Из другого теста

Пролог

Досточтимый купец Абинайят Нуру в очередной раз умолк. Традиционно прикрыл рот ладонью, вопросительно глянув на царицу Этсиви. Традиция архинелепая. Ну, да хозяевам твои мыслишки о местной культуре интересны лишь тогда, когда с тебя есть, что взять. В уплату за оскорбление. У Абинайята было, что взять. И торговец скрупулёзно соблюдал традиции аборигенов этой планетки с её истлевшим земным средневековьем.

Прошли чуть больше ста лет, как вырвались в космос, но все моментально научились жить в беспредельно раздувшемся мире — новое лезет, как трава после дождя. Оперативно сложившиеся галактические лиги — Славянская, Европейская, Американская, Азиатская и его собственная Мусульманская — одержимы единственной целью: поиском подходящих для колонизации планет. Новые ресурсы — вот современный идол человечества. А на этой занюханной Кунитаоши время, словно бы, обратилось вспять. Вся суша на планете являет собой три горстки островов, сосредоточенных в одном полушарии. Обнаружив этакое сокровище на краю разведанного космоса, Азиатская лига прибрала её к рукам лишь с прицелом на будущее. Разрабатывать недра, лежащие под толщами воды — это сколько ж нужно вбухать средств? А до той поры на планете разрешили селиться всяким голодранцам. Нравы на каждом островном скоплении свои — как вообще не поубивали друг друга? Гонору-то больше, чем воды на планете. Без поддержки лиги эти никчёмные людишки и вовсе одичали — храни Аллах!

Абинайят всё не отнимал руку от лица, а царица всё торчала неподвижной куклой на возвышении под балдахином. Наконец, она кивнула, дозволяя смочить пересохшее горло. На её лице, как всегда, не отразилось ничего. Лишь в чёрных раскосых глазах что-то мелькало. На Кунитаоши правили женщины. Но, всем, что касалось войны, сбора дани или усмирения данников, заправляли мужчины царской семьи. И отнюдь не стремились влезть на царский трон, дабы изо дня в день заботиться о насущном — мужчине-куниту такое невместно. Мужчина рождён для оружия, а не для всяких мелочных проблем вроде пропитания народа, болезней или торговли.

Абинайят сделал последний глоток и отставил в сторону вычурную раковину. Такие служили кунитам чем-то вроде драгоценных кубков. Царица Этсиви вновь кивнула, отвечая на благодарственный поклон гостя. А затем поинтересовалась, качнув своей огромной вычурной прической, что, казалось, вот-вот свалится с её маленькой головки:

— У Славянской лиги теперь три населённые планеты?

— И две адаптируемые, — подтвердил Абинайят. — Я слыхал, будто не так давно они обнаружили ещё две подходящие для адаптации планеты. Правда, слишком далеко. Но, кому и когда это мешало? Славяне и на Земле владели самыми обширными территориями. А в эпоху мирных войн русских с американцами…

— Мирных войн. Ничего не слыхал глупее, — растянул губы в змеиной ухмылке развалившийся на ковре у столика с яствами царевич.

А по совместительству верховный главнокомандующий доблестный Этижи. Абинайят знал: щенок стоил ровно столько, сколько стоил. Он был невероятно ловок, хитёр и беспощаден даже в мирной схватке на саблях. Его мать бросила на отпрыска недовольный взгляд, и тот поумерил прыть. Абинайят мысленно хмыкнул: этот островной военачальник судил о других народах с высоты палубы своей лодчонки — самой большой на планете.

— Значит, вся Славянская лига не смогла справиться с крохотным мирком, — задумчиво пробормотала Этсиви. — А сколько там планет?

— Три, блистательная царица. Но лишь одна пригодна для жизни. Это планета с двумя спутниками. И они ведут себя весьма интересно: то и дело меняются местами. Переходят туда-сюда с внешней орбиты на внутреннюю. Кое-кто из высоколобых умников выдают систему планеты берров за искусственное образование. Дескать, её создала могущественная цивилизация, которая давно исчезла. Не скажу, насколько те фантазёры правы — это большая наука, которая, увы, не доступна моему пониманию. Кстати, на спутниках тоже существует жизнь.

— А эта жизнь хоть как-то полезна для людей? — по-хозяйски приценилась царица.

— На спутниках живут ужасные ни на что не похожие твари.

Абинайят покосился на ракушку и приложил к губам ладонь. Она нетерпеливо махнула ручкой, дескать, пей, не тяни время. Он поспешно промочил глотку и ударился в разъяснения: чем затейливей и горячей будет рассказ о жизни в потаённых уголках галактики, тем удачней пройдёт торговля. Царское семейство Кунитаоши было чрезмерно любопытно.

— Все лиги, что пытались прибрать к рукам берров, не обращают на спутники внимания. Каждому понравится иметь на краю изведанной галактики базу для дальнейших исследований космоса. Разведчикам накладно каждый раз возвращаться домой в такую даль. Да и в военном смысле система берров расположена весьма выгодно. Но, им на это наплевать. Они пускают к себе лишь некоторых торговцев. Берры крайне честны и прямолинейны.

— Таких нетрудно обмануть, — заметила Этсиви.

— Их невозможно обмануть, — тонко улыбнулся в усы Абинайят.

— Телепаты? — блеснул сообразительностью Этижи.

— Этого никто не знает, — многозначительно покачал головой рассказчик. — Однако ложь они чуют поразительно остро. Уж, как только не пытались их обольщать и славяне, и европейцы, да и мы грешные — всё бестолку. Берры выслушают тебя, развернутся и уйдут.

— Но большие правители больших лиг не привыкли к такому обращению, — понятливо покивала Этсиви. — Да ещё от жителей какого-то мелкого мирка.

Судя по тону, свой плюгавенький мирок она на полном серьёзе почитала центром галактики. Абинайят всем лицом изобразил великой владычице свою поддержку, мысленно расхохотавшись во весь голос. Он уже более развязно вытянул ноги, устраиваясь удобней на тростниковых циновках, застланных пышными коврами лучших мастеров его планеты Салихьят.

— Для того чтобы ты, блистательная царица, всё представляла достоверно, тебе нужно кое-что знать. Дело в том, что у берров на всей планете только один материк. И на том материке нет ни одного более-менее приличного городка.

— А где же они торгуют с инопланетными торговцами? — недоверчиво скривился царевич.

— Их единственный материк со всех сторон окружён непроходимыми горами. И лишь на южном побережье есть подходящее место для посадки грузовых челноков. Да и то более пяти среднетоннажников там не уместятся. Так и приходится сновать между кораблём на орбите и планетой.

— А как же техника? — удивился Этижи.

И покосился на берег в распахнутое настежь окно. Там стояла гордость военно-морского флота Кунитаоши: пять тримаранов из тривиального стеклопластика с невиданным здесь парусным вооружением. Каждый брал на борт аж целую сотню воинов. Уж, как только не мучились враги ныне царствующей династии в попытках сжечь проклятые инопланетные океанские лайнеры — тщетно. В этот раз Абинайят привёз шестой тримаран, чем весьма потрафил главнокомандующему.

— Берры покупают лишь примитивное сельскохозяйственное оборудование для горных местностей. Но это малая доля их потребностей. Основной предмет импорта это еда. Абсолютно всё: от хлеба до сластей. Мясо их животных такая дрянь, что невозможно есть. Мой приятель, что входит в число их торговых партнёров, как-то соблазнился, отведал. Так отравился, а съел-то всего ничего. Берры в больших количествах закупают скотину. В основном с планеты Азимара, что в нашей Мусульманской лиге. При азимарской гравитации коровы вырастают вдвое против земных. Также берры приобретают то, что требуется в быту. Промышленности у них не существует даже в зачаточном состоянии. Ваши рыбные заводы им и не снились, — нашёл случай польстить царице галантный салих.

Хотя над кустарным производством Кунитаоши его команда давно устала смеяться.

— Они что, вообще ничего не производят в этих своих горах? — поинтересовалась Этсиви, принимая ракушку с вином Салихьята.

— Практически ничего, — развёл руками торговец. — Представляете?

— А каковы берры с виду? — спросила царица.

— Да, в общем-то, люди, как люди. Очень высокие и невероятно сильные. На всеобщем они говорят чисто. Голоса низкие, грубые. С торговцами почти не общаются — этим занимаются обычные люди, что поселились на их планете. А вот с послами разных лиг разговаривают только берры — люди в это дело не ввязываются. Когда туда прилетели славянские послы, они повели себя неправильно, оттого и убрались ни с чем. До сих пор сожалею, что меня там не было, когда на планету заявились американцы. Те вообще не умеют принимать отказа. Особенно в тех случаях, когда на мирные переговоры их доставляет линкор при пяти крейсерах.

— Это большая сила? — уточнила царица.

— На линкоре обычно около пяти тысяч человек, — пояснил Абинайят, не вдаваясь в подробности военной мощи корабля. — Ну, и на крейсерах где-то по тысяче.

— Это очень много, — решила Этсиви. — А сколько воинов у берров?

— Блистательная мать, — вальяжно встрял царевич, — битву выигрывают не числом. Ты, верно, забыла, как я усмирил мятежных куорок. Тогда на каждого моего воина приходилось по десятку этих собак. Но, их вождей приволокли к тебе в колодках.

— Наш царевич не имеет равных, — прощебетала главная жена упомянутого героя, сидевшая слева от царицы. — Он величайший среди воинов. И легко победил бы этих американцев.

Царевич Этижи поморщился. Абинайят тоже, но мысленно. Ему не нравились местные женщины — не было в них той сладостной налитости бёдер и груди, что волновала тело и воспламеняла голову. Высокие, гибкие, но плоскогрудые и плоскожопые — не польстишься даже с голодухи после долгого полёта. И хотя главная жена царевича Хэраги была красива и даже очень, у салиха она не вызывала томления в некоторых местах. Такой же была и вторая жена Чоэси, от которой он сроду не слыхал ни единого слова. Замороженная рыбина!

Вот третья жена, что сидела отдельно по правую руку царицы, нет-нет, да и привлекала взгляд. В отличие от первых двух, на ней не было ярких тряпок, накрученных на тело в десяток слоёв. Лицо занавешено непроницаемым куском чёрного шёлка. А волосы не скрутили в эту их трёхэтажную причёску, сплошь утыканную блестящими камушками и увитую цветными нитями. Они свободно ниспадали на грудь вьющимися зелёными прядями. И, как знал купец, их никто не подкрашивал. У той, кого все называли Ари, волосы зеленели от рождения. Это указывало на её особое происхождение из какого-то магического рода, о котором за полсотни лет торговли с мирком Кунитаоши так и не прознал ни один правоверный салих-соплеменник.

Абинайят подмечал всё: полные ненависти взгляды Хэраги, то и дело вонзающиеся в неподвижную зеленоволосую. Особое расположение и даже почитание, что оказывала младшей невестке царица. Вспыхивающие горделивыми огоньками глаза Этижи, стоило тому бросить взгляд на Ари. Нет, любви в тех взглядах не было — лишь отсвет самолюбования охотника, загнавшего знатнейшую добычу. А та и впрямь была таковой — Абинайят по крупицам насобирал горстку слухов о зеленоволосых. Все они гласили о том, что мужчине невероятно повезёт, если он заполучит жену-Ари. Ибо это возвышает его больше, нежели военные подвиги всем скопом. А последующим поколениям его рода это обещает множество лет благополучия. Словом, интересная такая девица, как-то связанная с местной магией. В магию Абинайят не верил, но подобные слухи проигнорировать не мог.

— Расскажи, какую хитрость придумали берры, дабы победить сильного противника? — вовсе не из праздного любопытства поинтересовался царевич. — Это должна быть великая хитрость, если они сами никого не потеряли. Ведь ты намекал на это?

— И ты, как истинно великий воин, способен оценить то, что произошло в тот памятный день, — польстил Абинайят. — Хотя, тебе лично это знание ничего не даст.

— Почему? — узкие глаза царевича загорелись ревнивым пламенем гнева.

— Потому, что у тебя на твоей планете не существует подобных средств достижения победы, — невозмутимо пояснил салих, унимая подпрыгнувшее сердце.

Царевичу царства Кунитаоши не было нужды бросать обидчика в яму. Или валандаться с судом. У него было неотъемлемое родовое право в любой момент снести любую башку.

— Что за средство? — отмяк он.

Ибо далеко неглуп. И умел держать в узде свою ярость, если к той не было бесспорных причин.

— Придётся начать издалека. Материк берров, как вы уже знаете, окружают высокие горы. Целые горные массивы…

— Короче, — бросил Этижи. — Американцы высадили туда своих воинов?

— Они не осмелились.

— Они струсили? — не выдержала Этсиви, слегка подавшись вперед.

— Да, блистательная царица. По чести сказать, любой бы струсил, собственными глазами узрев тайну берров.

— Блистательная мать, — поморщился Этижи, — пусть говорит по порядку.

Та благосклонно кивнула.

— Сначала на планету спустился средний командный катер, — продолжил Абинайят. — На посадочной площадке для него не оказалось подходящего места. А ссориться с торговцами Мусульманской лиги приказа не поступало. Они сели на воду и отправили на берег малый десантный челнок с двумя офицерами и десятком десантников. Правда, на встречу явились полковники. Высокая честь для тех, кто понимает. Берры это понимают, но плевать хотели на ранги, существующие в остальном мире.

— Они так самоуверенны? — поигрывая ножичком, усмехнулся Этижи и внезапно весьма проницательно заметил: — А они вообще-то люди?

— Они оборотни, — понизив голос, поведал рассказчик, превосходно изучивший своих постоянных слушателей.

И тотчас вздрогнул, когда царевич резко сел, подобравшись, будто тигр перед прыжком. Царица закрыла лицо широким рукавом платья. Как и две царские невестки слева. Лишь зеленоволосая не последовала царственному примеру, но, зато подала признаки жизни:

— Каковы они?

Этижи удивлённо покосился на занавешенное лицо жены.

— Я могу рассказать лишь то, что слышал, но не видал собственными глазами, — честно предупредил купец, чуя, что это не лишнее. — Оба упомянутых полковника послали пару своих ребят, дабы уведомить о своём прибытии. Те сошли с пришвартовавшегося челнока на берег. И сразу же направились к двум беррам, что наблюдали за разгрузкой товаров со стороны. Но оборотни даже не взглянули на них. Да и вообще делали вид, будто их не существует. Десантники — народ горячий. С ходу решили добиться внимания к себе: весьма нагло и грубо. И это на Проклятой планете, где все чужаки ведут себя тише воды. Берры так и не соизволили почтить незваных гостей вниманием. Они отошли к огромным монстрам, что лежали в тени скалы, и просто исчезли. Растворились в воздухе, как расфокусированная голограмма. А потом монстры поднялись с земли и принялись расти прямо на глазах. Их неудержимо распирало во все стороны. Перед десантным челноком, куда сбежали посыльные, выросли гигантские чудовища и двинулись прямо на него. Челнок рванул к катеру…

— Спаслись? — хладнокровно бросил царевич.

— Нет. В морях этой планеты водятся жуткие твари. Хотя на посадочную площадку те из них, кто способен выползать на сушу, никогда не лезут. Бывало, по сторонам их целые стаи, а на самой площадке ни одной.

— А что дальше, за горами? В глубине материка? — прошептала Ари.

— А там, благородная госпожа, никто ни разу не был. Верней, находились ненормальные, что лезли туда. Напротив посадочной площадки единственный проход, что ведёт вглубь этих гор. Причем, будто нарочно вырезанный в монолитной скальной стене. Так вот, никто из отважных дураков назад не вернулся. Ни разу.

— Ты про оборотней говори, — напомнил Этижи. — Что сталось с челноком?

— Его утянули под воду невообразимо гигантские щупальца, — пожал плечами Абинайят. — Он не успел добраться до катера, который немедля взлетел. Оба чудовища спокойно уменьшились и вновь улеглись под скалой. А потом рядом с ними появились из воздуха берры.

— И ваших торговцев не пугают такие партнёры? — насмешливо осведомился царевич. — Видать, эти берры нуждаются в вас меньше, чем вы в них. Может, им и без вас хорошо живётся?

— Неплохо, — заверил его Абинайят. — Как раз на их планете и добывают «панацею». Или «милость бога», как его обзывают христианские фанатики. Добывают совсем немного: где-то около пары сотен в год. Но, и этого с избытком хватает, чтобы берры жили сытно в своё удовольствие.

Этижи покрутил в пальцах крохотный с виду невзрачный камушек с чудесными целительными свойствами. Тот висел на его шее, на толстом кожаном ремешке, ибо «милость бога» не терпел никакого металла. Царица невольно коснулась своего, чуть более крупного камня, но тотчас опустила руку.

— С этим камнем мои раны заживают вдвое быстрей, — задумчиво проговорил Этиджи. — И тяжкая болезнь блистательной матери совсем прошла. Когда пять лет назад ты их привёз, наша царица готовилась уйти в мир предков. А нынче радует меня своей материнской любовью. Земля, где можно найти такие камни, дорогого стоит. Но, на ней живут оборотни. А воины огромных галактических лиг покупают у них камни… Дорого?

— За камень, что висит на твоей шее, великий воин, я отдал целый корабль зерна. И ещё кое-что весьма ценное. Но ничто не может стоить дороже твоего расположения.

— Воины их просто покупают, — Этижи всё также задумчиво вертел в пальцах свою драгоценность. — Они не приходят и не забирают их себе. Я понимаю, что людей останавливают чудовища. Не понимаю только одного: неужели магия берров могущественней всех ваших огромный кораблей? Да-да! Я знаю, салих, что ты не веришь в магию. И не стану спорить, — досадливо отмахнулся царевич.

Абинайят Нуру посмотрел на затаившую дыхание царицу — та, широко распахнув свои узкие глаза, замерла в каком-то трансе. Этижи покосился на мать и сам кивнул, позволяя гостю напиться. А потом уставился на свою зеленоволосую жену — та, склонив голову, задумчиво перебирала пальцами.

— Ты узнала, что хотела? — довольно мягко и почтительно поинтересовался царевич.

— Да, — едва слышно выдохнула она и повернулась к царице: — Я могу покинуть тебя, блистательная мать?

Этсиви чуть заметно кивнула. Ари легко поднялась, будто и не сидела, подобрав коленки, битых три часа. Даже не встала на ноги, а будто взлетела. И только длинный подол не позволил гостю убедиться, что её ножки касаются пола. Этижи проводил жену взглядом, и тут же раздался презрительный щебет главной жены.

— Наша Ари страшная трусиха, — оповестила гостя властная красавица Хэраги. — Ей невыносимы рассказы о чудовищах.

Пришедшая в себя царица сощурила глазки. И шевельнула сухонькими пальчиками левой руки — невестка моментально заткнулась, поджав свои кукольные, похожие на розовый бутон губки. Абинайяту показалось, что утомлённая его визитом повелительница кунитов тоже удалится. Но та вдруг спросила вполне бодрым голоском:

— Цена на магические камни всё время растёт?

— О да!

— А какой товар оборотни ценят более прочих? — продолжила выпытывать Этсиви.

— Я не осмелюсь тревожить этим уши блистательной царицы.

— Их трудно потревожить, — тотчас возразила та. — Говори.

— Превыше всего берры ценят привозимых к ним женщин, — бесстрастно произнёс салих, как бы скрывая своё отношение к тому, что куниты с их культом богини-матери не одобряют.

— Рабынь? — так же сдержанно переспросила Этсиви.

— Разных женщин. Но, лишь тех, что идут к ним сами. Такое редко, но случается. Даже отчаявшаяся женщина по своей воле не пойдёт к чудовищам. К ним везут тех, кто добровольно, — поднял палец Абинайят, — согласны отправиться к беррам. В основном тех, кого ожидает суровое наказание за преступления. А женщин, привезённых туда насильно, берры отправляют обратно. Как они это чуют, непонятно. Но распознают таких безошибочно. А вот тем, кто их притащил, везёт меньше. Эти прохиндеи домой не возвращаются. Никогда.

Уж что-что, а болтать куниты могли до бесконечности. Вернувшись в дом, отведённый инопланетным торговцам, Абинайят завалился спать. Без ужина — настолько его вымотал визит к царской семейке. Как, впрочем, всегда, когда имеешь дело с народом, понапридумавшим кучу мелких, но неукоснительных обычаев. Однако, и здесь ему не дали покоя. Разбудил слуга, сообщивший невероятную новость: в дом чужаков посреди ночи пожаловала главная жена царевича. Дамочка, что не могла переступить их порог даже при свете дня с охраной. Абинайят велел провести Хэраги прямиком к себе. И поспешно натянул на измятую рубаху шёлковый халат. Он лихорадочно прокручивал в башке всевозможные причины невозможного визита.

Хэраги, ничуть не смущаясь своим вопиющим поведением, опустилась на лежанку из циновок, заменяющую кунитам диваны. Она подобрала ноги и без обиняков заявила:

— «Милость бога» не делает человека бессмертным.

— Не делает, — осторожно подтвердил торговец.

— Значит, мать моего мужа скоро умрёт, — скривила губки будущая царица, в чём лично Абинайят нисколько не сомневался. — Ты правильно думаешь, что я стану царицей, — кивнула она. — Любой ценой. Я ни перед чем не остановлюсь, — пригрозила она кому-то невидимому. — И тогда только я стану решать, кто будет избранным. Как у берров. Неугодные мне купцы никогда не прилетят на Кунитаоши, — пристально вглядывалась стерва в глаза инопланетчика, ища в них немедленного понимания её желаний.

— Мне бы в голову не пришло чем-то не угодить главной жене царевича, — обозначил своё понимание Абинайят, готовясь к худшему.

И оно не замедлило грянуть. Хэраги облизнула узким язычком свой розанчик. А затем выдала, не стыдясь и не колеблясь:

— Увези колдунью в космос. С собой увези. Так, чтобы никто не узнал. Если узнают, с тебя живьём сдерут кожу. А сквозь меня будут проращивать траву с острыми листьями. Мне страшно, но я не отступлю, — бормотала властная паршивка, как в горячке. — Ни за что не отступлю. Пока она жива, я никогда не стану царицей. Они выберут её. Хотя она не человек. Она Ари. А что Ари знают о нашей жизни? Но они всё равно выберут её. Потому, что идиоты. Потому, что верят, будто Ари приносят счастье. А они ничего не приносят. Им вообще плевать, чем живут люди. Я всё знаю о том, как быть царицей. И я буду хорошей царицей. Сама Этсиви жалеет, что Этижи притащил во дворец эту Ари. Царица почитает Ари. Дарит им много подарков. Но говорит, что царица Ари принесёт беду. Она не умеет держать в руке весь народ. При ней всякий будет творить, что пожелает. А те, кого наши воины сделали данниками, откачнутся на сторону. И тогда мы погрязнем в войне. Куниты станут голодать. Этого счастья они ждут от проклятой Ари?

Она ещё долго так бормотала. Причём, Абинайят поверил, что Этсиви вовсе не в восторге от своей третьей невестки.

— Я помогу тебе, — решился он, поскольку не видел лично для себя никакой опасности.

Уже сегодня утром они улетят. И в следующий раз соберутся на Кунитаоши, самое близкое, через год. Да, к тому времени смешной заговор Хэраги может открыться. Но, тут её слово против его слова. А он будет твёрдо держаться того, что слыхом не слыхивал ни о каком похищении. И никогда бы не рискнул поссориться с великим Этижи. А Хэраги оговорила его именно потому, что он отказал ей в столь кощунственном… Кстати, а в чём кощунство сего деяния?

— Я помогу тебе, — повторил салих, холодно глядя в глаза будущей правительницы, что отдаёт в его руки свою судьбу. — Но, прежде я хочу знать: кто такие Ари?

Торжествующе заблиставшие глазёнки Хэраги тотчас погасли. Её плечи сгорбились, остренький подбородок воткнулся в плоскую грудь. Будущая царица сползла с циновок, поднялась на ноги и, не глядя на торговца, пискнула:

— Забудь. Я передумала. Я не стану иметь с тобой дела. Я сама её убью. У меня уже есть два сына. Ари не проклинают тех, у кого есть дети.

— Погоди, — встрепенулся Абинайят, сообразив, что теряет. — Успокойся и сядь. Хорошо, стой так, — ответил он на это страстное мотание головёнкой, с которой содрали пышную прическу. — Я понял, насколько важная для тебя эта тайна. Думаю, что понял. И уважаю твою смелость. Ведь если узнают, что ты…

— Не узнают, — хищно оскалилось вскинувшееся личико. — Эта дурочка не спала три дня. После этого она крепко спит. Не добудишься. Ни одна я хочу избавиться от царицы Ари. Все хотят. Все воины, кто имеет землю и батраков, — пояснила заговорщица. — Её завернули в циновки и притащили туда, где стоят твои небесные корабли.

— Вы…, - задохнулся Абинайят, ибо на челноки салихов вечно любовались какие-нибудь зеваки.

— Она не рядом с кораблями, — снисходительно пояснила Хэраги. — Она там рядом. На берегу под причалом. В лодке. И если ты её не заберёшь, лодка утонет. Мне нельзя убивать Ари. Можно, но лучше не надо. Пусть лучше она уйдёт с родной земли живой. Подальше от своего проклятого острова Мрака. Может, в космосе магия Ари умрёт? Ты увезёшь её к тем оборотням. Нет-нет! — замахала она узкими ладошками. — Ты не станешь отдавать её оборотням. Они не убьют тебя. Ты просто отвези её туда и выбрось. Пусть её сожрут чудовища. Или подберут оборотни. От них же никто не возвращается. Я всё продумала, — бесстыдно похвасталась мерзавка. — И если ты всё сделаешь правильно, то не умрёшь.

— От чего не умру? — напрягся Абинайят, ожидая подвоха, которого просто не могло не быть.

— От проклятья Ари, — невинным голоском пояснила Хэраги. — Она не сможет тебя проклясть, если не увидит. Не станешь с ней разговаривать, она и не проклянёт. Засунь её куда-нибудь подальше. В какой-нибудь ящик. Сделай так, чтобы в нём она была, как моллюск в раковине. Не давай с ней никому видеться. И так отвези к оборотням. А я тебе дам это, — она отвернулась и пошерудила в складках своего бездонного платья.

А когда обернулась, у Абинайята глаза на лоб вылезли: такой мешочек, даже мешок жемчуга Кунитаоши был невиданным кушем. И как только дотащила гадюка? А ведь он не собирался ничего просить за услугу, почитая её вложением в будущее. Но отказываться и не думал. Забрал мешок, и заговорщица змеёй выскользнула прочь. Опытный в подобных делах торговец не собирался досыпать. Он быстренько оделся. Покидал в ручной сейф личные вещи, засунув туда же нечаянную добычу. Затем покликал слугу, чтобы тот упаковал всё остальное.

Дом для торговцев стоял напротив посадочной площадки. Абинайят степенно прошествовал к тому челноку, что пилотировал лично. До рассвета оставалось мало времени. А потому он без промедления распахнул настежь нижний грузовой люк — невдалеке уже крутился какой-то сосредоточенный хмырь. Поднятая на борт тугая, перевязанная веревками колбаса из циновок не подавала признаков жизни. Не добудишься — вспомнил салих, и опустил колбасу в единственную пустую ячейку. Словом, всё прошло гладко.

Лишь одно слегка встревожило купца из Салихьята, когда его челноки оставили Кунитаоши далеко внизу. Он вдруг осознал, что ни за что, ни под каким предлогом, ни при каких условиях не станет встречаться с пленницей. Он её засунет в пустующую гостевую каюту, куда сгрузили его личное барахло из грузового отсека — высвобождали ячейки под непредвиденно большой урожай местных орехов. Он даже развяжет девчонку — куда эта дикая денется из задраенной каюты? Абинайят лично перетащил, устроил и запер спящую Ари. Всё шло гладко. Однако… Пусть отважный торговец и не верил в магию, но оборотни-берры были реальностью. И берры, и этот страх бесстрашной Хэраги перед магией Ари. И… Словом, Аллах охотней помогает тем, кто и сам заботится о собственной шкуре. А уж этому Абинайят Нуру с планеты Салихьят посвящал львиную долю своей жизни.

Глава 1

Наруга валялась в углу белоснежной, до тошноты вылизанной камеры. До самой сердцевины атомов простерилизованные стены. До самого донышка души обеззараженные желания. От надежды вырваться осталась лишь едкая белизна пустого места. Да эта камера, о стены которой даже башку не разбить — мягкий амортизирующий пластик тоже издевался над заключёнными на свой лад. Как не абсурдно, глаз радовал лишь темнеющий на стене контур силовых кандалов. Пока их подопечная, сидя на положенном месте, соблюдала режим содержания, они высокомерно плевали на факт её существования. Но стоило нарушить границу точки её дислокации, эти монстры выплёвывали из стены силовые щупальца. Заключённой отвели клочок пространства — два на три — где за это самое существование её не подвергали наказанию. Весь остальной мир больше не предназначался для каких-то её нужд. Даже срём, не сходя с места — едко подумала Наруга — чем не королевская привилегия? Монархам для этого приходится трудить ноги. А ей лишь прямую кишку.

Глаза сами собой прилипли ко второму цветному пятну камеры — от коридора её отделяла стена мутно-голубоватой силовой защиты. Олицетворение высшей степени непогрешимости в вопросах безупречной непроницаемости. Это было признание. Практически, слава, вздумай кто сделать на персоне заключённого здесь преступника деньги. Да многие, собственно и пытались, обивая пороги соответствующих служб. Однако чиновники стояли насмерть между Наругой и её заслуженной славой — слюнтяи бесхребетные. Это ж, как углублённо и безапелляционно нужно защищать своё место под задницей, чтобы пренебречь солидной взяткой? А в том, что репортёришки готовы были расщедриться, она не сомневалась. Недаром так долго работала над своим имиджем законченной сволочи и социальной холеры. Пусть ненамеренно, но весьма плодотворно.

Жизнь такая штука, что спорить с ней на равных могут либо гении, либо дебилы. Вот Наруга и не спорила, живя сегодняшним днём при полном равнодушии к дню завтрашнему. В завтра она не верила со всей убежденностью человека, лишившегося необходимости отвечать на базисный для разумных вопрос: к чему я стремлюсь? И расплата причиталась ей по заслугам — мрачно поздравила себя Наруга, скривившись от презрения к своему нынешнему положению. Это, конечно, непревзойдённая дурь, но она отчего-то всегда верила: такое с ней никогда не случится. Нет, вот с кем угодно, но только не с лучшим ликвидатором прославленной — в определённых кругах — конторы папаши Блуфо. Целых десять лет она держалась на верхушке рейтинга. Не в одиночку, понятно. Но своей удачей её ребята были обязаны ей, что и признавали безо всякого. Папаша Блуфо чуть ли не удочерил везучую оторву, жёстко и педантично ставя на место её недругов. Наруга и хотела бы, да не могла себе позволить дать слабину — собственные же псы растерзали бы её на месте.

А ведь она отнюдь не тварь бессердечная. И матушка у нее была женщиной достойной, уважаемой. Её семейство — среди прочих — заправляло всей жизнью на Аттике. Свою первую планету Европейская лига заселяла с помпой — на этой планете собрались все самые отъявленные консерваторы Европы. Многие сразу же взялись сочинять себе родословные — едва ли не от спартанского царя Леонида. И как только уживались придурки? Впрочем, в итоге ужились, состряпав из обрывков различных менталитетов нечто более-менее удобоваримое и фундаментальное.

Матушкин «загул» на том фундаменте не фигурировал. Будь он хотя бы с кем-то «приличным», а не с «этим дикарём», явившимся на великую Аттику из какой-то космической дыры, мама бы отскочила. Даже на воспоследовавший «залёт» закрыли бы глаза — с кем не бывает? Но недостойную дочь убрали подальше с людских глаз. Правда, ребёнка отнять не решились — знали, кого вырастили на свою голову. Матушка устроила форменную революцию с элементами членовредительства. Оба её инициативных братца даже лечились после стычки с бесстыдной девкой, поправшей честь семьи. Та легко согласилась с формулировкой. И отбыла строить самостоятельную жизнь на одну из планет Мусульманской лиги. С университетским дипломом врача это не составило проблем. Университеты Аттики котировались — выданные там дипломы были в цене.

Гравитация на Азимаре, что приняла блудную аттиканку, была двойником того, с чем матушка выросла. Её двухметровый рост не мозолил глаза, а благочинное поведение пришлось по вкусу местным блюстителям морали. Что до религии… Вопросы религии аборигены ставили лишь перед теми, у кого та религия была — атеисты их мало интересовали. Настаивать на присоединении к правоверным никому не приходило в голову — прибрежный элитный курортный городок возблагодарил Аллаха за свалившегося на голову отличного врача. Всё устроилось и пошло своим чередом.

Про отца малышки Нурул — как все упорно именовали сероглазую девочку — в их доме никогда не говорили. Однако весьма скоро маленькая умница поняла: человек он непростой и далеко небедный. Матушка как-то при случае упомянула, будто не знала тягот обычной девчонки, попавшей в её щекотливое положение — с такими на Аттике не церемонились. Пропавший возлюбленный оставил ей такую кучу денег, что заткнулись даже самые ярые критики нравственности. А она, родив дочь и перебравшись на Азимару, зажила здесь жизнью почтенной… чуть ли не вдовы. Во всяком случае, в детстве Нурул не ощущала на себе тяжести клейма обычного ублюдка — мусульмане таких тоже не особо приветствовали. В их курортном городке матушка слыла одной из богатейших персон, что заменяло ей многое. И защищало также от многого.

Кроме одного: когда какие-то группировки Мусульманской лиги в очередной раз что-то там не поделили, от их городка остались дымящиеся развалины. И пепел матушки в сожжённой дотла больнице. Жителей населённого пункта вовремя эвакуировали, но она не могла бросить десяток раненных пилотов истребителей, попавших в её операционную прямо из боя. Она просто не умела бросать пациентов

— Опять зависла? — хмыкнула скучающая рядом Ракна.

Её персональное умозрительное койко-место стыковалось с Наругиным. Тот факт, что бывших подельниц держали в опасной близости друг от друга, отнюдь не воодушевлял. Ещё один признак торжества правосудия: нам всё равно, как содержать стопроцентных смертниц. Вас уже нет, и все предосторожности до смешного излишни. Сами смертницы помалкивали, дабы не нарываться на ненужную справедливость в этом вопросе. Доживали отпущенное им время по соседству в состоянии призрачной свободы на отведённых квадратах пола. И старались не нарушать границу между квадратами даже кончиками пальцев. Дремавшие в стене силовые ремни не любили подобных нарушений внутреннего распорядка тюрьмы. Совершенно не понимали шуток и не умели распознавать нечаянных огрехов: врубались без предупреждения, опутывали и держали мёртвой хваткой, припечатав к стене.

Торчать же в вертикальном положении без крайней нужды им с Ракной противопоказано. Здесь, на Словене — центральной планете Славянской лиги — гравитация солидная, отчего местные сплошь коренастые коротышки. Миники, как таких называют во всех лигах. При задвухметровом росте Наруги самые высокие словенцы ей в соски дышали. Ракна на полголовы ниже, но тоже выглядит гоблином в царстве воинственных карликов. Две высокорослые дочери планет с низкой гравитацией — чистокровные максики — представляли собой довольно комичное зрелище среди своих охранников. Но те не находили это смешным. А если и посмеивались, так лишь над тем, как две рослые коровы еле таскают ноги по их благословенной планете.

Им смешно, ей смешно — Наруга скрипнула зубами. Душа нелегко, но быстро смирилась с тем, что её скоро разнесут на атомы. Нет, она была не прочь пожить ещё. Ей было всего тридцать — в сущности, и повзрослеть-то не успела. Надеялась, что впереди у них с Наругой ещё, как минимум, полвека… Душа смирилась со смертью, но продолжала упорно надеяться на лучшее — неистребимая дура!

— Хлебни, — посоветовала Ракна.

Она пристально пялилась на подругу. И демонстративно покачивала в руке контейнер с безвкусной асептической водой. Наруга кивнула. Села, протянула руку к стене, затребовав положенный на день рацион. Раздаточное окно отворилось и выдвинуло щуп с контейнером. Наруга брезгливо отпила треть, а остальное аккуратно запечатала и отставила — водой тут не разбрасываются. Следующую пайку автомат выдаст нескоро, а здоровье не лишнее даже накануне собственной казни.

Ракна, как всегда, почуяла, о чем размышляет подруга, и едко усмехнулась. Она моложе на пять лет. И несравнимо, непревзойдённо красивей. Красота Ракны — уроженки одной из планет Азиатской лиги — полна каких-то таинственных волнующих чар. Огромные чёрные глаза. Длинные иссиня-чёрные волосы, которые она упорно сберегала, что при их жизни сплошная морока. Обалденная смуглая кожа. Безупречное гибкое тело на длинных стройных ногах — ребята папаши Блуфо захлёбывались спермой, сосуществуя с неприкосновенной заразой. Не то, что у некоторых, от кого мужики шарахаются, как от съехавшего с программы погрузчика — мелькнуло в голове с давным-давно привычной равнодушной завистью. Грубое практически мужское тело Наруги вообще не вписывалось в стандартную классификацию, сбивая с толку любопытных и следователей. Одна проверка на принадлежность к изначальному женскому полу чего стоила.

Со всем остальным тоже полнейшее дерьмо. До той беды на Азимаре она страшно горевала, что её матушка — красавица со сногсшибательной фигурой — не удосужилась согрешить с таким же красавцем. Почти всё, что Наруга имела, досталось именно от отца: широкие плечи, длинные мощные ноги и по-мужичьи грубое лицо. Не спасали ни высокая упругая грудь, ни отменные густые волосы: каштановые и слегка вьющиеся. К тому же в детстве Наруга не отличалась благоразумием и усидчивостью, отчего подцепила в инфекционном блоке больницы какую-то инопланетную пакость. Та оставила на лице астероидные кратеры. Милые соседки — на своём местном языке — ласково именовали её Рябушкой. И это мало чем отличалось от Дылды, как прозвали подругу по детским играм их отпрыски. Матушка, конечно, боролась за уничтожение следов болезни. И лицо более-менее выровнялось, однако легче от этого не стало.

Словом, Наруга искренно полагала: таким, как она, рождаться на свет просто нельзя — незачем. Таких уродов нужно топить прямо в пелёнках, ибо в целом свете не найдётся дурака, польстившегося на подобную красотку. Матушке она, понятно, не жаловалась. Но та и сама догадывалась, что кипит в душе дочери. Только своей любовью и спасала от законного желания пойти, и доделать недоделанное другими: утопиться.

— Опять всякую чушь размышляйствуешь? — безмятежно поинтересовалась Ракна.

И натянулась струной, подленько отдав приказ системе обеспечения точки дислокации подруги. Подобное не возбранялось на тот случай, если заключённый сам не в состоянии ворочать языком. Туго свёрнутый надувной матрац выскочил из стены. И для начала долбанул Наругу по спине. А потом на ней же принялся разворачиваться, пригибая лицо к согнутым коленям.

— Если много думать, можно жопу отсидеть, — просияла от удовольствия Ракна. — Даже твою. Тебе ревматизм по жизни не пригодится.

— Не бухти, — лениво огрызнулась Наруга, потеснившись вперёд, дабы высвободить матрацу поле для деятельности. — Я до него не доживу. А ты не лезь в душу к моей жопе. Она этого не любит. А я не хочу…

— Да сколько угодно, дорогая. Как хочешь, так и не хоти — твоё дело. Но жизнь мне портить не надо. Если заболеешь, казнь отложат. Между прочим, нашу общую! Без тебя я не буду смотреться так выигрышно. И ни одна коммуникационная компания на этом не заработает. А я не желаю никаких отлагательств — мне обрыдло торчать здесь на привязи. Да ещё в компании подержанных героев — не в комплимент тебе будет сказано. К тому же без секса и драк. Это обидно. Зачем я тогда такая красивая и наглая?

Да, уж чего-чего, а наглости поганке было не занимать. Она вечно смеялась над своей родословной, куда понапихали половину кровей Азиатской лиги. Дескать, они в битве за выживание совершенства явно победили. Эти мерзавцы сделали всё, чтобы отравить Наруге борьбу с комплексами — язвила Ракна каждый раз, едва подруга начинала самоедствовать. Она искренно полагала, что все эти бредни по поводу неудалой внешности просто свинство в сравнении с тем, что лично ей принесла красота. И если подруга мечтала о смазливой мордашке — даже ценой извращённого сексуального насилия над такой прелестницей — то она натурально моральный урод. А будь у неё шанс встретить доброго волшебника, Ракна без колебаний обменяла бы все свои прелести на восхитительные кулаки подруги.

Наруга выкупила её на одном из рабских аукционов, что приловчились устаивать на астероидах. Те ещё райские местечки. Астероиды при попустительстве всех лиг заселяет всякое отрепье. Нравы у них под стать месту обитания, впрочем, они никого особо к себе не приглашают. Зато нарождающееся полулегальное космическое пиратство так или иначе вращается вокруг них. Работорговлей папаша Блуфо не промышлял — брезговал. Сам был не прочь пощипать работорговцев, непременно уничтожая их отморозков под чистую. Даже если те не входили в утверждённую заказчиком смету. На астероиды он редко захаживал, когда брал заказ на выкуп у работорговцев важной шишки.

После того, как родной городок юной Нурул разнесли в пыль, нападающие не поленились прогуляться по его окрестностям. Все, кто не сумел или не захотел убраться подальше, были схвачены и проданы работорговцам. Что подтолкнуло известного папашу Блуфо купить на одном из аукционов злобную наглую многожды битую дылду, старик так и не признался. Тогда он был, что называется, мужиком в самом расцвете сил — Наруге было шестнадцать. Но в роли обычной подстилки её смогли бы представить лишь самые непритязательные уроды. Нет, Блуфо подкупило неподкупное свободолюбие юной невзрачной верзилы. Он взялся за её воспитание и добился на педагогическом поприще больших успехов. Через три года Наруга вошла в группу ликвидаторов, где бабами сроду не пахло — суеверия не позволяли. Ещё через три года под её рукой ходило одно из колен группы. В двадцать три Нурул стала той самой Наругой, в существование которой даже не сразу поверили, почитая это байкой.

— Тебе было мало, что ты ввергла меня в пучину противозаконной деятельности, — гундела Ракна, валяясь на матраце и пялясь в потолок. — Ты ещё и не желаешь бороться с моей скукой. А я, между прочим, могла бы прожить эти годы гораздо веселее. Была бы сейчас склизкой одалиской в шикарном гареме, если бы не ты. Собачилась бы с девками. Драла бы их за космы. Травила бы их без разбора на характеры и национальность. Ты бы какого хозяина предпочла: безмозглого и смазливого или жирного умного урода?

— Всего лишь смазливого? — осведомилась Наруга, зная, что отмалчиваться ещё хуже.

— Фееричного красавца, — поправилась Ракна. — Такого, как тот, у которого ты отжала двадцать процентов акций. Помнишь? Он ещё так смешно выпячивал грудь и верещал, что его папаша тебя поймает. Классно мы тогда гульнули. Наш милый папашка две недели не просыхал. И не вылазил из постели той крашеной стервы, которая раздела его до подштанников. Она красивей меня? — придирчиво уточнила балаболка.

— У неё были отменные зубы, — припомнила Наруга. — И она моложе тебя, — ядовито констатировала она.

— Сука! — шикнула Ракна и рассмеялась.

Ей было уже двадцать, когда злобную наглую многожды битую красавицу — бывшую студентку престижного университета — выставили на торги. Обнажённая нимфа, увязанная по ногам и рукам силовыми ремнями, зыркала по сторонам бешеной собакой — искала, до кого бы дотянуться зубами. Ажиотаж вокруг этой сволочной драгоценности разгорелся нешуточный. Обычное тривиальное насилие над женщиной — штука скучная. А вот предварительные ласки в виде старых добрых беспощадных измывательств — на это не жаль раскошелиться. Сам Блуфо — изрядный бабник и гурман в сексе — проигнорировал прелестную стерву. Зверским страстям он предпочитал изысканность и высокотехничную изощрённость процесса. Но капитан не пренебрёг горячим желанием своей талантливой дочурки Наруги заполучить приглянувшуюся игрушку.

Хотя этот отеческий жест мог стоить его команде совершенно ненужной драки на групповом поединке. На поединок он — к немалому удивлению зрителей — благословил свою любимую девочку. И та устроила претендентам на её Ракну такие предварительные ласки в виде старого доброго кровавого месива, что ещё до оргазма две трети участников поединка ретировались. Их поняли правильно: они не бежали от бабы. Они благоразумно не подставились сумасшедшей потрошительнице ради какого-то обольстительного мяса. С безумцами разумные люди не связываются. Безумцев ведёт сам дьявол, в которого — в отличие от бога — верило куда больше народа. Особенно тех, кто в силу профессии ходил под богом.

Последующие пятьть лет Наруга защищала свою Ракну склочной кошкой, стоило ту задеть хотя бы пальцем. Даже скопила любимице приданое и пыталась пристроить лапулечку замуж. Но паршивка вцепилась в новообретенную сестру мёртвой хваткой. Все увещевания — мол, сгинешь вместе со мной — от неё отскакивали. Хоть титановые болты на лбу гни! В тот день, когда на папашу Блуфо науськали целых пять команд захвата и всё-таки взяли, Ракна могла уйти. Но не ушла. И в столичной тюрьме столичной планеты Славянской лиги вела себя, как ни в чём не бывало. Словно прожила на свете всё, что ей причиталось. И теперь со спокойным сердцем может сдохнуть довольная сложившейся жизнью.

Понятно, хорохорилась. Наруге было так мучительно тепло от её присутствия, что первый панический страх смерти она задушила быстро и успешно. Успокоилась, приняв судьбу, как прежде всю свою жизнь училась принимать свой драконий облик. Ракна же, казалось, была спокойна изначально — с момента, когда её опутали силовые ремни. Эта прелесть — почти закончившая университет приличная барышня — была бесбашенней самой Наруги. Драться она не любила — и не собиралась учиться. Но была прирождённым бойцом, что признавали все мужики их конторы. Блуфо как-то высказался, что Ракна напоминает ему любимую охотничью собаку — такую, что вечно валяется у камина обожающего её хозяина. Но, стоит заквакать охотничьему рогу, как та срывается с места! Несётся, как полоумная, упиваясь погоней. И рвёт в клочья любую добычу…, что вообще-то, стоило доставить к хозяйскому столу.

— Обожаю сообщать об этом из засады! — плотоядно потёрла руками Ракна, выдёргивая подругу из опостылевших раздумий. — Ты такая беззащитная, когда умничаешь, размышляя. Дорогая, время!

Наруга вскинулась, ан поздно. Система обеспечения её точки дислокации омерзительно взвизгнула, и выстрелила в заключённую тонким жалом инъектора. В принципе, сбежать от этой пакости так и так не выходило. На шести квадратных метрах дистанционный инъектор достанет пациентку в любой точке пространства. Злило не это. Рану в боку — пока их тащили в столицу — ей запустили, пренебрегая церемониями с преступниками. В камеру знаменитую бандитку втащили уже в беспамятстве. Единственный визит тюремного врача закончился вполне квалифицированным диагнозом и добросовестным планом лечения. Лечебный блок преступнице с такой поганой репутацией не полагался — рожа треснет, как говаривали братья-славяне. Словом, всё в порядке, кроме одного обстоятельства: никаких «обезболивающих» программа лечения не предусматривала. А бесплатно отпущенные на неё лекарства доставляли массу непередаваемых ощущений даже телу неформатной Дылды с железными нервами.

— Хочешь, почитаю? — старательно скрывая жалость к подруге, предложила Ракна.

Наруга уткнулась носом в коленки и застонала, чтобы не завыть. Заскрипела зубами, через силу выдавив:

— Да…вай…

— Тебе эпическое или любовное с томлением? — предложила на выбор подруга, подкатившись к самому краю своей клетки.

— Да…вай! — всхлипнув, выбрала Наруга.

— Ты сама напросилась на мою инициативу, — предупредила Ракна. — Оно будет любовное во всей возможной драме событий. Однажды прекрасный отважнейший принц пошёл прогуляться по парку…

— Чтоб ты… подавилась…, - прохрипела Наруга сквозь слёзы. — Лучше… сдохнуть…

— Потерпи немного, может, и повезёт, — рассудительно заметила Ракна.

И продолжила пытку слащавой тупой балладой, состряпанной каким-то дебилом. Как барышня образованная, она искренно полагала, что добротная душевная мука заставит заткнуться любую физическую боль.

Глава 2

Ракна, как в воду глядела. «Везучей оторве» — как прозвал Наругу папаша Блуфо — реально повезло даже тут. Через пару деньков к ним — в камеру смертников — подкинули двух воровок. Чистокровных славянок и чистейшей воды проходимок. Вот уж воистину: как такие выживают в Славянской лиге, повёрнутой на борьбе с преступностью, непонятно. Впрочем, судя по экстерьеру новеньких, выживают плохо и нерегулярно: обе соседки носили на себе следы борьбы со своими захватчиками. А уж мастеровиты лихие подружки были просто на зависть. Это самое мастерство оказалось воистину многогранным. Воровки умели не только вытаскивать и тащить прочь, но и протаскивать запрещённое в самых неведомых местах своего организма. Судя по неподражаемому профессионализму местных тюремщиков, у Наруги с Ракной таких мест не было.

У высокой — ростом с Наругу — пухлой, русоголовой, кареглазой и жутко ленивой Гранки они были. Эта волшебница вышла из легендарного воровского рода, изничтожить который на корню властям Славянской лиги никак не удавалось. Они могли себе позволить лишь временную передышку, покуда очередное поколение паршивого семейства не достигнет подросткового возраста. Работать же в семье Гранки — по словам её коллеги Бинки — начинали рано, презрев права детей на детство. Сама Бинка от подружки отличалась ростом — на полголовы ниже — голубыми, как небо, глазами и шикарным загаром. Надзиратели — нормы, что соответствовали физическим стандартам Земли — изрядно веселились, обзывая камеру, где собрались такие великанши, конюшней. А её обитательниц исключительно кобылами.

Воровки появились в камере как раз в тот момент, когда Наруга схлопотала очередную порцию бесплатной медицинской помощи — прямо у них на глазах. Силовые ремни на момент подселения в камеру пригвоздили старожилок к стене — система внутреннего распорядка отключила периметры точек их дислокации. Чтобы вертухаи не влипли — авторитетно объясняла после Бинка. Тем по инструкции надлежало лично водружать очередной объект на точку. Надзиратели пренебрегали этим пунктом инструкции — полагали, что объекты дотопают туда собственным разумением.

Шествуя в угол напротив мимо рычащей от боли бандитки, Гранка вдруг ловко вскрыла собственный ноготь. А Бинка заплелась ногой об ногу и рухнула на подругу — надзиратели ржали, упиваясь их конфузом. Девки зацепились с ними языками, смачно делясь своим мнением на их счёт. Коротышки не ударили в грязь лицом, живописуя прелести кобыл на свой лад. Складывалось впечатление, что вся эта компания знавала друг друга с детства, хотя воровок притащили сюда с планеты максиков. Оказалось: милая национальная традиция поливать друг друга грязью — спорт у них такой славянский. Словом, все они чудно повеселились, прежде чем Гранку с Бинкой вмяло в стену на занятых ими точках дислокации. Ракна звонко смеялась, включившись в игру — прямо фонтанировала специфическими профессиональными ругательствами. А Наруга шипела, кусала губы и не сводила глаз с крохотной точки на полу её персонального места залегания.

— Пользуйся, — хмыкнула Гранка, когда надзиратели и силовые ремни убрались.

До капсулы величиной с детский ноготок Наруга доползла на брюхе. С трудом откупорила тару и высыпала на белоснежный пол несколько крохотных — с маковое зёрнышко — гранул.

— Не больше одного. А то сдохнешь, — предупредила Гранка.

Наруга слизнула гранулу и свернулась эмбрионом, воя сквозь зубы. Через пару минут её отпустило. Следующие пару дней она жила, как в раю. После каждого укуса инъектора уже привычно вскрывала капсулу и высыпала на пол несколько оставшихся маковых зёрнышек. Сколько раз уговаривала себя потерпеть, сэкономить, но боль не шла на уступки — требовала своё. Единственное, на что Наруга надеялась, так на те же чудеса бесплатной медицины. Её регенерацию немилосердно подхлёстывали — не желали, чтобы в момент казни она вышибала слезу своими мучительными гримасами. Нет, уж, как пакостила — прямой да сильной — так и сдохнуть должна: волчицей, которой не место среди порядочных людей. Так что оставшихся гранул должно было хватить до конца курса лечения — молилась Наруга.

На шестое утро после инъекции она слизнула последнее своё спасение. Но всё не могла оторвать от пола губ, словно подлая гранулка имела шанс вырваться на свободу. Облегчение, как всегда, пришло быстро. Наруга лежала на боку, поджав колени под остывающее от боли и жара брюхо. Млела и тупо любовалась, как Гранка с Бинкой коротали время за игрой. Игра с нелепым названием бирюльки — по их просвещенному мнению — весьма помогала развивать ловкость пальцев, терпение и ювелирную осторожность. На кой им развивать всё это и дальше, воровки не распространялись. Но их казнь должна была стать закуской к главному блюду: закланию Наруги.

— А я… тебя… сделаю, — бухтела Гранка.

Изогнувшись немыслимым при такой фигуре образом, она тянулась к корявой пирамидке, дабы вытянуть из-под неё засушенный кусочек тонкой макаронины. Обе славянки прямо-таки благословляли родные традиции, укоренившиеся в системе тюремного питания: без макарон ни дня. Поразительно, но надзиратели не пожалели для них развлечения. Перепрограммировали периметры точек дислокации так, чтобы небольшой кусок границы оставалось обесточенным для системы. Достаточный для этой их кучи мусора. Девчонкам нужно было только приспособиться и не цеплять активные края бреши в их невидимой перегородке. Наловчились они быстро. Но в азарте сражения иногда увлекались. И тогда кто-нибудь из них с визгом прилипал к стене, опутанный блёклыми голубыми кандалами.

— Ты… сучка… мухлюешь… как сволочь. А я… тебя… сделаю. Овца… и та тебя… умней, — уже почти не дыша, Гранка тянула из пирамидки вожделенную макаронину кончиками пальцев.

— Не жульничай, — затаила дыхание Бинка.

Она валялась на пузе по другую сторону от пирамидки. Голубые глазищи, казалось, вот-вот сорвутся с лица, накинутся на неё, сожрут засохшие макаронины и не подавятся. Она была так мила. И так невероятно фальшиво застенчива, что поверить в её преступные наклонности можно только встретившись в тюрьме. Гранка — та просто красива. Не столь яркой, настырно лезущей в глаза красотой, как у Ракни, но привлекающей внимание. А Бинка прямо этакая душенька-девица, от умиления перед которой распускаются даже титановые фермы заправщиков космопорта. Где уж там устоять скучающим на работе коротышкам-надзирателям, каждый день приглашавшим прохиндейку куда-то прогуляться.

— У меня чо, глаза в жопе?! — вдруг возмутилась она, долбанув кулаком по полу. — Ты прежде за другую хваталась! Вон за ту. Я ж не ослепла! Ах ты, коровища польская!

— Засохни, лягуха мокрожопая, — презрительно бросила Гранка, довольно щурясь на раздобытую макаронину. — Тундра обшарпанная. Продула, так не вякай. Не при на меня глоткой. Я не обоссусь. Шевелись, давай. Нет, девки, вы видали эту Коломбину? — пригласила она на праздник соседок напротив. — Как начинает проигрывать, так сразу кидается арлекинствовать. И так каждый раз: будет до посинения глотку драть. Наруг, ты как там у меня? Отпустило?

— Ничего, — благодарно проскрипела та, осторожно разгибаясь. — Не знаю, как у вас казнят. Но, не думаю, что будет хуже, чем от вашего лечения.

— То есть, как это, не знаешь? — искренно изумилась Бинка, сосредоточенно подползая пальцами к пирамидке. — Ты чо, и вправду поверила, будто тебя тут лечат? Во даёт! Ты как там, у себя киллерствовала, коли покупаешься на всякую туфту? Гран, ты видала такую дурищу?

— Язык откушу! — ехидно пригрозила ей Ракна, лениво потягиваясь.

— Ты поначалу кусалку из клетки вытащи, — рассеянно посоветовала добросердечная воровка, но тут же бросила заниматься своей ерундой и обернулась: — А то тупеешь, как собака на привязи. Вон уже и гавкать начала…

— А что такое «тундра обшарпанная», — ласково уточнила Ракна.

— Гран, ты глянь. Эта тундра не знает, чо такое «тундра». Сразу видать, что из другого теста. Чему их тока в гимназиях учат? Гран! Ещё чуток, и эта лахудра нанесла бы мне натуральное оскорбление! — картинно вытаращилась на подругу Бинка, радуясь внезапной разминке для языка.

— По-моему, она на тебя взъелась, — нарочито озабоченно откликнулась та: — Никакой любви к ближнему, чтоб её разорвало. Я помолюсь за эту неудачницу, как меня однажды учил один поп из популярного храма. Хотя я почти точно буддистка.

— Слышь, ты язык-то прикуси! — обиделась Бинка.

— Чего это она? — не поняла Ракна.

— Она не «чего», а откуда, — охотно пояснила Гранка, поигрывая макарониной. — Бинка у нас из семьи пристойной и верующей. Знает кучу молитв. И понарушала кучу заповедей.

— Не твоё собачье дело, — процедила Бинка и злобненько прищурилась на подругу: — Повинись. Или я не стану с тобой разговаривать.

— Ну и что? — хмыкнула Ракна, мотая на палец прядь волос.

— Засохни, — бросила ей Гранка и на полном серьёзе покаялась: — Бин, прости. Бес попутал. Ты же знаешь: у меня порой из пасти воняет, как торф по жаре чадит. Не было б меня, не было б на свете дурости.

— Это точно, — благосклонно простили её. — С точки зрения науки ты полная дура.

— Бин, а что ты знаешь о науке? — сладеньким голоском осведомилась Гранка. — Тебя из какого класса турнули?

— Врёт! — гордо заявила та устало улыбающейся Наруге. — Начальную гимназию я одолела. У нас в соседнем городке, чо бы вы не думали, она была преотличная. Туда мелюзгу со всех окрестных ферм определяют. Тока с нашей два десятка рыл вместе со мной таскали. Будто на каторгу под конвоем! И аттестат я почти получила. Ну, на кой мне, скажи, уравнения с двумя переменными? Какая мне с того прибыль? Знать удобно чо-то полезное и значительное. Ты вот там ваши гимназии закончила?

— Обе, — призналась Наруга. — С отличием. Заработала грант на трёхлетнее обучение в медицинском колледже. А потом планировала в университет.

— Ты собиралась стать врачом? — изумилась Гранка.

Ракна стрельнула взглядом в посмурневшее лицо подруги и процедила:

— Тема закрыта. Я, кстати, тоже нагрешила на грант. И даже покруче: пять лет в гуманитарной академии.

— Ой, ну чо ты врёшь?! — скривилась Бинка. — Ты слыхала, Гран? У неё на чердаке не мозги, а сплошная пылища. А ещё туда же! В академики лезет.

Облаяв зарвавшуюся ничтожную студенточку, гордая деревенщина снова плюхнулась на живот. Потянулась к позабытой горке. Её подруга также вышла из светской беседы без предупреждения, дабы успеть поймать за руку мухлюющую соперницу. Наруга вздохнула и зашарила взглядом вокруг себя. После каждой медицинской пытки жрать хотелось немилосердно.

— Скажи, что я у тебя великая умница, — потребовала Ракна.

— Величайшая, — охотно подтвердила Наруга и протянула руку к стене: — Обед!

Распахнувшееся окно выплюнуло блиц-пакет. Пайку Ракны, которую та упорно экономила для подруги. Как до сих пор не загнулась, отрывая от дневной нормы добрую половину, Наруга старалась даже не думать. Её шансы загнуться сейчас были значительно выше. Обе это понимали и не видели причин ударяться в нелепые ненужные расшаркивания перед благородством друг друга. Гранка с Бинкой дико сожалели, что их канал распределения благ не стыковался с бандитским. Они не могли поделиться с новой приятельницей — просто свинство!

Сорванный термопредохранитель разогрел пакет в считанные секунды и погас. Наруга вскрыла пакет, вытащила из лотка пластиковую вилку и набила полный рот невероятно вкусными макаронами. Да ещё с мясной стружкой, снятой с неведомо какого животного. Она поспешно жевала и с интересом наблюдала за судьбой других макарон. Неосторожно растревоженная Бинкой горка начала оплывать.

— Всё, — довольно мурлыкнула Гранка и, расслабившись, разлеглась на матраце в привольной позе: — Продула. С тебя две тысячи. Итого будет тридцать восемь.

— У тебя ничо святого, — вздохнула Бинка, также отвалившись от разворошённой кучи. — Пусть меня тока отстегнут! Задушу…

— Ручками своими православными, — закончила Гранка. — Ты не финти. Это тебе не уравнение с двумя переменными. Два и два сложить умеешь.

— Сука! — прошипела огорчённая Бинка и надулась.

— А заодно и синтаксис помножить на пунктуацию, — безжалостно продолжила мучительница. — Не умеешь играть, не берись. А нюни не распускай. Раскисла, будто тебе и вправду есть, чем платить. Крупной и мелкой монетой.

— У вас что, и такие есть? — слегка опешила Ракна.

— Чушь не пори, — отмахнулась Гранка. — И не будь такой гордой. Прям, как червяк, принятый в университет. На разделочный стол в лаборатории. Просто у нас, как запустили двести лет назад программу реанимации родных традиций, так остановиться не могут. Вот народ и свирепствует, сочиняя прибаутки. Не пялься, коровища приблудная. Я не стану объяснять, что это такое.

— Если уж подходить строго, то коровища у нас одна, — хмыкнула Ракна, покачивая правой ногой, закинутой на левое колено. — Вон у Наруги, по крайне мере, есть талия. А ты напоминаешь стог сена, в который навтыкали палок. А сверху украсили кочаном капусты.

— Это в вашей сраной лиге мужики костями пробавляются, — степенно отбрила Бинка, переходя к забаве «обосри ближнего своего». — А наши мужики знают, какова баба, что в самолучшей поре. Не в пример иным дрыщеватым клячам, на каких тока в лесу дремучем и залезешь. Где кроме них и облизнутся-то не на кого.

— Хорош выкаблучиваться, кошка драная, — лениво проворчала Гранка. — Тоже мне краса писанная выискалась. Давай-ка, пошевеливайся. Даю тебе отыграться при форе в десятку.

— Тысяч? — придирчиво уточнила Бинка.

И вновь прилипла к скособоченной пирамидке, ровняя её пальцами, как положено.

— Километров, — хмыкнула подруга. — Матрас-то под пузо подтяни, недотёпа. Вляпаешься в защиту, опять будешь визжать, как полоумная. Все бирюльки забрызгаешь.

От скуки Ракна была не прочь ещё позадирать языкатую, податливую на подначки Бинку. Но воровки вновь начисто позабыли об окружающих, погрузившись в свое захватывающее тупое развлечение. Тогда, наконец-то, она обратила внимание на пятую соседку, подсунутую им вчера вечером. Невысокая — типичный норм с планет околоземной гравитации — рыжеволосая зеленоглазая милашка Юлька сидела у противоположной стены, поджав колени. Эта соплячка с личиком наивной прелестницы занималась самым невинным среди прочих соседок ремеслом. Корча из себя шлюху на задворках торгового космопорта, зазывала к себе всяких похотливых уродов. Затем опаивала их и грабила — древнейшее из преступных женских ремёсел. Даже странно, что оно выжило среди прочих более продвинутых идей.

Грабила девчонка, понятно, не сама — не с её мозгами взламывать днк-чипы. Да и утилизировать обобранных приконченных лохов не женское занятие. Во всяком случае, не для таких малахольных цыпочек — невольно покосилась Ракна на задремавшую подругу. Да, рыжая влипла серьёзно. И кто её так умудрился обработать, чтоб затянуть в гиблое дело? Малые дети знают, что махинаторы с днк-чипами попадаются влёт. Это предприятие-однодневка. Хапнул добычу и беги со всех ног. Причём, подальше от планеты, покуда тебя не достали. А за приятелями этой куколки — как проболтались надзиратели — числятся аж четыре дела. Сильны прохвосты! Талантливые ребята. Жаль, что сдохнут. Хотя по всем планетам бродят байки о таких вот гениях, проштрафившихся перед лигами. Дескать, их законные наказания загоняют не в тюрьму, а в вечную кабалу. Похоже на правду. Гении обходятся дорого, а гении-рабы просто оглушительная халява. Жаль ребят. Что бы там с тобой по жизни не стряслось, хуже рабства ничего нет. И быть не может — твёрдо верила искушенная в этом деле Ракна.

Но рыженькой Юльке, по всей видимости, так не казалось. Девчонка влипла в более драматичную историю. Будь за ней одна подобная шалость, отправили бы шалунью отбывать срок в публичном доме на руднике. Расплатилась бы с лигой, и гуляй себе с чистой совестью и половой инвалидностью. А четыре шалости — крышка девчонке. Сейчас она в любое рабство побежала бы вприпрыжку. Да ещё и руки бы целовала тем, кто ждёт её там — не дождётся. Хотя, признаться, девчонка — не простое мясо. Трусит отчаянно! Но изо всех сил пытается сохранить лицо в столь достойной компании.

— Не кисни, Рыжик, — добродушно бросила Ракна, когда их взгляды встретились.

Юлька честно постаралась изобразить бесшабашную усмешку, жалобно хлопая ресницами.

— Больно не будет, — пообещала ей азиатка. — Одна инъекция хлопот. С жадностью ты, конечно, переборщила. Не соскочила после первого клиента. Сейчас отправили бы тебя куда-нибудь на рудник. Поублажала бы скотов…

— Я не шлюха! — вскинулась девчонка. — Лучше зарезаться, чем со всяким дерьмом…

— Ножа нет. Жаль, что я в клетке. А то могла бы тебя задушить, — ласково покручинилась Ракна. — Быстро и аккуратно.

Проснувшаяся Наруга поморщилась. Шлёпнула себя по ляжке, дескать, не дразни девку. Не то, чтобы рыжая ей симпатична, но в минуты отвратного отходняка подругу раздражало всё. Вплоть до погоды на другом конце галактики. И веселье других — когда ей так тошно — вызывало неописуемое желание своротить кому-нибудь рыло набок.

— Не нуди, — досадливо отмахнулась Ракна. — С тобой даже подыхать скучно. Корчишься себе, вот и корчись. А я свою стервозность повеселю на своё усмотрение.

Пострадавшая сторона пошевелила челюстями, словно собирая в один смачный плевок всю свою желчь — мышцы от лекарств мерзко сводило. Наконец, Наруга раздвинула деревянные губы и от души выдохнула из самых своих глубин:

— Су-ука.

— Пить хочешь, — сочувственно определила Ракна, взяла контейнер с водой и предложила: — Давай помогу.

Наруга отрицательно качнула головой. Вздохнула и осторожно сдвинулась с места в сторону собственного контейнера. Тот был пуст, но надежда на последний притаившийся на дне глоток неистребима, как людская жадность. Помочь подруга, конечно может. Швырнёт ей контейнер прямо под нос. Ну, повисит с полчасика на стене — невелико наказание. Только вот потом будет подыхать без воды, а с неё достаточно жертв во имя дружбы. Итак ведёт полуголодное существование…

— Связь! — потребовала Ракна у стены и заорала во всю глотку: — Эй, вы там! Говнюки! Воды заключённому!

— Заткни хайло, кобыла! — для начала недобро посоветовала стена, но на всякий случай уточнила: — Чо надо, шалава?

— Воду давай! — потребовала Ракна. — А то Наруга загнётся тут от преждевременной победы лечения над здоровьем. Кого на шоу казнить потащите? Его ж не отменишь. Туда крутой народ круто вложился. А вы им даже замену не припасли? Или вашей кастрацией обойдутся? Там, у вас в штанах-то есть ещё, чем народ позабавить? Вы ж у нас из какого-то другого теста, как тут некоторые утверждают.

Бинка хмыкнула, а стена сокрушенно вздохнула:

— Когда ты уже подохнешь, тварь?

Тем не менее, окно Наруги услужливо вытолкнуло наружу требуемый контейнер.

— Подавись, кобыла! — как-то неубедительно гавкнул переговорник и затих.

— Эй, куда?! А поговорить?!

Наруга укоризненно покачала головой и благодарно прикрыла веки. Воду она мучительно проталкивала в горло, словно та обзавелась свойством комковаться в колючие сгустки.

— Я такая красивая и сексуальная. А куда всё это девать? — взялась оправдывать Ракна своё хамство, которое подруга не приветствовала. — Сижу тут в одиночестве. Тоскую, сексом не описать как! Ни мужики не приходят, ни хотя бы конец света. Слышь, Гранка! У вас последнее желание в ходу?

— Чего? — рассеянно откликнулась та, не сводя глаз с шельмоватых пальцев подруги.

Бинка как раз подцепила в основании пирамидки макаронину и тащила её наружу в час по миллиметру.

— Я что подумала: вы славяне тут у себя балуетесь с реанимацией всяких древностей. А я где-то читала, что у предков была прелестная традиция: исполнять перед казнью последнее желание. Ваши исполняют?

— Разве только морду тебе перед смертью набить, — рассудительно предположила Гранка, склоняясь к самому полу, чтобы не пропустить жульничества. — На прочее они не расщедрятся.

— На прочее это на секс?

— Даже на хвост от секса. Отстань! Чего прицепилась?

— Если я бездельничаю, то начинаю скучать или бояться, — честно призналась Ракна. — Как называется то, что круче, чем «устала»? Вот у меня как раз это самое. Мне осточертело ждать эту дурацкую смерть. Чем дольше её ждёшь, тем больше кажется, что она тебя надует. Бинка! Твой бог специально выдумал этот фасон для твоей теперешней физиономии?

— Отвянь! — пропыхтела та, целеустремлённо борясь за незыблемость макаронной кучи.

— Ты невыносима, когда соблазняешь мужиков, — заметила Гранка, разочарованная удачей торжествующей подруги, что завладела победной макарониной. — Даже если они сейчас втихую наслаждаются твоим нытьём, у тебя ничего не выйдет.

— Выйдет это тело, — вздохнула Ракна, — влача на казнь неудовлетворенность несправедливостью жизни.

— Это у тебя от науки в башке колобродит, — со знанием дела заявила Бинка, растянувшись для передышки на матрасе.

— Знаешь, у моего покойного деда был отменный старинный нож. Он превосходно бы смотрелся в твоей спине. Жаль, что…

Невысказанным Ракна подавилась, уже будучи припёртой к стенке. Силовые ремни так стянули ей талию, руки, шею, что глаза повылазили. Но посочувствовать красотке было некому: остальных точно так же распяло ремнями, не позволяя пошевелить ничем, кроме ресниц. Да губ, сквозь которые прорывались хриплые ругательства. Одна Наруга не растрачивала себя на бесполезные усилия. Она пристально уставилась на силовой барьер, цепко ловя признаки его возможного отключения. Если над ними просто слегка поизмывались — в пределах дозволенного служебным положением — это одно дело. Но если за этим кроются какие-то неведомые перемены, то лучше приготовиться.

Всё это Ракна оценила, до предела скосив на подругу глаза. Оценила и приготовилась. От баламутки и нудной трепачки не осталось и следа. Сейчас было предельно ясно, отчего эта красавица разделит судьбу грозной подруги: оттого, что и сама та ещё дрянь — сказал бы всезнающий обыватель. Оттого, что не оставит в покое тех, кто казнит Наругу — правильно оценивали Ракну профессионалы. Сама по себе она не насвершала всего того, что ей приписывали просто за компанию. Она вообще ничего не насвершала, ибо ни один здравомыслящий мужик не доверит этой свиристелке даже починку драных штанов. Из конторы Блуфо она не вылетела лишь потому, что за ней последовала бы и Наруга — шеф был не поклонником подобного расточительства.

Готовились они не зря. Под ноги Наруги выехала небольшая круглая площадка. Девчонки перестали даже хрипеть, уставившись на неё, как на что-то особо мерзкое. Часть стены за спиной Наруги подалась назад, не сдвинув заключённую с места. Её распяло морской звездой: все щупальца врозь. Она повисла в воздухе, будто насекомое в стеклянной дешёвой безделушке. Круглая площадка теперь представляла собой основание голубоватого силового цилиндра — контейнера для перемещения особо опасных преступников. Для перемещения в пределах тюремного здания — как молитву, твердила себе Ракна сквозь слёзы. А казнят не в тюрьме. Верней, в тюрьме, но не в здании, где содержат… Господи! Это же подло! Неужели они хотят её вот так: внезапно, как кувалдой по башке? И одну. Без неё…

Гранка с Бинкой покосились друг на дружку, зацепившись взглядами. Юлька довольно решительно посверкивала бесстыжими глазёнками, будто уличная шавка, которую загнали в угол с украденной колбасой. День казни ещё не наступил, но от судьбы можно ожидать, чего угодно. Вот они и ожидали. К чему их готовили, было не угадать. Так что все подспудно приценивались к любому, пусть и самому невероятному исходу. Упакованная для перевозки заключённая привычно уехала в стену, которая за ней и сомкнулась. Почти сразу силовые ремни вытряхнули на пол остальных и убрались восвояси.

Глава 3

Гость принадлежал к породе тех джентльменов, совокупные капиталы которых, собственно, и составляли любую лигу — видать невооружённым взглядом. Сопровождавший его господин Яношши — начальник службы внутренней безопасности тюрьмы — шагал перед ним деревянной походкой старинного циркуля из музея. Не сказать, будто этот обычно надменный прилизанный хлыщ круглый дурак. А тем более трус. Наруга видала, как его негнущаяся спина принимала на себя бурю неудовольствия начальства, на глазах обретая прямо-таки гранитную непоколебимость. Угрозы «стереть в порошок» влетали в одно его ухо, чтобы беспрепятственно выкатиться из второго. Господин Яношши и сам не стремился забраться на чужой хребет, и для прочих не желал служить призовым скакуном.

Гранка с Бинкой — как и все порядочные преступницы — были неплохо осведомлены об этой личности. Нормальный мужик — прозвучала первая оценка для необразованных инопланетчиц. Пальцы в рот не клади — последовала вторая более вдумчивая. На него, где сядешь, там и слезешь — закончился краткий экскурс в тёмные закоулки души их главного сторожа. А, что мы видим тут? Нет, господин Яношши вовсе не струсил — он смертельно боялся гостя. И почитал излишним это скрывать. У него была большая дружная семья, безопасность которой не стоила одного парадного выхода его гордости.

Начальник блока для особо опасных преступников, что подпрыгивал за спиной гостя, не стоил внимания. Этот клоун готов выстелиться перед ним половиком — мужик явно не на своём месте. Волков должен сторожить волкодав, а не брехливая шавка. Было почти любопытно узнать: за какие заслуги подобное ничтожество могло занять столь хлебное место? За бывшие? Или за будущие, каких от того же Яношши хрен дождёшься? Понятно, что продажная душонка должна наличествовать в любом государственном учреждении. Иначе, как покупать особые услуги этих самых учреждений? А самая конченая злодейка она — презрительно скривилась Наруга. Интересно, на ком из всех присутствующих осталось больше места для нового клейма? На её-то многогрешном теле ещё с полвека их можно ставить — как нарочно вымахала. Только бы ей дали те полвека…

Властный гость не потрудился замаскировать своё высокое положение в таком гнилом и довольно опасном месте — вот это Наругу насторожило всерьёз. Она оценила и простую обывательскую одёжку, и ожерелье из кожаных ремешков с четырьмя камнями «панацея». Каждый довольно приличной величины — громкое заявление о своём могуществе. Потом она сосредоточилась на чисто выбритом лице этого мужчины с превосходной стрижкой. Холодные серые глаза, тонкий прямой нос, породисто поджатые губы. Если он боролся с презрительной усмешкой, что заслуживала преступница-простолюдинка, значит, ссора с ней не входила в его планы. Значит, будем торговаться — предположила Наруга самое очевидное. Что ему потребовалось от такой прожжённой бестии, как она? Ну, не развлекать же его. Блестяще она умеет делать только две вещи: убивать быстро и убивать наверняка. Вряд ли во всей Славянской лиге не найдётся хотя бы одного такого же спеца. Значит, дело грязное — выдвинула она второе предположение. Да к тому же требует несусветной скрытности — ей-то здесь ни одной завалящей тайны даже растрепать некому.

Под неспешные размышления в ней медленно выходил из спячки заматеревший за четырнадцать лет зверь. Она нигде его не подбирала, не откармливала и не дрессировала. Зверь родился вместе с ней, о чём она узнала по мере взросления и погружения в свою проклятую судьбу. Он одинаково расчетливо, хладнокровно, безжалостно защищал её от смерти и нёс смерть другим. Не спрашивая у хозяйки разрешения, вырывался наружу ровно тогда, когда требовали обстоятельства. Не приносил извинений за излишнее рвение — за ошибки ему извиняться не приходилось, ибо он считал себя непогрешимым. Вот и сейчас Наруга ещё размышляла, а зверь уже принюхивался к гостю, которому было дело до хозяйки.

И гость почуял его. Ледяная корка в глазах треснула и осыпалась, выпуская сдержанный интерес. За этой благопристойной вывеской ворочался и принюхивался к незнакомке другой зверь. Тоже приличная тварь, судя по реакции на него собственного цербера. Что ж, двум подобным в чём-то проще договориться. Но, расслабляться рано — Наруга приготовилась слушать и думать. Думать и бороться за жизнь, если надежда на неё хотя бы шевельнёт жабрами. Торча в оскорбительной насильственной неподвижности — как букашка на булавке — она особенно остро чувствовала тягу к этой самой борьбе. Её распятое тело звенело от унижения, пока голова пыталась оставаться рассудочной. Если бы тот, для кого Наругу выставили на постыдное обозрение, позволил хоть каплю презрения, её рассудочности пришёл бы конец. У каждого свой предел, через который не переступить. Счастливы те, у кого такие пределы за семью горизонтами — эти по сотне обосранных задниц вылижут за каждый лишний день жизни. Её собственный предел был натуральным подлецом: вечно болтался под ногами, норовя загнать хозяйку в могилу.

Силовая стена заметно поблёкла — снять, не сняли, но звук включили.

— Я бы всё-таки не рекомендовал ослаблять защиту, — голос начблока нервно подрагивал.

Сегодня из этого высокомерного ничтожества высыпался позвоночник, обратив его в угловато извивающегося червя. Короткого и довольно жирного для червивой породы.

— Захлопни пасть, — вежливо предложила Наруга, нагло пялясь на гостя.

Высокая тонкая бровь того досадливо дёрнулась — начблока уловил этот знак. Безошибочно распознал, кому он предназначен, и обратился в статую почтительного ожидания.

— Госпожа Наруга? — ответил на вежливость вежливостью гость.

— Ты не то последнее желание, что я приготовила, — с плохо скрытой иронией, признала она.

— И не то, что я бы тебе предоставил, вернись эта традиция, — холодно отбрил господин Яношши. — Я знаю, что ты получила прекрасное начальное образование. И хорошо воспитана. Будь добра, веди себя достойно.

Гость вдруг слегка улыбнулся глазами.

— Куда уж достойней? Я сама почтительная неподвижность, — парировала Наруга, и не думая следовать призыву вспомнить свою родословную.

— Мне нужно с тобой поговорить, — качнул головой гость, обозначив поклон. — Удостоишь?

Она была готова к чему-то подобному, а потому выдвинула заготовленное условие:

— Только вместе с сестрой. С Ракной. И не в этих клетках.

— Как хочешь, — пошевелил пальцами гость.

Тут начблока припомнил, что иногда всё же носит свой хребет в профессиональных целях, и заволновался:

— Но, как же? Мы же не можем вот так запросто взять, и открыть. Надо составить…

— Нет, — с беспощадно ледяной мягкостью возразил гость. — Госпожа Наруга не доставит нам хлопот.

Яношши невозмутимо кивнул. Этот умник отлично понимал: Наруга ни за что бы не свернула им всем шеи, не узнав, от чего отказывается. Начблока растерянно вытаращился на начальника службы внутренней безопасности. Уж если такой формалист, как Яношши, нарушает ненарушимое, то, что в галактике способно оставаться незыблемым? Наруга облизнула пересохший рот. И не стала лишать себя мелкого удовольствия: позыркала жуткими очами на бледного взмокшего начблока. Яношши одарил её предупреждающим взглядом, наполненным немым укором. И забегал пальцами по сенсорной клавиатуре своего командного «рояля» — затянул симфонию передислокации заключённого из камеры в блок для посетителей: адвокатов, родственников, репортёров. И таких вот особых гостей, кому закон вообще не писан.

Наруга бросила маяться дурью, дабы не портить отношения. Гость оценил и взглядом одобрил сложившееся между ними взаимопонимание. А в камере под ноги Ракны сейчас въезжала площадка клетки. Красотку распяло, растянуло за все конечности. Но эта задрыга наверняка улыбается — ей куда угодно, лишь бы с подругой. Легкомысленная пичуга. Занятная пичуга. Пусть она и не обладала многими полезными для киллера навыками, чутьё у обормотки звериное. Наруга давно привыкла пропускать все свои решения сквозь призму этого полумистического фактора. Иногда получалась полная чушь. Иногда Ракна спасала ей жизнь, сама не понимая, как это у неё получается.

