Искатель, 2002 №3

Ей-богу смешно: начальник уголовного розыска, майор, кряжистый, занимается штангой, стальной сейф в своем кабинете одной рукой передвигает, как фанерный, — и этот мужик поддается влиянию бесплотно-шелестящих страниц и телерадиоболтовне. Следователь прокуратуры Сергей Георгиевич Рябинин говорит, что в перенасыщенном информационном мире нет иного пути, кроме как быть индивидуальным. Иначе СМИ при помощи моды сделают тебя бараном, бегущим туда, куда и все.

Доставал меня начальник при каждом удобном случае. В тот год все с ума сходили по «летающим тарелкам». НЛО видели, искали, фотографировали.

Майор спросил с усмешкой, зажатой толстыми губами:

— Капитан, ты, конечно, неопознанные летающие объекты отрицаешь?

— Не видел их, товарищ майор.

— A микробов видел?

— Да, под микроскопом.

— А «летающие тарелки» наблюдались еще при Иване Грозном. Уфология — это наука…

Майора перебил телефонный звонок. Может быть, уфология и наука, но на оперативной работе рассуждать о науках времени нет. Выезд на место происшествия: в мусорном бачке нашли ухо, женское. Для нас вопрос вопросов: возбуждать ли уголовное дело? Как оно, ухо, попало в бачок, есть ли труп, мог ли человек с отрезанным ухом не обратиться к врачу?..

Дело пока не возбудили, но бегать начали. Мишка Тюнин прочесывал микрорайон, главным образом присматриваясь, есть ли у граждан уши. Я побывал в близлежащей больнице, задавая там каверзные вопросы: куда хирурги девают отрезанные органы, и в частности, уши?

Вечером докладывали майору. Версий мы напридумывали, избегая одной, главной, что ухо может быть от трупа. Тогда следовало бы подключить прокуратуру. Но все наши версии поблекли перед майорской.

— Не забывайте про космос.

— А там что? — удивился я отношению космоса к отрезанному уху.

— НЛО охотятся за человеческими органами.

И майор дал нам прочесть газетную заметку, как пастухи в Бразилии видели прилет НЛО, откуда вышли зеленые человечки и хирургическим путем изъяли многие органы у баранов. Потом дал прочесть другую заметку: грибник заснул в лесу и проснулся без почки. В третьей заметке рассказывалось, как зеленый человечек с НЛО — мужик в зеленом плаще — похитил у женщины челюсть с золотыми коронками.

Помолчав, я все-таки возразил:

— Но ухо не взял…

— Видимо, не подошло. Уверен, что второго уха, которое подошло, вы не найдете.

Забегая вперед скажу, что майор оказался прав — второго уха мы так и не нашли.

Я числился в убойной группе. Наш район большой, поэтому трупы бывали почти ежедневно. Это только в фильмах: если труп, то, значит, киллер. Уличные драки, кухонные убийства по пьянке, утопленники, гибель под колесами, самоубийства, сердечные приступы… В сущности, оперативник выезжает не на преступление, а на труп, и уже на месте решает, есть ли криминал.

По-моему, знающие своими знаниями делятся неохотно; верующие же настырны и хотят всех непременно обратить в свою веру. Майор как бы невзначай мне сообщил:

— Леденцов, ты ведь слыхал, что в 1947 году в США разбился НЛО и четыре трупа инопланетян хранятся до сих пор?

— Слыхал, но не верю.

— Уперся?

— Не верю, что эти трупы можно утаить от американской прессы. Звон бы шел на весь мир.

Когда нашли женскую ногу, мне стало не до инопланетян. Расчленение. Похоже, кромсал маньяк: грубо и бессмысленно. Утешало, что расстояние между бачком с ухом и подвалом с ногой не превышало километра. Была надежда, что маньяк обитал в этом микрорайоне. Случалось, преступник, заметая следы, части трупа разбрасывал по всему городу.

Когда я доложил майору результаты нашей беготни, он подсунул мне бумажку. Рапорт участкового о том, что во двор дома номер пять по улице Свободной ночью опускалась «летающая тарелка», что могут подтвердить четыре жильца, видевшие ее в окне. НЛО сияло огнями, оставило на земле вмятины и заразило почву радиоактивностью: общий фон 14 микрорентген, а земля из-под НЛО имеет 30 микрорентген. Я разозлился.

— «Тарелку» изловить, товарищ майор?

— Там уже работают уфологи.

Следователь прокуратуры Рябинин утверждает, что все беды от бездуховности. Все плохое — от бездуховности. Начальник РУВД говорит, что все беды в жизни от низкой раскрываемости преступлений. Мишка Тюнин считает, что все беды от водки. Майор Оладько уверен, что все беды от женщины. Интересно, вера в НЛО — признак духовности?

Через неделю на пустыре, в крапиве, гулявшая собака нашла труп, женский, без ноги и без ушей. Когда я доложил майору результаты осмотра, он лишь крякнул каким-то торжествующим кряком. И велел пошевеливаться — искать преступника.

У меня были версии, но майор их не любил. Ему подавай результат. Но версии оперативнику нужны, как чертежи инженеру. Я знал, почему майор презирает версии — у него не было воображения.

Сработала версия первая, лежавшая на поверхности. Поскольку тело женщины было бесчеловечно искромсано, подозрение пало на душевнобольного. Мы прошлись по списку стоявших на психучете и убийцу вычислили. Да он особенно и не таился.

Нет для оперативника праздника слаще, чем раскрытое преступление. Мы собрались у майора в кабинете. Трепались, хотя следовало бы на радостях выпить. Майор смирился с мыслью, что НЛО в преступлении не участвовал, но отступить хотел достойно.

— Ребята, все-таки я в жилу предсказал, что второго уха не будет?

Мне пришлось его добить.

— Товарищ майор, ухо съели.

— Кто?

— Преступник, псих.

Ни поесть, ни поспать, ни посидеть, и это тянется-тянется, переходя со дня в ночь, с ночи в день… Тогда я думаю о свободе. Кто ее ограничивает? Считается, что государство. Да ничего подобного! Свободу ежечасно ограничивают прохожие, соседи, автомобили, сослуживцы, работа… Считается, что я ловлю преступников и суд лишает их свободы. Да? Я лишен свободы, потому что денно и нощно обязан ловить убийц и бандюг. Выходит, преступники лишают меня свободы.

Только мы разделались с психом, как в уголовный розыск приходит письмо: «Ребята, копните под кустом сирени за домом номер тридцать по Ясному переулку». Мы, оперативники, привыкли работать по версиям. Я предположил, что зарыт бочонок с золотом; Тюнин поскромнее — сумка с долларами; Оладько согласился на ящик пива. В общем, копнули. И никто из нас не угадал — труп. Началась привычная работа.

Я думал, что майор бросил подкалывать меня иррациональными явлениями и своими любимыми НЛО. Остановив меня в коридоре, он велел:

— Леденцов, разберись-ка с девушкой…

Девушка вышла из-за его могучей спины и двинулась за мной. Что у нее могло быть: обокрали или муж бьет. Она села к столу. Вздохнула. Значит, муж бьет. Обворованные не вздыхают, а злятся. Голосом легким, как воздух, она сообщила:

— Я беременна.

— От меня, что ли? — не удержался я.

— Пошел второй месяц.

— Гражданка, я опер, а не гинеколог.

— Меня изнасиловали.

Я схватился за телефон.

— Товарищ майор, это подследственность прокуратуры.

— Леденцов, ты же знаешь порядок, запрещающий гонять человека из учреждения в учреждение. Прими заяву, возьми объяснение и отправь все в прокуратуру.

Можно и так. Если она пришла в следственные органы, то, скорее всего, насильник неизвестен; а это значит, что отыскать его прокуратура поручит нам.

Я взял паспорт. Татьяна Пашкова, двадцать четыре года… Этой информации мне маловато. Начинать с расспроса о преступлении — то же самое, что нырять в воду, не промерив глубины. И я стал промерять.

— Работаете?

— По заказам. Я дизайнер по интерьерам. Окончила Высший художественный колледж.

— Семья есть?

— Живу одна.

— Замужем были?

— Собиралась, — ответила она, как-то извиняясь.

Поскольку «собиралась» могло касаться предмета ее жалобы, я заинтересовался:

— Что же помешало?

— Марат меня обманул.

— Оказался женатым?

— Нет, выдавал себя за Быка.

— А на самом деле?

— Натуральная Рыба.

— Ага, — сказал я долго-задумчиво.

Конечно, мужчине иметь рыбий характер не годится. Но ведь и бычий не мед. Или гражданка Пашкова имеет в виду что-то иное?

— Вы говорите о его характере?

— При чем тут характер? Дело в том, что я Дева, — сообщила она, полагая, что вопрос мне прояснила.

— У вас до Марата… э-э… не было мужчин?

— А вам какое дело? — неожиданно обрезала она.

— Сама же проговорилась, что была девушкой, — перешел я на ты.

— Не девушкой, а Девой. По гороскопу.

Так, все с большой буквы: Дева, Бык, Рыба. Моде можно не следовать, но знать надо. Тем более оперативнику. Это мне наказание за насмешку над астрологами и над тем жгуче-черным мужиком, который в прямоугольной шапочке вещал с экрана телевизора. Все-таки свои познания я решил углубить:

— Дева, и что?

