Избранные произведения. I том

Игра Эндера[160] ^{(повесть)}

— Подходя к двери, вы должны помнить одно — вражеские ворота внизу. Если вы выйдете так, словно собрались на прогулку, вы будете отличной мишенью и вам тут же нанесут удар.

Эндер Виггин замолчал и оглядел свое воинство. Большинство явно нервничали. Некоторые смотрели на него понимающе. Другие — угрюмо и недовольно.

То был первый день занятий с новой армией, составленной исключительно из учебных групп, только-только со школьной скамьи. Эндер уже успел позабыть, какими маленькими могут быть такие ребята. Он занимался в Боевой школе уже три года, они — всего шесть месяцев, и в их группе не было никого старше девяти лет. А теперь он — их командир, назначенный на полгода раньше обычного срока, ведь ему самому всего одиннадцать с половиной. Да, он командовал взводом и знал несколько полезных трюков, но в его новой армии было сорок солдат. Неопытных. Все они меткие стрелки, все в прекрасной форме — иначе они бы здесь и не очутились, — однако они еще никогда не участвовали в боевых сражениях.

— Помните, — продолжал Эндер, — вас не увидят, пока вы не выйдете за дверь. Но стоит вам появиться, и на вас нападут. Поэтому, выходя, вы должны принять самую удобную позу. Лучше всего вниз головой. — Он указал на угрюмого мальчика, которому на вид было не больше семи, самого младшего из всех. — А почему вниз головой, новобранец?

— Потому что вражеские ворота внизу, — последовал быстрый ответ.

У-у, какой сердитый.

— Имя, парень?

— Боб.

— Тебя так прозвали за маленький рост или за маленькие мозги?

Боб не ответил, остальные сдержанно засмеялись. Эндер сделал правильный выбор. Парнишка был младше остальных и все же оказался здесь, значит башковитый. Остальные не питают к нему нежных чувств и счастливы увидеть, как его шпыняют. В точности так, как Эндера шпынял его первый командир — не слишком сильно.

— Что ж, Боб, ты все правильно понял. Теперь вот что. Любой, выходя из двери, имеет крупный шанс схлопотать удар. И что тогда случится? Тогда та часть тела, на которую пришелся удар, замерзнет, потеряет чувствительность — вот что. Хорошо, если это будут ноги. Если удар придется по ногам и они замерзнут, при нулевой гравитации это не страшно. — Эндер повернулся к одному из ошеломленных новичков. — Скажи, для чего нужны ноги? А?

Непонимающий взгляд. Смятение в глазах. Ни бе, ни ме…

— Ладно, не мучайся. А что ответит на мой вопрос Боб?

— Ноги нужны, чтобы отталкиваться от стены, — со скучающим видом ответил тот.

— Спасибо, Боб. Все усвоили? — (Похоже, усвоили, и не только из ответа Боба.) — Все верно. Вы не можете видеть ногами, вы не можете стрелять ногами, по большей части они только помеха. Но если они будут торчать на виду и замерзнут, вы превратитесь в дирижабль, не сможете скрыться. Ну, так куда нужно девать ноги?

На этот раз ответили сразу несколько человек, явно торопясь показать, что не один Боб тут что-то сечет.

— Их надо поджать.

— Согнуть.

— Правильно. Это — щит. Вы сгибаете колени, и тогда ваши ноги служат щитом. А теперь усвойте вот что: даже если ваши ноги замерзли, вы все равно можете уйти. Никто не знает этого трюка, кроме меня, — но я вас научу.

Эндер Виггин достал «пистолет»; конечно, никакой это был не пистолет, а нечто вроде фонарика, который вспыхнул бледно-зеленым светом. Потом Эндер всплыл вверх в невесомости Боевого зала, подогнув ноги так, словно стоял на коленях, и выстрелил в них из «пистолета». Луч заставил задеревенеть его штанины от ступней до колен; теперь он не мог разогнуть ноги.

— О’кей, я заморожен, видите?

Эндер проплыл над головами своих учеников, которые в замешательстве смотрели на него. Потом ухватился за поручень за своей спиной и подтянулся к стене.

— Я прижался к стене, видите? Если бы у меня работали ноги, я бы выстрелил собой, как бобом из духовой трубки, верно?

Ребята засмеялись.

— Однако ног у меня сейчас все равно что нет, и это даже к лучшему, понимаете? Сейчас покажу почему. — Эндер согнулся, с силой выпрямился, мгновенно перелетел через весь Боевой зал и обратился к ним уже от противоположной стены. — Дошло? Руки у меня в порядке, поэтому я могу стрелять. И ноги не тащатся за мной, растянувшись на пять футов. Посмотрите еще раз.

Он проделал все заново и ухватился за поручень на стене рядом с учениками.

— И я хочу, чтобы вы делали это не только тогда, когда у вас не действуют ноги. Я хочу, чтобы вы делали это, даже когда с ногами у вас все в порядке. Потому что так удобнее. И потому что враги этого не ожидают. Давайте, взлетайте и сгибайте колени.

Большинство взлетели спустя несколько секунд, замешкавшихся Эндер заморозил, и те беспомощно повисли в воздухе. Остальные рассмеялись.

— Если я отдаю приказ, его нужно выполнять немедленно, ясно? Когда настанет пора выходить за дверь, я буду отдавать приказы каждые две секунды. И когда вы услышите приказ, вам лучше тут же очутиться снаружи, ведь тот, кто окажется первым, победит, если он, конечно, не дурак. Я, например, не дурак. И вам лучше не быть дураками, не то я отправлю вас обратно в учебные классы. — (Некоторые нервно сглотнули, замороженные испуганно смотрели на него.) — Я обращаюсь к тем, кто сейчас висит и не может двинуться. Внимание! Вы разморозитесь через пятнадцать минут, и тогда посмотрим, сможете ли вы догнать остальных.

Следующие полчаса ученики тренировались сгибаться и отталкиваться от стены. Эндер остановил их, когда увидел, что они ухватили идею. Кажется, ему досталась неплохая группа. А со временем она станет еще лучше.

— Разминка закончена, — объявил он. — Приступаем к работе.

После занятий Эндер вышел последним: он задержался, помогая отрабатывать технику самым нерасторопным. Его бойцы прошли хорошую школу, но, как и бойцы всех других армий, имели разные способности. Некоторые могли стать в сражении настоящей помехой.

А ведь никто не мог сказать, когда будет их первый бой — может, через несколько недель, а может, завтра. Расписания никто никогда не знал, командир просто просыпался поутру и находил у своей койки записку, где указывалось время сражения и имя противника. Поэтому первое время Эндеру придется гонять своих парней и в хвост и в гриву, пока они не придут в форму, причем все до единого. Они должны быть готовы ко всему и в любое время суток. Стратегия — штука хорошая, но грош ей цена, если бойцы не могут вынести тягот войны.

Направляясь в жилой отсек, Эндер столкнулся с Бобом, тем самым семилетним парнишкой, которого успел приметить сегодня. Похоже, с ним будет непросто, а сейчас Эндер был не в настроении разбираться с проблемами.

— Привет, Боб.

— Привет, Эндер!

Пауза.

— Сэр, — мягко поправил Эндер.

— Сейчас мы не на службе.

— В моей армии, Боб, все и всегда на службе. — С этими словами Эндер прошел мимо.

За его спиной прозвенел тонкий голосок Боба:

— Я знаю, чего вы добиваетесь, Эндер… сэр, и хочу вас предостеречь.

Эндер медленно повернулся.

— Предостеречь меня?

— Я самый лучший солдат вашей армии, поэтому и обращаться со мной нужно лучше.

— Не то — что? — В улыбке Эндера появилась угроза.

— Не то я стану самым худшим вашим солдатом. Третьего не дано.

— И чего ты от меня ждешь? Любви и поцелуев? — Эндер начал злиться.

Боба, похоже, ничуть это не взволновало.

— Я хочу получить под командование взвод.

Эндер подошел к нему и заглянул в глаза.

— Я дам под командование взвод тому, кто докажет, что он чего-то стоит, — сказал он. — Тому, кто будет хорошим солдатом, сумеет выполнять приказы, в сложной ситуации будет думать самостоятельно и завоюет уважение остальных. Именно так я сам и сделался командиром. И именно так ты получишь под командование взвод, и никак иначе. Тебе понятно?

Боб улыбнулся.

— Это справедливо. Если вы сдержите слово, я буду командовать взводом не позже чем через месяц.

Эндер ухватил его за форму и прижал к стене.

— Если я говорю «да», Боб, это значит «да».

Боб только улыбнулся.

Эндер отпустил его и ушел не оглядываясь. Он и без того знал, что Боб смотрит ему вслед со слегка пренебрежительной улыбкой. Может, из парня и впрямь получится хороший взводный, с этого дня Эндер будет очень внимательно за ним следить.

Капитан Графф, шести футов ростом, склонный к полноте, откинулся в кресле, поглаживая живот. Напротив него сидел лейтенант Андерсон, стараясь привлечь внимание капитана к пикам диаграммы.

— Вот, смотрите, капитан, — говорил Андерсон. — Эндер уже использует тактику, которая позволит ему одолеть любого противника. Он добился того, что его солдаты передвигаются вдвое быстрей.

Графф кивнул.

— И вам известны результаты его теста — он отлично соображает.

Графф улыбнулся.

— Верно, верно, Андерсон. Он прекрасный, многообещающий ученик.

Они помолчали.

Графф вздохнул.

— И чего же вы от меня хотите?

— Эндер именно тот, кто нам нужен. Наверняка.

— Ему всего одиннадцать лет, лейтенант. Ради бога, чего вы хотите — чуда?

— Я хочу, чтобы начиная с завтрашнего дня он сражался каждый божий день. Я хочу, чтобы за месяц он приобрел такой опыт сражений, какой обычно приобретают за год.

Графф покачал головой.

— Его солдаты слягут.

— Нет, сэр. Они в прекрасной форме. И нам нужен Эндер.

— Позвольте поправить вас, лейтенант. Вы думаете, что Эндер — тот, кто нам нужен.

— Хорошо, я думаю именно так. Но кто же еще, если не он?

— Не знаю, лейтенант. — Графф провел рукой по почти лысой, покрытой редким пушком голове. — Они ведь дети, Андерсон. Вы отдаете себе в этом отчет? В армии Эндера нет ни одного солдата старше девяти лет. И вы хотите бросить их против старших? И целый месяц гонять через ад?

Лейтенант Андерсон еще ниже согнулся над столом.

— Вспомните о результатах тестов Эндера, капитан!

— Да видел я эти проклятущие результаты, черт побери! Я наблюдал его в сражении, прослушивал записи его занятий. Я даже следил, как он спит, слушал записи его разговоров в коридорах и душевых. Я знаю об Эндере Виггине больше, чем вы можете себе вообразить! И всем накопленным фактам, свидетельствующим о его несомненных талантах, могу противопоставить лишь одно соображение. Как вы думаете, каким будет Эндер через год, если я с вами соглашусь? Мне сдается, он полностью выдохнется и станет ни на что не годен, потому что ему придется выкладываться больше, чем любому из его солдат. Однако это не довод, лейтенант, ведь война продолжается, мы потеряли самого талантливого нашего командующего, и самые тяжелые бои еще впереди. Поэтому я даю согласие на то, чтобы Эндер сражался каждый день всю следующую неделю. Потом доложите мне, что из этого вышло.

Андерсон встал и отдал честь.

— Спасибо, сэр.

Он был уже у двери, когда услышал оклик Граффа, и обернулся.

— Андерсон, — сказал Графф, — вы выходили наружу? В последнее время, я имею в виду?

— Нет, с тех пор как вернулся из отпуска полгода назад, не выходил.

— Да? Странно. Впрочем, не важно. Вы бывали в Бимен-парке, здесь, в этом городе? А? Прекрасный парк. Деревья. Трава. Никакой нулевой гравитации, никаких сражений, никаких тревог. И знаете, что еще есть в Бимен-парке?

— Что, сэр? — спросил лейтенант Андерсон.

— Дети.

— Это само собой.

— Я имею в виду ребятишек, которых матери будят каждое утро. Эти дети встают, отправляются в школу, а после идут в Бимен-парк и играют. Они счастливы, они часто улыбаются, смеются, забавляются. Так?

— Ясное дело, сэр.

— Это все, что вы можете сказать, Андерсон?

Лейтенант откашлялся.

— Хорошо, когда дети имеют возможность забавляться, сэр. Я сам так делал, когда был ребенком. Однако сейчас миру нужны солдаты. И другого способа получить их у нас нет.

Графф кивнул и закрыл глаза.

— Вы правы — если судить по статистическим выкладкам и умным теориям. Они, черт побери, срабатывают, и с системой тоже все в порядке, но ведь Эндер старше меня! Он уже больше не ребенок. Он теперь вряд ли даже человек.

— Если это правда, сэр, то, по крайней мере, у нас нет никаких сомнений — Эндер делает все возможное, чтобы его сверстники могли играть в парке.

— Конечно, Иисус тоже умер, чтобы спасти человечество… — Графф выпрямился и грустно посмотрел на Андерсона. — Но мы… Мы ведь те, кто забивает гвозди в крест.

Эндер Виггин лежал, глядя в потолок. Он никогда не спал больше пяти часов, хотя лампы выключали в 22:00 и не включали до 06:00. Он просто смотрел в потолок и думал.

Он занимался со своей армией уже три с половиной недели. Армия Драконов — такое название она получила, не слишком удачное. Судя по отчетам, девять лет назад какая-то Армия Драконов выступила довольно успешно, однако все последующие годы армии с таким названием оказывались самыми слабыми, и в конце концов, просто из суеверия, армии перестали так называть. До недавнего времени.

«Однако теперь, — с улыбкой подумал Эндер, — Армия Драконов удивит всех».

Дверь открылась.

Эндер не шевельнулся.

Он слышал, как кто-то вошел, как дверь снова закрылась, когда посетитель покинул комнату. Едва негромкие шаги в коридоре стихли, Эндер повернулся на бок и, увидев на полу листок бумаги, поднял его.

«Армия Драконов против Армии Кроликов, Эндер Виггин и Карн Карби, 07:00».

Первое сражение.

Эндер выбрался из постели и быстро оделся. Пройдя по комнатам взводных, он велел им поднять ребят, и через пять минут все собрались в коридоре, сонные и вялые.

— Первое сражение будет с Армией Кроликов в семь ноль-ноль, — негромко заговорил Эндер. — Я уже дважды с ними сражался, но теперь у них новый командир, о котором я ничего не знаю. Они старше нас, зато мне известны кое-какие их уловки. Взбодритесь. Побегайте, вдвое быстрей, чем обычно. Разогреваться будем в третьем Боевом зале.

Полтора часа они вкалывали как проклятые. Провели три учебных сражения, позанимались гимнастикой в коридоре, вне зоны нулевой силы тяжести. Потом пятнадцать минут полежали в невесомости, отдыхая.

В 06:50 Эндер всех поднял, ребята высыпали в коридор. Эндер побежал во главе своей армии, время от времени подпрыгивая и дотрагиваясь до световой панели на потолке. Мальчишки повторяли его движения.

В 06:58 они собрались у своих ворот в Боевом зале.

Взводы С и D ухватились за первые восемь поручней на потолке коридора. Взводы А, В и Е припали к полу. Эндер сунул ноги под два поручня в центре потолка, чтобы никому не мешать.

— Где вражеские ворота? — прошипел он.

— Внизу! — прошептали все в ответ и засмеялись.

— Включить оружие!

«Пистолеты» вспыхнули зеленым. Им пришлось подождать еще несколько минут, а потом серая стена впереди растаяла, и перед ними открылся Боевой зал.

Эндер мгновенно оценил обстановку. Сейчас зал смахивал на знакомую по ранним играм крупноячеистую решетку с разбросанными по ней семью-восемью большими кубами, так называемыми «звездами». Позиции перед ними были очень удобны.

— Летите к ближайшим «звездам», — прошептал Эндер, мгновенно приняв решение. — Взвод Е — за мной!

Четыре взвода ворвались в Боевой зал через силовое поле дверного проема. Враги еще не успели появиться из ворот на противоположной стене, а армия Эндера уже летела от своей двери к ближайшим «звездам».

В зале показались вражеские солдаты, и им сразу пришлось круто, поскольку они еще не успели сориентироваться, к тому же пролетали сквозь дверной проем стоя, представляя собой отличные мишени.

— Взвод Е, огонь! — прошипел Эндер, стреляя из «пистолета», зажатого между коленями согнутых ног.

Пока взвод Эндера плыл по комнате, остальная Армия Драконов поливала врагов заградительным огнем, в результате чего взвод Е вырвался на передовую позицию, потеряв лишь одного солдата — его полностью заморозили, в то время как остальным ничуть не мешали передвигаться замороженные ноги.

Потом наступила недолгая передышка, пока Эндер и его противник, Карн Карби, оценивали положение. Если не считать тех, кого вывели из строя возле дверей, у Кроликов было мало пострадавших, и обе армии сохраняли боевую готовность. Однако Карн не отличался оригинальностью мышления — он просто расставил своих солдат по всем четырем углам зала, до чего додумался бы любой пятилетка в учебных классах. Эндер отлично знал, как нанести поражение при такой расстановке сил.

— Взвод Е прикрывает, — громко скомандовал он. — Взводы А и С — вниз. Взводы В и D — к восточной стене.

Под прикрытием взвода Е взводы В и D ринулись прочь от своих «звезд». Взводы А и С тоже оставили позиции и переместились к ближайшей стене. Достигнув цели, обе группы одновременно проделали трюк с отталкиванием от стены. Летя вдвое быстрее обычного, они неожиданно возникли позади вражеских «звезд» и открыли огонь. Спустя несколько секунд сражение было закончено — почти все враги оказались заморожены, включая командира, а остальные разбежались по углам. В течение следующих пяти минут, разбившись группами по четыре человека, Армия Драконов очистила темные углы Боевого зала от врагов и согнала пленных в центр, где те плавали, сталкиваясь друг с другом, замороженные в самых невероятных позах.

Потом Эндер с тремя мальчиками подлетел к вражеским воротам. Они одновременно прижали свои шлемы к четырем углам ворот противника, что привело к одностороннему реверсированию поля и дало сигнал к формальному завершению боя.

Наконец Эндер собрал своих бойцов возле замороженных солдат Армии Кроликов.

У Драконов только трое бойцов оказались полностью выведены из строя. Конечный счет — тридцать восемь — ноль — был таким ошеломляющим, что Эндер расхохотался. Армия Драконов присоединилась к его смеху и хохотала громко и долго. Мальчики все еще веселились, когда из учительских ворот на южном конце Боевого зала появились лейтенанты Андерсон и Моррис.

Лейтенант Андерсон не улыбался, но Эндер заметил, как тот подмигнул, сохраняя обычное строгое выражение лица и протягивая руку, чтобы, как всегда, поздравить победителя.

Моррис нашел Карна Карби и разморозил его. Тринадцатилетний мальчик подошел к Эндеру, который беззлобно рассмеялся и протянул руку. Карн, склонив голову, пожал руку своему победителю; если бы он этого не сделал, его заморозили бы снова.

Лейтенант Андерсон отпустил Драконов, и они молча покинули Боевой зал через вражеские ворота; это тоже было частью ритуала. На северной стороне квадратных ворот замигал свет, показывая, где в расположенном за ними коридоре находится «низ».

Эндер первым перевернулся и прошел, а не пролетел через силовое поле. Его солдаты поступили точно так же и бегом вернулись в тренировочный зал. Там они построились по отделениям, а Эндер повис в воздухе, разглядывая их.

— Для первой битвы неплохо, — сказал он. В ответ раздались радостные возгласы, но он быстро восстановил тишину. — Армия Драконов действовала правильно. Однако враг не всегда будет таким слабым, как сегодня. Если бы против нас сражалась сильная армия, мы бы не отделались так легко. Да, мы бы все-таки победили, но понесли бы куда большие потери. Теперь давайте посмотрим, как действовали взводы В и D. Вы летели от «звезд» слишком медленно. Если бы Кролики умели как следует стрелять, вас заморозили бы еще до того, как взводы А и С добрались бы до стены…

Весь остаток дня они тренировались.

Этим вечером Эндер впервые пошел в командирскую столовую. Туда позволялось ходить только тем, кто одержал хотя бы одну победу, и Эндер оказался самым молодым командиром, добившимся такой чести. Поначалу на его появление мало кто обратил внимание, но потом некоторые заметили на его нагрудном кармане изображение Дракона и принялись разглядывать новичка. Когда Эндер получил свой поднос и сел за пустой столик, в столовой стояла тишина, все смотрели на него.

Он взглянул на дверь, через которую только что вошел: над ней во всю стену висело огромное табло рейтингов. Табло показывало, с каким счетом проиграл или победил каждый командир; сражения сегодняшнего дня светились красным. Их было всего четыре. Остальные армии одержали победу с огромным трудом — лучший из командиров к концу игры сохранил только двух не замороженных вовсе и лишь одиннадцать замороженных частично. Счет армии Драконов — тридцать восемь полностью боеспособных солдат — выглядел блистательным до неправдоподобия.

Других новеньких встречали в командирской столовой приветственными криками и поздравлениями. Но другие новенькие не победили со счетом тридцать восемь — ноль.

Эндер нашел на доске Армию Кроликов — и с удивлением выяснил, что к сегодняшнему дню Карн Карби одержал восемь побед и потерпел всего три поражения. Был ли он и в самом деле хорошим полководцем или просто сражался против более слабого противника? Как бы то ни было, кроме сегодняшнего, у Карна бывали и другие поражения, после которых весь его состав оказывался замороженным, и Эндер, усмехаясь, опустил глаза.

Никто не улыбнулся в ответ, и Эндер понял, что здесь его боятся, а следовательно, ненавидят. Что ж, значит, все, кому впредь придется сражаться с Армией Драконов, будут напуганы, злы и, стало быть, более уязвимы.

Эндер поискал глазами Карна Карби и увидел его в толпе неподалеку. Он не сводил с Карби пристального взгляда, и в конце концов другие мальчики стали подталкивать командира Кроликов, указывая на Эндера. Эндер снова улыбнулся и помахал рукой, а когда Карби покраснел, с довольным видом склонился над столом и стал есть.

К концу недели Армия Драконов имела на счету семь сражений и столько же побед. Ни в одной игре у Эндера не заморозили больше пяти человек. Остальные командиры уже не могли делать вид, что не замечают новенького; некоторые подсаживались к его столу и спокойно обсуждали стратегию его противников, другие — большинство — предпочитали разговаривать с побежденными, пытаясь выведать, что такого особенного в тактике Эндера.

Однажды во время обеда учительская дверь распахнулась, и все смолкли, когда в комнату вошел лейтенант Андерсон. Оглядев собравшихся и заметив Эндера, он быстрым шагом пересек комнату и что-то прошептал мальчику на ухо. Эндер кивнул, допил воду и ушел вместе с лейтенантом, который мимоходом вручил одному из старших листок бумаги. Едва Андерсон и Эндер покинули комнату, все снова зашумели.

Эндера провели по коридорам, где он еще никогда не бывал. Их, в отличие от солдатских коридоров, не озарял мерцающий голубой свет; на полу лежали ковры, стены были обшиты деревянными панелями. Двери тоже оказались деревянными, на каждой висела табличка, и табличка на той, перед которой они остановились, гласила: «Капитан Графф, инспектор».

Андерсон негромко постучал, низкий голос изнутри ответил:

— Войдите.

Они вошли. Капитан Графф сидел за письменным столом, сложив руки на объемистом животе. Он кивнул, а когда Андерсон сел, откашлялся и сказал:

— Со времени твоего первого сражения, Эндер, прошло семь дней.

Эндер промолчал.

— И ты одержал семь побед, по одной каждый день.

Эндер кивнул.

— Ты одержал эти победы с необычайно высоким счетом.

Эндер сощурился.

— Как ты добиваешься такого результата? — спросил Графф.

Эндер покосился на Андерсона и ответил:

— Я придумал два новых тактических приема, сэр. Ноги сгибаются в коленях и служат щитом, поэтому в случае попадания только они и теряют подвижность. Второй трюк — умение отталкиваться от стены. Высшая стратегия, как учил лейтенант Андерсон, состоит в том, чтобы думать о месте, а не о расстоянии. У меня пять взводов по восемь человек вместо четырех по десять. Прекрасные взводные, хорошие солдаты. К тому же некомпетентные противники.

Графф бесстрастно смотрел на Эндера.

«Чего он ждет?» — удивился Эндер.

— Эндер, в каком состоянии сейчас твоя армия? — спросил лейтенант Андерсон.

