Избранница Серых холмов

1

Я давно не держала в руках бумаги с написанными на ней словами. Наверное, это был второй раз, когда я видела письмо. И по злой иронии судьбы именно оно разрушило мои мечты и планы на жизнь.

– Меви, что-то не так? – спросила мачеха, пряча усмешку. Она стояла напротив, на возвышении у трона и свысока смотрела на ту, которой вскоре должна была уступить место. А теперь ей не придётся этого делать, и, вероятно, поэтому на бледном лице королевы играла самодовольная улыбка.

«Конечно, не так. Ты отправляешь меня, чтобы освободить место для собственных дочерей», – хотелось крикнуть мне и бросить в неё что-то тяжёлое.

Например, вон тот позолоченный кувшин, наполненный водой из близлежащих рек, которые дарили коже мелиад сияние и красоту.

– Думаю, вы не имеете права делать выбор самостоятельно, – ответила я так, как учил меня наставник, убелённый сединами дриад Перт.

Он служил ещё моей бабке, и то, что смогу сохранить высокое положение при новой власти, относил к своей изворотливости и природной хитрости.

– Надо спросить Совет, – добавила я и, не дожидаясь приглашения, села на стул с высокой спинкой. Я была единственной, кто имел такую власть – призрак прошлого могущества, и сейчас хотела показать королеве Жиннивер, что не собираюсь терпеть подобный произвол. – Старейшины выберут ту, которой предстоит принести себя в жертву.

– Его величество Оберон ясно пишет, что к сидам должна будет отправиться самая знатная из нас. Потому что иная кровь их оскорбит. Не моя вина, что самая знатная из мелиад, Меви – это ты.

Мачеха вздохнула и метнула на меня взгляд, полный злорадства. Поправив серебристую корону, сверкающую в отливающих золотом волосах, она села на трон. Если не знать, что в жилах Жиннивер никогда не текла знатная кровь, можно подумать, что она рождена, чтобы править. Чего нельзя сказать обо мне.

Слишком худая для мелиад, слишком невысокая и слишком предающаяся мечтам, тогда как другие предпочитали реальные забавы, я казалась чужой для собственного клана. И всё же, как и остальные, любила родную ясеневую рощу и знала в ней каждое дерево.

Жинниверу бесило то, что именно я, а не она, вот уже десяток лет законная королева Авелина, слышит напевы деревьев. Слух у меня и вправду острый, как мечи Ищеек, что привозят иномирянок в Фейвильд.

– Скажите, Жиннивер, вы собираетесь править вечно? – спросила я, прищурив глаза. И гордо вскинула подбородок, чтобы собеседница ощутила, насколько неправильно то, что именно она сидит на троне моих предков.

– Нет, дорогая, – ответила мачеха с такой тёплой улыбкой, какой я не видела у неё никогда.

По крайней мере, в мою сторону Жиннивер предпочитала смотреть только в случае крайней необходимости. Я была у неё как нелюбимая мозоль, вечным напоминанием о моей матери, Неле, отравленной водой из загрязнённого источника жизни.

А уж как так получилось, что родник, испокон времён бьющий в центре нашей рощи, оказался отравлен, никто не знал. Или предпочитал не знать.

– Я собираюсь передать власть по наследству, – улыбнулась она снова. Тёмно-зелёные глаза королевы заволокла пелена.

Она, должно быть, уже видела на троне свою дочь, беловолосую Уну, которая была полной моей противоположностью: говорливая, шумная, всегда в окружении мужчин. По слухам, девушка позволяла им больше, чем следовало.

– Конечно, после того, как мы с почестями проводим тебя в дорогу. Осень не самое удачно время, чтобы менять королеву, Меви, но это больше не твои заботы, – усмехнулась мачеха уже в открытую и встала, чтобы подойти ближе. – Говорят, в подземных чертогах нет смены времён года.

Я ожидала, что она снова примется завораживать меня древесным скипетром, увенчанным серебристыми листками.

