Искатель. 1964. Выпуск №2

А. АРМСТРОНГ БОРЬБА ЗА ЖИЗНЬ

Я (приготовившись диктовать). Ага, поймал замечательное выражение для начала: «Шел двадцать восьмой день с тех пор, как они в последний раз ели культурную пищу».

БЕАТРИСА (смотрит на меня из-за фамильной пишущей машинки). Понимаю. Действие рассказа переносится в меблированные комнаты.

Я. Какая чепуха! Это рассказ из жизни на необитаемом острове под тропиками. Речь идет о коралловых рифах, палящем солнце, первобытных страстях, кокосовых орехах, жемчужных лагунах и так далее…

БЕАТРИСА (перебивает). Знаю, знаю! Сейчас я напишу содержание предыдущих глав для новых читателей (бьет по клавишам). «Адела Денби, богатая и красивая девушка, двадцати пяти лет, едет путешествовать на яхте своего жениха лорда Персиваля Пимфулера (произносится Пифлер), изнеженного молодого аристократа. Яхта налетает на риф и идет ко дну со всем экипажем, кроме Аделы, Персиваля и…» Кого еще?

Я. Помощника старшего машиниста, которого зовут Джон.

БЕАТРИСА. Да, да, знаю! «Джона Добса, стройного, молодого моряка». Так. Теперь диктуй.

Я. Ты написала насчет культурной пищи? Хорошо. «У них не было бисквитов». Запятая. «У них не было пресной воды». Запятая. «Их припасы пришли к концу». Точка.

БЕАТРИСА (нервно). Мне не надо говорить о запятых, точках с запятой; я сама прекрасно разбираюсь в знаках препинания — восклицательный знак!

Я. Отлично… «Полуденное солнце безжалостно жгло навес из пальмовых листьев, который соорудил Джон Добс с помощью крючка для ботинок, единственного инструмента, спасенного при кораблекрушении».

БЕАТРИСА (скептически). Гм… Я сумела бы построить эту фразу лучше, даже без помощи крючка…

Я. Пожалуйста, не мешай! «Коралловый берег блестел, как золотая оправа, над аметистовой лазурью спокойного моря. Над головами хохотали макаки…»

БЕАТРИСА. Какие каки? Не понимаю…

Я. Ма-ка-ки. Это вроде попугаев. Разве в таком деле можно обойтись без экзотики? «Трое потерпевших крушение…»

БЕАТРИСА. Подожди! Как они были одеты?

Я (недовольно). Ты уже спрашивала меня. Я и сам толком не знаю. Это зависит от того, как много… я хочу сказать, какого минимума потребуют редактор и читатель… Видишь ли, яхта пошла ко дну в полночь; тогда мужчины должны быть в пижамах, а женщины в одних…

БЕАТРИСА. Тогда понятно, почему хохотали… эти твои… макаки. Ну хорошо, сделаем такую вставку в соответствующее место: «Когда раздался первый толчок, Адела схватила свой пеньюар и…»

Я. Пеньюар спасает положение! Ну продолжаем. «Вдруг Добс вскочил…

— Адела, — твердо сказал он, — мы слишком долго ждем. В южных морях иные законы и нет этикета. Шелуха и ложь цивилизации свалились с нас. В прежней своей жизни вы были знатной дамой, а я лишь скромным помощником судового механика…»

БЕАТРИСА. Как пишется слово «помощник»: через «ш» или через «щ»?

Я. Все равно! Пиши через «ш». «Пришло время, — сказал Добс, — когда вы должны выбирать между нами. За кого из нас выйдете вы замуж? За этого трутня или за настоящего человека? У него там, в Англии, есть земли и золото, но что он собой представляет здесь? Что он сделал со времени нашей высадки? Ничего, только наслаждался журчанием ручейка да черпал из гейзера воду для бритья. Кто добыл вам первый огонь? Я…

— Позвольте, — вмешался Персиваль, — вы воспользовались моим моноклем в качестве зажигательного стекла.

— Кто убил и принес птиц для вашего первого обеда? Я, Джон Добс.

— Позвольте, — запротестовал лорд Перси. — Так вы можете приписать себе все заслуги! Если бы я, как вы, попробовал ловить попугаев сапожным крючком, меня выгнали бы изо всех лондонских клубов. Есть такие вещи, которых джентльмен не может делать…

— Вы слышите? — продолжал Добс. — В таком случае я объявляю вас своей невестой, которую я завоевал своим луком и…»

БЕАТРИСА. И сапожным крючком…

Я. Нет! «И копьем». И, пожалуйста, без глупых реплик! «Завоевал своим луком и копьем.

