Инстинкт

Глава 1

— Покажите еще раз.

— Вот, доктор Трент, прошу вас. Даже не знаю, на что это похоже, аберрация какая-то. Серия определенно отличается от других.

— При столь тщательной подготовке это маловероятно. Но если вы уверены… — Лора Трент припала к микроскопу и стала настраивать фокусировку.

— Карен, — позвала она.

— Да, доктор Трент?

— Что вы ели сегодня за обедом?

— Э… Сосиску с булочкой, бутерброд с ветчиной, чипсы, сыр… Еще пила диетическую колу.

Карен Нидем было двадцать два, и ее круглое личико блестело, как сдобренная маслом овсянка. Должность лаборантки в Британской энтомологической ассоциации не слишком ее привлекала, но позволяла снимать небольшую квартирку. Карен нашла эту работу, когда худо-бедно получила свой третий уровень по молекулярной биологии,[4] и искать другую у нее не было особого желания.

— Может быть, еще что-нибудь?

— Э…

— Скажем, пончик. Или бутерброд с джемом?

— И правда, бутерброд с джемом я съела. Но то было пораньше, вроде легкого завтрака.

— Это я к тому, что ваша «аберрация» на самом деле не что иное, как семечко малины, — сказала Лора, откинувшись на стуле.

До Карен не сразу дошел смысл этих слов. Наконец она поняла, покраснела и смущенно улыбнулась.

— Если впредь вы будете мыть руки перед работой с препаратами для микроскопического исследования, дело пойдет лучше.

— Да, доктор Трент, конечно.

Лору раздражала манера Карен говорить с ней, как с почтенной директрисой женской школы. Ей было всего тридцать семь — еще не поздно совершать все те легкомысленные и необдуманные поступки, на которые она до сей поры так и не нашла времени. А ведь Лора была хороша собой, и ее длинные светлые волосы не утратили природного блеска и цвета. И хотя положение матери-одиночки сказывалось на ней не лучшим образом, она все еще привлекала — как правило, того не желая, — внимание кое-кого из коллег мужского пола.

Она отправила Карен заполнить заявку на материалы для завтрашних экспериментов и принялась записывать результаты последних исследований ДНК Polistes metricus.[5] На это вряд ли уйдет больше часа, так что у нее останется время поработать над текстом новой статьи в «Европейский энтомологический журнал».

Как множество других людей, потерявших спутника жизни, Лора образовавшуюся пустоту заполняла работой. Со времени смерти Майкла шел уже шестой год, но она взяла в привычку не думать о том, что он покинул ее навсегда. Работая над статьями в «ЕЭЖ» и планируя будущие эксперименты, она редко задумывалась о том, для чего этим занимается. Если она существовала ради Эндрю, то он и оставался в центре ее забот, а все остальное в жизни Лоры безраздельно заняли насекомые.

В марте этого года, когда Лора отклонила предложение занять пост председателя Международной энтомологической конференции по проблеме мутаций сельскохозяйственных вредителей, она стала понимать, как далеко продвинулась в своей научной карьере. Все началось с детского любопытства, которое зародилось в ней, когда один из дядюшек во время школьных каникул взял ее с собой в лондонский зоопарк. Затем был продвинутый курс биологии в старших классах, после чего Лора захотела получить полновесное образование в этой области. Ее наставником в университете и работе над диссертацией стал доктор Дэвид Хит. Семь лет работы под его руководством расширили для Лоры горизонты энтомологии и позволили разглядеть собственные возможности. Он словно распахнул перед ней дверь, за которой оказались тысячи других, и за каждой ее поджидали новые волнующие открытия. Бесконечные упоительные часы, проведенные Лорой в обществе Дэвида Хита, свидетельствовали о том, что в их отношениях присутствовало нечто большее, чем обычно бывает в отношениях учителя и ученика. Между ними не было физической близости, но мысленно она всегда ощущала его присутствие.

Когда Лора получила докторскую степень, сомнений в выборе дальнейшего направления исследований не было. Для человека, прошедшего школу ученого такого уровня, как Хит, неизбежно открывались захватывающие возможности, и вскоре она уже оказалась в обществе других именитых докторов и профессоров, работающих в той же области. Это обстоятельство вкупе с высочайшей работоспособностью обеспечивали Лоре Трент впечатляющие успехи.

В то же время, оставаясь в Англии, она не могла выйти за определенные пределы в своих результатах и довольствовалась ролью ведущего энтомолога своей страны, с успехом представляющего ее интересы на научных конференциях и в журнальных публикациях.

Из глубоких размышлений над предложением принять участие в составлении генетической карты длинноголовой осы ее вывело появление Карен.

— Э-э-э… Доктор Трент…

Лора оторвалась от экрана и глянула на девушку поверх очков.

— Извините, что помешала, но вас хочет видеть какой-то мужчина…

— Что за мужчина?

— Просто… мужчина.

— Он не представился? Не сказал, что ему надо?

— Нет.

— В самом деле? Просто пришел и заявил, что хочет меня видеть?

Карен пожала плечами. Лора закрыла файл, встала и последовала за Карен в коридор. Британская энтомологическая ассоциация помещалась в одном и том же здании с 1936 года, когда ее основал герцог Грейвни, дальний отпрыск королевской семьи, полагавший, что его увлечение бабочками не получает того внимания, которого заслуживает. Он приглядел заброшенное школьное здание в Тотнем-Хейле и успел убедить кое-кого из членов парламента выделить средства на свою затею до того, как Вторая мировая война решительным образом положила конец подобным излишествам.

После войны он старался, как мог, опекать ассоциацию, и тут к ней вспыхнул новый интерес в связи с выходом фильмов Дэвида Эттенборо о дикой природе. Это совпало со смертью герцога, и сочетание общественной поддержки и немалого герцогского наследства обеспечило Британской энтомологической ассоциации вполне приличное существование в семидесятые и восьмидесятые годы. Однако к концу тысячелетия финансирование в значительной степени оскудело, и деятельность ассоциации худо-бедно продолжалась почти исключительно благодаря энтузиазму ее старых и преданных членов, но отнюдь не в результате материальной поддержки. Отсюда и более чем скромный бюджет, и устаревшее оборудование, и скверный вспомогательный персонал, и со всем этим приходилось ежедневно мириться Лоре Трент.

В помещении для приема посетителей она увидела только одного человека, сидевшего на желтом пластмассовом стуле. Лоре бросилась в глаза его излишне просторная рубашка — мужчина словно знал о хрупкости своей фигуры и старался скрыть этот недостаток. В то же время лицо незнакомца, покрытое сетью тонких морщин — свидетельством нелегких прожитых лет, — отличалось решительным выражением. Гладкие прямые волосы не знали стрижки по меньшей мере месяца полтора. Несмотря на заурядную внешность, мужчина держался с неприятной самоуверенностью, и это заставило Лору насторожиться. Ее внимание привлек и стальной чемоданчик, который посетитель пристроил между ног.

— Спасибо Карен, вы можете идти, — сказала Лора.

Пока лаборантка шла к автомату с колой, Лора продолжала изучать мужчину, пытаясь восполнить его облик чем-то знакомым, близким. Круг энтомологов ее уровня был весьма узок и тесен, а значит, если этот человек знаком с ее работами…

Посетитель поднял глаза, и их взгляды встретились. Лора попыталась сделать вид, что вовсе не разглядывала его, но поняла свое поражение. Ей следовало просто узнать, что ему нужно. Тем временем мужчина встал, и его черты разгладила улыбка — похоже, принужденная.

— Доктор Трент? — спросил он, протягивая руку.

— Да. — Она отметила вялость его ладони и американское произношение.

— Стивен Бишоп. Для меня честь познакомиться с вами.

— Благодарю.

— Вам, разумеется, хотелось бы знать, кто я.

— Конечно… Простите, мы встречались?

— Насколько мне известно, нет. — Бишоп подождал, пока две лаборантки прошли мимо и удалились на достаточное расстояние, чтобы не слышать их беседы, и продолжил: — Мы могли бы поговорить наедине?

Подобная таинственность озадачила Лору. Британская энтомологическая ассоциация имела мало общего с Министерством обороны, но раз этот господин полагает важным, чтобы их разговор шел без свидетелей, она ничего не имеет против.

— Мы можем пойти в мой кабинет.

Бишоп улыбнулся, подхватил свой чемоданчик и последовал за Лорой. Оглядываясь по сторонам, он обратил внимание на обшарпанные стены и древние компьютеры, и на его лице отразилось что-то вроде сострадания.

Лора села за свой рабочий стол и указала Бишопу на кресло напротив. Стены ее крохотного кабинета когда-то были белыми, но сейчас обрели скорее сероватый оттенок жевательной резинки, причем в одном из углов потолок обзавелся коричневым мокрым пятном, которое явно стремилось расшириться. Бишоп устроился в кресле и поджал ноги — расположиться более вальяжно не позволяла теснота.

— Благодарю вас, доктор Трент. Я знаю, как ценно ваше время, а потому позвольте мне сразу же приступить к сути. То, что я вам скажу, является в высшей степени секретной информацией, и я надеюсь, что могу положиться на ваше благоразумие.

— Естественно, — сказала Лора, подумав про себя: «Боже мой, о чем это он?»

— Я руковожу лабораторией НАТО, которая изучает и производит генетически модифицированных насекомых. Не имея возможности говорить об этом подробнее, лишь скажу, что послужило причиной, по которой я нахожусь здесь. Мы потеряли нашего постоянного энтомолога и должны безотлагательно найти ему замену. Ваша научная репутация, доктор Трент, и достижения в интересующей нас области делают вас идеальным кандидатом на этот пост.

Лора не удержалась от улыбки.

— Мне лестно это слышать, господин Бишоп, но я уверена, что существует множество других людей, чья квалификация не уступает моей, которые могли бы занять освободившуюся должность в вашем ведомстве.

— Специалистов вашей квалификации действительно немало, доктор Трент, но ни один из них не может сравниться с вами по блеску ума. Предложенное вами применение метода изоляции генома человека для членистоногих несет на себе печать научного гения, а ваша статья по анализу межвидовых признаков стала шагом вперед для всей генетики.

Лора была удивлена не на шутку. Потом заговорила:

— По всей видимости, вы неплохо подготовились к этому разговору. Но в таком случае вам должно быть известно, что сейчас моя работа достигла критической стадии. Ближайшие недели я обязана посвятить анализу объектов моих исследований. Не может быть и речи о том, чтобы оставить их на сколько-нибудь продолжительное время.

— Прекрасно вас понимаю. У вас есть обязательства, и вы осознаете свою ответственность. Иного я не мог ожидать. Убеждая ученого вашего уровня взять на себя другую работу, неизбежно сталкиваешься с трудностями. Но позвольте мне упомянуть о некоторых обстоятельствах, которые могут сделать мое предложение более привлекательным. Не хотелось бы показаться грубым, но в первую очередь я имею в виду условия материального характера. Мы можем предложить вам зарплату, которая в десять раз превышает вашу нынешнюю, не считая различных льгот.

В глазах Лоры поневоле отразился интерес.

— Во-вторых, — продолжал Бишоп, — речь идет об оборудовании. Согласитесь, доктор Трент, что вашим приборам и компьютерам не помешала бы некоторая… модернизация. Наше оборудование соответствует самому современному уровню технологии. Более того, оно опережает этот уровень. Мы имеем возможность использовать достижения, которые не доступны более никому. Все, чего вы способны добиться здесь, вы сможете сделать быстрее и лучше, работая в БРЭВИСе.

— В БРЭВИСе?

— Это аббревиатура, означающая База расширенных энтомологических военных исследований. Научная организация, расположенная в Венесуэле.

Лора рассмеялась.

— В Венесуэле, вы сказали? Простите, господин Бишоп, но это исключено. Помимо незаконченной работы в ассоциации я не могу отрывать сына от привычной обстановки и ехать с ним в Южную Америку.

— Ну разумеется, я вас прекрасно понимаю. Должен признаться, что склонить вас к участию в работе БРЭВИСа на постоянной основе было оптимистическим вариантом нашего плана. Однако любая помощь, пусть и оказываемая вами в качестве консультанта, станет для нас бесценной. Мы предложим достойные вас условия даже за краткосрочный визит.

Лора откинулась в кресле.

— Право, не знаю, господин Бишоп. Ваше предложение звучит заманчиво, но я не уверена, что работа по совместительству устроит и вас, и меня.

Бишоп кивнул.

— Я понимаю, что предлагаю вам нелегкое решение, но позвольте мне привести еще один аргумент, который, я надеюсь, убедит вас хотя бы один раз приехать на базу и ознакомиться с обстановкой.

Он осторожно пристроил чемоданчик на коленях, установил нужную комбинацию цифр на замке и открыл крышку. Потом медленно извлек из чемоданчика объемистый сосуд и вручил его Лоре с такой осторожностью, будто в его руках была неразорвавшаяся бомба.

Сначала она не увидела ничего, что указывало бы на особенную важность содержимого сосуда. Там лежало нечто похожее на толстую ветку, погруженную в формалин, немного искажавший форму предмета. Лора перевела взгляд на Бишопа и по выражению его лица поняла, что, очевидно, чего-то не заметила и ей следовало приглядеться внимательнее. Так она и поступила. Сверху предмет в сосуде выглядел знакомым, но он определенно не мог быть тем, о чем она подумала. Это совершенно невозможно… Однако…

Чем еще это могло быть?

— Она настоящая?

— Более чем. Полагаю, нет нужды говорить вам, что это такое.

— Вы правы. Вертлюг ясно различим и не оставляет сомнений. Но нога осы такой быть не может — насекомое имело бы размеры… птицы.

Бишоп выдержал паузу, потом заговорил.

— Доктор Трент, у нас очень большие возможности для исследований, включая солидное финансирование и квалифицированных специалистов. Вы по-прежнему полагаете, что предложение посетить нашу базу не представляет для вас интереса?

Лора повертела в руках сосуд, рассматривая ногу с разных сторон. Голень была видна так отчетливо, что она могла рассмотреть волоски, растущие из нее, как шипы из стебля розы. Лора на мгновение представила себе это насекомое.

— Каков ее размер? — спросила она, не отрывая глаз от сосуда.

— Таков, что я не решился привезти ее в Англию, опасаясь международного скандала. Отдельная нога все же не выглядит так устрашающе. Могу ли я рассматривать проявленный вами интерес как согласие нас навестить?

Лора поставила сосуд на стол.

— Что ж, если у меня будет достаточно времени, я, пожалуй, смогу передать наблюдение за экспериментом в надежные руки и попросить бабушку взять к себе внука на несколько дней. Скажем, я могла бы освободить конец следующего месяца.

Просительная улыбка сошла с лица Бишопа.

— Признаться, я надеялся, что вы освободитесь раньше. Внезапный отъезд нашего ведущего энтомолога поставил нас в очень трудное положение. Нет ли возможности ускорить ваш приезд? Назначить его на ближайшие дни?

— О нет, это совершенно невозможно. Я не смогу так скоро пристроить Эндрю.

