Из-под снега

Глава 14

Рослый охотник возник из ниоткуда в двух шагах от Ромиги и Вильяры. В первый миг показалось, Лемба… Нет, выше, стройнее, иначе двигается.

— Мудрая Вильяра! Какое счастье, что я тебя нашёл! — в незнакомом голосе прозвенела яркая, искренняя радость. Воскликнул и лишь после этого обратил внимание на нава, как на что-то мелкое и несущественное. Взглянул, будто на грязь под ногами. — Эй, а ты кто?

Ромига ответил негромко, снизу-вверх разглядывая новое лицо:

— Случайный путник.

— Не тебя ли в доме кузнеца прозвали Нимрином? — звучный баритон легко перекрывал ветер, да и пурга с появлением гостя утихла.

— Может, и прозвали. А сам-то ты кто?

Незваный гость не нравился наву всё сильнее с каждым мигом. Огромный, с ног до головы в белоснежном мехе без единого украшения, он являл собою живой эталон своей расы, эдакое суровое и прекрасное снежное божество. Перед таким, если уж не пасть ниц — то изваять в мраморе, написать маслом на холсте или хотя бы заснять для обложки глянцевого журнала. И вся эта краса несказанная слепит, будто снег на солнце: такой мощной ауры Ромига не наблюдал даже у знакомых мудрых. Или у них — не так давила? Да, сильнейший колдун, под завязку налитой магической энергией… Слишком светлой! Такому легко бы и скрыть свои подлинные чувства, но он даже не озаботился. Сквозь радость — нашёл, поймал? — проступает неприязнь, перерастает в угрозу…

— Я — мудрый, — незнакомец подошёл вплотную, навис над сидящим навом и лежащей пластом колдуньей. — Тебя, Нимрин, я желал видеть. Мне про тебя рассказали много любопытного.

Ромигу учили, что неудобных позиций для атаки не бывает, но учили и здравой оценке противника. Прикидывая траектории движения, связки арканов, он ощущал себя шавкой перед полярным медведем. Без страха, просто таково соотношение сил, и делай, что хочешь. Хотелось-то наву одного. Убить сияющее нечто, чтоб его не было! Ни здесь, ни вообще! Увы, без шансов: слишком силён и неизучен противник. Да ещё место непростое. А главный вопрос, по уму: надо ли лезть на рожон? Враг ли это? Тот ли, кого по местным раскладам позволительно уничтожать без разговоров? В случае ошибки, нав рисковал пополнить собой ряды беззаконников, а их тут и так развелось, не протолкнёшься. Да и Вильяру он мог подставить под обвинение — или сразу под ответный удар? Потому Ромига, как мог, смирял инстинкты, скрывал эмоции и тянул время: пока колдунья не очнётся, не заговорит, не подаст ему хоть какой-то знак.

— Любопытно, кто тебе про меня рассказывал? И как же мне к тебе обращаться, о мудрый без имени?

Мудрый выкалил белоснежные, сияющие клыки в самодовольной улыбке:

— Все достойные знают меня в лицо. Вся Голкья знает мой клан. А ты, приблуда из ниоткуда, можешь называть меня просто Великим Безымянным.

Если это была шутка, Ромига её не понял, не оценил. Или всерьёз? Да, мудрые при посвящении отрекаются от личных имён и зовутся по имени клана: грамматической формой, которая означает принадлежность, собственность. Мудрый принадлежит клану, служит его живым оберегом. А вот глядя на этого Великого, даже не подумаешь, чтобы он кому-то принадлежал и служил. Скорее, наоборот…

Безымянный склонился над Вильярой, впрочем, не слишком низко, и лапы к ней не тянул. Сказал наву:

— Моя сестра по служению изнурила себя непосильной ворожбой, а теперь нуждается в тепле и покое. Властью мудрого, повелеваю тебе, Нимрин: возьми её на руки и пойдём отсюда.

Ромига не сдвинулся с места. За Вильярой и Лембой он признал право собой командовать, кое-кого в доме кузнеца готов был слушать — а хрен с горы обойдётся. Опасно тянуть на себя его внимание, но Вильяре нужно время… Да, нав по-прежнему ощущает себя шавкой перед медведем: достаточно шустрой, чтобы брехать и скакать, не попадая под удар лапы.

