Сказки мои любимые не читаешь мне на ночь, и я топаю на крышу…
Земфира
Лилиане, шебе, и S.
Звук волшебного рога
– Солнечные лучи окрашивали верхушки реликтовых сосен в медовый цвет. Воздух приятно пах раскаленной смолой, свежей травой и миндальными орехами с земляникой. Мы неподвижно стояли на опушке, слушая тишину. Хотя о какой тишине может идти речь, если мы могли наслаждаться диалогом птиц, вмещающим в себя и симфонический оркестр, и оперу, и даже легкомысленную эстраду? «Динь-динь-динь», – стрекотали синички-подружки. «Тра-та-та», – ворчливо отвечала им старая сорока с мохнатой сосновой ветки. Что это такое?! – маленький воинственный Кузьма побагровел от злости отчего смотрелся комичнее обычного.
Мы все знали о его привычке подкладывать несколько экземпляров устава ФБД за трибуну, у которой он выступал, иначе мы бы не смогли увидеть ничего, кроме макушки домового и кончиков его ушей с длинными кисточками, как у рыси.
– Протокол осмотра места преступления, – тихо ответил Петя, наш криминалист.
Планерка переходила из стадии «шоу» в стадию «скандал». Я незаметно оглядела всю группу. Юстас прятала покрасневшие щеки за ладонями: она всегда волновалась, когда отчитывали кого-то из нас, поскольку до сезона отпусков и непонятных рокировок среди сотрудников Кузьма был только ее начальником, следовательно, раньше виновата во всех бедах была только она.
– Наставник, как вам это нравится? – Кузьма перевел взгляд на Мефистофеля.
– Стиль немного хромает, – пожал плечами юноша, – но в целом весьма недурно. Тем более, мне неизвестно, как Петр планировал повести свое повествование дальше.
В светло-голубых глазах Мефистофеля не было и тени улыбки, только бесконечное желание работать на благо Федерального Бюро Добра. Кузьма поджал губы и продолжил читать.
– Фея Юстас, повязав на голову косынку, так удивительно подчеркивающую бутылочную зелень ее глаз, наклонилась над телом. Казалось, что в эту секунду замерло все: и птицы, и звери, и травы… Даже быстрый июльский ветерок перестал играться с кудряшками очаровательных леди…
Домовой выразительно замолчал, ожидая от нас комментариев.
– Назвать фею и младшую фею не очаровательными леди было бы фактической ошибкой и верхом невежества, – заметил Мефистофель.
– Прежде всего, они – сотрудники ФБД, – твердо сказал Кузьма.
– Я прекрасно понимаю, – напарник голосом выделил местоимение, – но поймите и Вы: Петр молод, поэт душой. Под его форменным кителем бьется горячее сердце, готовое отдать за Добро все…
Я пнула Мефистофеля под столом. Поняв, что увлекся, мужчина невнятно оборвал фразу и приготовился слушать дальше. На щеках Юстас вновь появились красные пятна: на этот раз девушка была довольна двойным комплиментом.
– С алых губ феи сорвался возглас удивления…
Помнила я этот возглас. Раньше мне казалось, что хрупкая дочка главного начальника нашего отделения ФБД знать таких слов не должна. Возможно, потому что я сама раньше их не слышала, а если бы и слышала, мне бы в голову не пришло сочетать их подобным образом. Сам Барков мог бы позавидовать фантазии разведчицы.
– Я почувствовал, как мое сердцебиение усилилось, вероятно, мои зрачки сужались и расширялись, все мы помним, это один из признаков выброса адреналина… Героически заслонив леди Ю своим телом, я склонился над потерпевшим. Мне никогда не доводилось видеть подобного ранее. В ту секунду я искренне жалел, что вырос атеистом и не имел права молиться кому-либо. Тысячи предсказаний скорого конца света, инопланетных пришельцев и мутантов в моей голове…
– Пытается нагнетать, – шепнул мне Мефистофель. – Безуспешно.
– Ты слишком строг, – укорила я. – Кузьма читает без выражения.
Домовой кашлянул, напоминая о своем присутствии. Мы поняли намек и замолчали.
