Избранные произведения. Том III

Глава 1

На скрипучих деревянных мостках стояли бирманские солдаты. Когда причаливала лодка с того берега, они осматривали ее груз и обыскивали пассажиров.

С океана налетал порывами прохладный ветер, и пламя факелов металось над берегом. Дым клочьями летел к реке, и поэтому солдаты не заметили, как небольшая плоскодонка проскользнула мимо мостков и причалила выше по течению, там, где к самому берегу подходили заросли кустов.

Гребец осторожно сложил на дно весла, обернутые тряпками, потом вылез на берег и подтянул лодку повыше, так что она почти вся скрылась в ветвях.

С минуту он постоял, прислушиваясь. Ветер доносил шум военного лагеря — звон упряжки, голоса, тяжелые вздохи боевых слонов, перестук барабана, пронзительный скрип повозок, протяжный гул шанской песни. Поблизости же, в кустарнике, было тихо. Появление человека заставило смолкнуть мычавших лягушек и беспокойных ночных птиц. Только летучие мыши чиркали крыльями над головой да надоедливо звенел комар, который никак не решался напасть на пришельца.

Человек привычно поправил лоунджи — бирманскую мужскую юбку. Юбка была подхвачена широким ремнем, из-за которого торчала рукоять небольшого пистолета. Это был дорогой пистолет. Если бы не темнота, можно было бы разглядеть перламутровую инкрустацию на рукояти и тонкую резьбу на стволе. Три года назад он снял пистолет с убитого индуса.

Коричневая бирманская куртка, потрепанная и не очень чистая, треснула на спине и была заштопана редкими, неровными стежками. Волосы были собраны на затылке в тугой пук, лицо казалось темным, как у крестьянина, которому приходится проводить дни под солнцем, на рисовом поле.

Этот человек на первый взгляд мог показаться бирманцем, но бирманцем он не был. Его выдавали рост, светлые голубые глаза и крупный прямой нос. Бурая краска на лице легла неровно — видно, человек спешил, отправляясь в путешествие по реке. Черный парик чуть сдвинулся на лбу, обнаружив корни русых волос. Но эти мелочи не играли в темноте никакой роли. Лейтенант Уинфри не собирался предоставлять кому бы то ни было возможность рассматривать себя в упор.

Уинфри тихо свистнул, подражая птице би-бин. Вряд ли свист был слышен дальше чем за двадцать шагов. Но тут же за его спиной кто-то прошептал:

— Вы не опоздали, Уинфри.

— А, это вы? Отдаю вам должное — крадетесь, как пантера.

— Иначе бы не выжил. Что нового в армии?

— Не знаю. Два дня провалялся в лихорадке. Хотел, чтобы послали сегодня кого-нибудь другого, но полковник Кемпбелл волнуется. Это правда, что Бандула готовит наступление?

Тот, кого сравнили с пантерой, осторожно переступил с ноги на ногу. Он был ростом ниже Уинфри, значительно уже в плечах, голос его от волнения срывался.

— Это очень опасное место, — прошептал он, приближая губы к уху разведчика. — Совсем рядом стоит свежий отряд. Из Таунгу.

— Ничего. Скоро наши свидания кончатся. Я имею в виду тайные свидания. Так вы не сказали мне о наступлении.

— Не знаю. Ничего не знаю. Меня же не приглашают на военный совет.

— А если подумаете?

Несколько секунд собеседник не отвечал. Неподалеку всхрапнула лошадь. Неподвижность съежившейся фигурки смутила Уинфри. Ему передался страх, полностью охвативший маленького человека.

— Ну-ну, — сказал Уинфри. — У всех нервы не в порядке. Нас никто не слышит.

— Вы не представляете, как они казнят изменников, — раздался в ответ тихий шепот. — И я… и мне кажется, что за мной кто-то шел от самого лагеря.

— Кемпбелл просил передать вам его личную благодарность за верную службу короне. Вы можете быть уверены, что вас не забудут.

— Так сказал сам полковник?

— Что же, я придумал, что ли?

По правде говоря, Уинфри все придумал. Наоборот, командующий английским отрядом выразил свое неудовольствие пассивностью «нашего человека в лагере бирманцев».

— Итак, — снова заговорил Уинфри, — что вы можете сказать о наступлении?

— Солдатам выдали сегодня вдвое больше риса и рыбы. Вечером подошел последний араканский полк. К утру будут обозы. Они сейчас переправляются через реку.

— Видел. Еще что?

— Сам генерал Бандула проверял сегодня артиллерию.

— И как?

— Некоторым пушкам по двести лет. Одна разорвалась.

— А мы сегодня никак не могли понять, что за взрыв у бирманцев.

Уинфри улыбнулся, и маленькому человечку показалось, что зубы его светятся так, что их видно из лагеря. Ему захотелось попросить Уинфри, чтобы тот закрыл рот, но он не посмел и продолжал:

— А сейчас Бандула собрал к себе всех командиров полков и артиллеристов.

— Где?

Эта новость показалась Уинфри интереснее всех предыдущих.

— В своем доме. В монастыре. Но туда не подойти. Вокруг стоят гвардейцы. Я не пойду туда.

— Мы пойдем вместе, — сказал Уинфри.

— Вы сошли с ума, лейтенант! Нас поймают!

Но Уинфри уже не слушал его.

— Можно подойти к самому дому?

— Ни в коем случае, — быстро ответил маленький человек. — Я же говорю, там гвардейцы.

— Послушайте, — резко сказал Уинфри, — мы здесь на войне. И я и вы — все мы. Если бирманцы и вправду собираются перейти в наступление и мы не будем этого знать, нас могут разбить, вышвырнуть в море. Мы и так уже потеряли треть солдат в стычках и от болезней. Госпитали переполнены. Мадрасские сипаи дважды пытались взбунтоваться. Два наших батальона ушли на лодках в сторону Пегу. Они могут не вернуться к завтрашнему утру. А вы все твердите — страшно. Мне тоже страшно. Где дом Бандулы? Ведите меня, и попрошу без фокусов. Если что-нибудь случится со мной, спуститесь на лодке к нашему лагерю, расскажите обо всем самому Кемпбеллу. Ну, показывайте дорогу.

— Может быть, я сам к утру все разузнаю. И пришлю слугу с запиской…

Но Уинфри не слушал. Он пошел вперед, к лагерю, и его спутнику не оставалось ничего другого, как догнать англичанина и показать ему тропинку, ведущую к холму.

На опушке они остановились. Многочисленные костры бирманской армии рождали красное зарево над равниной. Лагерь ложился спать, но, если присмотреться, можно было увидеть, как черные тени перекрывают огни костров и снова тают в ночи. За неосвещенной нейтральной полосой тянулась звездная цепочка — английские костры. Цепочка казалась далекой, куда дальше, чем была в действительности, и лейтенанту Уинфри вдруг захотелось броситься туда, к спасительным маленьким огонькам, хранящим его палатку, его койку, его Библию на снарядном ящике у койки, письмо, придавленное подсвечником. Но, перед тем как вернуться к далеким огонькам, ему надо было пройти тропинку…

Впереди, шагах в двухстах, провалами в небе чернели силуэты манговых деревьев, окружавших старый буддийский монастырь. Монастырь был покинут лет пятьдесят назад, во время войны с монами, и в его высоких каменных зданиях жили только змеи и хамелеоны, выбегавшие погреться на шлифованные плиты дорожки. Недавно самый большой дом привели в порядок, выгнали из него белок и насекомых, постелили циновки и притащили из соседней деревни низкие круглые столы. Там остановился генерал Бандула, командующий бирманской армией.

Генерал прибыл к войскам всего месяц назад. До этого армией командовали по очереди два дяди короля Бирмы — Баджидо. Им король, человек подозрительный и жестокий, доверял больше, чем известному полководцу, которого, на его взгляд, слишком любила армия.

Но англичане, неожиданно высадившиеся под Рангуном, быстро разбили королевских родственников, захватили город и великую пагоду Шведагон, и насмерть перепуганный успехами иноземцев король призвал Бандулу. Это надо было сделать куда раньше, но Баджидо слишком долго не мог поверить, что английский отряд способен победить его армию. Он и слышать не хотел о том, что у англичан много пушек, что ружья их стреляют втрое дальше, чем бирманские.

Теперь же сезон дождей кончился, и удобное время для отпора англичанам было упущено. Со дня на день они могли перейти в наступление. И генерал Бандула решил их опередить — это был его последний шанс.

— Опасно, Уинфри, очень опасно, — продолжал нашептывать маленький человек. — Придется двести ярдов пройти по открытому месту. Нас могут поймать. Неужели вы думаете, что ваш бирманский маскарад кого-нибудь обманет?

— Ну хорошо! — огрызнулся Уинфри. — Идите в пяти шагах впереди и, если что-нибудь случится, делайте вид, что видите меня впервые в жизни. Устраивает?

— Если вы так полагаете…

— Только не убегайте далеко, а то я заблужусь.

— Да нет, что вы! — И человечек заспешил вперед.

— Не забывайте, что вы гуляете, — догнал его злой шепот.

Он не ответил. Он быстро прошел полторы сотни шагов, с ужасом и надеждой глядя, как приближаются и растут купы деревьев. Деревья обещали защиту, но в то же время там, в роще, к нему присоединится Уинфри, и если что-нибудь случится… Он искренне пожелал, чтобы Уинфри потерял его в темноте, чтобы Уинфри схватили…

Они благополучно добрались до первых деревьев. Маленький человек заметил, что Уинфри вынул кинжал.

— Не смейте, это нас погубит!

Уинфри ничего не ответил, и только в темноте снова блеснули его зубы.

— Где дом? — спросил он.

— Вон там, свет горит.

Перебегая от дерева к дереву, путаясь в колючках и высокой траве, лазутчики добрались до затерявшейся в кустах изгороди. Они забились в узкую щель между сросшимися стволами деревьев. Мимо, совсем рядом, напевая что-то веселое, прошел часовой. Он остановился у дерева и окликнул напарника. Тот отозвался не сразу.

— Что он сказал? — спросил Уинфри, когда часовой отошел подальше.

— Он… он сказал, что прохладная ночь. А второй спросил, нет ли у него табака… И говорите тише, а то тут все слышно на сто ярдов вокруг.

— А вы не лижите мне ухо. Я и так слышу. Ну-ка, помогите мне перелезть.

Уинфри мог это сам отлично сделать, но ему хотелось заставить своего спутника принять участие в их совместных действиях. Когда человек занят делом, он меньше боится.

— Следуйте за мной, — шепнул Уинфри и, пригнувшись, пробрался кустами почти к самому окну дома Бандулы.

Теперь от окна его отделяла только неширокая дорожка, по которой время от времени, позвякивая саблей, проходил часовой. Уинфри присел на корточки и чуть раздвинул ветви перед лицом. Он был уверен, что часовой его не увидит, даже если станет прямо перед кустами. Позиция была надежной. И оттого, что путешествие к дому бирманского генерала оказалось таким несложным и так хорошо окончилось, Уинфри даже вспомнил, что ему хочется курить. К сожалению, этого он себе позволить не мог.

Широкое окно в зал было открыто. Генерал Бандула, невысокий светлокожий бирманец средних лет, сидел на циновке лицом к Уинфри. Когда он говорил, усы его забавно шевелились. Перед Бандулой стоял невысокий столик с разложенной на нем картой. Остальные офицеры сидели вокруг и внимательно слушали генерала. Военный совет бирманской армии не производил внушительного впечатления — офицеры были одеты по-домашнему, в лоунджи и разноцветные куртки. Никто не был вооружен. Среди членов совета было два европейца. Об одном Уинфри слышал — это был богатый армянский купец, который ведал в бирманской армии снабжением. Второго, высокого, светловолосого, с красным от ядовитого тропического солнца лицом и выцветшими бровями и ресницами, Уинфри не знал. «Интересно, кто он», — подумал Уинфри и тут же понял, что его спутника рядом нет. Уинфри даже не нужно было оборачиваться, чтобы убедиться в этом.

— Эй, — сказал он в тишину зарослей. Но осекся, потому что услышал, как поскрипывает песок под ногами приближающегося часового.

«Удрал, — подумал Уинфри. — Вот подлец! Конечно, удрал. Надо было гнать его перед собой, как скотину. Ну, я ему покажу, когда вернусь! Я ему покажу!»

Уинфри был зол. Его знания бирманского языка было недостаточно, чтобы понять, о чем совещаются бирманские офицеры. А ведь почти каждое слово доносилось до кустов. И почти каждое было непонятным. «Я ему покажу! — бормотал про себя Уинфри, отлично понимая, что отправиться сейчас на розыски спутника, который уже надежно спрятался подальше от опасного места, — безумие. — Я ему покажу!» И сознание собственного бессилия распаляло Уинфри. О чем они говорят? Может, подстеречь одного из офицеров, когда они будут расходиться с совета, и утащить его в свой лагерь? Но как сделать это в одиночку? Да и если похищение пройдет удачно, все равно бирманец может ничего не рассказать.

Опять мимо прошагал часовой, и на мгновение его силуэт закрыл окно. Уинфри захотелось чихнуть. Почему-то всегда хочется чихнуть, когда этого делать ни в коем случае не следует.

Он опустил ладонь на рукоять пистолета. Да, пожалуй, так будет вернее всего. Но перед тем как вынуть оружие, Уинфри мысленно повторил весь путь от лодки до монастыря. Он не собирался умирать. Сразу после выстрела надо будет добежать до ограды, пересечь манговую рощу, и там самое трудное — двести ярдов до прибрежного кустарника. Шансы есть. Он неплохой бегун. На помощь ему должны прийти темнота и суматоха.

Уинфри достал из-за пояса пистолет и отвел курок. Рукоять с одной стороны была теплой, с другой — холодила ладонь. Теперь надо подождать, пока часовой отойдет подальше. О втором часовом он предпочитал не думать. Полковник Кемпбелл должен оценить его находчивость. Убийство Бандулы, пожалуй, единственный способ остановить завтрашнее наступление. Бандула не только опытный генерал — он авторитет, который поддерживает бирманскую армию после нескольких поражений.

Часовой скрылся за углом здания.

«Ну…» — сказал себе Уинфри, поднял пистолет и не спеша прицелился. Вряд ли удастся выстрелить второй раз.

И, уже нажимая на курок, не в силах остановить палец, Уинфри понял, что выстрел его не достигнет цели: офицер в синей куртке внезапно наклонился над столом, показывая что-то на карте, и заслонил собой Бандулу.

Выстрел грохнул так громко, что казалось, выстрелила пушка. Стая ворон с криками поднялась с дерева, над головой заметались летучие мыши. Офицер в синей куртке медленно опустился на стол. Остальные стояли замерев, как бы еще не понимая, что же случилось.

И тут же все пришло в движение. Топот часовых, взрыв голосов внизу, в лагере, суматоха в комнате…

Уинфри рванулся к ограде, запутался в кустах, потратил три секунды на то, чтобы освободиться от колючек, и эти три секунды решили его судьбу.

Краснолицый блондин выпрыгнул в окно и, вырвав ружье у подбежавшего часового, бросился вслед за англичанином. Он видел, как трепетали кусты. Он далеко обогнал остальных и за изгородью, в манговой роще, различил темную тень, рывком перебегавшую от ствола к стволу.

Выстрел застиг Уинфри в тот момент, когда он покинул укрытие рощи и, освещенный вышедшей луной, петлял по склону холма. Уинфри остановился, будто налетел на невидимое препятствие, потом, шатаясь, сделал еще два шага и рухнул в черную траву…

Вслед за стрелявшим к Уинфри подбежали часовые. Разбуженные солдаты перекликались, звенели оружием.

— Принесите свет. — Блондин нагнулся над телом Уинфри.

От дома приближалась процессия с факелами. Впереди шел сам Бандула. Телохранители прикрывали генерала с боков, обнажив длинные мечи.

Солдаты расступились, пропуская генерала.

— Кто этот человек? — спросил Бандула. — Он одет в нашу одежду, но не бирманец. Кто его знает?

Никто не ответил.

— Наверное, феринджи, англичанин, — сказал Бандула, наклоняясь над трупом и повернув к себе голову Уинфри. — Молодой и смелый. Стрелял в меня.

— Тут могут быть и другие, — сказал один из офицеров.

— Если были, то убежали. Вернее всего, он был не один. Кто-то показал ему путь к дому. Позовите Роджерса.

Но переводчика Роджерса не пришлось звать. Он, полуодетый, заспанный, как раз подбежал к толпе.

— Я здесь, — сказал он. — Что случилось?

— Роджерс, ты никогда не видел этого человека? — спросил Бандула. — Ты же бывал в английском лагере с моими письмами.

Роджерс несмело приблизился к Уинфри. Тонкий, продранный на локтях халат не спасал от ночной прохлады. Роджерс дрожал и всеми силами пытался скрыть дрожь, чтобы кто-нибудь не подумал, что он боится.

— Нет, — сказал он наконец, — я никогда не видел этого человека.

Глава 2

Когда часа через два окончилось так неожиданно прерванное совещание, Бандула приказал Ивану остаться.

— Ты храбрый солдат, — сказал генерал, приглашая Ивана сесть. — Если бы не ты, он бы убежал и полковник Кемпбелл узнал кое-что, чего знать ему не положено. Ты не боялся, что он подстережет тебя и убьет? У него мог оказаться второй пистолет.

— Нет, не боялся, господин генерал, — сказал Иван. — Некогда было.

— В вашей русской армии храбрых солдат награждают медалями?

— Так точно, — ответил Иван. — Или крест дают на грудь.

— Я тебя тоже хочу наградить, — сказал Бандула.

Он поднялся с циновки и подошел к стене, где висел его меч — длинный, чуть изогнутый, в чеканных серебряных ножнах. Бандула снял меч и протянул Ивану:

— Возьми, эта награда лучше медали. Не правда ли?

Иван никак не мог вспомнить, как положено говорить в таких случаях по-бирмански. Вообще-то он за три года научился свободно говорить, но иногда слов не хватало. Так и не вспомнив, он сказал: «Рад стараться!» — и вытянулся во фрунт.

Генерал улыбнулся:

— Садись, разговор еще не закончен.

Он хлопнул в ладоши и приказал вбежавшему ординарцу принести чаю. Ординарец тут же вернулся с подносом. Он давно служил у генерала и знал, что уж если Бандула остался с кем-то поговорить, то чай обязательно понадобится.

— Как твои пушки? — спросил Бандула, отпивая черный чай из тонкой китайской фарфоровой чашечки. — Завтра не взорвутся?

— Не должны, — сказал Иван. — Хотя пушки у нас старые.

Бандула замолчал надолго, думая о чем-то, нахмурился. Иван пил чай и старался не двигаться, чтобы не помешать генералу.

— Да, — сказал наконец Бандула. — Если завтра их батальоны не успеют вернуться из Пегу, тогда, может, мы и победим. Ружья у нас плохие. И пушки. Англичане — солдаты хорошие… Ну ладно. Не бежать же нам от них… Тебе у нас нравится?

На такой вопрос, да еще только что получив награду от самого генерала, надо бы ответить «нравится», но Иван давно хотел поговорить по душам с кем-нибудь из большого бирманского начальства.

— Все-таки домой тянет, — сказал он. — Никак не привыкну к здешней жизни. Народ бирманский хороший и обижать меня не обижают, и все-таки я вроде пленника у вас.

— Это неправда, — сказал генерал. — Ты командуешь отрядом пушек. Тебя приглашают на военный совет, тебя сам генерал мечом наградил, а ты так говоришь. Нехорошо.

— Разве я отказываюсь у вас служить? Я не понимаю, что ли? — возразил Иван. — И англичане покорить хотят, и артиллеристов не хватает. Я понимаю — пока война идет, я должен с вами оставаться. Я про то, что потом будет, после войны, — об этом говорю. Вот кончится война…

— А может, женишься у нас, молодой ведь еще? Будут дети. Станешь ты большим генералом, сам король тебя приблизит…

Усы Бандулы топорщились, и непонятно было, то ли он посмеивается, то ли рассердился на русского артиллериста.

— Так у меня свой дом есть, — сказал Иван. — Отец и мать ждут. Ведь пять лет уже дома не был. Как отплыли мы из Санкт-Петербурга в кругосветное плавание, с тех пор от меня ни слуху ни духу. Были бы вы на моем месте…

— С генералом так говорить нельзя, — перебил его Бандула. — Генерал на твоем месте быть не может.

И опять стало непонятно Ивану, сердится Бандула или шутит.

— Может быть, Иван, — сказал он, — ты попадешь домой даже скорее, чем полагаешь. Ты мне будешь нужен для важного дела. А сейчас иди спи. Завтра бой.

Когда Иван проходил мимо часового у двери, тот увидел в руках у русского артиллериста меч и цокнул языком: он узнал меч генерала.

А Иван шел к своей палатке и ломал голову, что же хотел сказать бирманский генерал. Иван уже три года жил среди бирманцев, привык к ним, но домой все равно тянуло, и он знал: нет такой силы, что его навсегда бы задержала в Бирме.

Три года назад он, один из матросов фрегата «Крейсер», которым командовал лейтенант Лазарев, стоял у борта и смотрел в последний раз на серые тени кронштадтских фортов, путаницу вант и суетню шлюпок, на туманную панораму Петербурга на горизонте… Где теперь его товарищи? Наверно, вернулись уж домой и позабыли про Ивана Исаева, который в бурю был смыт волной за борт в Индийском океане и три дня, пока не подобрала его лодка бирманских рыбаков, носился по морю, держась за обломок доски.

Потом была рыбацкая деревня и долгие недели тихой жизни, пока возвращались силы. Через месяц приехал чиновник из Мергуи, прознавший про спасенного матроса, и увезли Исаева в город, где расспрашивали долго про его страну и не верили сперва, что он не англичанин и не француз, — о других европейских народах чиновники в бирманском порту Мергуи знали мало. Тем временем депеша о русском матросе достигла бирманской столицы, и приказано было привезти его туда и взять в армию, в артиллерию, — пушек у бирманцев было мало, а пушкарей и того меньше. А надвигалась опасность — Англия, которая завоевала соседнюю Индию, шла на Бирму войной, хотела и ее покорить.

Иван понравился бирманским офицерам. Сначала ему доверили пушку, потом назначили батареей командовать. Был он умелым канониром, и сам генерал Бандула еще до этого памятного вечера заметил и выделил Ивана.

А вот сегодня, после совета и всех событий, даже наградил.

Глава 3

Иван долго не мог заснуть в ту ночь. Уже начало светать, когда сон сморил его, и все виделась длинная дорога, в конце которой город Петербург и своя деревня, но почему-то Иван не шел по этой дороге и даже не ехал, а плыл в лодке и никак не мог побороть течение. Тут его разбудил солдат.

— Господин Иван, вставайте, — шепотом говорил он, тряся Ивана за плечо. — Пора. Сейчас начнем.

Иван вскочил, сел на циновке и с минуту никак не мог в себя прийти, понять, где он, что с ним происходит. Потом услышал за стенкой палатки перезвон оружия, приглушенные голоса солдат и тяжелую поступь боевых слонов — понял, что начинается бой.

Он надел через плечо перевязь меча, взял пистолет английского лазутчика, ополоснул лицо из таза в углу и вышел наружу.

Пушки уже стояли на холме, у белой маленькой пагодки, похожей в тумане на свечку. У пушек суетились канониры. Иван сразу очутился в знакомом и привычном мире ядер, порохового дыма и гладких, блестящих от росы, холодных еще стволов.

Мимо скакали ординарцы, нестройно проходили солдаты в железных шлемах с копьями и старыми ружьями в руках, проходили и таяли в тумане, в низине, откуда и должна была начаться атака.

Иван остановился у ядер, сложенных аккуратными пирамидками. Некоторые из ядер были чугунными, другие — каменными. Посмотрели бы наши, из каких пушек бьем, вот бы подивились на Исаева, подумал он. Как при царе Иване Васильевиче Грозном. Вслух же Иван сказал:

— Заряжай!

И пошел вдоль ряда разномастных монстров, захваченных еще у португальцев лет двести назад, купленных в Сиаме или отлитых в литейных мастерских Авы.

Туман над долиной неожиданно поднялся, как занавес в театре, и стало видно все поле, бирманские полки, разворачивающиеся для наступления, и вдали, за валами и тростниковыми фашинами, мелкие и суетливые фигурки в красных мундирах. Англичане не спали. Они были готовы к бою. Они были кем-то предупреждены.

Еще не прошло трех минут с тех пор, как внезапно растаял туман, и грохнули слаженно и сердито английские батареи, образовав перед фронтом бирманских отрядов быстро возникшую грозную стену рвущейся во взрывах земли, осколков и дыма.

Иван поднял вверх руку с мечом. Канониры поднесли к пушкам фитили, и ответный гул бирманской батареи прокатился над холмами, вызвав радость в рядах бирманцев. Но большинство ядер, не долетев до английских позиций, беспомощно прыгали по земле, не причиняя никому вреда. Справа и слева отозвались другие бирманские пушки.

Иван приказал прекратить стрельбу. Пользы в ней не было, а можно было попасть в своих.

На соседнем холме под манговыми деревьями появилась кучка всадников — Бандула со штабом. Генерал не ожидал, что туман подымется так быстро и внезапно и застанет бирманские полки в движении. Он приказал манипурской кавалерии ударить во фланг противника.

Но пока гонцы скакали к манипурскому полку, пешие части, встреченные огнем британских пушек, смешались и приостановили движение. Еще какое-то мгновение — и они побегут, и тогда битва будет проиграна еще до того, как она началась. Бандула пришпорил коня и бросился вперед, к войскам.

Его увидели, приветствовали криками, и сначала самые близкие к нему солдаты, потом другие, те, кто стоял дальше, пошли вперед все быстрее, стараясь не отстать от всадников, летящих на английские укрепления.

А тем временем из-за холма черной лавиной выкатилась манипурская конница. С гиканьем, размахивая кривыми саблями, горцы неслись на пушки, и казалось, их ничто уже не остановит.

Иван приказал подвести лошадей. Если атака удастся и первый ряд укреплений будет взят, надо перетащить пушки ближе к английским позициям, чтобы помочь пехоте.

Но перевозить пушки не понадобилось. К грохоту английской артиллерии примешались сухие залпы ружей. Упал конь под Бандулой, и Ивану было видно, как покатился по земле генерал, как бросились к нему адъютанты, как генерал поднялся и, прихрамывая, подошел к другому коню. Бирманцам эта заминка стоила многого. Хотя первые солдаты и ворвались на укрепления англичан, пробиться к пушкам им не удалось. Копья и мечи уступали в поединке английским штыкам…

Иван посмотрел направо, туда, где манипурские конники рубились с английскими артиллеристами…

Вдруг загудела земля. Шли боевые слоны. Видно, командующий слоновьей кавалерией не выдержал напряжения, испугался за судьбу генерала и решил бросить в схватку слонов, не дожидаясь приказа.

— Эх, дурачье! — выругался по-русски Исаев.

Сверху ему было видно, что слоны в своем движении неизбежно должны были пройти сквозь свою же пехоту.

Слоны казались очень грозными. Хоботы их были разукрашены, на спине каждого возвышалась башня со стрелками, а на концы бивней были прикреплены железные ножи. Слоны бежали вперед, и ничто, казалось, не могло их остановить.

Бирманские пехотинцы в ужасе бросились в разные стороны. Серые гиганты не различали ни своих, ни чужих.

Бандула и его поредевшая свита вернулись на холм. Иван даже не заметил, как генералу удалось вырваться из гущи боя. Он пытался разглядеть, не ранен ли Бандула, но издали не было видно. Низкое солнце светило прямо в глаза.

Иван повернулся в другую сторону, к левому флангу, и то, что он увидел там, немного успокоило его. Красные мундиры англичан и шлемы бирманцев смешались в схватке, которая кипела уже за линией укреплений. Пушки англичан там замолчали, чтобы не поразить своих, и артиллеристы, размахивая длинными банниками, старались не подпускать бирманских солдат к самим орудиям.

Бандула тоже увидел слабое место в английской обороне, и по его знаку на левый фланг бегом устремился резервный араканский полк, надежная гвардия Бандулы, ветераны, прошедшие с генералом не одну военную кампанию.

Тем временем слоны, оружие старомодное и ненадежное в бою с европейской армией, добились только того, что полностью рассеяли бирманский центральный отряд. Разъяренные шумом, пороховым дымом, криками, вспышками выстрелов, они все неслись вперед. Но Иван, уже видевший их в боях, почти не сомневался, что англичане, привыкшие к слонам в Индии, не растеряются.

Так и случилось. Цепочки стрелков в красных мундирах поднимались на вал и вскидывали ружья. Они целились в ноги слонам. Вот один из гигантов упал на колени, и башня на его спине угрожающе накренилась. Стрелки посыпались из нее, попадая под ноги бегущим сзади слонам. Еще один слон захромал. Еще один…

И тут случилось неизбежное. Отряд слонов, вернее, уже не отряд, а взбешенное стадо развернулось и бросилось назад, спасаясь от выстрелов. Слоны неслись, подпрыгивая от страха и боли, сбрасывая со спин башни с солдатами, растаптывая остатки бирманских пехотинцев…

Сюда не заберутся, с облегчением подумал Иван, полагаясь на крутизну холма и рвы, выкопанные заранее по его приказу.

Отступила и манипурская конница на правом фланге. Всадники, вырвавшись из зоны огня англичан, придерживали коней и собирались в тени деревьев, неподалеку от Бандулы. «Хорошо, что не разбежались, — с облегчением подумал Иван. — Они еще пригодятся».

Только на левом фланге пришедшие на помощь араканские гвардейцы вытеснили англичан с передовых позиций, захватили батарею и теперь упорно дрались с подоспевшими английскими подкреплениями.

Что же предпримет Бандула? Вряд ли теперь удастся одолеть англичан, и лучше всего было бы трубить отбой. Сражение проиграно уже потому, что враги были готовы к бирманскому наступлению. Англичане знали о сегодняшнем бое. Значит, прав был генерал — английский лазутчик был не один.

Солнце поднялось уже высоко. Было жарко, разогревшийся воздух стал горьким от дыма. Земля мелко дрожала — и от ударов о нее ядер и снарядов, и от бестолкового бега слонов. Некоторые из них добежали до реки и остановились там, у воды. Остальные исчезли среди деревьев.

Обернувшись к реке, чтобы посмотреть, что же будут делать слоны, Иван вдруг увидел несколько больших лодок, поднимавшихся вверх по течению. Лодкам удалось незаметно пробраться во фланг бирманским войскам. В каждой сидело несколько десятков солдат в красных мундирах, и на носу стояла небольшая пушка. Это был отряд, так не вовремя вернувшийся из Пегу.

Заметили лодки и англичане. И вот уже первые шеренги их солдат переваливают через вал и быстрым шагом пересекают равнину. Перед шеренгами идут барабанщики с белыми портупеями и знаменосцы несут синие, с красными крестами знамена. Треск барабанов особенно громок в наступившей тишине — замолкли пушки англичан.

Пора было вступать в дело бирманской артиллерии. Но Иван ждал. Рявкнули пушки второй и третьей батарей, Иван ждал. Пороха и ядер немного, тратить их зазря никак нельзя…

Запыленный гонец прискакал на холм:

— Генерал спрашивает, почему не стреляет батарея?

— Скажи, чтобы не беспокоился.

Гонец с недоверием взглянул на Ивана и ускакал.

Редкие цепи бирманских солдат выстраивались у подножия холма, на котором стояла батарея Ивана. Солдаты посматривали наверх и что-то кричали. Видно, тоже торопились стрелять.

С ревом прилетел и разорвался английский снаряд. Англичане перенесли огонь своих батарей подальше.

— Заряжай картечью, — приказал Исаев.

Глава 4

Вечером отступившие бирманские полки устраивались на ночлег. Бой был проигран. И хотя батарея Исаева держалась дольше всех и дала возможность отступить основным частям бирманской армии, спасти положение не удалось. Были потеряны почти все слоны, погибла половина манипурской конницы и многие из гвардейцев.

Из батареи Ивана уцелело всего три пушки. От других батарей и того не осталось. Иван уж и не помнил, как ему удалось в последний момент привязать к лошадям оставшиеся целыми орудия и догнать отступающую армию. Его спасло то, что англичане, преследуя бирманскую пехоту, в сутолоке боя пропустили бешено мчавшиеся упряжки.

В тылу вдоль пересохшего ручья Бандула задолго до боя приказал выстроить бревенчатую стену. На всякий случай. Теперь эта стена спасла армию от полного разгрома. Англичане, тоже измученные тяжелым боем, остановились перед ней, затем отошли на холмы, еще утром занятые бирманской армией.

Иван сидел у костра со своими канонирами. Он пил чай. Может быть, уже сотую чашку. Удивительно, как хочется пить. Кажется, ничем не утолить жажду, ничем не заглушить тяжелый запах дыма и пота.

— Артиллериста Ивана к генералу Бандуле! — сказал солдат, останавливаясь у костра.

Солдат был так же грязен и измучен, как и сидевшие у костра канониры.

Иван шел через лагерь, мрачный лагерь побежденных, где раненые стонали у костров, а уцелевшие спали, сморенные боем.

Генерал Бандула сидел в небольшой палатке на циновке, скрестив ноги. Один рукав его был засучен, и лекарь перевязывал руку повыше локтя. Генерал жмурился и топорщил усы.

— Садись, — сказал он Ивану. — Садись, тебе говорю!

Иван сел.

— Даже чая нет. Ординарца убили. Понимаешь?

— Хотите, скажу своим — сварят.

— Не хочу. Мы англичан разобьем. Ты не думай, разобьем… Скоро закончишь?

— Сейчас, одну секунду, — ответил лекарь.

— Болит, понимаешь? Я командиру слонов приказал голову отрубить, и правильно сделал. А он кто — знаешь? Двоюродный брат короля. Глупость в бою — самое большое преступление. Я этих слонов напоследок берег, когда феринджи близко подойдут. А этот — своих давить… Ну, скоро ты?

Лекарь поклонился и, пятясь, вышел из палатки.

На несколько секунд наступило молчание. Рядом с палаткой громко верещали цикады. Им и дела нет до боя. Кто-то вскрикнул — то ли раненый, то ли во сне.

Бандула поморщился:

— Болит рука. Я тоже неумен — поскакал в бой. А если бы меня убили? Жалко, мне голову рубить некому. Нам еще учиться надо, в другие страны ездить, оружие покупать. Твой король продаст нам оружие?

— Не могу знать. Может, и продаст.

— Посольство послать надо. Приедешь домой, спроси у своего короля, что он хочет за оружие. Можем дать рубины, слонов, тиковое дерево, рис.

— Я у себя в стране маленький человек. Меня царь слушать не будет.

— Будет. Ты у меня большой человек. Жалко, у меня второго меча нет. Я бы и второй тебе подарил. Но тебе и одного хватит, а?

— Я свое дело делал.

— Хорошо делал. Теперь другое дело делать будешь.

Бандула уселся поудобнее, стараясь не шевелить раненой рукой. Он внимательно посмотрел на Ивана, прищурился, как бы проверяя, говорить дальше или нет.

— Слушай, артиллерист. Я обещал тебе, когда кончится война, поедешь домой. Но я не знаю, когда кончится война. И меня тоже могут убить. Поезжай домой сейчас.

— Да мне не к спеху, — сказал Иван.

И сказал вполне искренне. Он сейчас не собирался уезжать. Его долг — не бросать в беде своих, а бирманцы стали своими, особенно сейчас, когда вместе сражались.

— Слушай, не перебивай! — сердито сказал Бандула.

Не на Ивана злился генерал — на проигранный бой, на англичан, на руку, которая болела.

— Я тебя не просто домой отпускаю. И, может быть, вчера еще и не отпустил бы. Сегодня твоя артиллерия кончилась. У тебя три пушки осталось да по одной в других батареях. Я их своему офицеру отдам. Справится. А для тебя дело поважнее.

Бандула поманил Ивана, чтобы подвинулся ближе. Понизил голос и продолжал:

— Завтра отступаем. Здесь нас Кемпбелл может голыми руками взять. Но я думаю, его солдаты тоже устали. С восходом солнца отправишься на север, в столицу, в Амарапуру. С тобой поедет мой адъютант Аун То. Ты его знаешь.

Иван кивнул головой. С Аун То они были даже приятелями. Молодой бирманский офицер, любознательный и веселый, нередко заходил к русскому канониру, расспрашивал его о дальних странах и морях, мечтал и сам повидать мир.

— Повезете важный груз. Очень важный. Я не оставлю его здесь, потому что англичанам может достаться. Что за груз, тебе знать не обязательно. Охрану дам малую — чем меньше народу будет знать, зачем едете и куда едете, — тем лучше. Скажете — на разведку. Письмо будет у Аун То. Тебе же даю другое письмо — пропуск через все заставы до России. Никто тебя не задержит, даже король. Ты доволен?

— Спасибо. Но, ваше превосходительство, я ведь домой сейчас не прошусь. Если нужно, до конца воевать буду.

— Я знаю. Но это дело важнее, чем бой. Я посылаю тебя, потому что верю тебе больше, чем некоторым своим офицерам… Эй, солдат!

Вошел солдат. Шлем его с острым шишаком был помят.

— Позови Аун То, он должен рядом быть.

— Слушаюсь, Маха Бандула. Тут у входа стоит Роджерс. Вы велели ему прийти с пленным англичанином.

— Пусть подождет… Да, постой. — Бандула нахмурился, но не от боли. — Он давно ждет?

— Недавно.

— Рядом с палаткой стоит?

— Рядом.

— Отгони их подальше, пусть подождут в сторонке.

Когда солдат ушел, генерал сказал, будто обращаясь к самому себе:

— Стенки у палатки тонкие.

Вошел Аун То, высокий большеглазый бирманец в европейских лосинах, шлеме и с двумя пистолетами за поясом.

— Вы звали меня?

— Садись. Артиллериста Ивана знаешь?

— Он мой друг. — Аун То улыбнулся и положил длинные сухие пальцы на колено Исаеву.

— Хорошо. Я так и думал. Завтра поедете вместе. Я тебе уже говорил. Завтра получишь мое письмо к королю. Там я обо всем докладываю. От себя скажешь, что Иван по моему приказу должен вернуться домой. Скажешь, что я хочу, чтобы с ним поехал в Россию ты, и пусть король отберет еще нескольких молодых офицеров. Приедете в Россию — идите к русскому королю, скажите, что просим помощи. Баджидо меня послушается, сейчас у него, кроме меня, нет хороших генералов. Идите. Оба идите. Мне еще надо допросить англичанина, а рука болит. Пусть лекарь зайдет, даст настоя.

Бандула поднялся и левой, здоровой рукой пожал по-европейски руку Ивану, кивнул Аун То и снова уселся на циновку, давая этим понять, что разговор закончен.

— Желаю счастья, — сказал Иван.

— Желаю счастья и вам, сыновья, — ответил генерал. — Пусть войдет Роджерс с пленным.

Роджерс, наверно, услышал слова генерала, потому что Иван с Аун То столкнулись с ним у самого входа. За маленьким переводчиком солдаты вели англичанина со связанными руками. Роджерс быстро поклонился Ивану и, ничего не сказав, нырнул в палатку.

— Я счастливый человек, — сказал Аун То. — Я увижу другие страны!

— Пошли спать, — предложил Иван. — И так сегодня чуть живые, а завтра день нелегкий.

— Пошли, — сказал разочарованно Аун То, но спорить не стал.

— Небось не заснешь теперь, — сказал ему вслед Иван.

— Не засну, — почти радостно отозвался бирманец. — Совсем не засну!

Глава 5

Утро пришло внезапно. Видно было, как проступают на черном занавесе деревьев синие тени, и вот уже можно различить листья, и летучие мыши ныряют в листву, чтобы повиснуть до вечера на ветвях, а навстречу им врывается в синеву утра пение дневных птиц.

Солнце еще не показалось над кустами низин, но вершина пагоды Шведагон вдруг вспыхнула золотом, и так ярко, что казалось, загорелись красные рубины, спрятанные под ее зонтом. А потом, будто кто-то провел широкой кистью сверху вниз, загорелась вся пагода — даже отсюда, из лагеря, издалека, громадная и величественная.

Не успела солнечная кисть докрасить основание пагоды, маленькие пагодки и строения, окружающие Шведагон, как лучи опустились на вершины манговых деревьев и почти тотчас же ударили в лицо, потому что в небо, как мяч из воды, вылетело солнце. И начался день.

Иван не выспался. Он много раз просыпался за ночь, торопил сон, торопил утро. Казалось, что эта короткая ночь длиннее лет, прожитых здесь. Солнце он встретил, сидя на лафете одной из трех оставшихся в батарее пушек. У ног лежал небольшой мешок, собранный еще затемно. Иван почти все пожитки оставил своим канонирам: рассудил, что путь будет долгим, трудным — нельзя перегружать ни коня, ни себя. Дай бог донести голову целой. Меч Иван повязал у пояса, туда же, за пояс, сунул пистолет, отобранный у англичанина.

С солнцем просыпался лагерь. В шум хриплых со сна голосов солдат и плеск воды влетел сухим треском случайный выстрел. В той стороне с криком поднялись вороны, но, покружившись с минуту, снова опустились на ветви — вороны привыкли к выстрелам, разжирели на падали. Лениво бухнула английская пушка…

Аун То пришел не один. За ним солдат тащил переметные сумы. Другой вел в поводу двух коней. Иван еще издали заметил, что кони добрые, манипурские.

— Как поживаешь? — спросил Аун То.

— Спасибо, хорошо, — ответил Иван. Потом добавил: — А груз где?

— Нас ждут за рощей. Чтобы никто в лагере не знал, куда уезжаем. Пусть думают, что в разведку.

Аун То легко вскочил на подведенного солдатом коня, проверил, хорошо ли закреплены сумы. Подождал, пока Иван, плохой кавалерист, приторочит свой мешок и усядется в седле понадежнее.

Через лагерь ехали не спеша. Осматривались. В тени деревьев лежали раненые, некоторые за ночь умерли, отмучились, но монахи, которые ухаживали за увечными и уносили мертвых, еще не проснулись.

Ночью поражение казалось не таким окончательным. Днем стало видно, что армия перестала существовать. Единственное, что могло спасти ее остатки, — немедленное отступление, пока англичане не собрались с силами, чтобы преследовать противника.

Спали кто где свалился после боя. Перемешались полки, отряды, тут же бродили оседланные кони, и непонятно было, то ли их хозяева погибли, то ли спят, позабыв обо всем.

Издыхал боевой слон. Он возил по земле окровавленным хоботом, и погонщик его, тоже окровавленный и грязный, плакал, гладя слона по голове, будто хотел утешить.

Миновали маленькую группу часовых, и Иван даже удивился, увидев их здесь. Странно было видеть бодрствующих в этом кошмарном сонном царстве.

Еще два солдата стояли у палатки генерала.

— До свидания, ваше превосходительство, — сказал Иван негромко по-русски. — Даст бог, свидимся.

Но сам не верил, что увидит когда-нибудь Бандулу.

Худенькая фигурка Роджерса поднялась из травы. Переводчик спал на земле, подложив под себя старый плащ.

— Доброе утро, господин Иван, — сказал он. — Доброе утро, Бо Аун То. Неужели вам тоже не спится?

— Доброе утро, Роджерс.

— Куда собрались?… Если не секрет.

— На разведку, — поспешил ответить Аун То.

— Какая же может быть разведка, если армия разбита?

В голосе Роджерса слышалась печаль.

Иван, чтобы успокоить человека, сказал попросту, без издевки:

— В случае чего у англичан устроитесь.

— Англичане не ценят предателей, — сказал Аун То и тронул коня.

— Вот это правда, — заторопился Роджерс. — Со мной церемониться не станут. — Он снял очки в погнутой оловянной оправе и принялся тереть большими пальцами стекла.

Снова неподалеку бухнула английская пушка. Англичане не собирались оставлять противника в покое.

— Мы будем отступать? — спросил Роджерс. Он почти бежал, держась за стремя Иванова коня.

— Северную дорогу посмотреть надо, чтобы англичане не обошли.

Больше Иван не оборачивался. Роджерс отстал и вернулся к палатке генерала.

На пригорке их ждали пятеро солдат, окруживших повозку с грузом. Чиновник с удивительно редкой, волоска в три-четыре, бородой протянул Аун То бумагу. Тот подписал ее в знак того, что груз им принят. Потом вся кавалькада — повозка, Иван, Аун То и пятеро солдат — двинулась на север. Бандула не хотел давать большого конвоя. Груз был секретным, и потому даже свои не должны были обращать на него внимания.

Глава 6

Каждый удар подковы о дорогу рождал клуб пыли, которая поднималась в жаркий густой воздух и повисала там. Казалось, повозка плывет по пылевым волнам. Иван повязал голову платком, чтобы не жгло солнце, и платок вскоре порыжел. Лица тоже приняли цвет пыли.

Голодная серая собака с перебитой ногой долго ковыляла рядом со всадниками, — наверно, надеялась, что ее накормят за верность. Потом притомилась, отстала и улеглась в тени у дороги.

Путь лежал по пустынным местам. Деревни казались безлюдными, и квадраты рисовых полей щетинились прошлогодней соломой.

Война была еще близка, и по этой дороге прошло слишком много голодных солдат. Даже горшок на полочке, прибитой к стволу дерева, был пуст и кружка пропала — некому было налить воды для путников.

Иван старался, чтобы не так жарко было, припомнить прохладу вологодской рощи, но видение, такое послушное обычно, сейчас скрывалось за пыльным облаком. Второй день путешествия на север подходил к концу.

— Сегодня где ночуем? — спросил Иван, поравнявшись с пропыленным Аун То.

— Дойдем до деревни Тауншве. Там нас будут ждать.

— Река! — крикнул солдат.

— Все правильно — Иравади. Мы снова вернулись к ней, — сказал Аун То. — Привал. Напьемся, и пускай напьются кони.

— Может, и заночуем здесь? Солнце уже низко, — сказал Иван. — Кони устали.

— Кони устали, — подтвердил солдат, стоявший рядом.

— Знаю, — сказал Аун То. — Но не хочется ночевать здесь. До деревни доберемся засветло.

— Не успеем, — сказал солдат. — Я из этих мест. К сумеркам будем только у пагоды Трех Духов. Это плохое место.

— Все равно поедем. Успеем к деревне.

Солдат оказался прав. Когда дорога привела путников к кустарнику, из-за которого выглядывала вершинка небольшой пагоды, солнце уже спустилось к синим горам на том берегу Иравади. Еще полчаса, и наступят короткие сумерки.

— Ночуем здесь, — сказал Аун То, и, как будто поняв его, кони прибавили шагу, и даже буйволы, запряженные в повозку, приподняли тяжелые рога и потянули сильнее.

Пагода Трех Духов стояла на плоской вершине холмика. Колючие кусты окружали ее со всех сторон, и дорога к ней казалась коридором, прорубленным меж невысоких неровных стен. В сумерках кусты казались темно-синими. Кое-где платформа под пагодой дала трещины, и сквозь них пробились травинки, выгоревшие под солнцем, жесткие и, казалось, мертвые. Сама пагода — конус в два человеческих роста, сложенный из кирпичей и обмазанный штукатуркой, — была давно не белена. Дожди смыли известку и окрасили в белый цвет площадку.

Солдаты разожгли костер, и от его света сразу стало темнее вокруг. Только Иравади, подходившая совсем близко к пагоде, серебрилась под низко висящей луной.

Иван обошел площадку. С трех сторон холм спускался полого, с третьей, дальней от реки, оканчивался обрывом, по краю которого щетинилась полоска кустов. Было уже так темно, что не разберешь, глубокий ли овраг. Но Иван решил, что неглубокий, — другая сторона его, тоже поросшая кустами, была совсем близко.

— Ты не голоден? — спросил Аун То. — Рис сейчас будет готов.

Солдаты расстелили на земле циновки и каждому на банановый лист положили по горке сваренного еще утром и разогретого риса. Один из них, продираясь сквозь кусты и приговаривая: «Змей здесь нет, нет ни одной, а если есть, они не захотят меня укусить», поднялся с реки, неся воду.

— А змей здесь много? — спросил Иван.

— Очень много. Поэтому и пагода называется пагодой Трех Духов.

— А что общего между змеями и духами?

— Это старинная история, — начал солдат, довольный тем, что нашел слушателя.

— Я тоже слышал эту сказку, — перебил его Аун То. — Как три разбойника…

— Если вы позволите, господин, я сам расскажу эту историю, — сказал тот солдат, что боялся змей. — Я из этих мест.

— Расскажи, — согласился Аун То.

— Это не сказка. Это случилось в самом деле, только очень давно, когда главным городом в Бирме был славный Паган и правил им могучий царь Анируда. Жила там девушка изумительной красоты, и звали ее Ма Ни Ни. Все любили ее, потому что она была не только красивой, но доброй и ласковой. Даже птицы прилетали по утрам на ее крыльцо, чтобы спеть ей свои песни. Многие богатыри сватались к ней, но все получали отказ. Ма Ни Ни как-то увидела на празднике принца Чанзитту и решила, что отдаст свое сердце только ему…

Аун То подбросил в костер сухих ветвей, и огонь осветил неверным красноватым светом лицо рассказчика. Иван подумал, что так же сидели бирманские солдаты у костра и во времена древнего царя Анируды.

— Но Чанзитта, отважный и прекрасный воин, не знал о любви Ма Ни Ни и уехал на юг покорять город Татон. И тогда старый ростовщик Кула решил взять Ма Ни Ни себе в жены. Он был очень богатым человеком, но очень злым и многих разорил, потому что брал очень большие проценты.

— У нас в деревне ростовщик тоже берет очень большие проценты. Прошлой весной мы отдали ему половину риса, — сказал молодой солдат, сидевший в тени.

— Не перебивай, Ко Мья… На чем я остановился? Да, и решил ростовщик взять Ма Ни Ни в жены. Он пришел к ее отцу и предложил ему целую повозку золота. Но отец Ма Ни Ни был добрый и гордый человек. «Не надо мне золота, — сказал он. — Ты лучше спроси мою дочь, хочет ли она, чтобы ты был ее мужем». А Ма Ни Ни сказала: «Постыдись, отец! Твой зять будет старше тебя!» Но однажды Ма Ни Ни с отцом поехала на юг навестить свою тетю. И ростовщик нанял трех разбойников, чтобы они схватили Ма Ни Ни, убили ее отца и привезли девушку к нему в его лесной дом…

Иван слушал легенду и краем глаза поглядывал на реку. Ему показалось, что по серебряной дорожке поднимается черная полоска — лодка. Он хотел было сказать об этом Аун То, да не стал перебивать рассказчика. Черная полоска приблизилась к берегу и пропала в тени.

— Разбойники быстро доехали до того места, на котором мы теперь сидим. Вон там, под обрывом, в овраге, — солдат показал в сторону, противоположную реке, — они построили себе из камней дом и в нем ночевали. И вот однажды они слышат — стучат по дороге копыта. Это ехала повозка, в ней Ма Ни Ни, а рядом, на коне, ее отец. Разбойники бросились из засады на путников, отца девушки убили, а ее связали. Время было позднее, как сейчас, и они решили сначала переночевать, а с рассветом поехать к старику-ростовщику.

Солдаты подвинулись поближе к костру. Сказка сказкой, но ночь была темной, и в кустах что-то ворошилось и вздыхало — то ли ночные птицы, то ли змеи… Иван снова взглянул на реку. Но ничего не было видно.

— Ночью девушка обратилась с мольбой к духам лесов и гор, к зверям и птицам, чтобы они спасли ее. И тогда все змеи, что живут на холме и вокруг, вылезли из своих нор, тихо подползли к спящим разбойникам и искусали их. Страшными голосами кричали разбойники перед смертью!

Тут рассказчик сделал драматическую паузу и потом закончил совсем другим, тихим и будничным голосом:

— Девушку змеи не тронули. Она вернулась в Паган, вышла замуж за принца Чанзитту. Вот и все. А души разбойников, которые умерли так внезапно и страшно, не успокоились и долго бродили, пугая людей. Тогда и построили здесь пагоду, чтобы успокоить злых духов. Но, говорят, иногда ночами они появляются здесь и делают пакости честным людям…

— Ну и место мы выбрали для ночлега! — постарался пошутить Аун То. — И змеи, и привидения.

