Искатель, 2003 №2

Ляля открыла глаза и посмотрела на Максима. Дрыхнет! Они вернулись домой, только под утро. Это была его идея сходить в казино. Они купили друг другу к годовщине свадьбы по лотерейному билетику. И Максим выиграл. Он решил, что все равно деньги не запланированы, так почему бы не потратить их в казино? Он сказал: «Новичкам везет, попробуй», — отдал ей все жетоны и оставил одну'. Она и не думала, что игра ее так захватит. Максим наблюдал за ней и не вмешивался. Закончилось тем, что опа продула кучу денег, и ему еще пришлось доплачивать.

Когда они уже садились в машину, он сказал:

— Твоя беда в том, что ты не можешь вовремя остановиться.

— Почему ты не утащил меня, когда мне везло?

— Зачем? Ты бы мне не простила.

Она подумала и решила, что он прав. Ни за что не простила бы. Надо же, все-то Максик про нее знает. Ляля посмотрела на него. Может быть, разбудить? Ей захотелось, чтобы он взглянул на нее, как тогда, в казино, с насмешливым интересом. У него были очень выразительные глаза. И когда она рисовала его, а рисовала она его постоянно, то особенно тщательно занималась глазами. Темно-карие с тяжелыми веками и блестящей роговицей. Они были грустными, даже когда он улыбался. Она это заметила в их первую встречу. Тогда в Петербурге стояли белые ночи. Она выходила «на натуру» и рисовала город в жемчужно-серой дымке. В тот вечер она сидела на ступенях набережной, спиной к Эрмитажу. По Неве шел катер. Катер в уснувшем городе — это было так романтично. Она встала со своего складного стульчика и помахала ему рукой, а потом послала воздушный поцелуй — просто так, для полноты картинки. Вдруг катер развернулся на девяносто градусов и направился к ней. За рулем был Максим. Через три месяца они поженились. И за два года, которые прошли с тех пор, ей ни разу не пришлось пожалеть об этом. И не в деньгах дело. Хотя, конечно, деньги, которые Максим зарабатывал у своего отца, были не лишние. Не будь их, разве смог бы он подарить ей на день рождения такой шикарный подарок? Охотничий домик на крошечном острове. Она онемела от счастья, когда он поднял на окнах ставни и отпер дверь. Максим умел удивить, и ему доставляло удовольствие наблюдать ее восторженную реакцию. Он поднял ставни и отпер дверь. И даже сейчас у нее заблестели глаза, когда она вспомнила, что было дальше. А дальше он обнял ее, и они любили друг друга прямо там, в коридоре, на огромной медвежьей шкуре.

Максим открыл глаза. Ляля, часто дыша, смотрела на него. Он мгновенно проснулся и притянул ее к себе. Любовью Ляля занималась талантливо. И чем дольше Максим жил вместе с ней, тем больше убеждался, что талант этот врожденный. Этому научиться невозможно. Его жена никогда не повторялась. Секс для нее был одним из способов самовыражения, как и живопись. Ее сущность выплескивалась одинаково ярко и художественно как на полотнах, так и в ласках.

Ляля вздохнула и приподнялась на локте.

— Ой, как хорошо-то…

Максим сжал ладонями узенькие бедра и вопросительно взглянул на нее.

— Как там, ничего новенького?

— Максим, неужели ты всерьез хочешь иметь ребенка?

— А почему бы и нет. Было бы занятно посмотреть, на кого он будет похож.

— И ради этого ты мне предлагаешь девять месяцев мучиться? Эгоист! Ну, какие мы с тобой родители? Ты весь в бизнесе, я — в картинах. И потом, у тебя по женской линии ужасная наследственность. Так что, если уж я и решу завести ребенка, то на тебя он вряд ли будет похож.

Он засмеялся.

— Для секса, значит, гожусь, а для ребенка гены неподходящие. Ну, а как там у Дмитрия Игоревича обстоят дела? Я думаю, у него с генами полный порядок?

— Дурак!

— Разве у нас друг от друга появились секреты?

— У меня к Димке все прошло. Он для этих игр не годится, у него жена психопатка.

— О, он уже обсуждает ваши игры с женой.

— Ничего он не обсуждает. Мне кажется, он ее боится. Ах, если бы у всех были такие отношения, как у нас с тобой, мой милый, то насколько меньше было бы в жизни проблем, — пропела Ляля и сжала Максима в объятиях. — Вот, как я тебя обожаю! — Вдруг взгляд ее стал заинтересованным, она отодвинулась от него, внимательно оглядела со всех сторон и проговорила совсем уже другим тоном: — Максик, давай-ка ты мне попозируешь.

— Лялька, с тобой надо все время быть начеку. Даже в постели ты не забываешь о работе. В конце концов, это жестоко. Видишь во мне только дармовую натуру.

— Ну, что ты капризничаешь. Ведь я тебе даю такой шанс.

— Какой еще шанс?

— Войти в историю в качестве мужа талантливой художницы.

— Ты талантливая?

— Конечно. Мне, если хочешь знать, чтобы стать знаменитой, только одного не хватает.

— Интересно чего?

— Сам догадайся.

— Ну, наверное, опять кисточки какой-то особенной.

— Кисточки! — Ляля покрутила пальцем у виска. — Большое, Максик, видится на расстоянии. Это еще Есенин сказал. Она откинула волосы и медленно проговорила: «Лицом к лицу лица не увидать», — и тихо добавила: — Но пока я не уйду, ничего вы не поймете…

— Куда это ты собралась? — в волнении спросил Максим, заранее предвидя ответ. — Ненавижу эти твои разговоры. Если, кстати, будем приглашать гостей на остров, то нужно хотя бы сообщить им об этом. Мы ведь еще ничего толком не решили.

— Точно! — Ляля оживилась и, взяв трубку, спросила насмешливо: — Обычный комплект?

— Не знаю, как ты, а я этих алкоголиков уже видеть больше не могу.

— Я, признаться, тоже. Хотя ума не приложу, кем их можно заменить.

— Может быть, устроим Дмитрию Игоревичу прощальные гастроли?

— Шутишь?

— Нисколько. Ты ведь сказала, что у тебя все прошло. Так почему бы не пощекотать нервы? Твой врач — занятный человек.

— А что, это идея. Пригласим его с женой. И вообще, раз ты от него без ума, то нам обязательно нужно подружиться семьями.

— Мысль интересная.

— А для кучи Сережку с Наткой, как ты считаешь? А то что-то давно про них ничего не было слышно. — Ляля извлекла из памяти номер телефона и, забравшись с ногами в кресло, весело заговорила: — Ната, привет, я тебя не разбудила? Неужели? А мы, представь, только встали. Помнишь, я рассказывала про охотничий домик, который мне Макс подарил? Ну да, на острове. Приезжайте к нам с Сережкой на следующий уик-энд. Работает? Ну, пусть что-нибудь придумает. Хочешь, я сама его попрошу? Уверена, что мне он не откажет. Ты тоже? — Она засмеялась. — Ну, вот и замечательно. Вы не пожалеете. Лучше всего на поезде, а Максим вас на берегу встретит. Ну да, на катере. Мы можем на вас рассчитывать? Отлично. Целую, привет Сережке.

Ляля дала отбой и тут же набрала новый номер.

— Димка, с добрым утром. Ах, вы уже обедаете? Ну, тогда добрый день. Как поживают твои больные? Ой, как хорошо, что я тебя застала. Не волнуйся, отвлеку всего на минутку. Приезжайте с Алиной в следующие выходные к нам на остров. А что тут такого? Не болтай ерунду. На природу как раз за тем и выезжают, чтобы поправиться. На воздухе у нее все мигрени как рукой снимет. Ну, пожалуйста. Разве часто я тебя о чем-нибудь прошу? Ничего я не придумала. Если я приглашаю тебя с женой, значит, намерения у меня самые невинные. Димочка, спроси у нее, пожалуйста, прямо сейчас. Я не вешаю трубку. Может? Ура! Вот видишь, а ты сопротивлялся. Конечно, есть, и катер, и байдарка. Рыбы пропасть. Будут еще Ната с Сережкой. Ну, помнишь, я тебе говорила… Оттянемся по полной программе. В субботу утром Макс встретит вас на берегу. Накануне договоримся. Ну, все, пока.

Максим крикнул из кухни:

— Иди, кофе готов.

Ляля сунула ноги в шлепанцы и прихватила с собой трубку.

— Алина с Димкой и Ната с Сережкой будут. Может быть, хватит?

— А как же Диана?

Ляля посмотрела на Максима:

— Зачем нам Диана?

— Вот это да. Я бы так не смог.

— Что «не смог»?

— Не смог бы с такой легкостью выкинуть человека из своей жизни.

— Никого я не выкинула.

— По-моему, ты стала избегать ее.

— Что за глупости, просто в последнее время я очень много работала.

— Наверное, участь Дианы ожидает в недалеком будущем и меня.

— Перестань! Я этого не люблю. Что еще за участь? Ну, какой смысл клясться в вечной любви, если я не знаю, что со мной будет завтра. А с тобой? Может быть, ты сам охладеешь ко мне. Сейчас нам хорошо вместе, и довольно об этом. А почему ты, кстати, думаешь, что Диана захочет ехать в такую даль ради сомнительного для нее удовольствия пожить на острове?

— Даже нисколько не сомневаюсь.

Ляля покачала головой:

— Не верится, чтобы Диане захотелось романтики. — Она представила всегда изысканно одетую Диану у костра и улыбнулась: — Не монтируется.

Максим пожал плечами:

— Ну, смотри, тебе виднее.

Ляля на мгновение задумалась.

— А с другой стороны, почему бы и не пригласить, пусть сама решает. — Она набрала телефон Дианы и заговорила после продолжительной паузы: — Даноч-ка, здравствуй. Ой, извини, что разбудила. Ах, у тебя вчера была премьера? Точно, как же это я забыла, ты ведь действительно говорила об этом. Ай, какая я стала рассеянная. — Ляля вздохнула и проговорила тоненьким голоском: — Даночка, прости меня, пожалуйста. Обещаю, что исправлюсь. И на следующий концерт мы с Максимом непременно сходим. Кстати, не хочешь провести с нами на острове уик-энд? Мы поедем на машине, можем захватить и тебя. Ну, вот и славненько. Договорились. Завтра созвонимся. Целую.

Ляля дала отбой и, удивленно округлив глаза, посмотрела на Максима:

— Представляешь, она согласилась.

— Меня это не удивляет. Она к тебе очень привязана.

Ляля обвила его шею руками.

— Какой же ты милый, Максик. Добрый, справедливый.

— Я совсем не милый, просто я люблю тебя, Лялька, и хочу, чтобы ты не заскучала со мной.

Ляля улыбнулась, чмокнула его в щеку и вдруг вскрикнула:

— Ой, а как же Алексей Петрович? Раз уж мы собираем такой винегрет, то его тоже нужно позвать.

— Ну, конечно, зови и Алексея Петровича, а то Диана без мужчины остается.

Ляля фыркнула:

— Я думаю, это бы ее очень даже устроило.

Алексей Петрович полистал свой календарь. Он не ошибся: и на субботу, и на воскресенье у него запланированы встречи, причем одна из них весьма важная. Не в его правилах отменять их из-за пустяков. Алексей Петрович считался преуспевающим адвокатом и очень дорожил своей репутацией. Но встреча с Лялей не была для него пустяком. Разве мог он пропустить возможность увидеть ее? И когда она спросила его: «Так мы можем на вас рассчитывать?» — он тут же, не раздумывая, ответил: «Конечно». Ляля обрадовалась и на прощание сказала: «А вечером мы разожжем костер и будем смотреть, как заходит солнце. Это очень красиво». Он задумался. А видел ли он, как заходит солнце? Странно, но он не мог вспомнить. Может быть, давным-давно. В детстве. Он положил трубку и живо представил пламя костра и Лялину склоненную головку с ровной ниточкой пробора, крутой чистый лобик и правильные черты лица. Тургеневская девочка. Как редко сейчас можно встретить такую одухотворенность.