«Дерево Жизни» подчинялось лишь тому, кто правил рощей. Я не раз спрашивала самые крепкие ясени, почему они признали власть Жиннивер, но деревья, обычно говорливые, предпочитали отмалчиваться. Наверное, им нет дела до разборок тех, кто не врос в землю.

Однако вместо угроз мачеха перешла к действиям. Надменная королева схватила пергаментную бумагу, украшенную печатью короля Фейвильда, и бросила в огонь «холодного пламени», рождённого древесной магией, не причинявшего вреда живому.

– Стойте! – прошипела я и метнулась, чтобы вырвать ещё не сгоревший полностью пергамент из пламени камина, но не успела. Жиннивер ловко протолкнула его щипцами внутрь. Последняя надежда на справедливость ярко вспыхнула и сгорела без следа.

– Всё это фальшивка! – Повернулась я к мачехе со сжатыми в кулаки руками. Именно это я собиралась заявить на Совете, где были и мои сторонники, хотя верилось в чудо с трудом.

Но сейчас, глядя, как бумага, письмо его величество Оберона, сгорела в «холодном пламени», ощутила злость и усталость. И ещё ненависть к мачехе, её дочкам и всем тем, кто терпит несправедливо захваченную власть. В том числе и к самой себе.

Больше нет письма, а раз так не будет и обсуждения в Совете. Мой отец имел бы право наложить запрет на приказ мачехи, но он давно покинул нашу рощу, передав супруге полноту власти.

Сколько бы я ни спрашивала ясени, они тоже не знали, где бродит, утоляя свою печаль, бывший правитель Авелина. Говорят, его видели далеко на востоке, но, скорее всего, это сказки. Не может мелиад уходить так далеко от ясеневых рощ, мы накрепко связаны с ними…

– Сама знаешь, Меви, что это не так. По указанию его величества мы должны сжечь бумагу, как только прочтём то, что в ней содержится. Письменные знаки опасны и могут попасть в руки того, кто навредит их создателю, – Жиннивер говорила это с таким пафосом, будто в тронном зале присутствовал кто-то третий, и мачеха пыталась соблюсти приличия. Наверняка она не раз репетировала мимику и слова перед зеркалом!

Королева сделала жест в сторону, словно подзывая кого-то, и из-за занавески, свисающей до самого пола позади трона, с рвением выскочил её советник, быстроногий Галвин Виринейский. По внешности он напоминал мне тех пичуг, что в ясную погоду скакали, взъерошив хохолки, по веткам ясеней и оглашали округу звонкими голосами. Но по характеру Первый советник был ещё тот лис!

– Галвин, ты всё слышал. Его величество Оберон дал мне поручение, и я как верная подданная быстро его исполню. Принцесса Меви должна будет отправиться в путь через два дня. Ищейки уже прибыли?

Жинннивер больше не смотрела на меня, тяжело опустившуюся на стул и закрывшую лицо руками. Теперь ничего нельзя отменить, а значит, я больше не представляю угрозы для её рода, и уделять внимание разыгранной карте ни к чему.

– Ждём с минуты на минуту, – затараторил Галвин, желая выказать рвение, и принялся докладывать.

Ищеек видели на подходе к границе Авелина ещё вчера утром. Каярды – плотоядные быстроногие кони, на которых передвигаются фейри, – домчат их за сутки или чуть больше. Значит, мне недолго осталось наслаждаться солнцем и дышать родным воздухом.

Сколь длинен путь до холмов сидов, или Динь Ши, как называли представителей Благого Двора, живущих в подземных чертогах, я не знала. И лучше бы мне никогда не пришлось этого узнать!

– Отлично! – улыбка на лице Жиннивер сделалась настольно слащавой, что меня чуть не стошнило.

– Нет! – вскрикнула я, снова вскакивая со своего места. Ну нет во мне величавости и королевской плавности движений, так кому теперь оно всё нужно-то?! – Ваши дочери тоже подходят под описание!

– Нет, не подходят, – покачала головой Жиннивер, отворачиваясь от советника с таким выражением лица, будто вынуждена была объяснять несмышлённой малышке азы законотворчества. – Если бы подходили, конечно, я оставила бы решение на откуп Совету. В их жилах не течёт кровь твоего рода.

