Искажение

Виктор подчинился и этим спас себя. Кошмарам и видениям он уготовил место поскромнее - воспринял их, как часть реальности. Конечно, в какой-то степени ему пришлось схитрить перед самим собой, да еще так, чтобы себе же было не очень-то заметно. Но высший пилотаж удался, поскольку были длительные тренировки. Твари возмущенно загалдели, но делать нечего отпрянули, и Виктор получил возможность относительно спокойно сосуществовать со всеми.

- Ну, что затих? - поинтересовался Боря. - Может, умер?

- Нет, - ответил Виктор, размышляя, не поведать ли Борису новость про свою Америку.

Но он решил пожертвовать сенсацией, чтобы получить возможность посмотреть на Борино лицо, когда тот спустится по трапу самолета и первым делом увидит Виктора, жующего американскую резинку. Казалось почему-то, что если они туда и попадут, то приблизительно в одно и то же время.

Боря тоже, видимо, работал на какую-то разведку, но пока еще не осознал своей причастности. Однако подсознательно уже готовился выйти на международную арену.

"Вероятно, перспективен", - подумал Виктор и прикинул, нет ли связи между их поездками.

Связь, конечно же, была. Под действием новости Бориса Виктор стал припоминать, что на вечеринке Шуйский говорил о многом. Шура с жаром убеждал, будто стоит съездить раз, и они начнут мотаться по белу свету, как два солидных коммивояжера. От перспектив кружилась голова, Виктор курил без передыху, Шуйский не отставал, и оба верили, что подобные поездки скоро станут их образом жизни. Правда, Виктор еще сомневался, но Шура убедил простым вопросом - чего, мол, ехать один раз, если потом больше не ездить? После этого оба преисполнились взаимным уважением, ударили по рукам и стали развивать интересную тему дальше. В конце концов, пришли к выводу, что им, наверное, присвоят какие-нибудь почетные звания, что даст право еще при жизни установить свои гипсовые бюсты в вестибюле родного предприятия.

Все эти подробности всплыли в памяти только сейчас, и Виктора вновь одолели сомнения. И вообще возникло подозрение, что Шуйский придумал эту галиматью с единственной целью, чтобы было о чем поговорить. Так или не так, но отныне Виктор решил проявлять максимальную осторожность и предусмотрительность. Хорошо, если неведомые силы оценили его работу положительно и отправляют в командировку с перспективой повышения. А если наоборот? Если резидент, раздосадованный отсутствием результата, решил сменить агенту амплуа в надежде, что агент себя проявит? Это ж какую работу надо было проделать! Во-первых, убедить целое министерство в необходимости закупки. Во-вторых, уговорить иностранцев продать. И, в-третьих, уболтать местное руководство послать именно Виктора. Страшно подумать, что произойдет, если Виктор не оправдает надежд. Возможно, конечно, вся эта кутерьма закручена ради Шуйского или кого-нибудь третьего, но надеяться на это - значит проявлять легкомыслие и сознательно подвергать себя еще большей опасности. Как вообще определить, чем является любое служебное перемещение - повышением или понижением? Ввиду непредсказуемости последствий, сделать это невозможно.

У Виктора имелась ниточка, уцепившись за которую, можно было попытаться распутать весь клубок. Этой ниточкой являлся Боря. Не может быть, чтобы в пространстве и во времени совсем случайно совпали два таких события, как командировка Виктора и эмиграция Бориса. В этом что-то крылось, пока что недоступное, но явно предначертанное свыше. А что, если обложить Борю со всех сторон и контролировать каждый его шаг? Быть может, в этом случае удастся выяснить, чего хотят от Виктора?

Разведчик внимательно взглянул на эмигранта, размышляя, стоит ли браться за хлопотное дело. Как всегда, оказавшись перед выбором, Виктор сначала прислушивался ко мнению незримого начальства, но, не услышав его, начинал прислушиваться к себе. Интуиция и уставший организм разом затвердили, что в случае с Борисом результат не будет соответствовать затраченным усилиям. Может быть, хитрили? Сговорились, устав от невидимой борьбы? Может, леность появилась в организме или в победе усомнилась интуиция? Виктор строго глянул внутрь себя, и там испуганно притихли. Правда, энтузиазм тоже не возник. Подумалось, не лучше ли поспать? Так будет больше пользы и для организма, и для интуиции.

Виктор стал готовиться ко сну, а Боря, сидевший в каком-то напряжении, расслабился и сказал, что, наверное, пойдет к себе.

- Ступай, - позволил Виктор и зевнул.

Похоже, несмотря на странность совпадений, Борю не привлечь к ответу за перипетии в собственной судьбе. Заманчиво, конечно, было бы кого-нибудь привлечь, но, что поделаешь - Борис не осознал еще своей причастности к невидимому фронту. Судьбе угодно было посмотреть, что выйдет, если это осознает Виктор.

Глава VIII

ВОСКРЕСНАЯ КРУГОВЕРТЬ

Интересные чувства одолевают воскресным утром. Во-первых, приятно, что впереди свободный день, а, во-вторых, прекрасно сознаешь, что уже не вечер пятницы и даже не утро субботы. Знаешь, что осталось совсем немного, и скоро наступит понедельник. В этом заключается трагизм воскресенья, и он перекликается с трагизмом жизни. Когда-нибудь для каждого наступит понедельник, и многим, наверняка, покажется, что выходные потрачены на ерунду. Конечно, можно успокаиваться расхожим мнением - зато, мол, будет что вспомнить. Однако неизвестно, как в том самом понедельнике отнесутся к твоим воспоминаниям. Оптимизм же воскресенья заключен в иллюзии, что время еще есть.