Диана встала перед зеркалом и внимательно посмотрела на себя. У глаз появилась сеточка морщин, и все труднее скрыть их под макияжем. Хороша же она будет на острове под ослепительным солнцем. Если бы Лялька хоть немножко думала о ней, она бы не подвергла ее такому испытанию. Диана вздохнула и открыла шкаф со своими платьями. Конечно, это еще не старость. До старости далеко. Ей никто не дает больше тридцати пяти. Но разве себя обманешь, если душа устала? Устала от бессмысленных потерь. Как все было бы иначе, если бы Лялька перестала мучить ее. Она вспомнила ее слова: «Даночка, но что ты хочешь, я не понимаю, ведь я так привязана к тебе, я, наверное, даже люблю тебя, — а потом засмеялась и добавила: — По-своему». Жестокая девчонка. Жестокая и равнодушная. Сколько раз она уходила «навсегда»? А потом возвращалась как ни в чем не бывало. Где взять силы, чтобы каждый раз не впадать в отчаяние? Господи, как вернуть душевное равновесие? Сколько можно ждать и на что-то надеяться? Да и разве у нее осталось время, чтобы ждать?

Издалека остров казался совсем крошечным. Просто обломок скалы и несколько сосен. Но чем ближе катер подходил к нему, тем живописнее становились очертания. Скалистый западный берег с редкой растительностью казался неприступным, а восточный пологий склон заканчивался у воды песчаным пляжем. К нему Максим и направил катер.

На берегу появилась Ляля в белых шортиках и радостно закричала:

— Ура! Даночка, это они!

Максим, заглушив мотор, причалил к мостику. Сергей выпрыгнул за ним и помог выбраться женщинам. Дима с Алексеем Петровичем выгрузили на берег сумки.

Ляля подставила Сергею щеку.

— Ну и быстро же вы добрались. Мы с Даной ничегошеньки не успели еще приготовить.

Сергей по-дружески чмокнул ее, но, вдохнув знакомый запах Лялькиных духов, с трудом поборол волнение и, чтобы шутливо ответить, сделал усилие над собой:

— Ну вот, а я так рассчитывал перекусить.

— Успеешь, не волнуйся. Натка, как ты живешь с таким троглодитом? Ну, пойдемте, я вам наш домик покажу. Он прехорошенький!

Они прошли метров пятьдесят по тропинке, и из-за елок на горе показался изящный, словно игрушечный, домик, с закругленными окнами и восьмигранной блестящей крышей. Когда они приблизились к нему, то заметили на открытой веранде, в шезлонге, элегантную женщину в белом легком брючном костюме.

— Познакомьтесь, это моя подруга, Диана…

Диана поднялась навстречу гостям и с усталой улыбкой протянула всем по очереди руку.

Алексей Петрович галантно поднес ее к губам. Длинные пальцы с коротко остриженными ногтями и утолщенными натруженными суставами слегка ответили на его пожатие.

— Мне кажется, я вас где-то видел.

— Вполне возможно. Особенно, если вы бываете в филармонии.

— Даночка у нас талант. Бесподобно играет на фортепьяно.

— Ляля, не преувеличивай, пожалуйста.

Алексей Петрович с интересом взглянул на Диану.

Ляля засмеялась и церемонным жестом пригласила всех в дом:

— Господа, прошу. Вот здесь у нас гостиная и столовая — она же кухня, — а наверху — ваши апартаменты.

На втором этаже четыре крошечные комнаты, разделенные узким коридором, были специально подготовлены для гостей. Из них только одна окном на запад была занята Дианой.

— Располагайтесь, а я пока сделаю что-нибудь перекусить.

Ляля разместила по комнатам гостей и по крутой деревянной лестнице вернулась на кухню. Достала из холодильника ветчину с сыром и включила чайник. На веранде Максим о чем-то разговаривал с Дианой. Ляля прислушалась.

— …если кто и может повлиять па нее, то только ты.

Ляля прижалась к окну. О чем это Максим?

— Ошибаешься. Но раз уж ты заговорил со мной об этом, изволь, я выскажусь. Мне кажется, что ты слишком торопишь события, Ляля сама еще такой ребенок. Конечно, не мне судить, но, по-моему, сейчас не время.

— Не время… В том-то и дело, что его слишком мало. Ты как будто не знаешь, какое у нее сердце.

— Тем более нельзя спешить, раз есть опасность.

— Она тебе что-нибудь говорила?

— Мне кажется, она и не думает об этом.

— Очень жаль. Я беседовал с ее врачом, он вполне согласен со мной.

Ляля вздрогнула, неожиданно почувствовав чьи-то руки на своих плечах.

— Сережка, противный, ты меня напугал. Отойди, сейчас твоя Натка спустится…

— Да пошла она…

— Ты что, спятил?

— Вот именно, спятил. Два года назад. Когда ты замуж вышла. Не понимаю, зачем ты это сделала, разве нам плохо вместе было?

— Нашел, о чем вспомнить. То все прошло, Сереженька, я теперь Максима люблю.

— Да, ты любишь, как же…

— Представь себе, люблю. Мне с ним весело, и он не мучает меня своей ревностью, в отличие от некоторых. — Ляля хотела отвернуться, но, заметив, как помрачнел Сергей, добавила: — Это еще что такое? Дуться на меня, что ли, вздумал? Глупенький! Какой же ты, Сережка, глупенький. Неужели ты думаешь, что я забыла? Нет, мой милый, к сожалению, я все помню…

Сергей спросил вдруг охрипшим голосом:

— Это как же понимать?

Ляля засмеялась:

— Как хочешь, так и понимай, — и, услышав за дверью шаги, громко позвала: — Идите сюда, сейчас будем кофе пить.

Наташа вошла на кухню первая и быстро взглянула на Сергея. Случилось то, чего она и боялась, собираясь на остров. Опять эта старая любовь. Стоит Ляльке пальцем пошевелить, как ее бедный муж тут как тут. Да если бы только он. Все мужики как с ума посходили. Ну что они в ней нашли? Ведь, если разобраться, то нет в ней ничего особенного. Она, кстати, Ляльки намного красивее. И глаза, и волосы, и фигура. Если внимательно приглядеться. Но внимательно никто не хочет приглядываться. Их тянет к Ляльке, и все тут. Какой-то массовый гипноз. Как Максим это терпит? И как будто даже не ревнует. Неужели ему нравится, что его жена пользуется таким бешеным успехом у мужчин? А, впрочем, может быть, и нравится. Ведь важно, как она сама к этому относится. А он-то, наверное, лучше других знает, что ей самой на все это наплевать. Ну, не то чтобы наплевать, просто ей никто по-настоящему не нужен. По-настоящему ей нужны только ее картины. Вот без них она действительно не сможет жить. Максим сказал что-то Ляле, и она заразительно рассмеялась. Наташа отвернулась. Детская ненависть не умерла, она, как и прежде, сжигала душу и мешала жить. Почему так бывает? Кому-то все, а кому-то ничего. Ведь даже деньги словно плывут к Ляльке в руки. У Максима какой-то выгодный бизнес у отца. Да и Лялька, если бы только захотела, могла бы зарабатывать не меньше мужа. Любой ее набросок… Им с Сергеем за такие деньги месяц нужно вкалывать. И еще как вкалывать! И все же, сколько бы они ни работали, никогда им не купить себе такой остров. Да что там остров! Нормальную шубу ей и то купить не на что. Так и проходит она свои лучшие годы в крашеном кролике. Наташа почувствовала, что ей физически тяжело находиться с Лялькой в одной комнате. Она незаметно вышла на улицу и глубоко вздохнула, чтобы успокоиться и отогнать свои черные мысли.

Алина подкрашивала глаза и поверх зеркальца следила за мужем. Так тщательно он приводил себя в порядок только перед самыми сложными операциями. Она заметила, как задрожало зеркальце в ее руке, и резко захлопнула его. Дима обернулся. Алина как ни в чем не бывало со спокойным видом положила его на столик и надела очки. Ее маленькое треугольное, как у кошки, личико приобрело значительность. Дима не заметил ничего особенного в выражении ее лица и достал из сумки рубашку. Алина, несмотря на жару, почувствовала неприятный озноб. Зачем только она согласилась приехать на этот остров? Теперь приходится из кожи вон лезть, чтобы соответствовать. Ну что у ее Димки может быть общего с этой взбалмошной художницей? Он делает уникальные операции, иногда по пять часов не выходит из операционной, но разве может он позволить себе такую машину, как у Максима? Она вздохнула. Так и проездит всю жизнь на своей разбитой «восьмерке».

— Лина, что с тобой? О чем ты думаешь?

Она вздрогнула и смутилась.

Дима подошел к ней близко и взял ее личико в свои ладони:

— Ну что ты, милая?

Алина чувствовала, что вся дрожит, но ничего не могла с собой поделать.

— Ты принимала лекарство?

Она кивнула.

Он стал осторожно целовать ее приоткрытые губы.

— Неудобно, нас будут ждать…

— Пусть ждут…

Ее глаза затуманились страстью, и она медленно опустилась перед ним на колени.

Уже на лестнице был слышен Лялин голос:

— Алексей Петрович, я вас научу. Главное — угли правильно подготовить. У нас с Максимом тут целая поленница запасена. Хорошеньких таких березовых чурок. — Ляля заметила в дверях Диму и сказала, обращаясь и к нему: — Пойдемте.

Алина вышла за Димой на крыльцо и закурила.

Алексей Петрович взялся колоть дрова и первым же ударом топора угодил себе по пальцу. Ляля запричитала так, что все сбежались к сараю. Рана была пустяковая, но Диме стоило немало усилий успокоить ее. Он перевязал Алексею Петровичу палец, и Ляля уже не отходила от него ни на шаг, потеряв всякий интерес к костру.

Алексей Петрович смотрел в Лялины ясные встревоженные глаза и благодарил Бога за то, что он подарил ему такой редкий случай. С тех пор как он впервые увидел ее с неуклюжим подрамником через плечо, он знал, что его мечтам о семейной жизни не суждено будет сбыться, потому что девушка, с которой он мог бы быть счастлив, никогда не выйдет за него замуж. И дело тут не в его возрасте. При чем тут возраст, если ни сам Алексей Петрович, ни его деньги, ни положение ей были не нужны. Но это не помешало Ляле в первый же день очутиться с ним в одной постели. Она посигналила, и он, не раздумывая, взялся подвезти ее на другой конец города. И вел себя так, словно не было для него ничего необычного в этой бессмысленной ночной поездке. К счастью, она и не подумала предложить ему деньги, а пригласила зайти к ней на чашечку кофе. Ему показалось забавным это ночное приключение, и он решил подняться. В тот момент он еще был уверен, что держит ситуацию под контролем. И когда они уселись за маленький журнальный столик, он спокойно огляделся и заговорил, как всегда чуть-чуть многословно, по своей старой адвокатской привычке облекая мысли в точные умные слова. И тут Ляля расхохоталась. Ей было смешно слушать его витиеватые фразы, и она, даже приличия ради, не попыталась скрыть это. И он вдруг растерялся. Он впервые в жизни не знал, как себя вести. И физически ощущал свою неуместность в Лялиной комнате. А дальше была ночь, которая перевернула всю его жизнь. Для него так и осталось загадкой, зачем он ей понадобился. В ту ночь не он, а она его соблазнила. Тургеневская девочка с крутым чистым лобиком и тонкой ниточкой пробора…

— Ой, боже мой, вы только посмотрите! Нет, я должна непременно нарисовать. Даночка, о чем ты сейчас думала?

Ляля привлекла общее внимание, и все дружно взглянули на Диану. Та вздрогнула и растерянно улыбнулась.

Максим заметил, как ей неловко, и сказал слегка раздраженно:

— Ляля, ну что ты себе позволяешь?

Ляля, казалось, не слышала его и блестящими глазами смотрела на Диану.

— Знаешь, это будет моя лучшая работа, я уже ее так ясно вижу. Ты встанешь на краю нашей скалы, у камней. Ветер будет раздувать твою одежду, а ты будешь смотреть вдаль, на воду, и в глазах у тебя, как сейчас, будут слезы.

— Ляля!

Раздался оглушительный хлопок.

Ната съежилась и испуганно вскрикнула:

— Что это?

Максим засмеялся:

— Это наш лесник, наверное, стреляет по воронам. Он их терпеть не может и методично истребляет.

Раздался рев мотора, и к острову причалил катер.

Максим помахал рукой и крикнул:

— Николай, привет. Ты нас напугал.

