Искатель, 2000 №11

Теплое солнце. Летний день. На крышу вышел снайпер, легкой походкой, с винтовкой в чехле. Расстегнул чехол. Собрал винтовку. Зарядил. Посмотрел через прицел на улицу внизу. Подрегулировал прицел. Замер в ожидании. Он не спешил. Чего ему спешить?

Он ходил в знаменитостях, хотя никто не знал его фамилии. Его портреты публиковались в десятках журналов и газет. Однажды он попал на обложку «Таймс», но никто не видел его лица. Портреты рисовали полицейские художники по отрывочным, часто противоречивым показаниям свидетелей, утверждавших, будто видели его покидающим здание, прыгающим с крыши или уезжающим с места преступления на украденном автомобиле. Показания сильно разнились.

Один свидетель увидел коренастого мужчину среднего роста с темной бородой, в кепке. Другой — худого, очень высокого, с шапкой волос и тонкими усиками. Третий — лысеющего толстяка в тяжелых роговых очках. На обложке «Таймс» рот, нос и глаза заменял кроваво-красный знак вопроса со словами «КТО ОН?» во весь лоб.

Репортеры придумали ему много прозвищ — Снайпер-Фантом, Смертоносный Призрак, Молчаливый Убийца и, его любимое, Мастер Неслышной Смерти. Последнее часто сокращали до Мастер Смерти, но полное прозвище нравилось ему больше, такое поэтическое и очень точное.

В своем деле он по праву считался мастером. Никогда не промахивался, ни разу не стрелял по одной цели дважды. Хладнокровный, с железными нервами, уверенный в себе, не подозревающий о существовании совести. И смерть приходила неслышно: нажатие на спусковой крючок, едва слышный удар бойка о капсюль, глухой хлопок, с которым пуля вылетала из ствола с навернутым на него глушителем, и жертва падала на землю, словно пораженная кулаком Господа Бога.

Он стрелял по мишеням, не в людей. Мужчин, женщин, детей. Молодых, среднего возраста, стариков. Сильных. Слабых. Здоровых и калек. Белых и черных. Богатых и бедных. Он воспринимал их исключительно как мишени.

И считал себя удачливым стрелком, демонстрирующим свой уникальный талант среди трех миллиардов движущихся мишеней. Днем и ночью, в городах, в штатах, они пребывали в ожидании, когда же он поднимет винтовку и пошлет им неслышную смерть. В мишенях недостатка он не испытывал.

Каждая улица становилась для него тиром.

Но действовал он осторожно. Очень, очень осторожно. Не убивал дважды в одном городе. Менял винтовки. Автомобили. Одежду. Даже обувь. Всякий раз выходил на задание в новой паре. И, обычно, его никто не видел.

Как он воспринимал свои деяния? Как спорт. Охоту. Работу. Призвание. Но только не убийство.

Его звали Джимми Прескотт, и родился он тридцать один год тому назад. Рост пять футов десять дюймов. Хрупкое телосложение. Туфли на платформе добавляли три фута, нательные накладки — пятьдесят фунтов. Редеющие каштановые волосы обрамляли невыразительное, незапоминающееся лицо. Он брился дважды в день, а саквояж с париками, бородами и усами, который он всегда носил с собой, позволял менять форму рта, подбородка, черепа. Иногда он натягивал на голову резиновую шапочку цвета человеческой кожи и становился лысым или надевал очки в роговой оправе, хотя не жаловался на зрение. Однажды, ради шутки, нарисовал под глазом синяк. Мог хромать, ходить на костылях, имитировать походку моряка. Ему нравилось менять облик. Тем самым он разнообразил жизнь. Но всякий раз требовал от себя совершенства, не допуская небрежности даже в мелочах.

Он все привык делать на совесть.

И не имел никаких дел с полицией. Его никогда не арестовывали. Не снимали отпечатков пальцев.

Денег ему хватало: получил по наследству и не стремился приумножить свое состояние. Жизнь он посвятил развитию своих талантов: он прекрасно стрелял, мог украсть любую машину, знал толк в рукопашном бое, досконально изучил действия полиции в тех или иных ситуациях. Он взял за правило тщательно изучать схему улиц города, в котором намеревался стрелять. И не терял ни секунды после того, как его жертва падала на асфальт: об отходе заботился заранее.