— Я же говорил, что место плохое, — сказал солдат.

— Ничего. Переночуем.

— Надо будет по очереди дежурить, — заметил Иван.

— Англичане далеко. Или ты боишься привидений?

— Привидений я не боюсь, хотя, может, у вас в Бирме они и особенные. Но мало ли кто может проехать по дороге. А у нас груз ценный. Бандула сказал, что мы можем сами погибнуть, а повозку должны довезти до Амарапуры.

— Ладно, — сказал Аун То, — первым будет дежурить Ко Мья. — И он показал на молодого солдата. — А теперь спать. Сегодня луна, и привидения не придут.

— Не шутите, господин, — сказал старый солдат. — Духи этого не любят.

Аун То смущенно кашлянул. Ему не хотелось, чтобы Иван заметил, что он побаивается злых духов.

Иван улегся на площадке у пагоды. Ему не спалось, как не спалось и вчера ночью. А вдруг бирманский король не захочет отпустить его? И тогда прощай мечта о возвращении домой.

Ко Мья сидел у гаснущего костра, опершись о копье. Голова его медленно опускалась вниз, потом он спохватывался, просыпался, тряс головой, стараясь прогнать сон, и все начиналось сначала.

«Заснет, — подумал Иван, — обязательно заснет». Ему не нравилось это открытое, чересчур близкое к реке место. Рядом, прижавшись друг к другу, спали остальные солдаты и Аун То.

Иван встал и подошел к костру. Ко Мья даже не поднял головы. Он уже крепко спал.

Все тихо. Даже слишком тихо. Почему-то умолкли птицы и улегся ветер. Может, и в самом деле злые души мертвых разбойников подкрадываются к маленькому лагерю? Иван подошел к краю площадки, где стояла повозка. Под материей, которой она была покрыта, угадывались два больших ящика. Интересно, что в них?

В кустах раздался шум. Иван резко повернулся в ту сторону, но по храпу тут же догадался, что там — стреноженные кони и буйволы. Он еще раз пересек площадку. Надо было спать, завтра снова в путь, но тревога заставила его внимательно вглядеться в реку, в прибрежные заросли. И ему показалось, что кто-то возится там, внизу. Разбудить Аун То? Нет, наверно, почудилось.

Осторожно раздвигая ветки, чтобы не трещали, Иван начал спускаться к реке.

Несколько раз он останавливался, чтобы освободить куртку от вцепившихся в нее колючек. Перед тем как сделать шаг, он проводил подошвой по земле — может, попадется сухой сучок, а то и змея.

Уже шагов через двадцать он мог бы поклясться, что слышит голоса, шепот, не долетавший до площадки у пагоды, но явный внизу, у воды. Иван прислонился к стволу и замер.

Говорили по-английски. Английский Иван понимал плохо, но отличить его от других языков мог. Как же англичане могли здесь очутиться? И знают ли они о людях наверху? Наверно, знают, а то зачем бы им говорить шепотом и таиться.

Несколько человек поднимались по склону навстречу Ивану. Люди были в сапогах, и ветви потрескивали под подошвами. Кто-то тихо выругался.

«Пора», — подумал Иван. Он поднял пистолет, прицелился в направлении голосов и выстрелил.

Глава 7

— А-а! — закричал тонкий голос с той стороны.

— Вперед! — по-английски скомандовал низкий бас.

И сразу кустарник ожил. Темная тень бросилась из кустов к Ивану, он не успел перезарядить пистолет. Меч его остался наверху, у пагоды. Иван отпрянул в сторону, его ослепила и обожгла вспышка выстрела. Противник его тоже отбросил ненужное теперь оружие, и в полной темноте они сцепились, потеряли равновесие и покатились, ломая кусты, под уклон.

Противник был тяжелее Ивана и подмял его. Пальцы англичанина рвали на груди куртку, подбирались к глотке, и свободной рукой Иван лихорадочно шарил по земле, стараясь отыскать какое-нибудь оружие. На счастье, он натолкнулся на обломок кирпича, свалившегося сверху. Он изловчился, ударил англичанина по голове и почувствовал, как ослабела хватка. Иван вывернулся из-под черной тяжести и, не оглядываясь, не зная, убил ли он противника или только оглушил его, бросился, ломая кусты, наверх, на помощь к своим, на шум схватки.

Но опоздал.

В свете луны было видно, что англичане у дальнего конца площадки рубятся с двумя оставшимися в живых солдатами. Нападение англичан было внезапным, и выстрел Ивана слишком поздно разбудил бирманцев.

Первым побуждением Ивана было броситься на помощь солдатам, но для этого надо было пробиться сквозь толпу англичан, пробиться без оружия… Он остановился, стараясь найти в темноте оставленный меч.

Схватка перемещалась понемногу к краю площадки, к дороге, куда отступали бирманцы. Они, видно, хотели добраться до коней, но попытка эта была безнадежна, потому что кони были стреножены на ночь, а англичан было по крайней мере впятеро больше.

Бирманцы поняли это и бросились бежать по дороге. Вслед бежали англичане, стреляя на ходу, и вспышки выстрелов казались зарницами.

Иван остался на площадке один. Он перебежал открытое место и поднял свой меч. Теперь он хоть был вооружен. Тут же он вспомнил о повозке. Англичанам нужна была именно она, вряд ли они стали бы посылать в длинное и рискованное плавание отряд только ради того, чтобы напасть на кучку бирманцев.

Повозка темнела над обрывом. Что делать? Иван подбежал к ней, попытался столкнуть ее вниз. Времени было в обрез, в любой момент англичане могли вернуться.

Нет, так ничего не получится. Тогда Иван рванул материю, покрывавшую груз, и, поднатужившись, сбросил под обрыв сначала один сундук, потом другой. Сундуки подпрыгивали, круша кусты и ударяясь о выступы обрыва, но сделаны были, видно, на совесть и не разбились.

Овраг был неглубок. Через секунду-две шум оборвался. Иван решил рискнуть и, обернувшись лицом к обрыву, сполз на животе вслед за сундуками.

Еще несколько выстрелов донеслось из-за холмов. Иван сорвался, пролетел сажени две и, больно ударившись об угол одного из сундуков, свалился на землю. Все стихло.

Иван поднялся и присел на сундук. Было совершенно темно. Привыкшие к темноте глаза видели только черные стены оврага и белые точки звезд над головой. Нет, еще что-то голубело совсем рядом…

Иван встал и, с трудом ступая на ушибленную ногу, сделал несколько шагов в том направлении. Вытянутая вперед рука уперлась в неровную оштукатуренную стену. Это было какое-то полуразрушенное здание, ушедшее в землю, с провалившейся крышей. Дом трех разбойников, вспомнилась Ивану легенда. Наверно, дом трех разбойников. Солдат говорил, что он был каменным.

Иван обошел небольшое здание и нашел вход.

Пожалуй, здесь можно будет спрятаться до тех пор, пока англичане не уйдут. Вряд ли они осмелятся долго сидеть на этом месте.

Потом Иван сообразил, что не грех бы спрятать здесь и сундуки. А то их можно будет увидеть сверху.

Сундук оказался очень тяжелым, Иван волочил его с трудом, но все-таки втащил в дверной проем и опустился без сил на пол. И тут услышал сквозь шум крови в висках голоса англичан. Они, видно, вернулись и о чем-то спорили. Один из голосов, высокий и виноватый, Ивану показался знакомым. Ивану захотелось бежать отсюда, и поскорее. Но тут он вспомнил о втором сундуке.

Он нашел его ощупью. Сундук был поменьше и полегче первого, но тащить его в дом разбойников было куда труднее. И сил уже не оставалось, и, кроме того, нельзя было шуметь — англичане стояли совсем над головой. Ивану казалось даже, что они могут услышать его дыхание.

Но, слава богу, они были слишком заняты собственным спором. «Ищут, — подумал Иван. — Хорошо, что я успел спихнуть груз под откос. Но они ведь не дураки. Догадаются — могут вниз спуститься».

Иван поставил сундук рядом с первым. На всякий случай еще раз проделал путь от дома к обрыву и заровнял борозды, оставленные сундуком. Потом посыпал их листьями и пылью.

Окончив работу, Исаев снова вернулся в домик. Англичане все суетились наверху, не уходили, но под обрыв пока не заглядывали. Внутреннее помещение дома было небольшое. Одна комната. Иван обошел ее, держась за стену.

В одном месте он почувствовал, что пол уходит вниз. Иван стал на четвереньки и обнаружил посреди комнаты яму. Видно, когда-то под домом был подвал. С одной стороны спуск в яму был пологим; Иван спустил по нему, как с горы, оба сундука, завалил их обломками кирпичей, щебнем и пылью. Иван успокоился. Англичане, если и поймают его, вряд ли найдут груз.

Иван решил уходить. Он рассчитывал к утру добраться до деревни Тауншве и вызвать помощь.

Через полсотни шагов овраг расширился и влился в долинку, по которой проходила дорога. Наверно, днем и холм, и овраг, и кусты — все будет куда меньше и обыденней, чем в темноте. Иван раздвинул колючки окровавленными руками и, хромая, вышел на дорогу. Голоса англичан звучали совсем неподалеку, казалось — над самым ухом. Пригибаясь, Иван побежал по дороге, но через несколько шагов остановился, натолкнувшись на лежащего поперек дороги человека. Ивану пришлось наклониться совсем низко, чтобы узнать Аун То. Бирманский офицер был мертв. Кровь из разрубленной головы залила лицо и натекла черной лужей на землю.

Иван подумал о том, что еще два часа назад Аун То, укладываясь спать, мечтал, как он приедет в Петербург.

Иван запустил руку за пазуху Аун То. Он хотел взять письмо, переданное Бандулой для бирманского короля. Англичане могли вернуться, чтобы обыскать труп.

Письмо было здесь, но, для того чтобы достать его, Ивану пришлось расстегнуть квадратные пуговицы куртки бирманца. Пуговицы не поддавались, и Исаев, борясь с ними, упустил тот момент, когда англичане, и в самом деле решившие обыскать убитых бирманцев, подошли совсем близко. Иван не успел даже выпрямиться — на спине у него уже тяжело дышал один из англичан, второй заламывал ему руки.

Борьба была короткой, и через минуту Иван лежал связанный. Маленький человек вышел из-за спины английских солдат. Он держал в руке факел и сказал удивительно знакомым голосом, посветив Ивану в лицо:

— Я его знаю. Это русский артиллерист, близкий человек к самому генералу Бандуле…

Глава 1

Днем пришли ребята из класса и со двора прощаться. Они сильно завидовали Игорю, что он едет в Бирму, и Игорю хотелось быть добрым, чтобы они не подумали, что он зазнался.

Он подарил Гере Шатрову свою коллекцию копеек, а Шурику отдал боксерскую перчатку. Ребята сначала отказывались и говорили, что эти вещи понадобятся Игорю, когда он вернется, но Игорь отвечал, что вернется не раньше чем через год и вещам лежать зазря не стоит — пусть уж лучше ими пользуются другие. Марки он отдал Лине. Правда, Лина в них мало разбиралась, но ему хотелось сделать ей какой-нибудь ценный подарок. Юрка Белов немного обиделся, потому что уже считал марки своими. Пришлось отдать ракетки для бадминтона, но Юрка все равно продолжал обижаться, хоть и не показывал этого. Игорь даже залез под кровать, чтобы поискать, не осталось ли там чего-нибудь еще, что можно подарить. Ребята тоже искали. Лина нашла под буфетом теннисный мяч, и Игорь хотел подарить его ей, но Петя сказал, что это его мяч и что, когда играли в прошлый раз в штандер, Игорь нечаянно унес его с собой. Игорь об этом не помнил, тем более что в последний раз играли в штандер по крайней мере полгода назад, но спорить не стал и вернул мяч Петру.

Тут пришла мама и застала полный разгром. Ребята потихоньку ушли, потому что обычно матери не любят, когда их дети раздаривают все товарищам, а Игорю пришлось убирать комнату.

Правда, он сначала сказал, что, может, убирать уже и не стоит — все равно уезжать, но мать сказала, что только дикари оставляют после себя такое безобразие, а она смеет надеяться, что ее сын все-таки не дикарь.

— А в Бирме дикари есть? — спросил Игорь.

— Не знаю, — честно призналась мать, — спроси у папы. Я думаю, вряд ли где-нибудь в мире остались дикари, особенно когда почти все уже добились национальной независимости.

— Даже в Африке?

— Даже в Африке.

Игорь все-таки решил выяснить этот вопрос у отца. Ему очень хотелось, чтобы в Бирме были дикари.

Он подмел комнату, а потом пришел в кухню и спросил у мамы:

— А слонов там много?

— Ты же знаешь, что много.

— Знаю, — сказал Игорь. Он читал статью о Бирме в Большой советской энциклопедии.

Потом Игорь помогал маме укладывать чемодан и даже сидел на нем, чтобы он закрылся. Они с мамой немного поспорили, брать ли серое пальто. Игорь полагал, что в Бирме всегда жарко и никаких пальто не нужно, а мама ссылалась на ту же энциклопедию и говорила, что в январе минимальная температура довольно низкая.

Когда чемодан все-таки закрыли, Игорь захотел пойти во двор, чтобы попрощаться по-настоящему с Герой Шатровым, который был его настоящим другом, и с Линой, но мама не пустила, потому что вот-вот должен был вернуться отец, а до отъезда оставалось всего два часа и сейчас приедут тетя Маруся и бабушка и с ними тоже надо прощаться.

— Очень интересно! — заметил Игорь. — Тете Марусе со мной прощаться надо, а моим лучшим друзьям не надо!

— Но они же только что ушли. Разве ты не попрощался?

— Ты их спугнула, мам. Они застеснялись.

— Я бы тебя отпустила, но ты обязательно пропадешь на полдня.

— Неужели ты не понимаешь, — удивился Игорь, — что в моих же собственных интересах не опоздать на самолет? И вообще.

— Принеси-ка лучше мне из шкафа простыни, — сказала мама.

Игорь сильно обиделся на мать и чуть было не решил вообще убежать из дому и ни в какую Бирму не ехать, но на стуле около шкафа он увидел книжку «Янки при дворе короля Артура» и вспомнил, что не успел дочитать ее. Он сел на стул и начал читать про рыцарский турнир. Минут через пять пришла мать и сердито сказала:

— Тебя только за смертью посылать!

Зазвенел звонок, и появилась тетя Маруся, заранее заплаканная. Но Игорь знал, что тетя Маруся могла плакать по любому поводу. Потом пришел отец и принес билеты на самолет. Билеты были похожи на длинные книжки, и на обложке каждой был нарисован самолет, внутри же — фамилия и маршрут, по которому самолет полетит: Москва — Ташкент — Дели — Рангун.

Снова зазвонил звонок, и Игорь, не выпуская из рук билета, пошел открывать. Оказывается, пришла незнакомая женщина, которая хотела передать маме пакет с воблой для своего сына, который уж полгода работает в Бирме. Мама принялась спрашивать ее о всяких вещах, будто женщина только что сама приехала из тропиков, но та совсем не удивилась и отвечала подробно про жилищные условия и про то, что обязательно надо взять с собой кускового сахара, потому что там только сахарный песок.

Игорю стало скучно, и он, заметив, что на него уже никто не обращает внимания, потихоньку вышел на лестницу и спустился во двор, чтобы показать ребятам свой билет на самолет в Рангун.

Но на дворе никого не было. Только малыши возились в песке. Не им же показывать билет. Игорь расстроился и хотел уходить, но тут подошли Борис Солнышко и Марат — они учились в техникуме и обычно не имели с Игорем ничего общего. Но теперь они сами к нему подошли, потому что знали, что он уезжает в Бирму. Они разговаривали, как будто ему было уже шестнадцать лет, как им. Игорь показал им билет, и Борис Солнышко сказал, что в их техникуме один преподаватель ездил в Гвинею. Они спросили, какой в Бирме климат, и Игорь ответил, что муссонный. Потом Марат сказал, что Бирма маленькая страна, а Игорь возразил, что большая — две тысячи километров с севера на юг и двадцать миллионов населения.

В окно высунулась мама и сказала очень громко:

— Игорь, ты, по-моему, сошел с ума! Через полчаса уезжать, а ты даже пальцем не пошевелил!

Пришлось уйти. Только-только начали налаживаться нормальные отношения со старшими ребятами…

Отец спросил:

— Ты билета не брал?

— Брал. Только свой.

— Где же он?

Билета нигде не было. Ни в карманах, ни в руках. Билет остался у Бориса Солнышка.

— Сейчас, — сказал Игорь и съежился от ужаса.

У него было сильно развито воображение, и, пока он бежал до двери — восемнадцать шагов, — он успел представить себе все, что произойдет в ближайшие сутки. Ведь не могут же родители остаться в Москве оттого, что их растяпа сын потерял заграничный билет. Вот они, печальные и суровые, поднимаются на борт самолета и стараются не глядеть в его сторону, вот тетя Маруся берет его за руку, как маленького, и ведет обратно, в пустую квартиру, где ничего нет, даже марки и монеты раздарены, а когда он выходит на следующее утро во двор, его встречают обидными словами: «иностранец» или «таких, как ты, не то что в Бирму — в Малаховку пускать нельзя».

Но когда Игорь открыл дверь на лестницу, по ту сторону двери он увидел Бориса Солнышко, который уже протянул руку к звонку. В другой руке он держал книжечку билета.

— Не бойся, — сказал он Игорю, — ничего с твоим билетом не случилось.

— Вот спасибо тебе! — сказал Игорь. — А то я уже чуть не начал волноваться. Понимаешь, гляжу — нет билета.

Игорь был очень благодарен Борису, и, если бы у него что-нибудь осталось, он обязательно бы Борису подарил.

— Ну ладно, я пошел, — сказал Борис Солнышко. — Счастливого пути. Передавай привет бирманскому народу. Пиши.

— Спасибо, — сказал Игорь. Он так крепко сжимал билет, что чуть не смял его. — Обязательно напишу.

— Нашелся? — спросил отец, когда Игорь вернулся в комнату.

— Что с ним случится? — ответил Игорь.

— Ну, присядем перед дорогой, — сказала мама. — Ничего не забыли?

Все присели.

— Если что забыли, вышлю, — сказала бабушка.

— Тише, — сказала тетя Маруся. — Надо минуту помолчать. На счастье.

Игорь тоже сел и помолчал. Квартира была странной, нежилой и опустевшей, хотя все большие вещи оставались на своих местах. Даже шторы.

— Все, пора, — сказал отец. — Машина уже ждет.

Все страшно засуетились, начали одеваться, понесли вниз чемоданы, и Игорю досталась довольно тяжелая сумка. Борис Солнышко стоял на дворе и махал Исаевым вслед, пока они выезжали со двора.

Глава 2

На аэродроме отец сказал Игорю:

— Купи «Огонек», а то читать нечего, — и дал рубль. — На сдачу, может, себе что-нибудь найдешь.

Игорь подошел к киоску, в котором продавались книги, журналы и всякие вещи, нужные путешественникам. Игорь купил «Огонек». Еще оставалось семьдесят копеек, которые нужно истратить, потому что наши деньги теперь не скоро понадобятся.

Игорь увидел записную книжку в синем пластиковом переплете. Он понял, что именно этого ему и не хватало. Ведь в дороге придется вести дневник и делать всякие записи. Книжка стоила полтинник и отлично умещалась в кармане. Остальные деньги Игорь потратил на яблочный сок.

Когда Игорь вернулся к своим, как раз объявили, что надо идти на регистрацию багажа. Исаевы поцеловались с бабушкой и плачущей в три ручья тетей Марусей и довольно быстро прошли таможню и всякие формальности. Таможенник попрощался с Игорем и пожелал ему счастливого пути. Потом все вышли на поле и долго махали бабушке и тете Марусе, которые остались за барьером. Маме тоже хотелось поплакать, но она, молодая и красивая женщина, сдерживалась и шла к самолету впереди всех. Отец нес сумку, в которой лежали фотоаппарат и разные разности вроде зубных щеток. Так началось путешествие.

Сначала внизу были поля и леса. Игорю уже приходилось летать в Крым, и он отлично представлял себе, какой должна быть земля сверху. Кроме того, самолет летел очень высоко, на девяти тысячах метров, и потому внизу все было не очень интересно, если не считать Волги и Аральского моря. В Ташкенте была последняя посадка, а потом самолет поднялся к горам, к государственной границе.

Игорь все смотрел вниз и ждал, когда же она будет. Не то чтобы он ожидал увидеть заставу и пограничников в дозоре. Он отлично знал, что пограничники не такие дураки, чтобы сидеть на самом виду. Но все-таки Игорь немного надеялся, что если повезет, то он увидит перепаханную полосу, которую диверсанты переходят, надев на ноги коровьи копыта. Он об этом читал в одной книжке про шпионов.

Но когда в проход между креслами вышла совсем молодая стюардесса и сказала, что самолет пересек государственную границу СССР, Игорь мог поклясться, что ничего внизу не изменилось. Были горы, наверное, невысокие, потому что до них было далеко, желтые и скучные. В горах не было ни деревьев, ни рек.

Отец дремал рядом и совсем не интересовался государственной границей. Во-первых, он уже летал за границу, а во-вторых, он вообще был недостаточно любопытным человеком. Мать читала «Огонек». Она мельком взглянула в окно и принялась читать снова. Игорь знал, что мама боится летать.

Потом горы увеличились. Настолько, что стали снежными и так близко подобрались к самолету, что Игорь забеспокоился, как бы не пришлось лавировать между ними. А вдруг откажет мотор «Ила»? Но мотор «Ила» не отказал, а между спинками кресел просунулась чужая рука, тронула Игоря за плечо, и когда Игорь обернулся, он увидел лысого нестарого дядьку, который крикнул:

— Смотри, Эверест, величайшая вершина мира!

Игорь не смог догадаться, какая из далеких вершин Эверест, но расспрашивать постеснялся и сказал только «спасибо».

Горы были настолько запутаны и бесконечны, что Игорь посочувствовал составителям карт, особенно старинным путешественникам вроде Марко Поло, которые всюду ходили пешком и не могли подняться на самолете, чтобы рассмотреть все поподробнее.

Игорь достал записную книжку и хотел записать в нее что-нибудь важное, но записывать было нечего. Все-таки он написал: «Перелетели Гималаи. Слева по курсу видна величайшая вершина мира — Эверест». Он еще посмотрел вниз, но никаких поселков, городов и деревень не было. Даже дорог не было. Это был очень дикий край, в котором можно запросто заблудиться и погибнуть. Игорь решил, что про это он запишет потом, когда будет время. И заснул.

Проснулся он, когда самолет уже стоял на земле. В салоне стало жарче, и винты лениво докручивали последние обороты. Записная книжка лежала на коленях, карандаш свалился на пол, и Игорь рассердился на себя, что заснул, и на отца, который его не разбудил вовремя.

За окном были синие сумерки, и самые настоящие индусы в белых одеждах и с голыми худыми смуглыми ногами катили к самолету трап.

На длинном здании за полем было написано по-английски «Нью-Дели». Отец уже завязал галстук и собирался выходить из самолета.

— Ты обо мне забыл? — спросил Игорь.

— Не хотел будить. Уж очень ты сладко спал, — сказал отец.

— Ты намучился, — вмешалась мать.

— С вами намучаешься! — ответил Игорь недружелюбно, но отец только улыбнулся.

В этот момент дверь открылась, и все пошли к выходу. Игорь сунул книжку в карман и пропустил маму вперед, как настоящий джентльмен… Он уважал маму. Она была самой молодой и стройной из мам в их классе.

— Вот мы и в Индии, — сказал отец.

Игорь ступил на первую ступеньку трапа и чуть не бросился обратно в самолет — такой густой и горячий воздух встретил его. Воздух с трудом залезал в горло, и хотелось сначала прожевать его, а потом уж вдыхать по кусочкам. Воздух был наполнен чужими запахами, и даже знакомые, перемешиваясь в нем, приобретали странные, чужие свойства. Бензин пахнул сладко и приторно. Еще пахло чем-то жареным, и душистым маслом, и цветами, и как будто в церкви, куда Игоря раз, давно, водила няня.

Игорь пытался дышать нормально и делать вид, что ничего особенного не произошло. Тем более что остальные пассажиры спокойно спускались по трапу и становились рядом с индийской девушкой в сари и синем берете. Игорь тоже был совершенно спокоен. Он сказал девушке «гуд ивнинг», что значит — «добрый вечер». Игорь учился в Москве в английской школе, и что-что, а уж поздороваться по-английски он мог.

Потом все пассажиры пошли через поле к огням аэропорта. Отец спросил маму:

— Не жарко?

— Шутишь, — сказала мама. — Кошмар какой-то!

Игорь вспотел, пока дошел до здания аэропорта. Ему хотелось даже загребать руками, чтобы легче плыть в воздухе, но он был в зарубежном государстве, и приходилось вести себя, как полагается настоящему советскому школьнику.

У низенькой загородки стояли индийцы и даже индийские дети и смотрели, кто прилетел. Они громко переговаривались и, видно, никуда не спешили. Игорь тоже посмотрел на них, но деликатно. Мимо проехал большой бензозаправщик, и слово «бензин» на нем было написано по-английски. На бензозаправщике сидели два индуса в белых комбинезонах с надписями на груди и на спине, чтобы видно было, на какую частную компанию они работают. На поле стояло еще несколько самолетов, и все разные. Но марок самолетов Игорь не разглядел.

Внутри в здании вокзала было совсем прохладно. Отец объяснил:

— Кондиционирование воздуха, кондишн — другими словами. У нас в комнате тоже так будет.

В большом зале стояло несколько киосков с удивительными индийскими сувенирами и сокровищами, и, пока официанты в белых с зеленым костюмах накрывали на столы, чтобы накормить пассажиров, Игорь пошел к киоскам и протолкался поближе, чтобы разглядеть внимательно, что там продают.

Продавали деревянные статуэтки и бронзовые головы богов, бусы, украшения, какие-то игрушки, расписные тарелки и даже кинжалы и ножи. Один меч Игорю показался чем-то знакомым. Где-то он его видел, то ли в музее, то ли у кого-то. Он стал рассматривать меч внимательнее.

— Смотрите, — сказал за его спиной голос по-английски, и Игорь даже удивился, что он почти все понимает. — Смотрите, бирманский старинный меч. Интересно, как он сюда попал.

Игорь обернулся и увидел двух человек. Один — толстый, белый, добродушный, с круглым, почти детским лицом, хотя ему было не меньше сорока лет. Он был одет в черную сутану, и у горла виднелся полоской очень чистый белый воротничок. Второй — куда меньше ростом, худой и смуглый. На нем синий костюм с галстуком, украшенным золотыми колечками, и ботинки его так начищены, что на них больно смотреть.

— Вещи путешествуют, как люди, — сказал толстый.

«Он, наверно, священник, — подумал Игорь. — А может быть, миссионер». Миссионер заметил, что Игорь смотрит на него, и сказал:

— Мальчик заинтересовался оружием. Все мальчики любят оружие. Не так ли?

Игорь понял, что надо что-то ответить, но тут все английские слова вылетели у него из головы. Он стоял и чувствовал, что краснеет.

— Вы говорите по-английски? — спросил худой.

— Нет, — ответил Игорь. — Очень плохо. — Ему было ужасно стыдно. Еще не долететь до Бирмы и так опозориться!

— Он, наверное, русский, — сказал худой. — Этот самолет из Москвы.

— Мы еще увидимся, — сказал толстый и улыбнулся очень доброй улыбкой.

Толстый больше понравился Игорю, хотя и был священнослужителем.

— Игорь, — сказала мама, которая незаметно подошла к киоску, — у тебя удивительная способность теряться! Все уже едят. Скоро посадка.

На столе стояли стаканы с апельсиновым соком. Игорь пил сок и думал, что надо будет написать учительнице английского в Москву про то, что он почти все понимает по-английски и скоро научится свободно разговаривать. Потом Игорь быстро съел котлету, которую принес официант-индус. Официант кланялся каждый раз, когда ставил тарелку, и сосед по столу, лысый дядька Евгений Александрович Глущенко, который, оказывается, третий год работал в Бирме корреспондентом и возвращается туда из отпуска, сказал:

— Разница в обслуживании, не правда ли?

— Не знаю, — ответила мама.

А отец сказал:

— В больших ресторанах по три официанта на посетителя. Один воду наливает, другой подносит, третий деньги берет. И как только они не прогорают? Платят, наверно, мало.

— Не много, — сказал Евгений Александрович.

После ужина все снова вышли на летное поле. Осталось лететь совсем немного. Часа четыре. И будет уже Бирма. «Может быть, там не так жарко, — подумал Игорь. — А то как же жить? Даже в футбол не поиграешь».

У самолета он заметил священника и его спутника. Оказывается, они тоже летели из Дели на этом самолете. Священник узнал Игоря и улыбнулся ему.

— Заводишь первые знакомства? — спросил отец.

— Да нет, случайно встретились, — сказал Игорь. Ему было приятно сознавать себя взрослым человеком, который прилетел в Индию и так, между делом, познакомился с настоящим священником. — Мы тут вместе один меч рассматривали, — добавил Игорь.

Глава 3

В Бирме оказалось тоже жарко. Правда, не так, как в Дели, может быть, потому, что была ночь и дул несильный ветер.

У трапа стоял наш консул, который сначала обнялся с Глущенкой, а потом познакомился со всеми, кто прилетел.

Опять впереди, как и в Индии, расстилалось поле и за ним — освещенное длинное здание аэровокзала, только оно было куда больше и красивее, чем в Дели. Снова проехал бензозаправщик, но на этот раз на нем сидели не индийцы, а бирманцы. Игорь сразу, хоть и было довольно темно, увидел разницу между бирманцами и индийцами. Бирманцы были скуластые, и глаза у них были хоть и большие, но чуть раскосые. Среди тех, кто стоял у самолета, некоторые были одеты в форму летчиков, а некоторые в длинные, почти до земли, юбки. Ночной аэродром, если не считать «Ила», был пуст.

У здания аэропорта тянулась загородка, но за ней стояли в основном русские. Они все здоровались с пассажирами и встречали знакомых. Рыжий парень подошел к отцу и спросил:

— Вы Исаев?

— Да.

— Здравствуйте. Я переводчик со строительства. Володя Зеленко. Проходите, пожалуйста, в зал, подождем, пока привезут багаж.

Зал в аэропорту оказался великолепным. Он был большой, в два этажа, и вокруг него шла галерея, на которой находился ресторан. Внизу вокруг столиков стояли удобные, очень низкие кожаные кресла. На эти кресла и уселись все, кто прилетел с самолетом. На стенах зала были громадные фрески. Фрески изображали незнакомые, наверно, бирманские сказки. Там были и летающие слоны, и замки, и девушки, которые прятались в листве деревьев и сами походили на листья и на цветы, и лучник, и еще многое другое. В углу была изображена совсем странная сцена — три разбойника напали на очень красивую девушку с высокой прической и в белом платье, а большие змеи подползали к этим разбойникам сзади.

Игорь увидел, как толстый священник и человек в синем костюме прошли через зал и исчезли в маленькой двери. Переводчик Зеленко взял у отца все паспорта и билеты и тоже ушел в ту же дверь. Игорь догадался, что там таможня и пограничники.

В зале было довольно шумно. Все разговаривали по-русски, спрашивали приехавших, какая в Москве погода, что нового. У двери стоял сторож в берете и с кривым ножом за поясом. Он открывал дверь, и сквозь нее врывался теплый воздух.

От соседнего столика к Исаевым подошел носатый мужчина и спросил, не заходила ли к ним перед отъездом его мать. Оказывается, это была та самая женщина, которая говорила Исаевым, чтобы они взяли с собой колотого сахара. Мама сказала, что они привезли воблы, и носатый ужасно обрадовался. Он даже обернулся к какому-то своему знакомому и сказал:

— Приглашаю тебя на пир, старик. Мне из Москвы воблы прислали. — А маме он сказал: — Вы не представляете, как хочется иногда чего-нибудь соленого или черного хлеба! Ведь здесь нету.

Вернулся Зеленко и повел Исаевых в таможню. За ними потянулись и все остальные. Таможенники, в рубашках с короткими рукавами и белых шортах, долго заполняли анкеты, и прошло еще по крайней мере полчаса, прежде чем Исаевы покинули аэровокзал.

У входа стояло несколько машин. Зеленко сказал носильщикам, чтобы они поставили чемоданы, заплатил им, и тут подъехал «газик». Из «газика» выскочил шофер-бирманец со зверским лицом и радостно захохотал. Во рту у бирманца оказалось множество золотых зубов.

— Здравствуйте, — сказал он по-русски, — Поекали? Куда поекали?

— Это Маун Чве, — сказал Зеленко. — Он работает у нас на строительстве.

— Миша, — поправил его шофер. — Девноста три поекали, да?

— Ну да, на Университетскую, — сказал Володя Зеленко. — Мы будем жить с вами в одном доме. У нас хороший дом. Там еще живет наш механик Шурыкин с женой и дочкой.

Машина ехала по темному шоссе, и непонятно было, лес ли вокруг или дома с палисадниками. Иногда фары выхватывали из темноты толстые стволы деревьев, опутанные лианами, иногда проскакивал сбоку огонек. Проехали лавочку, в которой стояло три столика. За одним сидел бирманец и пил что-то из чашки.

Игоря опять потянуло в сон, но он боролся с ним, потому что боялся пропустить что-нибудь интересное. Ему хотелось спросить Зеленко, есть ли в Рангуне слоны, но он постеснялся. Если слонов не окажется, Зеленко может посмеяться над наивностью Игоря, а Игорь совершенно не терпел, когда над ним смеялись.

Отец разговаривал с Зеленкой о своих делах. Игорь немного послушал, но разговор был не очень интересным, и он снова стал смотреть по сторонам.

— Карашо? — спросил его шофер Миша и захохотал громким голосом.

У Миши был большой приплюснутый нос, который занимал пол-лица, и непослушные прямые черные волосы. Волосы блестели: видно, Миша смазывал их какой-то мазью, но все равно они стояли дыбом на затылке.

— Хорошо, — сказал Игорь.

Миша все хохотал. Он, как выяснилось потом, очень любил смеяться и думал, что всем приятно, когда он смеется.

— Рангун карашо! — говорил Миша и заливался смехом. — Москва — очень карашо! Мистер Агахан — очень карашо!

Кто такой мистер Агахан, Игорь не знал, но все-таки соглашался. Миша хоть и был очень страшный, но Игорю в принципе понравился.

«Газик» лихо свернул на прямую освещенную улицу, дома на которой прятались за деревьями, — перед каждым был сад. У одного из домов, перед белыми воротами с цифрой 93, Миша затормозил, надавил на гудок и не отпускал его.

— Потише, Миш, — сказал Зеленко. — Всех соседей перебудишь.

К воротам, часто мигая в свете фар, бежал по дорожке очень высокий и очень худой индус с бритой головой, на которой, как у запорожца, был оставлен длинный чуб. Он грозил машине кулаком и, видно, тоже хотел сказать, чтобы Миша не поднимал такого шума. Индиец был босой и одет только в белые штаны, которые могли бы быть и штанами, и кальсонами, и просто намотанной на ноги материей. Они назывались «дхоти», но об этом Игорь узнал только через несколько дней.

Индиец открывал ворота и ругал при этом Мишу на бирманском языке. Миша только широко улыбался.

Машина проехала по узкой, посыпанной гравием дорожке и остановилась под широким навесом. Пока Исаевы вылезали из машины, индиец догнал ее и остановился перед гостями, сложив руки перед грудью ладошка к ладошке.

Игорь тоже сложил руки перед грудью. Он знал, что так здороваются индийцы.

— Здравствуйте, Аппалсвами, — сказал Зеленко по-английски. — Эти люди будут жить в доме.

— Йес, сэр, — сказал Аппалсвами.

Исаевы поздоровались с ним, и он принялся открывать широкую стеклянную дверь, обтянутую частой сеткой. От москитов и всяких насекомых, догадался Игорь.

— Аппалсвами садовник и сторож. Он копит деньги, чтобы уехать обратно в Индию и купить там дом. У него в Индии семья, — говорил Володя Зеленко, помогая вместе с Мишей вытаскивать чемоданы и носить их на второй этаж, в комнаты, которые предназначались для семейства Исаевых.

Игорь отошел на несколько шагов, чтобы получше рассмотреть дом. Но в темноте очень трудно было понять, какой он. Тогда Игорь взял сумку и пошел за Мишей по лестнице. Когда они проходили мимо двери на первом этаже, она открылась, и оттуда высунулся курчавый мужчина в пижаме.

— Извините, — сказал он, — я не одет. Очень рад, что вы приехали. Мы вас ждали, но самолет опоздал, и мы заснули. Шурыкин, — представился он. — Я сейчас оденусь и помогу вам устроиться.

— Ради бога, не надо, — сказала мама. — Мы сами. Не беспокойтесь.

— Ну, спокойной ночи, — сказал Шурыкин. Ему, видно, в самом деле хотелось спать. — До завтра.

— До завтра.

— Да, что нового в Москве?

— Все в порядке, — сказал папа. — Стоит Москва.

Шурыкин вежливо засмеялся.

Исаевы поднялись на второй этаж. Игорь сразу обошел новую квартиру. Первая комната была побольше, и в ней было довольно жарко. Под потолком висел большой вентилятор, с метр в диаметре. Зеленко включил его, и лопасти завертелись, разгоняя застоявшийся воздух.

Во второй комнате, поменьше, стоял под окном белый ящик, кондиционер. Зеленко включил и его. Из кондиционера заструился прохладный воздух.

— Ванная и туалет в коридоре, — сказал Зеленко. — Я тоже живу на втором этаже. Вот моя комната.

Игорь заглянул и в ванную, и в комнату Володи Зеленки, в которой было много книг, а еще стоял магнитофон.

— Ну, вот и все, — сказал Зеленко, — больше я вам мешать не буду. Завтра вставать рано. Вы не спешите, спите сколько хотите. Я часам к одиннадцати за вами заеду, и мы поедем к Агаханову, начальнику строительства.

— Хорошо, — сказал папа. — Впрочем, я рано встаю, и когда будете уезжать, зайдите за мной.

— Завтракаем мы внизу, все вместе, — сказал Зеленко. — Но об этом тоже договоримся.

Исаевы попрощались с Зеленкой, и мама начала вынимать из чемодана простыни, пижамы, полотенца и всякие вещи. Минут через пятнадцать комната приобрела почти жилой вид.

— А теперь спать, — сказала она Игорю. — Мыться и спать. А то тебя уже земля не держит.

Игорь не стал спорить. Ему хотелось, чтобы поскорее наступило утро и он бы увидел Бирму, Рангун и весь этот удивительный мир, в который его так запросто занесла судьба.

Глава 4

Утром Игорь сквозь сон слышал, как отец собирался с Зеленкой на работу. Потом встала мама и спустилась вниз. Игорю очень хотелось проснуться, но глаза долго не открывались — ничего с ними не сделаешь, пока они сами не откроются. Игорь сел на кровати, на лицо упал солнечный луч и разбудил его.

За окном покачивала головой самая настоящая пальма, а рядом, над густым темно-зеленым деревом, летали золотые птички. Они строили гнездо, странное висячее гнездо, похожее на большую грушу. В тени под деревом сидел садовник Аппалсвами и чинил лопату. Он тюкал по ней молоточком, а из-за невысокой живой изгороди за ним внимательно наблюдал мальчик лет десяти, в трусах и сандалиях на босу ногу. Мальчик был не русский, но и не бирманец.

Около постели висели на стуле белая рубашка с короткими рукавами и короткие штаны. Мама повесила. Игорь оделся и пошел в коридор, умываться и чистить зубы. Снизу долетал вкусный запах завтрака. Там кто-то звенел посудой и слышались приглушенные голоса. Игорь быстро почистил зубы, вымылся и пошел вниз. Он подумал, что хоть и жарко, но терпеть можно. Тем более что надеяться на лучшее не приходится. По крайней мере пока не наступит бирманская зима.

Игорь читал в энциклопедии про бирманский климат и отлично знал, что в Бирме всего два времени года, потому что Бирма тропическая страна. В ней есть сухой период, с октября по май, и дождливый — с июня по сентябрь. Прохладнее всего бывает в декабре — январе, а жарче всего — в мае и апреле. Поэтому даже в бирманских школах каникулы наступают в апреле. Приехал Игорь в Бирму в конце сентября, как раз когда начинался сухой сезон. И дождей не должно быть теперь до весны. Игорь посмотрел на небо — оно было голубое и без облаков. Значит, все правильно, энциклопедия не ошиблась — наступил сухой сезон.

На первом этаже Игорь без труда, по запаху гренков, нашел столовую. В ней стоял один большой стол и вокруг него несколько стульев — жители дома завтракали все вместе. Из кухни вышла мама и сказала:

— А я как раз собиралась тебя будить. Специально для тебя какао подогревали.

Игорь сел за стол, и мама принесла ему завтрак. Тут пришел сосед Шурыкин. У него болела рука, и он не пошел на работу. Шурыкин был похож на учителя математики в Игоревой школе, человека не очень строгого и разговорчивого. Потом в столовой появилась девочка лет пяти с белой косичкой и голубыми глазами.

— Здравствуй, Игорь, — сказала она. — Меня зовут Наташа Шурыкина. Я знаю, что ты вчера приехал.

Игорь познакомился и с ней. Не успел он снова усесться за стол, как пришла третья представительница семейства Шурыкиных — тетя Шура Шурыкина, мать Наташи. Она была похожа на Наташу, даже очень похожа, но только была большой и полной, и косичка ее была уложена в кольцо на затылке. Пришлось снова встать и познакомиться с Шурыкиной-мамой.

«Ну, вроде все», — подумал Игорь. Ему не терпелось выйти на улицу и посмотреть на Бирму.

Но быстро закончить завтрак не удавалось. Оказалось, что Наташе хочется поговорить с новым соседом.

— Ты ходишь в школу? — спрашивала она.

— Угу. — Рот у Игоря был занят.

— Я тоже пойду в школу, — говорила Наташа. — Я уже знаю букву «фы».

Она обмакнула палец в разлитое какао и нарисовала букву «П».

— Ты грамотей, — сказал Игорь, чтобы не спорить с ребенком.

— А кто такой грамотей? — спросила Наташа и заглянула Игорю в глаза. Нет, от нее так легко не отделаешься.

— Это хороший человек, — сказал Игорь.

— На Скот-маркете есть очень хорошая шерсть, — доносился до Игоря голос Шуры Шурыкиной, которая разговаривала с его матерью. — Я вам обязательно покажу этот магазинчик.

— У меня есть два попугая, — сказала Наташа. — Они живут в клетке.

— Да ну? — Игорю захотелось посмотреть на попугаев. Он быстро допил какао.

— Они зеленые, — сказала Наташа. — Раньше еще один был, но он улетел к Роджерсам, и его съела ихняя кошка. Я не люблю Роджерсов, и кошка у них отвратительная, а ихний Джонни дернул меня за косу, чуть половину не выдрал. Я уж ревела-ревела.

— Ну, пойдем, покажи мне своих попугаев, — сказал Игорь.

— А что надо сказать? — ехидно спросила мама.

— Спасибо, — сказал Игорь.

Они с Наташей вышли на террасу, вернее, в прихожую, у которой одна стена была сетчатой. Прямо на полу стояла большая клетка, и в ней на жердочке сидели два небольших зеленых попугая, ростом с голубей, с красными шапочками на головах.

— Красивые попугаи? — спросила Наташа.

Попугаи не обратили на Игоря никакого внимания. Вообще-то Игорь очень любил животных. На даче у него была собака Тузиха, по породе дворняжка. В Москве он раз сто ходил в зоопарк и даже занимался в зоологическом кружке. Поэтому он знал многих животных, хотя таких попугаев еще не видел. Он видел только или очень больших разноцветных попугаев в зоопарке, или совсем маленьких попугайчиков, которых продавали на Арбате в зоомагазине.

— Красивые попугаи? — повторила Наташа. — А еще у нас есть собака, но она сейчас гуляет. Она не кусается.

Наташа взяла Игоря за руку и потащила в сад. Садовник Аппалсвами все еще чинил лопату, а мальчишка с соседнего участка все еще смотрел на него.

— Это Джонни Роджерс, — прошептала Наташа, вцепившись ногтями в ладонь Игорю. — Это его кошка съела моего попугая. Ты его побьешь?

Мальчик увидел Игоря, посмотрел на него и пропал. Убежал, наверно.

— Вот, — сказала Наташа, — он тебя боится, а меня ни столечки… Апа, ты не знаешь, где наш пес?

Садовник понял ее и показал пальцем в сторону забора, который выходил на улицу. Игорь с Наташей пошли туда, к воротам. За воротами была улица, и по другую сторону ее начиналось большое озеро. У берега озеро было мелкое, и в нем по пояс в воде стояли большие черные буйволы. Буйволы, казалось, дремали. На их спинах сидели птицы, похожие на маленьких белых аистов, и выклевывали насекомых. Буйволы на это не обращали внимания.

У самых ворот росли два больших дерева, и на их стволах на уровне груди человека были прибиты полочки.

На полочках стояли горшки, а возле них кружки. «Наверное, чтобы напиться, когда жарко», — подумал Игорь.

И тут он сообразил, что и в самом деле стало жарко.

— Хочешь на улицу? — спросила Наташа. — Мне мама не разрешает, но ты ведь большой.

— Можно и выйти, — сказал Игорь.

Он поднял задвижку на воротах и легонько толкнул створку. Ворота открылись, громко скрипнув, и, оглянувшись, Игорь увидел, что Аппалсвами вскочил и что-то сказал.

— Пошли, — торопила Игоря Наташа, — а то он маме наябедничает.

По улице ехал красный с желтым автобус-развалюха. Вместо номера на нем была прикреплена дощечка с нарисованной на ней коброй. В автобусе не было стекла, и ребятишки, высунувшись из него, махали руками Наташе и Игорю. Потом проехал самый настоящий рикша. Только он не бежал, а ехал на велосипеде. К велосипеду была прикреплена коляска, в которой сидела бирманская женщина с двумя большими корзинами. Из корзин торчали куриные головы. Куры растерянно мигали и раскрывали клювы, будто хотели пить.

Около соседних ворот остановилась довольно старая серая машина. Игорь раньше не видал такой марки и не знал, как она называется. Машина принялась гудеть, но ворота никак не открывались. Тогда из нее вышел человек, и Игорь узнал того худого смуглого мужчину, который говорил про меч на аэродроме в Дели.

— Это мистер Роджерс, — прошептала Наташа, — папа Джонни. Он наш сосед, и его кошка съела моего попугая.

Мистер Роджерс обернулся и узнал Игоря.

— Вы здесь живете? — спросил он Игоря по-английски.

Игорь кивнул головой и сказал «йес».

— Очень приятно. Будем соседями. — Мистер Роджерс подошел поближе.

В ярком свете дня Игорь смог разглядеть его получше, чем на аэродроме. Мистер Роджерс оказался человеком очень небольшого роста, наверное, не выше Игоревой мамы. На смуглом тонком лице очень светлыми казались голубые глаза, все в морщинках вокруг. Роджерс часто улыбался — и рот улыбался, и щеки, и морщинки вокруг глаз, — только сами глаза никогда не улыбались, и они были немного испуганными. Хотя, может быть, это Игорю только показалось — ведь нельзя же увидеть такие детали с первого раза. У мистера Роджерса были длинные худые руки с длинными худыми пальцами. Суставы пальцев были расширены, а подушечки их были плоские и узенькие. Роджерс сказал:

— Я искренне рад. Вы понимаете, что я говорю?

— Понимаю, — сказал Игорь.

— Я очень уважаю русский народ, — сказал Роджерс, — и я сам, хоть и далек от политики, всегда придерживался самых прогрессивных взглядов. Передайте привет вашему отцу… Как его фамилия?

— Исаев, — сказал Игорь.

— Очень приятно… мистеру Исаеву… — Тут Роджерс задумался и добавил: — Очень знакомая фамилия.

Наташа потянула Игоря за руку.

— Пошли домой, — сказала она.

Роджерс потрепал Наташу по щеке.

— Заходите как-нибудь к нам, — сказал он. — Мой сын Джонни будет с удовольствием с вами играть.

Глава 5

С Джонни Игорь так и не подружился. Во-первых, его не любила Наташа, а Игорь предпочитал никогда не спорить с женщинами и детьми, а во-вторых, Джонни сам только смотрел на Игоря через забор, а близко не подходил.

Игорь не жалел об этом. Во-первых, у него было много дел и много новых знакомых. Во-вторых, через два дня после приезда мама отвезла его в школу. Школа была недалеко от посольства, на очень зеленой и очень красивой уличке, в двухэтажном доме. Перед домом была волейбольная площадка и всякие гимнастические снаряды. В школе было всего пять классов и две учительницы, которые специально приехали из Москвы. И еще две мамы, которые были учительницами в Москве, преподавали там географию и пение.

Рано утром школьный автобус объезжал дома и отвозил ребят в школу. Некоторых привозили на машинах отцы и после этого ехали на работу. В школе учились не только русские, там было еще несколько мальчиков и девочек из разных посольств.

Пятый класс был самым маленьким. В нем училось всего одиннадцать человек: Игорь, еще трое ребят и одна девочка со строительства, потом трое из посольства, потом сын Богданова, мастера спорта по футболу, который тренировал бирманскую сборную, очень тихий музыкальный мальчик, сын чешского посла, и еще Бригитта, болгарская девочка. Бригитта жила в Бирме уже второй год и даже умела говорить по-бирмански.

Игорь подружился с Мишей Богдановым. Они оба, как оказалось, болели за «Спартак», и Миша неплохо играл в нападении, а Игорь был просто-таки замечательным вратарем. Однажды, еще в Москве, он взял во встрече с четвертым «А» пять пенальти подряд. Миша Богданов вообще-то немного задавался, но с Игорем подружился. Еще у Игоря сложились приличные отношения с Бригиттой. Бригитта была веселая и «хороший парень», она никогда не ябедничала и давала списывать. Кроме того, у нее были и другие качества, которые редко встречаются у девочек: она собирала марки и здорово умела гасить в волейболе.

Миша приходил к Игорю домой, и они вместе учили говорить Наташиных попугаев. Игорь ухлопал много времени на обучение этих попугаев, но пока они ничему не научились. Отец уверял, что эти попугаи вообще не говорящие. Но Игорю не хотелось в это верить.

Отец работал прорабом на строительстве Технологического института. Он приходил домой весь покрытый красной пылью, усталый и потный и сразу шел под душ. На строительстве был нулевой цикл, земляные работы, — это Игорь понимал. Советский Союз помогал строить этот институт Бирме, то есть сделал все чертежи, прислал инженеров, техников, строительные машины, металлические конструкции, цемент. Все эти вещи приходили в Рангун на наших кораблях, и Володя Зеленко часто ездил в порт, чтобы вести там переговоры о том, как разгружать и куда везти строительные материалы и машины. Он обещал как-нибудь взять Игоря с собой. Но ехать в порт надо было довольно далеко — через весь город, — а Зеленко уезжал по делам с утра, именно тогда, когда Игорю надо было идти в школу.

На строительстве работало человек двадцать советских специалистов и еще много бирманских инженеров и рабочих. До площадки тоже было довольно далеко, и поэтому за первый месяц в Бирме Игорь там побывать не успел. Но зато в одно из воскресений он ездил на посольском автобусе на экскурсию по Рангуну. Когда он вернулся из экскурсии, то написал в Москву в школу письмо про Рангун.

Вот что Игорь написал о Рангуне:

«Мы поехали в город на большом автобусе Павловского завода. С нами поехал Евгений Александрович Глущенко, который здесь работает корреспондентом и поэтому очень хорошо знает весь город. Погода была хорошая. Мы сначала ехали по большим зеленым улицам, на которых дома стоят отдельно друг от друга. Перед каждым домом есть сад или палисадник. Дома или каменные, или деревянные, не выше двух этажей. В Рангуне живет миллион человек, это большой город — по нему можно ехать целый день и до конца не доедешь.