В блок для посетителей она въехала с такой решительной мордахой, что Яношши хмыкнул. Даже замороженный гость невольно покривил рот в подобие усмешки. Ракна же, узрев подругу не расчленённой, заржала, как ненормальная — выдавливала из себя стресс. Начальник внутренней безопасности выдал на панели очередную порцию немых аккордов — силовое поле клеток медленно выпускало пленниц на свободу. Наруга провисела намного дольше — едва ноги коснулись пола клетки, она обмякла. Сказывалось и остаточное действие лекарства, которое вкатили накануне жутко таинственного приключения.

Освобождённая Ракна вмиг подскочила и помогла ей подняться, подставила плечо. Наруга всем телом ощущала её ожидание команды: убей! А вот хрен тебе, выдерга! Сначала научись грамотно убивать и не падать в обморок, а потом выпендривайся на публике. Самоуверенный гость уловил все эти нюансы и позволил себе каплю иронии во взгляде. Лет десять назад от подобного самодовольства Наругу взвинтило бы под самый потолок. Но, с тех пор она разучилась доставлять людям такое удовольствие. Гадёныш понял и это — пропуская её мимо себя, отвесил уважительный взгляд. А следующим отправил в заполошный полёт начблока, который и пропал с чувством безмерного облегчения на круглой лоснящейся роже. Яношши снова хмыкнул и вышел из-за «рояля». Прошагал к слипшейся гигантской парочке и протянул Наруге флягу:

— Глотни.

— Вода? — благодарно кивнула она, принимая неожиданный подарок.

— Энергез. Состав с учётом вводимых тебе лекарств. Не бойся, их компоненты не конфликтуют.

— Не бойся? — вздёрнула точёные бровки Ракна.

Макушка Яношши не переросла её плеч. Но этот карлик вперил в нахалку такой взгляд, что та мигом заткнулась. Он поблагодарил умницу кивком и продолжил:

— Нам нужно преодолеть две служебные шахты по страховочным лестницам. Я не стану пользоваться лифтом. Ты справишься?

Гость вопросительно уставился на присосавшуюся к фляге Наругу. Та повела могучим плечиком и ответила, слезая с Ракны:

— Мы идём?

Обе воспитанницы покойного капитана Блуфо лазили по разнообразным вертикальным конструкциям не хуже, чем ходили. Но в боку всё ещё ныло и тянуло, отчего Наруга не торопилась его перегружать. А пару раз так и вовсе получала из тела сигнал немедля остановиться, дабы не сдохнуть досрочно. Яношши мгновенно оказывался рядом весь такой готовый спасти жизнь подопечной, что разгуливала по тюрьме… Вообще-то, самым возмутительным образом, если вдуматься. Сорвись она вниз, ему будет трудно объяснить, откуда в её стандартной камере взялось то нестандартное место, где знаменитая бандитка так красочно расшиблась в хлам. А шансы были: гравитация этой планеты её заметно поддавливала. К счастью, взобрались они всего лишь двумя уровнями выше. И попали в святая святых службы внутренней безопасности. Сюда любой посторонний — при каком угодно звании с положением — мог попасть лишь с визой, полученной на самом верхнем верху лиги. А две подопечные этой самой службы вошли, как к себе домой. Всего-то и задержались на пару минут, покуда Яношши торговался со своей собственной охранной системой: кто тут на что имеет право, а кому бы лучше заткнуться.

Что примечательно, гость после утомительного путешествия запыхался не больше, чем натасканный на подобную физкультуру офицер. Видать, его физкультура была не менее физкультурной и результативной. Это рекомендовало холёного норма с самой опасной стороны. В нынешнем человеческом мире появлялось всё больше гигантов-максиков, что на Земле состовляли исключение. Нормы, не желая им уступать, накачивали себя всякой дрянью, переворачивающей биохимию организма с ног на голову. Однако гость не принадлежал к числу таких храбрецов — ему было, ради чего оставаться здоровым долгожителем. Значит, труд, труд и труд — уважительно заключила Наруга, преодолевая последний бастион защиты. Гостю реально было, чем гордиться.

В небольшую комнатёнку отдыха офицеров внутренней безопасности Наруга вошла, опираясь на Ракну. Едва они с гостем расселись в замечательно удобных креслах, Яношши исчез. Наруга не без досады отметила, что худшие её прогнозы — падлы — начинают сбываться. Нет, ради свободы она прихлопнет любого и не почешется. Но после прихлопнут её. На заслуженной свободе. Ибо тот «любой», из-за которого нужно испортить казнь такой цацы, как она, утащит за собой в могилу и свидетелей, и своих палачей.

— Давайте считать, что меня зовут Глеб, — с ходу сообщил гость, небрежно забросив ногу на ногу. — Я терпеть не могу длинных пустых предисловий. Наруга, я уполномочен сообщить, что тебе не обязательно присутствовать на собственной казни. И тебе не придётся за это платить, — правильно оценил он её скептический взгляд, — Никаких денег или сомнительных услуг. Я всего лишь обязался устроить твой побег из тюрьмы. Потом вывезти тебя из столицы, и проводить в один небольшой частный космопорт на другом полушарии. И с того момента дальнейшая твоя жизнь меня больше не заинтересует. Хорошо! — моментально сдался он под ещё более скептическим взглядом. — Она меня будет интересовать и дальше. Но этот интерес носит чисто деловой характер. То место, что ты вскоре займёшь, позволит мне извлечь немалую выгоду. Одно меня не устраивает: эта выгода целиком зависит от твоего расположения. Потому-то я и намерен очень сильно постараться, дабы наше знакомство оставило обо мне добрые воспоминания. Допускаю, что в будущем мне придётся утроить старания. Что, впрочем, вовсе не гарантирует твоего расположения. Но, я готов постараться, что бы ни думал о тебе на самом деле.

— Обалдеть, — и впрямь обалдела Ракна, манерно разглядывая подругу. — На тебе что, председатель Совета Славянской лиги женится? Он что, извращенец? — уточнила она уже у придурка напротив.

— Да, — сразил её тот очередной откровенностью. — Но это не имеет отношения к женщинам. И хотя председатель недавно овдовел, он никогда не женится на преступнице-плебейке. К тому же уродке максике. На самом деле, всё гораздо проще: Наруга является единственной наследницей своего отца. К сожалению, я не обладаю информацией, которая позволила бы мне вас поразить. Я лишь примерно представляю, как это наследство выглядит. Те, кому я вызвался помочь вытащить наследницу из тюрьмы, упомянули о большом наследстве. Само по себе это, как вы понимаете, ничего не объясняет. Но в него абсолютно точно входит нечто, вроде поместья.

— Мой отец, случайно, не аристократ? Да ещё норм, — привычно холодно приняла Наруга хлёсткое известие, способное в момент выбить из колеи.

— Нет, он тоже плебей и максик, — без малейшего намёка на оскорбление пояснил собеседник.

— И какое там поместье? — придирчиво бросилась разбираться образованная Ракна.

— Понятия не имею. Оно не на планетах Славянской лиги. И не в Европейской, — опередил он Ракну, — и ни в одной из прочих. А также ни на астероиде тех скотов, которым, надеюсь, недолго осталось. Наруга, ты что-нибудь слыхала о беррах? О тех оборотнях с одной весьма таинственной и поганой планетки, откуда привозят такие вот штучки, — небрежно потеребил Глеб свои «панацеи». — Если исходить из стоимости одного такого камушка, твоего наследства должно хватить на покупку поместья на вполне приличной планете. Где-то средней паршивости. Во всяком случае, гораздо лучше той, на которой тебя так ждут. Сам я там, к сожалению, не побывал. Но одному из моих кузенов посчастливилось. Он с восторгом живописал о тех монстрах и чудовищах, что, по всей видимости, гуляют в садах и парках твоего поместья. Про остальных не скажу, но в пасть подаренного мне чучела уродливой башки я вошёл, не пригнув головы.

Судя по тону, у этого экспериментатора прямо зудело пробить её защитный панцирь.

— Башка звериная или человеческая? — скучным голосом поинтересовалась Наруга, рубя на корню подобные инициативы хитромордого выпендрёжника. — Кстати, я не поняла: оборотни при моём отце, он при них, или каждый сам по себе? Особо заостри внимание на тех, кому там без меня спокойно не живётся.

— Разыскивать наследницу по чужим планетам? — поцокала язычком Ракна. — Попахивает фанатизмом. Или они хотят тебя сожрать? — дурашливо округлила глаза баламутка. — А может, ты кого-то должна там сожрать?

— Заткнись, дорогая. Не мешай вступать в права наследства.

— Меня не посвятили в их намерения, — пустился в разъяснения добросовестный посредник. — Верней, даже не пытались, проигнорировав все мои интриги в этом направлении. А я очень старался. Любопытно же, какова твоя степень родства с легендарными оборотнями.

— Не перегибай, — поморщилась Наруга. — Я, конечно, сука приличная. Да и мордой не вышла. Но шерсть с неё сроду не сбривала. На четвереньках под луной не бегала. И не плодила потомство, кусая всех подряд. Моя матушка была превосходным хирургом. Она бы никогда не прошла мимо такой пикантной подробности, как дочурка-оборотень. Никаких мистических аномалий во мне никогда не находили. И ваши врачи тоже. Нас, кстати, никто не слушает?

— Не перегибай, — насмешливо передразнил Глеб. — Мой внешний линк заблокирован во избежание слежки. Да и внутренний в тройной блокаде.

— А ты не провокатор? — мило улыбнулась Ракна.

— Отстань от него, — задумчиво попросила Наруга, чтобы та угомонилась. — Мужик проверяет: оборотень я или…

— Всё ещё девственница, — язвительно подсказала азиатка.

— Ты девственница? — опешил Глеб настолько, что его маска дрогнула и выпустила наружу нечто живое.

— А когда мне было? — с аристократической сдержанностью сыронизировала бандитка. — То кого-то потрошишь, то шкуру латаешь, то к новым подвигам готовишься. То спасаешь кому-то задницу, то рвёшь. Из личной жизни только тренировки да мартышка, — небрежно ткнула она пальцем в подругу. — Наличие девственности как-то влияет на получение наследства?

— Нет, — усмехнулся непрошибаемый столп общества.

Тогда вернёмся к нему. И Ракна права: не финти. Со мной не стоит. Я могу взбрыкнуть и отказаться от твоей авантюры. Я в более выигрышном положении, чем ты. Сдохну и буду вечно пребывать в душевном покое. А вот тебя твой проигрыш живьём сожрёт.

— Ты права, — легко согласился Глеб. — Но мне никак не обозначили причину острой заинтересованности в том, чтобы ты получила наследство. В конце концов, такая настойчивость в желании отдать тебе то, что можно легко прикарманить, насторожит любого. Тут я тебя понимаю. Но, в том-то и дело: они действительно проявили завидное упорство в своих поисках. И тайны из этого не делали. Их представитель обозначил весь свой путь по следам твоей паршивой славы. Он даже побывал на той помойке, где ты подобрала свою мартышку. Сюда посыльный примчался, как только услыхал сногсшибательную новость о твоей поимке нашим доблестным спецназом. Могу повторить всё это в деталях.

— Не надо, — отмахнулась Наруга.

— А этот представитель человек или оборотень? — встряла Ракна.

— Торговец с Сахлията, с которым берры постоянно имеют дело. Тот перед ними не знает, как изогнуться. Сам уже лет двадцать в космосе не показывался, а ради них тряхнул стариной. Лично занимался твоими поисками. Я у этой свиньи покупал все свои «панацеи». Он на их продаже поднял пятьсот тридцать шестой капитал в галактическом рейтинге.

— После пожалуешься. Интересно, почему это такой солидный посредник не удосужился найти меня раньше? Капиталов пожалел? — удивилась Наруга.

— Он несколько раз посылал своих людей переговорить с тобой. Но, ты, видать, не стала вникать в их намерения и просто прикончила.

— А Блуфо тебе говорил: странно, что в последнее время твои сограждане-мусульмане на пути вечно попадаются, — ехидно напомнила Ракна. — Тебе наследство хотели преподнести, а ты…

— Заткнись. Продолжай, Глеб.

— Короче, ты оказалась весьма непоседливой потерей. Но, посреднику, наконец-то, повезло: мы прикончили твою банду. Он явился сюда лично, предложил мне немыслимую взятку, и вот я здесь. Как только ты выйдешь отсюда и попадёшь на его корабль, я получу вторую половину обещанного.

— Я не выйду отсюда, — мрачно оборвала его Наруга.

— Почему?

И он достойно выдержал удар, лишь слегка сузив вновь заледеневшие глаза.

— Я не брошу своих девок, — мрачно сообщила несговорчивая наследница.

— Ты редкая стерва, — не постеснялся облегчённо выдохнуть Глеб. — Давно меня так не встряхивали, — не удержался он и расстегнул высокий ворот куртки. — Неужели непонятно: мне плевать, как и с кем ты отсюда уйдешь? Да вывези ты к беррам хоть всю эту грязь из женского блока, — неопределённо кивнул он на стену. — Только услугу нам окажешь. Наша не лига не прочь услужить беррам.

— Зачем оборотням эта шваль? — удивилась пришедшая в себя Ракна.

Её тоже изрядно тряхнуло. Но характер не подвёл: даже не мяукнула протестующе за попытку украсть у неё побег на свободу.

— Ну, как сказать. Этот вопрос выдает вашу неосведомленность о нравах и обычаях берров.

— Мы это уже выяснили. Дальше что? — проворчала Наруга.

— Поселенцы Проклятой планеты — я имею в виду обычных людей — всегда нуждаются в женщинах. Уж не знаю, что они там с ними делают. Но не думаю, будто что-то неподобающее. Везде, где люди хотят выжить, они стараются наладить спокойную упорядоченную жизнь. А уж выживание на их планете, скорей всего, сплошная нервотрёпка. Женщины, по всей видимости, нужны по самым утилитарной причине: создавать семьи. Поселенцам ведь тоже желательно оставить свою землю своим детям. Наруга, позволь уточнить: ты уже приняла нужное мне решение? Может, я просто не в курсе? Тогда завтра я выведу отсюда столько женщин, сколько ты выберешь. Только не забудь удовлетворить запросы гравитации на своей новой родине. Там вы будете порхать. Никто и не подумает, что где-то вы слыли кобылами. Так что в свой табун подбери дам покрупнее. Насколько я понял, вы нашли общий язык с теми тремя, что сидят с вами? — с вежливой издёвкой уточнил Глеб. — Обычные воровки, но ты пожелала их вытащить и взять с собой. Или я ошибаюсь?

— Они не обычные воровки! — дурашливо возмутилась Ракна. — Мы их уже почти знаем. А тяга к повальной благотворительности лично у меня в ДНК не записана. Мне дела нет до общечеловеческих ценностей и остальных сиделиц этой каталажки.

— Значит, всего пятеро, — тотчас подвёл черту Глеб. — Я был уверен, что уйдёте вы только вместе. Как только я вывезу вас из города, мы отправимся в северное полушарие. Океаном на обычной яхте. Так безопасней. Челнок готов. Корабль на орбите тоже. Таможенный контроль пройден.

— Что-то уж слишком легко, — раскапризничалась Ракна. — Чую подвох.

— Обязательно, — невозмутимо пообещал Глеб. — И подвох нешуточный: берры не принимают женщин, которых привезли силой. Если хоть одна дрянь из тех, что вы заберёте, выдвинет подобное обвинение, вас могут убить.

— Блестяще! — надулась Ракна. — Наруга, давай уйдём сами. Без хвостов и подвохов.

Та не ответила. И вообще подозрительно долго молчала. Подруга насторожилась и внимательно осмотрела насквозь знакомое лицо. Глеб тоже не торопился с инициативами, слишком хорошо зная цену такому вот опасному молчанию. Однако и рассиживаться в этом паршивом местечке сверх необходимого он не намеревался. Поэтому выдержал вежливую паузу и вклинился в размышления наследницы:

— Наруга, тебе нет нужды обдумывать всю свою дальнейшую жизнь. Просто выйди отсюда, доберись до наследства и дай мне возможность забрать моё вознаграждение. Я как-то уже привык считать его своим. Не разочаровывай меня. В противном случае, прости, но через три дня тебя ожидает публичная инъекция пролонгированного действия. Максики её переваривают в среднем дня три. В диких корчах и нечеловеческих воплях. Я не смогу заменить её на быстродействующую даже за три таких вознаграждения. Хотя, за три смогу.

— Аллилуйя, — хмуро поддержала его Наруга. — Я выпью за пополнение твоих капиталов.

— Мне не нравится твой тон. Давай сразу к приговору.

— Мы договорились. Одно условие: не завтра, а сегодня. Сейчас.

— Послушай…

— Нет, — отрезала она. — Завтра для таких, как я, наступает неохотно. Я не верю в завтра. Выведи меня отсюда прямо сейчас. И я обещаю подумать о своём будущем расположении. Ведь ты же намекал на «панацеи»? Они наверняка завалялись у моего богатенького отца. Так вот, если завтра я поднимусь в небо над вашей сраной планетой, подарю тебе ещё четыре. Таких же, как твои. А если они не входят в моё наследство, то я их раздобуду.

— Идёт, — принял условия Глеб. — Сидите здесь. Яношши выведет вас, а я удаляюсь. Существенная корректировка планов требует существенных усилий. Но я слишком высокого мнения о себе, чтобы не уложиться в пару часов. Ровно через два часа отсюда выйдут те, кто будет готов выйти. Или вы не доживёте до казни. Я же не могу позволить вашим капризам рассорить меня… с кем не надо. Лишние свидетели моей неблагонадёжности мне не нужны, — деловито и вежливо закончил он, покидая место их свидания.

Глава 4

— А выпить за удачу? — проныла вслед Ракна.

— Обойдёшься, — спокойно и даже почти приветливо сообщил появившийся Яношши, оглядел Наругу и всерьёз озаботился: — Ты как? Нам обратно тем же путём. Осилишь?

— Вниз оно почти всегда не вверх, — проворчала Наруга, наблюдая за его соитием с защитным контуром собственной охранной системы.

При обычном раскладе — у нормальных людей — внутренние линки, вживлённые в мозг, являлись частной собственностью и не доставляли неприятностей здоровью. Но линк этого человека был достоянием государства, на которое Яношши работал. Завязав на него такую опасную дрянь, как системы защиты объекта, мужика сделали заложником его профессиональных обязанностей. Если его представления о корректном исполнении этих обязанностей не совпадали с представлением системы, та наказывала нерадивого серией болезненных импульсов. Яношши здорово потрепало, когда он притащил на этот объект посторонних. Его трепало и теперь, когда он пытался вывести их с объекта.

У него снова получилось. Опьянённые шансом слинять из-под топора плача, Наруга с Ракной почти летели почти, как на крыльях. Обратно до блока свиданий они добрались в рекордные сроки. Вскоре в него вплыли сразу три сияющих цилиндра с распятыми мученицами. Особенно расстаралась артистичная Бинка — с этой задрыги можно было писать христианскую великомученицу эпохи возникновения и распространения первой версии христианства на Земле. Лицо Гранки было столь надуто невозмутимо, что, казалось, вот-вот треснет по швам. Воровка так крепко держала себя в руках, будто в противном случае имела шанс просыпаться на пол кучей молекул. Юлька олицетворяла собой мужество защитника галактики от вторжения негуманоидов-людоедов — нахваталась поз в третьесортных постановках индустрии развлечений.

Увидав бандиток живыми и свободными, девки не сразу поверили глазам. Зафиксированные намертво, они не могли даже переглядываться в поисках чужого мнения о природе глюков, что морочили голову и оттого пугали. Каждая боялась наедине с собой в силу характера и жизненного опыта. В грязь не ударила лицом ни одна.

— Наруга, мне нужно отлучиться. Сама понимаешь, — предупредил Яношши, наблюдая, как клетки выпускают наружу заключённых.

— Понимаем, — хмыкнула Ракна. — Одному тяжело суетиться. Делиться не любишь?

— Своих подставлять не хочу, — холодно оповестил начальник службы внутренней безопасности столичной тюрьмы.

— Не слушай это трепло, — посоветовала ему Наруга. — Делай, что надо. Мы здесь?

— Да, ждите. Система слежения перепрограммирована только здесь и в вашей камере. Уточнение для тупых! — воззрился он на Ракну.

А потом зацепил злым взглядом невнятно ругающуюся Юльку:

— Повторяю: никуда! Двери этого блока под наружным наблюдением. В соседних блоках ничего не изменилось. Один неверный шаг и я собственноручно запущу программу уничтожения при попытке к бегству. Она-то как раз не заблокирована.

— Имрус, ты чо разбушевался? Тебя кто обидел? — медовым голоском прожурчала Бинка, осторожно сползая с неподвижного пола своей клетки. — Ты чо, как дурак-то? Куда мы денемся?

Яношши зыркнул на неё уж спокойней и помаршировал на выход из блока.

— А, кстати, куда мы денемся? — как бы, между прочим, поинтересовалась Гранка, пристально разглядывая спину освободителя.

— Потом, — сухо отмахнулась Наруга, мучительно размышляя о просчётах и расплате в подобных дебильных авантюрах.

— Не лезь к ней, — процедила Ракна, покусывая губы. — Есть шанс попрощаться с этим гадюшником. Есть и шанс сдохнуть в процессе. Ты в претензии?

— Не зарывайся, черножопая, — невозмутимо посоветовала Гранка. — Я в долгу. Вы не забыли о нас. А я не забываю оплачивать долги.

Бинка только покачала головой. Юлька, затаившись, боялась слишком резко вздохнуть и нечаянно сдуть спасительное наваждение. В мёртвой тишине они проторчали в этом блоке не менее часа. Внутренние линки им заблокировали, когда заселяли в тюрьму. Но в каждой заработали те самые внутренние часы, что помогают или сводят с ума в пиковых ситуациях.

Так же молча они исполняли приказы Яношши, когда тот, наконец, появился. Безропотно залезли в клетки и позволили распнуть себя в очередной раз. С пугающей скоростью их протащило по нескольким горизонтальным и вертикальным шахтам. Укоренившаяся в подсознании вера в непогрешимость силовой защиты мигом испаряется, когда летишь мордой в стену. Рук-то перед собой не выставить, а рефлексы бунтуют и требуют этого нехитрого жеста. Но всё когда-нибудь кончается — даже твоя казнь.

Наконец, клетки причалили к блоку приёмки мяса — предвариловке для новых клиентов заведения. Знакомые места как-то располагают к доверию и успокаивают нервы. Яношши сунул их в одну из ячеек предвариловки с прозрачными стенками и велел сдохнуть: ни жеста, ни писка, ни лишнего вздоха. Девчонки добросовестно свернулись эмбрионами и слились со стеной, под которую присели. Наруга равнодушно оглядела соседнюю ячейку — там, на полу валялось несколько женщин. Все дрыхли счастливым мёртвым сном. Обычная картина, стандартная процедура: баб в тюрьму лучше загружать спящими. Меньше мороки и нудных концертов.

— Глянь, Наруга! — шепнула Ракна, и ткнула пальцем в соседей за стеной: — А эта из твоей Мусульманской лиги моргает, как живая. Её-то за какие заслуги пропустили? — обернулась она к Гранке. — Почему не спит?

Та задумчиво разглядывала молодую женщину — типичного максика — с философской миной на смуглом скуластом лице. Её чёрные, как у Ракны, миндалевидные глаза пялились в пустоту. И совершенно явственно видели там что-то приятное — она лыбилась, как дурочка. Собственную одежду у неё отнять не успели. Представительница одной из мусульманских планет щеголяла в спецовке одной из местных клиринговых компаний. Комбез на ненормальной соседке сидел, как змеиная кожа на удаве, из которой он торчит и выпирает во все стороны и все дыры. Сколько человек стягивали его на этой груди, можно было только догадываться. Комбез в той борьбе победил: сойдясь на груди, он треснул по боковым швам. А его временная хозяйка довершила начатое: отодрала рукава. Раздристанные штанины постигла та же участь. И голые подтянутые к подбородку коленки вызывающе смуглели на фоне безбрежной белизны пола. Ниже колен этот экспонат энциклопедии народов носил собственную эксклюзивную обувку: сооружённые из толстой корявой натуральной кожи сапожищи, перехваченные такими же несимпатичными ремнями. Ни одной магнитной застёжки на ремнях не было — они завязывались.

Блестящий образчик совершенной дикости венчало подлинное великолепие: аккуратно сплетённые и накрученные вокруг головы чёрные косы.

— Ты у нас гимназии кончала, — Бинка ткнула кулачком Ракну. — Это она у нас кто?

— Ну-у-у… Либо амазонка, либо гладиаторша — те тоже всё голяком бегали. Либо глюк.

— Или ещё артистка, — со знанием дела дополнила список Юлька. — Опять, небось, какую-нибудь историческую драму изображали. А потом перепились и…

— В таких сапогах? — иронично осведомилась Ракна.

— Справишься? — негромко спросила Наруга.

Спорщицы вытаращились на Гранку — та бесстыже ковырялась ногтем в небольшой панели над головой.

— Посмотрим, — пожала она плечами.

Из ногтевых ячеек у неё удалили три чипа на взлом и ещё кое-что полезное в ремесле вора. Остальную требуху, вроде капсулы с гранулами, милостиво оставили — пусть девка побалуется наркотой, раз уж всё равно подыхать. Обшмонали также зубы, пупок, соски, влагалище и задницу. Все родинки на теле и мозоли на ногах. Куда только не зашивали чипы её коллеги, но каталог возможных мест закладки давно составили спецы, которым за это платят зарплату. Однако нет предела изворотливости человека. Гранка кивнула коллеге и отвела рукой прядь волос на виске. Бинка уткнулась туда носом, пошерудила в волосах подруги пальчиками и выдернула один из волосков. Вполне себе обычный. Но вместо луковички на его кончике едва виднелась крохотная чёрная капля. Бинка затаила дыхание и осторожно поднесла волосок к отщёлкнутому ногтю Гранки. Капля упала на место, ноготь защёлкнулся.

Дальше смотреть было уже неинтересно. Ну, водит человек по панели заряженным пальцем и водит — делов-то. Не сказать, что в три щелчка, но справилась воровка довольно быстро — Ракна вообще не верила в успех. И не сразу поверила глазам, когда в прозрачной стене образовался прямоугольный проём. А вот девица в доисторических сапогах отреагировала мгновенно. Обернулась, встретилась глазами с Наругой, всё верно поняла и по-собачьи переползла к соседям. Гранка закрыла проём и демонстративно чмокнула отлично поработавший ноготок.

— Как тебя кличут-то, юродивая? — насмешливо осведомилась Бинка.

— Шатхия, — невозмутимо ответила амазонка.

Она ничуть не удивилась перемене жизненных обстоятельств: уселась напротив новых знакомых и замерла.

— И чо все дрыхнут, а ты бельма пялишь?

— Я воды не пила. А все пили. Теперь у нас тихо. Давно тихо, — пояснила новая знакомая на правильном всеобщем с незнакомым акцентом.

— С нами пойдешь, — приказала ей Наруга, глянув на подругу.

Ракна одобрительно тряхнула башкой и спросила:

— Ты с какой планеты?

— С большой, — не задумываясь, ответила амазонка.

— Да, тут гимназиями и не пахнет, — хмыкнула Гранка. — Слышь, Бинка, да ты у нас целым профессором выходишь при таком-то раскладе.

— Ты с Хутамы? — спросила Наруга.

— Хутама, — безразлично подтвердила Шатхия.

— Понятно, — скрипнула зубами Наруга.

На этой планете Мусульманской лиги были нечеловеческие условия.

— А чо это за срань такая? — полезла к ней домогаться ясности Бинка.

— Это не срань, — процедила Наруга. — Это ад. Шатхия, как ты оттуда выбралась?

— Корабль унёс, — слегка удивилась та.

— Как ты в тот корабль попала? В первый раз слышу, чтобы кого-то из хутамов вывезли с планеты.

— Нет, бывает. Возят в корабле. Много раз возили: шесть раз. Я была седьмой. Шейх просил людей корабля. Много заплатил. Меня везли долго. Сюда везли.

— Зачем шейх отправил тебя сюда? Ты что-то натворила? Всё равно непонятно: почему дома не убили?

— Это не наказание. Это заказ, — неохотно пояснил возникший в проёме стены Яношши.

Он покосился на взломанную панель, потом на Гранку и прошипел:

— Сука!

— Имрус, не шуми, — лениво отозвалась та. — Нужно же было поговорить с девчонкой.

Он шагнул к ней, пнул под зад, и воровка подалась в сторону. Яношши поковырялся в панели своим пальцем, нетерпеливо уточняя у Наруги:

— Ты забираешь и хутамку?

— Это ты мне скажи.

— Нам пора, — напомнил Яношши.

— А ты в двух словах, — настаивала Наруга.

— Её долбанный шейх отправил девку пришить своего кровника. Почему не мужика? Не знаю — молчит стерва. Сюда её притащили ваши же торговцы. Показали клиента. Она его и прирезала. Метнула в каждый глаз по ножу, а потом контрольный — шею от уха до уха развалила. Бежать не пыталась. Взяли её прямо над трупом. Ножами она владеет классно, а вот мозгами её бог обидел: недодал. Теперь вот сидит, ждёт на полном серьёзе, когда её выпустят на волю.

— Естественно, — ничуть не удивилась Наруга. — Ведь она не виновата. Это же месть. По её понятиям, дело святое.

— А тут такой народ попался непонятливый, — усмехнулась Ракна.

— Хорош трепаться! — вызверился Яношши. — Я на этот балаган не подряжался!

— Я её забираю, — преспокойно уведомила его Наруга, поднимаясь. — А ты слушай, и запоминай, — ткнула она пальцем в хутамку. — Ты согрешила, убив человека, и тебя приговорили. Для своих ты должна была после этого умереть. Ты и умерла. Всё. Считай, что твоя казнь за убийство уже состоялась. Я забираю твою душу туда, куда она и должна попасть после этого: в настоящий ад. А с ней и тело. Чего расселась? Быстро встала и за мной.

К удивленью Яношши нелепая девка с какой-то примитивной паршивой планетки послушно поднялась. И тотчас у него поинтересовалась:

— Мой нож где? Надо отдать.

— А жениться на тебе не надо?! — рассвирепел тот и без разговоров двинулся на выход.

— Какой ад? — закружила на ходу, замельтешила вокруг Наруги Юлька. — Мы куда? Мы что, улетаем? Наруга! — взмолилась она, теребя бандитку за руку. — Ты куда нас тащишь?

— Тебя никуда, — насмешливо бросила та, не удостоив мелкотравчатую мошенницу взглядом. — Вот ты-то точно вали на все четыре. Я с тобой и за деньги нянчится не стану. Место, куда мы укроемся, не для таких бутонов, как ты. Там выживают лишь степные колючки, — подмигнула Наруга скользившей рядом Шатхие.

Та степенно ответила:

— Степная колючка живёт всюду.

— Тоже мне, героиня! — презрительно фыркнула Юлька и закапризничала: — Значит, эта тупорогая тебе подходит, а я…

— А ты заткнись, — сухо велела Наруга. — Выйдем, узнаешь, куда идем, сама отвалишь на сторону. Всё! — подвела она черту под болтовней. — Хоть слово услышу, удавлю. А ты пошевеливайся! — рыкнула она в спину Яношши.

Тот молча задрал руку и продемонстрировал ей кулак с торчащим средним пальцем.

Начальник блока для особо опасных преступников выскочил на них из-за угла, за которым начинался путь к свободе — грузовая шахта обеспечения. В руках — вместо положенного в тюрьме парализатора — у него плясал лучевик. Но эта гнида не грозила заключённым, учинившим побег — оружие было направлено на застывшего проводника. Яношши открыл, было, рот — возможно, хотел сказать что-то умное. Но тут в голову героического начблока глухо бухнул контейнер для воды. Полнёхонький. Метнула его Ракна. А Наруга прыгнула на покачнувшегося придурка. Тот грохнулся на пол — нога бандитки раздавила горло идиота прежде, чем Яношши успел хоть что-то из себя выдавить. Ракна подмигнула ему, подошла к трупу и ухватила за левую ногу. Наруга впряглась рядом — тяжёлый зараза! И начблока отправился в свой последний земной путь на спине. Лучевик перекочевал к его убийце.

— Какого дьявола вы встряли? — досадливо осведомился Яношши сквозь зубы. — Это делается не так.

— Наверняка, у тебя это делается иначе, — покладисто согласилась Ракна. — И, скорей всего, гораздо лучше. Но, сбежали-то мы. Мы и сделали всё по-своему.

— Шевелитесь, — буркнул он, свято веря в бесперспективность споров с бабами.

Грузовой лифт благополучно торчал несколькими этажами выше, удачно освободив им путь. Первым в глубокую чёрную шахту под ним рухнул начблока. Вторым осторожно скользнул Яношши. И через минуту наверх вылетел десантный гравижилет, освобождённый от всякого побочного барахла, что к нему прилагалось в бою. С учётом этого барахла и веса полной снаряги десантника, такой жилет вполне мог поднять полторы женщины-максика. А вниз спустить и вовсе двух. Наруга уверенно подхватила подарок и начала прицениваться к массе спутниц. Затем взвалила гравижилет на плечи Ракны. Подруга с видом знатока принялась задраивать на себе этот доспех, мастерски считывая с активизировавшейся на груди панели параметры готовности. Закончившая отчёт панель свернулась и юркнула в жилет — Ракна вопросительно уставилась на подругу.

— Бинку, — приказала та,

Ракна удивлённо выгнула брови. Второй жилет вылетел из шахты, шмякнувшись на пол. И тут же обрушился на крякнувшую с натуги Гранку.

— Юлька легче, — упаковывая воровку, ответила Наруга на немой вопрос подруги. — С ней Гранка справится даже с первой попытки.

Рыжая сглотнула. Метнула жалобный взгляд в Наругу, но промолчала. А из шахты выпорхнул третий жилет.

— Скорей! — вылезая следом, прошипел Яношши. — Через пять минут фиктивный блокиратор сгорит. Защитные системы войдут в рабочий режим. Я подниму тревогу.

Пригрозил и умчался прочь, приводить угрозы в исполнение. Наруга закончила со своим жилетом, когда Ракна сцапала Бинку и рухнула вниз. Воровка даже не пикнула, стиснув её, будто клещами, всеми четырьмя конечностями. Гранка уже крепко-накрепко держала Юльку. Она внимательно изучила технику самоубийства, продемонстрированную профи. Как, впрочем, и Рыжая: та повисла на своей ракете-носителе отважной обезьяной и мужественно зажмурилась.

— Я большая, — заколебалась Шатхия. — И ты большая. Плохо будет. Я останусь.

Наруга молча обхватила её за талию и ухнула вниз, машинально задавая телу нужную позу — привычка. Уж она-то знала, что значит уносить ноги с ворованным имуществом, не уступающим тебе в весе.

— Чего вытаращился? — прошипела она, первой выскользнув в люк, ведущий на нижний уровень тюрьмы глубоко под землей. — Куда теперь?

Светловолосый подтянутый норм в неопределённого вида комбезе махнул рукой на длинный тёмный коридор. И равнодушно проводил взглядом кучку гигантских занюханных бабёнок. В очередной люк, что вёл куда-то под землю в сторону от коридора, он запрыгнул последним — люк моментально встал на место. Из этого помещения они и вовсе уж тащились по какому-то крысиному лазу в три погибели — не рассчитаны они на столь крупных беглецов. Потом был обычный тоннель грузовых маглевов, где они едва-едва успели заскочить в поджидавшую их гравикапсулу. Та рванула, стремясь убежать от своего более массивного коллеги, прущего позади на магнитной подушке с дикой скоростью. Опоздай они хоть на пару секунд, и на подземную станцию маглев вынес бы на своём носу изрядную котлету. А так капсула проскочила её на полном ходу. И пропала в противоположном тоннеле: обычное дело для техников, снующих по ним сутки напролёт.

Потом был стандартный ничем не приметный городской флайер. И, наконец, гидроплан, куда беглые преступницы буквально рухнули без сил. Даже не поинтересовались: на кой дьявол в этой маленькой, обитой чем-то мягким каюте такая темень?

— Ты веришь, что всё вышло? — тревожно дышала в полном мраке Ракна, пытаясь отыскать её ухо.

— Ничего ещё не вышло, — досадливо оттеснила её Наруга, чтобы грязная волосня подруги не лезла в рот. — Как выйдет, так и поверю. Что ты там говорила? Чем дольше ждёшь смерть, тем больше кажется, что она тебя надует? Надеюсь, мы достаточно ждали. Эй, мужик! Это надолго?!

— К утру доедем! — коротко пообещали снаружи.

И больше со своей поклажей в беседы не вступали.

— Вы прикорните, — предложила Гранка, возясь с другого бока. — А мы приглядим. После сменяемся.

— Не буду спать, — сообщила Шатхия, сидя у низенькой дверцы и высунув нос в щель. — Мне не надо. Смотреть буду.

— А тебе верить-то можно? — вновь принялась, было, задираться Бинка.

— Не верь, — столь равнодушно одобрила хутамка, что Гранка с Юлькой прыснули.

— Пусть смотрит, — буркнула Наруга, пытаясь улечься поудобней. — Что-то меня совсем срубило. Я спать.

— Давай-давай, — заботливо подлезла под бок Ракна. — Бочина-то как? Ты сегодня набегалась.

— Терпимо, — ткнулась лбом в её плечо наследница их возможного приюта.

Закрыла глаза и вмиг умерла.

Проснулась от глухого вялого собачьего бульканья. Завозилась, от души не желая подниматься. Ракна бесстыже дрыхла, посапывая в самое ухо. Сквозь щель в двери пробивались блеклые утренние лучи солнца, Шатхия всё также сидела на страже, а остальные спали, как ни в чем не бывало. Наруга оценила повадки хутамки. А та, покосившись на спасительницу, вновь уткнулась в щель и сообщила:

— Большая вода кончилась. Стена. Камень. Большие ворота. Большие собаки и воины. К нам не лезут.

— Значит, мы на месте, — пробормотала Наруга.

— Тут жить будем? — уточнила Шатхия, не оборачиваясь.

— Нет. Здесь мы только помоемся и приоденемся. А затем поднимемся на орбиту и уберемся, наконец-то, из этого свинарника.

— Какой свинарник? — удивилась степнячка.

Наруга усмехнулась, нагло опёрлась о всполошившуюся подругу и села.

— Чтоб тебе!.. — взвыла Ракна, явно затрудняясь ровно дышать. — Аж дух вон! Э, Шатхия! — моментально позабыла она о выходке подруги. — Приехали?

— Не ори, — досадливо поморщилась Наруга.

Но больше ничем не успела порадовать. Дверца внезапно распахнулась, и перед дамами предстал седовласый красавчик в дорогом шёлковом прикиде. Шатхия молниеносно отпрыгнула к Наруге, плюхнувшись на ногу Бинки. Та до сих пор не потрудилась проснуться от всей их возни. А тут вдруг заорала и попыталась лягнуть нападающего. Хутамка-то увернулась, а вот Гранка, которой врезали кулаком в ухо, взревела. Села, сонно уставилась на застывшего в дверях мужика и предложила:

— Тебе в рыло заехать?!

— Это вряд ли, — холодно ответствовал тот и поинтересовался: — Кто из вас госпожа Наруга?

— Я госпожа Наруга, — проворчала та и поползла навстречу учтивому кавалеру.

Окончательно проснувшаяся Гранка, отпихнула Бинку и полезла наружу первой:

— Чего пялишься?! Изыди! — обгавкала кого-то замызганная вонючая воровка и вылезла из каюты.

— Говорили, приедут жуткие бандитки! — сопроводил их путь на берег насмешливый мужской голос. — А тут балаган…

Голос осёкся. А седовласый красавчик, пропуская Наругу в ворота высоченной глухой стены, поинтересовался:

— Ты ранена?

Она приняла его тон холодной вежливости:

— Ранена. Но медицинская помощь мне больше не нужна. Лучше скажи: мы сможем прямо сейчас смыть с себя эту вековую грязь?

— Ты предпочитаешь ванну или баню?

— Баню! — простонала за спиной Гранка, налетев прямиком на неё.

— Давай баню, — усмехнулась Наруга, стряхивая с себя страдалицу.

А Ракна поинтересовалась у седовласого, шагавшего рядом по широкой, будто лакированной дорожке:

— Пожрать-то притащите?

— В баню? — нисколько не удивился тот.

— В баню! — обрадовалась Гранка.

— Ты в бане-то была хоть разик? — поспешая за ними, продолжала цепляться к Шатхие Бинка.

— Не была, — призналась та. — Баня, что такое?

— И как ты знаешь, будто не была, если не ведаешь, о чём спрос? — зудела Бинка. — Вот если бы знала…

— Э, славянки! Поумерьте пыл, — испортила им веселье Наруга. — Я слыхала, что вы в своих банях часами торчите. А нам надо скорей убраться отсюда.

— Далеко ли двинем? — осведомилась Гранка, вмиг оказавшись рядом.

— Мы…, - Наруга осеклась и покосилась на Ракну.

— На планету берров, — преспокойно закончила та.

— Да иди ты! — оторопела Гранка, продолжая работать ногами. — На кой? Что, совсем подпёрло?

— Мне отец покойный там поместье оставил, — не стала лукавить Наруга.

Но расписать всё в имеющихся скупых подробностях не успела.

— Я с тобой, — решительно рубанула Гранка. — Мне дома теперь безопасного угла не найти. Что тут подыхать, что с тобой у чудовищ. Говорят, и там люди живут, — пыхтела она, взбираясь по широкой белой лестнице к настоящему дворцу. — Выкрутимся, если не лопухнёмся.

Две бандитки с большой дороги переглянулись и кивнули друг другу.

Два часа на баню с обедом. Ещё час на маникюр и прочие дамские процедуры. И ещё один на нервотрёпку, что устроило всем мрачное молчаливое ожидание Наруги. Наконец, здоровенных бабищ запихнули в гидроплан и перевезли на другой остров. Взлётная площадка, челнок, и сбежавшие из тюрьмы преступницы осмелились выдохнуть в первый раз. Вторым выдохом они поблагодарили стартовавший с орбиты планеты торговый корабль Мусульманской лиги.

Наруга лежала на узкой короткой койке, предназначенной для норма, пялилась в потолок и улыбалась. «Везучая оторва» снова подтвердила свою репутацию. Кто бы ей, на каком из небес не ворожил, своё дело он знал. Наруга была ему благодарна самой простой, самой искренней и самой благодарной благодарностью. Ни на секунду не усомнившись, она заплатила бы любую цену за такой шикарный подарок судьбы, как удачливость. Но запрос всё не поступал и не поступал. Если это компенсация за внешность и собачью судьбу, то они в расчёте с небесами.

Глава 5

— Гаффар! Паразит! Стой, тебе говорю! — пронеслось по извивам коридоров корабля, стены которого добросовестно глотали звонкий женский вопль.

Коренастый невысокий дедок с растрёпанной седой бородкой нёсся впереди вопля с завидной скоростью. Он ловко вписывался в углы и мужественно не оборачивался назад, ибо знал, что спасение близко. Влетев в капитанский отсек, хозяин корабля заполошно пискнул, и люк мгновенно отрезал жертву от её гонителя. Верней, от гонительницы — кто только выдумал, что женщинам нужно давать столько свободы?! Живут же на бескрайних просторах галактики такие мерзавки — да простит его Аллах! И почему он не вырвал себе язык, прежде чем решился на столь щедрое одолжение? Зачем взялся за столь опасное дело?

Имран был не только капитаном этого достойного корабля — да продлит Аллах годы его безбедного плавания по их благословенной галактике! Он приходился почтенному хозяину племянником. Гаффар Саим был счастливым отцом девяти дочерей, что принесли ему уже пятнадцать внуков, не считая внучек. Но вот сына Аллах ему так и не дал. Имран был первенцем самой старшей сестры, и родился в один год с дядей. Они вместе росли, вместе учились. Вместе пакостили, вместе принимали кару и рассчитывали умереть в один день. В свои семьдесят — несмотря на седину и всё, что к ней прилагается — оба оставались сильными мужчинами, что крепко держат в руках многочисленный род. Даже рядом с максиками эти могучие мускулистые нормы с Салихьята нисколько не терялись.

Космический корабль — архи солидный капитал, даже не считая всего прочего. И всем своим огромным достатком обширное семейство Гаффара с Имраном было обязано торговле с беррами. Почти вся жизнь прошла с тех пор, как два молодых дебошира и бездельника впервые оказались на Проклятой планете. Никто не желал принимать в экипаж этих худших выкидышей штурманской академии из числа самых блестящих её выпускников за всю историю существования. Никто, кроме одного очень мудрого и дальновидного торговца — да живёт вечно память об этом великом человеке! Он будто чувствовал, что беррам придутся по душе эти бедовые парни с чистой, как родниковая вода, душой. С тех пор оборотни предпочитали иметь дело с ними, отличая среди всех прочих претендентов на это жирное место. Ещё бы! Через три года торговли «милостью бога» Гаффар с Имраном купили свой настоящий корабль. И не развалину какую: новенький, с иголочки, сделанный на заказ.

— Гаффар! — ласково пропел за люком здорово приглушённый, но вполне отчётливый голосок.

— Почему я слышу эту мегеру? — тяжко дыша, поинтересовался загнанный у брата.

Тот сидел на своём месте у основной панели управления. И мирно беседовал с суперкарго по внутренней связи. Торговля Проклятой планеты с внешним миром потихоньку набирает обороты: её поселенцы всё больше нуждаются в нормальном мясе. А самая здоровая и мясистая скотина занимает в корабле много места…

— Ты слышишь почтенную Ракну потому, что я активировал общекорабельную связь, — невозмутимо ответствовал прерванный на полуслове капитан.

— Почтенную?! — возмутился Гаффар, валясь в кресло дублирующей панели управления.

— Вот поэтому, брат, я и активировал общекорабельную связь. Мне спокойней, когда я вижу и слышу, чем занимаются наши почтенные гостьи. Жаль, что они умеют её блокировать, когда им вздумается. Они взламывают нашу внешнюю систему обеспечения так же легко, как ты бегаешь по кораблю. Думаю, они могут взломать и внутреннюю. Да и оперативную. У них припасены многофункциональные многоуровневые отмычки — храни меня Аллах от таких деятельных искушённых женщин! А заодно и мой стремительный «Сариэ».

— Гаффар! — мурлыкало снаружи чудовище с ангельски прекрасным ликом. — Я никуда не уйду, если ты на это надеешься!

— Скажи мне, брат! — взмолился тот, обращаясь к невозмутимому, как скала, Имрану. — Ответь: зачем мы везём на прекрасную тихую Проклятую планету этих чудовищ? Беррам со своими скучно живётся? Да простит меня Аллах за хулу, возводимую на того, кто дорог сердцу друга! — откинулся в кресле Гаффар и длинно шумно выдохнул.

— Запыхался? — усмехнулся Имран. — А гравитацию-то я снизил. Ты вон, как быстро бегать стал. Почти летаешь. А если я этим знойным гуриям ещё чуток жизнь облегчу, так ты и вовсе приземляться перестанешь.

— Им итак нормально, — проворчал Гаффар. — А мне вот ненормально. Брат, ты мне дороже жизни — Аллах свидетель. Но прошу тебя сердечно: не бери больше таких женщин на борт. Лучше убей.

— Потерпи. Скоро уже. Больше ты их никогда не увидишь, — пообещал капитан.

— Жаль, что сказки о том, будто берры пожирают женщин, только сказки. Такую, как эта бешеная Ракна, не грех и сожрать.

— Как бы она тебя сама не сожрала, — хмыкнул Имран, чем-то заинтересовавшись на панели. — Или её подруга.

И этот подлец… Этот сын шакала распахнул люк в капитанский отсек! А в следующий миг порог переступила…

— Наруга! — облегчённо выдохнул почтенный торговец. — Да благословит Аллах тебя и твоё потомство…

— Гаффар, дорогой, — перебила та, двинув в обход панелей управления к пустовавшему креслу дежурного штурмана капитанского отсека. — Не надо трогать моё потомство. Ты же не знаешь, каким оно будет, — подкусила хозяина эта несносная стерва, втиснувшись в кресло. — Вдруг ты пожалеешь, что благословил того, кто тебя однажды скушает?

— Не болтай попусту, женщина! — вскинулся он. — Что ты несёшь? Стыдно слушать.

— То ли ты, брат, ещё услышишь? — философски заметил капитан. — Благо, времени у них океан.

К планетарной системе берров невозможно выскочить прямиком из гиперпространства, как объяснили многоопытные Имран с Гаффаром. Что-то там не заладилось: толи планеты упорно заворачивают гипер восвояси, толи у гипера на них аллергия. Словом, конфликтуют так, что на подходе к системе берров гипер способен выкинуть любой фортель. Так что от ближайшей точки выхода из него до цели путешествия приходится добираться своими силами. А это почти три месяца по единому галактическому времени. Скука, понятно, смертная. Тут приходится изобретать такие способы времяпровождения, что послужат альтернативой раздражению, переходящему в мордобой. У команды способы отработаны и не терпят стороннего вмешательства — особенно бабского. А вот гостьи корабля со временем взялись маяться. В том числе и дурью.

— Деды! — вклинилось в размышления бравурное явление Ракны. — Сколько не присматриваюсь, всё никак не отличу: что у вас мудрость, а что маразм.

— Хамка непотребная! — мгновенно отлаялся Гаффар.

Ракна заржала, промаршировала к нему и улеглась прямо на пол, картинно отклячив бедро.

— Прости эту дуру, — невозмутимо попросила Наруга. — Только я не поняла: чего ты от неё так дёрнул? У тебя ж крутой парализатор. Долбанул бы идиотку в лоб, и всех забот.

— Не приучен бить женщин, — гордо вскинул бороду Гаффар.

— Не ври, — мурлыкнула азиатка. — Тебе просто до моего лба не дотянуться.

— А до… пониже спины легко, — парировал капитан. — Клянусь Аллахом, ты уже почти убедила меня в необходимости таких полезных экзекуций.

— Да сколько угодно, — отмахнулась Ракна и привычно резко посерьёзнела: — Гаффар, я действительно всего лишь хотела передать тебе просьбу Наруги поговорить.

— Поэтому полезла принародно целоваться? — ехидно уточнил тот.

— Я же пошутила!

— У нас таких шуток не бывает, — строго заметил Имран. — И пока я тут капитан, не будет.

— Признаю: сглупила, — моментально покаялась Ракна. — Больше не повторится.

— Чего ты хотела? — проигнорировав шанс простить ближнего, Гаффар благосклонно кивнул Наруге.

— Просить тебя, почтенный, об одолжении.

— Каком? — подозрительно осведомился многоопытный муж трёх жён и отец девяти дочерей.

— О чём ещё можно просить мудрого человека? Поделиться мудростью, — склонила голову почти истинная азимарка Наруга.

— Хочешь узнать, почему берры торгуют только с нами? — хмыкнул Гаффар. — А остальные лиги игнорируют? Ну, что ж, я могу просветить тебя в этом. Но, только после того, как ты просветишь меня: зачем ты так занадобилась беррам?

— Разве беррам? — с деланным равнодушием переспросила Наруга. — Я думала поселенцам из отцовского поместья. Гаффар, ты слишком важная для моей планеты персона. К тому же достойный человек. Мне недостаточно иметь с тобой хорошие отношения. Я, видишь ли, претендую на твою дружбу. И намерена постараться её заслужить.

— Допустим. А причём здесь Азимара?

— Совершенно не при чём. Я имела в виду Проклятую планету. Теперь и она считается моей планетой. Вот ты и скажи: зачем я понадобилась беррам? Ведь это они надоумили людей меня искать?

— Они, — задумчиво протянул Имран.

— А с чего ты взяла, будто я знаю? — невозмутимо поинтересовался Гаффар.

— Твоя голова просто кладезь неисчислимых знаний.

— Подлизывается, как голодная кошка, — проворчал Гаффар, кинув взгляд на брата.

— Опасная штучка, — подтвердил Имран. — Но, можешь не стараться, девка. Берры не посвятили нас в свои намерения относительно тебя. Зато поторопили нас с твоими поисками. Мы едва поспели к незавидному и преждевременному финалу твоей жизни, — усмехнулся капитан. — Тебе не стоит и дальше искушать судьбу. А нам и вправду не мешает просветить тебя кое в каких… тонкостях взаимоотношений твоих… будущих сожителей с остальной галактикой. Что ты о них знаешь?

Наруга вздохнула:

— Ничего. И мне придётся как-то исхитриться, дабы влиться в их родоплеменные связи.

— Да уж, придётся, — невесело хмыкнул Гаффар и обернулся к брату: — Имран, Аллах воистину велик и неповторим в своём умении преподносить сюрпризы. Мы с тобой ломали голову, как укрепить нашу дружбу с беррами. А нынче у нас на борту новая хозяйка Таноля.

— И в полной вашей власти, — оборвала ненужные ей разглагольствования Наруга. — Давайте, крепите дружбу. Я не против. С тех пор, как меня превратили в безродную бродягу, я только и спасалась советами таких, как вы, умудрённых наставников. На всякий случай, предупреждаю: это не просьба, а шантаж. Чем больше ваша наука поможет мне в вопросах выживания, тем лучше для вас. Я не из тех ветрениц, что меняют друзей по сто раз на неделе. Я хороший друг. Так, что там у Славянской лиги с беррами?

— А насчёт Европейской у тебя вопросов не возникает, — насмешливо уточнил Гаффар.

— Нет. Ровно с тех самых пор, как мою мать оскорбила её же семья. И вытурила прочь с Аттики.

— Примерно потому же и берры их игнорируют, — покивал Гаффар. — Твои бывшие родичи не смогли унять своего высокомерия, посчитав это излишним. Они так и не научились видеть в беррах людей. А с животными у них нет причин церемониться.

— Скажи, а почему они не пытались захватить планету силой?

— С чего ты взяла? Конечно, пытались — не идиоты же. Как только обнаружили эту планету, так и сунулись прибрать её к рукам. Высадили десант — честь по чести. Насколько мне помнится, четыре полных батальона. Две с половиной тысячи отборных космодесантников. Да ещё четыре средних рельсотрона с пушкой, нейропарализатором широкого спектра и системой лазерного сканирования.

— Зачем столько? — удивилась Наруга. — На планете нет оружия, не считая ножей и топоров.

— Ну, ты даёшь! — восхитился Гаффар, всплеснув руками. — А чудовища?

— И что, помогло?

— Кому: беррам или гостям?

— Гостям.

— Лазерное сканирование, нейропарализаторы, ручные веерные плазменники и прочее — вплоть до линков в башке — отказали сразу. Верней, они вовсе не пожелали приступать к делу. Первые полчаса после приземления десантники только и делали, что ругались да пытались добиться от своих игрушек хотя бы толики пользы. А за полчаса на встречу с ними подтянулись все монстры, что успели добежать, допрыгать и доползти. Такого угощения им сроду не доводилось видеть. Правда, ребята не растерялись. И взялись за то, что могло пригодиться в рукопашной схватке. Они даже успели поржать над размерами разрекламированных чудовищ, — презрительно скривился Гаффар. — Извечная проблема цивилизованных людей: они всегда всё знают про любую опасность, ибо уверены, что знают. Но, вера весьма склонна к предательству. Она и тут не постеснялась предать столь ярых своих поклонников.

— Гаффар, ну, чего ж ты такой нудный? Давай уже к делу! — взмолилась затаившаяся на полу Ракна. — Интересно же! А ты нудишь и нудишь со своей философией.

— Заткнись, дорогая, — бросила Наруга и кивнула рассказчику: — Прости. Мы слушаем. Что подвело десант?

— О! То, что планета берров является самой подлейшей подлостью во всей галактике, — многозначительно округлил и без того немалые глаза Гаффар. — Зверушки, высыпавшие навстречу обеду, не впечатляли разрекламированными размерами. Но эти твари потому и чудовища, что способны внезапно в считанные секунды вырасти под небеса.

— Не морочь девочкам голову, — поморщился Имран. — Самый здоровый из них не превышает метров пятидесяти. Да и то, на пике роста.

— А змеи? — мгновенно встрял в спор Гаффар.

— Так они же ползают.

— Можно подумать, кому-то от этого легче?

— Мне-то от вашей свары точно не легче, — проворчала Ракна, подползая ближе к сказителю. — Короче: зверушки резко вымахали и что? Сожрали весь десант?

— Почти, — покачал головой Имран. — На их счастье, вмешались берры. Чудовища с ними немного повоевали, но отхлынули, толком не пообедав. Они там все повально боятся этих оборотней, что лишний раз говорит в пользу человека. Ну, десант, понятно, эвакуировали. Точнее, половину. А вот всё их мёртвое барахло так и осталось валяться, где бросили. Поселенцы рассказывали, что года через три-четыре от него и следов не осталось. В труху рассыпалось.

— А на орбите что, просто любовались на это избиение младенцев? — недоверчиво сощурилась Ракна.

— Всё, что пытались запустить по планете с орбиты, отскакивало от неё, будто камушки от скалы. Поразительное дело: эта планета защищает себя почище самой крутой системы орбитальной зашиты каждой столичной планеты. Эту оплеуху умники из Европейской лиги ещё долго не могли пережить. Да что там! Они не сразу и уразумели: что, собственно, произошло? Съёмка-то с места событий тоже не удалась. На этой планете вообще не работает ни одно устройство кроме живого тела.

— А то, что внутри тела? — придирчиво уточнила Ракна.

— Тебе зачем? — столь же въедливо уточнил Гаффар. — Ваши-то линки нейтрализовали. Потому как, покойницам они уже не пригодятся. И у берров не пригодятся. Не к чему их там применить. И переводчики в башке вам не нужны. Основными галактическими языками вы владеете на зависть. С воровками вон и без линков столковались.

— А как же аборигены меж собой договариваются? — удивилась Ракна. — Их же там каждой твари по паре.

— Они там нынче все русские, — усмехнулся Имран. — Основная-то часть поселенцев они. А детишки прочих с рождения, считай, в основном русский и слышат. Некоторые их даже родному не учат. Зачем? Всё равно им с планеты пути нет. Навечно застряли…

— Что значит: застряли? — напряглась Наруга.

Правоверные старцы переглянулись. Потом Гаффар принял независимый вид и сухо проворчал:

— Вот прибудешь на место, там тебе всё и растолкуют.

— А у вас что, толковалку заклинило? — недобро процедила Ракна.

— А нас не уполномочивали лезть в чужие дела, — в тон её прошипел Гаффар.

Наруга решила, что суть вопроса не стоит ссоры, и вернулась к прежнему разговору:

— Если планета саботирует электронику, как же посадочная площадка? Как вы доставляете грузы?

— Ваши-то челноки туда садятся, или втыкаются метеоритами? — примирительно сделала глазки Ракна. — Они-то с чего там работают? С соизволения Аллаха?

— Трепло, — укоризненно приласкал её Имран. — Но ты угадала: с соизволения. Только не божьего, а Проклятой планеты. Мы об этом не слишком-то распространяемся. Но, раз уж ты, Наруга, одна из них… Словом, мы уверены, что эта планета живая. То есть, как бы живое существо.

— Продолжай, — попросила Наруга. — Я вовсе не считают, будто ты свихнулся. И кажется, поняла твою мысль. Ты считаешь, что планета защищает своих жителей по собственному усмотрению?

— Скорей, защищает, следуя их желаниям, — поправил Гаффар. — Вот, скажем, берры охотно имеют с нами дело, и нас она принимает. Мы прилетаем, опускаемся на неё, и ничего. Всё, как всегда на любой другой планете. А тот же десант ещё не успел совершить прыжок, как она блокировала их инструменты агрессии. Кстати сказать, берры в этот момент превосходно знали, что их летят завоёвывать. Но, ни один даже не почесался. Как занимались своими делами, так и продолжили. Словно знали, что им ничего не грозит.

— Ну, хорошо, — нахмурилась Наруга. — Полагаю, у Американской лиги с беррами та же проблема. А чем им славяне не угодили? Эти не производят впечатление высокомерных засранцев. Хотя я не настолько хорошо успела их узнать.

— Славяне хитрые, — уличил Гаффар. — Они не полезли первыми выяснять отношения с беррами. Дождались чужих инициатив, полюбовались со стороны. А потом двинули договариваться. Как иначе? Наше особое положение всем ровно кость в горле. Хотя — видит Аллах — неспроста нас посчитали достойнейшими партнёрами.

— Мы ближе всех к беррам, — насмешливо оборвал его Имран. — В этом всё дело.

— Мы пришли первыми, — согласился Гаффар. — Пришли с миром. Предложили торговать. Торгуем честно. А раз так, берры не видят причин что-то менять. Так уж они устроены: им всё равно, кто в галактике плох, кто хорош. Они сами по себе. Да и поселенцы не хотят, чтобы к ним летало много чужаков.

— Кстати, почему они всё ещё нормальные? — переспросила Ракна. — Почему тоже не стали беррами?

— Беррами стали первые люди, попавшие на планету без малого столетие назад, — задумчиво уточнил Имран, крутя в руках «панацею» на длинном ремешке. — Разведка дальнего космоса Европейской лиги. Это они нашли для лиги две нынче уже заселённых планеты. Элита вооружённых сил. И второй по счёту крейсер такого класса, выпущенный европейцами почти полторы сотни лет назад. Наикрутейший по тем временам кораблик. Над ним поработали лучшие тогдашние умы. Экипаж, как вы понимаете, только мужчины. Вот этот-то крейсер и упал на Проклятую планету. Думаю, никто из них не должен был выжить. Что там с ними произошло, никому неизвестно. Никто не знает, как они выжили. А то и вовсе возродились из пепла. Только уже оборотнями — храни Аллах! Тёмная история. Потом на планете совершил аварийную посадку корабль переселенцев Славянской лиги. Потом туда ещё как-то европейцы попали: толи переселенцы, толи беглые преступники. Словом, тёплая собралась компания. Даже наших немного затесалось, хотя и молчат: кто, откуда? Обычные люди, правда, со своими странностями. Как твой отец. А подробности ты и впрямь сама скоро узнаешь.

— Полагаю, одно я могла бы узнать прямо сейчас, — медленно произнесла Наруга, пытая его прямым жёстким взглядом глаза в глаза. — Вы ведь не хотите ни с кем делиться вашим положением единоличных поставщиков Проклятой планеты?

— Конечно, не хотим! — забеспокоился Гаффар, заелозив в кресле. — А ты что задумала?

— Я не могу что-то задумать там, где ещё ничего не знаю. Не вздумай грузить меня своей паранойей — зарежу. Всё, что мне нужно сейчас, так это накопить побольше информации. Что до перемен в жизни планеты… Я не та величина, чтобы испортить вам жизнь своими выкрутасами.

— Как раз та, — возразил Имран, пряча глаза.

— Из-за отца? — догадалась Ракна.

— Из-за него, — не стал скрывать Имран. — Из-за неё самой. Из-за вас всех, но это я не стану обсуждать. Мы не станем, — покосился он на брата. — Не нашего ума дело.

— А которого ума? — завредничала Ракна.

Но успеха не добилась. Разговор сам собой сошёл на нет. Братья-торговцы очень деликатно, но накрепко замкнулись. Ракне наскучило их доставать, и она ускакала. Ушла и Наруга, решив не перегибать палку там, где она не гнётся. В конце концов, скоро они окажутся в эпицентре всех загадок якобы живой и уж точно капризной планеты. Вот там они друг дружку и прощупают на предмет общих точек соприкосновения. Одно радует: на планету свалились с небес нормальные люди, а не какие-то там сектанты. Этих бы она точно не пережила. А с чудовищами, оборотнями да преступниками как-нибудь столкуется — не впервой.

В последовавшие за этим разговором дни они иногда возвращались к нему. Вопросов торговли и шкурных интересов всех заинтересованных сторон не обсуждали. А ты что задумала — спросил тогда Гаффар и явно испугался. Чего? Выпустить из рук шикарную жирную кормушку? Но он был далеко не единственным торговцем, посещавшим Проклятую планету. И никаких конфликтов на этой почве у них не случалось. Был один на заре налаживания отношений с оборотнями. И оба столкнувшиеся лбами торговца пулей вылетели с планеты. Больше их туда не пускали. Остальные уразумели: берры не потерпят никаких дрязг. И тихо-мирно договорились между собой — между братьями мусульманами.

Их мудрости хватило и на то, чтобы не препятствовать высадке на Проклятую планету коллег-инородцев. Хитромордые бестии даже предлагали услуги посредников для первого знакомства с беррами: честно и бесплатно. Но оборотни не принимали ни славян, ни европейцев. Тем паче американцев — эти были дальше всех от вожделенной планеты, но тоже положили на неё глаз. «Милость бога» — усмехнулась Наруга, непривычно размышляя о том, что раньше игнорировала с присвистом: о политике. Та и сейчас заботила не больше, чем требовалось, чтобы разобраться с её новым положением. Никаких перемен она не планировала — в голову подобная ересь не приходила. С какого перепуга? Её воротило от перспективы стать респектабельной хозяйкой какого-то там поместья с его аграрными тяготами. Она и не прикидывала, а точно знала: найдёт, кому его продать, и свалит подальше. Купит корабль, а там… Только не бандитствовать! Хватит. Погуляли.

Дорожную скуку её девки разбавляли, кто во что горазд, как говаривала Бинка. Гораздей всех были они с Гранкой. Такого цирка Наруга в жизни не видала: воровки оказались хозяйственными до крохоборства. Таинственный господин Глеб позаботился не только о побеге. Он выпроводил беглянок кое с каким багажом: барахлишко на первое время — хмыкала Гранка. Бандиток оно поначалу не заинтересовало: самого главного — привычного оружия — им не припасли. Планета берров превращала в бесполезный хлам всё, что так или иначе связано с электроникой. Те же хвалёные воровские чипы Гранки закончат своё существование, едва та ступит на поверхность планеты. А может, и на подлёте.

Потом Ракна снизошла-таки до припасённого Глебом оружия — натуральный музей. Крупнокалиберные ручные пулемёты РП древней конструкции: сплошная механика. Почти метровые трёхкилограммовые дуры с двумя магазинами да подствольными гранатомётами. Бронебойные пули с дозвуковой скоростью. Есть примитивная съёмная оптика, но что-то Наруге подсказывало: и без неё не промахнутся. Слишком уж крупные намечаются цели — крупные и трудно пробиваемые. Ещё ручные гранатомёты: и тяжелей РП, и рассчитанные всего лишь на три десятка выстрелов. Была парочка их коллег покрупней, что подразумевалось при стрельбе взваливать на хрупкие женские плечи. Ещё какое-то холодное оружие: тесаки, ножи. Словом, целый арсенал: живи — не хочу.

Жить-то хотелось, но всё это удовольствие — сплошная беда. Никаких магнитных, биоэлектронных, лазерных и прочих удобств. Системы слежения, распознавания и наведения располагались в одном месте: в башке пользователя. А боезапас, рассчитанный на более-менее желательный срок выживания, весил неимоверно. Под него требовался небольшой гравитранспортёр, бесполезный на планете. Или какая-нибудь древняя таратайка на двигателе внутреннего сгорания. Но для того, чтобы она ездила, требовался большой гравитранспортёр, гружёный горючкой. И так далее. Наруга поинтересовалась, как подобные проблемы решают поселенцы? И получила достойный ответ: вместо гравитранспортёров у них чудовища. Всякие разные, но все подходящие для решения транспортных проблем.

Ракна объявила разочарованной подруге, что владелице поместье незачем забивать голову такими мелочами. У неё наверняка имеется подобная тягловая скотина и скотоводы, умеющие с ней обращаться без членовредительства. А презентованное Глебом барахло обязательно пригодится, раз поселенцы его постоянно покупают у мусульман. Короче, на месте разберёмся. Правда, непонятно, какого дьявола Глеб повелел уложить среди прочего и вовсе уж архаичное оружие: несколько арбалетов какой-то сложной конструкции, длинные и короткие копья — кажется, дротики. Эти оценила по достоинству одна Шатхия. Она же с лёгкостью зарядила арбалет и от души выпустила в стену несколько болтов. Будь та какой-нибудь деревянной, разлетелась бы к хренам собачьим — радостно констатировала Бинка.

Челнок, на котором девчонки поднялись на орбиту — и который остался им же — опустел в два счёта. Все подарки Глеба вывалили грудой в незанятом уголке грузового трюма рядом со шлюзовым переходником на стартовые палубы челноков. Гранка, припахав к работе Бинку, Шатхию и даже Юльку, заново укладывала барахло в три контейнера. И вовсю костерила Глеба жлобом: вещи были высший сорт, но их скромное количество её удручало. Лишь распотрошённый контейнер с оружием Гранку не возбуждал: воровки работали чисто и артистично, как балерины.

А вот экипаж, не занятый на вахте, ещё как возбудился. Жизнь мужиков моментально расцветило новыми красками. О маете полётной скуки мигом позабыли. Они самозабвенно играли с новыми игрушками, будто видели их в первый раз. Гаффар с Имраном не имели мастерских по изготовлению старого оружия и не поставляли его на планету берров. По сути, не раз видя его прежде, мужики впервые имели возможность покрутить в руках занятные убойные вещицы. Да кое-чему научить их обладательниц, что было отнюдь нелишним.

Глава 6

Имран был прав: на подходе к системе берров гипер способен выкинуть любой фортель. Он и выкинул. По прикидкам капитана, в последний раз вынырнув из гиперпространства, им корячились ещё два-три месяца пути. Но в этот раз они выпрыгнули прямо под нос Проклятой планете. Имран глазам не поверил, пеняя Аллаху на неведомый подвох. А Гаффар устроил бабам форменный разнос, дескать, убирайте свою свалку обратно в своё корыто. Мужикам вот-вот челноки ставить под погрузку. В соседнем трюме бедная говядина страдает — наружу просится, на травку. А они тут бардак развели на самом проходе. Да к тому же их челнок торчит на верхней стартовой палубе, мешая прочим. И едва Имран отдаст команду на выгрузку, чтобы духа бабьего не было на его благословенном «Сариэ» — прости Аллах за невольное поношение женщин, что дают жизнь новым героям…

— И чмошникам, — ворча, закончила Бинка.

Она улеглась пузом на крышку наспех собранного контейнера, дабы помочь магнитным защёлкам встать на место.

— Нехорошо говоришь, — пыхтела рядом Шатхия. — О старом человеке говоришь. Старого нельзя ругать. Его нужно с честью проводить к отцам. Сделать большой праздник. Пустить ему кровь золотым ножом. Петь надо.

— Пока он кровью истекает? — обалдела Юлька.

— Пока истекает. Пока он прощается с родом, — наставительно продолжила просвещённая хутамка.

— Заткнись! — прошипела Бинка. — Меня щас стошнит. Стариков убивать! Дикость и мракобесие.

— Заткнитесь обе! — велела Гранка, сражаясь со вторым контейнером. — И захлопните, наконец-то, этот сундук.

Наруга улыбнулась: девчонки раз двадцать перекладывали свои богатства с места на место, добиваясь совершенства. А время настало — покидали всё, как попало. Погрузчики подняли три дамских сундучка в челнок, пока бесстыжие фурии расцеловывали брыкающегося Гаффара. Тот ласково матерился, раздавая направо и налево шлепки, но грустил и тревожился. Как не пытался старый торговец подготовить этих сумасшедших к трудностям и опасностям новой жизни, всё казалось: что-то важное так и не рассказал.

На Проклятой планете невозможно сделать ни единого снимка, чем бы ты не пользовался. Но они с Имраном специально возили с собой художника, что делал зарисовки, благо берры ничего не имели против. Каждое новое знание о тамошнем мире тщательно записывалось во всех подробностях с личными комментариями. Набралось на небольшую энциклопедию, которую Наруга с Ракной излазили вдоль и поперёк. И всё равно оставалось ощущение: что-то важное Гаффар упустил, не рассказал, не предостерёг. Имран уже дал команду на предстартовую подготовку бабьего челнока, а он всё тщился припомнить это самое «важное». Начал злиться на себя и отбрыкиваться уже всерьёз.

— Не комплексуй, — посоветовала Ракна. — Можно подумать, на века расстаёмся. Не успеешь соскучиться, как мы встретим тебя на посадочной площадке.

— Храни нас Аллах от иблисовых отродий, что влекут нас обманным ликом и лживым посулом, — задумчиво пробормотал Гаффар, ласково поглаживая неугомонную девчонку по плечу.

— С прекрасным ликом согласна. А посул честней честного. Закончишь барахтаться с коровами, спустишься и выпьем. Я тебе Махабхарату почитаю. Про царевну Савитри. Как она забрала у бога смерти своего мужа.

— Надула небось бога-то? — ворчливо осведомился Гаффар.

— Ну-у-у… Можно и так сказать.

— Хватит трепаться, — цапнула её за руку проходящая мимо Наруга. — Имран в нас сейчас стрелять начнёт. Через пять минут наш старт. Гаффар, до встречи на твёрдой земле!

— До встречи, — пробормотал старик.

И отчего-то ничуть не поверил, что та состоится. Испугался подлых мыслей аж до колик. Беспомощно огляделся: вроде нормально, мужики работают, в трюме всё, как надо. Но какое-то гадостное предчувствие уже накрывало не только голову, но и сердце. И он вспомнил! Хотел же просить Имрана, чтобы тот просканировал челнок девчонок. Верно, что подкупленный им важный господин вытащил их из-под топора палача. Верно, что доставил шесть голов особо ценного груза на «Сариэ». Верно, что обеспечил салихам беспрепятственный старт с орбиты. Верно, что девчонок снарядил в дорогу. Но такая щедрость чужого им человека скверно попахивала.

— Имран! — взвыл Гаффар. — Верни девок! Дадим им наш челнок!

— Поздно, брат, — ответили ему с потолка удивлённо и чуть встревожено. — Расстыковка. Они легли на курс.

— Верни! — дико завопил Гаффар и затопал ногами.

В трюме замерло всякое движение. Его ребята — молодые и отважные — смотрели на хозяина с весёлым недоумением. Где им понять, что такое предчувствие умудрённого бедами старика? Их беды пока что коротки и забывчивы. Чуток постояв, они снова взялись за работу, бросив из уважения к старшему балагурить и ржать, как жеребцы.

— С ними нет связи, — металлическим голосом сообщил Имран. — Поторопись, брат. Не дожидайся конца погрузки. На посадочной площадке встретишь берров, скажи: пусть ищут этот проклятый Аллахом челнок. По всей планете ищут. Я не вижу наших девочек. Их будто корова языком слизала. У меня нет для берров координат посадки. Пусть ищут.

Наруга просто обалдела. Не успели они стартовать, через минуту после расстыковки бортовой компьютер челнока прекратил реагировать на поступающие команды. Вообще. Ракна устроилась в кресле второго пилота. И заподозрила челнок в саботаже, когда приготовилась получить от Имрана уточнённые координаты посадочной площадки — на этой планете всё менялось, как ей вздумается. Но связь при этом никогда не сбоила — комп намеренно блокировал её.

— Бывает, — безмятежно оценила ситуацию Гранка. — Свали-ка в сторону, черномазая.

Ракна моментально развернула кресло и занялась блок-ремнями.

— Ты не понимаешь, — процедила Наруга, тупо пялясь на зловредно подмигивающую панель управления.

— Мы умрём? — пискнула Юлька.

— Брось, — ласково обняла её Бинка. — Все умирают.

— Ты не понимаешь, — повторила Наруга, пытаясь сообразить, что же всё-таки происходит.

— Чего тут понимать? — буркнула Гранка, усевшись в освобождённое Ракной кресло.

Она отщёлкнула ногтевую пластину большого пальца правой руки. Оттуда выстрелил щуп переходника, который воровка и пустила в дело, подключившись к панели. Зубами вскрыла пару ногтей левой руки, что-то там активировала и забегала пальцами по верхней панели. Её лицо, как всегда, приятно поражало безмятежностью. Карие глаза задорно щурились, а губы беззвучно шевелились в каком-то напеве.

— Что тут понимать? — повторила она через минуту, прицокнув языком.

— Кранты? — понятливо хмыкнула Бинка. — Чо, грохнемся? Всмятку?

— Грохнуться не надо, — неуверенно предложила ничего не понимающая Шатхия. — Зачем грохнуться?

Юлька едва слышно заскулила. Но тут же заткнулась, успокоенная ласковой затрещиной Бинки.

— Точно конец? — уточнила опомнившаяся Наруга.

Вот же сотни раз обещала себе освоить профессию прогпилота, что способен перепрограммировать даже космос вокруг, не то, что какой-то там челнок. Или хотя бы программу обычного пилота, но она тупо прощёлкала кучу времени. Ну да, зачем боевику утруждать мозги? Чтобы мешали кулакам?

— Ракна, ты можешь что-нибудь сделать? — вспомнила она о достижениях подруги на ниве образования в команде папаши Блуфо.

— Даже пытаться не буду, — с деланным равнодушием ответила та. — И вам не советую.

— В голову не придёт, — одобрила её решение Гранка, убрав руки от панели.

— Лечи машину, — попросила Шатхия.

— Она неизлечима, — развернула кресло Гранка и широко улыбнулась подругам.

— Рассказывай, — потребовала Шатхия.

— Почему бы и нет? — пожала плечами Ракна. — Время есть. Раз движки работают, значит, жить будем. Сядем, тогда и разберёмся: где, как и с кем.

Гранка согласилась, что время нужно убивать с толком. И, как смогла, поведала непросвещённым суть такой подлой пакости, как кибер-мина военного класса. Удалить её невозможно ни до, ни после срабатывания. Потому что срабатывание и взрыв для неё не одно и то же. Срабатывает она… Словом, когда ей прикажут. А взрывается, только если её пытаются ликвидировать. Причём, этот взрыв разносит к едрене фене всё базовое программное обеспечение, зашитое в компе.

— Тогда грохнемся? — переспросила Шатхия.

— Грохнемся, — подтвердила Ракна. — Но сдохнем раньше. Систему жизнеобеспечения вырубит, компенсаторы. Короче, наши мозги и ливер на это не рассчитаны.

— А куда мы летим? — нахмурилась Юлька. — Нам же не по приколу свинью подложили. Мы ведь не сядем на посадочную площадку?

— Видимо нет. Но сядем. Прости, Рыжик, но я не смогла войти в штурманский узел. Мне даже близко подойти не дали. Те параметры, доступ к ознакомлению с которыми нам любезно оставили, указываю, что навигационных сбоев нет.

— Значит, — нахмурила лобик Юлька, — мы не знаем, куда летим, но летим правильно.

— Вот чо её учить, коли она итак умная? — восхитилась Бинка. — С ходу рубит.

— Мы нас не везём, — раскладывала для себя по полочкам Шатхия. — Кто нас везёт?

— Добрые ангелы, — сделала благочестивое лицо Ракна.

— Трепло! — возмутились религиозные чувства Бинки.

— А другого ответа нет, — ласково проворковала азиатка. — Что бы ни случилось, мы не сможем на это повлиять. Значит, остаётся только молиться богам, если отсюда получится до них доораться.

Наруга усмехнулась: подруга ловко подкинула тему для драки. Бинка завелась с пол-оборота. И для начала прошлась по теме кощунства. Затем по невзаправдашним богам: всяким Брахманде, Вшиве и какому-то чудику с башкой слона. Видела она их на картинках: то восемь рук, то рожа синяя, то глаз во лбу. А какой прок с таких богов, коли с них оборжаться можно?

— Ну, значит, нам помогает сам великий Автолик, — подзадорила её Ракна, когда великий певец великих материй выдохся.

— А это ещё кто? — подозрительно осведомилась Бинка.

— Самый, что ни на есть, наш с тобой бог. Покровитель прохиндеев, пиратов и воровок.

— Бред, — авторитетно опровергла её гипотезу Бинка. — Нет такого бога. Ты назло его выдумала.

— Тогда ангелы. Больше некому, всех перебрали, — подвела черту Гранка, погладив по голове прикорнувшую на её коленях Юльку.

Рыжая беззаботно дрыхла.

— Бог Мургошех добрый бог, — задумчиво пробормотала Шатхия, прилипнув носом к иллюминатору. — Он поймал нас в лохматые ладони. Он несёт нас домой.

— Ну, или так, — согласилась Ракна.

Она готова была подтвердить любую чушь, лишь бы девчонки не свернули на действительное положение вещей и не психовали. У Наруги же в башке бегала по кругу одна единственная мысль: сама планета — живое существо. Она не помнила, от кого услыхала это впервые — и не думала вспоминать. Подсознательно готовилась к тому, ради чего шесть женщин загнали в эту экзотическую ловушку. Кому это они так понадобились, и с какой целью? Те вояки, что теперь бегают по планете монстрами, тоже упали на неё с неба. Никто не знает, как они выжили — поведал Имран — а то и вовсе возродились. Ну, при таком-то осторожном квалифицированном падении им самим немудрено выжить. Во всяком случае, до момента приземления. А вот дальше…

Дальше ими заинтересуются. Если повезёт, то представители собственного биологического вида. Но на это надежды мало. Их уже пронесло мимо того берега, где торчал единственный безопасный пятачок земли — площадка для челноков. Значит, им предстоит встреча с иными представителями животного мира, кому на голову упадёт консервная банка с мясом. Наруга не сомневалась, что зарисованные в энциклопедии Гаффара монстры умеют вскрывать консервы. Сожрут и не подавятся — мелькнула мрачная мысль. Она встряхнулась. Впереди большая драка за целостность своих замечательных мясных запасов, которые ей оставил в наследство отец. И просто так, за здорово живёшь, это своё наследство она не отдаст. Да и девчонок.

