История, в части касающейся

Пролог

Я сидел в нашем Ми-17. Мирный рокот двигателей и вибрация корпуса несколько убаюкивали, и всё равно я никак не мог привыкнуть к перелётам в вертолёте.

Рядом со мной на скамье дремал мой коллега Виталий, позывной Бекас. Я удивлялся его завидной способности засыпать в самых немыслимых условиях. Ещё двадцать минут назад мы вели перестрелку с духами, а теперь он мирно почивает на заслуженных лаврах. Надо сказать, что Виталий Жаворонкин был моим земляком и близким другом на протяжении последних восьми лет. Он был снайпером в нашей группе. За свою птичью фамилию он и получил прозвище Бекас. Весельчак, Виталий мог долго рассказывать давно всем известные анекдоты и, всё равно, вызывать смех. Таков был его дар.

Рядом в салоне сидели ещё четыре члена группы: Дуплет — Виктор Мальков, Туча — Леонид Хмарин, Фагот — Роман Фаготкин и Лимон — Эдуард Филимонов. Дуплет получил своё прозвище за умение укладывать пули, выстреленные дуплетом из пистолетов с обеих рук в одно пулевое отверстие, которое получалось у него почти идеально круглым. Он заслуженно гордился этим своим талантом и всякий раз употреблял слово "дуплет", когда предоставлялась такая возможность. Нетрудно догадаться, что прозвища остальных трёх офицеров образовались от их фамилий.

Дуплет был нашим радистом, Туча — нашим медиком, Фагот — специалистом по взрывному делу. Лимон был моим заместителем и специалистом по разведке. Эдуард мог расположить к себе почти любого человека. Его открытая улыбка подкупала. Люди считали его безобидным, но некоторые, желающие использовать его безобидность, жестоко ошибались. Удар его ножа всегда был неожиданным и роковым, вне зависимости от того был оппонент, ошибшийся в нём, рядом или в десяти шагах.

Туча, он же Лёнчик для близких друзей, не смотря на свой возраст — тридцать четыре, был совершенно лысым. Ему постоянно предлагали попускать солнечных зайчиков, используя кожу его гладкого, как колено черепа, на что он философски отзывался, что "в сумерках его жизни солнца не бывает". Философом он стал в процессе своего неудачного брака. Зато полтора года назад он вполне удачно развёлся и жил теперь долго и счастливо в полном одиночестве. Для нас он был ценен тем, что мог сотворить чудо, изготовив нужное лекарство из подручных средств. Также Лёнчик мог сотворить отраву, антидота которой не было. В общем, эскулап он был тот ещё.

Фагот был добряк, хлебосол и не умолкал, пока трудился над взрывчаткой. Роман мог взорвать что угодно и когда угодно. Думаю, что в роддоме его уронили на пол и разбили голову. Чтобы скрыть несчастье от матери, виновники установили ему вместо головы компьютер. Только так можно было объяснить его талант всё скрупулёзно рассчитать и учесть все малейшие нюансы. Фагот легко запоминал огромное количество информации, которую потом выдавливал из себя по мере надобности.

Ещё одна особенность его характера — он что-то шептал, пока работал с взрывчаткой. Я как-то его спросил, зачем он всё время трепется, пока возится с взрывателями. На это он мне негромко ответил: "Это заговор такой, чтоб всё получилось". Ерунда, конечно, но работало всё, как по нотам. По мне хоть пой, хоть пляши, если надо, но задачу выполни. Фагот свою задачу выполнял.

Я гордился своей группой, гордился тем, что был её командиром. Ребята подобрались отличные, понимали мы друг друга с полуслова, не тратя много времени на объяснения. Во внеслужебной обстановке мы все были равны, при исполнении обязанностей мой авторитет командира был непререкаем, как и должно быть.

Я закрыл глаза, вспоминая недавние события.

Группа работала по одной большой организации нелегальных торговцев оружием и наркотиками. В силу необходимости, мы преследовали один небольшой, сравнительно, отряд в горах на Северном Кавказе. Мы, по привычке, продолжали их называть духами. Этот небольшой отряд, являвшийся частью организации, шёл с грузом оружия. Наша задача была: перехватить этот караван.