Мы ехали минут двадцать и приехали в пагоду Шведагон. Это самая большая пагода в мире. Мне надо вам рассказать, что такое бирманская пагода, а то многие могут и не знать. Она похожа на пирамидку из колец, только сложена из кирпичей и снаружи позолочена. У бирманцев буддийская религия. Они верят в бога по имени Будда, и всюду стоят его статуи…»

Тут Игорь отложил ручку и понял, что у него испортилось настроение. Испортилось оно потому, что письмо получилось скучным, а написать обо всем подробно было просто невозможно. Для этого надо быть писателем. Игорь вспомнил, как они все вышли из автобуса и Глущенко сказал:

— Вот самая большая пагода в мире.

С холма поднималась, как громадный язык пламени, золотая пагода. Она доставала почти до облаков.

К пагоде вела крытая лестница, а перед входом на нее стояли два каменных льва в десять человеческих ростов. У пагоды надо было снимать ботинки и по лестнице подниматься босиком. На широкой лестнице было полутемно. По бокам ее тянулись бесконечные лавочки, в которых продавали священные книги, бусы, бумажные и настоящие цветы, зонтики, слоников из дерева и слоновой кости, всякие знахарские травы и корешки. На ковриках сидели хироманты — гадальщики по линиям на руках — и астрологи, узнающие судьбу по звездам.

Мама купила в лавочке деревянного коня — марионетку. Если подергать его за нитки, прикрепленные к ногам и голове, конь оживет, застучит копытами и начнет кивать головой. В другой лавке продавалось множество бирманских юбок. Игорь уже знал, что мужские юбки называются «лоунджи» и они обычно бывают в клетку, как ковбойки, а женские юбки тамаин украшены цветами или узорами. Лоунджи завязывают узлом на животе, а тамаин закалывают сбоку.

Поднялись на платформу. Впереди, под навесом, стояли позолоченные статуи Будды, перед ними горели свечи, а из медных горшков торчали искусственные цветы и зонтики из золотой или белой бумаги. Направо и налево, огибая подножие огромной пагоды, шла платформа, выложенная гладкими каменными плитами. На платформе ходили, стояли, сидели люди. Некоторые держали в руках цветы и молились, некоторые подходили к барьеру, отделявшему пагоду от платформы, и зажигали на нем свечки. Вокруг было очень торжественно и нарядно.

Евгений Александрович рассказывал о том, что эту пагоду построили две тысячи лет назад. Но тогда она была куда меньше. Потом ее много раз надстраивали, обкладывали новыми слоями кирпича, и она стала такой большой.

— Больше ста лет назад, — сказал Глущенко, — на Бирму напали англичане, которые хотели ее завоевать. Тогда один из первых боев произошел именно здесь, возле пагоды Шведагон. Англичане победили и захватили пагоду, хотя в тот раз им Бирму покорить не удалось.

— Почему? — спросил Игорь.

— Во главе бирманских войск стал талантливый бирманский генерал по имени Бандула. Он сдерживал англичан всю осень тысяча восемьсот двадцать четвертого года. В лагере англичан свирепствовали болезни, и сипайские полки, набранные в захваченной ими Индии, не хотели воевать и бунтовали.

— А потом?

— Генерал Бандула был убит случайным снарядом. Англичане перешли в наступление, но время было упущено, и они заключили с бирманцами мир. По условиям мирного договора к Англии отошли южные провинции Бирмы. А потом, после еще двух войн, англичане покорили всю Бирму полностью. Это случилось в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году.

Взрослые ушли вперед по платформе, а Игорь продолжал расспрашивать журналиста:

— А чего же Россия не помогла бирманцам?

— Ну, во время первой войны очень мало кто в России и знал о существовании Бирмы, Россия была очень далеко. Подумай, между Бирмой и Россией лежат Гималайские горы, Индия, леса, реки — тысячи километров.

— А потом?

— Что — потом?

— А во время других войн с Англией? Ведь тогда мы уже знали о Бирме.

— Ты, Игорь, все время путаешь тех, кто управлял Россией, с теми, кто в ней жил. Многие русские протестовали против покорения Бирмы. Например, великий химик Менделеев даже написал русскому царю письмо с просьбой вступиться за Бирму. Но царь не хотел портить отношения с Англией. Понятно?

— Понятно. А что было потом?

— Ну, это долгая история. Много лет Бирма была английской колонией. Бирманцы не раз восставали против своих хозяев. Вот именно здесь, на склоне шведагонского холма, проходила в тридцать шестом году забастовка студентов университета. Здесь же находится мавзолей, в котором похоронены борцы за независимость Бирмы. Их убили в тысяча девятьсот сорок седьмом году, за полгода до того, как Бирма снова стала свободной… Но сейчас пора ехать дальше. Давай догонять наших.

Потом экскурсанты побывали в центре Рангуна, посмотрели монумент Независимости, порт, в который приходят корабли со всего мира, привозят разные товары и увозят рис и тиковое дерево.

Вернулись с экскурсии поздно, и вот Игорь никак не может придумать, как описать этот замечательный день в письме.

— Игорь, ужинать будешь? — спрашивает мама из соседней комнаты. — А то сегодня в посольстве кино, надо спешить.

Игорь с облегчением отложил письмо и решил, что закончит его в следующий раз.

Глава 6

На строительство Игорь попал куда раньше, чем надеялся. В школе проходила дезинфекция, и уроков не было. Игорь еще с вечера сказал отцу:

— Ты обещал как-нибудь взять меня с собой на работу.

— А что, ты свободен завтра?

— Да, уроков не будет.

— Понимаешь, у меня с утра совещание. Не знаю, как быть.

Игорь не успел даже расстроиться, как Володя Зеленко предложил:

— Пускай со мной поедет. Мне завтра все равно надо быть на площадке.

— А я за ним присмотрю, — сказал Шурыкин, который играл в это время с отцом в шахматы. — Пусть пожарится на нашем солнышке.

— Что я, солнца бирманского, что ли, не видал? — спросил Игорь.

— Видать-то видал, да на строительстве оно особенное… Ваш ход.

— Получишь еще солнечный удар, — заволновалась мама.

— Я возьму пробковый шлем у Володи. Он обещал, — сказал Игорь.

— Ничего с парнем не случится, — заметил Шурыкин. — Я, кажется, проигрываю ладью.

Он был очень серьезным человеком, этот Шурыкин. Игорь его немного побаивался, а мама безусловно доверяла ему в вопросах гигиены и медицины. У Шурыкина была медицинская энциклопедия и еще справочник по тропическим болезням. А когда кто-нибудь покупал фрукты, Шурыкин сам обливал их марганцовкой, потому что лучше всех знал «консистенцию».

Игорь прошел в комнату к Зеленке и взял пробковый шлем, чтобы Володя нечаянно не передумал.

Поехали на «газике» вместе с Мишей. Миша всю дорогу пел песню про то, что провожают пароходы совсем не так, как поезда. Правда, он знал очень мало слов и мотив у него получался каким-то бирманским, но зато Миша был уверен, что всем доставляет большое удовольствие.

Ехали по улице Кокайн, мимо индийского храма, текстильной фабрики, мимо буддийских монастырей, маленьких гаражей и кузниц, из которых доносились перестук молотков и лязганье. У бирманской школы остановился автобус, и из него высыпали гурьбой ребятишки в одинаковых синих юбках и белых рубашках.

И тут дома кончились, и вдоль дороги потянулся обширный, изрытый машинами пустырь. С краю пустыря виднелось несколько бараков, обшитых тростниковыми матами. У бараков стояли машины. Игорь уже знал некоторые из них. Вот бежевая «Волга» начальника строительства Агаханова, Игорь знаком с его шофером Витей, хорошим парнем, который дальше всех ныряет в посольском бассейне. Вот стоит «Победа» на высокой подвеске. На ней приезжают инженеры из управления. Вот новенький «Москвич» — это, наверно, торгпред приехал. Вот еще «газик» — на нем ездит Паплиян, который заведует снабжением. «До чего быстро ко всему привыкаешь! — решил Игорь. — Двух месяцев не живу, а уже свой человек».

Игорь прошел за Володей и Шурыкиным в барак.

В большой прохладной комнате, где собирались советские специалисты перед тем, как выйти на площадку, было людно. Многих Игорь знал.

— Династия строителей? — спросил кто-то.

— Пора начинать, пора, — сказал Паплиян. — Мальчик должен помогать отцу.

— Идем со мной, — сказал Шурыкин, — мне экскаватор из портиса привезли. Пускать будем.

Шурыкин думал, что если будет приставлять к словам иностранные окончания, то его бирманцы лучше поймут. Поэтому он и говорил: экскаваторис, портис, бульдозерис и так далее.

— Хочешь, чтоб переводчик у тебя был? — спросил Паплиян. — Мы знаем, что мальчик говорит на английском языке, и мы знаем, что переводчиков не хватает, а Зеленко опять уйдет по своим делам. Я думаю, мальчику будет интереснее пойти со мной на базисный склад.

— И заодно поговорить со снабженцами по-английски?

— Я плохо говорю по-английски. — Игорь замер от гордости и страха.

— Да мы шутим, — сказал Шурыкин. — Надень шлем. Не велик?

— В самый раз. — Игорь надел шлем так, чтобы уши отогнулись и не давали шлему упасть на глаза, и пошел на площадку с Шурыкиным.

Площадка была похожа на маленькую пустыню. Бульдозеры сровняли землю, срезали траву, и теперь прожорливые экскаваторы рыли канавы, а вокруг них разгуливали смерчики. Смерчи поднимали к раскаленному небу пыль, обрывки газет и высохшие банановые листья. Игорь не обращал на пыль и жару никакого внимания. Он смотрел на машины, на геодезистов, пытающихся разглядеть в пыли свои рейки, на буйволов, которые непонятно почему оказались на площадке и медленно шли, не глядя на бульдозеры и самосвалы.

— Там, за площадкой, у них пруд. Привыкли в нем купаться, — сказал Шурыкин.

Новый экскаватор стоял у небольшого, еще не срытого холма. Рядом с ним росла куща бамбука, и в тени ее, почти прозрачной, сидели два бирманца. Один из них, в замасленном комбинезоне, протирал ветошью подшипник, а другой читал газету.

— Гуд морнинг, — сказал Шурыкин, потом вспомнил и добавил: — Ней каундела?

— Каунде, каумбари, — сказали бирманцы.

— Это я по-бирмански выучил приветствие, — сказал Шурыкин. — Сейчас Зеленко придет, обещал. Мне кое-что объяснить им нужно. А пока знакомься.

Молодой бирманец, который читал газету, оказался механиком, и звали его Маун У. Второго, экскаваторщика, Ко Эй.

— Сынишка это нашего прораба, Исаева. Ну, прорабис, понимаешь? Вот елки-палки. Игорек, ты ему сам объясни, мол, отец мой прорабис, а я его сын и обучаюсь в неполной средней школе.

— Мой отец здесь работает, — сказал Игорь по-английски.

В рыжем мареве возникла фигура Зеленки. Он был единственным из строителей, кто не менял цвета от пыли, потому что сам был рыжим. Только теперь его волосы и лицо стали одного цвета. Зеленко с Шурыкиным и бирманцами отошли к машине, а Игорь снял пробковый шлем и вытер пот. «Надо учить бирманский. Сегодня же начну. И иногда буду работать переводчиком. И еще надо будет практиковаться в английском языке. С Джонни, что ли, познакомиться поближе? Для практики».

Игорь подошел к экскаватору. Тот был такой голубой и новенький, что пыль на него не смела садиться и кружилась вокруг.

Игорь щелкнул по блестящей гусенице. Интересно, пойдет машина или нет? Наверно, пойдет. Шурыкин очень опытный механик и знает все марки машин. Он и в Болгарии работал, и на Куйбышевской ГЭС. А еще раньше — в Магнитогорске.

— Скажи ему, — кричал Шурыкин, чтобы перекрыть шум мотора, — скажи ему, что это — скорость! Скорость. Переведешь?

Зеленко лез в кабину и объяснял экскаваторщику, какой рычаг для чего. Игорь подошел к ковшу, лежавшему на земле, и подумал, что в нем отлично можно ездить. Он даже присел на острые зубья, но в это время Шурыкин закричал на него страшным голосом:

— Какой из тебя строитель? Жить надоело?

— Отойди в тень, — сказал Зеленко. — Я сейчас освобожусь и покажу тебе, где будет главный корпус.

Игорь отошел на несколько шагов. Шурыкину и Зеленке, наверно, стыдно за него перед бирманцами. Но в тень отходить не хотелось — интересно было посмотреть, как машина поднимет ковш, возьмет первый в своей жизни кубометр земли.

Маун У соскочил с гусеницы и побежал к бамбукам. Видно, ему что-то там понадобилось. Он улыбнулся на ходу Игорю, нагнулся, поднял с земли кусок ветоши, сделал шаг обратно и вдруг как-то странно подпрыгнул и крикнул:

— Мья зей!

И хоть крикнул Маун У негромко, Игорь понял, что случилось что-то необычное и даже страшное. Молодой бирманец медленно оседал на землю, охватив руками ногу за щиколотку. И Игорь увидел, как совсем рядом с Маун У медленно ползет к кустам небольшая зеленая змея.

Игорь подхватил с земли камень и бросил в змею. Он бы ударил ее палкой, но палки не было. Камень попал змее в голову, но она не умерла от этого, а только свернулась в кольцо и тут же развернулась во всю длину. Змея, видно, была ранена или оглушена, и Игорь обернулся к экскаватору и крикнул:

— Палку сюда! Палку!

Он совсем не думал в этот момент, что укус змеи может быть опасен для Маун У. Игорь еще не привык к тому, что бирманские змеи очень ядовиты. Сейчас его занимала только одна мысль: как можно скорее убить зеленую змею.

Люди у экскаватора услышали. Зеленко прибежал, сжимая железный прут, и в два удара добил змею, а Шурыкин с экскаваторщиком наклонились над Маун У.

Экскаваторщик что-то говорил, и Зеленко переводил почти автоматически:

— Змея очень плохая. Маун У умрет. Это мья зей, зеленая змея. Маун У сейчас умрет.

Шурыкин сказал:

— Без чепухи, товарищи! Что, змей не видали, что ли? Надо ранку разрезать.

— Высосать, — добавил Игорь. — И еще прижечь и жгутом перевязать.

Шурыкин копался в карманах, искал нож, а Игорь уже быстро вытаскивал из штанов ремень, чтобы перетянуть ногу.

— Да подождите, — сказал вдруг Зеленко. — Все это чепуха. В Пастеровский институт надо ехать, и быстрее.

Ранка была на щиколотке — две точки и немного крови. Даже удивительно было, что Маун У так стонет.

— Нож уберите, — говорил Володя. — Яд распространяется в человеческом организме в две секунды. От разрезов и перевязок только хуже будет. Я наверняка это знаю.

— Ничего подобного, — упорствовал Шурыкин. — У меня спички в кармане, — сказал он Игорю. — Обожги нож, чтобы инфекции не занести… Потерпи, парень.

Зеленко махнул рукой и куда-то убежал.

Игорь достал из кармана Шурыкина спички и сломал три штуки, прежде чем ему удалось зажечь одну и поднести огонек к лезвию перочинного ножа.

— Скорее ты! — торопил его Шурыкин. Он отсосал кровь из ранки, сплюнул и вздохнул: — У меня дырка в зубе, как бы яд не попал. — Он еще раз сплюнул. — Где наша не пропадала!

Со стороны управления уже несся, подпрыгивая на кочках, «газик». Зеленко сидел рядом с Мишей. «Как быстро! — удивился Игорь. — Видно, Миша не задал ни одного лишнего вопроса».

— Клади его в машину, — приказал Зеленко, когда «газик» разворачивался у лежащего на земле Маун У.

Шурыкин больше не стал спорить.

Когда машина выскочила на шоссе и понеслась к городу, распугивая длинноногих кур, Игорь вдруг посмотрел на свою руку и увидел, что держит за хвост мертвую змею. Даже удивительно, как она могла попасть к нему. Он хотел выбросить змею на дорогу, но Зеленко сказал:

— Погоди. Мы ее врачам покажем. Может, против нее специальная сыворотка нужна. — Потом обернулся к Маун У, который лежал на боковом сиденье (Шурыкин поддерживал ему голову), и добавил: — До института Пастера десять минут. Вы уж продержитесь.

Маун У ответил что-то неразборчивое. Экскаваторщик расшнуровал ботинок и снял его с ноги Маун У. Нога распухла и посинела. Кровь больше не шла.

— Зря все-таки не прижгли, — сказал Шурыкин.

Миша зверски скалил зубы и не переставая нажимал на сигнал. Даже автобусы уступали им дорогу — видно, понимали, что не для собственного удовольствия машина так гонит по улице.

Маун У тяжело дышал и все время закрывал глаза. Игорь мысленно подгонял машину: ну скорее же, скорей! Миша резко затормозил — какой-то рикша выскочил из бокового переулка и чуть не угодил под колеса. Миша вывернул и, выругавшись по-бирмански, снова нажал на газ.

Вот уже виден Шведагон. Миша свернул в один из переулков и остановился, въехав под портик большого двухэтажного дома, у дверей которого висела вывеска на бирманском и английском языках:

Игорь помогал вытащить Маун У из кабины. Навстречу уже спешила женщина в белом халате.

— Куда его? — спросил Володя.

— Змея?

— Да.

— На второй этаж. — Женщина повернулась и пошла по лестнице впереди Володи.

Они внесли Маун У в большую комнату, посреди которой стоял покрытый клеенкой операционный стол. Около шкафчика с инструментами склонился пожилой врач.

— Доктор! — сказала женщина.

Тот обернулся.

— Кладите его, — показал он на стол, а сам принялся мыть руки. — Какая змея?

— Вот эта. — Игорь показал зеленую змею.

— Это еще не так страшно, — сказал доктор. — Бросьте ее. Или возьмите на память. Сколько прошло времени?

— Минут двадцать, — сказал Володя.

— Будет жить и бегать, как молодой, — сказал врач. — Попрошу посторонних выйти.

И дверь в операционную закрылась.

Они сидели почти полчаса на длинной деревянной скамье в коридоре. Шурыкин с Мишей выходили покурить, потом вернулись. Наконец появилась женщина в халате и сказала им:

— Все в порядке. Можете забрать его домой. Пусть полежит немного, дня три, и все придет в норму.

Два санитара с носилками вошли в операционную и вывезли оттуда Маун У.

За ним вышел доктор и сказал:

— Опасности никакой нет, ему будет лучше дома.

— А если бы мы приехали позже?

— Позже приезжать не следовало. Семьдесят процентов смертельных случаев от укусов змей в Бирме происходят оттого, что начинают применять всякие знахарские средства, вместо того чтобы привезти человека к нам.

— Можно еще один вопрос, доктор? — спросил Зеленко. — Что надо делать в случае, если человека укусила змея? До того, как привезти его сюда.

— Ничего. Ровным счетом ничего. Если есть сыворотка, сделайте укол.

— А как насчет того, чтобы высасывать яд, прижигать рану, перетягивать ее жгутом?

— Никуда не годится. Суеверие. Только его еще не скоро поборем, — сказал доктор. — От этого потом образуются раны и язвы, человек может стать на всю жизнь калекой. Змеиный яд распространяется в человеческом организме почти мгновенно… А сейчас попрошу меня извинить…

— Спасибо, доктор.

Зеленко торжествующе посмотрел на Шурыкина, но, по мнению Игоря, ни в чем не убедил механика.

Глава 7

— Ну, ты настоящий герой, — сказал совершенно серьезно Шурыкин, когда «газик» ехал к дому Маун У. — Не испугался и сразу змею камнем. Молодец! Даже молодециус. Я в твоем возрасте от змей бегал.

— Не надо, — ответил ему Зеленко. — Испортите ребенка. Ведь он это по глупости, змей не знает.

— И не по глупости, — обиделся Игорь.

— Вот видите! — сказал Зеленко. — Он уже сам уверен, что герой.

Маун У лежал между сиденьями на носилках, которые им одолжили в Пастеровском институте, чтобы довезти больного до дома. Он дремал, иногда морщился от боли, но прислушивался к разговорам. Он понял, что говорят об Игоре, и сказал ему по-русски:

— Спасибо.

— Вот уж не за что! — искренне удивился Игорь. — Я-то ничего не сделал.

— Очень карашо, — сказал Миша. — Карашо. — И запел песню: «Но провожают пароходы совсем не так, как поезда…»

Дом Маун У был деревянный, одноэтажный, такой же, как почти все дома на этой тихой улочке. Перед домом шла неширокая веранда, на ней стояло кресло-качалка, и в кресле сидел старый усатый бирманец в роскошной юбке-лоунджи, переливавшейся всеми цветами; волосы его, по старинному бирманскому обычаю, были забраны в узел на затылке.

Старик увидел «газик», поднялся и подошел к крыльцу.

Миша сразу начал ему говорить по-бирмански, стараясь не делать страшного лица, а остальные, вылезая по очереди из «газика», смущенно улыбались и всем своим видом показывали, что ничего плохого не случилось. В результате старый бирманец забеспокоился, подбежал к машине, заглянул внутрь, но тут молодцом себя повел Маун У. Он заговорил таким веселым голосом, что у старика, видно, отлегло от сердца.

Носилки внесли в дом и поставили их у возвышения, на котором лежали циновки и подушки. Старик включил фен, а Маун У тем временем перебрался с помощью Володи на циновки.

— Ну, все, — сказал Володя, — мы поехали. Работать надо, а то никто на площадке не знает, куда мы делись.

— Ни в коем случае, — сказал старик по-английски. — Я вас не отпущу. Вы спасли жизнь моему сыну. Пусть ваш шофер поедет обратно и расскажет, что я вас взял в плен.

— Оставайтесь, — сказал Маун У. — Побудьте со мной.

В конце концов остались только Володя с Игорем. Шурыкину надо было срочно возвращаться на площадку — он ведь оставил экскаватор без присмотра. С ним уехал и экскаваторщик.

— Ты за отца не беспокойся, — сказал на прощание Шурыкин Игорю, — я ему все распишу, как в фантастическом романе.

Заплаканная женщина, мать Маун У, принялась хлопотать возле сына. Старик ворчал на нее, видно, хотел, чтобы она заботилась о гостях, а Маун У уговаривал ее не волноваться. Наконец старик сам ушел на кухню помогать жене, а Игорь между тем рассматривал комнату, в которой они находились. Тут было что рассматривать. Наверно, отец Маун У был офицером. На стенах висели мечи, пистолеты и ружья, еще там было много портретов всяких людей в военной форме или старинных нарядах и картинки, на которых были изображены различные бои и стычки.

Маун У заметил интерес Игоря и объяснил:

— Мой отец еще в Первую мировую войну был капралом в английской армии. Потом в бирманской Армии освобождения дослужился до полковника, а теперь вот пишет историю войны за независимость.

Вернулся старик.

— Я говорю о твоих занятиях, — сказал Маун У.

— Ну, это все пустяки, — сказал старик. — Так, на досуге занимаюсь историей. Вот сейчас пишу о генерале Бандуле. Вы о нем слышали?

Зеленко кивнул головой, а Игорь сказал, вспомнив, что рассказывал Евгений Александрович:

— Он воевал с англичанами и погиб.

— Какой умный мальчик! — сказал старик. — И так хорошо говорит по-английски!

— По-английски еще плохо. Но я научусь, — сказал Игорь. — И по-бирмански тоже.

Он был в центре внимания, немного гордился тем, что не струсил, когда увидел змею, и вообще чувствовал себя настоящим мужчиной.

— Что же ты еще знаешь о Бандуле? — спросил старик.

— Он погиб в первую англо-бирманскую войну, в тысяча восемьсот двадцать пятом году.

— Правильно.

Мать Маун У принесла чай и всякие сладости. Володя и Игорь стали отказываться, но старик и Маун У и слушать их не хотели.

— Маун У должен отдыхать, — говорил Володя.

— Вот сейчас выпьете чаю и тогда поедете. Я договорился с Маун Чве, вашим шофером, что он за вами заедет через час. Так что вам все равно некуда деваться. В такую жару по улице не погуляешь.

Пришлось пить чай. Игорь совсем не жалел, что попал в этот дом.

— Отец, — сказал Маун У, — помнишь, ты хотел спросить у русских про твою картину?

— Конечно, конечно. Совсем забыл в суматохе. Если вас не затруднит, я хотел бы спросить вашего совета в одном историческом вопросе, — сказал старик. Он обращался одинаково и к Володе, и к Игорю, и Игорю очень хотелось, чтобы он смог ответить на этот вопрос.

Старик снял со стены старинную картину, раскрашенную акварельными красками. На ней был изображен бой. Солдаты в красных мундирах шли стройными шеренгами на невысокий холм. На вершине холма стояли маленькие пушки и около них полуголые артиллеристы. Среди них был один — ростом выше других, с желтыми волосами и розовым лицом. Человек явно командовал пушками, потому что он указывал на фигурки в красных мундирах зажатым в руке мечом. На поясе у него висели ножны от этого меча.

— Тут изображен бой под Рангуном в тысяча восемьсот двадцать четвертом году. В красных мундирах — англичане, — сказал старик, передавая картину Володе и Игорю, чтобы они ее получше рассмотрели. — На холме стоит бирманская батарея, которая отразила эту атаку. Сама битва известна, но в картине есть одна деталь, о которой я очень хотел бы узнать. Вот. — Старик показал на человека с желтыми волосами. — Подпись под картинкой гласит: «Артиллерист Иван и пушки генерала Маха Бандулы стреляют по англичанам». Я долго думал, кто мог быть этот человек. И имя Иван, мне кажется, встречается у русских. Вы ничего не знаете?

Игорю и Володе пришлось признаться, что они ничего не знают. Игорь припомнил разговор с Евгением Александровичем о том, что в России в 1824 году вряд ли многие знали о Бирме. Но все равно то, что говорил старик, было очень интересно.

— Обратите внимание, — сказал старик, — на меч в руке у артиллериста. Это очень дорогой меч, и художник постарался и нарисовал его в деталях. Особенно ножны. Такие ножны были у меча генерала Бандулы.

Игорь смотрел на меч и вспоминал, где же он видел такой же. Потом сказал:

— Я видел такой меч в Индии, в Дели, в магазине сувениров. Только у него ножны были не серебряные, а обтянуты материей.

— Такие простые мечи были у многих офицеров. Мне бы хотелось узнать, не русский ли это был артиллерист. В бирманских документах ничего не сохранилось.

— Конечно, конечно, — сказал Зеленко, — нам это тоже очень интересно.

Игорь никак не мог отделаться от мысли, что он видел этот меч не только в индийской лавке. Но где еще? В Москве, в музее? Нет. Но где же? И, казалось, в голове вот-вот родится нужное воспоминание, но в этот момент перед домом осторожно загудел автомобиль. Приехал Миша.

Глава 8

Бывает, что вечером никак не можешь решить задачу. Бьешься, бьешься, и все зазря. А потом ночью она решается сама собой. Проснулся утром — и отлично представляешь себе и этот чертов бассейн с двумя трубами, в которые что-то вливается и что-то выливается, и понимаешь, что наполнится он именно через три часа двадцать минут, ни на минуту раньше.

Так примерно случилось и с Игорем. Он весь вечер думал, где он видел бирманский меч в серебряных ножнах, а как только солнечный луч добрался до его кровати и защекотал глаза, Игорь проснулся и, оказывается, вспомнил, где и когда это случилось. Даже странно, как он мог забыть об этом: о прошлогодней поездке к бабушке в Великий Устюг, о реке Сухоне и плотах на ней, о голубых лесах на низком, правом берегу, о городском парке с аллеей высоких лип у школы, о белых церквах над обрывом.

…Ехали к бабушке от Вологды на пароходе. Пароход «Достоевский» с трудом проталкивался по узкой реке Вологде, по каналам, построенным еще при царе Горохе, потом выбрался все-таки на широкую Сухону и мимо игрушечной деревянной Тотьмы, мимо спокойных деревень над обрывами доплыл до Великого Устюга, старинного красивого города, который раньше был еще больше, чем сейчас, и из него уходили в Сибирь землепроходцы Хабаров, Дежнев, Атласов и другие.

Бабушка живет на набережной, в одноэтажном деревянном домике с садом. У нее есть две кошки, одна из которых без уха, а другая всегда чихает, и пес, который, вместо того чтобы лаять, прячется по ночам в сени, и ничем его оттуда не вытянешь, пока не рассветет. Устюгская бабушка — папина мать. У Игоря есть еще одна бабушка, мамина, но она живет в Москве и часто бывает у Исаевых. Устюгская бабушка значительно интереснее, потому что в революцию она была поварихой на военном буксире в двинской флотилии и воевала с белогвардейцами. Теперь она стала старая и редко выходит из дому — только на базар и на заседания совета ветеранов при городском музее.

Из окна бабушкиного дома виден лес на том берегу Сухоны. В этот лес Игорь с соседскими ребятами ездил за грибами. Сам бабушкин дом старенький, и отец, когда приезжает домой в отпуск, всегда чинит крышу и забор, но на следующий год приходится начинать сначала. В комнате, где спит бабушка, стоит ее высокая железная кровать с блестящими шарами на спинке, толстый пузатый комод, два гнутых стула, круглый стол и сундук, покрытый белой кружевной накидкой.

Игорю всегда хотелось заглянуть в сундук — не потому, что ему было очень любопытно, а потому, что как-то бабушка достала оттуда старинные полотенца в подарок маме и заодно чтобы показать Игорю большую пожелтевшую фотографию. На фотографии дымил неуклюжий пароход с пушкой на носу, а у борта стояла молодая женщина в косынке. Это и была бабушка. Тогда бабушка сказала, что в сундуке много интересного и надо как-нибудь перебрать его, а то моль заведется. Сказала, что и сама уж не помнит, что там лежит. Как только Игорь узнал, что даже бабушка не помнит, в нем проснулся дух исследователя. Он несколько раз подходил к бабушке и канючил, что пора перебрать сундук, но бабушке все было недосуг — то пирог печь надо, то зубы замучили, то кошка опять расчихалась, надо к ветеринару нести.

Но однажды Игорю повезло: с утра шел дождь, идти было некуда, кошка не очень чихала, зубы у бабушки не болели, и пирог уже был испечен.

— Займемся, бабушка, — сказал Игорь. — Лучше нам времени и не найти.

— Может, как-нибудь в следующий раз? — сказала бабушка. — Я только что «Новый мир» получила, собиралась литературной критикой заняться.

— И вечером времени будет достаточно, — ответил на это Игорь. Он решил быть настойчивым. — Мне уезжать через три дня, а я так и не видел твоих революционных реликвий.

Бабушка притворно вздохнула — ей и самой хотелось покопаться в прошлом — и сняла накидку с сундука.

Сундук был велик. Он доставал Игорю до пояса, а в длину был такой, что, если бы не выпуклая его крышка, можно было бы на нем отлично спать вместо кровати. Он был обит железными полосами и запирался на два замка. Замки открывались без ключа — чего бабушке запирать сундук? Бабушка поднатужилась и с помощью Игоря откинула крышку.

Сверху лежали пересыпанные нафталином вещи. Они особого интереса не представляли. Игорь расстелил на полу рогожку, и они с бабушкой осторожно клали вещи на нее, чтобы не смять. Там лежало пальто, почти новое, несколько платьев и шаль вся в красных цветах. «Давно собираюсь Лидочке подарить», — сказала бабушка и отложила шаль в сторону. Лидочка — это мама Игоря. Под шалью обнаружилась праздничная скатерть — Игорь как-то видел ее на столе, когда папа в прошлом году приезжал. Потом снова были платья. И чем глубже забирались Игорь с бабушкой в сундук, тем стариннее встречались им вещи. Одно платье бабушка даже приложила к груди. Платье было все в блестках и очень мягкое.

— Это мне в двадцать девятом твой дед подарил, — сказала она.

Ниже шли какие-то вышивки, завернутые в древние газеты сапожки, разрозненные клубки шерсти, меховой воротник, подглоданный молью, и несколько шкатулок. За шкатулками приходилось уже перегибаться по пояс — так глубоко ушли в сундук Игорь с бабушкой.

Одну из шкатулок бабушка поставила на стол и бережно открыла. В ней было много интересных вещей. Например, удостоверение делегата Северодвинского съезда профсоюзов за 1922 год, старинные значки Осоавиахима и «Добролета», один из которых бабушка тут же подарила Игорю, множество фотографий, которые, к сожалению, были не очень интересными, например, маленький папа в ванночке. Тоже невидаль! Как будто Игорь не знал, что и отец когда-то был младенцем. Или сравнительно нестарая бабушка в Гаграх. Бабушка стоит на берегу моря в полосатом купальнике и неестественно закинула руку за голову — так, наверно, велел фотограф. Еще много групповых фотографий. Люди на них уставились в объектив, и все почти одинаковые, хотя бабушка как-то их различала и приговаривала:

— Вот этот, Петя, такой моторный был, на всех собраниях выступал. А Сергей Диомидович на войне погиб.

Бабушка углубилась в разглядывание фотографий, а Игорь тем временем снова подошел к сундуку, чтобы посмотреть, что там осталось. Он надеялся в глубине души, что где-нибудь на дне лежит бабушкин «маузер». Ведь если она была на Гражданской войне, то у нее должен быть и «маузер».

— Дай-ка мне рыжую коробку, — сказала бабушка.

Игорь достал коробку.

— Это еще от моего отца досталось, — сказала бабушка и вынула из коробки серебряный крестик на полосатой, оранжевой с черным, ленточке. — Егорий, — сказала она, — крест за храбрость. Мой отец, а твой прадед с турками воевал, в Болгарии. За Шипку получил.

Это уже была реликвия что надо. Игорь осторожно взял крестик в руку. Крестик был легким и почти не потускнел от времени. «Вот, — подумал он, — почти сто лет лежит». И он представил себе картину художника Верещагина, на которой генерал на белом коне скачет мимо рядов солдат и все кричат «ура».

В коробке лежало много писем и документов. Они были такими старыми, что даже не были напечатаны на машинке, а написаны от руки, писцами.

Игорь смотрел, как бабушка перебирала эти бумаги.

— Как-нибудь в другой раз, — сказала она наконец. — Тут чтения на целый месяц. Загляни-ка, Игорек, еще поглубже. Там должен сверток быть.

На дне сундука лежали два свертка. Один длинный, другой круглый и мягкий. Игорь достал оба.

— Вот этот, — сказала бабушка и взяла круглый сверток, — давно собиралась в музей отдать, да все некогда было в сундук забраться.

Она развернула сверток. В нем лежали старая выгоревшая тельняшка и бескозырка с неровной надписью «Упорный».

— Твоя? — спросил Игорь, и у него даже дух перехватило.

— Нет, — ответила бабушка. — Я одного парня любила, матроса нашего. Он погиб на Двине, когда мы с белыми дрались. Его когда хоронили, в новое переодели, а мне тельняшку на память дали. Он с Балтийского флота был. Господи, как быстро время бежит!..

Бабушка расстелила тельняшку на столе и пригорюнилась. Игорь не был с ней согласен, что время бежит очень быстро. Бабушка вон сколько лет на свете прожила, раз в семь больше, чем Игорь, можно устать столько жить. Он не стал приставать к ней с вопросами, а примерил перед зеркалом бескозырку. Бескозырка ему шла, только была велика. Если бы бабушка не собиралась отдать ее в музей, он бы обязательно ее выпросил себе и устроил музей у себя дома. Вот бы ребята на дворе лопнули от зависти! Потом Игорь снял бескозырку и развернул второй сверток. В нем оказалась прямая сабля, вернее, меч в серебряных, очень красивых ножнах. На них люди в незнакомой одежде мчались на конях за оленем и размахивали такими же мечами. Игорь потянул за рукоять, и меч легко вышел из ножен. Его лезвие было покрыто узорами.

— Сабля, — сказала бабушка довольно равнодушно. — Ты чего ее из ножен вынимаешь? Еще обрежешься.

— А откуда она у тебя? — спросил Игорь.

— Да давным-давно лежит. Дед твоего деда, а может, дядя его какой в матросах служил, вот и привез из дальних стран. Может, из Африки. Так и хранится в доме. Умру — тебе перейдет. А пока рано, заколешь кого. Положи на место.

Игорь с сожалением завернул меч обратно в тряпку, а бабушка между тем продолжала:

— Я когда молодая была, еще только Гражданская начиналась, пошла на пристань к нашим наниматься. Оружия-то дома нет никакого, вот я вспомнила про эту сабельку, достала ее из сундука потихоньку от матери и пришла в штаб. А там меня на смех подняли. «Куда, говорят, девка, пришла с таким вооружением? Ты, может, Добрыню Никитича обобрала? Лучше его на картошку сменяй». Но взяли все-таки. Поварихой. А саблю я обратно домой отнесла. Ну что, будем обратно складывать?

Игорь тогда дня два думал об этом мече, а потом как-то закрутился — дела были, — ну, и забыл про меч. И вот теперь вспомнил. Конечно же, у бабушки в Великом Устюге хранится бирманский меч. И, конечно же, прапрапрадедушка Игоря уже побывал в Бирме, и это именно он нарисован на картине в доме у старика! Вот это открытие!

Игорь вскочил с кровати и босиком побежал вниз, рассказать об открытии маме. Но мамы не было дома. Они с Шурой Шурыкиной уехали в магазин. Аппалсвами не поймет, Наташа тоже. Игорь подумал даже, не броситься ли ему к старому бирманцу, но он не помнил к нему дороги.

Ничего не делать в такой знаменательный момент было нельзя. Необходимо было что-то предпринять. Но что же? И Игорь придумал. Он достал из ящика стола мамину авторучку и сел писать письмо к бабушке в Великий Устюг.

«Дорогая бабушка! — написал он. — Как ты поживаешь? Мы живем хорошо и скоро вернемся домой. (Это он написал, чтобы бабушка не очень скучала.) Здесь жарко, но не очень скучно. Папа работает, мама тоже скоро начнет работать на строительстве чертежницей. Я хожу в школу. Бабушка, ты помнишь, как мы с тобой лазили в твой старый сундук? Мы тогда нашли там старый меч, с которым ты ходила в штаб революционеров. Этот меч оказался не африканский, а бирманский. И он очень важен для науки. Может быть, мой предок побывал здесь и сражался за бирманцев. Мне очень важно узнать все, что касается этого меча. Если можешь, пожалуйста, отнеси его сфотографировать и пришли фотографию мне. Это очень ВАЖНО!!! Дорогая бабушка, посмотри, пожалуйста, в старых письмах, нет ли там чего-нибудь связанного с этим мечом. Он относится к 1825 году. Если найдешь, пришли, пожалуйста. Целую. Игорь».

Игорь запечатал письмо и написал адрес. Он знал, что ночью из посольства уезжают дипкурьеры и, если послать письмо с ними, оно дойдет быстрей. А вечером Зеленко обязательно поедет в посольство играть в бильярд и письмо захватит с собой.

Игорь положил письмо на стол и снова вышел на улицу. В тот день в школе продолжалась дезинфекция, и спешить было некуда. Жалко, что Бригитты нет или Миши Богданова. Но ничего, он им завтра все расскажет. Тут он вспомнил, что как раз вчера решил заниматься английским языком и для этого познакомиться поближе с соседом Джонни.

И Игорь пошел к Роджерсам.

Глава 1

Игорь подошел к забору и заглянул в просвет между кустами. Джонни сидел на полянке перед домом, в тени осыпанной белыми цветами корявой магнолии, и колдовал с банками и бутылками. Игоря давно подмывало узнать, что он с ними делает, почему все свободное время связывает их по-разному и приделывает к ним какие-то дощечки.

Игорь раздвинул кусты пошире и сказал:

— Доброе утро, Джонни.

Тот вскочил от неожиданности и так и остался стоять на полусогнутых тонких ножках. Он никак не мог сообразить, откуда раздался голос. В руке у Джонни была грязная банка, и он прижимал ее к груди, будто боялся, что ее отнимут.

— Доброе утро, — повторил Игорь. — Это я.

— Здравствуй, — сказал Джонни. Он очень удивился, что Игорь с ним заговорил. — Что тебе нужно?

— Да так. Думал, может, придешь к нам в гости, — сказал Игорь. — У нас попугаи есть.

«Наверно, неудобно говорить ему, — подумал Игорь, — что я хочу разговаривать с ним, чтобы изучать английский язык».

— Спасибо. — Джонни продолжал стоять на месте, прижимая к груди банку.

Помолчали. Потом Игорь сказал:

— Что это у тебя?

— Да так, ничего.

— Может, ты не хочешь со мной разговаривать?

— Нет, хочу. Очень хочу, — сказал Джонни. — Ты приходи ко мне. Лезь через забор. А то мне не перелезть.

— А можно? — спросил Игорь.

— Конечно, — сказал Джонни. — Я тебе помогу.

Он поставил банку на землю и побежал к Игорю. Вот уж этого Игорь не мог вытерпеть. Это чтоб ему помогали? Он подпрыгнул, поставил ногу на перекладину и перемахнул на соседний участок. Правда, прыжок получился не очень красивым, потому что Игорь зацепился штанами за какой-то сук и чуть было не разорвал брючину.

— Ты очень ловкий, — одобрил Джонни.

Игорь подумал, не смеется ли он, но Джонни был очень серьезен. «Ну что ж, — подумал Игорь, — может, я и в самом деле неплохо перепрыгнул».

Они подошли к банкам и дощечкам.

— Ну, расскажи.

Игорь почувствовал, что Джонни очень хочет ему понравиться, и потому перестал стесняться.

— Ты не будешь меня дразнить? — спросил Джонни. — А то я рассказал об этом Сараму Сингху, и тот надо мной смеялся.

— Не буду, — пообещал Игорь.

— Я строю вечный двигатель, — сказал Джонни и пригладил жесткие черные волосы. У него был очень унылый вид и длинный нос.

Но Игорь не стал смеяться.

— Зачем ты его строишь? — спросил Игорь.

— Ну как — зачем? Он будет всегда крутиться, и я его продам. У отца много долгов. А еще можно будет подвести к нему электромотор.

Игорь мало знал о вечных двигателях, хотя читал в книжке Перельмана, что вечный двигатель построить нельзя.

— И получается? — спросил он.

Джонни помахал рукой над банками, чтобы прогнать большую синюю бабочку, которая хотела сесть на одну из них, потом вздохнул и честно признался:

— Я еще не испытывал. Не хватает материалов.

— А откуда ты знаешь про вечный двигатель? — спросил Игорь.

— Отец рассказывал. Он, оказывается, и сам его строил, но потом началась война и нам пришлось бежать от японцев. Меня еще не было. Он сказал, что, если бы удалось, он стал бы богатым человеком и мы отдали бы замуж Салли, это моя сестра. Потом я нашел старую книгу, и в ней написано, какие бывают вечные двигатели. Только они все неудачные. Тогда я и узнал, каких делать не надо. Хочешь, я покажу тебе эту книгу?

— Принеси.

— Лучше пойдем ко мне в дом. Мамы все равно нету. Она уехала в больницу.

— Она там работает?

— Нет. Моя мама нигде не работает. Заболел Дик, мой младший брат.

— Хочешь, я помогу тебе строить вечный двигатель? — сказал Игорь.

Он не очень верил, что у Джонни что-нибудь получится, но подумал, что неплохо бы сказать ребятам в школе: «Знаете, чем я сейчас занят? Я сооружаю с моим товарищем вечный двигатель».

— Ой, конечно! — сказал Джонни и осекся. — Но деньги пополам. Нет, мне две трети, а тебе треть. Согласен на треть?

— Не нужны мне твои деньги, — обиделся Игорь. — Я не из-за денег предлагал.

— А что я тебе должен буду дать?

— Да ничего не давай. Я ведь твой сосед и, когда у меня свободное время, имею право тебе помочь.

— Как хорошо! — сказал Джонни. Он посмотрел на Игоря в упор. — И ты будешь со мной дружить?

На это Игорь не мог сразу согласиться. Хоть ему и было жалко этого парня.

— Посмотрим, — сказал он. — У меня очень много дел. Я играю за класс в футбол и еще собираю марки.

— Я тоже собираю марки, — сказал Джонни. — Хочешь, покажу?

Они вошли в дом. Дом был деревянный и очень старый. Он весь скрипел — не только половицы, но и стены, и даже потолок. Дом был темно-коричневый внутри и снаружи, а высокие потолки в углах были затянуты толстым слоем паутины. Мебель в доме тоже была старая. У кресел прорвались плетеные сиденья, и стол на трех ножках был прислонен к стене, чтобы не упал.

— Мы бедно живем, — сказал Джонни. — Папа работает в туристическом бюро — он агент, но у него мало клиентов. У тебя нет знакомых туристов?

— Нет, — сказал Игорь. — Все мои здесь.

— Ну ничего. Но если будут, имей нас в виду.

Джонни взял со стола визитную карточку и дал Игорю. На ней было написано:

— Ты сядь пока, подожди, — сказал Джонни. — Я сейчас достану книгу про вечный двигатель.

Он ушел. Игорь увидел, что на стене висит только одна картина — портрет старика, сильно засиженный мухами. А на столе стояла фотография женщины с двумя мальчиками. Один из мальчиков был Джонни, только еще маленький. На стене висел крест, и к нему был прибит человек. Иисус Христос, догадался Игорь. Под потолком не было фена, но все окна были открыты, дом продувался ветерком, и было не очень жарко. В окно заглядывали широкие листья бананов, под листьями скрывались гроздья маленьких зеленых бананчиков.

Дом заскрипел — возвращался Джонни.

— Извини, — сказал он, — что я не пригласил тебя в мою комнату, но у меня не прибрано.

«Вот задается!» — подумал Игорь, а вслух сказал:

— А вы не буддисты, как все в Бирме? — и показал на крест с Христом.

— Нет, разумеется, мы христиане. Мы же не бирманцы, — сказал Джонни.

— Вы англичане? — удивился Игорь. Джонни не был похож на англичанина. Он был очень смуглый и маленький.

— Почти, — сказал Джонни. — Мы англобирманцы. Мой далекий прадедушка был самый настоящий англичанин.

— И папа у тебя англобирманец?

— Да. А мама англоиндианка. Мой дед работал на железной дороге кассиром. И его очень уважали англичане.

Уже потом, расспросив поподробнее Евгения Александровича, Игорь узнал, что и в Индии и в Бирме есть довольно много полукровок. Англобирманцев и особенно англоиндийцев. Часто они не хотели считать себя индийцами или бирманцами, а англичане никогда не хотели считать их своими. Вот и была у них тяжелая жизнь. Они работали при колонизаторах на мелких чиновничьих должностях и очень задавались перед бирманцами. А теперь задаваться не приходится.

Но у Джонни Игорь ничего больше узнавать не стал — неудобно как-то допрашивать человека: а вдруг ему неприятно, что он не бирманец. И Игорь, чтобы сменить тему разговора, спросил:

— А это кто? — и показал на портрет, засиженный мухами.

— Это король Эдуард. Король Англии. Он уже давно умер, но мой папа его уважает.

Игорь даже встал с кресла, чтобы поближе рассмотреть английского короля. Король был с бородкой клинышком и, видно, довольно толстый.

— Мы живем в Бирме уже сто пятьдесят лет, — сказал Джонни. — И семейство Роджерс было всегда уважаемым.

— Ничего в этом такого особенного нет, — сказал Игорь. — Мы, Исаевы, живем в СССР уже тысячу лет, не меньше. А мой предок был в Бирме сто пятьдесят лет назад и воевал с твоими англичанами.

— Этого не может быть, — сказал Джонни. — Русских здесь раньше не было.

— Как это так — не было? — обиделся Игорь и даже сжал кулаки.

— Ну, не сердись, — сразу сдался Джонни. — Это так папа сказал, вернее, не папа сказал, а ему сказали, а я слышал. Мне-то все равно. Ты мне очень нравишься. У меня ведь мало друзей.

— А в школе?

— Я учусь в миссионерской школе, и я самый слабый в классе. И меня часто бьют.

— Ну, уж это никуда не годится, — сказал Игорь. — Я бы им показал!

— Ты сильный.

— Пока не очень, но я занимаюсь гимнастикой. Тебе бы тоже не мешало спортом заняться.

Игорь пощупал мышцы Джонни, но у Джонни не оказалось никаких мышц — только кожа и кости.

— Плохо твое дело, — сказал Игорь. — Много придется работать. Я тебе покажу некоторые упражнения.

— Я когда был маленький, болел туберкулезом. Меня вылечили, но легкие у меня все равно слабые, — сказал Джонни. — У меня и отец слабый. А твой — сильный. Я его видел.

— У меня и дедушка был ничего — он на Шипке воевал с турками, — сказал Игорь.

— А ты же сказал, что в Бирме.

— В Бирме это дедушка моего дедушки. Он был артиллерист, и у него был бирманский меч. Скоро бабушка мне пришлет из Устюга его фотографию. А один бирманец, я его сына, можно сказать, спас от змеи, — тут Игорь немного прихвастнул, но сам того не заметил, — собирается включить моего бирманского прапрапрадеда в свою книгу про историю Бирмы.

— А у меня один дядя был священником, — сказал Джонни, но тут же понял, что для Игоря это не очень важно. Тогда он перевел разговор на другую тему и сказал: — Вот книга о вечных двигателях. А это альбом с моими марками.

Игорь просидел у Джонни довольно долго, может быть, два часа. Но потом услышал, как его зовет мама, — она приехала и никак не могла понять, куда исчез ее сын.

— Ты приходи, — сказал Джонни на прощание.

— Теперь твоя очередь, — ответил Игорь. — Я тебя научу кое-каким упражнениям на развитие физической силы. Ты еще покажешь своим буржуям в школе.

Джонни проводил Игоря до забора и даже хотел подсадить его, но Игорь отказался от помощи.

Глава 2

Вечером, после обеда, был разговор с отцом.

— Ты когда-нибудь в бабушкином сундуке копался? — загадочно спросил Игорь.

— Где? — спросил отец, раскуривая сигарету.

— В Великом Устюге, у бабушки.

— Зачем? — не понял отец.

— Ну, из любопытства. А может, она тебе сама показывала.

— Вот не помню, — сказал отец. — Я с детства был нелюбопытен и ленив. А ты что, лазил?

— Мы с бабушкой вместе. Так мы там нашли одну вещь.

— Очень интересно, — сказал отец. — А может быть, вы там нашли много вещей?

— С тобой невозможно говорить серьезно! Слушай, пап, в сундуке у бабушки лежит бирманский меч нашего с тобой предка.

— Ну-ну, — сказал отец.

— Нет, серьезно. Ты не веришь?

— Почему не верю? У мамы моей чего только нет в сундуке. Она же в революцию воевала.

Игорь готов был возненавидеть собственного отца.

— Как ты не понимаешь, — сказал он, — что наш с тобой предок был в Бирме и даже воевал за ее независимость!

— С чего ты взял?

Игорь, сбиваясь, рассказал отцу о встрече со стариком, о мече, который он видел в Дели, о картинке с желтоволосым артиллеристом и о бабушкином сундуке. Отец все выслушал, потом сказал:

— Кстати, надеюсь, ты матери не говорил, как ты вчера со змеей сражался? И не говори, пожалуйста.

— Так ты что, не веришь про нашего предка?

— Почему? — ответил отец, гася сигарету. — Все может быть. Только вряд ли.

— Я написал бабушке, чтобы она фотографию прислала, — сказал Игорь.

— Ну и хорошо. Давай в шахматы тебя обыграю.

Пришлось играть с отцом в шахматы.

Вторым человеком, с которым Игорь говорил о мече, был Володя Зеленко. Он как-никак был у старика дома и все слышал. Но Володя просто не очень поверил Игорю.

Больше всех понимания Игорь встретил у двух, в общем, чужих людей. Во-первых, у Евгения Александровича Глущенки. Он внимательно выслушал весь рассказ Игоря. Может, даже и поверил. Хоть не всему, но поверил. И заинтересовался. По крайней мере он сказал:

— С твоим стариком мне интересно будет познакомиться. Может получиться неплохой материал. А если фотография от бабушки придет, покажи мне ее. Чем черт не шутит.

Вторым человеком оказался, как ни странно, мистер Роджерс, сосед Исаевых, отец Джонни. Он стоял у ворот своего дома, когда Игорь вылезал из школьного автобуса.