Время тянулось паскудно медленно. Наруга снова чувствовала себя распятой в клетке, только на этот раз её путешествие по тоннелю затянулось. Но остальное ничуть не изменилось: она не знала, что ждёт на финише.

— Охренеть! — изумилась Гранка, вырвав её из тягостных раздумий.

— Грамотные нам попались ангелы, — чуть нервозно пошутила Ракна. — Спортсмены. Чётко приняли передачу. Осталось уложить мяч на базу.

Наруга вдруг поняла, что двигатели уже не работают. Но челнок продолжал мягко снижаться, пропуская под самым брюхом гребёнку редкого леса. Впереди блеснула вода, и челнок заложил вираж, двинув вдоль русла реки. Мимо мелькали стволы огромных вроде бы хвойных деревьев, кроны которых уже вознеслись над ними. Пожалуй, под сотню метров будут деревца. Ну, или немногим меньше. На этой планете просто заповедник гигантов… Пришедшее на ум словцо резко мобилизовало мозги. Наруга выбралась из кресла и аккуратно на полусогнутых потелепалась в хвост, где были принайтованы сундуки с их приданым. Ракна с Гранкой мигом сообразили, что она задумала, и поползли следом.

Вскрыв общими усилиями контейнер с оружием, они принялись вооружаться. Подоспевшая Шатхия мёртвой хваткой вцепилась в гранатомёт с прикладом под ствольной коробкой. Конкретная такая дура, впечатляющая — на своей планете хутамка наверняка потяжелей брёвна таскала. Бывшая степнячка уже мало напоминала себя прежнюю: сноровисто занялась подготовкой оружия, что впервые увидала не больше месяца назад. И только иногда огорчительно косилась на отброшенные прочь арбалеты. Бинка куксилась, деланно взвешивая на руке РП, и сокрушалась, что её клёвым ноготкам с такой-то бандурой точно каюк. А она на них три года горбатилась, не покладая рук. И не давая роздыха ногам, унося их от легавых. Юлька была так сосредоточенно деловита, что Ракна, передав ей РП, залилась хохотом. Но Рыжая мастерски проверила оба магазина и присобачила тактический глушитель — знай наших!

— Молодец, — скалясь, одобрила азиатка. — Тишина нам нужна. Не стоит привлекать лишнее внимание голодной публики. Попробуем пройтись по лесу на цыпочках.

— Слышь, балерина! — скривилась Гранка. — Кончай нянчиться с пистолью. Набивай рюкзак железками. А то будешь РП, как дрыном отмахиваться.

— Кажись, опускаемся, — покачнувшись, округлила глаза Бинка.

Не успела сказать, как их основательно тряхнуло и приложило о землю. Несколько секунд все солидарно ругались — каждая на свой лад — и потирали ушибленные места. А потом с удвоенной энергией заработали руками, пакую в рюкзаки запасные магазины. И прочее железо, вес которого измерялся каждой прожитой в будущем минутой. Когда Бинка натужно приподняла свой рюкзак и покачала в руках, из самых глубин её души вырвалась затаённая тоска:

— Сколь добра-то придётся бросить!

— Ты про трусы с конфетами? — не задержалась с подколкой Ракна.

— Засохни! — велела сосредоточенная донельзя Гранка. — Наруг, что из жратвы возьмём? Кроме, понятно, галет, концентратов и соли. Салихи говорили, что здешнее мясо так просто не сожрёшь. Нужно знать, какое пригодно и как его готовить. На одном железе далеко не уйдём.

Как мило: с вооружением разобрались в считанные минуты, а на кулинарном вопросе завязли. Неизвестно, сколько бы проспорили на эту затейливую тему, если бы не Шатхия. Она уже некоторое время пялилась в иллюминатор левого борта — справа их омывала река, откуда пакостей ждали не так однозначно. Слева, вроде, тоже нормально приземлились: там вниз уходил крутой обрыв — судя по торчащим оттуда макушкам деревьев. Однако крутизну его стенок из челнока было не разглядеть. А стенолазов на этой планете хватало, даже если не вспоминать, что большинству тварей для преодоления препятствий достаточно просто подрасти.

— Надо уходить, — мрачно выдохнула хутамка.

— Кто-то лезет?! — кинулась к ней Юлька и притиснулась к иллюминатору.

— Лезет, — подтвердила Шатхия.

— Не вижу! — забеспокоилась Рыжая. — Откуда знаешь?

— Чую, — привела безотказный аргумент степнячка.

— Наружу! — приказала Наруга.

— А может, здесь отсидимся? — попыталась вякнуть Бинка.

— Ага! — сквозь зубы рыкнула Гранка, вскидывая на плечи рюкзак. — Чтобы эта тварь выросла и столкнула нас в реку. Шевелись, лахудра!

Они вывалились из челнока. Наруга оставила девчонок в десятке метров от обрыва, а сама отважилась подобраться к самому краю. Как в воду глядела: снизу на скальную стенку вползали пять гигантских членистоногих — если она хоть что-то понимала в зоологии. Грузные продолговатые тулова — метров по пять-шесть — за которыми волочились длинные мощные плоские хвосты с трезубцами на конце. Вытянутые цилиндром головы на длинных шеях, по дюжине ног о пяти коленках. Липуны, как именовались эти твари в энциклопедии Гаффара. Наруга помнила, что у них длиннющие языки, которые выстреливают из пасти и липнут ко всему, до чего могут дотянуться. Отклеить от себя эту пакость практически невозможно — только отрубить или отстрелить очередью из чего-нибудь пулемётного. Вырастая в длину метров до тридцати, липун моментально затягивал в пасть человека, как комара.

Наругу передёрнуло — в животе зазнобило от страха. Она откачнулась от края. Вернулась к девчонкам. Стащила с плеч рюкзак и порадовала их новостью:

— Липуны. Пока пять штук. Ещё не слишком большие. Хотя нам хватит.

— Нужно бить, пока не забрались сюда, — мигом сообразила Ракна, избавляясь от поклажи.

— Ты и Шатхия справа. Я по центру. Гранка слева, — командовала Наруга, вытаскивая из рюкзака запасные магазины. — Бинка с Рыжей здесь. Сторожите барахло и контролируете реку. Потеряем боезапас, сдохнем.

Бинка кивнула. Разбитная деваха моментально пропала — перед Наругой стояла хладнокровная сосредоточенная воровка, знающая цену жизни. А Шатхия с Ракной уже плюхнулись животами на здоровенные камни над обрывом. Обе источали океаны спокойствия, изготовившись уничтожать сволочей, что лезли наверх. При этом Ракна искусала нижнюю губу — боялась до чёртиков. Завалить местных зверей нужно постараться. Они тебе не какой-то там лев или кабан. Мало, что бронёй обзавелись или щупальцами, так у иных ещё по два-три сердца в комплекте. Некоторым выстрел в глаз вовсе не гарантирует вынос мозга, ибо тот не произрастает в привычном месте. А есть и такие, что весьма быстро регенерируют, если до того мозга так и не успеешь добраться. И всё это нужно знать. Оперативно опознавать каждого представителя местной фауны и качественно долбиться выстрелами в наиболее уязвимые места. При местных габаритах да скоростях передвижения тот ещё цирк. Одна радость: вверх по стенам уроды бегают медленней, чем по земле. Ещё бы вопили потише.

Особенно всякие там пауки — отметила Наруга, пустив прицельную очередь по карабкающемуся прямо на неё липуну. Тот ловко цеплялся за склон ломанными суставчатыми ногами. И подтягивал тулово, подталкивал его хвостом, опираясь на хвостовую вилку. Цилиндрическая башка изо всех сил тянулась вверх навстречу упоительному запаху обеда. Очередь располосовала отверстую глотку — брызнула ярко-жёлтая жижица, лопнули три выпуклых глаза. Пронзительный свист твари захлебнулся, но лапы удержались на склоне. Вторая очередь переломила суставы передних ног — паук откачнулся назад. Третьей очередью Наруга перебила открывшиеся взгляду средние ноги, распяленные между камнями, за которые они зацепились. Паук всё больше заваливался назад.

Удобно — оценила Наруга, отстрелив задние ноги — и липун полетел вниз. А по пути сшиб ещё одного скалолаза — на радость какой-то шмыгающей под стеной зубастой дряни, явно не приспособленной к альпинизму. Улетевший за компанию липун умудрился удачно приземлиться, смахнув хвостом несколько зубастиков. А вот подранок свалился на спину и замолотил в воздухе культями. Наруга успела заметить, как из-за деревьев на халявный обед хлынула целая стая зубастиков. Но позлорадствовать времени не было. Слева Гранка уже изрядно нашпиговала какую-то несусветную сороконожку, длинной в четверть стенки — и откуда выползла зараза? Она медленно, но упорно пёрла на Гранку, прикрываясь щитом, что произрастал на башке плоским грибом. Передние конечности твари уже волочились по бокам тряпками, оставляя на камнях мокрые следы. Но все остальные ножонки прикрывали жирные кольца, из которых состояло тулово.

Наруга оценила расстояние до своего следующего противника. Поняла, что успевает, и атаковала Гранкиного противника сбоку. Его докучливый скрип изменил тональность и громкость, когда Наруга отстрелила ему сразу несколько пар ножек. Длинное грузное тулово, лишившись этой опоры, медленно разворачивалось на правый бок, задирая левый. Нижние недостреленные коротенькие ножки, отцепившись от стены, конвульсивно молотили по воздуху. Гранка благодарно кивнула и занялась приоткрывшимся более нежным брюхом. По склону потекли мутные жирные потоки. Зубастики, как ошалевшие, подпрыгивали, слизывая их длинными узкими язычками. Гранка засветила в гадину гранатой — щит на башке сороконожки треснул. А правый бок лишился последней сцепки со стеной. Тварь рухнула вниз, придавив кучу верещащих гурманов.

Справа у Ракны с хутамкой всё было в порядке. Хотя и у них, помимо пауков, нарисовалась сороконожка. Наруга вернулась к своему новому противнику — старому знакомому, сбитому со склона. Всадила ему несколько очередей прямиком в голову, разнеся в пыль паучьи глаза. Сама башка не пострадала — вот из чего нужно строить укрепления! Хрен пробьёшь — бубнила она под нос, отстреливая короткими очередями одну ногу липуна за другой. Ослепнув, тот вдруг замер, хотя яростно свистеть не прекращал ни на секунду.

Всеобщий гвалт прорезал отчаянный сдвоенный женский вопль справа. Шатхия, сорвавшись с места, обхватила за пояс Ракну — та висела, утонув плечами за обрывом. Наруга бросила своего задохлика и, шлёпнувшись боком на самый край, свесилась, как только смогла. Зацепилась ногой за камень, изогнулась, рискуя улететь вниз. У липуна Ракны оставалась лишь половина ног. Зато он заарканил подругу языком — слишком близко подпустила, дурёха. Ей повезло: петля языка захлестнула шею и РП, прижав ствол к лицу. Только поэтому она ещё не задохнулась, но была готова сверзиться вниз. Наруга исхлестала очередями всё пространство между тварью и подругой, покуда натянутый живой аркан не лопнул. Шатхия, почуяв свободу, втянула Ракну наверх и шмякнулась рядом.

Наруга машинально оттянулась от края, заметив, что её задохлик ожил и продвинулся по пути завоевания добычи. Вот же настырный, падла! Она взгромоздилась на колени, засветила в него гранатой и пригнулась. Когда распрямилась, паук полыхал под стеной, распугав зубастиков и ещё какую-то пирующую нечисть. Зато к точке, которую бросила Шатхия, ловко подбирался другой. А самой Наруге в этот раз досталась сороконожка. Горящий липун её миновал, и паскуда успешно преодолела середину склона. Поджечь то, что у тебя прямо перед носом — не задача, хотя гранаты стоило поберечь. А вот по пауку Шатхии со своей точки она боялась промахнуться. Едва сороконожка под ней вспыхнула, Наруга метнулась на место хутамки и принялась отыгрывать упущенное время. Успела перебить переднюю пару ног, когда чисто интуитивно дёрнулась в сторону — петля не захлестнула голову и плечи. Зато намертво впилась в согнутый локоть левой руки. Прилипла. Понятно, почему Шатхия так замешкалась над Ракной.

Наруга с силой дёрнулась назад, заваливаясь на спину. Но не упала — не дал натянувшийся аркан — а приложилась только задницей. Язык потянул её к обрыву, разворачивая вокруг собственной оси. Она буквально повисла под немыслимым углом, уперевшись ногами в торчавший на краю камень. Рывок! Однако тренированные ноги выдержали, не выдали. Второй рывок был так силён, что тело согнулось пополам и поползло к самому краю, рискуя кувыркнуться башкой вперёд. Липун чуток не дотянул до конца манёвра: поторопился наверх, и натяжение ослабло. Наруга с трудом перекатилась на бок и пустила гранату в поднимающуюся над обрывом морду — уши обожгло яростным свистом, нырнувшим вниз вслед за мордой. Из куртки она выкрутилась винтом, страшась задеть липкую петлю. Перекатилась подальше от края, изготовилась к стрельбе. Над обрывом поднялась пылающая макушка, на которой в тот же миг лопнули два передних глаза. Пока горящий паук отваливался от стены, Наруга успела разнести ему в хлам оставшуюся часть морды.

— Нахрена ты его притащила?! — подоспевшая на помощь Гранка стегала громадную упёртую чадящую тушу короткими очередями.

— Дура! — расслабляясь, прошипела Наруга и встряхнулась.

— Согласна: ты законченная дура, хоть и знаменитость, — насмешливо подтвердила Гранка, нависая над обрывом и крутя головой. — Но верно сообразила скинуть куртку. Иначе улетела бы с обрыва… Нет, куртку не трожь. Зацепишь, влипнешь в эту пакость ещё круче. Будем вместе с кожей отдирать.

— Что там внизу? — встревожилась Наруга.

— Мелочь твоего паука кушает. Зажаренного с кровью. Заметила? Нарочно под обрывом пасутся. Им уже столько жратвы нападало, что скоро полопаются. Ну, чего расселась? Давай, работай.

Наруга поднялась. Пинком вышвырнула кутку с обрыва. Гранка хмыкнула и поинтересовалась:

— Не замёрзнешь?

— Замёрзнешь тут, — проворчала она, оглянувшись назад.

Бинка не сводила глаз с реки. Юлька хлопотала над Ракной — та виновато зыркнула на подругу горящими чёрными глазами и завернула поцарапанную мордень на сторону. Наруга усмехнулась и посмотрела на Шатхию. Хутамка как раз отправила вниз очередного липуна и довольно улыбнулась. Приглашающе кивнула, дескать, включайся в процесс. Наруга осторожно шагнула к обрыву, глянула вниз и встретилась взглядом с очередным пауком. Тот так перестарался, раздуваясь, что с величайшим трудом подтягивал вверх непомерную тушу.

— С меня хватит, — объявила ему Наруга.

И принялась мочалить короткими очередями распахнувшуюся пасть. Приобретённый опыт настойчиво рекомендовал: пока морду липуну в хлам не разнесёшь, бой с ним затевать не следует.

Глава 7

Акери очнулась оттого, что снизу её узкую тесную темницу что-то сильно толкнуло. Или она обо что-то ударилась. Два её молчаливых тюремщика сидели у большой яркой стены в непонятных светящихся рисунках, квадратах, кругах и зигзагах — чудовищная какофония линий и ярких красок мучительно била по глазам. Мужчины лишь изредка перебрасывались словами, возясь со своей стеной — это Акери разглядела в дыры, пропускающие к ней воздух. Чем они там занимались, дыры понять не позволяли. Да и глаза всё никак не желали просыпаться — опять её чем-то опоили. Голова стала огромной и пустой, в животе катался комок тошноты. Впрочем, всё это неважно: всё равно на её судьбе сегодня и сейчас это никак не отразится. Что бы ни произошло, этот ящик раскроется лишь там, где её оставят навсегда. Так говорили эти люди.

Как она сюда попала, Акери не знала. Просто проснулась в этом ящике, как некогда проснулась в неведомой комнате, где всё было чужое. И пахло чем-то насквозь чужим. Стены были из чего-то, чему Акери не знала названия. Кажется, из того же самого были сделаны большие лодки, что торговец с другой планеты привёз её мужу. Оно было крепче железа, не горело и не радовало глаз. Даже в железе есть что-то живое, ведь оно рождено землёй. А это…

Хорошо, если новое путешествие будет не ужасней первого. И пусть оно пройдёт не в этом ящике. В той комнатке можно было немножко походить: совсем чуть-чуть, по несколько шагов в каждую сторону. Ари не могут подолгу сидеть на месте — от этого они болеют. Она заболеть не успела. Но сильно ослабла, хотя продолжала и продолжала проходить эти несколько шагов туда-сюда. Высасывала из скупых движений жизненную силу, не пропуская ни капли. Копила её и ждала конца, который есть у всего. Даже у небесных жемчужных чертогов милостивой Ису, отдающей земле серебристую лунную кровь. В тот час, когда Ри направляет свою солнечную колесницу в тёмное царство, дабы навести там порядок.

Тюремщики поднялись и подошли к ней. Акери, как проснулась, всё пыталась расшевелить руки и ноги. А тут затаилась. Ящик закачался, поднимаясь, куда-то поплыл. Прямо перед носом в одну из щелей протиснулась тоненькая трубка и… Из очередного приступа дурного сна Акери вырвал жуткий удар ящика обо что-то очень твёрдое. Её так мутило, что она готова была расцарапать, разорвать собственный живот. В голове от удара звенело, в глазах бесновались огненные мухи. Но чутьё настаивало, что теперь у неё над головой открытое небо. И настоящая земля под ногами — Ари это чувствовала даже сквозь стенки ящика.

Она с трудом разлепила веки — в щели пробивался живой свет, который она уже не чаяла увидеть. Акери приникла к щелям губами и пила жизненную силу неба, тянула её изо всех сил. Капли света оседали на ящик. Они стекали в щёлки, питая Ари чистой силой Ри. Лишь земля да Ари могли собирать эту силу, дабы после расходовать её на пользу всем живущим. Земле приходилось туго: люди не испрашивали у неё позволения взять, а отбирали молча, жадно и безжалостно. А вот Ари могли выбирать. И оттого священная кровь из их рук питала лишь тех, кто понимал: чем и кому обязан.

Видимо, она снова задремала, раз очередной удар по ящику заставил её сознание подпрыгнуть до неба. На этот раз что-то обрушилось на крышку — мерзкий скрежет проехался по ней сразу в нескольких местах. Приглушённый стенками визг вяло ударил по ушам — ящик пару раз дёрнулся из стороны в сторону, словно его пинали огромной ногой. В голове набухала тревога. Такой тревоге можно доверять: это не взрыв страха, а подготовленная осторожностью почва для новых испытаний. Акери, было, решила мысленно прощупать окрестности. Но тут же передумала: силу Ису нужно беречь пуще жизни. Что бы там ни было, важно одно: она, наконец-то, достигла цели путешествия, которую не выбирала. И это не место, где живут люди, а лес. Чужой лес. Насквозь чужой, но более близкий Ари, чем любой из людей. Более близкий, чем сами Ари друг для дружки, ибо в чём-то они всё ещё люди…

Вдруг ящик перестали пинать. А раздражённый визг неведомых созданий взорвался огненным ужасом. Акери знала, как может кричать человек, которому вырывают руки и ноги. Или срезают живьём кожу. Или когда его опускают в речку с зубастыми рыбами. Этих созданий не мучили: два яростных, но коротких вопля и всё. Чудовищный удар отбросил ящик — аж голова загудела. Он пару раз перевернулся и стал съезжать куда-то вниз — под днищем противно скрежетали камни. Затем он на что-то наткнулся, подпрыгнул и вдруг… Над головой клацнуло и сбоку засветилась щель. Ровная, во всю длину крышки. Открылась — догадалась Акери, страшась поверить в такое везение. Ящик продолжал куда-то сползать, но она позабыла о том. Легла на живот, подобрала под себя руки, ноги и принялась выталкивать крышку спиной. Та качнулась, завалилась набок, ударив краем по спине, и пропала снаружи. Отвалилась!

Акери плюхнулась без сил на дно. Но спохватилась и попыталась сесть. Она приподнялась, вцепилась в широкий гладкий край ящика… И вдруг, подпрыгнув, ухнула вместе с ним в воду. Река подхватила нечаянную добычу и резво поволокла прочь. Деревья, покрывавшие берега, были огромны и неприступны: ни одно не отозвалось на робкий оклик Ари. А больше она и не старалась, сберегая силы. Ящик кидало из стороны в сторону, иной раз ударяя о торчащие из воды громадные валуны. Несколько раз дно скрежетало по каменистому дну. Акери вдруг вспомнила о своем освободителе и обернулась. Быстро удаляющаяся гигантская, вся какая-то колючая змея качнула вслед безобразной трёхрогой башкой. Громадный хвост мотылялся в воздухе, пытаясь сбросить прицепившийся ком чего-то белого и легкого, как полотно паутины. Вот змея опустилась на землю и пропала из виду. Богиня Ису следила за своей дочерью. И пока оберегала её. Значит, служение Акери на земле ещё не окончилось. Значит, она нужна здесь, и в жемчужные чертоги путь для неё закрыт.

Держаться за широкий скользкий край ящика становилось всё трудней. Ледяная вода то и дело окатывала его тучами брызг и заливала дно. Забирала человеческое тепло, а с ним и человеческие силы. Но, скопленную лунную силу Ари держала под замком. Когда-то же её выбросит на берег, и тогда…

Её выбросило не на берег, а прямо в воду — ящик, налетев на очередной валун, перевернулся — Акери чуть не выпустила всю свою силу разом! Но она не расшиблась, приложившись о дно или камень. Даже обратно на поверхность тело вышвырнуло без помощи с её стороны. И тут же глаза, мутнеющие от сгущающейся в холоде крови, увидали бревно, на которое её несло. Она мгновенно собрала в комок человеческую силу. Подожгла её, и последний взрыв оставшегося в крови тепла ушёл в руки, уцепившиеся за шершавый ствол. Хватило его и на то, чтобы подтянуться и втащить на дерево тело. Полумёртвое тело на мёртвое дерево — силы никак не пополнить, напитавшись от живого существа.

Акери немножко отдышалась, а потом слегка продвинулась вдоль ствола к берегу. Потом ещё немножко и ещё. Темнота, доверху заливающая глаза, была беспроглядной. Как раз такой, как и надо: ни единой серебряной нити, ни единой искры. Значит, Ису всё же передумала. Значит, земной путь Ари сейчас оборвётся и…

— Вот она! — завопили из темноты.

Чья-то сильная рука сгребла ворот чужой надетой на неё жёсткой куртки. А затем Акери проволокли в воде к каменистой прибрежной полосе. Приподняли и пронесли над ней. Наконец, осторожно опустили на землю. Платье задралось, коленки сильно ободрало о камни, но она была спасена…

— Ну, давай-ка шевелись! — нетерпеливо потребовал её спаситель.

Его рука приподняла Акери за куртку и встряхнула так, что клацнули зубы.

— Не будешь шевелиться, сдохнешь! — грозно предрёк спаситель и тряхнул её снова.

— Я… нет…, - попыталась объяснить она, судорожно двигая одеревеневшими губами.

— Чего она там шипит? — весело спросил ещё кто-то.

— Чо вы её трясете, дебилки?! — возмутился третий голос. — Этак всю душу из девки вытрясите!

— Наруга, нужно в неё спиртяги впрыснуть, — предложил кто-то четвёртый. — А то и вправду окочурится.

И Акери мгновенно оставили в покое. От устроенной ей встряски зрение милосердно вернулось. Ари приподняла уткнувшееся в землю лицо. И тотчас воткнулась взглядом в широко расставленные инопланетные сапоги на толстой подошве. Задрала голову и разглядела высокую неподвижную фигуру. Она была огромной и сильной — эта женщина по имени Наруга. Её широкое грубое лицо носило следы давней болезни, оставившей полустёртые язвины. Короткие волосы цвета инопланетного шоколада плотно прижимал к голове серебристый обруч. Холодные серые глаза щурились на спасённую безо всякого интереса. Акери ощущала, что при этом женщина замечает всё вокруг. А её тело готово в любой миг сорваться с места.

На ней была почти такая же одежда, как у пленителей Акери: глухо застёгнутая куртка с высоким воротом, штаны, те самые низкие сапоги на удивительно толстой подошве. На шее висело длинное железное оружие с несколькими рукоятками и двумя трубками одна над другой. В руке женщина сжимала другое оружие: раза в три короче, с одной трубкой и двумя рукоятками. Третье выглядывало из чехла на поясе. Там же висел огромный широкий меч. У воинов Кунитаоши не было таких мечей.

— А вот и гости пожаловали, — холодно процедила женщина.

— И прямо к обеду, — недобро подтвердила та весёлая, обернувшись к лесу и вскинув оружие.

Остальные женщины подтянулись к ней, лязгая железом: такие же сильные и такие же отчаянные. Они отрезали Акери от лезущей на них опасности, хотя знали её всего несколько минут. Где-то неподалёку приглушённо трещали ветви. Ари знала, что оружие спасительницам не поможет. Внутренний взор уже немного оттаял и показал ей, кто так спокойно идёт сюда по праву более сильного. По праву хозяина этого леса.

— Не надо! — что есть силы, закричала она.

Даже руки с ногами внезапно ожили — она всё-таки выпустила наружу капельку силы. Нужно было спасать спасительниц! Акери поползла вперед, на ходу пытаясь подняться на ноги. И немного испугалась, когда лесной треск начал стремительно приближаться, заполонив всё пространство. Впрочем, он и движется со всех сторон — поняла она. И удивилась, что спасительницы никак не отреагировали на её крик.

— Спаси Аллах, как сказал бы сейчас старина Гаффар, — пробормотала одна из женщин. — Если мне не изменяет память, это у них называется медведем.

— Оно самое, — сухо подтвердила Наруга.

— А те две чо за страхолюдины?

— Кенгуру по классификации местных, — совсем уже невесело пояснила весёлая.

Три чудовища надвигались на них со всех трёх сторон. Акери было не до тех, что подступали с боков. Она не сводила глаз с огромного монстра на шести толстых мохнатых лапах. Его грубое массивное тело легко раздвинуло тонкие стволы подлеска и вывалилось на берег, подняв в воздух тучи лесного мусора. Огромная треугольная башка моталась из стороны в сторону. Ужасная пасть раззявлена — наружу вывалился мясистый синий язык. Круглые уши встопорщились и, кажется, жили собственной жизнью, вертясь из стороны в сторону. Под тяжёлым выпуклым лбом горели иссиня-чёрные глаза.

Акери коснулась сознания зверя и невольно улыбнулась. Для Ари непростительны подобные ошибки: зверь оказался самкой. Совсем молоденькой — ни единого порыва произвести на свет первенца — и доброй. Она остановилась, повела вокруг глазами, хлюпнула носом и решительно потопала к ним, раздуваясь на ходу. На глазах раздалась вверх и вширь — втрое переросла саму себя. Стала больше тех летающих машин, на которых торговцы спускались с неба на Кунитаоши. И когда оказался рядом, вдруг приподнялась на задние лапы, игриво обрушив на землю все остальные. Два длиннющих гибких мохнатых хвоста взрывали землю за её спиной.

— Шоб мне подохнуть, девки! — воскликнула светловолосая женщина, которая требовала оставить Акери в покое. — Никак, поиграться нас зовёт! Гранка, ты глянь: чисто собачонка.

Она закрутила головой, изумлённо оглядывая подруг. и Акери заметила, какой небывалой голубизной сияют её глаза на круглом загорелом лице.

— Во что играть будем? — насмешливо отозвалась та, что носила имя Гранка. — В сапог и тараканов? Кто будет тараканами? Вы с Ракной?

Она была почти такая же высокая, как Наруга, но стройней. Её тело никак не перепутать с мужским. Длинные светлые волосы заплетены в косу и свёрнуты в тугой узел. Движения плавные, но отточенные — в них такая уверенная сила, что Акери невольно поёжилась.

— Ракна была и будет прекраснейшим из цветков, распустившимся на этой зоологической помойке, — широко улыбнулась весёлая, горделиво встряхнув головой.

Черноволосая и гибкая, как морская змея, она уступала в росте Наруге с Гранкой. Но от этого вовсе не казалась много слабей. Её внутренняя сила выплёскивалась наружу радужным фонтаном смертельно опасных брызг.

Им всем было страшно, но они не так сильно пугались смерти, как прочие люди. Они уважали её право приходить, когда наступает пора, и забирать то, что ей причитается. Они не хотели умирать, но были готовы к этому давным-давно. Они понимали, что оружие им не поможет, и потому не создавали бесполезного шума.

Ари осторожно и рачительно свивала в клубок ниточку силы. Виток за витком, усилие за усилием, капля за каплей. Кончик ниточки тянулся к голове юной шестилапой, норовя коснуться, прилипнуть, потянуть за собой всё остальное. Самочка немного сдулась. И снова тяжело подпрыгнула на месте, удовлетворённо сопя, как дитя, потрошащее куклу, сплетённую из тростника. Ари с нежной поспешностью расползалась в голове грозной баловницы теплотой покоя. Возводила преграду между этими замечательными женщинами и едой, чтобы зверь больше никогда не путал одно с другим. Она видела: получилось. Она чувствовала: сила Ису оделила зверя новым знанием о том, что человек и пища не всегда одно и то же. Она прозрела: зверь подспудно ведал об этом! Но понятия не имел, к чему у него в голове обреталось непонятное ненужное чувство.

Акери что-то толкало изнутри наружу — навстречу чудовищу. Словно она почуяла нечто родное или хотя бы приятное для себя. Самочка, видимо, тоже почуяла силу Ари. Внезапно она повернула голову и вытаращилась на другое чудовище. Втрое меньше шестилапа — оно напоминало грушу и сидело на заднице у самой реки, расставив по сторонам жирные лохматые колени. Короткие передние лапы лежали на брюхе, нервно поводя длиннющими — в локоть — острыми клинками прямых когтей. Вытянутая конусом оскаленная морда неподвижно следила за действиями более могучего претендента на добычу. Огромные круглые выпуклые жёлтые глаза вращались и подрагивали, окружённые несколькими кольцами складчатых век — будто стеклянные шары, обмотанные старым грубым тряпьём. Вторая лупоглазая клыкастая груша торчала на берегу по другую сторону от добычи и так же терпеливо ждала развязки.

Шестилапая медленно, вкрадчиво шагнула к реке. Хочет уничтожить эти груши — почувствовала Акери, в которой без присмотра зашевелилась сила. Женщины вскинули оружие. Они не хотели — руки сами бросились их защищать, не согласуясь с рассудочностью. Ноги попятились назад, едва не наступив на присевшую Акери. Ракна обернулась.

— Не надо, — попросила Акери, посмотрев на её встопорщенное оружие. — Он не тронет вас.

— Уверена? — бросила через плечо Наруга.

— Я бы ей поверила, — хмыкнула Гранка. — У неё волосы зелёные.

— Это аргумент, — буркнула Наруга и через силу опустила оружие.

— Эти-то чо припухли? — кивнула Бинка на левого кенгуру. — Не кидаются. Торчат столбами. И морды потекли, будто наркотой накидались.

— Их держат, — пояснила Акери.

— Интересно, за какие причиндалы? — хмыкнула Гранка.

— Им отравили страхом сознание, — постаралась объяснить Акери, не поняв вопроса.

— А нам? — хмуро спросила Наруга, разворачиваясь вслед крадущейся мимо них медведице.

— А вы больше не еда.

— Аллилуйя! — выдохнула Ракна, перекидывая через плечо ремень РП. — Шикарней комплимента не получала.

— Заткнись, — приказала Наруга, щурясь на замершего в ступоре кенгуру, на которого, кажется, охотились. — А для них мы еда?

— Для них да, — подтвердила Акери.

— С медведем твоя работа?

— Я не работала, — опять не поняла Акери. — Я помогла распуститься оцепеневшей почке. Но не я пустила ветку, на которой она появилась.

— Всё понятней и понятней, — вздохнула Гранка, сложив руки на висящем поперёк груди РП. — А чего он встал? — кивнула она на шестилапа.

И тут же один из хвостов сшиб с ног кенгуру. Второй перехватил подачу, обвился вокруг твари, и зашвырнул её в воду. Не ожидавшая такой подлости груша пронзительно взвизгнула. Забарахталась в бурной пенящейся реке, замолотила сабельными когтищами. Но почти сразу ушла под воду. Второй кенгуру, что минуту назад переминался, осторожно подбираясь к добыче, заблажил дурным голосом. Совершил ошеломляющий прыжок в сторону леса, грохнув своими мощными толстыми задними прыгалками о землю. Но упрыгать в чащу ему не удалось. Медведица неожиданно ловко метнулась к нему и хвостом подсекла охотника, мигом превратившегося в добычу. Тот зарылся мордой в землю, невыносимо визжа во всю глотку. Вторым хвостом шестилапая захлестнула ему шею и свернула. Потом неторопливо подошла к агонизирующей туше. Вскоре она задумчиво смотрела на бурлящую воду, флегматично хрустя передней лапой неудачника.

— Мерзость, — поёжилась Ракна, присев на корточки рядом с Акери.

Самочка вдруг хмыкнул совсем по-человечьи. И хлестнула одним из хвостов чуть ли не перед самым носом непочтительной гостьи. Акери осыпало взметнувшейся землёй — один камень ударил её в плечо, второй чиркнул по уху. Хорошо лицо успела закрыть — по рукам пробарабанило галькой.

— А он зловредный! — восхитилась Гранка.

Они с Наругой стояли чуть дальше — им досталось гораздо меньше.

— Это она, — поправила Акери, оттряхивая куртку.

— Сука! Вот же дрянь! — ругалась Ракна, выбивая землю из головы. — Вы видели? Лучше бы сожрала! Где я тут голову вымою?

Медведица снова хмыкнула и занялась второй лапой кенгуру.

— А она затейливая, — задумчиво оценила Наруга. — Ракна, что скажешь?

— Сука! Сказала же, — проворчала та, тряся головой.

— Я про её неожиданную симпатию к нам.

— И что? Я девушка цивилизованная. Филолог, а не какой-то там вшивый животновод. Гранка, у тебя расчёска далеко?

— Обойдёшься, — ответила та, оторвала взгляд от шестилапой и посмотрела на Акери: — Ты давай, вставай. Чего расселась? Задницу отморозишь, так после не налечишься. Ты, кстати, кто такая?

— Ари.

Поднимаясь на ноги, она пустила в кровь капельку силы Ису. Но они всё равно дрожали. Гранка шагнула к ней и поддержала под руки.

— Странное имя, — поиграла бровями Наруга. — Ари.

— Это не имя.

— Потом разберётесь, — досадливо заявила Гранка. — Девку колотит, а ты тут со своими политесами, — проворчала она, вытаскивая из кармана небольшую плоскую флягу. — Давай-ка, хлебни спирту. Глядишь, и оживёшь.

Из фляги в нос ударило зловонным кулачком злого духа. Но Акери послушно раскрыла рот, сделала глоток и… чуть не сошла с ума. То, что, сгорая, стекло внутрь тела, оставляло после себя лишь онемевшие угли. Тотчас в голову ударила горячая душная волна, от которой задохнулись все мысли. Где-то далеко-далеко в животе заворочалась тошнота. Веки отяжелели, и Акери приготовилась умереть. Но тяжёлая пощёчина предотвратила её смерть. Голова мотнулась, и щека упала на холодный жёсткий рукав.

— Давай-давай, — добродушно понукала её Гранка. — Одыбала уже. Глазёнки-то открой. Сразу легче станет. Охренеть! Эй, девки, вы такое видали? Мало, что у неё башка зелёная, так ещё и глаза не пойми какие. Жёлтые и кошачьи, — удивлённо хмыкнула она.

— А чо? Иным ещё меньше везёт, — хихикнула Бинка. — Вон мой брательник и вовсе бельмами на свет пялился. Пока по пьяне не навернулся с моста и не сдох.

Акери стало так хорошо, что сердце мурлыкнуло и свернулось тёплым урчащим колечком. Рядом с ней были настоящие хорошие люди. Они не бросили совершенно ненужную им нелепую чужачку из далёкого иного мира. Ари даже не пожалела силы Ису, чтобы скорей прийти в себя. Плохо, если этим женщинам прибавится хлопот — им итак несладко. Они тоже здесь чужие и всего боятся. Несколько искорок силы ворвались в кровь и погнали её, как нерадивую скотину. Акери мигом окрепла и осмотрелась.

Шатхия с Юлькой страховали подруг с опушки, когда тем вздумалось порыбачить и вытащить из реки русалку. Чуть не сорвались в истерику, увидав трёх чудовищ, но удержались от соблазна устроить канонаду без приказа. И воссоединились с остальными лишь с разрешения Наруги, которую давно и единодушно выдвинули в командиры. Теперь перед Акери стояла юная красивая девушка с огненно-рыжими волосами. Она недоверчиво пялилась на лежащую неподалёку шестилапую:

— Девочки, а эта почему не уходит? Раз мы ей не по вкусу, так и шла бы своей дорогой.

— Юлька, хорош гундеть! — рыкнула на неё Бинка. — Она тебе мешает? Лежит себе, никого не трогает. И нас никто не трогает. Мы тут битый час толчёмся, а на нас ещё ни одна падла не облизнулась.

— На бога Хахура похож, — глубокомысленно заметила Шатхия. — Подземного стража паршивых душ.

Если бы не мускулистое сильное тело и широкое лицо, Акери приняла бы её за соплеменницу с Кунитаоши. Во всяком случае, глаза и высокие скулы им подарил когда-то один предок.

— На какого бога? — весело фыркнула Бинка. — Тебе ж сказали: она у нас девка.

— Она девка, — бесстрастно согласилась Шатхия. — А похожа на Хахура. Надо имя дать.

— Зачем? — удивилась Ракна. — Ты что, её удочерить вздумала?

— С нами пойдёт, — уверенно заявила Шатхия, разглядывая медведицу. — Нельзя без имени.

— С чего ты взяла, что она с нами пойдёт? — испугалась Юлька и просеменила к Ракне.

Та стояла неподалёку спиной к Акери. Длинное оружие в её руках медленно водило трубкой по ближайшим зарослям. Чуть дальше высилась фигура Наруги — она особо тщательно следила за округой. Эта женщина чувствовала себя первой защитницей всех остальных. Какая-то большая колючая вина копошилась в её голове, больно раня и плюясь горьким ядом. Акери стало очень жалко такую сильную, такую достойную и добрую женщину — подлинного воина. Захотелось незаметно помочь ей задавить эту несносную вину силой Ису. Но она погнала прочь недостойный порыв. Пусть Наруга попросит — без этого никак нельзя. Ари всего лишь Ари, а не богиня — ей непозволительно вмешиваться в судьбы людей.

— Ракна, зачем нам это чудище? — возмущённо ныла Юлька, пытаясь заглянуть в глаза более рослой подруги. — Сейчас оно сытое. А после проголодается, и наплюёт, что мы тут ей кличку сочинили. Сожрёт же, как пить дать!

— Рыжая, ты достала, — укоризненно процедила Гранка. — Заткнись и смотри в оба. Не тебе решать.

Она рылась в большом заплечном мешке с магнитными пряжками и досадливо морщилась. Акери догадалась, что ей пытаются найти что-то более подходящее, чем её замызганное платье. Она поднялась на ноги и потянула с плеч надоевшую куртку. Та не промокла в воде, но была не по росту и очень груба. Бросив её на землю, Акери распустила завязки, и мокрое платье упало к ногам. Гранка оглядела её с ног до головы и подняла брови:

— Тебя что, через день кормили?

Стоявшая на страже Бинка обернулась и присвистнула:

— Доходяга. Одни мослы. Волосня зелёная, кожа синяя, щёки впалые. Сисек нет и не прибудет. Красотища, аж завидки берут. Ты откуда ж такая взялась?

— Меня привезли на корабле, — объяснила Акери. — Чтобы здесь оставить.

— Зачем? — удивилась обернувшаяся Ракна.

— Я не знаю. Они забрали меня на Кунитаоши. Это моя планета. А потом привезли по космосу сюда.

— А ты там у себя, случаем, не воровкою числилась? — спросила Бинка и рассмеялась.

— Я Ари, — напомнила Акери, терпеливо ожидая, когда Гранка найдёт то, что ищет.

— И это не имя, — припомнила та, вытягивая из рюкзака новенькие штаны, что предназначались Юльке.

Отложила их и следом вытащила запечатанную упаковку белья. Надорвала, выудила нужное и протянула Акери:

— Одевай. Ты, кстати, вообще не мёрзнешь? В ледяной воде сколько полоскалась. Стоишь тут, сверкаешь голым задом. Понятно, что сейчас не зима. Но тут и не тропики.

— Мне не холодно, — поспешила успокоить добрую женщину Акери и взялась натягивать лёгкие нежные совсем короткие штанишки: — Я Ари.

— Ну, всё понятно: она Ари, — насмешливо прокомментировала Ракна. — Кстати, мы вытащили её из реки, так? С платья течёт, в тапках хлюпает. А волосы сухие.

— Совершенно сухие, — задумчиво сощурилась Гранка и протянула Акери майку, проигнорировав бюстгальтер. — Я тоже заметила. Ари, у тебя всегда так?

— Я Акери, — ответила та, расправляя шелковистую рубаху без рукавов на тонких лямках.

— Ах да! — весело фыркнула Бинка. — А мы и запамятовали!

— Акери это имя, — понятливо кивнула Гранка, сунув зеленоволосой штаны. — Сидя натягивай, — посоветовала она. — А то навернёшься.

Акери удивлённо посмотрела на неё. Затем слегка приподнялась над землёй и в два счёта скользнула ногами сразу в обе штанины. Юлька ахнула. Бинка захихикала, косясь на этот аттракцион. Шатхия кивнула и заявила:

— Вот это Ари, — затем указала рукой на медведицу и пояснила: — Это тоже Ари. Заклинатель зверей. Лесная дева Шуудоль. У неё сердце из мха. Ноги, как корни дерева…

— Ноги, как ноги, — проворчала Гранка, натягивая на нелепое создание джемпер. — Тощие, но сильные. Не придётся на закорках переть. Хватит чушь молоть. Юлька, задрыга, сапоги доставай. Только и умеешь, что мужиков травить да филонить.

Через пару минут Акери была окончательно одета и обута. Она разглядывала себя и привыкала.

Глава 8

Едва разобрались с Акери, как медведица решила, что новые знакомые без неё заскучали. Она взгромоздилась на лапы и сосредоточенно потопала к эпицентру событий. Шатхия первой подвернулась ей под ноги и спокойно убралась с дороги. Шестилапая протащилась мимо, скользнув по хутамке внимательным взглядом, но и только. Юлька с визгом кинулась к Бинке — та стояла за спиной зеленоволосой заразы, что приманила к ним это чудище. А вот Гранка не двинулась с места: торчала рядом с Акери и преспокойно ожидала, чем весь этот цирк закончится. Ракна тоже подтянулась ближе, отчего-то окончательно уверовав в их неприкосновенность. Наруга скептично обозревала назойливую зверюгу, чуя, что веселья у них и вправду прибавится.

Самочка уменьшилась до трёх метров в холке и затормозила перед носом Акери. Уродливая башка опустилась к ней и что-то заботливо заквохтала над зелёной макушкой — едва языком по ней не елозила.

— Она что, ещё и травоядная? — заржала Ракна.

— Любит, — пояснила Шатхия, притопав вслед за эксцентричной хищницей. — Говорит с ней. Заклинатель зверей, — пожала она плечами.

И вдруг шагнула прямо к зверюге и провела рукой по передней лапе:

— Хорошая шерсть, — со знанием дела оценила хутамка. — Толстая. В лесу не подрать.

— Ты что, шерсть с неё стричь собираешься? — проворчала Гранка.

Потом присела рядом с распотрошённым рюкзаком и взялась наводить порядок. Её не отвлекла даже следующая выходка новой приятельницы: толстый длинный мохнатый хвост обвил Шатхию и поднял в воздух. Немного покачал и опустил хутамку на загривок хозяйки. Та не оседлала зверя, а распласталась на нём, барахтаясь в кольцах удава. Шестипалая сообразила, что у них как-то не складывается. Стащила хутамку обратно на землю и распустила хвост. Однако не успокоилась на этом. Снова обвила жертву близкого знакомства и подняла себе на спину. Но не уложила туда, а подвесила. Затем кольца разжались, и Шатхия рухнула на загривок зверя, тихо матерясь на своём гортанном языке.

— Интересно, это она так шалит? — пристально наблюдала Наруга за причудами зверя. — Или реально приглашает к сотрудничеству?

— Нам бы не помешало, — бухтела Гранка, утрамбовывая рюкзак. — Хотя бы вещички на неё свалить. Я сроду так пупок на работе не надрывала. Всю жизнь мечтала.

— Стать ездовой сукой? — усмехнулась Наруга. — У вас, кажется, практикуют подобные древние забавы?

— Ага. У тебя теперь тоже. Лучше скажи: мы тут тормознём или дальше двинем? Вечереет. Тут на берегу место открытое. Вода есть. Да наша шестилапая красотка. Если, конечно, ей не надоест колобродить и она не смоется.

— Она не уйдёт, — обернувшись к ним, порадовала Акери. — Останется. Пойдёт с нами, куда вы решите пойти.

— Так девке точняк нужно имя! — сообщила Бинка.

Она бдительно наблюдала за кромкой леса, но и уши грела с тем же энтузиазмом.

— Так Шатхия уже дала, — вспомнила Ракна. — Эта… как её… Хахура.

— Не Хахура, а Хахур, — буркнула Гранка, поднимаясь и потирая затёкшие колени. — Он мужик. А она у нас барышня. Так что давайте, выкладывайте, что у каждой за идея?

— Я пас, — иронично скривилась Наруга. — То, что крутится у меня в башке, нельзя выкликать каждый раз, как понадобится. Люди не поймут.

Под развернувшуюся дискуссию в честь поименования медведицы, та вернула им Шатхию. Сняла со спины и поставила перед самым носом — Ракна с Наругой едва успели увернуться от просвистевшего рядом хвоста толщиной с приличное деревце. А Гранка поймать обрушившуюся на неё хутамку. Угрюмая дочь суровой планеты улыбалась, как тогда в тюрьме: глуповато и отрешённо.

Наруга с Ракной признали правоту Гранки по поводу этого местечка для ночёвки. После приземления они полдня пробирались по лесу, стараясь не нашуметь. Огнестрел держали под рукой, что жутко мешало. Но, как ни странно, ни одного приличного чудовища не встретили. Лес был обычным хвойным. Ну, или почти обычным, если не обращать внимания на странную спиральную форму длинной хвои. Однако высокие голые стволы давали достаточно приличный обзор. Несколько раз на них натыкалась какая-то зубастая мелюзга. И даже пыталась с ходу подрасти, но реакция хутамки с бандитками ни разу не подвела. Нескольких завалили, а остальные ретировались, хотя продолжали преследование брыкливой добычи на расстоянии.

Неизвестно, чем бы оно всё закончилось, не наскочи они на милую компанию трёх монстров и неведомую зверушку с тщедушным девчоночьим телом да зелёными волосами. А ещё с раскосыми глазками, наводящими оторопь своими жёлтыми радужками, обведёнными чёрной траурной каймой. Зверские глазки — бухтела Юлька, косясь на подозрительного найдёныша. И пока устраивали бивак, старательно обходила зеленоволосую нечисть стороной.

Костёр развели у самой воды. Оттуда тянуло холодом, но из сумеречного леса ещё отчётливей тянуло смертью. Пока местная звезда уходила за горизонт, нервы Наруги закручивались всё туже и туже. Это было ненормально. Противоестественно, что их до сих пор так и не потревожили. Когда на этот берег явились шесть котлет — а из воды вылезла седьмая — сюда немедля припёрлись три гурмана. В то, что сейчас их отпугивает медведица, Наруга не верила. Не самая отъявленная красотка, как утверждала энциклопедия Гаффара. Были здесь экземпляры посолидней. Куда солидней — даже берры не выходили против них в одиночку. А по утверждению того же Гаффара, тварей страшней оборотней здесь нет.

Она сидела в стороне от костра, таращась на подло затаившийся лес. И ломала голову: как организовать ночное охранение, если доверять можно только себе? Ну, и Шатхие — остальные практически безнадёжны. Горожанки, привыкшие охотиться там, где опасен единственный хищник: человек. Даже Ракна в этом смысле недалеко ушла. Жизнь при папаше Блуфо ничему её толком не научила — разве только ругаться.

— Я тоже могу посторожить, — предложила Акери, подходя к ней с кружкой крепкого чая, что сварганила Гранка.

— Ты ещё и мысли читаешь? — досадливо скривилась Наруга.

— Разве это возможно? — удивилась Акери и присела рядом: — На Кунитаоши таких умельцев нет. Но, я поняла: мои слова отвечали твоим тревогам. Об этом нетрудно догадаться. Твои подруги совсем не знают лес.

— Я тоже, — усмехнулась Наруга и отхлебнула горячего пряного чайка.

— Лес бывает разным. Тебе хорошо знаком другой лес. Человеческий. Значит, и этот уже почти понятен. Ты понимаешь, чего тебе ждать. И даже знаешь, что с этим делать.

— А ты хорошо знаешь лес?

— Я Ари.

— Не начинай, — поморщилась Наруга.

— Я не знаю, как объяснить, — призналась Акери. — Не понимаю, как вашими словами описать. Можно, я покажу? — тронула она повязку на запястье Наруги.

— Чего там показывать? — не поняла та. — Обычная царапина.

— Ты не могла бы размотать? — уже привычно скромно, но заметно твёрже попросила зеленоволосая.

Наруга повела своим мощным плечом. Поиграла густыми бровями, сплюнула… И стащила повязку, демонстративно сунув свежий порез под нос шибко умной пиявке. А та накрыла слегка воспалившуюся царапину узенькой нежной ладошкой и замерла. Спустя полминуты Наруга открыла, было, рот, чтобы поинтересоваться, к чему этот балаган. Но вдруг передумала и нахмурилась.

— Сначала было тепло, — озадаченно сообщила она подошедшей Ракне, разглядывая ручонку за своём запястье. — А теперь горячо. Акери, как ты это делаешь?

— Я Ари, — объяснила та, ничего не объяснив.

А через пару минут терпеливого молчания и посапывания новых подруг, отняла руку и…

— Да чтоб меня семеро в зад отдолбили! — вырвалось у Ракны.

Она повисла на плече подруги, заглядываясь на её руку.

— Заткнись! — прошипела та. — У тебя не рот, а помойка. А ты, — она пристально глянула в жёлтые глаза. — Спасибо, конечно. Но, если мы выйдем к людям, не торопись распространяться о своих талантах. А то на цепь посадят. Будешь лечить их, пока не подохнешь. Тут море работы для такой феи.

— Я никому не скажу, — покорно пообещала Акери. — Я не хочу на цепь. Я очень долго сидела в комнате без окон. Я больше так не выдержу.

— Потом расскажешь, — Наруга окинула взглядом темнеющую опушку. — И только нам. Значит, это и есть Ари?

— Да.

— Ну, пигалица, с тобой не соскучишься, — только и нашлась, что сказать Ракна. — Как там Бинка говорила? Мы с тобой, подруга, из другого теста? Похоже наша фея вообще не из теста. Из какой-нибудь материи чёрных дыр. Слушай, Акери, а ты любую болячку так вылечишь?

— Ну, твою-то уж точно не выйдет, — усмехнулась Наруга и поправила пулемёт, норовящий уползти с расставленных колен: — Дебилизм неизлечим. А что это там с Мэри?

На имени Машка настояла горластая Бинка. Дескать, никто лучше славян не понимает медведей, ибо те миллионы лет росли с ними под одной крышей. А у медведей — известное дело — два родовых имени: Мишка да Машка. Хоть у кого спроси! Бандиткам было плевать, чем для шестилапой кончится такое важное дело, как крестины. Шатхие тем более — её собственные предложения вызывали только дружный ржач. А Юлька поддержала соплеменниц.

Пока двуногие возились на берегу с костром и ужином, медведица мирно дрыхла рядом. Приходилось постоянно смотреть под ноги, дабы не навернуться, налетев на два разбросанных хвоста. Когда Наруга заступила на пост — шагах в тридцати от костра — Машка лениво подползла к ней, не отрывая пузо от земли. И снова задремала, хрипло сопя. Но теперь вдруг перестала сопеть и приоткрыла глаза. Высокие округлые уши, как по команде, повернулись в ту сторону, где лес подходил к самой воде. До него было чуть больше сотни метров — ничтожное расстояние для таких прыгунов, как, скажем, когтистые визгливые кенгуру.

— Мэри, там кто-то есть? — присела рядом с треугольной мордой Ракна.

Медведица глянула на неё и совершенно отчётливо кивнула тяжёлыми бахромистыми веками.

— Час от часу не легче, — вздохнула Наруга. — Она ещё и на всеобщем понимает. Может, и говорить умеет?

— Она не понимает слова, — добросовестно поправила Акери. — Она понимает твои чувства.

— И кто там? — настаивала азиатка, едва ли не залезая на морду Машки с ногами.

— Хищник, — подсказала Ари. — Я тоже его почуяла.

— Так, чего молчишь?! — возмутилась Ракна.

Стряхнула с плеча РП, ловко перебросив его наперёд и взяв наизготовку. Щёлкнула предохранителем, напряжённо хмуря брови и закусив нижнюю губу. Боится — посочувствовала подруге Наруга. Сама она не стала торопиться с выводами. Спокойствие зеленоволосой феи прямо указывало на то, что с этой опасностью не стоит суетиться. Да и Мэри как-то невнятно отреагировала на возможную угрозу. Будь та круче её возможностей, медведица бы уже подскочила. Начала бы расти или ещё как-то готовиться устроить пришельцу взбучку. А она всего лишь таращится вдоль берега и супит лоб. Да кончики хвостов нервно постукивают по земле, словно отмеряя шаги того, кто сюда прётся.

Всё изменилось, когда Гранка сунула Юльке миниконтейнеры с похлёбкой, которую многоопытная Бинка ловко сварганила на костре. Рыжую послали к сторожам — Наруга так и не решилась оставить пост на кого-нибудь другого. Однако ужин для неё никто не отменял. Поначалу. А потом заполошная трусоватая Юлька испоганила его в один момент. Ста шагов не может сделать, чтобы не накосячить паразитка. Где-то на полпути от костра к сторожам ей под ноги выкатилась какая-то мохнатая мелочь. Не больше кошки, но Рыжая так заорала, что вздрогнул лес. Контейнеры полетели в удирающего монстрика — похлёбка веером. К несчастью, удирал он в сторону костра. И вопящая идиотка бросилась в обратную. С логикой у неё всё в порядке — с мозгами ещё краше. Даже не сообразила курица, что несётся к лесу прочь от подруг.

Далеко Юлька не убежала. Наруга с Ракной только стартовали за ней, как беглянка издала душераздирающий визг. Мимо бегущих на помощь подруг промчалась комета с развевающимся зелёным хвостом. И вот уже Юлька покатилась по земле, сбитая с ног. А таинственная Ари замерла перед обычным земляным холмиком, раззявившим огромную клыкастую пасть. Бандиток едва не смело огромной тушей, резво скакавшей к месту событий.

— Ложись! — рыкнула Наруга.

Они с Ракной сложились пополам, придерживая пулемёты — один из хвостов рассёк воздух там, где только что были их головы. Подскочив, полюбовались, как Акери вывернулась из-под носа вздыбившейся пасти. А выросшая Машка, весело рыча, обрушилась на зубастого ублюдка. Её пасть распахнулась под таким невероятным углом, что Ракна охнула. И сомкнулась на этом клятом холмике — земля вокруг него заходила волнами, будто плавники огромной рыбины. Из недр шипящего бархана вылетел длинный светлый язык и прилип к передней лапе Машки. Та небрежно наступила на него другой лапой и мотнула башкой. Вырванный язык остался валяться на земле. Машка же опустила голову и прижала добычу передними лапами, не размыкая челюстей.

Наруга решила, что с неё хватит. Треск разрываемой плоти не возбуждал желания досмотреть эту драму до конца. Она уже спокойно добежала до воющей Юльки, на несколько шагов опередив Шатхию. Порадовалась, что Гранке с Бинкой хватило ума остаться сторожить вещи. Не говоря худого слова, хутамка вздёрнула рыжую дуру на ноги и отвесила ей отменную затрещину. Та лязгнула зубами и мигом заткнулась.

— Мало, — сухо прокомментировала Наруга.

— Хватит пока, — решила Шатхия. — В другой раз бить не стану. Убью. Сама, чтоб больно не было. Жрать будут больней. Ты бегаешь быстрей ветра, — похвалила она Акери.

Та не ответила. Она стояла поодаль, вытянувшись стрункой. И явно к чему-то прислушивалась.

— Я узнала эту тварь! — радостно сообщила Ракна.

Эта не побрезговала явиться к Машке на обед. Проинспектировала её блюдо и примчалась доложить.

— Эта такая тварь… Помните на картинке: как бы осьминог только без щупалец. Ползает по земле и мимикрирует. Зимой он белый. И местные называют его сугробом. И пасть у него в половину тела.

— Машка его любит, — заметила Шатхия, крутя головой по сторонам. — Она довольна: добрый ужин. Только мало. Она большая. Съела одного кенгуру…

— Заткнись, а, — попросила Ракна, поморщившись.

— Заткнитесь обе, — тихо приказала Наруга и кивнула на Акери.

Эта затейница уже приподнялась над землей, прикрыв глаза и задирая подбородок. Невысоко — на метр — но всё равно впечатляло. Головой Ари не крутила — замерла лицом в одном направлении.

— Оттуда, — поняла Шатхия, откуда явится очередная нечисть.

— Отходим к костру, — велела Наруга, цапнув Юльку за руку.

— А она? — глянула Ракна на зависшую в воздухе фигурку.

— Она Ари, — как само собой разумеющееся, напомнила Шатхия.

И потопала к биваку, где торчали фигуры вооружившихся славянок.

— Точно, — согласилась Наруга, волоча всхлипывающую Юльку. — Её хрен догонишь.

Однако Ари догнала их в нормальном человеческом темпе.

— Что там? — спросила Наруга, не сбавляя хода.

— Машка ест, — ответила за Акери Шатхия.

— И что? — не поняла Ракна.

— Раз жрёт, значит, время у нас есть, — раздражённо пробурчала Наруга, подходя к костру. — Всё нормально?

— Ага! — едко выпалила Бинка. — Нормалёк! Вы этой выдерге уже вломили? — ткнула она пальцем в Юльку.

— Ага, — подтвердила Ракна. — Аплодисменты потом. К нам ещё гости.

— Достали, — буркнула Гранка. — Пожрать спокойно не дадут.

Подхватила чурку от предусмотрительно распиленного топляка и пристроила в огонь. Огляделась и предложила:

— Давайте второй разведём. Рядом. Если что, залезем между ними. Чудища они тут или нет, но огня бояться должны.

Они ещё не закончили, когда к месту намечающейся обороны приковыляла довольная Машка. Она спустилась к воде и принялась лакать её с оглушительными шлепками, будто нарочно.

— Приманивает кого-то? — поинтересовалась Шатхия у Акери.

— Да, — улыбнулась та.

— Молодая ещё, — покачала головой хутамка. — Глупая.

— Или знает, что делает, — возразила Гранка.

Акери слушала их и поражалась. Она знала, что сюда к ним идёт большая беда. Такая, что и вообразить трудно. А они, готовясь биться — и даже умереть — горячо спорили о Машке и её повадках. Обзывали друг дружку грубыми словами, что на самом деле звучали с неподдельной теплотой и приязнью. Набрасывались друг на друга, но готовились закрыть собой подруг. Странные женщины. Странный мир.

Под их дружескую перебранку Акери пыталась привести в порядок мысли. Зачем же Ису привела её на эту планету? Просто так богиня никогда ничего не делает. Она посылает своих детей туда, где людям нужна помощь. Правда, Акери почти усомнилась в этом. Зачем было отдавать её в жены царевичу? Нет, Этижи её не обижал. Он всегда был внимателен и почтителен к своей жене-Ари. И очень гордился ею, ведь Ари выбирают мужей совершенно непонятным для людей обычаем. Это им важны всякие титулы и воинские заслуги, а у Ари совсем иной взгляд на жизнь. И Акери уверилась: быть с Этижи ей было незачем.

Но, выходит, царский дворец был только преддверием для чего-то другого. Скажем, для того, чтобы Акери попала на эту странную недобрую планету. Или добрую — как она может судить, едва вступив на её землю? Чудовища? Ну и что? Люди тоже бывают чудовищами. А Машка на поверку оказалась доброй, заботливой и верной подругой. Такая пол леса разворотит, лишь бы успеть, не дать в обиду своих двуногих. Именно так медведица и ощущала их место в своей жизни: её семья. Она поминутно следила за ними, даже когда дремала или ела. И тоже готовилась закрыть их собой. Её приготовления имели больший вес, ибо дочь своей земли — она знала, что надвигается из глубины ночного леса. Знала, что не сможет с этим справиться, но и не думала удирать.

— Надо уходить, — сказала Акери, тронув Наругу за плечо.

Та обернулась, пронзила её недобрым взглядом и спокойно переспросила:

— Всё так плохо?

— Очень скверно, — подтвердила Акери в наступившей тишине. — Мне незнакома эта опасность. Но Машка её знает. И уверена, что не справится с ней.

— Чо ж тогда не бежит отсюда? — удивилась Бинка.

— Она не может. Вы теперь её семья. Природа говорит в ней, что семью нужно защищать.

— Костры оставим, — велела Гранка. — Пусть им глаза помозолят. Может, задержат чуток. Сегодня пасмурно, луны не слишком помогают. Акери, полагаю, в темноте наша Маша хорошо видит?

— Я тоже, — кивнула та.

— Да ты у нас просто клад! — обрадовалась Бинка, ухватившись за очередной чурбачок.

— Барахло мы упаковали, пока вы там воевали, — сообщила Гранка, помогая подруге. — Наруга, пистолеты лучше бросить — лишняя тяжесть. Против здешней живности они, как зубочистки против кита. Только и пригодны, что самим застрелиться. Короче, можем стартовать немедля.

Наруга кивком одобрила и пистолеты, которые уже отцепила от пояса, и старт. Они расширили кострища, благо углей к тому времени — по заверениям Бинки — нагорело выше крыши. Вскинули рюкзаки и потопали за Акери. Доверять поклажу Машке не стали: растеряет ещё недотёпа, когда снова начнёт гулять размерами туда-сюда. Медведица здорово уменьшилась и топала в арьергарде, прикрывая им задницу. Она была спокойна: не дёргалась, не оглядывалась. Могло показаться, что Акери переборщила с предосторожностями, но ей верили беспрекословно. С её талантами видней, как не попасть на зуб зверя.

Вот такие вот дела, а что оно там дальше будет — размышляла на ходу Наруга. Что бы ни было, появление этой чокнутой Ари даёт им более реальный шанс добраться до людей. Поначалу у Наруги промелькнула мысль, что когда всё закончится, она сможет отправить Акери на её родную планету. Или на все четыре стороны, если хотя бы в одной ей будет, где приткнуться. Признание Ари, что таковых мест в галактике нет, её обрадовало. Рядом с пигалицей она чувствовала себя…, будто в детстве рядом с мамой. Расставаться с этим чудом в перьях не хотелось.

Она кралась по ночному лесу, ловя каждый звук, каждый промельк тени, а мысли двоились. Неотвязно думалось о матери, об отце и о себе. Вот ведь как оно всё обернулось: моталась по галактике, а тут какие-то люди ждали, искали её. Зачем — понятно, но вот ЗАЧЕМ? Подобные размышления были совершенно некстати. Как прежде, когда заснуть можно было живой, а проснуться мёртвой — вопрос одного удачного попадания.

Она скользила между громадными стволами — где такие вот медведи с прочими гигантами начисто вытоптали кустарник — и остро чувствовала: это не её выбор. Их как будто нарочно загоняют в какую-то ловушку. И Глеб тут совершенно ни при чём. Кишка у него тонка диктовать свою волю такому занятному местечку. Нет, в эту ловушку их загоняют… Берры? Сама планета? Дойдя до этой болезненной навязчивой идеи, Наруга обозвала себя кретинкой. И приказала себе думать только о том, что надвигалось на них со спины.

Ари семенила рядом с ней, как сомнамбула — толку-то с её мистической чуйки! С этой её медитацией, что втыкается в процесс бегства, как ей вздумается, девчонка рискует очнуться уже в чьём-то брюхе. Наруга понимала, что фея всё пытается настроиться на волну этого мира — не такая уж мистическая затея для подобного существа. Но всё хорошо вовремя. Поэтому она решила отвлечь Акери болтавнёй о насущном.

— На Кунитаоши нет большой земли, — щебетала девчонка, охотно отвечая на вопросы новой подруги. — Только острова: большие и маленькие. На них живут люди: везде, кроме островов Мрака.

— Вотчина Ари, — догадалась Наруга, вглядываясь в черноту леса.

— Кроме нас туда по доброй воле никто не ступит, — подтвердила Акери и в очередной раз споткнулась, пойманная железной рукой Наруги: — Когда-то туда пытались отправлять самых ужасных преступников. Но после нескольких попыток отказались от нелепой затеи.

— Остров пожирал не только обречённого, но и тех, кто пытался его там оставить, — насмешливо предположила Наруга очевидное.

— Плохая была затея, — вздохнула добросердечная Ари. — Острова Мрака убивают всех. Даже неосторожных рыбаков. Тех, кто в погоне за добычей подходят к ним слишком близко.

— А как вы туда попали? — поспешила Наруга с новым вопросом, пока девчонка, взгрустнув, не провалилась в свою медитацию.

— Моих предков отвезли туда, — вдруг как-то сжалась Акери. — На съедение чудовищам. Сейчас я не буду об этом…

— А много у Ари островов?

— Три. Они лежат треугольником, у которого ровные стороны. И между нашими островами никто никогда не плавает. Наши чудовища живут не только на островах Мрака, но и в океане, в этом треугольнике.

— Акери, ведь остальные ваши люди остались нормальными?

— Да, — снова вздохнула сердобольная фея. — Их это не затронуло. Мы долго жили на островах Мрака, не видя остальных. К нам далеко плыть. А когда мы встретились снова, люди уже не смогли признать в нас себе подобных. Они считают нас колдунами. Думают, что мы умеем творить всякие чудеса.

— Делать из воздуха еду и красивые цацки? — хмыкнула Наруга, напряжённо вслушиваясь в мёртвую тишину леса. — И многие пытались прибрать вас к рукам?

— Такое было несколько раз, — неохотно пробубнила Акери.

— И эти умники моментально уразумели, что в соперники Ари не годятся, — иронично закончила за неё Наруга. — Полагаю, это пустяки по сравнению с тем, что вы живёте бок о бок с чудовищами. И вполне себе процветаете. Теперь я понимаю, почему местное зверьё не слишком тебя напрягает.

— Мы их не убиваем, — выдала Акери с самым серьёзным видом. — Они нас не трогают. Мы убиваем лишь тех, кто пытается покинуть наши острова. Чтобы они не губили людей.

— Как берры? — пришло в голову Наруге.

— Я их не знаю, — задумчиво протянула девчонка. — Возможно. Потому что здесь пахнет так же, как на моём острове.

Наруга моментально потеряла к беседе всякий интерес: вот мистика ей сейчас нужна, как тем кенгуру кальсоны.

Глава 9

Наруга ещё больше подогрела её своими расспросами. Ещё дома, слушая рассказ торговца о планете берров с её чудовищами и оборотнями, Акери заподозрила: и здесь обычные люди просто-напросто превратились во что-то немыслимое. Но из-за этого вовсе не потеряли в себе людей. Значит, в этом чужом для Ари мире ей вовсе не обязательно оставаться чужой. Нет, она может и должна попробовать достигнуть с ним полного слияния. Акери не станет прошибать лбом стену. Она проникнет в чужой мир, разбившись на тысячи собственных осколков, каждый из которых найдёт свою трещинку и просочится через преграду…

— Заснула? — хмыкнула Ракна, схватив её за плечи.

Акери опять споткнулась, некстати задумавшись, и чуть не улетела носом вперёд. Она растерянно посмотрела на шагающую рядом Наругу. Та сплюнула и процедила:

— Нашла время.

— Устала, — примирительно отозвалась крадущаяся справа Шатхия. — Все устали. Весь день и всю ночь не отдыхали. Отдыхать надо.

— Знаю, — процедила Наруга, прочёсывая взглядом лес впереди. — У самой глаза будто стеклянной пылью запорошило. Режет, аж слёзы вышибает.

— И пить хочется, — осторожно подала за спиной голос Юлька.

Ту воду, что у них была, они выпили. Сопящая сзади Машка недовольно заворчала — в её бездонной глотке тоже сплошной сушняк. Но если она ни разу никуда не свернула, значит, воду не почуяла — резонно подумала Наруга.

— Мы дважды прошли мимо воды, — в очередной раз поймала её мысли Акери. — Машка знала, что нельзя останавливаться.

— А сейчас можно? — спросила Шатхия, не оборачиваясь.

Хутамка казалась роботом, не знающим усталости и жалости к тем, кто уставать умеет. Даже Наруга начинала сдавать, а гордой дочери замызганных степей всё нипочём.

— И сейчас нельзя, — вздохнула Акери. — Но очень надо. Без воды вы напрасно теряете силы.

— А она тут есть? — уточнила Наруга.

Машка, как по команде, свернула в сторону. Пошла лавировать меж стволов, призывно пощёлкивая о землю хвостами. Двинулись за ней. Вскоре выбрались на опушку — лес воткнулся толи в скалу, толи в бочину высокого обрывистого взгорка. Его огибала мелкая суетливая речонка, которую преспокойно перешли вброд. Напились, наполнили всю тару, что имелась, скупо засыпая в неё дезинфекторы. Перекусили: девчонки концентратами, а Машка придушила жирного червя метра четыре длинной. С тупыми мордой и задницей — не поймешь, где что — и с длинными частыми гребёнками тоненьких лапок по обеим сторонам. Причём медведица — хитрожопое создание — позволила ему вырасти вдвое. И только потом раздавила червю голову — у неё с распознаванием жизненно-важных частей проблем не было. Выдавливая из туба питательную кашицу, Бинка заметила, что эта жадобина могла бы и поделиться свежим мясцом. Акери ответила, что медведица никогда не поделится тем, что может их убить.

Наруга удивилась столь необычным инстинктам дикого зверя. Попробовала вытащить из Ари подробности, но та отговорилась незнанием.

— Нам нужно на юг, — напомнила ей Наруга, между делом. — Но мы явно забираем всё дальше на запад. Почему?

Акери вздохнула. Бросила туманный взгляд на скалу и оглушила всех состоянием их нынешних дел:

— На юге много зверей. Уже совсем близко. Очень много. Потому я чую их так далеко. Будто нарочно собрались и ждут нас.

Машка оторвала морду от трапезы и хрюкнула в подтверждение правоты Ари.

— Нарочно собрались, — эхом отозвалась Ракна и многозначительно посмотрела на подругу.

Она пока не прониклась её паранойей насчёт живой планеты, но всерьёз задумалась.

— Если пойдём прямо на юг, можем не пройти, — продолжила Акери.

— Понятно, — нетерпеливо мотнула головой Наруга. — А восточней?

— Тоже, — тихо бросила Акери, потупив глаза.

— Впереди, сзади и слева, — сухо перечислила Наруга. — Значит, нам направо.

— Нельзя, — прошептала Акери, опустив голову.

— Вот те раз! — восхитилась Бинка. — Так чо? В землю зароемся или вознесёмся?

— Нас загоняют на запад? — прямо спросила Наруга.

— Я так чувствую, — пробормотала Акери. — И чувствую, что туда нам совсем нельзя. Оттуда пахнет островами Мрака. Для меня это неопасно. А для вас…

— А почему там зверья нет? — задала резонный вопрос рассудительная Гранка.

— Они не любят Мрак, — удивилась её непонятливости Акери.

— И если мы пойдём туда, они за нами не попрутся? — настаивала Гранка.

— Они пойдут за нами. Но к самому озеру Мрака не подойдут. Не должны.

— Там есть и такое? — скептически выгнула бровь Ракна.

— Может это не озеро, — сообразила Акери. — Может что-то другое. Но пахнет оно так же как наши озёра Мрака. Они убивают людей. Только Ари могут жить рядом и…

— Если мы подойдём к этому твоему озеру, то свихнёмся? — продолжала напирать Гранка. — Полезем в него?

— Нет, — немного растерялась Акери от такой постановки вопроса.

— Так, чо ты нам мозги полощешь?! — возмутилась Бинка. — Вконец запугала, дура стоеросовая. Наруга?

— Идём туда, — махнула рукой та. — Не в зверинец же лезть. Может, как-нибудь и проскочим по краю этого самого озера. А там вывернемся и рванём на юг. Прямо к посадочной площадке не выйдем. Но наткнуться на поселения аборигенов шанс есть.

— К тому же нас наверняка ищут, — заметила Ракна. — Гаффар с Имраном не могли не сообщить беррам о наших неприятностях. А те, как мне помнится, весьма трепетно относятся к женщинам.

— Идём на запад, — резюмировала Шатхия.

Услыхав это, Машка вдруг обрадовалась — даже чавкать перестала. Все удивлённо воззрились на эту оригиналку. Одна Акери недовольно зыркнула на медведицу, но ничего не сказала. У неё не было такого решения, что поможет подругам пробиться к людям. А раз нет решения, значит, и возражения не имеют веса.

Они двинули вдоль скалы. Машка по-прежнему замыкала строй и теперь постоянно оглядывалась. Не рычала, но иногда глухо порыкивала — чуяла преследователей. Те вели себя странновато для охотников: не отставали, но как-то не слишком поторапливались. Достаточно припомнить скоростные характеристики тех же кенгуру, чтобы усомниться в категоричности их намерений отобедать. Наруга понимала: если они хотя бы несколько часов не поспят, то вскоре свалятся, наплевав на опасность. Сутки без сна. Даже им с Шатхиёй несладко, а Юлька вообще еле волочила ноги. И это несмотря на местную смешную гравитацию, позволяющую порхать даже такой корове, как она. Но заснуть на земле, а проснуться в чьём-то желудке не улыбалось. Она мучительно искала выход. А как его найдёшь, если ни черта толком не знаешь об этой сволочной планете?

— Мы скоро отдохнём, — каким-то деревянным голосом поведала ей Акери.

— В чём подвох? — немедля отреагировала Ракна.

— Чтобы отдохнуть, их нужно накормить, — пояснила, опять ничего не объяснив, зеленоволосая юродивая, как её окрестила Бинка.

— Есть идеи? — уточнила Наруга.

— Там они поедят и оставят нас ненадолго в покое, — весьма логично ответила прибабахнутая Ари, вытянув руку вперёд. — Я так думаю.

— Есть основания? — усмехнулась Наруга.

— С чего бы им отвязаться? — поддержала её Гранка.

— Много еды, — догадалась умница Шатхия. — Очень много. Всем хватит.

— Очень много, — кивнула Акери. — Но, нам надо укрыться. Залезть куда-нибудь повыше.

Все тотчас принялись разглядывать стену, мимо которой тащились битый час. Отвесная щербатая, совершенно не вдохновляющая на подвиги преграда, казалось, издевательски расправила плечи. Дескать, давайте, рискните костями.

— Я туда не заберусь, — уныло признала Ракна. — Легче сразу застрелиться.

— Успеешь, — усмехнулась Наруга и обернулась к медведице: — Мэри, поможешь?

Та с готовностью двинулась в ней — девчонки бросились врассыпную, не доверяя её природной грации. Машка дотелепалась до Наруги и немного подросла. Затем оплела новую подругу хвостом. Вторым подцепила охающую Бинку, и вознесла обеих на загривок. А потом принялась расти, расти, расти. Девки только диву давались да расступались всё дальше. Вскоре Машка вымахала метров на тридцать — не меньше. Рядом со скалой объявилась ещё одна гора. И хвостами — толщиной в приличную сосну — уже не рисковала экспериментировать с хрупкими двуногими. Наруга велела ей поставить хвосты торчком — медведица медленно, не без труда выполнила просьбу. Наруга сняла рюкзак и полезла вверх по этому столбу, цепляясь за короткую, но толстую жёсткую шесть. Добравшись до края скалы, сбросила вниз страховочный шнур. Подняла привязанные рюкзаки. Помогла забраться карабкающейся Бинке, и Машка принялась сдуваться.

Когда наверху оказались последние альпинистки, медведица сдулась и преспокойно потрусила дальше вдоль скалы. Девчонки надеялись, что она не потеряется, но тут уж ничего не поделать. Да и некогда нюни распускать — впереди их ожидало самостоятельное восхождение ещё выше. Правда, уже не по отвесной стене, но тоже хватило радостей. Юльку с Акери вообще заволакивали на себе — тощие девчонки очень старались не создавать проблем, но создавали. Крутой склон не пожалел хрупких женщин: на макушку этой горки они заползали дохлыми улитками и валились замертво.

Немного отдышавшись, наломали растущего здесь низкорослого колючего кустарника. Разложили крохотный костерок и заварили чаю — на горячий обед топлива не хватало. Давились концентратами и любовались на раскинувшуюся внизу небольшую долину. Она была дивно хороша. Будто сбежала с рекламной туристической заманухи и приткнулась тут жить на свободе, как ей вздумается. Небольшое голубейшее озеро в середине окружали только травы. Лес теснился вдоль склонов, словно на него наложили какой-то запрет приближаться к воде. А скорей всего, он просто не успевал вырасти — вытаптывали все эти гиганты, таскаясь сюда на водопой. Две так себе и настоящая большая гора подпирали долину с трёх сторон. Прямо напротив их бивака виднелось высокое широкое ущелье с обрывистыми стенками. Такое впечатление, что гора с соседним взгорком столкнулись когда-то боками. Понравились друг другу, вросли друг в друга. А после рассорились и отпрянули в стороны, оставляя следы своего разрыва на века.

С этими поэтическими мыслями Наруга провалилась в сон, едва проглотив последнюю каплю концентрата. Заснули все — Акери обещала посторожить. Ей в силу каких-то там природных заморочек с метаболизмами нетрудно жить без сна несколько дней. А потом она провалится в долгий-долгий сон. Но к тому времени — надеялась Ари — они найдут более безопасное убежище.

Проснулась Наруга самостоятельно. Будто по морде получила и мигом подскочила, сонно моргая в сторону долины. В том, что вылезало туда из ущелья напротив, достаточно образованная бандитка не сразу узнала животное. Огромное, как сама гора — эта дрянь протискивалась между каменными стенами узкого коридора со зловещей вальяжностью того, кому некуда торопиться. А по всей долине наблюдалось деятельное шевеление. Вдоль опушек замкнувшегося кольцом леса шмыгало всякое зверьё. Небольшое, но яркое оранжевое пятно притянуло взгляд. Наруга присмотрелась и хмыкнула: мандарин, как их называли аборигены. В обычном состоянии довольно приличный — метра три в диаметре — ярко-оранжевый пухлый мохнатый блин. Скорей даже двояковыпуклая линза. Способен за считанные секунды увеличиться вдвое. Восемь пар длинных руко-ног, напоминающих ножки стола, но с тремя коленками. Мерзкая широкая пасть с торчащими во все стороны клыками — она распахивается на треть всей окружности. Собственно, вся эта линза и выглядела одной сплошной пастью — куда только ливер умещается?

Ещё она узнала нескольких липунов с их хвостами-вилками. И нескольких замерших на задницах кенгуру, и ещё кое-кого, но опознание этих не состоялось. Потому что из леса выкатилась троица шестилапов. Причём не какая-то мелочь, вроде легкомысленной Машки, а явно взрослые солидные мужики. Почему мужики? А хрен их знает. Подумалось и всё тут. Медведи выплыли на опушку степенно, неторопливо с демонстративной небрежностью тех, кто не видел вокруг истинных соперников. Внушительно поигрывая хвостами, они осанисто переставляли лапы. Машка была какой-то тёмно-пегой, а шкуры этих исполинов лоснились чернотой…

Наруга замерла — буквально вросла задницей в землю. Машинально огляделась — девчонки спали, как убитые. Ари рядом не было. Она вытащила из кармана окуляры, прищёлкнула их на головной обруч, навела: точно, не померещилось. Акери восседала на спине Машки, затесавшейся в компанию мужиков — хоть привязывай заразу! И когда только успела? Вживлённые линки здесь не работали, но Глеб позаботился о механических часах. Наруга отщёлкнула крышку на манжете куртки, глянула: она проспала четыре часа, почти полдень. Выходит, времени успеть у Акери было завались. Паршиво только, что она бросила их тут спящими. Или знала, что делала? Девчонка вроде ответственная — пыталась успокоить себя Наруга, всматриваясь в Ари.

