или Бета — оставил его далеко позади. Я мог бы посмеяться или расплакаться. Альберт Моррис, считавший себя современным Шерлоком Холмсом и Бету — Мориарти. Нет, мой риг играл в младшей лиге.

Впечатляет. Но почему Бета перестал использовать этот трюк, переключившись на более дорогих, но менее изощренных големов? И почему он решил привлечь к диверсии против «ВП» Серого Альберта вместо того, чтобы сделать все самому?

Я еще раз проверил все снимки. Да, последующие три были другими. Иным стало даже выражение лица — самодовольная ухмылка, казавшаяся вполне естественной, поразила меня своей фальшью на последних изображениях.

Вот если бы встречи проводились здесь, в «Радуге»! Ирэн могла бы сделать полное голорадарное сканирование, записала бы голосовые модели, речевые ритмы, жесты… все то, что становится привычкой и передается при копировании глиняным куклам.

Манеры почти столь же индивидуальны, как и постоянная Волна. Интересно, заметили ли разницу Ирэн или Уэммейкер? Или они даже не обратили внимание, что что-то изменилось?

Тот желтый дитто, растворявшийся в трубе рециклера возле Теллер-билдинг… не сказал ли он, что на Бету обрушилось какое-то несчастье?

Я взглянул на монитор, показывавший главный зал «Салона Радуги». Мини-голем Пэла веселился вовсю, распевая в такт гремящей музыке, влезая во все потайные уголки и собирая коллекцию металлических крышек со всех обнаруженных пузырьков и тюбиков. Пока что ничего страшного не случилось, но, продолжая в том же духе, он мог натворить глупостей, а то и взорвать это чертово заведение.

Постукивая очередным декоративным цилиндром по стойке бара, мой друг подхватил заводной гимн, почитаемый нигилистами, еще когда нас не было на свете.

— Жизнь — лимон, верните мои денежки!

С этим я, пожалуй, согласился бы. Последние двадцать четыре часа моя жизнь была кислой, как этот желтый фрукт. Но даже если бы мне удалось добиться возврата «денежек», на чей счет их отсылать?

— Пэл! — крикнул я. — Ты в порядке?

Грохот автоматически стих, когда он повернулся и усмехнулся мне.

— Все отлично, Гамби, старина! Нашел еще кое-что! — Пэл помахал цилиндром, похожим на тот, который обнаружил я. — Интуиция не подвела! Похоже, Ирэн прижала парочку чиновников местного совета.

— Что-нибудь пикантное?

— Нет. Так, на местном уровне. Надеюсь найти что-нибудь на президента или хотя бы главного протектора, а пока в основном снимки детей. Нет, не порно. Семейные карточки. — Пэллоид пожал плечами. — А что у тебя? Обнаружил что-то полезное?

Полезное? Я уже собирался ответить «нет», когда меня снова остановило странное ощущение какого-то диссонанса в Постоянной Волне. Быстро поморгав, я дал компьютеру сигнал вернуть два изображения Беты, одно раннее и одно из последних.

— Не уверен, подумаю…

Снимок слева показывал Бету-хамелеона, его псевдокожу покрывали миллионы микроскопических точек-пикселей, составлявших тот самый режущий глаза клетчатый узор, но способных мгновенно изменить этот мотив на совершенно другой. Лицо справа выглядело вроде бы так же, но при приближении становилось заметно, что клетки просто нарисованы на псевдокоже.

Минуточку.

На последнем снимке мое внимание привлекла потертость на левой щеке Коллинса. Ничего необычного. Глину легко поцарапать, а сама она не восстанавливается. Иногда к концу дня твоя физиономия исщерблена не меньше, чем луна кратерами. Но только в данном случае царапины блестели. Оттенок был тот же, металлический, но более яркий. Не сказать, что серебристый. Более напоминающий белое золото.

Или… платиновый.

— Да? — прокричал Пэллоид. — Что там?

Я не хотел ничего говорить. Кто знает, какие подслушивающие устройства имплантировал в меня вик Эней Каолин. Черт возьми, я до сих пор не имел ясного представления о том, какими мотивами руководствовался магнат, отправляя меня «на поиски истины».

Осторожно подбирая слова, я сказал:

— Не пора ли нам убираться отсюда, Пэл?

— Да? И куда?

Об этом я уже подумал. Нам требовалась особая помощь. Помощь, о существовании которой я ничего не знал до вчерашнего дня.

Глава 30

К счастью, движение в районе полигона было очень большое: громадные грузовики и трехэтажные туристические автобусы, маршрутки и спортциклы.

Воздушное сообщение здесь ограничено, а посылать голема нерационально — он едва ли успеет вернуться в город.

Чиновники и репортеры предпочитают прибывать лично, и это объясняет наличие нескольких десятков отелей для реальных людей, увеселительных центров и казино. Здесь же, у главных ворот, высятся наблюдательные башни, с которых видно поле боя. По ночам музыканты пытаются выстроить мелодии для аккомпанемента взрывам и вспышкам, которые невозможно ограничить пределами полигона.

В общем, как я уже сказал, типично военная база. Приезжайте с семьей!

Последние километры нам удалось подъехать на громадном и едва не разваливающемся мобильном доме с двенадцатью колесами и хрипящим каталитическим двигателем. Водитель, крупный парень с густыми темными локонами, при виде нас приветливо хмыкнул.

— До отелей не поеду. Сворачиваю к Лагерю кандидатов.

— Нам тоже туда, сэр, — объяснил я с легким поклоном.

Как-никак он был реальный, а я притворялся дитто. Шофер осмотрел нас с ног до головы.

— На солдат-аспирантов вы не похожи. Стратеги? Я кивнул.

— Значит, будущие генералы. — Парень фыркнул. — И заблудились в пустыне!

У меня между тем появилась еще одна проблема: в левом глазу замигал свет. Впервые за почти два дня мой имплантат принимал сигнал вызова и просил разрешения ответить. Стоит трижды постучать зубом, и получу доступ ко всей информационной сети мира. Смогу узнать, как идет расследование атаки на мой дом, почему меня связали с попыткой диверсии на «Всемирные печи». Я смогу даже поговорить с Кларой!

Но вспышка сигнализировала также и об опасности. Оставаясь в пассивном режиме, имплантат не мог меня выдать. Но если я отвечу, все на свете узнают, что я жив, и без труда вычислят мое местонахождение.

Мы с Риту устроились на заднем сиденье, а водитель переключился на военную тему. Матч, проходивший сейчас на полигоне, складывался на редкость драматично, сюжет изобиловал обескураживающими поворотами, и за происходящим наблюдали миллиарды жителей планеты.

Вскоре мы свернули с шоссе и покатили к тому хаотичному поселению, которое я заметил раньше.

Лагерь кандидатов — это как раз то, чего и следует ожидать в век, когда война превратилась в спорт и миллионы людей хотят как-то выделиться из толпы. За облаками поднятой колесами пыли вскоре ощущаешь едкий запах нагревающейся глины, исходящий из десятков портативных печей. Отовсюду доносятся громкие голоса глашатаев, спорящих о том, чьи модификации лучше. Каждый раз перед открывающейся печью собираются толпы зевак, желающих поглазеть на новоявленного монстра, экипированного таким образом, что в городе вас арестовали бы или по крайней мере оштрафовали.

Горгульи, великаны, левиафаны… утыканные шипами, вооруженные жуткими клыками и когтями… с безумными глазами, ядовитой слюной, стекающей из полураскрытых пастей. Но все они наделены человеческим эго, обуреваемы желанием прославиться и попасть в выпуски новостей. Пока эти чудища делают первые шаги, их хозяева — скучающие домохозяйки или непоседливые бездельники — тоже кривляются и позируют в надежде привлечь внимание профессионалов и проникнуть за ограждение.

Наш водитель сворачивает к стоянке в конце лагеря.

— Я и не собирался приезжать, особенно к стоянке после того, как ТЭЗовцы так облажались в понедельник. Как ни глянь, выходило, что долго им не продержаться. Прощай, айсберг, и да здравствует рационирование воды! Я даже хотел поставить на индонезийцев. Какие у них проворные эти мини-дитто-убийцы! В первый день их было не остановить. Но потом наши перешли в контратаку на высоте Моэста! Вы видели когда-нибудь что-то подобное?

— Bay, — сказал я, едва удерживаясь, чтобы не спрыгнуть на ходу.

— Да, вау. В общем, я прикинул что к чему и понял, как тут можно сыграть против инди. Если повезет, то завтра к вечеру у меня будет одна проблема — куда тратить денежки.

— Желаю удачи, — промямлил я, крутя ручку дверцы.

Похоже, моя пассивность его разочаровала.

— Решил, что вы, ребята, разведчики, но, наверное, ошибся, да?

— Разведчики? — удивилась Риту. — А что делать разведчикам за пределами полигона?

— Ну вот, вам выходить.

Водитель дернул ручку, и дверца открылась. Нас обдало волной горячего воздуха.

— Спасибо.

Я спрыгнул на землю и быстро зашагал на юг мимо устроившихся перед огромным голоэкраном зрителей. Несколько семей, укрывшись от палящего солнца полосатыми зонтиками и неспешно поглощая захваченные с собой припасы, наблюдали за ходом боевых действий. Будь я настоящим фаном, обязательно остановился бы узнать, какой счет и какие предполагаются ставки. Но меня интересовало другое — когда все это закончится, независимо от результата. Трансляции с ТВД я смотрю только тогда, когда в сражении участвует Клара.

По-моему, ей это нравится.

Вдоль дороги тянулась вереница трейлеров, превращенных во временные торговые точки. Здесь можно купить все: от плетеных ковриков-лумния и чудесных чистящих средств до ароматных кексов. За обычным в таких случаях Святилищем Элвиса стояли чудовищные грузовики, вокруг которых крутились потные афисионадос, готовившиеся к ралли. Как всегда, по лагерю разгуливали всякие чудики — клиппи, стикки, нуди, — но все они были лишь пеной, мусором, без чего не обходится ни один фестиваль.

Мне нужно было главное.

Едва поспевавшая за мной Риту схватила меня за руку.

— Разведчики? Какие разведчики?

— Разведчики талантов, мисс Махарал. В этом главная причина.

Я махнул рукой для того, чтобы продемонстрировать своих домашних боевых дитто. Для них устраиваются показательные схватки в самодельном Колизее. Если разведчик заметит что-то любопытное, то пригласит конструктора за ограждение. Возможно, они даже заключат сделку.

— Хм. И часто такое случается?

— Официально — никогда. Если помните, любительское дитнасилие считается нежелательным общественным пороком. За это вас оштрафуют и публично осудят, как и наркомана. Наверное, еще не забыли, как об этом постоянно твердили в школе.

— Похоже, с тех пор ничего не изменилось, — пробормотала она.

— Разумеется. Мы живем в свободной стране. Люди делают, что хотят. Однако нельзя, чтобы военные официально поощряли нарушение закона.

— А неофициально?

Мы проходили мимо пассажа, отведенного для всевозможных развлечений. Рассчитанные на реальных людей игры и аттракционы, в основном механические и ретро, могут попугать, но не более того. Здесь же можно поглазеть на уродцев, выращенных в домашних условиях. Из-за ширмы доносились хрюканье, сопение и брань. Веселенькое место, вполне вписывающееся в общую живую и красочную атмосферу. Даже вонь здесь была какая-то домашняя.

— Неофициально? Конечно, военные присматриваются. В наше время на долю любителей приходится половина появляющихся на рынке новинок. Открытый источник и свежая глина — все, что нужно людям. Армия поступила бы глупо, игнорируя такой потенциал.

— Я все думала, как вы собираетесь попасть отсюда на базу. — Она кивнула в сторону ограждения. — Теперь поняла, вам нужен разведчик, да?

Мы находились вблизи ограждения и уже ощущали исходящие от него волны. Смертельно опасные, они за несколько секунд способны исказить Постоянную Волну и вызвать смерть. Оно — центр всего этого анархического карнавала. Оно — причина его существования.

И тут я увидел то, что искал, за большой грязной палаткой, из которой слышались влажные, хлюпающие звуки. Длинная Очередь терпеливо ожидающих архи. Но меня не интересовало происходящее внутри — будь то насилие или эротика, — и Риту пришлось смириться, чтобы не отстать. Мы миновали павильон, так и не узнав, что означали громкое сопение и чавканье.

По другую сторону шатра высилась веретенообразная конструкция из горизонтально расположенных планок и кабелей, поддерживаемых одним-единственным шпилем. Несколько сотен зрителей заполняли напоминающие паутину трибуны, и все сооружение опасно покачивалось, когда публика вскаки вала и опускалась на места со вздохом разочарования. Судя по широким задницам, обтянутым дорогими тканями, все это были реальные люди с загорелыми под солнцем пустыни руками и шеями.

Помимо ахов и охов, мы услышали и другие звуки — вой, рык, стоны, — доносившиеся с самой арены. Дерзкие оскорбления, вылетающие из ртов, рассчитанных не на человеческую речь, а на более простые действия: укусить, располосовать, оторвать.

Кое-кто считает, что мы движемся к упадку. Драки на улицах Диттотауна. Эротические оргии и псевдовойны указывают на то, что наше общество становится похожим на императорский Рим с его кровавыми гладиаторскими забавами. Мы аморальны, неуравновешенны и обречены.

Но в отличие от Рима никто не навязывает нам это сверху. Слабое правительство умоляет проявить умеренность. Нет, все идет снизу, как всплеск человеческого энтузиазма, освобожденного от прежних ограничений.

Итак, что это? Движение к декадансу? Или прохождение некоей обязательной фазы?

Можно ли считать варварством добровольное участие «жертв» в схватках, которые никому не причиняют настоящего вреда?

Честно говоря, у меня нет ответа. А у кого он есть?

Главный вход на арену с ограничительным знаком «Только для архи» охраняла обезьяна, усаженная на высокий стул и вооруженная бутылкой спрея с растворителем, безвредным для настоящей человеческой плоти. Если бы не маскарад, мы с Риту могли бы без труда пробиться поближе к арене. Но потребность в маскировке еще не миновала. Поэтому мы подошли к толпе неграждан, которые, сбившись в кучу, пытались рассмотреть что-то из-за ног сидящих вверху архи.

Многие из присутствующих здесь дитто были боевыми моделями с тяжелыми копытами, когтями и надежной защитой. Их очередь появиться на гладиаторском ристалище еще не подошла.

Воняло. Ожидающие своей очереди бойцы то и дело сплевывали, сопели, пускали газы, а заодно обменивались грубоватыми шуточками. Подталкивали друг друга и заключали пари под восторженный рев собравшихся. Но не все. Один парень читал, водрузив огромные очки на свой тираннозаврий нос. Когда труба возвестила его выход на арену, этот эрзац-динозавр бросил ридер на землю, а вот очки аккуратно просунул между двумя планками, и какой-то архи без возражений положил их в карман.

Есть люди, дорожащие своим временем. Независимо от того, какое тело они носят.

Клара рассказывала мне об этом месте, хотя я ни разу не бывал здесь в прежние посещения, когда приезжал посмотреть на ее взвод. Клара скептически относилась к «инновациям», создаваемым жаждущими признания любителями.

— Большинство слишком вычурные, сделаны по образцу сказочных чудовищ или порождений собственных фантазий, — говорила она. — Они, может быть, хороши для ужастиков, но не для войны. Устрашающий оскал не поможет, если у противника лучевое оружие между рогами.

Такая она, моя девушка. Всегда у нее наготове какая-нибудь мудрость. Меня уже охватило предвкушение встречи. И я не просто скучал по ней, но и знал, что Клара поможет разобраться с навалившимися проблемами. Кроме того, хотелось увидеть ее до того, как она получит известие о моей гибели. Может быть, ей некогда смотреть новости. Только бы Клара не беспокоилась, не впала в депрессию — ведь у нее работа.

— Ну и ну. — Риту покачала головой, наблюдая за кровавой бойней на арене. — Никогда не думала, что все может быть так…

Она замолчала, не найдя подходящих слов.

Меня побоище не интересовало, и я искал другое. У него не должно быть клыков. Он не может быть архи. У профессионалов много других дел, им не до любительских спектаклей.

— Не может быть… как? — рассеянно спросил я. По другую сторону зрительского круга я увидел несколько крупных парней, в обязанности которых входило оттаскивать тела проигравшихся, пока они не превратились в лужу слизи. Но нет, слишком много псевдоплоти. Надо искать что-то более экономичное.

— Так возбуждающе! Я всегда свысока относилась к таким вещам. Но знаешь, если бы я импринтировала одного из этих боевых дитто, то, наверное, было бы интересно…

— Хм, отлично. Главное, чтобы зверь в тебе не перекусил тебя надвое, — заметил я.

Риту побледнела. Тот, кого я искал, должен бросаться в глаза всем столпившимся здесь. А если никого нет? Если никого не прислали? Может быть, профи пользуются какими-то скрытыми камерами?

И тут я его засек. Точно. Невысокий, у края арены, рядом с упавшим бойцом. Вот он проверил его ярлык. Похож на шимпанзе или гиббона. Таких много в городе, они примелькались, стали частью пейзажа.

Конечно, налоговик.

— Идем.

Мне пришлось подтолкнуть Риту, которой хотелось остаться и досмотреть зрелище до конца. Наверное, я бы даже смог ее оставить — таково было мое нетерпение. К счастью, в этот момент один боец нанес другому решающий удар, и крупное тело шмякнулось всем весом на пол под рев вскочивших на ноги зрителей.

— Идем! — крикнул я. Она уступила.

Обезьяна заворчала и сплюнула, когда я окликнул ее сзади. Потом шимп опустился на деревянную ступеньку в ожидании следующего поединка.

— Убирайся.

Голос у него был более чистым, чем у настоящего шимпанзе.

Разумеется, я был не первым, кто раскусил его маскировку. Должно быть, парню уже надоели приставания любителей, подходивших не с пустыми руками.

— Мне надо поговорить с номером 422-м.

— Ну да. Тебе и всем остальным, после штурма Моэста всем хочется получить автограф. Придется подождать, пока война закончится, приятель…

— Я не фан. Дело личное и срочное. Поверь. Она будет благодарна.

Шимп снова сплюнул.

— А почему я должен тебе верить?

Во мне уже закипала злость. Но я сдержался.

— Потому что если сержант Клара Гонсалес узнает о том, что ты не дал мне связаться с ней, она задаст тебе такого трепака, что твой архи не скоро избавится от этого воспоминания.

Обезьяна мигнула.

— Похоже, ты знаешь Клару. Кто ты?

Опасный момент. Но был ли у меня выбор?

Я сказал… и темные глаза уставились на меня.

— Значит, ты призрак того детектива, бедняги Альберта. Пришел попрощаться? Да, парень, то, что с тобой случилось… сгореть в собственном доме! Не могу даже представить, каково почувствовать такое на собственной шкуре.

— Да уж. Я вроде как надеялся, что увижу Клару до того, как она узнает.

Шимпанзе цыкнул и покачал головой:

— Жаль, приятель, но время ты потратил зря. Клара как услышала, так сразу и уехала.

Теперь уже настала моя очередь удивляться.

— Клара… в самоволке? А война?

— Дело не только в этом. Она захватила правительственный вертолет и на нем полетела в город. Наш командир, скажу тебе, просто вне себя!

— Даже не верится.

У меня вдруг подкосились ноги, а в висках застучало.

— Да, ирония судьбы. Она все бросила здесь и помчалась туда, а ты явился сюда утешать ее.

Разведчик-наблюдатель соскочил со ступеньки и встал передо мной.

— Гордон Чен, капрал 117-й роты поддержки. По-моему, мы встречались, когда вы приезжали сюда в прошлом году.

Я вспомнил — довольно высокий, с восточным лицом, отличной осанкой и мягкой улыбкой.

— Да, — растерянно сказал я. — На вечеринке после полуфинала с узбеками. Мы говорили о садоводстве.

— Ага. Так это и впрямь вы. — Его губы могли напугать тигра. — Гаутама! И каково это быть призраком? Чудно. — Он покачал головой. — Забудьте. Что я могу для вас сделать, Альберт? Только попросите.

Кое-что он сделать способен. Но с просьбой можно и подождать. Несколько секунд. Или минут. Я еще не опомнился. Огорчение от разминки с Кларой было слишком велико. Да и ее импульсивность стала для меня сюрпризом. Но главное заключалось и другом.

Я всегда знал, что она неравнодушна ко мне. Мы хорошие друзья. У нас все нормально в постели. Нам весело вдвоем. Но чтобы поступить вот так! Бросить все и помчаться к руинам моего дома в надежде, что во время взрыва меня там не было… Да она же любит меня!

За последние два дня я успел попасть в список подозреваемых в совершении диверсии и стать мишенью для убийц. Меня подставили, зачислили в мертвецы, я перешел пустыню и испытал величайшее разочарование. И несмотря на все это, я вдруг обнаружил, что чувствую себя… хм, счастливым.

Если только я выживу. Если не попаду в тюрьму, то обязательно поговорю с ней. Надо принять какое-то решение…

От мыслей о Кларе меня отвлек шум толпы и громкое шипение, за которым последовал тяжелый шлепок. Толпа восторженных архи в едином порыве вскочила с мест. Шаткая конструкция заходила ходуном, а над ареной взлетел какой-то утыканный шипами круглый предмет, ронявший капли крови…

— Черт! — воскликнул капрал Чен, с проворством обезьяны отскакивая в сторону.

Риту и я последовали его примеру, и вовремя! Жуткая сияющая голова с хищными клыками ударилась о землю в паре метров от нас и подкатилась к моим ногам.

Распад уже начался и шел быстро: из ушей потянулся дым, и хлынула слизь, застывая на песке. Если хозяин голема хотел сохранить память своего бойца, ему надо было спешить. Возможно, какому-то бездельнику нравились все эти клыки, шипы и рога, но я не собирался прикасаться к жуткой мерзости!

И все же даже после всех испытаний голова цеплялась за ускользающее сознание. В мигающих крокодильих глазах мелькнуло скорее разочарование, чем ужас. Челюсть шевельнулась, пытаясь что-то сказать. Я невольно наклонился.

— Bay, — прошептала голова. — Какой… бой!

Шимпанзе фыркнул и почтительно качнул головой.

Сделав шаг назад, я повернулся к боевому товарищу Клары.

— Так вы готовы помочь нам?

— Конечно, а почему нет? — Шимп-дитто пожал плечами. — Приятель Клары и мой приятель.

Глава 31

Я тупо уставился на серого призрака Махарала, постепенно усваивая услышанное.

— Атаки?.. Что?..

— Да. От вашего дома и вашего архи не осталось почти ничего — дымящийся кратер. Так что вам можно лишь надеяться на то, на что надеюсь я. На удачное завершение моего эксперимента.

Моя реакция была вполне естественной — страх и отчаяние. Дешевое красное тело, доставшееся мне в этот раз, могло испытывать весь спектр эмоций. И все же я столько раз смотрел в лицо смерти и при этом всегда уходил от решающего поражения. Так почему сейчас должно было быть иначе? Может, Махарал блефует. Проверяет мои реакции?

Я попытался сохранить безучастное выражение. Проверим-ка его.

— Продолжение, профессор. Все дело в этом. Даже при том, что новая технология поможет подзарядить клетки энергией, глиняное тело не продержится долго. Вам придется бесконечно долго делать мои копии, чтобы не потерять присущую мне способность. Без органического мозга это ваш единственный вариант. Он кивнул:

— Дальше.

— Но вы кое-что упустили. Как бы я ни старался, дублировать дар не так-то легко.

— Вы правы, Моррис. Полагаю, здесь есть какая-то связь с вашим легкомысленным отношением к пропавшим за последние годы дитто. Даже сейчас вы демонстрируете это отношение. Ваше реальное тело уничтожено, а вы расслаблены. Другой бы на вашем месте сходил с ума.

Расслаблен? Знал бы он! Да я готов был… Но есть вещи поважнее. Да и что толку махать руками и орать. Все мои двойники-пленники к этому моменту уже наверняка обнаруживали синдром Смерша-Фокслейтнера. Что бы они предприняли? Изобразили апатию, равнодушие?

Веди себя так, словно тебе все равно. Пусть Махарал раскроет карты.

Я был потрясен и воспользоваться преимуществом новой тактики не мог. Лучше приберечь ее на потом.

— Видите ли, — продолжал Махарал, ухватившись за излюбленную тему, — мы, люди, никак не можем освободиться от животных реакций, от отчаянной потребности продолжать органическое существование. Врожденный инстинкт выживания сыграл большую роль в эволюции, но он также может быть грузом, якорем, стопорящим нашу Постоянную Волну. В этом одна из причин того, почему лишь у немногих получаются первоклассные двойники, без провалов в памяти и прочего. Большинство тормозят, не выпускают свою полную суть в глину.

— Хм. Ловкая метафора, — ответил я. — Но есть миллионы исключений. Очень многие относятся к своим дитто куда невнимательнее, чем я. Бойцы-гладиаторы. Любители запретных ощущений. Полицейские. Я сам видел, как один Синий прыгнул на рельсы перед поездом, чтобы спасти кошку. Есть еще нигилисты…

Последнее заставило Йосила Махарала моргнуть, словно от боли.

Что-то личное. Собрав воедино разрозненные намеки, я получил ключ.

— Ваша дочь, — рискнул я, делая выстрел наугад. Он кивнул. Скорее даже дернулся.

— Риту можно назвать нигилисткой… в некотором смысле. Ее дитто… непредсказуемы. Нелояльны. Им на все наплевать. С другой стороны… не думаю, что ей не наплевать.

Он чувствовал себя виноватым — это было очевидно. Вот и направление действий. Новая возможность, ведь мои собратья не были знакомы с ней. Но как использовать эту линию? Если бы заставить Йосила видеть во мне личность…

Но Махарал только покачал головой. Выражение лица стало жестче.

— Давайте просто скажем, Моррис, что простого объяснения вашим способностям нет. Я полагаю, что все дело тут в наличии некоей редкой комбинации, возможно, не поддающейся репликации в другой личности. Местечковая точка зрения — ограниченная, но привычная — уже давно признана неразрывной цепью. Якорем, не дающим душе попасть в западню.

— Не понимаю…

— Конечно, не понимаете. Если бы понимали, ваш разум содрогнулся бы от величественной красоты и ужаса увиденного.

— Я

— О, в этом нет вашей вины. — Вскипев, его эмоции так же быстро остыли. — Каждый из нас убежден в том, что его точка зрения более важна, чем мнение других… даже ценнее, чем та объективная матрица, которая и лежит в основе так называемой реальности. В конце концов, субъективный взгляд — это великий театр. Каждый из нас становится героем разворачивающейся драмы. Вот почему идеологии и фанатизм существуют вопреки всякой логике.

— О, субъективное упрямство имело преимущества, Моррис, когда мы превращались в эгоистов природы. Оно привело к тому, что человечество стало хозяином планеты и… несколько раз едва не уничтожило себя.

Я вдруг вспомнил встречу с серым призраком Махарала в «ВП» незадолго до того, как его оригинал был обнаружен в разбившейся машине. В то утро дитЙосил говорил о своем архи как-то странно, описывая реального Йосила как едва ли не параноика, живущего в мире собственных фантазий. Потом он вспоминал об ужасах «сошедшей с ума технологии», о страхе Ферми и Оппенгеймера, увидевших ядерный гриб…

Тогда я не обратил внимания на это. Интригующе, но и мелодраматично. Теперь — другое дело. Может ли быть так, что отец и дочь по-разному воспринимали базовую тенденцию? А неспособность делать надежные копии?

Ирония в том, что один из основателей современной диттотехнологии не может произвести големов, на которых мог бы положиться!

Я начал прикидывать, когда же именно Махарал совершил свой великий концептуальный прорыв. На прошлой неделе? В понедельник? В последние часы перед смертью, когда почувствовал себя в безопасности? Подозрение крепло, а мне становилось все хуже и хуже.

Тем временем серый голем продолжал говорить.

— Нет, ценность эгоистического самомнения нельзя отрицать. Оно сыграло большую роль в те времена, когда люди соревновались друг с другом и с природой за выживание. Сейчас оно в значительной степени содействует социальному отчуждению. На более фундаментальном уровне оно ограничивает сферу действия волновых функций, которые мы хотим принять или…

Я моргнул.

Махарал остановился.

— Вижу, это не для вас.

— Полагаю, вы правы, док. — Я задумался. — И все-таки… некоторое время назад я прочитал одну популярную статью… Вы ведь говорите об «эффекте наблюдателя», верно?

— Да! — Он шагнул вперед, на мгновение энтузиазм взял верх над потребностью выразить презрение. — Много лет назад мы с Бевисовым спорили о том, является ли только что обнаруженная Постоянная Волна проявлением квантовой механики или это совершенно отдельный феномен, случайно использующий динамику, похожую на трансформационную. Как и большинство ученых своего поколения, Бевисов негативно воспринимал употребление слова «душа» в отношении того, что можно измерить или что ощутимо проявляется в физическом мире. Он предпочитал вариант квантовой интерпретации, согласно которому каждое явление во Вселенной вырастает из громадного моря взаимодействующих вероятностных амплитуд, нематериализовавшихся потенциалов, дающих реальный эффект только в присутствии наблюдателя.

— Другими словами, это и есть «субъективная точка зрения», о которой вы говорите.

— Вы снова правы. Кто-то должен осознанно заметить эффект эксперимента или события, чтобы волновые функции ослабли. И оно стало реальным.

— Хм. — Понять все это было нелегко, но я старался не отставать. — Что-то вроде кошки в ящике. Она и жива, и мертва в одно и то же время, пока мы не откроем крышку.

— Хорошо, Альберт! Да. Как и в случае с кошкой Шредингера, каждое состояние во Вселенной остается неопределенным, пока не материализуется через наблюдение мыслящего существа. Даже если это существо находится за много световых лет от явления, взглянув на небо, случайно замечает рождение новой звезды. В этом смысле наблюдатель, можно сказать, помог создать звезду. Естественно, в сотрудничестве со всеми другими наблюдателями. Субъективное и объективное завязаны в сложный клубок отношений. Очень сложный.

— Понятно. То есть я так думаю. И все же… какое это имеет отношение к Постоянной Волне?

Махарал так разошелся, что даже не стал досадовать на мою тупость.

— Давным-давно один известный физик, Роджер Пенроуз, выдвинул предположение, что сознание вырастает из определенного квантового феномена, проявляющегося на уровне крошечных организмов, обитающих внутри клеток человеческого мозга. Некоторые полагают, что именно в этом заключается причина того, что ученым так и не удалось воплотить в жизнь старую мечту о создании искусственного интеллекта в компьютере. Детерминистская логика самой сложной цифровой системы остается фундаментально ограниченной, не способной моделировать, не говоря уже реплицировать, глубоко вмонтированные контуры обратной связи и стохастические тональности гиперсложной системы, называемой нами «полем души».

Я начал быстро отставать. Но мне нужно было, чтобы Махарал говорил. Во-первых, потому что он мог бы проболтаться о чем-то полезном, во-вторых, чтобы оттянуть то, что он задумал. Я не знал планов доктора, но не сомневался, что будет больно.

Очень больно. Настолько, что я мог бы выйти из себя.

Мне не нравится, когда это происходит.

— …каждый раз, когда Постоянная Волна копируется, сохраняется еще и глубокий уровень связи между копией и оригиналом. В обычных условиях эта связь незаметна. Пока голем исполняет поручения рига, никакого обмена информацией не происходит. Но тем не менее единство сохраняется, передаваясь дубликату вместе с Постоянной Волной.

— Вы это имели в виду, когда говорили о якоре? — спросил я, узрев наконец связь.

— Да. Те организмы, о которых говорил Пенроуз, действительно существуют в клетках мозга. Только связаны они не с квантовыми структурами, а с совершенно отдельным спектром душевных модуляций. При копировании мы усиливаем миллиарды этих структур, впрессовывая комбинированную волновую форму в находящуюся рядом матрицу. Но даже когда новая матрица — свежий голем — встает и уходит, ее статус наблюдателя остается связанным с оригиналом.

— Даже если голем не вернется для разгрузки?

— Разгрузка — это возвращение памяти, Моррис. Я же говорю о том, что глубже памяти. Я говорю об ощущениях, в которых каждая личность является суверенным наблюдателем, изменяющим вселенную… создающим вселенную одним лишь актом наблюдения.

Я снова не поспел за его рассуждениями.

— Вы хотите сказать, что каждый из нас…

— …некоторые явно в большей степени, чем другие, — бросил Махарал, и я понял, что он опять злится. Им владела ненависть, рожденная завистью, и я лишь теперь начал это понимать. — На некоем глубоком уровне ваша личность, похоже, более готова воспринимать экспериментальную природу мира, наделять ваши суб «я» собственным, независимым статусом наблюдателя…

— …а следовательно, и полными Постоянными Волнами, — закончил я за него, стараясь внести свою лепту в разговор.

— Верно. По сути, это не имеет отношения к эгоизму, нигилизму или интеллекту. Возможно, вы просто в большей степени готовы доверять себе, чем остальные люди.

Он пожал плечами:

— Но все равно ваши таланты ограничены. Сдержаны. Их единственное явное проявление — способность делать хорошие копии. Когда нужно идти дальше, на новую территорию, вас, как и всех нас, держит якорь.

Менее недели назад я наткнулся на то, что должно было стать ответом. Простой, хотя и грубый подход к достижению цели. По иронии судьбы это то же трансформирующее явление, которое наши предки связывали с высвобождением души.

Он сделал паузу.

И я угадал. Не так уж это было трудно.

— Вы говорите о смерти.

Махарал улыбнулся — широко, с удовольствием, покровительственно и презрительно.

— Очень хорошо, Альберт. Действительно, древние были правы в своей дуалистической вере в то, что после смерти душа может оторваться от естественного тела. Только все здесь не так просто, как они представляли…

Пока он продолжал разглагольствовать и умничать, мой курс поведения представлялся вполне ясным. Сдерживаться, сохранять самоконтроль, подталкивать его к продолжению разговора. Задавать вопросы. Уяснять что-то для себя. Но… Я ничего не мог с собой поделать. Гнев вскипел, овладев моим тельцем с удивительной силой.

— Это ты выпустил ту ракету! Это ты, сукин сын, убил меня ради доказательства своих проклятых теорий. Ты, больной садист! Чудовище! Когда я выберусь отсюда…

Йосил рассмеялся:

— Ну вот. Все по расписанию. Та же брань. Вы очень предсказуемы, Моррис. С вами скучно. Но именно вашей предсказуемости я планирую найти хорошее применение.

И с этим Махарал вернулся к прерванным делам, отдавая команды вотроллеру и переключая режимы. А я лежал на своем ложе, испытывая животное удовлетворение от ненависти и понимая, что именно этой реакции он и хотел добиться.

И, конечно, меня разбирало любопытство — куда же он теперь меня отправит.

Глава 32

Мы выбрались из машины, предоставленной Энеем Каолином, решив, что она «на прослушке».

Что еще мог сделать магнат? Раздумывая об этом, я остановил рикшу, пробегавшего мимо «Салона Радуги». Усевшись в коляску, я приказал возчику прокатить нас по Четвертой улице.

— И побыстрее! — бросил мой пушистый спутник, горевший желанием как можно скорее убраться куда подальше.

Я заметил у него маленькую сумку, в которую Пэллоид сложил сокровища, обнаруженные за баром, в тайнике королевы Ирэн. Наверное, он уже строил планы, как повыгоднее продать обнаруженные материалы «законным владельцам» за «достойное вознаграждение» и избежать при этом обвинения в шантаже.

Наш извозчик пожал плечами и опустил со лба глянцевый визор. На голове у него обнаружились щегольские дьявольские рожки — вероятно, имплантированный компас-локатор, достаточно дешевый, чтобы снабдить им даже однодневок-дитто.

— Держитесь! — крикнул он и, ухватившись обеими руками за ручки, выкатил коляску на дорогу.

Я обратил внимание на его крепкие, как у горного козла, ноги. Разогнавшись до 30 километров в час, рикша включил электрический моторчик и оторвал сверкающие керамические копыта от земли.

— Вам нужен определенный адрес? — спросил козлоногий, обернувшись через плечо. — А может, вы у нас с визитом? Катаетесь, чтобы набраться впечатлений? Если хотите, я устрою вам экскурсию по нашему чудесному городу.

Я не сразу вспомнил, что в лаборатории Каолина меня покрасили в тот оттенок серого, который получил название «посольский». Очевидно, Рикша принял меня за приезжего, путешествующего с дитто — домашним любимцем.

— В этом городе мне знакомы все исторические места и кое-что еще. Есть рынок, где можно купить вещи, которых не найти на востоке. Есть улочки, куда не суется полиция и где нет камер. Небольшой налог и отказ от претензий — все, что надо. А уж там настоящий рай анархизма!

— Вези по Четвертой, — ответил я. — Когда надо, я скажу.

Я, конечно, знал, куда мы направляемся, но предпочитал не говорить вслух. Не исключено, что мы под двойным наблюдением, как наружным, так и внутренним.

Извозчик хмыкнул и поправил визор, ловко управляя румпелем одной рукой. Я же достал флип-фон, полученный от Каолина.

— Куда звонишь? — поинтересовался Пэллоид.

— А как ты думаешь? Нашему клиенту, конечно. На автонаборе был только один номер.

— Но я… а зачем тогда мы вылезли из машины, если…

Темные глазки блеснули. Пэллоид зашевелил мозгами.

— А, да. Не забудь передать Энею привет.

Будучи дешевой «зеленкой», я не мог выразительно закатить глаза, поэтому оставил реплику приятеля без ответа. Сигнал прошел, оставалось только ждать, кто ответит. Один из сияющих големов или… вдруг сам отшельник — триллионер, укрывшийся за толстым, надежно защищающим от бактерий стеклом в башне своего отполированного особняка. А может, я услышу голос компьютерного аватара, вполне способного отправить сообщение или принять несложное решение.

Я ждал. Глиняным приходится ждать. И хотя наша жизнь коротка, нетерпение — привилегия тех, кто проживает настоящую жизнь.

Между тем мимо нас пролетел Диттотаун с его экстравагантным сплавом грязи и блеска. На некоторых старых зданиях, уже не инспектируемых и не обслуживаемых, имелись предупредительные надписи. И все равно вокруг нас шумела толпа, казалось, не замечавшая ни мусора, ни шатких строений и состоявшая из существ, созданных для одного дня тяжелой работы, но при этом выглядевших куда причудливее и веселее, чем их тусклые и скучные создатели. Рабочие муравьи, благодаря которым цивилизация стоит на ногах, выходили из фабрик и мастерских и либо спешили на конфиденциальные встречи, либо устремлялись выполнять срочные поручения.

Движение впереди застопорилось, и нам пришлось объезжать котлован, отмеченным голознаком:

Тут же висел анимационный дисплей, демонстрировавший ход работ, в результате которых сеть вакуумных труб должна была охватить весь город. Доставка почты будет осуществляться автоматически, как по Интернету, и за весьма умеренную плату. Разумеется, у проекта были и оппоненты, прежде всего водители маршруток и бронтогрузовиков, жаловавшихся на то, что трубопроводы проходят по самым прибыльным их маршрутам. Время от времени вспышки саботажа задерживали рабочих, напоминая горожанам о давних временах луддитов, когда профсоюзы организовывали настоящие уличные бои, протестуя против диттотехнологий. Дело дошло до того, что обрушившийся от взрыва дом раздавил более четырехсот големов и разметал осколки стекла на десятки метров, в результате чего реальный гражданин, проходивший в трех кварталах от места происшествия, получил порезы, потребовавшие наложения дюжины швов. Вот был скандал!

Однако несмотря на общественное недовольство, «Всемирные печи» и другие диттопроизводители пролоббировали принятие решения во всех городах. Нельзя же упускать такую прекрасную возможность обеспечивать миллионы клиентов свежими заготовками ежедневно, быстро и дешево. Чем меньше времени уходит на доставку и хранение в холодильниках, тем довольнее покупатель. Тем больше заготовок он закажет в будущем.

Под жизнерадостным голознаком сновали рабочие, перетаскивая на спинах корзины с мусором, укладывая керамические трубы, способные выдержать высокое давление. На таких производствах используются модели «эпсилон» — самые простые, не сознающие своей личности дитто. У них нет ни душевных переживаний, ни «рефлекса лосося», ими движет лишь стремление к труду: работать, работать и работать, пока внутренние часы не остановятся и трудяг не потянет к рециклеру.

Прищурившись, я смотрел на разворачивающуюся перед нами картину и вспоминал сцену из научно-фантастического опуса Фрица Ланга «Метрополия» — рабы, гнущие спины на неких невидимых хозяев, рабы, испускающие дух с наступлением ночи, рабы, подчиненные неведомому закону, никем не оплаканные и никому не нужные.

Какие контрасты! Слева — грязь, тяжкий рабский труд и никем не замеченная смерть. Справа — свободные граждане, жертвующие крохотными долями себя для выполнения необходимой и скучной работы, чтобы посвящать органическую жизнь играм или науке.

Какой из этих миров настоящий?

Или оба одновременно?

А какое мне дело?

Меня удивили мои собственные мысли.

Неужели такое происходит с мозгом каждого дитто, пережившего отведенный ему срок? Или это процесс обновления настраивает его на такой мечтательно-философский лад? А может, эти размышления — результат увиденного у Ирэн?

Или все дело в том, что я Франки?

Ну же, Каолин. Отвечай на звонок!

Вообще-то эта задержка зародила во мне надежду. Может, Энею просто нет дела до меня и Пэллоида. Он слишком занят, чтобы контролировать наше расследование.

Но в наше время «занят» означает совсем не то, что раньше. Богатый человек может импринтировать столько копий, сколько необходимо для решения всех вопросов. Значит, задержка объяснялась другими причинами.

Мы проезжали мимо траншеи, когда наш извозчик резко свернул в сторону и замысловато выругался. Я ухватился за сиденье, ожидая столкновения, но, как оказалось, опасный маневр имел другое объяснение. Внимание рикши привлекли события, происходившие далеко от города.

— Идиоты! — заорал он. — Разве нельзя было догадаться, что за холмом-то они вас и поджидают! Накрыли этих недоумков с пяти точек! ТЭЗу надо сдаться, признать поражение и… пусть воюют риги! Нам нужен настоящий талант, а не эти…

Только теперь я заметил слабое сияние у краев визора. Ну конечно, видео. Сейчас и очков-то без него не найдешь.

Однако я заплатил деньги не за то, чтобы меня опрокинул в грязь помешанный на спорте кули. Еще один такой поворот, и парня придется оштрафовать. Но от чьего имени? И кому пойдут деньги? У бедняги Альберта сестра в Джорджии. Но, владея пятью патентами, она не нуждается в наличных. Потом я вспомнил, что все оставшееся от состояния Альберта перейдет Кларе. То есть то, что не приберут к рукам копы. Или Каолин. Многое зависит от того, на кого возложат вину за диверсию против «Всемирных печей».

Насчет этого у меня были кое-какие подозрения. Но сначала надо раздобыть улики.

— Эй, приятель! — обрушился на рикшу Пэллоид. — Забудь счет и смотри на дорогу!

Предупреждение было нелишним, потому что мы едва не врезались в почтовый фургон.

Возчик пробормотал что-то в адрес моего друга, а тот в ответ оскалился, выгнул спину и выпустил когти, готовясь к прыжку. Я уже собирался закрыть флип-фон и вмешаться, когда в ухе прозвучал резкий голос.

— Наконец-то. Я уже беспокоился, — недовольно пробормотал магнат. Определить, какой именно Каолин вышел на связь, было трудно. Но мне показалось, что голос принадлежит тому самому платиновому, который и давал мне поручение. — Что узнали в «Салоне Радуги»?

Вот так, без извинений, без привета. Таковы триллионеры.

— Ирэн мертва, — ответил я. — Воспользовалась услугами агентства и отправилась вместе со всеми дитто то ли в Нирваносферу, то ли в пояса Валгаллы, то ли еще куда.

— Я уже знаю. Туда только что прибыли копы. Невероятно. Какая психопатка! Вы понимаете, что я имею в виду, Моррис? Мир полон извращенцев и сумасшедших, а диттотехнологии делают его еще хуже. Иногда я думаю, что лучше было бы никогда…

Он остановился. Потом продолжил:

— Ладно, не обращайте внимания. Думаете, Ирэн специально устроила все так, потому что ее заговор провалился? Потому что они не смогли уничтожить мою фабрику?

Как он старается изобразить простака! Я решил подыграть.

— Ирэн тоже была обманута, сэр. Она искренне верила, что наняла Серого Альберта для промышленного шпионажа.

— Вы говорите о той ерунде с попытками найти секрет телепортации?

Я взглянул на туннель для пневмотрубы — какие инвестиции пошли бы — ха, каламбур! — в трубу, если бы телепортация оказалась реальностью.

— История выглядела вполне достоверной. В нее поверил даже Серый Альберта Морриса. Вот и Ирэн тоже. В общем, сегодня утром она поняла, что ее подставили, чтобы возложить на нее ответственность за прионовую атаку. Поэтому решила уйти по-своему.

— Еще одна фанатичка. Как Лум и Гадарин. — Каолин фыркнул. — Нашли какие-нибудь указания на то, кто стоит за всем этим?

— Двумя ее партнерами были клетчатый дитто, называющий себя виком Коллинсом, и якобы копия маэстры Джинин Уэммейкер.

— Это все? Ничего нового.

Больше мне сообщать не хотелось, однако Каолин был моим клиентом… по крайней мере до тех пор, пока я не проверил кое-какие предположения. Ни закон, ни этика не позволяли мне лгать ему.

— Вик Коллинс, конечно, всего лишь фасад. Прикрытие. Ирэн считала, что в действительности это Бета.

— Вы говорите о големнэппере? Есть доказательства! — В голосе Каолина послышалось легкое возбуждение. — Если так, то придется кое на кого надавить. Полиция должна наконец отнестись серьезно к нему, как к реальной угрозе обществу. Если получится, мы уберем его из бизнеса навсегда!

Я ответил осторожно:

— Согласен. Я охочусь за Бетой уже три года. У нас было несколько жестких стычек.

— Да, припоминаю. Вы оторвались от его бандитов в понедельник. А потом устроили налет утром во вторник на Теллер-билдинг. Между вами давнее соперничество.

— Да, вообще-то…

Впереди показалась цель нашей поездки. Мне нужно было успокоить Каолина, чтобы он не очень пристально следил за нашими перемещениями в следующие несколько минут. Время — все.

— Поэтому я сейчас возвращаюсь к Теллер-билдинг.

По крайней мере мы двигались в указанном направлении, так что если я и солгал, то не совсем. Траектория совпадала.

— Собираетесь поискать еще какие-то улики, да? Отлично! — сказал Каолин. Я услышал чьи-то приглушенные голоса. — Позвоните, когда узнаете что-то еще.

Связь оборвалась без лишних формальностей. Вовремя, с облегчением подумал я.

— Остановитесь здесь! — крикнул я рикше, чье внимание опасно разделялось между дорогой, новостями с фронта и Пэллоидом.

И как это таким роботам удается не потерять лицензию? Я сунул ему серебряную монету и соскочил на землю. К счастью, Пэллоид остался у меня на плече и не полез в драку.

«Храм Преходящих», извещал тускло светящийся знак. Я быстро поднялся по гранитным ступенькам мимо болтающихся, никому не нужных дитто-раненых, искореженных, без надежды вернуться домой и разгрузить свои невеселые впечатления в мозг рига. Большинство выглядели так, словно их время уже истекло. И при этом я прожил дольше любого из них! Только я сохранил воспоминания о вторичной службе. Правда, сейчас меня привело сюда не желание слушать ее еще раз.

Экстренной помощи ожидали всего пять-шесть усталого вида копий. А первым в этой короткой очереди стоял сухощавый Пурпурный с оторванной рукой. Мне повезло — дежурила все та же темноволосая женщина-волонтер. Не знаю, какая психологическая причина побудила ее тратить драгоценное реальное время на помощь тем, чья жизнь уже не стоила ее усилий. Я обрадовался, увидев ее.

— Ого! — пискнул Пэллоид, увидев медсестру. — Это же Алекси.

— Что? Ты ее знаешь?

Он ответил мне шепотом:

— М-м… мы встречались одно время. Как ты думаешь, она меня не узнает?

Я невольно сравнил два образа. Реальный Пэл — красивый, мужественный, широкоплечий, но лишенный нижней половины и прикованный к креслу. Второй — живой, проворный, ухмыляющийся хорек у меня на плече. Что у них общего? Память, характер, душа. То, что и имеет значение.

— Может быть, и нет, — ответил я, проходя в голову очереди, — если будешь держать рот на замке.

Кое-кто из раненых големов недовольно заворчал, когда я направился к антисанитарного вида столу. Алекси взглянула на меня, и я лишь теперь заметил, что она хорошенькая. Она завела свое обычное «подождите в очереди», но замолчала, когда я поднял рубашку и показал длинный шрам на спине.

— Помните свою работу, док? Вы отлично справились с тем пожирателем, который выедал меня изнутри. Помню, один из ваших коллег предрек, что я не протяну и до конца дня. Считайте, что вы выиграли пари.

Она мигнула.

— Я вас помню. Но… это же было во втор… Глаза у нее расширились, когда до нее дошло все значение этого факта.

Сообразительная. Но тогда зачем было встречаться с Пэлом?

Опустив рубашку, я спросил:

— Мы можем поговорить наедине?

Она кивнула и направилась к лестнице, которая вела наверх.

Пока Алекси проводила сканирование, Пэллоид держался на удивление скромно и молчал. Она быстро обнаружила установленные Каолином «жучки»-маячки.

И также нашла бомбы.

Может быть, как раз вовремя, подумал я. Наш клиент ждет отчета из Теллер-билдинг. Вот огорчится, обнаружив, что мы сорвались с поводка.

— Какая ж свинья сотворила такое? — возмутилась Алекси, осторожно положив бомбы в контейнер-канистру.

Иногда возникают обстоятельства, когда закон требует, чтобы големы снабжались средствами самоуничтожения, приводящимися в действие радиосигналом. Но в ТЭЗ такое случается редко. Естественно, группа Алекси принципиально против такой практики. Я не стал говорить, кто имплантировал в нас бомбы. Если она узнает, что это дело рук великого рабопроизводителя, вика Каолина, то тут же сообщит всем своим единомышленникам.

Этого я допустить не мог. Пока.

Пэллоиду тоже потребовался кое-какой ремонт. Пока Алекси занималась им, я смотрел на грязное оконное стекло главной церкви. Старые христианские символы уступили место круглой розетке, похожей на цветок с развернутыми лепестками. Поначалу лепестки напомнили мне рыб с хвостами наружу. Потом я понял, что это кашалоты, спермацетовые киты, собравшиеся на встречу для обсуждения какой-то важной проблемы.

Символ? Чего? Киты — существа долгоживущие, хотя и находящиеся под угрозой уничтожения, — казались полной противоположностью дитто, ежедневно умирающим и ежедневно рождающимся в огромных количествах по желанию людей и благодаря их изобретательности.

Мне вспомнился бедолага Гор, техник-священник из «Последнего выбора», занимавшийся реализацией трансцендентного путешествия королевы Ирэн. На его одежде была эмблема в виде мандалы. Явно различающиеся в деталях, обе группы столкнулись с одной и той же проблемой: как примирить импринтинг души с религиозным импульсом. Но кто я такой, чтобы судить?

Мне нравились эти ребята из церкви Преходящих. Может быть, за мной должок. И все же играть надо осторожно.

Алекси закончила и объявила, что мы чисты. Я вдруг почувствовал себя свободным, впервые с… с тех пор, как встретился с Пэлом, Лумом и Гадарином в старом парке и оказался втянутым в это грязное дело.

— Теперь я могу позвонить домой! — возрадовался Пэллоид, забыв о данном им обете молчания. — Подожди, я сам расскажу, что видел! Вот это будет разгрузочка!

Алекси, наклонив голову и прищурившись, вслушивалась в показавшуюся знакомой речь. Но я не дал ей времени прийти к логическому выводу.

