Искатель, 2004 №11

Марина сидела в кресле, закутавшись в пушистый плед. Ее постоянно знобило. Арчи лежал у нее в ногах, тяжело придавив их. Ноги затекли в неудобном положении, но прогонять его не хотелось: от него исходили тепло и покой. Вот и осень. На даче стало тоскливо и холодно. Все разъехались. Сергей с утра до вечера на работе. Марина, чтобы не создавать ему лишних проблем, окончательно переехала в город. Днем она приходила к Олегу и не давала скучать Арчи.

Всю неделю она непрерывно думала об одном, веря и не веря тому, что с ней случилось. Сегодня она прошла тест, и сомнений не осталось. Это не задержка. Она беременна. Все ее недомогания были следствием именно этого.

Марина дождалась, когда Олег выпьет кофе, вздохнула и, не глядя на него, заговорила. За окном шел дождь, в комнате было темно. Ее знобило, она, чтобы не видеть, как дрожит рука на подлокотнике кресла, стала машинально включать и выключать торшер.

Олег сидел рядом с ней. Она была так близко, что он мог коснуться ее. Но, вглядываясь в Маринино лицо, чувствовал, как бесконечно далека она ему сейчас. Почему ему приходится постоянно отвоевывать ее у кого-то? Он как будто гонялся за призраком. Совсем недавно он держал ее в объятиях, и, казалось, не было силы, способной разлучить их. Но сейчас опять все становилось иллюзией, а их совместная жизнь — несбыточной мечтой. И что он мог сделать? Она-то давно заслонила для него весь мир. Но был ли он для нее так же важен?

— Теперь ты понимаешь, что я не могу сейчас оставить нашего ребенка? — Она замолчала и устало смотрела перед собой.

— Марина, ваши отношения с Сергеем зашли в тупик, ему не нужны твои жертвы.

Она смотрела на него и знала, что им не понять друг друга. Доводы, которые ей кажутся неоспоримыми, для него не имеют значения. «Мы видим по-разному. Нет смысла спорить. Только обидим друг друга». У нее на глаза навернулись слезы, она незаметно смахнула их и проговорила:

— Олег, не мучь меня напрасно. Мне так тяжело…

Он не отвечал. Разве когда-нибудь ему удавалось завладеть ее мыслями и всерьез заставить страдать? Ведь даже сейчас, когда он думал, что она полюбила, все мысли ее были о муже. Как же он мог ее мучить, если почти ничего не значил в ее жизни? Так же просто, как сейчас она избавится от их ребенка, через некоторое время она избавится от него самого.

Марина посмотрела на него. В ее взгляде были и нежность, и сострадание, и непреклонность:

— Пойми меня, Олег.

— Зачем нужно, чтобы тебя поняли? Ведь ты решила. Разве этого не достаточно? Все равно поступишь по-своему.

Марина опустила голову.

— Ты не прав. Я просто не вижу другого выхода.

— Ты меня не любишь, поэтому этот выход для тебя самый простой, — сказал Олег и сразу пожалел об этом. «Я дурак, — думал он, — делаю все, чтобы оттолкнуть ее».

— Олег, зачем усложнять, — с безнадежным видом сказала Марина. — Неужели ты так хочешь иметь ребенка?

— Я хочу, чтобы ты принимала его в расчет, — ответил он и подумал: «Я лгу. Я хочу, чтобы она была со мной, что мне ребенок. Я просто боюсь ее потерять и чувствую, что она уходит от меня». Олег машинально посмотрел на часы и ужаснулся: времени в обрез, но успеть все-таки можно.

Марина была еще в худшем состоянии, чем утром.

Олег взял ее руки и сказал:

— Успокойся, мы что-нибудь придумаем. И обещай ничего не предпринимать. Извини, мне нужно бежать, через час я должен быть в аэропорте.

Он поцеловал ее, накинул куртку и вышел.

Олег сел за руль, и машина рванулась вперед. Времени до объявления посадки на самолет оставалось совсем мало. Разговор с Мариной расстроил его, но сев за руль, он перестал о ней думать. «Скорее бы выбраться из города», — повторял он про себя. Зажатый в тиски узкими улицами, пробираясь по серому мрачному городу сквозь сплошную пелену дождя, он чувствовал, как растет накопившееся за день раздражение. Он испытывал враждебность к скользящим рядом с ним машинам, грязным автобусам, грохочущим трамваям, особенное отвращение вызывали копошащиеся на переходах люди, своей медлительностью приводящие его в ярость.

Потеряв лишние секунды из-за подъехавшего к остановке трамвая, он мрачно выругался на девчонку, выбежавшую под самые колеса. Она спешила и хотела быстро поймать машину, нисколько не сомневаясь, что ей это тут же удастся. Сорвавшись с места, он обдал ее с ног до головы водой, думая только о том, как скорее вырваться на шоссе, где можно будет развить приличную скорость.

Чем дальше уезжал он от центра города, тем лучше себя чувствовал. Поток машин становился меньше, дождь прекращался. Олег опустил стекло, и свежий влажный воздух наполнил салон. Он ощутил небывалый прилив сил, его кровь закипела от быстрой езды. Раздвинувшийся горизонт создавал ощущение покоя. Олег окончательно взял себя в руки и, автоматически следя за дорогой, стал иметь возможность размышлять. Он не думал ни о чем определенном, вернее, думал обо всем сразу: о машине, которая слушалась его, о шоссе, которое при быстрой езде напоминало взлетную полосу, о себе и о Марине.

Вспоминая их разговор, он уже не считал, что все так безнадежно, как показалось ему вначале. Теперь он не мог понять, зачем так глупо повел себя. К чему было сердиться, обвинять ее в чем-то. Он чувствовал, что выглядел обиженным мальчиком. Она бросилась к нему, а он не только не смог успокоить, но опять стал сомневаться в ее любви. У нее был усталый измученный вид. Неужели любви непременно должно сопутствовать страдание? И почему, даже в самые счастливые минуты, сердце щемит, как будто в ожидании неизбежной утраты? Марина не верит в их долгий и прочный союз. И словами ничего не изменишь. Им просто нужно, наконец, начать жить вместе и не разлучаться, тогда исчезнут ее глупые сомнения и страхи.

Он не сводил глаз с дороги и видел перед собой Марину. «Какая нелепость, — подумал он, — я чувствую, что она меня любит, я почти уверен в этом. Полчаса назад мы расстались. Раньше я не видел ее неделями, но никогда не ощущал по ней такой тоски, как сейчас. Нет, что-то тут не так. Меня гложет недоговоренность. Я увижусь с ней завтра и сумею найти те самые нужные и простые слова, которые убедят ее. Больше нельзя скрывать от мужа. Нужно проявить характер, она должна довериться мне. Это сейчас самое главное». Он, взглянув со стороны на их отношения с Мариной, вдруг успокоился. «Мы обязательно будем вместе. Иначе и быть не может. Чем больше мы видимся, тем становимся ближе. Я сумею уговорить ее оставить ребенка».

До вылета самолета оставалось время. Если ничего не помешает, он успеет, как раз вовремя. Миновав пост ГАИ, Олег увеличил скорость. Дорога была ему известна. До поворота к аэропорту оставался прямой отрезок шоссе. Если пройти его под сто сорок, можно выиграть еще несколько минут. Несмотря на мокрое шоссе, машина хорошо его слушалась. Он был спокоен. Чувство крайнего напряжения сочеталось у него с удивительным хладнокровием. Он слился со своей «Бомбой», ощущая ее тело, как живое. За два года, которые он проездил на ней, ни единой царапины. В критических ситуациях он проявлял завидную выдержку, испытывая какую-то подсознательную убежденность в своей неуязвимости.

Догнав маячившего впереди «Опеля», он хотел обойти его. Но водитель не давал ему сделать это. Он выехал перед ним и загораживал дорогу. Пришлось сбросить скорость. Олег решил обойти его справа, но водитель, словно угадал его намерение и упрямо шел перед ним. «Угораздило же в такой момент наткнуться на идиота», — подумал Олег, чувствуя, как в нем закипает ярость. Наконец, он пошел на обгон, выехав на середину шоссе.

Мужчина за рулем насмешливо кривил губы. За стеклами очков зло поблескивали глаза. Отвисшие щеки, усы и все оплывшее без шеи тело делало его похожим на моржа. Маленькие, как у женщины, ручки цепко держали руль. Олег бросил на него взгляд: «Отвратительный тип. Похоже, вымещает на мне злобу за собственные неудачи».

«Опель» прилепился рядом, словно заколдованный. До поворота оставалось совсем немного. Олегу все это начинало надоедать, но он спешил и не собирался уступать. Наконец, он оторвался от него, но тут неожиданно возник поворот. Он затормозил, но слишком сильно, дал газ и вдруг почувствовал, что машина завихляла, поворот вырастал перед ним с молниеносной быстротой. Его несло на встречную полосу. Олег увидел, как прямо перед ним возникла большегрузная машина, она надвигалась на него, словно во время замедленной съемки. Он не ощущал страха, стараясь успеть выровнять машину. В голове вертелись нелепые слова: «Некстати. Ведь я почти успел. Как все это некстати». Олег остановившимся взглядом следил за происходящим, он даже не услышал страшного удара, что-то неотвратимое обрушилось на него. На миг вспыхнул перед глазами яркий свет, выхватив уродливые осколки искореженного мира, и все померкло.

Марина дошла до остановки, но не стала ждать свой трамвай, двинулась дальше. Было прохладно. Ветер стих, дождь прекратился, и было приятно идти без зонта. Под ногами шуршали опавшие листья, их еще не успели убрать, и они лежали повсюду, даже на трамвайных путях. Время остановилось и как будто перестало существовать. Она шла и шла, не разбирая дороги.

Уже на пороге было слышно, как трезвонит телефон. Аллочка собиралась заглянуть к ней после бассейна. Марине не хотелось никого видеть, но отказаться было неудобно. И уже спустя несколько минут, она, поглубже спрятав все свои переживания, слушала милую Аллочкину болтовню.

Аллочка была только что из бассейна. Вернее, из парикмахерской. Потому что, поплавав, успела сделать новую стрижку. Настроение у нее было приподнятое, и она с восторгом демонстрировала Марине большие возможности своей асимметричной прически.

— Алла, а если фена под рукой не будет или дождь, как эту сторону уложить?

— Мариночка, в этом весь фокус! Ведь если вот здесь заколкой приподнять, то не нужно никакого фена. Смотри!

Марина улыбнулась. Наедине с собой ей было бы намного тяжелее.

Раздался звонок в дверь. Семен заехал за женой и сначала даже не собирался раздеваться, но потом и снял плащ, и остался ждать Сергея.

Марина взялась за курицу. «Не женское это дело». Семен отнял у нее нож, надел передник и, вмиг освоившись на кухне, виртуозно разделал ее. Одно удовольствие было следить за его точными и быстрыми движениями. Марина с Аллой послушно выполняли его поручения. Они с шутливой старательностью накрошили зелень и очистили картошку. Курица была отправлена в духовку. Ждали Сергея, чтобы сесть за стол. Он задерживался.

Они уже сидели за столом, когда он пришел.

Марина заметила, что он чем-то расстроен. Его усталое лицо заострилось, обозначив резкие складки от носа к уголкам рта. Раньше бы она непременно узнала, что случилось, но сейчас не стала это делать. За последнее время они так отдалились друг от друга, что ее расспросы вряд ли к чему-нибудь привели. Они оба привыкли отмалчиваться и решать наедине свои проблемы.

— У нас гости. Сеня с Аллочкой. Мы ждем тебя за столом.

Сергей вымыл руки и присоединился к ним. Он сделал усилие над собой и имел приветливый вид, но Марина чувствовала, что ему не по себе. Выпили вина, разделались с курицей, он не проронил ни слова. Семен обратился к Сергею с вопросом, тот ответил невпопад. Все посмотрели на него.

Аллочка не выдержала первая:

— Да, что же случилось? Ты сам не свой.

Сергей провел по лицу рукой.

— На работе неприятности. — И помолчав, добавил: — У нас — несчастье.

У Марины вдруг оборвалось что-то внутри.

Он поднял на нее глаза и сказал:

— Олег разбился. Я сейчас из больницы. Все очень плохо.

Семен узнал, где он лежит, и стал расспрашивать подробности.

Марина пыталась вслушиваться в их разговор, но до нее не доходил смысл слов. Она поняла, только одно. Все очень плохо.

Сергей взглянул на нее и поразился происшедшей переменой. Он видел, что она едва стоит на ногах. «В последнее время на нее столько навалилось. Она знала Олега, поэтому так расстроилась», — решил он про себя. Но то, что он читал на ее лице, не имело ничего общего с тем, что испытывают малознакомые люди при известиях такого рода. Это было отчаяние.

Семен с Аллочкой посочувствовали и засобирались уходить.

Сергей проводил их и вернулся к жене.

Она куда-то лихорадочно и бестолково собиралась, то и дело натыкаясь на мебель.

Он молча сел в кресло. У Марины все валилось из рук. Едва она вышла в коридор, как оттуда послышался страшный грохот и звон разбитого стекла. Сергей поспешил к ней. Маринин шарф зацепился за настенное зеркало, видимо, она не заметила этого и дернула за него. Мгновение она с ужасом смотрела на осколки, потом начала собирать их и порезала руку.

Сергей убрал все, помог остановить кровь и тихо спросил:

— В чем дело? Что происходит?

Марина, как во сне, застегнула плащ и пошла к дверям.

Сергей встал перед ней.

— Опомнись. Уже поздно. Чего ты хочешь?

Она тихо ответила:

— Я еду к Олегу.

— Марина, он лежит в реанимации. К нему все равно не пустят.

— Меня пустят. Не останавливай.

Сергей, ничего не говоря, оделся. Взял ключи от машины, открыл дверь и сказал Марине:

— Я с тобой.

Сергей сосредоточил все внимание на дороге, не позволяя себе ни о чем постороннем думать. Они с женой едут в больницу к Олегу. Его состояние настолько серьезное, что Марина хочет быть рядом и помочь. Он отбросил все посторонние мысли, слишком невероятным казалось истинное положение вещей.

Марина сидела молча с сухими глазами, но то, что выражало ее пустое и какое-то бесцветное лицо, пугало.

Начавший накрапывать вечером дождь постепенно усилился. Сергей не понимал, зачем он спешит, но делал все возможное, чтобы поскорее добраться до больницы. Выехав на проспект, он успокоился, осталось совсем немного. Рядом с больницей блестел огнями Дворец Культуры. Люди спешили на концерт. Объехав вереницу машин, он остановился перед воротами больницы. Опередив Марину, вышел и сумел договориться со сторожем, чтобы их пропустили.

