Казанцева Марина Николаевна Исполнение желаний

ПЛАНЕТА ЭЛЬФОВ


Фэнтези


Книга вторая


ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ


Вторая книга цикла "Планета Эльфов", как и первая, содержит много комических фрагментов, но в целом это отнюдь не комедия. Главный герой попадает в приключения вместе с двумя своими товарищами. Волшебная страна исполняет тайные желания, и вот одноклассники Лёна вовлекаются в сказочные события, которые соответствуют их душевному состоянию. Сказка поначалу кажется игрой, а потом становится пугающей реальностью.

Пока Лён занят спасением своих товарищей из волшебной страны, он сам углубляется в некую странную историю — происходит погружение в личности давным-давно живших героев. Переживая их жизни, как свою собственную, Лён обогащается жизненным опытом, жизненными трагедиями и чувствами нескольких личностей. Он побывал в образе таинственного царевича Елисея, сказочного персонажа Ивана-Коровьего сына, а также в необыкновенной истории Говорящего-Со-Стихиями.

Вырваться из этой увлекательной череды воплощений крайне сложно, поэтому двум школьным товарищам героя предложено совершить подвиг ради своего друга и пройти до конца оставленную ранее сказку. Лёгкое вроде бы задание на самом деле оказывается смертельно опасным путешествием, но по завершении его одноклассники героя вполне вошли во вкус подвига и решаются ещё на одно предприятие — вовлекаются в спасение заколдованной принцессы. Конец этой героической эпопеи оказался совсем неожиданным.


ОГЛАВЛЕНИЕ


Глава 1. Бомонд с какавой

Глава 2. Танец маленьких пельменей

Глава 3. Пьяный бред!

Глава 4. Младший водовоз

Глава 5. Шампанского и креветок!

Глава 6.О чём сказка сказывалась…

Глава 7. Смертельные подушки

Глава 8. Младой Федюн и евонная одёжа

Глава 9. Избушка в лесу

Глава 10. Пересечённая зона

Глава 11.Перстень Гранитэли

Глава 12. Добрыня Никитич

Глава 13. Прекрасная Потятишна

Глава 14. Из огня да в полымя

Глава 15. Гражданочка Медичи

Глава 16. Королевич Елисей

Глава 17. Жизнь, как промежуток

Глава 18. Башня Гоннерата

Глава 19. Кентувиор

Глава 20. Путь в Рагноу

Глава 21. Принцесса Гранитэль

Глава 22. Говорящий-Со-Стихиями

Глава 23. Остров Рауфнерен

Глава 24. Меч Джавайна

Глава 25. Польза обжорства

Глава 26. Метод Станиславского

Глава 27. Колодец и яблоня

Глава 28. Избушка и кузница

Глава 29. Дуб Фифендры

Глава 30. Нечто

Глава 31. Куда вы? — В сказку!

Глава 32. Пойди туда, не знаю — куда

Глава 33. Загадки для добрых молодцев

Глава 34. Зона заражения

Глава 35. Зачем Вещуну был нужен тур

Послесловие


ГЛАВА 1. Бомонд с какавой


— Пад крылом самалёта а чём-та паё-ооот зелёнае море-еее тайги-иии! — изгалялся над песней чей-то резвый голос.

В динамике, высоко вознесённым над галдящей толпой, раздался скрип, щелчок и разудалая ария весёлого геолога прервалась.

— Посадка в автобусы производится поотрядно и согласно списков отрядов. — изрёк сенсацию простуженный голос.

Над пустынным стадионом и заснеженными рядами деревянных лавок пронёсся слабый звон ложечки, бряцающей о стакан. Последовал нечёткий звук глотка и невесёлый голос продолжал:

— Курить в автобусах строжайше запрещается. Не допускается самопроизвольное открытие автобусных форточек, отжатие входных дверей на ходу автобуса и высовывание головы в окно. Перемещение с места на место по ходу движения транспорта не должно допускаться к травмам в результате падения на пол и других нарушений техники безопасности при перевозках грузов и людей. За распитие спиртных напитков без ведома воспитателей, вожатых и младшего воспитательского состава карается отчислением из состава отдыхающих на лыжной базе. Сохранность сотовых телефонов и денежных средств не входит в обязательства администрации базы. Самопроизвольное покидание вверенной руководству территории рассматривается лагерным советом и выносится решением об отчислении из числа… эээ… числящихся в отряде.

Неведомый декламатор перевёл дух, похлебал ещё немного чая, тяжело высморкался и заключил свой скорбный монолог на неожиданно душевной ноте:

— Хорошего вам отдыха, ребята! Счастливого пути!

* * *

Это было настоящее везение. Новогодние каникулы начались просто сказочно! Мама Бубенцовская, Ирина Юрьевна, расщедрилась и добыла на работе не одну, а две путёвки в зимний лагерь. И вторую предложила Зое Косицыной для Лёньчика. Треснувшая было дружба Федюна и Лёлё воспрянула.

Бубен дулся на приятеля за то, что тот срезал волосья и тем самым порушил заветную бубенцовскую мечту приобрести школьного барда в свою, панковскую компанию. Но, зимний лагерь — это совсем иная стихия. Там могло быть всё иначе. Федюн обрадовался, что едет на турбазу не один, а с хорошим другом. И сам лагерь располагался в здоровском месте — на реке Узоле. Всё обещало быть прекрасным. Целых десять дней в зимнем спортивном лагере! Это ж придумать надо!


В субботу утром старший Бубен выгрузил из своего хёндэя у стадиона «Труд» двух приятелей. Один был щекастый и румяный панк, похожий на колобок в джинсах. Второй — слишком быстро вымахавший за краткое первое полугодие слегка конопатый Лёлё Косицын. Следом папа высадил две больших сумки и укатил.

— Пошли искать отряд! — и подвижный, как головастик, Федюн поволок свой грандиозный баул к скоплению племён.

Первым делом стоило разнюхать обстановку. К большому удовольствию Бубно, в команде явно преобладали панки. Пара рэперов и один тоскующий гот погоды не меняли. И тут прямо посередь чиста неба возьми и образуйся ма-ааленький такой торнадо.

Все уже почти полезли в автобус, как совсем близко остановилась «Нива» и из неё задом вылезла большая тётка. При таком нелёгком деле кожан на ней задрался и потянул с собой большую вязаную юбку. Из-под юбки хорошо смотрелось лохматое шерстяное трико и итальянские сапоги, застёгнутые лишь до середины молнии. Не поворачиваясь, тётка усердно распределяла по местам все подвижные детали своего прикида. Тем временем вся гоп-компания с хохотом комментировала этот выход. А тётка достала из «Нивы» свалившуюся с головы высокую норковую шапку. И лишь тогда повернулась и показала миру широкое и красное лицо мадам Чугунковой. Она сердито осмотрелась и увидала Лёнчика с Федюном.

— Ой, хлопчики! — обрадовалась Чугуниха. — Никак у лагерь?! Уж я вас попрошу! Уж вы не давайте Костика обыдеть!

— Да не дадим, мать! — весело пообещал один нахальный панк. — А сколько мальчику годков?

— Да мабудь, как и вам, шестнадцатый попэр!

Хлопцы, забавляясь, потянули: — У-уууу!

А Чугуниха поспешила обратно к транспорту.

— Стёпа! Ты иде? Вылазь! — крикнула она внутрь «Нивы».

Никто не догадался замолчать, кроме Лёлё и Федюна. Те разом приутихли и стали с понятной осторожностью следить за дальнейшими событиями. Из водительского сидения запоздало выдрался сам батя Чугунков. Дядя Стёпа был менее дороден, чем его супруга.

— Галю, пойду-ко гляну я пывка. — задушевно сообщил он.

— Идыть ты! Пывка ему! — осерчала Галя. — Поди усодь дитыну у автобус, тоды пывка имай!

И тут вылезла дитына.


Костян и раньше был бычком. А теперь уж — всем скинам скин. Сначала на снег вылезли знаменитые, благодаря коту Вавиле, гриндара. Никто толком не понимал, как Костик просовывает свои большие ноги в узкие штанины джинсов. Коржаков серьёзно уверял, что он их намыливает. Но, тогда, утверждала Настя Чебрецова, так бы не воняло. Сашка Курленков полагал, что Костян так и родился у джинсах!

Недокормленные панки с интересом наблюдали, как следом за джинсами (коленками вперёд!) полезло тулово.

— От это, братцы, хлопец! — отозвался один из них.

Костян (а это был он) внимательно огляделся, пошевелил пшеничными бровями и басом протрубил:

— Я говорил! С дитями не поеду!

И полез обратно, раскачивая крепенькую «Ниву».

Из последовавшего далее пламенного монолога выявились некоторые детали: во-первых, за путёвку деньги плочены. Во-вторых, дайте Гале отдохнуть! В-третьих, какого в городе бомонда делать две недели?! В-четвёртых, опять же, тётка Грыся ждёт у Борисополе! К ей с Киеву родня поедет! И со Львову! И шо? Галине тепери из-за Костику на именине не гулять?!

В завершение речей из машины вылетел увесистый мешок с ремнями (с такими двадцать лет назад челноковали русские вьетнамцы). После чего «Нива» хлопнула обеими дверями и торопливо ушмыгнула.

Костя обвёл глазами суетливую толпу. Окрест не наблюдалось ни единого скина.

— Ну, тудыть-сюдыть, — пообещал он разом всем, — ну, будет вам бомонд с какавой!

* * *

Федюн как сорвался с поводка. Вместе с новыми друзьями он облепил собой кресла в середине салона и теперь все они все громко гоготали надтреснутыми голосами, ржали по всякому поводу и пели свои панковские песни.

Против своего обещания грозный Костян не стал показывать всем бомонд с какавой. Он сел у окна, надел наушники и тряс головой под Рамштайн. Из-под наушников только искры не летели. Чугун демонстративно презирал идейно чуждую ему попсу.

Лёнька оказался в одиночестве. Дечонки визжали около весёлой компании. Суетливый Бубен бросал косые взгляды на безразличного к нему Костяна. К печали Лёньки становилось ясно, что их противостояние, хотя и покоится на чисто идейной основе, тем не менее будет вполне конкретным. Это было неприятно, поскольку Косицын неплохо относился к обоим — и к Бубну, и к Чугуну. Он осторожно заглянул в лицо Костяну. Тот мирно дрыхал под «Laichzeit».


ГЛАВА 2. Танец маленьких пельменей


— Я с тобой буду общаться. — мрачно заявил Костян. — Ты в нейтралах. И, смотри, в классе чтоб не лязгал, что я с панками в одном отряде был!

Лёнька понимал, насколько серьёзно это дело. Он и не собирался лязгать. Но, вот, как быть с Федюней? У Бубна язык с головой никак не связан. Одно работает отдельно от другого.

— Чугунище, — толковал он озабоченному скину, — не бери так близко в голову! Что бы там Бубно ни полоскал, это никак не связано с извилинами. Это же простые рефлекторные подёргивания!

Однако доводы не выглядели убедительными. В довершение всего, Федюн тоже вздумал поверять Косицыну свои сомнения. А перед Бубенцовским у Лёньки было гораздо больше обязательств, чем перед Костяном. Всё-таки это старшая Бубенца добыла для Лёлё эту злополучную путёвку на турбазу.

— Болтай поменьше! — советовал он другу. И понимал, как мало это осуществимо. Одинокий скин сделался мишенью для панковских острот. Конечно, всё это делалось не в открытую. Но, подозрительный Костян отлично понимал, над чем хохочут панки в маленькой беседке, когда тайком курят свои дешёвые сигареты. Чугунихе хватило лишь минуты, чтобы опозорить сынку перед племенами. Если бы тот хоть немного раньше вышел из машины, так точно бы плясал на именине у тёти Грыси. А теперь Чугун валялся на кровати в своих огромных гриндерах и молчал в потолок, слушая «Готтерфункен».


По приезде в лагерь все дружно бросились включать единственный на весь корпус телевизор. Он стоял в холле и был скромно обставлен десятком стульев. Старшие и младшие отряды расположились прямо на полу. По пяти каналам шёл один и тот же фильм: самый популярный хит последних тридцати лет. Национальная реликвия, всечеловеческое достояние: комедия "С лёгким паром". Зрители разочарованно заныли и расползлись по углам, как тараканы.

Руководство лагеря меж тем времени зря не теряло и обнародовало солидную программу рождественских развлечений. Помимо каждодневной дискотеки через три дня намечался бал-маскарад и шоу самодеятельности. Победители конкурса самодеятельности получат громадный торт.

— Да ну-уу… — заканючили в отряде и принялись перепихивать друг на дружку обязанности организатора.

Лёнька на беду свою, на совещаниях этих не присутствовал. Поэтому узнал о своём высоком назначении лишь когда на него налетел радостный Федюн и сообщил, что ему всеобщим голосованием поручено выдать классное шоу. Победа сама собой подразумевалась.

Растерянный Лёнька поплёлся к вожатой, Кате Солодовой. Та уже обсуждала с девочками, кто будет наряжаться Снегурочкой. И тут выявился неприятный факт: костюм Снегурочки один, а отрядов десять. И вообще, Снегурочкой нарядят вожатую седьмого отряда, у неё размер подходящий. Дальше последовали совсем неприятные новости. Оказывается, никаких костюмов им вообще не выдадут. Каждый отрял должен сам подготовить и костюмы и номера.

— Да ну, на фиг! — обиделся Бубно. Из чего прикажете костюмы делать?

Но, девочки не унывали и тут же решили нарядиться цыганками. Всех-то дел — навешать на себя, что попало! Но, идея тут же сгнила на корню. Во всех отрядах все девочки догадались про цыганок. Шоу грозило перерасти в цыганский табор!


— Нарядиться тремя поросятами! — выдал после мучительного раздумья новую идею Бубен.

Неплохо, но поросят только три, а в палате гораздо больше народу. Вскоре девчонки что-то напридумывали и заперли двери, чтобы мужская половина идейку не уныкала. Поболтавшись некоторое время под дверями, пацаны встревожились. Похоже, тортик-то ду-ду! И побежали рыться в сумках.

— Нарядимся цыганками! — в отчаянии предложил Федюн.

— Тогда уж лучше пельменями! — ответил Лёнька, созерцая множество пустых пластиковых пакетов.

— А что? — оживился он. — Танец маленьких пельменей!

Некоторое время никто не врубался. Но, потом Косицын продемонстрировал, как легко сделать костюм пельменя из трёх белых пакетов. Он исполнил танец маленького пельменя со стишками экспромтом:


Жить на свете нефигово

Отвлекаться нам не в кайф.

Жрать пельмени за здорово —

Вот такой нехилый лайф!


На второй же день он нарядился тортом и возглавил хореографическую группу. Для таких целей нелюдимый дотоле Костян пожертвовал свой наворочанный плейер. И дело пошло. Танец торта произвёл впечатление. Главное было — не проболтаться! Все дали клятву молчания.

— Бубно, протрепишься про танец — …! — серьёзно пообещал Костик.


Чугунков ещё с третьего класса был нерасположен к Бубенцовскому. Едва появившись в их третьем «Б», он принялся давать маленькому, круглому колобку всякие неприглядные прозвища. Сам Костик был тогда выше любого в их классе.

Переселение с родной Украйны в москалёвскую Россию происходило не в один этап. В результате исхода чугуновской семьи Костян скитался из школы в школу и не закончил начальные классы ни в одной из них. Поэтому, окончательно обосновавшись в Нижнем Новгороде, он оказался на два года старше одноклассников. Это резко поставило его вне общества. И Бубен искрене невзлюбил этого крепкого битюжка. А вместе с ним невзлюбил Костика и Лёнька.

Чугунище не стеснялся быть грубым. Ему мстили тем, что смеялись над его малороссийским акцентом и речью, долго ещё перенасыщенной украинизмами. Неизвестно, что именно вынудило эту семью с русской фамилией перебраться в Россию. Но, очевидно, это было обычным явлением в наше время, которое можно вполне назвать великим перемещением народов. Потом к Костику притерпелись. Косицын тоже притерпелся, хотя всегда предпочитал не связываться с ним. И вот теперь, попав с ним в один отряд и, мало того, в одну палату, Лёнька был вынужден постоянно служить буфером между старым другом и одноклассником.

Федюня с пелёнок не мог держать язык в узде. Из-за него Лёнька и приобрёл репутацию школьного неслуха. Как ни старайся помалкивать, где-то всё равно прорвёшься и ответишь хоть словом. Федюн постоянно что-то комментировал вслух. То обсуждал чей-то ответ у доски. То рассказывал содержание фильма, то сплетничал о том, о сём. Вот и теперь Костян совершенно справедливо полагал, что Федюня едва ли в состоянии хранить тайну.

* * *

Танец маленьких пельменей произвёл в публике фурор. Группу вызывали на бис три раза. Но, торт всё равно вручили девчонкам. Они покружились под "Виа Гра", изображая цыганок.

— Ай, плюнь! — сказали искренне страдающему за товарищей Лёньке.

— Тортов мы что ли не едали! — презрительно отозвался о комиссии Костик. И небрежно шлёпнул на стол хороший шмат украинского сала с чесноком. Общие переживания сблизили палату.

Как ни странно, Чугун также не прижился и к парням из старшего отряда, которым уже было по шестнадцать. Едва он подкатил к ним со своими сигаретами, как один из «дедов» — сутулый и прыщавый, с прилизанными волосёнками неопределённого цвета, сквозь зубы бросил:

— Вали отседова, малява.

И вся компания, единая в своей убеждённости, что шестнадцать — это намного больше, чем пятнадцать с половиной, радостно разоржалась, в восторге от того, что так крепко уделали в моральном плане скина-переростка из среднего отряда. Так что контакта с братьями по разуму Костик, к недолгому его огорчению, избег.


В один из вечеров вожатые устроили неподалёку от лагерной территории костёр. Дрова, ветки, береста были заранее заготовлены и высушены. Старшие отряды потрудились освободить от снега площадку. Были притащены чурбачки для сидения. И вот в холодное небо стали с треском возноситься яркие хвосты пламени.

Чугун, как всегда, сумел устроиться лучше всех. Он притащил старые деревянные кресла, сцепленные воедино. Обычно они стояли неподалеку от столовой. В этих креслах в хорошую погоду курили вожатые, а иногда и начальник лагеря с завхозом. Катя сердилась, но Костян пообещал, что обязательно отнесёт кресла обратно. Впрочем, спорить с Костяном бесполезно, поскольку на каждый аргумент он найдёт десяток. Таким образом, Костик, Лёнька и Федюн удобно устроились втроём на креслах в то время, пока остальные сидели на чурбаках.


Вечер был изумительным. В полном безветрии высоко возносились в небо искры от костра. Заснеженные сосны окружали круглую поляну. Усыпанное звёздами небо накрывало землю словно огромной палаткой. Постепенно смолкали смех и разговоры. Один за другим ребята поднимали лица и начинали вглядываться в небо.

Лёнька откинулся на спинку кресла. От костра несло ровным жаром, а сзади чуть подмораживало. Его немного разморило. И в то же время так блаженно! Немного заторможенно он подумал о том, что такие вот волшебные мгновения надо сохранять в памяти. И обвёл глазами всю поляну.

За соснами во тьме скрывался лес. Красные отблески метались по опушённым снегом ёлкам. Скоро дрова все прогорят, вожатые засыплют снегом последние тлеющие угли. И все побредут во тьме к свои корпусам. Пока есть время, надо наслаждаться. Он повернулся к Федюну, чтобы поделиться мыслью. Бубен задремал. Тогда Лёнька обратился в другую сторону, к Костяну. Тот сонно мигал.

* * *

— Ну вот, — расстроенно сказала Катя. — Я так и знала, что он обманет.

— Что такое? — спросил Валера, размашисто закидывая снегом угли.

— Да вот, кресла! Придётся самим нести обратно! Этот Чугунков притащил их от столовки. А теперь удрал вместе с Косицыным и Бубенцовским!

— Да пусть стоят. — успокоил её старший вожатый. — Завтра погонишь их сюда и заставишь всё убрать.


ГЛАВА 3. Пьяный бред!


Жара просто распекала. Куртка с подстёжкой из натурального меха заставляла обливаться потом. Да ещё на ноги навалился Барсик.

— Барсик, отвали… — промычал во сне Костян. Барсик не отваливал и он пихнул его ногой.

Раздался недовольный голос: — Чё пхаешься?

— Заглохни, Барсик. — ответил Чугун и перевернулся набок. В нос попала веточка и защекотала. Некоторое время он фыркал, потом решительно махнул по ней ладонью. Раздался громкий шлепок и чей-то вскрик. И тут раздались ещё шлепки.

"Какой-то лох сунулся в костёр." — подумал со смешком Костян, понимая, что пора вставать и относить кресла обратно. Вот если бы незаметно улизнуть…


Федор Бубенцовский ошалело оглядывался. Если это сон, то очень странный. Костёр давно уже прогорел и угли подёрнулись пеплом. Но, сам костёр очень мало занимал его. Всё ещё не веря своим глазам, Федюн старательно протирал их кулаками и снова пялился вокруг. Потом попытался шлёпнуть себя ладонью по щеке. Получилось звонко, но не больно. Тогда Фёдор треснул себя по второй щеке. И всё никак не мог понять, убеждает его это, или нет.


Косицын ещё не проснулся, как почувствовал неладное: Федюн блажил.

"Опять поцапались!" — с досадой подумал он. Надо же, специально сел между ними, чтобы не дотянулись друг до дружки. А стоило только слегка вздремнуть, как Костян тут же начал пинаться, а Федюня — обзываться.

— Щоб я вмэр! — раздался потрясённый вскрик Костяна.

"Ну, это уже слишком." — подумал Лён и открыл глаза.


Это было странно даже для сна. На поляне не было снега. Более того, его не было нигде. Но, не это странно, а то, что погодка явно не зимняя. Но, и это не слишком занимало внимание. Нереальность картины слишком очевидна.

Поляна была та же. И деревья те же. И костёр на том же месте. А вот хлопчики были совсем чужие. Да и не хлопчики это, а целые дядья!

Лёнька обернулся вправо и наткнулся взглядом на ошалелые глаза Федюна. Тот вертел головой по сторонам.

— Что это, Лёлё? — пролепетал он. И без того румяные его щёки теперь горели от шлепков, которые он сам себе надавал.

Лён уже понимал, что это такое. Только объяснить затруднялся. Даже Наташа Платонова, пробыв порядочно в Селембрис, полагала, что ей просто приснился сон. Сон — это даже лучше, чем инопланетяне.


Тогда Лён обернулся к Чугуну. Тот, напротив, утратил все свои румянцы. И теперь дико озирался. И было, на что глядеть. Дядечки, спавшие вокруг кострища, очень необычны. Поначалу Лёнька даже подумал, что попал на бомжацкую тусовку. Уж больно живописно лохматы были хлопцы. Но, потом рассмотрел, что их диковинные прикиды были собраны, что называется, с миру по нитке.

Всё понятно: он на Селембрис. И, если учитывать, что с последнего посещения волшебной страны прошло порядочно времени, тут должно быть в самом разгаре лето. Вот отчего так жарко.

— Коса, я сплю? — тихо спросил Чугунок.

— Возможно, — так же тихо ответил тот, — но, возможно, тебя просто глючит, как Федюна.

Для первого раза объяснение сойдёт.

— А, тогда ладно. — успокоился Костян.

— Наверно, это была марихуана! — сообщил Бубен свою догадку. — Мне сказали, что травка лёгкая, а меня переглючило по-чёрному.


На голос Федюна открыл глаза один бородатый глюк и тут же толкнул второго глюка. От громкого свиста все бомжи повскакивали. На незваных гостей таращились, словно на инопланетян. Лёньку, Костика и Федьку окружили.

— З-здрасьте! — чуть заикаясь, сказал Федюня.

— Здоровеньки булы! — также отозвался Чугун.

— Мы с планеты Земля. — с наслаждением сообщил Лёлё.

— Демоны!!! — заорали глюки и похватали всякое оружие. На трёх пришельцев уставились дубины, вилы, тесаки, рогатины.

— Вы-вы, дяденьки, погодите. — попытался договориться с ними Бубен. — Я сейчас зажмурюсь, и вы все пропадёте.

Последние слова он произнёс без убеждения. Пожмурился, потом открыл один глазок.

— Сгинь, сгинь, сгинь! — торопливо пробормотал Федюн и зажал глаза руками.

Глюки и не подумали рассасываться. Даже наоборот, они стали приближаться, держа вилы и прочее своё вооружение.

— Глянь, Мыкола, экий лысый демон! Возьми его на вилы! — советовал пожилому глюку один молодой, с длинными грязными космами, свисающими на глаза. И зашмыгал носом.

— Это меня, что ли?! — ужаснулся Костян. — Да я щас сам врежу, кому хотите!

Он расстегнул молнию на куртке. Этого оказалось достаточно и вся команда нищих кинулась на «демонов» с криками: "Господи, помилуй!"

* * *

— Почему я никак не просыпаюсь?! — с жалобным плачем обратился непонятно к кому Федюн. — Ну сколько можно глючиться?!

— Брось, Федька! — просопел Костян, ворочаясь на земле и пытаясь разорвать верёвки. — Я-то ничего не нюхал!

— Да ты мне тоже глючишься. — уверенно отвечал тот.

"Добро пожаловать на Селембрис!" — с внутренним смешком подумал Лён, а вслух ответил:

— А что ты скажешь, Бубен, если твои глюки нас поджарят на костре?

— И ты сгинь. — ответил Бубен.

Глюк Косицын перекатился по земле к глюку Чугункову.

— Дай-ка я попробую разглючить твои верёвки зубами. — сказал он.

— Да у меня в кармане ножик есть. — ответил тот.

После недолгой возни Лён сумел достать из куртки складной ножик. Немного времени также ушло на его открывание. И ещё порядком, чтобы разрезать верёвки и не порезаться. Едва у Чугункова оказались свободными руки, дальше дело пошло гораздо веселее. Он освободил свои ноги, потом разрезал верёвки на Косицыне.

— Иди сюда, нюхач! — грубо сказал он Федюну. Но, тот задрыгал связанными ногами и завопил:

— Отвали, придурок! Я сейчас сам проснусь!

— Не ори, козёл! — зашептал Костян, оглядываясь.

— Федянчик, мы в волшебном мире, на Селембрис! — пошёл с отчаяния ва-банк Косицын.

— И этот спятил! — огорчённо сказал Чугун и треснул Лёньку по башке, чтобы не мешался.


— Где мы? — пришёл в себя Косицын. Он потёр затылок. Там ощущалась неплохая шишка.

Место незнакомое. Он лежит в густом лесу под широкими ветвями ели. И снова на снегу.

— Что за блин?!

Выбежал на открытое место и завертелся, пытаясь понять, где находится и что с остальными. Вскоре по сиянию фонарей стало ясно, где лагерь, и Лён помчался в ту сторону. Выскочил на поляну и увидел засыпаемое снегом чёрное кострище. Все уже ушли. Только три кресла одиноко ночевали в снегу.

Что же получается? Он заснул и ушёл в Селембрис, прихватив с собой двоих товарищей. Очевидно, те тоже заснули от тепла и во сне прислонились к нему. Это всё понятно. А вот как он попал обратно? Очевидно, благодаря тому, что Костян не рассчитал удара и треснул его слишком сильно. Значит, это тоже помогает.

— А, может, они уже здесь? — произнёс Лёнька, понимая, что надежда призрачна. Они не могли вернуться без него. И бегом помчался в лагерь.


Двери были заперты. Уже час ночи. Ничто не двигалось, даже сторожевые собаки спрятались в конуры. Только тихо падал крупный снег в жёлтом свете фонарей.

Косицын легонечко забарабанил в своё окно. Через некоторое время из тьмы вынырнула заспанная физиономия. Диман поделал руками знаки, повертел у виска пальцем. Потом согласился пойти и открыть дверь.

— Ты чё? Обалдел? — недовольно прогундосил он.

— Чугун с Бубном на месте? — сразу выпалил Лёнька.

— Ты чё, пацан? Вы же все втроём ушли. — всё ещё не отойдя от сна, ответил Диман.

Лёнька не поверил и пошёл проверить.

— Это ещё что такое?! — сердито встретила его в коридоре заспанная Катя. — Нарушение лагерного режима! Я завтра же доложу, что ты выходил ночью на улицу!

Она загнала Лёньку в палату и пригрозила, что если он двинется хоть даже в туалет, то получит выговор. Она лично будет стеречь его.

— Где шатались? — с большим интересом встретили его в палате.

Косицын понимал, что происходит катастрофа. Где-то там, на Селембрис, погибали его друзья. Единственный способ спасти их — отправиться обратно и лучше прихватить что-нибудь стоящее. А у него даже нет с собой иголки. Он не собирался проникать в волшебный мир.


Лежа в своей кровати, Косицын лихорадочно побуждал свое сознание впасть в сон. Ничего не получалось. Что можно взять с собой на Селембрис? Ему нужно вернуться и снова заснуть, держа за руки товарищей. А потом уж как-нибудь убедит их, что это был просто сон. Мысли приходили одна другой страшнее. Ясное дело, они проснулись в разбойничьем логове. Простые валдайские робингуды мирно спали у своего костра. И тут к ним свалились три демона в неземных одеждах. А с демонами разговор простой — в костёр их!

Лёнька уже знал, что и в его отсутствие на Селембрис идёт время. И идёт гораздо быстрее, чем тут, на Земле. И, пока он тут пытается заснуть, товарищей, возможно, уже прикончили.

— А Костян-то с Федюней, так и останутся у девчонок? — шёпотом спросил Диман.

Лёнька не ответил. Он всё ещё пытался заснуть.

— Вы чего там пили? — снова пристал Диман.

— Дай заснуть. — сквозь зубы ответил Лёнька. Тот обиделся и отвернулся. Сон не шёл.

* * *

На рассвете он почувствовал озноб и впал в лёгкую дремоту.

— Ну, рассказывай, где гуляли ночью! — резко ворвался в сознание голос Кати. Чуть не закричав от злости, Лёнька выпал обратно в реальность.

— Лёня, да у тебя температура! — воскликнула вожатая. — Вот, извольте радоваться! Где они вчера шатались? Те двое так и не вернулись. А этот явился ночью и — нате вот! — заболел!

— Ладно, давай зови медичку. — недовольно ответил голос второй вожатой.


— В изолятор. — сурово изрекла медичка. — Хлопец загрипповал. Скоро тут у вас все начнут валяться.

Лёнька не возражал. Изолятор, так изолятор. Только бы дали поспать!

Едва он приткнулся к прохладной подушке и начал погружаться в забытьё, как его тут же разбудили.

— Поставь-ка градусник.

И медсестра сунула ему в нос сей предмет.

— Ёлы-палы! — разозлился Лёнька. — Дадут поспать или нет?!

— Да спи, кто тебе мешает? — отозвалась та.

Лён покорно сунул градусник под мышку и постарался отогнать раздражение. Может, он исчезнет прежде, чем медсестра явится за градусником? Вот будет здорово, если он возникнет на Селембрис с градусником! Все лиходеи разбегутся с перепугу! Заставить их мерить температуру!


Слегка забрезжил под веками голубоватый свет.

— Давай градусник!

— Да забирай! — с досадой отозвался Косицын. Блин, опять разбудили!

— Ещё и хамит. — отозвался голос.

— Это от температуры. — сообщил другой голос.

— Я думаю, он просто пьяный. — сурово ответил первый. — Эй, Косицын, ты пьяный?

— Да, я пьяный. — покорно отвечал Косицын.

— Ну нет. Это температура.

— Да, это температура. Дайте поспать.

— Ну поспи пока.

Снова засветилось лёгкое сияние.

— Косицын, погоди-ка спать. А где Чугунков и Бубенцовский?

— У разбойников. — сонно пробормотал тот. — Их скоро сожгут.

— Бредит. — уверенно отозвался первый голос.

— Или пьяный. — предположил второй.


ГЛАВА 4. Младший водовоз


— Он бредит. — сказал голос.

— Да, брежу! — заорал Лёнька. — Дайте мне заснуть!

— Или пьяный. — сказал второй голос.

— Да пьяный, пьяный я! — чуть не заплакал он. — Дайте поспать!

— Приподними-ка ему голову. — снова вмешался первый голос.

— Отстаньте!

— Держи-ка его крепче, я отвар ему волью в рот. Пей, убогий, а то сдохнешь от трясуна!

Лён покорился и начал глотать противную тёплую жижу. Он едва сумел разомкнуть веки, но было так темно, что стало ясно — наступила ночь. Может, хоть теперь дадут заснуть.

— Одет-то как чудно. — заметил первый голос. — А ручки-то белые, ровно княжеские!

— Да и ноги не исхожены. — отозвался второй.

— Кончайте меня обсуждать. — недовольно отозвался Лён. — Мне надо заснуть, иначе я не попаду на Селембрис.

Голоса умолкли. Но, ненадолго.

— А где же ты, по-твоему? — спросил первый, помоложе.

— Я в изоляторе. — неуверенно ответил Лён и понял, что можно просыпаться. Получилось! Он сел и закачался от слабости.

Тёмная, закопчённая избушка. По стенам развешаны пучки трав. Едва светится окошечко, отчего можно понять, что на улице всё-таки день. И две обитательницы избушки. Одна — девчонка со вздёрнутым веснушчатым носом. Вторая — старая полуслепая бабка.

— Бабуся, — заподозрил нехорошее Лён, — а ваша избушка не на курьих ножках?

— А ты, отрок, не из княжеских ли будешь? — тоже забеспокоилась старуха. — Уж больно руки у тебя белы!

— Да нет, бабушка, — вмешалась девчонка. — Князь-то чёрен волосом, а этот рыжий. Да и одежда-то не княжеская.

Лёнька осмотрел себя. Одежда и впрямь не княжеская. Едва ли князья носят такие трусы и динамовские футболки.

— Кажись, жар-то отошёл. — с удовлетворением заметила старуха.

Жар в самом деле отошёл. Если не считать небольшой слабости, Лён чувствовал вполне себя здоровым. Даже в голове не кружилось.

— Бабушка, мне надо идти.

— Дело пытаешь, али от дела лытаешь? — лукаво спросила девчонка.

— Кстати, я не представился. — нашёлся в ответ Лён. — Будем знакомы, Леонид Косицын.

— А говоришь, что не из княжеских. — опечалилась старуха. — Мало нас погнали из дому, так теперь и отсюда выгонят.

— А меня зовут Алёна. — охотно ответила девочка. — Ты ведь не скажешь князю? А то и правда выгонят. А то и пожгут. Моя бабка лекарка. Да ведь тоже не на всё горазда. У старосты возьми и сдохни лошадь. Так он и говорит, что мы с бабушкой колдуньи. Да какие мы колдуньи! Маленько лечим наговором, так ведь всё по-доброму, с молитвой.

— Я не из княжеских. — сознался Лён. — Меня с друзьями разбойники похитили. Я сумел бежать, а вот где они? Я должен идти. Это неподалеку отсюда.

Старуха с девочкой встревоженно переглянулись.

— Разбойников нам только и недоставало. Как пойдут их ловить, так и нас погонят. — опять завела своё старуха.

И тут Лён вспомнил, что на Селембрис не только время течёт иначе, но и расстояния иные. Когда он заснул однажды на уроке, то проснулся так далеко от своего друга Пафа! Возможно, и теперь их раскидало!

— Я пойду. — растерянно проговорил он, не зная, что будет делать дальше.

— Куда же ты пойдёшь в исподнем? — серьёзно спросила девочка.

Новая проблема! А та уже доставала из сундука какое-то тряпьё.

— Вот, — протянула она что-то и фыркнула в кулачок. Лён развернул и тоже чуть не расхохотался. Сарафан!

— А где кокошник? — спросил он, смеясь.

— Да ты разве замуж собрался?! — теперь и старуха смеялась. — Бери. Это дочери моей. Точно не княжеский отрок! Платком повяжись! Теперь тебя никто не схватит! Князь только отроков ловит, а девок не берёт!

И далее поведали изумлённому Лёньке, что за какой-то надобностью князь по всему краю ловит молодых парнишек. Все родители попрятали сынков. Вот они и думали, что Леонид (имя-то какое!) тоже убежал в лес прятаться.

— А, может, и твои друзья попались? — спросила Алёнка.

— Разбойники приняли нас за демонов. — серьёзно отвечал он. — Это, наверно, из-за одежды. Мои братья тоже одеты не по-вашему.

— Всё может быть. — тоже серьёзно отвечали бабка с внучкой.


Он вышел, оглянулся. Никаких ножек у избушки, конечно, не было. Бедная землянка почти по крышу укрывалась в земле. Сверху насыпан слой земли, поросший кустарником. Так бедолаги прятались от княжеских слуг. Еловыми ветками прикрывали вход, похожий на нору. Вот почему и очага в убежище нет. Как же они тут зимой?

Лён встал посреди маленькой полянки. Бабка и внучка выползли следом и и теперь щурились на свет.

"Была не была!" — подумал Лён. Он выбрался на взгорок, освещённый солнцем, набрал в грудь воздуха и крикнул в небо:

— Сияр!!!

— Чего это ты раскричался?! — перепугалась бабка.

— Бабушка… — ошеломлённо пролепетала внучка. — Смотри!


В соснах зашумело. Сверху, размётывая воздух, опускался лунный конь Магируса — Сияр! Как был, в выцветшем сарафане, Лён взлетел к нему на спину. Конь был неосёдлан, но это и неважно. Лён давно выучился ездить без седла и без удил. Лунным скакунам и не требуется упряжь! Они повинуются голосу всадника.

— Как давно я не был на Селембрис! — закричал он.

Алёнка подскочила, не пугаясь серебряных копыт, и ухватила всадника за щиколотку.

— Дивоярец, ты вернёшься?!

— Девочка, я не дивоярец. — ответил он. — Это только конь волшебный. А я обыкновенный человек. Я не живу на Селембрис. Здесь я только гость. И я не могу ничего вам обещать. Спасибо за помощь, за одежду. А теперь я должен выручать друзей.

И он умчался, не дожидаясь ответа. Всё равно, ничего сделать для них он не сможет. Во всяком случае, сейчас.


Нарезая на своём коне широкие круги над местностью, Лён заметил поляну и прогоревший костёр. В целом местность выглядела совсем иначе, чем в его мире. Сходство полян оказалось чисто случайным.

Он не спешил спуститься на поляну, а начал приближаться к ней кругами. Если бы найти вчерашних разбойников, то можно было бы напугать их и заставить рассказать, куда девались два демона.

— Кого ты ищешь? — спросил конь.

Лён обрадовался. Как он мог забыть?! Дивоярский конь разумен и с ним можно говорить!

Узнав, в чём дело, сказочный скакун взлетел повыше, окутался сиянием и полетел вниз с таким пронзительным ржанием, что всадник чуть не сверзился с него.

Из леса бежали. Недавние разбойники спотыкались, падали и катились по земле. Они выскакивали на поляну и бросались на колени.

— Говорите, негодяи! — загремел сверху конь. — Где демоны?

— Ой, смилуйся, Василиса Премудрая! — вопили негодяи, затыкая уши. — Одного-то мы поймали, да к попу отправили, чтобы он его молитвами замучил! А другой — не обессудь — бежал! А третьего-то князевы слуги изловили!

— Где поп живёт?! — крикнул Лён.

— В городище! — отвечали негодяи.


Неподалёку от городища Сияр встал наземь.

— Я не могу лететь в густонаселённое место. — сказал он. — Гонда никогда не летал над городами. Значит, есть причина.

Лён простился с ним. Дивоярский конь и в самом деле, невелика подмога в городе. Получится ещё хуже — примут за демонов. Или, как негодяи — за Василису Премудрую. Как потом в обмане оправдываться? Так и пошёл Лён в город в своём старом сарафане. С платком на голове. Он очень надеялся, что никому не покажется привлекательной девицей.


В Селембрис логика событий несколько иная. То, что в обычном мире считается за совпадение или даже за везение, здесь вполне естественно. Поэтому, пока Лён думал, как проникнуть мимо стражей в городище, за высокие каменные стены, из ворот тем временем выбралась повозка, запряжённая одной кобылой. Неспешно переваливаясь, она направилась куда-то в сторону от основной дороги. Поэтому и Лён перестал разглядывать нищих, сидящих на обочине. В городище шли крестьяне с грузом на спине. Ехали телеги. Мчались верховые.

Лён последовал за повозкой в сторону. Очевидно, это водовоз, потому что на колёса взгромождена большая бочка, охваченная широкими медными полосами. Правил кобылой старичок. Повозка ехала неспешно, перекатываясь на неровностях дороги и остановилась возле невысокой скалы. Прямо из камня, откуда-то из щели, била струя воды. Внизу она образовывала естественный водоём. А оттуда вода бежала тонким ручейком среди камешков. Дальнейший её путь прослеживался высокой травой, обступившей её течение. Вот у этого источника и остановился водовоз.

Старик, кряхтя, слез с козел, снял деревянное ведро и отправился к источнику.

— Ох, но ги мои, но ги! — посетовал он и, встав на каменистый край водоёма, поставил бадью на замшелый камень. В неё тут же полилась вода.

— Дедушка, а вы каждый раз так набираете воду? — спросил Лён, стараясь говорить потоньше.

Тот обернулся.

— Дык я тут один. — сказал он.

— А давайте я вам помогу. — предложил Лён.

— Дык один я. — ответил снова дед.

— Ну дык тебе, дед, помогу. — исправился Лён.

— Уж молодые-то слепые, — пожаловался дед. — А мне-то уж куда. Давай, внучка, помоги.


Работёнка и впрямь была не для старика. Обливаясь из ведра, Лён таскал ледяную воду и заливал её в бочку.

— И как часто ты, дедушка, возишь воду? — спросил он.

— Дык кажный день. — отвечал тот. — Раньше внучек был. А потом князь его забрал. Теперь вот некому кормить меня. А у князя как? Не можешь работать — пошёл прочь со двора. А кому я, старый, нужен? Внука-то забрал князь. И некому кормить меня.

— Дедушка. — проговорил Лён, опасаясь, что разговор пойдёт по кругу, — а зачем князю отроки?

— А кабы знать мне! А ты чья будешь?

— А ничья. Отец с матерью как померли, так двор за недоимки и забрали весь. Меня тоже чуть не забрали, да я сбежала. Сирота я.

Слово за слово и кончилось всё тем, что у старика появилась новая внучка. Чтобы, значит, было кому его кормить.

Лён был доволен. Главное, что он не только проник в город, но и попал прямиком на княжий двор.


ГЛАВА 5. Шампанского и креветок!


— Эка ты кобылища нерасторопная! — рассердилась стряпуха.

Новую работницу тут же определили на поварню. Немного силёнок надо, чтобы воду одну возить! А остальное время, что же — бездельничать?

— А ты иди, внучка, — одобрил дед, — ты, чай, в деревне-то к работе привыкши. А на поварне и кусок послаще и варево погуще. Глядишь, и мне принесёшь чего!

Так Лёна и приспособили таскать помои. В тот же день у стряпухи произошёл облом. Только она сорвала с Лёна платок, чтобы оттаскать его за косы, как тут же удивилась:

— Это что? — спросила она, указывая на рыжий ёжик.

— А это, — начал кривиться Лён и тереть грязным кулаком глаза, — у нас в деревне у старостиной дочки коса, как хвост у изгулявшейся собаки. Она и срезала мои-то косы, чтоб себе привязывать!

— У, чучела! — пожалела её стряпуха. — Смотри, чтоб за парнишку не приняли!

— А что будет? — прикинулся дурой Лён.

Но так и не узнал.


— Ну, вот что, хватит! — сказал поздно ночью сам себе Лён. — Этак они меня изъездят за работой! Пора менять ситуацию. Необходимо приникнуть в князевы покои!

Он уже третий день чистил за коровами, выносил навоз и делал всю грязную работу. Коровы его уже узнавали и приветливо шлёпали хвостами по лицу, пока он лазал под их ногами, подбирая сочные лепёшки. Бедной Маньке доставались все щелчки и все грубые шутки разбалованной княжеской дворни. Они считали себя столичными жителями — едва ли не аристократами! — и с деревенскими сиротами не особо церемонились. Какой смысл был в подобной маскировке?!

Едва занялся рассвет, Лён уже сидел в укромном месте с берестой и старым кривым гвоздём, который выпал из лошадиного копыта. Укромное место находилось на застрехе большого, крытого соломой коровника — больше нигде спокойного местечка не нашлось. И вот он пишет те слова, что сочинил ещё до света.


Как зари румяной взор

Озарил весь княжий двор,

Так и бедную сиротку

Озарило счастье кротко.

Плачет Золушка на крыше,

А за горем и не слышит,

Как зовёт её удача.

Золушка уже не плачет.

— Крошка милая, чуть свет

Даст судьба тебе конфет,

В красно платье нарядит,

С княжьим сыном поженит!

Только ты поторопися

И во двор скорей спустися!


Лён расхохотался. Кажется, круче уж некуда! Главное — попасть в господские палаты.

— Вот что. Надо поторопиться. — сказал он сам себе.

Но не успел.

— Ну не так же! — завопил Лён, съезжая по соломенной крыше на собственном заду.

— Мама! — орал он, понимая, что сейчас расшибётся в лепёшку.

Однако, ничего такого не случилось. С платьем, задранным на голову, он упал в телегу с сеном и зарылся в нём. Не успел высунуться, как тут же сверху упала берестяная грамотка. А гвоздь потерялся.

— Манька, срамница! — завизжал чей-то голос. — По сенам шастаешь!

И Лёна за ухо вытащила из сена всё та же стряпуха.

— Даром, что сирота! Вся изгулялась! — и удивилась: — Что это?

В стряпухины руки попалась береста.

— Да ты никак читать умеешь? Где взяла, поганка?! Сознавайся!


— Ну вот что, Манька, — сурово выговаривала какая-то большая шишка над стряпухами, — ты девка порченая, недаром без косы! Да ещё грамоте разумеешь! Пойдёшь в покоях молодого княжича полы мыть. Ежели он на тебя позарится, убытку большого не станет.

Вручили Маньке тяжёлое ведро с водой, дали метлу, тряпку и втолкнули в барские покои.

— Этак тебя, Золушка, скоро и на нары погонят! — поворчал Лён, но терпеливо принялся тереть тряпкой широкие дубовые половицы.

Он уже почти выплескал всю воду, как заслышал шаги. Некоторое время Лён ползал по полу на четвереньках, не смея поднять и головы, всерьёз подумывая, что станет он делать, если нахальный княжич и впрямь полезет обниматься.

— Да шо ж ты, бестолочь, терёшь поперёк-то половиц?! — услышал он знакомый голос. И обмер.

Княжич отошёл к окну и стал насвистывать что-то знакомое. Лён осторожно, из-под локтя, посмотрел на молодого господина в богатой бархатной одежде с золотым шитьём. На княжиче были знакомые гриндера.

— Молодой человек, — пропищал Лён, — не угостите девушку горилкой?

И тут же потупил глазки.

— Шо? — удивился княжич. — Такая гарная дивчина и пьёт горилку?

— Ну тоды шампанским! И креветок! — ещё раз пропищал Лён.

— Шампанского у хату! — крикнул княжич куда-то в двери. — И креветок!

— Ну это уже слишком! — рассердился Косицын. — Откуда это у тебя, Чугун, такие барские замашки?!


Вбежали мамки. Лён тут же снова бухнулся на коленки и принялся тереть половицы совершенно чёрной тряпкой.

— Да что же ты, гадюка, терёшь поперёк-то половиц?! — рассердилась мамка и треснула Лёну по башке.

— Не надо, няню. — величаво ответил Костик. — Я уже усё ей обтолковал.

— Ой, княжич молодой! — заохала старая нянька. — Да что же дитятку проклятая смердовка всего измучила! Пойдём-ка, сокол молодой, попей кваску! Дай-ко личико утру!

— Я тебе давно уже усё понял! — отстранил няньку мнимый принц. — Желаю глядеть у окно отсюдова!

— Да что же, батюшка, — заквохтали няньки, — да мы ж тебе перинку вот взобьём! Да под липою постелем! Да девок порумяней с ветками поставим, чтоб махали!

— Так, усе быстро покинулы помещение! — грозно рёк княжич молодой и указал перстом на выход.


— Костян, что происходит? — обалдело спросил Лён, едва усе покинулы помещение.

— Лёнька, ты не поверишь, — быстро заговорил Костян, — я тут вправду княжич.

И далее последовала невероятная история, которая была бы сказкой даже на Селембрис. Только Костян успокоил Лёньку, чтоб не спорил, и оттащил подальше, как тут же побежал спасать и Федюна. Да куда там! Бандиты схватили Бубна и всем кодлом куда-то потащили. Костик заметался. И Лёньку бросить страшно, и Федьку оставить нехорошо! Кинулся к Лёньке, а того и след простыл! Он назад, к Федюну! Тут его и поймали какие-то бугаи на лошадях! Он думал — всё, сейчас убьют! А те, как глянули, так и закричали, типа, смотрите-ка, вылитый княжич молодой!

— Ну, я так понял, шо приняли меня за княжича за этого. — вдохновенно повествовал Костян. — Хотел усё им объяснить, что мол, ошибка вышла! Шо, мол, ищите дальше там в кустах! А они — куда там! — попёрли меня в город. Тут сам князь выходит. Ну, думаю, сейчас усё им объяснит. А он как глянул, так сразу и кричит: иде же ты, сынок, так долго пропадал! Я думаю: усе рехнулысь, я один в уме хожу! А он мне — Ваня, Ваня! И прёт в палаты, натурально! Я объясняю, шо я не княжич, и имя-то моё другое! А он мне: мол, неважно, забудем прошлое! И тут мне в зубы сразу полкуря суёт. Я думаю: пожру, там видно будет! Как обожрался, так, в натуре, и заснул. А как проспался, тут князь опять ко мне и говорит: ты, типа, Костя, не надо громко так ля-ля! Ведь, ежели по правде, то мы с тобой и сами того… неплохо знаем, шо никакой ты мне не Ваня! Да только разницы-то вовсе нет! Он, понимаешь, Ваня этот, попёрся в лес давненько так, ещё весной, да и пропал там. То ли волки его похавали, то ли сам убёг! А князю без наследника никак нельзя! А ты, грит, Константин, ну вылитый Ванюша! Вот и оставайся у мене заместо сына.

— И ты шо — поверил?! — ужаснулся Лён.

— Да якая ж разница — во сне-то?! — отвечал Костян. — Да не. Я ж ему казал, шо не могу долго княжичем быть тут у его. А он мне: нам, грит, главное шо? Главное — свадебку сыграть! Тут, видишь ли, какое дело! Князь роднится с каким-то крутым заморским паханом. Государственное дело! Тут подвести никак нельзя! Отечеством не шутят! Батя говорит: пора бы нам, славянам, покончить со всем позором своих междоусобиц. Земля большая, а порядку нет! Объединяться надо под одной рукою! С западными королями на должном уровне общаться, на равных, як царские особы! Поэтому сей брак есть чисто политический манёвр! Как королевнин батя из своего из Риму нас благословит, так обрету я титул цесаревский! Считай, с меня в Отечестве появятся цари!


Лёнька сидел на полу в грязном сарафане и смотрел, как молодой князь Чугунков важно расшагивает в своих гриндарах да в шёлковых портянках и рассуждает об Отечестве. Как же ему объяснить, что происходит?

— А ты Федюна не шукав? — спросил Косицын.

— А як же не шукав! — тут же отозвался Костик. — Шукав, конечно! Он тут у их главного попа. Тоже за сынка теперя. Смекаешь, Лёнька?! Он теперь поповский сын! А ты чего тут не при деле? В каком-то обсморканном сарафане драишь гальюны! Да ты не думай, я тебе тоже приёмную семейству отыщу! Щас у бати вот спрошу!

Лёнька не успел остановить княжича. Тот быстро выбежал из помещения.

Ну, блин, Золушка, впёрлась в сказку ты по-чёрному!

* * *

— Вань, сынок, да погоди ты по бабам шастать! — внушал сыночку князь. — Вот женишься, тогда хоть всех бери!

Князь стремительно вошёл в горницу. Лён сразу понял, что это самый настоящий князь. У него был такой властный вид, что никак не вязался с той развязанной речью, с которой владыка обращался у своему якобы сыночку. Старый князь вперился орлиными очами в обомлевшего Лёна. Тот уже решил, что сейчас продолжится комедия, как недавно с няньками.

— На что тебе чернавка? — спросил князь. — Пристало ли княжичу тешиться со смердовками? На конюшню оборванку и пороть.

— Батя, стойте! — крикнул княжич.

Князь, уже развернувшийся, тут же стремительно обратился и грозно глянул на сынка.

— Батя! — пал на колени сын. — Не прикажите казнить, прикажите миловать!

— Ну говори. — смягчился Милован.

— Это не дивчина, — торопливо проговорил Костян. — Это мой товарищ. Он так нарядился, чтобы мене не оставить.

Князь одним движением бровей велел Лёну снять платок. Тот повиновался с замиранием сердца.

— Кто таков? — надменно спросил феодал. — Чьего отца сын?

— Я, великий княже, сирота. — с поклоном отвечал Лён. — Меня в младенчестве подкинули в коровник.

— Хорошо, — помолчав, сказал владыка. — Пойдёшь сопровождать молодого князя навстречу наречённой.

И тут же удалился.

— Фу, пронесло! — облегчённо произнёс Костян. — С батей шутки не шути!

— Знаешь, Костик, — задумчиво произнёс Лён, — нам только Федюна найти и мы все вместе свалим из Селембрис. Поверь мне, тут башки лишиться — проще не бывает.

* * *

Ездить на лошадях княжич молодой пока что не умел. И, чтобы не осрамиться перед всеми подданными, Иван велел закладывать карету. Лёна уже освободили от дурацкого сарафана и принарядили вполне достойно для сопровождения молодого красавца, княжеского сына.

Пока они вдвоём тряслись в безрессорном экипаже, Лён сумел развеять кое-какие заблуждения наследника. Во-первых, это никакой не сон. Где князь Иван видел такие долгие и такие логичные сны? Во-вторых, это не глюк. Глюки тоже неделю не длятся. В-третьих, это не помешательство. Потому что помешаться сразу и вдвоём — не богато ли будет? В четвёртых, ещё послушаем, что скажет Федюня.

— Так шо же это? — недоумевал князь Иван. — Не сон, не глюк, не прибабах?

— Это Селембрис. — отвечал Лён. — И больше я ничего тебе пока сказать не могу, потому что мы приехали.


Молодого князя встретили с таким почтением, а он с такой готовностью принимал все почести, что Лён встревожился. Похоже, Костян прочно въехал в роль. Вот теперь попробуй рассказать ему про Селембрис и про приключения Лёна в этой стране! Не отправит ли его наследник на конюшню, да не прикажет ли пороть плетьми? Осталась одна надежда, что при виде Федюна все иллюзии Костяна развеются, как пыль.

— Пожалуйте, батюшка молодой князь, в наше скромное жилище! — так встретили Костяна с хлебом-солью у высокого крыльца поповского дома.

— Это со мной. — небрежно обронил Костян. И Лёна пропустили. Он тёрся где-то сзади, пока высокого гостя вели по устеленной красными дорожками лестнице, поддерживая под парчовые локти.

"Блин, да что же это?!" — таращился от изумления Косицын.


Самого попа в доме не было, куда-то уехал по делам. Зато сопровождение, в котором выбрался навстречу гостю Бубенцовский, лучше всего показывало, что он тут — второй хозяин.

Лён обалдел, когда увидел надутого, как индюк, Федюню. При виде начальства тот снял парчовую ермолку с распомаженной и завитой кудрями головы и протянул пухлые масленые губы к ручке. Знакомый с детской песочницы у дома Бубенцовский был тут явно в своей тарелке и пользовался привилегиями поповского сына, словно от рождения ничего иного и не видал.

"Это сон! — говорил себе Лёнька. — Это просто сон!"

И щипал себя за руку.

— Повелеваю! — важно распорядился князь Иван. — Оставить нас втроём.

— А третий-то кто, батюшка? — почтительно обратился какой-то мужик в парчовой шубе и бороде.

— А третий… — Костян степенно повернулся, пошарил глазами. Все склонились, кроме Лёна. — А вот он, третий.

И поманил его пальцем.

— Батюшка, не прикажешь ли оставить гусляров? — с поклоном молвил всё тот же, в шубе.

— Как смеешь, смерд, перечить? — величаво спросил цесаревич.

После этого желающих возражать больше не нашлось.


— Весьма польщён, батюшка. — благочестиво произнёс Федюн, едва они остались втроём, и снова потянулся губами к царской ручке.

— Кончай трепать, Федюня. — тихо произнёс цесаревич. — А то сошлю в Сибирь.

— Не понял тебя, великий княже! — забеспокоился попович. — Али не угодили твоей милости?! Так прости по малолетству. Может, прикажешь гусляров позвать? Али так к столу проследуешь? Всё уж готово.

— Бубен, брось придуриваться. — проронил Лён.

— Молчи, смерд. — не глядя, ответил тот. — Давно ль с конюшни?

— С коровнику. — смиренно признался Лён.

— Вот что, Федюня… — озабоченно заговорил Костян.

— Иван меня кличут. — подобострастно сообщил Федюня снова потянулся к ручке. — Аз поповский сын.

— Щас тресну по ланите! — возвысил голос младой княже.

— Из царской-то из ручки?! — за честь почту! — обрадовался попович.

— Ну нет, я не могу! — вскричал Костян, сорвался с места и начал нервно мерить горницу своими гриндарами.


Федюн тоже поднялся и ненавязчиво выставил вперёд ножку в сафьяновом сапожке, покрытом золотым шитьём и мелкими каменьями.

— Встань, смерд. — процедил он сквозь зубы Лёну.

— Эк ведь тебя за неделю-то расхорохорило! — воскликнул Костян, подойдя к недавнему товарищу.

— Чего изволите, благодетель? — встревожился тот.

Цесаревич взял его пальцами за обе щеки и потряс брылями.

— Проснись, Федюня! Проснись, Бубенцовский! Разуй зырялы! Какой ты на огородное растение поповский сын?! Давно ли Ванькой сделался? Кто тебя так обширял?!

— Фёдор, ты забыл, кто ты? — тихо спросил Лён. — Так капитально обглючиться!

— Да батюшка сказал… — растерялся молодой попович. И тут же рассердился: — Что за фигня такая?! Чего это смерд мне поперечит?! Щас дворовых позову!

— Где мой палаш? — невозмутимо осведомился цесаревич. — Снесу башку козлу, а папаше Бубенцовскому скажу, что обкрысячился евонный сын, за то и смерть приял.

— Чугун, не надо! — возопил Федюня.

— Громко не ори: люди не поймут. — отозвался княжич. — Сестра, запишите: к больному возвратилась память.

— Так, значит, клизьму-то пока не ставить? — деловито вопросил Косицын.


— Братцы, да вы что?! — испугался Бубен. — Ну зачем вы так? Всё так было хорошо!

Он чуть не заплакал.

— Ну что тебе, Костян, неймётся?! Ну был бы князем! Миловану бы — отрада, княжеству — защита! У моего папаши тоже сын пропал. А я на его Ивана — как две капли! Ну обрадовался старичок! Ну приютил! Ну скрашу я ему старость! Ну посижу у ног годочка два! А там, глядишь, ты, Костик, бразды приимешь! И я тоже тебя возле епископство прийму! Уж как бы мы справедливо правили! И Лёньке тоже нашлось бы дело при канцелярии! Там бы, глядишь, оделил его и чином. Да где ещё найти таких-то образованных по нонешним-то временам?! Уж мы бы развернулись бы! Какие там варяги!

Костян под таким напором заколебался и неуверенно посмотрел на Лёна.

— Как это? — насторожился тот. — Сразу так оба и пропали? И попович, и цесаревич?

— Нет, — поправил его Федюн. — Цесаревич и попович.

— Да якая же разница — в каком порядке? — тоже призадумался Костян.

— Не порядок важен. — отвечал Федюн. — Субординация!

— Сейчас я тебя субординирую палашом по вые. — пообещал княжич. — Думать мешаешь.

— Так я пошлю за гуслярами?! — обрадовался Федюн, поповский сын.

* * *

— А то женись на фиг! — легкомысленно распространялся Косицын, когда они возвращались обратно в трясучем экипаже. — Княжить будешь неслабо! Окно в Европу прорубишь! С таким-то иерархом вы вдвоём всё отечество на рога поставите! А я в канцелярию пойду! При дыбе, да при плетях заведовать!

— О чём это? — удивился княжич.

— Тебе, Костян, по малолетству всё прощается. — осведомил его Косицын. — Но, как будущему царю-батюшке, я тебе скажу, что Федюн просил меня устроить отнюдь не при цырюльне. Только с семиклассным образованием мне в пыточной пока работать рано.

Так, порядком выбив дурь из молодого князя, Лён рассказал ему про своё прошлое бытьё на Селембрис.

— Нет уж, — не поверил тот, — с драконом сражался! Это уже слишком!


ГЛАВА 6. О чём сказка сказывалась…


С утра пораньше к молодому князю вошёл отец.

— Собирайся, сын. — не глядя, проговорил он. — Вернулись послы. Дело слажено. Встретишь невесту. И попович с тобой поедет. Его святейшество удачно ходатайствовал при западном государе. Крепим связи.

— Повинуюсь, батюшка. — почтительно проронил княжич. — Позволите взять в дорогу прежнего слугу?

— А, коровий сын? — небрежно отозвался Милован. — Позволяю.

И сразу вышел. Тогда вплыли мамки и няньки с новыми одеждами для наследника. И заворковали, и закружились вокруг.

— Подставь, царевич, но жку! Дозволь сапожок надеть!

— Пошли все вон! — вскричал цесаревич. — Мне в дороге только старый друг будет пособлять! А дорога начинается с утра!

"Любуюсь на него!" — сам себе признался Лён.


В оружейных князя Костян выбирал себе оружие.

— А вот, Ваня, тебе какой нарядный клинок-то приготовлен. — указал рукою князь. Несколько оружейников почтительно развернули золотую парчу. Клинок и в самом деле был хорош, весь изукрашен драгоценными камнями.

— Лёгок больно, батя. — проговорил цесаревич, любуясь красотой. — А можно, я другой возьму?

— Нехорошо пренебрегать подарком. — шепнул Лён.

— Возьми, что хочешь. — молвил князь.

Костян выбрал другой, попроще и покрепче.

— Что это ты, княжич, никак воевать с кем собрался? — послышался мягкий голос. Собравшиеся расступились и вперёд вышел невысокий, круглый человек в скромной чёрной рясе.

— Сам епископ Дормидонт. — шепнул на ухо Лёну один оружейник.

— А мы вот, великий князь, пришли к тебе просить о милости. — неторопливо прожурчал епископ Дормидонт, блаженно жмурясь.

— Да разве пристало просить тебе? — любезно подал реплику князь. — Изволь приказывать!

— Да пребудет мир с тобой. — ласково ответил тот. — Не одаришь ли чем и моего сынка, Ванюшу? Никак, тоже женишок!

Ванюша Бубенцовский выбрался пред княжьи очи. Он был разодет ещё пышнее, чем Костян. Несмотря на жаркую погоду, на его масленых кудрях красовалась соболья шапка. Весь он топорщился от жёсткой парчи, как павлин. На ногах шитые золотом сапожки. Ему было явно жарко и он потел, как пингвин в духовке. Бубенцовские щеки, и без того обычно румяные, теперь напоминали цветом спелый гранат.

— Вишь какой красавец! — одобрил князь. — Здоровье так и брыжжет с щёк.

— Да ведь и невеста не бледна. — заметил Дормидонт. — Оба, как рубины.

— Ну, тогда дарую! — торжественно провозгласил князь.


Оружейники вынесли такую саблю, что Лён вытаращил глаза. Из-под рубинов золота не видать.

— Целуй ручку господину. — флегматично заметил Дормидонт. И Федюн, весь трепыхаясь от восторга, бросился на колени и чмокнул князя в перстень.

— Учись, Ваня, политесу. — заметил сыну князь Милован.

— А моему товарищу что дашь? — нескромно отвечал неблагодарный сын.

Но тот уже пошёл на выход, почтительно провожая Дормидонта.

— Быстро, хороший меч моему оруженосцу! — приказал князь Иван.

— Да не с гигантской головой ему сражаться! — рассердился он, когда мастера вынесли меч явно не по росту Лёну. Те немедленно повиновались и принесли лёгкий, но прочный и простой палаш. И оба они побежали вслед за князем и его гостем.

— А что, Иван, поповский сын, разрядился так нескромно? — шепнул Федюне молодой князь, улучив момент. — Не надлежало бы в рясу облачиться?

— Нам не положено ещё. — важно отвечал попович. — Не по чину.

* * *

Федюне дали тихую и скромную лошадку, с добрым нравом и нетряским ходом. Папка Дормидонт, впрочем, пожалел сына и выделил ему один из собственных паланкинов, в которых обыкновенно коротал дорогу. Благо, что прислуги хватало.

А вот Костян постыдился позорить княжеское звание и пожелал непременно ехать верхом. Владимир подобрал ему хорошего коня и лично выбрал седло с высокой спинкой, на каких ездят черкесины. Те, известно, всю жизнь в седле. Там и едят, там и спят, там и помирают. А вот Лёну князь подгадил. Тоже лично выбрал ему лошадь. Такую лямую заразу! С виду — конь как конь. Только рыжий больно. А ход — как у хромого зайца! На ходу виляет задом и ноги путает. Так и норовит одной ногой шагнуть два раза! Федюн обхохотался, глядя на мучения товарища. Наконец, Лён не выдержал, остановился и осмотрел копыта. И ведь точно! Забит камешек меж копытом и подковой! Не зря князь подпакостил! Ох, не зря!


Через день пути их встретили. На лесной дороге ждал человек. Подошёл, раскланялся с князем молодым и сообщил, что по велению Милована приготовлена для его наследника сотня отроков для сопровождения. А то больно скромен выезд княжеский. Чай, не с соседней деревней роднятся! С западной стороны невесты!

Отроки были от семи до одиннадцати лет. Все наряжены в белые рубашечки, на ногах ладненькие лапоточки. Они шли колонной следом за верховыми.

— Не нравится мне это. — поделился на очередной стоянке с Костяном своими соображениями Лён. — Не похоже это на парадный выезд.

— Зря трепишься. — встрял Федюн. — Обычное меж царскими особами дело — дарить обученную прислугу. А что одеты скромно, так это, чтобы в дороге не поизноситься. А на месте их нарядят в красную одёжу, дадут сапожки, повяжут кушаками. Мне батя говорил.

— Который? — поинтересовался Константин. — Тот или этот?


— Зря ты так его. — не одобрил Лён. — Нам ведь надо вместе быть, чтобы убраться из Селембрис. А теперь он надулся. Надо найти способ заночевать в одной палатке.

Костян вздохнул.

— Знаешь, Лёнька, давай не торопиться. Мне так здесь нравится. Успеем ещё вернуться.


На свою голову Лён сказал им, что ночь в том мире не закончится, пока он не вернётся. Если бы он тогда не скакал туда-сюда меж мирами, а спокойно искал бы Наташу, то она и вернулась бы на рассвете. Никто и не заметил бы, что она пропадала. А теперь не только Федюну, но и Костику здесь очень нравилось. Пойди теперь замани Бубно поспать рядом с Лёнькой!

— Ладно. — ответил Лён Костику. — Убедись, что бесплатный сыр бывает только в мышеловках!

Ему и самому было жалко Чугункова. Тот стал бы замечательным князем. Но, что поделать, если в их мире больше нет княжеств. А здесь, на Селембрис — всё возможно! Кем будет Костик в реальном мире? Ну будет тусоваться у пивнушки. Ну, собьётся в кучу и будет ходить, как его друзья, с дубинкой в кармане. А на Селембрис… Ах, если бы знать! Может, и Костик сможет жить меж двух миров? Ну, почему бы нет?! И Лён в который раз с печалью глянул на молодого князя. Тот ехал на своём вороном, подбоченясь и плавно покачиваясь в высоком седле. Князь Иван.


— Что такое Селембрис? — отвечал Лён. — Я и сам толком не уяснил себе. Это волшебный мир. Но, не сказочный. Волшебники сказали, что он — отражение земного, воплощение сказок и мечты. Но, я так и не понимаю, кто кого отражает. Не селембрийские ли истории служат сказками в реальном мире? Или сама Селембрис воплощает в жизнь земные сказки? Мы сейчас участники какой-то сказки. Какой именно? Ты не узнаёшь её? Я не узнаю. Здесь чудо естественно. Ты уже окутан им, а тебе всё кажется, что события естественно логичны. И вот встречаешь то, во что не поверил бы никогда. И веришь. Потому что стал частью этого. Когда я увидел картину в комнате Наташи, то понял, как пойдёт сценарий. Но, узнавал его лишь тогда, когда он оказывался позади. Я чуть не похитил жар-птицу. Я был в саду Гесперид и трогал пальцами молодильные яблоки. Я скакал на волке и говорил с ним на человечьем языке. Я шёл один на один с драконом. Теперь ты не споришь с этим. Что за сказка ждёт тебя впереди? Что ждёт меня? Что ждёт Федюню? Так и тут, ты узнаешь, что ждёт тебя, когда встретишься лицом к лицу с этим. Ты по-прежнему хочешь ехать дальше?

— Да. Хочу. — отвечал царевич.


"Я не смею навязывать им своих опасений. Я не буду руководить событиями. Это их сказка, их мечта. Я не спрашиваю Константина, о чём он мечтает. Может, это принцесса. А, может, подвиг. Но, что я буду делать, если кто-то из них не пожелает возвратиться? Или, хуже того — не сможет. Ведь смерть на Селембрис так же реальна, как и жизнь. В первом своём путешествии я не задавался такими вопросами. А теперь у меня нет ни моего коня, ни дивоярской стали, ни доброго совета волшебников."