— Мой… маленький друг… В общем, нам нужен надежный терминал с выходом в Сеть. У вас не найдется чадры?

Она помолчала, потом неуверенно кивнула в сторону вешалки.

— Их недавно «почистили». «Жучков» нет.

— Отлично, спасибо.

— Только… знаете, — добавила Алекси, — я подписываюсь на журнал «Служба безопасности», так что не вздумайте провернуть через наш терминал что-нибудь незаконное. Ладно?

— Да, мэм.

Она нахмурилась.

— Могу я надеяться, что вы не станете трогать там что-нибудь, пока я буду работать с пациентами?

Пэллоид энергично закивал головой.

— Не сомневайтесь, — уверил я.

— Хм. Может быть, вы когда-нибудь объясните мне, как получилось, что вы разгуливаете после того, как должны были раствориться?

— Когда-нибудь. Обязательно.

Алекси ушла, еще раз окинув нас недоверчивым взглядом. Когда ее шаги стихли внизу, я вопросительно посмотрел на Пэла.

— Хорошо! — ответил он, пожав плечами, что получилось не очень убедительно. — Может быть, она лучше, чем я заслужил. А теперь давай займемся делом, а? Долго дурачить Каолина не получится.

Мой маленький друг вспрыгнул на стол, и я помог ему пролезть под чадру. Капюшон накрыл его полностью, приспосабливаясь к очертаниям странного тела. Второй я набросил на себя, и черная вуаль мягко сползла на плечи и опустилась еще ниже, до пояса. Наверное, со стороны я напоминал одну из тех закутанных в паранджу женщин, которые еще совсем недавно, всего полстолетия назад, составляли едва ли не четверть населения планеты. Прошло совсем немного времени, и чадра стала символом освобождения. Такая вот любопытная трансформация.

И вдруг я оказался в другой вселенной. В чудесном мире виртуальной реальности, где факты и иллюзии смешивались в совершенно невероятные цвета и синтетические глубины, сенсоры отреагировали на положение рук, пальцев, настроились на мое дыхание, на каждый звук гортани. Несколько почти не слышных команд, и передо мной возникли три глобуса.

На первом меня интересовали дымящиеся руины моего… нет, дома Альберта. Несколько корреляторов тут же набросились на меня, вынырнув из джунглей Сети, с предложением предоставить информацию по трагическому событию. Пара агентов имели надежную репутацию, и я, дав требуемые параметры, спустил их с цепи. На первом уровне любопытства это не стоит ни пенни, а проследить мое местонахождение невозможно. Ракетный обстрел занимал одно из первых мест в рейтинге новостей, так что я ничем не отличался от миллионов других пользователей. Внимание на меня могли обратить лишь в том случае, если бы я постарался подобраться поближе.

Вторая цель — сообщения о попытке диверсии на «Всемирных печах». Я хотел получить официальный отчет полиции и прежде всего узнать, значится ли Альберт в числе подозреваемых. Такие события всегда вызывают массу слухов. Если вас не устраивает их направленность, то можно подкинуть парочку идеек, запустив собственную версию. Для таких измышлений, считающихся весьма почетным видом озорства, даже отведено особое место.

Реальный Альберт справился бы с этим намного лучше. А Эбеновый еще лучше.

А что я? Зеленый. К тому же Франки. Но это все, что осталось.

Третья сфера моего интереса самая опасная.

Каше. Названное Альбертом «На всякий случай», куда он убирает запасные файлы на случай, если что-то произойдет с домашним компьютером.

Предположим, Нелл засекла выпущенную ракету за пару секунд до удара. В соответствии с программой, она должна была перебросить как можно больше информации в это самое каше. Если ей это удалось, то я смог бы узнать, что делал и, возможно, что думал мой создатель в последние минуты перед смертью.

Большой куш, но дело рискованное. Тот, кто направил ракету, должно быть, вел наблюдение за домом, чтобы быть уверенным в благоприятном для себя исходе операции и достижении результата. Но насколько пристальным было наблюдение? Ограничились ли они тем, что установили камеры, фиксируя приходы-уходы Альберта? Или сумели проникнуть за защитный экран, запустив в дом микрошпиона, замаскированного под безобразного жучка? Такое случается сплошь и рядом. Технологии совершенствуются, камеры становятся меньше… только дураки рассчитывают уберечь свои секреты навечно.

Возможно, кто-то уже знает все, включая местонахождение каше. Возможно, затаившийся в дебрях сети охотник только и ждет того, кто придет к тайнику. Заимствованная чадра не спасет…

Но был ли у меня выбор? Единственная альтернатива — отправиться домой к Пэлу, напиться и ждать, пока искусственно продленная жизнь покинет меня уже навсегда. Ну уж нет, фиг вам! Пошевелив пальцами, я пробормотал несколько кодовых фраз, надеясь, что Альберт не поменял мой пароль, узнав о постигшем меня несчастье.

И почти сразу передо мной возникло милое личико Нелл. Эксперты утверждают, что такой вещи, как цифровой интеллект, не существует и быть не может. Им виднее. В XX веке родилось немало иллюзий. Не стали явью, например, летающие тарелки. А вот симуляция превратилась в настоящее искусство, и теперь говорящая голова, созданная хорошей анимационной программой, способна одурачить многих.

Лицо Нелл я списал с личика одной профессорши, с которой у меня был короткий роман в колледже. Сексуальная, но не настолько, чтобы отвлечь отдел. Персонифицированная эффективность без излишнего воображения. Затребовав и проверив пароли для следующего уровня, аватар просканировал мою физиономию и прозондировал ярлык у меня на лбу.

Обычно этого вполне хватало. Но не теперь.

— Несоответствие. Вы должны быть вторичным зеленым, но сейчас вы в окраске серого. Кроме того, ваше время уже истекло. В доступе к каше отказано до получения убедительного объяснения.

Я кивнул:

— Справедливо, объясняю. Коротко. Специалисты «ВП» открыли способ продлять жизнь дитто. Вот почему я говорю с тобой. Похоже, это открытие спровоцировало конфликт между виком Каолином и доктором Йосилом Махаралом. Возможно, это привело к убийству Махарала. И уничтожению Альберта Морриса.

Анимированное лицо исказилось — карикатура сомнения. Мне пришлось напомнить себе, что передо мной не та Нелл, которую я помнил, а только фантом, реплика, репродукция, упрятанная в уголок огромной инфосферы и оперирующая только заимствованной памятью.

— Ваше объяснение представляется убедительным и подтверждается другой информацией, отправленной в каше вторичным Эбеновым перед взрывом. Но есть еще одно несоответствие.

— Новое?

Нелл-фантом довольно убедительно нахмурилась — запрограммированный нюанс, на который я не обращал внимания. Обычно таким образом она реагировала на мою несообразительность.

— Убедительные доказательства того, что Альберт Моррис убит, отсутствуют.

Будь я реальным, наверняка бы запнулся или закашлялся.

— Отсутствуют? А что тебе надо? Дымящийся пистолет? Разве попадание ракеты в дом не убийство?

Мне пришлось напомнить себе, что передо мной не реальный или глиняный человек и даже не первоклассный аватар. Конечно, для фантома Нелл выглядела вполне сносно. Но, судя по всему, она пострадала от взрыва либо же попала в какую-то семантическую ловушку.

— Ракетная атака не имеет отношения к рассматриваемому несовпадению — предполагаемому убийству Альберта Морриса.

Я тупо смотрел на знакомое лицо.

— Как это…

Да, семантический узел, должно быть, серьезно поврежден. Черт. Так я могу и совсем не получить доступ.

— Как это не имеет отношения?

— Органический гражданин Альберт Моррис считается пропавшим. За минувший день никакой информации о его местонахождении…

— Ну конечно…

— Но его исчезновение было запланировано. Более того, оно не имеет прямого отношения к уничтожению его дома.

Я повернулся к «пузырю», показывающему руины на Сикамор-авеню. Вид сверху — обгоревшие черные балки и обрушившиеся кирпичные стены. Труба дымохода торчала над руинами, как указующий перст.

Кованая балюстрада, скрученная жаром… какие-то обугленные комки…

Полицейские оцепили место отпугивающей лентой — у нас немало любителей сувениров. Я заметил на развалинах несколько эбеновых специалистов со сканерами и сэмплерами. По грудам мусора бродили и еще какие-то фигуры.

Пока я разговаривал с Нелл, нанятые мной агенты спешно собирали информацию о ракетной атаке, сразу же отправляли мне все полученные сведения в виде резюме и таблиц. Я указал пальцем на рапорт, содержащий данные по использованному оружию.

Точный тип модели оставался неизвестен, но уже было ясно, что речь идет о высокоточной ракете небольшого размера и огромной мощности. Этим и объяснялась та легкость, с которой оружие доставили в Диттотаун и установили в невыясненном пока месте. Впечатлял и тот факт, что ракету запустили под прикрытием плотного облака дыма над пятью полузаброшенными зданиями. Дым стер все следы. Работу полицейских затрудняло и то, что район был плохо оснащен камерами наблюдения. Если бы копам удалось установить траекторию полета ракеты, многое могло бы проясниться.

Но кто мог иметь доступ к такому оружию? И какой смысл использовать его против жалкого частного детектива?

На первый вопрос за меня уже ответили. Пока копы пожимали плечами и бормотали что-то себе под нос, отставные специалисты и аналитики-любители выдвинули свою версию. Они тщательно процедили все данные и пришли к согласию.

Оружие было военного назначения. Причем не обычная модель, используемая в ритуальных сражениях на глазах миллионов зрителей. Естественно, каждая страна держит самое лучшее в тайниках.

Вот почему на руинах столько эбеновых специалистов. Их интересовал не столько бедняга Альберт, сколько то, чем его убили.

Имелись и другие мнения.

…Этот Моррис, по-видимому, имел какое-то отношение к диверсии против «ВП» во вторник. Вот ему и отомстили… Через пару часов? Смешно! На то, чтобы установить ракету и позаботиться о ее тщательной маскировке, нужны дни…

… Точно! Морриса подставили! Ракетой ему заткнули рот.

…Возможно. И все же во всем этом есть что-то странное. Гнилью воняет. И почему не нашли его тело?

…Какое тело? Оно испарилось…

…Да? Органические остатки?

…Обнаружены следы ДНК, идентичные профилю Морриса…

…Верно, следы! Взорвите дом, когда меня там не будет, и вы найдете клетки кожи, волосы, перхоть. Возьмите подушку со своей кровати — десятую часть ее веса составляет то, что отшелушилось от вашей головы за тысячу ночей!

…Фу, гадость!

…поэтому бессмысленно указывать на это как на доказательство смерти Морриса. Хотите убедить меня в том, что он погиб, — покажите кости, кровь, кишечные клетки.

Черт возьми! Мне самому следовало подумать об этом! Пусть я и зеленый Франки, но мозги-то у меня есть и есть память Альберта. Его профессионализм.

Что бы это могло значить?

Возможно, я пришел бы к очередному выводу уже через пару секунд, но мой взгляд упал вдруг на одиноко бродившую по пепелищу фигурку, разгребавшую палкой угли. Что-то в ее изящном спортивном сложении показалось знакомым.

В ответ на мой взгляд «пузырь» увеличил объект.

Поначалу я принял ее за дитто — в нейтрального цвета брюках, с убранными под кепочку волосами, серым от пепла лицом. Но потом, когда какой-то Эбеновый уступил ей дорогу, мне стало ясно, что она реальная.

Камера наехала еще ближе, и рядом с фигурой появился идентификационный значок:

Вот уж не думал, что так расчувствуюсь.

— Клара, — пробормотал я, вглядываясь в ее строгое лицо с выражением печали, злости и недоумения.

— Последний пароль принят, — сказала Нелл, реагируя на единственное произнесенное мной слово. — Доступ к каше разрешен.

Я взглянул вправо. Лицо Нелл исчезло, а вместо него появился каталог содержания. Голос Нелл продолжал:

— Первое: ваш запрос относительно голема, вторник, 13.45. Вы просили об официанте, уволенном с работы из ресторана «Ванадиевая башня». Сведения о нем прилагаются. Он подал протест в АТС…

Официант? Ресторан? О, я уже забыл об этой мелочи.

— Непосредственно от Малахая Монмориллина, инспектора Блейна, Джинин Уэммейкер, Томаса Факса…

Черт. Если бы только Альберт принял звонок от Пэла, пытавшегося предупредить его о заговоре с участием вторничного Серого… если бы… — то меня не было бы сейчас здесь. Я бы провел день, как свободный Франки, показывая фокусы детишкам или отыскивая того неуклюжего официанта. Пока не развалился бы на части.

— Я могу воспроизвести запись последнего звонка вашего оригинала, сделанного Риту Махарал. Речь шла о совместной поездке в дом ее отца в пустыне. Что такое? Поездка вдвоем? Я вдруг задрожал. С Риту Махарал… в пустыню? И тут передо мной что-то забрезжило. Я начал понимать. Альберт мог отправиться лично, замаскировавшись под Серого.

Если так, то подозревал ли он о том, что дом под наблюдением? Если да, то уловка удалась. Он всех одурачил, заставив поверить, что находился в доме в момент взрыва. Поразительно! Конечно, возможно, что-то пошло не так, но… не исключено, что Альберт жив!

Хорошая новость, да? Я мог сбросить с себя тяжкое бремя — необходимость в одиночку докапываться до правды. Может быть, сам Альберт и дюжина его верных двойников в этот самый момент уже идут по следам злодеев, смыкая круг в твердой решимости отомстить за сожженный сад. И все же… меня охватило такое чувство, словно что-то ушло. Какое-то время я ощущал свою незаменимость, я играл важную роль. Моя недолгая, жалкая жизнь обрела смысл, значение. Правосудие зависело от того, добьюсь ли я успеха. Мой выбор мог повлиять на судьбу человечества. И что теперь?

Что ж. Мои обязанности просты. Послать отчет. Описать все, что я узнал, и предложить свои услуги тем, кто лучше меня.

Но это совсем не так романтично, как сражаться в одиночку.

Решение пришло, пока я смотрел, как Клара бродит по руинам. Озабоченная судьбой Альберта, а не тем, как идет ее война. Если Альберт жив, он даже не потрудился связаться с ней. Даже не сообщил, что с ним все в порядке!

Может, он предпочел общество прекрасной наследницы Риту Махарал?

Ублюдок.

Иногда надо отойти в сторону, чтобы увидеть себя таким, какой ты есть. Или, еще лучше, стать кем-то новым.

Что ж, возвращаюсь к настоящему. Моя история рассказана. Одну копию отправлю в каше… на случай, если какой-то Альберт пожелает выслушать.

Краткий отчет отошлю мисс Риту Махарал. Она последний наниматель Альберта и, полагаю, должна узнать мое мнение: Эней Каолин — опасный безумец.

Но вообще-то я делаю это для Клары. Это из-за нее я остался под чадрой на десять лишних минут, записывая краткое изложение всего, что видел и слышал за последние два дня. Я делаю это, не обращая внимания на мольбы малыша Пэла, предупреждающего, что каждая лишняя секунда грозит нам опасностью. Нас может обнаружить Каолин или некто неизвестный, некто похуже Каолина.

Ну и пусть. Возможно, мой рапорт не имеет никакого значения. Я разгадал лишь несколько фрагментов головоломки. Дело не завершено.

Может быть, я только продублировал работу кого-то другого, какой-то версии «меня».

Черт, я даже не знаю, куда идти… хотя кое-какие мыслишки у меня есть.

И все же я скажу тебе одну вещь, Клара.

Пока эта душонка живет, я буду помнить тебя. До того момента, пока не попаду в рециклер, у меня есть нечто… и некто, ради чего и ради кого стоит жить.

Глава 33

Ух ты!

Изумительное место.

Чтобы описать то, что я сейчас вижу, надо перейти на настоящее время.

Но все равно… могу ли я воздать должное ему? Тем более что приходится бормотать в крошечный рекордер-имплантат, позаимствованный у мертвого голема. Имплантат, который, может быть, и не функционирует.

Но надо попробовать. Это единственное, что остается. Не так-то много людей имеют возможность наблюдать такой спектакль. Причем вам потом не промоют мозги, чтобы стереть всю память о нем.

Передо мной замерла по стойке «смирно» вся армия, разделенная на отделения. Взводы, роты и полки. Отбрасывая длинные тени, ряд за рядом, эти приземистые крепкие фигуры занимают немалую площадь. Не живые и не совсем безжизненные. Молчаливые, запечатанные в тонкий слой оберточного геля для сохранения свежести в сухом воздухе глубокой подземной пещеры, тянущейся, возможно, на километры. Они ждут приказа, который никогда не поступит, команды включить свет и растопить печи, пробудить легион от сна.

Капрал Чен говорит, что у этого корпуса есть свой девиз:

«Открыть, испечь, служить… и защищать». Нотка юмора, звучащая в девизе, придает мне уверенности. Немного.

Ну, не такой уж это и сюрприз. Слухи о секретной армии, настоящей военной мощи страны, дремлющей, но готовой к бою, ходили всегда. Конечно, генералы и стратеги из Додекаэдрона знают, что двадцати резервных батальонов недостаточно для реальной войны. Все предполагают, что эти гладиаторы представляют лишь верхушку айсберга.

Да, но увидеть такое своими глазами…

— Пошли, — говорит дитто Чен, приглашая нас следовать за ним. — Сюда. Там то, что я обещал.

С тех пор как мы вошли в туннель, идущий куда-то вглубь, под военный комплекс, Риту Махарал только и делает, что стирает с лица краску. Но сейчас ее рука с полотенцем застывает в воздухе, а взгляд прилипает к бесконечным рядам застывших в прозрачных коконах солдат-големов.

— Изумительно. Я понимаю, почему здесь, под базой, создан такой комплекс. Чтобы тренирующиеся солдаты могли быстро импринтировать всю эту силу. Но не понимаю… — Она машет рукой в направлении словно окаменевших бригад. — Зачем так много?

Чен пожимает плечами, принимая на себя роль гида.

— Затем, что у другой стороны может быть еще больше. — Он идет впереди на своих кривых обезьяньих ногах. — Подумайте, мисс. Создать такую армию легко. Не надо тратиться на продовольствие и обучение. Не нужны страховки и пенсии. Обслуживание — мелочи. У нас есть разведывательная информация о состоянии дел в этой области в других странах, не только дружественных. Инди держат свои силы в большой пещере под Явой. Орды Южного Хана тоже упрятаны под землей. Соблазн велик. Представьте только — иметь в своем распоряжении военную силу, превосходящую прусскую армию на Марне. Мобилизовать и перебросить ее в любую точку планеты — дело нескольких часов. И при этом каждый солдат полностью подготовлен, обучен и имеет боевой опыт закаленного в сражениях ветерана.

— Жуть, — ответил я. Чен согласно кивает:

— Так что нам ничего другого не остается, кроме как иметь под рукой таких вот защитников. В общем-то на первом уровне все решает численное превосходство.

— Я хочу сказать… То, о чем вы говорите, — жуть. Безумная гонка… кто больше…

— А что делать? Ребята за океаном должны знать, что если они нанесут первый удар, им же будет больно. Логика та же, что и у наших предков, живших в эпоху ядерных бомб.

— И все равно мне это не нравится, — замечает Риту.

— Аминь, мисс. Но пока политики не договорились, что еще остается?

Теперь я уже задаю вопрос:

— Как насчет секретности? Ведь в наше время утаить что-то невозможно. Законы…

— Законы, Альберт, направлены на поощрение борьбы с криминальной деятельностью. А тузы в Додекаэдроне следят за этим очень тщательно. Они и на полшага не переступят границы легальности. Они никогда не отрицали наличие таких резервных военных сил. Они не причиняют никакого вреда реальным людям. А раз так, то и доносчик не получит награды. А вот на штраф нарвется. Представьте, что кто-то разгласил местонахождение, а вы оплачиваете расходы. Как думаете, успеет он рассчитаться?

Чен смотрит на меня и Риту.

— И еще одно. Мы не препятствуем распространению слухов. Валяйте — рассказывайте о том, что видели, друзьям и знакомым. Можете приврать и приукрасить. Но никаких ссылок на местонахождение, никакой конкретной информации для пользователей Сети. Иначе — пожизненные выплаты Додекаэдрону.

Он еще не закончил говорить, а я уже запечатлел всю сцену с помощью имплантата в моем левом глазу.

Для внутреннего использования.

Может, придется стереть.

— А теперь пойдемте к тому порталу, о котором я говорил.

Все еще пребывая под впечатлением предупреждения, мы с Риту молча следуем за ним мимо шеренг современных янычар, неподвижных и бессловесных, как статуи. Вблизи осознаешь, какие же они большие! В полтора раза крупнее средних людей. Все дело в дополнительных энергетических клетках, обеспечивающих силу, выносливость и более широкий спектр сенсорного восприятия.

Большинство из них широкоплечие, с крепкими руками и ногами, но я всматриваюсь в лица, ища сходства с Кларой. Наверняка она тоже служила матрицей, передавая свои навыки и боевой дух десяткам, а то и сотням воинов. И надо же, даже не сказала мне!

Риту продолжает донимать Чена вопросами.

— Я думаю, что опасность, намного большая внешней, исходит от тех, кто сидит наверху. Что, если Додекаэдрон, или президент, или даже Главный протектор… что, если кто-то из них решит, что демократия слишком неудобная штука. И вот миллион боевых големов рассеиваются по стране, захватывая города… переворот…

— Несколько лет назад был триллер с похожим сценарием, помните? Отличные эффекты, сплошной экшн… Орды керамических монстров, сокрушающих все и всех… кроме, разумеется, героя. Его они как-то не заметили!

Чен смеется и указывает на окружающие нас роты.

— Честно говоря, все это притянуто за уши. Не забывайте, что они скопированы с вполне благопристойных граждан в полном соответствии с инструкциями. У них наша память и наши ценности. Трудно представить, что переворот осуществят ребята вроде меня и Клары, считающие демократию как раз тем, что надо.

— А как насчет закодированных программ самоуничтожения?

Чен качает головой:

— Нет, забудьте обо всех этих так называемых «предохранителях». Если не верите в военные уставы и профессионализм, то поверьте в логику.

— В какую логику?

Чен похлопывает по плечу ближайшего боевого голема. Возможно, импринтированного его собственной душой.

— В логику неизбежного конца, мисс. Даже при всех своих дополнительных энергоклетках боевой дитто не продержится более пяти дней. Самое большее — недели. Как после этого удержать захваченный город? Маленькая группа заговорщиков физически не в состоянии импринтировать такое количество копий. А большая в наши дни вряд ли сможет подготовить столь масштабное предприятие втайне от властей.

— Нет, назначение глиняной армии состоит в том, чтобы погасить первый шок внезапного нападения противника, а защищать себя и цивилизацию придется уже людям: Только они могут бросить в затяжной конфликт достаточно свежих душ и настоящей отваги.

Чен пожимает плечами:

— Но ведь так было всегда.

Риту нечем ответить, а я молчу. Чен поворачивается и идет дальше, мимо все новых и новых полков, выстроившихся друг за другом, и мы в конце концов теряем им счет, пораженные бесконечной вереницей немых стражей.

Риту чувствует себя здесь неуютно. В пустыне она была покладистым и приятным спутником, но сейчас кажется отстраненной и заметно нервничает. Возможно, из-за того, что у нее с дитто часто возникают неприятности. Ее двойники непредсказуемы, Иногда все проходит хорошо, и тогда големы помогают ей, исполняют все поручения и вечером возвращаются домой для разгрузки. Другие же таинственным образом исчезают, посылая ей загадочные и дерзкие сообщения.

— Можешь представить, каково стать объектом насмешек того, кто знает самые интимные твои мысли?

— Тогда зачем вообще делать копии? — спросил я, когда мы шли через пустыню.

— Разве непонятно? Я же работаю на «Всемирные печи»! Я выросла на этом. Другим я не занималась. А без двойников никакой бизнес в наше время невозможен. Так что каждое утро я отправляю по делам пару големов и надеюсь на лучшее.

Но при этом, когда предстоит важная встреча или когда нужно сделать что-то без ошибок, я предпочитаю заниматься этим лично.

Значит, и путешествие к домику отца для расследования обстоятельств его смерти тоже важное дело. Когда я пригласил Риту, она решила пожертвовать на это одним днем своей настоящей жизни. Но одним днем все не ограничилось. После того как Каолин устроил нам засаду на дороге, мы отклонились в сторону и движемся к цели обходными путями. Ее это, должно быть, ужасно огорчает.

Как и меня. Забраться в такую даль и обнаружить, что Клара в самоволке, умчалась рыться в руинах моего дома! Черт! Надеюсь, мы доберемся до того надежного терминала, о котором говорил Чен. Мне необходимо каким-то образом связаться… Наконец-то!

Шеренги глиняных солдат заканчиваются. Теперь мы идем мимо громадных автопечей, готовых в любой момент включиться в работу и приступить к выпечке румяных воинов, активизировать их энергетические клетки с тем, чтобы все эти дивизии отправились маршем на поле боя. Навстречу смерти и славе.

Металлические чудовища помечены знакомым логотипом — заключенными в кружки буквами «ВП». Но Риту, похоже, это не радует, она нервничает все больше, потирает руки и плечи, ее взгляд мечется по сторонам. Лицо напряжено, как будто она держится на одной лишь силе воли.

Вслед за Ченом мы проходим в следующее помещение, где на свисающих с потолка крюках подвешены бесчисленные костюмы. Целый лес дюралитовых шлемов и щитков. Мы пробираемся между металлических нагрудников и леггинсов, цепляя их, вызывая жутковатые движения в этом мертвом царстве.

Я чувствую себя карликом, ребенком, залезшим в раздевалку великанов. Здесь еще страшнее, чем в зале големов-солдат. Может быть, оттого, что здесь нет души. Та армия была по крайней мере человеческой. Здесь же веет безжизненностью и холодом металла и силикона. Бронированные одежды напоминают роботов, не наделенных сознанием, а потому пугающе беспощадных и безответственных.

К счастью, мы идем очень быстро. Еще несколько минут, и я вздыхаю с облегчением — мрачный склад позади.

И тут же Чен призывает нас подняться на балкон.

— Альберт, вам надо посмотреть на это!

Я подхожу к перилам и вижу перед собой третью галерею, заполненную всевозможными видами оружия. Здесь есть все, начиная от небольших огнеметов до персональных геликораптеров — настоящая выставка разрушения.

Чен с сожалением качает головой:

— Начальство настаивает на том, чтобы держать самое лучшее в резерве. Как говорится, на всякий случай. Уверен, мы могли бы применить кое-что наверху прямо сейчас. Например, против инди. Упрямые гады. Было бы отлично, если бы…

Он вдруг замолкает и словно прислушивается к чему-то.

— Вы ничего не слышали?

Мне почему-то кажется, что Чен шутит. Хочет меня напугать. Что ж, местечко подходящее.

И вдруг… Да, едва слышные голоса.

Наклонившись, я смотрю вниз и замечаю идущие вдоль стеллажей с оружием фигуры. Черные, стальные, с какими-то инструментами. Проверяют наличие?

Чен тихонько ругается.

— Должно быть, проверка! Но почему сейчас? Думаю, догадаться можно.

Он смотрит на меня своими темными глазами и наконец медленно кивает.

— Ракета! Та, что уничтожила вашего архи и ваш дом. Я думал, это дело рук каких-то уголовников, городской шпаны, склепавшей что-то в подвале. Но, видно, начальство решило, что ее похитили отсюда. Черт, нетрудно было догадаться!

Что я могу сказать? Я и сам додумался до этого только что. Мне просто не хотелось расстраивать Чена.

— Но кому из военных я мог помешать? Признаюсь, пару раз Клара угрожала сломать мне руку…

Шутка проходит мимо. Чен хмурится.

— Нам надо убираться отсюда. Немедленно.

— Но вы же обещали…

— Я думал, что здесь никого нет! И тогда я не знал о краже военного имущества. Не хочу, чтобы вас схватили эти ребята, с ними не пошутишь. — Чен кивает. — Позовите мисс Махарал и…

Мы оба поворачиваемся и застываем на месте.

Риту шла за нами.

Теперь ее нет, и только легкий шорох, как дуновение ветерка, тронувшего сухие листья, проносится между свисающими с потолка шлемами и кирасами.

Глава 34

Трудно проникнуть в мозг гения.

Обычно подобный мозг не является поводом для беспокойства, так как подлинная гениальность, как всем хорошо известно, чаще всего сочетается с порядочностью и благородством. Мы, сами того не сознавая, привыкли полагаться на это. В отличие от драматических произведений реальный мир отнюдь не кишит сумасшедшими художниками, психопатами-генералами, маньяками-врачами, сдвинувшимися политиками, шизофрениками-писателями и безумными учеными.

И все же исключения существуют, и именно они создали публичный образ гения как человека, в котором смешалось множество разных ингредиентов, а потому довольно опасного. Среди необразованной части населения бытует мнение, что талант неотделим от буйства. Чтобы тебя запомнили, надо быть несносным. Чтобы к тебе относились серьезно, следует быть надменным.

Должно быть, в детстве Йосил Махарал смотрел слишком много плохих кинодрам, потому что он заглотил это клише целиком. Убедившись в своем тайном убежище, без обязательств перед кем-либо — даже перед самим собой, — он сыграл роль сумасшедшего так, словно ее написали специально для него.

Еще хуже то, что во мне он видит ключ к интересующей его загадке, свой единственный шанс на вечную жизнь.

Запертый в лаборатории, скованный по рукам и ногам, я начинаю ощущать хорошо знакомое влечение — «рефлекс лосося». Это чувство испытывают в конце дня все высокоуровневые големы. Сейчас оно многократно усилено изобретенной Махаралом аппаратурой.

Раньше мне всегда удавалось при необходимости избавляться от «рефлекса лосося». Но на этот раз рефлекс слишком силен. Не в силах преодолеть мучительную потребность, я снова и снова пытаюсь освободиться от цепей, не обращая внимания на возможные повреждения конечностей.

Древний инстинкт требует, чтобы я берег свое тело, но рефлекс берет верх. Он говорит, что это тело не важнее дешевой бумажной одежды. Воспоминания, вот что имеет значение.

Нет. Не память. Что-то другое. Что-то большее. Я не владею научной терминологией. И сейчас мне ни до чего нет дела.

Вернуться в свой реальный мозг. Мозг, который, если верить Махаралу, больше не существует. Это он информировал меня о том, что реальное тело Альберта Морриса — тело, рожденное моей матерью более двенадцати тысяч дней назад — уничтожено вечером во вторник. Вместе с моим домом и садом. Вместе со спортивными наградами и так и не законченной дипломной работой.

Вместе с сувенирами, каждый из которых так или иначе связан с расследованным мною делом. Сколько их было? Пожалуй, более сотни. Сотни дел… сотни злодеев, худшие из которых отправлены на принудительную терапию и в тюрьму.

Вместе со шрамом от пули, который поглаживала Клара, когда мы лежали с ней в постели…

Моей плоти больше нет. Так мне сказали.

Я лишен возможности проверить утверждение Махарала. Но зачем ему лгать беспомощному пленнику?

Проклятие! Этот сад стоил мне таких трудов. На следующей неделе в нем созрели бы абрикосы.

Хорошо. Размышления о саде помогают отвлечься. Хоть какой-то способ сопротивляться рефлексу. Но долго ли мне удастся продержаться?

Положение усугубляет беспрерывная болтовня Махарала.

Может, он специально действует мне на нервы? Или это часть некоего хитроумного плана вывести меня из равновесия?

— …Так что, как видите, все началось задолго до того, как Джефти Аннонас открыла Постоянную Волну. Двое ученых, Ньюберг и Д'Акили, обнаружили вариации в нервной функции, используя примитивную аппаратуру начала века. Особенно их заинтересовали различия, появлявшиеся в ориентационной зоне, в верхней части мозга, во время молитвы и медитации.

Они выяснили, что духовные адепты — от буддийских монахов до исступленных протестантов — умеют подавлять активность в этой особой нервной зоне, функция которой заключается в совмещении всей сенсорной информации и разграничении человека и окружающего мира.

Религиозные фанатики умели уничтожать восприятие границы между собой и миром. Один из эффектов ощущения единства со вселенной — высвобождение эндорфинов и других вызывающих удовольствие веществ, что усиливает желание снова и снова возвращаться в то же состояние.

Другими словами: молитва и медитация индуцировали психохимическое пристрастие, сродни наркотическому, к святости и единству с Богом!

Тем временем другие исследователи стремились найти то место, где находится сознание, тот воображаемый локус, где обитает наша сущность, наше «Я». Ученые Запада помещали его за глазами, считая, что это «Я» смотрит через них, подобно мифическому гомункулусу. Другие полагали, что место обитания «Я» — грудь человека, там, где бьется сердце. Эксперименты доказали, что людей можно заставить поверить в перемещение «Я» или души.

Человека можно научить наблюдать душу вне тела. Она способна вселиться в какой-нибудь находящийся рядом объект… например, в глиняную куклу!

Иногда профессор останавливается и улыбается мне.

— Только подумайте, Альберт! Поначалу между этими открытиями не было видимой связи. Но затем отважные исследователи начали понимать, к чему они подступили. В их распоряжении оказались элементы, отдельные кусочки великой тайны. Перед ними ворота в новую реальность, в новую вселенную, предлагающую невероятные возможности.

Я беспомощно наблюдаю за тем, как Махарал переводит переключатель еще на одно деление. Машина надо мной издает стон и наносит очередной удар в мою оранжево-красную голову. Удается удержаться от крика, чтобы не доставить моему мучителю удовольствия. Чтобы отвлечься, я продолжаю диктовать комментарий, хотя у меня нет рекордера, и слова бесследно исчезают в забвении.

Впрочем, это к делу не относится. Снова и снова я повторяю себе, что должен определить линию поведения и строго придерживаться ее. Проверенный временем совет для беспомощного пленника, предложенный давным-давно человеком, пережившим куда более худшие муки, чем те, что уготовил мне Махарал. Совет, нужный мне, как…

Стрела боли пронзает голову! Спина выгибается в спазмах. Но еще сильнее потребность вернуться.

Но куда? Как? И зачем он делает это со мной?

Вдруг я замечаю кое-что за стеклянной панелью, разделяющей лабораторию Йосила. Это Серый Альберта. Дитто, захваченный на территории поместья Каолина в понедельник, тот, которого доставили сюда и использовали в качестве матрицы для изготовления меня.

Каждый раз, когда корчится мое тело, то же происходит и с Серым!

Неужели Махарал делает одно и то же с нами обоими?

Одновременно? Но возле Серого нет такой машины, какая нацелена на меня.

Значит, происходит что-то другое. Тот дитто каким-то образом чувствует то же, что чувствую я! Должно быть, мы… Ох!

Сильно. Будь я реальным, наверное, поломал бы себе зубы. Надо разговаривать. До следующего удара.

— Дис… дис… тан…

— В чем дело, Альберт? Пытаетесь что-то сказать? — Мой мучитель усмехается. — Ну же, вы можете!

— Диета… дистанционный… Вы хотите…

— Дистанционный импринтинг? Всегда одно и то же. Нет, друг мой. Ничего подобного. Та мечта устарела. У меня более амбициозная цель. Фазосинхронизация псевдоквантума душевных состояний двух сходных, но пространственно разделенных Постоянных Волн, Я исследую ваш общий локус наблюдателя. Вам это что-то говорит?

Дрожу. Не могу удержать дрожи.

— Общий… ло… локус…

— Мы уже обсуждали это. Каждый, кто наблюдает явление, помогает его творению… впрочем, ладно. Скажем проще, все копии Постоянной Волны связаны с органической версией. Даже ваши, Альберт, хотя вы предоставляете своим големам большую свободу действий.

Я хочу использовать эту связь! Для этого нужно оборвать оригинальное связующее звено. А единственный способ — уничтожить матрицу-прототип.

— В-вы уб… убили…

— Альберта Морриса с помощью похищенной ракеты? Конечно. Мы ведь уже обсуждали это.

— Себя. Вы убили себя?

На этот раз серый голем вздрагивает.

— Да… да. Поверьте мне, это было нелегко. Но на то были основания.

— Основания?

— Действовать пришлось быстро. Пока я не в полной мере осознал, что задумал.

Говорить становится все труднее… даже выдавить из себя хоть одно слово. Спазмы следуют один за другим. Машина словно дергает струны моей Постоянной Волны, и с каждым рывком во мне вскипает острая потребность поспешить домой… разгрузиться… отдать свои воспоминания мозгу, которого больше нет.

Ух! Плохо, хуже некуда!

Все, думай! Предположим, меня реального нет. А как же Серый за стеклянной перегородкой? Могу ли я слить свои впечатления ему? Но нас ничто не соединяет. Нет никаких кабелей.

Ох!

А если…

…если Махарал чего-то ждет. Должно произойти что-то… о-о-о!.. необычное.

Может быть, я пошлю что-то… какую-то сущность себя… туда, в другую комнату, через стеклянную стену… тому Серому? Перемещу свою душу без криокабелей и прочего оборудования?

Я не успеваю ничего спросить, чувствуя, как накатывает еще одна волна боли. Не волна… вал…

Черт. Как больно…

Глава 35

Черт, что же это?

Или я сам вообразил, что через меня прошла какая-то волна, как горячий ветер?

Наверное, показалось. Что еще остается тому, кто привязан к столу, не способен двигаться, приговорен к наихудшей из возможных судеб.

Думаю.

С того самого момента, как Махарал заставил меня импринтировать ту оранжево-красную копию, я стараюсь выработать какой-то план побега. Нечто хитроумное, что не приходило в голову другим пленным Альбертам. Если же с планом побега ничего не выйдет, то хотя бы отправить сообщение мне-реальному. Предупреждение. Пусть я/он знает о техноужасе Йосила.

Да. Знаю. Но напряженная работа ума, пусть даже бесполезная, помогает скоротать время.

Меня почему-то начинают одолевать приступы необъяснимого беспокойства. Какие-то образы вспыхивают в мозгу и гаснут, как фрагменты сна, я не успеваю их запомнить, а когда пытаюсь воспроизвести методом свободных ассоциаций, то в памяти возникает лишь длинный ряд молчаливых фигур… как статуи Истер Файленд. Или фигурки на громадной шахматной доске.

Каждые несколько минут на меня наплывает безумная клаустрофобическая жажда. Выбраться из тюрьмы. Вернуться домой. Покинуть это удушающе тесное тело и обрести то, из почти бессмертной плоти.

И вот… словно кто-то нашептывает мерзкий слушок…

Нет никакого «я»… возвращаться некуда…

Глава 36

Выйдя из Храма Преходящих, мы с Пэллоидом поспешили по Четвертой авеню мимо стонущих динобусов, круглосуточно развозящих дешевых фабричных рабочих. Рядом сопели бронегрузовики, доставлявшие срочные грузы, бежали рассыльные на длинных ногах, переступая через склоненные головы коренастых Эпсилонов, бездумно марширующих к подземным цехам.

Там и тут мелькали ловкие мусорщики, благодаря стараниям которых улицы оставались безукоризненно чистыми. И явно выделялись из всей этой толпы с важным видом выступавшие Серые, Эбеновые, Белые, доставлявшие самый ценный груз — воспоминания, необходимые реальным людям.

Диттотаун — часть современной жизни, но в этот раз он показался мне каким-то незнакомым. Возможно, из-за всего того, что я узнал за долгую двухдневную жизнь Франки?

Проскочив мимо Теллер-билдинг, вторичный налет на который вовлек беднягу Альберта в неприятности, из которых он уже не сумел выпутаться, я свернул за угол по совету моего маленького друга, знающего, где тут можно «срезать». Вскоре мы покинули промышленный район, с его фабриками и офисами, и оказались в другом мире — мире стареющих строений, безумных капризов и недалеких перспектив.

Дитто, которых встречаешь в этом районе, являются сюда по делам, далеким от бизнеса.

Со всех сторон нас окружали призывно мигающие вывески. Раскрашенные в кричащие цвета зазывалы заманивали редких прохожих заглянуть в их заведение, совершить «путешествие всей жизни». Я заметил двадцатиэтажное здание, превращенное в гигантские американские горки. Только катались здесь без пристяжных ремней и защелок, а каждый желающий мог купить пистолет, чтобы обменяться выстрелами с пассажирами проносящихся мимо других поездов.

Милое развлечение.

Дальше шла целая улочка дитто-борделей, предназначенных для тех, кому не по средствам заказать доставку объекта своих эротических фантазий на дом. Из ярко освещенных комнат выглядывали, кокетливо улыбаясь, всевозможные красотки и красавцы.

Мы миновали несколько грязных улочек, отведенных для любителей повоевать, и я обратил внимание, что здесь мало что изменилось со времен моего детства: те же предостерегающие знаки, те же дешевые киоски, продающие оружие случайным посетителям. Флэшеры объявляли о снижении цен и распродажах.

— Мы устроим вам ограбление! — кричал один.

— Скидки для именинников! — предлагал другой. В общем, все, как всегда. Вспоминаешь юность, и становится неловко.

А тут со мной приключилась еще одна беда. Кожа начала отшелушиваться. Серое покрытие, казавшееся таким роскошным и первоклассным в «Каолин Мэнор», когда я только прошел обновление, оказалось на поверку низкопробным спреем.

Краска сползала с меня, словно кожура с банана, длинными полосами, сдирая заодно и нижний красно-оранжевый слой. Хотелось чесаться. Но самое главное, я быстро становился тем, кем и был на самом деле — Зеленым. Предназначенным для стрижки газонов и чистки сортиров. Но не для игры в детектива.

— Здесь налево, а на следующем перекрестке направо, — скомандовал Пэллоид, запуская в мое плечо когти. — Берегись капулетов.

— Чего?

Смысл его предостережения стал ясен через пару минут, когда, обогнув угол дома, я застыл, изумленно глядя на улицу, претерпевшую кардинальную трансформацию со времени моего последнего визита сюда. Весь квартал был самым тщательным образом перестроен по образцу Италии периода Возрождения, начиная от мостовых и заканчивая пышным фонтаном в стиле Брунеллески, расположенных в центре обширной пьяцца, напротив церкви.

На противоположных сторонах площади высились особняки-крепости, балконы которых украшали развевающиеся знамена соперничающих благородных семейств. Живописно одетые молодчики, лениво прохаживающиеся по террасам, задирали проходящих внизу, выставляя напоказ плотно облегавшие ноги чулки и бугрящиеся гульфики. Грудастые матроны отчаянно бранились с уличными торговцами, роясь в грудах шелковых тканей и других архаичных товаров.

Наверняка столь шикарное воспроизведение давней эпохи обошлось недешево. Не слишком ли рискованно для Диттотауна, где в любой момент может вспыхнуть голем-война, после которой от этого игрушечного мирка остались бы одни руины. Но, подумав, я понял, что риск и есть главное оправдание существования этой идиллии.

От фонтана донеслись громкие крики. Одни паренек в красно-белом костюме явно старался задеть другого, разряженного в пестрое одеяние соперничающего дома. Мелькнули шпаги, звякнули клинки, собравшаяся толпа отозвалась ободряющими криками.

Должно быть, один из них Ромео, — догадался я, услышав цитату из Шекспира. Интересно, эта роль достается членам клуба по очереди или же все решает старшинство? А может, устраивают аукцион, ведь затраты на содержание этого заповедника немалы.

Безработные и уставшие от безжизненных постановок, эти афисионадос, должно быть, встают с первыми лучами солнца и рассылают дитто на поиски приключений, после чего с нетерпением ждут вечера, сулящего свежие, острые впечатления. Реальная жизнь никогда не даст им того, что дают псевдожизни, эта искусственная яркая имитация.

А я-то считал странной Ирэн!

— Успокойся, Альберт! — шепнул внутренний голос. — У тебя есть работа и много чего еще. Для тебя реальный мир имеет значение, а другим не так повезло.

Заткнись, я не Альберт.

Несколько расфуфыренных павлинов, лениво наблюдавших за дуэлью, повернулись и посмотрели в нашу сторону. Сердитые взгляды не обещали ничего хорошего, а их руки уже потянулись к оружию.

Капулеты, понял я и, отведя глаза, быстро поклонился и шмыгнул за ближайшую колонну.

Спасибо, Пэл. Срезали!

Как оказалось, целый район Диттотауна был отдан в распоряжение ловкачей, превративших его в имитацию. Следующий квартал представлял тему Дикого Запада. Еще дальше начинался стеклянно-металлический пейзаж из какого-то научно-фантастического сценария. Общим у всех было присутствие опасности.

Конечно, виртуальная реальность может предложить более широкий спектр самых причудливых местечек. Но она не дает ощущения, что все это настоящее. Неудивительно, что киберпространство осталось уделом киберфанов.

Самой большой и страшной оказалась последняя зона. Она занимала целых шесть кварталов, с гигантскими голографическими экранами, создававшими видимость бесконечного городского пейзажа. Сурового пейзажа с полуразвалившимися зданиями и неприятным холодком узнаваемости. Это был мир, знакомый по описаниям родителей. Транзитный ад. Эпоха страха, войн и карточного распределения, которая подходила к концу, когда я появился на свет. Уже начинался диттобум, уже заработал рог изобилия, уже все получали «фиолетовую» зарплату, но психологические шрамы транзитного ада не зажили до сих пор.

Зачем? — думал я, в недоумении таращась на эту грандиозную модель. Зачем понадобилось вкладывать огромные средства в воссоздание ужаса, через который мы прошли? Даже воздух здесь был особенный — от него щипало в глазах. Как же это называлось? Да, «смог». Такое вот правдоподобие.

— Почти пришли, — сказал Пэллоид. — Третий слева. И наверх.

Следуя его указаниям, я свернул к ветхому кирпичному строению. В фойе весьма реалистично капала с потолка воды в пластмассовое ведро, а на стенах клочьями висели старомодные обои. Будь у меня обоняние, наверное, почувствовал бы и запах мочи.

Поднявшись на три пролета, мы никого не встретили. Но за закрытыми дверьми слышались резкие, злые голоса, какие-то хрусткие звуки и детский плач. Компьютерный шумовой фон, подумал я. Для реализма. Пусть посетители думают, что в комнатах нет свободного места от ютящихся там бедолаг. Только зачем сюда кто-то придет? Кому нужны такие впечатления?

Мой спутник указал на замызганный коридор.

— Я снял тут комнатку несколько месяцев назад. Специально для таких встреч. Не дома же собираться. Да и близко.

Я постучал в дверь с осыпавшимися цифрами.

— Войдите! — ответил знакомый голос.

Ручка повернулась — дорогая, металлическая. С искусно нанесенной ржавчиной. Скрипнули петли — изысканный нюанс.

Несколько человек поднялись мне навстречу, и лишь один, к которому мы и пришли, остался сидеть.

Кресло Пэла развернулось и подкатилось ко мне, современная теплоаномалия посреди всей этой эрзац-бедности.

— Гамби! Я уж не надеялся, а тут твой отчет! Вот это приключение! Прорваться во «Всемирные печи»! Прионовая бомба! Ты сам видел, как Серый влез в задницу погрузчика? — Он фыркнул. — А стычка с Энеем Каолином! Так хочется посмотреть на всю эту заварушку у Ирэн!

Пэл протянул руки к дитто, но Пэллоид попятился и даже перебрался на другое мое плечо.

— С этим можно и подождать, — резко оборвал он своего хозяина. — Во-первых, почему здесь Гадарин? И кто эти другие?

Я тоже узнал фундаменталиста-големоненавистника. Его присутствие здесь можно было бы сравнить с посещением Чистилища Папой Римским. Должно быть, бедняга пребывал в полном отчаянии, что и отражалось на его лице.

В Зеленом, стоявшем напротив Гадарина, я узнал фанатика эмансипации Лума. С широкоскулым оригиналом сходства было немного, но он кивнул мне, как знакомому.

— Значит, вы все же выбрались из «ВП», дитМоррис! Когда мистер Монмориллин пригласил нас сюда, я воспринял его обещание не без скептицизма. Хотелось бы узнать, как вам удалось продлить жизнь. Для угнетенных это настоящий подарок!

— Приятно встретиться, — ответил я. — Объяснения вы услышите. Но сначала скажите, кто он?

Я указал на третьего гостя. Выглядел он весьма неординарно — розовато-лиловый с широкой полоской, спускающейся от макушки до самого низа. Лицо не было мне знакомо, но улыбка…

— Вот мы и встретились снова, Моррис. — Ритм речи пробудил во мне неясные воспоминания. — Если наши дорожки и дальше будут пересекаться, я начну думать, что вы за мной следите.

— Верно. Привет и тебе, Бета.

При всем том, что я ненавидел этого парня, мне нужно было задать ему несколько вопросов.

— Полагаю, пора поговорить об Энее Каолине.

Глава 37

В конце концов вести запись в режиме реального времени мне надоело. Слишком утомительно. Да и тело мое не приспособлено работать с этим механическим рекордером. Кроме того, после исчезновения Риту мне стало не до диктовки.

В первый момент мы только смотрели друг на друга, ничего не понимая. Куда она ушла? Зачем? Тем более что пещера-склад не лучшее место для прогулок в одиночку.

Чен не знал, что делать. Ему хотелось поскорее вытащить меня отсюда, чтобы не попасться на глаза проверяющим, вероятно, намеревавшимся узнать, кто похитил «убившую» меня ракету. С другой стороны, он не мог оставить гражданское лицо на подземной базе без всякого сопровождения.

— У вас здесь есть приборы, регистрирующие остаточное тепло тела? — шепотом спросил я, кивая в сторону стеллажей, уставленных всевозможным оборудованием. — Или что-то для обнаружения побочных продуктов метаболизма?

Мой спутник сердито взглянул на меня.

— Я скажу, а вы донесете.

Голем-армия по идее защищает нас от других голем-армий. Но как оправдать хранение приборов слежения за реальными людьми? Считается, что такие вещи есть только у полиции. Под замком.

Я пожал плечами:

— Что ж, тогда пусть Риту погуляет. Если заблудится, то всегда может воспользоваться одной из этих печей, чтобы разбудить какого-нибудь солдата и спросить, где выход. Я не упомянул, что она работает на «Всемирные печи»? Чен зарычал:

— Черт! Ладно, идите за мной. Повернувшись, он вразвалку направился к дальней стене «раздевалки».

Большая часть экипировки была рассчитана на крупные тела солдат, которых мы видели в зале Стражей. Интересно, как Чен собирался приспособиться к большому размеру?

Ответ не заставил себя ждать. В самом конце помещения нашлось несколько полок с приборами и обмундированием на любой рост и размер. Очевидно, некоторых разновидностей дитто мы еще не видели.

— Те, что с зелеными лямками, это разведмодели, — объяснил капрал. — У них адаптирующийся камуфляж и полное сенсорное обеспечение, включая то, что поможет нам… хм… найти мисс Махарал.

Чен заметно нервничал. Глаза его блестели, и я понимал, о чем он думает. Было бы проще, если бы Риту сохранила свою маскировку, но у нее началось раздражение, и краску она стерла.

— Реальный человек может этим пользоваться? — спросил я, указывая на болтающуюся униформу.

— Может ли… а, понял. Если Риту наденет такую штуковину, то никаких органических следов мы уже не обнаружим. Да, сначала надо проверить, не прошла ли она здесь.

Чен снял с полки костюм, ловко напялил его на себя и начал застегивать молнии. Я встал рядом, как бы собираясь помочь…

…а потом, улучив момент, обхватил его за плечи левой рукой. А правой резко надавил на затылок.

У меня было кое-какое преимущество — настоящие человеческие мускулы и элемент внезапности. На стороне моего противника — отличная подготовка. Я знал, что в моем распоряжении доли секунды.

— Какого…

Он схватил меня за руку и попытался вывернуться.

Чен, конечно, был профи, но я знал пару приемчиков. Да и тело сборщика налогов не отличалось быстротой реакции. Шея треснула… Как раз вовремя, потому что капрал больно вывернул мне палец.

— О! — вскрикнул я, ослабляя захват и тряся кистью.

Голем выскользнул из моих объятий и сполз на пол. Парализованный, он лишь мог наблюдать, как я пританцовываю от боли, ругаясь и дуя на посиневший палец.

