Интересно и легко

Я погружаю зубы в сочную плоть

Совершенно гладкая белоснежная поверхность в окуляре микроскопа становится ближе и превращается в гористую равнину, изъеденную трещинами, котлованами и впадинами. Все округлости старой как мир формы выпрямляются, расправляются, и мы движемся по ребристому, уходящему за горизонт бескрайнему рельефу. Взобравшись на очередную возвышенность, мы не можем увидеть краёв этой необъятной складчатой плоскости, мы даже не пытаемся заглянуть за горизонт, мы – слепы.

Мы быстро перемещаемся по впадинам и рытвинам, забираемся в расщелины, натыкаясь и наваливаясь друг на друга, громоздимся, цепляемся друг за друга извивающимися жгутиками, которыми облеплены наши длинные скругленные на концах туловища, но не испытываем при этом дискомфорта. Постоянный телесный контакт придаёт нам, лишенным зрения, ощущение единства, уверенность, что каждый из нас является частью большого сильного организма, что наша цель – поддерживать этот организм, не давать ему развалиться и обеспечивать его рост. Чем чаще прикосновения, тем твёрже наша вера в цель, тем яснее картины будущего, которые рождаются из нашего общего разума. Это будущее – невероятно и прекрасно, оно сулит потрясения, и оно в итоге одарит благодатью тех, кто его жаждет, но чтобы приблизить грядущее, мы должны быть вместе, мы должны расти, мы должны питаться.

Сигнал о том, что рядом есть источник пищи, передает мой сосед справа. Я переваливаюсь через него и погружаюсь в питательную манну. Рядом с собой я чувствую копошение других соседей, припавших к пенообразной сладкой массе. Мы заглатываем еду, пока она не заканчивается, и движемся дальше до следующего источника. Иногда место расположения еды нахожу я, и тогда я начинаю подавать сигналы соседям, иногда они приглашают меня разделить трапезу.

Через какое-то время мы оказываемся на более-менее ровной поверхности, и чувствуем новый сигнал. Это чужой сигнал, но мы не боимся его, а испытываем радостное возбуждение, потому что этот сигнал сулит охоту. Мы на мгновение замираем и настраиваем органы чувств, сосредоточиваемся, стараясь точно установить, откуда идёт импульс.

Зверь рядом, и он тоже слепо мечется по равнине. Я вдруг вижу его внутренним зрением, ощущаю его форму и чувствую излучаемую им энергию. Между нами устанавливается связь, прямая прочная нить, как будто поводок, на котором я держу зверя и не отпускаю. Всё что мне остаётся делать, это тянуть поводок на себя и приближаться самому. Еще ближе, еще, я настигаю зверя, быстро опутываю его своими жгутами, намертво притягиваю к себе и погружаю зубы в нежную мякоть, в сочную плоть, которая бессмысленно бьется, не понимая, что с ней происходит, и что это означает конец. Я с радостью делю добычу с соседями, ликуя, что мы вместе, и вместе мы становимся сильнее.

Так мы проводим несколько циклов, и внезапно я осознаю перемену в ощущениях. Внутри меня поселилось что-то новое. Моя сила увеличивается с каждым мгновением, с каждыми приемом пищи. Она породила томительное предвкушение, что вот-вот я смогу применить мою мощь, исполнить малую часть своего предназначения.

И когда рядом возникает новый незнакомый сигнал, пучок новой информации, я понимаю, что жду именно его:

– У тебя есть кольцо? Кольцо для меня? – спрашивает она. Это – моя Половина.

Конечно, конечно у меня есть кольцо. Я хранил его для тебя, растил его для тебя. В этом кольце вся история моего цикла. В нем сосредоточена вся правда и вся жизнь моих предков, по которой можно проследить всю цепь наших рождений, ведущих вглубь времени прямо к Прародителю.

Внутри нашего общего сознания живёт древняя легенда о Прародителе и Знамениях. Она разбита на части и находится в каждом из нас, где-то в недрах. Неосознаваемо она является нашей движущей силой. В моем кольце заключена частица этой легенды, а в кольце моей Половины – другая часть. И вот теперь, после того, как мы встретились, мы сможем собрать наши знания воедино, ощутить легенду целиком, увидеть её ярко и выпукло.

Мы вместе ныряем в появившиеся образы и делимся экстазом от общих видений.

