Глава 2


Винтажный «бентли» Жанны, в котором не было ни грамма современных цифровых технологий, миновал ажурные автоматические ворота, щедро снабженные камерами наблюдения, проехал по белоснежной дороге из мраморной крошки и остановился у дверей особняка. Она дождалась, пока водитель откроет дверь и подаст руку. Сегодня ей нужно было излучать уверенность. Опьяняющий эффект подпитки огромного зала уже прошел, и осталась только чистая энергия, которая кипела внутри и требовала выхода. Жанна была полностью готова к вечерней встрече глав семей.

Совет обещал быть сложным. Жанну нервировало, что приходится идти на встречу, которую созвала не она. И она пока не понимала, по какому поводу: появились ли срочные новости, достойные внимания глав семей, или же это попытка играть против нее как руководителя совета. Придется разбираться по ходу заседания. Для этого требовалось быть собранной и преисполненной уверенности и энергии. Поэтому, когда в холле к ней подошел Димитрий, она отмахнулась:

– Не сегодня.

– Дело касается Алисы, – сказал священник, когда она уже прошла мимо.

Жанна остановилась, глянула на него вполоборота, но в последний момент передумала спрашивать.

– Я сказала – не сегодня.

Ей не понравилось, что Димитрий счел возможным ослушаться и попытаться таким примитивный образом манипулировать ее вниманием. Хотя зародить легкое беспокойство ему удалось. Проходя мимо экономки, которая поприветствовала хозяйку, Жанна спросила:

– Где сейчас Алиса?

– Приехала час назад и теперь занимается с Учителем.

Жанна поморщилась. Она не одобряла эту бессмысленную трату времени. Зачем махать мечом той, кто никогда не сможет пустить его в дело? Но каждый раз, когда об этом заходила речь, дочь парировала, что йайдо в первую очередь закаляет дух, а не учит рубить врага. И, дескать, в сражении с тенью сокрыт глубокий смысл, который заключается в том, что твой главный соперник – ты сам.

Всю эту восточную чушь Жанна не признавала и не понимала, хотя в открытую возражать Учителю не смела. Среди глав семей эмеров он пользовался заоблачным авторитетом. Ей очень везло, что такая ерунда, как власть и деньги, совершенно не волновали старика, о котором было известно так мало. Никто не знал ни его точный возраст, ни происхождение, ни даже эмер ли он. Все были уверены, что это так, потому что люди к тайнам семей не допускались, а те, кто приближался к раскрытию факта их существования, безжалостно уничтожались. Однако какой эмоцией подпитывался Учитель и когда успевал это делать, оставалось тайной. Если столь уважаемый старец считает, что ее дочери необходимо часами махать острой как бритва железкой, то, вероятно, какой‑то смысл в этом все‑таки есть.

Алиса находилась дома, и это было хорошо. Что бы там ни хотел ей сообщить Димитрий, непосредственно безопасности ребенка это не касалось, а все остальное могло подождать, пока не закончится совет.

Жанна отдала несколько распоряжений, чтобы зал для совещаний подготовили к приему важных гостей, и прошла к себе. По дороге она заглянула в класс для занятий, где сейчас сидело шестеро ребят разного возраста – от семи до двенадцати. Утро и день они проводили в обычной частной школе, а после приходили сюда изучать более важные и практичные для эмеров предметы. Кажется, сейчас она застала историю.

– Маша, назови, пожалуйста, наиболее известных эмеров начала двадцатого века с указанием эмоциональной специализации, – попросила преподавательница, заметив ее. – А Жанна Аркадьевна послушает.

Одиннадцатилетняя девочка смутилась, встала с места и нервно поправила юбку, но ответила довольно бодро:

– Ганди – миролюбие; Рахманинов – тревожная восторженность; Дисней – радость и веселье. Кстати, еще Чаплин – у него тоже радость, но с другим оттенком…

Ученица продолжила перечислять, называя другие громкие и известные имена, но учительница ее остановила:

– Благодарю, достаточно. Виктор, а тебе задача посложнее. Расскажи, почему перечисленные персоны, несмотря на их заслуги, не могут служить для вас примером и вам не следует быть похожим ни на кого из них.

Парень лет двенадцати мельком глянул на Жанну и ответил с места:

– Может, потому что они слишком знамениты?

– Правильно! Веками наши семьи не только укрепляли свое положение в обществе, но и добросовестно охраняли тайну нашего существования. Чрезмерная известность всегда приводит к повышенному вниманию, а это серьезные риски. Излишне популярный в народе эмер обречен на одиночество. Он вынужден покинуть свою семью, лишиться ее поддержки и жить среди людей.