Немало времени уделял Джимми и истории вопроса, став едва ли не ведущим специалистом: изучил досье своих предшественников, но не нашел ни одного, достойного подражания. Он их презирал. Они заслуживали того, чтобы их поймали. Кретины и идиоты, зачастую невротики и психопаты. Даже наемные убийцы вызывали у Джимми раздражение. Защищать какие-то политические идеи, работать за деньги государства? Джимми чурался политики, но и допускал, чтобы его покупали, словно свинью на базаре.

Себя он считал абсолютно нормальным. Психически здоровым. Совесть у него отсутствовала, следовательно, он не мог страдать от комплекса вины. Не было в нем ненависти к человечеству, чем грешили многие из преступников, досье которых не прошли мимо него.

По большому счету, Джимми любил людей, ладил с теми, с кем сталкивала его жизнь. Ни к кому не испытывал ненависти (за исключением родителей, но они давно умерли, и он вычеркнул их из памяти). Он не знал, что такое любовь или дружба, но прекрасно обходился без оных. Джимми полагался только на себя, этому он научился с детства. По собственному выбору он стал одиноким волком и взял за правило (а правил у Джимми хватало) никогда не видеться дважды с одной женщиной, вне зависимости от ее сексуальной привлекательности. Отношения с женщинами он почитал за слабость, опасное для себя потакание желаниям, которого следовало избегать.

Короче, Джимми Прескотт прекрасно обходился без человеческого общения. Навыки, оружие, мишени. Что еще нужно для полнокровной жизни? Он не пил и не курил (бокал хорошего вина в дорогом ресторане — пожалуйста, но напиваться — никогда в жизни). Каждый день бегал трусцой, утром и вечером, дважды в неделю занимался на тренажерах в спортивном зале того города, куда приезжал. Он понимал, что без сильного, здорового тела успеха на выбранной им стезе не видать. Джимми ничего не оставлял на волю случая. Игроком он не был, риск ему претил.

Несколько раз он едва не попался: в Детройте зажало ведущий на крышу люк и ему пришлось прыгать на крышу другого дома; в Портланде заглох двигатель автомобиля, когда его преследовала полиция, и ему пришлось убегать на своих двоих; в Канзас-Сити случайным свидетелем убийства стал возвращавшийся со службы полицейский: в завязавшейся драке Прескотту удалось взять верх, он таки сломал полицейскому шею, но парень попался крепкий, и для Джимми все могло кончиться печально.

Он вел подробный учет выстрелам: штат, город, название улицы, погода, время дня или ночи, пол, возраст и цвет кожи мишени. В графу «Комментарии» он вносил менее важные факты: год выпуска и марку украденного автомобиля, на котором он ехал, изменения, внесенные во внешний облик, подробный перечень предметов одежды. Отмечались и сложности, возникшие при отходе, если таковые имели место. Таким образом, каждая операция после ее завершения тщательно анализировалась. Так футбольный тренер разбирал бы состоявшийся накануне матч.

Единственным случайным фактором была мишень. Предварительный отбор снижал остроту ощущений. Джимми нравилось преподносить себе сюрпризы. Кто станет мишенью на этот раз: та юная девушка в красном, смеющаяся над шутками ее кавалера? Старик-киоскер, торгующий на углу газетами? Школьник, спешащий домой после занятий? А может, толстый водитель грузовика, ожидающий, когда красный сигнал светофора сменится зеленым?

Выбор становился важным элементом игры.

А на этот раз…

Мужчина. Высокий, хорошо сложенный. В дорогом костюме. Бизнесмен с брифкейсом в руке, лет сорока. Волосы начали серебриться на висках. Только что вышел из магазина, наверное, заходил, чтобы купить что-то жене. Может, она звонила ему на работу.

Направляется к перекрестку. Уверенная, пружинистая походка.

Да, он. Разумеется, он. Расстояние — триста ярдов. Регулировка прицела. Затыльник вдавлен в правое плечо. Палец на спусковом крючке. Щека прижата к деревянной боковине приклада, глаз — к резиновому ободу окуляра. Мишень в перекрестье. Ровное дыхание. Плавное нажатие на спусковой крючок. Выстрел!

Мужчина повалился лицом вниз, словно оглушенное животное. Умер еще до того, как коснулся асфальта. Кто-то закричал. Заплакал ребенок. Новые крики.