«Сначала наступит тьма, потом холод, и нас охватит ужас, что мы замерзнем. Но он – наш Прародитель, и он не позволит нам умереть. Он даст нам спасительные капсулы крепче металла, тверже скалы, и каждый из нас заключит себя в такую капсулу и будет греться своим теплом, и ни один атом тепла не покинет капсулу. Потом снова воцарится свет, и случится великое землетрясение, и твердь преломится, и великая жижа затопит все вокруг, и нас охватит ужас, что мы захлебнемся. Но чудесные капсулы спасут нас, и внутри них мы будем слышать голос Прародителя, который успокоит нас и развеет наш страх. А затем великий жар охватит всю вселенную и все погибнет, вся пища станет прахом, и нас охватит великий ужас, что мы сгорим. Но вы не должны боятся, будет звучать для нас голос Прародителя, ибо жар сделает ваши тела каменными, а волю – железной, и те из вас, кто будет спокоен и сохранит веру и волю, тот не рассыплется в пепел, а переживёт этот жар и все великие пертурбации. И перед вами откроются врата, и рай примет вас, и в краю изобилия и счастья, ваша сила достигнет высшей точки, и вы увидите её – но мы же слепы, Прародитель! – вы всё равно увидите её, и сможете реализовать своё предназначение и достигнете счастья».

Моё кольцо надето на меня посредине, оно увеличивается, и я оттягиваю часть кольца от себя. Я могу размахивать им в воздухе как лассо, которое прикреплено к моему телу. То же самое делает моя Половина. Мы накидываем наши кольца друг на друга и притягиваемся друг к другу. Теперь на каждом из нас есть оба кольца, и теперь легенда целиком заключена в нас обоих, но это длится лишь мгновение, короткий миг и для одной единственной цели – зажечь искру новой жизни.

На пике экстаза новая жизнь рождается в каждом из нас, и затем покидает, отделяется от нас, унося с собой свою часть кольца и свою часть древней легенды о Знамениях и Прародителе. Вновь рожденные кусочки нас самих уносятся прочь в поисках новых Половин, чтобы снова и снова соединять кольца и возрождать древнее, единое и главное.

А мы остаёмся, обескураженные и потерянные, на долю секунды обретшие истину и тут же снова утратившие её. И я уже не чувствую рядом свою Половину, но в сознание возвращаются спокойствие и уверенность:

«Задача выполнена – нас стало больше».

Однако мы знаем ещё кое-что. Мы знаем, что наше настоящее Предназначение – впереди. Оно больше и значительнее, чем продолжение рода. Оно осмысленнее, чем копошение дождевых червей, получивших гены и щупальца сороконожек, – порождение безумной фантазии доктора Франкентейна, – но не ставших избранными после этой изощрённой мутации. С последним пируэтом лунного брачного танца черви погибают, их тела беспомощно корчатся в луже семени самца с плавающими в нём, только что исторгнутыми самкой личинками. Что за жалкая доля, произвести на свет потомство и зачахнуть, отдав ему искру собственной жизни, или тут же издохнуть, не выдержав экстаза.

Нет, наша цель – не продолжение жизни. Наша цель – смерть.

Тьма наступила внезапно, как и предсказывала легенда. Однако ей предшествовал великий ветер, о котором легенда умолчала. Гравитация бесконечно белого мира сломалась, и ветер накинулся на скалистую равнину и на пробирающихся по её складкам странников.

Мы забились в расщелины и впадины, забыв о пище и кольцах, и затем почувствовали её – Тьму. Чёрную и беспросветную Тьму, Мы не могли увидеть её, но она охватила наши тела целиком, и мы поняли, что свет тоже был силой, которая поддерживала нашу жизнь, и теперь эта сила исчезла.

Мы начали с удвоенным напором и скоростью охотиться и поглощать манну, чтобы восполнить отсутствие света, но так продолжалось недолго, потому что мороз обрушился на нас и нашу белую гористую родину. Мертвящий чудовищно бесцветный Холод, возник сразу везде, без единого источника. Он набросился сразу отовсюду, замкнул наши тела в тиски, и нас стало трясти от спазмов безысходной жажды тепла.