Жанна поморщилась. Ее известность тоже находилась на грани, что вызывало осуждение у некоторых глав. Возможно, сегодня ее снова будут за это корить.

– Как дикие? – спросила семилетняя Надя.

– Не совсем, – натянуто улыбнулась учительница.

Жанна, уже собиравшаяся уйти, заинтересовавшись, обернулась. Преподавательница ступила на очень тонкий лед, и было любопытно, как она вывернется.

– Все перечисленные – это классические эмеры. Такие же, как вы, но их специализация требовала известности, и им пришлось покинуть свои семьи. Вам понятно, почему в таком случае эмер обречен на одиночество?

Ученики кивнули, а Жанна недовольно нахмурилась. На что она намекает?

Учительница продолжила:

– Дикие – совсем другое дело. Они никогда в семьи не входили. Хотя они и стараются жить группами, а не по одиночке, это совсем другое. Как правило, дикие – самородки или полукровки, которым удалось сохранить способности. У них нет того образования, которое вы получаете здесь, им незнакома культура потребления эмоций. Вы, как и другие члены семей, собираете нужную эмоциональную энергию по крупицам, делая это незаметно.

– А дикие? – спросила девочка.

– Дикие не контролируют себя и выпивают нужное им чувство полностью. Это очень, очень плохо. Во-первых, таким образом они демаскируют себя, потому что любой заметит внезапное изменение настроения, а во‑вторых, разрушают свою волю, поскольку передозировка эмоциями пагубно действует на психику и эмеру требуются все большие и большие дозы. А это ведет к чему, Коля?

Ученик вздрогнул, оторвался от тетради, в которой что‑то рисовал, и растерянно оглянулся на остальных. Он был так увлечен, что прослушал вопрос.

– К каннибализму, – подсказал ему шепотом сосед по парте, но преподавательница услышала:

– Совершенно верно, Виктор. Большинство диких рано или поздно обречены закончить свой путь как каннибалы. Теперь все понятно?

Ученики кивнули.

Жанна вышла из класса. Для детей объяснение было идеальным. Но, к сожалению, слишком далеким от реальности. По ее данным, выходцев из семей среди диких было уже чуть ли не больше половины. Наверняка об этом заговорят на сегодняшнем совете. Иначе и быть не может, потому что эта тема волнует глав всех семей.

Когда‑то обсуждалось даже уничтожение всех ячеек диких. Это решило бы столько проблем! Каннибалы без пищи и подпитки новенькими тогда исчезли бы, а риск демаскировки эмеров сошел бы на нет. Но пожалели. Сочли угрозу незначительной. Это все мама с ее идеализмом. Она надеялась, что их еще можно излечить и вернуть домой. А теперь… теперь убивать их рука не поднимется. У каждого клана среди диких есть покинувшие отчий дом дети.

Хотя одну ячейку Жанна истребила бы с превеликим удовольствием. Если бы смогла найти. В том, что Глеб собрал вокруг себя толпу поклоняющихся ему подростков, она не сомневалась. Кровь и образование должны были взять свое.

* * *

Алиса снова убрала меч в ножны и отошла к зеркальной стене. Зал был достаточно небольшим. Раньше это ее раздражало, но теперь она считала, что так даже лучше – задача сложнее, и от того больше азарта.

Ее мать, оборудуя это помещение, предполагала, что дочь будет заниматься балетом, поэтому когда‑то здесь стоял станок, а две стены были увешаны зеркалами от пола до потолка.

Алиса поправила волосы и положила ладонь на рукоять меча.

Сейчас она выглядела как мечта косплейщика. Чем‑то девушка действительно походила на героиню аниме: на тренировку она надевала кимоно исключительно белого цвета, который чаще других предпочитала в одежде. Волосы цвета свежевыпавшего снега она всегда стригла в ассиметричное каре: слева над ухом очень коротко, а справа – почти до плеча. Меч сейчас покоился в белых пластиковых ножнах с серебристым узором.

– Готова.

Учитель – глубокий старик-азиат с седой бородой, одетый в черную мешковатую одежду – с закрытыми глазами сидел в углу зала на коленях. Казалось, что он спит или находится в глубокой медитации, но, услышав Алису, он опустил руку к лежавшему на полу пульту и нажал кнопку.

Аппарат у дальней стены выплюнул теннисный мяч.