* * *

Вековые сосны близко обступают широкую дорогу. Неразъезженный лесной большак. Горбатые корни вольно выползают из земли. Идущие задевают их ногами. Вершины сосен склоняются над дорогой, словно мечтают поглотить её. Тих и недвижим лес, словно заколдован. Густ и тяжёл воздух. Печаль вкрадывается в душу. Томится сердце.

— Скоро уж подходим. — сообщил княжеский дружинник. Их больше сотни ехало с отрядом.

— Что за места? — спросил княжий сын.

— Скоро речка. — ответил тот совсем не на вопрос. — Там, на Смородине и остановимся. Через день, по уговору, подъедут и невесты. На бережку, есть два лабаза. Один — для женихов. А тот, что победнее да побольше — для отроков. Это дар княжий для невестиной для стороны. Там отроки откормятся и отдохнут, а то, гляди, в пути-то посбивали ноги.

Последний день трёхдневного пути и впрямь всех утомил. Отряд запаздывал и оттого даже не остановился на отдых в середине дня. Да и проголодались все.


Впереди вырастали два высоченных утёса, увитых мелким лесом. Они словно стерегли дорогу. А от них вправо и влево уходили ребристые хребты, тоже сплошь, по самую макушку заросшие синеватыми елями.

— Красота какая! — восхитился отважившийся пересесть на смирную лошадку Федюн, поповский сын.

И, правда, красота. Непуганая мать-земля.

Неторопливо они проехали сквозь каменные ворота. Лес расступился. И далее перед глазами раскинулись круглые холмы, среди которых вилась лентою дорога. Много дальше снова начинался лес. Но, их путь кончался у реки. Не слишком широка и не очень глубока, но темна, извилиста и говорлива река Смородина. Крутые берега, поросшие иван-чаем. А у неширокого моста склонилась древняя, как сама земля, разросшаяся ива. Мост, крытый неровными брёвнышками, словно корявыми клавишами.

— Вот тут и отдохнёте. — проговорил дядька.

Оба жениха и дружка пошли осматривать хоромы.


Массивный деревянный сруб собран не иначе, как из столетних дубов и крыт железными пластинами на четырёхскатной крыше. Маленькие окошечки у земли заросли травой. И дверь дубовая обита железными полосами в три дюйма шириной. А на крыше — маленькая крытая площадка с железными перильцами.

— Это что же за блиндаж? — удивился Костик.

— А это для укрепу южной окраины. — отвечал дружинник. — Железная черепица сохраняет от горючих стрел. А мочёный дуб огню не поддаётся. Тут князевы дружины сдерживали напор врага. Давно всё это было. А сруб-то, вишь, стоит.

Князевы слуги отворили дверь. На удивление, она двигалась легко, даже петли не скрипели. Внутри царил глубокий полумрак. Острый запах. По стенкам — лавки. Посередине стол — тяжёлая дубовая плита на толстенных козлах.

— Что-то небогато. — молвил княжий сын. — Приглянётся ли невестам?

— Да тебе ведь, батюшка, не здесь свадьбу-то гулять! — засмеялся воин и посторонился, впуская прислугу с узлами. Тут же были разложены ковры, засвечены светильники. Прислуга выставляла на столы кувшины с вином, выгружала солёные окорока и прочую дорожную нехитрую поживу.

— Вот вам до завтра чтобы только ночь скоротать. — услужливо и говорливо объяснял им дядька. — А завтра, глядь, и явится невеста княжичева.

— А моя?! — ревниво подал голос поповский сын.

— И твоя, батюшка, и твоя. — поспешно подтвердил княжий челядинец. — Вы отдыхайте тут пока. Не ходите по двору, комарики уж больно злы тут.

— Добре. — кратко отвечал цесаревич и не спешил садиться за стол.


— Ты чего, владыка? — недовольно и совсем не по форме обратился к Контантину Федюня. — Садись за стол, подкрепимся с дороги.

Он резал богатые свиные окорока большим ножом и пхал в рот без хлеба, словно ел арбуз. Лёну он не предложил покушать. За неимением салфетки Бубен утирался рукавом.

— Солёные больно. — сообщил он.

— Это оттого, что тут ещё не выдумали холодильники. — с усмешкой ответил ему Лён.

— Угу. — сказал Федюн и схватил жирными пальцами серебряный стакан. Из высокого кувшина он налил себе тёмно-бордового вина. Выпил, рыгнул и снова взялся за свинину.

— Ну ладно, — решил князь Иван, — надо в самом деле подкрепиться.

И тоже сел за стол.

— А ты чего, Лёнька, — удивился он, — разве не проголодался?

— Субординация, княже, субординация. — пробормотал тот. — Вот уедут твои люди, тогда и повеселимся.


Он пытался понять, что именно ему не нравится. И, оставив товарищей разбираться в походных припасах, направился к второму срубу. Тот был и правда, пообширнее, зато похлипче сделан. Стены не подвели — всё те же столетние дубы. Сруб гладко обтёсан. И высок — в два человечьих роста. А вот крыша слегка просела и к тому же крыта дранкой. Окошек не было и вовсе. Зато дверь была такой же массивной, с петлями толщиной в палец. И, что поразительно, с наружным засовом.

Отроки располагались к отдыху. В лабазе не было ни лавок, ни столов, только крепкий деревянный пол. Зато сверху прорывался в щели яркий дневной свет.

— Вот, кушайте, соколики. — дядьки раздавали отрокам круглые хлеба. И заливали в деревянную бадью воду, которую носили с реки. Отроки пили из глиняных чашек, которые пускали по кругу. Некоторые так устали, что улеглись спать прямо на полу.

— Чего ищешь, холоп? — спросили Лёна. — Ваши уже ушли. Торопись, догонишь.

— Я с княжичем. — осторожно ответил Лён.

— А. - ответил дружинник и потерял к нему интерес. Он внёс последнее ведро с водой.

— Ну, мы уходим. — сообщил он. — Вас тут закроем, а то по ночам как бы косолапый не вломился. Спите спокойно, ждите утра. Там откроют.

Он вышел, затворил дверь, задвинул засовы и перекрестился. Далее сел на коня и обратился к Лёну:

— Ты тоже шёл бы, холоп. Нечего тут ночью-то ходить. Неровен час, сграбастает хозяин.

— Кто? — удивился Лён.

— Ведмедь, бестолочь дворовая! — пояснил дружинник.


Все уехали. Лён остался один на берегу.

"Тресни я, но здесь затевается всё, что угодно, но не свадьба." — подумал он.

Потом пошёл оглядывать мост и реку. Мост заинтересовал его более всего. К мосту вела тропа. А через реку её не было. Зачем нужно сооружать мост, если по нему никто не ездит? Старые брёвна все исцарапаны. Лён свесился с краю и посмотрел вниз, в воду. Ему показалось, что в тени моста что-то белеется на дне. Что-то, похожее на обломок меча. Наверно, это остатки старых битв. Когда-то Калинов мост через речку Смородину был построен для отрядов, идущих на южных соседей.

Калинов мост! Он сел прямо на нагретые солнцем брёвна. Неужели его догадка верна?! Калинов мост. С этим мостом были связаны сказки. Но, он помнил только одну.


Лён сидел и смеялся. Сказки надо читать, дивоярец! Ну конечно! Иван-царский сын, Иван — поповский сын и Иван — коровий сын! Завтра их встретит на Калиновом мосту трёхголовая принцесса — сам Змей Горыныч! А сотня отроков в сарае с ветхой крышей — это на закуску. Хитрый князь с не менее хитрым попом подменили своих сыновей похожими. Подержали их недельку, навешали лапши на уши! Убедили в том, что они и в самом деле вместо куда-то девшихся сынков. Старая сказка про Золушку! Вот кто тут Золушки!

Всегда лёнькины стишки сбываются, но как-то по другому! Впрочем, он ведь сочинил их уже после того, как товарищи попали в богатые хоромы. Но, ведь это же Селембрис! Здесь сложно не попасться! Надо срочно бежать к товарищам! До завтрашнего утра у них есть время. Нужно уйти. Хотя, скорее всего, обратный путь охраняется.

Лён вспомнил про отроков и бросился к лабазу. Но, дверь помимо засовов была заперта на пудовые замки.

— Эй, там! — покричал Лён, подпрыгивая. — Вылезайте и тикайте!

Внутри полное молчание. Все спят. Не зря же их так умаяли в дороге, да ещё последний день не кормили. А теперь после обильной кормёжки все отроки заснули.


— Костян, Федюня! — крикнул он, врываясь в сторожку.

Оба спали на подушках и коврах. Бубенцовский ещё держал в руке стакан. Окорока как не бывало. А на столе располосован ещё один. Да, видно, сил не хватило. Лён оторвал кусок и сунул в рот. В самом деле очень солёный. Поискал воду. Воды не было. Отрокам принесли, а княжичу — нет. Только густое, тягучее вино типа наливки. Пить воду из реки? Кошмар какой! Впрочем, до этого он в своих приключениях не задумывался о вреде некипячёной воды.

Интересное дело получается. Накормили цесаревича и поповича круто солёной свининой и подсунули вино. Те, понятно, и попадали в подушки. У Лёна закружилась голова. И винцо-то, оказывается, с наполнителем. Наверно, и отрокам в воду добавили порошочков.

Он вытащился наружу и принялся слоняться по бережку туда-сюда, выгоняя дурь из мозгов. В мыслях просветлело. Но, и на востоке небо словно отдёрнуло тёмный ночной полог. Потянуло ранней свежестью, налетел лёгкий ветерок. Лён сходил к реке и умылся, потом взглянул на светлую полосу над погружённым в черноту восточным горизонтом. Там едва виднелась стая птиц. Что за птицы летают рано на заре? Впрочем, на востоке уже утро. Он зашёл в сторожку и взял пустой кувшин. Надо княжичу с поповичем воды принести. А то с похмелья будет во рту наждак. Такое его холопье дело.

Набрав воды он начал выбираться на берег, хватаясь за кусты. И невольно глянул на восток. Некоторое время созерцал. А потом дошло.


— Костян! Федюня! — кричал он, распинывая женишков. — Вставайте! Драпать надо!

— Отвали, холоп. — пробормотал Федюня.

— Княже! — орал Лён в ухо Чугуну. — Вставай! Невеста едет! Пора на свадьбу!

Иван-царевич цапнул руками воздух и с ним уединился.

Лён полил их из кувшина водой. Никакой реакции. Он выскочил наружу.

— Ну всё, капец котёнку. — пробормотал при виде отчётливо виднеющихся трёх голов дракона. И тут идея посетила его голову!

— Вот дурак! Раньше не мог догадаться!

И помчался обратно в сторожку.


— Простите, ваше преподобие! — бормотал он, стаскивая с Бубна его богатый кафтан, а затем и штаны.

— Мы только в прачечную и обратно! — оправдывался Лёнька, подбирая с пола соболью шапку, расшитую жемчугами, и сафьяновые сапожки с запахом потливых ног Федюна. Носки когда ещё изобретут!

Торопливо выскочил наружу, бросил всё у моста, взглянул на восток и кинулся обратно.

— Вась-сиясь! — объяснял он всё поповичу, отнимая у него большую свиную ногу. — У нас аншлаг, билеты все закончились!

Тот недовольно захрапел.

— Всё! Слушаюсь! — отсалютовал холоп и упёр непочатый кувшин с вином.


Он ждал с замиранием сердца, сидя под мостом и надеясь, что их сиятельства не проснутся в неподходящий момент и не попрутся отливать в кусты.

— Всё. Поезд прибыл. — пробормотал Иван-коровий сын, когда мост завибрировал, а воздух загудел над головой. Большие волны заходили в речке Смородине, выбрасывая воду на берега. На Калинов мост опустился трёхглавый змей. Страшный скрежет когтей объяснил наличие глубоких царапин.

— Где они?! — раздался громоподобный рык. — В избушке?

— Ваше Гадство, позвольте объяснить!! — высунулся Лён из-под моста.

— Холоп? — дракон задёргал пластинчатым хвостом. — Где царевич?

— Не обессудьте, Великий Змей! Иван-то, царский сын, навстречу вам пошёл! Думал встретить хлебом-солью! Да вот незадача — ножкою за ножку зацепился, упал и личико ушиб! Не изволите с поповича начать? Оне уж с рассвету покою себе не находили. Всё бегали кругом да спрашивали: когда-де невеста-то приедет? А вот теперь умаялись да прилегли. Я, видите ли, себе позволил дерзость — слегка его по верху посолил, да пряной травкой обложил с боков! А рот, чтоб не воняло с перегару — платочком шёлковым прикрыл. Вы уж, прошу вас, ваша милость, не говорите господину, как венчаться будете, ежели я чего не так наделал! А то гневливы больно по нонешним временам поповичи-то! Чуть что, так сразу и в кнуты!

— Хватит болтать. Показывай, где лежит!

— Да вот, ваше змейство, прямо у основания моста. Вы головку-то немного наклоните да взад попятьтесь, а то, почитай, уж сели на него.

Лён выбрался из-под моста и руководил маневрами, готовый в любую минуту юркнуть в укрытие.

— Вот он, вот! Я прямо лапками его к вам положил! Так духовитее! Вы его прямо с того конца глотайте!

Змей нацелился центральной головой, широко разинул рот и попытался втянуть в себя поповича.

— Не получается. — сообщил он. — Надо, чтобы на ногах стоял.

— Вы, батенька, больно привередливы не по-змеёвски! — посетовал холоп. — Я бы подтолкнул вам, да голов ваших боюсь до смерти! Вон как смотрят!

— Хорошо, придурок, — согласился змей. — Я уберу обои головы под мост, а ты в главную засавывай поповича.


Две боковые головы свесились под мост. Лёнька понял, что убежище он выбрал себе ненадёжное. Осталось положиться на смекалку.

— Пожалуйста, раскатите губы шире. — распоряжался он. — Вы, как, старшой в семье?

— Нет, я самый младший. — сообщил Горыныч.

— Ещё раз, пожалуйста. Не отвлекайтесь.

— А тебя как зовут? — спросил змей.

— Меня зовут Иван-коровий сын. Пожалуйста, раскатите губы.

И, пока змей не видал, быстренько просунул ему в пасть шесть окороков, два кувшина вина и прекрасный подарок князя — рубиновую саблю. Змей глотнул.

— Что-то хрустит. — насторожился он.

— Да это косточки. Не беспокойтесь, пожалуйста. Попович мяконький весь, трюфелями кормлен.

— Нет, там ещё что-то.

— Возможно, это зубочистка. — успокоил его Лён. — Вы покатайтесь с боку на бок — сама и выйдет.

— У меня кружится голова. — с испугом поведал змей.

— Неудивительно, мой милый. — утешил его Лён. — Попович-то был в дупель пьяный.

— Ой, у меня колется в брюхе!

— Уверяю вас, обычное несварение желудка! Пойдите, поваляйтесь на траве!

Но, Горыныч тяжело взмахнул крылами и оторвался от моста. Он летел неровно, заваливался на бок и пошёл на аварийную посадку где-то в районе леса.


ГЛАВА 7. Смертельные подушки


— Где моя одёжа? — с иканием спросил поповский сын Федюн.

— Официально, гражданин попович, вы уже женаты, — сообщил ему коровий сын, — так что ваша нагота некоторым образом объяснима.

— Я никого не видел! — изумился Бубен.

— И не удивительно! Посмотрите, сколько вы выпили и съели! Дракону впору! Впрочем, я не обсуждаю барские привычки. Но, ваша дама и впрямь чудна! Пришла, раздела вас. Добивалась комплиментов. Потом отчаялась, выпила вина. Потом взяла ваш свадебный прикид и удалилась, оставив вас в одном исподнем.

— А где мой меч?!! — истошно возопил Федюн.

— Простите барин! — перепугался Лён. — Она вдобавок и воровка?! Виноват, не доглядел!


— Послушай, Лёнька, — отведя его в сторонку, спросил более проницательный Костян, — официальную версию я слышал. Теперь неофициальную.

Лён не стал скрывать и рассказал, что произошло на Калиновом мосту. Чугун не мог поверить.

— Нет, я же не утверждаю, — обиделся Лён, — что я вогнал его по пояс в землю. К тому же клиент как раз того и ожидал. Я пошёл другим путём. Поверь, Костян, обычный сервис куда убийственнее всех этих грубых штучек с вооружёнными наездами.

Молодой княжич был подавлен и разочарован. Здорово обкрутил его князь. А он, как баран, попался на халяву.

— А я-то ему — папа, папа! Залил мне мозги да так, что я сам припёрся и сунул бошку зверюге у пасть!

От огорчения он опять перешёл на киевско-нижегородский.

— Ещё не сунул. — хладнокровно отвечал холоп. — Но, завтра на рассвете твой дебют. И я не думаю, что средний братец купится на такую глупую наживку, как окорока во фраке.


Вывалился из сторожки в одном исподнем заплаканный Федюн. Теперь у него даже не было обуви. Он не так предусмотрителен, как Костян, и легко расстался с ботинками в обмен на шикарные сапожки. Глядя на его ноги в шёлковых портянках, Лён подумал: а как же эти двое вернутся в лагерь? Ведь у них теперь даже нет зимних вещей. Ему-то проще, он проснётся в изоляторе.

— Давайте уходить сегодня ночью. — сказал он.

— В чём я пойду?! — заорал Бубенцовский. — В портянках и этой дурацкой пелёнке на заднице?! Здесь даже трусов приличных не продают!

— А ты, Костян, в чём пойдёшь? — спросил Лён.

— Да я-то у чём пришёл, у том и пойду. — отвечал тот. — Я ведь ни куртку, ни джинсы, ни гриндара не бросил. Усё тут, со мною, в сундуке.

Федька немедленно помчался шарить в сторожке.


Они пошли проведать хлопцев в лабазе. Там всё по прежнему было тихо. Уставши звать, Лёнька и Константин попытались залезть к ребятам. Костик подсадил товарища, и тот вскарабкался на крышу. Разобрав хилую щепу, он заглянул внутрь.

— Спят все. Их чем-то опоили.

Лён спрыгнул вниз.

— Костян, надо уходить. Говорю тебе, второй раз не отобьёмся. Тресни Бубна по башке и валим обратно. Плохая это сказка.

— А я считаю, что надо вернуться к князю и потребовать Федюнино шмотьё. — угрюмо отвечал лже-княжич. — Ты не понимаешь, как его опозорят в таком прикиде? У него ни куртки, ни штанов, ни ботов. Я бы дал ему свои джинсы, но он не влезет. Это точно.

Второй Горын будет о шести головах. И все они неглупые.


Оба отправились вслед за Бубном рыться в домике. Но, им ничего ценного не оставили. Принцы должны были произвести эффект на змея, убедить его в том, что перед ним настоящие царевич и поповский сын. Не было никаких подарков, даже не было оружия, кроме двух мечей, которые дал им князь. Третий, парадно-выходной, теперь торчит в брюхе дохлого дракона.

— Давайте просто убежим! — предложил Федюн. — Сделаем плот и уплывём. Или спрячемся на той стороне, раз уж нельзя обратно.

— Федя, — терпеливо объяснил цесаревич, — нельзя так. Потом будут мальчики кровавые в глазах.

— Какие мальчики? — оторопел тот.

— Вон те, Федя. Которые в лабазе.

"Надо же, а я и не подумал." И к Лёну пришла уверенность, что они найдут выход.

— А как ты трусов лишился? — спросил тихонько он Федюню.

— Они меня в баньке парили-иии! — опять заревел несчастный попович.


— Давайте мыслить, как противник. — мудро предложил княжич.

Предполагалось, что змей мечтает первым делом съесть царевича. Сначала победить, а потом съесть. Вот почему им не выдали никаких лат, чтобы зверь не разозлился и не задал трёпку поварам.

— Шо хошь, а мине ничего боле не приходит у башку, — признался Костян, — кроме снова чучела опять.

— Окороков-то больше нет. — уныло ответил Лён.

— И фиг с ними, с окороками! Набьём подушками! Оденем в мой кафтан, шапочку пониже на глаза! Проглотит и не заметит!

Это было более чем спорно, но других идей так и не нашлось. И все трое принялись аккуратно сворачивать маленькие шёлковые подушки и запихивать их в рукава, набивать штаны. Манекену требовалось придать убедительный вид. Костян решил, что фокус со спящим королевичем больше не пройдёт и посадил чучело на кол. Зашёл со стороны моста и призадумался.

— Ну и шо он тут стоит? На свидание явился? Пошёл сдавать бутылки? Может, у его кошелёк украли? Неубедительно как-то он стоит.

И исхитрился сделать так, что чучело обеими руками занесло над головой меч.

— По-моему, он только песни не поёт, а так всем хорош. — признался Лён.

Но, Костяну всё не нравилось. Однако дело шло к ночи. Темнело быстро. Федюн, закусанный комарами, убежал в сторожку. Они ещё раз проведали спящих и ушли. Следовало не прозевать рассвет, поэтому Лён забрался в смотровую башенку на верху сторожки и там отбивался от комаров всю ночь.

* * *

Он проснулся от грома и тут же понял, что проспал. Неужели и Костька прозевал змея?! Лён сжался в комок и сквозь чугунные прорези ограды наблюдал за мостом. Всё было видно: буро-зелёный змей медленно спускался на мост, трепеща двумя парами широких кожаных крыльев. Как и предполагалось, у него шесть голов. Но, шеи тоньше, чем у трёхголового. Эти шеи извивались, словно змеи. Головы вертелись во все стороны. От нетерпения морды слабо изрыгали пламя.

Лёнька понимал, что уйти он не сможет — слишком на виду. Может, Горын и не выковырнет его из маленькой чугунной конурки, но поджарит запросто.


Чучело стояло прямо перед мостом со своим бесполезным оружием. Дракон, наконец, приземлился и раздался скрежет когтей о дерево. Он уже заметил нахального красавца и теперь тянул к нему головы. Все шесть.

— Шо, сволочь, испугался?! — раздался снизу крик Костяна.

— Это ты мне говоришь?! — загрохотал змей.

— Тебе, зараза! — не унимался Костян. — Щас как срублю башку!


Горын взревел и двинулся на чучело. Дракон навис над бесстрашным пуховым героем. От движения его огромных лап дрожала земля. Чучело напугалось и уронило меч.

— Ой, мама! — закричал Костян так натурально, что Лён подумал, будто недоумок сдуру вышел навстречу змею.

— Ха-ха! — затрясся змей. И разинул на чучело все шесть пастей.

— Не надо! Я боюсь! — истошно завопил герой. — Я больше так не буду!

Чучело обращалось к чудовищу с мольбой, воздев обе руки вверх, а оно лишь хохотало.

— Я всех царевичей сгублю! — простодушно поделилось оно своими планами на будущее.

— Меня заставили!! — раздался крик несчастного, но все шесть пастей дружно рванулись и растащили прекрасного принца на куски. Разлетелись перья. Каждой голове досталось по подушке. А изломанный на куски шест вылетел наружу.

— О, мой хребет! — завыл царевич. — Как я без тебя?!!

— Что такое? — удивился змей.

— О, моя шапочка! — разорялся Чугунков.

— Костян, дурак, молчи! — тихонько ругался Лён.


Тут до зверюги вдруг дошло, что он обманут! Подсунули какой-то набитый тряпками кадавр! Он яростно взревел и сразу же закашлялся всеми шестью глотками. Глаза его бешено завертелись, хвост забил по брёвнам, как по клавесину.

— Какое гадство! — рыдал царевич. — Как меня надули с этой королевной!

Горын не выдержал оскорблений и сделал то, чего Лёнька опасался, а придурок Иван-царевич упустил из виду. Он выдохнул огонь!

Лёнька в ужасе сжался в комок, жалея, что раньше не сбежал из кукушатника. Но, произошло совсем иное. Атака захлебнулась. Горын выдохнул огонь и вместе с ним перья из подушек. И получил во ртах пожар. Выкатив глаза, он кашлял, из ноздрей текло. По дури снова попытался прибегнуть к тем же мерам. И снова выдохнул огонь. И снова обжёгся. Он орал, как резаный.

Чудовище захлопало крыльями, приподнялось и рухнуло в речку, застряв в высоких берегах. Из носов зверюги вылетали перья. Он не мог дышать и давился. И не мог взлететь, потому что крылья подмялись. А два других не могли помочь ему — мешали высокие берега. Вот почему Горыны садились только на мостик! Дракон стал продираться вдоль по речке, размалывая бортами ивовые заросли. Речка запрудилась, и начала подниматься вода.


Иван-царевич выскочил, поднял с земли свой меч и помчался следом за удирающим шестиглавым змеем, а Лён только обалдело наблюдал за этим со своего высокого насеста. Ни фига себе! Убить дракона обыкновенными подушками! Ну, Костя, ну стратег! Он перепрыгнул через бортик, съехал с крыши на заду и побежал за Чугуном.

В лучах восходящего солнца он видел картину, которую никогда не забудет: Иван-царевич убивает змея.

Костян стоял на спине зверюги в своих здоровых гриндерах, в подвёрнутых джинсах, в рубашке и всаживал свой меч между драконьих чешуй. Дракон непрерывно верещал и просил пощады.:

— Царевич, смилуйся! Я больше так не буду!

— Нет, козёл, я из-за тебя все гриндара испачкал! — отвечал разгневанный царевич. И продолжал колоть.

— Я подарю тебе сундук с сокровищем! — вопил дракон.

— Пошёл ты на фиг! Мне уже обещали полцарства и принцессу!

— Проси, что пожелаешь, рыцарь!

— Японскую куртку, штатовские джинсы и финские ботинки! — потребовал неугомонный цесаревич.

— О-ооо!

Так они и продирались вверх по течению по Смородине. Вода всё прибывала. А рыцарь всё лупил дракона по башкам. Те хлебали воду и изрыгали перья. Лён бежал по бережку, стараясь не упустить ничего из фантастического зрелища.


— Всё. Утопил гадюку. — сообщил Федюну Костян, вернувшись через два часа.

Тот был одет в белую рубашечку, в холщовые штаны и лапти.

— А им всё равно пока не нужно. — рассудил он.

— Я посвящаю тебя в рыцари! — торжественно сказал Лён, возложив на плечо Костяна его меч.

— Служу Отечеству! — воскликнул тот.

— Ну, Федюня, а тебе достанется девятиглавый змей. Всех-то и делов! — сказали они поповичу.


ГЛАВА 8. Младой Федюн и евонная одёжа


— А может, отдохнёте, братцы? — подошёл с предложением Федюн.

Но, отдыхать было некогда: все понимали, что третья атака пойдёт на лабаз, в котором всё так же спали ребята. Нормально спали, сопели во сне, переворачивались с боку на бок и не просыпались.

— Какие-то чары, не иначе. — высказал Лён, сидя вместе с Костей на крыше и свесив ноги сквозь доски.

Идей никаких не было, а солнышко уже катило к западу. Перетаскать сотню хлопцев через стены и где-то спрятать было нереально.

Федюня озабоченно бродил внизу — он тоже думал. Потом поплёлся к мостику. Там всё было безобразно разворочано. Только одинокая ива кренилась над речкой своим титаническим туловом. По воде плыл мусор. Берега с другой стороны моста выглядели так, словно по ним гулял бешеный бульдозер.

Задумчивый Федюн взошёл на мостик. Вот здесь всё это и было. А он не видел ни первого, ни второго боя. Первый они с Костяном проспали. А когда тот принялся дразнить дракона через окошко сторожки, Федюн думал, что им обоим пришёл капец. Зверюга раскидает брёвна и поест обоих, как котлеты. И вот он не видел ни одного дракона. Но, можно себе представить, каковы они, если бортами обдирают берега! И такое с речкой сотворили. Нет, он, Бубен, не герой. Он не может лезть с окороками к самому драконовскому носу. И не может ехать на чудище верхом, орудуя мечом, как заправский рыцарь. К тому же этот девятиглавый. Не лучше ли заснуть? Не спасут они хлопчиков. Не спасут.


Он сел на бревно и представил, как девятиглая сволочь будет вытаскивать парнишек из лабаза, как из консервной банки. Будет подкидывать их вверх по-крокодильи и глотать целиком. Посмотрел на восток.

Федька видел, словно наяву, как этот грузный мешок дерьма тяжело машет крыльями и долгими рывками приближается к мостику. Все головы его извиваются, как змеиные тела. Он голоден и думает только о жратве. Умолять его о милосердии? — смешно. Тварь подлетает, а тут, прямо на мосту сидит он, Федюн, в своей ворованной рубашечке и в светлых лаптях. И шёлковых портянках. Вот портянки и были особенно отвратительны.


Бубен пошёл по мосту и дошёл до ивы. От неё во все стороны торчали тонкие отростки. Вот такие дедушка нарезал, вымачивал и плёл в Кукуеве свои знаменитые корзины. От нечего делать Федюн срезал ножом несколько ветвей и начал не глядя плести хоть что-то. Видение не отставало.

Дракон планировал на мост. А на мосту сидели ребята. В белых своих рубашечках. И не пытались убежать. Гад садится и начинает скусывать головки. Светлые детские головки — по возрасту ребята просто пятиклассники. На каждую башку змеёву — по головке.

"Чтоб ты подавился, гад." — в тоске подумал Федюн. Ни с того, ни с сего вспомнился дед. Как в детстве хорошо было летом у него в деревне. Как сидели они с дедом на лавке под рябиной и листали книжку со сказками. Кругом всё зелено, вот как тут сейчас. Воздух такой сладкий-сладкий, пахнет мёдом и земляникой. Дедушка ему читает сказку про братца Кролика и братца Лиса. Федюня смеётся. Ему нравится этот хитрый братец Кролик. Как он с этим дёгтем придумал!

Дёготь. Бубен вдруг посмотрел на то, что сплёл. Маленькое донце, в четыре стороны торчат прутья основы. Он машинально собрал их ладонями и согнул, собирая в чашу. Плети он дальше — получится маленькая круглая корзинка. Величиной с голову ребёнка. Обмазать её дегтем да подсунуть братцу Лису… или кому другому.


— Лёнька, Костян! — кричал Федюн на бегу. — Я знаю, что делать! Снимайте с хлопцев одежду!


Любопытный Бубен в день приезда пошёл до ветру да заодно пошарил вокруг лабазов. И обнаружил большую бочку. Он сунул в неё нос. Это был дёготь. Видно, тут в здешних лесах идёт сбор смолы, когда драконы не летают. Тогда смолу хранят в лабазах. Вот оттуда этот острых запах, который он учуял ещё вначале.

Федюн быстро плёл из лозы высокие цилиндры. Это будут туловища. Вместо ног будут чурбачки. Костян и Лёнька рубят их своими палашами. Руки можно набить любым тряпьём. Главное — головы. И он торопливо вязал круглые корзинки. Потом все вместе они запихивали в них разорванные рубашки и заливали густой дёготь — материя сдержит вытекание. Потом обтягивали плетёные головы второй половиной белой рубашки. В туловище тоже помещали мешок с дёгтем. И ставили одетое в рубашку тулово на чурбачки, задрапированные штанами. Чурбачки тоже приклеены дёгтем к мосту. Универсальный материал. Потом водружали головы. Дальше шла тонкая работа. Рисовались всё тем же дёгтем лица и густо намазывались круглые макушки. На дёготь лепили перья из разодранной перины. В слабом рассветном свете корзинки будут похожи на растрёпанные детские головки — на светлые лохмы деревенских пацанов.


Бубен работал против обыкновения молча. Он пытался видеть картину глазами дракона. Вот гад летит над тёмной и тихой землёй. Вот завидел издали Калинов мост. Подлетает ближе. А на мосту, прямо посередине стоят в ряд понурые отроки. Девять их. Но, дракон их не считает. Он в недоумении. Проснулись и вылезли? Он злится, понимая, что теперь придётся шарить по кустам в поисках сбежавшего обеда. И резко идёт на посадку. А эти и не думают разбегаться. Понятно, ещё не отошли от кайфа. Они не убегают даже когда дракон сел у основания моста.

— Всё. Пора прятаться. — деловито проговорил Костян.

Федюн поднял голову. С востока наступал рассвет. Он проверил головы, крепко ли держатся. И направился в укрытие.

— Надо было их усадить. — заволновался он. — Упадут от сотрясения.

— Теперь поздно. — ответил Лёнька.

Они забрались внутрь сторожки. Три маленьких окошка, даже не окошка, а просто вынутых куска бревна, направлены на мост. Сколько тут царевичей встретило свою участь? Хотя, нет, у монархов свои приёмы.


Из окошек не было видно, как летел змей. Но, усиливающийся гул доложил о его прибытии. Все трое прильнули к амбразурам и уставились на мост расширенными глазами. Поначалу ничего не происходило, только скользила по земле какая-то тень.

— Озадачен. — прошептал Фёдор. — Не знает, как садиться.

Дракон решился: опустился за мостом и тяжело потащился к неподвижно стоящим фигуркам. В раздумье он потихоньку выдувал из ноздрей немного пламени.

— Дяденька, не трогай нас! — прокричал в окно Федюня.

— Что, разбежались разве?! — рассерчало чудище. — Не так уговорено было!

— Дяденька, прости нас! Дяденька, не надо! — завопили все трое в окошки.

Дракон взревел и накрыл разом всех девятерых раскрытыми пастями. Чурбачки вылетели и покатились по мосту.


Дракон давился. И не мог разжать челюстей. Выкатив глаза, он силился проглотить мерзких человечков. Из его пастей тёк дёготь и сползал по шеям. Чудовище фыркнуло и выбросило языки пламени из восемнадцати ноздрей — и подожгло себя! Тогда завыло и начало кататься по мосту, всё более обмазываясь дёгтем. К нему прилипали деревяшки. Постепенно пламя разгоралось, завоняло палёным мясом. Но, он был ещё крепок.

— Не подходи. — сказал Лён Костяну, взявшемуся было за палаш. — Сам подохнет.

Змей взлетел. Однако продырявленные крылья не держали — вражина рухнул наземь где-то за мостом.

Победители бросились обниматься.


— Я посвящаю тебя в рыцари! — торжественно сказал Костян Федюне.

— Служу Отечеству! — чуть не заплакал тот.

* * *

Они прошли меж двух скал. Там уже никого не было, лишь оставались следы пребывания дружины. Те перекрывали выход, чтобы обречённые не сбежали. С вершин утёсов стражники видели поочерёдно всех трёх летящих на рассвете змеев. А после этого спокойно удалились. Дань уплачена, и тридцать лет их землю не будут трогать драконьи выродки.

Всё это рассказали трём героям отроки. Детей всё время держали в тайном месте и напаивали одурманивающим зельем, чтобы не шумели и не сбегали. Теперь же они возвращались к своим домам.

Но, трое товарищей не могли всех ждать. Они спешили возвратиться к князю и потребовать одежду Федюна. Может, ещё не выкинули. А, если так, то пусть сделают что-нибудь подходящее. Только языком-то мелется быстрее, чем ногами. Лишь у Костяна была хорошая обувь, а у Лёньки и Федюна на ногах лапти! А пути три дня, а то и больше!

— Откуда они тут взялись, эти Горыны? — недоумевал путём Федюн.

— Бубен, это же Селембрис. — объяснял ему Костян.

— Да! — тоже вспомнил Лён. — Это же Селембрис. Братцы, нет нужды идти пешком.

Он вышел на открытое место и громко крикнул:

— Сияр!


— Я всё забываю, что мы в волшебной стране. — сказал немного позже на ухо Федюну Костян. Они летели все трое на лунном скакуне.

* * *

— Как жаль. — огорчился Костян, — что мы не можем на нём явиться к князю. То-то был переполох.

В город они вошли пешком.

— А я предлагаю сначала навестить моего папашу. — предложил Федюн. — Едва ли у его ворот дежурит дружина. Все успокоились, нападения не ждут.


Дормидонт и в самом деле не был готов к сюрпризам.

— Я буду краток, папенька. — учтиво заявил Бубен. — Я полагаю, вы своего Ваню уж нашли. И он, я полагаю, мои ботиночки не носит. Извольте, папа, вернуть имущество его законному владельцу.

— Вы сбежали? — в ужасе спросил Дормидонт.

— Хуже, папаша. — вмешался цесаревич. — Мы завалили всех трёх Горынов. А теперь выдайте молодцу доспехи и мы провалим прочь.

Батюшка молчал, только слегка подёргивал щекой. Входила дворня и молча шарахалась от гостей.

— Я и сам уж вижу, что меня тут разлюбили. — горько отвечал попович.

— Давайте шобоны! — рассердился Костян.

— Идите-ка вы к князю. — наконец, продавил Дормидонт.

Федюн рассвирепел. Выходит, он остался без куртки, без джинсов и без обуви!

— Папа, вертайте взад мою одёжу. Хорошо прошу пока.

— Да ведь… сожжёно всё. — проронил папаша. — Мы думали, вы демоны!

Федюня всплеснул руками и рухнул на лавку.

— Тогда вы должны усыновить мальчика. — рассудил Костян. — Он не может вернуться без своей демонской личины. И я вернусь к князю. Выгоню самозванца и воцарюсь достойно.


На лестнице послышались крики. В горницу влетел князь Милован.

— Почему вернулись?! — гаркнул он.

— А шо прикажете там делать? — поинтересовался Чугун. — Драконов-то больше нэма. Усих змеюк порубали. Теперь вот думаю бразды приять. А велико ли королевство?

Князь зарычал и забегал по горнице.

— Упустили! Срубить головы виновным!

Он остановился и с ненавистью глянул на Костяна.

— Говорили мне! — прошептал он. — Другого надо было брать! Да больно уж похож, проклятый!

— Я тоже вас люблю, батя. — улыбнулся несостоявшийся царевич. — Кстати, вот ваш инвентарь.

И торжественно протянул «папаше» разукрашенный палаш. Князь мельком глянул на богатое оружие и с отвращением сказал челяди:

— Выкиньте игрушку.

Костян всё понял.


— Так жалко Горынов? — подал голос Лён. — Любимые домашние зверьки?

Все в ужасе смотрели на троих друзей.

— Вы не понимаете. — с отчаянием проговорил Дормидонт. — Это был выкуп. Так мы на тридцать лет покупали своей стране покой. Вы убили младших змеев, к тому же самых глупых. Их там целая семья: старшая — Змеиха, и три её дочери. Теперь они обрушатся на нас.

Больше здесь делать было нечего. Трое повернулись и молча пошли вниз по лестнице. Вот такова Селембрис. Всегда в ней очевидное выворачивается наизнанку и оказывается собственной противоположностью.

Федюню тронули сзади за рукав. Он обернулся.

Старая бабка.

— Сынок, я не сожгла твои вещицы. Всё цело. Идите, похлебайте щей с дороги.

* * *

— Учтите, — предупредил Лён. — проснёмся мы все в изоляторе. Так что придётся что-то придумывать для оправдания. Только не говорите, что вы пошли в лес по грибы да заблудились.

Они укладывались спать в коровнике на сеновале, куда их отправила почивать сердобольная бабка. Костян и Федюня застегнули куртки, хотя была жара. И надвинули поглубже шапки, чтобы всё своё забрать с собой. Это дивоярцу можно раскидывать вещи по Селембрис, а им лучше поберечь.


ГЛАВА 9. Избушка в лесу


— И пропадали-то только сутки. — бурчал Костян. — А уж сразу из лагеря долой.

— Ну, заблудились, — наступал на Катю Федюня. — Ну, сами напугались! Так ведь вернулись!

— Вы вот моей мамане объясните, что потеряли мальчика в снегу. Вот тогда узнаете, шо такое материнская любовь! — пообещал Костян. — Хорошо, если получите год условно. А то и вовсе усих вас найдут весной в сугробе.

— А ко мне вообще не знаю, чего лезут! — удивлялся Лён. — Пьяный! Сказать такое! Да я вам в трубочку дышал?!

Переполох замяли. И то правда — все живы, все здоровы. Катя поступилась принципиальностью и не стала стучать на эту троицу. А то придётся признаваться руководству, что в её отряде бегают ночами в лес и тайно распивают водку под сосной. Тогда она премии не получит от заводских шефов.

В отряде истории про ночное блуждание под ёлками особенно не верили. Склонялись к версии, что Чугунков попёрся в гости к бабе, а Лёнька и Бубно — подглядывать за ним. Косицыну там по малолетству дали по лбу, чтоб не путался, а Бубен обкурился дури и не нашёл дорогу.

Вся троица ни от чего не отпиралась, но приводить подробности отказывалась. И всё-таки кто-то что-то подозревал. Например, Миняшин Вовка утверждал, что видел собственными глазами, как эта троица просто испарилась из кресел.

— Ну и что? — спокойно возразил Костян. — Вот у нас у школе говорящий кот-мутант был. Так никто ж не удивлялся. То ли ещё теперь бывает.

Всё сказанное было верно. Но, всё-таки вся троица ощущала к себе нездоровый интерес. За ними явно подглядывали и шушукались. Теперь Костян и Федюня понимали, какие сложности испытывал Лёнька, пропадая по два месяца на Селембрис. То-то удивлялись, что так быстро отрастил волосы! Вот и Костяна подловили.

— А что это у тебя так быстро волосы отрасли за один день? — ехидно поинтересовался всё тот же Миняшин.

— Дитя моё, — сосредоточенно отвечал Костян, — всё это обнаковенные геопатогенные зоны. Мы как раз попали в них. И закружил же нас леший! Насилу оторвались и ушли.

— А почему так загорели? — не унимался вредный Миняшин.

— Да говорят же тебе: солнечная радиация. — терпеливо объяснял дурачку Федюня. — Ты зря стоишь рядом. Я разряжаю батарейки у часов.

Через два дня им стало скучно. Костян с Федюней сидели в беседке и о чём-то оживлённо говорили. Стоило кому-то подойти и удивиться столь странной дружбе идейных врагов, как они тут же замолкали и начинали зевать по сторонам. Это была болезнь и называлась она Селембрис.

— То-то он две недели ходил, как обалделый. — вспоминали они. Было это в октябре.


Этой ночью они не спали. Не сговариваясь, тайком наблюдали за Лёном. Тот с беспечным видом завернулся в одеяло и вскоре спокойно задышал. В палате было тихо. Федюн уже почти заснул, и тут вдруг слабо засветилась фиолетовым светом кровать Косицына. Костян тут же приподнялся на локте и уставился на плоско лежащее одеяло. И Федюн тоже — сон покинул его. Они переглянулись. Зачем Косицын отправился на Селембрис?

— Он не всегда контролирует это. — шепнул Федюн.

Тогда в палате поднялась третья тень.

— Ага! — зловредно зашептал Миняшин. — Я же говорил! Вы что-то знаете.

Оба моментально упали на подушки и притворились спящими.

— Я сейчас пойду и всё расскажу вожатой Кате. — прошептал, нагнувшись над ухом Костяна Вовчик.

Чугун забрендел во сне губами, перевернулся на спину и нечаянно выставил вверх кулак. Вовчик отшатнулся и стал раздумывать.

Ну, положим, явится он, разбудит вожатых. И станет говорить, что Косицын опять исчез, причём прямо из кровати. Катя пока оденется, пока притащится, а тот у же на месте — просто в туалет ходил.

"А, может, я спал и мне привиделось?" — думал Вовчик. Бывает же так, думаешь, что глаз не сомкнул, а пары часов как не бывало.

* * *

— Лён… — позвал тихий голос.

Сон поглощал его, и Лёнька не откликнулся. Слегка прижатый, словно из-под подушки, вибрирующий звук то наваливался на голову, то снова отступал. Под веками кружили, вспыхивали, разлетались множество Вселенных. Покровы сна расползались и Лён проваливался сквозь них, как сквозь мягкие чёрные подушки. Слои нереальности пропускали его, едва он прикасался к ним щекой. И вот расползся, словно туча, последний слой. Лён вылетел в свободное пространство. Тьма небес щедро сдобрена, как солью, миллиардами миллиардов звёзд. Алмазная пыль текла по небесам. Небеса вращались. Он вдохнул прохладный воздух, засмеялся, расправил крылья и взлетел. Чёрный шёлк шуршал по обе стороны от его плеч. Его крылья великолепны.

— Лён… — снова тихо позвал голос.

Он прислушался. И замер в прозрачном, сияющем, как кристалл, воздухе.

— Лён, ты нам нужен… — слабо позвал голос.

Кто это?

— Лён, выйди в реальность. — попросил голос. Но, Лён не знал, как это сделать.

— Кто со мною говорит?

— Это я, волшебница.

— Брунгильда?

Он огляделся. В необозримой дали неба не видно ни одного живого существа. Он взглянул на землю. Её скрывали клубящиеся, тёмные облака.

— Лён, ты спишь, но ты по-прежнему в своём мире. Я обращаюсь к тебе через твой сон. Представь себе, что ты поднимаешься с постели и выходишь через окно на улицу. Сделай это.

Лён представил себе, как он спит в палате. Тотчас небо скрылось, облака растаяли, звёзды все исчезли. И увидел самого себя. Он спит на кровати. И ещё он видел, что трое в палате так и не спят. Костян и Федюня караулили его, а Вовка Миняшин караулил их. Лён сосредоточился на своём теле. Тело встало и направилось к окну. Тогда он вплыл в него. Ноги легко оторвались от пола. Он всплыл и коснулся босыми ступнями подоконника. Дерево было чуть прохладным. Лён прошёл сквозь стекло и выпрыгнул на улицу, в снег под окном. Холода не ощущалось.


За ночь нападал новый слой снега — он лежал пушистым покрывалом и блестел под неярким светом ночных ламп. Лён обернулся по сторонам.

— Я здесь. — сказал лёгкий голос.

Из тени вышла тень. Знакомый плащ с капюшоном, знакомое лицо — это она, Брунгильда. И сейчас в том виде, какой имела в Кудовае, на ярмарке волшебников. Но, полупрозрачна, как лунный конь. Только тот из серебристого света, а волшебница — из синего.

— Это лишь образ. — произнесла она. — Я нахожусь на Селембрис, а с тобой говорю через твой сон. Лён, ты нам нужен.

— Да, Брунгильда, говори. — поспешил сказать он и направился к ней.

— Не здесь. Тебя видно. — остановила его валькирия. — Здесь неподалёку я приготовила место, где можно поговорить. Иди к той поляне, где был костёр. Там, меж елей увидишь огонёк. Ступай к нему. Я буду ждать.

Она растаяла.


Лён торопливо направился к поляне. Холода по прежнему не ощущалось. И неудивительно, ведь он спит в тёплой палате.

Пустынная поляна была по-ночному таинственна. Ни следа человеческого присутствия. Кострище засыпано снегом. Ели дремлют под снежными шубами. Высокие сугробы наметены по краям поляны, отчего она выглядит, как чаша — большая белая сияющая чаша. И сыпет тихий ровный снег.

Лён чувствовал себя так спокойно, как может чувствовать себя человек, спокойно спящий в тёплой комнате под тёплым одеялом. И в то же время собран и внимателен. Он посмотрел на себя. Увидел незнакомую одежду: похоже на черный свитер и брюки. А вот ноги по-прежнему босые. Очевидно, волшебница позаботилась, чтобы он не чувствовал себя неудобно, появившись перед ней неодетым. Эти детали мало его занимали, и Лён двинулся вдоль елей, ища в промежутках между тёмными недвижными деревьями обещанный Фифендрой огонёк.

Сверкнула искорка, и он уверенно ступил в глубокий снег меж елями. Огонёк мелькал. Лён шёл за ним. И вот открылась маленькая полянка, а на краю полянки, под склонённою сосною приютилась рубленая избушка с высоким гребнем. Она была похожа на игрушечную, но в маленьком окошке светился тёплый огонёк. Дверную ручку заменял простой сучок. Как хорошо было в дубе у Фифендры — тёплый запах древесины, цветное рядно и светлячки на стенах!


Она ждала его внутри. За маленьким неуклюжим толстоногим столиком у окна стояли две такие же неуклюжие трёхногие табуретки. Словно в сказке. Лён улыбнулся и шагнул, пригнув голову, под косяк.

Внутри было тепло. Он уселся на вторую табуретку. На столе стояли стаканы с чаем — в подстаканниках, в каких раньше подавали чай в поездах.

— Я не стала устраивать церемониальный выход. — тоже улыбаясь, ответила Фифендра на его немой вопрос.

Он кивнул. Лён и раньше замечал, что волшебница предпочитает очень скромный быт. Тем не менее, здесь было так же сказочно, как и в её лесном жилище, в дубе. Это Гонда немедленно стал бы обставляться самоварами и ковриками.

— Нас никто тут не потревожит и мы можем поговорить, как старые друзья. — неторопливо начала Брунгильда.

Волшебница рассказывала. А он слушал.


После победы над Лембистором на время восстановился покой и мир. Пострадавшие города медленно восстанавливались от потрясения. Некоторые люди так и не вернулись из своих убежищ. Повсюду шли охоты на вурдалаков. Их уничтожали тем средством, что придумал Гонда. А кого могли, спасали. Но, её всё время тревожил мир Сидмур. Волшебники хотели бы войти и посмотреть, что там происходит, только опасались, что если хоть на мгновение снять заклятие, лимб прорвётся. Сидмур так и оставался болезнью в теле Селембрис. Потом Фифендру отвлекли иные события.

Сначала ничего нельзя было понять. Откуда-то шли слухи. Кого-то где-то что-то беспокоило. Люди снова стали уходить с мест. И пронеслась весть о драконе. В Селембрис и ранее хватало чудовищ. Обыкновенные полозы, чудовищные василиски, многоголовые чудовища, пожирающие людей — всё это и раньше было в волшебной стране. Так же, как и рыцари, побеждающие их. Это же место подвигов, страна грёз, живая сказка — мир Селембрис. После победы над Сидмуром настала долгая весна и далее не менее долгое лето. Но, вместе с этим стали расширяться торфяные болота. Вода перестала уходить в землю. А в других местах наоборот — вдруг стали высыхать озёра и даже реки. Этой весной на Кудовае встретились волшебники и заговорили уже открыто о вторжении в Селембрис чуждой реальности.

— Сначала я думала, что произошло пересечение с вашим миром. Ведь где, как у вас столь много пустынь? Но, я ошиблась. Тогда мы решили с Магирусом проникнуть в ворота Сидмура и посмотреть, что там. Мы приподняли защитную завесу лишь на одну ладонь и, обратившись в ласточек, проникли в мёртвый мир.

Лён затаил дыхание.

— Сидмура не было.

— А что же было?!

— Не было ничего. Лимб разъёл его, как кислота металл. Он выедал его и опускался всё ниже и испарял даже почву под ним. Теперь там непонятная дыра. Где-то далеко внизу вздыхает лимб, но и его не видно.

— Но, тогда он должен проесть Селембрис насквозь.

— Лён, Селембрис не планета. У неё нет обратной стороны. У неё нет измерений. Поэтому у нас немеряны версты. На ней даже время течёт по-разному. Поэтому у нас нет ни часов, ни недель, ни месяцев. Годы условны. У нас даже сезоны могут меняться произвольно.

Лён этого не знал. Ему никогда не приходило в голову, что мир, имеющий притяжение, может не быть планетой.

— Плоская земля?! — потрясённо произнёс он.

— Неограниченность. — спокойно ответила волшебница.

— Но, как же это укладывается в физическую картину Вселенной?!

— Но, у Вселенной есть и другие измерения. Она бесконечномерна. Есть миры и надмиры. И даже сверхмиры. Понять всё это можно только оказавшись в Дивояре. А Дивояр блуждает меж пространствами. Давай поговорим о том, что близко. Я полагаю, что лимб проник в Селембрис с изнанки. И я не знаю, что это такое.

— Тогда чем же я могу помочь?!

— Против демонов лимба действенна лишь дивоярская сталь. Такая сталь есть только у тебя.

— Брунгильда! — испуганно сказал Лён. — У меня нет дивоярской стали!

Она отшатнулась.

— Этого не может быть! Гомер подарил тебе её, а он очень древний дивоярец.

— То есть у меня её сейчас нет! Она спрятана дома. Я же не собирался проникать в Селембрис отсюда! Да и как? На виду у всей палаты?!

— Зачем же проник?

— Я не понимаю, как. Это случилось даже не ночью. Я не думал, что засну у костра на виду у всех. И никто при этом ничего не заметил.

— Я слышала об этом. Я только не знаю, кто были эти двое с тобой.

— Мои одноклассники. Я случайно прихватил их с собой. Они просто прислонились ко мне.

— Никогда больше не делай так, Лён. Это опасно. Ты мог бы никогда больше не вернуть их на Землю.

Он испугался. Что такое? И узнал, что были случаи, когда избранники Селембрис, такие же, как и Лён, проносили с собой людей. Но, тут есть тонкость. Пронести без вреда можно только спящего человека. Если ты прихватишь кого-либо во время бодрствования, то он утратит память о своей земной жизни. Он станет частью этой страны. Простым жителем этого мира. Только дивоярцы могут путешествовать меж миров самостоятельно. Они могут брать с собой гостей. Но, требуется быть осторожным. А как ты будешь осторожен, когда спишь?

— Мне осталась ещё неделя, и я попаду домой. Я больше не выйду из дома без иголки. Даже спать буду с ней. — пообещал Лён.

— Хорошо. Пока не проникай в наш мир. Я буду через неделю ждать тебя у Гонды.


Лён вышел под звёзды. Оглянулся. Избушки больше не было. Поднялся несильный ветерок, он перемётывал лёгкие покровы молодого снега. Лён пошёл через полянку к лагерю. Ступни по-прежнему не мёрзли, но всё ощущали. Под ногами был лёд. Ветерок осторожно сдувал с него воздушные снежинки.

Небольшое лесное озерцо. Круглое, как тарелка. "Наверно, оно насквозь промёрзло."

Лёд был тёмен, как экран неработающего телевизора. В толще льда вмёрзла рыбка. Выпуклый блестящий бок — наверное, карасик. Это было удивительное зрелище. Лён хотел идти, но увидел нечто. Недалеко от гладкой поверхности висел в прозрачном льду перстень. Камень повёрнут вниз. Лён машинально протянул руку и удивился. Пальцы прошли сквозь лёд. И средний палец вошёл в кольцо.

* * *

На рассвете Костян проснулся и стал терпеливо ждать, когда на койку у окна вернётся её обитатель. Так интересно было видеть, как возвращаются из волшебной страны.

Костян всё продумал. Была причина, чтобы ещё раз отправиться в Селембрис: надо разорить змеюкино гнездо. Пусть князь знает, что герои родятся не только в княжеских палатах. Он устал ждать и задремал. Потом проснулся и в испуге глянул на кровать. Не успел?!

Кровать пустовала. Чугун продолжал ждать, а потом забеспокоился. Коса говорил, что возвращается всегда на рассвете. Костик встал, обеспокоенный. Выглянул в окно.

В коридоре началась утренняя беготня. В дверь забарабанили.

— Вставайте, лежебоки! — крикнула вожатая Катя.

Костян торопливо одевался. Выбежал наружу без шапки.

От окна шла цепочка глубоких следов и далее выходила на свежезасыпанную ночным снегопадом дорожку. Это были следы босых ног.

Он не вернулся.


ГЛАВА 10. Пересечённая зона


Голова немного закружилась. Лён сжал пальцы и выдернул руку изо льда. Тот моментально обратился в воду и босые ноги тут же погрузились в неё по колено. Подошвы ощутили скользкий ил. Рыбка встрепенулась и поплыла, виляя хвостиком.

Он поспешно выскочил на бережок, озираясь по сторонам. Что случилось? Неужели снова перенёсся?! Но, как? Ах, да, ведь это же был сон! А ведь обещал волшебнице.

Лёнька огляделся. Второе совпадение: снова поляна, похожая на ту, в реальном мире. Всё-таки Брунгильда ошибалась. Их миры пересекаются, и место пересечения как раз вот тут, за лагерем.

Он поднёс руку к глазам. Перстень не исчез. Теперь видно, что в массивное золото оправлен крупный чёрный прозрачный камень. Шатровая огранка, как у бриллианта. А оправа — две золотые змейки, переплетясь телами, охватили камень ртами. Богатый перстенёк. Кто-то потерял его ещё осенью, и он вмёрз в лёд. Неприятно было брать чужое, но теперь — на Селембрис — он точно никому не принадлежит. Кроме него, Лёна. Потом, когда он вернётся обратно в свой мир, сдаст дорогую штучку в администрацию лагеря под заявление о находке.

— Сияр! — крикнул он в небо.


Чёрная одежда по-прежнему на нём, только ноги босые. Ладно, с этим на Селембрис не проблема. Сейчас придумаем, во что обуться.

Сияр не прилетел. Наверно, оба волшебника чем-то заняты. Возможно, и Вавила и Гомоня в деле.

Вот подходящая берёза, молодая. Даже необязательно снимать кору — нужно просто нацарапать подходящие стихи. Нашлась и палочка. Итак, нам нужна одежда. Почему до сего момента Лёньке было безразлично, в чём он одет? Наверно, потому, что события происходили слишком быстро, а сейчас нас никто и никуда не гонит — есть время поразмыслить. Волшебник мы или свинопас?! В конце концов, имеем право позаботиться о внешнем виде! Тут ведь, в Селембрис, народ, как и везде — встречают по одёжке. Оденешься чернавкой — отправляйся чистить под коровой! Главное дело — отчётливо представлять детали, а в стихах важно отразить общее впечатление. Вот именно, Сияр прилетит, а всадник похож на чучело. Сияру-то что, он — лошадь. Ему больно наплевать, каков ты с виду. Блин, кора — это не учебник! Как рисуется-то плохо!

— Ну что такое?! — процедил Лён сквозь зубы.

Палочка растрепалась, и рисунок никак не получался. Кроме того, голова кружилась и было такое ощущение, словно он по-прежнему плывёт во сне. Надо сосредоточиться. Ладно, фиг с ним, с рисунком. Можно всё выразить словами.

Он представил себя верхом, в шикарном прикидоне. Дивоярской стали с ним всё равно нет, значит, и доспехи не к лицу. Оденемся во всё гражданское. Так, разве шпажку для порядка. И чёрный берет с пером. С фазаньим. И высокие сапоги с золотыми застёжками. И шпоры. Сейчас сочиню. Такой облегающий камзол с чёрными же атласными вставками, с шёлковым шитьём. Сейчас придумаю. И такой широкий рулик по плечу, шитый черным шелком и золотою нитью. И плащ, само собой, атласный.


Стихи всё не придумывались. Лён слонялся по поляне в тяжких поэтических муках. Добрёл до бережка и сел, свеся ноги с крутого обрыва. И тут вдруг догадался, даже хлопнул себя ладонью по лбу. Идиот! Трижды идиот! Ведь лето! И торопливо начал раздеваться.

Нырнул в обалденно замечательную воду и поплыл. Но, левую руку не разжимал — на пальце был перстень, а потерять его Лёнька не хотел. На середине оказалось неожиданно быстрое течение, и его завертело. Ноги попали в холодную подводную струю. Лёнька бился, чувствуя, что силы его оставляют, но не разжимал ладонь, оттого барахтанье приносило мало пользы. Течение несло его. В нос попала вода, глаза захлёстывало, и он не видел, как налетел на препятствие. Треснулся головой, но пальцы не разжал.


— Маркиз тонет! — истошно вопил голос где-то наверху.

— Помогите… — слабо пробулькал Лён, судорожно цепляясь за скользкие столбы.

— Сейчас, сейчас. — сказал голос сверху и снова заорал: — Люди добрые! Маркиза обокрали!

— Вавила, блин! — еле откашлялся Лён. — Ты, что ли?

— Да. Я. Не дрейфь, сейчас найдём тебе солидный прикид.

И продолжал причитать, бегая взад-вперёд по деревянному мосту.

— Вавила, это бесполезно, — прогундосил снизу Лён, — я не успел написать стихи.

— Не знаю, не знаю. Но, вот вижу, что как раз сюда направляется прекрасная карета. Посмотри, тебе подойдёт такая?

— Мне всё подойдёт. — сердито ответил Лён и застучал зубами. — Главное — одеться.


— Ваше величество! — завопил кот и затопал гриндерами. — Маркиз Карабас тонет! Его ограбили! Избили! Бросили в речку и ещё так долго хохотали! Ваше величество, я возмущён! Невиданное хамство! Я требую прокурора!

— И что маркизу надо? — брюзгливо спросил старческий голос.

— Ой, всех-то и делов, вашество! Штаны нужны такие захибонские, чтобы, знаете, формы выгодно подчеркнуть.

— Чего мелет? — удивился Лён под мостом, вычихивая воду.

— Не обращайте внимания, вашество, обычный предсмертный бред. Значит, такой камзол с атласными прошивками и золотым шитьём. И чтобы обязательно высокий рулик по плечу со всеми положенными прибамбасами!

— Попроси какую-нибудь обувь!

— Слушай, ты чего мешаешь? — свесился сверху кот. — Я своё дело знаю.

— Значит, сапоги из самой лучшей кожи, с пряжками, с этими штуками, которыми лошадей под брюхо тычут — тоже непременно золотыми.

— Шпоры? — спросил брюзгливый голос.

— С ними, вашество! Да, да! И беретик-то, беретик! С таким длинным шикарным полосатым пером. Чтоб, знаете, вы в дверь вошли, а оно еще за вами тащится примерно полчаса.

— У меня нет таких. — ответил голос.

— Достаньте, вашество! — рассердился кот.

— Я больше не могу! — и Лён полез наверх. Там посреди моста стояла карета, на облучке сидел кучер. Из дверцы выглядывал король в короне, он был старым, под глазами синие мешки. Губы цвета тяжёлой кардиологии.

— С чего вы взяли, что это маркиз? — он подозрительно оглядел Лёна мутными глазами.

— А перстенёк-то, вашество! — подскочил Вавила и подхватил левую руку Лёна.

"Что творится?" — изумился тот.

— Советник, раздевайтесь. — устало бросил в карету король. Из кареты моментально вылетели точно такие шмотки, какие и заказывал Вавила.

— Мне перо не нравится! — заявил наглый кот.

— Отстань! — рассердился Лён и отобрал беретку. А Вавила уже лез в карету. Советник в одних трусах уже стоял с другой стороны.

— Вашество, премного благодарен. — бормотал кот, устраиваясь поудобнее на шёлковых подушках. — Да ты садись, маркиз! Поехали имение смотреть!


— Что происходит? — тихо спросил Лён, едва король задремал.

— Полный порадок, сэр! — дурашливо отвечал кот и полез к королю с вопросом:

— Почём принцессы нынче в вашем королевстве?

— На полтинник пара штук. — отвечал король и снова смежил веки.

— Я сейчас выйду, если всё не объяснишь! — предупредил Лён.

— Остановка по требованию! — немедленно заорал кот в окошечко. Карета дёрнулась и встала.

— Ладно, бывай, король! — воскликнул Вавила и шлёпнул лапой короля в ладонь.

Тот надвинул корону на ухо и привалился к спинке. Лён и кот вышли. Карета укатила.


Кот посвистывал и бесшабашно оглядывался по сторонам. Лён отошёл с дороги и сердито смотрел на Вавилу. Это была не сказка, а какой-то идиотский мультяш. Не хватает только встретить Банни. Из-за аккуратного дерева, какими обставлена, как столбами, дорога, выглянула рожица с длинными ушами и такими же зубами.

"Сгинь!" — испугался Лён. Рожица сгинула.

Вавила подошёл.

— Надо что-нибудь поесть. — деловито сообщил он. — Что-нибудь хочешь?

Что едят маркизы? Лёну представилась большая индейка, вся обложенная яблоками, облепленная кружками ананасов и апельсинов. Она испускала изумительный аромат. Такую однажды он видел по телевизору в передаче «Смак».

— Пойдём, дворец какой-нибудь поищем. — предложил кот.

Диковинная пара побрела по дороге.

— Я ещё коня хотел. — вспомнил Лён.

— Да будет конь, не беспокойся ты.

Всё было очень странно. Вавила какой-то не такой. Конечно, он и раньше был шутник и причудник, но не такой легкомысленный. А теперь словно играл какую-то роль. К тому же, откуда ему знать, что именно из одежды пожелал себе Лёнька. Интересно, где он добудет пищу?


Здесь было правостороннее движение. По одной стороне ехали телеги с грузом. В обратную — без груза.

— Запасаются провиантом на случай войны? — поинтересовался Лёнька, вдыхая соблазнительные ароматы.

— Хочешь индейку? — спросил Вавила. — Жареную, с яблоками, ананасами, апельсинами!

Не дожидаясь ответа, кот кинулся к одной подводе.

— Индейки есть? — спросил он. Лёнька вытаращил глаза.

— Бери любую. — ответил крестьянин.

Расторопный кот тут же забрался в возок и начал там шнырять. И вынес индейку на блюде — именно такую, как представлял себе маркиз! С урчанием он потащил её в сторону от дороги. Обалделый маркиз тащился следом. Вавила расселся на траве, быстро выломал одну ножку и сунул её Лёньке. А сам принялся пожирать крылышко.


Наевшись, Лён вдруг вспомнил:

— А конь?

— Сейчас. — ответил кот, бросил недоеденный кусок и направился к дороге.

Тогда Лёнька быстро вскочил и помчался вдоль дороги в обратную от города сторону. Промчавшись совсем немного, он остановился и стал наблюдать из-за кустов. И увидел интересную картину.

Мужик, который только что проследовал в город и дал им индейку, снова ехал в сторону города. А навстречу всё так же шли пустые телеги. Лён проследовал дальше за поворот, откуда только что выехал увиденный им крестьянин. Это была точно такая же дорога.

Он крался за стеной деревьев. Так он и обнаружил, что дорога кольцевая. В одну сторону движутся гружёные экипажи, в обратную — пустые. Так и ездят двумя встречными кольцами!

"Лажа какая-то!" — подумал Лён. Тут его и настиг Вавила.

— Ты с ума сошёл! — расшумелся он. — Я тут ему коня добыл, а он шатается! Больше никуда без меня не уходи!

— Я не хочу коня. — заявил маркиз.

— Нет, бери. — упирался кот.

— Не возьму.

— Бери коня, придурок! — заорал Вавила. — Требовал коня — бери! Я, между прочим, тоже по дороге пешком шататься устал! Гриндара пылятся!


Лёну было сильно не по себе — Вавила не был похож на себя. Он решил пока не спорить и взялся за повод. Конь хорош, как он и мечтал — вороной, с красивым и удобным седлом. Только в отличии от Вавилы вёл себя совсем естественно.

Лён молча сел в седло. Вавила тут же попытался запрыгнуть и, как тогда, в вестибюле, засучил задними лапами. Лён молча втянул его на седло.

— Мы ведь не будем ссориться? — заискивающе принялся заглядывать ему в глаза Вавила.

— Ну, хорошо, не будем. Куда ты предлагаешь ехать? — сдержанно ответил Лён.

— А куда же ещё? В твой замок! — воскликнул кот опять развязанным голосом.

Всё это было очень интересно. Всадник тронул скакуна с места и поехал, куда глаза глядят. Кот не возражал.


— Слава маркизу Карабасу! — тут же встретили его воплями, едва он выбрался на дорогу.

— Не возражай, пожалуйста, — попросил кот. — Мы все тут знаем твою скромность. Но, отчего бы не доставить людям радость?

— Я раздражаю тебя? — тихо спросил Лён.

— Ничуть. — быстро ответил Вавила.

С каждым мгновением ситуация нравилась Лёну всё меньше.

— А где фейерверки в мою честь? — спросил он.

— Сейчас! — крикнул кот и, спрыгнув с седла, умчался куда-то в кусты.

Вскоре оттуда понеслись фейерверки. Вавила вернулся донельзя довольный. Лён окончательно убедился, что вокруг него с непонятной целью устроен нелепый спектакль. Шла грубая инсценировка сказки. Все его желания выполнялись, и Вавила был к этому причастен.

— Чего еще желаете, маркиз Карабас? — подобострастно обратился тот к Лёну и при этом так хитро посвёркивал глазками.

— Ничего.

Кот огорчился.

— Хочу мороженого.

— Несущественно, но очень мило. — прокомментировал кот в гриндерах. Мороженое Лён получил — прямо за кустом сидел со своим ящиком мороженщик с красным шариком на носу и колпаке в горохах.

— Господин маркиз, вам бы следовало подумать о приобретении земель, замков, королевства и жениться на какой-нибудь принцессе. — отрапортовал кот одним духом.

— Я подумаю. — успокоил его Лён.

— Думайте сейчас. — упорствовал Вавила.

— Хорошо, я думаю, что мне нужен замок.

— Прекрасно. — спокойно ответил кот. — Сейчас всё будет.


Замок не замедлил появиться. Уступая настоятельным требованиям кота, маркиз отправился его инспектировать. Кот показывал шикарные апартаменты. Заставлял щупать ткани, нюхать все цветы в вазах, сидеть во всех креслах, валяться на всех кроватях. Потом потащил его в столовую. Там его приветствовали графы и бароны.

— Ну-ка, ну-ка, отдайте ручкой честь. — суетился кот. — Покажите всем, как вы довольны. Улыбочку пошире. Скажите «чи-иииз»!

Лён понял, что лукавый Вавила ведёт свою игру. И ставкой в этой игре он, Лёнька Косицын. В целом всё было неплохо, даже эти идиотские телеги, не вздумай он подглядывать, сошли бы за настоящие. Всё было хорошо, всё вкусно. Одежда — красивая и удобная. И замок — верх похвал. Но, Вавила своим чрезмерным усердием разрушал всё впечатление. И было это неслучайно: кот намеренно доводил всё до абсурда. Или Лён не знал Вавилу.

— Мы можем поговорить? — тихо спросил он.

— Нет. — отрезал кот. — Вы можете только желать, маркиз. Желайте всё, что угодно.

