РОМАН
Было бы неверно сказать, что мы с Вульфом совсем не разговаривали тем майским утром в понедельник.
Мы хорошо побеседовали с ним минувшей ночью. Дело было так. Вернувшись домой около двух часов ночи (дом – это старый каменный особняк на Западной тридцать пятой улице, собственность Вульфа, в котором мы живем), я удивился, что Вульф еще не спит, а сидит за своим столом в кабинете и читает книгу. По тому, как он на меня глянул, мне стало понятно, что он не в духе, и я уж было повернулся, чтобы уйти, как вдруг он рявкнул за моей спиной:
– Где тебя носило?
– На каком основании я должен об этом докладывать? – огрызнулся я.
Он пронзил меня испытующим взглядом.
– Правильней было бы спросить, где тебя не носило. Тебе пять раз звонила мисс Роуэн, между тем как ты сказал, что идешь с ней во «Фламинго». Но ты туда не пошел, а так как она звонила мне пять раз, то не ты, а я провел целый вечер в ее обществе. И, должен тебе сказать, удовольствие от этого не получил. Это тебе не основание?
– Нет, сэр. – Я стоял возле его стола и взирал на него сверху вниз. – Ну-ка, попробуем еще раз. Я выйду и снова войду, а вы скажете, что не любите, когда вам мешают читать, и что мне следовало заранее поставить вас в известность о том, что я собираюсь проучить мисс Роуэн. Я отвечу, что виноват, но, уходя из дома, я еще не знал, что ей потребуется урок. Я узнал об этом, когда поднялся в лифте на ее чердак и обнаружил там кое-кого из тех, кого, как ей известно, недолюбливаю. Вот я и смотался. Куда – отношения к делу не имеет.
– Фу! Мог, по крайней мере, мне позвонить.
От моего звонка ему бы не стало легче. Просто ему хотелось попререкаться. Ведь мое сообщение о том, что я изменяю программу вечера, не помешало бы Лили Роуэн отвлечь его от книги. Согласен, невеликодушно избивать тех, кто не сопротивляется, но я, преподав только что урок Лили Роуэн, вошел во вкус и решил проучить заодно и Вульфа. Что я и сделал. Возможно, я немного переусердствовал. Одним словом, мы разошлись спать, не пожелав друг другу спокойной ночи.
Но было бы неверно утверждать, что мы с ним совсем не разговаривали в понедельник утром. Когда в одиннадцать он по обыкновению спустился из оранжереи и я вполне разборчиво пожелал ему доброго утра, он походя буркнул мне то же самое. До прихода Отиса Джарелла, о котором было условлено заранее, мы с ним обменялись двумя десятками слов, может, даже больше. Помню, он спросил, сколько у нас осталось в банке, и я ему ответил. Правда, отношения между нами оставались натянутыми, и, когда я провел Отиса Джарелла в кабинет и усадил в кресло напротив стола Вульфа, последний одарил его прямо-таки лучезарной улыбкой и поинтересовался:
– Итак, сэр, что вас ко мне привело?
Это было так непохоже на Вульфа. Я понял, что спектакль рассчитан на меня. Он хотел довести до моего сведения, что пребывает в превосходнейшем состоянии духа, а вот если в его обращении со мной чувствуется сдержанность, то это только потому, что я здорово провинился. Ему же доставляет удовольствие общаться с человеческим существом, которое способно оценить хорошее обращение.
Он знал, что у этого человеческого существа, Отиса Джарелла, было передо мной, по крайней мер€, одно преимущество: его капитал расценивался больше чем в тридцать миллионов долларов. Наводя о нем справки (а я по мере возможности навожу их на всех, кто добивается свидания с Ниро Вульфом), я узнал вдобавок к этому, что его офис расположен на Пятой авеню в районе Семидесятых улиц, что он никогда не сидел в тюрьме и что за ним слывет репутация крепкого орешка.
Правда, вид у него был совсем не крепкий, скорее дряблый, но внешность обманчива. Помню, у одного самого что ни на есть крепкого орешка щеки отвисали так, что просились в бюстгальтер. Правда, Джарелл еще не дожил до такого, но кожа у него была дряблой. И хотя портной, которому отвалили три, может, даже четыре сотни за пошив этого коричневого в темную полоску костюма, старался изо всех сил, брюки, что называется, лопались от складок жира, стоило Джареллу сесть.
Но не это тревожило нашего посетителя. Сверля своими хитрыми глазками расплывшуюся физиономию Вульфа, он сказал:
– Я хочу нанять вас по одному конфиденциальному делу. Сугубо конфиденциальному. Мне известна ваша репутация, а также репутация вашего человека Гудвина, в противном случае я бы сюда не пришел. Прежде чем ввести вас в курс дела, я хочу, чтобы вы оба поклялись в том, что все останется между нами.
– Мой дорогой сэр, как я могу согласиться взять дело, не зная, что оно собой представляет? Что касается тайны, то об этом вы могли бы и не говорить. То же самое относится и к мистеру Гудвину.
Джарелл удостоил меня пристальным взглядом. Я был сама любезность.
– Меня это устраивает, – сказал он, обращаясь к Вульфу. Засунув руку в карман, он достал из него коричневый конверт с пачкой запечатанных бумажной лентой ассигнаций, швырнул деньги на стол и, не найдя глазами мусорную корзину, бросил конверт прямо на пол. – Здесь аванс в десять тысяч долларов. Если бы я выдал вам чек, об этом могли бы разнюхать те, от кого я хочу сохранить это в тайне. Расписка не нужна.
Это прозвучало немного грубо, но, что поделаешь, у аванса есть и свои привлекательные стороны. Мне даже показалось, будто Вульф шевельнул двумя пальцами.
– Я предпочитаю во всех случаях давать расписку, – возразил Вульф. – Итак, что вам от меня нужно?
– Мне нужно, чтобы вы изгнали из моего дома змею. – Он стиснул кулаки. – Это моя невестка, жена сына. Я хочу, чтобы вы достали доказательства ее виновности, в которой я убежден. – Он взмахнул кулаками. – Вы мне добудете эти доказательства, а уж я сам ими распоряжусь. Мой сын разведется с ней. А мне этого только и нужно, иначе…
– Прошу прощения, мистер Джарелл, но вы ошиблись адресом, – прервал его мечты Вульф. – Я не занимаюсь супружескими неурядицами.
– Она мне не жена. Она моя невестка.
– Но вы упомянули слово «развод», а это уже принадлежит к области супружеских неурядиц. Вы хотите получить доказательство ее виновности, которое бы послужило причиной развода. С таким стимулом, – Вульф указал пальцем на пачку денег, – вы его непременно получите, даже если его не существует.
Джарелл затряс головой.
– Вы меня неправильно поняли. Давайте я сперва расскажу о ней. Так вот, ома змея и к тому же плохая жена. Я уверен, что она изменяет моему сыну, но этого мало. Она и меня обманывает. Вижу, придется ввести вас в курс моих дел. Итак, мой офис расположен в моей квартире, я держу секретаря и стенографистку, которые при мне и живут. Кроме них, в квартире живут моя жена, сын, невестка, моя дочь и брат жены. Я покупаю и продаю все, начиная от конюшен с лошадьми и кончая корпорацией по производству красных чернил. У меня водятся наличные, много наличных, и об этом знают все, кому нужно, от Рима до Гонолулу, поэтому большой офис мне ни к чему. Так вот, в прошлом году по вине людей, знавших о моих планах, у меня сорвались три выгодные сделки. Уверен, что их информировала моя невестка. Точно не знаю, каким образом она добыла эту информацию, знаю только, что в одном случае меня опередил человек по фамилии Брайэм, Корей Брайэм. Я уверен, что она состоит с ним в связи, только не могу этого доказать. Хотите, называйте это супружескими неурядицами, я не возражаю, только речь идет не о моих неурядицах. Моя неурядица – Трелла, а с ней я уж как-нибудь сам управлюсь. Так вот, моя невестка во все сует свой нос, хотя и чертовски хитро это маскирует, но меня не проведешь. Я жажду от нее избавиться.
– Тогда возьмите и выселите ее.
– Если я выгоню ее, уйдет и мой сын, а я хочу, чтобы он жил со мной. Она же стоит между нами, и я бессилен что-либо сделать Честно говоря, я пришел сюда с особым предложением, касающимся Гудвина. Желаете выслушать его?
– Думаю, в этом нет необходимости. Я понял, что вам нужен повод для развода.
– Нет, мне нужно выдворить из дома змею. Что касается Гудвина… Помните, я сказал, что держу секретаря, но это не совсем так. Я уволил его неделю назад. В связи с провалом одной из моих сделок. Я заподозрил, что он сообщил информацию определенным кругам и…
– У меня сложилось впечатление, будто вы подозреваете в этом свою невестку.
– Совершенно верно. Но разве нельзя подозревать одновременно двух людей? Итак, секретарское место вакантно. Почему бы его не занять Гудвину? Ведь в таком случае он очутится в самой гуще событий, к тому же у него окажется уйма возможностей ее застукать. Мой секретарь питался с нами за одним столом, то же самое, разумеется, будет делать и Гудвин. Если у вас нет других дел, он мог бы заступить на эту должность хоть сегодня. Прямо сейчас.
Джарелл мне не нравился, но мне было его жаль. Человек, который надеется завоевать мою симпатию, не должен быть таким наивным. Если она и в самом деле хитра, как змея, этот номер ни за что не пройдет. К тому же одна только мысль, что Вульф согласится обходиться без меня, к которому обращается по любому пустяку, начиная от диктовки письма и кончая отпором незапланированных нашествий, покажется любому смехотворной. Плюс еще правило Вульфа не совать носа в супружеские передряги.
Вот почему я даже почувствовал к нему жалость, услыхав ответ Вульфа:
– Вы сами понимаете, мистер Джарелл, что Гудвин может задержаться у вас надолго, а он может понадобиться здесь.
– Разумеется, понимаю.
– К тому же, как мне кажется, существует опасность, что всплывет его неосведомленность в делах подобного рода.
– Нет, этого бояться нечего. Думаю, что даже мисс Кент, моя стенографистка, этого не заметит. А вот что касается его имени… Конечно, оно не столь знаменито, как ваше, но все равно знакомо многим. Так что ему придется изменить и имя и фамилию.
Я уже достаточно пришел в себя для того, чтобы подать голос. Скорей всего Вульф решил, что я, оказавшись застигнутым врасплох, начну протестовать, и это даст ему возможность остаться на своем пьедестале, за что и получил щелчок по носу.
– Что касается имени, мистер Джарелл, – сказал я, – то поскольку я могу у вас застрять надолго, мне придется взять кое-что из личных вещей, а они все помечены инициалами АГ. Как насчет Абы Гольдштейна?
Джарелл, окинув меня оценивающим взглядом, скривил губы:
– Не подойдет. Нет, нет, я не имею ничего против евреев, которые любят наличные, но вы на еврея непохожи.
– Да., вы правы. Фамилия должна соответствовать облику. Как насчет Адониса Гилфойла?
Джарелл рассмеялся.
– Должен сказать, что мне тоже присуще чувство юмора, так что мы с вами, Гудвин, непременно поладим. Ну-ка, попробую… А – Алан? Хорошо. Г – Годфрей? Нет, не то. Грин? А почему бы и нет? Алан Грин.
– О’кэй. Не слишком оригинально, но сгодится. – Я встал. – На сборы у меня уйдет пятнадцать-двадцать минут, не больше.
– Арчи! Сядь!
Я играл против человека, находящегося куда в более выгодном положении, чем я. К тому же он был владельцем этого особняка и всей его обстановки за исключением мебели в моей спальне. Он был моим хозяином и платил мне жалованье. Он весил чуть ли не на сотню фунтов больше моих 178. Кресло, с которого я только что встал, стоило 139 долларов 94 цента. То, в котором восседал он, огромное, выполненное по спецзаказу, стоило 650 долларов. Мы оба были известными детективами, разница состояла лишь в том, что он был гением, а я обычным сыщиком. И наконец, в его оранжерее на крыше произрастало десять тысяч орхидей, у меня – одна-единственная африканская фиалка на подоконнике, да и та чахлая. И так далее.
Но он просчитался, решив, что я первый взвою от такого предложения, и теперь сидел в глубокой луже.
– Вы имеете что-нибудь против Алана Грина? – вежливо поинтересовался я у Вульфа.
– Фу. Вы не получали от меня инструкций соглашаться на предложение мистера Джарелла.
– Нет, но вы дали мне понять, что за ними дело не станет.
– Я бы хотел с вами побеседовать.
– Отлично, сэр. Начинаем нашу беседу. Итак, могли бы вы предложить что-нибудь получше Алана Грина? Если нет, то не пора ли мне получить от вас исчерпывающие инструкции и занести их в свой блокнот, а уж потом заступать на новую должность.
– Так, значит… – Вульф не закончил фразу. Видимо, он хотел сказать: так, значит, вы упорствуете со своей идиотской затеей или еще что-нибудь покрепче, но сдержался. Упаси бог подумать, будто ему помешала высказаться пачка денег на столе. Я был свидетелем того, как он выставлял за дверь десятки мужей и жен, предлагавших куда более крупные суммы, только бы он помог им выпутаться из кошмара, который начинался с идиллии. Нет. Он знал, что проиграл, догадывался, что об этом известно и мне, но не хотел в этом признаваться в присутствии чужих.
– Отлично, – буркнул он. Встал, оттолкнул кресло и сказал, обращаясь к Джареллу: – Прошу меня извинить. Мистер Гудвин сам знает, что ему нужно делать.
Он обошел вокруг красного кожаного кресла и вышел вон.
Я сел за свой стол, достал блокнот и повернулся к клиенту.
– Прежде всего попрошу вас назвать все имена.
К сожалению, я не могу предложить вам чувствовать себя как дома в этой двухэтажной квартире на Пятой авеню, потому что я сам так никогда и не освоился там. Джарелл сказал, что в квартире двадцать комнат, но мне кажется, их там семнадцать, девятнадцать, двадцать одна или двадцать три. Двадцать у меня не получалось никогда. И вовсе не два этажа, а три. Лакей, Стек, экономка, миссис Лэтхем, и две горничные, Роуз и Фрида, ночевали этажом ниже, а это квартирой не считалось. Шофер и повар на ночь уходили по домам.