Знакомые звуки, ласкающие слух Джимми Прескотта.

Не спеша разобрал винтовку, уложил ее в чехол, отряхнул брюки (на крышах всегда грязно, а на нем, как обычно, хороший костюм. Лишь один раз, в Новом Орлеане, он изображал из себя оборванца).

По лесенке он спустился на площадку верхнего этажа, вызвал лифт, зашел в кабину, нажал на кнопку с цифрой «1».

Десять минут спустя выехал из центра Балтимора, в аэропорту взял билет на первый же рейс в Калифорнию.

В самолете расслабился. Мягкое гудение двигателей, рассеянный свет салона, покой, его сморило, он закрыл глаза.

И вновь увидел Сон.

Только этот Сон вносил суету в размеренную жизнь Джимми Прескотта. Нарушал его душевный покой. Так его Прескотт и называл: Сон. Не просто сон, а Сон с большой буквы, подчеркивая его уникальность. Во Сне он попадал в большой город, охваченный хаосом. Автобусы давили коляски с младенцами, люди падали в канализационные люки, разбивали витрины магазинов. Насилие правило бал. Лично ему во Сне ничего не угрожало, водоворот хаоса обходил его стороной. Ему отводилась роль стороннего наблюдателя.

Он убеждал себя, что это всего лишь фантазия, рожденная глубоко в подсознании. И проснувшись, он должен забыть о Сне, выкинуть его о головы, зарыть поглубже, как зарыл он ненависть к отцу и матери.

Возможно, ему снились и другие сны. Наверняка снились. Но он всегда просыпался после Сна, вырываясь из городского хаоса с каплями пота на щеках и лбу, с учащенным дыханием, гулко бьющимся сердцем.

— С вами все в порядке? — спросил пассажир, сидевший по другую сторону прохода. — Или позвать стюардессу?

— Со мной все в порядке. — Джимми поднял спинку кресла. — Никаких проблем.

— Мне показалось, вам нехорошо.

— Нет, нет. Спасибо вам за заботу.

И он постарался забыть о Сне.

В Лос-Анджелесе Джимми взял такси и попросил отвезти его в Голливуд. Проезд обошелся недешево, но деньги Джимми никогда не волновали. За оказанные услуги он предпочитал платить сполна и не жалел о расходах.

Такси Джимми остановил на Голливудском бульваре, зашагал к «Китайскому театру».

На ближайшее время он ставил перед собой две задачи: поесть и получить сексуальное удовлетворение.

Прежде всего выбрать симпатичную женщину, пригласить ее на обед, а потом в свой номер в мотеле (номер он забронировал, позвонив в мотель из аэропорта), где бы они и занялись сексом. Выражение «любовные утехи» Джимми не признавал, считая его глупым. Речь шла о сексе, и ни о чем больше. Простеньком и без затей. Он мог возбудить женщину, будь у него такое желание, мог поднять ее на вершину блаженства, но предпочитал обходиться без лишних телодвижений. Прелюдия вызывала у него зевоту. Его интересовал сам процесс и, естественно, результат.

Проституток он не любил и редко прибегал к их услугам. Очень уж они потасканные. Много повидавшие. Да и доверять им нельзя. Он предпочитал очаровать какую-нибудь провинциалку, поразить первоклассным обедом в дорогом ресторане, откуда и препроводить в свою постель.

В тот вечер, в Голливуде, Джимми без труда реализовал намеченный план.

Миленькую простушку он заметил в холле «Китайского театра». Она бродила по холлу, разглядывая следы, оставленные кинозвездами первой величины, наклоняясь, чтобы получше рассмотреть застывшие в бетоне подписи.

Особенно понравилась Джимми ее грудь, так и рвущаяся из тоненького платья. Приезжая, завороженная блеском Голливуда, подумал он. Идеальный вариант.

И направился к ней.

— Я очень люблю европейскую кухню, — призналась Джанет.

— У вас хороший вкус, — кивнул Джимми Прескотт. — Я тоже отдаю ей предпочтение.

Она мило ему улыбнулась, веселая простушка из Огайо, Джанет Луиза Лейкли. Сидели они в маленьком шикарном французском ресторане рядом с Ла-Сьенега.

— Не могу прочесть ни слова, — Джанет отодвинула от себя меню. — Я думала, они пишут названия блюд и по-английски, как субтитры.

