Из другого теста. Часть первая.

Пролог

Досточтимый купец Абинайят Нуру в очередной раз умолк. Традиционно прикрыл рот ладонью, вопросительно глянув на царицу Этсиви. Традиция архинелепая. Ну, да хозяевам твои мыслишки о местной культуре интересны лишь тогда, когда с тебя есть, что взять. В уплату за оскорбление. У Абинайята было, что взять. И торговец скрупулёзно соблюдал традиции аборигенов этой планетки с её истлевшим земным средневековьем.

Прошло чуть больше двухсот лет, как вырвались в космос, но все моментально научились жить в беспредельно раздувшемся мире – новое лезет, как трава после дождя. Оперативно сложившиеся галактические лиги – Славянская, Европейская, Американская, Азиатская и его собственная Мусульманская – одержимы поиском подходящих для колонизации планет. Новые ресурсы – вот современный идол человечества.

А на этой занюханной Кунитаоши время, словно бы, обратилось вспять. Вся суша на планете: три горстки островов, сосредоточенных в одном полушарии. Обнаружив этакое сокровище на краю разведанного космоса, Азиатская лига прибрала её к рукам лишь с прицелом на будущее. Разрабатывать недра, лежащие под толщами воды – это сколько ж нужно вбухать средств? А до той поры на планете разрешили селиться всяким голодранцам. Нравы на каждом островном скоплении свои – как вообще не поубивали друг друга? Гонору-то больше, чем воды на планете. Без поддержки лиги эти никчёмные людишки и вовсе одичали – храни Аллах!

Абинайят всё не отнимал руку от лица, а царица всё торчала неподвижной куклой на возвышении под балдахином. Наконец, она кивнула, дозволяя смочить пересохшее горло. На её лице, как всегда, не отразилось ничего. Лишь в чёрных раскосых глазах что-то мелькало. На Кунитаоши правили женщины. Но, всем, что касалось войны, сбора дани или усмирения данников, заправляли мужчины царской семьи. И отнюдь не стремились влезть на царский трон, дабы изо дня в день заботиться о насущном – мужчине-куниту такое невместно. Мужчина рождён для оружия, а не для всяких мелочных проблем вроде пропитания народа, болезней или торговли.

Абинайят сделал последний глоток и отставил в сторону вычурную раковину. Такие служили кунитам чем-то вроде драгоценных кубков. Царица Этсиви вновь кивнула, отвечая на благодарственный поклон гостя. А затем поинтересовалась, качнув своей огромной вычурной прической, что, казалось, вот-вот свалится с её маленькой головки:

– У Славянской лиги теперь три населённые планеты?

– И две адаптируемые, – подтвердил Абинайят. – Я слыхал, будто не так давно они обнаружили ещё две подходящие для адаптации планеты. Правда, слишком далеко. Но, кому и когда это мешало? Славяне и на Земле владели самыми обширными территориями. А в эпоху мирных войн русских с американцами…

– Мирных войн. Ничего не слыхал глупее, – растянул губы в змеиной ухмылке царевич, развалившийся на ковре у столика с яствами.

А по совместительству верховный главнокомандующий доблестный Этижи. Абинайят знал: щенок стоил ровно столько, сколько стоил. Он был невероятно ловок, хитёр и беспощаден даже в мирной схватке на саблях. Его мать бросила на отпрыска недовольный взгляд, и тот поумерил прыть. Абинайят мысленно хмыкнул: этот островной военачальник судил о других народах с высоты палубы своей лодчонки – самой большой на планете.

– Значит, вся Славянская лига не смогла справиться с крохотным мирком, – задумчиво пробормотала Этсиви. – А сколько там планет?

– Три, блистательная царица. Но лишь одна пригодна для жизни. Это планета с двумя спутниками. И они ведут себя весьма интересно: то и дело меняются местами. Переходят туда-сюда с внешней орбиты на внутреннюю. Кое-кто из высоколобых умников выдают систему планеты берров за искусственное образование. Дескать, её создала могущественная цивилизация, которая давно исчезла. Не скажу, насколько те фантазёры правы – это большая наука, которая, увы, не доступна моему пониманию. Кстати, на спутниках тоже существует жизнь.

– А эта жизнь хоть как-то полезна для людей? – по-хозяйски приценилась царица.

– На спутниках живут ужасные ни на что не похожие твари.