Все с интересом посмотрели на здоровенного детину в камуфляжной форме.

— Прошу прощения. Эти твари как раз около вашего острова кружились. Никак было не отогнать.

Ляля крикнула:

— Николай, иди к нам. На шашлык.

Николай как-то странно на нее посмотрел и отказался:

— Нет, мне сейчас некогда.

Когда моторка с ревом рванула от берега, Сергей насмешливо сказал:

— А ваш лесник что-то не очень-то любезен.

— Нет, он славный. Совершенно безобидный. Медведик такой, ручной.

Сергей передразнил:

— Медведик… Знаешь ли ты, что нет зверя коварнее медведя? Они и дрессировке-то почти не поддаются. Ручной, ручной, а потом возьмет да и шею сломает. Шутя.

— Мы с Максимом его уже давно знаем. Он хороший.

Максим подтвердил:

— Хороший парень. Туповатый, но надежный.

Ляля возмутилась:

— Максим, ну что ты говоришь. Если бы он был туповатый, как бы его взяли в десантные войска.

Сергей оживился:

— Ах, вот оно что. Десантник, значит. То-то я смотрю, он за ружье сразу хватается. Ну, ребята, не знаю, как вы, а я бы не хотел иметь такого соседа.

— Максим, ну скажи же ему…

— Да нет, Сергей, ты не прав. Он, действительно, хороший парень. Если бы не он, здесь бы давно все растащили. А его побаиваются. Он и наше с Лялькой добро охраняет. И, надо сказать, совершенно бескорыстно. — Максим побрызгал на шашлык вином и сообщил: — Ну что, на мой взгляд, готово.

Сергей разлил вино в высокие стаканы.

— Поехали?

Вдали раздался хлопок.

Сергей улыбнулся и, приподняв свой стакан, произнес:

— Салют.

Максим подкараулил момент, когда Ляля забежала в комнату за полотенцем. Он вошел за ней следом и закрыл за собой дверь.

— Ну как, ты довольна?

Ляля подняла на него блестящие глаза.

— Да, очень. Это так необычно — видеть их всех вместе.

— Будь все же осторожна. Ты играешь с огнем.

— С огнем? Ты прав. Но как восхитительно! Словно перед грозой. Грянет или не грянет? Как мне не хватало этих острых ощущений. — Она взяла его руку и прижала к груди: — Слышишь, как бьется?

— Ляля?

— Нет, нет, не сейчас. Дождемся ночи.

— Ну что? Возвращаемся? На уху, я думаю, хватит, а с утра клев будет лучше. — Максим скрутил спиннинг и посмотрел на Диму. — Будить тебя утром?

— Да я бы и не ложился. — Дима потянулся и, расправив плечи, вдохнул полной грудью. — Эх, кра-сота-то какая. Уж и забыл, когда я в последний раз выбирался на рыбалку.

— Да, красота… Только здесь я и чувствую себя свободным…

Дима с интересом взглянул на Максима. Кто бы мог подумать, что этот преуспевающий и с виду абсолютно благополучный парень тоже испытывает чувство внутренней тесноты.

— Смотри, видишь, в камышах свет мигает? Кто-то раков ловит. Мне это место наш лесник показал.

Дима усмехнулся:

— Раков люблю, но ловить их не стал бы.

— Ну, почему же? Любопытное зрелище, когда они выползают на мелководье. Главное — под клешню не подставляться. Посветил, прицелился — и можно брать их, что называется, голыми руками.

— Вот это-то и противно, полная беззащитность.

Из камышей показался катер.

— Так и есть. Это Николай, наш лесник. Он большой специалист по части раков.

Николай в высоких охотничьих сапогах неуклюже перемахнул через борт, завел мотор и направил катер к ним.

— Ну, как улов?

Николай с хмурым видом протянул полное ведро.

— Бери, угостишь гостей. У тебя, я знаю, всегда припасено пиво.

— Щедро. — Максим взял раков и добавил: — Ждем тебя к ужину.

Николай завел мотор, и Максиму пришлось крикнуть вслед:

— Учти, я не прощаюсь, будем ждать тебя к ужину.

Они обогнули камыши и оказались на открытом плесе. У Димы дух захватило, какой вид. Лялин островок на горизонте одиноким маяком выступал из туманной дымки.

— Ну вот, опять Лялька все уличное освещение включила, — ворчливо, как о любимом ребенке, проговорил Максим. — Не любит она сумерки. Заставила меня весь остров проводами опутать.

— Страшновато ей тут?

— Да ты что! Ничего она не боится. Не любит, когда темнеет, потому что ей нравится самой играть светом. — Максим заметил удивленный Димин взгляд и улыбнулся: — Тебе-то как хирургу должно быть это понятно. Ведь не нравится же тебе, когда операционная плохо освещена? Вот так и Ляльке. Но, в отличие от нее, ты сделал операцию и стал нормальным человеком, а она все время что-то там… творит. Художница… Не удивлюсь, если она сейчас забросила гостей и в укромном месте рисует.

Максим причалил к острову.

Ната с Алиной выбежали встречать их.

— Ну, поймали что-нибудь?

— Так, девочки, меняем программу. — Максим с видом фокусника вытащил на берег ведро с раками.

Алина наклонилась, чтобы лучше рассмотреть, и с визгом отскочила.

— Ой, они шевелятся!

— А ты что думала? Сейчас разведем костер и…

— Как вы можете? Они ведь живые.

— Зрителей со слабыми нервами просим покинуть цирк. Хотя в баре ты, я думаю, не отказалась бы от пива с раками, верно? Ладно, можешь не участвовать, позовем, когда все будет готово. Ляля!

— Она на камнях. Рисует Диану.

Максим повернулся к Диме:

— Что я тебе говорил.

Алексей Петрович предложил:

— Я их позову.

Они вернулись вчетвером. Сергей купался поблизости.

Ляля подбежала к Диме:

— Это правда, что Николай вам раков дал?

Дима кивнул.

— Ой, они такие страшнющие. — Ляля изобразила своими руками щупальца и ущипнула его за грудь. — Покажи, где они.

Дима подошел к ведру, снял крышку, и они с Лялей склонились над ним. У Ляли вид ползающих раков вызвал прямо противоположную, чем у Лины, реакцию. Она сразу же бесстрашно засунула в ведро руку и, взяв за спинку одного из них, поднесла к лицу и принялась с интересом разглядывать.

Максим принес дров от сарая и сказал жене:

— Лялька, кончай ерундой заниматься, давай костер разводить.

Сергей наскоро вытер голову.

— Чем могу быть полезен?

Ляля бросила рака в ведро и предложила:

— Пошли за шишками?

Сергей переспросил с комической интонацией:

— За шишками?

— Ляля, у нас полно сухих дров.

— А я хочу в костер подбрасывать, они замечательно трещат. Ну, так ты идешь со мной?

Сергей ослепительно улыбнулся:

— Всегда готов.

Послышался рев моторки и внезапно затих около острова. Максим вышел навстречу гостю. Николай в одиночку затаскивал свой катер на берег.

Максим, крепко пожав ему руку, проговорил:

— Очень рад, что нашел время, пойдем, я тебя со всеми познакомлю.

Николай с угрюмым видом подошел к гостям.

Ляля с Сергеем, едва отойдя от костра, мигом набрали полную корзину шишек.

Сергей выпрямился.

— Ты, я вижу, время зря не теряешь.

— Что это ты имеешь в виду?

— Ваш вояка-лесник, похоже, пополнил список твоих воздыхателей?

— Если бы ты знал, какие он делает смешные комплименты.

— Ну, например?

Она на мгновение задумалась.

— Ну, например… Проплываю как-то утром мимо него на байдарке и спрашиваю для приличия: «Рыбку ловите?» А он… — Она не выдержала и звонко рассмеялась: — «Я здесь вижу только одну рыбку».

— Это тебя, значит? Все понятно. Неразборчива ты, Лялька, стала.

Ляля внимательно посмотрела на него и сказала:

— Сережа, я знаю все, что ты сейчас можешь мне сказать. Это очень скучно.

Сергей оттолкнул ногой корзину и прижал Лялю к себе…

Когда они вернулись, костер был давно разожжен и вода над огнем закипала. Ляля подбросила в огонь шишек и напомнила Максиму:

— Не забудь про зелень для ухи.

— Покрошишь?

— Ага, попозже. — Она зевнула и добавила: — Наверное, сегодня порисовать уже не придется, заберу-ка я мольберт с камней.

Алексей Петрович предложил:

— Помочь?

— Нет-нет, я привыкла сама его таскать. — Она пошла и споткнулась о шампуры для шашлыка, воткнутые в землю. — Ой, надо же, так и торчат здесь с обеда, надо бы их убрать, чтобы кто-нибудь не укололся.

Диана подошла к магнитофону и задумчиво сказала:

— Как мне нравится эта мелодия.

— Пойду-ка я шампуры ополосну, а то и правда валяются под ногами. — Ната собрала шампуры в охапку и направилась к воде.

Николай пошевелил угли под ведром, и Лялины шишки затрещали. Он сердито посмотрел на Диану, стоявшую слишком близко от костра.

— Вы бы отошли подальше.

Диана подняла глаза на Николая, очевидно, не понимая, о чем он ей говорит.

— Костюмчик, говорю, испортите. Смотрите, как искры летят.

Максим предложил:

— Диана, если хочешь, можешь Лялины джинсы надеть. В нашей спальне, в шкафу, есть несколько пар. Тебе, я думаю, подойдут…

Диана посмотрела на свой белый костюм и вдруг, словно проснувшись, слабо улыбнулась.

— Да-да, вы правы, нужно переодеться. У меня есть…

Николай неодобрительно покачал головой вслед быстро удаляющейся, слишком уж хрупкой на его вкус Диане.

— Хватит дров?

— Да не мешало бы подкинуть.

Максим расколол несколько полешек и, подбросив в костер, заглянул в ведро с раками.

— Николай, посмотри, по-моему, готово.

— Порядок. Я сейчас из катера черпак удобный принесу.

Когда он вернулся, раки были готовы.

Максим снял ведро с крюка и сказал, поставив его на землю:

— Дима зови жену, раки уже не опасны.

Николай помешал уху.

— Ну вот, можно и зелень кидать.

Максим проворчал:

— Ляльку не дождешься. Ушла и пропала. Пока сам не сделаешь… — Он направился в сторону дома, предупредив: — Больше дрова не подбрасывайте.

Сергей вышел к костру и, достав сигареты, попросил у Алексея Петровича зажигалку.

Из-за елки показались Максим и Диана.

— Похоже, все готово. Начнем?

— Ляли нет.

Максим крикнул в сторону скалы:

— Ляля, мы тебя ждем, — а потом добавил, обернувшись к Диме: — Не иначе как рисует.

Сергей сказал:

— Сделайте музыку тише, она, наверное, не слышит. Ляля!

Все вразнобой закричали:

— Ляля!

— Схожу за ней. — Сергей зашагал в сторону камней.

Лялю он заметил издалека, площадка была хорошо освещена. Она сидела на складном стульчике, облокотившись на гладкий камень. В ее широко распахнутых глазах застыло удивление. Из-под обнаженной левой груди торчал стальной шампур для шашлыка.

Ната первая прибежала на крик Сергея и замерла, взглянув на подругу. Ляля остановившимися глазами смотрела перед собой, растянув губы в дурашливой улыбке. Как только Ната наткнулась глазами на блестящее кольцо от шампура, она громко охнула и бросилась к Ляле.

Сергей ее грубо оттолкнул.

— Дура, не смей ничего трогать.

— Ей же больно.

— Ты что, не видишь, что она мертвая?

То, что сказал Сергей, было так ужасно и неправдоподобно, что Ната и не подумала обидеться на грубость мужа.

Из темноты один за другим появились Алексей Петрович, Максим, Дима с Линой, Диана и Николай. Появились и на мгновение застыли перед Лялей. Дима опомнился первый, поспешно подошел к ней и, осмотрев, безнадежно покачал головой.

Максим накрыл Лялю своей курткой и пробормотал:

— Господи, ведь я знал, что этим кончится.

Николай, страшно оскалясь, сжал руки в кулаки и, пообещав: «Убью гада», — не разбирая дороги, напрямик через кусты побежал к воде. Через мгновение рев мотора заполнил тягостную тишину.