Наконец до него дошло.

Чен знает, что я реальный. И что он сделал мне больно.

Сознание уже покидало дитто, но губы его шевельнулись.

— Простите.

Все. Постоянная Волна замерла. Мне показалось, что я почувствовал, как душа покинула глиняное тело.

Я знал, что надо делать. Добраться до того терминала, о котором говорил Чен. Теперь в моем распоряжении был костюм разведчика, так что проверяющие меня не заметили бы. А вот Риту я мог бы и обнаружить.

Откровенно говоря, ее исчезновение меня не очень-то беспокоило. Я влез в костюм, проверил подачу воздуха и наклонился к лежащему на полу дитто. Бедняга. Хотелось бы сказать, что я собирался дотащить его до холодильника. Но нет, мне нужен был рециклер.

Зачем реальному Чену эти воспоминания? Для него же лучше, если я уничтожу все следы его причастности к тому, что здесь произошло.

Ладно, скажу откровенно. Я прикончил дитто прежде всего потому, что, начав сканирование, он обнаружил бы реального человека рядом с собой. Чертовски неудобно для меня. Этого я допустить не мог.

Думаю, он и сам все понял.

Рециклера поблизости не оказалось, поэтому я просто сунул Чена в мусорный бак.

Вот выберусь из этой передряги и отблагодарю Чена. Приглашу его пообедать. То-то он удивится.

На освоение костюма со всем его разведывательным снаряжением ушло несколько минут. Ткань легко принимала окраску окружающего пейзажа. Невидимым я, конечно, не стал, но в глаза не бросался. В такой экипировке нетрудно обмануть почти любую опознавательную систему — органическую, цифровую или глиняную.

Похоже, даже после Большой Дерегуляции наше правительство еще ухитряется тратить наши доллары с пользой.

Включив сенсоры на полную мощность, я направился к тому месту, где Чен обнаружил проверяющих. Неплохо бы узнать, почему эти ребята считают, что ракету похитили именно отсюда. А главное, необходимо найти надежный терминал для выхода в Сеть.

И еще я надеялся отыскать автомат с закусками. Заходят же сюда реальные люди! Приятно, конечно, быть органическим, но в этом есть и недостатки. Я так проголодался, что даже самогипноз не мог побороть ощущение пустоты в желудке.

Хорошо еще, что костюм снабжен поглотителем шума. Иначе мой рычащий живот разбудил бы всю спящую армию!

Да здравствует высокая технология!

Глава 38

Подобно сосуду — или нескольким, — золотому с краев, я переполнен.

Мое единственное желание? Опустошиться!

Желание воссоединиться все сильнее.

Но с кем? С каким «мной»?

С которым?

И где этот я?

Мы идентичны, но и различны. Потому что один-я знает то, чего не знает другой-я.

Один видел посуду с корабля, затонувшего две тысячи лет назад. Женские фигурки, слепленные из речной глины два миллиона лет назад. Черточки-символы, нацарапанные рукой во времена, когда руки только-только научились запечатлевать мысли.

Один видел все это. Другой корчится от боли, не зная, откуда взялись эти образы. Не воспоминания, а свежие, еще сырые впечатления.

Я знаю, что делает Махарал. Как я могу не знать?

И все же цель этих попыток остается неясной. Уж не сошел ли он с ума? И не такова ли судьба всех дитто, когда они становятся призраками, — плыть по течению без якоря дома-души?

Или Махарал исследует новый способ заставить вибрировать Постоянную Волну?

Я не чувствую себя отдельным артистом. Скорее всей труппой. Ареной.

Я — форум.

Все совсем не так, как обычно, когда мы пассивно абсорбируем воспоминания двойника, когда один поток вливается в другой. Здесь же две волны словно идут параллельно, красная и серая. Они равноценны, они перемешиваются и усиливаются, они катятся к взаимному поглощению…

И на этом фоне надоевший, как голос скучного гида или ненавистного лектора, щебет Махарала. Он снова и снова повторяет, что наблюдатель создает вселенную. Он дразнит и мучит меня, усиливая «рефлекс лосося», требующий, чтобы я «вернулся домой», на свою базу, которой больше не существует.

— Отгадайте загадку, Моррис. Как можно быть одновременно в двух местах, когда вас нет нигде?

Глава 39

В подтверждение того, что он Бета, голем с продольной полосой рассказал о некоторых случаях, знать о которых могли только он и Альберт Моррис. Акции, отвлекающие операции, секретные детали, подробности стычек двух противников, вовлеченных в многомесячную борьбу, шедшую с переменным успехом.

— Похоже, вы двое давно играете в эти игры, — заметил Лум.

— В детские игры, — добавил консерватор Гадарин.

— Возможно, — ответил Бета. — Но ставки в этой игре очень серьезные. Одна из причин необходимости расширения бизнеса состояла в том, что мне требовались наличные для оплаты все нараставших штрафов. И если бы Альберт поймал меня…

— Не надо винить в своих неприятностях Альберта, — проворчал я. — Вы сами выбрали карьеру преступника. Но держу пари на все, что у меня есть, сейчас ваши проблемы несравнимо серьезнее. Речь ведь идет не только о штрафах за нарушение авторских прав. Вы нажили новых врагов, не так ли? Более опасных, чем какой-то частный детектив. Бета кивнул в знак согласия.

— На протяжении нескольких месяцев я чувствовал, что кто-то дышит мне в спину. Этот «кто-то» действовал методично и расчетливо. Он нападал внезапно, уничтожал с помощью прионовых бомб мои копии, украденные мной матрицы, захватывал, а потом сжигал мои лаборатории.

— Ага. Это объясняет кое-что произошедшее в Теллер-билдинг, — прокомментировал я. — В понедельник вам удалось захватить моего зеленого разведчика. По крайней мере я думал, что это вы. Они даже попытались применить пытки…

— Это был не я, — хмуро сказал Бета.

— Хм. Так вот, мне удалось бежать. А во вторник утром мы с инспектором Блейном организовали налет на ваше логово. Все прошло успешно. Но позднее неподалеку от того места я наткнулся на разлагавшегося Желтого, сообщившего, что он — это вы, и упомянувшего о каком-то конкуренте, пытающемся захватить контроль над вашим бизнесом. Догадываетесь, кто стоит за всем этим?

— Сначала я подозревал вас, Моррис. Потом понял, что орудует кто-то более компетентный… — Бета взглянул на меня, но я не клюнул на наживку, сохранив непроницаемое выражение лица. — Этому неизвестному удалось установить мои тайные центры копирования, хотя меры предосторожности были приняты самые серьезные. Мне ничего не оставалось, как пойти на отчаянный шаг: импринтировать несколько запасных копий, запрограммировав их на отложенную активацию.

— И вы одна из таких копий? — спросил Лум. — Что вы помните? Когда вас импринтировали?

Дитто Беты скорчил гримасу.

— Более двух недель назад. Я, возможно, и сейчас бы еще пребывал в пассивном режиме, если бы известие о случившемся с Альбертом не вызвало реанимацию. Потом я вышел на связь с мистером Монмориллином, любезно пригласившим меня на эту встречу.

Голем указал на Пэла.

— Так вы говорите… — начал я.

Джеймс Гадарин нетерпеливо покачал головой:

— Стоп! Сначала давайте скажем, что этот самый Бета, известный преступник или по крайней мере личность с сомнительной репутацией, состоял в заговоре с так называемой «королевой Ирэн» и Джинин Уэммейкер.

— Мы еще не установили с достаточной уверенностью, что лично маэстра…

Гадарин бросил на меня свирепый взгляд. Вспомнив свое место, я пробурчал извинение и заткнулся.

— Итак, — продолжал консерватор, — мы должны поверить в то, что Бета, Ирэн и Уэммейкер планировали пробраться на территорию «ВП» под предлогом установления факта скрытия новейших технологий. Даже если это так, я сильно сомневаюсь в их благих намерениях. Более похоже на вымогательство: не удивлюсь, если они планировали шантажировать Энея Каолина, намереваясь дорого продать свое молчание.

Бета пожал плечами:

— Деньги никому не помешают. Кроме того, нам пригодилась бы технология продления жизни дитто. Органическая память Ирэн была на пределе. У нас с Уэммейкер имелся свой интерес — продлить срок жизни копиям. Ее легальным и моим пиратским. — Он рассмеялся. — Наш союз основывался на временной общности интересов.

Гадарин подался вперед.

— И для выполнения шпионской миссии вы планировали нанять своего врага, детектива Альберта Морриса, не рискованно ли?

— Поэтому я и выдал себя за вика Коллинса, — пояснил Бета. — Кроме того, почему бы и не нанять Альберта? Работа как раз для него.

— Но другой ваш враг уже вел за вами наблюдение. Он произвел подмену и под видом вика Коллинса изменил план операции. Хотите, чтобы мы в это поверили?

В разговор вмешался Пэллоид, успевший включить голографический проектор.

— Я поставил пленку, которую мы нашли в заведении Ирэн. Покажем, что нашли, Гамби?

Я кивнул. Перед нами замелькали записанные Ирэн эпизоды тайных встреч заговорщиков в лимузине. Я рассказал другим об анализе узора рисунка на коже «вика Коллинса».

Бета усмехнулся, когда я заговорил о придуманном им способе маскировки.

— Ловкий трюк — использовать пиксель-эмиттеры для мгновенного изменения орнамента. Теперь понятно, как вам удавалось уходить от преследования. Очевидно, ваш противник ничего не знал о таком приеме. А может, ему было просто наплевать. Главное у него получилось: скопировать последний рисунок и занять ваше место. Ирэн так ничего и не заметила.

Потом все было уже просто. Шпионское снаряжение, которое вы намеревались имплантировать в Серого Альберта, заменили прионовой бомбой. Вместо промышленного шпионажа — диверсия, так?

Голем Беты вздохнул.

— У меня нет информации за последние две недели. Так что удостоверить подлинность недавних событий я не могу. Но сказанное вами совпадает с моими предположениями. Неизвестный противник прибрал к рукам весь мой бизнес. — Он раздраженно хлопнул ладонью по стулу. — Знать бы, кто это!

Должен признаться, я испытал удовлетворение: Бета попал в положение, в котором долгое время находился Альберт, мучившийся над разгадкой личности своего противника.

— Не могу похвастать своей компетентностью, Бета, но один ключик у меня есть.

По моему знаку Пэллоид показал последний слайд с изображением фальшивого вика Коллинса. При максимальном увеличении можно было рассмотреть едва заметную потертость кожи, под которой проступала совсем другая окраска. Металлического оттенка, более яркого, чем сталь. Лум подошел ближе, потирая подбородок, как будто был реальным и его беспокоила небритость.

— Э, да ведь…

Мысль довел до конца идеологический оппонент.

— …платиновый или… Хм, не хотите ли вы сказать, что мы имеем дело с моделью из белого золота? Эней Каолин? Но… — Гадарин ахнул. — Но зачем столь влиятельному магнату пачкать руки, общаясь с таким сбродом?

Услышав оскорбление в свой адрес, Бета приподнялся.

— Ближе к делу, — подал голос реальный Пэл, почесывая настоящую двухдневную щетину. — Что бы он выиграл, взорвав собственную фабрику?

— Мошенничество со страховкой? — предположил Лум. — Неплохой способ избавиться от устаревшего оборудования?

— Нет, — процедил сквозь зубы Гадарин. — Его цель — устранить всех врагов разом.

Я кивнул.

— Подумайте, как хитро все организовано. Во-первых, доведя эти дурацкие туннели до комплекса «ВП», вы оба, — я посмотрел на Лума и Гадарина, — вырыли себе яму. Отличные козлы отпущения. Даже если бы вам удалось избежать тюрьмы и штрафов, моральный урон оказался бы огромен. Вы были бы дискредитированы и выставлены полными идиотами.

— Ха, спасибо, — хмыкнул Лум. Гадарин удовлетворился сердитым взглядом.

— Во-вторых, — сказал Пэл, — Каолину нужно было избавиться от Морриса. Поэтому, дружище, тебя и взорвали, верно? Чтобы ты не мог доказать свою непричастность к заговору. Довольно жестоко, а? Полиция воспринимает убийство иначе, чем уничтожение кучки дитто.

— Здесь у нас что-то не сходится. Вообще, чем ему так насолил Альберт?

— Но все остальное сходится! Услышав о попытке диверсии, королева Ирэн поняла, во что ее втянули, и решила уйти из жизни по-своему, предоставив расхлебывать кашу вику Коллинсу и Джинин Уэммейкер.

— И оставила доказательства того, что Коллинс всего лишь прикрытие Беты, — добавил Пэллоид.

— Да. Этим бы дело и кончилось. Известный дитнэппер и знаменитая маэстра. Дьявольский альянс. В общем, Каолин посчитался бы со всеми, кого ненавидел и кто мешал ему.

Дитто Беты кивнул:

— Правильно. И план удался бы, если бы не сделанные Ирэн снимки и не прекрасная работа детектива Морриса. Вы удивили меня, Альберт.

Я лишь покачал головой:

— Вы, как всегда, очень любезны. Пэл выкатился вперед.

— Но доказательств слишком мало. Против триллионера с ними не пойдешь.

— Нам не нужны убедительные доказательства, — возразил своему оригиналу Пэллоид. — А того, что есть, вполне достаточно для начала официального расследования. Можно получить допуск к внутренней сети наблюдения «ВП». Можно предложить награду за информацию о возможной причастности к этому делу Каолина. Можно обратиться в полицию. Можно, наконец, вызвать на допрос самого Каолина, лично…

Вот тут все и случилось.

Что-то коснулось меня, что-то, похожее на легкое дуновение теплого ветра. Это что-то заставило меня обернуться и прислушаться.

Странный звук… словно за дверью скреблась собака… а потом сама дверь разлетелась на кусочки.

Я едва успел пригнуться — огромная щепка пролетела у меня над головой. В следующее мгновение из клубов дыма вынырнул первый из нападающих.

Переключившись на максимальную скорость, я бросился на застывшего в изумлении Джеймса Гадарина, который сердито вскрикнул, оказавшись на полу подо мной. В ближнем бою случается всякое, и налетчики, возможно, не ожидали, что встретят в Диттотауне, где часто срабатывает правило «стреляй в то, что движется», реальных людей. Гадарин брыкался так, словно это я угрожал его жизни, и паника придала ему сил. Потребовалось не меньше четырех секунд, чтобы запихнуть этого дурака под диван. Когда я наконец освободился, бой уже бушевал вовсю.

Судя по перекрещивающимся полосам на теле, нападавшие принадлежали к банде Восковых Волков и вполне могли оказаться обычными любителями повеселиться. Поднявшись, я заметил, что несколько бандитов уже лежат у двери, Рефлексы Пэла не заржавели, а рассеиватель, стреляющий мелкими, но обладающими благодаря высокой скорости большой поражающей способностью дробинками, всегда находился у него под рукой.

Он был не один. Занявший позицию на его правом плече Пэллоид вел огонь из мини-пистолета, позабыв о недавних разногласиях с хозяином. Их поддерживал Бета, успевший выхватить из-под одежды маленький, почти изящный духовой автомат с магазином на 40 патронов. После каждого выхлопа из дула вылетала самонаводящаяся стрела с разъедающими глаза энзимами.

Враги падали у разнесенной вдребезги двери, но огонь из коридора не ослабевал, а на смену выбывшим из строя шли другие, перебиравшиеся или перепрыгивающие через своих товарищей. Вокруг взрывались лампы, с треском лопались огненные стекла.

— Гамби, лови!

Пэл бросил мне рассеиватель, а сам выхватил из тайника своего чудесного кресла запасной. Совместными усилиями нам удалось отбить вторую волну атакующих.

За спиной звякнуло, и я, повернувшись к окну, уловил какое-то движение. По хлипкой пожарной лестнице поднимались сразу несколько бандитов, собираясь ударить по нам с тылу.

— Лум! — крикнул я, обращаясь к зеленому двойнику борца за эмансипацию. — Охраняй окно!

Лум развел руками:

— У меня нет оружия!

— Держи! — Стреляя на лету, я нырнул к куче тел, вырвал из еще подрагивающих пальцев автомат и швырнул оружие зеленому недотепе в надежде, что тот знает, как с ним обращаться. — Бета, помоги Луму!

Прижавшись к стене у зияющей на месте двери дыры, я вдруг обнаружил, что могу расстрелять группу негодяев, сгрудившихся в конце коридора. Рассеиватель порубил их, как глиняных кукол, но теперь те, что затаились в другом конце, точно знали, где я нахожусь.

Что-то тяжелое подкатилось к стене, но я успел отступить за пару секунд до взрыва и даже защитить голову от разлетевшихся кусков.

В тот же момент зазвенело оконное стекло. Раздались выстрелы, оставалось лишь надеться, что Лум сумеет удержать свой участок «фронта».

Бандиты, ломанувшиеся в образовавшийся на месте взрыва проем, вероятно, не рассчитывали встретить отпор, и мне удалось свалить по меньшей мере половину штурмовой группы. Неплохо. Только вот потери их не смутили. У Пэллоида кончились патроны, и он, не имея времени на перезарядку, отважно прыгнул на ближайшего врага, который растерянно попятился, вызвав замешательство в рядах атакующих. Прием камикадзе сработал, дав нам несколько драгоценных секунд для перегруппировки. Но чуда не произошло — отважный дитто был тут же уничтожен.

Гибель товарища стала для меня тяжелым ударом, а Пэл просто рассвирепел.

— Черт, я так хотел получить его память! — вскричал он, отбрасывая рассеиватель и извлекая из арсенала нечто куда более внушительное. Это был испаритель.

Даже закаленные в боях бандиты при виде этого страшного оружия попятились. Но все же один спрятаться не успел — кусок нестабильного кристалла уже попал в патронник, и мощный порыв направленных микроволн пробурил бедолагу и стену за ним.

Прибывшее в лице двух браво подкрепление поспешно ретировалось, и второй залп лишь превратил в пустое место участок стены.

— Сзади! — завопил я, обращая рассеиватель против хлынувших в окно врагов.

Незадачливого Лума уже сбили с ног. Бета исчез. Такие уж у него привычки.

Развернув кресло, Пэл выстрелил еще раз, дезинтегрировав одного из бандитов, а второго наполовину. Заодно исчезла оконная рама и часть пожарной лестницы.

К счастью, в него самого никто не стрелял.

Видят, что он реальный, и не хотят вовлекать в эту разборку копов. В крайнем случае отберут дезинтегратор и прыснут в нос спреем-эрейзером, стирающим из памяти события последнего часа.

Разумеется, теперь их единственной целью остался я. Пока Пэл заряжал новый кристалл, «восковые» сосредоточили огонь на мне. Пули щелкали все ближе, но тут лучевая трубка вспыхнула, и бандиты ринулись по укрытиям, дав мне очередную передышку.

Наши взгляды встретились, и я понял, что Пэл освобождает меня от обязанности защищать реального человека. Противник играл по правилам.

— Я в безопасности, — рыкнул он, бросая мне кассеты с записями Ирэн. — Иди!

Кивнув другу, я перекатился к другой стене, приподнялся и метнулся к кухне. Вовремя! Дробинки уже защелкали по полу на том месте, где я только что лежал. Еще один отчаянный прыжок, и мое глиняное тело приземлилось за стойкой. Пули ударили по панели из псевдодерева, по посуде… Какая удача, что квартира оказалась меблированной.

— Ну же, ублюдки! — завопил Пэл, поднимая свое полулегальное оружие. — Жалкие уроды. Стреляйте по мне!

Я услышал в его голосе боль. Ту боль, которую редко слышали даже самые близкие друзья Пэла. Может быть, судьба смилостивится и ниспошлет ему ту смерть, которую он хотел? Смерть от пули в бою. А не от жалости к самому себе.

Враг наступал. Мой магазин почти опустел. По-видимому, кристаллы кончились и у Пэла.

Плохо.

И тут стена за мной вдруг испарилась, а в меня ударила горячая волна расширившихся газов.

— Беги, Гамби!

А я уже летел через големов, укрывшихся за диваном и смотревших во все глаза на меня, а не на экран дешевого телевизора, из которого доносилась музыка. Всегда сопровождавшая «Шоу Кассия и Генри».

Вот вам и приключение!

Я промчался, не чувствуя за собой никакой вины. Штраф будет небольшой, только за материальный ущерб. Никаких карательных мер.

Да и кому предъявлять претензии?

Глава 40

Есть что-то приятное и старомодное в электронном мире «искусственного интеллекта» и компьютерных образов.

Да, мое поколение привыкло свысока посматривать на замшелых хакеров и киберфанов, многие из которых никак не могут расстаться с наивной верой в цифровую трансцендентальность, забытую мечту о сверхумных машинах и виртуальных мирах, более реальных, чем реальный мир. Все это уже давно стало предметом шуток.

И даже хуже — превратилось в еще одно хобби.

Да, признаю, мне это нравится. Нравится путешествовать по Сети в поисках спрятанных инфосокровищ. Пролетать с места на место. Снаряжать микро-аватар для погружения в базы данных, с их многолетними осадочными слоями гигабайт, пробиваться через которые можно лишь с помощью кирки и фонарика. Почти всегда приходится давать точные спецификации того, что нужно, иначе тебе притащат кучу бесполезного мусора.

И все же отвага и упорство нередко вознаграждаются подлинными жемчужинами. Например, узнаешь, что Йосил Махарал числился высокооплачиваемым консультантом Додекаэдрона. Все верно — он ведущий специалист в своей области, с репутацией оригинального мыслителя. Вполне естественно, что Додекаэдрон — а может быть, и президентская команда в Стеклянном Доме — консультировался с Махаралом перед принятием ответственных решений. Надо же быть в курсе того, что там впереди, за поворотом, какие новые технологии могут оказаться в руках потенциального противника.

Кроме того, Махарал был главным советником и проектировщиком, когда здесь, под землей, начиналось строительство гигантской военной базы для размещения резервной армии боевых големов.

Все это я узнал, подключившись к тому самому терминалу, о котором рассказывал Чен и к которому он почти привел нас, когда Риту внезапно исчезла, а мне пришлось разделаться с маленьким обезьяноподобным сборщиком налогов. Без них стало как-то сумрачнее. Но, с другой стороны, одиночество позволяло сосредоточиться на делах и не отвлекаться.

Похоже, Махаралу дали полный карт-бланш, думал я, перебирая пальцами по виртуальной панели под сверхнадежной, изготовленной по правительственному заказу чадрой. Перед глазами вырастали и съеживались «пузыри». В одном я обнаружил подробную карту района, изображающую военную базу с ее учебно-тренировочными центрами, зонами отдыха, цехами импринтинга, а также расположенными поблизости четырехзвездочными отелями, обслуживающими приезжих гостей.

Далее к юго-западу, за эскарпом, находился сам полигон, где сражались национальные армии, завоевывая славу и улаживая спорные вопросы без настоящего кровопролития. Человечество пожертвовало частью этой пустыни, ландшафт которой напоминал лунный, во имя избавления планеты от ужасов мировой войны.

Это то, что известно всем.

Но теперь я получил возможность пробежать по лабиринту туннелей и пещер, расположенных под базой и расходящихся от нее во всех направлениях. Вот она, тайная крепость, созданная для огромной армии готовых к бою воинов. Некоторые ее части имели ясное и понятное название. Другие представлялись смутными пятнами, без четких границ, укрытых плотной завесой секретности, проникнуть за которую можно было лишь после предъявления дополнительных паролей, каковыми я не располагал. Впрочем, меня туда и не тянуло. Я не из тех, кого интересуют вопросы национальной безопасности. Мое внимание привлек тот факт, что вся эта система искусственных пещер тянулась далеко на восток, выходя за пределы собственно военной зоны и углубляясь в чужую территорию.

Подземные галереи вели к Уррака Меса, туда, куда направлялись мы с Риту. Там лежал пункт нашего назначения.

Совпадение? Я уже начал подозревать, что Йосил Махарал далеко не случайно выбрал место для своего «домика». Нет, он сделал это много лет назад и с вполне определенной целью.

Мне пришлось сбросить чадру и переключиться на старомодные мониторы — организм требовал пищи и воды. К счастью, именно в этой части пещеры находился запасной Центр национального руководства, куда в случае нужды эвакуировалось бы правительство и высшие чиновники. Пищи и прочей провизии было здесь предостаточно. На первый взгляд ряды банок и пакетов выглядели нетронутыми, но, как оказалось, в задних кое-чего не хватало, словно некто залез в эту кладовую, взял нужное, а потом тщательно замел следы, позаботившись о сокрытии недостачи.

Впервые за два дня я наелся досыта — а ради чего еще платить налоги? — и выпил кружку шипящего «жидкого сна». Мне сразу стало легче. И все же я жалел о том, что на моем месте не Черный. У Эбенового меня способность концентрироваться намного лучше.

— Мне нужно местонахождение дома, владельцем которого является Йосил Махарал.

На экране тут же появилось светящееся пятнышко у самого конца извилистой дороги. Если бы я попросил дать приближение, компьютер представил бы вид сверху и, наверное, дополнил бы его информацией о характере окружающей растительности с полной характеристикой каждого отдельного вида. Убежище Махарала находилось в нескольких километрах от восточной оконечности подземной базы и было отделено от того места, где пребывал в данный момент я, небольшим плато.

В совпадение больше не верилось.

— Ну и что у тебя получилось? — пробормотал я себе под нос. — Неужто Махарал проделал весь этот путь через горы, чтобы войти через парадную дверь? Нет, у профессора другой стиль. Наш Йосил приходит и уходит, не оставляя следов. Его задняя дверь не устроит. Не «светиться» же ему каждый раз, совершая набег на правительственный погребок! Не маячить же перед камерами с теми хитрыми штучками, которые необходимы нашему рыцарю плаща и кинжала для тайных операций! Нет, явись он сюда открыто, его мог бы засечь любой любитель совать свой нос в дела военных.

Нет. Если профессор проникал на базу, то делал это скрытно.

Ткнув несколько раз в карту, я отдал приказ:

— Аватар, найди информацию по микросейсмической активности в указанном субрегионе. Примени метод томографической корреляции Шульмана-Ватанабе для определения нанесенных на карту подземных переходов, соединяющих это место с этим.

Военная программа, к которой я подключился, относилась к разряду лучших. Тем не менее выполнению моей команды что-то мешало.

«Детальное сейсмическое обследование данного района проводилось 8 лет назад. В то время никаких подземных переходов в указанном районе не существовало. Впоследствии систематическая сейсмометрия в обозначенной области ограничена наблюдением за попытками несанкционированного проникновения в указанную зону. Работы по прокладке туннелей извне не отмечены».

Итак. Когда секретная база только закладывалась, никаких тайных переходов под плато не было. И никаких признаков попыток пробраться на базу этим путем не обнаружено. Может, я ошибся?

— Стоп. А как насчет работ по прокладке туннелей вовне, со стороны базы?

Мне пришлось несколько раз перефразировать вопрос, чтобы аватар в конце концов еще раз проверил архив системы безопасности на предмет обнаружения признаков звуковых колебаний и микросотрясений в прилегающих скальных породах.

— Как насчет участков по периметру базы с уровнем сейсмической активности выше нормального?

«Необъяснимых случаев активности с превышением нормального уровня более чем на 15 процентов не зафиксировано».

Черт, ничего не вышло. Плохо. Идея-то казалась стоящей.

Я уже собирался прекратить поиски, но потом решил продвинуться чуть дальше в этом же направлении.

— Покажи активность высшего уровня с принятым объяснением.

Карта подземной базы и прилегающего района тут же раскрасилась накладывающимися друг на друга полосами и пятнами, показывающими пиковые уровни звукового и сейсмического шума за последние годы.

— Здесь.

Я ткнул пальцем, и указанный район предстал передо мной в виде расходящихся красных и оранжевых кругов. В примечании говорилось, что в указанное время здесь осуществляли работы по бурению скважин в рамках программы проверки качества грунтовых вод.

Но в офисе по защите окружающей среды таких данных не обнаружилось! Более того, район бурения совершенно случайно оказался на самой границе с Уррака Меса.

Есть!

— Ну вот, Риту. Ваш папаша взломал систему безопасности базы и внес фальшивое объяснение повышенного уровня сейсмической активности. Отличное прикрытие. Впечатляет!

Конечно, копать пришлось отсюда. Но как? Не протащил же Махарал буровое оборудование прямо на базу!

Нет, должно быть объяснение получше. Должен быть более легкий способ.

Я подумал о том, не стоит ли проверить наличие заготовок. Ведь Махарал мог использовать солдат для подземных работ. Но нет, там сейчас работали аудиторы, и мое вторжение в базу данных могло привлечь их внимание.

Лучше сделать это самому, лично. Посмотреть, куда приведет след.

Я уже хотел отключиться, но задержался, будучи не в силах отвести глаза от покачивающихся над столом «пузырей». Отвечая на проявленный мной интерес, они с готовностью раздувались, соблазнительно колыхались, подплывали ближе… Подключившись к миру, я почувствовал, что он снова притягивает, манит, зовет, предлагает возможности…

Связаться с Кларой и сообщить ей, что я жив.

Получить доступ к тайнику-каше Нелл.

Найти инспектора Блейна и узнать, что нового в деле Беты. Проверить отчеты полиции и страховых компаний по попытке диверсии во «Всемирных печах» и узнать, числюсь ли я по-прежнему в списке «главных подозреваемых».

Добраться до Пэла и попросить его прислать на помощь армию его удивительных проворных дитто, а уж потом отправляться в опасный путь.

Обо всем этом — и многом другом — я думал еще тогда, когда просил Чена найти для меня надежный терминал. Только теперь планы изменились.

Установив контакт с Кларой, я мог не только сделать ее соучастницей, но и сломать всю ее карьеру.

Каше Нелл? Содержит ли оно что-то, чего я уже не знаю? Все мои дитто прекратили существование давным-давно. Последний, саркастичный Эбеновый, разлетелся на мельчайшие кусочки во вторник, около полуночи. Никто другой доступа к каше не имел, а потому и проверять тайник — пустая трата времени. Хуже того, попытка заглянуть в почтовый ящик могла насторожить моих врагов.

Что касается диверсии против «ВП», то кое-какие подвижки в вопросе поиска виновных уже произошли. В новостях сообщалось о рейде, предпринятом — кем бы вы думали? — инспектором Блейном. Объектом его внимания стало пользующееся известностью в определенных кругах заведение «Салон Радуги». История быстро обрастала живописными подробностями — заговор, обман, предательство, ритуальное самоубийство… сильное впечатление производила сцена, запечатлевшая кремированную женщину, окруженную поджаренными дитто. Наверное, так сжигали когда-то знатных викингов, отправлявшихся в Валгаллу в сопровождении принесенных в жертву рабов.

Другая камера показывала маэстру «Студии Нео», Джинин Уэммейкер, отмахивающуюся от назойливых камер и успевавшую при этом открещиваться от обвинений в участии в заговоре.

«Меня подставили!» — кричала она.

Я усмехнулся.

Но, подумав, нахмурился. Подставили не меня одного. Грязь летела во все стороны — на религиозных фанатиков, на крикунов из Движения за эмансипацию дитто, на извращенцев вроде маэстры. Но никто не упоминал имен трех людей, внушавших мне наибольшее беспокойство.

Бета. Каолин. Махарал.

В моей памяти четко отпечатался облик платинового голема, внезапно возникшего на пустынном шоссе. Почему он хотел разделаться со мной? Потому что я знал нечто?.. Или потому что я намеревался узнать? Вероятно, это имело какое-то отношение к бывшему партнеру и другу Каолина, вступившего с ним в войну. И в эту борьбу двух сумасшедших гениев оказался вовлеченным я. Не имело значения даже то, что Йосил Махарал уже умер. В наши дни смерть не дает никаких гарантий. Он мог достать меня из могилы, мог поддержать огонь войны, мог подтолкнуть магната на отчаянные меры.

А если конкретнее, то нельзя было забывать о том, что именно Махарал помогал проектировать подземную базу. Учитывая его склонность к «черному юмору», можно лишь догадываться, сколько хитроумных ловушек заготовил профессор для неосторожных. Особенно для тех, кто подолгу задерживается в одном месте.

Уж лучше быть движущейся мишенью. Как ни хотелось мне задержаться и повнимательнее изучить новости, пришло время двигаться дальше.

Я свернул чадру, сунул ее за пояс и зашагал на восток по коридору, который — если верить карте — заканчивался в 150 метрах отсюда, в хранилище.

Только это было не просто хранилище.

Да, я увидел бесконечные ряды полок с запасными частями каких-то машин и инструментами, холодильники с сотнями заготовок, еще сырых и неимпринтированных, готовых к использованию теми, кто найдет здесь убежище.

На первый взгляд все было в порядке.

Но я не собирался ограничиваться первым взглядом. Экипированный разведчиком, я имел в своем распоряжении прекрасные инфракрасные сканеры, детекторы и допплеры, позволявшие обнаружить завихрения воздушных потоков. Чтобы использовать эти приборы с максимальной пользой, надо быть специалистом, но кое-что я все же уяснил. По крайней мере стало ясно, к какой стене идти.

Сейсмические аномалии возникают где-то здесь.

Я в общем-то и не ожидал обнаружить явные следы работ по прокладке туннеля, но рассчитывал найти хоть что-то. Однако интересовавшая меня стена была почти полностью скрыта высокими, запертыми камерами, за которыми виднелся природный камень.

Какой же из этих шкафчиков может служить дверью в туннель? И даже если я определю это, то как пройду в переход? И какие ловушки ждут меня по ту сторону двери?

Я переходил от одной камеры к другой, сверяя показания приборов. Никакой разницы. Никаких токов холодного воздуха. Никаких указаний на источник тепла.

Махарал, конечно, позаботился бы о том, чтобы рутинная проверка, проводимая обычными патрулями, не наткнулась ни на что подозрительное. При всей своей самоуверенности профессор не стал бы полагаться на то, что сможет перехитрить не только ТЭЗ, но и все США. Единственный друг Махарала — скрытность. Неудивительно, что он так отточил способность заметать следы.

Я посмотрел на входивший в комплект снаряжения лазер. Вырезать замки не проблема… потом вскрыть задние стенки камер и либо обнаружить вход в секретный туннель, либо признать, что где-то в мои рассуждения вкралась неточность.

А сенсоры? А ловушки? Смогу ли я пройти, не спугнув того, кто затаился по ту сторону Уррака Меса?

Ты думаешь и действуешь так, словно Махарал все еще жив.

Если там и был туннель, то им, наверное, никто не пользовался с понедельника. Когда профессор разбился на пустынной дороге, оставшиеся големы тоже покинули реальный мир, оставив опустевшее убежище неохраняемым.

Звучит логично. Но готов ли ты проверить эту логику ценой собственной жизни?

Даже если Махарал мертв, то остался Каолин, уже доказавший свою активность и способность к любым действиям. Что, если триллионер там, за дверью?

Раздумывая о том, каким должен быть следующий шаг, я вспомнил совет Клары.

Когда сомневаешься, постарайся мыслить категориями тупого героя идиотских картин.

По меньшей мере восемь поколений безмозглых продюсеров и режиссеров упрямо цеплялись за истертое кинематографическое клише, отправляя героя навстречу опасности. А вот и другое: «герой всегда обязан считать, что власти на стороне зла, бесполезны или ничего не понимают. Сюжет только выигрывает оттого, что герой никогда и не думает обращаться за помощью».

На протяжении двух дней, я вел себя, как тупой киношный герой. Правда, меня и в самом деле разыскивали копы. Официально, как «важного свидетеля», фактически как главного подозреваемого по делу о попытке диверсии на «Всемирных печах». И это без учета того, что меня пытались взорвать.

Дважды!

И все же кое-что менялось. Полиция и военные базы явно расстроены фактом ракетной атаки на мой дом. Среди них, несомненно, хватает честных и компетентных людей, понимающих, что суть дела скрыта слоями лжи. Что, если я покажу, как Йосил Махарал злоупотребил доверием правительства и устроил из военной базы личный склад? Это могло бы помочь очиститься от подозрений.

Или позвонить адвокату? Пригласить представителей всех заинтересованных сторон: военных, полиции, властей… Рассказать обо всем, что мне известно, и пусть дальнейшим занимаются настоящие профессионалы.

Нет, что-то во мне противилось одной мысли о такой перспективе. Я чувствовал, что так быть не должно.

Последние дни меня поддерживали лишь злость и боевой дух. Возмущение — сильный наркотик, его хватает надолго. Но чтобы испытать его по-настоящему, надо быть в реальном теле.

Я против Беты. Я против Каолина. Я против Махарала. Плохие парни, все они, каждый по-своему, по-злодейски, замечательны.

Разве не их ненависть сделала меня равным им героем? Язвительность помогла — я отступил на шаг.

И принял решение.

«Салон Радуги».

«Герой тот, кто доводит работу до конца, Альберт», — сказала однажды Клара.

«Салон Радуги».

«Будь смелым при необходимости. Отвага — восхитительно как последнее средство, когда разум не дает результата».

О'кей, о'кей, подумал я, испытывая небывалое облегчение от осознания собственной незначительности.

Мужчина должен знать свой предел, а я уже перешагнул границу. Черт. Я не пара даже Бете! Каолин и Махарал просто из другой лиги.

Ладно. Время стать гражданином. Пусть так и будет.

Мысленно приготовившись к долгому и неизбежному допросу, я потянулся к позаимствованной чадре и медленно повернулся…

…но тут же попятился — из тени выступила и надвинулась на меня высоченная фигура!

Оно появилось из-за угла ближайшей автопечи, существо гуманоидной формы и увеличенных раза в полтора по сравнению с нормальным человеком размеров.

На визоре шлема вспыхнули какие-то тревожные диаграммы, покрывшие силуэт голема яркой аурой и странными символами, наверное, понятными обученному солдату. Меня же этот внезапный поток информации только смутил. Я поднял визор…

…и тут же ощутил сильный запах. Запах свежеиспеченной глины. С кисловатым привкусом. Этот резкий запах мог бы насторожить меня, если бы я так не полагался на армейскую экипировку, а больше доверял собственным чувствам.

— Стой! — сказал я, выпуская из рук чадру, которая зацепилась за рукоятку оружия.

Вытащив наконец лазер, я лихорадочно искал предохранитель. Мешало все — большой палец и перчатки.

— Не подходи ближе — буду стрелять!

Голем продолжал надвигаться, испуская стоны. Что-то было не так — возможно, неудачный импринтинг или несоблюдение режима запекания. Так или иначе, он не остановился и даже не замедлил шаг. Рассчитывать на рациональную дискуссию не приходилось.

Передо мной встала дилемма.

Спрячься. Или стреляй. Только не пытайся совместить одно с другим.

Предохранитель щелкнул. Я почувствовал пульсирующую силу оружия и сделал выбор.

Горячий луч прорезал голема, рука упала на пол…

Он отреагировал оглушающим ревом и рванулся вперед. Я вскинул руку, и в тот же миг тяжелая фигура сжала меня.

Неверный выбор.

Глава 41

— А знали ли вы, Альберт, что первая форма жизни была, возможно, создана из глины?

Этот проклятый призрак, похоже, никогда не замолчит. Болтает и болтает, а тем временем пытка становится все невыносимее. Как бы я хотел замазать его серый спектр, изгнать его в тот мир, откуда он пришел. Отправить к преданному и убитому им создателю.

Конечно, моя злость — это то, что ему и надо! Дать мне какой-то фокус. Боль — центр, вокруг которого я вращаюсь, тогда как все остальное рушится.

— Почти сто лет назад ко мне пришел один шотландец. У него была идея… весьма хитрая.

К тому времени биологи сошлись на том, что вскоре после охлаждения планеты и появления океанов на Земле сформировался как бы густой суп из органических смесей. Но что произошло потом? Как все эти скопления аминокислот и прочего организовались в крошечные, самовоспроизводящиеся соединения? Клетки, содержащие ДНК и механизм репродукции, не могли появиться просто так! Что-то же дало им толчок!

Этим «чем-то» могло быть дно океана, полупористая глина, защищавшая растущие молекулярные скопления. Глина давала матрицы, шаблоны для первых, самых ранних организмов. Из нее некоторые из них вышли на дорогу к величию.

Серый призрак Махарала с гордостью похлопывает себя по груди.

— И только теперь дорога замкнулась в круг, и мы возвращаемся к нашей оригинальной форме! Уже не органической! Нынешние существа вылеплены из минеральной плоти Матери-Земли! Разве это не интересно?

Интересно? Ха. Меня интересует, как выбраться отсюда. И этот интерес особенно усиливается в моменты, когда пыточная машина посылает в меня очередную волну боли. Тогда я напрягаю силы, рвусь из оков и хочу лишь одного — свернуть шею дитЙосилу. Я бы так перемолол его кости, чтобы составляющие их атомы уже никогда не нашли бы друг друга!

Откуда-то… совсем близко… приходит резонансный ответ.

— Аминь, брат.

Этот голос не фикция. Не плод больного воображения. Я знаю. Это маленький оранжево-красный голем. Моя копия, импринтированная несколько часов назад. Его мысли потоком устремляются ко мне, затапливают мой мозг и растекаются, смешиваясь с моими. Должно быть, это и есть часть эксперимента, потому что Махарал выглядит очень довольным. Теперь, когда связующее звено существует, следующая фаза — тест памяти. Насколько хорошо я помню то, чего никогда не знал.

Мановением руки он направляет ко мне сотню «пузырей», содержащих самые разнообразные образы, от лунного ландшафта до последнего робохоккейного матча. Мой взгляд перебегает с одной картинки на другую, невольно фокусируясь на тех немногих, что кажутся знакомыми. Некоторые «пузыри» оживают…

…греческая амфора времен Перикла…

…грудастая женская фигурка эпохи палеолита…

…терракотовая статуя китайского солдата, подаренная Йосилу благодарным Сыном Неба…

Я не только узнаю эти образы, я помню, что видел оригиналы в частном музее Махарала. Малыш Красный передает мне свои воспоминания… без сифтера. Без толстого криокабеля! Мы обмениваемся информацией, хотя и разделены двумя сотнями метров пространства и толстой стеклянной перегородкой.

Значит, дело не в желании освоить процесс копирования копий. Махарал не собирается начинать новое производство на «Всемирных печах». Он готовит настоящий прорыв!

Серый призрак явно возбужден. Даже забывает о своем намерении дочитать мне лекцию об эволюции глиняных существ. Я стараюсь не воспринимать его голос. Подавить раздражение и злость. Очевидно, он хочет отвлечь меня ненавистью — такое эмоциональное состояние легко смоделировать и контролировать. Ему требуется нечто чистое, чтобы передать от одного тела к другому.

Нужно сопротивляться. Но как же трудно не ненавидеть. Через каждые несколько минут его отвратительная машина царапает псевдонервные окончания моего эрзац-тела, вызывая «рефлекс лосося», неодолимое желание вернуться домой. К оригиналу. К тому, кого он уничтожил ракетой ночью во вторник.

Так Махарал сказал малышу Красному. Сказал, что убил меня. Ради успеха эксперимента он устранил якорь в лице моего органического «я», надеясь, что это заставит обе копии стремиться друг к другу.

Ясно. Его цель — передача Постоянной Волны через открытое пространство. Да, это великое свершение. То же самое, что заставить электрон заполнить целую комнату квантовым полем. Но зачем? Чего ради?

Нобелевская премия ему не нужна. Из-за нее он не пошел бы на убийство и самоубийство. Неужели Махарал настолько безумен, что надеется сохранить свой секрет навечно? В наше время секреты похожи на снежинки — встречаются редко, а хранить их трудно.

Нет, ставка — нечто большее. Нечто, плодами чего он планирует воспользоваться в самое ближайшее время.

Я чувствую, что малыш Красный согласен со мной. Каждый раз, когда машина пульсирует, мы ощущаем сближение. Словно превращаемся в единое существо. В личность из двух воссоединившихся половинок. И все же…

…есть что-то еще. Что-то, находящееся вне нас. Что-то одновременно знакомое и чужое. Я воспринимаю это «что-то» как эхо… как отблески водных гладей. Это тоже часть плана Махарала?

Может быть, и нет.

Надеюсь, что нет.

— Очень хорошо, Альберт, — приговаривает Серый, вглядываясь в показания приборов. — Профили статуса наблюдателя просто отличные.

Он склоняется надо мной, стараясь поймать мой взгляд.

— Я выполнял этот эксперимент множество раз, пытаясь создать самоподдерживающийся резонанс между душами двух почти идентичных дитто. С моими копиями ничего не получалось — что-то с эго-полем. Слишком большое недоверие к самому себе. Боюсь, наследственный изъян. С гениями такое часто случается.

— Вы очень скромны, — отвечаю я, но Йосил пропускает реплику мимо ушей.

— Нет, мои големы не годятся. Первое, что мне требовалось, это человек, у которого копирование идет чисто, вот почему я начал похищать ваши копии. Не так-то это было и легко, особенно поначалу. Несколько раз мне пришлось уничтожать ваших Серых, чтобы не позволить им уйти. Вы заставили меня многому научиться, Альберт. Всяким хитрым штучкам. Но в конце концов нам все же удалось приступить к серьезной работе.

— И мы добились значительного прогресса, не так ли?

Он похлопывает меня по щеке, и мне едва удается не поддаться гневу.

— Вы, конечно, этого не помните, Альберт. Но под моим руководством вам довелось осваивать новую духовную территорию. Похоже, нам двоим суждено делать историю. Вместе.

Но тут мы наткнулись на препятствие! «Эффект наблюдателя», помните. Я рассказывал? Ваш оригинал беспрестанно оказывал влияние на поле души своих копий, удерживая их в этой плоскости реальности, мешая созданию парного резонанса. После долгих раздумий я понял, что нужно сделать, чтобы решить проблему. Необходимо уничтожить органического Альберта Морриса!

ДитЙосил сокрушенно качает головой.

— Но я не мог! Этому препятствовали совесть, сочувствие, этические принципы: все то, что являлось неотъемлемой частью сознания моего органического мозга. В нем же гнездился и страх. Страх быть пойманным. Меня это ужасно огорчало. Я ненавидел себя! Владеть всем — инструментами, знаниями, опытом для выполнения работы — и не иметь воли!

— Мои искренние сочувствия…

— Спасибо. Но и это еще не самое худшее. Мой партнер и друг, Эней Каолин, стал оказывать на меня давление. Ему требовались результаты. Начались угрозы. Эней использовал мою естественную предрасположенность к паранойе и пессимизму. И не слушайте того, кто утверждает, что признание существования таких чувств означает их автоматическое исчезновение. Они никуда не уходят! Они разъедают вас изнутри.

А потом у меня начались сны. Сны о том, как можно обойти эту дилемму. Сны о смерти и воскрешении. Они пугали и возбуждали меня! Я спрашивал себя — что пытается сказать мне подсознание?

И вот в прошлое воскресенье я вдруг понял, что означают эти сны. Меня осенило, когда я импринтировал новую копию… эту копию, Альберт. — Махарал снова хлопает себя по груди. — Передо мной предстала вся картина, в полном ее величии. Я осознал, я увидел выход.

Скрипя зубами, я все же цежу в ответ:

— Выход увидел и реальный Йосил. В тот же миг. Серый смеется.

— Верно, Альберт. Должно быть, он пришел в ужас, потому что после этого держался на расстоянии, избегал меня. Даже когда мы работали вместе в лаборатории. Затем, найдя повод, он поехал в горы. Но я знал, что у него на уме. Как я мог не знать?

Я чувствовал, что мой создатель готовится сбежать.

Постоянная Волна словно вплескивается, отдаваясь болью во мне и в Красном. Я/мы подозревали о чем-то подобном, но услышать откровенное подтверждение… В этом было нечто жуткое.

Бедный реальный Йосил! Одно дело знать, что тебе угрожает смерть от руки того, кто тебя создал. В конце концов, это часть эпической традиции человечества. Эдип и его отец. Доктор Франкенштейн и его чудовище. Уильям Генри Гейтс и «Windows».

Но осознать, что твой убийца ты сам… существо, имеющее общую с тобой память, понимающее все твои мотивы, согласное с тобой во всем, кроме одного.

И все же в глине проявилось что-то такое, что никогда не могло в полной мере развиться в органической плоти. Нечто безжалостное, невообразимо жестокое.

— Вы и впрямь… безумец, — хриплю я. — Вам необходима помощь.

В ответ серый призрак почти дружески кивает:

— Угу. Наверное, вы правы. По крайней мере по стандартам общества. Только результаты могут оправдать предпринятые мной крайние меры.

Вот что я скажу вам, Альберт. Если мой эксперимент провалится, я сам попрошусь пройти курс принудительной терапии. Справедливо? — Он смеется. — А пока давайте исходить из предположения, что я знаю, что делаю, ладно?

Прежде чем я успеваю ответить, меня пронзает сильнейший импульс.

Но и при том, что я корчусь от боли, часть меня остается спокойной и как бы наблюдает за происходящим со стороны. Судя по всему, дитЙосил подготавливает следующий этап эксперимента. Прежде всего он убирает стеклянную перегородку, заменяя ее на свисающую с потолка платформу. Тщательно устанавливает платформу между мной и моим «альтер эго», малышом Красным. Она раскачивается наподобие маятника, рассекая комнату пополам.

Через несколько секунд боль стихает, и я задаю не выходящий у меня из головы вопрос.

— Че… чего вы… хотите достичь?

Махарал отходит наконец от платформы. Удовлетворенно кивает и лишь затем поворачивается ко мне. На его лице задумчивое выражение, а голос звучит почти искренне. И даже взволнованно.

— Чего я хочу достичь? Хм, моя цель очевидна. Завершить работу, которой я посвятил всю свою жизнь. Я хочу создать совершенную копировальную машину.

Глава 42

Над городом уже сгущались сумерки, когда я выскочил на крышу дома, преследуемый толпой раскрашенных в карамельные цвета «восковых». Завывая от злости, они обещали разнести меня на мелкие кусочки. Добежав до двери, я повернулся и разрядил полмагазина в преследователей. Помимо бандитов, пострадали деревянные ступеньки лестницы, перила и стена, от которой отвалился изрядный кусок штукатурки.

«Восковые» отступили.

Переводя дыхание, я осмотрелся. Позиция для обороны была довольно хорошая, но противник мог рассчитывать на подкрепление и имел возможность обойти меня с фланга. Время играло против меня. К тому же я оказался без боеприпасов и союзников. Да и жизненных сил хватило бы едва ли на несколько часов.

Староват я для таких игр, думал я, чувствуя себя буханкой хлеба, вынутой из печи по меньшей мере неделю назад. Бандиты уходить не собирались, я слышал их шаги, негромкие голоса, обсуждающие, что со мной делать и как до меня добраться.

Ну почему снова я?

Налет вовсе не походил на обычный бандитский рейд. Да и зачем тратить столько сил, нести такие потери, ради того, чтобы уничтожить дешевого Зеленого, копию погибшего частного детектива.

Может, это Каолин разозлился за то, что я не явился на свидание с ним?

Вспомнилось еще одно странное обстоятельство. «Восковые» ударили сразу после того, как Пэллоид — бедняга — упомянул о возможности вызова отшельника-триллионера для допроса. Может, именно это подтолкнуло магната на крайние меры?

А если Каолин послал этих громил не за мной, а за снимками Ирэн?

В моем кармане пленка, запечатлевшая встречи заговорщиков, среди которых находился и «вик Коллинс», которого Ирэн считала Бетой. Но под хитроумной маскировкой просматривалась платиновая кожа. Когда началась перестрелка, я успел забрать пленку у Пэла. Спасать улику — хороший рефлекс для частного детектива. Но, возможно, «восковые» не стали бы гнаться за мной, если бы кассета досталась им.

Черт! Спасать снимки надо было Пэллоиду! Вот уж кого они никогда бы не догнали. Пэл никогда не получит воспоминаний своего дитто.

Плохо. Пусть мы с Пэллоидом и были всего лишь парой глиняных однодневок, но приключений на нашу долю выпало немало.