Вдвойне хорошо, когда воскресный день погожий. Когда пронзительное зимнее солнце заглядывает в комнату, будто вопрошая: "Живые тут, иль как?" А ты не знаешь, что ответить, но, увидев, как искрится снег, щуришься и, смущенно улыбаясь, начинаешь куда-то собираться. Появляется предчувствие, что именно сегодня, наконец, произойдет что-то необычное. Ты спешишь, тебе хочется увидеть, быть свидетелем, если не главным участником. На улице останавливаешься ослепленный и понимаешь, что успел, что еще не начиналось, но вот-вот должно. Пускаешься в путь, не переставая удивляться, как много снега, какие пушистые деревья и как вообще изменился город. Начинает казаться, что в этом городе можно быть счастливым.

Но через некоторое время замечаешь другое. Солнце пригрело, снег подтаял под ногами прохожих. Люди, вышедшие вместе с тобой на поиски необычного, ничего не нашли. Пожалуй, что-то нашли те, которые выехали с лыжами за город, а теперь возвращаются. Ты их прекрасно понимаешь, потому что сам находил подобное неоднократно, но теперь нуждаешься в чем-то другом. В чем же именно? В поисках ответа начинаешь заглядывать в лица прохожим. Там разное. Одни ничего не ищут и, кажется, им хорошо. Другие искали раньше, теперь отчаялись и тоже прекратили поиски. Этим похуже. Третьи ищут, но непонятно что, и ты мысленно желаешь им удачи. И есть четвертые, которых совсем немного. Они нашли, их лица светятся спокойствием, но спрашивать, конечно, неудобно, и ты просто провожаешь их напряженным взглядом. Возможно, тебе бы это и не подошло, но все равно завидно.

Потом ты чувствуешь, что устал, что твоим ногам надоело месить глубокий снег, который к тому же проник в сапоги и там вероломно растаял. И не то, чтобы уж очень мокро, но пальцы вдруг начинают сами собой шевелиться, пытаясь сбросить носки. Им это не удается, поскольку сапоги на месте, и, утомившись, пальцы смиряются. А тебе уже хочется домой. Там можно скинуть отяжелевшую шубу, избавиться от мокрой рубахи, сапоги сунуть под батарею, носки повесить выше, самому бухнуться на кровать и, задрав ноги, позволить освобожденным пальцам сымпровизировать что-нибудь восторженно-патетическое. Но тут до тебя доходит, что сверху будет потолок, с которым связаны неприятные ассоциации, и ты решаешь еще немного побродить. Плутаешь по каким-то улочкам, пытаясь запутать самого себя, но все равно неумолимо выходишь к вокзалу. И только тут соображаешь, что пришел сюда не случайно, а в надежде определить по внешнему виду вагонов, ждет ли их там, куда они едут, то, чего ты не нашел здесь. Это трудно, но ты стараешься, и, кажется, что-то начинает получаться...

* * *

Виктор стоял на перроне и рассматривал фирменный скорый поезд, весь в синеньких вагонах. Над крышами вагонов вился уютный дымок, а у раскрытых дверей стояли молоденькие румяные проводницы, с удручающей тщательностью упакованные в черные шинели. Виктор подумал, что таких проводниц специально набирают в фирменные поезда, чтобы даже те граждане, которым никуда не надо ехать, все равно покупали билеты и тем самым приносили доход железной дороге. Однако, поразмышляв на данную тему, он пришел к выводу, что, следуя подобной логике, этих бедных проводниц должны увольнять всех до единой в начале летнего сезона. И более того - на их места должны набирать совсем других проводниц или даже проводников с собаками. Вероятно, здесь имело место просто случайное совпадение. Так сказать, удачное пикантное дополнение к уютному дымку, синеньким вагонам и беленьким занавесочкам на окнах. Поразмышляв соответствующим образом еще некоторое время, Виктор, несмотря на яркое солнце, стал подозрительно сильно щуриться и почему-то вспомнил, как совсем недавно ангел-хранитель выл в его голове мартовским котом. Мм-да. Если этому поезду повезло еще и с вагоном-рестораном, то он явно готовился к отправлению в какой-нибудь Изумрудный Город или даже в Страну Счастья. Виктор представил, как едет в служебном купе, хрустит крендельками по-домашнему и запивает их горячим чаем. На столе белая скатерть, за окном белые снега, и с белого неба падают белые снежинки. В купе играет музыка, а черная железнодорожная шинель висит на гвозде.

Безотчетным движением Виктор сунул руку во внутренний карман шубы, залез пальцами в кошелек, пошелестел хрустящими купюрами и машинально отметил, что на билет должно хватить. Даже если в кассе не продадут, в поезд можно проникнуть "зайцем". Итак, решено - он едет. Осталось уточнить самую важную деталь, то есть выбрать вагон. В конце концов, дорога предстоит дальняя, и опрометчивость чревата неудобствами.

Виктор, напустив на себя отсутствующий вид, стал медленно прохаживаться вдоль состава. Прошел туда, прошел обратно, потом снова туда, и на обратном пути, наконец, остановился, выбрав вагон, который по целому ряду причин выгодно отличался от всех прочих. Пока пассажиры с билетами толпились у входа, Виктор успел заглянуть в окно служебного купе, поинтересовавшись на предмет чистоты и порядка. Он был не сноб, но путешествовать в товарняке или в чем-то похожем ему не улыбалось. Однако опасения оказались напрасными - внутренний вид купе приводил в умиление. Что же касается черной форменной шинели, то по косвенным данным, полученным в результате всестороннего анализа был сделан вывод, что проклятый казенный сюртук, расшитый неуместными знаками отличия, наилучшим образом украсит самое труднодоступное место, которое Виктор отыщет. В общем, настало самое время идти за билетом. Виктор было уже и пошел, да вспомнил, что забыл узнать конечный пункт назначения. Не просить же у кассирши, в самом деле, билет в Страну Счастья. У нее на этот счет могут оказаться свои соображения. Замирая в предощущении дивной мелодичности имени станции назначения, Виктор глянул на табличку, привинченную к вагону. Глянул и...

Этого просто не могло быть.

Изумрудный Город... Столица Страны Счастья...