— Дева не должна идти замуж, например, за Близнеца, Стрельца или Рыбу. Будет несчастливый брак.

— За кого же ей?

— За Быка, Скорпиона или Рака.

— И куда делся Марат?

— Ушел к другой.

— А она… кто по гороскопу?

— Это теперь не важно.

Я рассматривал лицо заявительницы… Впрочем, какое значение имеет лицо в наше время? На женщинах столько всего отвлекающего, что до общей красоты лица дело и не доходит. Золотистые тени на веках и под глазами, как сосновая кора, облитая солнцем. Губы цвета легкого загара. Волосы цвета загара крепкого. Блузка, кожаная юбка и сумочка, отделанная бисером. Грудь видна почти вся, кроме сосков. Чего же она удивляется, что ее изнасиловали?

— Так, где это произошло?

— У меня в квартире.

— Когда, кто, как?.. Подробно.

— Ночью. Проснулась от яркого света. Лица и фигуры не видно, а как бы один контур… Приближается ко мне…

— Подождите. Он вошел через дверь?

— Нет, через окно.

— А какой этаж?

— Третий.

— Как же он добрался?

— Что ему стоит…

— Окно было открыто?

— Ему это без разницы.

— Подожди… Это твой знакомый Марат?

Губы цвета легкого загара от недоумения сложились вопросительным крендельком. Она не понимала моего вопроса, как и я ее кренделька. Все-таки расшифровке он поддался.

— Таня, хочешь сказать, что какой-то парень при помощи лестницы забрался к тебе в квартиру?

— Какая лестница! Он возник передо мной, как виденье.

— Откуда взялся-то?

— С «летающей тарелки», которая зависла во дворе.

Нехорошее предчувствие закостенило мой язык.

Мне показалось, что майор стоит за дверью и крупногубо улыбается. Мое молчание дало девице простор, и память ее оживилась.

— Я вдруг стала погружаться в сон, но в другой, райский. Не знаю, сколько прошло… Открыла глаза, в комнате уже никого нет, а НЛО, облив дом голубым светом, поплыл в небо. Ей-богу, говорю правду.

— Значит, это был космический пришелец? — спросил я уже бесцельно.

— Кто же еще?

— Откуда знаешь, что он тебя изнасиловал?

— Если забеременела…

Неужели такой материал отправлять в прокуратуру? Чтобы она, прокуратура, вымерла от смеха? Ведь первым делом ее надо отправлять на гинекологическую экспертизу с главным вопросом: «Имела ли гражданка Пашкова половой акт?..» С кем? С пришельцем из космоса?

— Таня, у тебя друзья есть?

— Одна подруга.

Я записал адрес. Вопросов у меня больше не было. Нет, один был:

— Таня, ты хочешь, чтобы уголовный розыск этого пришельца изловил?

Мы посмеялись — вместе. Она спросила:

— Но ведь что-то в таких случаях делают?

— Да, вызывают психиатра.

Мы посмеялись — вместе. Выпроводив девушку из кабинета, ее заяву и объяснение я засунул в сейф под груду инструкций и приказов — это зовется «сокрытием материалов от учета». За это выгоняют со службы.

Оперативная работа крутила меня дальше, как стиральная машина крутит бельишко. Татьяна Пашкова не появлялась, и про упрятанный материал я старался не думать. Удивляло, что о нем не вспомнил и майор. Пошутил, и хватит. Правда, иногда подкидывал какой-нибудь космо-мистический факт, который меня не задевал, потому что не умещался в сознании.

Если в обществе прибывает информации, то прибывает ли знаний? А если прибывает знаний, то откуда же столько дури? Как сочетается Интернет с колдунами? Вещуньи, экстрасенсы, гадалки, лозоходцы, звездочеты, знатоки кармы печатаются, выступают по радио и вещают с экранов телевизоров, и всем этим занимаются не безграмотные старушки, не наивные девицы и не ошалевшие пьяницы… Интеллигенция. Точнее, люди с высшим образованием.

Интересно, Высший художественный колледж дает высшее образование?

Не знаю зачем, я достал спрятанный материал, полистал, почитал и вновь спрятал. Надеялся, что «летающая тарелка» его уволокла? И чтобы уволокла, положил не в теснину бумаг, а поближе, поверху.

Оттого ли, что материал теперь попадался на глаза, или хрен его знает отчего, но меня эти бумаги начали чем-то беспокоить. А ничем. Нет, чем.

Я взял листки и стал перечитывать. Заявление, написанное ее рукой… Объяснение, написанное моей рукой… Может ли здравая женщина заявить, что ее изнасиловал инопланетянин, да еще и пойти с жалобой в милицию?

Я запросил диспансер: на психиатрическом учете Татьяне Пашкова не состояла. И улетел в Новосибирск проверять алиби подозреваемого в убийстве жены. Статистику я не смотрел, но иногда мне кажется, что чаще всего убивают не бандитов и не предпринимателей, а жен. И знаю почему: слишком они терпимы к пьяницам.

Оперативник без сейфа, что пиджак без карманов. Что карман без денег. Я отсутствовал две недели. Хотя сейф закрыт и опечатан, распахиваешь его так, словно ждешь увидеть что-то новенькое и необычное.

Увидел я материал Пашковой. Теперь знал, чем он меня тревожит — недоделанностью. Чего-то, вытекающего из текста бумаг, я не проверил. Видимо свежий сибирский воздух мою голову проветрил…

Адрес. Пашкова жила в доме номер пять по улице Свободной. В их двор опускалась «летающая тарелка», о чем участковый сообщал в рапорте, который мне показывал майор.

В канцелярии рапорт нашелся. Улица Свободная, дом пять, двор… вмятины на почве, тридцать микрорентген… Четверо жильцов видели…

Я изловчился со временем и вечером побывал в этих квартирах. Расклад такой. Одна бабушка что-то видела, а что, не знает; вторая бабушка вообще ничего не видела, участковому ничего не говорила и, слава Богу, жизнь прожила и под судом и следствием не состояла; мужчина видел, но это был свет суперфар «нового русского»; студент же объяснил, что во дворе мальчишки взорвали какое-то пиротехническое устройство…

Свет суперфар, а в квартиру проник инопланетянин? Взорвали пиротехническое устройство, а Пашкову изнасиловали?

Я вызвал ее по телефону.

Поздняя осень: ночью минус, утром ноль, днем плюс. Отопительный сезон еще не открыли, и раздевалка в РУВД не работала. Это я к тому, что мне хотелось видеть ее фигуру, но Пашкова пришла в просторном голубом плаще с множеством пряжечек и кнопочек какого-то синего металла.

— Красивый плащик, — начал я разговор.

— Голубой, цвета одиночества.

Я искал следы беременности. Говорят, на лице случаются пятна… Их не было, а живот скрывал цвет одиночества.

Она спросила:

— Зачем вызвали?

Нелогичный вопрос для человека, подавшего жалобу в милицию; логичный вопрос для человека, которому в милиции не поверили.

— Как протекает беременность? — выдавил я, по-моему, идиотский вопрос.

— Скоро четыре месяца.

— Чувствуете себя нормально?

— По-моему, они меня посещают.

— Кто? — неуверенно спросил я, потому что просил участкового посетить ее.

— Инопланетяне.

— Теперь-то зачем?

— Подпитывают во сне.

— И опять прилетает «тарелка»?

— Нет, аппарат, который изгибается под углом и не имеет тени.

Пашкова изменилась. Уверенность в голосе и в движениях. Глаза, которые слабо просматривались под ресницами-махаонами, как бы слегка выползли на свет божий — карие глаза, в тон густо-кофейных волос. Губы… Какой кренделек? Алые стрелы, нацеленные двумя краешками рта в две разные стороны.

Татьяна раскрыла сумочку и протянула мне вырезку из газеты. Статья «НЛО во дворе». Я сразу узнал стиль репортера Колечкиной. Насмешники, где вы — ау! Неопознанный летающий объект приземлился на улице Свободной…» Я хотел прочесть всю статью, но Пашкова дала другую вырезку из другой газеты: «Критики паранормальных явлений посрамлены…» И дальше про сексуального инопланетянина.

Я буркнул:

— Еще есть?

— Дома, статья в журнале. Я работу бросила.

— Почему?

— Некогда, сплошные выступления.

— Где же? — По поводу чего я догадался.

— В жилконторах, в школах, в научных учреждениях…

— Каких?

— Завтра делаю доклад в Обществе космических парапсихологов.

— А есть такое?

— Оно входит в Академию кармы.

Ее глаза сияли карим блеском. Мои глаза, видимо, потускнели. Так на них давило недоумение. Заниматься проверкой этого материала и дальше?.. А если она забеременела от какого-нибудь Владика или Алика? Я стану посмешищем. Не заниматься дальше проверкой этого материала?.. Прослыву отсталым, старомодным и прочим коммунякой.

— Таня, и кто же у тебя родится?

— Это знают только Они.

— Кто «они!?

— С большой буквы. Они.

Мне тоже хотелось знать, поэтому я зашел с другой стороны:

— А не боишься?

— Чего?