– Кожа несчастного была покрыта руническими письменами, а сам он, невероятно бледный, лежал на траве, раскинув руки в стороны. Почему потерпевшему не помог алый колдовской медальон, висящий на цепочке? Мы почувствовали, как липкий холодный ужас скользнул вдоль наших позвоночников, даже на лице отважного наставника появилась гримаса отчаяния…
– Я думаю, достаточно, – прервал Кузьму Мефистофель, не желая слушать про свое выражение лица. – Если Петр пообещает нам, что будет работать над стилем и слогом, то инцидент можно считать исчерпанным.
Я бросила быстрый взгляд в сторону домового – тот гневно шевелил ушами, отчего кисточки на их кончиках колыхались. Была у Кузьмы такая забавная привычка, которая до сих пор вызывала у меня умиление.
– В качестве наказания, – напарник тоже заметил ярость легендарного разведчика. – Петр будет отрабатывать дополнительные часы в библиотеке при НИИ ФБД, в отделе редких книг и рукописей, текстологи жаловались на отсутствие лишних рук на период отпусков. Заодно уделит внимание стилю.
Его голос звучал настолько ровно и уважительно, что не оставалось никаких сомнений: он издевался. И вся группа это прекрасно понимала, включая Кузьму, но даже он не мог ничего изменить. Формально наказание было вынесено, оспаривать его – привлекать лишнее внимание руководства к нам всем, а мы и без того не обделены оным. Тем более – о чудеса нашей великой структуры! – Мефистофель занимал более высокую должность, хотя звание имел на три или четыре ранга ниже.
Мы остановились перед серым зданием филармонии, вероятно, претендовавшим на красоту. Я честно попыталась воспользоваться искусствоведческим образованием и определить стиль, но не смогла подобрать ничего из своего довольно хилого багажа воспоминаний. Может быть, это был соцреализм?
Перед нами стояло двухэтажное здание знаменитого цвета мокрого асфальта, спроектированное в форме параллелепипеда. Его не украшали ни большие одинаковые окна, ни массивные квадратные колонны, ни огромные тяжелые двери. Время не смогло помочь зданию приобрести благородную красоту, скорее наоборот, оно разрушило утопичную четкость, покосив ступеньки на лестнице и покрыв ржавчиной трубы. Филармония выглядела вполне уныло. Единственное, что вносило некую живость, – статуя дедушки–мирового лидера, известного в прошлом и практически забытого в настоящем, оставленная здесь как дань истории. Памятник блестел бронзовой макушкой и тянулся к небу в открытом жесте стремления к светлому будущему.
– Тоскливо для храма искусства, – подвела итог я.
– Смотря для какого искусства, – живо откликнулась Юстас. – Мне кажется, что для классической музыки региональных исполнителей это самая подходящая оболочка. Доводилось бывать.
Я с любопытством посмотрела на разведчицу. Раньше, пока нас не объединили в одну группу, мы практически не общались, даже здоровались не всегда. Потому я толком ничего о ней не знала, да и не принято было разговаривать среди сотрудников ФБД о прошлом…
– Нет, не по заданию, – скромно улыбнулась девушка. – Из праздного любопытства.
Мы остановились перед огромным фанерным щитом, на котором кто-то написал расписание выступлений на все вечера. Я находилась в благоприятном расположении духа, потому предположила, будто бы щит оформлял ярый поклонник Андре Массона: те же яркие цвета и сюрреалистичные фигуры на заднем плане. Юстас же высказалась более радикально, назвав оформителя дальтоником и наркоманом.
– Если верить датам, наш объект заинтересовался оперой «Путешествие Нильса с дикими гусями», ради которой приехал зарубежный дирижер. Странный выбор для взрослого мужчины, – заметила разведчица.
– Может быть, это одна из самых шикарных опер, – предположила я, фотографируя щит по просьбе Кузьмы.
– Если бы эта была шикарная опера, мы бы о ней что-нибудь слышали, – не согласилась девушка.
– Мы не ценители, – напомнила я. – Тем более, я что-то смутно припоминаю… Кажется, мальчик напакостил гному, после чего уменьшился и путешествовал по Швеции…
– Ты пересказываешь мне сюжет мультфильма – поджала губы Юстас.