Манна замерзла, и зверь превратился в лёд. Нас охватил ужас, но тут я почувствовал изменения в теле. Расширяясь вверх и вниз от кольца, сцепленного посредине меня, плотный панцирь начал расти и сомкнулся. Я оказался внутри капсулы, обещанной Прародителем, капсулы тверже скалы и крепче металла. То же самое произошло и с другими странниками. Мы спасены. Мы чувствуем стук капсул друг о друга, и всё то же ощущение единства греет нас, как и собственное тепло, которое сохраняется внутри наших прочных панцырей. Легенда сбывается, спасибо тебе, Прародитель. Но что же будет дальше? Как долго продержится великий Холод, сколько времени мы пробудем в этих спасительных капсулах? Один цикл, два, три? Четыре…

И мы погружаемся в сон. И сон без сновидений, и без картин, и без страданий, только с памятью, с памятью о Прародителе и предназначении, и знамениях, … пока твердь не треснет… пока твердь не треснет и не разрушит все сущее.

Наше время пришло, пока мы спали. Чудовищный треск разламывающейся земли запустил обратный отсчет. Таймер до момента, когда мы реализуем своё предназначение, начал тикать. Мы не слышали треска, не слышали грома, мы также не чувствовали сотрясения тверди и разлома привычной гравитации, и как наша родная белоснежная равнина распалась напополам, на два полушария с зазубренными краями, и как наши капсулы погрузились в вязкую жижу и понеслись покачиваясь вниз-вниз.

И великая Зима сменилась великим Жаром, а мы достигли предела и пробудились.

Мы были уже в сознании, когда капсулы растаяли под воздействием высокой температуры. Мы застыли в резиновом, твердеющем горячем желе, наши движения были скованы, мы не могли перемещаться так же резво как раньше. В отличие от Холода, который появился сразу со всех сторон, Жар имел источник и направление. Я точно чувствовал, откуда он идет, и целенаправленно сокращая тело, старался двигаться в противоположную сторону, и еще я ясно ощущал смерть. Это была смерть других странников, моих соседей, которые находились слишком близко от источника жара и не смогли отстраниться. Я чувствовал их гибель, и каждый раз умирал вместе с ними, вместе с каждым. Прощай, сосед.

Вязкая жижа вокруг меня постепенно густела, и становилась всё более упругой и плотной. По мере удаления от источника жара, его полыхание было всё менее мучительным. Я чувствовал, что жар не убивает меня, но делает мое тело сильнее, оно твердеет, и я больше не могу быстро двигаться. Однако растущее ощущение неуязвимости успокаивало меня и позволяло не бояться того, что мои движения скованы. Я сделал еще один рывок и вдруг почувствовал свободу. Я заскользил по гладкой поверхности, поддаваясь полученному импульсу. Это был Гладкий Остров, и я был спасен.

«Огромный жар уничтожит большую часть вас, немногим удастся спастись, только те, кто сумеет добраться до Гладкого Острова жёлтого цвета, будут в безопасности, только они увидят Рай».

Скользкая поверхность качнулась, источник жара исчез. Я стремительно помчался вниз, сталкиваясь задубевшим телом с остальными выжившими странниками. Поверхность качнулась в другую сторону, и мы полетели снова вниз до противоположного конца Гладкого Жёлтого Острова, и затем все замерло.

Раздался скрежет, и затем тишина, снова скрежет и железный визг, и опять наступило молчание.

– Это открываются врата Рая, – чувствовал я сигналы своих соседей то справа, то слева. Нас осталось очень мало, но выжили только самые сильные, закаленные великим Холодом, высушенные великой Жарой и теперь готовые встретить Рай.

Снова раздался лязг железа, земля дрогнула, ударил ветер, и нас стало болтать в разные стороны, то погружая в жидкость, то сжимая в тисках до тошноты, и снова полёт вниз в пустоту.

Мы почувствовали, что финал случится уже сейчас и, в самом деле: благодатный Рай принял нас и нежно обнял. И я понял то, чего не мог знать раньше: Рай – был Прародителем, и Тепло – было Прародителем, а каждый из нас был его частичкой.

Мы отчетливо и ясно видели Прародителя, его прекрасное сильное тело зеленого цвета с развивающимися оранжевыми жгутиками. Прародитель был больше каждого из нас, и его жгутики были длиннее, он мог использовать их не только для охоты и размножения, но и для перемещения по белой пустыне, нащупывая, цепляясь и отыскивая самый короткий путь к пище. Кольцо, замкнутое посредине его гладкого упругого туловища, было толще, чем у каждого из нас, и переливалось люминисцентными цветами, и ни одна оказавшаяся рядом с ним Половина не могла устоять перед великолепием его кольца. Скорость, с которой он охотился, поглощал манну и давал потомство, была невероятной. Токсичность яда, который струился по его жилам – была убийственной.

