Истребитель богов

Глава 25. На западном континенте без перемен

На ночь мы остались в деревне, под охраной бывших рабов, которые выставили около истребителя караул из троих воинов с пиками. Наши дроны-разведчики находились в местах возможной атаки, чтобы предупредить в случае внезапного нападения. Алиса и Феня дежурили у приборов.

Ну, а я собирался нормально выспаться перед дальней дорогой. Да, немножко выпил односолодового виски, потому что перенервничал. Потом немножко посидел на диванчике в квартирке искинов.

Мне было с ними хорошо. Суори примостилась рядышком, обняв меня нематериальными ногами, а Балву красиво танцевала – нечто среднее между индийскими танцами и современным свободным стилем. Это было восхитительно: в такт неслышной музыки – колыхания роскошной груди, движения крутых бедер, плавность рук, воздушные пируэты. Она была воплощением грации и совершенства. Ну и танцевала она в сногсшибательном зеленом бикини с кисточками. В результате я уснул прямо в их пространстве.

Проснулся внезапно от нежных прикосновений: Балву сидела на мне верхом, а Суори целовала лицо. Обе девушки были обнажены, и, в общем… все закрутилось. И как только сил хватило, но я в ту ночь был на высоте. Воздушный флот не опозорил. До утра продолжался наш бесконечный марафон. Ката, конечно, девушка хорошая, но до валькирий ей было далеко. А еще от обеих сладко пахло малиной. Уже под утро, еще не понимая произошедшего, я лежал с ними в обнимку в спальне. Балву посапывала на правом плече, Суори прижималась к левому. Я смотрел на большие груди шатенки и думал о том, что рассматривание женской груди снижает вероятность инфаркта. Ученые доказали!

Что-то настойчиво мешало мне продолжать их разглядывать. Как будто какой-то навязчивый звук или скребущееся беспокойство.

Резко проснулся, грудь сдавило болью, пульс был как скорострельность наших пушек, голова разрывалась от чудовищного давления. Я завыл от боли. Инстинктивно надел «Сферу», и медблок скафа ввел мне лошадиную дозу лекарств. Мир потускнел, я потерял сознание… Очнулся от речевого сообщения информационной системы скафандра: «Реанимационные мероприятия закончены». Изумительно, блин, сходил к девчонкам. Залюбили до смерти!

Поднялся с кровати, которую вчера разместил в десантном отсеке, и понял, что даже дышу с трудом. Хмм, так дело не пойдет. Феня была подключена к стойке обслуживания скафандров для диагностики и мелкого ремонта, и поэтому молчала. А вот Алиса бесновалась.

– Что ты за кобель! Мы же чуть не сдохли тут все! – кричала «моя искусственная жизнь». – Ты понимаешь, что умер три раза! Повезло, что у нас крутой медблок с «Прорыва», он даже человека без головы реанимировать может. Да у тебя и нет головы, только член. Всю ночь по дамам ходить, не жирно?! Как так можно было поступить со мной! Я же волнуюсь!

Я махнул рукой Алисе, типа отстань, мне плохо.

– Алиса школу строит, кирпичи обжигает, цемент уже почти сделала, Феню настроила и отладила…

– Чего ты Феню? – я с трудом нашел в себе силы заговорить. – Снова искин переделывала?

– Да! – Алиса на миг заткнулась, потом её снова прорвало. – Девочки не понимают, что у тебя организм не железный, я и им еще выговорю! Вроде возраст у обеих такой преклонный, пятьсот миллионов лет, а мозгов все нет. Я работаю с какими-то инфантильными, незрелыми личностями…

На этих словах я выключил звук в настройках искина, попил воды и снова лег спать, утомила меня Алиса своими нотациями.

Проспал еще часов десять, но проснулся бодреньким и здоровым. Первым делом кинулся осматривать энергетическую структуру Фени, а посмотреть было на что. Алиса из обычного куба информационной решетки сделала пятиконечную призму с моими ромашками на трех гранях.

– Алиса, зачем?

Она появилась, как говорится, «руки в боки», намереваясь снова меня отчитывать, но я, опережая события, попросил:

– Прости меня, дочка, но так получилось не специально. Я не знал о последствиях длительного нахождения в чужом пространстве.

