Инь-ян

Глава 1

Сергей привычно протянул руку к двери, нажал кнопку… с досадой поморщился – кого он вызывает? Кто в пустой квартире может ему ответить? Паук, который обосновался в углу кухни над холодильником? Или засохший кусок сыра, тоскливо ожидающий погребения в мусорном ведре?

Уже неделю, как он холостяк. Или почти холостяк. Дело времени – просто нужно оформить развод, и все тут. Записка: «Живи со своей работой, а я найду себе мужчину, который будет любить МЕНЯ!» лежала в нагрудном кармане, как памятник всей его жизни.

Дурацкой жизни.

Он отошел назад, посмотрел на звездное небо, затушеванное тусклым подъездным фонарем, и внезапно, сойдя с лестницы, уселся на скамейку, где обычно обитали домовые бабки – вреднющие, гадкие существа, но очень полезные – если знаешь, как к ним подойти. За десяток лет службы в милиции, ныне полиции, Сергей хорошо научился разговаривать с этими кладезями информации, знающими все обо всех жильцах.

«Романтик хренов… мне тридцать восемь лет, а что за плечами? Грязь, чужие подъезды, пьяные рожи, кровь и бумаги – много, много бумаг! Хочется взять и соорудить из них костер и положить на него тех, кто придумал, что оперативнику нужно не злодеев ловить, а составлять бумаги о том, как он проводит мероприятия по… Гадство! Какое гадство! Ленка ушла… Хмм… только почему-то нет горя. Может, я ее и не любил? Да нет… любил же… пищал от восторга… кувыркался с ней – восемь раз за ночь! Когда мы стали чужими? В какой момент? Тогда, когда она уехала на курорт одна? Или когда я нашел в ее сумочке презервативы? Или… в общем – чужие. Ушла, и ушла. Детей нет, молодость уходит – я ее понимаю. Жить с опером, которого постоянно срывают с места – и в выходные, и в праздники (особенно в праздники!), – это не то что не сахар – вообще полное дерьмо! И я – дерьмо! И сегодня нажрусь. Назло всем – нажрусь, и все тут! Только не обманывай себя – ты уже сколько раз нажирался, Серега? За последнюю неделю? Каждый раз, как приходишь домой. И снова врешь! Себе-то врать зачем? А в отделе сколько раз нажирался, оставшись на вонючем, засаленном диванчике? Хмм… это что, получается – я спиваюсь? Как Васька Шундин? Потом в участковые, а когда найдут валяющимся в канаве – на «гражданку»? В «народное хозяйство»? Эх, капитан Сажин… медленно, но верно подкрадывается писец, тебе не кажется? Кажется. Одно то, что я разговариваю сам с собой, – уже полное дерьмо! Рассказать докторишке на комиссии – тут же уволят нахрен. Все-таки оружие таскаю с собой. Боевое! А вдруг крыша поедет, и перестреляю очередь в магазине, как тот придурочный?

Кстати, иногда и правда так хочется перестрелять всех: дебилов на дороге, начальника с дурацкими вопросами, да и очередь эту гребаную вместе с кассиршей – сука, полчаса не могла посчитать сдачу! Где этих дур набирают?! На бирже гастарбайтеров? Ей-ей, там!

Черненькая, приезжая, видать… Кстати, а мордочка симпатичная… хоть и нерусская. Глазищи такие…

Хмм… капитан Сажин, ты когда последний раз с бабой был? Тек-с, тек-с… что?! Три недели назад?! С Нинкой, продавщицей из мебельного?! О Господи! И по пьянке… быстро, грязно… и толсто. Ну чего она не хочет похудеть? Мордочка симпатичная, но зад наела – как бегемот! Впрочем, по-пьянке мне все равно, хоть медведица.

Не хотел жить с женой – вот теперь и пользуй медведиц, болван… ну что мне не училось на бухгалтера? Или… или… на повара, к примеру! Был бы толстый, румяный, уважаемый! И жена была бы дома! И ведь готовить я люблю, и получается хорошо, готовить-то. А я поперся в ментовку! Осел!

И до пенсии еще семь лет! Семь долгих, гадких, грязных лет. Лет мордобоя, вони КПЗ и перегара. Если бы знать раньше… ну и что бы я сделал? И кстати, что мешает мне что-то сделать сейчас? Чего я уперся в эту чертову ментовку? Зачем она мне? Уволиться, найти себе работу!

Например – какую?

Ну как – какую? Да любую! Где платят хорошо!

Серега, ты опять тупишь – ну что ты умеешь, кроме мордобоя, стрельбы и выкручивания рук? Да составления отписок в прокуратору и непосредственному начальнику! Куда ты пойдешь? В такси?

Ну и в такси, да! Таксисты хорошо зарабатывают! Отвали, внутренний голос! Схожу с ума, сцука…

Не отвалю. Я – это ты. Только умнее. Таксисты, говоришь? Ты же бешеный придурок, ты пассажира убьешь, стоит ему только сказать, что водила мудак и денег отдавать не будет! И тебя посодют – а ты не фулюгань, не фулюгань! Ты уже привык быть первым – ты же красной книжечкой прикрываешься, тебе с рук все и сходит – гроза арбузников и ларечников, великий и ужасный Сажа! А таксиста ведь никто не прикрывает – кроме него самого!

Пойду… пойду… в частное охранное! Тоже неплохо!

Стоять дурнем в магазине за жалкие гроши? Твои арбузники больше не будут платить за защиту, и кто ты тогда будешь? Нищий охранник! Жалкая, ничтожная личность! Да какая, к черту, личность? Разве можно ЭТО назвать личностью?

Сука ты…

Ага! Правда глаза колет? Так я – это ты! Раз я сука – значит, и ты сука. Отличие у нас с тобой только одно – я правду говорю, а ты – нет.

Скоро в дурку слягу – шизофрения грядет. Если до этого кого-нибудь не пришибу! И правда – зарплата в ментовке гораздо круче, чем у охранников. Да и на земле можно кое-что приподнять. А кто я буду без ментовки? Ноль! Дождаться пенсии и свалить… дадут штук пятнадцать, можно спокойно жить, а там уж устроиться… куда-нибудь. Чего сейчас загадывать? Выпить надо. Звезды, луна – хорошо! Когда-то с Ленкой так сидели. Молодые, горячие… Эх, Ленка, Ленка!»