Я попыталась вспомнить что-нибудь еще, но у меня не вышло. Мне стало стыдно.
– И заграничный дирижер тут не причем, он еще два вечера работает. В «Травиате» и «Женитьбе Фигаро», – прочитала девушка.
– О, вы тоже нашли это забавным? – раздался за нашей спиной хорошо поставленный женский голос.
За нашими спинами остановилась женщина лет пятидесяти и, прищурившись, переводила взгляд с фотоаппарата в моих руках на щит. На лице незнакомки была ироничная усмешка, выдававшая сложный характер ее обладательницы.
– Чудно подошли к вопросу оформления, – согласно улыбнулась я в ответ.
Ухмылка пропала с лица незнакомки, уступив место гримасе легкого разочарования. Она перевела взгляд на Юстас, ожидая, что та включится в диалог, сказав именно то, что дама хотела услышать, но разведчица молчала.
– Если бы вы были чуть более образованы, то Вас могло бы позабавить, что дирижировать оперой о Нильсе приглашен человек из Гаммельна, – в улыбке женщины появилось еще больше ядовитой иронии. – Но, увы…
Она легко перекинула конец шарфа на спину и пошла по направлению к темно-серой коробке филармонии. Звук ее каблуков дробил время, точно хронометр. Я же вновь чувствовала вину за свое невежество.
***
Вопреки моим ожиданиям, в лаборатории я наткнулась на Мефистофеля. Мужчина качался на стуле, уткнувшись взглядом в одну точку. Перед ним на столе лежали чертежи и бумаги, исписанные длинными формулами. Он так сильно щурился, что его глаз практически не было видно – только красные веки и белесые мохры ресниц.
– Ты не хочешь пойти спать? – поинтересовалась я, ставя перед напарником кружку с кофе.
Он не удостоил меня устным ответом, лишь отрицательно помотал головой из стороны в сторону. И не поблагодарил. Впрочем, я и не ожидала благодарности.
Без спроса я взяла бумаги с его стола. Мефистофель не остановил меня, что уже могло считаться жестом одобрения и дружелюбия.
– Что это? – спросила я, всматриваясь в его символы и сокращения.
Мне не часто доводилось видеть его почерк. Если мы трудились вместе в лаборатории, напарник вешал всю писанину на меня, поскольку делал практически всю основную работу самостоятельно. Я находила его решение справедливым и не возражала, испытывая тайную любовь ко всему, что связано с канцелярией. Его буквы были ровными, с правильным наклоном, но очень мелкие и немного неказистые.
– Это экран, он позволит мне исследовать эмоциональный фон объекта, – пояснил Мефистофель. – Специальные материалы изолируют жертву от нашего мира, мне важно, чтобы не происходило смешения… Если его эмоции будут меняться, даже незначительно, это будет косвенно указывать на его способность видеть сны, а через них можно будет пробиться в его мозг…
Самое первое в мире колдовство
Мы неслись по городу в микроавтобусе со включенными специальными сигналами. У меня и без того болела голова, а после двадцати минут беспрерывного слушания воя серены, я согласилась бы даже на гильотину в качестве средства от сильнейшей мигрени. Мою ненависть к газели пересиливала только благодарность Мефистофелю, не позволившему мне сесть спиной по ходу движения и великодушно уступившего свое место в конце салона. Я посмотрела на Юстас – разведчица держалась легко и расслабленно, даже как будто расцвела после экстремальной гонки по городу, приправленной психологическим звуковым оружием. На ее щеках появился румянец, а глаза искрились задорным огнем. В этот момент я остро почувствовала себя старой занудой, хотя по документам была старше девушки лишь на два года.
Петр вылез из микроавтобуса первым, развернулся и галантно подал руку Юсатс. Стоило ли говорить, что меня он не дождался? Мефистофель внимательно посмотрел мне в глаза, покачал головой, усмехнулся, легко спрыгнул на асфальт и вытащил меня из автобуса. Это был не обязательно, но весьма приятно. Кузьма вышел на улицу последним, суховато кивнув в качестве благодарности водителю. Он был необычайно собран, его морщинистое сероватое лицо не выражало абсолютно никаких эмоций, а глаза поражали цепкостью и холодностью. Раньше мне не доводилось видеть домового за работой, потому я удивилась. И даже немного залюбовалась им. Мефистофель поймал мой взгляд и снова усмехнулся.