— Здравствуйте, мистер Игорь, — сказал он. — Я слышал, вы навещали моего сына. Я вам очень благодарен.

— Ну что вы! — сказал Игорь.

— Нет, в самом деле. Мой сын болезненный мальчик, и мы бедные люди. У Джонни мало друзей, и он говорил, какое большое впечатление вы на него произвели. Я вам очень благодарен. Пожалуйста, не забывайте его и в дальнейшем.

— Я и не собираюсь забывать, — сказал Игорь.

— Может быть, зайдете к нам выпить чашку чаю? — спросил мистер Роджерс.

— Нет, спасибо, меня мама ждет обедать, — ответил Игорь.

— Очень жаль. Ну, как-нибудь в другой раз. Мне Джонни рассказал, что ваш предок бывал в Бирме и даже сражался с английскими колонизаторами. Это правда?

— Да, — сказал Игорь и мысленно выругал себя за болтливость. Какое дело этому мистеру Роджерсу до его предков!

— Это исключительно интересно. Я сам занимаюсь в свободное время историей.

Мистер Роджерс был такой вежливый, что Игорю не хотелось его огорчать. Он сказал:

— Я написал письмо домой, и мне обещали прислать фотографию меча.

— Вы меня осчастливите, если разрешите хоть краем глаза взглянуть на нее, — сказал мистер Роджерс. — Мы бы с вами могли напечатать об этом открытии статью в журнале Исследовательского общества.

У Игоря даже замерло сердце. О такой возможности он и не думал. В настоящем научном журнале!

— С удовольствием, — как можно более сдержанно ответил он.

Мистер Роджерс так разволновался, что даже оттянул узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Видно, его и в самом деле очень интересовала история.

— Кстати, — сказал Игорь, — у одних знакомых я видел в доме картину, которая вполне может изображать моего предка.

— В Москве?

Мистер Роджерс сделал шаг в сторону, взял с полочки, прибитой к стволу дерева, кувшин и кружку и налил себе воды. Вода была некипяченая — Игорь это знал — и, разумеется, кишела микробами. Но не мог же он делать замечание взрослому человеку и своему будущему научному коллеге. Может, мистер Роджерс привык и ему не вредно?

— Нет, — ответил Игорь, — не в Москве, здесь, в Рангуне, и только вчера. Отец механика на строительстве интересуется историей и собирает материалы. Он сказал мне, что в руках у человека, изображенного на старинной картине в его доме, меч генерала Бандулы.

— Не может быть! — почти крикнул мистер Роджерс. Даже непонятно было, как в таком худеньком человечке умещался такой сильный голос.

— Да. И, если я не ошибаюсь, именно такой меч хранится у моей бабушки.

— В серебряных ножнах? — спросил мистер Роджерс.

— Да. И с людьми и лошадьми на них.

— Конечно, это он, — сказал мистер Роджерс.

Он как будто забыл о присутствии Игоря и несколько раз повторил: «Это он. Конечно, это он».

— А как зовут бирманца, у которого вы вчера были?

— Не знаю. Его сына зовут Маун У, и он работает у нас на стройке.

— Мистер Игорь, это очень важно, — сказал мистер Роджерс, понизив голос. — У ваших русских родственников могут храниться документы вашего предка, может быть, даже воспоминания, мемуары его. Напишите, чтобы вам их прислали, и мы их вместе изучим.

— Да я ж говорю, — сказал Игорь, — что я уже обо всем написал. И жду ответа. Недели через две.

— И вы сразу информируете меня?

— Конечно, я же обещал.

Мистер Роджерс долго жал руку Игорю. Благодарил его за заботу о бедном Джонни, звал пить чай и снова благодарил. Наконец они расстались, и мистер Роджерс постоял у своих ворот, пока Игорь не прошел к себе в дом.

Нельзя сказать, чтобы Игорю очень нравился его будущий соавтор, но все-таки, когда тебе двенадцать лет, взрослые не так часто приглашают тебя писать с ними вместе научную статью. За это он мистеру Роджерсу был даже благодарен. А с Джонни он и не собирался ссориться. Почему бы и не дружить? Если бы не заботы Джонни о деньгах, то он был бы совсем неплохим парнем. Кроме того, вполне возможно, что им удастся построить вечный двигатель. В конце концов, и над Галилеем смеялись современники, и даже великому физику Эйнштейну долго не верили.

Глава 3

Ответ из Великого Устюга, от тамошней бабушки, пришел даже раньше, чем Игорь ожидал.

Вечером вернулся с аэродрома Володя Зеленко. Он встречал нового сантехника. Володю ждали, даже не пили чай, хотели узнать, что нового в Москве.

Володя сам правил «газиком» и затормозил у дверей так резко, что ящерицы, которые лениво бродили по потолку столовой, выглядывая комаров, бросились в разные стороны и замерли.

Володя вошел в комнату и сказал:

— Кому сегодня плясать?

— Что? Письма?

— И посылка.

Шурыкин думал, что посылка ему — его сестра всегда присылала из Москвы вкусные вещи. Он встал и даже развел руки в стороны, готовясь ударить вприсядку, но Володя остановил его.

— Пляши, Игорек, — сказал он. — На твоей улице праздник.

Игорь сначала даже не поверил, но Володя прочел вслух:

— «Исаеву Игорю Владимировичу. Строительство, Рангун, Бирма». Есть у нас еще Игорь Исаев?

— Это от бабушки! — догадался Игорь.

И правильно, посылка была от устюгской бабушки. В бумаге, обвязанный бечевкой, лежал матерчатый чехол. В чехле был меч в ножнах и листики бумаги, обернутые в целлофан.

— Ну и ну! — сказал Шурыкин. — Вот это вещь! Как только на таможне пропустили?

Отец тем временем читал вслух письмо от бабушки.

«Дорогой Игорек, — писала она. — Получила от тебя весточку и очень тебе за нее благодарна. Хотя больше была бы благодарна, если бы ты написал просто так, без просьбы, чтобы порадовать старуху. Ну ладно, дело молодое. Хорошо хоть, что вспомнил. Правильно, лежит у меня в сундуке сабля. Хотела я ее отнести фотографу нашему, да он уехал в отпуск. Тогда я подумала, на что она мне, когда может сыграть большую роль в бирманской науке. Тут как раз Пелагея, моя соседка, собралась в Москву, вот я ей и передала эту саблю и старое письмо. Пелагея, она пробивная, найдет, как переправить тебе мою посылку. У нас все в порядке. Булька подрос и лает на прохожих. В этом году урожай слив хороший. Поцелуй мамочку и привет передай Володе, отцу своему. Он так и не написал мне еще, за что я на него сильно обижена. Черкни мне, угодила ли я тебе своей посылкой. В совете ветеранов ничего нового нет. Готовим понемногу сборник воспоминаний. Обнимаю тебя и всех Исаевых. Твоя бабушка Клава».

Отец читал, а Игорь тем временем потихоньку вынул меч из ножен и рассматривал блестящую, как будто новенькую, сталь лезвия с вытравленными на нем узорами.

— Булатная сталь, — сказал Шурыкин, — секрет потерян. Теперь так делать не умеют.

— Почему не умеют? — возразил Володя Зеленко. — В наше время есть стали, не уступающие булатным. Просто нет необходимости делать мечи.

— Булатная сталь перерезает платок на лету, — сказал Шурыкин.

— Вот мой платок, — ответил Зеленко. — Попробуйте разрубите.

— Не надо, — испугался Игорь. — Ведь меч старинный.

— Будешь еще саблей махать, — сказала Шура Шурыкина Володе, — зарубишь кого-нибудь.

Из шурыкинской двери выглянула Наташа и спросила:

— Прислали подарки?

— Спать сейчас же! — крикнула на нее Шура.

— Вот ты мне не верил, — сказал Игорь отцу, — а ведь меч лежал-таки у бабушки.

— Следующий раз не пиши моей маме без разрешения. Могли быть неприятности. Разве можно перевозить за границу оружие? — ответил папа.

— Тебе просто обидно, что не ты догадался, — сказал Игорь.

Ничто не могло омрачить его торжества. Меч Исаева, а может, даже тот самый исчезнувший меч бирманского генерала Бандулы лежал перед ним на столе, и Игорю ужасно хотелось попросить Зеленко немедленно поехать с ним к историку и показать ему меч.

Игоря, по правде говоря, мучила еще одна мысль. А вдруг отец отнимет меч и передаст его, например, в посольство? И никто не узнает о заслуге Игоря. Ему ведь предстояло еще написать вместе с мистером Роджерсом научную статью в журнал.

— Господи, двенадцатый час, — вдруг сказала мама, — а Игорь не спит.

— Я не маленький, — ответил Игорь. Ему меньше всего на свете хотелось идти спать.

— Игорь! — сказал отец построже.

Ссориться с родителями не следовало. Но отступить без всякого сопротивления Игорь не мог.

— Тут еще письма, — сказал он. — Надо бы прочитать.

— Не бойся, — сказала мама, — мы их читать не будем, пока ты спишь. Мы сами сейчас спать пойдем. Завтра разберемся.

Когда Игорь уже почистил зубы и лег, он услышал, как в соседней комнате потихоньку разговаривают родители. Они говорили, конечно, о мече. Шумел кондиционер, и Игорю, для того чтобы разобрать, что они говорили, пришлось подкрасться к двери. Вообще-то подслушивать плохо, но сейчас разговор касался исторической науки, и ради этого можно отступить от формальностей.

— Не стоит, пожалуй, отдавать эту историю Игорю на откуп, — говорил папа. — Меч не игрушка. А кроме того, он и в самом деле ценный.

— Не знаю, — ответила мама. — Игорь это принимает близко к сердцу.

— Может, завтра поговорить мне с Глущенкой?

— Поговорить не мешает, — ответила мама.

— А меч спрячу.

— Не спрячешь, — очень спокойно сказала мама. — Поставь себя на место сына. Ему уже скоро двенадцать. Он не маленький ребенок. И для него история с мечом — сейчас главное дело в жизни. Может, заинтересуется историей, потом пригодится.

«Молодец мама!» — подумал Игорь.

— А Евгению расскажи, — продолжала мама. — Они с Игорем, по-моему, друзья.

Больше Игорь ничего не услышал. Он постоял еще немного под дверью, потом ему захотелось спать, и он вернулся в постель.

Глава 4

Утром мама сказала:

— Позавтракаешь, пойдешь в школу — все как полагается.

— У меня горло болит, — сказал Игорь, хотя никакое у него горло не болело.

— Покажи, — сказала мама.

Игорь открыл рот и сказал:

— А-а-а!

Он немного надеялся, что горло красное. Почему бы ему не быть красным? Ведь бывают же такие счастливые люди, у которых горло всегда красное. Вот, например, в Москве, в классе, был такой Сережка Фиолетов, так у него не только горло красное, но и даже ненормальная температура, а так он здоровый.

— Горло чистое, — сказала мама. — Мне бы такое. С таким горлом только в школу и ходить. А письма я сама пока почитаю.

— Мам, — взмолился Игорь, — это нечестно! Если уж я иду сегодня в школу, то ты можешь тоже пожертвовать.

— Хорошо, договорились, подожду, — согласилась мама. — А сейчас беги мойся — и завтракать. Кофе остынет.

У ворот загудел школьный автобус. Игорь, дожевывая на ходу булку, вскочил в него, поздоровался с шофером. В автобусе уже сидели две второклассницы из торгпредского дома. С ними говорить было не о чем. Игорь сел поближе к окну и стал ждать, пока автобус доедет до дома, в котором жил Богданов.

Автобус свернул с Университетской, загудел, распугав с дороги стаю бродячих собак, притормозил у лавочки, в которой парс торговал сигаретами, бананами и мылом. Шофер купил пачку сигарет, а Игорь мысленно подгонял его: скорее! Ведь очень трудно ждать, когда в тебе хранится удивительная тайна. Шофер медленно пересчитал сдачу, залез обратно в автобус, и поехали дальше. Второклассницы щебетали о чем-то своем глупом, девчоночьем. Они бы даже и не поняли, если б им рассказать про меч. Автобус свернул в узкий переулок. У ворот ждали ребята. Но это опять малыши.

Еще поворот. Переулок стал совсем узким, он петлял между невысокими заборами, магнолии свешивали белые цветы прямо на крышу машин, а выше, над ними, раскинулись пламенные деревья.

Миша Богданов стоял перед своими воротами, выжимая на одной руке портфель. Он хотел стать футболистом, как его отец, и потому, как только у него выдавалась свободная минутка, сразу начинал тренироваться. Миша вошел в автобус, держа портфель над головой, сказал всем «привет» и сел рядом с Игорем.

— Ну, что нового, старик? — спросил он.

— Да так, ничего особенного, — сказал Игорь.

— А у нас щенки родились. Пять штук, — сказал Миша. — Это не каждый день случается.

— Да, не каждый, — сказал Игорь.

Помолчали. Потом Игорь не вытерпел.

— Кстати, Миш, — сказал он, — я посылку вчера получил. Из Союза.

— Кто-нибудь приехал?

— Да, сантехник новый.

— Ну, и как там? — спросил Миша. И тут же добавил: — Один щенок белый, а остальные рыжие. Удивительно, а?

— Посылка не из Москвы, — сказал Игорь. — Из Великого Устюга, от бабушки моей.

— Где этот твой Великий Утюг? — пошутил Миша. — На реке Простыне?

— Нет, на Сухоне, между Вологдой и Архангельском. Могу поспорить на твои бутсы, не догадаешься, что она мне прислала.

— Легче легкого: сушеные грибы и варенье из клюквы.

— Ну, будешь спорить?

— Охота была! Мало ли что бабке твоей в голову придет.

— Можешь задавать мне пятнадцать вопросов. А я тебе буду говорить «да» или «нет».

— Лучше так скажи, — ответил Миша. Он немного боялся не угадать и не хотел рисковать бутсами, которые отец купил ему в спортивном магазине напротив индийского кинотеатра «Ритц».

Автобус часто останавливался, и в него влезали все новые ребята из школы.

— Скоро уж приедем, а ты все тянешь, — сказал Миша. — Мне станет неинтересно.

— Ну ладно. Бабушка прислала мне меч, — сказал Игорь.

— Чего?

— Меч. Настоящий, боевой.

— Ну уж рассказывай! Может, она тебе и кольчугу прислала, чтобы комары не кусали?

Тут автобус остановился у школы, и Игорь как ни в чем не бывало спрыгнул на землю и пошел в класс. «Теперь-то уж Мишка не отстанет, — понимал он. — Пусть сколько хочет делает вид, что ему все равно, и шутит себе на здоровье».

Миша догнал Игоря у входа в класс:

— Да ты не беги. Скажи, в самом деле, что за меч.

— Да ничего интересного. Меч как меч. Личное оружие бирманских офицеров королевских времен.

И Игорь сел спокойно за парту рядом с Бригиттой, которая приехала раньше и уже разложила обернутые в голубую бумагу тетрадки и книжки.

— Сегодня у нас какой первый?

— Русский язык, — сказала Бригитта. — Ты написал или тебе дать списать?

— Написал, — ответил Игорь. — У меня большие события. Меч привезли.

— Тот самый? — спросила Бригитта и даже тихонько взвизгнула.

Дело в том, что Бригитта про все знала. И про старика, и про матроса Исаева, и про меч. В тот день, когда Игорь написал бабушке в Устюг письмо, он был в ссоре с Мишкой Богдановым. Такая была не очень крупная ссора, но про меч рассказывать не хотелось. Мишка сказал на переменке довольно громко про Игоря и Бригитту: «Тили-тили-тесто, жених и невеста». Это потому, что Игорь, когда шли на физкультуру, держал Бригиттины тапочки, пока она застегивала портфель. Совсем несерьезный повод для ссоры, просто Игорь такого от Мишки не ожидал.

Потом они еще несколько дней почти не разговаривали. И, может быть, Игорь вообще бы ему ничего не рассказал, но сами понимаете, что, когда пришел меч, молчать было совершенно невозможно.

— Тот самый, — сказал Игорь. — Настоящий меч и ножны серебряные. Все сходится. Теперь надо поехать к старику и показать.

— Ты его принес? — спросила Бригитта.

— Нет. Дома остался. Это же историческая ценность.

— Какому старику показать? — раздался вдруг голос сзади.

Игорь обернулся и увидел, что там стоит Миша Богданов и слушает.

— Подслушивать плохо, — сказала Бригитта.

— А Игорь мне и без тебя рассказал.

— Ты ему рассказал? — удивилась Бригитта. — После всего того?

У нее от возмущения даже косы дыбом на голове встали. И глаза вместо серых стали черными.

— Да нет, я только немного рассказал, — ответил Игорь.

Бригитта демонстративно повернулась к тетрадкам и сделала вид, что Игоря больше не существует. Она была очень принципиальная.

— Ну и попал ты под каблук! — сказал Мишка. Ему очень хотелось узнать все про меч, а тут вмешалась эта Бригитта.

— Молчи! — сказал Игорь. — С тобой лучше дела не иметь. Трепло ты.

— Сам трепло, — сказал Мишка. — «Мне посылку прислали. Догадайся, что такое…» Раз начал, договаривай.

— Сам себе и договаривай, — сказал Игорь и еще бы добавил, но тут вошла учительница Амалия Ивановна, и пришлось заняться русским языком.

На переменке Бригитта оттащила Игоря в угол, чтобы он обо всем рассказал. Он и рассказал, хотя рассказывать было не о чем. Ведь он еще не читал документов и меч видел каких-нибудь несколько минут, а потом пошел спать.

— Отец сегодня журналисту Глущенке позвонит, — сказал он. — Мне одному взрослые не очень доверяют. Ну что поделаешь!

— И правильно делают, — сказала Бригитта, которая была очень разумной девочкой, хотя и любила иногда наболтать лишнего. — А то ты потеряешь его или натворишь чего-нибудь.

— Почему же я должен натворить? Я первый догадался про меч. Мне даже отец не поверил. Я сам написал бабушке.

— А ты думаешь, что твой дедушка был тот, который на картинке?

— Вполне может быть. А то откуда же меч попал к нам в Устюг? Вот сегодня прочту, и все встанет на свои места.

— А можно, я к тебе приеду? — спросила Бригитта.

— Конечно, — обрадовался Игорь. — Ты же недалеко живешь. Можно даже пешком.

— Зачем пешком? Я скажу папе, он меня на машине подвезет.

— Знаешь что, — сказал Игорь, — ты лучше ему пока про меч не говори. Вдруг это ошибка.

— Ладно, — сказала Бригитта. — Ты когда будешь письмо читать?

— Первый раз сразу после школы. Но вечером, когда папа придет с работы, еще раз прочтем. И для тебя тоже.

На том и договорились. А с Мишей Игорь больше не разговаривал. Если бы он еще раз подошел и попросил рассказать про меч, Игорь бы рассказал, все-таки раньше они были друзьями, но если сам не подходит, гордость изображает, так ему и надо.

Когда прозвенел последний звонок и Игорь с Бригиттой вышли из школы, автобуса еще не было. Но тут на дорожке показалась голубая машина «Консул» Бригиттиного отца Данчева. Бригитта сказала:

— Давай мы тебя подвезем, а то автобусом долго ехать.

Раньше бы Игорь наверняка отказался, но сейчас он очень спешил и поэтому согласился.

Бригиттин отец, черный и бровастый, сам сидел за рулем. Бригитта подбежала к нему и сказала что-то про Игоря по-болгарски. Отец перегнулся назад, открыл заднюю дверцу и сказал:

— Садитесь.

Игорь уже хотел сесть, как увидел, что по дорожке к школе поднимается еще одна машина — синий «Москвич». Это была машина Глущенки.

— Игорь, — крикнул корреспондент, — погоди! Я за тобой!

— Спасибо, — сказал Игорь торгпреду Данчеву. — За мной приехали. Бригитта, значит, вечером жду.

— Обязательно, — сказала Бригитта.

Глущенко развернул машину перед входом в школу.

— Вам папа звонил? — спросил Игорь.

— Конечно. Ты, значит, все-таки получил?

— Ага.

— А я не очень поверил тебе сначала. Но не обижайся. Будь ты на моем месте, может, совсем бы не поверил. Я сначала думал вечером к тебе зайти, а потом как-то получилось, что дел срочных нет, и решил взять тебя из школы.

— Ну и правильно, — сказал Игорь. — Интересно получается. Пока я один верил в меч, все молчали. А как только меч прислали, отец даже хотел его у меня отобрать.

Глущенко ничего не ответил.

Глава 5

Пообедали вместе с Глущенкой, а потом поднялись наверх, и мама достала из шкафа бумаги, завернутые в целлофан. И меч.

— Я с вами посижу, — сказала мама. — Я ведь тоже люблю приключения, только некогда ими заниматься.

— Ты читала письма? — спросил Игорь.

— Нет, не успела. Я ездила в посольство. С завтрашнего дня выхожу на работу. Теперь ты будешь видеть своих родителей только вечерами, как и в Москве.

— Ну и молодец, что будешь работать, — одобрил Игорь. — Если ничего не делать, можно с тоски помереть.

Глущенко поддержал Игоря и сказал, что он за равноправие женщин. И Игорь был за равноправие женщин. Он всегда гордился, что его мама работает, а не прозябает в домашнем хозяйстве.

Сначала они еще раз осмотрели меч.

— Ценная штука, — сказал Евгений. — Настоящий бирманский меч. Видишь, здесь на клинке даже надпись по-бирмански вырезана. Вот только я бирманский мало знаю. То, что меч мог попасть в Устюг недавно, исключается?

— Исключается, — сказал Игорь.

— Ладно, отложим его пока и займемся письмами.

Евгений вложил меч обратно в серебряные ножны и отодвинул в сторону.

Из целлофана Глущенко извлек конверт. Конверт был серый и совсем не старый. Внутри его лежал еще один конверт и страничка из какой-то книги или журнала. И маленький конверт, и страничка были желтоватые, очень древние, и Евгений положил их перед собой на столе и стал рассматривать.

— Ну, с чего начнем? — спросил он.

— С письма, — сказал Игорь.

— С вырезки, — сказала мама.

Евгений взял вырезку. Это был узкий листок старой серой бумаги, рыхлой и мягкой, такой, что буквы глубоко впечатались в нее. Один абзац был подчеркнут сбоку порыжевшими от времени чернилами. «Сие обо мне», — было написано на полях. Евгений прочел отчеркнутое место:

— «Волны поднимались, как горы, фрегат то возносился на вершины их, то бросаем был в изрытые водяные пропасти. Было темно и пасмурно, и ливень обнял наш шлюп каким-то страшным хаосом. Присоедините к этому свист ветра в снастях, скрип перегородок в шлюпе, бросаемом с боку на бок, пушечные выстрелы и фейерверочный огонь, ярко освещающий мрак в бурю, и вы будете иметь только бледную копию всех ужасов этой ночи! Когда с хребта волны шлюп падал вниз, казалось, что мы находимся при подошве высочайшей водяной горы. Сильнейший вихрь рвал верхи валов и разносил брызги дождевою пылью по воздуху. В эту ужасную ночь мы потеряли одного из лучших наших канониров, Ивана Исаева, которого смыло волною за борт. Я особенно жалел об этой прискорбной потере, ибо привязался к молодому вологжанину, обладавшему живым умом и любознательностью…» Вот и все, — сказал Евгений Александрович.

— А дальше?

— Дальше еще несколько слов. Они не отчеркнуты. «Восьмого августа мы вернулись в Батавию и оттуда взяли курс на юг. Не очень приятно предпринимать и обыкновенное плавание с течью, а нам предстояло идти на таком судне…»

— Но откуда это? — спросила мама. — Ведь фамилия-то наша.

— Больше того, — сказал Евгений, вертя в руках страницу. — Это, очевидно, тот самый Исаев, которому и принадлежал меч.

— Ясное дело, — сказал Игорь. — Значит, он был канониром? И упал в море?

— Да, артиллеристом.

— А на картинке у старика он с мечом стоит у пушек, — сказал Игорь.

— Не спеши с выводами, — сказал Евгений. — У нас есть еще одно письмо.

— А что это мог быть за корабль? — спросила мама. — Они собирались в какое-то трудное плавание.

— Письмо без марки, — сказал Игорь.

— Тогда марок еще не было, — ответил Евгений Александрович. — Ты же филателист, должен знать.

— Не знаю, — сознался Игорь. — У меня марки в основном современные, космические или спортивные.

Глущенко вынул из конверта сложенный лист бумаги. Лист был весь исписан мелким красивым почерком с нажимом. Игорь сразу представил себе, как скрипит гусиное перо, выводя букву за буквой, а на столе стоит большая свеча в медном подсвечнике.

Евгений медленно читал про себя, даже губами шевелил. Видно, он не мог сразу разобрать старинный почерк.

— Ну! — торопил его Игорь. — Про что там?

— Сначала говорится, что пишет это письмо писарь флотского экипажа, потому что сам Иван лежит в госпитале на излечении.

— Да нет, вы не пересказывайте, а читайте, — сказала мама. — Ведь интересно.

— Ну вот. «…Кланяется вам, папаша и мамаша, ваш пропавший сын Иван, которого вы уж, наверно, похоронили и отпели. Шестой год, как не было меня дома, а судьба носила меня по дальним морям и странам, и такого я насмотрелся, что мало кому на роду написано. Упал я за борт в бурю в Индийском океане, и носило меня, грешного, по морю три дня и три ночи, пока не выбросило, слава Господу, на берег бурманский. Выходили меня добрые тамошние рыбаки, и попал я потом в ихнюю столицу, где определили меня в канониры, как я и был на нашем корабле. Прожил я в той Бурме три года, и приходилось мне и на войне быть, и в бедах горевать. Забрали меня после большой войны в плен англичане, но вернулся я в конце концов в Санкт-Петербург, откуда из гошпиталя и пишу вам. Вскорости обещали меня отпустить и списать вчистую, как есть у меня слабое здоровье. Так что ждите к весне в Устюге…» Дальше идут приветы и поклоны, — сказал Евгений. — И подпись: «Остаюсь ваш нещастный сын Иван».

— И все? — спросил Игорь.

— А разве мало?

— Но ведь он не пишет, что меч ему подарил Бандула.

— Зато мы знаем теперь, что он был в Бирме, воевал с англичанами и это могло случиться только во время первой англо-бирманской войны, в тысяча восемьсот двадцать четвертом году. К тому же времени относятся и письмо, и страница из книги. Почти наверняка человек, изображенный на картине у твоего старика, и есть твой предок, матрос Исаев.

— А что с ним дальше было? На каком корабле он плыл? Почему он попал в плен к англичанам?

— Я знаю столько же, сколько ты, Игорь, — сказал Евгений.

— Тайна осталась тайной, — заметила мама. — Хотите кокосового соку, искатели? Я его еще вчера в холодильник поставила.

— Хотим, — сказал Глущенко.

— Ну ладно, я пошла, а вы вырабатывайте программу действий, — сказала мама.

— Чего же вырабатывать? — задумался вслух Евгений. — У тебя, Игорь, есть ценные мысли?

— Нет, — признался Игорь.

— А у меня уже одна появилась. Надо написать в Ленинград.

— Почему в Ленинград?

— Живет там у меня один приятель, историк и, кстати, очень любознательный человек. Я его попрошу покопаться в Морском архиве. Пусть узнает, какой русский корабль мог оказаться в тысяча восемьсот двадцать первом — двадцать втором годах в Индийском океане. Это первое.

— А вдруг там было много русских кораблей?

— Вряд ли. Когда приятель узнает, что это был за корабль…

— А вдруг это был не русский корабль? Вдруг Исаев служил на английском корабле?

— Предположение интересное, но беспочвенное, — сказал Евгений. — У нас есть страница из книжки, которая, по-моему, ясно говорит, что корабль был русским. Вряд ли иностранный писатель стал бы говорить про русского матроса «вологжанин».

— Ну, допустим, — сказал Игорь, — что мы узнаем, какой корабль. А потом?

— А потом в архиве надо отыскать корабельный журнал и всякие документы, связанные с этим плаванием. Не может быть, чтобы Исаева, когда он вернулся, не допросили, не записали его рассказа. Вот и найдем.

— Если… — сказал Игорь.

— Да ты скептик! — удивился Глущенко.

— Может быть, — сказал Игорь. Он не знал, кто такие скептики, но признаваться в этом не собирался. — Так вы сегодня напишете?

— Письмо в Ленинград?

— Да.

— Может быть, если найду время. Сейчас мне на прием ехать.

Игорь хотел было сказать, что на прием можно было бы и не ехать, но воздержался.

— А ты, в свою очередь, возьмешь меня к своему старику-историку?

— Разумеется! Хоть сейчас.

— Давай завтра после обеда?

— По рукам, — сказал Игорь.

— Ну ладно, я поехал.

— А кокосовый сок? — спросила мама, входя с тремя высокими стаканами на подносе.

Стаканы запотели, и сок был похож на разбавленное водой молоко. На дно стаканов осели крупинки молотого кокосового ореха, вернее, его внутренней оболочки. Игорь не любил молотые кокосовые орехи и пил сок так, чтобы не взболтать жидкость и не поднять со дна жесткие крупинки.

Глава 6

Игорь проводил Глущенко до машины. Было тихо. Наступило то самое время дня, когда все в городе затихает, истомленное жарой, уставшее ей сопротивляться. Даже последние облачка уходят с неба. Три часа. Пройдет еще час-другой, жара чуть-чуть спадет, и город начнет оживать. Потянутся с озера на молочную ферму буйволицы, проедет автобус, заклеенный рекламами кинофильмов. С его бортов будут целиться в дома и прохожих суровые ковбои и еще более суровые партизаны. Пройдут нестройной гурьбой кули, пробегут, взявшись за руки, ребята в зеленых юбках — из соседней школы, появятся буддийские монахи под красными зонтами. И солнце на закате будет просвечивать сквозь эти зонты и окрашивать в оранжевый цвет бритые монашьи головы.

Но все это будет часа через два, а сейчас самое мертвое время дня. Вот бы выкупаться, но в озере нельзя. Игорь решил было принять душ, как услышал из-за забора:

— Мистер Игорь!

Он обернулся. Ага, вот и Джонни собственной персоной.

— Здравствуй, Джонни, — сказал он. — Как поживаешь?

— Не очень хорошо, — сказал Джонни. — А что у вас нового?

— Я был занят, — сказал Игорь. — Кстати, твоего отца нет дома?

— Он должен скоро вернуться. Он вам нужен?

— Да, у меня к нему небольшое дело.

— О! — сказал Джонни. — Вы занимаетесь бизнесом?

— Как так?

— Зарабатываете деньги?

— Какие деньги? — удивился Игорь.

— А зачем вам мой отец?

Игорь подумал, почему бы не сказать Джонни о мече. Вряд ли мистер Роджерс будет сердиться. Да в конце концов, если даже и будет сердиться, Игорь ведь вольный человек.

— Я хотел показать ему одну вещь, — сказал Игорь.

— Какую? — спросил подозрительно Джонни.

— Бирманский меч. Старинный.

— Зачем показать?

— Ты меня допрашиваешь?

Джонни смутился. Он даже отступил на шаг и почти скрылся за кустами. Оттуда донесся его громкий шепот:

— Он тебя обманет.

— Кто? — удивился Игорь.

— Мой отец.

— Ты его не любишь? — спросил Игорь, раздвигая кусты, чтобы лучше разглядеть странного соседа.

— Не знаю, — сказал Джонни. — У меня совсем нет друзей, и я думал, что ты будешь моим другом. Мне очень не хочется, чтобы ты имел дела с моим отцом.

— Джонни! — раздался крик из дома.

Джонни сразу сник и медленно пошел к машине отца, которая, не замеченная мальчиками, въехала в сад.

Игорь не знал, что ему делать. Уж очень странный получился разговор. Конечно, бывают ребята, которые не дружат со своими родителями, но будь, например, на месте Джонни Игорь, он никогда бы не стал говорить плохо о своем отце с новым знакомым, да еще иностранцем. А может быть, Джонни говорил неправду? Позавидовал Игорю, что у него настоящие дела со взрослыми?

Большой полосатый паук спустился на нитке к самым глазам Игоря. Игорь отошел на шаг в сторону и стал смотреть по сторонам, чем бы сшибить этого паука. Мистер Роджерс заметил движение в кустах, подошел поближе и, увидев Игоря, сказал:

— Какая радостная встреча! Мы с вами, наверно, уж месяц не виделись.

— Почти месяц, — сказал Игорь.

— У вас никаких новостей?

— Есть новости, — сказал Игорь. — Я получил ответ из дома.

— Не может быть! Да что мы так стоим и разговариваем через забор? Проходите к нам. Проходите, не стесняйтесь. Ирэн, отмоешь машину потом! У нас гости, к нам сейчас придет мистер Исаев-младший! Приготовь, будь добра, прохладительных напитков!

— Да что вы, — сказал Игорь.

— И никаких разговоров. Надеюсь, вы не боитесь прийти в гости к бедному англобирманцу?

— Нет, конечно, нет, — ответил Игорь. «Вот еще, подумает, что я его боюсь или презираю».

— Так заходите же.

— Тогда я принесу вам все материалы.

— Разумеется, — сказал мистер Роджерс. — А я пойду в дом и подготовлю помещение к вашему приходу.

Игорь поднялся по лестнице на цыпочках, чтобы не скрипели ступеньки. Лучше, чтобы мама, которая, наверно, сидит сейчас у Шуры Шурыкиной, не заметила, как он выносит меч из дома, а то еще начнет читать нотации.

Мама ничего не заметила. Игорь обернул меч в тряпку и проскочил холл так быстро, что даже любопытные попугаи не повернули головы в его сторону.

Мистер Роджерс ждал Игоря у забора.

— О, — сказал он, — я вижу, что материалы занимают много места.

— Это меч, о котором я рассказывал. Тот самый меч. Подержите, пожалуйста, пока я перелезу.

В комнате, в которой Игорь как-то сидел с Джонни, ничего не изменилось. Только стол был покрыт белой заштопанной скатертью и на ней стояли две бутылочки с содовой водой.

— Познакомьтесь, это миссис Роджерс, мать Джонни и моя жена, — сказал мистер Роджерс. — А это мистер Исаев, наш уважаемый сосед. Мистер Игорь Исаев учится в колледже и будет большим ученым, не так ли?

В голосе мистера Роджерса не было издевки. Приятно, конечно, когда тебя представляют как будущего ученого, но все-таки Игорю было несколько неудобно. Он даже покраснел.

Миссис Роджерс печально улыбнулась и сказала тонким голосом:

— Я очень польщена. Я давно надеялась, что мы ближе познакомимся с нашими соседями.

Говоря так, она расставляла на столе тонкие стаканы для содовой воды. Один стакан был с отбитым краем, мистер Роджерс подвинул его себе. В комнату тихо вошел Джонни и стал у двери. Увидев его, мистер Роджерс сказал добрым голосом:

— Джонни, дорогой, иди позанимайся. У тебя еще не сделаны уроки. Ирэн, отведи его.

Миссис Роджерс поспешила к двери, схватила Джонни за руку и быстро увела. Игорь ничего не сказал, хотя он предпочел бы, чтобы Джонни остался с ними. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Вот, начал проявлять инициативу и сразу принес меч соседу. Отец узнает, может рассердиться. Но что случится с мечом? Да ничего, ровным счетом ничего. Он просто послужит материалом для научной статьи, которую Игорь напишет вместе с мистером Роджерсом.

— Итак, — сказал мистер Роджерс. Он вынул из кармана пиджака, темного, несмотря на жуткую жару, футляр, надел очки, круглые, в тонкой золотой оправе, и сразу стал очень солидным и серьезным человеком.

— Вот меч. — Игорь развернул полотно. Меч вытянулся во весь столик.

Мистер Роджерс долго и очень внимательно рассматривал ножны, пригнувшись к ним так, что чуть было не касался их носом.

— Сцена охоты, — сказал он наконец. — На ножнах изображена сцена королевской охоты. Обратите внимание, мистер Исаев, что впереди скачущих всадников бежит олень.

— Да, — сказал Игорь. Он уже рассматривал ножны и знал, что на них изображена сцена охоты.

— Весьма частый мотив на ножнах бирманских мечей. Так не будете ли вы любезны рассказать, что же вы знаете про этот меч.

— Мой предок матрос Исаев упал в море во время бури, — сказал Игорь, — а потом три года жил в Бирме и даже воевал с англичанами. Потом попал к ним в плен…

— Вы точно знаете, что он попал к ним в плен? — вдруг громко спросил мистер Роджерс.

— Конечно. Об этом он написал в письме к себе домой.

— А дальше?

— Больше ничего, — признался Игорь. — У меня дома есть его письмо родным, где он говорит, что был в Бирме и в плену.

— А откуда он написал письмо?

— Из Петербурга, это наша старая столица.

— Значит, он вернулся? Вы извините, что я так настойчив, но как исследователя меня интересуют детали. Ведь пребывание вашего дедушки в Бирме — важный факт для историков. Об этом можно даже написать статью в научный журнал. Совместно с вами, разумеется.

— Вы об этом мне уже говорили, — сказал Игорь.

— А, да, конечно. Но боже, как мало материалов!

— А мы съездим к старику, отцу Маун У. Он нам наверняка поможет.

— Сомневаюсь, очень сомневаюсь. Пока продолжим поиск собственными силами.

Это мистер Роджерс сказал очень твердо, почти сердито. Игорь взглянул на него, но под стеклами очков глаза мистера Роджерса были добрыми и даже виноватыми. «Нет, — решил Игорь, — он не будет меня обманывать. Зачем ему меня обманывать? Все этот Джонни напутал».

— Итак, у нас есть меч, — сказал Роджерс.

— И с этим мечом Иван Исаев стоял среди пушек. Я видел на картине у старого У Мья.

— Не спешите с выводами, мистер Исаев, — ответил Роджерс. — У нас нет для этого оснований. Ведь ни один документ этого не подтверждает.

— Но меч генерала Бандулы!

— Почему генерала?

— Так сказал старик.

— Он мог предположить. И только. Я же вам говорю, что подобные мечи были у многих офицеров и вельмож. Ваш дед мог купить его. Мог ведь?

— Мог, — сказал Игорь.

— А могло быть и иначе. Допустим, в бою кто-нибудь из бирманских офицеров был убит, и мистер Иван Исаев взял меч у убитого.

— Ну уж этого он не стал бы делать. У своего взять!

— Мы ничего не можем сказать. Мы с вами историки, мистер Исаев, и нам нужны факты, не так ли?

— Конечно. А может, все-таки генерал Бандула наградил мечом моего деда? Он же пишет в письме, что его награждали.

— Он мог наградить вашего деда деньгами, но почему мечом?

— За храбрость, — сказал Игорь. — У нас в Гражданскую войну давали сабли за храбрость, я читал об этом.

— Ну, не будем спорить. Что такого мог сделать артиллерист, чтобы командующий армией наградил его мечом, да еще своим мечом? Я не хочу задеть ваши родственные чувства, мистер Исаев, но историческая правда ценнее всего. Например, я знаю точно, что мой предок тоже сражался на стороне Бандулы в той войне, но его не наградили мечом. У меня сохранились даже кое-какие его записки, и при случае я вам их покажу, — правда, они трудны для прочтения, потому что вы вряд ли настолько овладели английским языком…

— Да, конечно. А ваш предок, он не пишет о моем?

Мистер Роджерс снисходительно улыбнулся:

— Нет, он был довольно крупным политическим деятелем в бирманской армии и писал о больших проблемах.

— А кем он был?

— Начальником разведки бирманцев. Это длинная романтическая история. Отец моего предка, назовем его Роджерс-первый, был миссионером и жил в Бирме. Он женился на бирманской княжне и бросил свою службу. Да, уже тогда Роджерсы были патриотами Бирмы. Ему было нелегко, но его сын честно служил Бирме и был одним из руководителей бирманской армии. Я собираюсь опубликовать дневники Роджерса-разведчика. У меня есть много предложений от английских и бирманских издательств. Я только не знаю, кого выбрать. — Очки мистера Роджерса победно сверкнули. — Это пахнет большими деньгами, мистер Исаев. И надо быть осторожным. Кстати, не могло бы заинтересоваться дневниками какое-нибудь советское издательство?

— Я не знаю, — сказал Игорь.

— Но у вас должны быть знакомства, связи в издательском мире!

— Нет у меня знакомств в издательском мире, — сказал Игорь. «Что он, издевается надо мной, что ли? Какие могут быть знакомства у ученика пятого класса?»

— Ну хорошо, — сказал тогда мистер Роджерс. — У меня к вам будет просьба другого характера. Мы с вами уже настолько близко знакомы, что я думаю, нам не к лицу называть друг друга так официально. Мое первое имя Роберт. Зовите меня Бобом. Хорошо?

— Неудобно как-то, — сказал Игорь. — Вы же взрослый.

— Мы коллеги, а среди коллег в науке принято называть друг друга первым именем. А я вас буду звать Игорь. Ну?

— Хорошо, — согласился Игорь, чтобы не спорить.

Мистер Роджерс налил ему содовой из бутылочки, и Игорь с удовольствием выпил шипучей воды. Только жалко, что она была теплая. «Наверно, у Роджерсов нет холодильника», — подумал Игорь, и, как бы угадав его мысль, Роберт Роджерс печально сказал:

— Холодильник у нас, к сожалению, сломался.

С этими словами мистер Роджерс осторожно вынул меч из ножен и стал рассматривать рукоятку и лезвие.

— Ну что ж, обычная местная работа. Не очень высокого класса.

Очки его блестели над самой сталью, и Игорю даже стало немножко страшно: вдруг мистер Роджерс порежет нос.

— Там какая-то надпись по-бирмански, — сказал Игорь. — И узоры.

— Самые обычные узоры и самая обычная надпись, — сказал мистер Роджерс, не поднимая головы.

Игорю было обидно, что и надпись и узоры такие обычные. Если так пойдет, то окажется, что и писать статью не о чем.

— Меч мог быть куплен в Индии или в другой стране, — сказал мистер Роджерс. — И, чтобы у вас, Игорь, не оставалось никаких сомнений, я вам кое-что покажу.

Мистер Роджерс вышел из комнаты, и через некоторое время за стенкой началось какое-то шуршание и звяканье. В дверях показалось бледное треугольное лицо Джонни.

— Игорь, — прошептал он, — мистер Игорь, ради бога осторожнее!

— Что?

— Никаким он не был начальником разведки. Он был просто переводчиком и потом убежал к англичанам…

Игорь не успел расспросить, кто это убежал к англичанам, потому что в этот момент за спиной Джонни сверкнули очки его отца, и Джонни мгновенно пропал — Игорю даже показалось, что мистер Роджерс оттянул его от двери за волосы, но тут же улыбнулся и сказал тихо, обернувшись назад:

— Джонни, милый, сколько раз тебе говорили, не мешай взрослым разговаривать. — Потом повернулся к Игорю и сказал: — Простите за этот маленький инцидент.

Пока мистер Роджерс шел через комнату к столу, Игорь успел подумать, как странно порой складывается жизнь. Джонни моложе его на какой-нибудь год-два, а его считают ребенком, тогда как Игоря поят содовой и предлагают ему называть взрослого человека просто по имени.

— Вот, — сказал мистер Роджерс, кладя на стол два бирманских меча. Один из них был в простых кожаных ножнах, другой в серебряных помятых и почти без всяких узоров. — Видите, это тоже мечи. Я интересуюсь старинными вещами. Можете полюбоваться, а потом сообщите мне свое мнение.

Пока Игорь рассматривал мечи, Роджерс опять взял со стола меч Исаева и впился очками в рукоять его. Краем глаза Игорь заметил, что Роджерс осторожно крутит шарик на конце рукояти. «Интересно, — подумал Игорь, — шарик-то крутится. Надо будет дома внимательнее посмотреть». Но тут же забыл об этом, потому что догадался, о ком шептал ему из-за двери Джонни. Да ведь о том самом Роджерсе, который служил в одной армии с Иваном Исаевым. Значит, он не был начальником разведки. Кто же тогда говорит неправду? Роджерс тем временем положил меч Исаева на стол.

— Вы выньте остальные мечи из ножен. Сравните, до чего одинаковы их лезвия.

— Похожи, — сказал Игорь, глядя на три блестящих клинка на столе. — Но ножны разные. У ваших мечей похуже.

— Одни из них тоже серебряные, — не сдавался Роджерс. — Только время стерло с них изображение охотников. Хоть они и прослеживаются. Не так ли?

Вообще-то Игорь ничего не прослеживал, но промолчал. Пусть думает, если ему приятно.

В этот момент снаружи раздался голос:

— Игорь! Иго-о-орь!

Мама звала его. Наверно, что-то случилось или даже она обнаружила, что меч пропал. Вот неудача!

Игорь вскочил и сделал два шага к двери, потом спохватился, что теряет достоинство ученого, и сказал очень спокойно:

— Простите, но мне надо домой.

— Разумеется, — сразу согласился мистер Роджерс. — Мы с вами продолжим нашу беседу в любое удобное для вас время.

— Иго-орь! — звала мама.

«Кричит, как в Москве, — подумал Игорь, — Здесь же вокруг иностранцы!»

— Вы забудете меч, — сказал ему вслед мистер Роджерс.

Этого еще не хватало! Игорь подбежал к столу. Мистер Роджерс уже сунул меч в ножны и заворачивал его в полотно.

— Я вас жду, — сказал он. — Жду с нетерпением.

— До свидания! — сказал Игорь и побежал к забору.

Он не сразу перелез через забор, а сначала выглянул сквозь кусты. Мама стояла у ворот и глядела на дорогу. Надо действовать быстро. Он перемахнул через изгородь и, пригибаясь, бросился к дверям своего дома. Теперь надо успеть взбежать наверх и положить меч на место.

Первая половина плана удалась, но вторая провалилась. Оказалось, что в холле сидит в кресле Бригитта Данчева и рассматривает книгу «Приключения Незнайки», которую Игорь подарил Наташе, потому что книга уже не представляла для него интереса.

— Здравствуй, Бригитта, — сказал Игорь. — Подожди одну минутку, я вернусь.

Он для убедительности приложил палец к губам и, перепрыгивая через две ступеньки, побежал вверх по лестнице. Бригитта смотрела на него круглыми от удивления глазами, но молчала. Она была своим парнем.

Через полминуты Игорь вернулся как ни в чем не бывало. Он даже успел сесть на пол у кресла, в котором сидела Бригитта, и, когда мама вошла, сделал вид, что и не отходил от Бригитты минут пятнадцать.

— Ничего себе! — сказала мама. — К тебе приезжает дама, а ты где-то носишься, задрав хвост.

— Ну уж и хвост, — сказал Игорь. — А ты зовешь меня, будто мы в Москве! Забываешь, что мы в капиталистическом окружении.

— Шепотом тебя не дозовешься, особенно среди капиталистического окружения.

— Мам, у тебя не осталось кокосового молока? — спросил Игорь, чтобы переменить тему разговора.

— Сейчас принесу.

— Ты видела, как растут кокосовые орехи? — осведомился светским тоном Игорь у Бригитты.

— Еще бы! — изумилась Бригитта. — Я здесь уже тысячу лет живу. У нас в саду растут две кокосовые пальмы.

— А вот Глущенко видел целые рощи кокосовых пальм на берегу океана и собирается со мной туда съездить.

— А я была на океане, с папой, — сказала Бригитта.

— Тебе показать меч? — спросил Игорь. Он не знал, что Бригитта была на океане, он вообще никогда не видел океана и понимал, что если сейчас не заговорить про меч, то Бригитта обязательно спросит, был ли он на океане, и тогда придется признаться, что он океана и не видел.

— Покажи, — сказала Бригитта. — Ты же сам говорил.

— Пойдем тогда наверх. Он в комнате лежит.

Но наверх им уйти не удалось. К дому подъехала еще одна машина. Это вернулся Евгений.

— Ну вот, — сказал он, войдя в холл. — Прием отменился сам собой. Зато я побывал на строительстве и поговорил и с твоим папой, и с инженером Маун У. Сейчас, если ты не против, мы едем к нему. Он ждет.

Тут он увидел Бригитту и сказал ей:

— Здравствуйте.

Бригитта ничуть не смутилась и ответила:

— Здравствуйте, я Бригитта Данчева из болгарского торгпредства. Мы вместе с Игорем учимся в школе.

И она, не вставая, протянула руку Евгению. Тот пожал ей руку и поклонился, как взрослой.

— Едем? — спросил Игорь. — А то мне надо взять меч и письма.

— Конечно. Я даже двигатель не выключил. Мама не будет возражать?

— Я бы сама поехала, но некогда, — сказала мама. — Сейчас за мной заедет Володя, и мы едем в посольство. Вы, надеюсь, вернете Игоря в целости и сохранности?

— И меч тоже, — пошутил Евгений.

Игорь уже не слушал, он бежал наверх, за мечом. Но на лестнице он обернулся и сказал:

— Бригитту берем с собой. Она все знает.

— Не возражаю. Я пошел к машине. Идем, Бригитта.

Глава 7

И старик, и сам Маун У ждали гостей у входа в дом. Когда все поздоровались и познакомились, Игорь спросил у Маун У:

— Как ваша нога?

— Почти прошла. Я даже сегодня был на работе. Заходите и садитесь. Мама приготовила мохингу.

— Мы уже обедали, — сказал Игорь.

— Неважно. Вы ведь, наверно, никогда не ели настоящей мохинги.

— Я ела, — сказала Бригитта, — но, наверно, у вас вкуснее.

«Ну и дипломатка!» — подумал Игорь. А Бригитта тем временем сказала что-то еще по-бирмански, и Игорь ни слова не понял.

Хозяева очень обрадовались, что гостья так хорошо говорит на их языке, и стали ей отвечать по-бирмански, Евгений подмигнул Игорю, а Игорь подмигнул ему в ответ — в смысле знай наших!

Потом все вымыли руки над тазиком и сели вокруг низкого столика. Игорь подумал: «Вот интересно! Наверно, им очень хочется посмотреть на меч, а они еще ни слова о нем не сказали. Можно решить, что мы просто так приехали в гости».

Мать Маун У принесла большую миску с супом — мохингой. Суп был очень вкусный — из лапши с мясом. Игорь съел целую чашку и потом добавку, хотя и не был голоден. А Бригитта хвалила суп по-бирмански, за что ее очень полюбила старушка. Мохингой обед не кончился. Принесли громадное блюдо очень чистого белого риса и много тарелочек и чашечек с острыми приправами. Каждый положил себе риса на тарелку сколько хотел, потом сделал в горке риса углубление и клал туда приправы по вкусу. Игорь все перепробовал, и потом у него два дня горело во рту — такие острые и жгучие приправы ему попались. Рис запивали холодной водой. Игорь пил воду и дышал так, чтобы в рот попало побольше воздуха. Бригитта заметила, засмеялась и сказала:

— Он объелся чили.

Игорь не знал, что такое чили, а Евгений показал ему на зеленый стручок, поменьше горохового, и объяснил, что это такой перец, который без привычки есть нельзя.

Со стола исчезли тарелки и рис, старушка принесла миски с орешками, зернышками, конфетками, некоторые из них были вкусные, а другие нет. Перед каждым гостем поставили по чашке со светлым ароматным чаем. После чили чай был особенно вкусен.

Тут Евгений сказал старику У Мья:

— Мы привезли с собой меч, и нам очень интересно узнать ваше мнение.

— С удовольствием. Я с нетерпением ждал вашего приезда, — сказал старый бирманец.

Игорь развернул меч и передал его старику, а сам посмотрел на картину на стене. Даже издалека было видно, что у желтоволосого человека на картине был точно такой же меч. И точно такие же ножны висели у него на поясе.

— Он самый, — сказал старик. — Конечно, он самый. Расскажите мне, пожалуйста, что же вам удалось узнать?

Глущенко рассказал про письмо, про страничку из журнала и даже показал их старику, переведя важные места.

— А у меня тоже есть что вам показать, — сказал старик и достал из деревянной резной шкатулки фотографию со старинной гравюры. На ней был изображен усатый бирманец с круглым лицом. На нем была очень старинная одежда, на голове шлем с шишаком, и на поясе висел меч.

— Это и есть генерал Бандула, — сказал старик. — Обратите внимание на меч. Не правда ли, тот же самый?