Все задвигались, и Диана, прислонившись к Максиму, разрыдалась.

Алексей Петрович глубоко вздохнул. Бедная девочка. Такая молодая, талантливая… Как ужасно оборвалась ее жизнь. Ему было очень жаль Лялю. Но еще больше самого себя, свою позднюю любовь и глупые надежды. Он вдруг ясно понял, как безнадежно стар и как бездарно и одиноко прожита лучшая часть его жизни. И что ждет его впереди? Ничего, кроме немощи и болезней. Он еще раз глубоко вздохнул. Если бы он мог так же, как Николай схватиться за ружье и заглушить свою боль каким-нибудь решительным и энергичным поступком. Но все не так просто. И прежде, чем кому-то угрожать, нужно во всем разобраться.

А Ната смотрела на мертвую подругу, не испытывая к ней ни капельки жалости. Что ж, Лялька получила по заслугам. Разве она пожалела ее бедного мужа? Что она сделала с Сережкой? С Сережкой, который был кумиром всех девчонок в их школе. Не окажись Лялька на его дороге, разве бы так сложилась его жизнь? Разве стал бы он диджеем второразрядных дискотек? Он ведь мог сделать действительно блестящую карьеру. И если бы не Лялька… Натка вспомнила их разговор по телефону и Лялькины жестокие слова: «Все, с меня довольно, иди, путь свободен, может быть, ты его утешишь». Стерва. Наигралась, как кошка с мышкой, и бросила. Сколько понадобилось терпенья, чтобы оттащить Сережку от наркотиков. Она взглянула на мужа. Он в полной растерянности сидел на камне и смотрел перед собой. У нее шевельнулась ревнивая мысль, что и сейчас он все еще любит Лялю. Ничего. Переживет. Все, что ни делается, делается к лучшему. Если бы только он хоть капельку ее полюбил…

Алексей Петрович подошел к Максиму.

— Нужно сообщить в милицию и как можно скорее осмотреть все.

— Да, конечно. — Максим обнял Диану за плечи и увел за собой.

Алексей Петрович уговорил всех уйти в дом, а Диму попросил остаться:

— Покараулим, для порядка.

Они молча закурили.

Дима взглянул на Алексея Петровича.

— Какая страшная смерть. Кто бы мог подумать, что такое случится, когда мы сегодня утром ехали сюда.

Алексей Петрович ничего не ответил.

Но Диму тяготило молчание, и он снова заговорил:

— Не могу представить, у кого поднялась рука на женщину. Просто дикость какая-то. Может быть, здесь орудует маньяк? Вы слышали, что сказал лесник? По-моему, он кого-то подозревает.

Алексей Петрович нахмурился.

Но Дима не оставил его в покое:

— Удивляюсь вашему хладнокровию. Вы ведь, по-моему, адвокат, неужели у вас нет никаких соображений на этот счет?

— Боюсь, что все не так просто.

Дима раздраженно затушил сигарету.

— Вы что, не хотите со мной говорить, потому что подозреваете меня?

— Да с чего вы взяли? Мне просто кажется, что слишком рано строить какие-то предположения. Хотя я мог бы попытаться спрогнозировать логику следствия. Если бы, положим, мне поручили вести это дело, то для начала я бы проверил алиби всех приглашенных на остров, ну и, конечно же, хозяина и лесника.

— Неужели, вы всерьез считаете, что кто-то из нас способен на убийство?

— Повторяю, я бы так поступил на месте следователя. Может быть, тот, кто будет заниматься этим делом, поступит иначе. Сейчас трудно судить. Нужно допросить всех. Не исключено, что кто-то угрожал Ляле. Но в любом случае мы все под подозрением.

— Чертовщина какая-то! Через две недели я должен лететь на международный конгресс кардиологов. Что же, вы считаете, меня могут не выпустить за границу?

— Вполне вероятно.

— Как вы так спокойно говорите об этом? Ведь, по вашей логике, вы тоже один из подозреваемых?

Алексей Петрович задумался и спустя некоторое время спокойно ответил:

— Боюсь, что вы правы. У меня тоже нет алиби. Я отходил от костра, и, думаю, в этот момент меня никто не видел.

— И что же? Вам это безразлично?

Алексей Петрович покачал головой.

— Мне это далеко не безразлично. Подозрение в убийстве, причем в такого рода убийстве, с отягчающими обстоятельствами, бросит тень на мою репутацию. А вы, полагаю, понимаете, что для адвоката значит репутация. Я могу потерять всех моих клиентов. Поэтому, по всей видимости, я попытаюсь предпринять собственное расследование.

Алексей Петрович замолчал, и Дима с неприязненным чувством взглянул на него. Не человек, а машина. Уж на что Дима, как хирург, привычен к смерти. Но чтобы так хладнокровно и рассудочно говорить обо всем этом, да еще и употребляя такие слова, как «полагаю», «убийстве такого рода», «потерять всех моих клиентов». Дима и забыл, что сам вынудил Алексея Петровича на этот монолог, и не мог не удивляться тому, что насмешница Лялька водила дружбу с таким противным и занудным типом.

Вдруг в лице у Алексея Петровича что-то дрогнуло, и он добавил тихим изменившимся голосом:

— Я в любом случае решил предпринять собственное расследование, даже если Максим не попросит меня об этом.

Дима вздохнул и добавил сокрушенно:

— Неужели все это растянется надолго?

— Растянется, если на рукоятке не осталось отпечатков. И даже если не осталось, экспертиза может многое прояснить и существенно сузить круг подозреваемых. Жаль только, что такое ответственное дело может быть сделано непрофессионально. Слишком в глухом месте мы оказались.

— Слышите?

Вдалеке едва-едва был различим шум моторки.

— Сомневаюсь, что это милицейский катер. Вряд ли они могли отреагировать так быстро.

Сомнения Алексея Петровича вскоре разрешились, когда катер причалил и стало ясно, что не кто иной, как Николай, привез молоденького следователя из районного центра.

Алексей Петрович, раздосадованный разговором со следователем Николаевым, вышел на крыльцо и закурил. Что это — простое стечение обстоятельств или лесник преднамеренно направил расследование по ложному следу? Хотя почему по ложному? Версия следствия звучит достаточно убедительно. В поселке недалеко от острова год назад поселился уголовник, отсидевший свой срок за убийство и выпущенный на свободу досрочно за примерное поведение. Бывшего уголовника звали Степан, и в ночь, когда неизвестный заколол Лялю шампуром, его не было дома. Так утверждала его старая тетка, у которой он в настоящее время проживал. Вечером он уехал на рыбалку и вернулся под утро мертвецки пьяный. В том, что ночью он изрядно выпил, Николаев убедился лично, потому что и к полудню Степан не пришел в себя. Николаев наведался к нему, как только место преступления было обследовано и тело отправлено в райцентр. Несмотря на то что добиться от Степана не удалось ничего, кроме бессвязных ругательств, отсутствие его ночью явилось достаточным основанием для получения ордера на арест. Справедливости ради следовало сказать, что не только это сделало его основным и единственным подозреваемым по делу об убийстве, а и то, что в кузнице, которую Степан оборудовал в хлеву у тетки, были обнаружены пять шампуров точно таких же, как и тот, которым была убита Ляля. Хотя пока не удалось установить, каким именно шампуром была она убита. Не исключено, что тем, который Степан делал для Максима, а делал он ему двенадцать штук, причем один из них, как утверждал Максим, примерно месяц назад куда-то исчез. После того как на острове собрали и пересчитали все шампуры, выяснилось, что их одиннадцать. То есть Ляля была убита двенадцатым. И оставалось не ясно, был ли он тем самым двенадцатым, потерявшимся на острове, или это шампур из кузницы Степана, который он прихватил с собой на рыбалку, а потом, причалив к острову с западной стороны, вскарабкался с ним по скалистому склону, наткнулся на Лялю, убил ее по непонятной пока причине, после чего незаметно вернулся тем же путем в свою лодку и тихо отчалил.

Не то чтобы Алексей Петрович сомневался, что эту версию нужно отработать, вовсе нет, но было как-то неприятно наблюдать, что не только следователь, взявшийся ретиво «раскручивать» бывшего уголовника, но и все вокруг поверили в виновность Степана, который, убив однажды, вполне мог и без мотива, из одного бандитского озорства заколоть шампуром беззащитную слабую женщину.

Алексей Петрович машинально спустился с крыльца и, обогнув дом, вышел к кострищу. Тяжело усевшись на тот же самый пенек, на котором он сидел вчера, Алексей Петрович тоскливо уставился на обуглившиеся сизые головешки. Неужели это было вчера? Ляля, зевнув, направилась к камням за своим мольбертом, и он предложил помочь ей. Он, зажмурив глаза, пытался воссоздать в памяти всю картинку. Что-то случилось в тот момент, когда она ответила ему… Он даже оглянулся. Почему же он не заметил ничего странного за своей спиной? Какая непростительная рассеянность! Но что поделать, его внимание всецело поглощала Ляля. Алексей Петрович живо представил ее, с загорелыми стройными ногами, в тех же, что и с утра, шортиках, а вместо крошечной майки — широкая клетчатая рубашка, принадлежащая, наверное, Максиму. Он стеснялся смотреть на тугой узел, которым были связаны концы рубашки. Стеснялся потому, что его сводил с ума кусочек плоского бархатистого живота, который выглядывал при малейшем Лялином движении. Она как-то особенно нежно и грустно посмотрела на него, когда сказала: «Нет-нет, я привыкла сама его таскать», — и в этот момент что-то произошло, отчего лицо у Ляли вдруг стало упрямое и сердитое. Она резко отвернулась и споткнулась о шампуры для шашлыка, воткнутые в землю. Это выражение на Лялином лице не предназначалось ему. Но тогда кому же? Тому, кто в тот момент был за его спиной. Он стал вспоминать, кого же он заметил. Чушь какая-то, все были чем-то заняты, и никто не смотрел на Лялю.

Вдруг за елками мелькнуло что-то белое, и на поляну вышла Диана. Когда она увидела его, то первым ее движением было уйти, но она переборола себя и, несмотря на солнце, зябко кутаясь в длинную трикотажную кофту, села в шезлонг.

Они некоторое время помолчали, и Алексей Петрович спросил:

— Диана, вы давно знали Лялю и были ее близким другом. Никогда она не говорила вам, что боится кого-то? Может быть, ей кто-то угрожал, а она не придавала этому значения?

Диана как-то абстрактно посмотрела на него и сказала охрипшим после ночных слез голосом:

— Произошла ужасная ошибка. На месте Ляли должна была быть я…

Алексей Петрович с вниманием ждал продолжения, но его не последовало.

— Вы не могли бы объяснить свои слова?

Диана вздохнула и добавила:

— Когда я сегодня утром проснулась, то поняла, что больше не смогу играть. — Она с недоумением разглядывала свои натруженные с хорошей растяжкой пальцев руки и, казалось, совсем забыла про Алексея Петровича.

Он нахмурился и потянулся за сигаретами.

Диана пробормотала:

— Прекрасный концертный рояль, я потратила на него все свои деньги…

Алексей Петрович, заметив Сергея, свернувшего на тропинку, тихо поднялся и, ни слова не говоря, невежливо удалился, а вслед ему прозвучал риторический вопрос:

— Не понимаю, что же мне теперь делать?

Сергея он догнал только у каменистой площадки, тот усмехнулся, взглянув на Алексея Петровича, и спросил, кивнув на Лялин складной стульчик:

— Что, тянет?

Алексей Петрович ничего не ответил.

— И меня тянет.

Сергей пошатнулся, сделав неверное движение, и Алексей Петрович заметил, что он пьян.

— Да, Лялька в своем репертуаре, даже на тот свет не могла отправиться без фейерверка. Зрителей собрала… Не удивлюсь, если она сама все и подстроила.

— Вы думаете, она кого-то спровоцировала?

— Вот именно, спровоцировала!

— Но неужели Степана? Как-то это уж слишком…

— А что, Степан не мужик, что ли? Не удивлюсь, если Лялька и с ним крутила.

— Сергей, Ляля мертва, сейчас очень легко оклеветать ее доброе имя.

— Доброе имя! Да если б я не знал ее как облупленную. Я же был у нее первым… — Он вдруг осекся и, вытащив сигарету, стал искать зажигалку.