В общем, поезд шел в Минусинск. В тот самый город лотерейных билетов, куда сегодня, в командировку по обмену опытом, должна уехать сотрудница Виктора. Этим же, кстати, поездом. И ничего страшного в том городе, конечно, не было. Наверняка он вообще ничем не отличался от любого другого населенного пункта, где в изобилии торгуют лотерейными билетами, предлагая попытать Счастья. Однако в голове Виктора уже успело возникнуть искажение...

Теперь он видел себя не в уютном купе, в окружении домашней снеди, а в тесном служебном помещении проводника, на верхней полке среди скрученных матрасов. И вместо того, чтобы наслаждаться белизной ландшафта, таскали они вдвоем с румяненькой мешки с бутылками, ругались с бригадиром, прятали в туалете безбилетников и лебезили перед ревизорами. А по возвращении из поездки придется им пересаживаться в другой тесный боксик, тоже слабо приспособленный для путешествия в Страну Счастья. Не в порядке наказания, конечно, а в порядке необходимости. Да и то, чтобы туда попасть, надо сначала нейтрализовать коменданта, воспитателя и всех вахтеров. Уж если и ехать на этом поезде, то только до следующей станции, а обратно - на попутке или же на электричке. Конечно, это будет похоже на бегство, но...

- Не поеду! - решил Виктор и вздрогнул от свистка тепловоза.

Синий удав дернулся, заглотнул в себя румяные крендельки и пополз прочь из города. Виктор подумал, что многим кренделькам суждено прежде зачерстветь, чем сменить тесные боксы вагонов и общежитий на что-нибудь пригодное для нормальной жизни. Оно и понятно. Судьба черных шинелок со скромными знаками отличия была в ведении черных пиджаков, расшитых золотыми позументами. А пиджаки, как известно, перед шинелками не в ответе.

Виктор вышел на привокзальную площадь и с неудовольствием отметил, что снег, такой белый и пушистый с утра, теперь превратился в грязную слякоть, плотоядно чавкающую под ногами. Почему-то представилось, что получится, если все время будет падать снег и светить яркое солнце. Когда-нибудь, наверное, слякоть достигнет крыш домов. Интересно, как будут передвигаться люди?

Однако продолжать поиски необычного надоело. Вообще Виктор себе удивлялся. Целый день петляет по городу, словно слепой, потерявший очки. Хм... Интересно, а зачем слепому очки? Наверное, чтобы в глазах прохожих выглядеть поприличнее. Только с чего бедолага взял, что остальные-то зрячие? Мало ли, что кричат "Берегись!" и за рукав дергают - может, они специально друг друга в заблуждение вводят. Движутся наугад, кто по стеночке, кто с палочкой, а время от времени вскрикивают и хватают кого поближе. Глядишь, кто-нибудь и решит, что есть люди, которые видят лучше его. Такого можно будет послать в любом направлении, все равно никто не увидит, куда он делся.

Тьфу ты, напасть, лезет в голову дрянь всякая! Под стать сомнамбулическим движениям по городу и мысли плутают соответственно. Если долго идти неизвестно куда, начинаешь терять ориентацию. Нарушается пространственная перспектива, искажается реальность, возникает неуверенность. Хорошо, если в такой момент возникнет естественное желание, легко поддающееся исполнение. Можно будет ненадолго отвлечься.

Виктор подумал, чего ему хочется, и понял, что давно хочет есть. Можно было сообразить и раньше, но между желудком и головным мозгом возникла бюрократическая волокита. Желудок требовал доставки продовольствия, а мозг ссылался на временные трудности в связи с военным положением. По его мнению, мирная обстановка в городе была непрочной. В любой момент могли послышаться разрывы снарядов, вой минометов, треск автоматных очередей и сухие щелчки револьверных выстрелов из подворотен. И вообще, как можно думать о еде, когда, может, прямо сейчас придется рыть окопы.

Виктор, как боец невидимого фронта, понимал опасения головного мозга, но, как проголодавшийся человек, хотел помочь и желудку. В конце концов, он пошел на компромисс, пообещав, что не будет рассиживаться в ресторане, а быстренько перехватит чего-нибудь в столовой. Все согласились, но при виде длинной очереди у дверей забегаловки, головной мозг опять разорался, что походную кухню, наверное, только что подвезли, а раньше, мол, все сознательные граждане воевали или, по крайней мере, чистили личное оружие. Желудок глухо бурчал, понимая, что спорить бессмысленно. Он боялся, что вот-вот начнется воздушный налет или запасы походной кухни просто иссякнут. Толку от них двоих было мало, и Виктор обратился за помощью к спинному мозгу. Тот флегматично заметил, что часок можно и постоять, пускай только ему передадут функции управления организмом. В конце концов, он, спинной мозг, для того и существует, чтобы выручать в подобных ситуациях. И вообще он удивляется, почему его так редко зовут на помощь. Виктор пристроился в конец очереди, отключил головной мозг, потом желудок и отдался во власть позвоночника.

Мыслить спинным мозгом было интересно. Мир изменился до неузнаваемости и виделся совсем в ином свете. Казалось, будто все обстоит наилучшим образом. По мнению спинного мозга, главное, чтобы вертикальная нагрузка не превышала допустимой нормы. Остальное - трын-трава. Солнце пригревало в спину, и позвоночнику было приятно. Рядом табунились другие позвоночные, что создавало ощущение уюта и безопасности. Общность цели объединяла и рождала уверенность в собственных силах. Запах из забегаловки казался чудным, поскольку не грозил увеличением вертикальной нагрузки.

Но у самых дверей очередь разбухла, там слышалась ругань и вроде даже пихались. Вертикальная нагрузка осталась прежней, но со всех сторон стали ощущаться чувствительные толчки. Если бы давили сверху, это бы еще куда ни шло. Запас прочности позволял терпеть долго. Но предательские удары, особенно в спину, парализовали всякое желание сопротивляться. Позвоночник возмутился и заявил, что складывает с себя полномочия. Это вызвало негодование всего организма, но спинной мозг огрызнулся, сказав, что пусть его увольняют, а стоять за вермишелью он больше не будет. Тут не выдержал самый заинтересованный участник.