Алиса немножко оттаяла и бросилась обниматься, всхлипывая и причитая, что ей было очень страшно умирать. Отходчивая, в меня, наверное. Потом, когда мы полностью помирились, Алиса рассказала, что «улучшила» андроида, но принципиально ничего не меняла.

Ядро алгоритмов осталось прежним, Феня была молекулярным биологом. Хэпин использовал её как селекционера – специалиста для выведения пригодных для этой планеты растений и животных. В основном, конечно, она занималась растениями. Андроид была в состоянии расшифровывать геном, делать генетические модификации, проводить опыты на грунте. Алиса улучшила быстродействие искусственного интеллекта, разблокировала систему самообучения и загрузила данные о типах оружия, установленных на дельтаплане.

– Она будет нашим стрелком, пока ты пилотируешь истребитель, – Алиса была горда своей работой.

– А ты узна…

– Да! – искин утвердительно кивнула на мой незаданный вопрос. – Мы знаем, где крейсер «Буревестник»!

Вот поэтому мы и полетели на соседний континент, к месту посадки корабля. Добравшись до побережья, взяли курс на северо-запад и через несколько часов полета над спокойным океаном достигли соседа. Континент был такой же небольшой как наш, по форме напоминал полумесяц.

Только вот открывшийся пейзаж разительно отличался от привычного. Практически вся поверхность, которую мы пролетали, была покрыта слоем оксида алюминия – глины и оксида кремния – песка. Толщина слоя была разной – от полутора до шести метров. Вся эта масса безбожно «фонила»: уровень радиации скакал от пятисот до пяти тысяч микрорентген в час, чистой от заражения территории не обнаружили. Растительности тоже не было никакой, животных сканеры не фиксировали. Этот континент уже давно был мертв.

– Как вся эта радиоактивная пыль не разнеслась по атмосфере? – спросил я Алису.

– Ковчег держит четыре из восьми континентов в режиме изоляции, управляет течениями и воздушными массами, – она показала мне карту течений. – Видишь, зараженный континент как будто под колпаком. Это часть его программы.

Мне сразу поплохело. Я ведь собирался его уничтожить! Представляю, что ждало бы заселенную часть планеты, если бы мне это удалось. Долгая и мучительная смерть от лучевой болезни не обошла бы стороной никого. Планета постепенно превратилась бы в радиоактивную пустыню.

– Почему он очистил только один континент? – меня тревожил этот вопрос, потому что мы, по сути, оказались на пороховой бочке, которая в любой момент может рвануть.

– Ковчег не всесилен, – пожала плечами Алиса, – он не может сразу решить все проблемы. Мы с тобой были на другом континенте, в северном полушарии, где нет радиации, и уже появился растительный и животный мир. Постепенно Ковчег сделает пригодной для проживания всю планету. Может быть, даже через несколько сотен лет.

После получаса полета мы наткнулись на остатки города. Вместо большей его части зияла огромная воронка, которая наполовину заполнилась водой. На то, что это была воронка от взрыва, указывали повышенный радиационный фон и характерная форма – идеальный круг. По всему периметру её окружал вал, а в центре находился небольшой холмик, который был скрыт водой. Диаметр – больше двух километров, а глубина порядка ста пятидесяти метров.

– Не меньше пятидесяти мегатонн, – сделала расчеты Алиса, – на такой небольшой город избыточно.

– Ну, может, он был большой, – я рассматривал остатки торчавших из-под слоя глины строений. Около воронки их не было, а на расстоянии нескольких километров от нее их было достаточно для моего исследования.

– Прошло несколько тысяч лет, на поверхности уцелели только каменные здания, – я вывел картограмму с лидара, – а вот в слое глины находятся остатки железобетонных конструкций.

Под глиной были тысячи первых этажей домов, её слой надежно защитил постройки от водной и ветровой эрозии. А все, что выше, за прошедшие века рассыпалось в пыль и ржавчину. Каменные здания, построенные из гранита, узнавались сразу: сохранялись линия стен и колоннады, с частично разрушенными, а частично поваленными, колоннами. Сохранилась даже традиционная для античной архитектуры пятидесятиметровая стела, которая, правда, упала на стену одной из гранитных построек, но не раскололась. Она поражала размерами.

– Город выглядел как-то так, – произнесла Алиса, демонстрируя голографическую картинку, которую нарисовала на основании анализа остатков построек и фундаментов.