Мы приехали в городской парк аттракционов, абсолютно не отличающийся от сотни подобных парков по всем городам страны.
Я была в десятке городов с обязательным посещением данного пункта развлечений, и всегда находила колесо обозрения, которое на верхней точке обязательно становилось чертовым, и то, если катающийся был хорошо воспитан, в иных же случаях в адрес бедного аттракциона летели нецензурные и более экспрессивные эпитеты.
Рядом с колесом обязательно должно было расположиться странно сконструированное корыто с щитами по бокам, которое создатели наивно назвали «сюрпризом». Не знаю, почему они выбрали столь оптимистичное название. В моем представлении сюрприз – это что-то позитивное, милое и приятное. Эдакая очаровательная неожиданность вроде букета цветов у входной двери. Если же человека приковывают цепями к огромному куску фанеры, начинают вертеть по кругу, а потом поднимают над землей – это должно называться как-то иначе, но на карусель «Экзекуция» много билетов не продашь.
Также обязательно в парке аттракционов встретятся автодром, «орбита», «ромашка» и «вихрь». Если парк современный и обставленный по последнему требованию капризного любителя развлечений, то вы найдете ND кинотеатр, где N – вычисляется из желания продавца заработать и его же природной наглости, а D указывает на возможность кабинки с экраном шататься, крутиться и трястись в нужные моменты.
– Мне казалось, что парк закрыт для посетителей всю последнюю неделю, – Юстас изящно перешагнула через полосатую ленточку, с помощью которой наши доблестные сотрудники пытались не пускать праздных прохожих к месту преступления.
– Закрывать парк в самый разгар сезона не выгодно, – нахмурилась я. – Не помнишь, почему его закрыли?
– Я даже не помню, точно ли его закрывали, – пожала плечами разведчица. – Мне почему-то так казалось…
– Его действительно закрывали, – вмешался в наш разговор Мефистофель. – Ведется подготовка ко дню города, в этом году готовится грандиозная программа. В парке обещали установить площадку для выступлений звезд.
– Чем вызван такой размах? – я удивленно приподняла брови.
– Город празднует юбилей, – разъяснил напарник. – Пятьсот лет, как-никак…
– А ничего, что год назад мы праздновали трехсотлетие? – недоверчиво нахмурилась я.
– Это очень тонкое волшебство, – Мефистофель развел руки в стороны.
На город опускались сумерки, оттого среди зеленых деревьев было свежо и даже немного зябко. Юстас застегнула куртку, я куталась в плащ, Мефистофелю было все равно.
– Нам еще долго идти? – спросила Юстас после минуты торопливых шагов в тишине.
Мефистофель не ответил, а лишь кивнул в сторону одиноко стоящего дерева, под которым собралась толпа, представители которой могли похвастаться гражданской одеждой, кителями федерального бюро и городских сыщиков. Кто-то постоянно щелкал фотоаппаратом, ослепляя всех присутствующих на краткий миг яркой вспышкой. Петр возился с кисточками, тонкими пленками и лопаточками, прибившись в копанию криминалистов городских сыщиков. «Конкуренты» прибыли на час раньше, потому уже заканчивали свою работу. Нас они удостоили сухим кивком, что уже было неплохо. Если верить папиным рассказам, раньше сыщики и сотрудники бюро общались настолько напряженно, что их не рисковали оставлять вместе на одном объекте.
– А где?..
Кузьма не дослушал моего вопроса, подняв указательный палец вверх. Мы с Юстас запрокинули головы. На толстой нижней ветке, привязанный грубым красным канатом за запястья и колени, лежал мужчина. Определенно, мне доводилось видеть его раньше, только я не могла узнать его. Кузьма подошел к дереву и пробормотал длинное предложение на древнем языке. Через секунду жертва лежала на траве под деревом, прямо перед нами с Юстас.
