Исповедь Зверя

Говорят, на земле не было зла, пока люди не придумали добро. До того момента, как стали разделять свет и тьму, всё было едино. Но появилось добро — то, что правильно, и соблазн быть не таким, как прочие возобладал. Чаша весов склонилась не в ту сторону, и появилось зло.

Но разве всё так однозначно? Разве мы можем сказать: вот это добро, а вот это зло? Разве так просто найти границу между двумя крайностями? Порой кажется, что добро и зло это практически одно и то же но показанное с другого ракурса.

Как, например, оценить поступок врача, который ввёл яд неизлечимо больному человеку. Сделал ли он добро, прервав муки больного, или совершил зло, отняв жизнь.

По сути, вся человеческая жизнь — это путь через мост над пропастью — отклонись вправо, туда, где добро, и ты сорвешься вниз — влево, и исход будет аналогичным…

А кто-то, стоящий по ту сторону ущелья так и норовит столкнуть вас с пути…

Зона живёт по законам джунглей — выживает сильнейший, но каждый сам находит для себя допустимый баланс доброты и жестокости. Такие люди собираются в кланы, устанавливают правила и законы, по которым живут. Для них эти правила — страховочный трос, но поможет ли он, когда мост качнётся?…

Это было зимой прошлого года. Он помнил даже дату и время, когда это произошло. Помнил, какой была погода — впервые за всё время существования зоны, над ней кружили хлопья сырого снега, и дул пронизывающий ветер. Не спасал от него ни тёплый свитер, ни шапка, ни даже теплые сапоги, которые Макс выменял у Сидоровича на артефакт «Слюда».

Было холодно. Приклад автомата обжигал ладони, а пальцы уже ничего не чувствовали.

Под маску набился снег, мешая обзору. Да и какой мог быть обзор, когда в трёх метрах перед ним уже ничего нельзя было разглядеть.

Макс Зверев тогда подумал, что самая страшная смерть — остаться истекать кровью на снегу, посреди дикой территории. Лучше бы он остался.

Обрывки воспоминаний вновь начинали выстраиваться в цельную картину, и из них складывались чувства — страх, боль, злость. Без воспоминаний того дня он бы чувствовал злость и страх совсем по другому, как боятся войны люди, никогда не бывавшие в бою.

Там, под пронизывающим ветром, он ждал приказа командира группы, и думал, что нет ничего хуже.

Он ошибался. Зверев понял это когда где-то вдалеке вскрикнул один из его попутчиков. Крик оборвался на высокой ноте, и набатом застучал пистолет-пулемёт.

— Грех! — Рявкнул Макс, сам удивляясь громкости своего голоса. — В ружьё!

Под слоем мокрого снега зашевелились замерзшие люди, и один за другим в пустоту выпалили два автомата. Но в кого они могли попасть при такой-то погоде?

В ответ им бил снайпер. Сначала повалился назад один стрелок, потом второй, и в голове Макса промелькнула та пророческая мысль: как же страшно умирать, истекая кровью в снегу.

Теперь их оставалось лишь четверо — Макс Зверев по прозвищу Зверь, Гребень, которому Макс доверял как себе, и двое новичков. Против Грешников шансов не было никаких.

И зачем, спрашивается, они подписались на это задание?

Сейчас Зверь понимал, что их просто отправили на убой, но тогда для него было загадкой, почему сектанты прознали об их приближении.

— Сидорович, тварь! — Прошептал Макс и мысленно вернулся к обстоятельствам того рейда.

Их наняли. Наняли, как это обычно бывало в зоне — обещали заплатить за устранение лидера сектантов. Расчет был прост — отряд из десяти сталкеров пробьется к месту сектантских вакханалий и уничтожит адептов Греха. За успешно выполненное задание Сидорович обещал им астрономическую, по меркам Зоны, сумму.

Заказ был выполнен в срок, а на обратном пути группу рассекретили, и в бою на границы Милитари погибла половина отряда. Пятеро выживших бежали на Росток, не переставая гадать, как сектанты вышли на них.

Только теперь, год спустя, Зверь узнал причину смерти товарищей — их сдал заказчик. Не пожелавший платить за выполненную работу, Сидорович сдал их Греху за немалую сумму.

Макс вновь закрыл глаза, воскрешая в памяти все события той зимы. Он хотел помнить всё, за что спросит с Сидоровича. Что он скажет барыге перед тем, как разрядит в того обойму трофейного ПМ? Именно поэтому он сейчас вспоминал всё это. Каждое мгновение, каждая капля крови — он спросит за всё…

Тогда их оставалось четверо — четверо загнанных в угол ходоков, и ни один из них не знал, чем всё закончится. А если бы был выбор?…

Сейчас Зверь вспоминал тот холодный день, мириады мечущихся снежинок и неясные тени, то и дело возникающие по обе стороны бруствера.

— Гребень, они нас обходят! — Взвизгнул один из новичков, но ему уже никто не отвечал. Напарник просто шагнул во тьму и испарился. Ни крика, ни звука падающего тела. Ничего. Не звякнула даже фляжка, прикреплённая к разгрузочному жилету.

А потом появились они — полтора десятка сектантов, одетые в просторные балахоны, возникли перед беглецами. Шансов не было в принципе…

Зверев всегда думал, что месть — это единственный выход, но каково же было его удивление, когда сектанты оставили его в живых. Он думал, что его пожалели. Нет, ничего подобного. Воины Греха знали, что смерть станет для сталкера слишком легким выходом из ситуации. Они хотели его сломать, и сломали.

Кто он сейчас? Человек, или животное?