Алиса в тот же момент оттолкнулась и бросилась вперед. Одним плавным изящным движением она выхватила меч и рассекла мячик. На пол упали две неровные половинки. Таких там уже лежало десятка два.

– Почти промазала, – сказал Учитель, не открывая глаз.

Она подняла с пола неровный кусочек. И правда, мяч был разрублен не пополам: с него оказалась срезана крышечка.

– Черт! – Алиса вытерла пот со лба и снова вернулась к стене. – Готова!

На этот раз она и вовсе промахнулась, мяч просвистел мимо ее лица и врезался в зеркало. На пол звонко посыпались блестящие осколки. Она в недоумении обернулась. Давненько ей не приходилось менять зеркала.

– Как легко вывести тебя из равновесия, – равнодушно заметил Учитель.

– Так только у вас получается, – усмехнулась Алиса.

– У кого угодно получится, если он будет знать твои болевые точки. До этого дня я думал, что у тебя их ровно две, как и у всех эмеров. Одна – гиперкомпенсация эмоциональной дыры. Ты лишена того, чем можешь управлять у других. У тебя недостает страха, и поэтому ты обожаешь риск. На эту страсть тебя легко подловить.

– А вторая?

– Она тоже у всех эмеров практически одинаковая – тщеславие. Одно из следствий вашей неспособности любить других: больше всего вы любите себя.

Алиса помотала головой:

– Любовь к себе – это эгоизм…

– Эгоист уверен в собственном совершенстве, а вы нет, ведь с точки зрения полноты эмоций вы ущербнее людей. Поэтому вам непрерывно нужно искать подтверждение тому, что вы всех в чем‑то превосходите, и всячески демонстрировать это превосходство. Это и приводит к тщеславию.

Алиса задумалась:

– Что‑то обе версии совсем мне не подходят.

– Вторую ошибку ты допустила именно из‑за тщеславия. Мое замечание задело тебя, и ты решила что‑то доказать, вместо того чтобы успокоиться и очистить разум.

– Но ошибаться‑то я стала раньше.

– Это приводит нас к третьей болевой точке. Твоей личной. Тебя кто‑то беспокоит. Тот, с кем ты приехала к дому. Ты продолжаешь думать о нем, хотя я неоднократно говорил, что во время занятий разумом должна владеть пустота.

– Откуда вы знаете, что я приехала не одна? Никто не мог нас видеть! – возмутилась Алиса, но ответа не дождалась.

Тогда она подошла к Учителю и присела рядом.

– Давно хотела у вас спросить. Вы знаете эмеров лучше всех, но всегда говорите о нас во втором или третьем лице. Всегда «вы» или «они», но никогда не «мы». А сами вы кто?

– А ты как думаешь? – Учитель наконец открыл глаза и посмотрел на девушку.

– Человека бы никогда не пустили в семью или давно убили бы, согласно второму основному правилу. Но, кажется, вы и не эмер. Никогда не видела, чтобы вы подпитывались эмоциями, а мы без этого не можем. Да и аура у вас какая‑то… никакая. Вдруг вы тот самый супер-эмер? Избранный? Это ведь вы придумали легенду, в которую все поверили. Сначала этим занималась бабушка, а теперь и мама вовсю ищет этого самого уникального, а вы всегда сидели тут и посмеивались, глядя на их старания.

Уголки рта учителя поднялись в едва заметной улыбке.

– Тщеславие. Опять оно говорит. Ты пытаешься смотреть на меня через эту чуждую мне эмоцию. Нет. Я не избранный. Тот станет надеждой на спасение для всех эмеров и одновременно величайшей угрозой для них. А я лишь старый скромный монах, который обучает самоконтролю юных девиц.

– Ну да, будь я избранным, говорила бы точно так же, – фыркнула Алиса.

– Ты слышала, как звучит предсказание? – спокойно спросил Учитель.

– Нет… Вряд ли. Только со слов мамы.

– Она тоже никогда не слышала оригинала. Даже твоей бабушке не хватило внимания, чтобы запомнить его полностью. Она уцепилась за саму идею и не захотела замечать детали.

– Какие? Что они упускают? – Алиса так заинтересовалась, что подалась вперед и вся превратилась в слух.

– Избранным не рождаются. Это процесс развития, воспитания. Он должен вобрать в себя силу и слабости людей, эмеров и каннибалов.

– Каник-избранный? – фыркнула Алиса и расхохоталась. – Но ведь пути назад нет: как только ты высосал другого эмера, ты навсегда превращаешься в каннибала. Вы хотите сказать, что на самом деле мама не там ищет?