– Именно поэтому поехать должна одна из них, ваше величество, – впервые с начала этого тягостного и долгого разговора я улыбнулась. – Я единственная наследница рода, если отправить меня к сидам, он прервётся.

Не успела я договорить, как по выражению лиц королевы и советника поняла, что именно этого они и добиваются. Мало посадить Уну на трон, надо придать её царствованию подобие законности.

А так получается, что никто и не виноват. Сиды – загадочные подземные жители, чьи цели и желания неведомы тем, кто живёт под солнцем.

– Конечно, если вы знаете о бастардах вашего отца, это было бы идеальным решением проблемы, – вкрадчиво произнёс Галвин, воспользовавшись возникшей паузой и игнорируя недовольный взгляд Жиннивер.

Возможно, он хотел услужить нам обеим, оставляя себе прикрытие на случай, если я действительно что-то знала о незаконных дочерях отца. Но, увы, я вообще сомневалась, что они были.

Отец безумно любил мать и горевал после её смерти, если бы не Жиннивер, являющаяся её приближённой и вовремя оказавшейся в постели короля-вдовца, воспользовавшись некоторым сходством с покойной женой, на троне моих предков сидела бы я.

А так, поняв, что натворил, он исполнил закон и женился на Жиннивер, сделав её на время королевой. А потом сошёл с ума и отправился бродить по свету.

Поговаривали, что всё сложилось весьма кстати для новой королевы, но вслух никто не возражал. Законность передачи власти была соблюдена.

А ведь мне скоро исполнится сотня лет, значит, я стану совершеннолетней и должна буду принять трон предков от Жиннивер.

Письмо короля фейри стало для неё спасением и решением всех проблем. Иногда я и сама думала, что судьба прокляла мой род!

– Я не знаю других дочерей отца! – опустила я голову, сдерживая слёзы.

– Тогда и говорить не о чем, – холодно сказала Жиннивер, давая знать, что разговор окончен, и я могу удаляться к себе. – Меви, собирай вещи. Только самое необходимое. Не думаю, что у сидов тебе понадобятся местные наряды.

Я поклонилась и, распрямившись, произнесла:

– Бойтесь, ваше величество! За два дня многое может измениться.

И, не дожидаясь ответа, вышла прочь.

2

Я вернулась к себе, ощущая пустоту в сердце и в голове. Теперь не перед кем было изображать несломленную несчастьями наследницу рода. Можно было кричать, ругаться, но всё это не имело значения и не могло хоть как-то отсрочить неминуемое.

– Что с вами, арта? – спросила Кхира, моя личная служанка, выбранная ещё матерью.

Она одна из немногих, кто остался с опальной принцессой даже после воцарения королевы Жиннивер.

У Кхиры были мягкие, слишком тёмные для мелиад – дриад, связанных с ясенями и не признающих иных деревьев, – руки. Когда наступала весна у всех кожа приобретала зеленоватый оттенок, но никогда не становилась такой смуглой, как у Кхиры.

Говорят, её мать изменила мужу с заблудившимся в наших лесах фейри, поэтому нынешняя королева ничуть не возражала против того, чтобы Кхира осталась со мной. Кому ещё пригодится служанка не чистой крови?!

– Меня хотят отправить к сидам, – еле слышно выдохнула я и тяжело опустилась на постель, чтобы поплакать над злосчастной судьбой. Но служанка, ставшая мне почти подругой и сестрой, не дала предаваться унынию, предпочитая, как обычно, расспросить всё о грядущем несчастье, чтобы заранее решить, что нам делать.

Выслушав мой рассказ, она нахмурилась и забарабанила пальцами по деревянной крышке сундука, где хранились моё приданное.

– Зачем же сидам мелиада? – спросила она, будто я могла это знать. – Простите, арта, конечно, дела Благого двора нам неведомы. И всё же, думаю, я пойду к королеве и попрошу, чтобы вместе с вами отправили и меня.