Сергей сунул руку в пакет, который держал на коленях, достал бутылку виски – он предпочитал его водке, считая, что вряд ли виски делают паленое, открутил винтовую крышку и сделал крупный глоток, запустив в горло граммов сто, может, больше. Утер губы, поморщился и, вынув из пакета пластмассовую баночку с квашеной капустой, открыл ее и, зацепив руками пучок острой, пахнущей хреном соломки, смачно закусил.

Ухмыльнулся – заморский продукт закусывает русской капустой! Забавно!

Почему забавно – Сергей и сам не знал. Просто забавно, и все! Положено же как-то по-иностранному закусывать виски и пить его со льдом, а не на скамейке у подъезда. Скамейка привыкла к другим напиткам – портвейн, например, или водяра, а то еще был ликер такой – «Апельсиновый». Густой, сладкий. Отрыжка от него хорошая. Апельсинчиком.

Холодало. Потянул острый майский ветерок, забираясь под куртку тонкими ледяными пальцами. Сергей поежился, положил бутылку и закуску на место, в пакет, встал и сделал шаг к подъезду.

Но войти не успел. Позади него выросла тень, и на затылок мужчины обрушился страшный, дробящий кости удар обрезка трубы.

Костян Сопатый бил наверняка – он не любил, когда жертва не вовремя оживала. При габаритах этого ночного грабителя ожидать, что встреча с разъяренной жертвой принесет ему удачу, было просто глупо. Нет уж, расколотый череп – залог успеха! И Сопатый бил, как мог, – со всей своей злой силой. Он был худым, но не совсем уж хилым парнем, потому ни один из тех, на кого он напал, не выжил. Все восемь человек. Мужчины и женщины, девушки и парни. Костян не брезговал ничем: деньги, одежда, телефоны и продукты – брал все.

Этого мужика он заметил давно, когда шел по улице в ожидании запоздавшего пьянчуги или продавщицы, на свою беду возвращавшейся из магазина в позднее время. Мужчина внаглую сидел и пил из горла, закусывал, сам напрашиваясь на неприятности. Лохи они для того и есть, чтобы их учить! Особенно если сидят спиной к улице и бухают… чего там он бухал? О! Виски! Не пробовал…

Сопатый обшарил пакет, отставил его в сторону, полез в нагрудный карман мужчины, лежащего в луже темной крови. Достал бумажник – деньги были, и грабитель довольно улыбнулся. Видать, лох только что получил зарплату!

Проверил другой карман – достал красную книжечку, раскрыл, прочитал… и тихо охнул – мент! В натуре мент! За него столько дадут, что…

Подхватился и мелкой рысью помчался за угол, задыхаясь от страха и возбуждения. Забежав за угол старого дома, видевшего еще революционных матросов, захихикал, постанывая от удовольствия, – мента завалил! Мусор поганый! Заслужил, гад! И теперь на его денежки можно погулять! Ствол у него надо было бы взять, но поздно. Сразу-то не подумал, а теперь нельзя. Те, кто возвращается на место преступления, долго на свободе не ходят – так учил старый бродяга на зоне. У того было десять ходок, и он знал жизнь.

«Сделал дело – и быстро вали, не мешкай! Чем дальше ты будешь от места – тем лучче! Мусорам труднее найти! А лучче всего – и в другом городе!»

Сопатый скривился и прибавил шагу – на вокзал! И свалить пока что в райцентр. К Гальке на хату. Денег хватит отсидеться неделю, а там – как карта ляжет.

Вспышка! И мысль: «Неужто все?! Жить! Жить! Как угодно – жить! Ааааа!!!»

Ужасно зудел бок. Ну просто ужасно. Сергей протянул руку под одеяло, почесал и… открыл глаза!

«Что-то не так. Воняет. Может, из помойного ведра? Хмм… Я что, на кухне уснул? Фффуу… дышать нечем! Ой! Какая сука кусается?! В сортир охота… темень какая… и тихо… Где я?»

Сергей осторожно выполз из-под одеяла, попытался сесть и врезался головой в потолок. Тот был настолько низким, что даже сидеть можно было с большим трудом – голову приходилось наклонять.

Проморгался, дождавшись, когда перед глазами перестанут вертеться красные круги, выскочившие после крепкого удара, протер глаза и попытался пробить взглядом темень, царившую в этом «курятнике». А темно было – хоть глаз коли. Вообще ничего не видно, кроме… Откуда-то струился серый, рассеянный свет. Из прямоугольного отверстия в стене. Узкого. Пролезть будет трудно.

Он сполз с топчана – на ощупь деревянного, покрытого какой-то вонючей ветошью – скрючившись, дошел до отверстия и неожиданно легко проскочил в дырку. Она оказалась впору.

В нос ударил запах гниющих водорослей и рыбы, а над головой раскинулось огромное звездное небо, темное, глубокое, как бездонная бочка. Привычно поискал Млечный Путь, не нашел. Удивился – куда тот делся? Немного подумал – может, его, Сергея, как-нибудь переместили в другое полушарие Земли? Откуда Млечный Путь не видно. И тут же хмыкнул – разве его откуда-нибудь не видно?

Оставив эти размышления, он окинул глазами окрестности и тихо охнул – слева, впереди, освещенное луной блестело море. Уходящее до горизонта, тихое, будто на него вылили миллионы бочек масла.

Вдоль берега стояли ряды домиков-конурок. Тихих, темных, убогих. Конурки были сколочены из досок – грубо, иногда со щелями. Впрочем, похоже на то, что особой крепости от домиков и не требовалось – главное, чтобы крыша над головой была, от дождя укрыла, а то, что щели в стенах, – так дышать получше будет. Не замерзнешь – воздух тяжелый, густой, горячий, не спасает и дыхание моря, пахнущего йодом и нечистотами.