Офис Джарелла, который домашние называли библиотекой, находился на первом этаже квартиры, в задней части дома. Когда мы прибыли в его владения, он, поручив мой багаж Стеку, провел меня прямо туда. Это была квадратная комната с окнами по одну сторону. В ней стояло три стола: большой, средний и маленький. На большом столе я насчитал четыре телефона – красный, желтый, белый и черный; на среднем три – красный, белый и черный и два на маленьком – белый и черный. С одной стороны во всю стену расположились металлические шкафы для бумаг, с другой – высились полки, заваленные книгами и журналами. В четвертой стене были три двери, два больших сейфа и холодильник.
Джарелл подвел меня к маленькому столику и сказал:
– Нора, это Алан Грин, мой секретарь. Вы должны помочь мне ознакомить его с механизмом нашего дела.
Сидевшая за этим столиком Нора Кент откинула назад голову и устремила на меня взгляд своих серых глаз. В своем блокноте я проставил ее возраст – сорок семь, но она выглядела моложе, хотя ее каштановых волос уже коснулась седина. Еще у меня было записано, что она опытна, заслуживает доверия и что ее так просто не проведешь. У Джарелла она проработала двадцать два года.
– Считайте, что я поступила в ваше распоряжение, мистер Грин, – сказала Нора и перевела взгляд на Джарелла. – Вам трижды звонил мистер Клей. Вас разыскивает маклер из Толедо, некий мистер Уильям Р. Боуэн. От миссис Джарелл к обеду будут три гостя, их фамилии на вашем столе, там же и телеграмма. Когда я должна заняться мистером Грином?
– Это не к спеху. Дайте ему прежде осмотреться. – Джарелл кивнул на стол среднего размера. – Это ваш, Грин. Теперь вы сами найдете сюда дорогу. Я сказал Стеку… А вот и он. – Дверь распахнулась, и на пороге появился лакей. – Стек, прежде, чем отвести мистера Грина в его комнату, покажите ему все помещение. Чтобы он не заблудился. Вы доложили миссис Джарелл о его прибытии?
– Да, сэр.
Джарелл уселся за свой стол.
– Вы свободны, Грин. Коктейль в зале отдыха в шесть тридцать. А мы с Норой займемся делами.
Стек посторонился, чтобы дать мне дорогу.
– Сюда, сэр, – сказал он и понесся по коридору.
– Погодите, Стек, – окликнул я его. Он притормозил и обернулся. – У вас усталый вид. К тому же у вас, вероятно, есть свои заботы. Так что проводите меня в мою комнату.
– Да, но мистер Джарелл сказал, чтобы я показал вам все помещение.
– Вы можете сделать это потом, если будет время. Сейчас же мне нужна только моя комната. Я хочу пополоскать горло.
– Слушаюсь, сэр.
Мы свернули за угол и очутились возле лифта. Я спросил, есть ли здесь лестницы, и узнал, что их три: одна из зала отдыха, другая из коридора и третья, служебная, сзади. А кроме того, три лифта. Тот, в котором мы поднимались теперь, был облицован золотыми пластинами. На верхнем этаже мы свернули налево, потом направо; где-то в самом конце холла он открыл передо мной дверь и поклонился, пропуская меня вперед. Он вошел следом и объяснил, как пользоваться телефонами. Зеленый звенит – это для городской связи. Черный гудит – это внутренний аппарат.
Когда Стек ушел, я разложил вещи, вымыл руки, поправил галстук, достал блокнот и, усевшись у окна, которое напоминало венецианский фонарик, принялся изучать список имен.
Миссис Отис Джарелл (Трелла) – жена Джарелла,
Лоис Джарелл – его дочь от первой жены.
Уимея Джарелл – сын от нее же.
Миссис Уимен Джарелл (Сьюзен) – невестка Джарелла, она же змея.
Роджер Фут – брат Треллы.
Нора лент – стенографистка Джарелла.
Джеймс Л. Ибер – его бывший секретарь.
Корей Брайэм – друг дома, который помешал сделке.
Двое последних тут не проживали, однако не исключена возможность, что со временем придется заняться и ими, если, конечно, я рассчитываю на успех, что весьма сомнительно. Если Сьюзен на самом деле змея и если для того, чтобы заработать свой гонорар, мне нужно разлучить ее с мужем и изгнать из семьи, хлопот предстоит немало. Мои наручные часы показывали, что до коктейля оставалось еще сорок минут. Я засунул блокнот в небольшой портфель, вышел из комнаты и, отыскав лестницу, спустился на нижний этаж.
В течение следующих пятнадцати минут я раз пять терял дорогу. Впрочем, это выражение неверно, ибо я просто ее не знал и мне нечего было терять. Очутившись в третий раз у раскрытой двери, откуда был виден угол рояля и слышна болтовня радио- или теледиктора, я решил ретироваться и направиться в поисках переднего балкона, как вдруг меня окликнул женский голос:
– Это ты, Уи?
Я на ходу изменил свои планы и вошел в ту комнату, которая, как я узнал позже, называлась студией.
– Я Алан Грин, – представился я. – Вот, заблудился.
Она покоилась на кушетке, вытянув ноги и опершись спиной о подушки. Поскольку женщина выглядела слишком пожилой для того, чтобы быть Лоис или Сьюзен, хотя отнюдь не была старухой, я решил, что передо мной Трелла, «супружеская неурядица Джарелла». У нее было фунтов шесть-восемь лишнего веса в талии и под подбородком. Вероятно, когда-то эта голубоглазая блондинка производила весьма привлекательное впечатление, но теперь ее кости обтянул плотный слой жира. То, что выступало из-под синего платья, от колен и ниже, все еще было достойно внимания. Пока я ее разглядывал, она потянулась к пульту дистанционного управления и выключила телевизор.
Теперь наступил ее черед разглядывать меня.
– Секретарь?
– Да, мэм, – кивнул я. – Меня только что взял на работу ваш муж, если только вы миссис Отис Джарелл.
– Однако вы на секретаря непохожи.
– Я знаю, что это недостаток. Попытаюсь исправиться.
Она зевнула, прикрыв рот маленькой холеной ручкой.
– Черт побери, никак не проснусь. Телевидение лучше любого снотворного, верно? – Она похлопала по кушетке рядом с собой. – Проходите и садитесь. Что дало вам основание предположить, что я миссис Отис Джарелл?
Я не сдвинулся с места.
– Во-первых, то, что вы здесь. Во-вторых, мисс Лоис Джарелл вы не можете быть потому, что такая женщина, как вы, не может не быть замужем, в-третьих, вы ни в коем случае не миссис Уимен Джарелл, ибо у меня сложилось впечатление, что мой хозяин свою невестку недолюбливает, я же не могу поверить, что можно недолюбливать вас.
– Откуда у вас такое впечатление?
– От него самого. Когда он предупреждал меня, чтобы я ни с кем не говорил о делах, мне показалось, он особо выделил свою невестку.
– А почему я не могу не быть замужем?
Я улыбнулся.
– Вам придется меня извинить, поскольку я всего лишь отвечаю на ваш вопрос. Зная, что представляют собой мужчины, я ни за что не поверю, что вы еще свободны.
– Очень мило. – Она улыбнулась мне в ответ. – Очень мило. Господи, чего тут извинять? Да вы и говорите не как секретарь. – Она оттолкнула от себя пульт дистанционного управления. – Присаживайтесь. Вы любите баранью ногу?
Я понял, что необходимо притормозить. Разумеется, я был бы счастлив завязать как можно скорей хорошие отношения с хозяйкой дома, что может помочь в охоте за змеей, но ее желание накормить нового секретаря бараньей ногой, едва с ним познакомившись, меня насторожило. Так как я ни разговором, ни обликом на секретаря не походил, то должен был, по крайней мере, вести себя подобающим для секретаря образом. Пока я размышлял над этой проблемой, подоспела помощь.
В коридоре послышались шаги, и в комнату вошел мужчина. Увидев меня, он остановился.
– О, мне не придется тебя будить, – сказал он Трелле.
– Да, Уи, сегодня не придется. Это новый секретарь твоего отца – Грин. Алан Грин. Мы с ним уже познакомились.
– Да? – Он подошел к ней, наклонился и поцеловал в губы. Мне показалось, что это было не совсем по-сыновьи, но ведь и она не была его матерью. – Сегодня у тебя незаспанный вид. Ты пила?
– Нет. – Она улыбнулась и указала рукой в мою сторону. – Грин меня разбудил. Мы будем его любить.
– Что ты говоришь? – Он обернулся, приблизился ко мне и протянул руку. – Уимен Джарелл.
Он был на два дюйма ниже меня и уже в плечах. Такие же, как и у отца, карие глаза, все остальное от кого-то еще, особенно эти маленькие, плотно прижатые ушки и прямой тонкий нос. На переносице между глаз залегли три глубокие складки, преждевременные в его двадцать семь лет.
– Полагаю, мы с вами еще увидимся. Впрочем, это зависит от моего отца. До встречи.
До коктейля еще оставалось время, и я прошел на балкон, с которого хорошо просматривался Центральный парк. Солнце светило мне прямо в глаза, и я прикрыл их ладонью, разглядывая белку, которая сидела на макушке дерева.
– Вы кто, Ситин Бул? 1* – окликнули меня сзади.
Я обернулся. Ко мне приближалась девушка в белом, с обнаженными загорелыми руками, такой же шеей, смуглым от загара лицом, с ямочками на щеках и зеленовато-карими, широко расставленными глазами. Я не только разглядел ее, но даже успел подумать: «Господи, если это Сьюзен и если она змея, то мне придется всерьез заняться герпетологией».
Нас разделяло пять шагов, когда я заговорил:
– Мой есть хороший индеец. Мой есть хороший друг белого мужчины. Только ты не мужчина и не белый. Я смотрел на белку. Меня зовут Алан Грин. Я новый секретарь, которого наняли только сегодня. Мне велели осмотреться, что я стараюсь сделать. Я уже познакомился с вашим мужем.
– С моим мужем вы познакомиться не могли. Я девица по имени Лоис. Вы любите белок?
– Не всех. У меня к ним слишком высокие требования. – При близком рассмотрении выяснилось, что это вовсе не ямочки, а маленькие впадинки на щеках, которые казались глубже, если свет падал с определенной стороны. – Надеюсь, я понятно выражаюсь?
– Подойдите-ка сюда. – Она увлекла меня вправо, положила одну руку на выложенный плиткой каменный барьер, другой покааала через улицу. – Видите вон то дерево?
– Без ветки?
– Да. Одним мартовским днем на его верхушке скакала белка. Мне в ту пору было девять лет. Отец подарил моему брату на день рождения ружье. Я его стащила, зарядила и долго стояла на этом самом месте, дожидаясь, пока белка перестанет скакать. И тут я выстрелила в нее. Белка свалилась вниз. Падая, она дважды зацепилась за ветви. Я позвала Уи, своего брата, и показала ему белку, которая лежала на земле. Он… Но остальное уже неважно. С теми, в кого я могу влюбиться, я начинаю с рассказа о моем самом дурном поступке. Вы, во всяком случае, заставили меня вспомнить о нем, сказав, что смотрите на белку. Теперь вы знаете обо мне самое худшее, если только не считать моим самым дурным поступком мое стихотворение «Реквием грызуну». Оно было напечатано в нашей школьной газете.
– Ну, это куда страшней. Назвать белку пренебрежительным словом «грызун», хотя она и есть грызун.
– Я и сама так думала. Когда-нибудь я это проанализирую и пойму. – Она махнула рукой, отодвигая от себя это «когда- нибудь». – Откуда вам пришла в голову мысль стать секретарем?
– Из сна. Несколько лет назад мне приснилось, будто я служу секретарем у одного богатого пирата. Однажды его красавица дочь стояла на краю утеса и стреляла в гофера 2* , который бегал по прерии. Она его подстрелила и так расстроилась, что прыгнула с утеса вниз. Я стоял внизу и подхватил ее, так что все кончилось романтически. Вот я и стал секретарем.
Она подняла брови и широко распахнула глаза.
– Не могу себе представить, как это дочь пирата вдруг очутилась на вершине утеса в прерии. Вам, должно быть, почудилось.
Ни один мужчина не в состоянии прервать такой бессмысленный разговор, как этот. Слава богу, у нее хватило приличия завести другой. Склонив головку набок, она призналась:
– Вы знаете, мне как-то не по себе. Где-то я вас видела, только не помню где, а я всегда запоминаю людей. Где это могло быть? Не помните, а?
Я знал, что это могло быть все там же. Мои фото не так часто появлялись в газетах, как фото президента Египта или даже Ниро Вульфа, однако они были. Я улыбнулся и покачал головой.
– Я бы не забыл такой встречи. Так что напрашивается единственное объяснение: я вам приснился.
Она рассмеялась.
– Ол райт, теперь мы с вами в расчете. А все-таки жаль, что я забыла. Разумеется, я могла встретить вас в ресторане или в театре, но, если это так и я после этого вас запомнила, вы распухнете от самомнения. Впрочем, здесь из вас быстро выпустят воздух. Хоть он мне и папочка, но работать на него, мне кажется, несладко. Не понимаю… А, Роджер, привет. Ты знаком с Аланом Грином? Папин новый секретарь. Роджер Фут.
Я обернулся. Брат Треллы был так же мало на нее похож, как Уимен Джарелл на своего отца. Это был высокий, широкоплечий и мускулистый мужчина со скуластой физиономией. Я понял, что этот верзила вполне может раздавить мне ладонь, и поспешил изо всей силы сжать руку. Получилась ничья.
– Сильный мужчина, – отметил Роджер. – Поздравляю. Небось эта шустрая девчонка уже успела выгнуть перед вами шею. Десять к одному, что она рассказала вам о своей белке.
– Роджер увлекается скачками, – пояснила Лоис. – Он чуть не попал на дерби в Кентукки. Когда-то у него была собственная лошадь, но она вывихнула ногу.
– Не из-за того, мой ангел. Я бы все равно мог туда поехать, только бы, наверное, никогда оттуда не вернулся. Ведь твой папаша запретил Вестерн Юнион принимать от меня телеграммы с униженными просьбами. Не говоря уже о телефонных звонках такого же рода. Вы считаете, что можете тут удержаться? – спросил он у меня.
– Не знаю, мистер Фут. Я в этом доме всего два часа. Что, здесь на самом деле тяжко живется?