Мефистофель опустился рядом с мужчиной на колени и открыл свою мешкообразную сумку. Его жесты были быстрыми, но в них не было суеты. Напарник достал склянку с красной пыльцой и развеял ее по ветру, старательно вглядываясь в очертания алых вихрей. В ту же секунду в его ладонях появился ладан и какие-то травы, которые он сразу же поджег от пламени дешевой пластиковой зажигалки. Не без удовольствия я вдохнула ароматный сладковато-терпкий дым.
Мы ехали в здание ФБД гораздо медленнее и без этого утомительного воя, потому я могла сконцентрироваться на своих мыслях. В машине сидели только мы с Юстас. Кузьма, Петя и Мефистофель занимались транспортировкой нового объекта.
– О чем ты думаешь? – вдруг спросила разведчица.
Я неопределенно пожала плечами.
На самом деле, я силилась направить мысли в нужном направлении, но голова, словно издеваясь, подкидывала навязчивую песенку про ревущие небеса и отсутствие взаимопонимания между двумя лирическими героями, популярную несколько лет назад. Внутренний же голос, вместо того, чтобы подсказывать что-то дельное, с особым удовольствием выводил последнее «о тебе» так протяжно и фальшиво, что моя идеальная схема рушилась, не успевая выстроиться.
– Пытаюсь понять, что еще объединяет наших объектов, помимо красной фишки на груди и глубокого сна, – практически не соврала я после некоторого молчания.
Юстас понимающе кивнула.
Я искренне боялась, что она услышит, как мое подсознание в унисон со внутренним голосом затянуло «не вдоем», скатываясь в джазовую импровизацию.
– Я подала прошение в отдел по сбору информации на наших пациентов, – сказала разведчица. – Прямо из парка позвонила. Они обещали подготовить завтра к утру.
Я одобрительно похлопала ее по руке. Почему мне в голову не пришло поступить также? Может быть, потому что я забыла, что у нас вообще существует такой отдел?
Остаток пути мы проехали в тишине. Обсуждать дело мне не хотелось: слишком оно меня пугало. А еще я чувствовала невероятную усталость, которая накрепко блокировала мозг.
***
Я проснулась от звонка будильника. Это могло многое сообщить о сегодняшнем дне. Обычно я открываю глаза на полчаса раньше положенного времени, тянусь и в мягкой полудреме жду сигнала к подъему. Для меня утро – самое счастливое время суток. Обычно я быстро высыпаюсь, не уставая благодарить природу за возможность моего организма быстро восстанавливаться за краткие часы сна. Сегодня организм отдохнуть не успел.
Я нахмурилась и села в кровати. Звуки не раздражали, что уже не могло не радовать – если я начинаю шарахаться от любого шума, даже мелодичного, значит, приближается мигрень. Лишь немного кружилась голова и болели глаза.
– Если бы я не знал, что ты была на работе, я бы решил, что ты вчера весь вечер пила, – в комнату заглянул Сережа. – Сколько часов ты спала?
– Пять или четыре, – подсчитала я.
– Да ты у нас просто спящая красавица, – рассмеялся брат. – Не боишься, что за время твоего сна изменились нравы, ценности, мода, наконец… И люди стали совсем другими?
Я бросила в брата подушкой. Меня задели не его дружелюбные насмешки, а упоминание героини всем известной сказки, впрочем, погорячилась я зря: Сергей не мог ничего знать о нашем неожиданном расследовании.
– Я просто в ужасе, с нравами это слишком часто происходит, – мой голос звучал неприятно скрипуче.
– Весьма пессимистично, – брат вертел подушку в руках, не решаясь кинуть мне ее обратно. – Я тебе завтрак приготовил, а ты применяешь против меня метательные снаряды…
– Мне очень стыдно, – соврала я. – Если хочешь позавтракать со мной, встретимся на кухне через несколько минут.
– Спасибо за разрешение, о, королева, – паясничая, брат вышел из комнаты, оставив дверь моей комнаты открытой. – Разрешите падать ниц после утреннего кофе, когда Ваше Величество будет находиться в более приятном расположении духа?