Впрочем, это не море пахло помоями, а то, что хлюпало под ногами, – вонючие грязевые лужи, от взгляда на которые от отвращения перехватывало горло.

Сергей вытащил ногу из отвратной жижи – он стоял как раз в центре особо мерзкой лужи, выбрался на относительно сухое место, на бугорок, как раз над крутым спуском к берегу, посмотрел – налево, направо – и вздрогнул, не веря своим глазам. Вправо по берегу, за высоким забором стояли корабли! Да не просто корабли, не те железные ржавые лохани, перевозящие контейнеры, солярку или щебень, нет – это были парусные корабли! Такие, как на картинках про пиратов и путешественников! Или почти такие. Откуда ему знать – такие или нет?

Не важно. Главное, что у них были высоченные мачты и все, что к этому прилагается, – канаты, веревочные лестницы и прочее. Корабли везде: у причалов, на море. Их были десятки, а может, и сотни – пузатые, стройные, большие и маленькие. Горели фонари, лаяли собаки – то ли на самих кораблях, то ли портовые стаи бродячих тварей.

То, что это порт, было ясно с первого взгляда. Луна светила так, что можно было принять ее за прожектор, да и небо, пока разглядывал окрестности, стало серым. Похоже было, что скоро рассвет. Видно все как на ладони.

Голова кружилась, и в то, что он видит, Сергею не верилось. Только что сидел у подъезда, пил виски из горла́, и тут порт с парусниками! Какая-то вонючая клетушка. Горячий тропический воздух. Море. Где он?

Сергею ужасно захотелось по-маленькому. Он подошел к краю высокого обрыва, потянулся к ширинке, и его пальцы наткнулись на плотную ткань. Ширинки не было!

Сергей ощупал штаны, схватился за промежность… Не было! НЕ БЫЛО! Ни штанов, ни… Он с ужасом, повизгивая от страха, обеими руками вцепился в то место, где находится самое дорогое для мужчины. Нет! ЕГО нет!

«Кастрировали! Меня кастрировали! И забросили куда-то в Таиланд! Почему в Таиланд? Потому что там так жарко! А почему не Вьетнам? Или Вьетнам?! Да какая разница, мать твою?! Мне член отрезали! Я проклятый кастрат! Аааааа! Аааааа! Сссуки! Кто?! Кто это сделал?! Убью! Все равно выберусь и убью!

Стой, Серега, стой! Спааакооойно! Ты же опер! Соображай! Так – что в первую очередь – определить ущерб… Ущерб?!

Ааааа! Член! Аааааа! Евнух! Оооооо!

Да хватит выть, Сажа! Ты б… мент или нет?! Порвешь их потом – вначале выживи. А чтобы выжить – нужно понять, как это сделать. Осмотрись, определись на местности. Итак, местность неизвестна, страна неизвестна, я – кастрат, и… Аааааа! Аааааа!

Стоп! Почему кастрат? Это что тут такое… что?! Баба! Я баба! Твари! Это пиндосы! Опыты на людях! Сделали меня бабой! Ааааа! О Боже, прости, что я тебя ругал по-пьянке! Ты же знаешь – это не я говорил, это водка! Зачем такое наказание! Гад ты, и больше никто! Ааааа!

Не богохульствуй, придурок! Уже набогохульствовал!

Нет, а что делать? Что делать?!

Что делать? Иди в «дом», обыщи, найди документы, найди информацию. Не в своем доме, так в соседнем. Светает, скоро все будет ясно.

Если будет! Так хочется по-маленькому…

Ну и в чем проблема?»

Проблемы не оказалось. Сергей сделал свое грязное дело, оправил платье, больше похожее на мешок, и, хлюпая ногами по мерзкой жиже, пошел назад, в «дом», чтобы обдумать происшедшее. То, что случилось, потрясло его до глубины души. Нет – не потрясло, его просто вывернуло наизнанку! Он, здоровенный стокилограммовый мужик, сбивающий человека с ног одним ударом кулака, теперь баба! Баба, проклятая баба! Существо, предназначенное для траха и нытья! Для траты мужниных денег и порчи настроения! Он, Серега Сажин, Сажа, капитан полиции, опер с десятилетним стажем – грязная баба неизвестно в какой грязной стране!

Задумался. Вспомнил фильм, который видел несколько лет назад, – что-то вроде ужастика-фантастики. Там Бандерас поймал хулигана, пытавшегося изнасиловать его дочь или жену – уже не помнил, кого именно, – так этот самый Бандерас оказался талантливым пластическим хирургом. Взял и сделал злодея бабой, один в один похожей на покойную жену. И трахал ее. Пока та (тот!) не осердилась и не всадила в маньяка несколько пуль. Может, тот самый случай?!

Решил – глупости это все. Кому он, на хрен, нужен, спивающийся мент, не влияющий ни на что, кроме своего пропавшего члена?! (Ой-ей… о-е-ей!) Кто мог его ТАК ненавидеть, чтобы нанять дорогого хирурга и сделать из него бабу? Да если бы хотели – просто прострелили башку в подъезде, и все тут! Да и злодеи у него мелкие – все какие-то дебоширы, убийцы по-пьянке, воришки да проститутки – ну кто будет искать такие сложные пути отомстить клятому оперу? Перо в бок – и поехал Сережа на кладбище.

Смешно – Гасан-арбузник нанял бы киллера-хирурга, чтобы сделать из мента бабу! Нарочно не придумаешь! Нет, этот вариант отпадает. Тогда что?

Сергей снова улегся на лежанку и стать ощупывать свое тело, изучая его сантиметр за сантиметром, благо что уже прилично рассвело – видны все углы этой собачьей будки. Хотя – на что тут было смотреть?

Деревянный топчан, грубый, крепкий, доски засалены, даже прикасаться противно. Пол земляной – выметен чисто. Ящик в углу – надо понимать, стол. Рядом с ним закопченные камни – очаг? Одеяло из непонятной грязной ткани, что-то вроде матраса. Как там раньше называли? Тюфяк? Сергей никогда такого не видел – внутри или солома, или трава.