Зеленый дворик. Памятник. Корпус «травмы». Оставив одежду внизу, они беспрепятственно дошли до отделения реанимации. На звонок вышла медсестра и спокойным усталым голосом стала объяснять, что войти сюда нельзя, что больной в очень тяжелом состоянии. Сергей с трудом уговорил ее позвать врача. Время тянулось медленно. Марине казалось, что она сможет что-то изменить, если сумеет войти к Олегу.

Вышел врач. Совсем еще мальчишка. Повторил все то, что сказала медсестра, потом взглянул на Марину и добавил:

— В крайнем случае, мы могли бы пустить близких.

Сергей ответил за Марину:

— Кроме отца у него никого нет, а с ним мы не можем связаться.

Врача позвали, он поспешно ушел в отделение.

Прошло еще немного времени. Казалось, про них забыли.

Вдруг дверь отворилась, и вышел врач. Он посмотрел на Марину и спросил:

— Так вы Марина?

Она кивнула.

— Сейчас переоденетесь, и вас проводят. Но предупреждаю, держите себя в руках. Он не приходит в сознание.

Врач ушел. Сердитая медсестра принесла им халаты и тапочки. Потом, ни слова не говоря, развернулась и пошла по коридору. Марина так же молча — за ней. Чистый блестящий пол и голые стены. Пусто. Нет ничего, на чем можно было бы задержать взгляд. Время вдруг остановилось. Длинный коридор. Спина медсестры. Приглушенные шаги. И отчаянная надежда: может быть, все обойдется. С ним ничего не должно случиться, пока она так сильно любит его. Марина шла по шашечкам линолеума и думала: «Вот если сейчас она три раза подряд ступит в самый центр квадратика, все обойдется. И Олег поправится». Медсестра аккуратно ступала в центр, и Марина радостно думала: «Он спасен». Знала, что это глупо, и все же вопреки всему слабая надежда начинала теплиться в ней.

Медсестра вошла в палату и попросила подождать, оставив дверь приотворенной. Оттуда доносились приглушенные голоса и какие-то неясные звуки. Что-то упало, отодвинули и повезли какой-то тяжелый предмет. Марина ловила каждый шорох. Вдруг совершенно отчетливо послышался голос Олега. Он что-то произнес, она не разобрала что, а потом совсем ясно услышала свое имя.

У Марины гулко забилось сердце. Она, забыв про запрет, бросилась в палату и замерла у входа. Посередине большой светлой комнаты стояла высокая кровать на колесиках, на которой, видимо, лежал Олег, и возле нее что-то делали люди в белых халатах, заслоняя от Марины его лицо. Знакомая медсестра недовольно посмотрела на нее и, укрепив трубочку, отодвинула капельницу в сторону. Врачи расступились, и Марина подошла к кровати. Олег лежал на спине, голова была наполовину забинтована. Она, не отводя от него глаз, села на подвинутый стул. Провода. Приборы. Губы, подбородок, плечи, грудь и совсем не поврежденная правая рука. Вдруг он опять заговорил бессвязно, но можно было разобрать ее имя. Заметался, сжал зубы так, что заиграли желваки, и начал неожиданно грязно ругаться. Медсестра стала готовить шприц. Марина приблизила свою руку и осторожно дотронулась до его пальцев. Он затих. Медсестра ушла за ширму.

Сергей некоторое время постоял на пороге. Его, казалось, никто не замечал. Он со смущенным лицом вышел в коридор на цыпочках, стараясь не потерять неудобные, все время сваливающиеся тапочки. Он чувствовал, что он лишний, но не знал, куда ему деться и как оставить Марину одну.

Марина окаменела рядом с Олегом. В груди была пустота. Ей казалось, что она уже не сможет встать со стула. Она не чувствовала свое тело, жила только рука, сжимающая беспокойные пальцы Олега. Марина не смогла бы сказать, сколько времени она так просидела. Приходил врач, но только осмотрел Олега, ничего не сказав ей. Медсестра ставила капельницу и попросила Марину отойти. Но едва она разжала свои пальцы, как Олег заметался. Марина испуганно вернула свою руку на прежнее место, и медсестра сделала все, неудобно перегнувшись через Марину. Их оставили одних. Тихо. Время текло медленно, но неотвратимо. Капало лекарство в капельнице. Забормотал Олег. «Марина… Дочка…» Забеспокоился. Марина стала гладить его руку и ласково успокаивать: «Все пройдет. Потерпи чуть-чуть. Я буду рядом и больше никуда не уйду. Я так люблю тебя…» Он не мог ее услышать, но вдруг затих.

Марина не чувствовала слез, которые текли у нее по щекам. Она шептала Олегу о своей любви, о том, чем было полно ее сердце, что прежде она бы ни за что не произнесла вслух. Она говорила о том, как они будут счастливы, когда Олег встанет на ноги, как все будет просто и понятно в их жизни. Она обещала непременно родить ему дочку. Она благодарила Бога за то, что встретила Олега и просила сжалиться над ними и не разлучать. А рядом ей вторил о своей любви бессвязным шепотом Олег.

Марина, начав говорить, не могла остановиться и, несколько раз входившая медсестра, смущенно выходила, не решаясь потревожить ее. Марина говорила и плакала. Она плакала о неизбежной разлуке, о том, что не успела ничего раньше сказать Олегу, о своей ужасной вине, о дочке, которую он вряд ли увидит, о его бедной загубленной жизни и о своем страшном одиночестве.

Медсестра убрала капельницу и вышла. Все оставалось в прежнем положении. Олег забывался и время от времени замолкал, потом начинал говорить, то более, то менее возбужденно и всегда об одном.

Марина сухими расширенными глазами смотрела на него. «Боже мой, разве может он сейчас уйти от меня, когда мы оба полны любовью? Неужели мы так ничтожны, что сила нашего чувства не может ничего изменить? Разве это справедливо?»

Марина сжимала пальцы Олега, и временами ей казалось, что он слабо отвечает, и она опять начинала отчаянно надеяться на чудо. И про себя принималась истово молиться первыми пришедшими ей в голову словами. Но взгляд ее падал на его разбитую голову, и в памяти всплывали безнадежные слова докторов, и она опять ощущала бессилие и ужас перед неизбежным.

Под утро Олег забылся. Сменились врачи, но Марину не трогали. С Олегом что-то поделали. Марине принесли чашку кофе с булочкой и советовали поесть. Она послушно попыталась отпить глоток, но больше не смогла.

Марина хотела, чтобы их оставили одних, но врачи все толпились вокруг Олега, и по их лицам она виде=-ла, как плохо его положение. И не было сил отчаиваться, и не было сил обманываться.

Все больше Олег мучился, и все чаще к нему подходила медсестра со шприцем.

Она не заметила, когда его не стало. Он крепко сжимал ее руку, и она не могла поверить, что его уже нет.

Пришли люди и повезли его куда-то, она хотела идти с ними. Ей не разрешили. И она видела, что нет смысла спорить. Она не знала, что ей теперь делать. Молоденькая медсестра, с сочувствием глядя на нее, проводила ее до лестницы. Марина спустилась вниз. К ней подошел муж. Все было кончено.

Сергей сидел на кухне и внимательно разглядывал большого коричневато-рыжего петуха. Петух был искусно вышит Мариной и вставлен в красивую рамочку, которую он сделал своими руками. Сергей не только многократно видел его, но он даже сам натягивал и укреплял полотно, спорил с Мариной, когда они выбирали для него место и потом вешали на кухне. Но сейчас он смотрел на него, как в первый раз. Мощная грудь, острый загнутый на конце клюв, яркий алый гребень, роскошные зеленые перья на хвосте и широко расставленные сильные лапы. Сергей так долго смотрел в одну точку, на грудь птицы, что перестал видеть все изображение в целом, а различал затейливые переходы полутонов, пересекающиеся линии, запутанные лабиринты, сложенные из крохотных аккуратных крестиков. И это его странным образом успокаивало и умиротворяло. Он скользил взглядом по мелким разрозненным штрихам, казалось бы, не связанным между собой, но странным образом выстраивающимися в законченное изображение. И ни убрать, ни добавить ничего нельзя. Все на месте и нет ничего лишнего.

Сергей смотрел на петуха, но мысли его были не о нем. Какой тяжелый год. Как возник посреди их благополучной и, в общем-то, очень удачно сложившейся семейной жизни крохотный комочек противоречий и недовольства, кто подтолкнул его, и он, покатившись, оброс неразрешимыми проблемами? Бесчисленные вопросительные знаки выстраивались перед ним в шеренгу, вытягивали, как индюки, шею и злобно наступали на него. А он не мог дать им отпор, потому что знал: сам виноват. Он сделал первый шаг и приблизил сегодняшний день.

В квартире было по-особенному тихо, каждый звук поражал и жил своей жизнью, не соединяясь в общий домашний шум. На плите давно кипел чайник, а Сергей сидел рядом и ничего не слышал. В спальне лежала Марина и уже несколько дней почти не вставала и ничего не говорила. Сергей сам зани-. мался похоронами Олега. Марина пыталась помочь ему, но не смогла.

Взглянув на плиту, Сергей выключил газ и заварил чай. Марина любила крепкий и в заварку из крупных листиков всегда добавляла мяту и лимонник. Так он и сделал. Накрыл столик на колесиках и повез его в спальню.

Открыл дверь. Арчи заворчал и встал со своего места у Марининой кровати. Сергей заговорил. Арчи замолчал, но стоял выжидающе.

— Марина, я прошу тебя, съешь хоть немного, так ты совсем ослабнешь.

Она лежала, не оборачиваясь, закрыв глаза руками. Сергей подошел к кровати. Арчи внимательно следил за ним.

— Я не знаю, как помочь тебе. Мне тоже очень тяжело.

Вдруг Марина отняла руки от лица и заговорила:

— Пожалуйста, уйди. Не нужно ничего. Мне невыносима твоя забота. Зачем ты это делаешь?

Сергей растерянно сел на край кровати. Арчи зарычал. Марина дотронулась до его спины. Сергей сидел и смотрел на кусок розовой ветчины, лежащий на булке, и не знал, что сказать.

Марина привстала и заговорила сама:

— Зачем, ну зачем мне твоя жалость? Я знаю, что ты добрый. Мне это не нужно доказывать. Но взгляни, наконец, правде в глаза. Мне невыносимо тебя видеть. Я бы уехала к маме, но у меня сейчас просто сил нет еще ей что-то объяснять. Прошу тебя, оставь меня.

Сергей не уходил.

Марина опять легла в прежнее положение, крепко зажмурив глаза. Отвратительно и невозможно было думать о чем-либо. Не было сил смотреть и видеть знакомые предметы. Она, выскользнув из привычного течения жизни и лишившись повседневных обязанностей, не знала, зачем опять к ним возвращаться. Так близка, оказывается, была зыбкая грань, отделявшая жизнь с ее мелочной возней от небытия. Так заманчиво было преодолеть эту грань и забыть все свои мучительные переживания и раствориться во времени. Так тянуло ее вслед за Олегом, и так мало желания в ней осталось жить, а значит страдать, что Марина с незнакомым ей раньше злобным чувством думала про своих близких, которые пытались задержать ее и не отпускать от себя. И начиная думать о них, ей в голову приходили только самые грубые мысли. Особенно про Сергея. Вот он уже несколько дней не ходил на работу и что-то там хлопотал по хозяйству, а ей казалось, что он только за тем и хочет поднять ее, чтобы она опять встала к плите на кухне и начала выполнять свои обычные функции, создавая ему комфорт, к которому он так привык.

Был только один человек, которому она была действительно необходима. И его не стало. Так зачем жить? Тем более уйти совсем просто и легко. Лежать и ждать. И придет избавление. И может быть?.. Ведь никто не знает определенно. Может быть, это возможно? Марина, даже себе не признавалась. Но какие-то неясные мысли и надежды. А вдруг? Ведь мы ничего не знаем точно. Вдруг возможно? Там… Увидеть Олега. Это приносило облегчение и ощущение надежды. Но именно в этом месте мысли наталкивались на какое-то препятствие, и возникало беспокойство и тревога. Она сначала не могла понять в чем дело, но, возвращаясь все к тому же вновь и вновь, вдруг ужаснулась на себя. Как же она забыла? Ребенок! Ребенок Олега. Он так хотел, чтобы она его оставила. И ведь она ему тогда, в больнице, обещала. Обещала родить девочку. Марина беспомощно заплакала. «Боже мой, был ли кто-то несчастнее меня? Как жить? И где найти силы для этого?»

Сергей, увидев, что Марина заплакала, обрадовался. В ее безмолвном отчаянии не было выхода. Слезы все же принесут ей какое-то облегчение. Он оставил в спальне столик, а сам тихо вышел.

Сергей работал, но мысли его были о Катюше. Почему он не поговорил с ней утром, как собирался? Был удобный момент. И она ждала. Теперь сложнее, все время народ. Катюша принесла ему почту. Он посмотрел на часы и сказал:

— Пора передохнуть. Нужно перекусить. Составь мне компанию.

Катюша удивилась и не знала, что ответить.

Он добавил:

— Нам нужно поговорить. На нейтральной территории это сделать будет проще.

Она сказала:

— Хорошо, — и вышла.

Кафе было уютное. Располагалось в подвальчике, и, даже днем, здесь был приятный полумрак. По вечерам играла музыка. Сейчас было тихо. Они выбрали столик у стены. Кроме них в глубине зала сидели мужчина и женщина, и пили кофе, тихо разговаривая друг с другом, а неподалеку полный мужчина степенно доедал свой обед.

Они выпили вина. Катюша была в простом черном платье. Сергею нравилось, когда она одевалась неброско. Она была бледнее, чем обычно, и немного взволнована. Он смотрел на ее красивую шею, волосы, блестевшие в неярком свете фонаря, полные губы. Вдруг у него перехватило дыхание: на мгновение ему показалось, что он давно и безумно ее любит. И все вдруг стало невероятно простым. Кафе. Красивая женщина рядом. Ведь она не равнодушна к нему и теперь. Разве нелепая история с Костей не подтверждает это? Нужно всего лишь протянуть руку, дотронуться до шеи и изменить выражение строгого и нежного лица. И глядя сейчас поверх бокала в глаза Катюши, он чувствовал, что, может быть, еще не поздно сделать это.

Ему хотелось произнести ее имя, но не «Катюша», как он называл ее раньше, а «Катя». Но, вспомнив, что так обращался к ней Костя, он подавил в себе это желание.

Они поели. Сергей заказал кофе и продолжал ничего не значащий разговор. Ему казалось, что до тех пор, пока он не назвал вещи своими именами, есть возможность все изменить.

— Как странно, я совсем ничего не знаю о тебе.

— Неужели это может быть интересно? — равнодушно ответила Катюша.

Он слушал звук ее голоса, и ему не хотелось, чтобы она замолчала.

— Как можно рассказать о своей жизни? Теперь она мне кажется только глупой и смешной, и я сама не понимаю ее.