Это было последней точкой.

— Желаю поспать. — произнёс Лёнька. — Мне очень понравились кровати.

Все гости немедленно бросились к нему и стали уговаривать:

— Маркиз, вам тут у нас понравилось? Вы нас не покинете?

Они принялись целовать ему руки, льстиво заглядывали в глаза, дёргали за полы камзола. Лёнька ошалел от такого напора.

— Да что вы разорались? — крикнул на них Вавила. — Не видите, барон желает почивать! Завтра продолжение банкета, а сейчас мы с графом отойдём ко сну! А завтра состоится коронация! Нам нужно отоспаться, а то цвет лица попортится!

Все схлынули и остановились поодаль с умильными лицами, готовые в любой момент броситься и снова лобызать маркизу руки.


— Пойдём, пойдём, товарищ герцог, — бормотал кот, утаскивая растерявшегося Лёньку прочь из зала, — вам баиньки пора. Завтра будет трудный день. Вам предстоит пережить коронацию и приём послов. Потом будут выборы невесты. Потом парад с забрасыванием толпы пирожными. Клоунов нарядят Гондурасами и вы лично вмажете каждому по морде. Потом публично обхамят Маргусю на эшафоте — уже готовы бочки с горчицей и перина.

— Ты обалдел, Вавила. — беспомощно произнёс Лён.

— Молчите, вась-сиясь, и слушайте. Мы выполняем вашу волю. Разве вы не мечтали отомстить врагам? Разве ваши мечты не простирались далее какого-то там, простите, грязного сарафана? Подумаешь, какой-то занюханный князь в каком-то жалком провинциальном городишке! Берите выше, герцог! Хотите, мы приведём Семикармана и подстелем вам под ноги в качестве ночного коврика? Мечтайте, вась-сиясь, мечтайте! Тащите выше, прямо к звёздам!

Так с бормотанием, не давая вставить ни одного слова, Вавила затолкал его в кровать, накрыл парчовым одеялом, обрызгал всего духами, напялил на глаза колпак, вытащил откуда-то из-под кровати гусли и запел дебильным голосом:


Спят усталые игрушки,

Мишки спя-ааат!

Дрыхни, Лёлик, на подушке,

Плюй на всё подряд!

Позабудь родную маму,

Школу позабудь!

До тебя Семикарману,

Как до звёзд тянуть!


ГЛАВА 11. Перстень Гранитэли


Он и в самом деле почувствовал сонливость. Но, кретинская песенка Вавилы и все события этого дурацкого дня вызвали нечто вроде изжоги. Лён вспомнил, с каким усердием придумывал себе костюмчик и теперь все эти вытачки казались отвратительными. Не того хотелось. И с какой стати он должен забывать про маму…


— Лёнечка, дорогой, — промурлыкала мама, — не ходи сегодня в школу. Сходи лучше в кино! Я тебе на все удовольствия тысячу рублей оставила.

"Что за фигня?" — подумал Лёнька и проснулся. Взгляд сразу упал на оторвавшийся угол обоев.

— Мам, какая школа? — спросил он, ещё не проснувшись. — Каникулы же!

— Ой, я забыла! — засмеялась мама. — Ну, хорошо, пойдём покупать тебе новую одежду, а то ты вырос из старой!

— Откуда деньги, мама? — удивился он. — Мы даже ремонт не можем сделать.

— Лёньчик, — застеснялась мама. — я замуж выхожу. Мне Семёнов предложение сделал. Но, если ты против, то я не буду.

Семёнов тут же вошёл в дверь.

— Слушай, Леонид, ты там того… не обижайся, ладно? Я ведь только по долгу службы. Хочешь, на машине покатаю? А тысяча — это я так, просто в счёт компенсации за моральный ущерб.

— Мам, как ты могла забыть, что сейчас каникулы? — недоверчиво обратился он к матери.

Она оторвала от Семёнова сияющий взгляд и засмеялась:

— Лёнька, ты от своих инопланетян просто чувство юмора потерял! Я же пошутила!

Он почувствовал небольшое облегчение, но тут же снова насторожился. Он не имел ничего против того, чтобы у матери началась личная жизнь. Правда, иметь участкового в качестве отца как-то не слишком — уж больно этот Семёнов занудлив, словно переелся инструкций.

— Лёнь, — присел на диван Семёнов, — я ведь тоже понимаю, что тебе не слишком нравится, что твой отчим милиционер. Но, ты тоже посмотри, как вы живёте: даже ремонт сделать не на что. Мать на трёх работах бьётся.

— Понимаю, — Лёньке не нравилось, что Семёнов разговаривает с ним, как с больным.

— Значит, про тысячу вы тоже пошутили?

А он на мгновение размечтался! Накупит дисков!

Семёнов встал. Мать тут же обхватила его за руку.

— Нет. Мы не пошутили. Тысяча твоя.

— Мне не надо никаких моральных компенсаций. Вы мне ничего плохого не сделали. Другой бы куда хуже обошёлся.

— Лёнь, ну не надо ты так серьёзно. — мать опять оторвалась от Семёнова. — Дядя Саша просто хочет сделать тебе приятное. Ты же мечтал о дисках. А по поводу ремонта…

— Да всё будет ап-гемахт! — шутливо воскликнул участковый. — Ремонт — не проблема!

— У дяди Саши руки золотые!

— И денег полный карман. — с внезапным подозрением произнёс Лён.

— Ну, ладно, признавайтесь, гражданочка. — отвял от него Семёнов. — Откуда средства взяли? Мы всё давно про вас знаем.

Зоя расхохоталась.

— Ладно, Лёнька, уел! Мы выиграли в Джек Пот! Купили на двоих билет, просто так, чтобы разменять купюру. И вдруг видим — выигрыш!

— Сколько? — внезапно вспотел Лёнька.

— Десять миллионов. — признался милиционер. — Правда, часть придётся отдать в налоговую. Но, всё равно порядком остаётся.

— Лёня, ты понимаешь, это же другая жизнь. — мама присела перед его диваном и посмотрела ему в глаза.

Лёнька бухнулся обратно на подушку, закинул руки за голову. Десять миллионов! Обалдеть! А он-то думал, что тысяча — это много!

— Понимаешь, — заговорил снова дядя Саша, — всё это (он обвёл руками) теперь не нужно. Впереди другая жизнь.

— Хоть остаток жизни пожить по-человечески. — с неожиданной тоской сказала Зоя.

— Конечно, мама! Я так рад за вас! Вы будете устраивать свадьбу?

— Мы хотели просто отметить втроём в ресторане. — ответил дядя Саша. — Зато в самом лучшем ресторане.

— Да ну ещё! — сказала Зоя. — Полетели лучше все в Анталью!

— Дядя Саша, последнее только дело. — озаботился Лён. — Я нашёл один перстень. Надо сдать находку. Правда, не здесь нашёл, а в лагере. Кто-то потерял в лесу.

— А, вон ты что. — сдержанно отозвался Семёнов. — Лёнь, зачем тебе? Какой-то богатый чудила с братками гулял в лесу. Небось Немирофф жрали, девок кучу пьяных натащили. Вот с дури, да с пьяни и потерял. Они бумеры да мерсы колотят, и то не беспокоятся. Брось ты с этим перстеньком! Никто про него не помнит.

— Дядя Саша, ты посмотри, какой бриллиант, да тут незнай сколько каратов! Да ещё чёрный. Твои мерсы против него и не потянут! — разгорячился Лёнька.

— Зато меня потянут. — резонно отвечал участковый. — Да так потянут, что не отмажешься! Да ещё и вы оба увязнете по самое некуда. Оставь, Лёня. Носи себе на здоровье. Считай, что судьбой подарено. Сам скоро будешь ездить в мерсе, да ещё с шофёром. Будет в самый раз.


Лёнька замолчал, опустил голову и задумчиво вертел на пальце перстень. Действительно в самый раз, словно на его пальцы делали. Что-то не давало ему покоя. Слишком всё хорошо. Так даже на Селембрис не бывает. А как он сюда попал?! Он же должен был проснуться в лагере!

Он поднял голову и оглядел мать и будущего отчима растерянными глазами.

— Ну, что тебе, Лёня, недостаёт? — произнесла она. — Ну, знаем мы всё. Никакие это были не инопланетяне. Ты переносился в волшебную страну — в Селембрис.

Здравомысленный участковый Семёнов кивнул головой, подтверждая показания.

— Конечно, я поначалу вела себя, как дура, не понимала. — продолжала мать. — Да и кому такое в голову придёт? Лёня, ты просто не понимаешь, что тебе попало в руки. Мне объяснили: это полная власть! И все мыслимые возможности. Я бы всё отдала, чтобы пожить в такой стране. Как я устала от этой жизни! Три работы и — ничего! Ничего!

— Как же ничего! Вы же выиграли Джек Пот!

Они оба жалко улыбнулись.

— Это будет там, в твоей Селембрис. И то, если ты так пожелаешь. — проговорила мама. — Тогда всё будет — и Джек Пот, и Анталия, и мерседес.

— Мы, конечно, можем и отказаться. — произнёс Семёнов. — Можно и так прожить. Сделаем ремонт. С Гондурасом я разберусь, с Маргусей тоже побеседую. Проживём.

— С твоей-то зарплатой! — закричала Зоя. — Да ещё алименты на двоих детей! Только не говори мне, что будешь брать взятки! Ты даже живёшь в общежитии! Если бы ты умел брать взятки, от тебя бы и жена бы не ушла! И жил бы ты не так, как мы! Я устала так жить! Теперь к прежним трём работам мне прибавится ещё и стирка твоих носков!

Она зарыдала, Семёнов жалко посмотрел на Лёню. А тот был ошарашен.

— Как мне всё надоело! — захлёбываясь, плакала из-под ладоней мама. — Эта проклятая соседка, которая только и подглядывает за мной, а потом сплетничает по всему подъезду! Эти собаки-учителя! А на работе! Сидят в конторе, жопы наедают! У каждой мужики левачат, а сами они только шмотками хвастаться ходят на работу. Как начнут жрать колбасу и не какую-то, а брауншвейгскую! Да пошли вы оба!..

И выбежала из комнаты.


— Дядя Саша, — тихо проговорил Лёнька. — ты даже в инопланетян не верил. Как же ты мог поверить в сказочный мир?

— Поверишь тут, — вздохнул Семёнов, — нам такого показали! Лёня, ты не понимаешь, что это за перстень. И всё это досталось тебе. Никто из твоих волшебников не нашёл его, а они бы всё отдали за него. Это исполнение желаний.

— Дядя Саша, ты-то хоть настоящий? — внезапно спросил Лён.

Тот пошевелил бровями и молча посмотрел в сторону. Взгляд его был таким тоскливым, и Лёнька понял, что его не дурят: и мать, и Семёнов были настоящими. И Вавила, хотя и глумил его, был настоящим. Что всё это значит?

— Если мы на Селембрис, — закрыв глаза сказал Лён, — то всё это иллюзия. Здесь нет того мира, к которому вы привыкли. В лучшем случае вы получите королевство. Как у Семикармана. Может, и богаче.

— Нам понравится. — сказала мама из дверей. — Куда угодно, только прочь из этой страны, из этого мира. У тебя власть волшебника. Мало этого, ты нашёл кольцо исполнения желаний.

— Кто вам сказал?!

— Вещий ворон.

— Вы рехнулись. — беспомощно ответил Лён.


Он молча встал, оделся и вышел на кухню. Полез в холодильник — там стоял большущий торт. Лёнька закрыл холодильник и проверил в сковородке на плите. Большие куски мяса, тушёные так, как мать никогда бы не сумела. На столе — бабушкина ваза с отменными фруктами. Неужели, всё Семёнов?

Как много успел сделать дядя Саша в их маленькой запущенной квартирке! А Лён и не замечал. Починил разболтанные розетки, поправил перекосившийся светильник с торчащими проводами. Побелил потолок, покрасил двери, заменил стекло в окне.

Под столом стояли пакеты со смесью, а в прихожей — коробки с керамической плиткой. Неужели Семёнов собрался обложить кафелем их позорный туалет?

Мать нашла себе мужика, да ещё какого! И вот является Вещий Ворон и всё их маленькое, но реальное счастье превращает в ничего не стоящую труху. А что он хотел? Разве сам Лёнька не рвался в Селембрис? Разве лишь мать его не удерживала в этом набрякшем от тоски мире? И вот теперь она, да ещё вместе со своим Семёновым, которого любит, что бы там ни говорила, мечтает перебраться в волшебную страну. И ведь он там стопудово сумеет обеспечить ей далеко не бедную жизнь! Даже без перстня. Что его удерживает тут?

Лёнька ушёл в большую комнату, стараясь не слушать горячий диалог в своей комнате — Семёнов с мамой о чём-то спорили.


По телевизору шла одна из этих отвратных латиноамериканских мыльных опер. Тощая бледная моль с большим синяком под глазом неистово тряслась, изображая гнев перед каким-то скучным мужиком. Потом вошёл ещё один и, держа ножик, как ребёнок, стал уныло признаваться ей в любви. Хотя все и орали, как собаки во дворе, но до настоящей экспрессии не дотягивали пуда два. Лёнька опять переключил канал. И с испугом нажал на кнопку: показывали "С лёгким паром".

Ничто не позволяло отвлечься от неприятных мыслей. Что за возня началась вокруг него? И с какого момента? Вспомнилось, как с прилежностью идиота он придумывал себе прикид. Словно наваждение какое-то. С чего у него тогда поплыла голова?

Лёнька взглянул на перстень. Как же он тогда боялся потерять эту штучку! Словно перед хозяином отчитываться собирался! Даже едва не утонул, а руку не разжал. Такое впечатление, что перстень овладел им, и даже мысли Лёньки были ему открыты, как на ладони. Что Лёнька ни придумает, всё ему моментально подавалось, но как! — словно бы с издёвкой! И вот теперь Семёнов говорит, что это — перстень исполнения желаний. Всё это родителям накаркал Вещий Ворон. А Вещун служит Лембистору. Вот откуда ветер дует.

Косицын снял перстень, положил на стол и отошёл подальше. Пусть не мешает размышлять.

— Наконец-то. — раздался знакомый голос. — Я думал, до тебя так и не дойдёт.

Лён стремительно обернулся. В дверь заходил Вавила.

* * *

Они сидели вчетвером за кухонным столом. Зоя и Семёнов недолго удивлялись говорящему коту. Да и вообще, как быстро люди привыкают к необычному! Вон в школе, оказывается, все были убеждены, что Вавила не что иное, как кот-мутант. А гномы — просто лилипуты. И для щётки нашли какое-то объяснение. Сейчас учёные такие чудеса творят. Куда там волшебникам!

Зоя выставила на стол торт.

— Мама, — пристально посмотрел на неё Лён, — я не обещал, что соглашусь.

— Что же теперь, пропадать добру? — сухо ответила мама.

— Зоя, не надо так. — попросил Семёнов. — Не выкручивай пацану руки.

Вавила с уважением посмотрел на участкового.

— А мне мяса, пожалуйста. — беззастенчиво сообщил он. — Только подливку не кладите. Не люблю специи.

Зоя молча положила ему целую тарелку мяса.

— Вы прекрасная хозяйка! — с воодушевлением воскликнул кот.

Мама хмыкнула и промолчала. Взрослые с интересом наблюдали, как Вавила ловко управляется с вилкой. Он с аппетитом умял целую тарелку.

— Вам водички налить или молока? — спросила Зоя, доставая глубокую тарелку.

— А что, Саня, тяпнем перцовой? — подмигнул участковому кот. Тот и ответить не успел, как Вавила ловко слазил за холодильник и добыл бутылку.

Саня крякнул и отвёл глаза от сурового взгляда Зои.

— Вы что себе подумали? — удивился подлый кот. — Что я мог придти в гости к приличной семье без бутылки?

Он небрежно щёлкнул по перцовке когтем и та немедленно превратилась в «Мягкова».

— Или желаете "Немирофф"? — ещё раз щёлкнул. Бутылка преобразовалась в солидный толстостенный штоф. — А ребёнку сок «Рич».

Он пощелкал десять раз, и на столе выстроились в ряд десять упаковок сока — все разные.

Взрослые растерялись, глаза у них сделались большими. Лёнька хмыкнул.

— Зоинька, — обратился к маме нахальный кот, — сделай-ка нам чайку, а то тортик не полезет в душу.

Она только сунулась к плите, как тут же обернулась. На столе громко заурчал пузатый самовар.

— Я пошутил. — признался кот. И вынул из-под себя коробку «Ассорти». Наконец, доведя обоих взрослых почти до обморока, он заговорил о деле.


— Зоя, скажите, — обратился он к маме, — вам в самом деле нужно это королевство? Желаете быть угнетательницей? Вспомните сказку о золотой рыбке. Волшебное богатство оно ведь как приходит, так и уходит.

— Меня просто возмущает! — горячо возразила Зоя. — Мой сын волшебник, он немало значит там у вас. Так отчего же ему не устроить нашу жизнь? Лёня, почему ты не задумался, каково мне приходится? И почему ты не позаботишься об этом? Если твоё волшебство действует и здесь, то почему бы не сделать нашу жизнь более сносной?

— Семикарман номер два, — пробурчал Лён, — вариант дополненный и исправленный. Это тебе всё Вещий Ворон натрепал? Так он предатель.

Вавила беспокойно заворочался.

— Давайте пока без определений. Не всё так просто. Мадам, я признаюсь, Лён необычный мальчик. Не всякому достаётся избранничество от Селембрис. Но, нет прав без обязанностей: чем больше дар, тем тяжелее ноша. Я-то простой волшебник, я могу себе позволить немного пошалить.

Он сделал лапой знак в воздухе. Посреди кухни быстро выросло мандариновое деревце, распустило крепкие тёмно-зелёные листья, обзавелось душистыми цветами — те быстренько свернулись и вздулись весомыми плодами убедительно оранжевого цвета. Кот сорвал одну штуку.

— А вот Лён — дивоярец. — продолжал свою речь Вавила, очищая между делом мандарин. — Отсюда все проблемы. А Дивояр-то о-го-го как далеко! Вот он — как положено герою — сражается с драконами, спасает принцесс и многое другое!

— Дусяванна! — крикнул он ко входной двери. — Я накажу тебя!

В коридоре тихо чмокнула соседская дверь.

— Надо входную дверь обить. — произнёс дядя Саша.

— Надо. — согласился кот. — Так вот, Лён, хоть и дивоярец, но неопытный волшебник. И магия его своеобразна, как и его талант. И вот, представьте себе, не мы одни об этом догадались!

— Сидмур?! — вскрикнул Лён. Значит, его догадка верна!

— Лембистор. — ответил Вавила. Глаза его блеснули диким зелёным светом и тут же погасли. Он принялся задумчиво есть мандарин.

— Угощайтесь. — сказал кот и кивнул на стол. Там уже стояла ещё одна ваза с отборными фруктами.

Семёнов и Зоя торопливо взяли по плоду, словно никогда в жизни не ели мандаринов.

— Настоящие! — удивилась мама.


— Ну да, вот некто и подумал: а отчего же не устроить добрым людям праздник? Сначала одной семье…

Зоя перестала есть и тревожно взглянула на Семёнова.

— Потом и всем прочим. — продолжал кот. — Ведь, что делает человека счастливым? Удовлетворите его нужды и он посчитает мир прекрасным. Но, вот беда! Чем больше удовлетворения, тем больше и запросов! Прямо как у старухи в сказке! И сколько их ни удовлетворяй, им нет предела. Всё правильно: человек — развитое существо. И сколько их таких? Вы понимаете, почему ваш мир такой неудовлетворённый? Тут прорва магии нужна, чтобы всем дать по их желаниям. Да что там, каждому нужна своя Вселенная, чтобы обеспечивала все его нужды в перспективе. Но, есть другой путь. Можно обуздать потребности. До минимума. И сам минимум тоже обуздать.

— И кто будет обуздывать? — догадалась Зоя.

— Не вы, конечно. Кто же в здравом уме согласится на такое? Уж кому-кому, как не вам, бывшим совковичам, не знать об этом! Сейчас вы мучаетесь оттого, что видите вокруг возможности, но не можете их поймать. Ты вот, Саня, взятки почему не берёшь? Правильно, потому что не умеешь. А если исключить возможности?

— Это уже было. — сказал Семёнов.

— Точно. А потом взяло и прорвало. Чисто человеческий фактор. А если за это возьмётся магическая сила? Маленькая кастрация в мозгу, и вот ваши потребности едва превышают насущную необходимость в хлебе и тепле. Никаких анталий! Никаких модных прикидонов! Зато и никаких квартплат!

— Я так много не прошу. — отозвалась Зоя.

— А я и не обвиняю. Наливай, Семёнов. Ты немного просишь, Зоя. Маленький рай. Может, ещё меньше. Просто, чтобы жить не мучаясь.

— А разве я не права? — не сдавалась она.

— В том-то и дело, что права. Только ситуация уж больно интересна. За всё ведь платят.

— Ты что, Вавила! — испугался дядя Саша. — Ты про это? Про подпись кровью?! Ты это брось!

— Семёнов, если я и похож на Мефистофеля, то только в профиль! — обиделся кот. — Но, ты всё же угадал. Давайте это спрыснем.

— Кончайте лопать. — остановила их Зоя. — В чём дело? Объясняй давай!

— Что я и делаю. — ответил кот, оставив в покое стопку. — Какую цену ты готова платить за своё счастье?

Все уставились на него.

— Перстень Исполнения Желаний. Всё, что угодно. Нехило, братцы? Ценою — Лёнька.

— Знаешь, перстенёк с дефектом. — ответил Лён. — То, что я видел — просто дрянь какая-то.

— Ты мне льстишь. — ответил кот. — Я пакостил тебе, как мог. Хорошо ещё, что ты выбрал эту сказку. Но, кружавчики-то были просто прелесть! А эти-то, с колёсиками…

— Шпоры? — смущаясь, спросил Лён.

— Они самые. Нет, что ни говори, откарабасил я тебя отменно! Особенно перо! Как вспомню, так и хохочу! А король каков? Из бывших прокуроров! А что это тебе, Лёня, вздумалось так наряжаться?

Лён призадумался. Так откуда же ему впёрла в голову эта чушь с костюмом? Он вспомнил, как подробно продумывал все детали, как представлял себя таким шикарным кабальеро. С чего всё это началось?

— Я полагаю, с перстня. — ответил кот. — Перстень Гранитэли. Мы не знаем, откуда он взялся и каковы его возможности. Но, то, что он подчиняет себе своего хозяина — это точно! Сначала помаленьку: костюмчик, конь. Потом ты пришёл домой, а там уже подготовили для тебя почву. Ты пожелаешь — и всё получится. Вам повезло, родители, что у вас такой недалёкий сын. Другой давно бы догадался, как использовать свои способности.

— Всё, Вавила. — решительно сказал Семёнов. — Кончай темнить. Мы уже поняли наш промах. Объясняй по существу вопроса.

— И пократче. Отлично. Та дрянь, в которой ты побывал, Лён — не Селембрис. Это пересечение с Сидмуром. Лембистор не погиб. Маг лишился своей материальной оболочки, но по сути остался прежним. Он взялся за дело хитрее — работает через подставу. Теперь он не уничтожает мир Селембрис, а создаёт искусственные зоны, в которые переманивает людей, обещая им сказочную жизнь. И призом в этой гонке — ты, Лён. Для тебя все старались делать сказку. Пока мы с тобой шлялись по кустам, сюда явился Вещий Ворон. И провещал твоим родителям, как повелел ему Лембистор. Наобещал с три короба. Ты, по его плану, должен согласиться. Либо здесь устроить парадиз с помощью того же перстня — только пожелай. Либо перенести маму и Семёнова в пересечённую с Сидмуром зону. Там, Зоя, ты точно стала бы королевой. А может, и владычицей морскою. В любом случае Лён стал бы прислужником демона.

— Кого?! — вскричали Зоя и дядя Саша.

— Лембистор — демон. — пояснил Лён. — Я уже сражался с ним и загнал его в лимб. Да, видно, ненадолго.

— Я не могу поверить. — прошептала Зоя. — Это всё бред.

— Кто бы говорил. — ответил кот. — Сама недавно требовала, чтобы тебя отправили в волшебную страну и сделали королевой. Я тебе, Зоя, сразу скажу — есть такое место. Лён как раз оттуда и сбежал. А ведь как упрашивали остаться!

Он расхохотался.

— Мы всё поняли. — твёрдо сказал Семёнов. — Проживём и без Анталии. У меня есть садовый участок, шесть соток. И домик.

— Ну, я же знал — договоримся. — растроганно ответил Вавила. И тут же оживлённо обратился к Лёну: — Слушай, все болтали про этот обалденный мультфильм, про «Мадагаскар». Лёнь, давай посмотрим по компутеру, а потом отправишься обратно! А вы, родители, пойдите посмотрите "С лёгким паром."

* * *

От двери тихо отчалила Дуся Ванна. С горящими глазами соседка просочилась в свою однокомнатную квартиру и страстно бросилась к чёрному телефонному аппарату, плотно захватанному руками. Трясущимися пальцами она набрала номер, дождалась окончания гудков.

— Да? — спросили там.

— А-вя-вя-а! — восторженно ответила Дуся Ванна. И удивилась. "Да это я!" — хотела сказать она. И снова не сумела.

— Кто это? — недоумевала Клава с первого этажа, бессменный член лавочного комитета, неподкупный страж порядка во втором подъезде.

— А-вя! — с отчаянием ей ответила балконный наблюдатель, почтенный снайпер, метательница гнилой картошкой по иномаркам на несанкционированной стоянке у подъезда.

— Я вот сейчас в милицию позвоню! — рассердилась Клава. — Развелось хулиганья! Нормальным людям отдохнуть не дадут! У меня ведь тут определитель! Я ещё приду к твоим родителям! В суд подам! Такой штраф уплатите!

Не слушая, что там дальше несла обозлённая Клава, Дуся бросила трубку на аппарат. И посмотрела на себя в зеркало. Высунула язык и удивилась. Язык-то узлом завязан!

"Ну и ну!" — подумала Дуся Ванна. Она схватилась за телефон, чтобы позвонить Соломоновне и рассказать ей такую новость. Но, тут же вспомнила, что ничего-то рассказать она не сможет! Очень огорчённая, Клоповкина поплелась в комнату и включила телевизор. Показывали "С лёгким паром". Неувядаемый Андрей Мягков крутил шуры-муры с неувядаемой Барбарой Брыльски. Тупо глядя в покрытый пылью телевизор, соседка мучилась, произнося в уме все те слова, которые готовила для ежевечернего заседания на лавочке в компании пенсионерок. Кому-кому, а ей-то есть чего порассказать!

Дусе Ванне хотелось обсудить частые визиты участкового в соседнюю квартиру. Чай, опять зойкин обормот чего украл! И тут она услышала отчётливый металлический визг, с каким открывалась общая на две квартиры дверь.

Вне себя от нетерпения, Клоповкина тихонько отжала замок. Высунув один глаз, она увидела дивную картину! Наружная дверь была и впрямь открыта, в неё проходили гномы и несли на себе павловских кур в упаковках, сыр головкой, мешочек лука, картошку в сетке. Но, не это странно! Главное, они проходили в соседнюю квартиру через запертую дверь!

— Привет, Дусяванна! — сказал ей последний гном.

"Привет." — хотела ответить она, но язык не повиновался. Тогда соседка тихо закрыла дверь и восторжествовала. Ну, стерва Зойка! Наконец попалась! Клоповкина кинулась было к телефону в милицию звонить, но тут районная милиция в лице участкового сама вычислила зойкиного обормота. Дуся Ванна хорошо знала его голос, поскольку считала себя добровольной осведомительницей и капала на своих соседей. И кто же оказался прав?! Вляпался, ворёнок! Их там целая шайка! Она же говорила!!!

"Ну гады! — подумала Дуся. — Всю страну разворовали!"

Она достала толстую ученическую тетрадь, подобранную около школы. Пролистнув все примеры, добралась до чистого листа. Торжественно взяла ручку, подумала и написала заголовок: мое соседи!

И принялась выписывать каракули.

* * *

Семёнов отправился сначала с Лёнькой на рынок и заново одел его. Парень вылетел из палаты в Селембрис в чём был — в трусах и майке. После чего быстро заправил свою немолодую «Волгу». Через час он уже катил по направлению к зимнему лагерю, отвозя Лёньку.

Самовар Вавила им оставил. И деревце в горшке. Откуда-то взялась куча продуктов, по поводу чего Вавила только посмеялся. Верить в добрые чудеса было гораздо приятнее, чем в злые. А пить он больше не будет — стыдно перед интеллигентной женщиной.


ГЛАВА 12. Добрыня Никитич


Объяснения участкового превозмогли все доводы, какие приводил рассудок Кати. Да куда Косицын мог деваться? Просто отчим с утра пораньше приехал на машине, привёз парню новые вещи. Ну, покатались немного на машине. А что — нельзя? Он, впрочем, искал вожатую, хотел предупредить, а ребята сказали, что она куда-то отошла. Костян с Федюном подтвердили: точно отошла. Отряд оставила, значит, и где-то там ходила.

Катя решила более не спорить. Все на месте — и порядок. Семёнов был вежлив, корректен, обаятелен.


— Ну у тебя, Лёлё, и батяня будет. — с завистью проронил Федюн. — Вот моему без «Матрицы» ничего не объяснишь!

В тот же день приятели слегка насели на Косицына. Костян мечтал рубать Горынычей в лапшу, а Федюн всё ещё надеялся спасти принцессу.

Лёнька был в досаде: заболевание Селембрис налицо. Приятели рехнулись. Впрочем, скоро будут выходные — понаедут предки, навезут еды. Может, товарищи увлекутся и забудут. С голодухи то ли ещё примерещится! От манной каши по утрам вспоминаются солёные окорока, а от чая — то вино в кувшинах. Вот бы дуралеям угоститься, как было с Лёном, болотными жуками! Или лучше жрать червей в садке! Нашли, о чём мечтать!

— Великий княже, — тихо сказал Лён, когда никто не слышал, — с Селембрис можно не вернуться. И вовсе не факт, что вы там будете Добрыней Никитичем. Можете и лягушкой-путешественницей сделаться.

Ему не верили.


Перстень Гранитэли он не надевал — тот висел на прочной нити на шее. Сначала надо домой вернуться, а потом выяснить, что это за штука. Никому сдать его на хранение Лён не мог: Вавила не сумел взять его даже в лапы, не то что унести с собою на Селембрис. Перстень признавал хозяином только Лёна, и всё это очень беспокоило. Многое следовало обдумать, о многом посовещаться. Требовалась помощь и совет. И он каждую ночь с нетерпением ждал, что Брунгильда снова вызовет его в маленькую лесную избушку. К тому же настораживало нетерпение в глазах Костяна и Федюни — эти маньяки верили, что могут извести змеиное гнездо!

* * *

— Костян, чем гриндера свои испачкал? — с насмешкой спросил Миняшин.

— Змей Горыныч облевал. — буркнул Чугунков.

Ему надоело следить по ночам за Лёнькой. Тот тоже корчил из себя воспитателя: то нельзя, это нельзя!

Костян хмуро потащился на поляну, где три дня назад горел костёр и откуда они попали в лето. К бандюгам на тусовку. Он вспоминал княжеское житьё. С каким уважением на него смотрели!

У заснеженного кострища торчал поповский сын Федюн и тоже тосковал. Они сбежали с тихого часа и теперь, пока все спят (или играют в карты), пошли бродить за оградой.

Оба, не сговариваясь, огляделись. Это та самая поляна, они её узнали. Только это было летом. И костёр на том же самом месте. Всё точно так же.

"А если зажмурить глаза?" — подумал Костя. Он так и сделал и начал вспоминать первые ощущения в Селембрис. Сначала было жарко — он весь упарился в своей куртке. Вспоминал, как ловко ездил на коне Косицын, и завидовал ему. Потом стало невыносимо жарко, по лицу тёк пот, а на ногах тяжело валялся Барсик. Сейчас он знает, что это был Федюн.

Каркнула ворона, и с ветвей в лицо Костяну полетел пушистый снег. Он вздохнул. Воспоминания не удавались.

— Чугун, смотри. — напряжённым голосом проговорил Бубенцовский.

За это следовало дать по шапке. Костян открыл глаза. И замер.


Они были на поляне не одни — два сказочных коня с непередаваемой грацией переступали по снегу великолепными ногами. Чёрные, как ночь. Прекрасные, как сон.

У Костяна обвалилось сердце, когда конь повернул к нему и глянул огненно-чёрным глазом. Не помня себя, он шёл к невероятному созданию. Конь не убегал. Костян хотел коснуться атласной шкуры. Раздалось громкое хлопанье крыльев, и на седло резко опустился ворон.

— Что, княже, — насмешливо спросил он, — хочется лошадку?

Костян чуть не подавился. Совершенно обалдевший, он смотрел на птицу и видел в её глазах непривычный разум.

— Ты кто? — наконец, спросил Чугунков.

— Я Вещий Ворон. — серьёзно произнесла птица.

Чугунков подумал, что он спит, и нерешительно протянул руку, чтобы дотронуться до скакуна. Конь посторонился, и рука осталась в воздухе.

— Откуда это? — прошептал он.

— Я не могу лгать. — сказала птица. — Это сидмурийский конь.

Костян не знал, что это значит.

— Хочешь опять попасть в Селембрис? — спросил ворон.

* * *

Лён почувствовал неладное. Оторвался от подушки и взглянул на соседние кровати. Он не высыпался ночью, поэтому дневной сон был для него спасением. Товарищи отсутствовали. Конечно, ничего особенного в этом не было: Чугунков и раньше презирал почивать днём. Но, тревога не оставляла.

Тут в окно стала биться птица. Глядя, как серая ворона колотит крыльями в стекло, Лёнька окончательно проснулся. Он встал и начал обуваться. Ворона утихла и только смотрела одним глазом. Он торопливо надевал новую куртку и шапку, не зная, куда собрался бежать и что желать. Вышел в коридор и, удивляясь сам себе, отправился на улицу.


Ворона поскакала по дорожке, потом взлетела. Лён пошёл в сторону поляны.

"Прогуляюсь." — решил он.

Едва выйдя из-за сосен, он подумал, что всё ещё спит. Наверно, как тогда — когда вышел босиком на снег. Тогда он тоже шёл через эту же поляну. Его позвала Фифендра. В тот раз за одной из ёлок, он увидел слабый огонёк. Может, и теперь его вызвала волшебница? И тут же понял, что ошибся.

На другой стороне поляны он увидел двух чёрных сидмурийских жеребцов, великолепных вороных — бешеных коней Лембистора.

У старого кострища замер и стоял столбом Федюн, а Костя шёл, протянув руки, к ближайшему коню.

Лён хотел крикнуть, но осёкся. На седло сел Вещий Ворон. Чугун застыл. Лён бросился к нему бежать.

— Костик, нет!!! — кричал он.

Товарищ не слышал. Он протянул руку и коснулся воронова крыла, и в тот же миг всё исчезло: и кони, и Вещий Ворон, и Костя Чугунков.


Лёнька с воплем ужаса подбежал. Секунду назад Костян был тут! На свежевыпавшем снегу не было иных следов, кроме чугуновских гриндеров. Подошёл, как сомнамбула, Федюн и уставился на пустое место.

— Куда он подевался? — очумело пробормотал бедняга.

— Федюня, — с тяжёлым сердцем обратился к нему Косицын, — я думаю, произошла беда. Выслушай меня и сделай всё так, как я прошу. Возвращайся в лагерь, и не оставайся один ни на минуту. Если случится что-то необычное, как сейчас, драпай изо всех сил и ни на что не соглашайся. Тебя обманут, как и Костяна. Чем ты умнее будешь, тем мне будет легче. А я сейчас уйду и без Чугункова не вернусь.

С этими словами он достал с шеи перстень Гранитэли. Федюн не успел ничего сказать, как Лён исчез.

* * *

— Бубенцовский, — с неприязнью сказала Катя, — где твои дружки — Косицын и Чугунков?

— Я им не нянька. — мрачно ответил Бубен. — Гуляют где-нибудь.

И удалился, стараясь не показывать свой страх: происходило нечто странное и Фёдор уже сомневался в своём рассудке. Такого быть не может, просто не должно. Может, сон не кончился? Может, ему только привиделось, что они вышли из Селембрис? А на самом деле обкурился какой-то дряни и теперь валяется на койке и храпит? И откуда она взялась, эта идиотская волшебная страна?

— Эй, Бубно! — весело позвал Миняшин. — Чего, твои дружки без тебя гуляют? А ты теперь в шестёрках? Говорил я тебе, не вяжись со скином.

Тоже сон?

* * *

Он сразу очутился в лете. Моментально стало жарко, и Лён расстегнул куртку. Одежда не преобразовалась и это было очень скверно. Теперь придётся думать о её сохранности.

Да, это всё та же поляна, но ни коней, ни Костика не было в помине. И кострище старое. Лён поспешно снял с пальца перстень Гранитэли. Достаточно того, что он был вынужден прибегнуть к нему, чтобы перенестись следом за Костяном. Похоже, что его втягивают в какую-то игру и вынуждают прибегать к услугам магической вещицы, а он не знает, что из этого последует. Приходится ли ждать хорошего?

Куда идти? Прошлый раз с этого места его унесла река, и он попал в преобразованную зону, в нелепо искажённую сказку. Теперь не хочется лезть в воду. И Лён решил идти вдоль берега пешком.

Вскоре он снял куртку и понёс её под мышкой. В зимней обуви было дико жарко, но приходилось всё терпеть. Кто-то должен был его встретить, не зря же его заманивали в этот мир. Путь был недолгим и вскоре показался знакомый мост, под которым недавно едва не утонул этот придурышный маркиз. Речка в этом месте становилась уже, а течение — быстрее. Вот и кусты, в которых барахтался злополучный Карабас. Лён встал у моста и огляделся. Ничего не изменилось. Всё тот же лес, всё те же деревеньки вдалеке. Так же виднеются над деревьями далёкие купола церквей. Та же одинокая дорога.

Он оглянулся: не едет ли карета? И увидел Ворона.


Не было сомнений, что эта большая нахохленная птица, мрачно поблёскивающая чёрным глазом, и есть Вещун.

— Полагаю, не рады видеть? — спросил тот.

— Нет, отчего же, — сдержанно отозвался Лён, — я ждал чего-либо подобного.

Он собрался ступить на мост.

— Советую не торопиться. — совершенно человечьим голосом проронил Вещий Ворон. — Требуется кое-что обдумать.

Лёну очень хотелось дать предателю пинка, но тот взлетел и опустился на вершину одного из двух столбов у основания моста.

— Во что вляпался Костян? — задал вопрос Лён, стараясь не показывать досады.

— А много ты ему оставил выбора? — спросил в ответ Вещий Ворон. — Вторая история, если не ошибаюсь, была про лягушку-путешественницу. А первая…

— Добрыня Никитич! — воскликнул Лён. — И что всё это значит? Как мне до него добраться? Что я должен сделать, чтобы вы от него отстали?!

— Ты знаешь, я врать не могу. Ты, Лён, попал, как кур в ощип. Тебя вынуждают обращаться к перстню Гранитэли. Ты спасёшь Костяна. Потом в беду попадёт Федюня. Потом ещё кто-нибудь. Твоя мама, Семёнов, Наташа Платонова. И всякий раз тебе придётся вытаскивать их из тех историй, в которые они полезут по своей беспечности. В конце концов ты подчинишься перстню и далее станешь выполнять волю Лембистора. Нет, демон не погиб — ведь лимб его среда. Он лишился материальной оболочки, но это дело наживное.

— Другого пути нет? — горько спросил Лён.

Ворон завозился на своём насесте.

— Говори, Вещун, ты не можешь лгать.

— Есть, конечно. Тебе это вполне доступно. Ты дивоярец. Пройди сказку вместе с Костяном в качестве его спутника. И выведи его, пока он не углубился в неё. Проблема, видишь ли, не в этом. Твой друг не спал, когда ушёл со мной.

— Что?! Значит, он утратил память?! — закричал Лён.

Ворон закивал, почти втыкаясь крепким клювом в дерево.

— Да. Он теперь Добрыня. Поди вот, убеди его, что нужно возвращаться в прежний мир.

— Ну ты, комок мяса, — с ненавистью проговорил Лён, — однажды ты мне попадёшься!

— Да на, дери! — с неожиданной злостью ответил Ворон и спрыгнул наземь. — Чего раздумал?! Правильно! В этой сказке нет кота, зато ворон навалом. Давай, дивоярец, решай, кем будешь. Не больно велик у тебя выбор. Можешь быть князем и руководить всей операцией из стольного Киев-града. Можешь стать богатырёвой мамой и давать дельные советы. Хочешь, пойдём, поклюём вместе мертвечинки. Только Добрынюшка советам воронов не внемлет.

— Нужен кто-то, кто постоянно будет с ним. — подумал вслух Лён. — А герой всегда один.

— Ну, не совсем. — небрежно обронил Вещий Ворон. — Есть одно животное, правда, без права голоса. Та ещё задачка!

— Что?! Лошадь?! — в ужасе воскликнул Лён. — Нет, ни за что!

Ворон удручённо молчал.


Лён думал. Былину он почти не помнил. Говорил конь с Добрыней или нет? Вот Паф не постеснялся возить его на себе. В самом деле, не Змеем же становиться! Тем более, что должность наверняка уже занята одной прехитрой сволочью.

Он в задумчивости поднял глаза. Вещий Негодяй сидел на столбе и под лапами у него виднелось кое-что. Лён засмеялся про себя: всё продумано!

— Давай сюда. — сказал он, вставая с травы.

Это был его старый учебник математики, а в нём — обгрызенный летучей мышью карандаш.


У речки думалось легче, чем на мосту. Внизу с весёлым журчанием бежали струи, колыхались зелёные прибрежные заросли. Ветерок был свеж. Ничто не напоминало Сидмур.

Демон учится очень быстро. Он более не порождает унылый, безжизненный, побитый лимбом мир. Просто берёт часть Селембрис и потихоньку переделывает её. Возможно, в этой сказке по замыслу Лембистора погибнуть должен не Змей, а как раз Добрыня.

На странице учебника быстро создавался рисунок. Это был не слишком изящный конь. Куда ему до чёрных сидмурийских жеребцов! Но, зато крепконогий. Ему ведь предстоит возить на себе Костяна, а тот гораздо тяжелее Лёна.


Сказка быль, да в ней намёк,

Добрым молодцам урок!

Костик, подожди меня!

Вот я, вот я превращаюся в коня!


Ворон перелетел на спину Лёна.

— Ну, Бурко, — сказал он, — шагай на мост.

* * *

Запах разлагающихся тел был ужасен. Неубранные, непохороненные трупы, оскаленные черепа. Пробитые, раздавленные шлемы. Лошади с гниющими кишками. На их окостеневших и задранных вверх конечностях сидело множество ворон. Сюда слетались хищные птицы, тайком проскальзывали лисы, волки, шастали медведи.

Солнца не было, небо скрывалось за мрачными облаками — это напоминало мир Сидмур. Но, только это, в остальном — иначе. Вместо стерильного запаха искусственной хвои воздух был насыщен множеством миазмов. Всё более чем реально. Когда читаешь сказки, вони не ощущаешь. Картинки не передают всех ощущений.

Лён торопливо переступал крупными копытами, отыскивая землю. Он спешил покинуть поле боя. Хвостом отмахивался от бесчисленных жирных мух — те пировали на останках, и в жарком воздухе быстро образовывался опарыш. Всё кругом кишело червями.


Вырвавшись на относительно чистое пространство, он кинулся к речке, чтобы смыть с копыт всю эту пакость.

— Не советую. — кратко сказал Ворон, когда конь потянулся к воде губами. И Лён отпрянул, увидев под водой всё те же трупы. Берега смердели.

"В обморок бы не свалиться." — подумал конь. Его мутило.

— Скачи за мной. — прокаркал Ворон и низко полетел выше по течению.

Там и в самом деле оказалось чище. Они миновали поле боя и углубились в чащу леса. Лён немного осмотрел себя. Хорошо, что он не снял с себя одежду. Это существенно повлияло на его внешний вид. Ботинки на толстой подошве превратились в мощные копыта, а мех, который был внутри — в густую поросль вокруг голеней. Ноги Лёна обросли длинным рыжим волосом и напоминали расклешённые штаны. Он скосил глаза на нос. Морда тёмно-рыжая с белой полосой. По шее тяжело моталась никогда не стриженая грива. Хвост тоже густ и длинен.

Он вывернул морду и осмотрел свой круп. Куртка преобразовалась в рыжую лохматую шкуру — это нисколько не напоминало ухоженность и гладкость сидмурийских жеребцов. Скорее лошадь Пржевальского. В целом, получился очень некрасивый конь. Понравится ли он Костяну?

— Вот здесь источник. — позвал Вещун. — Можно попить водички.


Раздувая рыжие бока, Лён с шумом пил воду. Фыркал, тяжело вздыхал. Встряхивал мокрой гривой. Ворон деликатно полоскал горло немного в стороне.

"Ну всё, пора." — решил конь и направился на взгорок, чтобы оглядеться. И тут почувствовал, как ему легко скачется. Лён игриво боднул головой берёзку и выдрал хвост из ежевичных зарослей. Потом подумал и пощипал травы. Ворон не мешал ему осваиваться с новым телом. Он задумчиво клевал ягодки земляники, аккуратно выбирая их среди травы. Ягод было много. Лён тоже соблазнился лакомством и стал сгребать ягоды широким языком.

— Ну, кончаем развлекаться. — проговорил, наконец, Вещун. — Пора взглянуть на твоего приятеля.

И первым двинулся в дорогу.

* * *

Он предполагал, что Добрыня с матушкой живёт в скромной избушке, но, ошибся: Офимья Александровна была дамой состоятельной.

"Мог бы и раньше догадаться! Александр — не холопье имя." — подумал Лён и обеспокоился. Подойдёт ли богатырским запросам Костяна рыжий конь с мохнатыми ногами? Не зря же он тогда потащился, как очарованный, за великолепным сидмурийским жеребцом!

Столичные хоромы Добрыни были не бедны даже среди множества очень добротных дворов высокие бревенчатые терема Добрынюшкиной матушки отличались солидностью и нарядностью. Так, зевая на двускатные крыши деревянных переходов и на цветные шатровые верхушки горниц, Лён и заплёлся в открытые ворота.

Не успел он сориентироваться в обстановке, как где-то наверху раздался шум, и по деревянной лестнице загрохотали быстрые шаги.

— Матушка, — пророкотал молодой басок, — не гневися понапрасну! Володимир-князь нынче собирает рать. Змеёвичи проклятые всё топчут землю русскую. Да не к лицу мне, добру молодцу, всё в теремах сидеть. Да не к лицу мне, богатырю, за няньками всё прятаться! Как да пойду я, Никитин сын, да на Пучай-реку, да на тую гору сорочинскую! Уж разгуляюсь я, уж разойдусь плечом! Ужли Алёшенька Левонтьевич перед Володимиром да силушкой своею похваляется! Неули мне, Никитичу, от левонтьевичей срам терпеть?! Пойду я ко князю Володимиру, пойду в хоромы Мономаховы! Пущай-ка Володимир-князь то ведает: кого тая Змеюка убоялася да перед кем Горынишна закаялась вовеки впредь летать на землю русскую да брать в полоны русичей!

Так говоря, молодой Чугун сбежал на двор и направился к конюшне, распинывая по дороге кур и ругая дворню. С высокой лестницы спускалась его матушка, Офимья Александровна.


Ещё не старая, в высоком головном уборе, в шёлковых платках, в вышитой жемчужной душегрейке.

— Ох, Добрынюшка, — говорила она, о чём-то не соглашаясь с сыном, — недоброе ты замыслил дело! Да пошто тебе, Добрынюшка, с Левонтьевичем-то споры спорить?! Да пошто тебе, кровинушка, перед князем-то Володимиром да похвалятися?! Уж мало ль ты, Добрынюшка, вызволял-то русичей?! Уж мало ль ты побил, Никитевич, змеёвичей тех окаянныя?! Заметил ли тебя да Володимир-князь, сказал ли слово доброе? Отсыпал ли каменьев дорогих в ладонь, наградил ли землями? А нынче как беда-кручина в князев дом пришла, так и давай тут Володимир-князь к себе в палаты кликать добрых молодцев! Уж не ходи ты, Добрынюшка, на ту Пучай-реку! Уж не ходи на тую гору сорочинскую! Уж не выручай с полону-то змеёвского ни королей, ни королевичей, ни простого люду русского!


Добрыня не слушал матушки и выводил на белый свет только что зашедшего в конюшню одноклассника.

— Я недолго, матушка, — почтительно отвечал он, поклонясь Офимье Александровне, — послушаю, чего тот Левонтьевич князю в уши вдунет, да и поступлю насупротив.

Говоря всё это, он взгромоздил Лёну на спину тяжёлое седло, надел узду и мигом взвился в седло. Лён подумал и решил, что возить Костяна ему вполне по силам. Так они и вышли со двора. Нетерпеливый Никитин сын стиснул Лёнькины бока ногами и погнал рыжего жеребца, вздымая в воздух пыль.


ГЛАВА 13. Прекрасная Потятишна


— Ох, матушка! — восклицал Добрыня, воротясь обратно в отчий дом. — Ох, вести-то какие нехорошие! Ты слышь-ко, какова у Володимира беда! Змеюка та проклятая намедни-то летала над стольным Киев-градом да над палатами над князевыми-то всё кружила! Да увидала, растреклятая, князеву племянницу, Забаву Потятишну! Да и махнула, шестиглавая, да прямо с воздуху, ну чисто коршун! И сволокла, змеёвщина беспутная, красну девицу да к себе в полон! На гору сорочинскую, на Пучай-реку!


— Да что ж тебе, Добрынюшка, — рассудительно так отвечала матушка, Офимья Александровна, — до той Потятишны за дело-то? Чай князевы дружинники не пойдут ли да не выручат Володимира племянницу, Забаву ту Потятишну, из полона из змеюкина! Али нет при палатах при Мономаховых молодого Алёшеньки Левонтьича? Ты поди-тко, Добрынюшка, положи головушку под берёзою высокою да на подушки-то пуховые! Уж ты сосни, Добрынюшка, до вечеру. А дальше почивай до утречка. А утречком, гляди-тко, пройдёт блажь молодецкая! А я тебе тем временем велю гуся запечь да всего в яблоках! В зубы-то ему гвоздичь-цветок, в зад ему сальца кусок. Травой заморской всего обсыпать повелю. Лишь для Добрынюшки одного мово я тую травку из дальних-то земель у купчины у заезжего за сорок гривен золотник приобрела! Ан перец трава та называется! Пойдём-ка, сынушка, велю тебя подушками-от обложить.


— И-ии, поздно, матушка, меня подушками облаживать! Поздно, Офимья Александровна, гусями-то меня соблазнивать да в яблоках! Поздно сало в зад совать! Алёшенька Левонтьевич уж как подхитрил меня! Я в палаты Мономаховы едва взошёл, а он уж князю в уши вдул! Вот-де, Володимир-князь, молодец тебе! Он со той змеюкою треклятою договор имел! Он один со тою нечистью волен речь держать! Одного Добрынюшку змеища подколодная и боится лишь! Так пущай Никитин сын да идёт один во поле чистое! Вот пущай Никитин сын и воротит Потятишну во хоромы-то во князевы, в стольный Киев-град, во те палаты Мономаховы!


— Да над тобой, мой сын, — отвечала мудро та честна вдова, Офимья Александровна, — лишь один дурак не потешался! А не потешался-то лишь потому, что спит! Нахлебался, сын, ты почётов князевых! Наелси, сынок, ты похвал-то Мономаховых! Не обнёс тебя Володимир-князь ни чином и ни чарою! Да припозднились мы с тобой гневливы-то слова ронять! А вот кутью-то рано разводить! Иди-ко, сынушко, во светлу горницу да сосни-ко, дитятко, до раннего утра! А утречко-то вечеру, вишь, мудреней куда!


— Итак, Вещунушко, во что с тобой мы вляпались? Во что, вредитель мой, с тобою втрескались? — спросил у Ворона Бурко.

— Да ты лучше спи-почивай пока. — отвечал тот, аккуратно поедая под застрехою цыплёночка. — Утро вечера помудренее будет-ко!

* * *

Утро в самом деле принесло кое-что для Лёна. Он ещё спал-дремал, как Костян ни свет, ни заря явился с большой бадьёй.

— Привет, Чугун. — сказал ему Косицын.

— У-уу, Бурушко! — потрепал его по гриве бестолковый одноклассник. — Попей-ко вот, родимый, медвяного питья. Поешь-ка, милый, белоярой-то пшенички!

— Да уж спасибо тебе, Костян, своей мамы сын! — вежливо отвечал Косицын. — Уж удружил ты мне, поганец, уж подложил свинью!

Но, всё-таки от завтрака не отказался. Однако не успел прочавкаться, как Добрыня уже клал ему на спину какие-то тряпки, одну на другую. Потом сверху взгромоздил седло и начал настёгивать какие-то ремешки. А потом ка-ак даст коленом в брюхо!

— Ты что, Костян?! — обалдел Косицын и непроизвольно выдохнул, поджавши пузо. Тот не ответил и затянул ремни потуже.

— Это он кладёт двенадцать подпругов с подпругою. — объяснял любезно сверху ворон. — Чтобы ты, Бурко, из-под седла не выскользнул да в чистом поле добра молодца не выронил.


Во дворе Добрынюшку Никитича встречала родна матушка, честна вдова Офимья Александровна.

— Вот тебе, милый сын, батюшки твоего да плёточка.

— Зачем? — насторожился Лён.

— Как ты, Добрынюшка, потопчешь молодых змеёнышей, так они, треклятые, поточат у Бурка да на копытах щёточки! Да как устанет Бурушко-то вверх подскакивать да молодых змеёнышей копытами топтать…

— Вот спасибо, пожалела! — умилился Косицын.

— Так ты его, сердешного, той плёточкой да промеж ушей. — советовала матушка.

— Что?!! — взвился Бурко.

— А потом промежу ног! — продолжала матушка.

— Что за гадство?!! — заржал обалдевший Лён. Вещун расхохотался.

— Да промежу ног, — распространялась опытная Офимья Александровна, — да промежу задние. Да и промеж ушей, да и промежу ног.

— Благословите, мамо. — сказал Добрыня и свесился с седла, едва не ободрав на Лёне шкуру.


И выехал в ворота.

— Да и промеж ушей, — всё наставляла мама, — да и промежу ног.


— Кошмар. — согласился с очумевшим от испуга Лёном Вещий Ворон.

— Господи, благослови! — перекрестился на купола Добрыня.

* * *

Вот мчится по чисту полю Добрынюшка Никитич да на своём Бурке. Вот летит стрелой калёною да ко той горе высокия, ко той горе да сорочинския. Как скачет добрый молодец да по бережку, да по бережку Пучай-реки. Уж млада ли силушка разыгралася, уж богатырска ли душенька развеселилася! Уж не бела ли рученька расходилася, уж не крута ли головушка закружилася?! Ой, не Добрыня ли, Никитич сын, из полонов русичей да вызволять спешит?! Уж вызволять спешит, спешит-торопится!


— Вот ужо я тебя, Змеёвишна, копьецом-то поколю-поколю! Вот ужо я тебя, треклятую, мечом булатным порублю-порублю! Вот ужо, подколодную, в кровушке твоей змеёвской утоплю-утоплю! Вот ужо будешь знать, ковды твоих младыих змеёнышей всех потопчу!

Бежит Бурко резвой, копытом топает. Гривцей нестриженой потряхиват, хвостом лохматым по ногам метёт! Ой, уж ты, Бурушко, не подведи-ко добра молодца! Ой, уж ты, лошадушко, не урони родимого!


А над головушкой над молодецкою во ясном небе воронко летит! Уж как летит, чертяка, как торопится! Уж не кровушки ли молодецкой возмечтал испить?! Уж не Добрынюшкиных ли глаз нахотел клевать?! Вот ужо ты, ворон, птица чёрная, птица чёрная да недобрая, не хоти ты, ворон, крови добра молодца! А хоти ты, ворон-воронище, да младыих змеёнышей поклёвывать! Вот ужо будет угощеньице для вороновых стай, для малых детушек, для воронятушек!


— Скачи, Бурко, на Сорочин-гору! — шумнул Добрынюшка да зычным голосом. — Потопчем мы с тобой змеёнышей! Буду я младых гадёнышей скликать да громким голосом! Да будешь ты, Бурушко, топтать поганых нечистей!


"Вот спасибо, Костик, милый друг! Уж как я рад, что ты на всей Руси один лишь так умён! Уж, окромя тебя, умнее-то один Алёшенька Левонтьевич! Уж хуже тех змеёнышей одно лишь сало в зад!"


Уж как пошли они топтать змеёнышей! Добрынюшка-то голосом кричит, а Бурко-то всё копытом бьёт! Уж растоптали орду да ещё две орды!

Устал вертеться Бурушко да окрест себя копытом бить. Уж больно поточили млады змеёныши у Бурушки все щёточки да на копытушках! Как обточили щёточки да аж до самых ног! Уж как начал выдыхаться Бурушко, аж весь в поты пошёл!

— А ну, Бурко, да не ленися впредь! — Добрынюшка тут осерчал да плёточку шелковую матушкину из-за пояску достал.

Да плёточкой шелковой и вытянул Бурка да промеж ушей.


"Костян, зараза! Чего ж ты делаешь, садист?! Иди сам топчи своих младых змеёнышей, а на мне теперь и тряпки не останется! Ещё раз сунешься в Селембрис, я, честно слово, скормлю тебя Змеёвишне! Откуда у такого идиота такие барские замашки?!"


А Добрыня тут как огладит Бурка плетью промеж задних ног! Заржал Бурко да заподпрыгивал. Попадали с его ног млады змеёныши, а он их всех копытами! Добрынюшка опять добра коня в кнуты — да и промеж ушей, да и промежу задних ног! Охаживат его шелковой плёточкой да всё промеж ушей, да всё промежу ног!


"Костян, ты сволочь! Где мой перстень?! Я сейчас тебя в лягуха превращу! Будешь жрать червей в садке! Кончай, козёл, плетями драться!! Чтоб я ещё хоть раз с тобой куда поехал! Я с тобой и разговаривать не стану впредь, башка скиновская!"


— Вот славно потоптал-ко я младых змеёнышей! — восклицал Добрыня. — Вот ужо будет воронью-то праздник! Лети давай, Ворон Воронович! Чай, обед поспел!

— Ничего подобного! — вскричал Вещун, летая над горой кругами. — Я лучше с голоду подохну! Лён, я правда жрать не буду!!!

— Вишь, как возрадовался, чёртово отродье! Гостей сзывает! Будет пир горой! — говорил Добрыня.

— А мне-то что? — заржал Бурко. — Хоть жри, а хоть не жри! Мне оттого не легче. Иди да лопай, всё равно съедят!

— Ни. За. Что. — категорически ответил ворон.


— Ай, батюшки, чего творится! Ты чего же, Добрыня, твоенной матери сынок, младыих мне змеёнышей всех потоптал?! Тут, мабудь, десять тысяч штук було! Я ночей недосыпала, куска недоедала, детёнышей пасла! Ты ж, пень дубовый, пошто обещание порушил?! У нас же заповедь промеж себя была — мирный уговор! Я на Русь святую не летала, а ты моих змеёнышей, все десять тысяч потоптал!

— Давай, годзилла, выдай ему бомонд с какавой! — подбодрил Змеёвишну Бурко.

— Молчи, Лён, а то опять тебе достанется! — предупредил его Вещун.


— Да я тебя, Змея проклятая, — сурово рёк Добрынюшка Никитич, — добром прошу — отдай князеву племянницу, Забаву-то Потятишну!

— Да я б тебе, маманин сын, не то что Забаву, собаку дохлую б не отдала! И нечего мне тут глазами-то сверкать! Пошли драться! Кто первый помрёт, тот и проиграл! Я тебе ещё троих старшеньких не позабыла! Как ты их на калиновом мосту у речки у Смородины всех уморил!

— Не было такого, потому что не упомню! — отвечал Добрыня. — Но, всё равно приятно! А ну, Бурко, кончай ворон хвостом гонять! Вперёд, потопчем подлую змеюку!

— Что?! Опять всё я?! — заржал Бурко и получил по заду плетью.

— Костя, ты маньяк! — кричал, летая над горой, Вещун.

— Чего он там орёт?! — удивилась Змеёвишна.

— Вещун уж смерть твою прорёк! — сурово провещал Добрыня.

— Скорее уж мою! — взрыдал Бурко.

— Да нет, он тебя как-то обзывает! — возразила Змеёвишна и снова задрала вверх все шесть голов.

И тут ей смерть пришла — богатырь одним ударом посёк все шеи. И хлынула чёрная змеёва кровь. А не ходила б ты, змеюка, на святую Русь да не брала б в полоны русичей!


— Спасибо, Ворон. — проржал Лён. — Если бы не ты, он бы три дня тут с ней возился.

А между тем Добрыня спрыгнул, наконец, с Косицына и направился к чернеющей в земле норе, откуда вылезла Змеёвишна.

— Дальше что? — спросил Вещий Ворон. — Тебе ведь как-то надо вытащить его в ваш мир. И объяснить ему, как конкретно обстоят дела. А он тебя не понимает.

— Ну и подлец же ты, Вещун! — гневно заржал Бурко. — Не мог мне подсказать, чтобы я сразу превратился в Забаву Потятишну! Ведь знал, предатель, что я не смогу рисовать копытами! Меня всего змеюки обкусали! Вся задница исхожена плетями! Как я перстенёк теперь надену?!

— Да ты только пожелай, — поперхнулся Ворон, — он сам наденется!

Перстень и впрямь послушался и вот золотой браслет с алмазом охватил кольцом ободранное лошадиное копыто.


— Ну что? — осторожно спросил Ворон. — Каковы ощущения?

Лён приподнял подол и взглянул на ноги. Как и думал, впечатление такое, словно шлялся по зарослям крапивы.

— Постарайся не хвататься каждые пять секунд за зад. — советовал Вещун. — Само пройдёт. И надень кокошник, а то Костян тебя уж больно плетью отходил промеж ушей.

Кокошник лежал тут же. Морщась, Лён надел его на растерзанные волосья. К счастью, к кокошнику был приделан плат и можно было скрыть от глаз богатыря выдранные на макушке волосы. А далее рыжая коса выглядела почти прилично. Но, руки не годились никуда.

— Не думаю, что он станет целовать тебя у пальчик. — насмешливо проговорил Вещун. — Зато сможешь высказать Костяну всё, что думаешь о нём.

— Я тебе уже давно всё понила. — ответила племянница князёва.

* * *

Идёт Добрыня по змеиному гнезду, идёт по той норе глубокой. А там народу видимо невидимо! Считать не пересчитать! Одних лишь королей да королевичей, мабудь, сорок штук! А уж народу-то простого и немеряно!

— Ой, люди добрые, — так говорил им богатырь, Добрынюшка, Никитин сын, — да не видал ли кто из вас да красну девицу, Забаву свет Потятишну?

— Константин! — вдруг вскрикнул один истощённый человек.

— Не знаю, мил человек, кто таков. — промолвил добрый молодец.

— Костя, ты меня не помнишь?! Ведь я же батя твой, князь Милован!

— Хоть ты и княжеского роду, — гневно отвечал Костян, — да только за поношение моей родимой матушки, Офимьи Александровны, тебе, князь Милован, не сносить главы!

— И-ии, верно, брежу я! — тотчас сознался Милован.


Идёт Добрыня дальше, всё ищет середь полоней князеву племянницу, Забаву свет Потятишну. Так обошёл все норы, а нет Забавы ни в одном углу.

— Да шо же то? — дивится богатырь. — Никак Змеюка слопала Забаву!

— Костя, это я!

Смотрит Добрыня и не наглядится на девичью красу! Уж как красна Потятишна! Уж как скромна! Один лишь раз взглянула на добра молодца и взгляд потупила. Взыграло сердце у Добрыни! Ах, да неужто таку красу Левонтьевичу в жёны отдадут?! Где ж правда-то?! Да много ль чести сидя в белокаменных палатах, да во владимировых теремах, обресть награду за чужую доблесть?! Ох, да не Добрыне ли да на такой красе жениться?! Не добру ль молодцу за подвиг честь приять?!

— Не поторопиться ли тебе, Добрыня? — молвит тихим голосом Забава.

— Как скажешь, ненаглядная краса! — роняет слово богатырь и недвижимым остаётся. — Да лишь бы князь не отказал!

— Там сорок королевичей да сорок королей все вышли в чисто поле. Пока мы тут с тобою-то гутарим, поди уж половили всех коней, что вокруг горы гуляли да по лощинам пряталися.


Тут бросился Добрыня из норы. Ан правда! Все сорок королевичей да сорок королей уж похватали за узды коней, что сорок дней слонялись вокруг горы.

— А ну, полонщики змеюкины! — как гаркнет добрый молодец. — А ну пошли-ка все, откелева принесены!

Князь Милован по слабости телесной, от недокорму, от недосыпу да от страху так и упал с коня.

— Вот вишь, — сказал ему Добрыня, — а то гуторил, шо ты мне папаша! А на твоём коне я повезу да в стольный Киев-град прекрасную княжну, Забаву свет Потятишну.


— Я в самом деле так прекрасна? — насторожился Лён.

— Да что ты! — махнул Вещун крылом. — В его-то возрасте любая девка кажется красавицей!


ГЛАВА 14. Из огня да в полымя


"Однако, дело-то фигово." — так думал Лён, качаясь на седле. Добрыня вёз его домой, обратно ко князю Володимиру. Проблема была не только в том, что настоящая Забава так и не нашлась. Скорее всего противный Алёшенька Левонтьевич вместе с Володимиром соврали Добрынюшке про то, как Змеёвишна украла посреди широкой улицы племянницу князёву. И очень может быть, что должен был Костян и не вернуться. Обычные придворные интриги: не слишком храбрый, но зато богатый и знатный женишок пытается избавиться от недалёкого, но очень симпатичного соперника. Возможно, и Забавушка не столь скромна, как кажется. И одаряла красавца пылким взглядом исподтишка. А то чего бы богатырю так рваться в белокаменны Мономаховы палаты?

Ну, шут бы с этим, как-то разобрались бы! Что же делать, как вернуть Костяну память? Он сейчас приедет, сдаст Забаву в руки князю и… Нет, так не годится.

И тут Лён вдруг обнаружил, что Костян так нежно жмёт его за талию! Да он же сейчас целоваться полезет!


— Ты чего это, — сурово рёк Косицын. — не уловивши бела лебедя, да кушаешь? Не посватавшись к девице, да рукой хватать?! Вот ужо мой дядя, князь Владимир, да отсечи тебе башку велит!

Молодец сразу и отпрянул. Уже лучше!

— А ну-тко, — продолжала между тем Забава свет Потятишна, — хоть ты и завидный жених, а всё же роду не дворянского! И следовает тебе, Никиткин сын, в достойном виде меня довезть до княжьего покою! А у меня вон платьице помялось, коса вся растрепалась и перемазалася я в норе змеёвой хуже поросёнка! Подумает ещё великий князь, что мы с тобою шуры-муры развели в дороге! И уж товды не одному тебе, Добрынюшка, головы-то не сносить!

— И что же делать? — расстроился жених.

— А вот вези меня к реке. Уж там на бережку я своё личико умою. И белы ноженьки зелёной травкой ототру.

Костяну очень приглянулася мысля про белы ноженьки, и он направил своего коня на бережок, к деревянному мосточку. Потятишна так это, как ни в чём и ни бывало, взошла на мостик. И добрый молодец туда же. Она небрежно так идёт через мосток, зашла за столбик и пропала!

— Что за нечиста сила?! — вскрикнул молодец и ринулся за ней.


— Ну шо, Костян Степаныч, — гаркнул Вещий Ворон, — не хватит ли гостить в гостях?! Пора бы честь знать!

— Где Забава?! — закричал Чугун.

— Да здесь я! — отозвался Лёнька. — Кому забава, а кому и горьки слёзы!

— Что со мной?! — истошно завопил Костюня, оглядывая свою обувь и одежду. — Откуда гриндара? Откуда куртка, джинсы?!

— Сестра, запишите, — отъязвил Ворон, — к больному вернулась память!


Он не желал поверить. Он всё рвался назад, через мосток. Но, постепенно сдался и утих. И начал понемногу кое-что соображать.

— Я тебе не прощу, Лёлё, — мрачно пообещал Костян, — только кому вякни, что я к пацану приставал!

— А ему-то ещё зачем? — удивился Ворон.

— Костя, чтобы кому-то что-то вякать, сначала надо вернуться в лагерь. А ты никак не въедешь, что я не желаю пользоваться перстнем. По двум причинам. Во-первых, чтобы тебе снова память не отшибло. А во-вторых тебе неважно.

— Что? — сообразил Костян. — С тобою спать в обнимку?!

— Дай-ка я долбану его в макушку клювом. — предложил Вещун.

* * *

Они вернулись в лагерь к самому обеду. Измученный Федюн чуть не со слезами бросился к обоим. Но, Костик вырвался и, мрачно засопев, завалился на кровать и отвернулся к стенке.

— Опять манну кашу жрать. — проронил он сквозь зубы.

— Лёлё, ты чего какой-то драный? — удивился Бубен. — Кто тебя за волосья таскал?

— Да всякие бывают по жизни обстоятельства. — туманно отвечал Лёлё. Он так и не сказал Костяну, кого тот драл своею плёточкой. А Добрыня и не догадался — он всё переживал облом с Потятишной.


— Федюня, — тихо потом предупредил Косицын, — не вздумай сунуться в Селембрис! Хоть сгинь там, я тебя спасать не буду.