Проигнорировав последнюю реплику Сережки, я встала в кровати и первым делом закрыла дверь в комнату, зная, что через несколько минут снова ее открою, чтобы пойти в душ. Открытые двери всегда действовали на меня как красная тряпка на быка.
– Ваше Величество будет кофе со сливочками или без? – прокричал Сережа из кухни. – Сливочки в данном случае – это жирненькое молочко, а не фиолетовенькие крупненькие ягодки с косточками. Звезды сложились таким образом, что со сливочками…
Мне стоило большого труда справиться с собой и не заглянуть на кухню перед душем. Сережа баловал нас своей готовкой не так часто. Для демонстрации его высоких кулинарных способностей должно было произойти что-то из ряда вон выходящее.
– Ты сегодня снова идешь выгуливать друга? – спросила я, усаживаясь на кухонный диванчик.
От кожи приятно пахло ромашковым мылом, а волосы едва заметно кудрявились после душа. Я начинала себе нравиться, а когда увидела аккуратную стопку блинов, мир тоже пришелся мне по себе. Пожалуй, блинам я симпатировазала больше, чем себе.
– У Яшки что-то на работе, – брат поставил передо мной чашечку с кофе. – Разве что вечером силы останутся. Кстати, блины сам пек, барабашка сегодня отдыхает…
Я округлила глаза от удивления и позавидовала неиссякаемому источнику энергии Сергея. Впрочем, когда мне удастся выспаться, я тоже смогу сделать много хорошего и полезного… Только когда это будет?
***
На крыльце здания ФБД стоял Кузьма, он явно кого-то ждал. По тому, как он сделал несколько шагов мне навстречу, было не сложно догадаться, кто же именно тот счастливчик.
Когда я спустилась в лабораторию, было уже около одиннадцати утра. У меня безумно болела голова, потому хотелось распустить волосы, но в последнее время за нашим внешним видом следили строже обычного, потому «иметь беспорядок на голове» было недопустимо. Мефистофель уже сидел в лаборатории, одетый в свежий белый халат, и рассматривал остаточные эмоции в специальный прибор.
– Вчера звонил Сергею, хотел, чтобы он мне помог, но не смог до него дозвониться, – пожаловался мужчина, сцеживая эмоции в пробирку.
– Наверное, он со своим другом гулял, – предположила я. – Попробуй позвонить еще раз чуть позже.
– Ты уже видела Юстас? – спросил мужчина, подняв на меня взгляд.
Я отрицательно помотала головой из стороны в сторону.
– Она нашла информацию о нашем крайнем объекте, – сообщил Мефистофель, снова склонившись над прибором. – Тебе не интересно, кто он?
– Интересно, – соврала я.
– Известный певец, популярный среди девочек тринадцати–четырнадцати лет. Знаменит своим большим количеством татуировок, цепей на груди и цветом кожи, выдаваемым с помощью автозагара за африканский шоколадный.
– Он поет о небесах в депрессии? – вспомнила я.
– Он, – подтвердил Мефистофель. – А что такое?
– Напомни, чтобы в следующий раз я слушала свой внутренний голос, – отмахнулась от напарника я.
Мефистофель оторвался от прибора, внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Мы с минуту слушали тишину и изучали друг друга, прежде чем он поднялся со стула и, жестом велев мне идти за ним, вышел в коридор. Я послушно последовала за ним. Мефистофель вышел на лестничную площадку и подошел к окну.
– Думаешь, в кабинете нас подслушивают? – одними губами спросила я.
– Думаю, там сильная противопожарная сигнализация, – фыркнул он, доставая сигареты из кармана.
Его руки ловко выудили спрятанную за батареей кофейную банку, куда сотрудники ФБД стряхивали пепел и окурки. На моей памяти Мефистофель курил один или два месяца, уже после того, как мы стали работать вместе, потом легко бросил и больше не прикасался к сигаретам. Сережа, знающий специалиста по снам несколько лет дольше, утверждал, что мужчина срывается на три-четыре недели каждый год, после чего снова завязывает с вредной привычкой на ближайшие десять – четырнадцать месяцев.