Я пнул дверь. Неужели с этой крыши нет никакого выхода! Отступив от края, я повернулся и посмотрел на тонущий в темноте Диттотаун… может быть, в последний раз. Там, в другой части города, реальные люди сидят сейчас на балконах и верандах и ждут возвращения своих двойников, тех, кого утром отправили на работу, пообещав в награду за тяжкий труд продолжение жизни в органической памяти оригинала.

Отлично. Справедливо. Только где тот дом, куда могу вернуться я?

Приглушенные голоса стали громче, обсуждение превратилось в спор. Хорошо. Возможно, устроенная нами бойня расстроила планы командования. А может, это всего лишь уловка, затяжка времени, надобная для подготовки обходного маневра.

Я рискнул — подбежал к парапету и посмотрел на ржавую пожарную лестницу. Никого. По крайней мере пока.

Противоположный край крыши поддерживал шаткий навес из проволочной сетки. За проволокой двигались и ворковали серые фигурки. Голуби. А еще дальше виднелись два силуэта — взрослого и ребенка. Одежда на обоих была под стать Диттотауну — ветхая и бесформенная, — но кожа имела вполне натуральный оттенок. Возможно, мне всего лишь показалось, но на всякий случай я поспешно отступил. Если они реальные, мне нельзя подвергать их опасности.

Я вернулся к лестнице как раз вовремя — два красно-розовых гладиатора пытались подняться наверх с помощью веревок. Завидев меня, они открыли огонь, но попасть в цель, раскачиваясь на канатах, дело нелегкое. Я размолол их на куски, рухнувшие вниз с высоты шестого этажа.

Осталась одна обойма, подумал я, проверяя рассеиватель. Мне вдруг пришло в голову, что стратеги, разработавшие план нападения, сработали не слишком аккуратно. Даже в самые худшие времена копы рано или поздно появлялись, если перестрелка затягивалась надолго, но именно сейчас никого не было.

Что ж, Гамби, у тебя был шанс. Ты мог позвонить инспектору Блейну. Он прислал бы за тобой парней из АТС. Но ты такой же, как и Пэл. Тот не может отказаться от драки, а ты будешь до конца верить в то, что перехитришь силы зла. Если возможно, в одиночку. Даже когда рассчитывать не на что.

Все так, все верно! И даже в большей степени, чем я сознавал. И мое настроение подтверждало это. Несмотря ни на что и вопреки всему, я чувствовал себя… счастливым.

Ничто не возносит так высоко, как внимание могущественных врагов. Наверное, именно поэтому тема заговоров столь популярна среди тех, кто не добился успеха в жизни. В данном случае это не было иллюзией. Всесильный Эней Каолин был готов пойти на немалые расходы только для того, чтобы заполучить мою маленькую зеленую глиняную задницу.

Ну, давай их сюда всех! Нет ничего драматичнее последней битвы.

Может быть… подумал я, нехотя соглашаясь на это признание. Может быть, я все же Альберт Моррис.

Лишь одно портило впечатление от трагедии, снижая остроту момента. Нет, не осознание того, что конец близок. С этим я мог смириться, наслаждаясь величием батальной сцены.

Меня отвлекали, вызывая раздражение, участившиеся приступы головной боли, которые начались несколько часов назад с неприятных ощущений и достигли сейчас крайней интенсивности. Они приходили внезапно, как порывы горячего ветра, и длились не больше минуты, а исчезая, оставляли чувство клаустрофобии и беспомощности. Возможно, так проявляются побочные эффекты обновления. Я не представлял, что случится, когда отведенный срок истечет, но знал, что лишний день получился более интересным, чем бесславное растворение в рециклере.

Спасибо, Эней!

Мое внимание привлек донесшийся металлический скрежет. Я поспешил к восточному краю крыши и увидел поднимающихся по лестнице «восковых». Они действовали очень осторожно, и выдал их лишь скрип ржавых ступенек. Лестница казалась такой ненадежной, что могла, пожалуй, обрушиться от малейшего толчка.

Уж не помочь ли удаче? Меткий выстрел по болтам, удерживавшим древнюю конструкцию на кирпичной стене, мог бы повлечь за собой цепную реакцию с благоприятным для меня результатом.

Метнувшись к лестнице, я увидел, что «восковые» предприняли еще одну попытку подняться наверх. На этот раз они вооружились специальными шипами, с помощью которых медленно, но верно, пыхтя и сопя, карабкались по стене, нанося непоправимый вред штукатурке. Более чем когда-либо я почувствовал себя польщенным их стараниями. И готовым оказать ответную любезность.

Парапет, шедший по краю крыши, выглядел весьма ненадежным. Я приложил небольшое усилие и почувствовал, что он поддается. Еще немного, и более метра кирпичной кладки сорвалось вниз. Донесся крик. Я пробежал вдоль края, продолжая начатое, обрушивая целые секции, а потом поспешно вернулся к лестнице.

Очередь из рассеивателя заставила «альпинистов» приостановить подъем, что дало мне, по приблизительным расчетам, пару минут передышки. Я снова устремился к пожарной лестнице.

Враги были уже близко. Так близко, что выбора не оставалось. Выбрав цель, я послал последний заряд.

Болт выскочил, два голема вскрикнули, лестница застонала…

…но не сорвалась. Что ни говори, а раньше строили на века. Черт бы их побрал.

Времени не осталось. Что теперь? Постараться спрятать кассету? Но, разделавшись со мной, они обшарят каждый сантиметр.

Голубятня, вспомнил я. Привязать кассету к лапке птички и отправить в полет… Пули ударили по крыше совсем рядом. Над парапетом показались голова и руки, я отбежал, но с другой стороны лезли все новые головорезы.

Остается одно. Разбежаться и прыгнуть. Возможно, меня увидит какой-то прохожий. Если повезет, пленку найдет посторонний. Надеясь на премию, он, может быть, прихватит и голову. Код ярлыка поможет выйти на Альберта… или Клару. Слабая надежда, но другой не было — голоса поднимавшихся по лестнице звучали совсем близко.

Пули летели со всех сторон, отрезая пути последнего отступления, кроша кирпич, осыпая меня мелкими осколками.

Я выпрямился, готовясь к рывку…

…и остановился, услышав какой-то новый звук, за несколько секунд превратившийся в рев.

Ревели моторы.

Один из боевиков, только что стрелявший в меня, обернулся, вскрикнул и, не удержавшись, свалился с крыши.

На его месте появилось нечто другое: компактный, изящный и в то же время мощный двухместный скайцикл с тремя двигателями и знакомым всем логотипом на носу — «Харлей».

Машина развернулась, дверца открылась, и я увидел того, кто сидел в кабине.

Бета! Так вот куда ты пропал, дезертировав с поля боя.

Мой извечный враг ухмыльнулся и махнул рукой, указывая на узкое сиденье за креслом пилота.

— Ну, Моррис? Такси заказывали?

Хотите верьте, хотите нет, но я откликнулся не сразу. Может, тротуар все-таки лучше?

Но тут снова завизжали пули, и я, разбежавшись, нырнул в кабину, приняв помощь давнего противника.

Глава 43

Представьте себе хрупкую Фэй Рэй, отчаянно извивающуюся в крепких тисках Кинг-Конга. Должно быть, я выглядел примерно также, влекомый в неизвестность гигантским големом. Бессильно барахтающийся у него под мышкой. Через некоторое время, поняв, что сопротивление бесполезно, я прекратил свои обреченные на неудачу попытки освободиться и постарался успокоиться… замедлить ритм бега испуганного сердца и остудить бурлящие гормоны. Это было нелегко.

Оказавшийся в опасности пещерный человек никогда не задавался вопросом: «Достаточно ли я реален, чтобы принимать себя в расчет?» А вот я думаю об этом часто. Если ответ отрицательный, смерть можно встретить с пренебрежением, привычным лишь героям. Но если ответ положительный, то страх усиливается многократно!

В тот момент я ощущал неприятную кислинку, поднимавшуюся из глубины моих бренных внутренностей. После того как я увидел свой сгоревший дом и пепелище сада, у меня не было ни малейшего желания устраивать Кларе еще одно испытание.

— Куда ты меня тащишь? — поинтересовался я.

Чудовище ответило негромким ворчанием. Разговорчивый парень. И еще он жутко вонял — что-то испортилось то ли до импринтинга, то ли во время процесса.

Стена с запертыми камерами осталась позади, и теперь похититель нес меня вдоль бесконечных рядов стеллажей, загруженных самым разнообразным оборудованием и инструментами, которые, наверное, пришлись бы весьма кстати, если бы в этом подземелье нашли убежище несколько десятков крупных шишек. Случись наверху беда — какая-нибудь ядерно-био-ки-дер-керамовойна, — парни из высоких кабинетов могли бы сидеть здесь до конца века. Мы почти добрались до выхода, когда из зала донеслись отчетливые звуки…

Мой Кинг-Конг остановился и прислушался.

Я тоже прислушался. Похоже, там кто-то маршировал. Наверное, в голове чудовища имелось еще что-то, кроме тупого ворчания. Приняв решение, он отступил в тень, и тут же в хранилище вступила процессия глиняных солдат.

Они двигались колонной, один за другим, в армейском камуфляже, свеженькие, как только что испеченные булочки. Боевые големы.

Неужели кто-то активизировал одну из резервных частей? Зачем? Чтобы найти меня? Захотелось крикнуть и помахать рукой — вдруг среди них Клара?

Но, конечно, ее не было.

Я бы узнал Клару по осанке, по походке, по манере держать голову. Мне ничего не стоило выбрать Клару из взвода заляпанных грязью, покрытых отражательными пластинами стегозавроидной брони гладиаторов. Дело не в одежде. Что-то есть в том, как она движется…

Нет, ее в этом отряде не было. Вообще эти парни двигались одинаково, слегка покачиваясь, немного самоуверенно, как и она, но с большей надменностью. И, пожалуй, чуточку жестче. В том, как они шли, было что-то знакомое, но идентифицировать это «что-то» я не мог.

Я не стал кричать. Отряд примерно из тридцати големов прошел мимо, направляясь в глубину хранилища, к тому месту, где меня похитил вонючий монстр. И только тогда мне впервые пришло в голову, что, возможно, он пытается помочь.

Вскоре послышались звуки рвущегося металла. Мой похититель выступил из тени, и я увидел, как солдаты атакуют прикрывающие стену камеры. Они срывали дверцы, выбрасывали содержимое и явно что-то искали.

Один из големов издал крик. Задняя стенка камеры открылась с громким шипением, обнажив не камень, а черный провал, пустоту, уходящую в глубь скалы.

Так я и знал!

Разумеется, к удовлетворению — все-таки я чертовски хороший детектив! — примешивалась досада. Каким же надо быть идиотом, чтобы не вызвать полицию! Теперь…

Теперь?

Пока я раздумывал, однорукий голем бесцеремонно сунул меня под мышку и зашагал к выходу из хранилища.

Хххрррмммфф!

За нашими спинами заработали лазеры и мазеры. Потом их низкий, угрожающий гул сменился хлопками и треском… что-то мягкое и влажное ударилось в стену. Должно быть, солдаты наткнулись на что-то в туннеле. На какую-то ловушку.

А ты, идиот, еще собирался лезть туда.

Вот если бы позвонить! Но чадры уже не было, да и Кинг-Конг уносил меня в противоположном направлении, по длинному коридору, туда, где витал запах свежеиспеченных душ.

Помещение, в котором мы оказались, было укомплектовано новейшими холодильниками и печами, используемыми элитой, оборудованными высококачественными сифтерами. Все для «сливок» общества, на случай особых обстоятельств. Лучшие из лучших залягут на дно, а остальные останутся наверху.

Несколько холодильников пустовали: видимо, заготовки кто-то похитил. Одна из суперскоростных печей зашипела, готовясь выдать очередную порцию продукции — вероятно, еще одну партию боевых големов в подкрепление передовому отряду, вступившему в туннель под Уррака Меса.

Но где архетип? Кто осуществил импринтинг? Ясно, что работала не военная полиция. Я огляделся, пытаясь обнаружить дубликатор.

Мы свернули за угол.

Вывернув шею, я успел увидеть стол копира с лежащей на нем фигурой. Вторая склонилась над ней, держа в руке зловещего вида инструмент.

Мой похититель издал рев и ринулся вперед!

Тот, кто стоял, повернулся, потянулся за оружием, но тут мы трое столкнулись и рухнули на пол.

Однорукий выпустил меня, и я откатился в сторону, а потом кое-как поднялся на ноги, потирая ушибленные ребра. Что касается двух страшил, то они схватились не на шутку, колотя друг друга и оглашая помещение ужасным ревом!

Реальные в первую очередь, подумал я, вспомнив школьную заповедь, и поспешил к столу.

Риту Махарал?

Она была в сознании — как и должно быть при копировании, — но не сразу отреагировала, когда я потянул за ремень, которым ее привязали к столу.

— Аль… — Она захрипела. — Аль… берт…

— Какой мерзавец это сделал?

Я выругался. Насильственное копирование считается особенно отвратительным преступлением. Развязав державшие ее путы, я стащил Риту со стола и перенес в угол, подальше от сражающихся в партере титанов. Она вцепилась в меня, уткнувшись лицом в мое плечо, и я почувствовал ее дрожь.

— Я здесь. Все будет хорошо.

Впрочем, в последнем у меня уверенности не было. Прежде всего надо как-то выбраться отсюда, пока чудовища бьются друг с другом.

Тем временем второй, привязавший Риту к столу и собиравшийся…

Я взглянул на штуковину, выпавшую из пальцев монстра. Это был не пыточный инструмент, а всего лишь медспрейер, наполненный какой-то фиолетовой смесью.

Интересно… не допустил ли я ошибку. Что, если это всего лишь врач, пытавшийся помочь Риту?

Валявшийся на полу лазер отлетел в сторону, отброшенный кем-то из борцов, продолжавших, сопя и рыча, рвать друг друга. Попробовать завладеть оружием? Рискованно. И даже если оно попадет ко мне в руки, то в кого стрелять, в первого дитто или второго?

Пока я обнимал Риту, дилемма решилась само собой, двойным сухим треском. Оба голема дернулись и затихли.

— Будь я…

Мне понадобилось какое-то время, чтобы отстранить все еще трясущуюся Риту и осторожно подойти к уже дымящимся телам.

Мой однорукий похититель лежал поверх другого, явно безжизненный.

У второго, того, что пытался то ли отравить Риту, то ли помочь ей, похоже, была сломана шея, но в глазах еще светилась искра жизни. Он смотрел на меня, словно желая что-то сказать.

Вопреки здравому смыслу и слабому противодействию Риту, я шагнул к нему.

Глаз мигнул.

— Привет… Моррис… — прохрипел голем. — Тебе и впрямь… надо… прекратить… гоняться за мной…

Я почувствовал, как по моей спине пробежали холодные пальцы страха.

— Бета? Что вы здесь делаете?

Смешок. С оттенком презрения и высокомерия. Знакомо.

— Ох, Моррис… какой же ты… тупой. — Дитто моего врага закашлялся, из уголка рта вытекла струйка слюны. — Почему бы тебе не спросить ее…

Его стекленеющий взгляд переполз на Риту. Я тоже посмотрел на дочь Йосила Махарала, которая глухо застонала.

— Я? Почему я должна что-то знать об этом чудовище?

ДитБета снова закашлялся.

— Действительно, почему… Бет… И тут свет в его глазах померк.

Наверное, когда-то, давным-давно, люди находили удовольствие в созерцании смерти своего злейшего врага. По крайней мере они испытывали облегчение. Но у нас с Бетой обмен загадочными фразами, произнесенными при последнем издыхании, уже вошел в привычку, так что сейчас мной овладело лишь раздражение.

— Черт! — Я пнул однорукого, вероятно, пытавшегося спасти нас обоих, меня и Риту. — Ну почему ты его убил? У меня же есть к нему вопросы!

Я повернулся к Риту, которая все еще дрожала и явно не годилась для допроса.

Как раз в этот момент соседняя автопечь загудела, переключаясь в активный режим, зашипела и заурчала.

По-моему, делать это ее никто не просил.

Мне эти звуки не понравились.

Глава 44

Эхо… странное, непонятное, доносящееся откуда-то издалека… становится все сильнее, повторяясь через несколько минут. Каждый раз, когда машина переключается в режим «резонанса», я/мы воспринимаем слабые сигналы, кажущиеся одновременно чуждыми и знакомыми. Несущими уверенность и вселяющими страх.

Мы/я уже привыкаем к комбинированному состоянию близнецов… один разум в двух телах — сером и красном — перемещается туда-сюда, постоянно импринтируя то одно, то другое. Два мозга, связанных не только общей матрицей души, но и единой активной Постоянной Волной, пронизывающей пространство между нами.

В этом пространстве раскачивается платформа, на которую собирается усесться серый призрак Махарала.

Период движения платформы-маятника кажется каким-то знакомым… совпадающим с ритмом пульсации Постоянной Волны. Вряд ли это случайное совпадение.

— Не совпадение, — соглашается со мной малыш Красный.

Я слышу его голос в своей голове, он ничем не отличается от моего внутреннего голоса, звучащего по нескольку раз на дню.

Чудно.

— Вы сказали, что создаете идеальный дубликатор, — напоминаю я Махаралу, стараясь вовлечь его в беседу.

Даже его елейные лекции лучше страха ожидания. А может, я просто затягиваю время.

Он поднимает голову и смотрит на меня. Занят, но всегда готов поучать.

— Я называю его глазером.

— Как?

— Глазер.

— Расшифруйте.

— Потом. Ну, вам нравится?

— Нравится? Мне…

Уже начав отвечать, я чувствую удар последней волны и напрягаюсь, сопротивляясь спазмам. Больно, а тут еще это странное эхо… Но, к счастью, все быстро проходит. Вообще-то я уже как будто привыкаю.

Странно, но в накатывающих приступах боли ощущается что-то еще. Что-то вроде музыки.

— Нет… мне не нравится. Но почему вы выбрали такое ужасное название?

Голем, убивший своего создателя и меня, реагирует на мою реплику громким смехом.

— Что ж, признаюсь, мне просто захотелось сыграть шутку. Видите ли, я хотел провести параллель с…

— …с лазером. Я не тупица, Махарал. Он удивленно моргает.

— А что еще вы вычислили, Альберт?

— Мы… оба дитто Морриса… Серый и Красный… мы, как два зеркала на концах лазера, да? А то, что подлежит усилению… проходит между нами.

— Очень хорошо! Так вы ходили-таки в школу.

— Штучки для детей, — бормочу я. — И не смотрите на меня свысока. Если мне предстоит снабдить вас инструментом для превращения в Бога, выкажите немного уважения.

На мгновение зрачки дитто расширяются, потом он кивает:

— Хорошо, пусть так и будет. Мне и в голову не приходило… Позвольте объяснить кое-что.

Джефти Аннонас открыла Постоянную Волну как некое мерцание в фазовом пространстве между нейроном и молекулой, между телом и разумом. Бевисов научился впрессовывать так называемую эссенцию души в глину, доказав, что древние шумеры владели какой-то частицей утраченной истины. А потом мы, я и Бевисов, импринтировали в созданные Энеем Каолином автоматы мотивационную эссенцию. Результаты ошеломили нас и изменили весь мир.

— И что? Какое отношение это имеет к…

— Перехожу к этому. Поддерживаемая, как и все прочее, полями и атомами, Постоянная Волна тем не менее является чем-то много большим, чем суммой наших частей — наших воспоминаний и рефлексов, инстинктов и побуждений. Примерно так же морская зыбь показывает только поверхностную часть громадного комплекса глубинных напряжений.

Я чувствую приближение еще одной вибрации. Наблюдая за платформой, я уже пришел к выводу, что пульсация происходит через каждые два-три качания.

— Звучит распрекрасно, — говорю я дитЙосилу. — Но как быть с этим экспериментом? Постоянная Волна колеблется между нами, как между двумя зеркалами, из-за того, что у меня…

Удар. Сильный! Я хриплю и натягиваю ремни. И тут же приходит эхо…

…и передо мной на мгновение возникает залитый лунным светом ландшафт — темные равнины и овраги, покрытые опаловым сиянием и тенями… Все это перекатывается внизу, подо мной, как будто я смотрю на некое воздушное творение.

Потом видение проходит.

Я пытаюсь удержать цепочку мыслей, пользуясь разговором, как якорем, ведь мой реальный якорь, органический Альберт Моррис, мертв. По крайней мере так мне сказали…

— Итак, вы используете мою Постоянную Волну… потому что я делаю хорошие копии. А у вас ничего не получается. Так, Йосил?

— Грубовато, но верно. Понимаете, по сути, это вопрос учета…

— Чего?

— Учета. Этим занимаются физики. Складывают, раскладывают, считают наборы идентичных частиц. Или, если на то пошло, чего угодно. Вытащите из мешка пригоршню шариков… имеет ли значение то, какой из них какой, если они все выглядят одинаково? Как рассортировать их, если они одни и те же? Статистика будет совсем иная, если в каждом шарике есть что-то уникальное. Царапина, ярлычок, трещина…

— О чем, черт возьми, вы толкуете?

— На квантовом уровне отличия особенно важны. Частицы можно считать двумя способами — как фермионы и бозоны. Протоны и электроны относятся к фермионам: принцип исключения, более фундаментальный, чем энтропия, принуждает их держаться отдельно друг от друга. Даже если они кажутся идентичными и имеют один и тот же источник, их нужно считать индивидуально. Они занимают положения, разделенные определенным минимумом количества.

А вот бозоны имеют тягу смешиваться, перекрываться, комбинироваться, поглощаться, шагать в ногу — например, в световых волнах, генерируемых лазером. Бозонами являются протоны. И уж они-то не любят держаться особняком! Идентичные, они легко соединяются, даже навязываются…

— Давайте ближе к делу, а? — кричу я, подозревая, что это может длиться всю ночь.

Призрак Йосила хмурится.

— К делу? Голем-копия может быть очень близка к оригиналу, но всегда что-то не позволяет дубликату быть совершенно идентичным или соответствовать счетной единице по статистике Бозе. Это означает, что дубликат нельзя связно умножить, как свет в лазере. То есть нельзя было до тех пор, пока я не нашел способ! Я начал с того, что нашел прекрасный исходный образец для копирования и эго нужной эластичности…

— Значит, в этом вашем лазере два меня выступают в качестве зеркал. Но какова ваша роль?

Он усмехается.

— Вы обеспечиваете чистый волновой носитель, Моррис. Но субстанция души, подлежащая усилению, будет моей.

Слушая его и видя выражение его лица, я снова прихожу к выводу о наличии у Махарала комплекса Смерша-Фокслейтнера. По меньшей мере четвертая стадия. Аморален, параноидален и склонен к самообману. Такие люди вполне способны семнадцать раз сменить предмет веры до завтрака… и иногда блестяще совместить несовместимое к полудню.

— Вы упоминали об уровне Бога. Разве это не ненаучно? — Я задаю вопрос, подозревая, что ответ может мне не понравиться. — Разве не отдает мистикой?

— Не будьте так грубы, Альберт. Конечно же, это метафора. Пока мы не имеем слов для описания того, чего я намерен достичь. Это все равно что пытаться перевести внутренние монологи Гамлета на язык шимпанзе.

— Да-да. Что-то в этом роде я уже слышал. Кто-то уже собирался создать машины для проецирования душ на небеса. Вы с Каолином заражены этой чушью несколько десятилетий. А теперь пытаетесь убедить меня в том, что здесь есть зерно правды?

— Да, пытаюсь, но только пользуясь настоящей наукой, а не благими пожеланиями. Когда ваша собственная Постоянная Волна станет конденсатором Бозе…

ДитЙосил замолкает, поворачивает голову и словно прислушивается к чему-то. Потом кивает, открывает рот, готовясь продолжать рассказ о своих далеко идущих планах, и…

Какой-то звук проникает в подземную лабораторию… он уже вполне различим… За каменной стеной что-то громыхает.

На приборной панели вспыхивают предупредительные красные и янтарные огоньки.

— Вторжение, — объявляет киберголос. — Вторжение в туннель…

В воздухе возникает голографический шар. Наше внимание для него, как дрожжи. Он растет, приближается… Мы видим неясные фигуры, марширующие по темному коридору между грубыми известковыми стенами. Внезапно порода словно вспыхивает. Одна из фигурок падает, разрезанная пополам, но остальные отвечают огнем, сжигая затаившихся в засаде роботов-часовых. Путь расчищен, и отряд четко марширует дальше.

— Расчетное время прибытия — сорок восемь минут…

Серый призрак качает головой;

— Я надеялся, что времени у нас больше. Но успеть еще можно.

Забыв о прерванном разговоре, он поспешно возвращается к приборам, возобновляя приготовления. Безумец не отказался от своей затеи использовать меня…

— Использовать нас! — настаивает малыш Красный.

— Использовать нас, чтобы вознести свою душу на некий невообразимый уровень могущества. Типичный случай болезни Смерша-Фокслейтнера. Болезни ученого-безумца.

Неужели сработает? Неужели призрак мертвого профессора трансформирует себя в нечто, избавленное от потребности в органическом мозге или даже от физической связи с миром? Неужели он поднимется так высоко, что жизнь на планете станет унылой и скучной? Представляю, как этот макро-Махарал уносится в космос на поиск приключений вселенского масштаба. Круто. И я не против, но только пусть он оставит этот мир в покое.

Однако меня одолевает беспокойное предчувствие — похоже, так далеко дитЙосил не собирается.

У него на уме нечто менее грандиозное. Более провинциальное.

И многим из тех, кого я знаю, не понравится то, чем он станет.

Кроме того, для взлета ему нужны «зеркала». Каким бы ни был исход, не думаю, что мне/нам доставит удовольствие роль двигателя, несущего Махарала к его личной нирване.

— Знаете… — начинаю я, надеясь отвлечь его.

И тут меня настигает еще одна волна.

Глава 45

И?.. После того как моя щедро продленная и богатая событиями трехдневная жизнь подошла к концу, что дальше?

Да ничего, судя по скорости, с которой начало разлагаться мое тело. Я уже ощущал знакомые признаки старения и первые позывы «рефлекса лосося», тянувшего меня домой. Разгрузить память, избежать забвения, вернувшись в реальный органический мозг, дающий возможность жить дальше.

Не исключено, что этот мозг еще существует. Едва успев свыкнуться с мыслью о его гибели, я начал будить в себе надежду. Предположим, Альберт Моррис жив, и я сумею каким-то образом добраться до него. Примет ли он меня? Предположим, что он жив…

Проворный «харлей» Беты мчался сквозь ночь, а вероятность благоприятного исхода казалась мне все более реальной. В пользу такой версии говорили отклики посетителей Сети и официальные сообщения.

— Вопрос ясен, — заявлял какой-то знаток дедукции. — Остатков протоплазмы в сгоревшем доме не обнаружено.

— Посмотрите, как ведет себя полиция, — указывал другой. — Аудиторы из Департамента военного снабжения все еще копошатся на месте взрыва, а специалистов из Отдела защиты людей уже нет. Значит, там никого не убили.

Мне бы радоваться, однако если Альберт жив, то он, наверное, уже имеет в своем распоряжении целую армию собственных двойников, в том числе высококачественных Серых и Эбеновых, которые идут по следу злодея, уничтожившего мой… наш… его сад. Зачем в таком случае ему нужен заблудший Зеленый, отказавшийся стричь газон?

Хороший вопрос. Но чтобы получить на него ответ, я должен найти Альберта. Где он скрывался во время ракетной атаки? И где находится теперь?

Свою теорию подбросил Бета, повернувшийся ко мне, чтобы перекричать шум двигателей.

— Посмотрите, что отыскали любители-детективы во вторичных архивах систем наблюдения.

Он кивнул в сторону «пузыря»-дисплея, показывающего дом на Сикамор-авеню до взрыва. Подавшись вперед, я наблюдал за тем, как в сером предрассветном свете из ворот гаража выползла машина.

«Вольво».

— Уехал! Но тогда почему все считают, что он был дома, когда ракета… А, понятно.

При повороте машины с Сикамор-авеню на другую улицу в объектив камеры попал водитель. Это был Серый Альберта Морриса. Безволосый, глянцевый — настоящий голем. Если так, то реальный Моррис остался дома.

Но Бета предложил другое объяснение.

— Внешность ничего не значит. Ваш архи так же хорошо владеет искусством маскировки, как и я.

— Какая похвала от мастера обмана! Но тогда где?..

— Я хорошо заплатил одной профессиональной охотнице. Она проследила его вдоль шоссе Скайвей до вот этой дороги, на которой нет камер.

ДитБета указал на тянувшуюся через пустыню тонкую нитку шоссе. Луна окрасила пейзаж в бледно-серые тона — совсем другой мир, не похожий на запруженный дитто город или на пригороды, где избавленные от необходимости трудиться реальные люди развлекают себя самыми разными хобби. Внизу правила природа… с согласия и позволения Департамента окружающей среды.

— Что он задумал, поехав этой дорогой? — вслух удивился я.

До полудня вторника у нас была общая память. Должно быть, что-то случилось уже после этого.

— Вы не знаете?

— Ну… я знаю, что во вторник звонила Риту Махарал, сообщившая о гибели ее отца в автокатастрофе. Я бы, наверное, отправился на место аварии.

— Посмотрим. — Бета переключился на другую запись. В «пузыре» появилась другая «картинка» — скалистый участок под виадуком. Полицейские машины и фургоны службы спасения окружали груду покореженного металла. — Верно, — сказал Бета. — Это недалеко отсюда. И все же странно. Альберт проехал дальше: мы почти на полсотни километров южнее.

— Южнее? Тогда…

Меня осенило. Полигон. Он отправился повидаться с Кларой.

— Вы что-то сказали? — спросил Бета.

— Нет.

Любовные дела Альберта не касаются этого типа. Но ведь я уже видел Клару сегодня, когда она ходила по пепелищу. Значит, они даже не связались. Что-то тут не так.

Некоторое время мы летели молча, потом я попросил у Беты чадру. Он достал из «бардачка» компактную модель и передал мне. Кое-как напялив чадру на голову, я расправил голо-люминесцентные складки и начал диктовать отчет последних событий. Мне было безразлично, слушает Бета или нет.

В любом случае он уже знал обо всем, что произошло после того, как мы с Пэллоидом вышли из Храма Преходящих.

— Кому отправите отчет? — небрежно поинтересовался Бета, когда я вернул ему чадру.

Какой же выбрать адрес? Шефа полиции? «Таймс»? А может, тем големам-астронавтам, которые исследуют Титан, меняясь через каждые пару дней ради экономии продуктов и топлива?

Если я отправлю закодированное сообщение в каше Альберта, нет никакой гарантии, что Бета не запустит ему вслед «жучка». Кларе? Или Пэлу?

Если предположить, что «восковые» не тронули моего друга в той перестрелке, то он пребывал сейчас не в лучшем настроении — еще бы! Потерять воспоминания Пэллоида. Если же ему стерли память, то Пэл в полном ступоре. Так или иначе, хранить секреты не в его характере.

А если… Заодно и Бете наступлю на мозоль…

— Инспектор Блейн из Ассоциации трудовых субподрядчиков, — сказал я, нажимая клавишу трансмиттера и кося глаз на моего врага.

Бета лишь улыбнулся.

— Приложите и копию пленки, — предложил он. — Той, что оставила Ирэн.

— Но это же неприятности всем…

— Промышленный шпионаж класса «Джинин». Ерунда. А вот попытка диверсии против «ВП» — дело серьезное. Пострадать могли реальные люди. Снимки доказывают, что Каолин…

— Мы не знаем, что это был он. Зачем ему взрывать собственную фабрику?

— Ради страховки? Или повод для списания оборудования? Каолин постарался замазать всех — Гадарина, Уэммейкер, Лума, меня…

Я задумался.

Что такое было в исследовательском отделе, что Каолин решился его уничтожить? Какая-то секретная программа, сокрытие которой он не мог оправдать?

Или которой не желал делиться?

Я знал — причем из первых рук — об одном открытии, способе омоложения големов, который подарил мне еще один насыщенный событиями день. Предположим, я в благодарность за это сохранил верность Каолину и принес ему пленку. Наградит ли он меня еще одним продлением жизни? Но соблазну предательства я не поддался. Наверное, все дело в привычке — пребывая в глиняном теле, чувствуешь себя расходным материалом.

И все же, зачем скрывать такую технологию? Чтобы люди по-прежнему покупали много заготовок?

Неубедительно. Продажа дорогостоящих холодильников, печей и импринтеров упала. Поговаривали о «консервации» — запасы высококачественной глины могут истощиться уже через два поколения. В этих условиях производство и предложение обновляющего оборудования принесли бы компании миллиарды. И еще одно: даже если бы все дитто в Исследовательском отделе были уничтожены, новость о столь впечатляющем прорыве все равно стала бы достоянием общественности.

Причина должна быть, но я ее не видел.

— Пленка могла бы доказать мою — и вашу — невиновность, — настаивал Бета. — У меня здесь есть сканер. — Он указал на приборную панель.

— Нет, — осторожно сказал я. — Рано.

— Блейн получил бы копию и…

— Позже. — На меня опять накатил приступ непонятной головной боли, недолгий, но сильный, дезориентирующий, сопровождающийся тошнотворным клаустрофобическим ощущением. Казалось, что нахожусь в каком-то тесном помещении. Возможно, побочный эффект омоложения. — Приближаемся?

— Последний след «вольво» был вон там. — Бета показал на изгиб дороги. — Потом — ничего. Следующая камера его уже не засекла. Я сделал облет, но Альберт, проказник, отсоединил транспордер. А ярлыков реальные люди, к сожалению, не носят. Не знаю, что и делать.

— Если только…

— Да?

— …он не отправился в путь с запасным в багажнике.

— Все равно ярлык дал бы ответный сигнал. Впрочем… давайте я сниму для сравнения ваш сигнал.

Пошарив внизу, Бета достал портативный сканер. Если у Альберта была запасная заготовка, то, возможно, при совпадении марки производителя код мало чем отличался бы от моего. А стирать код Альберт обычно ленился.

— Хорошая мысль. — Я отвел сканер в сторону. — Только не надо со мной играть. Мой сигнал вы уже сняли, я почувствовал это, когда запрыгнул сюда.

Бета, как обычно, усмехнулся.

— Ладно. Некоторая паранойя вам идет, Моррис. Я не Моррис, — подумал я, но уже без гордого чувства протеста.

— Посмотрим, удастся ли нам отыскать что-то, — пробормотал пилот, поворачиваясь к панели. Скайцикл подпрыгнул.

Прибыльное, должно быть, занятие — пиратство. Даже после того, как враг уничтожил империю Беты, у него хватает средств на хорошие копии и такие вот машины.

— Есть, — сказал он спустя несколько минут. — Резонанс… черт! Машина шла на восток, в пустыню. Зачем Альберту ехать в такую глушь на «вольво»?

Я пожал плечами, отметив, что сигнал становится сильнее. В городе такой фокус не прошел бы — там ярлыков слишком много, здесь же прием был вполне уверенный.

— Осторожнее.

В глубокие овраги не проникал даже лунный свет. Бета полагался на приборы, тщательно совершая самые простые процедуры. Через минуту моторы взревели, скайцикл тряхнулся, потом двигатели смолкли. Мы приземлились в узком каньоне.

Прожектор высветил разбитый «вольво». Состояние у него было получше, чем у машины Махарала, но все равно он выглядел не лучшим образом.

Как же это случилось? Может быть, Альберт все же погиб?

Пришлось подождать, пока Бета откинет панель и выйдет первым. Поводив сканером, он убедился, что реальных людей поблизости нет. Хорошо. Мне не очень хотелось хоронить создателя. Значит, Альберт либо ушел, либо его увели.

— Вся электроника выведена из строя. Похоже, применили импульсное оружие, — прокомментировал Бета. — Вероятно, около двух дней назад.

— И за это время машину так и не обнаружили. Я посмотрел вверх.

— А вот и мусор.

Крышка багажника со стоном откинулась — под ней обнаружились небольшая портативная печь и взрезанный кокон упаковки. Голем так и не был активизирован. Но он не растворился, а только ссохся, как глиняная фигурка, потрескавшаяся от жары. Латентная жизнь, потенциальный Альберт, так и не получивший возможности подняться и произнести горькую сентенцию о превратностях бытия.

В луче прожектора я увидел темное углубление у основания горла дитто.

Мини-рекордер. Ими снабжены все мои Серые. Кто-то вырезал прибор. Но только Альберт знал, где он установлен.

Бета, успевший с помощью фонарика осмотреть кабину, цветисто выругался.

— Куда она могла уйти отсюда? Или их кто-то подобрал? Уж не собирается ли…

— Она? Была пассажирка?

Недавнее добродушие, еще совсем недавно звучавшее в голосе Беты, сменилось презрением.

— Эх, Моррис, как всегда, на два шага позади. Неужели вы думаете, что я пустился в это путешествие только для того, чтобы найти вашего пропавшего рига?

Я попытался сообразить.

— Дочь Махарала. Она наняла Альберта для расследования смерти отца. Тогда… он мог отправиться для осмотра места происшествия. Или…

— Продолжайте.

— Или к тому месту, откуда ехал Махарал. Наверное, Риту знала, что это за место.

Бета кивнул:

— Не могу только понять, почему Моррис поехал туда сам. Да еще замаскировавшись под Серого. Может быть, он знал, что его дом на прицеле?

Я помнил, в каком настроении пребывал Альберт во время импринтинга, и кое-какие идеи у меня имелись. Соскучился по Кларе, а тут совсем рядом полигон.

— А что вам известно об убийцах? — спросил я, меняя тему.

— Мне? Ничего.

Ты что-то знаешь. Может быть, не все, но подозрения у тебя есть.

А вот дальше — осторожнее.

— Во вторник, после налета Блейна на Теллер-билдинг, я нашел на задворках разлагающегося Желтого. Он рассказал, что некий неизвестный противник прибирает к рукам ваш бизнес. Потом попросил меня сходить к Бетцалелю и защитить кого-то по имени Эммет… или эмет. Вы можете объяснить, что это все значит?

— Должно быть, Желтый впал в отчаяние, если попросил о помощи вас, Моррис.

В этом весь Бета. Ему только дай уколоть меня. Но я тянул время, осматриваясь. Ситуация могла измениться.

— Я тогда устал и не придал его словам значения. Но кое-что показалось знакомым. И я стал вспоминать. Желтый ссылался на оригинальную легенду о Големе, чудовище из глины, созданном одним пражским раввином в XVI веке для защиты евреев от преследователей.

«Эмет» — священное слово, написанное то ли на лбу того существа, то ли где-то во рту. На иврите оно означает «правда». Но может обозначать также «источник», то, из чего произошло все на свете.

— Знаете, я тоже ходил в школу. — Бета зевнул. — А Бетцалель — другой раввин, занимавшийся тем же самым. И что?

— А вот что… зачем вам понадобилось вести слежку за дочерью Махарала?

Он вздрогнул.

— У меня есть на то свои причины.

— Не сомневаюсь. Сначала я думал, что она нужна вам в качестве матрицы для производства пиратских копий. Но Риту не похожа на женщину-вамп вроде Уэммейкер, на двойников которой большой спрос. Риту хорошенькая, но в голем-технологии физические качества не главное. — Я покачал головой. — Все дело в личности, в уникальной Постоянной Волне. Нет, вы следили за ней, чтобы найти источник. Ее отца. Вам был нужен секрет. Тот секрет, из-за которого Махарал начал изучать искусство маскировки. Тот страшный секрет, из-за которого он ночью в понедельник рванул через пустыню, преследуемый кем-то, кто в конце концов и убил его.

Не услышав возражений, я продолжал:

— В какую игру вы вовлечены? Что у вас общего с Махаралом и Энеем Каолином?

Бета откинул голову и рассмеялся.

— У вас ничего нет, Моррис. Вы рыщете наугад.

— Да? Ну так объясните мне что к чему, мистер Мориарти! Никакого вреда уже не будет.

Он задумчиво посмотрел на меня.

— Предлагаю сделку. Вы передаете снимки. Я рассказываю.

— Пленку Ирэн? Из «Салона Радуги»?

— Вы знаете, о чем я говорю. Отправьте их инспектору Блейну. Ему известно, откуда у вас пленка, ведь ваш рапорт уже ушел. Передайте и назовите ваш код. Потом поговорим.

Теперь паузу взял я. Он забрал меня с крыши, чтобы я помог отыскать реального Альберта… и Риту Махарал… а через нее тайное убежище ее отца.

Я ему больше не нужен… если не считать пленки.

— Вы хотите, чтобы передал я… Знаете, что мне поверят.

— Вам верят больше, чем вы предполагаете, Моррис. Несмотря на неуклюжие попытки подставить вас, в верхах придерживаются иного мнения. А снимки только подтвердят вашу невиновность.

— И вашу!

— И что? Подозрение падет на Каолина. Но если пленку отправлю я, то кто поверит дитнэпперу? Все скажут, что я подделал снимки.

Вот почему Бета просто не забрал у меня кассету! Но его терпение явно истощалось.

— Я знаю вас, Моррис. Думаете, что получили рычаг давления. Но не переусердствуйте. У меня забот хватает.

Меня охватило негодование.

— Значит, в обмен на подтверждение причастности Каолина к диверсии вы вручите мне какую-то бесполезную информацию, которая так и останется без применения. Хорошая сделка.

— Другой вам никто не предложит. А так вы по крайней мере удовлетворите любопытство.

Да, не очень удобно иметь врага, который так хорошо тебя знает.

Он не спускал с меня глаз, не отпуская от себя ни на шаг.

— Никаких сообщений, — предупредил Бета, вставая возле открытого кокпита «харлея» и указывая на слот ридера-сканера. — Просто отсылаете, даете подтверждение и все.

Он набрал электронный адрес Блейна, и на экране появилось:

Подтвердите личность отправителя.

Рядом вспыхнула цифра.

6

Не успев сообразить, я машинально нажал клавишу.

3

Прибор ответил:

8

Я нажал 3.

Обмен продолжался. Это был код Альберта, хранившийся у Блейна и известный только ему.

Я даже удивился, когда на экране засветилось:

Принято.

Бета удовлетворенно хмыкнул.

— Хорошо. Теперь отойдите от кокпита.

Мне ничего не оставалось, как только подчиниться, потому что в руке моего врага оказался пистолет.

— Хотелось бы задержаться и поболтать, — сказал он, — но я и так уже потратил на вас слишком много времени.

— Знаете, куда вам надо?

— Я нашел две пары следов, идущих на юг, и думаю, что представляю, куда они направились. Вы мне мешаете.

— Не объясните насчет Махарала и Каолина?

— Если бы я сказал вам больше, мне пришлось бы вас застрелить. А так у вас есть еще крохотный шанс на спасение, Моррис. Что ж, растворяйтесь с миром.

— Очень великодушно. За мной должок.

Бета снова усмехнулся.

— Скажу вам одно, Моррис. Это не я пытался убить вашего рига. Сомневаюсь, что здесь замешан Каолин. Надеюсь, реальный Альберт переживет все, что еще случится.

Что еще случится.

Он сказал это нарочно, чтобы позлить меня, но я промолчал, не желая выдавать свои чувства. Теперь пришло время действовать.

— Прощайте, Моррис.

Бета опустил стеклянный колпак и включил двигатель. Я отступил.

Что же делать?

Я мог выбрать осторожный вариант — немного подождать, поджечь горючее «вольво» и надеяться, что меня кто-то заметит. Но нет, тогда бы я потерял его след — мой шанс выжить.

По каньону пробежал ветерок. ДитБета помахал рукой и повернулся к пульту управления.

Вот он, мой момент! В ту долю секунды, когда «харлей» оторвался от земли и замер перед тем, как начать подниматься на трех огненных столбах, я разбежался и прыгнул. Конечно, было больно. Я знал, что будет больно.

Глава 46

Иного выбора не было. Назад, в хранилище. В тот темный проем, куда вошла навстречу смерти небольшая армия глиняных солдат.

Риту все еще дрожала после пережитого. Мне хотелось спросить, кем был тот, кто насильно уложил ее на копировальный стол. Если это Бета, то как он проник на тщательно охраняемую военную базу? И зачем знаменитому дитнэпперу копия Риту?

Но прежде чем я успел начать, печи загудели, извещая о появлении еще одной партии свежих боевых дитто, заготовки которых хранились здесь за счет налогоплательщиков в ожидании, когда их импринтируют душами солдат вроде Клары. Только теперь они стали двойниками преступника, цели которого оставались мне неясны.

Будь их один или два, я бы быстро справился с ситуацией. Даже голем-воин беспомощен в первые секунды после выхода из активаторной духовки. Но, взглянув на длинный ряд громоздких машин, я понял, что с таким количеством мне не совладать. Десятки здоровяков с ногами толщиной в ствол дерева и руками, способными раздавить небольшой автомобиль, быстро становились в строй, подчиняясь чьей-то злой воле. Еще немного, и они увидят нас с Риту…

Нет, попасться им на глаза мне не хотелось.

А издалека уже доносился похожий на колокольный звон, отмечая рождение новых и новых воинов. Эти звоны сливались в один тревожный зов судьбы. Не спрашивай, по ком звонит печь, — прокомментировал невеселый внутренний голос.

Пора убираться.

— Идем, — сказал я, и Риту кивнула. Ей тоже не терпелось поскорее покинуть это зловещее место.

Мы побежали в хранилище, туда, где меньше получаса назад невесть откуда взявшийся голем бесцеремонно захватил меня в плен и тем самым спас мне жизнь. Напоследок я бросил взгляд на моего растворяющегося спасителя. Кто он? Откуда узнал, что мне требуется помощь?

Темные, жуткого вида, огромные, созданные для войны фигуры сердито смотрели на нас, неуклюже протягивали руки, но упускали добычу из-за слабой пептидной активации. Проходя между полками, я искал взглядом какое-нибудь внушительное оружие, но ничего подходящего не попадалось. Найти хотя бы простой телефон и позвонить в службу безопасности базы!

Спрятаться тоже было негде. Да и некогда — в хранилище уже вступили первые колонны подкрепления. Судя по шаркающей походке и сопению, все они прошли процесс ускоренного импринтинга. Качество Бете ни к чему — ему нужны скорость и количество.

Меня все еще одолевали сомнения. Все происходившее не имело смысла! Голем, спасший меня. Внезапное появление Беты. Неизвестно для чего предназначенные дитто-солдаты. Похищение и насильственное копирование Риту. Но должно же это что-то значить!

Однако из-за недостатка времени разбираться в клубке загадок было некогда. Решения принимались на ходу. Бежать. Спрятаться.

У входа в туннель Риту остановилась.

— Куда он ведет?

— Думаю, к дому вашего отца.

Глаза Риту расширились, но на лице появилось упрямое выражение. Я посмотрел через ее плечо — колонна приближалась.

— Риту…

Беспокойство нарастало, но мне все же удалось сдержаться. Ей и так выпало немало испытаний.

Наконец взгляд ее прояснился и сфокусировался на мне.

— Ладно, Альберт. Я готова.

Она взяла меня за руку, и мы вместе вступили в холодное каменное чрево.

Глава 47

Как объемистый и все расширяющийся сосуд — эта душа содержит многие.

Она бездонна, способна принять целый форум Постоянных Волн, объединить в хор множество частот. Собрать все воедино и достичь кульминации, безграничной мощи.

Теперь это не просто мы двое — Серый, похищенный на территории «Каолин Мэнор», и Красный, копия копии, посетивший частный музей Махарала для теста памяти. Серый и Красный соединены, они служат зеркалами в созданной безумцем-ученым удивительной и ужасной машине. Теперь все намного больше.

Не заключенные более в один-единственный череп — или даже два черепа, — я/мы занимаем все промежуточное пространство, заполняем стерильную пустоту невыразимо сложной мелодией… нарастающей песнью меня.

Песнью, устремляющейся к крещендо.

Как и предсказывал призрак Йосила, происходит усиление. Ритмы души перемножаются, достигая уровня, о котором я и не мечтал, хотя все возможные мистики и последователи различных культов твердили о чем-то подобном со времени наступления Золотого Голем-века. Состояние нирваны, достигнутое эгоманьяком, чьи бесчисленные виртуальные двойники составляют идеальную гармонию, подготавливая прорыв на совершенно новый уровень духовной материализации.

Я всегда скептически воспринимал старомодную романтическую трансцендентальную фантазию — каменные круги, НЛО и прочее, — считая, что она нужна лишь поколениям, постоянно и тщетно мечтающим о возможности приподняться над своей бесплодной равниной и открыть дверь в некую другую реальность.

И вот теперь мне кажется, что один из основателей этой эры, профессор Махарал, нашел способ… хотя что-то в его методе сводит меня с ума и переполняет страхом.

Не поэтому ли дитЙосилу нужна душа Альберта Морриса в качестве исходного материала? Не потому ли, что големтехнология не пугает меня? Само-дубликация всегда была для Альберта Морриса чем-то совершенно естественным, вроде выбора удобного костюма. Черт, меня даже не беспокоит боль, причиняемая этой зверской машиной, хитрой модификацией стандартного тетраграматрона. Машина — творец, вскоре она соединит бесчисленное множество копий моей Постоянной Волны, сплетет их в совершенной гармонии, как лучи света в лазере, как стремящиеся друг к другу бозоны, а не независимые разбегающиеся фермионы…

И будь что будет. Я уже ощущаю этот процесс, он идет… Мне хочется перестать думать… уступить… погрузиться и раствориться в величественной огромности МЕНЯ. Память и рассудок воспринимаются как помехи, как нечто, препятствующее абсолютной чистоте Постоянной Волны, которая продолжает нарастать, расширяться, заполняя растущий сосуд.

Я, амфорум…

К счастью, случаются и перерывы, когда энергия машины отпускает меня/нас, и тогда мысли обретают ясность и связность… и даже некую любопытную отчетливость.

Например, сейчас я воспринимаю суетящегося рядом дитЙосила, ощущаю его присутствие не только слухом и зрением, но и чувствую его волнение, уверенность в том, что цель всей его жизни близка.

Но прежде всего и сильнее всего я чувствую его концентрацию, неимоверную концентрацию гения, так часто сопутствующую синдрому Смерша-Фокслейтнера. Фиксированность его внимания столь велика, что он не замечает сыплющейся с потолка пыли, не слышит глухих, далеких, но все же приближающихся взрывов, не чувствует, как дрожат стены.

Они еще слишком далеки, чтобы я мог разобраться в гармониях их душ. Может быть, это я? Может, это реальный Альберт во главе армии своих двойников и при поддержке отряда замечательных/противных дитПэлов пробивается по туннелю, чтобы спасти меня?

Но нет. Я забыл. Я мертв. ДитЙосил говорит, что убил меня. Реальный, органический Альберт Моррис должен был умереть, чтобы перестать играть роль «якоря» для моего нового состояния.

Призрак Махарала заканчивает точную настройку маятника, медленно раскачивающегося между красным и серым «зеркалами». И каждое его качание отзывается аккордом наших душ. Это нечто величественно-грозное, мощное и звучащее так низко, как, наверное, звучал голос, услышанный Моисеем на Синае.

Мне недостает нужных технических терминов, но я легко представляю, что произойдет, когда дитЙосил вступит на раскачивающуюся платформу. Эти мощные раскаты, издаваемые нашими волнами души, подхватят его, его душевную эссенцию. Я всего лишь носитель, мое дело поднять Махарала над землей, над реальным миром. Швырнуть его, как дорогущий зонд, в темную бездну космоса. Только мой груз — душа безумца, устремляющаяся к высотам богоподобия.

Во всем этом есть смысл, пусть и извращенный. Смущает лишь одна мелочь.

Разве к этому моменту я не должен был уже утратить способность идентифицировать себя с Альбертом Моррисом? Разве экстаз усиления моей Постоянной Волны не должен был смыть все личностные признаки, оставив лишь талант к дубликации? Разве я не обязан был превратиться только в ракету-носитель?

Да, я чувствую, что машина старается подавить мое эго. Но у нее не получается. С памятью Альберта ничего не происходит. Она цела и невредима!

К тому же, как быть с этим эхо? Оно звучит так, словно приходит издалека… Йосил не упоминал ни о чем подобном, а я не собираюсь поднимать эту тему.

