Когда я был маленьким, мне довелось столкнуться с таким страшным явлением, как смерть. Каждое лето я приезжал к своей тётке Людмиле в деревню, которая разводила баранов. Она продавала их шерсть и мясо в городе по соседству с деревней. Хозяйство моей тёти тесно граничило рядом с её домом, и получалось так, что и бойня находилась неподалёку.
Хоть дядя с тётей использовали современные инструменты для забоя животных, убивать их «по-тихому» получалось далеко не всегда, не говоря о других инцидентах. На своей памяти я повидал всякое: и убегающих в агонии недобитых ягнят, литры крови, разделанные туши, а самое главное - звуки, с которыми умирали бараны. Из-за этого я быстро свыкся с тезисом, что мясо на дереве не растёт. Потому я физически не мог привязаться к какому-нибудь из животных, даже собаке. В моём детском мозге рисовалась картина, что их всех скоро убьют, а значит не следует ни к кому привязываться. Глупо, но так уж я сформировался в детстве. Но был один случай, который сильно изменил меня, о котором я помню до сих пор, и хочу поделиться с вами.
Одним летом, когда я был уже постарше, снова приехал к тётке на каникулы. Всё было как обычно: гулял весь день, купался в речке, бегал с соседскими ребятами на футбольном поле, помогал родным на огороде. Всё шло своим чередом, пока я не приметил в загоне странного барана. Нет, он не выглядел особенным, не творил нечто ненормальное, ничего такого. Он просто стоял себе на траве, жевал травку. Его отличия от других животных были в глазах. Для тех, кто не осведомлён: глаза овец и баранов имеют специфическое строение зрачка – толстую прямоугольную горизонтальную линию. Глаза этих животных находятся в раскосом состоянии, словно они стоят между двух кучек сена, и не знают, какой стог съесть первым. Вид у них получался, мягко говоря, не обременённый интеллектом.
С этим же бараном дело обстояло по-другому – я чётко видел в его глазах разум. Он наблюдал за мной, за людьми на ферме, за своими собратьями, будто бы анализируя обстановку. Он первый бежал на кормёжку, когда звали хозяева, не дожидаясь всего стада. Барашек никогда не убегал за ограду, хотя мог это сделать много раз. Обходил стороной сторожевую собаку, соблюдая радиус её поводка. В тот момент, когда он смотрел на меня, мне показалось, он просит помощи. Да, мне было всего двенадцать лет, и бурное воображение тоже было. Я всё это прекрасно знаю, что многих людей обвиняют в том, что они замечают за своими питомцами то, чего нет на самом деле. Только я был уверен в том, что видел тогда.
С того момента я начал проявлять интерес к странному барашку. Следил за его действиями, кормил, поил, пытался гладить и всячески показать ему, что я не враг. Барашек долго не хотел мне доверять. На его доверие ушла неделя, когда он впервые позволил себя погладить. Я привязался к нему за это время как к домашнему питомцу.
Я сразу же сказал об этом тётке, чтобы она не отправляла его на бойню. Объяснять свои умозаключения насчёт животного я не стал. Простая деревенская жительница меня бы просто не поняла. Я сослался на то, что у меня никогда не было своего животного (что было чистой правдой). Она махнула рукой на мою прихоть и сказала, что могу делать с ним всё, что захочу. С того дня я переселил этого барашка поближе к дому, даже сделал с дядей ему конуру, постелил сена. Животное было не против переезда и слегка успокоилось. Во взгляде барана больше не читалась просьба о помощи. Я чувствовал себя героем-спасителем в тот момент.
Шло время, приближался день забоя, поскольку тёте Люде пришёл большой заказ на партию мяса. О моём баране она помнила и сказала, чтобы я не волновался. В намеченный день бойни я беззаботно побежал гулять с друзьями, а вернулся только ближе к вечеру, когда мой дядя уже заканчивал забой. Я застал его как никогда нервным. Он суетился во дворе с сигаретой во рту, страшно ругался, говорил нечто вроде – «Твою мать! Не хватает по весу немного!». Я конечно же опустил мат, коим изобиловала речь дяди.
Дядя не заметил моего прихода, направился к моему барашку, отвязал его от конуры и грубо потащил его на бойню. В тот момент я встал как вкопанный, не в силах пошевелиться от такого зрелища: мой барашек кричал как ни одна другая овца. Он упирался всеми копытцами, пытался вырваться, но дядя был намного сильнее – он ударил его по голове, и барашек затих.