Он слушал ее, и ему было жаль чего-то, и он чувствовал себя виноватым перед ней.

— Как ты изменилась. Я временами тебя не узнаю. Раньше ты была совсем другой.

Она грустно подтвердила:

— Да. Раньше я была другая.

Он понимал, что говорит с ней совсем не о том, о чем хотел. Теперь ему не казалось все так просто, как это выглядело утром на работе. И он чувствовал, что нужно подождать, сейчас он не может разбрасываться, дома его ждала Марина.

— Катюша, ты счастлива?

Она покраснела и доверчиво ответила:

— Очень.

Они думали об одном, но не могли себя заставить высказаться откровеннее.

Он, глядя на ее изменившееся, взволнованное лицо, почувствовал боль и сожаление и, не удержавшись, произнес:

— Но это так странно и нелепо.

Она подняла на него глаза и спросила:

— А разве могло быть иначе?

Марина положила трубку телефона. Через несколько минут приедет Сергей. Она со страхом представила их вечерние разговоры. Старательно подобранные темы. Ни слова о том, что больше всего волновало обоих. Она поняла, что сегодня ей не выдержать. Она вышла в коридор и стала одеваться, предчувствуя, как муж удивится, не застав ее дома. Торопливо защелкнула крючки на шубе, пристегнула Арчи поводок и вышла на улицу.

На улице было темно. Марина медленно пошла по тропинке. Оставаясь одна, она думала всегда об одном. Прошло два месяца после смерти Олега. Но боль не утихала, она сама не давала ей утихнуть, растравливая воспоминаниями незаживающую рану. И упрямо возвращалась туда, к началу их любви. Когда она была сильной. И ей казалось, что она в любой момент сможет положить конец их отношениям. И не сомневалась, что уйдет от него первой. И что же? Жизнь распорядилась по-своему. Он опередил ее. И именно она подтолкнула его к этому. На улице шел дождь. Он торопился в аэропорт. Она это знала, но все равно не пожалела его. Ее проблема показалась ей важнее. Она расстроила его и отняла те самые пятнадцать минут, которые он пытался потом наверстать в дороге. И круг замкнулся. Мокрое шоссе. Предельная скорость. Плохая реакция. На повороте он оказался на встречной полосе. И сам создал аварийную ситуацию на дороге. Это, если формально разбираться в причине его смерти. А если не формально? Если не формально, то это она погубила Олега. И должна понести наказание. Но ее никто не собирался обвинять. И нельзя было даже рассказать о своей вине, чтобы не бросить тень на память Олега. И она судила себя сама.

Марина села на скамейку. Арчи хотел поиграть и положил к ее ногам палку. Она бросила ее подальше, он кинулся за ней. Марина, не мигая, смотрела перед собой. Падали и таяли снежинки. Снег засыпал ее лицо, плечи, колени. Она совсем замерзла. Но ей было хорошо. Она возбудила воображение и вернула свое прошлое.

Сергей нашел ее очень быстро. Арчи сидел рядом и громко выл. Сергей подхватил Марину на руки и побежал с ней в дом.

Когда она пришла в себя и открыла глаза, то первое, что подумала: «Господи, зачем? Что делать с этой ненавистной жизнью?» — Но боль была уже не такой острой.

Сергей сидел рядом и смотрел на нее.

Марина повернула к нему голову и сказала:

— Не знаю, как мне жить дальше.

Сергею было неприятно это слышать. Но, сейчас, когда Марина нуждалась в помощи, он не мог ее оттолкнуть.

— Ты должна помнить о ребенке.

— Не понимаю, зачем ты возишься со мной.

— Я хочу помочь тебе.

— Зачем?

— Разве мы чужие?

Марина хотела ответить: «А разве нет?» — Но промолчала. Это было бы несправедливо, потому что Сергей не успел еще стать чужим. Она вздохнула. Ей было непонятно его великодушие. Она заставила себя встать с кровати и отправиться на кухню. Надо жить. Время лечит. Марина усмехнулась. Проще давать советы, чем следовать им.

А потом исчез Арчи. Утром в воскресенье Сергей вышел погулять с ним. Арчи, как всегда, забегал далеко вперед, но то и дело оборачивался, чтобы проверить, где находится Сергей. И вдруг что-то привлекло его внимание, и он стрелой кинулся в соседний сквер. Сергей сказал, что сначала не придал этому особенного значения и какое-то время терпеливо ждал его возвращения. Но когда Арчи не появился на зов, то он сразу пошел его искать, а потом объехал все близлежащие дворы на машине. Безрезультатно. Никто не видел потерявшегося ризеншнауцера.

Они дали объявление в газеты и во все цветные журналы, которые согласились поместить фотографию Арчи. Безрезультатно. Никто даже не заинтересовался гонораром. Арчи исчез.

Но Марина продолжала искать его. До сих пор. Хотя прошло уже две недели с того воскресенья. У нее это превратилось в манию. В навязчивую идею. Она познакомилась со всеми бездомными собаками в округе и понемногу, но регулярно их прикармливала. А однажды Сергей застал ее в целой компании бродячих псов. Они жадно ели, а один из них, самый облезлый, смотрел на нее с подобострастием, и она ему тихо о чем-то говорила.

Сергей сказал ей тогда, что она делает ошибку. Нельзя терять благоразумие.

Благоразумие! Да что он понимал в этом. Благоразумие она утратила, когда ответила на любовь Олега и потеряла способность по своему усмотрению распоряжаться собственной жизнью.

Олег взял Арчи год назад крошечным щенком. Взял для Марины. Чтобы она не исчезала надолго. Арчи вырос у нее на глазах. И неизвестно, к кому из них двоих он был привязан больше. И вот теперь погиб Олег и потерялся Арчи. А Сергей говорит, что она теряет благоразумие. Она сама часто повторяла Олегу, что он совершает ошибку, если на что-то надеется. У них нет будущего. Вернее, в их отношениях. Он свободен. А на деле-то оказалось совсем наоборот. Оказалось, что несвободна она. Олег привязал ее к себе по рукам и ногам. Привязал своей любовью. А потом ушел и плотно закрыл за собой дверь. И все.

В окнах горел свет. Значит Сергей уже дома. Это случалось не часто. В основном, она его ждала после работы. Марина подошла к дверям и хотела их открыть своим ключом. Может быть Сергей в душе. Они никогда не тревожили друг друга по пустякам. Но ключей в сумочке не оказалось. Ни одного, ни второго. Они исчезли вместе с кольцом, на котором висели. Марина позвонила в дверь.

Сергей вышел в полотенце и вопросительно взглянул на нее.

— Ключи дома забыла.

Он кивнул, и ушел за халатом.

Марина переоделась и отправилась на кухню.

Когда они поели, Марина сказала:

— Похоже, я потеряла ключи. Такая стала рассеянная…

— Ты хорошо поискала?

— Дома нигде нет.

— Надеюсь, ты потеряла их не во дворе?

— Я весь день сегодня провела на даче.

— У нас есть запасные, я достану.

Марина ушла в спальню первая, но, когда пришел Сергей, она еще не спала. Она лежала на спине с широко открытыми глазами. В не зашторенное окно заглядывала луна и освещала спальню жемчужным нереальным светом. Сергей смотрел на холодный профиль жены и вспоминал ее горячий шепот около умирающего Олега. И безумные слова любви. Он бы не поверил, что его всегда сдержанная Марина способна на такие признания. Не поверил, если бы не услышал своими ушами. Ему она ничего подобного не говорила. Олег лежал весь забинтованный с разбитой головой, а Сергей стоял в коридоре и отчаянно завидовал ему.

Сергей бросил в кресло халат и лег рядом с женой. Выражение ее лица не изменилось. Он положил ей руку на грудь. Она словно не заметила этого.

— Ты не хочешь?

— У меня не получится.

— Но раньше же получалось? Ведь ты не перестала со мной заниматься любовью, даже когда появился Олег, разве не так?

— Так.

— В чем же дело?

— Я ничего не чувствую. Тебе не понравится.

— Расслабься…

…В тот вечер шел дождь. И она вернулась домой вся мокрая. У парадного стояла машина Олега. Он распахнул перед ней дверцу и помог сесть.

Они качнулись друг к другу и замерли.

— Марина, знаешь…

— Знаю.

Она не помнила, как Олег привез ее к себе домой. Она скинула пальто, и он приблизился к ней. Дотронулся до ее волос, и у нее забилось сердце… Олег нежно, едва касаясь губами, стал покрывать поцелуями каждый кусочек ее тела. Она подчинилась его ласковым рукам, и он перенес ее на кровать. А дальше… Дальше он повел ее шаг за шагом к блаженному краю пропасти. Она чувствовала, что с ней происходит что-то необычайное. Как в детстве, когда первый раз прыгнула в воду с вышки, испытав и страх, и отчаянное желание полета, и потом полет, когда сердце замерло и упало, и восторг охватил все ее существо.

Олег пытался полностью раствориться в ней, наслаждаясь близостью, угадывал и предвосхищал все смутные желания ее тела. Он вел ее, как в танце, то замедляя шаг, порой отступая, то набирая темп, с безукоризненным чувством ритма, неумолимо приближая к долгожданному восторгу. И, когда сладкая мука стала непереносима, они слились в гармонии. По наполненности ощущений этот миг вобрал в себя всю ее жизнь.

Марина открыла глаза и увидела над собой злое потное лицо Сергея. Насколько значителен был Сергей на работе, настолько примитивен в любви. Он истово и ритмично доделал свое дело и со стоном скатился с нее.

Она погладила его влажные волосы.

Сергей отдышался и открыл глаза.

Марина немигающим взглядом смотрела перед собой и машинально гладила его по голове.

— Гладишь меня словно собаку.

Она растерянно посмотрела на него.

— Что же делать?

— Тебе ведь не понравилось?

— Но ты же старался.

— Ты сведешь меня с ума.

— Я же говорила, что не стоит.

— Ты что издеваешься надо мной?

— С чего ты взял?

— Как ты собираешься жить со мной вместе?

— Я тебя предупреждала, что бесполезно…

— Что бесполезно? Ты хотела со мной разводиться до смерти Олега?

— Нет.

— В чем же дело?

— Что ты меня пытаешь? Я ничего не знаю. Ты что не видишь, что я мертвая?

— Врешь. Ты меня просто ревнуешь.

Марина повернула голову и удивленно посмотрела на него.

— Ревнуешь к моей секретарше. Катьке.

Марина пожала плечами.

— Значит, все-таки было.

— A-а, ты догадывалась и хотела отомстить мне. И отомстила! Знаешь, у тебя неплохо получилось. Я и думать забыл про Катьку.

Марина ничего не ответила и продолжала смотреть перед собой пустыми равнодушными глазами.

Он не выдержал и вскочил с кровати.

— Что ты молчишь? Что ты все время молчишь? О чем ты думаешь? Как ты можешь ненавидеть меня и продолжать спать со мной?

— С чего ты взял, что я тебя ненавижу? Мне просто жаль, что я узнала про Катюшу так поздно.

— Разве ты не догадывалась?

Марина пожала плечами.

— Догадывалась, не догадывалась… Какое сейчас это имеет значение?

— Представь себе, имеет. Для меня имеет.

— Хорошо, я скажу. Да, я догадывалась. Конечно, я догадывалась, что у тебя кто-то есть. Но мне казалось, это не серьезно.

Сергей усмехнулся.

— Конечно. У тебя все серьезно, а у меня нет.

— Ты зря сердишься. Как раз это меня и держало. И хотя ты за последнее время очень отдалился, но я чувствовала, что еще нужна тебе. Ты не забывал ни одной нашей даты, ты помнил все наши места…

— Как удобно, правда? Рядом, под боком, верный надежный пес, который и изменить-то тебе толком не может, а там «за уголком», — Сергей сжал кулаки, подумав про Олега, и с трудом выговорил то, что хотел: — Новое свежее чувство!

Марина видела такую ненависть в глазах мужа, что произносимые им слова уже не имели большого значения.

— Ведь Олег был моложе тебя лет на пять, не так ли? Да, именно так. Представляю, как тебе было лестно. Все у твоих ног! Только гордиться-то нечем. Ты знаешь, что Олег не пропускал ни одной юбки. С ним вся женская половина офиса переспала. Дешевка! Никто к нему серьезно не относился. Все знали, что он бабник. Все, кроме тебя. Не понимаю, как он тебя вообще заметил. Тебя и разглядеть-то можно только со второго или третьего раза. Говоришь вполголоса, — Сергей пренебрежительно махнул рукой, отвернулся и закурил прямо в спальне.

Марина лежала с закрытыми глазами и старалась не слушать его. Олега не стало. И все его забыли. Все, кроме Сергея. Не было дня, чтобы он не вспомнил про него. Марине были мучительны эти разговоры, и она могла бы положить им конец, если бы разошлась с мужем. Но она не хотела забывать Олега. А пока они жили вместе, тень Олега присутствовала рядом с ними постоянно. Правда, Сергей уже давно перестал щадить ее чувства. Его хватило ненадолго. От деликатности не осталось и следа. Марина прислушалась к тому, что он говорил.

— Ты хоть знаешь, что у Олега мать была алкоголичка? Она умерла, когда ему не было шести лет. И умерла, представь себе, под забором, от белой горячки. Как тебе это нравится? Его кое-как вырастил отец. И ты собираешься рожать от него ребенка. Это с такой наследственностью! Марина, я тебя не узнаю.

— Откуда ты все это знаешь?

— Мне рассказал его отец, когда я встречался с ним на сорок дней.

— Все понятно.

— Марина, зачем тебе этот ребенок? Подумай хорошенько.

— Уже прошло четыре месяца. Все равно аборт делать поздно.

— Ерунда! Ты же знаешь мои связи. Я с легкостью могу устроить для тебя выкидыш.

— Выкидыш? — Марина грустно улыбнулась: — Ты ничего не понимаешь, у него уже бьется сердечко.

Сергей сломал в пепельнице недокуренную сигарету и, не сводя с Марины глаз, подошел к ней.

Выражение ее лица не изменилось.

Он откинул одеяло и лег рядом с ней.

— Сережа, не сейчас.

Но он ничего не слышал.

Олег сидел у Марины на кухне и ждал Сергея. Тогда между ними еще ничего не было. Марина накормила его ужином и просто так для поддержания разговора спросила про родителей.

— Вам действительно интересно? — удивился он.

— Очень. И, пожалуйста, не называй меня на «вы», мы же договорились.

Олег кивнул. Ему и самому так было проще.

Марина еще раз попросила:

— Расскажи.

Они были едва знакомы, и все их встречи — случайность, но Марина уже знала о нем больше, чем кто-либо. Он не был болтливым, но ей с легкостью выкладывал самые интимные подробности своей жизни.