– Она вообще не ищет, – слегка улыбнулся Учитель. – А я хотел сказать только то, что сказал.

Алиса задумалась:

– Кстати, вы изящно ушли от вопроса, почему вам не нужна подпитка эмоциями.

– Ну‑ка, ответь: почему эмер не может жить без подпитки человеческими чувствами? – Учитель повернулся к девушке.

– Потому что иначе подорвет свое здоровье. Убьет иммунитет, подхватит онкологию или еще что‑нибудь. Это же всем известно, – удивилась Алиса.

– Неправильно. Потому что без подпитки у него возникает дисбаланс энергии, что приводит к проблемам с организмом. Представь, что ты – дырявая чашка. В ней нет покоя, вода постоянно в движении, образует воронку и выливается в дыру. Вот ты и вынуждена все время подливать в себя воду извне. У тебя отсутствует одна из эмоций. Ты можешь ее контролировать, но для тебя это дыра, через которую утекает твоя остальная энергия.

– А вы – не дырявая чашка?

– Дырявая. Но пустая. Во мне нет водоворота, и поэтому баланс не нарушен. Я уже много раз говорил: избавься от эмоций – избавишься от проблем. Эмер, находящийся в равновесии и не испытывающий никаких чувств, не нуждается в подпитке.

Алиса фыркнула:

– Легко так говорить, когда вам больше ста лет. В моем возрасте это просто невозможно!

Учитель снова отстраненно улыбнулся, не разжимая губ.

– Еще как возможно.

Он закрыл глаза и, сохраняя блаженную улыбку на лице, погрузился в воспоминания.

* * *

Три дня назад.

Эта комната чем‑то напоминала ту, где Алиса тренировалась. Тоже аскетичная, светлая, с минимумом мебели. На полу, скрестив ноги, на маленькой подушечке сидел Учитель. Напротив него, также на полу, разместилась светловолосая девушка семнадцати лет, одетая в бесформенную светлую пижаму. Внешне она была противоположностью миниатюрной Алисы, которая являла собой образец нордической голубоглазой красавицы. Девушка отличалась высоким ростом, а ее огромные карие глаза создавали яркий и необычный контраст со светло-русыми длинными волосами.

Небольшой деревянный столик для чайной церемонии сейчас служил ей мольбертом, и, положив на него листок бумаги, она что‑то рисовала простым карандашом. Две чашки, чайник с заваркой на металлической подставке и горящая под ним свечка стояли неподалеку на полу.

Девушка склонила голову набок и критически посмотрела на получившуюся картинку.

– Катя, покажи мне, – попросил Учитель.

Она пожала плечами и небрежно приподняла листок за край так, чтобы ему было видно. Там на белом фоне простым карандашом была мастерски нарисована бабочка. Катя каким‑то непостижимым образом сумела поймать движение, и было видно, что бабочка летит, а не просто замерла, наполовину сложив крылья.

– Красивая? – спросил Учитель.

– Красота – это слияние эмоционального состояния смотрящего и предмета, а не свойство бабочки. Она просто правильная, – ответила девушка совершенно ровным тоном, лишенным эмоций.

– Тебе нравится?

– Нет, – все так же спокойно ответила Катя. – Я не испытываю к ней никаких чувств.

Учитель улыбнулся.

– Тогда сожги рисунок, – посоветовал он.

Катя посмотрела на чайник, сняла его с подставки и положила на его место поверх свечки лист бумаги. Тот немедленно вспыхнул.

– А вам он понравился? – спросила она, смотря на пламя.

– Мне нравится твое состояние. Оно практически безупречно.

– Практически. Значит, не полностью, – Катя перевела взгляд на Учителя. Даже в этот момент в его глазах не промелькнуло ни тени эмоций.

– Оно настолько безупречно, насколько возможно в твоем возрасте, – медленно кивнул Учитель. – Урок на сегодня закончен. Увидимся в пятницу.

* * *

Наши дни.

Первые гости прибыли около восьми. Все должно было выглядеть как обычная светская вечеринка на Рублевке: шикарные платья, дорогие костюмы. Только в каждой входившей в особняк паре один, как правило, мужчина, проходил в зал для совещаний, а его спутница или спутник – в гостиную. Там, взяв бокал шампанского у официанта, они старательно изображали, что им крайне интересно вести ничего не значащие беседы с остальными им подобными.

Жанна вошла в зал последней, вслед за одиннадцатым членом совета. Их всегда была дюжина. Последние лет двести это правило нарушалось только во время двух мировых войн.

