Искры и химеры

Земля-56. 2036 год. 3 августа. Город Барск. Дорофея

– Я не Дарья Фелисия! Слышите, я не Дельта!

Она снова барабанила в дверь, зная – не откроют.

– Позовите мне Нику! – требовала Дорофея. – Роберта Ноэля или Бронислава Соловьева!

Она сбила кулаки в кровь. Ноль реакции.

– Скажите хоть, что с Лансом! Пожалуйста! Он жив? Его клонировали?

Тишина.

«Не допускают к нему, пусть хотя бы скажут, что с ним, изверги!» – Девушка прижалась спиной к прохладному пластику двери и глубоко вздохнула, силясь успокоиться. Порой казалось, даже здесь она ощущала его боль и одиночество. Она помнила парня искалеченного, обожженного, замотанного в бинты. Только бы удалось вырастить клона и пересадить в него сознание Ланслота!

Как и она, Ланс был мигрантом. Здесь таких пришельцев из параллельной реальности называли пилигримами.

В свои шестнадцать с половиной лет Дорофея выяснила, что миров множество – чудесных, удивительных, порой ужасных, так не похожих друг на друга. Только на ее родине, Земле-1, было известно, как минимум, пятьдесят шесть миров. И когда обстоятельства сложились так, что Доре не стало места в родном мире, она решилась на миграцию. Именно на Землю-56 отправил ее Бета – таинственный и могущественный человек, один из Императорской Пятерки, которую Ланс поклялся уничтожить.

Воспоминания кружились перед глазами, вспыхивали и гасли капельками дождя за стеклом, дробились огнями далеких небоскребов на другом берегу Бездонного озера. Она на карантине. И даже когда заключение закончится, за ней все равно будут следить, она же пилигрим. Полтора месяца назад, 16 июня по местному счету, она впервые воспользовалась установкой ретросдвига, преодолела грань реальности и очутилась здесь.

Мирам нет числа, но попасть возможно лишь в тот, где живет двойник пилигрима, – часто похожий на него, его зеркальное отражение. На Земле-56 Дору «дожидалась» ее ровесница – Маша Иванова. Искра Дориной души отыскала собственное зеркало.

От подселения Дорофеи Машу спасло то, что в этом мире знали о мигрантах, чувствовали их приближение и могли подготовиться, не допустить слияния двух личностей.

Родители Маши, узнав об опасности, грозившей дочери, вырастили свободную оболочку – генетического клона Ивановой Марии. В это тело и вселилась душа Дорофеи. Миграция наделила Дору чудесными способностями и втянула в сложные интриги влиятельных людей и спецслужб. Девушке пришлось многое пережить, даже отправиться в родной мир и возвратиться обратно. И вот теперь она снова в Барске, на Земле-56, взаперти.

Пару раз Дорофея пыталась применить свои способности хамелеона (один из странных даров миграции) и выбраться из ловушки. Как бы не так! Стоило ей стать незаметной для других, пересечь невидимую черту в коридоре, как вдоль стен загорались красные линии, а по полу при каждом шаге растекались алые круги. Как сбежать, если не умеешь летать? Девушка почти отчаялась. Стоило ли возвращаться сюда, чтобы попасть в плен?!

– Я не она. Я не Дельта, – беззвучно повторяли губы. Но после очередной ночи в это верилось все меньше.

Сегодняшний сон – тяжелый и вязкий, точно загустевающий клей, вновь подорвал ее уверенность в себе. Дорофее привиделся пляж незнакомого мира. Волны лениво перекатывали мелкие камешки, скручивали в колтуны водоросли, перебирали ракушки. Утреннее небо светлело, тучи уползали за мыс, увенчанный белой башней маяка, точно восклицательным знаком. Готовое подняться из-за гор солнце робко прощупывало небо первыми лучами, золотило корпуса далеких рыболовецких кораблей. После трехдневного шторма те рискнули подойти ближе к берегу, растянуться тонкой линией вдоль горизонта.

Говорят, мигрантов тянет к большим водоемам. Что же, в том воплощении она отыскала целое море.

Во сне у Дорофеи было незнакомое имя – Гелика. Но семилетняя кроха просила называть ее Дарьей Фелисией.