– Это и так произойдёт, не бойся, – улыбнулась я, видя, как Кхира засуетилась и собиралась вопреки страху отправиться к Жиннивер. Та могла счесть поведение служанки дерзостью и услать её в качестве дара другому городу, например, к дриадам, поклоняющимся дубам. Их царство находилось в четырёх днях пути на запад.

– Да мне с вами не страшно. Хоть в огонь, хоть в воду, хоть под землю, – начало было Кхира, но на слове «огонь» вздрогнула, заставив и меня поёжиться, как от холода. Мы ненавидели огонь, тот самый, которым пользуются фейри и люди, настолько сильно, как первые ненавидят холодное железо. – Как считаете, зачем вы сидам?

– Наверное, чтобы прислуживать на пирах, – пожала я плечами. До этой минуты я не задумывалась о том, что от меня потребуют. Из подземных чертогов нет возврата.

– Нет. Для этого и люди сгодятся. Или не слишком знатные фейри. А вы особа королевских кровей, – Кхира ходила по круглой комнате, прижав руки к груди, и размышляла вслух: – Вдруг вас ждёт замужество?

И она остановилась, округлив тёмные глаза-пуговки. Вся она была такой: маленькая, юркая, смуглолицая и худая, как юный побег ясеня.

Кхира не раз говорила, что своим присутствием только оттеняет мою красоту, но я отмахивалась от лести: среди мелиад я считалась миловидной, не более. И слишком задумчивой, в чём некоторые сановники мачехи усматривали наследственную склонность к безумию.

– Неважно, что ждёт. Важно, что я больше никогда не поднимусь на поверхность. Вряд ли в подземных чертогах растут ясени, – ответила я как можно спокойнее, хотя внутри бушевала буря. – Я хотела дать тебе поручение. Иди разузнай, прибыли ли Ищейки, да расскажи потом, как они выглядят и ведут себя.

На самом деле мне это было безразлично. Я хотела пойти к Главному Ясеню, которому уже несколько тысяч лет, и спросить о том, что волновало меня более прочего. Можно ли избежать судьбы и стоит ли ей противиться?

Кхира помчалась выполнять поручение, и я осталась, предоставленная самой себе. Никто меня не тревожил, вероятно, предполагалось, что я впала в такое уныние, что лучше оставить обречённую в покое. А то мало ли, исчезнет, как её отец…

Другими словами, ничто не мешало мне отправиться туда, куда я планировала.

3

Пока я не выбралась из Авелина, за мной никто не следил.

Город наш был большим, но по меркам фейри всё равно оставался деревней. И королева наша была для чужаков всего лишь старейшиной племени. Впрочем, мелиады не обижались, фейри чтут свои традиции, а мы – свои.

Так повелось от Начала времён, и, слава Духам, никто не собирался этого менять. Королева мелиад обладала безграничной властью над своим народом, но не над всеми дриадами и уж тем более не над фейри. Формально мы подчинялись королю Оберону и её величеству Титании, поэтому мачеха и ухватилась за королевскую волю отца фейри, пытаясь сменить линию престолонаследия.

Авелин был чудесным городом-государством. Дороги никогда не шли прямо, закручиваясь вокруг Главного ясеня, образуя ярусы. Королева, я и сановники жили на верхнем.

Только со стороны кажется, что наш город – небольшое поселение, раскинувшееся в роще. Чтобы увидеть ярусы, надо быть мелиадом.

Внутреннее зрение развито у нас лучше всех в Фейвильде, а умение прятаться доведено до искусства, поэтому я по незримым тропам добралась до Главного ясеня меньше, чем за треть кверла. В тени его могучей кроны всегда царила прохлада, а у подножия не встретишь ни души. Не считая вездесущих пикси, маленьких злобных существ, обожающих шутить над путниками. Но невидимые пикси никогда не спорили с мелиадами и старались не возникать в нашем присутствии.

Вознеся молитву, я перешла к делу. Пересказывать всё подробно смысла не имело, достаточно было приложить ладонь к мощным корням, кольцами удава выступающим из-под земли. Но я не успела этого сделать.