Алексей Петрович предложил свою, Сергей закурил и машинально положил зажигалку в карман.

— На кой… она собрала нас тут всех? Нужно быть железным, чтобы… Ведь и с Димкой же у нее был роман, причем, я уверен, Лина догадывалась. И этот болван лесник! Не удивлюсь, если и вы тоже… А? Небось, угадал? Было, было. Чувствую! В том, что касается Ляльки, меня не обманешь! Ее хлебом не корми…

— Сергей, но то, что вы сейчас сказали, очень важно для следствия.

Сергей с сарказмом передразнил:

— Следствие! Ха-ха-ха. Инспектор Николаев! Это он, что ли, следствие? Не думаете ли вы, что я то же самое повторю ему? Вот уж дудки. — Сергей вдруг стукнул кулаком по камню, разбив в кровь руку. — Ну что ей надо было, можете хоть вы-то понять? Чего ей не хватало? Ведь и Максим любил ее. А я? Да я был готов все, ну просто все, для нее сделать. Скажи она мне, убей. Убил бы, не задумываясь. Всю душу вытянула, а потом и добила окончательно.

Алексей Петрович задумчиво произнес:

— Получается, что все, кто был на острове, имели мотив для убийства. Пожалуй, что так. Все, кроме Дианы.

— Интересно, почему это, кроме Дианы? Да Диана, как кошка, была влюблена в нее.

— Сергей, помилуйте…

Сергей вдруг разрыдался пьяными слезами:

— Все бы отдал, только бы Лялька была жива.

Алексей Петрович смущенно отвернулся и, стараясь не оборачиваться, поспешил к дому. Нужно начинать действовать. И немедленно.

Максим лег только под утро, оглушив себя стаканом водки, но до конца отключиться так и не смог. И во сне назойливо повторялось одно и то же. Вот он, как сумасшедший, вбегает на каменистую площадку и видит Лялю с застывшим удивлением на лице. Восковая бледность загорелого тела, слепые остановившиеся глаза и жалкие грудки с бледными, когда-то розовыми сосками. Его впервые смутил вид ее обнаженного тела, и он не выдержал и накрыл ее своей курткой.

Он ушел к себе под утро, после того как катер с Лялиным телом покинул остров. Стакан водки не помог снять напряжение, лишь добавил головной боли. Максим открыл створки шкафа, чтобы достать свежую рубашку и отшатнулся, едва не опрокинув вазу, стоявшую позади него на тумбочке. На нижней полке, приспособленной для одеял и подушек, свернувшись калачиком, лежала Ляля. Дверцы шкафа со скрипом затворились, и Максим, зажмурив глаза, сжал руками виски, с отвращением ощущая влажность своих ледяных ладоней.

Раздался стук в дверь. Алексей Петрович, не дождавшись приглашения, заглянул:

— Максим, вы позволите?

Максим, плохо соображая после бессонной ночи, поспешно закрыл шкаф на ключ и проговорил, пытаясь усмирить страшно ухающее сердце:

— Да-да, входите.

Алексей Петрович поднял валявшийся стул и опустился на него.

— Мне нужно поговорить с вами. Вы не могли бы сесть?

Максим покорно сел на диван, бросив быстрый взгляд в сторону шкафа.

— Я считаю, что должен сообщить вам о моем решении. Оно окончательно созрело у меня после разговора со следователем Николаевым. Я хочу предпринять собственное расследование, чтобы потом не сожалеть об упущенном времени и исключить возможность формального ведения дела. Как вы на это смотрите?

Максим кивнул и добавил:

— Я готов оплатить ваши расходы.

Алексей Петрович предостерегающе поднял руку.

— Это лишнее. Должен предупредить вас, что я занялся бы этим независимо от вашего согласия. А теперь, если позволите, я задам вам несколько вопросов?

— Я вас слушаю.

— Максим, чья это была идея пригласить на остров гостей: ваша или Лялина?

— Лялина. Она давно хотела показать своим друзьям остров.

— А состав приглашенных… Она обсуждала его с вами?

— Ну, конечно.

— А вы заметили что-нибудь особенное в Лялином поведении, когда она собиралась сюда?

— Нет.

Алексей Петрович попытался уточнить:

— Может быть, она была подавлена, или, скажем, задумчива, или взволнована?

— Ну да. И задумчива, и взволнована. Но Лялька — совершенно особенное создание, она всегда чем-то… — Максим скосил глаза в сторону шкафа и осекся. — Она почему-то очень много ждала от этой встречи.

— А Ляля никогда не говорила, что хотела бы умереть?

— Нет-нет, она вовсе не хотела. А ее разговоры о смерти — это всего лишь романтические фантазии, ничего серьезного.

— Так, значит, все-таки были разговоры?

— Поверьте, ничего серьезного.

— Максим, а вы знали, что у Ляли был роман с Сергеем?

Он кивнул.

— И все-таки вы сочли возможным, чтобы он был в числе приглашенных?

— Я никогда не ограничивал Лялину свободу. Мы с тем условием и поженились. Я убежден, что ревновать глупо. Да и зачем? Ляля доверяла мне все свои секреты. Если бы у нее появилось что-то серьезное, я бы узнал первым.

— А вы не думали о том, что Лялю-то окружали обычные люди, которые могли ваших отношений и не понять?

— Простите…

Алексей Петрович пожевал губами и пояснил:

— Ляля была очень привлекательна.

Максим поднял тяжелые веки, и Алексей Петрович с неприязненным чувством заглянул в его большие выпуклые глаза с блестящей роговицей.

— Я бы хотел попросить вас изложить на бумаге события вчерашнего вечера. По возможности, подробнее. — Он встал со стула и, уже откланявшись, решил уточнить: — А у вас нет своих соображений относительно того, кто мог убить Лялю?

Максим отрицательно покачал головой и, как только за Алексеем Петровичем закрылась дверь, бросился к шкафу. Ключ упорно не хотел поворачиваться, и он в нетерпении едва не сломал замок. На нижней полке, на верблюжьем одеяле, валялась Лялина джинсовая куртка. Он судорожно ощупал ее, потом всю нижнюю полку. Пусто. Еще раз. Пусто. Но у него почему-то не было никакой уверенности, что это так. Максим начал обследовать весь шкаф, выкидывая содержимое на середину комнаты. Он опомнился, только когда на полу выросла целая гора дачных вещей.

Сергей зашел на кухню и достал из холодильника банку пива. Вчера он спустился сюда и застал здесь Лялю. Она стояла, прижавшись к окну, и не слышала его шагов. Он замер за ее спиной. Но, когда Ляля в глубокой задумчивости накрутила на палец зачесанные назад волосы и дунула на несуществующую теперь челку — жест, знакомый ему со школьных времен, он не выдержал и, на мгновение потеряв ощущение реальности, шагнул к ней и обнял за плечи. Они были одни, если не считать Максима с Дианой, беседовавших на веранде. Ляля вздрогнула и оттолкнула его. И он понял, что надежно припрятанные воспоминания ожили, встрепенулись и повлекли его за собой все по тому же один раз уже пройденному кругу. Он подошел к ней и заговорил о любви. Как будто не было лет, прожитых отдельно. Она засмеялась. А потом сказала: «Глупенький ты, Сережка. Я ведь, к сожалению, тоже все помню».

— Сережка!

Он быстро обернулся. Из упавшей банки расплескалось пиво. Сергей машинально нагнулся за ней. Ната, испуганно улыбаясь, стояла на пороге. Его почему-то взбесил ее вид. Особенно волосы, уложенные точно так же, как у Ляльки.

— Ну что? Что ты за мной бегаешь. Следишь, что ли?

— Сереженька, прошу тебя, не пей.

— Слушай, уйди.

— Но мне больно видеть, как ты себя губишь, я боюсь за тебя.

— Иди к черту. Вырядилась, как…

— Я не вырядилась. У меня просто нет с собой ничего темного, кто же знал…

— …что такое счастье привалит. Что ж не договариваешь? Знаю, как ты Ляльку ненавидела. Подружка! Подлая ты, Наталья. Все вы, бабы, подлые. Одна Лялька была…

— Да уж, Лялька была… Такая чудесная Лялька. Что же она тебя бросила? Или ты для нее был не очень хорош?

— Не твое дело, проваливай!

Ната заплакала.

— Сережа, опомнись, ты же сам говорил, что я нужна тебе. Зачем ты сейчас все разрушаешь? Неужели ты думаешь, что Лялька вчера всерьез? Я же все видела… Глупенький ты, Сережка.

Он, услышав, что его жена невольно повторила Лялины слова, замахнулся на нее и бросил оказавшуюся в руках банку из-под пива.

— Стерва, не удивлюсь, если ты и убила Ляльку.

Ната увернулась, и оказавшийся за ней Алексей Петрович ловко поймал банку и с невозмутимым видом выбросил ее в мусорное ведро.

— Сожалею, что прервал вашу беседу, но мне необходимо задать вам несколько вопросов.

Лина нервно укладывала в чемодан вещи. И вещей было немного, и размеры комнаты, которую они с Димой занимали, едва-едва позволяли развернуться, тем не менее, вот уже битый час она лихорадочно собиралась, и никак не могла закончить, и в который раз содержимое почти упакованного чемодана вытряхивалось на кровать, и все начиналось сначала. И, казалось, никогда ей не собрать эти неизвестно откуда выползающие предметы.

— Алина, успокойся. — Дима отнял у нее чемодан и усадил в кресло. — У меня от тебя в глазах рябит. Дай мне сосредоточиться. Я обещал Алексею Петровичу все сделать до отъезда. И советую тебе написать. Все равно наши показания понадобятся.

— Я написала… — Лина огляделась. — Но куда же я положила? — Она мрачно посмотрела на чемодан. — Чертовщина какая-то! Неужели я убрала? — Она вдруг закрыла рукой глаза и разрыдалась. — Господи, ну зачем ты согласился ехать на этот чертов остров? Что, нам дома плохо было? Господи, зачем? Теперь все пропало! Все, все…

Дима внимательно посмотрел на жену и полез в чемодан за таблетками. Она послушно выпила успокоительное и через несколько минут затихла.

— Что за истерика? Постарайся, наконец, взять себя в руки. Конечно, все это ужасно, но вы ведь не были с Лялей очень близки? И почему все пропало? Никто, по-моему, не собирается брать с нас подписку о невыезде. Так что, я думаю, симпозиум в Германии не отменяется. А то, что Алексей Петрович решил со своей стороны заняться Лялиным делом, так это его право. И почему бы нам не помочь ему в этом? Ведь если он сумеет восстановить точную картину происшествия, то вина Степана будет очевидна. И я уверен, что следователь заставит нас скоро сделать то же самое, о чем попросил Алексей Петрович. И лучше, если в наших показаниях не будет путаницы. Кстати, вот твой листок. — Дима пробежал глазами несколько написанных Линой строчек. — И что же — это все?

— Но я действительно ничего не видела, помнишь, ведь я ушла собирать чернику сразу же, как только вы привезли этих мерзких раков.

— Хорошо. Но, по-моему, нужно написать точнее, где именно ты была. А то какой-то детский лепет: «Собирала чернику и никого не видела». Подумай сама, как неубедительно это звучит.

Алина упрямо повторила:

— Я не могу точнее, ты же знаешь, что я не в ладах с географией.

— Давай я помогу тебе. Ты вышла к костру по тропинке?

Она неуверенно кивнула.

— Но их там всего четыре: две тропинки ведут к воде, по ним ты вряд ли могла прийти, одна петляет вдоль камней, и еще тропинка — со стороны дома через ельник.

— Да-да. Я собирала чернику за домом, а потом между елок и перед самым костром вышла на тропинку.

— Отлично. А ты никого не видела?

— Сколько можно повторять! Я собирала ягоды и не смотрела по сторонам.

— Лина! — Дима дождался, когда она подняла глаза. — А ты не хочешь поговорить откровенно?

— О чем? Мне абсолютно нечего добавить.

Дима нахмурился.

— Как хочешь. В любом случае я рад, что ты успокоилась.