– Еще как. Даже если вы и не такой попрошайка, как я. – Он вдруг уставился на свою пустую руку. – Должно быть, я забыл свой стакан в доме. Вы не страдаете от жажды?
– Я страдаю, – заявила Лоис. – А вы, мистер Грин? Алан? Мы обращаемся с секретарями запросто. Пошли.
Я вошел вслед за ними в зал отдыха и огляделся. Уимен, сын, и Нора Кент, стенографистка, стояли рядышком у незажженного камина и, судя по их виду, беседовали о деле. Неподалеку от них в огромном мягком кресле развалилась Трелла. Она взирала снизу вверх на мужчину, который пристроился на ручке кресла.
– Вы знакомы с моей мачехой, да? – спросила у меня Лоис.
Я сказал, что с мачехой знаком, но мужчину не знаю, и она пояснила, что это Корей Брайэм, хотела добавить что-то еще, но передумала. Я удивился, что он здесь, ведь у меня записано, что он помешал сделке. Правда, гостей приглашала Трелла. А может, это была идея самого Джарелла, который был уверен, что заполучит меня в свой дом, вот и решил сразу же свести с этим человеком. Издали я не углядел в нем ничего примечательного. Он казался типичным светским фатом в годах с миллионом долларов в кармане. Такой может сунуть две десятки метрдотелю и будет торговаться с таксистом из-за нескольких центов. Я внимательно разглядывал его, подшивая свои наблюдения к неоконченному делу, когда он поднял голову и посмотрел на дверь. Я повернулся в ту же сторону.
В комнату вошла змея.
1* Ситин Бул – индейский вождь племени сиу, участвовал в сражении против генерала Кастера. (Примеч. пер.)
2* Гофер – американская сумчатая крыса.
Разумеется, она могла задумать так специально: подождать, пока соберутся все, и только потом сделать выход. Но могло оказаться, что она не любит сборищ, даже семейных, поэтому откладывала свое появление до последней минуты, потом же, собравшись с силами, решила войти как можно незаметней. Я приберег свое мнение, поскольку у меня не было предрассудков, вернее, было два предрассудка, которые друг друга уравновешивали. «Змеиная» теория была привлекательна тем, что, если она подтвердится, мы получаем солидный гонорар. С другой стороны, мне не нравился наш клиент и я бы не возражал увидеть его с носом. Поэтому я был далек от каких бы то ни было выводов, когда следил, как она приближается к камину, возле которого ее муж беседовал с Норой Кент. В ее походке не было ничего от рептилии. Скорее можно было сказать, что эта хрупкая, невысокого роста женщина с небольшим овальным лицом скользит по полу, но уж никак не ползет. Муж поцеловал ее в щеку и направился к бару, очевидно, чтобы принести ей выпить.
Трелла окликнула меня по имени, давая тем самым понять, что она с секретарем запросто. Я подошел к ней и был представлен Корею Брайэму. Она похлопала по свободной ручке кресла, веля мне туда сесть; я послушался, решив, что тут безопаснее, чем в студии, Брайэм же встал и отошел. Она напомнила, что я не ответил на ее вопрос относительно бараньей ноги. Возможно, она просто беспокоилась, довольны ли служащие ее мужа питанием, но ее голос звучал так вкрадчиво…
Оказывая подобающие ей по рангу хозяйки дома и жены моего босса знаки внимания, я искоса наблюдал один феномен. Когда Уимен подошел с бокалом в руке к Сьюзен, возле нее уже стоял Роджер Фут. Туда же направлялся Корей Брайэм, а через пару минут возле нее был и Герман Дитц. Итак, четверо из шести мужчин оказались возле Сьюзен, но она, как мне казалось, ни пальцем не повела, ни глазом не моргнула, чтобы собрать их возле себя. Джарелл продолжал стоять у стойки с рыжеволосой женой Дитца. Лоис с Норой Кент вышли на балкон.
Трелла перехватила мой взгляд.
– Чтобы оценить ее, нужно подойти поближе, – сказала она. – На расстоянии она не смотрится.
– Она? Кто она?
Трелла похлопала меня по руке.
– Ну, ну. Я не возражаю. Я к этому привыкла. Она ведь жена моего пасынка. Подите и присоединитесь к беседе.
– Кажется, там и без меня достаточно. К тому же мы незнакомы.
– Незнакомы? Это никуда не годится. – Она обернулась и пропела: – Сьюзен! Поди-ка сюда!
Та немедленно повиновалась. Кольцо раздвинулось, чтобы дать ей дорогу.
– Да, Трелла?
– Я хочу представить тебе мистера Грина Алана, который занял место Джима. Он уже знаком со всеми, кроме тебя, и это, по-моему, несправедливо.
Я пожал протянутую руку, теплую и крепкую, которая оставалась в моей не более пятой доли секунды. В самом деле, издалека ее лицо казалось непримечательным. Даже вблизи ни одна из ее черт в отдельности не останавливала на себе внимания – воспринималось это небольшое овальное лицо в целом.
– Добро пожаловать в наш замок, мистер Грин, – сказала она. Это было произнесено едва слышно, и могло сложиться впечатление, что она либо робка и застенчива, либо подозрительна и неискренна, – все зависело от вашего отношения к ней. У меня не было к Сьюзен никаких чувств, да я и не собирался проникаться ими, пока у меня не будет на то хороших оснований. Могу только сказать, что она не шипела, как кобра, и не гремела, как гремучка. Она бросила взгляд на Треллу, не зная, то ли ей можно идти, то ли следует остаться и продолжить беседу. Наконец, пробормотав что-то вежливое, она удалилась.
– Я думаю, это у нее в натуре или же в крови, – сказала Трелла. – По крайней мере, со стороны ничего не заметно. Какой-то особый вид гипнотизма, но, похоже, она может им управлять. Вы ничего не почувствовали?
– Я секретарь, миссис Джарелл, а секретарям не положено чувствовать.
– Как бы не так. Джим Ибер чувствовал. Разумеется, вы еще так мало ее знаете, но, может, у вас иммунитет…
Трелла рассказывала мне про книгу о гипнозе, когда вошел Стек и объявил, что обед подан.
Нас было неравное количество – пять женщин и шесть мужчин, поэтому меня посадили между Лоис и Роджером Футом. Кое-что мне показалось не совсем обычным. Например, стенографистка не только ела за одним столом со всеми, но даже сидела рядом с Джареллом. Экономка, миссис Лэтем, помогала прислуживать. Я считал раньше, что экономка выше этого. Роджер Фут, который уже успел изрядно залиться спиртным, ел жадно, точно попрошайка. Разговоры велись разношерстные, в основном между соседями. Баранья нога была приготовлена первоклассно, разумеется, хуже, чем ее делает Фриц для Ниро Вульфа, но все-таки здорово. Я заметил, что Трелла нет- нет да и посматривала в мою сторону. Салат мне показался мокрым. Я не большой знаток в ш, однако сомневаюсь, чтобы поданное вино заслужило той похвалы, которой его удостоил Герман Дитц.
Когда мы проходили под мавританской аркой, вернее под аркой, в которой было что-то мавританское, направляясь в зал отдыха пить кофе, Трелла спросила, играю ли я в бридж.
– Только не сегодня, – сказал Джарелл, услыхавший ее вопрос. – Он мне нужен. Тебе уже хватает партнеров.
– Тогда оставь Нору. Ты ведь знаешь, что Сьюзен не играет.
– Нора мне не нужна. Можешь взять ее себе.
К концу кофе собрались партнеры, и Стек сдвинул столы. Я следил за Сьюзен, скроется ли она в свою нору, но она явно не собиралась этого делать. Когда мы с Джареллом уходили, она была на балконе.
Он повел меня через приемную, устланную персидским ковром, размером в два раза больше моей комнаты. Мы дважды сворачивали за угол, прежде чем подошли к двери в библиотеку. Достав из кармана связку ключей, он отцепил один, повернул им в замке и распахнул дверь. Нас озарило вспышкой света, такой неожиданной и яркой, что я зажмурился.
Джарелл рассмеялся.
– Моя выдумка. Видите эти часы? – Он указал на потолок над дверью. – Как только сюда кто-то входит, его тотчас снимают на пленку, а часы засекают время. Но это не все. Сигнал поступает по внутренней системе в «Агентство охраны Хорланда», всего в трех кварталах отсюда. Их человек сразу же увидел, как мы вошли. На моем столе установлен выключатель, и, входя сюда, мы сразу же отключаем систему, Нора или я. То же самое я сделал у входа в квартиру. Кстати, я дам вам ключи. С такой системой от них все равно никакого толку. Я даже думаю, что Джим Ибер мог сделать себе дубликаты. Черт с ним. Ну, что скажете?
– Очень ловко. Дорого, но ловко. Кстати, если кто-то у «Хорланда» видел, как я входил сюда, он мог меня узнать. Это имеет значение?
– Не думаю. – Он включил свет и прошел к своему столу. – Я им позвоню Черт возьми, мне следовало войти первым и отключить систему. Садитесь. Хотите сигару?
Как раз сигара, которую он раскурил, призвала меня к осмотрительности. Мне не нравился душок от сигары Джарелла, и я по мере возможности старался его не вдыхать. Это был плохой признак. Если вам становится противен запах «портанагос» только из-за того, что их курит ваш клиент, берегитесь, как бы у вас не создалось о нем предвзятого мнения – это неэтично.
Он откинулся на спинку, выпустил изо рта облако дыма и поинтересовался:
– Ну, каковы ваши впечатления?
Я принял задумчивый вид.
– Их немного. С ней я сказал всего несколько слов. Что касается вашего указания заставлять других говорить о ней, то у меня не было для этого возможностей и не будет, пока они играют в карты. Мне кажется, хорошо бы взяться за Корея Брайэма.
Он кивнул.
– Вы заметили, что произошло перед обедом?
– Разумеется. А также следует взяться за Фута с Дитцем, не говоря уже о вашем сыне. Ваша жена считает, что она их гипнотизирует.
– Вы не можете знать того, что считает моя жена. Ее слова отнюдь не совпадают с ее мыслями Значит вы беседовали о ней с моей женой?
– Мимоходом. Не знаю, представится ли мне возможность поговорить о ней подробно с кем-нибудь из ваших домашних. Как ваш секретарь я должен буду целыми днями сидеть здесь с вами и мисс Кент, а они тем временем будут играть в бридж.
– Верно подмечено. – Он стряхнул пепел с сигары в пепельницу. – Завтра вам не придется здесь сидеть. Утром я улетаю в Толедо, когда вернусь – не знаю. Без меня моему секретарю практически нечего делать. Нора в курсе всех моих дел, и я предупрежу ее, чтобы она вас не трогала до моего возвращения. Я уже говорил вам, что все эти подлецы, включая и мою дочь, знают о моей невестке то, чего не знаю я. И Нора тоже. – Он сверлил меня взглядом. – Все зависит от вас. Даже моя жена может сообщить вам что-нибудь полезное. Вы танцуете?
– Да.
– Лоис любит потанцевать, но она разборчива в партнерах. Поведите ее сегодня вечером куда-нибудь. Роджер еще не клянчил у вас взаймы?
– Нет. Мне не довелось быть с ним наедине.
– Для него это не обязательно. Когда попросит, дайте ему полста или сотню. Пусть у него создастся впечатление, что вы со мной на дружеской ноге. Купите моей жене цветы, только недорогие, а то она поймет, что вам за это платят. Трелла любит, когда мужчины ей что-то дарят. Можете пригласить ее на ленч к «Рустерману», только не забудьте выложить крупные чаевые. Когда мужчина выкладывает крупные чаевые, она воспринимает это на свой счет.
Мне захотелось отодвинуться, чтобы быть подальше от дыма его сигары, но я запретил себе это делать.
– В личном плане у меня нет возражений против такой программы, – сказал я, – но в профессиональном есть. Слишком уж она насыщена для секретаря. Они ведь не полоумки.
– Чихал я на них. Пусть думают что им заблагорассудится. Ведь дом-то мой, и деньги мои, так что им придется проглотить все что угодно. Вот только моя невестка… Она вертит моим сычом как хочет, отдаляет его от меня, суется в мои дела. У меня есть к вам предложение. В тот день, когда она вылетит отсюда одна, без моего сына, вы получите десять тысяч долларов наличными, это сверх гонорара Ниро Вульфу. В тот день, когда состоится развод, вы получите пятьдесят тысяч долларов. Лично вы. И это помимо тех расходов, в которые вам это обойдется, помимо и сверх гонорара Вульфу и всех его расходов.
– Заманчивое предложение, – отметил я. – Только есть во всем этом одно «но». Я работаю на Ниро Вульфа. И платит мне он.
– Вы и будете продолжать на него работать. Я лишь хочу, чтобы вы сделали то, ради чего я его нанял. Он свой гонорар получит.
Мой интеллект был оскорблен. Ему не следовало выражаться так откровенно. Мне захотелось расправить плечи, задрать подбородок и сказать ему, чтобы забирал свое золото и убирался ко всем чертям. Это был бы самый простой выход, но кое-что мешало мне это сделать. Во-первых, вполне возможно, она и в самом деле змея и никаких обвинений фабриковать не потребуется. Во-вторых, если она не змея и он задумал ее оклеветать, ей следует об этом знать, в-третьих, он все еще считался клиентом Вульфа. К тому же в сейфе у Вульфа лежит его аванс в десять тысяч долларов, и не мне ими распоряжаться. Но коль уж мы их берем, я должен сполна удовлетворить свое любопытство.
Я притворился, будто мне неловко.
– По-моему, мне следует доложить о вашем предложении мистеру Вульфу. Чтобы обезопасить себя.
– От чего?
– Ну… к примеру, от того, что вы проговоритесь во сне.
Он расхохотался.
– Вы мне нравитесь, Гудвин. Я знал, что мы поладим. Вы свое дело знаете, а я знаю свое. Сколько вам требуется на расходы? Пять тысяч? Десять?
– Ничего не требуется. Подсчитаем после. Итак, мистер Джарелл, ваше предложение я не принимаю. Если бы даже я был склонен его принять, то сказал бы вам об этом в таком месте, где наверняка не прослушивается. Не исключено, что нас могли слышать у «Хорланда».
– А вы осторожны.
