Галактион Александрович Петров, доктор исторических наук, видный археолог, руководил раскопками сибирских курганов еще до того, как они были залиты Енисейским морем. Строители Енисейской плотины спешили, и археологам приходилось соревноваться с ними, чтобы не потерять тайны древних сибирских народов. А тайны были важными.
Петров прославился работами, которые показали, что в древности бассейн Енисея был заселен статными голубоглазыми бородачами с высокими лбами и русыми волосами.
Галактион Александрович был самозабвенно предан науке и спешки в научных выводах не терпел, потому каждое его слово ценилось. Сам он внешне был под стать древним жителям Сибири, ростом велик, правда чуть грузен, волосами рус, как новгородцы или суздальцы, однако бороды не носил, как его европейские предки или их енисейские родичи, жившие здесь тысячи лет назад.
Поскольку времени для раскопки курганов становилось все меньше, экспедиции Петрова был придан в помощь студенческий «строительный отряд». В него вошли младший брат Галактиона Александровича, учившийся в Томском политехническом институте, и студентка Томского университета Эльга Веденец, мечтавшая стать археологом. И еще из того же Томска приехали школьники, а среди них младшая сестренка Эльги Таня, «цыпленок цапли», как говорил о ней Далька.
Петров-младший во всем уступал брату: и в росте, и в солидности, и в авторитете. Даль был без ума от Эльги, да и она втайне отвечала ему взаимностью. Девушку с ее чудесными волосами, уложенными в тяжелый пучок на затылке, даже не портили неуклюжий комбинезон и тяжелые кирзовые сапоги. Она умела выглядеть привлекательной в самой неподходящей обстановке, даже в дождь среди раскисшей глины раскопок. А когда она гарцевала на коне, Дальке казалось, что такие всадницы и скакали здесь когда-то по степи.
Даль Александрович Петров, будущий инженер, интересовался не только местной археологией. Он был осведомлен о многих удивительных находках по всему миру и имел по этому поводу собственное мнение, но из-за невозможности лично участвовать в исследовании памятников древних майя, загадочных истуканов острова Пасхи или древнейших фресок Сахары, деятельно помогал брату в родной Сибири.
Подвижный, острый, живой, как капелька ртути, он с детства любил песенку со словами «кто ищет, тот всегда найдет!». И уверен был, как истый романтик, что непременно найдет то, о чем мечтал. И случилось так, что слова песенки оказались пророческими.
В этот сухой, по-степному жаркий день находка взволновала всех, прежде всего Эльгу. Девушка аккуратно счищала кисточкой остатки земли с древней глиняной статуэтки и не давала ни Тане, ни Дальке подойти близко, пока Галактион Александрович сам не рассмотрит сокровище, которому наверняка несколько тысяч лет.
Странная статуэтка, по-видимому, изображала женщину, но была стилизована, а главное, покрыта сетью линий и знаков неведомой письменности. Но Далька усмотрел в ней иное!
«Щелевидные очки! — завопил он. — Это же ведь как в японских «догу»!
Эльга только покачала своей великолепной головкой. Таня застыла с открытым ртом, а Галактион Александрович взял в руки статуэтку и задумался. Она походила на слегка изогнутый широкий нож с рукояткой в виде человеческой головы в огромных очках с горизонтальными полосками.
Далька, захлебываясь от волнения, убеждал:
— Повторение японской загадки! На острове Хонсю найдены статуэтки «догу», которым пять тысяч лет. Их делали из обожженной глины предшественники японцев. Догу на древнем языке означает «одеяние, закрывающее с головой». По современному — скафандр.
— Уж лучше старое русское слово «балахон», — заметил Галактион Александрович, снимая с себя пыльник и вытирая лицо уже несвежим платком.
— Они жили в каменном веке, — продолжал Далька, — а статуэтки свои одевали в костюмы, напоминающие космические! Кто мог стать прототипом для этих древних скульптур? Металла древние художники не знали, но тщательно воспроизводили на статуэтках люки для осмотра механизмов, дыхательные фильтры с дырочками в герметическом шлеме, щелевидные поляризующие очки на нем!
— Если отбросить романтическую шелуху, — изрек Галактион Александрович, — то находка наша представляет интерес именно в связи со статуэтками «догу».
— Вот как? — почтительно удивилась Эльга, кокетливо щурясь то на одного, то на другого брата.
— Айны, почти исчезнувшая народность, предшественники японцев. Европейские черты лица айнов всегда были загадкой, — ровно заговорил, как читал лекции, Галактион Александрович. — Бородатые, с иконописными лицами старорусского письма, они напоминали наших мужичков времен крепостничества. Щелевидные очки, может быть изобретенные когда-то против степной пыли теми, у кого глаза от природы не были узкими, могли быть перенесены отсюда на Японские острова. Это, пожалуй, чуть приоткрывает завесу над загадкой переселения народов. Не исключено, что именно отсюда пришли предки айнов, расселяясь и на равнины Европы, и на просторы Дальнего Востока.
— Да нет же! — запротестовал Далька. — Предки айнов на Японских островах видели пришельцев из космоса и лепили с них своих божков, поскольку считали их за богов. По времени все это совпадает. Вспомним Сахару! Там на скалах в Тассили древние художники изображали существа в скафандрах. В герметических шлемах! А рядом — непомерно вытянутое существо с растопыренными руками, рогатым шлемом и хвостом!
Даль говорил и размахивал руками, даже стал в позу, изображавшую странную фигуру с фресок Тассили.
К палатке руководителя раскопок, около которой шел разговор, постепенно стали подходить студенты из «строительного отряда» и школьницы, подружки Тани. Всем было интересно увидеть находку и послушать, что о ней говорят.
— Какое это имеет отношение к нашим раскопкам? — поморщился Галактион Александрович.
— Непосредственное! — вспыхнул Далька. — Здесь мы нашли статуэтку с такими же очками, как и «догу» в Японии. И в Японии рядом с «догу» нашли скульптурное изображение сахарского «Великого бога марсиан». А вот я нашел… копию марсианского робота с фресок Тассили.
— Где нашел? — удивленно, но со скрытой радостью спросила Эльга.
— На острове Пасхи.
Всеобщий хохот был ответом. Даже Галактион Александрович улыбнулся. Но Далька ничуть не смутился:
— Вовсе необязательно быть на острове Пасхи, достаточно иметь фотографии, снятые там. Вот смотрите, — и он вытащил из заветного кармана куртки бумажник, туго набитый фотографиями и вырезками. — Полюбуйтесь. Вот «Великий бог марсиан», а вот его японская скульптурная копия. А вот та же копия, но уже с проработанными деталями: герметическим шлемом, щелевидными очками и спиральным орнаментом.
— Почему спиральным? — спросила Таня.
— Очень просто, — снисходительно ответил девочке Даль. — Если искать символ, который был бы понятен всем разумным существам, где бы они ни жили во вселенной, то это спираль!
— Почему спираль? — не отступала Таня.
— Фу ты! Неужели не ясно? — потерял терпение Далька. — Да потому, что галактики спиральной формы наблюдаются всеми цивилизациями космоса.
— А остров Пасхи? — напомнила девочка.
— Пожалуйста, будьте любезны! — Далька вынул из бумажника развернутую репродукцию фрески Тассили из книги Анри Лота и положил рядом с ней вынутую из специального карманчика фотографию наскального рисунка с острова Пасхи.
— Здорово! — послышались голоса.
Галактион Александрович небрежно взглянул на фотографию и пожал плечами.
Эльга с почтительным вопросом смотрела ему в лицо.
Таня переводила смеющийся взгляд с Дальки на рисунки и обратно.
Галактион Александрович поднял руку:
— На мой взгляд, неуместно смешивать научные исследования по строгому методу с преждевременными выводами на основе увиденных картинок.
— Почему ты считаешь более научным предположить, что предки айнов жили здесь, а потом расселились на восток и на запад, а не желаешь считаться со множеством следов, которые оставили на Земле инопланетяне в древности?
— Потому что таких следов нет.
— Как же нет? Никто еще в строго научном плане, о котором ты говорил, не рассматривал этих следов. Разве можно пренебречь сказаниями древних народов в Южной Америке, Месопотамии, Индии, Японии!.. Везде речь идет об одном и том же — дети неба спустились на Землю с другой звезды, помогли людям, научили письменности, земледелию, ремеслам. Потом улетели и обещали вернуться. В Южной Америке это даже повело к трагедии завоевания индейцев испанскими конкистадорами. Ацтеки, майя, инки приняли их за вернувшихся с неба благодетелей людей, сынов Кетсалькоатля или Кон-Тики.
— Какие сказки! Умерь свою фантазию, Даль. По моему мнению, все это чепуха.
— Ты заменяешь аргументы мнением!
— Мнение весомее любых аргументов в том случае, когда оно основано на однозначных научных выводах. Науке не нужны фантазеры.
— У меня факты, а не плоды воображения. В Южной Америке имеются не только предания, сказки, как ты говоришь. Там до сих пор сохранились древнейшие Ворота Солнца с неземным календарем, в котором двести девяносто дней в году! Нельзя забыть пирамиду храма надписей в Паленке, гробницу в ней с надгробной плитой, где высечен чертеж ракеты в разрезе. А в ней. — человек.
— Ритуальное изображение кукурузы, под которой человек размышляет о бессмертии.
— Только этот человек погребен в саркофаге, почему-то сделанном в форме ракеты! А нефритовая маска его лица говорит о многом!
— О чем? — спросила Таня, переводя сияющий взгляд с одного спорщика на другого.
— У него нос начинается выше бровей. Нам неизвестна такая раса. Может быть, в крови захороненного древнего майя была инопланетная примесь.
— Поистине прав был Салтыков-Щедрин, говоря, что ничем не ограниченное воображение создает мнимую действительность.
— Какая же мнимая? Действительность заставляет нас вообразить себе инопланетян на Земле, а не наоборот.
— Никто никогда не докажет мне, что гости из космоса побывали на Земле, ибо нет возможности для смертного существа преодолеть межзвездное расстояние в сотни и тысячи световых лет. Планеты же солнечной системы по новейшим данным, увы, не населены, — с раздражением закончил Галактион Александрович.
Но Далька не сдавался.
— Тебе мало следов, которые есть на Земле? А в космосе?
— Что-то я не слышал о следах в космосе.
— А между тем именно там гости иных миров должны были оставить нам память о себе. И может быть, оставили.
— Почему? — спросила Таня.
Эльга укоризненно взглянула на нее. Но девочка выразила общий вопрос всех собравшихся.
— Прекрасно! Отвечу! — запальчиво произнес Далька.
— Любопытно будет послушать, — иронически заметил Галактион Александрович. — Только не забудь о своем дежурстве на кухне.
Кто-то хихикнул.
— С тех пор как был запущен первый советский искусственный спутник Земли, — тряхнув лохматой головой, продолжал Даль, — появилась новая наука — слежение за спутниками. Сложный комплекс астрономических, радиоастрономических, электронно-вычислительных устройств, компьютеров. Оказалось, что множество тел бороздит ближний космос. Почти о каждом можно сказать, когда и кем оно было запущено. Но только почти… Есть такие спутники Земли, которые не запускали ни в СССР, ни в США.
— Обыкновенные спутники-шпионы, — зябко пожала плечами Эльга, ощутив степной ветерок. — Разве на Западе признаются в их запуске? Смешно!..
— Логика — оружие науки! — подхватил Галактион Александрович и одобрительно посмотрел на свою помощницу.
Та опустила глаза, смутилась. Ей ведь хотелось только подразнить Дальку.
— Да, но среди неопознанных спутников есть, по крайней мере, один, как пишет доктор наук Чикагского университета, специалист слежения за спутниками француз Жак Балле, — не отступал Далька. — Есть, по крайней мере, один, который движется в сторону, противоположную вращению Земли.
— Ну и что? — простодушно спросила Таня.
— Запустить такой спутник куда сложнее, чем обычный. Вращение Земли обычно помогает обрести первую космическую скорость. А если оно мешает, надо затратить энергии много больше.
— Ну вот что, — оборвал Галактион Александрович. — Мы нашли ценнейшие статуэтки. Однако они не дают нам права размахивать руками в космосе. А «Черный Принц» — всего лишь приблудившийся метеорит.
— «Черный Принц»? — удивилась Эльга, вскинув свои тонкие брови.
— Да. Так называют этот объект на Западе, — небрежно пояснил Галактион Александрович.
— Мы привыкли, что археологи копаются в земле, — снова вступил Далька. — Это потому, что люди на поверхности своей планеты живут в пыли, пылят, вздымают пыль, — и он указал рукой в степь. Там по дороге двигался столб пыли, растягиваясь следом за грузовиком медленно оседавшим шлейфом. — Но настанет день, и археологи станут искать уже не только в почве, но и в космосе, сделают науку археологию КОСМИЧЕСКОЙ.
— И мы полетим к «Черному Принцу»! — счастливым голосом крикнула Таня.
Все рассмеялись.
Однако космос космосом, а кухня кухней. Нужно было чистить картошку. Таня с девочками вызвались помогать Дальке.
Ловко вырезая из картофелин фигуры, приближающиеся к сферам (не считаясь с отходами!), Далька увлеченно рассказывал про загадочные каменные шары величиной с многоэтажный дом, рассыпанные по лесам и болотам Коста-Рики, как на звездной карте, оставленной пришельцами.
Варя на второе кашу, Петров-младший вспоминал о древнем аэропорте в пустыне Наска, где сохранились каменные взлетно-посадочные полосы, оставленные гостями из космоса. В подтверждение своих мыслей он бросал в котел соль горсть за горстью в знак того, что инопланетные много раз побывали на Земле.
Каша получилась отчаянно пересоленной. Есть это «космическое» варево было трудно, но весело.
Смущенный Даль вечером искал Эльгу, но напрасно, девушка так и не вышла из палатки.