Федюн дивился и мог лишь догадываться о причинах столь глубокой скорби. До настоящей правды он и ввек бы не додумал.

* * *

В субботу понаехали родители, понавезли подарков. Никто не приехал лишь к Костяну — Галя всё ещё гуляла у тёти Грыси на именине у Борисполе. Зато к Лёньке прибыла целая делегация: Семёнов привёз на своей машине не только мать, но вместе с ними приехала и Наташа Платонова.

— А дядя Саша наш туалет плиткой обложил. — похвасталась Зоя. Она выглядела радостной, но всё ещё стеснялась при посторонних называть Семёнова просто Сашей. Лёнька порадовался за них.


— Лёня, — шёпотом поведала ему на ухо Наташа, едва они удалились погулять под ёлками, — а я сейчас всё вспоминаю ту волшебную страну. Мне кажется, не так всё было плохо.

Лёнька поперхнулся и насторожился.

— Помнишь, как мы были летучими мышами? — она смеялась. — А Долбер! Мне он вообще казался величиной с гору!

— Наташа, — подавленно сказал Лёнька, — ты меня послушай. Если к тебе кто подвалит со всякими там обещаниями, ты не верь.

— Кто подвалит? — недоумевала Платонова. — Мне родители роликовые коньки пообещали на день рождения.

— Да нет. Например какой-нибудь Вещий Ворон. А про Селембрис даже и не думай!

— Ладно, а что это у тебя такое?

— Это ты про причёску? — не глядя отвечал Косицын. — Да пускай, отрастёт потом.

Он ещё продолжал что-то говорить, когда вдруг осознал, что разговаривает с пустым местом — девочка исчезла. И лишь когда запоздало опустил глаза и увидел перстень на нитке, то всё понял. В отчаянии он рухнул прямо в снег и закрыл глаза. Там его и нашёл Бубен спустя примерно полчаса.

— Лёлё, там твои родители собрались укатывать! Давай, веди свою красотку на выход.

— Федюня, красотка испарилась. — поведал несчастный Лёлё.


Что же делать?! Сознаться, что Платонова перенеслась в волшебную страну, а он, Лёлё, не может контролировать процесс! Он-то полагал, что главное — не встречаться с Вещуном! А теперь ему подгадило кольцо! Что ещё ему подложил демон? Да в состоянии ли он бороться с этой тварью?!

Явился, как беду почуял, и Костян.

— Может, она даже палец не совала, — удручённо говорил Лёнька, — может, лишь дотронулась.

Костян бросил алчный взгляд на перстень Гранитэли.

— Ты всё о том же! — зашумел Лён. — Свалились вы на мою драную башку!

— Лёня, сынок! — к ним уже шли Зоя и Семёнов. Она была румяная и весёлая. — Пора уезжать. Где твоя девочка?

— А она уже уехала. — моментально соврал Федюн. — Тут у неё знакомые нашлись. Двоюродная сестра. Она тут вас искала, чтобы предупредить. Да те ждать не стали. Я обещал, что передам.

— Да, ну ладно. — ничего не заподозрив, согласился Семёнов.

Они уехали. Лёнька был благодарен Бубну за ловкое враньё.


— Вы понимаете, что у меня мало времени. — сказал Лён. — Если всё будет хорошо, то через несколько часов я вернусь с Наташей.

Ему предстояло снова воспользоваться перстнем Гранитэли. Ждать ночи, чтобы заснуть, слишком долго. К тому же больше вероятности для встречи, если стартовать с того же места. Он снял и отдал товарищам куртку — она на Селембрис лишь мешает.

— Ну, давай. — дрогнувшим голосом сказал Костян. Лён надел перстень и исчез.

Оба они ещё долго стояли на месте и оглядывались, не видел ли кто.

— Вот такой бомонд с какавой. — печально проговорил Добрыня.

* * *

— Шо, опять?! — дурашливо изумился Ворон.


Лён огляделся, сидя на земле посреди густого леса. Куда его занесло? Что выбрала Наташа? И кто она теперь?

— Есть информация? — спросил он Вещуна.

Информации не было. Ворон только что клевал змеёшышей на сорочинской горке, как тут же перенёсся. Он и сам не знает, каким образом они с Лёном связаны. Но, теперь, очевидно, до конца истории с перстеньком их пути будут перескаться, как Сидмур с Селембрис.

— Я полетаю тут пока. — деликатно проговорила птица при виде нескрываемого отчаяния Лёна. — Может, что найду.

— Слушай, я спать хочу. — сообщил ему товарищ. — В палате не больно выспишься. Поищи какую-нибудь избушку.

Ворон обещал. Он взмыл меж высоких густо-зелёных ёлок. В целом здесь было более чем здорово. Если бы Лён сюда попал по своей воле, так и не вздумал бы горевать, но его угнетало сознание того, что Наташа опять вляпалась в какую-то беду. Как он не уследил за перстнем?! Или тот сам поподличал? И что такое Гранитэль?

Он машинально передвигал ноги, двигаясь по лесу. На глаза попалась весёлая полянка, вся усыпаная, как огоньками, ягодами земляники. Вот это да! Лён отвлёкся от мрачных дум и принялся собирать ягоды и класть их в рот. Ладно, как разделается с этим делом, так сразу запакует чемоданы и — адью! Пойдёт без разрешения вожатых, воспитателей и младшего воспитательского состава да примет внутрь спиртное! Хватит с него этого зимнего лагеря! И вообще подальше ото всех одноклассников! Весь этот отдых для него вышел в сплошные плётки да мытьё полов по барским хоромам! Больше на Селембрис дела не нашлось!

— Я видел там какое-то жильё! — спикировал с неба Ворон.

— Избушку на курьих ножках? — поинтересовался Лён, запихивая в рот горсть ягод.

— Нет. Не избушку. — ответил ворон, тоже лакомясь земляникой. — Вполне приличный терем.


В глубинах леса, среди высоченных раскорявых дубов, молчаливо-мрачных елей и весёленьких берёз стройно возвышались бревенчатые башенки, налепленные одна подле другой. Высокие шатровые верхушки с деревянным кружевом по низу, словно колпаки, надвинутые на небольшие глазницы-окна. На уровне второго этажа шла кругом крытая деревянной скатной крышей узкая баллюстрада с фигурными крашеными столбиками и прорезными узорными перилами. Второй этаж строения выполнен затейливо в какой-то праздничной манере, словно напоказ. А вот нижний виден не был — он целиком скрывался за высоченным частоколом. Вход имелся с одной лишь стороны: монументальные ворота крепились к не менее монументальным косякам — двум растущим из земли высоко срезанным деревьям. С тех снята кора, а сами они сплошь покрыты грубой резьбой. Поверх диковинных косяков наброшен такой же богатырский венец. Вся композиция очень живописна.


— Что за великаны тут живут? — бормотал Лёнька, обходя кругом обширно раскинувшийся особняк. Едва ли стоило проситься на ночлег к обитателям данного жилища. Но, всё равно, очень интересно. Так, ничего не добившись снизу, он решил забраться на дерево. Но, и там ничего особенного не увидел.

Нижний этаж несколько массивнее и сработан погрубее, словно не предназначался для посторонних глаз. В целом создавалось впечатление очень серьёзного и богатого жилья. Окна высоко над землёй, ко входной двери вела тяжёлая лестница морёного дуба, всё так же украшенная резьбой. А во дворе имелась собака — лохматая чёрно-белая зверина неизвестной породы дрыхла под крыльцом, спрятавшись от жарких лучей солнца. Ещё далее виднелись хозяйственные постройки: какие-то сараи, большая дровница, пустые бочки, сани-розвальни.

Вскоре Лёну наскучило рассматривать пусть добротную, но всё же чужую жизнь. Едва ли здешние хозяева пригласят его к себе на ланч. Его назойливо одолевали комары, а по стволу дерева, выбранного в качестве наблюдательного пункта, шатались муравьи, и, к сожалению, Лён умудрился угнездиться на их тропе. Трудолюбивая братия не стала мелочиться и проложила путь прямо поверх него. Ладно, Вещун заметил и принялся быстро склёвывать мурашей с одежды. Но, те, что заползли в джинсы и рубашку, довели Косицына до остервенения, Он начал бешено ловить их под материей и тихо выражаться.

— Говорю тебе, — бормотал Ворон, быстро долбая Лёньку клювом, — труби ретираду, а то загложут.

Тот и сам уже всё понял и хотел последовать совету, как вдруг из чащи леса начал доноситься далёкий шум.

— Что это? — Лён прислушался и даже перестал чесаться.

Доносилось негромкое ржание и человечьи голоса.

— Вещун, да это ведь разбойники!

— Боюсь, ты прав. Полечу, проверю. — кратко ответил тот и тут же взмыл в воздух, оставив товарища одного бороться с муравьями.


Звуки нарастали быстро. Проснулся и залаял пёс, он завертелся по двору, бросаясь то к воротам, то к крыльцу. Некоторое время никого не было видно, но вот на небольшое свободное пространство перед воротами выскочили один за другим семь всадников. Пока Лён соображал, похожи они на разбойников или не похожи, во дворе тоже начали развиваться события.

Пёс совсем уже испрыгался, потом взлетел, как чёрно-белая молния, на крыльцо и начал царапать лапами дверь. Тут же на лестницу выбежала девушка. Всадники меж тем гомонили у ворот, стучали копьями, смеялись, гарцевали.

Девушка, одетая довольно богато, быстро сбежала по ступенькам и бросилась к воротам. Отодвинув несколько засовов, она поспешно отошла к частоколу. А в ворота уже въезжали всадники. Весь двор наполнился шумом. Вертелся прыгал и гавкал пёс, кидался от одного к другому. А те уж спешивались и привязывали лошадей к брусу, массивному, как и всё в этой загородной вилле.

Девушка уже несла из дома полотенца и стала поливать каждому на руки воду из большой бочки, почёрпывая её деревянным ковшом. Ей было нелегко, но никто не стал ей помогать — видно, здесь тоже действовала субординация.

Наконец, умывшись и досыта насмеявшись, молодцы стали доставать из сумок всякую битую птицу, зайцев, и еще неизвестно что. Девушка всё это добро потащила в сарай.

"Наверное, прислуга." — подумал Лён, машинально побивая на себе настырных мурашей.

Вернулся Ворон. Уселся на ветку и взъерошенно посмотрел на Лёна.

— По-моему, это не разбойники. — сообщил он. — Просто охотничья артель. Как думаешь, это не твоя девушка у них гостит?

* * *

— Ну что бы стоило ей выбрать гномов! — сокрушался Лёнька. — Сидела бы сейчас, разбирала драгоценные камушки. А теперь вот таскайся, умница, готовь на всю ораву! Она думает, это так легко — общипать и выпотрошить полсотни уток!

— А что? — встрепенулся Ворон. — Потрошков поем!

Лён с сожалением посмотрел на него и промолчал с достоинством. Оба они уже поняли, каким путём пойдёт сюжет, но поделать ничего не могли. Завтра добры молодцы опять отправятся браконьерить и оставят царевну мыть полы и стирать портянки. А потом явится злодейка королева и отравит Платонову, но не до конца. Конечно, можно подождать, когда всё дело кончится, потом придти, разбить хрустальный гроб и треснуть ей покрепче по спине. Затычка выпадет из горла и Наташа, может быть, придёт немного в чувство.

— А можно по другому. — рассуждал вслух Косицын. — Не дожидаясь, пока явится эта отравительница, пойти и всё объяснить.

— Я могу клюнуть её в темечко. — серьёзно предложил Вещун. — Потом всё можно будет объяснить.


ГЛАВА 15. Гражданочка Медичи


Утром не спавший всю ночь и обалдевший от комаров Лёнька наблюдал как вся молодецкая ватага снова выезжала за ворота. Сначала они долго все прощались с царевной на крыльце. Один здоровенный дядька с чёрной бородой крутил усы и вздыхал так, что было слышно даже за оградой. Ещё двое, почти такой же комплекции, оттеснили его и начали плести царевне комплименты. Она смеялась, отчего собака заливалась радостным лаем и вертелась под ногами, вставала на задние лапы и лезла целоваться к мужикам. Наконец, надоедливому псу поддали под зад ногой и проводили гонять ворон, которые тут же неподалёку дрались из-за кишок. Настал выход четвертого и пятого. Один — блондин, другой — шатен.

— Ну чего, чего, — злился Лёнька, — чего ей нравятся эти живодёры?!


Седьмой был такой красавец, что у Косицына окончательно испортилось настроение. Он хмуро смотрел из густой листвы, как Наташа провожает своих ухажёров. Вот не промахнулась Платонова! Выбрала себе сказочку, так сказочку! А ему теперь расхлёбывать.

— Я тут потолковал с мужиками. — сообщил Вещун, с шумом опускаясь на ветку. — В-общем они говорят, что эти ребята совсем не гномы. Но, не это важно. Главное, что у этой царевны есть мачеха и она колдунья. Баба вздорная и с огромным самомнением. Я бы даже сказал, что с манией. Короче, ей приспичило от падчерицы избавиться. Она позвала свою чернавку и велела той свести девчонку в лес. Связать там и оставить хищникам.

— Ну да, — мрачно отозвался Лён, — а та царевну возьми и пожалей. И отпустила её с миром. А королеве наврала, что скормила её гномам.

— Откуда ты всё знаешь? — удивился Ворон. — Только про гномов вот напрасно. В версии фигурировали волки.

— Кишки с клюва оботри. — был ответ.


Браконьеры удалились, тогда Лён решил опробовать план А. Он намеревался пойти и объяснить Платоновой, что хоть она и не царевна, но подавиться отравой может вполне реально. Ему не давала покоя мысль, что Наташа сознательно пошла на такое дело. В самом деле, всех и делов: полежать немного в гробу, а потом явится царевич Елисей и пробудит красавицу. А далее — всё, как по маслу. Ради этого можно немного потерпеть и помыть полы в лесной артели.

"В случае чего, в макушку клювом и ап-гемахт, как говорит Семёнов." — думал он, спускаясь на землю с дерева.

Он уже продумывал, что скажет, как вдруг ворон предостерегающе поднял крыло. Оба ушмыгнули обратно в густые заросли подлеска.


Из-за дерева на широкую тропу выбралась чёрная фигура. Оглядываясь и приседая, она перебежала поближе к высокому частоколу.

— Это она! — догадался Лён и ткнул Вещуна в твёрдые чёрные перья.

Отравительница кралась вдоль забора.

— Может, мне пойти и предупредить царевну? — забеспокоился Вещун.

Тут чёрная фигура насторожённо обернулась и стало видно её лицо.

— Тоже мне, красавица. — пренебрежительно фыркнул Лён. — Да на этом личике горох молотили. А потом ещё покрыли морилкой, чтоб не так заметно было.

— Это наверняка чернавка. — ответил Ворон. — Ведёт разведку. А уж потом явится гражданочка Медичи и Платоновой будет хендэ хох.


Разведчица вертелась у ворот и заглядывала в щели. Потом махнула рукой и направилась обратно по дороге в лес.

— Давай дождёмся королеву. — предложил Вещун. — Отнимем яблочко и предупредим, что в случае рецидива займёмся шантажом.

— Ну и чего будет? — не удовлетворился жиденькой идеей Лён. — Кончится всё тем, что кто-нибудь из кавалеров уговорит Наташку выйти за него. Может, лучше сразу воспользоваться кольцом? Загадаю вернуть ей память и отправиться домой.

— Сразу два желания. — грустно отозвался Ворон. — Держись лучше, Лён, не сдавайся. Может, как-то найдём выход и получше.

Потихоньку переговариваясь, они тащились за чернавкой. А та, сколько ни оглядывалась, сколько ни прислушивалась, не заметила за собой слежки. Лес разредился, и показалось чисто поле. Вдали завиделась городская стена, а за ней — купола церквей. Чернавка побрела прямо через поле.

— Что делать?! Подождать, когда царица сама пойдёт травить царевну? А как мы её узнаем? А вдруг ворота не одни?

— По темечку её! — кровожадно гаркнул Вещий Ворон.

Женщина услышала и обернулась, растерянно оглядываясь.

— Скажите пожалуйста, — вышел из-за дерева Лён, — а как пройти в библиотеку?

Чернавка взвизгнула и бросилась наутёк. Только, конечно, соревноваться с резвым Лёнькой не могла — всё-таки пятёрка по физре что-то значит.

— Демон, демон! — истошно вопила она, но придти на помощь было некому.


Примерно через полчаса оба поняли, что объяснить глупой бабе ничего нельзя. Никакие доводы на чалдонку не действовали. Всё дело кончилось тем, что с неё сняли верхние одежды и привязали бедную к дереву подальше от дороги. А наряженый чернавкой Лён с глубоко надвинутым на глаза платком отправился в город. Ворон летел впереди и показывал дорогу. Идея была такова: выследить царицу и прервать операцию в самый опасный момент.

Всё складывалось лучше некуда. Лён легко проник в царские чертоги. Не так они были велики, как он опасался. Там его тут же и повели к царице. Не дожидаясь, пока надменная красавица обнаружит подмену, он бухнулся на колени, стараясь скрыть лицо.

— Нашла? — не оборачивась от зеркала, спросила королева.

— Да, госпожа. — невнятно пробормотала «лжеприслуга». — У семи богатырей.

— Ох, подлая! — вскричала королева. — Вишь, как укрылась! Ну-ка, укажи, в какой сторонке?

И открыла окошко в горнице. В помещение тут же влетел, как чёрная молния, Вещий Ворон и, немного пометавшись, уселся на спинку кресла.

— Хороший знак. — прошептала королева. — Теперь я знаю, что надо делать.

Она быстро выбежала из помещения.


— Что это значит? — строго спросил Лён. — Похоже, вы знакомы.

— Конечно! — ответил тот. — Чтобы колдунья да не узнала Вещуна! Пойдём, ученик чародейки, придётся вспомнить кое-что из уроков.

* * *

Колдунья в подвале варила злое зелье. Творила заклинания и сыпала в котёл порошок корней цикуты, дурман-траву, беладонну, красный сумах, бледную поганку, чемерицу. Лён оторопело наблюдал из тёмного угла за уроком химии. Полученного варева даже без всякой колдовской силы хватит, чтобы уложить намертво полгорода, а ведьме всё неймётся. Она добавляла всё новые ингредиенты из многочисленных банок-склянок. Налетевшие было на соблазнительный запах мухи начали валиться на лету. По помещению потёк такой смрад, что с чучел хищных птиц, стоявших по углам, посыпались перья, как сухие листья.

— Как скажешь, Вещий Ворон, — спросила королева, — хватит ли отравы, чтобы уничтожить маленькую крысу?

— И на большую хватит. — отвечал ей Ворон.

Королева засмеялась.

— Нет, не просто уничтожить, а чтобы даже тело подлое её всё испарилось. А то мой муженёк устроит ей пышные погребальные покои. Да и будет сидеть — любоваться на неё. С тех пор, как женился, только о дочурке своей и говорит, а на меня даже и не смотрит.

— Нет. — ответил Ворон. — Тогда не хватит. Да тебе что за нужда? После такого угощения красавица заснёт надолго.

— Нет, я всё же опасаюсь. — проговорила ведьма. — Пожалуй-ка добавлю коготь василиска. Тогда всё тело почернеет, как головня.

Лён уже искал глазами, чем бы покрепче приложить по голове маньячку.

— Я бы посоветовал не столь откровенное средство. — продолжил Ворон. — Семь богатырей тоже понимают кое-что. Сообразят, что колдовство имело место, а не простой холерный вибрион. Есть вещи более лукавые.

— Что же, Ворон? Зуб змеи, убитой в полнолуние на могиле самоубийцы? Отлично! Пусть потрясётся пред смертью, пусть в судорогах поизвивается.

— Нет. — ответил Ворон. — Ещё лучше.

— А, вспомнила! Кровь повешенного кровосмесителя, заквашенная ядом белой жабы! Очень хорошо! Вот семь богатырей увидят свою красавицу, когда с неё ещё с живой чешуйками сойдёт вся кожа! Я бы и сама на такое-то зрелище полюбовалась!

— Опять не то. — И Ворон незаметно подмигнул онемевшему от ужаса Лёну. Тот соображал: а что это колдунья изготовила по сказке такое слабое зелье, что царевна лишь заснула и лежала, как живая? И проснулась так легко, едва её тряхнули. Эта сварила совсем иной супчик!

— Ладно, подскажу. Все твои средства хороши, да только есть на них противоядия. На колдовство есть волшебство. На чародейство найдётся магическая сила. А так ли ты сильна, чтобы противостоять всем без исключения волшебникам? А если дивоярцам?

— Что же ты советуешь? — недоумевала ведьма.

— Одно есть средство, против которого бессильны все противоядия. — ответил мудрый Ворон. — Перст Судьбы, Необратимость.

— Эка ты завернул, Вещун! — расхохоталась ведьма. — Таких вещей в моём скромном арсенале нет. Я ведь не дивоярская волшебница! Всё, что мне нужно, это чтобы проклятая королевна не проснулась и не явилась сюда.

— Не явится. — пообещал вещун. — Брось в варево язык протея и никто не догадается, в чём дело.


Колдунья удалилась за языком протея, всё ещё посмеиваясь.

— Я тебя убъю! — пообещал Лён Ворону.

— Всегда успеешь! — огрызнулся тот. — А лучше быстро прочитай над варевом заклятие Фифендры. Пусть всё превратится в обычное снотворное.

— Маашевет! — поспешно воскликнул Лён над котлом и сделал знак рукой, как его учили. Варево моментально изменило цвет и тут же восстановилось. Колдунья вернулась, неся с собой крупное спелое яблоко.

* * *

— Ну и чего мы добились? — мрачно спросил ученик чародейки, когда королева вышла, нарядясь нищенкой.

— Счастливого конца! — сверкнул глазами Ворон. — Сдаётся мне, что в вашей сказочке было ещё одно действующее лицо, о котором никто не знал. Не будь тут тебя с немногими теми знаниями, что ты приобрёл у Фифендры, не вышло бы истории с приличным хэппи эндом. А теперь, прекрасный рыцарь, приступаем к плану В!

* * *

Лён домчался быстрее, чем королева. Он спрятался за толстым дубом и следил за действием. Очень хотелось подбежать и вырвать у лженищенки отравленное яблоко. А вдруг магия не подействовала? Вдруг, это яблоко и впрямь так смертельно, как задумала злая королева!

— А зачем ты ей наплёл про Перст Судьбы? — спросил он, наблюдая, как нищенка слоняется около ворот.

— Зубы заговаривал. — тихо ответил ворон. — Пыль в глаза пускал. Втирал очки. Навешивал лапшу на уши. Парил баки. Устраивает?


Пёс за воротами лаял, не переставая. Наконец, раздался шум и ворота отперлись.

— У нас изба сгорела, а сами мы не местные. — заблажила королева. — Подайте, люди добрые, кто сколько может!

Добрая Наташа Платонова под неистовый лай сторожевого пса вынесла несчастной пару пирогов. А та ей в благодарность вручила отравленное яблоко.

— И не сообразила даже, — удивлялся Лёнька, — чего это старуха клянчила харчей, когда с собой имела такой шикарный фрукт!

— Вот я и говорю, больно уж вы просты. — согласился Ворон. — Я ещё тогда заметил, когда Костян, как дурной, полез за лошадью.


Королева убежала. Осталось ждать, когда явятся богатыри и обнаружат мёртвую царевну. Будь дверь открыта, так можно было бы просто войти и, пока Наташа спит, переправить её в обычный мир. А там усадить в автобус и послать обратно в Нижний. И строго-настрого наказать забыть про волшебную страну.

— О-хо-хо! — сокрушённо вздохнул Лён. — Куда они её ещё упрячут!

— А я вот что думаю, — встревоженно проговорил Ворон, прислушиваясь к далёкому шуму и горестному вою собаки за частоколом. — Драпать надо, рыцарь! Драпать и немедля! Молодцы-то как увидят яблочко, так и сообразят, что тут были чужие. На дубах, как ты мог заметить, яблоки не растут даже на Селембрис. А с собаками тебя живо обнаружат! И в своих джинсах ты за погорельца точно не сойдёшь!

— Сожгут, как демона! — ужаснулся Лён. И они бросились наутёк.

* * *

— Ну, что приуныл? — спросил Ворон. — Всё нормально! Ты как обнаружишь её, так сразу не буди. Сначала перенесёшь, а потом хорошенько хлопни по спине.

Лён молчал. В этой истории ему не сильно досталось, не то что с Добрыней. Но, в душе было гораздо хуже, а он не мог понять, в чём дело. Вспомнилось первое посещение Наташей Селембрис. Она размечталась о красивой сказке. Иван-царевич верхом на сером волке и царевна на руках. Большой зверь плавно стелется над сказочными травами, словно не чувствует тяжёлой ноши. Задумчивый герой и его прекрасная принцесса. Все опасности позади, все несчастья преодолены. Так им кажется. Впереди шумная встреча в стольном граде. Там они будут разлучены толпой. Но, пока ещё есть время. Сейчас, пока верный своему товарищу Серый Волк летит на фоне молчаливых дубов и елей. Сейчас, пока ещё полыхает румяная заря. Пока прохладный ветер треплет косы. Пока можно в тишине склонить голову на плечо царевича.

А он что сделал? Нет спору, Лён спас принцессу. Он вызволил из Сидмура Наташу Платонову. Она мужественно перетерпела все невзгоды. Не сдалась, не позволила Лембистору проникнуть в их с Лёнькой мир. Она была лягушкой, но так и не была царевной. Он дрался с вурдалаками, а она вспоминала, сидя на крыше, как Долбер едва не проглотил её. Они все были в горячке боя, а она даже в виде летучей мыши пыталась быть привлекательной. Но, за пределами Сидмура волшебники тут же отправили её домой, подальше от опасности, как желал Лён. Наташа так и не побывала в замке Гонды, а они все провели там целую неделю — Лён с Пафом, Долбер и дивоярские волшебники. Это были счастливые и весёлые дни. Лён получил свою награду, ему сказали много добрых и благодарных слов, но никто так и не похвалил за стойкость рыжую принцессу Натинку. Самое главное, жива-здорова и не мешается больше под ногами у великого будущего дивоярского волшебника, Лёньки Косицына.

Что же удивляться, что перстень Гранитэли так ловко подловил её. И чем же сейчас занят дивоярец Лён?

На ум пришли приключения с Костяном и Федюней. Одноклассники попали в сказку и поверили так охотно, словно всю жизнь лишь об этом и мечтали. А Косицын всё ходил да каркал, что-де сыр бывает бесплатным только в мышеловках. И в итоге оказался прав.

Вспомнился заплаканный Федюня. В конце концов он тоже проявил если не героизм, то смекалку. И победил-таки девятиглавую змеюку! Ребята сдались перед Лёнькиными доводами и вернулись домой, потому что не хотели подводить его.

Костян-Добрыня. Сколько мужества, сколько доблести! А Лёньке так досталось потому, что он вошёл в сказку с чёрного хода. Только и думал, как бы оптимальнее выполнить задачу. Чтобы и Костяна вернуть и к перстню поменьше прибегать. И вот теперь Костян обижен на него из-за того, что Лёнька прикинулся Потятишной.

А что он делает теперь? Снова проникает в сказку с чёрного хода. Почему Ворон назвал его рыцарем? Иголка дивоярской стали в этом приключении совсем без дела. Он даже ни разу не открепил её с кармашка. Даже и забыл о ней. Он придёт, разбудит Наташу и скажет: ладно, Платонова, повеселились, и хватит. Давай обратно. Никакая ты не принцеса. Никакая не царевна. Кончатся каникулы, пойдём в школу. А там, глядишь, повзрослеешь и всё забудешь. Какие в наше время королевны!


Лён невольно провёл рукой по рубашке и ощутил под ладонью перстень Гранитэли. Вот он, никуда от него не девается. Перст Судьбы? Необратимость? Что же он должен сделать? В чём его задача? Как преодолеть это тяжёлое чувство неудачи?

План В? Какая хохма! План В! А потом станет рассказывать Костяну и Федюне как он ловко дельце провернул. Обставил Платонову, как трёхголового змея с окороками! Что делать? Нарядиться Елисеем? И с честной рожей дурить царевну? Только не будет никаких триумфальных возвращений в королевство, к папе-королю. Не будут её встречать толпой. Не будет пышной свадьбы с королевичем. Не будет ничего. Выведет он её, как Костяна, за пределы сказки и будет в ответ на её крик отвечать: мол, ладно тебе, здесь твой Елисей! Ботинки вот помою в речке Смородине, или ещё какой другой и отправимся обратно.


Лён сжал перстень и посмотрел растерянными глазами на Вещуна. Может, просто нарисовать себя? Ведь был же он рыцарем! Но, разве это изменило его душу? Елисей — это не просто праздничный кафтан.

— Не надо. — сказал Ворон. — Давай я лучше сыщу учебник математики.

— Давай, сыщи. — согласился Лён.

— Не делай глупостей. — предупредил ворон, улетая.

— Хорошо. — пообещал он. И тут же надел перстень Гранитэли. И заглянул вглубь своей души.


ГЛАВА 16. Королевич Елисей


Полна душа моя чудес и мир вокруг меня весь полон чудесами. Смотрю на белый свет, вдыхаю звёзды, пою ветрам, плыву на облаках. Земля меня не тянет. Мой белый конь легко ступает резвыми ногами, едва касаясь влажной, тучной черноты, родящей всё живое.

Я не твой, земля. Я рождён тобою, но не ты дала мне свет в глазах. Люблю смотреть и видеть зелёную бескрайность твоих лесов. Ласкаю взглядом серебряный изгиб реки, стаю высоконосых северных ладей, по ней скользящих, как по сну.

Я вижу золотые купола, я вижу сказочные города, я вижу счастливые глаза, я вижу то, чего никто не видит. Я ловлю руками ветер, я целую облака, я обнимаю небо.

С высокого утёса, с его последней пяди, где стоят копыта моего коня, мне виден мир, как на ладони. Шаг — и полёт! Душа желает воспарить, а тело пугается и просит милости, как нищий.

Я разрываюсь меж двух желаний. Я, порождение двух стихий — земли и неба. Во мне есть нечто, скрытое от самого меня. Лишь сон ночной едва приподнимает тёмную завесу с тайны. И снится мне, что я летаю. Едва проснувшись, я утрачиваю память. И мне мерещится, что когда-то и я крылатым был. Да, у меня когда-то были крылья.


Откуда взялся Елисей? Никто не знает, из каких земель, с какой из четырёх сторон явился он. Много на Руси богатырей, много силы, много удальства. Горячи сердца, отважны души. Земля Отечества растит в себе героев и напояет их любовию к себе. Выходят из земли, ей служат и в неё же сходят. Тысячи и тысячи ушедших. И всё, что остаётся, это только память. Как ненадёжно хранилище того, что не даётся в руки! И как крепко. Крепче всех твердынь.

Светел ликом и синеглаз царевич Елисей. Необычный конь под ним — словно живой ветер. Кто-то говорит, что и конь и всадник родились от встречи воздушных струй и кристально-холодных вод таинственного озера Светлояр. Другие говорят, что он — сын Борея, северного ветра. Русалки выткали для Елисея лазоревый кафтан, лесные птицы широко расшили его светлым серебром. Неведомый металл в мече его — словно молнию упрятал в ножны Елисей.

Не живётся королевичу в чертогах царских. Не сидится на пирах. Не ищет меч его поживы, не торопится померять силу в забавах молодецких, в соперничестве, в стычках боевых. Лишь раз прибыл чудный гость в палаты царевы — в тот день, когда скликали по пределам добрых молодцев.


Искал великий царь для дочери своей любимой, для царевны, жениха, достойного её красы. Многие из знати мечтали породниться с царскою семьёй. Знал народ, что торопится владыка дочку обвенчать и от дома прочь отправить. Оттого, что сам женился на красавице заморской. Да невзлюбила новая царица падчерицу. Сама, вишь, молода и норовлива. Страшился царь, что не устоит он против власти её чёрных кос и против чар ревнивых глаз царицы. И, пока разум сохранял, искал скорее чтоб как можно дальше проводить царевну. Не ровен час, утонет царь в бездонном омуте неспокойных взоров молодой царицы и повинуется капризной прихоти, и повелит царевну погубить. Вот оттого и приглянулся старому отцу неведомый царевич, что далёк предел, в котором он владыка.


Ничего не привёз жених с собой. Ни выделанных шкур собольих, ни злата в сундуках, ни дорогой посуды. Ни белых лошадей для царского двора. Ни младых невольниц. Но, ветер хлынул в душные хоромы, предвещая необычного приход, едва лишь Елисей показался у входа в царские палаты. Вдохнула утомлённая толпа сладостный порыв и молча разошлась по стенам.

— Вот мой жених. — молвила царевна и указала на медленно идущего ко трону царскому неведомого гостя.

На том и скрепили клятвой уговор. Обещал Елисей вернуться к свадебному дню. А до той поры умчался снова на своём диковинном белом жеребце. И понять никто не мог, в какую сторону скрылся королевич. Унёс своего всадника белый конь, как уносит серебряная струя речная прочь от берегов синя селезня лесного.

Царь повелел готовить к свадьбе. Лишь минует лето, так и прибудет Елисей. И вот беда случилась — пропала королевна.

В тот самый день, как уговорено, вернулся Елисей. Царь ему навстречу с плачем. Не углядел, не уследил! Что за нечиста сила похитила царевну из замкнутых покоев?! Ни дворня и ни мамки не видали ни вора, ни злодея.


— В поход, Сияр! — воскликнул Елисей и развернул коня прочь от царского двора, прочь от постылых стен. Прочь от царевниной темницы! Прочь от ревнивых глаз! Прочь от чёрной злобы чернокнижницы коварной!

— Лети, Сияр! Лети, мой лунный конь! Лети, купайся в струях воздушных! Пей прохладу горных ветров! Пусть солнца свет наполнит твои невидимые крылья! Я тоже когда-то был крылатым!


Испугались люди. Что за диво?! Кто посватался к царевне? Не ветер ли притворился человеком?! Не морок ли болотный обрядился в лазоревы одежды? Не из сказок ли, что гусляры поют, не из морской ли пены вышел последний — тридцать третий — молодец прекрасный? Да не обратно ль в море, к царю морскому воротился? Не гребень ли морской волны его чудесный конь?

"Ох, полно! — молвят баушки за печкой. — Ох, головы бедовые! Ох, не ищите ветра в поле! Ох, не ловите перстами птиц небесных! Ох, не тревожьте душу християнскую — как вышли из земли, так в землю и уйдём все!"

* * *

Где ж царевна? Где ясные глаза её? Где, в каком схороне плетёт царевна со слезами свою зорянную косу?

Во многих городах искал царевич ненаглядную свою пропажу. В лесах дремучих рыскал, волков пугал. Видали Елисея по утренней заре — он плыл на своём коне, как на ладье, в седых сырых туманах. Встречали в росном поле лёгкий след его волшебного коня. Поднимет путник от тропы усталый взгляд и не успеет испугаться, как расступится предночный сумрак, пропустит странное видение, и снова сомкнётся молчаливою завесой.


"Что же, — думал Елисей, — велика земля, а никто не знает, никто не видел, куда злодеи унесли царевну. Слепы, знать, очи человечьи. Едва родившись, жить спешат и гонят дни, ровно ленивую скотину. Едва начавши путь, к концу стремятся. Глаз от земли не оторвут. Кого спросить, чьего взыскать совета?"

Не скажут ли мне птицы, не проречёт ли орёл, в вышине парящий? Не кружит ли коршун злой, не ищет ли поживы? Не алчет ли исклевать глаз на поле брани? Да не лежит ли так же вот во чистом поле, сомкнув безжизненные очи, его царевна? Кто выше птиц? Кто выше неба? Кто каждый день одаряет мир благодатным светом?


Стоя на высоком утесе, поднял Елисей глаза к небу и закрыл их — так нестерпим, так неприступно страшен свет великого светила.

Дерзну ли говорить к Яриле? Осмелюсь ли просить о милости? Как тяжек зной, как обжигающи лучи…

— Великий царь! Владыка света! Даритель жизни и тепла! Высоко ты плывёшь по небу в своей сверкающей ладье! Оделяешь милостью своею царей и нищих! Животворящими лучами гонишь мрак и веселишь сердца! Смилуйся, Ярило! Пошли лучи в леса, в поля, на море, светом горы озари! Скажи мне, солнце, где моя царевна, где свет сердца моего?! Скорбит душа моя, оделась мраком, источает слёзы. Пошли тепла, владыка, развей лучами неутешную печаль, открой мне тайну!


Собрало Солнце лёгки облака, отгородилось светлыми одеждами от мира. И лишь оставило окно, чтоб говорить. Открыл глаза царевич, видит: в прореху заструились, зашептали, заволновались разноцветные лучи. Речёт Ярило, плещет солнечной волною, тревожит светом. Не грозен свет его, не обжигающи лучи, но нежен, утешителен поток многоцветных слов. Не знает Солнце, где царевна, не видело её зорянных кос, не слышало ни песен, ни мольбы.

— Проси, царевич, брата моего, ночного пастуха, сторожа созвездий. Плывёт мой брат по небу, когда сокроюсь я на отдых. Неярок он, но мудр и видит много больше. Дневная суета торопит мысли, спешит переделать все дела земные, заботится о хлебе о насущном. А светел Месяц Месяцович беседует с ночною птицей, выслушивает сов, неясытей и филинов лесных. Ему шепчут травы, поёт река. Ему поверяют тайны девы, тоскующие по наречённым по своим.


Сбирается ночная тьма. Выползает мрак из лесных чащоб, из оврагов, из глубоких пропастей. Густеет, насыщает дикие леса и чёрные озёра. Прячется дневная жизнь, хоронится в своих жилищах, замирает, ждёт. Темны дороги, безлюдны все пути, молчаливо поле. Лишь тихо шепчут мыши, да слабо тявкает лиса. Милуются ночные мотыльки. Нагретая земля отдаёт последнее тепло.

Вздрогнула и замерла лисица, затихло стрекотание кузнечиков, порснул с поляны зазевавшийся косой.

Гулкий стук в ночи. Дробный конский топот. Ухнул филин и завертел башкой. Из-за леса выплыл всадник. Блеснуло серебром шитьё. Не оглянулся, не остановился, не заметил.

В тумане сивом плывёт, как по морю, Елисей. Разгоняет конь белой грудью неторопливые клубы ночной промозглой влаги.

— Нет, не успеем. Лети, Сияр.

Безмолвно взвился лунный конь над замершею во сне деревней. Пролетел, вздымаясь ввысь, над соломенными крышами, над дворами, сусеками, мельницей, запрудой, выгоном, ригою, мостом и речкой. Не слышит всадник одинокий тихий вскрик. Крестясь, спешит девица-полуношница скорее скрыться в сени, спрятаться под отчим кровом. Вот она, ночная ворожба! Свят-свят, спаси меня!


Вот подоспели и опустились на высокой горке. Пуста вершина. Окрест сплошные тёмные леса. Лишь звёзды светят в безбрежном мраке неба. Вот, как жених на свадьбу, спешит нарядный Месяц Месяцович. Раскидывает волны света — бледное ночное серебро.

Окутался Сияр как дымкой, встал на задние копыта, нежно ржёт, призывает своего владыку.

Вот видит Елисей: спустился Месяц с неба, оставил хороводы звёзд. И вот летит на гору дивный, дивный конь. Высокий рог во лбу его, серебряны копыта, струится алмазной пылью хвост.

— Зачем ты звал меня, Сияр? — обратился он к коню.

— Послушай всадника. — ответил лунный жеребец. — Царевич Елисей, проси у ночного пастуха, хранителя созвездий.


— Великий царь ночной, повелитель снов, владыка звёзд, хозяин лунных стад, прости меня за дерзость. Мне старший брат твой, светлое Ярило, велел просить совета и помощи твоей. Я ищу прекрасную царевну. Похитили невесту из светлой горницы девичьей неведомы злодеи. Высоко светишь ты, премудрый Месяц Месяцович, с неба. Неярок свет, но проникновенен в тайны ночи. Открыто многое тебе, ты читаешь в душах спящих. Не видело царевну Солнце, брат твой. Но, твоим серебряным очам видны ночные вздохи и печали. Скажи мне, Месяц, где томится моя царевна, где прячут басурманы мою светлую зарю?

— Не разгоню твоей печали, Елисей. Не видел я твоей царевны. Скользит мой свет по верхушкам сосен, щекочет спящие берёзы, говорит к дубам. Играю я с рекой, беседую с горами. Но, сокрыты недра от глаз серебряных моих. Темны пещеры, глухи чащобы, потаённы норы. Есть тот, кто проникает всюду. Треплет дерева, рябит водой, гоняет листья по земле. Неугомонный хлопотун, скиталец вечный, буян и озорник.

— Кто же это?

— Ветер.


"Не зря меня считают люди Борея сыном. Хоть и неверно то, но он последний, кого могу просить я о подмоге. Уж коли он не скажет, знать, поглотила мать сыра земля мою прекрасную царевну. И не утешусь век я от своей потери."

* * *

Шёл гром над морем, гуляли волны, билась бешено стихия. Трещали снасти, рвались паруса. Стонал и плакал весь корабль, попав в объятия неистового шторма. Борей метался, хохотал и с великим шумом обрушивал на несчастных горы пенящихся вод.

— Постой, Борей! — вскричал царевич. — Не смей топить ты корабля! Не трогай бедный люд! Не слышишь разве, как взывают Богу, как молят, как плачут о спасении?! Как ветренной твоей душе не наскучит глупая забава?! Ступай, крути крылья мельниц, обрывай засохшую листву, гони прочь пыль! Пусти отважных мореплавателей к земле, к родному дому, к малым детям!

— Кто смеет?! — вскричал Борей. — Что за букашка мне перечит? Дай дуну и утоплю в холодных водах дерзеца!

— Попробуй, буйна голова! — рассмеялся Елисей. — Попробуй ухватить меня за плечи! Попробуй опрокинуть в волны! Поди-ка, погоняйся за моим конём!


Взревел Борей и ринулся, оставя бедное судёнышко, за белой молнией, за бешеным лунным жеребцом, за жалким человечком, за мелкою букашкой! Хохочет всадник, ржёт с насмешкой конь! Вот, вот он, хвост! Вот трепещет грива! Вот синей молнией мелькает елисеева рука, вот дразнит — вот сейчас схвачу! Вот скину в воду!


Лети, лети, мой конь! Лети, Сияр! Лети, мой лунный жеребец! Пусть загоняется Борей, пусть поколотится о скалы, пусть устанет!

Несётся лунный конь, летит Сияр и держит ветер у самого кончика хвоста! Ещё немного! И влетает молнией в дубраву.


И не заметил ветер, как запутался в ветвях! Расшибся о высокие стволы, растрепался на потоки, повис среди листвы и тяжело затрепыхался. Ну, устал!

— И правду молвят, что у Борея ветер в голове. — насмешливо сказал дерзец.

— Вот погоди маленько. — пробурчал буян. — Вот отдохну и выдую тебя из дубравы. На скалы скину и косточки твои все размечу.

— Большое дело. Говорил мне Месяц Месяцович: нет разумения в Борее, только шалости да вольности готов творить. Сам вижу, что напрасно говорю.

— Ох, вот каков твой конь! Ну да ладно, лунным жеребцам не грех проспорить! Дразнит меня Месяц Месяцович! Гоняюсь я за лунным светом да так ни разу не поймал!

— Не одолеть тебе ночного пастуха в его стихии. — хитро держит речь царевич. — Свет воздуха сильнее. Но, есть такое нечто, что недоступно ни Месяцу, ни брату старшему его, Яриле.

— Ох, скажи мне, милый человек! Что неподвластно небесным братьям есть такое, что мне под силу! Чем Борей сильнее? Сам знаю! Не сломят они скалы! Не порушат дерева! Не снимут крыши с дома!

— Тепло дня и холод ночи рушат скалы, а ты, ветрище, лишь доделываешь за братьями работу. Грозное Ярило, коль захочет, сожжёт лучами всё живое. Нет, не то, Борей, не силой страшен ты небесным братьям. Прямы лучи их, а твой ход извилист. Проворны твои воздушные ладони, когда гуляешь ты меж сосен. Заглядываешь в потайные норы, шаришь в окнах и дверях, свистишь в печной трубе. Тебе открыто то, что Месяц Месяцович с братом вовеки не найдут.

— И то верно. — задумался Борей. — А что они искали?

— Царевну молодую. С волосами цвета утренней зари.

— Да, видел. Знаю. Лети за мной.


Вот входят оба в тёмную пещеру. Радуется Елисей, слова готовит, с которыми встретит наречённую.

— Вот она. — проговорил Борей и тихо тронул воздушною рукою висящий на цепях хрустальный гроб.

Безмолвен Елисей.

Лежит она, прекрасная царевна. Тих смертный сон. Сомкнуты уста и тени под ресницами лежат. На две большие пряди расчёсаны зорянные волосы её. Лежат поверх плечей, как две багряные волны. Сложены покойно белы руки на груди. В синем платье с красным воротом невеста спит.


"Всё. Я тебя нашёл. Не взять в руки красную зарю. Не поймать рукою лунный свет. Не поцелуешь ветер. Уплыло счастье. Растаяла любовь. Смерть увенчала мою царевну. Зачем же я живу? Дай, одарю одним лишь поцелуем губы наречённой и навеки обручусь с тоской."

Тронул крышку. Не пропускает его к любимой прозрачная домина. Вспыхнул гнев. Схватился Елисей за меч и плашмя ударил. Разлетелся в брызги хрустальный гроб. Едва успел царевич подхватить свою царевну. Вскрикнула она, дохнула и глаза открыла.

* * *

Летит, летит над полуденной землёй на коне своём царевич Елисей. Мчит ночами жеребец в потоках серебряного света. Несёт свою царевну в ту страну, где ждут его друзья. Где ждёт его высокий замок на горе. Поют им звёзды песни, рукою машет ветер, шумят дубравы, плещут волною реки.

Вот заискрилась, заиграла, запела водами бурная Шеманга, приветствуя гостей. Никогда не видела царевна ни такой реки, ни такого замка. Не видела она таких коней!

Три светлых жеребца летели им навстречу. Три серебряные молнии. Три всадника.

"Полон чудесами белый свет! Полна радостью душа! Упомню ли я всё, что вижу?! Не скроет ли память от меня эти удивительные лица?! Вернусь ли я, стану ли я частью этой чудной жизни, диковинной страны Селембрис?!"


Опустились кони на мощёный двор. Дивоярские волшебники в синих своих плащах. Старый друг, Пафнутий, спешит к царевичу. Смеются, обнимаются.

Стоит царевна, смотрит. Глазам не верит. Ведут её в богатые хоромы, показывают все чудеса замка Гонды. С высоких башен смотрит королевна на необозримые леса, на горы, реку. Охватывает небо землю. Льётся Солнца свет, радуется, играет, поёт лучами небесный брат Ярило. Полощет флагами Борей, приветствует царевича, поёт в высоких башенных зубцах. Утопает в красках мир, жизнь переполняет радость.


Глубоки синие глаза, смотрят в душу. В ночной тиши, в свете ясна Месяца, стоят Волшебница и юная царевна у растворённого окна. Покойно сердце, насыщена душа. Слушает, как дышит.

— Вы прикоснулись к тому, чему ещё не время. Проникли в то, что не настало. Поэтому вы оба вспомните об этом лишь как обо сне. Утешься, девочка, всё будет. Вернитесь в детство, проснитесь без заботы. Ваша встреча со счастьем впереди. Другие имена, другая жизнь, другая сказка. И даже мир иной. Верь мне, я волшебница.


Уплывало медленно видение, прощались синие глаза, обещая встречу. Скрывались во тьме стены замка Гонды. Счастливый сон, красивый сон, волшебный сон. Тьма медленно сменилась светом. Он затрепетал под веками.

Вплывали в уши голоса, слегка покачивалась спинка кресла. Последнее видение перед глазами. Портрет на стене. Подёрнулось забвением синее платье с красным воротом. Уплыло светлое лицо, растворились волосы цвета утренней зари. И лишь глаза смеются и манят. И обещают, только что?


Царевна проснулась и посмотрела в окно автобуса. Подъезжают к Нижнему. Скоро она будет дома. Проспала всю дорогу. Разморило от тепла. Какой чудесный сон.


ГЛАВА 17. Жизнь, как промежуток


Кем он был?! В чью таинственную личность погрузил его перстень Гранитэли?! Как странно это — ощущать себя и быть при том ещё кем-то! Перед тем, как надеть волшебный перстень, он подумал: кто такой царевич? Кто мог бы беседовать с солнцем, месяцем и ветром? Может ли то быть обычный человек? А между тем он всё же человек, раз полюбил царевну и хотел на ней жениться! Только в замке Гонды Лён понял, что он — не Елисей. Но, след этой странной личности оставил в его душе свой отблеск. Словно подарил часть себя.

Он вслушивался в себя, пытаясь определить, обладателем чего стал теперь. Спрашивал себя, искал ответ у частицы чужой души, подаренной ему. Кто-то неведомый, давно пропавший во времени, а, может, никогда не живший, открыл в его душе глаза, заговорил его устами, проснулся от забвения. О чём-то знал и молчал Сияр.

Говорящий-Со-Стихиями — вот его имя.


— Я отправила девочку обратно. — сказала ему волшебница.

Лён кивнул: всё правильно — он выполнил свой долг. Платоновой не на что обижаться. Она, наконец, получила то, что желала. И теперь он хотел немного поговорить о себе.


— Не знаю. — задумчиво ответил Магирус, когда Лён задал ему вопрос о том, что с ним будет после того, как он столько раз обращался к перстню Гранитэли.

— До сих пор тебя именно вынуждали делать это. Спасая товарищей, ты прибегал к его силе, а вовсе не потому, что тебе что-то было нужно самому. Возможно, именно поэтому, я полагаю, перстень не имел над тобой власти. Но, у него теперь открылась ещё одна особенность. Эта магическая вещь сильнее, чем мы предполагали. Видишь ли, мы не всезнающи, а в нашем мире приходится встречать порой артефакты. Поэтому я думаю, что следует с осторожностью обращаться с этой вещью. И я, и Брунгильда видели, что в твою душу проникло Нечто. И даже не знаем, хорошо это или плохо для тебя. Скорее плохо, потому что тебе это понравилось. В чью личность оденет тебя перстень Гранитэли в следующий раз? А то, что ты к нему прибегнешь — это ясно. Мы даже не пытаемся отговаривать тебя. Кто такой Говорящий-Со-Стихиями? Если бы мы оказались в Дивояре, я просто посмотрел бы в Книге Сущностей. Видишь ли, под иным именем может встретиться вполне знакомое лицо.

— Никто не знает, что такое перстень Гранитэли. — добавила волшебница. И каковы его возможности. Наверно, это тот путь, которым ты должен пройти, поэтому мы не отговариваем тебя от твоих будущих решений. Но, помни: волшебники тоже погибают, даже дивоярцы.

На этом и закончился их разговор. Все трое попрощались с Лёном. Молчаливый Паф стоял рядом и не проронил ни слова, пока Брунгильда и Магирус говорили о перстне.

Пафнутий повзрослел с тех пор, как расстался со своим товарищем. Теперь он был немного выше его и не такой костлявый, как раньше, когда голодный бегал с Лёном по Сидмуру в поисках пропавшей принцессы Натинки. Тёмно-серые глаза товарища ещё немного хранили диковатость взгляда. Но, возможно, это просто особенность Пафа. Его длинные, густые чёрные волосы теперь расчёсаны и в них больше нет репьёв.

Пафнутий обещал стать высоким и красивым человеком. Если бы не смуглость, он был бы похож на Гонду. Но, черты его лица гораздо резче, и взгляд не так мягок. Не слишком хороший волшебник, Пафнутий скорее предназначен быть воином. Они простились, и Лён подумал с грустью, что, возможно, в следующий раз он встретит друга совсем взрослым.


Становилось ясно, что для переноса из мира в мир Лёну более не требуется спать. Сколько времени прошло после его ухода из лагеря, неизвестно. Может, прошёл час, а, может, день. В памяти всплыла поляна — оттуда он и ушёл. Куртку, кажется, отдал товарищам.

Все трое стояли и смотрели. Он отступил назад и окутался голубым сиянием. Паф поднял руку, прощаясь. Лён ответил.

Так, с поднятой в прощальном жесте рукой, он и возник на поляне. Огляделся: никто не видел. Тело тут же охватил холод. Лёнька застучал зубами и побежал к корпусу, гадая, кто первый попадётся ему навстречу. И что ему за всё за это будет.

Да какая разница, кто да что! Эта жизнь, в которую он сейчас вернулся, выглядит, как рекламные вставки в увлекательном и интересном фильме! Приходится снова возвращаться в эту надоевшую детскость, в беспомощность подростка, ограниченного во всём. Подумать только, все его сверстники живут такой жизнью! А те, кому родители сыплют в карман немного денег, считают, что им очень повезло в этой жизни!

Так, посмеиваясь, он и добежал до корпуса. Не успел протянуть руку, как дверь открылась, и понеслись товарищи. Лён стоял и смотрел на них, пока они с разговором, смехом, шуточками и приколами валили на волю.

— Лёнька, ты чё?! — налетел на него Миняшин. — Курить ходил?!

— Ага. — согласился тот. Кажется, всё в порядке. Никто не ахает, не бросается с распросами, не таращит зенки.


— Что, уже?! А мы уж не знали, чего врать будем! — обрадовались Костян с Федюном.

Лён едва вспомнил, как их зовут. И удивился: чего это они так встревожились о его отсутствии?

— Держи курку. — суетился пухлощёкий колобок. — Бежим в столовку.

Лён не был голоден — после замка Гонды! Но, всё же было любопытно взглянуть на эту самую столовку. Поэтому оделся и пошёл вместе с товарищами. Те возбуждённо переговаривались меж собой. Всё дело, как понял Лён, сводилось к тому, что они очень за него переволновались. А почему?

— А где же Платонова?! — вдруг вспомнил про дороге Костян.

Хорошо, что хоть на этот вопрос он может ответить.

— Платонова уже дома. Её посадили прямо в автобус.

— А что ты такой заторможенный? — насторожился Федюн. — Что-нибудь не так?

— Всё так. — ответил Лён и удивился: что за суета такая?

— Ты правда на себя не похож. — подтвердил слова Федюна Костя.

— Просто устал. — успокоил их Лён. А сам про себя немного рассердился: он должен оправдываться перед ними?!

— А что там было? Какая сказка? — тут же заинтересовались эти двое.

Ну вот.

— Платонову я нашёл у семи гномов. — соврал Лён. — Потом отвадил от хаты гадкую старушку.

Приятели расхохотались и активно принялись выспрашивать подробности. Сам себе удивляясь, Лён вдохновенно сочинял детали. Потом увлёкся и живописал, как тащился вверх по старой деревянной лестнице вместе с зайчиками, оленятами, утятами, лисятами. В волосах путались синички, застревали голуби с голубками. Потом споткнулся о черепаху. В результате, прибежал к лохани, когда всё уже прилопали. Потом вернулись гномы, и лесная братия побежала обратно. Его уронили, он покатился по ступенькам. А сверху свалилась черепаха. После прятался в каких-то сундуках, пока хозяева уминали пироги. Далее был концерт на домашних инструментах. В общем, всё нормально.

— Так и ушёл не солоно хлебавши! — развеселился Чугун. — А как же принц?!

— Я и был принцем! — рассердился Лёнька. — Думаешь, приятно обманывать Платонову?!

Костян вспомнил про Забаву и приутих немного. Платоновой тоже обломилось?

В-общем, никто ничего не заметил, и это было очень хорошо. Как выснилось, он отсутствовал, как и обещал приятелям, всего два часа. Даже бдительный Миняшин ничего не заподозрил.

— Ворона не видали? — осторожно спросил Лён.

— Какого ворона? — удивился Федька.

— Нет. — сумрачно ответил Чугун. — Я этому гаду хвост оторву! Пусть только явится, вражина!

Волшебник про себя немного посмеялся. Бедный Костя, как тебе с Забавушкой Потятишной не подфартило! Жизнь становилась двусмысленной.


— А я с такой девчонкой познакомился! — продолжал меж тем Федюня. — сегодня на танцах покажу.

Танцы! Да, они ведь тут развлекаются танцами. Вот интересно, а на Селембрис танцев что-то не было. Хотя, просто некогда было — всё носился, спасал кого-то. Надо было поразвлечься хоть немного, пока был маркизом Карабасом. Но, Вавила всё испортил своими дурацкими приколами, вот Лён и растерялся. Его прямо тошнило от того фарса, в который обратилась сказка про кота в сапогах. Или в гриндерах.

Он опять развеселился. Собственно, что ему стоит взять и создать то, что отвечало бы его потребностям! Перстень может всё. Перстень Гранитэли! Ведь это гораздо могущественнее его собственной слабой магии, которая, к тому же всегда его подводила. Да, он может и должен выяснить, кем он был. Кто такой Говорящий-Со-Стихиями.

У Лёна закружилась голова. Он снова почувствовал прикосновение этой таинственной личности. В её глазах всё виделось иначе: тусклый безсолнечный день наполнялся красками, едва слышно шептали сосны, источая острый аромат. Он оторвал глаза от затоптанного снега, от окурков и бумажек и посмотрел в сторону поляны, откуда прибежал пару часов назад. Ему что-то рассказывали, он слушал, кивал, смеялся, подавал реплики, а сам был уже не тут. Когда уйти?


Вечером были танцы. Пацаны, конечно, заправились пивом, а кое-кто и кое-чем покрепче. Вожатые всегда ломали головы, гадая: как удавалось их подопечным доставать в лагере выпивку. Подозревали контрабанду, но улик не находили.

Все стремились выглядеть старше и солиднее. Немного забавно было видеть, какие небрежные позы принимали они, старась не подать виду, что внимательно следят за передвижениями противоположного пола. Девочки были хоть куда! На все вкусы. Одинаково плевались, матюкались и хохотали. В большом душном зале полно народу. Тут же отираются младшие отряды со своими бесконечными семечками.

Обстановка возбуждала, и Лён почувствовал, что приобщается к общим настроениям. Тем более, что подбор музыки вполне неплох. Принцесс тут, конечно, не было, но это всё нормально. К недовольству большинства, то и дело включали медленную музыку. Но, пришлось уступить, поскольку это нравилось девчонкам.


К своему удивлению, Лёнька обнаружил, что пользуется популярностью — с ним охотно танцевали. Ещё в прошлом году никто не обращал на него внимания, а тут сами приглашают. Вот и теперь подошла, кажется, Света Волошина из их отряда. Он не находил рэперш привлекательными, особенно не фартили висящие под задом штаны. Надо сказать, что в отношении противоположного пола он был занудливо консервативен, но показывать этого нельзя. Поэтому он обнял девушку и начал медленно переступать в такт музыке. Девочка была красивой и танцевать с ней приятно. Даже пирсинг в ноздре не портил общего впечатления. Он с сожалением расстался с ней.

— Лёлё, ты нарасхват. — ехидно подметил тощенький Миняшин.

Ну вот, теперь будут подкалывать! К тому же Федюн растрепал про Лёнькино детское прозвище. За одно это надо превращать в лягуха.

— То-то ты ночами всё исчезаешь! — не унимался Миняй.

— Ты тоже исчезай ночами. — рассеянно отозвался Лён. Настроение испарилось. Он вышел на улицу. Там курили, хохотали над анекдотами, лупили друг друга по спине парни из старших отрядов.

Лён посмотрел наверх и изумился. Как можно быть такими пошлыми под этими вечными звёздами?! Зрелище было настолько захватывающим, что он перестал слышать матерщину.

— Чугуна ищешь? — хлопнул его по спине проходящий мимо знакомый пацан. — Он вон там торчит один. Ждёт тебя, наверно. Один не курит, сигареты бережёт.


Чугун стоял, закрыв глаза и прислонясь к ободранной берёзе.

— Забавушка… — нежно шептал он и тянул губами, сложенными гузкой.

Лён беззвучно засмеялся и отчалил.

* * *

Ночь всех привлекла к себе, никто не устоял. Не спал один волшебник. Он открыл глаза, посмотрел с улыбкой в никуда и окутался безмолвным светом.


ГЛАВА 18. Башня Гоннерата


В ярко-синем небе, в нестерпимо-пронзительной, безумной глубине парил грифон. Орлиные глаза пламенели разумной мыслью. Снежно-белые маховые перья едва тревожили колючий холод заоблачных высот. Медвежий мех на выпуклой, как ладья, груди хранил горячей кровь, берёг тепло. Мощные птичьи лапы с крепкими когтями могли держать меч, а при необходимости — гусиное перо. Вторая половина тела его была львиной и покрыта лохматой шкурой цвета пустынного песка.

С высоты он безмятежно обозревал заснеженную неподвижность высоких гор Кентувиора. Нет ни души — в Рагноу всё спокойно. Грифон помедлил, совершил ещё один широкий круг и неторопливо полетел на север, во владения волшебницы Эйчварианы.

* * *

— Ну, что они?

Килмар не отошёл от высокого окна и не обернулся. Но, Стауххонкер уловил в его голосе нетерпение — начальник замковой охраны ощущал напряжённость, витающую в воздухе. Весь Стовирадж пропитан ожиданием.

— Нет ответа. — бесстрастно ответил капитан. — Прошла неделя, а сокола всё так же нет.

Король не пошевелился, но вокруг него словно утяжелился воздух. Стауххонкер ждал.

— Пусть стража не спит ни днём ни ночью. — бросил Килмар через плечо. — Пусть не выпускают из ладоней роги. Бдите непрестанно.

Капитан откланялся с почтением и торопливо вышел. Прошла почти неделя, а сокола всё нет.

* * *

Ещё ярки краски лета, ещё хранят тепло равнины, ещё прозрачно небо. Но, везде — и в воздухе, и в отяжелевших кронах вязов, и в запахах земли, — во всём чувствуется приближение скорой осени. Невиданно щедрое тепло последних дней, упоительно богатая палитра увядающей равнины на фоне далёких гор Кентувиора — всё радует глаза и услаждает душу. Для тех, кто молод, счастлив и отважен, нет осени, нет увядания, нет грусти, нет сомнений. Всё в будущем открыто! Немногие тревоги лишь скрепляют радость. Души любящих летят, как птицы, и ждут воссоединения, как обещаного рая. Ничто не разомкнёт священных клятв, ничто не поколеблет верности сердец! Любовь и дружба — вот два столпа, держащих мир!


Два всадника летели по равнине на вороных своих. Долгой дружбой, несмотря на молодость свою, связаны Гедрикс, сын эрла Гебриана, и Аларих Вероньярский, сын герцога Розебрахера. В одинаковых летах, похожие во многом, но не равные по положению. Некогда дружны были их отцы и дружны до самой смерти. Ничто не поколебало этой дружбы — ни разорение эрла Гебриана, ни возвышение герцога Розебрахера. Одни и те же войны, один и тот же поход, одна и та же слава, лишили одного имущества, другого же обогатили. Родовое имение Гебриана, замок Вайгенер, встретил победителя сожжёнными воротами, зияющими окнами, обрушенными стенами, могилами жены и верных слуг.

Герцог Розебрахер, добрый друг, боевой соратник, позвал товарища к себе, в свой Вероньяр. Туда, где нашёл приют сын Гебриана — юный Гедрикс. И более нет у Гебриана звания Вайгенерский.

Великодушен герцог Розебрахер. Он дал другу наследственное право служить при замке Вероньяр начальником всей стражи. И юный Гедрикс наследовал эту должность от отца, он сделался при Аларихе Вероньярском личным телохранителем. Но, это только внешне, на самом деле они были равными во всём, кроме разве что имущества. Зачем Алариху телохранитель?! Он сам искусный воин. Большая редкость в суетливом мире такое равенство и такая искренность!

Но, было нечто, о чём в Вероньяре предпочитали не говорить, разве что сплетничать тихонько на ушко. Происхождение Гедрикса — большая тайна. Отец его — достойный рыцарь Гебриан, а мать… Шептали языки, что она была колдунья. Никто не видел, чтобы творила она заклинания, собирала жаб в болотах, гадала при луне, варила зелья, летала на метле, ходила ночью на погост. Но, Гедрикс унаследовал от странной женщины некие дары. В чём это выражалось? Никто не знал. Как бы ни было там, вернулся Гебриан в своё имение и встретил лишь могилы — так отомстила чернь господину своему за странный выбор госпожи для замка Вайгенер.


Прошло немало лет, и молодой Аларих отправился на службу к будущему тестю — королю Килмару. Всё было обговорено заранее меж двумя богатыми соседями. И прибыли в Стовирадж два неразлучных друга — Аларих и Гедрикс. Обласкан королём, радушно принят сын Розебрахера и с ним его товарищ.

Женой Алариха должна стать прекрасная принцесса Гранитэль. Всё шло к тому, что через месяц обвенчают молодых. И тут коварная судьба нанесла удар исподтишка.

Любил Килмар свою сиротку-дочь, оставшуюся с младенчества без матери. Холил и баловал, и потакал затеям. Всё думал: пускай потешится дитя, беды не будет. Что бы ни задумала баловница — всё ей позволял. Вот результат — ездила верхом принцесса, дралась на шпагах, охотилась на лис — всё это полбеды, со временем прошло. Но, к несчастью, умна и любознательна была девица. И вот надумала обложиться книгами, читать мудрёные трактаты, приглашать издалека учёных стариков. Король Килмар опять не востревожился: сидит себе принцесса Гранитэль в высокой башне, и пусть себе сидит — всё спокойнее, чем носиться по болотам на резвом скакуне. И спохватился лишь, когда заметил как холодна и независима стала его дочь. Как надменна, насмешлива и непроста. Он поспешил призвать в Стовирадж доблестного Алариха Вероньярского. И в самом деле, молодой красавец приглянулся избалованной принцессе.

Король Килмар усердно развлекал свой двор балами, охотами и прочими немудрящими, хотя и дорогими затеями, которые так любит молодёжь. Думал, увлечётся Гранитэль, забудет свои книжки и трактаты. А он потом спровадит потихоньку из замка всяких риторов, философов, алхимиков, поэтов.

К радости его, Гранитэль была почтительна, любезна и даже ласкова. Он и сам не знает, как дочь сумела убедить своего отца отпустить её в недельный путь к северному форпосту королевства — Гоннерату. Принцесса пожелала вопросить о своей судьбе священное озеро Зингзамар.

И вот вернулась свита, а принцессы с нею нет. Растерянные няньки и не менее растерянные стражники сказали, что не помнят доводов, которые привела своенравная принцесса Гранитэль, когда внушила им отправиться обратно и оставить её одну в безлюдной башне Гоннерата. Вроде, вопрошение холодных вод Зингзамара требует сосредоточенности, уединения и молитв к высокой Северной Звезде.


— Не гневайтесь, отец. — твёрдо остановил Килмара Аларих. — Я поеду и верну принцессу.

В путь они отправились вдвоём с Гедриксом, с которым будущий король был неразлучен. И вот летели по равнине, направляясь в горы Кентувиора. Там, на границе королевства Килмара и владений таинственной страны Рагноу, стоял крайний северный форпост — башня Гоннерата. Там одна осталась своенравная принцесса Гранитэль.

* * *

Гедрикс любил Алариха, как брата. И тот платил ему ответною любовью — они росли, воспитывались и содержались герцогом Вероньярским, как равные. Неважно, что у Гедрикса нет состояния — дело наживное. Главное, что свой высокий род потомков Вайгенера он не посрамил ни в малейшей мере.

Аларих был завидным женихом: помимо больших богатств и обширности земель, помимо образованности и ясного ума, помимо истинного душевного благородства он был и крайне привлекателен собой — высок и строен, смугл лицом.

Гедрикс отличался от своего товарища лишь цветом волос и глаз. Тёмно-платиновые волосы против чёрных прядей Алариха. Ярко-синие глаза против тёмно-серых глаз товарища. Но, по красоте лица явно уступал прекрасному герцогу Вероньярскому, как месяц уступает солнцу.


Летят два всадника, стучат в полуденной тиши копыта. Ещё два дня пути до Гоннерата. Что за слова скажет своей невесте Аларих Вероньярский? Станет упрекать или простит великодушно?

Беспечен герцог молодой, весь мыслями лишь о встрече. Там, в Гоннерате, вдали от суетливого двора, от бдительно-ревнивых взоров, от отвлекающих бессмысленных бесед придворных остроумцев, он встретится наедине с невестой. Не в церемонном танце, держа принцессу лишь за кончик пальца. Посмотрит прямо ей в глаза, когда ей не нужно будет в угоду этикету смиренно тупить очи. Возьмёт за руки и скажет то, что мечтал сказать, а не те изысканно-бессмысленные, лукавые и лживо-книжные слова, которыми с усердием щеголяет высокородное собрание.

Его смешила та серьёзность, с которой принцесса Гранитэль относилась к возможности узнать судьбу пусть даже из священного озера Зингзамар. Но, он был просвещённым человеком и не собирался принуждать свою жену ни к кухонным хлопотам, ни к прялке, ни к проверке погребов. Он не отнимет у Гранитэли ни книг, ни возможности беседовать с учёными людьми. Аларих любил свою невесту.


Дул свежий ветер, щебетали птицы, стараясь не упустить последнего тепла и насладиться августовским счастьем. Терпкий запах слегка увядающей травы дарил душе сладко-тревожное ощущение уходящего мгновения, соскальзывающего в вечность времени.