– Просто я не хочу, чтобы мне намылили шею. Итак, хотите, чтобы я действовал согласно вашей программе?
– Разумеется. Мне кажется, Гудвин, мы друг друга поймем. И не забывайте о следующем: я не задумываясь отвалю миллион долларов наличными, только бы навсегда избавиться от этой женщины, даже посчитаю это выгодной сделкой. Но это вовсе не значит, что меня можно обвести вокруг пальца. Я плачу только за то, что у меня есть. Если вы вступаете с кем-то в соглашение, я должен быть поставлен в известность: с кем, с какой целью и сколько это стоит.
– Вас поставят об этом в известность. Какие-нибудь еще предложения?
Их больше не было, по крайней мере существенных. Даже после недвусмысленного предложения сфабриковать обвинение он все еще считал или же притворялся, будто считает, что я могу кое-что узнать, обрабатывая его домочадцев. Я удивился, что он больше не коснулся моего замечания о том, что мне придется доложить Вульфу о нашем разговоре. Определенно он считал мое согласие работать на двух хозяев само собой разумеющимся, если мне при этом хорошо платят. Он был убежден, что мы друг друга поняли, но я в этом убежден не был. Я ни в чем не был убежден. Прежде чем отпустить меня, Джарелл вручил мне два ключа: один – от входной двери, другой – от библиотеки.
Я прошел в передний вестибюль, спустился вниз, кивнул привратнику в холле и зашагал в сторону Мэдисона. Отыскав телефонную будку, набрал нужный номер.
– Резиденция Ниро Вульфа. У телефона Орвил Кэтер, – раздалось в моем ухе.
Я оторопел. Понадобилась целая секунда, чтобы я мог прийти в себя.
– Это из городского морга, – загнусавил я. – К нам поступил труп молодого человека с классическим греческим профилем. Он прыгнул с Бруклинского моста. Согласно документам, обнаруженным в его бумажнике, его фамилия Арчи Гудвин и он проживает…
– Швырните его назад в реку, – распорядился Орри. – Какой прок от мертвого? От живого-то особо не было.
– Ладно же, – сказал я, уже не в нос. – По крайней мере теперь я все про тебя знаю. Могу я удостоиться чести поговорить с мистером Вульфом?
– Сейчас узнаем. Он читает книгу. Подожди у телефона.
Через минуту в трубке буркнуло: «Да».
– Я вышел пройтись и говорю из телефонной будки. Докладываю: кровать удобная, питание сносное. Я перезнакомился со всем семейством и симпатии к нему не испытываю, за исключением дочери Лоис. Она как-то застрелила белку и написала об этом стихотворение. Рад, что вы прибегли к услугам Орри. Можете с сегодняшнего дня приостановить мне выплату жалованья. Джарелл посулил шестьдесят тысяч, помимо расходов, лично мне, если я соберу улики против его невестки и выдворю ее из дома. Мне кажется, вся идея состоит в том, что эги улики должны быть сфабрикованы, однако это слово не произносилось. На это у меня уйдет двенадцать недель, получается по пять тысяч в неделю, так что жалованье мне ни к чему. А потом скорей всего женюсь на Лоис. Между прочим, вы тоже получите свое вознаграждение.
– И сколько во всем этом трепа?
– Только не факты. Факты все верные. Их я и докладываю.
– Либо он дурачок, либо мошенник, а может, и то и другое.
– Может, но вовсе не обязательно. Он сказал, что отвалит миллион, лишь бы от нее избавиться. Похоже, что у него это идея фикс. Позволю себе усомниться в данной ему вами характеристике, поскольку он ваш клиент.
– И твой тоже.
– Нет, сэр. Я его предложения не принял. Даже отказался от аванса на расходы. Повернул его от ворот, правда, в весьма неопределенной манере. Он считает, что я осторожничаю. Очевидно, он думает, что я поставлю садок, в который она попадется живьем, я же оставляю за собой право думать иначе. Я думаю, что она уже это ожидает. Дело в том, что мужчин она притягивает без каких-либо видимых усилий с ее стороны, и это настораживает. Может, она и не змея, а ангел, но ангелы могут оказаться опасней змей, что обычно и бывает. Одно из двух: либо я действую под нее, либо вы возвращаете десять тысяч и умываете руки. Ну так как?
– Мистер Джарелл считает меня ослом.
– А меня дегенератом. Наша гордость уязвлена. Так или иначе, он должен за это заплатить. Я буду держать вас в курсе всех событий, если таковые будут иметь место.
– Очень хорошо.
– Пожалуйста, напомните Орри, что нижний ящик моего стола принадлежит мне лично и там нет ничего такого, что могло бы ему потребоваться.
Он пообещал, что напомнит, и, прежде чем повесить трубку, даже пожелал м«не спокойной ночи. Я купил в киоске художественную открытку с маркой и надписал на ней Фрицу: «Прекрасно провожу время. Жаль, нет со мной тебя. Арчи». Сунул открытку в почтовый ящик и вернулся в казармы. Стек, встретивший меня в прихожей, сообщил, что Джарелл все еще в библиотеке.
Я прошел в студию, из которой доносились голоса. Переступив порог, очутился в полумраке. Свет падал лишь из коридора и от телеэкрана, на котором я увидел конферансье и всю ораву программы «Выше ноги». Их голоса я и слышал из коридора. Приглядевшись, различил в кресле смутный силуэт Сьюзен.
– Не возражаете, если я к вам присоединюсь? – спросил я.
– Нет, конечно, – едва слышно ответила она.
Я сел в кресло слева от нее.
Признаюсь, в тот вечер я не обращал никакого внимания на телеэкран, потому что чувствовал рядом Сьюзен и приготовился испытать на себе зловещее или же, наоборот, ангельское влияние, которое могло от нее исходить. Но я ничего не чувствовал. Если не считать слабого запаха духов.
Когда началась коммерческая программа, Сьюзен потянулась к креслу справа, на котором лежал пульт дистанционного управления, и звук и изображение исчезли. Стало еще темней. Белый овал лица повернулся в мою сторону.
– Что бы вы хотели посмотреть, мистер Грин?
– Мне безразлично. Мистер Джарелл меня отпустил, остальные играют в карты, я услышал, что здесь включен телевизор, вот и забрел на огонек. Что вы, то и я.
– А я просто убиваю время. В десять тридцать ничего интересного не бывает.
– Тогда оставим его в покое. Не возражаете, если я включу свет?
– Пожалуйста.
Я включил свет и вернулся на прежнее место. Теперь я отчетливо видел выражение ее лица. Мне показалось, что она силится выдавить улыбку, но это у нее плохо получается.
– Если я вам мешаю…
– Вовсе нет. – Это было сказано едва слышно и как-то не то застенчиво, не то вкрадчиво. У меня создалось впечатление, будто она что-то недосказывает, причем очень важное. – Поскольку вы здесь поселитесь, хорошо бы было познакомиться с вами поближе. Мне интересно, что вы собой представляете как человек. Наверно, вы бы могли рассказать мне кое-что о себе.
– Сомневаюсь. Мне самому интересно знать, что я собой представляю, но я до сих пор этого не выяснил.
На ее лице забрезжила слабая улыбка.
– Ага, вижу, вы остроумны. Пойдем дальше. В церковь ходите?
– Нет. А разве это обязательно?
– Не знаю, как для вас, сама же я туда нечасто хожу. Да, я заметила, что вы не ели за обедом салат. Вы не любите салат?
– Люблю.
– Ага. Ко всему прочему вы еще и чистосердечны. Вам не понравился наш салат. Я все собираюсь поговорить по поводу его приготовления с мачехой моего мужа, да никак не решусь. По-моему, я делаю успехи. Вы остроумны, чистосердечны. Кстати, мне тоже очень хочется блистать остроумием. Вы не могли бы обучить меня этому?
– Позвольте, в вашем вопросе содержатся три теоремы, требующие доказательств: первая – я остроумен, вторая – вы нет и третья – вы могли бы у меня научиться. Для меня такой вопрос слишком сложен. Не могли бы вы спросить что-нибудь полегче?
– Виновата. Я как-то сразу не сообразила… – Она бросила взгляд на свои наручные часы. – 01 Совсем забыла! – Она мгновенно очутилась на ногах и теперь смотрела на меня сверху вниз. – Я должна позвонить одному человеку. Прошу прощения, если я вам надоела, мистер Грин. В следующий раз вопросы мне будете задавать вы. – Она скользнула к двери и вышла.
Я опишу в точности все, как было. Я не осознал, что тоже вскочил со своего места, до тех пор, пока не очутился на полпути к двери. Тут я остановился и поклялся себе, что не сойти мне с этого места, если она не потащила меня за собой на цепочке. Обернувшись на кресло, в котором сидел, я понял, что прошел добрых десять футов, прежде чем осознал, что делаю.
Я остановился на пороге и задумался. В эту комнату я вошел с намерением хоть что-то о ней узнать, а кончилось тем, что автоматически вскочил с места и бросился за ней, словно какая-то болонка. Но самое страшное заключается в том, что я не могу объяснить, почему это сделал. Не скрою, я с удовольствием поддаюсь женским чарам и наслаждаюсь всем тем, что за сим следует, но я должен знать, что со мной происходит.
Мне вдруг захотелось пойти в библиотеку и сказать Джареллу, что он абсолютно прав и что она на самом деле змея. Еще сильней хотелось отыскать ее и сказать… Не знаю что. А еще меня прямо-таки подмывало собрать свои манатки, смотаться домой и сказать Вульфу, что мы выслеживаем ведьму и нам потребуется лишь кол, к которому ее нужно привязать и сжечь. Но я попросту отыскал лестницу и отправился спать.
За сорок восемь часов моего пребывания в доме случилось много событий, а я все топтался там же, откуда начал.
Во вторник я пригласил Треллу на ленч к «Рустерману». Предприятие, надо сказать, немного рискованное, поскольку там меня хорошо знают, но я предупредил по телефону Феликса, что расследую одно дело под вымышленной фамилией, и попросил его передать всем остальным, что они меня не знают. Однако как только мы появились в ресторане, я пожалел о том, что пригласил ее именно сюда. Естественно, все, начиная от швейцара и кончая самим Феликсом, знали к тому же и миссис Джарелл, поэтому я не могу вменить им в вину их любопытство. Тем не менее все прошло очень хорошо за исключением того момента, когда Бруно принес мне счет и положил рядом карандаш. Официант кладет карандаш лишь в том случае, если он уверен, что кредит в порядке. Я умышленно оставил этот факт без внимания, надеясь, что Трелла ничего не заметила, и, когда Бруно принес сдачу с двадцати долларов, я жестом дал ему понять, что он может оставить ее себе.
Во время ленча она сказала одну вещь, которую, как мне кажется, стоило приобщить к делу. Я заметил, что мне, очевидно, следует извиниться за свой опрометчивый вывод, касающийся наблюдения, будто Джарелл недолюбливает свою невестку, на что она ответила: извиняйтесь сколько угодно, но только не потому, что он опрометчив, а потому, что он ошибочен. Трелла пояснила, что ее муж не недолюбливает Сьюзен, а испытывает к ней слишком жаркие чувства.
– Ладно, – сказал я, – в таком случае приношу извинения за то, что перепутал. Но что это за чувства?
– Ради бога, перестаньте разыгрывать из себя невинность! Вы только вчера стали его секретарем, а уже провели все утро на балконе с Лоис и пригласили меня к «Рустерману». Ничего себе секретарь.
Но ведь его нет. Мне же велено убивать время.
– Когда он вернется, обо всех делах ему доложит Нора, о чем вам прекрасно известно. Я не дурочка, Алан, в самом деле не дурочка. Я была бы очень сообразительной, если бы не моя жуткая лень. Возможно, вы осведомлены о делах моего мужа больше, чем я. Ладно. Так вот, представьте себе, она его высекла.
– Что касается невинности, то я как секретарь обязан ее разыгрывать. Что же касается моей осведомленности относительно дел вашего мужа, то я и не знал, что Сьюзен его высекла. Вы присутствовали при этом?
– При этом никто не присутствовал. Только не подумайте, будто она его обыкновенно высекла – она этого делать не станет. Не знаю, как уж она это сделала, быть может, одним взглядом. Она может либо испепелить этим взглядом, либо обнадежить. А я и не подозревала, что женщина может испепелить его взглядом, я думала, для этого нужна раскаленная кочерга. Правда, это до того, как я узнала Сьюзен. Она уже околдовала вас?
– Нет. – Я и сам не знал, лгу или говорю правду. – Я не уверен, что правильно вас понял. Если же мне надлежит понимать все в буквальном смысле, в таком случае я достаточно невинен для того, чтобы быть шокированным. Сьюзен ведь жена его сына.
– Да. Ну и что?
– Но ведь он не придурок.
Она похлопала меня по руке.
– Должно быть, я ошиблась на ваш счет. Единственное ваше желание – прикидываться простачком. Конечно же, он придурок. Это известно каждому. Ну, коль уж я сделала выход, пойду пройдусь по магазинам. Не желаете составить мне компанию?
Я поблагодарил ее за честь, но тем не менее отклонил это предложение.
Стек сказал, что миссис Уимен Джарелл дома нет, мисс Джарелл тоже. Он передал мне, что мистер Фут просил ему доложить, когда я вернусь, на что я ответил: хорошо, доложите.
Решив, что мне подобает хотя бы появиться на своем рабочем месте, я повесил шляпу и плащ в стенной шкаф и направился в библиотеку. Нора Кент сидела за столом Джарелла и разговаривала по красному телефону; я приблизился ленивой походкой к стенным шкафчикам и открыл один наугад. «Бумажное производство в Бразилии», – прочитал я на верхней папке, вынул ее и начал листать.
– Вы что-нибудь ищете, мистер Грин? – раздался за моей спиной голос Норы.
Я обернулся.
– Да нет. Просто мне хочется сделать что-нибудь полезное. Если секретарю необходимо ознакомиться со всеми этими бумагами, то у меня уйдет на это, по-видимому, года два-три, не меньше.
– О нет, вовсе это не так уж и долго. Как только вернется мистер Джарелл, мы сразу же подключим вас к работе.
– Вежливый ответ. Ценю. Могли бы просто сказать: не суй нос куда не следует. – Я положил папку на место и закрыл шкафчик. – Могу быть чем-нибудь полезен? Одним словом, вам не требуется вынести мусорную корзину или сменить промокательную бумагу на пресс-папье?