В небе горели лукавые звезды. Ветер нес откуда-то пыль.
Всю ночь Дальке снился «Черный Принц»…
Сотни миллионов людей во всем мире собирались вместе, чтобы смотреть по Всемирному телевидению волнующие эпизоды исследования «Черного Принца».
Друзья Галактиона Александровича собрались у него на квартире. Теперь он был уже профессором, членом-корреспондентом Академии наук СССР. Его помощница Эльга Сергеевна, кандидат исторических наук, недавно вернулась из летней археологической экспедиции, уже не первый год руководя ею (к некоторому тайному раздражению профессора, который предпочел бы видеть Эльгу всегда при себе).
С помощью Тани, приехавшей перед началом занятий в Томском университете к сестре, Эльга Сергеевна ловко собирала на стол, звеня старинным столовым серебром (иной сервировки профессор не признавал).
Далька грустно поглядывал на ее великолепную головку с эллинским узлом волос на затылке. Он приехал в Академический городок после практики с крупной сибирской стройки, где он находился в связи с одним из своих бесчисленных проектов. Замыслы то оттаивания сибирской вечной мерзлоты, то сооружения всесибирского энергетического кольца ветроустановок, могущих заменить гидростанции, то еще какой-нибудь не менее грандиозный проект так и не дали ему вовремя закончить политехнический институт, что вызывало сдержанное неодобрение старшего брата.
Профессорская квартира Галактиона Александровича казалась холодной и неуютной, хотя в ней было немало редких коллекций. Но черепки и кости, хоть и представляли научную ценность, все же мало украшали жилые комнаты. Однако Галактион Александрович слишком уважал археологию, чтобы отказаться от бесценных для него экспонатов, а Эльга Сергеевна сама пополняла его коллекции. Тане и Дальке такая обстановка очень нравилась.
Лучшим украшением квартиры был великолепный телевизор. На его огромном, почти киноэкране виднелось переданное прямо из космоса звездное небо.
— Не понимаю, как можно есть в такую минуту! — Таня отодвинула тарелку.
Даль покосился на нее. Как она изменилась! Куда делся цыпленок цапли? Пожалуй, на коне тоже гарцевать может, как сестра. Эльга Сергеевна по-прежнему была для него образцом совершенства.
Галактион Александрович, словно руководя тем, что появилось на экране, веско сказал:
— Внимание. Сейчас мы убедимся, что это всего лишь приблудившийся метеорит.
Голос диктора не поддержал Галактиона Александровича:
— Вы видите на своих экранах загадочный объект, получивший название «Черного Принца». К сожалению, он вращается вокруг своей горизонтальной оси, поэтому его форма как бы ускользает от ваших глаз. Предоставляем слово нашему космонавту Крутогорову, который видит сейчас объект со своего корабля. Прошу, Георгий Петрович.
— С виду напоминает диск, — послышался чуть хрипловатый бас. — Конечно, можно было запустить и диск. Даю телескопический объектив для телекамеры. Как изображение?
— Теперь тело виднее. Жаль, кувыркается.
На экране диск, серый с солнечной стороны и черный с теневой, медленно опрокидывался. Он напоминал сплющенную лепешку.
— Это не осколочная форма! — воскликнул Даль. — Какой же это приблудившийся метеорит? В природе таких тел не бывает.
— Почему же? — возразил Галактион Александрович. — Даже идеальные сферы бывают. Планеты хотя бы.
— Они обретали форму в газообразном состоянии.
— Как знать. Единой точки зрения нет.
— Тише, сейчас скажут, — прошептала Таня.
— Мой корабль сближается с «Черным Принцем». Черный он только с теневой стороны. Поверхность его словно изъедена песчинками. Космические пылинки, что ли…
— Если это не маскировка, — вставил Галактион Александрович.
Эльга укоризненно сощурилась на него.
— Я меняю свое мнение, — заявил профессор. — Очевидно, это не естественное образование, а искусственное времен «холодной войны в космосе».
— Я всегда думала о спутнике-шпионе, — кивнула Эльга Сергеевна.
— Вполне возможно, что его намеренно запустили в сторону, обратную вращению Земли, чтобы труднее было обнаружить и обезвредить.
— Вот теперь, — слышался хрипловатый бас с экрана, — и вам хорошо видно, что это металлический диск. Сейчас он находится от меня метрах в ста. Постараюсь прыгнуть к нему. Скафандр уже на мне, телекамеру беру с собой, чтобы и все зрители могли побывать со мной вместе внутри.
— Ты, Георгий Петрович, говоришь, «внутри». Думаешь, там есть люк и он для тебя открыт? — спросил диктор.
— Люк не люк, а какое-то отверстие имеется. И оно, представьте себе, как будто открыто.
— Конечно, — сказал Галактион Александрович. — Как же иначе их приборы могли наблюдать Землю? Люк должен быть открыт.
— Неужели он прыгнет? А если оторвется, улетит в бездну? — забеспокоилась Таня.
Космонавт, словно утешая ее, сказал:
— Я тут надежно закреплен канатиком, вроде бы нитью Ариадны. Прямо как в древнем мифе. Если прыгну и промахнусь, то по канатику подтянусь.
— Как бы я хотел быть там! — вздохнул Далька.
— Да, обходятся без тебя, — притворно посочувствовал Галактион Александрович.
— Внимание. Пробую прыгнуть, — предупредил космонавт.
На экране закрутились хороводом звезды, сливаясь светлыми кругами.
— Прошу простить, получил собственное вращение, — объяснил космонавт. — Неуклюжесть.
Звезды на экране сменились сначала огромным горбом, потом белесым морем, кое-где закрученным спиралями.
— Это Земля в объектив попала, — разъяснил Галактион Александрович. — Облачный покров, циклоны в нем…
Космонавт справился с собственным вращением, и в объективе опять появились звезды. Часть экрана закрыл быстро растущий в размерах диск. Диск медленно поворачивался, на мгновение показав черневший в его центре круг.
— Немного промахнулся, — сообщил космонавт. — Удерживаюсь на канатике чуть в стороне от диска. Сейчас мы к нему подплывем, подберемся… с помощью ракетницы.
На экране на секунды возник ствол ракетницы, которую космонавт показал зрителям, прежде чем ею воспользоваться. Потом диск, продолжая опрокидываться, стал приближаться.
— Готово. Сейчас дотянусь до него рукой. Хлоп! Стукнулся. Пришвартовался. Плохо видно? Слишком близко. Сейчас отрегулирую камеру. Лежу на поверхности, если это можно назвать лежанием. Вроде мухи на потолке. Боюсь оттолкнуться. Осторожно ползу. Поверхность шероховатая, будто нарочно сделанная.
— Я же говорил, — веско заметил Галактион Александрович. — Маскировка.
— А как же внутри? — спросила Таня.
— Сейчас обнаружим, что там внутри, — словно отвечая девушке, продолжал космонавт. — Ползу к люку, направляю на него объектив. Вам должно быть сейчас лучше видно, чем мне самому.
На экране трудно было что-либо разобрать, кроме освещенного серебристого края черного отверстия.
— Георгий Петрович, ты бы света дал внутрь. Не разберем, — попросил диктор.
— Есть дать свет. Жаль, солнечные лучи туда не попадают. Тут на солнце про фонарик и забыл. Интересно все же, кто эту чертовщину сюда запустил?
На экране вырисовалась внутренняя полость диска, освещенная космонавтом через люк.
— Теперь забираемся вместе с вами, дорогие товарищи зрители, внутрь «Черного Принца».
— Ох, кому-то в мире сейчас не по себе, — заметила Эльга Сергеевна. — Сейчас увидим и кинокамеры, и телевизионные установки заграничного производства.
— Странно как-то! Не знаю, как вы там, на Земле, а я ничего не вижу. Вроде пусто здесь. Зря гаечные ключи прихватил. Никакой аппаратуры. Подождите. А это вот видите? Что-то чудное парит в невесомости и ни за что не держится. Какие-то пирамиды и шарики. Вроде украшение какое-то.
— Покажи-ка нам его, Георгий Петрович, мы с тобой вместе посмотрим.
На экране виднелось странное сооружение, меньше всего похожее на аппаратуру.
— Тут две такие штуковины. Я их сейчас свяжу и отправлюсь обратно на корабль с трофеем. Пусть на Земле разберутся, что к чему.
— Что ж тут разбираться? — зевнул Галактион Александрович, с наслаждением вытягивая ноги. — Все ясно. Настоящая аппаратура после использования была выброшена в космос, а вместо нее остались эти муляжи, которые должны убедить легковеров, вроде нашего Дальки, что это и есть инопланетная аппаратура.
— Это очень остроумно, — заметила Эльга Сергеевна. — Но пока что не подкреплено исследованием. — Ей хотелось заступиться за Дальку.
Далька благодарно взглянул на нее. Она отвернулась. Почему он со всеми смелый, только не с ней?
На экране еще некоторое время виднелось странное сооружение, потом снова появились звезды, Земля, покрытая облаками, и на фоне ее серебристый корабль космонавта, куда он возвращался, осторожно выбирая удерживающий его тросик.
— Диск заснят со всех сторон, — заканчивал Крутогоров репортаж. — Взята проба металла, из которого он сделан.
— Итак, дорогие телезрители всего мира, мы вместе с вами участвовали в разрешении загадки нашего космического века и как бы помогали Георгию Петровичу, побывав вместе с ним внутри так называемого «Черного Принца», несомненно искусственного космического сооружения, однако скорее всего все-таки земного происхождения. Впрочем, не будем опережать событий. Ученые Земли сумеют установить, какую находку удалось нам там сделать. Поблагодарим Георгия Петровича Крутогорова за великолепно проведенную операцию в космосе и доставленное всем нам волнение и наслаждение. Будем теперь с нетерпением ждать благополучной посадки его корабля на нашу родную Землю. До свидания, дорогие телезрители. Наша передача из космоса заканчивается.
Вероятно, всюду во всем мире в этот момент люди долго не могли успокоиться уже после того, как погас экран телевизора.
— Я полечу в Москву, — заявил Даль.
— Зачем? — нахмурился Галактион.
— Принять участие в исследовании.
— Твое дело учиться. В Москве найдется, кому определить, что за «муляжи» были оставлены для легковерных в спутнике-шпионе.
— Я не хотела бы, чтобы это был спутник-шпион! — воскликнула Таня.
Далька одобрительно посмотрел на нее.
Эльга Сергеевна, выполняя роль хозяйки, предложила всем поужинать.
— А какая тогда была замечательная каша! — хитро улыбнулась Таня.
— Да, каша была на редкость пересоленной, — подтвердил Галактион Александрович.
День был пасмурный, но холодный, будто осень уже кончалась. Первые ранние снежинки больно секли лицо.
Эльга и Галактион Александрович стояли на ветру перед зданием аэровокзала. Из встречающих только их двоих выпустили на поле, чтобы проследить за разгрузкой самолета.
— Эльга Сергеевна, — проникновенным голосом напутствовал ее Галактион Александрович. — Не знаю я другого такого педантичного и аккуратного человека, как вы. Полагаю, что я не совершу ошибки, вверяя вам находку. Передача ее нам на исследование после заключения военных экспертов — величайшее доверие нашему научному центру, признание его универсальности.
— И вас лично, Галактион Александрович, — добавила Эльга.
— Обо мне надо говорить в последнюю очередь, — скромно отозвался Галактион Александрович.
Самолет подруливал к аэровокзалу. Навстречу ему двигался самоходный трап. Когда он пристроился к дверце, она открылась, Эльга ловко взбежала по ступенькам. Ей навстречу торопливо спускался командир корабля.
Он повел девушку к багажному люку. Сюда уже подъехал грузовой электрокар, а следом ехал знакомый Эльге Сергеевне старенький «Москвичок» — фургон, давний ее спутник по степным экспедициям, свидетель многих радостей и неудач.
Галактион Александрович нетерпеливо стоял у багажного люка и нервничал, что долго нет Эльги. Без нее ему всегда бывало не по себе.
Она появилась вместе с командиром корабля и представила его профессору.
— Сотни тысяч тонн всякого добра перебросили, — сказал летчик, — а вот такого груза еще не было. Доставили в полной сохранности, как хрусталь в вате. Прошу подписать специальный актик. Передаю из рук в руки.
— Пожалуйста, осторожнее, — беспокоилась Эльга.
Рабочие аэропорта и так старались.
Бережно перенесли два ящика с надписями: «Осторожно» и «Верх» и аккуратно поставили их в фургончик. «Москвичом» остановился рядом с электрокаром.
— Совсем нетяжелые, — на прощание сказал усатый рабочий, которому помогал паренек в ушанке. — Может, и для отгадки они вам пухом обернутся.
— Гагачьим, — заверила Эльга Сергеевна, улыбаясь.
Она забралась вместе с ящиками в фургон, а в переднюю кабину рядом с шофером уселся Галактион Александрович.
Ящики перенесли в лабораторию профессора Петрова.
Эльга сама помогала их открывать, не переставая твердить об осторожности. Кончилось тем, что она поранила о гвоздь палец, и Таня завязала ей его бинтом.
С того вечера, когда «Черный Принц» появился на экране, прошло всего три дня, и Даль с Таней не успели уехать. Поэтому Далька использовался в лаборатории в качестве подсобной рабочей силы, а Таня была восторженной зрительницей.
Странное сооружение из конусов, кубов и сфер, на которое так недавно затаив дыхание смотрел весь мир, теперь извлекли из самых обыкновенных земных стружек. Чья-то добрая душа не поскупилась на них в Москве.
— Сколько сору! — сокрушалась Эльга Сергеевна, очищая объект от сухих стружек.
Таня вызвалась было помогать сестре, но та расставила руки, как наседка крылья, защищая свое сокровище. Тогда Таня стала подметать пол.
— Галька, позволь мне, пока я не уехал, участвовать в твоем исследовании, — попросил Далька, назвав брата детским именем; когда-то много лет назад их звали Галька и Далька.