Та сидела на загривке Машки неподвижной статуэткой — только ветерок подбрасывал и путал зелёные волосы. Тут до Наруги дошло: медведица постепенно выдвигается всё дальше и дальше на остриё клина шестилапов. Их заметно сторонились и только мандарины сновали рядом, словно ведя переговоры о чём-то насущном. Но к Машке не смела сунуться ни одна тварь — у Наруги отлегло от сердца. Она вновь уставилась на чучело в ущелье, пытаясь определиться со степенью надвигающейся опасности, из-за которой весь сыр-бор. Такого экземпляра в энциклопедии Гаффара не было — есть о чём поторговаться при встрече.

Громадная светлая фигура поначалу показалась ей обычным грибом с широкой шляпкой. В центре композиции шевелились четыре толстые ножки, сливающиеся в одну — монстр не шёл, а семенил, удерживая равновесие. Этому способствовали плоские гнутые подпорки, что торчали по краям, поддерживая шляпку. Следом Наруга разглядела, что гриб вовсе не круглый: широкое плоское тело тянулось за шляпкой шлейфом, постепенно сужаясь. Прицениться к длине явившейся твари не получалось: эта сволочь продвигалась еле-еле, сливаясь со стенами ущелья. Зато можно рассмотреть то место, где, по идее, должна находиться морда. Гряда чёрных полушарий, оседлавших шляпку гриба от края до края, могла быть чем угодно: глазами, ушами, ноздрями или подростковыми прыщами. С пастью тоже небогато, значит, её демонстрация ещё не начиналась. Не суетится с угрозами — подумала Наруга — серьёзный зверь.

Тем временем Машка прибавила ходу, огибая озерко, а вслед за ней и мужики. Но те вскоре поотстали, а Машка выперлась к самому выходу из тоннеля, откуда выскребался гриб. Она уже выросла — поменьше, чем под скалой, но тоже солидно. И теперь стояла перед гигантом, словно здоровенный пёс перед среднетоннажным челноком. Акери подняла вверх руки и протянула их к монстру. В глазах Наруги мигом потемнело. В животе предательски заёкало. Она взгромоздилась на агонизирующие ноги и выпрямилась, понимая, что сейчас пойдёт туда, к этой юродивой Ари… Что её порвут, или сожрут живьём, но она потащится за этой мелкой зелёной поганью, так беспечно просравшей единственную жизнь новой подруги.

Акери уже слетела с ретировавшейся Машки и торчала под самым носом… выросшего вдвое гриба-мутанта! Он торчал над ней космической прогулочной яхтой, застывшей на стапелях. И как-то нелепо приседал на толстых лапах, разевая пасть, занимавшую, как и у мандаринов, треть морды. Как он собирался пообедать этой зеленой мошкой, совершенно непонятно. Акери не могла соперничать даже с самым мелким из его клыков — её просто не поймать на зубок, не прикусить. В промежуток между ними без помех выскочит сама Наруга. Длинный широченный гибкий язык выстрелил в зелёную муху, напоминая сход каменной лавины. Акери взмахнула руками, и это алчное уродливое безобразие застряло на полпути, словно налетев на стену.

Гриб недовольно покачнулся, выпрямляясь на ногах и возносясь в небеса. Нахальная таинственная Ари сделала несколько отчётливых шагов вперёд — гриб чуток попятился. Совсем немного — скорей откачнулся. Но откачнулся от мухи! Наруга вдруг совершенно отчётливо осознала: в этот раз ей не доведётся помереть от героизма или с горя. И уже почти равнодушно пронаблюдала отступление вновь сдувшегося гриба. Тот смешно пятился, превратившись из чудовища в нелепище, то и дело натыкающееся на собственный хвост.

Зато в сторону гриба уже вкрадчиво стягивались медведи и пускающие слюни мандарины. По сторонам, нацелив морду в сторону угощения, осторожно подползали липуны и какие-то сороконожки нового пошиба. Подтягивались и кенгуру с прочими всякими — надо было успеть урвать свою долю. То, что гигантская грибная закуска тут всем по душе, было видать невооруженным глазом. Как ни странно, Наругу нисколько не напрягло то, что Акери уходила с места событий на своих двоих. Промеж алчущих пира гигантских тел. А пару раз так и вообще прямиком под медвежьим брюхом — оба самца умудрились ловко пропустить двуногого задохлика между лапами.

Казалось, вся эта кровожаждущая команда только и ждала, пока зелёная муха не уберётся с их пирога. Едва Акери миновала последнюю двухвостую задницу, авангард претендентов на праздничный обед рванул в атаку. Гриб всё также пятился, наполовину скрывшись за скалистым нагромождением, откуда выполз. По пути он не стремился снова поднабрать в росте, дабы не застрять. Но теперь, среагировав на атаку, резко распух, накрепко увязнув боками в ущелье. Чего они и добивались — поняла Наруга. Инстинкт самосохранения не позволял грибу сдуться, пока его так упорно провоцировали. Разогнавшиеся в авангарде медведи на полном ходу сдувались, проскальзывая под грибным брюхом. По ту сторону праздничного блюда эти хитрецы наверняка обретут соответствующие кондиции и вцепятся в распухшие филейные части. Мандарины, между тем, ловко карабкались на крутые склоны. И вот уже первая парочка хищных фруктов спикировала на макушку гриба, распахнув пасти…

Акери неслась мимо озера, лишь немного ускорившись по сравнению с её памятным рывком к Юльке. Ни одна собака из арьергарда приглашённых на ужин не посмела щёлкнуть на неё челюстями. Наруга выдохнула: паршивое оцепенение, что навалилось с появлением гриба, пропало, как не бывало. Она встряхнулась и огляделась: девки дрыхли, костёр давным-давно погас. Она побрела собирать хворост и рубить кустарник, которому так не повезло с постояльцами. Запалила огонь, поставила воду — дико хотелось чего-нибудь горячего.

Вдруг ей пришла в голову странная мысль о той самой силе богине Ису, о которой всё лопотала Ари. Чем бы та сила не была, наверняка не бесконечна. А сегодня их желтоглазая фея здорово выложилась. И продолжает выкладываться, несясь к подругам. Потом полезет на взгорок — скальной оказалась и вторая его бочина. Видать, поэтому Акери и рискнула оставить подруг без присмотра. Хотя, для тех же мандаринов это явно не преграда — размышляла Наруга, взяв скрутку шнура и двинув к краю обрыва. Отважная победительница уже подбегала к нему. Она задрала голову и помахала Наруге рукой. Та вздохнула и швырнула вниз верёвку. Вскоре усталая, но довольная Ари сидела у костра и принюхивалась к томящемуся под крышкой чаю.

— Что дальше? — спросила Наруга, доставая галеты.

— Нужно торопиться, — спокойно, но весьма серьёзно сообщила Акери. — Они его долго будут есть.

— А потом погонят нас дальше, — закончила Наруга невесёлую мысль. — Как думаешь, мы успеем прошмыгнуть и рвануть на юг?

— Туда нас не пропустят, — нахмурилась Акери. — Я очень не хочу идти туда, куда нас подталкивают. Мне страшно за вас. Но силы Ису всё меньше и меньше. Я много потратила в пути. А сегодня ещё больше. Я не смогу вас защитить, если идти на юг.

— Это мы уже обсудили, — досадливо отмахнулась Наруга. — И приняли решение. В озеро Мрака мы не полезем. Тебя ведь именно это беспокоит? Если оно, как ты говоришь, не сможет заморочить и заманить нас, то бояться нечего. Нам вообще смешно чего-нибудь бояться. Несколько месяцев назад меня должны были казнить. И девок тоже. А тут мы, по крайней мере, свободны себя защищать.

— Ты смелая, — уважительно сказала Акери. — Я никогда не была такой смелой.

— Тогда, как назвать то, что ты учудила сегодня?

— Мне нечего было бояться, — удивилась Акери. — Я сделала лишь то, что могу. Будь иначе, я не стала бы делать бесполезное. Это неразумно.

— Ладно, — вздохнула Наруга. — Пей чай. А я подниму девок. Будем торопиться.

Они спустились вниз — туда, откуда поднимались — пожертвовав покинутому взгорку шнур. Акери могла бы его отвязать и после слевитировать, однако Наруга посчитала это излишеством. Поесть толком не успели, но сон сам по себе взбодрил. Он позволил проделать часть пути лёгким бегом, благо утрамбованная гигантами земля позволяла не слишком осторожничать. Но когда начал подступать вечер, могли только шагать. Без Машки приходилось держать ухо востро. Это она отпугивала большую часть местной нечисти. А без неё семь женщин-максиков — даже низкорослые Юлька с Акери — олицетворяли собой приглашение на обед.

Первыми приглашёнными оказались два невиданных прежде лупоглазых создания. По-змеиному гибкие тела выметнулись на них из-за деревьев и напоролись на три метких очереди. Один сдох сразу — Шатхия ему пол башки снесла — а второй мерзко горланил скрипучим квакающим голосом. Добивать не стали в надежде, что подранок привлечёт к себе внимание других охотников. Толком подрасти, он не успел. Но и без того являл собой приличный шмат мяса — есть, чем поживиться. Затем наткнулись на рогатую шипастую змею вроде той, что невольно помогла Акери. К счастью, более мелкую и, видимо, не такую опытную. Тварь бросилась на Шатхию, раззявив пасть и норовя заглотить голову хутамки. Та мигом рухнула на спину и выставила перед собой пулемёт — загнала его поперёк глотки. Лихо откатилась, а Наруга с Гранкой изрешетили мотающуюся рогатую башку.

Потом Ракна с Бинкой спасли всех, расстреляв парочку кенгуру, нагоняющих добычу. Уже под утро их бестолковая малахольная Юлька спасла жизнь самой Бинке. Поразительно быстро среагировала на метнувшуюся из кустов нечисть насекомого вида и слоновьих размеров. С визгом выпустила очередь из РП прямо в правый глаз — вынесла бы и левый, не будь он с другой стороны морды.

Наруга проклинала сгущающиеся сумерки и всё больше мрачнела: она ожидала от этого дня большего. Боялась, что отбиваться придётся на каждом шагу, а они даже толком не испугались. Поначалу она грешила на заклинательницу зверей, распугавшую всех монстров в округе. Но Акери уверяла, что не тратила силу — берегла. Лучше бы, фея, это была ты — думала Наруга. Тогда мысли о том, что их гонят, как тупую скотину, не кусали бы раздражённый мозг. Впрочем, хорошо, что Акери не разбрасывалась своей фантастической силой направо и налево — девчонка итак устала. Она уже не скользила по земле этакой балериной, а волочила ноги, как все нормальные люди. И лучше бы Наруга не отвлекалась на всякие свои внутренние драмы — тогда не проворонила бы очередное нападение.

Даже не нападение, а смертельно опасную оплошность. Она шла рядом с Акери в авангарде и всего-то подалась в сторону на несколько шагов — оттуда было лучше видать, что впереди. Короткий вскрик, и девчонка провалилась по пояс на совершенно ровной земле. Нора — догадалась Наруга, подлетев к барахтающейся бедняжке. Ту не затянуло под землю, но и не отпускало. Перехватив РП правой рукой, левой она подхватила Акери подмышки. Ракна, Гранка и Шатхия мгновенно взяли их в круг, ощетинившись во все стороны стволами. Бинка с Юлькой вцепились в Акери и пытались вытянуть её наружу — ловушка не сдавалась. Бинка сорвала с пояса тесак и взялась обкапывать землю вокруг — Юлька мигом присоединилась к ней. А Наруга крепче прижала к себе свою фею.

Рыжик первой наткнулась на клейкий канат, пронизавший землю почти под самой поверхностью. И тотчас влипла в него обеими руками. Её потянуло в ту же яму, но вниз головой. Девчонка грязно ругалась и пыталась зацепиться ногами хоть за что-то. Бинка тянула её назад изо всех сил, но только затормозила процесс. Ракне пришлось плюнуть на опасность наземную, чтобы разобраться с подземной. Она подлетела к барахтающимся подругам и перехватила у Наруги желтоглазую недотёпу. Та до сих пор молча боролась за жизнь, но вдруг подняла голову и выдавила:

— Идёт… она…

— Убью! Суки! — вскочив на ноги, прорычала Наруга.

Ей вторил отчаянный вопль Бинки. Упираясь ногами в землю, она попала в то место, которое сама же и разрыла. Наткнулась на очередной канат и прилипла к нему голенищем сапога. Теперь уже Гранка сорвалась на помощь.

— Шатхия, помоги им! — скомандовала Наруга, толкнув хутамку к копошащейся на земле куче тел.

Та сощурилась на подругу, но молча исполнила приказ. А Наруга в одиночку встала против вздыбившейся неподалёку земли. Оттуда вылазила плоская четырёхугольная башка, мордой которой служил один из углов. А каждую сторону украшали гроздья здоровенных вращающихся глаз. «Бубновая дама» — вспомнила Наруга, послав очередь в голову, что могла поспорить со всем её собственным торсом. Что-то вроде паука. Одна из тех, кто не обладает способность вырастать до гомерических размеров. Зато превосходно прыгает — отметила Наруга, пуская очередь за очередью в настоящий взрыв, взметнувший землю. Бубновая выметнулась наверх и моментально оказалась на расстоянии шагов пятидесяти. Там развернулась к Наруге и замерла, приседая на толстых ногах, гнущихся по всей длине. Её острый нос медленно покачивался из стороны в сторону — будто не советовал еде пререкаться с едоком. К тому же чрезвычайно ядовита — припоминала Наруга, продолжив прицельный огонь.

Но паучиха и в этот раз увернулась. Такой реакции у живого существа Наруга ещё не встречала — исключая акробатику Ари. Оба магазина опустели — она мельком обернулась к возившимся с паутиной девчонкам. Шатхия правильно её поняла. Умудрилась швырнуть чей-то РП прямо в руки — чуть не выбила Наруге обе кисти. Под тяжестью оружия она по инерции подалась вперёд. И над головой пронеслось что-то огромное.

— Сзади! — одновременно завопила Ракна.

Наругу чем-то зацепило — видать, лапой — и швырнуло на землю. Прямиком лбом в РП. Она не успела и головой тряхнуть, разгоняя искры в глазах, как на спину опустилось что-то тяжёлое. На затылок закапала какая-то пакость. Сбоку ударили сразу две очереди — тяжесть исчезла и Наруга перекатилась на спину. Встать она не успела. рядом вновь пролетела огромная тёмная туша — душа выкатилась из пяток и зарылась в землю

— Машка! — вопили девки, как сумасшедшие. — Машка!

Наруга тяжело приподнялась — метрах в десяти от неё ходила ходуном бочина разъярённой медведицы. А чуть дальше изображала свои идиотские книксены бубновая, готовясь напасть. Затем случилось невероятное. Один из хвостов Машки метнулся к Акери. Обхватил её, отшвырнув не успевшую увернуться Ракну. Он выдернул Ари из земли, подтащил к хозяйке, и тут… Наруга только заметила, как сероватая пелена накрыла их обоих. Контуры тел растворились в зыбком мареве, куда и влетела атаковавшая паучиха. Что случилось дальше, она и не разглядела, и не поняла. Но бубновая вдруг завалилась на спину, суча культяпками обломанных ног — только две задние сохранились в целости. Серая пелена моментально испарилась. Акери рухнула на землю, словно её отшвырнули за ненадобностью. А Машка с презрительным рыком разодрала брюхо барахтающейся твари.

Наруга бросилась к Акери — та лежала на животе, не пытаясь подняться.

— Ребро треснуло, — тихо пожаловалась она, остановив подругу шевелением ладони. — Ещё одно сломала. Пока не трогай меня. Пусть срастутся. Помоги остальным.

Остальных из неподвижной теперь паутины вызволили быстро. Ещё не успели сообразить, что делать с Юлькиными руками, как паутина начала таять, оставляя маслянистую жижу — даже земля её впитывала с трудом. Гранка, которая уже пыталась осторожно стянуть сапог с Бинки, предложила оставить его на месте, раз проблема устранена. Но пострадавшая учинила бучу, мол, в этой пакости пусть ходит самый умный. А она желает нормальную обувку, от которой не воняет, как из толчка.

Короче, пришлось выбрасывать совсем ещё новые сапоги. И мастерить для Акери носилки: рёбра она сращивала не так быстро, как порезы. Зато к ним вернулась их ветреная защитница. Машка так виновато шмыгала носом, что Юлька подалась к ней и погладила этот самый нос. Медведица вздохнула и чуть не затянула милосердную ручонку в мокрую ноздрю. Юлька тихо плакала и вытирала руку о косматую морду. А другой всё пыталась обнять необъятное, то и дело попадая ладошкой в пасть. Изгваздалась, но отвела душеньку и успокоилась.

— Я очень виновата, — каялась Акери, лёжа на трёх связанных жердинах. — Я испугалась. Испугалась, когда провалилась. Я не смогла собрать силу Ису для удара…

— Не нуди! — взмолилась Гранка, что тащила носилки спереди. — Живы и ладно.

— Нет, а потом-то чего не ударила? — придиралась Ракна, что несла их сзади.

— Машку услышала, — пояснила Акери. — Поняла, что можно сберечь оставшуюся силу. Сегодня всё небо в облаках.

— И что?

— Не могу восполнить запас силы. Я не вижу жемчужных чертогов Ису…

— Не начинай! — хором возопили Бинка с Юлькой.

И расхохотались счастливые, что опять выкрутились. Да живут себе дальше назло всем.

Глава 10

Вскоре они вышли из леса и оказались на берегу реки, за которой начиналось подножие огромной горы. Река была широкой и бурной, но Акери виновато сообщила, что переправа неизбежна. Хотя свет обеих лун по обе стороны неба и пробивается сквозь тучи, однако ночь есть ночь. Хищники активизируются и всё такое. Судя по тревожным оглядкам и угрожающему хрюканью Машки, она права. Однако и переправляться через это безобразие было категорическим самоубийством. Но медведица с ними не согласилась. Не растрачивая себя на дискуссии, она здорово уменьшилась и легла на брюхо. На широкую спину водрузили носилки и усадили Юльку, как самую дохлую. Машка осторожно поднялась и слегка подросла. Подхватила Бинку, взгромоздила туда же на спину. Добавила все рюкзаки и ещё выросла. Остальные посмотрели на растолстевшие хвосты и поняли: после такого захвата новых потерпевших со сломанными рёбрами прибудет.

Машка с ними согласилась и ещё наддала. Наруга с тоской подняла голову и осмотрела примерно шестиметровую тушу, на которую предстояло совершить восхождение. Сверху свесилась рыжая лохматая голова и растерянно заморгала на подруг.

— Рюкзаки держи, тетеря! — скомандовала из поднебесья Бинка, и голова пропала.

Ракна небрежно хмыкнула и полезла наверх по необъятной лапе, цепляясь за шерсть. Один из хвостов в нетерпении помог ей, подпихнув под задницу. И чуть не свалил на землю, после чего оставил всякую благотворительность. В отличие от хвостов, на туше Машки шерсть оказалась чем-то смазанной. Какой-то жирной дрянью. Цепляться за неё, было сродни попытке удержать в воде скользкую рыбину. Конечно, медведица могла и поумерить прыть в вопросах перемены облика. Но все понимали: она боится уронить носилки с отнюдь не ровной спины. К Ари она явно благоволила, ну а прочие как-нибудь перетопчутся без ласки. Обойдутся собственными силами, даром, что ли вымахали такими коровищами — ругалась Ракна, штурмуя лохматую гору. С грехом пополам они преодолели и это — Шатхия, как всегда, первой.

Реку ещё больше выросшая медведица не переплыла, а перешла. Все усилия реки своротить перегородившую её глыбу, пропали даром. Машка преспокойно добралась до другого берега, где произошла высадка. В обратном порядке, с той лишь разницей, что вниз четыре альпинистки практически скатились по хвостам. Подножие горы заросло более скромными деревьями, чем те гиганты, среди которых они кочевали прежде. Больше среди них встречалось и проплешин. Они забрались поглубже в заросли и развели, наконец-то, настоящий костёр. Тотчас к нему принеслись три каких-то упыря, отдалённо напоминающих кенгуру. Правда, на задних лапах они не прыгали, а бегали. К тому же не имели шеи, поэтому вращались у них не головы, а торчащие на макушке глаза — все четыре. Радостно каркая, они вылетели к поляне и тут же дёрнули прочь.

Бинка, наплевав на усталость, с энтузиазмом взялась за похлёбку — у них осталось достаточно ферментированного мяса на несколько дней, проведённых в скромности. Или в постоянной гонке на выживание с тубами во рту. Готовила Бинка знатно — пальчики оближешь даже при убогом запасе специй и отсутствии свежей зелени. С местной, естественно экспериментировать не тянуло. Если тут такая фауна, страшно представить себе возможности флоры. Шатхия с Ракной произвели ревизию боезапаса и прослезились. Большую его часть пришлось оставить в челноке — не роботы таскать на себе всякое железо, пусть из современных облегчённых сплавов. Поднять его они могли, а вот бегать с таким грузом пупок надорвёшь. Правда, они пока редко использовали пришпандоренные к РП гранатомёты. Берегли на чёрный день, который все глаза проглядел, ожидая новое мясо для заклания. Словом, вооружение не радовало.

Слегка ожившая Акери лежала неподвижно и — судя по одухотворённой мордахе — готовилась к чему-то возвышенно-мистическому. За рекой всё активней разворачивалась ночная жизнь, демонстрируя возможности разномастных глоток. Машка поглядывала туда с завистью: толи успела проголодаться, толи её тянуло на подвиги. Наруга предложила ей прогуляться, если зудит, но медведица отказалась. Она улеглась, заняв собой почти всю поляну, и задумчиво пялилась на огонь — совершенно его не боялась. Эта планета не уставала удивлять своими антиприродными замашками. И оба её кошмарных спутника ни в чём не уступали той, вокруг которой вертелись, устроив чехарду с орбитами. Хотя отсюда с безопасного расстояния они смотрелись шикарно. Да и ночное освещение обеспечивали выше всех похвал даже в условиях сплошной облачности, как сегодня.

Поев, Наруга решила немного поговорить по душам с их желтоглазой палочкой-выручалочкой. Перед ужином Акери осторожно перевернули на спину, и теперь она упорно, напряжённо пялилась на тучи. Наруга улеглась рядом в довольно густую траву и спросила:

— Ты чего-то ждешь?

Акери ответила не сразу. Наморщила лобик, словно перебирала в уме доступные для её разумения слова. Шевелила губами, вздыхала. Потом изрекла очередную муть:

— Жемчужные чертоги Ису далеко.

Наруга уже поняла, что под этой богиней она подразумевает луну далёкой планеты Кунитаоши. Поэтому вполне резонно заметила:

— Естественно, раз ты так далеко от них забралась. Но, мне вот интересно: это помешает тебе аккумулировать твою энергию? То есть, восстановить твою силу. Эти луны не подойдут? Я понимаю, что они для тебя чужие…

— Такие же, — внезапно оборвала её Акери. — Тот же источник силы.

— Вот как? Так в чём проблема. Почему у тебя такой вид, будто тебя обокрали?

— Здесь всё чужое, — вздохнула Акери, продолжая неотрывно пялиться в небо. — И всё то же. Только на свой лад. Я будто живая и мёртвая одновременно. Бабушка мне предсказала, что однажды я сильно изменюсь. Провалюсь в себя и вырвусь обратно совсем другой. Много потеряю, но стану этому радоваться. Я думала, что это уже случилось.

— Здесь? — уточнила Наруга, подталкивая умолкнувшую чудачку.

— Нет. Дома. Когда мне предложили выйти замуж за царевича Этижи.

— Так ты у нас царица? — нешуточно удивилась Наруга.

С этой куклой не соскучишься. Уже, казалось бы, всё о ней узнала, и тут же новый фортель.

— Я не стала царицей. Меня увезли. Думаю, останься я дома, всё равно бы не стала царицей.

— Почему?

— Я не умею быть царицей. Она должна много обманывать. А я не умею.

— Да, это проблема. А этот твой принц, что за человек?

— Он меня не обижал, — равнодушно ответила царственная особа. — Держался так, будто я драгоценная статуя, вырезанная из кости самого большого куйша.

— Судя по такой оценке собственного мужа, о большой любви речь не идёт, — не удержалась от насмешки Наруга.

— Ари не умеют любить.

— Прости, но звучит неправдоподобно. Ну, насколько я успела тебя узнать.

— Ари не умеют любить, — монотонно повторила Акери. — Царица Этсиви говорит, что мы лишены страстей. Она жестокая и мудрая женщина. Но Ари умеют нуждаться друг в друге. Это одно и то же?

— Думаю, да, — поразмыслив, согласилась Наруга.

— Я нуждаюсь в вас. Вы нуждаетесь во мне. Значит, мы любим друг друга?

Наруга с трудом подавила смешок и честно ответила на дебильный вопрос:

— Я могу говорить только за себя. Назвать мои чувства к тебе любовью будет преувеличением. Но ты мне нравишься. У каждого человека существует некий внутренний круг. Туда входят лишь самые близкие ему люди. Ты уже стоишь на пороге моего внутреннего круга. Как и все остальные, кроме Ракны. Эта прохиндейка уже там обеими ногами. Думаю, если мы выживем, я смогу сказать это обо всех остальных.

— У тебя не будет иного выхода, — тихонько пробормотала Акери.

Однако Наруга её услыхала.

— Странная формулировка. Но, всё-таки, почему?

— Ари всегда нуждаются друг в друге.

— Но я не Ари.

— Пока нет.

— В смысле? — обалдела от очередного выверта Наруга.

— Не бойся. Подходящее время может уйти далеко вперёд.

Пока Наруга обдумывала столь логичный ответ «в тему», в тучах образовалась небольшая щёлка. Лунный свет ударил в неё мощным тонким лучом прожектора. Узкие ладошки Ари взмыли вверх белыми однокрылыми птицами. И поплыли по воздуху. Тонкие длинные пальчики, словно бы, играли на невидимых струнах неведомого инструмента. Они перебирали прозрачный воздух — лицо зеленоволосой напряглось и досадливо хмурилось. Вдруг тучи слегка расступились. В обтрёпанное по краям оконце выглянула одна из лун, сонно пялясь на заискривший внизу мир и огрубевшие тени. Ари облегченно выдохнула. Её пальчики заиграли быстрей. Напряжённо вздёрнутые плечи опали, а губы зашевелились, толи молясь, толи напевая. Она смотрела только на луну, улыбаясь ей, как чему-то родному.

Наруга вдруг осознала: все эти дни небо было наглухо запечатано облаками. Местное солнце они видели лишь утром и вечером над горизонтом. А ночи были безлунными, хотя видимость была сносной. Судя по этому серебристому лучу, в ясную ночь тут вообще красотища. На Азимаре такое невозможно — там вообще нет лун. А на прочих планетах ей не приходилось бегать по лесам — вообще не обращала внимания на все эти поэтические прелести. Тут же луны просто сумасшедшие. И висят так низко, что дух захватывает. К тому же они как-то связаны с планетой — Гаффар твёрдо в этом убеждён, хотя и не имел внятных доказательств. Набор скупых разрозненных фраз, вырванных из контекста его бесед с аборигенами. Но все такие многозначительные — хоть вешайся.

Капризная луна заскучала и захлопнула окно. Но Ари, судя по довольно улыбке, успела насобирать полные карманы своей магической силы. Что ж, Наруга была рада за неё. И за себя. Нужно быть узколобой идиоткой, чтобы не поверить собственным глазам, которые тут всякого навидались. В конце концов, на всё живое постоянно воздействуют и планеты, и светила. Да вся прочая дребедень, чем богат космос. Акери к этим воздействиям особо чувствительна — и это не казус. То, что на её планете обычные явления облекли в религиозную форму, тоже не новость. Люди всегда были падки на мистику, где бы ни приживались.

— Ты не виновата, что не веришь в силу Ису, — успокоила её Акери. — Трудно верить в то, что ты не умеешь взять.

— А если подходящее время не уйдёт далеко? Если я стану Ари? — удивляя саму себя, на полном серьёзе спросила Наруга. — Я смогу взять силу Ису?

— Не знаю, — озадаченно ответила Акери.

— В смысле, не знаешь?

— Я не знаю, нужно ли для этого родиться Ари, — терпеливо пояснила Акери. — Или достаточно стать Ари.

Наруга поняла: если они ещё немного поболтают в том же духе, она взорвётся. Эта желтоглазая немочь удивительно талантливо умела рассказывать, ни о чём не информируя. И объяснять, ничего не объяснив. Хотя иногда, как ни странно, Наруга её отлично понимала. Видать, и вправду мутирует в какую-то разновидность Ари. Хорошо бы при этом обзавестись чем-нибудь полезным: скажем, левитацией или способностью распугивать гигантские грибы.

— Лучше бы ты не смогла стать Ари, — тяжко вздохнула Акери, в очередной раз залезая в мысли, которых она не слышит.

— Почему? — устало удивилась Наруга.

— Я не хочу, чтобы ты для этого умерла.

Наруга мысленно сплюнула и закрыла глаза. Земля была на удивление тёплой — она решила спать прямо здесь, не отползая к костру.

Открыв глаза утром, она увидела над собой два свисающих сверху предмета: зелёные волосы и кончик хвоста. Волосы выглядели чистыми, только что вышедшими из-под расчёски — предмет дикой зависти всех остальных. Шерсть на хвосте была мокрой и выгвазданной в песке.

— Рада, что ты на ногах, — зевнула Наруга и хлопнула по хвосту: — Не сыпь на меня песок!

— Ты выспалась? — спросила та, кому адресовались первые слова.

Та, что схлопотала отповедь, весело хрюкнула и убрала замызганную конечность. Обе исчезли, словно и не бывало.

— Наруга, ты прикинь: ей вчера ребра переломали, а нынче она уже прыгает! — проорала от костра Бинка. — Свезло же малахольной! Чаю будешь?!

Оказалось, что все уже на ногах — одна она расслабилась от всей души. Наруга села и сладко потянулась. Бинка притащила ей дымящуюся кружку. Хотела протянуть, но вдруг застыла. Вытаращилась на неё, как на монстра, ахнула и выронила кружку.

— Что? — вдруг испугалась и Наруга.

— Твоё лицо, — просипела Бинка, тыча пальцем. — Ты чо с ним сделала?

Наруга медленно провела пальцами по лицу: всё на месте, ничего нового не выросло.

— Зеркало, — сухо потребовала она.

Бинка вытащила из внутреннего кармана куртки зеркало и молча протянула подруге. Та посмотрела на себя — ничего. Вскинула вопросительный взгляд на впечатлительную славянку.

— Чо, не видишь? — изумилась та. — Оно ж гладкое. А прежде всё в яминах было. Куда они делись?

Руки дрогнули. Наруга снова посмотрела на себя — от последствий того давнего заболевания остались одни воспоминания. Кожа была обветренной свежезагорелой и гладкой. Подошла Ракна. Посмотрела на подругу, улыбнулась и с умным видом задрала в небо палец:

— Целительная сила Ису!

— А у меня прыщ на подбородке, — растерянно брякнула Бинка.

Похлопала глазками и заржала.

Толи счастливые перемены с лицом, толи гордость взыграла, только Наруге внезапно взбрендило попытаться прорваться на юг прямо сейчас. У неё была смешная карта материка, примитивно напечатанная на куске пластика. Изображённое на ней отличалось точностью — орбитальная съёмка. Но эта точность касалась лишь глобальных объектов. Из-за отсутствия привычных средств визуализации карту нельзя было увеличить для детализации местности. Однако, сориентировавшись, Наруга обнаружила, что эта самая река течёт прямо на юг. А они находятся в её верховье. До южного побережья нужно одолеть почти четверть материка, но ведь этот путь можно сделать и по воде — заявила Гранка. И ноги трудить не надо, и в воду многие из местных упырей лезут неохотно, как утверждала энциклопедия Гаффара.

— А это что? — удивлённо ткнула пальцем в карту Ракна. — Белые пятна на карте истории человечества?

Этот вопрос интересовал и Наругу. На карте, лежащей поверх колен, в этих самым краях действительно торчали три белых пятна. Три круга, образующих равносторонний треугольник — проверили и убедились. В голове стрельнула догадка, и она позвала Акери, которая бродила неподалёку, изучая местную ботанику. Та подошла, глянула на карту и скуксилась.

— Ты рассказывала про три острова Мрака на вашей планете, — припомнила Наруга. — У вас есть такая карта ваших материков?

— Нет, — задумчиво ответила Акери, глядя куда-то в сторону.

— К вам же прилетают купцы-салихи. Ты сама говорила. Неужели они не сделали для вас с орбиты такую карту?

— У нас нет материков. Только острова. А всё остальное океан, — напомнила ей Акери.

— Бывает, — хмыкнула Гранка. — Но карта островов-то есть?

— Есть.

Наруга подавила раздражение и поинтересовалась:

— Три острова Мрака составляют такой же треугольник?

— Да.

— Не спрашивай у неё о длине сторон, — проворчала Ракна. — А то я ей в ухо заеду. Иногда с ней просто невозможно разговаривать. Сейчас как раз то самое.

— Нельзя ругаться, — выдала мудрая Шатхия. — Опасно здесь ругаться. Нужно держаться друг друга.

— А кто ругается? — удивилась Ракна. — И как ты собираешься за неё держаться, если она ни черта не помогает?

— Я не знаю как, — призналась Акери и пошла обратно на свой сенокос.

В её руках торчали пучки какой-то травки.

— И чо? Всегда знала, а нынче перестала. Чо ей надо-то? — проводила юродивую критическим взглядом Бинка.

— Чтобы подходящее время не ушло далеко, — задумчиво пробормотала Наруга.

— Тебе вместе с язвинами извилины подчистили? — недовольно осведомилась Ракна. — Ты не переобщалась с потусторонними силами? Сама начала заговариваться?

— Засохни, — посоветовала Гранка. — Человек понять пытается. У Акери, конечно, язык частенько заплетается. Но до сих пор от неё было больше пользы, чем от всех нас вместе взятых. Наруг, вы вчера долго трепались. Ты что-то дельное узнала?

— Узнала.

— И поняла? — скептически хмыкнула Ракна.

— Лучше бы не поняла, — сухо ответила Наруга.

Она размышляла о необходимости поделиться с девками сногсшибательной новостью: им корячится шанс пополнить ряды таких же юродивых, для чего нужно сдохнуть. Девчонок итак жалко: такое вот избавление от казни ничем той казни не уступает — что в лоб, что по лбу. А объяви им, что усилия выжить бесполезны, так они и вовсе утратят причину куда-то бежать и с кем-то драться. Зачем, если итог один? Наруга никогда не была добренькой — за всю жизнь ей так и не предоставили такой возможности. Но всё, что она считала своим, присваивала со всей обязательностью ответственного приобретателя: содействовала процветанию и защищала до кровавой пены на губах. Девчонки были её девчонками — это уже не вызывало внутренних возражений. Но, как быть с защитой? Что их верней защитит: знание или неведение?

— Это страшно? Нельзя говорить? — бесстрастно уточнила Шатхия, ювелирно точно опознав причину её молчания.

— Это страшно, — признала Наруга. — Но говорить можно. Если вы хотите это знать.

— Я хочу, — решительно заявила Юлька. — Не знать всегда страшней. У нас уже столько всего наслучалось, что я устала бояться.

Она и вправду заметно изменилась после истории с живым холмом, который её чуть не сожрал. Остаточные проявления детской капризности и тяги сбросить проблемы на взрослых улетучились. Лицо затвердело. Губы бросили плясать при каждом ударе по нервам. Она не случайно собственноручно прикончила в лесу очередную гадину — теперь Юлька готовилась сделать это на каждом шагу. И в ловушке бубновой девчонка не ударилась в истерику: боролась за себя и подруг хладнокровно, до последнего.

— Рыжик, — с неожиданной для себя самой теплотой сказала Наруга. — Ты не совсем права. Иногда лучше не знать. Чтобы твоя реакция на окружающее тебя не подвела.

— А куда ей меняться? — искренно изумилась девчонка. — У меня одна реакция: я хочу жить. Хочу, чтобы вы жили.

— Все так думают? — уточнила Наруга, оглядела лица подруг и решилась: — Хорошо.

Она выложила им вчерашний разговор с Ари. Истерик не ждала, но опасалась, что эта невнятная галиматья произведёт гнетущее впечатления. Ни хрена подобного! Девчонки вроде поверили — чутьё Акери слишком важная штука, чтобы от него отмахиваться. Но никакой драмы в потенциальном превращении через смерть не углядели. Сожрут их или превратят в мутантов — какая разница? Хотя нет, разница есть и большая: во втором случае они будут жить. А расстраиваться, что ты станешь мутантом на планете мутантов, даже как-то глупо.

— Так что, попробуем рвануть на юг? — повеселела Наруга, мысленно пнув камень, свалившийся с души.

— Ногами? — уточнила Шатхия. — Или по воде? Гранка говорит: водой лучше.

— А твоя Гранка не говорит, как нам построить корабль? — ехидно поинтересовалась Ракна.

— А чо, на плоте такой цаце плавать зазорно? — тотчас зацепилась за неё языком Бинка.

— А что такое плот? — искренно не поняла подначки Ракна.

— Во! Видала тундру? — весело хихикнула Бинка, приглашая посмеяться и Гранку.

Но та не разделила её радости. Сумрачно посмотрела в глаза Наруги и призналась:

— Прости подруга, я погорячилась. С водой ничего не выйдет. Бинка знает, как связать плот. У них, бывает, пользуются такими штуками. Но, нас слишком много. И плыть долго. Плот придётся делать большим. Их хорошего дерева, а не из всякой дряни. А это дерево мы до зимы рубить будем.

— Пойдём ногами, — невозмутимо резюмировала Шатхия. — Ногами убегать быстрей. С воды быстро не убежишь.

Они собрались и потопали вниз по течению, вертя головами и насторожив уши. За ними беззаботно ковыляла Машка, словно так же участвовала в принятии решения и подписалась под ним. Шагалось, как всегда легко — гравитация была их единственным союзником на этой планете, кроме шестилапой. Правда, рельеф местности оставлял желать лучшего: сплошные холмы, взгорки, овраги да ямы. Было душновато — за ночь на небе ещё больше потемнели и сгрудились тучи. Ожидалась гроза, которая наверняка преподнесёт им какую-нибудь подлость. Хотя и без неё хватало проблем: по другому берегу — огорчила всех Акери — за ними следуют их фанаты. И липуны, и мандарины, и ещё какая-то сволочь. Из леса они не вылазили — да и Машка не беспокоилась — но это не отменяло их присутствия. Обратно на тот берег дороги не было.

Да и на этом им не давали разгуляться. Очередная нечисть преградила дорогу, вымахнув из воды. В этом месте река почти подобралась к горе. Тащиться вдоль подножия было хлопотно: слишком много разнокалиберных камней нападало сверху, будто их нарочно оттуда сбрасывали. А вдоль реки почище, так кто же осудит девушек, решивших благоразумно облегчить себе жизнь? Вот и Машка снисходительно позволила им эту вольность. Под её опекой они даже не слишком испугались, когда из реки вылетел громадный ком соплей и плюхнулся поперёк дороги. Юлька немедля пальнула в него из РП, но это прозрачное недоразумение, кажется, не заметило её усилий.

Что-то вроде двухметровой жирной расплывчатой гусеницы, у которой из спины росли многочисленные толстые рожки. Оно стояло и покачивалось на таких же рожках, растущих из брюха. На обоих концах сигарообразного тела шевелились целые букеты всё тех же рожек. Глаз и прочих органов чувств не наблюдалось.

— Даже пасти нету, — нагнувшись, попыталась заглянуть под брюхо Бинка. — И как же она бедненькая тут выживает?

— Она растёт, — предупредила её Шатхия.

— Вижу, — отмахнулась любопытная исследовательница. — Так это она чо, и на брюхе бегает, и на спине? Ты гляди, удобно устроилась.

— Почему не нападает? — озадаченно проворчала Гранка, пятясь назад. — Что-то тут не так, — заявила она, цапнула Юльку за руку и утянула с собой.

Наруга с Ракной тоже отступили. Шатхия потянула упирающуюся Бинку — многоногая, колыхающаяся, как желе, тварь всё росла и росла. Медленно, но упорно.

— У неё впереди какой-то хобот вылазит. Или дуло, — первой заметила Юлька. — Она что, стрелять умеет…

— Назад! — взревела Наруга.

Она сообразила, что это за дуло, и чем оно стреляет. Девчонки укрылись за лапами невозмутимой Машки. Та брезгливо пыхтела и немного подросла, но спасаться или драться не собиралась. Просто дождалась, пока дуло не вылезет на какую-то известную ей длину. Потом выбросила вперёд правый хвост и щёлкнула им, как бичом — дуло срезало, будто ножом. Да и часть морды разворотило. Машка дотянулась кончиком хвоста до реки и тщательно его прополоскала.

— Ядовитая, — констатировала Шатхия.

— И долго она тут будет сидеть? — раздражённо осведомилась Ракна.

— Сходи, спроси, — усмехнулась Гранка.

Наруга выползла из-за левой передней лапы, задрала голову и поинтересовалась:

— Мэри, что мы должны сделать? Может, гранатой?

Медведица воодушевилась. Ей понравилось, как бабахают эти штуки, когда Юлька с дуру пальнула в темноту лесных зарослей, взвинченная встречей с бубновой. Машка закивала и даже подтолкнула Наругу мокрым кончиком хвоста.

— Чисто дитё малое, — укорила её Бинка, вылезая из-за передней правой. — Ладно, баловница, гляди.

Она вскинула РП, отжала предохранитель и бабахнула. Наруга от неожиданности присела. В паре метров от неё на землю шмякнулись несколько сопливых комков величиной с кулак.

— Попала? — просияла Ракна, подходя к ней.

— Ты что, ослепла? — прошипела Наруга, поднимаясь.

— Да нет, я не о том. В тебя соплями не прилетело? — озабоченно уточнила подруга.

И мигом отскочила, чтоб не прилетело в неё толстой подошвой сапога. Это вполне невинное событие их повеселило, обеспечив недостающий на этой паршивой планетке релакс. Однако и кое-чему научило: тут опасны не только обладатели пасти с полным набором зубов. Имеются и такие вот каракатицы, у которых не угадаешь, откуда и чем стрельнёт. И неважно, что это пугало замахнулось на добычу, что ей не по хоботу. Иной раз и неудачникам везёт, если добыча слишком необразованная, но самоуверенная.

Глава 11

В полдень вышли к небольшому притоку, впадающему в реку с запада. Увидели его с верхушки холма, заранее намечая место для переправы. Решили перекусить — отсюда наблюдать за округой удобней, чем из леса. Развели костёр, согрели воду и… Заметили внизу среди деревьев ядовитые оранжевые блямбы.

— Восемь, — мрачно доложила Шатхия. — И ещё два.

— А почему не нападают? — озвучила Юлька общее недоумение.

— За той горой, — махнула рукой на запад Наруга, — одно из белых пятен.

— Куда нас и гонят, — вздохнула Бинка.

— Акери, ты говорила, что звери не любят озёра Мрака, — проигнорировала её Наруга.

— Не любят, — подтвердила та.

Ари сидела на корточках, вперившись взглядом именно в ту сторону. Она была похожа на зверька, изготовившегося к прыжку. Носопырки тонкого носика смешно раздувались. Жёлтые глаза слегка потемнели, а зрачки вытянулись по вертикали.

— Ещё чуть, и зашипит, — хмыкнула Гранка. — Прямо кошка, запеленговавшая мышь

— Акери, мандарины не нападают, потому что рядом озеро Мрака? — терпеливо проясняла обстановку Наруга.

— Нет, — не ответила, а гавкнула та.

Наверно все — кроме хутамки — хотели пнуть заразу, дабы ускорить ход переговоров. Но девчонки давно привыкли ориентироваться на реакцию Наруги. А она как-то быстро усвоила: трясти эту яблоньку бесполезно. Яблоки с неё падают лишь тогда, когда она соизволит их уронить — во всё остальное время с неё сыплется только мусор.

— Мы стоим, и звери не нападают. Мы пойдём к реке, они нападут, — догадалась Шатхия.

— Так, — выдохнула, соображая, мудрая Гранка. — Даже если мы спустимся и перебьём их, явятся другие. Акери, так и будет?

— Нет, они уже здесь, — пролаяла та.

— Где?! — хором выпалили Ракна с Бинкой.

— Там, — Акери махнула рукой в сторону большой реки.

Защёлкали замки окуляров. Наруга прощупала весь противоположный берег и заметила между деревьями кучу оранжевых пятен. Кроме того пару раз ей попались на глаза стайки кенгуру — прочих гадов она не стала даже идентифицировать.

— Кишмя кишат! — возмутилась Юлька, притопнув ножкой. — Вот же прицепились!

— Переправляются, — ещё больше огорчила Шатхия, указав направление прорыва врага.

Там и вправду выскочили на берег несколько мандаринов. Быстренько вымахали и полезли в воду. У одного почти сразу подкосились ноги, в которые било течение и, возможно, долбануло чем-то тяжёлым. Скажем, бревном, которое река утащила с берега. Оранжевый блин завалился набок, взбрыкивая непострадавшими ногами. Окунулся почти наполовину, и тут из воды вылетели какие-то тонкие очень длинные шнуры — целый лес. Они мигом опутали потерпевшего крушение паука и потянули в воду. Тот отчаянно барахтался, пытался вырасти ещё больше. Но поймавшему его охотнику не мешали бесплодные усилия — он довольно успешно утаскивал обед на глубину.

Остальные мандарины пулей вылетели на берег, отряхивая ноги и сдуваясь. Принялись метаться в поисках выхода из гадкского положения. Из леса выглядывали кенгуру, ожидая, чем закончится опасный эксперимент у соперников.

— А нас-то, как в реке не слопали? — обалдело спросила Юлька.

— Да, как тебе сказать, — задумчиво ответила Гранка и указала рукой на их берег.

Там, забредя в воду и задрав к небу задницу, заливала брюхо Машка. Причём, её габариты не поражали размерами: вполне себе обычный прогулочный челнок на пару персон. Она даже не обернулась, чтобы поглазеть на разыгравшуюся в сотне метров трагедию.

— Иммунитет у неё, что ли? — пробормотала Наруга.

— Или потроха ядовитые, — выдвинула гипотезу Бинка. — Жрёт же, чо попало. У неё там, в брюхе, небось, такая помойка! Чисто прочих с души воротит.

— Выходит, что с востока до нас добраться, ещё надо умудриться, — подвела итог происшествия Гранка. — Но можно, — наблюдала она, как более удачливый мандарин вылазит на их берег.

Машка повернула к нему морду и недовольно рявкнула — паук сдулся, быстренько уковылял подальше и забился в лесную чащу. А через реку, высоко вздымая ноги, тащились ещё два. Один добрался благополучно, а вот второй повторил судьбу невезучего предшественника.

— Но сложно, — продолжала философствовать Гранка. — А где у нас опасней всего?

— На севере! — зло бросила Ракна.

Все обернулись туда, откуда пришли. В паре километров от них из-за высокого взгорка выбирался гриб. Он не поражал габаритами, но это у них дело наживное. По лесам гигантом не побегать — взмокнешь деревья корчевать.

— А там чисто, — почти удовлетворённо констатировала Гранка, разглядывая направление дислокации белого пятна. — Все условия. Ну что? Пойдём, куда просят? Или ещё чуток покочевряжимся?

— Быстро! — скомандовала Наруга, схватила контейнер с чаем, выплеснула остатки и сунула его в рюкзак: — Не факт, что нас не сожрут.

— Так нас же…, - начала Бинка, вскидывая рюкзак.

— Гонят, но не они, — отрезала Наруга. — Это не коллективный разум. Это звери.

— Нельзя! — вдруг подскочила Акери и расставила руки. — Не ходите туда!

— Ты добрая, — похвалила её Шатхия, проходя мимо. — Но глупая! — крикнула она и поскакала вниз по склону холма.

Остальные молча ринулись за ней. Склон, по счастью, был достаточно пологим, чтобы держать темп и не навернуться. Спустились быстро.

— Влево! — скомандовала Гранка. — Я разглядела! Там просека!

Не совсем просека, но этот прямой просвет в лесных дебрях и вправду казался чем-то искусственным. Словно тут не так уж давно что-то волокли, ломая под корень деревья. Странно только, куда делись поваленные стволы? Их тоже сожрали? Новая поросль и выше пояса не поднялась — видимость была отличной. И вела эта странная дорога прямиком к горе, располовиненной перевалом — точнёхонько к этому самому перевалу. Они бежали, подстёгнутые многоголосыми визгами, хрипами, квохтаньем, хрюканьем и кваканьем — видимо, рычать тут умели только медведи. Кстати, Машка семенила следом, не оглядываясь. Она вроде даже скучала.

Вдруг рядом с Наругой оказалась брошенная на холме Акери. И тотчас закричала:

— В сторону!

Бежавшие тесной кучкой девчонки мигом среагировали, ломанувшись влево — мимо, набирая рост, пронеслась медведица. Наруга успела заметить, как она кого-то смяла, подняв тучи лесного хлама — за ней осталась новая свежая просека, заваленная молодыми деревцами. Однако полюбоваться очередным подвигом Машки не удалось.

— Справа! — взвизгнула Юлька.

Её РП забубнил глухими очередями, мешаясь с басовитым тарахтеньем пулемёта Гранки. Один мандарин рухнул на перебитые передние ноги и медленно тяжело кувыркнулся. Второй сиганул в лес, откуда вылазил его третий сородич. Этого Ракна достала из гранатомёта: ноги в стороны, в заваливающемся брюхе дырища, из которой хлещет всякая дрянь. Наруга не стала встревать в битву. Она спокойно контролировала кромку леса в арьергарде и не напрасно: оттуда выскочили сразу три кенгуру. Ростом с человека-максика — они моментально выросли вдвое. Не успела полоснуть их очередью, как эти троглодиты бросились рвать подбитого мандарина. За спиной заработал РП — там Шатхия с Бинкой держали левую сторону просеки.

— Бежим! — рявкнула Наруга.

И они рванули навстречу несущейся к ним Машке. Та ещё подросла. Настолько, что пропустила их под брюхом, нервно огрызаясь на кого-то за их спинами. Отбегать от неё не стали. Дождались, пока эта мохнатая глыба не развернётся, попутно уложив кого-то ударами хвостов. Дальше побежали прямо перед её мордой. Пару раз перед носом на просеку выскакивали мандарины и ещё какая-то дрянь, похожая на чудовищных насекомых. Лупили в них на бегу, не давая подрасти — одного даже подбили. Но остальные прыгали обратно в лес, где не могли свободно надуваться без ущерба для манёвренности.

Как ни странно, эта дурацкая нервотрёпка быстро закончилась. Словно кто-то отвесил им пинка для ускорения и на время успокоился. Но расслабляться они и не думали. То бегом, то шагом торопились скорей очутиться на перевале. Акери забралась на спину Машки и крутила головой, словно кого-то ждала. Потом слетела вниз, нагнала Наругу и приятно удивила:

— Они пока отстали. Вам нужно отдохнуть — они снова пойдут за вами.

— Привал, — выдохнула Наруга и опустилась на землю.

До перевала на глазок оставалось километров пять-шесть. Ерунда по сравнению с тем, что уже одолели. Она оглядела девчонок. Все три славянки лежали ничком на спине и о чём-то балагурили. Возбуждённо охала Юлька, хихикала Бинка, благодушно бухтела Гранка — у этих с нервами полный порядок. У Ракны тоже — неугомонная паразитка сидела на заднице перед мордой немного сдувшейся Машки. Что-то втирала ей подозрительно убедительным тоном. Медведица качала головой и — как показалось Наруге — хитренько щурилась на балаболку. Потом и вовсе раззявила пасть зевнув той прямо в лицо. В эту пасть Ракна могла бы залезть целиком. Но не залезла, а поднялась и сунулась туда по пояс, крутя башкой. Знакомилась, так сказать, с возможностями их бронетехники, невзирая на ядрёную вонь. Обалдевшая Машка замерла, изумлённо таращась на Акери, дескать, что это? Наруга не выдержала и рассмеялась.

— А ты знала, что у неё два ряда зубов? — воодушевлённо поинтересовалась у неё Ракна, вылезая.

Машка мгновенно схлопнула пасть и укоризненно вздохнула.

— Совсем дурная, — прокомментировала сидящая рядом Шатхия.

— Умный разве туда полезет? — поддержала её Наруга.

— Не потому дурная. Откуда нам знать про зубы? Мы в пасть не лазили.

Наруга снова не выдержала, захмыкала, а славянки заржали от души.

— Шумим, — поморщилась хутамка.

— И что? — отмахнулась Наруга. — Итак полпланеты знает о том, что мы тут. Только не та половина, которая нужна нам.

— Умирать надо молча, — вздохнула Шатхия.

— Вот уж хрен им всем! — возмутилась Бинка. — Коли меня жрать, я буду визжать, как свинья. Ещё и обосрусь, шоб им мёдом не казалось.

Наруга поморщилась.

— Много ругается, — согласилась Шатхия. — И Юльку учит. Нехорошо. Нужно хорошему учить, пока маленькая.

— Я не маленькая! — надулась Рыжая.

— Почему ты думаешь, что мы обязательно умрём? — тихо спросила Наруга. — Даже если случится то, чего боится Акери, мы просто станем другими.

— Это будут другие мы, — философски заметила хутамка. — Эти мы всё равно умрут.

— Думаешь, мы забудем, какими были и что знали?

Шатхия не ответила. Она смотрела на перевал невидящими глазами — совсем, как там, в тюрьме, где Наруга увидала её впервые. И вдруг тихонько затянула какой-то примитивный напев из трёх нот. Тот отчего-то казался очень уместным тут, где они торчали в ожидании невесть чего. Создавалось ощущение, будто этот нескончаемый древний напев тянется за ними с самой Земли, откуда предки расползлись по галактике. И однажды стали такими разными — она посмотрела на Акери, торчащую столбиком среди отдыхающих подруг. Та явно к чему-то прислушивалась.

— Что, опять? — досадливо спросила Наруга, поднимаясь.

— Пора идти, — кивнула Акери. — Если вы не передумали.

— Слушай, ты же умная девка, — раздражённо процедила Наруга. — Ты реально считаешь, что мы можем передумать? Что у нас есть свобода передумать?

— Нет, — уткнулась носом в землю девчонка. — Прости. Я боюсь за вас. В моей голове чувства дерутся с мыслями. В моей душе неисполненный долг убивает чувства.

— Какой долг?

— Ари должны защищать людей от Мрака. А я не смогла.

— Пупок развяжется, — авторитетно заявила Бинка, отряхивая задницу. — Ты чо у нас тут, целая армия? Итак помогла. Без тебя бы уже сто раз сдохли.

— И я первая! — горячо поддержала её Юлька. — Ещё там, где Машку встретили.

— Не затевайте драму, — усмехнулась Ракна, вскидывая рюкзак. — А то зрителей дождётесь.

Они двинули дальше. И почти спокойно добрались до подножия перевала, где их настигла новая радость, предсказанная Акери. На последнем километре она велела бежать, не останавливаясь. А после карабкаться вверх со всей возможной прытью. Сами же они с Машкой отстали. Медведица обрела воистину гигантские габариты и развернулась мордой к преодолённой просеке. Умом Наруга понимала: эти двое знают, что делают. Но душа рвалась на помощь желтоглазой фее. Первое же предложение Юльки остаться и помочь Наруга использовала, чтобы выпустить пар. Девчонка не обиделась. Лезла вверх и старалась не оглядываться, чтобы не тратить время, подаренное им таинственной Ари — остальные тоже. Даже Наруга не позволяла себе обернуться, пока склон не стал более пологим. Они приближались к вершине перевала, задыхаясь: вымотанные, сбившие руки, с пересохшими глотками. А за спиной снова набирал силу концерт местной самодеятельности.

Наконец, Наруга посчитала, что под ней уже вершина перевала. Посмотрела на часы, с трудом поверив, что они ползли сюда больше часа, и объявила привал. Села и посмотрела вниз.

— Ну, не хрена же себе, — пробормотала под нос обычно шумная Бинка. — Их сюда чо, со всей планеты нагнали?

— Не так уж и много, — пожала плечами Наруга. — Когда они сожрали гриб, их столько же было.

— Какой гриб? — покосилась на неё плюхнувшаяся рядом Ракна.

— Вы такого же с холма видели.

— И чо, всем хватило? — не поверила Бинка.

— А он вырос выше того холма.

— Это, когда мы спали? — уточнила Юлька.

— А нас чего не разбудила? — рассердилась Ракна.

— А зачем? — флегматично осведомилась Гранка. — Выспались классно. Ну, сожрали кого-то. Эка невидаль! Ещё насмотримся. У нас тут впереди целая жизнь.

— Там! — выдохнула Шатхия, указав на покинутый ими холм.

Просека с такой верхотуры просматривалась, как на ладони. И где-то в самом её начале неслись три медведя, насколько можно носиться в раздутом состоянии.

— Когда гриб завалили, медведи были главной ударной силой, — решила рассказать Наруга, пока отдыхают. — Они вообще здесь в большом авторитете. Правда, мы далеко не всех местных видели. Вон какой-то новый экземпляр.

Экземпляр был тот ещё урод. Бесформенное короткое тело на четырёх длинных мощных лапах напоминало растрёпанную копну сена — длинные патлы топорщились во все стороны. На спине горб, из которого торчали несколько тонких щупалец. Продолговатая башка с парой глаз на самой макушке и какой-то нелепой круглой толстогубой пастью на весь фасад.

— Мордой похож на рыбу, — приценилась Юлька.

— Вы на того полюбуйтесь, — насмешливо предложила Ракна, ткнув пальцем в сторону. — Погоди, — оборвала её Гранка. — Что делает Акери?

Машка к тому времени отступила по пологому подножию перевала вверх. И даже немного вскарабкалась по набирающему крутизну склону — получалось у неё весьма ловко. Акери торчала на ней, размахивая руками. А земля у кромки леса вдруг вспучилась. Показался здоровенный странный цветок с пухлым коротким бутон. Бутон раскрылся, шевеля лепестками, вылез ещё немного, и вокруг первого соцветия развернулся второй ряд лепестков: и длинней и жирней.

— Червяк, — констатировала Бинка. — Этот-то чего явился?

— Заклинатель зверей, — подсказала Шатхия.

— Акери его вытащила, — поняла Ракна. — А зачем? Нам что, с прежними скучно?

— В прошлый раз она скормила им гриб, — напомнила Наруга. — Чтобы к нам не лезли. Здесь грибов нет.

— Этого скормит, — закончила мысль Шатхия. — Большой. Много еды.

То, что постепенно вылезало из земли, в диаметре имело не менее двух метров. Но не останавливалось на достигнутом, а разбухало на глазах. Мало того, неподалёку наружу проклюнулся второй бутон., а потом третий. Первого червя, насаженного Акери на крючок, уже рвали толпой, заодно разорвав кое-кого из обедающих. Свалка разгоралась сразу в трёх местах и между ними. Медведи неслись к ней, как ошпаренные.

— Акери! — вскрикнула Юлька, подскакивая. — Сигналит нам!

Та действительно подняла к ним неразличимое отсюда лицо и отчаянно махала руками.

— Убираться надо, — предположила Наруга.

— Ага. Вон и Машка наверх полезла, — согласила Ракна и первой стартанула дальше.

По относительно ровной макушке перевала они пробежали без помех почти километр. Затем преодолели небольшой, но крутой подъём, за которым начинался спуск. Впереди в кольце трёх или четырёх вершин — поди разбери — открывалась совсем небольшая котловина с крохотным идеально круглым озерцом. Огромные, наверняка тысячелетние деревья росли по краю котловины, не стремясь подступать близко к берегам озера. Это были натуральные монстры с невероятно толстыми прямыми стволами. От них веяло неприятно царапающей жутью. И вообще, в эту котловину отчаянно не хотелось спускаться. Наруга на ходу пыталась оглядеться, отыскать хоть какой-то проход обратно наружу, но подальше от забаррикадированного перевала. Пока с обзором было туго, и она решила, что снизу он будет получше.

— Это и есть озеро Мрака? — первой удивилась Ракна. — Вроде симпатичное. И явно искусственного происхождения. Может, тут что-нибудь взорвали? Какая-то воронка?

— Симпатичное, — буркнула Шатхия, помогая Юльке. — Трава не растёт.

По берегам озера и вправду была голая земля без малейшего проблеска зелени.

— Отрава, — резюмировала хутамка, зорко шаря глазами по сторонам. — Тут никто не живёт.

— Это ладно, — пыхтела Гранка, осторожно сползая по осыпающемуся склону. — Интересно, что там за композиция на берегу? Тоже явно искусственная.

На южном берегу озера из земли торчали чёрные матовые конические столбы. Метров этак по двадцать высотой. Сверху они выглядели иглами, воткнутыми по кругу вкривь и вкось. Никакой системы в углах и направлении их наклона не просматривалось. Скорей, они просто завались со временем в разные стороны, кто во что горазд. Между ними, наверно, мог пролезь человек, но животным крупней точно ничего не светило. Хотя непохоже, чтобы кто-то стремился попасть в этот круг. Он не казался чем-то ужасным — на фоне местных деревьев конструкция и вовсе убогая. А на фоне страшных сказок Акери — вроде безопасная. От столбов до озера было не меньше двухсот метров, а ведь именно туда не рекомендовал соваться желтоглазый эксперт по всякой нечисти.

В котловине царил наиполнейший покой: ни жужжания, ни шороха. А ведь местные насекомые тоже радовали размерами. Правда, рядом с Акери — а может, и Машкой — они не мельтешили. Но на всём остальном пространстве присутствовали. Неподвижная поверхность самого озера Мрака ни разу не колыхнулась, не плеснула. Очевидно, и там не водилась положенная для водоёмов живность.

— Как в могиле, — трагическим голоском поделилась ощущениями Юлька.

— А ты чо, там бывала? — хорохорилась, сползая со склона, Бинка. — Наруг, а наша прибабахнутая Ари кроме своих страшилок чо-то рассказывала? Ну, может, из воды какое чудище вылезет. Или тут воздух отравленный.

— С чего ты взяла? — нехотя поддержала разговор Наруга, пугаясь этой противоестественной тошнотной пустоты.

— Она пытается выяснить, от чего можно умереть в таком на диво безопасном месте, — насмешливо прокомментировала Гранка.

— Вам не надоело трепаться о смерти? — поинтересовалась Ракна, вытирая лоб. — Что бы ни случилось, вечно на неё сворачиваем. Мутит уже.

— Так, вокруг неё только и ходим, — резонно заметила Гранка. — А нормальная баба должна ходить вокруг собственной семьи.

— И что же ты её не завела, как нормальная?

— Да мне тридцати ещё нет! — деланно возмутилась Гранка. — Чтобы я себя в такую кабалу загоняла, не нагулявшись? Ты вон тоже особо не разбежалась.

Они ещё не добрались до первых деревьев, как на перевале показалась Машка. И тотчас поехала вниз на заднице. Акери скользила в сторонке, иногда делая недлинные перелёты. Она что-то кричала и махала руками, как заведённая. Наруга так поняла, что за ними погоня. Как она и подозревала, местные мутанты не слишком опасаются этого хвалённого озерца. Здесь просто нечего жрать, вот они сюда и не заглядывают. А теперь жратва припёрлась в эту ловушку собственными ногами. И всё равно непонятно: столько шума из-за нескольких тощих двуногих. Они тут что, особый деликатес? Так на всех же не хватит — крутилась в башке дурацкая мысль, пока она неслась между деревьями. Бежала последней, чтобы видеть всех, кого она затащила на эту трижды проклятую планету. Спасла подруг от смерти, идиотка! Лучше бы их казнили там, чем тут их будут рвать на части. А в том, что это случится, она больше не сомневалась.

Потому что на бегу обернулась. Увидела сквозь кроны, кусок перевала. С него уже скатывались и мандарины, и кенгуру, и те патлатые с щупальцами на горбу, и липуны. И ещё какие-то паучьи твари, и ещё, и ещё. Под ногами не путались ни трава, ни что-нибудь другое — бежалось легко. Она мчалась к единственной цели, что приходила на ум: к кольцу игл. Те выглядели достаточно крепкими. Но самое главное, сквозь них не пролезть ни одной твари — стучал в мозгу обрывок последней надежды на спасение. В конце концов, должны же их искать! Гаффар с Имраном наверняка подняли на уши аборигенов. А тем очень сильно нужны молодые здоровые женщины. Так пусть пошевеливаются скоты!

Впереди упала Юлька. Шатхия с Гранкой на ходу подцепили её и проволокли за собой, пока она не заработала ногами. Наруга подумала, было, что нужно сбросить рюкзаки. Но отшвырнула подлую мыслишку. Там патроны, аптечки, еда, вода. Сколько бы им не осталось, с этим можно продержаться чуть дольше — твердила она, вылетая на берег. В лесу стоял звериный ор, разлетающийся по котловине и бьющий в стены. Те равнодушно отфутболивали его обратно и обрушивали на голову. Сердце билось, как сумасшедшее — к таким забегам оно не привыкло. Бывалой бандитке никогда не приходилось так долго и быстро бегать, как здесь — у неё другой род деятельности. И другие приёмы борьбы за жизнь. А этот мир её вконец загонял.

Под ногами скрипел плотный тёмный, какой-то подозрительный песок. Ноги в нём не вязли — уже спасибо. Шатхия обернулась, натужно вскинула гранатомёт и выпустила одну за другой три гранаты. Где-то за спиной бабахнуло так, что Наруга чуть не присела — отупела от этого бесконечного выматывающего бега. Но мозги включились, и она тоже обернулась. Увидала патлатого горбуна, несущегося к ним в первых рядах. Почти не целясь, пустила гранату, попала. Тварь наткнулась на неё, расцвела огненным облаком и завалилась назад, сбив с ног ещё кого-то. Шатхия — умница девка — времени не теряла. Рванула дальше, забежала Наруге за спину и открыла огонь. Теперь уже она сумела пробежать чуть дальше и пустить гранату, пока хутамка навёрстывала упущенное. А рядом с Наругой оказалась её славная верная Ракна. Закусив губу, она лупила короткими очередями. Потом они оставили за спиной Шатхию с подоспевшей к ней Гранкой.

Так, прикрывая друг друга, добрались до игл и буквально ввалились внутрь круга. Посеревшая от изнеможения Юлька лежала между столбами и поливала зверьё нервными очередями. Дотащившая её сюда Бинка выхватила у Наруги РП — сунула в руки свой с полными магазинами. Она уже выпотрошила свой рюкзак, приготовившись к битве. Теперь взялась потрошить чужие, велев Юльке помогать.

Зверьё вдруг отхлынуло от их убежища — перед ним нарисовалась громадная бурая туша. Она хлестала по сторонам хвостами и утробно рычала.

— Ты заметила? — переводя дух, прошипела Гранка. — Они не растут.

— Не могут? — предположила Наруга.

И присосалась к контейнеру с водой, поданному Юлькой.

— А Машка может? — скривилась Гранка, принимая у Бинки заряженный РП.

— Там Акери, — вдруг странным голосом сообщила Шатхия.

Прищёлкнув окуляры, она таращилась в просвет между иглами шагах в десяти от них. Наруга потащилась к ней. Вот уж за кого-кого, а за Ари она не боялась. И просто хотела убедиться, что девчонка нашла себе убежище. Но то, что она увидала, превзошло все предыдущие закидоны зеленоволосой. Посмотреть было на что. На совершенно невыносимой планете, средь гор, лесов и чудовищ на опушке адского леса у необъятного ствола древнего, как мир, дерева стояла абсолютно голая девица. И пыталась объять необъятное: прилипла грудью, пузом и лбом к корявой перекрученной коре. Толи от чего-то тащилась, толи чего-то добивалась. Торчащие из-под волос узкие плоские ягодицы и ноги… Наруга проморгалась и глянула в окуляры попристальней: нет, ей не показалось. Попка Ари на глазах покрывалась странным узором. И более всего он походил на кору того самого дерева — просто сумасшествие, но это было. Руки, раскинувшиеся в попытке обнять дерево, вроде тоже.

Наруга печально усмехнулась: дожила! И такие странности её уже не удивляют. Даже заставляют поболеть за подругу, словно та переживает какую-то любовную драму — вздохнула она, закрыв слезившиеся глаза. И тотчас осознала: это конец. Конец для них. Ещё побарахтаться? Она, конечно, побарахтается — нельзя предавать своих даже перед неизбежной смертью. Они-то ещё надеются. И не их вина, что самой Наруге уже всё безразлично. Помолиться что ли — равнодушно подумала она и открыла глаза. Прозрачное тело Ари уходило в дерево. Лишь неверный силуэт да зелёную гриву волос всё ещё можно различить на бесстрастном стволе. Вот и последний зелёный отблеск помаячил на прощание подруге, дескать, прости. Так уж вышло, и ты об этом знаешь. Тебе говорили, что так получится, хоть ты и пропустила это мимо ушей.

Доковыляв до того дерева, Машка жалобно взвыла и ткнулась в него носом. Затем поднялась на задние лапы, а остальными четырьмя принялась царапать кору, снимая с неё целые пласты.

— Ну, хоть одна спасётся, — выдохнула, отходя от Наруги, Гранка. — Хорошая девчонка. Стоящая. И за нас дралась до конца.

— Всегда знала, что она чокнутая, — проворчала Ракна, устаиваясь у одного из просветов между иглами. — Но сейчас она превзошла самою себя. И если это же она пророчила нам, то меня увольте.

— Ну да, чо тебе в дереве делать? — почти беззаботно хмыкнула Бинка, занимая соседний просвет. — Ты и без того деревянная.

А потом стало не до болтовни. На них неслась вопящая свора. Наруга била в свой просвет, не целясь.

— Медведи, — равнодушно бросила Шатхия.

Где она их там разглядела за этой лавиной? Хотя нет, те уже вырастали за ней неимоверно гигантскими фигурами. И расчищали себе путь — нелепо кривляющиеся уродливые тела разлетались в стороны, будто игрушечные. Хвосты падали на тварей бичами, ломая тела, сворачивая головы. Совсем чуть-чуть не успели — отстранённо подумала Наруга. Как жаль — усмехнулась она, долбанув из гранатомёта по мандарину. Разнесла его уже в десятке шагов. Именно разнесла — мелькнуло запоздалое удивление. И вдруг поняла, что все эти уроды уменьшаются. Ну да! Они умеют и это — как же голову-то не приходило?

— В центр! — проорала она, прежде чем отпрянуть самой.

Но девчонки и без неё сообразили, что сейчас произойдёт. Они успели отскочить подальше, когда измельчавшие твари начали просачиваться внутрь кольца. Их буквально выплёскивало из щелей между иглами. Наруга ещё умудрилась выпустить очередь, когда на каждой её ноге повисло по мандаринчику. Она сбила одного ударом приклада, но левую руку захлестнуло языками трёх липунов. На правой повис ещё кто-то. На грудь прыгнул кенгуру — не крупней собаки. Но он опрокинул её сильным ударом задних лап. Тут же навалился ещё один, прижал к земле.

Она чувствовала, как рвут на ней куртку, как вцепились в ноги и руки, но боли не было. Краем глаза зацепила Шатхию — той оторвали левую руку. Но правой она сжимала нож. И всё тянулась, тянулась к горлу белой, как снег, мёртвой Юльки, которой выжирали внутренности лезущие друг на друга пауки. Перерезать хочет — мелькнула последняя мысль. Наругу подкинуло и перевернуло. Сквозь муть, заволакивающую глаза, она увидала громадного медведя. Тот нависал над иглами и тоскливо завывал.

Глава 12

Наруга очнулась так легко, будто просто проснулась. И, кстати, отлично выспалась. Та же томительная нега качественно отдохнувшего тела, то же удовольствие от ощущения восстановленных сил. Не открывая глаз, она сладко потянулась. Мелькнула мысль о диком сне, прописанном поразительно детально и запомнившемся от начала до конца. Вдруг руки наткнулись на… Наруга тщательно ощупала предмет и распахнула глаза. Мигом перевернулась на живот и уставилась на голую ступню. И на вторую такую же: явно женскую, довольно ухоженную, но в последнее время несколько запущенную.

Вторым открытием оказалась земля, на которой они с хозяйкой ног валялись. Даже не земля, а какой-то необычный тёмный песок. Она машинально цапнула целую гость и поднесла к лицу: песок был крупным тяжёлым и тёплым. Наруга задрала голову и сощурилась — в глаза било яркое солнце. Не сон — поняла она и села. Посмотрела на себя, стряхнула с голого живота и груди редкие прилипшие песчинки. Пошевелила пальцами на ногах и вспомнила, как умерла. Всё тело передёрнуло от омерзения. Но его передёрнуло! Она это превосходно почувствовала, хотя с ней было что-то не так. Что-то не укладывалось в пределы той нормы самоощущений, на которые не обращаешь внимания, как на естественное и постоянно присутствующее явление.

Она огляделась. Ноги принадлежали Бинке. Рядом с ней, так же вытянувшись по струнке, лежали Юлька с Гранкой. Целые и здоровые, но в чём мать родила. Длинные волосы всех троих — у славянок это пунктик — были осторожно уложены вдоль головы и плеч. Именно уложены и даже идеально расправлены. Они были чистыми и более яркими, чем прежде. Блёкло белые у Бинки — они искрились, как снег в солнечный денёк. Желтоватые у Гранки — приобрели лёгкий тёплый золотистый оттенок. Голова Юльки полыхала столь ядрёной чистой рыжиной, что резало глаза. Наруга безотчётно подцепила собственную прядь и поднесла к глазам. Её пегая серость превратилась в нечто стальное или платиновое — хрен их там различишь — но такое насыщенное, что она поёжилась. Разукрасили их — только держись.

И воскресили — ударила наотмашь холодная мёртвая мысль. Случилось то, чего Акери боялась до потери здравого смысла. То, во что Наруга, естественно, не верила совершенно. И вот теперь… Ну? И кто она теперь такая? Это рассказывали о беррах: умерли, воскресли и бла-бла-бла. Так что, она теперь берр? Берриха? Да нет… А они точно умерли? Память поспешила услужить, рисуя последнюю минуту её жизни. Наруга мужественно досмотрела до конца и решила больше не вспоминать эту пакость. Зачем, если жизнь продолжается? И плевать, в каком качестве. Главное, она дышит, она видит, слышит…

Кстати, а что это она сейчас такое услыхала? Потрясающе знакомое и вызывающее добрую насмешку. Ну, да, так смеялась Ракна, когда хотела охмурить какого-нибудь мужика: заливисто звонко и одновременно масляно-липко. Шалава — нежно обласкала она подругу. Эта выдерга и тут её опередила. Воскресла первой и уже морочит кому-то голову. А, кстати, кому? Их, наконец-то, нашли? Что-то иное трудно предположить. Шатхии тоже нет. Наруга вздохнула и попробовала подняться. Опасалась каких-нибудь головокружений да прочих радостей, но встала на ноги легко и твёрдо. Ещё раз оглядела своё грубое мускулистое тело, плюнула и пошла на щебет подруги.

Проскользнув между иглами, увидала неподалёку пару огромных костров. Просто гигантских. А вокруг них интересную компанию — не считая её девиц. Три медведя лежали, чуть ли не уткнувшись мордами в огонь. Они пребывали в приемлемой весовой категории малотоннажного челнока. Но формой и какой-то физически ощущаемой мощью разительно отличались от Машки. Та тоже млела у огонька и что-то меланхолично жевала. Вторую половину розыскной команды составляли трое голых по пояс мужчин. Нет, МУЖЧИН. Двое переросли Наругу на голову — если не больше — а третий где-то с неё. Тела могучие тяжёлые, но заметно гибкие и подвижные. Волосы у всех длинные и подозрительно ухоженные — прямо, факт налицо. Вдогонку к тому, что сама Наруга, как и они, совершенно не ощущала холода. И даже дуновений ветерка, который шелестел в кронах. Значит, вот они какие — берры.

Старательно делая вид, будто вовсе не стыдится наготы, Наруга направилась к костру.

— Наконец-то! — завопила Ракна и бросилась ей навстречу.

Повисла на шее, чуть не задушив, и всё чего-то лопотала. Шатхия тоже подбежала и уткнулась носом в плечо. Наруга обняла её одной рукой — они застыли, словно страшась отпустить друг друга и потеряться. Мужчины встали и молча смотрели на эти женские нежности с абсолютно непроницаемыми лицами. Тут до Наруги дошло, что на девчонках штаны и лёгкие маечки на бретельках.

— А вы чего тут в белье рассекаете? — поинтересовалась она, слегка отстранившись.

— Так не холодно же, — удивилась вопросу Ракна. — К тому же от нашей одежды остались только клочья. Ребята их сожгли, когда всё закончилось.

— Что закончилось?

— Ну, когда там, — кивнула она на иглы, — сформировались наши новые тела. Ну, то есть, воссоздались по старому образцу. Так-то подруга. Не вышло скроить тебя поприличней. Нас продублировали молекула в молекулу. Хорошо хоть Акери тебе морду поправила.

— Где она? — встревожилась Наруга, отпуская девчонок и оглядываясь.

— В дереве, — отчиталась Шатхия.

— Всё ещё? — изумилась Наруга.

— Может, ты сначала оденешься? — хмыкнула Ракна и потащила её к кострам: — А то мужики сейчас слюной захлебнутся.

Они с Шатхией очнулись сутки назад: одна за другой. Успели разобраться с тем, что осталось в их разодранных затоптанных рюкзаках. Оказалось, достаточно, чтобы придать себе хоть сколько-нибудь респектабельный вид. Хоть сиськи прикрыть — тараторила Ракна, отдавая подруге шортики, майку и штаны. Последние сверкали парочкой дыр, что оставили на рюкзаке когти неаккуратных монстров. Но, до поместья госпожи Таноль штаны дотерпят. Впрочем, если госпожа желает, то может их заштопать — Ракна ей не нанималась. К тому же элементарно не умеет. Шатхия укоризненно посмотрела на балаболку и посетовала, что именно эти штаны она зашить и не успела — всё остальное готово. Но, если Наруга потерпит, то она быстро управится. Наруга натянула аккуратно заштопанные шортики и успокоила: она потерпит.

Натягивая майку, случайно наткнулась взглядом на одного из берров — самого здорового из этой троицы. И действительно на голову выше неё. Длинная густющая русая шевелюра. Квадратное грубое, словно вырубленное топором, лицо. Широченный, какой-то не совсем человеческий нос. Короткая бородка, широкие, далеко выдающиеся брови. И глубоко посаженные глаза почти целиком занятые тёмной радужкой. Он был некрасив, но притянул её взгляд ещё раз, и ещё. Сам берр тоже постоянно косился на новоявленную воскресшую. Но, стоило встретиться с ним взглядом, медленно отводил глаза. Пусть и такая нелепая — Наруга была женщиной. Пусть и не привыкла к вниманию — она сразу почувствовала, что очень нравится ему. Что мужик дико растерялся, не зная, что теперь с этим делать. Вконец девушка охренела — мысленно съязвила она — нашла же, где найти себе кавалера. Стоило ради этого сдохнуть, будучи обглоданной до костей. А то и с костями вместе — животным нужен кальций.

Она села на какую-то подстеленную Ракной тряпку — белые шортики нельзя пачкать в мужском обществе. И вдруг поняла, что дико проголодалась. Обе подруги мгновенно почувствовали это. Ракна жестом остановила вскинувшуюся хутамку, дескать, работай, не отвлекайся. Подошла к одному из берров и непринуждённо скомандовала:

— Риг, её нужно накормить.

Светловолосый красавчик — тот, что поменьше остальных, но с более живой рожей — передал ей огромный лист какого-то растения. Осторожно удерживая его обеими ладонями, профессиональная вертихвостка стрельнула в берра чрезвычайно благодарным взглядом. И продефилировала к подруге. На импровизированном блюде лежали несколько кусков обжаренного на костре мяса, несколько неведомых клубней и какие-то личинки. Привыкнув на разных планетах жрать, что попало — а иногда и голодать в космосе — Наруга не понимала, что такое брезгливость. Она благодарно кивнула красавчику Ригу и впилась зубами в мясо. Ради приличия стоило прежде познакомится с мужиками, но она не чувствовала потребности в приличиях. Раньше с ней это бывало во время операций, проводимых папашей Блуфо — и только тогда. В остальное время прочно вбитые мамой правила приличия всегда рулили. А тут вдруг пропали, будто и не бывало — может, не возродились вместе с ней? Их сожрали вместе с прежним телом?

Мысль показалась смешной, и она хмыкнула.

— Пальцы не облизывай. Оборотень ещё не значит, что обязательно свинья, — вновь правильно поняла её мысли Ракна.

— Засохни, — воспользовалась Наруга словечком Гранки.

И невольно подумала, что теперь их ждёт феерическая житуха. Все слышат мысли всех — не соскучишься. Она посмотрела на Шахтию — та оторвала взгляд от шитья и пожала плечами, мол, что поделать? Наруга схрумкала последнюю личинку. Удивилась скорости, с какой подмела всё, что ей дали, облизала пальцы и всучила пустой лист Ракне. Та фыркнула, но осторожно уложила посуду на тряпку — здесь её не восполнить. Нужно сохранить для девчонок, которые всё никак не очнутся. Потом она притащила единственную уцелевшую кружку с заваренным целиком уцелевшим чаем. Это был подарок судьбы. Мясо, как подозревала Наруга, мужики им раздобудут, где угодно. А вот чай только в её поместье.