Мы остановились у одного небольшого горного посёлка. Посёлок ничем не был примечателен среди других таких же горных деревушек. Всё же одна особенность у него имелась. Через него проходило множество контрабандных караванных троп. Само собой, такое обстоятельство не могло остаться незамеченным с нашей стороны, поэтому в посёлке у нас было своё доверенное лицо.

В деревне он был уважаемым человеком. Я буду называть его Асланом, хотя, конечно, его настоящее имя совсем другое. Аслан, на сколько мне известно, успешно работал с нашей организацией много лет.

Мы незаметно расположились в небольшой рощице неподалёку от посёлка. Место нас устраивало потому, что со склона было прекрасно видно пол-посёлка, а, главное, дом Аслана. Уже рассвело и жизнь в посёлке кипела. Аслан должен был подать условный сигнал, и тогда мы могли встретить его в условленном месте.

Я лежал в кустарнике и в бинокль наблюдал за домом. Вспоминались слова старой песни: "Хазбулат удалой, бедна сакля твоя . . ." Прошли столетия, а хижины в этом посёлке мало чем изменились. Сложенные из камней, они, скорее, напоминали маленькие крепости, чем жилища. Были, конечно дома и побольше и поновее, но это там, внизу, в долинах в больших деревнях и городках. Здесь в горах мало что менялось.

На краю посёлка виднелась и старая башня, каких много на Кавказе. Хотя она сейчас и не использовалась, а всё равно была солидным оборонительным сооружением, способным выдержать обстрел из лёгкого стрелкового оружия. Оружием потяжелее выкурить засевших там людей тоже было бы не просто.

Минуты медленно тянулись, а нашего Аслана всё не было. Я не люблю ждать, особенно зная, что с каждым мгновением расстояние между нами и духами увеличивается. Но ничего не поделаешь, не все лёгкие дороги — самые короткие. Тот кто думает, что спецоперации — это одна большая перестрелка с бесконечными патронами, морем вражеских трупов и несколькими джедаями с мегасаблями, жестоко ошибается.

Очень много времени уходит на подобные ожидания. Всё нужно делать аккуратно и осторожно, чтобы, не дай Бог, чего-нибудь не испортить. Ставки в такой игре, как всегда, очень высоки — человеческая жизнь. Что-то напутал, поспешил — спалил агента. "Спалил" — означает, что человек больше не жилец. Кто тогда будет с вами работать, как получать информацию?

Информацию такого плана можно получать только через агентов, поэтому так и говорят: "по агентурным данным". Даже целое направление работы называется "агентурная разведка". Нет, друзья мои, своего доверенного человека подводить нельзя и всегда помнить, что это именно он ходит по острию ножа.

Наконец Аслан появился из дверей своего дома и повесил на крюк возле дверей медный чайник. Это и было условным сигналом. Медный чайник на крюке означал, что у Аслана есть ценная информация, и он готов передать её нам в условленном месте немедленно. Я ещё некоторое время наблюдал за домом и Асланом, убеждаясь, что за ним нет слежки.

Я поручил Лимону продолжать наблюдать за деревней и организовать прикрытие, если потребуется. Сам связался с Фаготом, наблюдавшим за местом встречи, и убедился, что в месте встречи всё спокойно и там нет никаких сюрпризов. Затем, я направился на встречу с нашим доверенным лицом. По дороге ко мне присоединился Фагот.

В течение всего разговора мы продолжали быть настороже, готовые к любым сюрпризам, и наблюдали за окружающей обстановкой. Оружие наше было снято с предохранителей и готово к использованию.

Аслан был пожилым худым человеком с орлиным носом и небольшой седой бородкой. Он рассказал нам о том, в каком направлении ушли духи, о чём говорили, как были одеты, сколько их, кто старший и прочие полезные вещи. Я передал ему оговоренную стандартную сумму денег, чтобы уважаемый чувствовал заботу о нём и, исключительно в знак уважения, а не как гонорар за информацию. Я не могу с уверенностью сказать о его всех мотивах помогать нам, но одна причина, известная мне, всё же была.

На Кавказе большое значение имеет семья, клан. Если кто-то принадлежит к другому клану, многие правила, которые хороши для своих, на чужих не распространяются. Если это враждующий клан, то все методы борьбы с врагом приемлемы.