— Нет, — отрезал Галактион Александрович. — Это не развлечение для любителей диковинного. Это серьезное научное задание, которое признано выполнимым для руководимого мной центра.
— Ну я тебя очень прошу, — настаивал Даль.
— Отстань, умоляю, — поморщился, как от зубной боли, профессор. — Эльга Сергеевна, — обратился он к помощнице, — сейчас уже поздно. Прошу вас взять ключ от лаборатории с собой. К работе приступим завтра. Как известно, утром ум мудрее.
Обиженный Даль решил принять собственные меры.
По дороге домой он уговорил Таню стащить ключ от лаборатории из сумки, которую сестра дала нести ей. Они еще сегодня вечером раньше всех рассмотрят диковинку. А профессор пусть «накапливает мудрость к утру».
Девушка сразу согласилась, немалую роль здесь играло то, что это предложение исходило от Даля.
Тане без труда удалось выполнить щекотливое поручение. Эльга Сергеевна, как вполне сложившийся ученый, была рассеянна и так и не взяла у сестры сумку с ключом. Таня украдкой позвонила Дальке по телефону и назначила ему «свидание под часами».
Она пришла точно в условленное место, и они сразу же направились к корпусу научного центра.
Археология — наука мирная. Никакой вооруженной охраны научного центра не положено. Правда, в вестибюле всегда сидела вахтерша. Сегодня дежурила старая, очень полная женщина с седеющими усиками. Она удивленно встретила молодых людей, которые совсем недавно ушли отсюда вместе с самим профессором Галактионом Александровичем и «Ольгой Сергеевной».
— Неужто уже нынче станут допытываться? — удивилась старуха.
— Где ж тут утерпеть! — многозначительно изрек Далька.
— Видать, что не терпится, что вперед старших прибежали. Пустить-то куда мне вас? Некуда. От лаборатории ключ Ольга Сергеевна с собой забрали.
— Ну бабушка, что вы! — взмолилась Таня. — На улице такой холод.
— Да, погодка в аккурат по прогнозу или по стариковскому определению. У меня давеча спина показывала. Куда вас пустить-то? Да хоть в профессорский кабинет. Ключ от него завсегда на доске висит. Только зарок. Сидеть там смирно, старших поджидать.
Грузно переваливаясь с ноги на ногу, она повела их по коридору мимо заветной двери в лабораторию.
Таня и Даль переглядывались и с трудом сдерживали смех.
Свой кабинет профессор Петров называл «лавкой древностей». В другой раз Далька, может быть, и заинтересовался бы тем, что лежало под стеклом витрин, но сейчас еле сдерживал себя, прислушиваясь к удаляющимся шагам вахтерши. Потом высунулся в приоткрытую дверь и сделал Тане знак.
На цыпочках они перебежали коридор.
— А вдруг я не тот ключ взяла? — прошептала Таня. — Там еще два были на колечке.
Но дверь лаборатории открылась. Все было как час назад, когда ученые вместе с Далькой и Таней уходили отсюда. И заметенная в кучу стружка осталась на том же месте, и диковинки — на столе.
Даль ринулся к ним.
— Осторожно! — голосом Эльги предупредила Таня и сощурилась совсем как старшая сестра.
Далька даже вздрогнул от неожиданности, но потом сердито отмахнулся. Он ощупывал странную аппаратуру, стараясь определить: металл это, дерево или пластмасса? И ничего не определил.
— Чудно, — заметил он и добавил: — Так и должно быть, если инопланетяне.
— Ой, как здорово! — прошептала Таня уже собственным голосом.
— Геометрия! Это факт. Все ждали от инопланетян вывод теоремы Пифагора, а тут целый выводок стереометрии. Разве это не проявление мысли? Как бы не так! Геометрические фигуры не зря были известны им.
— Кому?
— Фу ты! Инопланетянам, конечно!
— А что эти фигурки означают?
— Эксперты дали заключение, что они не имеют никакого отношения к тому, что может измерять, наблюдать, запечатлевать, излучать или передавать по радио, — словом, сочли фигуры просто символами. Внутрь фигурок проникать не стали, оставили это археологам. Теперь профессор Петров будет их распиливать или не знаю еще что… Он уже все решил. Для него загадки нет.
— А для тебя?
— Тут не задачка «мат в два хода», даже не шахматный этюд. А ты чего дрожишь? Трусишь?
— Нет. Холодно.
— Обычное дело. Осень. На дворе скоро снег выпадет, а срок включения отопления не настал. Инструкция!
— Какие они красивые! — восхищалась Таня, гладя руками геометрические формы. — Кто их сделал? Может, им тоже холодно? — И она попыталась ладонями согреть приглянувшийся ей куб.
— Стой! Стой! — сипло воскликнул Далька. — Или чудится мне? А ну грей его, грей!
— Я подую. Можно? — и Таня стала отогревать куб дыханием.
А Далька вперил взгляд в сторону куба, на котором словно проступили какие-то тени, только светлые, как иней на стекле в морозный день.
— Ну, Танька, держись! Кажется, мы с тобой… — он даже не мог договорить.
Они стали вдвоем греть куб, вместе дышали на него. И так увлеклись, что не заметили, как поцеловались.
Далька выскочил из лаборатории как ошпаренный и помчался по коридору.
У Тани кружилась голова. Наверное, думала она, Далька ощущает то же самое. Увы! Он, оказывается, бегал к вахтерше за спичками. Таня обиженно отвернулась к окну.
— Эй, цыпленок цапли! — позвал ее Далька. — Давай гляди на этот куб: увидишь что — крикни.
И Даль стал жечь спички одну за другой, нагревая куб, сблизивший их с Таней.
— Вижу, — перехваченным от волнения голосом вдруг выговорила Таня.
— Чего видишь?
— Человека.
— Какого там человека? Что еще выдумала! А ну, пожги спички, я сам полюбуюсь.
Девушка послушно поменялась с Далькой местами.
Потому ли, что она более аккуратно нагревала спичками куб или он успел нагреться, как того требовалось, но в лаборатории послышался тихий прерывающийся, но явственный звук.
Далька огляделся по сторонам и увидел на соседнем столе древнюю маску, какую делали когда-то сибиряки для вторичного захоронения умершего (его останки переносили из леса, где он покоился на дереве, в родовую могилу). Далю показалось, что маска что-то говорит ему…
На самом деле «заговорил» аппарат из кубов и конусов. Звук становился все отчетливее, ритмично повторяясь, а на стороне куба все отчетливее становилось изображение… человека! И тут в лабораторию, задыхаясь от гнева и бега, ворвались Галактион Александрович и Эльга Сергеевна.
— Что вы тут делаете?
— Что за безобразие!
Таня уронила спички и растерянно пролепетала!
— Что делали? Ничего… Честное слово, целовались, и только…
— А это? — крикнул Галактион Александрович, указывая на обгоревшие спички и закоптившийся куб.
— Целовались? Выбрано замечательное время и место для поцелуев! — процедила сквозь зубы Эльга, презрительно посмотрев на Дальку. (Еще осмеливался писать ей сумасшедшие письма. А она-то их хранила!)
— Прошу простить, — хриплым, сразу осевшим (и потому напоминавшим космонавта Крутогорова) голосом произнес Даль. — Прошу простить. Тут дело хитрое. Посмотрите-ка сюда, на этот экранчик на кубике. Не хуже телевизионного. Дай мне свою знаменитую газовую зажигалку, Галя.
— Нечего портить объект, — отступил Галактион Александрович.
— Не портить, а исследовать. Не бойся, не пожалеешь. Это же эксперимент в твоей лаборатории. Ты ведь даже резать собирался, не только греть. Отчет напишешь. Статью в «Доклады».
Галактион Александрович возмущенно пожал плечами, вынул зажигалку, но, прежде чем отдать ее брату, раскурил свою неизменную трубку, которая, как он считал, украшала его. Он старался сдержать себя, как подобало солидному ученому, но не мог устоять на месте, расхаживал около стола с объектом и сердито извергал клубы дыма. Даль поднес вспыхнувшее пламя к заветному кубу, который они вместе с Таней отогревали.
Профессор, резко повернувшись от двери к столу, воскликнул:
— Ве-ли-ко-лепно!
Ничто не могло так поразить Эльгу Сергеевну, как это признание всегда непоколебимого шефа. Но она плохо знала его.
— Великолепное подтверждение моей правоты!
— Что ты узрел, Галя? — поинтересовался Далька.
— Ми-сти-фи-ка-цию! Заумную и неумную мистификацию, которую не поленились подготовить те, кто решил ввести в заблуждение весь мир.
— Что ж, по-твоему, «Черный Принц» не творение разума?
— Напротив. Несомненное творение разума, но только ЗЕМНОГО, что я и постараюсь доказать самым доскональным исследованием.
— Ты так уверен, что земного?
— Бесспорно, ибо у науки пока нет никаких оснований полагать, что разум существует еще где-либо, кроме Земли.
Даль, опустив руки, с немым укором смотрел на брата, самоуверенно дымившего трубкой и вещавшего непреложные истины.
Эльга Сергеевна, воспитанная в почитании авторитетов, в числе которых был и профессор Петров, преданно смотрела на него, стараясь, чтобы Далька заметил это.
Таня отвернулась. Ей вдруг стало так обидно, что она боялась расплакаться.
Когда поздно ночью братья вернулись домой, Галактион Александрович, сердито пыхтя трубкой, расхаживал по кабинету и отчитывал Дальку:
— Мало того, что ты легкомыслен и упрям, только этим я могу объяснить твою бездумную выходку с ключом и спичками, вдобавок ты еще и лишен всякой политической прозорливости. Не хочешь видеть пружин, движущих политическую жизнь на Западе.
— Какие уж там пружины, — усмехнулся Далька. — Здесь механизмы хитрее. Нашим специалистам по полупроводникам стоит разобраться.
— Прежде всего разберемся мы, археологи. Археология ныне включает в себя все науки! Ты правильно вспомнил о полупроводниках. Уже в наше время нет ничего невозможного в создании звучащего и показывающего под влиянием местного нагрева устройства. Прискорбно, что зарубежные достижения в этой области опять-таки были использованы для дезинформации.
— А тебе не кажется, Галя, что аппарат с нагреваемым кубом нечто вроде фонетического словаря? Каждому изображению должен соответствовать звук неведомого языка?
— Пока что мы слышали один прерывистый свист и видели одно изображение. Притом не какого-нибудь неведомого существа, а человека. Мистификаторов прежде всего должно упрекнуть в отсутствии фантазии. Неужели не могли нарисовать вместо банального человечка какое-нибудь чудовище?
— Я все время думаю: надо найти такое переключение, чтобы появился другой звук и другое, соответствующее ему изображение.
— Мне уже доводилось говорить тебе о воображении и мнимой действительности.
— А я все-таки… — начал было Даль, но рассерженный Галактион Александрович объявил, что настало наконец время и для сна. Не оборачиваясь, он ушел в свою комнату.
Утром Галактион Александрович был удивлен, что Далька не увязался с ним в лабораторию. Профессор зашел за Эльгой Сергеевной, жившей в соседнем доме, чтобы вместе с нею пойти в научный центр. Ключ от лаборатории был у нее.
Смущенная Таня на мгновение выскочила в переднюю, где, не раздеваясь, дожидался со шляпой в руке Галактион Александрович. Она простилась с ним, потому что сегодня уезжала в Томск, и извинилась за вчерашнее. Ей очень хотелось спросить о Дальке, но она так и не решилась.
Даль вышел из дома раньше брата и отправился прямо в Кибернетический центр к академику Леониду Сергеевичу Песцову.
Леонид Сергеевич Песцов был замечательный человек, ученый нового типа. Еще не старый, статный, высокий, спортивного склада, прекрасный теннисист и шахматист, великолепно знающий художественную литературу — так говорили о нем. Шестнадцати лет он поступил в университет, в двадцать лет стал кандидатом наук, а двадцати восьми — избран академиком. Ныне же он был удостоен множества научных премий и наград.
Академик Песцов был прост и доступен для всех. Ничего не стоило попасть к нему в кабинет. Не было ни секретаря, ни вахтера.
Он радушно встал навстречу Дальке, оказавшись едва ли не на голову выше его.
— Петров? Петровых на свете много. Уж не брат ли нашего профессора Петрова Галактиона Александровича?
— Брат, — усмехнулся Даль, — в порядке полной противоположности.
— Полной противоположности? — переспросил академик, усаживая гостя. — Это уже интересно. Тоже археолог? Историк?
— Пока все еще студент — томский политехник.
— Томский политехнический? Прекрасный вуз! Кузница выдающихся людей, в частности, в области кибернетики и математики.
— Вот насчет кибернетики я к вам и пришел.
— Будущая специальность? — испытующе посмотрел Песцов.
— Совсем нет. Сам еще не знаю, что буду сооружать. Мечтаю переделывать Землю. На слой вечной мерзлоты покушаюсь.
— Славно. В глобальном, значит, масштабе? А кибернетика тут при чем?
— Я хотел спросить, Леонид Сергеевич, можно ли создать такой кибернетический словарь, чтобы он произносил слово и воспроизводил на экране его понятие?
— Отчего же нельзя? Можно. Только зачем?
— Это другой разговор. Скажем, для того, чтобы ввести в заблуждение весь мир. Придумать неведомый язык и изобразить его слова на экране электронного словаря. Или… если такой словарь имеется, то может ли ваша кибернетическая машина, пользуясь этим словарем, перевести на русский язык рассказ, произнесенный чужой машиной на чужом языке?
— Что-то я вас не пойму, дорогой глобальный преобразователь. Вообще машинные переводы возможны, но…
— Вы знаете, конечно, что к вам сюда прислали найденные в «Черном Принце» муляжи, оставленные там для дезинформации.
— Ну, ну, допустим.