— Не исключено, что я преувеличиваю; наверное, детские воспоминания, лишь наполовину, правда. Но, по-моему, моя мама была очень талантлива. У нее был красивый голос, и она мне в детстве много пела. И никогда потом я ничего подобного больше не слышал. И если бы она не вышла за отца замуж, то непременно стала певицей. И, может быть, была бы сейчас жива.

— А кем был твой отец?

— Военным. Нам пришлось с ним всю страну исколесить. А у мамы было слабое здоровье… — Мне было семь лет, когда она умерла.

— Но ведь она, наверное, любила твоего отца?

Олег представил прозаическую внешность своего отца, его грубость и презрительное отношение к матери, когда она уже не могла встать с кровати, и покачал головой:

— Что-то сомневаюсь…

— Ты был маленький и мог не понимать.

— То, что касалось мамы, я понимал, поэтому и не простил отцу ее смерть. Мы жили с ним, как два врага. Жили и тихо ненавидели друг друга. Если бы тетка не взяла меня к себе, просто не знаю, чем бы все это закончилась.

— Олег, ты временами кажешься мне таким маленьким. Могу себе представить, как тебя любила мама.

Они тогда в первый раз посмотрели друг другу в глаза.

— Марина, куда ты собираешься?

— К маме.

— Ну, что случилось? — Сергей взял ее за плечи и развернул к себе.

У нее в глазах стояли слезы.

— Что такое? Ведь ты уже взрослая девочка и могла бы меня понять.

— Сережа, именно поэтому я и уезжаю.

— Это несправедливо по отношению ко мне.

— Зачем жить вместе, если совершенно очевидно, что в этом нет больше никакого смысла?

— Я так не думаю. Бессмысленно уходить в никуда. Другое дело, если бы ты уходила к Олегу. Я бы не стал возражать.

Марина подумала, что Сергей кривит душой. Тогда возражать как раз имело бы смысл. Живой Олег был Сергею не соперник.

— Сережа, через четыре месяца у меня родится ребенок, которого ты уже сейчас ненавидишь. Неужели ты не понимаешь, что у меня нет выбора?

— Марина, ну что ты такое говоришь? Ненавижу! Да, у меня и в мыслях не было. Я просто хотел предостеречь тебя. Но то, что я сказал ночью, не имеет никакого отношения к моим чувствам. Хочешь, рожай! Можно подумать, у меня не хватит денег вырастить из него полноценного здорового человека. Рожай. И не будем больше возвращаться к этой теме. Ладно?

Марина с сомнением смотрела на свои уже упакованные вещи.

Сергей вытряхнул содержимое чемодана на кровать.

— Не смей больше думать об этом. Твое желание для меня закон. Успокойся и постарайся поменьше нервничать. Я обо всем позабочусь сам.

А потом началась череда Новогодних праздников. Сергей принес домой голубую елку и, когда освободил ее от полиэтилена, то в комнате пронзительно запахло лесом. Все в елке было слишком: и хвоя, и запах. Ее каким-то особенным образом вырастили в Голландии, и она была так хороша, что даже не верилось, что она настоящая. И все время хотелось ее потрогать и понюхать, чтобы удостовериться, что она действительно живая. Отношения с Сергеем тоже стали так хороши, что перестали быть похожи на настоящие. Сергей был так заботлив, добр и мил, что Марину не покидало ощущение, что они играют в каком-то спектакле роли счастливой пары, причем, не в пример Сергею, она свою роль играет фальшиво и бездарно.

На Рождество Марина подарила Сергею джемпер, связанный собственными руками. Джемпер Сергею очень понравился, он говорил всем, что это эксклюзив и носил, не снимая. Она от него получила в подарок крошечный сотовый телефон в виде красивого кулона с множеством функций. Купила к нему декоративный шнурок и тоже носила на шее, не снимая.

И даже секс… Марина спрятала свои чувства поглубже и старательно имитировала оргазм. По-видимому, ей это неплохо удавалось. Сергей был вполне удовлетворен.

Аллочка частенько заходила к ней и говорила, что о такой жизни, как у нее, можно только мечтать. И удивлялась, почему Марина не ценит свое счастье и не пользуется благами, которые выпали на ее долю, а наоборот ходит все время кислая и унылая.

— Неужели ты не понимаешь, что Сергей может с легкостью найти тебе замену. Сейчас таких мужиков, как он, раз два и обчелся. Стоит ему только свистнуть, толпа соберется.

— Пусть.

— Ну и глупо. Вокруг него столько красивых веселых девчонок. Если ты не будешь за собой следить, то скоро останешься одна.

— Аллочка, я слежу за собой. Просто у нас с тобой разные представления об этом. Мне кажется, глупо ходить дома при полном макияже. Этим я его все равно не удержу.

— Ну, смотри, не удивляйся потом, если Сергей к тебе охладеет. Я тебя предупредила.

— Пусть.

— Я бы на твоем месте не была так самонадеянна. Беременность совсем не красит женщин. Именно в это время у мужчин обычно и появляются любовницы.

Марина закрыла за ней дверь и подошла в спальне к трельяжу. Ей захотелось посмотреть на себя в зеркало. Аллочка была права. Беременность ее не украсила. К тому же после смерти Олега она ни разу не была в парикмахерской. Сейчас никто бы уже не назвал ее золотистой блондинкой. Хотя… Она провела по волосам щеткой, внимательно посмотрела на себя и подумала, что больше ни за что не будет осветляться. Ее натуральный пепельный цвет намного интересней и естественней, надо только дождаться, чтобы волосы отросли, и обрезать обесцвеченные концы.

Вдруг раздался характерный щелчок замка входной двери. Марина от неожиданности вздрогнула. Ключ был только у Сергея. Щелчок раздался, но дверь не открылась. И наступила тишина. Она с растерянным видом замерла перед зеркалом со щеткой в руках. Что это? Сердце заспешило, сбивая дыхание. В трехстворчатом зеркале она видела кусок коридора и входную дверь. Дверь стала медленно открываться. Марина едва успела закрыть дверь в спальню. Стекло в ней было односторонним, и она смогла наблюдать, оставаясь невидимой из коридора.

Дверь отворилась, и вошел мужчина в вязаной шапочке, надвинутой на самые глаза.

Она, окаменев, следила, как он, озираясь, шел мимо нее в гостиную. Когда его шаги стихли, она с отчаянно бьющимся сердцем подкралась к балконной двери и, стараясь не шуметь, осторожно открыв ее, выскочила на балкон и закрылась там. К счастью, телефон был при ней. Она набрала номер Сергея и прошептала в трубку:

— Сережа, помоги мне, к нам в квартиру кто-то влез, пожалуйста, поскорее…

Милиция появилась через три минуты. Сергей приехал вслед за ней.

В квартире никого не оказалось. Марину замерзшую выпустили с балкона. У нее зуб на зуб не попадал. На улице было минус десять, а она оказалась на балконе в одном халате. Сергей напустил в ванну воды и заставил ее для начала согреться.

Следов от мужчины в вязаной шапочке не осталось никаких, и из квартиры ничего не исчезло. Замки были в порядке, а сигнализацию они включали только когда уходили из дома.

Молоденький следователь составил протокол, обещал принять меры, и посоветовал не отключать сигнализацию вообще, даже когда дома кто-то есть.

На следующий день Сергей не пошел на работу и поменял дверные замки, а потом были выходные. Страхи улеглись, и, когда Сергей предложил прислать кого-нибудь, чтобы побыть с Мариной, то она решительно отказалась.

— Ты поменял замки, и я теперь ничего не боюсь.

Через три дня, когда она утром принимала душ, ей послышался какой-то шум в коридоре. Она выглянула — никого. Марина, вытерлась, прихватила с полки телефон и в накинутом на голое тело халате вышла из ванны. В глубине комнаты послышались торопливые шаги. Она в ужасе пробежала через коридор к входной двери, заметив в гостиной силуэт мужчины в вязаной шапочке. Дрожащими руками открыла дверь на лестницу и, бросив ее не закрытой, поднялась этажом выше к соседке и уже от нее позвонила Сергею:

— Сергей, пожалуйста, поскорее…

Милиция, как и в тот раз, приехала через три минуты. Сергей вслед за ней.

Следов от мужчины в вязаной шапочке не осталось никаких.

Следователь, даже позволил себе блеснуть эрудицией:

— А был ли мальчик-то?

Что могла Марина ответить на это? Так глупо шутить ей не пришло бы в голову, ведь выбежала же она зачем-то после ванны на лестницу, практически голая.

Вслед за милицией приехала «скорая» и посоветовала Сергею уговорить Марину пару дней полежать в стационаре. Для ее же блага. «Для перестраховки», — как сказал Сергею врач.

Сергей воспользовался советом и, не откладывая, позвонил своему приятелю — начальнику медицинской части городской больницы. Они довольно долго проговорили, и он получил исчерпывающую информацию, где, кого и как можно быстро и эффективно обследовать.

Марина не возражала полежать в больнице. Бог его знает, как волнения этой недели отразятся на ребенке. Волнения еще никому не шли на пользу, а уж тем более беременным.

Сергей не стал откладывать и на следующий день съездил в больницу, встретился с главврачом и обо всем договорился. А еще через день утром они уже ехали туда вместе.

Он положил сумку с Мариниными вещами в багажник и сказал:

— Не волнуйся, тебе там понравится, не больница, а настоящий санаторий, с очень квалифицированным персоналом.

Марина тихо спросила у мужа:

— Сережа, а ты сам веришь, что в нашу квартиру залезал мужчина?

Сергей ответил не сразу. Видимо, не хотел врать.

— Странно, что он не взял деньги, в гостиной они лежали на виду. Если влезал, то зачем? Непонятно…

— Значит, не веришь.

— Перестань! Веришь, не веришь. Ты же слышала, я ментам со всей определенностью сказал, что верю, и заставил возбудить уголовное дело. Если хочешь, я могу и частное расследование подключить, чтобы тебе было спокойнее. Ну, что ты молчишь? Частные детективы — оперативные ребята, и если им дать зацепку, то уж точно чего-нибудь нароют. Вот только с зацепками у нас слабовато: улик нет, а описание ты дала такое, что вы меня извините! Под него каждый спортивный длинноногий парень попадает. А уж вязаная шапочка и коричневая кожаная куртка так это вообще у любого мужчины найдутся.

— Что поделать, я его лицо не разглядела.

— Ладно, не переживай, я что-нибудь придумаю.

Дородовое отделение больницы было коммерческое, находилось в пригороде, и действительно напоминало санаторий. Все палаты были одноместные. Марину поселили в двухкомнатную с лоджией и прекрасным видом из окна на сосновый лес.

— Спасибо, Сережа, все чудесно. Но все же лучше долго здесь не задерживаться.

— Не беспокойся, я обо всем договорюсь.

Сразу после приезда Марину осмотрел врач. Один, другой, третий. А потом ей сделали УЗИ и томограмму головного мозга, а потом она сдала все анализы, которые можно было не натощак. А потом ее отправили на процедуры. Сергей, видимо, действительно поговорил, и ею занимались очень добросовестно.

Обед ей принесли в палату. Она поела и пошла гулять. Это разрешалось, но за ворота просили не выходить. Зачем было просить? Марина постояла около ворот и поняла, что через охранника без пропуска пройти все равно невозможно. Но и около больницы было достаточно места, и тут тоже росли сосны, и лежал пушистый белый снег. Марина пошла по тропинке к беседке. Она слишком поздно заметила, что там сидела девушка, и, хотя знакомиться у нее большого желания не было, но уйти назад уже было неудобно.

Марина поднялась по ступенькам и с приветливым видом поздоровалась.

Девушка подняла голову и, оказалось, что она плачет.

— Извините, может быть, я могу вам чем-нибудь помочь?

Девушка порывисто встала и почти грубо ответила:

— Мне ничего ни от кого не нужно.

Марина молча вышла из беседки и пошла прочь. От странной встречи остался неприятный осадок, но, поразмышляв, она решила, что ничего особенного в поведении девушки не было. Ну, подумаешь, не захотела разговаривать. Что в этом такого? К тому же она плакала, значит у нее какие-то проблемы. Но это естественно, ведь они в больнице, и здесь у многих проблемы со здоровьем.

Вечером Марина хорошо проветрила свою палату и, сладко зевая, легла в кровать. За день она безумно устала от новых впечатлений. Наскоро поговорив с Сергеем по телефону, она выключила свет. Ни читать, ни смотреть телевизор перед сном не было сил. Едва закрыв глаза, она тут же уснула в полной уверенности, что проспит до утра. Но посреди ночи, внезапно и резко проснулась, как от будильника. Ее что-то разбудило. Она прислушалась к ночным шорохам. Вдруг в соседней комнате скрипнула половица, а потом отчетливо послышались шаги. По ее палате кто-то ходил! Марина включила ночник и, задыхаясь от сердцебиения, широко открытыми глазами уставилась на дверь. Дверь скрипнула и стала открываться. Не сама. Кто-то открывал ее медленно и осторожно. Когда в проеме показался мужчина в вязаной шапочке, Марина оцепенела. Мгновение они смотрели друг на друга, потом мужчина улыбнулся и сделал шаг назад. Она при желании не смогла бы издать ни звука.

Дверь в соседнюю комнату осталась открытой, но шагов больше не было слышно.

Марина надавила кнопочку звонка и не отпускала ее, пока заспанная медсестра не вбежала в палату. Вместе с дежурным врачом и охранником они обследовали соседнюю комнату, и ванную с туалетом. Никаких следов от загадочного посещения не осталось. Марина слышала, как по рации охранник из корпуса поговорил с охранником, который сидел у ворот. Они были убеждены, что в корпус через забор проникнуть невозможно, все опутано какой-то «егозой». Разорвет в клочки.

Милицию вызывать не стали, но на следующее утро, сразу после завтрака, к Марине пришел врач. Невропатолог. С ясными голубыми глазами и мягкими белыми руками. Врач Марине очень понравился. Она с первого же взгляда почувствовала к нему доверие. Сначала он попросил Марину обо всем ему подробно рассказать. И она рассказала. Все. А потом он сам стал задавать ей вопросы. Вопросы были разные. Некоторые совсем простые, а некоторые сложные и даже философские. О жизни. И Марина старалась отвечать не формально. Иногда она надолго задумывалась. Но врач не торопил ее. И ей казалось, что ему интересно, что она сейчас скажет. Ей было лестно его внимание и, казалось, что никто и никогда не понимал ее так хорошо, как этот врач, даже она сама…

— Марина, а, может быть, этот человек был на кого-то похож?

Она покачала головой.