Абинайят покосился на ракушку и приложил к губам ладонь. Царица нетерпеливо махнула ручкой, дескать, пей, не тяни время. Он поспешно промочил глотку и ударился в разъяснения: чем затейливей и горячей будет рассказ о жизни в потаённых уголках галактики, тем удачней пройдёт торговля. Царское семейство Кунитаоши было чрезмерно любопытно.

– Все лиги, что пытались прибрать к рукам планету берров, не обращают на спутники внимания. Каждому понравится иметь на краю изведанной галактики базу для дальнейших исследований космоса. Разведчикам накладно каждый раз возвращаться домой в такую даль. Да и в военном смысле система берров расположена весьма выгодно. Но, им на это наплевать. Берры пускают к себе лишь некоторых торговцев. Они крайне честны и прямолинейны.

– Таких нетрудно обмануть, – заметила Этсиви.

– Их невозможно обмануть, – тонко улыбнулся в усы Абинайят.

– Телепаты? – блеснул сообразительностью Этижи.

– Этого никто не знает, – многозначительно покачал головой рассказчик. – Однако ложь они чуют поразительно остро. Уж, как только не пытались их обольщать и славяне, и европейцы, да и мы грешные – всё бестолку. Берры выслушают тебя, развернутся и уйдут.

– Но большие правители больших лиг не привыкли к такому обращению, – понятливо покивала Этсиви. – Да ещё от жителей какого-то мелкого мирка.

Глава 1

Наруга валялась в углу белоснежной, до тошноты вылизанной камеры. До самой сердцевины атомов простерилизованные стены. До самого донышка души обеззараженные желания. От надежды вырваться осталась лишь едкая белизна пустого места. Да эта камера, о стены которой даже башку не разбить – мягкий амортизирующий пластик тоже издевался над заключёнными на свой лад. Как не абсурдно, глаз радовал лишь темнеющий на стене контур силовых кандалов. Пока их подопечная соблюдала режим содержания – сидела, как приклеенная, на месте – они высокомерно плевали на факт её существования. Но стоило нарушить границу точки её дислокации, эти монстры выплёвывали из стены силовые щупальца.

Заключённой отвели клочок пространства – два на три метра – где за это самое существование её не подвергали наказанию. Весь остальной мир больше не предназначался для каких-то её нужд. Даже в туалет ходим, не сходя с места – едко скривилась Наруга – чем не королевская привилегия? Монархам для этого приходится трудить ноги. А ей лишь прямую кишку.

Глаза сами собой прилипли ко второму цветному пятну – от коридора камеру отделяла стена мутно-голубоватой силовой защиты. Олицетворение высшей степени непогрешимости в вопросах безупречной непроницаемости. Это было признание. Практически, слава: на персоне заключённого здесь преступника можно сделать приличные деньги. Да многие, собственно и пытались, обивая пороги соответствующих служб. Однако чиновники стояли насмерть между Наругой и её заслуженной славой – слюнтяи бесхребетные. Это ж, как углублённо и безапелляционно нужно защищать своё место под задницей, чтобы пренебречь солидной взяткой? А в том, что репортёришки готовы были расщедриться, ни малейших сомнений. Недаром она так долго работала над своим имиджем законченной сволочи и социальной холеры. Пусть ненамеренно, но весьма плодотворно.

Жизнь такая штука, что спорить с ней на равных могут либо гении, либо дебилы. Вот Наруга и не спорила, живя сегодняшним днём – равнодушная ко дню завтрашнему. В завтра она не верила, давно бросив попытки ответить на вопрос: к чему я стремлюсь? И расплата причиталась ей по заслугам – мрачно поздравила себя Наруга, скривившись от презрения к своему нынешнему положению. Лучший ликвидатор прославленной – в определённых кругах – конторы папаши Блуфо. Целых десять лет она держалась на верхушке рейтинга. Не в одиночку, понятно. Но своей удачей её ребята были обязаны ей, что и признавали безо всяких яких. Папаша Блуфо почти удочерил везучую оторву, жёстко и педантично ставя на место её недругов. Наруга и хотела бы – не могла дать слабину: собственные псы растерзали бы её на месте.

Посмотрела бы на неё теперь мама – поёжилась она и затосковала. Мама была женщиной достойной, уважаемой. Её семейство – Наруге не довелось с ними свидиться – заправляло всей жизнью на Аттике. Свою первую планету Европейская лига заселяла с помпой – на этой планете собрались все самые отъявленные консерваторы Европы. Многие сразу же взялись сочинять себе родословные – едва ли не от спартанского царя Леонида. И как только уживались придурки? Впрочем, в итоге ужились, состряпав нечто более-менее фундаментальное.