Максим Зверев протянул руки к теплому артефакту. Его сломали, выжгли из него всё человеческое, и теперь ни один костёр не согреет замерзшие руки. Даже в сорокоградусную жару он чувствует холод…

Сначала Зверя и двух новичков, которых сектанты тоже пощадили, содержали в подземном бункере, кормили один раз в день и предлагали вкусить человеческую плоть. Адепт Греха объяснял сталкерам, что если они вступят в клан каннибалов, то получат возможность выйти из плена. Все трое отказались.

Если бы они знали, что их ждёт…

Когда в бункер перестали носить еду, Зверь понял, что от них хотят. Новоиспечённый лидер Греха кричал через дверь, что тот, кто хочет жить, съест друзей…

Сейчас он помнит всё. Всё кроме тех нескольких дней, когда не выдержал и вцепился в глотку одного из новичков. Парадоксально, но молодые одиночки выдержали, а он нет.

Может быть сказалось закрытое пространство, может быть голод и переутомление, а может быть психика просто дала сбой. Теперь это уже не важно. Он просто-напросто на сорок минут стал зверем, а когда пришел в себя, обнаружил на своих руках кровь соратников.

Ещё долго не мог Зверев отделаться от привкуса крови на языке. Долго ему казалось, что ладони измазаны липкой жидкостью…

А потом его выпустили и приняли как своего. Сектанты предложили Максу вступить в их клан, присоединиться к братии верящих в зону фанатиков. Именно тогда ему и поведали историю о предательстве Сидоровича, и именно тогда он решил уйти.

Зверь слышал потом, что за то время, пока он отсутствовал, клан Грех был уничтожен вольными сталкерами.

Он оказался последним из тех, кто, будучи человеком, вкусил человеческую плоть. С тех пор лишь кровь была его напитком, а организм не воспринимал никакой пищи кроме свежего мяса. Будто сама природа пошла на попятные и решила вернуть одного из своих детей к истокам, в то время, когда правил балом закон Дарвина и выживал сильнейший.

Может быть сейчас это звучало странно, но с каждым днё он всё меньше жалел о произошедшем. У него отняли человечность, его вычеркнули из списка людей, но одновременно он получил преимущество перед всеми прочими людьми — он понял, каково это быть просто зверем.

Обезьяна взяла в руки палку и стала человеком? Быть может. Обезьяна, но не волк. Хищник никогда не откажется от своего естества. Тысячи лет эволюции не скажутся на нем…

Человек произошел от обезьяны? Зверев сказал бы, что человек произошел от хищника, или скорее наоборот, хищники научились всему у людей, как утверждал его друг Гребень.

Прошел год. Не тысячи, не миллионы лет эволюции, а один единственный год, и для конкретно взятого существа всё поменялось…

Отложив артефакт в сторону, Зверь подтянул к себе тело убитого им ходока, запустил руки под бронежилет и вырвал кусок сочного мяса. Зубы вонзились в мягкую плоть, и Макс замер, наслаждаясь вкусом. Он чувствовал, как по подбородку стекает ручеёк крови, чувствовал, как за километры от него бежит по лесу испуганная «плоть». Все чувства вновь обострились до предела. Он снова видел в десятки раз лучше любого человека, слышал многим лучше человека, а запахи различал не хуже химеры.

Химеры. Эти мутанты обходили Зверя стороной, принимая за более опасного хищника. Ещё бы, ведь химеры не едят химер.

Зверь поглядел на бледное лицо мертвеца, чей взгляд был устремлён в небо, и вырвал очередной кусок…

Он охотился, и теперь мог наслаждаться своей добычей. Это случилось час назад. Он нагнал испуганного одиночку в лесу на границе Тёмной долины, ударил бедолагу головой о сосну, а потом долго ещё наблюдал, как из человека уходила жизнь. Надо признать, Зверь чувствовал не только удовлетворение охотника, не только сменяющее азарт чувство собственного превосходства над противником, а необъяснимое удовольствие.

Хищник чувствует в этот момент что угодно, но не удовольствие. Нет такого в природе, чтобы живое существо любовалось смертью себе подобного, готовясь потом его съесть. Даже Чёрная вдова никогда бы не почувствовала то, что чувствовал в тот момент Зверев. Этим он и отличался от прочих хищников. В этом была его сила и одновременно главная слабость…

Но поужинать ему так и не дали. Внизу, на петляющей меж холмов дороге, появился армейский УАЗ. Следом, прорезая тьму светом фар, мчался крытый тентом КАМАЗ.

Этого Зверь и ждал. Отложив недоеденное мясо, он спрятал артефакт в прикрепленный на поясе контейнер, накинул капюшон и начал спускаться вниз. По его расчетам, УАЗ должен был вывернуть из-за поворота как раз к тому времени, когда он спустится к дороге. Всё случилось именно так.

Сначала глаза резанул яркий свет фар. Зрачки сузились, напоминая две вертикальные полоски, и Зверь приготовился к бою. Потом мелькнула кабина автомобиля.

И в этот момент Зверь прыгнул на тентовый полог КАМАЗа. Никто из военных не отреагировал. Сейчас он и ехали на Кордон, к Сидоровичу, даже не подозревая, что помимо оружия и боеприпасов, везут старику гостя.

А Сидорович наверняка забыл уже и про него, и про группу, отправленную на убой. Он забыл, а хищник помнил, не забывая никогда, и именно эти воспоминания не давали ему стать животным.

Он читал книги, разговаривал с группами одиночек, прикинувшись сталкером-шаманом, наведывался к барыгам на базу Чистого неба, и был, казалось, обычным человеком, но как только наступало время приема пищи, все менялось. Тело било в ознобе, организм требовал очередную порцию крови и мяса. Инстинкты обострялись.