Будущая Дельта поставила плетеную корзину возле большого плоского валуна, расстелила на нем сложенное в четыре слоя одеяло из козьей шерсти, взобралась с ногами. Свежо. Прохладный ветер чуть коснулся заспанного лица, взъерошил длинную челку. Дарья Фелисия застегнула верхнюю пуговицу старой кофты, вытащила из корзины сверток с бутербродами и термос с чаем, неторопливо приступила к завтраку. В полдень она встречается с Петей (который вскоре прославится под именем Эпсилона) и отправляется искать остальных. Те где-то рядом, она чувствовала.

Хорошо, что в этом мире у нее только отец, и то – сам мигрант. Было бы неприятно объяснять, отчего она больше не Гелика, втолковывать – зачем тихоне, обожавшей играть в куклы, понадобились учебники по математике, механике, электротехнике. И не абы какие, а лучших светил науки.

Девочка покончила с завтраком, достала из корзинки книгу и блокнот – пора работать.

«Гелика!»

Это отец.

Отлично понимает, что она Дарья Фелисия, а не Гелика, но до сих пор не может привыкнуть. Тяжело переживает потерю дочери, но не отказывается от нее, даже помогать начал.

Порой совесть напоминала об отнятых чужих жизнях, о горе родных. Тем предстояло наблюдать, как тело любимого чада захватил чужак, не собирающийся дожить в принявшем его мире даже до совершеннолетия. Тогда Дельта напоминала себе: «А меня хоть кто-нибудь жалел?» – и совесть умолкала, уползала обиженной собачонкой, скуля и жалуясь.

«Гелика! Даша! – требовательно крикнул издали отец. – Тебя мальчик ищет, говорит, его зовут Вениамин!»

Дарья Фелисия рассмеялась, спрыгнула с камня и…

И Дорофея проснулась перепуганная, вспотевшая.

Неужели у Ноэля не получилось? Неужели в ней, точно неизлечимый недуг, осталась гадкая старуха Дельта? Или просто от монолита памяти погибшей мигрантки отшелушиваются чешуйки и падают к ногам Доры, мол, смотри, кого ты в себе победила?

Она, наверно, в миллионный раз попыталась вызвать макросеть, спрятаться от кошмаров там, но ощутила лишь пустоту вокруг.

Минуло восемь дней, как девушка вернулась в Барск, в дожидавшееся ее тело в лаборатории, и была направлена на карантин без объяснений и рассуждений. Не она одна в себе сомневалась. Другие тоже старались, убеждали: смотри, вылезет Дарья Фелисия наружу, натворит дел! Но проверить это было некому, почти все сенсы – люди, способные видеть и чувствовать энергетические потоки, умчалась по делам в столицу.

Дарья Фелисия Ярис, Дельта… Воспоминания о ней были болезненными и противными. Кто-то считает счастьем делить собственное тело с пилигримом, слышать его мысли в голове. Для Дорофеи это оказалось пыткой, едва не стоившей ей жизни. И если бы не Роберт Ноэль с его всевидящими очками и чудо-пультом, управляющим установкой ретросдвига, Доры уже не было бы в живых.

Невысокая женщина по имени Рита с аккуратной прической каре, курносым носом и темно-вишневой помадой на крупных губах внимательно осмотрела девушку, подробно расспросила ее о событиях на родине, заявила: «Вернется Ника, соберем консилиум насчет тебя» – и оставила скучать здесь, в трехкомнатных апартаментах.

Со стен скалились африканские разрисованные маски. С леопардово-пятнистых покрывал на мягкой мебели свисали длинные кисти с крупными бусинами. Гигантские засушенные бабочки в стеклянных рамах постепенно теряли блеск; время разъедало тонкий белый узор на их глянцевых синих крыльях. Вся эта роскошь выглядела насмешкой незнакомых людей и дождя над юной пленницей.

Доре выдали книги, поставили стереосистему с терабайтами музыки разных направлений. Девушку исправно кормили четыре раза в день вкусными, незнакомыми блюдами, а чтобы не растолстела от обилия пищи, в углу самой просторной из комнат установили велотренажер.

В конце восьмого дня появилось первое знакомое лицо. Кощей. Григорий Константинович Крылов, Председатель Комиссии по развитию города Барска вошел в ее палату неспешным шагом, пододвинул к себе стул и присел на самый его краешек, скрестил на груди руки. Казалось, от любого ее резкого движения он встрепенется и вылетит в окно черным вороном.