- Какая вермишель?! - взвыл желудок. - Причем здесь вермишель, ты... позвоночник!

- Заткнись, язва недорезанная, - отвечал позвоночник брезгливо. Можно подумать, ты к телячьим отбивным привык. Сожрешь, что дадут.

- Нет, вы послушайте! - исходил соком желудок. - Откуда он знает, что дадут? Что ты вообще в этом понимаешь, кость рыбья!

- А ну вас всех, - проскрипел позвоночник. Стойте, если хотите, а я отключаюсь. - И он согнулся вопросительным знаком.

Но тут в дверях образовалась брешь, желудок рванулся первым, остальные за ним, и Виктор очутился внутри забегаловки.

Позвоночник оказался прав - давали вермишель. Походная кухня чадила гарью, посетители нервничали, торопились, стучали подносами, звякали посудой. Казалось, вот-вот прозвучит зычное "Становись!", и всем придется, побросав недоеденное, выходить на построение. Головной мозг призывал к решительным действиям: требовал растолкать более слабых и взять приступом раздаточную линию. Кричал, что обладает опытом боевых операций, участвовал в детских военно-спортивных играх и берется руководить атакой немедленно. Желудок униженно скулил, поддакивал полководческим амбициям головного мозга и тоже подзуживал Виктора. Виктор еле себя сдерживал.

Наконец, бойня осталась позади. Вытерев жирные губы, Виктор выскочил на улицу и засучил ногами по снегу, улепетывая прочь от страшного места. Желудок озадаченно молчал, перебирая вермишелинки по одной. Черт дернул посетить привокзальную столовую!

Проходя мимо ресторана, Виктор остановился, в надежде пристыдить головной мозг за паникерские настроения и неуместную воинственность. За стеклом горели яркие буквы капитального табло: "Спецобслуживание". Рядом стоял огромный автобус, размалеванный в полном несоответствии с правилами маскировочной окраски.

- Не поддавайся, - шепнул головной мозг. - Это они нашу бдительность усыпляют.

Виктор подумал, что, наверное, идут мирные переговоры, и посторонних решили не пускать.

- Хоть бы договорились, - вздохнул он.

День, между прочим, близился к концу. Солнце уже не сверкало, как бенгальский огонь, заброшенный в небо, а гаснущим факелом пряталось где-то между домами, за вокзалом, за железной дорогой, за новыми районами, за городом и еще дальше - за лесом. Воскресенье стремительно мчалось к своему финалу, и Виктор тоже спешил в общежитие, надеясь, что, может, хоть там произошло что-то необычное за время его отсутствия. Может, упав на кровать и уставившись в потолок, он сумеет, наконец, уловить свежую мысль, которая подскажет, что же он искал сегодня весь день, да и многие дни раньше. Или опять воскресенье прошло впустую? А вдруг завтра наступит т о т с а м ы й понедельник?

Курьера нет, резидента нет, связи нет... Может, их вообще нет?! Нет, не может быть. Исключено. Отпадает по всем признакам. По всем к о с в е н н ы м признакам!

Правильно. А других признаков не бывает. На то он и разведчик, чтобы по мелочам восстанавливать истину. Раздайте дураку одни козыри, тот и дураком не покажется. А если по зернышку, по веточке, по перышку, нервы в кулаке, ушки на макушке, нос по ветру, да при этом сам себе на уме - вот тогда ты перспективен, тогда, возможно, тебя и оценят, если момент не упустишь. А до тех пор полезно и дурачком прикинуться. Раздобыть маленький козырь, носить его на вытянутой руке и кричать: "Видали?!" И пускай хихикают, пусть думают, что малость не того, главное, чтобы успокоились тут ты на месте, на виду. Успокоились, а ты туза из колоды хвать! Спохватятся, конечно, да поздно. Где туз козырный? То-то.

А пока ни-ни! Дашь слабину - сомнут и затопчут. И не потому, что туз им твой нужен, а просто, чтобы у тебя его не было. Так ведь оно всем спокойнее.

Виктор подошел к общежитию, когда уже начало темнеть. В небе заблестели первые звезды, улицы озарились разноцветными светлячками гирлянд, и, казалось, будто далекие и близкие огни неведомых миров вершат свой хоровод вокруг центра вселенной - серого монолитного здания. И не было силы, способной внести коррекцию и изменить порядок движения небесных тел. Коловращение, куда втянуло Виктора помимо воли, было бесконечным. Не исключено, что в этом заключался некий высший смысл, но он был недоступен человеку, который считал себя разумным. С известной долей субъективности, конечно.

Виктор глянул вверх в морозное небо, не совсем еще черное, но уже четко обозначившее дырочки звезд. Оттуда бил свет, по-видимому, очень яркий, но из-за расстояния он не согревал. Гирлянды... То же самое. Они были поближе, но неестественная мишура и разноцветье лишали их тепла. Они, скорее, были тем, чего хотелось, а не тем, что есть на самом деле. И сколько ни вращайся в этой круговерти, а силы тяготения не позволят уйти тебе с орбиты...

В небе, чиркнув по пепельному полю, белой спичкой вспыхнула звезда. Она сошла с орбиты, сгорела в атмосфере, но перед смертью блеснула ярче остальных. Это было необычно. По мнению Виктора, зимой метеориты не летали. Впрочем, если разобраться, разницы-то никакой. Просто Виктор раньше этого не замечал. Но все равно было необычно.

Он открыл дверь общежития. На вахте, возле вахтера, бдительно маячил воспитатель.

Глава IX

Прошло какое-то время...