«Они хотят, чтобы я попросил передышку? — подумал Эндер. — Не дождутся!»

— Немного устали, но моральное состояние высокое, и учатся они быстро. Жаждут сразиться снова.

Андерсон посмотрел на Граффа, тот слегка пожал плечами и перевел взгляд на Эндера.

— Ты ни о чем не хочешь спросить?

— Когда вы выставите против нас сильную армию?

Смех Граффа раскатился по всей комнате. Отсмеявшись, капитан вручил Эндеру листок бумаги.

— Прямо сейчас, — ответил он.

Эндер прочёл на листке: «Армия Драконов против Армии Леопардов, Эндер Виггин и Пол Слейтери, 20:00».

Эндер поднял глаза на капитана.

— Осталось всего десять минут, сэр.

— В таком случае тебе лучше поторопиться, мальчик, — улыбнулся Графф.

На обратном пути Эндер вспомнил, что Пол Слейтери — тот самый парень, которому лейтенант вручил предписание, уходя из командирской столовой.

Спустя пять минут Эндер был у себя в казармах. Трое взводных уже легли, он поднял их и послал будить остальных. Некоторые мальчики продолжали на ходу одеваться, когда все собрались в коридоре.

— Бой будет жарким, — обратился к своим солдатам Эндер, — а времени у нас мало. Когда мы доберемся до выхода, они уже успеют развернуться перед нашими воротами. Иначе чем засадой это не назовешь. Никогда не слышал, чтобы так поступали прежде. Значит, мы должны наверстать упущенное время. Взводы А и В, слегка распустите пояса и отдайте «пистолеты» другим взводам.

Солдаты подчинились, хотя явно не понимали, что он задумал. Потом Эндер повел всех к воротам. Когда они рысцой прибыли на место, ворота были уже открыты, а некоторые солдаты Эндера дышали часто и тяжело. Они уже вынесли сегодня одно сражение, остаток дня тренировались и сильно устали.

Остановившись у выхода, Эндер оценил позиции противника. Несколько Леопардов ждали всего в двадцати футах от ворот Драконов. Не было ни решетки, ни «звезд», просто большое пустое пространство. Где же остальные враги? Их должно быть еще человек тридцать.

— Они распластались у той стены, — сказал Эндер, — где мы не можем их видеть.

Он велел взводам А и В встать на колени, положив руки на бедра, и полностью заморозил мальчиков.

— Вы — наши щиты, — пояснил он.

Потом солдаты взводов С и D устроились позади замороженных, просунув руки под их пояса и держа в каждой руке по «пистолету». Так, парами, Эндер и бойцы взвода Е начали поднимать своих товарищей и швырять в Боевой зал.

Конечно, враги немедленно открыли огонь, но чаще всего попадали в тех, кто был уже заморожен, и спустя несколько мгновений Боевой зал превратился в ад кромешный. Все солдаты Армии Леопардов, распластавшись у стены или паря в центре комнаты, представляли собой хорошие мишени, и солдаты Эндера, каждый из которых был вооружен двумя «пистолетами», легко расправлялись с ними. Пол Слейтери среагировал быстро, приказав своим людям отойти от стены… И все же недостаточно быстро. Немногие из Леопардов все еще могли двигаться, и не успели они пересечь и четверти Боевого зала, как тоже оказались заморожены.

К концу сражения в Армии Драконов уцелело всего двенадцать мальчиков, что было для них самым низким счетом. И во время формальной капитуляции Пол Слейтери нарушил привычный ритуал — пожимая противнику руку, спросил:

— Почему вы так долго не появлялись?

Эндер искоса взглянул на Андерсона, парящего неподалеку.

— Мне слишком поздно сообщили о сражении, — сказал он. — Наверняка намеренно.

Слейтери ухмыльнулся и снова пожал руку Эндеру.

— Это была отличная игра.

Эндер без улыбки посмотрел на Андерсона. Он уже понял, что теперь расстановка сил будет не в его пользу, даже наоборот — ему станут мешать победить. И это ему не нравилось.

Было 21:50, вскоре должны были выключить свет, когда Эндер постучал в дверь комнаты, где жили Боб и еще три солдата. Ему распахнули дверь, и Эндер, помедлив, спросил, можно ли войти. Получив ответ — дескать, входи, конечно! — он приблизился к верхней кровати, с которой, отложив книгу, на него смотрел Боб.

— Боб, можешь уделить мне двадцать минут?

— Скоро погасят свет, — ответил тот.

— Поговорим у меня в комнате, — сказал Эндер. — Я тебя прикрою.

Боб соскользнул с койки, они бесшумно зашагали по коридору, и, первым войдя в свою комнату, Эндер закрыл за гостем дверь.

— Присядем, — пригласил он, и оба мальчика уселись на постель. — Помнишь, четыре недели назад ты уговаривал меня назначить тебя командиром взвода, Боб?

— Да.

— С тех пор я назначил пятерых взводных, так? И тебя среди них не было.

Боб спокойно встретил его взгляд.

— Как думаешь, я правильно поступил?

— Да, сэр.

Эндер кивнул.

— Расскажи, как ты действовал в минувших сражениях.

Боб склонил голову набок.

— Меня ни разу не заморозили, сэр, а я вывел из строя сорок три врага. Я всегда быстро исполнял приказы, командовал отделением, очищающим захваченную территорию от противника, и не потерял при этом ни одного солдата.

— Тогда ты меня поймешь. — Эндер помолчал и решил сперва испробовать обходной путь. — Ты сам знаешь, Боб, что по возрасту не дотягиваешь до установленного срока добрых полгода. Со мной тоже так было, я стал командиром на полгода раньше, чем следует. А теперь они каждый день посылают меня сражаться, хотя за спиной моих солдат всего три недели учений. Восемь сражений за семь дней. У меня на счету уже больше битв, чем у мальчиков, ставших командирами четыре месяца назад. Я выиграл больше сражений, чем многие командиры с годовым стажем. А сражение, в котором мы победили этим вечером… Ты знаешь, как все было.

Боб кивнул.

— Они слишком поздно дали тебе знать.

— Я понятия не имею, что задумали учителя. Но моя армия устала, я сам устал, а они вдруг изменяют правила игры. Послушай, Боб, я видел старые отчеты. За всю историю игры никто не уничтожил столько врагов и не сохранил столько своих солдат. Я не такой, как все, и со мной обращаются не как со всеми.

Боб улыбнулся.

— Ты самый лучший, Эндер.

Эндер покачал головой.

— Может быть. Но я не случайно получил именно этих солдат. Самые слабые из моих бойцов могут стать взводными в любой другой армии. Мне дали лучших. Они снарядили меня с учетом моих возможностей — а теперь собираются сломать. Не знаю почему. Но знаю, что должен быть готов ко всему. И мне нужна твоя помощь.

— Почему именно моя?

— Потому что в Армии Драконов есть солдаты и получше — немного, но есть, — но думать быстрее и лучше тебя не может никто.

Боб промолчал. Они оба знали, что это правда.

— Я должен быть готов ко всему, но не могу обучить всю армию, — продолжал Эндер. — Поэтому собираюсь взять по солдату из каждого взвода, включая твой, и составить новое подразделение, командовать которым будешь ты. Это будет особый отряд, и я научу его кое-чему новому. Большую часть времени вы будете в своих обычных взводах, в тех же, что и сейчас. Но в любой момент сможете мне понадобиться. Понимаешь?

Боб улыбнулся и кивнул.

— Да, хорошо. Только могу я отобрать людей сам?

— Бери по одному из каждого взвода, только не трогай взводных. И человека в твоем собственном отделении выберу я.

— Чем мы станем заниматься?

— Боб, я не знаю. Понятия не имею, что еще они выдумают. Вдруг все наши «пистолеты» внезапно выйдут из строя, а вражеские нет? Вдруг на нас пошлют две армии вместо одной? Я знаю одно — нас могут поставить в такие условия, когда победа станет просто невозможна. Тогда нам придется пойти в атаку на вражеские ворота. Это называется «техническая победа» — четыре шлема по углам ворот. Я хочу, чтобы вы в любой момент были готовы и к такому варианту. Понимаешь? Ты будешь ежедневно по два часа тренировать отобранных тобой людей, но только не во время обычных тренировок. А потом мы с твоими солдатами будем работать еще и вечером, после ужина.

— Мы выдохнемся.

— Похоже, мы с тобой не знаем, что такое усталость. — Эндер сжал руку младшего мальчика. — Даже если против нас будут играть нечестно, Боб, мы победим.

Не сказав больше ни слова, Боб вышел из комнаты и на цыпочках двинулся по коридору.

Теперь не только Армия Драконов тренировалась больше положенного. В конце концов и другие командиры поняли, что им нужно осваивать новые приемы. С раннего утра и пока не зажигался свет, солдаты, среди которых не было ни одного старше четырнадцати, учились отталкиваться от стен и использовать друг друга как живые щиты.

Однако пока остальные командиры отрабатывали тактику, которую прежде использовал против них Эндер, он сам вместе с Бобом думал, как справиться с еще не встречавшимися раньше проблемами.

Ежедневные сражения продолжались, и некоторое время все было как обычно: решетки, «звезды», внезапное выскакивание из ворот. А после битв Эндер, Боб и еще четыре солдата покидали основную группу и упражнялись в очень странных маневрах. Они нападали без «пистолетов», часто используя ноги, чтобы разоружить или ошеломить противника. Прикрываясь четырьмя замороженными солдатами, учились меньше чем за две секунды захватывать вражеские ворота. А однажды Боб пришел на тренировку с огромным мотком веревки.

— Зачем тебе это?

— Пока не знаю.

Боб рассеянно вертел конец шнура, который был не толще одной восьмой дюйма, но мог выдержать вес десяти взрослых людей.

— Где ты это взял?

— На складе. Они спросили, зачем он мне нужен. Я сказал — чтобы учиться вязать узлы. — Боб сделал петлю на конце веревки и просунул в нее руку по плечо. — Эй, вы, двое, повисните вон там на стене! Теперь держите конец веревки, да покрепче.

Они так и сделали. Боб обмотал второй конец вокруг пояса, оттолкнулся от стены и полетел вперед. Наконец шнур рывком натянулся. Он был настолько тонок, что его трудно было заметить, но спружинил так, что Боб согнулся пополам и направление его полета изменилось почти под прямым углом. Мальчик описал великолепную дугу, пролетел через весь зал и врезался в стену. Никто и понять не успел, что же произошло, как Боб, словно мячик, отскочил от стены и полетел туда, где его ждали Эндер и остальные.

Солдаты не заметили шнура; со всех сторон посыпались требования объяснить, как Боб проделал эдакий трюк, ведь в невесомости так резко изменять направление движения невозможно. Боб только рассмеялся.

— Подождите, пока не начнется очередная игра без решетки! Враги в жизни не догадаются, как мы их победили.

Враги и вправду не догадались. Следующее сражение началось всего через пару часов, однако Боб и еще двое солдат успели здорово наловчиться целиться и стрелять, совершая невероятные маневры на конце шнура. Как только Эндеру доставили листок с вызовом, Армия Драконов бросилась к воротам, чтобы сразиться с Армией Грифонов; по дороге Боб сматывал веревку.

Едва ворота открылись, все увидели большую коричневую «звезду» на расстоянии всего пятнадцати футов, полностью загораживающую вражеские ворота.

Эндер немедленно принял решение.

— Боб, отмотай футов пятьдесят шнура и лети вокруг «звезды».

Боб и четыре его солдата вырвались из ворот, и спустя мгновенье Боб уже летел к «звезде». Шнур натянулся, Боб обогнул «звезду», и, когда достиг дальней грани куба, направление его движения снова изменилось. По мере того как шнур наматывался на «звезду», круги, по которым летал Боб, становились все меньше, а скорость выше. В конце концов он врезался в стену всего в нескольких футах от ворот, позади куба, и тут же замахал руками и зашевелил ногами, показывая остальным, что враг его не заморозил.

Эндер подлетел к нему, и Боб быстро описал позицию Армии Грифонов.

— У них восемь «звезд», расставленных вокруг ворот. Все солдаты прячутся за «звездами», и подстрелить кого-то из них невозможно, пока мы не прорвемся к нижней части стены. Но на это у нас нет никаких шансов.

— Они передвигаются? — спросил Эндер.

— Зачем?

— По-моему, глупо торчать на одном месте. — Эндер задумался. — Круто. Придется захватить ворота, Боб.

Грифоны принялась дразнить Драконов.

— Эй, есть здесь кто-нибудь?

— Проснитесь, у нас идет война!

— Идите сюда, мы вас живо слопаем!

Они все еще выкрикивали дразнилки, когда армия Эндера появилась из-за своей «звезды», выставив перед собой щит из четырнадцати замороженных солдат. Уильям Би, командир Армии Грифонов, не отдавал приказа стрелять, пока враги приближались, — его люди дожидались момента, когда можно будет разглядеть тех, кто прячется за живым щитом. На расстоянии около десяти ярдов от противника щит внезапно рассыпался, и прятавшиеся за ним полетели вперед вдвое быстрей, открыв ураганный огонь. В тот же миг часть Армии Драконов вырвалась из-за своей «звезды» и бросилась в атаку, тоже бешено стреляя.

Остальные мальчики Уильяма Би, конечно, тут же включились в битву, но сам он гораздо больше интересовался солдатами противника, которых увидел, когда щит распался. Четверо замороженных бойцов Армии Драконов по инерции летели головой вперед к воротам Армии Грифонов; они держались вместе потому, что еще один замороженный солдат просунул ноги и руки под их пояса. Шестой солдат уцепился за пояс последнего и летел за остальными, как хвост воздушного змея. Полагая, что Армия Грифонов легко выиграет сражение, Уильям Би стал рассматривать эту приближающуюся к воротам группу.

Внезапно солдат, который тащился сзади, шевельнулся — оказывается, он вовсе не был заморожен! Уильям Би тут же «застрелил» его, но время было уже упущено. Остальные солдаты тоже только притворялись выведенными из строя, и, подплыв к воротам Армии Грифонов, четверо из них одновременно коснулись шлемами углов ворот. Послышался вой зуммера, ворота опрокинулись, и находившийся в центре группы и впрямь замороженный солдат влетел прямо в них. Оружие перестало работать, игра закончилась.

Открылись учительские ворота, из них появился лейтенант Андерсон. В центре Боевого зала он остановился и, нарушая протокол, позвал:

— Эндер!

Один из замороженных солдат попытался что-то сказать, но не смог разжать челюсти. Андерсон подплыл к нему и разморозил.

— Я снова побил вас, сэр, — с улыбкой сказал Эндер.

— Глупости, Эндер, — негромко ответил Андерсон. — Ты сражался с Армией Грифонов Уильяма Би.

Эндер поднял бровь.

— Отныне правила изменяются, — продолжал лейтенант. — Ворота противника будут считаться захваченными только в том случае, если все солдаты побежденной армии не смогут шевелиться.

— Ясно, — сказал Эндер. — Такое могло сработать только один раз.

Андерсон кивнул и уже отвернулся, собираясь двинуться прочь, когда Эндер добавил:

— А вы не собираетесь ввести еще одно новое правило — чтобы армии начинали бой с равными шансами?

Андерсон снова посмотрел на него.

— Та армия, которой командуешь ты, всегда будет иметь преимущество. Так о каких равных шансах ты говоришь?

Подсчитывая уцелевших и выведенных из строя бойцов, Уильям Би недоумевал — как он мог проиграть, если ни один из его солдат не был заморожен, а у Эндера уцелели только четверо?

Тем вечером, стоило Эндеру появиться в командирской столовой, его встретили приветственными возгласами и аплодисментами. Его столик обступили полные уважения командиры, многие из которых были на два-три года старше его. Он дружески ответил на приветствия, но во время еды все гадал, что же учителя придумают в следующий раз. Однако он зря беспокоился. Следующие два сражения он выиграл легко и после этого навсегда распрощался с Боевым залом.

Было уже 21:00, и Эндер ощутил легкую досаду, услышав стук в дверь. Его солдаты вымотались до предела, и он велел им лечь спать в 20:30. Последние два сражения были самыми обычными, и Эндер ожидал, что на следующий день их ждет что-нибудь похуже.

Оказалось, явился Боб. Он смущенно вошел и отдал честь.

Эндер тоже отдал честь и сердито сказал:

— Боб, всем уже полагается быть в постели.

Боб только кивнул. Эндер подумал: а не приказать ли ему выйти? Однако, посмотрев на Боба, он впервые за несколько недель вспомнил, какой тот еще малыш. Неделю назад мальчику исполнилось восемь, но он по-прежнему был очень невысоким и… «Нет, — подумал Эндер, — только не маленьким». Никого из них нельзя было назвать маленьким. Боб вдоволь навоевался, бывали случаи, когда от него зависела судьба всей армии, но он всегда побеждал. Да, он мелковат, но Эндер больше никогда не сможет думать о нем как о юнце.

Боб сел на край кровати и некоторое время молча разглядывал свои руки. В конце концов у Эндера лопнуло терпение.

— Ну, в чем дело? — спросил он.

— Меня переводят. Только что принесли приказ.

Эндер на мгновенье закрыл глаза.

— Так и знал, что они что-нибудь придумают. Вот, значит, как… И куда тебя переводят?

— В Армию Кроликов.

— Да как им только в голову могло прийти отдать тебя под начало этого идиота Карна Карби!

— Карна тоже переводят. В Школу снабжения.

Эндер поднял на него глаза.

— Кто же возглавит Армию Кроликов?

Боб беспомощно вскинул руки.

— Я.

Эндер с улыбкой кивнул.

— Понятно. В конце концов, ты всего на четыре года младше того возраста, когда уже можно производить в командиры.

— Ничего смешного, — ответил Боб. — Я не понимаю, что происходит. Сперва то и дело меняли правила. А теперь еще это. И не только меня переводят. Рен, Педер, Бриан, Винс, Уонгер — все они теперь командиры.

Эндер вскочил и сердито зашагал по комнате.

— Все мои взводные! — Он круто развернулся к Бобу. — Если в их планы входит развалить мою армию, зачем они потратили столько сил, чтобы сделать из меня командира?

Боб покачал головой.

— Не знаю. Ты лучше всех, Эндер. Никто никогда раньше не делал того, что делаешь ты. Девятнадцать сражений за пятнадцать дней, и каждый раз ты побеждал, что бы они ни придумывали.

— А теперь ты и остальные мои взводные стали командирами. Вы знаете все мои трюки, я сам научил вас всему. И кем, спрашивается, я вас заменю? Они подсунут мне шесть новичков?

— Дела, конечно, плохи, но ты же знаешь, Эндер, — даже если тебе дадут пять увечных карликов и вооружат твою армию рулонами туалетной бумаги, ты все равно победишь.

Они рассмеялись — и тут дверь открылась и в комнату вошли лейтенант Андерсон и капитан Графф.

— Эндер Виггин. — Графф остановился, сложив на животе руки.

— Да, сэр.

— Получи приказ.

Андерсон протянул Эндеру листок бумаги, тот быстро прочитал его и скомкал, глядя в пустоту.

— Могу я рассказать своей армии? — спустя несколько мгновений спросил он.

— Они и так узнают, — ответил Графф. — Не стоит говорить с ними после получения приказа. Так будет легче.

— Легче для вас или для меня? — спросил Эндер.

Он не стал дожидаться ответа, повернулся к Бобу, быстро сжал его руку, а потом зашагал к двери.

— Постой! — окликнул Боб. — В какую школу тебя направляют? В Тактическую или Снабжения?

— В Школу командиров, — ответил Эндер.

Андерсон вышел вслед за ним и закрыл дверь.

«Школа командиров», — подумал Боб.

Никто не попадал в эту школу без трех лет обучения в Тактической. С другой стороны, никто не попадал в Тактическую без того, чтобы проучиться как минимум пять лет в Боевой. Эндер пробыл в ней всего три года.

Боб ясно видел — привычная система ломается. Либо кто-то наверху сошел с ума, либо война очень круто пошла не туда — настоящая война, ради которой их и обучали. Что могло разрушить систему настолько, чтобы даже такого достойного, как Эндер, лидера отправили прямиком в Школу командиров? Или, если уж на то пошло, чтобы восьмилетнего новичка Боба назначили командиром армии?

Боб долго об этом раздумывал. В конце концов он лег в постель Эндера и вдруг понял, что, скорее всего, никогда больше его не увидит. Ему почему-то захотелось плакать, но он, конечно, сдержался. Еще дошкольником его научили подавлять подобные порывы… Он вспомнил, как расстроился его первый учитель, увидев, что у трехлетнего Боба дрожат губы и глаза полны слез.

Боб постарался расслабиться, в конце концов желание плакать прошло, и он уснул. Его рука так и осталась лежать на подушке у подбородка, как будто Боб не решил — хочет ли он грызть ногти или сосать палец. Он хмурился, но дышал он быстро и легко. Он был солдатом, и если бы кто-нибудь спросил мальчика, кем он хочет стать, когда вырастет, он бы не понял вопроса.

«Война продолжается, — сказали ему, — поэтому все колеса вертятся быстрей».

Командиры твердили это как пароль, перебрасывая Эндера Виггина с места на место так быстро, что у него не было времени ни в чем разобраться. Зато он впервые в жизни увидел деревья. Увидел мужчин, не одетых в военную форму. Увидел женщин. Увидел странных животных, которые безмолвно и послушно следовали за женщинами и маленькими детьми. Увидел небольшие плоские чемоданы, и ленточные транспортеры, и говорящие вывески, произносящие слова, которых он в жизни не слышал. Когда-нибудь он спросит, что означают эти слова… только, конечно, не у тех целеустремленных, властных офицеров высокого ранга, которые теперь его окружали и почти никогда не разговаривали ни с ним, ни друг с другом.

Эндер Виггин чувствовал себя чужим в мире, который его обучали спасти. Он не помнил, чтобы когда-нибудь покидал Боевую школу. Его самые ранние воспоминания относились к военным играм под надзором учителя и обедам в компании других мальчиков в серо-зеленой форме. Он не знал, что небо серого цвета, а безбрежные леса планеты — зеленого. Все его смутные представления о мире сводились к понятию «снаружи».

И прежде чем Эндер сумел хоть как-то разобраться в непривычном для него новом мире, его снова отправили туда, где люди ни на мгновенье не забывали о войне. Эндера посадили на космический корабль, и вскоре он очутился на огромном искусственном спутнике, кружившем над планетой.

Эта космическая станция и была Школой командиров.

А в Школе имелся ансибль.

В первый же день пребывания Эндера Виггина на спутнике ему объяснили, что такое ансибль и какую роль он играет в современной войне. Космические корабли, участвующие в сегодняшних сражениях, стартовали с Земли сто лет назад, и теперь ими командовали с помощью ансибля, посылая световые сообщения компьютерам и немногочисленным экипажам кораблей. С помощью ансибля велись разговоры, передавались приказы и боевые планы.

В течение двух месяцев Эндер Виггин ни с кем не познакомился. К нему приходили безымянные люди, учили тому, что знали, и передавали следующим учителям. У него не было времени скучать по друзьям из Боевой школы, он едва успевал осваивать имитатор, воссоздающий обстановку, какая бывает в гуще сражения. Эндер учился управлять ненастоящими кораблями в ненастоящих сражениях, манипулируя клавишами имитатора и произнося слова в ансибль. Учился по силуэту мгновенно распознавать вражеский корабль и знать, какое оружие он несет на борту. И учился использовать в битвах космических кораблей Школы командиров опыт, накопленный в Боевой школе во время сражений в невесомости.

Эндера и раньше поражала серьезность, с какой его командиры относились к игре, но здесь его подгоняли буквально на каждом шагу; то и дело непонятно почему сердились; волновались всякий раз, когда он забывал что-либо или совершал ошибку. Но он работал так же усердно, как всегда, и так же старательно учился. И со временем Эндер перестал ошибаться и начал обращаться с имитатором так, будто тот стал частью его самого. Тогда командиры перестали беспокоиться и прислали ему нового учителя.

Когда Эндер проснулся, на полу его комнаты, скрестив ноги, сидел Мэйзер. Пока Эндер принимал душ и одевался, тот не произнес ни слова, а мальчик не задавал никаких вопросов. Он давно уже усвоил, что гораздо больше можно узнать, выжидая, а не расспрашивая.

Мэйзер все еще молчал, когда наконец Эндер подошел к двери, собираясь выйти. Дверь не открывалась.

