Приходить в себя оказалось больно.
Голова раскалывалась и кружилась, немыслимо хотелось пить, а вывернутые и скованные руки болели.
Первым, что я почувствовала, частично вернувшись к реальности, оказался холодный и влажный камень. После — тяжелая цепь.
Открывать глаза отчаянно не хотелось, но все-таки пришлось — я обнаружила, что полулежу, привалившись к стене, в которую и была впаяна та самая цепь, обвившая мои запястья. Тяжёлая, железная, настоящая.
Пауль знал, что прежде всего нужно лишить меня возможности шевелить руками, и у него это получилось не в пример лучше, чем у меня с Тобиасом… или как там его на самом деле.
Все-таки нужно было узнать.
Многочисленные ушибы немилосердно ныли, но всё равно тянуло засмеяться — и над собственной глупостью, и над безысходностью положения, и над тем, что думаю сейчас совсем не о том.
Развернувшись, насколько могла, я попыталась осмотреться. Нора, в которой я находилась, оказалась норой в самом что ни на есть прямом смысле — земляной пещерой, лаз из которой был так близко… издевательски близко.
На полу лежали несколько набитых соломой и прикрытых одеялами мешков. Импровизированный стол с остатками овощей и хлеба. Вложенный обратно в ножны мой, — Тобиаса, — кинжал, небрежно брошенный рядом. Тут явно жили. Стояли скрытым лагерем, дожидаясь нас, и я сама пришла к ним в руки.
Более того, привела своих людей.
Теперь я, по крайней мере, могла быть спокойна за то, что они не перебьют друг друга — угрожать человеку, назвавшему себя Тобиасом, после того, что он сделал, Адель не посмеет, а его ни она, ни Карла явно в этом смысле не интересовали.
Хуже было то, что в таком положении я не могла убить себя.
От мысли о том, чтобы вернуться к Итану живой, живот свело такой болью, что я лишь в последний момент сдержалась от того, чтобы взвыть и начать бессмысленно биться в своих оковах.
«Думай, Ханна, думай. Это тебе точно не поможет…»
Знать бы ещё, что могло помочь.
Кричать и звать кого-то было бессмысленно — кого позовешь в глухом лесу? А даже если бы кто-то и примчался… Привлечь внимание означало обречь глупого храбреца на верную смерть. Пауль ни перед чем не остановится. Даже перед королевской стражей.
Эта мысль отдалась в затылке странной догадкой, но я от неё отмахнулась, стараясь сосредоточиться на себе и на ситуации.
Договариваться с ним и правда было бесполезно.
Подобраться незамеченной и пустить пулю в висок — нереально.
Когда-то, после нашего с Адель побега на первый подвернувшийся корабль, именно этот план зрел в моей голове — разыскать Пауля самой, выждать момент и прикончить. Так, чтобы даже Итан не смог его вернуть.
К моменту, когда мы сошли на берег, от этой идеи я уже отказалась. Что ни говори, а Пауль в самом деле удался ему лучше — ни чувств, ни лишних мыслей, но бездна силы. Он охранял самого себя так надёжно, что мне и не снилось. Попытка подойти к нему незамеченной была бы не просто наивной, она стала бы форменным самоубийством. Оставалось только бежать, и именно это я делала годами. Как выяснилось, лишь для того, чтобы попасться так глупо.
Он мог держать меня здесь, прикованной к стене, без еды и воды несколько часов или дней, доводя до состояния, в котором я ослабею и стану сговорчивее. Наверняка приехал с распоряжением не причинять мне вред сверх необходимого.
Насколько я могла видеть со своего места, наверху всё ещё стоял серый пасмурный день. Пауль мог быть где угодно. Уйти в ближайшую деревню за провизией, шататься по лесу, или…
Тобиас не стал бы убивать моих девочек, но вот станет ли он защищать их, если… И самое главное, сможет ли?
Сбросить кандалы и перебить пришедшую за нашими головами шваль было впечатляюще, но до сих пор я не видела тех, кто мог бы всерьез тягаться с Паулем. Просто потому что все они, даже самые искусные мастера, были прежде всего людьми, а в нем человеческого почти ничего не осталось.
«Бруно Керн силен, но он всего лишь человек».
Теперь сама идея о том, чтобы просить у герцога если не защиты, то нейтралитета, казалась настолько дурацкой, что я все же рассмеялась себе под нос.
О том, как пылко и преданно этот человек любит свою жену и детей, успели сложить даже пару красивых баллад, нам доводилось слышать их в трактирах. Если воспетое уличными поэтами чувство хотя бы наполовину было правдой, он никогда не подставил бы свою семью под удар, сцепившись с кем-то вроде Итана.
Никто не смог бы, да и не должен был решать мои проблемы, кроме меня самой.
Понять бы еще, как разобраться конкретно с этой…
Наверху мелькнула тень, и я постаралась встать прямо и приготовиться. Со скованными и заведенными за голову руками многого не предпримешь, но хотя бы одна попытка у меня должна быть.