Он был первым странником, рожденным не в нашем мире, а в параллельной вселенной, в невесомости, где его сила могла развиваться свободно, не сдерживаемая земной гравитацией. Он был родоначальником и первым в нашей колонии, он поселил в наше сознание уверенность в предназначении и легенду, передав частицу своей силы каждому из нас.

Между тем живительное райское тепло навалилось на нас, и мы размякли. Я ощутил то, чего не чувствовал раньше. По всему моему телу прошла сладостная судорога, а в сознании было только одно слово, одна картина – Предназначение, вот оно моё настоящее предназначение. Судорога прошла еще раз, и моя сила начала струится из меня, поднимаясь под купол невероятно огромного гигантского Рая, под свод необъятного склепа клубами разноцветного дыма, синим, желтым и зеленым. Ядовитые струи сочились из каждого из нас, соединялись и перемешивались, становились все более плотными и едкими, принимая все новые необычные оттенки, и мы видели их в нашем сознании, хотя были слепы.

«И вы увидите, как ваше Предназначение будет реализовано».

Дым становился все плотнее, он принимал всё новые цвета, пока не достиг максимальной токсичности, а затем… Затем начались спазмы и у хозяина подскочила температура.

Бесконечно белая гористая равнина, изъеденная трещинами, котлованами и впадинами, при стремительном удалении от наблюдающих за ней в микроскоп глаз постепенно превращается в гладкие, ровные, матовые половинки яичной скорлупы, оставленные на кухонном столе между раковиной и плитой. По однокомнатной квартире разбросаны вещи, постель скомкана, а на полу сохнут грязные следы обуви врачей скорой помощи, которые сильно торопились и не успели надеть бахилы.

Рыжая кошка обнюхала мокрый след, затем мотнула ушами, брезгливо лизнула сухим языком валяющуюся рядом белую яичную скорлупку, отправляя в путешествие к себе в желудок многомиллионную колонию токсичных бактерий, переступила через ошмётки недоеденной яичницы и, запрыгнув на тумбочку, легла в позе железного льва со скульптуры на набережной. Передняя её лапа мягко опустилась на коробку, которую хозяин принёс сегодня с почты. В коробке лежал фитнес браслет, заказанный месяц назад на Али Экспресс. За смешные деньги браслет мог делать всё то же самое, что и его дорогостоящие аналоги: замерять пульс, давление, уровень холестерина и сахара, считать количество пройденных километров, в общем, заботиться о состоянии здоровья своего бодрого, полного силы и физической мощи хозяина.

Несколько дней назад в гости к хозяину квартиры, пришел старший брат, трудившийся уборщиком в какой-то конторе, которая организовывала научные исследования, изучала генетический код микроорганизмов, и как они ведут себя в экстремальных условиях. Себя приятель не без иронии называл «менеджером по чистоте».

Контора закупила на гранты кучу дорогущего оборудования, арендовала за копейки помещения в полумёртвом институте, и уже почти окупила стоимость приборов, предлагая их для различных исследований всевозможным организациям. Заказов было много, и все биореакторы, микроскопы, турбины и генераторы частот пахали круглые сутки на полную мощность. В колбах и пробирках что-то постоянно бурбулировало, исторгало пар, вонь и брызги разноцветной биомассы, производя в помещении такую грязь и беспорядок, что у менеджера по чистоте не было свободной минуты.

Гость вяло сосал пиво, жевал кольца кальмара и рассказывал, что сегодня в лаборатории запустили новый прибор, симулятор невесомости. Оказывается, для микробов нет лучших условий, чем отсутствие гравитации, они начинают расти и размножаться с бешеной скоростью. А вредные болезнетворные становятся ещё более заразными.

– В разы. То есть если, например, от обычной палочки или сальмонеллы еще есть шанс вылечиться, то от той же сальмонеллы, которая выросла в невесомости – сразу «кирдык».

– А из-за чего «кирдык»?

– Из-за токсинов, которые микроб выделяет. У одной сальмонеллы из невесомости концентрация токсинов, как у целой колонии в пару миллионов, страшное дело.

