Искатель, 2003 №2

В глазах Ури Дастлингера мерцали доллары.

— Они вас не красят, — сказал Арчибальд Кроу.

— Вот уж не думал, что знак доллара может не нравиться директору банка.

Кроу поморщился. Непосредственность заведующего отделом маркетинга граничила с хамством.

Недовольство патрона не осталось незамеченным Ури, но он никак не показал этого, растягивая губы в обычной, чуть кривоватой улыбке. Старый болван! Линзы ему, видите ли, не по вкусу. Пусть снимет пиджак в полоску и древнюю «бабочку», тогда можно и о вкусах поспорить.

Директор банка ждал.

— Ну, если вас так раздражает, — протянул Ури, достал из кармана коробочку и «выщелкнул» из глазниц линзы со знаками доллара. Изобретение века! Девочки в барах просто млеют, когда вместо зрачков видят изогнутую змейку, пронзенную тонкой чертой.

— Так лучше.

Кроу торжествовал. Потом одернул себя: стареешь, Арчи, стареешь. Поставить на место зарвавшегося подчиненного, пусть и гения в своей области, — уже победа. А бывало, отправишь на улицу пару сотен служащих, объегоришь партнера на миллион-другой — и ничего, сердце даже не ёкнет.

— Что придумали? — сухо спросил он.

— Кое-что.

— А подробнее?

Ури закинул ногу на ногу. В кабинете директора он чувствовал себя вполне свободно. Заносчивость и вольнодумство ничем ему не грозили. В настоящий момент банк заинтересован в нем куда больше, чем он в нем. И это не хвастовство, это факт! Он тут всего восемь месяцев, а дела банка явственно пошли в гору. И Кроу понимает, кому этим обязан.

— Выкладки показывают, что за крупных и отчасти средних вкладчиков мы можем не волноваться. Реализуемая программа дает свои плоды. Пора переключиться на вкладчиков мелких.

— Целевая кампания? — высказал догадку Кроу. — Адресная реклама?

Ури взглянул на босса с плохо скрытым презрением. Шаблоны, стереотипы, косность — вот чем чревата старость.

— Рекламная кампания не даст нужного результата, потому что нам придется бороться не столько за вкладчиков, сколько с конкурентами. Чтобы показать себя в выгодном свете, придется увеличивать ставки, вводить льготы, так что неизвестно, окажутся ли усилия оправданными.

— Что предлагаете? — Кроу провел ладонью по седеющим волосам, которые не считал нужным подкрашивать. В конце концов, благородная седина тоже чего-то стоит. Внушает уважение. Жаль, не всем.

— Предлагаю провести акцию, которая привлечет внимание газет и телевидения, заставит говорить о нас. Причем без каких-либо денежных вливаний.

— Конкретнее! — в голосе директор банка зазвучал металл.

— Мы выбираем одного из наших сотрудников и даем ему шанс опустошить наш главный сейф.

— Что?!

— Именно так. Сколько вынесет — все его. Сами понимаете, вряд ли найдется газета или телеканал, которые проигнорируют такое сумасшествие.

— И все-таки…

— Конечно, мы подстрахуемся. Как же без этого?

— Я хочу знать все детали, — сказал Арчибальд Кроу.

— Пачки с купюрами будут состоять из 1-, 5-, 10-и 20-долларовых банкнот. Сумку оставите у входа в банк. На все про все четыре минуты. Так что придется поторопиться. Это в ваших интересах.

— Я должна подумать, — сказала Дороти Келли.

— Дорогуша, — медленно проговорил заведующий отделом маркетинга. — Собственно говоря, у вас нет выбора. Кажется, к вам были претензии со стороны сектора внутреннего финансового надзора?

Выбора действительно не было.

— Я согласна.

— Замечательно, — воскликнул Дастлингер. — На подготовку отводим вам четыре недели. Разумеется, от своих текущих рабочих обязанностей вы будете освобождены. Можете тренироваться… Только не думайте, что мы такие щедрые. Открою карты: примерно столько нам потребуется, чтобы как следует разогреть прессу и телевидение. Да и вообще, пусть все будет по-честному.

«Да уж, по-честному», — подумала Дороти, но ничего не сказала.