— Вдруг родится какой-нибудь перепончатолапый зеленого цвета или металлоидный с масленкой в темечке?

— Шутите? — улыбнулась она.

Мне ничего не оставалось, как играть дальше. Тоном любимого дядюшки, я спросил:

— Как назовешь-то? Небось, Йо или Мяу?

— Будут решать Они.

— Таня, я знаю имя подходящее для инопланетного существа…

— Какое?

— Назови его ГИБДД.

Мои глаза сделали вот что — поднялись к потолку и глянули оттуда. И что увидели? В кабинете беседуют двое сумасшедших.

При первой же возможности я завернул в прокуратуру. Старший следователь по особо важным делам, советник юстиции Сергей Георгиевич Рябинин, как правило, бывал лишь в трех местах: у себя в кабинете, на месте происшествия или спал дома. Он устало улыбнулся мне из-под очков, из-под седеющих лохм.

Я польстил:

— Приятно, когда следователь улыбается.

— Боря, людей это ставит в тупик.

— Улыбка?

— Обвинение, протоколы, аресты… И вдруг улыбка. Как топор зацвел.

Рябинин полез в шкафчик за чашками, ложками, сахарницей… Не было только банки растворимого кофе — появилась банка с цейлонским чаем. Следователь почти извинился:

— Боря, перешел на чай — сердцебиение.

— Сергей Георгиевич, это не от кофе, а от работы.

— Строят дом, убирают хлеб, сочиняют книгу… Всякое дело имеет конец. А наше?

— Наоборот — преступность растет.

— Боря, ты знаешь — я законник. Всю жизнь борюсь с преступниками. Мне уже за пятьдесят, а они все не кончаются. Боря, мне надоело быть законником.

— А что?

— Хочется сорваться и всех их перестрелять…

— К такой матери, — кончил я его мысль, зная, чго Рябинин не матерится.

Цейлонский чай не хуже растворимого кофе. Вернее, лучше. Он пахнет не цветами и не листьями — он пахнет ароматными солнечными веточками. Его пьют без сахара. Я пропал из поля зрения следователя — цейлонский пар затуманил стекла его очков. Но мои заботы он приметил.

— Ну, Боря, что?

Я рассказал про инопланетянина-насильника и потерпевшую девушку Таню. Рябинин оживился, что выразилось в том, что горячий чай он допил судорожными торопливыми глотками. Любил он запутанные дела.

— Боря, версия, лежащая под рукой: психически больная.

— На учете не состоит.

— Есть такие состояния, которые медицина не подсекает или не считает болезнью. Что-то вроде невменяемости. Это когда соединяются раздражительность, несдержанность и крайняя глупость. Вот и преступник.

— Сергей Георгиевич, Пашкова не раздражительна и не совсем глупа.

— Тогда заварим еще чаю.

Он выбросил спитую заварку, засыпал новую, залил кипятком и сел ждать. Но я видел, что он думает так сосредоточенно, что и чай, и я для него отстранились. Рябинин протер очки, очищая стекла для нового воспарения.

— Боря, с твоим подходом к этой истории ты не разберешься.

— Каким моим подходом?

— Логическим.

— Вы же сами утверждали, что логика — это основа ума!

— Для логичных ситуаций, а твоя ситуация вне логики.

— Что же, мне к колдуну идти?

— Надо прислушаться к своей интуиции.

— Сергей Георгиевич, она помалкивает, как рецидивист.

— Разбуди ее логикой.

То у меня слишком логический подход, то логикой надо будить неуловимую интуицию. Видимо, она, неуловимая интуиция, требует тишины и покоя. Для следователей она. А от оперативника, у которого гудят ноги от ходьбы, который пропах бензином и пивом, эта жеманная дама бежит, как от бомжа. Да и ни к чему теперь интуиция: она была нужна, когда преступник таился, а теперь бандюги идут напролом. Не интуиция сейчас нужна, а скорость, меткость и патроны.

Следователь достал из ящика стола коротенькую бумажку.

— Прочел у Азимова: «Рассуждать логически должен всякий ученый. Но большие ученые полагаются еще и на интуицию».

А я не ученый, поэтому больше полагаюсь на свои ноги, на кулаки, на оружие, на автомобиль и на товарища рядом. Во мне заиграло раздражение. Азимов… Тут не знаешь, что с «глухарями» делать:

— Сергей Георгиевич, перешлю-ка я материал в прокуратуру — ваша подследственность.

Он улыбнулся невесело:

— Боря, не теряешь ли ты главное качество интеллекта — любознательность?

Рябинин налил по второй чашке. Сахару он не давал, считая, что тот отшибает аромат. Я предпочел бы пару чашек крепкого кофе. Или одну рюмку хорошего коньяка, который, наверняка, томится у следователя в сейфе, дожидаясь торжественных минут.

— Боря, мне следствие вести неинтересно. У бандитов ничего за душой нет. Доллары, иномарки и женщины — все. Бабки, тачки и телки. А тут подвернулся богатый психологический материал. Знаешь, что тебя сбило с толку?

— Что?

— Пресса. Ты поверил, что «летающая тарелка» присаживалась.

— Газеты, два журнала…

— Боря, я вчера прочел в еженедельнике результаты дискуссии. Никогда не догадаешься о чем. От кого забеременела известная эстрадная певица. Так можно ли обращать внимание на прессу?

— Интересно, от кого забеременела моя Татьяна Пашкова…

— Именно! — Рябинин дернулся, расплескав чай. — Забудь ты про эту «летающую тарелку».

Леденцов забыл, сразу почувствовав, как расчищается оперативное пространство. Если не инопланетянин, то земной парень. Значит, надо искать — это уже по оперативной части. Он спросил у следователя:

— Но зачем она придумала «тарелку»?

— Сотня причин. Кстати, ты проверил факт беременности?

— Экспертизу не назначал. Уголовного же дела нет, про инопланетянина писать неудобно…

— А гинеколог?

— Какой гинеколог?

— Все беременные на учете, на каждую женщину заводится медицинская карта…

Как же я упустил это из виду? Все из-за «летающей тарелки». Мое сознание не могло допустить мысли, чтобы женщина, забеременевшая от инопланетянина, пошла к земному гинекологу. Отмолчавшись, меня прорвало вопросом:

— Но зачем она это устроила, зачем?

Рябинин любил афоризмы, которые, по-моему, сочинял сам:

— Люди бывают хорошие, плохие и преступники.

И люди бывают туповатые — это я про себя. Допустим, замотался, но Пашкова-то должна предположить, что медкарта будет проверена? Что же она сказала врачу? Ничего не сказала: я не сомневался, что врача Пашкова избежала.

И ошибся. Поскольку карту я не изымал, мне ее дали лишь посмотреть…

Пашкова Татьяна Алексеевна. Обратилась впервые по поводу беременности. Год рождения, адрес. Место работы, условия труда. Рост сто семьдесят, вес шестьдесят девять. Давление, легкие, почки и так далее. Прививки сделаны, инфекционных болезней нет, СПИДа нет. На осмотр ходит регулярно. Графа «муж» прочеркнута. Беременна уже около пяти месяцев. И десятки других сведений, вроде шевеленья плода, которые мне уже не нужны.

Врач-гинеколог оказалась на месте. Обозрев мое удостоверение, задумалась:

— Да, Татьяну Пашкову наблюдаю я.

— Как она?

— В каком смысле?

— Здоровья, психического состояния…

К врачам я отношусь, как к тайным злодеям. Видимо, это идет еще от тех уколов, которые перетерпел в детстве. Впрочем, раздражала их безапелляционность. Как-то в морге я чуть было не подрался с хирургом из-за трупа.

— У Пашковой все в норме.

— Доктор, она что-нибудь говорила про мужчину, от которого забеременела?

— Нас это не касается. Мы, конечно, знаем, порядочная роженица женщина или нет. Сейчас одна лежит: гуляла с одним, аборт сделала от второго, забеременела от третьего, родила от четвертого…

Седой локон вздорно упал на лоб. Она потуже натянула белую шапочку, поправила очки и выжидательно уставилась на меня. В смысле, все? Нет, не все.

— Доктор, способ, так сказать, зачатия влияет на ребенка? — спросил я, избегая слова «изнасилование».

Она улыбнулась сурово. Дилетантский, если не глупый вопрос. И поэтому ответила другим вопросом:

— Хотите знать, может ли родиться преступник?

— В смысле, кто это будет?

— УЗИ показывает, что мальчик.

— Вот как…

— Всем хочется мальчика.

— Доктор, меня интересует не половая принадлежность.

— А что?

— Нет ли в плоде каких-нибудь аномалий?

— Вы имеете в виду позвоночник?

— Я имею в виду ласты, конусовидность головки или ходульки вместо ног.

Ее правая рука легла изогнуто, как мне показалось, в сторону телефона. Вызывать милицию она не могла, потому что я, милиция, был тут. Звонить могла только в психушку. Вежливо попрощавшись, вернее, быстренько откланявшись, я ушел от греха подальше.

«Летающую тарелку» умножить на ноль. Остается беременность, как объективная реальность. Тогда задача упрощается: найти мужика, от которого беременность.