«Все воняет, и… о Боже! Насекомые! Вши, клопы! Бррр! Гадость какая! И воняют… Кто там говорил, что клоп пахнет коньяком? Тьфу! Коньяк пахнет клопом! Впрочем, какая разница, что чем воняет? Вся моя жизнь воняет. А сейчас пришла к закономерному концу. И сдохну бабой! В грязи!»

На глаза Сергея навернулись слезы, и он чуть не зарыдал от отчаяния, что, в общем-то, было для него нехарактерно. Плакал он в последний раз лет двадцать назад, когда умерла мать, которая воспитала его без отца, сгинувшего где-то на просторах огромной страны.

Сгинувшего для семьи – так-то он был живее всех живых, просто жена и сын стали ему не нужны. Сергей его нашел, даже письмо написал. Ответное письмо повествовало о том, что у «папы» теперь другая семья и ему нет дела ни до твари-жены, ни до «сынка», скорее всего прижитого от соседа. Потому предлагалось больше не писать и забыть его адрес.

Сергею хотелось навестить папу и навешать ему люлей. Как выпьет – так и хотелось. Но приходило похмелье, а вместе с ним осознание, что это был бы путь в никуда. Не понятно куда – в народное хозяйство, на маленькую, убогую зарплату. И планы мести таяли сами собой. Да и смог бы он отлупить родного отца, даже такого поганца? Может, и смог бы, только вот пробовать не стал.

«Итак, обследуем – чего мне там соорудили эти твари? Худой. Рост… Как они рост уменьшили? Сто восемьдесят пять было! А тут хорошо, если сто семьдесят. А с чего я так решил? Может, такой же рост остался? Нет – точно меньше, точно! Тьфу! Ни хрена не точно! А вот кость тоньше, это – да. Лапы у меня больше были, а тут – бабские руки! Бабские сиськи! У меня – сиськи! Хорошо хоть не вымя, как у этой актриски… Как ее? Андерсон? Ходил бы, тряс шарами! Ох, шары, мои шары! Твари! Доберусь я до вас! Худой… худая? Жиру нет совсем. Ребра торчат – не кормили? Ну – когда переделывали! Интересно, сколько времени прошло? Чтобы сделать из меня бабу, нужны месяцы. Тьфу! Ничего не понимаю – ну кому понадобилось?! Пупок… а что ты ждал? Что пупок исчезнет?

Ох… ЭТО! Гадость!

А чего гадость-то? Когда ты туда совал – гадостью не было?

Так другое ведь дело! Совсем другое! Вот тебе, Сажа, и наказание. Сколько ты баб перепортил? Сколько обманул, клялся в любви? И это когда женат был! А вот теперь побудешь бабой!

Что-то у меня приступ самобичевания, как после бутылки виски. Выпить бы сейчас, мозги бы и прочистились.

Ага – допился уже!

Пошел на хер, внутренний голос! Без тебя тошно. Ладно, согласен – допился. И что? Что делать? Скажешь? Чего молчишь-то? Только и умеешь нести всякую хрень. Худо мне. Ох, как худо! Поспать, что ли? Только как? На клопах? Вшей кормить? Бррр… Как тот жмурик-бомж, что заставили вывозить. А по шее вши… Хорошо Васька Музгин на дороге попался. Раз ты участковый – вези трупешник в морг! Я-то соль земли, опер, мне Заратустра не позволяет! Откуда это? Где я слышал про Заратустру? А! Васька же и сказал!

На море пойти? Волосы не разодрать! Грязные, засаленные!

Ничего по логике не бьется – если из меня сделали бабу, то почему я такой грязный, засаленный?

Подожди-ка, подожди… А разговор с мужиками? Тогда бухали десятого ноября! Чуть не подрались – нашим парням только подкинь дровишек, то есть – религиозную тему, и все – жди мордобоя. Но это все не важно, важно то, что говорили о переселении душ. Что после смерти тела души куда-то там улетают, вселяются в другие тела и проживают жизнь заново, нарабатывая карму. И если ты был сволочью, значит, в следующем воплощении будешь полнейшим козлом. В прямом смысле слова – в козла можешь вселиться!

Вот только закавыка одна – души не помнят, кем они были. Вернее, почти не помнят. Редкие-редкие уникумы помнят обрывки прежних жизней. А все остальные – нет. А что, все хорошо укладывается в схему. Я вел себя плохо, бухал, занимался поборами, обманывал, ловчил, жене изменял. И вот результат – я вшивая, вонючая, помойная баба!

Ахренеееть! Только и скажешь… И значит, мне нужно прожить эту жизнь праведно, потом сдохнуть, чтобы возродиться в новом, замечательном теле. Ништяк? Какой там ништяк – полный стрем!»

Сергея вдруг охватила ярость – безумная, ищущая выхода, шипучая и злая. Он с размаху саданул по топчану, больно ушиб руку, скривился и затих, прислонившись к стене клетушки. Потом бессильно упал на постель и мгновенно отключился. Он спал, не обращая внимания на укусы насекомых, зуд грязного тела и вонь, идущую от старого тряпья и от него самого, бывшего опера, а теперь твари, которой предназначено судьбой сгинуть на улице, удобрив чернозем, политый нечистотами.

– Эй! Санги тон вон акр тумато бока! Зидиш так? Пастро! Тум! Тум!

Сергей открыл глаза и недоуменно уставился на девчонку, стоявшую перед его «постелью», – лет семнадцати-двадцати, нечесаная, лохматая, шея в следах укусов. На лице здоровенный, уже начавший желтеть фингал, а в глазах смешливое возмущение.

– Тум! Боката сарана фукра!

– Сама фукра! – пробормотал Сергей, хлопая ресницами, и тут же осознал то, что с ним случилось ночью. Сел на топчане и воззрился на девицу, стоявшую над ним, уперев руки в бока.

– Ты кто такая? – спросил он хрипловатым голосом и тут же поежился – голос звучал тонко, по-женски, впрочем – как ему еще звучать? Баба! Он – баба!

– Жоса танак курдак! Тум! Сарана фукра…

– Еще раз выругаешься – пилюлей получишь! – догадался Сергей и уперся взглядом в «свои» расцарапанные коленки. Они были худыми, а то, что к ним прилагалось, – жилистое, мускулистое, как у гимнастки или прыгуньи в высоту.

