Испытание на слом

Ветер позднего октября заливал лицо ледяным дождем. Мэллори, подняв воротник, стоял в темноте у входа в узкий переулок.

— Какая ирония, Джонни! — пробормотал невысокий мрачный мужчина рядом с ним. — Ты, человек, который должен был стать сегодня премьер-министром мира, прячешься в закоулках, пока Косло со своими громилами пьет шампанское во Дворце правительства!

— Это не страшно, Пол, — сказал Мэллори. — Возможно, он будет слишком занят празднованием победы, чтобы думать обо мне.

— А может, не будет, — сказал невысокий мужчина. — Он не успокоится, зная, что ты жив и противостоишь ему.

— Осталось всего несколько часов, Пол. К завтраку Косло поймет, что его предвыборные махинации не сработали.

— Но если он успеет тебя схватить, это конец, Джонни. Без тебя заговор рассыплется, как карточный домик.

— Я не покину город, — ровным тоном произнес Мэллори. — Да, риск есть, но диктатора без риска не свалишь.

— Ты вовсе не должен был рисковать, встречаясь с Крэндаллом лично.

— Если он увидит меня и будет знать, что я всей душой предан делу, это нам поможет.

И двое мужчин, замолкнув, стали ждать появления третьего заговорщика.

На борту межзвездного дредноута, шедшего в полупарсеке от Земли, составной Ри-мозг изучал отдаленную Солнечную систему.

«Излучение в широком диапазоне с третьего небесного тела, — ячейки Воспринимателей послали импульс на шесть тысяч девятьсот тридцать четыре блока, составлявшие мозг, который вел корабль. Модуляции спектров умственных процессов от сорока пяти до девяносто одного».

«Частично соответствует характеристикам экзокосмического манипулятивного разума, — заключили Аналитики, изучив комплекс данных. — Прочие показатели варьируются по сложности от первого уровня до двадцать шестого».

«Аномальная ситуация, — пробормотали Воспоминатели. — Основной признак Высшего Разума — уничтожение низших разумов, так же как я/мы систематически истребляем тех, кого встречаем, исследуя этот рукав Галактики».

«До принятия решения необходимо лучше узнать этот феномен, — указали Интерпретаторы. — Чтобы добыть и проанализировать типичную единицу разума, требуется подойти на расстояние, не превышающее одного излучения в секунду».

«В этом случае риск будет относиться к наивысшей категории», — бесстрастно возвестили Аналитики.

«УРОВНИ РИСКА БОЛЕЕ НЕ УЧИТЫВАЮТСЯ. — Мощный мыслеимпульс Эгона положил конец дискуссии. — НАШИ КОРАБЛИ НЫНЕ БОРОЗДЯТ НОВОЕ ПРОСТРАНСТВО В ПОИСКАХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ ДЛЯ ЭКСПАНСИИ ВЕЛИКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ. ЭТО НЕ ПОДЛЕЖАЩИЙ ОТМЕНЕ ПРИКАЗ, КОТОРЫЙ МОЙ/НАШ КОСМИЧЕСКИЙ АППАРАТ БУДЕТ ИСПОЛНЯТЬ ДО ПРЕДЕЛА РИ-СПОСОБНОСТЕЙ, ИСПЫТЫВАЯ МОЮ/НАШУ СПОСОБНОСТЬ ВЫЖИВАТЬ И ДОМИНИРОВАТЬ. НИКАКОЙ НЕРЕШИТЕЛЬНОСТИ, НИКАКОГО ОПРАВДАНИЯ НЕУДАЧ. Я/МЫ ОТПРАВЛЯЕМСЯ НА БЛИЖНЮЮ ОРБИТУ ДЛЯ НАБЛЮДЕНИЯ!»

В полном молчании, со скоростью лишь на долю секунды ниже скорости света, Ри-дредноут помчался к Земле.

В квартале от них, под резким светом полиарки, появилась темная фигура. Мэллори напрягся.

— А вот и Крэндалл, — прошептал невысокий. — Я рад…

Он осекся. По пустому проспекту разнесся рев мощного газотурбинного двигателя. Полицейская машина вылетела с боковой улицы, повернув под визг перегруженной гиросистемы. Стоявший на свету человек повернулся, собираясь бежать. В машине замигал ослепительно-синим и затарахтел СУРФ-пистолет, разразившись шквалом пуль, которые врезались в беглеца, вколотили его в кирпичную стену, сбили с ног и перевернули, прежде чем грохот выстрелов донесся до слуха Мэллори.

— О господи! Они убили Тони! — вырвалось у невысокого. — Надо уходить!

Мэллори сделал полдюжины шагов и застыл — в дальнем конце переулка вспыхнули фары. По асфальту загрохотали тяжелые ботинки, хриплый голос проорал команду.

— Мы окружены! — бросил Мэллори. В шести футах от них находилась деревянная дверь из неструганых досок. Мэллори подскочил к ней и налег всем телом. Дверь устояла. Он отступил на шаг, вышиб ее ногой и потащил товарища за собой в темное помещение, вонявшее заплесневелой мешковиной и крысиным пометом. Спотыкаясь и нашаривая путь в темноте, Мэллори пробрался через захламленную комнату, нащупал стену и отыскал дверь, висящую на одной петле. Толкнув ее, он очутился в коридоре с покорежившимся линолеумом — его было видно в слабом свете, который проникал через окошко над массивной запертой дверью. Мэллори повернул в другую сторону и побежал к двери поменьше, в дальнем конце коридора. До двери оставалось десять футов, когда из нее градом посыпались щепки, оцарапавшие Мэллори и изодравшие его пальто, словно когти. Сзади, там, где был его спутник, раздался приглушенный звук. Мэллори развернулся и увидел, как Пол отлетает к стене и сползает по ней; тысячи пуль, выпущенные из полицейского СУРФ-пистолета, разворотили ему грудь и живот.

Кто-то просунул руку через разбитую дверь и схватился за задвижку. Мэллори шагнул к двери, ухватил руку за запястье, изо всех сил дернул вниз и почувствовал, как ломается локтевой сустав. Крик полицейского потонул в шуме новых выстрелов, но Мэллори уже отскочил, ухватился за поручень лестницы и перепрыгнул через него. Он мчался, перелетая через пять ступеней за раз, пронесся через лестничную площадку, засыпанную пустыми бутылками и осколками стекла, влетел в коридор с покосившимися дверями и паутиной. Снизу доносились топот и разъяренные вопли. Мэллори шагнул в ближайшую дверь и встал, прижавшись спиной к стене рядом с дверным проемом. Тяжелые шаги прогрохотали по лестнице, остановились, направились в его сторону…

Мэллори напрягся. Когда полицейский прошел мимо двери, он шагнул наружу и изо всех сил ударил противника ребром ладони по основанию шеи. Полицейский, судя по всему, попытался нырнуть вперед, но Мэллори успел подхватить пистолет прежде, чем тот грохнулся об пол. Он сделал три шага и выпустил весь магазин в лестничный колодец, потом развернулся и со всех ног помчался в дальний конец коридора. Внизу открыли ответный огонь.