— Конечно, — согласился Игорь. — Но мне кажется, что такие мечи были у многих бирманских офицеров.

— Какая чепуха! — обиделся старик. — Я изучаю бирманскую историю уже пятьдесят лет и никогда больше не встречал такого меча. Обратите внимание, на нем изображена сцена охоты на оленя. По этому его можно отличить от любого другого.

— А больше таких нет? — спросил Игорь.

— Нет, это совершенно точно.

«Все ясно, Роджерс соврал, — подумал Игорь. — А Джонни меня не зря предупреждал. Тогда, значит, Иван Исаев никак не мог купить этот меч».

— А когда был этот бой, что нарисован на картине, генерал Бандула был еще жив?

— Конечно, был жив. Он командовал бирманской армией.

Так, значит, и подобрать его у убитого Исаев тоже не мог. Теперь можно проверить еще одну вещь.

— Извините, — сказал Игорь. Он понимал, что на него смотрят с удивлением. Но ничего. — Скажите, а кто был начальником разведки у генерала Бандулы?

— Вопрос несложный, — ответил, ничуть не удивившись, старик и, сняв с полки толстую бирманскую книгу, раскрыл ее посредине. — Вот, — сказал он, перелистав несколько страниц и найдя, что ему нужно: — Мьоза Шве У Даун.

— Бирманец?

— Конечно.

— А англичан у него в армии не было?

— Может, были пленные или переводчики. Но я не знаю их имен.

— Спасибо, извините.

Игорь обернулся к Глущенке, и ему показалось, что Евгений слишком внимательно на него смотрит.

— Я просто любознательный, — сказал Игорь.

— Я чувствую, — сказал Евгений. — Еще вопросы с твоей стороны будут?

— Нет.

— Тогда я спрошу, ладно? Нам хотелось бы быть уверенными, что этот меч — именно меч генерала Бандулы. Понимаете, я журналист, и такая деталь для меня очень ценна.

— Конечно, конечно. Но ведь о мече известно только, что он пропал. Ни в одном музее ни в Бирме, ни в Англии, ни в Индии его нет. Это уже доказательство в пользу того, что меч, лежащий перед нами, именно меч генерала Бандулы.

— А если так, — сказал Глущенко и пригладил редкие волосы, — то, вернее всего, Исаев получил этот меч от самого Бандулы.

— Я в этом не сомневаюсь. И об этом знали в армии, потому что художник, изображая Ивана, нарисовал меч очень тщательно. А каждый, кто в курсе дела, мог понять, что это именно тот самый меч.

— Да, я вспомнил, — сказал Евгений, — на клинке была какая-то надпись по-бирмански. Может, она нам поможет. Знаете, хочется, чтобы сомнений не осталось.

— Сейчас посмотрим. — Старик медленно вытянул меч из ножен.

Игорь хотел сказать ему, чтобы он осторожнее был с шишечкой на рукояти — она вертится и может отлететь, — но старик и так тянул осторожно.

Меч блеснул под лампой, старик нагнулся над ним. Повернул его в одну сторону, в другую.

— Нет никакой надписи, — сказал он наконец.

— Как так нет? — удивился Глущенко. — Я сам видел. Такие маленькие-маленькие буквы.

— Посмотрите сами, — предложил старик.

Евгений взял меч. Покрутил его и сказал:

— Очень странно. Я не мог ошибиться.

Игорь слушал его и чувствовал, как сердце проваливается в груди. «Роджерс, — думал он, — Роджерс подменил меч. Почему?»

— И вообще, по-моему, это не тот клинок. На том была тонкая насечка и сталь лучше. Игорь, ты никому не давал меча?

— Конечно, нет, — соврал Игорь. Он очень испугался.

— Удивительная история!

Евгений явно не поверил Игорю.

— Да, клинок похуже, чем ножны, — согласился старик. — Но ведь это не самое главное.

«Что же делать? — вертелась мысль в голове у Игоря. — Надо немедленно бежать к Роджерсу и требовать, чтобы он отдал меч обратно».

Игорь тоже взял меч и, делая вид, что рассматривает клинок и ищет надпись, осторожно попробовал покрутить шишечку на рукояти. Она и не думала вертеться. Конечно, это был другой клинок. И даже понятно, Роджерс его подменил, когда Игоря позвала мать. Он ведь сам вкладывал меч в ножны.

Глава 1

Глущенко несколько раз по дороге бормотал себе под нос: «Странно!» — и Игорь понимал: его удивляет, что исчезла надпись. Игорь даже постарался его успокоить и сказал:

— Может, она, эта надпись, пропала от влияния местного воздуха?

— Ты так думаешь? — сказал Евгений иронически и больше ничего не говорил.

Он высадил Игоря у ворот, а сам поехал дальше, отвезти домой Бригитту. Он сказал, что на днях зайдет, потому что хочет сфотографировать меч и письмо, чтобы написать в «Огонек» очерк о первом русском моряке в Бирме.

Игорь не стал входить в дом. Тем более что Аппалсвами спал и не заметил, как он приехал. Он сразу пошел к забору, но остановился и прислушался.

Дом Роджерсов был не освещен и тих. «Может, они спать легли? Ведь уже десятый час. Я ворвусь к ним, а он мне скажет, что я ошибаюсь, и поднимет скандал. Может, подождать до завтра? А вдруг отец не спит и тоже захочет еще раз взглянуть на меч? А у отца хорошая зрительная память».

Игорь стоял перед темными кустами. Вокруг тихо шевелились всякие лягушки и, может, даже скорпионы, и он не знал, что делать. Ну прямо хоть плачь!

Уже давно наступила бирманская ночь. Звезд на небе было очень много, больше, чем бывает у нас в Союзе, висели они тоже ниже, чем у нас. Над фонарем у дверей кружилась тучка ночных насекомых. Они бились о стекло и падали, обожженные, вниз. Три ящерки охотились на них, сидя на потолке вокруг фонаря, и время от времени молниеносным рывком бросались вперед, потом медленно отползали, заглатывая какую-нибудь муху или жучка. Иногда из темноты вылетала летучая мышь и делала круг возле фонаря — тоже охотилась.

Игорь вернулся к двери и остановился под самым фонарем. Он уже собрался войти в дом, как услышал сзади шепот:

— Мистер Игорь, одну секунду.

Игорь обернулся и на всякий случай сделал шаг поближе к двери. В освещенный круг ступил Джонни. Он был в одних трусах, и ему, наверно, было холодно, он заметно дрожал. В руке он держал длинный газетный сверток.

— Мистер Игорь, — сказал он, — отец велел мне вас обязательно дождаться. Произошла ошибка, и он опасался, что у вас из-за этого могут быть неприятности. Когда вы так быстро уходили, по ошибке он вложил в ваши ножны свой меч. А его меч хуже вашего, и он мне велел не спать и дождаться, пока вы придете, чтобы отдать вам ваш меч.

— А я думал… — начал Игорь, но осекся. Ведь думал он о мистере Роджерсе совсем нехорошо, а тот оказался таким благородным, что даже велел сыну не спать, а ждать Игоря.

— Возьмите, — сказал Джонни, — а то я замерз. Ночь холодная.

— Ну уж не очень холодная, — сказал Игорь, беря сверток.

Он развернул газету. При свете фонаря была видна на клинке бирманская надпись. Тот самый.

Игорь вынул клинок из своих ножен и отдал Джонни. Потом вложил на его место свой клинок и снова обернул ножны материей.

— Извини, пожалуйста, — сказал он Джонни, — я не знал, что ты меня ждешь. Я бы раньше приехал.

— Я уже давно жду, — сказал Джонни. — Я совсем простудился. У меня даже насморк начался. — И он шмыгнул носом.

Игорю стало неловко.

— Я не знал, — повторил он, потому что больше сказать было нечего.

— А они не заметили, что клинок другой?

— Кто — они? — спросил Игорь.

— Ну, те, кому ты показывал меч.

— Я им ничего не сказал, — ответил Игорь. — Ни слова.

— Молодец! Ты смелый. А я бы все рассказал, и потом мне бы и попало.

— Конечно, — сказал Игорь. — Тебе бы и попало. Ну, ты иди спать, а то заболеешь.

Джонни еще раз шмыгнул носом, но не уходил.

— Как ты думаешь, зачем он подменил клинок? — спросил он вдруг у Игоря.

— Кто? Твой отец?

— Ну да.

— Да ведь он же нечаянно. Я сам в этом виноват.

— Может быть, — сказал Джонни. И пропал в темноте, даже не попрощавшись.

Рукоять меча высовывалась из полотна, и Игорь повернул шишечку. Раз, два, три… шишечка свободно вывернулась из рукояти и осталась в руке. Оказывается, ручка полая. Игорь повернул меч рукоятью к свету и заглянул в отверстие. Там ничего не было.

Игорь приспособил шишечку на место. Странно делали раньше мечи. А может быть, в рукояти хранили секретные вещи? Надо будет спросить у мистера Роджерса. Или лучше спросить у старика?

— Ну как, полуночник? — спросила мама, когда Игорь вошел в комнату. — Совершили какое-нибудь открытие?

— Иван Исаев получил меч от генерала Бандулы, — сказал Игорь. — И в этом я лично не сомневаюсь.

— Посмотрите на этого мыслителя! — сказал папа. — Он уже не сомневается! Может быть, Ивана в свое время назначили местным князем и у тебя по наследству есть небольшое княжество в горах? Так, некрупное, пять деревень и озеро.

— Не исключено, — сказал Игорь, пряча меч в шкаф. — Может быть, я и статью об этом напишу. Или с Евгением Александровичем, или еще с кем-нибудь из местных ученых.

Тут Игорь вспомнил, что Евгений и не предлагал ему соавторства. Ну и ладно.

— Я на твоем месте пошел бы спать, — сказал отец. — А то ты совсем забыл, что будущим ученым не пристало хватать двойки по арифметике.

— Чего нет, того нет, — ответил с достоинством Игорь и пошел чистить зубы.

Глава 2

— Меч надо отдать в музей, — сказал на следующий день отец. Он собирался на работу, и эта мысль пришла ему в голову, когда он, оттопырив языком щеку, гладил ее журчащей электробритвой.

«Интересно, когда я начну бриться? — подумал Игорь. — Или, может, мне сразу отпустить бороду? Да, надо будет показать меч Евгению Александровичу и сказать, что я его почистил и надпись снова появилась. Теперь уже поздно говорить правду. Он меня совсем перестанет уважать».

— Ты меня слышишь? — спросил папа. — Отдадим в бирманский музей? Это же их вещь.

— Отдадим, — сказал Игорь. — Только я тоже поеду.

— Поедешь, — ответил папа. — Наверно, такие вещи лучше согласовать с посольством. Как раз завтра свободный день, фестиваль огней, вот и поговорю с послом.

— Ой, — сказал Игорь, — я совсем забыл! И завтра в школу не идти. Амалия сказала, чтобы мы не кидались бомбами.

— Не Амалия, а Амалия Ивановна, — поправила Игоря мама. — А почему вы должны завтра кидаться бомбами?

— Я еще сам не знаю, — признался Игорь и стал собирать портфель.

После уроков Амалия Ивановна оставила ребят на пять минут и рассказала им про бирманский праздник огня. И тогда Игорь все узнал.

Оказывается, каждый год в Бирме после окончания дождливого сезона, в октябре, празднуют Тадинджут, или фестиваль огней. В этот день, как учат буддийские монахи, Будда спустился с неба, и его помощники и всякие боги осветили ему дорогу огнями. К этому дню в стране уже собран урожай риса и можно отдохнуть. На всех площадях будут выступать артисты, во всех садах и в домах зажгут много разноцветных лампочек, будут запускать в воздух ракеты и воздушные шары. А бирманские ребята будут хлопать хлопушками и маленькими картонными бомбочками. В общем, Амалия Ивановна обещала, что это будет веселый праздник, но просила не проявлять лишней инициативы и не гулять вечером по городу без взрослых, а то она не очень доверяет некоторым ребятам из пятого класса. И посмотрела она при этом на Игоря и Мишу Богданова, как будто они такие уж ненадежные люди. Она еще кое-что рассказала про бирманские праздники, но Игорь плохо слушал — у него голова была занята другим.

Когда ребята расходились, Бригитта сказала Игорю:

— Приезжай к нам завтра вечером. Папа разрешил мне устроить обед для близких друзей. Мама сделает барашка на скаре. Ты ел когда-нибудь барашка на скаре?

— Нет, — сказал Игорь.

— И еще нам привезли болгарского перца, сладкого, вкусного. И мама его тоже приготовит. Приходи, а?

— Я постараюсь, — ответил Игорь.

— Чего стараться? Мы за тобой заедем. А перед ужином поиграем в бадминтон. У меня будет еще один друг. Тебе с ним интересно познакомиться.

— Я обязательно заеду, — сказал Игорь, — если не буду занят в нашем посольстве. Мы с папой решили передать меч в бирманский музей, и, может, придется поговорить с послом.

— Ну тебе-то о чем говорить?

— Не знаю, — ответил Игорь. — Но я больше других в курсе дела.

— Пока, — сказала Бригитта, — вон мой папа едет.

В саду у Игоря царила суматоха. Аппалсвами стоял на высокой лестнице у большого мангового дерева и развешивал среди его ветвей разноцветные лампочки. Миша-шофер держал лестницу и подавал советы громким голосом. Володя Зеленко тянул в дом провода, а Наташа Шурыкина бегала вокруг и кричала:

— У нас будет праздник!..

Попугаи прыгали по клетке, в открытое окно кухни было видно, как мама с Шурой Шурыкиной раскладывают на большом столе пельмени. Сам Шурыкин ходил вокруг гладильной доски и прыскал на черные брюки водой.

— Послушай, Игорек, — сказал Володя Зеленко, — ты мне даже своего меча не показал.

— Так ты же был занят, — сказал Игорь. — Я покажу.

— А я купил хлопушек. Пойдем завтра в город?

— Еще бы! — сказал Игорь. — Я обязательно пойду.

Игорь посмотрел за забор. У Роджерсов все было тихо. Может, они не признают бирманских праздников?

Игорь стал помогать Мише держать лестницу. Все приготовления к бирманскому празднику были очень похожи на приготовления к Новому году, только лампочки были не на елке, а на манговом дереве, и было жарко. Игорь забрался на дерево, чтобы помочь Аппалсвами, и сверху увидел Джонни, который сидел на корточках в своем саду и возился со своими деревяшками. «Опять вечный двигатель», — подумал Игорь. Он крикнул с дерева:

— Здравствуй, Джонни! Ты не простудился?

Джонни поднялся и увидел Игоря. Он очень обрадовался и замахал руками, что значило: иди ко мне.

Игорь кивнул, спрыгнул с дерева и, перед тем как идти к Джонни, забежал домой и взял гантели. Он хотел дать их на время соседу, чтобы тот начал заниматься гимнастикой.

Джонни стоял у забора. Он подставил с той стороны скамеечку, чтобы Игорю было удобней перебраться. Но Игорь перепрыгнул сам и дал Джонни гантели.

— Вот, — сказал он, — будешь поднимать каждое утро по двадцать раз и укрепишь руки. Понял?

— Спасибо, — сказал Джонни, — Ты хочешь посмотреть, что я делаю?

— Вечный двигатель?

— Нет, я делаю ракету. Только у меня нет для нее топлива.

— А зачем?

— Я ее завтра ночью запущу.

— А какое нужно топливо?

— Порох.

— Пороха у меня тоже нет. Но ракета — это интересно. Знаешь, что? Я посоветуюсь с Володей Зеленко — может, он нам поможет.

— Мне нужно три джа, и я тогда смогу купить пороха, — сказал Джонни.

— Если бы у меня были, я бы дал.

— Я так и знал, — сказал Джонни. — У меня есть для тебя новость. Только это большой секрет. Садись на корточки и делай вид, что ты смотришь на ракету.

— Ну что?

— Вчера ночью, когда ты уже ушел, папа куда-то уезжал.

— И это все?

— Он брал с собой дневники своего прадедушки.

— Который воевал с англичанами?

— Не знаю, я их не читал. Но теперь обязательно прочитаю.

— А мы решили отдать меч в бирманский музей.

— Зачем? — удивился Джонни. — Ни в коем случае! За него можно получить большие деньги.

— Не нужны нам большие деньги, — гордо сказал Игорь. — Меч принадлежит бирманскому народу.

— У самого даже трех джа нету на порох, а мечи дарит! Они-то тебе ничего не подарят.

— Странный ты все-таки, — сказал Игорь. — Тебе не понять.

— Я лучше понимаю, чем ты.

— Мал ты еще со мной так разговаривать! — обиделся Игорь.

— Нет, я знаю жизнь. Тебя обязательно обманут.

— Никто меня не обманет.

— Да мой папа, например. Думаешь, он нечаянно вчера меч подменил?

— Нечаянно.

— А я не верю. Если нечаянно, то зачем он тогда два часа с этим мечом возился, чуть на кусочки его не разобрал?

— А ты видел?

— Я все вижу, что происходит вокруг меня. А потом он достал дневники деда и перечитывал их. А потом меня послал тебя ждать, а сам уехал и до ночи не возвращался.

— Знаешь что? Чепуха все это, — сказал Игорь. — Лучше я схожу к Зеленке, и мы сообразим что-нибудь с ракетой.

И Игорь вернулся на свой участок.

Он рассказал Володе про ракету, и Володя обещал что-нибудь придумать. Но сказал, что ракету надо перенести от Роджерсов, потому что ему неудобно лазить через забор, как мальчишке. Конечно, если Джонни не жалко сделать свою ракету общей.

Джонни очень обрадовался.

— Совсем не жалко, — сказал он. — И еще можно привязать ее к шару и пустить, чтобы она медленно горела.

Ребята перетащили все через забор, и, когда Миша-шофер увидел, чем они занимаются, он тоже обрадовался и сказал громко, что у него дома есть старый воздушный шар и, если его починить, он станет как новый. Миша вскочил в «газик» и умчался за шаром. А Аппалсвами взял у Володи три джа и пошел в магазин, чтобы купить пороху для ракеты.

Игорь никак не мог отделаться от мыслей о мистере Роджерсе и мече. Уж очень не хотелось ему верить, что Джонни, хилый и преданный Джонни, говорит неправду. Но ему не хотелось верить и в то, что сам мистер Роджерс тоже говорит неправду. Хотя ведь он соврал о своем предке, начальнике разведки, и о том, что меч самый обыкновенный.

— Я попрошу у мистера Роджерса почитать дневники, — сказал он Джонни. — Он мне обещал.

— Он не даст, — сказал Джонни. — Ни за что не даст. Мы их лучше украдем.

— Еще чего не хватало! — сказал Игорь. — Я в этом не участвую.

В работе над ракетой наступил вынужденный перерыв. Миша и Аппалсвами еще не возвращались, Володя Зеленко ушел к себе и обещал вернуться, когда подойдут остальные. Игорь с Джонни умылись под садовым краном и сидели в тени, глядя, как из трухлявого бревна выползают светлые, полупрозрачные термиты и быстренько перебегают в соседнее трухлявое бревно.

— Термиты не любят света, — сказал Джонни. — Надо их перебить.

— Зачем? — спросил Игорь. — Они же как муравьи.

— Если они разведутся, то могут целый дом съесть. И никто не заметит, пока дом не рухнет. Они изнутри бревна выедают, а снаружи ничего не видно.

— Ладно, я скажу Аппалсвами, — согласился Игорь. — А у нас в Москве термитов нет.

— А как же?

— Нет термитов, и все. У нас только муравьи, но они домов не едят.

За забором зашуршали шины. Приехал мистер Роджерс. Он был не один, с ним был тот толстый священник в черной сутане с белым воротничком, которого Игорь встретил на аэродроме в Дели.

— Я сейчас у него и спрошу, — сказал Игорь.

— Подожди. Это знаешь кто?

— Нет.

— Это миссионер, отец Франциск.

— Какой это миссионер? Это из тех, которые склоняют в христианство дикарей?

— Здесь дикарей нет. Он хочет, чтобы все бирманцы поверили в настоящего бога.

— В какого настоящего?

— В единого. А ты разве не в него веришь?

— Бога нет, — сказал Игорь.

— Бог есть. — И Джонни перекрестился тонкой темной ручкой.

— Если бы он был, разве бы он сделал так, чтобы ты был самый слабый в классе?

— Он меня испытывает, — сказал Джонни.

— Вот чудак! — сказал Игорь.

— А ты, когда умрешь, попадешь в ад.

— А я и не собираюсь умирать. И мой папа тоже в бога не верит, и мама тоже, и бабушка. И ничего, живем.

— Вас еще бог накажет.

— А бирманцы уже верят в вашего бога?

— Нет, они буддисты. И праздник у них языческий.

— Так чего же ты ракету делаешь?

— Мне интересно. Хоть это и грех. А почему вы хотите праздновать их праздник?

— Потому что праздник — это интересно. Я знаю, что раньше Новый год тоже был божественный праздник, а теперь просто праздник и елка стоит в Доме союзов.

— Интересно, зачем это отец Франциск приехал к папе? Может, из-за меча?

— Тебе все что-то кажется, — сказал Игорь, но сам не удержался и краем глаза посмотрел на дом Роджерсов.

— Знаешь, я пойду схожу в дом, — сказал Джонни. — Как разведчик.

— Как хочешь, — сказал Игорь.

Джонни убежал, а Игорь остался у ракеты. Через минуту в сад влетел на «газике» Миша и вытащил из кузова большую мятую тряпку. Когда он, приговаривая «карашо-карашо» и напевая песни, расстелил ее на земле, оказалось, что это большой круглый мешок, кое-где потертый и порванный.

Аппалсвами вернулся с пакетом пороха и всякой химии. Володя Зеленко принес клей, и они принялись чинить воздушный шар и заряжать ракету. Игорь так увлекся работой, что даже забыл про Джонни. Только когда он услышал шум отъезжающей машины, то оглянулся и заметил, что миссионер и мистер Роджерс уехали.

Джонни подошел к Игорю сзади и остановился.

— Взгляни, — сказал ему Володя Зеленко, — из твоей ракеты мы сделаем конфетку. Она выше всех полетит.

Но Джонни ничего не ответил. Он был чем-то очень взволнован.

— Игорь, — сказал он, — на минутку. Мне нужно тебе сказать одну важную вещь.

Игорь встал и отошел вместе с Джонни к кустам.

— Я делаю большой грех, — сказал Джонни. — Я раньше и не знал, что ты безбожник. — И он замолчал.

— А какой грех ты делаешь? — удивился Игорь.

— Я сейчас выдам тебе секрет отца Франциска и моего папы.

— А что?

— Я, может быть, попаду в ад.

— Но тогда не рассказывай. Пойдем ракету делать.

— Нет. Мой отец плохо поступил, а ты мой друг. Ты ведь мой друг?

— Конечно, — сказал Игорь.

— Тогда слушай.

Джонни перекрестился и, быстро шевеля губами, беззвучно помолился про себя.

— Я пробрался в дом и услышал, о чем они говорили. Отец сказал, что ему нужно срочно двести джа на три недели. Не больше. «А зачем?» — спросил отец Франциск. «Вы же меня знаете, — говорит отец. — Я честный христианин и всегда верно служил церкви. Мне нужны двести джа, и сегодня же. Я уверен, что за это я получу много тысяч». — «Не говорите чепухи, — сказал тогда отец Франциск, — вы мне надоели со своими нелепыми планами, которые никаких денег вам не приносят». Тогда отец сказал, что дело верное и у него есть доказательства. Он даже обещает церкви двадцать процентов. «Мне еще нужен, — сказал он, — русско-бирманский словарь или хотя бы алфавит. У вас в миссии есть кто-нибудь, кто знает русский язык?» А отец Франциск ответил, что никого нет, но в Кокайне живет один старик-иммигрант. — Джонни перевел дух и спросил: — Я не быстро рассказываю? Ты все понимаешь?

— Давай-давай, — сказал Игорь.

— Отец Франциск сказал, что он не понимает, при чем тут русский язык. Тогда отец сказал, что дело пахнет большими деньгами, но он пока не может рассказать детали. «Только чтобы без уголовщины», — сказал отец Франциск. И так здесь трудно работать, не хватает, чтобы полиция им заинтересовалась.

«Видно, и в самом деле бирманцы не очень-то хотят верить в его бога», — подумал Игорь. Джонни между тем продолжал:

— Отец тогда сказал ему про дневники своего прадедушки, в которых есть тайна, но он до последнего дня не знал, где искать, а теперь, наверно, знает.

— Что искать? — спросил Игорь.

— Не знаю, он не сказал. Потом мой отец стал показывать какие-то бумаги и говорить шепотом, и я больше ничего не понял. А потом отец Франциск сказал, что меньше чем за тридцать процентов прибыли вступать в дело не согласен, а то он вообще может сообщить куда надо и отец ничего не получит. Они еще долго ругались, а потом уехали. Вот и все.

Джонни тяжело дышал, и Игорь увидел, что у него мокрые глаза.

— Не реви, — сказал Игорь. — Ты не врешь?

— Клянусь самым святым, — быстро зашептал Джонни, — здоровьем мамы!

— Значит, твой отец узнал какую-то тайну?

— Да, с помощью меча.

— Тогда нужно пойти и заставить его во всем признаться.

— А как?

— Пойти и сказать: вот Джонни слышал ваш разговор, и мы хотим знать всю правду.

— Я ничего не слышал, — вдруг сказал Джонни. — Я ничего не слышал, ничего не было.

— Ты же только что говорил!

— Я ничего не скажу. Он меня убьет. А сам ни в чем не сознается. Он же хитрый.

Игорь понимал, что Джонни прав. Надо идти к Евгению. Нет, тоже нельзя: тогда придется признаться, что он его обманул. Даже дал честное слово, а сам обманул.

— Может, все написано на мече? — спросил Игорь.

— Надо перевести надпись.

— Пойдем ко мне и посмотрим. Ты хорошо читаешь по-бирмански?

— Конечно, — сказал Джонни, — я второй в классе по бирманскому языку.

— Тогда пошли, ты переведешь мне надпись. Может быть, мы обойдемся сами, без твоего отца.

В комнате Игорь в который уже раз за последние дни развернул меч и положил перед Джонни.

— Читай, — сказал он.

— «Этот меч выкован для славного Маха Бандулы, да хранят его духи в бою и походе», — медленно прочел Джонни. — Вот и все.

Глава 3

— Да, не очень много, — сказал Игорь, расхаживая по комнате.

— Тут больше ничего нет, — сказал Джонни.

— Значит, что-то еще было.

Джонни повернул шишечку.

— Смотри, она двигается.

— Ага, — сказал Игорь, — там пустое место… — И тут он вспомнил пальцы мистера Роджерса, отворачивающие шишечку. И стало ясно: вот где, наверно, хранилась тайна меча!

— Он мог вынуть отсюда какую-то вещь или записку!

— Интересно, что это могло быть? Ведь никогда не догадаться.

— Нам надо прочесть дневники, — сказал вдруг Джонни.

— Их придется брать потихоньку. Не хочется мне связываться, — сказал Игорь, — но придется. Мы должны узнать правду.

В самом-то деле ему хотелось увидеть дневники старого Роджерса. Он ужасно любил тайны, хотя никогда еще не встречался с настоящей тайной.

— А как мы с тобой договоримся?

— Ты не спи ночью, — сказал Джонни. — Я в двенадцать часов выйду в сад и прокричу, как черная жаба. Вот так: «Мы-ы-ы-ы!» И ты подойдешь к забору.

— А вдруг это буду не я? Надо пароль. Я спрошу: «Генерал Бандула?»

— Ладно, — сказал Джонни.

— Нет, еще не все. А вдруг это будешь не ты? Ты тоже должен сказать мне пароль. Например: «Матрос Исаев». Запомнил?

— Конечно. Но кто, кроме меня, может подойти к забору?

— Не знаю. Но нужна осторожность. Повтори пароль.

— Генерал Бандула.

— А отзыв?

— Матрос Исаев.

— Теперь давай как ни в чем не бывало делать ракету.

— Хорошо.

— Ты не боишься?

— Боюсь.

— Не бойся. Ничего не случится.

Они спустились в сад, где Зеленко с Мишей уже заклеили весь шар. Они даже забыли, что это не занятие для взрослых, и не пускали Наташу помогать им. Джонни и Игорь делали вид, что ничего не произошло, да, впрочем, никто и не обращал на них внимания.

Примерно через полчаса вернулся домой мистер Роджерс. Игорь хотел спросить у него про дневник, но мистер Роджерс сам подошел к забору.

— Здравствуйте, — сказал он. — Моего сына у вас нет?

— Он здесь, мы делаем ракету, — сказал Игорь.

— Ну хорошо, а то я уже волнуюсь, куда делся мой мальчик. Кстати, мистер Исаев, у меня к вам будет просьба.

— Какая? — спросил Игорь.

Он старался делать вид, что ничего не знает, но ему было очень трудно, потому что так и хотелось сказать: «Что вы нашли в мече? Признавайтесь!»

— Дорогой коллега, — сказал мистер Роджерс, — я подумываю, не заняться ли мне изучением русского языка. Это необходимо в наши дни для каждого культурного человека. Не так ли?

— Да, — согласился Игорь.

— В таком случае вы мне, без сомнения, поможете. Нет ли у вас учебника русского языка для англичан? Или у вашего уважаемого отца?

— А зачем?

— Я бы учился. Может быть, у меня появится возможность побывать когда-нибудь в вашей прекрасной стране. Я, правда, бедный человек, но не оставляю надежды съездить за границу.

«Еще притворяется!» — подумал Игорь.

— А если нет учебника, напишите на бумажке русский алфавит и у каждой буквы — ее английское произношение. Ведь у вас такой странный шрифт, он не похож на английский.

— Я постараюсь, — сказал Игорь. Он чувствовал себя разведчиком.

— Вот и отлично! Чем скорее вы это сделаете, тем скорее я усядусь за изучение русского алфавита.

«Интересно, — думал Игорь. — Ему нужен пока только алфавит. И даже не слова. Странно!»

— А вы обещали мне дать почитать дневники своего предка, — сказал Игорь, — который был начальником разведки у генерала Бандулы. Мне это тоже очень интересно.

— Разумеется, дам, — сказал мистер Роджерс и широко улыбнулся. — С удовольствием дам. Вот только они сейчас не дома. Я их послал в одно американское издательство. Как только они вернутся, вы будете первым человеком, который их прочтет. Даю вам слово.

— Спасибо, — сказал Игорь. Теперь он окончательно не сомневался, что мистер Роджерс замыслил какую-то пакость. И, конечно, он врет про дневники. Они дома, только сегодня он показывал их отцу Франциску. Игорю так и хотелось сказать: «Я все знаю», но вместо этого он сказал: — Простите, меня ждут.

И пошел обратно к Зеленке с Мишей, не оглядываясь, чтобы не видеть жалких, робких, как у Джонни, голубых глаз мистера Роджерса.

Глава 4

Весь вечер Игорь не находил себе места. Он даже пельменей съел только полтарелки. Мама забеспокоилась и сказала:

— Ты уж не заболел ли?

Ей вечно казалось, что Игорь вот-вот заболеет.

Вечер тянулся еле-еле. Как ни посмотришь на часы, они стоят почти на том же месте. Игорь с Зеленкой ходили в сад и пробовали зажигать лампочки. Лампочки горели очень красиво, казалось, что на дереве растут сказочные разноцветные яблоки.

Наконец наступило десять часов, и Игорь сам, без напоминания, пошел спать. Он слышал, как мама говорила отцу:

— Что-то неладно с Игорем.

— Температуры нет?

— Нет.

— Может, чуть-чуть перегрелся на солнце.

Игорь лежал, открыв глаза, и очень боялся нечаянно уснуть. Он не надеялся на Джонни. Хилый парень, робкий, может и подвести. А вдруг ему не удастся достать дневник? Или в дневнике не будет ничего интересного? Что же мистер Роджерс нашел в мече? Что-то, что написано русскими буквами, а то бы он не просил словарь у отца Франциска и алфавит — у Игоря. Наверно, Исаев написал какую-то важную записку и спрятал ее в мече.

Отец с матерью все не ложились спать. Игорь поставил будильник со светящимся циферблатом у самой кровати и часто смотрел на него. Уже без четверти одиннадцать, а они все разговаривают. Ну конечно, завтра на работу не идти.

Вот завтра Бригитта удивится, когда узнает, какие приключения он пережил! Только бы Джонни не испугался. А то начнет молиться своему богу, решит, что нельзя обманывать отца, и во всем признается. И тогда мистер Роджерс так все повернет, что Игорь окажется шпионом. Зря он не сказал сразу обо всем Евгению…

Без четверти двенадцать. За стеной все тихо. Наверно, мама с папой заснули. Игорь подождал еще несколько минут и осторожно спустил ноги с кровати. Он нащупал в темноте тапочки, зашнуровал их, надел рубашку. Без десяти двенадцать. Тихонько открыл дверь в коридор. И надо же — мама услышала.

— Ты что там? — сонным голосом спросила она.

— Мне надо, — прошептал Игорь.

— Тапочки надел?

— Надел, надел.

Теперь лестница. Надо сначала наступать на носок, а потом на пятку — так лестница меньше скрипит.

Игорь на цыпочках прошел холл. Он долго, по сантиметру, открывал дверь, чтобы она скрипом не выдала его. Дверь отодвинулась почти бесшумно. Игорь прошел вдоль стены, чтобы Аппалсвами, если не спит, не увидел его, потом осторожно скользнул за угол. Теперь он в безопасности. Еще десять шагов — и забор. Такая тишина, что, если бы у термитов были каблуки, их было бы слышно за сто метров.

Игорь ждал довольно долго. Даже ноги устали. Где-то далеко пробили часы, и сторожа начали отбивать колотушками удары. Двенадцать. Удары колотушек прокатывались по спящему городу, доносились то близко, то издалека, еле слышно. Потом опять наступила тишина. Так и есть, он не придет. Все погибло. И в тот же момент над самым ухом раздалось:

— Мы-ы-ы-ы…

Так кричит толстая черная жаба.

Игорь подкрался к забору и сказал шепотом:

— Генерал Бандула.

Но никакого ответа не последовало. Игорь старался разглядеть в темноте Джонни. Никого.

— Генерал Бандула, — повторил Игорь.

За забором кто-то вздохнул, и потом голос Джонни ответил:

— Я забыл пароль.

— Ничего, — обрадовался Игорь. — Ты вспомни. Матрос…

— А! Матрос Исаев.

— Принес? — спросил Игорь.

— Это так трудно было! Отец в любую минуту мог проснуться.

— Принес?

— Да, держи.

И Джонни перелез через забор и протянул Игорю толстую тетрадь в кожаном переплете.

— Это все? — спросил Игорь.

— А что еще?

— Я думал, что ты найдешь то, что твой отец вынул из меча.

— Может, он ничего и не вынул.

— Тогда зачем ему русский словарь?

— Не знаю, — сказал Джонни. — Я и так рисковал.

— Пойдем к свету, — сказал Игорь.

— Нас может заметить садовник.

— Он спит. Только говори шепотом.

— А вдруг мой отец проснется и увидит нас?

— Мы сядем на корточки, и ему нас не увидеть. Только скорее. Ты, Джонни, будешь читать, а то я могу не понять.

Мальчики прокрались ко входу в дом и сели под лампой, отмахиваясь от летающих вокруг нее насекомых. Ступенька была теплой, еще не успела остыть за ночь.

— Как же мы все прочтем? — подумал вслух Игорь. — Так и до утра не успеем.

— Здесь одна страница заложена, — сказал Джонни. — Может быть, на ней и есть тайна.

— Тогда читай. Начинай оттуда.

Джонни раскрыл тетрадь на заложенной странице.

— «Восьмое декабря тысяча восемьсот двадцать четвертого года», — прочел он. — Отсюда читать?

— Давай, только шепотом.

— «Сегодняшний день отмечен ужасным событием. На нашего генерала совершено покушение. Бедный У. Он погиб от руки канонира Ивана…»

— Стой! — сказал Игорь. — Прочти еще раз.

— «Бедный У. Он погиб от руки канонира Ивана». А что?

— Ты понимаешь, что это значит?

— Это про твоего деда? Он убил какого-то У. Наверно, Роджерс-первый был знаком с У.

— Ну вот! Твой отец сказал, что Роджерс не мог знать Исаева. А ведь он читал этот дневник. Значит, твой отец еще раз сказал неправду.

— Наверно, моего отца накажет Господь, — сказал Джонни. — Я помолюсь за него. Но папе так нужны деньги!

— Читай дальше, — сказал Игорь. — Здесь должны быть важные для нас сведения.

— «…от руки канонира Ивана… Я думал, что не переживу этой ночи. Слава богу, подозрение на меня не пало. Если бы генерал Бандула знал, что я провел в лагерь У., мне бы не миновать страшной смерти. Я уповаю только на Господа, что гроза пронесется мимо меня. Завтра все-таки будет бой. Сейчас я пошлю моего верного слугу Раджа, чтобы он положил записку с докладом обо всех событиях сегодняшнего вечера в дупло дерева у холма. Мои друзья найдут ее. Они должны узнать, что Бандула с утра перейдет в наступление. Девятое декабря. Я пишу дневник, лежа на земле неподалеку от палатки Бандулы. Я могу ему понадобиться в любую минуту. Мое послание достигло цели. Воины его величества были готовы к бою и отразили бирманскую атаку. Надеюсь, что мои скромные услуги не будут забыты правительством его величества».

— Постой! Воины его величества — это англичане? — спросил Игорь.

— Наверно, — сказал Джонни. — А то зачем бы им отражать бирманскую атаку.

— Значит, твой прапрадедушка был предателем?

— Не знаю, — сказал Джонни. — Я сейчас заплачу и больше не смогу читать.

— Ты же не виноват.

— А может, мой дедушка Роджерс был английским разведчиком и никого не предавал?

— И устроился к генералу Бандуле переводчиком? Ты ведь говорил, что он был переводчиком.

— Я слышал от папы, очень давно еще.

— Ну, давай читать дальше.

— «Разгром бирманской армии был бы очевиднее и полнее, если бы не стойкость батареи русского Ивана. Не зря, видно, бирманский генерал наградил его своим мечом, вещью драгоценной, изящной работы, которую я неоднократно имел счастье лицезреть на стене в его походной резиденции. Я полагаю, что меч был вручен за злодейское убийство бедного У.».

— Что это он все о своем бедном У.? — спросил Игорь.

— Зато теперь мы точно знаем, что твоего предка наградил сам Бандула.

— Я в этом и не сомневался, — сказал Игорь. — А твой отец и здесь соврал. Он знал, что меч подарен генералом, а мне говорил — обыкновенный меч, у каждого офицера был такой. Думал, я совсем маленький, поверю…

— А ты не поверил?

— Сначала поверил, а потом не поверил. Читай. Дальше должно быть самое важное.

— «Сегодня вечером, уже после окончания ужасной битвы, я стал свидетелем странного разговора. Я подошел к палатке генерала, сопровождая английского пленного, но мне велели подождать, а в палатку, не заметив меня в темноте, прошел Иван. Он имел с генералом долгий разговор. Стенки палатки пропускали звуки голосов, и я не мог не подслушивать, хотя и не все слова долетали до меня. Уже то, что я узнал, наполнило мое сердце подозрением и тревогой. Генерал приказал Ивану выехать на север, в Амарапуру, а оттуда отправиться за помощью в Россию. Он поручает Исаеву какой-то весьма важный груз. Настолько важный, что охранять его будет, кроме Исаева, личный адъютант генерала. Отъезд должен быть обставлен в полной тайне».

— Ага, вот что важно — груз, — сказал Игорь. — Понимаешь?

— Ничего не понимаю. Я буду читать дальше. «Что за груз мог доверить генерал Ивану и своему адъютанту? Я не могу заснуть, тревожась и беспокоясь. Десятое декабря. Эти страницы я пишу уже в лагере полковника Кемпбелла. Полковник встретил меня тепло и лично выслушал. Но перед тем как рассказывать о жизни моей в английском лагере, я должен изложить для своих потомков обстоятельства, вынудившие меня покинуть армию Бандулы и сменить окончательно сторону в этой войне.

После того как я закончил описание вчерашнего дня и закрыл дневник, я долго не мог заснуть. В это время мимо меня прошло несколько солдат из личной стражи генерала. Они осторожно вынесли из палатки Бандулы какие-то сундуки. Наверно, предположил я, на завтра готовится отступление и генерал хочет к нему подготовиться.

Я встал и, закутавшись в одеяло, дабы меня не мог отличить от бирманца любопытный взгляд, последовал за солдатами. Солдаты принесли сундуки к повозке, спрятанной в ложбине, погрузили их на повозку, затянули сверху полотном и стали вокруг в караул. Однако при всем моем желании приблизиться к повозке я не смог.

Утро принесло мне новую неожиданность. С рассветом мимо меня проехали Иван и адъютант генерала Бандулы. Они отправлялись выполнять поручение генерала. Мне удалось завязать с ними разговор. Они сказали мне, что едут в разведку на север. Я позволил себе усомниться, не показав при этом виду, так как накануне слышал у палатки генерала совсем другое. Удача сопутствовала мне. Я увидел, расставшись с ними, повозку, к которой они направлялись. Это была та же самая повозка, которую я заметил ночью. Без сомнения, именно в повозке находились сундуки Бандулы, секретный груз, который надо было направить на север, из опасения, что он достанется английским войскам. Уж не казна ли это?

Я видел, как казначей войска передал им какие-то бумаги, которые они подписали, и потом, сопровождаемые небольшим конвоем, отправились в путь по дороге, ведущей к городу Пром. Эта дорога неизбежно выведет путников к Иравади.

Мне удалось увидеть казначея, и я пустился на небольшую хитрость. Подойдя к нему, я спросил, почему для охраны воинской казны дан такой малый конвой. Я задал этот вопрос самым естественным тоном, будто я хорошо осведомлен о поклаже. Казначей, ничего не подозревая, ответил, что это сделано именно потому, что не следует привлекать внимания к столь ценному грузу…»

— Он сказал — воинскую казну? — спросил Игорь.

— Да. Казну. — Джонни отложил в сторону тетрадь и задумался. — Значит, там было золото, — сказал он наконец. — Много золота.

— Ну, что дальше было?

— «Очевидно, я не смог сдержать понятной радости при столь интересной для меня новости, и казначей спросил подозрительно, откуда ведомо мне об этой тайне. Я сослался на самого генерала и поспешил уйти. Тут же я увидел, как казначей отправился к палатке начальника разведки Мьозы Шве У Дауна, и понял, что мне надобно покинуть бирманский лагерь, если я хочу сохранить свою жизнь…»

— Ага, старик мне и говорил, что начальником разведки был Шве У Даун, а вовсе не Роджерс. А твой отец говорил, что Роджерс.

Джонни ничего не ответил, а подождал, пока Игорь кончит, и продолжал чтение.

— «Одиннадцатое декабря. Сегодня мы направились вверх по Иравади. Мы миновали бирманские посты на рассвете, в тумане, соблюдая тишину. Нас в лодке тридцать пять человек, славный груз для такого судна. Настроение у меня весьма хорошее, ибо я наконец-то веду настоящий английский отряд. Даже лейтенант, командующий им, во всем со мной советуется. Отправляя нас, полковник сказал, что в случае удачи нашего дерзкого рейда мы будем достойно награждены. И каждый солдат стремится сделать все для удачи экспедиции. Утром выпала сильная роса. Я спал, по своему обыкновению, в шерстяном ночном колпаке, и тот пропитывался сыростью так, что его постоянно приходилось выжимать…»

— Тише, — прошептал Игорь, — кто-то идет.

Джонни сжался и сунул тетрадку под себя, чтобы не было видно. Чьи-то осторожные шаги слышались за углом дома.

Глава 5

— Ползем, — беззвучно шепнул Игорь.

На четвереньках они крались вдоль стены, чтобы добраться до спасительной темноты. Шаги за углом на секунду смолкли и тут же возобновились.

Игорь прыгнул, как не прыгал даже на уроке физкультуры, и, на лету завернув за угол дома, прижался к стене. Джонни бросился за ним, но на бегу опрокинул ведро, стоявшее у стены. Ведро со страшным грохотом покатилось по асфальту дорожки, и невидимый человек громко затопал ногами и закричал непонятные слова.

— К кустам! — приказал Игорь.

И вовремя, потому что преследователь уже не скрывался — он топотал все ближе, желая настичь мальчиков.

Кусты у забора, с той стороны сада, что выходила в переулок, были густыми, непрозрачными даже днем, но ужасно колючими. А так как пришлось замереть, чтобы преследователь не заметил движения в кустах, то колючки залезли сразу за шиворот, уперлись в спину и царапали шею и затылок. Но приходилось терпеть.

Из-за угла в темноту выскочила белая фигура с фонариком в руках, и луч фонарика принялся шарить, к счастью беспорядочно, по кустам, по стене, по стволам деревьев.

— Свет с улицы нам в спину, — прошептал Игорь. — Он нас не увидит?

— М-м-ож-жет увидеть, — ответил Джонни, после каждой буквы выстукивая зубами чечетку.

На нижнем этаже, у Шурыкиных, зажегся свет. Слышно было, как запищала Наташа и Шура с мужем о чем-то заспорили. Заверещали попугаи на веранде. Человек с фонариком не осмеливался отойти от дома.

— Он не знает, кто мы такие, — сказал Игорь шепотом, — боится, что мы шайка разбойников.

Джонни хихикнул и сразу замолчал.

— Только бы мои не проснулись, — шепнул Игорь, — а то увидят, что меня нет, и подумают, что меня кто-нибудь украл.

Но наверху пока все было тихо.

Хлопнула дверь, и Шурыкин вышел к двери и спросил:

— Что случилось?

Человек с фонариком обернулся, и Игорь узнал Аппалсвами.

— Кто-то забрался в сад, — сказал он.

— Надо бы обойти кусты, — ответил Шурыкин по-русски.

— Он хочет обыскать кусты, — сказал Игорь Джонни, и Джонни сжался в маленький комочек.

— Только бы папа не узнал! — шептал он. — Только бы не узнал! — Он начал шептать что-то совсем неразборчивое и тихое — наверно, молился.

Но Игорь понял, что ни Шурыкину, ни Аппалсвами не хочется идти в кусты. Шурыкин сказал задумчиво:

— Зеленко, что ли, разбудить? Или Исаева?

Шура высунулась в окошко и сказала строго:

— Иди домой! Мало ли кто в кустах был.

— Они ведро опрокинули, хотели войти, — сказал Аппалсвами.

— Что он говорит? — спросила Шура.

Шурыкин сказал:

— Они ведро хотели унести, да уронили.

— Ну иди, иди, — сказала Шура ласково.

Шурыкин потоптался еще у двери и вернулся домой. Аппалсвами понял, что лишился союзника, уселся под лампу, спиной к двери, и приготовился сторожить дом. Хотел пересидеть разбойников.

Поднялся ветер. Лампа раскачивалась над головой Аппалсвами, и тень садовника металась по асфальтовой дорожке.

— Ну, что делать? — спросил Джонни. — Нам не выйти.

— Знаю, — сказал Игорь. — Забор высокий, а как только из кустов выберемся, он нас увидит.

И, как бы в подтверждение его слов, Аппалсвами провел фонариком вдоль забора. Ребята пригнули головы.

— Будем ждать, — сказал Игорь. — Не всю же ночь он будет сидеть.

— Ой! — пискнул Джонни. — Я хочу спать. Мне надо домой.

— Не хнычь! — сказал Игорь. — Мы с тобой разведчики. Надо ждать.

— Скорпион может приползти.

— Не приползет, — сказал Игорь.

Если бы он был один, он бы очень сильно испугался, но раз с ним был Джонни, который так боялся, то весь страх ушел. Игорь был старшим и сильным. И надо было показать, что ничего страшного не случилось.

— Что теперь делать? — не успокаивался Джонни.

— Отодвинься к забору… Вот так. Да осторожнее ты, а то Аппалсвами заметит. Сюда свет достает, с улицы. Теперь дочитывай дневник.

— Что ты!

— Дочитывай. Так время быстрее пройдет, а то все равно, как только можно будет, мы побежим домой, а потом никогда не дочитаем. Тебе надо будет дневник обратно положить. А мы самого главного не знаем: куда поехал Роджерс и что случилось.

Джонни не стал спорить. Игорь думал, что он будет отказываться, но, может быть, ему самому было интересно, а может, действительно не так страшно сидеть в кустах, когда занят делом.

— «Колпак пропитывался сыростью так, что из него постоянно нужно было выжимать воду. Можно себе представить, как подобное путешествие вредно для здоровья нас всех! Мы варили чай на сковородках, которые были единственною посудою, какую можно было употреблять, и пили его из оловянных кружек. Население этих мест весьма незначительно, ибо края эти разорены войной, и редко видны человеческие жилища. В одной деревне нас заметили, и там поднялось ужасное смятение. Мы могли видеть, как испуганные поселяне бросались прочь от воды, пытаясь укрыться в кустах. Солдаты хотели высадиться на берег, чтобы забрать в деревне провиант, в котором армия наша испытывает недостаток, но лейтенант запретил, ибо мы должны были спешить, чтобы успеть раньше бирманского конвоя к тому месту, где дорога выходит к реке и где мы намеревались устроить засаду, дабы захватить бирманскую казну, то есть последовать совету, который я осмелился дать господину полковнику».

— Вот видишь, — заметил тихонько Игорь, оглядываясь на опустившего фонарь Аппалсвами, — твой дед гнался за моим дедом.

— Не за ним, а за казной. Он, наверно, тоже был бедный, как и папа, а папа говорил, что он был очень отважный.

Свет у Шурыкиных погас, и скоро, подумал Игорь, все в доме успокоится.

— «Завтрашний день все решит. Двенадцатого декабря. Пишу глубокой ночью, вернее, уже на рассвете, ибо до этого не имел возможности взяться за перо. События, которые только что разыгрались, настолько необычны и печальны, что только сейчас я смог отдышаться.

Мы чуть было не опоздали и прибыли к месту засады только в глубоких сумерках. К счастью, я заметил костер, горящий на возвышении у пагоды Трех Духов, которую я знал по прежним моим путешествиям в этих местах. Я сказал об этом лейтенанту, и мы приблизились к берегу со всей возможной осторожностью. Деревни поблизости нет, и потому костер могли разжечь только случайные путники, может быть, именно те, за коими мы охотимся.

Мы причалили к берегу под самым холмом, и, когда совсем стемнело, один из солдат прокрался наверх и сообщил нам, что у костра дежурит бирманский солдат, а несколько других спят около самой пагоды. Видел он также и повозку. Тотчас мы начали готовиться к нападению и, окруживши холм, стали бесшумно подниматься на него. Однако один из них, видно заподозрив неладное, спустился нам навстречу и успел выстрелить из пистолета, чем поднял тревогу. В бою погибли все бирманцы и трое наших солдат. Я получил рану в плечо, к счастью неглубокую, хотя и старался осмотрительно держаться не в самой гуще боя. Преследуя отступавших бирманцев, мы пробежали несколько по дороге, а когда, добив их, вернулись в лагерь на холм, то бросились к повозке. Но тут мы обнаружили, что повозка пуста. Сундуков, которые я видел собственными глазами, на ней не было. Гнев лейтенанта обратился против меня, потому что подобное полное тягот и опасностей путешествие, как наше, было бы оправдано только находкою бирманской казны, но никак не боем с горсткою бирманцев. Мне удалось отвлечь несправедливый гнев лейтенанта предложением обыскать убитых бирманцев, чтобы найти документы, которые могли бы пролить свет на исчезновение казны.

Велико было наше удивление, когда мы увидели склоненным над телом бирманца русского Ивана Исаева. Лейтенант приказал взять его живьем, что нам и удалось сделать по причине внезапности нашего нападения. Мы допросили его с пристрастием, однако Иван упорствовал в заверении, что груз они оставили, не доходя до этого места, у верных людей.