– Приветствую вас, – сказала она и кивнула. – С момента нашей предыдущей встречи прошло не так уж много времени, – это был маленький намек на ее недовольство тем, что совет собрался в срочном порядке по чужой инициативе, – поэтому предлагаю не тратить драгоценное время на обмен любезностями и новостями и перейти сразу к делам. Как я поняла, у Олега Сергеевича из Санкт-Петербурга есть некие вопросы, которые он поспешил вынести на общее суждение. Прошу. – Жанна широким жестом передала слово своему потенциальному сопернику.

Худой высокий мужчина в строгом костюме стального цвета кивнул и заговорил.

– Господа! Я хотел бы на примере одного частного вопроса обсудить глобальную тенденцию, которую мы часто затрагивали, но так и не пришли к какому‑либо решению. Начну с того, что меня крайне беспокоит набравшее в последнее время популярность приложение ЭМРОН, которое люди используют на смартфонах, умных часах и фитнес-трекерах. Наши подозрения недавно подтвердились: эта программа способна фиксировать активность эмеров. В первую очередь речь, конечно, о диких, но риск обнаружения резко возрос и для представителей семей. Не секрет, что среди нас есть те, чья эмоциональная специализация настолько узка и специфична, что исключает массовое применение. Пока мы остаемся незамеченными, но рано или поздно разработчики приложения обратят внимание на аномалии и сделают элементарную настройку, позволяющую идентифицировать наше воздействие на людей. Вопрос уже не в том, произойдет ли это, а в том, как скоро это случится.

Жанна улыбнулась. Пока ничего нового соперник не сказал. Если это все козыри, которые он способен выложить на стол, то можно успокоиться: сегодня ей ничего не грозит.

– Это первая часть вопроса. Вторая связана с ней, но куда более глобальна. Цифровая экономика в целом. Очевидно, что мы остались на обочине и все больше теряем влияние и доходы. Тенденция такова, что очень скоро мы либо останемся нищими и никому не нужными, либо будем вынуждены изменить веками сложившиеся правила и начать нанимать в штат людей.

– Но ведь есть полукровки. Некоторые из них способны работать с цифровой техникой, – возразил представитель Поволжья.

– Их слишком мало. Да и способность нажимать кнопки еще не означает наличие таланта. Веками мы имели колоссальное влияние на крупный бизнес и политиков, но теперь все изменилось. Старая экономика либо переходит в цифровой формат, либо коллапсирует. Многие из нас еще имеют существенные доходы, но мы все понимаем, что цифровые технологии придут и в эти сферы – это лишь вопрос времени. А значит, для сохранения капиталов нам потребуется очень много специалистов, которые не испытывают неприятных ощущений при работе со смартфонами и компьютерами.

– Это все, что вас интересует? – проскрипел представитель из Новосибирска. – Деньги? Меня больше беспокоят дети. Наши дети! Те, которым не повезло со специализацией. Эти так называемые социальные сети убили эмоции. Электронные письма холодны и не дают такой подзарядки, как бумажные, а чувства, которые дает лицезрение картинок на экране – насквозь фальшивы, и те, кто вынужден ими подпитываться, обречены скатываться в наркоманию и уходить к диким. Попробуйте выжить в наш век, если вам необходимо любопытство или восторг от фантазии. Их вообще не осталось!

Жанна знала, что для него это больной вопрос. Оба его внука ушли к диким.

– Вот именно, – кивнул Олег Сергеевич. – Проблема в том, что мы бездействуем. Большая группа таких же клановых советов осуществляет план «Декомпозиция». Он заключается в разрушении глобализации, снижении уровня жизни и введении жестких ограничений на спектр эмоций от цифровых источников информации. Наши конкуренты с юга чувствуют себя гораздо лучше просто благодаря эмоциональности и религиозности населения. Наши проблемы коснулись их пока не так явно. На востоке тоже идут своим путем, который нам, вследствие особенностей азиатской психологии, не подходит. В итоге мы – аутсайдеры. Все надежды были на проект «Избранный», который так и не был завершен и, скорее всего, никогда уже не будет. Не пора ли выбрать новую стратегию и нового лидера, который поведет нас за собой? Иначе с нами вскоре перестанут считаться.