— Не торопитесь, подумайте, его лицо было наполовину спрятано под шапочкой, но все же вы видели губы, подбородок, нос. Вы говорили, он улыбнулся. Подумайте… Не торопитесь…

Марина прикрыла глаза и честно старалась вспомнить и представить. Губы, подбородок… И слова врача вдруг ей напомнили другую палату. Олег лежал на спине, его голова была наполовину забинтована. Она села рядом с ним на стул. Провода. Приборы. Губы, подбородок, плечи, грудь и совсем не поврежденная правая рука. У нее из глаз потекли слезы. Она не узнала его сразу, потому что испугалась и потому, что это было невозможно. Она плакала, и никак не могла успокоиться.

— Господи, простите, мне так стыдно…

— Ничего, ничего поплачьте, это полезно. — Врач отошел к окну.

Марина немного успокоилась и заговорила:

— Неужели? Но это так странно… Действительно, он был похож… Он мне напомнил Олега.

Невропатолога звали Гарри Павлович, и после его визита количество приносимых ей таблеток заметно увеличилось. Красные, желтые, бело-коричневые капсулки… Марина попыталась узнать название выписанных лекарств. Ей сказали — витамины, и попросили не беспокоиться.

В полдень позвонил Сергей.

— Марина, почему ты не звонишь?

— Я все утро была занята: врачи, процедуры…

— Могла бы все же найти время. Ну, ладно. Как у тебя дела?

— Все нормально.

— Марина?

— Что такое?

— Почему я должен от посторонних людей узнавать о том, что с тобой происходит?

— От каких это посторонних?

— От врачей, разумеется.

— Интересно, что же тебе сказали врачи?

— А ты не хочешь сама рассказать?

— Нечего рассказывать, все как обычно.

— Ночное посещение — это для тебя обычное явление?

— Зачем спрашивать, если тебе все известно?

— Марина, я прошу тебя, не замыкайся. Я очень хочу тебе помочь.

Она промолчала.

— Я договорился, чтобы на ночь к тебе поместили сиделку. Ты не возражаешь?

— Сережа, а что ты обо всем этом думаешь, только честно?

— …Если честно, то, я думаю, что у тебя расстроились нервы. Это и не удивительно, если учесть, сколько всего ты пережила за последнее время.

— Зачем же тогда сиделка?

— Для твоего спокойствия.

— Когда я отсюда выйду?

— Мариночка, завтра я буду у тебя, тогда обо всем и поговорим.

— Мы же думали, что я не пробуду здесь больше трех дней.

— Тремя днями тут не обойдешься, неужели ты сама этого не чувствуешь?

Марина дала отбой и посмотрела на блюдечко с новой порцией таблеток. Разве можно беременным принимать столько лекарств?

Днем она обошла территорию больницы и поняла, как хорошо она охраняется. Кирпичный забор был опутан проволокой, закрученной в спирали. Наверное, это и есть «егоза». Охранник сказал, что если перелезать, то разорвет. Видимо, так и есть. Что же получается, что проникнуть извне нельзя? Значит, ночное посещение ей померещилось? Но она совершенно ясно видела. Вот именно! Ясно видела. Сумасшедшие тоже бывают абсолютно уверены в своих видениях. Что же, значит, она на пороге безумия? Может быть, именно так и сходят с ума?

Марина машинально дошла до беседки. Внутри никого не было. Она села на скамейку. На столе лежал слой снега. Кто-то прутиком изрисовал его маленькими человечками. Совсем незатейливыми. Как рисуют дети. Точка, точка, запятая, минус рожица кривая, ручки, ножки, огуречик…

Марина так задумалась, что не заметила, сколько времени она просидела над этими человечками. Вдруг в беседку заглянула девушка, которую она видела вчера.

Марина поднялась к ней навстречу.

— Пожалуйста, не уходите, давайте поговорим.

Девушка хмуро взглянула на Марину.

— Вы давно здесь находитесь?

— Какое вам дело до меня, что вы все ко мне лезете. — Девушка резко отвернулась и, сбежав со ступенек, направилась в сторону сосен.

Марина взяла в руки прутик и стала зачеркивать человечков. Неужели она попала в психушку? Вернее, в дородовое отделение психбольницы. А что? У беременных бывают разные патологии. Чем психическое расстройство не патология. Можно ведь сначала забеременеть, будучи совершенно нормальной, а потом заболеть душевно. Вот как она. Неужели все же она душевнобольная? Откуда тогда эта ясность мысли? А ребенок? Что будет с ее ребенком? Дадут ли ей возможность родить его, или за нее будут принимать решение врачи. И тогда… Вполне возможно, что они решат сделать ей стимуляцию. Выкидыш. На шестом месяце это, наверное, очень просто. И все скажут, что для ее же блага. Кто ей может сейчас помочь. Сергей? Гарри Павлович? Мама? Никто не поможет. Если она безумна, все будут ее сторониться.

Марина погуляла еще немножко. Казалось, что на улице гулять здесь не принято. Все довольствовались лоджиями. Марина решила пойти обедать в столовую, чтобы посмотреть на своих соседок. Столовая была похожа на кафе. Играла приятная музыка, и столики обслуживались симпатичными медсестрами в белых, как у официанток, наколках. Марина села и огляделась. Одни женщины. Некоторые совсем молоденькие. Средний возраст: от двадцати до сорока пяти. Примерно, конечно. У женщин разве точно определишь. Беременность была заметно не у многих. Наверное, у большинства ранние сроки.

К Марине подсела хорошенькая блондинка в стиле Мэрилин Монро, улыбнулась и представилась:

— Меня зовут Анжела, можно Лика, или Анжелика, как вам захочется, а может быть «тебе»?

— Почему бы нет. А я Марина.

Анжелика заказала обед, весьма обширный, если принять во внимание ее воздушность, и доверительно сказала:

— Кухня здесь отменная, жаль только, не подают спиртное. Граммов двести мартини были бы совсем не лишними, как ты на это смотришь?

Марина спросила напрямик:

— Беременным не очень-то показано спиртное.

Анжела лукаво улыбнулась и подняла вверх указательный пальчик:

— Беременным. Вот именно. А я-то уже нет. — Она наклонилась к Марине и положила ей руку на живот. — А у тебя там кто-то живет?

Марина сухо кивнула и спросила:

— А ты здесь давно?

— Да, нет. — Анжела покачала головой и похлопала ресницами. Белокурые кудряшки, как пружинки, запрыгали вокруг ее лица. — Когда я приехала, еще не было снега.

«Вот это да, — подумала про себя Марина, — не меньше месяца».

— Мой друг на днях заберет меня отсюда. — Она улыбнулась и добавила: — Если я, конечно, буду себя хорошо вести.

— А что это означает?

— Разве не понятно? — Она наивно округлила глаза: — Не делать ничего плохого.

— Например?

Анжела оглянулась по сторонам и, убедившись, что никто не обращает на них внимания, погладила Марину по груди:

— Вот это, например. — И лукаво добавила: — Ну, а спиртное с наркотиками здесь и так не достанешь.

На следующий день вечером приехал Сергей. Марина постаралась встретить его, как обычно.

— Хочешь, посидим в кафе, там уютно, и сейчас, наверное, никого нет.

— Ты, я вижу, здесь немножко привыкла, — сказал Сергей, и вид у него при этом был виноватый.

— Да, Сережа, тут совсем неплохо, только я безумно скучаю по нашему дому.

Он притянул ее к себе.

— Почему же ты так редко мне звонишь?

— Неужели три раза в день это редко?

— Мне бы хотелось слышать тебя чаще.

— Раз ты хочешь, то буду чаще.

Он заказал фрукты и десерт.

— Сережа, я думаю, мне уже недолго здесь осталось?

— Мариша, все будет зависеть от тебя. Ты должна и сама понимать это.

Когда они расставались, он спросил:

— Что я могу для тебя сделать?

— Попроси, чтобы от меня убрали ночную сиделку. Мне не уснуть при постороннем человеке.

Сергей сдержал свое слово, и в эту ночь Марина спала одна. А если быть точной, то в эту ночь она вообще не спала. Она ждала. Ждала появления своих галлюцинаций.

Бороться со сном оказалось необычайно сложно. И стоило закрыть глаза, как перед ее внутренним взором возникала одна и та же картина. Вот Олег с трудом встает со своей больничной койки, натягивает джинсы и черный свитер, а поверх забинтованной головы напяливает вязаную шапочку, надевает коричневую куртку и отправляется на ее поиски. Марина открыла глаза. В ее палате никого не было. Может быть, он больше не придет? Может быть, Гарри Павлович помог ей совместить явь и грезы и освободил от мучительного кошмара? А может быть, кошмар перестал быть кошмаром, потому что у него появилось лицо Олега?

Ни в эту, ни в следующую ночь никто к ней не пришел.

Гарри Павлович навещал ее каждое утро, и они подробно беседовали о Маринином самочувствии. И не только. Они анализировали ее настроение, мысли и даже сны. Марина испытывала доверие к Гарри Павловичу и была с ним предельно откровенна.

— Мариночка, вы очень хорошо выглядите сегодня.

— Спасибо, я наконец-то выспалась.

— Очень рад, очень рад. — Гарри Павлович на правах врача дотронулся до Марининой руки. — Нормальный глубокий сон вам сейчас просто необходим.

— А вы думаете, я смогу… — Марина запнулась.

— Сможете ли вы родить здорового ребенка? Вы это хотели спросить?

Она кивнула. Гарри Павлович буквально читал ее мысли.

— Конечно, сможете, почему бы нет?

Марина опустила глаза.

— Врачи редко бывают искренни с пациентами. По-моему, это у вас называется врачебной этикой?

Гарри Павлович усмехнулся в усы и погладил бородку.

— Вы находитесь здесь пять дней, это слишком короткий срок, чтобы поставить окончательный диагноз.

— Но разве я прошу окончательный диагноз? Вы говорите, я здесь недавно, но за это время вы узнали обо мне больше, чем кто-либо. Неужели вы не можете, хотя бы в общих чертах, объяснить мне возможные варианты развития событий?

Он улыбнулся.

— Мариночка, успокойтесь. Конечно, могу. Я лично склонен думать, что вы психически абсолютно здоровы, а причина ваших галлюцинаций или, точнее, фантастических иллюзий, кроется в сильнейшем нервном истощении. Смерть близкого человека вызвала тяжелое эмоциональное напряжение и привела к расстройству нервной системы. Все это, безусловно, не полезно для развития плода. Но если, нет психического заболевания, то есть возможность избежать медикаментозного лечения, которое, увы, не показано беременным. Вы понимаете меня?

— Но ведь мне уже начали давать таблетки!

— Пока это обычные витамины.

— А когда вы сможете окончательно убедиться, что со мной?

— Мариночка, не будем торопить события.

После разговора с врачом Марина поняла, что если она сама не справится со своими видениями, то врачам ничего другого не останется, как подключить тяжелую артиллерию в виде таблеток, и тогда судьба ее ребенка будет решена.

…Он был действительно очень похож на Олега. Этот парень в коричневой кожаной куртке и черном свитере. И хотя вязаная шапочка не позволяла хорошо рассмотреть его лицо, но это был не Олег. Марина его ждала и поэтому сумела справиться со своим страхом. Она проснулась под утро, почувствовав в своей комнате присутствие постороннего человека. Он стоял в дверях и смотрел на нее. Марина открыла глаза и бесстрашно взглянула на парня.

— Почему ты приходишь ко мне? Чего ты хочешь?

Он резко развернулся и, прикрыв за собой дверь, вышел в соседнюю комнату.

Марина позвала:

— Не уходи…

Ни звука.

Она легко соскочила с кровати, босиком добежала до дверей и выглянула в соседнюю комнату.

Там никого не было.

Марина открыла дверь в коридор. Там тоже никого. Выглянула на лоджию. Пусто.

Он исчез.

Она легла в кровать, но заснуть ей больше не удалось.

Утром Гарри Павлович спросил, хорошо ли она провела сегодняшнюю ночь.

— Спасибо, хорошо.

— Марина, вы говорите правду?

Марина растерялась.

Гарри Павлович пристально смотрел на нее и ждал ответа.

— Не понимаю…

— К вам никто не приходил сегодня ночью?

— Нет… С чего вы взяли?

— И вы ночью не звонили своему мужу?

Марина отрицательно покачала головой.

— Марина, вы делаете ошибку. Не стоит от меня что-то скрывать. Этим вы себе не поможете. Мне кажется, вы превратно истолковали мои слова по поводу вашего состояния. Давайте, начнем все сначала. Приходил к вам Олег сегодня ночью?

— Это не Олег, — проговорила она едва слышно.

— Значит, приходил.

Марина повторила:

— Это не Олег.

Расскажите подробнее.

Марина рассказала и поняла, что напрасно. Не стоило делать этого.

Как только Гарри Павловича вышел, она проверила свои исходящие звонки. Сергею она звонила последнему, но когда… Ее сотовый не фиксировал день и время звонка. Она набрала телефон мужа.

— Привет, Мариша, как дела?

— Все хорошо. Сергей, разве я звонила тебе сегодня ночью?

— Почему ты задаешь такие странные вопросы?

— Ответь, звонила ли я тебе сегодня ночью?

— Марина, ты меня пугаешь.

— Почему ты не отвечаешь прямо?

— Неужели ты не можешь запомнить, кому ты звонишь?

— Не в этом дело…

Марина дала отбой, оделась и вышла на лоджию. Обе ее комнаты имели выход на нее. Она села в шезлонг и задумалась. Сегодня ночью она пыталась справиться со своим страхом сама. Но врачам все стало известно. Гарри Павлович спросил, звонила ли она ночью мужу. Она была уверена, что не звонила, но Сергей прямо не ответил на ее вопрос, а сказал, что она его пугает, раз не помнит, кому звонит. Можно, конечно, взять распечатку телефонных разговоров и доказать, что звонка не было. Но ведь она сама подтвердила, что ночью опять кого-то видела. Кому после этого будет интересно, был звонок или нет? Все вокруг уверены, что с ней что-то происходит. А она сама? Олег не Олег. Видения не видения. Может быть, она звонила и забыла? Ведь Гарри Павловичу как-то стало известно, что с ней было ночью. Кто ему мог сказать? Сергей? Она вспомнила, о чем они вчера разговаривали по телефону. И свои слова: «Моя ошибка в том, что я начинаю звать на помощь, когда вижу Его. Этим я только пугаю себя еще больше. Мне кажется, если я перестану Его бояться, то он оставит меня в покое». Что Сергей ответил ей? Что-то вроде: «Я уверен, что скоро у тебя все пройдет». Или нет, он сказал: «Я уверен, что скоро он тебя оставит в покое». И вдруг ужасное подозрение поразило ее. Сергей не хотел, чтобы она оставляла этого ребенка. Он говорил, что с его связями нет никакой проблемы устроить выкидыш. Она отказалась, и чуть было не переехала жить к маме, но он убедил ее остаться и… А Гарри Павлович на днях ей популярно объяснил, что если у нее психическое расстройство, то лечение не совместимо с беременностью. То есть сначала прерывание беременности, а уже потом лечение. Боже, неужели это возможно?! Чтобы Сергей, Сережка… Да этого не может быть. Он любил ее, она чувствовала. Несмотря ни на что. Любил… Вот именно, любил. Ведь появилась же Катюша. Неужели все же Сергей? Но зачем так сложно…

Зазвонил телефон. Сергей. Марина собралась с духом, чтобы не выдать своих мыслей.