Сам себе Зверь напоминал нечто среднее между наркоманом и вампиром, и вся разница была лишь в том, что помимо вбитой на подсознательный уровень необходимости, существовало и удовольствие от совершаемого.

Когда в Тёмной долине поползли слухи о новом виде мутанта, и отряды Охотников начали прочёсывать местность, он затаился, и даже смог пересилить голод, но жажда зрелищ, адреналина, желание убивать — не отступили. Не зверь и не маньяк. Вот кем он стал. И это не Грех сделал его таким, не его больной рассудок. У причины было имя. Причину называли Сидоровичем…

Колонна остановилась около разрушенного моста. Здесь к ней присоединился УАЗ с открытым верхом и установленной сзади пулемётной спаркой — обычная практика для зоны. Будучи сталкером, Зверь не раз видел подобные конвойные экипажи в деле. Зрелище был то ещё…

Из омута памяти вырвались брызги отдельных воспоминаний, словно кто-то бросил камень, и по воде пошли круги, все новые и новые. В голове замелькали даты, эпизоды жизни. Он видел детство, проведённое в Донецке, учёбу в Киеве и последующую работу. Стоило отвлечься, и то человеческое, что убивали в нем инстинкты, попыталось всплыть на поверхность, но он старательно топил ненужные воспоминания. Нет, не должно остаться ничего кроме обрывка памяти — куска воспоминаний, где он берёт заказ на лидера Греха.

Месть должна быть сладкой как свежая кровь, и ничто не должно отвлекать. Зверь готовился. Он ждал этого момента год. Как домашний любимец, затаивший злобу на хозяина, он ждал удобного часа.

Макс просчитал всё — и то, когда колонна военных сталкеров выходит из зоны, и то, когда она останавливается у Сидоровича. Он составил график движения машин, подготовил оружие…

Разве это под силу безмозглому хищнику?

А ещё он изучил окрестности и пути отхода — от бункера направо, через дорогу, потом до АТП «Локомотив», на другую сторону к ферме, и уже оттуда в родные пенаты…

Машина замерла. Застучали по асфальту тяжелые ботинки, звякнул опускаемый на землю ящик с автоматами.

Зверев прекрасно мог определить все действия солдат по звуку. Звук многое может сказать, особенно если ты живешь в зоне и умеешь слушать. Не раз он видел как заполненные под завязку ящики с разного рода грузами списывали с дальних застав, чтобы потом продать Сидоровичу. Именно поэтому Макса когда-то заинтересовался этим маршрутом и грузом, который везли не в зону, а из неё. Именно поэтому он не одну ночь наблюдал за действиями предприимчивых капитанов и прапорщиков. Наблюдал и слушал, как скрипят, шуршат, звенят разгружаемые ящики.

Сейчас колонна была недалеко от намеченной точки. Скорее всего, вояки решили продать пару ящиков до прибытия в деревню к Сидоровичу. Но Зверева это не волновало. Он ждал, когда машины свернут на просёлочную дорогу, ведущую в деревеньку, где обосновался предатель.

Сейчас он лежал, сжимая в руках небольшой, теплый артефакт — вещицу, которую Сидорович дал ему перед тем рейдом в качестве предоплаты…

Наконец машины тронулись. Выкрикнул что-то счастливый обладатель ящика автоматов, и все прочие звуки снова заглушил рев мотора. До деревни оставалось меньше полутора километров.

Говорят, страх и холод — синонимы. Это верно. Страх, предчувствие — все это сопровождается ознобом. Вы когда-нибудь чувствовали, как ваши руки начинают дрожать, как по телу прокатывается волна холода, сигнал о том, что вы испугались. Зверь сейчас чувствовал именно это. Он боялся. Боялся, что напрасно готовился целый год, боялся, что Сидорович не будет мучиться перед смертью. Он боялся собственной человечности, в конце концов…

На повороте машины качнулись в такт урчанию мотора. Макс встрепенулся. Сейчас он был в шаге от человека, который предал его и многих других. Он шел мстить. А мстить ли? Быть может звериное вновь брало верх над здравым смыслом и расчетом, но не звериная ярость, а жажда крови…

Зверев перегнулся вправо, и осмотрелся.

Возле КАМАЗа стояло пять человек — трое военных сталкеров, офицер в натовском бронежилете и сталкер в выцветшей штормовке песочного цвета.

— …потому что была договорённость. — Тоном Хрущёва, обещающего показать Кузькину мать, вещал офицер.

— Сидорович не будет платить за половину партии. Вы и так, в прошлый раз, два ящика потеряли.

— Вот пусть сам выходит и торгуется. — Рявкнул один из подчиненных офицера.

Сталкер кивнул:

— Я вас понял. Договор есть договор, но не я здесь принимаю решения.

Сталкер пожал плечами, и проговорил в прикреплённое за ухом переговорное устройство:

— Штифт, зови хозяина. Тут проблемы.

Несколько секунд он стоял, настороженно вслушиваясь, после чего сказал:

— Всё понял, ждем.

— Он придёт? — Офицер сменил тон.

— Сейчас поднимется, но учтите, что он может и отказаться. Вот девятый блокпост ему почти задаром комбезы гонит.

— Девятый скоро УСБшники трясти начнут, и тогда твоего Сидоровича за брюхо подвесят как говяжью тушу. Ты знаешь, там разбираться не станут.

— Ну, да… — Пробубнил оппонент.

Теперь они оба стояли на тропе, ведущей к бункеру барыги, спиной к Зверю. Воспользовавшись этим, Макс спрыгнул с крыши КАМАЗа, и скользнул в ограду одного из домов. Как раз вовремя, потому что как только он спрятался, из бункера показались двое. Зверь бы из тысячи узнал старика Сидоровича, но в последнее время барыга начал сдавать. Он осунулся, сгорбился, правая рука ритмично подрагивало, словно старика оторвали от диджейского пульта. И всё же это не было оправданием. Через шестьдесят с лишним лет судили нацистских преступников, приводя в исполнение смертные приговоры, а он ждал всего лишь год.