Глава X

ГОН

Утро выдалось с морозцем. Солнце слепо щурилось в белесом небе, поглядывало вниз. Лучами оно с холодным безразличием поглаживало серый лед, в котором дрейфовал замерзший за ночь город. Но, проснувшись, город стал отогреваться. Задышал туманной дымкой, заурчал машинами, задымил фабрично-заводскими трубами. Горожане, высыпав на улицы, заспешили по своим делам. Морозный воздух заставлял их розоветь и бежать быстрее. Создавалось впечатление, будто все опаздывают на работу, хотя, конечно, не исключено, что кто-то торопился просто так, куда-нибудь. Город, не делая различий, всосал в свои артерии всех разом, тем самым заставив биться собственное сердце. Теперь его ритмичные удары определяли поведение людей. И люди подчинялись, поскольку сами построили свой город, в котором полагалось пульсировать одновременно.

Виктор пришел на работу вовремя. Уложился в начало распорядка. Спешка по скользким тротуарам, скученность на остановках, неистребимая всеобщая надежда у продовольственных отделов, а также вера в чудо возле промтоварных - все это осталось позади. Виктор прошел сквозь трудности, игнорировал соблазны и тем самым выполнил свой долг - явился на работу вовремя. Теперь стоял, зевая, у окна, смотрел на улицу и пересчитывал прохожих. С высоты седьмого этажа город открывался в необычном ракурсе. Поражал размах затеянного. Куда ни глянь - везде что-то было.

Вдруг почему-то захотелось шибануть железным лбом в стекло, сунуться наружу и заорать чего-нибудь. Не важно что, лишь бы все услышали и просто подивились мощным легким крикуна. Но Виктор на это не пошел. Что-то не пускало. Он оторвался от окна, вздохнул и нехотя посунулся в машинный зал.

Там сначала сел. Потом включил компьютер. Вывел текст программы на дисплей и стал соображать, зачем он это сделал. Зеленые джунгли мерцали хитросплетением тропинок и дорог, зазывая в путешествие. Манили чащобами, соблазняли сложными моментами, обещали массу удовольствий.

Но Виктор не спешил. Он впал в прострацию, прислушиваясь к самому себе. Где-то глубоко внутри зрела интересная мыслишка, которую хотелось зафиксировать, поймать и рассмотреть поближе. Процесс проистекал довольно робко, скрытно, но постепенно ситуация стала проясняться. Комариным писком приближалось смелое решение. Едва поняв в чем дело, Виктор извернулся и прихлопнул насекомое. И сделал это ловко - так, что кое-что утаил даже от себя. Благо, никого в машинном зале больше не было.

Теперь существовало как бы два Виктора. Один уже сообразил, что будет делать, второй же оставался на этот счет в неведении. Осторожно, чтобы не потревожить второго, первый поднялся и на цыпочках переместился ближе к выходу. У порога оглянулся.

Виктор, сидевший за компьютером, выглядел вполне достоверно. Казалось, будто человек мыслит над программой. Получилось удачно, и Виктор, стоявший возле двери, довольно улыбнулся.

Побродив по коридору, он дождался, наконец, когда его сотрудникам наскучило сидеть на месте и они рассредоточились согласно своим наклонностям и интересам. Заскочив в комнату, преступник умыкнул собственную шубу и был таков.

Город встретил настороженно. Пофыркал выхлопными газами грузовиков, покричал пронзительными голосами каких-то толстых теток, посвистел милицейскими свистками, но потом успокоился и загудел ровнее. Признал в Викторе свое дитя. Пускай и неразумное, но все-таки родное.

Ребенок с любопытством посматривал по сторонам. Что-то вокруг неуловимо изменилось. Город был одновременно и знакомый и другой. Улицы, дома - в каком-то напряжении, но в то же время, словно в полусне. Солнце поднялось повыше, глядело будто бы осмысленно, но с близорукой заволокой. Похоже, по будним дням оно не очень интересовалось городом, а только по привычке. Всему была присуща двойственность. Люди, в большинстве своем, куда-то деловито торопились, но в атмосфере этой неподдельной деловитости витал душок лукавства и запретной праздности. Виктор почему-то вспомнил двойника, которого оставил за компьютером. Каково-то ему там?

Он нашарил в кармане шубы двушку, подошел к телефону-автомату, набрал свой номер и измененным голосом попросил позвать себя.

- Виктор Алексеевич вышел, - безмятежно проворковал женский голосок и добавил с неохотой: - Наверное, в машинном зале. Поискать?

- Не надо, - ответил Виктор и повесил трубку.

"Дрыхнут, - подумал он. - Обрадовались, что начальник отвлекся".

Получалось, что Виктор Алексеевич находился там, где и должен находиться - на рабочем месте. Это вызывало чувство удовлетворения. Конечно, было бы занятно с ним побеседовать по телефону, но настаивать на этом неразумно. За компьютером, в задумчивой позе, Виктор Алексеевич еще смотрелся, но было неизвестно, способен ли он самостоятельно передвигаться, и, вообще, хоть как-то реагировать на изменение внешних обстоятельств.

"Интересно, - думал Виктор. - Он что-нибудь там делает или просто сидит сиднем?"

Хотелось бы, конечно, чтобы делал, но если просто сидит, тоже неплохо. Сосредоточенное оцепенение, с которым он пялился в экраны, давало повод полагать, что занятого человека особенно тревожить не решатся. Даже если Виктор Алексеевич невпопад ответит или совсем проигнорирует какой-нибудь вопрос, недоумений не возникнет. Главное, чтобы сам не сверзился со стула. Но Виктор помнил, что перед своим уходом сидел устойчиво и вроде бы локтями опирался. Если двойник способен на самостоятельность, то сам сообразит, как выкрутиться из щепетильной ситуации, а если просто пугало, тем более ему ничто не угрожает - таких не трогают. Во всяком случае гулять можно спокойно. Потом придет уборщица, и у нее, естественно, возникнут подозрения относительно нормальности происходящего. Но Виктор к тому времени вернется. Наглеть не надо - на ночь чучело придется забирать.