— С тобой все в порядке?

— Спасибо, Сережа, все как обычно. Сегодня чудесная погода. Солнце. Хочу погулять, пока я свободна.

— Я заеду к тебе вечером?

— Зачем мотаться? Послезавтра суббота. Дождемся выходных.

— Ты действительно в порядке?

— Ну, конечно. Как ты без меня питаешься?

— Марина, мне очень тебя не хватает…

Она ничего не ответила. А он ничего не спросил про их утренний разговор. Значит, нечего спрашивать. Он знал больше нее. Он сам разговаривал с Гарри Павловичем, поэтому ему было удобно ответить уклончиво на Маринин вопрос. Они сговорились?! Но ведь Сергей не скрывал от нее, что общается с врачами. Разве он не имел на это право? Имел. Все правильно…

Марина села в прежнее положение. Если на миг предположить, что нет никаких галлюцинаций, значит этот парень, похожий на Олега, должен быть реальным человеком?

Она услышала стук в дверь. К ней в комнату вошла медсестра и пригласила ее к врачу. К гинекологу. В день своего приезда она уже была у него на осмотре.

Врач предложил ей раздеться и лечь в кресло.

Марина удивилась:

— Разве беременных осматривают в кресле?

— Почему же нет?

— В женской консультации меня уже три месяца только взвешивали и слушали.

Врач ничего не ответил, и молча осмотрел ее, потом так же молча записал что-то в истории ее болезни.

— Вы можете быть свободны.

Марина спросила:

— С ребенком все в порядке?

Врач, не поднимая на нее глаз, кивнул.

— Можно я посмотрю, что вы написали в моей карточке?

— Мы пациентам не выдаем на руки историю болезни.

— В консультации мне на каждом приеме говорили, сколько недель ребенку.

— Размер плода двадцать пять — двадцать шесть недель, — равнодушно проговорил врач.

— Странно, должно быть поменьше… Вы не ошиблись?

— Вряд ли.

— А с весом все в порядке? Мне не нужно посидеть на диете?

Врач удивленно посмотрел на нее и торопливо проговорил:

— Успокойтесь, вам не о чем волноваться.

Марина вышла из кабинета с тяжелым сердцем. У нее было такое ощущение, что меньше всего гинеколога волновало состояние ее ребенка. Может быть, уже все решено? И известен день, когда ей сделают стимуляцию? А она будет бессильна что-то изменить, потому что врачи думают, что действуют в ее же интересах. Что же ей делать? Есть ли у нее время?

Ей принесли обед в палату. Она подошла к подносу, потрогала сыр и поняла, что не может съесть ни крошки.

Она машинально надела шубу и вышла на лоджию. О чем она здесь так хорошо думала перед посещением врача? Боже, какая путаница у нее в голове. Марина зябко закуталась в шубу и испуганно посмотрела по сторонам. Мгновение она сидела неподвижно. Сергей… Да, да, конечно, она думала о своих галлюцинациях. Вернее, об их отсутствии. Если нет галлюцинаций, значит, парень, похожий на Олега, — реальный человек. Реальный человек, который находится где-то рядом. Вряд ли он два раза пробирался на территорию больницы извне. А если предположить, что его привез Сергей, значит, он мог поселить его в корпусе. Тайно. А что? Оплатить любую палату. Да хоть соседнюю. И объяснить, что не хочет, чтобы рядом с ней кого-то селили. А войти к ней через лоджию очень даже просто. Пост охраны с противоположной стороны корпуса. Дверь открывается изнутри и снаружи поворотом ручки. На соседнюю лоджию перелезть не сложно. Интересно, кто с ней живет по соседству? Слева глухая стена, а вот справа… Она никогда не видела, чтобы в коридор из соседней двери кто-нибудь выходил. Марина сходила в комнату за стулом и, взобравшись на него, перелезла на соседнюю лоджию. Осторожно заглянула в окно. Портьера закрывала большую часть комнаты. Ничего не было видно. Дверь открылась так же, как и у нее, поворотом ручки. Марина толкнула дверь и, отодвинув портьеру, вошла в комнату. Скрипнули половицы. Она испуганно огляделась. Никого. Вдруг взгляд ее упал в кресло, и у нее отчаянно забилось сердце. Вот он. Черный вязаный свитер, с высоким горлом. Может быть, спрятаться пока никто не вошел?

Но она не успела. Не Олег в полотенце, с мокрыми волосами вошел в комнату, видимо, из душа.

На этот раз и он испугался.

Марина улыбнулась побелевшими губами:

— Вот мы и поменялись ролями. Будете звать на помощь? Нет? По-моему, тоже не стоит. Поговорим? Или вы глухонемой?

— Я не глухонемой, но говорить мне с вами не о чем.

— Я так не думаю.

— Я исчезну отсюда раньше, чем вы вздумаете меня шантажировать.

— Шантажировать? Зачем? Помогите мне.

— Вы меня с кем-то перепутали. Я вижу вас впервые, с какой стати я должен помогать вам? К тому же у меня нет времени, и то, что вы меня еще застали здесь, чистая случайность.

— Подождите, не отказывайтесь. Вы же не знаете, о чем я вас попрошу. Я не собираюсь никому говорить, что вы здесь прячетесь. Кричать, звать людей… — она устало махнула рукой, — вы исчезнете раньше, чем кто-то прибежит сюда. Мне все равно никто не верит, из моей затеи может ничего не получиться. Помогите мне выбраться отсюда.

Он отрицательно покачал головой.

— Это исключено.

Марина устало опустилась в кресло.

— Кроме вас мне сейчас никто не поверит.

— Слушайте, не пытайтесь меня разжалобить, у вас все равно ничего не получится. И дайте мне, наконец, одеться.

Марина встала и, повернувшись к окну, тихо заговорила:

— Я не знаю, кто вы, где вас нашел мой муж, и что он вам сказал про меня. Меня сейчас это не волнует. Меня волнует другое. Думаю, что, скорее всего, он скрыл от вас истинную причину, по которой потребовались ваши услуги. — Она замолчала и старалась подобрать нужные слова. — Я не собираюсь оправдываться и обвинять мужа. Он так решил, и Бог ему судья. Я действительно виновата перед ним. Я ему изменяла… Но это не была пошлая связь ради секса. Его звали Олег. Мы любили друг друга. Он погиб, когда я поняла, что жду от него ребенка… Мне нужно было разойтись с мужем. Но он уговорил меня не делать этого. И в результате — я оказалась в дородовом отделении психбольницы. Здесь врачи принимают решение оставить ребенка или прервать беременность. Если мне не дадут родить, то после Олега ничего не останется. Как будто его не было. Это будет несправедливо. — Марина не знала, слушает ее парень или нет, но она продолжала: — Вы здесь, потому что очень похожи на Олега. Помогите мне, пожалуйста.

— Очень трогательно, но неправдоподобно.

— Зачем мне вас обманывать?

Он усмехнулся.

— Почем я знаю? С какой стати я буду связываться с вами?

— Я вам заплачу.

Не Олег недоверчиво посмотрел на нее.

— У вас есть деньги?

Она кивнула.

— Нужно только добраться до ближайшего банкомата, карточка со мной.

Не Олег оглядел ее с ног до головы. Норковая шубка, сапожки на шпильках…

— Вам не выбраться отсюда.

— Но ведь я смогла перелезть через лоджию.

— Больница охраняется.

— А как же вы уйдете отсюда?

Он усмехнулся.

— Вам этот способ не подойдет. Хотите совет? Не злите своего мужа.

Марина посмотрела ему в глаза и прямо спросила:

— Вы чем-то обязаны ему?

— Нет. С сегодняшнего дня я совершенно свободен.

— Тогда в чем же дело? Неужели вам помешают две тысячи долларов?

Он уточнил:

— Две тысячи долларов за то, чтобы выбраться из больницы и разойтись у первого же банкомата?

— Именно так.

— У вас есть нормальная обувь, кроме этих ходуль?

— Есть.

— Шубу тоже придется оставить.

— У меня есть куртка.

— Отлично. В семь часов вечера будьте готовы, я за вами зайду во время ужина.

Марина хорошо подготовилась. Ее видели и в столовой и дежурная медсестра на этаже. Она предупредила, что хотела бы лечь спать сразу после ужина. Взяла свои лекарства и, зевая, ушла в палату. В кровать положила шубу, натянула одеяло на подушку, оставила на тумбочке открытой книжку. Позвонила Сергею и предупредила его, что собирается этой ночью хорошенько выспаться. Сняла с шеи мобильный телефон, отключила его и положила рядом с книжкой.

Когда открылась балконная дверь и в комнату вошел не Олег, она, одетая, стояла у окна.

— Ну, как, годится? — на Марине были джинсы, свитер, куртка и коротенькие меховые сапожки без каблуков.

— Это вы сейчас решите сами, когда поедете рядом с пищевыми отходами.

— Все что угодно, только бы выбраться отсюда.

Они спустились на первый этаж по служебной лестнице и по темному коридору вышли в ангар, расположенный по соседству с кухней. Никто не попался им по дороге. Темно-синяя «Газель» была припаркована на эстакаде, шофера поблизости не было.

Не Олег открыл боковую дверь и скомандовал:

— За мной и быстро.

Марина проскользнула в машину. Кабина шофера и соседнее кресло рядом с ним были отделены от грязного полупустого салона пластиковой перегородкой, в нее упиралось единственное сиденье, затянутое когда-то желтым дерматином, рядом — два запасных колеса, заваленных вонючей ветошью.

Между сиденьем и колесами места было совсем мало, тем не менее, они втиснулись туда и прикрылись сверху тряпками.

Не Олег прошептал:

— Готовьтесь, ждать, может быть, придется больше часа, пока все отужинают. Пищевые отходы до утра не оставляют.

Марина задыхалась в вонючем тряпье, но мужественно ответила:

— Для меня это совсем не проблема.

— Теперь главное, чтобы кроме бачков не напихали сюда еще какой-нибудь гадости, а то нам будет не развернуться.

Марина прижала лицо к куртке парня. От куртки пахло кожей, а от него самого ничем. Это было немножко странно, но приятно. Она подумала, что, наверное, все это время он не пользовался туалетной водой, чтобы не оставлять после себя запах. Как все же глупо. Сергей предпринял столько усилий, нашел какого-то человека, заплатил ему кучу денег, заставил рисковать, напугал ее до смерти, она чуть было не поверила в свое безумие. И зачем? Чтобы избавиться от ребенка Олега? Она задумалась. И после всего этого ей почему-то жалко Сергея. Что у нее за глупый характер. Если бы она могла возненавидеть своего мужа или хотя бы стать к нему равнодушной, чтобы перестать думать о нем. Вот ее подруга Аллочка уже третий раз замужем, она уходит от мужчин и забывает о них. Если бы Марина могла так, насколько счастливей сложилась бы ее жизнь.

Не Олег тихонько пошевелился, и Марина поняла, что ему, наверное, тяжело держать ее.

— Вам неудобно?

— Глупости.

Марина вдруг ощутила его тело, и ей стало неловко, что они даже не знакомы.

— Меня зовут Марина.

Он ответил:

— Я знаю.

Марина решила, что ему неприятна ее близость и попробовала отодвинуться.

Он сердитым шепотом прикрикнул на нее:

— Перестаньте возиться, сейчас придут.

Она притихла и закрыла глаза, и даже стала задремывать, когда вдруг раздались голоса. После этого распахнулись задние двери и, судя по звукам, в салон стали что-то затаскивать. Марина испугалась, что их сейчас обнаружат, но перед ними поставили два бачка и пошли за другими. Пока шла погрузка, Марина зажмурилась и не дышала. Она нашла руку парня и сжала ее, чтобы не было так страшно, и слышала, как в тишине, будто молот стучит рядом его сердце в грудную клетку.

Дверь с шумом закрылась, и стало опять темно. Шофер попрощался с кем-то, влез в кабину, и машина тронулась. Потом они остановились у ворот, перед постом охраны, но охранники в салон даже не заглянули, и, наконец, машина выехала на шоссе.

Они полежали тихо минут десять.

Вдруг у шофера зазвонил мобильный телефон. Он сердито проговорил кому-то:

— Ну, что еще?

Потом тихо выругался, притормозил и стал разворачивать машину в обратном направлении.

Они посмотрели друг на друга и замерли.

— Возвращаемся… Нужно прыгать.

Не Олег стал тихо продвигаться к выходу по нескольку сантиметров за одно движение. Он двигался ползком, как по минному полю, осторожно выверяя, куда переместить тяжесть, чтобы не зашуметь. Проделав ход к дверям для Марины, он, не оборачиваясь, махнул ей рукой, в полной уверенности, что она следит за ним. Марина повторила его путь.

Он проверил задняя дверь открывалась и изнутри.

— Прыгаем на ходу.

— Я не могу.

— Что такое?

— Я же беременна. Я убью ребенка.

— Чертовщина! Придется вылезать у ворот, когда остановимся.

Как только машина остановилась, он осторожно открыл дверь и вытащил Марину за собой на дорогу. Пока машина въезжала в ворота, они отползли на обочину и скатились в кювет.

— Бежим! — скомандовал не Олег, когда шум двигателя стих за воротами больницы.

Марина приподнялась в грязной жиже, заполнявшей дно оврага, и, согнувшись в три погибели, чтобы оставаться невидимой с дороги, не отряхиваясь, поспешила за парнем. По дну оврага они добрались до развилки.

— Сидите тихо, я выберусь, осмотрюсь.

Марина послушно прижалась к крутому склону. Куртка и джинсы были безнадежно перепачканы, в коротких сапогах хлюпала вода. Она попыталась отряхнуться, но только размазала грязь по светлой ткани.

— Вылезайте! Проехала больничная «Газель».

Не Олег протянул руку и помог Марине выбраться на дорогу.

— Ну и ну, — сказал он, оглядев ее с ног до головы. Свою кожаную куртку он уже тщательно вытер снегом, а на черных джинсах грязь почти не была заметна. — Что же мне с вами делать? Лицо хотя бы вытрите.

Марина набрала в руки снега.

— Я не взяла с собой зеркальце.

Он зачерпнул пригоршню снега и обтер ее лицо.

— Чувствую, намучаюсь я еще с вами. А ну покажите, с собой у вас банковская карточка?

Марина засунула руку во внутренний карман куртки и извлекла оттуда карточку.

— Ну, ладно, хорошенько уберите и не потеряйте. Двинемся в сторону Приозерска, там есть сберкассы, значит, должны быть и банкоматы, и будем надеяться, что найдется круглосуточный. Сейчас темно, никто не обратит на нас внимание.