Во-первых, потому что он низвел меня до роли вьючной скотины, недостойной уважения.

А во-вторых… есть еще одна причина.

Я… мы… нам это начинает нравиться…

Глава 48

Говорят, что в Японии голем-технологии встретили гораздо спокойнее, чем на Западе, как будто ждали чего-то подобного. Идея копирования души не создала для японцев каких-то особых проблем, как Интернет не создал проблем для американцев. Жители островов увидели в копировании души фундаментальное выражение их национального желания общаться. Согласно легенде, для этого нужно было лишь дать всему глаза — лодке, дому, роботу, даже герою рекламных роликов Анпан Ману, расхваливающему пирожные с экрана телевизора.

При наделении объекта душой глаза имеют первостепенное значение.

Я думал об этом, цепляясь за днище скайцикла, пряча лицо от ужасного ветра, то обдававшего меня жаром, то заставлявшего дрожать от холода. Береги глаза, сказал я себе, отчаянно хватаясь за тонкие ручки и прижимая ноги к посадочным лыжам. Береги глаза и мозг. И никогда не жалей о том, что выбрал именно этот способ умереть.

Пока полет проходил ровно, мне досаждал главным образом холод. Но когда «харлей» начал маневрировать, прежние неудобства показались мелочью. Сопла трастовых двигателей поворачивались без предупреждений, и струи огня били совсем рядом, норовя превратить меня в обугленную головешку. Оставалось только крутить головой, вжиматься в узкий фюзеляж и снова и снова повторять себе, почему я оказался в таком положении. А кстати, почему? Ну… тогда мне показалось, что это отличная идея.

Альтернативный вариант — остаться у разбитого «вольво» и попытаться подать сигнал — имел бы какой-то смысл, будь я реальным. Если бы во мне не тикали часики, отмерявшие последний срок. Мной руководила логика дитто. Увидев, что Бета улетает, я подчинился императиву, более требовательному, чем императиву жить.

Не потерять след.

Теперь я понимал, что Бета — ключ ко всем загадочным событиям этой невероятной недели. Все началось с моего проникновения в подвал Теллер-билдинг, где находился цех по производству пиратских копий и где я нашел похищенную матрицу Уэммейкер. К тому времени это подпольное предприятие уже подверглось разорению. По заявлениям Беты, за нападением стоял Эней Каолин. Сам же магнат предлагал иную версию, изображая и себя жертвой заговора. Потом была встреча с Йосилом Махаралом, состоявшаяся уже после его смерти. О чем это он тогда говорил…

Итак, кому верить? Наверняка я знал только то, что три чертовски умных и беспринципных человека — каждый из которых куда хитрее и прозорливее бедняги Альберта Морриса — вовлечены в некую отчаянную, тайную, бескомпромиссную схватку. И, конечно, меня тянуло именно к тому, что составляло тайную сторону.

В наше время требуется немало денег, власти и ума, чтобы укрыть нечто от глаз публики. Эти глаза настолько внимательны, зорки, вездесущи, что, казалось бы, мрачные клише XX века — сумасшедшие ученые, хитроумные магнаты, преступные авторитеты — остались в прошлом. Но вот вам три архетипа, которые сражаются друг с другом и при этом ухитряются скрывать свой конфликт от медиа, правительства и общественности. Неудивительно, что бедный Альберт оказался вне игры!

А посему не было ничего удивительного и в том, что мне оставалось лишь идти по следу, чем бы это ни закончилось. Летя на высоте примерно сорока метров над пустыней, я знал, что заплачу за приключение своим телом, поджариваемым через каждые пару минут при смене курса. Особенно доставалось выступающей части. Моей несчастной глиняной заднице. Я чувствовал, как реагируют на огонь псевдоорганические составляющие. Слышал шипение и хлопки, иногда достаточно громкие, и понимал, что все больше превращаюсь в обычную керамику, в которой столько же жизни, сколько и в столовой посуде.

Кроме всего прочего, было еще и дьявольски больно! Вот вам и преимущества правдоподобия! Я пытался отвлечься, представляя конечный пункт нашего путешествия, то место, куда направлялись реальный Альберт и Риту Махарал, когда «вольво» попал в засаду. Загадочное убежище в пустыне, где скрывался ее отец все недели своего отсутствия.

Бета, очевидно, знал, куда лететь. И это наводило на интересные мысли.

Он следит за Риту. Но зачем, если ему известно местонахождение убежища Махарала? Для чего ему нужна Риту?

Я старался сосредоточиться. Но это нелегко, когда вам поджаривают задницу. Мне снова и снова вспоминался бедный маленький Пэллоид, мой верный спутник, погибший прежде, чем Пэл успел получить от него память о нашем долгом и нелегком дне. То был мой единственный шанс остаться в памяти, мрачно подумал я. Теперь же от меня останется только груда осколков.

Чтобы утешиться, я вызвал образ Клары, но от этого боль лишь стала сильнее. Ее война сейчас, должно быть, близится к кульминации. Полигон Джесса Хелмса где-то неподалеку, но Бета, конечно, до него не долетит. И все-таки странное совпадение…

Ладно, будем надеяться, что Кларе не слишком достанется за самоволку. В конце концов, она наследница Альберта, и, возможно, армия ее поймет. Если Альберт все же жив, то, может быть, они еще будут счастливы вместе…

«Харлей» мчался сквозь ночь, а со мной происходило что-то еще. Моя Постоянная Волна словно колебалась, то уходя вверх, то устремляясь в совершенно неизвестном направлении. Эти колебания духа Львов и другие отметили еще тогда, когда поколение назад приступили к исследованию новой terra incognita.

Поначалу я почти не обращал внимания на странные сбои, но они нарастали, повторяясь с некоей, пока еще трудно определяемой периодичностью. Я то чувствовал себя едва ли не богом, то испытывал жуткое презрение к собственной малозначимости. Затем, в какой-то момент, меня охватил благоговейный трепет.

Когда все прошло, я задумался.

Что же дальше? Полнейшая отстраненность?

Ощущение единства со вселенной?

Или я услышу громоподобный голос Всевышнего?

В каждой культуре есть то, что Уильям Джеймс назвал «вариациями религиозного переживания». Они достигают пика. Расцветают, когда Постоянная Волна задевает определенные струны в теменном узле, области Брока. Конечно, душа есть душа, и испытать подобные ощущения можно и в глиняном теле, но они не сравнимы с тем, что переживаешь в реальной плоти.

Или получаешь дополнительный день жизни, пройдя процесс омоложения? Может быть, именно поэтому Эней Каолин хотел уничтожить исследовательский отдел? Что, если при этом в искусственном человеке вспыхивает священная искра? Что, если дитто перестанут приходить домой для разгрузки дневных впечатлений, покинут своих архи и пустятся на поиски собственных путей к искуплению?

Что за невероятные мысли? Возможно, их спровоцировали мои визиты в церковь Преходящих. Или все дело в какой-то яркой агонии, вызванной поджариванием?

И все же я не могу отделаться от впечатления, что кто-то или что-то сопровождает меня в этом мучительном полете под звездным небом, держась то ли рядом, то ли внутри меня между опаленной огнем задней частью и обмороженным лицом. То и дело какое-то полуслышное эхо будто звало меня, требуя остановиться, повиснуть…

Колючий ветер немного стих, позволив мне взглянуть на проплывающие внизу плато и глубокие овраги, затаившиеся в тени освещенных опускающейся за горизонт луной возвышенностей. «Харлей» начал терять высоту, его прожекторы придавали вырванным из темноты лоскутам ландшафта некую суровую красоту. Черные впадины надвинулись на меня, словно зияющие утробы ненасытных чудищ, готовых поглотить меня целиком.

Взвыли маневровые двигатели, и столбы пламени, направленные вертикально вниз, заключили меня в огненную клетку. Мне пришлось укрыть глаза рукой, и держаться стало труднее. Пальцы постепенно отвердевали, поджариваясь и превращаясь в безжизненные отростки.

Что касается шума, то его выносить было легче. Наверное, потому что слышать я просто не мог. Держись, твердил внутренний голос, принадлежавший, вероятно, той части Альберта Морриса, которая так и не научилась сдаваться. Надо отдать должное старине Альберту. Упрямый мерзавец.

Продержись еще немного, пока…

Сильнейшая реверберация встряхнула меня, как глиняную куклу. Что-то отваливалось. Пальцы разжались, и я упал.

Не пора ли воссоединиться с Землей?

…падение оказалось совсем недолгим. Похоже, я пролетел не более полутора метров и почти не почувствовал удара, когда моя закаленная огнем часть встретилась со скальной породой.

Двигатели стихли. Жар исчез. Я смутно понял — мы приземлились.

И все же только после нескольких попыток мне удалось поднять руку, восстановить последние функционирующие органы чувств и наконец увидеть облако поднятой пыли и смутные очертания посадочной лыжи. Повернуть голову оказалось совсем не легким делом. Шею словно покрыла гипсовая корка, поддававшаяся моим усилиям неохотно, с хрустом.

А вот и он…

Пара ног повернулась в сторону от скайцикла. Ошибки быть не могло — я узнал знакомый полосатый узор. Переступив через камень, Бета уверенно зашагал по едва заметной тропинке.

Когда-то и я ходил вот так же. Когда был молодым. Вчера.

Теперь, поджаренный, изувеченный, чувствующий близость конца, я посчитал себя счастливчиком только потому, что сумел приподняться, опираясь на одну здоровую руку и обрубок другой и выползти из-под фюзеляжа.

Потом я попытался сесть и оценить ущерб.

Попытался.

Из всех моих псевдомускулов на команду мозга откликнулись лишь некоторые, но и они не смогли помочь мне сделать то, что я хотел. Мне удалось дотянуться и постучать себя по спине. Спина звякнула.

Ну-ну. Какой по-донкихотски отчаянный жест — прыгнуть сквозь огонь и уцепиться за улетающий скайцикл. И тем не менее вот он я — не то чтобы готов к очередному сальто, но все же двигаюсь. Все же в игре. Как бы.

Бета уже скрылся из виду, растворившись во тьме. Но теперь я по крайней мере вижу, куда он направился — у подножия внушительной горной гряды виднеются очертания невысокого, компактного строения.

Лежа у медленно остывающего «харлея», я снова ощутил наплыв странной волны, пришедшей словно из другого мира. Только теперь проникшее в меня присутствие не убеждало держаться и не изводило намеками на бесконечность. Нет, оно словно спрашивало — разумеется, не выражая это словами, — что я здесь делаю?

Уйди, подумал я, отвечая этому загадочному чувству. Когда выясню, ты узнаешь первым.

Глава 49

Мы с Риту оказались в довольно щекотливом положении, зажатые между двумя батальонами боевых големов, шествующих в одном направлении. Первый отряд, двигавшийся впереди, прокладывал дорогу, с боем преодолевая упорное сопротивление, тогда как второй двигался сзади, ожидая, когда придет его время заменить авангард. Нам приходилось проявлять крайнюю осторожность, пробираясь по ужасному сырому туннелю.

— Что ж, во всем этом есть и кое-что приятное, — прошептал я, пытаясь поднять настроение спутницы. — Конечная цель уже близка.

Шутка не удалась — Риту даже не улыбнулась. Путешествие, начавшееся во вторник вечером, слишком затянулось и оказалось куда более богатым на приключения, чем ожидалось. Я продолжал искать какую-нибудь нишу или расселину, чтобы укрыться хотя бы на время и пропустить подпирающую сзади колонну, но хотя туннель и поворачивал несколько раз — по-видимому, Махарал обходил участки твердой породы, — стены везде были ровные.

Чего бы я только не отдал за простой телефон! Я пытался воспользоваться имплантатом, вызывая службу безопасности базы, но крохотный трансивер в черепе не мог передать сигнал через камень. Вероятно, мы уже вышли за границы военного анклава и находились глубоко под Уррака Меса.

Так тебе и надо, думал я. Мог бы вызвать помощь давным-давно. Но нет же, тебе надо обязательно изобразить из себя героя-одиночку. И кого перехитрил?

Риту никаких альтернатив не предлагала, но я все же поддерживал односторонний разговор, стараясь не повышать голоса.

Что меня ставит в тупик, так это то, как Бета проник на базу без всякого сопровождения. И вообще как он узнал, что мы здесь.

После перенесенных испытаний Риту пребывала не в лучшем состоянии, где-то между апатией и слезами. Ничего не ответив, она, поколебавшись, спросила:

— Чего хотел от меня Бета? Вас ведь это интересует, Альберт? А что, в конце концов, нужно самцу от женщины?

Ее вопрос застал меня врасплох. Еще лет сто назад ответ представлялся бы очевидным, но в отличие от времен наших дедушек и бабушек секс сейчас уже не обладал такой притягательной силой. Удовлетворить желание теперь так же просто, как потребность в соли или пище.

А если дело не в сексе, то в чем?

— Риту, у нас нет времени на загадки.

Даже в темноте я заметил, как что-то похожее на улыбку тронуло ее губы. Риту хотелось открыть мне секрет, но и сохранить при этом достоинство, чувство дистанции и… превосходства.

— Вы знаете, что происходит внутри кризалиса?

— Кри… вы имеете в виду кокон? Как у бабочки…

— …как у гусеницы, превращающейся в бабочку. Многим кажется, что трансформация проста: лапки гусеницы становятся лапками бабочки и так далее. Логично, да? Голова и мозг гусеницы будут исполнять те же функции и у бабочки, верно? Продолжение памяти и бытия. Метаморфоза считалась косметическим изменением внешних органов, тогда как внутренняя суть…

— Риту, это имеет какое-то отношение к Бете?

Честно говоря, я не видел никакой связи. Знаменитый дитнэппер сделал состояние на подделке и продаже дешевых копий известных личностей вроде Джинин Уэммейкер. У Риту Махарал были свои причуды, что делало ее столь же уникальной, как и маэстру. Но кто станет платить деньги за поддельные копии администратора «Всемирных печей»? В чем тут выгода для Беты?

Риту проигнорировала мой вопрос.

— Люди полагают, что гусеница превращается в бабочку, но этого не происходит! Гусеница растворяется! Она превращается в питательный суп, за счет которого развивается крохотный эмбрион. И этот эмбрион вырастает в нечто совершенно другое!

Я оглянулся, оценивая наш отрыв от колонны.

— Риту, что вы…

— Гусеница и бабочка имеют общий набор хромосом. Но геномы у них разные, и они сосуществуют параллельно. Они нужны друг другу для того же, для чего нужна женщина… для репродукции. Кроме…

Риту остановилась, натолкнувшись на меня, а я остановился, потому что до меня вдруг дошло.

Только не поймите меня неправильно. Обычно я очень спокойно воспринимаю новые идеи. Но тогда ее слова и то, что стояло за ними, стало для меня чем-то вроде взрыва бомбы.

— Риту, вы же не хотите сказать…

— …что они парные существа. Гусеница и бабочка необходимы друг другу, но у них нет общих ценностей или желаний. Нет любви.

Я слышал тяжелую поступь второй колонны, и теперь, когда мне была понятна их внутренняя природа, шаги звучали особенно угрожающе.

И все же я не мог идти дальше, не задав еще один вопрос. Я посмотрел в глаза Риту. В темноте все было серым.

— Кто же вы?

Она горько рассмеялась, и ее смех гулким эхо запрыгал между каменными стенами.

— О Альберт, конечно, я бабочка! Разве не ясно? Я та, кто порхает под лучами солнца в блаженном неведении, репродуцируя себе подобных.

Так было, и только в прошлом месяце я стала понимать, что происходит.

Я почувствовал, как пересохло во рту.

— А Бета?

Теперь в ее смехе проскользнуло напряжение. Риту кивнула в сторону надвигающегося отряда.

— Он? О, Бета много работает, это надо признать. У него есть желание. Голод. Амбиции. Аппетиты.

И еще одно, — добавила Риту. — Он помнит.

Глава 50

Какая честь! Я вышел на уровень гения.

Я часть Постоянной Волны, наполняющей огромное пространство. Она пульсирует с невероятной мощью, о которой я и не подозревал.

Должно быть, Махарал знал, что подошел к эпохальному прорыву, одновременно прекрасному и ужасающему. И этот ужас сказался на нем. Страх, неотъемлемая часть синдрома Смерша-Фолкслейтнера, схватился со стремлением изменить мир, и этот конфликт поверг его в безумие.

Безумие, которое призрак Махарала демонстрирует в полной мере, готовя нас/меня к роли волны-носителя. Я/мы вознесем душу Йосила к олимпийскому величию…

И все это на фоне приближающихся взрывов…

— Знаете, Моррис, ужасно, как люди относятся к чудесам, воспринимая их как нечто само собой разумеющееся. В XX веке они адаптировались к более быстрой жизни, потому что появились реактивные самолеты и автомобили. Наши предки уже могли получить любую книгу по Интернету. Мы привыкли жить параллельными жизнями. На протяжении двух поколений мы просто использовали големтехнологию, не внося, по сути, никаких улучшений, не раздвигая ее границы.

Какая банальность! Люди получили чудесный дар. Но им не хватило ни воли, ни проницательности, чтобы воспользоваться им в полной мере.

Да, презрение к массам — один из ярчайших симптомов Смерша-Фолкслейтнера. Но лучше не отвечать. Он думает, что я уже поглощен гигантской волной, генерируемой его аппаратом, тем мощным духовным полем, которое, согласно его планам, употребит талант Альберта Морриса, сведя на нет самосознание.

Что-то в плане Йосила сработало не так, потому что я сознаю себя. Более того — побежденный, раздавленный, униженный, а затем многократно усиленный и вездесущий, я кажусь себе могущественным и вездесущим. Во мне бушуют электрические токи. Я вибрирую одновременно в дюжине измерений и воспринимаю то, чего не замечал раньше — например, мириады чешуек кристаллической слюды, плывущих подобно блестящим диатомам в окружающем океане ко мне.

Это и есть океан, океан магмы, текшей здесь много веков назад. Горы — волны. Я ощущаю движение этой волны, оно замедляется, потому что магма остывает и замерзает. Но движение продолжается. Повсюду. Мое восприятие выходит за пределы горы, оно тянется дальше, к полиспектральным искоркам, мерцающим вдали, — похожим на тонкие, нежные ниточки дыма… или на светлячков, дрожащих от моего прикосновения…

С метафорами у меня плохо. Неужели я ощущаю других людей? Другие души, находящиеся за стенами подземной лаборатории?

Какое неприятное, даже пугающее ощущение. Оно как напоминание о чем-то, что мы все обычно подавляем, потому что иначе оно способно свести с ума.

Одиночество личности. Полная чуждость других. И всей вселенной.

— Подлинный стимул — удовольствие, — продолжает дитЙосил, подкручивая ручку настройки для полной синхронизации. — Возьмите индустрию развлечений прошлого века. Люди хотели смотреть то, что хочется и когда захочется. Спрос породил аналоговую видеозапись, появившуюся за три десятилетия до цифровой. Подумать только, какое нерациональное решение — магнитные головки и шумные движущиеся части. Однако видеомагнитофоны продавались миллионами, чтобы люди могли записывать и смотреть то, что пожелают.

Похоже на использование дитто, а, Моррис? Неуклюжая, сложная, неповоротливая индустрия, рассылающая ежедневно сотни миллионов аналоговых систем по всему миру. Какая суета! Какое разбазаривание ресурсов и денег! И тем не менее люди покупают с радостью, потому что это позволяет им быть там, где они хотят, и тогда, когда они хотят.

Восхитительно процветающая индустрия! И мой друг Эней Каолин считает, что так будет продолжаться всегда.

Но скоро ей конец, так ведь, Моррис? Потому что мы близки к решающему прорыву, подобному победе цифровой системы над аналоговой. Победе реактивного самолета над лошадью. После того, что мы совершим сегодня, все будет иначе.

Маятник мерно раскачивается, прорезая нашу/мою Постоянную Волну, вызывая каждым своим качанием всплеск неимоверно сложных гармоний. Сейчас дитЙосил взберется на платформу, и его отвратительная личность начнет накапливать энергию, приручать ее, готовясь к тому, чтобы оседлать луч глазера и устремиться к вершинам могущества.

Если бы на кону стояло только это, я был бы счастлив помочь. Я — расходный материал, это знает каждый голем. И как ни неприятен мне Махарал со всем его бессердечием и жестокостью, научное значение эксперимента столь велико, что я посчитал бы разумным принести себя в жертву. На одном уровне я понимаю, что он прав. Человечество погрязло в оргии самоудовлетворения, растрачивая огромные ресурсы на мелкие личные прихоти. Тупиковый путь.

Впереди нас ждет нечто большее. Я абсолютно уверен в этом, и моя уверенность крепнет по мере нарастания мощности поля. Махарал — пусть и тронутый серьезной болезнью — сумел увидеть то, чего не пожелали увидеть другие. Он осознал неизбежное и нашел спрятанную дверь.

Да, но он допустил какую-то ошибку. Мое эго никуда не исчезло. Я не превратился в идеальную матрицу — наоборот, мое ощущение самости только выросло и продолжает расти. Эта экспансия души уже не воспринимается как боль, она представляется блаженством.

И вдруг мне приходит в голову… а может быть, все не так уж плохо. Даже…

Кто из нас более способен эксплуатировать эту великолепную машину? Ее изобретатель? Тот, кто понимает теорию? Или тот, кто обитает внутри раздражающей Постоянной Волны? Тот, кто своим талантом копирования реализовал замыслы ученого? Тот, кто, скажем так, рожден для этого?

Кто сказал, что он должен быть наездником, а я скакуном?

А почему бы не наоборот?

Глава 51

Не очень-то удобно двигаться, когда половина тебя либо отвалилась, либо бездействует.

Смятый и обожженный, изуродованный и деформированный, я мог рассчитывать лишь на одну ногу, опираясь на которую, кое-как прополз вдоль фюзеляжа к кокпиту и заглянул в кабину. До всех кнопок было не дотянуться. Я попробовал включить радио, чтобы передать сигнал бедствия. Но после нескольких обнадеживающих попыток, сопровождавшихся попискиванием приборов, умудрился каким-то образом включить автопилот!

— Процедура экстренного взлета активирована, — сообщил голос достаточно громкий, чтобы его услышали мои обожженные уши.

Дрожь скайцикла передалась моему парализованному, окаменевшему телу.

— Закройте кабину. Приготовьтесь к подъему.

Еще не оправившись после кошмарного полета под фюзеляжем, я лишь с опозданием понял — или заметил, — что стеклянная панель начала опускаться. Голову я убрать успел, но рука осталась, и момент нерешительности обошелся мне дорого — она оказалась прижатой.

Черт! Я уже привык к боли, но когда прозрачный колпак ударил по псевдоплоти… автоматика почему-то не почувствовала препятствия. Неисправность? Или Бета запрограммировал все так, чтобы при экстренном взлете помехи в счет не принимались?

Что мне оставалось делать? Реальная живая плоть уже не выдержала бы, глиняная же еще могла передавать сигналы мозга. Неужели дурацкая машина не понимает, что в кабине никого нет? А может, Бета использовал скайцикл в качестве беспилотного курьера для доставки небольших предметов, например, отрубленных голов?

Земля под моей левой ногой ушла вниз. Я снова летел! Пальцы зажатой руки продолжали шарить по панели, вслепую тычась по кнопкам, а стеклянная гильотина не оставляла попыток завершить экзекуцию. В конце концов она победила. Теперь меня уже ничто не удерживало. Я успел взглянуть вниз…

…примерно в 15–20 метрах подо мной проплывала крыша домика Махарала.

Каким-то чудом я исхитрился повернуться, изогнуться и выставить вперед свою бесполезную правую ногу.

Вы когда-нибудь испытывали чувство, что наблюдаете свою жизнь через перевернутую трубу телескопа? Все, что происходило со мной с момента падения, казалось каким-то далеким, смазанным, словно происходящим с кем-то другим. Очередная волна отчужденности подхватила меня и как бы удержала, давая возможность оценить все со стороны. Само время каким-то странным образом растянулось, а изъеденная термитами крыша растворилась, когда я пролетел через нее и неспешно опустился среди облака щепок, пыли, насекомых и прочего мусора.

Приземлившись на спину, я услышал тяжелый удар. Но другие органы чувств восприняли контакт иначе, не столь драматично. Конечно, это было лишь иллюзией, потому что я почувствовал, как от меня отвалилось еще несколько кусков.

Открыв глаза, я увидел над собой неровный участок неба, ограниченный проломленными балками. Затем пыль осела, и на фоне звезд проступили контуры скайцикла. Машина, зависшая над домом, отчаянно пыталась выправить положение. В конце концов ей удалось это сделать, и она, натужно гудя, поползла в сторону.

На запад, догадался я, узнав созвездие Стрельца. Хорошее решение, если ты хочешь получить помощь или… разбиться.

Мысль о возможной гибели скайцикла навела меня на еще более печальную мысль. Похоже, одну из веток раскидистого дерева под названием Альберт Моррис можно списать. Усталость — слишком слабое слово для обозначения моего состояния.

Я уже не испытывал тяги к дому, «рефлекс лосося» умер. Осталась лишь песнь сирен, зов рециклера, надежда на то, что, влившись в великий круговорот глины, моя физическая субстанция найдет лучшее применение в каком-нибудь более удачливом дитто.

Но уже никто не увидит и не сделает больше, чем я. Вот в чем мое утешение. Эти последние дни, они были интересными. Жалеть почти не о чем.

Жаль только, что Клара не узнает всей истории…

Да, это плохо, согласился я.

…и что плохие парни взяли-таки верх.

О черт. Ну что же за противный голос, сидящий в глубине меня. Зачем напоминать? Если бы я мог, я бы вырвал его из себя!

Заткнись и дай мне умереть!

Будешь лежать и позволишь им остаться безнаказанными?

Дерьмо. Что толку вырывать его из некоего уголка души дешевого зеленого голема, рожденного Франки… ставшего призраком… и вот-вот превратящегося в растворяющийся труп.

Кто труп? Говори за себя.

Какая ирония! Какое остроумие! Действительно, говори за себя. И хотя я постарался сделать вид, что ничего не слышу, со мной вдруг произошло нечто удивительное. Правая рука шевельнулась, дрожащие пальцы распрямились. Потом дернулась левая нога. Не получая команд от сознания, они, реагируя на импринтированные миллион лет назад привычки, начали взаимодействовать друг с другом, перемещать вес тела, переворачивать меня.

Ну что ж, может, и справимся.

Как я уже говорил, Альберт всегда отличался тупоголовым упрямством. Упорством, настойчивостью, и, наверное, именно милая черта его натуры передалась мне во вторник утром, когда он передал свою душу инертной глиняной кукле и приказал ей пошевеливаться. Наверное, с таким же бодрым оптимизмом древние шумерские писцы царапали значки на глиняных табличках, твердо веря в то, что каждая черточка несет с собой нечто священное и магическое. Что они — пусть на короткое мгновение — отодвигают обступающую их тьму.

Вот я и пополз, опираясь на одну ногу и отталкиваясь одной рукой, мимо побитой мебели и засыпанных мусором ковриков с западным орнаментом, через открытую дверь с вывалившимся замком, по свежим следам, которые вели в длинный коридор, упиравшийся прямо в скалу. По следам Беты.

А что мне еще оставалось, если я, похоже, был слишком упрям, чтобы умереть?

Глава 52

Ключи были. Слишком хитроумные для таких, как я, но кто-то посмышленее догадался бы о них и сотню лет назад.

Бета — имя, обозначавшее, «число два» или вторую версию. Второе имя Риту — Лизабет. Махарал — имя, принятое ее отцом еще до ее рождения — титул, присвоенный средневековому творцу големов. Кстати, другое наименование того, кто обладал таким же умением, — Беталель или Бетцалель.

И так далее, и так далее. Детские загадки, столь простые, что остается только рычать от собственной глупости.

Почему же я все-таки не разгадал их? Может быть, из-за того, что в душе я старомоден. Половые различия между прекрасной и сдержанной Риту и шумным хвастуном Бетой не должны были сбить с толку такого опытного парня, как я, повидавшего на своем веку немало фокусов со смешением роксов. Тот факт, что я поддался на нехитрый трюк, доказывает, что я все-таки чертовски устарел.

Необоснованные предположения смертельно опасны для частного сыщика.

Переварить все это достаточно трудно, и я отчаянно стараюсь вспомнить, что мне известно о психическом расстройстве, называемом расщеплением личности.

Проблема не из числа «или — или». У многих людей отмечается появление параллельных аморфных «суб-я», ведущих внутренний спор, когда возникает необходимость принятия трудных решений. Этот воображаемый диалог продолжается до тех пор, пока конфликт не решается. При этом никакой опасности для личности не возникает, иллюзия ее целостности сохраняется.

Но бывают и крайние случаи, когда личность раскалывается на два или более противостоящих друг другу «суб-я», придерживающихся полярных ценностей, говорящих разными голосами, называющих себя разными именами и ведущих между собой борьбу за контроль.

Во времена, предшествовавшие появлению големтехнологии, примеры настоящего расщепления личности встречались очень редко, если не принимать во внимание немногие знаменитые случаи. Почему? Да потому, что в одном теле и одном мозге просто мало места! В рамках одного черепа командное положение обычно занимает один доминантный характер. Если в результате травмы или какого-то другого события появляются другие, то им ничего не остается, как вести партизанскую войну или осуществлять акты саботажа.

Все изменилось, когда в нашу жизнь ворвались дитто. Хотя расщепление личности по-прежнему редкое явление, я не раз замечал, как при импринтинге на свободу вырывается нечто неожиданное. Некая странность, дремавшая или пребывавшая в подавленном состоянии в оригинале, расцветает в дубликате.

Но такое сальто-мортале, как в случае с Риту/ Бетой, на моей памяти первое! Чтобы оригинал, вполне компетентный профессионал, даже не догадывался о самом существовании «альтер эго», похищающего едва ли не всех сделанных ею дитто, — это нечто невообразимое!

Я частный детектив, а не эксперт-психодиагност. Возможно, здесь есть связь с болезнью Янга-Пимителя. Возможно, вариант Смерша-Фокслейтнера. Может быть, редкая и опасная разновидность синдрома моральной ортогональности. Жуткое дело! Особенно с учетом того, что некоторые из этих расстройств в значительной степени ассоциируются с худшей разновидностью гения. Склонного к убедительному самообману, способного оправдать любое преступление.

История показывает, что отдельные психопатологии наследственны и переходят от одного поколения к другому. Если так, то понятно, почему меня переигрывали с самого начала.

Все это за несколько секунд промелькнуло у меня в голове после того, как Риту иносказательно, через притчу о куколке, открыла мне правду. Наверное, в этой ситуации было бы уместно остановиться, вытаращиться или замигать, сбивчиво произнести пару-тройку несвязных вопросов, то есть выразить свое крайнее удивление проверенными временем средствами, но время не позволяло такой роскоши, а посему мы лишь возобновили торопливый марш. А что еще делать, если впереди идет штурмовая группа, а сзади подпирает резервный отряд?

Теперь я наконец понял, почему нас оставили в покое. Риту — архи этих големов — была надежно защищена с обеих сторон и вместе с тем находилась под рукой на случай, если бы возникла необходимость в создании новых солдат.

Но что же все-таки происходит?

Я снова и снова задавал себе этот вопрос.

Риту всегда могла уничтожить Бету, просто не подходя к дубликатору! Если бабочка отказывается откладывать яйца, то очень скоро никаких гусениц просто не будет.

Для того чтобы обезопасить себя, параноику Бете приходилось создавать по всему городу запасы замороженных копий. На одну из них я и наткнулся после налета на Теллер-билдинг во вторник, когда растворяющийся дитто сообщил о ком-то, кто прибирает к рукам бизнес Беты. Не одна ли из этих копий проследовала за нами сюда и затащила Риту на импринтер?

Но почему Риту за все это время так и не предупредила меня?

Ладно, однажды она упомянула, что ее дитто «ненадежны», что большинство их необъяснимым образом исчезают. И даже возвратившиеся приносят домой лишь часть воспоминаний, потому что — теперь я это знал — другую часть захватывал и накапливал прото-Бета, затаившийся в ее мозге. С точки зрения Риту, копирование получалось у нее кошмарно неэффективным и неудовлетворительным даже до того, как она узнала правду о Бете.

Но в таком случае зачем вообще это делать?

Рационализация. У людей есть особый талант находить объяснения совершаемым ими глупостям. Возможно, Риту беспокоило бытующее в обществе мнение, что те, у кого не получаются копии, бесплодны, что у них нет души.

А может быть, являясь сотрудником «Всемирных печей», она была обязана делать копии, даже если лишь одна из четырех выполняла данные ей указания. А расходы Риту могла себе позволить.

Кто знает, не исключено, что ей хотелось притворяться, считать себя такой, как все.

О наличии еще одной причины я мог лишь догадываться. Внутреннее побуждение, давление, удовлетворить которое можно лишь одним способом — лечь между зондами, почувствовать, как они притрагиваются к Постоянной Волне, массируют ее, впечатывают во влажную глину. К этому привыкаешь, в этом испытываешь потребность. А тут еще упрямое ощущение возникшей зависимости, характерное для всех наркоманов.

Что же тут удивляться, что Риту понадобились годы, чтобы вслух признать наличие проблемы.

Я удивлялся тому, как Бете удалось проследовать за нами через открытое пространство пустыни, миновать посты охраны и пробраться на военную базу. Теперь все стало ясно. Ничего такого он не делал. Бета просто спрятался внутри Риту, а потом, желая выбраться, усилил давление. Когда оно стало невыносимым, она сбежала от нас с Ченом и устремилась к ближайшей автопечи. Ненавидя себя за слабость, как ненавидят себя все рабы вредных привычек, Риту улеглась на стол, чтобы найти облегчение между нежными щупальцами тетраграматрона, уступить своей настойчивой, более сильной половине — дитнэпперу и авантюристу. Бесшабашному бандиту, бросающему вызов всем законам общества.

Вот почему я так и не смог связать Бету с реальным человеком. Сколько часов мои эбеновые двойники провели у компьютера, прилежно отмечая фрагменты речи и другие особенности личности, а затем отыскивая в Сети людей с похожими манерами речи, синтаксисом, акцентом — всем тем, что позволяет опытному детективу выследить самого хитрого преступника. В данном случае вся эта работа оказалась напрасной. Потому что у злодея было идеальное убежище, а в речевых манерах Риту ничто не выдавало Бету.

И вот наконец мой враг, мой Мориарти, был рядом, в темном туннеле. Риту шла, держа меня за руку, дрожа от страха и стыдливо отводя взгляд. Как же долго продолжалось это тайное перевоплощение, пока она не заподозрила наконец существование своей жуткой половины?

Не потому ли Риту решила нанять меня? Чтобы получить союзника в лице давнего преследователя Беты? Поначалу, возможно, поиски пропавшего отца не имели к этому никакого отношения. До тех пор, пока Йосила Махарала не нашли мертвым на автостраде.

И все же связь должна была быть прочнее.

Покачав головой, я обнаружил, что эмоции мешают сосредоточиться. Я просто кипел от злости!

Риту знала, что происходит, сознавала потенциал опасности еще до того, как мы покинули город вечером во вторник. Почему же она не предупредила меня? За то время, что мы провели в пустыне, а потом в подземелье, она ни разу не упомянула о нарастающем давлении. Ни словом не обмолвилась об отложенном в ее мозге дьявольском яйце, готовом расколоться при первой удобной возможности.

Черт бы побрал эту эгоистичную, думающую только о себе…

Должно быть, Риту как-то заметила мое изменившееся отношение к ней. А может, суровая реальность сложившейся ситуации развеяла последнюю из ее иллюзий. Так или иначе, но пройдя несколько минут в молчании, моя спутница наконец заговорила:

— Я… мне очень жаль, Альберт.

Взглянув в ее лицо, я понял, какого мужества стоило этой женщине произнести простое извинение. Но я не собирался так вот легко отпускать ее с крючка. Потому что мы оба знали, что сделает Бета — что он обязан сделать, — чтобы выжить.

Если бы Риту выкарабкалась из этого переплета, то могла бы наконец признать серьезность своего состояния и укрыться в хорошей клинике на время, необходимое для истечения срока действия всех запасенных Бетой копий. Опытные врачи вызвали бы ее вторую личность, поставили перед необходимостью оправдаться или подвергнуться решительному медицинскому воздействию.

Даже если бы Риту стала все отрицать и отказалась от лечения, я бы, конечно, доложил о ее положении Каолину и ее личному врачу. В любом случае, с терапией или без таковой, Бета был бы уничтожен как криминальный закулисный руководитель. Риту оказалась бы под постоянным наблюдением Мирового Глаза и сотен любителей, которые не выпустили бы ее дитто из поля зрения. На долгие годы. Деятели подпольного мира не любят быть на свету, он им мешает.

Чтобы избежать всего этого, Бета не мог отпустить нас на свободу, не мог позволить нам уйти. Он должен был изыскать способ удержать Риту в плену, сохранить ее в качестве рабыни репродукционного цикла.

Подвергнуть себя такому самоизнасилованию!

У меня, наверное, мурашки побежали бы по коже, если бы я еще больше не беспокоился по поводу своей судьбы.

Потому что сохранять мне жизнь у Беты не было абсолютно никаких оснований!

Пытаясь сложить кусочки мозаики, я подумал, что, должно быть, именно Бета выпустил ракету по моему дому.

Я взял след?

Но тогда получается бессмыслица! Разве не двойник Энея Каолина рыскал по дому Махарала вечером во вторник? Именно Каолин стрелял в нас с Риту, когда мы ехали через пустыню.

Вероятно, он догадался о связи Риту и Беты еще раньше ее самой.

Уж не он ли прибирал к рукам бизнес Беты?

Я вспомнил первую встречу с Риту и ее боссом в роскошном лимузине. Оба, похоже, искренне желали нанять меня для поисков пропавшего профессора Махарала. Казалось, они были заодно. Но при этом каждый, должно быть, думал о том, как использовать мой опыт для контроля над Бетой… в своих интересах.

Но к вечеру вторника все изменилось. Энея что-то насторожило.

Прионовая атака на «Всемирные печи»? Или что-то другое? Имеющее отношение к отцу Риту?

Тогда можно объяснить, почему он послал одного из своих Платиновых в засаду на шоссе. Мы с Риту были замаскированы под Серых. Каолин мог подумать, что я заключил союз с Бетой и вместе с ним отправляюсь на рандеву с…

Мой мозг хватался за ниточки, тянувшиеся в разные стороны. Но прежде, чем я успел связать их и дернуть за все разом, передо мной возникло кое-что, требовавшее принятия срочного решения. Кое-что, дающее лучик надежды.

Я увидел уходящий влево боковой коридор.

Выход?

Этот туннель был поменьше и ответвлялся от главного под острым углом. Мне показалось, что он ведет к какой-то части военной базы. Возможно, профессор Махарал обеспечил себе доступ к нескольким кладовым, не стесняясь пользоваться государственными секретами и запасами.

Более узкий и сырой, туннель все же давал шанс на спасение, и я без колебаний устремился к нему, таща за собой Риту.

Она не сопротивлялась и не жаловалась, отгородившись от мира ширмой пассивной покорности.

Ничего странного, что ею смог управлять плод воображения, с досадой подумал я. Странно, что подавленной оказалась именно агрессивная, волевая, сильная ее часть, проявляющаяся только в копиях. Нелегкое у нее, должно быть, было детство.

Идти было трудно, почти все время приходилось пригибаться. Похоже, тот, кто строил этот туннель, не рассчитывал пользоваться им слишком часто. Тут и там виднелись следы недавнего боя. Фрагменты роботов-постовых валялись рядом лужицами, оставшимися от растворившихся големов. Суррогаты глины и силикона сошлись здесь в коротком, но упорном бою.

Пережил ли его кто-то? И более важно — сохранилась ли у них настройка на запрет нанесения вреда реальным людям?

Я уже не понимал, куда мы идем и сколько времени. Имплантат, конечно, не работал. Но ощущение надежды сохранялось. Мне казалось, что мы приближаемся к базе, к той части, на прокладку туннеля к которой Йосилу понадобились годы. Я уже решил, что, добравшись до нее, сразу же позвоню…

Неожиданно я споткнулся обо что-то хлюпкое. Тело застонало и протянуло ко мне огромную руку, но я ухитрился отскочить. Преследовать меня голем не мог, потому что три четверти его было оторвано.

Хорошая новость.

А вот и плохая: мы с Риту оказались по разные стороны от изувеченной боевой куклы, которая повернула изуродованную голову и поинтересовалась:

— Куда спешишшшь, Моррисссс?

Для дитто с половиной лица артикуляция была не такая уж плохая. Большинство моделей после таких повреждений рассыпаются, но гладиаторы — ребята крепкие.

— Не ххходи ттуда.

— Почему? — спросил я. — Слишком прочная оборона? Не смог пробиться?

Бета пожал одним плечом.

— Нет, мы пробилисссь. Но Йоссси уже улизззнул. Скрылссся в лаборатории. Страшшшно подумать, что он собираетссся…

— О чем ты говоришь? Махарал мертв! Смешок.

— Думаешшшь?

Я сплюнул, почувствовав неприятный привкус во рту.

— Полиция в этом убеждена. Йосил Махарал погиб в автокатастрофе. А его дитто уже…

— Призраки всссё еще могут быть здесссь, Морриссс. Но ведь Альфа тебе ничего не сказала, да?

Альфа. Так Бета называл Риту. В бледном свете ее лицо казалось изможденным и мрачным, словно лежавшая на камнях фигура внушала ей страх и отвращение, словно дерзкое и легкомысленное отношение Беты возмущало ее, а его раны вселяли ужас. Но в первую очередь ее лицо выразило всю ту гамму чувств, которые испытывает человек, видя ненавистное отражение себя самого. Эффект зеркала.

— О чем это он? — спросил я, но Риту только отступила, качая головой.

Изуродованный голем рассмеялся.

— Ну жжже, скажжжи ему! Поведай Моррисссу о проекте «Зороассстр». О новом методе обновления дитто, посссле которого они могут жжжить неделями или дажжже месссяцами…

— Но это…

— …об иссследованиях по улучшшшению импринтинга по сссхеме копия-копия. Меня это осссобенно интересссовало… с профессссиональной точки зрения. Мне были нужжжны кое-какие детали, недоссступные Риту. В исссследовательский отдел она идти почему-то отказаласссь, хотя я и настаивал. Вот тогда у меня и зародилссся план… с использованием тебя, Морриссс.

Но что-то не сработало. Похоже, я задел интересы какой-то большой шишки. Кого-то, кто сумел выследить и…

— Ты имеешшшь в виду Каолина?

— А кого же еще? Он очень расстроился, когда Йосил исчез, забрав все свои записи и прототипы. Может быть, Эней решил, что пришло время провести чистку и избавиться от всех своих врагов.

— Но ты, Моррисе, парень догадливый. Почти такой же, как я. За поссследние недели я впервые получил возможноессть сссделать копию. А что касссается поссследних сссобытий, то я знаю лишшшь то, что знает Риту. Было бы время, я бы выяссснил, из-за чего так запаниковал Эней. Придумал бы план месссти.

— Но теперь…

Голема затрясло. Кожа, казавшаяся когда-то почти настоящей, треснула. У дитто старость наступает быстро.

— Теперь… не до того… дело куда… сссерьезнее… Я покачал головой:

— Хочешь сказать, что призрак Йосила пытается…

— Его нужно остановить! — Глиняный солдат вскинул здоровую руку и потянулся к Риту. — Рас-сскажи Моррисссу… обо всссем. Рассскажи… что хочет сссделать отец. Рассскажи!..

В глазах Риту мелькнул ужас. Она попятилась, отступая к главному туннелю, который вел к Уррака Меса и тайной лаборатории Махарала.

— Подождите! Бета просто пугает вас! Хочет загнать в руки других-себя. Но он ничего не может вам сделать. Смотрите! — Я ударил ногой по руке, и она отвалилась.

— Пойдемте сюда, — продолжал я, протягивая руку, чтобы помочь Риту переступить через разваливающуюся на глазах куклу. — Мы найдем выход…

— Выход! — От Беты осталась лишь верхняя часть туловища и половинка лица, но сила воли не покинула солдата. — До конца туннеля… Морриссс… и увидишшшь… вы… ход!..

Похоже, последние слова голема окончательно доконали Риту. Она повернулась и побежала туда, откуда мы пришли, к главному туннелю. Мои крики ее не остановили.

Паника неподвластна доводам рассудка. Винить Риту я не мог.

Вскоре — как нетрудно было предсказать — до меня донесся крик беглянки, попавшей в руки преследователей, других Бета, не более приятных, чем лежавший у моих ног.

Помочь ей я не мог. Смех Беты, как и крик Риту, подстегнули меня, и я прибавил шагу.

Бой здесь шел нешуточный. Роботы, установленные Махаралом, упорно отбивали атаки глиняных автоматов, двойников одного из аспектов многогранной личности дочери профессора. Должно быть, охраняемые сокровища того стоили. Пробираясь по туннелю, я услышал за спиной эхо шагов.

Наконец коридор кончился. Передо мной находилась металлическая стена. Строители базы посчитали, что она остановит посторонних. Так бы и было, если бы стражи базы слушали повнимательнее. Конечно, их на это запрограммировали. Только некто, оказавшийся умнее и ловчее, влез в их систему, обманул механических воинов и сделал их глухими.

Тот, кто взломал барьер, знал, где находятся детекторы, и умело обошел их. Конечно, все делалось с расчетом на один раз. Служба безопасности базы очень быстро обнаружила бы следы проникновения. Вероятно, вору и не требовалось много времени на исполнение своего плана.

Подойдя поближе к стене, я с помощью имплантата просканировал местность, опасаясь оставшихся в засаде роботов, хотя вокруг валялись только фрагменты. Попытка дозвониться до службы безопасности базы не увенчалась успехом. Ничего не оставалось, как идти вперед и надеяться…

И тут я увидел знак:

Бронированная комната имела только один вход, он находился прямо передо мной — тяжелая дверь с надежным воздушным замком. Внушительно выглядел и десяток громадных холодильников, каждый из которых был снабжен тройным замком и покрыт резиновой пленкой для обнаружения следов взлома.

Тем не менее кто-то проник в хранилище, умело обойдя сигнализацию на двух рефрижераторах и прорезав дверцы, не трогая замков. Холодный пар уже конденсировался, образуя снежную корку, но этот холод был ничто по сравнению с тем, который прошиб меня, когда я увидел на полу металлические лотки и вскрытые пластиковые упаковки с грозными надписями «Биоугроза». Не дождавшись команды, мой имплантат сам сфокусировал взгляд на некоторых из этикеток — «Сарингения» и «Тумоформия Фиддипидезия».

О «Сарингении», смертельно опасном органическом вирусе, мне однажды рассказывала Клара. Что касается «Тумоформии Фиддипидезии», то именно ее распространение десять лет назад вызвало создание Юго-Западного Экотоксичного Зонтика. А ведь то была мягкая форма! На что же способна «продвинутая» версия!

В соответствии с торжественно заключенным договором, запасы вируса были уничтожены несколько лет назад.

Естественно, в Сети всегда можно наткнуться на сенсационные сообщения о всевозможных мрачных заговорах. Циники утверждают, что биологически опасные вещества существуют в тайных лабораториях. Не в природе человека выбрасывать оружие.

Я стоял у проема в металлической стене, глядя на это раздолье для доносителя. Какую же премию можно отхватить, если послать сообщение в открытые сети! Интересно, как военным удалось так долго хранить тайну? То есть я бы раздумывал обо всем этом, если бы не парализующий мысли страх. Особенно жутко мне стало, когда на глаза попались осколки ампулы, разбившейся, вероятно, при похищении. Вор явно спешил.

Задерживать дыхание было уже поздно.

Даже не представляю, сколько времени я простоял там, тупо глядя на серебристые капельки. Из оцепенения меня вывел грохот шагов, извещавший о приближении еще одной угрозы.

— Ну, Моррис. Вот вы где, — прозвучал голос Беты. — Теперь вам ясно, каковы ставки. Так что будьте благоразумны, вспомните, что вы всего лишь мелкая сошка в этой игре, и держитесь отсюда подальше, а?

Из тени за моей спиной выступили с полдесятка крепышей, взятых Бетой из резервной армии.

Когда они подошли ближе, я вдруг почувствовал, как во мне начало слабеть нечто ценное — желание действовать. Влиять на события. Не знаю, как для вас, а для меня это желание значит многое. Оно даже важнее, чем тихое, жалкое, пусть даже и реальное, существование.

Я бросился к двери в другом конце комнаты.

— Нет! — воскликнул ближайший Бета. — Этим займусь я! Вы не представляете, что делаете! Тепло тела может вызвать…

Я ухватился за большое колесо, контролирующее восемь стальных болтов, удерживавших тяжелую металлическую панель в закрытом состоянии. Ведь чтобы открыть дверь изнутри, не нужны ни коды, ни пароли? Колесо подалось…

Однако боевые големы действуют быстро. Колесо не повернулось и на тридцать градусов, как они набросились на меня, оторвали от штурвала, задев мой вывихнутый палец, а потом устрашающего вида великан зажал меня под мышкой — сколько же можно? — и понес в сторону подальше от люка. Я брыкался и размахивал руками, а потом вцепился в резиновую пленку, покрывавшую холодильники.

Тут же тусклый свет, лившийся, казалось, отовсюду, сменился ярко-красным. Завыли сирены.

— Ну вот и все, — проворчал Бета.

— Все равно его надо унести, — ответил мой «носильщик» и, наклонившись, вошел в туннель.

В следующий момент он уже перешел на бег, и я почувствовал, как работают мощные мускулы под его горячей кожей. Каменная стена замелькала, слилась в неясное пятно, и я уже потерял ориентацию и счет времени.

Может быть, это уже действие попавшей в меня инфекции? А может, обычная тошнота от укачивания, усиленная безнадежностью и слишком живым воображением?

Вынырнув из коридора в главный туннель, мы оказались в гуще других боевых големов и свернули налево, к укрытию Махарала. По крайней мере так я предположил. В колонне дитто находилась и Риту. Охраняемая более тщательно, чем прежде, она выглядела растерянной и испуганной в окружении ею же импринтированных существ — гигантских, внушающих ужас кукол.

Впереди, ближе чем раньше, раздавались выстрелы, но звучали они все реже. По-видимому, вызванное подкрепление преодолело последнюю линию обороны.

Но еще до того, как мы приблизились к месту боя, сзади послышались удивленные крики, за которым последовали удивленные возгласы. Сопровождавшие нас солдаты коротко посовещались, повернулись лицом к новой опасности и заняли удобные для стрельбы позиции, оттеснив нас с Риту за свои спины.

Очевидно, наш отряд попал в окружение.

Отлично, подумал я, уступая отчаянию.

Пусть это чудесное местечко остается неведомым для широкой публики. Иначе сюда хлынут мазо-туристы со всего света.

Глава 53

Кто сказал, что Йосил должен быть всадником? Его сумасшедший серый призрак продолжает разглагольствовать, убеждая самого себя в том, что он здесь командир, но я его уже не слушаю. Бедняга Йосил даже не догадывается, что разработанный им план пошел насмарку.

Я уже не тот ничтожный детектив, которого он захватил в «Каолин Мэнор». Бесчисленные бозоны-дубликаты комбинируются, как капли воды, превращаясь в могучую волну. Ею я должен был стать, простой волной-носителем, лишенной самосознания.

Но я-то здесь! Осваиваюсь в новых измерениях. Учусь.

Например, изучаю то самое «эхо», которое слышал раньше. Это другие люди, я вижу их как подрагивающие точки, находящиеся на неопределенном расстоянии.

Вот одна из этих точек издает резкий звук, в котором мне слышится злость. За ним мерцает колеблющееся пламя с кислотным оттенком сожаления. Но общая особенность — пронзительное ощущение изоляции, как будто каждый из этих людей — одинокая застава, забытая, отрезанная от всего искра, горящая на высохшей равнине.