Получился большой мегаполис, состоявший из тридцати- и сорокаэтажных зданий разных форм и размеров: там были и башни, и вытянутые длинные многоэтажки с десятками подъездов, и несколько небоскребов под сотню этажей. Среди современного мегаполиса расположились оазисы античной архитектуры с характерными круглыми площадями со стелами и величественными постройками с колоннами и фронтонами. В центре модели города, на месте воронки, была пустота, потому что там не осталось ничего и воссоздать даже примерный облик было невозможно.

– В городе могли проживать тридцать миллионов человек, – предположила она, – это французский город…

– Почему ты так решила? – перебил я её.

– На стеле под слоем глины сохранилась часть надписи, выбитой на камне на галактическом-4, – Алиса вывела на экран: «Урок потомкам. Мы выжили, а значит победили» …

– Да уж, это для них не первая война, – я был впечатлен увиденным, – действительно урок потомкам…

Покидали этот город в молчании. Я думал о том, что победа в прошлой войне дала местным «французам» ложное ощущение, что смогут выжить и в следующей. Но история сложилась совсем по-другому, последняя война уничтожила их полностью.

Пока летели до точки назначения, видели еще сотни идеально круглых озер разной величины и руины некогда процветающих мегаполисов. Алиса сначала считала общую мощность зарядов по размерам воронок, но, когда сумма перевалила за десять тысяч мегатонн, перестала. Здешняя цивилизация по уровню развития ушла далеко вперед от двадцать первого века моей планеты. Блин, люди получили невиданную мощь, но мозгов им это не добавило.

Видели мы и почерневшую область, где глина была присыпана семиметровым слоем вулканического пепла. Искин предположила, что, кроме ядерного удара, был нанесен еще и тектонический, пробудивший спящий вулкан. Алиса раскопала в моей памяти, что несколько стран моего мира кичились оружием, способным с орбиты пробивать земную кору на несколько километров и провоцировать извержения вулканов или землетрясения чудовищной силы. Очевидно, что и здесь до этого додумались.

Да, сила и количество используемого в прошедшей войне оружия не оставляла людям никакого шанса на выживание: воронки были слишком часто, почти каждые несколько десятков километров, да и вулканы добавили разрушений. Война шла именно на тотальное уничтожение, причем, всей планеты, так как заражение не удалось бы локализовать на отдельном материке. Их цивилизация просто сознательно самоуничтожилась из этой реальности – гарантировано и методично. Какие противоречия могли вызвать такую войну, я не понимал. Ну, политику я вообще всегда понимал слабо, наше дело было крушить врага. Скорее всего, политики просто не договорились. Может, права Алиса, что такой пейзаж возможен и на моей родной планете, это просто вопрос времени…

Понимаю Ковчега – тут действительно надо было замедлять технологический прогресс, воздействуя на активность головного мозга с помощью частот Шумана или других возможностей. Чем выше развитие, тем больше шанс на полное уничтожение. А вывод простой: уж если и есть на этой планете бог, то всяко не я, а тупой, как валенок, Ковчег, который сейчас возвращает планету к жизни.

Наконец мы достигли точки на северном побережье материка, которую нам указала Феня как место посадки крейсера «Буревестник».

Большой, серый, пятисотметровый, сигарообразный корабль был виден только вблизи – он лежал в море на мелководье на расстоянии пары километров от берега.

Фенфанг указала на него пальцем, иначе бы мы долго искали. Я даже предположить не мог, что космические корабли можно хранить на морском дне.

На берегу, несмотря на радиацию, группа Хэпина тоже разбила лагерь. Они вели раскопки крупного морского порта, я с удивлением узнал оборудование, идентичное тому, что было на «Вольфраме-2». Мои предшественники прихватили с астероида несколько тягачей, горный комбайн для бурения шахт и транспортные платформы, которые сейчас стояли на расчищенной площадке древнего пирса. Самое интересное, что на пирсе находился еще один летательный аппарат межпланетного класса. Это было, судя по надписи на борту, грузовое судно «Фрахт 231». Длинная сигара, метров сто пятьдесят от носа до хвоста, светло-зеленого цвета.

– Феня, что вы тут раскапывали? – спросил я дроида, которая всю дорогу молчаливо сидела в кресле второго пилота и о чем-то напряженно думала. Я зафиксировал, что искусственный интеллект задействован в вычислительных операциях на 100 процентов.