Эндер повернулся к сидящему на полу человеку. Тому было по меньшей мере сорок, он был старше всех, с кем Эндеру до сих пор приходилось встречаться, и показался мальчику стариком. У Мэйзера были небольшие, черные с проседью усы и короткая стрижка, лицо слегка обрюзгшее, глаза окружены сеточкой морщин; он без всякого интереса смотрел на хозяина комнаты.

Эндер повернулся к двери и снова попытался ее открыть.

— Ладно, — наконец признал он свое поражение. — Почему она не открывается?

Мэйзер продолжал безучастно глядеть на него.

Эндер начал терять терпение.

— Я, наверное, уже опоздал. Если мне не нужно сегодня никуда идти, так и скажите, тогда я вернусь досыпать.

Ответа опять не последовало.

— Это что, игра в «угадай-ка»?

По-прежнему молчание.

Эндер решил, что его нарочно пытаются разозлить. Прислонившись к двери, он проделал специальное упражнение, чтобы расслабиться и успокоиться, и это ему удалось.

Мэйзер все еще не сводил с него глаз.

Следующие два часа прошли в молчании. Мэйзер неотрывно наблюдал за Эндером, а тот пытался делать вид, что этого не замечает. Однако мальчик нервничал все больше и в конце концов начал метаться по комнате.

Когда он в очередной раз проходил мимо Мэйзера, тот внезапно и сильно толкнул Эндера в ногу.

Мальчик упал и тут же снова вскочил, кипя от злости.

Мэйзер сидел как ни в чем не бывало, словно это не он только что сделал такое резкое движение. Эндер встал в боевую стойку, однако не смог броситься на неподвижного старика. У мальчика даже мелькнула мысль: может, ему только почудилось, будто его мгновение назад опрокинули на пол?

Эндер метался по комнате еще час, время от времени проверяя, не открылась ли дверь. Наконец сдался, снял форму и пошел к кровати.

Но едва он наклонился, чтобы откинуть покрывало, его снова толкнули и тут же грубо схватили за волосы. В следующий миг его перевернули вверх тормашками и бросили лицом вниз. Прижав коленом плечи Эндера к полу, старик поднял его ноги вверх, заставив его болезненно изогнуться. Эндер не мог ни пинаться, ни нанести удар кулаком; буквально за несколько секунд старик полностью лишил его возможности сопротивляться.

— Ваша взяла, — тяжело дыша, сказал Эндер. — Вы победили.

Колено Мэйзера надавило еще сильней.

— С каких это пор, — спросил Мэйзер негромким, дребезжащим голосом, — ты признаешь, что враг тебя победил?

Эндер не ответил.

— Ты удивил меня, Эндер Виггин. Почему ты сразу не бросился на меня? Только потому, что я выглядел миролюбивым? Больше того — ты повернулся ко мне спиной. Глупо. Ты ничему не научился. У тебя никогда не было настоящего учителя.

Вот теперь Эндер разозлился.

— У меня было слишком много треклятых учителей. Откуда я мог знать, что вы поведете себя как…

Эндер замолчал, подыскивая нужное слово.

— Как враг, Эндер Виггин, — шепотом подсказал Мэйзер. — Я первый из твоих врагов, который оказался ловчее тебя. Только враг может стать настоящим учителем, Эндер Виггин. Никто, кроме врага, не расскажет тебе, что собирается делать враг. Никто, кроме врага, не научит тебя уничтожать и завоевывать. Отныне я — твой враг. И твой учитель.

Мэйзер отпустил ноги Эндера. Поскольку старик все еще прижимал его к полу, мальчик не смог смягчить удар, когда его ноги с глухим стуком шмякнулись об пол. Боль заставила Эндера вздрогнуть. Мэйзер встал и позволил ему подняться.

Мальчик медленно, с негромким стоном подтянул ноги и встал на четвереньки, приходя в себя. Потом его правая рука метнулась в сторону. Мэйзер молниеносно отскочил, рука Эндера схватила только воздух, а учитель попытался пнуть мальчика в подбородок.

Но того на месте не оказалось; Эндер перекатился на спину и врезал Мэйзеру носком в то мгновенье, когда тот после пинка оказался в неустойчивом положении. Старик мешком рухнул на пол.

То, что выглядело мешком, на деле оказалось осиным гнездом. Молниеносные удары обрушились на спину и руки Эндера, а все его попытки ответить тем же не увенчались успехом. Старик молотил его, как хотел, а у Эндера в прямом смысле слова руки были коротки — как, впрочем, и ноги.

Поэтому он вскочил и бросился к двери.

Старик снова сел на пол и засмеялся.

— На этот раз уже лучше, мальчик. Но слишком медленно. С космическим флотом нужно управляться лучше, чем ты пока управляешься с собственным телом, иначе ни один солдат под твоим командованием не будет чувствовать себя в безопасности. Усвоил?

Эндер медленно кивнул.

Мэйзер улыбнулся.

— Хорошо. Тогда не будем больше тратить время на такие сражения, а перейдем к имитатору. Я стану программировать твои битвы, продумывать стратегию врага, а ты будешь запоминать все вражеские трюки. Отныне противник будет всегда сильнее и хитрее тебя и ты всегда будешь на грани поражения. — Лицо Мэйзера снова стало серьезным. — Да, на грани поражения, Эндер, и все же ты победишь. Ты поймешь, как разбивать врага, потому что он сам научит тебя этому.

Мэйзер встал и направился к двери. Эндер отошел в сторону, уступая ему дорогу, но, едва старик прикоснулся к дверной ручке, высоко подпрыгнул и изо всех сил ударил учителя обеими ногами в поясницу. От удара он сам отлетел в сторону, а Мэйзер вскрикнул и упал.

Он поднимался медленно, держась за дверь, с искаженным от боли лицом. Казалось, сейчас он не в состоянии напасть, но Эндер держался настороже. И все-таки Мэйзеру удалось застать его врасплох, настолько быстро двигался старик. Мгновение спустя Эндер уже лежал у дальней стены, с его разбитых губ и носа текла кровь. Однако он сумел повернуть голову и увидел, как Мэйзер медленно открывает дверь и, слегка прихрамывая, уходит.

Несмотря на боль, Эндер улыбнулся. Он перекатился на спину и смеялся до тех пор, пока чуть не захлебнулся кровью. Потом встал, чувствуя боль во всем теле, доковылял до кровати и лег. Спустя несколько минут пришел врач, чтобы заняться его ссадинами и ушибами.

Когда лекарство подействовало и Эндер начал засыпать, он вспомнил, как Мэйзер прихрамывал, покидая комнату, — и снова негромко рассмеялся. Он так и уснул, смеясь, а врач укрыл его одеялом и погасил свет.

Утром Эндер проснулся от боли. Ему снилось, что он дерется с Мэйзером и побеждает.

На следующий день Эндер явился в игровой зал с нашлепкой из пластыря на носу, с распухшими губами. Мэйзера на месте не оказалось, а капитан, работавший с Эндером и раньше, показал ему новую приставку к имитатору, похожую на трубку с витком проволоки на конце.

— Рация. Примитивная, конечно. Теперь наденем петлю тебе на ухо, а другой конец трубки сунем в рот. Вот так.

— Осторожно! — пробормотал Эндер, когда капитан вставил конец трубки между его распухшими губами.

— Прости. А теперь говори.

— Хорошо. С кем?

— Скажи что-нибудь и сам поймешь, — улыбнулся капитан.

Эндер пожал плечами и повернулся к имитатору. В тот же миг в его голове зазвучал голос, такой громкий, что невозможно было разобрать слова. Эндер сорвал с себя рацию.

— Вы хотите, чтобы я оглох?

Капитан покачал головой и слегка повернул круговую шкалу на маленьком пульте на столе неподалеку. Эндер снова нацепил на себя устройство.

— Командир, — раздался знакомый голос.

— Да, — ответил Эндер.

— Какие будут инструкции, сэр?

Голос явно был очень знакомый!

— Это ты, Боб? — спросил Эндер.

— Да, сэр.

— Боб, это Эндер.

Молчание, потом — взрыв смеха. Эндер различил шесть или семь смеющихся голосов. Когда смех умолк, он спросил:

— Кто там еще с тобой?

Несколько голосов заговорили сразу, однако Боб перекричал всех:

— Я, то есть Боб, а еще Педер, Винс, Уонгер, Ли, Влад.

Эндер на мгновенье задумался и спросил, какого черта они тут делают. Парни снова расхохотались.

— Им слабо расформировать нашу группу, — ответил Боб. — Мы командовали армиями от силы две недели — и вот очутились здесь, в Школе командиров, где нас стали учить работе с имитатором. И вдруг сказали, что под начальством нового командира мы должны сформировать флот. И этим командиром оказался ты.

Эндер улыбнулся.

— Так как, ребята, вы справитесь?

— Вот увидишь!

Эндер усмехнулся.

— Тогда за работу. Итак, нам предстоит формировать флот?

Ближайшие десять дней Эндер натаскивал своих взводных и в конце концов добился того, что они управляли кораблями, как искусный танцор — своими ногами. Это немного напоминало занятия в Боевой школе, вот только теперь Эндер всегда видел, чем занимаются его взводные, мог разговаривать с ними и в любой момент отменить или изменить их приказы.

Однажды, когда Эндер сидел за пультом управления имитатора, загорелись яркие зеленые огни. Приближался враг.

— Значит, так, — сказал Эндер. — Х, Y — группируйтесь, С и D — на резервный экран, Е — южный виток, Боб — на север.

Вражеская флотилия, построившаяся в виде сферы, числом вдвое превосходила силы Эндера. Половина его кораблей составила компактное соединение, по форме напоминавшее пулю, а боевой порядок остальных походил на плоский круглый щит. Кроме того, у него имелось совсем маленькое соединение под командой Боба — оно вышло за пределы экрана имитатора, обходя врага сзади.

Эндер быстро понял стратегию противника: как только к нему приближались достаточно близко, тот отступал, надеясь заманить чужие корабли внутрь своей сферы и окружить. Эндер услужливо «попался» в эту ловушку.

Враг медленно стягивал к нему свои силы, боясь оказаться в зоне поражения прежде, чем сможет обрушить на Эндера мощь своих орудий. Тогда Эндер перешел к следующему этапу: его «щит» приблизился к сфере и враг начал перебрасывать силы туда. Потом с противоположной стороны показался Боб, и противник перебросил еще часть кораблей, чтобы его встретить.

И такие маневры делали сферу очень уязвимой. «Пуля» Эндера ринулась в атаку, а поскольку на этом направлении он обладал численным превосходством, ему удалось проделать брешь во вражеской позиции. Враг попытался заткнуть дыру, но под шумок «щит» и небольшие силы Боба напали одновременно, в то время как «пуля» устремилась к другой части сферы. Прошло всего несколько минут — и вражеский строй распался, большинство кораблей были уничтожены, а немногие уцелевшие поспешно скрылись.

Эндер выключил имитатор. Огни погасли. Рядом с Эндером, засунув руки в карманы, в напряженной позе стоял Мэйзер. Эндер поднял на него глаза.

— Вы, кажется, говорили, что враг будет хитрее меня, — сказал он.

Лицо Мэйзера осталось безучастным.

— Что ты выяснил в ходе боя?

— Выяснил, что их боевой порядок оправдал бы себя только в том случае, если бы их противник был глуп. Они так рассредоточили свои силы, что на любом направлении мои корабли превосходили их числом.

— А еще что?

— Еще то, — ответил Эндер, — что не следует всегда придерживаться одной и той же тактики. Это делает тебя слишком предсказуемым.

— И все?

Эндер снял рацию.

— Враг мог бы одержать победу, если бы раньше решился сломать свой строй.

Мэйзер кивнул.

— У тебя было преимущество, которое сделало сражение неравным.

Эндер холодно взглянул на него.

— Они превосходили меня числом вдвое.

Мэйзер покачал головой.

— У тебя есть ансибль, а у врага его нет. Это обстоятельство тоже учитывается в учебных сражениях. Их сообщения не могут передаваться так быстро.

Эндер посмотрел на имитатор.

— Неужели расстояния настолько велики, что это имеет существенное значение?

— А ты разве не знал? — спросил Мэйзер. — Ни один корабль во время боя не приближался к другому больше чем на тридцать тысяч километров.

Эндер попытался прикинуть размеры вражеской эскадры. Он плохо разбирался в астрономии, но сейчас в нем проснулось любопытство.

— Какое оружие способно наносить такие молниеносные удары?

Мэйзер покачал головой.

— Эта наука тебе не по зубам. Чтобы понять хотя бы ее основы, нужно больше лет, чем ты успел прожить на свете. Все, что ты должен усвоить, — это что оружие отлично работает.

— Почему мы должны подходить так близко, чтобы нанести удар?

— Потому что их корабли защищены силовыми полями и надо подойти на определенное расстояние, чтобы пробиться сквозь защиту. Чем ближе друг к другу противники, тем сильнее действует оружие. За этим следят компьютеры: они находят цель, заботятся, чтобы наши корабли не пострадали, учитывают многие другие детали. Твоя задача — подсказать им, какая позиция самая выигрышная, и дать приказ стрелять на поражение.

— Нет. — Эндер стоял, наматывая на пальцы трубку рации. — Я должен знать, каким образом действует оружие.

— Я же сказал, это не твоя забота…

— Я не могу командовать флотом, пусть даже на имитаторе, если не буду этого знать. — Эндер помолчал. — Хотя бы в общих чертах.

Мэйзер отошел на пару шагов.

— Ладно, Эндер. Не понимаю, зачем тебе это, но попробую объяснить как можно проще. — Он сунул руки в карманы. — Итак, все в мире состоит из атомов — крошечных частиц, настолько маленьких, что их нельзя увидеть невооруженным глазом. Эти атомы, а их несколько типов, в свою очередь состоят из еще более маленьких частиц. Если связь этих частиц разрушить, атомы перестанут быть атомами. Например, металл перестанет быть металлом. Или пластик этого пола — пластиком. Или твое тело. Или даже воздух. Если разрушить атомы, все это распадется на части, и частицы разлетятся во все стороны, разрушая все новые атомы. Так вот, оружие как раз уничтожает связь, удерживающую частицы вместе, в результате чего все в радиусе его поражения исчезает.

Эндер кивнул.

— Вы были правы, это трудно понять. Можно ли нейтрализовать действие такого оружия?

— Вблизи — нет. Но чем дальше вражеский корабль, тем слабее становится это действие, а на определенном расстоянии силовое поле просто отразит его. Понятно? И чтобы поле, разрушающее связь в атомах, сработало, его требуется сфокусировать, поэтому корабль способен стрелять на поражение только в трех-четырех направлениях одновременно.

Эндер снова кивнул, хотя, по правде сказать, все еще многого не понимал.

— Если частицы разрушенных атомов разрушают другие атомы, почему в радиусе действия оружия не исчезает все подчистую?

— Космос. Корабли разделяют тысячи километров пустоты, где практически нет атомов, значит нечего и разрушать. А когда частицы наконец встречаются с веществом, они успевают разлететься так далеко друг от друга, что уже не могут причинить вреда. — Мэйзер склонил к плечу голову и вопросительно посмотрел на Эндера. — Что еще ты хочешь узнать?

— Оружие может уничтожать что-то кроме кораблей противника?

Шагнув к Эндеру, Мэйзер твердо сказал:

— Мы используем его только против кораблей. Если мы обратим его против чего-то другого, враг поступит так же. Понимаешь?

Мэйзер пошел к двери, но у самого порога Эндер вежливо окликнул его:

— Я не знаю вашего имени.

— Мэйзер Рэкхем.

— Мэйзер Рэкхем, — повторил Эндер. — Я только что вас победил.

Мэйзер засмеялся.

— Эндер, сегодня ты сражался не со мной. Ты сражался с самым тупым компьютером Школы командиров, оснащенным программой десятилетней давности. Ты ведь понимаешь — я не стал бы прибегать к сферическому построению кораблей!

Мэйзер покачал головой.

— Эндер, мой милый маленький друг, ты сразу поймешь, что сражался именно со мной, потому что ту битву ты проиграешь.

С этими словами он вышел.

Эндер по-прежнему по десять часов в день тренировался со своими взводными. Но он так ни разу и не повидался с ними, а только слышал по радио их голоса. Раз в два-три дня происходили учебные битвы. Каждый раз враг изобретал что-нибудь новое, иногда очень заковыристое — но Эндер каждый раз оказывался умнее. И побеждал. После каждого сражения Мэйзер указывал Эндеру на его ошибки, и из слов учителя следовало, что на самом деле тот не победил, а проиграл. Мэйзер не вмешивался в игру только ради того, чтобы Эндер научился заканчивать все сам.

Однако настал тот день, когда Мэйзер торжественно пожал своему ученику руку и объявил:

— Ну, парень, то было хорошее сражение.

Эндер испытал от этой долгожданной похвалы неслыханное наслаждение, хотя в душе негодовал, что ему пришлось так долго ждать.

— Отныне у тебя впереди только трудные бои, — закончил Мэйзер.

С этого дня жизнь Эндера превратилась в ад кромешный.

Он сражался ежедневно по два раза, и каждый бой был сложней предыдущего. Всю жизнь мальчик обучался этой игре, однако сейчас игра пожирала его.

Утром он просыпался, обдумывая новые стратегические планы, вечером погружался в неспокойный сон, мучаясь из-за совершенных днем ошибок. Иногда посреди ночи он просыпался в слезах, сам не помня почему. Иногда пробуждался с окровавленными, искусанными костяшками пальцев.

Однако каждый день он невозмутимо подходил к имитатору и тренировал своих взводных до тех пор, пока не начиналось сражение; после боя снова тренировал их, а напоследок выслушивал резкую критику Мэйзера Рэкхема, стараясь понять, что ему говорят. Он заметил, что Рэкхем особенно сильно разносит его после самых трудных сражений. Он заметил, что стоит ему придумать новую стратегию, как враг вскоре прибегает к точно таким же приемам. И еще заметил, что, хотя его флот остается прежним, вражеский увеличивается с каждым днем.

Он спросил об этом учителя.

— Мы хотим показать, каково тебе придется, когда ты будешь и впрямь командовать флотом. Хотим показать, насколько враг превосходит нас числом.

— Почему их настолько больше?

Мэйзер на мгновенье склонил седую голову, как будто решая, отвечать или нет. В конце концов поднял глаза и дотронулся до плеча Эндера.

— Я объясню, хотя информация, вообще-то, секретна. Видишь ли, они напали первыми. Для нападения были веские причины, но это проблема политиков, и кто бы ни был виноват в конфликте, мы не могли допустить, чтобы нас победили. Поэтому мы бросили в бой все свои силы. Самые лучшие молодые люди пошли служить в космический флот, многие из них погибли. И все-таки мы победили, и враг отступил. — Мэйзер грустно улыбнулся. — Однако его поражение еще не означало полного разгрома, мальчик, ведь противник так и не был уничтожен. Наши враги вернулись, на этот раз их было куда больше, и еще одно поколение юных пошло на войну. Выжили очень немногие. Тогда был разработан план… в высших эшелонах власти. Стало ясно — врага надо уничтожить раз и навсегда, целиком и полностью, чтобы исключить всякую возможность нового нападения. Чтобы это сделать, нужно напасть на его миры — вернее, его мир, поскольку все вражеские колонии тесно связаны с метрополией.

— И что случилось потом?

— Потом мы создали сильный флот. Мы построили столько кораблей, сколько у врага никогда не было: против каждого их корабля выступала сотня наших. И мы послали этот флот туда, где находилось двадцать восемь вражеских планет. Корабли стартовали с Земли сотню лет назад, на каждом из них есть ансибль, но экипажи их очень немногочисленны. Короче, все делалось с тем расчетом, чтобы будущий командующий флотом смог, находясь очень далеко от места сражения, отдавать оттуда приказы и чтобы лучшие наши люди не были снова уничтожены врагом.

Эндер так и не получил ответа на свой вопрос.

— Так почему же они превосходят нас числом?

Мэйзер засмеялся.

— Потому что кораблям нужна сотня лет, чтобы преодолеть расстояние между нашими и их мирами. То есть у врага есть сотня лет, чтобы подготовиться к встрече нашего флота. Наши противники не дураки, понимаешь, мальчик? Они не будут сидеть сложа руки, надеясь отразить наше вторжение с помощью устаревших кораблей. Они построили новые огромные корабли, целые сотни. Но нам на руку играет ансибль… А еще то, что во главе каждого вражеского флота стоит командир, и когда эти командиры начнут гибнуть — а они обязательно начнут гибнуть, — наши противники станут терять свои лучшие умы.

Эндер открыл рот, чтобы задать следующий вопрос.

— Хватит, Эндер Виггин. Я и так рассказал больше, чем следовало.

Эндер сердито отвернулся.

— Я имею право знать. Вы что, хотите вечно перебрасывать меня из одной школы в другую, не объясняя, ради чего это все? Вы просто используете меня и остальных ребят, но когда-нибудь мы будем командовать вашими кораблями и, возможно, спасем вам жизнь. Но я не компьютер, и я должен знать!

— В таком случае спрашивай, мальчик, — сказал Мэйзер. — И я отвечу тебе — если смогу.

— Если вы способны командовать флотами без риска потерять лучшие умы, тогда зачем вам я? Если все они уже там, кого я смогу заместить в случае необходимости?

Мэйзер покачал головой.

— На этот вопрос я не могу ответить, Эндер. Удовольствуйся тем, что ты будешь нужен, и довольно скоро. А теперь ложись спать — уже поздно, а утром у тебя сражение.

Эндер покинул зал, но подождал Мэйзера в коридоре.

— Ну что еще, парень? — нетерпеливо спросил учитель. — Я не могу потратить на тебя всю ночь, да и тебе пора спать.

Эндеру было трудно сформулировать свой вопрос, но Мэйзер ждал, и наконец мальчик спросил:

— Они живы?

— Кто?

— Другие командиры. Нынешние и те, что были до меня.

Мэйзер фыркнул.

— Конечно живы. Что за вопрос?

Посмеиваясь, старик пошел по коридору. Эндер еще немного постоял, но наконец усталость взяла свое и он отправился спать.

«Они живы, — думал он. — Живы, но он не может рассказать, что с ними происходит».

Этой ночью Эндер не просыпался в слезах. Но несколько раз просыпался с искусанными в кровь руками.

Медленно тянулись месяцы, полные ежедневных сражений, и в конце концов Эндер втянулся в этот убийственный режим. По ночам он не столько спал, сколько дремал, у него появились ужасные рези в животе. Его посадили на мягкую диету, но вскоре у него напрочь пропал аппетит.

— Ешь, — говорил Мэйзер, и Эндер чисто механически клал еду в рот.

Если бы за ним не присматривали, он бы вообще ничего не ел.

Однажды во время тренировки он вдруг провалился во тьму и очнулся на полу, с лицом, разбитым в кровь о пульт управления.

Его уложили в постель, три дня ему было очень плохо. Во сне он видел лица, но понимал, что на самом деле этих людей здесь нет. Иногда ему казалось, что он видит Боба, иногда — что перед ним лейтенант Андерсон и капитан Графф. А потом он все-таки очнулся и оказался лицом к лицу со своим единственным врагом, Мэйзером Рэкхемом.

— Я проснулся, — сказал Эндер.

— Вижу, — ответил Мэйзер. — Хватит валяться. У тебя сегодня битва.

Эндер встал, пошел сражаться и победил. Однако второй битвы в этот день не было, и ему позволили лечь пораньше. Раздеваясь, он увидел, что у него дрожат руки.

Ночью он почувствовал чье-то прикосновение и услышал голос, который спросил:

— Сколько еще он выдержит?

— Сколько потребуется.

— Когда же этому наступит конец?

— Через несколько дней.

— Справится ли он?

— Отлично справится. Даже сегодня он был великолепен.

Один из голосов, понял Эндер, принадлежал Мэйзеру. Он не мог оставить своего ученика в покое даже во сне, и это ужасно разозлило Эндера.

Проснувшись, он снова пошел сражаться и снова победил.

После чего отправился в постель.

Проснулся и победил снова.

Следующий день должен был стать его последним днем в Школе командиров, хотя он об этом и не подозревал. Поднявшись поутру, Эндер приготовился к битве.

В зале его ждал Мэйзер. Эндер, волоча ноги, медленно подошел к имитатору, вид у мальчика был усталый и понурый. Мэйзер нахмурился.

— Ты что, еще не проснулся?

Если бы Эндер был в форме, его обеспокоили бы тревожные нотки в голосе учителя. Но сейчас он просто безучастно сел за пульт управления.

— Сегодняшняя игра требует небольшого пояснения, Эндер Виггин, — сказал Мэйзер. — Пожалуйста, обернись.