Залив в себя полкружки благодатного напитка, Наруга решила, что теперь готова. Она встала, подошла к беррам и присела перед ними на корточки:

— Меня зовут Наругой.

— Мы знаем, — вежливо склонил голову красавчик. — Я Ригбер.

— Берр по имени Риг, — влёт разгадала она эту шараду. — Я убью любого, кто вздумает обозвать меня какой-нибудь Наберрой.

Риг лучезарно улыбнулся и подмигнул ей, как старой подруге.

— Я Дибер, — представился второй берр. — Дитмар.

— Гетбер, — прогудел её внезапный воздыхатель.

Наруга посмотрела ему прямо в глаза и улыбнулась. Один из советов ветреной подруги: улыбаться мужчине можно только глядя ему в глаза, иначе этот приём не сработает. До сих пор как-то не было случая, а вот теперь пригодилось. Хмурый великан ответил на её взгляд своим: холодным, отстранённым и тоскливым одновременно. Мне пора замуж — вдруг подумалось ей. А если я сейчас влюбилась с первого взгляда, тем более. Что касается любви — время покажет, а замуж в любом случае. Она вдруг всполошилась: а эти, случайно, не чувствуют её мысли? Пробежалась взглядом по лицам: вроде нет — отлегло.

— Вы пришли за нами? — уточнила Наруга.

— Мы не успели, — мрачно покаялся Дитмар. — Совсем немного. К вам было нелегко пробиться. Вы приманили к себе чуть ли не половину планеты.

Ясные глаза Рига мигом потухли. Морда Гета и вовсе окаменела. Наруге стало жалко этих мужиков. По всему видать, они восприняли это, как некую вселенскую трагедию. Она категорически не желала начинать новую жизнь с любых трагедий. Ещё сама не поняла: довольна ли она таким оборотом событий, или нет, но всё равно не желала. Поэтому сразу взялась за ликвидацию назревающей катастрофы с покаяниями:

— Не вы всё это затеяли. И вы не можете судить: успели вы или нет. Мы узнаем об этом лишь тогда, когда дождёмся результата. Моя подруга говорит: подходящее время может уйти далеко вперёд. Кстати, что с Акери?

— Она в дереве, — напомнила Ракна, подтачивая ногти камушком.

— Я пойду, посмотрю, — поднялась Наруга.

— Сначала штаны одень, — посоветовала подруга.

— А здесь что, есть кто-то кроме нас? — удивилась Наруга, оглядываясь.

В котловине висела знакомая мёртвая тишина.

— Я остаюсь, — заявила Ракна. — Не хочу, чтобы девчонки проснулись, а нас нет.

— Правильно, — согласилась Шатхия. — Я тоже буду ждать. Ты иди. Акери тебя любит. Она будет рада тебе.

— Если соизволит вылезти, — хмыкнула Ракна. — А то выпиливать её оттуда нечем. Придётся тесаком выколупывать.

А потом эта поганка нарисовала на лице деланную озабоченность. Вытаращила свои прекрасные чёрные глазищи, насупила идеально вычерченные, умопомрачительно изогнутые брови. Окончательно обнаглела и заявила:

— Гет, ты не проводишь Наругу? Понимаю, что мы здесь одни. Но, как-то тут неуютно… после всего. Не хочу, чтобы моя подруга шастала в одиночку.

Он встал и подошёл к Наруге. Едва ли не впервые в жизни ей пришлось задирать голову, чтобы посмотреть кому-то в лицо. И это ей страшно понравилось. А ещё ей нравилось щеголять в белом шёлковом белье и грубых сапогах на босу ногу — где такое можно себе позволить, кроме этой чокнутой планеты? Она шла проведать Акери, и невольно позабыла свой широкий мужицкий шаг. Прогулки в трусах очень способствуют обретению женственных повадок. Наруга чувствовала, что у неё вполне сносно получалось плыть рядом с мужчиной, что шагал, будто сваи заколачивал. Сейчас было бы кстати обо что-нибудь споткнуться и попытаться упасть, как учила Ракна. Интересно, каково это, когда тебя несёт на руках мужчина, а не перетаскивает парочка ребят из твоего колена группы захвата? Наверняка приятно. Но на этом паршивом пляже, как назло, ни единого камушка. Когда она бежала по нему, спасая шкуру, это было как раз, а сейчас не в строку.

Вскоре романтические мысли начисто выветрило из её головы. Наруга стояла перед этим дурацким деревом и тупо пялилась на него, словно пытаясь переупрямить. Но игра в гляделки с таким соперником не обещала даже призрачного шанса на выигрыш. Она подняла руку и провела пальцами по борозде, оставленной когтями Машки. Глубокая. Как же испугалась несчастная преданная дурочка, когда эта бессердечная идиотка забралась в свою конуру. Нельзя же так с Машкой. С одной стороны убивают её семью, с другой смертельный номер утопающего в древесине. Наруга тяжело вздохнула и прислонилась лбом к коре.

— Она вернётся, — хрипловатым басом пообещал Гетбер, торча неподалёку столбом.

— Конечно, вернётся. Куда она денется. Меня беспокоит не это. Меня страшит, что она там успеет надумать своим птичьим умишком о нашей гибели. У неё же не мозги, а сила Ису. Это не плотные ткани, а нечто газообразное. Вдруг она так расстроилась, что решила навсегда поселиться в этой деревяшке? Дура ведь беспробудная. У неё сердце чуть ли не напополам рвётся каждый раз, когда нам что-то угрожает.

— Ты её любишь, — сделал великое открытие этот чурбан.

— Я их всех люблю. Мы так выскребались из задницы, в которую попали, что теперь просто не сможем расстаться.

— Вы в любом случае не сможете расстаться, — заметил Гетбер.

— Почему? — насторожилась Наруга и отклеилась от дерева: — Ну, говори. Только не пытайся уберечь меня от разрыва сердца. Это смешно. Тебе вообще сказали, кто я такая?

— Нет.

— Я была шефом колена группы захвата команды ликвидаторов. Нас ловила целая эскадра. Мы с Ракной сбежали сюда перед казнью.

— Я догадывался.

— Серьёзно? И что послужило поводом?

— Твои повадки. Ты привыкла командовать и драться.

— Может, я служила?

— Ты не похожа на офицера.

— Есть ещё торговцы.

— Они не берут женщин.

— Ну да, — вздохнула Наруга. — Лишь в армии и у бандитов девушка может сделать карьеру убийцы. Гет, вы долго здесь будете?

— Это ты должна сказать.

— Пока не уйдём мы, — поняла она. — Мне жаль, но я не уйду, пока эта зараза не вылезет. Я не оставлю её здесь.

— Будем ждать, — бесстрастно подтвердил берр.

Наруга почувствовала, что душевный подъём, подбросивший её после возвращения к жизни, закончился обрывом. Все эти несвойственные ей трепыхания да мяуканье сдуло в один момент. Эйфория в голову — три заряда в печень. Папаша Блуфо был мастак выдумывать красочные поэтические нравоучения. Эйфория обходила Наругу стороной, оттого и печень дожила до этой планеты. Тут ей досталось — сожрали и не подавились. А вот эйфория вылезла некстати, сбив с панталыку неподготовленную девушку.

— Мэри, может, свалим это дерево ко всем чертям? — спросила она.

Подковылявшая Машка опустила к ней голову и укоризненно ею помотала, дескать, чушь не городи.

— Да, поняла я, — снова вздохнула Наруга. — Они ж теперь живут одной жизнью. Убьёшь одного, умрёт и другая.

Машка протопала мимо отступившего берра. Подгребла к дереву и ткнулась в него лбом. Краем глаза Наруга заметила, как у Гетбера от удивления дрогнули и чуть приподнялись брови. Тут, решив, что пора, в голове закопошились обрывки прочитанных Гаффаром лекций о природе берров — как все её понимают. Она посмотрела на костры и три чёрных горы рядом. Три и три. Три человека, три медведя, которые… Тоже берры? Тогда почему не обращаются? Они оборотни и могут становиться разными местными тварями. Но предпочитают медвежий фасон. В принципе, выбор достойный, как поняла Наруга за эти несколько дней. Она и сама выбрала бы… А вот это проблема дня: они-то с девчонками теперь оборотни? Или просто клоны несчастных дур, загубленных лютыми зверями?

— Мэри, ты, случайно не оборотень?

Медведица повернулась к ней и посмотрела, как на идиотку. Обиженно шмыгнула носом, щёлкнула кончиком хвоста у самых пяток обидчицы и снова уткнулась носом в ствол.

— Она медведица, — подтвердил Гетбер. — А я то, что люди называют оборотнем. Хотя на самом деле мы являемся иной формой материи.

— Иной? Ты хочешь сказать, что какой-то альтернативной биологической формой?

— Может, так. А может, и альтернативной химической.

— Как же вы можете быть химической формой материи, если ты, к примеру, единый неделимый организм. Вот ты стоишь передо мной: целостная, взаимосвязанная и устойчивая система. Если я правильно помню, чему меня учили в лицее.

— Меня тоже этому учили, — как-то отстранённо прогудел Гетбер. — Но в нашем случае устойчивость перестала быть одним из непременных условий этой системы. Мы способны возникать и распадаться на молекулярном уровне. Но, распадаясь, мы не перестаём быть живыми на свой лад. Мы возникаем в ином виде. А это больше похоже на химический субстратный синтез мёртвого химического вещества. Прости, но я не учёный. Я военный. Мы все военные. Вот наш Кобер — химик. Был когда-то химиком. Он попытался объяснить нам то, что хоть как-то можно объяснить.

— Час от часу не легче, — пробормотала под нос Наруга.

— Мы привыкли, — заметил Гетбер.

— Надеюсь, и мы привыкнем, — даже не пыталась осмыслить услышанное Наруга. — Во всяком случае, теперь мне понятно, как Акери умудрилась просочиться в древесину. С вами такое случалось?

— Нет. Мы можем, как ты сказала, просочиться только в животное. В дерево… нам в голову не приходило. Да и повода не было. Это бессмысленно.

— Ну да: не побегать, не попрыгать. С тоски сдохнешь, торчать вот так на одном месте. Теперь я, кажется, поняла. Вы… э-э… просачиваетесь в медведей. И становитесь… А чем вы становитесь? Медведями? Или они становятся вами? И откуда у меня такое чувство, что всё это сплошной бред?

— Почему? Прогпилот или обычный пилот в челноке тебе не кажется бредом.

— Всё! — вскинула руки Наруга, окончательно уразумев. — Пилот в живом челноке. Хоть что-то встало на место. Кстати, а сам медведь в это время совсем отключается?

— Нет. Если конкретная ситуация требует его собственных инстинктов, навыков и опыта, управление передаётся ему. Это их планета.

— И как вы подбираете себе транспортные средства? — оживилась Наруга, придирчиво разглядывая Машку уже с иной позиции.

Та покосилась на неё вытаращенным глазом и чуток попятилась в сторонку.

— Исходя из личных симпатий, — на полном серьёзе ответил берр. — Как женщин или хобби. Это происходит само собой.

— Мэри, ты меня любишь? — пошла в наступление Наруга.

Успела сделать несколько шагов к трёхметровой медведице, когда та шарахнулась от неё, как от чумной. Обиженно квакнула несколько ругательств, развернулась и потопала в обход дерева.

— Она меня не любит, — констатировала Наруга, посмотрела на костры и спросила: — Один из тех здоровяков твой партнёр?

— Мы называем их дублями, — обернулся туда же Гетбер.

Тут же один из медведей приподнял голову. Посмотрел в их сторону и снова уронил её на песок.

— Им бесполезно придумывать имена, — продолжил берр. — Не желают на них откликаться. Они считают нас своей частью, как лапы или хвосты. Поэтому присваивают себе наши имена.

— Не путаетесь? — хмыкнула Наруга.

— Потому и называем их дублями. Дубль-Гет. Дубль-Риг. Ты не устала?

— Торчать под этим деревом? — уточнила Наруга. — Не сказала бы. К тому же ты мне здорово помог хоть немного разобраться в ситуации. У меня пока мозги набекрень, как говорит наша Бинка. А я не привыкла чувствовать себя дурой ни в биологической форме, ни в химической. Впрочем, чайку бы я выпила. Вы, случайно, круассанов не прихватили? — слегка помечтала она, беря курс на костры.

— Круассаны отлично делает одна женщина из твоего поместья, — порадовал её берр, шагая рядом. — Очнулись твои подруги.

Наруга глянула на их игольчатый могильник и сорвалась с места. Понеслась навстречу выползающей оттуда Гранке. Пока добежала, наружу выбралась и Бинка. Две голые воровки с недоумением разглядывали тёплую компанию у костров — себя, наверно, уже разглядели во всех ракурсах. Гранка хмурилась и явно что-то напряжённо обдумывала. Бинка кокетливо перекинула на грудь волосы и что-то из них плела. Юлька вслед за ними не вышла: или стеснялась наготы, или пока не пришла в себя. Оказалось, что малышка дрыхнет, как ни в чём не бывало. А воровки очнулись практически одновременно. Произвели разведку и убедились, что остальные живы-здоровы. К тому же спокойны и веселы — особенно эта лахудра Ракна.

Наруга не знала: зависит жизнь Юльки от места расположения клонированного тела или нет? Можно ли её вытащить наружу и уложить рядом с кострами? Или эта самодеятельность вылезет девчонке боком. Она обернулась к беррам и позвала… Рига. Сама не поняла, почему его имя сорвалось с языка, когда душа звала Гета. Берр примчался на зов, выслушал её сомнения и успокоил, дескать, теперь, когда девочка просто спит, она в порядке. Риг протиснулся внутрь кольца игл. Поднял на руки Юльку и передал подругам. Затем вылез, снова подхватил Рыжую и понёс к кострам, откуда уже торопились Шатхия с Ракной. Они снова собрались вместе — оставалось дождаться Акери.

Глава 13

Едва Гранку с Бинкой приодели и накормили, на перевале показались три медведя. Вскоре перед дамами предстали ещё три берра: старый, малый да ровесник уже имеющихся. Наличие в этой компании зелёного юнца девчонок поразило. Не должно его быть среди берров, хоть ты тресни! Не складывается, если брать за основу некую общеизвестную историю появления берров.

Её девчонкам преподнёс Гаффар. Дескать, в давние-предавние времена — сто лет назад по условному общегалактическому исчислению — в эти космические дебри занесло крейсер дальней разведки. И разведчики, естественно, полезли прошманать обнаруженную звёздную систему на предмет подходящих для жизни планет. Одну идентифицировали, как вполне соответствующую нормам, и направились к ней. Не успели подлететь, как две окаянные местные луны зацапали крейсер да потащили к себе. Эти — чисто пауки космические. Тянут к себе корабли твари и жрут — не спастись. Торговцы их за три стороны обходят, чтобы встать на безопасную орбиту. На них такая нечисть водится — что ты! Никто не видал, но все рассказывают.

Космическая разведка, понятно, не лыком шита. Крейсер вступил в неравный бой и вырвался из хватки лун. Вырвался, но как-то так вышло, что весь экипаж к тому времени погиб. Говорят, будто нечисть с обеих лун материализовалась прямиком на борту и всех сожрала. Помятый крейсер начал падать на Проклятую планету. Этакая махина, что ту должно было тряхнуть, как миленькую. А ей хоть бы хны. Приняла его, будто детский мяч в ладошки. Ныне от него ничего не осталось. Планета, как будто сожрала его целиком по-тихому. Источила в считанные годы.

Однако пятеро разведчиков да семеро сопливых кадетов — лет по пятнадцать — убрались с того крейсера ещё до катастрофы с лунами. На двух глайдерах-атмосферниках кадетов потащили обучать точечному проникновению в атмосферу. Они только-только вышли с причальной палубы, да вошли в атмосферу Проклятой планеты, как всё и началось. Вожаку Нутберу — тогда ещё майору Нуту — пять десятков минуло. Мужик в самом расцвете сил, не робкого десятка, а на планету сел седым, как лунь. Глайдеру-то на корабль никак не вернуться. Ему сесть требуется. А как сели, возвращаться было уже некуда. Товарищи с корабля недолго сотрясали эфир нечеловеческими воплями — нечисть их быстро прикончила. А тут и сам крейсер к планете потянуло. Майор с ребятами, понятно, к нему кинулись. Да не добрались: сожрала их планета — вздыхал Гаффар да поминал Аллаха. Но после сама же планета их как-то оживила. Сотню лет без малого они там кукуют оборотнями. И смерть их не берёт, и жизни никакой. В том смысле, что нормальной человеческой.

И как всё это понимать — разглядывала Наруга новоприбывших. Со стариком всё ясно: один из пяти разведчиков-инструкторов. И выглядит он потрясающе для своих полутора сотен плюс-минус. Молодой — один из кадетов, как и трое имеющихся берров. А пацана-то они откуда взяли? Кадетам на момент катастрофы было пятнадцать. Сейчас они выглядят на сорок-сорок пять. Значит, взрослеют, стареют — короче, не бессмертны. Просто у них год за пять идёт, или что-то вроде того. С ума сойдешь с этой их чертовщиной.

— Это Анабер, — представил Риг «старика».

— Капитан Анатоль Деко, — склонил тот седую голову. — Европейская лига. Штурман крейсера космической разведки КДКР восемнадцать два два сорок. В отставке, — добавил он и улыбнулся.

— Это Ойбер, — продолжил знакомить Риг.

— Ойвинд. Бывший кадет штурманской академии, — представился тот и положил руку на плечо подростка: — Мой сын Ульв. Или следуя нашей традиции Ульбер.

— Здравствуйте, — смущённо пробасил подросток.

Оборотни не краснеют — пришла в голову дебильная мысль, и Наруга невольно хмыкнула. Пацан вытаращился на неё, не понимая, в чём оплошал.

— Когда я была маленькой, влюбилась в одного мальчишку, — моментально соврала она, сглаживая нечаянную обиду, нанесённую пареньку. — Ты похож на него.

Он расцвёл, а она порадовалась, что Шатхия успела зашить ей штаны. Явись он раньше — когда Наруга щеголяла в одних трусах — со стыда бы сгорела.

— Вас было шестеро, — Анабер пробежал по гостьям взглядом.

— Семеро, — поправила его Ракна. — Одна ещё спит, а вторая в дереве.

— Где? — уставился он на неё со спокойным сочувствием психиатра.

— В дереве, — небрежно повторила Ракна.

Анабер посмотрел на Гета — тот пожал плечами и пробасил:

— Она действительно развоплотилась и стала частью дерева.

— Новый вид мутации? — озадаченно предположил Анабер.

— Скорей, иной вид оборотней, — успокоила его Наруга.

— Вы ждёте её перевоплощения, — догадался он. — Поэтому не уходите. Значит, будем ждать. Дит, Ульв, сообщите майору. Заскочите и к Джареду. Пусть готовит дом старика Таноля к приходу его дочери.

Дитбер возился с костром. Он кивнул и вытер ладони о штаны. Дубль-Ди встрепенулся и, широко зевая, поднялся.

— До встречи, — поклонился дамам Ульв.

И резво побежал в сторону перевала. Молодой медведь поскакал за ним смешным неуклюжим галопом. Быстро догнал, и вдруг Ульв растворился в воздухе. Не прошло и десятка секунд, как в сторону перевала рысил уже один медведь.

— До встречи, — кивнул им Дит.

— До встречи! — игриво напутствовала Ракна.

Он побежал тяжёлым размеренным шагом взрослого мужика. Дубль-Ди нагонял его столь же солидной размеренной рысью.

— Нам бы тоже не помешало прогуляться, — подзабытым капризным тоном заявила о своих правах Ракна. — Мне уже осточертела эта дыра.

— Ты можешь отправиться в Таноль, — предложил Анабер, опускаясь на землю. — Тебя проводят…

— Ты не понял! — обиделась привередливая красотка. — Я сказала: прогуляться, а не угулять отсюда окончательно. Пока не явится Акери, я с места не двинусь.

— И это не проблема, — спокойно проигнорировал её эмоции берр. — Вы можете выбраться из котловины и осмотреть окрестности.

— Я пас, — ответила Гранка на вопросительный взгляд норовистой подруги. — Что-то меня никуда не тянет.

— Я чо-то ещё не одыбала, — призналась Бинка. — Посижу тут малёхо. Вон и Юльку надо будет обиходить.

— Я с тобой, — одобрила идею Шатхия, перекусив нитку отменными белыми зубами.

Раньше, насколько помнила Наруга, они были жёлтыми да кривоватыми. Хутамка аккуратно отложила какую-то очередную починенную тряпку, встала и потянулась. Если Ракна обладала сексуальной грацией изощрённой сердцеедки, то у степнячки была иная особенная грубоватая грация хищного зверя. Глаза мужиков на мгновенье расширись. И тотчас расползлись по сторонам, словно их поймали за недостойным подглядыванием. Зато я хорошо командую и дерусь — горько подумалось Наруге. Взгляд невольно упал на Гетбера — тот смотрел на неё в упор, не мигая. Потом встал и спросил:

— А ты?

— Непременно, — приободрилась Наруга.

— Я иду с ними, — сказал он.

— Ты и Ойвинд, — приказал Анабер.

— А если сюда снова полезут эти ваши уроды? — обеспокоилась Наруга. — Пара берров смогут защитить моих девчонок?

— Не полезут, — пообещал Анабер. — Им больше нечего тут делать.

Заявление сомнительное и требует массы подробностей. Но ей вдруг стало очень интересно прогуляться по этому миру в новом… В новой шкуре. Оборотни бегали тут, как дома, значит, никого не боялись. Ну, или почти не боялись. И умели правильно бегать верными путями. Если она стала чем-то подобным, значит, обрела относительную свободу передвижения. А свобода была тем единственным, чем Наруга дорожила яростно.

На перевал они не забрались, а буквально взбежали — кстати, совершенно не вспотев. Да и не заработав тот жар с сердцебиением, что обязательно накидываются на тебя, стоит перебрать с нагрузкой. Ничего нового, обозрев окрестности, Наруга не обнаружила. Даже удивилась, что ожидала неких изменений всего мира, раз уж сама превратилась чёрте во что. Спустились и вовсе играючи. Не дожидаясь, пока оба ворчащих дубля скатятся следом, пошли по памятной просеке. Лес по обе стороны от неё издавал всё те же мерзкие звуки, хотя в такой приветливый денёк хотелось жужжания шмелей да птичьего гомона.

— Я ни разу не видела здесь птиц, — припомнила вдруг Наруга.

— Их здесь и нет, — ответил Ойбер.

— Что, вообще? — удивилась Ракна. — Тогда, что тут летает вместо них?

— Здесь никто не летает, — ещё больше удивил их Ойбер. — Есть парочка гадов, что умею планировать, бросаясь на добычу с деревьев. Но они обитают южней. Этих нужно опасаться.

— А прочих не нужно? — без малейшего сарказма осведомилась Шатхия. — Они вас не едят?

— Пытаются, — усмехнулся Ойбер. — Но съесть нечто нестабильное весьма затруднительно. Я в любой момент могу развоплотиться и уйти в своего дубля.

— А если он где-то шляется? — усложнила задачу Ракна.

— Он всегда шляется там, где и я.

— Ну, а если? — не унималась она.

— Тогда я уйду в того, кто хочет меня сожрать. Хотя это здорово неприятно. На это можно решиться лишь в крайнем случае. Тут главное, успеть выскочить, прежде чем твой дубль вернётся и порвёт этого недоумка.

— Что, из кусков приходится вылазить по частям? — дурашливо округлила глаза Ракна.

— Из кусков не выйти, — чуть равнодушно объявил Ойбер. — Ну, если это уже практически гуляш.

— Бывало? — не смогла удержаться от вопроса Наруга.

— Однажды, — хмуро бросил Гетбер. — И мы научились не повторять этой ошибки.

— А где все? — профессионально увильнула от тяжёлой темы Ракна. — То стадами за нами носились, а то будто повымерли.

— Они здесь, — возразила Шатхия, стреляя глазами по сторонам. — Я их чую.

Наруга попыталась напрячь слух, зрение, и потянула носом воздух. Никакого прибавления с этой стороны не заметила: органы чувств работали в прежнем режиме. Зато самоуглубление позволило заметить кое-что внутри: там еле ощутимо свербило. Так зудит комар над ухом: вроде и мелочь, но ведь умеет заставить о себе думать зараза. Наруга вслушивалась в это ровное зудение, стараясь понять его природу. Но тут внезапно в его тональности что-то изменилось. Звук окреп и полез наверх в писклявом усилии. Она поморщилась и медленно повернула голову направо — тонкое сверло кольнуло её прямо в лоб и принялось вкручиваться туда, вызывая не боль, а досаду и опаску. Шатхия повернулась в ту же сторону и недобро сощурилась. Я их тоже чую — поняла Наруга, что с ней происходит. Посмотрела на берров — те никак не прореагировали на сигналы, которые не могли не уловить. Верней, не прореагировали на них, как на опасность, стоящую внимания.

Придётся всё начинать сначала, как когда-то в детстве. Учиться ходить, слушать, смотреть и оценивать для принятия решения. Что ж, времени у них теперь навалом.

— Мы что, так и будем тащиться по этой просеке? — недовольно нахмурилась Ракна. — Тоже мне, знакомство с миром. Давайте залезем в лес.

— Зачем? — машинально брякнула Наруга, вырванная из своих мыслей.

— Погоняем кого-нибудь, — моментально обосновала своё предложение шалопутка. — Или прикончим. Руки так и чешутся кого-то порвать. Это у меня что, берр внутри просыпается?

— Это у тебя прежняя дурь прочухалась, — отмахнулась Наруга. — И лезет наружу.

— А тебе что, неинтересно попробовать развоплотиться и в кого-нибудь залезть? — насмешливо поддела её Ракна. — Ни за что не поверю.

— Интересно, — подумав, признала Наруга.

— И мне, — засверкали глазки хутамки.

Всё уже изменилось. Круто запоздавший к Наруге юношеский задор — что свалился, как снег на голову, в первый час после воскрешения — улетучился. Вернулась суровая рассудочная осторожность зрелой женщины, повзрослевшей слишком рано. Просека была пуста. Да и лес не проявлял прежней активности, но всё уже изменилось. Теперь Наруга не сомневалась, что сама планета притащила её в котловину и перекроила на свой лад. А такие метаморфозы никто не станет производить из одной только прихоти. Или любопытства — его планета удовлетворила, когда поймала в ловушку кадетов с их инструкторами. Теперь она… А что, собственно? Преподнесла своим волосатым детишкам подружек? Она что, надеется на размножение созданных ею мутантов? Мысль диковатая, но отнюдь не такая уж нелепая. На планете Кунитаоши проживают некие Ари, которые рожают и растят детишек, способных залезать в деревья, как в одежду. А местные берры проделывают то же самое с животными.

Наруга нисколько не сомневалась: первая же её попытка залезть в кабину живой машины увенчается успехом. Не факт, что она легко разберётся с её управлением, но эта попытка не будет стоить ей жизни. Слишком долго и трудно валандались с такой вздорной и опасной лабораторной мышью, как она, чтобы прикончить в первом же тестовом прогоне. Слишком упорно и настойчиво — холодно подумала она, окончательно прикончив остатки хорошего настроения.

Щедрая на сюрпризы планета тотчас решила повеселить новообретённую дочурку. Справа послышался нарастающий гвалт — он катился в их сторону и явно не собирался никуда сворачивать. Оба медведя неспешно выдвинулись на правый фланг и развернулись мордами к лесу. Берры хмурились и переглядывались: видать, никак не могли решить, как вдвоём устроить оцепление вокруг трёх девушек. Наруга не успела поинтересоваться, по какому поводу кипишь. Между деревьями замелькали знакомые оранжевые блямбы: пока только две, но кто их знает? Она двинула к Дубль-Гету, проигнорировав неуверенный жест Гетбера: дёрнулся мужик цапнуть её за руку, да не осмелился. Тем лучше. Не придётся сгоряча говорить лишнее — она не собиралась позволять мужикам сооружать над собой колпак. Им дай волю: законсервируют бедную любознательную резвушку, дабы уберечь от чужих зубов — она под тем колпаком мигом протухнет.

Мимо носа просвистел хвост Дубль-О. Не поворачивая головы, медведь покосился на инициативную дуру и глухо рыкнул. Наруга отмахнулась и потопала к морде раздувающегося Дубль-Гета. Тот попытался задвинуть её кончиком хвоста в тылы.

— Только тронь! — проорала она, стараясь перекрыть рёв бушующей в лесу драки. — Никогда не прощу!

Медведь что-то раздражённо гавкнул, не удостоив её взглядом.

— Чего ты добиваешься?! — гаркнул прямо в ухо затормозивший за спиной Гетбер.

— Не передёргивай! — слегка окрысилась Наруга. — Это не бабья демонстрация капризов! Нужно учиться носить это тело, — пояснила она, глядя черед плечо в глаза докучливого кавалера.

— Будь рядом, — неожиданно легко согласился он. — Можешь оседлать мандарина. Рогачей не советую. Если мандарина начнут рвать, тотчас уходи. Я подстрахую.

Наруга кивнула, и в этот момент из леса выскочила парочка любителей бегающих фруктов. Это были не рогачи, а супер рогачи. На каждой трапециевидной плоской башке красовалось чуть ли не по десятку гнутых дугой наружу зубчатых рогов. Твари напоминали сороконожек с трёхсегментным телом на довольно длинных мощных трёхколенных конечностях. Из леса эта парочка выкатилась двумя футбольными мячами. Затем катуны лихо развернулись в полный рост и замерли, обнаружив медведей. При этом поднялись на задние ноги, задрав вверх два передних сегмента тела. Грозно засучили лапками, изображая боксёров. Надолго их не хватило: оба рогача плюхнулись на все сорок и отбежали в сторонку. Бегали они, смешно задирая коленки — просто комедия.

А из леса гигантскими скачками вылетел первый мандарин. У него на хвосте висело три рогача — один чуть не отмахнул бедненькому паучку заднюю ногу серпами, торчащими из пасти. Но промахнулся, и мандарин последним прыжком бросил тело под ноги Дубль-О. Наруга ждала, что медведь тут же порвёт его, но тот лишь фыркнул в морду неудачнику. Мандарин присел и захлопнул пасть — расти он даже не пытался.

— Давай! — скомандовал Гет. — Это самка!

Только рванув к первому своему экспериментальному транспорту, Наруга заметила под брюхом паучихи несколько круглых красных шаров. Самка раззявила навстречу пасть, будто приглашая сигануть прямиком туда. Новый инстинкт подсказал, что нужно очень сильно захотеть запрыгнуть в оранжевый блин, и… Тело, словно бы влетело с разгона в громадный снежный сугроб. На мгновенье её так обожгло холодом, что Наруга вскрикнула. В глазах потемнело. А когда наступило просветление, перед ней торчала мохнатая чёрная туша. Она подняла голову и увидала ухмыляющуюся морду Дубль-Гета — Гетбера рядом с ней не было. Значит, не показалось. Значит, это он смотрит на неё в иллюминаторы медвежьих глаз с этаким превосходством бывалого пилота.

Наруга чертыхнулась и гордо поднялась с колен. Затем пожелала смотреть этому нахалу прямо в глаза, а не коситься на него снизу вверх, лязгая от страха зубами. А страх буквально распирал растущее по воле Наруги тело — ещё чуть-чуть и паучиха просто лопнет. Несчастная беременная женщина, супруга которой вот-вот сожрут в лесу… Надо спасать! В одиночку ей не сохранить и пары детёнышей — негодовала Наруга, разворачиваясь. Муж горланил и метался меж деревьев буквально в двух шагах. Он дал ей возможность прорваться и удрать по просеке — тут рогачам за ней ни за что не угнаться. Он спасал её, оставшись умирать. Да вот хрен вам! Наруга, можно сказать, впервые замужем и сразу вдова? Нашли дуру!

Она ещё немного подросла, быстренько оценив обстановку. Пятёрка рогачей продолжала выпасать добычу, учуяв, что медведи на неё не претендуют. Один — самый борзый — даже осмелился подковылять ближе, скрежеща жвалами. Наруга толкнулась, прыгнула и приземлилась передними четырьмя лапами на приподнимающееся тело. Это было рискованно: попади ногой по рогам и покалечишься. Понятно, что семь ног тоже неплохо, но восемь гораздо лучше — резонно заметила она, распахнув свой клыкастый багажник. Тотчас захлопнула его и отскочила. Операцию она произвела виртуозно: всего пара секунд, и ювелирно срезанный затылок — как раз до задних рогов.

Атаковавший справа рогач промахнулся — Наруга не просто подалась в сторону, как пыталась проделать мандаринка. Она послала её влево и вперёд — на второго рогача, заходя ему вбок. По пути чуть сдулась и запрыгнула мерзавцу на спину. Её треугольные, торчащие во все стороны клыки почти отстригли рогатую башку. Мандаринка рвалась терзать врага до победного конца, но её пилот бросил свою машину назад. Это спасло её от следующего нападения. И вывело на точку как раз меж двух рогачей, что неслись к ней, частя коленками. Да ещё и росли со страшной силой. Бедная мандаринка чуть не брякнулась в обморок — Наруга не давала ей улизнуть. Заставила злосчастную бабу не просто сдуться, а прямо-таки лопнуть на глазах. А потом отпустила вожжи — мандаринку выстрелило вперёд со страшной силой. Две рогатые морды столкнулись и замотали башками, пытаясь расцепиться. Безжалостный пилот вновь раздул машину и бросил её на спину одного из уродов. Вжик-вжик, соскок, и второй рогач попятился, волоча за собой отчекрыженную башку сородича.

Трое — злорадно констатировала Наруга, закладывая широкую дугу вокруг нарывающегося на драку придурка. Нет, четверо — Дубль-Гет достал хвостом задницу рогача, пытавшегося сбросить с рогов чужую башку. Тот перестал мотать башкой и закрутил уполовиненной задницей, из которой лезли наружу то ли внутренности, то ли дерьмо. Последнего рогача она вообще решила проигнорировать. Незамысловато разобралась с ним, сдувшись и пробежавшись прямо под мордами медведей, заинтересовавшихся новой потехой. Кто-то из них и прикончил назойливого гада, а она рванула в лес.

Супруг так и не смог вырваться на просеку. Однако он был жив и даже не ранен. Её избранник превосходно бегает — с какого-то перепуга возгордилась Наруга, бросаясь наперерез одному из рогачей. Тот едва не подловил мандарина, но верная отважная жена врезалась в его бок мордой, вырвав целый букет ног. И вновь пилот не без труда увёл машину в сторону — мстительный порыв толкал эту охламонку рвать и метать. Супруг тотчас прыгнул на спину раненого рогача и отчекрыжил ему башку. А потом занялся расчленёнкой — беспилотный идиот. Дорвался! Просто удивительно: до сих пор у мужика хватало ума кружить между деревьями, соблюдая пропорции тела и просветов, куда он пролазил без проблем. А тут, как с цепи сорвался, кромсая врага. И плевать, что к тому несётся подмога.

Наруга расчётливо сдулась и прошмыгнула мимо разогнавшегося рогача. Тот сошёл с курса и зачастил коленками за менее безопасной добычей, ловко обтекая широкие стволы. Наруга наметила цель и ломанулась в просвет между двумя опасно близкими деревьями. Команду на вулканообразный рост она отдала в тот момент, когда проскакивала между ними. Рогач правильно среагировал на её инициативу, наддав и поспешно раздуваясь. Только вот она успела проскочить, а он так и застрял передним сегментом, лязгая жвалами. Наруга мигом стравила массу, обогнула дерево, прыгнула на гада и задрала его, как лиса курицу. От остальных четырёх они с мужем просто-напросто удрали, рванув в разные стороны и выбираясь на просеку. Медведи напугали бедного супруга до полусмерти. Но ещё больше его напугала свихнувшаяся беременная жена, что рванула к этим вздорным бугаям. Надо отдать мужику должное: помчался защищать полоумную и от этой напасти.

Наруга добралась до скептически хмыкающих дублей и вылезла наружу через тот же холодильник. Практически выкатилась под ноги оторопевшей мандаринке. Между ними тотчас легли три многозначительно извивающихся хвоста. Разгорячённая дракой и победой самка чуть не бросилась на своего улепётывающего пилота. Но здравый смысл и угрожающие намёки медвежьих хвостов победили. Наруга влетела в объятья Гетбера за секунду до того, как едва не врезалась носом в землю — нелепо споткнулась на пустом месте. Но ей было начисто плевать на досадное недоразумение. Она была в восторге от первого опыта. Ничего сложного, если уметь оперативно принимать решения и…

Гетбер тотчас окатил раздухарившуюся девицу ледяной откровенностью признания, что не всё так просто. И не будь тут мандаринов, он никогда не позволил бы ей лезть на рожон. Эти милые паучки были одними из самых разумных животных планеты. Поэтому их давным-давно научились одомашнивать и впрягать в хомут хозяйственных нужд поселенцев.

— Ну и что?! — кинулась защищать достижения подруги Ракна. — Всё равно здорово получилось. Шатхия, скажи!

— Я тоже хочу, — подтвердила хутамка. — Я смогу.

Воодушевлённые примером подруги девы потребовали отправиться на поиски других мандаринов. Но берры упёрлись. Их бы уломали, однако дубли воспротивились такой авантюре куда решительней двух новоявленных подкаблучников. Пришлось подчиниться и отправиться обратно в котловину. Это ничуть не испортило Наруге настроения. Нельзя, так нельзя — не всё сразу. Подвернувшаяся возможность немного познать себя прикончила смутные брожения в душе. Она окончательно примирилась с тем, что её посадили на цепь, сотворив из неё весьма сомнительное существо, Наругу до последних дней привязали к этой планете: не рыпнешься, не сорвёшься в космос. Зато в пределах свалившейся на неё несвободы она оказалась самым свободным на планете созданием. А с этим уже можно жить.

Глава 14

Шёл пятый день. Наруга опять стояла перед этим дурацким деревом и тупо пялилась на него, словно пытаясь переупрямить. Любые попытки её вразумить разбивались о мрачное лицо ненормальной, так что девчонки окончательно махнули на неё рукой.

— И чего здесь торчим? — ворчала Ракна, помогая подруге отстаивать вахту у места живого захоронения Ари. — Можно подумать, эта зелёная паршивка решила нас тут похоронить. И ведь похоронит, — жаловалась азиатка невозмутимой, как скала, хутамке. — Такие деревья наверняка живут дольше оборотней.

Шатхия понимающе кивала, цедила одну из своих куцых фраз, а после исчезала. Она бездельем не маялась, используя каждый час для тренировок или охоты. Славянки и вовсе отказались таскаться к схоронке Акери, совершая бесконечные вылазки из котловины. Эта неуёмная троица разогнала в округе всю живность, экспериментируя над ней на все лады. И лишь берры дежурили у дерева круглые сутки. Их одержимость Ари была сродни Наругиной. А та, казалось, не замечала даже столь завлекательной штуки, как постоянное присутствие Гетбера. Хотя ради неё бедолага вершил подвиг за подвигом.

К примеру, три дня назад он прицепился к Гранке и попросил его немного подстричь. Та уже успела со скуки облагородить Рига, Ойбера и даже старину Анатоля. А теперь взялась за непутёвого воздыхателя «тупорогой бандитки». Вернувшиеся с охоты подруги не узнали в этом некрасивом, но симпатичном мужике то чучело, что пленило их Наругу. Короткая бородка аккуратно облегала изящный, как табурет, подбородок. Густые волосы лишь слегка прикрывали плечи — Бинка тут же перестала обзывать его лешаком. Гетбер долго смотрел на себя в небольшое зеркало, что-то там разыскивая. Потом кивнул Гранке, прихватил с собой Ригбера и ушёл в ночь.

— Для кого это ты так нафасонился? — со скуки докопалась Ракна до Ойбера.

Сегодня тот вместе с Ригом дежурил у дерева в ожидании Ари. Мужик смущённо зыркнул на неё и поторопился отвести взгляд. Он был чуть симпатичней Гетбера, почти на голову ниже и поуже в плечах, но всё равно выглядел устрашающе. Впрочем, рослая Ракна не чувствовала себя рядом с беррами затоптанной былинкой. Но вполне понимала Наругу, ибо также прочувствовала, как лестно иногда побыть хрупкой и нежной. Её зазывная походочка даже приобрела новый шик, который берры оценили весьма высоко. А уж прочие бабские ужимки и вовсе сносили некоторым крышу. И теперь Ойбер очень старался смотреть в сторону, сочиняя ответ:

— Ну-у… Надо же иногда… Да и мешают.

— Мя-мя-мя-мя! — передразнила его Ракна. — Мешают! Что ты там мямлишь всякую чушь? Я тебя спросила: кому ты так стараешься понравиться? — грозно потребовала она прямого ответа.

— Тебе, — вдруг оглушил её Ойбер, пристально разглядывая соседние деревья, которые местные по привычке обзывали кедрами.

И без того большие глаза Ракны распахнулись на пол лица. Она недоверчиво осмотрела его грубый профиль — длинные широкие носы оборотней чутко реагировали на хозяйское настроение. Но в этот раз его шнобель остался неколебимым: ни раздутых ноздрей, ни гармошки на переносице. Ракна перевела взгляд на Ригбера. Но, на взгляд дотошной нахалки, вид этого берра также не мог послужить ответом. Его нос слегка подсобрался к переносице, но это могло означать, что угодно: от насмешки над ней до раздражения. Определиться с выбором помогли бы брови и глаза, но с ними Ракна разобраться не успела.

Невдалеке треснула ветка — берры обернулись, но не на звук, а на торчащую у кедра Наругу. Ракна приободрилась: наконец-то с охоты явился этот недотёпа Гетбер. Если у кого и есть шанс оттащить подругу от проклятого дерева, так только у него. Она подскочила с пенька, на котором отсидела всё своё терпение, и потащилась навстречу уже почти горячо любимому оборотню с его дублем. Тот, встретив широкую улыбку на задранной вверх мордахе Ракны, понимающе кивнул и заметил:

— Вы давно тут.

Его немногословие было сугубо его немногословием. Если надо, этот бирюк становился отличным собеседником — жаль, что надо ему было редко и только по делу. Наруга тоже скуповата на язык, но эти двое как-то умудрялись беседовать. Ракна даже могла себе представить, как это у них получалось. Но сама слегка раздражалась, договаривая за этого облома невысказанные мысли.

— Ты прав: нас достало здесь торчать. Ты дважды прав, если считаешь, что мы попусту теряем время. И трижды прав, если намереваешься утащить отсюда эту психопатку. Скажи, оборотни болеют бешенством? — повисла она на руке Гетбера, изображая смертельное изнеможение.

— Наруга не психопатка, — насупилась Шатхия, поигрывая ножиком, который метала в дерево, набивая руку. — Акери давно сидит в дереве. Наруга за неё боится. Люди с дурной башкой не боятся за друзей. Им всё равно.

— Из тебя психиатр, как из меня монашка! — огрызнулась Ракна. — Она натуральный параноик. Акери сидит в дереве, потому, что ей там хорошо. Она буквально у себя дома. А у твоей обожаемой Наруги явно не все дома.

— Ты ревнуешь её к зелёной, — поставила диагноз хутамка.

— А, ну тебя! — отмахнулась Ракна и отвернулась.

К ней как раз подкатил Дубль-Гет и приветливо хрюкнул. Ракна обожала этих зверюг. Рядом с ними уходил тот потаённый страх, который она уже несколько лет пихала в самое нутро души. Зародилась такая сволочная привычка в тот день, когда работорговцы выставили её на продажу. А в первый раз этот несносный болезненный зуд пропал на второй день после воскрешения. Прямо с утра, когда Ракна проснулась и вздумала заварить чайку. Ещё толком не проснувшись и не продрав глаза, она врезалась в спину валяющегося у костра громадного медведя. Едва не заорала, хотя рядом возились с завтраком берры. И даже — к своему стыду — чуть не удрала.

Дубль-Дит потянулся и развернул к ней довольную морду. Ничто так не приводит в чувство паникующую женщину, как насмешка на роже мужика. Ракна от души изругала невозмутимого великана вдоль и поперек. А потом от всего сердца рассмеялась: медведь так забавно склонял к ней треугольную башку, дабы заглянуть в этот шумный маленький ротик. В порыве чувств она обняла его умильную морду. Даже привстала на цыпочки, чтобы добраться до ушей и потеребить — ради этого медведь моментально уполовинил свой рост. Чай пришлось ненадолго отложить — Дитмар с Ригом оттирали с неё слюни, щедро навешанные толстым синим языком.

Вот и теперь она захомутала необъятную шею. А Дубль-Гет осторожно ею мотал, раскачивая подружку, будто ребёнка. Затем он чуть уменьшился и плюхнулся на брюхо, предлагая ей покататься. Ракна принялась, было, карабкаться на лошадку, но чьи-то сильные руки подхватили её и закинули на спину медведя.

— Благодарю, — кокетливо состроила глазки Ракна, мягко покачиваясь на широченной спине поднимающегося медведя.

А Ойбер закинул ей за спину недовольно ворчащую Шатхию. Хвосты заботливо обвили доверенную им поклажу за талии, искренно полагая, что самкам двуногих это не повредит. Не внушал им навык человеческих самок крепко стоять на ногах никакого доверия.

— Не позволяйте им этого, — посоветовал Ойбер. — А то рёбра помнут.

— А ты что, остаёшься? — почувствовала укол разочарования вошедшая во вкус кокетка.

— Мы с Ригбером будем здесь до утра, — пояснил польщённый её реакцией Ойбер.

— Вам-то это зачем?

— Старик Нутбер приказал отследить этот процесс, — пожал плечами Ойбер, уклоняясь от языка топчущегося Дубль-Гета.

— Зачем? — встревожилась Ракна, мигом растеряв желание покрасоваться. — Чего мы ещё не знаем?

Она вытаращилась на кедр, от которого Гетбер отдирал Наругу. Во всяком случае, Ракна надеялась, что процесс пошёл.

— Акери должна выйти свободно, — как-то суховато ответил Ойбер. — Ей нельзя тратить силы на борьбу с любой случайной опасностью. В котловину может кто-нибудь залезть. Такое редко, но случается.

Ойвинд хотел бы объяснить этой женщине, что любой в их стае имел право воспротивиться старику в любом вопросе. Что вместо охраны этого кедра молодые берры могли бы заняться более важными делами. Но они поддержали старого вожака: эта малышка была слишком важна, чтобы надеяться на случай. Майор Нут так и остался для них командиром: самым, самым и самым. А он пока не разобрался, с чем столкнулась стая, и как относиться к Ари. Слишком долго берры оставались в одиночестве. Слишком привыкли они к тому, что подобных им нет во всей галактике. А когда такое существо появилось, оказалось, что оно вовсе не такое же. Оно и сильней, и много слабей одновременно. Но главное: оно женщина.

Однажды эта планета решила обзавестись собственными разумными. Среди своих отпрысков она, видимо, не отыскала достойных кандидатов, вот и присвоила детей чужой планеты. Создала новую породу людей по своему образу и подобию. Однако все они оказались однополыми. Самки местных животных преспокойно размножались и превосходно чувствовали себя, конкурируя с самцами. Они рожали здоровое потомство. А беррам каждый раз, прежде чем решиться на такое, приходилось мучиться с выбором: позволить себе ещё одного ребенка или оставить его мать в живых. Обычная человеческая женщина могла понести от оборотня, хотя не сплошь и рядом — довольно редкое событие. Только вот после нестабильный плод внутри неё начинал убивать свою мать. Она постепенно угасала и, в конце концов, умирала, так и не доносив ребёнка. А тот в момент смерти развоплощался и растворялся в мёртвом теле матери.

Жуткая картина, по мнению Ойвинда. Тем не менее, остальных женщин это не слишком отпугивало. И количество желающих залезть к берру в штаны неуклонно росло. Не всех, но некоторых дам влекло к оборотням со страшной силой. Те относились к этому философски: с какой стати отказываться от того, что само прыгает в руки? Они не видели причин обременять себя воздержанием, но особо не рассчитывали на потомство. Хотя за сто лет шесть женщин умудрились доносить плод до того момента, когда он уже мог развоплотиться и покинуть их.

Так у Бробера — бывшего мехатроника широчайшего профиля Бронислава Марецкого — появился сын Виталий. Витбер, которому уже стукнуло восемьдесят восемь лет. Кобер — химик неохватно широкого профиля Конрад Брух — семьдесят шесть лет назад стал отцом Иоганна-Игбера. А спустя девять лет стал отцом и второй штурман Фроди. Он вскоре погиб, задержавшись в звере, которого разорвали на части в считанные секунды — развоплотился, а вернуться уже не смог, пропал. Зато успел дать сыну громкое имя Локи в честь отнюдь не самого приличного из старых богов своих предков. Локбера мужики растили вместе, наперебой воспитывая сироту. Наконец, у инструктора Анатоля почти сорок пять лет назад родился Фаусто-Фабер. Из пяти инструкторов, свалившихся на планету вместе с курсантами, лишь майор Нут не обзавёлся потомством. Он не был особо падок на женские прелести, но всё же иной раз позволял себе расслабиться. Однако мужику так и не повезло оставить после себя сына.

Из кадетов отцами успели стать двое. Ульв родился почти тридцать лет назад, и Ойбера до сих пор мучили воспоминания о его матери. Последний берр появился на свет всего пять лет назад у Эйрика — такого же потомка горячих скандинавов, как сам Ойвинд. Маленький Хаук — ястреб на языке предков — стал всеобщим любимцем. Лишь новый малыш берр способен был унять ажиотаж, что стая развела вокруг мальчишки. Вопреки басням, что блуждали от лиги к лиги, Проклятая планета вовсе не кишела оборотнями. Их было всего семнадцать. Для них не существовало выхода из этой чудовищной западни. Стая незаметно, но всё же умирала.

Ведь большинство уже шагнули за столетний рубеж, хоть и выглядят вдвое моложе. Командиру сто пятьдесят, и прочие инструкторы неподалёку. Неважно, что они не ведали пределов своего долголетия — всё равно когда-то умрут. А жалкая кучка их сыновей останется, утратив грозную славу хозяев планеты берров. Та отчего-то не захотела продолжать эксперимент. Были такие отчаянные головы, что пожелали пройти путь перерождения в оборотней. Их сожрали в кольце игл, но воскрешать не стали. И вдруг планета безжалостно толкнула на этот путь нескольких женщин. И вдруг Ари! Мутант, что родился на другом конце галактики у родителей-мутантов. Те жили себе преспокойно семьёй и даже народили на свет дочь. Их природа почти не отличалась от природы берров — это ощущалось во всём. Но она была более милосердна к своим созданиям: не обнадеживала их впустую одной только силой, а давала жить полноценной жизнью.

Свою обожаемую отважную Кэтрин Ойвинд похоронил тридцать лет назад. Малыш Ульв лежал на его руках и внимательно следил за тем, как разгорается погребальный костёр, уносящий от него маму. Новорожденные берры ничем не напоминали человеческих детей — скорей зверёнышей, с первого дня вполне осмысленно взирающих на мир. Да и головку державших на зависть уверенно. Сейчас Ульбер выглядит так же, как некогда кадет Ойвинд, принявший смерть на этой планете в пятнадцать. Потомок многих поколений военных — он возродился Ойбером, человеком-медведем. Берром. Почему они решили назваться именно так — кто вспомнит? Да и кому это надо? Медведи, так медведи — поговаривал Нутбер, когда старики начинали копаться в прошлом.

Именно майор создал стаю из оглушённых смертью и воскрешением людей. Буквально на общей могиле всех остальных, что на самом деле не была им даже могилой. В рухнувшем крейсере они не нашли останков ни единого человека. Даже в тех отсеках, куда теоретически не могло проникнуть ни одно живое создание без добровольного разрешения хозяев. Сам Ойвинд после всех этих передряг хотел одного: сдохнуть. Остальные, пожалуй, тоже. Но, майор скрутил их в бараний рог и силком погнал обустраивать новую жизнь. Да и благая идея заселить планету нормальными людьми принадлежала Нутберу.

Как вспоминал сам старик, настал такой день, когда это желание буквально заполонило все его мысли. Оно не давало покоя ни днём, ни ночью, и планета словно откликнулась на него. Правда, второй корабль она поймала гораздо нежнее. Хотя предложить невольным поселенцам могла лишь то, что наваяла тут у себя в силу своей дикой фантазии. Но берры с первого же дня аварийной посадки корабля, перевозившего славянских переселенцев, окружили их почти непробиваемым кольцом защиты. Благо, поднаторели за десяток предшествующих лет: разобрались с полученными способностями и отрегулировали возможности. Да и местных зверей научились использовать ко всеобщей пользе — планета во всём шла навстречу новообретённым детям.

Ойбер хотел бы объяснить всё это Ракне, но не мог. Его влечение к этой женщине росло наравне со страхом повторения прошлой тягостной истории с Кэтрин. Будь он человеком, решил бы: наказали боги. Только вот для оборотней во всей вселенной не сыскался ни один бог, что взял бы их под своё крыло. Лишь сама планета заботилась о них, как умела. Эта дамочка напоминала кошку, которой подсунули утиные яйца, а та их невесть как высидела. А теперь истерит, сердясь на то, что её детки вместо охоты на мышей так и норовят улизнуть на реку — мочить задницу в холодной мокрой воде.

— Не скучай, — вдруг как-то неожиданно тепло попросила Ракна.

Она распласталась на спине Дубль-Гета и потянулась к нему рукой — Ойбер очнулся от раздумий и осторожно коснулся кончиков её пальцев.

— Не такая уж я и хрупкая, — усмехнулась женщина, крепко сжав его ладонь. — Ты знаешь, что я была ужасной бандиткой?

— Слыхал, — не сдержал усмешки и Ойбер. — Но наши люди повидали тут всяких злодеев. Они говорят, что иные бы здесь и не выжили. Люди очень странные существа, — заметил он, оборачиваясь.

Со стороны осточертевшего кедра шёл Гет. На его плече висела брыкающаяся Наруга и сипло ругалась. Вскоре её опустили на землю, но лишь для того, чтобы небрежно забросить на медвежью спину рядом с подругами. Ракна обняла её за талию, прижалась и что-то зашептала на ухо. Она в последний раз покосилась на Ойбера, улыбнулась, и Дубль-Гет чинно потопал к бивуаку. Шатхия напряглась, стреляя глазками по сторонам — свою защиту хутамка доверяла только двум созданиям: себе и своему обожаемому гранатомёту. В принципе, её глаз мог посоперничать с системами наведения, которые на планете и около неё мгновенно издыхали. Но в этой котловине подобные предосторожности были явно лишними.

Гетбер кивнул братьям и последовал за своим загруженным медведем. Во всём этом было нечто полузнакомое, человеческое. Ойбер, было, задумался и об этом, но тычок в спину напомнил ему о долге. Дубль-О недовольно сопел, подставляя двуногому брату уши, требующие ласки. Получив своё, он мотнул башкой, двинулся к ближайшему кедру и пошёл чесать бока, сладостно пыхтя. Ойбер подошел к неподвижно сидящему на пеньке Ригберу. Проследил его взгляд, усмехнулся и с размаху влепил мечтательному сторожу затрещину. Верней, попытался — Ригбер чуть уклонился, и пустяшная оплеуха лишь взъерошила лохмы на его затылке.

— Что ты на него всё пялишься? — поморщился Ойбер, потягиваясь и разминая тело. — Как выйдет, так выйдет. Она, может, ещё неделю там просидит.

— С чего ты взял? — досадливо нахмурился Риг.

— Слыхал, как Анатоль с Гетом строили догадки. Капитан считает, что при сращении с деревом, она и сама становится деревяшкой. Не в смысле тупой, а такой… Ну, будто для неё и мир меняется, и даже время. Мол, тут у нас пройдёт день, а у нее в башке час.

Он глянул на чешущего спину Дубль-О и хмыкнул:

— При сращении с ним я от этой процедуры балдею. Если уж мы с ним найдём подходящий ствол, так чешемся до опупения. А вот так, глядючи со стороны, меня это не заводит. Зелёная, наверняка, так же меняется, став деревом. Торчит на одном месте и созерцает одну и ту же картинку. Скрипит себе да наращивает годовые кольца — вот и все забавы. Я бы сдох от такого сращения. Что оно дает? Вот, какой с него прок? — разглагольствовал он, раскручивая руки до хруста в плечах.

Ригберу вдруг пришла в голову идея, какой он и сам от себя не ожидал:

— Мы при сращивании с дублями получаем от зверя дополнительную силу и ловкость. Может, она тоже берёт у дерева какую-то силу? Девчонки говорили, что Ари невероятные целители.

— А что? — призадумался Ойбер, уставившись на старый кедр. — В твоих словах есть смысл. Не забыть бы, Нутберу пересказать. Если это и вправду так, то её сила до смерти не иссякнет. Уж чего-чего, а деревьев у нас полно. И увечья не переводятся. Глядишь, и перестанем людей понапрасну терять. А то они со своим гонором совсем уже берегов не видят. Всё норовят за нами угнаться. Погоди. Так они теперь и вовсе страх потеряют, если Ари все раны залечивать будет. Надо бы обдумать, как нам…

— Глянь! — выдохнул Ригбер, переведя взгляд с брата на кедр.

— Дождались вроде, — слегка растерялся от неожиданности Ойбер и невольно шагнул к дереву.

— Стой, где стоишь! — рыкнул Ригбер. — Не лезь к ней! Не мешай. Нам, может, и вовсе не стоит здесь торчать.

— Приказ майора не нарушить, — напомнил Ойбер, таращась на едва заметное девичье личико, проступившее из ствола.

Столь тонкое и прозрачное, что лишь въедливые глаза оборотня и могли различить его на всех изломах и загогулинах коры. Но, сомневаться не приходилось: Ари возвращалась в мир, покинутый внезапно и надолго.

— Да, брат, скажи кто, не поверил бы, — прошептал Ойбер, присев на корточки рядом с пнём. — Как-то всё это… ненормально, что ли.

— А залезать в медведя нормально? — еле слышно усмехнулся Ригбер. — Если сомневаешься, так спроси у людей. Только не у наших. У торговцев. Они тебе растолкуют: что такое нормальность, и как она выглядит.

Так они сидели и препирались не менее пяти минут. А прозрачное тело Ари вылезло из дерева лишь наполовину, постепенно наливаясь плотской дымкой. Толи она не слишком-то торопилась, толи этот процесс сопровождался определёнными сложностями. Ведь сами берры развоплощались в пару секунд безо всякого труда. Самым же удивительным казалось отсутствие природной силовой защиты, за которой обращение скрывалось от любопытных глаз. У Ари оно выставлялось напоказ во всей своей неприглядной обнажённости, заставляя сердце ёкать. Обоих берров даже слегка подташнивало при виде прорывающегося наружу живого тела. Но самым неприятным оказался момент, когда лицо девушки выступило из дерева целиком. И на нём — ещё не вполне плотском — раскрылись бесцветные глаза. Потом-то они начали желтеть, но в тот момент эта их прозрачность выглядела омерзительно, ибо в ней не было уж и вовсе ничего человеческого.

— Только вас тут и не хватало, — проворчал Ойбер.

И двинул навстречу своему деятельному медведю, что торопился проверить, чем тут занимается его партнёр. Берр попытался заступить дорогу, но упрямая твердолобая башка уперлась ему в грудь. И решила своротить преграду на строну. Ойбер упёрся, поймав её в захват. Приналёг, но тотчас оказался на земле, по которой им возили, будто тряпкой. Ригбер лишь пару секунд полюбовался этой вознёй, и вновь вперил взгляд в тело возвращающейся Ари.

Смотреть, откровенно говоря, было не на что: ни груди, ни прочих заманчивых округлостей. Женщины в поселковом публичном доме рядом с этой замухрышкой казались невероятно притягательными красавицами. Но, как ни странно, эта Ари его чем-то зацепила. Причём нешуточно — в груди стало припекать. Поначалу Ригбер грешил на её, а верней на их общую исковерканную природу. Но быстро понял: не то. Да, диковинное инопланетное существо презанятная штучка. Однако не настолько, чтобы будоражить любопытство на полную катушку. Эта девушка была не занимательна, а по-настоящему притягательно интересна.

На этот раз из задумчивости вывел тычок в затылок, сопровождаемый влажным сопением. Дубль-Ри намекал, что вдосталь нагулялся. А теперь был бы не прочь ещё и всласть пожрать. Ригбер вздохнул и обернулся — ушлый медведь, здорово уменьшившись, умильно хлопал глазками и пристукивал по земле обоими хвостами. Все шесть лап переминались в неуловимой последовательности, утрамбовывая землю. Этот третий за сто лет косолапый отличался от его прежних дублей — да и прочих собратьев — по всем статьям. Более хитрой, наглой и прожорливой твари свет ещё не видел. Ригбер промучился с ним первые три года и уже подумывал, как бы избавиться от этакой скотины. Но в один далеко не прекрасный день один весьма самонадеянный берр вляпался в паутину у гнезда бубновой.

Та была типичной долгожительницей, ибо вымахала с быка — благо хоть трансформацией не владела. Все стабильные живые существа планеты росли, не прекращая, до самой смерти. Добро, хоть редко доживали до убийственных размеров — достаточно редко, чтобы рядом с ними могли выживать и другие. Бубновыми этих тварей прозвали за форму огромной плоской башки, один из углов которой торчал вперёд угловатым тараном. По всем сторонам бугристого ромба торчали глаза: на задних ребрах поменьше, а на передних здоровенные, свободно вращающиеся в глазницах. У той дамочки каждый из передних глаз превосходил дурную башку Ригбера, из-за которой он лишился сразу обеих рук — те увязли в клейких канатах паутины. Ещё и сама бубновая оказалась поблизости от приготовленного к кладке гнезда, поспешив зацапать добычу, пока её не стянули.

Многие звери обходили бубновых стороной — те были неутешительно быстры и прискорбно ядовиты. Берры из года в год отыскивали их заплетённые паутиной гнёзда и уничтожали вместе с мамашами. Но полтора десятка сторожей могли подчищать лишь близлежащие горы с долинами. А в остальных местах у тех бубновых, что умудрялись пережить первый десяток лет жизни, находилось немного врагов. И в тот день Ригбер едва не убедился в этом на собственной шкуре, если бы не Дубль-Ри. Медведь был слишком молод да ещё и трусоват. Но невероятным образом справился со страхом, кинувшись к своему берру.

Ригбер бился, пытаясь отодрать увязнувшие руки от поваленного, опутанного паутиной дерева. В яме под ним обнаружилось гнездо, вот он и полез, понадеявшись на чутьё. Паутина Бубновых видна глазу лишь в первые минуты создания, а после довольно быстро обретает невидимость. Повезёт, если наткнёшься на неё в земле — та облипает эту пакость и делает видимой. А вот снаружи её выдаёт лишь слабенький запашок — на него потенциальные жертвы и рассчитывают, обходят стороной. Только самые умные воображают, что отсутствие в гнезде кладки непременно указывает и на отсутствие защиты. Чего там защищать, если защищать пока нечего? А у Бубновой дамы свой взгляд на этот вопрос: нечеловеческий.

Ригбер лез из шкуры, но сеть паучихи держала его с неколебимостью гравитации, уверенной в незыблемости физических законов вселенной. Дубль-Ри подлетел к нему за несколько секунд до хозяйки. Дамочка воткнулась в непробиваемую силовую стену трансформации, окутавшую два тела при сращении. Четыре пары передних длинных зазубренных ног размашисто долбили в невидимую преграду, отстаивая право на законный обед. Задние ноги так упирались в землю, что уходили в неё. Ещё через несколько секунд бубновая познакомилась со зверем, равного которому этот мир не знал. Убедилась, что её челюсти и смертельный яд не безупречны. Да и паутина, не выдержав, потекла мутнеющими на глазах маслянистыми каплями. Двуединый оборотень размазал даму по земле, после чего прошёл обратное обращение и посмотрел друг дружке в глаза. Уж кто-кто, а эти вдвое никак не были созданы друг для друга: сдержанный, нетребовательный, прямой берр и разухабистый, жадный, хитрющий шестилап. Однако им предстояло принять свою вторую половину, на что оба то и дело пеняли.

— Потерпишь, — отмахнулся Ригбер от назойливой морды.

Та всем своим видом демонстрировала, что важней её обладателя в целом мире ничего нет.

— Ты что, ослеп? Не видишь, что творится?

Дубль-Ри презрительно фыркнул и подался вперёд. Скептично осмотрел ту, что претендует на звание чего-то более знаменательного, нежели его ноющее брюхо. В налившихся золотом глазах Ари неожиданно промелькнула искра осмысленности, а ресницы дважды сморгнули. Тут уж Ригбер не выдержал. Подорвался на помощь: кто её знает, как на ней отзывается подобное обращение? Белое обнажённое тело ещё не отделилось от ствола. Но теперь стали очевидными его усилия, и Ригбер невольно протянул к девушке руки.

Та опустила взгляд. Как-то чересчур внимательно оглядела ладони берра и отняла от груди скрещенные руки. В широкие мозолистые лапы легли узкие шелковистые ладошки. В глазах отразилась какая-то мука, и Ари ощутимо вцепилась в предложенную опору. Ригбер страшился ей навредить. Тем не менее, не удержался: потихоньку потащил девушку на себя, осторожно перехватывая тонкие руки всё выше и выше. Сам не заметил, как освобождённое тело прильнуло к нему, а руки обхватили торс могучего помощника. Зелёные волосы щекотали его склонённый подбородок. Сколько они так стояли, обнявшись, Ригбер не знал. Но момент окончания обращения не пропустил: ноги Ари подломились, и она едва не вытекла из его объятий на землю.

— Потащили её скорей, — встревоженно предложил из-за спины Ойбер. — Если что-то случится, дамы нас живьём сожрут.

Ригбер вскинул бесчувственную девушку на руки и побежал к кострам.

Глава 15

Как уж там Наруга почуяла перемену? Но навстречу она неслась, как ошпаренная. Подлетела к двум удачливым добытчикам и запрыгала вокруг, бестолково командуя. На биваке суетились остальные девчонки — готовили долгожданную встречу. Они отняли у берров и уложили подругу. Влили ей в рот несколько капель красного вина, что привозили на планету торговцы. Конечно, спиртяга куда полезней — бубнила Бинка — но эта бледная немочь сдохнет от такой доброты.

Берры наблюдали за суматохой со стороны. А вот медведи живенько заинтересовались: основательно поуменьшились и подступили ближе. Взволнованная Машка сунулась к беспамятной Акери, обнюхав её с ног до головы. Затем немножко поразмыслила, потопталась и улеглась рядом, дескать, будем ждать. Дубль-Ри полез удостовериться в правильности оценки самоуверенной соплячки. Ему жутко не хотелось торчать в котловине и дальше. В его прохиндейских глазках металось страстное желание оспорить высказанное мнение. Бедолага в последний раз обозрел лицо Акери с тоскливым недружелюбием, и потопал страдать в сторонке из-за этой подлой проволочки.

— Горазд же он у тебя жрать, — добродушно заметил Ойбер, улегшись поверх своего медведя и почесывая его довольную морду.

— Это не главный наш талант, — задумчиво отозвался Ригбер, неотрывно следя за дамами.

— О, да! — хмыкнул Ойбер. — Плоды вашего таланта можно найти по всей планете. Он, поди, и сам не помнит, где и чего поназакапывал. На его заначках можно год прожить.

Дубль-Ри недовольно рыкнул, прощупав подозрительным взглядом насмешника. И соорудил хвостами небольшую локальную пыльную бурю.

— Это не мы откопали твою нычку у западной башни Таноля, — возразил Ойбер. — Была нужда жрать это гнильё! Ты ж начисто о ней позабыл. А если бы и вспомнил, так и сам бы жрать не стал. У тебя, дружок, непроходящее воспаление жадности. Однажды ты сам себе трёпку устроишь, как залезешь в свою же заначку.

Дубль-Ри обиженно засопел и требовательно вытаращился на Ригбера, дескать, заступись. Но у того имелся более привлекательный объект внимания, и оскорбленный медведь напомнил о себе грозным рычанием.

— И не подумаю, — невозмутимо заявил Ригбер. — Прекрати орать. Если невтерпёж, так ступай охотиться. А если ты напугаешь нашу маленькую Ари своими воплями, получишь по носу.

Медведь недоверчиво заворчал, как бы ненароком отступив в сторонку. Сделал вид, будто решил почесаться. Тотчас бросил эту затею. Помаялся с минутку и улёгся, скорбно пыхтя под нос ругательства.

— Она там у тебя хоть тёплая? — насмешливо поинтересовалась Гранка.

Наруга хмуро покосилась на шутницу. Но всё-таки пощупала Акери лоб:

— Не пойму. Не чувствую.

— Дышит ровно. Значит, живая, — рассудительно заметила Шатхия, сидя в ногах Ари.

Сидящая в головах Юлька нагнулась и прикоснулась к щеке Акери губами.

— Совершенно непонятно, — подтвердила она. — С этими нашими новыми шкурами ни черта не разберёшь: люди мы или упыри? Ни холодные, ни тёплые — никакие.

— Клыков не вылезло. Человечину не жрём, значит, не упыри, — авторитетно разъяснила Бинка, отирая лицо Акери влажной тряпочкой.

— Чего вы к ней прицепились? — досадливо поморщилась валяющаяся неподалёку Ракна. — Девка спит. Отдыхает после своей древесной жизни. А вы её всё тискаете и тискаете. Теперь-то всё в порядке. Поспит, сколько организм требует, одыбает и проснётся, как новенькая. Сублемированная женщина! Добавь воды, и будет как живая. Меня бы так во сне домогались, я бы всех поубивала.

— Она правильно говорит, — заметила Шатхия.

И укоризненно уставилась на Наругу. Та вздохнула. Отпустила руку Акери и встала:

— Пойду, прогуляюсь. Меня уже тошнит от этой дыры. Кто посидит с зелёной?

— Я посижу, — предложила Шатхия.

— Толку с тебя, — забурчала Бинка, отложив тряпку. — Уж лучше я пригляжу.

— И я! — засуетилась Юлька. — Я уже нагулялась. А ты Наруга тут сиднем сидела, вот и побегай.

Ракна вальяжно поднялась и подошла к подруге. Обняла её за плечи, посмотрела в глаза и тихо повторила:

— Теперь всё в порядке, — и потянула её за собой, приговаривая. — Теперь мы снова вместе. Все живы, здоровы и на равных: оборотни. Гранка! — встрепенулась неутомимая шалопайка. — Шевели конечностями. Покажешь, что вы там за сюрпризы наловили. Прикинь, Наруга, наши хозяйственные славянки объездили табунок мандаринов. И пригнали сюда к котловине.

— Мужики говорят, что в поместье этой скотины полно. Но и наша лишней не будет, — рассудительно объясняла Гранка, догнав подруг. — Мне не улыбается тащиться на юг пёхом. Это ж почти полматерика. А в мандаринах прокатимся туда с ветерком.

— Хорошо придумали, — одобрительно кивала Шатхия. — Будем в них ездить. Только Юлька не будет.

— Почему? — не поняла Наруга.

— А наш Рыжик всех обскакала, — насмешливо пояснила Ракна. — Первой обзавелась медведем. Верней, медведицей.

— Машка? — поразилась Наруга.

— Ага. Мы-то думали, Машка на Акери неровно дышит. Но оказалось, что Рыжая ей милее, — рассказывала Гранка с удовольствием поглядывая на перевал. — Спелись две малолетки так, что и водой не разольёшь.

— Не замечала, — озадаченно моргала Наруга, слегка устыдившись своей одержимости желтоглазой феей.

— Так сейчас заметь, — сухо посоветовала Ракна. — Похвали девчонку. А то она уже вспотела лезть к тебе на глаза, дабы похвастать. Но ты со своим эгоизмом… Странная вещь: в дереве сидела Акери, а деревянной стала ты.

Её нотация была долгой и яркой. Наруга слушала подругу в пол уха и поддакивала. А сама теперь думала только о предстоящем походе за наследством. Ей отчего-то казалось, что она возвращается домой. Ей очень сильно хотелось вернуться домой, каким бы незнакомым тот не был. Внезапно внутри что-то ёкнуло. Наруга обернулась — за ними преспокойно топали Гетбер, Ойбер и даже сам Анатоль. А вслед им вперевалку семенили медведи, задирая головы и принюхиваясь к перевалу. Они тоже хотели домой — у них-то он точно был.

На следующее утро Акери шевелилась так бодро, словно не отсидела себе в дереве всё, что имела. Её заунывное нытьё о подставе и неспособности спасти подруг девчонки пресекли сразу же. Быстренько напялили на зануду всё, что припасли, и объявили беррам о готовности к путешествию. На этот момент кроме прежних защитников у них имелось ещё три бывших кадета: Эйрик, Гуго и Патрик. Три громилы под стать прочим с широкими звериными носами и роскошными шевелюрами. К ним, естественно, прилагалось трое дублей — котловина вдруг стала тесноватой. Вся эта мужская компашка обрадовалась возможности убраться из магической дыры, навевавшей неприятные воспоминания.

Через перевал они перетащили девчонок в считанные минуты: на каждую даму теперь приходилось по собственному кавалеру. За перевалом все три славянки упёрлись рогом, требуя поимки их заготовок, которые подруги продегустировали намедни. Ворча на все лады, четверо берров залезли в кабины своих монстров и попёрли собирать в кучу пасущихся по округе мандаринов. Собирали долго: мандарины не коровы — не жмутся к людям. Но когда первые три оранжевых блина выкатились на просеку, на загонщиков выплеснулось море лестных благодарностей. А Гранка, Бинка и Шатхия тут же полезли в обалдевших от страха зверушек. Судя по тому, как ловко они это проделали, Наруга и вправду давненько сняла руку с пульса. Да, первой в этом деле оказалась она. Зато опытом девчонки обзавелись гораздо быстрей своей командирши.

Осёдланные мандарины привычно подчинились, развернулись и понеслись за остальными сородичами. Их охота была короткой и успешной: вскоре пара фруктов стояла перед оставшимися пилотами в полной боевой готовности. Берры откровенно недоумевали: почему их неожидаемые и оттого невероятно драгоценные подруги выбрали столь сомнительную технику. Да, пауки весьма сообразительны и охотно идут на контакт. Да, они здорово манёвренны и достаточно хорошо вооружены. Но всё равно не самые грозные хищники планеты. Они и выживают-то лишь благодаря плодовитости да стайному образу жизни. Девчонки отмахивались и хихикали, делясь между собой личным опытом пилотирования своих очаровашек.

Для Наруги предназначили самого зловредного самца — вожака небольшого семейства, захваченного в плен. Угнездившись в его сознании, она для начала устроила мужику изрядную трёпку — пусть знает, кто в доме хозяин, когда хозяин уже не он. Самец немного повыкаблучивался, но сдался на милость пакости, что завелась в его башке. И принял за факт, что отныне у него завелось собственное имя: Дубль-Нар.

Эта заминка оказалась не последней. Новый концерт им устроила Машка. То спокойно чавкала подношением, что притащили с ночной охоты заигрывающие с ней самцы, а то вдруг встала в позу. Набросилась на бесхозную мандаринку, что отиралась рядом с Юлькой, и чуть не порвала бедняжку, отгоняя её от своей разлюбезной цацы. Рыжая влетела прямо под нос разъярённой Машки, спасая улепётывающую самочку — та мигом успокоилась. Что-то басовито загулила, пытаясь облизать Юльку. Та с хохотом спаслась от слюнявых нежностей внутри медведицы. Машка удовлетворённо булькнула и с торжествующим видом потопала обратно к потешающимся мужикам всех мастей.

Наконец, весь этот балаган закончился. Караван двинулся туда, куда направляли его медведи, которых паучий вожак боялся до одури. Наруга, как могла, утешала беднягу и держала в узде. За ним привычно потянулась вся семья, состоящая из четырёх самок — Гранка, Бинка, Шатхия и Ракна — ещё пары самок да двух молодых самцов, которым не досталось чужих мозгов. Потому что Акери наотрез отказалась лезть в это создание. Упёрлась и всё тут. Без объяснений и хоть каких-то извинений. Наруга не стала настаивать: не хочешь, не надо. Дубль-Ан усадил зелёную капризницу себе на спину и возглавил поход на юг.

Несмотря на высокую скорость, тот занял несколько дней. Больших драк по пути не учиняли. Семеро медведей при поддержке девяти мандаринов — серьёзная сила. Мало, кто отважиться попробовать подобный отряд на зуб. Но здорово пересечённая местность им самим была не по зубам. Приходилось постоянно лавировать, выбирая для массивных звериных тел максимально удобные участки. И хотя этот путь берры знали, как свои пять пальцев, они постоянно устраивали для дам привалы. Заставляли их выходить наружу и жить собственной жизнью. Акери горячо одобряла тактику берров, а уж ей-то девчонки привыкли доверять в вопросах подобной чертовщины. Добросовестно выматерилизовывались из мандаринов, но валяться без дела категорически не соглашались. Топали на своих двоих дальше и обменивались впечатлениями.

Вечером третьего дня мужики привели дам в обалденно красивую лощинку. Та до краёв была заполнена кучерявыми лиственными деревцами с нежно-зелёно-серебристыми листиками. Между ними змеилась прозрачная до хруста речонка, инкрустированная в белоснежное песчаное ложе. Юлька с Бинкой едва не визжали от восторга, полощась в ледяной воде. И требовали забраться поглубже под сень дивной рощи. Лишь недоумённые мордахи мандаринок остудили их пыл: зверюшкам было не продраться внутрь этого райка, затерявшегося на широких просторах ада. А уменьшаться до таких опасных для жизни размеров они категорически отказывались. Пришлось двум баламуткам удовольствоваться краешком этой писанной красы.

Мужики привычно разложили костры — дубли едва уместились на доставшемся им пространстве между рощей и длинной потрёпанной скальной бочиной взгорка. Ужинали, как всегда, шумно и обильно: утроба оборотней была воистину ненасытной. Подремать улеглись в полном составе: в подобных райских уголках не было особой нужды нести дозор. Кровожадные гиганты сюда не забредали, ибо ни им, ни их кровожадной же добыче тут не развернуться. Усыхаться же до неприемлемых габаритов опасались ни одни только мандарины — здесь это вообще не приветствовалось.

Наруге не спалось, хотя в прямом смысле слова оборотни вообще не умели спать, довольствуясь лёгкой чуткой дрёмой. Однако и с этим у неё наметились проблемы. Она немного повозилась, помаялась, а потом тихонько отползла в сторонку, поднялась и проскользнула в рощу. Эти деревья отчего-то успокаивали её, напоминая кудрявые перелески Азимары. Гет нагнал её метрах в пятидесяти от костров. Хотел цапнуть за плечо, но замер с повисшей в воздухе рукой — Наруга резко обернулась и шагнула к нему. Ткнулась носом в грудь и предупредила:

— Я у тебя ещё девственница. Ни черта не умею.

— Шутишь? — обалдело брякнул он.

И заключил, как говорится, в объятья, больше похожие на борцовский приём.

— Я не сбегу, — поморщилась Наруга, выпростав руки и повиснув на могучей шее. — Не больно, конечно, — повела она плечом, — но как-то… неуютно. Что стоишь? — поинтересовалась она, запрокидывая голову.

Всё-таки ошеломительное ощущение: смотреть на мужчину снизу вверх — лёгкий восторг от него пока не унимался. И непередаваемо здорово, когда тебя легко подхватывают на руки и укладывают в жёсткую холодную траву с острыми краями. Наруга плыла в горячечном одурении, пока Гет целовал её живот и ноги, с которых уползали штаны. И смотрела, как на руках затягиваются и снова зацветают порезы, оставленные растревоженной травой. А потом ей стало не до того.

Гета распирало от нетерпения, и предварительные ласки закончились вместе со штанами. Огромное тело накрыло Наругу с нежностью пресса — плечи зажало буграми вздувшихся мышц. Он вошёл в неё осторожно, затаив дыхание, бившее горячими волнами прибоя в её висок. Но вдруг поверил в реальность происходящего и победно рыкнул. Мужчина догнал и достал свою добычу — распалённая погоней душа хлестала его наотмашь, вымогая удовольствие, к которому так рвалась. И он вырывал его каждым толчком тела, каждым броском жадной силы, пожирающей страсть завоёванной женщины.

Наруга плохо помнила себя до того момента, когда её начало затягивать. Закручивать вокруг жарко припекающего порыва вырвать из себя ЭТО. Выпустить на волю раскалённый комок сгустившегося, сжавшегося до невозможности преддверия исхода. Тот ненадолго затмил всё, вышвырнув лишнее горячечными волнами и пожрав волю без остатка. А потом дотлевал в изнемогшем теле, теребя робко возвращающиеся в голову клочки мыслей… И нервно возрождающиеся иные ощущения, что привязывают тебя к жизни.

Когда вернулась к действительности, с трудом разлепив веки, наткнулась на режущий взгляд звериных глаз. Пыталась пошевелиться. Ей казалось, что к земле её придавило изнеможение тела, дочиста высосанного бурным выплеском страсти — ни черта подобного.