Девчонка с интересом смотрела на его манипуляции, на то, как он задирает платье, разглядывая то, что ему досталось по воле обозлившегося бога или богов, потом фыркнула и, хитро подмигнув, заявила:

– Тиекна друз, друз – фиак мистут дрыз! Дрыз, дрыз – ис опт карамур ту!

Девчонка тут же изобразила, как она бы Сергея «карамур», и он возмущенно вскинул на нее глаза, сдвинув брови, – слова непонятны, но интонации, а особенно ее жесты, не оставляли места для фантазий. Девка сказала что-то вроде: «Ну, хороша, хороша! Мужики затрахали бы тебя до смерти! Да я и сама бы тебя не отказалась попользовать!»

– Дура ты! – беззлобно, горько бросил Сергей, и на глаза ему снова накатились слезы. И это было странно – опять же, он никогда не плакал! Может, переход в женское тело так подействовал? Одна слеза прокатилась по щеке, и незнакомка тут же осеклась, произнося очередную ехидную фразу. Помолчала, потом села рядом и, обняв Сергея за плечи левой рукой, погладила его по голове:

– Се, се, сатон мор? Мора нака горсантр на! Тум – сиргар, когар, налада!

– Думаешь – наладится? – автоматически переспросил Сергей и глубоко вздохнул. – Ни хрена ничего не наладится! Ты мне что, член пришьешь? Так и сдохну тут, в этой вонючей стране! Кстати, как она называется, а? Таиланд? Вьетнам? Ты меня понимаешь? Парле ву франсе? Ду ю спик инглиш? Ни хрена больше не знаю, кроме ругательств на казахском языке – Рустам научил в институте. Ты понимаешь? Ни хрена не понимаешь. Вон, как вытаращилась!

– Ту – Сарана? – девчонка со страхом выпучила глаза и отодвинулась на дальний край топчана. – Сарана?

– Ту? – Сергей показал на девчонку, и она со страхом вскочила с места.

– Ге Сарана! Ааа! – девчонка попыталась выскочить из домика, но врезалась в угол и застряла в узком проходе. Сергей поймал ее за ногу и, не обращая внимания на вопли, подтащил к постели, не без труда отправив на деревянное ложе.

– Тихо! Да тихо ты! Заткнись! Вот так! Да, похоже на то, что я – Сарана. Ту – Сарана! Мать вашу!

– Мат вашс? – девчонка снова широко раскрыла глаза и попыталась смыться, но Сергей держал крепко, схватил за горло, навалился всем телом:

– Сидеть, мать… тьфу! Хрен знает, что у вас обозначает «мать»! В общем, ту Сарана, и заткни глотку, дура! А то я сам ее сейчас заткну!

Сергей тяжело дышал – девчонка оказалась довольно сильной или он слабым. Раньше такую «глисту» одной рукой, а теперь… теперь он – баба!

– Вот так – сиди! Ту – Сарана! Ту? – Сергей ткнул пальцем в грудь гостье и почувствовал мягкую плоть. Отдернул руку, но девушка ничего не заметила. Она молчала, сидела, как мертвая. Тогда Сергей повторил:

– Сарана! Ту?

– Абина, – пролепетала девица, сжав пальцы в кулачки и прижав их к губам.

– Замечательно! – почти искренне обрадовался Сергей. – Вот контакт с аборигенами и налажен! Абина – что это? Ну, вот это?

Сергей постучал по голове. Абина не поняла, тогда он начал пытаться изобразить жестами. Наконец поняла.

– Хелд.

– Ага! Уже сдвиг. Ну что же – давай называть по именам. Начнем с этого поганого мешка, изображающего платье. Итак?

Понадобилось полчаса, чтобы девица наконец уяснила основные пункты того, что хотел втолковать Сергей: с головой у него не в порядке, язык не знает, не представляет опасности для этой самой девицы.

Третье оказалось основным, потому что девица постоянно вздрагивала и смотрела на Сергея (Сарану!) как на черта, каким-то образом занявшего тело знакомого, а может быть, даже родного человека. Кто она Саране? Подруга? Сестра?

Закончив с объяснениями, Сергей и его новая подружка вылезли на свет божий. Пора было отправляться на промысел – по крайней мере, так понял Сергей.

Девица упорно требовала уходить, так что понять было немудрено, особенно когда у тебя от голода бурчит живот. Но прежде надо было смыть с себя пот и грязь – ходить по улице в таком виде, как бомжу или, скорее, бомжихе…

«Нет, это не вариант!» – как говорил один знакомый, переехавший из Краснодарского края в промозглый, продуваемый всеми ветрами Питер.

День вступил в свои права, пинком отбросив надоевшую ночь, тихо уползшую туда, куда в конце концов отправятся все плохие люди – в преисподнюю. Огромное солнце сияло, как прожектор на продуктовой базе, слепя и заливая берег моря потоками жгучих лучей.

То ли Сергею показалось, то ли так и было – однако здесь было жарче, чем на берегу Балтийского моря. Впрочем, возможно, потому, что солнце там не очень-то и увидишь. Как его рассмотреть «в полный рост», когда оно постоянно за тучами? Здесь же солнце сбросило стыдливые покровы облаков и явилось людям во всей красе – белый диск, здоровенный, похожий на начищенный серебряный таз.

Некоторое время Сергей ничего не видел, потом проморгался и рассмотрел то, что мельком увидел ночью: жалкие хибарки, людей, похожих то ли на бродячих котов, то ли на стаю шелудивых помойных собак. Они копошились у входа в дом, хлюпали по зелено-желтой жиже, переговаривались, смеялись, плакали. Бегали дети, покрытые грязной коркой, – страшненькие, кривоногие, уродливые, с раздутыми животами и впавшими щеками.

Сергея передернуло: такое он видел только в кино или на снимках – так живут в африканских странах, в трущобах Индии или… в общем – везде, где есть трущобы, голод, грязь и люди, которые не могут выбраться из безнадеги.