Пущенная великаном дубинка ударила Мэллори в бок, сбила дыхание, развернула его и швырнула к стене. Придя в себя, он побежал дальше и на бегу нащупал глубокую кровоточащую царапину — пуля лишь слегка задела его.

Он добрался до двери на черную лестницу и отшатнулся: из темноты на него с воем кинулось нечто грязно-серое. Через секунду в узком пространстве вспыхнул и загрохотал пистолет, со стены над его головой посыпалась штукатурка. Крепко сбитый мужчина в темной форме тайной полиции, бежавший вверх по лестнице, на миг затормозил, увидев оружие в руках Мэллори. Прежде чем он опомнился, Мэллори врезал ему разряженным пистолетом, и полицейский полетел спиной вперед в лестничный проем. Кот, спасший ему жизнь, — здоровенный, весь в боевых шрамах — лежал на полу; пули снесли ему полголовы. Взгляд единственного желтого глаза был устремлен на Мэллори, когти впились в пол, будто котяра даже после смерти шел в атаку. Мэллори перепрыгнул через убитое животное и побежал вверх по лестнице.

Тремя пролетами выше та уперлась в чердак, загроможденный перевязанными стопками газет и прелыми картонными коробками, из которых прыснули мыши. Единственное окно было непрозрачным из-за грязи. Мэллори бросил бесполезный пистолет и осмотрел потолок в поисках аварийного люка, но ничего не нашел. Бок страшно болел.

За дверью зазвучали неумолимые шаги. Мэллори попятился в угол. Снова раздался оглушительный визг СУРФ-пистолета, и хлипкая дверь просто рассыпалась. На мгновение стало тихо. Потом кто-то бесцеремонно рявкнул:

— Мэллори, выходи с поднятыми руками!

В полутьме было видно, как бледные язычки пламени лижут стопки газет, загоревшихся от града пуль в стальной оболочке. Дым становился все гуще.

— Выходи, пока не поджарился! — добавил тот же голос.

— Валим отсюда! — выкрикнул другой. — Этот хлам сейчас полыхнет, как трут!

— Последний шанс, Мэллори! — крикнул первый; огонь, набравшийся сил от сухой бумаги, взмыл к потолку и заревел. Мэллори пробрался вдоль стены к окну, сдернул потрепанную рулонную штору и рванул на себя оконный переплет. Тот не шевельнулся. Мэллори пинком вышиб стекло, перебросил ногу через подоконник и выбрался на ржавую пожарную лестницу. Пять этажей до земли, свет фар на грязном бетоне, белые пятна обращенных кверху лиц — и полдюжины полицейских машин, перекрывших мокрую от дождя улицу. Мэллори прижался спиной к перекладине и посмотрел вверх. Пожарная лестница уходила вверх на три или четыре этажа. Мэллори заслонил рукой лицо от пламени и заставил ноги нести себя, перескакивая по три железные перекладины за раз.

Верхняя площадка располагалась шестью футами ниже карниза. Мэллори встал на перила, ухватился обеими руками за край резного каменного выступа, оттолкнулся и на мгновение повис в девяноста футах над улицей; потом подтянулся, забросил ногу на карниз и закатился на крышу.

Распластавшись на ней, он стал всматриваться в темноту вокруг себя. На плоской крыше выделялись лишь вентиляционная труба и будка, которая вела не то на лестницу, не то в шахту лифта.

Мэллори осмотрелся и обнаружил, что на углу стоит отель, а рядом с ним есть парковка. Ближайшая крыша на другой стороне переулка была футов на десять ниже, но дома разделялись промежутком в шестнадцать футов. Пока Мэллори смотрел на нее, под ногами у него громыхнуло и крыша содрогнулась: один из этажей дряхлого здания обрушился — огонь пожрал опоры.

Теперь все вокруг было в дыму. Со стороны парковки темные языки пламени вздымались футов на тридцать над крышей, посылая в мокрое ночное небо снопы искр. Мэллори добрался до верхней площадки лестницы и обнаружил, что металлическая дверь заперта. На стене будки висела ржавая складная лестница. Мэллори сорвал ее и раздвинул на всю длину. По его прикидкам, получалось футов двадцать. Хватит. Наверное.

Лишь с большим трудом он перекинул конец лестницы на противоположную крышу и пополз по непрочному мостику; тот прогнулся под его тяжестью. Мэллори осторожно двигался вперед, не обращая внимания на то, что ненадежная опора качается. До дальней крыши оставалось шесть футов, когда он почувствовал, что проржавевший металл рассыпается под ним. Мэллори отчаянно метнулся вперед. Хорошо, что крыша была ниже той, с которой он приполз, иначе спастись бы не удалось. Он вцепился в металлический желоб водостока и услышал, как снизу раздались крики: лестница рухнула на брусчатку переулка.

«Не повезло, — подумал Мэллори. — Теперь они знают, где я…»

На крыше отыскался люк, накрытый тяжелой крышкой. Мэллори поднял ее, спустился по железной лесенке в темноту, вышел в коридор, пробрался к лестнице. Снизу послышались негромкие звуки. Он двинулся в ту сторону.

Когда он добрался до четвертого этажа, внизу вспыхнул свет, зазвучали голоса и топот шагов. Дойдя до третьего этажа, Мэллори прокрался по коридору и вошел в заброшенный кабинет. На выцветших стенах гуляли наклонные пятна света от лучей прожекторов.

Мэллори покинул кабинет, свернул за угол, прошел в комнату, глядевшую на переулок. Через окна, лишенные стекол, тянуло холодным воздухом и запахом дыма. Узкий проход внизу казался безлюдным. Тело Пола исчезло. Сломанная лестница лежала там, где упала. До брусчатки, прикинул Мэллори, было футов двадцать; даже если он повиснет на руках и спрыгнет, перелом ног гарантирован…

Внизу что-то шевельнулось. Прямо под окном, прислонившись к стене, стоял полицейский в форме. На лице Мэллори застыла волчья ухмылка. Одним движением он перемахнул через подоконник, задержался на мгновение, глядя на испуганное лицо, на раскрывшийся для крика рот…

Его ноги врезались в спину полицейскому, смягчив падение. Он благополучно перекатился вбок и сел, наполовину оглушенный. Полицейский лежал ничком, с неестественно выгнутой спиной.

Мэллори встал — и едва не упал от боли в правой лодыжке. Вывих или перелом. Стиснув зубы, он двинулся вдоль стены. Ледяная дождевая вода, стекавшая из водосточной трубы впереди него, кружилась вокруг ног. Мэллори поскользнулся на брусчатке и чуть не упал. Темнота впереди стала чуть менее густой — показалась парковка рядом со зданием. Если он сумеет добраться до нее, пересечь ее, тогда, возможно, у него будет шанс. Он должен справиться — ради Моники, ради ребенка, ради будущего всего мира.