Он подвинул свой листок, чтобы продолжить, но стал думать о жене. Это все, что у него теперь осталось. Сама судьба сделала свой выбор: Все правильно. Из них двоих жена ему дороже. Поэтому он с ней. Теперь исчезнет мучительное ощущение раздвоенности и постоянной вины перед ней. Он сделает все, чтобы она стала спокойнее. Интересно, известно ей что-то или нет? Временами он был почти уверен, что она догадывается, но стоило ему сделать попытку поговорить откровенно, как она тут же замыкалась в себе. А может быть, ей это и не приходит в голову? Ведь он всегда был осторожен. И как ни кружила ему Лялька голову еще в бытность свою его пациенткой, но он сумел соблюсти формальности и позволил себя уговорить, лишь после ее выписки и на нейтральной территории. Она сказала, что намного честнее было бы один раз переспать, чем без конца мечтать об этом. Он засмеялся и ответил, что мечтать ему совершенно некогда. Но Лялькина грация в сочетании с детской ребячливостью, упорство, с которым она его преследовала, многообещающие взгляды сделали свое дело. Он стал думать о ней больше, чем следовало, а потом, чтобы избавиться от наваждения, стал ее любовником. Глупо. Если учесть, что действительность превзошла все ожидания. Вот тогда он и узнал, что такое наваждение. Его тоска по Ляльке достигала иногда такой остроты, что он не мог ни о чем, кроме нее, думать. Непозволительная роскошь для кардиохирурга, четыре раза в неделю входящего в операционную. Кончилось все тем, что неожиданно для себя он на тридцать восьмом году жизни оказался мучительно и безнадежно влюбленным, безнадежно, потому что его желание безраздельно обладать ею никогда не могло быть вполне удовлетворенным. Она была капризна и непостоянна. Месяцами она не вспоминала про него, но если вдруг вспоминала, то ничто уже не могло ее остановить. И эти вспышки страсти слишком дорого ему потом стоили. Но он любил ее, несмотря на ее полную непригодность быть любимой, и, стараясь переиграть ее в независимости, никогда не пытался участить их встречи.

И вот теперь Ляли нет.

Он сидел над листком бумаги, пытаясь проанализировать свои чувства. Вчера она заманила его на камни и сказала: «Я хочу тебя». Он спокойно ответил: «Это невозможно». Она засмеялась: «Не выдумывай, мы встретимся ночью». Он покачал головой. Лялино желание и неизбежность предстоящего свидания делали его сильным и неуязвимым.

И вот теперь Ляли нет. И сказанные им слова необратимы. Он впервые выдержал характер. И что это дало? А то, что не было на свете человека несчастнее его. И некому теперь объяснять, что не восторги наслаждений, добываемые всегда неожиданным способом (Ляля любила экспериментировать), были главным в его чувстве к ней. А нечто другое. Никогда его жене не заполнить пустоту, которая образовалась в его сердце после Лялиной смерти. И только теперь, когда ничего уже не вернуть, он понял, как ничтожна и бессмысленна была вся его суета с отстаиванием независимости.

Алексей Петрович постучал в комнату Дианы. Молчание. Дверь была не заперта, в комнате — никого. Он вошел. Из окна были хорошо видны западный скалистый берег и площадка, на которой в тот злополучный вечер Ляля рисовала. Диана была там. Он спустился по лестнице и быстрыми шагами направился к тропинке, огибающей молодой ельник. Через несколько минут он уже был на берегу. Диана стояла на том самом месте и в той позе, в какой ее хотела изобразить Ляля. Он вспомнил, как еще вчера Ляля с восторгом рассказывала им, какую прекрасную она напишет картину. Алексей Петрович окликнул Диану. Она повернула к нему лицо. Слезы проложили светлые бороздки на ее щеках, покрытых слишком темным для солнечного дня тональным кремом. Алексей Петрович подумал, что вряд ли она смотрела сегодня на себя в зеркало.

— Диана, вы помните, я просил вас описать события вчерашнего вечера? Вы сделали это?

Она отрицательно покачала головой.

— Я не имею права заставить вас, мне остается только просить.

— Но я не могу… — У нее из глаз полились, словно наготове стоявшие, слезы. — Я просто не в состоянии написать хотя бы строчку.

— Может быть, вы ответите на мои вопросы?

Она посидела неподвижно, прислушиваясь к себе, потом кивнула:

— Хорошо, давайте попробуем.

— Где вы находились в тот момент, когда Ляля пошла за мольбертом?

— Я стояла недалеко от костра, по-моему, около сосны.

— Вы можете вспомнить, кто еще был там?

— Вы… Максим… Еще этот лесник, Николай, по-моему. Больше я никого не помню, хотя не исключено, что там были все. Пожалуй, кроме врача. Его зовут Дмитрий, не так ли?

Алексей Петрович кивнул.

— А что вы делали потом?

— Я сходила в дом, чтобы привести себя в порядок, потом вернулась к костру, все было готово, стали звать Лялю. Вот, собственно, и все.

— Вас кто-нибудь видел, когда вы отходили от костра?

— Я шла за вами по тропинке к дому, но вы свернули у сарая, и я не уверена, что вы меня заметили. К костру я вернулась вместе с Максимом. Он прибежал в дом за зеленью для ухи. Больше я никого не видела.

— Благодарю вас. Пока этого достаточно, и прошу прощения за беспокойство.

Алексей Петрович вернулся в свою комнату, разложил перед собой нарисованный им от руки план острова и, еще раз проверив свои блокнотные записи, нанес аккуратные галочки вдоль тропинки, ведущей к каменистой площадке, где была убита Ляля. Художник он был весьма посредственный, но на его плане со скрупулезной точностью были изображены не только все растущие на острове деревья, но и фигурки людей, словно привязанные к затейливым пунктирным траекториям. Он внимательно посмотрел на рисунок и покачал головой. «Ай-я-яй, как нехорошо получается». Как минимум два человека лгали. И, судя по его самодельному плану, это было очевидно. Изучив показания шести приглашенных и Максима с лесником, Алексей Петрович сумел расписать по минутам те полчаса, которые Ляля как будто бы провела одна без свидетелей.

— Алексей Петрович, можно к вам?

— Конечно, Максим, входите.

Максим вошел и, остановившись в дверях, сообщил:

— Я только что разговаривал со следователем. У него появились новые улики против Степана.

— Вы присаживайтесь.

— Нет-нет, я на минутку. Следователь сказал мне, что на рукоятке шампура обнаружили отпечатки пальцев Степана и нашелся рыбак, который видел вчера поздно вечером, как Степан карабкался по камням на наш остров. — Максим ожидал услышать реакцию Алексея Петровича, но тот в задумчивости опустил голову и стал разглядывать разложенные перед ним на столе бумажки.

— Алексей Петрович?

— Максим, я хотел бы собрать всех, кто был вчера на острове.

— Алексей Петрович, вы слышали то, что я вам сказал?

— Да, Максим.

— Тогда в чем же дело? Разве все улики не указывают на Степана?

— А что, Степан признал себя виновным?

Максим усмехнулся.

— Конечно, нет. Но он сознался, что был вчера на острове. Якобы он неподалеку ловил рыбу и услышал приглушенный крик. Он утверждает, что узнал Лялин голос, и поспешил к ней на помощь. Когда он влез по камням на скалу, то оказался как раз на той самой площадке, где была Ляля. Но она к тому времени уже была мертва. Когда он это понял, то очень испугался и той же дорогой вернулся в лодку. Удивляюсь, как он не сломал себе шею.

Алексей Петрович упрямо повторил:

— Максим, я хотел бы собрать всех, кто был вчера на острове. И свяжитесь, пожалуйста, с Николаем.

Максим пожал плечами.

— Не знаю… Гости решили уезжать.

— Вот именно поэтому мне и нужно с ними поговорить. Потом сделать это будет сложнее.

От костра шел едва уловимый едкий запах. Кто-то залил его вчера вечером водой. Николай всем своим видом выражал нетерпение, его отвлекли от каких-то важных дел. Алексей Петрович дождался Диану, которая вышла на полянку последней, и обратился к собравшимся:

— Господа, я не отниму у вас много времени, но я счел своим долгом уточнить некоторые детали после того, как тщательно изучил ваши описания происшедшего вчера вечером. К счастью, ряд субъективных факторов, таких как приготовление раков и ухи, требовали наблюдения за временем, поэтому мы располагаем достаточно точными сведениями относительно тридцати минут, предшествовавших обнаружению трупа. С половины десятого, когда Ляля отправилась за своим мольбертом на камни, до десяти, когда мы все собрались перед ней на площадке. Так вот, как следует из ваших показаний, в эти полчаса никто не только не видел ее, но и даже не находился в западной части острова. — Алексей Петрович помолчал и добавил: — А вместе с тем ни один из нас не провел все это время у костра. Отлучались все. Начну по порядку. Как я уже говорил, в девять тридцать Ляля ушла за своим мольбертом по одной из четырех тропинок, которые отходят от костра. Эта тропинка петляет вдоль камней, и больше на нее никто не выходил вплоть до десяти часов, когда мы все вслед за Сергеем поспешили по ней к Ляле. В тот момент, когда Ляля ушла, у костра не было Димы — он пришел минут через десять-пятнадцать со стороны пляжа — и его жены Алины, которую позвали, когда были готовы раки. Алина все это время собирала чернику за домом и вдоль тропинки, ведущей от дома к костру. Откуда и когда именно она пришла, никто не помнит, за исключением Димы, который подтвердил, что она вышла к костру со стороны дома через несколько минут после него. Не было у костра и Наташи, она ушла мыть шампуры сразу же, как только Ляля споткнулась о них, то есть в девять тридцать. Примерно в это же время ваш покорный слуга отправился по тропинке в сторону дома, следом за мной туда же пошла и Диана. Это подтвердили Максим и Николай, которые остались у костра. Я дошел почти до дома; Диана, следовавшая за мной, видела, как у сарая я свернул в сторону уборной. Пробыл я там некоторое время и вышел к костру одновременно с Димой, но с противоположной стороны. Ни по дороге к дому, ни обратно я никого не заметил, хотя и смотрел по сторонам.

Далее, примерно в девять пятьдесят Николай отошел к своему катеру за черпаком, а через некоторое время Максим пошел в дом за зеленью. Обратно он вернулся вместе с Дианой, которая ходила к себе переодеться. К костру они вышли вместе, никого по дороге не встретив. Сергей все это время далеко от костра не уходил. Но когда и насколько он отлучался, никто не запомнил. Он утверждает, что несколько раз выходил к воде со стороны камней, вроде бы слышал плеск весел, видел какую-то лодку, но определенно ничего сказать не может.

Алексей Петрович закончил и, помолчав, спросил:

— Я все изложил верно? Ни у кого нет возражений? Тогда, если позволите, я хотел бы задать несколько вопросов. Николай...

Николай посмотрел на часы и предупредил:

— Я перенес на час встречу с пожарником, и вы мне обещали…

Алексей Петрович кивнул:

— Да-да, я помню и буду краток. Николай, скажите, пожалуйста, когда вы отходили к катеру, заметили вы кого-нибудь на берегу?

— Нет. И я это написал.

— Но Наташа утверждает, что с девяти часов тридцати минут до десяти мыла шампуры на мостике. Вы не могли ее не заметить.

— Не было ее там. Шампуры валялись, а ее там не было.

— Хорошо. Наташа, как вы это объясните?

Наташа пожала плечами.

— А что тут объяснять? Я отошла на несколько минут в кустики. Не буду же я об этом писать.

Алексей Петрович заметил беглый взгляд, который Наташа бросила на Сергея, и обратился к Диме:

— Когда Ляля пошла за мольбертом, вас у костра не было, вы в это время гуляли вдоль берега. Так? Вернулись вы к костру одновременно со мной примерно без пятнадцати минут десять по той же тропинке, по которой спустя минут пять убежал за черпаком Николай. Вы видели Наташу на берегу?

— Нет, там никого не было.

— Наташа?

Она насмешливо посмотрела на Алексея Петровича и с вызовом ответила:

— Ну и что? А я скажу, что была там и тоже никого не видела. Кому вы будете верить, мне или Диме? И вообще, с какой стати я должна перед вами отчитываться? Ведь все равно убийцу уже поймали.

— До суда еще далеко, а пока приговор не вынесен…

— Я ничего плохого не делала и не собираюсь отчитываться.

— Хорошо, у меня остался последний вопрос. Алина, вы все то время, пока отсутствовали, собирали чернику и даже принесли немножко ягод для компота, не так ли?