— О мудрый, она тяжёлая, далеко я её не утащу.

— Далеко и не надо, — осклабился Безымянный. — Вы с ней так надоели этому кругу, что он с удовольствием спровадит нас всех, куда я укажу.

Нав подобрал ноги, будто готовясь встать. Но подниматься и идти неведомо куда не спешил.

— Мудрый, скажи, а мудрой Вильяре удалось усмирить стихии?

Безымянный раздражённо скривился, однако разговорчики не пресёк:

— Ты всё равно не слышишь их зова, чужак. Тебя это не должно заботить.

— Раньше я кое-что слышал, и мне не понравилось. Мудрый, разве ты не обязан довести до конца дело, начатое твоей сестрой по служению? Защитить клан Вилья от страшного, беззаконного колдовства?

— А с чего ты взял, что она не закончила? Тебя-то, я вижу, она очень надёжно защитила.

— Мне показалось, у неё что-то пошло не так.

— Тебе показалось. Но если ты не желаешь ещё раз испытать нечто подобное, то бери скорее Вильяру, и прочь из этого круга. Или я сейчас ухожу один и бросаю вас здесь. Это не мои угодья, я здесь тоже случайный путник. Я обязан беречь себя для моего клана.

Ромига не знал, чем именно ему угрожают, и насколько серьёзна угроза. Но Великий Безымянный уже заметно нервничал и спешил сам. Нав сгрёб колдунью в охапку, медленно встал. Тяжёлое вялое тело безвольно повисло у него на руках, неприятно напоминая труп… Нет, жива она, жива! Аура не гаснет… Ромига поцеловал, тихонько позвал колдунью по имени — никакой реакции. Безымянный, не теряя времени, властным жестом возложил свою мощную длань наву на плечо. Вцепился, будто когтями, и затянул незнакомую песнь.

Полыхнуло, ослепило, нав сморгнул — увидел вокруг совсем другие камни, огромный круг. А мгновением позже его скрутила боль, да такая, что не вздохнёшь. Ноги подкосились, Ромига осел на колени, из последних сил прижимая к груди свой драгоценный груз. Не терял сознания: его и не к такому готовили в родной Цитадели.

Безымянный попытался уволочь его за шиворот, да за комбинезон — поди, ухвати. Мог бы забрать и унести одну колдунью, однако не стал. Просто скомандовал:

— Нимрин, за мной! Прочь из круга, иначе сдохнешь!

На этот раз нав не нашёл ни единого повода для проволочек. Тяжело встал и, шатаясь, потащился следом. Боль подгоняла, а мысль, куда их с колдуньей ведут, и нужно ли им туда, замедляла шаги. Круг сжался до шести камней, значит, выход уже близко. А Вильяра не подаёт признаков жизни, и что делать дальше, не ясно.

— Вильяра, очнись, пожалуйста! — ноль реакции. — Вильяра!

Ромига подкинул её, перехватывая поудобнее, и вдруг его ноша полегчала, туманом утекла из рук. От неожиданности он потерял равновесие, чуть не завалился назад, потом с удвоенной скоростью рванул за Безымянным. Нагнал его в каменных воротах, выскочил из круга первым, встретил лицом к лицу.

— О мудрый, хранительница Вилья покинула нас!

Ромига надеялся, что Вильяра ушла сама, но опасался: не затянуло ли её куда? Зато Безымянный истолковал исчезновение совершенно однозначно и пришёл в ярость.

— Проклятая девчонка! Да сколько ж я буду за ней гоняться! Одни забавы на уме! Развела полные угодья беззаконников! — искреннее возмущение, что добыча сбежала, и нотки фальши во фразе о беззаконниках заставили Ромигу забыть недавнюю боль и собраться. — Властью мудрого я повелеваю тебе, безродный приблуда! Молчи и следуй за мной.

Наву Ромиге из Великого Дома Навь было, что возразить на безродного, и совершенно не хотелось подчиняться абы кому. А всё же, идти на прямую конфронтацию он остерегался. Уж если Вильяра, со всей силой и выучкой мудрой, почла за благо тихо слинять, бросив его тут… Точного хода Вильяриной мысли Ромига угадать не мог. Полагал, что, во-первых, в-главных, хранительница станет решать проблемы своего клана. Во-вторых, она, по возможности, оберегает собственную жизнь. И, в-последних, возможно, постарается вызволить чужака, которому обещала покровительство и защиту. Значит, его дело — выкарабкаться самому или дожить до подмоги. С минимальными потерями, а лучше, с каким-нибудь прибытком. Ромига склонил голову и посторонился, пропуская Безымянного вперёд.