Дядя взвалил его на плечо и понёс добивать. На мои крики оставить животное в покое, дядя злобно отмахивался, говорил, что не собирается разочаровывать покупателя из-за меня. Он захлопнул перед моим носом дверь на бойню, запер засов, а я остался слушать, как моего первого и единственного питомца убивают. Я услышал щелчок пневмо-стержня, а затем – громкий душераздирающий визг барашка, от которого я чуть не вскрикнул.
После этого, я услышал матюки дяди, и грохот в скотобойне. Затем, из окна бойни выскочил мой баран и кубарем покатился по траве. Он резко встал после кувырков и уставился на меня. Его лоб был пробит стальным стержнем, а в ране виднелись осколки костей вперемешку с мозгами. Весь этот ужас был щедро полит свежей кровью. Глаза барана горели безумием и болью, а шея была наклонена чуть набок. Баран издал жуткий нечеловеческий рёв и бросился в неизвестном направлении через забор подальше от скотобойни.
Я перестал разговаривать с дядей после этого случая, позвонил родителям и попросил забрать меня. Я не хотел жить под одной крышей с человеком, который из-за жадности устроил ребёнку кровавый цирк. Никакие уговоры тёти не помогли мне передумать. До отъезда был всего день, который я провёл на улице с друзьями, а вечером мы договорились собраться возле реки под огромной ивой, чтобы развести костёр, пожарить сосиски, да рассказывать страшные истории.
Это был мой прощальный вечер от друзей, которым я рассказал о случившемся. Они единогласно встали на мою сторону и решили поддержать меня перед отъездом.
Когда наступил вечер, мы собрались в назначенном месте на закате. Было уже немного прохладно, налетели вездесущие комары. Мы быстро собрали хворост для костра, разложили свои припасы, прикатили к костру брёвна и уселись в круг. За процессом жарки сосисок мы рассказывали друг другу старые страшные истории, типа, «гроба на колёсиках». В какой-то момент, я отвлёкся от своего горя и мне расхотелось уезжать из деревни.
Очередь рассказывать истории дошла до меня, когда совсем стемнело. Нашу компанию пугал уже каждый шорох в кустах. Едва я собрался с мыслями, хотел начать рассказывать, как мы услышали в речке подозрительные всплески на воде, будто кто-то плыл. Костёр-костром, а фонарики мы с собой взяли. Мы посветили туда, откуда был странный звук и обнаружили круги на воде, ведущие к нам на берег.
Мы до смерти перепугались – в речке ни раз доводилось видеть ондатр и змей, плывущих по воде. Мы отступили к костру, на всякий случай подсвечивая берег. Долгое время ничего не происходило, был слышен только треск костра, пока ночную тишину не нарушил тот самый вопль барашка, который я слышал на бойне.
Баран выпрыгнул к нам через камыши, жутко визжа. Мы бросились наутёк, кто куда, но побежал зверь именно за мной. Путь до дома был не близкий, проходил сквозь тропу по небольшой берёзовой роще. Я побежал, что есть силы туда, а зверь ревел, догоняя меня.
На середине пути, пока я бежал по роще, жуткий рёв прекратился. Я мельком обернулся, но не обнаружил преследующего барашка. Я решил перевести дух, пока выдалось время. Немного передохнув, быстрыми шагами устремился домой, дергаясь от каждого шороха.
На выходе из рощи, меня окликнул один из друзей. Он, как оказалось, бежал следом за мной, однако никакого барашка не видел. Это было странно, потому что я отчётливо слышал звук копыт позади себя. Вдвоём мы вышли к деревне, напоследок обернулись в сторону рощи и увидели его – баран стоял в конце тропы. Он смотрел тем самым разумным взглядом на меня, но уже не ревел.
Мы бросились наутёк по домам, даже боялись высунуться из безопасного места. Я прождал в доме приезда родителей, боясь выглянуть даже в окно. Тёте я ничего не рассказал, а дядю не видел. Когда приехали родители, то очень быстро начали уводить меня к машине, да и тётя Люда вела себя странно.
Уже по пути из деревни домой мне сказали, что мой дядя умер. Его нашли на скотобойне прямо на столе для разделки туш. Его голова была превращена в месиво предметом, чем-то напоминающее копыта.