Шаг. Еще шаг. Боль пронзала его при каждом вдохе. Пропитанные кровью холодная рубашка и штанины липли к телу. Еще десять футов, и он сможет…

Двое мужчин в черной форме государственной тайной полиции преградили путь Мэллори и остановились, направив бластеры ему в грудь. Мэллори оттолкнулся от стены и собрался, готовясь принять очередь, которая оборвет его жизнь. Но вместо этого сквозь туман и дождь пробился луч света, ослепивший его.

— Вы идете с нами, мистер Мэллори.

«По-прежнему никакого контакта», — доложили Восприниматели.

«Первоуровневым разумам внизу недостает сплоченности; они трепещут и кидаются прочь, стоит мне/нам коснуться их».

Инициаторы сделали предложение: «Путем применения подходящих гармонических колебаний создать резонансное поле, которое укрепит один из здешних разумов, функционирующих в аналогичном ритме».

«Я/мы полагаем, что наиболее подходящей будет следующая схема…» Появилась сложная последовательность символов.

«ПРОДОЛЖАЙТЕ ДЕЙСТВОВАТЬ, КАК ПРЕДПИСАНО, — приказал Эгон. — ВСЕ ПЕРИФЕРИЙНЫЕ ФУНКЦИИ ПРИОСТАНАВЛИВАЮТСЯ ВПЛОТЬ ДО ДОСТИЖЕНИЯ УСПЕХА».

В едином стремлении к цели Ри-сенсоры темного, безмолвного корабля стали прощупывать космос в поисках восприимчивого человеческого разума.

Комната для допросов представляла собой абсолютно пустой куб с белыми эмалированными поверхностями. В его геометрическом центре, под слепяще-белой осветительной панелью, стояло массивное кресло из полированной стали, отбрасывавшее чернильную тень.

Минута прошла в безмолвии. Потом по коридору простучали каблуки. Высокий человек в простом темном мундире вошел в открытую дверь и остановился, изучающе глядя на пленника. Его широкое дряблое лицо было серым и холодным, как могильный камень.

— Я тебя предупреждал, Мэллори, — произнес он низким брюзгливым голосом.

— Ты совершаешь ошибку, Косло, — сказал Мэллори.

— Открыто арестовывая народного героя, да? — Косло искривил широкие серые губы в улыбке, напоминавшей оскал черепа. — Не обманывай себя. Оппозиционеры ни на что не способны без своего лидера.

— Ты уверен, что готов уже сейчас подвергнуть свой режим испытанию?

— Либо так, либо ждать, когда твоя партия соберет силы. Я предпочитаю не тянуть. Я никогда не умел ждать, Мэллори, в отличие от тебя.

— Что ж… к утру узнаешь.

— Так скоро? — Косло прикрыл тяжелые веки, щурясь от света. — Я много чего узнаю к утру, — проворчал он. — Ты понимаешь, что твое положение безнадежно?

Его взгляд обратился на кресло.

— Иными словами, я должен теперь продаться тебе за… что? Очередные обещания?

— Альтернатива — вот это кресло, — сухо произнес Косло.

— Ты очень веришь в технику, Косло, куда больше, чем в людей. Это твое слабое место.

Косло поднял руку и погладил металлическую поверхность кресла:

— Это оборудование предназначено для выполнения особых задач с наименьшими трудностями для меня. Оно позволяет нервной системе настроиться на полное воспроизведение воспоминаний и одновременно усиливает мысленную речь, которая сопровождает высокую мозговую активность. Индивид, кроме того, покорно воспроизводит все вслух. — Он сделал паузу. — Если станешь сопротивляться, оно уничтожит твой мозг, но не раньше, чем ты выдашь мне все: имена, адреса, схему организации, оперативный план — все. Для нас обоих будет проще, если ты смиришься с неизбежным и добровольно расскажешь мне все, что я хочу знать.

— А потом?

— Ты знаешь, что мой режим не потерпит оппозиции. Чем полнее будут полученные мной сведения, тем меньше крови придется пролить.

Мэллори покачал головой.

— Нет, — отрезал он.

— Не валяй дурака, Мэллори! Это не проверка твоего мужества!

— Это проверка человечности, Косло. Человек против машины.

Косло впился в него взглядом. Потом резко махнул рукой:

— Привяжите его.

Мэллори чувствовал, как холодный металл вытягивает тепло из тела. Ремни охватили его руки, ноги, торс. Широкое кольцо из переплетенных проводов и пластика крепко прижало голову к выгнутому подголовнику. Стоявший у стены Фей Косло смотрел на него.

— Готово, ваше превосходительство, — доложил техник.

— Приступайте.

Мэллори напрягся. От болезненного возбуждения все внутри сжалось. Он слыхал об этом кресле, о его способности вычистить человеческий разум, оставив лишь невнятно лепечущее тело.

«Только свободное общество, — подумал он, — способно создать технологию, делающую тиранию возможной…»

Он смотрел, как техник в белом халате подходит к нему и протягивает руку к пульту управления. У него оставалась лишь одна надежда: если он сумеет сопротивляться силе машины, затянет допрос, задержит Косло до рассвета…

Усаженные иглами тиски коснулись висков Мэллори. Горячечный водоворот образов захлестнул его разум. Он почувствовал, как горло напрягается в сдавленном крике. Щупы чистой силы ворвались в мозг, вороша старые воспоминания, вскрывая раны, залеченные временем. Мэллори слышал чей-то голос, понимал, что он задает вопросы. Слова трепетали в горле, стремясь вырваться наружу.

«Я буду сопротивляться!» Эта мысль вспыхнула и исчезла, снесенная потоком зондирующих импульсов, катившихся по мозгу, словно мельничное колесо. «Я должен продержаться… достаточно долго… чтобы дать остальным шанс…»

На панели, опоясывавшей изнутри пост управления Ри-корабля, светились и мигали тусклые огоньки.

«Я/мы чувствуем новый разум — источник мощного излучения, — внезапно объявили Восприниматели. — Но образы спутанны, беспорядочны. Я/мы ощущаем борьбу, сопротивление…»

«ВЗЯТЬ ПОД ЖЕСТКИЙ КОНТРОЛЬ, — приказал Эгон. — СУЗЬТЕ ФОКУС И ИЗВЛЕКИТЕ РЕПРЕЗЕНТАТИВНУЮ ЧАСТИЦУ ЛИЧНОСТИ».

«Это нелегко. Я/мы ощущаем мощные нейронные потоки, конфликтующие с базовыми ритмами мозга».

«ПРОТИВОДЕЙСТВУЙТЕ ИМ!»