По сути дела, Виктор отторгнул часть себя и бросил на работе. Но, несмотря на это, он не чувствовал в себе неполноценности или какой-нибудь ущербности. И даже ощущения потерянности не было. Наоборот, будто бы обрел себя. Насвистывая, шел, куда хотел, втихую радовался ловкому решению и строил заманчивые планы. Теперь можно было жить без суеты.

От перспектив захватывало дух. Если правильно использовать теперешнее состояние, то в самом скором будущем не останется проблем. Но сначала надо вдумчиво осмыслить свое неявное инкогнито, разобраться, какие выгоды оно сулит и чего бы следовало поостеречься. Внешне ничего не изменилось, но внутри родилось ощущение подъема, предчувствие воспарения, а в дальнейшем и свободного полета. Во-первых, с сегодняшнего дня можно игнорировать все обязательные мероприятия, на которых быть не хочется. Во-вторых, можно устроиться на две работы и получать двойной оклад. Или работать на одной работе, получать один оклад, но, как говорится, "за красивые глаза". И, в-третьих, выходит, что есть алиби. Стопроцентное, железное, железобетонное. Да с таким алиби!.. Но об этом следовало думать в спокойной обстановке, предварительно все взвесив, а уж затем... В общем, Виктор решил не торопить событий. К неявному инкогнито, как к новому костюму, сначала полагается привыкнуть. Кроме того, было неясным отношение невидимого резидента к данному феномену. Ангел-хранитель голоса не подавал, какие-нибудь знаки и специальные сигналы тоже отсутствовали.

"А зачем они мне все теперь?" - кощунственно подумал Виктор, но вовремя опомнился. Как знать, может, благодаря исправной службе он и получил возможность раздвоения. В награду, словно орден.

Так или иначе, а с окончательными выводами придется подождать. Спешка в этом деле не нужна, тем более, что раньше необходимо упрочить связи с двойником. А то, не приведи господи, заартачится чучело и станет требовать социальной справедливости. Болвану следует указать на место сразу, но мягко и не унижая. Заинтересовать результатами труда и пообещать улучшений жизненных условий. В недалеком будущем, естественно. Тогда будет стараться. Себе же, первым делом, надо раздобыть квартиру. При наличии алиби, возможности появятся. А болван пока пусть поютится в общежитии. Под надзором коменданта, воспитателя и вахтеров его будет легче контролировать. Придется, конечно, придумать для него какую-нибудь великую цель, ради которой, мол, надо потерпеть и смириться с временными трудностями. Ну да что-нибудь скумекать можно. В подробностях не надо, а так, обрисовать в размытых красках и сойдет.

От этих мыслей Виктор преисполнился сознанием величия. Изменилась и походка. Стала неторопливой, размеренной, солидной. А куда спешить? Остановившись у витрины магазина, он рассмотрел свой облик и в целом остался доволен. В глазах уверенность, на щеках румянец и вроде даже лоск присутствует. Шуба, правда, старовата, но сменить на что-нибудь приличное - пара пустяков. Может, пальто ратиновое или еще что-то. Варианты имеются.

Похоже, наконец-то, жизнь стала меняться к лучшему. Виктор медленно прогуливался, вдыхал бодрящий зимний воздух, ощущая каждой клеточкой приближение весны. Будет тепло, зачирикают птички, набухнут на деревьях почки и будет охлаждаться пиво в холодильнике... Кстати, надо купить холодильник. Потом будет ласковое море, гостиница-люкс, пляжные знакомства, ужин в ресторане... Кстати, надо бы перекусить.

Виктор остановился, соображая, где находится ближайшая столовая. Сразу нахлынули неприятные воспоминания от предыдущих посещений общепита. Опять будет очередь, скользкие вилки, вермишель и несварение желудка. И почему так много людей на улицах, когда рабочий день в разгаре? Вон и в магазине битком. Что они там ищут?

Словно в ответ, из гастронома, как чертик из коробочки, выпрыгнул румяный Газунов. Обеими руками он прижимал к груди пакет, набитый, кажется, бутылками. Точно, бутылки с пивом лежали плотным штабелем, и было их в пакете неимоверное количество. Сияя медным самоваром, Газунов вприпрыжку побежал по улице. Сделав вывод, что столько пива человеку в одиночку не осилить, Виктор заинтересовался и стал преследовать приятеля.

Погоня недолго продолжалась. Проскочив квартал и протаранив толпу на остановке, Игорь тормознул у магазина с хлебом. Прислонил пакет к стене и закурил, кого-то ожидая. Виктор затаился в телефонной будке, продолжая скрытно наблюдать. Минут через пятнадцать к Газунову, хитро ухмыляясь, подошел товарищ Шуйский. Поглядывая то на часы, то на пакет, они затеяли какую-то беседу. Неужели ждали еще кого-то третьего?

Тут в душу Виктора закралось нехорошее сомнение. Достав кошелек, он нашел двушку и набрал рабочий телефон Шуйского. Телефон не отвечал, и Виктор позвонил Бибину.

- Привет, Гриша, - сказал он. - Ты Шуйского видел?

- Видел, - ответил Гриша. - А что?

- Позови его.

- Не могу. Он был недавно, но потом куда-то вышел.

- Куда?

- Не знаю. Наверное, где-то в коридоре. Поискать?

- Не надо, - Виктор задумался. - Я перезвоню.

- Ты лучше сам спускайся, - предложил Григорий. - Найдешь его на этаже.

Но искать не требовалось. Вон они, голубчики. Рядышком.

"Это что же получается? - задался Виктор непростым вопросом. Выходит, не я один такой? У этих тоже двойники имеются?

А остальные люди как?"

Мимо телефонной будки сновали прохожие. Напротив, возле обувного магазина собралась внушительная очередь. На остановке тоже. И вообще, куда ни глянь - везде царило оживление. Люди стояли, шли, бежали, ехали. Много людей.

