Иван Змеевич и Краса Ненаглядная

Глава 19

— Жар-птица, девица пленённая, появись, покажись, — сказал Ваня громко и для пущей убедительности ногой в сапожке притопнул.

Озарилась округа невиданным доселе ярким светом, ослепила глаза царевичу, что пришлось ему зажмуриться и рукавом лицо закрыть. Когда резкая боль в глазах приутихла, Ваня посмотрел и увидел, как висят на деревьях прекрасного змеева сада семь золотых клеток, а в каждой сидит птица красоты светозарной, неземной. Не ожидал царевич такого увидеть, и понял он, отчего Змей так развеселился. Мыслимо ли выбрать одну-единственную? Тем более, что Ваня так до сих пор и не знает, выбрать ли ему сердцем коробейницу Красю или выбрать умом бабкину дочку, свою будущую суженую.

— Что же, гость мой долгожданный, соперник храбрый и хитромудрый, выбирай ту, за которой пришёл. А мы проверим, прав ты или нет. Только знай, что попытка у тебя одна. Ошибешься — я всех Жар-птиц на ужин пущу, будут на вертелах красоваться, а перья их диковинные твоему алчному брату подкину.

Взглянул Ваня на Змея и увидел, что тот не шутит, и уже по царскому его кафтану бежит серая рябь, будто он истинный облик хочет принять. Стал Ваня мимо клеток прохаживаться да примечать отличия. Все на одно лицо. Острые клювики, удивленные бровки, а над ними пушистые хохолки. Маленькие головушки на длинных шейках, блестящие грудки с короткими и остренькими перьями и роскошные крылья, скромно сложенные по бокам. От мелких перышек к самым крупным рисунок менялся, переливалась мозаика невиданного Иваном узора. Каждая развернула хвост веером, чтобы царевич мог полюбоваться богатством оттенков золота. Казалось, невиданный художник рисовал линии и завитки на перьях лучами солнца. Юноша присмотрелся. У одной Жар-птицы не хватало перышка в хвосте, показалась и спряталась едва заметная прогалина, и у неё же на клетке висел крохотный золотой замочек, а другие клетки запирались на крючки. Иван оглянулся на Змея Огненного, который не отрывал взгляда от царевича и потребовал ключик от замка. Змей повиновался, и вот уже жар-птица пересела на руку Ивана, как когда-то садилась пустельга-охотница.

— Покажи личико, девица, — ласково попросил царевич, и птица вспорхнула, а когда ее лапки коснулись земли, оборотилась она девицей.

Смотрел на неё юноша и налюбоваться не мог. Крася… Неужели это она?

— Как зовут тебя, диво-дивное, чудо-чудное? — спросил волк.

— Красой Ненаглядной маменька нарекла, — скромно потупившись ответила девушка, — нарекла и в чаще лесной спрятала, чтобы не обидел ни тать, ни вор, ни басурманин. Ни купец заезжий, ни сын царский. Убежала я из избушки на курьих ножках и в бараньих рожках, к коробейникам прибилась. Стала Красей прозываться. А потом похитил меня Любостай, и не один век я в обличье Жар-птицы была.

Ваня точно дар речи потерял, не мог оправиться от счастливой мысли, что исполняя волю Бабки-яги, он и своему сердцу не восперечит.

— Угадал, Иванушка? — усмехнулся в бороду Огненный Змей и сам ответил, — угадал. Не придется Жар-птицам перья выщипывать да на вертелах их крутить.

— Зря бахвалишься, поганец, — дерзко ответил Ваня, — я б тебе не попустил. Эку красоту извести за мою ошибку?

— А скольких уж извёл благодетель наш, — вздохнула Крася и украдкой бросила такой взгляд, полный ласки на Ваню, что у того кровь к ланитам прилила, а волк фыркнул, чтобы сбить невыносимую возвышенность момента.

Змей Огненный точно не заметил переглядок, махнул рукой и появились рядом кресла точёные с подушками пуховыми. На одно уселся сам, второе Ване предложил со словами:

— Краса Ненаглядная у меня птица не простая, особенная. Везде летала, многое видала. Каждый вечер сказки мне рассказывает, песни поёт. Рассвет скоро, пусть она последнюю сказку расскажет, а мы послушаем.

Ваня сел и залюбовался девичьей статью, голубой, богато расшитый серебром и жемчугом сарафан и кокошник были Красе к лицу не меньше стыдливого румянца. Но больше всего Ване была отрадна мысль, что Крася явно на него зла не держит и рада, что проделал он путь многотрудный и опасный, чтобы её из неволи вызволить.

Махнул рукой Змей Огненный и молвил: «Явитесь гусельки златострунные» и появились в руках Красы Ненаглядной маленькие, приёмистые гусельки, изготовленные из древесины красного заморского дерева.

— Какую старину слушать изволите? — спросила она.

— Ту, что ни разу не слыхал, — вальяжно ответил Змей, и Ваня лишь кивнул, ему было приятно слышать голос девушки, и не важно, что именно она говорила, лишь бы не плакала и не поднимала на него маленький кулачок, как при последней ссоре.

Краса Ненаглядная провела пальцами по струнам и произнесла певучим голосом: «Былина о волчьем пасторе и изгнанном из стаи волке»

Все волки из лесу его сыновья,

Огромная серая стая,

Цари да бояре, лесные князья —

Дружина его удалая.

У волчьего пастыря много забот,

Готовится к дикой охоте.

Горит в нетерпенье надёжный оплот,

Дрожит в ожидании плоти.

Как ветер в ушах зазвенит, запоет,

Согнутся могучие ели,

Сорвется в погоню зубастый народ

Навстречу неведомой цели.

И если от стаи отбился один,

Споткнулся вдруг неосторожно,

То сразу накажет его господин

Иначе, увы, невозможно.

И место пустое чужие займут,

Забудут в ближайшей охоте,

Кто был этот волче? Дурак или плут?

Теперь вы уже не поймете…

Но если услышит неведомый зов,

Он вспомнит свое назначенье…

Волк выйдет из чащи забытых лесов,

Как будто из чаши забвенья.

Дорога обратно забыта теперь,

Но примет ли новая стая…

И кто он теперь: человек или зверь?

И сам он, наверно, не знает.

Волк всхлипнул, закрыв лапами глаза, а Ваня потрепал его по холке, но не сказал ничего. Когда Краса Ненаглядная закончила свою песенку, она встала, поклонилась в пояс и протянула Огненному Змею гусельки, которые тут же пропали, точно вовсе не бывали.

— Вечер откровений! — засмеялся Огненный Змей и хлопнул себя ладонями по коленям, — кое-что Ваня теперь знает о волке, хотя и не вполне осознает всю глубину открывшейся бездны. А вот что насчет самой Красы Ненаглядной?

— Она и коробейница, и дочь Бабы Яги, — уверенно ответил Ваня, посылая девушке робкую улыбку.

— Это всё, что мы можем сказать о нашей Жар-птице? Как кстати она оказывалась всякий раз там, где была нужна её помощь! Зоркие у неё глаза! Незаменимая моя помощница.

Наступила такая звенящая тишина, что было слышно, как внизу, под облаками дрожат верхушки елей. Ваня смотрел на девушку, но Крася не поднимала на него глаз, и тогда царевич подошёл к ней и взял за руку. Он приложил её горячую ладонь к своему сердцу.

— Жар-птицы служат острову Буяну, — прошептала Краса Ненаглядная.

— Я тебя освобожу, — ответил Ваня, и слова его потонули в издевательском хохоте Огненного Змея.