И снова Ри-разум простерся и проник в матрицу поля — мозг Мэллори — и принялся методично, шаг за шагом прослеживать и усиливать изначальные гармонии, давая возможность естественной эгомозаике проявиться и освободиться от сводящих с ума контримпульсов.

Когда тело Мэллори окаменело в путах, лицо специалиста сделалось белым как мел.

— Идиот! — Голос Косло хлестнул по нему, словно бич. — Если он умрет прежде, чем заговорит…

— Он… он отчаянно сопротивляется, ваше превосходительство. — Специалист проверил показания приборов. — Ритмы от альфы до дельты нормальные, хотя и учащенные, — пробормотал он. — Метаболический индекс — 0,99…

Тело Мэллори дернулось. Глаза распахнулись, потом закрылись. Губы зашевелились.

— Почему он не говорит?! — прорычал Косло.

— Ваше превосходительство, может потребоваться время, чтобы отрегулировать потоки силы и добиться резонанса по десяти точкам…

— Ну так займись этим, черт побери! Я слишком многим рискнул, арестовав этого человека, чтобы теперь потерять его!

Раскаленные добела пальцы чистой силы вырвались из стула, вонзились в нейронные пути внутри мозга Мэллори — и столкнулись с несокрушимой защитой Ри-зонда. В этом противоборстве истерзанное самосознание Мэллори носилось туда-сюда, словно лист в бурю.

«Сражайся!» Уцелевшие обрывки сознающего себя разума собрались воедино…

…И были схвачены, закапсулированы и брошены вверх и в сторону. Мэллори ощущал, как его несет через водоворот белой светящейся мглы, прорезанной красными, синими, фиолетовыми вспышками и потоками света. Он ощущал мощные силы, которые давили на него, швыряли его из стороны в сторону, вытягивали разум, словно вязкую проволоку, что прошла через всю Галактику. Становясь все шире, она превратилась в перегородку, разделившую Вселенную надвое. Эта плоскость утолщалась, вспучилась и охватила все пространство-время. Где-то вдалеке Мэллори слабо ощущал буйные потоки энергии, рыскавшие прямо за непроницаемой мембраной силы…

Сфера, в которую его заточили, сжалась, спрессовалась, сфокусировав сознание. Он знал, не зная, откуда ему это известно, что пребывает в герметичной безвоздушной камере, сковывающей, вызывающей клаустрофобию, отсекающей все звуки и ощущения. Он попытался сделать вдох, чтобы закричать…

Но вдоха не последовало — лишь слабое биение ужаса, быстро угасавшее, словно его сдерживала чья-то рука. Мэллори ждал в одиночестве и в темноте, напрягая все чувства, наблюдая за окружающей пустотой…

«Я/мы поймали его!» — сообщили Восприниматели и отключились. В центре камеры запульсировали потоки энергии: ловушка для разума принялась удерживать и контролировать захваченную структуру мозга.

«НАЧАТЬ ИСПЫТАНИЕ НЕМЕДЛЕННО. — Эгон отмахнулся от вопросительных импульсов занятых рассуждениями мыслесегментов. — ПРИМЕНИТЬ ПЕРВОНАЧАЛЬНОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ И ЗАФИКСИРОВАТЬ РЕЗУЛЬТАТЫ. ПРИСТУПАЙТЕ!»

…И осознал, что в дальней части помещения слабо светятся очертания окна. Он моргнул, приподнялся на локте. Матрасные пружины заскрипели. Он принюхался. В спертом воздухе висел едкий запах дыма. Кажется, он находился в номере дешевого отеля — но совершенно не помнил, как очутился там. Он отбросил колючее одеяло и почувствовал покоробившиеся доски пола под босыми ногами…

Доски были горячими.

Он вскочил, бросился к двери, схватился за дверную ручку — и отдернул руку. Металл обжег ладонь до волдыря.

Он подбежал к окну, сорвал задубевшие от грязи занавески, повернул ручку и дернул раму. Та не шелохнулась. Он отступил на шаг и вышиб стекло ногой. Сквозь выбитое окно тут же ворвались клубы дыма. Намотав на руку занавеску, он выбил торчащие осколки, перебросил ногу через подоконник и выбрался на пожарную лестницу. Ржавый металл впился в босые ноги. Он кое-как спустился на пять или шесть ступенек — и остановился, когда внизу взметнулась волна пламени.

Поверх поручней он увидел улицу, пятна света на грязном бетоне десятью этажами ниже, уставившиеся вверх белые лица, словно бледные пятнышки. В сотне футов от него раздвижная лестница, покачиваясь, тянулась к другому крылу горящего здания — не к нему. Он был позабыт и брошен на произвол судьбы. Никто не мог спасти его. В сорока футах под ним железная лестница превратилась в огненный ад.

«Самое простое и быстрое — шагнуть за поручень, избежать боли, умереть пристойно», — с ужасающей ясностью промелькнуло в мозгу.

Раздался звон стекла, окно над ним разлетелось. Горячие угли посыпались на спину. Железо под ногами было горячим. Он набрал побольше воздуха, прикрыл лицо рукой и рванулся вниз сквозь беснующиеся языки пламени…

Он сползал по безжалостным металлическим ступеням. Лицо, спина, плечи, руки болели так, словно к ним приложили докрасна раскаленное железо и забыли отнять. Краем глаза он заметил свою руку, ободранную, сочащуюся кровью, почерневшую…

Ладони и ступни больше не слушались его. Двигаясь на локтях и коленях, он перевалился через очередной край, соскользнул на еще одну лестничную площадку. Лица стали ближе; руки тянулись вверх, к нему. Он нашарил опору, поднялся на ноги и почувствовал, как эта последняя секция раскачивается под его весом. Перед глазами стояла красная пелена. Он чувствовал, как обожженная кожа сползает с бедер. Раздался женский крик.

— …Боже мой, сгорел заживо и все еще двигается! — прокаркал тонкий голос.

— …Его руки… нет пальцев…

Что-то взметнулось, обрушилось на него, призрачный удар — и настал мрак…

«Реакция данной сущности аномальна, — доложили Аналитики. — Неимоверная воля к жизни! Перед лицом неминуемого, казалось бы, физического уничтожения она выбрала мучительную боль и увечья, лишь бы немного продлить свое существование».

«Не исключено, что подобная реакция — всего лишь необычное проявление инстинктов», — указали Аналитики.

«Если так, это может оказаться опасным. Требуется больше данных».

«Я/МЫ ВОЗДЕЙСТВУЕМ НА СУЩНОСТЬ ЗАНОВО, — приказал Эгон. — ПАРАМЕТРЫ СТРЕМЛЕНИЯ К ВЫЖИВАНИЮ ДОЛЖНЫ БЫТЬ УСТАНОВЛЕНЫ С ПОМОЩЬЮ НОВОГО ВЫСОКОТОЧНОГО ИСПЫТАНИЯ!»

Мэллори скорчился и обмяк на стуле.

— Он?..