Эндер обернулся — и только тогда заметил, что в креслах у дальней стены сидят люди. Он узнал среди них Граффа и Андерсона из Боевой школы, смутно вспомнил некоторых своих учителей из Школы командиров. Однако большинство были ему незнакомы.

— Кто они?

Мэйзер покачал головой.

— Наблюдатели. Отныне мы решили позволить наблюдателям следить за ходом сражения. Если тебе мешает их присутствие, мы их отошлем.

Эндер пожал плечами.

— Сегодняшняя игра, мальчик, — принялся объяснять Мэйзер, — будет несколько необычна. Сражение состоится вблизи от некоей планеты, что вдвое усложнит ситуацию. По нашим меркам эта планета невелика, но ансибль не может ничего обнаружить на другой ее стороне — там своего рода слепое пятно. Кроме того, использовать оружие против самой планеты считается нарушением правил. Понятно?

— А почему нельзя использовать оружие против планет?

— Потому что существуют правила ведения войн, Эндер, — холодно ответил Мэйзер, — которые должны соблюдаться даже во время игры.

Эндер медленно покачал головой.

— А с планеты меня могут атаковать?

Вопрос, казалось, озадачил Мэйзера. Потом он улыбнулся.

— С этой — вряд ли. И еще одно, Эндер. Сегодня твоим противником будет не компьютер. Твоим противником буду я, и легко ты не отделаешься. Сражаться будем до последнего, и я пущу в ход любые средства, чтобы тебя разбить.

Потом Мэйзер ушел, а Эндер почти равнодушно приступил к маневрам, связавшись со своими взводными. Мальчик действовал как всегда успешно, но некоторые наблюдатели качали головами, а Графф беспокойно сжимал и разжимал руки и ерзал в своем кресле. Эндер чувствовал себя вялым и медлительным, но сегодня он не мог позволить себе слабости.

Зазвучал предупредительный гудок, и Эндер очистил дисплей, ожидая начала игры. Голова у него была тяжелой, он недоумевал, с какой стати собрались здесь все эти наблюдатели. Может, они будут его оценивать и решать, годится ли он для более сложных дел? Для следующей пары лет изнурительной учебы, для попыток прыгнуть выше своей головы? Эндеру было двенадцать, но он чувствовал себя стариком. И, ожидая начала игры, он желал одного — проиграть сражение, проиграть вчистую и так бездарно, чтобы его сняли с программы. Пусть его накажут как угодно, плевать, только бы дали отоспаться.

Потом на экране появился неприятель, и усталость Эндера сменилась отчаянием.

Численное превосходство врага составляло тысячу к одному, от скопления кораблей противника имитатор мерцал зеленым, и Эндер понял, что ему не победить.

К тому же враг был далеко не глуп. Он даже не построился в порядок, который можно было бы проанализировать и атаковать. Эндер видел огромный рой кораблей, постоянно перелетающих с места на место; их временные соединения исчезали в одной точке экрана и возникали в другой; там, где только что ничего не было, спустя мгновение появлялись огромные вражеские силы. И хотя Эндер никогда не располагал таким огромным флотом, какой был у него сейчас, он не мог развернуть свои корабли так, чтобы хоть на одном участке они численно превосходили врага. А без такого превосходства все его усилия будут тщетными.

Позади невероятного скопления вражеских кораблей виднелась планета, та самая, о которой говорил Мэйзер. Хотя какая разница — есть там планета или нет, если Эндеру к ней не приблизиться? Мальчик терпеливо ждал озарения, молниеносной догадки, которая поможет ему уничтожить врага. И пока он ждал, он слышал, как ерзают наблюдатели за его спиной, гадая, что он предпримет. В конце концов все поняли — он не знает, что делать, да и поделать тут ничего нельзя; Эндер услышал взволнованное покашливание наблюдателей.

Потом раздался голос Боба, который, хихикнув, сказал:

— Помнишь: «Вражеские ворота внизу!»

Остальные взводные рассмеялись, а Эндер мысленно вернулся во времена Боевой школы, к простым играм, в которых он одерживал победы. Тогда ему тоже приходилось сражаться в самых безнадежных ситуациях, но он все равно выигрывал. И будь он проклят, если позволит Мэйзеру Рэкхему победить себя с помощью дешевых трюков вроде численного превосходства тысяча к одному. В Боевой школе он побеждал, заставая врага врасплох, иногда даже нарушая правила; побеждал, потому что всегда был нацелен на вражеские ворота.

А вражеские ворота были внизу.

Эндер улыбнулся, осознав, что если он нарушит это правило, его, скорее всего, вышвырнут из школы. Это и будет самой настоящей победой: никогда больше ему не придется играть в их игры!

Он прошептал что-то в микрофон, все шесть его командиров повели свои корабли на врага. Корабли двигались хаотически, кидаясь то в одну сторону, то в другую. Противник тут же прекратил свое бесцельное маневрирование и начал собираться вокруг шести флотов Эндера.

Мальчик откинулся на спинку кресла, выжидая; наблюдатели снова забормотали за его спиной, теперь громко. Эндер ничего не делал — он как будто просто вышел из игры.

Однако вскоре стало ясно, что в основе его стремительной атаки лежит некий план. Шесть флотов Эндера то и дело теряли корабли в небольших столкновениях с врагом, но в решительный бой не вступали, даже когда могли одержать небольшую тактическую победу. Вместо этого они продолжали свое на первый взгляд беспорядочное движение, которое тем не менее было устремлено вниз. К вражеской планете.

Именно якобы случайные броски помешали врагу разгадать замысел Эндера — до тех пор, пока он одновременно с наблюдателями не понял, что происходит. Но тогда было уже поздно, так же как для Уильяма Би оказалось слишком поздно помешать солдатам Эндера захватить ворота. Корабли Эндера гибли один за другим, до цели смогли добраться только два флота, да и те заметно поредели. И все-таки отдельные небольшие группки прорвались к планете и открыли по ней огонь.

Теперь Эндер подался вперед, сомневаясь, правильным ли оказался его расчет. Он был почти уверен, что вот-вот раздастся гудок и игру остановят из-за нарушения правил. Однако он готов был поспорить на что угодно, что имитатор сделает все как надо. Если он мог смоделировать планету, то сможет смоделировать и то, что произойдет с ней в случае атаки.

Так и было.

Сперва оружие, предназначенное для уничтожения сравнительно небольших кораблей, оказалось не в состоянии разрушить целую планету. Взрывы, однако, выглядели ужасающе, к тому же планета — не космос, где цепная реакция могла постепенно угаснуть. На планете цепная реакция находила все новое и новое горючее.

Казалось, вся поверхность планеты пришла в движение, но это длилось недолго: ее потряс невероятно мощный взрыв, поглотивший последние корабли Эндера. Однако потом взрыв добрался и до вражеских кораблей, и первые из них просто исчезли. По мере того как адская стихия разрушения уходила все дальше и постепенно тускнела, все отчетливей можно было разглядеть судьбу каждого корабля. Когда сияющее облако добиралось до них, они на мгновение ярко вспыхивали и исчезали, питая собой бушующий в космосе пожар.

Спустя три минуты сияние почти угасло, все корабли погибли, а если некоторым из них и удалось уйти, их было так мало, что беспокоиться о них не стоило.

Эндер победил врага, пожертвовав всем своим флотом и уничтожив вражескую планету вразрез с правилами войны. Он не мог понять, кем себя ощущал — победителем или дерзким ослушником, которого ждет наказание. Скорее всего, он не чувствовал ничего. Он так безумно устал, что желал одного — лечь в постель и уснуть.

Эндер выключил имитатор и только тогда услышал позади дикий шум.

У дальней стены больше не было осанистых военных наблюдателей, там царил хаос. Одни люди хлопали друг друга по плечам; другие стояли, опустив голову и закрыв лицо руками; третьи плакали, не стыдясь.

К Эндеру подошел капитан Графф — слезы текли по его щекам, но он улыбался. К огромному удивлению Эндера, капитан обнял его, крепко прижал к себе и зашептал:

— Спасибо тебе, спасибо тебе, спасибо тебе, Эндер!

А потом и все остальные собрались вокруг ошарашенного мальчика, благодаря его, похлопывая по плечу, пожимая ему руку. Эндер пытался понять, о чем они толкуют. Он выдержал испытание? Но почему это для них так важно?

Потом толпа расступилась, пропуская Мэйзера Рэкхема, который подошел к Эндеру Виггину и протянул ему руку.

— Перед тобой стоял трудный выбор, мальчик. Бог знает, мог ли ты поступить иначе? Прими мои поздравления. Ты разбил их, теперь все кончено.

Все кончено. Он разбил их.

— Я разбил вас, Мэйзер Рэкхем.

Мэйзер рассмеялся — его смех прозвучал очень громко во внезапно наступившей тишине.

— Эндер Виггин, ты никогда не играл со мной. С тех пор как я стал твоим учителем, ты вообще ни разу не играл.

Что это, шутка? Если так, Эндер ее не понимал. Он играл бессчетное множество раз, расплачиваясь за победы своим здоровьем. В душе его стал закипать гнев.

Мэйзер положил руку ему на плечо, но Эндер стряхнул ее. Снова сделавшись серьезным, Мэйзер проговорил:

— Эндер Виггин, вот уже несколько месяцев ты командовал всем нашим флотом. Это были не игры, а настоящие сражения. Твоим единственным противником были наши враги. Ты выиграл все сражения, а сегодня сражался с врагами в их родном мире и уничтожил их планету и их флот — полностью уничтожил. Никогда больше они на нас не нападут. Ты разбил их начисто. Вот что ты сделал.

Это были настоящие сражения. Не игра.

Эндер слишком устал, чтобы как следует осознать случившееся.

Он молча двинулся сквозь толпу, бормочущую слова благодарности и поздравления, покинул зал, добрался до своей комнаты и закрыл за собой дверь.

Когда к нему в комнату явились Графф и Мэйзер Рэкхем, Эндер спал. Они разбудили его, мальчик медленно стряхнул с себя сон, узнал их и отвернулся, чтобы уснуть снова.

— Эндер, — заговорил Графф. — Нам нужно с тобой побеседовать.

Эндер перевернулся на бок, лицом к ним, но не сказал ни слова.

Графф улыбнулся.

— Я понимаю, то, что вчера случилось, — огромное потрясение. Но, думаю, тебе приятно будет узнать, что ты выиграл войну.

Эндер медленно кивнул.

— Мэйзер Рэкхем никогда не играл против тебя, он лишь анализировал твои сражения, отыскивая слабые места, чтобы помочь тебе стать более искусным. И это сработало, верно?

Эндер крепко зажмурил глаза. Его посетители ждали.

— Почему вы не рассказали мне раньше? — спросил мальчик.

Мэйзер улыбнулся.

— Еще сто лет назад, Эндер, выяснилось, что если жизнь командира в опасности, он начинает бояться и тогда медленней думает и медленней принимает решения. И когда командир знает, что его приказы могут погубить людей, он становится чрезмерно осторожным или, напротив, слишком безрассудным, что тоже вредит делу. А если он взрослый и у него есть чувство ответственности и понимание мира, он опять-таки становится чересчур осторожным, медлительным и хуже выполняет свою работу. Поэтому мы стали обучать детей, которые не знали ничего, кроме игры, и понятия не имели, что однажды она станет реальной. Теория утверждала, что такие дети будут куда способнее взрослых, и ты доказал, что так оно и есть. — Графф положил руку на плечо Эндера. — Мы точно рассчитали, когда корабли должны прибыть к месту назначения, и строили стратегию на том, что, скорее всего, у нас будет лишь один выдающийся командир, и то если очень повезет. Как показала история, во время любой войны редко появляется больше одного военного гения. Мы надеялись найти такого гения, хотя делать на это ставку было рискованно. Но появился ты, и мы победили.

Эндер открыл глаза, и все поняли, что он кипит от ярости.

— Да, вы победили.

Графф и Мэйзер переглянулись.

— Он не понимает, — прошептал Графф.

— Я все понимаю, — возразил Эндер. — Вам требовалось оружие, и вы его нашли — в моем лице.

— Правильно, — подтвердил Мэйзер.

— А теперь скажите, — продолжал Эндер, — сколько жителей было на планете, которую я уничтожил?

Последовала пауза, потом Графф сказал:

— Оружию не надо понимать, на что оно нацелено, Эндер. Целились мы, значит мы в ответе за все. А ты просто выполнял свою работу.

— Конечно, Эндер, о тебе позаботятся, — улыбнулся Мэйзер. — Правительство тебя не забудет. Ты отлично нам послужил.

Эндер отвернулся к стене и перестал отвечать, как его ни пытались втянуть в разговор. В конце концов гости ушли.

Довольно долго никто его не беспокоил, но вот дверь открылась снова. Эндер не шевельнулся.

— Эндер, это я, Боб.

Услышав этот голос и почувствовав прикосновение к своему плечу, Эндер повернулся и посмотрел на стоящего у постели маленького мальчика.

— Садись, — сказал он.

Боб сел.

— Это последнее сражение, Эндер. Не знаю, как тебе удалось его выиграть.

Эндер улыбнулся.

— Я сжульничал. Рассчитывал, что за нарушение правил меня вышвырнут вон.

— Просто не верится! Мы победили. Война закончилась. А нам-то казалось, что настоящие сражения начнутся, только когда мы вырастем, а на самом деле мы сражались уже давно. Хотя мы еще маленькие, Эндер. Я, во всяком случае, еще маленький.

Боб засмеялся, и Эндер улыбнулся в ответ. Они помолчали. Боб сидел на краю постели, а Эндер наблюдал за ним, полузакрыв глаза.

В конце концов Боб спросил:

— Что мы будем делать теперь, когда война закончилась?

Эндер закрыл глаза.

— Я хочу спать, Боб.

Боб поднялся и ушел, а Эндер уснул.

Графф и Андерсон вошли в ворота парка; дул легкий ветерок, но солнце припекало плечи.

— Собираешься преподавать технические науки? В столице? — переспросил Графф.

— Нет, в округе Биггок. Учебное подразделение. Им кажется, что моя работа с детьми — неплохая подготовка. А вы что будете делать?

Графф улыбнулся и покачал головой.

— Пока у меня никаких планов. Останусь здесь еще как минимум на несколько месяцев — отчеты, всякая прочая бумажная волокита. Хотя варианты у меня есть. Мне предлагали готовить персонал для МФ или стать исполнительным вице-президентом университета, но я сказал — нет. Издатель хочет, чтобы я написал воспоминания о войне. Даже не знаю…

Они сели на скамью, глядя, как ветер шевелит листья. Дети у клеток с обезьянами смеялись и что-то выкрикивали, но ветер и расстояние не позволяли расслышать слова.

— Смотрите! — Графф указал на маленького мальчика, который побежал к их скамье.

Следом за этим мальчуганом мчался второй, держа руку так, как будто в ней был пистолет, и выкрикивая: «Паф! Паф!» Парнишка, в которого он целился, не останавливался, и, «выстрелив» еще раз, мальчишка закричал:

— Я попал в тебя! Стой!

Но его «противник» уже скрылся из виду.

— Ты погиб, не понимаешь, что ли?

Мальчик вытащил из кармана камень и кинул в клетку с обезьянами.

Андерсон с улыбкой покачал головой.

— Дети, — сказал он.

Они с Граффом поднялись и направились к выходу из парка.

Подающий надежды юноша ^{(рассказ)}

— Знаешь, Алессандра, что я сегодня сделала?

— Нет, мама.

Тринадцатилетняя Алессандра поставила рюкзак с учебниками на пол у входной двери и, пройдя мимо матери к раковине, налила себе стакан воды.

— Угадай!

— Добилась, чтобы нам снова дали электричество?

— Эльфы не хотят со мной разговаривать, — вздохнула мать.

Когда-то им обоим казалась забавной эта игра — делать вид, будто электричество исходит от эльфов. Вот только теперь, знойным адриатическим летом, в этом не было ничего смешного — ни холодильника, ни кондиционера, ни видеофильмов, которые могли бы отвлечь от жары.

— Тогда я не знаю, мама.

— Я изменила нашу жизнь, — сказала мать. — Я создала для нас будущее.

Замерев, Алессандра произнесла беззвучную молитву. Она давно уже потеряла надежду, что ее мольбы удостоятся ответа, но считала, что каждая безответная молитва увеличивает перечень обид, которые она могла бы предъявить Богу, будь у нее такая возможность.

— И что же это за будущее, мама?

— Мы станем колонистами! — Мать с трудом сдерживала ликование.

Алессандра облегченно вздохнула — о проекте «Распространение» она слышала в школе. После того как уничтожили жукеров, людьми завладела идея колонизации всех их бывших миров, чтобы судьба человечества больше не зависела от одной-единственной планеты. Однако требования к колонистам предъявлялись весьма строгие, и столь неуравновешенная и безответственная — нет, скорее, просто бесхарактерная и витающая в облаках — личность, как ее мать, никогда не могла оказаться среди них.

— Что ж, мама. Чудесно.

— А ты не особо радуешься.

— Пока одобрят заявку, пройдет немало времени. Да и зачем мы им? Что мы такого умеем?

— Ты всегда была пессимисткой, Алессандра. Если будешь хмуриться по поводу любой новости, не жди от жизни ничего хорошего. — Мать закружилась вокруг, помахивая листком бумаги. — Я подала заявку несколько месяцев назад, дорогая моя Алессандра. И сегодня мне сообщили, что ее одобрили!

— И ты все это время молчала?

— Я умею хранить секреты, — ответила мать. — У меня много секретов. Но это не секрет — здесь говорится, что мы отправимся на новую планету, где тебя не будут считать лишней, где ты будешь нужна и где станут восхищаться всеми твоими талантами и прелестями.

Всеми ее талантами и прелестями. В колледже, похоже, никто их не замечал. Алессандра была всего лишь неуклюжей длиннорукой и длинноногой девчонкой, которая всегда сидела в заднем ряду, послушно выполняя задания и ничем не выделяясь. Лишь мать считала Алессандру каким-то выдающимся волшебным созданием.

— Можно мне взглянуть на эту бумажку, мама? — спросила Алессандра.

— Что, не веришь? — Мать, пританцовывая, отошла подальше.

Алессандра слишком устала и слишком изнывала от жары, чтобы включаться в игру, так что преследовать мать она не стала.

— Разумеется, не верю.

— Что-то ты сегодня невеселая, Алессандра.

— Даже если это правда, мне от самой мысли становится страшно. Стоило бы сперва спросить меня. Знаешь, какова жизнь колонистов? Это тяжкий труд на полях и фермах.

— Не говори глупости, — ответила мать. — У них для этого есть машины.

— И никто точно не знает, сможем ли мы питаться местной растительностью. Когда жукеры впервые атаковали Землю, они просто уничтожили все живое в той части Китая, где высадились. Они не собирались есть то, что там росло. Мы не знаем, приживутся ли на их планетах наши растения. Все колонисты могут погибнуть.

— Сейчас там осваиваются ветераны победившей жукеров флотилии. К нашему прибытию они уже решат все проблемы.

— Мама, — терпеливо проговорила Алессандра, — я не хочу никуда лететь.

— Потому что твои жалкие заурядные одноклассники убедили тебя, будто ты обычный ребенок. Но ты не обычная. Ты волшебная. Тебе следует покинуть сей мир праха и уныния, отправившись туда, где земля покрыта зеленью и полна древних сил. Мы будем жить в пещерах древних людоедов и собирать урожай с полей, когда-то принадлежавших им! А прохладными вечерами, когда приятный ветерок будет развевать твою юбку, ты будешь танцевать с юношами, восхищенными твоей красотой и грацией!

— И где же мы найдем таких юношей?

— Увидишь, — пропела мать. — Вот увидишь! Прекрасный, подающий надежды юноша отдаст тебе свое сердце!

Бумажка наконец оказалась в досягаемости Алессандры, и девушка выхватила ее. Мать встала у нее за плечом со знакомой улыбкой на устах. Извещение оказалось вполне реальным. Дорабелла Тоскано, двадцати девяти лет, и ее дочь Алессандра, тринадцати лет, приняты в состав членов Первой Колонии.

— С психологическим отбором они решили не заморачиваться, — заметила Алессандра.

— Хочешь сделать мне больно? Не выйдет. Мать знает, что для тебя лучше всего. И не позволит тебе повторить своих ошибок.

— Да, но заставит за них расплачиваться, — ответила Алессандра.

— Только подумай, моя дорогая, прекрасная, умная, милая, добрая, щедрая и вечно недовольная девочка: на что ты можешь рассчитывать здесь, в Монополи, в Италии, в бедном квартале на улице Луиджи Инделли?

— На улице Луиджи Инделли нет богатых кварталов.

— Ну вот, ты сама все понимаешь.

— Мама, я вовсе не мечтаю выйти замуж за принца и уехать в закат.

— Вот и хорошо, моя милая, поскольку никаких принцев не существует — только мужчины и животные, которые притворяются мужчинами. Я вышла замуж за одного из последних, но он, по крайней мере, подарил тебе свои восхитительные скулы и ослепительную улыбку. У твоего отца были великолепные зубы.

— Если бы он еще аккуратнее гонял на своем байке…

— Это не его вина, милая.

— Трамваи ездят по рельсам, мама. Если держаться от них в стороне, тебя не переедут.

— Твой отец не был умен, но, к счастью, у тебя гениальная мать, передавшая тебе кровь фей.

— Кто бы знал, что феи так сильно потеют? — Алессандра откинула с лица матери мокрый локон. — Мама, в колонии нас не ждет ничего хорошего. Прошу тебя, не надо.

— Полет занимает сорок лет — я сходила к соседям и посмотрела в сети.

— На этот раз ты хоть спросила у них разрешения?

— Конечно — ведь теперь они запирают окна. Их очень обрадовало, что мы собираемся стать колонистами.

— Кто бы сомневался.

— Но благодаря магии для нас пройдет всего два года.

— Благодаря релятивистским эффектам путешествий с околосветовой скоростью.

— Какая же ты у меня умница. И даже эти два года мы можем проспать, так что вообще не постареем.

— Здорово.

— Наши тела проспят как будто всего неделю, и мы проснемся в сорока годах отсюда.

— И все, кого мы знаем на Земле, окажутся на сорок лет старше нас.

— И большинства не будет в живых, — пропела мать. — В том числе моей мамаши-ведьмы, которая отказалась от меня, когда я вышла замуж за того, кого любила, и которая никогда не посмеет притронуться к моей любимой дочери.

Подобные слова Алессандра слышала от матери уже не первый раз, причем в них всегда звучала радость. Алессандра никогда не видела свою бабушку, но теперь ей пришло в голову, что, возможно, именно бабушка могла бы помочь ей избежать колонии.

— Я никуда не полечу, мама.

— Ты несовершеннолетняя, так что полетишь туда же, куда и я, тра-ля-ля.

— Ты сумасшедшая, и я скорее подам в суд, чем куда-то полечу, тру-ля-ля.

— Сперва подумай хорошенько, поскольку я полечу в любом случае, и если тебе кажется, будто тебе тяжело жить со мной, попробуй представить, каково тебе будет без меня.

— Вполне представляю, — ответила Алессандра. — Позволь мне повидаться с бабушкой. — Мать бросила на нее яростный взгляд, но Алессандра решила идти до конца. — Позволь мне жить с ней. А сама отправляйся в свою колонию.

— Но тогда мне вовсе незачем лететь в колонию, милая. Я делаю это ради тебя. Так что без тебя я никуда не полечу.

— Тогда мы никуда не летим. Так и передай.

— Нет, мы летим и крайне этому рады.

Пора было заканчивать эту карусель. Мать могла без конца повторять одни и те же аргументы, но Алессандру они успели утомить.

— Что тебе пришлось им наврать, чтобы нас взяли?

— Я никому не лгала! — Мать сделала вид, будто подобное обвинение повергает ее в шок. — Я лишь подтвердила свою личность. Они все тщательно проверили, так что если у них оказалась ложная информация, в том только их вина. Знаешь, зачем мы им нужны?

— А ты знаешь? — спросила Алессандра. — Тебе что, в самом деле рассказали?

— Тут, чтобы сообразить, не надо быть гением или даже феей, — ответила мать. — Мы нужны им, поскольку мы обе в детородном возрасте.

Алессандра невольно застонала, но мать словно любовалась собой перед воображаемым ростовым зеркалом.

— Я все еще молода, — сказала мать, — а ты как раз вступила в пору расцвета. Там есть мужчины с флота, молодые люди, которые никогда не были женаты. И они страстно ждут нашего прибытия. Так что я готова создать пару даже с шестидесятилетним стариком и родить ему детей, а потом пусть умирает — я к такому привыкла. Но ты… ты станешь наградой для любого юноши. Ты станешь сокровищем.