— Доктор Трент, — в голосе Бишопа зазвучали твердые нотки, — мы можем позаботиться о вашем сыне. И уверяю вас, ваши усилия получат достойную компенсацию. Кроме того, мы готовы внести свой вклад в бюджет ассоциации. Все это настолько важно для нас, что не терпит отлагательства. Я не могу уехать, не заручившись вашим согласием.

Манера Бишопа так изменилась, что Лоре показалось, будто в комнате стало нестерпимо жарко.

— Я… я понимаю вас, господин Бишоп, но, право, не могу пойти вам навстречу. Слишком много предстоит сделать, и я просто не успею всего за столь короткое время.

Она встала и протянула Бишопу сосуд. Поднялся и Бишоп.

— Прошу вас, доктор Трент, подумайте обо всем хорошенько.

— Ну разумеется. А сейчас я должна перед вами извиниться, но мне надо кое-что сделать до конца дня.

И она протянула руку гостю. Бишоп ответил на рукопожатие, и по взгляду, который он устремил на нее, Лора поняла всю глубину его разочарования исходом беседы.

— Спасибо, что уделили мне время.

И он быстро пошел по коридору, прижимая к уху мобильный телефон.

Глава 2

Военно-транспортный самолет ВВС США «С-27 Джей Спартан» гигантской черной бабочкой угнездился в жарком мареве посадочной площадки в ста тридцати километрах к востоку от Япаканы, национального парка Венесуэлы. Вокруг простирались густые джунгли, непригодные для жизни людей, но зато служащие прекрасным домом для некоторых малоизвестных животных Южной Америки.

За деревьями, окаймлявшими западную сторону площадки, стояло скромное белое здание, несоразмерное гигантскому грузовому самолету, ради которого и было построено. В доме обитал вялый полноватый двадцатидвухлетний афроамериканец по имени Тадж. Большую часть времени он проводил, сидя за белым столом в помещении за внешней защитной дверью, первой из четырех таких же.

Трое мужчин и две женщины в солдатской форме занимались привычным, казалось бы, делом — носили коробки и ящики с оборудованием между самолетом и зданием. Самолет загружали раза два в месяц, но сейчас ими владело ощущение чего-то странного: случившееся два дня назад повлияло на всех до такой степени, что каждый перерыв в работе сопровождался жаркими дебатами и длился намного больше обычного.

Погрузка затягивалась и потому, что на этот раз отсутствовали Картер и Уэбстер. Им не хватало сотни килограммов мышц Картера, который двигал тяжеленные ящики, словно это были коробки с яйцами, да и твердое руководство майора Уэбстера всегда помогало делу. В отсутствие майора командование перешло к капитану Ван Аренну, а тот все еще не успокоился после случившегося.

— Эй, капитан! Вы собираетесь грузить свое дерьмо или нет? Я взлетаю через два часа двенадцать минут и ни секундой позже, а вы так и половины не успеете сделать. — Гэри Мэдисон, вольнонаемный пилот, не ведавший о двух погибших, выказывал нетерпение. Однако он не знал, что подобная манера обращения к капитану Ван Аренну ни на йоту не ускорит погрузку.

— Мэдисон, — ответил капитан с ледяным спокойствием, — еще два слова в таком тоне, и я из тебя все потроха выбью. Мы свое дело выполним к сроку. А пока у нас, настоящих солдат, есть что между собой обсудить, отвали отсюда и закрой свой поганый рот.

Мэдисон, однако, понимал, что пилотировать самолет, кроме него, все равно некому, и не унимался.

— Это вы о ком, капитан? О кучке говнюков, которым не по нраву тянуть настоящую армейскую лямку? Давайте, мудачье, поворачивайтесь!

Солдаты угрожающе повернулись к пилоту, но вызов был брошен капитану, и наступила его очередь. Ван Аренн улыбнулся про себя и направился к удивительно спокойному Мэдисону.

— Эй, — сказал он капитану, — вам-то уже точно известно, что лететь придется мне, а потому лапы свои не распускайте.

Все они знали, что ничья смерть не может остановить ход операции. Запущенная, она должна идти строго по графику.

Ван Аренн на мгновение задумался.

— Когда, ты сказал, мы вылетаем? Через два часа?

Мэдисон кивнул. На его лице отразился страх.

— Ну, тогда ты успеешь прийти в себя.

С этими словами капитан сунул руку в шорты пилота, сгреб то, что смог там нашарить, и сдавил с такой силой, что Мэдисон вскрикнул и задохнулся от боли. Жилы напряглись на его лице. Когда Ван Аренн ослабил хватку, Мэдисон соскользнул с погрузочного трапа и рухнул на землю, придерживая гудящую от боли мошонку. Солдаты одобрительно рассмеялись, а Сэди Гаррет хлопнула ладонью о ладонь капитана и сплюнула вниз на Мэдисона.

— Ладно, ребята, — сказал Ван Аренн строго. — Этот засранец свое получил, но он прав: самолет надо загрузить. Так что за работу, а если кто захочет поговорить, встретимся в казарме.

Глава 3

Лора довольно долго наблюдала за биосинтезом феромонов, когда часы просигналили ей, что пора забирать Эндрю из школы. Она отвезет его домой, напоит чаем и дождется прихода своей свекрови, Кэрол, которая останется с мальчиком на вечер. Дело в том, что каждый второй четверг Лора допоздна проводила в обществе трех старых школьных подруг. Предполагалось, что они собираются для игры в бридж, но до карт дело доходило редко: они предпочитали, попивая мартини, размышлять, с каким из совершенно неподходящих мужчин стоит познакомить партнершу по игре.

Сменив лабораторный халат на бежевый плащ, она поспешила к выходу и только за порогом заметила, что давно накрапывавший дождь усилился. Ей пришлось прикрыть голову несколькими рекламными проспектами и почти бежать к своему старому — семилетнего возраста — «Форду Мондео». Включив обогреватель, чтобы изгнать стоялый холодный воздух из салона, Лора какое-то время сидела неподвижно: медленный долгий выдох отмечал начало короткого промежутка времени, в течение которого она могла не думать о своей ответственности за кого-либо. Затем она завела двигатель и выехала на Хай-стрит.

Дождь затруднял движение, и вместо обычных десяти минут дорога до школы сына заняла четверть часа, да еще в уши назойливо лезло жалобное подвывание щеток, скребущих по ветровому стеклу. Поскольку она припозднилась, многие родители уже забрали своих чад, и Лора смогла припарковаться прямо у главных ворот. Отсюда хорошо просматривался просторный навес с кирпичными опорами, служивший местом сбора во время пожарных учений и игровой площадкой в сырую погоду. Там же обычно дети ожидали родителей, если было ветрено или шел дождь.

Вглядываясь сквозь покрытое каплями боковое окно, Лора убедилась, что навес пуст. Она вздохнула. Эндрю знал, что сегодня был тот самый вечер бриджа, а потому она старалась попасть домой как можно раньше, чтобы не пришлось красить губы и укладывать волосы в присутствии свекрови. В этом, как она чувствовала, было что-то неправильное, и Лора хотела избежать ощущения еще большей вины, прежде чем оставить сына на попечение бабушки, уйти и одурманить себя алкоголем.

Прождав минуть пять в машине, Лора взглянула на часы и решила идти на поиски Эндрю. Когда-то и она училась в этой школе и вскоре живо припомнила детали обстановки и даже запахи, окружавшие ее тридцать лет назад. Низко расположенные крючки для пальто, яркие рисунки, застоявшийся запах школьной еды вызвали волну ностальгии, которая заставила ее на мгновение позабыть, зачем она сюда пришла. Завернув за угол коридора, Лора оказалась перед открытой дверью ее старого класса и остановилась, не в силах противиться желанию заглянуть внутрь. Тысячи воспоминаний вкрадывались в мозг, она тонула в них, и в это время на плечо Лоры легла чья-то рука.

— Здравствуйте, госпожа Трент. Что Эндрю забыл на этот раз?

Это была мисс Холлидей, учительница, которая вела класс Эндрю.

— О… э… здравствуйте… — Лора никак не могла запомнить имена учителей. — Насколько я знаю, ничего. Но я не нашла его у ворот и подумала, что он где-то в школе.

Мисс Холлидей, средних лет женщина приятной полноты в жакете поверх свитерка одинаково тускло-земляного оттенка и с очками, устроившимися на мягкой полочке внушительной груди, выглядела несколько озадаченной.

— Очень странно. Я определенно видела, как он уходил после уроков. Мне даже пришлось сказать ему, что не следует так быстро бежать, поэтому я хорошо запомнила этот момент. — Одна и та же мысль промелькнула в головах Лоры и мисс Холлидей, и обе они постарались оттолкнуть ее. — Я уверена, он где-то здесь, но на всякий случай опрошу сотрудников, которые еще не разошлись. И мы осмотрим все помещения. Возможно, он в туалете или еще где-нибудь…

Лора улыбнулась. Пожалуй, для волнения пока не было оснований.

— Да, да, вполне возможно.

Начались поиски. Несколько учителей бросились на помощь Лоре и мисс Холлидей. Школа была небольшой, и участники поисков то и дело наталкивались друг на друга, забегая в одни и те же классы, туалеты, кладовки и другие служебные помещения. Завидев кого-нибудь их них, Лора неловко и благодарно улыбалась, и они устремлялись дальше. С каждой такой встречей Лоре казалось, что пространство вокруг нее сжимается. Она с надеждой смотрела в глаза этих людей, ожидая услышать наконец добрую весть о том, что ее сын нашелся. Но улыбки на их лицах таяли.

Хотя положение становилось тревожным, Лора отметала мысль о беде, которая неминуемо овладела бы ею, будь Эндрю совсем маленьким ребенком. Вместо этого она пыталась найти разумное объяснение случившемуся. Эндрю слишком большой мальчик, чтобы его мог увести незнакомец, поманив кульком леденцов, и достаточно разумный, чтобы знать, какие последствия его ожидают, если он не встретится с мамой в положенное время. На случай чего-то непредвиденного у него имелись номер ее мобильного телефона и монета в пятьдесят пенсов.

По истечении четверти часа мисс Холлидей стояла у входа в школьный актовый зал и останавливала каждого участника поисков, проходящего мимо. Последней к ней подошла Лора. Оглядев лица собравшихся учителей, она решила не задавать главный вопрос — из страха услышать ответ.

— Что будем делать? — проговорила она наконец.

— Прежде всего не следует терять голову, — сказала мисс Холлидей.

— Я далека от этой мысли. Просто хочу знать, каковы должны быть наши действия, чтобы уберечь Эндрю от опасности. — Неизбежное напряжение увеличивало темп ее речи с каждым произнесенным словом.

— Мы немедленно позвоним в полицию и поставим их в известность о случившемся, — сказала мисс Холлидей, силясь сочетать в своем голосе спокойствие с решимостью и мягкость с разумным хладнокровием. — Мы пошлем им по электронной почте одну из последних фотографий мальчика. А вам следует идти домой, чтобы мы или полиция знали, где вас найти. Оттуда вы сможете обзвонить друзей сына.

— Да, я так и сделаю, благодарю вас.

Взяв Лору за руку, мисс Холлидей заговорила мягким, но очень серьезным голосом:

— Нечто подобное случается у нас хотя бы раз в месяц. Проблемы такого рода нас все еще не оставляют.

Она перевела взгляд на стоявших рядом коллег, и те закивали в подтверждение ее слов.

— Все еще… — механически повторила Лора, рассеянно глядя на бледно-голубые, но отчетливо различимые вены на руке, державшей ее ладонь. — Простите, я… — Она разом попрощалась со всеми, быстро вышла из школы под усилившийся дождь и села в машину.

По дороге к дому она не давала себе воли погрузиться в мрачные мысли. Чтобы подавить жалость к самой себе и отогнать страшные картины, Лора начала вслух называть собственные действия, связанные с управлением автомобилем: «Перейти на вторую передачу… сбавить скорость у перекрестка… включить правый указатель поворота…» И все же, остановившись у светофора за три квартала до дома, она замолчала и закрыла лицо руками. Когда загорелся зеленый и два автомобиля позади нее стали вовсю сигналить, она еще какое-то время смотрела перед собой на бесформенные фигуры, нарисованные дождем на лобовом стекле, и только потом тронулась с места, как если бы ничего не произошло.

Она снова сосредоточилась на мысли, что Эндрю — смышленый и уверенный в себе мальчик, которой хорошо знает, что его отсутствие вызовет тревогу. Нечто подобное случилось пять лет назад, когда Лора потеряла сына на водном празднике в Лондоне, но малыш сумел найти распорядителей праздника и те связались с ней по телефону в считаные минуты. Ну и конечно же Эндрю не был настолько беспечным, чтобы, не найдя ее у входа в школу, самому отправиться домой. Она вспомнила, что как-то раз опоздала на целых полчаса и не могла позвонить учительнице, потому что на телефоне закончились деньги. И что же — Эндрю просто-напросто вернулся в школу и ждал ее там.

На сей раз действительно что-то пошло не так, но Лора не могла найти объяснения случившемуся: с одной стороны, решение упорно не желало открываться, а с другой — она отказывалась его искать. Все варианты казались настолько невероятными, что их перебор неизбежно возвращал ее в исходную точку полного непонимания — а именно это место в определенном смысле бывает самым удобным.

Лора остановилась у дома и почувствовала, что не в силах выйти из машины. Боковым зрением она видела, что свет в доме не горит, и зрелище темных окон заставило ее желудок сжаться в комок. Лишь мысль о том, что в любой момент может поступить звонок из полиции с какими-то новостями, заставила ее открыть дверцу автомобиля. С трудом преодолев считаные метры до крыльца, она остановилась, словно оказавшись на краю бездны. Ключ, к ее разочарованию, она нашла почти сразу, сунула его в замочную скважину и повернула. Дверь приоткрылась с тихим ноющим звуком. Сколько раз она просила Майкла смазать петли, а теперь ей была невыносима мысль о том, что дверь отворится в кромешной тишине.

В прихожей Лору приветствовал Крамбл, немолодой полосатый кот. Он потерся о ногу хозяйки, обернул хвост вокруг ее лодыжки, но она не обратила внимания на эту ласку. Не замечая нежного прикосновения и настойчивого мурлыканья, она устремила взгляд на лестницу и громко произнесла имя сына.

Ответа не последовало.

Она вошла в его комнату. Никого. Она позвала его еще и еще, обошла остальные пять комнат, но все они были пусты. Если не принимать в расчет ее голоса, в доме царила мертвая тишина. Только теперь она почувствовала, как ужас заполняет ее мозг, лишая возможности о чем-либо думать.

Лора обзвонила друзей Эндрю. Она услышала семь лишенных тени сомнения «нет», и с каждым таким ответом очередной слабый огонек надежды гас, оставляя ее в сгущающемся мраке. Она вспомнила, какой одинокой почувствовала себя, когда пять лет назад начальник Майкла позвонил ей и сообщил, что ее муж погиб при обрушении строительных лесов. Лору словно лишили частицы самое себя, вынули сердце, и с тех пор она постоянно пребывала в ощущении, что эта часть уже никогда к ней не вернется.