И мамин «загул» в тот фундамент врезался гранатой – такие трещины полезли, что только держись. Загуляй она с кем-то «приличным», а не с «этим дикарём» из какой-то космической дыры, всё бы обошлось. Даже на приключившуюся беременность закрыли бы глаза – с кем не бывает? Но недостойную дочь убрали подальше с людских глаз – презрительно ухмыльнулась Наруга. Правда, ребёнка отнять не решились – знали, кого вырастили на свою голову. Матушка устроила форменную революцию с элементами членовредительства. Оба её инициативных братца даже лечились после стычки с бесстыдной девкой, поправшей честь семьи. Та легко согласилась с формулировкой – интересно, в кого Наруга такая… такая.

Лично она была довольна, что мама смылась с Аттики на Азимару – Мусульманская лига легко принимала образованных инопланетников. Особенно с университетским дипломом врача. Настаивать на присоединении к правоверным никому не приходило в голову – прибрежный элитный курортный городок возблагодарил Аллаха за свалившегося на голову хирурга. Гравитация на Азимаре почти не отличалась от гравитации Аттики. Двухметровый рост мамы не мозолил глаза, а благочинное поведение пришлось по вкусу местным блюстителям морали.

Про отца малышки Нурул – как все называли сероглазую девочку – в их доме никогда не говорили. Наруга усмехнулась: папаша был человеком непростым и далеко не бедным. Что бы у них там с мамой не разладилось, она ни разу не сказала об отце дурного слова. Да и вообще старалась не упоминать, хотя не знала тягот обычной девчонки, попавшей в её щекотливое положение. Пропавший возлюбленный оставил ей такую кучу денег, что заткнулись даже самые ярые критики нравственности на Аттике. А она, родив дочь и перебравшись на Азимару, зажила там жизнью почтенной… чуть ли не вдовы. Во всяком случае, Наруга никогда не ощущала на себе тяжести клейма обычного ублюдка. Хорошо они жили…

Наруга сжала кулаки и злобно ощерилась: хорошо они жили, пока мерзавцы из каких-то группировок Мусульманской лиги в очередной раз что-то не поделили. От городка Наруги тогда остались дымящиеся развалины. И пепел мамы в сожжённой дотла больнице. Жителей населённого пункта вовремя эвакуировали… А она не могла бросить раненных пилотов истребителей, попавших в операционную прямо из боя. Мама не умела бросать пациентов.

– Опять зависла? – хмыкнула скучающая рядом Ракна.

Её персональное умозрительное койко-место стыковалось с Наругиным. Как ни странно, бывших подельниц держали в опасной близости друг от друга. И это отнюдь не воодушевляло. Ещё один признак торжества правосудия: нам всё равно, как содержать стопроцентных смертниц. Вас уже нет, и все предосторожности излишни. Они с Ракной старались не нарываться на ненужную справедливость в этом вопросе: хотелось дожить отпущенное время по соседству. Пусть и в состоянии призрачной свободы на отведённых квадратах пола.

Глава 2

Ракна, как в воду глядела. «Везучей оторве» - как прозвал Наругу папаша Блуфо – реально повезло даже тут. Через пару деньков к ним – в камеру смертников – подкинули двух воровок. Чистокровных славянок и чистейшей воды проходимок. Вот уж воистину: как такие выживают в Славянской лиге, повёрнутой на борьбе с преступностью, непонятно. Впрочем, судя по экстерьеру новеньких, выживают плохо и нерегулярно: обе соседки носили на себе следы борьбы со своими захватчиками. А уж мастеровиты лихие подружки были просто на зависть. Это самое мастерство оказалось воистину многогранным. Воровки умели не только вытаскивать и тащить прочь, но и протаскивать запрещённое в самых неведомых местах своего организма. Судя по неподражаемому профессионализму местных тюремщиков, у Наруги с Ракной таких мест не было.

У высокой – ростом с Наругу – пухлой, русоголовой, кареглазой и жутко ленивой Гранки они были. Эта волшебница вышла из легендарного воровского рода – изничтожить его на корню властям Славянской лиги никак не удавалось. Они могли себе позволить лишь временную передышку, покуда очередное поколение паршивого семейства не достигнет подросткового возраста. Работать же в семье Гранки – по словам её коллеги Бинки – начинали рано, презрев права детей на детство. Сама Бинка от подружки отличалась ростом – на полголовы ниже – голубыми, как небо, глазами и шикарным загаром. Надзиратели шумно веселились, обзывая камеру, где собрались такие великанши, конюшней. А её обитательниц исключительно кобылами.