— Да, все верно.

— Примерно в течение получаса вы находились около тропинки, ведущей от дома к костру. Так?

Лина кивнула, не поднимая глаз.

— Но как же объяснить тот факт, что вас там никто не видел, хотя три человека дважды прошли от костра к дому и обратно?

Лина молча смотрела перед собой, словно его слова не имели к ней никакого отношения.

Алексей Петрович не стал повторять свой вопрос, а обратился ко всем:

— Ну, вот, господа, собственно, и все, что я вам хотел сообщить. Как видите, я не задержал вас надолго. — Алексей Петрович замолчал, но никто не тронулся с места. Он обвел глазами всех, сидевших у кострища, и остановил взгляд на Диме. — Я полагаю, вы хотите узнать, какие действия я предприму дальше? — И, дождавшись согласных кивков, он ответил на свой вопрос: — А дальше мне придется обратить внимание следствия на досадные несоответствия в наших показаниях. — Он в задумчивости пожевал свою нижнюю губу и доверительно добавил: — Придется, если вы не сочтете возможным рассказать правду. Которая, как я понимаю, может и не иметь никакого отношения к Лялиной смерти.

Николай с недовольным видом потер свою бычью шею.

— Ну, я пошел, мне-то рассказать больше нечего. — Он невежливо сплюнул сквозь зубы и, тяжело ступая литыми охотничьими сапогами, зашагал к своему катеру.

Диана молча поднялась и вопросительно взглянула на Алексея Петровича. Она чувствовала, что нравится ему, и могла в его присутствии позволить себе быть слабой и беззащитной.

Они встретились глазами, и он проговорил:

— Вы плохо выглядите, идите прилягте.

Максим поднялся вслед за ней.

Алексей Петрович спросил у него:

— Максим, можно мне посмотреть последний Лялин набросок?

— Конечно, пойдемте.

— Я зайду к вам чуть позже.

Алексей Петрович повернулся к Алине. Она неподвижно сидела на поваленном дереве, глядя прямо перед собой широко раскрытыми глазами и никак не реагируя на Диму, который что-то вполголоса говорил ей. Алексей Петрович дождался, когда Сергей с Наташей, тихо ругаясь, направились к дому, и подошел к Алине.

— Алина, я хочу поговорить с вами.

Она подняла на него испуганные глаза.

— Дима, вы позволите мне поговорить с вашей женой наедине?

— Лина плохо себя чувствует, я не хотел бы оставлять ее одну.

— Вы можете находиться поблизости, я всего на два слова.

— Не понимаю, какие могут быть от меня секреты?

Лина поспешно проговорила:

— Пусть останется.

— Ну, раз вы не возражаете. Тогда, позвольте, сразу о деле. Алина, вы только что подтвердили, что все то время, пока вас не было у костра, вы собирали чернику, не так ли? Отсутствовали вы минут тридцать — сорок и вернулись примерно через двадцать минут после того, как Ляля ушла за своим мольбертом.

— Не понимаю, зачем повторять!

Алексей Петрович не обратил внимания на Димины слова и продолжил:

— Я тщательно обследовал остров и обнаружил единственное место, где растет черничник. Это место полукругом огибает площадку, где была убита Ляля. Если вы собирали чернику, то не могли не увидеть Лялю.

Алина вскочила и быстро заговорила:

— Нет! Нет! Нет! Нет! Никого я не видела! Никого! Я собирала чернику недолго, минут пять, не больше. А потом я ушла оттуда и не слышала, о чем они говорили. Я ушла раньше и направилась к дому, а потом к костру. Я никого не видела. Понимаете? Никого! Вы мне верите? — Она судорожно сжимала и разжимала пальцы, лихорадочно оглядываясь по сторонам.

Алексей Петрович был озадачен ее вспышкой.

Дима решительно взял Алину под руку и проговорил:

— Вы видите, ей нужно успокоиться. — И, обращаясь к жене, добавил: — Перестань, нельзя так распускаться.

Алексей Петрович не стал настаивать, он молча последовал за ними в дом и постучался в комнату к Максиму.

— Входите.

Лялин набросок, не снятый с подрамника, стоял у стены.

— Вот смотрите, это и есть ее последняя работа. К сожалению, так и останется незаконченной…

Алексей Петрович взглянул. На самом краю обрыва стояла Диана, словно Ника на носу корабля. Ее платье облепил ветер, и она смотрела вдаль на воду. Алексей Петрович не предполагал, что у Дианы может быть такое лицо. А Ляля предполагала и, видимо, хорошо знала такую Диану. Томную, чувственную и одержимую. Наверное, с таким же выражением на лице она иногда играла на рояле, а может быть, занималась любовью. Сюжет картины Ляля успела им рассказать. Алексей Петрович никогда не видел набросков и подивился, как в незаконченной работе точно угадывался замысел. Он стал внимательно рассматривать детали. Ляля со скрупулезной точностью изобразила площадку, на которой стояла Диана, и китайскую горку с цветами, и камень, на который Диана небрежно откинула руку.

— Максим, а что это за цветы посередине клумбы?

— По-моему, лилии, но я могу ошибаться. Цветами занималась Ляля. — Максим через плечо Алексея Петровича взглянул на рисунок, но не заметил ничего особенного.

— У меня будет к вам просьба. Задержите, пожалуйста, гостей и пригласите на остров следователя, который ведет Лялино дело. Это чрезвычайно важно.

— Разве я могу оставить кого-то силой?

— Придумайте что-нибудь. Необходимо, чтобы сюда срочно приехал следователь. И прошу вас, никому ни слова о нашем разговоре. Повторяю, это чрезвычайно важно.

Алексей Петрович, удостоверившись, что Максим просит дежурного соединить его со следователем Николаевым, вышел и, поднявшись на второй этаж, постучался в комнату к Диане. Вдруг соседняя дверь отворилась, и Наташа, едва не сбив с ног Алексея Петровича, выскочила в коридор.

— Наташа!

Она повернула к нему красное заплаканное лицо, и он заметил у нее на виске свежую кровоточащую ссадину.

— Что, никогда синяков не видели? Интересно?

— У меня в комнате есть очень хорошее средство, я могу обработать вам рану.

— Да идите вы!

Алексей Петрович покачал головой и повторно постучал к Диане.

— Алина, я прошу, успокойся. — Дима говорил мягким голосом, но глаза у него оставались холодными и злыми.

— Отпусти меня сейчас же! И не смей обращаться со мной, как с больной. Я не твоя пациентка.

— Выпей, тебе станет легче.

— Что ты мне все суешь какие-то таблетки? У меня от них голова перестает соображать!

— Лина, это становится невыносимо! Можешь не принимать успокоительное, но еще одна такая истерика, и я вызову психиатра. У меня кончилось терпение!

Алина, изловчившись, выдернула руку и, опрокинув на Диму стакан с водой, бросилась к дверям. Пока он вытирал очки, она была уже на улице. Но когда он выбежал за ней на крыльцо, ее нигде не было видно.

Две тропинки шли от дома: одна — к пляжу, а другая — к камням, туда, где была убита Ляля. Дима, немного поколебавшись, побежал к камням. От домика было совсем близко, но на площадке никого не оказалось. Он подошел к обрыву и крикнул: «Лина!» Его голос гулко разнесся по воде. В ответ со стороны пляжа послышался безумный смех, который повторило эхо, и рев моторки мгновенно поглотил все.

Дима смог увидеть катер только после того, как тот вышел из бухты. Лина была одна на палубе. Катер на предельной скорости приближался к нему. Лина хохотала, запрокинув голову.

— Руль! Руль держи!

Она повернула к нему оскалившееся лицо и прокричала:

— Димка, прыгай ко мне!

— Лина, держи руль!

Она дернула руль и, сделав крутой вираж и едва не вывалившись в воду, направила катер прямо на него. Несколько метров отделяли ее от скалы. Он в полном бессилии стоял на вершине. Почти отвесный берег заканчивался у воды отшлифованным каменистым плато. Авария была неизбежна. И все же еще можно было развернуть катер, чтобы смягчить удар. Но с берега Дима ничем не мог ей помочь.

Лина влетела на плато. Нос катера вздернулся вертикально вверх и по инерции наполз на скалу. Сильный удар выбросил Лину на камни, а завалившийся катер сверху придавил ее.

Дима мгновение смотрел на обломки, потом, не дожидаясь помощи, стал спускаться вниз, каждую минуту рискуя сорваться.

Алексей Петрович с Наташей первыми оказались на берегу и, взглянув вниз, не решились задавать Диме вопросы. Лины нигде не было видно. Перевернутый катер кормой зацепился за камни, а его нос все глубже погружался в воду.

На середине скалы Дима не смог найти место, куда поставить ногу, и, не удержавшись, сполз в воду, разодрав в кровь руки. У основания скалы можно было встать. Он выпрямился и увидел Лину. Вернее, то, что от нее осталось. Он попытался приподнять борт, но это ему не удалось, только нос катера еще глубже ушел под воду. Дима беспомощно взглянул вверх.

— Мне одному не поднять!

— Что с Линой?

Дима ничего не ответил и снова ухватился за край борта, но не удержался и, поскользнувшись, еще больше утопил катер.

Максим крикнул:

— Осторожнее, там дальше очень глубоко.

Сергей, ни слова не говоря, разделся и, сильно оттолкнувшись, прыгнул в воду.

Вдвоем они вытащили Лину из-под катера. Помочь ей было уже нельзя.

Разбитый катер ни на что не годился. Максим пошел за байдаркой, чтобы доставить на остров тело.

Алексей Петрович догнал его.

Максим повернул к нему бледное лицо и сказал:

— Я видел, как Лина садилась в катер, но мне не пришло в голову, что она не умеет водить.

— Вам удалось поговорить с Николаевым?

Максим отрицательно покачал головой:

— У них там переполох. Из следственного изолятора сбежал Степан. Им было не до нас. Но теперь-то уж они кого-нибудь пришлют, если найдут свободный катер.

— К сожалению, поздно.

Максим хмуро сказал:

— Вы же хотели задержать гостей, так радуйтесь, что вам это удалось. На двухместной байде не много увезешь. А вокруг — ни души, и лесник вернется только завтра. Так что придется дожидаться утра.

Алексей Петрович рассердился:

— Помилуйте, что значит «радуйтесь»? Я хотел задержать, но не такой ценой. Еще сутки не прошли после того, как Лялю…

Максим перебил его:

— Хорошо, хоть байдарка собрана, а то пришлось бы повозиться с ней. — Сказал и, не оглянувшись, свернул к сараю.

— Вам помочь?

— Нет, не надо.

Алексей Петрович поднялся на второй этаж и подошел к комнате, в которой остановились Дима с Линой. Дверь была не заперта. Он вошел. В углу комнаты стояла большая спортивная сумка. На полу валялся стакан, а в открытом шкафу висели две полотняные куртки. Алексей Петрович обследовал карманы и из женской куртки вытащил клочок картона. С одной стороны на нем были нарисованы два мужских профиля, а на другой несколько строчек — лестницей, как стишок: «Если бы ты не был такой дурак, мой милый, то давно бы понял, что это любовь». Алексей Петрович пригляделся к рисунку и узнал Диму и Максима. На улице раздался шум. Он выглянул в окно. Максим вез к воде байдарку. Значит, у него еще есть время. Он расстегнул молнию на сумке. В потайном кармашке лежала упаковка сильнодействующего успокоительного. По обычному рецепту такое не получишь. Наркотик. Он посчитал: в упаковке не хватало шести таблеток. Внизу хлопнула дверь. Он положил все обратно и вышел из комнаты. На кухне кто-то говорил. Он приоткрыл дверь на лестницу и услышал голос Сергея:

— …лучше будет. Все равно тебя этот хрыч старый вычислил. И мужики подтвердили. Не было тебя на берегу! Не было! А я собственными глазами видел… Ты Ляльку заколола. Взяла шампур и побежала через камыши на камни. Мне только в тот момент в голову не пришло, что оттуда можно…

— Сережка…

Раздался глухой удар, потом еще один, и с грохотом посыпались какие-то предметы.

Алексей Петрович поспешил на кухню. Наташа лежала на полу, безжизненно откинув голову. Сергей поднимал с пола кастрюли.