Зазвонил телефон. Это была мисс Холлидей. Учительница спросила, нет ли у Лоры каких-либо новых сведений, и выслушала отрицательный ответ. Затем в трубке поселилась ранящая тишина, означающая только одно: слова ободрения исчерпаны. Мисс Холлидей сказала, что свяжется с Лорой, если что-нибудь узнает, и попросила ее сделать то же самое. Потом она повесила трубку, и звенящая пустота вернулась в дом.

Через десять минут в дверь постучали. В такое время это могло быть связано только с новостями о сыне. Лора вскочила на ноги, и в ее мозгу тут же пронеслась мысль: с какой радостью и любовью она устроит ему головомойку. В то же время какая-то другая часть сознания отмечала, что звук был резче и настойчивей, чем обычный стук Эндрю. Увидев сквозь матовое стекло двери фигуру человека, она тут же окончательно поняла, что это не сын, и вспыхнувшая было радость погасла так же быстро, как родилась.

— Здравствуйте, Кэрол, — сказала Лора ровным голосом, глядя на мокрые следы, которые оставляла на коврике свекровь.

— Здравствуй, Лора.

Повисла пауза — она не находила, что сказать.

— Ты не впустишь меня?

— Кэрол, Эндрю нет дома. Его не было в школе, когда я за ним приехала. И никто не знает, где он сейчас.

— Боже мой! Ты уверена? Ах, что я такое говорю. Приготовлю тебе чашку чаю, и будем ждать его вместе. Мальчик наверняка попал в беду, и…

— Вам надо возвращаться домой. — Кэрол задели эти слова. — Он может прийти к вам или позвонить, — закончила Лора свою мысль.

— Ну конечно. Что-то я хотела сказать? Ах да, будем на связи. — Уже за дверью она обернулась. — Не волнуйся так, он вот-вот объявится, поверь мне. — Кэрол сделала ободряющий жест, но Лора его не увидела. Она уже закрыла дверь и возвращалась в гостиную — сидеть возле телефона, отдавшись тревожным мыслям.

Следующим звуком, нарушившим тишину, стал звонок из полиции.

— Это доктор Лорна Трент? — Голос был немолодой и хриплый.

— Да, это Лора Трент.

— Простите?

— Вы говорите с Лорой Трент.

— У меня тут написано «Лорна».

— Могу предположить, что, если вы звоните некой Лорне Трент по этому номеру, а вместо Лорны вам отвечает Лора и при этом тоже Трент, то не исключена вероятность небольшой ошибки в записи имени.

— Так вы — Лора Трент?

— Именно. К вашим услугам.

— Я звоню из полиции. К нам поступило заявление о пропаже вашего сына Эндрю. Это так?

— Да, да, — быстро ответила Лора, вся в ожидании.

— Пока у нас нет новостей. Мы располагаем фотографией мальчика, и несколько наших сотрудников получили задание…

Лора больше не слушала. Грубый голос полицейского звучал все глуше, и она снова погрузилась во мрак. Они хотели узнать, не нашелся ли уже Эндрю, потому что обычно на этой стадии поисков так и случается. Тем труднее для Лоры было сказать им правду. Она чувствовала свое поражение, свою принадлежность к несчастливому меньшинству, которому не дано вернуть дитя в считаные минуты после исчезновения. И это ощущение только усиливало боль. Она сообщила полицейскому дополнительные подробности о сыне и перечислила места, где он мог бы оказаться. Тот, в свою очередь, сказал, что они заглянут туда, сделают все возможное, будут держать ее в курсе дела, и все это подняло ее дух на одну десятую процента.

— …мы вам позвоним, если что-то прояснится.

— Да, благодарю вас.

Лора подумала, не задать ли еще несколько вопросов, просто чтобы слышать голос в трубке и не дать вернуться в дом этой безнадежной тишине, но она была слишком подавлена для такого пусть и бессмысленного действия, и к тому же съежившееся до крохотных размеров здравомыслие шептало ей, что следует освободить линию для возможного звонка Эндрю.

Стрелки показывали девять часов, никаких сведений о ее мальчике не появилось, и Лора заплакала. Возможные варианты случившегося наконец нашли дорогу в ее сознание и вызвали соответствующую реакцию. Все простые объяснения испарились одно за другим — осталось тяжелое чувство неизбежного. Лора опустилась на ступеньку лестницы, глядя на фотографию улыбающегося Эндрю в футбольной форме, и дала волю слезам.

В это время в дверь снова постучали.

Глава 4

Погрузку закончили за три часа. Когда все ящики заняли отведенные им места, свободное пространство самолета ужалось вдвое — там должны были разместиться люди. Пока же они наслаждались свободой, лежа на травке в рубахах и брюках цвета хаки, заметно потемневших за время работы.

— Отлично, — сказал Ван Аренн. — А теперь всем принять душ. Мы проведем в этой железной коробке сорок восемь часов, после чего придется еще повкалывать. Так что помойтесь, а то от вас смердит. Вылет в двадцать два ноль ноль.

Пока солдаты собирали свои приспособления для погрузки и неторопливо шли к белому зданию, капитан направился к Гаррет. Для остальных это по обыкновению послужило сигналом позубоскалить на тему, чем и как парочка займется и до чего ж Гаррет сейчас грязная и потная. Однако истина заключалась в другом.

Сэди Гаррет выросла в трейлере неподалеку от Барвика, штат Луизиана. Красивая девочка с темными блестящими волосами и налитой чувственной фигурой, она притягивала к себе окрестных хулиганов и рано пристрастилась к выпивке. В тринадцать она не обходилась без ежедневной бутылки «Сиско»[6] и двух пачек ментоловых сигарет. В шестнадцать Сэди подсела на оксиконтин,[7] и у нее начались нелады с законом. Ее поймали, когда она вылезала из какого-то трейлера, пытаясь протиснуться через окошко душа с мешком украденного барахла, но отец заключил сделку с шерифом, согласно которой девушка избегнет тюрьмы, если взамен отправится на вербовочный пункт и покажется ему на глаза только в военной форме. Такая развязка устроила всех: Сэди пришлись по вкусу дисциплина и распорядок армейской жизни, ей нравилось стрелять и даже — чего она сама не ожидала — принимать душ в обществе других женщин.

Ван Аренн был родом из Фаунтейн-Хилла, штат Арканзас, поселка с двумя сотнями жителей и вдвое большим числом коров. В четырнадцать он в очередной раз дотащил пьяного в дым папашу до крыльца, оставил его там и больше домой не возвращался. Года два он колесил по Югу, кормясь случайными заработками, заполучить которые ему помогали густые белокурые волосы и наглые глаза. Он был достаточно привлекателен, чтобы средних лет мужчины с определенными склонностями охотно расставались с десяткой ради удовольствия видеть его рядом. Юноша понимал значение такого интереса, не видел в нем ничего дурного для себя и, оказавшись на мели, мог вернуться к одному из таких работодателей, пополнить наличность, стащить какую-нибудь мелочь и отправиться дальше.

В шестнадцать он уже пил не меньше своего отца. Как-то раз в Миссисипи, в придорожном заведении, какой-то толстяк стал выговаривать ему за оборванный вид и дурной запах. Ван Аренн огрызнулся, и, когда дело уже шло к стычке, из-за столика в темном углу поднялся невысокий человек, спокойно подошел к ним и сказал толстяку, что негоже драться с теми, кто вдвое тебя меньше. Услышав в ответ: «Пошел ты в жопу!», мужчина хладнокровно сломал ему нос и кисть и с прежним спокойствием вернулся к своему столику, пока изувеченный толстяк, стоя на коленях, корчился и вопил от боли. На мужчине была форма морского пехотинца, и это произвело потрясающее впечатление на Ван Аренна. Уже через три дня он обзавелся фальшивыми документами и собственной формой.

Получается, Ван Аренн и Гаррет знали друг друга еще до того, как встретились. Они принадлежали к не слишком привилегированному клубу никому не нужных юнцов, в конце концов попавших на военную службу. Таких находилось немало, но эти оба были с Юга, и им нравилось слушать знакомую с детства манеру речи друг друга, медлительную и ритмичную. А когда они узнали, что в какой-то момент их обоих с позором уволили из морской пехоты по одной и той же причине, связь Ван Аренна и Гаррет стала еще крепче.

Они оба самовольно оставили часть, чтобы в последний раз повидать своих отцов. После многолетнего употребления дешевого виски печень Тайлера Ван Аренна наконец не выдержала. Как раз в это время его сын готовился к смотру по случаю прибытия австралийского посла, но это не смогло удержать офицера от желания проститься с умирающим родителем. Отец Гаррет лежал четыре дня в коме, после того как в его автомобиль врезался джип с компанией обкуренных парней. Узнав об этом, Гаррет покинула свой лагерь в Пендлетоне: доставив в административный корпус принтер, она просто выехала с территории, дважды останавливалась для заправки и в последний момент все же успела в больницу, чтобы сказать отцу, как она его любит.

При обычных обстоятельствах за такой проступок они не подлежали увольнению. Корпус морской пехоты предпочитал прибегать к гауптвахте, чтобы не терять прекрасных бойцов, на подготовку которых ушло немало времени. Однако в данном случае Пентагон остро нуждался в людях для БРЭВИСа, и эти двое молодых сирот с безупречными во всех прочих отношениях послужными списками были идеальными кандидатами.

В 21 час 59 минут все пятеро солдат сидели на своих местах и пытались найти позу поудобнее, чтобы немного поспать в полете. Ровно через минуту Мэдисон задраил люки самолета и проверил приборы перед взлетом. Он не мог понять, что у него болит сильнее — яйца или искусанная муравьями задница, поскольку по милости Ван Аренна рухнул он прямехонько на муравейник. Последние часы он не переставал яростно чесать ягодицы и с тоской думал о долгом и на сей раз лишенном удобства полете, который его ожидал.

Этот тип самолета был выбран благодаря его грузоподъемности в сочетании со способностью к быстрому взлету по крутой траектории с короткой полосы. Однако данная машина к тому же была специально доработана с учетом требований БРЭВИСа: для транспортировки живых образцов в грузовом отсеке предусматривались зоны с регулируемой температурой, модернизированные двигатели позволили увеличить максимальную скорость с 583 до 792 километров в час, а емкость топливных баков обеспечивала дальность полета более 13 тысяч километров без дозаправки. Скорость и надежность самолета были особенно важны в свете того обстоятельства, что солдаты были вынуждены проводить на борту весьма долгое время.

Двигатели ожили, и вскоре их звук стал оглушительным, ознаменовав начало наименее приятной части полета. После выхода на расчетный режим рев утихнет, и, достигнув места назначения, люди будут в состоянии приступить к работе. А до той поры им предстояло терпеть, пока Мэдисон пытался управлять самолетом одной рукой и при этом чесаться другой.

Глава 5

— Кто там? — спросила Лора через закрытую дверь. Она стояла в нескольких метрах от нее и видела только две крупные фигуры, которые почти полностью загораживали свет, проникающий через стекло.

К ее удивлению, ответ прозвучал с американским произношением:

— Доктор Трент? Это доктор Лора Трент?

— Да, это я, — ответила Лора нерешительно.

— Нам надо поговорить с вами. Речь идет об Эндрю.

Лора тут же открыла дверь и в тусклом свете дверного проема увидела двух высоких мужчин в мокрых черных плащах и черных же армейских ботинках.

— Вы можете предъявить свои документы? — спросила Лора.

Они немедленно извлекли из внутренних карманов одинаковые черные и довольно пухлые бумажники, открыли их и показали Лоре пластиковые карточки с фотографиями. Рядом со снимками красовались печати с изображением распростертых орлиных крыльев. Сверху шла надпись, которая встревожила Лору и повергла в недоумение: «Вооруженные Силы Соединенных Штатов Америки».

— Армия США? Какое отношение вы можете иметь к моему сыну?

— Нам будет легче все объяснить, если вы позволите войти.

Охваченная дурным предчувствием, Лора тем не менее понимала: только впустив этих двоих в дом, она сможет узнать что-то об Эндрю. Отступив назад, она открыла дверь настежь и жестом предложила им пройти в гостиную. Лора отдавала себе отчет, насколько необычной, даже абсурдной становится ситуация, но ведь она слышала магические слова: «Речь идет об Эндрю» — и в эту минуту была готова впустить в дом кого угодно, лишь бы эти слова не оказались пустыми.

Лицо старшего из посетителей казалось вырезанным из дуба. Сорока с небольшим лет, подтянутый, карие глаза, вызывающие в памяти медвежонка из мультфильма, смотрят дружелюбно, а довольно густая проседь в темных волосах дает понять, что этот человек немало пережил.

Второй мужчина, высокий широкоплечий афроамериканец со светлым оттенком кожи и гладкими чертами широкого лица, выглядел лет на тридцать. Его голова, напоминавшая коричневый купол, была чисто выбрита, и он казался обескураживающе совершенным, безупречным, как увеличенная копия игрушечного солдатика, а не живой человек.

Они последовали за Лорой в гостиную и расположились на диване, который едва смог вместить двух мужчин такой комплекции.

Первым заговорил старший.

— Доктор Трент, я — майор Карл Уэбстер, а рядом со мной лейтенант Джеффри Картер. Позвольте мне сразу же перейти к делу. Нам известно местонахождение вашего сына, и мы хотим, чтобы вы как можно скорее воссоединились с ним.

Лора смотрела на майора Уэбстера взглядом, в котором невероятным образом сочетались потрясение, гнев и чувство облегчения.

— Вы знаете, где мой сын?

— Знаю, доктор Трент.

— Вы действительно знаете, где мой сын?

— Видите ли, сегодня в шестнадцать ноль-ноль мы с лейтенантом убедили…

— Так где, черт возьми, мой сын!?

— …Эндрю последовать за нами… э-э-э… нарушив привычный для него распорядок дня…

— ГДЕ, МАТЬ ВАШУ, МОЙ СЫН?!

Картер встал и протянул руку в сторону Лоры, как бы убеждая ее не волноваться.

— Доктор Трент, мы просим вас не терять спокойствия и…

Стоило лейтенанту коснуться ее предплечья, как Лора резким движением сбросила его руку.

— Не смейте дотрагиваться до меня. Какого черта вы творите? — Картер отстранился и посмотрел на Уэбстера. — Я повторяю вопрос: куда вы дели моего сына?

— Все не так просто… — вкрадчиво начал Уэбстер.

— В таком случае я звоню в полицию.

Лора сняла трубку и набрала первую цифру.

— Я бы на вашем месте этого не делал, — сказал Уэбстер, слегка повысив голос. — Как ни жаль, но наш арест ни на миг не ускорит вашу встречу с Эндрю.

Лора прекратила набирать номер, закрыла глаза и постаралась справиться со своим гневом. Телефонная трубка дрожала в стальных тисках, костяшки пальцев побелели, кисть свободной руки сжалась в кулак с такой силой, что ногти впились в ладонь. Она понимала, что Уэбстер прав, но не могла найти выхода своей ярости.