Воровки появились в камере как раз в тот момент, когда Наруга схлопотала очередную порцию бесплатной медицинской помощи – прямо у них на глазах. Силовые ремни на момент подселения в камеру новичков пригвоздили старожилок к стене – система внутреннего распорядка отключила периметры точек их дислокации. Чтобы вертухаи не влипли – авторитетно объясняла после Бинка. Тем по инструкции надлежало лично водружать очередной объект на точку. Надзиратели пренебрегали этим пунктом инструкции – полагали, что объекты дотопают туда собственным разумением.

Шествуя мимо рычащей от боли бандитки, Гранка вдруг ловко вскрыла собственный ноготь. А Бинка заплелась ногой об ногу и рухнула на подругу – надзиратели ржали, упиваясь их конфузом. Девки зацепились с ними языками, смачно делясь своим мнением на их счёт. Коротышки не ударили в грязь лицом, живописуя прелести кобыл на свой лад. Складывалось впечатление, что вся эта компания знавала друг друга с детства, хотя воровок притащили сюда с планеты максиков. Милая национальная традиция поливать друг друга грязью – спорт у них такой славянский.

Словом, все чудно повеселились, прежде чем Гранку с Бинкой вмяло в стену на занятых ими точках дислокации. Ракна звонко смеялась, включившись в игру – прямо фонтанировала специфическими профессиональными ругательствами. А Наруга шипела, кусала губы и не сводила глаз с тёмного пятнышка на полу её персонального места залегания.

– Пользуйся, – хмыкнула Гранка, когда надзиратели и силовые ремни убрались.

До капсулы величиной с ноготок младенца Наруга доползла на брюхе. С трудом откупорила тару и высыпала на белоснежный пол несколько крохотных – с маковое зёрнышко – гранул.

– Не больше одного. А то сдохнешь, – предупредила Гранка.

Наруга слизнула гранулу и свернулась эмбрионом, воя сквозь зубы. Через пару минут её отпустило. Следующие пару дней она жила, как в раю. После каждого укуса инъектора уже привычно вскрывала капсулу и высыпала на пол несколько оставшихся маковых зёрнышек. Сколько раз уговаривала себя потерпеть, сэкономить, но боль не шла на уступки – требовала своё. Единственное, на что Наруга надеялась, так на те же чудеса бесплатной медицины. Её регенерацию немилосердно подхлёстывали – не желали, чтобы в момент казни она вышибала слезу мучительными гримасами. Нет, уж, как пакостила – прямой да сильной – так и сдохнуть должна: волчицей, которой не место среди порядочных людей. Так что оставшихся гранул должно было хватить до конца курса лечения – молилась Наруга.

На шестое утро после инъекции она слизнула последнее своё спасение. Но всё не могла оторвать от пола губ, словно подлая гранулка имела шанс вырваться на свободу. Облегчение, как всегда, пришло быстро. Наруга лежала на боку, поджав колени под остывающее от боли и жара брюхо. Млела и тупо любовалась, как Гранка с Бинкой коротали время за игрой. Игра с нелепым названием бирюльки – по их просвещенному мнению – весьма помогала развивать ловкость пальцев, терпение и ювелирную осторожность. На кой им развивать всё это перед смертью, воровки не распространялись. Их казнь должна была стать закуской к главному блюду: закланию Наруги.

– А я… тебя… сделаю, – бухтела Гранка.

Изогнувшись немыслимым при такой фигуре образом, она тянулась к корявой пирамидке, дабы вытянуть из-под неё тонкую засушенную макаронину. Обе славянки прямо-таки благословляли родные традиции, укоренившиеся в системе тюремного питания: без макарон ни дня. Поразительное дело: надзиратели не пожалели для них развлечения. Перепрограммировали периметры точек дислокации воровок таким образом, чтобы небольшой кусок границы оставался обесточенным: достаточно для их любимой кучи мусора. Девчонкам оставалось только приспособиться и не цеплять активные края бреши в невидимой перегородке. Наловчились они быстро. Но в азарте сражения иногда увлекались. И тогда кто-нибудь из них с визгом прилипал к стене, опутанный блёклыми голубыми кандалами.

– Ты… сучка… мухлюешь… как сволочь. А я… тебя… сделаю. Овца… и та тебя… умней, – уже почти не дыша, Гранка тянула из пирамидки кончиками пальцев вожделенную макаронину.