Вдалеке послышались голоса. Нездешние, и говор у них не тот, что у мелиад. Пока ещё я едва улавливала их, значит, говорившие находились шагах в пятидесяти от того места, где я стояла.

Меня взяла досада. Надо же чужакам сбить мой настрой на исповедь! Теперь я ни за что не смогу сосредоточиться на визуальных образах! А другого шанса не будет. Как там сказал Галвин, Ищейки прибудут с минуты на минуту.

«А вдруг это они?» – подумала я и заспешила на звук голосов. Верно, больше-то и некому. Чужаки не переступают границу Авелина просто из любопытства.

Накинув невидимость от посторонних глаз, как волшебное покрывало, я смело пошла на звук. Он то приближался, то немного удалялся, однако уже можно было расслышать разговор. Двое мужчин, судя по тембру голосов, довольно молодых вели неспешную беседу, делясь друг с другом впечатлениями от недавнего похода.

– Да кто ж знал, что она своей станет, да и ребёнка зачнёт! – усмехался первый. Его голос был приятным, низким, тягучим, но в нём явственно ощущались властные нотки. Я хорошо умела различать, кто главный, а кто играет второстепенную роль, поэтому сомнений не возникло: говорил вожак.

Второй возражал. Фейри говорили о какой-то девушке из человеческого рода. О ом, как ей удалось возвыситься и оказаться замужем за влиятельным фейри, да ещё и понести от него ребёнка.

Мне не было до этого дела, хотя само по себе услышанное было удивительным. Но сейчас меня волновали другие проблемы.

Я выглянула из-за деревьев и увидела двух каярдов со всадниками. Белоснежные красноглазые кони покосились в мою сторону и фыркнули, наездники дружно повернули головы.

– Там кто-то есть, – сказал первым тот, что был главным.

Оба они оказались высокорослы и широкоплечи, длинные волосы до плеч перехвачены лентой в низкий хвост, а на рукавах белоснежных рубашек голубыми нитками вышиты знаки Ищеек: сокол, паривший высоко в небе. Фейри как фейри!

Прятаться и дальше показалось мне недостойным. Будто я преступница какая!

– Это я.

Выдох – и снова стала видимой. Ответ прошелестел еле слышно, но Ищейки поняли, откуда доносится звук и разом оборотились ко мне, посмотрев в глаза.

– Доброго дня! Мы Ищейки, – начал было второй и широко улыбнулся. Он казался младше своего напарника и держался проще, с дружеской открытостью. – Скажите, как нам ехать, чтобы скорее добраться до Авелина? Мы не различаем здешних дорог.

– Знаю. Вам лучше спешиться, – ответив на приветствие лёгким поклоном, произнесла я. – Каярды не помогут на этом пути.

Главный, которого я про себя окрестила длинноносым, кивнул напарнику, и вскоре оба оказались на земле. Кони косились в мою сторону, но не выражали беспокойства. Хоть мелиады и предпочитают растительную пищу, уважение к иным формам жизни у нас в крови, и плотоядные каярды это чувствуют.

– Идите за мной, я отведу вас к королеве, – повторно вздохнула я, снова почувствовав щемящую тоску. С этими двумя чужаками мне придётся разделить последние солнечные дни. А потом наступит вечная тьма.

– Вы встречали нас? – спросил первый, тот, что длинноносый, когда мы двинулись к городу. Главный ясень остался позади, и я так и не успела задать ему вопрос: можно ли избежать «почётной» участи? – Одна?

В насмешливом взгляде Ищейки мне чудился вопрос: больше никого не нашлось,? Только хрупкая маленькая мелиада с глазами, полными невыплаканных слёз?

– Нет, – ответила я, вскинув подбородок. – Я здесь по своим делам, услышала голоса и решила посмотреть, что за чужаков принесло в наши края.

– Мы приехали за одной из вас, – главный шёл рядом и всем видом показывал, что ему плевать на местных гордячек и их дела.