– Нет, благодарю вас. Кстати, раз мистер Джарелл дал вам ключи, я не вправе запрещать вам совать нос куда не следует.
В ее манере поведения было что-то настораживающее. Дело не в том, что стенографистке не подобает говорить с секретарем в такой манере (уж кто-кто, а я понял, что называть ее стенографисткой то же самое, что Вульфа сыщиком). Не могу объяснить вам толком, что именно, поскольку не знаю сам. Я надеялся, что это прояснит наш дальнейший разговор, но тут зазвонил телефон.
Нора сняла трубку черного аппарата и через секунду передала ее мне.
– Это вас. Мистер Фут.
– Хэлло, Роджер. – Попрошаек я называю только по имени. – Алан у телефона.
– Вы очень плохой секретарь. Где вы болтались целый день?
– Вокруг да около. Но сейчас я на месте.
– Это я знаю. По-моему, вы играете в кункен. Не хотите ли разбогатеть? Старикан в отсутствии, так что вы там не требуетесь.
– С удовольствием. Где?
– В моей комнате. Я буду ждать вас.
Комната Фута оказалась побольше моей и целиком выражала натуру своего хозяина. Кресла были обиты зеленой кожей, к стенам приклеены десятки фотографий лошадей, в основном цветные.
– Нет такой лошади, которая бы не поживилась из моего кармана, – сказал Роджер. – Мускулистые. Красавцы. Красавицы. Я продираю утром глаза, а они здесь, передо мной. Стоит ради такого просыпаться.
Я думал, мы будем играть центов по двадцать за очко или даже больше и если он выиграет – я ему заплачу, если выиграю я – он останется мне должен. Однако мы играли как приятели: по центу за очко. Фут был первоклассным игроком, мог говорить о чем угодно, а сам помнил каждый снос и прикуп. Я выиграл всего 92 цента, и то только потому, что мне страшно везло.
Воспользовавшись каким-то его анекдотом, я бросил как бы мимоходом:
– Это напомнило мне одно замечание, услышанное сегодня. Кстати, что вы думаете о человеке, который пристает к жене собственного сына?
Он в это время раздавал карты. Его руки на секунду застыли в воздухе.
– Кому принадлежит это замечание?
– Этого я вам не скажу. Дело в том, что беседа была конфиденциальной.
– Имена назывались?
– Разумеется.
– Вас зовут Альфред?
– Алан.
– Я забываю имена людей, только не лошадей. Вот что я скажу вам, Алан. Что касается отношений моего зятя к деньгам и брату своей жены, то на этот счет я могу вам дать любые сведения. Во всем остальном я не авторитетен. Не горюю, если кто-то имеет против него зуб. Оплакивать не стану. Поехали.
Из этого высказывания я вряд ли что для себя извлек. В шесть я сказал, что мне нужно искупаться и переодеться перед свиданием с Лоис. Он быстро и точно подсчитал мой выигрыш и протянул мне листок для проверки.
– В настоящий момент я не располагаю девяносто двумя центами, – сказал он, – но они могут превратиться в девяносто два доллара. В четверг Пух Персика выигрывает в пятом забеге восемь к одному. Из шестидесяти долларов сорок могу поставить на него. На руки получу триста двадцать, из них половина ваши. Плюс девяноста два цента.
Я сказал, что это звучит очень заманчиво и что я дам ему ответ завтра. Я знал: получив деньги, он тут же исчезнет, а я этого не хотел.
Утром на балконе я предложил Лоис пообедать вместе и потанцевать. Я тогда назвал «Фламинго», но, судя по тому, что произошло днем у «Рустермана», туда идти не следовало. Поэтому я спросил у Лоис, не возражает ли она, если мы двинем в «Колонн» в Виллэдже.
Джарелл предупредил меня, что Лоис разборчива в партнерах, и, надо сказать, она имела на это полное право. Она чувствовала ритм всем телом и была послушна своему партнеру во всем. Для того чтобы не ударить перед ней лицом в грязь» я полностью отключился и думал лишь о своих руках и ногах, так что, когда наступила полночь, а вместе с нею подошло время выпить шампанского, я не продвинулся ни на шаг в том, что задумал.
Подняв бокал с шампанским, Лоис провозгласила:
– За жизнь и смерть. – И залпом его осушила. Поставив бокал на столик, добавила: – Если бы смерть порой спала.
– Присоединяюсь к вашему тосту, – сказал я, поставив свой пустой бокал рядом с ее. – Если только правильно вас понял. Что означает эта фраза?
– Сама не знаю, хотя и сама ее сочинила. Это из моего стихотворения. Вот последние пять строчек:
Иль грызун бы высоко скакал,
Свободный и быстрый, с ветки на ветку;
Иль девчонка бы горьких рыданий обрушила шквал,
Проклиная безносую нашу соседку.
О, если бы смерть спала!
– Мне нравится, как это звучит, – сказал я, – но мне кажется, я не уловил смысла.
– Я его тоже не улавливаю, вот потому и решила, что это настоящая поэзия. Сьюзен же говорит, что ей все понятно, а может, она притворяется. На ее взгляд, здесь только одно неверно: вместо «горькие рыдания», она говорит, должны быть «сладкие рыдания». Мне это не нравится. А вам?
– «Горькие» мне нравится больше. Сьюзен любит стихи?
.- Не знаю. Ее я понимаю так же мало, как и это стихотворение. Правда, она моя золовка, ее спальня больше, чем моя, к тому же я обожаю своего брата, когда мы с ним не в ссоре, так что я, быть может, просто придираюсь к ней. В общем, я должна все это еще проанализировать.
– Стоит, – кивнул я. – Вчера вечером вокруг нее собрались все мужчины, кроме вашего отца. Наверно, он ее просто не заметил.
– Уж кто-кто, а он ее заметил. Вы знаете, кто такой сатир?
– Более-менее представляю.
– Загляните в словарь. Я не могу сказать, что мой отец сатир, потому что у него уйма времени уходит на процесс дальнейшего обогащения. По-моему, он просто кот…
В среду утром, проходя мимо студии, я обнаружил, что мои часы показывают 11.56, так что у меня была возможность послушать двенадцатичасовую сводку новостей. Я открыл дверь и, переступив порог, замер на месте. В студии кто-то был. Я увидел в кресле Сьюзен, напротив нее стоял незнакомый мужчина в темно-сером костюме.
– Прошу прощения. Я просто прогуливаюсь, – поспешил сказать я и собрался ретироваться, но меня остановил голос Сьюзен.
– Останьтесь, мистер Грин. Это Джим Ибер. Джим, это Алан Грин. Я вам о нем рассказывала.
Мой предшественник был все еще поглощен своими мыслями, но тем не менее протянул мне руку. Я обнаружил, что у него дряблая мускулатура.
– Я зашел повидать мистера Джарелла, а его не оказалось, – заговорил он будто через силу. – Так, по поводу одного пустячка. Как вам работа?
– Я был бы в восторге, если бы и впредь все шло так, как в эти первые два дня. Не знаю, что будет, когда вернется мистер Джарелл. Может, вы меня немного просветите на этот счет?
– Просветить? – Могло создаться впечатление, что он впервые слышит это слово.
– Ладно, как-нибудь в другой раз, – сдался я. – Прошу прощения, что прервал вашу беседу.
– Я как раз собирался уходить, – заявил Джим Ибер и, высоко задрав подбородок, прошагал мимо меня к двери.
– О, господи, – вырвалось у Сьюзен.
– Быть может, я могу быть чем-нибудь полезен?
– Нет, благодарю вас. – Она покачала головой и встала. – Вы не возражаете, если я… Мне требуется кое-что обдумать.
Уходя, Ибер закрыл за собой дверь, и я поспешил открыть ее перед Сьюзен. Она направилась в сторону задней лестницы, завернула за угол, и я услышал, как загудел лифт.
Следующее заслуживающее внимания событие произошло в ту же среду шесть часов спустя, и, хотя не продвинуло меня ни на шаг вперед, оно придало всей ситуации совершенно иную окраску. Но прежде чем рассказать о нем, я должен упомянуть о своей короткой беседе с Уименом, когда я листал в зале отдыха журнал.
– Непохоже, чтобы вы переутомлялись, не так ли? – заметил он, входя.
Это можно произнести по-разному, начиная от издевки и кончая дружеской шуткой. В его устах это прозвучало как нечто среднее. Конечно, я мог ответить: «Вы ведь тоже не надрываетесь», но не стал этого делать. Он был слишком худ и слишком жалок, чтобы быть хорошей мишенью для насмешек. Я знал, что Уимен продюсер двух бродвейских шоу, одно из которых прекратило свое существование через три дня после премьеры, другое же продержалось почти месяц. К тому же его отец сказал мне, что, несмотря на то что Уимен отравлен змеиным ядом, он все еще не потерял надежду обучить его искусству делать деньги.
Поэтому я перевел все в шутку.
– Нет.
Складка на его переносице стала еще глубже.
– А вы не больно разговорчивы.
– Вот тут вы ошибаетесь. Стоит мне только начать, и я вас заговорю. Ну, поехали. Час назад я зашел в студию послушать сводку новостей, там был какой-то мужчина, который разговаривал о чем-то с вашей женой, и она мне его представила. Оказалось, это Джим Ибер. Меня вот что интересует: уж не хочет ли он получить свое место назад, если да, то удастся ему это или нет? Я ушел с хорошего места, так что мне не хотелось бы ставить под угрозу свое будущее. Я не стал спрашивать об этом у вашей жены, но я был бы вам очень признателен, если бы вы сами у нее об этом спросили и передали ответ мне.
Он поджал губы, но тут же спохватился и принял обычное выражение.
– Когда это было? Час назад?
– Именно. Чуть раньше полудня.
– И они говорили… гм… о работе?
– Не имею представления. Я не знал, что они там, открыл дверь и вошел. И тут мне пришло в голову, что он мог обронить в разговоре с вашей женой, что хочет снова на это место.
– Вполне возможно.
– Так спросите v нее?
– Спрошу. – Он повернулся и зашагал к выходу. – Сейчас подадут ленч. Вы присоединитесь к нам?
Я ответил утвердительно.
Я сидел в библиотеке с Норой, когда в пятом часу приехал Джарелл. Он влетел в комнату как вихрь, швырнул под стол портфель, бросил Норе: «Свяжите меня с Клеем» – и направился к своему столу. Меня здесь будто и не было. Я рассеянно слушал телефонный разговор и навострил оба уха лишь тогда, когда Нора, перечисляя происшедшее в отсутствие Джарелла, упомянула среди всего прочего, что утром объявился Джим Ибер.
Он поднял голову.
– Заходил? Звонил?
– Заходил. Взял какие-то бумаги, которые оставались в его столе. Сказал, что пришел специально за ними. Вот и все. Я видела эти бумаги: что-то сугубо личное. Потом разговаривал с Сьюзен в студии. Не знаю, то ли они условились о встрече заранее, то ли это вышло случайно. С ними был мистер Грин, который видел, как Джим уходил.
Определенно в этом доме все были обо всем осведомлены. То, что заходил Ибер, упоминалось за ленчем, но Норы за столом не было. Конечно, ей мог сказать об этом кто угодно, в том числе и Стек.
– Вы были с ними? – ухватился за меня Джарелл.
– Всего несколько секунд. Я хотел послушать по радио новости и зашел в студию. Ваша невестка нас представила. Вот, можно сказать, и все. Он тут же заявил, что уходит.
Джарелл хотел было что-то сказать, но, очевидно, передумал. Вопросы, которые он мог задать Арчи Гудвину, не подобало задавать Алану Грину в присутствии стенографистки. Тогда он обратился к ней:
– Что ему было нужно? Кроме бумаг!
– Ничего. Да, еще он решил, что вы дома, и хотел вас повидать. Так он, по крайней мере, сказал.
Джарелл облизнул губы и бросил на меня выразительный взгляд.
– Ладно, покажите мне почту, – велел он Норе.
Она достала из ящика почту и отдала ее Джареллу. Поболтавшись еще несколько минут в библиотеке, я поинтересовался у Джарелла, нужен ли я ему, и, получив отрицательный ответ, направился к себе.
Я не могу сказать с точностью до минуты, когда это случилось. Постараюсь припомнить как можно точней. В четверть шестого я решил принять душ и побриться. Обычно эта процедура занимает у меня полчаса. Я надевал брюки, когда распахнулась дверь и на пороге появился Джарелл с воплем: «Скорей!»
Он тут же развернулся и устремился по коридору, выкрикивая на ходу: «Скорей!» Мне показалось, что он зовет меня на какую-то неофициальную встречу, где не обязательно появляться при носках и в туфлях, поэтому я быстро запихнул рубашку в брюки и уже на ходу застегнул «молнию». Я вывернул из-за угла в тот момент, когда он коснулся ручки двери в библиотеку.
– Заперто, – сказал он.
– А почему бы и нет? Что произошло?
– Звонили от «Хорланда». Сказали: у них был сигнал, и экран показал, как открылась дверь и вошел кто-то под одеялом или пледом. Они послали сюда человека. Внутри кто-то есть.
– Тогда отоприте дверь.
– В агентстве сказали, что надо подождать их человека.
– Ерунда. Я открою. – Но я тут же сообразил, что мои ключи вместе со всем остальным содержимым моих карманов остались на туалетном столике. – Дайте ваш ключ.
Он достал свою связку и вручил ее мне. Я нашел нужный ключ и вставил его в скважину.
– Отойдите в сторону, – приказал я.
Он повиновался. Я спрятался за дверной косяк, повернул ключ, нажал на ручку и толкнул дверь своей ногой.
Ничего не произошло.
– Останьтесь здесь, – велел я Джареллу, а сам вошел в библиотеку. Никого и ничего. Я огляделся по сторонам, заглянул под стол, за шкафами, в чулан и в ванную. В это время в коридоре послышались торопливые шаги, и я увидел подкрепление – атлета средних лет в серой форме. Мы с ним не были знакомы. Он тяжело дышал и сжимал в руке револьвер.
– Вольно, – скомандовал я. – Ложная тревога. А что там насчет этого одеяла или пледа?
– Это не ложная тревога, – возразил Джарелл. – Уходя, я сам включил систему, а сейчас, когда вы открыли дверь, вспышка не сработала. Кто-то ее отключил. Так что вы там видели?