— Слезь с меня… чудовище, — сипло выдавила она из расплющенной груди.

— Не хочется, — прохрипел он, зарывшись носом в её волосы. — Вдруг тебе не понравилось.

— И что? — захлопала она ресницами, пытаясь врубиться, в чём логика.

— Придётся переубеждать.

— Я пока не поняла, что мне не понравилось, — озадаченно призналась Наруга.

— Я подожду.

— Подожди рядом. Слезь с меня! — возмутилась она, пытаясь боднуть его головой.

— Хорошо, — покорно согласился Гет, чуть приподнимаясь на руках. — Тогда разожми бёдра.

Сначала по неопытности она не поняла. Потом хмыкнула и расслабила колени. А потом они долго валялись, сплетясь в замысловатую конструкцию. И лениво наблюдали, как на руках и ногах затягиваются и снова зацветают порезы, оставленные стервозной растревоженной травой.

Их отсутствие деликатно не заметили, хотя вся свора оборотней стояла наготове. Им не было нужды прохлаждаться до утра, поэтому в путь двинулись под благосклонными взглядами пылающих лун. Отдохнувший Дубль-Нар ходко бежал за припустившими медведями и никак не мог понять того настроения, что завелось у него в башке. Прежде сильный, хладнокровный и решительный пилот вдруг принялся щекотать его несуразными ощущениями. Наруга почувствовала его недоумение и постаралась взять себя в руки. Хотя долго ещё домогалась собственное подсознание, пытаясь выведать: влюбилась ли она? Или просто дорвалась до столь долго ожидаемого женского счастья, о котором понятия не имела.

К полудню шестого дня их караван, наконец-то, добрался до обширной, самой обжитой и самой защищённой долины Таноль. Та лежала в кольце весьма внушительных гор, почти лишённых перевалов. Верней, те когда-то были. Но странное дело: едва здесь появились первые настоящие люди, планета устроила несколько солидных землетрясений с неправдоподобно точечными горными обвалами. В результате все перевалы основательно завалило. Даже тот, самый южный, что соединял долину с посадочной площадкой. Поселенцы с помощью берров немного расчистили его, устроив торговый путь, по которому сновали караваны. И всё равно с трудом одолевали перевал в бескрайней ломанной горной гряде. На этом последнем участке им приходилось протискиваться между отвесными склонами, ползая извилистой тропой. А порой и ночевать прямиком на тропе, вися на ней, будто дикие козы. Порожняком это не особо напрягало, а вот с объёмистым грузом приходилось попотеть.

Северный перевал, что вёл из долины вглубь планеты, также со временем освоили. Беррам с медведями оно без надобности, но в двух соседних долинах тоже поселились люди. На свой страх и риск, поскольку оборотни по-прежнему предпочитали жить в Таноле. А значит, и оставаться гарантом её относительной безопасности. К соседям берры периодически заглядывали, но постоянно их сторожить не собирались. Отделиться было их выбором — резонно заметил Анатоль на вопрос Наруги о справедливости и прочей морали. Их ответственность за собственную судьбу. Прежде чем решиться на подобный шаг, все они прожили на планете достаточно долго. Успели вкусить её прелестей.

Надеялись ли они на поддержку берров? А куда без этого — чуть пренебрежительно скривился Анабер. Люди неисправимы: вечно рассчитывают на то, что им не принадлежит. Принимают решения в надежде на поддержку тех, у кого даже не спрашивают о подобных намерениях. Сами себе придумывают веру в то, что кто-то им что-то должен. А стоит тебе их в этом разуверить, ты тотчас оказываешься бессердечным лживым злодеем. Да, после того первого случайного появления славянских переселенцев берры позволили ещё двум группам поселиться на их планете: мусульманам и европейцам. Условие было одно: никаких междоусобиц. Жизнь тут итак не сахар — нужно держаться друг за дружку. Берры им не полиция, чтобы встревать в драки — рожа треснет. Но люди — везде люди. Кое-кто не внял предупреждениям и вздумал ерепениться. Ушли они сами — никто не гнал. А претензии на такую же защиту, как в Таноле, они могут засунуть себе… Берры изначально обитали в этой долине и ничего не собираются менять — их всё устраивает. Тем более что они там и не живут в прямом смысле слова, а отдыхают от кочевок по континенту.

Всё это Анабер объяснил Наруге, когда они вскарабкались на северный перевал. И остановились перевести дух, любуясь раскинувшейся внизу долиной — окружавшие её громадные горы с такого расстояния казались игрушечными. Внизу под ногами в самом её сердце вытянулось огромное дивно красивое озеро. Не то, что вечно зарастающие плесневелые пруды Азимары — припомнила Наруга. От берегов озера до самых угрожающе вздыбленных обрывистых горных склонов — от края до края — долину переполнял лес. И лишь ровные проплешины у самой воды выдавали присутствие человека.

Самая большая из них — довольно приличный взгорок, на склонах которого расселась почти настоящая крепость. Восемь выступающих далеко вперёд башен — высотой полсотни метров — сложены из воистину колоссальных блоков. На макушке каждой открытая огороженная площадка. Если вспомнить о габаритах возможного противника, то целесообразность отсутствия крыши над смотровой площадкой очевидна: кому надо, чтоб её обрушили тебе на голову? Присмотревшись, Наруга поняла, что поверхность всех башен утыкана не слишком длинными, но толстыми у основания гранеными шипами. А ещё пестрит крохотными бойницами, куда и Акери не пролезет.

Шипасты и высоченные стены промеж башен — через такую и грибам запросто не перемахнуть. Интересно, а если тварь вскарабкается на стену маленькой? Прямиком по этим шипам. Скажем, тот же липун. А уже на стене, или, скорей, уже внутри крепости раздуется… Впрочем, не может быть, чтобы эту возможность не предусмотрели — мысленно отмахнулась Наруга, занявшись внутренностями крепости, покуда те ещё были видны с перевала.

На склонах взгорка грибным семейством лепились каменные коробки строений, пуская в небо тоненькие струйки дымков. Длинные двухэтажные дома слиплись боками и опоясывали взгорок тремя лентами. Получались ещё три каменных стены, которые нужно преодолеть, чтобы залезть на самую макушку крепости. Перед каждым домом тесноватое подворье, огороженное каменной оградой — высота ограды вровень с домом, что создавало впечатление лабиринта. Подобная застройка крепости превращала её в непролазные каменные дебри — тут любой гигант увязнет, не в силах как следует развернуться. Что ни говори, попавший сюда первым дед Наруги знал, как разделаться с незваными гостями.

В целом, крепость являла собой трёхступенчатую пирамиду. По уму, подворья вполне можно было расширить за счёт широченных раздольных улиц, что опоясывали кольца домов. И соединялись узкими лестницами, способными выдержать лишь человека, или основательно сдувшегося зверя. Но тут, видать больше беспокоились о домашних монстрах, чем о себе. Понятно, что мандарины с медведями могли вести себя и поскромней, не раздуваясь, где попало. Однако, в этом вопросе, скорей всего, с ними не договориться. Проще обезопасить себя от разрухи в посёлке за счёт предоставления чудищам жизненного пространства. Вот и поди пойми, чего от них больше: пользы или вреда?

Вдоль берега озера виднелись небольшие хутора с очищенными от леса огородами — она знала, что хлеб на этих землях не растёт. Да и завозные овощи далеко не все приживаются. Однако всё, что людям было по силам вырастить, они упорно выращивали. И на прибрежные огороды не слишком-то рассчитывали, зная, что те в любой момент могут разорить вечно голодные пришельцы… Наруга поймала себя на столь не свойственных ей прежде рассуждениях и невесело усмехнулась: дожила прославленная бандитка. Отныне борьба за добычу сменится на борьбу за кусок хлеба — благо, хоть с мясом проблем нет. Мяса на этой планете завались. Оно тут носится повсюду в поисках другого мяса, выясняя, кто из них сегодня окажется обедом, а кто пообедавшим счастливцем. Жрали тут все подряд всех, кто зазевается, заболеет или состарится. Травоядные планеты не переросли ту траву, которой питались. Или существовали, зарывшись в землю — только так и выживали. Так что хищники, по большей части, варились в собственном котле.

Правда, обычные люди здешнее мясо переваривают с трудом — даже изобретя особо тщательные способы переработки. Потому-то поставка нормальной скотины и является приоритетным направлением торговых отношений. Да ещё и домашние монстры пристрастились жрать завозную говядину — за уши не оттащишь. Зато и проблем с её выпасом никаких: за стада, которые считают своими, «домашние» любого порвут. Да и за людей, что являются источником деликатесов.

— Жить можно, — оценила Шатхия, хлопнув её по плечу.

Девчонки решили, что госпожа Таноль достаточно налюбовалась, навпечатлялась на своё имущество, и подошли к ней. Анабер понятливо отступил от Наруги к отдыхающим ребятам.

— Да ладно! — возмутилась Ракна. — Шикарно можно жить. Какое прелестное незамутнённое цивилизацией средневековье. Прямо не жизнь, а постановочные декорации.

— И баб никто никуда не тащит уродовать, — настраивала окуляры Бинка. — А то всё страху нагоняют! Всякие курвы. Будто баб тут жрут, — покритиковала она кого-то неведомого и погрозила ему кулаком: — У-у, тупорогие! В хламину плющены… во все дыры опущены…, - злобно бухтела она, инспектируя новое место жительства.

— Да, будет тебе, — лениво отозвалась Гранка. — Стоит разоряться нервами из-за всяких брехливых уродов. Коль умишка нет, так и кулаком не вобьёшь. Слышь, Наруга, а кто это там навстречу карабкается? — указала она рукой на подножие склона.

— Не знаю, — сухо бросила госпожа Таноль.

— Как это, кто? — хмыкнула Ракна, подбоченясь. — Верноподданные. Чешут сюда со всех ног выразить почтение.

— Балаболка, — усмехнулась Гранка, обернулась за спину и поинтересовалась: — Ребята, там внизу кто-то суетится. Ваши?

— Люди из посёлка, — пробасил Гетбер. — Местная власть.

— А как же Наруга? — обалдело заморгала Юлька.

— Госпожа Таноль владеет крепостью, — подходя ближе, пояснил Ойбер. — И землёй между ней и озером. А всё остальное в этой долине общинная собственность.

— Так и знала, подруга, что тебя надуют, — деланно посокрушалась Ракна.

— Давайте спускаться, — отмахнулась Наруга. — Не вижу смысла заставлять мужиков сюда взбираться.

— Да они, вроде, и не торопятся, — усмехнулась Гранка. — Торчат внизу и поджидают.

— Пошли дальше, — недовольно нахмурилась Шатхия. — Чего ждём? Домой надо.

Глава 16

Мандарины скакали по склону мячами — медведи сползали степенно, фыркая вслед тонконогим вертопрахам. Наруга затормозила почти перед самым носом встречающих — те и ухом не повели. Только недовольно замахали руками, разгоняя поднятую пыль. Два обычных мужика, которых с современностью роднили только отменные боты. Короткие куртки натуральной тонко выделанной тёртой-перетёртой кожи и такие же штаны — любая модница на цивилизованной планете, заваленной синтетикой, удавилась бы. На широких ремнях впечатляющие тесаки — музей, да и только. На плече болтается по РП. Персонажи исторического боевика во всей красе. Только богемного лоска ни на грош.

Наруга покинула вожака и материализовалась — Дубль-Нар сразу сдулся и смешно присел, лупая всеми глазами на двуногих. Остальные фрукты топтались неподалёку, оставаясь раздутыми — девчонки не торопились вылезать. Бросив небрежные взгляды на притихшего мандарина, мужики спокойно подошли к невиданному прежде существу: женщине-оборотню. Поприветствовали её короткими кивками, поглядывая на сползающих сверху медведей.

— Я дочь Таноля, — сухо отрекомендовалась Наруга.

Тот, что постарше, глянул исподлобья прямо в глаза долгожданной наследнице и спросил:

— Что ты знаешь об отце?

— Две вещи, — неохотно ответила Наруга. — Его имя и то, что он сделал моей матери ребёнка. А после пропал.

— Это так, — кивнул мужик. — И это не так. Доберёмся до дома, и я тебе расскажу ту правду, которую знаю. Тогда и сравнишь её со своей. У тебя лицо отца.

— Вылитая копия, — весело подтвердил молодой. — Зови меня Бруно. Твой отец спас меня от смерти. Так что, можешь на меня рассчитывать.

Наруга задумчиво осмотрела не слишком высокого коренастого парня с европейской рожей. Симпатичный. Длинные тёмные волосы, карие глаза. Зарос щетиной, но зубы и руки чистые. На правой щеке два шрама, прочертивших лицо сверху донизу, отчего он, возможно, выглядит старше своих лет.

— Я Джаред, — наконец-то соизволил представиться старший, вновь склонив голову. — Пока тебя не было, я присматривал за поместьем.

— Он был правой рукой старика Таноля, — поспешил уведомить Бруно.

Солидно, хотя управляющий ненамного старше её. Тоже темноволос, но уже наполовину седой. Коротко и небрежно стриженные голова с бородкой, глаза карие. Из примечательного всё, что не скрывает на голове растительность: шрамищи, шрамы и шрамики. Весела у них тут жизнь, если первые же встреченные мужики так изукрашены.

— Мне намекали, будто кто-то уже облюбовал моё поместье. Не ты, случайно? — не стала осторожничать Наруга.

— Не я, — спокойно ответил Джаред. — Я твой управляющий. Но такой и вправду есть. Насколько я успел узнать, тебя этим не запугаешь. В жизни не слыхал, чтобы в боевом колене верховодила девушка. В этом ты точно вся в отца. Да к тому же, как оказалось, натуральный берр. А раз так, — пожал он плечами, — то с ворами разберёшься. Я своё дело сделал: дождался тебя, как и обещал твоему отцу. Помогу и дальше. Но тут всё будет зависеть от тебя. Будь ты просто женщиной, это один уровень проблем. Это ещё можно пережить. Но ты оборотень. Значит, твоя жизнь в долине ограничится набегами. Ты при всём желании не усидишь на одном месте. А для поместья это плохо. У него должен быть хозяин.

— Кажется, я тебя полюблю, — дурашливо простонала Ракна.

Девчонки уже выбралась из дублей под восторженными взглядами Бруно. И тут же присоединились к переговорам, куда подруга вломилась в своей неистребимой манере. Джаред сухо отверг красотку:

— Я вдовец. Вновь жениться — моя самая заветная мечта. Но уж никак не на оборотне. Я дождусь чего поприличней.

Ракна с Гранкой заржали в голос. Бинка деланно хихикнула — она вовсю строила глазки зардевшемуся Бруно. Лишь Шатхия осталась невозмутимой и чуточку задумчивой.

— Будет ржать-то! — всхлипнула Гранка, утирая слёзы. — Я хочу наконец-то под крышу, — подтолкнула она в спину наследницу. — Шевели копытами.

— Госпожа, — задержал их Джаред.

— Не зови меня так, — поморщилась Наруга.

— Как скажешь. Думаю, нам нужно ещё кое-что обсудить.

— Убью, — пообещала ему Гранка. — Мне нужна баня. И выпить. А то я точно озверею.

— Баня-то тебе зачем? — досадливо осведомилась Наруга. — Ты что, научилась пачкаться?

— Баня не для чистоты, — нравоучительно заявила Бинка, потирая руки. — Баня для души. Всё, мужики, ведите нас в крепость. А то мы уже мхом поросли, шляясь по лесам.

Джаред не стал спорить с несносными бабами-оборотнями. Но дождался, пока рядом с ним не остановился Дубль-Ан. Затем пожал руку объявившемуся Анаберу, а следом Гетберу и всем остальным беррам. Юльке он сдержанно поклонился, даже не удивившись тому, что эта девчонка предпочла медведицу. Бруно же при виде рыжей очаровашки расплылся в улыбке и расправил плечи. Юлька приветливо кивнула парню и бросилась к подругам.

Наруга заметила, как Анабер в ответ на вопросительные взгляды Джареда лишь усмехнулся. А чего тот ожидал? Что берры начнут строить своих самок? Анатоль вон разговаривает с управляющим, а сам откровенно любуется своей находкой. Седина в бороду это пуля в лоб — любил посмеиваться над своими старыми приятелями капитан Блуфо. Так что жаловаться оборотням на них с девчонками неблагодарный труд. Впрочем, её управляющий не похож на бессильного жалобщика. Его не удивили дамы-оборотни. И даже зеленоволосая желтоглазая Ари, которая слетела со спины Дубль-Гета и осторожно посеменила к остальным женщинам. Если уж его не пронять подобными чудесами, то женскими капризами тем паче — кремень, а не мужик. С таким поселению Таноль не нужна никакая хозяйка.

А это мысль — вдруг обрадовалась Наруга. Она много, чего себе нафантазировала по пути на эту планету. Но действительность умыла её, так умыла. Дескать, не желаешь быть чуть ли не настоящей аристократкой с целым поместьем, так бегай по лесам оборотнем. Когда она стояла на перевале и разглядывала крепость, души нечаянно коснулось давным-давно забытое чувство ребенка, получившего сказочный подарок. Но, это ощущение мигом улетучилось, сделав ручкой. И оставило после себя ожидаемое послевкусие: она никогда ни за что не взвалит на себя докуку стать владелицей земли и целой крепости, битком набитой народом. А когда появился Джаред, всё встало на свои места: вот он пусть и горбатится тут новым хозяином, а она скрутит всем кукиш.

Единственные ворота крепости располагались в южной стене, откуда уходил торговый тракт. Когда медведи с мандаринами до них добрались, там шла погрузка каравана. Явление грозной компании монстров никак не помешало столь важному делу. Дело выглядело сказочно и нелепо одновременно. У ближайшей горы тугих рулонов шкур на секундочку присел мужик. Что-то положил на землю, а потом отпрянул в сторону — на том месте начал расти обычный с виду червяк: ни рогов, ни клыков, никакого другого вооружения. Шагов в десять длинной, с тупыми мордой и задницей — не поймёшь, где что. И с длинными частыми гребенками тоненьких лапок по обеим сторонам. Короче, ничего выдающегося на фоне прочей фауны.

Дождавшись, когда червяк зафиксируется на достигнутых размерах, мужики похватали шкуры и принялись на него укладывать. Один потащил здоровенный мешок туда, где, видимо, и была морда. Вряд ли это чудище настолько экзотическое, что может жрать задницей. В открытый мешок оно погрузило своё рыло с достоинством аристократа. А рядом уже надувался второй червяк — и с ним та же история: с одной стороны кормят, с другой нагружают. Едва эти смешные тягачи заправились и поползли прочь от ворот, как на их месте образовалась следующая парочка тягловых беспозвоночных.

Наруга сама не заметила, как вывалилась из мандарина и собралась в человека.

— Охренеть, — только и смогла выдавить появившаяся рядом Бинка.

— А что, удобно, — преспокойно оценила Гранка. — Таскаешь за пазухой целый вьючный караван, и в ус не дуешь. Мне начинает нравиться эта планета.

— Хорошо идут, — заметила Шатхия. — Ровно. Мешки не падают. С наших быков падают. Приходится крепко вязать.

— Да что ты говоришь! — дурашливо округлила глазки Юлька и всплеснула ручонками.

— Фря, — невозмутимо приложила её Шатхия на манер Бинки.

И потопала вперёд, дабы поближе разглядеть столь разумно устроенную тягловую скотину. Грузчики поприветствовали девицу, поиски которой подняли на уши всех берров. И с удовольствием предоставили ей право надуть очередное сказочное чудо. По сути всё то же самое: червячок размером с руку коснулся земли и пошёл в рост. Шатхия цапнула у какого-то парня заготовленный мешок с зерном и рванула к морде.

— Сожрёт он нашу хутамку или подавится? — усмехнулась Гранка, поёжившись. — Знаешь, Наруга, к чудесам лучше привыкать постепенно. Поэтапно. Чтоб пупок не надорвать.

— В баню тянет, аж чешется, — уныло проворчала Бинка. — Вы долго здесь торчать будете?

— Пока мы не сдохнем, — раздражённо проквакала Ракна.

И чуть не улетела носом в землю — ей в спину деликатно ткнулась носом оранжевая самочка Дубль-Ра. Да и остальные брошенные мандарины подтянулись ближе.

— Жрать хотят, — вернувшись к подругам, определила Шатхия. — Нужно накормить.

За несколько дней путешествия мандарины успели выучить слово «жрать». Их вожак Дубль-Нар моментально отреагировал на него, раззявив пасть и нависая над своим пилотом.

— Куда?! — взревел голый по пояс потный бородатый мужик и бросился к ним.

Клыкастая пасть замерла над макушкой Наруги — Дубль-Нар испугался этого психа до колик.

— Захлопнись, — посоветовала она, задрав руку и похлопав мандарина по челюсти. — Видишь, какие они тут нервные?

Дубль-Нар послушно захлопнулся и задрал подбородок. Между тем, успокоившийся мужик, спокойно дошагал до них. И, дружелюбно осклабившись, поинтересовался:

— Ты девчонка Таноля?

— Что похожа? — усмехнулась Наруга.

— Одно лицо, — поздравили её с таким удачным фасадом. — А я-то сразу не сообразил. Расшумелся, как припадочный. Мандарина вон напугал. У нас баб нынче привезли. А тут незнакомые девки. Думал: визгу сейчас будет! Поначалу-то наших зверюг дико боятся. Ты уж не серчай на старого дурака, — потянулся он приласкать бедолагу.

Дубль-Нар недоверчиво отпрянул и грозно заурчал.

— Ну-ну! Ишь, какой грозный. Видать, дикий. Я Назар Полть, — ухмыляясь, представился мужик.

Длинноволосый, бородатый норм средних лет с необъятными плечами. Адекватный и уверенный в себе — Наруге он сразу понравился.

— Наш, — усмехнулась Гранка. — Да ещё из русских. Я-то сама польских кровей. Прилетела вот с подругой. Помочь, если что.

— Хорошее дело, — похвалил Назар, пристально разглядывая кучку жмущихся друг к другу мандаринов. — Стало быть, слухи верны, — задумчиво констатировал он. — Дочь Таноля у нас оборотень. А в них вы сюда явились. Ишь, морды какие голодные. Ладно, девки, покормим ваших дублей.

Он обернулся к воротам и зычно проорал:

— Светик! Дуй сюда! А тут у вас и медведица имеется, — хлопнул он своей лапищей по недовольной морде подтянувшейся ближе Машки.

Та обалдела от подобной фамильярности и попыталась цапнуть нахала. Назар ловко отдёрнул руку, хмыкнул и пригрозил:

— Станешь бузить, получишь. Тут у нас строго. Ваш брат баловать не смеет. Баловать эвон в лес ступай.

Машка обиженно засопела, бочком отступая к Юльке. Та обхватила подругу за лапу и насупилась.

— Деда! Деда!

От ворот к ним неслась и звонко верещала светловолосая раскрасневшаяся девчонка лет десяти.

— Светланка, — пояснил Назар, любуясь внучкой. — Не глядите, что малая. Она толковая. Мужики-то все в разгоне. Кто на охоте, кто по иным делам разбрёлся. Мы вот грузимся. Торопимся шибко. Даже пацаны при деле. Некому ваших мандаринов покормить. А она накормит, не сомневайтесь…

— Это они?! — выпалила запыхавшаяся девчонка, с разгона врезавшись в деда.

— Они самые, — усмехнулся тот. — Ты давай тут, помоги госпоже Таноль. Мандаринов её покорми. А я пойду. Нам до темна надо за перевал успеть, — извиняясь перед хозяйкой, развёл он руками.

Развернулся и косолапо заковылял к очередному червю, вставшему под погрузку. Мужики рядом с ним любопытно косились на незнакомых красавиц, что явились сюда в шёлковых маечках и латаных штанах. Да со зверским эскортом, послушно топчущимся рядом.

— Здесь уже все осведомлены, что мы в неадеквате? — спросила у девчонки Ракна.

— Чего? — вытаращила Светик на красавицу голубые глазёнки.

— Не слушай её, — насмешливо фыркнула Юлька и присела рядом с ней на корточки: — Скажи-ка, милая, вы уже проведали, что мы оборотни?

— А то! — всплеснула руками девчонка. — Все-все-все! Как прознали, так, прям, и обрадовались. Этакое дело: у берров нынче бабы объявились. Стал быть, за мужиками теперь пригляд будет. А то вечно неухоженными бродят — чисто лешаки!

Ракна весело фыркнула, покосившись на Бинку, мол, точно ты их окрестила, подруга. Та устало отмахнулась и оборвала эти уси-пуси:

— Ты, девка, давай-ка, хорош тут нас мариновать. Веди, куда велено. А то вон мандарины с голодухи за тебя примутся.

— Ой! — пискнула малышка, но не испугавшись, а осознав, что стоит без дела. — Да-да-да! Пошли скорей. У нас тута, за той рощицей скотина пасётся. Поближе к дому держим. Там и берровы дубли столуются.

Тарахтя без умолку, она повела важных гостей отобедать. Мандарины поначалу плелись нога за ногу. Но, углубившись в лесок, почуяли близкую добычу: приободрились и попытались вырасти. Их мигом привели в чувство и прибавили ходу.

— Вот же вздыбачили себе на шею мороку, — бухтела Бинка, устало волочась перед своей самочкой. — Вон и кошку-то подумаешь: заводить, иль нет? А тут такую холеру заимели. Корми её теперь. Приглядывай. Глаза бы мои не смотрели!

Дубль-Би вытягивалась на своих стройных ножках и всё норовила заглянуть в лицо недовольной чем-то партнёрши. Умильно квохтала и пощёлкивала челюстями. Ракна с Гранкой ржали над этой парочкой. И дразнили Бинку, чтобы цирк не закрывался, а то со скуки подохнешь, пока дотащишься до кормушки. Юлька ехала на Машке — там же дрыхла без задних ног Акери. Наруга шла рядом с Шатхиёй и делала вид, будто внимает её просвещённому мнению о домашнем животноводстве. А сама тупо считала минуты — должно же это когда-нибудь закончиться! Такое ощущение, что они никогда не доберутся до этого чёртового дома и не почувствуют себя людьми — брюзжала она про себя и ненавидела весь свет. В особенности Гета, который внезапно смылся вместе с прочими мужиками: свиньи, а не оборотни!

Однако она явно перегнула палку. Довольно быстро их компания вырулила на огромный луг, со всех сторон окружённый лесом. Там лежали и бродили огромные мясистые коровы — детища низкой гравитации. Казалось, будто в полном одиночестве. Но справа из леса к гостям вышел парень лет пятнадцати с парой…

— Собачки, — подсказала Светик. — Коровок пасут. Но они на луг не ходят. Коровы их пугаются. Они в лесочке вокруг ходят. И наши мандарины там же. Стерегут пуще глаза. К нам всякая нечисть лезет. Так они ту нечисть гоняют нещадно, — взахлёб торопилась доложить хозяйке девчонка.

А Наруга таращилась на «собачек» и старалась не заржать. От собак в них было только название и явственная собачья преданность. А всё остальное с трудом поддавалось идентификации. Чего стоил круглый, как шар, обтянутый кожей череп, который венчало ожерелье из восьми бусинок глаз. Или вертикальные челюсти с двумя рядами загнутых внутрь клыков. Или острый плоский полуметровый рог, что торчал над мордой экстравагантным козырьком. Про длинные двухколенные конечности с широкими когтистыми лапами можно не упоминать — самая плёвая странность в облике. Словом, вылитые собаки. Но коров они стерегут — заверила Светик — выше всех похвал. Только лаять не умеют — визжат с хрипотцой и кашляют рычанием. А настоящие собаки, как сказывал дед Назар, лают.

Гранка, поглаживая лезущий под руку череп, весело хмыкала. Шатхия укоризненно покачивала головой, словно это аборигены безжалостно испоганили бедных животин. Остальные девки ржали и комментировали новый встреченный вид домашних животных. В энциклопедии Гаффара он был, но как-то не запомнился на фоне прочих экзотических чудовищ. Короче, все — кроме Светика, Машки и мандаринов — разом позабыли, зачем сюда притащились. Но девчонка была деловита безмерно. И бедные голодные животины мигом прочухали, с кем тут можно сварить кашу, а кто легкомысленные фифы. Машка первой двинула вслед за малышкой вдоль кромки леса — следом потянулись фрукты. Парень отправился на луг, дабы отогнать в сторонку предназначенных на обед коров и не пугать остальных. А бестолковые беррихи рванули назад к крепости. Акери они решили не тревожить — ничего тут с ней не случится. Пусть спит. Всё равно Машка притащит её, когда набьёт брюхо.

У ворот их встретил Джаред и поторопил:

— Дамы, я вас обыскался. Нужно вас устроить. А тебе, Наруга, ещё женщин в чувства приводить. Тех, кого сегодня привезли с посадочной площадки. У них там половина в истерике валяется от наших чудес.

— Не может быть! — деланно категорично заявила Гранка.

— Да уж, не вам чета, — досадливо поморщился Джаред. — Среди них ни убийц, ни воровок. В основном бывшие шлюхи. Трепетные создания.

— А с какой стати я должна с ними возиться? — попыталась, было, возмутиться Наруга.

— А тебе теперь со всеми нами возиться, — едко пообещал Джаред. — Хозяйка, как-никак. Так что впрягайся, не филонь.

— Учить будем? — задумчиво потерла сжатый кулак умница Шатхия.

— Нет, лупить мы их после начнём, — пообещала ей Гранка, утаскивая инициаторшу вслед за управляющим. — А нынче только в чувство немного приведём. Допинаем, куда надо. Туда, где баня! — демонстративно напомнила она.

— Будет тебе баня, — хмуро пробурчал Джаред, затаскивая хозяйку в ворота.

— И какого дьявола я не осталась на казнь? — тоскливо простонала Наруга. — Всю жизнь мечтала пластаться на ферме.

— Я так и подумал, — примирительно одобрил Джаред, шагая рядом. — Ты не бойся. Это лишь поначалу муторно. А потом ничего, привыкаешь. А не привыкнешь, я могу тебе и здесь казнь организовать.

— У тебя хоть выпивка приличная найдется, подонок?

— Русская водка, — похвастался он.

— Да иди ты! Где взяли?

— Нигде. У нас же тут славян полно. А где славяне, там и водка.

Верно — приободрилась Наруга, прибавив шагу. Где славяне, там и водка. Где водка, там жить можно. Если пореже просыхать.

— Ты, кстати, обещал разубедить меня в том, что мой отец мерзавец.

— Ну, для этого мне не придётся распинаться перед тобой битый час, — усмехнулся Джаред. — Достаточно сказать, что твоя матушка сама отказалась стать его женой.

Наруга, хотела, было, его облаять, но первый порыв улетучился быстро. Она признала:

— Это похоже на маму. А судя по тому, что отца она любила всю жизнь, тот был неплох.

— Но и благородным рыцарем он тоже не был. Обычный поселенец, родившийся на примитивной планете: малообразованный, грубоватый, сильный и безжалостный.

— Прямо, твой портрет, — подколола Наруга.

— А я не абориген. Я родился не здесь. И попал на планету уже достаточно большим мальчиком: хорошо образованным и отлично воспитанным. Вот твой дед, что скрылся сюда сотню лет назад, был очень известным киллером. Это у вас наследственное. О его подвигах надо?

— Не стоит, — хмыкнула Наруга. — Вряд ли ты удивишь меня чем-то, чего я не попробовала на зуб.

— Тогда тебя не поразит и другое: как и ты, он пришёл сюда со своей бандой. Но, не первым. Здесь уже жили поселенцы с потерпевшего аварию корабля славян. Правда, жили весьма неустроенно. Берры их подкармливали. Защищали, если успевали, но мало ими интересовались. Твой предок первым принялся обустраивать настоящее поместье. У него было десять человек. И за десять лет они возвели эти стены. Берры помогли, подогнав им первых мандаринов, червей и собак. Через двадцать лет в крепости стояли эти дома. Твой дед умел внушить людям уверенность в завтрашнем дне. И твой отец умел. Он ведь не просто так шлялся тогда по галактике, когда встретил твою мать. Фрэнк отправился за мечтой. Не желал довольствоваться тем, что ему притащат — он искал настоящую женщину. И нашёл. Но та не захотела разделить его судьбу. И даже не сказала, что ждёт ребенка. Я, признаться, злился на твою матушку. Она сломала ему жизнь. Он так и не женился. Хотя о других мужиках в этом смысле заботился.

Наруга очень хотела побольше узнать об отце. Но дом, куда селили привезённых с других планет невест, находился на нижнем ярусе крепости недалеко от ворот. Они добрались до него за пару минут. Зашли на подворье и для начала полюбовались на девиц, что жались тесной кучкой в углу между домом и каким-то сараем. Две женщины в неброских платьях — из дорогой биосинтетики — устало ругались на психованных девок. Требовали выползти из этой дыры и отправляться в дом. Аборигенки не выглядели ухоженными леди, но совершенно явственно цвели и пахли. А уж те повелительные интонации, какими они встретили придурка управляющего, совершенно определённо указывали на их особое положение в поселении. Джаред представил им очередных гостей.

Вопреки ожиданиям, аборигенок ничуть не смутило появление нового вида оборотней. Обе с нескрываемой радостью набросились на госпожу Таноль, дескать, дождались, матушка. Все глаза проглядели. И дом Танолев приготовили, как надо — не стыдно показать. И разносолами его забили на месяц. Но тут вот застряли, мать твою! Уж больно тупых девок им нынче привезли купцы — хоть плач, хоть дерись. Никак человечьих слов не разумеют. Ты уж не взыщи, матушка, приведи в чувство идиоток. А они, дескать, покамест побегут в твой дом обед готовить.

Наруга, как сумела, изобразила душевнейшую приязнь и благодарность. Но, как только за воодушевлёнными аборигенками хлопнула калитка, мрачно обозрела камень преткновения. Гипотетически она понимала этих девушек: новый мир из старых страшных сказок. Но реальность слегка бесилась. Ничего кошмарного в этой крепости на самом деле не было. Чудовища под стенами бродят? Да, медведи берров, трудяги мандарины, черви и собаки впечатляли. Но им было плевать на людей со всей искренностью и чистосердечностью намерений. Они уже давно видели в людях не еду, а источник таковой — вкупе с безопасностью сосуществования. Даже малые дети не обращали на них внимания. А эти развели тут страсти по загубленной жизни — раздражённо закипала Наруга. Силой их сюда никто не тащил — берры этого не допустят. Сами явились, а теперь кочевряжатся, засранки.

Чувствуя, что кое-кому сейчас будут нанесены тяжкие физические увечья, Ракна уволокла подругу в общежитие для новобранцев.

— Охренеть! — аж сглотнула она, когда за ними закрылась тяжёлая дверь.

— Вот же, умеют бабе угодить, — вторила ей Бинка.

И всем телом воткнулась в здоровенную старинную печь, отделанную какими-то вполне изысканными цветными плитками. Бинка приникла к ней, будто к чему-то родному. Наруга молча оглядела здоровенную комнату с широким длинным столом, на котором чего только не было. Правительственный банкет! Затем госпожа Таноль прошла к правой стене. Распахнула торчащую там невысокую дверцу — в комнату ворвались клубы пара.

— Наконец-то! — зло выдохнула у неё за плечом Гранка.

Протиснулась внутрь, чем-то стукнула, брякнула и вывалилась обратно.

— Всё! — рыкнула она, стаскивая с себя майку. — Вы, как хотите, а я жариться полезла. А то скоро завшивею.

— А разве у оборотней вши заводятся? — моментально вспучилась Юлька, которую коробило от вшивой чесотки, процветавшей в её родных трущобах цивилизованной столицы.

Она тряхнула безупречно чистыми локонами — будто и не таскалась по лесам столько времени. Придирчиво рассмотрела пару прядей и пожала плечами.

— Скидывай тряпьё, — скомандовала Бинка, стаскивая с себя штаны. — Да шоб меня паршой обкидало, коли я тебя добела не отмою. Тока, чур не орать. А вы чо? — удивилась она тому, что Наруга с Ракной продолжают шариться по комнате.

И уже залезли в огромный деревянный шкаф, откуда выбрасывали в кресла кучу белья. Да какого знатного!

— Иди мыться, — сухо велела Наруга, кинувшейся к барахлу Юльке. — Успеешь примерить.

— Зачем? — проворчала Ракна. — Теперь захочешь, так не испачкаешься. Шатхия, а ты чего там застряла?

Хутамка вошла в дом последней и принялась оглядываться.

— Погреться не хочешь? — спросила Наруга, устало присаживаясь на примитивную лавку у стола.

— Зачем? — удивилась хутамка. — Мне не холодно. А баня не нравится. Есть хочу. И спать. Устала, — уселась она рядом с Наругой. — Нужно скорей этих дур загнать. А самим идти домой.

— Я всегда восхищалась твоей практичностью, — одобрительно заметила Ракна.

Она уже вынюхала в оплетённой тростником бутыли первостатейный русский самогон. Плеснула себе и подруге. И тотчас замахнула в себя полкружки бодрящего огня.

— Не увлекайся, — посоветовала Наруга, отхлебнув из своей и тотчас зажевав жирным ломтём подкопчённой ветчины.

— А ты чего набычилась-то? — не прекращая жевать, поинтересовалась подруга. — Чуешь что? Или Гет так в душу запал, что себя любить расхотелось? Я же говорила: и на тебя мужик найдётся. А то одни задроты кругом. Ты только в позу не вставай. Не надо этих твоих феминистских штучек. Эта пакость давным-давно всем приелась. Назавоёвывали свобод, аж тошнит, как говорит наша Бинка. А у тебя теперь полно поводов чувствовать себя хрупкой женщиной.

— Посмотрим, — буркнула Наруга, опрокинула в себя остатки самогона, посопела в кулак и поднялась: — Хватит рассиживаться, — бросила она, перехватив вожделенный взгляд подруги в сторону бутыли.

— Те курицы скоро притащатся, — правильно поняла её Ракна. — Зашевелят своими плевками в башках. Или силой их притащим. Давай, и вправду ополоснёмся в чистой воде. Вроде незачем, но привычка душу греет. А потом выпьем красиво под закуску. Пошли, госпожа Таноль, — усмехнулась она и потащила с богатырских плеч подруги замызганную майку.

Погревшись в бане и выпив, они силой запихнули в дом припухших невест. Одна, было, попыталась устроить концерт, но Гранка мигом приголубила истеричку парой оплеух. Баня с водкой ничуть не смягчили её скверного настроения. Наоборот подогрели, так что гордая полячка мигом закрутила болты — подопечные у неё не бегали, а летали. Явившийся с проверкой Джаред оценил её властность неприкрытым уважением в глазах. С ним пришли три молодые женщины — по замашкам судя, строить новеньких. Их манеры отдавали привкусом тюрьмы, взгляды язвили неприкрытым презрением. Впрочем, на беррих бабёнки смотрели уважительно с еле заметным страхом. Относилось ли это к их криминальному прошлому или нынешнему состоянию — не разобрать. Да и не особо хотелось — так тянуло убраться отсюда.

Глава 17

Топая рядом с управляющим по нижней улице, Наруга то и дело отвечала на приветствия поселян. Складывалось впечатление, будто она не явилась сюда, а вернулась — слишком уж по-свойски на неё реагировали. Своя в доску — прокомментировала сей казус Юлька. Становилось очевидным, что мадам Таноль тут и вправду ждали. Причём, в полной уверенности, что та явится со дня на день. Это читалось во всех взглядах — особенно у женщин, что цвели пёстрыми нарядными мясистыми цветами. Жертвы трагических обстоятельств — с насмешкой припомнила Наруга чей-то комментарий в адрес несчастных женщин, вынужденных отправиться на Проклятую планету. Ну да, типичные жертвы — едва не лопаются от самодовольства. Да гордо указывают на дома, куда хозяйке непременно нужно заглянуть на чарочку. На их дома!

И не разобрать, кто тут приличные замужние дамы, а кто остался преданным прежнему ремеслу. Да, большинство появляющихся на планете женщин махом подыскивали себе мужей. И разъезжались по новым семьям, где с них пылинки сдували. Было отчего. Чуть не треть мужиков поместья маялись холостяками. Правда, совсем уж без плотских утех они не страдали! Шлюха шлюхе рознь. Для кого-то злая доля, а кому-то вполне себе нормальная профессия — ничего личного. Этим трудиться на ниве семейной жизни натурально тяжко и муторно, как бы мужики не старались. Куда как проще раздвигать ноги, заботясь лишь о себе. Тем более что аборигены никаких вольностей — а паче злодейств — себе не позволяли. Даже шлюхи тут считались персонами неприкосновенными и почитаемыми — а куда деваться? Пойди-ка, поучи эту стерву, коль она зарвалась, так остальные за каждый синячок на её востребованном теле навесят по полной. Так что будь любезен быть любезным, а то в публичный дом ты боле не ходок.

Впрочем, и сами шлюхи, как объяснял Джаред, борзеть остерегались. Замужние поселянки жили с ними бок о бок вполне мирно — их мужики к публичным не шастали. Здесь жёнами не разбрасываются. Но, бывало, что у шлюхи от повышенного внимания да непривычной почтительности начинало свербеть в самомнении. И тогда заносчивой потаскухе, возомнившей себя властительницей мужских душ, бабы забивали это самомнение в глотку. Сей принцип работал и в обратку. Бывало, только-только явившейся и выскочившей замуж новенькой приходило в голову посрамотить шлюху — обычное, в принципе, дело. Тогда старожилки из приличных устраивали моралистке такой разгон, что та навеки прикусывала язычок. На планете берров и без того жизнь опасна, как нигде. Любой мужик каждый день мог просто-напросто не вернуться домой. У женщин становилось на одного защитника меньше, а новые на их место не особо торопились. Так что полный паритет: мужики лезут из шкуры, оберегая своих женщин, те отвечают миром в доме и во всём поселке — уважением и почтением к своим защитникам. Миром в посёлке — на этой мысли лирические размышления Наруги споткнулись, и она поинтересовалась:

— Так, что там за претендент на моё наследство? Я полагала он первым принесётся на меня посмотреть.

— Вастера я не видел с тех пор, как вас нашли берры, — презрительно скривился Джаред. — До последнего сучонок надеялся, что вас сожрут. Я думал, что он сбежит к отцу в Бирн. Это соседняя долина. Там весь их клан. Но, когда Жакоб Дабо решил отсюда свинтить, Вастера он оставил тут в их доме.

— Чтобы не потерять Танольское гражданство? — криво усмехнулась Наруга

— Зря ёрничаешь. Место в Танольской общине дорогого стоит. Нет, новичкам его дают без проблем. Раз решил поселиться на Проклятой планете, значит уже свой. Но вот отказавшись от места в общине, назад его хрен получишь. Потому-то Жакоб Дабо и оставил у нас зацепку.

— Он тоже потомок одного из дедушкиных подельников?

— Нет. Клан Дабо из европейских поселенцев. Лет двадцать они жили в Таноле. А шестнадцать лет назад Жакоб присвоил поместье в соседней долине Бирна. Киф Бирн когда-то отселился туда с большинством прочих европейцев. Как раз шестнадцать лет назад погиб его последний взрослый наследник.

— Сам или помогли?

— Никто не видел. Твой отец как-то перекинулся о той истории с вожаком Нутбером. Берры могли бы распутать это дело даже по затёртым следам. Нюх-то звериный. К тому же разведчики, профи. Но оборотни не вмешиваются в дела людей. Категорически. Знаешь, Наруга, я не в восторге от этого их грёбанного нейтралитета. Я ещё понимаю, если бы они жили отдельно. Где-нибудь в лесу. Но живут-то берры здесь, с нами. У них вон свои три дома поставлены у северной стены.

— Подбиваешь меня на заговор? — усмехнулась она.

— Ты зубы-то не скаль, — сердито проворчал Джаред. — То, что ты успела по дороге домой мутировать, ничего не меняет: ты хозяйка Таноля. Тут тебе не цивилизованная планета. Здесь всё решает только сила. Нам без твёрдой руки просто смерть — перережем друг друга.

— Есть повод? — сухо процедила Наруга.

— Полно, — заявил неулыбчивый управляющий. — Конфликт интересов и культур. Правда, в самом Таноле подобных проблем не водится. У нас бьют не по национальности, а по морде. Охотно создают родственные связи, чему и религия не помеха. Кстати, Бруно как раз из такой семьи: славяне, мусульмане, европейцы. Даже один американец затесался лет сорок назад. Отец лоб крестит, мать намаз творит. Короче, у нас в Таноле умеют договариваться. Но, когда тут стали появляться поселенцы из других лиг, несколько десятков славянских семей демонстративно отделились. Эти от гонора лопаются: мы тут первые, мы старожилы. Мы завели свои порядки, а кому что не по нраву, так не стесняйся, получи в рыло. У них своё поселение в долине Воли. Это в честь инициатора отселения Михайлы Воли. Там у них вовсю процветает национализм. Достали уже своей борьбой за чистоту крови — консерваторы доморощенные. А у самих всё чаще рождаются мёртвые дети. С нами они не ссорятся, — с еле заметным презрением усмехнулся Джаред. — На это у них ума хватает. Но ни одну семью чужаков к себе не пустят. Даже европейцев. Всё таскаются в Таноль к братьям-славянам — пытаются высватать себе невест. Только наши славяне им своих девок не отдают. Не желают иметь больных внуков.

— Правильно делают, — усмехнулась Наруга. — На этой планете итак полно уродов и мутантов. Не хрен новых плодить. Полагаю, в долине Бирна тоже балуются консерватизмом?

— В точку полагаешь.

— Также повёрнуты на чистоте крови?

— Отнюдь. У этих с генетикой полный порядок. Принимают к себе любого, кто захочет. У них иной заскок: приобретательский. Всё пытаются подбить берров на организацию промышленной добычи «панацеи». А у тех в одно ухо влетает, из другого со свистом вылетает. Камни-то они добывают. Сами. В таких дебрях, куда ни один нормальный человек не сунется. Нет, берры не запрещают остальным проявлять инициативу в этом направлении. Хотите, идите и добывайте.

— И европейцы захотели, — предположила Гранка.

Она шла рядом с Наругой и очень внимательно слушала лекцию управляющего. Остальные девчонки топали за ними, занятые разглядыванием крепости и болтовнёй.

— Ещё как захотели, — злорадно подтвердил Джаред. — Будь я чистокровным белым, тоже бы зудело такой куш сорвать. Но мой дед был индийцем — мудрейший старикан. Он меня ещё в детстве отучил от чрезмерного приобретательства.

— Короче, — предложила Наруга.

— Короче, они две экспедиции добытчиков угробили, прежде чем успокоились, — зло хмыкнул Джаред. — Ни один назад не вернулся. Остальные попытались выкатить претензию беррам: вы нас игнорируете, не защищаете. А должны, поскольку сами европейцы. К тому же военные — тем более обязаны.

— А майор их послал, — догадалась Гранка.

— Причём, молча. Просто развернулся и ушёл. И никто из его ребят в долину Бирна больше трёх месяцев не заходил. А зверьё будто почуяло, что беррами там больше не пахнет. Так поселение обложило, что мужики оттуда еле пробились с извинениями. Майор там порядок, конечно, навёл. Берры — мужики правильные. Но с тех пор даже ночевать там не остаются. Нутбер старика Жакоба терпеть не может. Не будь он такой принципиальный, давно бы мерзавцу шею свернул.

— Ну, за этим дело не станет, — пообещала ему Гранка. — У нас свои принципы. Только я одного не поняла: у этих Дабо тут дом, и что? Это скверно или на руку нам? Если он сбежал к папаше, так потом воевать припрётся?

— Никогда, — уверенно отмёл подобные предположения Джаред. — Берры не допустят. С полсотни лет назад кое-кто из вновь явившихся поселенцев попытался перетащить сюда человеческие способы решения проблем. Были тут у нас гости из Американской лиги. И как их только занесло в такую даль? Видать, очень быстро от кого-то бежали. Вот с разбега и заскочили в этот сектор галактики. Дотянули на честном слове и бросили скончавшийся корабль на орбите. Спустились сюда. Огляделись и вздумали прикарманить поместье Бирна. Захватили оружейную, но толком не развернулись. Хотя успели прикончить пару местных. Нутбер тогда бродил где-то поблизости. Так он в одиночку растерзал почти три десятка засранцев. В легенде говорится, что за считанные секунды. Кстати, мы почти пришли.

Он остановился у лестницы, что вела вверх на среднюю улицу. Бинка мигом раскритиковала её. Мол, таскать по таким вернувшихся по вечеру коров жутко неудобно. Наруга сомневалась, будто тех вообще куда-то таскают. Но по таким лестницам и вправду впритык расходились два человека. Скажем, двум Гранкам придётся протискиваться друг мимо дружки, сталкиваясь пышными грудями. Но, монументальная подруга наплевала на подначку — она застряла посреди лестницы, изучая подъёмное устройство, проложенное вдоль неё. Ничего заковыристого: ровный, выдолбленный в каменном склоне жёлоб, а наверху замызганный пацанёнок.

Внизу к жёлобу как раз подошли три женщины в сопровождении такого носильщика, от которого у иных свернулась бы кровь. А этим ничего, нервы не морщит. Завидев их, мальчишка пошарил за пазухой. Выудил всё того же червеобразного длиной в свою руку и осторожно опустил его на землю. Через минуту по жёлобу, раздуваясь на ходу, заструилось тело омерзительного вида гусеницы. Мандарин, тащивший за дамами большие корзины, принялся скидывать с себя поклажу и пристраивать на гусенице. У той под бородавочно-пупырчатой кожей от задницы к носу пробегали равномерные волны — возможно, мышцы. Возможно, наоборот: от носа к заднице — поди разберись. Но весьма удобно: свалила промеж двух вздутостей корзину, и та поплыла себе вверх по транспортёру. А мандарины и вовсе справляются с погрузкой самостоятельно. Не жизнь, а праздник. Тут и впрямь нет нужды в технике, если планета была столь любезна и нарожала для поселенцев кучу полезной в хозяйстве живности. Хоть и страдала творческой гигантоманией.

Покончив с работой, мандарин усох. Ласково ткнулся краем оранжевого блина в протянутую руку одной из женщин и поскакал на выход из крепости. Там его ожидал честно заработанный обед. Было бы чему завидовать — усмехнулась госпожа Таноль, наблюдая, как аборигенка обтирает платком замызганную слюнями руку. Да уж, наследство ей отец оставил стоящее! Поместье на самой поганой планете, какую только можно вообразить, и могучее тело, чтоб дочурке хватило сил его защитить. Глядишь, и додумаешься до того, что мама умерла вовремя, дабы не застать дочурку в компании вывихнутых природой чудовищ. Да их свихнувшихся двуногих соседей. Недаром она так и не соблазнилась браком с таинственным пришельцем, в которого влюбилась без памяти. Мама-то была умной — нечета собственной дочурке.

Хозяйский дом — против ожидания — торчал не на вершине, а на средней улице в центре северного склона. Как раз над тремя домами берров, пристроенных к самой стене. Снаружи дворец Танолей от прочих домов отличало две вещи: во-первых, все знали, что это дом Танолей, во-вторых он был трёхэтажным. Девчонкам он понравился: обычный громоздкий унылый параллелепипед, но внушающий надежду на безопасность. Правда, Бинке пришлось не по нраву, что на длинном узком подворье всё заставлено и застроено деревянными сараюшками — развернуться негде. Что она тут собиралась разворачивать, бывшая крестьянка не сумела объяснить вразумительно. Добрый хозяин так не строит — выдала она резюме и первой направилась в дом.

Половина первого этажа предназначалась для общих сборов глав семейств поселения — местный орган управления вроде правительства. Вторую занимали кухня и масса кладовых, забитых теми разносолами, что были им обещаны. Второй и третий этажи поделены на отдельные жилые помещения для очень-очень большой семьи. Так уж здесь сложилось, что безопасней жить всем скопом. Хозяин Таноля такой семьёй не обзавёлся, поэтому пригрел у себя пару десятков холостяков. Сейчас их выперли в честь приезда хозяйки, и большой пустой дом пугал Наругу, как пустой желудок. Или пустота в башке, когда нужно срочно принимать решение. Даже расселившись по отдельным комнатам, они с девчонками не займут и пятой части этого отеля. Берров сюда, что ли, затащить? Или подсунуть домину Джареду: пусть в ней руководит, плодится и размножается.

Приняв столь судьбоносное и удобное решение госпожа Таноль переступила, наконец-то, порог отчего дома. И тут же уткнулась в спину замершей Бинки, радом с которой уже напряглась Шатхия. Перейдя на положение вечно дематериализующихся оборотней, им пришлось расстаться с оружием. Теперь хутамка чувствовала себя голой и вечно готовой вцепиться в обидчика зубами — ей, по всей видимости, не привыкать. Наруга раздвинула подруг и шагнула вперёд. При её-то угрожающей фигуре да вечно мрачной внушительной роже как-то проще произвести нужное впечатление.

Примерно так и оценили наследницу Френка главы родов, собравшиеся в хозяйском доме ради её прибытия. Наруга уловила их удовлетворённое любопытство и вздохнула: цирк им подавай. Низкорослый петушистый плешивый молодчик, восседавший в середине стола, перестал дышать. Вытаращился на могучую бабу, царапнувшую макушкой дверную притолоку, и застыл, вцепившись побелевшими пальцами в край стола. Вастер Дабо — Наруга сразу узнала его по описанию Джареда, потому что с первой минуты принялась искать глазами именно его. Как только отважился появиться здесь? Его-то род процветает в другом месте. Наверняка хитроделанные патриархи притащили убогого, ожидая, что хозяйка взбеленится и выбросит Дабо из Таноля окончательно. И как только уболтали дурачка? Как заставили проигнорировать факт приобщения хозяйки Таноля к сообществу оборотней? Сунули в нос неколебимый принцип невмешательства берров?

Взрослые мужики, в отцы ей годятся, а как дети — досадливо поморщилась Наруга. Повела плечами и упруго прошагала вокруг стола к Дабо. Остановилась за его спиной и холодно приказала:

— Исчезни.

Стол был длиннющий — во всю эту просторную хозяйскую гостиную — но свободных мест за ним не было. Верней, оставалось одно рядом с грубо сколоченным высоким хозяйским креслом во главе стола. Джаред добрался до него и остановился, ожидая конца представления — судя по его роже, он был против. К затравленно зыркающему Вастеру подплыла Ракна — эта не откажется при случае повыкаблучиваться. Высокая, ладная, широкобедрая, грудастая, красивая — сил нет! Кто-то слабонервный охнул, кто-то зашушукался, а кто и крякнул восхищённо. Хорошо, никто не высказался — достаточно глянуть в эти большие чёрные холодные глазищи, чтобы не торопиться открывать рот. Пока ею любовались, к столу подтянулись и две славянки — там одна лишь Гранкина грудь способна лишить рассудка целую армию. А глаза Бинки так и раздевают, так и ощупывают за все места. Правда не с той целью, что может польстить мужчине — прикидывает зараза, куда кулаком ткнуть при случае.

Юлька юркнула в дверь изящной лисичкой, обольстительно состроив глазки всем сразу без разбора. Тонкие пальчики теребили длинный рыжий локон. И так-то поглаживали его, так ласкали — залюбуешься. Шатхия, закрыла за ней дверь и встала рядом, переводя мрачный взгляд с одного гостя на другого. Вроде и не выпендривалась девка, а красота её и безо всяких там выкрутасов мужские взгляды приклеивала. Словом, в поместье Таноль за сто лет ни разу не видали таких роскошных, таких смертельно опасных баб. А потому и встречать их, как подобает, не умели.

— Ну? — преспокойно одарила Наруга перепуганного заморыша последним шансом.

— Ишь, ты! Как с бати срисована! — восхитился кто-то.

Но госпожа даже не обернулась.

— У меня есть привычка, — задумчиво молвила Наруга, чуть ли не ласково обозревая затылок упёртого придурка. — Запоминайте: я прошу или приказываю только два раза.

Никто сразу и не сообразил, как это у неё вышло, но глухой ба-бах облысевшим упрямым лбом о столешницу расслышали хорошо. Ракна цапнула поникшее тело за плечи и с силой дёрнула его на себя. Вастер из рода Дабо не успел собрать в кучу глаза и хоть что-то квакнуть, как две могучие руки ухватили его за шиворот и пояс. Вырвали из-за стола, и бедолага врезался в стену, после чего мирно сполз на пол. Кое-кто за столом подпрыгнул, кто-то заржал. А кто-то уже требовал у кого-то выигрыш.

— Ну, вот, мужики, — с нарочитым вздохом развёл руками Джаред. — Искали мы дочь Френка, искали, она и нашлась.

Хозяйское кресло с грохотом отъехало от стола — Гранка придала этому жесту максимальный шик. Наруга прошла к нему и села с прямой спиной да сощуренными глазами — так, для пущего форсу.

— Садись, — велела она Джареду.

Но управляющий остался стоять. Он не сказал ни слова и даже не взглянул на остальных, как ближайшие к госпоже мужики зашевелились, сдвигаясь на лавке. Девкам место освобождают — догадалась Наруга. Но подруги остались стоять, где стояли.

— Садись, — повторила госпожа Таноль, хлопнув ладонью по столу.

Управляющий сел.

— Ну, что ж, господа, — усмехнулась она. — Все знают, кто я такая? Не считая того, что я дочь своего отца.

— Все, — солидно прогудел седовласый широкоплечий дед с одним сплошным шрамом вместо правой стороны лица.

— Удивились? — вежливо осведомилась госпожа.

— С чего бы? — покровительственно хмыкнул дед. — Вы Таноли все бандиты, кого не коснись. Да и ты вон бабой по ошибке родилась. А бандитка ты иль оборотень — нам всё едино.

— А ты здесь важный человек, — уважительно признала Наруга.

— А то, — вдруг игриво подмигнул он единственным глазом. — Семейство Михайлы Кривого все знают. Три дома у нас. Шестьдесят пять человек. Считай, сороковая часть от всего народа крепости. Это если не считать прибрежников с хуторов.

— И всё твоя работа? — подмигнула и Наруга.

— Скажешь тоже! — махнул он рукой под мужские смешки. — Ежели б у меня пара десятков жён имелась, тогда б, может, и осилил. А с двумя такое дело не выйдет. Но двоих сыновей моя первая жена поднять смогла. А как умерла, так вторая ещё сынка вырастила. А после и дочку, — с особой гордостью добавил старик.

— Откуда остальные? — уже серьёзно уточнила Наруга.

— Пришлые, — пояснил Кривой. — Набежали за сотню лет, кто откуда. И мусульмане у меня в семье, и свои славяне. Три немца есть — золотые мужики, рукастые. Пара испанцев да француз. Даже американец приблудился.

— Значит, вы принимаете в семьи чужаков?

— Принимаем, госпожа, — подтвердил дед. — Чего ж не принять, коль народ стоящий?

Наруга поморщилась, но пока не стала бороться с этим дурацким титулованием.

— А как без этого? — продолжил поучать её старожил, почуяв, что дочь Френка не склонна перед ними чиниться. — Ребёнка вырастить трудно. Моя первая жена шесть раз рожала. Четырёх детей я своими руками поднял на погребальный костер. Ни один и до десяти годков не дожил.

— Чёрная лихорадка? — сочувственно покивала Наруга.

На этот счёт Джаред её просветил.

— Она, — вздохнул ещё один старик с другой стороны стола.

— Как тебя зовут, отец? — припомнила Наруга приёмы деревенской вежливости, которые талдычила ей Бинка. — Ты похож на мусульманина.

— Дед был чистокровным салихом. Это, который по матери. А я глава своего семейства Назар Полть. Отец того бездельника, что встретил тебя у ворот. Тоже, стало быть, Назара. Нас немногим поменьше, чем у этого бабника, — кивнул он на Михайлу. — Всего шестьдесят два. Но в этот раз я себе двух невесток отвоюю! — пригрозил он старому другу и старому же сопернику.

— Что за прозвище у тебя? Никогда не слышала.

— Это по-нашему, — встряла Бинка. — По-нынешнему будет «половинка».

— Половинка? — приподняла брови Наруга.

Черноглазый и всё ещё красивый старик с чистым, без единого шрама лицом приподнял левую руку — ниже локтя там ничего не было.

— И с ногой та ж беда, — пояснил Назар. — Только половина от меня и осталась.

— У тебя в семье тоже всякого народа намешано? — уважительно склонила голову Наруга.

— Конечно. А то, как же я, госпожа, смог бы потягаться с этим хвастуном? — гордо вскинул бороду Назар, ткнув пальцем в хмыкающего Михайлу.

И опять она промолчала — сама не поняла, почему, но почувствовала, что так надо.

— А скажите-ка мне, глубокочтимые, вот что: почему умирают ваши дети, если вы добываете такое чудо, как «панацея»? На всех планетах этот камушек спасает людей от смерти. А вас, получается, нет? Или вы всё продаете до последнего камушка?

— Ты чего ж, не объяснил? — пихнул Михайла Джареда.

— А я у него и не спрашивала, — опередила Наруга управляющего. — Он здесь не так давно. А я сначала хотела порасспросить старожилов.

— Толково, — похвалил её кто-то дальше за столом.

Два старика переглянулись. Михайла кивнул, и Назар взялся объяснять.

— Продаём мы не всё. «Милость бога» есть в каждом доме — как без этого? Где народу поболе, там и камней больше. А в малых семьях и камней соответственно. Нам хватает. При себе их таскать нужды нет. Ежели, кто заболеет, тому камень и передаётся на время. Но против чёрной лихорадки «панацея» бессильна, — тяжко вздохнул он. — Тут уж хоть весь им увешайся, толку не будет. Пробовали и деды наши, и отцы, и мы неверующие. Только оттого и не вымерли, что эта зараза не косит всех подряд, как эпидемия. Но, ежели в кого вцепится, так уже не отпустит. Наши лекари чего только против неё не пробовали. Каких только лекарств не заказывали, да местных зелий не варили. А! Чего там говорить. В иной год по всем поместьям до полусотни детишек помереть могут.

Проговорили до глубокой ночи. В конце концов, девки отправились спать. Какие-то женщины накрыли на стол, но и за едой чесали языками без антрактов. Голова шла кругом. Когда проводив гостей и вконец обессилев, она всё ещё торчала на крыльце дома, в голове бродили преподлейшие мыслишки: девок в охапку и бежать отсюда, куда глаза глядят. Достаточно лишь взглянуть на всех этих рваных, резанных, кривых да половинчатых, как жить здесь не захочется до полного нежелания жить. Задержавшийся Джаред молчал — его счастье. Ляпни он хоть что-то неподходящее, она бы его просто убила! А неподходящим сейчас могло стать всё, что угодно.

Несмотря на то, что ночь перевалила за середину, в поместье, казалось, не спала куча народу. Ну, на башнях понятно — там несут сторожевую службу, а остальным-то чего неймётся? Какого хрена они шлындают туда-сюда, если в её поместье процветает золотая мечта человечества: тут начисто отсутствует воровство. Воров не наказывают — их просто выгоняют, дескать, ступай себе на все четыре стороны. А уж, в какой из тех сторон тебя сожрут, на то воля богов. Даже оборотни, так старательно оберегающие людей, к изгнанникам теряют всякий интерес. Вот, кстати, о беррах! Если уж они такие непревзойденные защитники, так чего же у них подзащитные пребывают в такой ужасной физической форме? Или она слишком поспешно судит, и ей стоит посмотреть на остальных? Да и к самим беррам присмотреться внимательней. Гетбер!.. Эта скотина так и не соизволила больше появиться…

Огромное полуголое тело нарисовалось в распахнувшейся калитке. Согнуло голову и шагнуло во двор.

— Понятно, — раздражённо буркнул Джаред и потопал на выход, ворча: — Поговорить не дадут…

Гет проигнорировал вопли перетрудившейся за день души и степенно прошествовал к подруге:

— Пошли домой.

На неё напал нервический смех. Наруга запечатала рот ладонью, чтобы не заржать в голос. Переждала приступ, а потом поинтересовалась:

— А я что, всё ещё не дома?

— Мы живём внизу, — невозмутимо сообщил он.

И не расходуясь на объяснения, подхватил её на руки. Потащил к калитке.

— Вдвоём не пролезем, — авторитетно заявила Наруга, болтая ногами.

— Тогда сама, — преспокойно заявил этот увалень.

И она снова оказалась на ногах. С некоторых пор в ответственные моменты он перестал упрашивать свою звезду, а вполне жёстко указывал ей, куда она полетит сиять. Поначалу остальные ожидали от неё военных действий после каждой такой указки. Но к их удивлению Наруга принимала диктат Гетбера неподражаемо спокойно. Даже Ракна не подозревала в ней прежде подобной способности к обузданию страстей по поводу свободы воли.

За калиткой Наруга капризно воздела руки и снова оказалась в так полюбившейся люльке. Гет легко сбежал по лестнице, пересёк улицу и вступил на просторный незастроенный и не ограждённый двор берров — незачем. Перед тремя огромными домами не то, что яблоку упасть — мухе было не присесть. Медведи с мандаринами дремали тут вповалку, и лишь Дубль-Гет соизволил оторвать башку от земли. Он удовлетворённо воркотнул. Проводил взглядом друга, протискивающегося между лохматыми грудами, и продолжил отдыхать.

Гет втащил её в левый дом через здоровенную дверь и заволок на второй этаж. В очередном новом гнёздышке Наруги царила идеальная пустота. Посреди неё красовалась куча шкур с единственной расписной скомканной тряпкой. Новобрачную свалили сверху и содрали с неё сапоги — магнитные застёжки едва не разлетелись по комнате. Штаны постигла та же участь — Наруга не успела даже пискнуть нечто вступительное к стихийно образовавшейся семейной жизни. Воспитание, полученное в мусульманской среде, не позволило ей заехать жениху пяткой в ухо. А разгорающийся внутри катаклизм вообще отодвинул все наметившиеся претензии на потом.

На этот раз Гет прямо сочился приторной нежностью. Наруга едва успела съязвить по этому поводу, как и сама почувствовала… Что-то такое… Где-то там, в самой глубине души зашевелились пряди чего-то тёплого: шумные, пузырящиеся. А в их бултыхающемся комке плескалась, тихо воркуя, самая настоящая нежность. То ныряла неосязаемой каплей в водоворот, то выскакивала на поверхность. Встряхивалась и растворялась в желании, что жадно тянуло силы из рук и ног. Эта нежность… Разбрызгала бы слёзы безо всякого повода, умей Наруга плакать. Она не отдавалась, страстно овладевая мужчиной, а преподносила себя, безотчётно уверенная, что это подлинный подарок. Это подарок — убеждённо отзывалось тело Гета, бережно принимая подношение. Это подарок — эхом отозвался мягкий мирный исход, заблудившийся в теле. Он долго там скитался, шаловливо тренькая по нервам и пиликая в ушах затихающим зудом. Так Наруга и задремала, растянув рот до ушей.

Глава 18

Ригбер с Ойбером выполнили приказ вожака: помогли Патрику с Дитмаром перетащить караван через южный перевал. А там мужики с троицей молодых уже доведут его до посадочной площадки. Они бы и сами справились, но на перевале объявились богомолы, что входили в пятёрку самых проблемных трансформеров планеты. За богомолами вечно таскались более слабые хищники-подъедалы. С подобным противником опасность всегда помножали на два, а то и на три. Местное зверьё давно изучило повадки двуногих. И превосходно знало, что по этому пути гоняют с побережья вкусное мясо. Его, конечно, охраняли, но соблазн был слишком велик. На борьбу с ним звериных мозгов уже не хватало, так что каждый поход к торговцам сопровождался дракой. Зато плоды этой драки распугивали прочих любителей поживиться, и остальной путь караван проходил гораздо спокойней.

Так всё и случилось: помимо богомолов они накрошили приличную стаю прилипал. Многовато для стычки в довольно неудобном ущелье, где не развернуться. Но семь медведей — это семь медведей. Шестилап и в одиночку-то способен зомбировать парочку богомолов на минуту-другую. А такая кодла свернёт набок мозги кому угодно.

Риг с Ойвиндом проводили караван до самого выхода из ущелья и рванули обратно. Интересно же, какой фурор их подруги произвели в крепости — они-то ушли сразу, как только доставили девчонок в Таноль. Наверняка местные патриархи взяли в оборот Наругу, едва та переступила порог собственного дома. Ещё бы, столько дней все стояли на ушах, пока затерявшуюся наследницу искали по всей планете, а после этапировали в долину. Градус тревоги зашкаливал. Да и у самих берров, как они не крепились, всё внутри шло вразнос: у них появились подруги, женщины одного с ними вида. Можно бесконечно спорить, чем это кончится. Но всем понятно, что это значит: если рядом с самцом объявилась самка, его жизнь приобретает совершенно иной смысл. Неважно, к какому виду ты принадлежишь, закон для всех един: есть женщина, есть и сама жизнь.

Дело за малым: приручить этих самых подруг. А они у берров все с кандибобером — ни одной нормальной. Такие сами, кого хочешь, приручат да согнут в бараний рог — только держись. Вон Дитмар — их осторожный рассудительный немец — уже выразил сомнения: а так ли оно ему надо? Только познакомился с Наругой, так сразу и сбежал, ухватившись за приказ Анабера. А Гетбер сходу вляпался в эту кошмарную девицу — мается теперь от страха, что его отвергнут. Ойбер тоже втрескался с первого взгляда, хотя Ракна та ещё штучка. Да и Ригбер…

— Тебе не позавидуешь, — авторитетно признал Ойбер.

Они покинули медведей на вершине перевала, решив пробежаться вниз на своих двоих. А заодно обсудить, что давно накипело.

— А тебе позавидуешь! — огрызнулся Риг.

И раздражённо перескочил через валун, который вполне можно было обогнуть.

— Ракна нормальная, — нагнав его, категорично заявил Ойбер. — Она теперь оборотень, но всё ещё обычная женщина. Язва, конечно, приличная. Но всё равно нормальная. С ней хотя бы примерно понимаешь, как себя вести. А вот Акери, — многозначительно протянул он. — Даже мы ей в подмётки не годимся. Мы родились людьми, а она оборотнем. И росла среди оборотней. Вот уж, у кого не все дома. Нет, она умная девчонка. Но чокнутая. Будешь спорить?

— Не буду, — проворчал Риг, сбавляя скорость, чтобы не загнать медведей.

Пыхтящий позади Дубль-Ри возмущённо сопел. И не потому, что все медведи с мандаринами буквально фанатели по зеленоволосой — он чуял особое отношение друга к этой самке. А раз так, значит, она самая безупречная двуногая в их лесах. Иной его закадычный дружок просто-напросто не заслуживал.

— С другой стороны, она лучше нас всех знает нашу собственную природу, — продолжал рассуждать Ойбер. — И в этом смысле с ней будет проще, чем с остальными. Анабер прав: я тоже ощутил, что она чувствует меня, будто знает давным-давно. Акери никогда не говорит и не делает ничего лишнего. Она единственная меня вообще никак не раздражает. Ракна, конечно, обалденная девчонка. Но иногда так меня бесит, что… Словом, бесит страшно, — со вздохом признался он. — Нутбер верно говорил: нельзя доверяться сердцу женщин. Когда Эйбер потерял голову от своей мусульманки, та всё твердила, что ей достаточно быть с ним. Помнишь? Обещала, что никогда не допустит появления ребёнка. Не повесит на него вину за свою смерть. А что вышло? И двух лет не прошло, как забеременела.

— Ты жалеешь, что у нас появился малыш Хаук? — не понял причины его брюзжания Ригбер.

— Ястребок всем в радость. Даже людям. Хотя нет: им особенно. Малыш Хаук — лишнее доказательство того, что берры на планете не переведутся. Значит, жизнь продолжается. Не думаю, что о таком можно сожалеть.

— И его мать не думала. И Галка не думает. Ты глянь: ей на всё плевать, лишь бы Патрик не бегал от неё, как полоумный. И ведь добьётся своего. И Пата к рукам приберёт, и сына ему родит. При этом ни тебя, ни меня, ни самого Пата не спросит, как ей обойтись со своей жизнью. Она мне нравится: достойная девушка. Пережить её смерть будет нелегко. Но, если после неё останется новый берр, это того стоит.

— Ага, ты это Патберу скажи, — многообещающе посоветовал Ойбер, наподдав ногой подвернувшийся камень. — Его это успокоит. А то он у нас скоро нору примется рыть, чтоб в крепость не возвращаться. Его обожаемая Галка настырна на зависть. Может, подсказать ей, как брать медведя за уши, чтоб брало за душу.

— Сами разберутся…, - буркнул Риг и осёкся.

Ойбер тоже заметил внизу у крепости шатающуюся под лунами медведицу. Машка прогуливалась, задумчиво любуясь озером, а со стены на неё пялились сторожа. Всех зверей, кроме берровых дублей и собак, на ночь отправляли за стены, дабы не бродили по улицам и не сшибали без присмотра углы оград. Но, все уже знали, что у одной из беррих в дублях молодая медведица, а не мандарин, как у прочих. И если бы та пожелала, ночевала бы в крепости. Нет, тут что-то другое — переглянувшись, поняли Риг с Ойвиндом и рванули вперёд.

Дубли тоже наддали: это их родственница — и практически уже чья-то подруга — а тут такое безобразие. Юная девушка шляется за стеной в полном одиночестве. Уж не обижают ли её — грозно рыкнул Дубль-О, понемногу набирая в росте. Дубль-Ри — по молодости лет — ещё не чувствовал потребности проявить себя в глазах девушки любой ценой. Но вошёл в раж за компанию: скакал рядом с другом и угрожающе хрипел. А на стене, зная о великолепном зрении приближающихся берров, пожимали плечами мужики. Дескать, ничего не могли поделать: звали, а она фордыбачит.

Ойбер первым распознал причину Машкиных капризов: на её спине кто-то лежал.

— Акери?! — удивлённо выпалил он. — Что ещё за новости?

Риг тоже разглядел зелёные волосы, но как раз он-то совсем не удивился. И не обиделся, что малышку Ари бросили одну за стеной. Подруги её любят, выходит, знали, что делали. Скорей всего, решили, что этакая невидаль привлечёт повышенное внимание, а той захотелось поспать — только и всего. Вот Машка и убрела в сторону от крепости, оберегая сон Ари. Девчонки, наверняка, уже спят. А медведица просто не видит причин ломиться в незнакомую ей пока крепость самостоятельно. Вот придёт кто-то из своих, тогда она дотащит спящую Акери до подруг и выгрузит её, куда надо.

Несущихся к ней «своих» капризница, конечно же, заметила. Но выпендривалась, демонстрируя девичью гордость — чуть не заржал Риг над её смешными полудетскими выкрутасами. Впрочем, хватило её ненадолго. Едва мужчины до неё добрались, Машка облегчённо выдохнула и притёрлась бочком к Дубль-О. Тот немного сдулся и расправил плечи, молодецки поигрывая хвостами. Дескать, вот я тут какой могучий красавчик и славный парень. Кокетливо косясь на хвастуна, Машка тоже поубавила в росте — дозволила снять с себя дрыхнувшую обузу. У неё намечались иные планы на эту ночь, а с её поклажей пусть разбираются двуногие — это их единокровница.

Ойбер забрался на медведицу и осторожно спустил Акери вниз — Риг принял её на руки. Тут же обнаружил, что Ари проснулась и вовсю пялится на лапающего её нахала. Стало как-то неловко и чуть-чуть страшно: обидится ещё, тогда к ней и вовсе уж не сунешься.

— Это ты, — удовлетворённо мяукнула Акери и потянулась.

Риг невольно прижал её к себе покрепче.

— Проснулась? — хмыкнул Ойбер, спрыгнув с Машки.

И всем телом приналёг на бесцеремонную медвежью морду, рвущуюся поучаствовать:

— Да сгинь ты! Ещё на ручки к ней попросись, орясина! — пыхтел он.

Дубль-Ри медленно, но упорно задвигал его подальше от центра событий.

— Рада тебя видеть, — поприветствовала Ари нахального медведя и погладила нос, что шарил по её телу: — Я знаю, что нравлюсь тебе. Ты мне тоже нравишься.

Дубль-Ри польщенно заурчал, обвивая хвостами друга и зеленоволосую.

— А уж как мне-то вы оба нравитесь! — насмешливо проворчал Ойбер, поднимаясь с земли и выбивая пыль из долгогривой шевелюры. — Так, может, дома об этом поговорим? А то у нас тут весьма некстати ночь приключилась.

— Да, мне нужно домой, — заволновалась Акери, пытаясь выпрыгнуть из объятий.

— Э-э, — отрицательно помотал головой Риг. — Верхом поедешь. А то мы с тобой три дня будем добираться домой, что в трёх шагах отсюда.

— Знаешь, даже у вежливости есть границы, — усмехнулся Ригбер, многозначительно прищурившись в сторону медведя.

Дубль-Ри мигом плюхнулся на пузо, всем своим видом показывая, насколько оно опустело. И покосился на рощицу, за которой пасли его заслуженный обед. Дубль-О с Машкой уже брели туда, сцепившись хвостами. А он что, не наработался сегодня? Или друг настолько захирел, что не дотащит до дома эту костлявую немочь?

— Да, отпусти ты его! — хмыкнул Ойбер. — А то твой артист сейчас помрёт прямо на глазах публики, — кивнул он на мужиков, что похохатывали у приоткрытых ворот.

Риг кивнул, и прохиндей, задрав хвосты, косолапо стартовал вслед за романтичной парочкой.

— Ладно, ребята, вы тут гуляйте, а я домой, — деликатно попрощался Ойбер и рванул к воротам.

Ригбер пошёл следом, прижимая к себе Акери. Она положила голову ему на плечо и задумчиво теребила прядь его длинных волос. Её носик уткнулся в шею, но Риг не ощущал дыхания девушки, словно нёс какой-то пригрезившийся ему фантом. Когда он миновал ворота и потопал по нижней улице, Акери внезапно спросила:

— Вы часто бываете в том месте, где переродились?

— Не очень, — слегка удивился он неожиданному вопросу.

— Почему? Вы должны испытывать к нему тягу. Если планета меняет чужих детей по своему образу и подобию, они становятся её детьми.

— Ари тоже? — уточнил Ригбер.

— Конечно. Мы постоянно живём на Островах мрака, где переродились наши предки. Где из земли торчат круги из черных игл. А между ними дышит мерцающая паутина. Ведь ваша мерцающая паутина тоже появляется, когда кто-то перерождается? Она живая, она дышит, а рядом с иглами очень неприятно? Вы не могли этого видеть, когда перерождались сами. Но на перерождение девчонок смотрели, я знаю.

— Значит, это правда, что мы с тобой одной породы? — уточнил Ригбер.

— Не знаю, — задумчиво отозвалась Акери, потеревшись виском о его плечо. — И да, и нет. Я могла бы попробовать разобраться. Но для этого мне нужно вернуться к вашему месту перерождения. Меня слишком быстро увели оттуда. Наруга торопилась. И девчонки устали ждать.

— Вернёшься ещё, — недовольно бросил он. — И не раз. У тебя на это целая жизнь.

— Целая жизнь, — эхом откликнулась Ари. — Вы входите в круг игл?

— Кому ж такое придёт в голову? — слегка опешил Ригбер. — Мы в него никогда не заходим. Когда тяга становится нестерпимой, понятно, бежишь в котловину. Посидишь пару дней у круга, попялишься на озеро, и тяга пропадает.

— Вы не входите в круг? — непонятно отчего растерялась Ари. — Никогда? Но ведь это же неправильно. Вы же всё делаете не так. Вам нужно обязательно…, - осеклась она и помотала головой: — Нет. Так тоже нельзя. Сначала я сама должна вернуться к месту перерождения. И нужно, чтобы Ису в тот день была в полной силе. Я, наверно, смогу и без её помощи… Но лучше с ней. Мне же не приходилось раньше делать это в одиночку.

— Что не приходилось делать? И кто такая Ису? — сдержанно осведомился Риг.

Они уже привыкли к тому, что Ари иной раз заговаривается. Давно уразумели: девчонка просто не умеет общаться с теми, кто её не понимает с полуслова. А главное, чувствовали некую непонятную пока пользу в этой белиберде. Просто нужно постепенно разбираться с этим и брать на вооружение.

Акери соскользнула с его рук перед убегающей вверх по склону лестницей. Она всерьёз воспротивилась чести проехаться вверх на закорках. Поначалу он не возражал, поднимаясь рядом с ней в час по чайной ложке. И Акери очень старалась живей перебирать ногами по ступеням. Вскоре она уже старалась стараться. А потом Ригу надоело торчать посреди лестницы, и он вскинул строптивицу на руки. В его истинно звериных, почти лишённых белков глазах плескался укор вперемежку с усмешкой. Девушка виновато захлопала ресницами, подыскивая нужные для оправданий слова. Ничего не вышло. Тогда она просто поцеловала терпеливого берра прямо в губы, как это умели одни только Ари.

— Я хочу с тобой уединиться, — без малейшего смущения объявила она, заглядывая в окаменевшее лицо берра.

В её похожих на золотистых рыбок глазках плескалось по крохотной луне. Риг, понятное дело, не поверил в этот откровенный призыв. Но не успел открыть рот, как Ари почти потребовала:

— Я хочу быть с тобой этой ночью. Разве ты этого не хочешь?