Мефистофель затянулся и опустил руку с тлеющей сигаретой вниз. Если бы я умела рисовать, я бы обязательно набросала его портрет в тот момент. Он казался мне удивительно гармоничным: уставший, задумчивый и свободный. Пожалуй, больше всего в нем меня всегда привлекало ощущение его безграничной свободы.
– Никогда не видел папашу Юстас настолько суетливым, – прокомментировал Мефистофель.
Я посмотрела за стекло.
На улице из стильного черного автомобиля вышел главный наставник, пытавшийся казаться одновременно важным и предупредительным, оттого шедший то медленно и степенно, то срывавшийся на спортивную ходьбу. Он обошел машину сзади, открыл дверь и на мгновение застыл. После секундной заминки главный наставник елейно улыбнулся и опустил правую руку вниз, словно хотел что-то взять с заднего сидения. Еще через мгновение он вытащил на улицу девушку, та же в ответ вежливо улыбнулась.
– Красивая, – оценила незнакомку я.
Мефистофель пожал плечами.
Девушка была одета в строгий женский костюм, сшитый из темно-синей ткани, а ее волосы были собраны в узел на затылке. Словом, она бы понравилась моим преподавателям по этикету, которые целый семестр пытались вдолбить нам основы официального стиля. При этом она не выглядела суховатой или жеманной, в ее жестах и движениях был некий шарм, позволяющий считывать какую-то особую женскую силу. Для ее роста у нее был очень широкий шаг: она не отставала от генерала, хотя он возвышался над ней на две головы.
– Я тут подумал, – Мефистофель стряхнул пепел в баночку. – Пусть Сергей отдыхает. Я не хочу, чтобы он выходил из отпуска. Мне нужно учиться справляться без помощников.
– Я передам, – откликнулась я, продолжая с любопытством наблюдать за незнакомой девушкой и отцом Юстас.
***
Иногда мне кажется, что люди недооценивают везение.
Если бы у меня когда-нибудь будет своя компания, я обязательно буду устраивать всем соискателям на должности тесты, позволяющие определить уровень их удачливости. Правда, я пока не придумала, как они будут проходить, но не думаю, что это будет сложно. Всегда можно воспользоваться игральными костями или жеребьевкой. Но будет ли такой тест верным? Вдруг человеку повезет один раз в жизни именно в тот день, когда он решит сыграть со мной в игру для устройства на работу? Жаль, что везение и удачу нельзя загнать в математические формулы.
Нашему Пете часто везет по всяким мелочам. У него известный талант оказаться в нужное время в нужном месте, он легко сталкивается в коридоре с каким-нибудь человеком, которого вся группа может искать вот уже несколько недель. Он способен совершенно нечаянно услышать какую-нибудь информацию, которая будет ему необходима и которую невозможно раздобыть иным путем, кроме как оказаться в очереди в столовой за нужным человеком.
Я выходила из здания ФБД, когда ко мне подлетела Юстас и, обвив своей рукой мой локоть, потащила меня в сторону. По ней было видно, что ее переполняют сильные эмоции, которыми ей хочется поделиться, но отчего-то приходится молчать. Гадая, сколько времени может отнять болтовня с разведчицей, я глянула на часы. Девять часов вечера. В лучшем случае, дома я смогу оказаться только в половину одиннадцатого.
– Ты когда-нибудь была в «Бульдоге»? – спросила меня девушка, когда мы отошли от здания ФБД достаточно далеко, чтобы не налететь на кого-нибудь из знакомых.
– Неоднократно, – ответила я.
«Бульдогом» назывался уютный паб в английском стиле, находящийся в паре кварталов отсюда. Мне его когда-то показал Сережа. Одно время они с друзьями зависали там каждые выходные, влюбленные в атмосферу этого места, неповторимое оформление, его непопулярность среди других горожан и хорошее качество обслуживания. Меня же покорили тяжелые медные колокольчики на огромных столах, красная телефонная будка в центре зала и развешенная по стенам чеканенная реклама пятидесятых годов прошлого века… Я никогда не была поклонником пива, предпочитая ему либо чай или кофе, либо коньяк, однако пить подобные напитки в пабе казалось мне дурновкусием, потому я игнорировала приглашения Сережи присоединиться к его компании и оставалась дома, изредка заглядывала в паб днем, не желая встретить кого-то из знакомых.