В конце концов, я знала Пауля не хуже, чем он знал меня.
Сначала в пещеру скатился камень, а после показалась нога.
Чувствуя, как прирастаю к полу, я наблюдала за тем, как Тобиас осторожно спускается вниз, быстро оглядывается, привыкая к полутьме.
— Вот ты где, — подойдя ближе, он первым делом ощупал мои руки и ребра на предмет переломов, а после заглянул в лицо. — Просто до пошлости. Даже дети знают, что в этих местах полно пещер.
«А ты откуда можешь это знать?».
Вопрос так и остался незаданным.
Он осмотрелся внимательнее. Хмыкнул и забрал ножны, пристегнул их обратно к своему поясу.
— Так кто этот Пауль? Еще один твой несостоявшийся Король?
Он вел себя так спокойно, как будто я не была по-прежнему прикована к стене, и нам не грозила смертельная опасность.
— Потом расскажу. Нужно отсюда убираться, — я тряхнула руками, недвусмысленно намекая на цепь. — Можешь это с меня снять?
Голос звучал надсадно и хрипло, и, будто не слыша меня, Тобиас взял со стола флягу.
— Держи, тебе нужно попить.
— Не эту воду, — в таком положении мне приходилось смотреть на него снизу вверх и поражаться тому, что в его лице все еще не было… ничего.
Ни удивления, ни страха. Даже намека на спешку.
— Не беспокойся, эту воду можно пить.
Верить на слово, разумеется, не следовало, но немногим ранее он все же спас мне жизнь. В очередной раз. И возможности для того, чтобы проверить содержимое фляги у него очевидно были.
Пересохшее горло нестерпимо драло, и я все же сделала несколько жадных глотков, когда он поднес горлышко к моим губам.
Несколько скатившихся по подбородку капель упали на грудь, и Тобиас наклонился, чтобы собрать их языком.
— Твою мать!.. — помня, что шуметь не следует, я зашипела на него, пытаясь легонько пнуть коленом. — Нам нужно убираться отсюда, пока он не вернулся. Сними с меня цепь и бежим.
Он поднял взгляд, и оказалось, что на дне его зрачков пляшут черти.
— А куда нам спешить? На улице холодно, да и неизвестно, когда еще выпадет такой случай.
Теперь его губы скользнули по моей шее, мимолётно мазнули по щеке, когда я попыталась увернуться.
— Сейчас не время для этого. Он может быть здесь в любой момент.
— И что с того?
Он развернулся и обнял меня сзади, прижал спиной к своей груди так крепко, что у меня перехватило дыхание.
— Пока что ужасного Пауля здесь нет. А ты отлично смотришься в таком положении, Волчица.
От горячего и вкрадчивого шёпота на ухо волоски на шее встали дыбом.
Ладони Тобиаса уверенно двинулись с моей талии вверх, сжали грудь.
— Скажи, что тебя злит больше: то, что этот тип, кем бы он ни был, снова появился в твоей жизни? Или то, что в этот раз он сумел тебя переиграть?
— Ты идиот? Проблема не в проигрыше, а в том, что он прикончит и меня, и тебя.
Я дёрнулась, пытаясь сбросить его руки, а Тобиас сунулся носом мне за ухо, резко выдохнул и медленно провёл языком по шее.
— Ты пахнешь лесом.
Он трогал меня не слишком грубо, но и не нежно, сжимал так, что предательски подгибались ноги.
— И тебе очень идёт цепь, Волчица Ханна.
Он резко провёл ладонями ниже, к моим бёдрам, и тут же обратно, подцепил шнуровку на платье, а потом развернул меня к себе лицом, вжимая в стену с такой силой, что я забыла всё, что хотела ему сказать.
Нараставший животный страх перед Паулем в одну секунду оказался разбавлен страхом новым.
Нависавший надо мной человек был страшен, и при этом так искушающе красив. Так просто было довериться исходящей от него силе, поверить в то, что он знает, что делает и включиться в эту дикую игру.
— Думаю, мне всё же стоит поблагодарить твоего приятеля за этот момент.
Глядя мне в глаза, он ловко расстегивал крючок за крючком на моём платье, а потом снова обхватил за талию, склоняясь ниже, чтобы провести губами от ключиц вниз за ворот и глубже, к соску.
От неожиданности и остроты ощущений меня выгнуло ему навстречу, цепь зазвенела о камень.
— Черт!
— Это мне определённо нравится больше, чем «О, Создатель!», — он тихо засмеялся, поднимая голову, и вдруг поцеловал меня в губы грубо и жадно, без намёка на ту нежность, что была прошлой ночью на берегу.
Это больше походило на желание растерзать, и я терялась перед ним, забывая и о смертельной опасности, и о его руках на бёдрах, и о наполовину расстегнутом платье.
— Тобиас…
— Не называй меня этим именем, — он прихватил зубами мою нижнюю губу.
Не больно, но так ярко, что в голове начали стрелять молнии.
— Нам нужно убираться отсюда, черт тебя побери!