Человек от «Хорланда», к которому относился этот вопрос, молчал. Он не сводил глаз с пола у наших ног.
– Ей-богу, он самый, – пробормотал он, тыча пальцем в пол.
– Что такое? – не понял Джарелл.
– Да коврик. Он самый. Когда вспыхнул сигнал, я глянул на экран. Там появился этот коврик, а за ним какой-то человек. Вот и все. Он мелькнул в сторону, а через пару секунд экран погас. Понимаете? Кто-то вошел сюда, держа перед собой коврик, отключил систему, а выходя, положил коврик на то же самое место, откуда взял. – Голос у него был довольный, будто он решил труднейшую задачу.
Я решил, что его следует слегка одернуть.
– Откуда вы знаете, что это тот же самый коврик?
– Я запомнил рисунок. Квадратики и пересекающиеся линии.
– Но ведь может оказаться второй такой же.
– О… – Он расправил плечи. – Отойдите в сторону.
– Не трудитесь, я уже проверил. Его там нет. Включите систему, – обратился я к Джареллу. – А мы войдем.
Он повиновался. Я закрыл за ним дверь, а когда он крикнул, что все готово, распахнул ее, и нас ослепила вспышка света. Я захлопнул дверь, свет погас, и мы направились к столу.
– Итак, вы увидели на экране этот коврик. Через какой отрезок времени вы сюда позвонили?
– Сразу же. Сию минуту. Звонил сержант по моему приказу.
– Сколько ушло на то, чтобы его соединили?
– Соединили моментально. Я надел китель, взял револьвер, а когда уходил, он уже разговаривал с мистером Джареллом.
– Скажем, секунд тридцать. Пускай даже минута. Две. Вы, мистер Джарелл, были в своей комнате?
– Да.
– И как долго вы говорили по телефону?
– Не больше минуты.
– И тут же кинулись на место происшествия? Лишь по пути задержались у моей двери, да?
– Совершенно верно.
– Добавим еще минуту. Получается, мы очутились здесь через четыре минуты после того, как появился этот коврик, может, меньше, неизвестного же и след простыл. Думаю, у него хватило времени только на то, чтобы отключить систему.
– Мы должны выяснить, кто это был, – заявил человек из «Хорланда». – По горячим следам.
У этой пичужки неплохо работали мозги. Понятно, это сделал кто-то из домашних, но выяснить, кто именно, было делом сугубо семейным. Джарелл даже не потрудился ему об этом сказать. Просто разрешил проделать то, что от него требовалось, а именно: отпереть дверцу металлического ящика, вделанного в стену напротив входа, в которой было круглое отверстие для объектива, Внутри находился фотоаппарат. Он достал его, сменил пленку, запер дверку и удалился.
– Это была она. Я убежден в этом.
– Совершенно верно, – согласился я. – И она могла, и кто-то другой. Сюда подходит любое местоимение. Как я уже сказал, времени у нее хватило лишь на то, чтобы отключить систему. Но все-таки проверьте. Не исключено, что-то могло и исчезнуть.
Джарелл огляделся по сторонам, встал, потрогал ручки сейфов, проверил, заперты ли шкафчики. Потом выдвинул верхний ящик стола Норы Кент, вернулся к своему столу и тоже выдвинул верхний ящик. Его физиономия вытянулась. Он вытащил ящик до конца, покопался в нем, рывком задвинул его назад и уставился на меня.
– Я держу здесь револьвер, «боудоин» тридцать восьмого калибра. Его нет. Днем он был.
– Заряжен?
– Да.
– Тот, кто его взял, знал, где вы его держите. Так что человек от «Хорланда» прав. Если вы действительно хотите узнать, кто это был, надо действовать по горячим следам. Самый лучший способ – собрать их всех здесь сию минуту и потребовать у них ответа.
– Какой от этого толк? – Он стиснул кулаки. – Я-то знаю, чьих это рук дело. Это была она.
– Закон гласит, что, если украдено оружие, об этом следует немедленно сообщить властям. В противном случае вы совершаете судебно наказуемый проступок. Итак, будем сообщать властям?
– Господи, конечно же, нет. – Он разжал кулаки. – Давайте поступим следующим образом: я заманиваю ее и Уимена сюда, держу какое-то время их здесь, а вы тем временем обыскиваете ее комнату.
– Не пойдет. Если даже допустить, что револьвер ззяла она, в ее комнате вы его ни за что не найдете. Я мог бы, конечно, отыскать его за пару дней или, если мне помогут, еще быстрей, но что, если он окажется в одной из кадок на балконе? Вы получите его назад, но разве вам это нужно?
– Черт побери, вы прекрасно знаете, что мне нужно.
– Да, но сейчас уже не только в этом дело. Тот, кто рискнул добыть этот револьвер, должен, прошу прощения, должна иметь намерение для чего-то им воспользоваться. Уж наверное не для того, чтобы застрелить белку. Не исключено, что готовится покушение на вас. Пока я состою вашим секретарем, постараюсь этого не допустить.
Когда в четверг в шесть вечера Ниро Вульф спустился из оранжереи, я уже дожидался его в кабинете. Проворчав по дороге к своему креслу какое-то приветствие, если это можно было назвать приветствием, Вульф опустил в него свою тушу, принял подобающую осанку, положил локти на подлокотники и устремил свой взор на меня.
– Ну?
– Как я уже сказал вам по телефону, я вовсе не прошу вас напрягать свои мозги, если вам этого не хочется. На худой конец я могу проболтаться там все лето, тем более что вы прекрасно без меня обходитесь, имея под рукой такого помощника, как Орри. Просто я не хочу, чтобы клиента застрелили прямо у вас под носом. Вот я и решил предупредить вас о такой возможности. Кстати, где Орри?
– Вышел. А кто собирается застрелить мистера Джарелла?
– Не знаю. Даже не уверен, что мишенью окажется именно он. Хотите, чтобы я сделал сообщение?
– Валяй.
Я вкратце описал ему, с кем встречался и что узнал до того времени, когда Джарелл влетел в мою комнату с криком «скорей!». Отсюда я повел более подробный рассказ. Дословно пересказал свой разговор с Джареллом после ухода хорландовского сыщика.
Вульф хмыкнул.
– Он осел. Каждый из этих людей только выиграет от его смерти. Их необходимо разоблачить, я имею в виду одного из них. Ему следовало согнать их всех в одно место и вызвать полицейских, чтобы сделали обыск.
– Он уверен, что револьвер взяла его невестка, может, просто притворяется…
– Что произошло потом? – прервал меня Вульф.
– Фактически ничего. После обеда мы играли в бридж за двумя столиками – Трелла, Лоис, Нора, Джарелл, Уимен, Роджер Фут, Корей Брайэм и я. Между прочим, когда я перед самым обедом спустился в зал отдыха, там был Брайэм. Я узнал от Стека, что он пришел рано, вскоре после шести, поэтому допускаю, что оружие мог взять и он при условии, что у него имеется ключ от библиотеки. Разошлись мы около полуночи.
– Ты забыл о его невестке.
– Разве я не говорил вам, что она не играет в бридж? Так вот, она в эту игру не играет. Сегодня утром за завтраком я видел четверых из них – Джарелла, Уимена, Лоис и Нору, потом еще Сьюзен и Треллу за ленчем. Джарелл сказал за ленчем, что его не будет целый день, какие-то деловые встречи. В два тридцать я занялся поисками компании, но все куда-то порасходились. Разумеется, Роджер отправился на скачки, прихватив с собой шестьдесят долларов, которыми я его снабдил. Да, я еще не занес их в графу расходов. В три я вышел пройтись и позвонил вам, а когда вернулся домой, там еще никого не было, кроме Норы, а она… Ой, совсем забыл про снимки.
– Снимки?
– Да, которые сделал этот аппарат в стене. Их принесли от «Хорланда», пока я отлучался позвонить. Они были у Норы. Она колебалась, показывать мне их или нет, но я проявил настойчивость. Не знаю, посвятил ли ее Джарелл в это дело с ковриком. Если нет, представляю ее недоумение. Фотографий получилось три: аппарат делает по снимку каждые две секунды, пока не закроется дверь. На всех фотографиях крупным планом изображен этот коврик, который движется прямо на камеру. Человек под ним, должно быть, захлопнул дверь ногой. Коврик этот размером семь на три фута, так что за ним мог быть либо высокий мужчина, либо женщина небольшого роста, поднявшая его высоко над головой. Одним словом, кто угодно. Коврик чуть-чуть касается пола. Верхний край загнут внутрь, чтобы не было видно рук. Я хотел взять снимки и показать их вам, но тогда мне бы пришлось пристрелить Нору. А Джарелла еще не было дома. Вот и все. Будут какие-нибудь указания?
Вульф скривил физиономию.
– Черт возьми, какие я могу тебе дать указания?
– Ну, например, пригласить сегодня вечером в ресторан Лоис. Или же позвать завтра на ленч Треллу. А то и проболтаться там до воскресенья, чтобы сопровождать Сьюзен в церковь.
– Фу. Лучше ответь мне на один вопрос: существует ли хоть малейший шанс на то, что ты болтаешься там не зря?
– Один из миллиона, если вы рассчитываете на то, что там произойдет что-либо в ближайшее время. Дайте мне сроку до Дня Благодарения, и я вам кое-что принесу. Вот только меня мучает одна головоломка по фамилии Ибер. Джим Ибер. Он был чем-то расстроен, когда я застал их с Сьюзен в студии, она тоже. Уимен повесил нос, когда я сказал ему о том, что был Ибер. Об этом упомянули за ленчем, и я увидел, как расстроился Роджер и еще человека два. Джарелл тоже разнервничался, когда Нора доложила ему о появлении Ибера. А примерно через час после того, как он об этом узнал, исчез револьвер. Может, кое- что можно будет вытянуть из Ибера? Думаю, он мог бы и разоткровенничаться. Тем более с парнем, который занял его место.
Вульф хмыкнул.
– Сомневаюсь, чтобы кто-то из этих людей собирался откровенничать.
Я сказал, что тоже в этом сомневаюсь, но все-таки надо бы ковырнуть Ибера, чем я и собираюсь заняться после обеда.
Трапезу разделял с нами Орри Кэтер. Я поднялся на второй этаж, чтобы поздороваться со своей комнатой, а когда спустился, внизу уже был Орри. Прежде чем Фриц объявил, что обед подан, мы успели обменяться дружескими колкостями. На второе была косуля под креольским соусом. Косуля оказалась прекрасной, а креольский соус был одним из коньков Фрица. К тому же он всегда подавал его с треугольными ломтиками хлеба, поджаренными в анчоусном масле. А так как четыре часа назад Фриц узнал, что я обедаю дома, он превзошел себя.
В вестибюле старого пятиэтажного здания на Сорок девятой улице я отыскал дощечку с табличкой «Ибер» и нажал кнопку. Никакого ответа. Я нажимал ее пять раз с перерывами, пока не сдался окончательно. Разумеется, я не собирался ждать в вестибюле, к тому же старый мэнсоновский замок был довольно прост. Не прошло и минуты, как я уже стоял с другой стороны двери. Вот здесь-то я и увидел хозяина этой квартиры. Ибер лежал на полу лицом вниз, и я разглядел дырочку в затылке чуть ниже темени. Когда я раздвинул волосы, мне показалось, что пуля была именно тридцать восьмого калибра.
Стоило ли мне рисковать и рыться в его домашнем хламе в поисках чего-либо интересного? Может, и стоило, но при мне не было перчаток.
Жаль, конечно, что мне пришлось вытереть дверную ручку, поскольку там могли оказаться интересные отпечатки, но иного выхода у меня не было. Мне и до этого не улыбалась перспектива болтаться в вестибюле, теперь же она меня просто пугала. Секунды три я прислушивался к звукам в парадном, то же самое проделал и на лестничной площадке между этажами. Однако мне сопутствовала удача, и я вышел из подъезда никем не замеченный.
Решив не связываться с такси, я прошел пешком до Девятой авеню и только там сел в машину.
Войдя в кабинет, я увидел Орри, который развалился с журналом в руках в желтом кресле. Я с удовлетворением отметил, что он целиком признает тот факт, что мой стол есть мой стол. Увидев меня, Вульф уткнулся носом в страницу лежавшей перед ним книги. Я вернулся слишком скоро, поэтому от меня не ждали ничего интересного.
Я швырнул шляпу на свой стол и плюхнулся в кресло.
– Хочу сделать кое-какие наблюдения о погоде. Личные. Орри терпеть не может, когда говорят о погоде. Верно, Орри?
– Верно. – Он встал, закрыл журнал. – Я этого не выношу. Если коснешься чего-то такого, что меня интересует, свистни.
Он вышел и закрыл за собой дверь.
Вульф бросил на меня недовольный взгляд.
– Что у тебя?
– Важная статистика. Позвонив несколько раз в дверь Джима Ибера и не получив никакого ответа, я вошел в его квартиру при помощи своего ключа. Он лежал на полу лицом вниз посреди комнаты с дырой в затылке от пули, которая могла вылететь из револьвера тридцать восьмого калибра. Труп уже остывал, но еще не совсем застыл. Я бы сказал, разумеется, не для цитирования, что он пролежал бездыханным примерно от трех до семи часов. Как вам известно, в таком деле все зависит от обстоятельств. Расследования не производил, поскольку мне не улыбалось там задерживаться. Думаю, никто не видел, как я входил и выходил оттуда.
Вульф поджал губы так, что их совсем не стало видно.
– Абсурд, – отчетливо произнес он.
– Что? То, что он лежит на полу в своей комнате с дырой в черепе, вовсе не абсурд.
– Все это дело. Во-первых, тебе не надо было в него лезть.
– Может, и не надо. Но вы сами меня на это толкнули.
– Я тебя никуда не толкал. Я чинил препятствия.
Я закинул ногу за ногу.
– Разумеется, мне бы следовало позвонить в участок и сообщить, где им найти кое-что для них интересное, но я этого не сделал, решив, что у вас может быть на это своя точка зрения.
– У меня нет никакой точки зрения, и я не собираюсь ее иметь.
– В таком случае я позвоню им. Из автомата. Хоть и говорят, что пока еще невозможно установить, с какого номера был сделан вызов, тем не менее на свете бывают чудеса. Далее, что я должен делать после этого: обязан ли я возвращаться к себе, я хочу сказать, к Джареллу, и если так, то как мне себя вести?