Для «найти» нужно время. Я не ропщу, когда оно уходит на дело: розыск, выезд на место происшествия, наружку. Но когда его тратишь на дурь в мелкую дрипочку…

Разбойное нападение на квартиру, избитый муж попадает в больницу, пропало много ценных и редких вещей, которые наверняка выведут на след. И что же? Супруга боится этих бандитов и отказывается перечислить украденное. Второй день убеждаю.

Впрочем, для «инопланетного» материала время уже значения не имеет — настолько я его заволокитил. И майор помалкивает.

Теперь, когда нужно искать парня, я задумался о главном — о мотиве. Если Пашкова выдумала про инопланетянина, то зачем? Корыстная цель? Никто ничего ей не платил, если только копейки за лекции в Академии кармы. Избавиться от работы? Но работа интересная, и ее объем зависит только от нее самой. Ее запугали? Кто, зачем? Психически больная? Проверял. Затеяла все на спор? Был случай, когда на спор вывели из зоопарка жирафу. Покрывает насильника? Но ведь сама принесла заявление в милицию.

У меня выходил детектив. Большинство людей читать детективы не умеют. Пытаются угадать, чем кончится. Некоторые даже заглядывают в конец — кто убил? А нужно не угадывать, а играть вместе с автором: следовать за его логикой, верить его доказательствам и ловить его интуицию.

К чему говорю? К тому, что мне бы такого человека, умеющего заглянуть в конец…

Майор остановил меня в канцелярии, куда я принес для отправки повестку подруге Пашковой.

— Леденцов, матерьяльчик заволокитил?

— Вы же знаете, что это за матерьяльчик.

— И сколько будешь держать?

— Девять месяцев.

— Почему девять? — опешил майор.

— Пока не родится.

— Кто?

— А это вам виднее.

— Почему это мне виднее? — налился лиловато-бордовой краской майор под заинтересованными взглядами двух секретарш.

— Вы же специалист по НЛО.

— Зайдем ко мне, — решил он.

— Спешу, товарищ майор.

— Куда?

— В Академию кармы.

— А зачем?

Я глянул на заинтересовавшихся двух секретарш и голосом почти не приглушенным ответил:

— Узнать, почему инопланетяне не пользуются презервативами.

Не знаю, была ли эта месть со стороны майора, но в конце дня он позвонил.

— Леденцов, привез презервативы?

— Так точно, — ответил я, потому что пускаться в объяснения не хотелось.

— Послезавтра едешь в командировку в Алтайский край. Там зашились с глухими убийствами.

— На сколько?

— На месяц.

Есть мысли, от которых боязно. Мне сдается, что у милиции пропал интерес к расследованию краж, хулиганств, телесных повреждений, грабежей и прочих других преступлений. Не до них. Только убийства, ну, и крупные финансовые аферы. Или мне так кажется, потому что сам состою в убойной группе?..

Подруга Татьяны Пашковой явилась с опозданием на полчаса. Замечания я не сделал, потому что вошла высокая статная дама. Первое, что бросилось в глаза — ее взгляд, чего-то требовавший. В транспорте таким уступают место, и я поскорее предложил ей стул. Взамен молча получил ее паспорт: Ванилла Оттовна Штрейс. Пока записывал адрес и другие данные, очень хотелось спросить, не происходит ли ее имя от слова ванилин.

— Работаете?

— Юристом.

— Адвокатом?

— Заведующая юротделом фирмы.

— Солидно, — подтвердил я не столько ее слова, сколько внушительный тон.

На ней было черное какое-то расклешенное пальто с воротником-лапшой и лаковые сапоги на шпильках. Широкая бархатная лента — разумеется, черного цвета — прижимала пружинистые темные волосы. Я понял, почему все черное — из-за влажных глаз, словно налитых мазутом.

— Давно дружите с Пашковой?

— Вместе учились в школе.

— Что о ней скажете? — спросил я, допуская, что ничего не скажет.

— Танька всегда стремилась жить спокойно и комфортно. Говорила, не хочу ничего понимать и ни во что вникать.

— Теперь ее жизнь спокойной не назовешь, — удивился я.

— Это после романа с Маратом.

— Который Рыба?

— Не сказала бы…

— Я имею в виду его гороскоп.

— Марат — это комок ума и воли.

— И ушел от Пашковой, потому что она по гороскопу Дева?

Ванилла показала мне отменные белые зубы — улыбнулась, значит. Я понял, что сморозил глупость, но эта глупость не моя, а Пашковой.

— Марату не нужен менеджер на кухне.

— Какой менеджер?

— Домохозяйка.

— Она же, дизайнер…

Похоже, мое непонимание забавляло Ваниллу. Улыбку она так и не убрала. Красивая женщина: четкий прямой нос, овальные глаза цвета мазута — и все черное. Не все — зубы белые и какие-то пластинчатые. Она предложила мне поразмышлять:

— Посудите сами, должности у нее нет, зарплата мизерная, квартира однокомнатная, автомобиля нет.

— Разве дело в этом? — перебил я.

— Не в этом, — мгновенно согласилась она. — Дело в престиже. Любят женщин самостоятельных.

— Представляю, к какой он ушел. Наверное, к министерше или к народной артистке…

— Ко мне, — с вызовом бросила она.

В моей голове вышла небольшая заминка. Нет, эта женщина некрасива. Все в лице правильно: черно-маслянистые глаза, прямой нос, пружинистые волосы… Но маленькие скомканные губы, как накрашенная пухлая пельменина.

— Пашкова знает, что Марат ушел к вам?

— Но от меня он тоже ушел.

— Теперь к кому?

— По-моему, ни к кому.

— Пашкова непрестижна. А вы чем ему не угодили?

— Хотела семью и детей.

Тут яснее ясного: полно мужиков, которые боятся семейных уз, как пистолетного выстрела. Особенно пугают дети. Дорожат свободой ходить вечерами в баню, пить пиво, заскакивать в клубы и разъезжать в иномарках. Отсюда появились бойфренды. Непонятнее с Пашковой…

Я, конечно, знал, что богатые не дружат с бедными, молодые со старыми, здоровые с больными, а умные — с дураками. Но эта идиотская закономерность нарушалась любовью: мне казалось, что мужчине плевать на социальное положение женщины — их любят не за престижность. Хотя Рябинин утверждает, что парень с высшим образованием непременно женится только на девушке с высшим образованием.

— Татьяна ест толченый жемчуг, — неожиданно поделилась Ванилла.

— Зачем?

— Чтобы кожа сохраняла белизну.

— Теперь в моде загар.

— Татьяна ждет, что Марат к ней вернется.

— А он вернется?

— Вряд ли.

— А к вам?

— Не знаю.

Оно, конечно. Но ведь Марат мог к Пашковой заглядывать, так сказать, в разовом порядке.

Я не решался эту солидную даму двадцати пяти лет назвать по имени.

— Ванилла Оттовна, мог Марат иногда посещать Татьяну?

— Это исключено.

— От кого же она забеременела? — перестал я ходить вокруг да около.

— Не знаю.

— Давние подруги — и не знаете?

— Она что-то говорила про инопланетянина. — Настроение Ваниллы заметно переменилось. Если и был интерес к разговору, то теперь начисто пропал. Она даже на часы глянула, сверкнувшие перламутром. И то: кому приятно выдавать тайны подруги?

— А вы про инопланетянина поверили?

Ванилла приосанилась независимо.

— Некорректный вопрос. Все верят, а я должна сомневаться?

Сильнее аргумента «как у всех» я не знаю. Но у нее был, кажется, и другой: из бархатной сумочки Ванилла достала газету и показала мне подчеркнутую заметку. «Американская фирма «НЛО эбдакшен иншуренс» страхует на десять миллионов долларов лиц, похищенных НЛО…» Уже застраховалось полторы тысячи клиентов. Меня умилил совет похищенному запомнить бортовой номер НЛО. Я кивнул.

— Дельный совет. Вот Пашкова бортовой номер не запомнила, и мне теперь мучайся.

Ванилла не улыбнулась. Почему гуманитарии чаще верят в чудеса, чем технари? Говорить дальше было не о чем. В конце концов, я не допрашиваю, а беру всего лишь объяснение.

Командировки разнообразят жизнь. Кроме моей. Я лишь переместился в пространстве: те же прокуренные кабинеты, пьяные квартиры, окровавленные трупы… Я помог ребятам ликвидировать банду, опутавшую районный городок.

Отказавшись от самолета, отдохнул лишь в поезде — там разнообразие…

Молодой предприниматель, ловит на Ладоге рыбу и поставляет в рестораны, ездил в столицу за кредитами, хочет купить второй катер…

Еще двое деловых парней всю дорогу говорили о процентах, долларах, сэмплинге и о противопожарных устройствах, которыми они торгуют…

Социальное положение трех девушек я определить не смог: то ли едут искать женихов за рубеж, то ли проститутки, то ли занимаются турбизнесом. Купе от них стало душистым. Знают все курорты Испании и Франции, все отели, где как кормят, где дешевле купить, говорят по-испански… В какой пойти дансинг. Где мужчины деликатнее… Перед приездом они меня удивили: обменялись адресами — значит, незнакомы. Выходит, что много девушек, пребывающих в свободном полете.