— Не везде, — пояснил Джимми. — Я закажу для нас обоих. Вам понравится. Здесь прекрасно готовят камбалу.

— О, я обожаю рыбу! — воскликнула Джанет. — Я могу съесть тонну рыбы.

Он накрыл ее руку своей.

— Вот и хорошо.

— У меня кружится голова. Не следовало мне пить шотландское на пустой желудок. А нам подадут к обеду вино?

— Разумеется.

— В винах я совершенно не разбираюсь, но люблю шампанское. Тоже вино, не так ли?

Его тонкие губы искривились в легкой улыбке.

— Доверьтесь мне. Вам понравится мой выбор.

— Я в этом не сомневаюсь.

Отобедали они превосходно, вино подали просто восхитительное. Джимми удовлетворенно отметил, что ему грех жаловаться на вкус. Девушка, конечно, оценить этого не могла, в головке-то пустовато, но Джимми это не волновало. Такую он и хотел.

А потом она заговорила о снайпере-убийце.

— Сорок человек за год и два месяца. Все убиты одним сумасшедшим. Они его когда-нибудь поймают?

— Сорок один, — уточнил Джимми. — А с чего вы взяли, что этот снайпер — мужчина? Вдруг стреляла женщина?

Она покачала головой.

— Да где вы слышали о женщине-снайпере?

— Их не так уж и мало, — возразил Джимми. — В России несколько сотен подготовленных женщин-снайперов. Некоторые европейские страны традиционно поручают это дело женщинам.

— Я не имела в виду женщин, которые служат в армии. Я говорю про психов, которые убивают людей на улицах. Всегда мужчины. Как тот парень в Техасе, что расстрелял всю площадь.

— Вероятно, вы не слышали о Франсине Стирн.

— Нет. Кто она?

— Наверное, наиболее известная женщина-снайпер. В июле 1970 года убила в Питтсбурге дюжину школьников. Израсходовала по одному патрону на каждого. Все попадания в голову. Она очень метко стреляла.

— Никогда о ней не слышала.

— После того как ее поймали, «Эсквайр» дал о ней большую статью.

— Знаешь, — они уже перешли на ты, — я мало читаю. Только готические романы. Очень они мне нравятся, — она захихикала. — Не могу от них оторваться, словно наркоманка.

— А я вот не прочел ни одного.

— И все-таки я уверена, что этот снайпер — мужчина, — вернулась Джанет к прежней теме.

— Откуда?

— Женская интуиция. Я ей доверяю. Она меня ни разу не подводила. И теперь говорит, что Снайпер-Фантом — мужчина.

Он заинтересовался.

— Что еще она тебе говорит?

— Что у него не все в порядке с головой. Возможно, его били в детстве. Но он должен быть психом.

— Тут ты можешь ошибаться. Далеко не всем нарушителям закона свойственна психическая неуравновешенность.

— Мастеру Смерти свойственна, я в этом убеждена.

— А ты, однако, склонна к резким суждениям.

— Мама всегда мне об этом говорила, — она отпила вина. — Наверное, так оно и есть, — она повертела бокал в длинных пальцах. — Ты думаешь, они его поймают?

— Я в этом сомневаюсь, — без запинки ответил Джимми. — Никто не знает, как он выглядит. Он всегда успевает опередить полицию как минимум на шаг. Не оставляет улик. Выбирает объект методом случайного тыка. Безо всякого мотива. Нет у него и характерного эс-ди.

— Чего-чего?

— Способ действия. Для большинства преступников характерна определенная последовательность действий. Но не для этого типа. Он вовсю использует эффект внезапности. Никто не знает, где он объявится в следующий раз, кто станет его мишенью. Такого человека поймать очень трудно.

— Ты называешь их объектом или мишенью, но они же люди! Невинные мужчины, женщины, дети. А у тебя получается, что они… фигурки из картона, по которым стреляют в тире!

— Есть немного, — он улыбнулся. — Но не надо придираться к словам.

— Я думаю, его все-таки поймают. Не может он вечно убивать невинных.

— Вечно ни у кого не получится, — успокоил ее Джимми.

Она поставила бокал на стол, наклонилась вперед.

— Знаешь, что меня больше всего волнует в этом деле?

— Что?