— Жив, ваше превосходительство. Но что-то пошло не так! Я не могу вывести его на уровень речи. Он борется со мной при помощи сложных вымыслов!

— Выведи его из этого состояния!

— Я пытаюсь, ваше превосходительство, но не могу до него дотянуться. Похоже, он перехватил встроенные в кресло источники энергии и за счет них укрепляет свой механизм защиты!

— Одолей его!

— Я попытаюсь, но его сила просто невероятна.

— Задействуй больше сил!

— Это… опасно, ваше превосходительство.

— Не опаснее неудачи!

Специалист с мрачным видом подкрутил верньеры на приборной панели, увеличивая поток энергии, идущей через мозг Мэллори.

«Сущность зашевелилась! — воскликнули Восприниматели. — В мыслеполе хлынул новый мощный поток энергии! Моя/наша хватка слабеет…»

«ДЕРЖИТЕ СУЩНОСТЬ! НЕМЕДЛЕННО ПОВТОРИТЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ ПРИ МАКСИМАЛЬНОЙ ЭКСТРЕННОЙ МОЩНОСТИ!»

Пока пленник боролся против принуждения, составной инопланетный разум собрался с силами и запустил в его взбудораженное мыслеполе новые раздражители.

…Горячее солнце жгло спину. Легкий ветерок играл высокой травой, росшей на склоне, где спрятался раненый лев. Предательские капли багровой крови на высоких стеблях отмечали путь большой кошки. Он был тут, наверху, — распластался на земле под купой колючих деревьев; желтые глаза сузились от боли, причиняемой пулей калибра 0,375, застрявшей в груди. Лев ждал, надеясь, что мучитель подойдет к нему…

Сердце гулко билось под промокшей от пота рубашкой цвета хаки. Тяжелое ружье в его руках казалось игрушкой, бесполезной против первозданной ярости животного. Он сделал шаг и скривил губы в иронической гримасе. Что он пытается доказать? Здесь никого нет. Никто не узнает, если он отойдет подальше, сядет под дерево, лениво отопьет из фляжки, подождет пару часов — за это время хищник истечет кровью и умрет, — а потом отыщет труп. Он сделал еще шаг, потом уверенно двинулся вперед. Ветерок холодил лоб. Ноги шагали сильно и быстро. Он сделал глубокий вдох, чувствуя сладость весеннего воздуха. Никогда еще жизнь не казалась ему такой прекрасной…

Раздался тяжелый астматический кашель, и огромный зверь выскочил из тени: желтые клыки оскалены, мышцы перекатываются под коричневатой шкурой, на боку блестят темные пятна крови…

Лев ринулся вниз по склону; он расставил ноги, вскинул ружье и приложил его к плечу. «Все как в книжке, — сардонически подумал он. — „Цельтесь в грудь, подождите, пока не будете уверены“…» Когда расстояние сократилось до ста футов, он выстрелил — ровно в тот момент, когда зверь метнулся влево. Пуля скользнула по ребрам. Опомнившийся лев притормозил. Ружье дернулось и рявкнуло еще раз, рычащая морда взорвалась, сделавшись красной маской, — и все же умирающий хищник не остановился. Он сморгнул пот с глаз, прицелился в холку…

Курок глухо щелкнул. Одного взгляда хватило, чтобы понять: гильза застряла в затворном механизме. Он пытался извлечь ее, не сходя с места, но ничего не получалось. В последний миг он шагнул вбок, мчащееся чудовище проскочило мимо и замертво рухнуло в пыль. Его вдруг поразила мысль: если Моника смотрела на него из машины у подножия холма, то на этот раз она не станет смеяться над ним…

«И снова его реакция не соответствует ни одному понятию рациональности, соответствующему моему/нашему опыту, — так ячейки-Воспоминатели обозначили парадокс, явленный пленным рассудком Ри-разуму. — Перед нами сущность, которая с беспримерным неистовством цепляется за свое существование — и все же без необходимости идет на риск высшей категории, согласно неким правилам поведенческой симметрии».

«Я / мы теоретически допускаем, что выбранный нами сегмент личности не является истинным аналогом Эгон-сущности, — предположили Обдумыватели. — Он явно неполон, нежизнеспособен».

«Позвольте мне / нам приступить к избирательному снятию контроля над периферийными областями мыслеполя, — предложили Восприниматели. — Это позволит лучше сосредоточиться на стимулировании центральной матрицы».

«Если подобрать энергии, соответствующие захваченному разуму, мы, возможно, проследим его ритмы и найдем путь к полному контролю над ним», — быстро решили Вычислители.

«Этот способ сопряжен с риском разрушения матрицы и уничтожения опытного экземпляра».

«ПОЙТИ НА РИСК».

С беспредельной тщательностью Ри-разум сократил область зондирования, подстроив ее форму под контуры сражавшегося рассудка Мэллори и настроившись на полное соответствие мощным потокам энергии, шедшим от допросного кресла.

«Равновесие достигнуто, — доложили наконец Восприниматели. — Однако баланс неустойчив».

«Следующее испытание должно быть направлено на выявление новых аспектов синдрома выживания данной сущности», — указали Аналитики. Была предложена и принята схема воздействия. С борта корабля, находившегося на орбите между Землей и Луной, Ри-мыслелуч снова устремился к воспринимающему разуму Мэллори…

Темнота сменилась светом, видным словно сквозь дымку. Низкий рокот встряхнул камни у него под ногами. Сквозь клубящуюся водяную пыль он разглядел плот и вцепившуюся в него маленькую фигурку: ребенок, девочка лет девяти, стояла на четвереньках и смотрела на него.

— Папочка! — послышался тоненький пронзительный крик, исполненный ужаса. Бурное течение швыряло плот. Он сделал шаг, поскользнулся и чуть не упал на скользких камнях. Ледяная вода забурлила вокруг колен. В сотне футов ниже по течению река, отливавшая сталью, изгибалась и уходила вниз, укрытая водяной дымкой на протяжении своего громоподобного спуска. Он развернулся, полез обратно, побежал вдоль берега. Там, впереди, в реку вдавалась скала. Может быть…

Плот подпрыгивал и кружился в пятидесяти футах от него. Слишком далеко. Он увидел бледное детское лицо, умоляющие глаза. Его затопил страх, приторный, тошнотворный.

Перед глазами встали картины смерти, собственного тела — изломанного, болтающегося под водопадом; воскового, бледного, лежащего на столе в морге; неподвижного, напудренного, неестественно выглядящего в обитом атласом гробу, разлагающегося в непроглядной темноте под равнодушной землей…

Он задрожал и отступил на шаг.