Что наша жизнь? Лишь точка, едва ползущая по бесконечной нити, из необозримого далёка в необозримое ничто. Упрямая букашка, усердно поглощающая секунду за секундой, пядь за пядью. Достаточно взглянуть в ночное небо и ужаснуться мелочности всех своих надежд, ничтожности стремлений, исчезающе-малой искре, что мы зовём любовью, разумом, честью, дружбой. Так отчего же вид звёздного неба над головой побуждает заночевавших путников увлечённо говорить лишь о своих нескончаемых заботах, будь то сердечный трепет или печаль об опустевшем кошельке?

Вот она, Северная Звезда: привлекает взгляд и торопит отвернуться. Чем дольше смотришь на неё, тем менее понимаешь самого себя.


Гедрикс опустил глаза к земле. Аларих давно молчал и задумчиво смотрел в костёр. Свет пламени насыщал смуглый цвет его лица яркой теплотой. Тёмно-серые глаза почти черны. Он едва терпит до наступления утра, чтобы с рассветом снова броситься в дорогу. Его молчание походит на неподвижность зверя в клетке.

Внешне они почти неразличимы, особенно в неверном свете слабого костра. Два молодых лица, разделённых невысокими язычками пляшущего, как саламандра, пламени. Почему оно танцует?

* * *

Тёмная громада Гоннерата возвышалась на таком же тёмном утёсе, неразличимая со скалой, из которой вырастала. Сторожевая башня сама была скалой. Многие столетия умельцы-каменотёсы прорубали в ней лестницы, погреба, сторожевые залы, окна. Много раз Гоннерат переходил из рук в руки, пока не успокоился и не стал северным форпостом королевства, в котором нынче правил Килмар. Но, северные горы безмятежны, набегов ждали с юга. И потому сторожевые залы опустели и стали прибежищем для сов.

Тёмная скала с высокой башней резко контрастировала с сияющей белизной гор Кентувиора и пронзала, как стрела, яркую синеву небес. Там, на границе тёплых южных равнин и холодных горных перевалов, лежит то озеро, куда стремилась Гранитэль. Глупая прислуга оставила её наедине с каким-нибудь трактатом о свойствах вещества и бессловесной лошадью.


— Света в башне нет. — немного встревоженно сказал Аларих. — Впрочем, кто знает, может, она устала от своих ночных гаданий и спит.

— Что это? — спросил Гедрикс, глядя в небо.

Высоко над головами парил грифон. Снизу было видно плохо — мешал яркий солнечный поток — оттого диковинная тварь казалась просто чёрным силуэтом.

Оба поспешили и погнали лошадей по крутой тропе, ведущей к башне. Дверь прикрыта, но не заперта изнутри. Плохой то знак.

Предчувствуя дурное, Аларих с зовом бросился по лестницам. Одна сторожевая комната, другая. Нашли старую кушетку с грудой брошенных мехов. Раскиданы по каменным полам все книги и трактаты. На окне стоит маленькая жаровня, а в ней — погасшие угли. Зачем жечь огонь на подоконнике? Света она не даст, а тепло утечёт напрасно.

Долго ли принцесса находилась тут? Неделю прислуга добиралась до Стовираджа, и четыре дня летели два всадника до форпоста. За десять дней многое могло случиться.

— Гедрикс, где ты? — обернулся в поисках товарища Аларих. Того не было рядом.


Он нашёл друга на смотровой площадке на вершине башни — тот пристально смотрел на улетающего грифона.

— Едва меня увидел, как сразу взял курс на север. — сообщил Гедрикс.

— Пойдём лучше спустимся и проведаем на озере. — недовольно проронил герцог. — Может, она там вызывает озёрных духов.

Выбежав из башни, оба сели на скакунов и направились к синеющему невдалеке под горою озеру Зингзамар. Оставаться в башне бесполезно — в Гоннерате нет ни пищи для людей, ни корма для коней. Все закрома пусты.

— Мне кажется, она и не собиралась там оставаться. — наконец проронил Гедрикс. — Нет никаких запасов и на один день. Даже сосуды для воды пусты.

Аларих не ответил, но стал погонять коня.


У края озера, у неподвижной линии воды, на красно-бурой россыпи камней лежала меховая накидка Гранитэли. Чёрно-серебристый мех небрежно мок в воде. На середине озера днищем вверх застыла лодка. И глубокое молчание вокруг.

Аларих молча снял с плеча сокола и нацепил ему на лапку обрывок чёрной ленты. Скинул колпачок с головки и подбросил птицу высоко в неподвижный воздух. Раздался клёкот, захлопали торопливо крылья, унося маленького вестника несчастья через южные равнины к королю Килмару. Он должен знать, что наследников не будет у него.


Что дальше? Вернуться в Вероньяр? Остаться на службе у короля? Аларих был в оцепенении и с отрешённостью осознавал, как теперь его мало занимает, что будет с ним в дальнейшем. Но, он бы очень удивился, когда б услышал мысли друга.

Гедрикс вдруг подумал, что воля случая освободила его от необходимости служить будущей королевской чете. Унылую службу Главного Стража вполне может выполнять и Стауххонкер — и много ещё лет. Самое время вырваться из пут обязательств и клятв верности, данной его отцом, эрлом Гебрианом. И он воспрянул.

Взгляд неотрывно притягивали северные вершины. Туда, за перевалы, улетел таинственный грифон. Там, за цепью гор, живёт в своём странном замке волшебница Эйчвариана. Там лежит горная страна Рагноу — обитель ночных страхов, жилище неизвестного, цитадель тайны.

— Мне кажется, что всё не так просто. — задумчиво проронил он. — Твои выводы о гибели принцессы преждевременны. Ты зря послал сокола с чёрной лентой.

Так сказал Гедрикс, хотя дотоле не воспрепятствовал другу отпускать на волю вестника трагедии. Поэтому Аларих изумился и, приблизившись, взглянул в глаза товарища.

— Всё очень странно. — ответил тот на безмолвный вопрос. — Зачем принцесса отослала провожатых? Почему не сделаны запасы? Как собиралась она возвращаться обратно? Почему раскидала свои драгоценные трактаты? Или это дело чужих рук? Бросила мантию в воды, потому что не собиралась больше надевать её? Откуда лодка?

— Вопросов много. — наконец проронил Аларих. — Но, нет ни единого ответа.

— Мне кажется, ответы там. — решительно высказал Гедрикс и указал на север.


ГЛАВА 19. Кентувиор


— Всё. Дальше лошадь не пройдёт. — Аларих остановился.

Они долго шли по горным тропам. Потом спешились и вели коней на поводу. Те храпели, в ужасе кося глазами в пропасть. Временами тропинка становилась так узка, что приходилось рассёдлывать коней, чтобы протиснуться мимо выпуклых боков скалы.

И вот они оставили коней на небольшой площадке, а сами отправились пешком проверить, пройдут ли дальше их скакуны. И поняли, что не пройдут. Не стоило углубляться в горы верхом. Тогда путники вернулись к лошадям и устроились на отдых. До перевала было уже недалеко, но им придётся возвратиться. Оба не готовы к переходу через горы. И бросать лошадей на верную погибель тоже не хотелось. Те поняли намерения всадников и успокоились.

— Что здесь есть пригодного к охоте? — спросил Аларих, опустив голову на руки.

— Горные козлы, снежные барсы и орлы. — отвечал Гедрикс. — Но, у нас нет ни стрел, ни луков. Лишь мечи да булава. Добыча недоступна нам.

Друг кивнул. Он не отступал, просто следовало лучше подготовиться к пути. А ведь даже не достигнута граница снега.


— Следует вернуться и снарядить поход. — высказал Аларих. — У нас нет меховых одежд. Мы не готовы к зимнему переходу. Необходимо взять с собой ещё людей: носильщиков и воинов.

Конечно, он был прав. Пускаться через горы налегке, накануне зимнего сезона — полное безумие. Но, разве совершённое принцессой не то же самое безумие? Она сознательно пошла на этот шаг. Обманула короля и свою прислугу, инсценировала собственную гибель. Гедриксу казалось, что её действия хорошо продуманы. А это значит, что здесь скрыта какая-то тайна.

— Не лучше ль сделать так: в долине найдём селение и приобретём всё необходимое. Наймём проводников для перехода через горы. А в качестве уплаты отдадим наших скакунов.

План был явно здрав, поэтому герцог ничего не возразил. Так, почти не разговаривая, они вернулись на тёплые ещё равнины. Каждый думал о своём. У Гедрикса не шла из головы та маленькая жаровня на окне. Ночь подбиралась к холодеющей земле, подкрадывалась к путникам, тревожила ветром. И оба торопливо завернули в башню Гоннерата, чтобы в ней переночевать. Там, на деревянном ложе ещё лежали брошенные Гранитэлью меховые одеяла. Наверно, она провела здесь ночь.


Светильники давали скудный свет — в них исссякало масло. Но, этого хватило Гедриксу, чтобы быстро просмотреть свитки, небрежно раскиданные по полу. Видимо, прислуга всё же прибиралась тут прежде, чем покинула принцессу. Может, всё же это сговор?

Аларих лежал на кушетке, закинув за голову руки и глядя неотрывно в потолок. Меха пригодились путникам. В Гоннерате холодно и днём, а ночью — просто убийственный мороз. Все окна давно разбиты, рамы высажены, а ставен просто нет. Впору жечь костёр из книг. И здесь девушка осталась в одиночестве. Не безумная ли?

Гедрикс подобрал тот свиток, что лежал ближе всех к окну с жаровней. Он пробежал взглядом витиеватые строки, написанные разными чернилами. Основной текст — чёрным, а заклинания — разноцветными строками. Старинный стиль, в котором нынче мало кто усмотрит смысла, требовал усилий при прочтении. Смутно выявилось что-то про магию, про волшебников, про какой-то перстень, про исполнение желаний. Он обернулся, посмотрел на молчаливого Алариха. Сказать ему?

"Зачем тревожить и без того поникшего в отчаянии жениха?" И продолжил чтение.

Далее следовало заклинание, написанное разноцветными строками. И это был совершенно незнакомый Гедриксу язык. Такому не учили их наставники в замке Вероньяр. Символьное письмо, похожее на иероглифы. Чем дольше смотрел на первую, синюю, строку Гедрикс, тем больше убеждался, что где-то подобное уже видал. Он застыл и ушёл мыслями в свою память. Что он мог забыть?


Видения уплывали в прошлое. Вот он с Аларихом в замке Вероньяр. Им десять лет. Эрл Гебриан учит их стрелять из лука. Аларих бьёт прямо в центр, а у Гедрикса не получается. Нет, не то. Ещё дальше в детство. Вот он бежит, спасаясь от беснующейся черни. Мать отвлекла всё их внимание к себе. Она встала на высокой башне, воздела руки в развевающемся на ветру синем одеянии. Никто более так не одевался.

Он видел, как штурмовали замок, как бросали зажжённую солому, как бежали слуги. Из леса, куда вывел подземный ход, известный лишь троим — отцу, матери и Гедриксу — он видел, как обкладывали дровами основание башни. Как заполыхали занавеси в окнах, как чёрный дым окутал древние стены Вайгенера.

Гедрикс всё надеялся, что мать взмахнёт синими рукавами, как крыльями, и улетит подобно птице. Но, она не улетела, а он так и не понял, почему. Всё ждал, что она обрушит на нападавших камни из внешних стен крепости. Или хотя бы поразит их страхом. Но, этого не произошло. Значит, врали люди, зря наговаривали — не волшебница была мать его.

Мальчик ждал до утра, спрятавшись на дереве. Она так и не пришла. И утром отправился пешком в Вероньяр. Неделю шёл, прячась ото всех.

И это всё не то.

Ещё раньше: Вайгенер цел, все слуги живы. Он с матерью в её любимом месте — среди книг, странной посуды и иных вещей. Он вспоминал её голос, песни, что пела она сыну на неизвестном языке. Ему всего четыре года и он водит пальцем по страницам, по непонятным символам, по разноцветным строкам.


Гедрикс оторвался затуманившимся взором от окна. От маленькой жаровни, которая притягивала, непонятно почему. Вдохнул холодный воздух и, выгнав из головы все мысли, чувства, воспоминания, спокойно поднёс к глазам потемневший свиток. Лампа мигнула и погасла. Но, Гедриксу больше не нужен свет. Острым, как у рыси, взглядом он проник в неподдающиеся строки. Растворились знаки, уплыли символы. Не глазами читают это, а душой. Давно забытый способ чтения, вытесненный из памяти скучными риторами, утомительными скрипторами, монотонным чтением грамматов в замке Вероньяр.

Вспыхивали, сталкивались, разлетались видения. Память отдавала звуки. Обоняния коснулся сладкий запах горящих благовоний. Кто зажёг жаровню? Гедрикс потянул носом и стал вспоминать: шесть ароматов, шесть ингредиентов, тщательно подобранный состав. Так было написано в чёрном тексте, в описании магического порошка для призывания… Кого?


Он был в трансе и не сразу понял, что воздух вокруг него ходит волнами и слышно трепетание крыльев. Почти не удивляясь, открыл глаза и увидел в потоке света величавую птицу, напоминающую горного орла. Она взмахивала крыльями так медленно, что было ясно — не крылья держат её в воздухе. Громадная красная птица не касалась лапами каменного пола. Глаза её устремлены на юношу.

— Что ты хочешь от меня, Гедрикс? — звучным голосом спросила птица.

Он бросил мельком взгляд на друга. Аларих спал.

— Кто ты? — он задал в ответ вопрос.

— Люди называют меня Эйчвариана. Если это всё, что ты желаешь знать, то я ответила на твой вопрос. Прощай.

— Где Гранитэль?! — запоздало вскрикнул Гедрикс.

— У меня. Она сама так пожелала.

Птица поднялась немного выше, свет вокруг мигнул.

— Подожди, Эйчвариана! — крикнул юноша. — Что делать нам с Аларихом? Как найти принцессу?!

— Напрасный труд, племянник. Напрасный труд. Твоя мать избрала для тебя судьбу. Ты — человек.

Птица начала бледнеть, сквозь неё уже просвечивали стены.

— Ещё один вопрос! — взмолился Гедрикс. — Кто моя мать?

— Моя сестра, волшебница страны Рагноу. Её имя более не произносится. Связать жизнь с человеком — всего лишиться. Родись у неё дочь — она могла бы выжить. Но, твоя мать предпочла подарить Гебриану сына — истинно человеческая претенциозность! Наследовать жалкий замок Вайгенер вместо могущества волшебницы! Я смеюсь над тобою, Гедрикс! Ты жалкий полукровка! И ты лишён всего — даже наследия отца. Моя сестра погибла, чтобы никто не обвинил тебя в нечистой крови. Иди и проживи в прислугах свой короткий век. Ты мне не нужен.

— Значит, нам не попасть в Рагноу? — холодно спросил у птицы сын Гебриана.

— Я не препятствую героям творить безумства. — небрежно ответила волшебница и исчезла.

* * *

Туманное горное утро едва забрезжило тусклыми лучами. Солнце скрывалось за белесой, мутной пеленой. С вершины Гоннерата обозревались дальние равнины. Там ещё тепло, но горы Кентувиора мрачно холодели фиолетовым, враждебным цветом.

Аларих поспешил вскочить. Оставленные принцессой меховые одеяла очень пригодятся в походе в качестве плащей. Следовало позаботиться о пище. Поэтому не медля ни минуты, оба пустились в путь. В ближайшем селении приобрели припасы и простые луки со стрелами — в горах есть живность, можно жить охотой.

Проводники довели их до перевала, а далее они отдали своих коней и отправились пешком, нагруженные помимо припасов ещё и дровами. Аларих был решителен и твёрд. Вознаградится ли его упорство? Гедрикс так и не сказал ему, что ночью у них побывал в башне необычный гость и что волшебница горного края настроена против них. Зачем ей Гранитэль? Сама так пожелала? Что именно?


Перевал располагался высоко в горах. Проводники признались, что не ходили обычно дальше каменной седловины. В Кентувиоре они только добывали горных козлов. Из шкур выделывали меховую обувь — именно в такие высокие сапоги с длинным белым мехом на голенях теперь одеты оба друга. И ещё в простые, но тёплые туники из того же меха — просто сшиты две шкуры, а посередине дыра для головы. Подпоясать ремнём — и лучше нет одежды для лазания по горам. Только плащи из дорогого меха отличали теперь друзей от горцев. Сгорбившись под тяжёлой ношей, они уходили вверх, к перевалу.

* * *

После трёхдневного пути, борьбы со снегом, ночёвок в сугробах, они остановились перед чудовищной панорамой. Проходимых троп больше не было. И быть не могло: то, что простиралось перед ними, не являлось пропастью.

Гигантские островерхие вершины, как обломки расколотых миров, воткнуты тесно в земную плоть. Лишь на макушках снег, а всё, что ниже — необъятные каменные бока, лишенные покрова. Не на чем держаться снегу. Но, у подножия непроходимых гор его тоже нет. Не увивают титанические глыбы спасительные тропы, нет зубцов, на которых удержалась бы хоть птица. Вглубь земли уходят узкие провалы, в которых, кажется, не вместится ладонь.

— Нет пути. — сказал Аларих.


"Напрасный труд, племянник. Напрасный труд."

Направо и налево, в необозримой дали всё те же фантастические горы.


"Я не препятствую героям творить безумства."


Ночь они провели в снегу. Топлива больше не было. Припасов — тоже. Всё напрасно: волшебница Эйчвариана позаботилась о том, чтобы её страна — Рагноу — не подверглась нашествию людей.


"Жалкий полукровка."


Мать погибла, чтобы он жил? Скрыла могущество волшебницы, чтобы оставаться с человеком? Зачем тогда она тайком приобщала его к своим книгам? Зачем учила языку? А что он помнит? Ничего.

Гедрикс взял в ладонь горсть снега. Поднёс к глазам. Сначала ничего не различал, потом зрение обострилось, и стала видима разнообразность форм снежинок. Вечность на ладони. Бесконечность малого. Звёзды небесные. Кто пожелал, чтоб это было так? Кто придумывает все эти сочетания простейшего? Кто заботится, кто собирает незримыми пальцами все эти чудеса?

Небо таяло в ладони. Кто дал Эйчвариане право запрещать ему?

Он встал на ноги и огляделся.

— Что видно? — устало спросил Аларих.

Гедрикс не ответил, продолжая вслушиваться в пространство — очень далеко всё видно. Если бы он мог летать! Почему соколу дано, а людям — нет?! Раскинул руки, стоя на краю пропасти. А если совершить безумное? Позволить телу медленно накрениться вперёд и, распластавшись в воздухе, начать падение?! Поток воздуха его подхватит и он полетит, как птица, как орёл!

Что-то обхватило его за грудь и твёрдо потащило назад.

— Ты с ума сошёл. — сказал ему Аларих.


Наверху раздалось хлопанье гигантских крыльев. Оба друга вскинули головы, щурясь в ярком свете неба. Два громадных орла ходили кругами над жалким пятачком, где ютились люди.

— На нас охотятся. — заметил Аларих, доставая меч.

Гедрикс тоже вооружился.

— Не давай им сесть на площадке. — предупредил его товарищ. — Иначе они забьют нас крыльями и клювами.

Два друга насторожённо ждали, держа оружие наготове. Что этим гигантам их стрелы, что острые мечи?! Чудовищные птицы — обитатели Рагноу, они вьют гнёзда на вершинах безумных гор Кентувиора. Они хватают барсов, как рысь ловит кроликов. Одного удара клюва достаточно, чтобы вырвать душу из воина. Рывком крыла они скидывают в пропасть лошадь.


Орёл принялся стремительно снижаться. Ветер едва не сбил с ног двоих друзей. Они крепко ухватились друг за друга, ослабив оборону. Орёл уже сидел на крае пропасти, на её ребристом гребне. Не опуская крыльев, он навис над двумя людьми. Страшный клюв едва открыт. Аларих вскинул лук. Орёл немедленно взлетел.

— Смотри, Гедрикс, он боится получить стрелой в глаз! — обрадовался герцог.

Но, тот не отвечал. Заслоняясь ладонью от яркого солнечного света, он пытался разглядеть на груди орла странный предмет на цепочке. На что это похоже?

— Они не нападают. — удивился товарищ. — Отчего? Оба давно могли нас просто скинуть вниз.


Гедрикс силился вырвать у памяти слово. Хоть одно. Этот символ, он его знает! Он такое видел! Это… это…

— Символ власти!!! — вырвался крик, словно бешеный поток прорвал запруду. — Аларих, это не враги! Это слуги моей матери!

Он опустил меч и вышел на открытое место, на самый край площадки, не слыша, что кричит ему товарищ.

— Вейхорн. — твёрдо сказал Гедрикс и указал на одного орла. Тот немедленно повиновался и сел на площадку, сложив крылья.

— Ты вызывал нас, господин. — проклекотал он.

— На этих птицах мы пересечём Кентувиор и достигнем замка Эйчварианы. — сказал Алариху эрл Гедрикс.

— Значит, не зря болтали люди. — ответил герцог. — Ты сын волшебницы.

И непонятно было: осуждает он товарища, или радуется спасению. А тот уже вспомнил второе имя.

— Джаунго!

Тогда второй орёл сел рядом с первым — на обоих были маленькие медальоны с изображением кристалла. Но, сколь ни пытался вспомнить Гедрикс, память ничего не сообщила о том, что всё это могло бы значить. Он видел изображение на медальоне матери, и только.


Храбрости Алариху не занимать, и он без колебаний сел верхом на Джаунго, а Гедрикса понёс Вейхорн.

— В Рагноу, к волшебнице Эйчвариане. — твёрдо повелел сын Гебриана.


ГЛАВА 20. Путь в Рагноу


От высоты полёта кружилась голова. Ледяные иглы впивались в незащищённые глаза, мороз щипал за щёки. Ветер забирался под меха и не давал вдохнуть груди. Оба не смели оторвать замёрзших рук от орлиных шей. Хорошо ещё, что птицы летели ровно, а то бы непременно уронили своих уставших всадников на дикие вершины воистину непроходимых гор Кентувиора.

"Я не думал, что Рагноу так огромна!" — мелькнуло в голове Гедрикса. Он бросил взгляд воспалённых от страданий глаз на друга. Аларих изнемогал.

— Мы погибаем! — крикнул он в отчаянии и захлебнулся ветром.

Почти теряя память, Гедрикс понял, что орлы последовали вниз.

"Куда же?" — вяло удивился рассудок, и седок лишился чувств.

* * *

Игривое журчание воды, какой-то странный шёпот, кто-то трогает лицо. И совсем не холодно. Он не успел полностью придти в себя, как вскочил от звука. Расширенными глазами Гедрикс оглядывал невероятную картину.

Сильный, фыркающий звук исходил от небольшого гейзера, бьющего из камней. Вода была горячей, от неё шёл пар. Но, не только это удивительно: место, в котором они находились, напоминало кусочек лета. Небольшая выпуклая горка среди гигантских, высотой до неба, гор. Она вся поросла травой, цветами и окружена низеньким кустарником, на котором висели голубые ягоды. Солнце стояло в зените, и вся сказочная полянка ярко освещалась. Прямо на вершине горки и бил гейзер. Струя воды взлетала высоко в воздух и падала обратно тёплым дождиком. Оба путешественника промокли.

Аларих тоже пришёл в себя и теперь торопливо скидывал отяжелевшие меха. Они освобождались от белых козлиных шкур, от сапог и спешили воспользоваться горячими водами гейзера. Тот ещё долго бил, земля впитывала влагу. А два путешественника с наслаждением изгоняли из своих усталых тел последние остатки холода.

Наконец, фонтан иссяк, и пришло время попробовать крупные голубые ягоды, что в изобилии росли на невысоких кустиках на тёплой почве.

— Есть можно. — с удовлетворением произнёс Аларих. И друзья принялись обирать кусты.

— Странно, откуда тут, в северных горах, такой оазис? — удивлялся Гедрикс.

— Наверно, всё дело в горячем источнике. — мудро предположил товарищ.

Всё так, но где орлы? И как отсюда выбираться? Оба немного помрачнели, когда обнаружили, что из каменного мешка нет выхода.


— Думается мне, что едва солнце скроется, тут похолодает. — заметил Аларих.

Их одежда уже высохла, и оба путника оделись. Гейзер молчал.

— Во фляжках пусто. — ответил Гедрикс, он досадовал, что не догадался набрать воды, пока бил фонтан. В заснеженных горах как-то не было нужды заботиться о воде. А теперь, поев сладких ягод, оба захотели пить.

И что теперь? Как выбираться из гостеприимной ловушки?

Земля всё так же грела — видимо, глубоко под коренной породой полыхает таинственная естественная топка, она и греет воду для маленькой полянки. Значит, не так мертвы горы Кентувиора, не так безжизненна Рагноу.

Лёжа на тёплом взгорке, оба смотрели в небо из каменного колодца, в который так таинственно попали. Гедрикса посетила успокоительная мысль, что Вейхорн и Джаунго знали, что делали, и должны вернуться за своими седоками. А, возможно, всё совсем не так, и товарищей встретят иные приключения на пути ко дворцу Эйчварианы. Он ждал. Ничего не происходило.


Эрл повернулся и прислушался в темноте к дыханию Алариха — тот спал. Тогда Гедрикс поднялся с травы и осторожно направился к маленькому огоньку, настойчиво мигающему прямо на скале. Свет месяца отражался в каком-то минерале, включённом в серый камень чудовищно высокой, отвесной стены.

Пальцы нащупали гладкий кругляшок. Странно, а почему его не было заметно днём, в свете солнца. Впрочем, было некогда. А теперь не разглядеть, что за рисунок ощущают пальцы. Какие-то едва заметные выпуклости, линии. Гедрикс задумался, гладя кружок размером с золотой. Мать учила его, что существует иное зрение — не то, которое присуще людям. Этому зрению свет не нужен.

Он гладил пальцами кружок и проникал в себя. Растворял себя в окружающем тепле, в тишине, в спокойствии ночи. Он приник к камню и ощутил щекой его прохладу. Мысли, словно тонкие пальцы, скользили по поверхности, искали мельчайшие щели. Не найдя, ещё больше утончились и осторожно проникли меж твёрдых чешуек камня, меж его частиц, вдруг обретших множество цветов, звуков, вздохов.

Камень, камень, ты живой. Скала, поговори со мной. Я сам — не я, а лишь подобие тебя.


Он открыл глаза и сделал вдох. Вокруг не было ни скал, ни звёзд над головой, ни сказочной полянки. В недоумении Гедрикс протянул руку и коснулся камня. Где он? И где Аларих? Это было какое-то совсем другое место. Под ногами твёрдая скала. В скале ступеньки! Лестница, ведущая вниз.

Губы шевельнулись, и в пространство излился звук — слово, которое много лет не произносил сын Гебриана. Звук нечеловеческого языка, слово-символ, мысль-пожелание, просьба и приказ. Оно вылетело, словно птица, и вспорхнуло под потолок темницы. Шёпот наполнил высокий зал.


Да, я помню. Да, я знаю. Я слышу, понимаю, повинуюсь. Не как слуга, а как твой друг. Как тот, кто помнит ту, которой имя изглажено из памяти твоей. Что ты хочешь, Говорящий — С- Камнем?

Он ответил не словами, а мыслями. Наш путь к Эйчвариане, владычице Рагноу. Мой и друга моего.

Ты просишь, Говорящий, пропустить простого человека через камень? Человек сойдёт с ума. Тебе нравится безумный друг?

Гедрикс опечалился. Что делать?

Скала сочувственно вздохнула и медленно раскрыла в монолитной толще небольшой проход высотой чуть выше роста человека. И улыбнулась в ответ на мысль-благодарность глубинным пением крошечных частиц, составляющих громаду. Пусть будет по твоей воле, Говорящий-С — Камнем.

* * *

— Как мы вчера это не заметили? — удивлялся Аларих, разглядывая вход в скалу.

— Наверно, это оттого, что мы проникли в Рагноу, страну волшебницы. — предположил Гедрикс.

Аларих помрачнел: ему не нравилось всё, что связано с волшебством. Поэтому друг не поделился с ним своими открытиями. С начала путешествия уже немало тайн открыл в себе сын эрла Гебриана, и каждая из них могла порушить дружбу.

Они отважно ступили во тьму скалы. Звук улетал высоко и там терялся. Внутри гигантской скалы располагалась громадная пещера.

"Кто знает, может, все эти островерхие вершины — лишь крыши таинственных подземных чертогов владений волшебницы Эйчварианы!"


Снизу ровно дул чуть тёплый ветер. К удивлению идущих, темно в подземелье не было. Даже, более того, постепенно разгорался странный свет, льющийся из стен и пола. Те были сделаны из полупрозрачного камня, нисколько не похожего на наружный. Этот скорее походил на кварц, или каменную соль. Лестница всё спускалась вниз, извивалась, кружила, разбегалась на две, а то и три. И снова собиралась воедино, обойдя гигантские столбы. Местами в полу зияли тёмные провалы. Товарищи бросали в них камни, вслушивались в звук и не улавливали.

Недовольство Алариха уступило место любопытству — он увлечённо оглядывался и потому первым заметил, что узенькая лестница вывела их в довольно общирные подземные пустоты. Теперь однообразный кварц сменился на разнообразные породы. Они пролегали то сплошными залежами, то чередовались полосами, то вырастали из полов неровными, дикими стволами. И везде был свет.

— Может, это и есть дворец Эйчварианы? — предположил Аларих.

— Может быть. — согласился Гедрикс. Он точно так же ничего не знал.


Скорее всего, их догадка не лишена некоторого смысла: стены подземелья становились всё более нарядными. В чередовании пород намечалась закономерность. Титанически-корявые столбы приобретали изящество и стройность. Стали попадаться огромные друзы горного хрусталя. И вот они увидели лестницу, ведущую наверх. Но, не такую узенькую, как та, по которой вошли в этот подземный дворец, а широкую, искрящуюся, словно подсвеченную снизу миллионом светильников.

Они бросились к ней с радостными возгласами. Это точно дворец Эйчварианы! И с разочарованным стоном остановились.

Путь перегораживала сплошная, гладкая и толстая прозрачная стена. За ней перемежались тени. Там что-то двигалось, но хрусталь всё искажал. Аларих в нетерпении начал колотить по стене мечом, но только искры да звук ударов выбивал из преграды.

— Это не хрусталь! — воскликнул он. — Хрусталь давно бы разбился от металла! А тут ни трещины, ни выбоинки!

— Хорошо, сядь, отдохни. — с небольшой досадой ответил Гедрикс. Надо же, товарищ думал, что волшебница не позаботилась оградить своё жилище от случайных посетителей чем-то лучшим, чем простой хрусталь! Он решил попробовать по-своему.

Приложил щёку к восхитительно-прохладной гладкой стене и закрыл глаза. Хрусталь беспечно не обратил внимания на те удары, которыми его осыпал герцог. Какая чепуха! Он был собой доволен. Раскрыться? И не подумает! Ещё не хватало — портить красоту!

Гедрикс удивлённо отшатнулся.

— Что слышно? — поинтересовался Аларих.

Но, друг не отвечал — он рассердился. Ах, ты, горная стекляшка! С языка сорвалось слово, даже не слово — гулкий звук. Он ударил в стену. Отразился и полетел, как молния, от многочисленных колонн. Гедрикс, испугавшись, кинулся ничком на пол. Аларих последовал примеру. Звук множился, крепчал и возвратился к стене из хрусталя и вдарил так, что звон пошёл!

Стена ужасно оскорбилась. Хрусталь нахмурился миллионом трещин. Мгновенно гладкая поверхность покрылась мельчайшей сеткой и потеряла безупречность. Минерал издал гневный вопль, подобный обрушению неисчислимого множества хрустальных бусин.

— Сейчас всё рухнет! — в восторге закричал Аларих и, схватив свой меч, кинулся к стене.

— Не делай этого! — запоздало встрепенулся Гедрикс. Но, тот уже ударил.


Громада тяжело вздохнула, вспучилась посередине, ещё больше побелела и стала оседать. В ужасе видел Гедрикс, как тело друга заваливает множество сверкающих осколков. Они впивались в его плоть, пронзали насквозь и сыпались рубиновым дождём. Преграды больше не было. И герцога Алариха — тоже. Громадная гора осколков, подсвечиваемая снизу, пропитывалась красным. В проёме стояла Гранитэль.

Они смотрели друг на друга. Она враждебно-холодно. Он — в ужасе и горе.


Никто не прерывал молчания. По сияющим ступеням медленно стекала кровь Алариха и устремлялась к ногам товарища. Гранитэль взглянула вниз и догадалась.

— Ну, и чего же ты добился? — едва сдерживая гнев, спросила у Гедрикса принцесса.


ГЛАВА 21. Принцесса Гранитэль


Эрл стоял перед троном. На него смотрели глаза двух женщин. Чёрные — принцессы Гранитэли. И ярко-синие, как у него — волшебницы Эйчварианы. Сходство Гедрикса с сестрой его матери было слишком явным, только волшебница фантастически красива, а Гедрикс — просто человек.

Принцесса с презрением смотрела на друга своего погибшего жениха. Безупречное лицо Эйчварианы выражало нечто иное, чем гнев или отвращение. Она уничтожала его своим сочувствием.

— Зачем ты сделал это? — она смотрела сквозь него. — Если бы не ты, Аларих вернулся бы обратно в Стовирадж. Но, тебе надо было подзадоривать его на подвиг. Чем ты руководствовался, что за идея тебя вела?

Гедрикс, онемев от горя, не мог ответить на вопрос. Бессильно вопрошая сам себя, он в ужасе осознавал, что не спасение принцессы, не вызволение её из плена тянуло его на север. А лишь желание — неясное, неосознанное желание дотронуться до тайны, проникнуть в неизвестное. При чём здесь Аларих? Да ни при чём! Он просто сыграл на чувствах друга, на его верности, любви, на чести, храбрости!

— Если бы не те дары, что тебе, жалкому полукровке, неосмотрительно вручила моя сестра, ты бы никогда не одолел преграды. — продолжала владычица Рагноу. — Ни единый человек без моей воли не проникал в моё жилище. Я тебе сказала правду: Гранитэль сама так пожелала! Чего же ради ты пошёл её спасать?!

— Ты сам не знаешь, что наделал. — проронила та. — Ты не просто убил Алариха. Ты убил мою мечту.

Он содрогнулся.


— Теперь, когда твой герцог мёртв, ты мне обязан возместить потерю. А я даже не уверена, хватит ли у тебя ума и твёрдости выполнить свой долг.

— Что за долг? — едва обрёл он силы говорить.

— Слушай и вникай. — ответила Эйчвариана. — И не вздумай спорить. У нас, волшебников, совсем иные цели, чем у смертных. Как бы возмутительно тебе ни показалось то, что мы с принцессой думали осуществить, не твоя забота, полукровка, это обсуждать.

— Я с детства презирала ту судьбу, что властьимущие готовят для своих любимых дочерей. — кривясь от отвращения, поведала принцесса. — И я бы тоже должна плодить детей и вертеть веретено по замыслу моего отца, короля Килмара. Потом дождаться его смерти и с сединой в косах взойти на царствование рука об руку с огрузневшим муженьком. Я как могла противостояла этому. Даже хотела сбежать и под видом странствующего рыцаря искать по свету приключений. Всё, что угодно, лишь не прялка! Но, мне попался на глаза тот свиток, что много лет назад привёз из опустевшего Вайгенера твой отец. Он спас частично библиотеку твой матери. Так я узнала, что существует совсем иная, сказочная жизнь. Я возмечтала стать волшебницей. Три года я искала способ прочесть то заклинание. Никто из мудрецов не знал диковинного языка, не ведал письменности. И вот один нашёлся, он научил меня, как вызывать Эйчвариану. Всех обманув, я осталась в Гоннерате наедине со свитком. Моя затея удалась. И вот я здесь. Но, даром не даётся ничего. Эйчвариана обещала мне, что научит меня всему, что знает. Тем более, что твоя мать покинула Рагноу и изменила своему призванию. Цена невелика — всего лишь сделать королевство моего отца владением Эйчварианы. Я собиралась возвратиться, выйти замуж за герцога Алариха. Он меня любил и не помешал бы мне призвать в союзницы Эйчвариану. И я бы получила то, о чём мечтала — неизмеримо больший срок жизни против человеческого и дар волшебства. Аларих счастливо прожил бы жизнь рядом с вечно молодой женой. А Эйчвариана получила бы то, что не получила из-за предательства сестры — земли Вайгенера, Вероньяра, объединённые с землями короля Килмара. Замужество с Аларихом дало бы мне два ваши сеньората.

Гедрикс молча слушал.


— Теперь, когда Аларих мёртв, ты сделаешь всё так, как тебе приказывает та, что по твоей вине не стала королевой. — голос Эйчварианы был так холоден, как холодны заоблачные выси. — Ты вернёшься и сообщишь, что герцог умер. Не обязательно всех посвящать в подробности. Кто тебе поверит, что ты способен вызывать орлов или ходить сквозь скалы?! Упал в пропасть и разбился — вполне пристойное объяснение. Принцесса возвратится с тобой и подтвердит твои слова. Килмар будет в горе и тут же начнёт искать преемника Алариху. Так вот, племянник, его преемником станешь ты и никто другой!

— Как?! — вырвалось у Гедрикса.

— Всё объясню. Король не отдаст принцессу замуж за нищего графа. Поэтому ты отправишься в поход — причина будет — и прославишь себя в боях. Король при настойчивом требовании Гранитэль пожалует тебя титулом. Тем более, что по завещанию ты принимаешь и Вероньяр и Вайгенер. Килмар не долго будет противиться, тем более, что Гранитэль из всех претендентов на её сердце, руку и корону выберет тебя. Ступай и всё исполни в точности.

— Нет. — твёрдо ответил Гедрикс.

— Нет?!!! — вскричала Гранитэль. — Ты отказываешься от моей руки?!!

— Я отказываюсь от сделки, от обмана. Пусть я виновен в гибели Алариха, но не унижу ни памяти его, ни его любви. И я не сделаюсь предателем, не подведу Килмара. Король был добр ко мне и искренне любил Алариха. Мне жаль, принцесса, губить твою мечту ещё раз, но я сожалею.

Гнев распирал его. Аларих всего лишь пешка в игре волшебниц! И Гранитэль с таким бесстыдством поверяла свои планы товарищу погибшего в то время, как не свернулась ещё кровь жениха!


— Ну, что ж, — промолвила Эйчвариана, — есть и другой путь. Есть способ оживить Алариха.

Гранитэль опомнилась от гнева и изумлённо повернулась к волшебнице. Гедрикс онемел. Что за гнусь ещё надумает творить Эйчвариана?!

А та поднялась с трона и позвала за собой обоих. Они вернулись туда, где совсем недавно под грудой битого в осколки хрусталя покоилось тело мёртвого Алариха. Теперь здесь было всё иначе. Ни крови, ни беспорядка. Под аркой находился прямоугольный кроваво-красный кристалл, напоминавший формой гроб. Сверху почти прозрачный, внизу — словно загустевший от крови. И в середине, среди застывших алых струй, угадывалось вытянутое тело.

— Смотри на это, рыцарь. — проронила Эйчвариана. — Это могила твоего друга. Он ни жив, ни мёртв. Я собрала всю кровь его и заключила в этот хрустальный гроб. Он не подвержен тлению. Практически он вечен. Мы, волшебники, к сожалению, не всесильны. И оживлять умерших я не умею. Но, существует в этом мире то, что умеет это делать. Живой Кристалл. Многие пытались его достать, но никому не удавалось.

— И ты думаешь, что я сумею? — спросил Гедрикс.

Волшебница пожала плечами.

— Возвращайся к королю, стань мужем Гранитэли. — произнесла она и указала на принцессу. — Расстанься со своей нелепой щепетильностью.

— Где искать кристалл?

— Всё просто. Есть в море остров Рауфнерен. Его охраняют чудовища. Пройдёшь сквозь барьеры, получишь тот кристалл. Беда лишь в том, мой милый рыцарь, что тебе всё равно придётся лгать! Король не даст тебе войска без убедительной причины. Я предлагаю сообщить Килмару, что принцессу похитили и спрятали на этом острове. Поскольку Аларих мёртв, а ты начальник стражи — тебе и выступать походом. Вернёшься с Живым Кристаллом — всё будет хорошо. Аларих оживёт, обретёт свою принцессу, вернётся к королю, сыграет свадьбу, будет долго жить и будет счастлив. А ты, мой друг, останешься ни с чем. Но, я полагаю, тебя утешит твоя совесть. Ты согласен?

— Да.


До утра он получил возможность отдохнуть. Роскошные покои мало занимали Гедрикса. Едва войдя туда и оставшись в одиночестве, он рухнул на колени и горько зарыдал. Кто ж знал, что всё так выйдет?!

— Предаёшься скорби? — спросил голос Гранитэли.

Он предпочёл не отвечать.

Принцесса не торопясь подошла к окну.

— Зачем тебе всё это? — печально спросила она. — Думаешь погубить себя в трудновыполнимом деле и оправдаться в своих глазах?

— Ты не понимаешь. — ответил Гедрикс. Он уже поднялся с пола, стыдясь своей слабости перед принцессой.

— Да, — согласилась она, — я не понимаю. Но, стоит ли так себя казнить? Да, я разгневалась поначалу, но потом пришла в себя и теперь хочу сказать, что была несправедлива. В самом деле, что за низость — корить рыцаря в его отваге! Мой жених погиб, но не по твоей вине.

— Люди о собаках плачут больше, чем ты о суженом своём. — отвечал он.

— Что делать, рыцарь! Я вправду не любила Алариха. Но, уважала. И, если ты погибнешь, то мало будет проку и герцогу, и королю, и мне. Да и тебе.

— Я не буду твоим мужем, Гранитэль. — устало ответил Гедрикс. Он думал, что она разгневается.

— А почему?

Она приблизилась и взяла его за руки.

— Я некрасива?

— Ты неприкрыто рассчётлива и отвратительно цинична. — проговорил он, осторожно высвобождаясь от неё и ожидая бури.

— Вот это мне и нравится в тебе. — серьёзно отвечала Гранитэль. — Аларих никогда бы не решился сказать мне правду. Он никогда бы не признался и сам себе, случись ему вдруг обнаружить во мне иные качества, нежели святая простота. Какая жалость, что я ранее не заметила в его товарище подобной трезвости ума и силы духа!

— Напрасно льстишь. — с неприятным чувством отвечал эрл Гедрикс.

— При чём тут лесть? Ты же не изменишь своего решения. И, следовательно, я не повлияю на тебя. Тем более приятно признаться в правде, что это ни к чему меня не может обязать. Прощай, мой рыцарь. Если повезёт, и ты добудешь тот кристалл, мы встретимся с тобой. И будешь ты, мой рыцарь, прятать в сердце тайну от господина твоего. А тайна такова, что я, принцесса Гранитэль, тебе призналась в том, что я к тебе неравнодушна. А если не добудешь, то я вернусь одна. И буду вечно сожалеть о том, что не сумела сохранить ни одного и ни второго из верных рыцарей моих.

И с этими словами принцесса удалилась, оставив Гедрикса наедине обдумывать её слова и своё решение. К чести его, эрл ни минуты не колебался в выборе.

* * *

Он сошёл вниз — проститься с другом. Опустился на колени и приложил ладонь к холодной, гладкой поверхности. Закрыл глаза. Страшась услышать голос хрусталя, он тем не менее всё больше проникал в него. И вот услышал зов. Тот, кто лежал внутри, был жив, но не помнил себя — он сам был минералом. Едва сознания живого и мёртвого соприкоснулись, погибший словно закричал. Теряя рассудок, Гедрикс разорвал контакт.

Не смея больше прикоснуться к камню, он оставался некоторое время на коленях. Потом отнял ладони от лица и осмотрелся: он один. Какое счастье…


— Воздух, воздух. — тихо призывал он. — Прими меня и будь мне другом.

Шёпот затихал, и вот поплыли звуки совсем иного языка. Мирный ветерок слегка колышет листья в сонной тишине. Легко качаются колосья в поле. Едва трепещет занавесь над колыбелью.

"Да, брат, — ответил воздух. — я охраню тебя."

Гедрикс вызвал своего орла, Вейхорна. С чудовищно высокой башни, почти из-под облаков, вылетела гигантская птица. Его путь лежал на юг.


ГЛАВА 22. Говорящий-Со — Стихиями


Обратный путь для Гедрикса был совсем не трудным — не то, что перелёт на север. Ледяной огонь не сёк лицо и руки, дикий ветер не проникал под мех, не рвал когтями тело. Он мчался на своём Вейхорне, оставляя позади зубцы гигантских скал, и воздух окружал его прозрачной пеленой — стихия ему повиновалась. Немного ранее, ещё до путешествия в Рагноу, он был бы вне себя от счастья, что обрёл в себе столь неожиданно диковинное свойство. А теперь эрл Гедрикс ничему не рад и ничему не удивлён. Стихия ему служит — что ж такого?


— Король Килмар, — сказал он много позже уже в покое Стовираджа, — твой будущий зять погиб. Но, траурная весть, им посланная, оказалась преждевременной. Твоя дочь, принцесса Гранитэль, жива. Аларих отдал жизнь, чтобы узнать, в какое место унесли и спрятали её. Эскорт принцессы при путешествии на север, в Гоннерат, подвергся чарам. Их околдовали и заставили покинуть госпожу, а саму её перенесли на остров Рауфнерен. Это мы узнали, когда гнались за похитителями — демонические существа чудовищного вида, сквабары, уносили твою дочь по горным тропам, в обход селений. Был бой и герцог мой погиб. Но, прежде чем случилось так, он выбил признание из пасти одного из умирающих чудовищ: остров Рауфнерен. Мой повелитель, честь велит мне отправиться туда и вызволить принцессу. Если дашь ты мне с собою войско, то есть надежда спасти принцессу. Если нет — пойду один.


Король был в горе, но надежда снова обрести дочь преодолела скорбь.

— Я готов выполнить всё, что ты попросишь, рыцарь. Возьми всё то, что тебе нужно, и верни мне мою дочь.

— Благодарю вас, мой король. Я лишь прошу послать со мной начальника дворцовой стражи, доблестного и мудрого Стауххонкера. Воины знают его и доверяют опытности старого бойца. А я для них чужак.

Тысяча всадников отправились с Гедриксом на запад, к морю. Остров Рауфнерен — чудовищная крепость, цитадель сквабаров — помеси медведей и драконов. О том гласили древние легенды.

* * *

Была в разгаре осень — время бурь и бешеных штормов.

— Никто не ходит в море в это время. — проронил Стауххонкер. — Ты не ошибся, юноша? Может, тебя ввели в заблуждение?

Они стояли на высоком скалистом берегу и смотрели в затянутый туманной мутью горизонт. Всё море, сколько было взгляда, металось в ярости и неистово кидалось ледяными брызгами. Ветер бесновался.

Под высоким берегом, меж скалой и морем располагалась бухта. А в бухте на зиму укрылись два десятка кораблей. Мореходство на Грюнензее остановилось до весны. Сняты паруса, подвязаны все снасти, наглухо задраены все люки. Распущены команды.

— Сдаётся мне, — продолжал начальник стражи, — что ты ведёшь недобрую игру. И весь поход на остров Рауфнерен призван прикрывать какой-то твой проступок. Ты не уберёг Алариха, герцога твоего. И, кроме тебя, никто не знает, каким был его конец, и что на самом деле произошло в пустынном Гоннерате.

— Ты мне не веришь, что принцессу унесли на этот остров? — без удивления спросил Гедрикс.

— Не знаю, чему верить. — вздохнул Стауххонкер. — Рауфнерен окружён легендами. Но, так ли это, я не проверял. Зато я знаю, что на подступах к нему гибнут корабли — страшные подводные течения захватывают суда, вертят, как щепку и забрасывают на скалы. Если твои сквабары добрались до острова, то это значит, что они отменные моряки.

Факты были таковы: Гедриксу не верили. Все люди Стауххонкера настроены против предприятия и не ожидают от него ничего хорошего.

— В такую непогоду мы даже не сумеем покинуть бухту. — ответил капитан "Астрос Нордер" на вопрос, отчего третий день не отчаливают корабли.

— А если море стихнет? — спросил Гедрикс.

— Если стихнет, тогда и поплывём. — с насмешкой ответил моряк.


Ночью Гедрикс вышел в одиночестве и побрёл по высокой каменной косе, разделявшей бухту с морем. Там, на оконечности, щедро осыпаемый ледяным дождём, он стал и обратился к буре.

Как можно договориться с морем? Что сказать многотонным массам бешеной воды? Может ли стихия успокоиться? Не ветер ли причина беспокойства?

Он освободил себя от мыслей, изгнал свой страх, преодолел сомнение.


Я свободен. Свободен и неистов. Ничто не может мне противостоять! Никто не обуздает силу ветра! Нет мне преград, нет власти надо мной ни одной живой душе! Никто не может приказать мне! Я — Владыка! Я — Небесный Океан! Кто эта малая фигурка на тёмном камне?! Зачем стоит, поднявши руки? Не надо ни о чём просить меня — я не имею дел с людьми!


Гедрикс отрешился от себя. Он больше не был человеком. Горе, радость, надежды, отчаяние — всё оставило его. Он был свободен. Он был ветром! Слова-порывы, речь-ураган, песня — буйство моря! Он слился со стихией. Как хорошо! Что до сих пор его тревожило?! Какая-то детская привязанность? Чей-то гнев? Обида? Недоверие?! Горе от утраты? Долг, честь, любовь?! Брось всё это, Севернор, брось всё это в море! Я сяду на орла, ты оседлаешь штормовые волны, мы понесёмся, Севернор! Пусть сгинет этот жалкий мир!


— Что творится! — в испуге говорили воины в палатках и бревенчатых сараях, обмазанных поверху глиной. Шторм дробил на камни скалы. Ураган безумел. Ужас поселялся в самых мужественных душах.

— Не ветер это воет, не шторм гремит. — говорили в страхе люди, укрываясь под покрывалами от ливня. Огонь давно погас. В разрывы ткани, в щели меж досками с рёвом врывался ураган.

— Демоны беснуются, жаждут крови. Море хочет жертв. Колдун проклятый нас завёл в погибель!


Налетавшись, набесившись с ветром, устал эрл Гедрикс.

Пойдём, мой ветер, полетим, мой брат, отдохнём с тобою. Разгоним облака, понежимся на скалах.


К утру внезапно стихла буря. Разбежались мрачные, набухшие тоскою тучи. Показалось чистое, как летом, небо. И в тишине несмело побежали по земле светлые лучи — запели, заиграли, расщекотали море. Волны рассмеялись и рассыпались на брызги. И томно раскинулись, подобно шёлку.

Измученные люди выбрались из ненадёжных своих убежищ и принялись поспешно приводить в порядок корабли. Свежий ветер наполнил дыханием распущенные паруса, и корабли поплыли в море. На запад — туда, где в морском тумане скрывался остров Рауфнерен. Цитадель таинственного или просто голый скальный выступ.

* * *

Через две недели плавания по удивительно спокойным водам моря, корабли достигли архипелага островов. Всю дорогу Гедрикс с утра до ночи находился на носу головного корабля. К нему никто не подходил и ни о чём не спрашивал — эрл был окружён зоной молчания и недоверия.

Необычное в это время спокойствие окружающего моря и ровный ветер, как ни странно, не считали признаком удачи. Всё больше заходили разговоры о том, что всё предприятие — лишь авантюра. Король Килмар напрасно доверил чужаку вести войска.

Стауххонкер пресекал все вопросы. Но, недовольство так и сквозило в его глазах, едва он обращал свой взгляд на неподвижную фигуру на носу "Астрос Нордер". Гедрикс скрывался в своей каюте лишь с наступлением ночи. Что он делал, никто не знал. Но, моряки, стоящие на вахте, говорили, что восходящие потоки доносили до них обрывки странной песни.

— Колдун проклятый. — говорили все.

И вот забрезжило пятно на горизонте. Постепенно разрастаясь, выступали из воды иглообразные утёсы. Словно частокол, они толпились вокруг группы островов. Каменные громады без признаков живого — просто нагромождение чудовищно огромных глыб. Разглядеть, что находилось в центре, препятствовали каменные стражи. Вокруг них и в тихую погоду бились волны. Вода бурлила и набрасывалась на равнодушные и вечно мокрые утёсы, торчащие из морского дна от самого дня сотворения. Только подплыв на расстояние двух морских миль к опасному участку, все зрители — моряки и солдаты — поняли, как огромны скалы.

— Теперь вы убедились, что Рауфнерен неприступен? — обратился к предводителю королевских войск капитан "Астрос Нордер".

Стауххонкер не ответил, спустился с мостика и подошёл к эрлу Гедриксу.

— Как ты намерен преодолеть это гибельное место? — спросил он.

— Бросайте якоря. — ответил тот. — Скоро всё решится.

С таким ответом вернулся к капитану предводитель войск. Моряк пожал плечами и приказал крепить суда.

* * *

Вот он, остров Рауфнерен. Там, за каменными иглами сокрыта цитадель, если верить Эйчвариане. А теперь ему предстоит разговор с водой, с тем странным прибоем, который непрерывно, множество тысячелетий бьёт в основания скал-игл. Все мореплаватели обходят это место. Может, кроме этого прибоя, и нет в Рауфнерене ничего чудовищного? Может, все разговоры про сквабаров — просто бредни? Вот Стауххонкер — он уверен, что Гедрикс просто всех дурачит. Тогда, зачем Эйчвариана надоумила его просить у Килмара войско? Верит ли он сам в существование Живого Кристалла?

Не Говорящему-С-Ветрами отрицать возможность чуда. Он должен пройти свой путь и либо найти спасение для друга, либо покориться Гранитэли.

Он вдруг представил, как идёт с принцессой под венец, как выслушивает хвалебные песни на свадебном пиру. И испугался: что в голову тебе взбрело, эрл Гедрикс? Спокойно наблюдать, как вероломная принцесса обманывает весь народ и своего отца? Желаешь быть участником обмана?!


Он очнулся, посмотрел вокруг. Никто не видит? Тогда эрл Гедрикс сбросил латы, кожаный камзол, скинул сапоги. И прыгнул в воду.

Три тёмных пятна — корпуса судов. Он опускался ниже. Ещё немного — и воздуха не хватит. Что там, на дне?

Водоворот кружил, тщетно собирая последние песчинки. С поверхности его не видно. Перебирая руками звенья якорной цепи, Гедрикс подбирался к небольшой воронке. Далее, ближе к иглам, сплошное кипение воды.

Из каменного дна бил источник. Что же получается? В одном месте втягивает воду, а в другом — выбрасывает? Вот откуда этот дикий танец стихии!


Гедрикс вынырнул. Как усмирить стихию? Здесь какое-то волшебство. Да, прав капитан — остров Рауфнерен неприступен.

Он качался на волнах, держась рукой за цепь. Вода тут на удивление не холодна. Цвет волн — светло-изумрудный. И вдруг Гедрикс понял, как красив архипелаг. Все лишь говорят со страхом, как ужасен Рауфнерен, но никто не заикался о том, как он прекрасен. Не заговорить ли море? Где те звуки, что одолеют дикую стихию? Что заставляет водовороты прокачивать сквозь себя такое множество воды? Если бы их чем-нибудь забить! Но, чем?

Взгляд Гедрикса упал на игловидные скалы. Можно ли порушить камень? Хорошо бы, засыпать крошкой глотки водоворотов. Но, едва ли что разрушит эти монолиты. Тогда… быть может, лёд?!

Он видел словно воочию ледяное крошево, затягиваемое в жадные донные отверстия. Сначала те глотали всё без разбору, воронка стала уже и не так быстра. Потом пошли большие глыбы — водоворот справлялся. И, наконец, подавился и заглох.


Слух Гедрикса вдруг поразили крики — кричали с борта корабля. Он огляделся. Зелень моря исчезала на глазах — вокруг неприступных острых скал быстро кристализовался лёд. Граница оледенения быстро расширялась. Гедрикс понял, что ещё немного — и он окажется вмёрзшим по самую шею. Он торопливо поискал глазами верёвочный конец и бросился к нему. Но, не успел. Вода смерзалась вокруг его тела. Он оттолкнулся ногами от недавно тёплой, а теперь дико ледяной стихии и пытался удержаться на крутом боку неприступного, как крепость, корабля. Снова оттолкнулся и снова не сумел. И понял, что больше этого не требуется: под ногами схватилась и застыла выбитая его ногами ледяная ямка.

Оледенение быстро распространялось. Три корабля величаво возвышались чёрными громадами над бесконечно-сверкающей гладью льда.

Гедрикс застучал зубами — обледенелая одежда доставляла телу страдание. Надо срочно подниматься на корабль. Там не прекращались крики.


— Что случилось с морем?! — в ужасе спрашивал Стауххонкер. — Грюнензее никогда не замерзает!

— Не знаю. — солгал Гедрикс, торопливо скидывая проледеневшую одежду и натягивая всё сухое. — Я упал с борта, а потом это и произошло.

— Матросы говорили, что слышали какой-то странный звук, всё море словно пело. Капитан сказал, что этот страшный звук заморозил нескольких матросов. Вахтёрный на верхушке мачты упал и разбился, как ледяная статуя!

Гедрикс замер.

— Я ничего не знаю. — снова солгал он. — Я задумался и упал за борт.

Вошёл капитан. Этого старого морского волка мало что могло лишить самообладания, но теперь его седые волосы встали дыбом.

— Чудовищно! На всех трёх кораблях дозорные замёрзли насмерть. Я говорил, что это было не к добру — с чего бы утихать штормам в такой сезон?! Грюнензее отомстило нам. В легендах говорится, что именно так начнётся конец света: сначала замёрзнет море, а потом…

Он не успел договорить. Корабль дрогнул и раздался страшный треск!

— Рушатся борта! — вскрикнул капитан и выскочил из каюты.

— Лёд сдавил корабль! — закричал Стауххонкер и тоже выбежал.


Гедрикс закутался в меховой плащ с капюшоном. Выйдя на палубу, он увидел, что все обитатели корабля столпились у бортов и смотрели вниз.

И тут снова раздался гул. Судно задрожало. Три сотни глоток издали страшный вопль. На глазах у всех сверкающее ледяное поле раскололось и гигантская трещина побежала, словно молния, расширяя острые края. Но, не это было самым страшным: из глубокой пропасти не поднялась вода! Море в одну минуту промёрзло насвозь, до дна! Воистину, таким и должен быть конец света.

К Гедриксу подошёл капитан.

— Надо уходить. — кратко сказал он. — Лёд сдавил корабль. Все переборки лопнули. Если нас до сих пор не залило, то только потому, что под килем тоже лёд. Забираем все припасы и уходим на Рауфнерен. Возьмём с собою доски и будем прокладывать мосты через ледяные щели.

— Разбирайте борта! — крикнул он матросам. — Аккуратно снимайте перила!

— Как ты оказался за бортом? — спросил капитан у эрла.

— Он упал, когда корабль дрогнул. — мрачно сообщил подошедший Стауххонкер.

— Вот как? Тогда скажи мне, что это такое?

И капитан кинул к ногам Гедрикса его кожаный камзол, сапоги и нагрудные пластины на ремнях. Тот вспыхнул и не нашёлся, что ответить.

— Ты колдун. — тихо и с отчаянием сказал ему начальник стражи.

* * *

Войско шло по льду к острову Рауфнерен. Прокладывали через щели снятые с бортов перила, клали на них доски, двери от кают и шли по ним. Кто-то падал вниз, и крики долго не стихали, отражаясь от сверкающих стен бездонной пропасти. Иногда под ногами идущих с треском расходилась ровная поверхность и снова поглощала жертвы. Стауххонкер велел рассредоточиться и это уменьшило потери.


Вот достигли высоких каменных зубцов, натыканных так густо, что меж ними можно было пройти не более, чем по шестеро в ряд. Теперь вокруг Стражей Рауфнерена не звенели воды, не вздымалась пена, не билась бешено стихия. Но, тишина была страшнее рёва дикого прибоя. Обледенелые чудовищные глыбы, закованные в умершее море. Меж этих равнодушных стражей пробирались люди — чёрные точки на царственном сиянии прозрачных льдов. Лишь шорох ног, тяжёлое дыхание и приглушённый стон.

Все думали уже, что заблудились и потеряли направление, как вдруг закончился лес высоких игл и перед идущими распростёрлась узкая полоса льда, отделяющая скалы от берега.

Невысокий остров был к тому же очень мал. Даже и не остров, а круглая лепёшка, вся покрытая ледяной глазурью. Ни деревца, ни травинки — голый камень. Было похоже на то, как если бы его отлили из расплавленной породы: широкие неровные ступени с обтёкшими краями вели от центра на вершине. А там лишь красовался камень, словно помпон на шапочке матроса.

Люди медленно, скользя и падая на льду, обходили низкий островок и обнаружили, что он не единственный — за ним ещё такой же. А немного далее ещё один такой же остров. И ещё дальше, и ещё… Их было много-много, и конца не видно.

— Солдаты спрашивают, чего мы ищем. — холодно проговорил подошедший Стауххонкер.

— Остров Рауфнерен. — ответил Гедрикс. — Туда унесли сквабары принцессу Гранитэль.


ГЛАВА 23. Остров Рауфнерен


Круглые острова остались позади, теперь перед идущими по льду открылась панорама.

Каменистый остров Рауфнерен не имел растительности — гиблое, безжизненное место. Уступы скал хаотично громоздились друг над другом. И Гедриксу подумалось: какие могут здесь быть сквабары? Да и кто сказал, что вообще существуют такие твари? Чем должны питаться? Никто и никогда доселе не проникал на остров, зачем же ему тут стражи? Не стоило снаряжать в дорогу войско. Ему следовало отправиться одному, на Вейхорне. Волшебница Эйчвариана дала ему плохой совет.

Пока он размышлял, Стауххонкер построил войско и сделал перекличку. Оказалось, что при переходе потеряно около сотни человек.

— Очень скверно. — сказал начальник стражи. — Мы ещё не были в бою, а уже утратили почти каждого десятого.

— А с кем сражаться? — ответил капитан. — Здесь безлюдно. Давайте уходить. Не стоило нам углубляться в эти скалы. Мы выполнили задание, добрались до Рауфнерена. Но, смысла нет тут оставаться — здесь нет ничего живого. Давайте возвращаться. Снимем шлюпки с кораблей и понесём в обратный путь. Достигнем границы льдов и далее кто может, поплывёт и вызовет подмогу остальным.

— Хорошо. — ответил Гедрикс, сам разуверясь в предприятии. — Переночуем на суше, а утром двинемся обратно.

Ему никто не отвечал. Гедриксу не верили.

* * *

Странно — на скалах Рауфнерена льда не было. Очевидно, здесь, за круглыми островками, прибой не достигал каменных берегов. Центральный остров, всего скорее, был невелик. Безмолвие на нём царило.

Войско не желало удаляться от берегов и расположилось на невысоких уступах над самым льдом. Сотники занялись распределением пайков и уходом за ранами — у многих поморожены пальцы на ногах.

Гедриксу не сиделось — он тайком ускользнул от всех. Идти по камню легко, и он поднимался по небольшим уступам. Сухой морозный воздух слегка покалывал губы, и изо рта Гедрикса вырывалось лёгкое облачко пара.


Где может находиться Живой Кристалл, если он вообще существует? Едва ли есть смысл его прятать. Кто мог проникнуть на этот страшный остров?

Он поднялся на очередной уступ и огляделся. Отсюда, с высоты, до горизонта виднелось сверкающее поле. Иногда, оно выбрасывало крохотные гейзеры — множились трещины и исторгали из себя осколки льда. Неужели оно дошло до материка? Какая там сейчас творится паника!

Безмолвие острова нарушилось звуком падения множества мелких камешков. Гедрикс глянул назад и замер в ужасе: там, где он только что прошёл, прямо из скал выходили чудища — сквабары! Отряхивали с медвежьих шкур крошево и поднимались на драконьи лапы. Вместо лохматых толстых ног задние конечности у них оканчивались большими, похожими на птичьи, лапами с огромными когтями. Из спин вырастали кожистые крылья. А морды лишь наполовину медвежьи: пасть сквабара намного больше и полна чудовищных зубов. Только передние лапы оставались медвежьими, но с когтями длиною в локоть!

Монстры немедленно помчались вниз, подпрыгивая на бегу и пролетая часть пути по воздуху. А там находились ничего не ожидающие люди! Никто не верил в чудовищ острова Рауфнерен!


Эрл вскрикнул и кинулся по уступам вниз, на бегу выхватив свой меч. Он не успевал. Сквабары легко перемещались по камням, а эрлу мешали ямы, из которых вылезли чудовища.

На месте уже шла бойня. Воины сгруппировались в несколько частей и под командой Стауххонкера отбивали нападение. Но, их теснили к береговому льду. Монстры прыгали на них с уступов. Мечи распарывали медвежьи шкуры, вымётывая на сухие камни синие кишки, но сквабары успевали убить и растерзать зубами до десятка оборонявшихся. Люди скользили по крови и падали. А сверху прыгали и прыгали чудовища — планируя на крыльях, они пролетали над первой линией защиты и падали в человеческую гущу. Бой становился беспорядочным.


Гедрикс врубился в схватку. В отчаянии он схватился сразу с двумя сквабарами — те кинулись к нему, растопырив в стороны жадные лапы, с которых разбрызгивалась кровь и свисали растрёпанные человечьи потроха!

Эрл взревел от ярости и горя. Он не помнил, что кричал, но клинок в его руке вдруг озарился и выбросил снопы белого огня! Огонь попал в сквабаров и те завизжали:

— Меч Джавайна!

Шкуры на них начали гореть, а сами они в мучениях стали биться на камнях, испуская зловоние и пену из раззявленных в крике пастей.

Войско оттеснили на лёд. Стауххонкер дрался, весь покрытый синей кровью монстров и красной — человеческой. Люди побежали. Всё побережье сплошь усеяно бьющейся в агонии плотью — умирающие монстры из последних сил рвали умирающих людей.

Гедрикс ринулся по скалам вниз, догоняя преследующих остатки войска чудовищ. Воины рассеивались меж круглыми островками, карабкались на них и там снова бились со сквабарами.

Страшный меч творил опустошения в рядах противника. Чудовища заметили, что на них напали с тыла и повернулись к эрлу. Ужас, кажется, впервые тронул их странный разум.

— Меч Джавайна! — кричали они и погибали не столько от прикосновения металла, сколько от странного огня, что он источал.

— Что за меч у меня?! — кричал в неистовстве эрл Гедрикс. — Что за меч?!

Никто не отвечал — всё гибло вокруг него. И, наконец, он остался в одиночестве. Монстров больше не было. Эрл дико озирался.


Он отыскал Стауххонкера — тот лежал, сплошь покрытый смердящей бурой массой, среди уничтоженных врагов. Кругом едва шевелились полумёртвые тела. Всё войско короля.

Стауххонкер открыл свои мутнеющие глаза на иссиня-бледном лице. Он узнал Гедрикса.

— Ты… ты колдун. — прошептал доблестный начальник стражи и умер.

Эрл бросался от одного к другому. Всё безнадёжно. Кровь сквабаров — яд.

"Дорога цена спасения Алариха." — отрешённо подумал Гедрикс.


Стряхнув с себя клочки горелой шерсти, невредимый, без единой раны, герой направился обратно в гору. Вскоре поле битвы осталось позади, и он перешагивал по чистым скалам. Даже ямы от убежищ монстров больше не встречались на пути. Обходя ещё одну скалу, он понял, что достиг искомого.

Впереди возвышался каменный склеп под полусферичной крышей на четырёх столбах. Грубая работа, ничего изящного. Это вершина острова. Не так уж он велик, остров Рауфнерен.

Неспешно подойдя, Гедрикс увидал, что всю поверхность столбов покрывает таинственная письменность — всё те же символы, которые он не может прочитать. Вот знак воды, вот знак земли. Но, что за иероглифы их связывают? Память ничего не говорила.

Он прошёл под арку. Путь преграждало переплетение каменных стволов, как будто некогда здесь была растительность, но высохла от отсуствия воды и окаменела. Он обошёл кругом весь склеп. Входа не было нигде. Гедрикс вышел под небо. Почему день не кончается? Давно пора настать холодной ночи. Солнца не видать, как нет его. Но, синий цвет небес сменился на свинцовый.

Гедрикс устало сел на камни. Меч звякнул о холодный камень, и эрл вдруг вспомнил: что за оружие у него такое? Меч Джавайна! Что это такое? Этот клинок достался ему от отца, эрла Гебриана.

Что-то вспоминалось. Да, тот говорил сыну, что этот клинок из неизвестного металла ему дорог как дар возлюбленной супруги. Странная жена была у владыки Вайгенера. Говорили, что она колдунья. Значит, этот меч — её подарок. Никогда не слышал Гедрикс от отца, чтобы это оружие проявляло удивительные свойства. Наверно, потому, что эрл Гебриан был просто человеком. А меч — волшебный. Но, ведь и Эйчвариана говорила, что её племянник — тоже просто человек. Значит, обманула!

Гедрикс хрипло засмеялся. Не один он лжец!


Легко поднявшись, словно не переживал никакого боя, он направился обратно в склеп.

"Какое дело мне до того, что будет дальше? Я обещал добыть Живой Кристалл и я его добуду. Зря дан мне этот меч?"

Он размахнулся и обрушил на каменные заросли своё оружие. Ярость, снова обуявшая его, вырвала из волшебного клинка безумные потоки света. Камень застонал и рассыпался на мелкие куски. Бесформенная груда заполонила весь проход. Оттуда брызнул свет.

Гедрикс переждал и рискнул взглянуть сквозь пальцы. Зелёные лучи пробивались через гору мусора, которая перестала быть преградой. Всё было тихо. Перебравшись через каменную крошку, он вошёл в небольшое помещение.

— О, нет! — воскликнул Гедрикс.