– Сиды просят её, – вставил слово второй, малость обиженный, что на него не обращают внимания. Он походил на подростка, который страшно гордится доверенной ему взрослой ролью, хотя и выглядел как зрелый муж.

Первый посмотрел на меня, прищурившись, и как бы между делом спросил:

– Как вас зовут?

– Вы тоже не представились, арты, – напомнила я без тени улыбки.

Мелиады принадлежали старому миру. Тому, который был здесь до прихода фейри. И хотя вражды между народами не было, «славный народ», как они себя называли, всегда чувствовали превосходство. Они были лучшими магами, более развитыми физически и моги путешествовать между мирами.

А мы жили на одном месте веками, не стремясь выйти за пределы лесного поселения, и хотя таких городов и рощ было предостаточно, всё же фейри заполонили наш мир и основали новое царство – Фейвильд.

– Простите, вы правы, – главный остановился, всё так же держа каярда за уздечку, и церемониально поклонился:

– Арлен из рода Рокси, а это Маркус из рода Бруклия. К вашим услугам, арта. И простите нас за грубое вторжение.

Второй, тот кого спутник назвал Маркусом, улыбнулся и озорно подмигнул мне. Как старой знакомой, а потом, поймав ответный взгляд, стушевался и с виноватым видом пожал плечами. Я ободряюще улыбнулась.

– Мы почти пришли, арты, – произнесла я, когда впереди показалась тропа, ведущая на верхний ярус. – Вам надо отпустить коней, им нет доступа наверх.

– Да, мы знаем, – кивнул Арлен и, повернувшись к каярду, сказал ему что-то шёпотом. Конь фыркнул, встряхнул роскошной белоснежной гривой и растаял в воздухе, оставив после себя облако золотистой пыльцы. Маркус проделал то же самое, только движения его были менее отточены, а руки подрагивали, будто фейри волновался.

– Вы так и не представились, арта, – произнёс Арлен, когда мужчины обернулись в мою сторону, чтобы идти дальше. – И не рассказали, почему за нами подглядывали, пытаясь остаться невидимой.

Выдержав паузу, я смерила фейри горделивым взглядом и медленно ответила:

– Меня зовут Меви из рода Леонориев. Я наследница престола Авелина.

4

На фейри мой титул не произвёл никакого впечатления, впрочем, я этого ожидала. Что до местечковых царьков тем, кто признаёт власть единого короля и королевы: Оберона и Титании!

Больше мы не разговаривали, разве что Маркус пытался бросить пару вежливых фраз насчёт здешних красот.

Провести на верхний ярус Ищеек оказалось несложно. Правда, зевак собралось достаточно, но из-за врождённого такта мой народ делал вид, что занят своими делами, и лишь по случайности у дороги, по которой я вела гостей, скопилось приличное количество народа.

Резиденция королей и королев Авелона располагалась в небольшом трёхэтажном доме, замаскированном под ствол могучего ясеня. Я с гордостью заметила, что, войдя внутрь, гости удивлённо подняли брови.

Тронный зал был круглым и небольшим, как и все наши комнаты, но украшенным искусной изумрудной мозаикой на полу и рубиновым орнаментом на стенах. Драгоценные камни переливались и сверкали, однако не затмевали утончённости обстановки.

Жиннивера уже была готова к встрече гостей и сидела на троне, расправив изумрудную мантию, сотканную пикси из тончайшего шёлка, который казался невесомым для того, кто его носил, и парящим в воздухе для тех, кто его видел.

Сановники королевы как обычно крутились у трона, среди них осанкой и суетливостью движений выделялся Галвин. Главный сановник старался угодить гостям, создав иллюзию, что приезд фейри для нас большая радость. Наверное, поэтому короли и королевы уходили, а он оставался на своём посту.

Глашатай объявил гостей и лишь потом меня. Думаю, весть о том, кого отдадут сидам, уже просочилась сквозь стены тронного зала, и каждый понимал, что совсем скоро обо мне забудут даже ныне живущие.