В этот момент наш дозорный услышал конский топот. Мы быстро отступили к лодке, не успев толком обыскать поляну и ее окрестности. Очевидно, приближались бирманские солдаты, посланные по навету жителей деревни, которые нас видели. Господь сохранил нам жизнь, и мы благополучно отплыли вниз по реке. Сейчас уже светает. Иван лежит на дне лодки рядом со мной, и он будет снова допрошен по прибытии на место. Лейтенант смотрит на меня косо, ибо считает, что я виновен в том, что казна пропала. Он даже подозревает, что ее не было вообще». Больше не могу, — сказал Джонни, — у меня язык устал. Тут еще полтетрадки осталось.

— Совсем не можешь?

— Совсем, честное слово!

— Ладно, главное мы уже узнали. У меня теперь есть теория.

— Только, Игорь, у меня к тебе просьба: поклянись, что никому не скажешь об этом.

— Как же так?

— Мистер Игорь, если кто-нибудь узнает про дневник моего отца, то отец меня убьет. Он все сразу поймет. Мы лучше что-нибудь другое придумаем. Пожалуйста, дай слово!

— Даю, — сказал Игорь.

Ему очень не хотелось давать такое слово, но было жалко Джонни, который и сам не ожидал, что в дневнике скрывается такой рассказ, и чувствовал себя виноватым перед Игорем.

— Послушай, — продолжал Игорь, — а что, если Иван все-таки обманул англичан и спрятал казну? Потом вернулся домой и написал об этом. А твой отец нашел эту записку в мече и теперь знает, где искать?

— А может, казну уже давно нашли?

— Жалко, если нашли. Нет, если бы нашли, то твой отец не стал бы нас обманывать. Ты же сам слышал, что он собирается куда-то ехать.

— А может, он просто найдет деньги и мы с ним станем богатые?

— Это же не его деньги!

— Они уже ничьи. Зря я тебе все рассказал.

— Пойми, его могут посадить в тюрьму, и тогда будет еще хуже.

— Что же делать?

— Надо рассказать взрослым.

— Мистер Игорь, ты же обещал!

— Знаешь что, я не скажу никому, если твой отец не поедет за кладом. А если он завтра уедет из Рангуна, значит, он хочет воспользоваться тем, что он нашел в мече Исаева, то есть украл у меня. Я правильно говорю?

— Да, — вздохнул Джонни.

— А теперь пошли домой.

Это было совсем нелегко сделать, и, хоть Аппалсвами уже давно заснул, сидя на ступеньке у двери, и Джонни свободно пробрался на свой участок, Игорю пришлось проявить чудеса ловкости, чтобы незаметно проскользнуть в дверь рядом со спящим Аппалсвами.

Глава 6

Как только голова Игоря дотронулась до подушки, он заснул. Ему снились отрывочные сны, в которых он скакал на лихих конях, сжимая в руке меч, и за ним в погоню мчались на велосипедах, машинах, танках, самолетах английские солдаты в красных мундирах, возглавляемые Аппалсвами с электрическим фонариком в руках. За спиной, в рюкзаке, позвякивали деньги, казна бирманской армии, которую надо было обязательно донести до Рангуна и сдать старику.

Игорь так переволновался во сне, что проснулся раньше обычного. Еще только рассветало, небо за окном было синим. Игорь пробежал босиком к окну, чтобы посмотреть, стоит ли на месте машина мистера Роджерса. Вдруг он уехал? Машина стояла под деревом, и дом Роджерсов был тих. Все еще спали.

Игорь сел на кровать, закутавшись в одеяло, и стал думать. Голова была светлой и легкой. Значит, Иван Исаев выполнял поручение генерала Бандулы и вез казну бирманской армии. Потом Роджерс с английскими солдатами догнал его, всех бирманцев убили, а Ивана взяли в плен. Казну не нашли. Куда она делась? Может быть, Иван успел ее спрятать? Если успел, то где-нибудь неподалеку от места боя с англичанами. А где был бой? У пагоды Трех Духов. А где пагода Трех Духов? Этого Игорь не знал. Так он сидел, думал-думал и нечаянно снова заснул, и разбудил его уже отец, который вошел к нему в комнату и ужасно удивился, увидев, что Игорь спит, сидя на кровати и закутавшись в одеяло, как старая индианка.

— С бирманским праздником тебя, — сказал папа. — Ты уже готов к походу? Почти встал?

— Да, — сказал Игорь и совсем проснулся.

— Сегодня у нас важное дело. Помнишь?

— Какое? — удивился Игорь.

— Мы едем в музей. С Глущенкой.

— Зачем?

— Передавать меч. Я вчера говорил с послом, и он связался с директором музея. Бирманцы нас будут ждать в одиннадцать утра. Они так обрадовались, что решили прийти в музей в праздник.

— А нельзя, чтобы меч еще на несколько дней остался у нас? — спросил Игорь.

— Что с тобой, сын? Мы же договорились.

— Знаю, знаю.

Игорь сам не понимал, зачем ему нужен меч, но вдруг на нем еще есть какие-нибудь сведения или надписи?

— Тогда собирайся понемножку. Позавтракаем, и Евгений за нами заедет.

Глущенко приехал без четверти одиннадцать, отутюженный и свежий. Он подкинул раза два к потолку Наташку Шурыкину и спросил:

— Ничего нового?

— Ничего нового, — ответил Игорь. «Если бы ты знал, — добавил Игорь про себя, — то не возился бы с маленьким ребенком. Жалко, я дал слово молчать. Вот послушался этого Джонни!» Но предать его он не мог.

— Тебе не жалко отдавать меч в музей? — спросил Глущенко.

— А что же жалеть?

— Все-таки память о деде.

— Женя, не дразните ребенка, — вмешалась мама, — а то мне станет жалко.

— Все, слушаюсь. А я уже пол-очерка написал. Вот пришлют из Ленинграда ответ, и тогда читайте в журнале «Огонек»…

Игорь незаметно вздохнул, потому что только в этот момент понял, что никакой научной статьи вместе с мистером Роджерсом он уже не напишет. А жалко. Так здорово, если бы в журнале было напечатано: «Авторы Игорь Исаев и Роберт Роджерс».

В музее их уже ждали. Когда «Москвич» Глущенки затормозил у входа в большое здание с куполом, рядом с которым стояли старинные пушки, из дверей вышел толстый-претолстый бирманец в очках. Юбка у него не сходилась на животе, и он не мог завязать ее, как положено, узлом и поэтому подхватил самым обычным ремнем.

— Здравствуйте, — сказал он. — Вы из советского посольства? Заходите, пожалуйста. Сейчас должен приехать представитель министерства культуры. Сегодня праздник, и он несколько задержался. Надеюсь, вы не в претензии.

— Что вы, не беспокойтесь! — так же вежливо ответил Глущенко.

— А можно, я пока посмотрю вокруг? — спросил Игорь.

Игорь решил остаться на улице, потому что он увидел очень интересную вещь. Недалеко от входа в музей, под навесом, стоял макет бирманского королевского дворца. Макет был настолько велик, что его можно было обходить целых десять минут, если, конечно, идти очень медленно. Самая высокая башня на макете была выше Игоря, а остальные дома и домики доставали до колен. Дворец был деревянный, и крыши в нем были многоярусные, каждая поменьше предыдущей.

— Я покажу юноше экспонаты, — сказал толстый бирманец, который был директором музея.

— Ну, уж тогда и все мы останемся, — сказал отец. Ему тоже было интересно посмотреть на дворец.

— Это дворец короля Миндона, одного из последних королей независимой Бирмы, — сказал директор музея. — Дворец стоял в городе Мандалае, столице тогдашней Бирмы, и был замечательным произведением искусства.

— А что с ним сейчас? — спросил Игорь.

— В тысяча восемьсот восемьдесят пятом году его захватили и разграбили англичане. Но он простоял еще много лет и сгорел только во время Второй мировой войны от налетов английской и японской авиации. Когда Бирма стала независимой, мы сделали этот большой макет, чтобы люди видели, каким был дворец.

— Жалко, что сгорел, — сказал Игорь.

— Вот тут, в центральном зале, король Бирмы принимал послов и тут стоял трон. Я покажу вам его в музее.

Они прошли в музей. Музей был одним громадным залом. В нем стояли всякие экспонаты, а поверху шла галерея, в которой висели картины.

— Вот в этом зале можно увидеть всю историю Бирмы, — сказал директор музея. — Вам не скучно будет?

— Что вы! — ответил за всех отец. — Это нам в самом деле интересно. Мы живем в вашей стране и должны знать о ней как можно больше.

Директор подвел гостей к невысокому камню, похожему на столб от ворот. Камень был со всех четырех сторон покрыт письменами.

— Отсюда можно начать рассказ. Это так называемая надпись Мьязеди. Она сыграла большую роль в изучении истории нашей страны, потому что с ее помощью ученые расшифровали языки древней Бирмы. Первое бирманское государство было создано в тысяча сорок четвертом году. Столица его называлась Паган. Это был громадный город. До сегодняшнего дня в нем, хоть оттуда и ушли давно жители, сохранилось почти пять тысяч храмов и пагод.

— Пять тысяч! — сказал Игорь. — Наверно, ни в одном городе мира столько нет.

— Нет. Паган был одним из самых больших городов мира. И государство бирманцев было очень сильным и могучим. Если вам удастся когда-нибудь попасть в Паган, вы поймете, что это за чудо.

Директор перешел к другому экспонату — модели красивого белого храма.

— Вот это, — сказал он, — храм Ананда, один из крупнейших в Пагане. Паганское государство существовало двести пятьдесят лет и погибло от нашествия монголов. Кстати, вы слышали когда-нибудь такое имя: Марко Поло?

— Конечно, — сказал Игорь. — Это великий путешественник. Он прошел через всю Азию и долго жил в Китае, а потом вернулся в Венецию.

— Правильно. Так вот, в составе войск, которые завоевали Паганское государство, был Марко Поло, и в своей книге он описывает эту войну и Паган. Когда Паганское государство погибло, в Бирме в течение многих лет не было больше такого сильного государства. Несколько раз она объединялась и снова распадалась на независимые княжества. Это помогало врагам Бирмы.

Директор остановился перед картиной, на которой был изображен небольшой город с пагодами, стоящий на берегу моря или широкой реки. На воде виднелись парусные корабли.

— В начале прошлого века в Бирму зачастили англичане. Они в это время завоевывали Индию и заодно хотели покорить и Бирму. Ведь Бирма очень богатая страна, в ней много риса, драгоценных камней, ценного дерева и всяких металлов. Наконец, в тысяча восемьсот двадцать четвертом году английская армия высадилась у теперешнего города Рангуна, неподалеку от того места, где мы с вами сейчас стоим, захватила штурмом пагоду Шведагон и начала наступление в глубь страны. И если бы не способности и энергия генерала…

— …Бандулы, — вставил Игорь.

— Генерала Бандулы, правильно, то английские войска могли бы дойти до самой бирманской столицы.

— А генерал погиб, — сказал Игорь. — Но перед смертью подарил Ивану Исаеву свой меч. Вместо ордена.

— Мы были бы весьма рады, если бы это оказалось именно так. Ведь меч генерала Бандулы так и не найден.

— Но это точно меч генерала Бандулы, — сказал Игорь. Он взял меч из рук отца. — На нем есть надпись по-бирмански, которая говорит, что это меч генерала Бандулы.

Игорь положил обертку и ножны на столик и, вытащив меч, протянул его директору музея.

И в этот момент он поднял голову и встретился глазами с Евгением. И сразу все вспомнил. Ведь он знает, что еще позавчера на мече не было никакой надписи. Если бы она была, ее бы увидели и Глущенко, и старик.

Но никто, кроме Евгения, не заметил замешательства Игоря. Директор так и впился глазами в меч и бормотал себе под нос бирманские слова, а отец заглядывал ему через плечо, хотя и не умел читать по-бирмански.

— Так, — тихо сказал Евгений.

Игорь готов был провалиться сквозь землю. Он тут же дал себе самое честное пионерское слово, что, как только будет можно, он расскажет Евгению все до единого слова.

Дверь в зал музея открылась, и вошел бирманец в военной форме. Он быстро направился к группе людей, склонившихся над мечом. Он был маленький, крепко сбитый, темный и подвижный. Он громко смеялся на ходу и, когда все подняли головы, сказал:

— Здравствуйте. Здравствуйте. Ну какие же вы дипломаты! Ведь такие дары следует производить в торжественной обстановке и в присутствии большого начальника. Большой начальник — это я. И без меня церемония дара недействительна.

Он говорил громко, и сначала Игорю даже показалось, что он в самом деле недоволен тем, что меч развернули без него. Но глаза у военного смеялись.

— Майор Львин, из министерства культуры, по совместительству директор Института военной истории, — сказал директор музея. И добавил, представив Исаевых и Глущенко: — Мы еще не приступили к церемонии, мы просто с помощью нашего юного друга выяснили, что этот меч и в самом деле принадлежал генералу Маха Бандуле.

— Не может быть! — воскликнул майор Львин. — А ну, покажите мне, и я его конфискую. Я буду им рубить врагов нашей страны, как рубил генерал Бандула. И этот молодой человек станет моим адъютантом. Желаете?

Игорь тоже засмеялся и сказал:

— Желаю.

— Тогда следуйте за мной.

Майор довольно бесцеремонно схватил меч в одну руку, ножны — в другую и побежал по крутой лестнице на галерею. Игорь еле за ним поспевал, а толстый директор и вовсе отстал. Львин добежал до большой картины, на которой был изображен человек на коне, с мечом в руках, и стал рядом с ней. Игорь уже знал — на этой картине нарисован генерал Бандула.

— Тот меч? — спросил он, обращаясь ко всем сразу.

— Тот, — ответили и Игорь, и директор, и отец.

— Спасибо, — вдруг очень серьезно сказал бирманский майор. — И за меч спасибо, и за вашего дедушку или прадедушку. Я уже все знаю. Большое спасибо. Амьязи чезутембаре.

Игорь знал, что последние слова значат «большое спасибо» по-бирмански, и поэтому ответил тоже по-бирмански: «Пожалуйста, не стоит благодарности».

Майор потрепал Игоря по голове и сказал:

— А теперь можно перейти к официальной части. Вы нас пригласите в свой кабинет? — Это относилось к директору.

— Разумеется, — сказал директор.

В кабинете директора майор сказал гостям:

— Мне хотелось бы, чтобы вы поняли, что сегодняшний праздник для меня праздник вдвойне. Мы давно думали, что меч Бандулы безвозвратно утерян. И я немного волнуюсь. — Майор улыбнулся так, что Игорю показалось, что у него не два ряда зубов во рту, а по крайней мере четыре.

Дверь открылась, вошли советский атташе, два бирманских репортера и солдат с подносом, на котором стояли бокалы и бутылки.

Все рассматривали меч, потом отец официально, как владелец меча, передал его бирманскому правительству, а майор сказал небольшую речь, в которой благодарил отца за дар и за деятельность Ивана Исаева; потом наш атташе, очень похожий на директора музея, тоже сказал несколько слов о том, как давно зародилась дружба бирманского и советского народов. Потом один из репортеров попросил рассказать, как меч был найден, и Игорю пришлось рассказать всю историю, с начала до конца. И про Исаева, и про письмо бабушке. Он все время только боялся, чтобы не сказать лишнего, не сказать чего-нибудь о казне, о путешествии Исаева и последнем бое с англичанами.

— Вы напишите об этом рассказ, — сказал Львин Евгению. — На то вы и журналист.

— Обязательно напишу, — ответил Глущенко.

Пили виски с содовой и другие напитки, а Игорю дали лимонада, хотя майор хотел налить и ему немного виски. Но Игорь сказал: «Я не пью», все посмеялись немного, но больше предлагать не стали. «Все равно, — подумал Игорь, — напишу ребятам в Москву, что пил виски с одним бирманским майором. Уж очень хорошая деталь. Как в романе».

Все занялись разговорами, и, заметив, что директор музея сидит с мечом в руках в сторонке, Игорь подошел к нему и тихо спросил:

— А можно задать вам один вопрос?

— Конечно, конечно, — сказал директор.

— Скажите, пожалуйста, известно ли вам что-нибудь о казне генерала Бандулы?

Вы бы посмотрели, как удивился директор музея! Он даже рот открыл от изумления.

— Удивительно! — сказал он наконец, и так громко, что все остальные в комнате обернулись. — Меньше всего на свете я ожидал услышать именно этот вопрос. И больше того, как раз об этом я думал в эту минуту. Молодой человек, может быть, вы умеете читать мысли?

— Какую уважаемую мысль он прочел, Сая? — спросил Львин.

Игорь знал, что «сая» значит «учитель». Это такое обращение в Бирме. Там к имени молодого человека добавляют «Маун», к имени друга — «Ко», к имени взрослого — «У», а к имени ученого, уважаемого человека — «Сая».

— Он спросил меня о судьбе казны Бандулы. А я о ней как раз и думал.

— Так расскажите нам всем. Я никогда раньше не слышал об этом.

— С удовольствием. Дело в том, что судьба казны так же загадочна, как судьба меча. Но меч нашелся, а о казне ничего не известно. Когда бирманские войска отступили из Рангуна, они успели вывезти некоторые драгоценности, хранившиеся в пагоде Шведагон. Кроме того, в армии Бандулы была своя армейская казна и часть военной добычи, захваченной его войсками в Аракане. В общем, большая сумма. Так вот, известно, что, когда после смерти Бандулы новый генерал принимал армию, он обнаружил, что ни казны, ни драгоценностей нет. Он обратился к казначею, и тот сказал, что ценности по личному приказу генерала отправлены на север, в столицу. Но в столице их не получали. Казначей знал только, что ценности отправлены с небольшим конвоем секретно, за два дня до смерти генерала. Вот и все. В столицу казна не поступала. И конвой как сквозь землю провалился. С тех пор о казне ни слуху ни духу. Было несколько человек, которые уверяли, что знают, где она спрятана, но на поверку оказывалось, что они лгали. Так загадка и осталась неразгаданной. Наверно, казной поживились разбойники. А почему вы спросили об этом, молодой человек? Вы что-нибудь слышали?

— Совершенно случайно, — сказал Игорь, густо покраснев.

— Да, это большая тайна, — сказал директор.

И только Глущенко не поверил Игорю. Игорь знал это, хоть и не смотрел в его сторону.

Глава 7

Когда, попрощавшись с майором и директором музея, Исаевы и Глущенко ехали домой, Евгений, который вел машину, обернулся к сидевшему рядом с ним Игорю и спросил очень простым, обыденным голосом:

— Ты мне расскажешь обо всем?

— О чем? — спросил Игорь.

— О том, о чем не рассказывал.

Игорь подумал немного и ответил:

— Обязательно, Евгений Александрович. Сейчас я не могу, но обязательно расскажу. Может быть, даже сегодня. Попозже.

— Ну ладно.

— О чем это вы там? — спросил отец.

— Так, свои дела, — сказал Евгений.

— Заезжайте к нам, сыграем в шахматы, — предложил отец.

— Нет, я к вам заеду попозже, — ответил Евгений.

А Игорь, выскочив из машины, сразу подошел к забору Роджерсов. Здесь ли машина? Машины не было.

— Джонни! — крикнул он. — Джонни, ты дома?

Дом молчал. Казалось, все из него уехали. Игорь обернулся, чтобы остановить Евгения, но машина его уже выезжала за ворота.

— Джонни! — совсем уже отчаянно крикнул Игорь.

Скрипнула дверь, и на веранду дома вышла миссис Роджерс. Она была в том же старом платье и в руках держала широкий кухонный нож.

— Здравствуйте, мистер Исаев, — сказала она. — Джонни нет дома. Он уехал с мистером Роджерсом на три дня в деревню к родственникам.

— Спасибо, — сказал Игорь. Сердце его упало вниз и заколотилось о самое последнее ребро.

Он повернулся и побрел к дому. Ну что будешь делать? Евгений придет только вечером. Отец просто не поверит, отца он хорошо знал — отец очень трезвый человек. А если и поверит, то скажет, что надо поехать в посольство и пусть там предпринимают те шаги, которые сочтут нужными. Это не годилось.

Игорь дошел до дома, вошел в холл. Наташка Шурыкина кормила попугаев. Она сыпала им зерна сквозь прутья клетки, и они толкались головами, как голуби, жадно поедая корм.

Наташа увидела Игоря и сказала:

— А что у меня для тебя есть!..

— Ну, что еще? — Игорь даже не стал останавливаться, чтобы не терять времени. Он решил посоветоваться с Володей Зеленкой.

— Отгадай, — сказала Наташа и даже подпрыгнула на месте, так ей самой было интересно.

— Некогда, — сказал Игорь. — Ты лучше скажи, Володя Зеленко дома?

— Нет его, уехал купаться в бассейн. И папа с ним уехал. А что у меня для тебя есть!..

И тут Игорь увидел, что в руке у Наташи, спрятанной за спину, виднеется клочок бумаги.

— Ну-ка, — сказал Игорь строго, — дай сейчас же, а то не буду с тобой водиться.

— Так неинтересно, — сказала Наташа. — Ты попляши. У нас всегда, когда письма приходят, надо плясать.

— Дай! — сказал Игорь таким строгим голосом, что у Наташи скривились от обиды губы и она чуть было не заревела, но вынула все-таки руку из-за спины и протянула ему клочок бумаги.

— Это Джонни тебе передал и никому не велел показывать. Только тебе. Ты кричишь, я с тобой сама водиться не буду.

— Я тебе конфету дам, — сказал Игорь и развернул листок.

«Папа что-то заподозрил. Он везет меня в деревню, под Пром. А потом поедет за сокровищем. Я знаю. Утром снова приезжал отец Франциск, привез деньги, они шептались. Отец говорил все время о деревне Тауншве и о пагоде Трех Духов. Из Прома он завтра или послезавтра поедет туда. Он очень сердитый. Он спрашивал, не брал ли я дневник. Я сказал, что не знаю никакого дневника. Прощай. Если он узнает, он меня убьет. Твой верный друг Джонни. Делай что хочешь».

— Где конфетка? — спросила Наташка.

— Сейчас дам, — сказал Игорь. — Пойдем наверх, она у меня там.

Игорь поднимался по лестнице и все думал, что же делать.

В этот момент на дворе загудела машина. Кто-то приехал.

Глава 1

«Может быть, Глущенко вернулся», — решил Игорь. Но это был Данчев.

— Здравствуйте, Игорь, — сказал он. — Я приехал за вами.

— За мной? — удивился Игорь. У него в суматохе вылетело из головы приглашение Бригитты на праздник.

— Ну вот, какой же вы кавалер? — засмеялся Данчев.

— Да, конечно, простите, — сказал Игорь. — Я только маме скажу… Мама! — крикнул он, вбегая в комнату. — За мной приехал Бригиттин отец, чтобы я ехал в болгарское посольство.

— Куда же в таком виде? — удивилась мама. — Хоть причешись. И очень не задерживайся. Мы с папой будем в посольстве на приеме. Если вернешься раньше нас, ложись спать сам.

— Хорошо, — сказал Игорь. — Мама, ты дашь Наташке конфетку?

— Ладно. А почему?

— Я ей должен.

— Он мне должен, я ему письмо принесла, — сказала Наташка, которая успела забраться в комнату.

— Какие же письма она тебе носит?

— Да так, пустяки!

— Никакие не пустяки, — сказала Наташка. — Он даже чуть меня не побил, когда я не давала.

— Ну и ну! — сказала мама. — Потом выясним, а сейчас поезжай, а то неудобно, взрослый человек тебя ждет.

До Бригиттиного дома было два шага. Можно пешком дойти, но мама не разрешала гулять по Университетской, потому что по ней ездят автобусы.

На Бригитте было нейлоновое воздушное платье, и она была похожа на сказочную фею. Никогда еще Игорь не видел ее такой нарядной — всегда была девчонка как девчонка, а тут прямо важная дама.

— Здравствуйте, — сказала она. — Я очень рада, что вы к нам приехали.

— Здравствуйте, — сказал Игорь. Он в первый раз был на приеме и не знал, так ли он себя ведет.

— Разрешите вас пригласить в мою комнату, — сказала Бригитта.

Игорь пошел за ней. В комнате стоял низкий столик с лимонадом, бутербродами и манговым соком. Взрослых никого не было, и только за столиком сидел незнакомый Игорю бирманский мальчик.

— Это мой друг, — сказала Бригитта. — Маун Ко Ко, познакомься с Игорем. А теперь я расстегну верхнюю пуговицу, а то мне жарко. — И Бригитта расстегнула круглую пуговицу на платье. Потом сказала: — Давайте есть бутерброды и пить, а то мама скоро позовет нас обедать.

Но Игорю совсем не хотелось есть.

— Ты что скучный? — спросила Бригитта. — Что-нибудь случилось? Может, меч потерялся?

— Ты почти угадала, — сказал Игорь. — Потерялся и нашелся.

— Расскажи нам. Это очень интересно.

— Да ничего такого, — ответил Игорь. Он не хотел говорить при незнакомом Маун Ко Ко.

Бригитта поняла и сказала:

— Ты мне веришь?

— Верю, — сказал Игорь.

— Я твой друг?

— Да, — сказал Игорь, немного подумав.

— Я тебе даю самое честное слово за Ко Ко. При нем можно говорить все, что хочешь.

Игорю очень хотелось все рассказать. В нем уже накопилось столько всяких секретов, что держать их в себе не было никаких сил. И он решил поверить Бригитте. Все равно Джонни разрешил ему открыть тайну меча.

Игорь вынул из кармана записку Джонни и дал прочитать Бригитте.

Ко Ко сделал вид, что все это его совершенно не касается, и даже не смотрел в их сторону. «Очень гордый парень», — решил Игорь.

— Ничего не понимаю, — сказала Бригитта. — Какая пагода Трех Духов? На, Ко Ко, читай.

Бирманский мальчик взял записку и прочел ее. Игорь следил за ним, но на лице его ничего не отразилось. Ко Ко отдал записку обратно Игорю и вдруг сказал:

— Деревень Тауншве в Бирме много.

И снова замолчал.

Игорь взглянул на Бригитту: может, она объяснит, что за странный человек этот Ко Ко?

Но Бригитта как будто не поняла ничего и сказала:

— Игорь-че, миленький, расскажи все по порядку. Ко Ко ведь не знает.

И тогда Игорь во второй раз за день рассказал все, только куда больше, чем в музее, и рассказывал он довольно долго, потому что все время вспоминал новые подробности, и поэтому не успел даже кончить рассказ, как пришла Бригиттина мама и позвала всех обедать. Пришлось идти. Игорь ел тушеный перец и барашка на скаре — это что-то вроде сковородки, потому что барашек был жареный, — и все время Игорь вспоминал всякие вещи, которые недорассказал, но рассказать сейчас не мог, потому что мама все время суетилась около стола и подкладывала ребятам еды, как будто боялась, что они умрут с голоду.

Бригитта все смотрела на Игоря и тоже явно была переполнена всякими мыслями, словами и вопросами. Только Ко Ко ел спокойно и почти не глядел по сторонам. Когда Бригиттина мама вышла на минутку в другую комнату, он сказал:

— У тебя есть карта?

— Какая карта? — спросила Бригитта.

— Географическая карта Бирмы, большая.

— Мама, — обратилась Бригитта к матери, когда она возвратилась, — мы уже наелись, и можно, мы пройдем в папин кабинет и посмотрим его карту?

Бригитта сказала это по-болгарски, но Игорь все равно почти все понял, потому что болгарский язык немножко похож на русский.

— Вы еще чаю не пили, — сказала мама.

Но Бригитта ответила очень решительно, что они попьют чаю потом, и ее мама не стала спорить и проводила их в кабинет Данчева, где над письменным столом висела большая карта Бирмы.

Бирма на карте была похожа на ската с длинным хвостом, и тело ската было полосатым, потому что по зеленому цвету шли коричневые полосы — горы.

Бригиттина мама ушла из комнаты, а Ко Ко взобрался на стол и стал водить пальцем по карте.

— Вот Рангун, — сказал он.

И все посмотрели на черную точку у самого моря. От нее шли наверх и в стороны дороги.

— Вот Пром, — сказал Ко Ко.

Пром — это была другая черная точка, поменьше, чем та, что изображала Рангун, и стояла эта точка на длинной голубой извилистой полоске, на реке Иравади.

— И между ними есть дорога, — сказал Ко Ко.

— И автомобильная, и железная, — сказал Игорь, который тоже умел разбираться в географических картах.

— Вот тут автомобильная дорога выходит к реке, — сказал Ко Ко таким голосом, будто даже и не слышал слов Игоря. — Значит, где-то здесь и есть деревня Тауншве.

— А может, дорога за сто лет изменилась?

— Нет, это старая дорога, я ездил в Пром, — сказал Ко Ко, и Игорь понял, что он говорит правду. — Вдоль нее растут очень старые деревья, им, может, по двести лет, еще при короле их посадили.

— Но на карте деревни нет, — сказала Бригитта.

— Маленькие деревни на ней не обозначены.

— А если бы и была обозначена? — спросил Игорь. — Нам-то что? Надо рассказать обо всем взрослым. Может быть, Евгению. Он обещал вечером приехать.

— Зачем? — спросил Ко Ко.

— Как так — зачем? Чтобы они поехали и перехватили мистера Роджерса и узнали у него, где клад.

— А Роджерс глупый, да? — спросил Ко Ко.

— Почему?

— Он так и скажет, где клад?

— Ну, если выложить все, что мы о нем знаем…

— Он скажет, что вез сына к родственнице в Пром.

— Правильно, он соврет что-нибудь. Значит, надо сделать так, чтобы его выследили.

— А кто его выследит?

— Ну, хотя бы Глущенко. Поедет за ним незаметно и выследит.

— Не будь глупым, — сказала Бригитта. — Он же иностранный дипломат, и он должен получить разрешение Министерства иностранных дел, чтобы ездить по Бирме кого-нибудь выслеживать. И вообще, что он, шпион, что ли?

Бригитта, конечно, была права. Она дольше жила в Бирме и знала порядки куда лучше, чем Игорь. Конечно, Глушенко не может ездить и выслеживать Роджерса.

Но Игорь не сдавался:

— Значит, надо, чтобы Евгений позвонил директору музея или майору Львину, а они сообщат полиции, чтобы она следила.

— Кто тебе поверит? — спросил серьезно Ко Ко. — Ты же мальчик, и еще небольшой.

— Мне они поверят, — обиделся Игорь. — Я же им меч достал и беседовал сегодня с ними о казне Бандулы.

— Пока они поверят, Роджерс уже клад выкопает и в другое место спрячет. Он, может быть, даже Джонни обманул и не в Пром поехал, а прямо к пагоде Трех Духов. И уже завтра там будет.

— Так что же делать?

— Я знаю что, — сказал Ко Ко.

— Что?

— Ехать к пагоде Трех Духов. И там устроить засаду.

— Кому ехать, нам? — спросила Бригитта.

— Конечно, нам.

— Нам нельзя, — сказал Игорь.

— Почему?

— Мы не бирманцы. И нас не пустят родители.

— Нас не пустят, — сказала ему в тон Бригитта. — А жалко.

— Трусы, — сказал Ко Ко и отвернулся к карте.

Игорь посмотрел на Бригитту. Она передвигала по столу деревянную фигурку бирманского сказочного льва — чинте — и, казалось, была полностью поглощена этим занятием.

— Мы не трусы, — сказал Игорь. — Мы все понимаем.

— Казна генерала Бандулы не должна попасть к Роджерсу, — сказал Ко Ко. — И, если вы боитесь, я поеду один.

— На чем ты поедешь?

— Найду, не беспокойтесь.

— Но ты же не знаешь Роджерса.

— Узнаю.

— Если он тебя увидит, то может убить.

— Я пошел, — сказал Ко Ко. — Мне надо подготовиться.

И не успели его остановить, как он выскочил из комнаты, протопал по коридору и исчез.

Игорь с Бригиттой стояли посреди кабинета в полной растерянности. Кому охота показаться трусом, да еще отказаться от самого настоящего приключения!

— Он далеко живет? — спросил наконец Игорь.

— Нет, за углом, в переулке.

— Он вернется?

— Не знаю, — сказала Бригитта. — Вообще-то он хороший парень.

Глава 2

В комнату заглянула Бригиттина мама и спросила что-то по-болгарски, что — Игорь не понял.

Бригитта сказала ему:

— Она спрашивает, мы не поссорились? А то Ко Ко так быстро ушел. И еще спрашивает, не хотим ли мы чаю.

— Нет, спасибо, — сказал Игорь.

А Бригитта быстро затараторила по-болгарски, и мама в конце концов ушла.

— Я ей сказала, что Ко Ко ушел за одной игрой и скоро вернется, а тогда мы и будем пить чай. Правильно?

— Правильно, — сказал Игорь.

Он представил себе, как мистер Роджерс копает холм у пагоды, а рядом лежит связанный Джонни, который ничего не может сделать. А может, даже Джонни уже убит. А может быть, Джонни, наоборот, все рассказал отцу и помогает ему копать. Ведь Джонни так много говорит о деньгах.

— Он доедет до границы и скроется, — сказал Игорь про мистера Роджерса. — И ищи-свищи…

— Ты во всем виноват, — ответила ему Бригитта.

— Почему я?

— Потому что дал меч Роджерсу, а он нашел в нем записку.

— Но я же думал, что мы будем писать статью!

— Захотел прославиться. А потом побоялся правду сказать Евгению. Твой дедушка старался-старался, записал, где клад искать, думал помочь бирманцам, а ты сделал им хуже.

— Но я же не нарочно!

— Еще бы нарочно! — сказала Бригитта. — Лучше уж ты оставайся, а я поеду вместе с Ко Ко.

— Как же! А твои родители с ума сойдут.

— Не сойдут. Я им записку оставлю. Иногда можно пожертвовать родителями. Если важная цель.

— Ничего себе! Услышала бы твоя мама.

— И услышит.

— Ты лучше скажи, кто этот Ко Ко.

— Он с братом живет недалеко отсюда, в маленьком доме, в переулке. У него брат шофер такси. А Ко Ко возит на тележке по домам содовую воду. И зарабатывает, потому что они с братом бедные. Он к нам приходил, а потом как-то раз бабочку мне поймал красивую, я бабочек собираю. И мы с ним подружились. Он обычно неразговорчивый, но ужасно добрый и смелый. Он змей умеет из рогатки убивать.

— А сколько ему лет? — спросил Игорь. Ему не очень нравилось, что Бригитта так расхваливает этого Ко Ко. И умный, и смелый…

— Ему уже скоро четырнадцать, он невысокий, но сильный. И все умеет делать. Даже нам как-то пробки починил. У нас пробки перегорели, а папа не знал, где пробки, и повар не знал, а Ко Ко был здесь случайно и починил.

— Если бы мне было четырнадцать, я бы тоже не рассуждал.

— А какая разница? — спросила ехидно Бригитта. — Ты думаешь, Игорь-че, что через два года поумнеешь?

Тут в коридоре послышались шаги, и вернулся Ко Ко.

— У тебя есть деньги, Бригитта? — спросил он. — Я потом верну. А то у брата сегодня маленькая выручка и осталось только пять джа. А мне надо будет по дороге тратиться. — Он даже не смотрел на Игоря, так его презирал.

Вдруг Игорь неожиданно даже для себя самого сказал:

— Я еду с тобой.

— Зачем? Ты же боишься. Ты же дипломат.

— Нет. Я не боюсь, я только беспокоился, что мы можем напутать и мама будет волноваться. А вообще я не дипломат, и ничего не случится. Я могу пригодиться. Я знаю, какой из себя Роджерс и Джонни. И его машину знаю.

— Я тоже поеду! — пискнула Бригитта.

— Ты останешься, — сказал Ко Ко.

— Нет, поеду. И деньги возьму. Подождите минутку.

Бригитта ушла и тут же вернулась, неся копилку, сделанную в виде красной собаки.

— Только ее надо разбить.

— Потом разобьем, — сказал Ко Ко. — Так ты едешь?

— Еду.

Игоря охватило странное чувство, как когда стоишь в воротах и к тебе бежит чужой нападающий и вот-вот ударит, и надо обязательно взять мяч, потому что счет ноль — ноль, а до конца игры осталась одна минута и от этого мяча все зависит. И уже не думаешь, больно или не больно будет, когда бросишься ему под ноги.

— Бригитта, надо взять еды, — сказал он.

— Я сейчас все сделаю. А ты напиши записку своей маме и Евгению.

— Знаю.

Бригитта ушла, а Игорь сел за стол и написал ручкой Данчева на большом листе:

«Дорогая мамочка, не волнуйся, пожалуйста. Ничего со мной не случилось. Я завтра вернусь домой и тебе с утра позвоню. Игорь».

Больше он ничего не написал.

Игорь даже подошел к окну, чтобы придумать что-нибудь. А то Ко Ко все смотрел на него, будто презирал.

За окном уже был вечер, еще не поздний, но оттого, что на всех деревьях вокруг горели лампочки, казалось, что ночь темнее, чем на самом деле.

Вернулась Бригитта с большим свертком. Она положила его на стул и задвинула стул под стол так, чтобы сверток не был виден.

— У нас есть оружие? — спросил Игорь у Ко Ко.

— Есть, — коротко сказал Ко Ко.

И Игорь проглотил слюну. Вот оно, самое настоящее приключение!

Бригитта приложила палец к губам: за дверью послышались шаги ее мамы.

Бригитта о чем-то просила ее, и мама сначала не соглашалась, а потом повернулась к Ко Ко и сказала по-английски:

— Но ведь это отлично может сделать мой муж. Зачем вашему брату беспокоиться?

Бригитта подмигнула Ко Ко, и тот ответил:

— Ничего, это не трудно.

— Ну ладно, Маун Ко Ко, — сказала мама, — только на вашу ответственность, и чтоб к десяти часам быть дома. — Она улыбнулась и ушла.

— Я сказала ей, что твой брат нас хочет покатать по городу и показать иллюминацию.

— Я понял, — сказал Ко Ко. — К десяти часам мы будем далеко. Правильно.

— Письмо готово? — спросила Бригитта у Игоря.

— Только маме, но я не знаю, что писать.

— Чтобы не волновалась. Я своей то же самое напишу. А ты еще Евгению хотел написать.

— Сейчас, — сказал Игорь.

И он написал:

«Евгений Александрович!

Извините, что я вам не говорил всю правду, но я дал слово. Роджерс поехал за казной Бандулы. Мы с моими друзьями должны его выследить. Казна находится у пагоды Трех Духов, возле деревни Тауншве. Больше я пока ничего не знаю. Если сможете, приезжайте туда. Пусть мама не беспокоится».

— Письмо Евгению мы запечатаем и конверт надпишем, — сказала Бригитта, — а мамам запечатывать не будем.

Ко Ко тем временем уже взял под мышку сверток и копилку.

— Иди за нами, — сказал он Бригитте.

— Ладно. А моя мама твоей маме позвонит, она обещала. Она меня любит и почти всегда слушается.

— Ну, идем? — спросил Ко Ко.

Они вышли из дома. Только Бригитта отстала. Она что-то говорила своей маме и отвлекала ее, чтобы та не видела, как ребята выносят сверток и копилку.

Ребята вышли за ворота и подождали Бригитту.

Потом они завернули за угол. Там, в переулочке, стоял старенький джип с поднятым верхом.

— Твой брат поведет? — спросил Игорь.

— Нет, он дал мне машину. Я вожу не хуже его.

— Ты сам?

— Что такого? Я даже иногда за него работаю, если он заболеет.

Игорь посмотрел на Ко Ко с уважением. Не зря его так хвалила Бригитта.

— Залезайте, — сказал Ко Ко.

— Я взяла фонарик, — сказала Бригитта.

— Молодец!

Ко Ко завел машину, мотор затарахтел, потом загудел ровнее.

Бригитта села впереди, вместе с Ко Ко, Игорь поудобнее устроился на заднем сиденье. Он немножко боялся, а вдруг Ко Ко попадет в аварию, но показывать этого не собирался.

Машина резко рванула с места и выпрыгнула на Университетскую улицу. Ко Ко зажег фары.

— Надо будет купить побольше бензину, — сказал он, — разбей копилку.

Игорь осторожно стукнул копилкой об пол.

— Сильнее, — приказал Ко Ко, и тут Игорь понял, что начальник у них Ко Ко, хоть Ко Ко еще два часа назад ничего не знал о мече и тайне генерала Бандулы.

Мимо пролетели ворота Игорева дома. Мама с папой в посольстве, подумал он, и вернутся только ночью, поэтому пока они волноваться не будут.

Игорь сильно стукнул копилкой об пол, и голова собаки откололась. Монеты и бумажки рассыпались по полу джипа, перемешавшись с осколками копилки.

— Соберешь так или остановить машину? — спросил Ко Ко.

— Соберу, — сказал Игорь.

— Ты мне понравился, — сказал Ко Ко. — Я так и думал, что вы поедете, а то бы не вернулся.

И Игорю стало приятно. Оказывается, Ко Ко не считал его трусом.

Глава 3

Машина долго ехала через праздничный город. Ко Ко выбирал тихие переулки, потому что не хотел попасться на глаза полицейским. Ведь у него не было прав, он еще был несовершеннолетний.

Из садов по сторонам улиц доносились веселые голоса, а перед бедными домиками, выходившими к самой дороге, стояли горящие плошки. Ребятишки бегали по улицам, зажигали шутихи и кидали хлопушки в машину. У большого костра танцевали девушки, а на деревянном помосте шло представление бирманского театра. Какой-то человек, одетый в старинный костюм, плясал, изгибаясь и вскидывая руки, вместе с напудренной девушкой в таком длинном белом платье, что юбка волочилась по полу. Перед сценой сидели музыканты, стучали на барабанах и трещали трещотками. Вдоль заборов и по площадям гуляли празднично одетые люди. Девушки вплели в волосы гирлянды мелких душистых цветов, а мужчины надели самые нарядные, переливающиеся шелковые лоунджи.

Над домами летали ракеты и плыли воздушные шары. К некоторым воздушным шарам были прикреплены свечи и бенгальские огни, и казалось, что в небе во много раз больше звезд, чем обычно. «Интересно, летит ли сейчас и наш воздушный шар?» — подумал Игорь и стал искать самый красивый.

— Ну, сколько у нас денег? — спросил Ко Ко.

— Не знаю, темно. Не меньше десяти джа, потому что одних бумажек восемь штук и еще много мелочи.

— Хорошо, — сказал Ко Ко, — на бензин хватит. А нам еще завтра надо будет купить поесть.

— Едем за сокровищами, — захихикала Бригитта, — а у самих денег нет!

— Ничего, — сказал Игорь. — Зато есть машина.

— А она может сломаться, — сказала Бригитта.

— Так нельзя говорить, — сказал Ко Ко, — она в самом деле может сломаться, если услышат злые духи.

— Злых духов нет, — сказала Бригитта.

— Ты не знаешь, — ответил Ко Ко. — Вот, видишь? — И он показал на красно-белую тряпочку, привязанную у ветрового стекла. — Это от злых духов.

— Большой, а необразованный, — сказала Бригитта.

— Я учился в школе, — обиделся Ко Ко, — и умею считать, писать и говорить по-английски.

— Чего ты к нему пристала? — спросил Игорь. — Каждый делает что хочет. Джонни, например, верит в христианского бога и даже молится.

Бригитта замолчала, но потом снова начала болтать.

Огни стали встречаться реже и реже. Город кончался. Иногда подолгу не было ни одного огонька.

— Монастыри, — сказал Ко Ко, — монахи легли спать.

Среди темных деревьев светилась одинокая лампочка, и под ней сидел молодой бритый монах в оранжевой тоге и читал книжку.

Впереди снова загорелось много огней. Они тянулись цепочкой, в одном месте скопившись в созвездие.

— Что это? — спросил Игорь.

— Аэропорт Мингаладон, — ответил Ко Ко.

— Я сюда прилетел, — сказал Игорь.

— И я тоже, — сказала Бригитта.

— А я никогда не летал на самолете, — сказал Ко Ко.

Вот, оказывается, в чем Игорь мог дать ему сто очков вперед.

— А мы летели сюда целый день. И еще я летал на юг с бабушкой.

— Я вырасту и тоже полечу. Только на свои деньги, а не так, чтобы меня возили родители, — сказал Ко Ко. — Сейчас будет бензоколонка. Я тут остановлю машину, и вы вылезете. Не надо, чтобы вас увидели в машине. А то могут позвонить в полицию, и нас поймают.

Игорь и Бригитта вылезли и стали под большое темное дерево. Было уже совсем темно и немного страшновато. Бригитта взяла Игоря за руку. Невидимый, прожужжал большой жук, сделал круг над Игорем с Бригиттой, потом улетел по своим делам. Красные задние огоньки джипа, прыгавшие по дороге, замерли у освещенного окошка бензоколонки. Из машины выскочила темная фигурка Ко Ко и вошла в домик.

Через три минуты красные огоньки снова запрыгали. Ко Ко вел джип задним ходом. Игорь и Бригитта забрались в машину, и она показалась им уютной, привычной и давно знакомой.

Еще через полчаса кончились и пригороды Рангуна. Последняя одинокая ракета взлетела над маленьким домиком у дороги, и вокруг воцарилась полная темнота. Только фары джипа высвечивали извилистую полосу асфальта да иногда загорались, ослепляя, огни встречной машины, и тогда Ко Ко выключал свои фары, и встречная машина тоже начинала подмигивать, чтобы не ослепнуть и не потерять из виду дороги. Если же машина фар не гасила, то Ко Ко говорил: «Большой грузовик, тяжелый». К дороге близко подходил лес. Странный лес, похожий на осиновый. Когда свет фар, попадая на деревья, освещал тонкие прямые стволы и вороха опавших листьев, казалось, что машина едет по подмосковному лесу.

— Это что? — спросил Игорь. — Джунгли?

— Нет, не джунгли, — сказал Ко Ко. — Это каучуковые плантации. Резиновые деревья.

— Они называются гевеи, — сказала Бригитта. — Мы сюда в прошлом году ездили. Сейчас не видно, а днем можно посмотреть — на каждом дереве прорезана в коре полоска и подвешена банка. И резиновый сок стекает в банку. А утром эти банки собирают и сок сливают в ведра. Когда он застынет — получается чистый каучук.

Но в темноте не видны были ни банки, ни чистый каучук, и Игорь пожалел, что они едут не днем, а то можно было бы остановиться и набрать немного каучука.

— Здесь тигры есть? — спросил Игорь.

— Какие тигры? — засмеялся Ко Ко. — Тигры около города не живут.

— Ну а кто здесь водится?

— Не знаю. Олени, наверно. И всякие птицы.

Потом лес прекратился, и слева потянулось большое озеро с изрезанными берегами. Кое-где по берегу стояли маленькие пагодки, такие белые, что даже в темноте их было видно.

— Отсюда воду берут для города, — сказал Ко Ко. — В этом озере нельзя купаться.

— Водохранилище, — сказала Бригитта.

— Ну, может, водохранилище, — согласился Ко Ко. Он, наверно, не знал такого слова.

Вдруг машина резко затормозила и остановилась у края поля, заросшего высокими растениями, немножко похожими на очень большую кукурузу. Ко Ко взял фонарик и вынул из-под сиденья нож.

— Подождите здесь, — сказал он, — я сахарного тростника нарежу.

— Это сахарный тростник? — удивился Игорь. — Он же очень большой.

Ко Ко срубил несколько стеблей, каждый куда выше его, и очистил их от листьев. Потом положил стебли в машину, отрезал по куску и передал Игорю с Бригиттой.

— Можно жевать, — сказал он. — Очень вкусно.

Толстые стебли и в самом деле были сладкими, их сок был как сахарный сироп.

Бригитта сосала-сосала тростник и потом стала дремать. Голова ее клонилась к Ко Ко.

— Не спи, — сказал Ко Ко.

— Укачивает в машине, — призналась Бригитта. — А так я не хочу спать.

— Если ты заснешь, я тоже могу заснуть. Я не люблю, когда рядом спят: мне самому хочется. Ты лучше мне что-нибудь рассказывай. Или пой песни.

— Я не умею петь, — сказала Бригитта.

— Ну, тогда я буду петь, — сказал Игорь. — Я хоть плохо пою, но могу петь довольно громко.

И он запел песню про барабанщика.

Так они и ехали. Игорь пел песни, Ко Ко смотрел на дорогу, а Бригитта громко хрустела сахарным тростником, чтобы не заснуть.

Проехали мимо странного сооружения — в поле стояли колонны, покрытые сверху каменной крышей, а вокруг, насколько было видно, по полю были расставлены рядами каменные кубики.

— Это что такое? — спросил Игорь.

— Английское кладбище, — сказал Ко Ко. — Тут англичане похоронены, которые на войне с японцами погибли. Не очень давно.

— Во Вторую мировую войну? — спросил Игорь.

— Меня тогда еще на свете не было, — сказал Ко Ко, — а отец был молодой. Англичане убежали, их японцы победили, и японцы у нас стояли два года или три. Они были плохие, и отец ушел в партизаны, в армию Аун Сана. А потом англичане вернулись и выгнали японцев. И наши воевали вместе с ними. А потом и англичане ушли. У нас уже была своя армия, и мы не хотели никаких хозяев.

Джип притормозил у развилки дорог.

— Здесь нам налево. Если поедем направо, приедем в Пегу, а налево — в Пром, к Иравади.

— А я в Пегу была, — сказала Бригитта. — Там есть памятник Будде. Он лежит, и его ступня больше меня.

— Почему лежит? — удивился Игорь.

— Так вот, лежит, и все.

— Так надо, — сказал Ко Ко.

— Интересно, сколько времени?

— У меня есть часы, — сказала Бригитта. — Я будильник взяла. Он в свертке с едой.

Игорь развернул сверток и вынул будильник. Цифры на будильнике светились.

— Полдевятого, — сказал он.

Еда в свертке очень вкусно пахла, и Игорю захотелось есть. Видно, запах донесся и до Бригитты, и она сказала:

— Мы так чаю и не попили.

— Ужинать будем позже. Нельзя терять времени, — сказал Ко Ко.

— Ну, хоть по кусочку пирога.

— Ты как маленькая! — сказал Ко Ко. — Нам долго ехать, и у нас мало денег. — Потом он подумал и добавил: — Ну, только по одному кусочку.

Игорь разломил пирог на три части, и они поехали дальше.

Еще через полчаса показались тусклые огоньки деревни.

— Здесь остановимся на несколько минут, — сказал Ко Ко. — Я пойду в разведку, а вы сидите тихо.

— Зачем в разведку?

— Я спрошу, не останавливалась ли здесь машина с мальчиком и мужчиной. Если они здесь останавливались напиться или набрать воды, то тогда мне скажут.

Ко Ко долго не возвращался. Совсем рядом горел свет в деревенской хижине. Хижина стояла на высоких столбах, и передней стены в ней не было. Поэтому видно было, как живут ее хозяева. Они ужинали. Женщина наливала в чашки чай, а ребята пальцами брали рис из большого подноса и макали его в большую миску с приправами. В комнате не было стульев и столов. Только циновки на полу.

— Ты пока спи, Бригитта, — шепнул Игорь.

— Нет, мне немножко страшно спать. Я лучше не буду. А то еще засну, и потом Ко Ко будет сердиться.

— Я тебя разбужу.

В этот момент возле машины возникла темная фигура Ко Ко.

— Все в порядке, — сказал он, — можно ехать дальше.

— А что, узнал чего-нибудь?

— Я видел парня, который торгует водой. Он сказал, что днем проезжала машина. «Моррис», как ты говорил, серый. В нем мужчина и мальчик. У них что-то случилось с мотором, и они долго копались в нем. Может быть, часа два. Потом уехали дальше. Он их спросил, куда они едут, и они сказали, что в Пром. Значит, они впереди нас…

— И все?

— А что тебе еще надо?

— Нет, ничего. Мне показалось, что ты еще хочешь что-то сказать.

— Хочу. А ты как догадался? Но он мне сказал такую странную вещь, что я сначала не поверил.

— Ну, что?

— Он сказал, что сегодня про эту машину у него уже спрашивали.

— Кто?!

— Часа два назад один человек в «Лендровере» спрашивал, не видел ли парень машину «Моррис» с двумя пассажирами.

— Кто же это может быть? Евгений?

— Нет, человек, который спрашивал, был толстый и лысый.

— Отец Франциск! — догадался Игорь. — Он их догоняет, чтобы искать сокровище вместе!