— В смысле — моя утроба? — спросила Алессандра. — Ты права, именно так они наверняка и считают. Могу поспорить, они берут практически любую из подавших заявку здоровых женщин.

— Мы, феи, всегда здоровы.

Что ж, это была правда — Алессандра не помнила, чтобы мать когда-либо болела, если не считать случай отравления, когда мать очень жарким вечером решила купить на ужин уличную еду.

— То есть они просто посылают туда стадо женщин, как телок на племя?

— Телкой ты станешь только в том случае, если сама решишь ею быть, — ответила мать. — Единственный вопрос, который сейчас перед нами стоит, — будем ли мы спать весь полет и проснемся перед самым приземлением, или останемся бодрствовать в течение двух лет, проходя обучение и получая опыт, чтобы сразу же включиться в первую волну колонистов.

Слова матери впечатлили Алессандру.

— Ты в самом деле читала документацию?

— Это самое важное решение в нашей жизни, милая моя Алессандра. И я подхожу к делу со всей тщательностью.

— Если бы ты столь же тщательно читала счета за электричество…

— Они меня не интересовали, это лишь свидетельство нашей бедности. Теперь я понимаю, что Бог готовил нас к миру без кондиционеров, видео и сетей. К миру природы. Мы, народ эльфов, рождены для жизни на природе. Ты придешь на танцы и очаруешь своей волшебной грацией сына короля, и сын короля станет с тобой танцевать, пока не влюбится настолько, что его сердце готово будет разорваться ради тебя. И тогда уже тебе решать, насколько он тебя достоин.

— Сомневаюсь, что там найдется король.

— Но там будет губернатор и другие высокопоставленные чиновники. И подающие надежды юноши. Я помогу тебе сделать выбор.

— Вот без этого я уж точно обойдусь.

— Влюбиться в богача так же просто, как и в бедняка.

— Тебе-то откуда знать?

— Я знаю куда лучше тебя, поскольку однажды уже ошиблась. Когда в сердце ударяет горячая кровь — это самая темная магия, которую следует укрощать. И ты не должна позволять подобного, пока не выберешь достойного твоей любви мужчину. Я тебе помогу.

Спорить не имело смысла. Алессандра давно поняла, что пререканиями с матерью ничего не добьешься — куда лучше было просто ее игнорировать.

Вопрос насчет колонии, однако, никуда не девался. Определенно пришло время разыскать бабушку. Та жила в Полиньяно-а-Маре, соседнем более-менее крупном городе на побережье Адриатики, — больше о ней Алессандра ничего не знала. И фамилия у нее точно была не Тоскано. Девушка поняла, что придется заняться серьезными изысканиями.

Неделю спустя, пока мать все еще рассуждала, следует ли им проспать весь полет или нет, Алессандра вдруг обнаружила, что к немалому объему информации у детей просто нет доступа. Пошарив в доме, она нашла свое свидетельство о рождении, но это мало чем помогло — в нем указывались лишь ее собственные родители. Ей требовалось свидетельство матери, но в квартире его не обнаружилось.

Правительственные чиновники Алессандру в упор не видели: услышав о ее проблеме, ее тут же отправили восвояси. Лишь обратившись к католической церкви, она смогла хоть как-то продвинуться вперед. Они с матерью не посещали мессу с тех пор, как Алессандра была еще совсем маленькой, но приходской священник помог ей найти сведения о ее крещении. Кроме родителей, там упоминались и крестные, и она сообразила, что либо это и есть ее дед с бабушкой, либо крестные должны их знать.

В школе она пошарила в сети и выяснила, что Леопольдо и Изабелла Сантанджело жили в Полиньяно-а-Маре. Хороший знак — поскольку там же жила и ее бабушка.

Вместо того чтобы идти домой, она воспользовалась своим ученическим проездным и села на поезд до Полиньяно, а потом три четверти часа бродила по городу в поисках нужного адреса. К ее недовольству, тот оказался в переулке близ улицы Антонио Ардито — старый многоквартирный дом недалеко от железной дороги. Звонок отсутствовал. Алессандра поднялась на четвертый этаж и постучала.

— Хочешь постучать — постучи себе по башке! — рявкнул из-за двери женский голос.

— Вы Изабелла Сантанджело?

— Я Святая Дева, и я занята, отвечая на молитвы. Убирайся!

Сперва у Алессандры промелькнула мысль: «Значит, мама лгала, будто она дочь фей. На самом деле она младшая сестра Иисуса». Но потом девушка решила, что подобное легкомыслие не слишком уместно. Она уже нарвалась на неприятности, уехав из Монополи без разрешения, и ей нужно было выяснить у этой Святой Девы, является она ее бабушкой или нет.

— Прошу прощения за беспокойство, но я дочь Дорабеллы Тоскано, и…

Женщина, похоже, стояла прямо за дверью, поскольку та распахнулась, прежде чем Алессандра успела договорить.

— Дорабелла Тоскано умерла! Откуда у мертвой может быть дочь?

— Моя мать жива, — ошеломленно ответила Алессандра. — Вы записаны в приходской книге как моя крестная.

— Самая большая ошибка в моей жизни. Она выходит замуж за этого свинтуса, этого посыльного-велосипедиста, когда ей и пятнадцати не исполнилось, — и все почему? Потому что брюхата тобой, вот почему! Она думает, будто замужество вернет ей непорочность! А потом ее идиот-муженек попадает под трамвай. Я ей говорила — Бог есть! Катись к черту!

Дверь перед носом Алессандры захлопнулась.

Она проделала немалый путь, и бабушка не могла прогнать ее просто так. Они даже толком взглянуть друг на друга не успели.

— Но я же ваша внучка, — сказала Алессандра.

— Как у меня может быть внучка, если у меня нет дочери? Скажи своей мамаше, что, прежде чем посылать свое отродье попрошайничать у меня под дверью, пусть сперва явится сама и как следует извинится.

— Она улетает на другую планету! — воскликнула Алессандра.

Дверь снова распахнулась.

— Да она совсем рехнулась, — сказала бабушка. — Заходи, садись. Расскажешь, каких еще глупостей она натворила.

Квартира выглядела идеально чистой. Сама обстановка являла собой дешевый китч, где в диком количестве присутствовали керамические фигурки и аляповатые картинки в рамках, — но все блестело, ни единой пылинки. Диван и кресла скрывались под грудами одеял, накидок и маленьких вышитых подушек, так что сесть было негде. Бабушка ничего не стала трогать, и в конце концов Алессандра уселась прямо на подушки.

Внезапно почувствовав себя предательницей по отношению к матери, словно ябеда на школьном дворе, Алессандра попыталась смягчить гнев Изабеллы.

— Я знаю, у нее есть свои причины, и мне кажется, она искренне верит, будто поступает так ради меня…

— Ну да, да, и ты этого не хочешь. Так что она там ради тебя натворила? У меня нет столько времени!

У женщины, вышившей все эти подушки, времени наверняка имелось в избытке, однако Алессандра оставила ее язвительное замечание без ответа.

— Она подала заявку на переселение в колонию и получила добро.

— В колонию? Нет никаких колоний. Это все теперь самостоятельные страны. Даже у Италии не было настоящих колоний со времен Римской империи. С тех пор итальянцы, считай, мужики без яиц, и от них больше никакого толку. От твоего деда, упокой Господь его душу, тоже, в общем-то, не было толку — никогда не мог за себя постоять. Все вертели им, как пожелают. Но он, по крайней мере, тяжко трудился и обеспечивал меня, пока моя неблагодарная дочь не плюнула мне в лицо и не вышла замуж за того мотоциклиста. Твой папаша вообще ни гроша не заработал.

— Во всяком случае, с тех пор как умер, — с трудом сдерживая злость, бросила Алессандра.

— Я говорю про те времена, когда он был жив! Постоянно отлынивал от работы, а может, и наркотой баловался. Может, ты вообще кокаиновое дитя.

— Сомневаюсь.

— Тебе-то откуда знать? — спросила бабушка. — Ты тогда и говорить еще не умела! — (Алессандра молча ждала.) — Ну, рассказывай.

— Я уже рассказала, но вы мне, похоже, не поверили.

— Про что ты рассказала?

— Про колонию. Мы летим на космическом корабле на одну из планет жукеров, чтобы заниматься там сельским хозяйством.

— А жукеры не станут возражать?

— Никаких жукеров больше нет, бабушка. Их всех убили.

— Грязная работенка, но без нее никуда. Если бы мне встретился тот парень, Эндер Виггин, я бы дала ему список тех, кого стоило бы уничтожить раз и навсегда. А от меня ты чего хочешь?

— Я не хочу лететь в космос с мамой. Но я несовершеннолетняя. Если бы вы согласились стать моим опекуном, я могла бы остаться дома. Таков закон.

— Твоим опекуном?

— Да. Присматривать за мной и обеспечивать меня. Я могла бы жить с вами.

— Убирайся.

— Что?

— Вставай и проваливай. Ты что, думаешь — здесь отель? Где, по-твоему, ты собралась спать? На полу, чтобы я споткнулась ночью и сломала ногу? Для тебя здесь нет места. Так и знала, что ты начнешь что-то требовать. Вон!

Спорить не имело смысла. Мгновение спустя Алессандра уже мчалась вниз по лестнице, багровая от злости и унижения. Эта женщина оказалась еще более сумасшедшей, чем мать.

«Мне некуда идти, — подумала Алессандра. — Но разве по закону мама может заставить меня лететь силой? Я уже не младенец и даже не ребенок. Мне скоро четырнадцать. Я умею читать, писать и делать разумный выбор».

Вернувшись в Монополи, Алессандра не пошла сразу домой. Все равно пришлось бы как-то объяснять, где она была, — так почему бы и не задержаться? Может, контора проекта «Распространение» еще открыта?

Но контора оказалась закрыта, и Алессандра не смогла даже взять брошюру. Да и какой смысл? Самое интересное есть в сети. Можно было остаться после школы и найти все что надо. Но вместо этого она отправилась в гости к бабушке.

«Вот тебе и разумный выбор», — усмехнулась Алессандра.

Мать сидела за столом, перед ней стояла чашка шоколада. Подняв взгляд, она проследила, как Алессандра закрывает дверь и ставит на пол рюкзак, но промолчала.

— Мама, извини, я…

— Можешь не врать, — тихо ответила мать. — Старая ведьма уже звонила мне и наорала за то, что я тебя подослала. Я, как обычно, повесила трубку, а потом отключила телефон.

— Извини, — повторила Алессандра.

— Тебе не кажется, что у меня имелись причины исключить ее из твоей жизни?

Внутри Алессандры словно сработал некий триггер, и вместо того, чтобы попытаться отступить, она взорвалась:

— Мне плевать на твои причины! — бросила она. — У тебя их может быть десять миллионов, но ты ни про одну из них мне не говорила! Ты рассчитывала, будто я стану слепо тебе повиноваться! Но своей матери ты не повиновалась, тем более слепо.

— Твоя мать — не чудовище, — ответила мать.

— Чудовища бывают разные, — сказала Алессандра. — Ты из тех, что порхают словно бабочка, но никогда не задерживаются рядом достаточно долго, чтобы вообще понять, кто я.

— Все, что я делаю, я делаю ради тебя!

— Ради меня — ничего. Все, что ты делаешь, ты делаешь ради твоего воображаемого ребеночка, которого на самом деле не существует, идеального счастливого дитяти, каковым оно не может не стать, поскольку ты полная противоположность своей мамаши. Что ж, я не такая. И в доме твоей матери есть электричество!

— Тогда иди и живи там!

— Она мне не позволяет!

— Ты бы возненавидела такую жизнь. Ничего не трогай, всегда делай так, как считает нужным она…

— И потому ты решила улететь в колонию?

— Я лечу в колонию ради тебя.

— Все равно что купить мне лифчик не по размеру. Почему бы тебе сперва не понять, кто я, прежде чем решать, что мне нужно?

— Я скажу тебе, кто ты. Ты девушка, которая слишком юна и неопытна, чтобы понимать потребности женщины. На этом пути я опережаю тебя на десятки километров — я знаю, что тебе предстоит, и пытаюсь сделать твой путь легким и гладким. И знаешь что? Что бы ты там ни думала — я это сделала. Ты сражалась со мной на каждом шагу, но я немало для тебя потрудилась. Ты даже не знаешь насколько, потому что не знаешь, кем ты могла бы стать.

— И кем же я могла бы стать, мама? Тобой?

— Мной ты никогда не станешь, — ответила та.

— Да что ты говоришь? Тогда кем? Неужели… ею?

— Нам никогда не узнать, кем бы ты могла стать. Потому что ты уже такая, какой я тебя сделала.

— Неправда. Я просто притворяюсь такой, чтобы выжить в твоем доме. А внутри я для тебя совсем чужая. Ты не знаешь меня, но хочешь утащить за собой в космос, даже не спросив, что я думаю об этом. Для тех, к кому относились так, как ты ко мне, раньше было специальное слово. Их называли рабами.

Больше всего Алессандре сейчас хотелось сбежать к себе в комнату и хлопнуть дверью. Но своей комнаты у нее не было — она спала на диване в кухне.

— Понимаю, — кивнула мать. — Пойду к себе. Можешь захлопнуть за мной дверь.

Алессандру тут же разозлило, что Дорабелла прочитала ее мысли, но она не закричала, не набросилась на мать с кулаками, не повалилась в истерике на пол, даже не рухнула на диван, зарывшись лицом в подушку. Вместо этого она лишь села за стол напротив и спросила:

— Что на ужин?

— Вот как? Надо понимать, дискуссия окончена?

— Можешь продолжать, пока готовишь. Я есть хочу.

— У нас ничего нет — я еще не дала окончательного согласия, потому что пока не решила, будем ли мы в полете спать или бодрствовать, так что подъемные нам пока не дали, и у нас нет денег, чтобы купить еду.

— И как нам быть с ужином?

Мать лишь отвела взгляд.

— Знаю, — радостно заявила Алессандра. — Поехали к бабушке!

Мать яростно уставилась на нее.

— Мама, — сказала Алессандра, — как у нас могут закончиться деньги, если мы получаем пособие? Другим, кто получает пособие, хватает и на еду, и на оплату счетов за электричество.

— А ты как думаешь? — спросила мать. — Оглянись вокруг. Куда я потратила все правительственные деньги? Где вся роскошь? Загляни в мой шкаф и посчитай мои наряды.

— Никогда об этом не задумывалась, — помолчав, призналась Алессандра. — Мы что, задолжали мафии? Или задолжал отец, до того как умер?

— Нет, — презрительно бросила мать. — У тебя теперь есть вся необходимая информация, но ты так ничего и не поняла, хоть ты уже такая взрослая и умная.

Алессандра даже представить не могла, что имеет в виду мать. Никакой новой информации она не получала. И она была слишком голодна, чтобы думать.

В шкафчиках нашлась коробка сухой вермишели и банка черного перца. Налив в кастрюлю немного воды, она поставила ее на плиту и включила газ.

— Для пасты нет соуса, — сказала мать.

— Есть перец. Есть масло.

— С одними лишь перцем и маслом вермишель есть нельзя. Все равно что пихать в рот горстями сырую муку.

— Это не моя проблема, — возразила Алессандра. — В данный момент приходится выбирать между пастой и кожей от ботинок, так что лучше следи за своей обувью.

— Ну конечно, ты сожрала бы мои ботинки, как и подобает хорошей дочери, — попыталась пошутить мать.

— Радуйся, если не доберусь до твоей ноги.

— Ну да, все дети пожирают родителей живьем. — Мать притворялась, будто все еще шутит.

— Тогда почему то чудовище все еще живет в той квартире в Полиньяно-а-Маре?

— Я об нее зубы обломала! — сделала последнюю попытку мать.

— Ты все время твердишь, какие ужасные поступки совершают дочери, но ты ведь тоже дочь? Ты тоже их совершала?

— Я вышла замуж за первого мужчину, который хотя бы намеком дал мне понять, что такое любовь и нежность. Да, это была глупость.

— Половина моих генов — от этого мужчины, — сказала Алессандра. — Я что, именно потому слишком глупа, чтобы решать, на какой планете мне хочется жить?

— Тебе явно хочется жить на любой планете, где нет меня.

— Это тебе пришла в голову идея насчет колонии, не мне! Но теперь мне кажется, что я поняла. Да! Ты хочешь отправиться в колонию на другой планете, потому что там нет твоей мамаши!

Мать обмякла на стуле.

— Отчасти. Не стану притворяться, будто не думала об этом.

— Значит, признаешься, что все это не только ради меня?

— В подобной лжи я никогда не признаюсь. Все это ради тебя.

— И убраться подальше от своей мамаши — тоже ради меня?

— Да, ради тебя.

— Каким образом? До сегодняшнего дня я даже не знала, как выглядит моя бабушка. Я никогда ее прежде не видела, даже не знала, как ее зовут.

— И знаешь, чего мне это стоило? — спросила мать.

— Ты о чем?

Мать отвела взгляд.

— Вода закипела.

— Нет, не закипела. И я от тебя просто так не отстану. Говори, что ты имела в виду. Чего тебе стоило, чтобы я никогда не знала собственную бабушку?

Мать встала, прошла к себе в комнату и закрыла дверь.

— Ты забыла хлопнуть дверью, мама! Кто тут, собственно, родитель? Кто должен демонстрировать чувство ответственности? И готовить ужин, в конце концов?

Вода закипела спустя три минуты. Алессандра бросила в кастрюльку две горсти вермишели, затем достала учебники и принялась за уроки. В итоге паста разварилась, к тому же была из самой дешевой муки, поэтому слиплась комками, несмотря на масло. Паста просто расползлась на тарелке, и перец едва ли помогал глотать получившуюся кашу. Алессандра механически ела, не сводя взгляда с учебника и тетради, пока в конце концов не поперхнулась. Встав, она сплюнула в раковину и выпила стакан воды, с трудом подавляя желание извергнуть назад содержимое желудка. Наконец ей удалось перевести дух.

— Ммм, вкуснятина, — пробормотала она, возвращаясь за стол.

Там уже сидела мать. Взяв пальцами комок пасты, она бросила его в рот.

— До чего же я хорошая мать, — тихо произнесла Дорабелла.

— Я делаю уроки, мама. Время ссоры вышло.

— Признайся, милая, — мы почти никогда не ссоримся.

— Верно. Ты порхаешь вокруг, не обращая на меня внимания и лучась счастьем. Но, поверь, меня регулярно подмывает высказать все, что я думаю.

— Сейчас я тебе кое-что расскажу. Ибо ты права — ты уже достаточно взрослая, чтобы многое понимать.

— Ладно, рассказывай. — Алессандра села и посмотрела матери в глаза. Та отвела взгляд. — Что, не станешь? Тогда я займусь уроками.

— Расскажу, — ответила мать. — Просто не буду на тебя смотреть.

— Я тоже не буду. — Алессандра вернулась к урокам.

— Примерно десятого числа каждого месяца мне звонит моя мать. Я отвечаю, поскольку иначе она сядет в поезд и приедет сюда и тогда мне нелегко будет выгнать ее из дома до того, как ты вернешься из школы. Так что я снимаю трубку, и она рассказывает мне, какая я неблагодарная дочь, не люблю ее и потому она живет одна-одинешенька в своей квартире, у нее нет денег, и в жизни ее не осталось никаких радостей. «Переезжай ко мне, — говорит она, — бери с собой свою красавицу-дочь, будем жить в моей квартире, делиться деньгами, и все будет хорошо». — «Нет, мама, — отвечаю я, — я к тебе не перееду». Тогда она рыдает и говорит, что я отвратительная дочь, которая лишила ее всего хорошего в жизни, бросив ее одну и без гроша. «Я пришлю тебе немного денег», — обещаю я ей. «Нет, не присылай, — отвечает она, — я сама приеду и возьму». — «Нет, — говорю я, — билет на поезд обойдется дороже пересылки, так что лучше пришлю». Каким-то образом мне удается закончить разговор до твоего возвращения, а потом я сижу и думаю: не перерезать ли мне вены? Затем кладу деньги в конверт и иду на почту. А потом она получает деньги, покупает на них какой-то чудовищный хлам и вешает его на стену или ставит на полочку. В ее доме полно вещей, оплаченных моими деньгами, которые должны были пойти на воспитание моей дочери, но я все равно отдаю эти деньги ей и каждый месяц оказываюсь на мели, хотя получаю точно такое же пособие, как и она. Но оно того стоит. Стоит того, чтобы голодать. Стоит того, чтобы ты на меня злилась, потому что ты не должна знать эту женщину, ее не должно существовать в твоей жизни. Так что — да, Алессандра, я делаю все это ради тебя. И если мы сумеем убраться с этой планеты, мне больше не придется посылать матери деньги и она больше не будет мне звонить, потому что, когда мы доберемся до новой планеты, она уже умрет. Жаль только, что ты недостаточно мне доверяла — иначе разговор этот состоялся бы до того, как ты увидела ее злобную физиономию и услышала ее злобный голос.

Встав из-за стола, мать вернулась к себе в комнату.

Закончив с уроками, Александра убрала учебники в рюкзак и села на диван, уставившись в неработающий телевизор. Она вспоминала, как возвращалась все эти годы из школы и каждый раз заставала порхающую по дому мать, которая рассказывала всякие глупости про фей и магию и про прекрасное, что ей удалось сделать за день, — хотя на самом деле она все это время сражалась с чудовищем, не давая ему проникнуть в дом и поймать в свои цепкие лапы маленькую Алессандру.

Стало понятно, почему им не хватало еды и почему у них не было электричества. И вообще стало понятно все.

Это вовсе не означало, что мать не сумасшедшая, просто теперь ее безумие обрело смысл. И перелет в колонию означал, что мать наконец станет свободной. Именно Дорабелла, а вовсе не Алессандра стремилась вырваться из-под родительской опеки.

Встав, девушка подошла к двери и постучала.

— Я за то, чтобы спать в течение всего полета.

Последовала долгая пауза, затем из-за двери послышался голос матери:

— Я тоже так считаю. — Помедлив, она добавила: — Для тебя в той колонии наверняка найдется молодой человек. Прекрасный, подающий надежды юноша.

— Не сомневаюсь, — ответила Алессандра. — Как и в том, что он станет обожать мою сумасшедшую мамочку. И моя чудесная мамочка тоже его полюбит.

Мать не ответила.

В квартире стояла невыносимая жара, и даже при открытых окнах неподвижный воздух не приносил облегчения. Раздевшись, Алессандра легла в одном белье на диван, но мягкая обивка липла к телу, и она перебралась на пол, подумав, что, возможно, там будет чуть прохладнее, поскольку теплый воздух всегда поднимается вверх. Но, похоже, пол нагревался от теплого воздуха под потолком квартиры этажом ниже, так что лучше не стало, к тому же он оказался чересчур жестким.

А может, и нет, потому что на следующее утро она проснулась на полу, в окно дул прохладный ветерок с Адриатики, а мать жарила что-то на кухне.

— Где ты взяла яйца? — спросила Алессандра, выйдя из туалета.

— Выпросила, — ответила мать.

— У соседей?

— У соседских кур.

— И никто тебя не видел?

— Во всяком случае, никто не стал мешать.

Рассмеявшись, Алессандра обняла мать. Потом она пошла в школу и на этот раз не побрезговала из гордости благотворительным обедом, понимая, что за ее еду приходится платить матери.

Вечером на столе был ужин, и не простой — рыба под соусом и свежие овощи. Похоже, мама наконец закончила оформление документов и получила подъемные. Они улетали в колонию.

Мать поступила, как подобает порядочному человеку. Взяв с собой Алессандру, она отправилась к соседям, державшим кур, поблагодарила их за то, что не стали вызывать полицию, и заплатила им за взятые яйца. Те пытались отказаться, но мать настояла, что не может покинуть город, не расплатившись с долгами, и что доброта этих щедрых людей равно зачтется им в раю. Они расцеловались со слезами на глазах, и мать отправилась домой не своей притворной походкой феи, но легким шагом женщины, сбросившей со своих плеч тяжкое бремя.

Две недели спустя Алессандра зашла в школьную сеть и узнала нечто такое, от чего у нее вырвался громкий судорожный вздох. Несколько человек бросились к ней, и ей пришлось переключиться в другое окно, так что все наверняка решили, что она смотрела порнушку. Алессандре было все равно, и она не могла дождаться, когда сможет вернуться домой и рассказать новость матери.

— Знаешь, кто станет губернатором нашей колонии?

Мама не знала.

— Какая разница? Какой-нибудь жирный старикашка. Или отважный искатель приключений.