— Мать вашу! — не выдержала Лора. — Что я должна сделать, чтобы увидеть сына? — Каждое ее слово протискивалось из гортани с огромным напряжением.

— Вам просто нужно пойти с нами, — ответил Уэбстер примирительным тоном. Картер не поднимал глаз. Склонив голову, он усердно изучал пейслийский узор[8] потертого ковра у себя под ногами.

Лора в отчаянии металась по комнате.

— Но зачем? Зачем вам это? Чего вы от меня хотите?

— Видите ли, доктор Трент, сейчас я не имею права обрисовать вам сложившуюся ситуацию в подробностях. Согласно полученным мною указаниям, я просто должен просить вас отправиться с нами как можно скорее. Прочее в настоящее время не подлежит разглашению. Все это очень важно для нас и не терпит отлагательства.

Лора зажмурилась с такой силой, что заныли щеки. В висках нарастала пульсирующая боль. Наконец она открыла глаза и подняла их к потолку, подыскивая слова.

— Вам самим-то не стыдно того, что вы творите? Ужас, который я испытала… тревога… все из-за вас. Какая мерзость — украсть невинного ребенка, чтобы заставить меня…

И тут ярость застыла на ее лице: Лора все поняла.

— Стойте! «Не терпит отлагательства…» — Она медленно перевела взгляд на американцев. — Так значит, вы — его люди.

Офицеры старались скрыть овладевшую ими тревогу.

— Как его звали… Бишоп? Тот мерзавец, что был у меня сегодня? Еще один сукин сын с американским произношением. Так вы с ним заодно, парочка засранцев? Вы пришли по тому же делу, мать вашу? Я права?

Мужчины по-прежнему сохраняли невозмутимость.

— Вы похитили Эндрю, чтобы заставить меня поехать в вашу гребаную лабораторию в Венесуэле, так ведь? — Лора едва не расхохоталась, так нелепо звучали ее слова. — Вы, три законченных негодяя, три куска дерьма, как вас земля носит? На какую низость способны люди! Да если вы хоть пальцем тронули моего сына…

— Нет, нет, ничего подобного и быть не могло! Удостоверение офицера американской армии для большинства людей выглядит очень убедительно — спасибо за это нашим фильмам. Мы просто объяснили Эндрю, что вы выполняете для нас кое-какую секретную работу, а потому ему следует пойти с нами, и мы отведем его к вам. — Майор Уэбстер закончил, умерив голос: — Заметьте, здесь нет значительного отклонения от истины — просто небольшое изменение последовательности событий.

— Послушайте! Я хочу видеть сына. Сначала приведите его сюда, а потом я скажу вам, соглашусь ли сделать то, чего вы от меня хотите.

— Э-э-э… Боюсь, доктор Трент, все не так просто. Вы должны пойти с нами сейчас же. Сына вы встретите очень скоро, но сначала вам придется пойти с нами, таковы условия. Мы направимся прямо к нему, просто сделаем небольшой крюк. Даю вам честное слово.

Лора взглянула на Уэбстера, но тот отвел глаза.

— И я должна вам верить? Двум негодяям, которые украли у меня сына, единственное, что у меня осталось в целом мире?

Уэбстер все же поднял голову и встретил взгляд блестящих серо-зеленых глаз Лоры. Потом кивнул. Ему было явно не по себе.

Лора поднялась.

— Хорошо. Если нет выхода, я это сделаю. — Она с отвращением покачала головой. — Только оставлю еду для кота.

— Оставьте побольше, — посоветовал Уэбстер.

Глава 6

В предгорьях Гиндукуша сгущались сумерки. Фейсал Хайям гнал своих коз вверх по склону. Здесь, к югу от главного хребта, значительную часть неба заслоняли зубья красно-коричневых гор и ночная тьма падала раньше, скрадывая обломки скал и впадины.

Фейсал поднял взгляд на исчезающее за горами солнце, потом посмотрел на запад. В это время он обычно уже возвращался домой, где его ожидала скудная похлебка и отдых под тощим одеялом, но сегодня послеполуденная песчаная буря и поиски потерявшейся козы стали причиной задержки. Вернуться в деревню засветло он уже не успеет. Найти козу следовало непременно, не то отец втиснет свои толстые волосатые пальцы в дешевые золотые кольца и без лишних слов объяснит сыну, насколько ценным имуществом был принадлежавший семье скот. Правда, Фейсал знал, что, вернись он домой с целехоньким стадом, отец все равно найдет дюжину причин его наказать. Так что ночевка в горах становилась для него не таким уж редким событием.

О наступающей ночи напоминал и пронзительный ветер. Днем горячие сухие порывы больно жгли лицо, а к вечеру сильная холодная струя пробиралась сквозь залатанное тряпье и стискивала кости ледяными пальцами мертвеца.

Хотя пространство вокруг казалось одинаково безжизненным, Фейсал знал, что ищет: выступающий утес, обозначающий западную оконечность Фардинских пещер. Эти пещеры занимали несколько квадратных километров, но Фейсал пользовался ими довольно часто и знал, какие из них могут вместить его стадо.

Поднимаясь все выше и гоня перед собой коз, он преодолел последнюю полосу обнаженной породы. Сквозь завывание ветра доносились глухое позвякивание колокольчиков, стук копыт и редкое блеяние.

Впереди обозначилось темное пятно пещеры на краю гребня. Хотя пещера казалась незнакомой, вход был довольно широким, что дало Фейсалу повод считать ее достаточно просторной. Да и в столь поздний час не приходилось быть слишком придирчивым.

Фейсал пробился вперед, чтобы пересчитать проходящих мимо коз. Каждая следующая цифра приближала его мечту об отдыхе среди теплых тел, а когда его миновали несколько последних животных, он с радостью убедился, что ни одна коза не пропала. Самую последнюю Фейсал наградил поощряющим шлепком, но с удивлением обнаружил, что она не двинулась с места. Бросив взгляд вперед, он увидел, что козы остановились в двух-трех метрах от пещеры. Следовало узнать, в чем дело, но на узкой тропе он не мог протиснуться ближе ко входу, не сбросив какую-нибудь козу. Животные вволю наелись и напились, характерный запах, стоявший в воздухе, говорил о том, что они успели облегчиться, разве что какая-то болезнь… Внезапно крупный козел, стоявший у входа в пещеру, издал долгий пронзительный вопль, от которого по спине Фейсала прошла дрожь. Подобный тревожной сирене, этот звук погнал животных обратно по той же тропе. Они сбили Фейсала с ног, и он ощутил на спине удары сотни козьих копыт.

Боль была довольно сильной, но теперь перед ним к тому же встала невыполнимая задача — догнать и собрать свое стадо в кромешной тьме. Ободранная до крови спина саднила, Фейсал выкрикивал проклятья. Конечно, может оказаться, что на следующее утро он их всех отыщет внизу, на пологом склоне, где они будут мирно щипать траву… А что, если не найдет? Он тут же вспомнил о кольцах отца и следах, которые они оставляют на спине. Ну можно ли представить себе худшее завершение дня для двенадцатилетнего козопаса?

При мутном свете луны Фейсал попробовал разглядеть, не собрались ли его козы где-нибудь поблизости ниже по склону. Он различил какой-то неясный промельк среди теней, но не успел понять, что это было. Он напряг слух — не донесутся ли звуки колокольчиков, но слышал только вой ветра, который менял тон, отражаясь от гор и проносясь по ложбинам. Фейсал поднял с земли свой мешок, выругался вслух, и решил, что сейчас искать стадо не имеет смысла. Следовало немного поспать, а поисками заняться на рассвете.

Только подходя к мрачному, ощерившемуся острыми камнями входу в пещеру, Фейсал понял, насколько уверенней он чувствовал себя со своим стадом. На этот раз рядом не билось другое сердце — пусть всего лишь козы, — и ночь казалась еще темней и холодней. Он обернул куфию туже вокруг шеи и постарался убедить себя, что настойчивый вой ветра — это всего лишь движение холодного воздуха.

Однако с каждым шагом в открывшуюся перед ним пустоту Фейсал видел все меньше, но зато слышал все больше, и скоро его внимание целиком сосредоточилось на этом звуке. Ветер завывал громче, ровный шум становился басовитее, менял тембр, переходил в хрипловатый гул, почти рычанье.

Неужели это просто ветер? Если нет, то чем еще это могло быть? На шакала или рысь не похоже. Звук длился и длился, как будто тот, кто его издавал, не делал пауз для вдоха.

Фейсал подумал, что никогда не проходил все пещеры насквозь, а ведь этот шум может издавать проточная вода, просто поток звучит здесь на свой лад. В таком случае есть смысл идти дальше: он не только устал, но и хотел пить, и, перед тем как лечь спать, было бы неплохо освежиться глотком из горного источника.

В это время характер звука изменился, и Фейсал понял, что ни ветер, ни вода не могут быть его причиной. Гул стал выше и назойливей и обрел сходство с монотонным ритмичным вокализом, заполнившим все пространство пещеры. Фейсал ощутил безотчетный ужас, который только усилился, когда к этому гулу примешался еще один звук — хруст яичной скорлупы под босыми ногами. Раздавив хрупкую корку, подошва с хлюпаньем погружалась в густую жижу, которая на ощупь напоминала теплый соус чили. Просочившись между пальцами, она покрывала стопы и тонкие лодыжки Фейсала. Он замер на месте, словно парализованный, не успев переставить отставшую на полшага левую ногу. Фейсалу вдруг открылось, что означает эта жижа: недавно здесь кто-то умер.

Страх сковал ему шею, и он не мог нагнуть голову и посмотреть вниз. Нет, это не трупы птиц или грызунов, хотя размер был близок. Тельца под ногами казались слишком легкими, и он не чувствовал меха или перьев — там было что-то более гладкое.

Фейсал хотел пошевелиться, но завораживающий звук лишил его всех других ощущений. Наконец ему удалось чуть-чуть наклонить шею вперед, взглянуть под ноги и что-то различить в призрачном и тусклом лунном свете. То, по чему он ступал, было и впрямь гладким и при этом округлым с широкими чередующимися полосами — темными и светлыми.

Шум стал еще громче и злее. Оглушительный гул, казалось, обрел определенную цель. Все существо Фейсала, каждая его частица, отзывалась на него, призывая остановиться, не слушать, убраться отсюда, так и не разгадав, что это такое. Наконец далекое блеяние, похожее на плач ребенка, вывело его из оцепенения. Он понял, что должен уходить.

Но не сразу.

Он различал только тени, которые тщетно силились обрести четкие очертания в этом мраке, а потому все не мог понять, сколько их и как близко к ним он подошел. Понимание пришло слишком поздно. Серое пятно устремилось к нему в сопровождении того же звука, погрузив Фейсала в прежнюю оторопь. И тут что-то с легким шуршанием коснулось его левой щеки.

Затем оно село. Нечто весом с воробья опустилось ему на спину, но в кожу вонзились острые когти не двух, а шести лапок. Фейсал попытался рукой дотянуться до этого места, но тут явилась другая боль — словно тонкий осколок стекла проник глубоко в лопатку.

И все исчезло.

Фейсал уже не чувствовал, как у него подогнулись ноги и колени ударились о каменный пол. Не ощущал легкого ветерка от крыльев все новых и новых летучих существ, покрывших его лицо и тело. Не ведал, что жвала, впившиеся в его плоть, рвали теплые сочащиеся кровью куски мяса и отправляли их в глотки.

Лишенный возможности ощущать, он все еще мог видеть, и последним, что представилось его взору, были темные треугольники осиных глаз, ищущих его, Фейсала, глаза. Вот, нашли, проанализировали информацию, определили направление — и жесткие челюсти, расположенные под ними, уже вгрызлись в глазницу, добираясь до мягкого шарика влажной ткани. Теперь остался один глаз, но не надолго: за него уже дрались две осы, и через мгновение он превратился в красно-белое месиво, а соперницы вовсю работали жвалами и поспешно отправляли в разверстые ненасытные пасти очередные порции поживы.

Теперь Фейсал уже ничего не чувствовал и ничего не видел. Это был труп, который трясся и дергался, пока осы обдирали мясо с костей. Потом остались только кости.

Глава 7

В какой именно момент военная карьера Карла Уэбстера сделала крутой поворот от пистолетов, автоматов и танков, занимавших его детские мечты, к похищению маленьких детей и шантажу их родителей, он не мог припомнить, однако эта перемена вызвала у него самого глубокое отвращение, преодолеть которое майору так и не удалось. Эндрю стал первым таким ребенком с начала 1999 года, и он успел почти забыть свои ощущения, но тогда все обстояло иначе — то был безрассудный, наивный, романтический шаг ради некой благой цели. На это раз они с Картером молили Бога, чтобы Бишоп не позвонил, но когда его номер определился на телефоне Уэбстера, он почувствовал, что к горлу подступает дурнота: звонок означал переход к плану «Б».

В зеркало заднего вида он наблюдал за Лорой, которая, безвольно понурившись, смотрела в боковое окно остановившимся взглядом. Слишком много мыслей роилось в ее голове, чтобы она могла сосредоточиться хотя бы на одной. Такая реакция была знакома майору и не вызывала его удивления.

Все прошло как обычно: Лора сообщила тем, кто знал об исчезновении Эндрю, что мальчик жив и здоров и вернулся домой поздно, потому что навещал могилу покойного отца. Ему не хватило денег на обратный билет и пришлось идти пешком несколько километров, он сбился с пути и очень расстроился, но он думал, что его мама знала, куда он поехал. В этой истории были неувязки и прорехи, в которые легко бы проехал джип Уэбстера, но Лору слушали утомленные переживаниями и поисками люди, они испытали облегчение и предпочли все вопросы отложить до завтрашнего дня. Кроме того, Лора сказала, что они с Эндрю решили немного отдохнуть и она свяжется со всеми по возвращении. Подобное поведение тоже было не в ее духе, но к тому времени, когда действия Лоры вызовут вопросы, она окажется вне досягаемости и не сможет на них ответить.

Дороги на их маршруте становились все уже и ухабистей, и наконец внедорожнику майора пришлось пустить в ход все свои возможности для продвижения по крутому вязкому проселку, стиснутому подошедшими к самой колее березами. Еще через пять минут автомобиль резко остановился. В сгустившейся тьме Лора различила широкую бетонную полосу, уходившую в сумрак. Рядом с ней стояла хибара под железной кровлей. Там Уэбстер и припарковал машину.

Глядя через другие окна, Лора пыталась понять, что это за место и зачем они сюда приехали, но прежде чем она успела сделать какой-нибудь вывод, яркий свет залил центр бетонной полосы и в ушах Лоры раздался безошибочно узнаваемый звук идущего на посадку самолета.

Первой ее мыслью было, что она просто находится в небольшом местном аэропорту, но когда рев стал до того громким, что у нее заболели уши, Лора вдруг поняла, за кем прилетел самолет. Машина коснулась земли в дальнем конце полосы и стала выруливать по направлению к ним.