— У этого снайпера могут появиться последователи. Другие психи, которые прочитают о нем в газетах и ступят на тот же путь. Как случается с пожаром. Стоит газетам написать о поджоге, пожары вспыхивают по всей округе. Этим психам важен первоначальный толчок. Таким толчком и могут послужить действия этого снайпера.

— Если психически неуравновешенного индивидуума толкает на убийство газетное сообщение, снайпера нельзя винить за анормальное поведение этого индивидуума.

— А у него, значит, нормальное поведение?

— Я… э… я этого не говорил. Я просто опровергаю твою версию.

Она нахмурилась.

— Так кого же винить? Я думаю, этого парня надо поймать и…

— И что? — Холодный взгляд серых глаз Джимми впился в нее. — Как бы ты поступила, случайно узнав, кто он… где его найти?

— Я бы позвонила в полицию.

— А тебе не захотелось бы понять, что он за человек? У тебя не возникло бы желания задать ему какие-то вопросы?

— Животному, которое убивает, вопросы не задают! Как четвероногому, так и двуногому. Я бы хотела, чтобы его отправили в газовую камеру или расстреляли… С таким психом говорить бесполезно!

Она его разозлила. Тонкие губы закаменели. Разговор больше не доставлял ему удовольствия. Словесная пикировка ни к чему хорошему не привела. Да и о чем говорить с этой глупой, бесчувственной деревенщиной?! В постель, и побыстрее. Попользоваться ее телом, и молча. Довольно слов. Сколько можно трепать языком?!

— Чек, пожалуйста, — обратился Джимми к официанту.

В мотеле, после секса, Джимми решил, что убьет ее. Ее уничижительная тирада эхом отдавалась в голове. За это Джанет должна понести наказание.

В данном случае он может нарушить одно из своих правил: никогда не выбирать мишень заранее. На то имелись веские аргументы. Она сказала ему, что работает продавщицей в магазине женской одежды на Вайн-стрит и ее смена начинается в два часа дня. Он знал, где она живет: в нескольких кварталах от магазина. На работу она всегда ходила пешком.

Сейчас он отвезет ее домой, решил Джимми, и вернется на следующий день. А когда она выйдет из подъезда, убьет ее с крыши дома напротив. Определившись с этим, Джимми Прескотт успокоился. Сразу забылась и стычка с Джанет.

К завтрашнему вечеру он уже будет в Туксоне, а Джанет Лейкли умрет.

Теплое солнце. Летний день. На крышу вышел снайпер, легкой походкой, с винтовкой в чехле. Расстегнул чехол. Собрал винтовку. Зарядил. Посмотрел через прицел на улицу внизу. Подрегулировал прицел. Замер в ожидании. Вот и цель. Шагает по тротуару. Последняя регулировка прицела. Палец на спусковом крючке. Щека прижата к боковине приклада. Глаз — к окуляру. Цель в перекрестье. Выстрел!

Джимми почувствовал, как что-то ударило его в живот. Внезапный, резкий удар. Он посмотрел вниз, в изумлении увидел текущую по рубашке кровь.

Меня подстрелили, успел подумать он. Кто-то…

Еще удар — и никаких мыслей. Пуля разнесла Джимми голову. Более ни шока, ни изумления.

Джимми не стало.

Она опустила винтовку, злясь на себя. Два выстрела! Снайпер-Фантом, кем бы он ни был, никогда не стрелял дважды. Но второго, как он, просто нет. У нее мурашки бежали по коже, когда она думала о нем.

Что ж, может, в следующий раз она обойдется одним выстрелом. С каждым может случиться промашка. Совершенство недостижимо.

Не торопясь, она ушла с крыши, на лифте спустилась в гараж, положила чехол с винтовкой в багажник «Мустанга», завела двигатель и тронулась в путь.

Бедный Джимми, подумала она. Ему просто не повезло. Не встретил бы ее — остался бы жив. Да, видать, не судьба.

У Джанет Лейкли было правило, которое она никогда не нарушала: если, попав в новый город, ты ложишься с парнем в постель, на следующий день обязательно убей его. Она вздохнула. Обычно ее это не волновало. Большинство из них такие мерзавцы. Но не Джимми. Ей понравилось говорить с ним, пикироваться словами… да и в постели он показал себя молодцом. Жаль, что ему пришлось умереть.

Такой славный парень.