— Хочу, — хрипло выдавил он из себя, поневоле крепче сжимая руки.

Второй поцелуй Ари вышиб из него дух.

— Почему ты против нашей близости? — прямо в лоб засветила та неудобным вопросом.

— Я не против, — буркнул Риг.

Вступил на центральную улицу и направился к хозяйскому дому.

— Тогда почему мы идём не туда?

— Не туда? — опешил он, и встал столбом.

— Ты хочешь быть со мной в доме Наруги? — удивилась Акери.

— Ни за что! — выпалил Риг и только тут сообразил, куда продолжает машинально шагать.

— Когда мы пойдём к тебе? — завозилась девушка, показывая, что её пора выпустить на свободу.

Вконец обалдев, он поставил её на землю. А потом навис над хрупкой Ари, касаясь крутым лбищем её высокого чистого лба.

— Ты делаешь не то, что хочешь, — пояснила она чуть нетерпеливо. — Но, я бы не хотела стоять тут и говорить об этом. Да ещё и рядом с домом Наруги. Ты сказал, что готов взять меня прямо сейчас. Давай поскорей уйдём отсюда, — задёргала она его за лапу своими ручонками.

Риг молча развернулся и пошагал за ней обратно к лестнице, не желая и думать, кого он сейчас может встретить в собственном доме. Приноравливаясь к семенящим шажкам Акери, он ничего не видел вокруг. Им всецело завладела одна мысль: только бы не помешали.

Опершись на руку, он разглядывал застывшее белой маской лицо спящей девушки. Берры не умеют спать, лишь подрёмывают. А это создание — такой же, в принципе, мутант — прямо-таки дрыхнет мёртвым сном. Даже дыхание больше угадываешь, нежели слышишь или ощущаешь. Грудь почти не поднимается. А под белоснежной матовой кожей не различить голубоватых сосудов с кровью — странное существо. Он не слишком-то осторожничал, крутя её из стороны в сторону. Изучал каждую линию худого, но ладного и чересчур гибкого тела, будто созданного плавать. Или вообще ползать змеей. Разглядывал лицо с высокими скулами, тонким носом и острым подбородком над длинной тонкой, но сильной шеей. Красива Ари или нет — так сразу и не скажешь. Она чужая. Непохожа на людей, с их рельефными фигурами — больше напоминает бледного червяка. Зато уж одно-то Риг мог сказать точно: ни разу в жизни при сращивании со зверем он не испытывал такого слияния, как этой ночью с женщиной. Ни со своими дублями, ни с прочими тварями.

Под его пальцами оживала каждая пядь белой кожи, источая тончайшую вибрацию, что впивалась в его тело. И оно сотрясалось от разбегающихся волн знойного возбуждения. Риг ощущал не только отклики тела Ари, но и затмевающую всякую рассудочность жажду её требовательной души. Та беспощадно высасывала из него и силы, и любые некстати зарождающиеся мысли. Даже сращивание со зверем не превращало оборотня в такого же зверя, всего лишь обостряя собственные животные свойства человеческого существа. Когда же он овладевал Ари, оборотень в нём, пройдя некое обращение, исчезал под напором самого настоящего зверя. И для него уже не существовало ничего, кроме подруги и жажды обладания ею любой ценой.

Совершенно новый, ни с чем несравнимый опыт — Риг не мог бы с уверенностью признаться самому себе, что получил лишь удовольствие. Может, ему мешало это страстное желание каждого берра во всём, где получится, оставаться человеком? И нынче ночью его покоробило внезапное болезненное низвержение в животное бездушное состояние? Враз с этим не разобраться. И он ещё долго будет ломать голову над природой слияния двух разных, но одинаковых оборотней. Сейчас же ему понятна одна единственная вещь: он это испытал, и ни за что от этого не откажется. За это он станет драться, какая бы сила не покусилась на принадлежащее ему и только ему. Думать о том, что подобной силой может оказаться собственная стая, было страшно, а потому совершенно не хотелось. Риг и не думал, размышляя лишь о ближайшем будущем.

Ведь ему предстояло отправиться к месту его перерождения, как это называла Ари. Туда, где он когда-то давно умер, вспоминая об этом так, будто всё случилось вчера. Туда, где он очнулся, с первой секунды, с первого вздоха ощутив собственную чужеродность. А ощутив, первым делом смирился, что его наставники и друзья по академии убьют отвратительного перерожденца. Раздавят без всякой жалости, с отвращением к монстру, в которого он превратился. Да, он пойдёт туда, в котловину, хотя никакой тяги нынче не чувствовал. Акери не требовала, но её просьба звучала, как приказ самой сущности оборотня. Выйти же из повиновения этой силе не смог бы ни один берр.

Тут память весьма кстати подсказала, что старый вожак намеревался послать его на дальний рудник. В башке тревожно завыл непривычный вопрос: как нарушить законы стаи, предписывающие ему повиноваться вожаку? Просить Нутбера в этот раз заменить его на руднике? Договориться с братьями в обход старика? Чертовски не хотелось оставлять Акери так надолго. Она… Она же… Эти наносные человеческие мыслишки канули, не успев, как следует зацепиться в мозгу. Нет! Берры не лгут друг другу. Они слишком одиноки, чтобы заводить в стае прежние человеческие порядки. Остаться без стаи — верный путь к гибели! Тут и дубль не поможет, коли у его партнёра с башкой нелады. Берр не погибает в одиночку — утягивает за собой того, кому и в голову не придёт спастись без него. Такова уж у них с дублем общая природа. И выйти из игры не получится ни у одного из двоих.

было со стариной Фроди, что служил под рукой майора Нута. Он погиб на тридцать четвёртом году их жизни здесь. Его дубль лёг рядом с тем местом, где порвали верблюда, в котором находился Фробер, и больше не встал. Как не старались его подбодрить, через три дня Дубль-Фро умер, всерьёз растревожив остальных медведей. Да и беррам досталось. За полгода до этого у Фроди родился Локи. Малыш Локбер не прожил и года, как остался круглым сиротой. И никакие заботы стаи не заменили ему ни умершей матери, ни погибшего отца. Да что там говорить! Их слишком мало, чтобы потеря даже одного не наносила по стае чудовищного удара. Может, потому Эйбер и решился родить сына.

Просыпалась Ари тоже не без вывертов. Внезапно распахнула вполне живенькие глазёнки и так подскочила со шкур, будто присела туда лишь на минутку.

— Ты чем-то озабочен, — с полной уверенностью заявила она, едва глянув на него.

Не дождавшись ответа, подошла к широкой бадье. Принялась полоскаться в холодной воде, окуная голову, чуть ли не до макушки. Оборотни могли себе это позволить — с их странных, будто чем-то пропитанных волос вода скатывалась без помех.

— Сейчас ты пойдешь к себе. Тебе лучше быть подальше, когда я оспорю приказ Нутбера, — твёрдо, как о деле решенном, объявил Риг.

И потянулся. Он же не дерево, как некоторые, а зверь — его тело требовало этой непременной процедуры.

— У нас получится его убедить, — со всей уверенностью заявила Акери.

— Ты не можешь…

— Могу, — мягко возразила она. — И должна. Если бы не наша близость, я ушла бы к месту перерождения в одиночку. Но теперь я не могу что-то делать без твоего одобрения. Это неправильно. А идти туда очень правильно. Так надо. И ты чувствуешь, что я права.

— Нутбер будет не в восторге, — попытался, было, побрюзжать Ригбер, да не тут-то было.

— Я сама ему скажу. У вожака нет причин мне отказывать. Он обязательно поймёт, что так надо. А когда мы пойдем к месту перерождения? — как о деле решённом, осведомилась Ари.

Её кожа быстро впитывала капельки воды, как у самого обычного берра. Никаких различий, кроме деторождения. Если, конечно нет других, на которые малышка так упорно намекает. Ригбер уловил, но не распознал таинственную интонацию в её невозмутимости. Он подскочил, в один прыжок оказавшись рядом с провалившейся в себя девушкой. Та не вздрогнула и даже не посмотрела на него. Просто закинула руки на его плечи и уткнулась слепым взглядом в широкую грудь.

— На твоём острове вы иногда заходите в круг столбов? Я правильно понял?

— Заходим.

— Зачем?

— Чтобы быть, — почти равнодушно бросила Ари. — Вот вы можете быть только на этой планете. Если тебя оторвать от неё, ты развоплотишься. Очень неудобно для жизни. А меня увезли с Кунитаоши, но я осталась собой. В мире людей всё сообразно и целесообразно. Такие, как мы, уже не являемся его порождением…

— Погоди, — наконец-то дошло до Ригбера. — Ты хочешь сказать, что там, в вашем круге вы обретаете способность удерживать себя в стабильном состоянии? Где угодно?

— Я так и сказала, — наконец-то соизволила посмотреть ему в глаза Ари.

— Пойдём к вожаку, — поцеловав её, ринулся натягивать штаны Ригбер.

Берры вполне могли обходиться без одежды и обуви — их тело ничем не пронять: ни холодом, ни острыми камнями. Но, жизнь среди людей не позволяла сверкать голыми задницами — неприлично.

— Не пойдем, — тяжко вздохнула Акери и покосилась на дверь.

— В смысле? — безотчётно прислушался он и тоже вздохнул.

Ари вернулась на шкуры. Подцепила кургузую маечку и успела её натянуть. Она только-только ухватилась за штаны, когда дверь в комнату беспардонно распахнулась. Берры остерегались многого, но вот бояться по-настоящему Ригу ещё не доводилось. Даже в той истории с бубновой дамой. Однако от госпожи Таноль можно было ожидать чего угодно. Даже, когда над её плечом торчит довольная морда Гета. Путаясь в пальцах, Риг затягивал поясную завязку на штанах из кожи, которую вымачивали в озере Мрака — звучит глуповато, но теперь все будут его называть именно так. В иной одежде развоплощаться не получалось — приходилось раздеваться, а это хлопотно.

Риг сосредоточенно избегал смотреть на пасмурное лицо Наруги, гадая, что за этим стоит. Близость берра с её любимой зелёной пигалицей? Так Акери сама решила…

— Мне плевать на ваши знойные страсти, — помогла ему Наруга, шагнув через порог.

Она добралась до шкур, плюхнулась рядом с Акери и разлеглась с видом весьма озадаченной кошки. Гетбер закрыл за собой дверь и присел на пол, подперев её спиной. Рожа счастливая, как у Дубль-Ри, стащившего чужой кусок.

— Меня здорово интересует один вопрос, — продолжила госпожа Таноль. — Неужели вчера у вас не нашлось минутки, чтобы зайти? Просто сообщить, дорогуша, что с тобой всё в порядке. Настолько, что тебе понадобилось срочно залезть в штаны к мужику.

— Я была слишком возбуждена, — объяснила Акери таким тоном, словно это всё и объясняло. — У меня очень давно не было мужчины.

— У тебя очень давно не было мозгов, — задумчиво возразила Наруга. — А мужиков вокруг тебя ещё как было.

— Но, они же все люди, — удивилась Ари.

— Допустим, — поразмыслив, согласилась подруга. — Допустим даже, что я очень хорошо тебя понимаю, — зыркнула она в сторону скучающего Гета. — Однако искать для твоего свинства более мягкого названия не стану. Потому, что ты свинья. А ты не встревай, — многозначительно сощурилась она на супящегося Ригбера. — У тебя тоже давненько не было мозгов. Точней, у всех вас. А я-то ещё сомневалась: оборотень наша пигалица, или придуривается? Теперь окончательно поняла: такая же идиотка и сволочь.

— Я больше не буду, — вполне искренно пообещала Акери, поглаживая руку подруги.

— Чего не будешь?

— Свинствовать.

— Свинячить, — поправила её Наруга и внезапно поинтересовалась: — Вернёмся в ту долбанную котловину?

Берры насторожились, что в их случае всегда лезло в глаза. Наруга предпочла этого не заметить. С Ари и того проще: та игнорировала чужие эмоции с многозначительной отстранённостью младенца. Особенно, когда речь шла о серьёзных вещах.

— Надо, — вздохнула она. — Не так получилось, как я надеялась. На Кунитаоши лес всегда молодой. Он быстро растёт и быстро умирает. А этот лес очень-очень старый. Он насторожился. Обижать меня, вроде, не хочет. Но и сближаться не торопится.

— Да уж, старики терпеть не могут всё новое, — заметила Наруга. — Но в дерево ты же залезла. Получается, тебя приняли в семью.

— Конечно, не приняли, — опровергла Акери. — Лес на этой планете едва ли не самое древнее существо в галактике. Представляешь, как он не любит всё новое? Дерево приняло меня, но не по своей воле. Оно не может мне противостоять. Я же сильней его.

— Да? — дурашливо поразилась Наруга. — Поздравляю! До меня одно не доходит: лес тебя не принял, так какого хрена ты сидела в дереве пять дней? Выход потеряла?

— Нет, искала.

— Что искала? — сбилась Наруга с насмешливого тона.

— Ну, выход же, — чуть досадливо пояснила Акери. — Как сделать вас Ари. Чтобы выдать тебя замуж.

— Выдать меня замуж, — многозначительно повторила госпожа Таноль персонально Гетберу. — Надеюсь, за него?

— Конечно. Ты же другого не хочешь. А стать его женой не получится. Вы же нестабильны. Верней, женой стать получится. Но ребёнка у вас не получится. Его долго носить. И всё это время тебе нельзя развоплощаться. А ты не сможешь. Твоё тело само это сделает, когда придёт опасность. Но обратно воплотиться в тебя ребёнок не сможет. Поэтому тебе надо снова переродиться.

— В мандарина или червя? — брякнула опешившая Наруга.

— В Ари. В такого оборотня, который может долго быть в любом месте, — терпеливо выкладывала Акери результаты сидения в дереве. — И тогда ты родишь Ари. То есть берра.

— Когда? — не выдержал Гетбер.

— Когда мы сходим к озеру Мрака. Вместе с ней.

— Не нравится мне это, — глухо обронил Гет.

— Зато Ари нравится, — заявила Наруга, насмешливо приподняв брови. — И тут я больше доверяю ей, а не вам. Пусть я и не великий знаток магии, но и вы, ребята, в ней плаваете. Неубедительны в научных вопросах. Чтоб мне сдохнуть! Вы и сами-то о себе толком ничего не знаете.

Берры переглянулись. И с одной-то их дамой спорить весьма сложно. А уж с двумя сразу! Впрочем, именно старый вожак этого делать и не станет — вполне резонно рассчитывала Наруга. Ему жизненно важно найти любой рецепт против вымирания стаи, и тут уж любые способы сгодятся. А Гет никогда не пойдет против стаи — это Наруга усвоила твёрдо.

— Они ждут, — хмуро прорычал тот, не сдвинувшись с места.

— Мы идем к Нутберу, — вспомнила Акери и взялась за штаны: — Объясним, почему нам нужно в место перерождения.

— А мы? — Наруга выжидательно уставилась на своего заколдованного королевича.

— Обязательно, — мотнул башкой тот.

— Я хочу есть, — объявила Акери, поднявшись со шкур в полной готовности к эпохальной встрече.

— Есть? — не сразу сообразил Ригбер.

— Вообще-то, твоя подружка сутки не ела, — вернулся к Наруге ядовитый задор. — А ты её с Машки стащил и сразу в постель. И надолго её у тебя хватит?

— Там и накормим, — пробасил Гетбер и встал: — Пойдём. Майор ждёт.

Глава 19

Они вышли на улицу. Наруга, не оглядываясь, решительно потопала в сторону центрального строения, где обитал майор и вожак. Но вдруг остановилась перед носом валяющегося Дубль-Гета. Медведи не заходили в крепость, основательно не уменьшившись — не в силах были протащиться по улице без потерь. Их бы и вовсе не впускали, но дубли предпочитали отираться рядом со своими беррами. А переубеждению не поддавались, игнорируя интересы представителей затесавшегося на их планету человечества. В том числе и в вопросах комфортного сосуществования. Так что, миновав общеупотребительную часть улицы, у жилищ берров они вновь раздувались до более комфортных размеров.

Наруга вздохнула и присела на корточки — дубль её избранника разразился пространным вздохом. Госпожа Таноль заглянула в глаза зверю: с этой широкой треугольной бугристой морды из-под мохнатых век на неё смотрел Гетбер — один в один. Дубль-Гет пялился на самку товарища неотрывно, и Наруга тотчас присочинила ему тоску во взоре. Даже мысленно посмеялась над великовозрастной сентиментальной дурищей. Но тут медведь глухо простонал и явно наподдал этой самой тоски.

— Да будут у нас дети, будут, — ворчливо пообещала она, проведя ладонью по широкому медвежьему носу. — Я-то что сделаю, раз у нас всё так… не понять как? Стараюсь же. А хочешь, я тебе рыбы велю притащить?..

Развалившийся неподалеку Дубль-Ри моментально поднял голову. Уж в его-то бесстыжем взоре тоской и не пахло. Этот оглоед в два счёта оказался на лапах. И Наруга тут же ощутила тычок в спину, провозгласивший его готовность мчаться всегда и куда угодно, где дадут. Особенно за рыбой, ловить которую шестилапы не умели, что не мешало им по ней фанатеть. Оба хвоста Дубль-Ри осторожно, но настойчиво обвили лодыжки поднявшейся хозяйки крепости. А затем нежно подтолкнули её в сторону лестницы на второй уровень. Все шесть лап обжоры приплясывали в нетерпении, а синий язык свисал из пасти полотнищем победы.

— Хорошо, — максимально строгим тоном сдалась госпожа Таноль. — Но сначала я схожу к вожаку, а потом уже раздача подарков.

Её провожали довольное урчание и тяжкие вздохи. Однако Наруга ничуть не сомневалась: подачку оба сожрут с одинаковым аппетитом.

Ввалившись в центральный дом, где ютились старики-разведчики, четвёрка заговорщиков как раз поспела к завтраку. Стол ломился под грудами слегка обжаренного мяса. А трое неспешно набивающих животы седовласых берров являли собой подлинно величественное зрелище. Старый вожак оказался могучим высоким мужиком с седой косматой башкой. И эта седина была единственным, что соответствовало определению «старый». Наруга не дала бы ему больше семидесяти лет. И не знай, кто перед ней, решила бы, что львиную долю жизни этот мужик посвятил сохранению своего драгоценного здоровья, вбухав в него целое состояние.

Майор Нут сидел, облокотившись сутуловатой спиной о каменную стену. В его облике угрожающе отражалась небывалая мощь супер оборотня. Грубое лицо с широким носом и маленькими глазками под густыми седыми бровями казалось вытесанным из камня. Коротко стриженная борода напоминала пласт мха, а шея утонула в бугристых плечах.

— Заждались, — прогудел вожак грубой охрипшей от времени трубой и указал на лавку напротив себя.

— Я хочу есть, — вежливо объявила Ари, оглядывая стол. — А хлебушка нет?

— Я бы тоже не отказалась от чего-то растительного, — с содроганием оглядела стол Наруга.

Для одной нашёлся кусок вполне свежей лепешки, неведомо как попавшей на стол — оборотни им редко лакомились. Для второй миска разваренного гороха и пучок зелени. Пока Акери клевала свою воробьиную порцию, а Наруга ковырялась в каше, Риг пересказал суть их заговора. Разведчики поначалу обалдели. Ещё бы! Всем ведь известно, что происходит в той клятой игольнице — а тут такое откровение: хоть стой, хоть падай. Нутбер первым решил прояснить свалившуюся на него нелепицу. И, едва Акери, аккуратно утерев губы, довольно выдохнула, принялся вытряхивать из нее сказания о житие Ари на их планете. С их собственной игольницей и озером мёртвой воды, как бы оно там не прозывалось.

Вроде бы всё сходилось: оба водоёма — у берров и у Ари — невелики, идеально круглые. На всех трёх островах Кунитаоши и во всех трёх котловинах этой планеты, образующих равнобедренный треугольник. Рыба и другая живность в озёрах не водится. А зверьё не забредает на их берега, за исключением известных случаев, когда их туда загоняло что-то или кто-то. Ари превратились в оборотней, попав на планету Кунитаоши немногим позже катастрофы на Проклятой планете. Правда, на свой лад: в наказание за грехи их отправили на съедение чудовищам. Что те и сделали, породив невиданный прежде вид мутантов. Разведчики с кадетами очнулись на берегу в кольце здоровенных чёрных игл после такого же обеда монстров.

Кто и как их прикончил, помнилось смутно. Плазменники с момента высадки на планету замолчали навеки. Атаки монстров, слетевшихся на кучку неведомой закуски жадными мухами, отражать было нечем. Но они как-то добрались до котловины. Там пробились к защитному — так им показалось — кругу конических столбов, стоящих вкривь и вкось. И тут планета продемонстрировала гостям своё подлинное лицо. Уродливые гиганты вдруг стали активно уменьшаться и просачиваться внутрь кольца. Людей просто задавило массой умирающих от их рук и ещё живых тварей.

А потом они начали приходить в себя. И каждый знакомился с самим собой заново — хорошо, хоть друг друга не позабыли. Первым совершил открытие курсант Дитмар, когда за кругом игл появился какой-то гигантский урод. Он плотоядно зачавкал ошеломляющей пастью треугольной башки. Забил по земле парой длинных хвостов. Дит завопил, прыгнул из центра круга к самым иглам и вдруг стал терять очертания. А потом просто исчез. Спустя минуту, двухвостый монстр поперхнулся и тряхнул башкой. Попятился назад, взбивая тёмный песок взбесившимися хвостами. Немного покуролесил, крутясь на месте и взбрыкивая шестью лапами. Прильнув к иглам, инструкторы пытались разглядеть, где там, в этой свистопляске их Дит. Толи сожрали его, толи втоптали в песок. Но курсант пропал, как не бывало.

А потом угомонившийся монстр приковылял к столбам и… Бывают ситуации, когда собственные глаза не вызывают доверия. Но все они увидали то, что увидали: Дит появился рядом с чудовищем прямо из воздуха. Обрёл чёткие границы и предстал перед опешившими наставниками с друзьями в первозданном виде. Постоял, напряжённо оглядываясь, будто впервые увидал эту чёртову котловину, а затем просто пролез между иглами и плюхнулся на песок. Дальше за дело взялись разведчики, поэтапно выясняя, что они такое собой теперь представляют. Словом, на обеих планетах налицо одинаковые источнике трансформации животных, неизвестно кем созданные. И невесть что, на самом деле, творящие. Вот только оборотней-то они налепили различных. Или это лишь на первый взгляд?

— Пусть и так, — поразмыслив, высказался Бробер. — Пусть девчонка и права. Да вот только, кто ж отважится испробовать на собственной шкуре? Могу и я, да что толку?

Он зарос бородищей чуть ли не до самых глаз. Под бровями могло уместиться по детскому кулачку — глаз почти не видать. Статью он не уступал своему вожаку — разве в плечах поуже. И был всего на пару лет моложе. Бывший мехатроник широчайшего профиля Бронислав Марецкий тяжелее прочих принял своё новое существование в роли идиотского оборотня. Да ещё при отсутствии шансов заниматься любимым делом. Первобытная механика — как он называл единственно возможные технические достижения на планете — его бесила. Лишь многолетняя привычка быть членом своей команды не позволила Броберу давным-давно сквитаться с жизнью. К тому же честно исполнить свой долг, когда пятеро разведчиков решили любой ценой увеличить свою команду. Виталия-Витбера он произвёл на свет, скрепя сердцем. Но сын хоть сколько-нибудь примирил несносного ворчуна с жизнью. Теперь старый Бробер был предметом горячего почитания поселенцев, которым помогал обустраивать жизнь поболе прочих берров. А его Дубль-Бро был любимцем всей детворы.

Ему и впрямь не для чего рисковать — поздно. Он никогда больше не станет отцом — не горит желанием. А вот молодым было что терять. И Гетбер — смутно понимая, что от них с Наругой сейчас зависит что-то очень важное — решительно попёр на наставников:

— Я готов.

— А если сдохнешь? — раздражённо поинтересовался Кобер.

За свои сто сорок шесть химик необозримо широчайшего профиля Конрад Брух научился осторожности и приобрёл скверный характер. Акери со всей пронзительностью ощущала: этот человек до сих пор не простил себя за рождение сына, хотя ценил его превыше жизни всей стаи. Подобные чувства не свойственны таким, как он, и Кобер в глубине души признавал себя сумасшедшим.

— Значит, сдохну, — бесстрастно согласился Гетбер. — Всё равно это не жизнь. А если у других получится? Я не стану ждать. У меня нет времени.

— Бабы, — раскатисто вздохнул Бробер, копошась в окладистой бороде. — За них стоит побороться.

— Я тоже это сделаю, — преспокойно заявил Риг, накрыв своей лапой маленькую ручку, безвольно лежащую на столе.

— Понятно, что сделаешь, сынок, — покосился Бробер на безучастное личико Ари. — Если она родит тебе сына и не умрёт, это спасёт всех. А почему бы и нет? — оживился Бробер, оценивающе разглядывая приобретение кадета. — Она ж тоже оборотень. Хотя и нелепый. Тоже дело: с деревьями сращиваться.

— Всё, что можно изменить, изменить можно, — поведала Акери очередную многозначительную бредятину.

— Расскажи толком, — недовольно проворчал Гетбер.

Она рассказала. Как сумела. Но этот её лепет поняли все.

— Слышь, майор, так может, их всех и отпустить? — задумчиво предложил Бробер. — Раз уж такое важное дело, так и делать его надо с толком.

— Пусть идут, — прогудел Нутбер. — Поможет, хорошо. Не поможет, всё останется, как было. Если родится хотя бы один берр, уже радость. Понятно, если мать выживет.

— Выживет, — раздражённо буркнула дотоле молчавшая Наруга. — Вы достали уже с этой вашей похоронной хренью. Для вас кучу баб сожрали, а потом изуродовали. Пользуйтесь и не хнычьте.

— Тобой попользуешься, — въедливо проскрипел Кобер. — Такую стерву ещё поискать.

— Вот и не старайся. Не найдёшь, — парировала Наруга и обернулась к вожаку: — Майор, думаю, что нас четверых за глаза. Девчонки останутся. Присмотреть-то сможете? Не упустите? Они у меня те ещё задрыги.

— Хорошо, начнём эксперимент с тебя. Получится с тобой, попробуем с остальными. Всеми рисковать не резон, — пробухтел вожак, сверля взглядом Ари.

Та замерла, уткнувшись носом в столешницу. Желтоглазая о чём-то грезила, ковыряя ноготком старую зазубрину. Поверить, будто эта чужачка отведёт от них беду, нелегко. Но верить нужно, ибо других спасителей уж точно не будет. Нутбер тяжко глянул на Ригбера — мальчишка, как всегда, спокоен и уверен… во всём, в чём уверен. Это хорошо. И то, что он подцепил Ари, тоже хорошо — девчонка пустит здесь корни. Наруга… Отчего-то Нут был уверен, что у такой всё получится. Если вспомнить всю её недолгую жизнь, то старый опытный вояка мог с уверенностью констатировать: удача однозначно положила глаз на госпожу Таноль. А на сегодняшний день она да эта зеленоволосая самые весомые фигуры среди поселенцев. Люди — известные сволочи. Уж кому это знать, как не разведчикам. Поселенцам приспичит — уничтожат придурки всех берров. Им это под силу, хотя об этом пока никто и не догадывается. Не так уж и могущественны берры. Правда, придумать, с чего это поселенцам может приспичить подобное, не выходит. Но, в жизни всякое бывает.

Старого вожака донимало предчувствие, что вскоре жизнь стаи круто изменится. К добру или злу — тут предчувствие что-то невнятно мямлило. Предчувствия вообще редкостная сволота: промелькнут, и пропадут, бросив тебя на произвол судьбы. Хотя, кто ж их осудит? Каков человек, так ему и предчувствуется. Скажем, Нутбер предвидел, что Акери вполне может исчезнуть с планеты так же внезапно, как и появилась. Её стая далеко, на другом конце известных секторов галактики. Притащили девчонку силой. А оборотни своих не забывают — тут не обязательно тех Ари и знать, ведь себя-то берры знают. Они тоже оборотни, значит, рано или поздно… К тому же эти Ари могут свободно покинуть свою планету и не рассыпаться на молекулы.

Тоска, глодавшая майора все годы на этой планете, вдруг развернула плечи, оскалилась и оборотилась страхом. Шанс выжить появился нежданно. Но также легко и пропадёт, а что останется?

— Майор, у нас с Гетом и Гуго вахта, — вклинился в его размышления Риг. — На дальнем болоте.

— Заменить некем, — отрезал тот. — Откладывать нельзя. И так уже кучу времени потеряли, пока… наших дам искали.

— Я могу, — предложил Ойвинд.

— Один? — язвительно поинтересовался Кобер. — Без подстраховки? Ну-ну. Ульв вернётся от торговцев, мы ему расскажем, отчего его безмозглый папаша загнулся. Порадуем парнишку. А то ещё можешь помощничков набрать в Бирне. Те на болото впереди тебя побегут.

Наруга уже поняла, что и сама не прочь прогуляться с Гетом на те знаменитые рудники. Но вдруг припомнила: она кое-что слышала о подобной инициативе жителей долины Бирна. Ей было интересно всё, что касалось семейки Дабо — чуяла печёнка, что столкновение с ними неизбежно. Они вроде ещё никак не навредили ей — да и вряд ли осмелятся. Но своим предчувствиям она доверяла на все сто. Жакоб Дабо способен на поступок: расчётливый или спонтанный, умный или тупой — на любой. Опыт подгребания под себя чужой собственности у него имеется. И не надо ей рассказывать, что здесь у них в Таноле вовсе не то же, что в прочих местах. Всё и везде одинаково. Не успеют её хитромудрые патриархи опомниться, как их долину переименуют в долину Дабо. Джаред отнюдь не параноик, но уже чует угрозу с той стороны. Сделать ничего не может — не та планка. А она может? Не слишком для скороспелой помещицы? Не убивать же просто так, прежде чем Дабо догадается, что в его силах тебе навредить.

— Убей, — вдруг еле слышно, но внятно подтвердила Акери.

Наруга опешила и машинально стрельнула глазами по сторонам. Мужики погрязли в громогласных спорах и начисто позабыли о куртуазности — забили на дам.

— Ты сбрендила, — не шевеля губами, выдохнула она.

— Он творит пропасть между людьми, — прошептала Акери в стол. — Здесь это смерть. На Кунитаоши таких убивают.

Не глядя на неё, Наруга глубоко вдохнула. Выдохнула. Затем изобразила на лице решительность и заявила:

— Я иду с Гетом на болота. Надеюсь, никому не придёт в голову меня отговаривать?

— С чего бы? — вполне себе искренно удивился Бробер. — Это ваше дело.

— И чего ты такая неугомонная? — проворчал Кобер. — Все бабы, как бабы…

— А я из другого теста, — припомнила Наруга один из перлов Бинки. — И все мои девки тоже.

— С этим нам непереносимо повезло, — чуть насмешливо прогудел Нутбер.

— Значит, ты не против?

Она не кривлялась и не язвила, испрашивая дозволения прогуляться. Потому что вполне естественно и беспрекословно признала его положение вожака со всеми вытекающими. Может, сыграл роль предыдущий опыт взаимоотношений с папашей Блуфо. Может, новая природа сразу же указала оборотню его место — Наруга не задумывалась. Приняла, как должное, и в ум не брала оспаривать существующее положение вещей.

— Нет, — одобрительно кивнул Нутбер. — Ты теперь хозяйка всей планеты, а не только этой крепостицы. Должна знать свои владения.

— Слушай, майор, а что это за история с походами Дабо на ваши рудники?

— Интересно? — сверкнула хитринка в его глазах.

— Трепещу, предвкушая.

Для начала она узнала, что никаких рудников и вправду нет. Есть протяжённые болотные пустоши на востоке, где нужно уметь ходить. Работать там могли только берры. Да ещё в шкуре тварей, что там обитали — иначе до камней никак не добраться. А твари те настолько безмозглы, что пилотировать их жуткая морока. К тому же по пути к богатству их вполне могли сожрать. И куда деваться бедному оборотню при таком раскладе? Выматериализовываться прямо в болото? Так, какая разница, в каком виде тебя употребят: как отдельное блюдо, или как начинку, которой нафаршировали твою живую технику? Потому-то добычу вели, как минимум, втроём, дабы при случае слаженно навалять агрессору.

Когда папаша Дабо впервые заголосил, что берры не допускают честных людей до главного богатства планеты, те его просто проигнорировали. Мало ли какую форму приобретает маразм, когда достаточно окрепнет? Паршивец Жакобка, как и всякий самовлюблённый дурак, усмотрел в молчании берров слабину. И развернул пропаганду борьбы за права человечества планеты во всю ширь своей дури. Танольцы только посмеивались и отмахивались. Жители долины Воли даже слушать не стали — выгнали первого же пропагандиста с обещанием сворачивать шею каждому следующему. А вот свои воодушевились и выслали к беррам в Таноль делегацию честных претендентов на справедливый раздел природных ресурсов.

Майор и человеком-то был суровым, и оборотнем стал максимально зловредным. Он не стал никого разубеждать. Приказал своим мальчикам честно провести к вожделенному руднику честных людей. Те очень удивились, увидав вместо обычной шахты гнилое болото. Майор же приказал по приходу на место честно поведать придуркам о способах добычи «панацеи». Кадеты честно исполнили приказ, познакомив добытчиков с техникой, что использовалась при этой самой добыче. Только не сумели им помочь с освоением той техники. Люди внутрь этого оборудования могли проникать лишь в виде еды, что и случилось. Приказ был довести их до того, что они привычно называли рудником, и распрощаться. Каждый сам отвечает за свои поступки — объявил вожак берров недовольным таким оборотом дел европейцам из поместья Дабо. Как говориться, за что боролись, так и подохли.

Остальным также не возбраняется — это свободный мир. А те, кто возомнили, будто берры у них на побегушках, пусть засунут себе свои претензии. Не нравится: вот Бог, а вот порог. А не нравятся сами берры, так мы к вам не напрашиваемся. Живите себе спокойно… как сумеете. Папашу Дабо после этого чуть свои же не прикончили, чтоб и вправду засунул себе свой гонор, куда порекомендовали. Страсти, вроде, пока улеглись, но майор уже сказал своё слово: ещё одна подобная выходка со стороны Дабо, и он лично порвёт урода.

Наруга мельком глянула на Акери — жёлтые глаза Ари горели дурным золотом. Гет с Ригом заметили их переглядки и махом набычились, обещая взглядами допрос с пристрастием. Нутбер уловил всю картину в целом, усмехнулся и поинтересовался у Ригбера:

— Вместе жить станете?

— Вместе, — несколько самоуверенно подтвердил посуровевший мальчишка.

Это они с Акери ещё не обсуждали. Но что-то подсказывало: она не откажет. Этой ночью, помимо всего прочего, он вдруг осознал, насколько зеленоволосая одинока. Даже в стайке пригревших её девчонок.

— Хорошо, — сдержанно шевельнул башкой вожак. — Только присматривай за ней.

— Зачем? — удивилась Ари, сунув нос в огромную пустую кружку. — Вам нет нужды меня защищать. Я могу себя защитить.

— Покажи, — почти приказал Нутбер.

Она поднялась и подошла к широкому окну. Затем обернулась к выжидающе замершим беррам и объявила:

— Нужно уйти за стену. Здесь нельзя. Ваши дубли могут что-нибудь сломать. И людей напугают, а это нехорошо.

Разведчики переглянулись, поднялись и потопали на выход — за ними потянулись остальные. Прямо перед южными воротами крепости возвышалась громадная спина Дубль-Нута, что в ожидании друга разлёгся под солнышком погреть косточки. Безмерные хвосты, задраны в небо, вытянувшись стрункой. Казалось, они впитывали солнечные лучи подобно приёмнику солнечной электростанции. Рядом возлежал на боку Дубль-Бро, разбросав, как попало, все шесть лап. И лишь медведь старого Кобера блуждал по берегу озера с видом древнего философа. Несколько баб, как раз подходили к воротам — подростки волочили за ними тачки, доверху забитые всякой всячиной. Паршивцы скалили зубы над бабьей недовольной воркотнёй. Дескать, бросают своих зверей, где попало, а ты тут корячься, обходя эти горы нахальства и лени.

Все три медведя потянулись следом за вывалившей из крепости компанией — любопытны они до одури. Увеличенным составом двинулись к ближайшему каменному сараю для сена, стоявшему на опушке леса. Тот по причине начала лета пустовал, и эксперимент берров никак не мог повредить общинному хозяйству.

— Не хочу их обижать, — хмурилась Акери, посматривая на дублей из бойницы сарая. — Они ведь не поймут, что так надо было. Решат, что я их нарочно уязвила.

— Зато мы поймём, что так надо было, — невозмутимо ответствовал Бробер, усаживаясь прямо на пол. — Убивать-то не станешь?

— Это плохая шутка, — насупилась Ари. — И вся затея недобрая.

— Ты не торгуйся, девка! Покажи, коль есть что показать, — ерепенился Кобер.

— А ты не подначивай её! — окрысилась Наруга. — Захочет, покажет. Не захочет, лучше не нарывайтесь. А то я сама вам покажу кое-что.

— Хватит! — негромко рыкнул Нутбер, опускаясь на пол. — Сядь рядом и заткнись, — велел он Наруге.

И при этом галантно разметал лапой пылюку рядом с собой. Наруга, догадываясь о том, что сейчас грянет, дерзко ухмыльнулась и убралась прочь с испытательного полигона. Она превосходно помнила неких грибников, которые дружно сожрали гриб, ополоумевший после встречи с некой зелёной мухой.

— Хорошо, — буркнула Акери, оглядывая рассевшуюся на полу хранилища экспертную комиссию. — Только помните, что я не хотела.

Берры молчали, ожидая чего угодно. И не сразу сообразили: откуда эта постепенно нарастающая в душе тревога? Лишь когда тревога сменилась чувством страха, до них дошло. Но озарение тотчас потонуло в хлынувшем на них ужасе. Первым из сарая вывалился Кобер. Следом Бробер, Гет и Ойвинд с Ригом, но вожак остался. Он отступал в дальний угол, ощерясь и беспрестанно сжимая-разжимая кулаки. А проём ворот уже трещал — там тужилась ревущая башка раздувшегося Дубль-Нута. Каменная стена сотряслась от удара — снаружи в сарай пробивалась троица обезумевших медведей, в которых уже сидели стучащие зубами кадеты.

— Пошли прочь! — от рёва старого вожака Ари упала на пол.

Однако вожак уже заметно успокаивался, опуская руки и распуская вздыбившиеся плечи. Да и второй удар в стену был слабей.

— Переборщила ты, дочка… Уф! — выдохнул Нутбер, тряхнув башкой. — Давненько мне кровь не разгоняли. Этак и загнуться можно.

— Ну, ты-то у нас кремень, — вваливаясь в сарай, пробухтел Бробер. — Не то, что эти молокососы. Ты глянь: всё никак наружу вылезти не могут. Медведи так и торчат перед сараем: морды ополоумевшие, глаза навыкате. Толи сами от страха сопротивляются, толи у кадетов мозги повышибало. Так и застрянут в одной шкуре — не выскребем. Слышь, майор, а на кой нашей девочке защита? Да она в одиночку нам долину очистит.

— Слишком долго, — покачал головой вожак. — Пока она валандалась, её уже раз пять сожрали. Нет, на первые полминуты ей требуется прикрытие. Я почти досчитал, пока мозги набекрень не своротило. Давай-ка домой. Выпьем и штаны сменим. Да, старина, если у нас такие внуки появятся, нахрена нам дубли?

Бробер отмахнулся. Он ржал, оперевшись на развороченную створку.

— Я пойду с Наругой на болота, — первым делом заявила Акери, когда они проделали обратный путь до общежитий оборотней.

И расселись за столом, поспешно разливая косорыловку по гигантским кружкам. На кой оно им сдалось, если хмель берров не берёт, Наруга не понимала. Но и сама с удовольствием замахнула в себя обжигающий вонючий нектар. Чуток взбодрилась и выжидательно уставилась на отцов-командиров. Тем шутка майора о внуках показалась далеко не шутейной. Они вдумчиво и весьма серьёзно разглядывали утонувшую в раздумьях Ари, которая сращивается с деревьями. И умеет сводить с ума почище медведей. Перспективы манили и отравляли многозначительностью грядущих успехов на ниве выживания стаи.

Наконец, Нутбер решил избавиться от молодёжи, чтобы та не мозолила глаза и не мешала им шушукаться. Все пятеро вывалили во двор, и Наруга тут же объявила, что отправляется к девчонкам. Гет с Ригом повздыхали, Ойвинд поухмылялся, и они разошлись в разные стороны.

— Где вас носит? — встретила их Бинка недовольной воркотнёй. — Кошки похотливые. А ты тут думай, чо хочешь.

— Засохни, — привычно скомандовала Гранка и вцепилась в гулящих девок: — Где были?

— Лучше поинтересуйся, что грядёт? — ехидно посоветовала Ракна, уплетая какие-то плюшки.

Штаны Бинки были в муке, значит, она опять расстаралась, горя желанием порадовать подруг. А те — твари неблагодарные — радуются где-то на стороне.

— Я сейчас, — туманно пообещала Акери и мызнула обратно на улицу.

— Ищи, свищи, — прокомментировала её выходку Гранка.

— А где Шатхия с Юлькой? — отнимая у Ракны тарелку с плюшками, поинтересовалась Наруга.

— Тоже шляются, — ехидно оповестила Бинка. — Такие же вертихвостки, как некоторые. Так, чо там у берров?

Наруга села за стол, дожевала, запила чьим-то остывшим чаем и выложила всё, что притащила из дома берров.

— Я с тобой, — ожидаемо отреагировала Ракна на предстоящий поход к болотам.

— А я останусь, — сухо объявила Гранка. — Тут у нас Джаред заходил. Прямо с утречка. Новость приволок. Плешивый-то к своему папашке Дабо уметелил. Никаких идей не возникает по этому поводу?

Наруга поделилась и этими идеями, сразив девчонок открывшейся кровожадностью безобидной Ари.

— Тем более останусь, — нахмурившись, резюмировала Гранка. — Если уж Акери так перевозбудилась, нам сам Бог велел оскалиться. Вы, Наруга, и вправду сгоняйте на эти самые болота. «Панацея» не плёвенькие брильянтишки. Это наша кормушка.

— И наших деток, — сурово напомнила Бинка. — Чо ж я, кому позволю их обнести? А накося выкуси! — свернула она кукиш всё тому же невидимому незнакомцу, к которому периодически апеллировала. — А ты чо молчишь, черножопая?

Ракна облизала последний палец. Внимательно посмотрела на разбушевавшуюся русскую воровку и преспокойно ответила:

— У меня обязательно будут дети. И я прихлопну любого, кто их обидит. Только не вижу причин митинговать по этому поводу.

Гранка одобрительно кивнула.

— А что касается наследства, то это вопрос вопросов, — холодно продолжила Ракна. — Наруге плевать на её собственность. Теперь ей эта крепость нужна, как мандарину маникюр. А вот на наше общее наследство в виде целой планеты, пусть только попробует плюнуть. Я первая ей плевалку на кобчик натяну. Поэтому мы разберёмся с болотами, камушками и прочими перспективами. А вы пока посторожите Таноль. Если явятся бывшие сограждане Наруги, прикончите их. Наши драгоценные оборотни слишком инфантильны и романтичны для грязных дел. А мы барышни искушённые. Да и закон нам теперь не писан, — ласково промурлыкала она. — Не знаю, как вы, а я уже это прочувствовала. Приобретение не бесспорное и опасное. Если нас занесёт, этому миру мало не покажется. Но, я надеюсь, что не занесёт.

— Чо мы, дуры под себя копать? — ворчливо согласилась Бинка. — Нормальные бабы. Нас не трожь, и мы не тронем. Гранка, ты глянь, а она и впрямь умишка в своих университетах надыбала. А то всё дуру из себя корчила.

— Ты тоже это любишь, — усмехнулась та. — Ну, всё обсудили? Так, может, по сто грамм? А, Наруг?

— Дафай, — прошамкала та с набитым ртом, дожевала и попросила у Бинки: — Поесть бы чего-нибудь. А то у мужиков не угощенье, а кошмар.

Бинка расцвела и помчалась на кухню. Как ни странно, Ракна последовала за ней помогать. Наруга вытаращилась ей вслед: Ракна и кухня? Бросила вопросительный взгляд на Гранку. Та лишь философски выгнула брови, дескать, всякое бывает.

Глава 20

То, что у них не все дома, заметили ближе к вечеру. Слишком хорошо посидели на импровизированном девичнике, устроенном прямо в кухне. Даже несмотря на то, что хмель — зараза — не брал. Так, чуть будоражил и тут же смывался, оставляя неудачливых пьянчужек с носом. Юлька с хутамкой нарисовались к обеду и тоже включились в общее веселье. А что? Грех не выпить за счастливое избавление от всех мытарств — шумно провозглашала Бинка, что-то помешивая на шипящей, благоухающей сковороде. Наруга, к примеру, в глаза не видала подобную доисторическую кухонную утварь — разве в учебных материалах. А вот Бинке та была, как родная. И готовились на ней такие вещички, что пальчики оближешь. Будь я мужиком — восхваляла её Ракна — в ногах бы валялась, пока не затащила бы такую шикарную девку под венец. Короче, отдохнули от души.

Пока развеселившаяся Юлька внезапно не спросила:

— А где Акери? С Ригом, что ли?

И всё. И хана веселью. Всем вдруг разом поплохело.

— Я сбегаю! — подскочила Юлька и вылетела в дверь.

— Только не это, — попросила Ракна у кого-то наверху.

Подошедшая Бинка заглянула в её запрокинутое лицо и сурово указала:

— Не проси. Коли не от сердца, так ничо не выйдет.

— Если она опять взялась за старое, я её срублю к хренам собачьим, — пообещала Гранка, поднимаясь.

— Искать надо, — философски заметила Шатхия, направляясь на выход. — Живьём тащить домой. Зачем нам тут дерево?

— Может, обойдётся? — бормотала Бинка, стягивая с живота замызганную тряпку.

— Не обойдётся, — вздохнула Наруга.

Вздохнула, замахнула в себя бесполезную водку и потопала за подругами. Никто из них ни на секунду не усомнился, что их коллективные предчувствия пустая блажь. И никто не остался дома — у всех на душе заскребли кошки.

— Доброго дня! — окликнула их с крыши соседней сараюшки её хлопотливая хозяйка. — Вы не Ари ищете?

— Доброго! — вежливо склонила голову Наруга. — А ты знаешь, куда она подалась?

— Мой сказывал, будто видал, как она летела через озеро. Ну, прям понад водой. Шир-шир-шир, и уже там.

Они удивлённо переглянулись: соседку с её благоверным нисколько не смутили подобные таланты беррихи. До чего ж здравомыслящие люди! Никакой магией их с понталыку не собьёшь. Коль летают, значит, так надо.

— Он даже не углядел: взяла с собой чего, иль нет? — продолжила соседка, присаживаясь на корточки у самого края крыши. — Так мой мужик не поленился, сбегал до берров. Выложил: так, мол, и так, упёрлась, невесть куда. Да, кабы ещё с кем-то из вас, а то ж одна одинёшенька. Джаред-то велел глаз с неё не спускать. А она, видать, от всех утекла. Все ж при делах. Нам и недосуг, а мужиков нету. Мой-то вон тока-тока вернулся. Говорит, Ригбер за ней подался со своим хулиганским дублем. И сам Бробер не погнушался. Поскакал, как молодой. Слышь, Наруга, ты б ей попеняла, мол, негоже так поступать. Где ж это видано, чтоб берры за ней бегали? У их же тоже мозги набекрень. Станут её ловить, так напугают девчонку до полусмерти.

— Я ей попеняю, — угрожающе пообещала Гранка, двинув к калитке. — Я ей штаны-то спущу и попеняю через всю задницу!

Наруга сердечно поблагодарила соседку. И потопала догонять девчонок. Те уже скатывались по лестнице к площадке дублей, на которой их встречал Кобер.

— Потеряли чего? — ехидно осведомился желчный наставник, пропуская мимо себя насупившихся фурий.

— Ой, вот только не надо! — моментально вспыхнула Бинка, обтекая дрыхнувшего медведя.

Но сцепиться со старпёром, как следует, не успела. Из дверей командирского дома вышли Ойбер с Гетом. А за ними Гуго — обалденный, несмотря на шнобель оборотня, красавчик с французскими корнями. И любимец всего Танольского борделя. А вот Бинка невзлюбила его с первого взгляда — обозвала хлыщём и сладким перцем. Да и после не стеснялась прикладывать красавца берра при каждом удобном случае. Однако Наруга уже поняла, что француз нарочно выделывался, изображая не то, чем являлся на самом деле. И Гет с Ригом отзывались о нём лишь в превосходной степени.

— Куда спешишь, красавица? — расплылся Гуго в улыбке, нарочно подавшись в сторону Бинки.

Та врезалась во французика и зашипела змеёй. Гуго благоразумно ушёл из-под дамского кулачка, норовившего заехать по смазливой физиономии. Но насмешка на лице Ойбера слегка утихомирила Бинку. Наруга подошла к Гету и хмуро буркнула:

— Это правда?

Тот лишь пожал плечами, дескать, ты и сама всё знаешь.

— Шир-шир-шир, говорите? — проворчала Бинка. — Нам до всякой там лесной нечисти, понятно, далеко, — старательно, но не всерьёз злобствовала она. — Тока и мы неплохо бегаем. А вот когда добежим, так кое-кому явно не поздоровится… Как придумаем, по какому месту и чем!

— Засохни! — хором велели Гранка с Ракной.

— Где Юлька? — спокойно осведомилась Шатхия.

— У вожака, — так же спокойно ответил Ойбер.

И направился к своему медведю. Дубль-О уже поднимался, зевая во всю пасть. Дубль-Гет тоже активизировался. Да и Нар лениво взгромоздился на ноги, расправляя колени.

— Уже? — тупо брякнула Наруга, соображая, как поступить.

Кинуться на поиски Акери или…

— Вы двигайте, куда собирались, — невозмутимо распорядилась Гранка, направившись к двери в дом. — А мы тут сами разберёмся.

— Я пойду вместо Ари, — предложила Шатхия.

— Нет, ты останешься, — решила Наруга и шепотком пояснила: — Если Дабо всё-таки явится, на тебя больше надежды. Девчонки воровки, а не…

Шатхия кивнула. Уж у неё-то рука точно не дрогнет — такая порода.

— Бинка, ты как? — сделала выбор Наруга.

— С вами? — опешила та, хлопая глазами. — Ой! Чо спрашивать-то? Будто не знаешь? — даже обиделась она и тотчас кинулась лавировать между тушами дублей: — Бинушка! Бин-бин-бин! Подымайся, ягодка!

Дубль-Би не нуждалась в понуканиях. Самочка уже деловито топталась рядом с вожаком. И с трудом держала себя в руках, дабы не вымахать под облака. Ракна тоже отправилась к своей мандаринке, что-то ворча про чокнутых зеленушек и дрова. Шатхия исчезла в доме, где решался вопрос: искать ли Ари, или та сама припрётся, как припрёт в дереве? Это если Риг её так и не перехватил.

— Спасибо, — подмигнул Наруге Гуго.

— Ты с этой ягодкой поосторожней, — посоветовала она, чувствуя, как к ней возвращается присутствие духа. — Вздорная девица. Уличное воспитание. Нечета тебе, интеллигентному мальчику из приличной семьи. Такой фурор произведёт тебе поперёк блудливой рожи, что залюбуешься.

— А, если у меня серьёзно? — поинтересовался Гуго, любуясь, как Бинка скачет вокруг присевшего оранжевого блина.

— Отстань от неё, — потребовал Гет, оттирая брата плечом. — Сам разбирайся. Вы готовы? — проворчал он, заправляя за ушко подруги прядь волос.

— Нам что-то нужно, кроме нас самих? — уточнила Наруга, слегка прижавшись к его груди телом.

— У нас всё, что нужно, с собой, — склонился он к ней.

И тут же получил тычок в спину.

— Вы с нами, или потом догоните? — насмешливо осведомился Ойбер, направляясь к дублю.

Наруга фыркнула и потопала, было, навстречу Нару, пытающемуся переползти через медвежью тушу. Но тут из дома показалась Гранка и позвала её зайти на минутку. Как ни странно, мужики этой задержке не воспротивились. Не обошли вниманием и Ракну с Бинкой, страшно удивлённых приглашением. Ожидалось какое-нибудь напутствие? Или трогательный ритуал с извинениями по поводу того, что берры прощёлкали Ари? Но всё оказалось гораздо проще: им предстояло поменять шмотки. Нутбер с Бробером вообще скупо кивнули гостьям и вернулись к своей беседе с Шатхиёй. А Юлька с Гранкой потащили подруг на громадную беррову кухню. Там их встретили три пожилых дамы, перебирающих груду кожаных обновок. Даже не кожаных, а скорей замшевых — глазастая Бинка влёт узнала матерьяльчик, что пошёл на пошив берровых штанов. Его приходилось вымачивать в Мёртвом озере, чтобы он рассыпался на молекулы вместе с хозяевами.

Ещё Анабер в котловине просветил новеньких по поводу их старой одежды. Та была в рюкзаках, что попали вместе с хозяйками в игольницу. И подверглась некоей обработке сродни той, что пережили сами хозяйки. Потому и оружие мужики не забрали, утопив его в озере. Оно перестало быть оружием: нестабильные клоны прежнего рассыпались от первого же выстрела. Короче, штаны и майки девушек развоплощались вместе с ними — видать, планета считала их чем-то, вроде шкуры. Честно говоря, в крепость беррихи заявились подлинными голодранками, хотя их одежда и отталкивала грязь. Вот заботливый вожак и отдал распоряжение местным швеям пошить для них новую одежду. Никаких роскошеств: всё те же штаны, майки и лёгкие курточки, особой нужды в которых не было. Скорей выверты мужской ревности: это наши бабы, вот и не пяльтесь всякие там, разные. Переоделись быстро, хотя без привычного белья показалось как-то… не так. Оно теперь тоже бесполезно, но всё-таки. Мастериц Бинка расцеловала: всё было в пору, словно с них снимали мерки. Хотела, было, нахапать всего про запас, но Гранка надавала алчной коллеге по рукам и выперла из дома.

Вскоре их отряд аккуратно выбрался из крепости и лихо потрусил берегом озера к северному перевалу, озаряемому заходящим солнцем. Три медведя при поддержке трёх мандаринов — сила, что ни говори. Четвёрка бесхозных самцов и самочек не пожелали отрываться от вожака. Да и подруги Шатхии с Гранкой провожали их почти до подножия перевала, нервно квохча по дороге. Но потом всё-таки отстали, понеслись обратно, ибо беспилотное существование их уже заметно тяготило. Перед собой дубли гнали верещащий от обиды молодняк.

Три дня они шпарили к цели, нагоняя упущенное время. Отдыхали ровно столько, сколько требовалось дублям. Чем дальше забирались на восток, тем разительней менялись окрестности. Настоящие горы уходили за горизонт, уступая место высоким пологим холмам. Хвойные гиганты не царили повсеместно — всё чаще среди них появлялись клочки лиственной растительности. Реки и прочие текучие объекты вальяжно двигались, куда их несло. А куда их несло, Наруга не представляла: материк-то, вроде, окружён непроходимыми горами. И каким боком реки впадали в океан, можно было только фантазировать.

Пилоты почти не виделись друг с другом, но Дубль-Гет старался держаться ближе к Нару. Тот был не в восторге — не говоря о его юных сородичах, а то и детях. Но мудрый вожак мандаринов отдавал должное симпатиям своего пилота. А может, и чувствовал, что без притирки с этими ужасными медведями ему теперь не обойтись, раз уж их пилоты так привязаны друг к другу. Дубль-Гу подозрительно заинтересовался мандаринкой Би. И стоило ему переборщить с вниманием, та фыркала — копия Бинки — и демонстративно шарахалась, изображая оскорблённую добродетель. Просьбу Наруги повлиять на Гуго, Гет проигнорировал — Бинка на её собственные увещевания положила примерно то же. И вся эта мелодрама уже начинала доставать.

На четвёртый день к вечеру медведи остановились в небольшом распадке с довольно отвесными склонами. Небольшая речонка на его дне не производила впечатления большой стервы, однако то, что она тут намыла, говорило само за себя. Весело тут весной — оценила Наруга, выбравшись из Нара и оглядывая место привала. Нечто подобное испытывает каждая приличная женщина, когда её несёт по кочкам: бурлит, кипит, рвёт и мечет, снося горы и обрушивая небеса…

— О чём задумалась? — прогудело ей в макушку.

Наруга вздрогнула. Хорошо же её накрыло, если она не почуяла его приближения. Опасный симптом. И крайне неуместный на этой планете.

— Тебя уже трижды сожрали, — подтвердил диагноз Гет, обнимая её за плечи. — И дважды порвали Нара.

— Тут неправдоподобно спокойно, — пожаловалась подкатившая к ним Ракна. — Это подло. Ощущение безопасности так и лезет в глаза. Хочется снять штаны и загорать.

— Сними и загорай, — без малейшего намёка на шутку предложил Гет. — Но, это пустая трата времени. После первой же трансформации ты станешь такой, какой была до… того дня. И если тогда у тебя не было загара, значит и теперь не появится.

— Поняла, черномазая? — съехидничала Бинка, картинно подбоченясь.

Её загар будет с ней до самой смерти — сомнительный бонус, но приятно. Девчонки немного погрызлись: лениво, с пятое на десятое. А потом полезли в ледяную воду, раз уж замёрзнуть им не судьба. Поплавать у них не получилось, но побултыхаться и побрызгаться удалось от души. Гет пошёл с мужиками обустраивать ночлег. А Наруга сидела на берегу, любовалась подругами и ждала неприятностей. Те не слишком задержались, притащив с собой двух гигантских рогатых змей.

К своей чести Наруга почуяла их, а не опознала пришествие напасти по реакции мужиков. Даже сквозь её размышления этот комариный зуд пробился к сознанию. Она машинально насторожилась и быстро огляделась. Дубли смылись на охоту — а куда деваться — но и с оборотнями она чувствовала себя вполне уверенно. Те оказались рядом в два счёта. Гет вскинул Наругу на руки и перемахнул речонку вслед за братьями, которые уже вытаскивали на противоположный берег опешивших девчонок. Даже Бинка не устроила концерт, когда Гуго выхватил её из воды и бегом вынес на руках, вертя башкой. А там донёс до склона, раскачал и, крикнув: цепляйся, подкинул вверх. Будь Бинка приличной девушкой, так и рухнула бы обратно на землю, визжа и тупо пучась на обидчика. Но рефлекс битой жизнью воровки заставил её мигом сосредоточиться на команде. И едва руки коснулись ствола дерева, торчавшего на крохотном пятачке неровной площадки, они сомкнулись намертво.

Ракна взобралась на такой же куцый козырёк метрах в пяти от неё. И по окрику Ойбера полезла выше, цепляясь за что придётся. Она обогнала Бинку на целый корпус — Наруга следила за подругами, карабкаясь вверх. И невольно оценила, что доставшийся Ракне участок был удачней в смысле восхождения. Вряд ли случайность. Скорей всего, Ойбер всё мгновенно рассчитал: Ракна самая ловкая и цепкая, потому и доберётся первой, а после поможет подругам. О самих мужиках она в этот момент не думала — так уж вышло. А вот когда девчонки уже вдвоём втянули её наверх, распласталась на пузе и оглядела лощину в поисках жениха.

Мужики, сломя голову, неслись вверх по течению — туда ускакали на охоту дубли. А те чуют, где есть преграда, а где вполне может пройти медведь. Одна змея скользила за ними, целиком заполонив покатый бережок, и даже цепляя кромку воды. А вот вторая внезапно притормозила и задрала рогатую голову. Наруга встретилась с ней взглядом и шепотом скомандовала:

— Бегите!

— А ты…, - попыталась, было, вякнуть Бинка.

Но умница Ракна дала ей пинка, цапнула за руку и потащила прочь, вверх по пологому склону холма. Утыканное колючками тело змеи медленно возносилось вверх, покачиваясь из стороны в сторону и неумолимо распухая. И так же медленно поднималась с земли Наруга. Даже если дубли уже где-то на подходе, придётся, как и прежде, рассчитывать лишь на себя — хладнокровно цедила она сквозь зубы свистящим шёпотом и готовилась. Прожив на Азимаре более пятнадцати лет, она примерно представляла, что такое змея.

Тело само сорвалось в ледяную бездну развоплощения, когда перед ней проплыли три громадных спиральных рога — остального она уже не увидела. Зато теперь смотрела на двух убегающих мышек: лиловых, со смешными огненными передними лапками. И таким же лицом у той, что на секунду обернулась. Сейчас она зацепится на обрыве… толкнётся хвостом… Сознание змеи… было медлительным… тягучим… и убогим… как… как… — Наруга чувствовала, что увязает в этой патоке — как… как… Как её камера смертников — вытолкнула она себя наверх вспыхнувшим воспоминанием. Совсем немного, но принцип противодействия этой пакости Наруга уловила. Хотя её башка уже легла всё на ту же площадку. И тело подалось вперёд, цепляясь за землю шипами. Наруга уцепилась за самое омерзительное воспоминание: бубновая! Торчащий вперед угол ромба! Огромные вращающиеся глаза на гранях! Серпы клыков!

Змея занервничала. Инстинктивно подалась назад, и башка поехала по земле, сдёрнутая с опоры дрогнувшим телом. Наруга тут же представила трёх бубновых, подбирающихся к собственному хвосту. Напряжённо ловящий равновесие хвост содрогнулся. По телу пошла волна, и Наруга рухнула вниз, увлекая камни, вывороченные из края обрыва шипами. Сильного удара она не ощутила — тело спружинило. Но частично съехало в ледяную воду и тотчас постаралось избавить себя от мерзкого, лишающего силы ощущения. Избавление приходило лишь ценой обратной трансформации — Наруга потянулась вдоль склона по берегу, старательно отжимая тело от воды, от холода. Добыча. Она хотела есть… очень хотела… добыча… наверху…

Вот же сука! Опять затягивает. Бубновая! Бубновая наверху! Так и застрянешь в этой твари! Уже и думаешь о себе подходяще: она рухнула, она шлёпнулась в воду. Бубновая сзади — понукнула Наруга змею. Еда впереди. Первая змея там. Там, впереди, где еда! А бубновые наверху, сзади, уже почти вцепились в задницу… Змея хлестнула хвостом и двинулась вперёд, набирая скорость. Куда — об этом Наруга не думала. Гнала змею вперёд по распадку, подальше от девчонок. Тот начал, было, сужаться, но вдруг распахнулся, вынося разогнавшуюся гадину на простор.

А вот и мальчики — с облегчением заметила она несколько лиловых пятен с характерными признаками горящих глазниц и пылающих раззявленных пастей. Пастей трёх мандаринов, что бросили терзать неподвижное тело первой змеи и теперь неслись к ней. Фробер — ожгло Наругу воспоминание. Если змею порвут, она не успеет… Страх вытолкнул её в ледяной промежуток, и без пересадки на поверхность планеты. Лучи заходящего солнца на мгновенье ослепили глаза, которые тотчас адаптировались. Хвост метнувшей в сторону змеи так наподдал по ней, что Наруга отлетела в сторону, пробороздив каменистую землю всем телом. Наверняка ей переломало половину рёбер, так что лучше замереть и подождать, когда планета отремонтирует своё детище.

Перед ней одновременно затормозили Нар, Дубль-Гет и сам Гет, выскочивший на полном ходу. Он шикнул на зверьё, чтобы те от переизбытка чувств не затоптали его самку. Рухнул на колени, склонился и не прикоснулся к ней даже пальцем, спокойно поинтересовавшись:

— Ты как?

— А на что это похоже? — задала встречный вопрос героиня дня, отплёвываясь землей.

— На то, что тебя нельзя оставить одну, — вздохнул Гет. — Не могла спокойно подождать?

— Заистерила, — честно призналась она. — Решила, что вы не успеете.

— А нельзя было подождать, когда мы точно не успеем, и тогда уже залезать в змею? — чуть издевательски уточнил Гуго, присаживаясь рядом на корточки. — Где девчонки?

— На холме.

— А нельзя было подождать, когда мы точно не успеем, и залезть в змею втроём? — перефразировал он вопрос.

— Чего ты к ней прицепился? — набычился Гет. — Она попробовала и у неё получилось. Не увязла в сознании этой дуры.

— Слушай, — хмыкнула Наруга, — она и вправду дебилка. Натуральная. Мой Нар в тысячу раз умней.

Сидящий рядом мандарин — коленки выше ушей — из всего сказанного понял лишь своё имя. Но смысл направленных на него эмоций подруги уловил безошибочно. Он подпрыгнул и горделиво заплясал, лихо выделывая коленца — выпендривался перед медведями, что неподалёку делили их общую добычу. Осознав, что его занесло куда-то не туда, Нар сорвался с места и помчался восстанавливать справедливость. При этом Наруга заметила, что первую змею пожирают оставленные без мужского надзора мандаринки. Молодцы девки — ловят момент.

Когда она почувствовала, что целостность организма восстановлена, мужики конвоировали её обратно в распадок. Потом они сняли с холма смертельно уставших бояться девчонок. Гуго решил покрасоваться перед Бинкой и выдал им свою пару каверзных вопросов про «точно не успеем». Наруга ожидала выплеска помоев в сторону насмешника, но Бинка восприняла его отповедь со всей серьёзностью. И явно намотала на ус, что «и так можно». Наконец, мужики развели костры и все угомонились. Сытые дубли отгородили их своими тушами от всего мира, и Наруга упрямо расслабилась, невзирая на предшествующий опыт. Она лежала поперёк Гета и сквозь прищур наблюдала за Бинкой: показалось или нет? Но та не проявляла к Гуго никакого интереса. Тот, кажется, немного расстроился, но был весел и даже остроумен, рассказывая о собственном давно покинутом семействе. О том, что многих из тех людей давным-давно нет на свете, Наруга старалась не думать. А мужики просто привыкли не думать — незачем.

В болота они влетели с разбега уже к вечеру следующего дня. И почти сутки пробирались по ним совершенно невидимыми тропами, которые медведи чуяли с ювелирной точностью. Деревья — те, что умудрились тут как-то прижиться — торчали из протухшей земли кривобокими уродами. Зато кустарник процветал — в других-то местах у него почти не было шансов проявить себя: вытаптывали на корню. Нар недовольно фыркал и злился на запахи, раздражающие его тонкую натуру эстета. Дубль-Ра с Дубль-Би семенили за ним след в след и кудахтали, жалуясь на жизнь. А медведи хладнокровно пёрли вперёд и плевали на все эти нежности, зорко высматривая добычу — тут с ней явно не густо.

Рудником оказался скромный, но вполне вместимый холмик, на котором даже произрастала плюгавая облезлая рощица. Судя по всему, на излюбленные беррами гигантские костры её не переводили — и одного бы хватило лишь на день. Мандарины любовались на это безобразие с безнадёжной тоской смертников. Они здорово уменьшились, забрались вглубь рощицы и уселись оранжевой клумбой, теснясь друг к дружке. Медведи же заняли явно привычные позиции у самой границы болота. Они напружинились, припали мордами к земле и уставились на заросшую всякой зеленой дребеденью равнину — натуральные коты. Мужики замерли рядом в позе низкого старта, велев девицам свалить к фруктам. Наруга переглянулась с девками и никуда не пошла. Пристроилась за спиной Гета шагах в десяти. Присела на корточки, вперив взгляд в болото, и приготовилась к сюрпризам. Ракна затаилась за спиной Ойбера, а Бинка за Гуго. Теперь они сами походили на кошек, что охотятся за собственными котами.

Их не заставили долго ждать. И пяти минут не прошло, как безмятежную зелень поверхности болота со стороны Губера разнесло в клочья. Так сразу и не разобрать, кто там вымахнул на него: сплошные брызги, лохмы растительности и зубы. Дубль-Гу начал расти за несколько секунд до нападения. И теперь обрёл вполне подходящие кондиции, чтобы подняться на задние лапы и осторожно придавить гадину к земле. Верней её лязгнувшую челюстями башку. Зато длинное тело — толи змея, толи ящерица — утроило такую бурю в миске супа, что, казалось, перемешало всё болото снизу доверху. Пока Наруга любовалась на неизвестную Гаффаровой энциклопедии тварь, Гуго исчез. А его медведь преспокойно слез с удручённого потерпевшего и даже спихнул его обратно, стараясь что-нибудь в нём не сломать. Ну да, гаду ещё вкалывать — окончательно поняла Наруга принцип работы оборудования на этом руднике.

Что ж, если эту землепроходческую копалку не сожрут, то камни у поселенцев будут. Но вряд ли её сожрут — внимательно отследила она весь процесс вторично: на этот раз под воду ушёл Гет. Впрочем, и Ойбер не засиделся на берегу, пока братья сновали в воде вокруг холмика в ожидании третьего. Наконец, вся троица пропала где-то в мутных омерзительных глубинах. Назад добытчики вернулись минуты через три-четыре. Дружно выбросили на берег головы и буквально изрыгнули из себя потоки грязи. А затем уползли обратно. Наруга с девчонками подошли к расплывающимся горкам грязи и присели.

— Дубль-О! — окликнула Ракна медведя. — Что с этим делать?

Тот подковылял, повернулся задом и пустил такую струю, что пришлось отскакивать куда подальше. Странная вещь: из пасти у медведей воняло прилично, а вот запах мочи вовсе не удручал. Так, что-то незначительное. Поэтому и особой брезгливостью они с девчонками не маялись, снова подходя, дабы полюбоваться на результат. Дубль-О добродушно хрюкнул и вернулся к воде охранять двуногих самок.

— Ракушки, — удовлетворённо констатировала Бинка, нагнулась и цапнула одну.

— Схожу-ка я за котелком, — поморщилась Ракна.

— Зачем? — пропыхтела Бинка, раздирая ракушку.

Ракна непонимающе моргнула. Потом просветлела взглядом, хмыкнула и подняла оставшуюся на земле ракушку. А и действительно: чего это она интересничает? К ним же никакая холера не пристаёт. Хоть в дерьмо окунись, вылезешь оттуда стерильней водки. Куда уж там котелку воды соперничать в этом вопросе с целой планетой?

— Пара камней на три кучи грязи, — подвела итог Наруга, забрав у Бинки простенький серенький камушек величиной с изюмину. — Понятно, почему экспорт магических камней такой жидкий.

— Да уж, — задумчиво сощурилась Бинка. — Сто потов сойдёт, покуда их оттуда натаскаешь, — кивнула она на болото.

— Ты думаешь о том же, о чём и мы? — хитренько заблестели глазки Ракны.

— А чо я, дурней?

Тут на берег снова выбросились головы добытчиков. Выблевали грязь и смылись — на этот раз кроме неё им ничего не перепало.

— Дубль-Гет! — расплылась в фальшивой улыбке Наруга, подкрадываясь к медведю.

Тот понимающе фыркнул и запустил оба хвоста в воду. Поплескал ими, как дитя ручонками, но болото проигнорировало приманку. Видать, три деятельно снующих здесь ящеро-змея мешали прочим подхарчиться притащившейся едой. И мужики ещё трижды притаскивали грязь, прежде чем очередной ящеро-змей отважился высунуть глаза над водой. Сразу три хвоста ринулись в воду и заарканили обалдевшую тварь: для неё как-то чересчур резко всё переменилось.

— Чур, я первая! — завопила Бинка и ринулась к пойманной рыбке.

Наруга не успела выругаться, как ящеро-змея подтащили к берегу, и Бинка с разбега сиганула в него. Осторожная воровка не пустилась во все тяжкие — добросовестно дождалась мужиков, объезжая новую технику. И, наконец, ушла с ними на дно.

Глава 21

Шатхия оседлала кряжистое кресло без подлокотников. Уложила на спинку руки, на руки голову и неотрывно пялилась в окно на далёкий противоположный берег озера. Даже отсюда со второго этажа различить его можно лишь по развесистому кустарнику, что выползал перед высоченными соснами, как нетерпеливые охотничьи собаки рвутся поперед охотников. Любоваться там — да ещё три часа кряду — совершенно нечем. Из чего Гранка сделала единственно возможный вывод: суровая хутамка смотрит куда-то внутрь себя. А раз хмурится, стало быть, увиденное ей не нравится.

— Слышь, Шатхия, пожрать не хочешь, — осведомилась она, грохнув по столу грязной миской.

— Не хочу, — процедила Шатхия, не шевельнувшись.

— Раз уж так хреново, может, выпьешь?

Шатхия поморщилась. Гранка выпросталась из кресла, подплыла к окну и укоризненно заметила:

— Пар нужно стравливать. А то башка лопнет. Давай по граммульке? Юлька позавчера водочки притащила.

— Отравит. По привычке, — на свой лад отшутилась хутамка.

Грохнула дверь. Рыжая презрительно фыркнула, вплыла в комнату и демонстративно плюхнулась в кресло.

— Важно вошла, — покосившись, оценила Шатхия.

— И не говори, подруга, — придурковатым голоском подхватила Гранка, скрестив руки на груди. — Неспроста из неё гонор прёт. Тут что-то одно: либо вконец оборзела, либо какую-то новость притащила.

— Новость продавать станет, — насмешливо предсказала Шатхия. — Много попросит. Дадим?

— А то, как же, — солидно провозгласила Гранка. — Дадим и поддадим.

— Давайте-давайте, — ехидненько пропела Юлька, цапнула кусок хлеба, шматок ветчины и соорудила бутерброд, навалив сверху сметаны: — Повыкаблучивайтесь. А я вот возьму и не расскажу, что в лесу было.

— И без тебя знаем, — отмахнулась Гранка. — Риг вздыхает, Бробер матерится.

— А я вовсе и не про них, — с деланным равнодушием возвестила Рыжая и вгрызлась в ароматную трёхэтажную конструкцию.

Глазки горят, вся морда в сметане.

— Машка что-то почуяла, — первой догадалась Шатхия, разворачиваясь вместе с креслом.

Деревянные ножки противно заскребли по каменному полу. Юлька не выдержала: торопливо нажёвывая, часто закивала.

— Не тряси башкой. Подавишься, — проворчала Гранка, усаживаясь за стол напротив. — Язык не поворачивается обрадоваться: нашей лягухи там нет.

— Ага! — счастливо захлопала ресницами Юлька и снова залезла зубками в бутерброд.

— Дерево пустое, — задумчиво пробормотала Шатхия, пялясь в потолок. — Акери до него добежала ногами. Следы оставила. А после упорхнула птицей. Куда? Акери умная.

— Умная, — согласилась Гранка. — А главное, честная. Потому и сбежала тишком, как воровка.

— Она не рабыня. Ходит, где хочет, — одобрила выходку желтоглазой тихушницы степнячка.

— А может, она вовсе и не сбежала, — заступилась за зеленушку и Юлька. — Пошла погулять. Сначала ногами, а потом вздумала полетать над лесом. А мужики решили, будто она нарочно их морочит. И чего прицепились? — недовольно фыркнула Рыжая и оглядела стол: — Чаю-то не заварили? Мне чего, всухомятку трескать?

— Путь на кухню свободен, — ласково напомнила Гранка.

Юлька вздохнула, отложила недоеденный бутерброд, нехотя поднялась и потащилась к двери, облизывая пальцы. Вниз по лестнице она проволочилась, а обратно уже через минуту вознеслась, повизгивая. Ворвалась в комнату, вытаращила глазюки и выпалила:

— Они мёртвые!

Гранка не сразу уразумела, а потому и не двинулась с места. А вот Шатхия мигом подорвалась и унеслась.

— Чего расселась?! — возмущённо заверещала Рыжая, подскочив к столу. — Они там все мёртвые!

— Кто? — подчёркнуто спокойно переспросила Гранка, нахмурившись.

— Да бабы же! На кухне! — гневно выдохнула девчонка, сжав кулачки.

И вылетела прочь, гневно топоча ножонками. Тут уж и Гранку проняло. Она поспешила вниз по лестнице, на ходу пытаясь вникнуть, что там вопит Рыжая. Впрочем та резко умолкла — видать, Шатхия её выключила оплеухой. Когда Гранка переступила порог кухни, хутамка почти улеглась пузом на скрюченное тело, лежащее у плиты. Она обнюхивала губы Любаши — молодой женщины, что заведовала в Танолевом доме хозяйством. Поскольку беррихи числились защитницами колонии и добытчицами «панацеи», общество решило взять над ними опеку, как и над их мужиками. Поэтому хозяйскую домину содержали три женщины: прибирались, затаривали продуктами и при нужде готовили. Сейчас две из них лежали на кухне беррих в мучительных позах, что указывали на быструю и зверскую смерть. А третья — совсем молодая девица — забилась в дальний угол и тихо выла. Распахнутые в ужасе глаза неотрывно пялились на возвышающуюся над ней Юльку. Та, по всей видимости, едва сдерживалась, чтобы не запинать девицу насмерть.

— Яд, — разогнувшись, выдала экспертное заключение Шатхия.

— И так понятно, — сухо ответила Гранка, наблюдая за событиями в углу кухни. — Что по цвету кожи, что по гримасам. Юлька, чего ты на неё вызверилась?

— Эта сука их и отравила! Хотела слинять, да я вовремя успела, — прошипела та, подавшись к своей добыче.

Девка взвизгнула и прикрыла голову руками. На её лице начинали проступать признаки физического воздействия чужих кулаков.

— Почему так решила? — спросила Шатхия, осматривая труп второй женщины.

— Знаешь, что она заорала, когда я её застукала уже на пороге? — успокаиваясь, пропыхтела Юлька. — Я не хотела! Я не хотела! — пискляво передразнила она. — Пыталась меня оттолкнуть и смыться. Ну, я её и успокоила по роже пару раз. И знаете, что она вопила? Он меня заставил, — обличающе закончила она.

Гранка подошла ближе и задумчиво повторила:

— Он заставил. И кто у нас такой этот «он»? — вопрошающе уставилась она в мокрые глаза подозреваемой.

Девка надрывно всхлипнула, но промолчала.

— Юль, сбегай за Джаредом, — попросила Гранка, дождалась, когда ту сдует, и преспокойно предложила хутамке: — Не станем миндальничать. Сразу жёстко порасспросим паскуду.

— Давай, — невозмутимо согласилась Шатхия свистящим шёпотом.

— Тогда не сочти за труд, кликни сюда свою Шах. И мою Грашу прихвати. Пусть ей для начала ноги откусят…

Девка забилась и завизжала так, словно пасть чудища уже облизывается на её конечности. Гранка хладнокровно саданула ей пару раз ногой под рёбра. Девка захлебнулась визгом и скрючилась, содрогаясь всем телом. Дублей звать не пришлось. Через минуту они уже знали, кто сунул дуре яд, дабы отравить беррих. О том, что это невозможно, знали все поселенцы — проверял кое-кто неугомонный. Но человек такая тварь, что вечно сомневается в чужой способности отдаваться делу с огоньком, добиваясь нужного результата. Нет, своих подруг дебилка травить не собиралась — просто так вышло за неимением соответствующего опыта. Её, понятно, жутко запугали неисчислимыми смертями в новой семье, куда бедняжку приняли со всей душой. Вот её и понесло встать на защиту, будто больше некому. Кто запугал? Гранка не сумела удивиться, услыхав знакомое имя: Вастер.

— Даже убивать не стану, — брезгливо вынесла она вердикт. — Пусть с ней община разбирается.

И вдруг Шатхия скользнула к девке, задав неожиданный вопрос:

— Здесь была Акери?

На этот раз Гранка не успела удивиться — зарёванная жертва подтвердила догадку, часто закивав своей дурной башкой.

— Ты её испугалась? — напирала догадливая хутамка. — Потому не сбежала раньше?

Выяснилось, что вернувшись из леса, Акери действительно обнаружила всё это безобразие. Желтоглазая ведьма ужасающе зыркнула на убийцу, а дальше та ничего не помнила. Видать, Ари вырубила её до выяснения. Когда же девка очнулась и попыталась дёрнуть с места преступления, нарвалась на кулаки Юльки.

— Надо Ари искать, — подвела итог допроса Шатхия.

— Чего её искать? — иронично осведомилась Гранка. — Она уже наверняка несётся в Бирн на всех парах. Небось не побрезговала оседлать кого-нибудь длинноногого. На деревяхе-то далеко не ускачешь.

— Она несётся, — согласилась Шатхия.

— Но если где-нибудь застрянет, влюбившись в очередную деревяшку, есть шанс её перехватить, — закончила Гранка, покусывая губы. — Рванём ловить?

— Быстрей надо. В крепости один Кобер. Даже малой Хаук где-то бродит. Можно уйти тихо. Когда майор узнает, будет поздно.

Она резко склонилась над притихшей убийцей и грамотно приложила её по затылку тяжёлым пестом — Гранка и не заметила, как тот у неё оказался. Затем степнячка в два счёта спеленала руки и ноги обмякшей тупицы. За спиной одобрительно хмыкнула вернувшаяся Юлька. Доложила, что опередила Джареда с мужиками всего на несколько минут — вот-вот припрутся. Линять надо.

— А чего Нутберу скажем? — зачастила она, укладывая в походную суму котелок и прочую утварь. — Будто не знали, что Акери задумала и куда смылась?