На мгновение его захлестнуло странное ощущение нереальности происходящего. Он вспомнил темноту, накатывающее ощущение клаустрофобии — и еще белую комнату, склонившееся над ним лицо…

Он моргнул — и сквозь брызги перекатов встретился взглядом с обреченным ребенком. Приступ сострадания был подобен удару дубинки. Он задохнулся и ощутил внутри себя чистое белое пламя гнева, отвращения к собственному страху. Он закрыл глаза, прыгнул как можно дальше, врезался в воду, ушел под нее, вынырнул, хватая ртом воздух. Двигая руками, он направлялся его к плоту. Но вдруг ощутил сильный удар — течение швырнуло его на камень — и задохнулся от плотных брызг, полетевших в лицо. Мелькнула мысль: теперь, когда дышать нечем, сломанные ребра уже не имеют значения. Важно лишь одно — добраться до плота, пока тот не перевалил через край, чтобы эта маленькая перепуганная душа не ушла вниз, в непроглядную тьму, одна, без спутника…

Руки вцепились в шершавое дерево. Он подтянулся, взобрался на плот, прижал маленькое тельце к себе — и мир рухнул, и навстречу ему взметнулся оглушительный грохот…

— Ваше превосходительство! Мне нужна помощь! — обратился специалист к мрачному диктатору. — Я влил в его мозг столько энергии, что можно убить двоих, — а он продолжает сопротивляться! Секунду назад мне на миг показалось — я готов был поклясться, — что он открыл глаза и посмотрел так, будто видит меня насквозь! Я не могу взять на себя ответственность…

— Значит, отключи энергию, дурак безмозглый!

— Я боюсь! Откат убьет его!

— Он! Должен! Заговорить! — проскрежетал Косло. — Удерживай его! Сломай его! Или сам умрешь медленной и страшной смертью!

Дрожащий специалист принялся возиться с пультом. Мэллори перестал биться в своих путах и застыл в напряжении. Он выглядел, словно человек, погрузившийся в раздумья. Пот сочился из-под его волос, стекая по лицу.

«В пленнике забили новые потоки! — встревоженно объявили Восприниматели. — Ресурсы этого мозга ошеломляют!»

«СКОМПЕНСИРУЙТЕ!» — приказал Эгон.

«Мои / наши ресурсы уже на пределе!» — вмешались Вычислители.

«ПЕРЕНАПРАВЬТЕ ЭНЕРГИЮ ИЗ ВСЕХ ПЕРИФЕРИЙНЫХ ФУНКЦИОНАЛЬНЫХ БЛОКОВ! ПОНИЗЬТЕ УРОВЕНЬ ЭКРАНИРОВАНИЯ! ДЛЯ МЕНЯ / НАС НАСТАЛ МОМЕНТ РЕШАЮЩЕГО ИСПЫТАНИЯ!»

Ри-мозг быстро выполнил приказ.

«Пленник удерживается, — объявил Вычислитель. — Но я/мы должны указать, что на данный момент это соединение является точкой уязвимости в случае атаки».

«ПОЙТИ НА РИСК».

«Этот разум даже теперь пытается выйти из-под моего/нашего контроля».

«УДЕРЖИВАТЬ ВСЕМИ СИЛАМИ!»

Ри-мозг безжалостно сражался за контроль над разумом Мэллори.

В какое-то мгновение его не было. А потом он внезапно стал существовать. Мэллори, подумал он. Эта кодовая комбинация импульсов обозначает меня / нас…

Чуждая мысль истаяла. Он поймал ее, удержал комбинацию импульсов. Мэллори. Он вспомнил форму своего тела, ощущение того, как череп обволакивает мозг, свое восприятие света, звука, тепла — но здесь не было ни звука, ни света. Лишь окутывавшая его темнота, непроницаемая, вечная, неизменная…

Но где это — здесь?

Он вспомнил белую комнату, резкий голос Косло, стальное кресло…

И оглушительный рев воды, рушащейся на него…

И тянущиеся к нему когти огромного кота…

И жгучую боль от пламени, лижущего его тело…

Но здесь не было ни боли, ни дискомфорта — вообще никаких ощущений. Что это — смерть? Эту идею он сразу отверг как чепуху.

Cogito ergo sum[1]. Я — пленник. Где?

Его чувства зашевелились, исследуя пустоту и отсутствие ощущений. Он потянулся вовне и услышал звуки. Голоса, мольбы, требования. Они становились громче, отдавались эхом в бесконечности.

— …Говори, черт тебя побери! Кто твои главные сообщники? Какой поддержки вы ждете от вооруженных сил? Кто из генералов на вашей стороне? Оружие?.. Организация?.. Цели первых ударов?..

Слепящий разряд рассеялся по всему миру, заполнил Вселенную, потускнел. На мгновение Мэллори ощутил путы, врезавшиеся в напряженные мышцы предплечий, боль от стянувшего голову обода, боль в сведенных судорогой мускулах…

…Осознал, что плывет в невесомости, в море мерцающей, вспыхивающей энергии. Голова закружилась; он отчаянно боролся, пытаясь отыскать стабильность в мире хаоса. Он потянулся сквозь вращающуюся тьму, отыскал матрицу чистого направления, неосязаемую, но дававшую сетку координат на фоне движущихся потоков энергии. Схватил ее, удержал…

«Полный аварийный сброс! — Восприниматели швырнули команду во все шесть тысяч девятьсот тридцать четыре ячейки Ри-разума — и в шоке отшатнулись. — Пленный разум вцепился в контакт! Мы не можем вырваться!»

Пульсируя от чудовищного шока, вызванного внезапным нападением пленника, пришелец замешкался на долю наносекунды, чтобы восстановить межсегментный баланс.

«Мощь врага беспрецедентно велика, но все же недостаточна для того, чтобы разрушить цельность моего / нашего единствополя, — напряженно произнесли Аналитики. — Но я / мы должны немедленно отступить!»

«НЕТ! Я / МЫ НЕ РАСПОЛАГАЕМ ДОСТОВЕРНЫМИ ДАННЫМИ, КОТОРЫЕ ОПРАВДАЛИ БЫ ОТМЕНУ ФАЗЫ ОДИН, — возразил Эгон. — ПЕРЕДО МНОЙ / НАМИ РАЗУМ, УПРАВЛЯЕМЫЙ КОНФЛИКТУЮЩИМИ МОТИВАЦИЯМИ ОГРОМНОЙ МОЩНОСТИ. КАКАЯ ИЗ НИХ ГЛАВНАЯ? В НЕЙ КЛЮЧ К ЕГО ПОРАЖЕНИЮ. Я / МЫ ДОЛЖНЫ ПРИДУМАТЬ КОМПЛЕКС ВОЗДЕЙСТВИЙ, КОТОРЫЙ ВЫЗОВЕТ ФАТАЛЬНЫЙ КОНФЛИКТ ДВУХ ЭТИХ МОТИВАЦИЙ».

Прошло несколько драгоценных микросекунд: составной разум поспешно сканировал разум Мэллори в поисках символов, которые создали бы требуемый сущностный образ.