А в коридоре под вагонную музыку всю дорогу вихлялись, обнявшись, два парня в майках: гомики или идиоты.

Короче, в дороге отдохнул. Майор так и понял, завалив срочными бумагами и выездами.

Что я заметил? Провал во времени; точнее, исчезновение того времени, в течение которого я отсутствовал. Права бухгалтерия: день отъезда и день приезда считать за один день. Момент отъезда и момент приезда как бы стягиваются. Уехал от Дел и к ним приехал, а где же месяц?

— Как на Алтае обстановка? — спросил майор.

— Оперативная?

— Нет, в смысле паранормальных явлений.

— Паранормальных навалом.

— Ну…

— Местный астролог составил гороскоп Иисуса Христа, — вспомнил я где-то читанное.

— Так…

— По лесам бродит взвод солдат-призраков.

— Не дезертиры ли?

— Нет, с пустыми глазницами.

Взгляд майора приобрел подозрительность: уж больно много паранормальных явлений имело место в Алтайском крае. Но я добавил еще одно:

— Продавщица винного ларька объявила, что в прошлой жизни была мумией…

— Ладно, чем сперва займешься?

— Товарищ майор, у меня через пару недель роды.

— Ты же холостяк…

— Татьяна Пашкова рожает.

— От тебя, что ли?

— От инопланетянина. Запамятовали?

В сущности, любовный треугольник. Еще проще: две девицы любят одного, а он их не приемлет. Одну за непрестижность, вторую за желание иметь детей. А при чем тут милиция? Пусть Пашкова заберет заявление, про которое она уже забыла. И я не узнаю, чем кончится космическая беременность?..

Фирма «Максимум» походила на сотни себе подобных. Охранник, подтянутые сотрудники, компьютеры, секретарша… И тишина. Она мне казалась безжизненной после шумно-матюжных милицейских кабинетов. Охранник пропустил меня свободно, но секретарша затеяла выпендреж.

— Вы не записаны!

— Куда?

— На прием к директору.

— А я не на прием — я из милиции.

— Я должна Марата Аркадьевича уведомить и, если он согласится…

— Не надо уведомлять. — Я направился к двери.

— Не пущу!

— Придется на вас надеть наручники.

Пока она осознавала эту перспективу, я вошел. Марат Аркадьевич просматривал журнал и пил кофе. Я сразу сообразил, что тут без обещания наручников тоже не обойдется, поэтому полез за удостоверением. Оно не произвело на него впечатления.

— У меня нет времени.

— Все равно же пьете кофе, — нахально заметил я.

— Через десять минут прибудет торговая делегация из Финляндии.

— Постоит в приемной.

— Вы пришли по вопросам фирмы?

— Нет, по вопросам интима.

Директор умолк. Взгляд его мрачных глаз казался длинным. Видимо, из-за пышных ресниц и кустистых бровей они создавали эффект протяженности. Словами, в которых казалось много буквы «р», он рубанул:

— Интим я с милицией вообще не обсуждаю.

Во мне тоже копилась буква «р». Мы теперь во всем копируем Америку: занятость, деловитость, пятиминутные чашечки кофе, строгие секретарши, приемы — все казалось мне потешным, перенятым со стрит и авеню. Злость одолела мою здравость.

— Марат Аркадьевич, я подозреваю вас в изнасиловании Татьяны Пашковой.

Директор отодвинул чашку и стал звонить. Хочет пригласить секретаршу, чтобы она меня вывела из кабинета? В охрану, чтобы повязали? Дежурному РУВД, чтобы прислал наряд? Звонил секретарше и попросил ее занять делегацию из Финляндии. Показав мне на кресло, директор словами уже без буквы «р», но довольно-таки внушительно сказал:

— С Татьяной Пашковой у меня были отношения недолгие. В интимные отношения я с ней вообще не вступал.

— Почему расстались?

— Видите ли, женщине понравиться не сложно. Купить тур в Швейцарию или на Кипр и там объясниться в любви. Ни одна не устоит…

— А если купить тур в Новгородскую область или на Байкал?

— Я с вами серьезно.

— Извините.

— Женщины в большинстве дуры. Счастье они связывают только с любовью, поэтому все остальное проходит мимо них.

— Вроде бы Татьяна Пашкова миленькая…

— Мне не нужна миленькая, — перебил он.

— А какая же?

Он встал. Высокий, стройный, подвижный. В черном бархатном жилете и в расстегнутой белой рубашке из блестящей материи. Темные волосы подстрижены коротко, но сохранили волнистость. Он ходил по паласу скоро, опережая собственный взгляд.

— Я упорно поднимался по своей лестнице и дошел до директора фирмы. А какая лестница у Татьяны?

— Так вы карьерист?

— Да, но с новыми принципами. Не люблю поговорку «время — деньги», потому что время дороже денег; время я могу превратить в деньги, а деньги во время не обратишь. Я терпеть не могу людей, которые согласны меньше получать, лишь бы меньше работать. Не признаю сотрудников, работающих только по указке. И в своем бизнесе я ценю не прибыль и доллары, а творческую самостоятельность. Теперь скажите, какая мне нужна женщина?

— Деловая.

— А Татьяна квартплату внести не умеет.

Я разглядывал его стол. По-моему, ромб из какого-то синтетического материала, у одного из углов которого стояло кресло директора с наброшенным пиджаком. Видимо, директор больше ходил, чем сидел. На столе, кроме различной аппаратуры связи да чашки с кофе, ничего не было.

— Марат Аркадьевич, Ванилла Оттовна, по-моему, за квартиру платить умела.

Он стал рядом, на секунду, чтобы сбросить удивление по поводу моей информированности. И пошел — элегантный обеспеченный мужчина. От него пахло кофе и одеколоном. Я поймал себя на тайной зависти: мне бы такую конторку, частное детективное бюро — ходил бы в бархатном жилете.

— Ванилла хотела детей, — ответил он на мой вопрос.

— Ну и хорошо.

— Значит, вы не поняли стиля моей жизни. Брак и дети — это для людей заурядных. Но не для личности.

— Марат Аркадьевич, а как же… прирост народонаселения?

— Людей и так много.

— Статистика беспокоится, что нация вымирает.

— Вымирает? Припарковаться негде.

Хотелось, но неудобно было спросить, какую же он теперь нашел женщину? Мне почему-то казалось, что банкиршу: скорую, бесстрашную и жилистую. Но в его походке возникло нетерпение. Он еще улыбался, но я знал, что вежливые нахалы — самые опасные. Надо уходить.

— Капитан, — вдруг спросил он. — Кто же изнасиловал Татьяну?

— Ищем.

— Кого-нибудь подозреваете?

— Да, одного типа из космоса.

— Неужели космонавта?

Занятый делом, Марат Аркадьевич ничего не слышал о газетной дури вокруг имени Пашковой.

Не знаю, как это обозначается в психологии, но я именую занозой. Мысль, которую не поймать. Догадка, которую не разгадать. А она сидит в голове, изредка покалывая, потому что заноза. Уверен только в одном: впилась она в меня, когда смотрел медкарту Пашковой.

Что там могло задеть? Сухой перечень, анализы, цифры. Там даже биография не отражена, даже родственных связей не указано. И все-таки беспокойство шло от нее, от медкарты. Я знал, что прояснится внезапно в неподходящее время и в неподходящем месте. Не заноза, а вынырнет, как утопленное бревно.

С Пашковой пора встретиться. Вызывать беременную женщину повесткой, да, в сущности, не по уголовному делу… Почему бы беременную женщину не навестить? Гонять на машине зимой я не люблю, но ради экономии времени пришлось.

У ее дома остановился вовремя: Татьяна вышла из парадной. Я наблюдал из машины. Выглядела она хорошо, двигалась с легкостью, хотя живот выпирал зримо. Я уже было хотел объявиться, но Пашкова вдруг остановила попутку, договорилась, села и поехала.

Плохим был бы я сыщиком, если бы не двинулся следом. Путь Татьяны лежал подальше от центра. Я уж забеспокоился: не катит ли она за город? Но ее попутка остановилась у элитного дома, с чугунной изгородью, голубыми елями и охранником у входа. Не отпустив машину, Татьяна подошла к охраннику, поговорила, что-то ему передала, вернулась, села в свою попутку и уехала.

Я решал: ехать за ней или идти к охраннику? Выбрал последнее.

Охранник намеревался уйти в здание, видимо, передать пакет. Я остановил его:

— Минуточку!

— Здравия желаю, товарищ капитан!

Мы пожали друг другу руки. Фамилию его забыл, но в лицо хорошо помнил — сержант из нашего РУВД. Бывший сержант, ушедший в охранную структуру. Я не удержался:

— Ну, что лучше: богатым служить или бедных охранять?

Мы поговорили. Ему работа нравилась: ни спешки, ни команд, ни облав. Платили хорошо, публика в доме вежливая… Он вздохнул и добавил:

— Только иногда противно, будто сала обожрался.

— Это когда же?

— Когда пятнадцатилетнюю соплюху личный шофер везет на «Мерседесе» в ночной клуб. Когда меня ночью в центр за коньяком гоняют… Каких-то барбекю жарят… «Голубые» шляются… Как-то утром дамочка выходит в халате и просит срочно зайти к ней — требуется мужчина. Я-то подумал сдвинуть чего… Кладет меня в кровать, а рожа в глине…

— Почему в глине?