– Я же сказал тебе, что у меня нет никакой точки зрения. Зачем тебе вообще туда возвращаться?
Я опустил ногу.
– Разумеется, вы можете уйти в кусты. В таком случае я появляюсь там только для того, чтобы вернуть ему его десять тысяч и передать, что мы откланиваемся. Но вы знаете, что теперь все обстоит не так уж и просто. Когда полицейские установят, что Ибер служил секретарем у Джарелла и был им уволен, они заявятся со своими вопросами к нашему клиенту. Если же они узнают, что Джарелл нанял вас, а вы послали меня на место Ибера – не ворчите, знаю, вы думаете по этому поводу иначе, но они-то все равно решат, что именно вы меня туда послали, – нам достанется от них. Но даже если они этого не узнают, все равно перед нами стоит проблема, а именно: вчера в конце дня из стола Джарелла был похищен револьвер тридцать восьмого калибра, а нам известно, что вчера утром там был Ибер, что произвело в доме настоящий переполох. Если же мы вдобавок ко всему прочему узнаем, что пуля, которой он был застрелен, тоже оказалась тридцать восьмого калибра, как мы поступим: подошьем это к делу или оставим все как было?
Он хмыкнул.
– Все это может оказаться простым совпадением. Если найдется револьвер мистера Джарелла и если установят, что Ибер был застрелен именно из него, тогда другое дело.
– А мы тем временем не будем обращать никакого внимания на это совпадение, так, что ли?
– Просто мы не станем это разглашать.
– Значит, если я вас правильно понял, мы оставляем у себя эти десять тысяч и Джарелла в клиентах.
Зазвонил телефон. Я обернулся и взял трубку, заметив при этом, что Вульф тоже потянулся к аппарату на своем столе, что он делает очень редко без моего сигнала.
– Резиденция Ниро Вульфа. У телефона Арчи Гудвин.
– Где вас черти носят? Это Джарелл.
– Вам известно, мистер Джарелл, что за номер вы набрали. Я нахожусь с докладом у мистера Вульфа. Он, собственно, дает мне инструкции относительно нашего дела.
– Я сам дам вам инструкции. Нора говорит, что вы ушли в пять тридцать. Вы отсутствуете четыре часа. Когда вы снова появитесь?
– Ну, скажем, через час.
– Я буду в библиотеке.
Он повесил трубку. Я положил свою на рычажок и выпрямился.
Вульф не спускал с меня взгляда.
– Я чувствую, ты разбираешься в ситуации.
– Да, сэр.
– Вполне возможно, что это убийство связано с тем делом, которое ты расследуешь по просьбе Джарелла. Иногда убийство поднимает лишь легкую рябь, но гораздо чаще – высокие волны. Разумеется, ты возвращаешься туда не за тем, чтобы водить баб к «Рустерману» или таскаться по танцулькам. Я ни в чем не раскаиваюсь. Допустим, мы попали в передрягу, потакая ослиному упрямству нашего клиента, но если Ибер был убит из револьвера мистера Джарелла, что вполне допустимо, мы волей-неволей оказались в этом замешаны и теперь должны выпутаться если и не с выгодой, то хотя бы без ущерба. Это наша совместная задача. В высшей степени невероятно, чтобы это убийство не было связано с кем-нибудь из этого сборища хищников и паразитов. Я не могу научить тебя, как действовать, поскольку все зависит от развития событий. Кстати, ты будешь звонить в полицейский участок?
– Да, по пути.
– Это ускорит дело. Иначе трудно сказать, когда обнаружат тело.
Сопровождаемый холодным взглядом привратника, я миновал вестибюль, поднялся на десятый этаж и, отомкнув собственным ключом входную дверь, обнаружил, что электронную систему безопасности еще не включили. Разумеется, меня тут же встретил Стек и сообщил, что мистер Джарелл ожидает в библиотеке. Теперь я смотрел на него уже совсем другими глазами. Ведь этот трюк с ковриком мог проделать и он, чтобы завладеть револьвером. Правда, у него были свои обязанности, но он мог выкроить время и для этого.
Услышав голоса в зале отдыха, я заглянул туда и увидел за карточным столиком Треллу, Нору и Роджера Фута.
Роджер поднял голову:
– Присоединяйтесь.
– К сожалению, не могу. Я нужен мистеру Джареллу.
– Приходите, когда освободитесь. Пух Персика прекрасно прошел забег. Прекрасно! На пять корпусов сзади на повороте и всего на голову отстал у финиша. Прекрасно!
Вот уж воистину неунывающий неудачник, думал я, шагая по коридору. Нечасто встречается такой спортивный дух.
Дверь в библиотеку была открыта. Зайдя туда, я прикрыл ее за собой. Джарелл, рывшийся в одном из шкафчиков, отрывисто бросил: «Через минуту освобожусь». Я уселся в кресло рядом с его столом. В пепельнице лежала «портанагос» с наростом пепла длиной в дюйм, и я понял по запаху, что она еще не потухла, следовательно, он встал из-за стола не раньше, чем полторы минуты назад. Вот что значит быть детективом с тренированными мозгами – сам того не желая, замечаешь всякие ненужные детали.
Джарелл подошел к столу, сел в кресло, стряхнул с сигары пепел и сделал пару затяжек.
– Зачем вы ходили к Вульфу? – спросил он.
– Он платит мне жалованье, а поэтому любит знать, что ему дают взамен. К тому же я доложил ему по телефону о пропаже вашего револьвера, и он хотел расспросить меня об этом подробнее.
– А вам так уж и обязательно было об этом докладывать?
– Я решил, что так будет лучше. Вы его клиент, а он страсть как не любит, когда его клиенты погибают от пуль. Итак, вы сказали по телефону, что хотите дать мне инструкции. Они касаются того, где найти револьвер?
– Нет, нет. – Он затянулся, вынул изо рта сигару и выпустил облако дыма. – Не помню, что я рассказывал вам о Брайэме.
– Немного. В особые подробности вы не вдавались. Сказали, что он ваш старый друг. Нет, слова «друг» не употребляли, вы сказали, что Брайэм перебежал вам дорожку и будто к этому приложила руку ваша невестка. Я был несколько удивлен, когда увидел его здесь.
– Мне необходимо, чтобы он здесь бывал. Пусть он считает, будто я поверил его объяснениям и ничего не заподозрил. Дело касалось пароходной компании. Я узнал, что этой компании может быть предъявлен иск, приготовился выкупить рекламации и оказать на компанию нажим, но когда подступил к этому вплотную, то обнаружил, что меня опередил Брайэм. Он сказал, что узнал об этом из других источников, будто ему не было известно о том, что этим занимаюсь я, но он страшный врун. Об этом, кроме меня, не знала ни одна душа. А я держал все в строжайшей тайне. Он получил эти сведения из моего дома – от моей невестки.
– В связи с этим напрашивается ряд вопросов, – заметил я. – Нет, я не буду спрашивать у вас, почему Сьюзен ему об этом сообщила, потому что заранее знаю, каков будет ваш ответ. Она дает мужчинам все, включая… мм… свою благосклонность, потому что такая уж она уродилась. Но как ей удалось завладеть этой информацией?
– Вчера она завладела револьвером, не так ли?
– Этого я не знаю, вы тоже. Кстати, сколько раз фигурировал на экране этот коврик?
– Ни разу. Это уже что-то новое. Она знает, как получить то, что ей захочется. Да она могла узнать про это от Джима Ибера или же зайти в библиотеку вместе с моим сыном, когда нас с Норой здесь не было, и найти то, что ей нужно. Одному богу известно, что она могла здесь найти. Я часто руководствуюсь секретной информацией, очень многое фиксируется на бумаге. Теперь я просто боюсь оставлять здесь что-либо важное. Черт побери, она должна отсюда убраться!
Он схватил сигару и, обнаружив, что она погасла, швырнул ее в пепельницу.
– И вот еще на что обратите внимание. Выгори эта сделка, я бы положил в карман миллион чистой прибыли, возможно, даже больше. Значит, вместо меня деньги достались Брайэму. Разумеется, она получила свою долю. Она отдает мужчинам все, в том числе и свою благосклонность, как вы это называете, однако в первую очередь думает о себе. Уж она получила свою долю, будьте спокойны. Вот в связи с этим я и хотел дать вам инструкции. Она припрятала где-то денежки, хорошо бы их обнаружить. Быть может, вас наведет на след Брайэм. Займитесь им. Он важный гусь, но перед моим секретарем нос драть не станет, стоит лишь подойти к нему с правильной стороны. Есть еще один путь – Джим Ибер. Им тоже займитесь. И помните о нашей сделке, нашей с вами. Десять тысяч долларов в тот самый день, когда она отсюда вылетит одна, без моего сына, и еще пятьдесят тысяч, когда будет оформлен развод.
Его предложение обработать Джима Ибера дало мне возможность задать несколько вопросов, касающихся его бывшего секретаря, что я и сделал. И хотя кое-какие ответы содержали некоторые полезные сведения о характере покойного, ни один из них не проливал свет на самый важный факт его жизни – его смерть. Ибер прослужил у Джарелла пять лет, был холостяком, пресвитерианцем, но религии времени не уделял; играл по воскресеньям в гольф, был везуч за карточным столом и так далее. Одновременно я узнал кое-что и о Брайэме.
Спал я по обыкновению хорошо, но проснулся ровно в семь. Повернулся на другой бок, закрыл глаза, но это не помогло. Меня подмывало встать, одеться, спуститься в студию и послушать восьмичасовые новости. В полицию я звонил ровно в десять тридцать вечера и сообщил фальцетом, что им не мешает заглянуть в такую-то квартиру по такому-то адресу на Сорок девятой улице, поэтому к настоящему моменту новости уже должны были стать достоянием журналистов. Мне так хотелось послушать их комментарии, однако во вторник я появился к завтраку в 8.25, в среду – в 10.15, в четверг – в 9.20, так что, если я нарушу эту традицию и отправлюсь ни свет ни заря слушать радио, а потом растрезвоню всем о том, что я услышал (не стану же я об этом молчать?), кому-нибудь непременно придет в голову, что это неспроста.
Пробыв положенное время под душем, я побрился, заправил запонки в чистую рубашку. Я надевал брюки, когда дверь распахнулась и на пороге появился Джарелл.
– Доброе утро, – приветствовал я его. – Опять вы не дождались, пока я надену туфли.
Он прикрыл за собой дверь.
– Срочное сообщение. Джим Ибер мертв. Тело найдено в его квартире. Убит. Из огнестрельного оружия.
Я уставился на него, стараясь не переиграть.
– Господи, когда?
– Я услышал об этом по радио в восьмичасовой сводке. Они обнаружили тело вчера вечером. С пулей в затылке. Больше никаких сведений. Даже не упомянули, что Ибер служил у меня. – Джарелл направился к креслу и плюхнулся в него. – Хочу обсудить это с вами.
– Если они еще и не докопались, что он служил у вас, сами понимаете, докопаются непременно, – сказал я, надевая носок.
– О, я это понимаю. Они могут в любую минуту нагрянуть. Как раз об этом я и хотел с вами поговорить.
– Валяйте.
– Вам, Гудвин, известно, что такое расследование по делу об убийстве. Известно лучше, чем мне.
– Да. Нешуточное дело.
– Вот именно. Вполне возможно, они уже кого-то заподозрили, даже, может быть, арестовали, хотя по радио об этом не сказали. Но если они никого не арестовали и не арестуют в ближайшее время, представляете, что начнется? Они начнут везде совать свой нос, причем как можно глубже. Ибер проработал у меня пять лет, он даже жил у меня. Им захочется узнать о нем все подробности, и они в первую очередь будут рассчитывать на информацию отсюда.
Я завязал шнурки.
– Да, когда дело идет об убийстве, наружу вытягивают все секреты.
– Мне это известно. Уж лучше сразу сказать им все, что спросят, разумеется, в пределах разумного. Ведь если им покажется, будто я что-то недосказываю, это обернется во вред мне. Ну а если они спросят, почему я уволил Ибера, что я должен на это ответить?
Я уже обулся и теперь мог разговаривать с ним на равных, а то мне все казалось, что он может отдавить мне пальцы.
– Так и скажите – подозревали его в разглашении деловых секретов.
Он покачал головой.
– Тогда они спросят, что это за секреты, а я вовсе не собираюсь посвящать их в свои дела. Лучше скажу им, что Ибер стал рассеян, что он, как мне казалось, потерял всякий интерес к работе, поэтому я решил с ним расстаться. И это не сможет опровергнуть никто из моих домашних, даже Нора. Что касается вас… Если они спросят у вас, то можете сказать, что вам известно об этом немного, что у вас создалось впечатление, будто я был недоволен Ибером, но почему – вы этого не знаете.
Я нахмурился.
– По-моему, вы, мистер Джарелл, здорово перетрусили. По^ старайтесь преодолеть ваш страх. Инспектор Кремер и сержант Стеббинс из бригады по расследованию убийств – самые старые и заклятые враги мистера Вульфа, а следовательно, и мои. Как только они увидят меня и узнают, что я проживаю здесь под вымышленной фамилией и даже занял место Ибера, искры полетят во все стороны. Какую бы причину увольнения вы ни назвали, они вам все равно не поверят. И мне тоже. Никому не поверят. Больше всего им придется по душе версия, согласно которой вы решили пристрелить Ибера и взяли в технические консультанты меня. Возможно, я слегка преувеличиваю, но это, по крайней мере, дает вам представление о наших взаимоотношениях в свете полицейского протокола.
Он был потрясен.
– Поэтому я не могу взять и сказать, что мне почти ничего не известно.
– Господи, вы, конечно же, правы. Я просто не сообразил… Послушайте, Гудвин… – начал он тоном заговорщика. – Я хотел попросить, чтобы вы не сообщали о пропаже моего револьвера. Вовсе не потому, что я боюсь, что Ибер мог быть убит именно из него. Нет, но вы ведь представляете, какой подымется шум, если до них дойдет, что как раз накануне убийства был похищен мой револьвер. А если вдобавок пуля окажется того же самого калибра, все будет во сто крат хуже. Об этом никто, кроме нас с вами, не знает. Даже человек от «Хорланда». Он ушел до того, как я обнаружил пропажу.