"Эге, - подумал Виктор. - Да нас в два раза больше, чем по переписи"

И услышал знакомый смешок.

- Догадался, наконец-то, - проворчал ангел-хранитель.

- Ты где был? - удивился Виктор.

- Отсутствовал по делу, - уклончиво ответил Большой Брат, но все же пояснил: - Двойника наставлял на верный путь. Так что не волнуйся, на работе все в порядке.

- Это хорошо, - кивнул Виктор. - Ну а мне что делать?

- Хе-хе! - хихикнул Большой Брат. - Теперь-то самые дела начнутся.

- Это какие? - нахмурился Виктор.

Ангел-хранитель довольно засопел.

- Сейчас пойдешь к этим двоим и сядешь им на хвост.

Виктор глянул на своих приятелей. Газунов и Шуйский ничем не отличались от обычных людей. Курили, разговаривали, пиво стерегли.

- Не пойду, - ответил Виктор после раздумий.

- Почему? - Обиделся ангел-хранитель.

- Откуда я знаю, кто они.

- Это же твои друзья! - загудел Брат подвыпившим тамадой и навалился изнутри, изображая шутливую борьбу.

- Которые? - спросил Виктор, отмахнувшись. - Те, что здесь стоят, или те, что на работе остались?

- А ты-то сам кто?! - злобно взвизгнул Брательник, словно в белой горячке.

Виктор задумался. Вопрос был не из легких. Слишком много всего произошло за последнее время, чтобы так сразу ответить. Похоже, с помощью двойника всех проблем не решить. Вот если бы еще разок раздвоиться. Прямо сейчас.

- Не поможет, - усмехнулся ангел-хранитель.

"Наверное, он прав, - подумал Виктор. - Достанет и в третий раз".

- Я доста-а-ну, - бахвалился ангел-хранитель заплетающимся языком. И в третий раз, и в четвертый, и в пятый.

"Да, - согласился про себя Виктор. - Он меня не выпустит. Еще и трансформироваться будет с каждым разом согласно своим представлениям о потребностях нового Виктора. Сейчас вон в пьянство решил удариться".

- Но-но! - пригрозил ангел-хранитель. - Давай-ка двигай к друзьям, да побыстрее. Чего еще делать-то? На работе за нас с тобой другие пашут.

"Где он нализался? - недоумевал Виктор. - У меня во рту уже давно ни капли! Неужели запасы откладывал?"

В голове что-то булькнуло. Помимо воли Виктор взглянул на мешок с пивом и сглотнул слюну.

- Но я же другого хотел! - разозлился он.

- Чего? - насмешливо спросил ангел-хранитель. - Может, красивой жизни? Глупый. Для этого надо разделиться не на два и даже не на двадцать два, а на гораздо большее число. Тогда, может, и станешь свободным и счастливым. И то вряд ли.

- Почему? - спросил Виктор..

Большой Брат вздохнул.

- Ну, от меня, если хорошенько раздробишься, положим, и уйдешь. Ну и что? Вас и так намного больше, чем по переписи. Всего на всех не хватает, сам знаешь. А представь, если еще добавятся двойники двойников в квадрате.

- Что же делать? - растерялся Виктор.

- Лучше об этом не думать, - посоветовал ангел-хранитель. - Пойдем, вдарим по пивку.

Виктор посмотрел на Газунова с Шуйским. Ребята стояли. Курили. Кого-то ждали.

"Неужели меня? - думал Виктор. - Неужели и тут все распланировано? Может, они нарочно меня не замечают, чтобы я сам сделал выбор и потом ни на кого не обижался? Только зачем я им? А впрочем... Кто знает, какие планы у незримых резидентов? Не исключено, что они заранее отрепетировали всю эту цепь случайностей и теперь посмеиваются, прекрасно зная конечный результат".

Не вдаваясь в глубокий анализ своих желаний, ибо им верить было нельзя, Виктор, единственно из чувства противоречия, решил повременить. Неприятно, когда тебе уже прокопали узенькую колею, а потом еще небось и спросят с подковыркой: "Кто виноват?" Ребята подождут, сколько надо, и уйдут без него. Они, видать, тоже люди подневольные, пусть скажут, что никого не видели. Сорвалась, мол, операция, и все. Кто виноват? Нет виноватых. Случайность помешала.

Но странно в этот день все выходило. Едва Виктор решил, что будет делать, как появился третий. Тот самый, кого ждали Шуйский с Газуновым. Костя Марочный появился с "дипломатом", раздутым от какого-то негабаритного груза.

И опять все усложнилось. Было совершенно непонятно - то ли Костя случайно подошел именно в этот момент, то ли специально подобрали время, чтобы развеять догадки Виктора. Как бы там ни было, но Виктор оказался отброшенным назад, в самое начало логических умозаключений. Наверное, с умыслом, ибо теперь теоретически имелось два выхода. Либо начать все заново, на что уже не было сил, либо на все плюнуть и вдарить по пивку, а заодно и по "дипломату" Марочного. От перенапряжения голова трещала, мысли путались, но неожиданно Виктору открылся третий выход.

Не медля ни секунды, он покинул будку с телефоном, хлопнул дверью и зашагал прочь. Действовал почти что инстинктивно, по зову голоса из подсознания - из этой единственной области, незамутненной надуманными реалиями бытия.

- Эй, Витя! - раздалось сзади. - Витя! Стой!

Но Витя, не сбавляя оборотов, зашел за угол и здесь подналег. Ветер засвистел в ушах, полы шубы затрепыхались, как черные крылья, а из-под сапог полетели комья грязи, слякоти и снега.

- Куда?! Куда?! - заволновался ангел-хранитель.

- Стой! Стой! - неслось в спину, как будто стреляли.

На повороте Виктора занесло и смазало об киоск. Внутри заверещала продавщица. Какой-то пенсионер замахнулся палкой. Виктор вильнул в сторону, перебежал улицу, оглянулся.

За ним гнались.