Глава 3

Гость принадлежал к породе тех джентльменов, совокупные капиталы которых, собственно, и составляли любую лигу – видать невооружённым взглядом. Сопровождал его сам господин Яношши – начальник службы внутренней безопасности тюрьмы. Он шагал перед гостем деревянной походкой старинного циркуля из музея. Не сказать, будто этот обычно надменный прилизанный хлыщ круглый дурак. А тем более трус. Наруга видала, как его негнущаяся спина принимала на себя бурю неудовольствия начальства, на глазах обретая прямо-таки гранитную твёрдость. Угрозы «стереть в порошок» влетали ему в одно ухо, чтобы беспрепятственно выкатиться из второго. Господин Яношши и сам не стремился забраться на чужой хребет, и для прочих не желал служить призовым скакуном.

Гранка с Бинкой – как и все порядочные преступницы – были неплохо осведомлены об этой личности. Нормальный мужик – прозвучала первая оценка для необразованных инопланетчиц. Пальцы в рот не клади – последовала вторая более вдумчивая. На него, где сядешь, там и слезешь – закончился краткий экскурс в тёмные закоулки души их главного сторожа. А, что мы видим тут? Нет, господин Яношши вовсе не струсил – он смертельно боялся гостя. И не считал нужным это скрывать. У него большая дружная семья, безопасность которой не стоила одного парадного выхода его гордости.

Начальник блока для особо опасных преступников – что подпрыгивал за спиной гостя – не стоил внимания. Этот клоун готов выстелиться перед ним половиком – мужик явно не на своём месте. Волков должен сторожить волкодав, а не брехливая шавка. Было почти любопытно узнать: за какие заслуги подобное ничтожество могло занять столь хлебное место? За бывшие? Или за будущие, каких от того же Яношши хрен дождёшься? Понятно, что продажная душонка должна заседать в любом государственном учреждении. Иначе, как покупать особые услуги этих самых учреждений? А самая конченая злодейка у них я – презрительно скривилась Наруга. Интересно, на ком из присутствующих осталось больше места для нового клейма? Её-то многогрешное теле ещё с полвека можно клеймить – как нарочно вымахала. Только бы ей дали эти полвека…

Властный гость не потрудился замаскировать своё высокое положение в таком гнилом и довольно опасном месте – это настораживало всерьёз. К тому же он был не миником, а нормом, похожим на обычного жителя Земли – интересно, с какой планеты? Наруга оценила и простую обывательскую одёжку, и ожерелье из кожаных ремешков с четырьмя камнями «панацея». Каждый довольно приличной величины – громкое заявление о своём могуществе. Потом она сосредоточилась на чисто выбритом лице гостя: холодные серые глаза, тонкий прямой нос, породисто поджатые губы. Он явно боролся с презрительной усмешкой, что заслуживала преступница-простолюдинка – значит, ссора с ней не входила в его планы.

Значит, будем торговаться – предположила Наруга самое очевидное. Что ему потребовалось от такой прожжённой бестии, как она? Ну, не развлекать же его. Блестяще она умеет делать только две вещи: убивать быстро и убивать наверняка. Вряд ли во всей Славянской лиге не найдётся хотя бы одного спеца её квалификации. Значит, дело грязное – выдвинула она второе предположение. Да к тому же требует несусветной скрытности – ей-то здесь некому растрепать ни одной завалящей тайны.

Только бы не сорваться – закусила губу Наруга – и не испортить дело. В ней медленно выходил из спячки заматеревший за четырнадцать лет зверь. Она нигде его не подбирала, не откармливала и не дрессировала. Зверь – как показала жизнь – родился вместе с ней. Он одинаково расчетливо, хладнокровно, безжалостно защищал её от смерти и нёс смерть другим. Не команды, вырывался наружу ровно тогда, когда требовали обстоятельства. Не приносил извинений за излишнее рвение – за ошибки ему извиняться не приходилось, ибо он считал себя непогрешимым. Вот и сейчас Наруга ещё размышляла, а зверь уже принюхивался к гостю, которому было дело до его хозяйки.

И гость почуял её зверя. Ледяная корка в глазах треснула и осыпалась, выпуская сдержанный интерес. За этой благопристойной вывеской ворочался и принюхивался к незнакомке другой зверь. Тоже приличная тварь, судя по реакции на него собственного цербера. Что ж, двум псам проще договориться. Но, расслабляться рано – Наруга приготовилась слушать и думать. Думать и бороться за жизнь, если надежда на неё хотя бы шевельнёт жабрами.