Даже когда я натыкаюсь на огромное скопление этих точек — ближайшая метрополия? — главная черта всего этого участка — меланхоличная разобщенность. Города всегда казались мне такими перенаселенными — тела из плоти и глины, машины, пронзительные голоса, — но теперь они почти ничто, редкие былинки травы, трогательно называющие себя лужайкой.

Но они даже не былинки. Представьте пятнышки морских водорослей, разбросанных по голому берегу, едва прикоснувшихся к самому краю огромного человечества. И все же я нахожу эту суровую панораму волнующей.

Потому что могу прикоснуться к ним!

Какой-то уголок меня по-прежнему испытывает потребность говорить и описывать, хотя я знаю, что метафоры могут дать неверное представление. Йосил прав — новые восприятия требуют новых слов. Пространство и близость обладают другими качествами в этой альтернативной плоскости, где месторасположение основано на влечении. Любовь, ненависть, одержимость могут на какое-то время сближать две искорки-души.

Бок о бок пара иногда порождает новое мерцание надежды. Брак. Я просто даю этому феномену привычное название. И дети.

Не все эти единства счастливы, и не все длятся долго. И все же от некоторых исходит аромат радости.

Есть такое старое выражение — жить душа в душу. Сколько тоскующих юнцов стремились найти ту единственную, союз с которой будет идеальным! Люди считали это романтической глупостью, ведь истинная любовь требует работы и компромиссов. Но, сканируя представший передо мной необычный ландшафт, я отмечаю характеры, дополняющие друг друга и предполагающие гармоничные пары, если они встретятся.

Какая прекрасная возможность для начала нового бизнеса — службы знакомств.

Но дитЙосил, проектируя это окно в глубь реальности, имел в виду нечто более значительное. Что случается, когда искра начинает дрожать и гаснет? В так называемом реальном мире мы называем это смертью.

Лишь немногие из этих слабеющих угольков курятся безошибочной смелостью, тогда как остальные испускают то, что я могу назвать всего лишь отчаянием. А в самый последний момент некоторые предпринимают экстатическую попытку уйти куда-то еще.

Вот как раз один из таких! Угасающее пятнышко устремляется через все величественное пространство, как зернышко одуванчика, вспыхивает и…

…падает на выжженную, сухую равнину, оплывает и растворяется, оставляя лишь пыльный отпечаток. Я вижу множество таких отметин: они повсюду, их не сосчитать. От большинства исходит ощущение старости.

Такое повторяется снова и снова. Умирающие один за другим совершают эту тщетную попытку. Зачем, если всё и всегда заканчивается одним и тем же? Или им кажется, что цель достойна усилия, какими бы призрачными ни выглядели шансы?

В этом что-то есть… я могу утверждать это, ведь у меня новые органы чувств. Должно быть, то же манящее очарование, та же влекущая тайна, которая лежит в основе всех религий — потенциал некоей фазы, начинающейся за яйцом и ребенком, за личинкой и юностью, за взрослыми мужчиной и женщиной. Надежда на продолжение, пролиферацию — возможно, даже бесконечное распространение по огромному новому владению. Теперь этот потенциал очевиден для меня!

Но тогда что же удерживает? Что тянет назад? Нехватка веры? Божественный приговор?

Нет. Этих старых отговорок уже недостаточно. Да они и никогда не звучали убедительно. Разве есть логика в том, чтобы обосновывать спасение прихотью Создателя или стремлением к похвале? Или молитвами-заклинаниями, варьирующимися в разных культурах? Непоследовательно и ненаучно. Остальная природа так не работает.

Думай, Альберт. Оглянись на все те трагедии, которые омрачали человеческую жизнь с самого ее начала. Болезнь забирала ваших любимых, голод косил ваше племя. Невежественные и косноязычные, вы не могли даже поделиться тем немногим, что успевали узнать. Ваши руки неуклюжи, ваши ноги медлительны. А проклятие, обрекающее вас быть в одном месте, когда бесчисленные дела требуют присутствия во многих! Предписания шаманов и священников не решили ни одной из этих проблем. Не сделали этого ни покровительствующие мистики, ни снисходящие до низов монахи.

Технология.

Вот что улучшило жизнь! В ней мы нашли ответы, последовательные, надежные, твердые, не зависящие от капризов. Ответы, одинаково применимые и к хозяину, и к вассалу. Ответы, которые сделали жизнь лучше и не исчезли.

Так почему не использовать технологию для решения величайшей загадки — бессмертия души?

Признаю, я начинаю понимать, что двигало Йосилом Махаралом. Да помогут мне небеса, я могу постичь его мечту.

С каждым улетающим мгновением я узнаю все больше. Конкретные факты и абстрактные теоретизирования изливаются из дитЙосила, как из губки, пока он, ни о чем не подозревая, старается закончить работу до того, как в лабораторию вломятся враги; и его знания — труд всей его жизни — достаются мне даром и бессистемно. На эстетическом уровне я могу оценить красоту глазера, но все остальное доходит до меня только потом. Поэтому я и не спешу вмешиваться.

Пока.

Изучая все эти трепещущие огоньки, я начинаю догадываться, что держит их порознь — первобытный страх лишиться индивидуальности! Страх того, что они окажутся стертыми. Потеряются. Люди сближаются и потом избегают друг друга. Это какой-то сумасшедший танец, в котором каждый боится и одиночества, и близости. Я помню этот танец слишком хорошо.

Но страха уже нет, пыточная машина Махарала выжгла его. Становясь множеством, я не боюсь поделиться с кем-то Постоянной Волной.

Уж не стал ли я походить на какого-нибудь бодхисаттву, вернувшегося из нирваны, с тем чтобы помогать непросветленным. Готовый вмешаться, чувствую ли я сострадание?

Я страстно желаю дотянуться до них, ободрить, вдохнуть в них смелость, освободить от страхов, придать силы их огонькам и заставить их принять окружающее безмолвие.

Это не та робкая версия сострадания, восхищаться которой нас учили. В отличие от Будды я переполнен амбициями!

Из какого-то уголка внутри слышится голос, называющий это «надменностью» и «самоуверенностью».

Ну и что? Честность и скромность и определили меня на эту самую работу.

А бог из меня получится получше, чем из дитЙосила.

Водоросли на пустынном, голом берегу. Подходящая метафора. Мы действительно похожи на тех первых существ, которые неуклюже выползли из моря, чтобы колонизировать бесплодную землю под палящим солнцем.

Почти пустой ландшафт души манит, зовет, словно новый горизонт. Он обещает куда большие возможности, чем стерильный космос с редкими планетами и галактиками. Наука и религия лишь намекали на его огромный потенциал. Если только мы сможем…

Я смогу!

Я жду этого со все возрастающим волнением. Только сначала надо кое-что уточнить…

Стоп. Теперь я понимаю. Я вижу истину, до которой профессор Махарал дошел несколько недель назад. Его призрак действительно пытался объяснить ее мне, приводя аналогии из квантовой механики. Тогда я не понимал. Сейчас вижу ясно…

Тело — якорь.

Образец органической эволюции, чудо человеческой плоти и мозга, сделавшее возможным и самосознание, и абстрактное мышление, и Постоянную Волну, — тело обременено животными инстинктами и потребностями. Личность так же нуждается в изолированности «я и ты», как рыба нуждается в воде.

Чтобы окончательно выбраться на берег, навсегда покинув море, необходимо сбросить панцирь плоти!

Должно быть, именно осознание этого привело в ужас профессора Махарала, спровоцировало разрыв между ригом и роксом, между человеком и големом, копией и архетипом, дитто и хозяином. Реальный Йосил увидел, что естественным следствием его изысканий будет самоубийство. Возможно, он даже согласился с этим. В абстрактном смысле. Но тело ринулось защищать себя, затопляя мозг гормонами паники, заставляя его скрываться. В итоге Махарал предпринял отчаянную и безнадежную попытку укрыться в горах.

Конечно, реальный Альберт должен был последовать за ним и тоже умереть. Зеркала нужно было избавить от якоря. Небольшая плата за выход на новый уровень. Теперь я его понимаю.

Но теперь я понимаю и кое-что еще.

Недостаточно обрубить связь лишь с двумя телами. Чтобы утолить голод глазера, нужно множество душ.

А значит, много-много смертей.

Я вижу образы… то, что дитЙосил затолкал в самый угол мозга. Я вижу символ — трилистник из кроваво-красных кос. И снова — «воздушное заражение». И еще… Ракеты, аккуратный ряд ракет, похищенных и хранящихся в полной готовности к запуску. Их цель — город. Я чувствую, что момент удара близок…

Мне необходимо знать больше.

То, что спланировал дитЙосил, может быть оправдано. Эволюция не обходится без боли и потерь. Сколько умерло рыбы ради того, чтобы потом несколько смогли подняться на ноги. Результат того стоил.

Но достижимы ли поставленные Махаралом цели? Йосил уже доказал свою неосторожность, свою небрежность. Эксперимент сошел с намеченного курса, иначе я не ощущал бы нарастающий прилив энергии и амбиций, набирающий силу по мере того, как мои множащиеся двойники накапливают мощь, подобно собирающейся под вулканом магме. Я готов подняться на гребень Достоянной Волны… этого дитЙосил не предвидел.

Если он допустил одну ошибку, то может допустить и другие. Лучше проверить все еще раз. И побыстрее.

Нельзя позволить, чтобы он погубил столько невинных. По крайней мере пока я не буду уверен в высокой степени вероятности успеха.

Глава 54

Медленно ползу по следу ног, отпечатавшихся в пыли… тащу мертвый груз умирающего тела…

В моем распоряжении одна здоровая рука и кое-как функционирующая нога. Что дает мне силы претерпевать эту муку? Наверное, упрямство.

Чем я заслужил такие страдания?

Моя цель — не упустить Бету, поймать врага прежде, чем мое тело растворится, помешать осуществлению его плана… в чем бы он ни заключался. А если на это не хватит сил? Ну, тогда хотя бы доставить ему пусть небольшое неудобство. По крайней мере укусить негодяя за лодыжку.

Согласен, план не очень… но любопытство, еще одна мотивация всех моих усилий последних двух дней, уже не служит былую службу. Мне наплевать на то, какую там тайную войну ведут между собой три гения — Бета, Каолин и Махарал. Вот только все трое полагают, что избавились от упрямой дешевой зеленой копии, и будь я проклят, если не докажу им обратное!

С такими вот чувствами я прополз через домик Махарала и потащился в горы, следуя за отпечатками ног Беты, которые привели в пещеру, естественного происхождения грот, вероятно, и побудивший Махарала построить дом именно здесь, над входом, а уже затем превратить каверну в подземную лабораторию.

В рассеянном свете ламп неровный пол пещеры перечерчивают длинные тени сталактитов. Поблескивают, падая, капли воды. Если бы мои уши функционировали в нормальном режиме, я бы наверняка услышал мелодичный звон капели, стоящий над мутными дверцами. И все же один звук я слышу — низкий, вибрирующий гул, который становится все интенсивнее по мере того, как я сползаю по уходящему под уклон низкому коридору. Карабкаться вверх было бы труднее.

В одном месте я замечаю участок стены со следами творений человеческих рук. Мой здоровый глаз различает фигуры, вырезанные на камне. Петроглифы, нанесенные древними обитателями этих мест, почитавшими пещеру священным убежищем, обителью могущественных сил, способных творить чудеса и откликаться на мольбы людей. Смешные рисунки — например, человек с палочками рук и ног бросает копье в грубо изображенное животное — выражают простые мечты, не менее, однако, искренние и честолюбивые, чем мечты современных землян.

Магические значки просят об одном — о здоровье и силе, о победе и процветании.

Аминь, соглашаюсь я.

Еще метров сто голой стены. Я уже привык передвигаться с помощью одной руки и одной ноги. Мне уже трудно вспомнить какой-то другой режим существования. И вот сюрприз: развилка.

Налево — небольшая ниша с гудящим оборудованием. Все знакомое — рефрижератор, импринтер, печь. Все работает в автоматическом режиме и готово к эксплуатации. Прямо — хорошо освещенный спуск, ведущий в глубь горы. Вибрация идет оттуда. Туда же уходят и следы Беты. Там — центр событий. Возможно, секретная лаборатория доктора, во всем ее величии.

Направо… ну, об этом нечего и думать. Дорога устремляется вверх. Мне вполне хватит и двух первых вариантов. Пойти за Бетой или решиться на нечто по-настоящему рискованное?

Автопечь манит к себе, посвечивая знакомыми надписями, помигивая глазками панели. Она совсем рядом. До нее куда ближе, чем до Беты. Как соблазнительно заменить устаревшее, пришедшее в негодность, вырабатывающее последний ресурс тело на свежее, новое, здоровое!

Увы, нет никакой гарантии, что мне удастся забраться на платформу импринтинга, а потом нажать нужные кнопки.

И второй минус: все знают, что копировать копии не рекомендуется. Да, Альберту везло — у него получались отличные двойники. Но использовать в качестве матрицы меня? Дешевый Франки, да еще полная развалина, кого я могу породить? Какого-нибудь безмозглого, едва таскающего ноги бедолагу? А затраченная на попытку залезть на платформу энергия уже не восстановится. В случае неудачи я просто не сползу со стола.

С другой стороны, прямо передо мной ровная, уходящая вниз дорога к средоточию всех секретов.

Это не выход.

Черт, опять внутренний голос. Не может помолчать. Да еще такой тон!

Ты хочешь пойти направо.

Вверх.

Это может быть важно.

Меня душит злость. Ну какой упрямец! Последние минуты жалкого существования вот-вот истекут, а тут тебя еще пинают в спину! Не нуждаюсь в…

А может, нуждаешься?

И тут, к своему удивлению, я понимаю, что в чем-то голос прав.

Не могу объяснить, что именно заставило меня отказаться от двух знакомых вариантов и вопреки здравому смыслу употребить остаток сил на последний крутой подъем.

Может быть, объяснение сводится к короткой фразе — а почему бы и нет?

Я поворачиваюсь спиной к манящей печи, не смотрю на ненавистные следы Беты, а начинаю карабкаться вверх по грубым ступенькам.

Глава 55

Мы с Риту оказались зажаты между двумя вражескими отрядами, один из которых пробивался к нам сзади, тогда как другой блокировал путь вперед. Нам ничего не оставалось, как только прижаться к стене узкого туннеля, вслушиваясь в грохочущие по обе стороны выстрелы.

Похоже, войско Беты таяло. Нас охранял — или сторожил — лишь один раненый голем. Но и этого было вполне достаточно, чтобы держать под контролем двух испуганных органических существ.

— Надо было сделать побольше копий, пока имелась такая возможность, — пробурчал глиняный великан.

Риту вздрогнула. Она уже устала импринтировать дитто, хозяином которых становилась чуждая личность, скрывавшаяся в ее мозге, но что поделать, если то, что толкало ее на это, было сильнее тяги к наркотику. Мысль о необходимости одушевить еще несколько десятков монстров лишь углубляла ненависть молодой женщины к себе самой. Я опасался, что Риту может вскочить и попытаться положить конец своим несчастьям, вырвавшись в боевую зону, подставив себя под пули или лучи лазера раньше, чем стороны успеют прекратить огонь.

Не имея возможности помочь ей и стараясь отвлечься от собственных беспокойств, я стал задавать вопросы.

— Когда вы поняли… насчет Беты?

Сначала она сделала вид, что не слышит, нервно кусая губы и поглядывая по сторонам. Я повторил вопрос. В конце концов Риту ответила, избегая смотреть на меня.

— Еще ребенком я поняла, что со мной что-то не так. Какой-то внутренний конфликт побуждал меня делать или говорить то, чего я не хотела, о чем потом сожалела. Из-за этого у меня не складывались отношения и… — Она покачала головой. — Наверное, многие подростки сталкиваются с той же проблемой. Но положение усугубилось, когда я начала импринтинг. Дитто уходили неизвестно куда или приносили только фрагменты воспоминаний. Вы понимаете, как это было унизительно. Я ведь родилась для того, чтобы заниматься этим бизнесом. Я знаю дело лучше многих специалистов «ВП». Оставалось только убеждать себя в том, что причина неудач в несовершенстве машин. Что все изменится, когда появится очередная, улучшенная модель.

Она посмотрела на меня.

— Наверное, я не хотела признать очевидное. Да уж. Это все равно что назвать океан мокрым.

— Вы пытались обратиться за помощью? Риту опустила глаза.

— Думаете, я в ней нуждаюсь?

Я едва удержался, чтобы не рассмеяться. Невероятная сила подавления! Задавать такой вопрос в данных обстоятельствах!

— Когда я начала понимать? — продолжала она после паузы. — Несколько недель назад я подслушала разговор отца с Энеем. Они спорили о том, сообщать ли о достигнутых прорывах вроде продления жизни дитто. Эней заявил, что методика еще не отработана, и пожаловался на то, что исследования Йосила направлены на решение неких мистических задач, например, негомологический импринтинг…

Я старался ее слушать. Мне действительно было интересно. Но в туннеле было так душно и жарко… Я невольно спрашивал себя, не проявляются ли таким образом симптомы какой-нибудь заразы, которую я подхватил в хранилище. Может, сверхбыстрые патогены уже разъедают мою плоть?

Я не желал думать об этом! Как и Риту, мне хотелось отвлечься от мрачных мыслей.

— Э… не объясняют ли эти ссоры с Энеем внезапное бегство вашего отца?

— Может быть… Но они всегда спорили… как братья. Еще с того времени, как Эней купил патент на метод Бевисова — Махарала и начал анимировать свои движущиеся куклы. Обычно они успокаивались и находили взаимоприемлемое решение.

— Но не в этот раз, — возразил я. — Каолин…

— …обвинил Йосила в том, что тот крадет файлы и оборудование! Эней был в ярости, но сдерживался, как будто отец имел над ним какую-то власть. Как будто существовало что-то такое, во что даже президент «Всемирных печей» не мог вмешаться.

— Шантаж? — предположил я. — Когда я заехал за вами во вторник вечером, Каолин рыскал по дому Махарала. Может быть, искал какие-то улики, которые нужно было уничтожить после убийства Йосила…

— Нет. — Риту покачала головой. — Перед тем как он ушел в последний раз, я слышала, что сказал отец Энею: «Я твоя единственная надежда, так что не вставай у меня на пути, если уж не осмеливаешься помочь». Звучит пугающе, согласна, но на шантаж не похоже. Да и не верится мне, что Эней способен убить.

— Однако же один из его дитто стрелял в нас прошлой ночью на шоссе.

В арьергарде, там, где отряд Беты отбивал атаки неизвестного противника, послышались громкие взрывы. В глазах Риту заметалась паника, но дочь Махарала справилась со страхом. Вообще она вела себя по-своему смело.

— Я думала об этом. Знаете, Эней беспокоился не только из-за моего отца, но и… из-за Беты. — В последнее слово она вложила все свое презрение. — Каолин потратил целое состояние на создание системы безопасности и страховку, стараясь не допустить Бету к технологиям и материалам «ВП». Должно быть, в какой-то момент он открыл правду о моей второй половине. — Она кивнула в сторону нашего стража. — Представляете, каким ударом стало для него открытие! Бета знал все, что знала я. И Эней не мог ни подать в суд, ни отомстить, не повредив мне…. той самой Риту Махарал, к которой всегда относился как к дочери. Поговорить со мной на эту тему он тоже не мог, потому что Бета сразу бы все понял. Так что меня старались держать в неведении.

— Но, может быть, Каолин тревожился из-за того, что имел основания подозревать сговор Беты и Йосила Махарала.

— Эней сошел бы с ума!

— Тогда можно предположить, что голем на шоссе стрелял в нас потому, что принял вас за Бету, — заключил я. — Вы же были замаскированы. А я-то думал, что сам был его целью! Но в таком случае, кто послал ракету в мой дом…

Залетевшая издалека пуля срикошетила о потолок. Риту пригнулась и уже не в первый раз подалась ко мне. Наверное, если бы мы прижались друг к другу, в этом не было бы ничего неестественного. Но я отодвинулся, держа дистанцию. Кто знает, какая во мне может быть зараза?

За неимением лучшего, оставалось только разговаривать. Наклонив голову, я заглянул в ее глаза.

— А ваш отец? Чем таким он здесь занимался, что напугал Каолина? Зачем похищать оружие и големов из правительственных резервов? А отравляющие боевые вещества… Риту, что здесь происходит после его смерти?

Не выдержав моего пристального взгляда, она отодвинулась и обхватила голову руками. Голос ее задрожал.

— Я ничего об этом не знаю!

— Оставьте ее в покое, Моррис.

Это раненый голем-сторож, за могучей спиной которого мы укрывались до сих пор. Теперь его бесстрастное квадратное лицо повернулось ко мне. И все же в голосе давнего врага звучит привычное высокомерие. Даже узнав, что Бета всего лишь порождение невротической компенсации, я не смог избавиться от ненависти к преступнику.

— Вы не ошиблись, мы действительно достигли договоренности, Йосил и я. Он поставил мне нужное количество сделанных на заказ заготовок, так что мои двойники могли, например, мгновенно менять цвет.

— Шутите.

— Нисколько. Йосил отправлял их прямо в холодильники Риту, а я, работая, так сказать, изнутри, делал так, чтобы она никогда их не проверяла. Таким образом нам удавалось создавать видимость успеха, когда часть ее дитто выполняли приказы хозяйки, сводя к минимуму ее волнения и подозрения. Все шло отлично… до недавних пор.

— А что получал Махарал?

— Я обучил его искусству уходить от слежки. Поделился своими методами. Полезными оказались и мои связи в преступном мире. В общем, мы были как отец и сын. — Голем подмигнул Риту, которая вздрогнула и отвернулась. Бета улыбнулся мне с видом победителя. — Подозреваю, что папочке всегда хотелось иметь сына.

Жестокость родственников отвратительна, как и деструктивная ненависть, обращенная на себя самого. Здесь было что-то среднее.

— Должен признать, — продолжал Бета, — что в последние дни с ней пришлось нелегко. Узнав обо мне, Риту перестала подходить к импринтеру и уничтожила всех Бета, являвшихся для разгрузки. Запасов не хватало…

— Тот дитто, которого я нашел неподалеку от Теллер-билдинг?..

— Бац! — Бета выставил палец, имитируя выстрел. — Его уничтожила Риту. А потом замаскировалась и отправилась с вами на юг. — Он покачал головой. — Да, ее решительность стала для меня сюрпризом. Мне удалось лишь предпринять кое-что изнутри. Молодец, Альфа!

— Как трогательно! — заметил я, взглянув на Риту, которая не проронила ни слова. — Значит, у отца вы были любимчиком. Поэтому и пробиваетесь в папашину лабораторию?

Еще до того, как он ответил, в голове у меня что-то щелкнуло.

— Так, значит, в лаборатории кто-то есть! И этот кто-то планирует применить бактериологическое оружие. Это убийца Йосила? Хотите отомстить за отца?

Помолчав, Бета кивнул.

— Можно сказать и так, Моррис. И раз уж вы узнаете скрытую правду, — он повернулся к Риту, — то знайте, что с нашим отцом у нас намного больше общего, чем вы представляете.

Впервые за все время Риту посмотрела в глаза голема.

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что такой гений никогда бы не удовлетворился границами одной личности или одного мозга. У Йосила расщепление выражено не так сильно, но…

Я вскинул голову. Ну конечно! Мне вспомнился наш разговор в пустыне — Риту постоянно возвращалась к одной и той же теме: создатель погибает от рук своего творения, становится жертвой своей темной половины. В случае с Риту техника вызвала к жизни ее внутренний кошмар, усилив неприятную черту личности и материализовав ее в уголовника.

До какой же степени может развиваться этот синдром, если за дело возьмется виртуоз?

— Тогда Махарал…

Я не успел закончить — по коридору пронеслось эхо пронзительного свиста.

Бета удовлетворенно хмыкнул.

— Пора! — Голем неуклюже поднялся, оберегая серьезно поврежденный левый бок, и дал знак мне с Риту следовать за ним. — Путь свободен.

Увидев, что Риту задрожала, он добавил:

— Представь себе небольшое семейное торжество по случаю воссоединения. Пойдем посмотрим, чем стал отец.

Глава 56

Там не было света, и я не знал, сколько времени ушло на то, чтобы добраться до верха, карабкаясь со ступеньки на ступеньку, отталкиваясь полупарализованной ногой, подтягиваясь единственной здоровой рукой, оставляя по пути отвалившиеся кусочки. Измерять этот подъем было бы совершенно невозможно, если бы не ритмичная пульсация боли, пронизывающей меня каждый раз, когда мое тело напрягалось в стремлении вверх. Я насчитал сто сорок таких пульсаций. 140 возможностей расслабиться и съехать навечно в темноту… в темноту… в темноту… но тут тьма начала рассеиваться.

Жидкий свет пролился по ступенькам. Осторожно, словно боясь, что его не хватит на все, но мне сразу стало веселее. Трудно испытывать полное отчаяние в тот самый момент, когда видишь первые лучики рассвета.

То, что это именно рассвет, подтвердилось довольно скоро, когда я увидел пролом в дальней стене небольшой комнаты, почти целиком занятой громадной машиной.

Когда я подполз ближе, то увидел странную наклоненную плоскость, на которой лежало с десяток изящных серебристых штуковин с чем-то похожим на плавники.

Стабилизаторы?

Взгляд наткнулся на символы в форме зловеще скрещенных широких сабель.

Ракеты, подумал я, сопротивляясь наступлению слабости. А это автоматическая система пуска.

И… ряд электронных дисплеев внезапно вспыхнул, оживая.

Система включилась.

Глава 57

По мере того как я разрастаюсь, наполняюсь знанием, я все лучше понимаю, что именно привело моего мучителя сюда и сейчас. Такие великие перспективы! Но чем ближе в последние месяцы подбирался Махарал к этому величию, тем больше оно пугало беднягу. И удивляться тут нечему, ведь он стоял один на вершине купола, возводимого на протяжении тысячелетий величайшими умами человечества, каждый из которых по-своему сражался с тьмой.

Поначалу эта борьба шла тяжело, и неудачи перевешивали удачи. Да и чего могли добиться примитивные мужчины и женщины, какие тайны могли они постичь без огня и электричества, без биохимии и диттотехнологии? Смутно подозревая, что жизнь представляет собой нечто большее, чем борьба за выживание, древние мудрецы сосредоточили свое внимание на бесценном даре — способности к словам. Словам убеждения, словам иллюзий. Словам магической силы. Словам, проповедующим любовь и моральное усовершенствование. Словам увещевающей молитвы.

Называйте это магией или верой. Принимая желаемое за действительное или преисполненные надеждой — но больше ничем, — они верили, что одних слов будет достаточно, если произносить их искренне, в правильном порядке, сопровождая чистыми помыслами и благими делами.

Пришедшие им на смену открыли величие математики и решили, что она — ключ. От гармонии Пифагора и нумерологических головоломок вроде Каббалы до элегантных сверхсложных теорий, математика представлялась языком самого Бога, тем кодом, которым Он записал план творения. Как и квантовая механика — тонкая сортировка угрюмых фермионов и жизнерадостных босонов, — все эти гордые и самодовольные уравнения становились кирпичиками растущего строения. Нет, его фундаментом. Настоящим прочным основанием.

Но этого было недостаточно. Звезды, к которым нам так хотелось дотянуться, оставались слишком далеко. Математика и физика могли только измерить громадную пропасть, но не преодолеть ее.

То же самое и со столь восхваляемой реальностью. На какое-то время компьютеры зачаровали всех намеками на то, что виртуальные модели могут оказаться удачными заменителями реальности. Энтузиасты обещали улучшенные мыслительные способности, телепатическое восприятие и даже трансцендентную силу. Но великие порталы так и остались закрытыми. А киберчудо превратилось в набор полезных инструментов — еще один кирпичик в возводимом куполе.

Во времена наших дедушек и бабушек королевой наук была биология. Расшифровать геном, протеом и их тонкое взаимодействие с фенотипом! Решить загадку экологии и достичь равновесия по важности равнялось приручению огня или отказу от привычки вести тотальные войны.

Но где же ответы на по-настоящему глубокие вопросы?

Их обещала дать религия, правда, всегда в туманных выражениях и отступая от одной проведенной на песке линии к другой. «Не заглядывайте за эту грань», — говорили Галилею, Хатгону, Дарвину, фон Найману, Крику, с достоинством отходя под натиском последнего наступления науки и затем очерчивая очередной священный периметр на неясной границе знаний.

«Здесь начинаются владения Бога, где лишь вера может быть проводником. Пусть вы проникли в тайны времени и материи, создали жизнь в пробирке и даже заселили Землю толпами двойников, но человек никогда не вступит в область бессмертной души».

И лишь теперь мы пересекаем эту грань. Йосил и я, вооруженные не добродетелью, но знанием, применяя все достижения «человека технологического» за десять тысяч лет мучительной борьбы с тьмой невежества.

Но прежде, чем приключение начнется, надо урегулировать один вопрос.

Кто из нас будет волной, а кто серфингистом?

Да, и еще одно.

Правильно ли начинать столь дерзкое предприятие с ужасного преступления?

ДитЙосил отводит платформу в сторону, готовясь взобраться на нее и отправить свое последнее тело в глазер, прямо между двумя зеркалами. Никаких нервных разглагольствований о философии и метафизике — я ощущаю басовую ноту страха в его Постоянной Волне. Столь мощную, что бедняга Серый теряет дар речи. Должно быть, такой же страх испытал реальный Йосил в понедельник, когда увидел, что ситуация выходит из-под его контроля и придется заплатить по максимуму.

Страх усугубляется еще и тем, что последние механические защитники туннеля падают перед наступающей армией…

…а приборы наконец показывают дитЙосилу, что с его драгоценным планом что-то не так. Данные совсем другие, абсолютно другие! Похоже, он все же догадывается, что я все еще здесь, что я не потерял самосознание, не превратился в послушный носитель, а, наоборот, оседлал цунами! И с каждой секундой набираю мощь.

Маятник нацелен так, чтобы пройти через самое сердце глазера. И я вдруг сознаю… Будет больно. Будет даже хуже, чем все то, что мне пришлось испытать в органической или диттоформе.

Теперь я понимаю, как все должно сработать. Внутренний огонь Йосила станет искрой для энергии глазера, и тот начнет впечатывать его личность в волноформу.

Хотя в плане произошел сбой, замысел Махарала может быть реализован. Йосил может взять верх надо мной, стереть меня!

Или мы уничтожим друг друга, оставив после себя бесконтрольный, самоподпитывающийся луч духовной эссенции, который вырвется отсюда, как всепожирающий смерч. Психоциклон…

Я думал, что меня уже ничем не испугать. Ошибался. Теперь я хочу лишь вернуться к созерцанию мерцающих душ. К созерцанию той нетронутой территории, намного превышающей размеры любого неисследованного континента, более обещающей, чем какая-нибудь галактика, но пока еще почти не колонизованной и населенной лишь несколькими миллиардами крошечных пятнышек водорослей, разбросанных по узкой полоске берега, пятнышек, не подозревающих о том, что их ждет.

Мое внимание привлекает одно скопление этих ни о чем не догадывающихся водорослей — два-три миллиона, — избранных мишенью, назначенных для жертвоприношения. Как слуги, сопровождавшие вавилонского монарха к гробнице, они исполняют роль второго плана. Умрут, отдав энергию душ, свою потенцию лучу. Они вознесут Постоянную Волну на новые уровни.

Древние назвали бы это «некромантией», извлечением магической силы из мистического могущества самой смерти. Но, как ни называй, преступление останется мерзким и отвратительным…

…а я уже почти смирился с ним. Решил, что тлеющие угольки умирающих человеческих душ, рвущихся в последний миг к полету, к свободе, а потом их пепельные оттиски, вспыхнут не зря, что их безрассудные надежды окажутся вознагражденными, да?

Узрев бескрайний континент Бессмертной Воли, манящий богатством возможностей, стану ли я всерьез беспокоиться из-за кучки водорослей на берегу?

Вот только…

Один из «светлячков» раздражает меня. Как камешек в ботинке. Как гвоздь под задницей! Ландшафт души не измеряется в метрах, но эта искорка была совсем рядом, цепляясь ко мне, как тень. И только теперь я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на докучливое пятнышко внимательнее, и обнаруживаю…

…это же я!

Точнее, живой, дышащий Альберт Моррис, источник той самой Постоянной Волны, которую я так усилил. Я ощущаю его физическую близость. Его присутствие, он наполняет пространство всеми своими древними органическими страхами, побуждениями, симпатиями. Нервный и при этом, как всегда, упрямый, он настолько близок, что мы можем соприкоснуться.

Как же так?

ДитЙосил утверждал, что убил Морриса украденной с базы ракетой! Гибель тела должна была освободить душу, сбросить якорь. Я видел новости, видел сгоревший дом и сад… и тем не менее я жив.

Так вот, должно быть, почему моя личность, мое самосознание не стерлось! Волна, исходящая из органического источника, продолжала реимпринтировать…

Великолепно. Я рад, что нахожусь здесь. Но как же теперь? Помешает ли эксперименту присутствие Альберта? Сработает ли якорь, выдержит ли он, когда придет решающий момент, и мы попытаемся взлететь?

Призрак Йосила уже пристегнулся к платформе. В дверь уже ломятся вражеские солдаты, так что оттягивать дальше нельзя. Готовясь запустить маятник, он собирает мужество, чтобы отдать голосовую команду.

— Инициировать заключительную стадию! — кричит Махарал. — Запустить ракеты!

Ну вот. В ожидании схватки я ощущаю уверенность. Что бы ни случилось с городом, моей вины в этом нет. Массовое убийство — не моих рук дело. Карма жертв не может повлиять на меня.

Я такая же жертва, как и все прочие. Верно?

Я сделаю так, что их смерть не будет напрасной.

Глава 58

В проломе виднелась одна-единственная звездочка, помигивавшая, как сигнал готовности, на темной панели машины, занимавшей почти всю комнату. Когда механизм ожил, я не столько услышал гул, сколько ощутил зловещую вибрацию пола. Обтекаемые предметы с мрачными символами на «плавниках» подались к фидеру магазина. Мне не понадобилось много времени, чтобы узнать автоматическую пусковую установку. Черт. Нехорошо. Плохо.

Наверное, тебе стоит остановиться. Мне нужны были не шуточки, а идеи… как это сделать. Как помешать ракетному залпу.

На высоте примерно плеча стоящего человека горели кнопки. Одна из них могла отключить установку. Но как одноногому и однорукому добраться до нее? Зацепиться не за что. Как одноногому и однорукому, распростертому на полу дитто дотянуться до панели?

— Не… могу… — вырывается из моего горла хриплый шепот. — Слишком далеко. Импровизируй.

Я огляделся — ни стула, ни подходящего выступа, ни какого-нибудь инструмента. Ни даже камня, который можно было бы бросить. Дешевая одежда, подаренная Каолином полвека назад, износилась, превратившись в бесполезные лохмотья. Цель захвачена. Наведение.

На «бегущей строке» за грозными словами пошел ряд чисел. Даже в своем плачевном состоянии я узнал расстояние и направление.

Какой-то маньяк собирается ударить по городу!

Наверное, Бета. Конечно, это он убил профессора Махарала, чтобы завладеть лабораторией. Почему? Единственное объяснение — Бета впал в отчаяние, когда его подпольная империя рухнула, и он остался ни с чем. Злодей надеялся учинить хаос, чтобы отвлечь власти неотложными проблемами от поимки дитнэппера.

Беспомощный и отчаявшийся, я лежал на полу, зная, что эта теория бессмысленна и глупа. Но разве это важно? Важно было остановить его. Любым способом. Даже ценой моей жалкой жизни. Я уже пожертвовал рукой. Чем еще я мог…

Крик сорвался с моих потрескавшихся губ. Есть вещи, которые становятся очевидными только после того, как о них подумаешь.

У меня был один инструмент, который еще мог сработать, если поспешить.

Конечно, нелегко… но жизнь вообще — нелегкая штука.

Глава 59

Армия из похищенных боевых големов наконец прорвалась. Пока нас с Риту вели мимо последних павших в сражении роботов-защитников в противоположную сторону на помощь арьергарду. Долго ли они собирались продержаться против сил, наступавших со стороны базы?

Вряд ли. У меня было чувство, что теперь события пойдут в ускоренном режиме.

Так-то оно и лучше. Времени у меня немного.

По периметру бронированной двери с огромной дырой, прожженной посредине, вился дымок. Нас встретили волны тепла, поступавшие из святая святых Йосила Махарала. Мы с Риту оказались перед чем-то, напоминающим грот, почти до предела заставленный краденым — если судить по знакомым логотипам «ВП» — оборудованием. Очевидно, именно из-за этих машин у Каолина и Йосила вышла размолвка.

Что, черт возьми, он со всем этим делал? Наверное, занимался исследованиями, против которых выступал глава «Всемирных печей».

«Проклятие Франкенштейна».

Из противоположных углов комнаты смотрели друг на друга два дитто, Красный и Серый, соединенные с аппаратами для разгрузки памяти. Громадные змеевики-антенны целились в обоих бедолаг под самыми разными углами, а между големами раскачивалась, наподобие маятника, платформа, на которой, как на качелях, устроился еще один дитто.

Как же он вопил!

Это лишь часть того, что я увидел. Но меня больше интересовало то, что увидеть нельзя.

Прежде всего действительно ли я умирал от неизвестной мне болезни? После душного туннеля мне стало лучше в просторном помещении с ярким светом и прохладным воздухом. Но теперь тошнота рвалась наружу, накатывая волна за волной, выворачивая внутренности. Судя по тому, что мне приходилось читать, примерно так же чувствовали себя астронавты в те далекие времена, когда реальные люди рисковали отправляться в космос.

Вот и все, подумал я. Какой-то быстродействующий супервирус. Смерть близка.

Жаль. Я уже почти подобрался к разгадке. Что же все-таки здесь происходит?

Может, стоило остаться дома и погибнуть при взрыве ракеты? По крайней мере было бы быстрее.

Вторник вообще не лучший день для начала больших предприятий.

Клара, извини. Мне так жаль. Я пытался… А вот и еще симптомы… Или что-то с моими чувствами? Пространство между двумя неподвижными големами словно сгустилось… оно осязаемо… по нему пробегает рябь… Я не могу уловить ритм пульсации… он ускользает от меня… его невозможно зафиксировать. Это как дымовые образы-интерпретации, передающие психическое состояние маньяка.

На мгновение передо мной предстало видение — комната заполнена десятками — нет, сотнями! — идентичных призрачных существ, их число множится, но странно — места хватает всем, и они выстраиваются стройными рядами. Затем через них проходит маятник… вскипает волна… фигуры трансформируются, у них появляются лица.

А вот Йосил Махарал. Он проплыл мимо…

— Альберт, вы в порядке? — взволнованно прошептала Риту, но я оттолкнул ее руку.

Пусть считает, что я на нее злюсь. Мне не хотелось ее инфицировать.

Мне никого не хотелось инфицировать. Преодолевая тошноту, спазмы, дезориентацию, я заставил себя отвернуться от раскачивающегося на платформе голема и обвел взглядом вспомогательное оборудование. Вот.

Компьютер. Дорогущая модель, AI–XIX. Умная штуковина. Возможно, именно эта симпатичная игрушка контролирует весь процесс. Как раз то, с чем я еще в силах справиться, разбить вдребезги, не вникая в детали.

Смогу ли я дойти до него и сделать все быстро? По крайней мере — это цель. Стоявший рядом Бета — возможно, тот самый который разговаривал с нами в туннеле — внезапно закричал странным, удивившим меня жалобным голосом. Никогда не слышал, чтобы Бета так кричал.

— Йосил! Отец, остановись… мы договорились!

Глава 60

Черт бы побрал это импринтированное в одно из големтел стремление диктовать!

Между двумя полосами глазера поднимается новая Постоянная Волна. Вскоре она перехлестнет границы, вырвется из глиняных кукол и еще несколько недель будет подпитываться энергией умирающего города, смерти, посланной миллионами угасающих душ. Этой пищи должно хватить для полного перехода от создания к Создателю.

Пока истекают последние секунды, в лаборатории продолжается отчаянная борьба. Чья личность будет импринтирована в сотворенное глазером божество? Сейчас волноформа колеблется между двумя возможными состояниями — двумя диссонирующими дефинициями.

«Я».

Теперь ко мне присоединяется Йосил, наши волны перехлестываются, вскипая и бурля, как две несмешивающиеся жидкости. Нам обоим не нравится это противоестественное слияние. Примерно то же самое испытываешь, когда пытаешься загрузить в себя память чужого дитто, — ощущения таковы, что вторую попытку никто не предпринимает. Как можно разделить что-то, не согласовав измерения, например, право — лево? Верх — низ? Вход — выход?

Здесь все субъективно, и даже углы отражения абсолютно разные.

Общность придет, когда я наконец поднимусь над этим ландшафтом как всетрансформирующее божество. Я установлю ясные, понятные, простые и универсальные измерения, а потом приглашу всех присоединиться ко мне в бескрайнем новом космосе. Используя сырье более фундаментальное, чем вакуум, мы создадим звезды, планеты, новые земли.

Но сначала нужно захватить контроль.

Я вышел на старт первым и за последние несколько часов вырос неизмеримо. Но мой противник лучше знает теорию. И у него позиционное преимущество. С каждым качанием маятник, как нож, проходит через мягкий центр глазера. Наиболее энергетическое и восприимчивое место.

И еще. Меня отвлекает присутствие реального Альберта. Он где-то совсем близко. Красный дитто видит его непосредственно — он спускается по ступенькам, держась за перила, и выглядит чертовски плохо. Бледный, потный, дрожащий. Развалина.

И каждый его шаг отдается сотрясением глазера.

Он мой архетип… это из-за него я не потерял самосознание.

Сейчас он мешает. Стоит у меня на пути.

Бедняге Альберту, наверное, придется уйти.

Глава 61

Вы когда-нибудь пробовали оторвать себе ногу? Для этого необходима мотивация.

Немного легче, если вы уже разваливаетесь.

И все равно, действуя одной рукой, я добился немногого. А тем временем часики тикали, отсчитывая последние секунды перед запуском ракет.

Позволь предложить совет.

Как ни надоел мне этот голос, но пока его подсказки помогали. Вскоре я ощутил прикосновение. Словно кто-то дотронулся до моей превращающейся в корку кожи и даже проник под нее.

Этот отросток больше не часть тебя.

Представь себе это.

Отбрось его.

Используй энзимы для отторжения.

Вот так…

Мои познания в химии в лучшем случае можно назвать элементарными. Но инструкции, данные голосом, помогли. Я как будто вспомнил давно утраченный навык. Ну конечно, все же естественно, подумал я, стараясь не акцентировать внимание на том, что помощь пришла от воображаемого друга. Все просто.

Боль и слабость ушли, а оставшаяся в ноге энергия сама направила себя не на растворение, а на замораживание.

Уже следующая попытка была вознаграждена сухим треском. Я потянул сильнее, и конечность отломилась. Чуть ниже бедра.

Теперь в моей руке оказалась прекрасная копия человеческого члена, исполненная в обожженной глине, согнутая в колене. Я поднял ее. Симпатичная нога. Но не очень удобное метательное орудие. Вряд ли она обладает прекрасными аэродинамическими свойствами.

Наведение завершено, объявила надпись на контрольной панели пусковой установки. Ракета № 1 малиновой боеголовкой скользнула в желоб.

Система к пуску готова.

Машина загудела, и я понял, что у меня остался только один шанс.

Глава 62

Спускаясь по ступенькам, я чувствовал себя так, словно мои ступни превратились в деревянные колодки, прикрепленные к хлипким, разваренным макаронам. Я цеплялся за перила, обливаясь потом и корчась от приступов тошноты. Меня бы давно вырвало, если бы за последние дни в мой желудок попало хоть что-то, кроме нескольких протеиновых батончиков.

Конечно, голод и истощение играли свою роль, но главная причина столь быстрого упадка сил и ухудшения общего состояния заключалась в другом: наверняка я подхватил какую-то заразу, упрятанную самоуверенными генералами в тайное хранилище военной базы. Инструмент геноцида, запрещенный договором. Но разве оружие выбрасывают?

Не являются ли мои страдания предвестником скорых мучений миллионов людей? Я не знал, что происходит в лаборатории с направленными на двух распятых дитто антеннами и маятником, раскачивающимся между ними. Все это напоминало кошмар в духе Иеронима Босха.

Но я знал, что вирусы имеют к этому какое-то отношение, и ничем хорошим дело не кончится.

Значит, все просто. Я должен вмешаться.

Только вот как?

У старины Пэла есть на такой случай своя философия: «Когда не хватает ума или хитрости, просто вставляй палки в колеса».

Дурацкое кредо. Но, похоже, ничего другого не оставалось. Если чему-то помешать, то, возможно, Клара и ее друзья успеют догадаться, что здесь что-то не так. Они займутся остальным. Поэтому что бы здесь ни творилось, надо лишь найти способ вмешаться.

Главное — за что-то уцепиться. Борясь с нарастающими позывами рвоты, я сосредоточился на компьютере и… стоявшем рядом складном металлическом стуле. Вот колесо, а вот и палка. При условии, что когда я туда доберусь, у меня еще останутся силы поднимать мебель.

А вот это представлялось сомнительным, так как симптомы ухудшались. Где-то на полпути меня окружили какие-то гадкие невидимые существа с когтистыми лапами и жалами. Воображение, решил я. Мозг выдумывает объяснения сигналам тела.

Шевелись.

Отлично. Но стоило мне сделать еще пару шагов, как к фантомам добавились всплески воспоминаний, и я остановился.

Безошибочный цветочный аромат парка на Чавес-авеню. Копья и щиты над открытым гробом.

Плачущая Риту, утешаемая кем-то с кожей цвета блестящего олова.

Я прокрадываюсь по двору мимо трех ребятишек… сворачиваю и вижу пистолет в руке усмехающегося призрака…

Это не были мои личные воспоминания. Я не помнил, чтобы что-то подобное происходило с кем-либо из моих вернувшихся домой дитто. Но ощущение дежа-вю было настолько сильным, словно я наблюдал все происходившее с различных точек наблюдения.

Пробуждение в каком-то заполненном жидкостью сосуде.

Осмотр глиняных табличек с клинописными знаками… боль… невообразимая боль… причиненная машиной… эта машина усиливает полутона моей Постоянной Волны и одновременно стирает все остальное…

Продравшись сквозь толпу кусачих фантомов, я услышал вполне реальные крики. Кричали Бета и Риту и, наверное, кто-то еще. Но звуки были такие низкие, словно само время замедлило свой ход. Я разбирал лишь отдельные слова, да и в любом случае — страсти кричавших казались нематериальными. Моя нога повисла над полом.

Я почему-то знал, что еще один шаг каким-то образом усугубит ситуацию. Взглянув налево, я увидел, что стою почти на одной линии с Красным и Серым, застывшими друг напротив друга. Ближайший дитто — это был Серый — медленно повернул голову, и на меня посмотрели знакомые глаза.

И тут, совершенно неожиданно и непрошено, в мою голову проникли сбивчивые слова.

Реальный Альберт выглядит чертовски плохо. Бледный, потный, дрожащий. Развалина.

Что это? Еще один симптом?

Нет, приказал я себе. Не отвлекаться. Надо поспешить на рандеву со стулом, а до него еще метра два.

Последние дюймы… я опустил ногу на пол и…

…словно небеса обрушились на землю! В голову мне вторгся невероятно глубокий, гремящий бас.

Неужели реальный Альберт умирает?

Сколько ему осталось? Что, если органический «якорь» сорвется прежде, чем глазер выйдет на пик?

Прикинем…

Возможно, смерть подхлестнет мою волноформу, подбросит ее выше Йосила. И даже вышвырнет его из спектра!

Что за черт? Острая боль пронзила теменные доли. Я покачнулся от мощного прилива мыслей Похоже на дитторазгрузку, только…

С каждым шагом маятника мой враг атакует все отчаяннее. Никаких компромиссов. Если приз не достанется мне, то пусть не достанется никому!

Мы с Йосилом можем даже уничтожить друг друга, и тогда неуправляемая волна обрушится на город. Люди обречены, они умрут в муках… Нельзя, чтобы такие жертвы оказались напрасными.

Оглушенный могуществом этого нового существа, его громыхающими в моей голове мыслями, я спрашиваю себя: а при чем тут?..

С другой стороны, почему это невозможно? Нельзя читать мысли посторонних, только своих копий.

Реальный Альберт начинает понимать! Я помогу ему, прежде чем маятник вернется.

В любом случае он умирает. Узнав, какова ставка, Альберт сделает то, что нужно.

Мой создатель воссоединится со мной в самый подходящий момент. Как кстати!

Грохочущие в голове мысли, как пена приливной волны, были только внешним слоем чудовищной загрузки. Обхватив голову руками, я кричал, вбирая события последних дней, узнавая…

…что случилось с Серым, пропавшим во вторник в «Каолин Мэнор». Став сверхсуществом, он превратился в часть громадной машины, ужасную цель которой я только теперь начал понимать…

…кто спалил мой дом и сад — негодяй дитто, убивший собственного рига. Тот самый, который раскачивается сейчас на платформе-маятнике, вопя как сумасшедший. В следующую секунду я узнал, зачем… и что значит быть «якорем»…

…и что мне предлагают…

…и цену…

Наши структуры сплетаются. Реальный Альберт видит то, что вижу я. Благоговейный ужас охватывает его, когда перед ним возникает духовный ландшафт с разбросанными по берегу скоплениями водорослей.

Загляни поглубже, Альберт. Видишь, как возник этот ландшафт из бесконечных потенциалов Моря Дирака. Дремлющий на протяжении 10 миллиардов лет, он ждет того, кто сможет наблюдать. Того, кто сумеет…

Стоп!

Вся эта техночушь идет от дитЙосила. Пока его спектр рассекает Постоянную Волну, он пытается навязать Божественному свою точку зрения.

Сколько же еще нужно щелчков, чтобы наш конфликт разрушил все?

Решение зависит от Альберта. Реального Альберта. Решай! — говорю я маленькому органическому человечку, которым сам когда-то был. Решай же!

Наши мысли не были синхронизированы для того, измененного и усиленного «меня», время шло иначе, его голос то нарастал, то затихал. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы своим медлительным органическим мозгом ухватить суть открытия, совершенного отцом Риту. И его план закончить возведение жизненного купола.

Сколько раз я со вздохом раздражения отворачивался от мистиков, понимавших слово «душа» буквально, усматривавших за нашей банальной способностью вести несколько параллельных жизней неясную надежду — или скрытую угрозу — на то, что человечество переступило черту, за которой его ждет новая судьба.

И вот я здесь. И мне предлагают ключевую роль в величайшем событии со времен Большого Взрыва!

Чтобы получить ее, мне всего лишь надо умереть.

Это случится в любом случае. Ты лишь ускоришь событие на несколько минут.

Вообще-то мне не нравится, когда меня подталкивают.

Схвати что-нибудь. Хотя бы дубинку.

Оглядевшись, я заметил лежащий на консоли острый карандаш и не успел даже что-то подумать, как он оказался у меня в руке, а рука потянулась к правому глазу.

Одно резкое движение — и вот вам новый мир.

— О Боже, — простонал я.

И в ответ прозвучал мой собственный голос:

— Да. Я здесь. И будь уверен, это пойдет мне на пользу.

Глава 63

Лежа на холодном каменном полу, я держал на весу свое единственное оружие — согнутую в колене и успевшую окаменеть ногу, оторванную мной от собственного тела.

У меня был всего лишь один шанс бросить ее так, как надо. В пусковой установке что-то щелкнуло, а на экране загорелась надпись — «готов».

Зануда, направивший меня сюда, замолк. Вообще-то без публики как-то скучно.

Давай, сказал я себе.

Рука — мой единственный функционирующий орган — напряглась…

Глава 64

Заостренный конец карандаша приблизился к глазу. Машина послала мне сигнал поддержки. Один тычок, и родится новый мир, мир, в котором станут явью миллиарды самых отчаянных надежд.

Сколько раз я убивал себя, начиная с шестнадцатилетнего возраста?

Но то были дитто.