Впереди бежал Газунов с пакетом пива, прижатым к груди. Его очки сияли на солнце, как фары автомобиля, а красное лицо полыхало азартом погони. Виктор поразился - с таким грузом невозможно развить подобную скорость! Но потом сообразил - ребята уже на допинге, и им все равно, куда и за кем бежать. Скорее всего, они просто обрадовались возможности внести динамичный элемент в развитие событий. Медлить было опасно. Невидимые резиденты могли запросто использовать безобидные эмоции людей в любых, самых гнусных целях.

"Фиуу..." - такой звук получился, когда Виктора подхватило ветром и внесло в узенький переулок.

По обеим сторонам высились глухие стены, а впереди белел выход на привокзальную площадь. Стены, уходя в перспективу, сужались, словно указывали цель и обозначали единственно возможную траекторию полета. И Виктор летел. Как пуля.

- Держи его!!! У-лю-лю! А-а-а!.. - Это преследователи ворвались в переулок и, увидев, что нет посторонних, стали орать, что вздумается. Похоже, они вошли во вкус - мимо Виктора просвистела бутылка с пивом. Но в горячке забыли выдернуть чеку, и граната воткнулась в снег, не разорвавшись.

Привокзальная площадь надвинулась резко и неожиданно. Оглушила разноголосицей, ослепила мельтешением лиц. Виктор наддал жару и отметил, как вокруг все замерло. Остановились прохожие, застыли автомобили, а в воздухе запахло паленым. Сзади догоняли, и на мгновение ему почудилось, будто он и бегущие за ним - единственные живые люди в толпе восковых фигур...

Но тут снова все пришло в движение. Взвизгнул тормозами какой-то лимузин, и оттуда выскочил разгневанный Петр Геннадьевич, что-то крича и потрясая листками настольного календаря. Следом выскочил начальник отдела перспективной проблематики. Тоже разгневанный до невозможности, он яростно что-то рвал из внутреннего кармана расстегнутого пальто.

Парабеллум!

Виктор шарахнулся в сторону, через кого-то перепрыгнул и оказался на перроне. Здесь, среди провожатых и отъезжающих, был шанс затеряться.

- Привет! - бухнуло над ухом.

Виктор дернулся, инстинктивно прикрыл голову руками. Перед ним стоял Боря. Смотрел с любопытством, к чему-то принюхиваясь.

- Что это от тебя гарью несет? - спросил он.

Виктор шмыгнул носом и тоже уловил характерный запах.

- Так-так, - бормотал Борис. - На тебе шуба тлеет. Ты что, поджег что-нибудь?

- Нет, - сглотнул Виктор. - Бежал... сильно.

- А-а, - разочарованно протянул Боря. - А я вот тоже. - И кивнул на поезд.

Виктор сначала не понял, но потом сообразил. Боря был одет по-походному. Меховая куртка, теплые стеганые штаны и фирменные ботинки на толстой подошве. Ботинки были явно американские, купленные, видимо, по случаю, на барахолке.

- На Аляску?! - воскликнул Виктор.

- Почему обязательно на Аляску? - обиделся Борис.

Но Виктор уже не слушал. В нескольких метрах он заметил востренькое личико бдительного воспитателя. Тот прятался за спинами пассажиров, выглядывал, поблескивал глазками и всем видом выражал крайнюю озабоченность.

Боря, почуяв неладное, беспокойно завертел головой. И хотя с общежитием его уже ничто не связывало, инстинкт оказался сильнее. Заметив воспитателя, Борис испуганно охнул, подхватил чемоданы и ломанулся в вагон, опрокидывая пассажиров, словно оловянных солдатиков.

- Береги доллары! - крикнул ему Виктор, а сам, расшвыривая отъезжающих и провожатых, рванул вдоль состава.

Снова затлела шуба, кто-то заорал, толпа всколыхнулась, и на перроне поднялась паника. От стены вокзала наперерез бросились две фигуры в черных плащах не по сезону. Их лица выделялись необыкновенной бледностью, и Виктор узнал Ночных Братьев. Это придало сил.

- У-лю-лю! - раздался сзади индейский клич Газунова.

Поезд дернулся, громыхнул вагонами и с места в карьер набрал скорость. Виктор подумал, что это, наверное, Боря в безумстве сорвал стоп-кран не в ту сторону. Мимо просвистел последний вагон, пассажиры попрыгали на рельсы и бросились вдогонку. Без труда обогнав толпу с чемоданами, вырвался вперед, но, внезапно опомнившись, остановился. Бежать за поездом не хотелось.

В растерянности Виктор оглянулся, и то, что он увидел, показалось ему кошмарным сном. Словно в замедленной съемке приближались граждане с чемоданами и налегке. Впереди зловещими птицами летели Ночные Братья предвестники вечности. За ними шустро поспевал неугомонный воспитатель, тоже олицетворяя вечность, но несколько иную. Вот он догнал, раздался треск, хлопок, блеснула вспышка - и все трое превратились в дым. Каким-то образом они взаимно компенсировались, но остальные, охваченные непонятным импульсом, продолжали надвигаться.

Виктор решительно встряхнулся и двинул прямо через станционные коммуникации. Часть граждан устремилась следом, и по громкоговорящей связи ошалело заорал дежурный. Опомнившись, загомонили и забегали путейцы в оранжевых жилетах - их тоже взволновали непонятные события. Горячая волна погони катилась по пятам, и Виктор скинул шубу, сообразив, что расстается навсегда со шкурой бойца невидимого фронта. Теперь он налегке и на виду у всех бежал поперек проложенных путей, за ним гнались, и получалось, что кого-то Виктор увлекает за собой. От этой мысли побежалось веселее.

Впереди виднелись тупиковые пути со старыми составами, и Виктор понял, что сейчас начнется настоящий гон. Придется нырять под вагоны, потом сигать через заборы, а рядом будут свистеть пули, вжикая о металл и выбивая труху из гнилых досок...