Итрим. Впереди Вечность

Послеглавие: Сидырыч.

Старый ножичек с легкостью снимал стружку с податливой древесины, в этот раз получалась лисичка: задорная, с большим хвостом. Грубые руки держали кажущуюся маленькой в широких ладонях игрушку, пальцы уже давно сами знали, с каким усилием надавливать на лезвие ножа. Каждая чирка по древесине осторожно снимает тончайшую стружку.

Лишь нож и стамеска, с помощью которой он проделает дырочки, чтобы лисичка смогла издавать свист, если подуть в ее хвостик. Игрушка ладится, задорная зверушка будто бы уселась на задние лапки и улыбается, гладкое тельце без единой занозы, еще бы разукрасить и покрыть лаком, но тогда звук изменится, перестанет быть тем первозданным, с каким должна петь эта фигурка.

Хотя и спорилось дело, он сидел с хмурым видом на лавки в своей каморке, что обустроил прямиком на чердаке, куда могли залетать голуби, воркуя на стропилах. Иногда прилетали летучие мыши, но Сидырыч прогонял паскуд, обожающих пищать и охотиться за махаонами, которых он любил. Нравились ему эти ночные бабочки, ставшие первыми его гостями, прилетевшими в самую первую ночь, когда, заступив на службу, домовой по привычке улегся на настиле чердака, а не в выделенной ему комнате. Так и остался, привык уже, да и спится здесь под стрекот ночных сверчков и хлопанье крыльев махаонов гораздо крепче.

По первости было непривычно, что новым местом службы оказался нормальный дом, а не очередной сарай или какая-нибудь лачуга. Отзываясь на призыв нанимателя, он никак не думал, что попадет в самый, что ни на есть княжий, ведь на такие должности заступали именитые домовые, чьи предки всегда служили у всяких правителей. Поэтому, Сидырыч, сначала не поверил, когда его призвал Князь и предложил службу, думал, что это ему снится.

Теперь же он точно знает, что все на яву, более того, в этом убедились многие. Новый город, много новых домов, и в каждый требовался свой защитник и хозяйственник, и те находились, благо, Сидырыч многих знал. По его зову шли многие, но звал не всех подряд, а самых работящих, не взирая на прежние статусы и места работы, зазнавшиеся лоботрясы с родословными, пусть сидят там, где сидят, а ему нужны настоящие работяги.

Странно ощущать себя старшим домовым, до сих пор не привык, хоть и подняло его положение и на будущем собрании домовых он будет сидеть не у стены, а возле центра, но все же, ответственности возросло в разы. Помимо собственного дома требуется следить и за остальными, чтобы никто из поставленных им не загулял, не набедокурил. Везде надо поспеть, всюду надо уследить, хорошо, что есть иногда время расслабиться, в ту же баньку сходить с новыми приятелями. Банщик тот же из своих, обычных, мировой мужик, Леший тоже, Анчутка – полевой чертенок, с той же грязи вылез и не зазнался, интересный паренек, хоть и молод. Со своими по статусу париться нельзя, иначе перестанут его воспринимать, как начальника. Но он нисколько не огорчен, компания у них собралась интересная.

Вчера вот нанял бригаду амбарных, чтобы следили за зерном, гоняя мышей с кротами и вылавливая червячков. Тоже потрепанные судьбой, поэтому с радостью приняли возложенные на них объемы, ознакомившись с местом хранения. Амбарники сразу же согласились на меньшую по сравнению с прошлым наймом оплату, и он их понимал: кому понравится сотню лет служить в сточниках, куда их занесло по оплошности.

У Сидырыча любая должность была в почете, и выбирая на нее кандидата, старший домовой подходил с особой тщательностью, чтобы назначенный был на своем месте, и платить ему требовалось бы гораздо меньше, чем обычно платят. И несмотря на это, искать приходилось все реже и реже, духи уже со всех земель буквально просились в найм, постоянно осаждая его своими просьбами.