Самолет остановился точно перед их машиной. Под скрежет металла по бетону в двух метрах от переднего бампера опустился грузовой трап, и майор Уэбстер просто-напросто въехал по черному стальному пандусу в хвостовой отсек «Спартана». Не успел он затормозить, как трап стал подниматься и самолет, не выключая двигателей, вырулил к противоположному концу взлетной полосы. Там Мэдисон развернул огромную машину, и через несколько секунд она вновь была в воздухе, оставив позади цепочку сигнальных огней.

Когда они набрали высоту, Лора вслед за Уэбстером и Картером вышла из машины. Интерьер самолета был ей совершенно незнаком. Стены выкрашены в грязно-белый цвет, потолок в металлических ребрах, в боковых нишах — сетки и устройства крепления груза. В дальнем конце сложены друг на друга большие ящики, узкий проход между ними ведет к кабине пилота. За ящиками видны ряды кресел, как в пассажирском самолете. Первоначальное внутреннее устройство «Спартана» предусматривало простые скамьи вдоль обоих бортов, но сопровождавшие груз люди испытывали большие неудобства, изнемогали от усталости, мучились судорогами, и тогда Уэбстер настоял на том, чтобы обеспечить команду большим комфортом.

Лора с сожалением заметила, что пять из десяти кресел были заняты солдатами. Глядя на их камуфляжное одеяние, не позволявшее распознать кто есть кто, она тщетно пыталась представить себе более или менее благополучную ситуацию, в которой принимают участие семеро военных и самолет. В задней части отсека стояло отдельное кресло, она опустилась в него и приняла ту же позу, в которой сидела ранее в джипе — ссутулившись и глядя в окно, в черную пустоту.

Никто в самолете не обратил на нее внимания — просто скользнули взглядом, когда повернулись в сторону вновь прибывших, чтобы поприветствовать Уэбстера и Картера. К удивлению Лоры, по крайней мере двое из военных оказались женщинами, хотя отличить их от мужчин при тусклом свете люминесцентных ламп было нелегко: в огромных наушниках они выглядели одинаково. Все ее мысли по-прежнему занимал Эндрю, но разум и чувства Лоры испытывали настолько сильную перегрузку, что ей казалось, будто она с головой ушла под воду и силится выбраться на поверхность.

Через час Лора все еще не имела ни малейшего представления, где они находятся. Даже если бы она сосредоточилась в момент взлета, ночной полет без каких-либо средств ориентации в ее распоряжении означал для Лоры только одно: они могут быть где угодно в радиусе часового полета от Норфолка — над Францией, или Данией, или Ирландией. Или просто над Атлантическим океаном.

На исходе второго часа звук двигателей стал потише и полет замедлился. Похоже, самолет шел на посадку, и Лора посмотрела в иллюминатор, пытаясь ухватить хоть какой-нибудь признак, позволяющий сделать вывод, куда же они прилетели и где держат ее сына. Она представляла себе грустное лицо Эндрю, запертого в камере на территории американской авиабазы, расположенной посреди пустыни.

Лора могла видеть только небольшое пространство, и то, что предстало ее глазам, не слишком отличалось от аэродрома, с которого они взлетали. Какой-то человек на земле приладил к самолету топливный шланг, через десять минут отсоединил его, и вот машина вновь в воздухе.

Черт возьми! Когда же она увидит Эндрю? Майор Уэбстер повернулся к ней, перехватил ее взгляд и постарался ободряюще улыбнуться. На лице Лоры отразилось презрение, и майор решил, что ему следует приложить больше усилий. Он занял место в ряду перед ее креслом.

Прикрыв рот рукой, чтобы никто, кроме Лоры, его не мог слышать, Уэбстер сказал:

— Сожалею, но должен повторить: вам следует нам верить. Мы сделаем еще одну остановку на пути к месту назначения, и я хочу вас предупредить уже сейчас: Эндрю там нет. Мы бы отправили вас прямо в Венесуэлу, но так случилось, что необходимость прибегнуть к вашим услугам совпала по времени с одной из наших операций, и поэтому у нас не оказалось в наличии людей, чтобы сопроводить вас в БРЭВИС. Так что вам придется быть с нами во время этой операции, которая займет около часа, после чего нас ждет двенадцатичасовой полет к тому месту, где находится Эндрю. Надеюсь, я поступил правильно, введя вас в курс дела. Вы согласны?

Лора кивнула, давая ему понять, что хочет остаться одна, и снова повернулась к иллюминатору.

Глава 8

Через восемь часов полета у Лоры болело все тело. Креслам было далеко даже до экономкласса, и она не переставала менять позу и крутиться на тонких поролоновых сиденьях, чтобы хоть как-то размять онемевшие ягодицы. Один из солдат принес ей отталкивающего вида еду: кусок пирога с кремовой начинкой и два черствых сэндвича, заворачивающихся по краям подобно негодному линолеуму. Предполагалось, что они с курицей, но место куриного мяса занимала тошнотворного вида темно-желтая кашица. Остальные беззаботно тянули коку — напиток, который Лора терпеть не могла, а потому ей дали минеральную воду. В прошлом она, возможно, была прохладной и газированной, но к этому времени обрела вкус влаги, которую извлекли из ванны страдающего метеоризмом пенсионера.

Шум двигателей снова стал тише, и неприятное ощущение в желудке дало Лоре понять, что машина теряет высоту. Означало ли это очередную дозаправку? Она сразу же поняла, что это предположение неверно. На сей раз солдаты проявляли значительно большую активность. Они возились с замками и лямками своего обмундирования и оборудования, явно к чему-то готовясь.

Под покровом темноты самолет в очередной раз снижался к посадочной полосе в какой-то удаленной местности. В иллюминатор Лора не могла разглядеть ничего, кроме совершенно плоской равнины.

Солдаты собрали снаряжение, свалили его на бетон и приступили к разгрузке. Уэбстер сделал знак Лоре.

— Мы пересаживаемся, — сказал он. — Следующая посадка станет последней, но условия местности требуют использовать вертолет.

— А где мы находимся? — спросила Лора.

— Не могу этого сказать. Но вам придется надеть это. — Майор протянул ей темно-зеленую армейскую куртку. — Ночи в пустыне холодные.

Они спустились по небольшому трапу и подошли к площадке, где стоял готовый к вылету «Чинук Си-Эйч-47».[9] Для ускорения процесса двое солдат перемещали самые тяжелые ящики с помощью вилочных электрокаров, прочее оборудование грузили вручную.

Через полчаса все уже сидели на своих местах. Мэдисон включил зажигание, и тишина мгновенно сменилась оглушительным ревом — лопасти вертолетных винтов пришли в движение.

Лора оказалась в вертолете впервые в жизни, и этот полет — бреющий, над самой равниной, сменившийся резким подъемом и прыжком через горы, — стал очередным пренеприятным ударом по всем ее чувствам. Кромешная тьма лишала возможности хоть как-то сориентироваться во время нырков машины во впадины, разделяющие крутые склоны, и зигзагов между скалистыми вершинами.

Через час винты стали вращаться медленнее, вертолет пошел на снижение, и Лора поняла, что конец путешествия близок.

Прозвучала отрывистая команда майора Уэбстера:

— Приближаемся к цели. Приближаемся к цели. Приготовиться к контакту и полной локализации. До начала двадцать минут. Отсчет пошел.

В иллюминатор Лора видела, что вертолет кружит над небольшой плоской площадкой у подножия горного хребта, которая едва различалась в тусклом лунном свете — горы загораживали его источник.

Солдаты стали совсем неотличимы друг от друга в очках для ночного видения, закрывавших их лица. Все семеро спрыгнули на усеянную камнями землю, прихватив с собой ящики и ранцы защитной окраски. Лора не понимала смысла происходящего, но военные действовали не задумываясь, автоматически — казалось, для них все это так же привычно, как чистить зубы по утрам. Не теряя ни секунды, отработанными движениями, они развернули оборудование, расположив все элементы в нужных точках каменистой площадки.

Уэбстер подождал, пока ящики были выгружены из вертолета, и приблизился к Лоре.

— Извините меня, — говорил он сквозь вой замедляющих вращение винтов. — Вам все станет ясно в ближайшие полчаса, можете мне поверить. Пока же я должен обеспечить вашу полную безопасность, для чего ни на секунду не выпущу вас из виду. А на тот случай, если вам придет в голову мысль бежать, я лишь сообщаю, что мы находимся в северо-восточном районе Афганистана почти в двухстах километрах от ближайшего намека на цивилизацию, причем цивилизацию того рода, которая едва ли найдет время разбираться с белой женщиной, говорящей по-английски. — Майор улыбнулся, пытаясь сгладить шантаж, звучащий в последней фразе. — Вам нелегко приходится, я знаю, но даю слово — скоро все прояснится. — Он вручил Лоре очки ночного видения и надел такие же, подняв их на лоб. — А теперь идемте.

Они спустились на землю, как раз когда солдаты заканчивали все приготовления. Хотя Лора имела представление о стрелковом оружии, ничего подобного тому, что ее сейчас окружало, она не видела. Одно из устройств напоминало черный металлический зонт с голубыми лазерами вместо спиц, другое представляло собой трубу с вращающимся диском в торце и издавало резкий скрежещущий звук при нажатии спускового механизма. Все площадку покрывал плотный зеленый туман, сочащийся из установки, похожей на портативный генератор, скрещенный с роботом из «Звездных войн».

Каждый второй ящик был открыт, и там что-то пенилось и шипело. Один из солдат завершал регулировку каких-то менее объемных приборов, остальные прекратили всякую деятельность и устремили взгляды на майора Уэбстера, ожидая дальнейших распоряжений. Майор сделал шаг вперед. Его голос прозвучал громко и отчетливо, как звук солирующей трубы.

— Итак, ребята, согласно данным разведки, наведение серий А-22s и А-24s закончилось тем, что, помимо поражения заданной цели, они убили не менее одного человека. Поэтому будьте готовы к повышенному уровню агрессии. Миллс и Гаррет, займитесь светом и звуком, Картер и Джейкобс — за вами газ, Ван Аренн и Уэйнхаус — прикрытие и зачистка. И еще. Вы, наверное, заметили, что с нами гражданское лицо. Это доктор Лора Трент, генетик-энтомолог, лучший специалист в своей области. Мы впервые вводим ее в курс дела. Ван Аренн, нам понадобится живой неповрежденный образец. — Уэбстер замолчал и пристально осмотрел своих людей, ища на их лицах признаки сомнения. Не найдя таковых, он выкрикнул: — Отлично! Тогда — вперед!

Двое — как поняла Лора, это были Миллс и Гаррет — взяли оружие наизготовку и мерным шагом стали подниматься по склону. Остальные последовали за ними, но Лора уже не могла отличить их друг от друга, поскольку поверх обычного обмундирования они надели защитные балахоны, а лица полностью скрыли за фантастического вида масками, напоминающими противогазы будущего.

Завеса тайны не стала прозрачней. Хотя Лора теперь знала, что присутствием здесь она обязана своей компетенции в генетике насекомых, ее мысли лихорадочно метались в поисках связи энтомологии с решением военных задач. Возможно, они уничтожают урожай, чтобы лишить террористов продовольствия? Или внедряют организм-носитель для выведения продуктивных видов паразитов? А может быть, здесь отслеживают изменения в формах роя, чтобы выяснить, не отражают ли они присутствие человека? Поневоле Лора почувствовала возбуждение ученого. Ей предлагали участвовать в некоем новом и, скорее всего, секретном направлении исследований, связанных с наиболее интересной для нее сферой, и она хотела бы знать, почему.

Уэбстер отвел ее к началу тропы, уходящей вверх к пещерам, и знаком показал, что они должны остановиться и ждать в небольшой нише между скалами, где ветер не столь силен. Он предложил ей кофе из своего термоса, но Лора отказалась, молча покачав головой.

Метрах в шестидесяти выше солдаты уже приближались к своей цели. Миллс, глядя прямо перед собой, отрегулировал индикатор расстояния, вмонтированный в его маску, чтобы определить точнее, где находится цель. Очень медленно и осторожно они продвигались вперед, но тут Гаррет замерла на месте и подняла руку, останавливая всех остальных. Сквозь завывание и свист ветра до них донесся знакомый плотный гул, знаменующий начало настоящей работы. Они переглянулись и обменялись кивками обезличенных голов — жутковатое зрелище, — подтверждая, что, как и Гаррет, слышат этот звук.

Миллс подошел ко входу в пещеру, снова проверил расстояние, обернулся к Гаррет и сделал ей знак приблизиться. Гаррет сняла пластиковый чехол с пояса, обнаружив хромированный яйцевидный предмет с черным зубчатым кольцом на одной стороне. Повернув кольцо на 180 градусов, она еще раз посмотрела на Миллса и опустила яйцо в темное отверстие стальной трубы. С противоположного конца трубы выскользнул щиток, снабженный спусковым механизмом. Гаррет направила трубу к центру пещеры и выстрелила.

Громкого звука не последовало — лишь густой протяжный гул, будто тысячекратно усиленный непрерывный сигнал электронных часов. Яйцо пушечным ядром вторглось в глубь пещеры, и Гаррет с Миллсом немедленно устремились вниз по тропе, отвернувшись от пещеры и крепко сомкнув веки. Последовавшая вспышка света была такой яркой, что осветила даже Лору и Уэбстера. Майор остался невозмутимым, но Лору слепящий белый сноп заставил подпрыгнуть — ей показалось, будто вся гора разлетелась на куски. Но когда свет погас так же быстро, как появился, она убедилась, что никаких изменений в окружающем ландшафте не произошло. Однако непрерывный гул, доносившийся из глубины пещеры, превратился в прерывистое жужжание.

Это стало сигналом для Миллса пустить в ход свое оружие. Оно еще не имело официального названия, поскольку было доставлено из Пентагона в том же виде, что и все прочее специальное оборудование для БРЭВИСа — в немаркированном ящике с серийным номером и комплектом инструкций по применению. Но поскольку военным в разговорах между собой надо было как-то различать все эти устройства, они сами давали им имена. Эту штуковину нарекли «журчалкой». Взведя курок, словно у охотничьего ружья двенадцатого калибра, Миллс навел «журчалку» на пещеру и крепко держал, пока сверкающая зонтичная конструкция бешено вращалась. Ноги Миллса дрожали, будто он работал с отбойным молотком, скорость вращения нарастала, один конец «журчалки» впился в его плечо, с другой стороны зонта срывались лазерные импульсы. Установка была источником низкочастотных колебаний, сотрясающих почву подобно землетрясению в конечной фазе. Если для людей такое воздействие было всего лишь неприятным, то живые существа меньшего размера испытывали ощущение, будто попали в барабан стиральной машины — не то что тебя постоянно бьют, но не сразу понимаешь, где верх и где низ.