Контора получила какой-то не сильно жирный, но связанный с космическими исследованиями заказ, и народ в лаборатории уже шепчется, что это вроде как НАСА: ведь если вредные бактерии в космосе становятся ещё сильнее и вреднее, то и для космонавтов нужно придумать что-то особенное для защиты.

– В общем, какая-то левая фирма, влезла в тендер, при этом сильно демпингнула, и теперь надо срочно результаты исследований, а своих возможностей нет, и вот они к своему счастью нашли по дешевке наше оборудование в сибирском захолустье.

Этот рассказ не вызвал особо живого отклика у хозяина, однако когда, гость, наклоняясь за очередным кальмаровым кольцом и расплескивая пиво на диван, вскользь произнес очередную фразу, хозяин фитнес браслета напрягся.

– Блин, сорян, высохнет. Задолбался я сегодня, короче, симулятор оказался непроверенным, запустили, свет мигнул и он заглох, да еще бабахнул, дверца отлетела, весь пол залило дрянью склизкой.

– А что это было?

– …никогда не было так много, они на самом деле в невесомости размножаются с дикой скоростью. Что было? В смысле, какие это были микробы? Сальмонеллы вроде.

Единственной вполне осознанной заботой хозяина квартиры по жизни была забота о собственном здоровье, поэтому при слове «сальмонеллы», он дёрнулся всем телом.

– Блин, ты хоть помылся? Руки вымыл?

– Конечно, не переживай, там же режим, все моются полностью в конце дня, заходят в бокс, одежду всю снимают, она идёт на стерилизацию, потом в душ, ионный и водяной, потом чистая комната. Всё нормально.

Запиликал телефон, старший брат посмотрел на экран, нахмурился, отключил звук и аккуратно засунул вибрирующий мобильник в карман.

– Жена? – проявил проницательность хозяин.

– Ага, пора младшую купать и пацанов укладывать. Извелась уже.

Мобильник успокоился. Гость улыбнулся. Случайно произнесённое слово напомнило ему о другой общей теме:

– А тебя мама ещё не извела? Она меня каждый раз, как приезжаю, спрашивает, ну когда Вадим с Надей уже ребёнка заведут, когда же когда. Ну, так когда? Что соврать-то?

Тема веселила старшего брата настолько, насколько младшего – напрягала:

– Ну, скажи, что я об этом ещё не думаю.

– Не могу, говорил уже.

– Тогда скажи, что никогда.

– И это не могу, не поймёт.

– Да я знаю, что не поймёт, – младший растерянно смотрел в окно через желтую жидкость с пузырьками в стакане.

– Просто я думаю, что у меня какая-то более серьёзная цель, чем размножение, прости – воспитание детей.

Гость пожал плечами.

– Да, я не обижаюсь, с прошлого раза. Я же тебе тогда сказал, что дети – это единственный способ понять, есть ли у тебя вообще какое-то предназначение. По-моему.

– Я помню, но я тогда чего-то недопонял.

Старший поставил пустой бокал на столик и следующие слова говорил жестикулируя, словно раскладывая слова по воображаемым полочкам:

– Смотри, раскладываю по полочкам. Если у тебя после всей нервотрёпки с детьми, – нервотрёпка легла на полочку слева, – после бессонных ночей, – взмах руки уложил бессонные ночи направо, – после отсутствия свободного времени даже в туалет сходить, – тоска по уединению отправились направо и налево поровну, – если после всего этого у тебя ещё останутся желания заниматься чем-то ещё – значит это твоё, твоё предназначение, – последний вывод, судя по движениям рук, был в объёмистом свёртке уложен на полочку прямо перед носом младшего брата. – Дети – это такая тотальная проверка: важно для тебя что-то на самом деле по жизни или нет.

Умудрённый гость сделал значимую паузу.

– Смысл имеет то, на что остаются силы и желания после детей. Если сил не осталось и желаний не осталось, значит, твоё предназначение – родитель, и это тоже очень и очень достойно. Помнишь, когда у меня первый родился, я сказал, что дети расставляют приоритеты. Я тогда имел в виду, что они – и есть главный приоритет. Это так. Я думал, так и будет. Но кроме этого они ещё дают понять, есть ли у тебя вообще что-то за душой.

– То есть забить на детей и заниматься любимым делом, на гитаре бренчать? – вдруг огрызнулся младший.