— Мне вчера случайно удалось выяснить, что дезинформация зашла так далеко, что мистификаторы, как говорит мой брат, профессор Петров, сделали не картонные, а кибернетические муляжи, даже говорящие и показывающие.
— Любопытственно. Предание свеженькое, но… с душком. Не так давно привелось мне видеть фотографии современного «неандертальца», снятого на кинопленку на севере Калифорнии, так называемого бигфута — «большеногого» в русском переводе. Его след вдвое больше нормального человеческого. Восьмидесятый размер! Экспертам из Голливуда был задан вопрос: можно ли сделать комбинированные съемки, чтобы получить на кинопленке существо в два с половиной метра ростом, первобытную такую девицу в шерсти, идущую по лесу легкой походкой с раскачиванием быстрее олимпийских бегунов? Голливудские эксперты ответили, что сделать такой кинотрюк можно… за два миллиона долларов. Недурно? И что же? Американцев, в том числе и многих ученых, это вполне удовлетворило. Они рассудили, что не найдется безумца (или бизнесмена), который решился бы ухлопать такую уйму денег, чтобы сделать кинотрюк во имя легкой мистификации. Вы тоже упомянули о мистификации…
— Это не я. Это брат Галактион.
— Сомнительно, чтобы кому-то, даже генералам Пентагона, взбрело в голову пускать деньги в данном случае уже «на солнечный ветер», чтобы пощекотать любопытство тех, кто доберется в космосе до труднодостижимого аппарата.
— Я тоже так думаю. Потому и пришел к вам. Заберите, Леонид Сергеевич, космическую находку от археологов к себе. Ведь ваша кибернетика все может!
Академик улыбнулся хитроватой мальчишеской улыбкой и, соединив руки, стал крутить большими пальцами.
— Кибернетика, конечно, многое может в отличие от тех, кто ею повелевает. В шахматы машина может сыграть. Руководитель машины тоже, притом не лучше ее. Музыку машина может сочинять. Вам приходилось слышать?
— Не нравится. Нечто средневековое.
— Простенькое, хотите сказать. Так это от программы зависит. Что в нее заложить, то и прозвучит после чисто математического комбинирования. Вот стихи могу прочесть. Недавно «наша» сочинила (по нашей указке).
Первая зелень пробилась до сроков,
Бухли стволы, наливались соком.
В воздухе пахло промокшей корою.
Где-то весна брела стороною.
Академик встал, прошелся к окну и обратно.
— Каково? Знаю, знаю. Скажете, что здесь информации больше, чем поэтических чувств. Я согласен с вами. Думаю, что я сам, руководитель машины, стихи лучше пишу, в особенности для прекрасных дам, если снова увлекусь. Бывает. Одно такое увлечение у меня печально кончилось. Кибернетика подвела. Влюбился я на старости лет в молодую даму, сочинявшую пьесы. Чехова помните? Принесла она мне, как знатоку научных кругов, свою новую драму из научной жизни. А я возьми, да и передай эту пьесу для анализа своей электронно-вычислительной, той самой, которая расшифровала письменность майя за сорок восемь часов. И дал я ей всего-навсего только список действующих лиц. Думаю, догадается или нет, шельма (это я про машину!), каков будет сюжет, какими окажутся герои? И что бы вы думали? Точно указала, кто будет хорошим, кто плохим, когда доцент обманет студентку, когда благородный профессор вмешается и все кончится благополучно. Сами понимаете, что для меня это благополучно не кончилось. Так в холостяках и хожу. Есть случаи, когда у машин возможности больше, чем у их руководителей. Вот и теперь… Никак нельзя мне вмешиваться в археологические дела. Научная этика! Не поддается математическому анализу. А вот машина не задумалась бы…
— А если Галактион к вам обратится?
— Тогда другое дело. Так как говорите? Первому звуку соответствовало изображение человека?
— Похоже на человечка, — подтвердил Даль.
— Думаю, что это был не человек, хотя и похож. И звук означал совсем другое слово.
— А какое?
— Фаэт.
— Фаэт? — изумился Далька, подозревая очередную озорную шутку академика.
Но тот говорил вполне серьезно:
— Была, говорят, такая планета Фаэтон миллион лет назад, а может, и больше. На месте ее орбиты теперь остались в виде сплошного кольца астероиды, малые космические тела осколочной формы. Некоторые считают их обломками погибшей планеты. Меня всегда занимала проблема этой катастрофы. Чтобы объяснить все ее особенности, в частности, почему осколки планеты остались на ее прежней орбите, а не разлетелись, как полагалось бы при взрыве или столкновении с посторонним телом, пришлось допустить возможность взрыва водной оболочки планеты. Кстати, есть физики, которые в отличие от других своих коллег это допускают. И допускал это даже такой корифей, как Нильс Бор. А если это могло быть так, то свести концы с концами возможно лишь при помощи вмешательства РАЗУМА (или безумия!). Словом, нельзя исключить развитие и гибель цивилизации на Фаэтоне в ядерной катастрофе, вызванной войной. Математически, если говорить о теории вероятностей, это возможно. Очевидно, не все цивилизации вселенной способны пройти ядерный порог развития. И тогда появление около Земли искусственного спутника — аппарата фаэтов, названного у нас «Черным Принцем», с посланием нам, землянам, не может удивить подлинного ученого.
— Тогда как же вы можете сидеть спокойно, если аппарат фаэтов, как вы сказали, находится рядом с вами?
Академик развел руками и улыбнулся.
— Слабы мы, человеки, опутаны сетью условностей.
— А если брат все-таки обратится к вам? Я добьюсь этого.
— Вот тогда будет настоящее дело. Но не простое. Хватит работы и нам, кибернетикам, и лингвистам. Перевести отвлеченные понятия, неведомо как изображенные на экране вашего «кибернетического словаря», как вы себе его представили, будет труднее всего. Лингвисты, может быть, отступят, но только не мы, математики. Хотя и нам есть перед чем спасовать.
— Перед чем?
— Чтобы расшифровать изображение, сопоставляя его со звуками, надо эти звуки слышать. А машины наши хоть и грамотные, зрячие, но пока еще глухие. Мы только еще начинаем учить их пользоваться слухом, принимать информацию на слух. А у вас, вернее у всех нас, как я понимаю, дело не терпит.
— Значит, нужен энтузиаст, который отдаст свой слух машине, который вместе с ней, при ее помощи, изучит чужой язык и потом прослушает и переведет для людей чужепланетное послание.
— Вот тут вы правы, Даль Александрович. Такой человек нужен. Будь я помоложе и не так загружен…
— Я моложе. И я не так загружен.
Академик внимательно посмотрел на лохматого юношу, словно приценивался.
— А как же институт?
— Я возьму академический отпуск на год, на два…
Раздался телефонный звонок.
Песцов снял трубку. Далька было вскочил, но академик движением руки усадил его на место:
— Да, Галактион Александрович, здравствуйте! Рад вас слышать, ждал вашего звонка. Почему ждал? Ну как вам сказать. Хоть возможности вашего центра огромны и всесторонни, все же всем нам не терпится прикоснуться к вашему сокровищу… Конечно, конечно, можете рассчитывать. Вся наша электроника включится. И не только техника… Хорошо, я приду к вам.
Песцов откинулся в кресле:
— Ну, дорогой мой Даль Александрович, брат ваш прежде всего ученый. А вы оформляйте свой академический отпуск. Я напишу ходатайство. Сколько вам времени для этого понадобится? Имейте в виду, что у нас, у кибернетиков, время исчисляется не неделями, не днями, а часами и минутами, а чаще секундами.
— Я только на вокзал сбегаю. Девушку провожу. Она и отвезет в Томск мое заявление.
— Девушку? Это хорошо. А я пойду к археологам. Не терпится, признаться.
Узнав о том, что брат не намерен возвращаться в институт, Галактион Александрович был вне себя от возмущения.
Когда же выяснилось, что Даль решил с помощью кибернетиков «изучить язык фаэтов» (какое невиданное легкомыслие, мнимость действительности!), профессор просто рассердился на брата, он интуитивно почувствовал в нем противника, решающегося противостоять ему на пути «ортодоксальной науки», подменяя ее спекулятивными сенсациями!
Даль мужественно вынес разнос, но твердо остался при своем мнении. Академика Песцова и «его фаэтов» он не выдал.
В сердцах брат даже отказал брату в гостеприимстве. Узнав об этом, Леонид Сергеевич, которому Далька приглянулся, предложил ему жить у себя. Однако Галактион Александрович спохватился и до такого скандала не допустил. Он слишком высоко ценил приличия.
Себя он успокоил тем, что «язык фаэтов» и есть тот язык мистификаторов, которые заложили его в свое нелепое сооружение в космосе. По-своему он тоже был человеком убежденным и принципиальным.
— Не Обь, а сибирская Амазонка! — сказал академик Песцов, берясь за весла. — Нет в Европе таких рек, как великие сибирские! Это про них Гоголь должен был сказать: редкая птица долетит до середины, крылья устанут. А пловцу переплыть этакую ширь — подвиг зрелости!
Далька, тоже сидя на веслах, оглянулся через плечо: берег чуть ли не на самом горизонте.
— Еще чуть подальше — и была бы не река, а море, — словно угадав его мысли, сказала с кормы Таня.
Леонид Сергеевич, смеясь, назвал ее «кормщиком-надсмотрщиком», на счастье гребцам утопившим свой бич. Потом гикнул по-разбойничьи, и они вместе с Далькой налегли на весла.
Лодка ходко пошла от берега, забирая против течения. Она была украшена цветами и кедровыми ветками, которые привезли с таежной заимки родители Галактиона Александровича и Эльги Сергеевны. Они плыли во второй лодке, в «челне предков», по определению того же Песцова. Челном управляла, подгребая кормовым веслом, бабка Анисья, не признававшая руля. Она уже не работала вахтершей у профессора Петрова, ушла на пенсию, но привязанность к «Ольге Сергеевне» сохранила. Называла она себя «пельменных дел мастерицей», и в ногах у нее стоял огромный термос-камера ведра на два с замороженными пельменями, которые по ее рецепту все скопом готовили два дня.
Ее внук Ваня Крутых сидел за рулем третьей лодки, где разместились научные сотрудники археологического и кибернетического центров.
Галактион Александрович и Эльга Сергеевна, как и подобало молодоженам в такой день, сидели рядом в первой лодке на носовой скамейке, смотря на отодвигавшийся городской берег.
Чтобы «слушать реку», на этот раз отказались от моторок. Никакого шума — торжественная тишина! Доносившиеся по воде звуки и всплески весел только подчеркивали чуткую тишь.
Таня приехала на свадьбу сестры сразу после окончания университета. Она вглядывалась в напряженное лицо Дальки. Как он изменился: губы крепко сжаты, глаза какие-то пронзительные, брови чуть ли не срослись. На нее смотрит, а видит ли? Она была права. Даль смотрел на Таню, а видел Эльгу. Укоризненный взор девушки вернул его к действительности. Вот Танька молодец, успела закончить университет — молодой историк! А он так и застрял на четвертом курсе политехнического. Положим, не зря застрял… А чего это стоило?
С помощью кибернетики он стал овладевать «мертвым языком», который, что бы ни говорил Галактион, не мог быть выдуман из озорства или злобного умысла. И Эльге первой прошептал Даль выученные им еще в первые месяцы работы странные слова и показал, как звучит во втором аппарате длинное повествование на этом ярком и трудном языке. Одному Дальке его не одолеть! Вот если бы Эльга согласилась…
Бесхитростный расчет Дальки был прост. Он хотел вместе с Эльгой зубрить неведомые слова, всегда быть с ней рядом и говорить между собой на их «тайном языке».
Но Эльга не без ехидства напомнила ему про «поцелуйчики» и Таню. Это было несправедливо! Он только раз поцеловал девушку, да и то случайно! Даль вспылил, а Эльга холодно заявила, что не может служить антинаучным целям, как бы красочно они ни выглядели. У Галактиона Александровича уже сложилось определенное мнение о «муляжах» из космоса, а она выбрала себе путь в науке рядом с ним.
Оказывается, не только в науке! И даже в жизни! Значит, неверно понял Даль многоречивые взгляды ее прищуренных глаз!
Но не только Даль, никто на свете не догадывался о сокровенной тайне гордой Эльги, не знал о ее слезах и мучениях. После «измены» Дальки, который писал ей сумасшедшие письма, а сам целовался с Таней, Эльга решила жестоко отплатить ему. Однако все выжидала. А Даль, как она решила, прикидывался, будто ничего особенного не произошло! Увлекся языком фаэтов и даже Эльгу старался склонить к его изучению. Совсем другого ждала она от него.
Так он и не раскаялся и не сказал Эльге самого главного. К подчеркнутому вниманию Эльги к своему шефу — профессору Петрову — Даль отнесся, казалось бы, совершенно равнодушно. Этого Эльга простить не могла. Скрытная и гордая, она носила все это глубоко в себе, а потом вдруг согласилась выйти замуж за Галактиона Александровича.
Ревность ослепила ее, заставила решиться на непоправимое. Не знала она жизни! Не знала, что ревность еще никогда и никому не принесла счастья.
Даль, узнав о решении Эльги, открыл себе глаза и «закрыл душу», замкнулся и целиком ушел в «мертвый язык», «квазиэсперанто» (придуманный, но не международный!), как назвал его Галактион Александрович. Только академик Песцов внимательно следил за усилиями Дальки и даже знал несколько фраз фаэтов. Ему прямо с голоса диковинного аппарата Даль переводил записанный для землян рассказ.
Охотник до всяких сюрпризов, Песцов согласился на озорной замысел Дальки и греб теперь вместе с ним на свадебной лодке.