— Сергей, как вам не стыдно? Что за дикость!

— Вы меня лучше не трогайте, а то я за себя не отвечаю.

Алексей Петрович наклонился к девушке.

— Наташа! Вы меня слышите?

Она слабо застонала.

— Сергей, помогите мне отнести ее в мою комнату, ей нужно прийти в себя, — и, предупреждая возражения, добавил: — Ваши действия уголовно наказуемы, и если вы хотите серьезных неприятностей, то я могу вам их устроить.

Сергей молча отстранил Алексея Петровича и, легко подняв Наташу на руки, перенес ее к нему на диван. Алексей Петрович намочил полотенце и выпроводил Сергея из комнаты.

Наташа открыла глаза и заплакала.

— Почему? Ну почему я такая невезучая?

— Наташенька, вы так молоды, все пройдет. Все проходит. Поверьте мне, старику.

— Что пройдет? Как вы не понимаете, что я не хочу этого. Наплевать на синяки. Боже мой…

— Как же можно так унижаться? Вы молодая, красивая, нельзя допускать…

Он гладил ее по волосам, и она потихоньку успокаивалась.

— Это не я, вы мне верите?

Он закивал головой:

— Конечно. Я знаю, что это не вы. Вы хорошая, добрая девочка, вы бы не смогли.

— Нет, я плохая. Я хотела убить. Я видела, как Сергей вокруг нее вьется. Мне было так тяжело. На меня словно что-то накатило. Темное… Я взяла шампур и побежала через камыши, знаете, там тоже можно… Но я увидела их, и у меня все прошло. Я простила ее. Совершенно простила. Мне в тот момент стало ее так жалко. Кто бы мог подумать, что и Лялька несчастна… Что он имеет такую власть над ней. Зачем он это сделал, не знаю. Видимо, она надоела ему. И он захотел освободиться. Чтобы совсем. Она разбила моему Сережке жизнь. Но судьба ее тоже наказала… Господи, как все это странно…

У Наташи закрылись глаза. Алексей Петрович дождался, когда дыхание ее стало ровным, вышел из комнаты и закрыл дверь на ключ. На веранде сидела Диана. Ее руки лежали на подлокотниках шезлонга, как на клавишах рояля. Она посмотрела на него, и что-то шевельнулось в его груди. Ее красота действовала на него как хорошая музыка. Он пожалел, что никогда не слышал, как она играет.

— Мне страшно…

— Алине не надо было одной кататься на катере.

— Нет. Не то… Не надо было выпускать джинна из бутылки.

Они посмотрели друг на друга, как сообщники. Алексей Петрович не выдержал и первый отвел глаза. Он вышел из дому и поднялся к обрыву. Там уже никого не было. Внизу валялся разбитый катер, привязанный тросом к сосне. На площадке все еще стоял Лялин складной стульчик. Он посмотрел на китайскую горку. В середине ее буйно разрослись лилии. Пышная игольчатая зелень и крупные экзотические цветы на тонких стеблях. На Лялином рисунке они выглядели иначе…

Дима вошел в комнату и увидел на полу пустой стакан. Он поспешно поднял его и сел на кровать. В последнее время у Лины очень расшатались нервы, он должен был показать ее психиатру. А вместо этого он… Дима представил, как однозначно можно расценить его действия, и попытался оправдаться перед самим собой. Ведь ей это тоже нравилось, сколько раз под кайфом она говорила ему об этом. Сначала лекарство действовало как успокоительное, а потом… У нее расширялись зрачки, и ей хотелось заниматься любовью. Лекарство помогало ей ослабить над собой контроль.

— А я утверждаю, что Лялю убил не Степан, и с легкостью могу доказать это.

Следователь Николаев смотрел на Алексея Петровича красными воспаленными глазами и, казалось, не улавливал истинного смысла произносимых им слов.

— Слушайте, не морочьте мне голову. Вы, конечно, опытный адвокат, и вам было бы занятно запутать следствие, но против фактов, извиняюсь, не попрешь. Все указывает на Степана, поэтому он и сбежал. На шампуре отпечатки его пальцев, и имеется свидетель, видевший, как он карабкался на остров около десяти часов. К тому же он уже сидел за убийство и вполне…

Алексей Петрович холодно перебил следователя:

— Мне ваша логика известна, но она ошибочна. Я готов представить вам не менее серьезные улики, доказывающие виновность другого человека. При условии, что вы мне поможете.

Николаев хотел что-то возразить, но вдруг устало махнул рукой и сказал:

— Ладно, валяйте. Что я, собственно, теряю? В чем должна заключаться моя помощь?

— Выслушать меня и ответить на один мой вопрос.

— Все будет зависеть от вопроса.

— Хорошо, начну прямо с вопроса, хотя он может показаться вам странным. Так вот, была ли обнаружена на рукоятке и на лезвии шампура цветочная пыльца ярко-оранжевого цвета?

Николаев удивился:

— Как это вы узнали? Действительно, была. Следы на лезвии и большое количество у основания рукоятки.

— Считаете ли вы, что наличие такой пыльцы на одежде, укажет нам на убийцу Ляли?

— Все будет зависеть от того, как она попала на рукоятку.

— Согласен. Когда вы обследовали место убийства, то не могли не заметить китайскую горку, разбитую между камней.

— Конечно. И это есть в протоколе.

— В центре горки растут лилии — крупные цветы на тонких стеблях в обрамлении игольчатой зелени. Так вот, шампур, которым совершили убийство, был воткнут в середину клумбы и поддерживал цветы в вертикальном положении. Если вы сейчас посмотрите на клумбу, то увидите, что лилии пригнулись к земле и почти не видны среди зелени.

— Оригинально, но недоказуемо.

— Напротив, очень легко доказуемо. Незадолго до смерти Ляля изобразила эти цветы. Рисунок находится у Максима, и его можно посмотреть. На нем отчетливо видно кольцо от рукоятки шампура опоясывающее стебли цветов. Убийца вытащил шампур из центра клумбы, обломав один цветок и оставив в земле след от лезвия. При этом он неизбежно должен был испачкать свою одежду яркой пыльцой.

— Что же, вы предлагаете мне обследовать всю имеющуюся на острове одежду? Боюсь, что слишком поздно. За это время пятна можно было удалить.

— Можно. Но с белого брючного костюма — нелегко.

— Вы кого-то подозреваете?

— У Дианы в шкафу висит белый брючный костюм. Рукава пиджака испачканы оранжевой цветочной пыльцой.

— Покажите мне ее комнату.

Замок пришлось взламывать, потому что Максим не смог найти запасной ключ. Когда они оказались в комнате, Диана уже была мертва.

Она лежала на диване в вечернем платье, на лицо был наложен искусный макияж. Упаковка от снотворного лежала на столе вместе с документами и связкой ключей. В шкафу, на плечиках, они нашли ее шифоновый белый брючный костюм, а на дне чемодана — тонкие нитяные перчатки, испачканные оранжевыми пятнами.

Алексей Петрович вышел из комнаты и подумал: «Жаль, что они не встретились при других обстоятельствах, как знать, чем могла бы закончиться их встреча».

С острова они уезжали вчетвером, без Максима. В вагоне поезда Дима сел отдельно и сразу же закрыл глаза. Сергей запасся пивом и всю дорогу угрюмо молчал.

Наташа задумчиво сказала, повернувшись к Алексею Петровичу:

— Как, оказывается, все непрочно. И как легко нарушить грань между жизнью и смертью. Не надо было нам всем собираться на этом острове и дразнить судьбу.

— Не надо было выпускать джинна из бутылки.

— Что? — Наташа удивленно округлила глаза. — Какого еще джинна?

— Это были последние слова Дианы, которые она сказала мне.

— А ведь она нравилась вам. Да и вы ей тоже. Так почему же?..

— Что «почему же»?

— Если бы не вы, то никто бы и не догадался, что Диана способна на убийство.

— А как же Степан? Ведь он бы невинно пострадал. Не слишком ли дорогой ценой?.. Да, я думаю, Диана и не смогла бы жить с этим. А мне кажется, что я ее неплохо понимал. За исключением ее увлечения женщинами. У меня как-то до сих пор все это не укладывается в голове.

— Да не было никаких женщин, кроме Ляльки. Она мне рассказывала, что Диану очень подло обманул муж, и она так и не смогла простить. Даже пыталась убить его. Ну, и возненавидела всех мужчин. А Лялька была единственным близким для нее человеком. Поэтому все и случилось. Это Лялька ее спровоцировала. Она любила эксперименты и похвасталась мне своим опытом. Ей это казалось очень пикантным. А потом, когда появился Дима, Диана ей надоела. Я была уверена, что это Дима.

Ну, убил ее. Знаете, что ему Лялька сказала там, на камнях?

— Ну, этого теперь никто не узнает.

— Кое-что я слышала. Сначала они тихо говорили, а потом она засмеялась и сказала: «Я от тебя отстану, только если ты меня убьешь». Я после этих ее слов сразу же ушла. Спряталась в камышах и проревела до тех пор, пока не стали все Лялю звать. Мне так моего Сережку было жалко. Оказывается, он Ляльке совсем и не нужен был. Поэтому когда я ее мертвую увидела, то сразу подумала, что, наверное, это Дима. Ну, чтобы она от него отстала. Наверное, он жену свою очень любил, если не стал за Лялькой бегать.

— Любил и мучил?

— Любовь разная бывает…

— Мне это сложно понять. Его жена была больна психически. Ему надо было всерьез заняться ее лечением, а вместо этого он ее взял с собой на остров. К тому же заставил страдать. Ведь Алина тоже присутствовала при их свидании, она собирала чернику за камнями. Представляю, как это на нее подействовало. Неудивительно, что на следующий день, она уже плохо отвечала за свои поступки. Получается, что три человека видели их. Вы с Алиной из леса и Диана из окна своей комнаты. Заметили, у нее окно выходит прямо на обрыв? Я проверил, ей понадобилось три минуты, чтобы оказаться там. Не думаю, что она подготовилась заранее. Наверное, не сдержалась и устроила Ляле сцену, а та оскорбила ее. Сейчас остается только гадать…

— Если бы Дима разобрался со своими женщинами раньше, то, может быть, ничего и не случилось бы?

— Случилось бы, потому что кто-то выпустил джинна из бутылки.

Год спустя Алексей Петрович пришел в тюрьму на свидание с Максимом. В человеке в арестантской одежде и с обритой наголо головой было трудно узнать преуспевающего Лялиного мужа.

Максим прокашлялся и хриплым голосом спросил:

— Зачем вы сделали это? Может, хоть теперь объясните мне.

Алексей Петрович сел напротив и с удовольствием окинул взглядом его сгорбленную фигуру.

— Неужели вы так ничего и не поняли. Странно.

— Разве мы не смогли бы договориться? Ведь я готов был заплатить любой разумный процент от продажи Лялиных картин. Раз уж вы об этом узнали… Не понимаю, зачем было доводить дело до суда?

— Не надо было выпускать джинна из бутылки.

— Что?!

— Посадить вас за воровство мне было куда проще, чем за организацию Лялиного убийства.

— Ах, вот оно что. Алексей Петрович, вам нужен психиатр. Разве не вы открыли следствию глаза на истинного убийцу? Ведь им бы вовек до этого не додуматься. Что же, ошибочка вышла?

— Разве я сказал, что вы убили? Нет, Максим. Вы никого не убивали. Я подчеркиваю, вы организовали Лялино убийство. Уверен, это была ваша идея собрать нас всех на острове. Вы правильно рассчитали, что кто-то из нас не выдержит. И Диана оправдала ваши надежды.

— Алексей Петрович, неужели вы это серьезно?

— Вполне. Диана была очень сильно привязана к вашей жене, Лялино поведение ее больно ранило. А вы прекрасно знали, что у нее уже был нервный срыв…

— Чушь, у меня не было причин желать Лялиной смерти.

— Так уж и не было? А ее картины? Ведь вы лучше других знали, как она непостоянна. С ней вам трудно было бы рассчитывать на долгую супружескую жизнь.

Максим встал.

— Алексей Петрович, вы бредите. Все это недоказуемо, и я больше не желаю слушать ваши домыслы.

Алексей Петрович пожал плечами.

— Ваше право. Тем более что я закончил. Думаю, теперь у вас будет достаточно времени подумать над моими словами.