— А может, хочет отнять сокровище? — сказала Бригитта.

— Давай поехали скорей, — заволновался Игорь. — Скорей!

— И без тебя знаю, — огрызнулся Ко Ко. — У меня что-то в моторе стучит. Ты посвети мне, я посмотрю.

Игорь держал фонарь и думал, что он обязательно должен научиться водить машину.

Глава 4

На будильнике было уже одиннадцать часов, когда машина остановилась на развилке. Бригитта спала на заднем сиденье — мальчики ее пожалели и не стали будить. Игорь уже устал рассказывать Ко Ко про Москву и про то, как учатся в московской школе, и про их футбольную команду, и про город Устюг, и особенно про зиму. Ко Ко хотел все знать про зиму. Он видел ее только в кинохронике и в одном американском фильме.

Обе дороги, которые вели от развилки, были совсем одинаковыми. Мальчики вылезли из джипа. Как назло, близко не было ни единого дома, ни огонька, а возвращаться к последней деревне было далеко.

— Поедем по той дороге, что левее, — сказал Игорь. — Она, наверно, выведет нас к реке.

— А вдруг она поворачивает к Бассейну?

— Какому бассейну?

— Город такой есть, называется Бассейн. Лучше поедем правее, в крайнем случае выедем к горам, а оттуда всегда сможем вернуться к реке и найти Тауншве.

— Ну, ты лучше знаешь, — не стал спорить Игорь. — Остановимся у какой-нибудь деревни и спросим.

— Река должна быть уже недалеко, часа три езды, не больше.

Игорь подсчитал: если сейчас одиннадцать, то, значит, они едут уже около пяти часов.

— Ты устал, наверно, — сказал он.

— Ничего, я выносливый, — ответил Ко Ко. — Я могу целый день быть за рулем.

— Но сейчас ночь.

— Поехали. — Ко Ко вспрыгнул в джип. — Ты сам не засни. Лучше расскажи мне еще про коньки. Я к тебе приеду в Москву, и ты меня научишь кататься на коньках.

— Обязательно, — сказал Игорь.

Через полчаса асфальт кончился. Дальше вела грунтовая дорога. В этом месте стояли какие-то склады или сараи, но как мальчики ни кричали, никто не отозвался. Двери сараев были заперты. Пришлось ехать дальше. Игорь страшно устал, и казалось, в глаза кто-то вставил спички, так что они мешают закрывать веки. Но он держался. Заснуть было никак нельзя. Еще немного — и они будут на месте.

Дорога становилась все хуже и хуже. Пошли выбоины, и джип иногда вдруг подскакивал так, что казалось — а вдруг не вернется обратно на дорогу? Бригитта проснулась и долго не могла сообразить, где она и что с ней. Она что-то спрашивала по-болгарски, и, только когда Игорь отозвался, она все вспомнила и спросила:

— Мы скоро приедем?

— Не знаю, — сказал Игорь. — Может быть, мы ошиблись дорогой.

Посреди дороги тянулись две глубокие колеи.

— Здесь, наверно, только на буйволах ездят.

— Может, повернем?

— Нет, должна же быть деревня, — ответил Ко Ко. — Дорога куда-нибудь ведет. А возвращаться — потеряем не меньше часа. У меня уже руки устали.

— Ты нас так разобьешь, — сказала Бригитта, — и сам разобьешься. Давайте остановимся, передохнем.

Но Ко Ко ничего не ответил. Он смотрел вперед, как Ив Монтан в фильме «Плата за страх», и даже лицо его стало жестким и суровым. Казалось, что он уже взрослый, ему по крайней мере двадцать лет. Бригитта замолчала. Игорь тоже перестал рассказывать про Москву. Ему очень хотелось, чтобы Ко Ко все-таки остановился и они отдохнули. Тут ему пришла в голову неплохая мысль.

— Ко Ко, — сказал он, — а ведь и мистер Роджерс до утра ничего не будет делать. Если он нашел пагоду Трех Духов, то это уже было вечером и он должен где-то переночевать. Значит, он сейчас ночует в какой-нибудь деревне. А нам осталось ехать часа два, ты же сам говорил. Значит, и мы можем переночевать.

— А если он с утра пойдет искать клад, а мы будем все утро искать правильную дорогу и опоздаем?

Машина продолжала ехать.

Вдруг Ко Ко заговорил:

— А где ночевать?

— Прямо в машине.

— Опасно.

— Почему?

— А вдруг здесь леопард?

— Ты же сам говорил, что около Рангуна диких зверей нет.

— Так мы уже не около Рангуна. Мы съехали с большой дороги, и тут мало деревень.

Неизвестно, чем кончился бы этот разговор, если бы машина не въехала в большую яму и, еле выбравшись из нее, затормозила перед следующей, еще большей. Дорога была совсем разбита.

— Да, — сказал Ко Ко, выйдя наружу и поглядев на дорогу в свете невыключенных фар, — так можно и ось сломать.

Он потянулся, разминая спину, и признался:

— Руки не поднимаются.

— Все. Хватит, — сказала Бригитта. — Мы ночуем здесь. И никакие звери нас не тронут. Они боятся машин.

— Правильно, — согласился Игорь. — Мы можем по очереди дежурить. То Ко Ко, то я. А ты, Бригитта, будешь спать.

— Это еще посмотрим! Я хоть поспала немного, а вы сидели и разговаривали.

— Разожжем костер? — спросил Ко Ко.

— Не надо, — сказала Бригитта. — Пусть лучше никто не знает, что мы здесь ночуем. В случае чего мы включим фонари у машины. А если костер разжигать, надо искать дрова, а в лесу могут быть змеи.

— Ты ляжешь на заднем сиденье, — сказал Игорь, — а мы с Ко Ко ляжем на переднем, валетом.

— Как это — валетом?

— Ну, ногами друг к другу. Ко Ко, где твой нож?

— Здесь.

— Пусть лежит под руками. Может пригодиться.

— Смотри, какой ты смелый стал, Игорь! — сказала Бригитта. Она говорила серьезно. Она в самом деле думала, что Игорь смелый. А Игорь только отмахнулся. Может быть, в другой раз он и сам бы удивился, какой он решительный — не боится ни темного леса, ни зверей, — но сейчас просто хотелось спать. Да и машина казалась надежным убежищем, хоть в ней не было даже дверок, а только брезентовая крыша.

Ко Ко выключил двигатель, и стало тихо. Так тихо, что в ушах звенело шумами прошедшего дня — какими-то голосами, гулом мотора, шипением ракет и шутих. Сразу темнота подобралась совсем близко, и ночь забрала машину и ее пассажиров в свой таинственный мир.

— Возьми мою куртку, накройся, — сказал Ко Ко Бригитте.

Он единственный взял с собой куртку, потому что забегал домой. Ведь Игорь и не предполагал, когда шел в гости к Бригитте, что придется уезжать из Рангуна.

Бригитта повозилась на заднем сиденье и притихла. А Игорю не спалось. Он представил, как мама сейчас плачет. Она ведь уже получила записку и ничего не понимает. И, наверно, она сидит вместе с Бригиттиными родителями и думает, что же делать. А может быть, они уже приехали в полицию и на специальном аэродроме крутят винтами специальные вертолеты, собираясь подняться в воздух на поиски исчезнувших ребят. Совсем близко раздался страшный вой.

Игорь вскочил и ударился обо что-то головой.

— Ко Ко, тигр! — крикнул он.

— Нет, — ответил Ко Ко, который, услышав вой, только повернулся на другой бок. — Это шакал. Они плачут по ночам. Они не страшные.

Игорь снова лег. Хоть он и поверил Ко Ко, все-таки ему было не по себе. «Где есть шакал, там может быть и тигр», — решил он. Крикнула ночная птица, как будто звала кого-то человеческим голосом.

— Не ворочайся, — сказал Ко Ко. — Ты мне спать мешаешь. У тебя коленки острые. Через три часа я вас разбужу, чтобы с рассветом вернуться на главную дорогу.

— А я тоже не сплю, — прошептала Бригитта. — Мне тоже страшно.

Совсем рядом с машиной медленно прошел кто-то большой и тяжелый.

— Слышишь?

— Спи, — сказал сонным голосом Ко Ко.

Игорь поднялся на локте, чтобы рассмотреть, кто же бродит около машины, и в этот момент небо прорезала огненная полоса и горящий шар пронесся над головой.

— Смотри!

Ко Ко вскочил. И Бригитта вскочила. Огненный шар упал совсем недалеко, в лес, к темным холмам. Раздался глухой удар. Над лесом взметнулось зарево. Все смолкло.

— Что это было? — спросил Ко Ко.

— Я знаю, — сказала Бригитта, — это метеорит.

— Наверно, так и есть, — сказал Игорь. — А вдруг это космические пришельцы?

— А почему они упали с таким шумом? У космических пришельцев должны быть тормоза, — сказала Бригитта.

Ко Ко держался за красно-белую полоску, привязанную у ветрового стекла. Он был суеверный.

Лес помолчал немного и снова наполнился своими ночными шорохами и шепотами. Зарево разгоралось. Наверно, это был метеорит.

Глава 5

Беззвучно дышала Бригитта, посапывал Ко Ко. Только Игорю не спалось. «А вдруг это и в самом деле пришельцы, гости из космоса, братья по разуму, — думал он. — Они приземлились совсем недалеко. Наверно, меньше чем в километре. Может быть, космонавты потерпели бедствие и нуждаются в помощи. А кто им поможет в этом диком, безлюдном краю?»

Игорь прислушался. Ему показалось, что к звукам леса прибавился чужой шум — словно кто-то мерно постукивал по чему-то железному. Разбудить Ко Ко? Он устал и вряд ли сможет двинуться. Нет, надо самому что-то предпринять. Игорь осторожно, чтобы никого не разбудить, свесил ноги с машины. Потом достал фонарик и взял нож. Он был теперь вооружен и готов к походу сквозь ночной лес.

Игорь нащупал ногой рифленую подножку и спрыгнул на землю. Земля была мягкая, покрыта пылью, и никто в машине не услышал, что Игорь уходит. Только Бригитта что-то забормотала во сне.

Несколько секунд Игорь стоял рядом с машиной, ощущая ладонью ее теплый железный бок, оторваться от которого значило стать частью леса, вступить в него на тех же правах, на которых существуют в нем звери и птицы.

Стук доносился из-за холма, и Игорю показалось, что он увидел, как луч прожектора поднялся над холмом и, прочертив полосу по черному небу, исчез.

Глаза Игоря уже привыкли к темноте, и он различал при свете звезд и черный кубик джипа, и светлую пыльную дорогу, и черную стену деревьев. «Пойду сначала по дороге, — подумал он, — пока не доберусь до того места, которое ближе всего к упавшему кораблю». Почему-то он уже совсем не сомневался, что идет именно к космическому кораблю.

В лес заходить, честно говоря, не очень хотелось. Хоть шакалы и замолкли, это еще не значило, что они убрались восвояси. Может, примолкли, потому что по соседству появились тигры, заинтересовались, кто это осмелился показаться в лесу в тот час, когда владеют им дикие звери.

Но вот и то место, где нужно свернуть с дороги. Дальше идти по ней просто глупо. Только отдалишься от места посадки пришельцев. И Игорь решительно свернул в чащу.

Деревья сразу протянули к нему свои лапы, и лианы бросились под ноги, чтобы запутать одинокого путника, оставить его в лесу навсегда. Игорь полоснул ножом по ближайшей лиане, и она вдруг, как живая, сократилась и ускользнула вверх. Неподалеку фосфорическим светом голубел громадный цветок, и над ним тихим роем носились ночные бабочки. Над головой ухнул какой-то зверь, и заверещали обезьяны, убегая по веткам.

Игорь скорее почувствовал, чем увидел ловушку, оставленную охотником. Ловушка была прикрыта листьями и сучьями и рассчитана на крупного зверя, может быть, даже на слона или носорога. Игорь обошел ловушку по краю и, неосторожно прижавшись к стволу дерева, распорол о него штанину. Но останавливаться было нельзя. Стук слышался уже значительно ближе, и лучше уж остаться с неизвестными пришельцами, чем пробираться сквозь ночные джунгли.

Игорь резал ножом упругие ветви кустов, и они нехотя расступались, будто удивляясь упорству человека. В темноте прямо перед Игорем вдруг загорелись зеленые глаза, Игорь отпрыгнул назад и догадался зажечь фонарик. Луч его уперся в желтую полосатую голову с ощеренными клыками. Тигр отпрыгнул назад и бесшумно пропал в чаще. Игорь бросился бежать. Он уже не обращал внимания ни на колючки, ни на корни, которые высовывались из земли и старались подставить ему подножку, ни на гнилые пальцы пней.

Он не помнил, сколько бежал. Может быть, всего сто шагов, а может быть, полкилометра, и вдруг деревья расступились, и перед Игорем открылась поляна, заваленная буреломом. Некоторые стволы еще дымились, и редкие огоньки перебегали над землей.

Посреди поляны в широкой, но неглубокой воронке стоял, завалившись набок, космический корабль. Он был похож на диск, который метают спортсмены, только очень большой, такой, что если бы он лег на небольшую площадь, то закрыл бы ее полностью.

Изнутри доносились удары.

Игорь довольно долго стоял на поляне, не осмеливаясь приблизиться к кораблю. Он просто не знал, что же делать дальше. Потом решился и подошел к кораблю поближе. Металл, из которого был сделан корпус корабля, почернел и обуглился. Видно, корабль слишком быстро пронесся сквозь земную атмосферу и перекалился. Но внутри явно были пришельцы. Они продолжали стучать. Игорь медленно обошел корабль вокруг и наконец обнаружил входной люк. Люк был придавлен огромным тиковым деревом, и открыть его было бы нелегко. Игорь попробовал покачать хотя бы ствол, но тот не шевельнулся. Тогда он постучал по корпусу, и тут же в ответ раздался отчетливый стук. Он доносился сверху.

Игорь поднял голову и увидел, что над его головой металл начал светлеть и в нем образовался иллюминатор. К стеклу прижалась голова пришельца. У пришельца был плоский лоб, три круглых черных глаза, треугольный рот и маленький квадратный нос с пятью ноздрями. И тем не менее это было очень умное и даже благородное лицо. Игорь поднял вверх руки, пожал их над головой, что должно было изображать слова «мир и дружба», и пришелец понял его. Он тоже поднял над головой длинные зеленые руки и сжал их в дружеском жесте.

Потом пришелец показал знаками, что надо открыть люк, а то у него кончается запас воздуха для дыхания. Он очень понятно показал, как он задыхается. Но как открыть? Игорь развел руками. Дерево слишком велико, чтобы он мог сдвинуть его с места.

Пришелец достал откуда-то палку и показал, как надо воспользоваться рычагом, чтобы дерево откатилось в сторону. Игорь понял и закивал головой. Рядом было много сучьев, но первый же сук обломился, как только Игорь подсунул его под ствол. Игорь сделал несколько шагов в поисках другого сука, покрепче, но тут же остановился. Он почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Те же зеленые глаза…

На опушке, наполовину спрятавшись за кустом, стоял тигр. Он перебирал лапами и бесшумно поворачивал голову, будто осматривался, нет ли опасности, не заметит ли кто-нибудь, как он набросится на Игоря.

Игорь отступал спиной к кораблю, не спуская глаз с хищника.

Единственным оружием Игоря был нож Ко Ко, но он совсем не был уверен, что нож поможет ему победить тигра.

Да, еще есть фонарь. Может быть, его свет снова испугает хищника? В этот момент нога Игоря натолкнулась на что-то твердое. Он наклонился и поднял тяжелый прямой сук, будто специально положенный кем-то возле корабля. Игорь, пятясь, вернулся к люку. Пришелец все так же смотрел в иллюминатор. Игорь показал ему на тигра, но пришелец, видно, никогда не видел тигров и ничего не понял. Он только покивал головой и улыбнулся.

Игорю ничего не оставалось, как подсунуть палку под ствол и постараться сдвинуть его. Если он успеет сделать это, пока тигр не бросился на него, он спасен, он успеет скрыться внутри корабля пришельцев. Игорь нажал на рычаг, но дерево лишь чуточку сдвинулось с места.

И тут Игорь увидел, как тигр покинул свое укрытие и медленно двинулся в его сторону. Игорь бросил рычаг, зажег фонарик и направил его луч в морду тигра. Но на этот раз тигр только поморщился и продолжал идти на Игоря. Игорь бросил ненужный фонарик и снова навалился на рычаг. Краем глаза он видел, как тигр прижался к земле, готовясь к прыжку. Он был неподвижен, и только кончик хвоста часто бил по земле.

Игорь последним судорожным усилием нажал на рычаг, и в ту же секунду тигр взлетел в воздух. Силы Игоря, видно, утроились, потому что дерево перевернулось и покатилось в воронку. Игорь упал на землю, чтобы тигр не схватил его, и каждой клеточкой тела почувствовал, как сейчас, сию секунду, острые когти вонзятся ему в спину. Он успел подумать, что все-таки спас космонавтов от удушья, от страшной смерти, спас, пожертвовав своей жизнью.

Но прошла секунда, вторая, и ничего страшного не произошло. Игорь поднял голову и увидел, что в метре от него валяется, распластавшись во всю свою громадную длину, полосатое тело тигра. Морда тигра обуглилась, и из виска капала черная кровь.

Пришелец в иллюминаторе показывал что-то, и Игорь, проследив взглядом за его рукой, увидел, что из корпуса корабля торчит короткое дуло. Пришелец подмигнул Игорю, из дула вырвался узкий луч света, и когда он коснулся морды мертвого тигра, из нее повалил дым.

— Спасибо, — сказал Игорь, — вы спасли мне жизнь. Теперь вы можете покинуть корабль. Люк свободен.

Пришелец понял его. Люк дрогнул и широко отворился. В отверстии его показались три пришельца. Они вышли наружу и направились к Игорю.

Они были ростом вдвое выше Игоря и одеты в чешуйчатые комбинезоны. Забрала космических шлемов были открыты. Значит, они уже знали, что воздух Земли безопасен для них. У космонавтов было по четыре длинных руки, и все руки трех космонавтов были дружески протянуты к Игорю.

— Спасибо тебе, юноша, — сказал первый космонавт. — Мы были обречены на ужасную смерть от удушья, а ты нас спас. Ты за это награждаешься орденом Космической Звезды первой степени, с марсианскими бриллиантами и мечами.

И космонавт приколол на грудь Игорю сверкающий, светящийся в темноте орден.

— Ну что вы! — смутился Игорь. — Каждый человек сделал бы то же самое.

— Но ты рисковал жизнью, — сказал космонавт. — И, если бы мы не догадались, что тебе угрожает опасность, ты мог бы погибнуть.

Тем временем роботы выкатили из корабля обтекаемый вездеход.

— Мы направимся в город, — сказал один из космонавтов. — Не покажешь ли ты нам дорогу?

— Но сначала надо будет известить моих друзей. Они здесь, рядом, — сказал Игорь. — А то они будут беспокоиться, куда я пропал.

— Конечно, конечно, — сказал пришелец.

Вездеход, ломая кусты, в одну минуту выехал на дорогу.

— Направо, — сказал Игорь, — наш джип совсем рядом.

Но странный шум привлек его внимание. Игорь вдруг увидел, что у того места, где они выехали на дорогу, стоит маленькая белая пагода, на которой висит надпись на английском и бирманском языках: «Пагода Трех Духов».

Около пагоды возились какие-то люди. Они заметили свет фар космического вездехода и выпрямились, не выпуская из рук старинного сундука.

— Мистер Роджерс! — закричал Игорь. — Это мистер Роджерс! Его надо обязательно задержать! Он плохой человек.

— Мы верим тебе, — сказал один из космонавтов, и они все выпрыгнули из кабины вездехода.

Но мистер Роджерс был наготове. Он узнал Игоря и крикнул:

— Не подходите, вы все погибнете! Я узнал тебя, Исаев!

— Вперед! — сказал Игорь. — Нельзя терять ни секунды. Он очень опасен.

В руке Роджерса блеснул револьвер. Вспышка выстрела ослепила Игоря, и он почувствовал сильный толчок в грудь.

— Вперед! — кричал Игорь, проталкиваясь сквозь град пуль.

Но тут еще более сильный толчок вырвал его из ночи, полной вспышек выстрелов, сверкания фар вездехода и криков…

Глава 6

Было еще совсем темно. Ко Ко толкал Игоря в грудь и шептал:

— Проснись. Ты лег неудобно, и тебе приснился страшный сон.

Бригитта не спала. Ее лицо наклонилось над Игорем, и она тоже спросила:

— Страшный сон, Игорь-че, да?

Игорь рывком сел на сиденье.

— А пришельцы? — спросил он.

— Проснись, — повторил Ко Ко. — Нет никаких пришельцев, но и без них плохо.

Только тут Игорь окончательно проснулся и понял, что никаких пришельцев не было.

— А что такое? — спросил он.

— Ты не чувствуешь?

Пахло дымом. Довольно сильно пахло дымом.

— А теперь смотри. Выгляни из машины, назад.

За машиной поднималось оранжевое зарево. По небу метались клочья дыма, и сполохи огня вырывались из-за стены деревьев.

— Лесной пожар, — сказал Ко Ко.

— Наверно, от метеорита загорелось, — сказала Бригитта.

— Неважно отчего, но нужно спасаться. Вы не знаете, что такое лесной пожар.

Даже отсюда был слышен грозный треск сучьев, и Игорю показалось, что стало теплее.

— Будем прорываться назад? К большой дороге? — спросил он.

Ко Ко развернул джип, и они поехали навстречу огню.

— А может, все-таки нам лучше уехать от пожара? — спросила Бригитта.

— Неизвестно, какая дальше дорога. Мы можем застрять, и тогда нам не спастись.

Но джип не проехал и полкилометра, как стало ясно, что назад путь закрыт. Стена огня и дыма поднималась над дорогой, и огонь свободно перекидывался с одной ее стороны на другую. Большие деревья перегораживали дорогу горящими шлагбаумами.

Было очень жарко, и Игорь ощутил всю силу и беспощадность огня.

— Я же говорила! — заплакала Бригитта. — Надо скорей назад! Может, еще успеем.

Ко Ко развернул машину. Он молчал, и лицо его снова стало сосредоточенным, как у Ива Монтана. Джип подпрыгивал на кочках, и казалось, что огонь преследует ребят по пятам. Жар и шум пожара неслись за ними.

Стадо оленей обогнало машину, не обратив на нее никакого внимания. Проскакал кролик. Он высоко прыгал в свете фар и никак не мог вырваться из лучей. Вот миновали место ночлега. Игорь успел взглянуть на часы. Было половина четвертого. Значит, они успели поспать часа три. Ко Ко каким-то чудом объезжал ямы и колдобины на дороге, пыль поднималась столбом и скрывала порой оранжевую стену пожара.

Дорога вильнула и побежала вниз. Ко Ко притормозил. Впереди виднелась полупересохшая речка. Только посредине ее широкого песчаного ложа тянулась извилистая полоска воды. За песком долины снова вставал лес.

Ко Ко облегченно вздохнул и сказал:

— За речку пожар не пройдет. Слишком широко.

— Но здесь нет моста, — сказал Игорь. — Мы перейдем вброд?

— Да, придется. Вылезай и иди впереди машины. Только смотри под ноги, чтобы не провалиться. Здесь телеги переезжают, значит, не очень глубоко.

Игорь выпрыгнул из машины и медленно пошел впереди, ощупывая дорогу палкой. Ноги вязли в песке. Поднявшийся ветер сдувал песок в колеи, и дорога исчезла на глазах. Пожар снова приблизился. Он разгорелся еще больше. Из леса выбегали разные животные и неслись к другому берегу. Игорь на них почти не смотрел. Он был занят делом.

Вот и вода. Игорь не стал разуваться. Несколько шагов он прошел по щиколотку в воде, слушая, как сзади фырчит мотор джипа. Потом дно пошло вниз.

— Остановись! — крикнул Игорь. — Я попробую в стороне. Здесь глубоко.

Джип затормозил. Игорь потоптался на месте, ощупывая палкой дно, и нашел наконец, что справа уклон не так велик. Не больше чем по колено. Еще шагов через десять дно начало подыматься, и, выйдя на сушу, Игорь снова увидел колеи. Значит, он нашел правильный брод.

— Видел, как я шел? — крикнул он Ко Ко. — Так и веди машину.

Джип въехал в реку так медленно, что даже не взбаламутил воды. Вот вода поднимается до середины колес, еще выше, еще… Осталось немного. И тут двигатель вдруг взревел и заглох. Машина стояла посреди речушки, и волны легонько обегали ее, завиваясь бурунчиками у колес.

— Надо толкать, — сказал Ко Ко, выскочив в реку, — а то ее затянет.

Игорь снова вбежал в воду, Бригитта выпрыгнула из машины, и они принялись толкать джип вперед. Это было безнадежное дело. «Даже если бы настоящий тигр выскочил из кустов, — подумал Игорь, — мы бы все равно ничего не смогли сделать».

— Мотор залило, — сказал наконец Ко Ко. — Не знаю, что делать дальше.

Они стояли около машины, мокрые, грязные, и смотрели на стену огня, которая шла к ним, ряд за рядом захватывая деревья. Вдруг Ко Ко прислушался и сказал:

— Бежим наверх. Быстро. Вон на тот холмик!

— Что еще? — спросила Бригитта. — Нас ведь огонь не достанет.

— Ты не слышишь?

— Нет, а что? Только шум.

— Слоны бегут.

И в самом деле, к шуму пожара, крикам птиц и треску сучьев прибавился топот. Это был очень страшный топот. Слоны не скрывались, не прятались в лесу, они спасались от смерти, и все уступали им дорогу.

Увязая в песке, скользя и падая, ребята перебежали долину реки и вскарабкались, помогая друг другу, на песчаный обрыв, который, как клык, возвышался над долиной. Отсюда было все видно. Пожар осветил ночь, как электрические прожекторы, и казалось, не огонь мечется по небу, а стена леса шатается на оранжевом фоне.

Ребята бросились на землю и лежали, тяжело дыша. Все больше и больше животных перебегало через реку. Даже странно было, что так много всякого зверья скрывается в лесу, таком тихом и пустынном на вид. Стая шакалов просеменила по белому песку и приостановилась на мгновение, чтобы напиться. Большая змея ползла по песку и не обращала никакого внимания на кроликов, которые обгоняли ее. Чуть не наступив на змею, промчался тяжелый буйвол. Он влетел в реку и на мгновение пропал в столбе брызг.

И тут из леса выбежало стадо слонов. Их было немного, штук десять — пятнадцать, но они были настолько велики и страшны, что долина реки на какое-то время опустела. Первый из слонов, самый большой, увидев реку, поднял хобот и громко затрубил. Наверно, хотел сказать: «Мы спасены! Еще несколько шагов, и мы спасены!»

Ноги слонов расшвыривали песок и воду, и темные тела покачивались на бегу.

— Они нас не заметят, — сказал Ко Ко. Наверно, ему было страшно. Игорь тоже понимал, что слоны не полезут на маленький крутой холм, но все равно было страшно. Бригитта схватила Игоря за руку и впилась ногтями в его ладонь так, что стало больно.

Последним бежал маленький слоненок. Он бежал деловито, стараясь не отстать от взрослых, и, видно, очень боялся, что его забудут. Но ему хотелось пить. Он крикнул что-то своей матери и остановился у речки, наклонив к воде голову и став на коленки, потому что хобот у него был еще коротенький и до воды не доставал.

Мать в суматохе не заметила, что слоненок отстал, и он остался один посреди долины. Но он пил и пил и никак не мог напиться и совсем забыл, что вокруг бушует пожар.

— Какой симпатичный слоненок! — прошептала Бригитта.

— Как бы он не заблудился.

— Не заблудится, — сказал Ко Ко. — Скорей бы он уходил, а то мы не можем спуститься — вдруг его мамаша спохватится и вернется за ним.

Напившись, слоненок потерял еще несколько секунд, обнюхивая джип. Он, наверно, никогда еще не видел джипов. Потом не спеша затрусил вслед за стадом по тропинке, пролегавшей как раз под холмом.

Что случилось дальше, ребята не успели понять. Видно, тигр сидел в кустах, совсем недалеко, и слоненок показался ему уж очень лакомой добычей. Ему бы напасть на оленя или любого другого зверя, но он напал на слоненка.

Ребята вдруг услышали вопль, почти человеческий, и когда они глянули вниз, в сторону тропинки, то увидели, что слоненок стоит на коленях и отчаянно машет коротеньким хоботком, а на спине у него полосатым ковром прилип тигр. Самый настоящий тигр, не такой большой, как привиделся Игорю во сне, но самый настоящий.

Да, сон, конечно, был странный, и в нем с Игорем случились удивительные приключения, но, оказывается, в жизни бывает даже удивительнее, чем во сне.

— Не шевелитесь, — прошипел Ко Ко, — а то он нас заметит.

— Эх, сейчас бы ружье! — сказал Игорь.

— Жалко слоненка.

— Молчите!

Слоненок кричал и отчаянно боролся с тигром, хотя ясно было, что смерть его — дело нескольких минут, а может, даже секунд.

И тут же кусты рассыпались в разные стороны и со скоростью паровоза большая, как паровоз, и несокрушимая, как паровоз, на тропинку вылетела мать-слониха. Тигр даже не успел отпрыгнуть в сторону, как слониха сорвала его хоботом со спины сына и бросила на землю.

— Так его! — крикнула, забыв об опасности, Бригитта. — Так его, бей! Топчи!

И слониха, будто послушавшись Бригитту, бросила тигра на землю, ударила его своей толстой ногой. Она терзала его, как самая страшная хищница, и слоненок, у которого по морде текла кровь и на спине чернела большая рана, помогал матери, он тоже прыгал на тигра, бил его ногами и хоботом.

Тигр уже не двигался, но слоны продолжали топтать его. И шум битвы заглушал шум пожара.

Наконец слоны ушли. Мать осторожно подталкивала сына и, видно, выговаривала ему за легкомыслие. А слоненок все старался поднять хоботок повыше и протрубить победную песню, но у него получался только писк.

— Поглядите в другую сторону, — сказал Ко Ко.

Огонь уже подошел к самой долине, и пламя металось по берегу, стараясь захватить песок, бросало на него пылающие ветви и лизало красными языками. Но песок не хотел загораться. Больше уже никто не выбегал из леса. Долина была пуста, и даже трудно было поверить, что всего несколько минут назад по ней пробежало столько зверей.

— Скоро погаснет, — сказал Ко Ко.

— Вернемся к машине? — спросил Игорь. Когда напряжение спало, он почувствовал, что сильно устал и с удовольствием бы снова поспал.

— Нет, — сказал Ко Ко. — Наверно, нам ее не вытащить. Здесь должна быть близко деревня. Здесь и вода, и дорога. Эта речка, наверно, до марта не пересыхает.

— Почему до марта?

— Март — самый жаркий месяц, и дождей с октября не бывает, вот речки и пересыхают.

— А вдруг другие звери остались у дороги?

— Уже светает, — сказал Ко Ко. — Я пойду один и приведу людей.

— Нет уж, давай все вместе, — сказал Игорь.

Небо светлело, и, по мере того как утихал пожар, споткнувшийся о речку, виднее было, что наступает утро.

Ко Ко поднялся и посмотрел по сторонам. Дорога виляла между деревьями и сворачивала за холм.

— Пошли? — спросил Ко Ко.

— Сейчас, — ответила Бригитта, но остановилась и сказала: — А это что такое?

И тут все услышали скрип колес. По дороге кто-то ехал.

Глава 7

Из-за поворота показалась арба на двух больших колесах. Ее тащили два буйвола. Наверху сидел человек с длинными, собранными в пучок волосами, в белой рубашке навыпуск и в лоунджи. Он покрикивал негромко на буйволов, и казалось, что его совсем не беспокоит пожар.

— Эй! — крикнул ему Ко Ко, сбегая с холма на дорогу. — Эй!

Человек стукнул прутиком по спине одного из буйволов, и те остановились. Ко Ко подбежал к нему и быстро заговорил по-бирмански. Игорь и Бригитта тоже спустились с холма. Вид у них был странный — измазанные, грязные, со всклокоченными волосами, они дрожали от предутреннего холода и не скрывали своей радости от того, что увидели наконец живого человека.

— Садитесь, — обернулся к друзьям Ко Ко. — Он из этой деревни и ехал посмотреть, что там натворил пожар. Он нас отвезет в деревню, а потом крестьяне помогут нам вытащить машину. Тут недалеко.

Крестьянин прикрикнул на буйволов, они послушно развернулись и приостановились, ожидая, пока ребята вскарабкаются на высокую арбу.

Крестьянин сидел некоторое время молча, ждал, что гости заговорят первыми.

— Расскажи ему, кто мы, — обернулся Игорь к Ко Ко.

Ко Ко сказал несколько фраз по-бирмански. Крестьянин молча кивал головой, потом сам заговорил. Бригитта переводила для Игоря, иногда запинаясь, потому что не все понимала:

— Крестьянин говорит, что с развилки надо было брать левее, и тогда мы были бы уже у реки. Но если проехать за деревню еще мили три, будет поворот к Иравади.

Буйволы мерно переступали в пыли, будто приготовились топать весь день и берегли силы. Лес, мирный, утренний и свежий, тянулся по обе стороны дороги, и невозможно было поверить, что именно в нем скрывались те звери, что перебежали реку, спасаясь от пожара.

— Ко Ко сказал, что мы видели стадо слонов, — продолжала Бригитта, — а крестьянин говорит, что слонов давно не было в этих местах, наверно, пришли с востока, с Шанских гор, а может, переплыли реку — они умеют плавать.

— А куда он ехал? — спросил Игорь у Ко Ко. — Может быть, он спешил и из-за нас ему приходится возвращаться?

Бригитта перевела ответ:

— Он ехал к реке. Он видел зарево пожара ночью и хотел посмотреть, не дошел ли огонь до реки. Но он не спешит и потом вернется обратно. А Ко Ко ему рассказывает, какой был большой пожар и, наверно, сгорело много деревьев. А крестьянин ему отвечает, что такие пожары в сухой сезон бывают часто. Только плохо, когда пересыхают реки.

За поворотом показалась деревня, обнесенная бамбуковым колючим тыном. Крестьянин слез с повозки и распахнул ворота. «От диких зверей», — сказал Ко Ко. За изгородью открылась обычная бирманская деревня, с домами на высоких столбах, с маленькой лавочкой на единственной улице, с буддийским монастырем в роще арековых пальм. Три монаха шли навстречу друг за дружкой, прижимая к груди черные горшки для подаяний. Монахи останавливались перед домами, хозяйки выходили на крыльцо и сыпали им в чашки вареный рис или клали бананы.

— Потом они вернутся в монастырь, — сказала Бригитта, — все съедят и будут отдыхать.

При виде повозки монахи остановились и потуже запахнулись в свои оранжевые тоги. Они удивились, увидев, что на арбе сидят как ни в чем не бывало европейские мальчик и девочка и незнакомый бирманский мальчик с измазанным сажей лицом. Женщины тоже замерли у дверей своих хижин. Но никто не сказал ни слова. И хоть, видно, подобные гости были редки в этой затерянной в холмах деревне, жители ее делали вид, что ничего особенного не случилось.

У лавочки, в которой стояло два столика и за ними несколько мужчин пили утренний чай, крестьянин притормозил арбу. Он сказал ребятам:

— Слезайте. Выпьем чаю.

Ребята поздоровались. Мужчины закивали головами, будто виделись с ними только вчера.

Мальчик в короткой клетчатой юбке принес всем по чашке крепкого чая со сгущенным молоком и по сухому бисквиту. Крестьянин тоже пил чай и не спеша разговаривал со своими односельчанами, объясняя им, что гостям нужна помощь. Игорю хотелось бы поторопить нового знакомого, но он понимал, что этого делать не стоило. Ко Ко и Бригитта с удовольствием тянули горячий чай, а Игоря разбирала тревога. Сейчас, когда цель пути была так близка, к нему вернулось чувство, которое он испытал во сне. «Скорей! — хотелось кричать ему. — Скорей, пока не поздно!»

Крестьяне, смуглые, обветренные, похожие друг на друга, в махровых полотенцах, повязанных на головах, как чалмы, в белых рубашках, продолжали разговаривать, иногда поглядывая на ребят, и вроде бы не собирались ничего предпринимать.

Игорь услышал плеск воды и обернулся. У колодца, на той стороне улицы, собрались женщины и ребятишки. Они поливали себя из ведер и кружек, стирали белье, громко смеялись и все старались ненароком взглянуть на сидевших в лавочке гостей.

— Почему они не спешат? — тихо спросил Игорь у Бригитты.

— Я не совсем понимаю. В лесу им грозит какая-то опасность.

Ко Ко услышал шепот Бригитты, обернулся и объяснил:

— Оказывается, им надо обязательно взять с собой оружие. Вот они и советуются. Но они помогут нам.

— А чего они боятся?

— Непонятно. Какой-то «хозяин» их пугает.

Один из крестьян встал и вышел из лавочки. За ним другой. Они скоро вернулись, и каждый нес в руке ружье. Ружья были старые, тяжелые и толстоствольные.

Ко Ко спросил их знакомого, в чем дело. Тот объяснил.

— Оказывается, в лесу объявился тигр-людоед. Он уже украл двоих детей и разорвал пастуха. А позавчера на рассвете он перепрыгнул через тын, ворвался в деревню и утащил теленка. Они боятся этого тигра. У них в деревне только два старых ружья.

— А почему тот крестьянин, который нас встретил, не побоялся поехать один в лес?

— Он, — сказал Ко Ко, — не боится тигра. У него есть волшебный талисман. Его тигр не тронет.

— Постой, а какой тигр? — спросил Игорь. — Ведь, наверно, здесь не очень много тигров?

Ко Ко сразу понял его и повернулся к крестьянам.

— Здесь только один тигр, — перевела их ответ Бригитта. — Давно не было ни одного, а тут пришел один. Он, наверно, старый и где-то отведал человеческого мяса. Теперь он знает, что люди — легкая добыча. А может быть, это злой дух, который принял образ тигра.

— Не этого ли тигра… — начал Игорь.

Но Ко Ко его опередил. Игорь не понял его слов, но по лицам крестьян, удивленным и взволнованным, по вопросам, которые те начали задавать наперебой, по тому, как к дверям лавочки подбежали женщины от колодца, закручивая на ходу распущенные мокрые волосы, как неожиданно, будто из-под земли, появился монах с черным горшком в руках и тоже начал задавать вопросы, — по всему этому Игорь понял, что Ко Ко рассказывал о битве между слонихой и тигром, которую они видели с холма на исходе ночи.

Вся деревня пришла в движение. Мальчишки, не слушая окриков взрослых, бросились по дороге к реке, женщины хватали их за руки и пытались остановить — куда там! Даже монахи побежали, поднимая пыль, по дороге, а крестьянин, который осмеливался ездить к реке, потому что у него был волшебный талисман, вспрыгнул на стоявшую у входа арбу и крикнул ребятам, чтобы они поторопились. Он прокричал буйволам самые страшные слова, которые знал, те с места рванули вперед, будто резвые кони, и, обдавая клубами пыли пешеходов, раньше убежавших к реке, понеслись вперед.

Ко Ко привстал рядом с крестьянином и показывал, куда надо свернуть. Вся деревня — кто пешком, кто на буйволах — мчалась за ними посмотреть на убитого тигра. Крестьянин затормозил буйволов, стукнув их по спинам прутом, и соскочил на землю.

— Здесь, — сказала Бригитта и первой полезла сквозь колючие кусты.

Посреди маленькой поляны лежал труп громадного тигра. И, хоть шкура его была вся в крови и голова раздроблена, он все равно был страшен и величествен.

Поляна наполнялась крестьянами. Но сначала никто не осмеливался приблизиться к мертвому врагу. Люди жались к кустам, и шум, голоса, стук босых ног по пыли — все это смолкло при виде распростертого на земле зверя.

Наконец один из крестьян, старик в полосатых лоунджи и рыжей куртке, подошел к тигру, наклонился над ним и сказал:

— Это он.

И все подошли поближе к тигру, трогали его, дергали за усы, рассматривали. Игорь подошел вместе со всеми.

— А что он там увидел? — спросил он.

— Очень старый зверь. Он уже не мог нападать на быстрых и сильных животных. Только на слабых, больных… или на людей. — Старик вытащил из-за пояса широкий кривой нож и отрезал тигру усы. Он протянул длинные жесткие волосы Игорю и K° Ко.

— Вы добрые вестники, — переводила Бригитта, которой тоже досталось несколько волосков. — Вы видели, как погиб наш враг. Теперь вы наши гости. Живите в нашей деревне, и пусть каждый дом вас кормит и поит, и пусть наши девушки поют и пляшут для вас.

— Как же так? — удивился Игорь. — Уже встало солнце. Мы можем опоздать.

— Куда? — спросила Бригитта. Она в сутолоке просто забыла, почему они оказались в этих джунглях.

Ко Ко, который ничего никогда не забывал, а в этом Игорь уже мог убедиться, обратился к жителям деревни.

— Благодарит, — сказала Бригитта. — Но я почти ничего не понимаю. Он очень торжественно благодарит… Вот уже отблагодарил и говорит, что нас ждет очень важное и очень спешное дело, что мы ехали почти всю ночь, чтобы успеть в Пром. Он просит помочь вытащить машину.

Старик взмахнул рукой, и человек десять мужчин пошли с ребятами к реке. За ними бежали толпой ребятишки, которые просто разрывались между тигром и удивительными гостями. Ведь гостям было совсем мало лет, а они одни проехали от Рангуна до холмов, видели ночной пожар и смерть тигра.

Мужчины в две минуты вынесли джип на берег. Им помогали и мальчишки, и Игорь, и K° Ко — машины просто не было видно за спинами добровольных помощников.

— Мы вернемся, обязательно вернемся, — сказал Ко Ко.

— Если не вернетесь, то нанесете нам большую обиду, — ответил старик, который оказался старостой деревни.

Один из мужчин сел в машину, чтобы ребята не пропустили поворота на Пром, девушка с цветами в волосах протянула Бригитте банановый лист с завернутым в него вкусно пахнущим горячим рисом. А когда проезжали деревню, то обогнавший машину мальчишка вынес им тяжеленную гроздь бананов.

Мужчина слез у почти незаметного поворота в джунглях и сказал, чтобы они больше никуда не сворачивали.

А когда отъехали уже с километр, Бригитта сказала, задумчиво крутя в руках длинные и жесткие усы тигра:

— Давайте не будем говорить о тигре и пожаре нашим мамам. Они сойдут с ума.

— Если уже не сошли, — мрачно ответил Игорь.

Его мучила совесть. Но дело прежде всего. Все-таки он был как-никак настоящим мужчиной, и если ему не удалось спасти потерпевших бедствие космонавтов, зато он видел, как дрались слон и тигр, а это редко удается увидеть не только московским мальчишкам, но даже коренным жителям Бирмы, в которой эти самые тигры иногда встречаются.

Глава 1

Машина подпрыгивала на кочках, иногда скрывалась в клубах пыли и понемногу продвигалась к реке. Солнце уже встало и забралось довольно высоко на небо. Оно еще не жгло, но туман, спрятавшийся на ночь в низинах, таял на глазах. Две синие птицы перелетели дорогу и скрылись в кустах. Красная бабочка размером с воробья долго летела рядом с машиной, редко взмахивая широкими крыльями.

Бригитта развернула сверток с рисом, и ребята, не останавливая машины, перекусили. Потом они ели сладкие мягкие бананы и кидали на дорогу их желтые шкурки.

И если бы не напряженность, с которой они перебрасывались словами, не слишком громкий смех, когда они вспоминали, как карабкались на холм и как слоненок пил воду, если бы не молчание, внезапно наступавшее в джипе, можно было бы подумать, что ребята просто взяли машину и поехали кататься.

Дорога неожиданно влилась в шоссе, обсаженное по сторонам высокими, корявыми от старости деревьями. С одной стороны шоссе расстилалось поле, разбитое на квадраты. Некоторые квадраты были залиты водой, другие сухи и топорщились щетиной сжатого риса. Между квадратами бежали крутые валики земли. Далеко, у кромки леса, два горбатых быка тянули плуг. Чуть ближе к дороге возился небольшой трактор, которому было тесно на маленьком для него квадрате.

Ко Ко притормозил, вытащил тряпку и принялся обтирать машину.

— У нас и побольше поля есть, — говорил Ко Ко. — В кооперативах. У меня дядя, отставной солдат, в таком кооперативе живет, под Пегу. Там у них три трактора, и то еле-еле справляются.

— Давай я тебе помогу, — сказала Бригитта.

— Не надо, я сам справлюсь.

— Тогда пойдем вымоемся, — сказала Бригитта Игорю.

Они спустились к глубокой канаве, в которую стекала вода с полей. Вода была в ней чистая и прохладная. Стаи рыбок — некоторые из них были с кисть руки длиной — рассыпались в разные стороны при виде людей.

С машиной поравнялся велорикша. Ребята слышали, как он перекинулся несколькими словами с Ко Ко. Когда они поднялись к джипу, Ко Ко сказал:

— Мы правильно выехали. Через десять миль будет Иравади. Только надо проехать через городок, и вы тогда спрячетесь: а вдруг из Рангуна сообщили в местную полицию, что мы пропали.

— Конечно, — согласился Игорь. — И вообще нам надо спешить.

Ко Ко аккуратно отряхнул тряпку и положил ее в ноги.

— Не устали? — спросил он. — Спать не хотите?

— Нет, — ответила Бригитта.

А Игорь ничего не стал отвечать. Понятно было, что, даже если бы он устал, все равно бы не признался. Хотя он и не чувствовал никакой усталости.

— А ты про Тауншве не спросил?

— Почему не спросил? Как выедем к Иравади, через восемь миль будет Тауншве, — ответил Ко Ко.

— А про пагоду Трех Духов?

— Он не знает. Мы спросим дальше. Он не из этих мест. Везет ананасы на базар в городок. Ну, поехали.

По ровной дороге было ехать так приятно, будто джип плыл по воздуху. Громадные деревья порой смыкали листья высоко над шоссе, и казалось, что машина попала в просторный тоннель. Стадо буйволов паслось у дороги. Буйволы стояли по брюхо в воде и, казалось, дремали. На спинах у них пристроились маленькие белые цапли, которые выклевывали насекомых. Дорога поднялась на холм, и с холма открылся маленький бирманский городок. Первые дома его были деревенскими, такими же, как они видели на рассвете, но посредине улицы стояло два каменных дома повыше. Над одним из них развевался бирманский флаг — красный с синим углом и шестью звездами.

— На дно! — приказал Ко Ко.

Игорь с Бригиттой пригнулись на полу у заднего сиденья. Бригитта уперлась затылком в грудь Игорю и как ни в чем не бывало продолжала жевать банан.

— Очень люблю бананы, — шепнула она. — Хочешь?

— Нет. Не хочу.

— Ты не волнуйся.

— А вдруг какой-нибудь полицейский увидит, что за рулем сидит мальчишка, и остановит машину?

Но машину никто не остановил. Было еще рано, и улицы были почти безлюдны. Только к базару съезжались повозки, груженные мешками с рисом и грудами овощей.

— Опасность миновала, — сказал Ко Ко. — Скоро Иравади.

И не успел он договорить, как открылась Иравади, широкая, как море, с синими холмами на том берегу, спокойная и величественная. Не река, а речища. По ней полз смешной пароходик с длинной тонкой трубой, и клубы белого дыма тянулись за ним, не в силах подняться в небо.

Дорога сворачивала почти под прямым углом и сбегала вниз, к берегу.

— Вон человек идет, — сказал Игорь, — остановись около него. Может, он знает, где пагода Трех Духов. А то проедем до Тауншве и потом придется возвращаться сюда же.

— Эй! — окликнул Ко Ко мальчика с вязанкой хвороста на голове. — Здравствуй! Ты не знаешь, где пагода Трех Духов? Она должна быть там, где дорога сворачивает к Иравади.

— Дорога здесь сворачивает, и никакой пагоды нет, — сказал мальчик и пошел дальше, умело балансируя на голове объемистой, больше его самого, охапкой хвороста.

— Ну вот! — сказала Бригитта. — А может, ее сломали?

— Как мы ищем, так же и Роджерс искал, — сказал Игорь. — А его пока не видно.

— Проедем еще немного, — сказал Ко Ко.

У берега стояла большая лодка с загнутым носом. Посреди лодки был навес — согнутый, как разрезанная вдоль труба, тростниковый мат. В тени его сидел старый-престарый рыбак и скрюченными пальцами распутывал сеть.

— Вот у кого нужно спросить. Он должен знать.

Ко Ко притормозил и крикнул старику:

— Как поживаете, уважаемый?

— Спасибо, — ответил старик. — А как вам путешествуется?

— Хорошо. Вы не знаете случайно, есть ли тут неподалеку пагода Трех Духов?

— Как же, — ответил старик. — Только вчера один английский господин просил меня провести его к ней.

— Это Роджерс! — сказал Игорь. — А спроси, был ли с ним мальчик.

Ко Ко, видно, уже спросил, не дожидаясь Игоревой подсказки, потому что старик кивнул головой и сказал:

— Да, как вы, только поменьше.

— Это было поздно?

— Уже смеркалось. Я спустился обратно в темноте.

— А это далеко отсюда?

— Там, где раньше дорога сворачивала от реки. Теперь здесь провели новую, пониже.

— А как туда пройти или проехать?

— Проехать трудно. До конца не удастся. Поезжайте обратно. Там, где новая дорога выходит к Иравади, увидите черный камень. От него направо ведет старая дорога. По ней проедете вверх до поваленного дерева. Оттуда пешком все прямо и прямо. И будет пагода Трех Духов.

— Спасибо, дедушка, — сказал Ко Ко.

Он так быстро взял с места, что мотор заглох. Старик посматривал, ухмылялся и наконец спросил:

— А чего это вас, таких молодых, отпустили в длинный путь? Зачем вам нужен этот англичанин?

Джип все-таки завелся, и, не ответив на вопрос старика, ребята поехали обратно. Они внимательно смотрели направо, чтобы не проглядеть черный камень.

— Вот он! — крикнула Бригитта.

За камнем кусты расступились, и открылась притоптанная полоса земли, поросшая редкой травой. На пыли, покрывавшей ее, ясно отпечатались следы колес. Совсем недавно по этой дороге проехала машина.

Глава 2

— Может, оставить машину здесь? — спросил Игорь. — А то вдруг он услышит, что мы едем, и скроется.

— Немножко проедем, до подножия холма, — ответил Ко Ко. — Если начнется подъем, тогда остановимся.

Ко Ко был, как всегда, прав. Пришлось ехать минут пять, пока дорога не начала карабкаться вверх, на холм.

Ко Ко заглушил мотор и первым спрыгнул на землю. Следы шин другой машины вели дальше. Ко Ко достал свой нож, и Игорь почувствовал, как по коже у него пробежали мурашки. Не то чтобы ему было страшно, но мурашки все равно пробежали, и ему даже показалось, что утро стало втрое холоднее.

Ко Ко обернулся к Бригитте и сказал:

— Ты останешься у машины. Никуда дальше не пойдешь.

— Как бы не так! — возмутилась Бригитта. — Мне у машины одной в пять раз страшней. Я с вами. И не спорьте. А то закричу.

— Пускай идет, — сказал Игорь. — Она в лесу не испугалась. И раз уж поехала…

— Ладно, только ты не будешь к ним подходить близко. Понятно?

— Там посмотрим, — сказала Бригитта.

Ребята замолчали и начали подниматься на холм, прижимаясь поближе к кустам и даже пригибаясь на всякий случай.

Удивительно, до чего был спокоен лес! Пели птицы, летали жуки и пчелы, и никому не было дела до ребят. Игорь поднял голову и вдруг увидел над кустами вершинку пагоды. Он схватил Ко Ко за рукав и показал ему в ту сторону. Ко Ко кивнул головой и приложил палец к губам, хотя в этом не было никакого смысла: Игорь не хуже его понимал, что главное сейчас — подобраться к пагоде незамеченными.