Мое органическое тело протестовало. Оно хотело жить!

Неделю назад подобная стычка с инстинктом заставила реального Махарала отказаться от проекта и броситься искать спасения в ночи.

— Но ты же покрепче, — ответил мне мой собственный голос. — Соединись со мной. Все будет, как при загрузке.

Когда дитто знает, что вечером вернется к своему большому «я», ему достаточно и одного дня. Разве здесь не то же самое? Святые шли на костер с гораздо меньшей уверенностью.

О'кей, — подумал я, чувствуя, как крепнет рука.

Кончик карандаша дрогнул…

Почти перед глазами замигали предупредительные огоньки.

Система диагностики быстро отыскала причину остановки — в голографическом шаре появился странный чужеродный предмет. Известие о диверсии спровоцировало острый резонанс — Красный, Серый и все их виртуальные копии заволновались.

Почему не летят ракеты?

Ага, вот и помеха — еще один «я»!

Зеленый № 2, в чьи обязанности входило чистить сортиры и подстригать лужайки… Да этот тупица уже давно должен был раствориться!

Зеленый? Тот, объявивший себя Франки и отправившийся искать самореализации? Интересно, как он здесь очутился. На экране компьютера появилась новая надпись:

Инициировано восстановление.

— Не отвлекайся, — пробормотал мой собственный голос. — Установка сама устранит неисправность. Займись делом.

Мое дело — достичь бессмертия с помощью карандаша, как это сделали Эшер и Эйнштейн. Подстегнутое адреналином, сильнее заколотилось сердце. Рептилия, примат, пещерный человек, городской житель — все пытались бунтовать. Но теперь духовная решимость сильнее инстинкта.

Как при загрузке, подумал я, собираясь с силами.

Карандаш отдернулся — меня опять что-то отвлекло.

На это раз боль. Ослепляющая, пронзительная, яркая…

Йосил понял мой план — как смерть реального Альберта может отбросить его в сторону!

Йосил реагирует, направляя поток рафинированной боли на Альберта.

Бедняга Альберт мычит от боли, видя огонь, чувствуя запах серы. Адские боли невыносимы для животной плоти. Бежать! Или драться!

Голем Йосила кричит с качелей, призывая свою дочь спуститься вниз, оттолкнуть Альберта и занять его место в луче!

Тогда, клянется он, их соглашение останется в силе. Но сейчас ей надо поспешить.

Остались секунды. Мне надо вернуть Альберта в фокус. Показать ему, что боль — это только иллюзия.

— Боль — это только иллюзия, — убеждает меня мой собственный голос. С моего языка срываются слова, пришедшие извне. — Боль — это мираж по сравнению с гиперреальностью великого ландшафта душ.

— Смотри, Альберт.

— Смотри!

И вновь передо мной простерлась величественная панорама, превосходящая все земные красоты. Призывающая отойти от края адской бездны, предлагающая взамен небывалые возможности «небес».

Чувственные наслаждения рая!

Блаженство понимания и любви.

Никаких фокусов и обманов. Все бесчисленные высоты, к которым только может стремиться дух, — мои. Нужно только отказаться от суетного мира.

Не мои — наши, — подумал я, представляя лучший мир для всех. Всех людей.

Сработало!

Мои животные инстинкты и желания отступили, смягчились, сопротивление ослабло.

И все же…

Проникая за неведомые горизонты, я чувствовал близкое мерцание зеленого дитто, почти неподвижного обрубка, распростертого на холодном полу какой-то комнаты в верхней части этого лабиринта и беспомощно наблюдающего за попыткой пускового механизма избавиться от жалкой керамической ноги. Мужественная жертва голема лишь ненадолго отсрочила неминуемую гибель города. В лучшем случае на несколько минут.

Конечно, он ничего не знает ни об открывающихся широких горизонтах, ни о всеобщем благе, ожидающем человечество за новой чертой, ни о бескрайней вселенной духа.

И все же…

И все же…

Что-то было такое… что-то непередаваемо трогательное в том, как он лежал там, со всевозрастающим отчаянием наблюдая за крушением своей последней надежды и сознавая бесполезность, тщетность своей жалкой, благородной попытки остановить машину, приведенную в действие гением.

Непрошеные чувства поднялись во мне. Сначала — мягкое, осторожное прикосновение, потом запершило в горле…

А потом… удивленный смешок.

Мне было смешно! Я смотрел на эту незадачливую, изуродованную, доживающую последние минуты жизни пародию на самого себя, на это несчастное, барахтающееся, никому не нужное существо, лишенное всех возможностей помешать машине, но все равно пытающееся вмешаться, и мне было…

Не знаю… Картина была трогательная, трагичная и забавная.

Слезы вперемешку со смехом хлынули, как давно кипевшая и наконец нашедшая трещину в земной коре магма. Я смеялся над этим уродом, его смелостью… незадачливостью и несгибаемым упрямством. Смех шел не от разума, а от чего-то иного, от нутра, от… души?

И в этот момент мне все стало абсолютно ясно.

Я не собирался становиться богом.

Да, мне показали грандиозные перспективы. Да, мне осталось лишь сделать шаг, согласиться, чтобы возможности стали реальностями. Но в показанной мне величественной картине кое-чего недоставало. В ней не было места юмору!

Да и откуда ему там взяться? Любой «совершенный» мир уничтожает трагедию, так? Идеал и трагедия несовместимы, верно? Но избавляясь от трагедии, мы лишаем себя возможности по-человечески ответить на вызов судьбы, ответить с той безрассудной дерзостью, которая придает достоинство самому напрасному жесту, самой тщетной попытке противостоять невыносимой несправедливости.

О черт! У меня было куда больше общего с побитым жизнью Зеленым, чем самодовольным, напыщенным, возомнившим себя богом Серым.

И сразу же все прояснилось, словно окутывавшие меня клубы тумана внезапно рассеялись. Почувствовав себя целым и здоровым, я презрительно фыркнул и запустил дурацкий карандаш в угол комнаты.

Так, а где же тот складной стул?

Невероятно! Он отверг предложение!

Что еще хуже, реальный Альберт собирается вмешаться. Я могу остановить его. Просто взять и сжать его бьющееся сердце. Вскрыть артерию.

Я делаю ему одолжение.

Похоже, чтобы взять приз, мне нужно не только одолеть Йосила, я должен имитировать его, стать таким, как он. Сокрушить мои другие «Я».

Я отвернулся от волноусилителя и, оглядевшись, обнаружил то, что искал, прямо перед собой. Наверное, Пэл одобрил бы мой выбор. Я схватил стул, занес его над головой и, снова ощущая в себе силу и готовность действовать, обрушил его на голографический «пузырь» компьютера.

Восстановление завершено на 60 %, успел сообщить «пузырь» перед тем, как разлететься на блестящие кусочки. Доволен? Конечно, но это всего лишь «пузырь». Подлинное сверхпроводящее сердце AI–XIX находилось ниже, в оболочке из сжатого фенола.

Стул уже взлетел над головой, когда кто-то вскрикнул. Риту или Бета. Впрочем, какое это имело значение?

Едва успев нанести второй удар, я почувствовал, что мне больно, но ведь меня учили, что такого понятия, как боль, не существует!

Оболочка треснула. Еще парочка хороших ударов плюс молитва в надежде на то, что профессор Махарал не потратился на запасную систему. Я поднял стул, и в этот момент мои губы задвигались, произнося слова созданного глазером мегасущества.

— Альберт… Йосил и я сошлись на том… тебя необходимо остановить.

Мне хотелось послать их ко всем чертям, но невидимые пальцы сжали сердце, и меня повело в сторону.

— Извини… Альберт… Так нужно, — прошептали губы. — И так будет.

— Ну нет, не будет.

Другой голос, незнакомый и звучный, наполнил мою голову. И сразу же холодные пальцы разжались, и я вздохнул, пытаясь удержаться на ногах. Перед глазами еще плыли черные круги. Но я уже не мог сдаться. Не мог, увидев, что сделал Зеленый.

Сцепив зубы и собравшись с силами, я еще раз врезал стулом по феноловой оболочке.

Глава 65

Получилось?

Я посмотрел на пусковую установку — моя бывшая нога застряла в аппарели. Машина остановилась, застонала и пожаловалась:

— Неисправность в пусковой установке.

Меня охватил близкий к экзальтации восторг. Однако триумфу была суждена недолгая жизнь. За первым сообщением последовало второе, понравившееся мне куда меньше.

— Инициировано восстановление, — сообщил экран, и тут же с полдесятка обслуживающих дронов выскочили из ремонтного отсека и проворно, как рабочие муравьи, побежали к источнику проблемы. Ухватившись за мою окаменевшую конечность, они принялись дергать ее, а двое даже включили миниатюрные горелки.

Тем временем первая ракета загудела. Не знай я ее лучше, решил бы, что ей надоело ждать.

Хотя двигаться стало труднее, я все же попытался подползти поближе, пользуясь единственным, что у меня еще осталось. Может быть, дронов еще удалось бы как-то отвлечь, подав команду внушительным голосом…

…но из горла выполз лишь сухой, сдавленный хрип. Что ж, в конце концов, я же почти мусор.

Не имея возможности помешать дронам, я мог лишь беспомощно наблюдать за ними. А вообще-то интересно, зачем Бете понадобилось стрелять по городу ракетами, нашпигованными этой заразной дрянью? Да, варварский террористический акт отвлек бы внимание властей, заставив их на время забыть о каком-то дитнэппере. Возможно, позабылась бы даже попытка диверсии против «Всемирных печей»…

Но все равно получалась бессмыслица! Только идиот мог рассчитывать на то, что копы никогда ничего не узнают. В наше время как ни старайся, а след все равно оставишь. Да и вообще, ракетное нападение на город не вяжется с таким персонажем, как Бета.

А если это затеял не он? Детектив всегда должен быть готов отбросить ошибочную рабочую гипотезу.

Итак? Если пилотом «харлея» был не Бета, то тогда кто?

Кто-то, кто хотел проследить за Риту Махарал и найти убежище ее отца.

Кто-то, кто сумел с подозрительной легкостью обнаружить «вольво» в пустыне.

Кто-то, кто, должно быть, хорошо изучил Бету, чтобы выдавать себя за моего злейшего врага, кто знал обо всем случившемся у королевы Ирэн.

Кто-то, кто быстро получил сведения о моей и Пэллоида встрече с Гадарином, Лумом и Пэлом и успел прислать в Диттотаун отряд бандитов.

С учетом этого можно было объяснить и то, как нам с «Бетой» посчастливилось бежать от «восковых» после их налета на явочную квартиру Пэла. Побег был спланирован. Отсюда и своевременное, в последний момент, появление скутера. Я понял это еще тогда, а теперь…

Я моргнул (хотя веко уже отвалилось), чувствуя, что приблизился к разгадке.

Фактически…

Впрочем, какое теперь это имеет значение. Когда ракеты ударят по городу, кого будут интересовать детали? На первое место выйдет вопрос выживания.

— Восстановление завершено на восемьдесят процентов.

Ну…

Лежа на полу, я знал, что пришла пора отправляться на рандеву с мусорным баком. Хватит воевать. Растворение принесет облегчение.

Время настало превратиться в пятно на полу.

Я уже приготовился…

Но тут что-то щелкнуло, и на экране вспыхнули красные слова тревоги.

— Повреждение командного источника. Дисплей пусковой установки только что не фыркнул от возмущения.

— Нет подтверждения кода запуска.

— Напоминаю: согласно инструкции необходимо повторное подтверждение кода запуска вне пределов установленной боевой зоны. Повторить или запросить запасной сервер?

Какие мы важные! Однако когда машина начала останавливаться, я отнесся к ее решению с полным одобрением. Ракеты с малиновыми боеголовками убрались на свои ложа, а я подумал: «Неужели все закончилось?»

Не совсем. Дроны-ремонтники упорно трудились над моей бывшей ногой. Кроме того, связь с командным источником могла быть восстановлена в любую минуту. И тогда мне уже нечем будет остановить страшный процесс. Что-нибудь придумаешь.

— А?

А я уж думал, что мой зануда исчез.

— Так, значит, ты вернулся?

Я и не уходил.

— Ладно, это уже не важно. Важно то, что ты снова двигаешься. Двигаюсь? Куда? А главное… как?

Похоже, протестовать было бессмысленно. В любом случае ответ я уже знал. Просто он мне не нравился.

Год назад.

Вниз. По жутким каменным ступенькам. Но теперь без ног. Опираясь на единственную измученную руку и помощь гравитации.

Назад. Туда, где я еще, может быть, пригожусь. Как будто у меня есть хотя бы один шанс на тысячу.

Ладно, по меньшей мере теперь там хотя бы светло. В окно бьет свет еще одного дня. Дня, который я и не надеялся увидеть.

Вот так-то.

Во всем есть что-то приятное.

Предлагаю пошевеливаться.

Как бы я хотел придушить этого брюзгу. Но чтобы придушить, нужны две руки. И шея.

И я сделал наилучшее из того, что еще оставалось. Я стал шевелиться.

Глава 66

Меньше четырех минут прошло с того момента, как Риту, Бета и реальный Альберт вошли в подземную лабораторию и остановились, увидев нечто вроде цирковой арены с раскачивающимися качелями, сумасшедшим фокусником-импресарио и парой аляповатых клоунов, пришпиленных по углам. Что еще?

А еще… вполне осязаемое искривленное пространство, в котором билась, набирая силу и готовясь выплеснуться, сконцентрированная энергия. В эти минуты внизу шла битва, победитель которой смог бы импринтировать новую волну, превратиться в бога.

Кто же в конце концов обретет контроль над неведомой территорией души? Гений, нашедший к ней дорогу? Или тот, чей талант делает его пригодным как раз для этой работы?

Участники сражения даже не подумали о третьем варианте. Им и в голову не пришло, что новый континент не так уж и пустынен.

Может быть, там уже кто-то есть.

Как и большинство издаваемых органическими людьми значимых звуков, слово «уже» несет в себе скрытые подтексты. Возьмите, например, прошедшее и настоящее время — повествовательные уловки, помогающие поддержать миф о линейном времени.

Тебя это, однако, не касается. Тебя, кто был/были/есть/будут Альбертом. Твоя история — сложна, запутанна и необычна.

Ей нужен особый стиль — гибкий, доверительный, предсказательный.

Так что позволь рассказать, что я предвижу.

Прежде чем сделать что-то еще, избавься от страха.

Ну вот. Ведь легко. Да?

Страх — замечательно полезная штука для биологических существ. Тебе он не нужен.

Далее. Ты осознаешь, что твоя жизнь — какова она есть — подошла к концу.

Ты ведь, конечно, не рассчитывал выйти из этой переделки невредимым? Никакой разум, привязанный к биологическому телу, не может, взглянув на новые горизонты души, остаться прежним.

Позабудь о тех симптомах, которые ты считал признаками болезни. Вскоре ты поймешь, что с твоим животным естеством, служившим преданно и верно, все в порядке. Ощущения, принятые тобой за проявления болезни, будут диагностированы как естественные боли разъединения.

Тело будет жить. Впечатанные в него инстинкты даже не станут жаловаться, когда ты двинешься дальше.

Так или иначе, нам есть, чем заняться! Например, уяснить природу времени.

Ты заметишь, что оно как бы застыло вокруг нас. Даже маятник Йосила остановился на полушаге, а сумасшедший дитто замер с разинутым в сердитом крике ртом. Это — ортомиг. Сейчас осязаемее реальности. Узкая подвижная щель, в которой органические существа могут двигаться, действовать и воспринимать. Великие мыслители всегда знали, что время должно перемещаться, как и все остальное.

Но живые организмы, Альберт, не могут примириться с парадоксом.

Несоответствия причины и следствия опасны и вредны, как мог созидательный гений эволюции сотворить свое медленное чудо — постепенное превращение химических элементов в одушевленные существа — без огромного числа проб? Реальному миру необходимы последовательность и многочисленные неудачи, чтобы естественный отбор делал свое дело, создавая сложный порядок из хаоса. Это и есть ответ на загадку Боли. Поэтому нельзя слишком натягивать ткань времени. Достаточно небольшого щипка, чтобы мы продолжали движение по спирали, помогая создавать себя.

Растерялся? Непонятно?

Все прояснится, когда мы немного отступим назад… на неделю… к вечеру понедельника.

Нет, не пытайся идти обычным путем.

Сделай так: возьми упрямство. Смешай с небольшим количеством романтического азарта. Готово? Если да, то получишь зеленого дитто, которым ты был в тот вечер. Раненый, загнанный в угол, он пробирался по Одеон-сквер, преследуемый врагами, обстреливавшими тебя камнями.

Не старайся вспоминать. Предчувствуй! В этом измерении так легче.

Скоро ты поймешь необходимость этого.

Зеленый должен выжить, но сам.

Нужно лишь небольшое вмешательство. Достаточное, чтобы немного сдвинуть вероятность. Нечто незначительное, такое, что остается без внимания.

Итак, вперед. Эксперимент. Вскоре, в критический момент, ты решишь послать мысленный сигнал официанту, обслуживающему посетителей ресторана, чья нерасторопность отвлечет внимание от тебя.

…но только осторожно! Даже малейший толчок порождает колебания, волны. Ты еще это увидишь. Присмотрись, как разлетаются тарелки…

Потом у одного из твоих «Я» зашевелятся смутные подозрения. Случившееся будет беспокоить его, как больной зуб. Как я уже сказал, парадокс заставляет умных животных нервничать.

Йосил Махарал, при всей его гениальности и всех недостатках, вообразил, что сможет лепить исходный материал духовной, реальности так же, как глину, по своему желанию.

Но ты увидишь — этот материал куда нежнее, чем представлял себе бедняга Йосил.

Наша следующая остановка — перескочим через один день — покажется еще более странной. Мы на пустынной дороге, вдали от города, и кто-то поднимает некое непонятное оружие, собираясь уничтожить сидящих в машине. Да, это серебристый дитто, импринтированный Энеем Каолином. Отметь также резкий запах страха. Все идет не так, как ему хотелось бы. Не надо зондировать слишком глубоко! Не опускайся до таких мелочей, как кто, почему, что и где. Забудь о мотивах и преступлениях. Пусть детективную работу реального мира выполнит твой преемник. Тебя это больше не касается. Вот то, что, как я и предсказывал, ты захочешь сделать. Понаблюдать за тем, как разворачивается ситуация с засадой.

Обрати внимание и оцени, как искусно, ловко, грациозно маневрирует реальный Альберт, стараясь избежать столкновения, как жмет на газ, видя, что Платиновый целится в него и… стреляет! В линейном времени это случилось несколько дней назад, но впечатления так свежи!

Можешь предсказать, что будет потом? Вскоре ты поймешь, что там, под сияющими над пустыней звездами, нет никого, кто сохранил бы сознание. Оглушенные, сидящие в кабине Альберт и Риту не заметят, как ты воспользуешься тем, что осталось от Каолина, проникнешь внутрь, возьмешь управление «вольво» на себя…

…и отведешь машину в узкий овраг, скрытый от любопытных глаз граждан, которые из жалости могли бы слишком быстро направить туда спасателей.

Ты отвлекаешься.

Какая-то информация все еще проникает в тебя через глаза и мозг реального Альберта, приковывая тебя к тому застывшему ортомигу в подземной лаборатории. Тебя интересует, что станется с великим изобретением Махарала. Кто победит в борьбе за контроль над ним. Прорвется ли луч глазера в пространства и измерения над реальной и духовной плоскостями.

Ты хочешь знать, удастся ли реальному Альберту остановить пуск ракет. Будут ли спасены жители города? Сработает ли дублирующая система, обеспечит ли она реализацию плана Йосила.

Реальный Альберт доволен — ему удалось-таки разбить компьютер своим металлическим стулом. Но краем глаза он видит, как к нему устремляются хрупкая Риту и дюжий Бета. В кои веки их объединила общая цель. Разве не удивительно, как родственники могут преодолевать разногласия, когда что-то угрожает семье в целом?

Время перепрыгивает через несколько зарубок и снова склеивается. За эти быстро пролетевшие секунды пара успела сблизиться. Еще пара таких скачков, и они набросятся на бедного Альберта.

Но теперь Альберт замечает еще одну фигуру, появляющуюся в комнате. У этого голема бежевая спиральная раскраска. Он осматривает помещение, набитое дорогостоящим оборудованием, и, судя по всему, в нем поднимается злость!

Сначала ты решишь, что это еще одна версия Беты. Но потом осознаешь, что внешность обманчива.

Почему?

Почему так происходит? Каков общий контекст?

Об этом ты вскоре спросишь. Я дам ответ в рамках возможного. Но сначала еще несколько заданий.

Прежде всего переместимся кое-куда поближе. И в пространстве, и во времени. На полдня назад…

Вот! Альберт Моррис один в огромном подземном арсенале базы… он просматривает компьютерные записи, отыскивая следы проникновения Йосила Махарала. Неподалеку колонны пустоглазых солдат, готовых в любой момент пойти в печь, если их услуги понадобятся стране. Или если кто-то достаточно ловкий придет и призовет их на службу себе.

Воспользуешься? Тебе понадобится всего один!

Сначала поищи Риту. Более раннюю версию этой истерзанной муками души. Ты найдешь ее достаточно быстро, ненавидя себя, она все же уступает внутренней потребности и кладет свою бритую голову между полюсами тетраграматрона. Рядом уже прогреваются автопечи, готовя несколько десятков боевых големов.

Вперед! Пока она еще сопротивляется принуждению, пока еще у нее есть силы противостоять внутреннему нажиму. С таким активным противодействием Бета еще не сталкивался! Значит, первая копия будет импринтирована очень слабо. Оттолкни Бету и займи его место. Да, дитто может получить повреждения. Но в первые мгновения после выхода из печи он будет подчиняться твоим командам.

Готов? Сделал? А теперь бери этого воина с собой и пойдем искать Альберта.

Что такое? Мы собираемся спасти его?

Нет, не думаю, что Альберт сочтет это спасением. Ведь его занесет в тот ужасный туннель. Да, время петляет так, что можно только удивляться. Повторы никогда не совпадают друг с другом. Может быть, на этот раз нас что-то удивит.

Не важно.

Уверен, когда наступит критический момент, ты будешь знать, что делать.

Глава 67

Если уж говорить о путешествиях, то это было еще хуже, чем странствия несчастного понедельничного Зеленого по дну реки. Я не столько полз вниз, сколько кувыркался. По большей части.

А что еще делать, если у вас одна рука, разбитая голова и туловище, крошащееся от каждого удара о ступеньку? Обоняния, конечно, у меня не было — я вообще уже плохо представлял, что это такое, — но маслянистые испарения я видел, а потому и спешил оторваться от вонючих паров, ускоряющих распад — вот почему растворение приходит обычно внезапно, быстро и милосердно.

Но такая удача не для меня. Слишком я твердолобый, чтобы сдаться и мирно упокоиться в рециклере. Странно, мутация сделала меня более похожим на Альберта, чем он сам!

В конце концов — к немалому своему удивлению — я все же скатился со ступенек на ту самую площадку, откуда и начал недавно свой подъем. Когда это было? Полчаса назад? Я не жалел о решении подняться. Мне удалось — пусть даже на время — остановить запущенный кем-то процесс, грозивший гибелью миллионам людей. И вот передо мной снова развилка.

Назад — в дом Йосила, где, возможно, среди обломков скрыт работающий телефон.

Вперед — в лабораторию Махарала? Именно туда отправился пилот «харлея», хотя теперь я уже сомневался, что это был Бета. Там явно что-то происходит.

Но эти два варианта отпадали. Все, на что я был способен, это проползти еще с десяток метров. Значит, оставался третий путь — в нишу, где я видел домашний дубликатор, теплый и готовый импринтировать мою Постоянную Волну в свежую заготовку. Конечно, то, что я собирался предпринять, считалось противозаконным. Меня могли даже оштрафовать, если бы застукали с поличным. С другой стороны, почти каждый хотя бы раз делал это.

Правда, учитывая мое нынешнее состояние, в результате может получиться какой-нибудь слюнявый монстр.

Но многого от него и не потребуется. Выйти из печи, подняться наверх и разбить пусковую установку. Легко!

Мои внутренние часики тикали, наверху активно трудились дроны, в любой момент код мог быть восстановлен, и тогда ракеты умчались бы к цели. Лежа на полу, я ощутил вибрацию, ритмичную и усиливающуюся с каждой секундой.

Моторы и колеса, подумал я.

И еще что-то… похожее на топот бегущих ног.

Глава 68

Далее ты уже знаешь, что это новое для тебя измерение гораздо больше, чем могло показаться.

И оно обитаемо.

А ты думал, что вся вселенная только и ждала появления человека?

Ну, в некотором смысле так и есть.

Наш космос лишь один из триллионов, выброшенных неким плодовитым ядром, чьи дочери, черные дыры, породили бесчисленное множество вселенных, каждая из которых взрывается, расширяется и остывает в виде миллиардов галактик, в свою очередь создающих собственные черные дыры, и так далее…

Конечно, в ходе этих экспериментов появляется разум, но случается это гораздо реже, чем ты можешь себе представить.

Еще реже встречаются существа из земной плоти, которые смотрят на звезды и жаждут добраться до них через громадные пространства космоса.

Почти исключениями являются те, кто находит другой путь, в обход холодного вакуума, прямиком к неизмеримо более богатым месторождениям. Таких можно назвать уникальными. Отсюда и громадная пустота того, что Махарал драматично описал как «духовная плоскость». Это более глубокий континуум, состоящий из материала, принципиально отличающегося от энергии и материи. Вот туда, перешагнув невидимую грань, и намеревался попасть Махарал.

Вы настоящие раритеты, люди с горячей душой. У вас столько недостатков. Вы изумительно сообразительны. Видеть, как вы просыпаетесь… как начинаете выбирать…

Это большая привилегия.

Ты уже догадываешься, кто и что Я?

Голос, который и ты принимал за внутренний… скоро ты заметишь, что Я никогда не отдаю команд, даже не настаиваю на своих предложениях. По большей части я лишь предвижу, комментирую и предсказываю.

Нет, я не твой Вергилий. Не монстр, не фонтан мудрости. Я твое эхо, ты-кто-был-Альбертом-много-большим. Способ помнить то, что ты еще не узнал. Одно из многочисленных удобств, к которым ты вскоре привыкаешь там, где парадокс — это нормальное жизненное явление.

Назад в ортомиг — где события рывками, с остановками движутся вперед, к развязке. Все три качания маятника. Пока глазер накапливает энергию, готовую прорваться независимо от того, импринтирует в нее человек свою личность или нет. Независимо от того, поддержит ее или нет город мертвых душ, объединившихся в оргии некрофагии.

Что, тебе это еще не безразлично? Ну хорошо, тогда позволь предречь, что ты снова вернешься назад, чтобы чуть-чуть подтолкнуть события. Действуй.

Ты обнаружишь Зеленого, называющегося себя «Франки»… То, что от него осталось… менее чем за час до ортомомента. Да, вон там, через пару секунд после того, как крышка скутера отрубила ему руку, и он, пробив крышу домика, рухнул вместе с кучей мусора на пол гостиной.

В этот момент ему не повредила бы небольшая поддержка. А что сделаешь ты?

Отругаешь за то, что он лежит в пыли, глядя на улетающий «харлей», чувствуя себя разбитым и готовым сдаться?

А попробуй имитировать мой пророческий тон, а потом послушай, как отреагирует Зеленый!

Жаль только, что Клара не узнает всей этой истории.

О, черт. Ну что за противный голос, сидящий в глубине меня. Зачем напоминать? Если бы я мог, я бы вырвал его из себя!

Заткнись и дай мне умереть.

— Будешь лежать и позволишь им остаться безнаказанными?

Дерьмо. Что толку вырывать его из некоего уголка души дешевого зеленого голема, рожденного Франки… ставшего призраком… и вот-вот превратящегося в растворяющийся труп.

— Кто труп? Говори за себя.

Какая ирония! Какое остроумие! И хотя я постарался сделать вид, что ничего не слышу, со мной вдруг произошло нечто удивительное. Моя правая рука шевельнулась, дрожащие пальцы распрямились. Потом дернулась левая нога…

Ну что же, может, и поможет.

Перепачканный Зеленый двигается! Закрепи успех, поддразни его, пока он ползет по гроту, поддержи, пока карабкается по темной лестнице и дальше.

Только не переоценивай важность и значение своих понуканий, материализацию твоего присутствия в качестве наблюдателя. В реальном мире причин и следствий такие вещи значат намного меньше, чем физическое действие. Зеленый вполне мог справиться и без твоего/моего/нашего вмешательства.

Не важно. Сделай это, подтолкни его. Поможешь спасти миллионы жизней и повернуть Постоянную Волну к другому предназначению. Так что — вперед!

А теперь, может быть, вернешься на несколько часов назад, в комнату Пэла. Шепни Зеленому, пусть прислушается… Да, конечно, конечно… Ты уже это делаешь. Вмешиваешься всегда в начале. Это часть учебы.

Возвращение в ортомиг.

Маятник только что качнулся еще один раз, словно тикнули гигантские часы. Удивительные резонансы вызывают возмущение Постоянной Волны, отдаваясь тревогой обоих застывших конкурентов. Амплитуды вероятностей падают, как костяшки домино.

Сражение закончено. Они уже не в состоянии контролировать что-либо.

Для Йосила это известие равнозначно катастрофе. Ракеты могут не полететь! Смертоносный вирусный дождь не прольется на город, и луч глазера не получит столь нужной подпитки. Повиснув над жилыми кварталами, он соберет лишь жалкий урожай освободившихся душ. Несколько тысяч умерших — обычная суточная норма — обнаружат, что жизнь после смерти совсем не похожа на то, чему учит церковь.

Йосил в отчаянии — столь скудное подкрепление не даст глазеру необходимого толчка. И он не сможет стать духовным монстром, способным подчинить своей воле новый мир.

Вторая личность — пристанищем которой был Альберт Моррис — поддалась мечте Йосила, приняла ее, как свою собственную. Сможет ли этот второй смириться с тем, что все закончено, и найти для себя более скромную цель?

Кто еще желает помахать кулаками? Пока глазер приближается к разрядке, органическое тело реального Альберта колеблется вдоль оси луча, как якорь при надвигающемся шторме…

Риту и Бета уже рядом, они тянутся к Альберту, единые в стремлении оттащить его в сторону, а то и сделать кое-что похуже.

Знаю, тебе хочется прозондировать измученную душу Риту. Давай, воспользуйся силой новых восприятий. Ты поймешь, какое преступление послужило толчком, приведшим в действие целую цепь трагических событий…

…поймешь, почему ее синдром так напоминает тот, от которого страдает Йосил, и даже превосходит его по силе проявления.

Дело не только в генах, но и в травме, которую пережили оба давным-давно. Когда любящий отец старался, используя новейшие технологии, подтолкнуть развивающийся мозг ребенка, импринтируя в него собственные таланты.

Бедный Йосил считал, что это то же самое, что играть музыку для зародыша в чреве матери. Что плохого в передаче знаний от одного поколения другому? Увы, он проводил свои эксперименты еще до того, как все поняли субъективную уникальность и ортогональность души. До того, как осознали страшный вред такого вида импринтинга. До того, как эти вещи были запрещены законом.

Трагедии присуща особенная, печальная красота, вызывающая слезы или смех. Эта раскатилась волнами пронзительного ужаса, достойного Софокла, волнами, разливающимися через годы, исковерканные невысказанными раскаянием, страстью и болью.

Да, ты пожалеешь их. Став на новую точку зрения, видя все в другой перспективе, ты проникнешься сочувствием, задумаешься и разделишь их муку. Позднее.

Кто еще желает помахать кулаками? Полосатый голем врывается в лабораторию через противоположную дверь, крича о предательстве и пользуясь выражениями, позволительными только мультимиллиардеру. Надо признать его превосходство. (Ты это сделаешь.) Никто не предполагал, что Эней Каолин способен на такую изобретательность. Как ему удалось проникнуть через многоуровневую систему защиты, выстроенную семьей гениальных параноиков? Йосил, Риту, Бета недооценили его. Альберт Моррис тоже.

Будь у него еще немного времени, доверься он Моррису, преврати с самого начала в своего союзника, и, возможно, все обернулось бы иначе. Но теперь? Как бы он ни угрожал, как бы ни размахивал оружием, как бы ни требовал отступить от задуманного, Эней Каолин знал, что все потеряно. Поздно.

То же относилось и к солдатам, прибывшим с военной базы через туннель под Уррака Меса. Вооруженные, закованные в броню, выражающие гнев оскорбленных налогоплательщиков, смявшие сопротивление арьергарда Беты, они стоят наверху, у парапета, и взирают на происходящее внизу. У некоторых в руках камеры, передающие «картинку» прямо во всемирную Сеть.

Свет очищает. Предполагалось, что Мировой Глаз не допустит ни больших заговоров, ни безумных экспериментов. Ему это почти удалось.

Может быть, в следующий раз получится лучше.

Если будет следующий раз.

Все в очередь.

Подобно сверхнагретой, спрессованной смеси воздуха и взрывчатки, усиленная Постоянная Волна превзошла возможности сдерживающей ее силы. И ортомиг уже не удержать. Время для вмешательства подходит к концу…

…Каолин устремляется к красному «зеркалу»…

…Риту и Бета рвутся к Серому…

…солдаты отважно спускаются с балкона по канатам…

…реальный Альберт поднимает глаза…

…похоже, он единственный, кто вдруг осознает, что происходит…

Глава 69

Когда-то, когда Альберт проходил тестирование в рамках какой-то исследовательской программы, ему сказали, что он «рожден для этой эры», поскольку обладает уникальным эго. Эмоциональная дистанцированность и способность сосредоточиваться позволяют делать идеальные дубликаты. Так и было, не считая меня — его первого и единственного Франки. И все же я был готов рискнуть, делая ставку на талант своего рига.

Только вот сначала нужно было добраться до сканера дубликатора.

Поблизости нашелся стул. Пока я полз к нему, моя бедная рука стала куриться еще сильнее. Зацепившись за стул подбородком, я оттащил его назад, к дубликатору. Попытка стоила мне потери всего лишь килограмма собственного веса.

Впрочем, я быстро понял, что одного стула недостаточно. Оглянувшись, я заметил проволочную корзину-мусороприемник. До нее было всего-то метра три. Горестный стон сорвался с губ, и вокруг рта тут же разбежались трещинки.

Транспортировка мусоросборщика обошлась потерей примерно половины керамических зубов. Первая попытка забросить корзину на стул закончилась неудачей, так что всю процедуру пришлось повторить.

Теперь должно хватить, подумал я, когда корзина наконец стала на стул. В любую минуту кто-то мог восстановить контакт с пусковой установкой и возобновить отсчет. Да и шаги приближались. Что бы тут ни происходило, я хотел принимать в этом участие. Действовать! Пусть даже как жалкая копия Франки.

— Ну давай!

Я ухватился рукой за край стула и подтянулся. Голова и туловище весили теперь намного меньше — и продолжали терять вес, — но все же напряжение оказалось предельным. Моя рука треснула в нескольких местах, и из трещин потянулся ядовитый пар. И все же мне удалось зацепиться за стул подбородком, что ослабило напряжение руки. Стало легче, но было все так же больно. Уперевшись локтем, я поднапрягся и кое-как втащился на стул.

— А ведь дальше труднее.

До сканера было близко, и я уже видел зеленую кнопку с надписью «старт», но прежде чем нажать на нее, нужно было просунуть голову между щупальцев перцептрона. Тем не менее я нажал кнопку, приказав машине начать подготовку. Все же экономия времени — когда и если все пройдет успешно, заготовка уже будет ждать.

Машина заурчала.

— А вот теперь самое рискованное.

К счастью, у стула имелись подлокотники — целых два, ровно вдвое больше, чем мне требовалось. Прижавшись к перевернутой корзине и чувствуя за спиной подлокотник, я поднял руку и ухватился за край дубликатора. При первом же усилии два моих пальца отвалились и, пролетев мимо, звонко шлепнулись на пол.

Из трещин на руке потекла жидкость цвета магмы. Интересно, успею ли я раствориться до того, как жар превратит меня в керамическую статуэтку. Ну и скульптура получится! Напрягшаяся рука, лицо, искаженное гримасой, и мертвое туловище-обрубок… образец упрямства — неплохое название.

— Вот! Надо сбросить балласт!

Какое своевременное озарение.

Применив урок, полученный наверху, я втянул свое внутреннее «я» поглубже. Теперь нижняя часть торса была мне не нужна. Ну и отбросить ее! Поберечь оставшиеся энзимы для последнего усилия.

Я почувствовал, как мой живот отделился от грудной клетки и рассыпался на куски. Сразу же стало легче. Рука напряглась и… отвалилась от плеча.

Вряд ли я смогу описать, что почувствовал в тот краткий миг, когда, подчиняясь законам физики, моя голова с верхней частью торса взлетела на один уровень с прогретой платформой — белой поверхностью, на которой полагается возлежать оригиналу, отдающему приказания послушной машине, спешащей изготовить дешевые копии, идеальных слуг, не помышляющих о бунте и всегда знающих, что им делать.

Когда-то все это казалось таким простым.

Во время этого короткого полета я еще успел подумать…

Предположим, я приземлюсь в нужном месте. Но смогу ли я, имея в качестве инструмента лишь подбородок и часть плеча, осуществить нужный маневр и установить голову между сенсорами?

Учитывая, что кнопка уже погружена, начнется импринтинг автоматически? А если нет, то как мне нажать ее еще раз? Проблемы, проблемы. И знаете что? Я бы нашел решение. Уверен, если бы траектория описанной мной дуги вывела меня в нужное место.

Но, подобно Моисею, мне пришлось удовольствоваться созерцанием земли обетованной издалека. Моя голова пролетела рядом с платформой, впритирку с ребром дубликатора, задела корзину, которая, свалившись со стула, стала в первоначальное положение.

Но кому-то и этого показалось мало.

Я прокатился по сиденью, завис на краю и, не имея возможности удержаться, рухнул вниз, завершив эту проклятую неделю в той самой злосчастной корзине с подходящей надписью «Для мусора».

Глава 70

Луч глазера вырвался наконец на свободу.

Вот это было зрелище.

Гигантская Постоянная Волна прошла, отшвырнув маятник — вместе с дитЙосилом — к каменному потолку. При этом все стоявшие поблизости не пострадали, потому что мощное волновое искажение мгновенно повернулось по оси, проходившей под прямым углом ко всем известным направлениям, и исчезло неизвестно куда.

И только реальный Альберт повернул голову, словно провожал взглядом умчавшийся луч. И улыбнулся так загадочно, так спокойно-печально и так мудро, что Риту и ее братец просто застыли на месте. Только что они бежали к нему с явно недобрыми намерениями и вдруг, в одно мгновение, замерли, опустили руки и попятились, таращась на Альберта.

Да, «якорь» удержался на тонкой ниточке.

Пойдем дальше?

С самого начала, когда гениальный и измученный личной драмой Йосил Махарал думал, что сможет создать и удержать под контролем все, первой целью луча был ближайший город. Где еще можно найти так много душ, собранных вместе, как плодородное поле рядом с пустынной прерией? Вот он, источник духовной энергии, необходимой для следующего шага.

Возможно, если бы Махарал укротил гордыню, смирил свое необъятное честолюбие маньяка и привлек на свою сторону сотрудников и помощников, даже всю цивилизацию, он обнаружил бы и исправил ошибки, закравшиеся в его замечательный план. Ошибки технические и концептуальные. Ошибки моральные. Но «сумасшедшим ученым» руководила невротическая потребность избежать критики и сделать все самому.

Без Махарала человечеству, может быть, потребовалось бы еще несколько десятилетий, чтобы предпринять такую попытку.

Из-за Махарала человечество могло погибнуть.

Получилось же так, что когда луч глазера появился над городом, никакой манны смерти, которая могла бы подпитать его энергией миллионов одновременно расставшихся с бренными телами душ, там не оказалось. Лишь несколько тысяч душ, высвободившихся в результате естественного хода вещей, мягко поднялись к парящей в небе волноформе и после некоторого колебания, вызванного вполне понятным удивлением, присоединили к ней свое слабое дыхание.

Пира не получилось.

Постоянная Волна не становится Богом за счет одной лишь первозданной энергии.

План Йосила рухнул.

Пора попробовать кое-что другое.

Повисев над городом, макроволна сворачивает в сторону и идет по следу, который замечали очень немногие. Она летит над морем, туда, где в двух тысячах километров от суши океанические течения прокладывают курс над глубокими впадинами, обителью головоногих, некоторые из которых достигают длины супертанкера, с глазами-блюдцами и мозгом, дурно пахнущим высоким интеллектом. Чужаки, здесь, на Земле.

Так ли это?

Нырнув в глубину, куда никогда не проникает солнечный свет, мы вступаем в мир гигантских осьминогов, пользующихся для передвижения собственными реактивными двигателями. Исследующих окружающую жидкую среду длинными щупальцами, куда более полезными здесь, чем глаза. Присоединимся к ним. Мы питаемся, охотимся, спариваемся и размножаемся. У нас собственная логика. Мы выражаем понятия теплыми переливами цвета.

А еще, очень редко, мы дрожим, трепещем и переполняемся благоговейным ужасом, когда из ада, горячего верхнего мира, на нас нисходит Смерть. В этот миг, отчаянно пытаясь спастись, мы обращаемся к тому, что кажется нам надеждой…

Но дьявол — массивный, черный, жадный — набрасывается на нас. Его пронзительный голос проникает в нас, парализуя, превращая нас в беспомощное желе! У него небольшие, но мощные челюсти. На белых зубах отражается паническая пигментация наших биолюминесцентных тел. Клыки рвут нашу плоть, тянут нас вверх…

Итак, глазер свернул в океан не ради гигантских осьминогов. Они такие экзотичные… возможно, когда-нибудь им откроется другой мир душ.

Нет, макроволну привлекли сюда те, кто охотится за головоногими.

Кашалоты, вернувшиеся из сокрушающих чужаков глубин, удовлетворившие голод свежими моллюсками, собираются вместе, чтобы подышать и поплескаться в теплых волнах. Озабоченные естественными проблемами — поиском пищи и брачных партнеров, — они то и дело сходятся в одном месте, касаясь друг друга массивными лбами.

Там, под крышкой черепа, гораздо большей, чем любой другой орган, находится глыба восковой субстанции, податливой, как мокрая глина. Восприимчивой к преломленному и видоизмененному звуку, дающей этим глубоководным странникам возможность посылать звуковые лучи, которые находят — и оглушают — добычу в полной темноте. Звук для них то же самое, что динамическая игра цвета для осьминога или речь для человека. С помощью этого скульптурно обработанного звука они могут сплетничать, сотрудничать, обманывать, рассуждать или — когда все остальное подводит — искать утешения в молитве.

Кашалоты собираются, выставив вверх хвосты, и становятся похожими на цветок с лепестками, мандалу или окно-розетку. Животные обмениваются сложными звуковыми формами/образами/идеограммами, вкладывая в них содержание, выходящее за пределы фона выживания. Смыслы и значения застывают в воске, изящные, как паутина, уникальные, как снежинки, многообразные, как экосистема.

Они делали это задолго до того, как Бевисов научился импринтировать душу в глину.

Уходим!

Расходуя так много энергии, не испытывает ли глазер голода? В мире осьминогов и кашалотов можно найти красоту — но там маловато пропитания. Тогда почему же макроволна, похоже, не расстроена этим фактом — она поворачивается по оси, изобретенной тут же, на месте, выворачивая сам фон, из которого возникает вакуум, и, набирая скорость, уносится по ей одной известному курсу.

Кажется, мы открыли для себя внешний космос.

Мы пролетали мимо звездных скоплений, которые словно прыгают на нас из пустоты. Впрочем, пустоты как будто и нет. Сама метрическая система становится компонентом волны, ее союзником в путешествии, но никак не препятствием.

Осматриваясь… исследуя… мы иногда останавливаемся и видим то…

…медленно разрастающийся красный гигант, пожирающий своих дитто…

…то состарившийся белый карлик, рожденный в первом галактическом поколении. Разбросав большую часть своей субстанции, он еще долго будет тянуть на голодной диете, мерцая ни для кого…

…то прожорливый голубой сверхвеликан, чье время — какой-то миллион лет — быстро съедает ослепительное великолепие. Слишком массивный для других целей, он предпочел величие жизни…

…если, конечно, раньше колосса не рассечет пополам некая удивительная сила. Сингулярность. Не черная дыра. Она длинная и тягучая — исключительный реликт творения, изъян в пространственно-временном континууме, смертоносная, прекрасная для тех, кому знаком язык чистой математики…

…она уже наделала немало шума, пройдя через огромное молекулярное облако, вызвав вихревые движения, вторгшиеся в новорожденные системы…

Мы проносимся дальше, мимо спиральных сияющих ярче алмазной пыли и…

…устремляемся к скромному желтому солнцу… звезде приятного среднего возраста, без претензий. Со свитой пятнышек — планет…

…из которых одной, похоже, повезло больше — теплая, но не раскаленная, массивная, но не тяжеловесная. Не сухая, но и не затопленная водой и вообще интересная.

Мы опускаемся в этот мир, великолепный в своем балансе океана и неба, моря и суши, гор и равнин, озер и холмов, деревьев и кустарников, хищников и добычи, паразитов и пожирателей, глины и хрусталя, молекул и атомов, электронов и…

Подождите!

Назад!

Что это там мелькнуло? Сияющие шпили, возведенные замечательными руками? Корабли и магазины, дома на деревьях? Существа, разговаривающие на каком-то мягком, певучем языке?

Прокручиваем назад. Это нетрудно. Надо лишь возвратиться к размеру и масштабам, средним между космосом и кварком.

Еще одна цивилизация. Еще одна раса думающих, чувствующих существ! Разве ты не это искал?

Очевидно, нет.

Глава 71

Мало что осталось от того глянцевого меня, вышедшего из печи утром во вторник, а потом отказавшегося убирать дом и бегать по городу, выполняя поручения Альберта Морриса. Тело, прожившее благодаря Энею Каолину почти три дополнительных дня. Ослиное упрямство. За это время я сделал гораздо больше, чем поскреб сортиры! Во мне скопилось так много интересных воспоминаний и мыслей! Жаль, что нет возможности сохранить их все, поделиться ими.

Тем, что я видел.

И тем, что мне привиделось. Точнее, послышалось, напомнил я себе. Странное эхо, тот ироничный, немного надменный голос… Да, реальный Альберт многое пропустит. При условии, что он не сгорел вместе с домом. В этом случае бедняга провел, должно быть, всю неделю за компьютером или под чадрой, координируя действия эбеновых специалистов и серых сыщиков и торгуясь со страховыми агентствами. Работяга. Зануда.

Впрочем, не такой уж он и скучный. Иначе Клара его бы не любила.

Я бы улыбнулся, если бы мог. Как приятно, что моей последней мечтательной картинкой будет она… женщина, которую я лично не знал. Но все равно обожал.

Воображение сделало мне еще один, прощальный подарок, подарок голове, катающейся по дну мусорной корзины. Да, это она, ее лицо выплыло из туманной романтической дымки, так мило смягчающей любой образ. Даже если на голове дюралевый шлем с рожками антенн.

Образ наклонился: Клара словно всматривалась в меня, а ее голос звучал, как пение ангела.

— Пусть меня разрежут на кусочки и подадут вместо темпуры, — произнесла она, обращаясь к иллюзорному серафиму и сдвигая на лоб голографические очки. — Чен, тебе не кажется, что этот дит похож на Альберта?

— Хм. Может быть.

Серафим тоже наклонился. Но если моя воображаемая Клара была вся нежность и женственность (хотя и облаченная в тяжелую броню), то ее спутник пугал клыками и чешуей.

Демон!

Он дотронулся до моего лба тонкой палочкой.

— Черт, ты права! Ярлык… подожди, не может быть!

Из-за плеча Клары показалось тонкое лисье личико, ухмыльнувшееся мне и продемонстрировавшее при этом два ряда острых зубов.

— Должно быть, он и подал сигнал, — сказал хорек, как две капли воды похожий на моего старого приятеля Пэллоида. — Может, это и есть старина Гамби.

Я бы покачал головой, если бы мог, или закрыл глаза, если бы имел веки. Пожалуй, это уж чересчур. Пора… пока не стало хуже. Но я все же задержался, услышав голос Клары.

— Альберт, это ты там?

Пусть она и иллюзия, но отказать я ей не мог. Ни в чем. Не имея средств произвести звук, я собрал силы и прошепелявил четыре слова:

— …всего лишь… факс… мэм…

Хорошо. Мог бы придумать и что-то получше. Но в глазах уже темнело. И все-таки я был счастлив. Прежде чем окутает полная тьма, я увижу ее улыбку, такую ободряющую, что хочется верить…

— Не беспокойся, милый, — сказала Клара, опуская руку в корзину. — Ты со мной. Все будет в порядке.

Глава 72

Главные ворота поместья были открыты, что наводило на мысль об упущениях службы безопасности. Наверное, хозяин владений мог позволить себе такую иллюзию. По пути к внушительному каменному особняку наш лимузин проехал мимо нарочито реальных рабочих.

— Что-то знакомое, — подал голос Пэл, сидевший в своем чудо-кресле. — Помню, когда-то думал, что нам повезет, если мы выберемся отсюда живыми.

Ему все же удалось как-то выкачать обрывки воспоминаний из вдребезги разбитого мини-голема. Моего спутника в те отчаянные дни, вторник и среду. Приятно, что от хитрого Пэллоида осталось хотя бы что-то.

Сенсоры, реагировавшие на взгляд пассажира, превратили узкую полоску корпуса лимузина в прозрачное окошечко. Иногда у сидевших в салоне создавалось впечатление, что ни крыши, ни стенок у машины нет, тогда как любопытные прохожие видели только неясные тени. Мне хотелось вдохнуть аромат садов Энея Каолина, а потому пришлось опустить стекла.

Запахи все еще удивляли меня, как память о другой жизни.

Кто-то еще вздохнул, когда это сделал я.

Альберт, сидевший слева, сдержанно улыбнулся, явно наслаждаясь чувствующимся в воздухе намеком на осень. Если не считать пластыря за ухом и еще одного на пальце, выглядел он не так уж и плохо. Мог даже сам побриться и одеться. Если его мягко попросить. Но мысли и внимание… они блуждали где-то далеко.

Нешамах? Тело без души?

Если так, то роли весьма ироничным образом поменялись. Потому что я в этом отношении чувствовал себя вполне экипированным.

Там что, никого нет дома, Альберт? Или нам дают сигнал «занято»?

Должно быть, я слишком долго смотрел на него. Альберт лишь пожал плечами, а Клара, сидевшая с другой стороны, взяла меня за руку.

— Думаешь, нам покажут коллекцию средневекового оружия? — спросила она. — С удовольствием помахала бы тем большим двуручным клеймором.

И это сказала красивая молодая женщина в легкой шляпке и летнем платье. Иногда Кларе нравится подчеркивать свою «устрашающую сторону». Это только усиливает ее роковую привлекательность.

— Возможно, сегодня у него нет настроения играть роль гида, — предположил я, но она лишь улыбнулась.

Когда мы подъехали ближе, Клара многозначительно посмотрела в сторону парковочной стоянки, где уже находились два автоматических лимо, похожих на наш. Мы так рассчитали время, чтобы приехать следом за ними.

Красные полосатые охранники наблюдали за тем, как погрузчик снимает огромный высокий контейнер с грузовика у главного входа в дом. Заметив нас, они настороженно повернулись и тут же отступили, получив какой-то сигнал.

— Мне бы такую работу, — мечтательно пробормотал Пэл, провожая взглядом кряхтящего силача, тащившего груз по лестнице.

— Она не для тебя, — ответил я, выкатывая кресло из машины.

Тяжелый физический труд и Пэл несовместимы.

Клара проверила показания датчиков на подлокотнике кресла и, повернувшись к реальному Альберту, поправила ему воротник.

— Погуляете вдвоем? Пэл взял друга за руку.

— Мы? Конечно. Прошвырнемся туда-сюда. Может, нарвемся на неприятности.