— Хочу предупредить, — продолжал заведующий отделом маркетинга. — Будьте сдержанны при общении с журналистами, которые наверняка станут приставать с расспросами. Иначе, сами понимаете, вы не гарантированы от неприятностей. Будет обидно, если вы потеряете больше, чем приобретете. Все, вы свободны.

Дороти тяжело поднялась и направилась к дверям. Она переваливалась с ноги на ногу, что при ее ста «с хвостиком» килограммах было вполне естественно.

Ури Дастлингер смотрел ей вслед с чувством глубокого удовлетворения. Что ни говори, а ума ему не занимать!

В кои веки сослуживцы обратили на нее внимание. Случись это при других обстоятельствах, Дороти Келли была бы на седьмом небе от счастья. Но сейчас взгляды коллег стегали, будто возница кнутом.

— Поздравляю, — пропела подтянутая красавица из соседнего отдела, прежде не удостаивавшая Дороти и словом. — Ты можешь озолотиться, милочка. Если, конечно, килограммы позволят. — Красавица отошла к одобрительно хихикающим подружкам.

Дороти вздернула подбородки, их у нее было три, сунула руки в карманы балахона, заменявшего платье, и отправилась в кафе через улицу, благо подошло время обеденного перерыва. Там она села за столик у окна и с расстроенных чувств заказала большую чашку кофе, абрикосовый самбук, пирожное со взбитыми сливками и три эклера. Когда она нервничала, аппетит, на который она и так не жаловалась, разыгрывался вдвойне.

Покончив с пирожными, она немного приободрилась. Утоление голода всегда приводило ее в доброе расположение духа. Однако продолжалось это недолго. Отступившие было мрачные мысли вернулись и навалились пуще прежнего. Все происшедшее и все предстоящее ей очень и очень не нравились. Особенно напоминание Дастлингера о конфликте с сектором финансового надзора. Ее подставили! Шеф отдела свалил на нее собственную вину, но никто не захотел ее выслушать. Да она и не особенно настаивала, понимая, что, одержи она верх сейчас, позже ее запросто выживут с работы. Наверное, стоило все же пойти ва-банк, потому что теперь она уязвима, на нее запросто спишут все прежние просчеты, так что и до суда может дойти. Получается, у нее и впрямь нет выбора.

Дороти подняла руку, вяло помахала ею, подзывая официантку, и заказала еще два пирожных и стакан колы.

Она живо представила, как все будет происходить. Фотоаппараты, камеры… И она, со слоновьим изяществом бегущая по коридорам банка. Бегущая! Будь на ее месте грациозная прелестница с ногами «от шеи», публика надрывалась бы в крике, улюлюкала, поддерживала, но в забеге, увы, будет участвовать неповоротливая толстуха, за которую и болеть-то неловко. Вместо криков — унизительные шуточки, вместо улыбок — оскорбительные ухмылки.

Дороти Келли подперла щеку ладонью. Рука утонула в щеке.

Воображение нарисовало следующую картину. Довольные Арчибальд Кроу и Ури Дастлингер в окружении журналистов, а сбоку, на ступеньках, она, Дороти, с красным от напряжения лицом. Полный провал! Ни одной купюры! Не успела… Не уложилась в четыре минуты.

Шоу! Шоу должно продолжаться. Даже если его участники подвергаются унижению и осмеянию. Как подло! И как противно. И ничего нельзя поделать.

Дороти почувствовала, как слеза поползла по щеке. За ней еще одна. Надо позвонить брату, сестре и маме. В них — опора. На них — надежда.

— Что новенького? — поинтересовался Арчибальд Кроу.

— Занимается, — с усмешкой ответил Ури Дастлингер. — Ходит в тренажерный зал, в бассейн. Ее тренирует брат, такой же толстый, у них, видимо, это семейное. Каждый день пробежки. Зрелище уморительное. Мне показывали пленку.

— За ней приглядывают?

— Естественно.

— Что журналисты?

— Готовятся к забегу, а пока пытают вопросами. Келли держится хорошо. Ни одного опрометчивого слова. Всячески демонстрирует решимость.

— Сколько она сумеет сделать заходов от сумки к хранилищу и обратно?

— Один. В лучшем случае. С ее-то расторопностью!