Отвернувшись от этого убожества, Сергей побежал по тропинке, ведущей к берегу, туда, где блестела морская гладь, украшенная гребешками волн, поднимающими к небу трупики дохлых рыб и мусор.

Вода была прекрасна – жгуче-соленая, обжигающая ссадины и места укусов, она смывала с тела ночной мрак, все гадкое, что успело произойти с Сергеем за последние сутки. Волны качали его… теперь – его – тело, и взгляд тонул в синей вышине, заставляя забыть обо всем плохом.

– Сарана! Сарана, абди кохай мурдук! Ааааа! Сарана!

Сергей очнулся от грез, с досадой вернувшись к действительности, и недоуменно поднял голову над водой – чего она так истошно вопит? Оглянулся назад, в открытое море, и вдруг заметил бурун, который следовал за продолговатой штукой, как если бы кто-то пустил боевую торпеду.

Сердце сжалось, а инстинкт, которому миллионы лет, заставил тело отреагировать мгновенно – руки сами собой отбросили воду назад, ноги задергались в судорожных попытках изобразить винт корабля, и владелец ног рванул вперед не хуже той самой торпеды.

Никогда еще так не плавал – мышцы рвались, не выдерживая запредельной нагрузки, адреналин захлестывал, бурным потоком омывая все уголки тела, заставляя его работать для спасения, для жизни, для того, чтобы Сергей мог и дальше валяться на вшивом матрасе, вдыхая запах нечистот.

Это ему пришло в голову уже потом, когда Сергей выбросился на галечный берег и по инерции прополз еще несколько метров выше, упершись головой в корень какого-то дерева, торчавший из земли, как бок окаменевшей змеи.

Видимо, его спасло именно то, что Сергей не остался на кромке воды, а проскочил дальше. Чудовище, напоминающее одновременно и крокодила, и акулу, выскочило на берег, проползло следом метра три и, недовольное тем, что добыча ускользнула из кривых, острых, как кинжалы, зубов, бессильно заревело и, шлепая ластами, медленно вернулось в свою стихию – поджидать очередного глупого купальщика. Сергей же лег на спину, забыв, что он наг, как в момент рождения, и стал хватать грудью воздух – такой сладкий, такой животворящий – даром что пропитан миазмами проклятого поселка нищих. Живому все хорошо!

– Сарана, сит уа рад! У! – девушка бросила на грудь Сергею платье, которое он оставил на берегу, и только теперь «Сарана» заметил, что вокруг собралась толпа народа.

Кто-то потешался, хихикая и показывая пальцем на глупую «девку», кто-то укоризненно качал головой, осуждая бессмысленную храбрость, какой казался поступок Сергея. Теперь он понял, почему местные жители такие грязные. Зайти в море было чем-то вроде «русской рулетки», когда в револьвере оставляют один патрон, приставляют к голове и спускают курок. Можешь выжить, а можешь и…

На всем протяжении берега моря вода бурлила, вздымаемая могучими хвостами подводных чудищ, как если бы работали мощные насосы. Тварей здесь было штук двадцать, а может, больше. Стая. Вот один из них, больше похожий на небольшую подводную лодку, взлетел над водой и с грохотом обрушился вниз, от чего крутая волна плеснула на берег и с шипением впиталась в сухую гальку почти у ног Сергея, медленно и с отвращением натягивавшего платье.

Люди вокруг радостно зашумели, а чумазый мальчонка завизжал и показал морю отставленный большой палец – видимо, это обозначало то, чего лишился Сергей при реинкарнации.

«Вот, получите, твари! Не достанусь я вам!»

Толпа стала потихоньку рассасываться – а на что смотреть? На двух замарашек? Сами такие – неинтересно.

Сергей смотрел им вслед и прикидывал – что за нация? На кого похожи? Внешне их можно было бы принять за европейцев, но глаза слегка раскосые. Кожа смуглая, и это понятно, в таком-то климате и жарком солнце. Народ невысокий, вроде японцев, но были довольно-таки могучие экземпляры, возвышающиеся над толпой, как башни.

По крайней мере, один. Сергей увидел его за спинами «зрителей». «Башня» посмотрел на остальных, как Сергей на вшей, и быстро покинул «место представления».

Цепкий взгляд опера мгновенно определил, что этот человек не похож на того, кто нищенствует и последний хрен без соли доедает, – сытый, добротно одетый и… вооруженный! У него на поясе висел то ли кинжал, то ли небольшой меч, что, в общем-то, Сергея не удивило, он был готов к чему-то подобному. Очень уж попахивало средневековьем, в буквальном смысле попахивало – смердело!

Еще через пять минут Сергей в сопровождении новой знакомой карабкался на обрыв, цепляясь за корни и упираясь в землю руками, чтобы не свалиться. Крутовато, загреметь вниз – раз плюнуть.

Порт встретил Сергея и его напарницу шумом, криком, суетой – корабли принимали в свои безразмерные трюмы грузы, вереницей муравьев бегали грузчики, ржали лошади, дымили жаровни, на которых жарили вонючую рыбу и еще что-то, похоже – морских гадов. Сразу захотелось есть, и сильно заболел желудок – будто кол воткнули. Где взять деньги, Сергей не знал. Оставалось идти за своей напарницей и смотреть, что она будет делать. Похоже, что утром та пришла именно для того, чтобы вместе отправиться на промысел. Какой? Да что толку гадать, когда все равно скоро узнаешь.

Да, узнал Сергей скоро. Абина привела к двухэтажному заведению, в котором он без труда узнал то ли гостиницу, то ли забегаловку самого низшего пошиба. Из задних дверей тянуло прогорклым маслом, перегретым на сковороде, дымом очага, опять-таки рыбой, а еще пряностями, как и полагалось в приличном южном ресторане.

Сергей где-то читал или слышал, что в южных странах применяют много острых пряностей, чтобы не получить в свои кишки замечательного глиста, который, размножившись, подсадит деток туда, куда дотянется, ничуть не заботясь о здоровье носителя. Глист не терпит перца, а значит, нужно засыпать мерзкую тварь лечебной приправой по самую макушку. Так ли это, Сергей не знал, но взял себе на заметку – информация лишней не бывает. Особенно такая.