— Маска на ночь.

— Сержант, дай-ка мне глянуть на этот пакет.

— Товарищ капитан, не положено.

— Забыл, что я из уголовного розыска?

— Частная корреспонденция…

— А про бомбы в письмах слыхал?

Это его убедило мгновенно. Я взял довольно увесистый пакет, перевязанный затейливым женским бантиком, который пришлось распутать.

— Сержант, не беспокойся, ничего изымать не буду. Тебе что велели с ним сделать?

— Отнести в сто первую квартиру, потому что в почтовый ящик не влезет.

— Ну и снесешь.

Вырезки из газет и журналов. Фотографии, грамоты. Какие-то протоколы, отпечатанные на машинке. Принтер, факс… На английском и на немецком… Письма, телеграммы… И все Пашковой, и все о Пашковой. На одной из фотографий Татьяна стоит, опираясь на «летающую тарелку».

— Порядок, сержант, бомбы нет.

Мы распрощались. Квартира сто один. Садясь в машину, я запомнил улицу и номер дома. На всякий случай.

Хитрил с самим собой: знал ведь, что начну думать. Занимаясь делами, нет-нет, да задумывался. Что, еще одна заноза? Кому и зачем Пашкова передала материалы о своих успехах? Родственнику, знакомой? Или сотруднику прессы? На хранение, пока будет рожать? Перед кем-то хвасталась?

Все-таки — чтобы поменьше было заноз — в конце дня я связался с ЦАБом и спросил, кто живет по такому-то адресу, в квартире сто один.

В квартире сто один элитного дома проживал директор фирмы «Максимум» Марат Аркадьевич…

Разжигаешь костер, дымит, а огня нет. Вот пробежала огненная змейка… Дунуть бы посильнее, ветра бы нагнать — и загорится…

Мне казалось, что вот-вот блеснет и я все пойму. Ветерка бы мне, в смысле, спокойного времени.

Почему в науке много открытий? Потому что ученые не ограничены во времени. Вот у меня блеснуло…

— Леденцов, — прогудел майорский голос в трубке, — квартиру убитого Савина ты опечатал?

— Да, у него ни жены, ни детей.

— Соседи звонят: в квартире кто-то ходит. Дуй туда.

А на следующий день майор спросил меня:

— Ларьки у автозаправки знаешь?

— Да.

— Там один мужик выпил стакан портвейна номер восемнадцать.

— И что?

— Ну, и рухнул замертво. Давай-ка, проверь.

Не возразишь, труп, а я в убойной группе. Насчет «проверь» — опросил свидетелей, беседовал с ларечницей, изъял весь портвейн номер восемнадцать, поехал на вскрытие, чтобы скорее узнать причину смерти. Весь день ушел.

А на следующий…

— Леденцов, дом напротив универмага знаешь?

— Да, двенадцатиэтажный.

— Какой-то дурило палит из охотничьего ружья по универмагу…

Тоже день ушел: у дурилы была металлическая дверь, ящик патронов и три литра водки.

А на следующий…

— Леденцов, готовишься?

— Так точно, товарищ майор.

Мы все готовились: на пустыре в нашем районе намечалась разборка между бандой Пузыря и авторитетом Жженым…

В таком темпе прошла неделя. Без одного дня: в пятницу мне дали отдохнуть — до субботы. Спал до отвала… Сев в постели, подумал, что Марат Аркадьевич глубоко не прав. Вот сижу, свесив ноги… Была бы семья, сынишка подал бы тапочки. На кухне булькало бы и шипело. Марату Аркадьевичу иметь семью помешала карьера, мне — оперативная работа. Нас два сапога пара. Только наши карьеры в моем сознании как-то не складывались. Запах одеколона, секретарша, кофе, презентации — и бега по городу, трупы, засады, пьяный мужик с ружьем на балконе…

Я начал возиться с гантелями: сперва с пятикилограммовыми, затем с десятикилограммовыми. Одна из них, из десятикилограммовых, выскользнула из руки и с высоты моего роста упала на пол. Я испугался, что она проломит пол и окажется у соседа. Не проломила, но сосед тут же отозвался телефонным звонком.

— Безобразие! Дрова колете?

— Понимаете ли, евроремонт…

— О-о, желаю успеха!

Просто ремонт, без евро, не прошел бы. Теперь соседа хоть водой заливай. И я полез под контрастный душ — утренняя привычка. Потом чашка кофе — по привычке. И по той же привычке достал из холодильника батон толстой колбасы. С черным хлебом и тарелкой недозрелых помидоров. Под радиопередачу о туризме. Судя по рекламе, туристы ездят за рубеж ради трехразового питания. Потом заговорили о названиях городов.

Значит, так: первоначально был Санкт-Петербург. Потом Петроград, затем Ленинград. Вроде бы Город трех революций. Опять Санкт-Петербург. И Криминальная столица. Теперь есть два предложения: назвать Северная Венеция или Северная Пальмира.

Я включил телевизор и поперхнулся колбасой…

С экрана меня разглядывала Татьяна Пашкова…

Лицо безмятежно и весело. Волосы, щеки, веки — все золотисто-коричневое, но с разными оттенками. Губы, которые, помню, она складывала обидчивым крендельком, готовы были к смеху. Одета скромно, все-таки без пяти минут мать. Кстати, где живот? Мне его не заметно под столом? Я прислушался, ибо Пешкова давала интервью.

— …и у меня родился нормальный мальчик…

Я вскочил. Видимо, это запись вечерней передачи. Значит, сейчас она может быть дома. Не одеваясь, в одном спортивном костюме, я выкатился на улицу, прыгнул в свою машину и помчался по городу.

Чего спешил, чего газовал? Тут два варианта. Первый: родился нормальный ребенок. Значит, был отец-мужик. Буду Пашкову колоть: кто отец? А зачем? Дела по изнасилованиям возбуждаются заявлением потерпевших. Не назовет насильника — ее право, пусть забирает жалобу. А я ее обматерю и попрощаюсь.

Вариант второй: у ребенка кожа зеленая, на пальцах перепонки. Тогда я майору ставлю коньяк, сам увольняюсь из милиции и начинаю ежедневно ходить в церковь…

Дверь мне открыл мужчина с бородкой-колышком. Я оттолкнул его и врезался в мужчину с бородкой-лопаточкой. А за ним стояла дама с букетом цветов, а за дамой — молодой человек с видеокамерой… Квартира полна народу. Знакомый голос корреспондента Колечкиной объявил:

— Господа, это сотрудник милиции.

По-моему, господа не поверили, хотя на мне был модный спортивный костюм из бутика. Я протиснулся в комнату.

Стройная радостная Татьяна давала прием. На ней был бархатный пуловер с набитым этническим рисунком, вельветовые брюки и замшевые мокасины. Рядом стоял юноша, похожий на артиста Леонардо ДиКаприо и писал ее слова на диктофон. Мне надо бы всех выгнать…

— Гражданка Пашкова, пройдемте на кухню.

Народ смекнул и кухню нам освободил. Татьяна вошла, уставившись на меня вопросительно-невинным взглядом. Я бросил, готовый сорваться:

— Ну?

— В каком смысле?

— В смысле хватит валять дурака. Ребенок родился?

— Да.

— Нормальный?

— Мальчик.

— Так, кто отец?

— Я вам уже говорила… инопланетянин.

— Если ребенок нормальный, то отец должен быть.

— Собственно говоря, какое вам дело? — оборвала она решительно.

— Вы же подали заявление.

— Я забираю его, и забудьте.

— Ну, это ваше право.

Отраженный белый снег крыш смешался со светом тусклого зимнего неба и лег на ее лицо. Загорелое, летнее, лучившее энергию. Глаза такие карие, что, похоже, золотистые тени легли от них. Где-то я читал, что сочетание золотистых теней с карими глазами придает женщине сексуальность. Придает, коли на нее инопланетянин позарился.

— Татьяна, зачем переслала Марату вырезки о своих космических успехах?

Она легонько покраснела. В карих глазах зачернела неприязнь. Сорвавшимся голосом она спросила:

— Как вы узнали?

— При помощи инфракрасного излучения.

— А я Марата предупреждала!

— О чем?

— Насчет моей непрестижности. Я пообещала, что он еще обо мне услышит!

Спохватившись, она замолчала, но я уже начинал понимать. Куда уж престижнее: о Татьяне Пашковой говорил весь город. Слышал о ней и директор фирмы «Максимум». Но, похоже, Татьяна дала промашку. Она не знала того, что знала ее подруга Ванилла: Марат не хотел иметь ни детей, ни семьи. Ее престижность, с точки зрения директора, была куплена дорогой ценой — появлением ребенка. Впрочем, если ребенок его…

Я попросил:

— Покажешь?

— Кого?

— Ребенка.

— Его здесь нет.

— Остался в роддоме?

— Нет.

— У отца? — догадался я.

— Да! — ответила Татьяна почему-то с таким вызовом, что я уточнил:

— У Марата?

— При чем тут Марат?

— У какого же отца?

— У космического. Как только мальчик родился, его тут же взял НЛО. Я выполнила функцию матери — и все.