Марина посмотрела на указатель и прошептала:

— Но до Приозерска двадцать пять километров! Мне не дойти, я вся мокрая.

— Как не дойти?

Марина молча покачала головой.

— Ладно, если повезет, остановим попутку.

— Если поймать машину, то можно еще успеть на последнюю электричку до Петербурга, а уже там…

Не Олег перебил ее:

— В Приозерске тоже есть банкоматы.

Они молча пошли по шоссе. Изредка мимо них проезжали легковушки. Не Олег тормозил только грузовики, но они поздно вечером попадались не часто. Наконец, им повезло. Пожилой водитель «КамАЗа», возвращающийся в Приозерск порожняком, с легкостью за сотню согласился довезти их.

— Как это вы здесь оказались в такое время?

Не Олег, нехотя, ответил:

— Машина заглохла.

— Что ж, неужто, бросили?

Он кивнул.

— Это вы зря. До утра разденут. Надо было на тросе вывозить. Зря бросили, зря. Здесь такой народ — до утра все посымают. — Шофер проявлял явную заинтересованность к несуществующей машине. — Далеко ль застряла? А то и я бы мог…

— Завтра эвакуатор вытащит, — не Олег попытался остановить деда.

— Неаккуратно, ой неаккуратно, назавтра, может, нечего эвакуировать будет.

— Отец, не хлопочи, устали мы.

— Да и то смотрю, жинка твоя на ногах не держится. Эх, не сидится людям дома… Откуда вы сами-то будете, из Петербурга, небось?

Марина слышала, как не Олег все больше и больше увязал в расспросах деда, но у нее не было сил помочь ему. Вдруг машина резко остановилась, и дед, чертыхаясь, открыл дверь.

— Предъявите документы, — сердито скомандовал молодой здоровенный гаишник.

— Ой, напужал. Смотри, смотри, все в порядке.

— Что в кузове?

— Да несколько досок. — Водитель, кряхтя, выпрыгнул из кабины и пошел открывать кузов.

— А кого в кабине везешь?

— Попутчиков взял, чтобы веселее было. Машина у них застряла, надо же людям помочь до города добраться.

— Ваши документы, пожалуйста, — гаишник открыл дверь кабины с Марининой стороны.

Она замерла. Ее документы остались в больнице.

Не Олег хмуро огрызнулся:

— С какой стати? У хачей проверяй.

А почему одежда такая грязная?

— Я ж тебе уже говорил, что машина у них застряла, потому и грязные. Чего к людям привязался?

— Ладно, езжайте, — нехотя отпустил их гаишник.

Дед, ворча, сел за руль.

— Бандитов бы ловили лучше. — Отъехав от поста ГАИ, он успокоился и уже совсем другим тоном спросил у парня: — Как звать-то тебя? Меня Кузьма Петрович. Можно Петровичем.

— А меня можешь звать Григорием.

— Племянник у меня Гришка. — Дед помолчал немного и спросил: — Ну, где вас высадить, а то уж скоро Приозерск?

— У вокзала, наверное, — сказал Григорий.

— У вокзала? — с сомнением повторил дед. — Последняя электричка ушла в девять тридцать, а до утра сидеть не позволят, у нас теперь с этим строго.

— Отец, а у тебя нельзя переночевать?

— В доме негде, изба у меня тесная, вот разве что на сеновале.

— Можно и на сеновале.

Дед остановил свой КамАЗ перед почерневшей от времени покосившейся избой. Зашел в дом, вытащил из сеней лестницу, приставил ее к лазу под крышей и махнул рукой:

— Полезайте, я вам сейчас пальтушек туда набросаю, авось не замерзнете, зима ноне теплая.

Григорий забрался первый, открыл скрипучую дверь и исчез за ней, потом выглянул и позвал Марину:

— Вполне прилично, полезайте.

Марина забралась по лестнице и нырнула в пахучую соломенную труху.

Следом за ней в проеме сеновала показался дед с ворохом какого-то тряпья.

— Я бы вас в доме разместил, да бабка моя в эту зиму свинью в хате поселила, не пондравится вам с ней вместе, так что не обессудьте.

— Давай дед, иди, отдыхай, спасибо тебе за все.

Марина заметила, что Григорий сунул деду что-то в руку.

— Ну, спасибо, спасибо, старика уважили.

Марина зарылась в остро пахнущий дымом тулуп, закрыла глаза и мгновенно провалилась куда-то. Сквозь сон еще какое-то время слышала, как возится рядом Григорий, скрипят несмазанные петли, похрюкивает где-то свинья, и, наконец, тишина поглотила все.

Но ненадолго. Она уснула и оказалась в лесу, где на каждом шагу ее подстерегала опасность. Она бежала, цепляясь за коряги и проваливаясь в топкие овраги. А по пятам за ней бежал Сергей, увлеченный погоней, с блестящими, как на охоте глазами, весь собранный сильный и ловкий, и скрыться от него у нее не было практически никаких шансов. Он бежал за ней по пятам, она слышала за своей спиной его дыхание.

— Марина, Марина!

Она со стоном открыла глаза и увидела перед собой Григория.

— Марина, просыпайтесь, нужно идти!

— Куда?

— Я нашел круглосуточный банкомат, отсюда недалеко, на Красноармейской улице.

Марина приподнялась:

— Сколько сейчас времени?

— Не знаю, двенадцать, а может, час, не видно.

— Зачем ночью, разве нельзя дождаться утра?

— Утром может быть уже поздно, вас могут начать искать, собирайтесь.

— Я не могу, у меня нет сил.

— Вам и самой понадобятся деньги. Вставайте.

Марина покорно повиновалась и на четвереньках полезла за Григорием с сеновала. Когда они спустились, он взял ее за руку и уверенно повел по темным улицам в город. У Марины глаза слипались от сна, она шла, не запоминая дороги. Если бы у нее спросили, сколько времени они добирались до банкомата, она бы не смогла ответить точно. Может быть час, а может, и намного больше.

Марина вошла в закуток, отделявший банкомат от улицы, вставила карточку «Сбербанка», набрала код и задумалась. Сколько снять денег?

Григорий ждал ее недолго. Она вышла и передала ему деньги.

— Здесь шестьдесят тысяч рублей. Достаточно?

Он кивнул и убрал деньги во внутренний карман куртки.

— Себе, я надеюсь, вы тоже сняли?

— Немного. Двадцать тысяч. В банкомате закончились деньги.

— На первое время, я думаю, вам хватит. — Григорий посмотрел на часы. Половина третьего. Ну что, расстаемся?

— Как расстаемся?

— А что? Скоро пойдут автобусы, а я, может, махну на попутке, есть тут у меня одно местечко, где можно отдохнуть и отсидеться, пока все уляжется, я теперь человек свободный.

— А как же я?

— Марина, вы что-то перепутали, я не обещал вас опекать всю свою оставшуюся жизнь.

— Зачем опекать? Вы ведь все равно хотите дождаться утра, почему бы ни поспать это время на сеновале.

— Я не хочу спать. Я впрок отоспался в вашей больнице.

— Гриша, прошу вас, проводите меня до дома, в котором мы остановились, я совершенно не запомнила туда дорогу и никого здесь не знаю. Пожалуйста. Вы ведь не бросите меня здесь ночью?

— А почему, собственно говоря, нет? Зачем мне рисковать? По вашей милости мы уже засветились перед гаишником. Мне не нужны проблемы! Разве мы не договорились расстаться у первого же банкомата?

— Хорошо. Вы правы, зачем рисковать? Всего доброго, надеюсь, больше вас никогда не увидеть. — Марина повернулась и быстро зашагала по темной улице.

Она шла, и все в ней кипело от злости. Отвратительный парень, ничего не интересует, кроме денег, а еще на Олега похож. Олег бы ни за что не бросил женщину одну, ночью, в незнакомом городе. А этот подонок сначала напугал ее до смерти, а потом… Продажная скотина! Марина почти бежала, не разбирая дороги и абсолютно не представляя, в каком направлении ей нужно двигаться. Вдруг за ней послышались шаги. Ей стало жутко. Вряд ли ночью тут бродят приличные люди. А начни кричать, никто не поможет. Ради каких-нибудь ботинок запросто могут убить человека. Шаги за ее спиной были отчетливо слышны, но у нее не хватало смелости обернуться, чтобы посмотреть, кому они принадлежат. Она подцепила сапогом какую-то ржавую железку, поспешно нагнулась и подняла ее. Пусть хоть что-то будет в руках, если понадобится обороняться.

— Марина, подождите!

— Гриша!

— Еле догнал вас.

— Вы передумали?

— Марина, вы свернули совсем не в ту сторону. Вам нужно двигаться на западную окраину города. Вот, смотрите.

Марина забыла про свои обиды и проговорила:

— Гриша, может быть, дойдем все же вместе? Вы ведь не очень устали. А утром, я обещаю, мы разойдемся в разные стороны, и вы меня больше никогда не увидите.

Он посмотрел на нее и, ни слова не говоря, быстро зашагал на западную окраину городу. Марина с радостным облегчением поспешила за ним.

И когда она через полчаса залезала за Гришей на сеновал, а потом закутывалась в старый овечий полушубок, она была так счастлива, как ни разу после смерти Олега.

Сергей в эту ночь плохо спал. Он был недоволен собой из-за того, что не съездил накануне вечером к Марине, как хотел. Зря он поддался ее спокойному тону и позволил уговорить себя. Нужно было обязательно встретиться перед операцией и сказать ей еще раз, как он дорожит их отношениями. Для него это были не пустые слова. Он прочувствовал, что называется, на собственной шкуре, что означает потерять Марину. Оказалось, он к ней очень привязан, жизнь без нее теряла и привлекательность, и смысл. Необходимым условием для его душевного комфорта было сознание, что Марина ждет его дома. Ну, что ж, теперь осталось совсем недолго. Сегодня утром ей сделают операцию, вечером он увидит ее… Потом небольшое лечение. Ее врач сказал ему, что курс рассчитан на десять дней. После этого она станет намного спокойнее. А она сейчас так нуждается в покое. В душевном равновесии. Он бы все отдал, чтобы вернуть то время, когда они с Мариной были счастливы вместе. И это время вернется. Обязательно вернется. День операции уже назначен, консилиум принял решение. Вчера Марина хотела раньше лечь спать. И действительно, она после ужина не вставала с постели. Да и ночью… Не случилось ли с ней чего? О ее перемещениях Сергей знал все с помощью крошечного устройства, вмонтированного в панель мобильного телефона, который он подарил ей на Новый год. Телефон она не снимала, и теперь ему не нужно было томиться в неизвестности, где она и что с ней. Она просила не звонить ей и дать возможность хорошенько выспаться. Перед операцией как раз это и нужно. Но все-таки тревожно, гладко ли все пройдет? Пока ему везло. Вчера он окончательно распрощался с «нарушителем» их спокойствия, с мистификатором Марининых галлюцинаций, сообщил ему, где тот сможет найти гонорар за разыгранный спектакль. Больше в его услугах они не нуждались. Теперь Сергей чист. И скоро все забудется, как кошмарный сон. И Маринины видения, и ее беременность. Уже пять часов. Скоро ей сделают первый укол, ждать совсем недолго. Скоро, скоро Марина станет прежней и вернется их нормальная привычная жизнь.

Сергей задремал, когда зазвонил его мобильный телефон. Звонили из больницы. Случилось непредвиденное. Марина исчезла. Последний раз ее видели вчера во время ужина. Сегодня в половине шестого утра к ней вошла медсестра, чтобы сделать укол, и обнаружила, что в постели лежит Маринина шуба.

— Дед, открывай, да побыстрее!

Дед в выцветшей майке, домашних портках и низко обрезанных валенках на босу ногу засеменил к дверям.

— Проходите, проходите, а то холоду мне напустите.

Здоровенный гаишник и пожилой милиционер вошли в дедову избу, а навстречу им, громко хрюкая, проворно выбежал чистый бело-розовый поросенок, а за ним бабка с полотенцем.

— Ну-ка, Машка, пошла отсель, — бабка отодвинула поросячий пятак от дверей, щелкнула хрюшку по попе полотенцем и закинула крюк на петлю.

— Куда у вас тут сесть, зоосад, понимашь, развели, — недовольно проворчал пожилой милиционер, шумно отдуваясь.

— Да куда хошь, туда и садитесь, хошь на лавку, хошь на кровать, — сказал дед, накидывая покрывашку на распахнутую пастель.

— Дед, а я тебя узнал, как КамАЗ твой во дворе увидел, так и вспомнил тебя, — проговорил, недобро щурясь, здоровенный гаишник.

— Эка, невидаль, узнал, — хмыкнул дед.

— Догадываешься, зачем мы к тебе пришли?

— И нет, почем мне знать?

— Ты вчера вечером подвозил парня с женщиной. Ведь так? Что молчишь? Подвозил?

— Ну, подвозил.

— Где они сейчас?

— Почем же мне знать?

— Дед, не крути!

— А что мне крутить, кабы я всех, кого подвожу, знал, где искать, тады…

— Помолчи-ка, — пожилой милиционер раздраженно шлепнул себя раскрытой пятерней по коленке.

— Ты ж меня сам спросил, ал и нет?

— Отвечай по существу.

— Я и отвечаю. Что ж они натворили сердешные, что такой переполох?

— Женщина сбежала из психбольницы…

— Да ну? — Дед покачал головой. — Надо ж из психбольницы…

— Где ты их высадил?

— На шоссе высадил.

— В каком именно месте?

— Да у вокзала.

— Что ж они, в Петербург собирались?

— Мне не докладывались.

— Ну, дед, смотри…

— Че теперь смотреть-то, — развел дед руками.

— А ну-ка, не паясничать, — прикрикнул милиционер, ты лучше скажи, где ты их подобрал.

— Да, кажись, у Коммунаров, недалече от поста ГАИ.

— Врешь, дед, ты их в Мельникове, взял.

— А че тогда спрашиваешь, раз сам все знаешь?

— Ладно. — Милиционер, кряхтя, вытащил из-за пазухи листок бумаги, сложенный вдвое, с распечатанной на принтере черно-белой фотографией улыбающейся женщины, протянул листок деду и спросил: — Ну, что, узнаешь, она это?

Дед скосил глаза в сторону фотографии, но в руки листок не взял, и, скорчив удивленную физиономию, протянул:

— Ни… это не она.

— Как так не она? — Гаишник грозно посмотрел на деда. — Я ж ее тоже видел.

Дед еще раз взглянул на фотографию в руке пожилого милиционера и с наивным видом поделился своими мыслями с гаишником:

— Это ж надо, ты признал, а я дык что-то нет. Может, мы с тобой разных баб-то видели?