Моя участь хуже смерти. Тот, кто ушёл в загробный мир, остаётся в памяти людской, его поминают во время больших празднеств, а моё имя вытравят, постаравшись изгнать даже моё имя из воспоминаний. Потому что тот, кто умер, остался мелиадом, а та, что отправится к сидам, перестанет ею быть.

– Добро пожаловать, арты! – произнесла Жиннивер напевным, чувственным голосом.

А пока она упражнялась в красноречии, я прошла к своему трону, который находился ниже королевского и выглядел менее украшенным резьбой и драгоценными камнями. И села на предназначенное мне по праву рождения место.

Жиннивер ничем не выказала своего изумления. Она по-прежнему с нежной покорностью смотрела на гостей и посланников короля Фейвильда.

Именно из-за своей способности мгновенно перевоплощаться в скромную чаровницу, не поднимающую глаз выше камзола мужчины, она и стала королевой. Отец видел в ней покорную спутницу для своих осиротевших дней, а не хищную и коварную соблазнительницу.

– Вижу, что судьба уже устроила вам встречу с той, кого предназначила в слуги Благого Двора, – Жиннивера скользнула по мне насмешливым взглядом, но я лишь ответила на него холодным кивком.

Понятно, что она старалась больнее уколоть меня: никто не говорит, что сиды ищут себе служанку, но мачехе хотелось подчеркнуть в моём присутствии разницу положений вчерашней наследницы престола и нынешней жертвы, возлагаемой на алтарь необходимости.

Фейри не повернули головы в мою сторону, но я чувствовала, как Маркус смотрит с жалостью, а тот, главный, немного по-другому. С интересом, будто увидел что-то необычное, но пока не решил, стоит ли это его внимания.

– Вы отправитесь в путь через два дня, – с разрешения Жиннивер Галвин взял на себя роль переговорщика. – Мы слышали, что сиды торопят с передачей мелиады. Её величество хотела бы узнать, с чем связан перенос даты. Ведь по первоначальным сведениям Благой Двор ждал мелиаду на Имболк.

Имболк.... Если бы. Я бы прожила дома всю осень и почти полную зиму. А там, могла оставаться надежда, что вернётся отец, или случится что-либо ещё, что поменяет планы Жиннивер.

– Мабон – день Троединой богини, – ответил Арлен тоном, не допускающим никаких пояснительных вопросов. – День, когда Бог берёт в жёны девушку, которой предстоит прожить с ним до самых последних дней. В этот час поминают женщин, ушедших во Тьму. Разумно, что Благой Двор запросил жертву именно в такую минуту.

– Никто не сомневается в мудрости Благого Двора, – Жиннивер встала и подошла к послам. Так, чтобы это казалось знаком доверия, но не выглядело неприличным. – Сегодня мы не будем тревожить вас, арты, а завтра ждём на Ритуал Прощания.

Фейри поклонились, и Жиннивер удалилась. Аудиенция была окончена.

Тронный зал пустел. Все старались быстрее оказаться подальше от опальной принцессы, которая официально ещё не признана «мелиадой, отправленной к сидам». Поэтому они вроде как должны оказывать мне знаки уважения, но ссориться из-за той, что обречена, с Жиннивер никто не хотел.

А мне приходилось сидеть с гордо выпрямленной спиной в огромном кресле, в котором я выглядела как ребёнок, надумавший примерить взрослое платье. И крепко сжимать подлокотники, смотря перед собой ничего не выражающим взглядом, чтобы не расплакаться.

Мабон – праздник осеннего равноденствия – уже совсем скоро, через полторы декады. Значит, ровно столько мне осталось ходить на земле.

И не суждено снова увидеть весну. И лето. И солнце. И даже снег.

Внезапно я вздрогнула, почувствовав чужой взгляд. Арлен из рода Рокси повернулся ко мне ровно настолько, чтобы посмотреть в глаза. И когда наши взгляды скрестились, ровно на несколько мгновений мне почудилось, что он одобряет моё поведение. Как победитель уважает проигравшего, не льющего пустые слёзы и не пытающего разжалобить тех, кому до его судьбы нет дела.