Когда обитатели бункера поравнялись с офицером, Макс перебрался через забор и уже через две минуты был в бункере.

За год в этом склепе не изменилось ничего. Всё те же столы, стулья, решетки, комната Сидоровича…

Ключи, которыми старик обычно замыкал решетку, отделяющую первую комнату от остального бункера, были в замке. Неосторожность, оплошность… Сидорович вышел всего на пару минут, не закрыл дверь, и тем самым впустил своего палача. Ирония судьбы — если бы дверь была закрыта, ил и если бы офицер не стал торговаться, барыга мог бы выжить. Теперь же всё было решено.

Аккуратно, чтобы не заскрипели петли, Зверь открыл решетку, прошел, и закрыл её следом, не прикасаясь к ключам.

Видно было, что Сидорович вышел не на долго — на столе стояла кружка с горячим чаем, лежал запечённый окорок.

Только теперь Зверь почувствовал, как проголодался. Нормально поужинать ему не дали, и теперь он пытался восстановить силы.

Схватив курицу, он жадно принялся грызть прожаренное мясо, потом схватил со стола кружку, и хлебнул чая.

В этот момент и появился хозяин бункера.

— Кто ты? — Барыга пристально смотрел на странного сталкера в балахоне, стоящего посреди его кабинета.

В тусклом свете настольной лампы лица незнакомца он не видел, но что-то в нем определённо было старику знакомо.

— Мы раньше не встречались?

— Вы не в моём вкусе. — В тон торговцу отозвался Зверь, но Сидорович будто не расслышал шутки.

— Ты? Дай-ка вспомнит… — Он принялся стучать указательным пальцем по виску. — Волков, кажется?

— Зверев.

— Ну да, точно, Зверев. Из пропавшей группы Чебака и Гребня?

— Да. — Сталкер кивнул.

— Бывают же в зоне чудеса… — Сидорович всплеснул руками. — А я тебя давно схоронил. Веришь — я плакал. Честное слово, как узнал, не удержался, и…

— Молчать! — Прервал его реплику Зверь. — Сядь!

Бледный как полотно торговец сел в стоящее у двери кресло. Он не смел шевельнуться, понимая, зачем пришел странный человек.

— Один восточный мудрец сказал, что вырвет противнику сердце. — Прошептал Макс, делая шаг вперёд.

— Это Данко, что ли?

Ответа не последовало.

— Мы можем всё уладить. Скажи, какая цена?

— Цена? — Зверев остановился.

Теперь лампа была справа от него, и свет едва заметно вырисовывал на фоне непроглядной тьмы черты его лица.

— Цена? — Повторил сталкер с горечью. — Ты думаешь, что я могу назвать тебе цену девяти жизней? Думаешь, я могу назвать тебе цену собственной свободы?

Торговец сжался в кресле.

— Думаешь, я пришел мстить?

— А разве нет?

Зверев выдернул из-за пояса ПМ, покрутил его в руках, потом отбросил в сторону.

— Для тебя это слишком легко. Думаешь, я пришел пристрелить тебя? Ничего подобного. Я вырву тебе сердце! — Зверев шагнул к собеседнику, и в этот момент Сидорович закричал.

Скуля, словно напуганная «плоть», барыга рухнул на четвереньки и пополз к решетчатой двери. Зверев шел следом. Он знал, что жертва никуда не денется, и тем слаще представлялась ему месть.

— Ты будешь просить о смерти… — Прошипел Зверь, наступая на спину ползущему человеку.

Прижатый к полу, Сидорович завопил вновь, и на этот раз его услышали. На лестничной клетке загрохотали тяжелые сапоги, и в комнату вбежал тот самый широкоплечий охранник, который не так давно выходил из бункера вместе с Сидоровичем.

Разбираться в чём дело, громила не стал. Заметив Макса, он выхватил из кобуры странного вида пистолет и выстрелил.

Такое оружие Макс не раз видел у доктора и прочих альтруистов. Снабженный дротиками со снотворным, такой пистолет мог вырубить на пару часов даже псевдогиганта, не говоря уже про обычного человека. Обычного?

Зверев вскочил, превозмогая тяжесть во всем теле…

Охранник выстрелил вновь…

Черная бездна приняла сталкера в свои объятья, и он потерял сознание…

— И что с ним делать? — Буркнул охранник, и его голос последним отзвуком зазвенел в засыпающем мозге Зверя…

— Вытащи на улицу и пристрели. — Торговец покосился на распластавшегося посреди кабинета Макса. — И отнеси тело подальше.

— А военные?

— Да, незадача. — Сидорович почесал подбородок. — Эти ребята вряд ли будут с нами сотрудничать после того, как мы на их глазах застрелим сталкера. Ты знаешь как поступи — возьми автомат с глушителем и отведи нашего друга в лесок.

— Понял.

— Ну, вот и здорово. — Сидорович напоследок пнул Зверя ногой в живот и скрылся в подсобке.

Теперь они оставались наедине — обездвиженный хищник и его противник, посмевший прервать ритуал мести.

— Давай прогуляемся. — Просипел здоровяк, и, взвалив Зверя на плечо, направился к лестнице. — Тяжелый, зараза.

Уже светало, и когда телохранитель Сидоровича остановился в лесном массиве, непроглядную темень ночи сменил робкий рассвет.

Опустив тело обездвиженного противника на траву, охранник снял с плеча автомат с интегрированным глушителем, и глубоко вдохнул.