Он думал, он представлял себе Живой Кристалл! В мыслях рисовался какой-нибудь алтарь, а на нём — небольшой, размером в ладонь, а то ещё меньше, красивый камень. То, что перед ним предстало, было просто катастрофой! Громадный шар, весь покрытый сверкающими зелёными гранями, стоял на небольшой подставке, непонятно как выносящей его вес. И этот шар в диаметре больше человеческого роста! Никакой Вейхорн не унесёт его! Никакому богатырю не взять в руки чудовищный кристалл!

В отчаянии Гедрикс начал обходить его. Что придумать? По полу шёл узор всё из тех же символов. Лента текста опоясывала постамент с его невероятным талисманом. Гедрикс измученно опустился на колени, пытаясь хотя бы отыскать знакомые символы. Вот снова знак воды. Вот знак камня, воздуха, огня. Но, что меж ними? Жалкий недоучка! Просто человек! Эйчвариана хотя бы могла подсказать ему, что делать! Проклятая волшебница, она преследует лишь свои цели! Всё, что ей нужно — это объединённые земли королевства Килмара, Вайгенера и Вероньяра! Ради этого он заморозил море! Ради этого погубил людей! Проклятая, проклятая колдунья!!


Ему нужен Живой Кристалл! Целиком или по частям, но нужен! Но, что он может сделать?!

Бессильный в своей неосведомлённости, Гедрикс в ярости вскочил и с размаху ударил мечом по чудовищному изумруду. Пусть он погибнет, как Аларих, ибо — видит небо! — он бессилен что-либо сделать!

Удар выбил из шара звон. Отступив, в оцепенении Гедрикс наблюдал, как трещины разбегаются по сверкающей поверхности. Сияние кристалла перестало быть спокойным, теперь потоки зелёного света метались и звенели, как миллионы мельчайших колокольчиков.

Кристалл не разлетелся, как хрустальная стена, погубившая Алариха, — он распадался на отдельные кристаллы, на зелёные тетраэдры. Он оседал в груде одинаковых осколков. Весь пол склепа засыпали крохотные пирамидки. Гедрикс по колено стоял в переливающемся зелёном море. Не зная, хорошо он сделал или плохо, взял с поверхности один кристалл, зажал его в ладони и двинулся на выход, едва вытаскивая ноги из поющего зелёного озера осколков.


Снаружи уже стояла ночь. Неужели он так долго пробыл в склепе? Ему казалось — полчаса, не больше. Воздух неподвижен, сух и холоден. До горизонта простирается ледяное поле, но горизонт скрывается во тьме. Почему так? Почему лёд не отражает свет? А где же свет?

Не понимая, что могло случиться, он глянул в небо и замер, поражённый: на небе не было луны. И тут ещё увидел: гаснут звёзды.

Он сделал что-то страшное, и не знал: что именно.


Эрл собрался с мыслями, сосредоточился на зове. Он звал Вейхорна, он представлял себе, как большой орёл встрепенулся на своей вершине, прислушался и расправил крылья. Гедрикс ждал и оттого не удивился, услышав хлопанье крыльев.

Из темноты небес к нему летел не орёл, а грифон. Широкие крылья, оперённые белыми маховыми перьями, медвежий мех на широкой груди. Львиный торс покрыт лохматым мехом цвета пустынного песка. И длинный хвост с пышной кистью на конце.

Когти птичьих лап и когти львиных лап проскрежетали в полной тишине.

— Садись верхом, магистр Гедрикс. — гулко произнёс грифон.

Не говоря ни слова, эрл сел на спину полузверя-полуптицы, в густой и тёплый мех медвежьей шкуры, меж мощных крыльев. Не говоря более ни слова, грифон взлетел. Ветер больше не щипал лицо. Наверху была прохлада и всего лишь.


Внизу быстро пролетела безжизненная белая равнина — он погубил Грюнензее. Началась земля, по ней ползли едва заметно тусклые искорки и сливались воедино, в мерцающие ручейки.

— Что это? — спросил он у грифона.

— Наверно, люди с факелами. — ответил тот. — Мечутся.

— Лети к Стовираджу. — велел эрл Гедрикс, не надеясь, что грифон послушает его, но тот повиновался.


Со всех сторон к замку короля шли люди. Даже сверху, с высоты полёта птицы, Гедрикс слышал нескончаемый гул — это шли и кричали люди. На земле лежали трупы, много трупов. Горели города и сёла.

— Давай сядем и посмотрим.

Грифон опять не возразил. Опустившись на краю деревни, Гедрикс сошёл на землю. Вошёл в деревню — там кричали.

"Наверно, враги воспользовались замешательством и напали на страну." — подумал эрл и обнажил клинок.

Из крайнего дома, стоящего с тёмными окнами, выскочил босой мужчина. В его руке эрл увидал топор.

— Конец света! — срывая голос, закричал мужчина и бешено захохотал. С лезвия капала густая кровь, пятная снег. А сверху медленно и торжественно снисходили пышные белые хлопья — мерцающие искорки укрывали всё вокруг волшебным покрывалом, и это безмолвие природы служило фоном для той фантасмагории, которая разворачивалась под умирающими небесами — шло смертоубийство. По всей деревне разносились вопли, вспыхивали пожары и бегали во тьме неясные фигуры.

Человек меж тем плясал свой дикий танец, размахивая каким-то круглым предметом. В нём Гедрикс с ужасом узнал голову ребёнка.

— Всё, всё, умираем! — неистово кричал несчастный и катался по земле, и бился головой об обух топора. Потом вскочил и бросился обратно в дом. Полетели стёкла, и вскоре жилище заполыхало. Изнутри доносился хохот.

— Давай улетать, магистр. — обратился к Гедриксу подошедший грифон. — Всё бесполезно.

— В Стовирадж. — кратко приказал тот. Летун повиновался.


Войти в город воротами было нереально: толпы беженцев скитались возле стен, отовсюду шёл крик и плач. Солнце так и не взошло. Когда иссякли последние звёзды, лишь свет факелов и зарево пожаров освещало землю. Горы и леса тонули в кромешном мраке. Внизу шла бессмысленная бойня.

— Правь на башню — решил Гедрикс. Едва ли кто заметит в таком переполохе и такой тьме грифона.

На башне тоже были люди. Увидев человека, верхом на странном звере, они закричали и кинулись к нему. Эрл оторвал от себя чужие руки и, оттолкнув обезумевших растерзанных людей, кинулся вниз по лестнице — искать короля Килмара. Было уже ясно, что все поиски напрасны. Найдёт он короля или не найдёт — всё погибает.

Внизу, как шум прибоя, бился неумолчный крик. Люди верили, что король Килмар спасёт их — они брали штурмом стены. В свете факелов дворцовая стража закладывала тяжёлыми мешками трясущиеся от ударов главные ворота. Выглянув в окно, Гедрикс увидел, как много трупов во дворе. Всеобщее безумие.

Быстро холодало. Воздух сделался разреженным и колючим, словно они не на земле, а высоко в горах. Эрл бежал по переходам, откидывая от себя людей.


Король Килмар сидел на троне в окружении нескольких придворных и целого отряда стражи. На Гедрикса нацелили копья.

— Вернулся… — не то спросил, не то просто сказал король.

— Её там не было. — больше было нечего сказать. Зачем он так рвался сюда?

— Это уже неважно. — отвечал король Килмар. — Теперь уже всё неважно.

Он не спросил, что сталось со Стауххонкером, куда девалось войско. Король и те немногие, что с ним, сохраняли разум — частичка спокойствия среди всеобщего безумия.

— Я ухожу. — непонятно кому сказал Гедрикс.

Никто его не слушал. Стражники закрыли двери в зал и заложили брусьями тяжёлые створки. Гедрикс выглянул в окно и посмотрел вверх — с неба падали мёртвые птицы.

— Всё бесполезно. — сказал подошедший король Килмар и поднял глаза к навалившейся на землю беспросветной черноте Ничто.


— Что послужило этому причиной? — спросил он у грифона, когда они покинули Стовирадж.

— Не знаю. — был ответ.

Дворец Эйчварианы приближался быстро. Внизу мелькали едва заметными пятнами заснеженные горы Кентувиора. Но, жилище владычицы Рагноу сияло, как луна на небе, и даже ярче. Атмосфера так разрежена, что Гедрикс воспользовался своей властью над стихией и сгустил вокруг себя и летящего грифона массу воздуха. Так, в серебристом шаре, он и спустился на вершину башни. Оба путешественника торопливо последовали вниз. Гедрикс был уверен, что Эйчвариана сумеет сохранить свой дворец от постигшей этот мир беды. Так оно и было.


— Боюсь, что я не выполнил свой долг. — сказал он волшебнице и вынул из-за пазухи маленький кристалл.


ГЛАВА 24. Меч Джавайна


— Я попытался отколоть кусок от огромного зелёного шара, и он весь распался. Ты мне не сказала, волшебница, что Живой Кристалл так велик. Может, ты не знала?

— Я знала. — спокойно ответила Эйчвариана.


Вошла принцесса Гранитэль.

— Я видела, как ты вернулся. Привёз кристалл?

— Не в кристалле дело. — ответила за него волшебница. — Ты хочешь оживить Алариха? Зачем?

Принцесса в замешательстве взглянула на неё.

— Ваш мир почти погиб. — бесстрастно продолжала та. — Что увидит несчастный герцог Вероньярский, когда очнётся от своего кошмара?

— Но, разве ты не собиралась с его помощью обрести земли моего отца и земли самого Алариха? — в изумлении спросила Гранитэль.

— Земли? — засмеялась Эйчвариана. — Нет, не собиралась. Моя цель не столь ничтожна. Зачем мне ваши земли, когда сам этот мир не нужен мне!

— Значит, мой герцог так и не воскреснет?! — воскликнул эрл Гедрикс. — Напрасны все старания, все жертвы?! Тысяча людей погибли прежде, чем я добыл кристалл!

— Гораздо больше. — хладнокровно проронила Эйчвариана. — Разрушив Живой Кристалл, ты погубил весь мир.


Оба человека в ужасе смотрели на неё.

— Говорила я тебе, — с усилием проговорила Гранитэль, — не ищи кристалл. Зачем ты не послушал меня, Гедрикс?! Ты мог бы стать со временем королём! Мы были бы счастливы с тобой!

— Зачем ты лжёшь?! — ожесточённо ответил он. — Я бы никогда не занял место моего герцога подле тебя!

— Вот пример всесокрушающей верности и дружбы. — подытожила Эйчвариана. — Всё напрасно, Гранитэль. Твои слова — пустой лишь звук для твоего героя. И всё, что говоришь ты, — пустое! Ты никогда не стала бы волшебницей, прекрасная принцесса. Волшебником рождаются, а не становятся. Кучка жалких заклинаний — это, по-твоему, могущество?!

Она расхохоталась.

— Все твои земли и весь твой мир не дали бы тебе ни капли мудрости! Ты полагала, что сумела прочитать язык Джавайна?

Гедрикс вздрогнул и посмотрел на Эйчвариану, а та продолжала, не видя его взгляда:

— Это был спектакль! Лишь спектакль! Не ты нужна мне, Гранитэль!

— Ты желала получить Кристалл? — с ненавистью спросила принцесса.

— Я желала уничтожить его! — воскликнула Эйчвариана. — Твой рыцарь так и сделал! Не знаю, как, но сделал! И, к счастью, этой долгой истории пришёл конец! Почти пришёл!

И торжествующая Эйчвариана рассказала историю, которой не поверил бы ни один безумец.


Давным-давно жил один волшебник. О, это был большой волшебник! Не какой-то там жалкий заклинатель, копающийся в колбах! Он был так силён, что мог творить миры! И этот мир, которым вы все так дорожите — творение Волшебника. Волшебники Джавайна могут многое. Но, этот превосходил своей силой почти всех. И у него были две дочери. Одна — Эйчвариана. Имя второй более не произносится. И, к сожалению, ни та и ни вторая не были столь могучи, как их отец. Надо признать, что обе были весьма посредственны. Он обучил их тому, что знал, они могли творить большое чудо в пределах мира. Но, и только. Джавайн закрыт для них. Отец сотворил для них красивый мир, одной оставил двух орлов, другой — грифона. А сам уплыл на облаках со своим Джавайном. Этот мир был порождён Кристаллом, но доступ к его обители возможен лишь для мужчин из рода Ванджийона, отца Эйчварианы и той, чьё имя более не произносят.

— То есть для меня? — спросил эрл Гедрикс.

— То есть для тебя. Моя сестра связалась с человеком, чтобы родить младенца мужского пола. Она пыталась обучить тебя языку Джавайна, но ты был слишком туп, как все люди. И я не знаю, что за блажь пришла ей в голову, когда она позволила себя убить. И чего ради? Чтобы эрл Гедрикс мог исполнять роль начальника дворцовой стражи при Стовирадже? А, может, у неё были и иные, более глубокие идеи? Может быть, ты должен был стать владыкой мира, покорив его себе? Правда, такое невозможно без поддержки волшебницы Эйчварианы. Наверно, моя сестра надеялась, что я умилюсь при виде родственника и благословлю его походы.

— Что было дальше? — поинтересовался тот.


Дальше всё было просто. Как только Эйчвариана догадалась, кто может добраться до Кристалла, так тут же принялась закручивать историю. К тому моменту Гедрикс уже жил в замке Вероньяр. Волшебница и надоумила короля Килмара через его советников объединиться с двумя обширными сеньоратами. И с помощью некоторых хитрых штук подкинула принцессе занятные пергаменты. Обученные люди ходили к ней и своими языками пробуждали в самонадеянной девчонке желание возвыситься над той жалкою судьбой, что предназначена любой девице, будь то крестьянка или королевна. Всё было просто.

Накануне свадьбы Эйчвариана явилась перед принцессой — якобы по заклинанию! — и предложила план. И не ошиблась. Те сверхусилия, что предпринял Гедрикс, пробудили в нём дремавшую до времени родовую память. Пригодились уроки матери. Он начал вспоминать язык Джавайна. К зависти Эйчварианы, он овладел и кое-чем иным: как и его дед, Гедрикс говорил к стихиям. Сын человека, а не Эйчвариана и не её сестра оказался волшебником Джавайна!

— Я много раз летала на Грифоне на остров Рауфнерен, но так и не сумела войти в хранилище Кристалла. — горько проговорила владычица Рагноу.

— Чего же ты добилась, разрушив силу, что держала этот мир? — спросил эрл Гедрикс, делая над собой усилия, чтобы быть спокойным.

— Этот дворец неразрушим. Он — творение моего отца. Но, крики погибающих миров доходят до Джавайна. Город на облаках прибудет и заберёт меня отсюда.

— А как же мы? — спросила Гранитэль.

— То есть, ты и Аларих? — спросила волшебница. — Всё возможно, когда приплывёт Джавайн.

— Нет. Я и Гедрикс.

— Пустое дело, девочка. — холодно проговорила Эйчвариана. — Говорю тебе, возьми своё маленькое счастье. Живи с Аларихом в одном из иных миров. Я буду к вам добра, я подарю вам королевство. У Гедрикса судьба другая.


Он молчал и думал. Его использовали, как игрушку. Гибель Алариха была лишь фишкой в многоходовой игре. Для надменной владычицы Рагноу и целый мир — обычная разменная монета, не то что любовь и дружба, на которых, как полагал Аларих, и держится весь мир. Мир, как оказалось, держится на Живом Кристалле. Или держался.

Любит ли Гедрикс товарища по-прежнему? Или известие о том, что он — волшебник какого-то там Джавайна, сделало его таким же надменным, как и сама Эйчвариана?


Он прислушался к себе, как делал, когда говорил со стихиями. Заморозить море, чтобы добраться до острова Рауфнерен! Гедрикс усмехнулся: воистину, великий волшебник из Джавайна! И недогадливый, как человек. Не проще ли было призвать орла? Наверное, тётка заморочила его рассудок, когда он был подавлен горем.

— Я пойду и оживлю Алариха. — сказал он. — Мне приятнее друг, хоть и безумный, чем две такие хитроумные волшебницы, как вы.

Эрл достал кристалл.

— Не делай этого, Гедрикс! — вскричала Гранитэль. — Что я скажу несчастному?! Как оправдаюсь в своих поступках?!

Она бросилась к эрлу и схватила его за руки. Эйчвариана издала невнятный звук.

— Прошу тебя, волшебник! Повремени! Давай дождёмся прибытия Джавайна! Пусть Аларих оживёт при дверях своего нового королевства! Обещаю, я никогда не пророню ни слова о том, что была готова изменить ему лишь ради власти волшебства!

С горячею мольбою она накрыла пальцами зелёный кристалл в ладони Гедрикса. И тут вздрогнула. Лицо Гранитэли исказилось, черты его задрожали и стали расплываться.

— Что с тобой, любовь моя?! — дико вскрикнул Гедрикс.

Она не слышала — бледнела, исчезала, таяла. Он в отчаянии хватал руками воздух, ловил последние волокна дыма. Но, всё напрасно — Гранитэль пропала.


Безумными глазами эрл взглянул на пол, куда упал проклятый тетраэдр. Тот изменился — из зелёного он стал прозрачно-чёрным, как волосы и глаза прекрасной Гранитэли. И форма изменилась: простая пирамидка превратилась в многогранный бриллиант шатровой формы.

— Ну вот и всё. — сказала Эйчвариана. — Кристалл получил жертву. Вот почему отец не допускал нас с сестрой к хранилищу. Ты держишь камень Исполнения Желаний. Это мой дар тебе. Желай, мой друг — желай, и ты перенесёшься прямо на Джавайн. Возьми меня с собою, Гедрикс.


Он всё стоял, окаменев, и думал: не пожелать ли, чтобы Эйчвариана испарилась, подобно принцессе Гранитэли? Дрожащими пальцами эрл прикрыл чёрный бриллиант и услышал плач внутри него. Плакала несчастная душа, замкнутая в крошечном пространстве.

— Не плачь, любовь моя, — прошептал он камню. — я найду способ спасти тебя. Ты будешь королевой в новом королевстве. Ты и Аларих — вы оба оживёте.

— К чему говорить слова без смысла? — обронила Эйчвариана. — Живой Кристалл — сын Вечности, сама Неотвратимость. Гранитэль больше не вернётся.


Гедрикс выхватил свой меч. Сталь воссияла, словно молния в руке.

— Ты видишь мой клинок, Эйчвариана? — с тихой яростью спросил он, глядя ей в глаза сквозь узкий меч. — Мне всё равно, кого убить им — тебя или себя.

Глаза волшебницы на мгновение странно изменились. Она безмолвно отстранилась. Гедрикс не пошевелился.

Эйчвариана не спеша вернулась к трону, села и посмотрела на сына своей сестры.

Гедрикс снял перстень-застёжку со своего плаща. Две золотых змеи переплетались телами, держа зубами и хвостами крупный изумруд — подарок матери. Выдавил зелёный камень и на его место поставил чёрный бриллиант. Надел на палец и повернулся к волшебнице.

— Ну, и когда приплывёт Джавайн? — спросил он.

— Никогда. — ответила Эйчвариана. — Я солгала тебе. Вся сила в камне.

Она опять мигнула, и насторожившийся Гедрикс увидел, что цвет глаз у неё совсем не синий. Что ещё предстоит ему узнать?! Сколько лжи ещё скрывает эта подлая душа?!


Эрл медленно подходил к трону, держа меч наготове.

— Зря стараешься, я не позволю больше меня прикончить. — ответила волшебница. Она встала и воспарила над полом.

— А было дело? — спросил Гедрикс, наблюдая, как она кружит под потолком.

— Было. — ответила та и превратилась в большого красного коршуна.

— Что-то не упомню. — усомнился Гедрикс и пожелал взлететь.

— Ещё бы, — отвечала птица, — ты почти себя утратил. Перстень Гранитэли — непростая штука.

Он удивился, опустился на пол. Подошёл у окну.

— Не советую. — вкрадчиво сказала Эйчвариана.

Но, он открыл створки.

— Что это? — удивился Гедрикс, видя, как извне на пол медленно течёт какая-то субстанция.

— Это лимб.

— Кто ты?!

— А ты не догадался?


Паря над полом, птица объясняла, а рыцарь, сидя на высоком троне, оцепенело наблюдал, как невиданное вещество поглощает крошечный кусок реальности, про которую Эйчвариана сказала, что она неуничтожима.

— В своих блужданиях по лимбу я встретил этот перстень. Он в самом деле есть Исполнение Желаний. Но, не всякому даётся в руки. Я договорился с той душой, что в нём живёт, и предложил Гранитэли снова пережить прекрасную и трагическую историю, что некогда произошла. Но, для этого спектакля нужны актёры. Я предложил на роль главного героя тебя, поскольку ты склонен к героическим поступкам. Пленница Перстня играла сама себя, а сам я занял место, достойное моих претензий. Прекрасные декорации, великолепный сюжет, богатая натура.

— Ты Лембистор?! — прозрел вдруг Гедрикс.

— Да, мой друг. А ты кто теперь? Лён или Гедрикс?

Он прислушался к себе. Выходило, что он — Гедрикс. Кто такой Лён?

— Вот именно! — расхохоталась птица. — Как мне это нравится! Он утратил личность! Захотел воплотиться в Говорящего-Со-Стихиями и воплотился! Вот прелесть-то! Одна беда — ты не он! И ты не прежний. Кто же ты?

— Что ты хочешь от меня? — спросил эрл, наблюдая, как лимб подступает к ножкам кресла.

— Советую поостеречься. — ответил тот. — Ножки растворятся и ты, дивоярец, рухнешь вместе с креслом в лимб. А он и не таких, бывало, поглощал.


Гедрикс превратился в птицу, в синего орла, и взмыл над страшной субстанцией, заполнившей весь пол.

— Вот и прекрасно. — заметил демон. — А то чуть что — мечом махать!

Словно в ответ на его речь, пол провалился вместе с креслом. Начали проседать и стены. Извне ползла сплошная тьма.

— У тебя совсем нет времени, волшебник. — подбодрил его Лембистор. — Нереальность — моя стихия, а не твоя!

— Говори, что нужно! — вскричал орёл.


— Отдай мне твою силу и убирайся прочь с Селембрис! — крикнул коршун. — Прикажи перстню и он исполнит!

— Я могу приказать и что-нибудь другое! — крикнул Лён, уворачиваясь от падающих стен.

— Давно бы приказал! — расхохотался демон. — Не промахнись с желанием! Ты не в Селембрис! Я заманил тебя в ловушку! У этой сказки плохой конец! Гедрикс утонул в лимбе вместе с Эйчварианой, Аларихом и своим драгоценным перстнем Исполнения Желаний! Джавайн не прибыл!

Они летали кругами внутри сжимающейся сферы.

— Перстень, перенеси меня в Селембрис! — крикнул Лён.


Он мгновенно очутился на холме с большим дубом наверху. Холм подмывали волны лимба.

— Всё правильно! — крикнула большая красная птица. — Пусть гибнет твоя Селембрис! Есть ещё миры!

— Я хочу домой!


Он очутился у себя в комнате.

— Мама! — крикнул Лён и бросился к двери. Лишь распахнул и отступил — в проём вливался лимб.

— И это пусть всё пропадёт! — возрадовался красный коршун.

Лён превратился в синего голубя. Он метался. Лимб наступал со всех сторон. Куда ещё спрятаться, куда ещё можно улететь?! Какой мир недоступен лимбу?!

— Гранитэль, спаси меня! — вскричал эрл Гедрикс.


ГЛАВА 25. Польза обжорства


В чёрной тьме забрезжил слабый свет.

— Где я? Что происходит?

— Ты здесь, со мной. Ты в безопасности. — ответил голос. — Я с тобой, мой рыцарь.

— Гранитэль! — зарыдал эрл Гедрикс.

— Не совсем — её душа. Бедный, ты не сумел отделиться от образа Гедрикса!

— И что же он не спас тебя? Он же обещал!

— Есть пределы власти. Эйчвариана обманула всех — она надеялась получить волшебный бриллиант и стать волшебницей. Перстень в самом деле может много, но не всё. Сделать заклинательницу со средними способностями великой волшебницей он не в состоянии. Он даже в руки никому не дастся, пока я не пожелаю. Лембистор тоже обманул тебя. Он в самом деле загнал тебя в ловушку, и ты в самом деле пережил всё то, что происходило с Гедриксом. Но, это было так давно! Демон изучал твой характер. Он уже не так примитивен, как был в тот раз, когда ты победил его в Сидмуре. Тогда Лембистор просто воевал с тобой. Потом, как убедился, что у тебя есть сила, стал хитрее и завлёк тебя в ловушку. Я была рада вырваться из лимба и обрести хозяина. Но, не служить же демону!

— И где же я теперь? — недоумённо спросил Лён.

— В перстне! — засмеялся голос Гранитэли. — Он неподвластен лимбу.

Лён окоченел от ужаса.


— Нет ты не останешься со мной навечно. — успокоила его принцесса. — Мы плывём сквозь лимб. Выплывем в Сидмуре и попадём в Селембрис. Не бойся, волшебный мир не уничтожен. И твой мир цел. Лембистор заморочил тебя — он не давал тебе сосредоточиться, а то бы ты догадался…

— Перенестись на Дивояр?!

— Нет. Ты был во временной петле, в замкнутом пространстве. Из того мира, куда перенесло тебя желание быть эрлом Гедриксом, нет выхода. Он перенёсся из гибнущего мира, а ты не мог. Лембистор сыграл на моём желании ещё раз пережить ту жизнь, которой я лишилась. Ещё раз побыть хоть немного с тем, кого я потеряла. Я создала мир-петлю, мир-призрак. Пространство, в котором, словно в театре, разыгралась древняя трагедия убийства целого живого мира. Демон сказал, что в тебе есть нечто от Говорящего-Со-Стихиями. Он не солгал. Я пожелала быть с тобой.

— Так куда я не догадался перенестись?

Голос засмеялся.

— Ты и сейчас не догадался! Перстень лишь предлог! Демон намеревался поработить тебя при помощи кристалла: ты должен был покупать себе право жить за исполнение его желаний. А я по его замыслу должна их исполнять, чтобы сохранить в тебе призрачную память о том, Кто Говорил Стихиям. Расколотая личность, рассеянная память. О, как соблазнительно вернуть себе потерю! Могущество перстня Гранитэли — ловушка для тебя. Я могла создать для тебя иллюзию победы. Ты мог бы получить любой исход истории и жил бы в нём, как в живой реальности. Цена — немного исполнения желаний для Лембитора. Демон думал, что нашёл простой механизм для сотворения чудес. Но, перстень Гранитэли не подчиняется никому, кроме своего избранника. И ты нашёл единственный выход — скрылся в перстне. Ты не мог меня спасти, а я могу. Посмотри сквозь стену. Мы выплыли в Сидмур.


Лён подошёл к прозрачным стенкам. Муть за пределами волшебного мира перстня закончилась. Теперь было видно, что их окружает пустота. Где-то далеко, где должен быть горизонт, слегка рябило. Он пошёл вдоль ребристой стены. И увидел два каменных столба, висящие в абсолютной пустоте. Они выглядели совершенно нереально.

— Это выход из Сидмура! — вспомнил он. — Но, волшебники наложили заклятия!

— Нас это не остановит.

Чёрный шатёр перстня вплыл в ворота.


На Селембрис было лето.

— Я хочу попасть к Гонде! — пожелал Лён.

— Ты попадёшь к нему, но не сейчас. Есть маленькая проблема. Ты слишком вжился в образ Гедрикса. Спроси себя, кто ты.

"Я — Гедрикс."

— Да. — помолчав, ответил Лён. — Дело скверно.

— Огляди себя. — предложила Гранитэль.


Ошеломлённый Лён увидел, что на нём не просто одежда Гедрикса. Он сам — эрл Гедрикс! На боку висит дивоярский меч. Всё остальное — не его!

— Так измени меня скорее! — воскликнул Лён. — Или нужно пожелать?!

— Ты помнишь, как утратил память твой друг, Костян Степаныч? — засмеялась Гранитэль. — И как ты вытащил его из сказки? Мой друг, тебе придётся пройти тот же путь! Подарить твоей маме королевство — куда легче, чем изменять чужую память! Ты сам прекрасно справишься с такой задачей! Итак, в какую сказку мы попадём с тобой?

— Подумать надо.

— Не увлекайся очень, а то влюбишься в принцессу. Потом Костян будет над тобой исподтишка смеяться!

Лён вспомнил про Потятишну и расхохотался. Точно, будет стоять под берёзой среди окурков и целоваться с воздухом!

— Скажи, кого же ты любила? — спросил он, обращаясь к пустоте внутри просторного алмазного шатра.

— Алариха, конечно. Разве сам не понял?


Да, он понял это ещё тогда, когда она почти призналась ему в любви. Но, сердцем чуял, что Гранитэль заблуждалась. Если бы не это, он принял бы её руку. Принцесса была увлечена честолюбивыми мечтами, ей мерещилась сказочная власть. Стать волшебницей. Она ей стала — Эйчвариана всё-таки ошиблась.

Сожалеет ли он, что не принял тогда решения и не стал мужем Гранитэли, как она его просила? Да, очень сожалеет. Если бы не верность другу, он бы ни о чём ином мечтать не мог. Эрл Гедрикс был поставлен перед страшным выбором — между любовью и дружбой. Не приведи кому такое! Он сделал выбор — выбрал честь и погубил обоих. Согласись он стать королём, обручившись с принцессой Гранитэль, и не погиб бы целый мир, а только его друг — Аларих.

Как страшно! Неужели такое может быть? Неужели лучший, благороднейший выбор может привести к невообразимо ужаснейшим последствиям, нежели маленькая сделка с совестью? Значит, и такое возможно?! Когда-нибудь он разберётся в этом?


— Что-нибудь смешное? — раздумывал он. — Например, Емеля?

— А, может, героическое? — отозвалась Гранитэль. — Ты же рыцарь, Лён.


— Я не хочу утратить эрла Гедрикса в душе. — снова обернулся Лён.

— Ты и не утратишь. Я же говорила, вы родственны. Ты будешь помнить графа, как помнишь Елисея.

Он кивнул. Всё правда, он помнит царевича, как самого себя. И снова шагнул к стене.

— Я не хочу расставаться с тобою, Гранитэль. — с тоской проговорил эрл Гедрикс.

— Иди, мой друг. Не неволь юношу. У него своя судьба, свой путь, своя любовь. Ты прожил жизнь, эрл Гедрикс. Теперь его черёд. Говори, Лён! Сейчас или никогда!

— Мы не добили трёх змеюк! — вдруг вспомнил он. — Пойду, добью!

— Вперёд, мой рыцарь! Будет трудно, но дело того стоит!

* * *

— Пойдём, посмотрим, где Лёнька провалился. По-моему, он даже в койке не ночует! — с таким предложением обратился к Федюне Костик.

— Всё думаешь, что он возьмёт тебя с собою на Селембрис? — сварливо отозвался тот. — Больно ему надо!

Костян смущённо примолк. В самом деле, он хотел упросить Косицына отправиться хоть ненадолго в Киев и повидать Забаву Потятишну. Была мысля чтоб вызвать Алёшку Левотьевича на дуэль. Треснуть гаду по ланите и извалять в пыли. Зря он тогда послушался, вёз бы племянницу князёву в стольные палаты! Ну и что, что княжна была слегка чумаза — в змеюкиной норе сидела же, а не в Бахчисарайском фонтане!

Он вздрогнул и стал оглядываться. Никто не догадался, о чём он думал?! Жениться на Косицыне! Вот идиот!


— Я так понял, — продолжал какую-то мысль Федька. — что совсем необязательно спать, чтобы попасть в Селембрис. Платонова только тронула тот перстень, что у Лёньки висит на шее.

— Да? — алчно подсунулся Костян. — Вот с этого места и далее подробно.

— Да это всё. Я только спросить не догадался: она там набрала у гномов камешков или только песни пела?

— Ну так, пойдём, найдём и спросим у Лёлё! — предложил Костян.

Они быстро оделись и побежали через холл. Вокруг телевизора на стульях и полу сидели обитатели корпуса. Несчастные отроки сдались перед произволом со стороны телекомпаний и теперь покорно наблюдали, как Андрей Мягков ел знаменитую заливную рыбу. Давали "С лёгким паром."

— Чур, чур меня! — отшатнулся Костя.


Побегавши по лагерю, выспрашивая там и сям, они притащились на поляну.

— Смотри, не сунься к лошадям! — предупредил Федюн.

— Сам смотри! — огрызнулся Чугунков, чувствуя себя просто дураком. На Селембрис им захотелось! Вот, придурки!

— Пойдём отсюда! — грубо сказал он. — Нет никакой Селембрис! Блажь примерещилась!

— Карр! — раздалось сверху.

Товарищи задрали головы. На красавице-сосне сидел здоровый ворон.

— Добррый день! — сказал он.

— Ах ты, предатель! — взревел Костян, моментально сгрёб лапами полсугроба и тут же сшиб Ворона с ветки снежным комом.

— Не надо, Костя! — орал предатель, бегая вокруг сосны.

— Да я тебе, заразе, щас все перья выдеру! — не унимался тот, гоняясь за Вещуном и хлопая по снегу руками так, словно тараканов бил.


— Что-то ты, Костян, от манной каши озверел. — проговорил вкрадчиво чей-то бархатный негромкий голосок. — Уж на ворон кидаться начал.

Костян и Федька удивлённо оглянулись.

— Ой, — обрадовался Чугунков, — Вавила!

— Он самый. — согласился кот. — А вы, я вижу, развлекаетесь.

— Да вот, — с ненавистью проговорил Костян, бросая взгляд на Ворона, выглядывавшего из-за сосны, — вот он, предатель!

— Я не нарочно! — с испугом поведал тот. — Меня заставили!

— Слыхали мы энти ваши речи! — ехидно ответил Костик. — Иди сюда, комок вранья! Я тебя на одесную положу, а шуёй прихлопну!

И снова потянулся к предателю.

— Не воздевай напрасно руцы, Костя. — философски заметил кот. — Есть дела важнее.

Тут все увидали рядом с Вавилой на снегу большую сумку с адидасом.

— Это, конечно, не тётя Грыся, но всё же что-то. — сказал тот, расстёгивая молнию. Чувство мести оставило Костяна, потому что из сумки потянуло такими гастрономами, что у обоих истосковавшихся по окорокам товарищей немедленно началось обильное слюноотделение.


— Полтавская полукопчёная — ммм! — с упоением пропел Вавила, доставая большие коричневые кренделя. — Подлинная! Не какая-то подделка из маркета!

Как фокусник, он вынимал ветчину, сыр головой, стопку лавашей, прорву фруктов, топлёное молоко в бутылках (с пенкой!), буженину, копчёную форель, банку маринованых огурчиков и напоследок торт «Хрум-хрум».

— А я уж скатерть постелил. — льстиво подмазывался Ворон Воронович.

— Щас как дам по вые. — уже без всякой злости отозвался Чугунков.

— А вот ещё венгерский шпиг. — любовно проговорил кот и вытащил большой красно-коричневый шмат сала толщиной в пять сантиметров со снежно-белым срезом.

— А глаз овечьих нет? — поинтересовался Ворон. — Чтоб с душком немного, но без опарыша.

— Нет. Но, тебе лично от меня пакетик вяленых кальмаров. — ответил кот. И продолжил:

— Пироги с капустой, пироги с зелёным луком, с тресковой печенью, с мясом, с курагой и тыквой, с малиной и черникой, сладкие ватрушки, сочни, маковники с помадкой…

— А кишочков нет слегка гнилых, печёночки ослизлой, — снова вылез Ворон, — чуть подвонявшей селезёнки, каких-нибудь иных пахучих ливеров?

— Нет. — ответил кот. — Но, в глаз могу дать.

Он достал с самого дна сумки две бутылки «Фруттайма» и удивился:

— Что за чушь?

Щёлкнул когтем — обе превратились в «Сарову». Кот пояснил:

— А горилки, Костя, нету. И вообще, я с несовершеннолетними не пью.

— А нет ли кровушки в ведёрке? Али слёз сиротских? — совсем уж басом прогнусавил Ворон.

Все обернулись. Он сидел на раскладном стульчике, нахально закинув ногу на ногу и опершись крылом о спинку. Перед Вещуном был столик и ещё три стула.

— Какие у тебя, однако, гриндера. — заметил он Вавиле.


— Да ты ешь, ешь. — понукал Костяна кот.

— Слушай, ты чего меня откармливаешь, словно поросёнка? — вдруг насторожился тот, выедая громадный ломоть ветчины, как простой арбуз.

— И вовсе нет! — обиделся Вавила. — Хотел, чтоб было, как у тёти Грыси. Да вижу, что не угодил!

Ворон бросил грызть колбасный хвостик и охотно поделился соображением:

— Оне вас, мальчики, склоняють к авантюре! Безжалостный васята! Куды ты хлопцев совращашь?!

— Молчи, оракул чёртов! — замахнулся на него куриной ножкой-гриль кот в гриндерах. — У их товарищ вляпался в такую лажу! Один пошёл змеюк давить!

— Шо?! — подскочил Костян, роняя сёмгу. — Я разве всех не подавил?!

— Экий, Костя, ты нахал! — язвительно ответил Ворон. — Змевичей ведь молодых давил Лёлё! А ты, мой друг, командовал парадом! Мне было сверху всё-оо видать!

Костян обалдело лупал обоими глазами. Федька не выдержал и расхохотался да так, что из носа брызнуло топлёное (с пенкой!) молоко.

— Ну ты герой, Добрыня! — он даже выронил изо рта пирог. — Вот отчего Косицын был такой ободранный с макушки!

— Кис-кис-кис! — Ворон задумчиво крошил для птичек половину лаваша.


— Так, значит, он опять ушёл туда? — прохохотавшись, догадался проницательный Чугун.

— Да, к сожалению, он опять коровий сын. — поведал Ворон. — А по сказке у Калинова моста история не кончилась, а только началась. В-общем, Костя, ты совершенно верно делал, что рвался бить трёх снох змеёвишных. Уж я бы нажрался потрохов!

— А то тебе недоставало! — буркнул Иван-царский сын, привычно не доверяя Вещуну.

— Костя, ты не поверишь, — задушевно поведал Ворон, — как трудно прокормить родню!

— Ты ври да не завирайся! — сурово напомнил Вавила, — А то подохнешь, Вещий Негодяй!

— А я в той сказке был? — поинтересовался Федька. — То есть не я, а Иван-поповский сын.

— Там всё було! — важно ответил Ворон и получил воблой по макушке.


— Чугун, к чему весь разговор веду? — со вздохом рассуждал Вавила, выедая из пирога мясо. — Ты ведь когда Добрыней был, Костика не помнил?

— Спасибо мне! — раскланялся Вещун и тут же получил кальмарами по жопке.

— Так Лёлё себя не помнит?! — догадался проницательный Костян.

— Не, он теперь в натуре — коровий сын! — не удержался Ворон и тут же подскочил. — Вавила, только сунься с чем-нибудь, я тебя как долбану в макушку!

Тот нервно сунул в зубы полтавскую и принялся жевать. Ворон запрыгал по столу, на всякий случай отступая к Федьке.

— Смотри, — предупредил тот, — не накакай мне на джинсы!


— Так кто же его вытащит оттуда? — снова завёлся Костя, заглядывая в бок пирогу.

Кот, вытаращив глаза, торопился проглотить кусок.

— Есть две кандидатуры! — туманно сообщил Вещун, изящно ковыряя сервелат. — Я думаю Семёнова послать и Вовочку Миняшина. У дяди Саши опыт в борьбе с зелёным змием. А Вовочку мне ни фига не жалко!

— Ворон, сдохнешь! — просипел Вавила.

— А мы?! — вскричал Федюн. Он даже бросил потрошить кулёк с конфетами.

— Дайте минералочки попить! — искрене попросил Вещун. Ему налили в крышечку и он безуспешно тыкал в неё клювом. — Садисты!


— Ну, в-общем, сложностей почти что никаких! — разглагольствовал Вавила, поедая рыбу баттерфиш холодного копчения. — Главное, чтоб поскорей уснуть!

Костян и Федька клевали носами от обжорства.

— Зачем же вы нас так сильно обкормили? — икал Добрыня.

— Как зачем?! — подпрыгнул Ворон. — Как раз затем!

* * *

— Вавила, мы ещё успеем выпить? — спросил Вещий Негодяй.

— Не стоило б, конечно. — засомневался было кот. — Да ладно, доставай! Что там у тебя?

— Пурген с какавой! — ответил Ворон, томно обмахиваясь ватрушкой.

— Вещий Охламон! Врёт так нагло и не дохнет!

* * *

— Ребя! — в восторге закричал в палату Вовочка Миняшин. — Тут такой здоровый адидас стоит за дверью! Я так открыл, а сверху — сало! Наверно Чугуну прислала тётя Грыся! Давайте всё сожрём!


— Кушай, Вова! — слабо отозвался Ворон, валяясь ногами кверху на груди у Кости.


ГЛАВА 26. Метод Станиславского


— Вещун, зараза! Ты на меня нагадил!

— Да что ты, Костя! — оправдывался тот. — Я тыщу лет живу на свете — со мной такого не бывало! Ты ж под берёзонькой лежишь!

Компания расположилась прямо на траве. Костян с Федюном быстро признали это место. Вон два лабаза. Вон Калинов мост. Вот Смородина.

— А что случилось с экологией реки? — поинтересовался кот.

— Это мы змея победили. — скромно отозвался Костя.


— Что-то мне нехорошо. — признался Ворон.

— Я говорил тебе, Вещий Алкоголик, — расхохотался кот, — не мешай портвейн с шампанским!

— Не говори так! — завопил Вещун и торопливо бросился за угол.

— Вот видишь, Костя, — назидательно проговорил Вавила, — что бывает с теми, кто подвержен страсти к возлияниям!

* * *

— Ну, какие планы? — спросили пацаны, вдоволь накупавшись в речке, набегавшись по берегам и навалявшись на траве.

Ворон и Вавила покидали карты и пристроились в компанию.

— В-общем дело так, — взялся рассказывать Вещун, — товарищ ваш подцепил одно колечко.

Слушатели кивнули. Да, они помнят, что был у Лёньки на шее какой-то фартовый перстенёк. Правда, думали вначале, что стекляшка.

— Волшебники тут наши долго головы ломали, пока сообразили, что за опасную игрушку отыскал Косицын. А он тем временем нет-нет, да и попросит пестенёк о чём-нибудь. — продолжил Ворон, многозначительно взглянув на Чугуна.

Тот опечалился: вот, значит, какой бомонд с какавой!

— Тут демон давай обкладывать Лёлё со всех сторон. Как его ни предупреждали, он всё же обращался к перстню. Так уж получалось! — развёл чёрными крылами Ворон.

— Перстень завлёк его. — продолжил кот. — Лёнька пожелал узнать одну судьбу и попался в лапы демону.

Ребята ахнули.

— Мы так и не знаем, как он выбрался, и не знаем, где он был. Контакта нет. — серьёзно проговорил Вещун. — Важно другое: он сейчас в Селембрис. И утратил память о себе, словно обыкновенный человек, попавший в наш мир неспящим. Но, есть надежда. Если вы пройдёте эту сказку вместе с ним и выйдете в финал, то мы все надеемся, что он снова обретёт свою подлинную личность.

— Это как игра? — блестя глазами, спросил Бубен.

— Нет, Федя, это как жизнь. — ответил кот.

Костя опустил глаза и закручинился. Бедный Лёнька! Вот, если тоже влюбится в царевну!

— Что нам предстоит? — спросил он.


Ни кот, ни Ворон толком не могли сказать, что будет там, за Калиновым мостом. Мост — граница между ними и сказкой. Возможно, волшебство преобразует их. Но, как?

— Мы пойдём вместе с вами. — пообещали селембрийцы. — Правда, мы не знаем тоже, что с нами будет. Готовьтесь ко всему.

— Но, есть нечто, что будет неприятно особенно Костяну. — предупредил Вещун.

— Что такое? — недовольно поинтересовался тот.

— Я полагаю, сказки вы давно читали? Видишь ли, благородный рыцарь, царевич и поповский сын в этой сказке выглядят почти как идиоты. Это на Калиновом мосту вы отличились все трое. А по сказке все подвиги совершил один коровий сын. И вот теперь Лёнька воплотился в этот образ. Вам придётся быть шутами.

— Значит, будем. — бурнул разочарованный Костян.

— Надо, значит, надо. — подытожил Федька.

— Тогда пошли через мост, Иваны!

* * *

— Мы, что? Никуда не уходили? — спросил Федюн, дико озираясь.

Чугун открыл глаза и тоже вскочил. Перед глазами толстые бревенчатые стены, низенькие окошки, стол с остатками вечернего пиршества: множество костей, куриные остовы, знаменитые окорока, брага, медовуха. Вокруг ковры и множество подушек.

— Ты кто?! — отшатнулся Костя от молодца с небритым подбородком и встрёпанными волосами. Тот сидел в подштанниках и таращил зенки.

— А ты кто?! — испугался тот.

Некоторое время они очумело вглядывались друг в дружку, потом Костян расхохотался:

— Федька!

— Костян, дубина! — облегчённо заржал Бубен. — Ну у тебя и рожа!

— Что? Такой урод?! — огорчился тот.

— Да нет, просто очумелый вид! А мы разве никуда не уходили? — вспомнил он.

Оба поспешно бросились к двери. Она отворилась, как сама собой.

— Выходи, Иван-царский сын! Выходи, Иван-поповский сын! — раздался весёлый и незнакомый голос. — Зорю провечеряете! Негоже красным молодцам от вечеру и до темна потягиваться! Негоже богатырям по пуховым подушкам нежиться! Неровен час, зорю рассветную с закатом спутаете! Не пора ли добрым молодцам брать в руки богатырский меч? Не время ли змею многоголовую в сырую землю хоронить?

— Что?! — заполошно крикнул Костя. — Уже летит?! Ты что же не разбудил меня?!

Он поспешил и, забывшись, треснулся лбом о косяк.

— Федька, мы проспали! — орал он, падая обратно в пуховики.

— Иваном меня кличут! — сделав большие глаза, прошептал Федюня.

— Ой, блин, забыл! — Костян поморщился и бросился искать оружие.


— Где он?!! — кричал Чугун, вертясь вокруг себя с мечом.

— Да ты хоть оденься, Аника-воин! — смеясь, отвечал ему незнакомый рыжий парень в кожаном нагруднике и старом шлеме.

— Некогда! — торопливо отвечал Костян и кинулся на мостик.

— Экий ты, царевич, егозливый! — с досадой отвечал Федюня, вышагивая из лабаза и подтягивая на себе штаны. — В исподнем побежал на змея!

Костян остановился, оглядел себя и поспешил обратно. Выйдя снова, он с сомнением осмотрел свой меч.

— Вроде как нормальный.

И принялся рубить молодые деревца.

— Иван-царевич! — серьёзно обратился к нему рыжий парень. — Это не змея!

Но, Костя не ответил. Убедившись, что оружие взаправдашнее, он снова побежал на мост. Остановился посередь и напряжённо стал вглядываться на восток.

— Видать, бражка-то крепка была! — вздохнул незнакомый весельчак и позвал Костяна: — Иван-царевич! Супостата ищешь? Да вот же он!

И указал немного в сторону. Там в траве сидел Вещун и нахально таращил зенки.

— Привет, Иван-царский сын! — прокаркал супостат.


Костя начал понимать, что рандеву со змеем не состоится: по каким-то не зависящим от них причинам встреча отменилась. Он расслабился и подошёл к лавке, на которой расположился незнакомец и чистил своё оружие.

— Слушай, мужик, — вежливо обратился он, — ты тут случайно не видал коровьего сына?

— Быка, что ли? — удивился тот. — Нет, тут до деревни далеко. А диких туров змеи истребили. А тебе на что?

— Нет, не быка. — терпеливо продолжал Костян. — Это человек.

— А как он выглядит? — простодушно поинтересовался парень.

— Вот этого я и не знаю. — закручинился Костян. — Лё… То есть Иван зовут его. Мы тут все Иваны.

Парень сочувствующе покачивал головой.

— Нет, царевич. — сокрушённо ответил он. — Кроме меня, тебя и вон того, в лабазе, я тут Иванов больше не видал.

— А… — ответил Костя и тихонечно отчалил.


— Федька! Это он! — прошептал Костян с огромными глазами.

— Догадлив больно не по чину, Ваня! — сурово провещал поповский сын, кромсая саблей солонину. — Тебе мамка сказки не читала?

— Я смотрел мультфильмы.

— Забудь. — коротко ответил Федька. — Тебе, царевич, сообразительным быть не полагается. Тебя должность кормит. Змеюк не видел?

Они оба вышли из лабаза. Федька потягивался и оглаживал себя по брюху.

— Ну, что, Иван-коровий сын? — важно обратился он к парню. — Дело пытаешь, али от дела лытаешь?

— Не прогневися, батюшка. — с весёлым подобострастием ответил тот. — С утра как взял лениться, так до вечеру и ничего не делал! Вот только пошёл по лесу прогуляться, да дичь маленько пострелял из лука — десяток горлинок одной стрелой да два десяточка тетеревов другой стрелой! Да зайцев вот руками половил немного — похлёбочку варю. Да теста в кадке замесил, да хлебушка вам свежего испёк. Колоду свежего медку ещё вот подволок, отнял у мишки.

— Добре, добре. — похвалил его Федюн и тут же рассердился: — И всех делов-то?! А рыбы нам чего не наловил? Вот не наедимся мы с царевичем как следует, и обессилим с голодухи! А змей-то прилетит! Как будем с ним справляться? Как землю русскую мы станем защищать?! Тебе, холоп, одни дела — валяться да лениться! А нам, царям да сынам поповским — спасать Расею!

— Ты чё городишь? — обалдело спросил его на ухо царский сын Костян. — Это ж Лёнька!

— Да знаю я! — отвечал Федюн. — Вот и куражусь за двоих. Тебе ж сказали прямо — быть идиотом! Вот и будь! А ты туда — со змеем драться! Он их всех давно уже прикончил, только прячет.

— Уй! — с досадой отвечал Костян. — Привык героем быть!


— Сейчас, ваше преподобие, проверю удочки! — заполошился Иван-коровий сын. — У меня наживка знатная — змеёво мясо!

— Перший сорт! — одобрил Федька и пошёл по бережку. Костян нерешительно — за ним. — А где наживку брал?

— А они третий день тут всё летают над мостом! — весело ответил Лёнька. — Я их помаленечку ловлю, башки снимаю да под мост кладу. А мясо порубаю да в речку брошу на корм сомам!

— Вот дурной! — возмутился наглый Федька. — Чего ж ты после этакого пира с наживкою суёшься к рыбам! Кто будет мясо брать с крюка, когда вся речка в сплошном прикорме?!

— Прости меня, хозяин! — покаянно потупился холоп. — Не догадался.

— Тьфу, дурак! — плюнул Федька в натуральном гневе. — Отставил нас без ушки!

— Ты одурел? — тайком на ухо прошептал ему Костян. — Чего разлаялся?

— Поди и с идиотским видом полюбуйся на змеёвы головы. — шёпотом же посоветовал ему Бубно. — И не стесняйся хорохориться. Наша роль — кретины. Ясно?

* * *

— Ну ладно, мы тебя прощаем. — снисходительно сказал Федюн, налопавшись от пуза. — Но, в другой раз поперёк господ не смей ходить! Губить змеёв — барская работа! На то мы и богатыри! Ты, Ванька, под коровою родился, с политесом и галантом незнаком. У тебя всё с дури да с наскоку! Тут надобен подход. Ты змея как увидишь, сразу не кидайся — нас зови. Мы в этом деле руки-то набили. Верно, царь?

— Да. — глухо отвечал Костян, бросая исподтишка на Федьку гневный взгляд.

— Ты ведь думал, дурень, что? — продолжал поповский сын, с шумом схлёбывая с деревянной ложки густое мясное крошево. — Ты думал, порезал тут на мосту двух-трёх змеёнышей и подвиг совершил? Уж решил, небось, что лапти щас наденешь и домой пойдёшь? Поди-ка, принеси воды попить!

— Я тебя убью! — гневно прошипел Костян. — Чего ты брешешь?! Ты башки видал? Он их не подушками кормил, а в самом деле порубал!

— Слушай ты, — зашипел в ответ Федюн, — башка скиновская! Не я его шелковой плёточкой отъездил!

Костян подавленно заткнулся.


— Мы пойдём соснём в анбаре. — деловито сообщил Федюн. — А ты тут можешь поесть, чего осталось. Да без работы долго не сиди! Начисть получше наши два меча. Нам-чай теперя после твоего геройства дел выше головы! А то Змеиха с тремя снохами неровен час на княжество пойдёт войною.

Отяжелев от страшного труда у полного котла, Федюн попёр в кусты.

— Не лопни, маразматик! — напутствовал его Костян.

Федька вдруг остановился и повернулся к Чугуну.

— Нам, конечно, не по чину царевичей ругать. — ядовито начал он. — Однако некто, помню я, вообразил себя героем. Он утопил гадюку в речке. И вот змеюка та опять является на мост и снова требует к себе внимания! Ответьте, дети, на вопрос: куда девался первый змей?

— Это ты о чём? — мгновенно вспотев, спросил Костян.

— А это я о том, твоё геройское величество, что вы с Лёлё убили одну и ту же зверю. Только ты об этом знаешь, а он — ничуть. Вот почему я, товарищ Добрыня, прилежно изображаю из себя опиум народа, как и следует из сказки. А ты, Иван-царевич, угнетатель, паразит и эксплуататор. Вот и изволь придерживаться роли.

Из кустов раздались аплодисменты, и на сцену вышел кот Вавила.

— Чудесно, неподражаемо, грандиозно! — воскликнул он. — Ваше преподобие, вы — Станиславский!

— Я спешу. — ответил Федька и убежал в кусты, срывая по дороге листья.


— Костя, — утешал царевича Вавила, — я понимаю всё. Твоей душе претит любая низость! Федьке легче — он не герой! И всё же, поверь мне, нет выше доблести, чем смирить себя ради друга! Разве Лёнька так не сделал? Не сердись на Бубна. Он в самом деле играет за двоих. Иван-коровий сын смеётся над своими господами. Но, когда вы выйдете из этой сказки, вы будете в награде. Терпи, Костян, терпи Федюню!

Костя обещал терпеть.

* * *

— Ой, мене жарко! — капризно надул губы Иван-поповский сын. — И шо это за напасть такая: будущее духовенство рядить в железо?! Я так полагаю, что поразить врага мечом — задача для недалёкого ума. Нет, это как-то по-кретински — физически уничтожать простодушных оппонентов! Убивающий тело не может поразить души! Я полагаю, что мне предстоит духовный бой! Я их сражу высокими материями! Я буду глаголать и жечь сердца словами! Я чувствую в себе глубокую мощь менталитета! Я гениален, я духовный колосс! Во мне берёт начало источник интеллекта! Вот только нынче понял я, как сильна наука, и каковы возможности образования! Зачем нам портить экологию страны гниющими останками необразованности и дилетантизма?! Наша цель благая! Я предлагаю обратить змеюк к нетленным истинам и приобщить их к свету!

— Ты чего несёшь? — безнадёжно спросил Костян. — Разве в сказках так говорят?

— Он всё равно меня не слышит. — отвечал поповский сын. — А услышит, так не поймёт. Поэтому я предлагаю тебе консолидироваться и решить проблему иным путём.

— Спятил. — опечалился Чугун. — О-хо-хо! Кто бы дал совет!

— Справочная слушает. — произнёс над ухом голос и на плёчо Костику сел Вещий Ворон. — Чего раскис? Думаешь, Федюн рехнулся? Тебе же говорили, что вы изменитесь. Бубен гениален, он породил новый образ! Ты думал, сказка — это что-то навсегда застывшее? Костик, только общая канва сохраняет постоянство. А в пределах сюжета может происходить такое!

— То есть всё в порядке?!

— Давай понаблюдаем. — мудро предложил Вещун.


— Эй, Ваня! — позвал поповский сын. — Мне тут всякое железо мешает думать о судьбе России! Возьми к себе всё это барахло. Чай не обессилет лошадь! А то навесь на неё мешки, а сам пешком иди. Ты вот внемли, чего я тут глаголю! Тебя ведь, Ванька, губит что? Думаешь, работа? Или бедный быт? Отсутствие духовности — вот где погибель! Ты, Ванька, над собою не растёшь! Весь твой интерес вращается вокруг еды. Ну, что это? С утра пошёл — набил тетеревов, да уток, да зайцев! Потом закинул удочки. Давай, как баба, тесто разводить! Я вот как поел всего, так сразу отупел! А ведь с утра какие резвы мысли были в голове! Теперь вот пить хочу.

— А нету воды-то, батюшка! — отвечал холоп.

— Как нету? — удивился поповский сын. — Как отъезжали, были полны фляжки.

— Да ты-ить, батюшка, один-поди всё выпил.


Попович огляделся. Кругом, сколь видно глазу, сплошная степь — ни дерева, ни озера, ни речки.

— Ты нас куда запёр, дубина?! — рассердился он.

— Да ведь мы же к змеям едем. — оправдывался тот. — Ты, попович, собрался пред ними речь держать о пользе грамоты и счёта.

— Ну, помню. Так что, обязательно в пустыню заезжать?

Подъехал царевич с вороном на шлеме.

— Чего шумишь, духовный вождь?

— Воды нет, царь! Сейчас подохнем все! Этот чёртов следопыт нас завёл в пустыню!

— А ты, батюшка, не лайся чёрным словом. — серьёзно посоветовал Вещун. — Не ровен час накличешь!

— Да ладно ты тут со своими суевериями! — отозвался Федька. — Ой, мне дурно, брюхо пучит!

— Дизентерии нам только не хватало! — озабоченно воскликнул Ворон.

— Что? — испугался Федька.

— Змеёво мясо загрязнило речку Смородину токсинами! — догадался Костик. — Некипячёная вода! Федька, ты нажрался до фига стафилококков и холерных вибрионов!

— Ванька, гад! Ты, что? Некипячёную воду залил во фляжки?! — завопил поповский сын.

— Да что ты, батюшка? — удивился тот. — А какую же ещё? Кто ж в речке кипятил воду?

— Да разве ты не знал, что там разлагались трупы?! — заорал Бубен, хватаясь за живот. Он свалился с лошади и застонал:

— Дайте туалетную бумагу!

— Помилуй, княже, не пойму, чего он говорит!

— Привал, Иван-коровий сын, вот что! — воскликнул Костик, торопливо спешиваясь.


ГЛАВА 27. Колодец и яблоня


Всю ночь они промучились с Федюном. Наутро бледный, с синими кругами под глазами, попович сел на лошадь.

— Вот какова сила таланта! — поразился Ворон Воронович, сидя на верхушке шлема царевича Ивана. — Сколько драматизма!

— Не скребись там наверху. — заметил цесаревич. — В ушах свербит.


— Вань, ты от кого произошёл? — сунулся с вопросом к холопу Вещун.

— Я-то? От коровы. — уверенно ответил тот. — Царевич вон — от обезьяны. А попович говорил, что родился свыше.


— Кое-что он помнит. — поделился новостью с Костяном Вещий Балагур. — Во всяком случае, с теорией эволюции по Дарвину знаком.

Они ехали второй день по безжизненной степи. Федька исхудал. Даже мужественный Иван-царевич приуныл. Ворон сидел, нахохлившись, на лошадиной голове. И лишь Иван-коровий сын был безмятежен — вёл лошадь под уздцы и непрерывно что-то напевал вроде "тень-тень-потетень, вырос во поле плетень".

— Он меня уморит. — заметил Федька. Его духовные запросы как-то резко поскромнели. Он больше не провозглашал себя мессией.

— А ты, царевич, подбрось-ка ворона повыше. — вдруг обратился к Костику холоп. — Пущай поищет воду.

— А что? И правда! — ободрился Вещий Ворон и немедленно воспарил над степью. Да так и не вернулся.


Вместе с ночью в маленький их лагерь пришло уныние. Федька бегал в степь каждые полчаса. Пить хотелось дико. Даже лошади стонали. Коровий сын ушёл искать в пустыне воду и пропадал до самого утра.

— Костя, давай откажемся от этой сказки. — предложил измученный Федюн. — Вернётся Ворон и пусть выносит нас отсюда.

— Давай потерпим, Федя. — сказал ему царевич.

— Как мы потерпим? — взмолился тот. — Эти древние славяне просто дикари, почти что скифы. Им налопаться воды из инфицированного водоёма — как нам с тобою газировки. О, газировка! Нам не говорили, что мы будем терпеть такую муку!

— Это мне не говорили. — возразил Костян. — А ты знал сказку. Сам выпендривался передо мной.

— Я виноват. — плакал Бубен. — Я наказан! Давай попросимся обратно!

— Вернётся Ворон и попросишь. — утешал его товарищ. — В конце концов, как я понял, наша роль невелика. Главное, чтобы кто-то рядом был с Лёнькой. Ты отыгрался за нас двоих, а дальше я буду дурью маяться.

Федюн утих. Утром ворон не вернулся. Зато пришёл усталый и запылённый Лёнька.

— Нашёл чего? — спросил Костян.

— Да. Полдня пути.


Рассветные лучи осветили трёх всадников. Лошади издалека почуяли влагу и торопились.

— Ну, вот видишь, — говорил Бубенцу Иван-царевич, — недалеко вода! Ну, далеко ещё?

— Недалеко. — кратко отвечал холоп. Его лицо осунулось, взгляд стал цепким. Он неотрывно смотрел вперёд, сжав губы в нитку. С сожалением Костя понял, что между ними нет контакта. Говорить с коровьим сыном невозможно — он отвечает односложно и совсем не смотрит в глаза. Совершенно очевидно, что холоп презирает их. Особенно Федюна. Только виду не подаёт. Раньше он немного дурачился и шутил, но после представления, которое устроил Бубен, Иван-коровий сын замкнулся. Только думалось об этом неохотно — всё заслоняла нечеловеческая жажда. Костик поймал себя на том, что перестал воспринимать Лёньку как прежнего товарища. Он был холоп, Иван-коровий сын. Другая личность.

"Я изменяюсь." — думал Чугунков. Изо всех сил он вспоминал себя прежнего, но не мог ответить на вопрос: может, это только обстоятельства?


— Колодец! — закричал Федюн и принялся нахлыстывать лошадь плёткой. Та и сама неслась, как бешеная. Костя подскочил в седле и ринулся по следу. Ванька что-то прокричал, но Костик не расслышал. Там, впереди, у засохшего скрюченного дерева, был небольшой колодец! И народу никого!

Федька дрожащими руками уже спускал вниз ведро. Они обогнали холопа — тот на своей тощенькой лошадке был где-то в полукилометре, а ведро, до края полное воды, уже быстро поднималось на верёвке.

— Дай, дай, я первый! — вопил Федюн.

— Да пей скорее! — крикнул Костя, понимая, что организм Федюна потерял гораздо больше влаги.

Он не понял, что произошло. Раздался крик, мелькнуло что-то, ведро вылетело из их рук и вода вся пролилась в песок. Холоп на хрипящей лошади вертелся рядом.

— Ты что, рехнулся, идиот?! — взревел Бубенцовский и бросился поднимать ведро. Заглянул в него.

— Всё вылил! Костик, давай, тащи ещё!

— Не пейте! — крикнул Ванька.

— Пошёл ты в… — заорал Федюн. — Хватит сказок, чёртов псих! Мне твоя Селембрис знаешь, где…?!

Он забросил ведро в колодец и наклонился над ним. В лицо пахнула влага. Федька обезумел — он закинул ногу через край.

— Стой, дурак! Там глубоко! — Костя оттащил его.

И тут холоп рванул свой меч и полоснул по срубу.

"Вот придурок!" — хотел сказать Костян, но не сказал.

Раздался громкий свист, и рассечённое бревно вдруг засочилось кровью. Холоп скакал на лошади вокруг колодца и рубил его. Сруб изгибался, шипел, лилась ручьями кровь. Всё сооружение запульсировало, застонало. Далеко внизу вскипела и забулькала вода, потом стала подниматься и переливаться через порубленные брёвна. Её цвет был отвратительно жёлтым, а запах — удушающим. Мерзкая жижа выплёскивалась на песок и оставляла шевелящуюся пену. Кровь смешивалась с жёлтым ядом и тут же свёртывалась, чернея. Брызги попадали на засохшее дерево — в том месте кора тут же принималась дымиться и гореть.

Испуганные Федька с Костиком попятились от страшного колодца.

— Это не колодец. — сказал им Ванька. — Это первая змеюка. Колодец дальше.


Через полчаса примерно они достигли настоящего колодца. Сначала проверили его на прочность. Всё нормально.

Полдня все пили воду. Вода была не слишком хороша — наверно, по санитарным меркам она не дотягивала до нормы, но никто о том не думал. Пришлось устроить небольшой привал. Зажгли костерок, поставили греться котелок. Холоп где-то раздобыл заварку, достал из своего мешка окаменевший кусок мёда, весь в мякинных крошках. И они мирно пили чай, пахнущий соломой. Холоп разговорился.

— Вань, а как ты узнал, что это отравленный колодец? — умильно спросил поповский сын.

— А я прошлой ночью ходил вокруг. Смотрю — огонёк горит! — с хитрым видом давай рассказывать холоп. — Я подкрался, вижу: стоит избушка! А в окошке свечка. Ну, думаю, что за нехристи собрались тут на совет? Заглянул тихонечко, а там сидят змеюки!

— Да ну?! — не поверил Федька.

— Ага! Сидят и говорят: вот-де, надо извести царевича с поповичем! Они-де нам ну смерть как надоели! Мужьев вот на Калиновом мосту всех погубили.

Царевич с поповичем переглянулись и дальше слушали внимательно.

— Тут они давай друг перед дружкой хвастать, кто напридумывает смерть страшнее да хитрее. Одна и говорит: я-де притворюсь колодцем. Они как явятся ко мне да как напьются, тут все и сгорят огнём! Тут я как услышал, так бежать обратно!

— А что же две другие?! — вскричал Федюн. — Ты что же, не дослушал?!

— Не, — помотал кудлатой головой холоп. — я торопился.

— Вот дурень! — рассердился Федька. — Кто же так ведёт разведку?!


— Вспоминай, Бубен, сказку. — потребовал Костян. — Сам говорил: дед тебе читал.

— Когда всё это было. — уныло оправдывался поповский сын. — Не верю я ему. Темнит чего-то.

— Ладно. Давай с тобой не будем дураками. — мудро рассудил Костян. — Я полагаю, Ванька не такой простак. Всё он там слышал, у избушки этой, только говорить не хочет. Если он начнёт чего там делать не по-нашему, ты сразу не ори и не кидайся. Сначала разберись.

— Чай пить не пора? — спросил Федюн.

— Оголодал? — усмехнулся Костя.

— Не, — на манер холопа помотал кудрями Бубен, — я попощусь маленько. Что-то в глотку ничего не лезет.

Холоп тут же согласился на предложение устроить перерыв. Собрал веток, запалил костёр. В воде недостатка не было, колодцы встречались на пути. Вот над костерком закипела вода. Ванька бросил в кипяток сухих листочков.

— А где же мёд? — спросил Костян.

— А мёда нет. Поели всё. — безмятежно ответил коровий сын.

— Ладно. Чего у нас там? — смирился Чугунков. — Доставай давай.

— Ничего нет. Вы пока сидите, а я отправлюсь на охоту. — отвечал холоп.


До утра они сидели у костра и пили кипяток с соломой.

— Всё, хватит. — отвалился Федька. — А то опять какая-нибудь диарея будет.

У Костяна в животе бурчало. Он не мог понять, какая ночью может быть охота. Холоп носился где-то за холмами на своей чахленькой, но выносливой лошадке. Сусликов, что ли, ловит?

Костя лежал н спине и смотрел на звёзды. Интересно, здесь те же созвездия, что на Земле? А потом вдруг обнаружил, что неба он не видит. На месте луны кружилась большая кура-гриль. Костян сглотнул и подавился слюной.

Видения неслись. Полтавская полукопчёная сцеплялась кольцами, образовывала цепь и проносилась мимо с грохотом, как курьерский поезд. Сосиски исполняли варьете, солировала мощная индейка. В небе шёл парад — летели строем ножки Буша. Везувий разозлился и исторг из чрева реки молока. Кипящая стихия неслась с горы, окутывалась пенкой и загустевала. С неба падал горячий творог, Помпея гибла. Штормило, люди тесно сгрудились на льдине. Не льдина это, а пломбир. Не люди это, а орехи. Акулы появились так внезапно! И стали алчно откусывать от льдины. И съели всё!


Костик вскочил и огляделся. Наступило утро. Ничего съедобного, кроме лошадей и Федьки. Тот спокойно дрых.

— Так, без паники. — сказал себе Костян. — Немного попоститься никому не помешает.

Лошади неторопливо сщипывали травку и это зрелище лишило царевича последних сил. Он бросился на землю, закрыл глаза. Откуда-то припёрлась и стала вертеться перед глазами большая тарелка манной каши. Сгинь, сгинь, проклятая!

— Я тебя люблю! — страстно признался ей в глубоком чувстве Костик. И услышал топот.

— Ваня! — радостно возопил он. — Поймал чего?

— Нет, барин, не поймал. — признался тот.


Солнце жарило так дико, что Иван-царевич последовал примеру Федьки. Сначала он избавился от лат, привесил их к седлу. Потом начал скидывать кафтан, оставшись в шёлковой рубашке. Потом снял богатую шапку, расшитую сплошь жемчугами, а голову прикрыл мокрым полотенцем. Он уже не знал, что его больше доставало — голод или кошмарная жара. Зато Федька на удивление неплох — он даже находил силы о чём-то спрашивать холопа. Ворон так и не вернулся. Теперь Костян, как прошлой ночью попович, испытал приступ малодушия. Если бы была возможность, он не раздумывая покинул бы Селембрис. Плохая это сказка.