Затем вращение лазерного зонта замедлилось, и постепенно все затихло. На этом этапе людям всегда требовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к вернувшейся тишине. Когда наконец они были готовы, Миллс и Гаррет отошли в сторону и уступили место Картеру и Джейкобс. Именно в этот момент операция вступила в самую сложную стадию. На двух предварительных этапах часть целей всегда оставалась незатронутой: одни насекомые укрывались слишком глубоко в гнезде, другие отделились от роя в поисках пищи. С помощью укрепленных на шлеме датчиков движения Картер и Джейкобс могли видеть, что несколько таких особей проявляют активность. Нейтрализация угрозы с их стороны и составляла задачу нового этапа операции.

Напрягая все свое внимание, Картер и Джейкобс вошли в пещеру и изготовили оружие — одинаковое у обоих. Хотя оно, как и прочее легкое вооружение всей команды, своим видом напоминало обычные пистолеты, пули в нем не использовались. Вместо спускового крючка под стволом оно приводилось в действие датчиками, управляемыми непосредственно сигналами, которые поступали из мозга. Когда стрелок приближался к объекту, который следовало обездвижить, это оружие отслеживало направление взгляда и наводилось именно в ту точку, определяло расстояние до цели и ее размер и поражало наиболее уязвимую область. К такому устройству нужно было привыкнуть, здесь не работал свойственный человеку сильнейший инстинкт охотника, поскольку ему не нужно было ни целиться, ни нажимать на спуск, но это оружие обладало стопроцентной точностью и не оставляло никаких следов. Патронами служили миниатюрные капсулы адаптированного газа «Си-Эс»,[10] которые при соударении с объектом взрывались, выпуская облако пара. Он наполнял воздух и льнул к любой поверхности (отсюда — необходимость в защитных костюмах). Не будучи смертельным для человека, этот газ мог вызвать временный паралич тех живых объектов, с которыми соприкасался, что и происходило в данном случае.

Картер взял на себя левую сторону пещеры, Джейкобс — правую. Ступая словно по тонкому льду, Картер старался переставлять ноги как можно более осторожно и бесшумно. Ничто не должно было отвлечь его или Джейкобс от более важных звуков, которые могли достичь их ушей.

По мере приближения к гнезду им становилось все труднее сохранять хладнокровие. Страх давал о себе знать — ведь не все осы были выведены из строя… Первая оса вылетела из-за угла слева от Картера. Он среагировал мгновенно — капсула поразила голову.

Резкий звук его выстрела заставил Джейкобс обернуться — нет ли нужды в ее помощи. Нет, помощь не требовалась. Но она упустила из виду свою осу: бешено треща крыльями, насекомое летело прямо на нее. Джейкобс хотела выстрелить, но не успела. Оса уже билась о маску на ее лице, пытаясь за что-нибудь ухватиться. Картер поднял свое оружие, но руки девушки находились слишком близко от насекомого. Из-под маски Джейкобс донеслось сдавленное: «Черт!»

Несколько ос тут же воспользовались заминкой Картера. Две устремились к нему спереди, еще две нацелились на его спину. Но Картер был начеку. Быстрый взмах руки по широкой дуге — и через мгновение все четыре твари лежали на земле.

Тем временем Джейкобс продолжала борьбу, и Картер понял, что времени у них не остается. В любой момент оса могла проникнуть сквозь защитный костюм. Он ждал, когда откроется цель… Ждал… Ждал… Вот!

На этот раз выстрел разорвал осу надвое, и еще трепещущие половинки насекомого упали на землю. Джейкобс пришла в себя и почувствовала, что подвела напарника. Картер разобрал ее «Прости!», прозвучавшее за маской.

— Все в порядке, — ответил он.

Похоже, он не ошибся. Датчики не фиксировали никакого движения. Картер и Джейкобс поставили свое оружие на предохранитель, вышли из пещеры и освободили место для Ван Аренна и Уэйнхауса.

Прежде чем начать зачистку Ван Аренну надлежало заполучить неповрежденный образец для доктора Трент, и эта задача была сопряжена со вдвое большим риском, чем уничтожение ос. Они не могли приступить к огневой обработке, пока не поймают хотя бы одну из этих мерзких тварей, и все ради какой-то бабенки, которая попивает горячий кофе в полной безопасности.

Он проделывал это неоднократно, поскольку такие образцы требовались для анализа результатов каждой операции. Однако три года назад им удалось повысить эффективность своих действий до такой степени, что надобность в подобных мерах предосторожности отпала. Если на первых этапах было очень важно видеть, какие трансформации происходили с осами после перегруппировки роя, то теперь эти изменения стали малосущественными и анализ образцов утратил актуальность.

Пока Уэйнхаус следил за датчиком движения, Ван Аренн извлек из своего ранца плоский прямоугольный пакет и медленно двинулся вперед. Разумеется, он знал, что вот-вот с ними встретится, но каждый раз это происходило внезапно, в чем и заключался риск его работы. Предварительная обработка светом и звуком создавала почти идеальные условия, но именно почти, а потому малейшая оплошность могла стоить Ван Аренну жизни. Подобные пещеры таили огромную опасность, поскольку никто не знал, как глубоко в толщу скал уходят их извивы и могли ли различные выступы, ниши и каменные барьеры защитить насекомых от воздействия этих видов оружия. Нельзя было полностью полагаться и на газ «Си-Эс», ибо его состав следовало специально адаптировать применительно к каждой генетической модификации насекомых. Вероятность неудачи здесь была невелика, но все же и недостаточно мала.

Ван Аренн крайне осторожно продвигался вперед. Наконец он увидел знакомую картину: очертания гнезда, похожего на огромные коричневые схваченные коркой медовые соты, и первых ос — они лежали на спинах, обездвиженные действиями его товарищей.

Его внимание привлекло необычное ощущение — левая нога наступила на что-то. Глянув вниз, он увидел человеческие кости, составляющие полный скелет — от пальцев ног до черепа. Хотя Ван Аренн видывал такое не раз, размер костей заставил его задержаться чуть дольше. Скелет принадлежал ребенку. Он заставил себя не думать о том, как осы налетели на пораженного страхом беспомощного мальчишку, вцепились в его кожу и мышцы, рвали по кусочкам его плоть.

Еще через десяток метров он уже продвигался по колено в осах. Пожалуй, дальше идти не следовало. Ван Аренн стал подыскивать образец подходящего размера с распростертыми крыльями — так они лучше выглядели.

Слева от него поверх кучи насекомых лежал великолепный экземпляр застывшей на лету осы — каждое ее крыло вполне могло закрыть отнюдь не узкую ладонь Ван Аренна.

Потянувшись к осе, он вдруг помешкал. Ему показалось, что какое-то из насекомых зашевелилось, но он не был уверен: кевларовая маска закрывала уши Ван Аренна, и он почти ничего не слышал.

«Еще десять секунд, и дело будет сделано», — подумал он, снимая пластик с пакета. Обнажилась пластина оргстекла тридцать на тридцать сантиметров, по периметру которой шла металлическая трубка. Ван Аренн стал осторожно просовывать пластину под тонкие колючие ноги осы, пока насекомое не оказалось в центре, затем он повернул рычажок на одной стороне пластины, и та мгновенно изменила форму, став прозрачным кубом, внутри которого лежала оса.

Тем временем единичный треск, который вроде бы услышал Ван Аренн несколько секунд назад, превратился в постоянный гул, но у него уже не было времени проверять, что это значит. Он снова повернул рычаг, заперев контейнер с образцом, и быстро передал его Уэйнхаусу.

— Капитан…

Ван Аренн понял, что Уэйнхаус что-то сказал, но слов различить не смог: он был поглощен другим.

Осы шевелились, ползали, цеплялись друг за друга, слипаясь в гроздья.

Пора было уходить. Ван Аренн повернулся, чтобы сделать первый шаг, и зацепился каблуком за острый камень. Из-за этого нога опустилась на два сантиметра левее свободного пространства, и носок ботинка раздавил голову осы.

Тело раздавленного насекомого мгновенно испустило феромон тревоги. И тут же будто кто-то повернул ручку регулятора громкости по часовой стрелке до упора — мощное жужжание заполнило пространство, достигнув самых отдаленных углов пещеры.

Ван Аренн — как и все члены команды — сразу понял значение своей оплошности: ход операции менялся с планового на чрезвычайный режим. Это предполагало повторное использование «журчалки». Для приведения ее в состояние готовности требовалась минута, после чего можно было вернуть контроль над ситуацией. Но в течение этой минуты им придется защищаться любыми доступными средствами.

Ван Аренн побежал к остальным, на ходу вынимая свой пистолет с газовыми патронами. Картер и Джейкобс уже перезарядили оружие и дожидались, когда Ван Аренн выйдет из зоны поражения, чтобы открыть огонь.

Когда он пригнулся, они разрядили обоймы, целясь в камни около гнезда, чтобы создать барьер из газа «Си-Эс» и тем самым не дать осам вылететь наружу.

Они находились слишком далеко от гнезда, чтобы видеть, что происходит в самой плотно населенной его части, а потому просто продолжали стрельбу. Необходимый барьер действительно сформировался, но одновременно возникло газовое облако. Видимость уменьшилась до нескольких метров.

Солдаты молча наблюдали за происходящим, держа под прицелом клубящуюся серую массу, из недр которой доносился гул. Сколько это будет продолжаться? Сколько секунд должно еще пройти?

Каждый завиток газового облака становился потенциальной целью. Пальцы застыли в болезненном напряжении. Кровь стучала в висках…

Облако выстрелило тремя осами. Первую, в левый глаз, мгновенно поразила Джейкобс. Картер попал во вторую. Если Джейкобс действовала инстинктивно, то лейтенант стрелял обдуманно — его капсула разорвалась во рту осы, и внутренности насекомого забрызгали стену пещеры.

Однако третья тварь добралась до Ван Аренна. Он замешкался с предохранителем и на какое-то время оказался безоружным. Оса проникла сквозь защитный костюм и вцепилась в его предплечье. Картер мог попасть в нее без труда, но при этом он перебил бы кисть Ван Аренна.

— Черт! — Ван Аренн издал сдавленный крик. Газ просочился в пробитый осой костюм.

На него напал безудержный кашель. Он размахивал рукой, тщетно пытаясь избавиться от насекомого, но жвала глубоко впились в мышцу. Его пронзила острая боль — руку словно жгли паяльной лампой, и боль эта нарастала по мере того, как оса сжимала челюсти, захватывая новые куски плоти. Он терял сознание…

В этот момент Картер ухватил осу за крылья, оторвал ее от Ван Аренна и буквально впечатал в стену пещеры. Ван Аренн рухнул на землю, обливаясь кровью и выхаркивая слизь. Его тело сотрясал страшный приступ кашля.

Картер и Джейкобс оттащили Ван Аренна подальше. Газ, соприкасаясь с глубокой рваной раной, только усиливал боль.

Настала пора заканчивать операцию. Вперед выступил Уэйнхаус, на спине которого крепился резервуар с металлическим шлангом, опоясавшим его талию словно серебристая анаконда. Он направил шланг на стену, и из него вырвалась струя, похожая на туман из мелких капелек патоки. Затем Уэйнхаус перевел раструб шланга на гнездо и тщательно обработал его, стараясь не пропустить ни одного места, где могли укрыться насекомые.

Эта работа напоминала Уэйнхаусу его прошлую профессию художника и декоратора: разве что гостиные пожилых дам, как правило, не были так густо усыпаны недвижными телами гигантских ос. Ему нравилось наступать на эти тела, чувствовать, как под его башмаками хрустят их оболочки, а внутренности превращаются в густую клейкую массу. Похожее удовлетворение можно получить, сокрушив враз дюжину пустых сигаретных пачек.

Вскоре он уже был в центре пещеры. Шум его дыхания мешался с ударами тяжелых капель, стекающих со стен, и чавкающими звуками от падения ос, окутанных вязкой патокой, — словно теннисный мяч шлепался в густое варево. Уэйнхаус взглянул на потолок и гигантские соты гнезда, уходящие все дальше в недра пещеры. Изрыгаемый его резервуаром туман должен был обрушить все это сооружение, не оставив никаких следов.

Продолжая орошать пространство перед собой, Уэйнхаус начал пятиться к выходу из пещеры. Там он столкнулся с Гаррет, занявшей позицию Ван Аренна, и перекрыл наконец свой шланг. Остальные члены команды ожидали снаружи. Увидев Уэйнхауса, они испытали облегчение. С этого момента операция всегда проходила без сбоев. Как только Гаррет подавала сигнал очистить площадку перед пещерой, они знали, что угроза вот-вот исчезнет. Оставалось пустить в ход зажигательные шары, после чего дело будет сделано и все следы уничтожены.

При сложившейся ситуации Гаррет не очень радовала необходимость замещать своего друга, но возможность приступить к огневой обработке приятно грела душу. Она извлекла из оболочки гладкие черные предметы сферической формы, покрытые густой смазкой, словно шарикоподшипники гигантских размеров. Гаррет было приятно сознавать, что эти изделия, радующие глаз совершенством формы, могут вызвать столь масштабные разрушения. Нащупав небольшие выемки на полюсах шара, она запустила туда пальцы, надавила и услышала щелчок освобожденной пружины. Шар начал плавно покачиваться в ее ладони. Держа его между большим и указательным пальцами, она ощутила нарастающую вибрацию, которая сопровождалась жужжанием. Звук становился все выше, и вот с громким лязгом шар вырвался из ее руки и устремился в глубь пещеры. Электромагнит остановил его рядом с задней стеной, там он воспарил на метр с лишним от земли, продолжая вибрировать — это придавало ему сходство с живым существом.

За первым шаром Гаррет задействовала еще пять. При этом каждый следующий управлялся магнитным полем меньшей силы и его вибрация была выражена слабее. Выпущенные на волю, они останавливались все ближе и ближе к тому месту, где стояла Гаррет. Так образовалась шеренга черных шаров, которые, казалось, дрожали от нетерпения — так хотелось им поскорее выполнить свое предназначение. Гаррет оставалось только снять маску и закурить сигарету.

Проделав это, она закрыла свою «Зиппо» и бросила последний взгляд во мрак. Потом щелчком отправила в зев пещеры тлеющую сигарету и повернулась, чтобы идти к своим товарищам по команде, стоявшим на безопасном расстоянии.

Не всем из них доводилось видеть раньше то, что произошло через мгновение, но этот звук им был знаком: будто киянка ударила в дверь автомобиля, а затем сотни металлических стрел зазвенели, встречаясь с камнем. Шары испускали шрапнель по команде чувствительных детекторов дыма, что давало участникам операции время отойти на достаточное расстояние, прежде чем стальные поражающие элементы разлетятся во всех направлениях и вонзятся в любую поверхность на своем пути. А еще через небольшой промежуток времени шары взрывались, и продукты этого взрыва в сочетании с «патокой» Уэйнхауса создавали самую эффективную зажигательную смесь, которая когда-либо была известна науке. Белая вспышка озаряла вход в пещеру, и спустя мгновение все, что находилось внутри, было уничтожено. Картер и Миллс обычно возвращались в пещеру, чтобы проверить, достигнут ли желаемый результат, и каждый раз убеждались, что пещера обрела точно такой вид, какой имела до появления в ней ос.