Терпкий воздух ельника, словно наждачная бумага, заскрёб по гортани, оставляя горьковатый привкус.

— Слышишь меня, парень? — Здоровяк ткнул Зверева в плечо. — Беги, давай. Мне так стрелять не интересно. Встал и побежа…

Договорить он не успел. Пленник вскочил на ноги прежде, чем губы стражника прошептали последнюю фразу. Ладонь легла на лицо охранника, и Макс резко дернул руку. Хрустнули ломающиеся позвонки, и телохранитель Сидоровича покатился с холма.

Зверев несколько секунд смотрел, как тело мертвеца подпрыгивает на кочках, после чего развернулся в сторону деревни. Уходить он не собирался. Он жаждал мести…

Словно руша все его планы, невдалеке заурчал мотор КАМАЗа, зашуршали по палой листве десятки ног, и Зверев понял — его заметили.

Офицер, продававший Сидоровичу оружие, и трое его бойцов показались за деревьями несколько секунд спустя. Зная нечеловеческое чутьё Сидоровича, нетрудно было предположить, что торговец понял, какую глупость совершил, отправив своего бойца с Максом Зверевым. Потом он принял верное решение и попросил военных помочь. А военные? Да за милую душу…

Несколько автоматов загрохотали разом, и над головой Зверева начали свистеть пули. Вот теперь инстинкты взяли верх.

Поняв, что теперь месть откладывается на неопределённый период, Макс спрыгнул с холма, и побежал, петляя между соснами. Несколько раз в паре сантиметров от него разлетались в щепки гнилые деревья, дважды ухали аномалии, принимая на себя свинцовые подарки солдат, но Зверев не останавливался. Он знал, что стоит ему замереть, сбить дыхание, и пуля настигнет, непременно настигнет, как настигает она загнанного на флажки волка.

Хищники охотятся на хищников…

Вот если бы он успел схватить автомат убитого охранника… И что тогда? Перестрелял бы солдат? Нет, на такое даже Макс не был способен.

Вскоре рокот автоматов смолк, и Зверь позволил себе остановиться.

Всё рассчитано — двадцать секунд на восстановление дыхание, десять минут на путь до АТП…

Макс запрокинул голову и глубоко вдохнул. Воздух больше не был терпким и горьковатым. Месть откладывалась.

Он так долго шел к этому дню, что сейчас был не просто разочарован — он был раздавлен. Всё, что он планировал как человек, провалилось. Быть может, стоило просто ворваться в бункер и разорвать всех на куски? Такая тактика точно бы сработала.

А что теперь? Головная боль от странного препарата, нестерпимый озноб и жажда свежей крови.

Кровь…

Последняя мысль задержалась в сознании, и Зверь, уже «на автомате» присел и втянул носом прохладный утренний воздух. Мозг проанализировал каждый аромат, и через несколько секунд Макс уже засёк свою цель — человека, бредущего через Кордон. Человека, в котором было много горячей крови.

Сейчас ему нужно было восстановить силы, и звериное естество брало верх. Зверев снова убивал последние чувства и эмоции. Он начинал охоту…

Человек был одет в экзоскелет. Обычно Зверев не нападал днем, и уж точно никогда не охотился на людей в хорошей броне. Именно поэтому он протянул так долго. Но что-то гнало его сейчас следом за этим странным сталкером. Голод? Жажда убийства, или что-то ещё более потаённое и ужасное? На этот вопрос мог ответить лишь сам Зверь, но и он сейчас не знал ответа. Неведенье рождало страх, могильный холод, от которого спасала лишь горячая кровь…

Как понял Зверь, его завтрак направлялся на Свалку, двигаясь вдоль дороги. Не очень разумно, если учесть, что вот-вот будет блокпост, через который вояки пропускают лишь своих и сталкеров-шаманов. Минута, две, и вот уже видны здания старой фермы, разрушенный железнодорожный мост, пост военных сталкеров.

— Стой, кто идёт! — Долетел до Макса крик одного из часовых.

Вот и всё. Сейчас Свободовцу не дадут пройти, и сталкер решит перебраться через железнодорожную насыпь вдалеке от поста, там, где никогда не бывает людей. Именно там, справа от моста, Зверь и подкараулит свою жертву.

— Свои. Анархия — мать порядка. — Выпалил Свободовец требуемый пароль.

— Хаос — отец порядка. — В тон ему отозвался охранник. — Проходи.

Что? Его пропустили? Макс не переставал удивляться своей жертве. Видимо, Свободовец был не последним человеком в своём клане и в зоне вообще.

Жаль, под маской лица не разглядеть…

Зверю стоило бросить это самоубийственное занятие, отказаться от охоты на важного сталкера, прежде чем по его душу явятся Охотники, но отступить дважды за один день он не мог. Не позволяло упрямство, вполне человеческое упрямство…

Правда, была ещё одна проблема — от жертвы хищника отделяли пятеро вооруженных бойцов подразделения «ВС», а мимо них не пройти. Можно, правда, в обход, но тогда цель уйдёт. Надо было действовать быстро.

Зверев глубоко вздохнул, перекрестился, как делал это до пленения членами клана Грех, и вышел на тропу.

— Стой, кто идёт?! — Вновь прокричал часовой.

— Я шаман. Иду к Болотному доктору. Пропустите.

— Шаман? — Солдат оглядел незнакомца.

С виду Зверев идеально подходил под описание сталкера-шамана, которые обычно одевались в чёрные балахоны с глубокими капюшонами.

— Товарищ капитан, тут человек. Говорит, что шаман.

— Шаман? — К мосту вышел седовласый мужчина лет пятидесяти.