Вот оно! Жанна изобразила на лице холодную самоуверенную улыбку. Все‑таки оппонент сумел вывернуть все так, чтобы постараться выбить из‑под нее председательское кресло. Настала ее очередь парировать:

– С точки зрения научных исследований у нас нет оснований сомневаться в проекте. Текущие… временные трудности не должны нас останавливать. Расчеты показывают высокую вероятность…

– Это все мы уже слышали, – перебил ее оппонент из Петербурга. – Главный вопрос в том, можете ли вы назвать точные сроки. Где он, этот ваш избранный? Если прошлого вы потеряли раз и навсегда, то значит ли это, что эксперимент нужно начинать с чистого листа и снова ждать пять-шесть поколений, пока пересекутся нужные генетические линии? У нас нет столько времени.

– Да, Жанна Аркадьевна, – опять вступил сибиряк, – мы признали ваше лидерство в память о вашей матери, Марии Михайловне, и ее уникальном проекте, который вы продолжили. Мы надеялись на результат. Сколько лет прошло с ее смерти? Дюжина? Я уж и не припомню. Я допускаю, что ваш избранный где‑то существует, но голос разума подсказывает, что если вы не смогли его найти за прошедшие годы, то вряд ли следующие десять лет что‑то изменят. Ваша настойчивость и уверенность в том, что ваша дочь способна продолжить нужную генетическую линию и родить ребенка-избранного, достойна похвалы, но наш анализ говорит, что вероятность этого крайне низка. Начнем с того, что партнера, способного дополнить ее яйцеклетку нужными хромосомами, попросту нет.

– Мы ищем, – хрипло сказала Жанна. От волнения голос подвел ее. – Обоих. И Глеба, и подходящего партнера для моей дочери. Даже в России мы исследовали далеко не всех. Нам может подойти даже кто‑то из диких – психика не важна. Речь только о семени. И очень скоро мы найдем. Либо одного, либо второго.

– Сроки? Мы не можем и дальше кормиться одними обещаниями. Дело не столько в престиже, сколько в нашем выживании, – улыбнулся Олег Сергеевич.

Жанна с неприязнью посмотрела ему в глаза. Он уже праздновал победу, считая, что загнал ее в угол. Она не сможет отказаться от данного обещания, не настроив против себя всех. Придется назвать срок, и когда через обозначенный отрезок времени ее семья не сможет предъявить результат, у оппонента появится абсолютный козырь. Не факт, что он выиграет выборы, ведь взамен «Избранного» нужно будет предложить альтернативный план, но что‑то у него в кармане явно припрятано. Сейчас Олег своих карт не раскроет. Он подождет ее падения.

– Три месяца. Ведь столько осталось до планового созыва совета? На нем я и предъявлю конкретные результаты, – улыбнулась Жанна.

Больше времени ей бы не дали. Какой бы срок она сейчас ни назвала, на следующей встрече ее либо сбросят с места председателя, либо она покажет им избранного в чреве дочери. Приводить на совет Глеба, даже если его удастся отыскать, она не хотела. Когда‑то она обещала убить брата и от своих слов отказываться не собиралась.

Гости покинули зал и перешли в гостиную, к фуршетной зоне, а Жанна осталась сидеть в кресле. Оказавшись в одиночестве, она схватила стакан, который стоял на столе, и изо всех сил с криком швырнула его о стену. Стакан разлетелся фонтаном блестящих осколков.

Чертова случайность! Как же она ее бесила! Никто не в силах предсказать, как перетасуются гены. Чтобы получить двух эмеров неслыханной силы, на подбор нужных комбинаций родителей, чьи возможности идеально дополняли бы друг друга, ушло два столетия. Партнер ее матери был определен еще до того, как та родилась. И вот долгожданный финал: у идеальной пары родилось два ребенка. Глеб, который обрел сверхспособности, тот самый избранный, ради которого затевался проект, и она, Жанна. Обыкновенный эмер. Чуть сильнее остальных, но не более того. Вот только сын теперь предатель, а дочь осталась верной последовательницей матери.

С Алисой повторилось то же самое. Жанна подобрала себе оптимального донора семени. К счастью, эмеры полностью лишены такого идиотского деструктивного чувства, как любовь, и рождение детей для них всегда было осмысленным действием, а не глупой случайностью. Дочь оказалась существенно сильнее матери, но все‑таки не избранной. Далеко не избранной. Была ли надежда на то, что фортуна смилостивится и наконец выдаст внуку или внучке Жанны нужную комбинацию карт?

Что ж. Ее загнали в угол, но еще не победили. Теперь за три месяца ей нужно найти идеального отца для ребенка ее дочери. Другого выхода не было. Это последняя ставка. Либо она сработает, либо Жанна потеряет все.

Загрузка...