Следом скользил «челн предков». На веслах в нем сидели отец Галактиона Александровича, проректор Томского политехнического института Александр Анисимович Петров, нестареющий властный крепыш с бритой головой и живыми глазами, отличавшийся несгибаемой волей старшего сына и энергией младшего, и отец Эльги Сергеевны — Сергей Борисович Веденец, редактор газеты «Красное знамя», по сравнению с проректором человек умеренный, но умевший видеть все с неожиданной стороны. У него была невероятно густая копна волос и кривоватый длинный нос. Их жены сидели рядом: детский врач Агния Елисеевна Петрова, статная, стареющая красавица с усталым лицом, и Раиса Афанасьевна Веденец, суетливая и заботливая полная дама, прежде работавшая у мужа в редакции, а потом воспитавшая трех дочерей и теперь мечтавшая о внуках.
Наконец добрались до низкого берега. Ближе к воде росли кусты, а дальше виднелась березовая роща. Там и должно было состояться «свадебное пиршество».
Ваня и Даль потащили за дужки термос-камеру, а бабка Анисья шла за ними, переваливаясь с ноги на ногу, и причитала:
— Пошто не в ногу шагаете? В аккурат высыплете мне пельмени!
В березняке уже горел костер, разведенный приехавшими раньше зваными гостями, почтенными учеными людьми.
Бабка Анисья забраковала костер: на нем котел не вскипятишь. А разгораться костер не хотел. Нетерпеливая молодежь предлагала плеснуть в него бензину, но катер давно ушел, и бензина, к счастью, не было. Эльга, привыкшая к полевой жизни, могла бы мигом все наладить, но ей, как невесте, не позволяли ничего делать, и она болезненно морщилась. Галактион Александрович ревниво следил за выражением ее лица и был недоволен тем, что она сердится.
Наконец бабка Анисья с помощью Тани и Даля все-таки развела костер. В котле уже закипала вода.
Все расположились на траве вокруг расстеленной скатерти. Многим сидеть на земле было непривычно и неудобно, но именно они больше всего смеялись, уверяя, что устроились чудесно.
Наконец вода в котле окончательно закипела, и бабка Анисья, священнодействуя, стала опускать в него замороженные пельмени, фарш для которых приготовлялся не в мясорубках, а мясо рубили сечками в корытцах. Говядины и свинины было поровну, а баранины добавлялось две трети от говядины. И еще — мускатных орехов и всяких специй по дедовским рецептам.
Пока пельмени всплывали, мужчины наполнили чарки и подняли их за счастье молодых. Первый раз закричали:
— Горько!
Эльга смотрела в землю и никак не желала подчиниться древнему обычаю. Но ей пришлось уступить.
Громче всех кричал «горько» Далька. Она это заметила. Таня тоже…
Потом Таня сбивалась с ног, обнося всех тарелками с дымящимися пельменями, которые бабка Анисья с пришептыванием вылавливала из котла шумовкой.
— Еще порцию позвольте.
— Хотите соус кетчуп? Или со сметанцей?
— Ай да бабка Анисья! Ну и мастерица! Чуть язык не проглотил!
Пельмени полагалось есть не досыта, а до отвала.
Когда стали пробовать петь, бабка Анисья сделала знак Тане, что нужно сделать перерыв.
— Пусть осядут маленько, — сказала она, имея в виду пельмени в желудках.
Тут поднялся Далька.
— Все одарили молодых кто чем мог, — начал он. — Надо и мне преподнести свадебный подарок.
— Зачем же его сюда тащить? — спросил Галактион Александрович. — Можно и дома…
— Мой подарок невесомый, хотя, может быть, и весит необычайно много.
— Загадки? — спросил Ваня Крутых.
— Дозвольте мне в подарок новобрачным, которых объединяет не только супружество, но и общая научная работа, преподнести перевод на русский язык послания инопланетян, оставленного в глубокой древности для людей в космическом аппарате «Черный Принц».
— Это уже не загадки, а шутки, — нахмурился Галактион Александрович.
— Вы послушайте, — посоветовал академик Песцов.
Гости перестали звенеть вилками и ложками, приготовились к забавному розыгрышу.
Но Даль был серьезен. Впрочем, так и требовалось при розыгрыше.
— Космический аппарат был оставлен в космосе более десяти тысяч лет назад марсианами, которые перед тем посылали на Землю Миссию Разума, — объявил он.
— Здоровье марсиан! — крикнул Ваня Крутых, поднимая чарку.
На него зашикали.
— Миссия Разума возглавлялась марсианином, носившим имя Инко Тихого. На Земле его называли Кетсалькоатлем, а потом Кон-Тики.
— Ну, знаете ли, это даже не остроумно! — задохнулся от возмущения Галактион Александрович.
Эльга щурилась на Дальку, словно изучая его или прикидывая, на что еще способна его фантазия. Таня слушала с открытым ртом. Леонид Сергеевич попросил пельменей. Остальные гости тоже начинали прислушиваться.
— Пусть то, что я сообщаю сейчас, ляжет первым камнем в фундамент новой науки «космической археологии», которая была заложена в лаборатории профессора Петрова, куда доставили найденные в «Черном Принце» аппараты!
— Кто их там оставил и для какой цели? Кон-Тики, что ли? — поинтересовался Веденец.
— Нет, очевидно, уже не Кон-Тики. «Черный Принц» был оставлен позже, для того чтобы сообщить о Миссии Разума, возглавлявшейся Кон-Тики в пору захвата Землей Луны.
— Час от часу не легче, — вздохнул Галактион Александрович. — О каких марсианах можно говорить всерьез, если все посещения Марса автоматическими станциями и космонавтами говорят о том, что на этой планете, «чахлой и скупой», нет никаких разумных существ или их следов? Там даже кислорода нет, чтобы им дышать. И о каком захвате Луны можно говорить, если математики доказали, что она не могла быть захваченной Землей, несомненно столкнулась бы с ней.
— Столкнулась бы, не вмешайся высокий разум! На поверхности Луны марсиане взорвали ядерные устройства страшной силы. Их реактивная отдача не дала Луне упасть на Землю, заставила ее перейти на круговую орбиту.
— Так его, так его, так! — засверкал глазами старый профессор Петров. — Это как же? Ты сам выдумал или в «Черном Принце» все так записано?
— Я перескажу сейчас все, что записано в говорящем аппарате «Черного Принца», все о злоключениях Миссии Разума марсиан, о Кетсалькоатле и Кон-Тики.
— Он действительно переплыл океан на плоту? — ехидно поинтересовался кто-то из скептиков.
— Да, он закончил океанское плавание на плоту, — подтвердил Далька, — чтобы добраться до прилетевшего за ним корабля, его корабль погиб во время поднятия Анд и опускания Атлантиды.
— Какая спекуляция! — простонал Галактион Александрович.
— Все же стоит дослушать свадебный подарок, — загадочно напомнил академик Песцов.
Гости притихли. Даль с воодушевлением стал рассказывать о необыкновенных приключениях на Земле мариан, как называли они сами себя.
Он закончил свое повествование на том, как Кон-Тики встретился со своей матерью на ступеньках великолепного храма и корабль мариан наконец покинул Землю.
Некоторое время все молчали. Потом Веденец по привычке журналиста стал допрашивать:
— Что ж они, и улетели, и более не возвращались?
— Из всех известных следов посещения Земли инопланетянами самое достоверное — «Черный Принц» с заключенным в нем посланием людям.
— А зачем это послание? — добивался Веденец.
— Рассказу о Миссии Разума предшествует еще одно повествование о гибели Фаэны.
— Фаэны? А это что такое?
— Я так перевел название погибшей планеты, чтобы оно созвучно было нашему привычному Фаэтону.
— Фаэтон никогда не существовал, — резко возразил Галактион Александрович.
— Как знать? — вставил академик Песцов. — Астероиды-то все осколочной формы.
— Почему же они все остались на круговой орбите, если планета взорвалась? — теряя самообладание, повысил голос Галактион Александрович. — Это исключено!
— Потому что планета не взорвалась, а разрушилась в результате взрыва ее водяной оболочки, — отпарировал Даль.
— Это противоречит воззрениям физиков! Вода не взрывается!
— Кто рискнет подписаться под таким утверждением? — спросил академик Песцов. — Во всяком случае, великий физик двадцатого столетия Нильс Бор не брался так утверждать. Известно его высказывание о возможности взрыва океанов в результате цепной реакции, вызванной взрывом в глубине сверхмощного ядерного устройства.
— Он ссылался при этом, что большинство физиков иного мнения, — не сдавался Галактион Александрович.
— Правильно, ссылался и добавил, что если даже они правы, то все равно ядерное оружие надо запретить.
— Это что же? Речь идет о ядерной войне фаэтов, как вы их назвали? — вмешался Веденец. — Не знаю, так это или нет с точки зрения физики, которая, кстати сказать, со временем меняется, но с общечеловеческой точки зрения неизменна в веках, такую возможность людям надо учесть.
— Кто же возражает? — отозвался Галактион Александрович.
— Мне показалось, что вы возражаете. А ведь речь идет о том, чтобы бороться за запрет ядерного оружия, которое, как мы слышим сейчас, способно погубить не только цивилизацию, но и планету, на которой та развилась.
— На Западе в это никто не поверит, — сказал Галактион Александрович.
— А надо бы, — заметил Песцов, — если не поверить, то допустить подобную возможность. Ядерное оружие действительно способно было погубить и планету Фаэна, и всех, кто на ней жил.
— И все погибли? — с ужасом спросила Таня.
— Не все. Горстка уцелела. Те, кто находился в космосе: на Земле и на космических базах близ Марса.
— Так, может быть, я не от обезьяны происхожу? — вдруг обрадовалась Таня.
— Можно говорить лишь «исключено или не исключено», — осторожно прокорректировал академик Песцов. — Но даже и так это звучит серьезным предостережением людям.
— Я за такое предостережение! — заявил Веденец.
— Сказка ложь, да в ней намек, — заметил проректор Петров.
Галактион Александрович схватился за голову.
— Как ты мог придумать всю эту галиматью? — набросился он на брата. — И преподнести ее в такой день?
— Я лишь пересказал суть послания «Черного Принца». Его аппараты впервые зазвучали в твоей лаборатории. Помнишь газовую зажигалку?
— Это же сказки! Отец верно сказал! Это же сказки! — закричал Галактион Александрович.
Его молодая жена молча наблюдала за ним из-под опущенных ресниц.
— Это сказки, нелепые сказки, придуманные фантазерами, не пожалевшими сил закодировать их в дурацкий язык, который можно изучать лишь глупцу, не жалеющему время! И нужны эти сказки их создателям не для предостережения человечеству, а для отвлечения его внимания. Сказки! Сказки!
— Сказки? Хорошо, пусть будут сказки. Первая из них о гибели Фаэны, вторая о Миссии Разума. Но есть еще третья сказка.
— Еще и третья? — заинтересовался Веденец.
— Да. Сказка о братьях. И не только о братьях Петровых, которые едят пельмени на берегу Оби. Но еще и о братьях по разуму (если не по крови!), открыть которых должна космическая археология.
— Тост за новую самую универсальную науку — космическую археологию! — провозгласил академик Песцов. — Наука изучает факты. Так пусть она и разберется, где факты и где сказки!
Ни Таня, ни Эльга за весь долгий путь до Марса не могли привыкнуть к волнующей «серебристой тьме» за иллюминаторами «Поиска», как по предложению Даля Петрова был назван космический корабль Крутогорова.
Пассажиры научились пользоваться башмаками с магнитными подошвами, чтобы не отрываться от пола кабины и не плавать беспомощно в воздухе. Таня беспокоилась, что ее походка в башмаках, прилипающих к полу, похожа на «вышагивание цапли». Она не могла забыть обидного прозвища «цыпленок цапли», как ее когда-то называли.
Даль мало обращал внимания не только на Таню, но и на Эльгу, поглощенный предстоящей встречей с Фобосом.
Спутник Марса должен был появиться из-за огромного горба планеты, занимавшего теперь большую часть иллюминатора.
Командир корабля Крутогоров первый заметил и показал Галактиону Александровичу, руководителю экспедиции, звездочку у края диска планеты.
Диск этот еще несколько дней назад был виден целиком, с белыми шапками на полюсах, неполный, затемненный с одной стороны.
Сейчас яркая звездочка быстро всходила над неровной кромкой коричневого горба Марса.
— Какая чепуха! — поморщился профессор Петров. — Я согласился возглавить археологическую экспедицию на Марс только потому, что, как и профессор Шкловский, уверен в давнем исчезновении марсиан. Нам предстоит на Марсе датировать их исчезновение десятками или сотнями тысяч лет, если не миллионом.
— И Дальке не с кем будет разговаривать, — чуть насмешливо произнесла Таня.
— Увы! — пожал плечами Галактион Александрович. — Я вынужден был уступить его напору, хотя боюсь… что переводчик, знающий лишь мертвый язык былых обитателей Марса, а не письменность, которая могла их пережить, не окажется в археологической экспедиции на первом месте. Время подготовки не тратили даром. Космические археологи стали самыми всесторонними специалистами: историками, врачами, техниками.
Скоро звездочка, составлявшая вместе с Фобосом двойную звезду, превратилась в ярко сверкающее колечко, чем-то напоминающее Сатурн.
А еще через некоторое время уже можно было рассмотреть, что спутник представляет собой огромное колесо с округлым ободом в виде тороида с цилиндрическими спицами, соединяющими его со ступицей в центре, от которой в звездный туман и тянулась серебристая нить.
— То типичная орбитальная станция, — хрипловатым басом заметил Крутогоров. — Вдаль уходит, стало быть, оранжерея, где когда-то выращивали овощи для экипажа.
— А если и сейчас выращивают? — спросила Таня.
Крутогоров покачал головой.
— Должно, метеорит еще давно в станцию угодил. Взгляните-ка на разрушения.
Теперь и все заметили, что кольцевой обод был неполным. Часть его отсутствовала. Не было и спиц, которые должны были соединять разрушенную часть с центром.