Я рассмеялся, как дурак, перепивший пива. Не было никакого мальчика. Подушку на живот… Мистификация для звона на весь город. Для Марата и для лохов вроде меня. Милиции тут делать нечего. Хохотнув на прощание, как и положено клоуну, я выскочил из квартиры.

Подростком на сэкономленные деньги пошел я покупать небольшой приемничек. У магазина два парня предложили мне симпатичный французский радиоаппаратик — в продаже таких не было. Я повертел, половил музыку… И купил. Они уложили его в коробку и шнурком перевязали. Дома этот шнурок я распутал: в коробке лежала половинка кирпича. Дело не только в деньгах и не в обиде. Хуже — меня унизили.

Примерно такое же состояние я испытывал в машине. Обманули, унизили и выставили на посмешище.

Я заехал домой, переоделся и прибыл в РУВД. Родные стены кабинета мою обиду притушили. Голова, освободившись от раздражения, начала потихоньку работать.

Допустим, мальчика не было. На работу Пашкова не ходила, инсценировать беременность просто — увеличь живот да рассказывай о тошнотах. Но ведь я видел медкарту. Фальшивая? Нет, Татьяна постоянно ходила на обследования. А роддом?..

Я сел на телефон. Сперва позвонил в женскую консультацию — там она больше не появлялась. В роддоме Пашкова не рожала. К ней дважды посылали патронажную сестру, но в квартире никого не оказалось. Допустим, родила дома, или в частном пансионате, или куда-нибудь на это время уехала… Или родила в «летающей тарелке»?

Текущих дел было по горло. А моя мысль сбивалась и наматывалась на один и тот же стержень. С ребенка она перемоталась на медкарту. Заноза. Не нарывала, но и не пропадала. Что же я тогда увидел в медкарте, беспокоящее меня до сих пор? Это как промахнуться в бандита.

Что я прилип к этой космической чепухе? Мне мало уголовщины? Мало других дел? Чтобы добиться успеха в жизни, нужно выбрать одно и долбить в эту одну точку, пока клюв не расплющится. А как же все краски мира? Отказаться от них ради высокой квалификации? Рябинин говорит, что дилетант — это человек, который хочет объять необъятное. Рябинин… Он считает, что тот молод, кто хочет объять весь мир.

Я гулко хлопнул дверцей сейфа: все, ребенок родился, криминала нет, займусь долами. Тем более, что звонил телефон. Голос дежурного по РУВД спросил:

— Боря, ты ведь в убойной группе?

— А то не знаешь…

— В Объединенной больнице труп.

— Я занимаюсь убитыми, а не умершими.

— А следователь прокуратуры Рябинин уж там и тебя просил приехать…

Где Рябинин, там и труп; вернее, где труп, там и Рябинин. Через десять минут я уже входил в больницу. Меня провели в приемный покой.

Что-то не так…

Кушетки вдоль стен, где обычно осматривают вновь поступивших больных. Рябинин за столиком с уже написанным протоколом… Медэксперт с уже снятыми резиновыми перчатками… Две медсестры в белых халатах, видимо, понятые… Но что-то не так…

Не было трупа.

Видимо, он в палате. Рябинин его осматривал и, чтобы не мешать больным, протокол составлял здесь. Теперь в больницах всякое случается. Родственники водку приносят. В прошлом году больной больного задушил, недавно ходячий бегал с ножом за санитаркой, завотделением ударили по голове за плохое лечение…

— Сергей Георгиевич, где же труп?

Он молча ткнул пальцем на угловую кушетку, где лежал какой-то узел. Ага, расчлененка… труп по частям. Я подошел…

Нет не узел. Голубое одеяльце. Ребенок, младенец… Только личико не красное, а белое, бескровное…

Зато мне кровь ударила в щеки, словно плеснули теплой водой. Я не сомневался в своей догадке, да и какая догадка, когда логика свинчивалась, как промеренные до микрона детали. Я проверил ее, логику:

— Мальчик?

— Да, — подтвердил Рябинин.

Космическая эпопея с пришельцем кончилась. Сын инопланетянина лежал передо мной. Не тороплюсь ли с выводами? Я шагнул к судмедэксперту.

— Убит?

— Нет, но мертв.

— Неудачные роды?

— Нормально доношенный ребенок, новорожденный.

— Тогда что?

— Смерть от переохлаждения.

— Охлаждения? — ничего не понимая, я глянул на голубое ватное одеяло.

Вмешался Рябинин:

— Ребенка нашли рано утром у входа в больницу, лежал почти на снегу.

Сергей Георгиевич думал, что у меня что-то прояснилось. Я заметил: когда сознание не хочет или боится правды, оно идет на фантастические допущения. Ребенка обронили?

— Боря, подбросили его, чтобы попал в руки врачей. А на улице-то минус десять.

— Почему же не в детское учреждение?

— Видимо, сюда ближе.

Близко жила Пашкова. Все-таки кончилась космическая эпопея… Газеты, журналы, телевидение… И результат — убийство.

— Сергей Георгиевич, мамаша мне известна.

— Ага, — согласился он, зная, кого я имею в виду. — Несись в женскую консультацию и забери медкарту. Потом к этой мамаше и вези ее к эксперту-гинекологу. Я по телефону договорюсь, что постановление пришлю завтра. А после вскрытия ребенка сделаем у нее обыск. Рожала-то, наверное, дома. Ты ведь на колесах?

Я был на колесах. На шарнирах я был: машину гнал, как пьяный. С чего у меня такая злость на Пашкову? Мало ли видел преступниц? И придушенных новорожденных из мусорных бачков доставал. Но те мамаши не строили из себя небожителей, не купались в лучах славы, не использовали моду в своих интересах. Те мамаши несли свой крест виновато. Пашкова же врала вдохновенно и без всякого проблеска смущения. Впрочем, за время оперативной работы я усвоил истину: то, что считается ложью, как правило, на девяносто процентов оказывается глупостью.

Марат признает женщин только престижных! Марат не признает детей! Пашкова обе задачи решила: стала престижной и освободилась от ребенка…

Сперва я изъял медкарту. Потом ринулся к Пашковой. Тусовка, которая здесь, видимо, бурлила сутками, еще не кончилась. Я попросил гостей покинуть квартиру, опечатал ее на всякий случай и под изумленными взглядами усадил Пашкову в машину.

Вопросов она не задавала. Ехала молча, зябко пряча подбородок в ворот меховой шубы. Не вытерпел я:

— Ну, и как Марат — медлит?

— В каком смысле?

— Не бросается к тебе?

— Почему он должен бросаться?

— Ну как же! Престижная женщина без ребенка. То, что ему и надо.

Она не ответила. Остатки тусклого зимнего солнца скользнули сквозь немытое ветровое стекло и легли на ее глаза и щеки — они потеплели мягким загаром. Но солнце осветило и губы — теплые губы улыбались. Она не понимает ситуации? Ребенка же убила. Сдерживая злость, я спросил:

— Татьяна, меня только одно интересует: неужели не жалко?

— Кого?

— Новорожденного мальчика.

— А он погиб?

Я беспричинно крутанул руль, чуть не выскочив на панель. Нас, оперативников, поведение человека злит больше, чем само преступление. Вот уж верно, повинную голову меч не сечет.

— Ты же положила его на снег!

— Разве?

— Неужели не помнишь? Или в снег его бросил инопланетянин?

Татьяна улыбалась, правда, печально. И меня вдруг стукнуло: нормальна ли она? Ведь психиатрическая экспертиза еще впереди. Я вспомнил допрос маньяка по кличке Клоп — был очень красен, — который на допросе рассказывал, как из ноги своей любимой делал котлеты. Сильнее рассказа поражала его постоянная улыбка, словно он вспоминал анекдоты. Естественно, оказался невменяемым.

— А куда мы едем? — спросила она без интереса.

— К эксперту, а потом в прокуратуру.

— Зачем в прокуратуру?

— Татьяна, Снегурочку строишь? Ты же совершила убийство, возбуждено уголовное дело, следователь будет допрашивать…

— Ничего не скажу.

— Без адвоката? — усмехнулся я.

— И с адвокатом не скажу.

— Следователю Рябинину скажешь.

— Ни слова.

— Он и без слов все узнает.

Мы приехали. Я провел ее к гинекологу. Пожилая женщина-врач вывела меня в коридор и предупредила:

— Рябинин звонил. Но заключение составлю только завтра, и то если только привезете постановление с вопросами.

— Хорошо, но устно-то мне скажете?

Она кивнула, взяла у меня медкарту и ушла в кабинет. Я стал ждать, похаживая по коридору.

Думал об этой Пашковой. Загубила свою жизнь. Сама виновата. Но с другой стороны, если читать наши журналы и газеты да смотреть телевизор, то остаться порядочной трудно. Создается впечатление, что государство занято только сексом да катастрофами. Я вспомнил где-то прочитанное. В 1907 году в театре Петербурга шел «Отелло»: многие дамы плакали, двух женщин вынесли из зала без чувств. А теперь младенцев в снег бросают…

Гинеколог и Пашкова вышли из кабинета вместе. Татьяну я отправил в машину — бежать ей некуда. К лицу гинеколога прилипла какая-то странная полуулыбка-полуусмешка. Неужели того… ребенок от этого, от инопланетянина?