Клара обеспокоенно покачала головой, но я пожал ей руку. Здесь они были в полной безопасности. А их присутствие пригодится при разговоре с Каолином.

— Идите. — Пэл кивнул в сторону особняка. — Если мистер триллионер заупрямится, позовите. Мы тут же подскочим. Ладно, дружище?

Альберт ничего не сказал — он смотрел на небо, словно видел что-то такое, чего не видели мы. Потом поднял руку и выставил забинтованный палец голосующего на дороге.

— Пыль. — В его голосе прозвучал неподдельный интерес. — На ней остаются следы. Глубокие. Их оставляют все.

Мы подождали несколько секунд, но продолжения не последовало.

— О'кей, — прокомментировал Пэл. — Надеюсь, это хорошая новость. Насчет пыли. Хм.

Словно не слыша его, Альберт направил кресло к дорожке. Провожаемые нашими взглядами, они свернули за угол, откуда доносилось воркование голубей. Над нами, под серебристым куполом, находилась обитель самого реального Энея Каолина.

Кивнув друг другу, мы с Кларой стали подниматься по широким гранитным ступенькам.

Покатавшись, Пэл подает мне знак. Наконец-то!

Я падаю из-под кресла на согретый солнцем гравий. Жду, пока колеса прошуршат дальше, и… вперед!

Укрываясь за ногами Альберта, я ползу по дорожке, а потом ныряю в тень куста гардении. Уф, ну и вонь! Мою головку списали с какого-то зверька, находящего добычу по запаху. Лучше бы оставили побольше места для мозгов.

Ладно, делай то, что сказал хозяин. А заодно и удовлетвори любопытство, оно у тебя на первом месте в списке потребностей. Давай!

Берегись сенсоров и ловушек. Мои глаза настроены так, что видят инфракрасные лучи. Как и все прочие хитрости.

Вверх по стене идет декоративная кирпичная ниша.

Туда.

Выпусти когти с алмазными крючками. Лапы у тебя сильные. Взбирайся.

Чего только не делают в наше время из глины.

В фойе стоял платиновый роке, наблюдавший за тем, как погрузчик заносит контейнер в большой зал, туда, где пару недель назад стоял открытый гроб Йосила Махарала. Память о том событии была уже стерта. Предположительно.

Занятый прежде всего размещением прибывшего груза, Платиновый все же кивнул нам, приглашая пройти. Клара тут же нацелила свой имплантат на выставленные в холле образцы оружия — копья, щиты, булавы и прочее. Лишь после того, как контейнер был установлен у южной стены, хозяин повернулся к нам, протягивая руку.

— Майор Гонсалес и дитто Моррис… Вы рано.

— Да? Ну это, наверное, я виновата, — сказала Клара. — Привыкла к другому часовому поясу.

Сомнительная отговорка. Но ради удобства реального гостя любой дитто, даже дитто триллионера, обязан забыть раздражение.

— Все в порядке. Вы двое — такие занятые люди! Спасибо, что приняли мое приглашение. Хотя, полагаю, у вас были и свои причины приехать.

— Надо кое-что обсудить, — согласился я.

— Несомненно. Но сначала… как ваши тела?

Я взглянул на то, которое выбрал на сегодня. Бежево-серое, с вполне реалистичными волосами и текстурой кожи… Пожалуй, чересчур реалистичными… Но я был «героем», и мне многое позволялось. Зато я мог чувствовать аромат, исходящий от Клары, ощущать ее прикосновения…

— Отличная работа. Должно быть, они ужасно дорогие.

— Очень. — Он кивнул. — Но это не имеет значения, если…

Из зала, где стоял контейнер, донесся резкий звук — что-то упало. Платиновый вздрогнул. Наверное, слуги уронили панель контейнера.

— Естественно, мы будем снабжать вас всем необходимым, пока решится вопрос с вашим оригиналом. Есть ли какие-то признаки?..

— Признаков много. Но ничего хорошего. После двух недель самого тщательного изучения эксперты пришли к выводу, что душа/разум реального Альберта «ушли». Как и куда — никто не понимал. Объяснить случившееся мог бы Махарал, но он тоже «ушел», даже еще более определенно.

— Что ж, можете рассчитывать на «Всемирные печи». Либо до тех пор, пока не появится возможность перезагрузить вашего оригинала, либо…

— Либо до тех пор, пока я не превышу лимит трансфера дитто-дитто.

Он кивнул:

— Мы поможем с высококачественными заготовками и экспериментальным процессором, позволяющим продлевать голем-существование. Отчасти потому, что мы перед вами в долгу…

— Это конечно, — пробормотала Клара. Платиновый мигнул.

— Взамен мои специалисты, естественно, хотели бы изучить вашу необычную способность. Никто другой не достигал такой высокой чистоты при импринтинге с копии на копию.

Я заметил, что правая рука Каолина подрагивает.

— Хм, да. Изучить. С этим может возникнуть проблема, если…

Я замолчал — слуги Каолина вскрыли наконец контейнер и извлекли тяжелый хрустальный шкаф. В нем находилась светло-коричневая фигура невысокого, хорошо сложенного мужчины — солдата с азиатскими чертами, вылепленного и термически обработанного примерно две тысячи лет назад. Его спокойная улыбка казалась почти живой.

— Из Китая вывезли всего десять таких статуй. — Каолин явно оживился. — Эту я сохраню в память о моем покойном друге Йосиле. До тех пор, пока ее не востребует наследник.

Магнат, похоже, не считал, что это случится в ближайшее время, хотя на пианино и стоял потрет Риту Махарал. Уж не специально ли он его выставил?

Я немного помнил эту комнату. Кларе удалось обнаружить останки Серого Альберта, похищенного на территории этого самого поместья, прошедшего жестокие пытки и использованного Махаралом в качестве «зеркала». Рекордер пережил взрыв и донес до нас информацию как о необычайном эксперименте, так и о преступных деяниях сумасшедшего призрака. Еще один рекордер, извлеченный из горла реального Альберта, содержал несвязный, плохо записанный рассказ о еще более странных и загадочных событиях — засаде на дороге, путешествии по пустыне, приключениях на подземной базе, — проливающих некоторый свет на участие во всех этих делах дочери Йосила.

Как было бы хорошо, если бы все три версии смогли в конце концов соединиться с Кларой, дополнив друг друга. Но при нынешнем положении вещей нам с Кларой оставалось только полагаться на самих себя, выполняя работу старомодных детективов.

— Есть ли прогресс в лечении Риту?

— Пока проводятся диагностические исследования. Врачи обнаружили еще несколько личностей, пребывающих в латентном состоянии. — Каолин грустно вздохнул. — Раньше ничего подобного не случалось. Во всем виновата голем-технология. Без опытов Йосила ее синдром расщепления личности никогда не проявился бы с такой силой и, уж конечно, остался бы нереализованным в материальном смысле. Кто бы мог подумать, что Бета…

— О, бросьте, — прервала его Клара.

Мы повернулись. Она внимательно, как солдат солдата, рассматривала статую, не забывая следить за ходом разговора.

— Вы знали о Бете много лет. Вам было удобно поддерживать отношения с таким мастером обмана, успешно обводившим вокруг пальца Мировой Глаз. Он оставался едва ли не последней крупной фигурой подпольного мира, и вы могли шантажом заставить его делать то, что вам нужно. Ведь Бета был очень уязвим, не так ли? Ну же, признайтесь.

Платиновый сжал кулаки, но гнев здесь был неуместен.

В качестве опекуна реального Альберта и моей владелицы Клара имела официальный статус. Я был ее советником, но не наоборот.

— Я… ничего подобного не признаю.

— Тогда давайте начнем следствие. Просмотрим записи за несколько лет, заслушаем показания свидетелей, ваших служащих. Черт возьми, мне не трудно заинтересовать национальную службу безопасности и…

— Конечно, если говорить гипотетически, — вставил Каолин. — Чтобы не спорить, давайте предположим, что я поддерживал некоторые отношения с личностью, известной под именем Бета. Но сколько бы вы ни копались, никакого уголовного преступления с моей стороны вам не обнаружить. Конечно, кое-какие правонарушения я совершал… может быть, даже немало. Джинин Уэммейкер и ей подобные могут предъявить претензии за нарушение их авторских прав. Итак? Рискнете поставить под угрозу наши взаимовыгодные отношения?

Скрытая угроза. Высококачественные тела, которые я получал бесплатно, оборудование для обновления и особо точного импринтинга — все это жизненно необходимо для сохранения бесприютной души. Без посторонней помощи уникальный талант Альберта зачах бы в крайней случае через пару недель. Его органический мозг был единственным местом на Земле, куда я мог вернуться.

Но получится ли что-то даже и тогда? Я все еще воспринимал себя как Франки — или Гамби, — своенравного зеленого дитто, сбежавшего однажды от своих обязанностей, провозгласившего независимость и втайне мечтавшего стать настоящим парнем. Возможно, моя Постоянная Волна и странным образом поврежденная душа реального Альберта разошлись за эти две с лишним недели настолько, что уже не могли воссоединиться.

Может быть, я уже призрак.

Ну, если так, то я призрак с полным набором ощущений. Меня любит прекрасная женщина, и у меня хорошая работа.

Что еще нужно для жизни после жизни?

— Давайте поговорим о ваших отношениях с Махаралом, — сказала Клара. — Что это было — треугольник или квадрат? Ведь Риту входила в него, не так ли? Каждый из вас использовал других, эксплуатировал их таланты и ресурсы, заключая и разрывая сделки…

— Нет, — прервал я ее, а когда она вопросительно посмотрела на меня, добавил: — Потом, Клара, пожалуйста.

ДитКаолин облегченно вздохнул.

— Да. Потом. Извините, я забыл о своих обязанностях. Пройдемте сюда.

Живущий здесь параноидально помешан на безопасности. Хорошо, что я и сам такой.

Намеченный путь наверх нашпигован разными колючими штучками — детекторами и нанопроволокой, токсино-клещами и мини-ежами. Смешно!

Надо менять маршрут, ползти по открытой стене, где вся эта гадость пожухла от солнца, смога и дождя. А вообще-то, кому придет в голову искать грабителя на стене да еще среди белого дня?

Вопрос. Ответить не могу — мозг маловат. Но зато я хорошо знаю, что возможно.

Кожа у меня на спине обладает той же отражательной способностью, что и стена. Спасибо Бете за идею — лихо придумано. Наверное, украл технологию у «ВП». Всякими военными прибамбасами меня снабдила Клара — у нее свои связи.

Но самые хитрые штуковины предоставили любители, недовольные отказом «ВП» поделиться кодами доступа.

Возьмите, например, «глаз» у меня на лапе. Я прижимаю его к матовому стеклу окна — на долю секунды стекло проясняется!

Мне этого вполне достаточно, чтобы убедиться — в комнате никого нет. Ладно. Следующее окно кабинета кажется более предпочтительным по каким-то архитектурным причинам, которых я уже не помню.

Только немного дальше…

Следуя за хозяином, Клара еще раз оглянулась и посмотрела на терракотового солдата, скопированного — и, как утверждают некоторые, импринтированного — во времена первого императора Китая. Согласно легенде, целый легион этих воинов был готов в любой момент пробудиться от спячки по особому сигналу и выступить на защиту хозяина.

Големы, импринтированные Кларой и находящиеся в резерве на подземной базе, играют примерно ту же роль в наши времена. Но сейчас майор Гонсалес занималась другим делом, помогая расследовать преступные упущения в работе Додекаэдрона, в кабинетах которого то и дело раздавался глухой стук падающих голов.

На веранде нас ждали напитки и закуски — большие порции того и другого для Клары и крохотные для меня. Много мне и не надо — вкусовые рецепторы есть, а вот желудок практически отсутствует. Клара рассмеялась и указала на две фигуры, прогуливающиеся по лужайке. Пэл сидел, разумеется, в кресле. А Альберт подпрыгивал, как ребенок.

— Снова в суд, — пожаловался дитКаолин. — Теперь по жалобе Фаршида Лума и его чудаков! Как будто это я прокопал туннель к штаб-квартире «Всемирных печей».

— Наверное, им хочется знать, кто пытался возложить на них вину за попытку диверсии. Меня, кстати, это тоже интересует.

Эней пожал плечами:

— Бета, конечно. В таких делах лучше него никого нет. Он спланировал все вместе с этой Ирэн, а потом обманом вовлек Альберта в…

— …в обычную акцию промышленного шпионажа, прикрытую рассуждениями о неких сокрытых технологиях. Прионовая бомба в этом плане не фигурировала. Но потом кто-то повел свою игру.

ДитКаолин застонал и, опустившись на стул, потянулся за «голем-колой».

— Да, я знаком с этой весьма популярной теорией. Мы с Бетой были союзниками, но что-то не поделили и разошлись. Желая отомстить, я развернул тотальную войну, умело использовав в качестве одного из орудий детективное агентство Альберта Морриса. Но при всем его уме и ловкости Бета имел ахиллесову пяту: узнав секрет его происхождения, я уничтожил копии Беты и взял в свои руки весь подпольный бизнес. Верно?

— Так гласит одна из популярных версий.

— Но это еще не все! Дальше — больше! Манипулируя Ирэн, Уэммейкер, Лумом и всеми остальными, я заставил их устроить диверсию против собственной фабрики.

Вполне убедительное признание, если бы не сарказм Каолина.

— Разве вы не понимаете, насколько глупо это звучит? Зачем мне это нужно? Каков мотив?

Я кивнул в знак полного согласия:

— Да. Мотив — это ключ.

Пристально посмотрев на меня, Каолин продолжал:

— Верно, когда Бета и Йосил объединились против меня, я стал просто отсиживаться. Они похищали оборудование как у «ВП», так и у правительства, но я выиграл несколько раундов. И все же пострадал я!

— Трудно сказать. Все эти маневры…

— …маскировка, уловки, хитрости, — поддержала Клара.

— И что? Махаралы — гении! Отец и дочь, во всех проявлениях. И безумцы! Что еще мне оставалось, как не защищаться?

Ты мог бы предать все гласности, — мысленно ответил я. — В открытом обществе действуют надежные системы, охраняющие и очищающие организм нации. Но, может быть, тебе самому было что скрывать. Какое-то собственное безумие. Клара уже ухватилась за его слова.

— Значит, вы признаете, что вели тайную войну против бывших союзников?

— Было бы глупо отрицать это после того, как моего дитто арестовали в лаборатории Йосила в обличье Беты. — Каолин улыбнулся. — А ведь неплохо все было разыграно, да? Я ведь провел вас дважды, в Диттотауне и в скутере. А, Альберт?

Не называйте меня Альбертом, чуть не сказал я. Но зачем?

Лицо магната омрачилось.

— Чего я никак не ожидал, так этого того, что вы уцепитесь за «харлей». Что ж, все обернулось к лучшему. Вы предотвратили катастрофу — весь город у вас в долгу. А что касается тех проклятых ракет, то, клянусь, я и понятия не имел, что Йосил планировал нечто подобное.

Третье окно на втором этаже — подходящее место для комнаты ожидания.

Проверить, нет ли детекторов движения и чувствительного к давлению покрытия. О'кей. Теперь приложить лапу с хитроумной гелевой линзой к стеклу…

Ха! Мы не ошиблись.

Уютный салон. Плюшевые кресла. Море выпивки. Самое место для того, чтобы спрятать сюда неудобных гостей. Гамби и Клара прибыли не вовремя, на несколько часов раньше назначенного срока, и тайную встречу пришлось прервать.

Не встречу — конференцию мошенников.

Решающее доказательство и для общественности, и для закона. Можно ли было связать Каолина с преступлениями против реальных людей?

Имелись явные свидетельства того, что Йосил Махарал, движимый мечтой о трансцендентальном переходе, пытался убить Альберта Морриса, уничтожив ракетой его дом. Тот же самый Махарал похитил отравляющие вещества со склада военной базы. Были предъявлены обвинения небольшой группе генералов, спрятавших биооружие, подлежавшее, согласно договору, безусловному уничтожению.

Но в чем можно было обвинить Энея Каолина? В том, что он стрелял в Риту и Альберта на пустынной дороге? Деяние уголовное, поскольку направлено против органических людей. Но все скажут, что Риту и Альберт сами вели себя неблагоразумно, путешествуя под видом големов. Кроме того, они остались живы. Самое большее, что грозило Каолину, — это штраф.

Участие в преступном бизнесе Беты? Трудно доказуемо. Дело могло затянуться на годы — юристы и бухгалтеры в этом мастера, для того они и существуют.

Конечно, Каолина могли заставить возместить убытки. Новая машина для Альберта. Ремонт Теллер-билдинг и квартиры Пэла в Диттотауне. Урегулирование претензий Гадарина и Лума. Ну и что? На все это магнату хватило бы карманной мелочи.

Он знал, что я считаю его ответственным за кое-что побольше.

Докажите, предложите мотив, в который могли бы поверить все.

Как насчет пленки, найденной нами с Пэллоидом в «Салоне Радуги»? Почему Каолин, замаскированный под Бету, хочет, чтобы я передал ее инспектору? Поставить под сомнение мою репутацию честного сыщика? Или чтобы замутить воду? Клара пыталась объяснить мне это однажды, но ее логика не для моих ленивых мозгов.

Так тебе и надо — не будешь совать нос в дела великанов. Все твои «успехи» — результат упрямства и ничего больше. Ну и плюс…

За лужайкой Альберт катил по дорожке кресло. Он наклонился, поднял что-то и показал Пэлу. Может быть, камешек, а может, еще какое-нибудь чудо…

…ну и плюс помощь, источник которой остался неизвестен. Нет, ключ ко всей этой проблеме не в деталях. В наше время, когда у всех есть возможность, средства и алиби, лишь одно остается неизменным.

Мотив.

Интересно наблюдать через этот хитроумный глаз на лапе. Впрочем, иметь лапы тоже интересно. И мозг, слишком маленький для речи.

Подглядывая через матовое стекло, я чувствовал себя хищником, осторожным, подкрадывающимся. В комнате заговорщики. Кто-то сидел, кто-то нервно расхаживал.

Троих я узнал без труда. «Королева», Джинин Уэммейкер, Джеймс Гадарин, выступающий за возврат к прежней жизни, которая у каждого была лишь одна. Эти двое — реальные. И Фаршид Лум, борец за эмансипацию, требующий предоставления существам-однодневкам права голоса. Его двойник очень похож на оригинал — то же честное лицо.

Еще трое явились в обличье невзрачных дитто, но их имена нам уже известны — дельцы, желающие сохранить контроль за грядущими переменами в дитто-технологиях.

За кем из них стоит понаблюдать?

Ответ ясен. Маэстро кладет ногу на ногу, и бедный пуританин Гадарин возмущенно отворачивается. Но через пару секунд все же косит глаза в ее сторону.

Краснея от смущения! Все, подпал под чары. Горемыка.

Но, конечно, маэстро хороша. Каждое ее движение, каждый жест, каждая реплика возбуждают в мужчинах те садомазохистские желания, которые и хотят испытывать миллионы ее поклонников.

А я? Пускаю слюни, подглядывая в окно. Мне это тоже нравится!

— Как все изменилось, — заметил Каолин. — Боеголовки с вирусом…

— Перестаньте, — перебила его Клара. — Шестеро военных попали в тюрьму. Но оборонное ведомство, истеблишмент…

— Нет, я имею в виду, как все изменилось здесь. — Каолин сделал неопределенный жест.

— А-а, вы говорите о себе-реальном…

— Более десяти лет недоброжелатели и дураки высмеивали мой образ жизни. Но после того, как люди узнали, что едва не погибли, ко мне за советом обратились уже тысячи. Я подумываю над тем, не начать ли новый бизнес.

— Помогать людям прятаться от мира? — спросила Клара.

— Можно и так сказать. Не обижайтесь, майор, но ваша миссия по восстановлению общественного доверия обречена. Безумная попытка Йосила освободить души и наше чудесное спасение открыли мне истину.

— Какую же?

— Развитие техники и технологий угрожает человечеству гибелью.

— Так было всегда. И что?

— Нас встряхнули! Заставили очнуться! Прозреть! Органическая плоть уязвима, и вам это известно лучше, чем многим!

Каолин ткнул в меня пальцем. Органический человек покраснел бы, разрумянился, а вот у дитто появилось сердитое сияние, выявившее уже знакомые мне мелкие крапинки.

Его подновляли. Часто.

Заметил я и небольшой шрам в том месте, где шея переходит в плечо. Когда же он появился? Две недели назад. Сколько же это жизней назад?

Никак не могу оторваться от Уэммейкер!

Странно. Ее прелести всегда казались Альберту отвратительными. Но у меня немного другой вкус. Наверное, из-за того, что телом обеспечивал Пэл! Встраивал всякие штучки и поднастроил меня на сексуально озабоченный лад. Большое тебе спасибо, друг. Впрочем, лекарство у меня есть. Надо подумать о том, как я похож на Гадарина!

Вот и все, излечился. Запомнить на будущее: никогда не влезать в тело какой-нибудь ласки. Пусть просят других.

Наш хозяин успокоился, вздохнул.

— Иногда я жалею о том, что Бевисов и Йосил вообще явились в мою студию с предложением вдохнуть душу в моих анимационных кукол.

— Шутите. — Клара многозначительно обвела взглядом вокруг.

— Шучу? Я уже успел убедиться, какой вред приносят открытия, когда становятся достоянием масс. Книгопечатание, кибернетика, биоинженерия — все становилось проводником порнографии и грубости.

Кажется, он говорил то же самое, когда я был здесь в прошлый раз? Провал в памяти?

— Все революционные достижения становились объектом критики и одновременно содействовали развитию креативности, — ответила Клара.

— Вызывали социальные бури, способствовали росту отчужденности…

— …и сочувствия другим. Открывали возможности узнать, как живут, что думают и чувствуют те, у кого иной пол, цвет кожи…

— Опыт дит-жизни развращает и…

— У нас появились новые виды спорта и формы искусства. — Она рассмеялась. — Каждый шаг прогресса бросает нам вызов, вик. Кто-то использует новое с неосторожностью ребенка. Кто-то отступает от него в страхе. Но очень многие прекрасно сочетают прогресс со здравым смыслом, добавляя в него свои лучшие качества-краски и тогда…

— О каком прогрессе вы говорите? О том, что мы все видели в секретной лаборатории Махарала?

В этом месте в разговор включился я.

— Вы произнесли ключевое слово — «секретная». Наука использует критику, чтобы избежать ошибок, способных привести к катастрофе. Махарал захотел пойти коротким путем, без критики, тайно. Но проблемы, над которыми он работал, — дистанционный импринтинг, негомологическое…

— Мифы! Мифы! Мой друг стал жертвой собственных экспериментов, его угнетало чувство вины! Навязчивая идея… но кое-кто считает…

— Бред!

— Но что-то же прожгло те два «зеркала», что-то же подействовало на реального Альберта так… вы сами можете видеть как. Бета и Риту верили в отца и в конце концов едва не стали на его сторону.

— Хорошо. — Каолин махнул рукой. — Допустим, это правда! Йосил открыл огромную плоскость гиперреальности, параллельной той, в которой мы живем. Духовную реальность. Но тогда нам угрожает опасность куда более чудовищная, чем все бомбы, экокатастрофы и вирусы, так пугавшие прошлое поколение. Потому что отныне судьба мира и каждого из нас будут уже не в руках элиты или невежественных масс. Все будет решать злой бог.

Будучи реальными, Уэммейкер и Гадарин приехали сюда на черном лимузине, полагая, что внутрь машины никто не заглянет. Еще один заговорщик прибыл под видом красного охранника. Двоих других дитто доставили в контейнерах и «отморозили» уже на месте. И цель этого срочного совещания одна — выстроить одну версию случившегося!

Но тут пожаловали гости — Клара и Гамби/Альберт — отвлекшие хозяина. Все занервничали. Союзники явно сторонятся друг друга.

Что же свело их вместе? Шантаж? Идеализм? Здравый смысл? Или нечто неизвестное? Даже попытка заняться теоретизированием оказалась слишком большим напряжением для моего крошечного мозга.

Хватит. Пора убираться.

Приклеив к окну малюсенький трансдьюсер, я отползаю по горячей стене. Цепляюсь алмазными когтями. Замираю, подстраиваясь под каменный рельеф. Проверяю, нет ли ловушек и сенсоров.

И ползу выше.

На лужайке Альберт и Пэл собирались запускать золотисто-красного змея. Ветер наполнил его крылья, и они рассмеялись. Змей прыгнул в небо, символ воспаряющей над миром невинности. И действительно, ни оружия, ни приборов он не нес. Ничего такого, что могло бы встревожить бдительных секьюрити. Просто змей.

Его заметил даже Каолин. Заметил и едва заметно усмехнулся. Потом горестно покачал головой.

— Это мне бы надо запускать змея. Вообще-то я планирую уйти в отставку.

— Вы удивляете меня, сэр, — сказала Клара.

— Почему? Разве я не заслужил отдых? Кроме того, мне уже давно не по себе в этом созданном с моей помощью мире, где люди с радостью говорят о «копировании душ». Только теперь словами уже не ограничиваются.

Прежде только несколько десятков чудаков болтали об усилении Постоянной Волны. Теперь, вдохновленные Йосилом, этим занимаются тысячи энтузиастов, мистиков и тех, кому просто нечем заняться. И все хотят с помощью науки уподобиться Богу.

— Мормоны всегда считали, что люди обладают потенциалом… — Она осеклась, когда я покачал головой. Наш маленький голем-шпион уже должен занять нужную позицию. Так что болтать хватит.

— Вик Каолин, пожалуйста. Мы знаем, что ваши попытки уйти на покой не имеют ничего общего с религией. Позвольте назвать другую причину?

Платиновый вздрогнул.

— Продолжайте.

— История стара как мир. Та же самая страсть владела и правителем древнего Китая, повелителем терракотовых солдат, которыми вы так восхищаетесь. Она владела и вами с Йосилом. Вы не сошлись только в деталях.

Вы не хотите умирать, вик Каолин. Вы хотите жить вечно.

Особняк — настоящее чудо. От подвала, где размещается лаборатория, и до купола, служащего убежищем отшельнику. Если деньги и власть способны защитить секреты от современных любопытных, то именно здесь такое и возможно.

Я добираюсь до уклона, где мне нужно сменить курс и поправить маскировку. Остановившись у окна мансарды, я всматриваюсь в ряд холодильных установок для хранения заготовок. Большинство из них пустуют, сигналы готовности отключены. В активном состоянии только десяток машин.

Я возобновляю восхождение. Некогда отвлекаться, и так уже много времени потрачено впустую на разглядывание ножек маэстры! Я опаздываю.

— Кому же хочется умирать? — удивился платиновый двойник Энея Каолина. — Мы все готовы сражаться за жизнь, платя за это любую цену.

— Не любую.

— Ладно, пусть так. Но что вы этим хотите сказать? Что я укрылся от мира, стал отшельником, затворником, общающимся с миром только через телеприсутствие? Уж не хотите ли вы провести параллель между моим образом жизни — я ведь никому не причиняю вреда — и желанием Йосила пожертвовать миллионами жизней ради некоего мистического перехода в иное состояние?

— Никакого сравнения. Вы более прагматичны и изощрены. Ваши планы расстроены, но вы от них не отказались. Пусть бывшие союзники доказали свою ненадежность — вы замените их другими, менее способными, но гораздо более управляемыми.

Его лицо оставалось бесстрастным. Как у робота.

— Продолжайте.

— Возьмем, к примеру, того Серого Альберта, который протащил бомбу во «Всемирные печи». Он думал, что ищет какие-то секретные технологии. И вот они! Целая серия научных прорывов в рамках проекта «Зороастр». Во-первых, продление голем-жизни…

— У этой технологии есть побочные эффекты, поэтому я воздержался от объявления результатов. Ничего зловещего. Фактически…

— Фактически вы сами используете это процесс.

— Ну, возможно, я и стараюсь использовать потенциал этих дорогущих игрушек по максимуму. Ведь отшельники-богачи скуповаты, не так ли? — ДитКаолин сухо усмехнулся.

— Конкретный экземпляр, который я имею в виду, живет уже несколько недель.

— Заметно? — Каолин с притворным тщеславием посмотрелся в зеркало. — Но посмотрите… — Он поднял правую руку. — Вы же заметили, как дрожат пальцы?

— Я заметил кое-что другое. — Каолин выстроил глубокоэшелонированную оборону. Проникаешь за одну линию — а перед тобой уже другая. — А провалы в памяти?

— Еще один неприятный побочный эффект, которого и вам, Моррис, следует остерегаться. Я жертвую собой, заботясь об интересах клиентов.

Прямой дитто-дитто импринтинг.

— В этой области первооткрыватель вы, Альберт.

— Я? Ваши специалисты надеются изучить особенности моей Постоянной Волны. Но оборудование, обеспечивающее высокоточный импринтинг, уже существует. Фаршид Лум полагает, что мы входим в эру, когда дитто с долгим сроком службы будут передавать память свежим заготовкам, обходясь без рига. У них появится осознание собственной личности…

— И тогда миллионы, а может быть, и большинство людей выступят против такого будущего! — Каолин грустно покачал головой. — Мы вернемся к социальному беспорядку недавнего прошлого.

— Несомненно. Но и это еще не все. Существует дистанционное копирование. У дельцов, подобных Джинин Уэммейкер, появится отличный шанс расширить рынок сбыта. Высококлассные специалисты займут доминирующее положение во всех областях и по всему миру. Они смогут работать в одном только городе, где живут. Но фактически везде. А что останется другим? Минимальное пособие?

Клара опустилась на край стула. Ей явно хотелось вступить в разговор, но пока она сдерживалась. Молодец, хорошая девочка!

— Вы правы, Моррис. Признаю, я и сам обнаружил эти тенденции еще год назад, и мне пришлось не по вкусу то, куда они могли привести. Вот почему я и не спешил выбрасывать новые технологии на рынок.

— И этим огорчили своего главного разработчика…

— …и, возможно, подтолкнул его к тем, не менее опасным опытам. Черт возьми. Мне вообще не следовало начинать проект «Зороастр».

Платиновый изобразил такое огорчение, что мне даже захотелось ему поверить.

— Тем не менее ваши исследователи продолжали работать по всем направлениям. Вы отступили только в самый последний момент, когда технологии уже были готовы. И тут, весьма кстати, кто-то нанял ничего не подозревающего Альберта для проверки слухов о…

— Я вижу, куда вы ведете. — Он нахмурился. — У Беты, Уэммейкер и Ирэн имелись все основания получить доступ к новинкам. Того же желали и сторонники Лума Диверсия против Исследовательского отдела не соответствовала их интересам. Как и моим.

— Вы так полагаете? Он насупился.

— Хотите сказать, что мной двигал страх перед новой эрой? Что я действовал сознательно, стремясь обезопасить общество от дестабилизирующего и морально вредного эффекта своих же достижений? — ДитКаолин помолчал. — А вы можете представить, чем бы я пожертвовал? Дружбой, богатством, положением и властью?

Клара кивнула:

— Да. Ведь тогда даже ваши враги признали бы, что вы руководствовались убеждениями и совестью…

— …только все не так.

Трудный участок. Купол покрыт сетью тонких волокон. Мне приходится выпустить когти, чтобы, опираясь на них, обойти детекторы. Их нити касаются моего живота, как дуновение ветерка.

А ветер покрепче несет воздушного змея над лужайкой…

Внимание! Теперь, когда я не могу ползти, моя кожа уже не может сохранить прежнюю отражательную способность. Я теряю невидимость.

И опаздываю. Но спешить некуда, перегрев опасен.

Пэл не смог бы это сделать. Дело здесь не в мозгах (в моей черепушке их не так уж много) и не в душе.

Терпение, вот что я взял у Альберта.

А теперь осторожно подтягиваемся и вперед, к серебристому куполу.

Золотисто-красный змей весело парил в небе, на фоне белых облаков, направляемый Пэлом и реальным Альбертом. Милая забава.

Меня беспокоило то, что шпион-голем, посланный к куполу, опаздывал. Из-за этого все наше предприятие могло обернуться грандиозным блефом.

— Почему вас так мало? — спросил я у нашего хозяина. — Когда-то здесь были десятки Платиновых. Теперь же сотрудники «ВП» видят вас только благодаря телеприсутствию. Как же осуществляется руководство?

Голос дитКаолина задрожал от злости.

— Хватит! Я слишком долго терпел ваши оскорбительные намеки! Вы зашли слишком далеко и…

Он словно поперхнулся, когда у соседнего стола вспыхнул свет. Лучи сфокусировались, и мы увидели элегантного седовласого мужчину лет семидесяти с лишним, одетого в белую мантию. Розовато-коричневое лицо в точности напоминало лицо платинового, но морщинки были выражены сильнее.

— Я приношу вам свои извинения, майор Гонсалес и дитМоррис. Не следовало вручать вас заботам этого голема. Он слишком стар, его слишком долго обновляли, поэтому у бедняги не все в порядке с головой.

Платиновый начал было возражать, но осекся и как бы съежился.

— Конечно, детектив, я вижу, куда ведут ваши расспросы. Вы доказываете, что у меня был мотив совершить диверсию против «ВП».

Я ничего не признаю. Но если держатели акций придут к выводу, что я действовал вопреки их интересам, мне придется уйти в отставку. Вот почему я не мог принимать открытые меры.

— Вы подставили других! — воскликнула Клара.

— А кто, собственно, пострадал? Преступник Бета? Он всего лишь плод больного воображения больной леди. Королева Ирэн? Да, жаль. Но она сама выбрала свой путь.

Я шагнул к голографическому изображению. Интересно, искусственное ли оно? Так называемый цифровой век позволил создавать весьма убедительные трехмерные фигуры. Высокоуровневые компьютерные симуляции могли неплохо поддерживать разговор, опираясь на помощь голема при ответах на трудные вопросы.

У нас был план, позволявший проверить подлинность смоделированной личности.

Я загнул палец.

— Вы вложили в проект «Зороастр» большие средства, подгоняя Йосила и его группу. Но когда прототипы были созданы, вы запретили массовое производство.

— Я же сказал, что передумал.

— Но прототипы уже были доставлены сюда, в ваш дом! А уж потом вы попытались уничтожить исследовательский отдел.

— Я не признавал…

— Вы устроили все так, что вина упала бы и на тех, кто выступал против ваших опытов, и на тех, кто был заинтересован во внедрении новых технологий.

— Ловкий план, — холодно заметил Каолин. — Если бы все так и было.

— У вас почти все получилось. Помешали Махаралы. Они стали для вас настоящим сюрпризом, вик. Когда вы попытались отодвинуть в сторону Йосила, он похитил дорогостоящее оборудование и исчез. Поняв, что здесь не обошлось без Беты, вы вознамерились уничтожить своего союзника, но обнаружили, что он связан с Риту, ассистенткой, знавшей ваш бизнес лучше многих. Махаралы заставили вас запаниковать, и вы совершили несколько ошибок.

— Например, недооценил вас, мистер Моррис.

Я отмахнулся от комплимента.

— Еще хуже было то, что события под Уррака Меса привлекли нежелательное внимание. Теперь Мировой Глаз не упустит вас. Ваши сотрудники поют как птички. Новые технологии уже не скрыть. Но у вас есть еще один вариант. Отвлечь всех тем, чтобы потихоньку достичь прежней цели.

— И как же это?

— Вы хотите спровоцировать социальную войну! Последователи Лума уже настойчиво требуют гражданских прав для големов. Маэстра резко расширила сбыт за счет дистанционного импринтинга. Нео-луддиты вроде Гадарина усиливают оппозицию голем-технологии, привлекая на свою сторону новых союзников. Пока все придерживаются одной версии событий, ситуация выгодна каждой из сторон.

— В вашем изложении все выглядит очень цинично.

— Отсюда и новая роль, выбранная вами для себя. — Клара поднялась со стула. — Ваши дни у руля «Всемирных печей» сочтены. Но вы в состоянии повлиять на ход событий. Причитая насчет порнографии и упадка морали, нетрудно убедить половину общественности в чистоте своих целей и заручиться ее защитой от другой половины. Бизнес процветает: никто и не вспомнит обо всех тех игрушках, которые вы припрятали в подвале.

Голографический Каолин покачал головой.

— Не стоило мне подновлять того Зеленого. Но помощников не хватало, а кого-то надо было послать к Ирэн. — Помолчав, он улыбнулся. — Все это очень умно. Но вы исходите из того, что у меня была причина, цель, оправдывавшая расходы, время, риск. Какая же это цель?

Каолин улыбнулся. Без доказательств я мог только блефовать. Где же наш голем-шпион?

— У вас было много причин, — медленно заговорил я. — Ведь в действительности вы хотите бессмертия. Потому что…

И в этот момент мой имплантант вспыхнул.

Наконец-то!

Послание от разведчика, поднявшегося по стенам к куполу. Информация, без которой я не мог закончить предложение.

— Потому что, вик Каолин, вы не… не УМЕРЛИ.

Черт. Я проспорил Пэлу полсотни.

Точнее, проспорил Гамби, утверждавший, что Каолин мертв. Это казалось очевидным. Зачем ему все эти трюки, заговоры, предательства, если он не умер? Все указывало на то, что Каолин должен быть мертв. Затворничество. Появление только в голографической форме или в виде голема. Уменьшение количества Платиновых.

Провалы в памяти тоже можно было объяснить долгим хранением. После оживления каждый голем должен был изучить и запомнить массу информации. Потом тянуть как можно дольше для поддержания иллюзии.

А зачем еще тратить состояние на развитие дистанционного копирования и не пускать технологии на рынок? Смысл был именно в этом.

Но вот Каолин стоит перед нами в голографическом изображении, и точно таким же его вижу я через стекло купола. Похоже, Гамби ошарашен не меньше меня.

НЕ УМЕР — это мое сообщение вспыхивает у него в левом глазу.

Из-за лужайки доносится смех. Это Пэл. Что ж, ему можно смеяться, ведь он единственный не верил в то, что магнат мертв.

Нет, триллионер умнее, чем вы думаете. Он не мог просто взять и умереть. Здесь не все так просто.

— Потому что я не мертв? — Каолин удивленно поднял брови. — Я верно понял вас, детектив? Вы считаете, что мотивом всего этого грандиозного спектакля было то, что я не мертв?

Мне ничего не оставалось, как идти вперед; блеф есть блеф — здесь главное не отступить.

— Вы правильно меня поняли, вик Каолин. Потому что другой сценарий, в котором вы мертвы, слишком очевиден. Кто-то мог бы потребовать, например, вашего личного появления в суде.

— Такие попытки уже были.

— Да. Но рано или поздно вам пришлось бы предъявить доказательства того, что вы живы. — Я покачал головой. — Нет, речь сейчас не о вашем бессмертии. По крайней мере пока. Скорее…

Я закашлялся, выиграв несколько секунд. Старик ждал, слегка наклонив голову.

— Скорее?..

— Все дело в бизнесе! — пришла мне на помощь Клара. — Вы же бизнесмен. Вы — элита. Ваши знакомые, люди, чьи годы жизни истекают, отчаянно ищут способ выиграть время. Почему бы не дать им шанс продержаться, а заодно и заработать? Ваши открытия позволяют им жить даже после смерти органических тел!

Клара усмехнулась — ее уже понесло.

— Но это лишь часть плана. Делать все нужно в тайне, потому что…

— …потому что по закону людьми считаются только органические! — Я подхватил брошенную ею нить. — Чтобы план сработал, ваши клиенты должны были стать отшельниками, как вы. Никто не должен проверять их подлинность. Но, конечно, внезапное затворничество даже десятка богатейших людей Земли могло бы породить подозрения. Ваш рынок не мог бы расшириться, но…

Клара еще не закончила.

— Но тут как раз подворачивается Махарал со своими ракетами. Жизнь под угрозой! Кто знает, что способен сделать очередной маньяк? Прекрасный повод удалиться от мирских проблем, запереться в серебристом куполе и обвинять оттуда погрязшее в грехах человечество. Хитрое оправдание нежелания предстать перед публикой, посылая вместо себя дитто. Ловкий ход, за которым кроется банальная подготовка к жизни после смерти.

Каолин посмотрел сначала на Клару, потом перевел взгляд на меня.

— У вас обоих потрясающее воображение! Какими доказательствами…

Я рассмеялся.

— Никакими. Пока. Но весь ваш план строится на двух ненадежных элементах — деньгах и секретности. А как быть с наследниками, которые никак не дождутся смерти дедушки? Они не поскупятся, чтобы провести настоящее расследование.

Клара вдруг судорожно вздохнула, глядя куда-то в пустоту.

— В чем дело? — спросил я.

Она повернулась к Каолину, и я заметил, как посуровело ее лицо.

— Если мы узнаем, что идея насчет ракет принадлежит вам… сэр. Уж очень удачно все сложилось… для вас.

Ее тон подействовал не только на меня. Каолин побледнел и поднял руки.

— Ракеты… они стали для меня таким же сюрпризом, как и для всех. Я всего лишь воспользовался общим настроением… чтобы немного поправить дело. И… и опять же… никто ведь не пострадал?

Наверное, он хотел сказать что-то еще — ведь никаких доказательств у нас действительно не было, — но Клара подавила его силой своей личности.

— Посмотрим, — сказала она, пристально глядя в глаза занервничавшего отшельника. — И обещаю, у вас будет возможность доказать свою невиновность.

Глава 73

Воздушный змей, трепещущий в небе… Прекрасное зрелище, верно? Как и еще многое в этом мире. Вот почему так не хочется расставаться с жизнью.

Йосил был прав насчет эффекта «якоря». Его амбициозные цели, его грандиозные планы не для нас. Все те необъятные территории, для покорения которых нужна лишь воля, пусть остаются для других поколений. Возможно, более мудрых.

И все же ты понял кое-что, чего не понял он.

Природа — необходима.

Сложное невозможно без простого. Мир духа невозможен без приземленной, лишенной парадоксальности и подчиняющейся неумолимым законам физики реальности. Только благодаря жесткому отбору в самом широком масштабе на Земле появились человеческие существа, твердо стоящие на ногах и при этом уносящиеся в мечтах в такие высокие дали, как искусство, любовь и душа.

Но эволюция держит! Тело жаждет ощутить прикосновения свежего ветра, колючесть дождя, соблазнительный запах и вкус пищи, возбуждающий прилив адреналина.

Счастье любви.

Музыку смеха.

Ты, сотворивший мир своим присутствием, остаешься неразлучным с причиной и следствием. Потому что в этом есть надежда. Надежда на то, что эволюция воздаст по справедливости. Надежда на то, что ты победишь, несмотря ни на что. Потому что ты наследник поколений победителей.

Ты надеешься остаться в живых. Хотя повсюду и везде тебя ждет смерть.

Ты знаешь это лучше других. Ты сам видел пустой ландшафт мира душ, видел несколько миллионов пятнышек — водорослей, до последнего момента цепляющихся за голый берег. Ты видел, как прыгают они в миг смерти, пытаясь достичь некоей неведомой цели, на существование которой намекают религии, к которой стремились еще древние художники, делавшие смелые наброски на стенах пещеры.

Да, пока что попытки заканчивались тем, что искры гасли. Но, падая, оставляли следы. Там, в пыли. И следы не исчезают.

Итак, что ты намерен делать? Рвануться к свободе и попробовать достичь высших пределов? Без запаса энергии, накопить которую пытался Йосил, твои шансы невелики. Он верно все рассчитал, хотя душа его и была изломана. Останешься здесь? Наполовину в этом мире и наполовину в другом? Будешь делить постель с Кларой и своим двойником, более похожим на человека, чем ты сам. С тем Альбертом, который ежедневно начинает жизнь в другом теле?

Что ж, может быть, из этого что-то получится. Но справедливо ли это?

Или попробуешь еще кое-что? Нечто творческое. Нечто такое, чего еще не видели.

Шансы, похоже, малы. Но ведь все зависит от старания, верно? У существ, восставших из плоти или грязи, ничего другого никогда не было.

Глава 74

Спустившись по ступенькам, мы с Кларой прошли через розовый сад, мимо роскошной голубятни и оказались на зеленой лужайке, где Пэл и реальный Альберт играли со змеем.

Как и ожидалось, они привлекли к себе немалое внимание, но не секьюрити, а людей, живших в домах по другую сторону холма, предназначенных для прислуги. Небольшая толпа с удивлением наблюдала за редким зрелищем, а с десяток детишек с криками бегали по траве.

Даже в наш век технических чудес воздушный змей остается чем-то особенным.

Пэл явно наслаждался всеобщим вниманием. Пожалуй, давно я не видел его таким счастливым. Умело маневрируя змеем, он заставлял его взмывать в небо, парить или опасно нырять вниз, что вызывало притворно-испуганные крики собравшихся.

И только одна пара взрослых, стоявших поодаль, казалось, не разделяла общей радости и безуспешно старалась удержать трех своих отпрысков, притягиваемых ликующей толпой.

Повернувшись к сопровождавшему нас Платиновому, я спросил:

— Наследники? Он угрюмо кивнул:

— Племянники. Сыновья сводной сестры, умершей полгода назад.

Нелегкое признание. Но оно было частью цены, запрошенной нами.

— Они знают? ДитКаолин покачал головой:

— Их мать поручила мне… то есть Энею… вести их дела. Вы ничего не сделаете.

Клара вздохнула.

— Что ж, по крайней мере помните, что мы знаем. И будем смотреть в оба.

— В этом я уверен.

В голосе голема не было ни намека на недовольство или покорность. Мне стало как-то не по себе.

Нам не потребовалось много времени, чтобы забрать реального Альберта, Пэла и нашего шпиона-дитто. Змея мы оставили детишкам.

Пока лимузин вез нас домой, я думал о нашей «победе». Хотя мы и загнали великого Каолина в угол и вытянули из него правду, восторга я не испытывал. Возможно, когда-то, до Дерегуляции, ему и удалось бы предъявить обвинения в мошенничестве, шантаже и вымогательстве, но сейчас это уже не уголовное преступление, а гражданские правонарушения, от которых нетрудно откупиться.

Самое большое, что мы могли, это заставить его платить по максимуму и всячески мешать его планам.

Конечно, группу, работавшую над проектом «Зороастр», сохранят, включив в нее наиболее ретивых критиков. Будет образован какой-нибудь нейтральный фонд. Новые технологии начнут понемногу внедряться в жизнь. Но все же, похоже, социальной войны не избежать. Нас ждут интересные времена.

Другой фонд — там тоже не обойдется без Каолина — займется наследством Йосила Махарала. Здесь без крутых мер не обойтись, ведь задеты чувства миллионов людей, до сих пор считающих, что есть границы, которые нельзя переступать. Как будто человека можно остановить у границы, не позволить ему перешагнуть через нее.

О бедняжке Риту позаботятся, и уж она-то ни в чем нуждаться не будет. Врачи даже надеются научить ее сотрудничать с прошедшим курс лечения Бетой. Интересно, что из этого выйдет… Впрочем, миру не стоит забывать о том, с кем он имеет дело.

Что касается клиентов Каолина, то он уже сейчас готов продавать «туры в завтра» тем, у кого есть все, кроме времени. Но вскоре все поймут, что происходит, и тогда элите придется встать на сторону одной из враждующих фракций и добиться законодательного утверждения обязательной смертности для дитто.

Но пока все решается в открытых дебатах, детективу беспокоиться не о чем, верно?

Пэл попросил завезти его в Храм Преходящих. У него свидание с Алекси, той самой, дважды помогшей мне, когда я был Зеленым. Старая любовь не ржавеет, хотя Пэл и признал, что не заслужил ее.

Может быть. Но кто откажется от общения с человеком, половина которого живее многих, кого я знаю. И наверняка забавнее.

Наш маленький голем-шпион, доложив обо всем, что ему довелось увидеть в «Каолин Мэнор», решил провести остаток жизни — около полусуток — в компании Пэла. Когда он вскочил на плечо моего друга и они покатились к церкви, у меня снова возникло уже привычное ощущение дежа-вю.

Вернувшись к машине, мы с Кларой с удивлением обнаружили, что реальный Альберт сидит внутри и улыбается. Мы ясно его видели! Хотя стояли на тротуаре.

Весь лимузин стал вдруг прозрачным.

— Боже, — пробормотала Клара. — Он смотрит сразу во все стороны.

— Да, я знаю.

Взяв ее за руку, я посмотрел вслед маленькому Альберту и Пэлу, входившим в храм, мимо раненых и больных, изувеченных и обожженных, собирающихся здесь каждый день ради утешения и надежды, без которых не может ни одна душа.

— Куда теперь? — бесстрастно поинтересовался автоматический шофер лимузина.

Я взглянул на мою владелицу, на женщину, которую любил.

Она повернулась к реальному Альберту. Трудно сказать, где было в этот момент его внимание — оно могло быть повсюду, — но его улыбка предназначалась нам.

— Домой, — ясным и уверенным голосом сказал он. — Всем пора домой.

В данный момент роль дома взяла на себя яхта Клары, стоявшая в километре от Одеон-сквер. Казалось, прошли годы с тех пор, как я прошлепал эту дистанцию под водой. По дну реки, мечтая о том дне, когда удастся наконец сорвать маску с ненавистного дитнэппера Беты.

Что ж. Мечта — это состояние разума.

Йосил Махарал всё же сделал кое-что полезное, заставив нас с Кларой жить вместе. Конечно, я скучал по дому и саду, зато мы оба с удивлением обнаружили, что готовы поступиться деталями ради жизни под общей крышей. Пусть даже и в тесноте. Пусть даже при том, что меня/нас было двое. Даже по современным стандартам ситуация довольно странная. При наличии оборудования и высококачественных заготовок я мог протянуть еще какое-то время, как и реальный Альберт. Две половинки мужа для Клары. Мы могли дать ей детей. Могли воспитать их. Но только порознь.

— Весьма удобно, — сказала Клара, стараясь не выдать беспокойства.

Я видел, что ей не по себе. Проблемы на работе, новые служебные обязанности. Двое любимых полумужчин и столько заготовок, что на яхте для них просто не находилось места.

Пришло время обзавестись домом. По крайней мере мы могли себе это позволить.

Реальный Альберт возился в крохотной носовой каюте, налаживая дубликатор. Я едва удержался, чтобы не остановить его. Постоянно пребывающий в каком-то полудетском состоянии, он вовсе не был наивным простаком. Как раз наоборот.

— Обед разогревается, — объявил бортовой компьютер. — Я принял 472 сообщения для майора Гонсалес и 520 для мистера Морриса. Из университета пришло уведомление о том, что вы получили «незачет» по всем курсам прошлого семестра.

Клара выругалась. Пожалуй, совмещать учебу с исполнением обязанностей солдата уже невозможно. Пора становиться профессионалом, дорогая. C'est la vie.

Машина загудела, прогреваясь. Клара бросила на меня взгляд, как бы говоря: «убедись, что все в порядке».

Поспешив в каюту, я услышал радостное бормотание реального Альберта, Что-то вроде того, что «мы все бозоны в этой пыли». Он уже лег на стол, положив голову между щупальцами тетраграматрона. Переключатель стоял в положении «Разрядка».

Помолчав, я спросил:

— Ты уверен?

В прошлый раз, когда мы попытались это сделать, то услышали сигнал «занято». Органический мозг был переполнен чем-то. Свободного места не оставалось. В том числе и для меня.

Впервые после встречи в подземной лаборатории — или с тех пор, как наши пути разошлись в тот далекий уже вторник — я почувствовал его полное внимание, отразившееся в органических глазах, рассчитанных на тридцать тысяч дней. Или даже больше.

— Она вся твоя, Пиноккио, — услышал я свой собственный голос.

Было в нем что-то еще, что-то похожее на прощание.

Теперь место есть, понял я. Место, куда сбросить груз. Реимпринтировать все, чем я был и чем я стал. Сейчас это случится, и сбившаяся с пути марионетка станет настоящим парнем.

И, черт возьми, Клара не удивится.

Лежа на другом столе, под которым стояло ведро-рециклер, я еще успел пожелать себе счастливого пути.

А потом опустил свою глиняную голову, чтобы начать жизнь заново.

Глава 75