— Не смей врать вожаку, лахудра! — бросила через плечо Гранка. — Он тебя насквозь видит.

Стемнело достаточно, чтобы три оборотня незаметно выскользнули из дома и залезли в дублей. Машка — большая умница и великая интриганка — пригнала со двора берров обеих мандаринок. Дубль-Шах к её диктату отнеслась философски: тащит куда-то, значит, так надо. А вот Гра понахваталась от своего пилота вольностей и стала, как говорится, себе на уме. Она брюзжала и клацала зубами, пока не почуяла Гранку. Поспешно раздулась и перелезла через ограду во двор. Когда медведица с мандаринками скатились на нижнюю улицу, к дому уже подбегали взбудораженные чудовищной новостью поселенцы.

Успели как раз к закрытию. Сторожа выпустили из крепости трёх вздорных монстрих и захлопнули ворота, дескать, не барыни, и за стенами переночуете. А нет, так ползите через них. Дублихи добрели до леса и скрылись между деревьями. На северный перевал — проникнувшись тревогой пилота — Гра взлетела первой. Готова была и дальше нестись, как на крыльях, но предостерегающий рёв Машки подрезал бедняжке крылья. Они с Гранкой присели перевести дух, дожидаясь остальных. И пытались прикинуть, какой дорогой уметелила прибабахнутая Ари. Дурочка слишком близко к сердцу приняла случившееся. И, естественно, приняла на себя роль меча правосудия, полагая, что боле прочих для этого пригодна. Как бы эта поганка не заигралась в свою магию. Однажды она так же уфинтилит куда-нибудь без спроса и там по рассеяности сдохнет. Глаз да глаз за зеленушкой! Делать больше нечего, как валандаться с нудной игрой в кошки-мышки, где на кучу кошек одна-единственная бестолковая зелёная мышь.

Ночь была ясной — светло, почти как пасмурным днём. Мандаринки выдрыхлись, да и Машка не слишком перетрудилась, блуждая по лесу — шли ходкой рысью. Правда, в животах у дублей бурчало — к кормушке за рощей соваться не стали. Поэтому они не столько продвигались в заданном направлении, сколько виляли в поисках добычи. Вскоре им повезло. Машка учуяла самую лакомую, с её точки зрения, добычу, и самую омерзительную, по мнению человека: сугробов. Она протрубила: за мной, и рванула в сторону прельстительных запахов. Мандаринки довольно закудахтали и понеслись за удачливой охотницей, что нутром чует добычу. И к тому же лучше видит. Нет, мандарины видели достаточно прилично — не считая отсутствия цвета. Их передние глазюки не могли похвалиться обширным полем зрения, но давали чёткое крупное изображение того, что впереди. Боковые отслеживали всё по сторонам, в тылу и в небе над головой, правда, размазывая контуры. Но девчонки довольно быстро приспособилась к этому недоразумению, благодаря вертлявости мандаринов и тому обстоятельству, что все их глаза работали заедино.

Наконец, они обнаружили троицу липунов, позарившихся на двух мирно охотящихся сугробов. Придурки слишком поторопились увеличить габариты, и оттого весьма неловко окружали добычу, колотясь боками о стволы. Впрочем, их обнадёживало то, что сугробы вылезли из леса на широкую каменистую пустошь. Гранка нацелилась на покачивающуюся вилку последнего паука — Машка снисходительно уступила ей эту добычу.

Дубль-Гра чуток сдрейфила: сейчас она была вдвое меньше липунов, но без команды не распухала. Зато без особых усилий догнала цель. Когда они вырвались на открытое пространство, Гранка дала команду на рост. Гра раздулась, сделала последние прыжки и ловко перекусила задранный хвост чуть выше торчащего ядовитого трезубца. Главную опасность ликвидировали, и мандаринка приободрилась, наслаждаясь мерзким свистом обиженного противника. Они с Гранкой снова сдулись и бросились в обход разворачивающейся твари. Инерция огромного тела не позволила липуну оперативно отменить разворот. Гра подскочила к громоздкой бочине и откусила разом три ноги — благо для этого ей не пришлось слишком наклоняться, рискуя кувыркнуться самой. Она лихо отпрыгнула, когда громадное тулово начало заваливаться, лишившись опоры. Сиганула через летящий на неё хвост и снова зашла в тыл.

А вот теперь Гранка — жёстко контролирующая инстинкт роста — позволила машине вспучиваться, сколько душе угодно. Мандаринка мигом раздалась вверх и вширь. А потом прыгнула на врага, что уже барахтался на боку, невыносимо свистя на все лады. Упади тот на спину, пришлось бы встретиться с клыками. Но, не имея шеи, эта тварь не смогла развернуть к ним морду, половину которой Гра просто выдрала и отшвырнула. И снова подчинилась команде уйти в сторону. Им не было нужды немедля добивать брыкающуюся тушу, рискуя попасть под случайный удар — сбоку из-за груды камней к ним уже подбирались трое кенгуру. Торжествующая Гра демонстративно отпрыгнула в сторону — жрать липунов можно только с большой голодухи. Визгливые твари набросились на обед, кромсая ему спину, а добытчицы огляделись.

Один разодранный липун валялся неподалёку. Из последнего Машка выколачивала дух хвостами. А на левом фланге Шатхия готовила им обед. Сугробы, конечно, неповоротливы. Но перекусить мандарину ноги этим гадам проще простого: выбросят из каждой пасти по языку, склеят конечности и вот тебе паника. А где паника, там и до пасти врага недалеко. Однако Дубль-Шах под руководством пилота успешно овладевала палкой — такими темпами скоро в человека произойдёт. Гранка решила не торопиться с подмогой: и сама полюбуется, и своей Граше устроит наглядный урок.

Шах как раз притащила на место битвы выдранное с корнями деревце. Изобразила пируэт, быстро — чтоб не запутаться — перебирая ногами. Затем выпустила бревно — явно по команде Шатхии. Бита полетела к раздувшимся сугробам. Опасность для них никакая, но рефлекс сработал: два языка метнулись вперёд и зацапали ненужную им добычу — приклеились к ней качественно. Шах проквакала боевой клич мандаринов и прыгнула на макушку левого придурка. Под её тяжестью челюсти сугроба схлопнулись, прикусив собственный язык. А победительница вырвала кусок его макушки, разбрызгав какую-то вонючую дрянь. Через несколько секунд та же участь постигла и второе блюдо.

Шах победно заулюлюкала, но тотчас грозно заквакала. На их схватку отреагировали два верблюда: выпрыгнули откуда-то, дабы наложить лапу на халявную жратву. Щупальца на горбах у этих метались, как ненормальные. Круглые толстогубые пасти расщеперивались и сжимались, словно твари дудели в невидимые дудки. Медведицу они, видать, не почуяли, а мандаринов не сочли соперниками. Тут уж Гра забеспокоилась: вот ещё новости! Эта паршивка прекрасно сознавала, что с появлением пилота её весу в местном сообществе прибыло. Поэтому она нахально попёрла на подлых подъедал, скандально квакая. Машка, приближаясь, одобрительно захрюкала. И нетерпеливо защёлкала хвостами, мол, давайте, скоренько порвём гадов и спокойно откушаем трепыхающийся обед. Верблюды попятились к опушке, оперативно сдуваясь. Потом пролезли между деревьями задницами и пропали, обиженно вякая. А три хитромордых бестии внезапно пугнули обжирающихся кенгуру. Те инстинктивно раздулись, и Машка подловила их мозговым ударом. Шах с Гра быстренько прикончили одного недотёпу, обеспечив закуску — остальных, как ветром сдуло — и полноценный обед состоялся.

Под стены крепости явились на следующий день к вечеру. С перевала, что вёл в долину Бирна, скатились безо всякой разведки. Самонадеянно, как не крути, но всех насторожило беспокойство Машки — та неслась вперёд, как ошпаренная. У стен крепости народ занимался своими делами, готовясь укрыться на ночь за стенами. При виде несущейся к воротам троицы чужих тварей мужики, что при оружии, взяли его наизготовку — несколько баб с подростками рванули к воротам. Девчонки притормозили дублей и выскочили из них на ходу. Поселенцы, увидав такое дело, мигом опустили стволы. Шатхия с Шах первыми добежали до них — в этом деле за степнячкой было не угнаться.

— Где Дабо?! — грозно выпалила хутамка, остановившись перед самым носом ближайших защитников.

— А тебе зачем? — вякнул кто-то недалёкий.

За что и огрёб зуботычину, дескать, не хами оборотням, пока тут всем жарко не стало.

— Ты новая берриха с Таноля? — напряжённо поинтересовался дюжий гранатомётчик.

— Где Дабо? — прошипела Шатхия под угрожающий зубовный скрежет Шах.

Ближайшие мужики чуть попятились, но гранатомётчик и ухом не повёл. Смачно сплюнул и преспокойно сдал хозяина:

— У себя. Водку жрёт. Прикончишь? — с кривой усмешкой поинтересовался он.

— Хочешь помешать? — уточнила подоспевшая Гранка.

— Я что, похож на дебила? — вежливо осведомился мужик с интересом разглядывая красотку-оборотня.

— Остальные тоже нормальные? — грозно поинтересовалась подбоченившаяся Юлька.

Но повыделываться ей не дали: Машка отвесила такого тычка в спину, что Рыжая полетела вперёд. Но один из хвостов поймал её и притянул к кабине машины. Юлька погрозила кулачком сопящему носу, втрое переросшему её дурную башку. А затем развоплотилась. Машка тотчас потопала к воротам, сбив по пути хвостом ещё одного психа, полезшего их защищать. Но её сегодня, будто нарочно, вздумали раздражать все, кому не лень. Прямо на медведицу из ворот выскочил не кто-нибудь, а Вастер Дабо — собственной персоной. Он вскинул РП и заверещал диким голосом:

— Что стоите?! Убейте их!!

После чего на полном серьёзе выпустил в Гранку длинную очередь. Ту даже не отбросило, а так, слегка покачнуло. Берры не знали, что будет, если их накрыть добрым взрывом — не пробовали. Но с расстрелами уже сталкивались. Их нестабильная молекулярная система создавала точное подобие человеческого тела. И любое нарушение целостности этой системы вызывало даже не регенерацию, а мгновенное восстановление. На теле Гранки образовались набухшие кровью блямбы, но тотчас затянулись. Она только хмыкнула, уткнувшись носом в грудь. Шатхия презрительно сплюнула, а вот Машка рассвирепела. Оба хвоста вылетели из-за её спины и схлопнулись на идиоте, что продолжал поливать из РП двух оборотней. Вастера переломило пополам и швырнуло на землю. Изо рта хлынула кровь. Ноги в агонии заскребли землю, раскинутые руки меленько дрожали. Машка наступила на него передней лапой и потопала дальше. Гранка с хутамкой залезли в кабины и последовали за ней — на их месте остались пули, высыпавшиеся из растворившихся в воздухе тел.

Весть о прибытии гостей смела с улиц всё живое. Лишь несколько собак мчались им навстречу по нижней улице. Эти из породы стабильных, но весьма опасны, ибо превосходно действую сообща. Однако распалённые псы успели унюхать в пришлых берров. Сбросили скорость и перестали порыкивать. К Машке они подбежали, уже напуганными и готовыми повиноваться — оборотней собаки боялись до чёртиков. Медведица вполне миролюбиво крякнула и понеслась по улице, предусмотрительно ужавшись чуть ли не вдвое. Мандаринки скакали следом, не смея обогнать тяжеловесного лидера и ловко перескакивая через бушующие хвосты.

Юлька всё-таки молодец, хоть и дура безголовая. Она выскочила наружу за пару домов до хозяйского. Ещё и велела Машке лечь на пузо — вовремя! Над их головами пронёсся рокочущий ветер, и неподалёку разорвалась граната. Шах с Гра мигом сдулись и вжались блинами в землю — им бы это не прошло даром. А пилоты, выскочив и матерясь на всю крепость, понеслись с визитом к Дабо. Эти уроды даже калитку не заперли — Гранка налетела на неё всем телом, и тяжёлая створка врезалась в ограду. Она ввалилась во двор, чудом разминувшись с гранатой. Шатхия с Юлькой влетели следом секундой позже и кинулись в разные стороны. Не беспокоясь за хутамку, Гранка догнала Рыжую у правого сарая. Они обогнули угол дома, и бывшая воровка в два счёта подсадила худосочную мошенницу в крайнюю бойницу. Ту встретила бессильная навредить пулемётная очередь.

— Ну, погоди, сука! — завизжала Юлька в глубине грохочущего дома.

Гранка протискивалась в окно с похолодевшим сердцем: как бы там девчонку не обидели, пока она тут вошкается. Но с другой стороны дома раздался приглушённый степной клич, и у неё отлегло. Едва она забралась в гостиную, из распахнутых дверей кухни спиной вперёд вылетел и грохнулся какой-то мужик. Следом прыгнула хутамка, приземлившись на него коленями. В его груди что-то хрустнуло, а хутамка вырвала из ножен мужика нож и полоснула по горлу. Обернулась, и швырнула нож в кого-то, кто надвигался на неё из кухни. Гранка подхватила брошенный кем-то РП и налетела на второго мужика — тот завалил бешено орущую Юльку и полоснул её тесаком. Гранка со всей дури долбанула мужика прикладом в основание шеи. Тот завалился на бок, и Рыжая подскочила с пола, как новенькая.

Всё это время из-за поставленного на попа длинного стола в них били две очереди.

— Не старайся! — заносчиво выпалила Юлька, встав столбом перед этой баррикадой. — Ты что, первый день тут живёшь?

— Совсем занёсся, — подкрадываясь, презрительно процедила Шатхия и уточнила: — В боги метишь?

— Это вы в боги метите! — прилетел из-за стола хриплый старческий голос.

— Это он? — раздражённо поинтересовалась Гранка, не торопясь проявлять инициативу.

Если девчонки осторожничают, значит, тут какой-то подвох.

— Он, — раздосадованно подтвердила Юлька.

— И почему он ещё жив?

— У него Акери, — пояснила Шатхия, остановившись в паре шагов от баррикады. — Сказал, что убьёт.

— Да и пусть убивает! — с восхитительным хладнокровием возвестила Гранка, потянувшись. — Она вам что, сестра родная?

Шатхия вытаращилась на неё, как на говорящего червя. А вот Рыжая мигом смекнула, в чём подвох, и расслабленно хихикнула:

— Чего это мы вправду? Было бы из-за чего пыль подымать. Скажем вожаку, что Дабо убил Акери, а мы его прикончили. Пусть Нутбер перебьёт всё его семейство.

— Сами управимся, — процедила Гранка.

Она вскинула РП и направилась в тот угол, где у всех приличных людей был люк подпола.

— Что несёшь? — прошипела обалдевшая Шатхия.

— А что? — картинно набычилась Юлька. — Вожак только и ждёт повода…

— Погодите! — хрипло каркнуло из-за стола. — Забирайте её!

— На хрен она нам сдалась? — пренебрежительно отозвалась Гранка, пинком опрокидывая с люка лавку. — А от этого гадюшника я камня на камне не оставлю. Чтобы ни одна падла больше не смела подымать хвост на берров! — обозлённо шипела она, направляя на люк ствол.

Тут и до хутамки дошёл смысл происходящего. Она потопала к подруге, на ходу подняв с пола ещё один РП:

— Погоди. Помогу…

— Не смейте! — надрывно взвыл хозяин крепости, вылезая из-за стола.

Пожилой сухощавый мужик с чисто выбритым подбородком и аккуратной стрижкой. Шатхия хладнокровно выпустила в него короткую очередь.

— За… что? — с трудом выдавил из себя Жакоб Дабо прямо в пол, куда приложился всем телом.

— От тебя слишком много беспокойства, — спокойно объяснила Гранка, наступая ему ногой на спину. — И прогнозы неутешительны. Майор обещал это сделать, если ты ещё раз нарвёшься. Он офицер. Благородный сукин сын. А я преступница. Я таких обещаний не раздаю.

Но он уже не слышал, сотрясаемый агонией. Гранка презрительно скривилась и потопала за баррикаду глянуть на придурочную террористку. Та лежала на полу: бревно бревном. По всему видать, дрыхла мёртвым сном, накаченная какой-то дрянью. В головах у Ари сидел, прислонившись к стене, молодой парень. Он тоскливо смотрел на оборотня, изо всех сил борясь со страхом смерти.

— Чего расселся? — сухо буркнула Шатхия, склоняясь над Акери. — Иди к своим. Успокой женщин. Мы уходим.

— У… уходите? — не понял он.

— Кончай трястись, — приподнимая Акери, досадливо поморщилась Гранка и накинулась на бестолково суетящуюся рядом Юльку: — Чего распрыгалась?! Иди, Машку успокой. Она сейчас нам крышу на башку обрушит.

Это был поклёп. Медведица, конечно, бушевала, но во дворе. А на крыше хулиганила именно её Гра. Они с Шатхиёй подняли с пола недоделанную аферистку и потащили к дверям. Успокоившаяся Машка, скинув вес, протиснулась на улицу. Там приняла нормальный вид и закинула Ари себе на спину. Мандаринки с чувством глубочайшего облегчения приняли на борт пилотов и потрусили на выход из крепости — та провожала их мёртвым молчанием. Лишь у самых ворот стоял тот самый гранатомётчик и с непередаваемо мстительным удовлетворением провожал их взглядом.

Глава 22

В Таноль Наруга вернулась в отличном настроении. А вот дома её встретили неласково. Майор и Джаред встретили рудокопов у перевала и сразу взяли в оборот.

— Скажи, а вам обязательно создавать нам проблемы на каждом шагу? — сухо осведомился Джаред, едва Наруга выпрыгнула ему под ноги из дубля. — Может, передохнёте?

Нар обиделся на него. Склонился над головой недоброжелателя его подруги и оскалился.

— Захлопни пасть, — посоветовал ему Нутбер.

Нар обиделся ещё больше, но совет выполнил и чуть сдулся. Гет подошёл к ним и облапил Наругу, хмуро обозревая лица двух вожаков: человеческого и нечеловеческого.

— Давайте без преамбул, — попросила она. — Я устала, пока спешила вас обрадовать, что лично раздобыла шесть камней.

— Дабо, — бросил майор, разглядывая долину.

— В смысле? — не поняла Наруга.

— Он мёртв? — уточнил Гетбер, касаясь губами её макушки.

— Может, кое-кто перестанет напускать тумана и объяснит? — рассердилась Ракна.

Им объяснили.

— Девчонки всё сделали правильно, — раздражённо отмахнулась Наруга и дёрнула Гета за бороду: — Пошли домой. Майор, ты позволишь нам уйти?

— Позже, — приговорил Нутбер.

— Так. Давайте сначала, — вздохнула она. — Нам объявили войну?

— Очень смешно, — досадливо поморщился Джаред и обрадовал: — Клан Дабо решил покинуть планету. Пока вас не было, к нам свалилась очередная делегация Европейской лиги. Дабо сразу же собрали манатки и помчались на посадочную площадку. Им это удалось. Там они обратились к капитану корабля с просьбой вывезти их с планеты. Капитан согласился. В принципе. Заявил, что сделает это после переговоров.

— Давно они ждут? — осведомился Гуго.

— С утра.

— Майор, мы будем с ними говорить? — поинтересовался Гетбер.

— Да. Выходим через два часа.

В поход на посадочную площадку двинула целая делегация любопытных бездельников: майор, старик Бробер, Губер, Акери, которой больше всех надо, и Риг, который её стережёт от этого «надо» день и ночь. Ну и, понятно, госпожа Таноль с супругом. Срок выхода Нутбер приурочил к очередному каравану рачительного Джареда — того нервировало простаивание берров без дела. Когда Наруга с Гетом — немного увлёкшись личной жизнью — вывалились за ворота крепости, черви-носильщики уже одолели макушку южного перевала. Они припустили вдогонку, готовясь к выговору. Едва перевалили на ту сторону, воткнулись в задницы трёх богомолов, перегородивших узкую расселину, ведущую вниз. Твари торопились догнать караван, полный вкусной еды, и потому ограничились трёхметровым ростом.

Первого прямо с ходу подмял Дубль-Гет, проехавшись по нему танком. Второго тотчас задушили в объятьях его хвосты, опередив трансформацию твари. Третьего, перепрыгнув через медведя, повалил беспредельно раздувшийся Нар, ловко перекусив загривок. Откуда не возьмись, набежали собаки и довершили начатое. Когда они нагнали караван, обнаружили, что и впереди их братьям пришлось потрудиться. Старшина каравана Диего Петефи грязно ругался на монстров, что вконец оборзели. И наседал на Бробера, требуя объяснений: чего это их сюда набежало?

— А ты, что думаешь? — поинтересовалась Наруга, прежде чем занять место в кабине мандарина.

— Пытались перехватить караван Дабо, — объяснил Гетбер. — Опоздали.

— Планета? Так это правда, будто ни один поселенец отсюда не может убраться?

— Никто особо и не рвался. Но пару раз было, — не слишком охотно признался он.

— И что? — напирала она.

— Увидишь, — буркнул проходящий мимо Губер. — Если Дабо не опомнятся.

Выдав туманное обещание, он сорвался с места, добежал до своего медведя и с разгона юркнул в него. Дубль-Гу, казалось, даже не заметил вторжения: как трусил вдоль натоптанной дороги, так и продолжал трусить. Наруга шагнула к нетерпеливо подпрыгивающему мандарину и развоплотилась. Она решила, что Гуго прав: увидит, и собственным глазам поверит больше, нежели чужим басням. Её ничуть не коробил факт насильственной привязки людей к планете — то ли ещё видало человечество? Всех желающих тут поселиться предупреждают, что пути назад нет. Большинство Дабо родились уже здесь — знают о бесперспективности своей выходки. Демонстрация? Допустим. Но, для кого, и какого хрена? От воя, что поднимут СМИ во всех просвещённых мирах, на планете берров ни холодно, ни жарко. Плевать она хотела на концерты беснующихся кликуш.

«Милость бога» — раздражённо подумала Наруга, вылезая из мандарина на краю посадочной площадки. Пока эти камушки будут попадать во внешние миры, от них не отцепятся. Сколько бы воды не плескалось в теле человека, всё остальное пространство занимает жадность, не растворимая ни в одной жидкости. Она пробежала взглядом по огромному выутюженному берегу, что планета отвела для внешних сношений. Справа у самого подножия глухой скальной стены стояли примитивные каменные параллелепипеды пакгаузов для купцов. Туда сгружалось то, что может потерпеть с транспортировкой — лишь скотину гнали в Таноль немедленно. Там же расположились беглецы, нарочито выпячивая своё бедственное положение. Дебилы — зло чертыхнулась Наруга, переводя взгляд на ближайший к пакгаузам среднетоннажный челнок с выгруженной горой тугих мешков. Рядом закончили расчёты два мужика из своих. Толстомордый почтительный торговец ещё что-то втирал одному из них, убедительно размахивая руками.

Второй поселенец присел и выпустил из-за пазухи червя. Тот принялся надуваться, шевеля длинными частыми гребёнками тоненьких лапок. Черноглазые смуглые подручные торговца невозмутимо похватали мешки и принялись укладывать на червя. Солидно надувающийся подросток, прихватив пайку, направился к морде, дабы произвести заправку транспортного средства. Морда раззявила пасть, куда паренёк мог спокойно залезть целиком. Затем вытянула её дудочкой и сунулась в мешок с едой. Длинные полупрозрачные усики дотянулись до кормильца и принялись его ощупывать — парень нарочито поругивался и похихикивал от щекотки. То же происходило у двух других челноков, разгружающихся посреди площадки. И лишь крайняя слева роскошная пассажирская лайба торчала в гордом одиночестве — до неё никому не было дела. Поэтому вокруг челнока делегатов выстроились шесть охранников, пытаясь добрать дипломатического веса за отсутствием интереса к своей миссии.

Едва из вырезанного в сплошной стене скал прохода появились первые медведи, у лайбы прибавилось народа. Жаль, что фруктовое зрение даёт ужасную картину: ни лиц не разглядеть, ни написанных на них намерений. Мандарину фиолетово, что за чувства обуревают еду. Впрочем, глянув на гостей собственными глазами, Наруга ничего не выиграла. Морды, значительные и приветливые до всплеска приступа паранойи. Понятно, что явились навязываться в друзья. Известно, чего хотят. А вот что предложат взамен, кроме дружбы на века? Ну и хорошей цены за волшебные камни…

— Чего они хотят? — внезапно спросил у неё подошедший Нутбер.

— Ты знаешь, — усмехнулась она, деланно разглядывая ногти, что росли с обременяющей быстротой.

Мужики их срезали ножами в пару минут. А у неё всё руки не доходили сделать приличный маникюр. Поэтому когти, которыми щеголяла госпожа Таноль, наглядно демонстрировали её нечеловеческую сущность. Что, кстати, в данный момент весьма удобно: не даст взрасти лишним заблуждениям на ниве переговоров.

— Как они попытаются на нас воздействовать на этот раз? — перефразировал вопрос майор.

— Шантажировать этими придурками Дабо, — фыркнула Наруга. — Если оставят их тут, раззвонят, о жестокости берров-рабовладельцев. Если заберут с собой, то заклеймят нас убийцами. И не только собственных поселенцев. Как планета наказала тех, кто пытался отсюда улететь?

— Взорвала челнок, — равнодушно поделился воспоминаниями вожак. — Оба раза. Я тоже склонен думать, что Дабо лучше не удерживать. Риг пошёл переговорить с торговцами. Пусть засвидетельствуют наше прощание. Удачно, что на орбите сразу три корабля — больше зрителей. Ещё удачней, что кроме салихов тут ребята из Славянской лиги.

— Мы теперь торгуем со славянами? — слегка удивилась Наруга.

— Они переосмыслили свой подход к нетрадиционным партнёрам, — чуть усмехнулся Нутбер. — Нас это устраивает. К тому же наши по большей части славяне. Они более неприхотливы, чем прочие. Умеют вполне сносно жить в экстремальных условиях. Я был бы не против, если бы пополнение шло в основном за их счёт. Остальные более традиционные поклонники комфорта.

Так они торчали у скального прохода среди туш отдыхающих дублей и мило трепались о политике. Акери свернулась калачиком на спине Дубль-Нута: толи дремала, толи медитировала. Бробер потащился навстречу радостно вопящему торговцу-салиху: седому благообразному норму. Выжив в объятьях берра, он забрал из рук слуги пару затейливых бутылок. Старые приятели ополовинили тару и потопали к дублям, что-то горячо обсуждая. Трое кадетов выполняли приказ командира, ведя переговоры с потенциальными свидетелями грядущих событий. Вскоре помимо приятеля Бробера по прозвищу Бахри к вожаку важно прошествовал салих Хамдан бин Сари — тот, кого Наруга окрестила толстомордым. Не преминул закрепить отношения с новыми партнёрами и Фокин Игнат из довольно знаменитого торгового дома «Фока» с планеты Урал. Он был одним из совладельцев компании, но не погнушался лично поучаствовать в долгожданной первой торговой сделке. По иронии судьбы, Фокин тоже отличался богатырскими статями, как говаривала Бинка. Хотя в остальном мало чем отличался от любого субъекта европейского типа.

Наконец, до мифических хозяев Проклятой планеты добралась и делегация Европейской лиги в составе трёх расфранчённых представителей: пары мужиков и женщины.

— Ну, оборотни, держитесь, — хмыкнула Наруга, пихнув вожака локтем в бок.

— Да, впечатляет, — согласился тот довольно скучноватым голосом пресытившегося знатока всех удовольствий вселенной.

— Не ври, майор. Такой красотки у тебя никогда не было, — иронично пресекла его выпендрёж Наруга. — И не выделывайся. Для тебя привезли. Люди старались. Не удивлюсь, если объявляли негласный конкурс на роль совратительницы вожака оборотней. А ты стоишь с такой рожей, что так и подмывает сунуть в неё кулаком.

— Это разовая акция, а не подарок, — резонно возразил Нутбер. — Вряд ли эта дамочка согласится разделить жизнь старого облезлого оборотня. У меня из недвижимости только паршивая планетка. А всё движимое имущество составляет мрачный шестилапый монстр с жуткими манерами. Так что не вижу причин перевозбуждаться. Тем более что в борделе Таноля засияла новая звезда. Из последнего пополнения. И она мне благоволит, — многозначительно подчеркнул он, внимательно наблюдая за делегаткой.

А та выкладывалась на все сто, неся себя к объекту с неправдоподобно сдержанным достоинством, поверить в которое невозможно при всём желании. Слишком уж тщательно в её облике было взвешено всё, от природных кондиций до делового прикида с элементами неброской эротики.

— Майор, ну раз она тебе не очень, так, может, я распакую подарочек? — томно промурлыкал за их спиной шаловник Гуго.

— А что ты ей предложишь? — поинтересовался Риг, притащивший господина Фокина. — Спину Дубль-Гу? Или кусты за пакгаузами? Сиди уж со своим немытым медвежьим рылом. Не про тебя райская птичка.

— От вашего сального армейского фольклора меня тошнит, — проворчала Наруга. — Лучше бы присмотрелись к остальным двоим. Особенно к тому индивиду, что справа от вашей канарейки. Лично я скормила бы его Нару без разговоров. Спорю на три «панацеи», что он главное действующее лицо в предстоящей провокации.

— Так это провокация? — мгновенно подобрался и насупился Губер.

— Она самая, — процедил майор и поинтересовался: — А зачем тебе три камня?

— Обещала тому господину, что вытащил меня из тюрьмы, — усмехнулась Наруга. — Хотела его кинуть, когда решила, что авария челнока его рук дело. Но, познакомившись ближе с нашей планеткой, пересмотрела планы.

— Камни твои, — кивнул Нутбер. — Ты попала в точку.

— Рад приветствовать вас, господа берры! — шагов с десяти распахнул безупречную белозубую улыбку предмет обсуждения.

Седовласый подтянутый норм с полуразбитными манерами «своего парня», который несколько остепенился, но своим быть не перестал. Беррам трудно судить, а вот Наруга — как свежеприбывший оборотень — оценила его фиолетовый супер модный костюм в деловом стиле «тройка». Правда, с некоторым намёком на богемность в виде приталенного пиджака с белыми шалевыми лацканами. Что до лица, то такие мужчины в упор не замечали подобных ей коровищ с мордами, выструганными топором. А потому взаимность в ней реагировала вполне адекватно на подобных аполлонов: шипела и бесилась.

— Тайлер Эванс! — с ходу полез ручкаться этот клоун к шефу местных оборотней.

— Вы уверены? — с сомнением осмотрел протянутую ему руку Нутбер.

— Я не состою в клубе поклонников иерархии, — снисходительно пошутил господин Эванс.

— Я тоже, — бесстрастно обрадовал его вожак стаи берров и пожал-таки руку делегата.

Того перекосило. Он вскрикнул и присел. Моментально выпрямился, но не удержался, потёр пострадавшую руку, вымучив обратно приветливый оскал. Нутбер, конечно, устроил демонстрацию — до сих пор никто не жаловался на его рукопожатия. Но это отбило желание голубоглазой золотоволосой красотки лезть к нему наобум с тактильными контактами. Всё остальное она отработала, как заказывали: лёгкий светский наклон головы, сдержанная улыбка, сопровождаемая непередаваемым сиянием глаз, в которых лишь угадывалось восхищение.

— Эмма Вигинс. Комитет по особо важным вопросам парламента Европейской лиги.

Нутбер сухо кивнул и тут же перевёл взгляд на третьего делегата.

— Джек Липман, — представился тот весьма суровым тоном, словно дистанцировал себя от заехавшего на планету бродячего цирка. — Министерство международного развития.

От этого за километр несло спецслужбами. Если тот, кто загнал сюда подобного индивида, хотел подчеркнуть эту причастность, то он преуспел. И неважно: так ли это на самом деле, или господин Липман набивает себе цену. Может, он просто не знает, что шпионить на Проклятой планете не легче, чем кораблями перетаскивать с места на место планеты?

Вообще, все три представшие перед беррами маски имели какой-то балаганный привкус. Словно их нарочно прислали к оборотням, чтобы те сожрали неудачливых актёришек за дурное представление. Не сожрать их просто невозможно — констатировала Наруга, пропуская мимо ушей пресные рубленные фразы, что выдавливал из себя этот Липман. Они так и просятся под пресс сиюминутного бешенства неадекватной нежити. И особенно своими типично мелодраматичными образами третьесортной литературщины. Какого хрена? О закидонах семейства Дабо они не знали — любая связь с внешниками здесь невозможна. Значит, заготовленная провокация связана именно в этими персонажами…

— Нет, — вернул её к действительности равнодушный ответ Нутбера на какой-то вопрос. — Вы уже получали наш отказ несколько раз. К чему очередная попытка?

— Но Славянская лига так же неоднократно получала отказ сотрудничать, — резонно заметила госпожа Вигинс. — Тем не менее, мы прилетаем сюда и тут же сталкиваемся нос к носу с господином Фокиным.

Наруга покосилась на Игната — тот со скептической ленцой разглядывал эту троицу. Кажется, и он усомнился в их действительном положении всех этих представителей всех этих комитетов и министерств. А Фокин знает толк в подобных делах — куда он только не вхож, судя по той шумихе, что возникает каждый раз, стоит ему скорчить рожу. Даже если у него просто чешется пятка.

Госпожа Вигинс еле уловимо занервничала. Вожак оборотней стоял, молчал и смотрел сквозь неё, будто явился сюда поглазеть на океан. Претензия по поводу преференций, полученных Фокиным, провалилась в чёрную дыру его пофигизма. И явственно сгинула навеки. Во всяком случае, повторно вытащить её на белый свет никто не решился. Делегаты стояли и напряжённо таращились на неадекватное существо, бывшее когда-то армейским майором. Бывший майор стоял и безучастно пялился на океан. Пауза не просто затягивалась, а растянулась до возмутительных внеконкурентных пределов. Во всяком случае, раздражение Наруги не выдержало такой конкуренции — а она буквально сидела на нём, чтобы гадина не вырвалась.

— Вы получили ответ, — прошипела она. — С вами уже попрощались.

— С кем имею честь? — мгновенно отреагировал Тайлер Эванс.

— Наруга Таноль, — сквозь зубы процедила она.

— Наследница поместья Таноль, — кивнул он, лучезарно демонстрируя зубы.

— Простите, госпожа Таноль, но мы прилетели на переговоры с господами беррами, — попыталась поставить на место уродливую корову из какой-то галактической дыры златовласка из самого комитета по особо важным вопросам парламента Европейской лиги.

— И? — скептично выгнула брови Наруга.

— Я не думаю, что владельцы здешних поселений имеют решающий голос в рассмотрении подобных вопросов, — вежливо пояснила Эмма Вигинс, снисходительно приподняв уголки обалденного ротика.

— Владельцы нет, — усмехнулась Наруга.

И мысленно позвала Нара, дремлющего в сотне метров от неё: оранжевое пятно среди чёрных холмов. Мандарин лениво приподнял свой блин и недовольно уставился на неугомонную подругу. Она мысленно сделала ему морду — он нехотя водрузил себя на ноги. Перебрался через парочку медведей и поплёлся к зловредной бабе. Натренированная на этот случай троица делегатов не отступила — знали поганцы, что берры принципиально не скармливают своим зверям людей. Но три пары глаз с содроганием следили за приближающимся всего-то трёхметровым монстром. А тот доковылял до подруги и вопросительно склонил к ней приоткрытую пасть, битком набитую сабельными клыками: кривыми и острыми.

— Мне нужно туда, — указала она рукой на пакгаузы. — Хочу поговорить с теми людьми. А тащиться в такую даль пешком лень.

Нар укоризненно качнул телом, но бунтовать не стал. На глазах докучливых посетителей Наруга развоплотилась, и чудовище потрусило в указанную сторону. Она даже не стала оборачиваться, хотя так и зудело полюбоваться рожей заносчивой красотки. Припёрлась тварина соблазнять берров! И ведь какая сука: у неё для таких дел полный набор достоинств — ревниво признала госпожа Таноль. Нет, Гет на подобные фортеля не купится… Полная хрень! Даже думать об этом не хочу — приказала она себе заткнуться и переключиться на благородный поступок, который намеревалась свершить. Не хотела, но так надо. Лично ей. Для очистки совести.

На приближение мандарина семейство Дабо никак не отреагировало — не велика важность. Но появление Наруги махом взвинтило нервы у инициатора этого безумия — с первого взгляда опознала она главного урода.

— Ты кто? — сухо поинтересовалась госпожа Таноль.

— Сын Жакоба Дабо, которого твои!..

— Я в курсе, — оборвала она назревающую склоку. — И в честь этого скорбного события ты решил устроить массовое самоубийство?

Невысокий щупловатый крендель — прямо копия Вастера Дабо — раздулся и покраснел от злобы. Несколько мужиков тоже зыркали многообещающе грозно, но пока пребывали в адеквате.

— Ты! — с ненавистью выдохнул ей в лицо сорвавшийся с катушек придурок.

И бросился на неё, замахнувшись ножом. Наруга поймала его кисть, вывернула, подсекла, ткнула мужика мордой в землю. Он взвыл, выпустил нож и распластался на пузе, отпущенный на свободу. Наруга отошла, ожидая, когда противник всласть изругается и поднимется. Едва он, пошатываясь, разогнул спину, она вполне миролюбиво предупредила:

— Ещё раз дёрнешься, прикончу. Кстати, твой папаша стрелял в моих подруг, но не преуспел. У вас, кажется, массовая амнезия. Вы позабыли, что мы берры. А также тот незначительный факт, что поселенцам с этой планеты ходу нет.

— Враньё! — бросил кто-то из набычившихся мужиков, что сдержали свой порыв помочь новому главе семейства.

Их было-то всего около двух десятков. При них с десяток женщин, несколько подростков и пара совсем маленьких детей. Вот на них-то совесть Наруги и споткнулась, когда она совсем уже, было, решила, что её миссия выполнена. Мрачно косясь на крохотную белобрысую девчушку, прижавшуюся к груди такой же белобрысой испуганной молодой женщины, она взбеленилась:

— Никаких дискуссий! Обман это, или правда, мы узнаем опытным путём! Но сначала в воздух поднимутся только мужчины. Те из вас, кто желает лично убедиться в правоте слухов. Ваши женщины улетят отсюда лишь после того, как вы достигнете орбиты.

— Ты не смеешь!.. — попытался вякнуть ещё кто-то из мужиков.

— А иначе, — прошипела Наруга сквозь зубы, — я просто убью вас. И можете жаловаться на меня в аду, кому хотите. На этой же планете вам не найти на меня управу. Кто-то сомневается?

Сомневающихся в столь неприкрытой наглой угрозе не оказалось. Танолиха и во внешних-то мирах успела прославить, а уж тут-то. На оборотня и вправду не найти управы даже у вожака. Тем более на их бабу, за которую берры загрызут всех поселенцев — в это людям как-то смутно, но верилось. Поэтому, когда Нар подрос и защёлкал зубами, они безропотно двинули к вожаку берров, дабы выразить ему свою волю — все пятеро решившихся рискнуть шкурой. Прочие мужики — Наруга так поняла, что это приёмный народ — остались с женщинами дожидаться: выгорит у бунтарей этакое дело, или их отпоют скопом и вернуться домой. Что-то как-то не горели они страстным желанием покидать планету — явственно ощущался исходящий от них массовый настрой. Тем лучше: инициаторов суицидальной затеи прикончит планета, а остальные отправятся… Куда им вздумается. Она даже не против принять их в Таноле, ибо в долине Бирна их точно завернут. А славянские консерваторы и слушать не станут. Она же не позволит погибнуть тем, кто не заслуживает подобной участи.

В тёплой компании переговорщиков всё было по-старому. Гости что-то попеременно зудели — вожак их молча игнорировал. Деловитый Игнат Фокин как раз закончил что-то царапать в обычном блокноте пластиковых листков обычной ручкой. Анахронизм, но кое-кто, бывало, пользовался — вот и тут пригодилось, поскольку более привычные устройства для ведения документации сдохли. Господин Фокин протянул блокнот с ручкой Нутберу — тот пробежался глазами по короткому тексту протокола переговоров. Неловко подцепил ручку и вывел корявыми буквами своё нынешнее имя. Далее блокнот подсунули гостям. Эмма Вигинс принялась стрелять глазками в спутников, дескать, никакой инициативы с моей стороны. Тайлер Эванс пренебрежительно отмахнулся от сомнительной чести подписаться под собственным провалом. А Липман вслух огрызнулся, мол, идите вы все.

Игнат Фокин вопросительно посмотрел на вожака берров — тот даже не шевельнулся. А вот Дубль-Нут заворчал и приподнял голову. Сотня метров расстояния нисколько не умалила произведённое впечатление, и гости насторожились. Медведь же медленно поднялся и вразвалочку поковылял к партнёру. Да ещё и в росте попутно прибавил позёр. Дубль-Бро также не остался в стороне, нагоняя старого дружка и на дистанции, и в габаритах. Первым сдался рисовщик Эванс: поспешно выхватил блокнот из рук Фокина и накарябал свою подпись. Эмма Вигинс крепилась ровно до того момента, когда две громадных туши чудовищ нависли на их пятачком жизненного пространства. Затем изобразила вынужденную покорность под гнётом сокрушительных обстоятельств и подмахнула протокол. Липман проигнорировал и эту демонстрацию силы, что, впрочем, уже не влияло на результат.

Потом остальные берры с салихами оторвались от учинённого в полевых условиях банкета — даже Гет принял участие в спонтанной попойке под весёлый трёп со старыми знакомцами. Пока забулдыги оставляли в протоколе следы своего присутствия на переговорах, Фокин уже что-то кропал во втором блокноте. Для чего он, интересно запасся этими пережитками старины, отправляясь в первый вояж на Проклятую планету — подумалось Наруге. Знал о делегации европейцев и просчитал ситуацию? Или же намеревается задокументировать договор с беррами, чего сроду не бывало. Здесь сложившиеся партнёрские отношения держаться лишь на честном слове. До первого прокола, так сказать.

Нутбер остался верен себе. Притащившихся к нему представителей удирающего с планеты семейства он не удостоил даже взглядом. Но вынужденно поинтересовался:

— Вы самостоятельно приняли решение покинуть планету?

— Да, — глухо ответил ему глава семьи, вжав башку в плечи.

Он ещё по пути сюда растерял все бурлящие в нём чувства, кроме страха перед вожаком оборотней.

— Вы настаиваете на своём решении? — продолжил Нутбер.

— Да, — выдавил Дабо, зыркая на родичей.

Те молча покивали.

— Вы знаете, что две предыдущие попытки поселенцев покинуть планету закончились катастрофой? — скучающим голосом осведомился Нутбер. — И что за сотню лет с этой планеты смог улететь лишь один человек: Френк Таноль. Его единственного она выпустила без эксцессов.

На этот раз все Дабо долго переглядывались.

— Меня не интересует: верите вы в это или нет, — раздражённо процедил майор. — Я спросил: вы знаете о тех катастрофах?

— Знаем, — решился подтвердить глава семьи, вцепившись взглядом в троицу делегатов Европейской лиги.

Майор, наконец-то, удостоил тех взглядом и спросил:

— А вас предупреждали об итоге предыдущей попытки вывезти с планеты поселенцев?

— Да, но…, - Липман предпринял, было, попытку высказать собственное мнение на сей счёт.

— Предупреждали или нет?! — рявкнул теряющий терпение вожак оборотней.

— Предупреждали, — поторопился сгладить углы Тайлер Эванс.

— Вы знаете, что ваш челнок разнесёт вдребезги? — усмехнувшись в бороду, влез с уточнением Бробер.

— Знаем, — слишком легко для человека, узнавшего о подобной перспективе, подтвердил Эванс.

— И вы готовы поднять этих людей на свой корабль? — напирал перенявший инициативу допроса Бробер. — На своём челноке.

— Готовы, — раздражённо бросил Липман.

— Игнаша, чего у тебя там? — моментально потерял интерес к дальнейшим расспросам Бробер.

Господин Фокин добросовестно доцарапывал очередной протокол. Спустя минуту он облегчённо выдохнул и подсунул его Дабо: всем по очереди. Те долго разбирали написанное вручную. Пытались придраться к паре слов, дескать, иначе было говорено. Но тут даже делегаты зафыркали, призывая любезного господина Дабо не выламываться и не цепляться к мелочам. Пока все присутствующие подписывали очередное произведение Фокина, Наруга окончательно отупела. Ещё пару дней назад она была совершенно счастлива, ибо свободна от подобной мутотени. А тут, будто вернулась обратно в большой мир с его тошниловкой процедур и трёхслойных подоплёк. Жутко захотелось кого-нибудь убить.

— Мне жаль, что так получилось, — промяукало за её спиной знакомым мягким голоском.

— Ты-то чего вылезла? — недовольно проскрипела Наруга через плечо. — Захотелось стать жареной новостью недели?

— Жареной? — изумилась Акери.

Но делегатов явление зеленоволосой желтоглазой особи женского пола сразило ещё больше. Потрясённо распахнув глаза, златовласка открыла, было, рот, дабы прояснить суть ЭТОГО. Она даже помыслить не могла, чтобы на такой паршивой пятисортной планетке могла существовать культура внешности, диктующая модные тенденции смены имиджа. Нет, ЭТО было естественным существом. Иной галактической расы?

Наруга поморщилась. И так приложила госпожу Вигинс многообещающим взглядом, что та мигом захлопнула рот и отвела глаза.

— Не будет никаких новостей, — проворчал Риг, обнимая подругу.

— Почему? — вновь удивилась Акери, сбитая с толку калейдоскопом предсказаний.

Наруга с берром переглянулись и одинаково изуверски ухмыльнулись. Ари поёжилась, но промолчала. А её опекуны решили, что достаточно поучаствовали во всей этой тягомотине. Они потопали к дублям, где уже снова задрых мандарин. Гет с Гуго тотчас присоединились к ним с молчаливого благословения командира — один Бробер остался с другом до конца. Торговцы тоже торчали рядом, как приклеенные — с интересом ожидали развязки. Не того, как дипломатических неудачников отправят восвояси, а попытки кучки поселенцев покинуть планету. О предыдущем печальном опыте знали все. Естественно, понаслышке — из присутствующих лишь берры были живыми свидетелями давно минувшей трагедии. Верили торговцы в слухи или не верили — никого из них не волновало. Им просто нужно было отделаться от докучливой ситуации.

Наруга взобралась на широкий оранжевый блин и разлеглась, лениво наблюдая за самоубийцами, что потянулись к лайбе. Тело дубля чуть колыхнулось под ней и снова замерло, предоставляя пилоту отдых на топорщащейся жёсткой шерсти. Гет улёгся рядом, обнял её и горячо задышал в затылок. Она ещё некоторое время следила за поднимающейся лайбой. За тем, как произошло переключение антиграва на стартовые двигатели. Кажется, она задремала, потому что подпрыгнула от негромкого хлопка. Но сразу же задрала голову вверх, откуда и ожидала новостей. Там посреди голубого ясного неба расцветал белоснежный махровый цветок, разбрасывающий полупрозрачные дымные щупальца. Со стороны пакгаузов раздались еле слышные отсюда вопли. Разорались — раздражённо подумала она. Убедились и остались живы — считай, повезло. Тем, кто убедился, но не успел понять, что он убедился, уже не осознать результата.

— Это ужасно! — жалобно пискнула Акери на спине Дубль-Ри.

— Какие вы разные, — сонно пробормотал Гет и крепче прижал Наругу к себе.

Она усмехнулась и закрыла глаза. Неизвестно, когда вожак протрубит подъём — нужно успеть притопить хотя бы на часок. Червей уже наверняка отправили в скальный проход. Погонщики увидели то, что хотели, и более не имели причин задерживаться. Они торопились в Таноль почесать языками — с новостями в этом мире небогато. А уж таких ядрёных и вовсе жуткий дефицит. Сейчас Нутбер и Бробер распрощаются с торговцами и тоже двинутся домой… А дома девчонки… Гранка затеет баню… Шатхия потащит её на охоту… Дома хорошо… Дома… Дом.

Глава 23

Берры — птицы свободные. Так что Наруге предстояло, как можно быстрей, свершить главное дело своей будущей жизни — отбрыкаться от наследства. Танольцы понимали, что оборотня обратно в человечью шкуру не загнать. Что хозяйки у них, как не было, так и не прибавилось. Но ведь какие въедливые паршивцы! Передышки не дали. Явились вечером, едва она вернулась с посадочной площадки, и засели внизу: Михайла, Назар и ещё один патриарх родом из Славянской лиги Вазул Петефи. Джаред, наплевав на грозные взгляды Ракны да шипение Гранки, стащил госпожу вниз и припечатал к хозяйскому креслу.

— Глянь-ка, во у бабы гонору, — с нескрываемой издёвкой одобрил дед Вазул откуда-то из недр своего густо заросшего лица. — Танолева порода.

— Ну, тебе на твою тоже не приходится жаловаться, — с полным достоинства нахальством ответствовала хозяйка поместья. — От молодцев, живущих под твоей рукой, даже у монстров с души воротит.

— А ты их в деле видала? Моих парней. Метёшь языком, что корова хвостом.

— Вазул, если ты притащился ругаться…

— А ты нам тут не выделывайся, — строго одёрнул её дед Михайла. — Отцу тебя пороть не довелось, так мы ему поможем на правах старых друзей. Вот, правильно делаешь, что ухмыляться бросила. Бандитская повадка: расправу задом чует. Наша девка.

— Ну, ты её тож не слишком-то балуй, — проворчал Вазул более доброжелательно. — У ней такая порода: тока сунься с пальцем, так оттяпает до подколенок. Ишь, взяла моду своим умишком пробавляться! А тот умишко-то, навроде лягушачьего. У европейцев сроду одни дураки разбойничали…

— А в рожу? — пробасил дед Михайла. — Ты мне, Васька, тут свои старые песни не затягивай. Не для того собрались.

— А для чего? — подтолкнула их Наруга, не желая торчать здесь до ночи под стариковский гундёж. — Сообщить мне, что хозяйки из меня не получится? Вы правы, — опередила она раззявившего, было, пасть деда Назара. — Госпожа из меня ни-ка-ка-я. Из другого я теста, отцы. Из несъедобного. Мало того, что хозяйничать не умею, так ещё и учиться не желаю. Вон Джаред только рот откроет, а мне уже нестерпимо хочется его заткнуть. Сунуть туда что-нибудь большое и липкое. Так, чтобы он ещё месяц таскался с этой пробкой.

— От умница! — деланно восхитился Вазул. — Как отбрехалась! Слышь, мужики, как затейливо все обсказала? Так ты чего ж, на господской жопе баклуши бить станешь? Или вовсе с господского места сдристнешь?

— Хотелось бы, — искренно призналась Наруга. — Мне этот хомут и в безделье шею свернёт. А если вы меня ещё и работать заставите, так вообще повешусь.

— Слышь, Джаредка! — возмутился Вазул.

— А я при чём?! — огрызнулся тот. — Я эту дуру не делал! И не воспитывал. Вам её ваш замечательный дружок подкинул, вот и нянчитесь.

— Угомонитесь! — взмолилась Наруга. — Дайте же сказать. Ну, сами подумайте: у вас уже есть самый настоящий хозяин, — ткнула она пальцем в Джареда. — И лучше вы себе никого не найдёте. Я всё придумала: приму его в свой род, он станет Танолем и…

— Кретинка, — досадливо выдохнул тот.

— Зато вы тут все умны без меры, — насмешливо похвалила Наруга. — Потому и дожили до нашего незабываемого знакомства. Объясните-ка мне: почему это всем можно заводить себе родственников, как попало, а я у вас кретинка?

— Потому, что твои предки доказали: они подлинные хозяева этой земли, — как всегда спокойно и по делу взялся за разъяснения дед Назар. — Люди это знают. Для них Таноль уже сам по себе законный господин. А Джаред, как не умён, как не работящ, но всего лишь один из многих. Да к тому же, родился не здесь. Он пришлый. А у нас на это место и свои достойные имеются.

— Ну, так выбирайте, — пока ещё не поняла Наруга, в чём проблема.

— Не станем, — упрямо нахохлился дед Михайла. — Не успеем оглянуться, как свары начнутся. Вот кабы ты выбрала мужа, да сделала хозяином…

— Ты сбрендил! — обалдев, выдохнула Наруга. — Это ж кто тут настолько смелый, чтоб жениться на оборотне?

— Подожди, деточка, — мягко попросил Назар. — Не горячись. Мы всё понимаем.

Деточка — здоровенная дылда тридцати лет от роду со скверной репутацией — насмешливо подумала, что эти мужики даже не представляют, кого решили прибрать к рукам. Аборигены думали, будто её мама испугалась планеты берров, потому и отказала их такому замечательному Танолю. Но мама была слишком отважна, чтобы трепетать перед такой ерундой. И слишком умна, чтобы не оценить необузданное упрямство да жёсткое сердце любимого мужчины. Словно чувствовала, что всё это достанется в наследство её девочке, о которой ещё даже не подозревала. Так и вышло: шестнадцать лет она учила дочь держать себя в руках — та потому и выжила в своём неженском деле. Но если загнать её в угол, там она всю мамину науку и похоронит. А сверху закопает трупы загонщиков.

— Конкретизируйте своё предложение, — хмуро попросила она.

— Ты ж уразумей, непутёвая, — ласково гудел дедушка Вазул, — На чём весь белый свет держался до нас, и держаться станет? Знаешь? У-у! Тетеря нелюбопытная.

Что там у него пряталось за бородой, росшей чуть ли не от самых глаз, было не разглядеть. Но на теле увечий не было, а это о многом говорило. Старик, конечно же, пережил не одно нашествие монстров, но остался цел. Собственно, таких, как эти трое патриархов, на планете берров не густо — большинство повымирали в борьбе за выживание. Далеко не дряхлые старцы, но старейшие — дружить с ними необходимо любой ценой. Авторитета у них, как волосни на макушке Дубль-Нара — их поддержка стоила поддержки всего местного народа.

— Ты к чему клонишь? — недоверчиво сощурилась Наруга.

— Известно к чему, — едко ответствовал Вазул. — На семье мир держится. На роде-племени, что из тех семей состоит. А в роду все заедино держатся. Все единым умом живут, да единым духом выживают.

— А какое отношение я имею к вашему роду-племени? — язвительно осведомилась Наруга. — Я вам более чужая, чем Джаред

— Не-е, девка, — многозначительно протянул дед Вазул. — Ты Танолева рода. Стало быть, наша. Нашего рода. А в роду-то оно…

— Ты, Васька, кончай-ка трепаться, — недовольно проворчал дед Михайла, тревожно косясь на молодую хозяйку. — Ишь, понесло тебя не в те ворота. Не морочь девке голову.

— Вы хотите сказать, что реально пришли меня сватать? — попыталась удержаться и не заржать Наруга.

Они конечно, придурки те ещё. Но обижать стариков не хотелось — не заслуживали они такого от соплячки.

— Хорош, сказал! — долбанул кулаком по столу дед Михайла. — Ишь, вцепилась. Угомонись!

— Ну, хорош, так хорош, — отступила госпожа Таноль. — Будем говорить серьёзно. Ну? Вижу ведь, что на языке что-то вертится так, что бороды искрят. Выкладывайте.

Посуровевшие деды переглянулись, потолкались взглядами, и опять вышло держать речь Вазулу.

— В общем, так, девка. Ты как хошь, но дай нам хозяина, — нравоучительно задрал он палец. — На Гетбера мы, понятно, не намекаем. Из него хозяин, как с твоего мандарина пудель. Однако ж, не дело, если он порвёт кого-то… М-да, — решил не углубляться в опасную тему ревности старик. — И никто тебе своего парня в мужья не отдаст, чтоб, значит, натурально мужем был. Нам свары меж собой не нужны. Короче, шли мы к тебе сказать, что на Джареда общество согласно.

— Ты что несёшь, старый пень? Вы зачем меня сюда притащили? — обалдев, потребовал объяснений управляющий.

— Не суйся, — поморщился Михайла.

— Не твоего ума дело, — поддержал его Назар. — Ты ж видишь, к чему всё идет? Если мы станем её делить, перессоримся все к лешему. У каждого его парни самые лучшие — клейма негде ставить. А ты у нас ничейный. Сам по себе молодец. Да в придачу холостой. Да всем показал, что хозяин из тебя — лучше не надо. За общество болеешь, но в склоки не суёшься. Ни в чьи интересы компаньоном или собутыльником не входишь. Ко всем ровно дышишь. А нам такой вот и надобен: ничей и для всех.

— Джаред, ты на мне женишься? — деловито поинтересовалась Наруга, оборвав оду жениху, которого обманом притащили свататься.

— Не смешно! — холодно огрызнулся тот.

— А что? Давай уважим общество. Сбежимся-разбежимся. Разделим имущество. Тебе этот Вавилон, а мне вся остальная планета. При таком раскладе твоя мужская гордость нисколько не пострадает. Не станет тебя грызть, что ты — такой достойный — женился на деньгах. А потом обобрал бедную девушку. Тебе-то по сравнению со мной достанутся крохи.

— Закудахтала, — проворчал Михайла.

— А может, мне усыновить Джареда? — продолжила изгаляться Наруга. — Тоже вполне законный способ избежать выборов на вакантное место помещика. Отец его любил. Мне об этом уже нажужжали. Жаль, усыновить не успел. Зато станет ему дедом.

— Вот же дура стоеросовая, — пригорюнился дед Вазул. — Ну, как с такой о деле говорить?

— Другие говорили, и ничего, — поделилась Наруга. — Даже договариваться умудрялись. И вам придётся. Я теперь оборотень, мне законы не писаны! Слышь, Михайла? Давай, отец, опровергай. Не валяйся мне тут на столе дохлой рыбиной.

— Ну, не писаны, — недовольно проворчал старик.

— Видишь, как здорово всё складывается? — улеглась пузом на стол и ласково прошипела ему в лицо Наруга: — У вас будет нормальный хозяин. А у меня муж. И даже не мечтайте, что это будет один и тот же человек. Я, может, Гетбера всю жизнь ждала!

— Ну, ты это, девка, остынь, — насупился Вазул. — Ишь, понесло тебя. Ты думай, чего говоришь.

— А я всегда думаю. Хоть с виду и не скажешь. Я с вами честна: и зубы свои, и пределы бесстыдства своего показала. А вы мне Джареда в мужья подсовываете! Пожалели бы мужика-то. Вам ведь и впрямь не найти второго такого умника. Эй, умник!

— Мне надоело твоё нарочитое хамство, — холодно оповестил тот. — Френк рассказывал, что твоя матушка была весьма достойной и образованной женщиной. А тебя у неё не от груди оторвали. Говорила ж ты до шестнадцати лет по-человечески, вот и теперь изволь.

Наруга хохотала до надрывного треска в животе. До боли в печёнках. Слёзы текли градом, в подвздошине ныло, а она всё никак не могла остановиться. Старики, чтоб не терять время, выставили на стол чарочки да бутылёк косорыловки. Расстелили платок и вывалили на него закуску. Они знали, куда шли. Так что всё своё притащили с собой и дождались, наконец-то, случая употребить. Но не были уверены, что дочь подхватит традиции покойного отца — баба в собутыльниках редко бывает удобна. И почти всегда невыносима.

— За нового хозяина! — икая, произнесла тост госпожа Таноль и первой опустила в себя это ужасное пойло.

— Не смешно, — покривился Джаред, прежде чем последовал за ней.

Ракна обладала множеством достоинств, но лучше всего умела с толком подслушивать. Точно уловила: и то, что подруга смертельно устала от дурацкого разговора, и что она приняла решение. И что пора всю эту тугомотину превращать в качественную пьянку. Старики глазом не успели моргнуть, как на столе уже высились две нормальные бутыли, и теснились блюда с настоящей закуской. Гранка втиснулась между Михайлой и Вазулом, зычно отвешивая им комплименты. Напротив Ракна жеманилась перед расплывшимся дедом Назаром, от души соглашаясь, что такой красавице, как она, боле к лицу сладкое салихское вино. А Бинка сердобольно валила в миску Наруги самые жирные куски мяса для поправки здоровья.

Утром она сидела за столом напротив вожака и беспрестанно хмыкала, припоминая ночную пьянку. У оборотня не жизнь, а малина. Помимо прочих благ, он может наливаться несколько часов, но так и не уклюкается в драбадан. И башка утром не взрывается, и людей уважила. Правда, немного утомил пьяный гомон, но это уже мелочи. Главное, она сбагрила с рук своё хозяйство и теперь свободна, как ветер.

Отправляя в себя тонны не прожаренного мяса, Нутбер поглядывал на неё с самым загадочным видом — явно чем-то заранее упивался. Видать, какой-то пакостью, что вот-вот преподнесёт и станет с наслаждением смаковать. Наруга попыталась испортить ему настроение:

— Майор, давно хотела спросить: сколько человек знает технологию обращения людей в берров?

— Никто, — спокойно опроверг он назревающее обвинение в разбазаривании клановой тайны.

— Ты хочешь сказать, что вы ни разу не пытались увеличить стаю опробованным путём?

— Пытались, — охотно признался Нутбер, разглядывая её чуть ли не с научным интересом. — Четыре раза.

— Не вышло? — моментально позабыла Наруга о мстительных намерениях.

— Нет.

— Их не стали жрать, или они не воскресли?

— Не воскресли. Мне понятно, почему тебя это интересует. Но почему именно сейчас?

— Да у меня для тебя имеется неприятная новость. О той звезде нашего борделя, что к тебе благоволит. Если не врёшь, конечно. Так вот эта цыпочка попыталась подлизаться к Юльке и узнать у неё технологию обращения в берра. Мол, как так получилось? И всё в таком же духе. Что интересно, Ракна считает, что она слишком хороша для шлюхи, попавшей под карающую руку закона. Больно уж вылизана. Просто конфетка, а не проститутка.

— Добавь к этому: расчётлива, как торговец, — с вовсе уж бессовестным спокойствием заявил Нутбер.

Майор разведки явно издевался над потугами бандитки попробовать себя в роли детектива.

— Свинья, — вздохнула она.

— Ещё нет, — добродушно хмыкнул он. — Но сейчас буду. Гет, ты не собираешься переселиться в дом Танолей?

— Зачем? — не удивился, а просто уточнил тот.

— Как хозяин поместья.

Наруга отчётливо различила еле заметную иронию в тоне вожака и забеспокоилась:

— Это бред или провокация?

— Ни то, ни другое. Совет поселения решил, что кроме тебя хозяином может быть только твой муж, — саркастически поздравил он молодожёнов.

— Зачем им берр? — недовольно прогудел Гет.

— Хозяин из тебя не выйдет, — согласился майор. — Но с тобой никто не осмелится состязаться за этот приз. К тому же народ решил, что это сильней привяжет нас к общине.

— А может, ты просто пугаешь? — взмолилась Наруга. — Мы же всю ночь с ними пили. Они согласились на Джареда.

— Ты слишком рано покинула ваш праздник, — как-то даже грустно усмехнулся Нутбер. — Твой ушлый управляющий их переубедил. Припугнул проблемами, что могут возникнуть в будущем с наследством.

— Хочешь, теперь я его припугну, — предложил Гет растерявшейся любимой.

— Что-то вас куда-то не туда понесло, — категорично заявил Бробер, ковыряясь в зубах. — Вроде в котловину собирались, как дела переделаем. Укреплять породу. Акери!

Зеленушка подпрыгнула от неожиданности и уставилась на старого баловника стеклянным взглядом. Сидящий рядом с ней Риг зыркнул исподлобья на наставника и обнял опешившую подругу.

— Когда экспериментировать пойдёте? — проигнорировав его недовольство, почти по слогам повторил Бробер. — Что там тебе твои деревья нашептали?

— Надо идти, — кивнула Акери и ожила: — Теперь можно?

— Подходящее время может уйти далеко вперёд, — внезапно припомнилась Наруге одна из её невнятных угроз.

— Ещё одна, — пробормотал Гуго, не переставая жевать. — У них это что, заразно?

— Ещё как, — ласково подтвердила Наруга. — Но тебе-то нечего опасаться. Тебе близость с сумасшедшими не грозит.

— Стерва, — буркнул Гуго и демонстративно отвернулся.

— С кого начнём? — не позволил им съехать с темы Бробер.

— С нас, — твёрдо уведомил Гетбер.

— Ну да, твоя-то никому не уступит, — съязвил старик. — Может, ещё кого-то задействуете?

— Пусть они для начала друг друга задействуют, — проворчала Наруга, сунув нос в остывший чай. — Вот когда разберутся со своими симпатиями да майору доложат, как положено, тогда и перекраивать их начнём. Нет уж. Сначала я на собственной шкуре это опробую. У меня она самая толстая.

— Это будет правильно, — одобрила Акери. — Сила Ису сама идёт тебе в руки.

— Как кстати. Мне как раз есть, куда её применить.

— Ты о чём? — нахмурился Гет.

— О звёздах борделей, — пояснил кадету майор. — Наруга, не торопись карать бедняжку. Пусть она сначала разберётся, куда влипла. Глядишь, и передумает совершать бессмысленные поступки. Тем более что попытка Дабо удрать с планеты многим мозги вправила.

— Да уж, — хитренько сощурился Бробер. — Тут у нас шпионить, что кораблями планеты брать на буксир. Да перетаскивать их с места на место. И без гонорара останешься, и от нас никуда не деться.

— Можно укрыться в смерти, — подсказала Акери.

Тут уж все захмыкали, дескать, не тот случай. Одной Наруге не удалось развеселиться. Она, конечно, не спец в охмурении мужиков — не сподобилась делать из них идиотов. Но, глядя на Ракну, многое познала в теории. Ознакомилась, так сказать. И новая вылезающая на первый план проблема не показалась ей такой уж пустяшной. Не то, чтобы она боялась козней этой бордельной засланки — той для успеха понадобится разветвлённая сеть подельников. Своих дамочка не завезла, а местные её сами пришибут, заикнись она только про всякие шпионские загогулины сюжета.

И всё же — поделилась она сомнениями с Гранкой, улизнув с семейного завтрака. Та сидела на крыше хозяйского дома и наслаждалась утренними погодами. Дом вымер — девчонки куда-то разбежались спозаранку, и разговор по душам имел все шансы. Из всех подруг Гранка, несомненно, являла самый здравый ум. Шатхия тоже, но разговаривать с ней немногим легче, чем с Акери: у одной язык заплетается, у второй марширует. А Гранка способна не только правильно понять, но и толково изложить своё понимание.

— Ты права, — поддержала она подругу. — Мужики могут сколько угодно изображать стойкость, а Ракна стрельнёт глазками, тряхнёт сиськами и всё, приплыли. Я, конечно, передёргиваю: не со всеми это пролезет. Но наши-то мужики в самом незавидном положении. Видала, как раздухарились? Тот же Гет, случись беда, не спиной тебя от неё прикроет — он ту беду вместе с планетой в порошок сотрёт. Риг носится с нашим лягушонком, как с писаной торбой. А всё потому, что измучены безнадёгой. Вот и тянет их хапнуть счастье лопатой, если уж способ нашёлся. Они перед тем счастьем уязвимы, как дети.

— Ну, я где-то так и думаю, — облегчённо вздохнула Наруга. — Старые начали подзабывать каверзы внешнего мира, а молодые до них и добраться не успели. Сюда загремели. А тут они на особом положении. И что будем делать?

— А чего ты меня-то спрашиваешь? — деланно удивилась Гранка, лениво щурясь на восходящее солнце.

— А кого мне спрашивать? — усмехнулась Наруга. — Эта красотка ваших кровей. Из ваших Палестин притащили.

— Притащили из наших, — не стала спорить Гранка. — И кровей она моих: полячка. Мы у человечества самое красивое достояние. А вот насчёт шпионажа, это ты погорячилась.

— Откуда знаешь?

— Вижу. И слышу. Ты же отличишь боевика от танцора. Вот и я не перепутаю дуру природную от ломающей комедию актрисульки. В глаза надо смотреть, подруга, а не заниматься фигнёй: сочинять мотивы для каждой подозрительной личности.

— Новая забота, — проворчала Наруга. — Ты ещё предложи в душу ей заглянуть. Проще шею свернуть и забыть, что тебе когда-то досаждали.

— Оно тебе надо? — искренно удивилась Гранка.

— Она же к Нутберу ластится. Даже думать не хочу: что будет, если он на этой теме свихнётся?

— Вот и не думай, — шаловливо улыбнулась Гранка.

— Есть мысль? — воодушевилась Наруга.

Она сроду не занималась всякой там бабьей вознёй со страстями в финтифлюшках. И совершенно не умела интриговать на этом трескучем истеричном фронте.

— Нутбера она не получит, — успокоила её подруга.

— Почему? — брякнула Наруга, сбитая с толку железной уверенностью в голосе Гранки.

— Потому, что его получу я.

Заяви она о чувствах к Гету — Наруга и то бы посчитала это… более нормальным, что ли. Гранка оценила её растерянность и печально усмехнулась:

— Не повезло тебе, подруга.

— Ты о чём?

— Да так, — отмахнулась она. — Не обращай внимания. Может, как раз наоборот: повезло, что ты у нас такая чурка неотёсанная. Потому и беррам нравишься.

— На что не обращать внимания? — хмыкнула Наруга. — На твою угрозу насчёт Нутбера?

— Вот уж нет, — многозначительно протянула Гранка. — Этого я к рукам приберу.

— Только не обижай его, — насмешливо попросила Наруга.

Гранка посмотрела на неё как-то странно, словно сожалея о её скудоумии. Потом поиграла бровями и попросила:

— Шла бы ты отсюда. Вы, кстати, чего там с утра раннего надумали? Кого куда загонят пахать? Я бы сгоняла на болото за камушками. Бинка аж захлёбывается от восторга. Даже мне захотелось оторвать задницу и прогуляться на честную работу.

— Мои поздравления. А мы с Акери идём в котловину.

— Вот и ступай. Отдай себя на опыты во славу науки. А то ходит тут, ходит, — забухтела она под нос, прикрывая глаза и подставляя лицо лучам солнца: — Достаёт всякой чушью. Цепляется…

Эпилог

Котловина встретила их всё тем же муторным безмолвием. Ещё только оказавшись на вершине перевала, Наруга чуть не завернула дубля обратно. Верней, завернула, только пилотируемый объект, воткнувшись носом в Дубль-Ри, оспорил приказ пилота. Даже присел. Хотя медведь вполне добродушно заворчал, призывая не загораживать дорогу. И Нар сиганул вниз в котловину с таким воодушевлением, что Наруга только мысленно крякнула.

Озеро лежало на месте неподвижной ртутной лепёшкой. Игольчатый круг торчал, где ему и положено. Никаких следов прежнего пребывания людей она не обнаружила, хотя костры в прошлое посещение пылали пять суток. Да и намусорили они. Песок выравнен, будто специально: ни следочка, ни тряпочки, ни щепочки. В кругу пропало всё их брошенное за ненадобностью барахло, включая искорёженное оружие. Берры от присвоения чужого имущества открестились, сообщив, что честно утопили его за ненадобностью.

Дерево на растопку мужики свалили быстро — Наруга уже вполне равнодушно отметила исчезновение прежних пней. Костёр запалили неоправданно здоровый: греться никому не требовалось, а для чая сошёл бы и поскромней. Они вообще любили посидеть у костра: и берры, и дубли — даже мандарины. Наскоро сообразив обед, Риг, Гет и Наруга завалились на песок порелаксировать в пустой болтовне. И увлеклись. А когда спохватились, Акери пропала. Риг с Наругой рванули в лес, побегали, поорали. Дубли, решив, что это такая новая забава, резвились вокруг недотёп, прощёлкавших одну единственную Ари.

— Нет, ну не сука?! — вырвалось у Наруги из самой глубины души. — Мне её что, привязывать? Или ноги переломать?

— Риг не позволит, — добродушно прогудел в ухо подкравшийся со спины Гетбер и прижал её к себе: — В смысле, насчёт ног не согласится.

— А привязывать самое то, — уныло отозвался Риг, с ненавистью пялясь на гигантские деревья. — Вот, куда она залезла? Раньше хоть дерево знали. А теперь, где её караулить?

— Штаны, — насмешливо подсказал Гет.

— Штаны она с собой в дерево не протащит, — облегчённо согласилась Наруга.

И вырвалась из лап укоризненно вздохнувшего оборотня. Поиски брошенных штанов увенчались успехом в считанные секунды. Дубль-Нар обнаружил их… у того же самого кедра — и как не заметили, пробегая мимо? Риг обречённо махнул рукой, подобрал то, что осталось от его любви, и побрёл к костру. Наруга, было, собралась туда же, но её перехватили за талию. Взвалили на плечо и потащили в лесные дебри выяснять отношения. Поначалу она брыкалась, но потом повисла в задумчивости, пойманная мыслью о самостоятельном эксперименте. А что? Насколько она разобралась в антинаучном лепете Ари, для этого нужно было просто войти в круг. И… Чего-нибудь там поделать, чтобы не сдохнуть со скуки, пока… С тобой что-то там не сделают. Даже умирать не надо, как в прошлый раз — содрогнулась она.

И спикировала на землю. Поначалу — не успев стряхнуть с себя туманные последствия раздумий — она попятилась и воткнулась спиной в очередной неохватный баобаб. К ней подкрадывалась нечисть: обнажённая, вкрадчиво сопящая, разбрызгивающая вокруг себя терпкий аромат настырной похоти.

— Не хочу, — неуклюже соврала Наруга, чтобы выиграть пару минут и унять смехотворный пустяшный страх.

И откуда только вылез — пискнуло что-то внутри неё. Это же Гет. Её Гет… Она попыталась заглянуть в глаза набычившегося оборотня и ничего не увидела, кроме угрозы.

— Только попробуй, — вылезло из неё вовсе уж бредовое шипение. — Порву.

Ему оставалась пара шажков, и он их сделал. Ни коленом в пах, ни щепотью в подвздошину, ни пальцами в глаза она его не достала. А вот её распяли на корявом стволе и обнюхали. Совсем сбрендил — хотела, было, поставить диагноз Наруга… И вдруг обнаружила, что сама обнюхивает своего сдержанного почти интеллигентного кадета. Приличного мальчика, растерявшего, как и она, приличия в экспериментах, что ставила жизнь. Не успела удивиться финтам своей психики, как язык сам собой прошёлся по чистому до скрипа бугристому плечу. Ни вкуса, ни запаха пота — будто прокалённый на солнце камень облизала. С досады Наруга впилась зубами в резиновую плоть, и тотчас взмыла в воздух. А потом рухнула на спину, придавленная ожившей урчащей глыбой.

Это был не секс, а драка. Сплошное хамство — содрогаясь в завихрениях остывающего дурманного оргазма, укорила себя Наруга. Ты женственна, как реактор силовой установки — всплыла в голове насмешка Ракны.

— Я тебя люблю, — по слогам прошептал Гет, копошась носом в её волосах.

Они лежали у костра, куда вернулись из леса весьма потрёпанными, и Гету вздумалось покаяться:

— Прости. Не знаю, что на меня нашло.

— На нас, — вздохнула Наруга. — Это нас наша драгоценная мамаша стравила. Всё экспериментирует старая дура.

— Планета? — уточнил он. — Видимо, мы любимые дети. Для нас только всё самое лучшее.

— Особенно поводок. Лучше не придумаешь: здесь ты живой, а в остальных местах просто кучка молекул.

— Теперь мне на это плевать, — беззаботно отмахнулся Гет.

— Из-за меня? А свобода?

— А ты знаешь место, где она есть? — усмехнулся он. — Тогда ты богата. За координаты этого места тебя сделают императрицей галактики.

— Не умничай, — хмыкнула Наруга. — Давай лучше поможем Ригу хандрить. Или срубить это чёртово дерево.

Тот хандрил до следующего утра. Но дерево рубить не пришлось — Акери вылезла из него добровольно. Риг притащил её к костру, где валялась вся остальная компания, и принялся заливать чаем.

— Что высидела? — с деланным участием осведомилась Наруга.

Акери напустила на неё тумана из жёлтых глаз и вежливо попросила:

— Можно я отвечу на этот вопрос потом?

— Когда потом? — попыталась насесть на неё подруга.

— Когда точно узнаю, как на него ответить, — охотно растолковала Ари.

— Давай, сейчас ты ответишь на него, как сумеешь. А потом уточнишь…

— Отстань от неё, — посоветовал окрылённый Риг. — Всё равно ничего не добьёшься.

— А если она что-то знает?

— Что-то она, несомненно, знает, — глубокомысленно изрёк Гетбер. — Главное, чтобы она точно знала, что узнала.

— Остряки, — хмыкнул Риг, запихав в рот обдолбленной знаниями подруги кусок мяса.

Челюсти Акери меланхолично задвигались. Но почти сразу остановились, закатив недожёванное за щёку.

— Так! — решительно села Наруга. — С меня хватит. Я никому не позволю делать из себя неосведомлённую лабораторную крысу. Предпочитаю быть крысой осведомлённой.

Она поднялась. Машинально отряхнула задницу и отправилась к игольнице. Гет стартовал за ней ракетой и попытался остановить. Наруга зашипела на него, выругалась и продолжила путь — он последовал за ней. А за ним тащилась сладкая парочка: два разномастных дубля. Они переглядывались и явно обменивались мнениями. Хотя и непонятно, на каком из местных наречий: квакали или хрюкали? Остальные к психозу Наруги не присоединились — даже Акери не стала взывать к её благоразумию. Поэтому госпожа Таноль дотопала до игл и сразу же протиснулась внутрь круга. По-хозяйски огляделась, вышла на середину и демонстративно уселась. Гет сумел пролезть между двумя скособоченными иглами и плюхнулся рядом. Так они и сидели, молча, в ожидании чудес. Дождались: берр завалил подругу на спину и стащил с неё штаны. Её буквально погребло под лавиной супружеской жизни.

Как они заснули по окончании «чуда», Наруга не помнила. Зато пробуждение было нерядовым: бодрящим таким, запоминающимся. Подскочили они дуэтом, как от общего пинка. И ошалело уставились на беснующуюся за гребёнкой игл оглушительно хрипящую мохнатую гору. Вокруг неё носился оранжевый спутник и верещал, как потерпевший.

— Наши, — добродушно заметил Гет и зевнул.

— Наркоты нажрались, — покритиковала хулиганов Наруга и потянулась.

— Они хорошие ребята, — укоризненно возразил он и рывком вскочил на ноги.

— Оболтусы, — пренебрежительно отмахнулась она, протягивая ему руки.

Снаружи, между тем, стихло. Над частоколом запретной зоны нависли две статуи скорбного неверия в происходящее. Между ними знаком вопроса торчал толстый плюшевый хвост.

— Ну, что, уже можно? — нерешительно осмотрелась Наруга.

— Ты что-нибудь чувствуешь? — придирчиво оглядел её Гет.

— Нет. А ты?

— Я впервые спал мёртвым сном. Впервые после смерти. Даже странно, — озабоченно поскрёб он в короткой ухоженной бородке.

— Ещё бы, — проворчал Риг, сунув голову между иглами. — Три дня продрыхли.

— Сколько? — вытаращилась на шутника Наруга. — Гет, давай начистим ему рыло, чтобы не изгалялся.

— У меня, между прочим, гораздо больше поводов сжить вас со света! — деланно возмутился Риг. — Это вы покувыркались и брякнулись в спячку. А я тут с этими куковал, — ткнул он обвиняющим перстом в припухшую, тишком сдувавшуюся парочку. — Трое суток ни покоя, ни секса.

Дубль-Гет неодобрительно заворчал и шмыгнул носом. Нар булькнул что-то невразумительное и улыбнулся чарующей улыбкой людоеда. Тут в соседнюю щель между иглами вплыла Акери — серьёзная, как кардиограмма. Она обвела взглядом подопытных и объявила:

— Правильно.

— И это всё? — иронично вздёрнула бровь Наруга, направляясь к ней. — Может, уточнишь?

— Вы правильно спали, — охотно уточнила Ари в своём духе. — Долго.

— Смотри, — Гет цапнул Наругу за плечо и указал на песок под ногами.

Всё, что они не затоптали, представляло собой идеально ровную сеть из окружностей диаметром в пару десятков сантиметров. От края до края иголок.

— Бред в узорчик, — констатировала Наруга и поинтересовалась: — Можно идти домой?

— Рано, — обрадовала её Акери.

— Почему?

— Теперь мы спать завалимся, — проинформировал их Риг. — А вы будете нянчиться с моим дублем. И дай вам Бог удачи. Вытряхивайтесь из лаборатории!

Они проспали чуть меньше. Но друзья не успели по ним соскучиться. Секс, охота, потом обед и снова секс. Наруга даже усомнилась: не слишком ли? Как с цепи сорвались. Гет легко согласился, что лично он точно сорвался с осточертевшей цепи, на которой сидел на целый век дольше неё. Они провели на эту тему научный диспут. И снова занялись темой для следующего диспута. Как ни странно, Дубль-Ри почти не истерил. Верней, совсем не истерил. Но, возвращаясь с охоты в котловину, прямым ходом топал к гнёздышку партнёра и залегал там сторожить его пробуждение.

В Таноль они вернулись, как огурчики — даже Акери, ибо всё прошло, как надо. Но, как оно было надо, Ари растолковать не смогла. Из всей лекции подопытные поняли только одно слово: правильно.