Торча в оскорбительной неподвижности – как букашка на булавке – она особенно остро чувствовала тягу к этой самой борьбе. Её распятое тело звенело от унижения, пока голова пыталась оставаться рассудочной. Если бы тот, для кого Наругу выставили на постыдное обозрение, позволил хоть каплю презрения, её рассудочности пришёл бы конец. У каждого свой предел, через который не переступить. Счастливы те, у кого такие пределы за семью горизонтами – эти по сотне обосранных задниц вылижут за каждый лишний день жизни. Её собственный предел был натуральным подлецом: вечно болтался под ногами, норовя загнать хозяйку в могилу.

Силовая стена заметно поблёкла: снять, не сняли, но звук включили.

– Я бы всё-таки не рекомендовал ослаблять защиту, – голос начблока нервно подрагивал.

Из этого высокомерного ничтожества высыпался позвоночник, обратив его в угловато извивающегося червя. Короткого и довольно жирного для червивой породы.

– Захлопни пасть, – вежливо предложила Наруга, нагло пялясь на гостя.

Высокая тонкая бровь на холёном лице досадливо дёрнулась – начблока уловил этот знак. Безошибочно распознал, кому он предназначен, и обратился в статую почтительного ожидания.

– Госпожа Наруга? – ответил на вежливость вежливостью гость.

Глава 4

– А выпить за удачу? – проныла вслед Ракна.

– Обойдёшься, – сообщил появившийся Яношши, оглядел Наругу и всерьёз озаботился: – Ты как? Нам обратно тем же путём. Осилишь?

– Вниз оно почти всегда не вверх, – проворчала Наруга, наблюдая за его соитием с защитным контуром собственной охранной системы.

У нормальных людей внутренние линки, вживлённые в мозг, являлись частной собственностью и не доставляли неприятностей здоровью. Но линк этого человека был достоянием государства, на которое Яношши работал. Завязав на него систему защиты объекта, мужика сделали заложником его профессиональных обязанностей. Если его представления о корректном исполнении этих обязанностей не совпадали с представлением системы, та наказывала нерадивого серией болезненных импульсов. Яношши здорово потрепало, когда он притащил на этот объект посторонних. Его трепало и теперь, когда он пытался вывести их с объекта.

У него снова получилось. Опьянённые шансом слинять, Наруга с Ракной почти летели почти, как на крыльях. Обратно до блока свиданий добрались в рекордные сроки. Вскоре в него вплыли сразу три сияющих цилиндра с распятыми мученицами. Особенно расстаралась артистичная Бинка – с этой задрыги можно было писать великомученицу эпохи возникновения и распространения первой версии христианства на Земле. Лицо Гранки было столь надуто невозмутимо, что, казалось, вот-вот треснет по швам. Воровка так крепко держала себя в руках, будто в противном случае она просыплется на пол кучей молекул. Юлька олицетворяла собой мужество защитника галактики от вторжения негуманоидов-людоедов – нахваталась поз в третьесортных постановках индустрии развлечений.

Увидав бандиток живыми и свободными, девки не сразу поверили глазам. Зафиксированные намертво, они не могли даже переглядываться, дабы обсудить природу глюков, что морочили голову и оттого пугали. Каждая боялась наедине с собой в силу характера и жизненного опыта. В грязь не ударила лицом ни одна.

– Наруга, мне нужно отлучиться. Сама понимаешь, – предупредил Яношши, наблюдая, как клетки выпускают наружу заключённых.

– Понимаем, – хмыкнула Ракна. – Одному тяжело суетиться. Делиться не любишь?

– Своих подставлять не хочу, – холодно оповестил начальник службы внутренней безопасности столичной тюрьмы.

– Не слушай это трепло, – посоветовала ему Наруга. – Делай, что надо. Мы здесь?

– Да, ждите. Система слежения перепрограммирована только здесь и в вашей камере. Уточнение для тупых! – воззрился он на Ракну.

А потом зацепил злым взглядом невнятно ругающуюся Юльку:

– Повторяю: никуда! Двери этого блока под наружным наблюдением. В соседних блоках ничего не изменилось. Один неверный шаг и я собственноручно запущу программу уничтожения при попытке к бегству. Она-то как раз не заблокирована.

– Имрус, ты чо разбушевался? Тебя кто обидел? – медовым голоском прожурчала Бинка, осторожно сползая с неподвижного пола своей клетки. – Ты чо, как дурак-то? Куда мы денемся?

Яношши зыркнул на неё уж спокойней и помаршировал на выход из блока.