Даже спустя многие десятилетия вражда не утихает. Бандиты, против которых мы работали, принадлежали к враждующему клану. Но не всё так просто. Накладывалась на всё война в Чечне, развал Союза, экономические интересы и так далее. Приходилось учитывать все обстоятельства и лавировать в этой воде, полной подводных камней. Иногда это удавалось, иногда нет.

Если бы политики не лезли со своим свиным рылом в наш калачный ряд, войны бы вовсе не было. Ещё во времена Союза наши коллеги из смежной конторы определили напряжённость и причины будущей нестабильности в регионе. Предложили методы работы с проблемой.

Так уж устроено общество, что на верху оказываются люди, которые зачастую ничего не смыслят в подобных вещах, но считают, что прекрасно разбираются в ситуации и держат руку на пульсе. Словом, балаболы они и больше ничего или того хуже: знают всё, но продолжают толкать общество к пропасти в угоду своим личным интересам.

Мы распрощались с Асланом и ушли за караваном. Идти пришлось в скором темпе, чтобы сократить расстояние между нами и боевиками.

Наконец, мы настигли караван. Мы шли сверху по склону горы, чуть ниже гребня, чтобы наши силуэты не вырисовывались на фоне неба и прикрывались кустами, отдельными деревьями и камнями.

Внизу по тропе двигалась небольшая колонна из семи лошадей, нагруженных большими тюками. С ними рядом шли девять человек, один позади, двое впереди колонны. Гражданских среди них не было, все были с оружием и в таком же камуфляже, что и мы. Что ж, раз мирных и весёлых поселян среди них не было, это облегчало нашу задачу. Мы прошли вперёд, немного опередив колонну.

Вот только по-тихому всё сделать не получилось. Несмотря на принятые нами меры предосторожностей, нас всё-таки заметили.

Справа и слева от меня уже залегли мои бойцы. Я оказался на открытом месте. Передо мной была каменная осыпь. В середине склона метров десять длиной был валун, за которым можно было укрыться. Я хотел пройти эту каменную реку, но тут справа из кустов выпорхнула птица. Времени на плавное перемещение не было, вот и всполошил живность. Это была моя оплошность, проклинать себя за невнимательность было некогда.

Идущий впереди колонны контрабандист повернул голову на шум, раздавшийся вверху по склону. Конечно же, он увидел меня. Я рванул вниз к каравану, отвлекая на себя внимание. Камни под моими ногами зашумели, грозя в любой момент превратиться в бурный поток.

По мне тут же открыли огонь из всего, что бандиты имели в своём распоряжении. Я скакал вниз по осыпи, пытаясь не сломать себе ноги и укрыться за камнем в середине осыпи до того, как меня подстрелят. Я петлял, как горный заяц. Пули противно и недовольно визжали совсем рядом, не найдя жертву.

Палили только по мне, как по возмутителю спокойствия. Мои ребята после первых же выстрелов открыли огонь на поражение, пользуясь преимуществом невидимости. В считанные секунды они перещёлкали всех. Я успел на ходу выпустить лишь короткую очередь в сторону каравана. Убил лошадь, груженую тюками, и ранил одного из стрелявших в меня духов. Бекас доделал мою работу, открыв ему в голове ещё одну дырку. Вот и всё. Оставшиеся лошади испуганно жались друг к другу. Я встал из-за камня. "Лошадку жалко", — пришло, почему-то, в голову.

Подозвал к себе нашего радиста Виктора. Дуплет, присел на камень, достал кодирующее устройство и стал вводить рапорт о ликвидации каравана и точные координаты местонахождения. Затем он подсоединил этот портативный компьютер к радиостанции и передал информацию в штаб одной короткой очередью длиной не более двух секунд. Нам в ответ прислали координаты площадки, с которой нас подберут и новое задание.

Я сверился по карте. Место было всего в двух километрах вверх по тропе. Нам предстояло в срочном порядке отправиться на соединение с двумя другими группами для ликвидации крупной банды, около шестидесяти человек. Это должна была быть серьёзная операция. Банда была обнаружена на своей базе в шестидесяти пяти километрах от нас. На место высадки нас должен был доставить вертолёт, дальше скрытно к месту сбора — пешком.

Группа наша ждала прибытия специальной эвакуационной команды для сбора наших трофеев. Не мешало пополнить наш боезапас. Мы прошмонали духов. Документов найдено никаких, конечно же, не было. Мы запаслись патронами из тех, что имелись у убитых.