— Так и должно было быть! — воскликнул Даль. — Ведь фаэты, переселяясь на Марс, сбросили на его поверхность запасы металла, разобрав для этого часть станции.
— Даль! — вмешался Галактион Александрович. — Я попросил бы тебя помнить условие, при котором ты был включен в экспедицию, — не путать науку со сказками. Очевидно, мы имеем случай разрушения станции метеоритом, что говорит о весьма длительном ее существовании, ибо по теории вероятностей такое прямое попадание крайне редко.
— Я молчу, — сказал Далька и тихо добавил: — До поры до времени.
Эльга сощурилась на него, а Таня одобрительно кивнула.
Тут Эльга обратила внимание на крохотную странную звездочку, словно меняющую свое положение среди других звезд.
— Может быть, это ИХ корабль! — насторожилась Таня.
Крутогоров снова покачал головой. Он стоял у звездной стереотрубы и видел то, что еще неизвестно было остальным.
— Не корабль это, — почему-то вздохнул он, — а, похоже, мумия.
— Мумия? — насторожилась Эльга Сергеевна.
Крутогоров уступил место у окуляра сначала ей, а потом Галактиону Александровичу и наконец Тане.
— Трудно поверить! — воскликнула Таня. — Она как живая! Будто заметила наш корабль и летит на него, как бабочка на огонь!
Эльга зябко передернула плечами.
— В космосе не живут, — заметил космонавт.
— Почему же тогда оно летит прямо на нас? — не унималась Таня.
Далька недвижно стоял у иллюминатора, словно прекрасно ЗНАЛ, ЧТО рассматривают его спутники.
Странная звездочка оказалась телом женщины с развевающимися седыми волосами и раскинутыми, как в полете, руками.
— Она сама выбросилась в космос, — сказал Тане Далька. — Это Власта Сирус, военная преступница. Не выдержала одиночества.
— Для нас это археологическая находка, каковую надлежит исследовать, — заключил профессор Петров.
— Как исследовать? — спросила Таня.
— Этим займется Эльга Сергеевна. Вероятно, понадобится вскрытие мумии и установление различий внутренних органов инопланетного тела и человека.
Таня поморщилась. Галактион Александрович продолжал:
— Судя по всему, у обитателей космической станции была традиция захоронения умерших членов экипажа в космосе. Не исключено, что нам приведется встретить еще мумии. Трупы выбрасывали в космос, и они становились там вечными спутниками спутника Фобоса, если, можно так выразиться.
— Думаю, что дело было не так, — возразил Даль, но умолк, заметив протестующий жест брата.
Пилот Розмыслов осторожно подвел «Поиск» к полуразрушенной станции. Перейти в нее через шлюзы, которыми пользовались ее былые обитатели, было невозможно, поскольку корабль не мог стыковаться со станцией из-за несовпадения размеров стыковых устройств. Предстоял выход в открытый космос в скафандрах.
— Запустим каждого на канатиках, — успокоил всех командир корабля.
Новоявленные космонавты Галактион Александрович и Даль вместе с Крутогоровым покинули шлюз корабля. Эльга Сергеевна и Таня остались, готовясь к предстоящему исследованию мумии, которую еще надо было выловить из космоса, что было возложено на Даля и Крутогорова.
Даль с трудом справился с собственным вращением, цепляясь за канатик, потом огляделся, стараясь увидеть мумию. Но увидел звезды, которые словно приблизились к нему.
Галактион Александрович решительно направился с помощью ракетного пистолета к базе Фобоса. А Даль с Крутогоровым, паря в космосе на натянутых канатиках, стали ждать приближения мумии. Как определила электронная машина, она двигалась по вытянутому эллипсу вокруг станции. Но создавалось впечатление, что неведомая женщина, которую они только что рассматривали в звездную стереотрубу, сознательно летит к ним. Можно было понять ощущение Тани, представившей, что живая космическая женщина атакует корабль.
Даль не мог побороть неприятного ощущения, когда мумия приближалась к ним, парящим в космосе. То, что они были в скафандрах, а женщина без всякого скафандра, выглядело противоестественным. Чудовищным казалось, что женщина с раскинутыми руками летела, вращаясь вокруг собственной оси, словно танцуя среди звезд.
— Посмертный вальс, — донесся в шлемофоне Дальки хрипловатый голос Крутогорова.
Дальке не хотелось шутить, и он не ответил командиру.
Настала пора действовать. После нескольких неудачных попыток поймать мумию им наконец удалось завершить маневр.
В шлюзе бесценный груз был принят Эльгой Сергеевной и Таней — им предстояло нелегкое дело.
— Брови-то как срослись! — заметила Таня. — Интересно, кто она была?
— Резать не станем — просветим рентгеном, — решила Эльга.
Далька и Крутогоров отправились тем же путем через шлюз в космос, чтобы попасть в полуразрушенную станцию.
— Бис его знает, что ее поломало, — сказал Крутогоров, рассматривая округлый обод гигантского колеса, где не хватало части. — Вроде бы на катастрофу не похоже. Аккуратно разобрано. Ни одного рваного листа.
— Они сами ее демонтировали, — отозвался Далька. — Так сказано в аппарате из «Черного Принца».
— Ну, ну! — промычал Крутогоров.
И неизвестно было, что он хотел сказать.
Крутогоров был старейшим из космонавтов. Он прославился еще во время Великой Отечественной войны, свершая своим истребителем невероятные подвиги. После победы он продолжал летать, испытывая новые самолеты, помогая конструкторам создавать самые смелые конструкции, которые он и перегружал выше всякого предела в воздухе. Уже будучи Героем Советского Союза, он стал космонавтом. С подкупающей простотой и юмором он признавался, что ему пришлось скинуть десять килограммов лишнего, «генеральского», веса, доведя его до восьмидесяти. (Справедливости ради надо отметить, что к профессору Петрову перед его полетом к Марсу таких требований уже не предъявлялось.) Чтобы научиться прыгать с вышки, генералу Крутогорову сначала пришлось научиться плавать. Но он преодолел все трудности и теперь великолепно ориентировался даже в открытом космосе. Галактиону Александровичу и Дальке было намного легче. Они повторяли движения Крутогорова, к тому же и «плавание в открытом космосе» ныне считалось обычным.
Однако для каждого, кто впервые выходил в пустоту меж звезд, это было ни с чем не сравнимым ощущением. Правда, когда Даль преодолел небольшое расстояние от корабля до базы Фобоса и выровнял свое движение в космосе с вращением исполинского колеса, а затем вошел внутрь его обода, то ощущение внезапно вернувшейся земной тяжести было, пожалуй, не менее сильным, чем полет в скафандре.
Крутогоров осветил фонарем коридор. Свет отражался в полированных стенах, на потолке, на полу, который словно поднимался в гору, хотя никакой подъем не ощущался. На станции были свои законы, вызванные конфигурацией обода, его вращением и центробежной силой.
Крутогоров и Далька, медленно ступая, припечатывая каждый шаг, лишь усилием воли заставляли себя двигаться. В конце коридора, словно спускаясь с горы, к ним приближался космонавт в скафандре. Это был Галактион Александрович.
— На станции нет никого: ни живого, ни мертвого, но есть немало предметов, представляющих интерес для археологов. Мы не будем сейчас что-либо трогать, вернемся на «Поиск», чтобы присутствовать при исследовании мумии.
Даль с неохотой покидал древнюю космическую станцию фаэтов, представляя себе, как жили здесь когда-то герои рассказа, который он почти выучил наизусть, воспринимая его персонажи как действительно знакомых живых людей (именно людей!).
Мужчины вернулись на корабль, где их уже ждали Эльга Сергеевна с Таней и пилот Розмыслов, когда-то знаменитый футболист, а впоследствии начальник крупнейшей орбитальной станции «Гагарин».
— Это человек! — заявила Эльга Сергеевна, указывая на плававшую посередине кабины ледяную мумию.
— Человек? — переспросил Галактион Александрович. — Земная женщина?
Эльга Сергеевна кивнула.
— Я подозревал это! — высокопарно начал Галактион Александрович. — Все теперь становится на свои места! Конец сказкам! — и он обернулся к недоумевающему Дальке. — Да, да! Конец сказкам! Они уступают место новой научной гипотезе, которая не высказывалась мной, пока не стала подтвержденной теорией, — и он кивнул на мумию.
— Ничего не понимаю, — отозвался Даль.
— У меня нет оснований сомневаться в опытности Эльги Сергеевны, великолепного анатома, каким и надлежит быть настоящему археологу. И если она произнесла свой приговор «ЧЕЛОВЕК!» — значит, это действительно человек. Никакое другое разумное существо не может во всех деталях, если это слово применимо в подобном случае, быть тождественно человеку.
— Может быть, это и не вполне научно, но мне жаль эту неизвестную, — сказала Таня.
— В данном случае было бы крайне важно выяснить, когда же эта женщина, исследовательница космоса, прилетела сюда с Земли. Да, да! Вот вам доказательство существования на Земле древней цивилизации, достигавшей поразительно высокого уровня. Наши предки, оказывается, летали и над Землей, и даже сюда, в космос, где сооружали себе космические базы. Это новый взгляд на историю человеческой культуры. Она вовсе не развивалась только в одном направлении. Были спады, возврат к дикости, вызванные, по-видимому, глобальными катаклизмами. Очевидно, существовал когда-то знаменитый континент Мю в Тихом океане, на котором человечество поднялось до высших достижений культуры. Все остальные очаги цивилизации на других материках, в том числе и на Атлантиде, — это лишь колонии могучего сосредоточения разума на материке Мю. Становятся понятными такие загадки истории, как, скажем, семь городов Мохенджодаро (Холма мертвых) в Пакистане, предшествовавших на одном и том же месте один другому. В самом древнем городе казалось необъяснимым отсутствие храмов и дворцов, но в то же время в нем были прямолинейные улицы с многоэтажными домами, где каждая квартира имела водопровод и канализацию, которым больше десятка тысяч лет! И, оказывается, здесь, в космосе, находится разгадка колоний материка Мю, имевшего сообщение не только со всеми материками Земли на летающих колесницах (вимана), но и с космическими базами, созданными около других планет! Мы вернемся на Землю, чтобы сообщить об этом ученому миру!
— Не рано ли? — усомнился Даль. — Если мы нашли мумию человека в космосе, это еще не значит, что люди летали сюда в древности. Может быть, люди произошли от тех, кто летал здесь и долетел до Земли?
— Это исключено, — оборвал Галактион Александрович.
— Почему? — не унимался Далька.
— Потому что это противоречит теории Дарвина, лежащей в основе наших знаний. Человек произошел от земных приматов.
— Но почему же теорию Дарвина нельзя распространить не только на Землю, но и на всю солнечную систему хотя бы?
— Потому что это противоречит научным воззрениям и, следовательно, антинаучно.
— А твое предположение о древних, но погибших людских цивилизациях более научно?
— Да. Это новое откровение науки, и я рад, что им окупается наш опасный рейс. Космическая мумия откроет новую страницу земной археологии.
— Но нам еще предстоит спуститься на Марс, — напомнил Даль.
— Только для того, чтобы доказать, что там нет, не было и не могло быть разумной жизни, — заключил Галактион Александрович.
Космонавты с почтением смотрели на профессора и с интересом поглядывали на его младшего брата.
— Увидим, — сказал Даль.
Накануне отлета «Поиска» с Фобоса на Марс Таня и Даль в скафандрах летели внутри прозрачной трубы оранжереи. Почва, на которой выращивались растения, давно окаменела, как и остатки стебельков. Таня тщательно собирала этот «мусор», не обращая внимания на беспокойного Дальку. А он все торопил девушку, сокрушаясь, что она такая же дотошная, как и ее старшая сестра. Из-за этой задержки им пришлось даже включить ракетницы для разгона. Даль первый обратил внимание, что передняя часть оранжереи выглядит как-то необычно.
Возможно, здесь когда-то был выход в космос, но сейчас его прикрывал прозрачный куб.
Даль начал торможение с помощью ракетницы. Таня последовала его примеру. Ухватившись друг за друга, кувыркаясь, задевая за стенки оранжереи, они еще некоторое время неслись вперед, цепляясь руками за окаменевшие грядки, чтобы остановиться.
Наконец они уперлись в торцовую прозрачную стенку и одновременно вскрикнули. За стеной в пустом пространстве, как в сказке, висели два саркофага. Крышки их были прозрачны, и Таня с Далькой, прижавшись шлемами к перегородке, могли рассмотреть лежащие в них мумии.
— Надо доложить Галактиону Александровичу, — прошептала Таня.
— Что вы там шепчетесь? — прозвучал в шлемофоне голос профессора. Очевидно, он внимательно следил за каждым словом путешествующих по оранжерее.
— Мы обнаружили склеп. В нем два гроба.
— Опиши внешность саркофагов.
— Размерами с обыкновенный гроб, чуть толще. И лежат в них мумии как живые. Рыжебородый мужчина и…
— Красавица необыкновенная! — перебила Таня.
— Вот они, люди с материка Мю, — сказал профессор. — Ничего не предпринимайте без меня. Мы с Эльгой Сергеевной и Георгием Петровичем вылетаем к вам.
— На всякий случай захватите лазер. Двери не видно. Не знаю, как они входили-выходили.
— Вы поразитесь, какая это красавица!
— А меня бородач интересует. Необыкновенное лицо! Нос у него начинается выше бровей. Невольно вспомнишь гробницу древних майя в Храме Надписей в Паленке. Нефритовая маска и две скульптурные головы носолобых…
— Мы летим к вам. Ждите.
— Чудно. Как там носолобые? — поинтересовался Крутогоров.
— Сами увидите.
— Мне как-то не по себе, — призналась Таня.
— Не бойся, — отозвался Даль. — Постой-ка, что это? А ведь в кубе воздух!
— Как это ты определил? — спросил издалека Галактион Александрович.