Абина пошла на кухню, оттуда послышались голоса, потом на крыльцо вышел толстый повар, глаза которого едва виднелись за толстыми щеками. С ног до головы осмотрев Сергея, он фыркнул и сказал что-то подошедшей сзади Абине. Потом указал на поленницу дров похожим на сардельку пальцем и исчез в недрах огнедышащей кухни.

Абина сошла с крыльца, вздохнула, пожала плечами и, тронув Сергея за плечо, тоже указала на поленницу, потом на груду поленьев невдалеке – эта груда была высотой по грудь Сергею, затем пошла и набрала охапку дров. Все было ясно – тяжелый поденный труд. Сергей ненавидел физический труд лютой ненавистью.

«А что я еще ожидал? Что еще могут делать две нищенки, кроме как… о нет! Слава Богу, хоть не ЭТО! Я не смогу! Лучше смерть! Попрошайничать – куда ни шло. Помогать по хозяйству жирдяю повару – тоже можно, не переломлюсь в конце-то концов, но проституция?! Нет, увольте! Впрочем, на такое говно, как я, никто и не позарится. Воняет от меня, как от помойки. И от «подружки» моей – тоже. Итак, Серега, что будешь делать? Как пробиваться в этой жизни? Ну что за свинство – оставить мне прежнюю личность! Жил бы я шлюхой-нищенкой и не знал бы, что существуют сплит-системы, виски, копченая колбаса салями и трамвай! А теперь? Как мне жить без знаний о местной жизни, со своей памятью, с памятью стокилограммового мужика и, в общем-то, уважаемого на своей земле человека? Нет ни красной книжечки, ни пистолета, ни пружинной дубинки, которую любит шпана, – как мне тут выжить?! Так и буду жить во вшивой клетушке, кормить насекомых? Какая гадость…»

Сергей набрал здоровенную охапку дров, такую, как если бы он был все тем же Серегой, легко толкавшим стокилограммовую штангу, и побрел к кухне, пошатываясь от напряжения. От голода и непривычки к жаре у него мутилось в голове, потому он не заметил человека, который шел от конюшни к парадному входу в гостиницу. Сергей врезался в парня и уронил дрова прямиком на ногу этому типу.

То, что это был еще тот тип, – стало ясно сразу, когда кулак мужчины врезался в глаз Сергею с такой силой, что полетели искры, и на долю секунды «мишень» лишилась чувств, очнувшись уже на земле, в пыли, залитая слезами и соплями. Не обращая внимания на поверженную нищенку, человек пошел дальше, насвистывая какой-то мотивчик, напоминавший то ли китайские, то ли японские переливы.

Сергея затошнило, но он удержал в себе содержимое желудка. Впрочем, что там могло содержаться, кроме желудочного сока? И тут же пришла мысль – может, покончить с собой? Зачем он так яро убегал от морского чудовища? Чтобы вести вот такую, мерзкую, грязную, нечеловеческую жизнь? Умереть – и снова возродиться! Может, в следующий раз ему дадут то, что он хочет, например, станет каким-нибудь султаном с гаремом, громадными палатами и штатом слуг! И всего-то надо выйти дерьмом из инопланетного чудовища! Дать себя сожрать!

Хотя с другой стороны – а может, он не должен кончать с собой? Может, это тоже нарушение, из-за которого его карма усугубится? Не хватало еще возродиться каким-нибудь глистом, ожидающим своего глистогонного! Тогда что? Жить? ТАК?

«Нет уж. Кто я такой? Я опер! Я жесткий, тертый, злой опер, и поддамся этим средневековым дебилам?

А почему ты думаешь, что они дебилы?

Как почему? Ходят одетыми в тряпье, ездят на лошадях, ходят под парусами, обвешиваются саблями и мечами вместо автоматов и пулеметов… Так кто они? Дебилы и есть! И человек моего времени должен среди них стать умнейшим из умных! Великим! Ведь у меня знания!

Какие у тебя знания, болван? Как купить билет в трамвае? Ты и их-то утерял, когда начал ездить с красной книжечкой. Как зарядить пистолет? Как разобраться в накладных на арбузы? Как написать рапорт о проверке ранее судимого? Серега, какие знания? Что ты можешь предложить этому миру, как заставишь его принять тебя? Как подомнешь под себя – чем? Соорудишь «узи» из двух сучков и старого ножа?

Я драться умею! Я боксом занимался! Ножи метал – худо-бедно, а из пяти раз четыре раза попадал в цель! Вот!

Ага. Ну метни в этого придурка, давай. Метни! У него кольчуга! Он тебя на хрен пополам разрубит, как кочан капусты! Видал, какой у него меч? Или сабля… хрен знает, как эта штука называется, но если он засунет эту железяку тебе в зад – тут твое существование и закончится.

Зло берет – я, такой умный, умелый, и в этом мире никто! Несправедливо!

Дурак. Где ты видел справедливость? Ты вообще видел где-нибудь справедливость? Лучше башкой подумай, как тебе выжить. Что ты умеешь, что мог бы делать. Ты ведь не совсем дурак! Продержаться столько лет в ментовке, не попасться УСБ, не нарваться на бандитский нож, сохранить отношения и с бандитами, и с честными гражданами, и со своим начальством – это же уметь надо! Это твое умение! А еще – ты же знаешь, как живут бандиты, как их ловят менты, ты должен использовать эти знания. Какая разница, какой мир? Вся шпана живет по одним законам, как и все менты – если они даже и называются здесь совсем по-другому. Смотри. Запоминай. Учись. Терпи. И тогда сможешь внедриться в Систему. Не победить, нет – внедриться в нее. Как глист. Как паразит, питающийся ее соками.

Как ты – прошлый».

– Эээ… сиктар опум… хххх… – Абина помогла Сергею подняться, отряхнула его, укоризненно покачала головой, затем подняла руку и постучала пальцем в лоб «Саране». – Дак-дак! Нифор! Нифор мог!