– А, кстати, куда мы денемся? – как бы, между прочим, поинтересовалась Гранка, пристально разглядывая спину освободителя.

– Потом, – сухо отмахнулась Наруга.

Она мучительно размышляла о просчётах и расплате в подобных дебильных авантюрах.

– Не лезь к ней, – процедила Ракна, покусывая губы. – Есть шанс попрощаться с этим гадюшником. Есть и шанс сдохнуть в процессе. Ты в претензии?

– Не зарывайся, черномазая, – невозмутимо посоветовала Гранка. – Я в долгу. Вы не забыли о нас. А я не забываю оплачивать долги.

Бинка только покачала головой. Юлька, затаившись, боялась слишком резко вздохнуть и нечаянно сдуть спасительное наваждение. В мёртвой тишине они проторчали в этом блоке не менее часа. Внутренние линки им заблокировали, когда заселяли в тюрьму. Но в каждой заработали те самые внутренние часы, что помогают или сводят с ума в пиковых ситуациях.

Так же молча они исполняли приказы Яношши, когда тот, наконец, появился. Безропотно залезли в клетки и позволили распнуть себя в очередной раз. С пугающей скоростью их протащило по нескольким горизонтальным и вертикальным шахтам. Укоренившаяся в подсознании вера в непогрешимость силовой защиты мигом испаряется, когда летишь мордой в стену. Рук-то перед собой не выставить, а рефлексы бунтуют и требуют этого нехитрого жеста. Но всё когда-нибудь кончается – даже твоя казнь.

Наконец, клетки причалили к блоку приёмки мяса – предвариловке для новых клиентов заведения. Знакомые места как-то располагают к доверию и успокаивают нервы. Яношши сунул их в одну из ячеек предвариловки с прозрачными стенками и велел сдохнуть: ни жеста, ни писка, ни лишнего вздоха. Девчонки добросовестно свернулись эмбрионами и слились со стеной, под которую присели. Наруга равнодушно оглядела соседнюю ячейку – там, на полу валялось несколько женщин. Все дрыхли счастливым мёртвым сном. Обычная картина, стандартная процедура: баб в тюрьму лучше загружать спящими. Меньше мороки и нудных концертов.

– Глянь, Наруга! – шепнула Ракна, и ткнула пальцем в соседей за стеной: – А эта из твоей Мусульманской лиги моргает, как живая. Её-то за какие заслуги пропустили? – обернулась она к Гранке. – Почему не спит?

Та задумчиво разглядывала молодую женщину – типичного максика – с философской миной на смуглом скуластом азиатском лице. Её чёрные, как у Ракны, миндалевидные глаза пялились в пустоту. И совершенно явственно видели там что-то приятное – она лыбилась, как дурочка. Собственную одежду у неё отнять не успели. Девка-максик щеголяла в спецовке одной из местных клиринговых компаний. Комбез миника на ненормальной соседке сидел, как змеиная кожа на удаве, из которой тот вырос. А теперь выпирает во все стороны и все дыры. Сколько человек стягивали его на этой груди, можно было только догадываться. Комбез в той борьбе победил: сойдясь на груди, он треснул по боковым швам. А его временная хозяйка довершила начатое: отодрала рукава.

Глава 5

– Гаффар! Паразит! Стой, тебе говорю! – пронеслось по тамбурам корабля, перегороженных открытыми переходными люками.

Стены тамбуров добросовестно глотали звонкий женский вопль.

Невысокий коренастый дедок с растрёпанной седой бородкой нёсся впереди вопля с завидной скоростью. Он ловко вписывался в люки и мужественно не оборачивался назад, ибо знал, что спасение близко. Влетев в капитанский отсек, хозяин корабля заполошно пискнул, и люк мгновенно отрезал жертву от её гонителя. Верней, от гонительницы – кто только придумал давать женщинам столько свободы?! Живут же на бескрайних просторах галактики такие мерзавки – да простит его Аллах! И почему он не вырвал себе язык, прежде чем решился на щедрое одолжение беррам? Зачем взялся за столь опасное дело?

Имран был не только капитаном этого достойного корабля – да продлит Аллах годы его безбедного плавания по их благословенной галактике! Он приходился почтенному хозяину племянником. Гаффар Саим был счастливым отцом девяти дочерей, что принесли ему уже пятнадцать внуков, не считая внучек. Но вот сына Аллах ему так и не дал. Имран был первенцем самой старшей сестры, и родился в один год с дядей. Они вместе росли, вместе учились. Вместе пакостили, вместе принимали кару и рассчитывали умереть в один день. В свои семьдесят – несмотря на седину и всё, что к ней прилагается – оба оставались сильными мужчинами, что крепко держат в руках многочисленный род. Даже рядом с максиками эти могучие мускулистые нормы с Салихьята нисколько не терялись.