«Готово! — объявили Восприниматели. — Но следует учесть, что ни один разум не может долго сохранять целостность при прямом столкновении таких противоборствующих императивов. Следует ли продолжать воздействие до точки невозврата?»

«ДА, — предельно категорично изрек Эгон. — ИСПЫТАНИЕ НА СЛОМ».

Иллюзии, сказал себе Мэллори. Меня атаковали иллюзиями… Он почувствовал приближение новой ударной волны, могучей, рушащейся на него, словно могучий тихоокеанский вал. Мэллори изо всех сил вцепился в свое непрочное самоосознание, но сокрушительный удар швырнул его во тьму. Издалека на него смотрел инквизитор в маске.

— Болью от тебя ничего не добьешься, — произнес приглушенный голос. — Угроза смерти тебя не трогает. Но все же есть способ…

Занавеска отъехала в сторону, и за ней обнаружилась Моника, высокая, стройная, ослепительно живая, прекрасная, как лань. А рядом с ней — дитя.

Он вскрикнул «Нет!» и рванулся вперед, но цепи удержали его. Он смотрел, не в силах ничего сделать, как грубые руки схватили женщину, небрежно и бесстыдно скользя по ее телу. Другие руки схватили ребенка. Он увидел ужас на маленьком личике, страх в ее глазах…

Страх, который он уже видел прежде…

Ну конечно, он видел ее прежде. Этот ребенок был его дочерью, драгоценным отпрыском его самого и этой грациозной женщины…

Моники, поправил он себя.

…Видел эти глаза сквозь вихрящуюся водяную пыль над водопадом…

Нет. Это был сон. Сон, в котором он умер страшной смертью. Был и другой, о встрече с раненым львом, набросившимся на него…

— Тебя не тронут. — Голос инквизитора словно доносился откуда-то издалека. — Но ты всегда будешь помнить о том, как их расчленяли заживо…

Раз — и его внимание вновь переключилось на женщину и ребенка. Он увидел, как они обнажают стройное смуглое тело Моники. Та стояла перед ними нагая, прямо, не дрожа от страха. Но какой сейчас толк в мужестве? Кандалы на ее руках были соединены цепью с крюком, вделанным в сырую каменную стену. Раскаленное докрасна железо приближалось к белой плоти. Он увидел, как кожа потемнела и пошла волдырями. Железо вдавилось в тело. Моника окостенела. Послышался крик…

Послышался крик какой-то женщины.

— …Боже мой, сгорел заживо и все еще двигается! — прокаркал чей-то тонкий голос.

Он посмотрел на себя. Ни ран, ни шрамов; кожа цела. Но в сознании промелькнуло почти-воспоминание о ревущем пламени, мучительно опалившем легкие, когда он вдохнул его…

— Сон, — сказал он вслух. — Я сплю. Мне нужно проснуться!

Он закрыл глаза и покачал головой.

— Он покачал головой! — ахнул специалист. — Ваше превосходительство, этого не может быть — но я готов поклясться, что этот человек избавляется от контроля машины!

Косло грубо отшвырнул его в сторону, схватился за рукоять управления и толкнул ее вперед. Мэллори напрягся. Его дыхание стало хриплым и прерывистым.

— Ваше превосходительство, он умрет!..

— Пускай умирает! Никто не бросит мне вызов безнаказанно!

«Сузить фокус! — Восприниматели послали команду шести тысячам девятиста тридцати четырем энергетическим элементам Ри-мозга. — Противоборство не может длиться долго! В тот раз мы почти потеряли пленника…»

Зондирующий луч сузился, вонзаясь в самую сердцевину мозга Мэллори, навязывая выбранные им схемы…

…Ребенок заскулил, когда лезвие длиной в фут приблизилось к ее хрупкой груди. Сжимавшая нож корявая рука почти любовно провела им по коже с голубыми прожилками. Из неглубокой раны потекла темно-красная кровь.

— Если ты откроешь мне тайны Братства, твои товарищи по оружию непременно умрут, — монотонно проговорил безликий голос инквизитора. — Но если ты будешь упорствовать, твоя женщина и твое дитя претерпят все, что только сможет породить моя изобретательность.

Он рванулся, пытаясь освободиться из цепей.

— Я не могу тебе сказать! — прохрипел он. — Ты не понимаешь! Нет ничего, что стоило бы этого ужаса! Ничего…

Он ничего не мог сделать, чтобы спасти ее. Она прижалась к плоту, обреченная. Но он мог присоединиться к ней…

Нет, не в этот раз. В этот раз стальные цепи не пускали его к ней. Он снова рванулся, слезы слепили его…

Дым слепил его. Он посмотрел вниз, увидел обращенные вверх лица. Конечно, легкая смерть лучше гибели в огне. Но он прикрыл лицо руками и двинулся вниз…

— Никогда не обманывай доверия! — прозвенел в тесной темнице голос женщины, чистый, словно пение трубы.

— Папочка! — закричал ребенок.

— Умирают лишь раз! — крикнула женщина.

Плот ринулся вниз, в бурлящий хаос…

— Говори, черт возьми! — В голосе инквизитора появились новые нотки. — Мне нужны имена и места! Кто твои союзники? Каковы твои планы? Когда начнется восстание? Какого сигнала они ждут? Где?.. Когда?..

Мэллори открыл глаза. Слепящий белый свет, искаженное лицо с выпученными глазами прямо перед ним.

— Ваше превосходительство! Он очнулся! Он вырвался…

— Влей в него всю силу! Силу, черт побери! Заставь его говорить!

— Я… я боюсь, ваше превосходительство! Мы имеем дело с самым могущественным инструментом во Вселенной — человеческим мозгом. Кто знает, что мы можем создать…

Косло отшвырнул специалиста и рванул рычаг управления до упора.

…Темнота взорвалась ослепительным сиянием, перешедшим в очертания комнаты. Перед ним стоял полупрозрачный человек, в котором он узнал Косло. Диктатор повернулся к нему с перекошенным лицом:

— А теперь говори, черт возьми!

Его голос сделался каким-то странным, призрачным, словно представлял лишь один уровень реальности.

— Да, — отчетливо произнес Мэллори. — Я буду говорить.

— И если ты солжешь… — Косло выхватил из кармана простого кителя автоматический пистолет уродливого вида. — Я лично всажу тебе пулю в мозг!