Адела выпрямилась.

— Вы правы, — сказала она. — Мы вернулись к примитиву, и я стала Первобытной женщиной, а вы — Мужчиной-охотником.

— Здорово! — рассмеялся Джон. — Тогда позвольте нам сразиться из-за вас и решить вопрос на месте.

— Ну нет, — ответил Перси. — Не могу же я сражаться с вами на дубинах?

— Дайте мне сказать, — продолжала Адела. — Конечно, я должна выбирать между вами, но я буду выбирать не как пленница, а как королева. В доисторические времена женщина доставалась в добычу тому, кто показывал себя лучшим охотником, сражаясь зубами и когтями, приносил домой лучшую добычу…»

БЕАТРИСА. Разве в те времена были дешевые распродажи?

Я. При чем тут дешевые распродажи?

БЕАТРИСА. Ты же сам сказал: «Сражаясь зубами и когтями, приносил домой лучшую добычу…»

Я. Еще одно замечание — и я сам сяду писать!.. «Идите, — сказала Адела, — идите в море, в джунгли острова, совершайте подвиги, чудеса храбрости и выдумки и возвращайтесь ко мне с добычей через двадцать четыре часа. Тогда я укажу своего избранника. Таков закон джунглей. Я сказала.

Не произнеся ни слова, мужчины удалились, и ее задумчивый взор следил за ними, пока они шли, освещенные багровыми лучами заката».

БЕАТРИСА. Но ведь еще недавно было полуденное солнце!

Я (свирепо). Опять глупые замечания! Ты должна знать, что в тропиках сумерек совсем не бывает! Пиши, пожалуйста: «Нежный ветерок шелестел сухой листвой задумчивых пальм». Многоточие. «Волны лениво перекатывались через коралловый риф». Точка. «Наверху еще хохотали макаки». Многоточие…

БЕАТРИСА. Клавиша с точками сломалась. Я буду ставить знак процента. Пусть макаки хохочут с процентами. Ничего?

Я. Ничего, если ты не будешь мне мешать… «Томительные часы ожидания текли…»

БЕАТРИСА. Как пекли? У них же не было пищи!?

Я. «Текли»! Пиши дальше: «Адела стояла одна на берегу, и солнце целовало ее пушистые волосы. Одинокая фигура приближалась к ней. Это был Персиваль. Лицо его было угрюмо, и кулаки крепко сжаты». С новой строки. «Женщина взглянула на него.

— Ну? — спросила она.

— Я думаю, что честный Джон победит, — вздохнул он.

— Вот он идет и тащит целый универмаг.

Это была правда. Тяжелыми шагами приближался Джон Добс, волоча за собой грубо сделанные сани, высоко нагруженные трофеями. Измученный, но гордый, остановился он перед ней.

— Получай, королева моя! — воскликнул он. — К твоим чудным ножкам кладу я эти дары: вот свежая вода из далекого источника в чашках из скорлупы кокосовых орехов; летающие рыбки из ручья; плоды манго и хлебного дерева из джунглей; жемчуг из глубокой лагуны, чтобы украсить твою шейку, и роскошные тропические цветы, чтобы ты увенчала ими свою головку. Для твоей одежды я еще принесу шкуры зверей, убитых мною…»

БЕАТРИСА (мечтательно). И все это он добыл одним сапожным крючком…

Я (свирепо). Не прерывай меня!.. «Своими руками я выдолбил из ствола легкий челнок, чтобы ты могла кататься в нем по морю, а в глубине леса я возвел для тебя хижину из хны…»

БЕАТРИСА. Хны? Но хна? — краска для волос!

Я. Разве я сказал «хны»? Поставь «хвои». Дальше, дальше! «Подождите, — остановила его женщина величественным движением руки. — Я еще не сделала выбора. Чем вы можете на это ответить, Персиваль?» С новой строчки. «Ничем, — пробормотал лорд Перси. — Я же знаю, что мне совершенно не к лицу это тарзанье занятие… Поэтому я поплыл туда, — он указал в сторону трубы погибшей яхты, сиротливо торчавшей m багряных волн океана, — я поплыл к моей доброй старой яхте и кое-что достал оттуда. Вот!» — стыдливо закончил он, передавая ей маленький черный сверточек.

Как только она коснулась свертка, в глазах ее блеснул огонь первобытной страсти.

— Я ваша навсегда, Нимврод, храбрейший и умнейший из охотников! — воскликнула она.

С гневом и отчаяньем посмотрел Джон Добс на счастливых влюбленных, потом повернулся и, не сказав ни слова, пошел по направлению к океану…»

БЕАТРИСА. Что же было в сверточке? Да не томи же!