Он держал всё так же крепко, спускаясь цепочкой коротких обжигающих поцелуев к другому соску.
— Я пристрелю тебя, клянусь Создателем и всеми чертями разом! Как только ты снимешь с меня эту чёртову цепь!..
— Ты выбрала очень интересный способ уговорить меня её снять, — он быстро поцеловал под подбородком, а потом вжал в стену всем телом так, чтобы я чувствовала как бьётся его сердце даже через два слоя одежды. И как его член упирается мне в бедро.
— Ты кретин! Нам…
Он заткнул меня очередным поцелуем, провёл раскрытыми ладонями по спине.
— Признаться, я уже не уверен, что нам так уж нужно её снимать. К тому же, у тебя, милая Ханна, насколько я вижу, проблемы. Могла бы просить и повежливее.
В голове начинало шуметь, но это был туман уже совсем иного порядка. Даже ушибы перестали чувствоваться так сильно, зато других, абсолютно не нужных сейчас ощущений стало слишком много.
Тобиас… Или не-Тобиас гладил меня, как гладят, успокаивая, испуганных лошадей — по спине и боку, вверх, пока снова не накрыл ладонью грудь.
— Я освобожусь, и ты покойник.
— У тебя снова не поднимется рука меня убить, — продолжая прижиматься так же тесно, он запустил пальцы мне в волосы на затылке, вынудил запрокинуть голову, упираясь в его ладонь, но не в сырой камень. — Так что? Мне стоит снять с тебя эту цепь? Или пошлем все к чёрту и просто продолжим? Если этому Паулю ты так нужна, он не откажется подождать четверть часа.
В таком положении мне было удобно смотреть ему в лицо, и я понимала, что он, черт возьми, не шутит. Если бы Пауль вошёл прямо сейчас, он в самом деле велел бы ему постоять снаружи, пока мы не закончим.
— Ты абсолютно нахрен сумасшедший урод.
— Обожаю как ты ругаешься.
Он улыбался. Криво, порочно, но искренне.
Мне показалось, что сердце провалилось вниз живота, и я вздрогнула, когда туда же, — на самый низ живота, — он положил свою руку.
— Скажи «Пожалуйста», — эти два слова он выдохнул мне в губы, разомкнул их языком, прежде чем коротко и жёстко поцеловать снова. — Скажи «Пожалуйста», Ханна.
Я укусила его намеренно больно, надеясь, что получится до крови. Прямо сейчас мне хотелось, чтобы его рука оказалась под подолом, и чтобы больше он ни о чем не спрашивал, — хотелось почти до стона.
И поэтому я злилась на него особенно сильно, до хрипоты.
— Ненавижу, ублюдок.
— Значит буду любить за двоих, — он засмеялся и вдруг лизнул меня в щеку. — Давай, малышка. Тебе понравится.
Одна его рука по-прежнему лежала на моём затылке, страхуя от удара о камень, а другая соскользнула со спины ниже.
— Ах, черт!..
Ловя губами воздух, я случайно поймала его губы.
Деваться и уворачиваться было некуда, он всё ещё вжимал меня в стену всем своим весом, перед глазами плыло, зато страха почти не осталось.
— Давай.
— Пожалуйста.
Я собиралась молчать из принципа, но это сорвалось так легко. Так коротко, тихо, естественно.
Он замер, не целуя, но обжигающе дыша мне в губы, ловя моё дыхание.
— Спасибо.
Рука с моего затылка сползла ниже, а другая наоборот двинулась вверх. Крепко обхватив меня за спину, он щелкнул пальцами, и цепь с глухим тихим звоном сползла с моих запястий.
Если бы он не держал, я бы наверняка упала, но он успел прижать к себе, помогая устоять на ногах.
— Всё хорошо. Кости целы, не беспокойся.
Он почти шептал мне на ухо — и правда проконтролировал, аккуратно и незаметно подлечил, отвлекая прикосновениями и разговорами, за которые мне хотелось плюнуть ему в лицо.
— Чёртов мудак! — с силой толкнув его в грудь, я отвернулась, чтобы застегнуть платье. — Сволочь.
Он снова рассмеялся, прожигая меня взглядом, но не пытаясь коснуться.
— Все-таки без кандалов гораздо удобнее.
— Надо было накинуть их тебе на горло.
— Если захочешь, сыграем и в это тоже.
Я развернулась, напрочь забыв про последний верхний крючок, но намереваясь рассказать ему, каким именно способом буду его убивать.
Серый свет наверху померк снова.
Я почувствовала приближение Пауля, прежде чем успела в полной мере осознать происходящее.
Страх вернулся мгновенно, накрыл обжигающей ледяной волной, заставляя шарахнуться назад в безотчетном поиске угла, в который можно было забиться.
Пауль спускался в пещеру, а лицо стоящего рядом со мной мужчины снова делалось непроницаемым. Он не двинулся с места, не положил ладонь на рукоять кинжала, но что-то в его облике подсказывало, что именно этого он и ждал.