«Закрывается, как может», – поняла девушка, явственно ощущая его сомнение. Она молчала, изучая морщинистое лицо, холодные глаза, и понимала – сочувствия от этого человека лучше не ждать.

– Всех вызвали в столицу для дознания, – не здороваясь, сообщил Кощей и откинулся на высокую резную спинку стула. – Парень твой жив. На реабилитации сейчас там же. Клон не очень хорошо воспринял душу после миграции. Та разрывается между обожженным телом и новым костюмом из плоти и костей. Но это первая подобная пересадка. Могло быть и хуже.

– Что с ним? – испугалась Дора, подалась вперед и чуть не соскользнула с чересчур мягкого кресла. Между лопаток стало больно и зябко.

– Вроде с речью проблемы, координация движений нарушена. Почти все сенсы из Никиного центра помчались к нему. В столице, говорят, есть какая-то умная установка, которая помогает пилигримов из тела в тело перемещать. Будут пробовать пристроить несчастного в еще один клон. Оба твоих любимых профессора вызвались помогать.

– А я? – всполошилась девушка. Ланс там далеко, продолжает мучиться! По ее вине, между прочим! Позови она тогда на помощь, уберегла бы Ланса от Гаммы…

– Тебя некому проверять и контролировать. Я звонил Ноэлю. Он считает, что Дельту он убил, а тебе следует доверять. Однако, – Кощей поднял указательный палец, – оставшиеся здесь члены Комиссии предпочитают поостеречься. Но я, – он жестом предупредил рвущиеся у Доры возражения, – готов взять на себя такую ответственность. Мне нужен специалист по пилигримам, а в Никином центре я никого не знаю.

Кощей сделал эффектную паузу, наконец расплел руки – с облегчением, ведь он сказал все, что хотел, чего боялся. Он доверился девчонке – маленькой, дерзкой, из незнакомого ему мира. Он переступил через себя и сейчас даже рад, что не спасовал.

Дора засмотрелась на золотой перстень на его правой руке, на игру света в крупном зеленом камне. Кажется, тот назывался изумрудом и был невероятно дорог.

– После недавних событий в Комиссии открылись три вакансии. У меня на них есть свои люди. А из столицы сюда едет опасный для меня гость. Выясни, что у него на уме. Ты природный психолог, так?

Дора кивнула. Благодаря особым генам своего двойника она иногда чувствовала эмоции окружающих. Умение было неразвитым, требующим шлифовки и внимания со стороны наставников. Ника обещала начать обучение с сентября. Это было давно, целую жизнь назад. Причем не ее жизнь, а Дарьи Фелисии – ее зеркала. Попробовать стоит, это хотя бы даст ей шанс вырваться из тюрьмы, именуемой карантином.

– Сделаю все, что скажете, – вызвалась она.

– Хорошо! – Кощей явно обрадовался. Неожиданный гость волновал его гораздо сильнее, чем какая-то Дельта. – Тебе принесут одежду и проводят вниз. Я жду на крытой автостоянке слева от крыльца. Синий «фольксваген».

Неожиданно легко для своего возраста он вскочил со стула и вышел вон, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Да! – тихо выдохнула девушка.

Наконец-то какие-то события! Наконец-то она нужна другим. Ей этого так не хватало и на родине, и восемь дней здесь. И у нее появится шанс узнать что-то про Ланса.

Она буквально выхватила из рук молоденькой медсестры пакет с одеждой. Натянула джинсы прямо на короткие шорты. Белый свитер с колючим воротником-стойкой оказался в самый раз. Туфли слегка жали, но разве стоило обращать внимание на подобные мелочи, когда вот она – свобода!

Через минуту она уже прижималась лбом к машинному стеклу, силясь рассмотреть хоть что-нибудь сквозь тугие ливневые струи. Но видела лишь огромные серые крылья воды, распахивающиеся из-под колес.

Кощей монотонно бурчал:

– В офисе тебя уже ждет моя секретарша. Столичного гостя встречать, а выглядишь замарашкой! Наташка тебя сводит в магазин, одежду поприличней подберет, в салон красоты зайдете. Знаешь, – вдруг произнес Председатель, – уж лучше бы к нам инопланетяне пожаловали, чем вы, пилигримы.

– Ну, извините, не оправдала надежд, – насупилась Дора. Скорей бы Ника вернулась! Рядом с наставницей девушка чувствовала себя куда уверенней.