– Контейнеры в морском порту, – ответила она и показала на горы извлеченных из-под завалов коробок.

– Тысячи лет прошли, там же сгнило все давно, металл-то вон весь ржавый, – отреагировал я, удивляясь, что контейнеры вообще уцелели, хотя, может, они были обработаны от коррозии, все-таки морские.

– Нам без разницы, что внутри, любой хлам подходит для плазменной печи, – невозмутимо ответила андроид, – когда кончались водородные картриджи, мы сюда прилетали за мусором. Груз, конечно, радиоактивен, но плазменная печь сжигает все, в том числе частицы делящегося вещества. Хэпин считал, что рациональнее сжигать радиоактивный мусор, чем древесину или чернозем с чистого континента.

– А куда вы тратили картриджи? – я заглянул в инвентарь, у меня их было почти четыреста.

– Ремонтировали «Буревестник», – андроид подключилась к голографической системе и вывела схему корабля, – повреждена обшивка, оба комплексных двигателя, системы жизнеобеспечения и криосна, почти все вооружение.

– Кто вас так? – сказка о том, что я получил боевой крейсер, закончилась, даже не начавшись. В нынешнем состоянии корабль не мог ничего, даже подняться с морского дна.

– Это сделала «Лайка», – она вывела картинку знакомого мне крейсера саксов, – мы их не ожидали встретить, Харон же сказал Хэпину – тут никого нет. «Буревестник» висел на орбите, из экипажа на корабле оставался только андроид Аэлита, остальные были на базах на поверхности планеты. «Лайка» внезапно расстреляла наш корабль. Аэлита не могла причинять вред людям, поэтому не атаковала в ответ. Она смогла только посадить его тут в море. Вот поэтому для его ремонта мы стали заряжать в промышленных масштабах водородные картриджи.

– А где сейчас Аэлита?

– Где-то тут, – андроид посмотрела на экраны наружного наблюдения, – может, на «Буревестнике», а, может быть, затаилась на берегу.

– А сколько у вас всего объектов на планете? – я впервые с уважением взглянул на команду Хэпина. – И сколько вы находились тут?

– Двенадцать баз разного назначения, – спокойно ответила Фенфанг, – мы тут работали почти тридцать пять лет…

– Феня, а сколько времени ты ждала нас?

– Двести тринадцать лет, – андроид задумалась, – я смогла выжить только потому, что у меня электропитание от водородных картриджей, а их на биологической базе было много. Каждые пятнадцать лет я меняла картридж и ждала в режиме энергосбережения. Вы пришли, когда я была почти полностью разряжена, поэтому и отключилась. А когда упала, то контуры управления замкнуло.

– Сейчас ты как запитана?

– Алиса подключила меня к реактору истребителя. Водородный двигатель отключен.

– На, установи штатное питание, на всякий случай, – я протянул ей водородный картридж. Фенфанг выдвинула из живота слот, вытащила пустой и отдала мне, заряженный установила на его место. Мне показалось, что она при этом даже улыбнулась. Я ей тоже улыбнулся и кивнул. Алиса приучила меня, что искинам сколько энергии не дай, все мало будет.

– Аэлите и другим андроидам, наверное, тяжело пришлось, – проговорила Феня, вглядываясь в экраны наблюдения, – у них запаса водорода не было и батареи слабее, чем у меня.

Для разведки территории базы я, по рекомендации Алисы, надел скафандр «Сфера». Он не пропускал радиацию, впрочем, как и любое излучение, да еще и был построен на продвинутом медблоке – имел функцию дезактивации радиационного заражения. Я боялся радиации, меня сильно пугали истории про импотенцию от лучевой болезни. Поэтому на чешки надел ботинки от комбинезона механика, которые еще с «Вольфрама» мертвым грузом валялись в рюкзаке. Смотрелось уродливо, но так мне было спокойнее.

На Феню я одел скаф «Паратрупер» из комплекта истребителя, он космический, небольшая защита от радиации была и в нем. Я наметил время первого выхода – двадцать минут, потом возвращаемся, проходим дезактивацию и медицинские тесты.

Уровень радиации в районе базы составлял около 700 микроренген в час, это много, если учесть, что норма – 20. На душе, когда мы выходили на поверхность континента, было неспокойно.