— Итак, капитан, что вас конкретно интересует?

— Какого числа она родила?

— Пашкова не рожала.

— В смысле… не рожала в ближайшие дни?

— Вообще не рожала.

— Куда же делась беременность?

— Она не была беременной.

Я сдуру хохотнул и ткнул в медкарту:

— А это?

— С этим разбирайтесь сами.

— Доктор, когда у нее была последняя половая связь?

— У нее не было половой связи.

— Ну хорошо, не последняя, а вообще?

— Капитан, Пашкова девственница.

Мы с Рябининым сидели в его кабинете. В таких случаях курят, но мы оба некурящие. В таких случаях пьют кофе, но Рябинин перешел на чай. Впрочем, и чай не пили, потому что в коридоре сидела Пашкова.

— Не понимаю ее, — сказал я.

— Элементарный стандарт, — не согласился Рябинин.

— Сергей Георгиевич, устраивать такое шоу ради мужика?

— Имитационное поведение. Думаю, девяносто процентов людей живут ради престижности. Глянь на автовладельцев. Думаешь, все они нуждаются в иномарках? Другой бы и пешочком с удовольствием прошелся. Нельзя, не престижно. Твоя Пашкова по современным понятиям… как это… продвинутая.

— Но это же дурь!

— Боря, если бы я был психиатром, то написал бы книгу «Глупость, как причина неврозов и стрессов». Пойду на пенсию, напишу другую, по специальности: «Глупость, как причина преступности».

Допрашивать Пашкову он не торопился. Рябинин считал, что информация на пустое место не ложится, а о Пашковой он слишком мало знал. Поэтому что-то обдумывал. Я вертел медкарту, пробуя определить, что же в ней мне резало глаз.

— Сергей Георгиевич, как девица смогла заморочить — голову обществу всякими пришельцами и паранормальными явлениями?

— Общество уже заморочено. Паранормальные явления… У людей всегда был жгучий интерес к ненормальным явлениям. С какой жадностью смотрят и читают про убийства, катастрофы, маньяков…

— Ну, не все.

— Останови нескольких человек и спроси имена, хотя бы пары академиков… Не скажут. А Джуну знают почти все. И про лозоходца, который при помощи палочки якобы находит месторождения, слыхали.

Сейчас я Рябинина не понимал. Какие чудеса он имеет в виду, когда в коридоре сидит девственница, родившая ребенка? В руках у меня медкарта, подтверждающая ее беременность. В морге труп младенца, требующий изучения — не сын ли инопланетянина? В конце концов, про другие цивилизации мы ничего не знаем: может быть, у них девственницы рожают. Я не вытерпел:

— Сергей Георгиевич, как же: ребенок есть, а не рожала?

— Боря, все запутанные истории имеют простые решения. Этот Марат от Пашковой, кажется, ушел. Там, небось, треугольник?

— Какой треугольник? — не сразу понял я.

— Любовный. А давай-ка спросим. Пригласи Пашкову.

Загар на ее лице посветлел: так бывает, когда в кофе перельешь молока. Но потемнели глаза, став темно-карими, почти черными. Она стояла посреди кабинета, и меховая шуба висела на ней как-то небогато и плоско, как простыня на веревке в безветрие.

— Садитесь, Пашкова. Говорят, вы не будете отвечать на мои вопросы?

— Только если они касаются меня.

— Убит ребенок…

— Я не рожала и ребенка в снег не бросала.

— Хорошо, но есть ваша медкарта…

— Я ее не заполняла.

— Но с ваших слов?

— Нет.

— С чьих же?

— А это меня уже не касается.

Чуть съехавшие очки придавали лицу Рябинина прямо-таки бабушкино добродушие: впору клубок шерсти бросить ему на колени. Тут бы рявкнуть на Пашкову, когда она начала лепить горбатого про медкарту… Рябинин же улыбнулся и стал по-отечески увещевать:

— Гражданка Пашкова, совершено убийство, по поводу которого вас требуется допросить…

Я, все еще разглядывая медкарту, полоумно перебил:

— Стоп! Татьяна, встань!

Она поднялась с недоумением. Очки следователя тоже меня не одобрили. Я спросил все с тем же полоумным жаром:

— Татьяна, ты какого роста?

— Метр шестьдесят пять.

Я бросился к двери, на бегу крикнув:

— Сейчас привезу одну из сторон треугольника…

— Марата, что ли? — успел спросить Рябинин.

Я гнал машину, как казенную. «Москвич» поскрипывал старыми костями, то бишь железками. Хорошо, что не было гололеда, а то бы я ковырнулся не раз.

…Конечно, треугольник. Две женщины любили Марата, и каждая готова ради этой любви пойти на что угодно. Точнее, не ради любви, а ради того, чтобы удержать Марата. Он был привередлив, как восточный эмир в гареме. Черт его знает, разборчивы ли эмиры в своих гаремах?

Машина так подскочила на незамеченном ухабе, что я чуть было не долбанулся в ветровое стекло. Интересно, какая была скорость?

…Марат от Пашковой ушел. Как его вернуть? Сделаться престижной настолько, чтобы о ней заговорил город. Город говорил о парапсихологии, инопланетянах, гипнозе, медицине дао, передачи мысли на расстоянии… И придумала: ее изнасиловало существо с НЛО…

Знакомый гаишник погрозил мне кулаком. А может, и не знакомый, я не рассмотрел из-за большой скорости: моей, а не гаишника.

…Марат ушел к Ванилле, но и ее бросил. Почему? Дама престижнее некуда. Чтобы удержать Марата, она забеременела. И просчиталась: Марат ценил свободу — он ушел. Вернуть его можно было, только освободившись от беременности, но сроки упущены…

Металлический звук намекнул мне, что я задел автомобиль, стоявший у панели. Чиркнул, как спичкой о коробок. Прав Марат Аркадьевич: слишком много припаркованных машин.

…Ситуация. У одной будет ребенок, но он ей не нужен; у второй нет ребенка, но он ей нужен. От инопланетянина. И ситуация оборачивается комбинацией подруг…

На красный свет я остановился. В поравнявшемся «Мерседесе» дама — пожилая, в очках, в шляпке — повертела пальцем у своего виска. До моего ей было не дотянуться.

…Пашкова подкладывает живот и объявляет себя беременной. Беременная Ванилла с паспортом Пашковой становится на учет. Они похожи, на фотографиях обе юные… Но в паспорте фамилия, имя, адрес, год рождения… Ну а рост, вес и другие биологические данные уже брались путем измерения Ваниллы…

Мчаться на большой скорости по запруженному городу да еще и размышлять, непросто. Я так притерся к поребрику, что, похоже, скат начал дымить. Или это косынка, от испуга оброненная девушкой?

…Финал: родила тайно и подбросила. Видимо, надеялась, что ребенка подберут. Время не рассчитала или температуру не учла. Татьяне проще — ребенка взял инопланетянин. Ну а патронажная сестра раз пришла бы, два… Видимо, роженица уехала. Кто сейчас кого ищет?

Мой «москвичек» подбросило в последний раз у парадной — все-таки влетел на панель. Но почему я спешил? Боялся, что сбежит? Спрячет улики? Их не спрятать…

Я нажал звонок, теперь уже опасаясь, что ее нет дома. Дверь моментально открыли. Какая-то женщина отступила в глубь передней. Она ничего не спрашивала, поэтому спросил я:

— Мне нужна Ванилла Штрейс.

Женщина лишь сделала второй шаг назад…

Боже, она. Где же статность и взгляд, что-то требовавший? Где черные влажные глаза? Где пружинистые волосы и моднячая одежда? Все вроде было, но как-то смазанно — высота, но без стати; черные глаза, но с неприятной сухостью; волосы, но опавшие, как травка, обваренная кипятком; платье, но мятое и блеклое…

— Ванилла Оттовна, какой у вас рост?

— Метр семьдесят, — ответила она тихо и непонимающе.

— Ну да, а у Пашковой метр шестьдесят пять.

— Я ждала вас…

— Вот и пришел.

Ванилла бросилась ко мне. Будь она мужчиной, я хватился бы за пистолет. Ее губы почти коснулись моей щеки, но так и надо, потому что она шептала:

— Он… жив?

— Замерз.

Ванилла опустилась на стул. Я постоял, боясь, что она свалится но пол.

— Ванилла Оттовна, одевайтесь.

Я прошел в комнату к телефону и достал из кармана записную книжку — второстепенными номерами старался память не загружать. Директор фирмы «Максимум» отозвался сразу.

— Марат Аркадьевич, здравствуйте. Капитан Леденцов.

— A-а, чем обязан?

— Хочу сообщить, что Ванилла родила мальчика.

— Это вряд ли мой ребенок, — сбился он с бодрого тона.

— Я о другом. Помните, вы говорили, что народу слишком много, припарковаться негде?

— Говорил…

— Так вот, мальчик погиб.

— К чему… мне эта информация?

— Погиб, значит, не вырастет.

— Не понимаю…

— Марат Аркадьевич, не вырастет, не купит машину и не будет парковаться. Останется лишнее место для парковки, директор!