Привычное увлечение помогает собраться с мыслями, не забыть, кто он и откуда, вот только все равно на душе пустота, и вновь он не рад сотворенной игрушке, и та в порыве ярости вылетает через окно, не разбившись, как предыдущие о стену. А Сидырыч уже бормочет под нос ругательства, обвиняя себя в никчемности и безрукости, и вот он снова недовольный и насупившийся. Сейчас встанет и пойдет проверять хозяйство, выискивая недостатки и ругая всех, кто попадется под руку.

- Что за суета вокруг? А?! – выкрикнул Сидырыч, оказавшись посреди холла и увидев, как бегают бабы.

- Так Князь вернулся! – отозвалась одна, неся в главную залу поднос с зажаренным под яблоками кабанчиком.

- Князь?! – хмуро переспросил Сидырыч, пытаясь вспомнить, куда уезжал Князь, и, понимая, что он что-то пропустил, занимаясь своими обязанностями: - Это хорошо, смотрите у меня, чтобы все было в ажуре.

- Жениться бы тебе, - донеслось из залы, и тут же раздался дружный бабий смех.

- Разговорчики! – выпалил старший домовой и пошел на выход, хмуро поглядывая по углам в поисках грязи или пыли. Не найдя ничего, он резко вышел из дома, громко ударив дверьми.

-Тятя, - раздался слабенький девичий голосок.

- А? – Сидырыч от неожиданности дернулся в сторону от испугавшей его четырехгодовалой девчушки в обычном сарафане.

- Тятя, этя тое? – спросила малышка, протягивая сломанную лисичку.

- А? – удивленно посмотрел Сидырыч на крохотную ладошку: - М… мое.

- Тятя, тятя, она самаяся, - на личике малышки появились жалостливые слезки, губки дернулись, носик зашмыгал.

- Не плачь.

- Лиситьку залька, касивая, калосая! – слезы тяжелыми каплями побежали по щечкам.

- Не плачь, - повторил сломавшимся голосом Сидырыч, приседая перед девочкой, и осторожно обнимая ту за плечи: - Хочешь, я тебе новую сделаю

- Павда?! – малышка вопрошающе взглянула прямо в глаза домового, и глубина ее глаз вдруг поглотила всю грубость, всю ворчливость, зачерствевшее сердце будто бы пробудилось.

- Правда, сделаю, новую еще красивее, - произнес Сидырыч, не замечая, как у самого появились слезы.

- Чесна?! Самую касивую?!

- Да. Завтра, завтра будет готова.

- Каласо, тятя тамавой, спасипа, ты – самый луций тамавой, самый-самый, я тепя люплю! – малышка прижалась в Сидырычу, и тот почувствовал, чуть ли не обжигаясь, ворвавшуюся в него согревающую теплоту.

Девочка тут же отпрянула и убежала, подпрыгивая от радости, в сторону, где резвилась детвора, а Сидырыч встал, не отрывая взгляда.

- Сидырыч! Как же я рад тебя видеть! – громкий голос вырвал его из плена собственных мыслей, и старший домовой обернулся, увидев, как к нему, раздвинув в стороны руки, шел Князь или не он? Нет, он, только его лицо скрылось за бородой, да и волос побелел: - Сидырыч!!! – сильное мужское объятие вновь ошпарило жаром душевной радости, добивая остатки черствости застарелого ворчуна.

- При-приветствую, Княже, - вымолвил опешивший Сидырыч: - Рад твоему возвращению в здравие.

- А я-то как рад, очень рад, - тяжелая рука похлопала по плечу: - Сидырыч, ты бы знал!

- Спасибо, - вымолвил старший домовой.

- Тебе спасибо, за все, за все! И знаешь что?

- Что?

- Это, не дуркуй ты, если и дальше будешь дурковать, то дудки тебе вырезать всю жизнь ольховые, а потом ломать их, ибо некому дарить. Женись, тебе надо, сам же знаешь. Ну давай, заходи, ждем тебя за столом, - Князь похлопал по плечу и пошел внутрь дома, и за ним последовали почитаемые люди города, каждый из которых приветливо улыбался и кивал ему.

- И правда, - произнес наконец старший домовой, оставшись у входа в одиночестве: - И правда, может жениться?