— А если это вообще еще не мужчина? Что, если это просто мальчик лет тринадцати-четырнадцати, настолько умный и способный, что смог спасти все человечество?

— Ты о чем?

— Объявлен состав команды нашего колонистского корабля. Пилотом станет Мэйзер Рэкхем, а губернатором колонии — Эндер Виггин.

На этот раз судорожно вздохнула уже мать:

— Мальчик? Они сделали губернатором мальчика?

— Он командовал флотом во время войны, наверняка справится и с колонией, — ответила Алессандра.

— Мальчик. Маленький мальчик.

— Не такой уж и маленький. Моего возраста.

Мать повернулась к ней:

— А ты что, такая уж взрослая?

— Сама знаешь, что достаточно взрослая. Как ты там говорила — детородного возраста?

— И ровесница Эндера Виггина, — задумчиво проговорила мать.

Алессандра почувствовала, что краснеет.

— Мама! Не думай, будто я не догадываюсь, что у тебя на уме!

— Почему бы и нет? Ему все равно придется на ком-то жениться на той далекой планете. Почему бы и не на тебе? — Мать вдруг тоже покраснела и прижала ладони к щекам. — Ох, Алессандра, я так боялась тебе рассказать, но теперь я ужасно рада, и ты тоже обрадуешься!

— О чем рассказать?

— Мы ведь решили провести полет во сне, помнишь? Так вот, я пошла в контору, чтобы отдать бумаги, и увидела, что по ошибке поставила галочку в другой графе — бодрствовать, учиться и войти в первую волну колонистов. И подумала — что, если мне не разрешат исправить ошибку? Я решила, что заставлю их во что бы то ни стало! Но когда я села напротив той женщины, я вдруг испугалась и не стала ничего говорить, просто струсила и отдала бумаги. Теперь, однако, я понимаю, что вовсе не струсила — моей рукой воистину водил Господь, поскольку теперь ты весь полет будешь не спать. Сколько четырнадцатилетних останется бодрствовать на корабле? Думаю, только ты и Эндер. Вы двое.

— Вряд ли он влюбится в такую глупую девчонку, как я.

— У тебя превосходные оценки, к тому же умный парень не ищет девушку умнее себя — он ищет ту, которая его полюбит. Он солдат, который никогда не вернется домой с войны. Ты станешь ему подругой, хорошей подругой. Пройдут годы, прежде чем вам придет время пожениться. Но когда это время придет, он уже будет тебя знать.

— А ты, может, выйдешь замуж за Мэйзера Рэкхема?

— Если ему повезет, — ответила мать. — Но меня устроит любой старик, который попросит моей руки, — лишь бы ты была счастлива.

— Я не выйду замуж за Эндера Виггина, мама. Даже не надейся.

— Не смей мне говорить, на что мне надеяться. Но меня устроит, если ты просто станешь его подругой.

— Меня вполне устроит, если я не описаюсь, впервые его увидев. Он самый знаменитый человек на планете, величайший герой во всей истории!

— Не описаться — уже неплохо для первого шага. Мокрые штаны особо не впечатляют.

Учебный год закончился. Им выдали инструкции и билеты. Сперва нужно было ехать поездом до Неаполя, а потом лететь в Кению, где собирались колонисты из Европы и Африки, чтобы сесть на космический челнок. Последние несколько дней мать и дочь посвятили всему, что так любили в Монополи, — бродили по берегу и маленьким паркам, где Алессандра играла в детстве, ходили в библиотеку, прощались со всем, что придавало радость их городской жизни. Побывали они и на могиле отца, в последний раз положив на нее цветы.

— Жаль, что ты не можешь полететь с нами, — прошептала мать, но Алессандра подумала: если бы он был жив, пришлось бы им лететь в космос, чтобы найти свое счастье?

В свой последний вечер в Монополи они вернулись домой поздно, а когда подходили к дому, увидели сидевшую на крыльце у подъезда бабушку. Едва их заметив, она вскочила и начала вопить, хотя слов с такого расстояния было не разобрать.

— Давай не будем возвращаться, — сказала Алессандра. — Там все равно нет ничего нужного.

— Нам надо собрать вещи для поездки в Кению, — возразила мать. — К тому же я ее совсем не боюсь.

Они двинулись дальше по улице под взглядами соседей, которые высовывались из окон, чтобы посмотреть, что происходит. Голос бабушки становился все отчетливее.

— Неблагодарная дочь! Собираешься украсть мою любимую внучку и забрать ее в космос! Я никогда ее больше не увижу, а ты мне даже ничего не сказала, не дав мне попрощаться! Какое же ты на самом деле чудовище! Тебе всегда было на меня наплевать! Ты бросила меня в старости — где твой дочерний долг? Эй, соседи, что скажете о такой доченьке? Вы знали, что среди вас живет столь неблагодарная сволочь?..

И так далее, и тому подобное.

Но Алессандра не чувствовала стыда — завтра они уже не будут соседями этим людям, так что ей было все равно. К тому же любой разумный человек понял бы, что нет ничего удивительного в желании Дорабеллы Тоскано забрать свою дочь от злобной ведьмы, от которой если где и можно скрыться, то только в космосе.

Бабушка встала прямо перед матерью и заорала ей в лицо.

Не говоря ни слова, мать обошла ее и направилась к подъезду, но дверь открывать не стала. Повернувшись, она подняла руку, давая бабушке знак замолчать.

Бабушка, однако, замолкать не собиралась.

Мать продолжала стоять с поднятой рукой, и бабушка наконец завершила свою тираду словами:

— Ну надо же, теперь она желает со мной поговорить! А что собралась лететь в космос — об этом она говорить не желала! И только теперь, когда я сама явилась сюда с разбитым сердцем, она удосужилась со мной пообщаться! Ну давай, говори! Чего ты ждешь? Я слушаю! Что тебе мешает?

В конце концов Алессандра шагнула между ними и закричала прямо бабушке в лицо:

— С тобой невозможно говорить, пока ты не заткнешься!

Бабушка с размаху ударила Алессандру по щеке, заставив ее отшатнуться.

Мать протянула бабушке конверт.

— Здесь все деньги, что остались от наших подъемных. Все, что у меня есть, кроме одежды, которую мы берем в Кению. Я отдаю их тебе. И на этом между нами все кончено. Это последнее, что ты когда-либо от меня получишь. Не считая одного.

Она с размаху ударила бабушку по лицу.

Изабелла пошатнулась и уже собиралась вновь заорать, когда мать, беззаботная фея Дорабелла Тоскано, приблизила к ней лицо и закричала:

— Никто и никогда больше не посмеет ударить мою девочку!

Сунув конверт бабушке в блузку, она взяла ее за плечи, развернула кругом и дала крепкого пинка.

Алессандра обняла мать и расплакалась:

— Мама… я раньше не понимала… не знала…

Крепко прижимая ее к себе, мать взглянула через плечо на ошеломленно наблюдавших за ними соседей.

— Да, — ответила она, — я ужасная дочь. Но я очень, очень хорошая мать!

Кто-то из соседей захлопал в ладоши и рассмеялся, хотя другие отвернулись, недовольно прищелкнув языком. Но Алессандре было все равно.

— Дай-ка посмотрю, — сказала мать.

Алессандра отошла на шаг, и мать внимательно осмотрела ее лицо.

— Похоже, синяк, но ничего страшного. Пройдет. Думаю, к тому времени, когда ты встретишь того прекрасного, подающего надежды юношу, и следа не останется.

Золотой жук ^{(рассказ)}

Все ведь основано на доверии, не так ли? Ты поступаешь во Флот, тренируешься до тех пор, пока пилотировать корабль для тебя становится таким же естественным делом, как танцевать. И сражаться корабельным оружием для тебя все равно что собственными кулаками. Потом ты летишь, куда пошлют, оставив родных и знакомых и зная, что из-за релятивистских эффектов никогда больше их не увидишь. Можно во всех отношениях утверждать, что ты уже отдал жизнь за свою страну — нет, за все человечество.

Но во все это можно верить лишь тогда, когда сражение возле далекой планеты действительно заканчивается победой твоего командира и понесенные жертвы того стоят.

Что касается тебя лично — какая, собственно, разница, будешь ты жив или нет? Сэл Менах не раз задавал себе этот вопрос во время своего двухлетнего путешествия на войну. Порой ему казалось, что это вообще не имеет никакого значения. И волновала его лишь победа.

Но когда они добрались до находившейся за сорок световых лет от Земли планеты жукеров и его корабль, отделившись от транспортника, оказался лицом к лицу с врагом, он вдруг обнаружил: что бы там ни думал его разум, тело его было полно решимости жить.

В наушниках шлема слышался детский голос, отдававший команды его боевой группе. Другой ребенок отдавал приказы его командиру. Их об этом предупреждали и всё заранее объяснили. Голос Мэйзера Рэкхема по ансиблю ввел их в курс дела, рассказав, как отбирали, обучали и тестировали этих детей, которые стали теперь лучшими военными умами человечества, с чьим боевым духом и скоростью реакции не мог сравниться никто в мире.

«Они не знают, что этот тест полностью реален, — говорил Рэкхем. — Главное для них — победить любой ценой. Но могу вас заверить: верховный главнокомандующий Эндер Виггин не разбрасывается ресурсами попусту. Он точно так же станет беречь ваши жизни, как если бы знал, что вы на самом деле там».

«Мы вверяем наши жизни детям», — подумал Сэл.

Но был ли у них иной выбор?

В определенном смысле реальный бой не слишком отличался от того, который дети вели на своих симуляторах. Внутри истребителя Сэла царила тишина, если не считать голосов командиров и других пилотов, а также музыки Дворжака и Сметаны, всегда помогавшей ему успокоиться и сосредоточиться. Когда кто-то из пилотов погибал, Сэл слышал лишь тихий голос компьютера, сообщавший: «Потеряна связь с…», а дальше шел идентификационный номер истребителя. Если сбитый корабль оказывался неподалеку, на экране симулятора возникала вспышка.

Через час после того, как они покинули транспортник, все закончилось. Полная победа. Ни одного корабля жукеров в небе. А потери их при всех прочих равных были невелики.

Слова Мэйзера о детях-командирах оказались правдой.

Когда уцелевшие истребители вернулись на транспортник и пилоты собрались вместе, чтобы посмотреть воспроизведение боя на большом симуляторе, никто не нашел ни единого повода к чему-либо придраться.

Каждый из детей показал себя самым лучшим образом, но после третьего просмотра до Сэла начала доходить гениальность стратегии Эндера Виггина. Он вынуждал противника занимать невыгодную для обороны позицию, где тот подставлял себя под удар, и всеми силами стремился минимизировать потери. Виггин заботился о чужих жизнях, сам о том даже не догадываясь.

Но эта победа была далеко не окончательной. Кто знал, сколько еще кораблей строилось на поверхности планеты? И сколько пройдет времени, пока не появится новый противник?

Они просматривали на симуляторе записи последующих сражений возле разных планет, и восхищение Сэла этими детьми лишь росло. Ошибки случались, но общее искусство ведения боя не вызывало ничего, кроме восторга талантами Эндера Виггина.

Как сказал адмирал их экспедиции: «Никто еще не командовал боевыми действиями так хорошо, никто не использовал ресурсы настолько разумно».

А затем пришло время последней битвы, повергшей всех в отчаяние. Полчища вражеских кораблей безнадежно превосходили численностью человеческий флот.

— Если он думает, будто это игра, — сказал Сэл своему другу Рамону, — или даже тест, что мешает ему отказаться продолжать?

— В любом случае войну мы проиграли.

Казалось, Виггин наконец встретил равного себе соперника, поскольку он отбросил прочь всю прежнюю методику, просто послав свой малочисленный флот навстречу рою вражеских кораблей.

Но какая-то методика в его безумных поступках, похоже, все же имелась. Слушая, как переговаривается с Эндером мальчик по имени Боб, они начали догадываться, что на уме у Виггина.

А потом пришел приказ совершить последнюю безумную атаку на поверхность планеты, активировать молекулярное дисперсионное устройство и уничтожить центральный мир целиком.

Победа.

Они праздновали, пили и плакали от радости. Они вспоминали всех, кого когда-то знали и любили на Земле, и снова плакали, уже от горя — ибо теперь те стали на сорок лет старше, а к возвращению флота никого из оставшихся на Земле уже не будет в живых.

Но домой они не собирались. Зная, что из-за последствий релятивистских эффектов к прежней жизни им никогда не вернуться, они отправились в эту экспедицию, намереваясь в случае победы перестать быть военной флотилией и основать колонию[161].

Они готовились к тому, что им придется сражаться за право владеть планетой, истребляя местное население, — так же, как жукеры намеревались поступить с землянами. Но последняя битва избавила их от такой необходимости. Королевы всех завоеванных планет собрались на своем материнском мире — так сказать, сложив все свои яйца в одну корзину. А после их гибели все рабочие особи и личинки, где бы они ни находились, просто умерли — не мгновенно, но в течение нескольких часов или дней.

Сэл Менах ступил на планету жукеров не как солдат, но как ксенобиолог. Его задачей стало найти способ, который позволил бы земным и местным формам жизни сосуществовать, не вредя друг другу. Что, если местные паразиты представляют опасность для земных форм жизни?

Увы, это оказалось именно так. Пока Сэлу не удалось найти действенное противоядие: от обитавших в атмосфере микроскопических червячков погибло больше пилотов, чем в космическом бою.

Но он все же сумел создать препарат, при ежемесячном введении которого человеческая кровь становилась смертоносной для паразитов. Он также сумел сделать кукурузу и амарант невосприимчивыми к местной плесени.

Через несколько лет его опыт уже не требовался в столь существенной степени, и он стал просто еще одним работником в человеческой колонии.

Адмирал стал исполнять обязанности губернатора, а Сэл Менах, по сути, превратился в обычного крестьянина. Из-за малого числа женщин право создать семью было решено разыграть в лотерею, и Сэл оказался в проигравшей половине. У оставшихся холостяками имелась возможность принимать уменьшавшие либидо лекарства, так что от зависти и разочарования они особо не страдали. Сэл обходился без лекарств — не то чтобы у него вообще не возникало желания, просто ему и без того хватало, чем себя занять. Отработав день на ферме, он возвращался в лабораторию, пытаясь найти новые способы сберечь урожай от местных вредителей.

Другие колонисты, имевшие иные специальности, изучали климатические закономерности и в итоге определили, что данная планета прошла цикл ледниковых периодов, как и Земля, хотя периоды потепления были не столь резкими и короткими. На Земле очередной ледниковый период должен был случиться намного раньше, чем на этой планете, но здесь он сопровождался бы куда более суровыми морозами, к которым не были приспособлены земные семена и корнеплоды. Задача Сэла состояла в том, чтобы помочь им адаптироваться к холодам, чтобы, когда те наконец наступят, растения, от которых зависело выживание людей, смогли просуществовать в течение тысячелетий вечной зимы.

До этого оставались еще сотни лет. Но Сэл привык думать о будущем — только так он мог выносить обрушившиеся на него потери. «Я живу не своей жизнью, — думал ученый. — Я живу проблемами всей планеты. Живу ради будущих поколений, среди которых даже не будет моих потомков».

Когда первые дети колонии достигли брачного возраста, ему было уже почти пятьдесят. Отправившись к губернатору, Сэл сказал, что первоочередное право выбрать себе пару должно предоставляться старшим, не женившимся в первом поколении.

— По сути, это будут экзогамные браки, — объяснил Сэл. — Если новое поколение переженится только друг с другом, генофонд окажется слишком мал. Если же вольется кровь никогда не имевших пары старших, он существенно расширится.

— Вряд ли подобное решение будет пользоваться популярностью, — вздохнул губернатор. — Молодежь — не пилоты и не солдаты. Жукеры для них существуют лишь в виде легенд, фотографий и видеозаписей. Они хотят жениться и выходить замуж по любви. И они сразу же сочтут, что старику просто захотелось молоденького мясца.

— Именно потому я не прошу ничего для себя. Я даю совет как ученый, а не как мужчина, и если мы ему последуем, то через десять поколений станем намного сильнее.

В конце концов губернатор решил сделать такой вариант добровольным и временным. Девушки, давшие согласие, выходили замуж за пожилых мужчин, но только до рождения первенца. Ребенка воспитывали мать и ее новый молодой муж, а биологический отец считался крестным. Некоторые женщины отказались, но большинство было не против.

Наедине губернатор признался Сэлу:

— Все это из-за того уважения, которое все к тебе испытывают. Они знают, что могут не думать о еде лишь благодаря работе, которую ты проделал с растениями и животными.

— Я оказался главным ксенобиологом случайно, — возразил Сэл. — Будь на моем месте другой, с такими же познаниями, он бы сделал то же самое.

— Проблема в том, друг мой, — ответил губернатор, — что многие женщины хотят рожать именно от тебя.

— Но меня им не получить, — сказал Сэл.

— Прости, что спрашиваю, друг мой, но… тебе что, не нравятся женщины?

— Нравятся, и я их люблю — и детей тоже, — ответил Сэл. — Но никто не вправе заявлять, будто этот странный эксперимент принес мне личную выгоду.

— Ты разочаруешь немало женщин.

— Я в любом случае разочаровал бы их. Мои дети наверняка стали бы такими же уродливыми, как я, и такими же упрямыми.

— В чем-то ты прав, — усмехнулся губернатор, но шутка получилась грустной. — Что ж, твоя жертва лишь облегчает мне жизнь.

К тому времени губернатор был уже стар, и жизнь его продлилась недолго. Он умер, но давно отправленный с Земли корабль с новым губернатором пока не прибыл.

Колонисты избрали временным губернатором Сэла Менаха, не имевшего ни детей, ни племянников — по крайней мере, так считалось. Он руководил колонией пять лет, продолжая свою научную работу, разрешая споры, внося разнообразие в жизнь колонии и основывая небольшие отдаленные поселения в иных природных зонах, чтобы люди могли больше узнать о жизни планеты.

Потом прилетел корабль с колонистами, отправившийся в путь всего через несколько месяцев после великой победы. Его полет занял сорок лет, хотя для находившихся на его борту прошло всего два года. На нем прибыло вдесятеро больше людей, чем уже имелось в колонии, и новый губернатор, назначенный Министерством по делам колоний, а с ним — на случай, если кто-то решит возражать против его полномочий, — сорок хорошо вооруженных молодых морпехов.

Изначальные колонисты — уже называвшие себя первопоселенцами — узнали имя нового губернатора всего за несколько недель до того, как корабль вышел на орбиту. Это оказался сам Эндер Виггин, творец победы, хотя ему было всего четырнадцать.

Первопоселенцев охватили гнев и страх. Поколение, которое сражалось и выиграло битву, впервые исследовало поверхность планеты, расчистив ее от трупов погибших жукеров, впервые вырастило здесь земные растения, живя в страхе перед паразитами и какое-то время обитая в пещерах жукеров, пока не были созданы подходящие инструменты для постройки жилищ из подходящих деревьев, — это поколение успело постареть. Молодежь двадцати-тридцати лет, пребывавшая в расцвете сил, ничего не знала о Земле. Здесь был их дом, но кто-то решил прислать сюда столько новых колонистов, что сами они становились меньшинством. И что еще более оскорбительно — править ими назначили какого-то мальчишку!

— Он вовсе не обычный мальчик, — сказал Сэл Менах. — Именно благодаря ему этой планетой владеет человечество, а не наши враги. Именно благодаря ему человечество живет в этом уголке галактики, а не борется за выживание в черных холмах нашей собственной планеты, атакуемой жукерами.

— Так ему в награду отдали нашу землю? Да что там — нас самих!

— Считаете это наградой? — спросил Сэл. — Наградой для него стало бы возвращение домой, к маме и папе. Но вместо этого его послали сюда. Похоже, на Земле этого мальчика просто боятся. В прежние времена его попросту бы убили.

Эти слова несколько отрезвили первопоселенцев, но мысль, что ими будет править ребенок, все равно не вызывала энтузиазма.

— Мы, прибывшие сюда прямо с поля боя, знали, что в любом случае потеряли все, — продолжал Сэл, — Если бы мы просто вернулись на Землю, все наши друзья и родные к тому времени были бы уже мертвы. Мы думали, что здесь нам придется сражаться за каждый дюйм, но благодаря Эндеру Виггину этого не потребовалось. Но мы все равно боролись — и знаете, ради чего? Мы теперь старики. Мы тяжко трудились, чтобы отдать эту колонию в руки других, незнакомых людей, которые даже еще не родились, когда мы сюда прилетели. Я имею в виду вас.

— Но это совсем другое дело. Мы — твои дети.

— Уж точно не мои, — улыбнулся Сэл.

На это им не нашлось что ответить.

— В этом суть цивилизации, — сказал Сэл. — Ты трудишься всю свою жизнь, чтобы создать некий дар, большой или малый, который затем передаешь другим, незнакомым, чтобы те совершенствовали его и передавали дальше. Кто-то из них может быть с нами в генетическом родстве, но большинство — нет. Мы построили здесь прекрасную жизнь, но когда нас будет больше, каждая из наших маленьких колоний сможет превратиться в город. Мы сможем начать специализироваться в разных областях, торговать, распространяться дальше по планете. Мы сможем сделать ее такой же разнообразной, богатой и плодородной, как Земля, — а может, и еще лучше. И нам нужны гены новоприбывших. Нам нужна порция свежей ДНК, чтобы наши будущие поколения стали конкурентоспособны по сравнению с родившимися на Земле. Они нужны нам точно так же, как им нужны мы, чтобы подготовить почву для их прибытия. Мы — союзники в борьбе человечества за выживание. Мы — братья и сестры на планете, где местная жизнь вообще нам не родная.

Его речи хватило, чтобы подавить немедленный мятеж. Но было ясно, что, как только прибудут новые колонисты, неизбежны конфликты и разногласия и ради сохранения мира придется постоянно объяснять, проявлять терпение, принуждать и идти на компромиссы, — Сэл все это умел, но это было нелегко. К тому же он устал — да и вообще, теперь это была забота Эндера Виггина.

Сэл начал втайне готовиться к экспедиции на юг — пешком, поскольку в изначальной экспедиции не было вьючных животных, а лишать колонию хотя бы одной из имевшихся машин он не собирался. И хотя повсюду широко распространилось множество новых съедобных гибридов, он намеревался выйти за пределы оптимальной для них климатической зоны, а это означало, что еду приходилось нести с собой. К счастью, ел он немного, к тому же он планировал взять шесть новых собак, генетически измененных и приспособленных к питанию местным белком. Собаки могли охотиться, а потом он убил бы двоих псов на мясо, а остальных отпустил на свободу — две пары, способные выжить в дикой местности.

Сэл знал, насколько опасно для местной экологии выпускать на волю новых хищников. Но они не могли сожрать все местные виды и никак не повредили бы растительности, а для дальнейшего исследования и колонизации было важно иметь в дикой природе съедобных и поддающихся приручению животных.

«Мы здесь не для того, чтобы сохранять местную экологию, как в музее, — думал Сэл. — Мы здесь, чтобы колонизировать планету и перестроить ее под себя».

В точности тем же самым начали заниматься на Земле жукеры. Вот только подход у них был намного радикальнее — сжечь все дотла, а затем посадить растения с их родной планеты.

Не проделали ли они то же самое и здесь? Вряд ли. Сэл не нашел растений, которые жукеры посадили на Земле, после зачистки Китая почти сто лет назад. Эта планета была одной из самых старых колоний жукеров, и ее флора и фауна, похоже, не имела общих генетических предков с их родной планеты. Вероятно, жукеры заселили ее до того, как разработали стратегию, которую начали применять на Земле.

В прошедшие годы Сэл вынужден был посвящать все свое время генетическим исследованиям, необходимым для поддержания жизнеспособности колонии, а затем управления колонией. Теперь же, когда ему появилась замена, он мог отправиться в до сих пор не изученные земли, чтобы узнать все возможное.

Далеко он вряд ли сможет уйти — Сэл рассчитывал в лучшем случае на несколько сотен километров. Какой смысл, если он не сумеет вернуться и рассказать о своих находках?

С помощью Икса Толо, ведущего ксеногенетика колонии, Сэл подготовил комплект оборудования для взятия и анализа образцов — далеко не все, в чем он нуждался, но хотя бы то, что он мог унести вместе с припасами. Комплект получился довольно скудным, но Икс даже не стал спорить, что само по себе было необычно.

— Почему бы тебе просто не сказать, что нет никакого смысла отправляться в это путешествие без всего необходимого оборудования?

— Потому, — ответил Икс, — что я знаю: на самом деле это твое путешествие вовсе не научная экспедиция.