Я стоял над боевиком, которого ранил в перестрелке и рассматривал его. Это был здоровенный бородатый мужик лет сорока в немного потрёпанном камуфляже. Я склонился над ним, вынул из подсумков у него на груди магазин и доснарядил патронами свой.

Затем прошёлся по его карманам и рюкзаку, не ожидая найти ничего особенного, просто, по привычке, проводя обычный осмотр. Однако, одной очень интересной вещью, обнаруженной мной на трупе, был пистолет ПСС. Это было уже из совершенно другой оперы. Пистолет был с тремя снаряжёнными запасными магазинами и коробкой патронов. Здесь было над чем подумать.

Пистолет не был распространённой моделью оружия. Это был бесшумный пистолет, сконструированный для проведения специальных акций в интересах разведки. Усилиями гения трудового народа этот пистолет был сконструирован под бесшумный патрон СП-4. Доступ к такому оружию получали далеко не все из наших.

Сам факт нахождения такого оружия у духа уже наводил на определённые размышления. Даже учитывая развал системы и наступившие следом бардак и вакханалию, объяснить это было невозможно. Спецоружие не появлялось на чёрном рынке, здесь контроль оставался чётким.

На сколько я знал, никаких потерь мы не понесли за последнее время. Я имею ввиду тех, кто мог носить такое оружие. Значит это — не трофей. К тому же коробка с патронами. Точно не трофей. Быть нашим агентом он не мог, меня бы предупредили, чтобы не валил его. К тому же, такое оружие могли обнаружить и он бы сразу "спалился". Могли смежники проводить свою операцию? Могли, конечно. Всё равно, как-то, не в строчку. Они должны тогда были дать нам понять, чтобы мы держались подальше от их людей. Мы же не циркачи какие-нибудь — валим людей всерьёз.

Тогда остаётся, что он его купил у кого-то. Кого? Хороший вопрос. Над этим стоило поработать. Вот только до поры до времени надо попридержать язык за зубами. У меня последнее время было сильное подозрение, что дело нечисто со всем, что происходило вокруг всей этой банды.

Виталий рассказывал, стоящим рядом анекдот:

— Идёт по лесу медведь, рвёт с кустов малину. Вдруг смотрит в кустах — огромные глаза. Медведь испугался, спрашивает: "Ты кто, лев?" Из кустов доносится тонкий голосок: "Нет, я — мышка." "А почему у тебя тогда такие большие глаза?" А в ответ: "Я какаю."

Бойцы дружно заржали, совершенно забыв о недавней перестрелке.

— Туча, Фагот, Бекас, — обратился я к стоящим чуть поодаль бойцам. — Осмотрите тюки на лошадках! Кроме обычного оружия, что они везут, нет ли чего-то особенного?

— Что мы ищем, Феликс? — спросил Фагот. Феликс, соответственно, был я. Пошёл этот позывной от сказанной кем-то про меня формуле Феликс Эдмундович Разумовский, намекая на того, "железного" Феликса. Я был Александр Петрович, по моему, совсем не железный, к тому же из совсем другой епархии, но погоняло осталось.

— Что-то, что не является обычным для такого рода каравана. В частности — спецоружие, — ответил я.

— Ого! — заинтересовался Бекас.

Они аккуратно и быстро прошлись по тюкам. В одном из ящиков, навьюченных на лошадей, Туча обнаружил двадцать "Винторезов" — снайперских винтовок с интегрированным глушителем. На противоположной стороне в ящиках были патроны к ним. История переставала быть томной. Ребята, против которых мы работали, жгли не по-детски. Я, на всякий случай, переписал номера, выбитые на оружии.

Вообще, с самого начала это бандформирование было из разряда очень особенных. Уж слишком много было странностей для обычных духов. Организованы и оснащены они были очень хорошо, не так, как остальные банды. Иногда их оснастка не то, чтобы была лучше нашей, но очень даже конкурентоспособной. Много было разных импортных игрушек.