Макс готов был поклясться, что когда-то этот вояка имел хорошее звание и работал в Москве или Киеве, а потом был разжалован и сослан в Зону.

— Лицо покажи, шаман. — Капитан усмехнулся. — Много вас таких здесь ходит. Все под шаманов косят…

Зверев знал, о чём говорит капитан. Сталкеров-шаманов так и прозвали потому, что они никогда не носили с собой оружия и тяжелой брони, помогли всем без исключения — и военные и сталкерам. Именно поэтому шаманов пропускали везде, и поэтому им так доверяли и сталкеры и бойцы «ВС».

Медленно, словно боясь сдвинуться с места, Макс скинул с головы капюшон, и все обитатели блокпоста увидели ссадины, оставшиеся на правой скуле после падения на бетонный пол в бункере Сидоровича.

— Где отвесили? — Командир блокпоста внимательно поглядел на собеседника.

— Ваши. — Зверев махнул в сторону деревни, стараясь, чтобы голос звучал как можно более тихо. — Колонна ваша у деревни встретилась. Видите ли, дорогу я не там переходил…

— Эти могли. — Капитан развел руки, показывая, чтобы сталкер продемонстрировал, что он носит под балахоном. Никакой тяжелой брони, конечно, обнаружено не было.

— Шемшук, пропусти убогого. — Наконец смилостивился капитан.

Боец кивнул, и указал Звереву под мост. Охота продолжалась…

Семь минут он бежал параллельно дороге, стараясь нагнать Свободовца, а когда засёк — не поверил своим глазам. По другую сторону асфальтового полотна медленно двигался кровосос — ещё один претендент на его добычу.

Нет, ему Макс отдавать свой завтрак не собирался. Не для этого он шел на блокпост, куда командир колонны вполне мог сообщить о потасовке в лесу. Это было дело принципа…

Кровосос не спешил атаковать. Как и Зверев, он ждал подходящего случая.

Случай представился, когда Свободовец остановился перед распростёртой посреди дороги аномалий. Выбор у него был невелик — свернуть вправо, и обойти «жарку», или повторить подобный манёвр, повернув влево.

Зверь и кровосос напряглись. Теперь и мутант заметил человека. Злобно сверкая глазами, они ждали, какое действие предпримет человек в экзоскелете…

Свободовец шагнул вправо, и тут же в спину ему вцепились мощные лапы мутанта. Чудовище швырнуло жертву на траву, но вдруг остановилось.

— Эй, братишка! — Окрик Зверя заставил мутанта обернуться.

Существо в балахоне стояло сейчас перед ним, без страха глядя нависающие до земли щупальца. Это не был человек. Кровосос понял это, как только заметил странного хищника.

Мутант несколько секунд смотрел на Зверя, а Зверь смотрел на мутанта — глаза в глаза.

Два хищника встретились, и каждый хотел забрать добычу себе. Кровосос оскалился, обнажая кривые, желтые зубы. Оскалился и Зверев, убрав с головы капюшон.

Вновь тяжелый, испепеляющий взгляд — глаза в глаза. Один из них должен был сдаться, понять, что слабее и уйти. Первым сдался кровосос. Он взревел, ударил человека в экзоскелете и перешел в режим «стелс». Испугался. Запаниковал. Чисто человеческие чувств проявились в этом существе. Невидимый человеческому глазу, кровосос бежал прочь, а Зверь неотрывно следил за ним, пока мутант не скрылся из виду.

— Спасибо тебе, сталкер. — Свободовец вскочил на ноги, словно только что не ощутил сильнейший удар. — Меня зовут Батрак, а тебя?

— Макс. — Отозвался Зверев.

— Макс. Прямо как одного парня из нашего клана. Того тоже зовут Макс… — Сталкер стянул с головы шлем.

Только теперь Зверев увидел его лицо — широкое, загорелое, с трехдневной щетиной и маленькими, серыми глазками. Макс не знал этого сталкера, никогда раньше его не видел, но что-то во взгляде жертвы напоминало Звереву его самого, когда адепты греха спасли ему жизнь…

Свободовец сейчас думает, что его спасли, и не подозревает, какая участь ему уготована, прямо как Макс год тому назад… Нет, этого человека он есть не станет. Просто не сможет оборвать уже данную ему надежду. Просто… Просто в Звереве ещё не умер человек, способный сострадать…

Он найдёт другую жертву, другого бедолагу, который отдаст жизнь, чтобы напоить своей кровью его холодеющее тело.

Макс пригляделся, и увидел идущего вдоль насыпи одиночку — стакера в камуфлированной куртке, с обрезом двустволки в руках. Вот кто был его ужином.

— Мне пора. — Прохрипел Макс, глядя на удаляющегося одиночку. — Завтрак стынет.

— В бар? — Батрак воодушевился. — Так я как раз туда иду. Можем через Милитари рвануть. Там тебя примут как родного.

— Я же сказал, завтрак стынет. — Зверев развернулся, и пошел вслед за новой жертвой.

Сегодня он планировал устроить себе маленький праздник…

Макс сам не понимал, почему пожалел этого странного Свободовца, когда была возможность убить его. Инстинкты? Может быть он на уровне звериного чутья понял, что лучше пойти за новичком, чем сцепиться с опытным ходоком? Зверев сам хотел бы в это верить…

Кусок мяса, называемый человеком, оказался проворным. Новичок передвигался на редкость быстро, и Макс даже подумывал отказаться от преследования, но когда парень остановился на привал, решил, что время пришло.