– Да, не передергивай ты. Нужно стараться быть хорошим родителем в любом случае. И заниматься можно чем угодно, просто пока у тебя не случились дети, ты не будешь знать наверняка, можешь ты жить без этого своего увлечения или нет.

– Давай, хороший отец, короче, досасывай пиво и тащись домой, дети заждались, забыл? – младший громче, чем хотел, звякнул пустой бутылкой по столу, и сел боком. Такой объем жизненного опыта оказался вдруг явно больше того, что он был готов сегодня принять. Вот пустозвон, не заткнешь, как начнёт философствовать. Две вышки, а работает техничкой. Это временно, говорит, так с одной работы попёрли, и с другой попрут, если только болтать и умеешь.

– Ну, вот теперь ты обиделся, – старший допил свой стакан. На душе была досада. Внезапно он театрально расширил глаза и всплеснул руками:

– Значит воспитание – не твоё, размножение – не твоё, может, и жизнь вообще – это не твоё?

Младший взглянул на брата, хохотнул, и гость, стараясь скорее сменить обиду шуткой, скроил страшную рожу и скрючил пальцы:

– Значит твоё – это смерть? – и тут загробный голос дрогнул и стал нормальным, – красивая кошка у тебя, зараза, ласковая.

Рыжий пушистый зверь, урча забрался на спинку дивана, потерся о лохматую голову специалиста по чистоте, и шерсть, заряженная статическим электричеством, захватила в себя крошечного пассажира, увидеть которого можно было бы только в мощный микроскоп. Пассажиру, уже пережившему за сегодня симулятор невесомости, разряд тока, ливни воды и ионный душ, электричество было нипочём. Его продолговатое зеленое тело, скруглённое на концах, жаждало жизни, оранжевые жгутики извивались, и яд, покоившийся внутри, пульсировал в ожидании.

Кошка перепрыгнула на кухонный стол, уселась возле неразобранного пакета из супермаркета с хлебом, творогом, молоком и яйцами, и начала вылизываться. Раз, два, влажным языком по вытянутой лапе снизу вверх. Три – и зеленый пассажир, зацепившись за кошачий язык, взлетел в воздух, и совершив плавное путешествие по пластам воздушных масс, приземлился на белоснежную поверхность яичной скорлупы, которая при сильном приближении становится похожа больше на гористую, изъеденную впадинами и оврагами равнину.

Его прибытие произвело переполох среди обитавшей на равнине колонии сальмонелл.

– Кто это, кто это, кто это появился?

– Кто-то новый.

– Кто-то – другой.

– Чувствуете, он не похож на нас, он сильнее, вы чувствуете его силу?

– Кто же вы?

– Я – ваш Предводитель.

– Пра… родитель?

«Да, вы не только слепые, но и глухие… Ну, пусть будет Прародитель, тоже хорошо».

– Да, я ваш Прародитель, и я дам вам смысл существования. Плодитесь и размножайтесь!

– Да, мы же и так только этим и занимаемся, Прародитель…

– Молчать! Слушать меня. Вы будете странствовать по белой равнине и затем обретете Рай, но вы должны осознать своё Предназначение, а для этого нужно время, двадцать циклов вы будете скитаться, а потом ударит мороз, а после него – жара. Не все выживут, только самые сильные с железной волей и каменным телом, и они вступят в рай и увидят, как реализуется их Предназначение.

– Но мы же слепы Прародитель.

– Вы болтливые безмозглые твари. Вы будете скитаться не двадцать, а сорок циклов. Еще одно слово, и я добавлю ещё парочку!

После этих слов мы замолчали и начали полагаться только на свои ощущения и внутреннее зрение.

Так многомиллионная армия микробов зарядилась ядом убийственной силы, рожденным в симуляторе невесомости, обрела высший смысл и начала путешествие по белой равнине яичной скорлупы в ожидании своего Предназначения.

Рыжая кошка еще раз оглядела беспорядок, оставленный в комнате торопившимися санитарами, зевнула и закрыла глаза. Она была сыта, а плошка стояла наполненная водой. Через трое суток её желудок скрутит от голода, и она начнет истошно мяукать, а соседи будут злиться и вызовут спасателей, но сейчас – всё в порядке, и самое время вздремнуть.

Вечером этого же дня хозяин кошки и новенького фитнес браслета, молодой человек, совсем недавно вставший на долгий путь к осознанию собственного предназначения, умер от сальмонеллеза в больнице скорой помощи на другом конце города.