Гаишник в сердцах выругался и обернулся к бабке:

— А ты, старая, видела мужчину с женщиной, которых твой придурковатый вчера подвозил?

— Никого я не видела, ничего не слышала, мы с Машкой печку растопили и рано спать легли.

Пожилой милиционер встал с лавки и скомандовал деду:

— Показывай свои хоромы, оглядим все хорошенько.

— А и почему ж не пойти, пойдемте, — сказал дед и, выходя вслед за незваными гостями, украдкой обернулся и молча показал бабке кулак.

Марина сидела перед открытой печкой и смотрела на огонь. На плите аппетитно побулькивала уха. Поверить трудно, что прошла всего лишь неделя с того дня, как она покинула больницу. Всего лишь неделя…

Когда она в Приозерске садилась в электричку, следовавшую до Петербурга, то, попрощавшись с Григорием, думала, что никогда больше его не увидит. Но едва поезд отъехал от Приозерска, как в вагон вошли контролеры в сопровождении милиционера. Марина заметила, что билеты они проверяли формально, зато внимательно осматривали пассажиров. Кого-то искали. Неужели ее? Да, нет… Внимание обращали и на мужчин, и на женщин, причем предпочтение оказывали парам. Нет, не стал бы Сергей связываться с милицией. Это на него совсем не похоже. Но, когда «контролер» подошел к ней, то она увидела, что в руке он держит листок бумаги с низкого качества изображением женщины, видимо, напечатанным на принтере с небольшим разрешением. Качество печати было плохое, но, едва взглянув на женщину, Марина узнала в ней себя. Вот это да! Какая оперативность! Выходит, она плохо знает своего мужа. Интересно, как далеко он может зайти в этой игре? Или он уже давным-давно не играет? Хорошо еще, что Сергей для опознания выбрал фотографию, на которой она улыбалась, улыбка меняла ее лицо необычайно. Она постаралась за равнодушием спрятать страх. Унылый вид и бабкин тулуп, который Марина накинула для тепла поверх куртки, помогли: на нее взглянули мимоходом и, не узнав, двинулись дальше.

«Контролеры» покинули вагон. Марина пустыми глазами смотрела в окно, не видя перед собой ничего. Раз Сергей к ее поискам подключил милицию, то ехать в город бессмысленно. Ей не затеряться в таком виде в толпе. Хотя какая теперь разница, сейчас или чуть позже, все равно ее найдут. Раз уж он пошел ва-банк и подключил милицию… Так что же, опять в больницу? Неужели никто не сможет ей помочь? Она порывисто встала. Григорий в Приозерске садился в соседний вагон. Теперь он был единственным человеком, которому не нужно доказывать, что она не безумна. Даже мама могла поверить… Сергей, наверное, за это время убедил всех, что поступает так в ее же интересах. Марина знала его влияние на своих друзей и близких.

Она быстро перешла в соседний вагон. Только бы он еще был здесь. Когда она испуганными глазами среди пассажиров нашла дремлющего у окна Григория, то испытала громадное облегчение. Но подойти к нему Марина не решилась, просто села так, чтобы держать его в поле зрения. Равномерная езда убаюкивала, но она не могла себе позволить закрыть глаза. Она сидела, смотрела на Григория и не могла придумать, что ей делать дальше. В теплом тулупе ее знобило от пережитого страха. Она закуталась в него посильнее и замерла. Вдруг Григорий открыл глаза. Марина испугалась, что он ее заметит, но этого не случилось. Он посмотрел в окно и, не спеша, поднявшись со своего места, двинулся к тамбуру. Она за ним. Они подъезжали к Синево. Когда открылись двери, Григорий шагнул на платформу. Марина, не раздумывая, вышла вслед за ним из вагона. Он спустился с платформы и уверенно зашагал по тропинке вдоль железнодорожных путей. Марина, придерживая полы тяжелого тулупа, старалась не отставать от него, но двигалась на расстоянии, чтобы не привлечь его внимание. Тропинка свернула к лесу. Марина ускорила шаг, чтобы не потерять Григория из виду. Они прошли через небольшой лесок и оказались на берегу озера. Он внимательно и довольно долго осматривал и проверял палкой с мостков состояние воды, потом подошел к гаражам для катеров и, недолго повозившись с навесным замком, открыл дверь одного из них. Видимо, Григорий бывал здесь и раньше. Марина, к своему удивлению, увидела, как он вытаскивает к воде довольно приличный катер. Что же делать? Сейчас он укрепит мотор и уедет, а она останется одна со своей проблемой. Нужно было как-то обнаружить свое присутствие.

Вдруг он обернулся и, увидев ее, махнул рукой, подзывая. Она бегом бросилась к нему.

Он хмуро взглянул на нее и молча помог залезть в моторку.

— Гриша…

Он прервал ее:

— Потом, все потом, лишь бы добраться до острова.

До острова они добирались полдня. Протока частично подмерзла, и мотор глох несколько раз. Пока Григорий возился с ним, Марина вычерпывала из катера воду. Казалось, их путешествие не закончится никогда, и нельзя было надеяться на чью-то помощь. Когда в очередной раз заглох мотор, Марина почувствовала, что ей этого больше не выдержать, она беззвучно заплакала и, чтобы скрыть от Григория слезы, наклонилась за черпаком. Вдруг он неожиданно бодро произнес:

— Ну и черт с ним, потом отремонтирую, теперь мы до острова и на веслах доберемся.

Марина приподняла голову и огляделась. Впереди одиноким холмиком посреди воды торчал островок с несколькими соснами.

— Нам крупно повезло, что зима такая теплая, без катера по льду сюда забираться опасно.

— Гриша, а чей это остров?

Он легко ответил:

— А ничей.

Марина удивилась:

— Разве сейчас такое бывает?

— Бывает, — ответил Григорий резко.

Марина больше ни о чем не спрашивала.

Некоторое время он греб молча, потом, прищурившись, оглядел ее и, улыбнувшись каким-то своим мыслям, проговорил:

— Этот остров, вернее, домик на острове, мы с друзьями на троих приобрели у местного лесника, для рыбалки и охоты. Рыбы здесь пропасть, можно прямо с острова на живца ловить. И хотя прав на эту землю у нас никаких нет, к нам никто не пристает, пока жив лесник… На наш век хватит. Так что всех все устраивает. Еще вопросы есть?

Марина отрицательно покачала головой. Какой смысл раздражать Григория понапрасну своим любопытством. Она и так рада, что он взял ее с собой. Вряд ли кому-то придет в голову искать беременную женщину на острове. А там будь что будет. Зачем загадывать вперед.

Марина с трудом отвела глаза от огня, закрыла дверцу печки, взяла деревянный черпак, отодвинула крышку над котлом с ухой и зачерпнула немножко. Боже, какой аромат. Вот обед и готов. Она открыла дверь избушки и позвала:

— Гриша!

Когда он пришел, уха уже была разлита по тарелкам, а посередине стола стояло круглое блюдо с аппетитными кусочками жареного судака, выложенными поверх риса. Григорий одобрительно покивал головой.

— Ты хорошо готовишь, я могу привыкнуть, что тогда будем делать, а?

Марина улыбнулась, будь ее воля, она прожила бы здесь до родов. Но до мая еще так далеко. Захочет ли сам Григорий провести в этой глуши столько времени?

Марина проснулась посреди ночи, почувствовав что-то неладное. Вся кровать была мокрая. Что такое? Неужели началось… Так рано…

Она включила свет, переоделась и перестелила кровать. Будить Гришу, или подождать? Он спал в соседней комнате. А вдруг она ошиблась? Жалко его будить посреди ночи, может дождаться утра? В первый раз обычно это бывает долго. Марина подошла к окну, за окном было темно. Трудно представить, как в такую темень можно добраться до берега, нужно все же подождать до утра. Хорошо бы пойти на кухню и вскипятить чайник, но на кухне спит Гриша… Она попробовала опять прилечь, но лежать было страшно, даже жутко. В ней что-то происходило. Появилась тяжелая тянущая боль, от которой она успела отвыкнуть за время беременности. Странно, но они с Гришей ни разу не обсуждали, что будут делать, когда она начнет рожать. Сначала она боялась об этом даже заикаться, ей казалось, что ее пребывание на острове может оборваться в любую минуту, ведь с самого начала совершенно не предполагалось, что он будет возиться с ней во время родов. А что предполагалось? Марина не знала… Они так и не поговорили с Григорием откровенно. Он сказал одну единственную фразу. Давно, еще в первые дни на острове. Он сказал: «Поживем, пока все уляжется». Интересно, улеглось или не улеглось? Марина старалась не думать на эту тему. Ее будущее было в тумане. Жизнь разделилась на две половинки — до родов и после. Нужно было ждать родов, чтобы начать жить нормальной жизнью. И она ждала. И дождалась. Боль опять усилилась. Что скажет Гриша, если она явится к нему посреди ночи и попросит отвезти в больницу? Скажет, что только этого ему и не хватало. Но не мог же он не видеть, что у нее растет живот? Что он маленький мальчик и не знает, чем обычно у женщин заканчивается беременность? Нет, он не мальчик. Боже, как все же страшно одной. Хотя почему одной? Разве… О-о-х… Марина, не сдержавшись, застонала от боли и, постучав в стену, тихонько позвала:

— Гриша. Гриша, ты спишь?

Тихо. Она вышла из своей комнаты. Будить или не будить?

— Гриша!

Марина приоткрыла дверь на кухню.

— Гриша, мне нужен врач.

Он подскочил на своей кровати.

— Началось?

У Марины на глаза выступили слезы. Он тоже жил здесь в ожидании ее родов. Мужество вернулось к ней. Она храбро взглянула на него и подтвердила:

— Началось.

Они собрались очень быстро. Гриша спустил катер на воду и подвесил к нему фонарь.

— Доплывем до лесника, разбудим его, и он на машине довезет нас до Приозерска. Он обещал мне.

Марина измученная, но счастливая лежала в палате послеродового отделения областного роддома. У нее родился мальчик. Абсолютно нормальный. Пятьдесят один сантиметр, три килограмма пятьсот граммов. Врачи утверждали, что девятимесячный, хотя по ее подсчетам получалось, что месяц она не доходила. Но сейчас это уже не имело никакого значения.

В палату заглянула медсестра и сказала Марине:

— Женщина, вам нужно обязательно связаться с вашими родными, чтобы они подвезли паспорт, без документов мы не сможем вас выписать.

— Да, конечно, я позвоню.

— Если хотите, я могу в палату принести вам трубку?

— Пожалуйста, если можно.

Девушка вскоре вернулась с радиотелефоном. Она положила его на тумбочку и вышла.

Марина смотрела на телефон и не могла справиться с волнением. Почти три месяца она не разговаривала с Сергеем.

— Сережа, здравствуй…

— Здравствуй, Марина.

В первое мгновение она задохнулась. Кто бы мог подумать, что на нее так подействует звук его голоса? Марина сглотнула волнение, чтобы не стояло у горла.

— У меня родился мальчик.

Они помолчали немного. А потом Сергей заговорил. Абсолютно спокойно.

— Знаешь, после того, как ты исчезла из больницы, я искал тебя целый месяц. Потратил на это кучу денег, пока не понял, что ты объявишься сама. Родишь и объявишься. Так и случилось.

— Я знала, что ты поймешь…

— Марина, я не хочу, чтобы между нами оставалась недоговоренность. Может быть это слишком жестоко, вот так сразу, после всего, что было… Но я хочу сказать, чтобы у тебя не было никаких-то иллюзий на мой счет. Я подаю заявление на развод. Не знаю, где ты сейчас находишься, но будет лучше, если пока, до развода, ты поживешь у мамы. Мой адвокат будет держать тебя в курсе дела.

— Хорошо, Сережа, я заранее на все согласна.

— Не стоит торопиться, у тебя будет время…

— Сережа…

— Что Марина?

— Нет, ничего. До свидания?

— Прощай.

Марина положила трубку и зажмурила глаза. Вот и все.

В палату заглянула медсестра.

— Вы договорились о паспорте?

— Ой, извините, я совсем забыла.

— Женщина, ну что же вы, неужели не понятно, что это очень важно?

— Сейчас, еще один звонок.

Марина набрала мамин телефон.

— Мамочка…

— Марина! Девочка моя! Неужели это ты? Как же ты нас напугала. Где ты? Ты здорова?

— Да, мама, у меня родился мальчик.

— Мальчик, неужели? Но куда ты так внезапно исчезла? Где ты находишься? Мы все так волновались. Сережа…

Медсестра стояла в дверях и не уходила, видимо, не доверяла Марине.

— Мамочка, я в Приозерске, в роддоме. Мне нужен мой паспорт, чтобы меня выписали.

— Марина, но почему ты не попросишь об этом Сережу? Что у вас случилось?

— Мама, потом, все потом, ты можешь привезти сюда мой паспорт?

— Неужели ты ничего не сказала Сергею? Ты еще не позвонила ему? Ну что ты молчишь?

— Мама, я говорю о паспорте.

— Извини, Марина, но ты дура. Если ты потеряешь Сергея, я никогда тебе этого не прощу.

— Мама…

— Не волнуйся, паспорт я тебе привезу. Подумай над моими словами.

Марина отдала трубку медсестре и сказала, что документы ей скоро подвезут.

Ее выписывали из роддома в пасмурный весенний день. Утром ей принесли две справки на малыша: одну — для получения денежного пособия, а другую, подробную — для детской поликлиники. Здесь ее уже ничего не держало. Все только ждали, когда за ней приедут, чтобы можно было прибрать палату. Марина знала, что встречать ее будет только мама, она уже успела сегодня с ней несколько раз поругаться по телефону.

Марина открыла справку для поликлиники, которую знала уже почти наизусть. Ребенок гражданки такой-то, мальчик, родился в роддоме таком-то, тогда-то, доношенный, роды первые… А в левом верхнем углу приписано красной шариковой ручкой «группа крови у ребенка 0(1) резус(-)». Вот так-то. У них с Олегом была вторая группа крови и положительный резус фактор. Этот мальчик был Сережиным сыном.

Заглянула медсестра и сказала:

— За вами приехали, идите одевайтесь, малыша сейчас вынесут.

Марина вышла на улицу и вздохнула полной грудью. Медсестра передала завернутого в одеяльце малыша Марининой маме. И они осторожно пошли к машине, на которой приехала мама.

— Марина!

Она обернулась и увидела Григория.

— Мама, подожди, я сейчас.

— Здравствуй, Гриша.

— Я хотел зайти попрощаться.

— Спасибо, я рада тебя видеть.

— Я думаю, что теперь мы квиты? Ты простила меня?

Марина улыбнулась:

— Я давным-давно тебя простила. Еще на острове.

— Согласись, там было неплохо.

— Ты прав, там было совсем даже неплохо.

— Ты довольна? Все вышло так, как ты хотела.

— Да, я очень довольна, все вышло так, как я хотела…