— Неожиданностей не предвидится? — Арчибальд Кроу поправил «бабочку» и поддернул рукава старомодного пиджака.

«Пора тебе на покой, старикан!» — подумал Ури Дастлингер. По его сведениям, инертность и консервативность директора банка порядком надоела держателям контрольного пакета акций. В кулуарах все чаще звучало: «Пора дать дорогу молодым!» Ури был молод, напорист и безгранично уверен в себе.

— Все под контролем, — сказал он и после паузы добавил: — Босс.

Толпа неистовствовала. Кто мог ожидать подобной прыти от этой толстощекой девицы?

Поначалу ничто не предвещало сенсации. Да, руководство банка замыслило эффектное действо, что-то вроде комичного «бега в мешках», когда важна не цель, а любопытен процесс. Из этого можно было сделать приличный репортаж, выдать «на-гора» десяток уморительных снимков, и не больше. Но уже через двадцать-тридцать секунд после того, как прозвучал выстрел стартового пистолета, каждому стало ясно, что зреет настоящая, без лукавства и натяжек, «бомба».

Когда Дороти Келли подошла к линии старта и положила на ступени банка огромный кофр, послышались смешки. Уж больно неуклюжей казалась она в необъятных шароварах, гигантском пуловере и лихой бейсбольной кепке с длинным козырьком, затенявшим глаза.

— Беги, Дороти! Сделай их, Дороти!

Кричали для приличия. Ждали другого — позора и бессилия, над которыми всласть посмеются безжалостные очевидцы и которые они со всеми подробностями донесут до читателей и телезрителей.

Через минуту крики стали другими, лишь по форме оставаясь прежними. Изменилась суть.

— Сделай их, Дороти!

И она, эта толстуха, «их делала». И раз, и другой, и третий. Она носилась как угорелая. Видеокамеры передавали на огромный экран, как она врывалась в хранилище, хватала деньги и опрометью кидалась к выходу. Камеры сопровождали ее бег по коридорам, доводили до дверей и передавали «с рук на руки» оккупировавшим улицу телевизионщикам. Келли высыпала деньги в кофр и бежала обратно под одобрительные возгласы искренне переживающих за нее людей. Они так непостоянны, эти люди… Теперь им страстно хотелось, чтобы эта отчаянная Келли как следует проучила руководство банка. Избежав унижения, она мстила, унижая их.

— Беги, Дороти!

И она бежала…

Арчибальд Кроу и Ури Дастлингер наблюдали за происходящим с застывшими лицами. Творилось невообразимое! Происходило невозможное!

Стрелка секундомера подбегала к роковой черте. Десять, девять, восемь… Келли показалась в дверях банка, метнула взгляд на огромный циферблат. Деньги посыпались к ее ногам. Лишь одна пачка осталась в руках. Девушка размахнулась, и пачка взлетела в воздух одновременно с ударом гонга, извещавшим о конце забега. Наступила тишина. Пачка летела, летела и… упала в кофр. Толпа взорвалась аплодисментами.

Люди бросились к Келли. А впереди всех брат и мать.

Судьи считали деньги.

— 120 тысяч 327 долларов! — выкрикнул по завершении счета один из них.

И снова гром аплодисментов.

Родные увлекли Келли к семейному фургончику, на котором они приехали к банку.

— Это хорошо, что сегодня вы без любимых линз, — сказал Арчибальд Кроу. — Их «долларовый» окрас был бы не совсем уместен.

Ури Дастлингер насколько мог независимо сунул руки в карманы.

Директор банка продолжил:

— Будет справедливо, если ущерб мы компенсируем из вашей зарплаты.

Ури сжал кулаки. В одной руке оказалась коробочка с линзами. Коробочка лопнула и рассыпалась.

Она вынула из-за щек пластиковые подушечки, сняла ватный пояс и принялась за надувные пластины, делавшие тяжеловесными мускулистые бедра.

— Спасибо, — сказала Дороти.

— Не за что. Облачайся. Журналисты заждались.

Дороти стала напяливать шаровары. Когда-то она сдавала экзамены за двоих, предпочитая занятия в библиотеке занятиям на стадионе, и ни один преподаватель ничего не заподозрил. Теперь они с сестрой квиты.