– Пошли! – решительно сказала Юстас, потащив меня в сторону «Бульдога».
Я отметила, насколько непринужденно она воспользовалась боевым захватом, и, испытывая вполне объективное желание избежать перелома руки, последовала за девушкой.
– Мне Петя сообщение прислал, а ему – кто-то из текстологов, такое впечатление, что они вездесущи, – шептала Юстас, сталкивая меня вниз по лестнице.
Я цеплялась за перила, стараясь удержаться, но Юстас была упорнее меня. Потому я кубарем скатилась вниз, чудом ничего себе не поломав. Разведчица скромно улыбнулась, извинилась, подняла меня и отряхнула.
– То есть, мы здесь по вине сарафанного радио? – я приподняла правую бровь, надеясь, что Юстас понимает мое неоднозначное отношение к подобного рода развлечениям.
Девушка отмахнулась от меня. Сжав мое запястье, она прокралась в зал и аккуратно, по стеночке, подошла к наименее освещенному столику в углу. Мне не оставалось ничего другого, как пойти за ней, стараясь быть такой же незаметной.
Я все еще старательно пиподнимала бровь, когда мы сели за столик. Разведчица без слов стрельнула взглядом в противоположную от бара сторону. Я послушно посмотрела туда, куда указывала Юстас и поперхнулась воздухом от неожиданности.
За синтезатором известной японской фирмы, чуть прищурив глаза и изредка наклоняясь корпусом вперед, сидел Мефистофель. Его пальцы легко танцевали на клавишах, заставляя синтезатор издавать блюзовые мелодии, которые то получались задумчивыми и медленными, то закручивались в вихре стремительных эмоций. Он почти не смотрел на свои руки. Ему было достаточно музыки, чтобы чувствовать инструмент и решать, куда он поведет мелодию дальше. Он казался невероятно притягательным в этом момент, открывая свою душу случайным слушателям в пабе. Впервые на моей памяти он был максимально честным и откровенным.
В горле першило, хотелось заказать какой-нибудь напиток, но я не могла найти взглядом официанта. Вдруг на пороге зала появились Сергей и Ульяна.
Ульяна. Яна. Яшка.
И как я раньше не догадалась?
Девушка остановилась на пороге. Она сразу же заметила Мефистофеля, самозабвенно играющего блюз. На мгновение ее взгляд смягчился, а по губам скользнула грустная улыбка, но буквально через секунду она качнула головой, отгоняя ненужные мысли и вышла из зала, утянув Сергея за собой.
***
Офис «Апер» располагался в центре города, в получасе ходьбы от здания ФБД и в паре кварталов от моего дома. Ульяна в шутку называла его «полевым штабом», сквозь смех жалуясь на надобность легко и быстро перевозить минимальные наборы необходимой аппаратуры из города в город. Всего четыре большие светлые комнаты и одна маленькая коморка, в которой ютились Ульяна и Артем. Зато остальным сотрудникам «Апер» было комфортно работать.
Юстас осталась знакомиться с людьми Артема, я последовала за Ульяной в их крохотную коморку. Три ноутбука, копир, принтер… Стандартный набор любой фирмы.
– Осторожно! – воскликнула Ульяна, но было поздно, я уже споткнулась об узкую фиолетовую трубочку. – Ушиблась?
– Немного, – соврала я, потирая коленку. – Что это?
– Коврик для йоги, – ответила девушка и смутилась. – Мне посоветовали заниматься каждый день в одно время, чтобы восстановить нервы.
– Помогает? – полюбопытствовала я.
– Не знаю, – пожала плечами Ульяна. – Как-то раз мы с Артемом здесь ночевали, я спала на этом коврике. Было мягко…
Ульяна села за стол и включила один за другим все три ноутбука. На работе она менялась, становясь более строгой и сдержанной. Та женственность, которая завораживала меня, не растворялась в облике сосредоточенной леди, а словно придавала строгому образу мягкое свечение.
– Если не возражаешь, моя помощница обратится к тебе за помощью, нужно оформить некоторые документы, – девушка говорила со мной, не отрывая взгляд от последнего монитора.