История о железной лошади, а также о том, как можем мы ее познать и навеки измениться от встречи с нею

3. ПОВЕШЕННЫЙ, представляющий «искупительное нисхождение света во тьму», или, в женском аспекте, валентинианскую Софию

Новые поезда ходят на линии, соединяющей Уэйкфилд с Хаддерсфилдом. Внутри, у каждой двери, имеется табличка: НАЖМИТЕ ДЛЯ ОТКРЫТИЯ ДВЕРЕЙ, КОГДА ВКЛЮЧЕНА ИЛЛЮМИНАЦИЯ.

Несомненно, здесь не обошлось без всемирного заговора иллюминатов. Между Уэйкфилдом и Хаддерсфилдом иллюминация — своего рода естественное следствие заброшенных фабрик, видных из поезда; на речном мелководье валяется мусор, в домах у дороги выбиты двери. Чего здесь надобно Эфебу? Нажать кнопку и выскочить из поезда?

В жарком вагоне поезда, уходящего рейсом в 22:01, его путешествие сминается, как жвачка во рту, затем со щелчком выворачивается.

На станции Дьюсбери усталого вида женщина поднимается было, чтобы выйти из поезда. К выступающим сухожилиям шеи у нее прильнули пять-шесть золотых цепочек, каждая с инициалом или крестным именем в качестве талисмана, издали создающие иллюзию искусной золотой сетки. Женщина стоит перед дверями, но те не открываются ее выпустить. Знак подсвечен, но она его не замечает. Вскоре поезд снова отойдет от перрона, и она проедет свою станцию. Она оглядывается в нарастающей растерянности.

— Извините, но эти двери меня тупо не выпускают. Вы не поможете?

Эфебу хотелось бы ответить:

— То, что ты считаешь собой, та, которую ты называешь собой, облачаясь во все эти ожерелья, не так важна, как само деяние.

Этот жест, уснащение себя сеткой, которая словно бы фиксирует личность: вот что в действительности определяет ее. Ему бы хотелось пояснить:

— Тебя любят за выражение твоей личности в этом действии, личности такой хрупкой, что ее требуется постоянно сплетать воедино.

Но он в действительности лишь говорит:

— Думаю, вам стоит нажать вон ту кнопку.

В этот миг поезд дергается, словно теряя терпение. Из того путешествия Эфеб возвращается с персонализированной драгоценностью, имеющей форму имени СОФИЯ. Валентин сообщает, что Мудрость-София в изумлении обнаружила себя эоном, отпавшим от Бога, спутала голубоватое мерцание светских блесток Им созданного мира с Его светом, прильнула к ним. Она так страстно возжелала Господа, что пала прочь от Него на улицы города Александрии, где и поныне занимается проституцией. (В некоторых описаниях ее агонии утверждается, что София сама стала этим городом, библиотекой, лабиринтом языков, инструментом искупления Человечества. В других она не отвергает Отца, но противопоставляет себя Ему в отместку за некое, довеки недоступное пониманию, недоброе деяние Его против Собственных детей.)