Их радиосвязи могли позавидовать общевойсковые подразделения, у которых с этим, как известно, был большой напряг. Разведка у них была тоже на очень хорошем уровне, информацию они получали всегда точную и своевременную. Войсковые мероприятия против них не приносили сколько-нибудь заметных плодов, правильнее было бы сказать: никаких плодов. Работали боевики профессионально. Акции их всегда были спланированы хорошо и проводились в самый неподходящий для федеральных войск момент. Каждый раз, когда силовики готовы были сжать кулак, духи уходили сквозь пальцы. Тогда решили подключить наш отряд.

В нашем отряде было всего четыре группы к настоящему моменту. Наш профиль лежал в совершенно другой сфере, в сфере международных отношений, если так можно выразиться.

Наступили иные времена, и отряду поставили новые задачи, мельче и совершенно не по профилю. Коллеги из смежного ведомства, которые должны бы были заниматься подобными делами, пострадали больше всех. В результате всем известных событий от когда-то мощной организации остались лишь клочки и воспоминания. Ветераны, матёрые специалисты разошлись по городам и весям.

В былые времена было соперничество между двумя ведомствами. От этого соревнования возрастала эффективность работы и быстрее накапливался необходимый опыт. ГРУ, в отличие от КГБ, во многом сохранило свои позиции, поэтому мы всё ещё оставались в деле. Спецназ привлекали всё чаще и чаще решать не свойственные для них задачи, даже бросали на решение совсем уж тактических вопросов из компетенции общевойсковых подразделений.

Можно микроскопом и гвозди забивать, но зачем это делать? Спецназ — элита вооружённых сил, подготовленный для проведения силовой разведки, саботажа, уничтожения пусковых установок ядерного оружия, захвата штабов, уничтожения пунктов связи и ключевых фигур в военном и гражданском руководстве противника в случае начала войны, а вернее, ещё до начала войны, как вариант.

Наш отряд занимался очень тонкой диверсионной работой. Служили в нём только офицеры, профессионалы. То, что нас перевели на работу сюда, означало только, что кому-то очень нужно было от нас избавиться либо, что люди, дорвавшиеся до власти, понятия не имеют о специфике нашей работы и как нас использовать. В конечном итоге результат один.

Вопросов по нашим боевикам накапливалось всё больше. Я отложил в памяти все детали для дальнейшего анализа.

На тропе показалась группа, которую мы ждали. Третьим в колонне шёл известный мне майор Шестаков. Как всегда, в чистом новом камуфляже, гладко выбритый и холёный, он был образцом офицера, как на картинке. Я был почти его полной противоположностью.

Вот и сейчас я стоял в своём пыльном ободранном и выцветшем камуфляже с трёхдневной щетиной на щеках. Это было предметом наших постоянных шуток. Ещё одной особенностью Шестакова было то, что он всегда был в курсе того, что происходило за кулисами. Время от времени он посвящал меня в неофициальные версии событий.

Мы с деланной чопорностью обменялись приветствиями, раскланявшись на английский манер.

— Вы бы, господин полковник, хоть побрились после выпитой бутылки виски, что ли, — посоветовал он мне.

— Как только перейду в ваш отдел и начну бездельничать, непременно куплю духи и буду бриться два раза в день, — незлобно огрызнулся я.

— Пошёл ты, — так же в пол-голоса ответил он. — Что наловили?

— Забирай всё, что есть. Там на лошадке интересные экземпляры лежат. Спецоружие. Есть над чем подумать. Ты там поинтересуйся, что и как, может что-нибудь услышишь. Всё, пока. Нам пора. Такси ждать не будет.

— Дуй! — ответил Шестаков.

Мы ушли по тропе в сторону выделенной нам для подъёма площадки. Скоро за нами должен был прилететь вертолёт.

Я встал со скамьи и подошёл к пилотам, увидав, что один из них обернулся лицом в салон. Первый пилот, капитан, обратился ко мне.

— Поступило сообщение, что ваши знакомые срочно собрались уезжать, получив звонок от своего человека. Вам поручено встретить их в пути и уговорить их побыть в гостях немного.

— Немного, это сколько?

— Ты — начальник, тебе виднее, — пространно ответил пилот.

Конечно, откуда ему было знать! До него такие вещи не доводят. "Знакомыми" были те самые боевики, к которым мы летели. Новость означала, что духи получили радиосообщение о готовящейся против них операции и в спешном порядке покинули свою базу. Кроме нашего отряда в операции должны были участвовать ещё армейские части, в том числе и вертолётные.