Команда двинулась вниз, к подножию склона, где находились Уэбстер с Лорой. За двадцать минут, прошедших с начала операции, она не произнесла ни слова. Предлагаемые Уэбстером сигареты и чашки кофе она неизменно отклоняла, не желая проявлять дружелюбие или подчеркивать свое зависимое положение.

Уэбстер увидел, что один из его людей пострадал, а двое других помогают ему спуститься по склону. Сняв защитный балахон, майор побежал им навстречу, опасаясь худшего. Ван Аренн снял маску. Опираясь на Миллса и Уэйнхауса, он смаргивал горячие слезы, заливавшие его глаза.

— Ты в порядке, Ван Аренн?

Преодолевая приступ кашля, он с трудом ответил:

— Глотнул немного газа, сэр. И вот это… — Он показал глубокую рану, из которой била кровь, стекая по предплечью на кисть. — Чертовски больно.

— Ступай к вертолету, Мэдисон окажет тебе первую помощь. — Уэбстер повернулся к Картеру. — Что-нибудь еще?

— Ничего необычного, сэр.

— Образец есть?

Картер показал Уэбстеру добычу.

— Отлично. — С прозрачным кубом в руках он направился к Лоре, стоявшей ниже по склону. — Доктор Трент, еще раз примите мои извинения за причиненные неудобства. Мы были вынуждены пойти на такие меры, чтобы побудить вас ознакомиться с положением вещей. Надеюсь, вы это поймете.

Лора приподняла бровь, как бы говоря: «И что теперь?»

Уэбстер несколько мгновений выдерживал ее взгляд, а затем поднял прозрачный контейнер на уровень ее глаз. Поскольку было слишком темно, чтобы рассмотреть содержимое куба, выражение лица Лоры не изменилось. В своей работе она привыкла ко всяким неожиданностям, а потому, что бы там ни оказалось, ее это вряд ли…

В это время Картер включил фонарь, и Лора замерла, потрясенная увиденным. Оно не может быть настоящим! Это насекомое существует вопреки всей науке! Вопреки всему, что она знает! Слова застряли у Лоры в гортани, вдруг ставшей сухой, как окружающая ее пустыня. Лора хотела взглянуть на Уэбстера, получить от него подтверждение реальности происходящего, но не могла отвести глаз от куба.

Оса величиной с кулак!

Хотя насекомое не имело признаков какого-либо определенного вида, сходство его облика с самой обычной осой заставляло Лору именно так и называть эту тварь. Вглядевшись, она тотчас вспомнила ногу, которую накануне продемонстрировал ей Бишоп. Поразительно, но она различала невооруженным глазом анатомические элементы, которые ранее могла видеть только под микроскопом: глаза треугольной формы, петиоль, разделяющую метасому и мезосому[11] и показывающую восхитительную хрупкость осиной талии, членики антенн, которые уже подергивались, давая понять, что оса оживает.

Уэбстер понимал, что Лорой владеют сильнейшие чувства, почти благоговейный страх. Он медленно повернул куб, чтобы она могла рассмотреть добычу со всех сторон. Оса была поймана безупречно — казалось, она застыла в полете, и Ван Аренн просто переместил ее в куб. Наклонившись, Лора чуть ли не прижала нос к оргстеклу, любуясь совершенством изящных коричневых ног насекомого.

И тут оно ожило — сразу, внезапно — и бешено забило крыльями. Лора резко отпрянула, а Уэбстер сильнее сжал контейнер в руках. Майор был готов к этому, но для Лоры все произошло совершенно неожиданно. Разумеется, это была оса во всех отношениях, но размеры придавали насекомому какие-то человеческие черты: оно было дерзким, агрессивным, злобным.

Уэбстер кивком дал понять, что опасаться нечего, и Лора снова с осторожностью приблизила лицо к кубу. Казалось, оса обращает всю свою ярость именно на нее. Насекомое билось головой о прозрачную стенку, словно пытаясь преодолеть преграду, отделяющую его от Лоры. Однако еще больше ее восхитило увиденное через дно куба: оса пустила в ход свое жало. И хотя внедрить этот орган в толщу оргстекла ей не удалось, ее коготки, касавшиеся дна перед очередной яростной попыткой взлететь, погружались в белесоватую лужицу яда.

— Что это? — спросила наконец Лора.

— Давайте вернемся в вертолет, — предложил Уэбстер.

Глава 9

В тысячах километров от Афганистана, в Колинас де Эдад, сквозь туман, окутавший верхушки деревьев, просачивались солнечные лучи. Было утро, но никто из этих людей, занятых своим делом, не ведал, какое время дня наступило или сменилось другим: в трехстах метрах под землей в помещениях БРЭВИСа время текло, как в казино Лас-Вегаса. Часть сотрудников базы трудились в лабораториях, другие спали, третьи развлекались — играли в настольный теннис и на бильярде или смотрели фильмы, пользуясь богатой коллекцией дисков. Два биолога и генетик-экспериментатор досматривали «Касабланку» — одному из них предстояло вернуться к работе, а двое других собирались лечь спать.

БРЭВИС разместили под землей из соображений секретности, но вскоре руководители проекта осознали, что такое расположение имеет еще одно преимущество: отсутствие четкой границы между днем и ночью способствует подсознательному стремлению повиноваться, что облегчает управление обитателями подземелья. Оказалось, что неведение о такой основополагающей вещи, как время наступления ночи, делает людей робкими и зависимыми.

Конструкция внутренних стен БРЭВИСа создавала иллюзию дня, который длился двадцать четыре часа в сутки. Покрытые обесцвеченным поликарбонидом, они непрерывно освещались белыми флуоресцентными трубками, что наполняло комнаты и коридоры жестким гнетущим блеском. Только спальные помещения давали отдых от постоянного ощущения, что день в разгаре и, стало быть, ты должен усердно трудиться. Настенных часов в помещениях БРЭВИСа не было, а при отсутствии возможности отремонтировать наручные часы или заменить в них батарейки никто не мог получить представление о времени дня или ночи. Правда, это не имело большого значения, ибо вся деятельность базы подчинялась только графику очередной операции, а уж тут Бишоп организовал работу таким образом, чтобы все этапы подготовки выполнялись в заданной последовательности с точностью до секунды.

Посетители попадали в БРЭВИС с помощью лифта. Выйдя из него, человек оказывался в просторном вестибюле, ничем не приметные стены которого напоминали впервые явившемуся сюда гостю минималистский дизайн космической станции. Девственную белизну этих стен нарушали только окна из оргстекла, выходящие в зону ожидания, и сканнеры радужной оболочки у каждой двери, которые во мгновение ока определяли целый спектр физиологических параметров посетителя от группы крови до дефицита некоторых витаминов в организме.

Через определенные промежутки времени на потолке появлялись невинного вида прозрачные круги величиной с мелкую монету, которые можно было принять за светильники, — последнее достижение в технике видеонаблюдения. В них использовались довольно сложные композиции зеркал и оптоволоконных элементов, которые обеспечивали видео- и аудиоконтроль высочайшей точности, охватывающий 99,3 процента всего пространства БРЭВИСа.

Из вестибюля, который служил центром всего подземного сооружения, можно было попасть в зону ожидания, в помещение арсенала, в спальную зону, столовую, кабинет Бишопа и коридор, ведущий в лаборатории.

Слева от лифта располагался арсенал — самая современная система хранения оружия во всем Западном полушарии. В ее основу были положены принципы и правила, разработанные в США во время холодной войны для размещения ядерного вооружения. В арсенале БРЭВИСа можно было хранить любые боеприпасы и оружие от летучих взрывчатых веществ, таких как гексаметилентрипероксидиамин, до изготовленных на заказ образцов, созданных специально для операций БРЭВИСа.

Традиционные виды вооружения, включая несколько ручных пулеметов VG36 и L86LSW фирмы «Хеклер и Кох», занимали свои гнезда на специальных стеллажах вместе с канистрами циперметрина, агроципа и других пестицидов.

В том, что касалось вооружения, БРЭВИС придерживался простого правила: лучше иметь то, в чем нет нужды, чем испытывать нужду в том, чего нет. Потому-то на базе нашлось место для газа «Си-Эс», циклозарина, «Орлов пустыни»,[12] боеприпасов дистанционного воздушного подрыва ХМ1018[13] и ряда прототипов и модификаций вооружений, которые Пентагон разрабатывал в сотрудничестве с Массачусетским технологическим институтом.

За безопасностью хранения велось тщательное наблюдение, но на практике любой военнослужащий базы имел доступ в арсенал. Неофициально солдат поощряли к изучению инструкций и ознакомлению с действием нового вооружения вне территории базы, на поверхности. Такая практика помогала бороться со скукой вынужденного бездействия между операциями, хотя многие животные окрестных джунглей находили ее не столь благотворной.

Дверь справа от лифта вела в зону ожидания. Ее высокие — от пола до потолка — окна шли до самого кабинета Бишопа, позволяя ему наблюдать за всеми этапами подготовки к операции.

Еще одним принципом, положенным в основу проектирования БРЭВИСа, стало стремление к максимальной автоматизации. Такой подход обеспечивал существенное сокращение вспомогательного персонала и соответственно способствовал соблюдению секретности. Кондиционирование воздуха, обогрев, вентиляция, снабжение водой и электроэнергией — все это производилось автоматически, если только не возникало чрезвычайной ситуации. Если что-либо могло работать без участия человека — именно так это и происходило в БРЭВИСе. Подобный принцип с особенной наглядностью работал в жилой зоне базы, которая соседствовала с арсеналом. В дальней левой части этой зоны располагались спальные места ученых — индивидуальные ячейки, идея которых была позаимствована у капсульных японских отелей. Предпочтение отдавалось отнюдь не удобству, зато возможность беспорядка сводилась к минимуму, а постельное белье можно было стирать в машине промышленной модели, которая использовалась и для стирки одежды обитателей базы.

В каждой такой ячейке был телевизор, кондиционер и панель управления жалюзи, закрывающими стеклянную дверь. Остальное пространство занимали ряд шкафчиков, стол, стулья и консоль с видеоигровой приставкой (обладания последней пришлось добиваться целый год). Отличие спальных мест для военных заключалось в одном: место Wii там занимал X-box.[14]

Между спальнями для военных и ученых располагалась комната отдыха. Там кроме элементарной мебели находились широкоэкранный телевизор и коллекция дисков, выбор которых сопровождался жаркими спорами. Военные неизменно хотели смотреть триллеры, а ученые отдавали предпочтение более интеллектуальным фильмам с усложненным сюжетом.

В той же зоне находилась столовая. Приготовление пищи сводилось к разогреву в микроволновых печах полуфабрикатов, пищевая ценность которых была заранее рассчитана. Эти продукты привозили в БРЭВИС раз в месяц и хранили в большом холодильнике. Сначала, обычно, съедали любимые блюда, а последнюю неделю каждого месяца довольствовались чили. Грязные ложки, вилки, тарелки и прочее дежурный загружал в большую посудомоечную машину, предварительно вынув оттуда чистую посуду, и начинался новый цикл, не требующий особых усилий. Столовая представляла собой прямоугольную комнату с четырьмя большими пластиковыми столами, по сторонам которых шли скамьи. Места было достаточно, и каждый мог поглощать свой обед на некотором расстоянии от других, если не был расположен к общению.

Последняя дверь из вестибюля вела в кабинет Бишопа — единственную комнату базы, обстановка которой отражала пристрастия ее обитателя. Вместо холодного белого пластика там царили дорогие дерево и кожа, призванные показать посетителю, что Бишоп — не ровня прочим сотрудникам, он — начальник. Той же цели служили внушительные размеры кабинета, где размещался стол для заседаний, рассчитанный на десять человек, хотя в таком количестве работники БРЭВИСа там никогда не собирались. К кабинету примыкала прихожая, из которой можно было попасть в гостиную, а оттуда, через незаметную дверцу, в весьма удобную спальню отнюдь не капсульного типа.

Коридор напротив лифта вел в зону лабораторных помещений, где проводились исследования, рассчитанные на длительный период. Хотя почти вся работа на базе осуществлялась в радиусе тридцати метров от лифта, там имелось и множество других лабораторий, которые располагались на большем удалении от вестибюля и куда большинство сотрудников (включая как научный персонал, так и военных) не допускались.

Обычно отсутствие военных в кабинете Бишопа означало, что идут рутинные эксперименты и жизнь базы протекает довольно плавно. Однако в данный момент там появился новый обитатель, который в это плавное течение вносил заметный беспорядок. Эндрю сидел в роскошном кожаном кресле напротив Стивена Бишопа и развлекался: он то надевал колпачок на подвернувшуюся под руку флешку, то снимал его. Каждый щелчок, сопровождавший это занятие, вбивал ржавый гвоздь в мозг хозяина кабинета все глубже и глубже, хотя мальчик этого не замечал. На тридцать шестом щелчке Бишоп не выдержал.

— Прекрати, пожалуйста, — сказал он.

Эндрю мгновенно повиновался. Смертельно напуганный, жалкий, он чувствовал себя маленьким беззащитным ребенком, не в пример тому самостоятельному мальчику, каким был в Англии.

Он переживал случившееся с ним еще больнее, когда вспоминал, какой восторг им овладел в начале этого долгого путешествия. Когда двое мужчин подошли к Эндрю у ворот школы и с очень серьезными лицами да еще с сильным американским акцентом сообщили ему, что очень нуждаются в его помощи, он почувствовал себя важной птицей — еще бы, его привлекали к настоящему «взрослому» делу. Это чувство только усилилось, когда он оказался в большом черном автомобиле, несущемся сквозь дождь. А уж за воротами военно-воздушной базы в Марэме[15] он совсем потерял голову: рев идущих на посадку машин, проход через пропускной пункт без всяких документов, вид потрясающих боевых самолетов, с моделями которых он все еще играл, — мурашки ползли по телу мальчишки…

Но потом он познакомился с другим человеком. Тот сопровождал его в бесконечно долгом полете до места под названием залив Гуантанамо, не разрешил ему сходить по-маленькому, пока они не выйдут из самолета, не предупредил, какими жуткими окажутся взлет и посадка, и не обратил ни малейшего внимания на то, что Эндрю был страшно напуган оглушительным ревом двигателей.

Нянькой Бишоп оказался никудышной; он не проявлял к ребенку никакого интереса, совершенно о нем не заботился и не желал что-либо менять в привычном распорядке возвращения в БРЭВИС, хотя у него на руках оказался подопечный, требующий внимания. За восемью часами в большом шумном самолете последовали шесть в самолете поменьше, но еще более шумном, и вопреки новым впечатлениям из четырнадцати часов полета тринадцать показались Эндрю унылыми, как заплесневевшая горбушка.

К тому же он скучал по маме. С той минуты, когда двое военных оставили его под проливным дождем со Стивеном Бишопом, радостное возбуждение Эндрю стало сменяться тревогой. Но рядом с ним не было никого, кто мог бы обнять его и успокоить, сказав, что ему нечего бояться и что все будет хорошо.

К тому времени, когда второй самолет пошел на посадку в джунглях, мальчик чувствовал себя измученным, покинутым и сытым по горло многочисленными впечатлениями о незнакомых местах. Эндрю понятия не имел, когда все это закончится, а между тем он только этого и хотел.