– Я сказал вам, что об этом знает мистер Вульф.
– Им незачем вступать в контакт с Вульфом.
– Может, и незачем, но стоит им увидеть меня здесь, и они непременно пожелают это сделать. Повторяю, мистер Джарелл, мне кажется, вы все еще не в состоянии трезво разобраться в обстановке. Вы разбираетесь лишь в одном: в ваших чувствах к своей невестке. Вы жаждете насладиться своей местью. Вы наняли для этого мистера Вульфа, заплатив ему в качестве аванса десять тысяч долларов, потом предложили еще шестьдесят мне. А что, если вы расскажете все как есть инспектору Кремеру, именно ему самому, а не Стеббинсу и не Роуклиффу и уж, конечно, не этому выскочке – помощнику окружного прокурора, расскажете про револьвер? Он начнет копаться и получит неоспоримые доказательства того, что Ибера застрелила Сьюзен. Ведь вы только этого и жаждете. Вы утверждаете, что револьвер взяла она; если так, то она взяла его с намерением против кого-то использовать. Почему бы не против Ибера?
– Нет, – решительно отверг Джарелл.
– Почему? Скоро вам станет известно, что Ибер был убит из револьвера тридцать восьмого калибра. Я мог бы разузнать об этом в течение часа, сразу же после завтрака. Так почему бы не рассказать обо всем Кремеру?
– Полиция не придет ко мне… я не сделаю этого. Нет, черт побери, вы сами знаете, что я этого не сделаю. Не стану я посвящать полицию в свои личные дела. И не хочу, чтобы это делали вы либо Вульф. Теперь я и сам вижу, что мо* выдумка не пройдет. Если они обнаружат, что вы поступили на место Ибера, начнется черт знает что. Но они об этом не узнают. Вам следует убраться отсюда сию же минуту, ибо они могут нагрянуть прямо с утра. Если им захочется узнать, где мой новый секретарь, я им объясню, что он проработал у меня всего четыре дня и ему ничего не известно об Ибере. Вам же следует отсюда убраться.
– Куда?
– Да туда, откуда вы пришли, черт побери! – Он указал рукой на дверь.-Извините меня, Гудвин. Я свихнулся, как пить дать свихнулся. Если вас здесь не окажется и если я смогу оправдать отсутствие своего нового секретаря, им и в голову не придет обратиться к вам или Вульфу. Скажите Вульфу, что я все еще остаюсь его клиентом и что с ним свяжусь. Он сказал, что умеет молчать. Передайте ему, что его молчание может обернуться целым состоянием.
Джарелл встал с кресла.
– Это касается и вас. Я прижимистый делец, но платить умею. Давайте же, повязывайте галстук. Вещи можете оставить здесь – это не имеет значения. Возьмете их потом. Мы друг друга понимаем, не так ли?
– Если и нет, то поймем в будущем.
– Вы мне нравитесь, Гудвин. Уходите.
Я стал собираться. Он стоял и смотрел, как я повязываю галстук, надеваю пиджак, собираю мелочи и засовываю в свой портфель. Заворачивая за угол в конце холла, я обернулся и увидел, что Джарелл стоит у моей двери. Выйдя из парадного, я остановил такси и в четверть десятого уже поднимался по ступенькам старого особняка. Вульф, разумеется, был в своей оранжерее.
Цепочка оказалась накинута, и мне пришлось позвонить. Дверь открыл Орри Кэтер. Он протянул мне руку.
– Взять ваш портфель, сэр?
Я отдал ему портфель, пересек холл и толкнул дверь на кухню.
Фриц обернулся от раковины.
– Арчи! Вот радость-то! Вернулся?
– По крайней мере, к завтраку. Господи, я так проголодался. Даже апельсинового сока не успел выпить. Пожалуйста, дюжину оладьев.
Я вошел в кабинет свежий и сытый, как раз поспев к десятичасовой сводке новостей. Сообщили почти все то же самое, что слышал Джарелл два часа тому назад.
Я набрал номер «Газетт», попросил соединить меня с Лоном Коэном, и через минуту последний был на проводе.
– Лон? Арчи. Я соби…
– Я занят.
– Я тоже. Я собираю сведения для своей новой книги. Из чего ты застрелил Джеймса Л. Ибера? Из аркебузы?
– Нет, моя аркебуза в закладе. Я стрелял из кремниевого ружья. Тебе-то что?
– Да просто полюбопытствовал. Если ты удовлетворишь мое любопытство, в один прекрасный день я удовлетворю твое. Пуля обнаружена?
Лон – замечательный парень, отменно играет в покер, но страдает профессиональной болезнью всех журналистов: прежде чем ответить на какой-либо вопрос, непременно должен задать свой. Так и сейчас:
– Что, Вульф уже приложил к этому делу свою руку?
– Не руку – ногу. Нет, не для огласки. Если что, ты, как всегда, будешь первым. Пуля нашлась?
– Да. Об этом стало известно всего несколько минут назад. Тридцать восьмого калибра. Вот пока и все. Кто клиент Вульфа?
– Дж. Эдгар Гувер 1* . Кого-нибудь арестовали?
– Нет. Господи, дай же им время посидеть и спокойно подумать. Прошло всего двенадцать часов. Услышав сейчас твой голос, я сразу же подумал вот о чем: в участок вчера вечером позвонил ты, и я на тебя в обиде. Должен был сперва мне позвонить.
– Да? Ну, в следующий раз так и сделаю. Напали они на какой-нибудь след?
– На след убийцы? Нет. Пока самое интересное сведение, попавшее им в руки, так это то, что он всего пару недель назад работал у одного деляги по фамилии Отис Джарелл. Ты знаешь, что это за… Черт возьми! Ведь как раз на него ты собирал сведения…
– Угадал. Именно потому…
– Что, Джарелл – клиент Вульфа?
– Насколько тебе известно, в настоящий момент у Вульфа клиентов нет. Как я уже сказал, именно поэтому я тебе и звоню. Решил, ты еще вспомнишь, что я у тебя о нем спрашивал, так что хотел предупредить тебя, чтобы ты не доверял своей памяти, пока не получишь дальнейших указаний. Валяй раскапывай свои новости и служи верой и правдой общественности. В один прекрасный день ты, вероятно, кое-что от меня услышишь.
– Приходи сюда. Угощу ленчем.
– Не могу, Лон. Виноват. Не стреляй деревянными пулями.
Когда я поставил аппарат на место, Орри, который валялся на кушетке, спросил:
– А что такое аркебуза?
– Сам догадайся. Гибрид арки с бусами. Земноводное.
– Тогда с меня хватит. – Он сел. – Согласен, я не должен вмешиваться в какие-то там твои так называемые дела, но имею я право знать, что такое аркебуза? Ты хочешь, чтобы я отсюда вышел?
Я сказал, что не хочу и что у меня в его присутствии в качестве контраста лучше работает голова.
Однако его все равно прогнали из кабинета, когда там в одиннадцать появился Вульф. Я уже позвонил ему из кухни по внутреннему телефону и доложил, что на месте, поэтому он мне не удивился. Вульф подошел к моему столу, просмотрел утреннюю почту, которая оказалась на редкость скупой, поправил пресс-папье и сосредоточил свой взгляд на мне.
– Ну?
– По-моему, подошло время сделать исчерпывающий отчет.
Его взгляд скользнул мимо моего плеча в сторону кушетки.
– Если вы, Орри, нам понадобитесь по этому делу, мы снабдим вас всей необходимой информацией. Но это не к спеху.
1* Дж. Эдгар Гувер – бывший в то время шеф ОМ ФБР.
– Слушаюсь, сэр.
Орри встал с кушетки и вышел.
Когда за ним закрылась дверь, я приступил к делу:
– Я звонил Лону Коэну. Пуля, которой был убит Ибер, оказалась тридцать восьмого калибра. Джарелл не знал об этом сегодня утром, когда влетел в мою комнату. Он знал только то, что передавали в восьмичасовой сводке. Надеюсь, вы тоже ее слыхали. Все равно он был страшно взволнован. Когда я перейду к подробному докладу, вам станет известно, что он говорил. Все кончилось тем, что он велел мне поскорей убраться, пока не появились полицейские. Он велел передать вам, что остается вашим клиентом, что свяжется с вами и что ваше молчание может обернуться целым состоянием. Мое тоже. Мое не дешевле вашего. Теперь, когда я узнал, что эта пуля тридцать восьмого калибра, передо мною лишь две альтернативы. Либо пойти в полицию и раскрыть свои карты, либо ознакомить вас с партитурой и текстом, а вы все выслушаете и вникните в дело. Если меня швырнут за решетку за сокрытие улик, вы так или иначе окажетесь отрезанным от всего мира, так что вам придется последовать за мной.
– Фу. Я уже сказал вчера вечером, что нет надобности сообщать полиции о том, что может оказаться простым совпадением. – Он вздохнул. – Однако я допускаю, что мне придется тебя выслушать. Что касается того, вникать мне или не вникать в дело, то это мы еще посмотрим. Валяй.
У меня ушло на это два часа. Не могу сказать, что я довел до его сведения каждое слово, которое было произнесено за эти четыре дня, но я постарался передать все как можно точней. Мне пришлось прерваться всего лишь раз, когда вошел Фриц с двумя бутылками пива, разумеется, для Вульфа, которые тот заказал по телефону. Последние полчаса он слушал, откинувшись в кресле и закрыв глаза, но это не значило, что он отключился.
Я встал, потянулся и снова сел.
– Итак, из всего этого можно сделать вывод, что нам нужно выждать, то есть сложить руки и только есть, спать и обдумывать, какую назвать сумму.
– Не такой уж и тяжкий у нас удел, Арчи.
– Но вы прекрасно знаете, что нам остается одно из двух. Либо порвать с Джареллом, рассчитаться с ним и передать дело Кремеру. Он бы это оценил.
Вульф скривил физиономию и открыл глаза.
– Либо?
– Либо за это беретесь вы.
– За что? За расследование дела по поводу убийства Ибера? Меня никто не нанимал этим заниматься.
Я ухмыльнулся.
– Это вас не спасет. Вы называете это уклонением от ответственности, я – уклонением от удара. Убийство касается нас лишь в той степени, что его мог совершить кто-то из них из револьвера Джарелла. Спрашивается: доложим ли мы о револьвере Кремеру? Нам этого делать не хочется. Клиенту тоже. Но в том случае, если мы не хотим докладывать об этом Кремеру, нам необходимо выяснить, верно ли, что Ибера убил один из них? Разумеется, не для того, чтобы сделать приятное судье и жюри присяжных, а для того, чтобы сделать приятное себе. Если окажется, что это был кто-то еще, то пусть Кремер катится ко всем чертям. Если да, сообразим по обстоятельствам. Но все это возможно выяснить лишь при том условии, если к делу подключаетесь вы, а если вы к нему подключаетесь, то мне придется позвонить Джареллу и сказать, что сегодня в шесть вечера я собираю всех у нас в кабинете. Что-нибудь не так?
– Ты, – проворчал он.
– Да, сэр. Конечно, в связи с этим возникают кое-какие осложнения: например, я. Для них я – Алан Грин, поэтому я не могу находиться здесь в качестве Арчи Гудвина, но ведь это так просто уладить. В Арчи Гудвина может превратиться Орри и посидеть за моим столом, я же снова побуду Аланом Грином. Поскольку я был там, когда обнаружилось исчезновение револьвера, мое присутствие обязательно. – Я посмотрел на настенные часы. – Через восемь минут подадут ленч. Я должен позвонить Джареллу.
Я не спеша повернулся в кресле, потратив на это секунд десять, придвинул к себе телефон, снял трубку и стал набирать номер, давая ему время остановить меня. Он этого не сделал. Да и куда ему, если я припер его своей железной логикой к стене? Он даже не пошевелился, чтобы взять свою трубку.
В трубке раздалось:
– Офис мистера Джарелла.
Это была не Нора, а какой-то мужчина. Мне показалось, что я его узнал. Я сказал, что звонит Алан Грин и что мне нужен мистер Джарелл. Через секунду он был у телефона.
– Я вас слушаю, Грин.
Я понизил голос:
– Нас кто-нибудь подслушивает?
– Нет.
– Вы в этом уверены?
– Да.
– Трубку брал Уимен?
– Да.
– Он с вами в библиотеке?
– Да -
– Тогда говорить буду я, а вы только отвечайте «да» или «нет». Я от мистера Вульфа. Известно ли вам, что пуля, которой был убит Ибер, оказалась тридцать восьмого калибра?
– Нет.
– В таком случае довожу это до вашего сведения. Были посетители?
– Да.
– Что-нибудь чрезвычайное?
– Нет.
– Позвоните мне попозже и, если желаете, расскажите подробней. Я звоню по поручению мистера Вульфа. Теперь, когда нам стало известно, что пуля оказалась тридцать восьмого калибра, он считает, что я должен сообщить полиции относительно вашего револьвера. Иначе нам могут пришить дело за сокрытие улик. Он самым решительным образом настроился это сделать, однако может и отложить при следующем условии: сегодня в шесть вечера вы собираете всех в этом самом кабинете и он будет задавать им вопросы. Под всеми мистер Вульф подразумевает вас, вашу жену, Уимена, Сьюзен, Лоис, Нору Кент, Роджера Фута и Корея Брайэма. Я буду здесь в качестве Алана Грина, вашего секретаря. За моим столом будет сидеть другой человек, которого представят как Арчи Гудвина.
– Я не понимаю, каким образом…
– Помолчите. Вижу, вам не терпится высказаться, но придется помолчать. Можете сказать им, что мистер Вульф все объяснит сам, что он и сделает. Вы говорили кому-нибудь, что пропал ваш револьвер?
– Нет.
– И не говорите. Я знаю, у вас имеются возражения, но вам придется их проглотить. Если же вам непременно нужно их высказать, отделайтесь от Уимена и Норы и позвоните мне сами. Если от вас не будет звонка, ждем вас всех в шесть вечера.
– Я вам перезвоню.
– Договорились. Буду рад вас видеть.
Я повесил трубку и повернулся к Вульфу:
– Вы слышали все, кроме его «нет» и «да». Довольны?
– Нет, – буркнул он, что стало у него просто рефлексом.
Окончание в следующем выпуске
С английского перевела Н. КАЛИНИНА