— То есть?

— Посмотри на себя — ты же старик. И отправляешься куда-то за сотню километров.

— Даже дальше.

— Словно старый слон, который ищет, где умереть.

— Я не собираюсь умирать.

— Губернатор Менах, — сказал Икс, — ты просто старик, которому не хочется встречаться со своим четырнадцатилетним преемником.

— Я не хочу вставать у него на пути, — ответил Сэл.

— Ты знаешь все и всех, а он знает крайне мало.

— Он спас человечество.

— Но вряд ли знает, как управлять колонией. У него есть власть, но нет ни связей, ни влияния. И если ты уйдешь, ему будет намного сложнее.

— Не думаю, — возразил Сэл. — Да, ему станет сложнее, если все будут постоянно обращаться за ответами ко мне. А обращаться обязательно будут. Новые колонисты пробыли весь полет в анабиозе и не знают Эндера, так что предпочтут следовать за любым из тех, кого слушаются первопоселенцы. И если я останусь, таковым буду я. Что бы мы ни говорили или делали, к Эндеру Виггину будут относиться как к моему внуку, а не как к губернатору.

— Возможно, Эндер Виггин куда больше нуждается в дедушке, чем в губернаторской должности.

— Не совершай ошибки, — сказал Сэл. — Виггин будет губернатором намного лучшим, чем когда-либо был я или мой предшественник. Но хотелось бы, чтобы все прошло как можно более быстро и гладко. И ты подашь пример — станешь относиться к нему как к губернатору и помогать всем, чем только сможешь.

— Хорошо.

— Так что можешь распаковывать второй рюкзак, потому что со мной ты не идешь.

— Второй рюкзак?

— Я не идиот. Ты сложил половину снаряжения, которую я решил не брать, в другой рюкзак, вместе с дополнительными припасами и спальным мешком.

— Никогда не считал тебя идиотом. И я тоже не настолько глуп, чтобы позволить уйти всем имеющимся ксенобиологам, подвергнув колонию опасности.

— Тогда для кого второй рюкзак?

— Для моего сына Бо[162].

— Мне всегда было интересно, почему ты назвал его в честь безумно романтичного китайского поэта. Почему не в честь кого-нибудь из истории майя?

— Потому что у всех персонажей книги Пополь-Вух[163] числа вместо имен. Бо вполне здравомыслящий и крепкий парень. Если потребуется, он притащит тебя назад на своем горбу.

— Не настолько я уж стар и немощен.

— В любом случае он сумеет, — заверил Икс. — Но только если ты останешься жив. Иначе он будет наблюдать и записывать весь процесс разложения, а потом соберет образцы микробов и червей, кормившихся твоим рожденным на Земле трупом.

— Рад, что ты все еще мыслишь как ученый, а не как сентиментальный придурок.

— Бо — хороший товарищ.

— И с его помощью я смогу взять больше снаряжения, так что от моего путешествия будет больше пользы. А ты останешься здесь, забавляясь новинками с корабля колонистов.

— И обучая прибывших с ними ксенобиологов. У меня хватит работы и без того, чтобы нянчиться с новым губернатором.

— А мать Бо рада, что он отправляется со мной?

— Нет, — ответил Икс. — Но она знает, что если попробует запретить, он навсегда перестанет с ней разговаривать. Так что ее благословение у нас имеется — до определенной степени.

— Значит, завтра с утра отправляемся.

— Если только не будет запрета от нового губернатора.

— Его полномочия начинаются с того момента, когда он ступит на эту планету. Пока он даже не на орбите.

— Не видел их грузовую декларацию? У них четыре скиммера.

— Если таковой нам понадобится, мы сообщим по радио. Иначе ничего не говори о том, куда мы отправились.

— Хорошо, что жукеры истребили на этой планете всех крупных хищников.

— Ни один уважающий себя хищник не станет жрать мою старую жилистую тушку.

— Я имел в виду моего сына.

— О нем я позабочусь.

Вечером Сэл лег рано, а проснувшись несколько часов спустя, чтобы посетить уборную, заметил, что на ансибле мигает огонек. Сообщение. «Не моя проблема», — подумал он.

Хотя — в самом ли деле? Если полномочия Виггина начинались лишь после того, как тот ступит на планету, Сэл все еще оставался действующим губернатором, в обязанности которого входило принимать сообщения с Земли.

Сев, он дал сигнал, что готов к приему.

Записанных сообщений было два. Он воспроизвел первое — короткое, с изображением лица Граффа, министра по делам колоний.

«Мне известно, что вы намереваетесь покинуть город до прибытия Виггина. Поговорите с ним, прежде чем уйдете. Не беспокойтесь — препятствовать вам он не станет».

И все.

Второе сообщение было от Виггина. Ему в самом деле лишь недавно исполнилось четырнадцать, но на ребенка он совсем не походил: в колонии парни его роста уже выполняли мужскую работу. Так что, возможно, сложностей у него будет меньше, чем предполагал Сэл.

«Прошу сразу же связаться со мной по ансиблю. Мы в радиусе радиосвязи, но мне не хотелось бы, чтобы кто-то смог перехватить наш разговор».

У Сэла возникла мысль передать сообщение для ответа Иксу, но он все же передумал. Речь ведь шла вовсе не о том, чтобы скрыть что-то от Виггина, — лишь о том, чтобы оставить ему свободу действий.

Он сообщил о своем намерении установить связь, и всего несколько минут спустя перед ним появился Эндер. Передача по ансиблю шла мгновенно, без обычной для радио временной задержки.

— Здравствуйте, губернатор Менах, — сказал Виггин.

— Здравствуйте, сэр, — ответил Сэл.

— Когда мы узнали, что вы уходите, первой моей мыслью было просить вас остаться.

— Интересно, кто мог сообщить о моих планах?

— Любой, кто имеет доступ к ансиблю, — ответил Виггин. — Никто не хочет, чтобы вы уходили. И сперва я решил, что они правы. Но чем больше я об этом думал, тем больше понимал, что, если у меня есть хоть капля мозгов, я должен уважать решение человека, которому реально знакома ситуация на планете.

— Хорошо, — кивнул Сэл.

— Вы провели блестящие генетические исследования. Наши ксенобиологи изучают их с того самого момента, когда я вывел их из анабиоза. Они единодушны в своей высокой оценке ваших достижений по адаптации земных растений и животных к новой среде обитания и уже готовы последовать вашему примеру, используя ваши методики для животных и растений, которых мы привезли с собой.

— Я видел в грузовой декларации множество вьючных животных, а также молочных, шерстяных, яйценосных и мясных.

— Жукеры уничтожили большую часть местной крупной фауны, так что через несколько лет сможем заполнять эти экологические ниши.

— Икс Толо продолжает вести свои проекты.

— Икс Толо останется главным ксенобиологом в ваше отсутствие, — сказал Виггин. — Вы крайне взыскательно подошли к его профессиональной подготовке, и ксенобиологи с нашего корабля намерены учиться у него, хотя все надеются на ваше скорое возвращение. Все хотят с вами познакомиться — вы ведь для них герой. Это единственная планета, биосфера которой не была полностью изменена жукерами. Другим колониям придется иметь дело с одним и тем же генетическим материалом, но эта — единственная, бросившая уникальный вызов, так что вам в одиночку пришлось совершить то, что другим придется делать совместными усилиями.

— Мне и Дарвину.

— Дарвин получал больше помощи, — заметил Виггин. — Надеюсь, вы оставите свое радио в режиме ожидания вместо того, чтобы его отключать. Мне хотелось бы иметь возможность в случае чего попросить вашего совета.

— Вряд ли такая необходимость у вас возникнет.

— Мне всего четырнадцать, губернатор Менах.

— Вы — Эндер Виггин, сэр.

Виггин промолчал.

— Возможно, мы, сражавшиеся под вашим началом солдаты, уже старики, но мы не забыли того, что вы сделали.

— Я отдавал приказы из уютного безопасного помещения, где мне ничто не угрожало, и даже понятия не имел, что совершаю на самом деле. Вы — те, кто одержал победу.

— Кто строит дом, архитектор или каменщик? Не особо интересный вопрос. Вы возглавляли нас, сэр. Мы уничтожили врага. Мы выжили, чтобы основать эту колонию.

— И человечество никогда больше не будет привязано к единственной планете, — кивнул Виггин. — Каждый из нас делал свое дело. И мы вдвоем продолжим делать то, что в наших силах.

— Да, сэр.

— Пожалуйста, зовите меня Эндрю. Когда вы вернетесь, я хочу, чтобы мы стали друзьями. Если у меня и есть хоть какой-то опыт, так это умение учиться у лучших учителей.

— Если ты тоже станешь звать меня Сэл.

— Да.

— Пойду спать. Завтра предстоит серьезная прогулка.

— Могу послать за вами скиммер, чтобы вам не пришлось тащить свои припасы. Сможете дальше уйти.

— Но тогда первопоселенцы решат, что я скоро вернусь, и будут ждать меня, вместо того чтобы во всем положиться на тебя.

— Не стану делать вид, будто мы не в состоянии найти тебя в любой момент.

— Но ты можешь сказать им, что из уважения ко мне не станешь пытаться этого делать. По моей просьбе.

— Так и будет, — кивнул Эндер.

Больше им говорить было особо не о чем. Они завершили связь, и Сэл отправился отдыхать. Спал он без сновидений и проснулся, как обычно, когда хотел — за час до рассвета.

Бо ожидал его.

— Я уже попрощался с мамой и папой, — сказал он.

— Хорошо, — ответил Сэл.

— Спасибо, что разрешили пойти с вами.

— Разве я мог тебе помешать?

— Конечно. — В голосе Бо мелькнуло удивление. — Я никогда бы вас не ослушался, дядя Сэл.

— Ладно. — Сэл не стал спорить. — Ты завтракал?

— Да.

— Тогда пойдем. До полудня мне все равно есть не захочется.

Шаг, за ним другой — вот и вся суть путешествия. Но когда шагаешь с широко раскрытыми глазами, это уже не просто путешествие — ты заново переосмысливаешь все, что знал раньше. Ты видишь то, чего никогда прежде не видел. То, чего вообще никогда не видели глаза человека. К тому же ты смотришь на мир особенным взглядом, обученным видеть не просто какое-то, но именно это, конкретное растение, заполняющее конкретную экологическую нишу, но в том или ином отличающееся от других.

А когда твой взгляд за сорок лет привыкает к закономерностям нового мира, ты становишься Антони ван Левенгуком, впервые увидевшим под микроскопом мир мельчайших живых существ, Карлом Линнеем, впервые рассортировавшим все живое по семействам, родам и видам, Чарльзом Дарвином, открывшим законы эволюционного перехода от одних видов к другим.

Так что путешествие было небыстрым. Порой Сэлу даже приходилось заставлять себя спешить.

— Не позволяй мне надолго задерживаться над каждой увиденной мной новинкой, — сказал он Бо. — Для меня будет чересчур унизительно, если моя великая экспедиция уведет меня всего на десяток километров к югу от колонии. Я должен по крайней мере пересечь первую горную гряду.

— И как я смогу вам помешать, когда вы постоянно заставляете меня фотографировать, брать образцы, делать заметки?

— Отказывайся. Говори, чтобы я отрывал от земли свои костлявые колени и шел дальше.

— Всю жизнь меня учили слушаться старших, смотреть и учиться самому. Я ваш помощник, ваш ученик.

— Ты просто надеешься, что мы не слишком далеко уйдем, так что, когда я умру, тебе не придется долго тащить мой труп.

— Я думал, мой отец говорил вам: если вы в самом деле умрете, я должен вызвать помощь и наблюдать за процессом разложения тела.

— Верно. Ты потащишь меня только в том случае, если я еще буду дышать.

— Хотите, начну прямо сейчас? Взвалю вас на плечи, чтобы вы больше не натыкались на новое семейство растений через каждые полсотни метров?

— Для столь почтительного и послушного юноши ты порой бываешь весьма язвителен.

— Всего лишь легкий сарказм. Могу и поднажать, если желаете.

— Вот и хорошо. Я настолько увлекся спором с тобой, что ничего не заметил по пути, хотя мы прошли довольно далеко.

— Зато собаки, кажется, что-то обнаружили.

Это оказалось небольшое семейство рогатых рептилий, похоже занявших экологическую нишу кроликов, — прыгающие большезубые травоядные, вполне способные постоять за себя, если загнать их в угол. Слишком тупые рога не показались Сэлу похожими на оружие, а когда он представил, как эти создания подпрыгивают и сталкиваются лбами во время брачного ритуала, у него возникла мысль, что со столь непрочными черепами они попросту вышибли бы себе мозги.

— Вероятно, рога демонстрируют здоровье, — сказал Сэл.

— Думаю, они сбрасывают рога, а потом те отрастают снова. А может, и всю кожу целиком?

— Нет.

— Поищу где-нибудь сброшенную шкурку.

— Тебе долго придется искать.

— Почему? Потому что они ее съедают?

— Потому что они вообще ее не сбрасывают.

— Откуда вы знаете?

— Я и не знаю, — ответил Сэл. — Я предполагаю. Их не завезли сюда жукеры — это местный вид, а мы не находили ни одной кожи, сброшенной местными животными.

Так, за разговором, и продолжался их путь, уводя все дальше. Да, они делали фотографии, а иногда, когда попадалось что-то по-настоящему новое, останавливались и брали образцы. Может, Сэл и был стар и ему порой приходилось опираться о палку, но он ни разу не сбился с шага. Бо довольно часто уходил вперед, но когда Сэл заявил, что короткий привал закончился и пора идти, паренек испустил протяжный стон.

— Не понимаю, зачем вам эта палка, — заметил Бо.

— Чтобы опираться на нее во время отдыха.

— Но вам же все время приходится тащить ее с собой.

— Не такая уж она и тяжелая.

— На вид довольно тяжелая.

— Она сделана из бальсы — вернее, из дерева, которое я называю бальсой из-за его легкости.

Бо попробовал поднять палку. Та весила не больше фунта, хотя и выглядела толстой и узловатой, расширяясь кверху наподобие кувшина.

— Я бы все равно устал ее нести.

— Только потому, что твой рюкзак тяжелее.

Бо не стал спорить.

— Первым людям, полетевшим к Луне и другим планетам, было проще, — сказал Бо, пока они поднимались по крутому склону. — Между ними и их целью не было ничего, кроме пустого космоса. И у них не возникало искушения остановиться и заняться исследованиями.

— Как и у первых мореплавателей. Они путешествовали от суши к суше, не обращая внимания на море, поскольку у них не было приборов для изучения глубин.

— Мы — конкистадоры, — заявил Бо. — Только мы убили всех до того, как ступили на их землю.

— Так ли велика разница? Впереди конкистадоров шли оспа и другие болезни.

— Если бы мы только могли с ними поговорить, — вздохнул Бо. — Я читал про конкистадоров — у нас, майя, есть повод попытаться понять их. Колумб писал, будто у туземцев, которых он встретил, «не было языка» лишь потому, что те не понимали ни одного наречия из тех, что знали его переводчики.

— Но у жукеров вообще не было языка.

— Или нам так кажется.

— На их кораблях не было устройств связи — ничего, что могло бы передавать голос или изображения. Они были просто не нужны — они обменивались мыслями, напрямую передавая свои ощущения друг другу. Каким бы ни был данный механизм, он лучше, чем язык, но и хуже, поскольку лишил их возможности говорить с нами.

— Так кто тогда был немым? — спросил Бо. — Мы или они?

— И мы, и они, — ответил Сэл. — И все мы оказались глухи.

— Все бы отдал, лишь бы увидеть хоть одного из них живьем.

— Одиночек у них быть не могло. Они жили ульями. Им требовались сотни, а может, и тысячи особей, чтобы достичь критической массы для обретения разума.

— Или нет, — заметил Бо. — Может, только их королевы были разумны. Иначе почему все они умерли, когда королевы погибли?

— Если только каждая королева не являлась средоточием нервной сети.

— И все равно жаль, что у нас нет ни одного живого жукера, чтобы хоть что-то узнать, а не строить догадки по нескольким высохшим трупам.

— У нас их сохранилось намного больше, чем на любой другой планете. Здесь практически нет падальщиков, способных их сожрать, так что мы успели добраться до планеты и заморозить необходимое количество тел. Собственно, мы сумели в достаточной степени изучить их строение.

— Но королев среди них нет.

— Печаль всей моей жизни, — искренне вздохнул Сэл.

— Что, правда? Именно об этом вы больше всего жалеете?

Сэл молчал.

— Извините, — пробормотал Бо.

— Все в порядке. Я просто размышляю над твоим вопросом. О чем я больше всего сожалею? Как я могу сожалеть обо всем, что осталось на Земле, если я покинул ее, чтобы спасти? А прилетев сюда, я смог заняться тем, о чем другие ученые могут только мечтать. Я уже сумел дать названия пяти с лишним тысячам видов и разработал зачатки классификации для всей местной флоры и фауны. Больше, чем на любой другой планете жукеров.

— Почему?

— Потому что жукеры их очистили, завезя туда лишь ограниченное количество собственной флоры и фауны. Это единственная планета, большинство живущих на которой видов развилось на ней самой. Единственная, где царит первозданный хаос. Жукеры завезли в свои колонии меньше тысячи видов. А их родной планеты, жизнь на которой могла бы быть намного разнообразнее, больше нет.

— Значит, вы не жалеете, что прилетели сюда?

— Жалею, конечно, — вздохнул Сэл. — Но при этом и рад, что оказался здесь. Жалею, что я уже старая развалина, но рад, что еще жив. Похоже, все мои поводы для сожаления каким-то образом уравновешиваются поводами для радости. Так что в среднем я вообще ни о чем не жалею. Но при этом я и не особо счастлив. Идеальный баланс. В среднем меня на самом деле не существует.

— Отец говорит, что, если кто-то делает абсурдные выводы, он не ученый, а философ.

— Но мои выводы вовсе не абсурдны.

— Вы же существуете. Я вижу вас и слышу.

— С генетической точки зрения, Бо, меня не существует. Я не принадлежу к кругу жизни.

— Выходит, вы предпочитаете, чтобы ваша жизнь была лишена смысла?

— Ты воистину сын своей матери, — рассмеялся Сэл.

— Не отца?

— Обоих, естественно. Но уж всякого бреда сивой кобылы твоя мать точно бы не потерпела.

— Кстати, не могу дождаться, когда смогу увидеть живую кобылу.

По прошествии двух недель и почти двухсот километров пути они как минимум по два раза обсудили все мыслимые темы и теперь большую часть времени шли молча, если того не требовали обстоятельства.

— Не хватайся за ту лиану, она непрочная.

— Интересно, эта ярко окрашенная лягушка ядовитая?

— Сомневаюсь, учитывая, что это камень.

— Он выглядел настолько живым, что мне показалось…

— Логичное предположение. К тому же ты не геолог, так что понятно, почему ты не смог распознать камень.

Наконец пришло время остановиться. Они тщательно распределяли припасы: еды оставалось только половина. Разбив более-менее постоянный лагерь возле чистого источника воды, они нашли подходящее место, вырыли яму для уборной и поставили палатку, глубоко вкопав шесты и утоптав под ней землю. Здесь они намеревались пробыть неделю.

Неделю — поскольку именно столько они рассчитывали прожить за счет мяса убитых в тот день собак.

Сэл пожалел, что лишь двум собакам хватило ума сообразить, что людям-хозяевам доверять больше не стоит, и те сбежали. Другую пару пришлось прогонять камнями.

Как и все колонисты, Сэл и Бо умели сохранять мясо, прокоптив его. Они пожарили лишь небольшую часть, подвесив остальное над дымящимся костром на гибких ветвях похожего на папоротник дерева — или похожего на дерево папоротника.

Отметив грубый круг на своей спутниковой карте, они каждое утро расходились в разные стороны на поиски новых образцов, которые теперь собирали вполне целеустремленно. Сделанные фотографии они сбрасывали на орбитальный транспортный корабль, где те сохранялись на больших компьютерах. Теперь это был всего лишь крупный спутник, электроника которого работала от минимальных количеств топлива, а базы данных в автоматическом режиме пересылались с помощью ансибля на Землю. Фотографиям и результатам анализов ничто не угрожало — они уцелеют, что бы ни случилось с Сэлом и Бо. Однако образцы представляли собой куда большую ценность. После возвращения в колонию их можно будет подробно изучить, используя намного более совершенное оборудование, прибывшее с новыми колонистами.

Ночью Сэл долго не мог заснуть, размышляя об увиденном, мысленно классифицируя открытия прошедшего дня и пытаясь постичь биологию этой планеты.

Проснувшись, он, однако, не мог вспомнить никаких великих озарений, пришедших ему ночью. Никаких прорывов — лишь продолжение уже проделанной работы.

«Мне следовало отправиться на север, в джунгли, — думал он. — Но джунгли намного опаснее. Я старик, джунгли могут меня убить. В умеренной зоне хоть и холоднее, чем в колонии, поскольку та ближе к полюсам и выше, но безопаснее — на открытой местности нет никого, кто мог бы прыгнуть на тебя из засады».

На пятый день они пересекли тропу.

Ошибки быть не могло. Конечно, это была не дорога, ведь жукеры почти не строили дорог. Они протаптывали тропы — естественный и неизбежный результат работы движущихся одним и тем же путем тысяч ног.

Протоптали они и эту тропу, хотя с тех пор прошло сорок лет. Как бы ни зарастал путь все эти годы, он оставался легко заметен сквозь каменистую почву узкой наносной долины.

О дальнейших поисках флоры и фауны не могло быть и речи. Жукеры явно обнаружили здесь нечто ценное, и археология хотя бы на несколько часов взяла верх над ксенобиологией.

Тропа, извиваясь, уходила все выше в холмы, но спустя недолгое время привела ко множеству входов в пещеры.

— Это не природные пещеры, — сказал Бо.

— Гм?

— Это туннели. Они слишком новые, и вокруг них не осыпалась земля, как вокруг настоящих пещер. Их кто-то прокопал. Они все на одной и той же высоте — заметили?

— Чертовски неудобная высота для человека.

— Это не наша задача, сэр, — ответил Бо. — Мы нашли место. Нужно вызвать других, и пусть они исследуют туннели. Мы здесь ради живых, а не мертвых.

— Мне нужно знать, чем они тут занимались. Уж точно не сельским хозяйством — нет никаких следов их одичавших культур. Никаких садов, да и мусорных куч тоже — вряд ли это было крупное поселение. Тем не менее сюда постоянно приходили.

— Рудники? — предположил юноша.

— Есть другие мысли? В этих туннелях есть нечто ценное для жукеров, и они достаточно долго добывали это в больших количествах.

— Не в таких уж больших, — заметил Бо.

— То есть?

— Это примерно как со сталеплавильным производством на Земле. Хотя целью являлась переплавка чугуна для получения стали и уголь добывали лишь для разогрева плавилен и доменных печей, носили не уголь к чугуну, а чугун к углю — поскольку для выплавки стали угля требовалось намного больше, чем чугуна.

— Похоже, у тебя были отличные оценки по географии.

— Я никогда не видел Землю, — сказал Бо. — И мои родители тоже родились здесь. Но Земля все равно моя родина.

— То есть хочешь сказать: что бы ни добывали в тех туннелях, добыча была не настолько велика, чтобы строить здесь город?

— Они располагали свои города там, где имелись еда или топливо. То, что они добывали здесь, экономичнее было переправлять в имевшиеся города, а не строить отдельное поселение для его переработки.

— Похоже, из тебя и впрямь что-то вырастет, Бо.

— Я уже вырос, сэр, — ответил Бо. — И уже кое-что из себя представляю. Просто пока этого недостаточно, чтобы девушки хотели выйти за меня замуж.

— И ты нисколько не сомневаешься, что знания по экономической истории Земли помогут тебе найти пару?

— Не больше, чем рога тем жабокроликам, сэр. Ну что, пойдем?

Сэл закрепил в утолщенном набалдашнике своей палки маленький масляный фонарь.

— А я думал, это у вас для украшения, — сказал Бо.

— Когда-то и было украшением, — ответил Сэл. — И именно таким образом росло из земли это дерево.

Сэл свернул спальный мешок и убрал половину оставшейся еды в рюкзак вместе с оборудованием для анализов.

— Собираетесь провести там ночь?

— Что, если мы найдем что-то выдающееся, а потом нам придется снова выбираться из туннелей, прежде чем сможем заняться исследованиями?

Бо послушно собрал вещи.

— Вряд ли нам там понадобится палатка.

— Сомневаюсь, что пойдет сильный дождь.

— В пещерах может течь.

— Выберем место посуше.