Он безнадёжно посмотрел вперёд и встрепенулся. Себе не веря, тёр глаза руками.

— Смотрите, яблоня! — хрипло закричал Костян. И тут же пришпорил лошадь. Столько яблок! Даже издалека видно, какие они крупные да красные! Откуда-то сбоку появилась пыль. Холоп обходил царёва сына, безжалостно нахлёстывая лошадь. Да ладно, Ваня! Всем хватит! Всё оберём! Что не съедим, возьмём с собою!

И тут коровий сын всех обошёл на гандикапе! Взял такую скорость, словно у его дохлятины имелись крылья!

— Стой, сукин сын! — взревел царевич. — Куда прёшь перед господином?!

И тут подонок совершил такое! Всех обогнав, он начал рубить мечом по веткам!

— Ванька! — гневно завопил поповский сын. — Какого беса дерево губить?! Что за дрянь народ?! Всё сожрут, всё полакают, мало им — давай ещё и гадить вокруг себя! Ну, право — варвары, готты, гунны, скифы! Какая в беса им цивилизация?! Нет бы в сумки собирать плоды, так он с ветвями рубит!

Дерево вертелось и стонало. Из обрубленных ветвей ручьями лилась кровь. Прямо на глазах яблоки, упавшие на землю, стали сморщиваться и превращаться в крохотных гадёнышей. Те с шипением бросались наутёк.

— Топчите тварей! — ожесточённо кричал Иван-коровий сын. Спрыгнув с лошади, он с ней вдвоём принялся давить ногами юркие чёрные спирали.


Когда всё кончилось, Иван-царевич подошёл к коню, обхватил седло руками и уткнулся лицом в горячую от солнца кожу. Он так устал от всего этого кошмара! Что за дураки — втроём отправиться в такую авантюру! Без войска, без припаса, без разведки.

Он искоса взглянул на окровавленную землю. Было б чем блевать, давно бы вывернулся наизнанку. Нет слов, Иван-коровий сын — герой! Но, так ли ценен единоличный героизм? Разве так воюют? Впрочем, что взять с него? Главой проекта был он сам, царевич. Хотелось славы молодецкой. Думал, раз-два — и справится с задачкой. Наслушался сказок да былин про богатырей! Только б выбраться отсюда, а дальше он поумнее будет. Не зря папаша говорил ему, что быть царём — учиться надо! А уж войне учиться — так вдвойне!

— Значит, завтрак наш — тю-тю? — закручинился попович.

— Ворон есть будете? — спросил холоп и поднял лук.

— Стой, Ванька! — крикнул Костя, вырывая у него стрелу. — Каких ворон?! Это же Вещун!


Он очумело вертел головой. Как это?! Что произошло?! Едва не обратился в настоящего царёва сына. Идиот! Забылся! Спасибо Ворону — во время припёрся!

— Я думал, мне каюк! — испуганно поведал тот.


ГЛАВА 28. Избушка и кузница


Неподалёку от места гибели второй змеюки располагалось обширное поле, когда-то засеянное злаковыми. Теперь там кое-где валялись позеленевшие куски кольчуг, разбитые железные колпаки, сломанные копья, заросшие сорняками, обглоданные вороньём кости, бедово скалились забитые землёю черепа. Теперь всё поле принадлежало сусликам и полевым мышам. Вот туда-то их и привёла крылатая разведка.

Иван-коровий сын отыскивал нору и его лохматая скифская лошадка принималась прыгать и топать широкими копытами над жилищем глупого зверька. Тот пугался и выскакивал из норки прямо на застывшего с мечом холопа. Так Лёнька нарубал прямо на глазах у всей компании штук десять.

— Ну хватит, — остановил его Федюн. — Давай-ка сварим, что имеем.

Но, холоп освежевал все тушки и, насадив куски на палочки, повесил жариться над костерком.

— Нельзя варить, — охотно пояснил он, — воняет больно! Я-то съем, да вашим милостям с души своротит.

— Да нет, Ваня, всё путём. — успокоил его Федька. — Мы ведь тоже не такие баре, как с виду кажемся.


— Однако. — сосредоточенно сказал он немного позже, получив кусок мяса на палочке.

— Не будешь лопать — мне отдай. — предложил царевич. Попович поспешно сунул в рот кусок.

* * *

— Я могу эвакуировать больного из отряда. — тихо сообщил Вещун, пока холоп возился в стороне с лошадями.

— А что скажем Ваньке? — измученно спросил Федюн.

— А так и скажете, что попович решил вернуться. Да он и не заметит!

— Отправляйся, Бубен. — посоветовал Костян. — Не ровен час, загнёшься.

Федька помолчал.

— Нет, — сказал он. — Мне уже лучше. Ванька трав каких-то приволок, отвар мне сделал. А ты говоришь, он не заметит. Впереди ещё какое-то испытание, а я даже не помню ничего. Ворон, ты хоть знаешь, что там будет?

— Завтра будет видно. — ответил Вещий Ворон. — Кстати, я тут неподалёку нашёл какую-то избушку. Прогноз погоды обещал ночную бурю. Не лучше ли собраться да побыстрее всем в укрытие?

Погода в самом деле портилась. Задул порывистый ветер. Дневная жара к вечеру внезапно сменилась похолоданием. Небо обкладывалось низкими синими облаками.


Все трое торопились за Вороном — тот указывал дорогу. И в самом деле, совсем недалеко, возле русла высохшей реки, под старым деревом с опавшею листвою прикорнула скромная избушка, а при ней крепенький сарай.

— Вот хорошо! — обрадовался Костя. — Будет, куда поставить лошадей.

Они поспешно обследовали жильё.

— Хорошие тут жили люди. — заметил Федюн. — Дровец оставили под навесом.

Он отворил дверь и заглянул внутрь.

— О! Да тут хлеб-соль!

— Назад! — крикнул Ванька. Но, дверь вдруг ожила и, треснув поповича по заду, зашвырнула его внутрь.

— Руби избушку! — и холоп ринулся с мечом на коварную дверь. Та немедленно выставила длинные, как копья, колючки. Иван-царевич схватился с окном. Оно вымётывало острые щепки, которые вонзались в щит. Кровь лилась из косяков, из стен и окон. Внутри истошно вопил Федюня.

Бой был недолгим, но кровопролитным. И вот обрушилась стена. Под тем, что казалось слоем побелёной глины, обнаружилось живое кровоточащее мясо. Содрогаясь, оно обваливалось под ударами мечей. Рёв, визг, рычание рвалось отовсюду.


В открытом зёве полуразрушенной избушки стало видно, как Федьку засасывает в себя большая русская печь. Он неистово орал, колотился и сопротивлялся. Но, жадная огненная топка превратилась в зубастую пасть. Побелка обваливалась. Два глухих окошечка, в каких крестьяне сушат рукавицы, раскрылись и превратились в два свирепых глаза. Пол вспучился и доски, словно руки, потянулись к Федьке, запихивая его поглубже.

Костя дико закричал и одним прыжком перескочил через корчащиеся остатки стены. Тут крыша рухнула и погребла обоих под собой.

Холоп раскидывал руками кровоточащие брёвна. Они на лету превращались в куски смердящей плоти и, падая на землю, корчились и бились. Ванька поднапрягся и сдвинул с места часть соломенной крыши — та загорелась, превращаясь в змеиные чешуи.

— Проси дождя, Вещун! — крикнул он Ворону.

Тот немедленно взвился в воздух и залетал кругами, неистово оря и кувыркаясь. Небо задрожало, грохнуло громами и разразилось страшной бурей. Чудовищный поток низринулся на землю. В животном ужасе бились кони. Дерево не выдержало и сломилось. Сарай обрушился и выпустил на волю лошадей.


Ванька кусками выбивал наружу стену. Внутри содрогающейся и бешено ревущей избушки, под кровавым мясом потолочных досок шло неистовое шевеление.

— Держись, Федюн! — прорвался голос Кости.

— А-ааааа! — кричал тот.

Гулкие звуки ударов металла о металл.

— Врёшь, падла! Не сожрёшь! — взревел Иван-царевич. — Федька, давай руку!

Ванька обвалил ещё одну стену. Теперь стало видно, как Костик силится вытащить из полуразрушенной печи застрявшего в топке поповича. Тот торчал спиной назад и цеплялся руками и ногами за края.

— Голову рубить! — крикнул Ванька и одним прыжком вскочил на лежанку. С размаху он снёс кирпичную трубу. Печь вздрогнула и выпустила Федюна. Все трое поспешно выкатились наружу и, дрожа, смотрели, как дерево, кирпичи, солома превращаются в пузырящуюся пену. С шипением гасло пламя, и вот ливневый поток начал размывать и растаскивать грязно-бурые останки.


— Надо изловить коней. — промолвил Костя. Он поддерживал трясущегося Федьку — тот был изодран так нещадно! Недавний праздничный кафтан весь в клочьях, спина опалена и исцарапана. Он стонал.

— Эх, попович. — тихо говорил ему Костян, — надо было Ворона послушать.

— Сейчас мы это дело быстренько поправим. — ободрил его Иван-коровий сын. — Только Сивку изловить, а в мешке-то у меня бальзам наговорённый.

Сивко прибежал на свист, за ним — и два красавца благородной крови. Испуг у них прошёл, и лошади стремились к людям.


Спина у Федьки и в самом деле перестала так болеть. Он лишь беспокоился, как бы от яду не подохнуть, но бальзам наговорённый своё дело делал. К тому времени ливень прекратился, и лошади пошлёпали по залитой водой земле, держа на себе усталых путников. Ночь не за горами — надо где-то искать ночлег.

— Иван, кажется, мы всех змеюк убили? — с надеждой обратился к холопу Костик.

— Да всех, кажись! — весело ответил тот.

— Значит, скоро нашим мучениям конец? — тихо спросил Бубен.

Но, Иван-коровий сын не спешил превращаться в Лёньку Косицына, и это не способствовало хорошему настроению. К тому же, ворон снова где-то пропадал.

Маленький отряд достиг обсохшего местечка и в свете месяца расположился на ночлег. Заботливо укутав Федюна своим кафтаном, Костик попытался заговорить с неугомонным Ванькой. Тот сидел на старенькой попонке, стругал чего-то, смотрел на небо и тихонько пел при свете костерка. Где-то сумел добыть сухих дровишек!

— Чего поёшь, Ванюша?

— Да ничего. С Месяцем переговариваюсь.

— Да как же можно с месяцем-то говорить? Разве он живой?

— А то какой же?! Смотри-ка вот, царевич, прищурь глаза. Вон как свет играет, ровно серебро! А ты прислушайся! Вот лучики бегут по сырой траве. Смотри, как вспыхивают капли! И ровно колольчики звенят!

Костян прислушался. Сырая ночь была полна каких-то звуков. Торопливо топотали крохотные лапки. Суетятся мыши, перенося припасы из подтопленных ливнем норок. Далеко чуть слышен голос какой-то невидимой птицы. Угадывалось во тьме порхание летучих мышей. А он-то думал — степь пуста.

* * *

Утром содержимое мешков просохло, и Федюн нарядился в чистую одежду. Кафтан, конечно, пропал, но, рубашка была новой и штаны нашлись приличные. А сапожки свои они с Костяном хорошенько отмыли от змеёвой крови и утро оба встретили в хорошем настроении. Где-то впереди их должны встретить Ворон и Вавила. Всё самое страшное позади, только Ванька всё никак не превратится в Лёньку. Теперь уже и Федька старался разговорить холопа:

— А как ты думаешь, Ваня, на чём держится земля?

— Известно дело, на слонах. — солидно отвечал тот.

— А слоны на чём? — обескураженно поинтересовался Бубен.

— Экий ты, попович! А говорил, что грамотный! Сам должен знать — на черепахе!

— А черепаха-то на чём? — вмешался в дело Костя.

— Известно дело — на воде!

— А на чём вода? — с подозрением спросил Федюн.

— На земле!


— Он чуть не убедил меня! — с испугом поделился Бубенцовский, когда Ваньке надоело объяснять двум учёным дурням космогоническую картину мира.

* * *

От вчерашнего ливня не осталось и следа, только жара немного спала. По всему небу размазаны лёгкие белые облака. Ехать стало легче.

— Куда мы направляемся? — спросил у холопа Костик.

— Да вот сейчас до кузни доберёмся, — беспечно отвечал тот, — мечи бы надо подковать. Вишь, больно затупились! А там в обратный путь!

Обратный путь! Костян с Федькой немного приуныли.

"Ладно, добраться бы до лагеря, там отъедимся, отоспимся!" — думал Чугунков.

К полудню стало ясно, что всё не так чудесно, как хотелось: Ванька начал беспокоиться, оглядываться, нюхать воздух. Потом и вовсе соскочил с коня, лёг на землю и начал слушать. На вопросы он пожал плечами. Снова сел и двинул дальше.

Спустя немного времени он привстал на стременах, вгляделся назад из-под ладони и тревожно проговорил:

— Кажись, дело худо.

На самом горизонте виднелась тонкая полоса, за полчаса она расширилась и заметно приблизилась.

— Наверное, песчаная буря. — предположил Федюн.

Холоп не ответил и прибавил ходу.


Они уже мчались во весь опор. Сзади маленький отряд настигала быстро приближающаяся высокая стена ревущей бури. Перепуганному Костику казалось, что он слышит в кромешном месиве визжащего песка какие-то слова.

— Это не буря! — крикнул ему холоп. — Это старшая Змеиха, мать Горынычей!

— Не может быть! — в ужасе завопил Федюн. — Такого не бывает!

Все трое улепётывали, что было сил.

— Кузня! — крикнул Ванька, протягивая руку вперёд. Там действительно стояло монументальное строение, сложенное из гигантских валунов.

"Выдержит ли?!" — мелькнуло в голове Костяна. То, что быстро приближалось сзади, имело силу цунами и торнадо, вместе взятых.


Уже подлетая к раскрытым дверям, Костик оглянулся и едва не рухнул с седла. Всего в километре от них зиял раззявленный огромный рот, утыканный гигантскими зубами. А в нём неистово метался раздвоенный язык! С воплем царевич влетел за товарищами в спасительное помещение и они захлопнули железные двери, запирая их на тяжеленные засовы.

Буря грянула со страшной силой. Кузня завибрировала, со стен полетели мелкие осколки. Крыша, крытая металлической черепицей, загремела громом. Кони бились в ужасе, выкатив глаза и роняя пену с окровавленных губ. Люди их ловили, уворачиваясь от бешеных копыт, привязывали к стойкам. Сверху непрерывно сыпалась копоть.

— Что теперь? — тяжело дыша и оглядывась по сторонам, спросил Костян.

Ванька озирался. Шлем он потерял ещё когда рубил избушку. Меч весь иззубрен. Он схватил оружие царевича и тоже бросил. От клинка поповича остался лишь короткий обрубок. Они не успеют отковать новое.

От стен начали отваливаться камни. Змеиха с чудовищной злобой кидалась на кузню и от её ударов сотрясалась сама земля.

— Неужели она не устанет?! — прокричал Федюн.

— Должна устать! — отвечал коровий сын.

— ВЫХОДИ, ИВАН-КОРОВИЙ СЫН! — завыла буря. — ВЫХОДИ, ПРОКЛЯТЫЙ ПОГУБИТЕЛЬ!

Тот бросился к двери.

— Не надо, Лёнька! — завопили царевич и попович, бросаясь на него и удерживая его от безумства.

— Да вы рехнулись! — возмутился Ванька, когда узнал, в чём его подозревают. Открыть входную дверь! Он что, полный идиот?!

— Она пошла на переговоры! — объяснял коровий сын. — Значит, устала зря кидаться. С мечом на такую дуру сунуться?! Ещё чего!

Они немного успокоились, когда хитроумный холоп показал им маленькое окошечко, закрытое железной заставкой. Вот через него он и думал посмотреть наружу.

— А ежели она язык сюда засунет?! — всполошился Федька.

— Вот и пускай засунет! — обрадовался Ванька.

Он кинулся назад и схватил с холодной наковальни тяжёлые щипцы.

— Держи-ка, — сунул он их Костяну. — Как только змеиха сунет в окошко свой язык, хватай и держи покрепче!

Костян засомневался, что старшая змеиха такая идиотка, но план принял и отнёсся к нему серьёзно.


— Падаль змеиная! — крикнул Ванька в окошко и быстро захлопнул дверцу.

— ОТКРОЙ МНЕ ДВЕРЬ! Я ТЕБЯ СОЖРУ! — с простодушием смертельного цунами проревела горынычева мать. Она кинулась на дверь. Все трое с тревогой наблюдали, как толстые железные косяки неистово трясутся в пазах, выбивая каменную крошку.

Едва утихло, Ванька крикнул в щелку:

— Хочешь жрать — достанешь!

И снова захлопнул.

Она попыталась грызть крышу — по железным черепицам заскрежетали зубы.

— Здесь я, дура! — крикнул Ванька.

— ОТКРОЙ МНЕ ДВЕРЬ! — снова выступила с заманчивым предложением змеиха.

Костян и Федька, несмотря на ужас, нервно засмеялись.

— Не могу! — ответили ей изнутри. — Заклинило! Попробуй дверь пролизать!

И тут же послышались резкие скребущие звуки. Дверь затряслась.

— Язык у неё железный?! — ужаснулся Федюн.

— А то! — с задором отвечал холоп. — И шкура вся железная.

За дверью слышалось громкое сопение, возня, металлический грохот. Холоп не сочинял — зверюга в самом деле бронированная.

— Пусть пока потрудится. — проронил тот и кинулся к очагу.


Все трое торопливо разжигали огонь, кидая в печь куски угля.

— Зачем? — спросил Федюн.

— Есть идея. — кратко обронил Иван. — Надо побольше угольков. Хорошо бы получилось!

Огонь жарко полыхал в печи. В закрытом помещении становилось жарко.

— Держи, попович, совок. — Иван сунул Федьке лопату. — Будь наготове. Как я крикну, так и суй в окошко угли.

Он снова занял у дверей позицию, рядом с огромными щипцами — Костик. Он не понимал, как именно холоп намеревается победить чудовище. И давно забыл, что они переживают сказку: всё, что здесь происходило, было абсолютно реально. И болезнь Федюни, и раны на его спине, и голод, и жажда. Реальной была и та зверюга, что подстерегала их за дверью. Реальны были дробящиеся камни в пазах двери. Реален рев снаружи. Это не компьютерных монстров мочить. Тут можно было сдохнуть! Простая прогулка рядом с простачком-героем?! Два идиота — Иван-царевич и Иван-попович?!

Он посмотрел на щипцы в своих руках. Схватить ими за язык? Сумеет ли? Да что ж там за язык?! Снаружи непрерывно раздавался скрежет, дверь тряслась.


Ванька дикими глазами глянул на него, выхватил свой иззубренный меч, неистово перекрестился, взялся за рукоять задвижки и рванул. В отверстие тут же ворвалось смердящее дыхание а вместе с ним проскользнул язык. Не слыша, что кричит товарищ, Костян мгновенно ухватил клещами нечто, что могло быть гусеницей вездехода, изо всех сил сжал его клещами и рванул на себя. Происшедшее в следующий момент едва не заставило его выпустить рукоятки.

— Меч Джавайна! — оглушительно вскричал коровий сын и с размаху пронзил ослепительным клинком язык Змеихи, пригвоздив его к металлической двери!

Раздался страшный рёв, стены затряслись и стали ронять большие камни.

— Кидай угли ей в пасть!

Федюн не сплоховал и не замедлил. Совок пылающих углей влетел в окошко, словно снайперская пуля. А он тут же подхватил второй.


За дверью происходило нечто невероятное. Задыхаясь от смрада горящей плоти и насыщенного жаром воздуха, все трое отступили к стене, неотрывно глядя на сияющий клинок. Тот держал змеюку, не давая ей ни отойти, ни выплюнуть угли.

— Ещё подкинуть? — спросил ставший вдруг отважным Фёдор.

— Нельзя. В стратегии главное — всё вовремя. — проронил стратег Иван. — Дыхнёт в тебя углями — и капец котёнку.

Товарищи переглянулись. Дело, кажется, сдвинулось с мёртвой точки. Такая речь могла принадлежать Косицыну Лёлё, но не Ивану-коровьему сыну.

— А что такое меч Джавайна? — опомнился Костян.

— Кто его знает! — пожал плечами Ваня.


ГЛАВА 29. Дуб Фифендры


Змеиха сдохла. Снаружи более не доносилось ни дыхания, ни движения. Язык не дёргался, цвет его стал иссиня-чёрным. Иван попытался выдернуть из металлической двери своё оружие — ничего не вышло. Он нахмурился, отошёл, протянул руку и приказал:

— Мой меч!

Тот моментально выскользнул и, пролетев по воздуху, ровно лёг в ладонь. Иван-коровий сын всё более приобретал черты величия. Не обращая внимания на подошедших товарищей, он стал рассматривать клинок, который снова стал совершенно целым. Более того, это был совсем иной меч. Невиданный металл словно струился лунным светом — отковано как будто бы из серебра. Опаловые камни украшали фигурные узоры. А в торце рукояти сиял черный бриллиант шатровой формы. Иван перевернул меч остриём вниз и прижался лбом к камню. Постояв так немного, он повернулся к товарищам.

— Давайте выходить. — просто сказал он.


Проблема возникла сразу. Едва открыли дверь, как внутрь ввалилась нижняя челюсть с языком, от которых крепко тащило смрадом.

— Фу! — Федюн перевернулся весь и пошёл в сторонку.

Выхода не было: весь проём загромождала одна лишь челюсть. Каково было всё остальное — можно догадаться! Они попробовали толкать бронированное тело, но безуспешно. Иван взялся было кромсать его своим диковинным мечом. Куда там! С первого же удара стало ясно, что таким путём идти не стоит: в кузню потекла такая гадость, что лошади протестующе заржали.

— А не попробовать вылезти через крышу?

Все трое задрали головы и посмотрели на металлические стропила. На них намертво крепилась черепица.


С большим трудом они сумели подсадить Лёньку на поперечную железную балку. Он стал выбивать своим клинком одну железную пластину. Это удалось не сразу, но выглянув наружу, он присвистнул:

— Братцы? Вот это туша! Да нам за год её не раскромсать!

И спрыгнул вниз.

— Костя, Федя! — завопил кто-то с крыши, — Вы там живы?!

— Вавила! — в восторге закричали оба. — Вытащи нас отсюда!

— Да как вас вытащишь?! — взвыл тот. — Я уж полчаса вокруг шатаюсь, не могу докричаться. Я к вам ворона просуну!

В дыру от черепицы протиснулось чёрное тело и с карканьем упало наземь.

— Как я весь переволновался! — раскудахтался Вещун. — Какие страсти!

— С кем вы разговариваете? — удивился Иван. — Кто такой Вавила?

— Ну вот, приехали! — огорчённо воскликнул Костя. — Вы ж нам говорили, что пройдём всю сказку, и он опомнится.

Лёнька сел в сторонке и, вытирая меч, исподлобья глянул на шумливую компанию.

— Что это у тебя? — льстиво подладился к нему Вещун. — Какая красота!

— Обыкновенный меч Джавайна. — ответил тот.

— Что?! — подпрыгнул ворон. — А разве не дивоярский?!

— Понятия не имею. — проронил герой, закладывая оружие в ножны.

— А тебя как зовут? — промявкал в щёлку кот.

Иван задумался.

— Лёнька тебя зовут. — сочувственно подсказал Федюн. — Леонид Косицын, если полностью.

— Не может быть. — не согласился тот. — Мне кажется, меня зовут иначе.

— А мы твои одноклассники. — присоединился Костя. — Меня зовут Костян Степаныч. Фамилие моё простое — Чугунков. А это твой товарищ с детства — Федька Бубенцовский.

— А меня зовут Вавила! — снова подал голос кот. — И я не имею ни малейшего понятия, как вас оттуда вытащить!

— А я имею! — гордо возвестил Вещун и жестом фокусника извлёк из-под крыла потрёпанный учебник алгебры.

Костян с Федюном переглянулись и расхохотались.

— Не надо ржать! — обиделся ворон. — Вы ничего не смыслите в магии. Лёня, не слушай их! Полистай учебник, посмотри, кем ты был, какие сочинял стихи! Ведь ты волшебник! Вот, гляди, ты ёжиком был, скакал на волке. Кому-то я сейчас за шиворот насыплю змеёвых потрохов! Вот ты был летучей мышью. Ты помнишь, Лембистора обкрутил, как ребёнка?!

— Я вам тут пирожков попихаю в щёлочку! — суетился на железной крыше кот Вавила. Оттуда в самом деле шлёпнулся пирог с капустой и расплющился в лепёшку.

Лёнька дико посмотрел наверх.

— Не мешай, придурок! — крикнул Ворон и продолжал листать учебник. — А вот это, смотри-ка, рыцарь! И стихи! Лёнь, ты помнишь, как ты со мною познакомился?! Я сидел в такой дурацкой клетке. А Платонова была лягушкой! А потом ты этому козлу Лембистору так врезал — гром пошёл на весь Сидмур! Лёнь, ну не дурачь меня, давай всё вспоминай! А как мы с тобой и с Добрыней в поход ходили! Да вот он, паразит, стоит сам лично!


Лёнька взглянул на своих товарищей и испугался:

— Что с ними?!

— С ними всё в порядке, Лёня! — успокоил его ворон. — Сказка кончилась и они вернулись в прежний вид. Вот на Костике его любимые родные гриндера! Вот он, сердешный, в своей куртке мается в такую-то жару! А вот Федюня, глядь: никакой он не поповский сын, никакой не опиум народа, а очень даже интеллигентный мальчик!

— Во брешет! — удивился тот.

Сверху шлёпнулся ещё один пирог и снова разлетелся.

— А самовар не пролезает! — продудел в лазейку кот. — Федька, подставляй свой шлем, сейчас налью какавы!

— Да что нам твоя какава! — закричал ему Вещун. — Мы вот сейчас все вместе перенесёмся к Гонде или к Фифендре! Там уж, наверно, заждались все! Лёнь, давай-ка сочини стишок. Задание такое — типа ты желаешь снова стать самим собой. А заодно уж всех нас перенеси в замок на горе. Ты помнишь, как он называется? Правильно: Зоряна!

Лёнька вдруг судорожно вздохнул и схватился за лицо. Его тело окуталось дрожащим воздухом, изменило очертания, потом утонуло в потоках голубого света и исчезло.

— Вот те раз. — растерянно сказал Вещун.

* * *

Он возник внезапно в новом месте. Волшебник и валькирия резко обернулись и бросились к нему.

— Лён, наконец-то!

— Они меня называли немного по-другому.

— Это ничего, пройдёт!

Он оказался под высоким дубом, таким огромным, словно он древен, как сама земля. Поодаль на поляне веселились дети. Старая Кривельда помахала ему своей клюкой. Ещё дальше шумел листвою лес. Как давно он не видел этого леса! Последний раз это было осенью, когда они отправлялись с Фифендрой на Кудовай! Вон там Дёркино болото! С ним связаны весёлые приключения за поисками печатки! А вон там речка! В ней живут русалки! А вон там…

Лён бросился к дубу и ловко вскарабкался по лесенке. Миновал второй этаж, спугнув по дороге две рожицы в окошке. Потом перешёл на следующий ярус и так добрался до высоких веток. Дриада показала ему язык.

— Гомоня! — позвал Лён и тут же услышал радостное уханье в ответ.

Седой филин выбрался из своего дупла. Они обнялись.

— Как там твоя учительница истории? — спросил с гулким смехом Филипп Эрастович.

— Ушла на пенсию. — успокоил его Лён. — Теперь у нас другая.

Снизу раздался свист.

— Пойдём, посмотрим, что там. — сказал филин и расправил крылья.


Внизу был Долбер. Нахлопав друг дружку по плечам, они с хохотом вспоминали приключения в Сидмуре.

— Ты что не по-нашему одет? — спросил Долбер.

Лён удивился и осмотрел свой вид. На нём снова был чёрный свитер и чёрные брюки. У пояса пристёгнут меч. На ногах шикарные высокие сапоги с затейливой шнуровкой и с серебряными клёпками. Кажется, от Гедрикса.

— А где Гонда? — вспомнил Лён.

— Отправился за твоими товарищами.

— Я их бросил!

— В общем, да. Но, сказка пройдена, остались лишь детали. Гонда их вернёт.

— Обратно в лагерь?

— Конечно, нет. Их же пригласили на Селембрис. Они почётные гости. Оба держались, как герои. А это требует награды.


Костян с Федюном не сразу обрели дар речи. Едва сойдя с лунных коней, они закачались при виде дуба. Но, Ворон с Вавилой их быстро закружили, заболтали и потащили смотреть достопримечательности. Долбер увязался следом, а за ним и Лён. До вечера они лазали по дубу снаружи и внутри. Купались в речке. Костян гонялся за русалками. Федюн учил дриад плести корзины. Объедались пирогами. Самовар кипел не переставая. У всей школы начались внеплановые каникулы. Прилетели ведьмы с лысой горки посмотреть на нового волшебника.

— Теперь так и живёшь здесь? — спросил у Долбера Лён.

— Ага. Так и живу. — ответил тот. — Никому я больше не нужен. Одной Фифендре только.

* * *

Прошло пять дней. Все насытились впечатлениями. Восторги поутихли. Ни Федька, ни Костян не беспокоились о возвращении домой — они словно забыли о том, что жили в другом мире. И почему-то им никто не напоминал об этом. Ни Фифендры, ни Гонды не было видать. Только Вавила сидел под дубом и блаженно жмурился на солнышко. Все были счастливы, и лишь Вещун отчего-то всё время недоволен.

От реки доносился визг русалок и крики Костика и Долбера. Федька увивался за дриадой.

* * *

— Всё очень хорошо. — сварливо заявил Вещун. — Я всем доволен.

— Ну так давай квакнем помаленьку. — предложил Вавила, протянув товарищу деревянный кубок хохломской росписи.

Тот подумал и согласился, хлебнул из сосуда и принялся ругаться:

— Вавила, хохмач дешёвый! Это ж молоко!

— А ты думал, коньяк "Наполеон"?! — расхохотался кот.

— Нет, я думал, это духи "Кристиан Диор"!

Ворон принялся нервно расшагивать по площадке возле дуба, заложив за спину крылья и отбрасывая ногами сухие древесные чушуйки. Кот следил за ним, поворачивая голову из стороны в сторону. Лёнька валялся, загорая под солнышком, неподалеку и ждал, чем кончится интересный диалог.


С реки притащилась весёлая компания и взялась за чаепитие. День медленно клонился к вечеру, зажигались первые ночные звёзды. Никто не торопился убраться в комнатки. Под дубом развели скромный костерок и вместе с умаявшимися за день учениками сидели вокруг кружком. Гомоня спустился сверху и теперь рассказывал ребятам сказки.

— Что такой смурной? — поинтересовался Костик, слыша, как Ворон брюзгливо препирается с дриадой.

— Да вот — Вещий Меланхолик! — сообщил ему кот. — Тысячу лет живёт на свете, всё ему уж надоело.

— Нет, я просто возмущён! — отозвался меланхолик. — Такое впечатление, словно все дела на свете переделаны, всё зло наказано, всё доброе восторжествовало!

— Ну-ну. — заметил Лён. — Продолжай, пожалуйста.

— Чего это с ним? — поинтересовался сверху Федька.

— Ничего, мой милый. — отвлекла его дриада. — Как там дальше: едет она в автобусе…

— Нет, не так. — поправил кот. — Едет пьяный слесарь на работу…

— Я так и знал!!! — завопил Вещий Ворон. — Они опять за низменное!!!

— Ну хорошо, — отозвался Костик. — расскажи свою историю.

— Извольте! — желчно согласился Ворон. — Вы ничего подобного никогда не слышали!

Гомоня примолк, и все заинтересованно подобрались поближе. Вещун, видя внимание к своей особе, встрепенулся, стряхнул пылинки с крыльев и раскланялся перед публикой.

— Сейчас будет нечто. — шепнул Вавила на ухо Лёну.


ГЛАВА 30. Нечто


ИСТОРИЯ, РАССКАЗАННАЯ ВЕЩИМ ВОРОНОМ.


(Не слушать на ночь глядя. Футбольным фанатам, любителям мыльных опер и дамских романов — не рекомендуется.)


Давным-давно, когда сам этот дуб был маленьким ростком, в неком королевстве за тридевять земель жил один король. И, надо думать, у него была жена. Как звали королеву, мы не помним, да и не в этом дело. Но, имя короля хорошо известно прессе — это Унтер Передряг. Собой хорош и очень храбрый малый, он не был лишён и некоторой проницательности, свойственной большим монархам.

Всё было б хорошо, но наш король никак не мог обзавестись младенцем мужеского пола. У него имелась дочь — довольно взрослая девица по имени Моргала. Он выдал её замуж за неплохого графа Уриноя. И вот нехороший результат: появился внук, его назвали Мурдер. И начал этот внук претендовать на трон. Едва успел отбиться Унтер Передряг от нападок, как с юга прибыл враг, высадился в Дабле и принялся грозить войной.

— Ну, делать нечего, жена! — сказал король своей супруге. — Пойду, устрою самураям битву. Пусть знают, недотёпы, к кому осмелились явиться перед самым хэллуином! А ты, жена, сиди и жди перед окошком, что родится. Как будет снова девка — отправлю в монастырь замаливать грехи. А если парень — тогда держись! Потому как моя дочь Моргала не усидит на месте и постарается младенца извести. А я, когда вернусь, с тебя сурово за всё спрошу и потребую подробного отчета.

Так и осталась королева ждать у окошка вестей с полей сражения. Шли вести, одна другой страшнее. То самураи побеждали, то бриты брали верх. А впрочем, все они там были с бородами.

Так незаметно, сидя у окна, королева родила сыночка. И назвала его Артуро. А фамилие у мальчика всё то же — Передряг.


Моргала между тем вся изошлась от злости, уж больно ей хотелось своего ребёночка просунуть на престол! И вот придумала такой коварный план: дискредитировать в глазах монарха его невинную жену! И для своих низменных целей привлекла троих прислужниц королевы — её стряпуху, её портниху и сватью бабу Бабариху!

Вот три бестии идут, крадучись! Вот проникают, подлые, в покои королевы! И с гадским смехом, анекдотами, с глумливым непочтением подсыпают колдовское зелье в воду для утреннего омовенья. Нараспев читают заклинания из чёрных книг Моргалы! Кружатся, хлопают в ладоши от восторга, трясутся непристойно! И, совершивши чёрное своё деяние, незаметно покидают спальные покои королевы!

Ну, думает Моргала, как изведу Унтерову жену, так к вечеру покончу с королёнком! Всех и делов-то — намазать мандрагорой его любимую игрушку!


Вот утром встал ребёночек, оделся, как умел, и отправился поздравить с праздником восьмого марта королеву. Но, не успел приблизиться к дверям опочивальни, как замер и прислушался с немалым интересом. Что такое?! В одинокой спальне королевы, слышна возня и вздохи! Кто-то шумно топает по полу, гремит тазами, сморкается и кашляет!

Малыш подкрался и со вполне понятным любопытством хотел уж было подглядеть сквозь щёлочку. И тут дверь распахнулась от удара! Мальчик думал, что напали самураи, и хотел им показать приёмчик — удар ногою по коленке и левый хук под глаз. Но, от увиденного обомлел и понял, что самураи — совсем не то, чего следует пугаться в жизни.


В дверях стоял ужасный монстр! На четырёх ногах козлиных, с огромным пузом и прямоугольной плоской головою! И эта голова росла прямо из большой дыры посередине пуза! Ужасный медный нос торчал из белого, как мел, лица. А на носу — такой же медный завиток! И две огромных выпуклых гляделки! Драная солома на месте человеческих волос и огромный плоский шлем!

— Ах, ты гадкий, грязный, скверный, непослушный, мерзкий, глупый, тупой и жадный, и ленивый! — завопила образина и, вытянув к ребёнку свои чудовищные лапы, попыталась схватить его белыми когтями. На каждой было штук сорок пальцев!

Артуро в ужасе взглянул на эти руки и едва не потерял сознание: в том, что к нему тянулось, не имелось плоти! Извивалась, шевеля кошмарными отростками, пустая ткань! Не понимая, что случилось с мамой и где все тётки, няньки, все лакеи, мажордомы, камердинеры, герольды и церемонимейстеры, малыш попятился спиной на выход.


— Запомни, маленькое гнусное животное! — кричал меж тем урод. — Ты теперь навеки лишён всех своих игрушек! И у тебя не будет под рукой ни письменных приборов, ни папиной библиотеки! Я отнимаю твоё право носить штаны, чулки, рубашки! Не будет у тебя ни мантии, подбитой мехом горностая, ни короны, ни тёплой шапки, ни варежек, ни муфты, ни шарфа! Особенно не будет обуви: сапожек для гулянья, бальных туфель и шлёпанцев для дома! Ты пропал, негодник! Отныне больше никогда не будешь пить из чашек, есть с тарелок, пользоваться вилкой! Никто тебе не кинет пирожка, не сунет бутерброда, не подаст конфету! Семь лет ты будешь бродить на четвереньках по лугам и по лесам, весь обрастёшь власьями и будешь зваться Науходанасёр, а не Артуро Передряга!

Чудовище наступало на ребёнка, тряся над ним своими мерзкими руками, тараща страшные глаза и изрыгая пену!


Артуро был королевским сыном. Смекалка, выдержка и самообладание ему присущи были с самого рождения. Он понял, что мать погибла. И также помнил, как далеко находится отец. Он бьётся в Дабле с переходящим успехом третий год. Эти страшные мгновения пробудили в мужественном принце понимание важности момента. Ещё немного, и колдовская власть Моргалы лишит всё королевство его законного правителя — потомка Передряги. Он кинулся, что было сил, бежать от осквернённого чудовищем королевского покоя. Но, едва прорвался в соседний зал, как замер.

"Всё напрасно! — подумал мальчик. — Я погиб!"


В дверь протискивались новые враги! В широко открытые створки проходили строем под издевательскую музыку и колдовские вопли чудовищные существа. Полые цилиндры с носом и огромными ноздрями несли в себе орудия уничтоженья — изогнутые палки, поросшие гнусной свиной щетиной. Следом ломились волосатые твари, оставляя за собою пенный след! Они заполоняли помещение, и перепуганный ребёнок постепенно отходил к окну. Он всё надеялся, что стражники придут и спасут в его лице страну Бреданию.

Твари встали на задние конечности и стали окружать мальчика, оттесняя его в угол. Он в страхе смотрел на омерзительную пену, стекающую с их лохматых спин. И понимал, как мало шансов будет у него, если едучая слизь попадёт ему на кожу. Малыш поднял глаза и дрогнул.


В зал, приплясывая в кровожадном нетерпении, входили всё новые и новые измышления преступного ума и дьявольского промысла. Он понял, что замок Карамель захвачен, охранники убиты, няньки все мертвы, а мажордомы разбежались.

— Предательство! — воскликнул он и вспрыгнул на высокий подоконник.

— Ха-ха! — заржал из дверей ужасный монстр. — Я пощажу тебя, Артуро, но с одним условием! Ты получишь себе обратно всю свою одежду, всю посуду и игрушки, если согласишься на маленькую сделку! Я также обещаю, что буду регулярно тебя питать смесью белков, углеводов, клетчатки, жиров и витаминов! Я даже обеспечу тебе весь комплекс микроэлементов!

— Говори! — крикнул Артуро, наблюдая в ужасе, как полные смердящей массы длинные сосуды скребутся лапами о стену, а в мертвенно-белой пене, наполняющей их выше края, хищно скачут и ныряют маленькие твари.

— Сдавайся, принц! — завыла образина. — Прыгай в горячий аш-два-о, в смесь жира и поташа, прими участие в реакции! Отдайся на милость морчалок! Пусть мырло разъедает твою кожу! Стань, как мы, Артуро!

— Ни за что! — в ужасе воскликнул мальчик и мужественно открыл окно.


Он глянул вниз. Как далеко внизу земля! Что ужаснее: попасть в лапы демонов или разбиться с высоты в лепёшку?!

— Передряга не сдаётся! — крикнул принц и выскочил на широкий каменный карниз.

Не слушая ужасных воплей, проклятий, хохота и всяких выражений, он начал быстро продвигаться по дорожке — та опоясывала всю башню. Добравшись до двускатной крыши перехода, он отважно двинулся по гребню, балансируя руками. Ему очень хотелось обернуться, но он точно знал, что поддаваться панике опасно. Можно утратить равновесие и скатиться с крыши. Тогда погибель! Но, слух улавливал смачные шлепки — по пятам за ним торопливо прыгала одна морчалка. Вся взмыленная, она преодолела трудный путь и теперь пыталась последовать за принцем дальше. Он оглянулся на ненавистную преследовательницу и уцепился за водосточную трубу.


Артуро был крепкий мальчик. Королева даже в отсутствие супруга сумела научить его скакать на жеребце, метать копьё, рубить мечом и упражнениям на брусьях. Теперь он не боялся. Отважный принц заметил, что у мерзкой твари очень маленькие конечности. Она не сможет, ему подобно, цепляться за трубу руками и ногами. К тому же, она такая скользкая, что не удержится на гладкой поверхности оцинкованной трубы. Главное, не допустить ей прикоснуться к своей коже! И он сосредоточенно начал свой опасный спуск.

Но, по малолетству не учёл вражьего коварства! Бедный принц! Он не догадался о замысле морчалки! Мерзкое отродье не стало тратить подлые силёнки, чтобы передвигаться подобно принцу. Нет! Она с коварным хохотом устремилась прямо в водосточную трубу!

Артуро обомлел. Что делать? Но, по гребню перехода уже тащились ещё с десяток монстров, а внизу скалится всего одна.

"Ах, будь, что будет!" — решил несчастный принц и продолжал опасный спуск.


Морчалка бегала в ужасном нетерпении, рычала, пенилась и покрывала мерзкой слизью камни королевского двора. Она надеялась, что мальчик поскользнётся, упадёт и станет лёгкою добычей. Но, заигралась и попалась ему прямо под каблук.

— Вот, вот тебе, проклятый монстр! — ожесточённо топтал проклятую морчалку храбрый принц. Он уже думал, что убил её. Все, кто собирались следом за мерзавкой сунуться в трубу, испуганно застыли наверху.

— Ступай обратно в ад! — с торжеством воскликнул мальчик и выхватил свой детский меч в намерении обезглавить тварь. И тут она вскочила!


Он бежал по саду, а она неслась по следу, как гончая за зайцем. Сад был на удивленье пуст. Пусты аллеи, пусты беседки, пусты большие цветники. Принц понял, что не ошибся в самом страшном предположении: их предали. Все обитатели замка Карамель убиты. Из последних сил он устремился к маленькой калитке в конце аллеи. Неистребимое чудовище, которому не страшен даже меч, неслось по следу. Оно летело, словно птица, выписывая бешеные виражи, пике и штопоры, а также мёртвую петлю.

Вдали мелькнули зелёные ливреи.

— Ко мне, мои друзья! — воскликнул принц Артуро в неистовом восторге. — Да рулит Бредания!

Он мчался из последних сил. Добрый старый мажордом! Он спасёт Артуро! Морчалка взвыла и устремилась на таран. Артуро с криком бросился на землю и покатился, прикрывая руками глаза, чтобы не ослепнуть от едучей пены. Раздался громкий клацающий звук, а затем рычание. Обомлевший мальчик поднял взоры и понял, что попался!


Чудовищная пасть, утыканная множеством зубов, нисколько не напоминала улыбку мажордома! Немного выше ворочались в глазницах маленькие глазки. Всё чудище покрыто зелёною бронёй. И два других, немного меньше, подбегали с алчностью во взорах!

— Тотал, Кокал! — взревел монстрила. — Взять его и съесть немедля!

Смерть и Разруха — вот их имена! Исчадию ада даже не страшна морчалка! Он проглотил её, как муху!

— Передряга не сдаётся! — крикнул храбрый мальчик. И рубанул мечом по отвратительному брюху не то Тотала, не то Кокала. Тот хрюкнул и согнулся своим толстым веретенообразным телом.

— Сгинь, подонок! — и Артуро с отвагой обречённого на гибель ударил вторую тварь между ног. И тут же бросился бежать, поскольку понял, что монстры очень неуклюжи.

— Киньте его в растворы! — визжало в неистовстве чудовище. — В котлы его, в корыта, в тазы, в кувшины! Разожгите под избушкою огонь, налейте кипятку и бейте, бейте его, бейте берёзовыми прутами! Морчалки, где вы! Нырните в дьявольские чаны, танцуйте адское танго с мырлами! Взбейте, как в преисподней, чудовищную пену зла! Пусть поднимется до неба! Беснуйтесь, щёткры! Лязгайте щетиной! Щеткопья взять наперевес! Мойдодыро, разотри его в дисперсию! Мочить его, мочить!

Артуро мчался. Сзади бушевал сам ад. Разверзлась преисподняя. В неё ухнул замок Карамель.

— Дядя Морло! — в слезах вскричал Артуро, падая в объятия старенького колдуна.


С тех пор прошло с десяток лет. Живя в лесной глуши, у старого слепого колдуна, принц вырос и превратился в красивого рыцаря с красно-рыжими прекрасными кудрями и благородными манерами. Он собрал под своим началом войско и отвоевал папин замок Карамель и всю Бредонию. Моргала со своей ткачихой, с поварихой и страшной бабой Бабарихой свалила на таинственные острова с названьем Гербициды.

И вот настало время королю Артуро искать себе прекрасную супругу. Добрый старый Морло погадал на картах, посмотрел на звёзды, пошептал на лично обглоданных костях куриных и торжественно поведал, что есть одна принцесса как раз на выданье. Живёт она в далёком королевстве, которое зовётся Верошпирона. Но, у девочки вредная родня — зовут всех Капулярко. Во всей Верошпироне нет семьи драчливее, грубее, необразованнее, суевернее, капризнее и богаче, чем сеньоры Капулярко. И вот в таком-то гнусном доме и родилась принцесса Джулиана! Долг требует немедленно отправиться и помочь ей разорвать родство с подобными сеньорами! Король Артуро, перо на шляпу! Где твой верный меч Экслибрис?!


Он выехал, как советовал ему колдун Морло. Сел на верного своего Росинанта и направился через леса, долины и моря своей возлюбленной навстречу. Проехал Дабл, поплакал на могилке папы. Проплыл пролив Ламанч, убил чудовищного морского змея. Проехал через чудную страну Франшизу, побывал с экскурсией в Шампени, которая в провинции Коньяк. Он был в Пари — лямур Мари. Потом пустился в море. Плыл меж островов Сирен, играл на дудочке, ловил на удочку жемчужниц. И вот прибыл в Верошпирону. Прекрасный город, полно туристов, торговля процветает, свобода слова, чиновников и вовсе нет. И всё бы ничего, но вот семейство Капулярко монополизировало всю банковскую отрасль. Олигархическая паутина оплела весь город и грозила поглотить экономическую зону, как паук глотает муху.


Король Артуро прибыл с рекомендательным письмом к богатому плантатору Монстеро. Тот быстро догадался, в чём выгода подобного знакомства, но ужаснулся, узнав, кого избрал себе в супруги король Бредании. И вот по доброте душевной взялся за то, чтоб сладить столь непростое дело. Капулярко о ту пору давали всему городу благотворительные балы на Хэллоин с последующей передачей средств в сиротские дома Верошпироны. Поэтому благодетельный Монстеро придумал нарядить короля Артуро в костюм сборщика налогов. За этой целью дал ему очки с усами и громадным носом, суму с замком, большую шляпу и походную чернильницу с цепочкой. Так прибыл гость заморский на весёлый праздник, где рекой лилось вино и громко музыка играла.


Король Артуро был очень прагматичен и понимал, что в богатых семьях, где бытуют браки меж кузенами и их кузинами в целях сохранения имущества, не может быть красивых девушек. И потому приятно удивился, увидев, что девица Джулиана и в самом деле хороша!

"Ой, мама! — думал он, — Вот кого бы я хотел видеть в замке Карамель за своим круглым обеденным столом!"

И начал беззастенчиво теснить от девушки всех ухажёров. Те, видя, с кем имеют дело, поспешили отойти подальше. Девица же впервые оказалась на благотворительном балу и совершенно не видала до сих пор ни единой твари мужеского полу. Коты, павлины и отец в данном случае не в счёт. И очень испугалась, когда её толпою окружили какие-то чудовища с рогами, длинными носами, острыми зубами и прочими кошмарными вещами. Поэтому король Артуро в своих очках, больших усах и с огромным носом ей показался краше всех аполлонов, вместе взятых.


Меж тем, пока вся молодёжь так славно веселилась, Монстеро написал письмо к своему заклятому врагу — главе семейства Капулярко. И пишет так: в чём дело, милый мой? У вас товар, у нас купец! Бросайте ваши предрассудки и давайте скинемся на свадьбу.


Получив письмо, Капулярко бросился искать дочку Джулиану.

— Дочь милая моя! — так начал олигарх верошпиронский свой парадный монолог, — Вот чудный случай навеки прекратить вражду с благородными Монстеро! Со временем, глядишь, соединим все наши капиталы и купим весь парламент с потрохами!

И далее отправился искать по залу свою дородную супругу, сеньору Капулярко, чтобы порадовать её хорошей вестью.

Влюблённый сборщик податей со своей чернильницей и шляпой уже отплыл из зала, заручившись у прекрасной Джулианы согласием на брак. Счастливый, примчался он к Монстеро, чтоб порадовать того своей удачей.

— Вот чудно, сын мой! — воскликнул добрый дядя. — А вот и ответное письмо от брата Капулярко! Он пишет: шли сватов, брат! Артуро, дело в шляпе!


А утром грянуло ужасное известие. Джулиана шлёт через свою старуху-няню известие о том, что отец рехнулся и решил немедленно помириться с семьёй Монстеро. И дядя подлый уже успел достать ей женишка! Артуро, зацени: какой-то рыжий идиот с каких-то заграничных островов, владелец не то какой-то карамели, не то какой-то караоки, наобещал её папаше чёрт-те знает пуда с два! Она родителям пыталась объяснить, что полюбила сборщика налогов, намеревается с ним сочетаться и в будущем освоить совместное предприятие по сбору государственных налогов. Она хотела, — нет! — она честно собиралась продолжить папино благое дело. Но, папа — истовый республиканец — вдруг изменил верошпиронским идеалам, упёрся рогом и воспылыл любовью к монархизму. Всё безнадёжно, поэтому она предлагает чудный план. Девица выпьет зелье и как будто бы умрёт. Артуро тёмной ночью проберётся в склеп и поцелуем разбудит свою спящую принцессу. А дальше — дранг нах вестер и селимся в приличном шалаше.


Вот весь Верошпирон охвачен скорбью. Вот идёт, шатаясь, отец несчастный — Капулярко — за гробом дочери единственной своей. А рядом с ним идёт понурый брат Монстеро. Вот так и помирились два семейства! А следом идёт сам жених, хитроумный король Артуро. Ему потребно знать, где склеп находится. И хорошо бы незаметно проникнуть внутрь и там средь трупов и сухих останков прежних Капулярко спрятаться до ночи.

Но что он видит?! Какой кошмар! Нет никакого склепа! Олигарх и монополист, преступный Капулярко все средства от благотворительных балов вбухал в индивидуальный замок! В неприступном зданье будущего банка, на самой верхотуре, в железном сейфе решил похоронить дочурку в гробу хрустальном! Замуровал все входы и посадил у стен быстрорастущие кусты шиповника!

"Ну, дело худо!" — решил Артуро и отправился в обратный путь. А там всё получилось, как по маслу: недалеко от замка Карамели нашлась красивая девица и стала королевой.

Но, что же Джулиана? Прошло сто лет, и вот настало время исполниться пророчеству: прибудет рыцарь, поубивает всех чудовищ, поцелует спящую принцессу и завладеет множеством сокровищ, которые семья Монстеро и семья Капулярко сложила в замке том.


ГЛАВА 31. Куда вы?! — В сказку!!


— Вот вам весь сказ. — задумчиво закончил Ворон.

— И что же, так никто и не пришёл, никто не освободил принцессу? — тайком вытирая слёзы, спросил Долбер.

— Насколько мне известно, нет. — ответил за Вещуна Вавила. — Никто не мог пробиться сквозь густую поросль диких роз.


Ночь была чудесно тёплой и сказочно прекрасной. Младшие дети давно залезли в свои комнатки в дубовом замке. Но, взрослые пока не торопились. Костерок ещё горел. В стороне от всех на ветке печально вздыхал Ворон, Гомоня сидел рядом и сочувственно гугукал.

— Он так переживает? — удивился Лён, который считал балагура и хулигана Вещуна очень несерьёзным.

— Ещё как! — вступился за товарища Вавила. — Ты не смотри, что он такой… такой… Ну, в-общем, у него очень нежная душа.


— Блин! — сокрушённо проронил здоровый Долбер. — Подумать только! Незанятая принцесса! Всю жизнь мечтал жениться на принцессе.

— Всех и делов-то, — согласился Федька, — поцеловать в медовые уста!

— Брось издеваться над человеком. — недовольно отозвался Костик. — У него трагедия в душе. Тебе по малолетству не понять, каково это — влюбиться в благородную девицу!

— А главное, приданое всё там. — заметил Федька. — Да неужели вы полагаете, что за сто лет не прибежала куча женихов и не расчесала весь шиповник вдоль и поперёк?!

Долбер снова завздыхал.


— Не так всё просто. — заметил кот. — Ты, Фёдор, наивно полагаешь, что вся проблема лишь в шиповнике. Но, видите ли, в деле приняла посильное участие сама Моргала. Мерзкая колдунья усложнила ситуацию. Башню стерегут ужасные чудовища! Вокруг него полно костей! Там гибнут принцы. Говорю вам, рыцари, плохая это сказка!

Наверху раздался надрывный плач.

— Что такое? — напугался Костик. — Чего Вещун ревёт?

— Принцессу жалко! — плаксиво отозвался тот. — Я сам в душе прекрасный рыцарь. Несоответствие внутренних ценностей и жалкой внешности — моя трагедия!


— Что-то я не верю. — тайком шепнул на ухо коту Вавиле Лён.

— Поверь, мой друг. — отозвался тот. — На Селембрис всё возможно.


— Чудовища! — оживился Костик. — Чего-чего, а с монстрами нам воевать не привыкать!

— А я ни разу не сражался ни с одним таким. — с завистью признался Долбер. — У меня и оружия-то нет. Да что там! Я ни разу не надевал кольчугу или там панцирь!

Все замолчали.


— Лён, я не могу такое видеть и молчать! — отозвал в сторонку Лёньку Костик. — Он так страдает! Давай, пойдём, спасём принцессу!

— Костик, ты рехнулся. Чувства Долбера — это просто анекдот!

— Да уж конечно! — горько заметил Костя. — Ты вот так же посмеялся и надо мной! Превратился в Забавушку Потятишну и любовался, как я, дурак, тебе поверил!

Он резко развернулся, отошёл и направился к лестнице. Не говоря ни слова, Костик забрался на второй этаж и скрылся в одной из комнаток. Следом полез печальный Долбер.

"Вот те раз! — подумал Лён. — Теперь всю ночь будут вздыхать вдвоём о своих принцессах! А я, выходит, идиот и циник!"


— Чего они? — лениво потягиваясь, спросил Федюн. — Спать не пора?

— Иди и спи. — ответил Лён.

— И где он, этот замок? — рассуждал Федюн. — Это ж надо! Хрустальный гроб! Интересно, она там сохранилась или стала мумией?

Он с бормотанием полез на дуб.


— Где Ворон? — спросил у Вавилы Лён.

— Гостит у филина в дупле. — ответил тот.

— Пьют на брудершафт?

— Гомер не пьёт. — серьёзно проронил Вавила. — А у Вещуна трагедия на личной почве. Но, я не буду в это углубляться. Не моё дело выдавать чужие тайны. Пошли-ка спать.

— Нет, погоди. Так он не врал?! Это в самом деле реальная история?!

— Могу тебе сказать одно: есть башня, заросшая шиповником, и вокруг неё вполне реальные чудовища. И ещё могу сказать тебе абсолютно точно: Вещун не может лгать, он сдохнет от вранья. А что касается сказочности, то ты и сам был участником таких историй. Вон Долбер, он уроженец Селембрис, и у него сомнений нет. Если бы я был не кот, а рыцарь, я бы обязательно отправился туда и попытал бы счастья.


Кот тоже удалился. Лён остался в одиночестве. Ха! Ещё одна история? А что такого? Он погладил свой перстень с чёрным бриллиантом.

— Гранитэль! — тихонько позвал Лён, поднеся его к губам. — Как ты думаешь, что это за история?

— Не знаю. — так же тихо ответил голос. — Но, мне кажется, твои друзья загорелись идти спасать принцессу. Быть рыцарем — всегда почётно.

— Тогда нужны доспехи. Я возьму учебник и нарисую всё. К утру всех будет ждать сюрприз.

— Насчёт доспехов я согласна. А остальное — слишком примитивно. Давай рисуй, а я придумаю, как это всё подать. Пусть будет сказка.

Лён засмеялся. Всё завершается тем, чем началось — фальсификацией истории. Однако где-то спит в своём гробу принцесса! Он вспомнил, как было всё серьёзно, когда он сам был королевичем. И решил, что не будет более ни над кем шутить. По крайней мере, пока всё не закончится. Его до сих пор глодало раскаяние, что он так небрежно сыграл на чувствах Костика.

* * *

Едва занялся рассвет, Ворон соскользнул с широкой ветки и тихо приземлился возле Лёна.

— Так и не спал? — спросил он.

— Некогда. — ответил тот. — Придумываю рыцарский прикид.

Он быстро рисовал в своём потрёпанном учебнике. Ворон заглянул.

— Мне нравится. — одобрил он. — Когда готово будет? Справишься к утру?

— Не сейчас. Уж больно просто: как надел костюм, так сразу рыцарь! Как раньше было, в сказках: сначала богатырь найдёт меч-кладенец, потом — кольчугу. Потом — коня! И лишь тогда идёт на змея!

— Вполне со вкусом. — согласился Ворон. — Идея есть?

— Там видно будет. — туманно пообещал волшебник.


Костяну и Федюне подарили новую одежду — не больно много шику, но по сезону. Ходить летом в тёплой куртке слишком жарко. Оба откровенно наслаждались этой чудной жизнью в замечательной стране Селембрис. Век бы не уходить оттуда!

Однако суть да дело, надо собираться! И вот Лён вышел на поляну перед дубом и на глазах у всей восторженно вопящей детворы картинно свистнул в небо и крикнул:

— Сияр! Вейко!

Все с горящими глазами наблюдали, как два белых жеребца эффектно спускались с неба. Вот лёгкие копыта коснулись травы, и Сияр приветливо заржал, показывая брату, что тут все свои. Лён охватил коня за шею и нежно погладил бархатный его нос.

План был таков. Все шестеро идут одним отрядом: четыре рыцаря, кот Вавила и Вещий ворон в качестве проводника. Оба коня легко снесут всю компанию. Лён с Долбером уселись на Сияра, прихватив с собой кота. А на Вейко запрыгнули Костик с Федькой. Ворон шёл своим ходом.


— Друзья, прощайте! — торжественно провозгласил Лён обалдевшей от восторга ребятне.

— Не поминайте лихом! — крикнул Костик, срывая Вейко с места.

— Красавец мой! — вскричала с дерева дриада. — Прославь себя!

— Навеки твой! — завопил Федюн.

И два коня рванули в воздух.


— Сейчас куда? — спросил Долбер. — К Гонде в замок? За оружием?

— Ну что ты. — ответил Лён. — Поздно к Гонде. Сказка началась.

* * *

— Эге-гей!!! — в восторге кричал Костик.

— Ура-ааа!!! — самозабвенно голосил Федюн.

Вейко выписывал крутые виражи, а вокруг нарезал бешеные круги Вещий Ворон.

Земля была прекрасна. Так чудны, так непередаваемо манящи облачные дали! Так восхитительны яркие озёра, реки, мелкие россыпи болот! Солнце блещет снизу, из живых зеркал воды. Сплошная гуща нетронутых муромских лесов, словно стада зелёных кобылиц, идущих к водопою! Широкие ленты сухих боров, дубравы из дуба, клёна, ясеня и липы с подлеском из орешника. В смешном цыплячьем оперении из лютиков мелкие лесные речки бегут меж пышных незабудочных холмов. Застенчивые озерца прячут взгляды в ресницах иван-чая. Пойменная шохра — словно бархат с небрежно нашитыми чешуйками стекляруса. Разноцветные весёлые поля гречихи, клевера, пшеницы. Иссиня-бело-розовы моря люпинов. И вот мелькнул, пронёсся, прозвенел, пропел журавушкой, воссиял, как жемчуг, несбыточный, волшебный, таинственно-печальный Китеж-град!


С разгорячённым лицом, с блестящими глазами Лён смотрел с высоты на расстилающуюся панораму. Не таким ли должен быть или когда-то был тот край, в котором нынче все забыли, кто они такие или кем должны быть?! Сияр, повинуясь скрытому пожеланию всадника, опустился ниже. За ним — Вейко. Они уже летели над самыми верхушками высоких сосен. Впереди блестела, извиваясь лентой, незнакомая река. Кажется, пошли мордовские леса.

— Куда летим? — спросил в ухо Долбер.

— Пора немного отдохнуть. — ответил Лён.

— Да уж давно пора. — недовольно отозвался кот Вавила. — По мне, право, лучше бы сидеть в карете, чем на этом диком скакуне!

Едва все сошли с коней, как те взвились и Вейко крикнул сверху Лёну:

— Мы должны лететь! Нас позвал Магирус!

И умчались, совершив прощальный круг.


— Вот те раз! — огорчился Долбер. — Рыцари и без коней!

— Скажешь тоже! — солидно отвечал Костян. — Чтоб рыцари да по двое на лошади!

— Да уж, — отозвался Федька. — так гораздо лучше — вовсе без коней. Зато не обидно никому — сплошное равенство.

— А ты чего молчишь? — сунулся к нахмуренному ворону Вавила. — Речь утратил али недоволен чем?

— Не нравится мне это место! — сварливо ответил тот. — Хуже выбрать не могли? Тут леших да кикимор навалом. Да болотные гогули! А по ночам шатаются да воют волки!

Все торопливо принялись собирать по краю леса хворост для костра. Место для стоянки выбрали на пологом бережку неширокой и тёмной речки. Путешественники не догадались запастись ни посудой, ни провизией. Только у Лёна был его странный меч, да ещё Сияр обронил с седла тот самый лук, который подобрал когда-то в разорённом войной селении Пафнутий. Но, в колчане была всего одна стрела. Усмехнувшись собственной беспечности, Лён взял немудрящее оружие и отправился вдвоём с Вещуном чего-нибудь добыть на ужин. Тот летел поверх деревьев и своим карканьем распугивал добычу.

— Да замолчи ты! — крикнул Лён.

Он огляделся. Вокруг явно имелась жизнь. Под самым берегом суетилась стая уток, возглавляемая синешеим селезнем. Лён бесшумно опустился наземь и пополз, тот и дело замирая, к обрывистому краю, поросшему приречным разнотравьем. Вот уже сквозь жёсткую осоку светится зеркало воды. Он привстал и, положив на тетиву единственную стрелу, до отказа натянул свой лук. Тут бдительный самец громко загорланил. Утки заколотили крыльями, взбивая воду, загомонили, закрякали в великой панике и бросились не вверх, а врассыпную! А селезень взмыл в воздух и принялся кружить, отвлекая на себя внимание охотника. Лён раздосадовал и опустил лук. Ему жалко было стрелять в селезня: больно уж красивый!

— Не трогай меня, дивоярец! — крикнул селезень. — Я пригожусь тебе!

Лён застыл от изумления. Это ещё что такое?! А селезень тем временем ускользнул, оставив охотника удивляться.

— Что не стрелял?! — сердито крикнул вещий Ворон. — Я уж облизываться начал!

Ничего не отвечая, Лён направился через поросшую багульником прибрежную полосу к высокому смешанному бору. Кругом неистово гомонили птички, порхала всякая перная мелочь, бестолково метались бабочки, вилась мошкара, оголтело пищали комары. Под ногами пробежала чёрная стрела и с тихим плеском соскочила в воду. И поплыла, выставив головку с двумя оранжевыми пятнами.

Лён вытер пот и снова огляделся. Завтрак давно забыт, обеда не было, а ужин упорхнул, обманув охотника. На поляну выскочил косой в своей невзрачной летней шубке.

"Стой, негодник!" — подумал Лён и не пошевелился.

Здоровенный зайчище повернулся к нему в профиль и принялся вертеть глазом, осматривая с ног до головы. Лишь он успокоился и повернулся задом, Лён быстро вскинул лук и нацелил на добычу.

— Не надо, дивоярец! — крикнул заяц, удирая. — Я пригожусь тебе ещё!

— Да ты сейчас мне нужен! — крикнул ему Лён.

— Опять промазал! — возопил во гневе Вещий Ворон. — Нет, я полагаю, что мне придётся нынче же вечером стать травоядным!

И, не переставая язвительно комментировать успехи Лёна, помчался самостоятельно охотиться на дичь.


Он смеялся. Шёл по лесу и смеялся. Ай, вляпался ты в сказку, дивоярец! Что ещё там будет дальше?

Заметив густые заросли малины, все сплошь в красных огоньках, он всё ещё посмеиваясь зашёл в них, намереваясь хоть полакомиться малиной. Может, товарищи сумеют наловить немного рыбы, а то у рыцаря с охотой вышел полный швах!

Лён с удовольствием объедал кусты, когда понял, что охотится в малиннике не он один. Кто-то шумно задышал и, выдав тонкий стон удовлетворения, слегка подпортил воздух.

— Федюня, ты что ли?! — расхохотался Лён. — Смотри, как бы снова не замаяться животом!

— О-ооо! — томно сказал Федюня.

— Давай, Бубен, хоть по две горсти принесём товарищам.

— Ням-ням. — протестующе ответил тот.

— Ну ты и жрать, попович! — добродушно заметил Лён.

Но, друг обиделся. Сердито расшвыряв кусты, он ринулся навстречу. Поднявшись во весь свой невысокий пока рост, молодой медведь забил себя лапами по груди, поросшей светло-бурой шерстью. Проревев все угрозы, он взглянул на своего врага и замер, обнаружив нацеленное прямо в горло острие стрелы.

— Говори, что извиняешься. — сурово молвил Лён.

Медведь затосковал. Он посмотрел направо и налево. Потом потянулся к ягодке и стал задумчиво её обнюхивать.

— Плохо слышно.

— А-ня-ня. — ответил зверь.

* * *

С берега тянуло чудным запахом. Долбер занимался чисткой рыбы. Костян с Федюном перекрикивались, бродя в реке по пояс и что-то делали в воде. Вавила с крайне оживлённым видом колдовал у костерка.

— Обожаю отдых на природе! — задушевно поведал он, осторожно поворачивая над костерком палочки с насаженной на них чехонью.

— А что же ты не расстарался с самоваром? — спросил Лён, стараясь избежать расспросов о его успехах на охоте.

— Ну что ты! Какие самовары! Тут романтика такая, дикий образ жизни! К чему всё опошлять какими-то там пирогами!

Костян с Федюней волокли на берег здоровую корзину сильно вытянутой формы.

— Держи морду! — кричал Бубен.

— Не обзывайся! — кричал в ответ Костян.

Лён с восторгом и изумлением наблюдал, с каким талантом товарищи справились с проблемой. Пока он потешал собой и лес, и реку, Федька сплёл из ивовых веток ловушку и они вдвоём с Костяном наловили кучу рыбы!

Он торопливо подбежал и принялся помогать вытаскивать из морды резво бьющуюся серебристую уклейку, плотных язей, среднего голавля, ярких краснопёрок, мелких плотвичек, колючих ершей, горбатых окуньков. Вся остальная мелочь, вроде пескарей, гольяна проваливалась сквозь морду и оставалась в речке. Попадались лягушки, их выбрасывали в реку.

— О, я в восторге! — бормотал Вавила, бегая вокруг костра. — Это вам, земляне, не консервированное чёрт те что!

— Эх, соли нет! — с сожалением воскликнул Костик.

— Ещё чего скажи! — отозвался Федька и вытащил из кармана свёрточек в замызганной тряпице. — Вот, у Ваньки вытащил из сумки, когда он смазал из кузницы.

В тряпке оказалась грубая и грязная соль. Предприимчивость Федюни всех привела в неописуемый восторг. Он грелся в лучах славы.

— Ну, если так, — воскликнул кот Вавила. — жалую вас для полного удобства походным рыцарским набором!

Он щёлкнул толстыми белыми пальцами, и на траве образовались четыре жёлтых эмалированных кружки и симпатичный круглый котелок.


К вечеру прибыл Вещун.

— Ну что, лыцари, — весело воскликнул он, — небось опять пустую воду жрали?!

— Тебе там на вертелках осталась рыба. — лениво проронил Костян. — А чай остыл весь.

— Спасибо. — желчно ответил Ворон. — Я лягушек наклевался.


ГЛАВА 32. Пойди туда, не знаю — куда…


Наутро Вещее Трепло поведало со смаком, как оскандалился намедни на охоте их товарищ. Как селезень его провёл, как заяц кинул дивоярца, словно лоха на базаре. Однако делу — время, трёпу — час! Надо собираться, а то пешими далеко не убежишь! Да и кто же ведает, где эта башня, в которой спрятана принцесса!

— Ну, я не знаю, — заметил Ворон. — насчёт башни пока что рановато, а вот некое жилище я видел, пока летал над лесом.

— Небось, снова змеюкину избушку. — подколол его Федюн.