— Следую за тобой, о Великий Безымянный!

Обращение, волей-неволей, прозвучало иронично: слишком много пафоса. А кстати! Превосходящего противника сподручнее-то бить исподтишка в спину. Мысль мелькнула, и Ромига позволил ей отразиться на лице бедовой улыбкой, сверкнуть искрами в зрачках. Мудрый скривился, будто от кислятины:

— Следуй впереди, Нимрин!

Ого, как ожидаемо и быстро он среагировал!

— А куда?

Безымянный указал: плавным, отточенным жестом, исполненным величия. Краткая песнь проложила чистый и будто бы даже немного подсвеченный коридор в снегопаде. Эффектно! Нав ещё раз поклонился — на сотую дюйма ниже прежнего — и, будто турист на экскурсии, заинтересованно глазея по сторонам, зашагал по тропе между скальных клыков, серпантином — вниз по склону. Идти было легко: радужно искрящийся снег не проваливался и не скользил. А ещё он противоестественным образом не скрипел, не хрустел под ногами, оттого нав не слышал шагов за спиной. Безымянный поспешил поквитаться, или в этом месте так принято? Впрочем, магу достаточно ауры другого мага, воину — дыхания: шорох одежды, звук шагов — необязательные дополнения.

Спуск стал круче, волшебная тропа подстелила под ноги удобную лесенку. Впереди и внизу смутно замаячили какие-то огни. Резкий поворот, и нав упёрся в дверь в скале, ярко освещённую двумя горящими плошками. Деревянная створка сама собой отворилась с тихим мелодичным скрипом, будто пропела: «Добро пожаловать!».

У входа в дом Ромига старательно отряхнул с себя снег. Безымянный тоже встряхнулся по-звериному: озарённый трепещущими на веру огнями, он ещё сильнее напоминал грозное божество. Подсветка снизу превратила крупное, угловатое лицо в гротескную маску, глаза мерцали и вспыхивали собственным холодным светом. Наву редко доводилось запрокидывать голову, чтобы встретить чей-то взгляд, и это был тот самый случай… Нет уж, лучше без прямого зрительного контакта! Инстинкты требуют: бей-беги, а чутьё твердит, что не время, не место…

Ещё один величавый, исполненный самолюбования приглашающий жест:

— Добро пожаловать в дом у фиорда, Нимрин! Проходи смелее, не бойся, не стой на пороге.

Ощущение захлопнувшейся ловушки неприятно сжало сердце, когда дверь ещё раз пропела, затворяясь за спиной.

Коридоры здесь были такие же, как в доме Лембы: длинные, узкие, в редких нишах — склянки со светлячками. И комната, куда Великий Безымянный привёл Ромигу, походила на гостевые покои, где нав познакомился с колдуньей и кузнецом. Каменные стены и свод, пол, застланный шкурами. Ворох шкур, побелее и попушистее, на низкой лежанке. Жаровня для тепла, масляные лампы для света. Безымянный снял и небрежно зашвырнул в угол свою роскошную меховую куртку, будто бы нарочно красуясь литыми мышцами; вальяжно развалился в лежанке и указал наву на свободное место рядом с собой. Ромига прикинул доступные варианты: примоститься на краю или сесть вплотную, тело к телу? Нет, пока ни то, ни другое. Прошёлся по комнате, изучая обстановку в той же манере праздного, но любопытного туриста. Исподволь ловя на себе жадные взгляды, в которых исследовательский интерес спорил как бы ни с сексуальным и кулинарным.

Две молчаливые женщины, насторожённо косясь на чужака, а на мудрого — с явным страхом, внесли столик со снедью. Поставили и тут же вышли. Ромига утянул с лежанки шкуру, свернул кульком и уселся по другую сторону стола: так и есть будет удобно, и смотреть в бесстыжие, льдисто-сияющие глаза Безымянного. Тот протянул руку к одному из блюд, ловко подцепил толстыми пальцами полупрозрачный ломтик копчёного мяса, свернул в трубочку, макнул в соус и надкусил, смакуя. Улыбнулся.

— Угощайся, о Нимрин! В доме у фиорда дивно готовят!

По старой шасской пословице, мясо наву дважды не предлагают. Ромига попробовал — вкусно. Вроде, не отравлено, однако набрасываться на угощение он не стал. Ел медленно, церемонно, словно на приёме у важной персоны. Собственно, так оно и было.

Через некоторое время важная персона соблаговолила поинтересоваться:

— Нравится?

Ромига честно ответил:

— Да.

— А знаешь ли ты, что мы сейчас едим?

Нав светски улыбнулся:

— Я не силён в кулинарии Голкья. Но думаю, мы едим либо что-то изысканное и редкое, либо что-то запретное для большинства охотников? Дерзну предположить, при жизни оно ходило на двух ногах? И умерло не само, а добыто в пищу намеренно? Я угадал?

Слишком густые и широкие, даже для уроженца Голкья, белоснежные брови изумлённо поползли вверх.

— Да, Нимрин, ты угадал. И я вижу, тебя совершенно не смущает участие в беззаконной трапезе?

— Странно, что оно не смущает тебя, о мудрый.

Безымянный горделиво расправил необъятные плечи:

— Мудрому дозволено всё, что не вредит его клану. Это — закон! Моему клану сия трапеза не вредит и даже приносит некоторое благо. Потому мне нечего смущаться и стыдиться, в отличие от тебя.

— А я не охотник, если ты не заметил, о мудрый. Я существо иной крови. Себе подобных я не ем ни под каким соусом. Но я уверен, нава ты мне и не предложишь. Сам бы я воздержался добывать в пищу любого разумного, пока в снегах довольно дичи. Но ваши дела не сужу. Я здесь недавно, и многого не понимаю. Может, хотя бы ты разъяснишь мне, что за кутерьма с беззаконниками? Откуда они вдруг повылазили?

Мудрый издал нечто среднее между коротким смешком и сытой отрыжкой:

— Такова, Нимрин, участь любого ничтожества: сражаться на войне, меняющей лик мира, не понимая сути перемен. Ныне в муках рождается новая Голкья, старая в муках умирает. Мы следуем по пути всех обитаемых миров, как бы ни противились слепые стихии и закосневшие в древних предрассудках разумные. Лучшие из охотников неизбежно достигнут блага и процветания.

А худших, видимо, съедят, во славу прогресса… Ромига иронично изломил бровь.

— О мудрый, зачем же ты роняешь себя, приглашая за стол ничтожество?

Безымянный расхохотался:

— Чужак, ты сейчас ляпнул такую глупость, что я даже не сочту её дерзостью! Я стою высоко, ибо непреклонна моя воля, неисчерпаема сила и непреложна власть. Захотел, усадил ничтожество с собою за стол, — толстый палец уставился наву в грудь. — Захотел, выставил его на стол, — широкий жест по-над блюдами. — Захотел, спустил в навозный колодец, познавать низость падения. Но это, конечно, далеко не сразу. А если не захочу, так и никогда. Ты ведь желаешь длить свою ничтожную жизнь, Нимрин? Значит, ты неизбежно покоришься. Кстати, я велел тебе садиться вот сюда, рядом. Ты что, не понял? И сними с себя эту странную шкуру, мне любопытно, что нашла в тебе блудливая девчонка.

Нав, не двигаясь с места, смерил Безымянного долгим оценивающим взглядом. Скорчил разочарованную гримаску:

— Прости, о мудрый, ничего не получится. Мне доводилось брать мужчин как женщин, однако твоя мохнатая белая задница совершенно не в моём вкусе.

Аноним ковырнул ногтем мясо из зубов, приподнявшись, вытянул ручищу через стол — Ромига уклонился от попытки взять себя за подбородок. Подпустил в голос угрозы.

— Не твоё, не лапай!