Я. Ты не догадалась? Пара шелковых чулок.

Наступила тяжелая, продолжительная пауза.

Я (заискивающе). Ну как?..

БЕАТРИСА. Что я должна тебе сказать?

Я. Свое мнение. Свое искреннее мнение.

БЕАТРИСА. Зачем тебе м о е мнение? Тебе нужно знать, что скажет редактор.

Я. С меня бы достаточно мнения редактора. Что бы он сказал?

БЕАТРИСА. Он сказал бы: «Старомодно! Эффектно, мило, но невозможно старомодно! Так можно было писать до войны, когда некоторые считали, что булки зреют на колосьях».

Я. Значит…

БЕАТРИСА. Значит, конец должен быть другой, реалистический. Иначе твоя Адела окажется последней дурой и никаких симпатий не привлечет. Она должна быть практичной, хозяйственной, домовитой — словом, такой, какими хотели бы быть все английские женщины сегодня. Сделай так, и твой рассказ пройдет, как «экстра», его перепечатают все женские издания, не говоря уже об американских ежемесячниках…

Я. Заманчиво, но я не вижу, как…

БЕАТРИСА. Я вижу. Если ты согласен — гонорар пополам, я сейчас же допишу твой безнадежный рассказ.

Я. Но зачем тебе гонорар?

БЕАТРИСА. Как у всякой хозяйки, у меня есть свои расходы. Ты согласен или нет? (Решительно снимает руки с клавиатуры.)

Я. Согласен, согласен!.. Если получится…

БЕАТРИСА (быстро стучит по клавишам). «Солнце опускалось к закату, когда Перси, пошатываясь, приплелся к хижине и в изнеможении свалился около нее, брякнув всеми костями».

Я. «Брякнув» — неблагозвучно. Надо заменить.

БЕАТРИСА. Подумай, замени… «Адела выползла из хижины. Ее шелковые чулки, подарок Перси, доживали последние часы, так как гравий рвал их немилосердно. Она посмотрела на обессиленного Перси и строго спросила:

— Кто съел мою печеную рыбу?

— Ну уж и рыба, — возразил Перси, — рыбешка…

— Кто взял мою губную помаду?

— Я взял. В ней питательный жир.

Она тяжело вздохнула:

— Как вы намерены жить дальше?

— Ну-ну, когда-нибудь да придет же сюда какой-нибудь кораблик.

— А если через пятьдесят лет?

Он развел руками:

— Ну-ну, может быть, пораньше…

— Я вас спрашиваю, чем мы будем питаться? После нашей… свадьбы мы легкомысленно, неэкономно, безучетно питались тем, что тогда притащил сюда Джои Добс. Запасы истощались, а вы продолжали есть как ни в чем не бывало. Наконец я решилась, сказала, что это мое, а не ваше, но вы, легкомысленный, как макака, возразили, что раз я — ваша, то и все мое — ваше. Я стала прятать еду, вы стали воровать ее. И вот мы дошли до точки — нам нечем питаться, нечем поддерживать существование». Это длинновато, я сама чувствую, по легко поддается сокращению… «Знаешь, — задумчиво сказал он, — я где-то слышал, что для питания решительно необходимы белки, жиры, углеводороды и, главное, витамины. Белки с желтками лежат в гнездах на верхушках деревьев, куда мне не залезть, из натуральных жиров съеден последний тюбик губной помады, откуда берут эти угли с водородами, я не знаю. Изо всего я могу предложить вам только витамины: они в траве, которая растет повсюду.

Она гневно взглянула на него.

— Значит, вы отказываетесь выполнять свои обязанности Мужчины и Охотника?

— Я не отказываюсь, — забормотал он, — но мне не везет. Я обошел нашу часть острова, нигде не только магазинов, но даже плохого рынка нет. Я гонялся за зверями, но они шутя уходят от меня. Я нашел дерево, на котором есть гнездо, я полез за ним, но птицы клевали меня в голову, им помогали обезьяны, которые бросали в меня ветками и к тому же украли мои башмаки… Увы, Адела, весь расчет на витамины… В конце концов есть животные, которые только ими и питаются, например, коровы, козы, овцы; попробуем, понемногу привыкнем…

Адела в гневе хотела подняться, но ее одежды из сухих листьев, скрепленных палочками, не выдерживали резких движений, и она опустилась с глухим рыданием.

— Все бы я вам простила, — горько сказала она. — Вашу неприспособленность к жизни, неумение обеспечить женщину самым необходимым, простила бы ваши кражи съестного, даже ваше предложение стать коровой… Но сожрать губную помаду любимой женщины — этого я простить не могу!

— Что же вы намерены делать? — с любопытством спросил он.

Ловкими движениями она стащила с ног остатки шелковых чулок и бросила ему в лицо:

— Получайте обратно свою дрянь!

Он не шелохнулся, насвистывая веселый мотивчик.

— Впрочем, вам это непонятно. Доблестный рыцарь! Подайте их обратно! Вам они ни к чему.

Она связала чулки в поясок, подпоясалась и смело встала: теперь ее платье из листьев держалось прочнее. Она медленно пошла вдоль берега. Он поплелся за ней.

…В гуще плодовых деревьев стоял обширный бунгало Джона Добса. Мощные лианы и воздушные корни служили надежными канатами, на которые опиралась крыша из крупных банановых листьев, расчетливо уложенных уступами. Около бунгало было два загона: в одном теснились оленьи самки и козы с малышами, другой был полон птиц, похожих на индюшек. Светлый ручей хлопотливо рокотал в своем новом ложе, выложенном каменными плитками. Не хватало только старого полугрузовичка до полного вида английской фермы.

Хозяина не было видно. Перси, оглянувшись, направился прямо к птичьему загону, наклонился через изгородь, после чего негодующе залопотали птицы, что-то звякнуло, и Перси отскочил назад.

— Клюется! — сообщил он. — Монокль разбила! Глупая птица!

— Умная птица! — ответил ему сверху мужской голос, и Джон Добс быстро спустился с пальмы. — Это вы ее растили? Нет? Зачем же хватаете ее за горло, сэр? Но я знал, что этим кончится!..

Он достал из кустов большую дубину, но на пути его встала прекрасная, полуобнаженная женщина — чулки держали плохо, и листья стремились к земле.

Женщина раскрыла объятья и сказала:

— Простите меня, Джон. Я страшно ошиблась. Это вы — Первобытный мужчина и Великий охотник. А он… слякоть.

Джон опустил дубину и спросил:

— Чего же вы хотите?

Она не ответила, но взгляд ее был достаточно красноречив.

— А он? — спросил Джон.

Она пожала плечами.

— Какое нам дело?

— Нет, так нельзя, — подумав, сказал Джон. — Что было, того не вернешь. Конкретно я предлагаю вам, сударыня, стать моей экономкой: вести дом, хозяйство и прочее. А он… он будет получать еду, но за работу.

— Интересно, какую? — усмехнулся Перси.

— За самую обыкновенную, физическую, что называется, черную. Будете чистить загоны, вывозить олений и птичий навоз на поля, вообще трудиться, помогать мне.

— На это не способен ни один Пимфулер, — твердо заявил Перси.

— Тогда заботьтесь о своем питании сами. И да помилует вас судьба, если вы начнете воровать у меня! Подумайте…

— Не подходит! — заявил Перси и пошел прочь.

— Когда проголодаетесь, — крикнул вслед Джон, — приходите! Адела покормит вас, но в обмен за работу, сэр.

Большая яхта «Русалка» подошла к необитаемому острову запастись водой. Капитан велел спустить моторку и с тремя матросами отправился на остров. Пока матросы набирали пресную воду, капитан пошел прогуляться по острову. К его удивлению, остров оказался обитаемым. Значительная часть его имела культурный вид: изгороди, посевы. Всей этой благодатью владели двое: она — стройная красивая женщина, и ее муж — высокий мужчина крепкого сложения.

Когда капитан узнал их историю и предложил увезти с собой в Чили, они дружно отказались. В бунгало на мягких перьях колыбели спал ребенок; над его колыбелькой, как верный страж, качался желтый попугай, а маленькая серая обезьянка ласково обмахивала ребенка листом, отгоняя назойливых мух.

— Мы решили остаться здесь, — сказал мужчина, — а вы возьмите с собой одного человека, которому здесь трудно жить. Он сын английского лорда, который оплатит все ваши расходы.

Запасшись водой, капитан с матросами пошли искать сына лорда. Они нашли худого человека, обросшего белым волосом, но гордо носившего пустую оправу от монокля. Он охотно взял кусок хлеба и пошел за ними в лодку, даже не оглянувшись.

Моторка причалила к яхте, и красивое судно двинулось прочь от острова.

На мостике стояли капитан и владелец яхты, чилийский коммерсант, и в бинокли рассматривали людей, добровольно отказавшихся от цивилизации.

— Красивая пара, — задумчиво сказал чилиец.

— У них будут красивые энергичные дети, — добавил капитан». Точка. Все.