— Мои главные союзники по заговору, — начал Мэллори, — это…

Говоря, он осторожно высвобождался — слово, которое пришло ему на ум, — из сцены, в которой участвовал. Он осознавал, что на одном уровне его голос сыплет фактами, которых так отчаянно жаждал тот человек. А на другом он тянулся наружу, перенаправляя силу, которая вливалась в него из кресла… перебрасывая ее через пространства, сжавшиеся в бесконечно малую плоскость. Он потянулся еще немного и вошел в сеть живых энергий, любопытных, трепещущих. Надавил, отыскал слабые точки, влил в них силы…

Круглая комната вдруг превратилась в жутковатое видение. Ее окружали мерцающие и сияющие огни. Из тысяч ячеек, расположенных рядами, торчали округлые безглазые головы белых червеобразных существ…

«ОН ЗДЕСЬ!» — предупреждающе взвизгнул Эгон и швырнул в канал контакта молнию чистой мыслесилы. Та столкнулась с ответной молнией энергии, которая прожгла Эгона, обуглив многосложные органические схемы его головного мозга и оставив среди ячеек дымящуюся дыру. На мгновение Мэллори застыл, ощущая потрясение и замешательство частей Ри-разума, лишившихся руководителя частей Ри-разума. Он почувствовал непроизвольное стремление к смерти, охватившее их, когда они осознали, что направляющая сила — Эгон — исчезла. Одна из ячеек обрушилась внутрь себя у него на глазах и сгорела. За ней вторая…

— Стоять! — скомандовал Мэллори. — Я принимаю командование над мыслекомплексом! Всем подсистемам связываться через меня!

Безвольные фрагменты Ри-разума послушно повиновались.

— Изменить курс, — приказал Мэллори. Отдав нужные указания, он отступил по каналу контакта.

— Итак… великий Мэллори сломался. — Косло покачался на каблуках перед связанным врагом и рассмеялся. — Ты долго тормозил, но когда начал, запел, как голубок. Сейчас я отдам распоряжения, и к рассвету от твоего бессмысленного восстания останется лишь груда обугленных тел, сваленных на площади в назидание другим!

Он вскинул пистолет.

— Я еще не закончил, — сказал Мэллори. — Заговор проник куда глубже, чем ты думаешь, Косло.

Диктатор провел рукой по посеревшему лицу. В его глазах отражалось ужасное напряжение последних часов.

— Тогда говори! — прорычал он. — И быстро!

Мэллори заговорил. А попутно вновь переместил свое основное сознание и вошел в резонанс с подчиненным ему Ри-разумом. Через сенсоры корабля он видел растущую впереди белую планету. Он замедлил ход судна и перевел его на протяженную параболическую траекторию, проходившую по краю стратосферы. В семидесяти милях над Атлантикой он вошел в верхний слой дымки и снова сбросил скорость, ощутив, что корпус накаляется.

Под защитой облаков он быстро провел корабль через береговую зону, потом спустился до верхушек деревьев и осмотрел ландшафт через высокочувствительную обшивку…

Несколько долгих мгновений он разглядывал местность внизу. А потом вдруг понял…

— Почему ты улыбаешься, Мэллори? — грубо спросил Косло; дуло пистолета смотрело пленнику в голову. — Поделись шуткой, заставляющей смеяться человека, который сидит в кресле для осужденных предателей.

— Сейчас узнаешь, подожди чуть-чуть…

Мэллори не договорил. Его оборвал грохот, донесшийся откуда-то из-за пределов комнаты. Пол тряхнуло, и Косло пошатнулся. Раздался приглушенный хлопок. Дверь распахнулась.

— Ваше превосходительство! Столица атакована!

Человек, принесший известие, рухнул; в спине у него зияла огромная рана. Косло стремительно развернулся к Мэллори…

Одна из стен прогнулась с громоподобным треском и рухнула внутрь. В проеме возник сверкающий торпедообразный силуэт; сложная конструкция из вороненого металла легко плыла на иссиня-белых лучах. Пистолет в руке диктатора взметнулся и оглушительно грохнул в замкнутом пространстве. На носу вторгшегося противника мигнул розовый огонек. Косло развернулся и тяжело рухнул ничком.

Двадцативосьмидюймовый Ри-дредноут остановился рядом с Мэллори. Ударил луч, прожегший управляющую панель кресла. Оковы свалились.

«Я/мы ждем твоей/нашей следующей команды», — в устрашающей тишине произнес Ри-разум.

Прошло три месяца со дня референдума, после которого Джон Мэллори стал премьером Первой всепланетной республики. Мэллори стоял в одной из комнат просторных апартаментов, отведенных ему во Дворце правительства, и, нахмурившись, слушал пылкую речь стройной темноволосой женщины.

— Джон, я ее боюсь! Эту адскую машину, которая постоянно болтается рядом, ожидая твоих приказов!

— Но почему, Моника? Именно эта адская машина, как ты ее называешь, сделала возможными свободные выборы. И даже теперь лишь она позволяет держать под контролем организацию Косло.

— Джон… — Она сжала его руку. — С этой штукой, которая только и ждет твоих приказов, ты можешь контролировать всех и вся на Земле! Никакая оппозиция тебе невозможна! — Она взглянула ему в глаза. — Никто не должен обладать такой силой, Джон! Даже ты. Ни одного человека нельзя подвергать подобному испытанию.

Его лицо окаменело.

— Разве я злоупотребляю ею?

— Пока нет. Именно поэтому…

— Ты имеешь в виду, что в будущем я стану злоупотреблять?

— Ты — человек со всеми человеческими слабостями.

— Я предлагаю лишь то, что станет благом для всех жителей Земли, — отрезал Мэллори. — Хочешь, чтобы я добровольно отказался от единственного оружия, способного защитить нашу дорого давшуюся свободу?

— Джон, но разве ты можешь в одиночку решать, что именно будет благом для всех жителей Земли?

— Я — президент республики…

— И тем не менее ты — человек. Остановись, пока ты все еще человек!

Он внимательно взглянул ей в лицо:

— Ты недовольна моим успехом, да? Что же я, по-твоему, обязан сделать? Уйти в отставку?

— Я хочу, чтобы ты отослал эту машину туда, откуда она явилась.

Мэллори коротко рассмеялся:

— Ты в своем уме? Я еще даже не начал раскрывать секреты, заключенные в Ри-корабле.

— Мы не готовы раскрыть их, Джон. Наша цивилизация не готова. Он уже изменил тебя. В конце концов он уничтожит тебя как человека.

— Чушь. У меня все под контролем. Этот корабль — словно продолжение моего разума…

— Джон, пожалуйста… Если не ради меня или тебя, то ради Дианы.

— При чем тут ребенок?

— Она твоя дочь. И видит тебя раз в неделю или реже.

— Такова цена за то, что она является наследницей величайшего из людей — я имею в виду… Черт побери, Моника, у меня столько обязанностей, я не могу соблюдать все эти мещанские обычаи.

— Джон… — Ее голос упал до шепота, болезненно-напряженного. — Отошли его.

— Нет. Не отошлю.

Женщина побледнела:

— Ну что ж, Джон. Как тебе угодно.

— Да. Как мне угодно.

Когда она покинула комнату, Мэллори долго стоял, глядя через высокое окно на крохотное судно, парившее в голубом воздухе в пятидесяти футах от него, безмолвное, готовое действовать.

А потом он послал зов: «Ри-разум. Изучи комнаты этой женщины, Моники. У меня есть основания подозревать, что она замыслила государственную измену…»