За поворотом дороги они увидели «Моррис». Машина была пуста. Она стояла, упершись радиатором в толстое, давно свалившееся на дорогу дерево. Ребята на цыпочках подобрались к машине и заглянули внутрь. На сиденье лежала карта дорог Бирмы с отчеркнутым красным карандашом маршрутом от Рангуна к Иравади. Рядом валялась пустая фляга.

Ко Ко пригнулся и ловко перелез через дерево. Игорь и Бригитта последовали его примеру. Дорога все круче и круче взбиралась на вершину холма. И с каждым шагом пагода вырастала, как будто ее выталкивали из земли. Подъем обрывался за круглым колючим кустом. Ребята доползли до него на четвереньках и присели в его тени, рассматривая лужайку вокруг пагоды.

На другой стороне ее стояла маленькая темно-зеленая палатка, перед которой дотлевал небольшой костер. У костра были воткнуты две рогульки, и на палке, положенной на них, висел чайник. На крышу палатки был небрежно брошен пиджак, знакомый Игорю пиджак мистера Роджерса. Людей на лужайке не было. Ни Роджерса, ни Джонни. Но, конечно, они были где-то по соседству. Но где же? Ни один звук не указывал на их присутствие.

Неизвестно, сколько времени, может, даже минут пять, ребята просидели за кустом, прислушиваясь. И вдруг откуда-то снизу донесся голос:

— Принеси мне ломик!

— Это его голос! — прошептал Игорь, приложив губы к самому уху Ко Ко.

Послышался треск кустов, и над краем лужайки, которая, оказывается, обрывалась за палаткой, показалась взъерошенная голова Джонни. Он тяжело дышал — видно, спешил выполнить приказание отца. Джонни наклонился и нырнул в палатку. И тут же выполз из нее, сжимая в руке металлический ломик.

Джонни был таким знакомым, таким худеньким и несчастным, что Игорю захотелось окликнуть его, и он даже открыл рот, собираясь это сделать, но Ко Ко, наверно, понял это и крепко зажал ему губы твердой, пропахшей бензином и гарью ладонью. Джонни сполз ногами вперед с лужайки и пропал.

«За мной!» — показал рукой Ко Ко.

Ребята на цыпочках, стараясь ничем не выдать своего присутствия, перебежали лужайку и легли на землю у ее края. Вниз вел неглубокий обрыв, поросший кустами. Дальше, на дне оврага, виднелись опутанные лианами полуразрушенные стены каменного строения без крыши. Дверной проем, выщербленный временем, вел внутрь развалин. В нем и скрылся Джонни с ломиком.

— Может, спуститься? — спросил Игорь.

Ко Ко отрицательно покачал головой. Потом повернулся к нему и прошептал:

— Они никуда от нас не денутся.

Из развалин доносились возня, лязганье, потом раздался треск и крик Джонни:

— Ой, в самом деле!

— Тише! — ответил голос мистера Роджерса. — Не сходи с ума. Главное еще впереди. Помоги мне вынести его на свет.

Возня и кряхтение усилились, и из дверей показалась согнутая спина мистера Роджерса. Он пятился, таща что-то очень тяжелое. Сделав несколько шагов, мистер Роджерс повернулся, и ребята увидели, что в руках у него небольшой сундук, другой конец которого, покраснев от напряжения, поддерживал Джонни.

— Опускай, — прокряхтел мистер Роджерс, и они уронили сундук на землю.

— Придется перетаскивать по частям, — сказал Роджерс, вытирая со лба пот. Рука была грязная, и на лбу осталась темная полоса. — Впрочем, нет, — передумал он. — По частям очень опасно. Больше не будем подниматься на холм, а пройдем оврагом. Тут до нашей машины недалеко.

— Я не донесу, я надорвусь, — захныкал Джонни.

— Донесешь, — сказал Роджерс, — обязательно донесешь или умрешь на месте. Это мой последний шанс, я всю жизнь потратил на то, чтобы отыскать это сокровище. Ты понесешь…

— Папочка! — хныкал Джонни.

— Послушай, сынок, — сказал вдруг мистер Роджерс совсем другим, добрым голосом, — ты обязан помочь своему отцу. Я всю жизнь работал, чтобы прокормить тебя и всю семью. Всю жизнь… Ну возьмись, я всю тяжесть приму на себя. Тебе надо только поддерживать край.

— Папа, а если нас поймают? Я слышал, что если сдать сокровище, то тебе вернут часть его стоимости. Нам же хватит. Папа, я боюсь!

— Не сходи с ума! — Голос Роджерса снова стал строгим и деревянным. — Кто отказывается от денег? Ты ведь никому ничего не говорил? Никто не знает?

— Нет, папочка, нет, что ты!

— Тогда идем.

Роджерс приподнял сундук, Джонни послушно подлез под другой его конец, и они, шатаясь, побрели вниз по оврагу, к машине.

— Уйдут! — отчаянно прошептал Ко Ко. Глаза его сверкнули, как электрические фонари. — Уйдут! Надо отнять сундук! — И он со страшным боевым кличем бросился вниз с обрыва.

Бригитта и Игорь прыгнули за ним и покатились, ломая кусты, в овраг.

Глава 3

Роджерс обернулся, не выпуская из рук сундука, так быстро, что Джонни от неожиданности выпустил свой конец из рук. Роджерс так и не догадался бросить сундук на землю и стоял лицом к бегущим ребятам, выпучив от напряжения глаза, и сундук будто прирос к его животу.

— А… а… — тянул он, но членораздельных слов не получалось, только мычание. — А-а-а…

— Игорь! — крикнул Джонни. — Мистер Игорь!

Ребята остановились, не доходя двух шагов до Роджерса.

Крик Джонни будто разбудил мистера Роджерса. Он разжал руки, и сундук тяжело грохнулся на землю. От удара крышка отлетела — наверно, петли насквозь проржавели, — и во все стороны дождем разлетелись мешочки с серебряными монетами. Некоторые мешочки лопнули, и монеты прыгали по траве, как кузнечики. За монетами последовали кубки, украшенные драгоценными камнями, блестящие статуэтки будд, почерневшие серебряные пагодки и слитки — целый поток серебра.

Мистер Роджерс инстинктивно наклонился, будто хотел подхватить сундук, запрятать обратно сокровища, но тут же выпрямился и яростно посмотрел на ребят.

— Это что такое? — спросил он. — Почему вы здесь?

— А почему вы здесь? — спросила Бригитта, которая первой пришла в себя от изумления при виде содержимого сундука.

— Убирайтесь отсюда, а то вам будет плохо! — сказал мистер Роджерс и, подняв худую, темную, всю в пыли руку, погрозил им пальцем, как маленьким. Он все еще не совсем понимал, что произошло. — Уходите.

— Вы не имеете права так говорить, — сердито сказала Бригитта. — Это не ваш сундук.

— Мой, — ответил Роджерс, опуская глаза к монетам. Он осторожно двинул носком ботинка, подгребая к сундуку откатившиеся монеты. — Я его нашел. Он мой.

— Как вы сюда попали, мистер Игорь? — спросил Джонни. — Вас привез ваш папа?

— Нет, мы одни, на машине, — сказал Игорь. — Мы получили твою записку.

Ко Ко наступил Игорю на ногу, но уже Игорь понял, что этого не следовало говорить.

Мистер Роджерс перевернулся на месте.

— Ты меня выдал? Ты меня выдал?! — кричал он, вцепившись в волосы дрожащего Джонни. — Я всю жизнь… я всю жизнь… я недоедал… А ты!.. Ты меня выдал!!!

— Не смейте его трогать! — крикнула Бригитта. — Отойдите от него. Ну! Я вам говорю!

«Откуда в ней столько смелости?» — удивился Игорь. И сказал тоже громко, чтобы мистер Роджерс услышал его:

— Джонни ни в чем не виноват. Мы бы вас и так поймали.

Роджерс отпустил волосы сына и сказал совершенно спокойным голосом:

— Я пошутил, я просто пошутил. Я ведь хочу отвезти этот сундук в Рангун и сдать правительству. А я получу за это награду.

Игорь ему не поверил.

— Правда, дети, правда. Вот Джонни может подтвердить. Скажи им, мой мальчик, скажи, что твой папа говорил, что мы отвезем бирманские деньги в Рангун.

Джонни молчал. Он сидел на земле, уткнув голову в колени, и плечи его вздрагивали. Он, наверно, плакал.

— Вот видите, — сказал Роджерс, — он подтверждает. Вы лучше помогите мне донести сундучок до машины, и мы все вместе поедем домой.

— Врет он! — сказал Игорь по-русски.

И Бригитта и K° Ко отлично поняли его. Даже мистер Роджерс понял. Он сделал шаг к ним и, наклонившись, стал хватать пригоршнями монеты и кидать их в сундук.

— Ну, помогите же, — приговаривал он при этом. — Мне одному не управиться.

И он так естественно это сказал, что, хоть ребята и не поверили ему, они тоже подошли поближе, и Бригитта подняла с земли длинную серебряную цепь, в каждое звено которой были вставлены разноцветные камни.

— Вы лучше отойдите, — сказал Роджерсу Ко Ко. — Мы сами все соберем. А вы уезжайте.

— Нет, нет, — сказал Роджерс, — награда причитается мне! Я первым нашел сундук. Я его давно искал.

Он выпрямился и стал копаться в карманах брюк, будто искал носовой платок. Но вместо носового платка он вытащил маленький черный пистолет.

— Пистолет! — вскрикнула Бригитта. — Ребята, осторожнее!

— Не двигайтесь! — сказал Роджерс, снова сменив голос на деревянный. — Не двигайтесь. Я все равно не позволю вам взять мой сундук. Руки вверх! Поднимите ручки. А впрочем, не стоит, вы все равно ничего не сделаете. А ты, бирманец, кинь нож. Я вижу его. Ну!

Ко Ко кинул нож на землю. Нож стукнулся о серебряный кубок и пропал в траве.

— Что же мне с вами делать? Вот дурачье! Полезли на свою голову, задержали меня, сундук разбили.

Настроение мистера Роджерса чуть-чуть улучшилось. Он знал теперь, что ребята, так испугавшие его, были одни, не привели с собой ни взрослых, ни полиции.

— Собирайте монеты, — сказал Роджерс. — Собирайте. И я предупреждаю: буду стрелять, и стрелять буду по ногам. Я никого не хочу убивать, но зато вы останетесь на всю жизнь хромыми, а может, даже истечете кровью. Это очень страшно.

Игорь взглянул на Ко Ко. Тот незаметно подмигнул ему — мол, делай все, как я. Игорь никак не мог отделаться от мысли, что ему все еще снится сон. И особенно был нереальным этот пистолет в руке мистера Роджерса, мирного и тихого их соседа, который совсем недавно обещал взять его в соавторы научной статьи. И самое удивительное — пистолет у Роджерса был совсем таким же, как во сне с космонавтами. Игорю даже захотелось дотронуться до груди и посмотреть, нет ли на ней ордена Космической Звезды. Но он не посмел сделать этого, а только покосился себе на грудь. Ордена, конечно, не было. И тут Игорь представил, как пуля входит к нему в грудь, и как течет кровь, и вот он умирает, и в глазах стоит голубое небо Бирмы…

— Скорей! Сколько вам говорить одно и то же! — крикнул Роджерс. — Джонни, не хнычь! Да скорее же! Помогай им! — Он стоял совсем рядом с ними и настолько разозлился, что ударил Джонни рукояткой пистолета по голове. Джонни взвизгнул и по-собачьи, на четвереньках, подбежал к сундуку и принялся быстро-быстро кидать в него монеты.

Ко Ко, подбирая деньги, передвигался на корточках, пока не добрался до ног мистера Роджерса. Тут он поднял с земли большой кубок и выпрямился, как будто хотел положить его в сундук поосторожнее.

Игорь понял, что сейчас что-то произойдет, и, хоть ему было очень страшно, он напряг все мышцы, готовясь к броску.

Ко Ко со всего размаха ударил мистера Роджерса головой в живот. Тот не ожидал удара, потерял равновесие, секунду танцевал на одной ноге, подняв руку с пистолетом высоко в воздух, и тут Игорь совершил самый настоящий вратарский бросок — в девятку. Он сшиб с ног Ко Ко и вместе с ним свалился на мистера Роджерса.

Над самым ухом Игоря прогремел гром. Это нечаянно выстрелил в небо пистолет Роджерса. И в ту же секунду Бригитта прижала его руку к земле.

Наверно, все это заняло не больше минуты. Наверно, даже меньше минуты, потому что никто, даже мистер Роджерс, не произнес ни одного слова, а Джонни как стоял на четвереньках, так и остался стоять, только ладошкой закрыл глаза, чтобы ничего не видеть.

И в этот момент совсем рядом, за спиной у ребят, послышался негромкий глубокий голос:

— Не двигаться! Никто не двигается. Все остаются на своих местах.

Глава 4

Ребята обернулись и увидели, что из кустов вышел толстый высокий человек в сером дорожном костюме. И Игорь даже не сразу узнал отца Франциска. Он ведь привык его видеть только в сутане.

Отец Франциск улыбался доброй, широкой улыбкой. И такой он был весь добродушный и спокойный, что Игорю показалось, что сейчас он обязательно должен сказать: «Все кончилось. Вставайте, отряхните грязь и пыль, а мистера Роджерса я беру на себя».

— Вставайте, — сказал отец Франциск. — На вас смотреть противно, такие вы грязные. Девочка, не трогай пистолет, ты все равно из него не умеешь стрелять и только кого-нибудь испугаешь.

Роджерс пришел в себя и, как только почувствовал, что ребята его освободили, приподнялся и нашарил рукой пистолет.

— Я их… — прошептал он разбитыми губами, — я их…

— Ничего вы не сделаете, мой дорогой друг. Дети не виноваты. Это вы, как последний идиот, бросились в авантюру, не подготовившись к ней должным образом. Ну кто так делает? А что, если бы я не приехал, не нашел бы эту проклятую пагоду? Так бы вас и доставили тепленького в полицию. Какой наивный и недалекий человек!

— А вы-то как сюда попали?

— Движимый заботой о ближнем, только ею. Перестаньте болтать и задавать глупые вопросы. У вас есть веревка?

— Наверху у палатки.

— Принесите, и побольше. Дети, сколько раз надо вам повторять, чтобы вы не двигались! У меня тяжелая рука, и я быстро бегаю. Пистолет оставьте мне, Роджерс, — добавил миссионер. — Вы с ним совсем не умеете обращаться.

Роджерс послушно отдал Франциску пистолет и резво полез на откос.

— А вы, дети, — продолжал укоризненно отец Франциск, — ну как вам не стыдно было похитить чужую машину и отправиться в такое длинное путешествие? Подумали ли вы о своих родителях? Они же сейчас переживают глубочайшие муки, сравнимые разве только с муками ада. Не иначе как злые силы овладели вами…

Игорь никак не мог понять, за кого же отец Франциск. С одной стороны, он ругает Роджерса куда больше, чем их, а с другой стороны, не велит им двигаться. Впрочем, Игорю и не хотелось никуда двигаться. Он вложил в прыжок на Роджерса все свои силы и сейчас, сидя на земле среди блестящих серебряных кружочков, хотел только одного — чтобы все это поскорее кончилось. Он ужасно устал. Бригитта сидела прямо, не выпуская из рук серебряной статуэтки, и по ее щекам ползли длинные слезы — от глаз до уголков рта. Ко Ко опустил голову и думал. Видно, о том же, что и Игорь. Только Джонни даже не изменил позы — так же закрыв лицо ладонями, он покачивался и стонал.

— Вы погнались за кладом, за серебром, которое вам и не нужно, — продолжал журчать голос миссионера. — Корысть привела вас к несчастью. А что, если бы этот пистолет ранил кого-нибудь из вас?

— Мы не для себя, — сказал Игорь.

— Допустим, — ответил с готовностью отец Франциск. — И все-таки представьте себе, что, если бы я не заметил вашего джипа на дороге, не проявил закономерной осторожности, приближаясь к пагоде, не стал бы случайным свидетелем всей печальной сцены, я мог бы войти сюда спокойно, как турист, и попасть под случайный выстрел. Очень и очень прискорбно… Мальчик! — вдруг сказал он погромче. Эти его слова относились к Ко Ко, который постарался незаметно отползти к кустам. — Мальчик, я предупреждаю тебя, что умею стрелять куда лучше, чем ваш старый знакомый мистер Роджерс, который мог промахнуться. Я не всегда был пастырем заблудших душ. И в войну мне приходилось убивать достаточно людей с темным цветом кожи. Я не сентиментален, ибо грехи мои уже прощены. На место, мальчик.

Ко Ко остановился.

Мистер Роджерс, прихрамывая, спустился с обрыва. В руке он нес моток веревки.

— Замечательная, крепкая веревка! — сказал отец Франциск. — Не иначе как вы покупали ее у индийского купца на Восемнадцатой улице. Лучшая веревка во всей Бирме. А ну-ка, быстренько и крепко свяжите этих детей. Я боюсь, как бы они не натворили новых глупостей. Первым вот этого, бирманца. Он постарше и позлее.

Ко Ко отбивался от мистера Роджерса, кусался, царапался, и тот никак не мог ухватить его.

— Не дамся, гад! — ругался он по-английски и по-бирмански. — Не получится. Лучше убей меня!

— Ну-ну, — сказал отец Франциск, подходя поближе, — спокойнее, юноша.

Игорь не выдержал. Он вскочил на ноги и бросился на помощь Ко Ко. Но опоздал. Отец Франциск, видимо, все предусмотрел. Он поднял обутую в солдатский ботинок большую толстую ногу и ловко подставил ее на пути Игоря. Игорь налетел на подошву ботинка и, потеряв дыхание, свалился на землю. Он хватал воздух широко открытым ртом, а воздух никак не хотел входить в легкие, и казалось, что Игорь так и умрет, не вздохнув.

И он, корчась на земле, не заметил, как отец Франциск с размаху ударил Ко Ко по голове рукояткой пистолета, как закричала Бригитта, как Ко Ко сразу осел и перестал бороться.

Когда Игорь наконец отдышался, Ко Ко был уже связан и лежал неподвижно на траве.

— Теперь этого бойца, — сказал отец Франциск. — Кто он такой? Знакомое лицо.

— Русский, — сказал Роджерс, наклоняясь над Игорем и поворачивая его на бок, чтобы удобнее протянуть под ним веревку. — У него и был тот меч, о котором я говорил. Вы его видели в Дели.

— Припоминаю. Тоже сердитый молодой человек, — сказал отец Франциск. — Вяжите его потуже. Русские умеют вылезать из веревок. Я знал одного русского, и он мне не нравился. Но это длинная история, как-нибудь на досуге я ее вам расскажу.

Отец Франциск пригладил свободной рукой редкие светлые волосы и добавил:

— Становится жарко. Следует поторопиться. Наверно, этих детей уже хватились и, может, даже догадались, куда они могли деться. Кстати, мальчик, — спросил он у Игоря, — ты кому-нибудь сказал, что вы здесь?

Игорь отвернулся от него и ничего не ответил.

— Ну, мальчик, не упрямься. Скажи мне.

Игорь прикусил губу и закрыл глаза. «Если будет бить, — подумал он, — я кричать не буду».

— Не бойся, — сказал отец Франциск. — Мы тогда спросим у девочки. Вы ее знаете, Роджерс?

— Нет, первый раз вижу.

— Это плохо. Всегда надо знать своих соперников, даже несовершеннолетних. Как тебя зовут, беби?

— Бригитта, — сказала она.

— Вот и хорошо, познакомились. А меня зовут Франсуа Пежо.

«Врет», — подумал Игорь.

— Скажи, девочка, — спросил лже-Пежо, — вы кому-нибудь говорили, что уезжаете, и говорили куда?

— Не скажу, — ответила Бригитта.

— Все ясно, — сказал тогда отец Франциск, — они сказали. А то чего бы им молчать и изображать из себя героев Сопротивления? Поторапливайтесь… С девочкой покончили? Давайте последний кусок… Скорее, скорее! Нельзя терять ни минуты.

— Меня тоже, — раздался вдруг тоненький голос.

— Это еще что такое? — спросил отец Франциск. — Ты хочешь остаться со своими друзьями?

— Джонни, — сказал сердито Роджерс, — ты будешь помогать мне.

— Не буду, — сказал Джонни. — Никогда не буду помогать тебе…

— Ты меня не любишь?

— Я люблю тебя, папочка, — со слезами сказал Джонни. — Я должен тебя любить, но я не буду помогать тебе, а буду помогать мистеру Игорю… Ой, не бей меня!

— В самом деле, ребенок прав, — сказал отец Франциск. — Он выбрал позицию в классовой борьбе. Даже у кроликов бывают минуты отчаяния, и тогда они становятся смелыми. Свяжите его тоже, а бить не надо. Не надо, вы этим ничего не добьетесь, я знаю детей, а отцы своих детей обычно знают меньше всех. Впрочем, его я сам свяжу. Вы можете слишком сильно затянуть веревку.

— Так оставим его, пусть сидит, — сказал вдруг тихим голосом Роджерс.

— Не будьте тряпкой, мой друг. Джонни при первой возможности освободит своих друзей.

— Не посмеет.

— Посмею! — крикнул Джонни. — Посмею! Я тебя не боюсь. Совсем не боюсь! Мистер Игорь тебя тоже не боится, он не мистер, он камрад Игорь.

Отец Франциск быстро обмотал остатком веревки плачущего Джонни, говоря при этом:

— Роджерс, не теряйте времени даром. Наполняйте сундук. В любой момент могут появиться бирманцы, и тогда нам крышка.

Роджерс ползал по земле и быстро подбирал монеты.

— Все до единой собирать не имеет смысла. Кстати, скажите мне такую вещь: это все, что вы нашли?

— А что?

— Тут только серебро. Из-за него и не стоило стольким рисковать. Красная цена этому сундуку тысяч пять-шесть. А ведь вам еще придется делиться со мной. Это вся казна Бандулы?

— Я не знаю, — сказал Роджерс, — я выкопал этот сундук.

— А что говорится в дневнике? У вас плохая память.

— Там… там — сундуки.

— Вот-вот. Конечно, жалованье платили серебром, но вряд ли в сундуках было только серебро. Где вы его выкопали?

— В развалинах Дома трех разбойников.

— Как раз подходящее место, чтобы запрятать туда наших юных соперников. Этот дом?

— Да, он.

— Вот что, тащите пока сундук к машине, а я перенесу детей и покопаюсь еще немного.

— Сундук тяжелый, — сказал Роджерс. — Хотя конечно, конечно…

— Правильно, вы правы. Сундук вам тащить несподручно. Как я не догадался сразу, что вам тут же придет в голову мысль удрать отсюда и оставить меня одного? Но вы забыли, что ваш сын тоже здесь и, кроме того, вам без меня отсюда не выбраться. Могу вас обрадовать, — какой-то негодяй проколол шины вашему «Моррису» и то же самое сделал и с джипом.

— Вы… вы оставили меня без машины?

— Не волнуйтесь, у меня очень хороший «Лендровер», и он отлично увезет и вас, и меня, и сундуки. У меня, знаете, нет никаких оснований доверять вам, любезнейший Роджерс. Ключ от зажигания тоже у меня. Так что идите, поставьте сундук на заднее сиденье моей машины и быстренько возвращайтесь назад. Нам лучше всего остаться друзьями. И пошевеливайтесь.

Роджерс с трудом приподнял сундук… и опустил его на землю.

— Не могу, — сказал он, — устал. — И на лице у него появилась робкая улыбка. — Я в самом деле не могу, я не притворяюсь.

— Бедняжка! — сказал сочувственно отец Франциск.

Он подошел к мистеру Роджерсу, наклонился, обхватил толстыми, крепкими руками сундук, поднатужился и поднял его высоко в воздух.

— Подставляйте спину, — сказал он и, когда Роджерс согнулся, опустил сундук ему на спину.

Роджерс пошатнулся, но удержал равновесие и поплелся, еле переставляя ноги, к машинам.

— А теперь вы, детки, — сказал отец Франциск.

Он одной рукой обхватил Ко Ко, другой — Бригитту и без труда понес их к черному входу в развалины.

Пока его не было, Игорь обернулся к Джонни:

— Ты молодец! Сейчас придут наши и им покажут.

— Я боюсь за папу, — сказал он. — Папу могут убить или посадить в тюрьму.

Игорь ничего не ответил. Ему совсем не было жалко мистера Роджерса с его улыбочками и разными голосами.

— Он очень несчастный, — сказал Джонни, — и я плохо поступил, оставив его.

— Вы это про кого? — спросил вернувшийся отец Франциск. — Неужели вы пожалели своего отца? Зряшное занятие. Ваш отец недостоин жалости. Он слишком любит деньги, но совсем не приспособлен к тому, чтобы иметь их много. Он жадный и неумный человек.

Говоря так, отец Франциск перенес ребят в развалины и опустил их на плиты пола. Пол был грязный, заваленный листьями, трухой и свежей землей, выброшенной из провала в середине комнаты. В развалинах было полутемно, потому что дыру в крыше давным-давно затянули лианы и в трещинах стен выросли кусты, корни которых свисали сверху, как сталагмиты в пещере. Здесь было куда прохладнее, чем снаружи.

Отец Франциск свалил ребят на пол, будто это были не люди, а мешки с картошкой. Потом осмотрелся, привыкая к полутьме, и спросил Джонни:

— Где лопата?

— Не знаю, — ответил тот.

— Нет, ты знаешь, выродок! Или помочь тебе вспомнить?

— Она в углу.

— Правильно. Вот видишь, как хорошо постараться и вспомнить. Твой папочка копал прямо посередине. Мы же потратим еще две минуты на то, чтобы посмотреть, не осталось ли здесь другого сундука. Ведь мы и так рискуем, так почему бы не рискнуть основательнее, коли уж мы ввязались, к сожалению, в эту авантюру. Вот сейчас мы копнем здесь… Да, пожалуй, здесь…

Игорь думал, вот трепач, все говорит и говорит, будто зубы заговаривает. Как бы он не убил Ко Ко.

— Ко Ко! — позвал он.

Тот не откликнулся.

— Без разговорчиков, дети! — сказал отец Франциск. — Вы еще успеете наговориться за вашу долгую и счастливую жизнь. Причем на всякий случай я прошу учесть, что это я собственноручно отнес вас в это тихое, безопасное местечко и сберег вашу жизнь, которая могла так прискорбно оборваться в руках моего неразумного друга по имени Роджерс. Он такой неуравновешенный человек! Вы просто не представляете, до чего он неуравновешенный человек.

В проеме двери показалась тонкая фигура Роджерса.

— А, вот и вы! Как только помянешь черта, он уже тут как тут, — весело сказал отец Франциск. — В углу, как я успел заметить, стоит вторая лопата, берите ее и помогите мне копать. А тем временем расскажите, чем окончилось ваше долгое путешествие.

— Все в порядке, — сказал Роджерс, тяжело дыша. — Я бы хотел отдохнуть немного, меня ноги не держат.

— У вас будет еще масса возможностей отдохнуть. И в бирманской тюрьме в Инсейне, и на том свете. А сейчас я бы настойчиво рекомендовал вам все-таки взять лопату и чуть-чуть потрудиться.

— По дороге ездят машины, — сказал Роджерс, беря лопату.

— Нашли чем меня удивить! Копайте. На то и дорога, чтобы по ней ездили машины.

Отец Франциск копал быстро, сильно ударяя лопатой по слежавшейся земле, перемешанной с обломками кирпичей, упавших сверху, с сучьями и гравием. Он отбрасывал землю в сторону, и иногда комья ее больно ударяли Игоря и Бригитту, которые лежали ближе к яме.

— Берите левее, — командовал миссионер. — Если он тут, то должен лежать недалеко. А он где-то здесь. Если бы кто-нибудь побывал в развалинах раньше, то взял бы оба сундука. Не ленитесь. Сундук потащу я сам.

С минуту ничего не было слышно, кроме тяжелого дыхания мистера Роджерса и ударов лопат о камни. Вдруг издалека донесся резкий гудок. Еще один.

— Машина, — сказал Роджерс тихим-тихим, тоненьким голосом.

— Здесь много машин, — ответил Франциск, но тоже выпрямился и опустил лопату.

Гудки раздавались снова и снова.

— Это Миша! — крикнул Игорь, позабыв обо всем. — Это его машина. Это Миша гудит. Он здесь. Ми-и-ша!

— Молчать! — крикнул страшным голосом отец Франциск. — Пристрелю.

Но Игорь уже не слышал его, он кричал: «Ми-и-и-ша!» И Бригитта закричала тоже. Она кричала: «Миша!» — тонким, высоким, пронзительным голосом. «Ми-и-и-ша!» — так громко, что, казалось, лопнут перепонки. И Джонни тоже закричал. Непонятно было, кричит ли он или плачет, но он тоже кричал: «Ми-и-и-ша!»

Первым не выдержал мистер Роджерс. Он пнул ногой Игоря, зажал руками уши, выскочил из развалин и исчез. Отец Франциск выругался и бросился к ребятам. Он бил их ногами, ругал, уговаривал, дергал за волосы, старался заткнуть рты, метался, будто сошел с ума, потом тоже бросился к двери, налетел с размаху на косяк, отшатнулся и забухал ботинками по оврагу.

А ребята все кричали и кричали. Они уже не могли остановиться, и, наверно, прошло несколько минут, прежде чем замолчала Бригитта, потом Джонни с Игорем. И тут они поняли, что остались одни.

— Папа! — всхлипнул Джонни. — Что будет? Что будет?

В овраге стояла тишина. Не доносились гудки, смолкли шаги, и только пчела, заблудившаяся в развалинах, мерно жужжала среди лиан.

— А вдруг это был не Миша, — спросил Игорь, — и они вернутся?

Глава 5

— Надо развязать руки, — сказала Бригитта.

— А как? Они крепко связаны.

— Найти бы какой-нибудь острый камень.

Игорь с трудом перевернулся на живот — никогда он не думал раньше, что так трудно перевернуться со связанными руками, — и постарался подползти к выходу. Он извивался, как змея, но дверь не приближалась. Только камни царапали живот…

— Ко Ко, — позвала Бригитта. — Ко Ко, ты жив?

Игорь замер. Как он мог забыть о товарище?

— Ко Ко, отзовись! — сказал он. И тут ему в самом деле стало страшно, страшнее, чем в лесу, страшнее, чем когда мистер Роджерс направил на него свой пистолет.

Но тут же Ко Ко, будто услышав их, тихо застонал и пробормотал что-то по-бирмански.

— Что он сказал? — спросил Игорь.

— Не знаю, — сказала Бригитта, — я не поняла.

— Он хочет пить, — сказал Джонни.

— Потерпи, сейчас наши придут, — сказал Игорь.

Но наши все не шли и не шли.

Трах! — послышалось от дороги. Трах!

— Стреляют, — сказал Джонни. — Стреляют!

Игорь еще отчаяннее пополз к дверям. Он отталкивался ногами от ускользающего пола, но им не за что было зацепиться. И рукам было очень больно.

— Слушайте! — прошептала Бригитта. — Шаги.

По оврагу кто-то бежал. И не один.

— Если это Роджерс с Франциском, притворимся мертвыми, — сказала Бригитта.

— Они догадаются.

— Игорь! — послышалось снаружи. — Игорь! Бригитта! Где вы?

— Евгений! — закричал Игорь. — Мы здесь! Мы не можем выйти!

— Бегу! — раздалось в ответ, и в тот же момент темная фигура заслонила белый четырехугольник входа.

Евгений остановился на секунду, приглядываясь к полутьме. Но тут же его оттеснили другие люди. Тут были и отец, и товарищ Данчев, и бирманские военные — в развалины набилось сразу человек десять.

— Гады! — сказал по-русски Глущенко, распутывая веревки на руках Игоря.

— Осторожнее с Ко Ко, — сказал Игорь, — он ранен. Его отец Франциск по голове пистолетом стукнул.

— Поднимайте его, — сказал знакомый голос. Ну конечно же, это майор Львин. — Где врач?

— Я здесь, — сказал другой военный. — Лучше я посмотрю его на свету.

— Ты можешь идти? — спросил отец, положив голову Игоря себе на колени, пока Евгений возился с веревкой.

— Конечно, — сказал Игорь. — Они ничего со мной не сделали. Это Миша гудел?

— Он самый.

— Я узнал его гудок. И мы закричали, а они испугались и убежали.

— Ну вот, а ему влетело от майора Львина. Он боялся, что мы их спугнем или они что-нибудь с вами натворят. Мы не знали, где поворот. Потом один старик подсказал. И он же сказал, что сюда уже три машины проехали.

— А мы ждем, ждем, а вас нет. Мы думали, что это они возвращаются.

Отец крепко прижал Игоря к себе, и они, обнявшись, вышли на свет. Это хорошо, что отец его обнял. Оказалось, что ноги совсем не держат Игоря.

Он увидел, что Данчев вынес на руках Бригитту, хотя она отмахивалась и повторяла, что с ней ничего не случилось.

— Я присяду, — сказал Игорь, — пока выяснится, что с Ко Ко. Он мой друг.

— Ну уж и натворили вы! — сказал Евгений.

Но отец строго посмотрел на него.

— Все в порядке, — сказал он. — Все хорошо закончилось.

— Как мама? — спросил Игорь.

— Ничего. Ничего. Там стоит машина с передатчиком, и майор Львин отправил одного из полицейских послать радиограмму в Рангун. Не волнуйся.

К Игорю подошел доктор.

— Ну а что у вас, молодой человек? — спросил он.

— Я совсем здоров, — сказал Игорь, — только устал.

Врач провел рукой по спине Игоря, и тот поморщился.

— У меня там оцарапано, — сказал он.

— Очень хорошо, — ответил врач. — Придется раздеться.

Тут началось самое неприятное. Врач совсем неделикатно мазал царапины и ссадины Игоря йодом и заклеивал пластырем.

Ко Ко, который пришел в себя, лежал с забинтованной головой на чьем-то плаще и улыбался, подмигивал, как будто хотел сказать: вот и тебе досталось.

— А где мой папа? — услышал Игорь голос Джонни.

Игорь подумал, что Джонни давно уже хотел спросить об этом, но боялся.

— Это сын мистера Роджерса, — сказал Игорь. — Он очень хороший. Он все время был за нас.

— Где мой папа? — повторил Джонни и заплакал. Он плакал громко, навзрыд, и майор Львин подошел к нему и положил ему на голову руку, но так ничего и не сказал.

— Я хочу к нему, — сказал Джонни.

— Не надо тебе, мальчик, — сказал Львин.

— Он мертвый, я знаю! Он мертвый, вы убили его!

— Это сделал другой человек, который был с ним.

— Отец Франциск? — удивился Игорь. — Но почему? Они же вместе.

— Они не вместе. Просто Франциск знал, куда поехал Роджерс, и захотел тоже поживиться. А когда они бежали, он решил не брать Роджерса с собой, он его не пускал в машину. Он думал, что ему одному будет легче скрыться. И когда Роджерс все-таки забрался в машину, он его застрелил.

— Папа! — кричал Джонни. — Я хочу видеть моего папу!

Врач наклонился над ним и заставил выпить что-то из баночки. Но Джонни все не успокаивался. Игорь подошел к нему и взял его за руку.

— Я во всем сам виноват. Мне надо было с самого начала сказать, и он бы никуда не поехал, это я виноват… — повторял Джонни.

Игорь крепко держал его за руку, и Джонни не вырывал руки. Всхлипывая, он шел рядом с Игорем. Двое солдат несли на плаще Ко Ко, а Бригитту, хоть она и возражала, нес на руках Данчев. Он так крепко прижимал дочь к себе, что казалось — не видел ее лет пятьдесят.

У поваленного дерева стояло много машин. И три машины, которые приехали раньше, и машина Миши, который, увидев ребят, сделал зверскую физиономию и сказал свое «карашо», и еще две машины военных с высокими антеннами над крышами, и машина из болгарского посольства.

За одной из машин, под кустами, лежал кто-то, покрытый полотном. Игорь догадался, что это мистер Роджерс, и больше старался в ту сторону не смотреть. Ему все равно не было жалко мистера Роджерса, ему было только очень жалко Джонни.

Джонни хотел подойти к отцу, но его отвел в сторону пожилой солдат в каске и с автоматом на груди. Врач тоже отошел вместе с ними. Джонни уже не бился, не плакал, а как будто оцепенел.

Отец Франциск сидел в военном джипе. Рядом с ним был автоматчик. Увидев ребят, Франциск поднял руки, скованные кандалами, и сказал:

— Вы же можете подтвердить, что я сделал все, чтобы сохранить вам жизнь. Я же не причинил вам вреда.

Солдат ему что-то строго сказал, и отец Франциск замолчал и отвернулся.

Сундук с серебром стоял на сиденье «Лендровера», и из него высовывался кубок, украшенный камнями.

— Поехали, — сказал майор Львин. — Сначала в Пром, в госпиталь, пусть ребят осмотрят. До Рангуна ехать далеко.

Глава 6

Через три дня майор Львин заехал на своей машине за Игорем и его отцом. Он сказал, что отвезет их в музей. Мама уговорила майора привезти потом всех к Исаевым, чтобы она угостила их пельменями. Майор обещал приехать.

В кабинете директора музея уже сидели все, кто так недавно встретился у пагоды Трех Духов. Не было только Джонни, который заболел нервным расстройством, и его положили в военный госпиталь, и, конечно, не было отца Франциска, который сидел в тюрьме и ждал суда.

Ко Ко еще не снял повязки, и вид у него был очень мужественный и веселый. Бригитта совсем не изменилась. Она не могла не улыбаться. Все время рот ее так и растягивался в улыбке.

Когда Игорь пришел, она достала из сумочки, настоящей дамской сумочки, только маленькой, три длинных толстых волоса и сказала:

— Это твоя доля. Тигровые усы.

Игорь вспомнил и сказал:

— Ты своей маме не говорила?

— Я хотела не говорить, но не смогла удержаться. А мой папа теперь тебя очень уважает, потому что ты храбрый.

Игорь посмотрел на Данчева, но тот не слышал слов Бригитты, потому что был занят разговором с директором. Они стояли около длинной скамьи у стены и рассматривали разложенные там драгоценности. На полу в углу было два сундука. Один, поменьше, с оторванной крышкой. Его Игорь уже видел. Другой сундук нашли уже потом, когда развалины раскопали солдаты. Сейчас сундуки были пустыми, потому что все вещи из них были переложены на скамью.

— Хочешь посмотреть? — спросила Бригитта. — Я здесь уже давно и все видела.

Игорь встал и подошел к скамье.

Хорошо, что отец Франциск так и не увидел того, что было во втором сундуке. Он с ума бы сошел от жадности. Там лежали не только серебряные, но и золотые вещи, и всякие украшения, и цепи, усыпанные драгоценными камнями, и чаши для бетеля, сделанные из золота, и даже золотые слитки, и множество других сверкающих и красивых вещей.

— Дело не в денежной ценности, — говорил директор музея Данчеву. — Для меня, например, да и для тех бирманцев, которые увидят эти вещи на специальной выставке, самыми дорогими вещами будут вот эти.

Директор поднял со скамьи небольшую статуэтку. Она была вырезана из зеленого полупрозрачного камня и изображала стоящую на коленях молодую женщину. Одна рука ее касалась пальцами земли, другая была прижата к щеке, будто женщина задумалась о чем-то своем. Она чуть-чуть улыбалась, но не весело, а грустно.

— Это королева Со, — сказал директор. — Статуэтке этой не меньше семисот лет, и по всему видно, что сделали ее бирманские мастера. Или вот эти золотые листы с выдавленными на них буквами. Им уже больше тысячи лет. На них записан буддийский канон…

— А как они попали в казну? — спросил Данчев.

— Видимо, они находились в пагоде Шведагон, и бирманцам удалось вывезти их перед тем, как они отступили из Рангуна.

— Я попросил бы всех присутствующих сесть, — сказал майор Львин, — и уделить мне несколько минут вашего драгоценного времени. А заодно отведать чаю, который сварен по моему собственному рецепту.

Он подождал, пока все расселись, и собственноручно разлил в маленькие чашечки светлый душистый чай.

— Вкусный чай, — сказала Бригитта, — вы очень любезны.

Игорь даже поперхнулся от смеха. Она опять стала светской дамой! Вы только подумайте. Вот бы сюда ребят из школы. Они ждут не дождутся, когда Игорь с Бригиттой вернутся в класс и все расскажут. Жалко, что в первые дни доктор не разрешил им ходить в школу. Мишка Богданов уже, наверно, лопнул от зависти.

— Итак, я перехожу к делу, — сказал майор Львин. — И выступаю я сейчас как представитель бирманского правительства и поэтому прошу слушать меня внимательно. — Он улыбался при этом и хитро поглядывал на Игоря, будто они с ним знали какую-то тайну, которую больше никто не знал.

Игорь на всякий случай тоже хитро поглядел на майора Львина.

— Нами, вернее, нашими юными друзьями Бригиттой Данчевой, Игорем Исаевым и Маун Ко Ко найден и спасен для нашей страны драгоценный клад, известный в истории под именем казны генерала Бандулы. Стоимость его, по предварительным подсчетам, составляет около четырехсот тысяч джа. То есть это один из самых больших кладов, найденных за последние годы у нас в стране. Но стоимость казны Бандулы не укладывается в чисто денежные рамки, потому что он стоит во много раз больше как собрание произведений бирманского искусства и исторических предметов уникального значения.

Львин замолчал, отхлебнул чаю, обжегся, поморщился и продолжил:

— Правительство Бирманского Союза уполномочило меня выразить искреннюю признательность лицам, участвовавшим в поисках и спасении клада, и, учитывая, что они при этом проявили себя отважными и бескорыстными людьми, постановляет: несмотря на то что награды Бирманского Союза не вручаются несовершеннолетним, сделать исключение и наградить медалью Аун Сана Бригитту Данчеву, подданную Болгарской Народной Республики, Игоря Исаева, подданного Советского Союза, и Маун Ко Ко, бирманского гражданина. Медали будут вручены в соответствующей обстановке четвертого января следующего года, в День независимости Бирмы.

Львин посмотрел на сияющего Игоря, покачал укоризненно головой и, как бы желая снизить торжественный эффект, сказал коварно:

— От себя могу выразить надежду, что поступки этих молодых людей были обсуждены в кругу их семей и отважные молодые люди уже понесли соответствующее наказание за то, что убежали из дому, заставили всех волноваться и доставили неприятности своим родителям. Если бы я был членом правительства, я написал бы в указе, что к медали прилагается по хорошей бамбуковой палке для телесных наказаний.

— Но мы же очень спешили. Мы боялись, что нам не поверят.

— Я шучу, уважаемый Игорь Исаев. Не могу же я всерьез настаивать, чтобы какие-то самые обыкновенные родители наказывали таких исключительных детей.

Все засмеялись, а Игорь сказал:

— Ну уж, мы не исключительные.

— В заключение разрешите мне сказать еще об одном. По правилам, существующим в Бирме, нашедшему клад и передавшему его государству полагается часть стоимости этого клада. Поэтому каждый из троих участников поисков должен получить в государственном банке Бирмы двенадцать тысяч джа и может распоряжаться ими по своему усмотрению.

— Вот это да! — сказал Ко Ко. — Мы купим новую машину. А то джип совсем развалился. И я буду учиться!

— Кстати, Маун Ко Ко, — сказал Львин, — с ремонтом вашей машины приходите ко мне осторожнее, там репортеры дежурят.

— Они и так у самых ворот стоят — даже не знаю, как в школу будем ездить, — сказал Игорь. — Хорошо, что Аппалсвами их отгоняет.

— Слава тоже имеет свои недостатки, — сказал Львин.

— Папа, можно, я скажу? — спросила Бригитта.

— А почему ты у меня спрашиваешь? — удивился Данчев.

— Ведь это мои собственные деньги? А ты мой папа. Я хочу, если можно, не брать их. А то получается, что мы за деньги ездили.

— Никто так не думает, — сказал директор музея.

— Но все равно, можно будет передать мои деньги K° Ко? Они ему нужнее, а мой папа и так получает от Болгарии.

— Вы можете поступать, как вам хочется, — сказал Львин. — Даже выложить ими дорожку к своему дому.

— Я не хочу чужих денег, — сказал Ко Ко.

— Но ведь без тебя мы никуда бы не попали, — сказал Игорь. — Я тоже хочу отдать свои деньги, но только Джонни. Ведь теперь у него нет отца, а он очень бедный, и ему надо учиться и хорошо питаться, и у него еще есть сестра, которую надо отдать замуж.

— Смотри, как он много знает! — сказал Львин. — Я должен добавить, что о Джонни мы побеспокоимся. Мы отлично понимаем, что он не виновен в преступлении своего отца. Никто не собирается его в чем бы то ни было укорять. Сейчас он находится в государственном госпитале, а потом будет ходить в школу, как и все дети, и ему будет выплачиваться пенсия до тех пор, пока он не окончит образование. Правда, пенсия небольшая, и, честно говоря, я вполне согласен с Игорем Исаевым. Лично я.

— Я тут имею право голоса? — спросил Исаев-старший.

— Конечно.

— Так я полностью согласен с сыном.

— Бригиттины деньги пускай тоже будут для Джонни, — сказал Ко Ко. — Мне и так хватит.

— Молчи ты! — сказала Бригитта сердито. — А то не буду с тобой дружить. Тебе же надо будет потом поступить в университет и приехать учиться к нам в Болгарию.

— Или в Советский Союз, — сказал Игорь. — У нас университет больше.

— Я еще налью чаю, — сказал Львин. — Ведь чай хороший, не правда ли, кавалеры медали?

— Хороший, — согласился Игорь. — Налейте, пожалуйста.

— Я вчера получил письмо из Ленинграда, — сказал Евгений. — Если вам интересно, я могу пересказать часть его, которая относится к матросу Исаеву.

— Что-нибудь новое? — спросил директор музея.

— Да. Так вот, мой друг пишет, что он поднял дела в Морском архиве и обнаружил, что в тысяча восемьсот двадцать втором году в Индийском океане находился в плавании фрегат «Крейсер» под командованием капитана Лазарева, того самого, что за два года до того открыл Антарктиду. В корабельном журнале экспедиции мой друг нашел запись о том, что во время бури погиб матрос. Дальше ему не составило труда обнаружить, откуда был вырезан листок с рассказом о буре и канонире Исаеве. Оказалось, это записки мичмана Завалишина, одного из спутников Лазарева, опубликованные в географическом журнале в тысяча восемьсот двадцать четвертом году. Впоследствии Завалишин был декабристом и был сослан в Сибирь. Кстати, в этой экспедиции участвовал и молодой офицер Нахимов, который через много лет, став адмиралом, прославился при защите Севастополя. Нахимов, как узнал мой друг, и командовал шлюпкой, которая пыталась найти и спасти матроса. А еще через два дня, зная, где и что искать, мой друг нашел в архивах запись допроса матроса Исаева, который прибыл в Петербург в середине тысяча восемьсот двадцать шестого года. Оказывается, матрос Исаев рассказал, что после одного из боев командующий бирманской армией генерал Бандула решил отпустить его домой, наградив за храбрость в бою и за то, что Исаев убил вражеского лазутчика. Бандула поручил ему везти тайный груз в столицу, но в пути конвой попал в засаду, устроенную англичанами, и был перебит, за исключением Исаева, который скрылся в кустах. Пока англичане преследовали бирманскую охрану, Исаеву удалось скинуть под откос сундуки с грузом и спрятать их в развалинах, известных под названием Дом трех разбойников. Он засыпал их землей и попытался добраться до ближайшей деревни, чтобы поднять тревогу, но по пути туда был схвачен англичанами и увезен обратно в Рангун.

— А я это знаю, — сказал Игорь. — У мистера Роджерса был дневник его прадедушки. Прадедушка и привел англичан. Наверно, этот дневник мистер Роджерс оставил дома, и его можно прочитать. Но мы с Джонни не успели его дочитать, и Джонни взял с меня слово, что я никому не скажу. Он боялся за своего отца. Вы извините меня, Евгений Александрович, что я вас тогда обманул. Я ведь дал слово.

— Ничего, — сказал Евгений, — я догадался, что тут что-то неладно, но думал, что у тебя есть веские основания молчать. Да, значит, Исаева привезли в Рангун и все время пытались узнать у него, где груз, но Исаев говорил англичанам, что груз был оставлен в деревне, не доезжая до пагоды Трех Духов, и сдан бирманским властям. Когда Исаев был в английском лагере, пришло известие, что погиб генерал Бандула. И вскоре было заключено перемирие. В плену Исаев встретил одного из бирманских офицеров, которого знал по армии, и передал ему секрет клада, но тот, верно, погиб, потому что, как мы знаем, клад так и не был найден. Исаева заставили поступить матросом на английский корабль, потому что много английских матросов умерло в Бирме. Он не возражал, потому что думал, что таким образом он приблизится к дому. Он только поставил условие, чтобы ему вернули меч, потому что меч — награда за храбрость. И англичане возвратили оружие. После долгих приключений Иван сбежал с английского корабля в Стамбуле и пробрался домой, на родину. Дальше в своих показаниях он рассказывает о Бирме, о ее народе, о правительстве и сообщает, что груз, который он вез, закопан в развалинах Дома трех разбойников. Вот и все.

— А почему он не написал в Бирму, почему не вернулся? — спросила Бригитта.

— В этом нет ничего удивительного. В те времена Бирма была так далека от России, будто была на другой планете. Корабли туда не ходили, поезда не ездили, самолеты не летали. Исаев, может, и хотел дать туда весточку, но вскоре после того, как он написал письмо домой, он простудился и умер в Петербурге. Его вещи, в том числе меч, переслали в Великий Устюг. Вот и вся история, которая так и осталась бы неразгаданной, если бы не целая цепь случайностей. Если бы не приехал в Бирму Исаев — потомок Исаева, если бы не увидел Игорь картину в доме старика-историка, если бы не поселился он рядом с Роджерсом, который тоже кое-что знал о казне и мечтал ее найти.

— Ну уж, какие это случайности, — возразил Исаев-старший. Он не хотел, чтобы случайности командовали его поступками. — Как только мы все узнали, то действовали без всяких случайностей.

— Ну хорошо, без случайностей, — согласился Глущенко.

— У меня есть еще один вопрос, — сказал майор Львин. — В кармане Роджерса мы обнаружили вот эту записку, вернее, план. Она написана, очевидно, на русском языке. Интересно, как она попала к нему? Может, она связана с тем, что Роджерсу удалось найти наконец место клада. Ведь что ни говорите, как ему это удалось, мы не знаем.

Майор Львин достал листок бумаги и разложил его на столе.

Игорь все понял с первого взгляда — это и была та записка, которую Роджерс вынул из ручки меча. На записке был нарисован грубый план: дорога, пагодка, квадратик — Дом трех разбойников — и несколько надписей: «Здесь лежитъ грузъ», «Пагода Трехъ Духовъ», «дорога на Промъ», «река Иравади».

— Удивительно! — сказал Евгений. — Это же план, по которому можно найти клад.

И Глущенко обернулся к Игорю.

Игорь понял, что погиб. Теперь у него наверняка отнимут медаль.

— Он не виноват, — сказала Бригитта, — мистер Роджерс его обманул. Он, честное слово, ни в чем не виноват.

— Может, сам расскажешь? — спросил Евгений.

— Расскажу, — сказал Игорь. — Он обещал, что мы с ним напишем научную статью, и тогда я пришел…

И Игорь, не поднимая глаз, рассказал историю с пропажей меча, рассказал о полой рукояти и о том, как план попал в руки Роджерса.

И ничего не случилось. Никто даже и слова упрека не сказал Игорю. Как будто всем приходилось не раз попадаться на такие удочки. Только когда уже все выходили из кабинета, чтобы ехать к Исаевым есть пельмени, отец совершенно серьезно, как взрослому, сказал Игорю:

— Все мы учимся на ошибках. Иногда это бывает даже полезно.

— Видно, Исаев перед смертью нарисовал этот план, — сказал Данчев.

Когда шли через зал, то директор подвел их к большому стенду. Посреди стенда висела картина. Высокий человек с желтыми волосами и с мечом в руках стоит среди бирманских пушек, а снизу на холм карабкаются солдаты в красных мундирах.

Под картиной висел меч в серебряных ножнах, меч генерала Бандулы.