– Сама-то?! Бестолочи средневековые! – вскинулся Сергей и тут же остыл. – Понял я, понял… думаю башкой, да. Только и делаю, что думаю. Давай-ка ты меня научишь языку! Ну-ка, как это называется?

Сергей поднял полено и через минуту втолковал Абине, что хочет знать его название. Память у Сергея была неплохая, потому он запоминал с лету.

Впрочем, тут был еще один фактор, о котором Сергей задумался не сразу. Кто жил раньше в теле девушки? Куда девалась Сарана? Ведь она куда-то делась, эта личность? И еще – по всем признакам Саране, как и Абине, семнадцать-двадцать лет. Куда девались ее знания об этом мире? Тот же язык? Не является ли то, что Сергей интуитивно понимает кое-что из слов Абины, не интуицией, а всплывающей памятью? Где хранятся знания человека? В мозгу? А мозг теперь чей?

В общем, то ли остатки памяти, то ли Сергеевы невероятные способности (что сомнительно!), но к концу дня он худо-бедно знал полсотни слов, позволяющих кое-как объясняться с окружающими. Есть, пить, идти, взять, положить – примерно на таком уровне.

День прошел, будто прошла боль.

Их покормили – миска каши с кусочками рыбы, кусок лепешки. Потом снова дрова, затем таскали воду, убирали в конюшне – грязная работа, все то, что неохотно делает обычный человек, досталось им двоим.

Абина выполняла работу безропотно, не жалуясь, не ругаясь, Сергей же весь изошел на ругань, шипел под нос, плевался и под конец дня устал так, что еле волочил ноги. Устал и морально, и физически. Голова трещала от боли, и ему снова захотелось упасть в море, дождаться, когда им закусит водяная тварь. Сергею не хотелось смотреть на город, на суетливый порт, только упасть, забыться, уйти в сон, туда, где он еще мужчина – большой, сильный, уважаемый и сытый.

И такими неважными казались прежние проблемы – жена ушла? Да хрен с ней! Начальство достает? Да пусть бы еще лет десять доставало! Дома пусто? О Господи! Пусть было бы пусто, только бы вернуться назад, в пустое, гулкое холостяцкое гнездо с тоскующим на полке холодильника заплесневелым сыром! Такое счастье было бы увидеть этот гребаный кусок сыра!

Реальность не радовала. Как и нынешняя работа. За день изнурительного, выматывающего труда они получили по пять медяков – небольших монет размером с двухрублевки. Что на них можно купить – Сергей не представлял. Хорошо хоть покормили на ночь глядя, можно не расходовать монеты, есть время подумать, куда потратить такое сокровище.

Сергей попросился взять воды из колодца, чтобы хорошенько вымыться, отойдя за конюшню, но толстый повар возмущенно замахал руками, Абина же уцепила Сергея за рукав и отвела в сторону, заметно испугавшись непонятно чего.

Абина махнула рукой, и две замученные работой нищенки побрели по мощенной булыжниками улице наверх, от входа в порт. Трактир стоял за портовыми воротами, на территории складов, и похоже, что эти самые ворота на ночь закрывались – в будке стояли внушительного вида парни, обвешанные различными вредоносными орудиями, от дубинок, окованных медью, до коротких тяжелых тесаков, больше напоминающих мечи викингов. Впрочем, может, это и были мечи?

Сергей оценил вооружение этих парнюг и пришел к неутешительному выводу – не продержится против них и минуты. Даже в собственном, мужском теле – минут пять, если не достанут тесаки. Таких лучше пристреливать на месте, пока не разгулялись.

«Мда, этот мир не для меня. Может, это ад? А что, кто видел ад? Кто оттуда вернулся, чтобы рассказать, каково там? Думай, Серега, думай. Как выжить? Жить, как сегодня, я не согласен. Ох, не согласен!»

Снова хлюпающая жидкой грязью улица, снова ряды «курятников». Люди, не обращающие друг на друга ровно никакого внимания.

У стены – то ли старик, то ли старуха – высохший от голода труп. Голова погружена в лужу, явно мертв. Одежду уже сняли, худые ягодицы обращены к небу острыми костями, как укор и вызов Небесам.

«Вот моя судьба! Это меня ждет, если я не придумаю что-то умное!»

– Идем! Идем! – Абина потянула «Сарану» в сторону и, подойдя к какому-то человеку, заговорила с ним, указывая на Сергея.

Это был тот самый человек-башня, огромный, с глазами навыкате, медлительный, как медведь перед атакой. Сергей знавал таких людей и однажды едва не лишился жизни, когда такой вот на вид рыхлый парень едва не переломал ему кости, набросившись в наркотическом угаре. Бывший борец под слоем жира таил стальные мышцы, не до конца разрушенные химической отравой. Пришлось глушить его табуретом, хорошо, что рядом оказался опер Петька Курицын, иначе – кранты.

Сергей потом долго пинал неподвижное тело наркомана, отбив об него ногу, – мстил за страх, за унижение, и вообще – учил не нападать на полицейского при исполнении! Что будет, если каждая тварь станет набрасываться на представителя власти? Хаос, бунт, власть черни! Так всегда говорил их начальник, жестоко расправлявшийся с нарушителями порядка.

Крылов был очень, очень жестким человеком. Сергей многому у него научился – еще когда тот был старшим опером, а потом начальником отдела розыска.

Поговорив, Абина вернулась к Сергею и, протянув руку, потребовала:

– Абол! Дай! Абол!

Сергей вначале не понял, потом догадался – платить за «номер»? Вон оно что. Значит, и этот ящик не принадлежит ему? Вернее – ей. Ночь – один медяк. А это или сборщик, или хозяин. Да какая разница. Все равно он с этим бугаем не справится. Так что пришлось доставать монету…

Перед сном Сергей снова прокручивал в голове то, что с ним сегодня происходило. Картинки, голоса – все смешалось в несчастной голове, сменившей хозяина. Незаметно подкрался сон, и, уже засыпая, Сергей остро пожелал, чтобы во время сна все встало на свое место – несчастная Сарана вернулась в свое замызганное тело, а он – в свое. Случилось же чудо один раз – почему бы не случиться и другому разу?