Сытая, довольная улыбка, с которой Безымянный неторопливо убрал руку, отозвалась в груди нава мерзким холодком. Ромига знавал разных маньяков, кое с кем даже дружил, потому досконально изучил правила подобных игрищ. Кажется, сейчас это знание работало против него: роль заведомо обречённой жертвы навязчиво липла к шкуре, сковывая воображение и разум, лишая свободы манёвра. Вопреки первоначальному замыслу — исследовать ещё одного из элиты Голькья и тянуть время — Ромига всё настойчивее нарывался на агрессию. Чтобы подороже продать свою жизнь и быстрее отмучиться? Самое поганое, вероятность победы он по-прежнему ощущал близкой к нулю. Худшего настроя что для беседы, что для драки, и не придумаешь. На счастье, или на беду, Безымянный был сыт, благодушен, лениво игнорировал Ромигины провокации. Вот и сейчас он покачал крупной головой в роскошной белой гриве и задумчиво протянул:

— Я пока тоже не решил, в моём ли ты вкусе, Нимрин. Ты тёмен, как одушевлённая Тень. Да вдобавок ты слишком тощий, злой и некрасивый. Пожалуй, я возьму тебя в круг, там любая подстилка кажется мягкой. А Камням — чем чуднее диковина, тем лучше. Но всё-таки я желаю рассмотреть тебя прямо сейчас. Встань и разденься!

Приказ был подкреплён чем-то, вроде лёгкого «заговора Слуа», нав без особых усилий отразил его и ответил:

— Ну, хоть кому-то здесь любопытны диковины. Скажи, о мудрый, почему охотники так спокойно относятся к чужакам, которые падают на Голкья, не пойми откуда, и совершенно на вас на всех не похожи?

— Да потому, что любой одарённый сновидец сызмальства бродит тропами сна по иным обитаемым мирам. Каких только удивительных уродцев там ни встретишь! Чужих одарённых тоже иногда заносит на Голкья. Во плоти, как тебя, не часто. Да и не заживаетесь вы здесь…

На этот раз Ромига даже не ощутил прикосновения магии — просто вдруг обнаружил себя голым посреди комнаты. Безымянный стоял за спиной и, крепко придерживая нава за плечо, другой рукой ощупывал его левую лопатку. Кожу холодило и покалывало, бередя что-то болезненное и напрочь позабытое. Дёргаться было глупо, да кажется, бесполезно, оставалось поинтересоваться.

— Эй, мудрый, чего ты там нашёл?

— Занятные у тебя шрамы, Нимрин. След зачарованного узора, который наложил один сильный колдун, а другой, ещё сильнее, выдрал с мясом. И колдуны были с разных миров. Пожалуй, любопытная девчонка могла польститься на твою историю, а не на твои мослы, — аноним брезгливо потыкал нава пальцем в рёбра, ущипнул за мышцы возле хребта, потом за ягодицу. — Да уж, такое сгодится только в круге.

Вопреки собственным словам, он сграбастал Ромигу за плечи, прижал к себе всей спиной и пару раз лениво толкнулся бёдрами, словно примериваясь. Сквозь мех штанов ничего особо не выпирало, но жару от огромного, мощного тела, будто от печки. Обычного тепла разгорячённой кожи — и того самого, живительного, которым щедро делилась с навом Вильяра. Ромига поймал себя на желании притиснуться плотнее и греться, греться… Тут же зарычал:

— А ну, пусти!

Безымянный с коротким смешком развернул его лицом к себе:

— Знаешь, ничтожный, почему я позволяю тебе дерзить и не беру силой? Ты ведь уже испытал мою власть и понимаешь, что я делаю с тобой всё, что захочу.

— А чего не хочешь, того не делаешь. Просто, как палец показать, — Ромига для наглядности подкрепил слова жестом.

Оттопыренный средний на Голкья не означал ничего, проклятый колдун согласно кивнул:

— Верно. А ещё я знаю, в чём ты нуждаешься, подранок. Я подожду, пока ты сам запросишься ко мне на шкуры или в круг. Вот тогда я подумаю, достоин ли ты моей милости. А пока ты можешь одеться и доесть тут всё. Возможно, позже к тебе зайдёт кое-кто из обитателей дома. Не смей их обижать, иначе я разгневаюсь и накажу тебя. До встречи, Нимрин… Если доживёшь.

Эффектным пассом Безымянный приманил сброшенную куртку. Каменная дверь сама собой, без привычного рокота, откатилась перед ним, и, выпустив из комнаты, так же бесшумно вернулась обратно.