— Нет, это просто издевательство какое-то! — возмутился Ворон. — Теперь меня всё время будут попрекать ошибкой!

— Да ладно. — миролюбиво утешил его сытый кот. — Кто не ошибается! Пойдём и спросим путь.

Они торопливо собрались, притачали кружки к поясам. Долбер повесил драгоценную посудину на палку, и экспедиция направилась за Вещуном. Путь шёл через лес. Постепенно весёлые берёзки и осины сошли на нет. Появились раскоряченные ели, подлесок загустел. Потом и вовсе пошла сплошная темень. И вот вся компания выбралась на сравнительно открытое пространство.

— Ба, я в восторге! — заметил Лён. — Как приятно встретиться с друзьями!

— У тебя и тут знакомые! — обрадовался Костик. — И кто живёт в такой приятной хате?

— Дай я угадаю. — ехидно ответил Вавила. — Это бабушка Красной Шапочки!

— Нет, это Серый Волк! — пошутил Федюн.

— Вы все ошиблись. — важно заявил Долбер. — Здесь живёт сестрица Алёнушка и братец её Иванушка.

— Все вы чуть-чуть не угадали. — разочаровал всех Лён. — Здесь живёт очень милая старушка. Бабушка Яга.

Все с осуждением воззрились на Вещего Проказника.

— И ты, Сусанин? — мрачно молвил кот.


— Избушка, избушка, встань ко мне передом, а к лесу задом! — торжественно провозгласил Лён, подмигнув глазом всей компании. Та заквохтала и с противным скрипом принялась неторопливо разворачиваться, раскачиваясь и роняя мухоморы с крыши.

Он постучал в кривую дверцу.

— Гесперия, ты дома?

Внутри послышалась возня. Дощатая дверца распахнулась и на порожек вывалилась чумазая особа с крючковатым носом и нелепо торчащим зубом.

— Дело пытаешь, али от дела лытаешь?! — свирепо завопила она, оглядывая всех единственным глазом.

— Простите, — ошеломлённо отступил Лён, — а где Гесперия?

— Ничего не знаю! — заскандалила старуха. — Домик стоял беспризорный, жильцы все съехали! Я и заселилась! У кого претензии, пущай ступает новый ищет! Жалобы не принимаю!

Она вскочила обратно, шарахнув дверью. Изнутри послышался остервенелый грохот падающих кастрюль и бьющейся посуды.

— Ну что ещё?! — выскочила она снова, хотя её никто не звал.

— А нам надо Змея победить! — вскричал Вавила, прыгнув к самому крыльцу, и вцепился лапой в дверь.

— Шо?! — разоралась ведьма. — Вам, может, ещё и баню истопить?!

— Да. — твёрдо сказал Костян. — И также постелить постель на всю артель.

— На ужин сотни две блинов и две корзины пирогов. — продолжил несерьёзный Федька.

— Ещё четыре фляги молока от недоёного быка. — нахально завершил меню для странствующих рыцарей Вещун.

— Ну вы хамы. — заметила им ведьма уже спокойнее. — А если нет, то что?

— Тогда освобождай жилплощадь! — гаркнул ворон. — Нашему дивоярцу не впервой супостатов гнать в три шеи!

Чтобы усугубить то впечатление, которое на ведьму произвело выступление ансамбля, Лён слегка высвободил из ножен свой дивоярский меч.

— А что ж вы сразу не сказали! — засуетилась ведьма. — Сейчас, пойду в лесочек за дровами, баню истоплю!

— Не надо баню. — ответил Лён, понимая, что дело может затянуться до утра.

— Хорошо, касатик. — согласилась ведьма. — Пойду вот к мельнику тогда, смелю два мешка зерна. А то мука вся кончилась.

— И блинов не надо. — отказались рыцари.

— Тогда слетаю в деревеньку. Как коров пригонят, так я от каждой по кружечке и нацежу!

Эта идея тоже погорела. Также никто не пожелал спать в избушке с крысами, тараканами и пауками, накрываясь старыми мешками.

— Ну тоды, касатики, не обессудьте. — развела руками баба Яга, — Ничем более не услужу.

— А нам ничего особенного и не надо. — заверил её кот. — Меч-кладенец, разве. Три экземпляра. Доспехи богатырские в четырёх комплектах. А далее сплошные пустяки — два Сивка да два Бурка.

— Матушки! — взвыла старуха и в отчаянии полезла на крышу. — Давайте лучше накормлю грибами!


Они впятером раскачивали орущую от ужаса избушку.

— Сказывай, где всё попрятала! — грозно каркал ворон, летая кругами над раздавленными мухоморами. В домике перекатывались бочки, сундуки, корзины, звенела битая посуда, пищали крысы, верещал сворованный в деревне поросёнок.

— Всё, всё скажу! — выла ведьма, уцепившись за чахлую трубу.

— Ну, говори!

— Как на море-окияне да на острове Буяне… — начала баба Яга.

— Валите, братцы, богадельню наземь! — скомандовал Костян.

— Я ошиблась! — завизжала ведьма. — Ступайте, соколы, за мной, я всё вам покажу!


Старуха тащилась, подволакивая ногу, громко охая и жалуясь на беспросветность жизни. Немного смущённые её жалким видом, герои молча следовали по пятам.

— А вот и место. — умильно возвестила бабка и оглядела всех хитрым глазом.

Местом была невысокая гора, поросшая травой и мелкими кустарничками.

— И где же вход? — засомневался Ворон.

Та, не отвечая, подошла к пеньку и постучала.

— Кто там? — спросил какой-то странный шелестящий голос.

— А это я, — известила ведьма. — баба Яга, Костяная Нога. К тебе гости, Чучельник.

— Сейчас открою. — послышался всё тот же голос. Раздалось шуршание, и пень вместе с частью холма отворился, подобно двери. Открылась невысокая дыра.

— Милости прошу. — прошелестел хозяин.

— Нам туда? — с опаской спросил Долбер.

— Кто этот Чучельник? — спросил у ведьмы кот.

— А это не мои проблемы. — ответила она. — Вы получили, что хотели. А мне пора обратно. У избушки нервный срыв.


Ведьма торопливо удалилась, а они так и не решались войти во тьму. Из дыры тянуло чем-то неприятным. Лёну показалось, что их внимательно изучают чьи-то глаза.

— Вавила, — обратился он к коту, — ты ведь мастер на всякие бытовые штучки. Давай-ка, сделай нам фонарь. Или хотя бы керосиновую лампу.

— Вообще-то, не полагается прибегать таким вещам, когда ты в действующей сказке. — ответил тот. — Я ведь только сопровождающий. Ты мог бы, как участник, прибегнуть к собственной магии. В крайнем случае — к кольцу. Иначе равновесие сил нарушится. К тому же вас четверо, а не один Иван-царевич.

— Я предлагаю сделать факелы. — нарушил его речь Костян.

— Костя, из чего их делать? — ответил Долбер. — Здесь нет ни смолы, ни сухого дерева.

— А не пожечь учебник? — предложил Федюн.

— Да ни за что! — воскликнул Вещий Ворон.

Лён уселся наземь, достал свой карандашик и торопливо нарисовал поверх параграфа четыре свечки. Потом поёрзал, почесал в лохматой голове и выдал вирши:

Тьма бежит, как от пожара.

Весть летит от Дивояра.

Вышли рыцари в поход,

Каждый свечечку несёт.


— Вот это я понимаю, — с уважением отозвался кот. — вот это поэзия!

Перед Лёном образовались в пышном мху четыре свечки. Ещё мгновение — и они вспыхнули неяркими при свете дня трепещущими огоньками. Все четверо быстро похватали в руки по одной и поспешно направились ко входу в жилище странного существа, которое откликалось на имя Чучельник.


Проходить в низкую нору пришлось по одному. Сначала вошёл Лён. Он попытался осмотреться. Но, стоя в три погибели, много не увидишь. Из земляного потолка свисали запутанные корни. Нора спускалась вниз, оттуда тянуло непонятно чем. Его толкнули сзади, и Лён пошёл, ничего не видя в свете свечки, кроме утоптанного пола под ногами. Звуков не было. И самого чучельника тоже не было видать.

Так, продвигаясь всё время вниз, они обменивались репликами. В основном весь разговор сводился к одному: ничего не видно. Наконец, коридор начал расширяться и одновременно слегка поднялся потолок.

— Фу-уу! — Костян устало расправил плечи. — Ещё немного и я бы превратился в Квазимоду.

— А я уж думал, — со смехом признался Федька. — что побегу на четвереньках!

— А я вот думаю, — поделился мыслью Долбер, — что наши спутники за нами не пошли.

Все торопливо обернулись и стали вглядываться в темноту, оставшуюся позади. Вавилы и Вещуна там не было. Их некоторое время звали, но поняли, что те и в самом деле остались наверху. Нечему тут удивляться, ведь свечек лишь четыре.

Делать нечего, все снова направились вперёд, гадая, что ждёт их дальше. Но, теперь хоть можно было идти почти в полный рост. Лишь Костик с Долбером пригибали головы, чтобы не скрести макушкой по сырому потолку. Дорога всё спускалась вниз — извилистая тёмная нора без всяких ответвлений. Лён шёл первым, за ним — Федюня. Следом — Долбер. И завершал всё шествие бесстрашный Костик.

Внезапно стены разошлись. Свет свечек терялся в кромешной тьме, царящей впереди. Лён продвинулся вперёд и высоко поднял свой маленький светильник. Все остальные подтянулись и теперь четыре свечки осветили довольно просторную земляную нору. И тут же обнаружили, что находятся тут не одни. Лён схватился было за свой меч, но с первого же взгляда стало ясно: фигуры у стены явно неживые. Все осторожно подошли и с удивлением увидели сидящих и стоящих в ряд зверей. Это были два медведя, четыре волка, лисы, зайцы, барсуки. Ещё немного в стороне лежал, подогнув нескладные копыта, как будто спал, небольшой лосёнок. Медвежья шерсть была забита землёй, а волки казались потраченными молью. Так же скверно выглядели и все прочие.

— Дохлые, наверно. — прошептал Федюн.

Костян не отвечал. Он тронул пальцами медвежью челюсть. Та немедля отвалилась и к ужасу ребят из-под неё посыпалась какая-то труха, а в ней кишели черви!

Они кинулись в другую сторону и обнаружили, что вся пещера по периметру усажена такими же чудовищными чучелами! Но, что было во сто крат страшнее, на противоположной стороне сидели люди! Бородатые мужчины, женщины и даже дети! Все четверо потрясённо смотрели на эту гнусность. Лица несчастных словно раздуты от распирающей их массы, иссиня-бледны. Никто не смел к ним прикоснуться. Наверняка, внутри всё те же черви.

— Кто бы ни был этот чучельник, — прошептал Костян. — прикончить гада!

— Вот это сказочка… — ответил Бубен. — Что-то я такой не помню.

Лён подумал, что в сказках обычно ужасы выглядят совсем не страшными. Да и зачем пугать детей, расписывая им реальность?! Но, стоит стать участником истории, как она начинает всё подносить в безжалостных подробностях. Они думали, что отправляются в увеселительную поездку. Даже латы им нужны лишь для антуража. Да что там говорить! Тот же Лён соблазнился и проникнулся несерьёзным тоном Вещуна.

— Что делать? — нарушил его размышления Долбер.

— Пойти и всыпать ведьме за намеренную дезинформацию. — мрачно ответил Костик.

— А я думаю, что надо уничтожить эту тварь. — нервно ответил Федька. — У Лёньки есть его волшебный меч. Наверно, эта гадина невелика, если лазает по таким вот коридорчикам. Не то, что старшая Змеиха.

И они направились дальше по обнаруженному ходу. Снова низенькие потолки. Снова приходилось пригибаться. Лён шёл впереди, держа наготове свой дивоярский меч. Далее снова обнаружилась пещера и в ней, как и следовало думать, снова были отвратительные чучела. Они были в гораздо худшем состоянии. Валялось много костей, совсем сухих. Смердение стало почти непереносимым. Кружилась голова.

— Давай валить наружу! — простонал Федюн, которого тошнило.

— Я тоже больше не могу. — Долбер судорожно смахивал с лица несуществующую паутину.

Лён приготовился услышать голос Чугункова, но не услышал.

— Где Костик? — просипел он, задыхаясь в смраде.

Все трое резко обернулись. Кости не было.


ГЛАВА 33. Загадки для добрых молодцев


— Он шёл за мной, — сообщил Федюн. — я видел свет от его свечи, когда мы двигались по коридору.

Больше он ничего не мог вспомнить. Впечатление от первой пещеры было столь сильно, что бедный Бубен едва не падал в обморок. А тут ещё второй паноптикум, от которого можно утратить разум! Федька не заметил, когда исчез Костян.

Все трое, прислушиваясь и тяжело дыша, направились обратно. Переход оказался короче, чем вначале.

— Это не та пещера. — глухо проронил Лён.

Долбер не ответил и обернулся.

— Где Федька?! — закричал он.

От его вопля посыпалась земля и слегка осели трупы по стенам. Из чучел повалились черви. Вся масса отвратительно зашевелилась, вспучилась и медленно потекла на свет.

Оставшиеся двое дико вскрикнули и ринулись в первое же отверстие, которое увидели. Долбер мчался впереди. И тут Лён увидел, как в стене открылась дыра, оттуда высунулось нечто, обхватило Долбера за голову и утянуло внутрь. Потом в отверстие быстро стало зарастать землёй, её словно подгребали изнутри.

Не помня себя от ужаса и ярости, Лён принялся рубить мечом то место, где сгинул Долбер. Меч оставил свой обычный вид и словно напитался неистовостью своего хозяина. Он воссиял, как не однажды было, и резко осветил земляную нору. Теперь отчётливо виднелась замаскированная ловушка. Наверно, так обитатель логова и утащил товарищей! Он тихонько брал того, кто шёл последним. А тут поступил иначе. Почему?


Земля осыпалась, Лён разметал её ногами. Открылась совсем низкая нора. Пришлось встать на четвереньки и продвигаться дальше. Было страшно неудобно. Но, он не выпускал из рук свой меч. Свечу свою дурацкую Лён бросил — оружие освещало путь гораздо ярче, чем слабая свеча.

Впереди различалось шевеление, потом послышались шипящие слова:

— Чего тебе надо? Чего ты лезешь? Я не трогаю тебя, и ты не трогай…

— Кто здесь?! — вскрикнул Лён.

Он выскочил в круглую глухую нору и свет меча ярко озарил её. В этом беспощадном свете метался по норе громаднейший паук. Но, не это поразило Лёна, а то, что голова у паука была явно человечьей. Наконец, тот прижался к земляной стене и из-под волосатой лапы сощурился на своего врага. С его облезлого черепа свисали тощие остатки грязных косм. Из перекошенного рта текла слюна, виднелись чёрные пеньки зубов. А вся изрезанная шрамами физиономия что-то напомнила Лёну. Он замер, вспоминая, и вдруг вскрикнул:

— Шакрас?!!

Тот занервничал.

— Да, да, это я… Ты, гадёныш, не добил меня своей проклятой сталью. Зато натравил на меня всех этих недочеловеков. Они меня порвали на куски. Я еле выжил. Ты не подумал, каково мне было?

— Ты заслужил своё. — с отвращением ответил Лён.

— Нет, я не жалуюсь, — усмехнулся отвратительной пастью колдун, — я добрался до своего заветного местечка и поддержал себя некоторыми средствами. Но, мне не хватало жизни, а кроме пауков, ничего живого больше мне не оставалось. Вот я и стал таким, какой я есть.

— Мне некогда выслушивать твои признания. — прервал его речи Лён. — Верни мне моих друзей.

— И ты снова пощадишь меня? — насмешливо спросил тот.

Лён промолчал. Пообещать этой твари сохранить жизнь за возвращение товарищей? Но, времени было явно в обрез и он кивнул.

— Вот твой друг. — колдун поскрёб конечностями по земле и под слоем грязи обнаружился замотанный в паутину Долбер. — А где тот, с которым я тебя однажды видел?

— Не твоё дело. — кратко ответил Лён, разрезая мечом на неподвижном Долбере упругие клейкие нити, и высвободил лицо товарища.

— Ты убил его! — воскликнул он и ринулся с клинком на паука.

— Нет, нет! — завопил тот. — Это только временно! Жертва оживает, если полежит!

— Ты очень дорожишь своею жизнью. — заметил ему Лён. — Только знай: если хоть один умрёт, можешь не сомневаться — сделка не состоится.

— А что мне может гарантировать, что ты не нарушишь слова?

— Ровным счётом ничего.

— Поклянись мне, дивоярец! — потребовал паук.

— Даже и не думай. Я просто подожду, пока друзья мои придут в себя и позовут меня. Но, если ты солгал, то у меня и подавно нет перед тобой ни малейших обязательств.

Он потормошил Долбера. Тот ответил слабым стоном.


Лён, обливаясь потом, тащил тяжеленного товарища на своей спине.

— Давай я помогу. — обратился с предложением Шакрас.

— Ещё чего!

И продолжал тащить. Они прибыли в место, где пропал Федюн. Лён начал привыкать к смраду. Задыхаясь, он прислонил безжизненное тело Долбера к стене и привалился рядом.

— Вытаскивай давай. — разрешил он пауку. — Только в случае чего ты помни, что я могу послать свой меч гоняться за тобой. А у него нет чувства сострадания.

Паук разрыл замаскированную нору. Вскоре из тьмы показались его лапы и задрожало от натуги чёрное большое брюхо.

"Как хорошо бы рубануть его сейчас по этой мерзкой попке!" — невольно помечтал Лён и усилием отогнал желание.

— Вот, — доложил Паук. — Этот самый вкусный был бы. Может быть, оставишь?

Замотанное в кокон тело выглядело неживым. С губ Федюна текла тягучая слюна.

— Федя, — звал Лён. — Бубен, отзовись! Ты обманул меня, Шакрас! Он укушен раньше Долбера и, значит, должен раньше придти в себя. А он даже и не стонет!

— Просто тому досталось меньше. — отозвался колдун. — Говорю тебе, он жив.

Делать нечего, пришлось доверить Федьку пауку. Лён зорко следил за тем, чтобы тот не присосался к телу друга.

— Да как я присосусь? — удивлялся подлый. — Сначала надо растворить все внутренние ткани, а уж потом тихонечко тянуть жидкую кашицу. А после я набиваю шкурки землёй пополам с трухой от гнилых пней и делаю такие замечательные чучела. А то так скучно в одиночестве тут, под землёй.

Лён не отвечал, он в который раз подумал, что их увеселительная прогулка превратилась в подлинный кошмар. Дрянная это сказка. Освобождать принцессу! Что может быть глупее! Да на Селембрис полно спящих королевен! И что — всех освобождать?!

— Тебе нравится так жить? — спросил он паука.

— Нравится! — охотно ответил тот.


Он вытащил всех троих на свет и разложил безжизненные их тела на свежей травке. Яркий солнечный денёк так контрастировал с внутренним состоянием Лёна! Надежда в нём боролась с отчаянием.

— Вавила, Ворон! — крикнул Лён. Никто не отозвался. — Опять свалили оба!

Лён вытер пот со лба грязной рукой и тут заметил, что весь, с ног до головы, вымазан землёй.

— Так я пошёл? — заметил из дыры колдун. И Лёну не понравилась его поганая физиономия.

— Нет, не пошёл! — грубо ответил он и, обнажив клинок, шагнул в дыру.


Паук пятился назад, а человек с сияющим оружием наступал на него. Лён понимал, что отпускать Шакраса нельзя, иначе придётся гоняться за ним по всей его подземной сети.

— Мои товарищи так и не ожили. — угрожающе сказал он. — И я буду отрубать тебе одну за другой твои отвратительные лапы, пока не получу, то, что мне требуется.

— Ты обманщик! — заверещал колдун. — А нарушение обещаний карается! Ты, дивоярец, здесь чужой, а то бы знал, как можно тут легко попасться в сети собственного слова!

— Это я уже заметил. Да вот ты упустил из виду, что я обещал не убивать тебя. О том же, чтобы немного укоротить тебе твои паучьи лапы, речи и не шло! Итак, где противоядие?

— Об этом мы не договаривались. — рассмеялся Шакрас. — Хотя, можем и потолковать.

И дальше он поведал Лёну, как мало времени у его друзей. Сначала яд парализует жертву, а спустя четыре часа начинает растворять все внутренности. Однако колдун может исправить дело, если Лён согласится выполнить его условия. Ему немного надо. Быть пауком прекрасно, но очень скучно. Паучья сущность насыщается, а Шакрасу надо больше. Раз Лён порушил однажды его затею с добычей золота, то теперь и должен ему всё возместить. Превратить паука обратно в человека (он знает точно, что у дивоярца есть такое средство) и сотворить для него золотой запас. Нет, он не слишком требователен и ему известны допустимые пределы. Поэтому колдун не просит сразу королевство. Человечий вид и золото — вот всё, что требуется. Дальше он справится и сам. В противном случае его друзья, все пятеро, займут своё местечко в маленьком музее под землёй.

— Все пятеро?! — не поверил Лён своим ушам. — Их же трое!

— Ну, хорошо, — согласился паук, — остальные два мне пойдут на завтрак. Ты сам признался, что они тебе не друзья, а речь шла лишь об освобождении друзей.

— Игра словами. — холодно отозвался Лён, весь пылая от желания убить врага. — На что рассчитываешь, членистоногое? Твой дорогой Лембистор снова сгинул в лимбе. Я сам отправил его в небытие. Он, как и ты, играл в догонялки и немного запутался в своей игре. Думал, что подловит меня в последний момент и принудит к соглашению. Да только сам и дал мне в руки оружие. Мне не хотелось прибегать к сильнодействующему средству, но сказка немного затянулась. Мы пришли сюда за доспехами для рыцарей, за мечами-кладенцами и за конями. Можешь мне не говорить, что где-то тут у тебя припрятаны пустые панцири от рыцарей. Нам не надо истории с душком. Показывай, где кот и ворон, и я удаляюсь.


Вытащив на солнце обвисшее тело Вавилы и маленький кокон с вороном, Лён уложил всех в ряд.

— Гранитэль, — обратился он к перстню. — кроме тебя, никто не сможет их оживить.

— Они ещё не умерли. — раздался голос. — Обойди их всех и прикоснись перстнем к каждому. И не говори ни одному, что тебе пришлось прибегнуть к перстню. Слишком велик соблазн.

Паук с интересом наблюдал за ходом дела из своей норы.


Все пятеро зашевелились и сели, одурело мотая головами.

— Вот он, гад! — с ненавистью проговорил Костян при виде подлой рожи колдуна и, схватив с земли дивоярский меч, ринулся к норе. Он даже не заметил, что меч оставил его руку и вернулся к Лёну. Но, Шакрас этого не увидал, он с рёвом кинулся вглубь норы.

— Стой, Костя! — крикнул Лён. — Не лезь опять туда!

Холм вдруг содрогнулся и осел, испустив массу вони и клубы пыли. Из кустов раздался визг.

— Ах, стерва! — вопил Ворон и долбил вредительницу по башке своим крепким клювом.

* * *

— Ничего себе, сказочка про спящую принцессу! — воскликнул Федька, отжимая воду из одежды. Они опять все собрались у речки, чтобы отмыться от грязи и постирать одежду.

— Да всё нормально. — ответил Лён. — Просто это остатки от моего первого приключения на Селембрис. Тогда мы думали, что уничтожили всех вурдалаков. Да, видать, не всех.

Ворон вздохнул и почесался лапой.

— Зудит от яда. — признался он.

От яда зудело у всех, и компания принялась чесаться уже нисколько не стесняясь.


— Что делать с этой? — спросил Федюн, кивая на притихшую со страху ведьму.

— С этой ничего. — небрежно отвечал Вавила. — Это просто баба Яга со всеми отсюда вытекающими следствиями. Обычная лесная злыдня. Одно лишь плохо: квалификация у партизанки недостаточная. Не знает даже, где добыть меч-кладенец.

— Чего это не знаю? — недовольно отозвалась ведьма. — Пришли, нахулиганили, устроили дебош! А их ещё встречай с блинами! Да баню им топи! Куда таку ораву денешь?!

— Кака ты, баушка, гавгуча! — отозвался Костик. — Да ладно. Кто тебя тут просит. Сиди в избушке со своими мухоморами!

— А, можа, мне с приветом хочется?! — со слезами закричала ведьма. — Все только знають, что ходить да лаять!

— Да ты и так с приветом. — отозвался хмурый кот, он был весь встрёпан от чесания и походил на обычного дворового забияку.

— Баба Яга, а ты бы показала в самом деле, где меч-кладенец. — обратился к ней молчащий дотоле Долбер.

— Тебе вот покажу, — сдалась старуха. — ты один мне не хамил. А остальные пусть не смотрють!

— Да мы не смотрим! — придурнулся Лён.


Ведьма встала, поправила съехавший набок драный плат и торжественно достала из кармана серенький клубок.

— А то они тут говорять, что у меня нет квалификации. — бормотала она. И кинула клубок на землю.

— Ты беги, беги, клубок, через запад на восток! Через север, через юг, возвращайся, сделав круг! Лишь коснёшься ты земли, быть по моему вели! Вели доставить энтих обормотов к тоёму месту, где хранится меч-кладенец!

Все переглянулись, едва сдерживая смех. Клубочек тем не менее, резво подскочил и, не обращая внимания на явный плагиат стишков, охотно помчался по тропинке. Вся компания бросилась за ним.

— Плохо без коней! — крикнул на бегу Костян. Федька засмеялся и прибавил ходу. Так целый день они и тащились за клубком. Когда уставали, то садились и отдыхали, а серенький мячик подскакивал немного в стороне. Потом снова пустились в путь. И вот неугомонный проводник привёл их к месту. Равнина кончилась, теперь перед ними возвышалась поросшая сверху травами, с широким слоем почвы, каменная стенка, а в ней зияла большая чёрная дыра.

— Так гораздо лучше. — заметил Костик. — А то мне ещё тогда не понравилась нора.

— Да, — согласился Федька. — это уже похоже на серьёзные декорации.

— Ну что? Идём? — спросил Ворон у Вавилы.

— Идём. — вздохнул тот.

И все они вошли в пещеру.


Здесь было грандиозно — никаких намёков на низенькие норы, в которых обитал поганый Шакрас. Высокие каменные своды, ручей, бегущий меж громадных валунов. Все, озираясь, шли дальше — где-то тут должно их ждать оружие. Долбер торопился. Он перепрыгивал с камня на камень и далеко всех опередил.

— Нехило тут, ребята. — молвил Костик.

— А- аааа! — раздался крик, отражаясь от высоких потолков.

Все кинулись, падая и спотыкаясь, на помощь недотёпе Долберу.


Зрелище было не из приятных: недотёпа висел, запутавшись в громадной паутине. Та, словно сеть, была натянута в проходе. За паутиной прямо на стене висели три меча.

— Вот дурень! — рассердился Костик и кинулся освобождать беднягу.

— Стой, Костик! — взмолился тот. — Не трогай сеть, она липучая!

Костик не поверил, он тронул пальцем один канат и тут же начал дёргать. Палец не освобождался, зато вся сеть буквально заходила ходуном, и Костик быстро оказался у неё в плену. Сначала одна рука, потом вторая. С каждым сотрясением необычайно липучая зараза одолевала героя, лишая возможности пошевелиться.

— Я же говорил! — завопил Долбер.

— Костян! Держись! — крикнул Федька и бросился на помощь. Он начал отрывать товарища от сети, но добился лишь того, что сам увяз. Всё произошло так быстро, что оставшиеся трое только разевали рты. Лён выхватил свой меч и кинулся перерезать проклятую ловушку. И с удивлением увидел, что его дивоярский меч выглядит, как обыкновенный!

Не веря самому себе, он затряс клинком — ничего не изменилось. Тогда Лён принялся рубить им паутину. Та и не подумала рубиться — металл отскакивал от неё, как мячик от стены.

— Смотрите! — потрясённо вскричал Вавила.


Сверху ползла по нитям чудовищно огромной паутины чудовищно огромная паучья туша! Куда там колдуну! Этот был подобен танку! Туго натянутые нити провисали и скрипели под его массивным телом. Они скручивались под паучьими конечностями, как канаты. Едва он отпускал их, толстые верёвки с необычайной упругостью вибрировали. От этого три пленника тряслись, как тряпочные куклы, и прилипали ещё больше. Они уже не могли поворотить и головы. Только следили, выкатив от ужаса глаза, за медленным продвижением монстра. Все восемь его глаз горели красным.

— Ну что же ты стоишь?! — в отчаянии воскликнул кот. — Руби его! Ты же дивоярец!

Лён подскочил и с размаху саданул чудовище по его кошмарной лапе. Раздался звон, как при ударе о металл. Ответ был страшен — паук легонько шевельнул ногой и от этого движения Лён отлетел, словно им выстрелили из пушки. Он обалдело посмотрел на свой меч — тот и не думал загораться.

— Я выклюю ему глаза! — завопил Вещун, отважно кинувшись на мерзкое чудовище. Он клюнул его в злобную красную гляделку и вскрикнул. Потом свалился наземь и пополз куда-то в сторону.

— Что же делать?! — кричал кот, бегая из стороны в сторону. — Не может быть! Ведь это сказка! Тут должен иметься выход!

— Какой?! — крикнул из центра сети Долбер.

Паук засмеялся. Это походило на скрежет по стеклу.

— Захотелось меч-кладенец? — пророкотал он. — Пришли и взяли? Так не бывает.

Он снова затрясся и заскрипел:

— Сначала отгадайте три загадки!

— Загадки! — Лён подпрыгнул и захлопал от восторга в ладоши. Как же он не догадался! Это же и вправду сказка! Он помнил старый фильм, где была такая же точно сцена! Он даже помнил, каковы разгадки! Ещё маленьким он смотрел его, играл в него! А как было страшно, когда Иванушка висел на паутине, а Леньчик смотрел огромными глазами и надеялся, что герой непременно победит!


— Отгадаешь — отпущу! — пообещал паук. — Прогадаешь — проглочу!

— Давай! — задорно крикнул Лён.

— Загадка первая: ОТЧЕГО СДОХНЕТ ВЕЩУН?

— Уй! — пискнул из щели меж камней ворон.

Вот так раз! Косицын чуть не поперхнулся. Такой загадки не было!

— От вранья! — крикнул Лён.

— Вер-ррно! — затрясся от смеха чудовищный паук. — Загадка вторая: ЧТО НА СВЕТЕ ВСЕХ СИЛЬНЕЕ?

— Правда! — нисколько не сомневаясь, крикнул Лён.

— Нет! — проскрипел паук и продвинулся к Федюну. Тот задрыгался и заверещал.

— Дружба! — крикнул Лён, почувствовав, что у него на голове дыбом встают волосы.

— Нет! — ответил монстр и — о ужас! — отщипнув кусок от Федьки, кинул себе в пасть.

— Искреннее сердце! — истерично крикнул кот.

— Нет! — захохотал паук и двинулся по направлению к Костяну. Тот висел спиной наружу, с нитью во рту и не мог пошевелиться. Паук протянул к нему свою клешню.

— Не надо! — крикнул Лён. Монстр не послушался и принялся выкручивать из бока Костика немного мяса. Его когти производили страшный скрежет.

— Любовь! — жалобно промявкал кот Вавила.

Паук сунул кусок в рот и пожевал, скрежеща железными зубами. Потом двинулся к Долберу с явным намерением попробовать его.

— Время! — завопил тот. — Думайте быстрее!

— Вер-ррно. — проскрипел монстрила.

Кот и ворон испустили крик восторга.

— Загадка третья: ЧТО НУЖНО СДЕЛАТЬ, ЧТОБЫ РАЗБУДИТЬ ПРИНЦЕССУ?

— А разве вы не спросите, что всего дороже? — растерянно спросил Лён.

— Нет! — прогрохотал паук. — Ответ неверный!

И протянул клешню к Долберу! Тот завопил:

— Поцеловать её! Вот что мне нужно сделать!

— Верно! — проревело чудище и отщипнуло от него кусок!


Паук сдох так внезапно, что никто не понял, что произошло.

— Ребята! Вы живы?! — в отчаянии крикнул кот, кидаясь к Костику, Федюну и Долберу.

Паутина обвисла и легко рвалась на части.

— Что с вами, братцы?! — вопил Вещун, поспешно обшаривая пострадавших.

Те обалдело таращили глаза. Нигде не было и следа крови. Лён тоже ощупывал молчащих товарищей.

— Но, я же сам видел, как эта тварь оторвала от них по здоровенному куску величиной с кулак! — клялся кот.

— Да это была кружка. — наконец, обрёл дар речи Федька.

— На то похоже. — отозвался Костик, снимая с пояса кусочек дужки. — Как он перекусил металл, мне показалось, что захрустели кости.

Долбер тоже лишился походного инвентаря. Все расхохотались и посмотрели на лежащего грудой металлолома паука.

— Клюнь его в глаз. — посоветовал Ворону Вавила.

— Ещё чего! — поёжился Вещун. — Я и так чуть клюва не лишился.


Все вдруг замолкли и обернулись к трём мечам, висящим на стене. Долбер первым поднялся, подошёл и попытался снять крайний. У него ничего не получилось. Тогда уже и Костик с Федюном попытали счастья.

— Как же так? — отступил на шаг будущий король. — Мы же победили чудище.

— Вот именно. — поддакнул Федька. — Ты один разгадал две загадки из трёх, причём, с первого же раза!

Лён отошёл в сторонку. Мечи его мало интересовали — они как раз такие, как он нарисовал в учебнике. Теперь он только догадался, что железное чудовище, пещера ужасов и прочая убедительная атрибутика — работа Гранитэли. Кошмара было ровно столько, чтобы не сойти с ума. Только не следовало сообщать об этом рыцарям — те восприняли ситуацию очень серьёзно. Далее по условиям сказки должны появиться добротные богатырские доспехи, а также сивки с бурками. Поэтому он не мешал товарищам отковыривать мечи со стен — сказка сказывается, а дело делается.

Однако, от пережитого ужаса так пересохло в горле! А откуда-то тёк маленький ручей. Обнаружилась маленькая дырка в камне, а из неё фонтанчиком бил кристальный ключ! Лён припал к воде и с каждым глотком к нему притекала сила.

— Ребята! Не иначе, как тут волшебный источник! — изумился он, видя, как с рук исчезли все царапины, как перестал ныть ушибленный о камни бок. Даже одежда становилась новой, чистой и нарядной!

— Лёлё, да ты красавец! — воскликнул Федька. — Смотри-ка, космы заблестели!

— А морда, морда! — восхитился Костик. — Истинно царевич!

Тут все, не смущаясь, кинулись к воде и принялись пихаться и ловить губами струи.

Пока они так развлекались, Лён отошёл в сторонку и, не трогая мечей, принялся осматривать то место, откуда так подозрительно проникал белый свет. Позади раздавались вопли.

— Я больше не чешусь! — с восторгом сообщил Вавила.

— А у меня исправился прикус! — поведал Вещий Ворон и поклацал клювом.

Все и в самом деле выглядели прекрасно. Хоть сейчас на свадьбу!

— Слушайте, мне нравится наше приключение! — поделился радостью Федюн.

— Да ты вроде вырос! — сообщил ему Костян. — И кудреватый стал какой-то!

Только Долбер ничего не говорил. Он и раньше был недурён собой и ростом не подкачал. Только ума немного не доставало. Парень подошёл к стене и потянулся за мечом. Все стихли. Меч легко отсоединился от стены. Сияющий от счастья Долбер повернулся к товарищам с оружием в руке и прошептал:

— Он мой!


А дальше всё пошло, как в сказке. Свет шёл из другой пещеры. В ней стояли четыре лошади каурой масти. Тут же лежали четыре комплекта для странствующих рыцарей. Каждому из них пришлась по мерке и длинная, до колен, кольчуга, и кожаный нагрудник со стальными пластинами, и красивые наручники до локтей. Были тут перчатки, прошитые стальными пластинами, были сапоги с металлическим носами и звонкими каблуками. Были четыре шлема с подшлемниками, кольчужным платом и носовой пластиной. И были также четыре шёлковых плаща — все разных цветов. Долбер сразу выбрал себе алый. Наверное, хотел, чтобы принцесса побыстрее заметила его, подумал Лён. Он не спешил и хотел проверить кое-что. Костян выбрал себе тёмно-зелёный плащ. Федюня взял золотой.

— А тебе, Лёлё, достался серый для лучшей маскировки. — извиняясь, сказал он.

Лён взял себе серебряный плащ.

Они оседлали каждый своего коня. И вот четыре рыцаря выехали из пещеры на белый свет. Кот Вавила ехал с Лёном, а Ворон, как и раньше — своим ходом.

— Теперь веди, Вещун! — пробасил рыцарь Константин. И рыцари Фёдор, Леонид и Долбер в знак верности и дружбы грохнули мечами о щиты.


ГЛАВА 34. Зона заражения


— Я вам нашёл шикарную добычу! — с большими глазами сообщил Вещун. — На хвост поспорю, вы такой отроду не видали!

— Наверно, курицу нашёл. — предположил Вавила. — Бедняжка спряталась на дереве от мародёров.

Ворон его не слушал, он уселся на голову константиновой лошади и гордо расфуфырил перья.

— Свинью с поросятами! — заподозрил рыцарь. — Это хорошо! Надо перед боем подкрепиться.

Ворон презрительно глянул на него и отвернулся.

— А в самом деле, не пора ли нам костерочек запалить? — размечтался рыцарь Леонид.

— Рыцарь, пьющий чай, что может быть комичнее?! — бросил ему Ворон.

— Только рыцарь, едящий манную кашу. — согласился с ним Константин.


Они уже третий день ехали по местности. Ворон уверял, что знает путь и точно приведёт их всех к верошпиронской башне. И вот с утра четвёртого дня показались признаки того, что Ворон в самом деле знал, что говорит. Стали попадаться одна за другой давно покинутые деревеньки, заброшенные поля, остатки брошенного скарба. Видно, тут была война. Люди не попадались. И, что было очень неприятно, не стало и добычи. Изредка встречались пугливые домашние животные. Едва завидев их отряд, одичалые козы (а других и не было) тут же удирали. Наконец, с обрыва завиделась совсем диковинная местность. Всё словно выгорело и было чёрно-серым. Вместо деревьев — изломанные раскоряки с обугленными ветвями. Можно подумать, тут пронёсся огненный смерч.

За целым лесом мёртвых деревьев возвышалось нечто — в грязно-мутном воздухе невозможно разобрать, что именно. Ворон уверял, что это и есть цель их похода — знаменитая Верошпиронская башня. Здесь им предстоит проявить молодецкую доблесть и отвагу.

Рыцарь Долбер был хоть сейчас готов идти спасать принцессу, а рыцарь Константин, как более опытный в делах войны, предложил отложить дела до утра. Ещё лучше сначала подкрепиться. Идея всем понравилась — какая к шутам война на ночь глядя!

И вот после небольшой разведки Вещун вернулся и уверял, что встретил нечто, достойное внимания благородных рыцарей.

— Наверно, это утка. — предположил несерьёзно Леонид.

— Мечтаю о гусе. — отозвался Константин. — Чтоб в яблоках, с гвоздичь-цветком в зубах, посыпанный заморскою травою…

— Ну хватит! — вскричал Ворон, которого уже порядком подкалывали неудачными приколами. — Я хотел, как лучше!

— Да что же это? — удивился Лён.

— Это дикий тур, кретины! Да-да! Обнаковенная дикая корова! Да куда вам, пожиратели тёплой манной каши! Тоже мне, рыцари в слюнявчиках!

— Да зачем нам столько мяса? — испугался кот.

Но, рыцари не слушали и поскакали следом за обозлённым вороном. Дикий тур! Хотя бы посмотреть, не то чтобы свалить!


На тура, видимо, охотились и до того. В боках у него торчала по меньшей мере пара дротиков. На шкуре копошились мухи, жадно облепив загнивающие раны.

— Эх, жаль красавца! — воскликнул Лён.

— Ему конец придёт не сегодня-завтра. — тоже с сожалением сказал Костян. — Всё равно погибнет от заражения крови.

Похоже, мощный зверь остался в одиночестве на разорённой территории. Никто не имел ни малейшего понятия, как его свалить — всё их оружие годилось лишь для ближнего боя. Единственным, что действовало на расстоянии, была стрела, которой Лён так и не сразил ни утку и ни зайца. Но, дротики, покачивающиеся в боках огромного животного говорили сами за себя. Может, какой-нибудь индеец и сумел бы свались одной стрелой бизона, да только у юных рыцарей шансы были нереальны.

Лён достал стрелу и рассмотрел её наконечник — тот был основательно иззубрен. Стрела многое повидала на своём веку, металл порядком смят. Тогда он достал свой дивоярский меч и попытался подчистить зазубрины. К его удивлению, меч опять светился! Он легко поправил недостатки острия стрелы. И, что ещё более удивительно, в местах подчистки медь засияла тем же светом! Вне себя от изумления, Лён пару раз провёл старым наконечником плашмя по лезвию меча. Потом попробовал царапнуть по наручнику. Медь резала по стали, как по маслу!

— Братцы! — вскрикнул он.

Долбер резко обернулся, натянув поводья. Его каурый протестующе заржал. И тут раздался дикий рёв.


Оборзелая зверюга величиной с УАЗ немедленно помчалась за Долбером, едва он в своём плаще попался ей пред взоры.

— Гони, гони скорее! — завопили все трое.

— Драпай, Долбер! — заголосил Ворон и кинулся мелькать перед глазами тура.

Красный плащ метался, как огонь на крыше. И вдруг Долбер остановился! Оглянулся и, резко развернувшись, пошёл назад, едва увернувшись от удара. Только большая масса помешала туру взять его вместе с лошадью на огромные рога! Ему больше было некуда скакать как обратно мимо группы: слева — обрыв, справа — непролазные заросли. Все не успели испугаться, как Долбер миновал их. На рыцарей со скоростью курьерского поезда надвигался дикий тур. И тут запела тетива. Маленькая белая молния метнулась и беззвучно нырнула в чудовищную грудь могучего быка! Никто не понял, отчего упал он! Стрела пронзила его тело, как иголка — масло. Тур умер прямо на скаку.


Тушу не стали трогать с места — там же и расположились на ночлег. Вырезали лучшие куски и жарили. Никто не мог поверить, что простой стрелой можно убить такого Минотавра. Костик уверял, что у быка случился разрыв сердца. Это только кажется, что они неуязвимы, на самом деле, многодневный стресс, боль и одиночество могут убить животное. Особенно, если он был вожаком стаи.

— Порядочно достанется мясца твоит сородичам. — добродушно пошутил Костян над Вороном. Тот промолчал. Его храбрый поступок тоже был оценён: Ворона хвалили. Только у Вещуна по мере приближения развязки всё больше портилось настроение.

— Вещун, а что там за чудовища охраняют башню? — вспомнил вдруг Федюня.

— Я говорил вам о чудовищах?! — удивился Ворон.

Все подтвердили, что говорил.

— Наверно, пьяный был, не помнишь. — пожалел его Вавила.

— Ещё чего! — возмутился Ворон. — Вещун никогда и ничего не забывает! А что я говорил про них?

— Да ничего. — пожал плечами Долбер. — Чудовища — и всё тут!

— А! — Ворон сник.

— Хоть я и не вещий кот, но могу сказать вам так. — проговорил Вавила. — Судя по всему, эта отвратительная местность — одна из зон, заражённых Сидмуром. Отсюда вывод: нам предстоит сражаться с вурдалаками.

— Ох! — ужаснулся Долбер.

Костян и Федька непонимающе переглянулись.

— Я так надеялся, что их уничтожили волшебники! — удручённо признался Ворон.


Они молчали, даже мясо в рот не лезло. Любая рана, нанесённая когтем вурдалака заражает его ядом! Пусть даже у волшебников есть средство! Но, до них о-го-го как далеко!

— А, главное, его нельзя убить обычной сталью. — мрачнее тучи обронил Долбер. — И наши жалкие клинки тут бесполезны. Мы загубим лошадей и сгинем сами.

— Зачем же ты привёл нас, Вещий Пустобрёх?! — гневно спросил у Ворона Костян. — Разве ты не знал, что дело бесполезно?!

— Прекратите обзываться! — не на шутку разозлился Ворон. — Да, я Вещун! И, пусть будет вашим милостям известно — не напрасно! И, если я в угоду вам нередко ломался под шута, то пусть не смущает вас некоторая одиозность в моих манерах! Так вот, я предпочёл бы трижды сдохнуть, чем послать вас всех на гибель без надежды! Но, я вам заявляю твёрдо: я — Вещун! И я провещеваю вот что: не знаю как, не знаю отчего, но вурдалаки все погибнут, а вы все будете целы!

— Да, — дрогнувшим голосом подтвердил Долбер. — этих тварей нужно уничтожить. Они пожрали всё в округе. Теперь они станут расползаться по Селембрис. А это значит, что начнётся новая волна заражений. Будет много жертв. Только я себе не представляю, как мы сделаем это! Волшебники били их молнией, уничтожали серебром! А у нас один на всех дивоярский меч! Не пойдёт же Лён в одиночку!

— Дай-ка мне твой меч, Константин. — тот вдруг прервал своё молчание.

Лён взял клинок и со свистящим звуком провёл дивоярской сталью по лезвию меча туда-сюда. Потом перевернул и сделал то же с другой стороны. И меч Костяна засиял! Костик охнул и схватил свое новое оружие. Подскочил к громаде турьей туши и с одного удара перерубил толстенную шею!

— Я никогда такого не видал! — в восторге крикнул он. И танцевал от радости.

* * *

— Лыцари! — истошно завопил на рассвете чей-то хриплый голос. — Пора идти в атаку!

Пьяный в дупель Ворон сидел верхом на зайце, с чайной чашкой на башке, с морковью, насаженной на палку, и репой вместо булавы.

— Я командую парадом! — закаркал он.

— Тьфу! — плюнул кот. — Опять нажрался! Любуйтесь на него: позорище наше селембрийское!


Все торопливо собирались. Тщательно затягивали на лошадях подпруги, надеясь, что лошади продержутся хоть немного. Вот все четыре рыцаря собрались сесть на скакунов и отправляться вниз, в чёрную, сожжённую долину.

— Стойте! — вдруг воскликнул Лён.

Он провёл своим мечом по рукаву кольчуги. Все стояли и смотрели, как фигура их товарища окутывается серебристым светом. Теперь он весь был серебряным — от пят и до макушки. Всё вооружение, весь металл и даже кожа нагрудника стала непроницаемой защитой. Серебряный шёлк плаща бледнел перед этим светом и казался просто серым.

Так же и все трое рыцарей приобрели необыкновенные доспехи. Потом Лён занялся конями. Он провёл мечом по их крупам и ногам, по шеям, головам. Всё на секунду вспыхивало и меняло цвет на светло-серебристый. Теперь лишь по разноцветным плащам можно было различить где кто.

— Не соврал Вещун! — обрадовался Фёдор.

— Вещун не может врать. — ответил кот и вспрыгнул на седло к Лёну.

Рыцарь Долбер с надеждой посмотрел с горы на смутно виднеющуюся за лесом башню. Ворон не соврал — там была башня.

* * *

Размётывая пыль и пепел, отважная четвёрка мчалась среди того, что когда-то было жизнью. Дивоярские доспехи так легки и так удобны, словно не металл, а шёлк струится по рукам. Над ними летел Ворон — он не пожелал остаться в стороне и рвался в битву.

Все четыре скакуна с размаху проскочили изгаженную речку, миновали сожжённое селение и огибали призрачный чёрный лес. Тот состоял из обгорелых покорёженных деревьев. И вот открылся вид на башню!

— А где же розы?! — вскрикнул Долбер.

— Ты прав, охотник на диких туров! — ответил сверху Ворон. — Роз, как видишь, нет!

Высоченная башня вся заросла доверху чёрными змеиными телами взбесившихся шипастых стволов. Ни единого листочка и ни единой розы!

— Плевать на розы. — проронил Костян. — Братва, держись!

На них мчалась дикая орда.


Хорошо поживший на этом свете вурдалак не похож на свой первоначальный вид, как головастик не похож на взрослую лягушку. Его изменение завершается и в окончательном варианте все они становятся примерно одинаковы — разница лишь в деталях. То, что мчалось с визгом, воем и топотом на четырёх героев, было смесью дикого вепря, крокодила и броненосца. Но, мало этого, громадные вилообразные рога на голове! Из-под копыт вымётывался пепел, отчего всё дикое войско окуталось клубами дыма. Из-за воя, грохота копыт и тучи пепла казалось, что их несметное количество. Огибая мрачную громаду высокой серой башни, вытекали новые и новые потоки вурдалаков. Они широким фронтом двигались на четырёх героев. А те застыли от ужасающего зрелища.

— Что же это… — пробормотал Вавила.

"Мы пропали! Это слишком много!" — подумал Лён.

Их было не меньше двух тысяч! Видимо, после разгрома заражённых зон они сбегались все сюда, разоряя местность.

— Гранитэль, это невозможно! — в отчаянии воскликнул Лён.

— Верь, рыцарь! Вы неуязвимы в доспехах Дивояра. Джавайн вас слышит!


Лён схватил кота и засунул в седельную суму, провёл по ней мечом, прихлопнул и приказал:

— Сиди!

— Всем рассредоточиться! — крикнул Константин и они рванулись с места, как четыре диких молнии. Неутомимые скакуны несли их, словно обезумев от отваги. Бешено метались за плечами рыцарей плащи — четыре яркие пятна на мертвенно-выжженной равнине. Они расходились на скаку на расстояние полусотни метров. Четыре пепельных торнадо вырастали следом из-под копыт неистовых коней. Кто им подарил четыре этих ветра?! Они только не летали, но мощью не уступали лунным жеребцам!


Восторг и ярость! Ярость и восторг! Ненавистные порождения Сидмура! Проклятый извращённый мир! Больная демонская злоба!

О, мой меч! Ты насыщаешь меня силой! Я слышу, чувствую, я ощущаю, как сквозит по пальцам, по моим рукам, насыщает мышцы великолепие, блеск, бесконечное могущество Джавайна! Не кровь течёт по моим жилам — живой огонь! Пылает сердце, крик сотрясает небеса! Сгинь, нечисть! Бойся Гедрикса, Сидмур!!!


Со страшным рёвом армия чудовищ захлестнула четырёх отважных рыцарей. Кошмарные порождения тьмы лезли друг на друга, роняя ядовитую слюну. С выкаченными от лютого голода и дикой злобы горящими буркалами, с оскаленными в жажде клыками! Это мясо, это пища, это кровь! Это враг, это недоступный свет, это ненавистная Селембрис!!! В истеричном хохоте они падали под копыта своих чудовищных собратьев, их топтали, разрывали на куски, подбрасывали в воздух! Разорванные вскакивали, не чуя боли, и кидались снова. Всё вокруг кипело чёрной кровью, ворочались растерзанные туши, клацали зубами, тянулись к горлам лошадей, к ногам рыцарей!

— Дерись! — крикнул Константин покачнувшемуся от ужаса Фёдору и первый рубанул по морде твари, ухватившей его за ногу. Тот тонко завизжал и провалился под копыта наступавшей массы.


Меч производил ужасное опустошение. Он разрубал любую тушу, словно лист бумаги, и та уже больше не вставала. Кони помогали седокам: они давили тварей своими сияющими серебром копытами, пробивали черепа, ломали кости. Гнусная масса содрогающейся плоти вурдалаков не оскверняла сияющих доспехов, не прилипала к шкурам лошадей, не пачкала плащей. Они воистину неуязвимы! С криком рыцари врубались в гущу демонических чудовищ, кромсали, резали, рубили!


Себя не помня, бился Фёдор. Кто он, что с ним, что было раньше и что будет после?! Прочь, время! Не позабудь меня, миг мой золотой!!


Сражался Долбер, словно побеждал сам себя, словно изгонял из души болезнь, занозу, память о Сидмуре! Алым пламенем горел он, одетый цветом отваги, страсти, верности, любви, надежды, славы!!


Как парусник, попавший в бурю, пробивался Константин через беснующееся море обезумевших монстров! Словно дуб могучий мечется в жестоких объятиях Борея — так рвался на ветру его зелёный плащ.


Сиял огнём доспехов рыцарь Лён, но бешенее самого бешеного огня сверкало пламя Дивояра! Сталь пела и кричала в неистовстве! Нет страха, нет сомнений! О, мой Джавайн, всегда со мной!!


Никто не помнил, сколько часов длилась битва. Никто не понял, что произошло. Только в один момент Лён вдруг понял, что больше некого рубить. Весь дрожа от возбуждения, он вертелся на своём коне, отыскивая взглядом живых врагов, перепрыгивал через груды туш — монстров не было! Он бросился на помощь к братьям.

Пробираясь по полю битвы, Лён оценил их мужество и стойкость. Это была победа — полная и окончательная. Всё ещё не веря своим глазам, Константин, Фёдор и Долбер кружились на своих неестественно сильных жеребцах среди кошмарных груд.

"Мне было легче, — подумал Лён, — со мной был Гедрикс и голос Гранитэли."

— Ну, братцы, вы богатыри! — воскликнул Вавила, высовывая растрёпанную голову из седельной сумки.

— Да я б ни в жисть бы не решился, — признался Константин, — если бы вот он не полетел вперёд!

— Ты что-то путаешь! — удивился Лён. — Я сам слышал, как ты крикнул: "Рассредоточивайтесь!"

— Крикнул. Потому что Фёдор с Долбером пошли за тобой хвостом, а этак-то мы стали бы рубить друг дружку. Федька, ты герой! — с жаром воскликнул он.

— Я потрясён! — в самом деле потрясённо проронил Вещий Ворон. — Как жаль, что я не летописец, а то непременно запечатлел бы эту битву!


ГЛАВА 35. Зачем Вещуну был нужен тур


Взгляды всех невольно обернулись к башне, сурово возвышавшейся посреди всеобщего разгрома. Её стены оплетала густая чёрная паутина безжизненных стволов. Едва ли это были розы.


Четверо рыцарей неспешно ехали на своих конях к подножию серой башни.

— Так, значит, это и есть та башня, в которой спит прекрасная принцесса? — спросил Долбер и, сняв шлем, расправил светлые кудри.

— Довольно мрачная архитектура была в Верошпироне. — заметил Фёдор.

— Само собой, это же здание банка, а не оперного театра. — ответил кот. — Видите эти выразительные решётки на окнах верхних этажей?

Высокие узкие окна под самым верхом башни в самом деле были забраны густой решёткой.

— А что это за шум? — насторожился Лён.

Все четверо прислушались. В башне явно что-то происходило!

— Там внутри чудовища! — воскликнул Долбер. Он моментально выхватил из ножен меч и, спрыгнув с лошади, отважно ринулся к двери. Но, тяжёлая, окованная толстыми железными полосами, дверь не поддавалась. Напрасно подёргав за скобу, Долбер обернулся к товарищам.

— Попробуй, дивоярец, — сказал он, — сам я так и не освоил магию.

— Двоечник ты, Долбер, вот что! — ответил Лён.

Он подошёл к двери, совершил магический пассаж и сказал открывающее слово. Ничего ровным счётом не случилось. Всё верно — в пересечённой зоне магия Селембрис не действует.


Костя попытался залезть на корявый чёрный ствол.

— Брось. — сказали ему. — До самого верха не залезешь — упадёшь.

— Мне кажется, всё дело в той штуке, которая приделана на самом верху башни. — сообщил Ворон. — Я попытался открыть её, да ничего не вышло. Не те силы у меня.

Все отошли подальше и, задрав головы, попытались рассмотреть, что там такое на заросшей уродливыми ветвями крыше. Что-то явно было, вот только — что?

— Пусти меня, Иван-царевич, — глубоким басом проговорил кто-то позади. — я тебе службу сослужу.

Все подскочили и расступились. На сцену вышел топтыгин мишка.

— Это ещё что такое… — растерялся кот.

Лён расхохотался:

— Я думал, это шутка!


Медведь и в самом деле полез по дереву. Он ловко перелезал с ветки на ветку, с отростка на отросток и добрался до верха крыши. А потом взревел и с размаху ударил лапой по какому-то предмету величиной с хороший ящик. На землю полетел сундук, окованный цепями, от удара он разбился, и оттуда выскочило что-то необычайно юркое и пустилось наутёк. И тут же по его следу помчался длинноногий и длинноухий заяц. Откуда взялся он в пустой и полностью разграбленной местности?! Серый спринтер догнал беглеца и они оба покатились сплошным клубком. И тут же из кучи-малы вылетела серенькая утка.

— Всё путём. — удовлетворённо заметил Лён, наблюдая, как синий селезень налетел и тюкнул уточку клювом в спинку. Та закрякала и выронила яйцо.

— Вы щуку не ловили там, на бережку? — спросил Ворон, глядя, как яйцо падает на берег возле грязной речки.

— Нет, а что? — простодушно спросил Костик, который сказок не читал.

— А вот то! — воскликнул Ворон, кинувшись на спасение яйца.


Всё оказалось хорошо: яйцо разбилось сразу, как упало. И теперь Вещий Ворон торжественно вручал рыцарям волшебный ключ от двери. Волнуясь, Лён вставил ключ в скваржину, повернул и дверь открылась.

— Дайте посмотреть! — завопил Вещун и резво проскочил в открывшуюся щель. Все вбежали следом.


— Однако как тут грязно! — удивился Костик, — рассматривая помёт на каменных ступеньках.

— Ещё бы! — отвечал Фёдюня. — Сто лет тут, кроме птичек, не ходили люди!

Долбер ничего не говорил — он бежал вверх по ступенькам.

— Да погодите вы, братцы, — бормотал Вавила. — Куда бежать-то так?!

Никто его не слушал — все торопились увидать принцессу. По дороге они спотыкались о какие-то вёдра, чаны, лопаты — всё грязное и ржавое. На лестнице царил отвратительно острый запах.

— Мне кажется, Долберу лучше подождать немного с поцелуем. — пробормотал Федюн, наблюдая за кувырканием по лестнице деревянной кадки. — Сначала лучше вывезти принцессу из этого гадюшника, а потом уже реанимировать по всей программе.

Чем выше поднималась компания, тем громче становился шум. И вот, наконец, они достигли верхней площадки. Там была всего одна лишь дверь, и около неё стоял, прислушиваясь, Долбер.

— Мне кажется, туда набились птицы. — встревоженно повернулся он к друзьям.

Из-за двери доносился оглушительный гвалт.

— А если это снова вурдалаки?! — предположил Федюн. Все схватились за мечи.

— Нет там никаких вурдалаков. — прокаркал с балки Ворон. — Вы всех убили. Давай, Лён, поработай ключиком. И покончим с этим делом!

Едва Лён вставил ключ в скваржину, как шум превратился в настоящий рёв. Все взяли наизготовку мечи и приготовились сражаться. Но, серебристое сияние доспехов испарилось, даже меч Лёна больше не сиял. И все с тревогой ждали, что их встретит там, за этой дверью.


Тяжёлые створки распахнулись, и на ошеломлённых рыцарей вынеслась оглушительно орущая стая чёрных птиц. Они неслись с неистовым галдением и устремились, словно траурный поток, вниз по лестнице. Друзья отмахивались от ошалевших ворон, их спасали лишь доспехи.

Атака завершилась столь же внезапно, как и началась. Из склепа тянуло такой вонью, что невозможно было продохнуть. Но, Долбер превозмог себя и бросился внутрь. Все остальные стряхивали с себя перья, мусор и убирали в ножны не пригодившееся оружие.


— Где принцесса?! — вскричал Долбер.

Принцессы не было. И гроба не было. Не было и сейфа. И вообще не было ничего, кроме изгаженных напрочь стен, множества перьев и толстого слоя птичьего помёта на полу. Валялись по углам кадки, вёдра, корыта, чугунки. Наверху, под стропилами ещё сражались с воплями и взаимными ругательствами пара воронят.

— Что, все вылетели? — опасливо заглянул в помещение Вещун.

Долбер повернулся к нему с искажённым лицом.

— Что это такое?! — ошеломлённо спросили Федюн с Костяном.


— Папаня! — раздался сверху хриплый вопль. — Скажи этому казлу, чего он обзывается!

— Дети, ведите себя, пожалуйста, прилично. — сдержанно отозвался Ворон, стараясь не глядеть никому в глаза.

На пол свалился комок грязных перьев и ещё один улетел за дверь.

— Вот, извольте, — с довольным видом представил Вещий Ворон это чудо. — Мой младшенький. Сынок, скажи дяденькам спасибо.

— Так это и есть твоя принцесса? — с осуждением спросил Лён. Все остальные молчали.

— Мне очень стыдно признаваться в этом. — признался Ворон, старательно сдерживая воронёнка, пока тот пытался попинать ногами Федюна. — Но, никто из вас не думал, каким образом Лембистор вынудил меня к сотрудничеству с ним? Кто бы из вас отправился освобождать моих детишек да ещё с такими трудностями? А вот принцесса — это совсем другое дело.

Долбер резко развернулся и направился на выход.

— Мне кажется, комментировать всё это излишне. — сухо ответил Лён.

— Ну вы же знали, что я немножко негодяй! — оправдывался Ворон. — Вы же сами давали мне всякие такие прозвища. Да вы только посмотрите, в каких условиях жили мои дети весь последний год! Не мог же я признаться волшебникам, что попался Лембистору, как последний идиот! Вот смеху было бы в Селембрис: Вещун погорел на собственном потомстве! Один Вавила, друг сердечный, ведал о моей беде.

Никто не отвечал — все спускались вниз, стараясь не поскользнуться на вороньем помете и не поехать по ступенькам. Теперь понятно, откуда все эти кадки — вурдалаки приносили воронятам пищу.


После вони, царящей в башне, миазмы, исходящие от дохлых вурдалаков, показались очень скромными.

— Ты знал, чем это кончится? — спросил Вавилу Лён.

Тот не стал отпираться:

— Надо же было как-то спасать этих пернатых бандитов.

— Батя, дай я ему по макушке клюну, чтоб не крякал! — кровожадно прокаркал воронёнок.

— Малолетний хулиган! — с осуждением произнёс Вавила.

— Ходь до мэне, сынка, — скорее позвал папаша, — дай-ко сопельки утру.

— Ему ремня бы надо. — продолжал Вавила. — Вишь, как его избаловал!

— Батя, я пойду и дам казлу по пятаку! — не унимался воронёнок.

— Ты мне завидуешь! — с достоинством ответил Ворон. — У меня такие детки, а ты не знаешь, сколько у тебя котят!

Воронёнок нагло подскочил к коту и попытался с ним подраться.

— Пошёл ты вон, зараза! — возмутился тот и поддал нахалу толстой лапой под драный хвост.

— Чтоб тебя собачка закусала! — со слезами закричал ему пернатый недоросль, отлетев обратно к папе.

— Сынок, — озабоченно спросил папа, — там твои братики не потрошки дерут туровы?

— Где?! — взвился ракетой воронёнок и быстро скрылся из виду.

— Непедагогично как ты поступаешь! — обратился к Вавиле Вещий Ворон. — Он маленький ещё, психика не устоялась!


Все поспешно покидали поганую верошпиронскую башню со всеми её вёдрами и кадками. Костян с Федюном восприняли всё очень философски.

— Ну и что! — сказали оба. — Зато мразей порубали. И вообще было здорово!

— И то верно. — согласился кот. — Большое дело на Селембрис.

— А ты говорил, что Вещун сдохнет от вранья. Что же он набрехал так про принцессу? — укорил Вавилу Костик.

— На Селембрис никому не возбраняется придумывать сказки. — ответил кот. — Вещуну просто не терпелось, а волшебники куда-то запропастились.

— Откуда же мне было знать, — пробурчал Вещий Приколист, — что вы так гениально клюнете на мою гоблинскую сказку! Книжки не читаете!

— Да уж! — значительно заметил Костик. — Теперь уж поздно сало в зад совать!


С Долбером никто не решался заговорить. Он сердито снял с себя кольчугу, привесил к седлу шлем. Спустя немного времени его примеру последовали остальные.

— Куда теперь? — тихо спросил у Лёна Федька. — Пора домой?

Но сначала следовало заехать к дубу и забрать свои пожитки. Все уже приготовились к долгому пути, как вдруг сверху раздалось протяжное тонкое ржание и на землю, разбрасывая воздушные струи, опустились два лунных жеребца.

— Сияр! Вейко!

* * *

Волшебство ещё не кончилось. Два чудесных жеребца несли всех на восток. Лён уже понял, что их ожидает: встреча в замке Гонды. Но, он промолчал, чтобы не разрушить впечатления.

И вот засияли шпили башен над бурною рекой Шемангой. Снова, как однажды с Платоновой Наташей, кони трижды облетели прекрасную жемчужину на вершине неприступного утёса. Замок Зоряна — любовь волшебника Магируса.

Костик с Федюном как рты разинули, так до самой посадки и не закрывали! И снова были чудеса! Снова волшебный замок растворил двери перед гостями, снова их встречал заботой. И вот рыцари Константин и Фёдор увидали двух дивоярских магов — волшебника Магируса и валькирию Брунгильду. И теперь уже торжественно все трое, вместе с Долбером, были посвящены в рыцари Селембрис. Недалёкий Долбер, непригодный в деле волшебства, оказался рыцарем! Он с честью выдержал испытание, не бросив ни единого слова упрёка за свою обиду, и легко простил коварного Вещуна.

— Однажды ты найдёшь свою принцессу. — сказал ему у вечернего окна Лён. — И будешь королём. Слово дивоярца.

И тот поверил, а, если так, то слово сбудется.


Неделя радости, веселья, волшебства пролетела, словно сон. Они летали все вместе на волшебной лодке в город, гуляли на чудной ярмарке. Заходили в лавки, лакомились яствами в харчевнях. Были хороводы на ночной поляне у костра в чудесной деревеньке на Шеманге. Плели венки, шептали пожелания цветам, пускали плыть свои мечты по прибрежным струям. Летали на волшебных жеребцах, плавали в челнах по хрустальным водам, ловили рыбу, слушали ночные песни леса, смотрели в глаза звёздам.

Настал нелёгкий день прощания. Едва сдерживая слёзы, Константин спросил Волшебницу:

— Мы когда-нибудь сюда вернёмся?

И, глядя в необыкновенно синие глаза, ждал ответа, как приговора.

— Однажды ты вернёшься, рыцарь, и это будет навсегда. Ты не слышал сказку о Томасе Лермонте? Однажды будет день и ваша встреча с Серебристым Лунным Светом состоится. Однажды ты придёшь. Только это будет совсем нескоро. Пусть это смягчит твою печаль. Утешься, рыцарь.


Они уходили. Константин и Фёдор пожелали вернуться в свой мир не из замка Гонды — так было жалко огорчать прекрасную Зоряну! Они выбрали для этого зелёную гору. Их провожали все: волшебники, Вавила, Вещун и седой Гомоня. Стоя в лодке, селембрийцы медленно отплывали прочь.

Костян и Фёдор прилегли в душистую траву, а Лён сел между ними, как тогда, в самом начале этого путешествия в чудесную страну. Магирус бросил горсть жемчужного зелья для сладких снов. Мерцающая струя поплыла и нежно охватила всех троих.

Засыпая, Костя видел двух волшебников в их синих мантиях, кота Вавилу, Вещуна и седого филина Гомоню на плече Брунгильды. Всё было так чудесно, так чудесно. Прощай, Селембрис…

* * *

— Мадемуазель, позвольте в лапку чмокнуть! — увивался за вороной Кракой Вещий Ворон.

Какой кошмар! Он дико популярен у слабого пола! Вороны так и падали в его объятия!

— Опять хулиганьё плодить, Вещий Казанова?! — возмутился кот.

— Давай отпразднуем спасение моих потомков. — предложил в ответ нахальный ворон. — А то так получилось, что это никого не взволновало.

— Смотри, — сказал Вавила, — я тебе утром рассол не принесу.

— А мне без разницы! — гордо ответил Вещий Алкоголик. — Мне тётя Зоя подарила банку огурцов.

— Когда же ты успел? — удивился кот.

— А ещё тогда, когда им набрехал про золотые горы да про исполнение желаний.

— Надо же, — поразился Вавила, — а мне казалось, что это я мерзавец!

— Ты всё завидуешь. А дядя Саша ещё обещал, что на машинке покатает.

— Пустите меня немедленно! — воскликнул кот. — Я ему выдеру все перья!

Никто его не сдерживал.


Послесловие.


— Во, глядите! Идёт, красавец! А к нему, промежду прочим, участковый каждый день заглядывал! — с ехидством заговорила одна из бабок, заседающих на лавке у подъезда.

— У них там гномов цела шайка! Ворованное носют! И кот говорящий! — охотно подхватила тему и с азартным блеском в глазах поведала Дуся Ванна. Её никто не слушал — все заседательницы у подъезда махнули на Клоповкину рукой.

— У Евдокии чердак поехал. — поделилась с товарками Клава.

В самом деле, в голове у Дусиванны помешалось: она зациклилась на той идее, что в доме у Косицыных открылась чёрная дыра — всё, как в передаче говорили. Судите сами, она целый день дежурит у двери и прекрасно знает, что никаких мандаринов Зойка, стерва, в дом не носит. А между тем, Клоповкина прилежно разрывает все пакеты с мусором, которые Косицына выкидывает утром в бак у подъезда, когда уходит на работу. Так вот представьте: там мандариновые шкурки! А про участкового она уже три раза писала заявление. И про говорящего кота упоминала, и про мандарины, и про гномов. Предоставляла в доказательство свою тетрадку. Одних лишь шкурок целую авоську! Но, органы никак не реагировали. А говорят всё: демократия да демократия! Ну никакого нет порядку! Что со страной творится?!


Конец второй книги


декабрь 2005 — январь 2006 г.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник