Искатель, 1962. Выпуск №2

Е. Федоровский
ТЫ БУДЕШЬ ЛЕТАТЬ, ДРУЖИЩЕ!

Рисунки Ю. Макарова

Тяжелая летающая лодка «Каталина» вырвалась из боя.

Обшивка, изодранная разрывами, гремит, хлопает по шпангоутам. На плоскостях белеют подпалины, дымит элерон.

Холодный ветер врывается через разбитый фонарь, со свистом носится по отсекам. Зенитный снаряд разорвался прямо перед кабиной, вышиб бронированное стекло и тяжело ранил второго пилота. Голова Коли Звягинцева склонилась набок. К рее примерз бинт. Струйка крови сбегает с виска на подбородок. Торопливые капли, подхваченные ветром, падают на развороченную рацию, окрашивая ее ярким суриком. Вася Моргун, бортмеханик, хотел вытащить пилота из кресла и опустить вниз. Там не дуло. Но Звягинцев в парашюте и спасательном жилете слишком велик, а Вася слишком тщедушен.

В другое время Вася ругнул бы врачей: Колю-то приняли в авиацию, а его, Васю, нет. Нашли какие-то перебои. А может, просто посмотрели на большие оттопыренные уши, рыжую голову, веснушки, рассыпанные по всему лицу, и поставили на медицинской карточке «н/г» — не годен.

Но сейчас некогда вспоминать об этом, Вася с тревогой прислушивается к работе правого мотора. Двигатель кашляет, вышвыривая из выхлопа сизый дым. Дрожит. Вот-вот сорвется с моторной рамы. Сквозь гул Вася улавливает режущий звук. Верно, осколок пробил цилиндр, и поршень толчет его, как в ступе. Или что-то неладное с магнето? Может быть, порвался проводник, два конца болтаются друг перед другом, изредка соприкасаются и высекают искры.

У Васи ничтожный боевой опыт. Школу механиков он окончил в конце лета 1944 года.

В его летной книжке этот боевой вылет обозначен седьмым. «Каталина» бомбила караван транспортов, уходящих из норвежских фиордов, и внезапно попала под сильный обстрел миноносцев.

Теперь правый мотор, раскаленный до предела, трясется как в лихорадке. Он может взорваться в любую секунду. Рука Васи застыла на тумблере зажигания. Пальцы подпрыгивают, будто тумблер жжет их. Огромным усилием воли Вася заставляет себя медлить. Еще секунда, еще…

Он знает, что «Каталина» на одном моторе не потянет. Надо садиться. Глядит вниз. Поверхность моря отливает металлом. На волнах кипят барашки. Не меньше трех баллов. И видны льдины, как осколки разбитой тарелки, приплывшие сюда из Арктики. Изрешеченной лодке сесть трудно. Волны растрясут ее, даже если… если от удара о волны не взорвутся две бомбы. У них заклинило замки, и сбросить их невозможно. Одна беда перекрывает другую, а все вместе говорят о том, что седьмой полет может оказаться последним…

Ветер шумит, мечется по отсекам. Как будто горная река скачет по камням. Вырванные из фюзеляжа языки дюраля свистят пронзительно и печально.

«Черт возьми! Кроме всего прочего, летчику надо, чтобы везло!» — думает Вася.

Он прожил девятнадцать лет. Но что значат эти годы по сравнению с секундами, когда трещат болты моторной рамы, когда внизу дыбится море и под крыльями на боевом взводе висят две бомбы?..

Вася переводит взгляд на командира Алексея Дороша. У Алексея крупное скуластое лицо, длинный нос и серые глаза, скрытые за широкими черными бровями. Он выглядит старше своих 26 лет. Всю войну летал над Баренцевым морем и постарел в его небе. Ведь стареют от памяти, от трудных переплетов, из которых состоит война. Он горел, выходил из вражеского тыла, тонул… И все-таки остался жив.

Алексей чуть-чуть наклоняет машину, но горизонта нет, нет привычной дорожки, расплывающейся в голубой дымке. Он двигает штурвал вперед и слышит лишь свист ветра в разбитом фонаре.

— Командир, — трогает его за рукав Вася. — Сдает мотор… Придется садиться.

— А бомбы?

— Надо садиться.

— Надо уйти дальше.

— Тогда от нас останется пыль!

Алексей молчит. Он сжимает зубы, и на скулах, начинающих покрываться черной щетиной, выступают красные пятна.

— Мы не можем лететь! Слышишь? Не можем!

— Вася, — наконец произносит командир. — Ты хотел быть летчиком.

— Мало ли кем я хотел быть! Я выключаю правый. На воде, может, удастся его наладить.

— Сделай так, чтобы дотянуть до базы… Я прошу.

«Я не знаю, что с мотором. Или это магнето, или пробит цилиндр. Давление масла упало. Температура за красной чертой. Тяга пропадает. Если мотор проработает еще немного, если он не взорвется, то наверняка заклинит. И его уже никогда не наладить».

Все это Вася хотел бы сказать командиру, но прошептал другое:

— Командир, я не хочу быть летчиком…

— Понятно, — вздохнул Алексей и нахмурился.

Он не может рассмотреть, что творится впереди.

— Вася, ты видишь море?

— Вижу. Волны — три балла. Высота… осталось пятьсот. Лодка все время снижается.

— Еще раз попытайся вытащить Звягинцева и садись за штурвал. Я не могу разглядеть моря…

Вася вздрогнул. Командир напрягает зрение, щурится, но из-под красных век выкатывается лишь слеза за слезой. Он ослеп от вспышки того снаряда, который разорвался перед пилотской кабиной.

— Выключай двигатель! Что тянешь? — вдруг зло кричит Алексей.

«Каталина» круто идет к воде.

Алексей резко потянул рычаг на себя. Левый мотор облегченно вздохнул, вхолостую раскручивая винт.

— Разворачивай на ветер!

Лодка завалилась вправо и выправила горбатые крылья чуть ли не у самой воды.

— Высота?

— Не могу определить. То ли сто, то ли десять.

Пулеметная очередь стегнула по морю. Кто-то из стрелков догадался дать очередь, чтобы по всплескам пилоты определили точную высоту.

— Десять!

Первая волна тугим кулаком ударила в брюхо лодки. «Каталина» подпрыгнула и срезала вторую волну. В разбитый фонарь влетела пена. Алексей, упершись ногами в педали, налег на штурвал всем туловищем. Он хотел до конца израсходовать силу, которая еще держала лодку в воздухе, хотел погасить скорость, избежать резкого удара о волны.

Острый нос «Каталины» рассек третью волну. Бомбы, качнувшись, стукнулись о крылья. Садиться с бомбами запрещено. Это правило проверено кровью. От них надо избавиться в любом случае, чтобы не подорваться при посадке. И все-таки бомбы, стуча о плоскость в такт волнам, не взрывались.

— Вася, дорогой мой Вася! Я вижу! Представь себе, вижу! Волны белые?

— Нет, зеленые, — отозвался бортмеханик.

Вася еще держал штурвал, у него не было сил дотянуться и выключить работающий мотор.

Неуклюжая «Каталина» низко сидит на воде. Волны набрасываются на нее, заливая в пробоины пенные струи.

«Поднимайся же! Быстрей посмотри мотор! Лодка долго не продержится…» — только об этом думает сейчас Вася.

И продолжает сидеть. Не может разжать пальцы, вцепившиеся в ребристую рукоятку.

— И все-таки я вижу, — повторяет командир.

Он расстегивает замки и вылезает из ремней парашюта. Натыкаясь на переборки, пробирается по тесной кабине к Звягинцеву. Тот лежит на полу и, не мигая, смотрит вверх. Кровь остановилась, засохнув на лице.

— Ну что, браток, очухался? На-ка, выпей. — Командир протягивает к губам Коли фляжку и вливает в рот немного коньяку.

Вася тем временем вылез на плоскость, открыл верхний люк грузового отсека, где находились стрелки. Но навстречу ему поднялся лишь один Воробьев, старый механик-приборист, который летал вместо стрелка.

— Убит. Прямо в голову.

— Где он?

— Вон. Я ему отсалютовал уже. Видел?

Вася в темноте отсека различает фигуру второго стрелка-радиста, склонившего голову на замок пулемета. Правая рука на спусковом крючке.

Вася никогда не видел смерти. Он хочет скрыть страх от товарища каким-нибудь обычным словом. Но, видно, не так-то просто найти такое слово, и он говорит о деле.

— Поможешь держать ключи, а то волны…

На воде трудно снимать капоты, опускаться, держась за раму, к цилиндрам. Волны кружат лодку. «Каталина» качает крыльями, словно хочет взлететь. Вася, закрепившись на ремнях, копается в моторе. Одно магнето не работает. Осколок пробил изоляцию, и ток «уходит на массу». У другого магнето, как и предполагал Вася, взрыв оборвал проводник, ведущий к свече зажигания.

На плоскости лежит, раскинув длинные худые ноги, Воробьев и подает Васе инструменты.

Командир, перевязав голову Коле и соорудив на полу постель из курток, тоже выбрался наверх. Его беспокоят бомбы. Замки-держатели не сработали оттого, что рваный кусок дюраля уперся в привод. Алексей отогнул его, освободил замки.

Прошел час.

Солнце склонилось к пустынному морю.

Вдруг сквозь шум волн Алексей уловил рокот мотора. Он поднял голову и увидел сторожевой катер, который мчался к «Каталине». На мачте флаг фашистских моряков.

«Гитлеровцы! Неужели плен?! Черта с два!.. А если не сдаваться? Тогда они расстреляют нас, как перепелок. Для них беспомощная «Каталина» — удобная мишень».

Бортмеханик и стрелок тоже смотрят на приближающийся катер……

— Не будем сдаваться, командир, — хмуро говорит Вася.

— Так они же нас… — Воробьез ребром ладони проводит по острому кадыку.

— У нас пулеметы и пушка!

— Воробьев, в турель! — приказывает Алексей и бежит по плоскости к пилотской кабине.

Сторожевик выстрелил из носовой пушки.

Снаряд с воем пронесся над лодкой, взметнув далеко позади белый фонтан воды. Маленькие фигурки матросов снова засуетились у пушки.

«Р-р-р-ы…» — огрызнулся пулемет Воробьева. Трассирующая нитка от воды прыгнула на катер, сбив наводчика.

Катер круто развернулся, ударил сразу из двух кормовых пушек.

Фонтаны взвились у борта «Каталины». Г1о фюзеляжу застучали осколки. Вася, скрытый мотором, почувствовал не толчок взрывной волны, а лишь кипяток разогретой взрывами воды. Кипяток обжег лицо и руки.

— Командир! — крикнул Вася. — Запускай левый и крутись! Я останусь здесь!

Алексею удалось запустить левый мотор.

Винт рванул машину вперед на большой круг, в центре которого остался немецкий сторожевик.

«Р-р-р-ы…» — снова затрещал пулемет.

Трассы секли надстройки, волны, низко посаженный борт. Но фашисты продолжали стрелять из пушек. Бронированный катер для дюралевой «Каталины», которой достаточно одного попадания, представлял смертельную угрозу. Пулемет лишь держал катер на расстоянии и мешал делиться наводчикам.

«Каталина», рыча мотором, кружила по морю, и только чудо спасало ее от близких разрывов. А Вася все еще висел на ремнях у мотора. Ремни врезались в тело, обожженное лицо пылало, словно его натерли перцем. При каждом взрыве он втягивал голову в плечи и чувствовал, как рядом со свистом проносятся осколки. Его не страшила смерть. Он просто не верил, что можно умереть. Ему сильно хотелось завинтить вот эту гайку, потом ту, потом соединить проводник, запустить мотор. Хотелось так сильно, что окружающее: ревущие волны, разрывы снарядов, злой посвист осколков — отступало за пределы сознания.

Вася мечтал быть летчиком. Но вырос слишком слабым. Плечи не успели раздаться, мышцы не набрали силы. Стриженный наголо, он походил на мальчишку, на лобастого курносого мальчишку, у которого в глазах еще не погасла детская вера в возможность чуда. Когда врачи нашли у него какие-то перебои в сердце, он все-таки попал в авиацию. Правда, вместо неба увидел сырые ангары и теперь обыкновенной земной отверткой ковырял проводники.

«Я вернусь. Я снова подам рапорт в школу пилотов. Только бы успеть заизолировать проводники», — думает Вася, лихорадочно обматывая их липкой лентой.

Фонтан воды взвился у самой плоскости. Лодка дрогнула, как будто наскочила на камень. Из зеленой глубины вырвалось пламя. Вася ударился головой о ребро цилиндра и на секунду потерял сознание.

Командир выскочил из люка и ножом перерезал ремни. Подхватив бортмеханика под руки, он втащил его в люк.

— Ты же хотел летать, — прошептал Алексей.

Вася открыл глаза.

— Командир, можно запускать… Только… у меня все цело?

— Порядок, Вася! Теперь держись!

Пулемет внезапно оборвал стрельбу. У Воробьева кончились патроны. Катер, прибавив ходу, ринулся в атаку. Пушка ударила прямой наводкой. Но и на этот раз снаряд со стоном пролетел мимо и разорвался в кабельтове позади. Матросы в черных меховых куртках столпились на носу катера. Они решили взять летчиков живыми.

Винт правого двигателя качнулся и в следующую секунду превратился в серебристый круг.

— Следи, Вася, за приборами. Взлетаем! — крикнул командир, прибавляя газ.

«Каталина» запрыгала по морю, разрезая воду ножом форштевня. Скачок, еще скачок… До чего же медленно растет скорость!..

Волна подбросила лодку вверх, но она тяжело плюхнулась, разбрасывая винтами пену. Стрелка вариометра еле ползет по шкале.

Алексей еще раз потянул штурвал. Лодка снова прыгнула и застыла в воздухе, не решаясь ни взлетать, ни падать.

— Скорость?

— Сто десять!

Командир прижал «Каталину» ближе к воде. В прямолинейном полете лодка набрала скорость. Замелькали барашки, постепенно уменьшаясь в размерах. На высоте пятьдесят метров «Каталина» выполнила первый разворот и вышла на траверз катера.

— Сбросим на них бомбы.

— А сработают ли замки? — усомнился Вася. — Вы же их успели только чуть ковырнуть…

— Смотри в эту штуку. Как увидишь цель в красном кружке, дергай за рычаг.

«Каталина» еще раз развернулась и вышла на катер. Вася прижался к прицелу. В окуляре он видел сторожевик, похожий на огромного жука, от которого расходились в разные стороны длинные усы вспененной воды.

Грозно гудя моторами, «Каталина» неслась над самой водой к катеру. Красная черточка коснулась цели.

Две бомбы сорвались с замков и стремительно понеслись к морю.

Взрывы качнули «Каталину». Минутой позже Алексей и Вася увидели клубок черного дыма, повисшего над сторожевиком.

Солнце опустилось к черте горизонта. По воде побежала дорожка цвета меди. Если лететь от солнца, она приведет к родным берегам, к базе, откуда поднимались громить врага тяжелые машины. Израненная, но не побежденная лодка летела над этой угасающей дорожкой, покачивая широкими крыльями.

Алексей поглядел на Васю. Бортмеханик сидел в кресле второго пилота, осторожно двигая штурвалом.

— Я, кажется, перестал различать цвета, — тихо проговорил Алексей. — Сейчас море темное?

— Нет, синее с красным отливом, — отозвался Вася и подумал, что вспышка взрыва, видимо, нарушила в зрении командира какие-то винтики и мир со всеми его цветами потерял яркость. Остались два цвета — черный и белый… Да, черный и белый. Обыкновенное серое фото… Не скоро увидит он, как наливаются солнечным светом ромашки, как загорается радуга после грозы. Но главное, главное — не скоро сможет он различать многоцветные огни аэродрома…

— Ну вот, кажется, отлетался я, — вздохнул командир. — А у тебя все впереди. Ты будешь летать, дружище!