— По преломлению света. Если смотреть под определенным углом, звезды смещаются.
— Значит, гробница посещалась, — заключил Галактион Александрович. — Их было трое. Они ждали смены с материка Мю. Двое умерли и были похоронены третьей. Вероятно, она посещала их. Потом узнала о гибели материка Мю, поняла, что никогда не вернется на Землю, потеряла рассудок…
Скоро Таня и Даль увидели в сужающейся вдали оранжерее три движущиеся точки. Их прикрывало облачко дыма от ракетниц. Фигуры в скафандрах вынырнули из него уже совсем близко и подлетели к торцовой стене оранжереи.
— Так вот оно где кладбище людей Мю, — сказал профессор. — Отнесли в самое отдаленное место. Мумии превосходны! Они украсят земные музеи.
— Ты не замечаешь ничего знакомого? — спросил Даль.
— Оставь ты свои нефритовые маски. Впрочем, в гробнице древних майя тоже мог быть захоронен потомок людей Мю.
— Нет, я не о том. Видишь, около гробов какие-то штуковины с конусами и пирамидами. Не аппараты ли?
— Что ж тут особенного? Если люди Мю оставили на околоземной орбите «Черного Принца», начиненного сказаниями, то почему бы им не оставить рассказывающий аппарат и здесь? Твое знание мертвого языка людей Мю пригодится.
— Это другие аппараты.
— Ну как? Начнем взрезать? — спросил Крутогоров, направляя на прозрачную стену принесенный аппарат.
— Подождите! — запротестовал Далька. — Вижу спираль!
— И что же? — холодно осведомился Галактион Александрович.
— У фаэтов спираль была замочной скважиной для взгляда, который включал автоматы.
— Какие там еще автоматы у гробницы!
— Подождите! Я только попробую. У фаэтов надо было посмотреть в центр спирали, сосредоточить всю силу желания. Не знаю только, чего пожелать, чтобы автомат сработал.
— Не теряй времени, Даль, — сказала Эльга Сергеевна. — Надо успеть до отлета исследовать новые мумии.
— Нет, пусть он попробует, — заступилась Таня.
Даль рассматривал спиральный орнамент. Да, такой же, как на «космических костюмах» древних японских статуэток «догу», которыми он увлекался. Чего же пожелать? Самого невероятного? Чтобы ожили эти с виду совсем живые мумии?
И Даль, сам не отдавая себе отчета в бессмысленности передаваемого взглядом приказа, впился глазами в спираль.
И вдруг вопреки всякой логике неведомый механизм сработал, вызвав в хрустальном кубе чудо.
Крышка гроба рыжебородого вздрогнула и приподнялась.
Таня вскрикнула, Крутогоров крякнул.
— Режьте, — скомандовал Галактион Александрович.
— Не смейте! — закричал Далька. — Это не гроб, а биованна для анабиоза. Они живые!
— С ума сошел, — отмахнулся Галактион Александрович. — Подумай сам. Зачем же погружать себя в анабиоз у Фобоса? Поднятие крышки — это еще не оживление, скорее ритуал свидания с умершим во время посещения склепа.
— Посмотри, — прошептала Эльга Сергеевна, схватив мужа за руку.
Когда крышка гроба, или биованны, совсем открылась, в камере все помутнело, словно она наполнилась паром или дымом.
— Будешь резать? — ехидно спросил Даль.
— Уместны ли шутки? — возмутился Галактион Александрович. — Ты сам сказал об анабиозе. Одно лишь подозрение, что мумии могут ожить, должно повергнуть истинного ученого в трепет. Сейчас надо наблюдать затая дыхание, фиксировать каждую подробность. Подумайте, какое великое открытие выпадает на нашу долю!
— Боюсь, открытия придется ждать долго.
— Да, терпение понадобится. Любому экспериментатору это понятно.
— Эх, пообедать не успели, — вздохнул Крутогоров.
Но не только об обеде пришлось забыть людям с «Поиска», не только об ужине, но даже и о сне.
Долгие часы тянулись в неизвестности, и никто не знал, что откроется за все еще матовой стенкой склепа. Никто не покинул своего наблюдательного поста, и каждый мысленно видел свое, отличное от других.
Эльга Сергеевна взялась следить с помощью захваченного с собой прибора за изменением температуры в камере. Галактион Александрович тревожился, что автоматы могли нарушить герметичность склепа и туда попал межзвездный холод, вызвавший помутнение прозрачной стенки. Даль, выяснив у Эльги, что температура неуклонно поднимается, ждал пробуждения к жизни незнакомцев, и ему уже чудились тени, перемещавшиеся за перегородкой.
Скрытый источник энергии действовал. Замороженные тела оттаивали, а может быть, уже поднялись из своих биованн.
Во время бесконечного ожидания переговорили о многом, но никто не спорил. Спорить казалось кощунственным в ожидании чуда. Люди Мю или фаэты? Гипотеза профессора Петрова или сказки «Черного Принца»? Таня была за «Черного Принца», она уверяла, что замороженные — это легендарные Аве и Мада, хотя и не могла объяснить, как они сюда попали.
Даль, чтобы не спорить с братом, сосредоточенно молчал.
Один Крутогоров был невозмутим и беспокоился лишь о состоянии своих пассажиров. Однако уговорить их вернуться на «Поиск» было бесполезной попыткой. Да он и сам не смог бы сдвинуться с места.
Вдруг стенки куба начали постепенно светлеть. За ними уже можно было различить могучего рыжебородого атлета в облегающем костюме. Когда видимость улучшилась, все увидели, что его переносица выше бровей. Это делало его лицо странным. В позе отчаяния он стоял над вторым хрустальным гробом, пристально всматриваясь в недвижное прекрасное лицо молодой женщины.
Рыжий великан обернулся, увидел людей в скафандрах и, ничуть не удивившись, сделал им знак рукой. Потом снова склонился над саркофагом, словно усилием воли пытался открыть его крышку.
— Крышка не поднимается! Помоги, Далька! Смотри в свою спираль! Как следует смотри! — кричала Таня.
Даль покрылся потом от напряжения, передавая взглядом неистовое желание оживить спящую красавицу, но он не был «принцем ее сказки», и она не просыпалась.
Лицо рыжебородого выражало самое настоящее человеческое горе. Схватившись руками за голову, он медленно раскачивался.
Через некоторое время он овладел собой, сделав людям успокаивающий жест (неужели во все времена у всех разумных существ язык жестов будет схожим?), вернулся к своему гробу, достал из него какое-то одеяние и… исчез в некоем подобии скафандра.
— Это же «догу»! Настоящий «догу»! — закричал Даль.
Вместо статного атлета около саркофага теперь возвышалась уродливая фигура с короткими руками и ногами. Неимоверно широкие штанины и рукава, очевидно, заключали в себе какие-то механизмы. На плечах виднелись смотровые люки. Голову носолобого скрыл герметический шлем с огромными щелевидными очками.
Громоздкая фигура подплыла по воздуху к хрустальному гробу женщины и снова стала вглядываться или в ее лицо, или в какой-то знак на крышке! Крышка не сдвинулась с места. Тогда незнакомец сделал людям еще один знак рукой, и тотчас пелена тумана скрыла его.
— Смотрите, вот он где! — закричала Таня, указывая в звездное космическое небо, где, словно ожившая древняя японская скульптура, вдоль стенки оранжереи плыла меж звезд странная фигура носолобого.
— Живой обитатель материка Мю! Я не поверил бы никому, если бы не видел сам.
— На Земле уже были удачные опыты с анабиозом, правда не с людьми, — заметила Эльга. — Ничего невозможного здесь в принципе нет.
— Он с материка Мю? — допытывалась Таня. — Как же это однозначно установить?
— Эльга Сергеевна препарирует его, и… все будет ясно, — отшутился Даль.
Все снова направились к кораблю, бросив последний взгляд на женщину в прозрачном гробу.
Люди двигались внутри прозрачной оранжереи, воскресший обитатель базы Фобоса — с наружной стороны. Они словно переговаривались между собой. Во всяком случае, их действия были согласованными. Все они направлялись к базе Фобоса, хотя неизвестный ничего не знал о ждущем там корабле Земли.
Кто он? Откуда? Как общаться с ним? Поможет ли знание Далем странного мертвого языка? Какие тайны теперь откроются? Эти мысли владели каждым из наблюдавших за неуклюжей фигурой, летевшей меж звезд.
— Не улетел бы куда, — с опаской сказал Крутогоров. — Ваня! Розмыслов! Меня слышишь? Не дивись гостю. Прямо на тебя летит. Соображает.
Незнакомец подлетел к «Поиску» первым и терпеливо ждал, пока люди выбирались из центрального отсека станции, примыкавшего к оранжерее.
Крутогоров раньше остальных подлетел к шлюзу и жестом пригласил войти в него вместе с ним.
Археологи остались снаружи, ожидая своей очереди.
— Можно умереть со страху, — бодрилась Таня.
— Или от удивления, — заметил профессор Петров.
Когда Даль с Таней последними вошли в кабину «Поиска», незнакомец стоял на полу, широко расставив короткие ноги скафандра, нелепо массивный, чуждый, странный…
Эльга первая сбросила свой скафандр.
Незнакомец подлетел к ней и через щели очков заглянул ей в лицо.
Эльга Сергеевна протянула руку, предлагая незнакомцу освободиться от скафандра. Но тот не торопился. Он, очевидно, хотел проверить состав воздуха в кабине. И сделал это самым наглядным способом. В его напоминающей манипулятор двухпалой рукавице сверкнул огонь. Таня шарахнулась в сторону, но никакого взрыва или других последствий не произошло. Незнакомец просто проверил, может ли происходить горение в атмосфере кабины.
— Как не вспомнить древних майя! — заметил Даль. — «Огонь вспыхивал у пришельцев на концах рук. Были они белокожими и бородатыми…»
Убедившись, что в кабине есть кислород, и, может быть, установив его количество, незнакомец стал освобождаться от своего одеяния.
Люди молча стояли перед живым обитателем базы Фобоса и с волнением ждали.
Шлем с щелевидными очками плавал в невесомости, скафандр распался на две части, и могучий рыжебородый атлет выбрался из него, как из развалившейся скорлупы.
И тут Даль решился, он заговорил с ним на странном певучем и свистящем языке, напоминавшем журчание воды и щелканье птиц.
Незнакомец радостно обернулся к нему, защелкал сам.
— Значит, я прав, — решил профессор. — «Черный Принц» был оставлен людьми Мю. Не зря Даль выучил их мертвый язык. Спроси скорей, что стало с его родиной.
— Ты ошибаешься, — сказал Даль. — Это марсианин. Его зовут Инко Тихий. Он бывал на Земле, когда Луна была захвачена Землей, и носил тогда имена Кетсалькоатля и Кон-Тики. Он просит нас помочь ему разбудить его подругу.
— Это когда же Луна была захвачена Землей? — простодушно осведомился Крутогоров.
— Судя по древним вавилонским и египетским календарям, лунным, равно как и солнечным, имеющим одну общую нулевую точку отсчета, можно думать о происшедшем тогда на Земле необычайном событии, — педантично стала объяснять Эльга Сергеевна.
— Когда же это было?
Незнакомец умоляюще смотрел на своих освободителей, стараясь угадать смысл их слов.
— Одиннадцать тысяч пятьсот сорок лет до нашей эры, — сказал Даль и перевел сказанное незнакомцу.
Эта цифра, видимо, ошеломила его. На его ногах, освободившихся от космической обуви скафандра, не было магнитных подошв, и тяжелая фигура рыжебородого приподнялась, словно от удивления. Он быстро и взволнованно заговорил.
Даль пытался уловить смысл его слов, но не успевал.
— Он, кажется, говорит о счастье и горе, просит спасти Эру, его жену.
Инко Тихий (Кетсалькоатль, Кон-Тики) говорил так:
— Счастье мое подобно горной вершине, но рядом черная пропасть горя. Я ждал детей Земли, которых полюбил, побывав у них под именами Кетсалькоатля и Кон-Тики. Эра всегда была со мной. И мы с ней не смогли остаться в душных подземельях Мара с нашими братьями, слишком спокойными, холодными, правильными. Мы грезили пышной природой Земли, где побывали еще раз, чтобы оставить около нее в космосе памятник своего посещения. Мы верили, что люди найдут его и научатся понимать наш язык, чтобы узнать горькую историю фаэтов и жалкую участь мариан. Когда Совет Матерей Мара, страшась жестоких от рождения землян, запретил на вечные времена полеты в космос, мы с Эрой ушли сюда, чтобы уснуть сном холода в надежде, что люди найдут и пробудят нас. Вы здесь! Мы не напрасно верили в вас. Так помогите же, спасите мою Эру, разбудите ее!
Но что могли сделать люди? На Земле пока не умели погружать в анабиоз разумные существа, не овладели еще автоматами, действующими от направленного на них взгляда.
Даль, вытерев потный лоб, закончил перевод рассказа. Галактион Александрович все время сличал услышанное с записями «Черного Принца». Сомнений не было. Перед ними действительно был Инко Тихий!
Слушатели глубоко задумались, разглядывая носолобого потомка фаэтов, снова ставшего печальным от воспоминаний пережитого вместе с подругой на Земле. Теперь Эры не было с ним, она осталась в глубинах времени, откуда он вышел.
Глядя на него, ничем, кроме переносицы, не отличавшегося от остальных людей, трудно было поверить, что это не человек, а марсианин, к тому же живший много тысяч лет назад.
Таня принесла гостю поесть. Он с опаской посмотрел на незнакомые блюда. Даль перевел его слова:
— Умоляю понять, что мариане не едят трупов.
Таня смутилась:
— Что вы! Что вы! Это синтетические продукты. На Земле научились, как и у вас на Марсе, приготовлять искусственные питательные белки.