Редко, очень редко человек решается признать свои ошибки, но сейчас была как раз та ситуация. Зверев ошибся. Не прислушался, не принюхался, а просто кинулся на сидящего у костра человека. Кинулся, и рухнул на траву, получив прикладом «М16» в лицо. Только теперь он понял, что и одиночка, так легко выслеженный им, и этот костёр — всё было сделано специально. Охотники устроили ему ловушку, и он попался. Попался, как будто раньше не обходил такие засады. Но теперь уже было не важно, почему он попался. Важно было выбраться.

— Стой, сука, убью! — Охотник, ударивший Макса, вскинул винтовку и выстрелил.

Фонтанчик земли взвился у ног Зверева.

— Я говорил, что это мутант. — Сидевший у костра сталкер встал за спиной хищника с обрезом наизготовку.

Очень грамотно. Охотники расположились так, чтобы в случае чего не попасть друг к другу на линию огня. Очень грамотно…

— Излом! — Охотник шагнул к костру. — Ты излом?

— Я человек.

— Снимай с себя тряпьё!

— Я шаман. — Попытался образумить охотников Зверев, но всё было бесполезно.

Как чиновник, попавшийся на взятке, он понимал, что теперь мало что зависит от сказанного. Слова больше не играли роли. Не важно, что он говорил. Важно, как было истолковано его поведение.

— Скидывай тряпьё! — Стоящий за спиной Зверя охотник ткнул ему между лопаток дулом обреза.

Напрасно. Всё они делали как по нотам, но вот то, что произошло сейчас, было их роковой ошибкой. Если бы ни этот тычок под ребра, приведший к смещению траектории ствола, всё было бы по прежнему. Макс немного согнул ноги в коленях, и подпрыгнул, делая сальто назад. Рявкнул выстрел, но явно позже. Уйдя с линии огня, он гарантированно подставлял под жакан сталкера со штурмовой винтовкой.

Так и случилось. Ещё до того, как Зверев приземлился на землю за спиной охотника с обрезом, второй рухнул как подкошенный. Сразивший напарника сталкер охнул, попытался обернуться, но Макс отработанным движением крутанул его шею вправо.

Всё было кончено через минуту после начала. Если сюда направлялись другие охотники, то они, скорее всего сочли своих соратников победителями. Пусть думают так и дальше.

Зверь не собирался выяснять, сколько ещё охотников устроили на него облаву, и придут к месту боя. Он бежал, параллельно основной дороге, чувствуя, как приближаются преследователи. А затем лес закончился. Макс оказался перед разрушенным домом, в котором когда-то обитал легендарный Лис…

Родился он ещё в те замечательные годы, когда все жители восточной Европ звались советскими гражданами. Тогда его отца вместе с семьёй отправили из закрытого городка в не менее засекреченный Чернобыль. Здесь отец Романа Костюкова и работал до первой катастрофы. А потом была эвакуация, и тот, кого сейчас зовут Батрак, оказался в центральной России. Родителей он больше не видел. Кто-то говорил, что и отец и мать погибли на станции в первые секунды после выброса радиации, а кто-то, что уже потом, в больнице. Он же всегда верил, что они живы. Эта детская, наивная надежда была для него всем. Он учился, работал, и знал, что однажды вернётся.

В двухтысячном он получил-таки Украинское гражданство, поселился недалеко от зоны и занялся изучением так называемого Рыжего, или же Ржавого леса. Потом была вторая катастрофа, и Роман Костюков стал Батраком…

Все эти моменты его жизни промелькнули в один миг, когда Батрак понял, что уже не один. Он ощутил чужое присутствие всем телом, как чувствует человек взгляд другого, не глядя на него. Костюков чувствовал, как в затылок ему глядит кто-то или что-то, но напасть не решается.

Сталкер обернулся, сдернул с плеча винтовку и осмотрелся.

Ничего.

Всё так же парили бабочки над редкими цветками, всё так же устилал землю утренний туман. Всё было по-прежнему.

Почудилось? Может быть, просто от переутомления или из-за недавней схватки с кровососом? А может и впрямь нечто страшное затаилось поблизости.

Чтобы раз и навсегда развеять все сомнения, Свободовец принял вправо, и занял позицию около разрушенного дома, напротив старой фермы. Когда-то в этом доме прятался от своих врагов его друг — сталкер по прозвищу Лис, но теперь от надежного убежища остались лишь две стены, пол и часть крыши. Возникшая полтора года назад, и исчезнувшее почти сразу же аномалия погребла под обломками крыши и Лиса и всех его союзников. Ирония судьбы…

Десять минут сталкер не сводил глаз с лугов и леса, протянувшихся вдоль асфальтовой змейки дороги, но ничего видно не было. Может быть и впрямь почудилось?

Батрак усмехнулся, поднялся на ноги, и в этот момент услышал позади себя скрип гнилого пола. Ошибиться он не мог — кто-то стоял за спиной. Делая вид, что не услышал скрипа, Свободовец потянулся к винтовке, и в этот момент две крепкие конечности схватили его за плечи…

Батрак попытался выпутаться из цепких лап существа, но тщетно. Тогда он уперся ногами о стену дома, и оттолкнулся, что было сил. Оба они — он и его противник, влетели в полуразрушенную хибару.

Только теперь сталкер понял, с кем ему предстоит драться. Противником оказался тот саамы кровосос, который меньше часа назад напал на него, и от которого Свободовца спасла лишь своевременная помощь некоего Макса. Батрак пожалел, что не смог уговорить своего спасителя вместе продолжить путь. А что если бы уговорил? Что тогда? Спаслись бы они и в этом случае, или погибли оба?…

Они схлестнулись на середине комнаты — закованный в броню человек и свирепый мутант. Если бы на Батраке не был одет экзоскелет, многократно увеличивающий силу, то кровосос переломал бы ему все кости. Воспользовавшись своим единственным преимуществом, сталкер прижал мутанта к полу.