Космический корабль – архи солидный капитал, даже не считая всего прочего. И всем своим огромным достатком обширное семейство Гаффара с Имраном было обязано торговле с беррами. Почти вся жизнь прошла с тех пор, как два молодых дебошира и бездельника впервые оказались на Проклятой планете. Никто не желал принимать в экипаж пару худших выкидышей штурманской академии из числа самых блестящих её выпускников за всю историю существования. Никто, кроме одного очень мудрого и дальновидного торговца – да живёт вечно память об этом великом человеке! Он будто чувствовал, что беррам придутся по душе эти бедовые парни с чистой, как родниковая вода, душой. С тех пор оборотни предпочитали иметь дело с ними, отличая среди прочих претендентов на это жирное место.

Ещё бы! Через три года торговли «милостью бога» Гаффар с Имраном купили свой настоящий корабль. И не развалину какую: новенький, с иголочки, сделанный на заказ.

– Гаффар! – ласково пропел за люком здорово приглушённый, но отчётливый голосок.

– Почему я слышу эту мегеру? – тяжко дыша, поинтересовался загнанный у капитана.

Тот сидел на своём месте у основной панели управления. И мирно беседовал с суперкарго по внутренней связи. Торговля Проклятой планеты с внешним миром потихоньку набирает обороты: её поселенцы всё больше нуждаются в нормальном мясе. А самая здоровая и мясистая скотина занимает в корабле много места…

– Ты слышишь почтенную Ракну потому, что я активировал общекорабельную связь, – невозмутимо ответствовал прерванный на полуслове Имран.

– Почтенную?! – возмутился Гаффар, валясь в кресло дублирующей панели управления.

– Вот поэтому, брат, я и активировал общекорабельную связь. Мне спокойней, когда я вижу и слышу, чем занимаются наши почтенные гостьи. Жаль, что они умеют её блокировать, когда им вздумается. Они взламывают нашу внешнюю систему обеспечения так же легко, как ты бегаешь по кораблю. Думаю, они могут взломать и внутреннюю. Да и оперативную. У них припасены многофункциональные многоуровневые отмычки – храни меня Аллах от таких деятельных искушённых женщин! А заодно и мой стремительный «Сариэ».

– Гаффар! – мурлыкало снаружи чудовище с ангельски прекрасным ликом. – Я никуда не уйду, если ты на это надеешься!

– Скажи мне, брат! – взмолился тот, обращаясь к невозмутимому, как скала, Имрану. – Ответь: зачем мы везём на прекрасную тихую Проклятую планету этих чудовищ? Беррам со своими скучно живётся? Да простит меня Аллах за хулу, возводимую на того, кто дорог сердцу друга! – откинулся в кресле Гаффар и длинно шумно выдохнул.

– Запыхался? – усмехнулся Имран. – А гравитацию-то я снизил. Ты вон, как быстро бегать стал. Почти летаешь. А если я этим знойным гуриям ещё чуток жизнь облегчу, так ты и вовсе приземляться перестанешь.

– Им и так нормально, – проворчал Гаффар. – А мне вот ненормально. Брат, ты мне дороже жизни – Аллах свидетель. Но прошу тебя сердечно: не бери больше таких женщин на борт. Лучше убей.

– Потерпи. Скоро уже. Больше ты их никогда не увидишь, – пообещал капитан.

– Жаль, что сказки о том, будто берры пожирают женщин, только сказки. Такую, как эта бешеная Ракна, не грех и сожрать.

– Как бы она тебя сама не сожрала, – хмыкнул Имран, чем-то заинтересовавшись на панели. – Или её подруга.

И этот подлец… Этот сын шакала распахнул люк в капитанский отсек! А в следующий миг порог переступила…

– Наруга! – облегчённо выдохнул почтенный торговец. – Да благословит Аллах тебя и твоё потомство…

– Гаффар, дорогой, – перебила та, двинув в обход панелей управления к пустовавшему креслу дежурного штурмана. – Не надо трогать моё потомство. Ты же не знаешь, каким оно будет, – подкусила хозяина несносная стерва, втиснувшись в кресло. – Вдруг ты пожалеешь, что благословил того, кто тебя однажды скушает?