— Я знал, что так будет, — улыбнулся гость и с осторожностью положил в рот маленький кусочек. Ведь он ел впервые за много тысяч лет.
— Есть необходимо, как и дышать, — заметил Даль.
— Простите, — внушительно вступил Галактион Александрович. — Даль, переведи, что у меня есть к гостю несколько вопросов.
— Инко Тихий охотно ответит старшему из новых братьев, — отозвался гость.
— Вопрос первый: почему наш гость был погружен в анабиоз, если таковой еще не был до конца отработан, судя по тому, что во второй биованне автоматы отказали? Вопрос второй: кто оставил в околоземном космическом пространстве повествующие аппараты?
— История так же печальна, как и горька, — сказал Инко Тихий. — Но неужели у вас на Земле ничего не известно о нашем пребывании там?
Эльга Сергеевна боялась, что ее супруг с его авторитетной прямотой тяжело ранит гостя, припомнив, как вера в его возвращение привела к порабощению индейцев испанскими конкистадорами. Их ведь приняли за сынов Кетсалькоатля и Кон-Тики. Опережая мужа, она сказала:
— Предания древних народов говорят и о Кетсалькоатле, отменившем человеческие жертвоприношения, и о Кон-Тики — просветителе людей.
— Сохранились ли у инков принципы справедливости: бесплатный хлеб всем, обязанность каждого трудиться?
— Несколько сот лет назад эти принципы существовали в государстве инков наряду со странным обычаем первому инке жениться лишь на собственной сестре.
— Потомки моей Ивы и Гиго Ганта! — вздохнул Инко Тихий. — Они оберегали наследственность вождей, чтобы в их кровь не проникли частицы сердца ягуара.
— Принципы, о которых гость спрашивает, — напомнил командир корабля Крутогоров, — стали сейчас целью всего человечества.
— Только потому вы и могли прилететь сюда, — сказал, ничуть не удивившись, Инко Тихий. — По закону развития это неизбежно должно было случиться. Веря в это, мы с Эрой и погрузились в «холодный сон».
Упомянув имя подруги, Инко Тихий сразу осунулся, скулы стали заметнее на его лица.
— Отчего же вы не вернулись на Землю, как обещали? — спросила Зльга.
— Мы прилетали, но к другим народам. Мы и им должны были принести семена разума и стремились сделать как можно больше. Мы опустились на другом материке, между двумя большими реками. Вождя людей там звали Амменоном.
— Амменон! — обрадовалась Эльга Сергеевна, которая в вопросах древней истории была весьма сведуща. — Так ведь это же древние шумеры, едва ли не первая цивилизация на Земле!
— Как так первая? — удивился Крутогоров. — А египтяне, китайцы, индейцы?
— Вавилоно-ассирийская культура наследовала шумерскую цивилизацию. Шумеролог Торкильд Якобсон из Гарвардского университета, говоря о диких племенах, живших в междуречье Месопотамии, пишет, что «Месопотамская цивилизация выкристаллизовалась словно за одну ночь. Схема, по которой станет жить эта цивилизация, познавая себя и весь мир, возникает мгновенно во всех своих главных чертах».[2]
— Удивительно! — заметил Крутогоров.
— Сохранились клинописные записи. У нас есть книга на корабле.
— Я принесу, — предложила Таня.
— Клинописью писали наши далекие и несчастные предки на Фаэне, — отозвался гость людей.
Пока Таня ходила за книгой, Галактион Александрович напомнил о своих вопросах.
Инко Тихий грустно ответил:
— После нашего вторичного возвращения, под влиянием моей матери Моны Тихой, Совет Матерей решил, что марианам не удастся воспитать людей в духе любви и мира, а потому запретил на вечные времена полеты в космос и посещения Земли. Врожденные жестокие земляне, попав на Map, могли бы погубить мариан. Но мы с Эрой, вкусившие прелесть жизни под открытым небом среди щедрой земной, природы, не могли уже жить в душных подземельях вместе с остальными марианами. Мы полюбили людей и верили, что добрые начала восторжествуют в них над «сердцем ягуара», что они поднимутся по лестнице цивилизации, познают добро и справедливость. Мы мечтали этого дождаться. И Совет Матерей выполнил наше желание. Нам разрешили уснуть «холодным сном». На Маре умели погружать в него… Однако нас должны были разбудить не потомки мариан, отказавшихся от космоса, а только люди, когда они созреют для полетов в космос. Мы согласны были дождаться во сне, пока они нас обнаружат в холодных ваннах космического «Хранилища Жизни».
— Однако мне неясно, почему в звучащем аппарате, оставленном людям, осваивающим космос, не было никаких указаний о погруженных в анабиоз марсианах около спутника Фобоса, — заметил Галактион Александрович. — Не вижу логики.
— Все просто, — со вздохом пояснил гость людей. — Аппарат, который вы называете «Черным Принцем», — гость выговорил это название по-русски, обладая, очевидно, феноменальной способностью к языкам, — был оставлен у Земли до того, как Совет Матерей запретил дальнейшее общение с землянами. Мы с Эрой могли рассчитывать лишь на разум тех, кто наследует посеянные нами семена знания на Земле…
Вернулась Таня с книгой в руках.
— Вот позвольте прочитать: «В первый год из той части Персидского залива, что примыкает к Вавилону, появилось животное, наделенное разумом, и оно называлось Музаром Оанном».[3]
— Марианин Инкоанн, — поправил гость людей. — Так называли они меня.
— При последовательных не очень точных переводах клинописи неизбежны искажения, — пояснила Эльга.
— Клинопись пришла к ним через меня от фаэтов, — сказал Инко Тихий.
— Неужели это были опять вы? — удивилась Эльга Сергеевна. — Но ведь дальше говорится, — она взяла у Тани книгу, — что «все тело у животного было как у рыбы; а пониже головы у него была другая, и внизу, вместе с рыбьим хвостом, были ноги, как у человека. Голос и речь у него были человечьи и понятные».
— Очевидно, так восприняли люди мой скафандр. Не желая ставить под возможный удар наш космический корабль, я, выполняя наказ Совета Матерей, опустил его в воду и каждую ночь, погружаясь в море, приплывал к Эре, ждавшей меня. Немудрено, что меня считали земноводным. Однако это не мешало моей просветительской деятельности.
— Здесь говорится: «Существо это днем общалось с людьми, но не принимало их пищи…»
— Они ели куски трупов, — словно оправдывался Инко Тихий.
— «И оно обучало их строить дома, возводить храмы, писать законы и объяснило им начала геометрии. Оно научило их различать семена земные и показало, как собирать плоды. Словом, оно обучило их всему, что может смягчить нравы и сделать людей человечными. С тех пор ничего существенного не прибавили люди к своим знаниям: настолько полным было его учение. Когда солнце заходило, существо снова погружалась в море, ибо оно было земноводным».
— Эра ждала меня! Как она была бы счастлива, слыша эти слова!
— После передачи своих знаний шумерам и возвращения на Марс вам, как я понял, запрещены были полеты к Земле? — снова заговорил Галактион Александрович. — Как же это увязать с дальнейшим, с чем нас познакомит сейчас Эльга Сергеевна?
— Да, дальше говорится о царствовании Алапара, преемником которого был Амиллар из города Пантибиблона. «В его время из моря вторично вышел полудемон Аннедот, очень похожий на Оанна (по имени Одакон). После него еще трижды сменялись царствования, и при Даосе, в прошлом пастухе из Пантибиблона, из моря снова выходили некие двойственные по виду существа, называвшиеся Эведоком, Эневгамом, Эневболом и Анементом».
— Повтори, пожалуйста, — попросил Даля Инко Тихий. — Может быть, я не так понял. Ведь это невозможно!
Даль, взяв из рук Эльги книгу «Античные фрагменты» Корна, строчку за строчкой перевел написанное. Гость людей был ошеломлен.
— Нет слов передать мое волнение! Значит, запрет Совета Матерей был отменен в новых поколениях, и потомки современных мне мариан все-таки летали на Землю к шумерам, чтобы проверить всход посеянных семян разума.
— Может быть, не только к шумерам. На Земле есть немало загадочных следов посещения ее гостями из космоса, — пояснил Даль и добавил: — Вот они, японские «догу»!..
— Как была бы счастлива Эра! Помогите же мне пробудить ее!
— Я только недоучившийся инженер, но я готов лететь с тобой к «Хранилищу Жизни». Попытаемся привести в действие автоматы, — предложил Даль.
Галактион Александрович вмешался:
— Не следует ничего предпринимать. Лучше всего спуститься с нашим гостем на поверхность Марса и найти там место, где можно начать археологические раскопки.
— Раскопки? — нахмурился Даль. — Почему раскопки?
— Потому что, лишь найдя остатки былой марсианской культуры, мы сможем обнаружить секреты их анабиоза. Лишь тогда целесообразно вернуться к прозрачному склепу.
— Ты продолжаешь думать, что марсиан уже нет на Марсе?
— Несомненно, как это ни тяжело будет узнать нашему гостю. Но сам по себе он бесценная находка для земной науки. И наряду с двумя мумиями, которыми мы будем располагать…
— Как тебе не стыдно, Галактион, — оборвала мужа Эльга Сергеевна. — В склепе живая женщина!..
— Разумеется. Потому это вдвойне ценно для нас. Я запрошу Землю. Полагаю, нам разрешат приступить к намеченным раскопкам. Хотя я не исключаю, что нам предложат немедленно вернуться вместе с нашим гостем на Землю. Тысячи ученых заинтересованы встретиться с ним.
— Уж если запрашивать Землю, то о том, как вывести из анабиоза его Эру, — сказал Даль.
— О чем говорят люди? — поинтересовался Инко Тихий.
— Как помочь тебе и твоей подруге, — живо ответил Даль.
Галактион Александрович поморщился.
— На Земле еще не погружали в анабиоз высших животных. Едва ли нам помогут… в ближайшее время. Хотя не исключено, что будут начаты необходимые исследования. Если спящая будет пробуждена на сто лет позже, для нее это не составит большой разницы.
— Как не составит? А ее Инко? — гневно спросила Эльга, готовая испепелить мужа взглядом.
Галактион Александрович развел руками.
Инко Тихий словно догадался, о чем говорят:
— Я готов ждать до самой глубокой старости.
Даль в скафандре летел среди звезд рядом с ожившей статуэткой «догу» из его юношеских грез. Серебристая труба оранжереи, вдоль которой они двигались, казалась непостижимо длинной.
У Инко Тихого в скафандре не было шлемофона, пригодного для общения с радиоустройством Даля, поэтому они летели молча.
Полупрозрачный куб склепа, по-прежнему наполненный беловатым туманом, наконец показался в конце трубы.
Инко Тихий залетел с нужной стороны, искусно пользуясь каким-то хитрым устройством своего скафандра, по сравнению с которым ракетница Даля выглядела первобытным орудием.
Инко повис с наружной стороны склепа «Хранилище Жизни» перед знакомым ему местом входа в шлюз.
Створки двери подчинились его сигналу и раскрылись. И Даль следом за ним оказался в предкамере.
Вскоре и она наполнилась полупрозрачным туманом, и они через внутренние створки вошли в камеру «Хранилища».
Очевидно, здесь можно было дышать, потому что Инко снял с себя шлем и знаком предложил Далю сделать то же самое. Он хотел поговорить с ним.
— Сделано как у древних фаэтов, — сказал он. — Привод механизмов от взгляда. Слишком тонко.
— Если привод действует от взгляда, то тем более начнет действовать от прямого включения. Ты знаешь, где находится привод? Я предпочел бы разобрать его и заменить работу тонких механизмов прямым включением. Когда-то я увлекался автоматами, даже делал робота, искусственного человека.
— Помни, что твой старший брат не дал тебе права разбирать механизмы. Я привел тебя сюда потому, что твоему взгляду подчинился первый автомат. Посмотри, прошу тебя, на крышку ложа. Сосредоточься.
Даль склонился над хрустальным гробом. Нежное лицо с загнутыми, готовыми вздрогнуть ресницами приблизилось к нему. У этой женщины глаза должны быть прекрасными.
— Она словно уже просыпается, — сказал Даль.
— Не раньше, чем твоя воля включит механизмы.
Даль еще ниже склонился над крышкой и стал в упор смотреть на спираль, приходившуюся как раз над ясным лбом спящей. Он вложил в свой взгляд всю силу желания помочь Инко Тихому и его подруге, прекрасной просветительнице людей.
Но спокойное лицо спящей не дрогнуло. Недвижной осталась и «крышка гроба».
— В твоей оболочке для головы слышен голос старшего брата людей, — сказал Инко Тихий, протягивая Далю снятый им шлем.
У Даля помутилось в глазах от напряжения. Почему же не срабатывают автоматы? Какой требуется код? Может быть, надо решиться на вскрытие механизмов, замкнуть накоротко сигнальную цепь, работающую от биотоков мозга? Мало ли что могло произойти за десяток тысяч лет! Может быть, Галактион и решится?
Даль взял у Инка свой шлем и услышал голос брата:
— Получено сообщение с Земли. Повторяю его в третий раз! «Прекратить все попытки вмешательства в устройство анабиозной камеры. Если на Марсе не удастся найти указания, как вывести из анабиоза спящую, будет прислан специальный корабль, который доставит камеру всю целиком в околоземное пространство. Ученые всего мира примут участие в оживлении спящей». Понятно?
— Что он говорит? — спросил Инко Тихий.
— Эту камеру отбуксируют к Земле. Там знатоки знания приложат все усилия, чтобы вернуть твою Эру к жизни.
— На Земле нет нужных знаний. Я найду мариан, покажу людям вход в их глубинный город.
— Если он населен, — издалека донесся по радио голос Галактиона Александровича, которому Даль перевел слова Инко.
— Мариане не могли все погибнуть. Среди них найдутся те, кто по древним письменам знает секрет «Хранилища Жизни», — уверенно сказал Инко Тихий.