Как только требовалось наше взаимодействие с армейскими частями, информация об этом просто разлеталась во все стороны. Как только ещё не объявляли обо всём по радио и телевидению?!

С другой стороны, обнаруженное нами спецоружие было не известно с чьих складов. Вполне могло быть, что и не с наших. Это забота контрразведки сейчас. Проверят серийные номера и определят из каких закромов это счастье прибыло.

Не нравилось мне всё это! Уж как-то хитро всё переплеталось. Такое ощущение, что где-то наверху кто-то полностью контролировал ситуацию и вёл свою игру. Нас вслепую использовали.

Наша задача была: уйти вперёд, высадиться впереди банды и задержать их до прихода основных сил. Весь первоначальный план операции летел в тартарары. Нас было всего шесть человек. Всё, что мы могли сделать, первое, это — организовать засаду и держать оборону до прихода основных сил. Боевики были настроены на прорыв.

Наличного боезапаса для длительного огневого контакта было явно не достаточно. Значит, первое — не реально. Второе, мы могли потихоньку обстреливать бандитов, организуя налёты на их отряд в процессе их продвижения. Это должно было замедлить их на марше. Здесь, пожалуй можно было ещё поиграть. Мин и гранат при разумном использовании могло хватить на два полноценных налёта. Потом — только лёгким стрелковым оружием и издали наблюдать за движением противника, передавая координаты банды на базу.

После каждого подобного налёта противник уходит в оборону и поливает окрестности огнём, не ведая, что обстрелявшая их группа уже испарилась. У обороняющихся обязательно будут раненые, о которых надо позаботиться. Это время. Нести раненых — не очень легко, особенно в горной местности. Это замедляет продвижение отряда. К тому же, появляется неуверенность, а что дальше? Каких сюрпризов ещё ждать? Всё это, вместе взятое, при других обстоятельствах заставит противника отказаться от своих планов и повернуть назад. В нашем случае, боевики не имели роскоши поворачивать обратно. Но осторожнее двигаться всё же будут.

— Где-то здесь сможешь нас высадить? — спросил я, указывая на карте район.

— Попробуем.

Полёты в горной местности всегда связаны с большим риском, особенно если вертолёты стелятся по земле или работают в ущельях. Внезапные порывы ветра порой так смешивают карты, что нужно большое мастерство, чтобы не угробить машину. Наше ущелье было узким, что затрудняло действия авиации.

Я знал, что пилоты сделают всё возможное и невозможное. Ребята были виртуозами. Низкий поклон им. Вернувшись в салон, сообщил ребятам об изменениях в плане и сел на скамью.

Мы высадились в намеченном месте, выбрали и подготовили позицию. Ожидание было долгим.

В какой-то момент всё наше электрооборудование вышло из строя. Обнаружил это я не сразу. Просто до стал свой навигационный прибор и не смог его включить. Я вертел его и так и эдак, пробовал даже старинный метод восстановления работоспособности точных электронных приборов — постучал им о колено. Результата не было. Часы наши, тоже частично использовавшие электронику встали.

Связи, естественно, не было. После бесплодных ожиданий, я решил двинутся встречным курсом. Банды мы так и не нашли. Она пропала, испарилась. Мы прочесали ущелье взад и вперёд — ничего. Следы на тропе внизу ущелья исчезали вдруг без всякого намёка на продолжение. Вокруг — никакой подсказки на то, что бы это значило. Просто замести следы им бы не удалось — слишком уж большая группа людей, да и деться им было некуда. Однако они исчезли — это факт. Сообщить об этом феномене мы не могли, сделать запрос тоже.

Если бы не фантастичность такого предположения, я бы подумал, что наши приборы накрылись в результате сильного электромагнитного импульса. Оборудования, способного произвести такой мощный импульс ни у кого в округе не было. Ядерных взрывов, тоже не происходило. Пропустить такое событие, как ядерный взрыв, особенно если он происходил неподалёку, ещё никому не удавалось. Эта вещь заявляет о себе во всеуслышанье без всяких оговорок и двойных толкований.

На всякий случай мы проверили все склоны на предмет скрытых пещер и тайных выходов. Всё было безрезультатно.

Дорога обратно на базу была долгой.