Из последних сил он дотянулся до рукояти ножа, но лапы существа уже сомкнулись на его шее, стаскивая с головы шлем. Нет, этого никак нельзя было допустить. Лишившись шлема, Батрак сразу бы попал под прямой удар кровососа, и получив черепно-мозговую травму, отправился бы в мир иной.

Прижав мутанта к полу левой рукой, сталкер вновь запустил правую за ремень, и занес нож над противником. Несколько мгновений шла борьба за острое лезвие, словно в Лермонтовском Мцыри, но даже в экзоскелете человек не мог ничего противопоставить силе чудовища. Хрустели, сгибаясь, стальные прутья, держащие каркас костюма, а кровосос всё ещё не отступал. Два противника, оба под стать друг другу, катались по полу разрушенного дома, и никто не хотел отступать.

Наконец кровосос изловчился, ударил сталкера ногами, или как там называются задние лапы кровососа, в живот, и перекинул Свободовца через себя.

Замерев на мгновение, Батрак ударил противника в плечо, но кровосос парировал удар.

Сталкер понял свою ошибку, и второй удар нанёс чуть ниже, по диагонали. Снова промах. Матёрый кровосос перехватил инициативу, и бой пошел по совсем другим правилам. Теперь уклонялся Батрак. Он несколько раз ушел от мощных лап кровососа, но так не могло продолжаться вечно. Во время одного из захватов, он нарвался на сильнейший удар, и отлетел к дальней стене, выронив нож.

Всё было кончено. Осознание этого пришло, когда Батрак открыл глаза. Он сразу заметил, что стекла очков потрескались, и в случае очередного удара противник просто снесёт ему голову. А потом случилось совершенно невообразимое — на поляне, за спиной кровососа, показался человек в балахоне…

— Макс! — Что было сил, выкрикнул Батрак.

Стоящий на опушке леса человек принялся крутить головой, ища источник шума, наконец заметил Свободовца.

Батрак ожидал от своего спасителя всего. Он представлял, как Макс достанет из-под плаща шотган или автомат, как он бросит в мутанта ножом, но вместо этого человек в балахоне побежал прямо на кровососа.

Мутант обернулся, широко разведя передние лапы. Теперь уже другой сталкер схлестнулся с ним.

Батрак с изумлением смотрел на разворачивающуюся схватку. Поражала скорость, с которой двигался Макс, прямо-таки звериная ловкость. Раз за разом попутчик уходил от ударов кровососа, а потом бил сам, да так сильно, что мутант уже после трёх ударов начал тяжело дышать. Видно было, как у Макса из рукава плаща хлещет кровь. Визжал кровосос, хрипел сталкер. А потом хрустнули ломающиеся кости, и все звуки разом стихли.

Несколько мгновений над домом висела гнетущая тишина, а потом прозвучали первые слова:

— Ты в норме?

— Я? Да, я в норме. — Батрак сорвал с головы шлем, и принялся жадно хватать ртом зараженный воздух зоны.

Как же он любил жизнь. Сталкер не мг надышаться. Потом, когда до него наконец дошел смысл происходящего, Батрак начал хохотать, и в довершении всего зарыдал.

Плач то и дело прерывался истерическим смехом.

— Мне пора идти. — Прохрипел Макс.

Батрак поглядел на него и ужаснулся: Лицо сталкера пересекал кровоточащий разрез, со лба катились крупные капли пота, подрагивал нерв под правым глазом.

— Спасибо тебе, брат! — Выкрикнул сталкер, и шагнул вслед за Зверем. — Идём вместе.

Каннибал несколько секунд безучастно взирал на приближающегося человека, после чего выставил перед собой правую руку, и прохрипел:

— Не ходи за мной. Забудь, что видел меня.

— Ладно. — Растерянный Батрак покосился на изодранную когтями мутанта руку собеседника. — На вот, бинт хоть возьми.

Он вытащил из рюкзака упакованный в пластиковый контейнер бинт, и бросил его Зверю.

Сталкер поймал контейнер, распечатал, и дважды обмотнул предплечье.

— Давай, я помогу… — Батрак было двинулся вперёд, но заметив на себе нечеловечески злобный взгляд Зверя, остался на месте.

— Уходи. — Повторил Макс уже спокойнее. — Это для твоей же безопасности.

— Ну, ты, это… — Батрак замялся. — Ты если что, забегай на Милитари. Там тебе всегда рады будут. Друг, ты не представляешь, как я тебе благодарен. Вот на таких людях земля и держится. Человечище!…

Говорят, на земле не было зла, пока люди не придумали добро. До того момента, как стали разделять свет и тьму, всё было едино. Но появилось добро — то, что правильно, и соблазн быть не таким, как прочие возобладал. Чаша весов склонилась не в ту сторону, и появилось зло.

Но разве всё так однозначно? Разве мы можем сказать: вот это добро, а вот это зло? Разве так просто найти границу между двумя крайностями? Порой кажется, что добро и зло это практически одно и то же но показанное с другого ракурса.

Как, например, оценить поступок врача, который ввёл яд неизлечимо больному человеку. Сделал ли он добро, прервав муки больного, или совершил зло, отняв жизнь.

По сути, вся человеческая жизнь — это путь через мост над пропастью — отклонись вправо, туда, где добро, и ты сорвешься вниз — влево, и исход будет аналогичным…

А кто-то, стоящий по ту сторону ущелья так и норовит столкнуть вас с пути…

Зона живёт по законам джунглей — выживает сильнейший, но каждый сам находит для себя допустимый баланс доброты и жестокости. Такие люди собираются в кланы, устанавливают правила и законы, по которым живут. Для них эти правила — страховочный трос, но поможет ли он, когда мост качнётся?…