— Вряд ли там кто-то обитает. Это же не естественная пещера. Вряд ли мы найдем там рыбу.

— Есть птицы и другие существа, которые любят темноту. Или которые считают, что внутри безопаснее и теплее.

— Если бы только эти туннели были чуть повыше, — вздохнул Бо у входа.

— Я не виноват, что ты так вымахал.

Сэл зажег масляный фонарь, топливом для которого служил экстракт найденных им дикорастущих плодов. Теперь они росли в садах, давая три урожая в год, хотя, кроме масла, они не годились больше ни на что — только на удобрения. Иметь не дающее копоти топливо для освещения было удобно: не требовалось проводить электричество в каждое здание, особенно в отдаленных колониях. Сэл относил данное открытие к числу своих любимых — особенно если учесть, что ничто не указывало на использование его жукерами. Естественно, в темноте те чувствовали себя как дома. Сэл вполне мог представить, как они стремительно несутся по этим туннелям, ориентируясь исключительно на обоняние и слух.

«Человек произошел от существ, убежищем которым служили деревья, а не пещеры, — подумал Сэл, — и хотя люди в прошлом неоднократно пользовались пещерами, но всегда относились к ним подозрительно. Темнота одновременно и привлекала, и повергала в ужас. Жукеры ни за что не позволили бы остаться на этой планете любым крупным хищникам, особенно в пещерах, поскольку сами являлись строителями туннелей и пещерными обитателями.

Если бы только война не уничтожила родную планету жукеров! Как много мы могли бы узнать, изучая чуждую нам эволюцию, приведшую к возникновению разума!

Но опять-таки, если бы Эндер Виггин не взорвал их планету, мы бы проиграли войну. И тогда у нас не осталось бы для изучения даже того, что мы имеем сейчас. Здесь эволюция не породила разум — или жукеры успели его полностью истребить вместе со всеми следами, которые могли оставить изначальные разумные обитатели».

Пригнувшись, Сэл вошел в туннель. Но идти так было нелегко — мешала старческая спина. Он не мог даже опираться на палку, поскольку та была слишком длинной и приходилось тащить ее за собой, стараясь удерживать достаточно прямо, чтобы масло не выплескивалось из бачка.

Вскоре Сэл уже попросту не мог двигаться дальше. Он сел, и Бо опустился рядом с ним.

— Так у нас ничего не получится, — сказал Сэл.

— У меня спина болит, — пожаловался Бо.

— Немного динамита бы не помешало.

— Можно подумать, вы им бы воспользовались, — заметил Бо.

— Я не говорю, что это морально оправдано, — ответил Сэл. — Просто удобно. — Он протянул Бо палку с фонарем наверху. — Ты молодой, у тебя все пройдет. А я попробую по-другому.

Сэл попытался ползти, но тут же отказался от своей затеи — коленям было слишком больно на каменистом полу. В конце концов он стал передвигаться сидя, опираясь на вытянутые руки и подтягивая зад и ноги. Скорости это явно не прибавляло.

Бо тоже попытался ползти и вскоре сдался. Но, поскольку он держал палку с фонарем, ему ничего не оставалось, как идти наклонившись, на полусогнутых коленях. Вероятно, парень в итоге стал бы калекой, но Сэл в любом случае не услышал бы жалоб его родителей, поскольку сам никогда не выбрался бы из этого туннеля живым.

Внезапно свет потускнел. На мгновение Сэлу показалось, будто фонарь погас, но нет — Бо выпрямился, поставив палку вертикально, так что туннель, по которому пробирался Сэл, оказался в тени.

Но это уже не имело значения. Сэл увидел впереди зал — естественную пещеру со сталактитами и сталагмитами, которые, сросшись, поддерживали свод. Однако это были не обычные, идущие прямо вверх и вниз колонны, образовывавшиеся за счет потеков насыщенной известью воды. Они извивались, словно корчась в безумных муках.

— Это не естественные отложения, — сказал Бо.

— Да, они искусственные. Но и непохоже, что их изначально такими задумывали.

— Фрактальная недетерминированность? — предположил Бо.

— Вряд ли, — ответил Сэл. — Да, они выглядят хаотично, но эта хаотичность истинная, а не фрактальная. Не математическая.

— Похоже на собачьи какашки, — заметил Бо.

Сэл пригляделся к колоннам. Формой они действительно напоминали длинные собачьи экскременты, отложенные сверху, — сплошные, но при этом гибкие, свисающие с потолка.

Посмотрев вверх, Сэл поднял отнятую у Бо палку.

Зал, похоже, тянулся до бесконечности, поддерживаемый извивающимися каменными колоннами — словно арки в древнем храме, но оплавившиеся наполовину.

— Композитная порода, — сказал Бо. Сэл увидел, что тот изучает материал колонны в микроскоп с подсветкой. — Похоже, тот же минеральный состав, что и у пола, только зернистый. Словно камень размололи, а потом склеили обратно.

— Не склеили, — поправил Сэл. — Скорее скрепили. Цементом?

— Мне кажется, все же склеили, — ответил Бо. — Думаю, это органика.

Забрав палку, Бо поднес пламя фонаря под изгиб одной из самых извилистых колонн. Субстанция не горела, но начала течь.

— Эй, прекрати! — велел Сэл. — Еще не хватало, чтобы эта штука на нас рухнула.

Имея теперь возможность идти во весь рост, они направились вглубь пещеры. Бо пришла в голову мысль отмечать путь, отрезая кусочки одеяла и бросая их на пол. Он то и дело оглядывался, чтобы убедиться, что они движутся по прямой. Сэл тоже оглянулся и понял, что без этих меток они вряд ли когда-либо нашли бы выход.

— Ну, расскажи, как все это сделано, — предложил Сэл. — Ни на полу, ни на потолке нет никаких следов орудий. Колонны из дробленого камня с добавлением клея, причем достаточно прочного, чтобы поддерживать пещеру такого размера. Но не осталось никакого оборудования для дробления, никаких ведер, в которых носили клей.

— Гигантские черви-камнееды, — сказал Бо.

— Я тоже так подумал, — кивнул Сэл.

— Я пошутил, — рассмеялся Бо.

— А я нет, — возразил Сэл.

— Как могут черви есть камень?

— Прогрызая себе путь очень острыми, быстро отрастающими зубами. Образующаяся крошка скрепляется некоей клейкой слизью, и они извергают из себя эти колонны, а потом прикрепляют их к потолку.

— Но как могло возникнуть подобное существо? — спросил Бо. — В камне нет никаких питательных веществ. И для подобного требуются чудовищные затраты энергии. Не говоря уже о том, из чего должны быть сделаны их зубы.

— Вряд ли они возникли в результате эволюции, — ответил Сэл. — Смотри-ка, что это?

Впереди что-то блестело, отражая свет фонаря. Подойдя ближе, они увидели отблески и на колоннах, даже на потолке. Но ярче всего сверкало нечто, лежавшее на полу.

— Ведро с клеем? — спросил Бо.

— Нет, — ответил Сэл. — Это гигантский жук. Насекомое. Муравей. Или что-то вроде того. Ты только взгляни, Бо.

Теперь уже было видно, что это шестиногое существо, хотя средняя пара ног, похоже, была лучше приспособлена для цепляния, чем для ходьбы или хватания. Передние предназначались для того, чтобы хватать и терзать. Задние — чтобы копать и бегать.

— Как считаешь? Двуногое? — спросил Сэл.

— И так и этак. Двуногое, когда потребуется. — Бо толкнул существо ногой — никакой реакции. Оно явно было мертво. Наклонившись, он согнул и покрутил задние конечности, затем передние. — Думаю, оно могло одинаково хорошо передвигаться и на двух, и на шести лапах.

— Странная эволюция, — заметил Сэл. — Анатомия обычно стремится либо к одному, либо к другому варианту.

— Как вы и говорили — оно не эволюционировало, а было искусственно создано.

— Для чего?

— Для добычи ископаемых. — Бо с трудом перевернул оказавшееся неожиданно тяжелым существо на брюхо. Теперь стало понятнее, что именно отражало свет. Его спина представляла собой сплошной лист золота, столь же гладкий, как панцирь жука. Именно из-за него оно весило десяток с лишним килограммов.

Длина приземистого тела составляла сантиметров двадцать пять — тридцать. Весь экзоскелет был покрыт тонким золотым слоем, переходившим на спине в мощную броню.

— Думаете, эти существа добывали золото? — спросил Бо.

— Только не с таким ртом, — ответил Сэл. — И не с такими лапами.

— Но золото же как-то попало внутрь, чтобы отложиться в панцире.

— Пожалуй, ты прав, — кивнул Сэл. — Но это взрослая, полностью созревшая особь. Полагаю, жукеры выносили их с рудников и куда-то забирали, чтобы сжечь органику и получить чистый металл.

— То есть они питались золотом, будучи личинками…

— Потом превращались в коконы…

— А затем выходили из них, заключенные в золотой панцирь.

— Собственно, вот и они. — Сэл снова поднял фонарь, подходя ближе к колоннам. Теперь стало ясно, что отблески исходят от наполовину сформировавшихся существ, спины которых составляли единое целое с колоннами, а на головах и животах сверкал тонкий слой золота.

— Колонны — и есть коконы, — сказал Бо.

— Органическая добыча руды, — кивнул Сэл. — Жукеры разводили их специально, чтобы получать золото.

— Но зачем? Жукеры не пользовались деньгами. Золото для них лишь мягкий металл.

— Зато полезный. Почему бы не предположить, что у них имелись такие же жуки для получения железа, платины, алюминия, меди — да вообще чего угодно?

— То есть никаких орудий им не требовалось?

— Нет, Бо, — это и есть орудия. Фабрики. — Сэл присел. — Посмотрим, удастся ли взять у них образец ДНК.

— Даже притом, что они столько лет мертвы?

— Они никак не могут быть уроженцами этой планеты. Их привезли сюда жукеры. Так что они либо родом с планеты жукеров, либо их вывели от каких-то тамошних существ.

— Не обязательно, — заметил Бо. — Иначе их давно бы уже нашли на других колониях.

— Не забывай — нам потребовалось для этого сорок лет.

— Что, если это гибрид? — спросил Бо. — Который существовал только на этой планете?

Сэл взял образец ДНК, что оказалось намного проще, чем предполагалось.

— Бо, это существо никак не может быть мертво сорок лет… — Внезапно оно рефлекторно дернулось под его рукой. — И даже двадцать минут. У него до сих пор работают рефлексы. Оно живое.

— Значит, оно умирает, — предположил Бо. — У него совсем нет сил.

— Могу поспорить, от голода, — ответил Сэл. — Возможно, оно только что завершило метаморфоз и пыталось добраться до выхода из туннеля. Или осталось здесь, чтобы умереть.

Бо забрал у него образцы и спрятал в рюкзак.

— Выходит, эти золотые жуки все еще живы? Через сорок лет после того, как жукеры перестали снабжать их едой? Как долго длится метаморфоз?

— Уж точно не сорок лет. — Сэл встал и снова наклонился, глядя на золотого жука. — Думаю, эти жучки в колоннах совсем молодые. Свежие, так сказать.

Поднявшись, он направился вглубь пещеры. Теперь стало видно больше золотых жуков, многие из которых лежали на земле — но, в отличие от первого, часто оказывались полностью выпотрошенными. От них не осталось ничего, кроме толстого золотого панциря на спине и валяющихся неподалеку ног, будто…

— Их съели, — сказал Сэл.

— Кто?

— Личинки. Они сожрали взрослых, поскольку другой еды для них здесь не нашлось. С каждым поколением они уменьшаются в размерах, поскольку питаются исключительно телами взрослых.

— А потом они пробираются к выходу, — кивнул Бо. — Чтобы найти снаружи пищу.

— Когда перестали приходить жукеры…

— У них слишком тяжелые панцири, чтобы можно было продвинуться далеко. Они ползут, сколько могут, а потом личинки съедают труп взрослой особи, ползут дальше к свету, закукливаются, и появляется следующее поколение, не столь крупное, как предыдущее.

Теперь их окружали намного более объемистые панцири.

— Вероятно, изначально эти существа были больше метра в длину, — сказал Сэл. — Чем ближе к входу, тем они меньше.

Остановившись, Бо показал на фонарь.

— Так они движутся на свет?

— Может, нам удастся увидеть хотя бы одного.

— Личинок-камнеедов, которые перемалывают твердую породу и испражняются каменными колоннами?

— Я не говорил, что мне хочется увидеть их вблизи.

— Но ведь хочется?

— Ну, в общем… да.

Оба озирались вокруг, пытаясь разглядеть малейшее движение в пещере.

— Что, если что-нибудь понравится им больше света? — спросил Бо.

— Мягкотелая еда?

— Полагаете, я об этом не подумал? Жукеры ведь приносили им еду. Теперь, возможно, ее принесли мы.

Внезапно Бо взмыл высоко в воздух.

Сэл поднял фонарь. Прямо над ним цеплялась к потолку громадная, похожая на червя личинка. Челюсти ее крепко сжимали рюкзак Бо.

— Расстегивай ремни и прыгай! — крикнул Сэл.

— Но… там все наши образцы!

— Всегда можно взять новые! Мне как-то не хочется извлекать из этих колонн твои собственные ошметки!

Отстегнув ремни, Бо спрыгнул вниз.

Рюкзак исчез в пасти личинки. Послышался хруст и скрежет зубов, пытавшихся размолоть металлические приборы. Не дожидаясь результата, Сэл и Бо двинулись в сторону входа. Миновав труп первого золотого жука, они нашли отмечающие путь кусочки одеяла.

— Возьми мой рюкзак, — сказал Сэл, сбрасывая его на ходу. — Там радио и образцы ДНК. Иди к входу и вызывай помощь.

— Я вас не брошу, — возразил Бо.

— Ты единственный, кто может выбраться отсюда быстрее, чем ползают эти твари.

— Мы не видели, насколько быстро они передвигаются.

— Видели. — Сэл отошел назад, подняв фонарь. Личинка находилась метрах в тридцати позади них, приближаясь быстрее, чем они до этого шли.

— Она реагирует на свет или на тепло наших тел? — спросил Бо.

Оба повернулись и побежали трусцой.

— Или на углекислый газ от нашего дыхания, или на вибрацию от наших шагов, или на наше сердцебиение. — Сэл протянул Бо палку. — Бери и беги.

— Что вы задумали? — Палку Бо брать не стал.

— Если она следует за светом, ты сумеешь от нее убежать.

— А если нет?

— Тогда сумеешь выбраться и позвать на помощь.

— Пока она будет вами закусывать?

— Я старый и жилистый.

— Эта тварь жрет камень.

— Бери фонарь, — сказал Сэл, — и проваливай.

Поколебавшись, Бо подчинился. Сэл облегченно вздохнул — парень сдержал свое обещание.

Либо был уверен, что личинка последует на свет.

Догадка оказалась верной — замедлив шаг и глядя на приближающуюся личинку, Сэл понял, что та направляется не прямо к нему, а сворачивает в сторону Бо. А когда тот побежал, ускорила свое движение.

Тварь проползла совсем рядом с Сэлом. В ней было добрых полметра толщины, и она двигалась словно змея, извиваясь на полу и принимая в точности ту же форму, что и колонны, только горизонтально.

Она вполне могла настичь Бо, прежде чем тот выберется из туннеля.

— Брось фонарь! — крикнул Сэл. — Брось!

Мгновение спустя он увидел, как огонек фонаря прислонился к стене пещеры возле начала ведшего во внешний мир низкого туннеля. Но личинка, не обращая внимания на свет, устремилась следом за Бо в туннель, где она легко могла его нагнать.

— Нет! Нет, стой! — Но тут он подумал: что, если Бо его слышит? — Не останавливайся, Бо! Беги!

А затем Сэл беззвучно крикнул: «Остановись и вернись! Вернись в пещеру! Вернись к своим детям!»

Он понимал, что это безумие, но больше ему ничего не оставалось. Жукеры общались телепатически, а перед ним тоже было крупное насекомоподобное с их родной планеты. Возможно, с ним можно говорить так же, как королевы говорили с жукерами-рабочими и солдатами.

Говорить? Чушь. У них не было языка. Они не могли говорить.

Остановившись, Сэл мысленно представил отчетливую картинку золотого жука, лежащего на полу пещеры с подрагивающими ногами. Он попытался представить чувство голода или хотя бы вспомнить, каково это — быть голодным. Или действительно ощутить голод — в конце концов, он уже несколько часов не ел.

Затем он представил, как личинка приближается к золотому жуку и описывает вокруг него круг.

Личинка вновь появилась из туннеля. Крика Бо не было слышно — значит, парня она все-таки не поймала. Возможно, солнечный свет ослепил ее и она не смогла двигаться дальше. А может, среагировала на мысленные образы и ощущения Сэла. Так или иначе, Бо уже был снаружи и ему ничто не угрожало.

Возможно, конечно, что личинка попросту решила не возиться с убегающей добычей и вернулась к другой, которая стояла, не шевелясь и прижавшись к колонне.

— Хорошая личинка, — прошептал Сэл. — Как насчет вкусной вяленой собачатины?

Он полез было в рюкзак за едой, но тут же сообразил, что тот у Бо. Однако на запястье у него висел мешочек с едой на день. Достав оттуда вяленое собачье мясо и овощи, Сэл швырнул их в сторону личинки.

Остановившись, та ткнулась в лежащую на земле пищу, а затем, вздыбившись во весь рост, нырнула с разинутой пастью к еде, словно прилипала к акуле.

Сэл мог представить уменьшенную версию этой личинки именно такой — прилипалой, цепляющейся к более крупным созданиям и сосущей их кровь. Или вгрызающейся в них?

Он вспомнил крошечных паразитов, убивавших людей в первые месяцы существования колонии — тех самых, из-за которых ему пришлось изобретать добавки в кровь, вызывавшие у них отвращение.

«Это существо — гибрид, — подумал он. — Наполовину местное, наполовину созданное из кого-то, принадлежавшего миру жукеров».

Нет, даже не из «кого-то» — из самих жукеров. Эта тварь являлась гибридом жукера и паразита. Требовалась весьма замысловатая генная инженерия, чтобы создать жизнеспособное существо, сочетавшее в себе черты двух столь различных с генетической точки зрения видов. То, что получилось в результате, было наполовину жукером, так что, возможно, королевы ульев могли управлять ими мысленно, как и остальными своими порождениями. Вот только при этом они все же в достаточной степени отличались, не обладая полной связью с королевой, — и потому, когда погибла Королева этой планеты, золотые жуки остались.

А может, и нет. Может, у жукеров уже имелся вид, который они использовали для черной работы, обладавший слабой мысленной связью с королевами, и именно его скрестили с червем-паразитом. Их невероятные зубы могли прогрызать ткань, кожу и кость, но при этом они были разумны — или почти разумны. Королевы вполне могли управлять ими.

«А я? — подумал Сэл. — Или тварь просто вернулась за легкой добычей?»

К этому времени личинка уже успела по очереди сожрать каждый кусок еды, прихватив и близлежащие камни. Она и впрямь изголодалась.

Настолько ли, чтобы не подчиняться командам Сэла?

Он мысленно представил новую картину, на этот раз посложнее: как они с Бо несут еду в туннель и кормят личинку. Он вообразил, как они с Бо входят и выходят из пещеры, принося все новую еду. Много еды.

Листья. Зерно. Плоды. Мелких животных.

Личинка поползла к Сэлу, а затем, описав вокруг него круг, обвила его ноги. Как удав?

Нет. Душить его в объятиях личинка не стала. Она вела себя скорее как кошка.

А потом подтолкнула его в сторону туннеля.

Сэл послушался. Существо его поняло. Их зачаточное общение продолжалось.

Поспешив к туннелю, он присел и начал пытаться ползти по нему так же, как и когда сюда пришел. Личинка проскользнула мимо него, затем остановилась.

Сэл ухватился за сухую членистую шкуру твари, и та снова двинулась вперед, причем достаточно осторожно, чтобы не ударить его о стену, хотя пару раз он все же оцарапался. Было больно, и, вероятно, выступила кровь, но, по крайней мере, кости были целы. Ничего не случилось бы даже с жукером — возможно, те именно таким образом путешествовали туда и обратно по туннелям.

Личинка снова остановилась, но Сэл уже видел дневной свет. Выползать наружу она не стала: видимо, свет пугал ее. Она попятилась, проползла мимо Сэла и скрылась в туннеле.

Когда Сэл поднялся на ноги, щурясь от яркого света, к нему подбежал Бо и обнял.

— Все-таки она вас не сожрала!

— Нет, и даже подвезла к выходу, — ответил он.

Бо, похоже, не сразу его понял.

— Давай сюда все наши припасы, — сказал Сэл. — Я обещал ее покормить.

Бо не стал спорить. Подбежав к рюкзаку, он начал передавать еду Сэлу, который собирал ее в сделанный из собственной рубашки мешок.

— Пока достаточно, — кивнул он и, взяв набитую едой рубашку, начал снова с трудом забираться в туннель. Мгновенно оказавшаяся рядом личинка тут же обвилась вокруг него. Раскрыв рубашку, Сэл вывалил еду, и личинка принялась жадно есть. Сэл оставался недалеко от входа, так что ему не составило особого труда выбраться обратно.

— Нам нужно больше еды, — сказал Сэл.

— Что годится этой твари в пищу? — спросил Бо. — Трава? Кусты?

— Она ела овощи из моего сухого пайка.

— Вряд ли тут растет что-нибудь съедобное.

— Съедобное для нас, — поправил Сэл. — Но если я не ошибаюсь, она наполовину местного происхождения и, вероятно, способна переварить местную растительность.

Что они точно умели, так это опознавать местную флору. Вскоре они уже таскали в туннель похожие на клубни овощи, сложив их в свои рубашки.

Личинка все еще ела, когда прибыли два скиммера — продукт новой технологии, явно разработанной спустя годы после того, как транспортный корабль Сэла отправился в долгое путешествие на войну. Пилотировали их крепкие молодые солдаты с внушительного вида оружием. Один скиммер доставил мешки и ящики с припасами, в другом был пассажир — четырнадцатилетний мальчик в гражданской одежде.

— Приветствую, Эндер Виггин, — сказал Сэл.

— Приветствую, Сэл Менах, — ответил Виггин. — Бо сказал, у вас тут проблема с гигантским червяком?

— Оружие не требуется, — сказал Сэл солдатам, которые уже держали стволы наготове. — Вряд ли стоит утверждать, что нам удалось договориться с этим созданием, но оно понимает рудиментарные образы.

Он объяснил свою теорию насчет скрещивания.

— Значит, это на самом деле не жукеры, — разочарованно проговорил Виггин.

— Никто из жукеров не смог бы выжить, — ответил Сэл. — Но это в каком-то смысле подобие жукеров. Когда вернемся, сможем провести сравнительный генетический анализ и выяснить, каким образом их создали. Заодно мы теперь можем получить столько золота, сколько захотим. Возможно, где-то есть железные жуки, а также серебряные и медные. Нужно поискать похожие места. Все-таки сорок лет, в течение которых они жрали друг друга, — немалый срок; вполне вероятно, теперь они, так сказать, на последнем издыхании.

— Можете не сомневаться — мы немедленно этим займемся, — сказал Виггин.

Они задержались еще на какое-то время, чтобы убедиться, что солдаты способны мысленно передавать личинке образы пищи — по крайней мере, в достаточной степени, чтобы их не сожрали, пока они будут таскать еду в туннель. Затем последовал курс обучения тому, у каких растений есть питательные корни. Наконец, оставив Бо руководить, Сэл забрался в скиммер вместе с Виггином и образцами ДНК, и они полетели назад в колонию.

В последующие несколько недель Бо занимался организацией поисков других «рудников», а Сэл учился пользоваться новым усовершенствованным оборудованием, вместе с новыми колонистами выясняя, каким образом жукеры создали этих существ. Как он и опасался, к нему действительно приходили некоторые первопоселенцы, пытаясь вовлечь его в некое движение сопротивления против того, чем занимались новые колонисты.

Ответ его был всегда одинаков:

— У меня полно работы, так что убирайтесь из моей лаборатории! Обращайтесь со своими жалобами к губернатору. Теперь это его задача, а не моя.

И все-таки на этой планете выжило нечто, оставшееся от жукеров, — пусть лишь в виде вымирающих видов, но тем не менее. Сэла крайне раздражало, что он, скорее всего, умрет до того, как узнает все, чему была способна научить эта планета. И как только другие ученые могли столь спокойно к этому относиться? Неужели не жаль, что твоя карьера может столь банальным образом прерваться, когда все самое интересное только начинается?