Бишоп быстро провел мальчика в небольшое белое здание, затем они спустились на лифте и оказались в его кабинете. Здесь, вдали от посторонних глаз, Эндрю и оставался уже полтора дня.

Интерес мальчика к собранию фильмов Стивена Бишопа стремительно убывал. После нескольких часов беспокойного сна на диване Эндрю мучился от безделья, занимая себя тем, что листал старые инструкции к каким-то приборам и щелкал колпачком флешки.

— Господин Бишоп, — робко заговорил он.

Бишоп поморщился — его снова оторвали от дела, — но отозвался.

— Что тебе?

— Когда я увижу маму?

Бишоп поднял глаза от отчета, который в эту минуту сочинял.

— Что ты сказал? Маму? Скоро, очень скоро, обещаю тебе. Потерпи еще чуть-чуть. Только не плачь, Эндрю! Ради бога, не плачь.

Эндрю не мог сдержать слез. Точно такие же ответы он слышал от Бишопа в обоих самолетах и позже, уже здесь, в этом кабинете. Он больше не верил этому человеку.

Однако Бишоп понятия не имел, как справиться с этой ситуацией. Ему это дело представлялось совсем несложным. Просто надо держать мальчишку под запором, пока сам он закончит свой отчет, а затем дождется возвращения команды с матерью Эндрю после завершения операции. Если такое по плечу любой полуграмотной домохозяйке, то уж человек, окончивший Массачусетский технологический институт третьим в своей группе, вполне способен решить такую задачу.

Но оказалось — не способен. Забота о десятилетнем ребенке, которого разлучили с матерью, оказалась делом столь же сложным, как распутывание паучьих сетей в темноте, и жалкие потуги Бишопа обернулись полным провалом. Теперь мальчишка плакал, и это вынуждало Стивена что-то предпринять. Он потянулся к телефону.

— Тадж? Срочно соедини меня с Ястребом. — Ожидая соединения, он изо всех сил делал вид, что в его кабинете нет рыдающего ребенка. — Ястреб, это Бишоп, доложите ожидаемое время прибытия… Понял, спасибо. — Он повесил трубку и повернулся к мальчику. — Эй, Эндрю, ну, ну, успокойся, дружок. Ты увидишь маму уже через час. Доволен?

Эндрю вытер нос рукавом синей школьной курточки.

— Спасибо, господин Бишоп, — прошептал он.

Через минуту он снова щелкал колпачком флешки, а Бишоп молился, чтобы этот час миновал как можно быстрее.

Глава 10

«Спартан» вновь шел на посадку. При виде уже различимых деревьев солдаты побросали глянцевые журналы и айподы. Сердце Лоры забилось учащенно. Она пыталась как можно лучше рассмотреть все, что открывалось ее взору из иллюминатора, но, даже когда самолет вышел из облаков, она видела только джунгли — густую темную зелень с разбросанными там-сям пятнами тумана, который льнул к листве, словно пряди белой кошачьей шерсти. Да, это могла быть Венесуэла. И там, внизу, должен находиться Эндрю.

Самолет остановился, добежав до самого края полосы, и солдаты тут же попрыгали на землю и разлеглись на траве, постанывая от наслаждения — они возвращались к нормальной жизни. Несмотря на стремление как можно скорее увидеть сына, Лоре пришлось покидать «Спартан» последней — военные и не думали уступить ей дорогу, полагая дела и желания этих гражданских куда менее важными, чем их комфорт.

Первым ощущением Лоры была жара. Солнце жгло лицо. Такой тяжелый густой воздух она вдыхала только во время экспедиции в Эквадор, где они искали образцы красных муравьев. Прикрыв глаза ладонью, она высматривала Уэбстера, который в это время стоял у кабины пилота и проверял запись в бортовом журнале. Увидев Лору, он поторопился дочитать страницу до конца и вернул журнал Мэдисону.

— Еще раз примите мои извинения. Ваш сын здесь, — сказал он и повел Лору к невзрачному белому зданию в пятидесяти метрах от посадочной полосы.

Как только они подошли ближе, дверь открылась и на пороге появился Эндрю. Мальчик крутил головой, пытаясь найти маму. Лора столько думала о сыне за последний день, что при виде мальчика едва не задохнулась от нахлынувших чувств.

— Эндрю! — закричала она.

Он не сразу ее увидел — между ними стояли люди. Но вот открылся просвет, Лора бежала к нему, и он бросился ей навстречу.

Только их крепкое объятие позволило Лоре удержаться на ногах.

— Слава богу, ты в порядке, — шептала она.

Эндрю долго прижимал к себе мать, а потом не отпускал ее руку.

— Они ничего с тобой не делали?

— Нет, мама, все хорошо.

— Вот и славно, — сказала она, обняв сына за плечи.

— Где ты была? Они мне только сказали, что ты им помогаешь разобраться с какими-то насекомыми, и больше ничего.

— Я тебе потом расскажу. — В ее голове звучала настороженность.

— Ладно, мама, — сказал Эндрю, чуть помолчав, чем дал понять, что понимает серьезность момента. Он поднял глаза и прищурился от яркого солнечного света. — Я по тебе скучал.

— И я скучала. — Лора стиснула ладонь сына.

Следом за Эндрю из дома вышел мужчина в черных хлопчатобумажных брюках и чересчур просторной белой рубашке. Подобная одежда казалась тут неуместно официальной. Он стоял чуть в стороне, ожидая благоприятного момента для примирения с Лорой, но и проявляя нетерпение. Уловив паузу в разговоре матери и сына, он сделал шаг вперед, так что его тень попала в поле зрения Лоры и заставила ее, освободив плечи Эндрю, снова встретиться глазами с этой неловкой принужденной улыбкой.

— Господин Бишоп, — сказала она, словно загоняя иголки под его ногти.

— Доктор Трент, — сказал он ровным тоном, — добро пожаловать в БРЭВИС.

— Благодарю вас, но мы здесь не останемся.

Бишоп кивнул с видом глубокого раскаяния.

— Я сожалею, что вынудил вас приехать, применив такой способ. Уверяю вас, будь в моем распоряжении какой-либо другой…

— Какой-либо другой? — Ее слова, казалось, дымились от гнева. Лора перевела глаза на сына, и тот ответил ей своим — недоуменным — взглядом.

— Доктор Трент, мне очень, очень жаль. По размышлении я понял, что был неправ. Разумеется, вы с сыном можете вернуться домой следующим же рейсом, и мы больше никогда вас не побеспокоим.

— Невероятная любезность с вашей стороны.

— Но уж раз вам придется немного подождать, может быть я смогу как-то загладить свою вину…

— Господин Бишоп, я буду крайне удивлена, если вам известен способ, как можно загладить вину перед нами с Эндрю за то, что нам пришлось пережить в эти два дня.

— Понимаю вас. В вашем положении я и сам испытывал бы такие же чувства. Вы можете ожидать и здесь, вам принесут сюда еду и напитки. Должен лишь предупредить, что заправка самолета займет время, да и пилот должен отдохнуть после долгого перелета. А провести несколько часов на сорокаградусной жаре…

Лора пристально и хмуро смотрела на Бишопа. Немилосердное солнце жгло светлую кожу англичанки, и она уже успела это почувствовать. Плотная влажная атмосфера затрудняла дыхание. Лора перевела взгляд на сына и поняла, что они не выдержат ожидания на открытом воздухе, а мысль о том, чтобы еще несколько часов просидеть в самолете, повергла ее в дрожь.

С неохотой она последовала за Бишопом внутрь белого здания. Она взяла было сына за руку, но Эндрю тут же отнял ее и сунул глубоко в карман — такая естественная реакция мальчишки ее порадовала.

Бишоп провел мать и сына через двойные вращающиеся стальные двери. Тадж сидел на своем обычном месте за белым столом и приветствовал их взмахом руки. Эндрю помахал ему в ответ. Они прошли мимо двух видеокамер и оказались перед следующими дверями. Следуя требованиям системы безопасности, Бишоп набрал код. Стальные пластины раздвинулись с едва слышным шипением. Еще одна дверь открылась с помощью карточки-пропуска, а замок последней сработал от сканнера отпечатков пальцев. Наконец они вошли в кабину лифта. Никаких кнопок. Бишоп провел своей карточкой по считывающему устройству, двери сомкнулись, и лифт буквально рухнул вниз с шумом, напоминающим работу двигателя небольшого автомобиля, который несется во весь опор.

— Будем падать несколько километров! — почти прокричал Эндрю маме.

— Ровно триста пять метров, — уточнил Бишоп.

Лифт продолжал свое бесконечное падение — похоже, за это время можно было достигнуть центра Земли. Бишоп пытался растопить напряженную атмосферу ободряющими — как ему казалось — улыбками, обращенными к Эндрю и Лоре, но желаемого результата не достиг, скорее напротив.

Наконец движение лифта замедлилось, и он остановился со скрежетом, который неизменно пугал новичков. Как ни странно, свет внизу оказался еще ярче, чем на поверхности. Выйдя из лифта и следуя за Бишопом по вестибюлю, Лора и Эндрю зажмурились и постарались преодолеть ощущение, что выглядят как два пятна на белоснежной простыне дорогого отеля. Бишоп прижал большой палец к сканнеру и открыл дверь, ведущую в его кабинет.

— Эндрю, — обратился он к мальчику, — если ты не против, посмотри пока какой-нибудь фильм, а нам с твоей мамой надо побеседовать наедине.

Эндрю вздохнул и направился в гостиную. Там, в который уже раз, он стал перебирать диски из коллекции Бишопа, расположенные строго по алфавиту от «Апокалипсиса сегодня» до «Ярости гризли». Лора взяла из его рук «Криминальное чтиво», отложила в сторону, дала Эндрю «Близкие контакты третьей степени»[16] и последовала за Бишопом в кабинет.

Глава 11

Тем временем наверху Уэбстер наблюдал за разгрузкой оборудования. Он понимал, что на этот раз полет затянулся больше обычного, и позволял солдатам работать с прохладцей и частыми перекурами.

— Что за женщина была с нами, а, майор? — спросил Миллс, закуривая «Данхилл».

— Занимайся лучше своим делом, чем меня спрашивать.

— Она говорит, как британка, — сказала Гаррет. — А что, Миллс, небось трахнуть ее захотел, да?

Все, кроме Миллса, рассмеялись.

— Не хочу обидеть тех, кто может пять часов трендеть об одном эпизоде из «Американского идола»,[17] но с этой британкой по крайней мере есть о чем поговорить, — заметил Миллс, подчеркивая свое английское произношение.

— Это точно, — Гаррет в ответ усилила как могла свой южный выговор. — А скажи-ка, Миллс, когда британки отсасывают, они тоже задирают нос?

Общий хохот.

— Знаешь, Гаррет, тебе трудно в это поверить, но если бы не Великобритания, ты бы до сих пор говно из жопы веткой выковыривала.

— Ага, а если бы не мы, тебя бы звали Фриц и ходил бы ты в кожаных штанах на лямках, — сказала Джейкобс.

— Да пошла ты! Наша роль во Второй мировой войне была…

— Ладно, ребята, остыньте. Дни были трудные, все устали. Займемся грузом, — вмешался Уэбстер.

Какое-то время были слышны только грохот передвигаемых грузов и кряхтенье солдат. Потом Уэбстер спустился вниз, а все остальные восприняли его уход как сигнал побросать ящики, расположиться на них и немного позагорать. В отсутствие начальника они решили выведать хоть что-то у его помощника.

— Эй, Картер, так что это за бабенка была с нами? — спросил Ван Аренн. Картер жестом как бы закрыл рот на молнию и сдвинул шляпу на глаза. — Давай, Картер, выкладывай. Все равно мы дознаемся рано или поздно.

— Ну так пусть будет поздно, Ван Аренн. Да и вообще мне майор ничего не рассказывает. Она англичанка и нужна здесь Бишопу, а больше я ничего не знаю и знать не хочу — у меня пока своих дел хватает.

Все помолчали. Потом Гаррет заметила:

— Ну мне-то все ясно: она тут для замены погибшего.

Глава 12

Несколько захламленный кабинет Бишопа выглядел уютней, чем ожидала Лора. Правда, в нем отсутствовали окна, но ее приятно удивил темный потертый персидский ковер, брошенный на деревянный пол. По душе ей пришлись и большой дубовый письменный стол, и глубокие кожаные кресла, и широкий прямоугольный стол для совещаний, прекрасно сочетавшийся с прочей обстановкой. Три стены были сплошь закрыты книжными полками, на которых, правда, вместо книг в беспорядке громоздились кипы бумаг. Никаких картин или других украшений Лора не заметила и осталась в убеждении, что это помещение предназначено исключительно для работы и что к своей работе Бишоп относится крайне серьезно.

Не дожидаясь приглашения, она села и с вызовом посмотрела на человека, который организовал похищение ее сына. Бишоп расположился в своем кресле, давая понять своим видом, что подбирает слова. Ему не раз приходилось вести подобные беседы, и он всегда знал, что и как следует говорить, но сейчас в дело был вовлечен ребенок, а это требовало особого такта и осторожности.

— Доктор Трент, — начал он наконец, — прежде всего я хотел бы еще раз принести вам свои извинения. Все произошло так внезапно, что вы конечно же были напуганы. Разумеется, преднамеренно причинять человеку такую боль, такие мучения совершенно недопустимо. Простите нас, доктор Трент. Я очень надеюсь, что смогу объяснить вам причину наших столь злополучных действий. Как бы то ни было, общество Эндрю было восхитительным. Он замечательный мальчик, вы можете гордиться таким сыном.

— Послушайте, господин Бишоп…

— Называйте меня Стивен.

— Давайте сразу договоримся, что я все понимаю: вы сожалеете о происшедшем, вы не хотели насильно похищать моего единственного сына и посылать меня бог знает куда наблюдать военную операцию, связанную с гигантскими осами. Если вы хотите рассказать мне, чем вы здесь занимаетесь, — прекрасно. Но после этого я хочу подняться наверх и дождаться следующего рейса, чтобы лететь домой.

— Да, да, разумеется. Я признаю — меа кульпа.[18] Конечно же, вы сбиты с толку. Еще бы: вы изучаете, скажем, особенности размножения тли в тишине лаборатории Британской энтомологической ассоциации, потом внезапно оказываетесь в Афганистане, где видите, что мы сотворили с обычными осами, а теперь вот здесь… — Поняв, что попусту тратит время, Бишоп заторопился перейти к сути: — Сейчас вы находитесь в кабинете главного инспектора БРЭВИСа, расположенного в Колинас де Эдад, примерно в шестидесяти пяти километрах от границы между Венесуэлой и Бразилией. Наша краткая история. БРЭВИС был основан в тысяча девятьсот девяносто восьмом году странами, входящими в НАТО, для изучения возможности использовать в военных целях генетически измененных насекомых. Вам, разумеется, известно, что почти все генетические исследования в энтомологии производятся в интересах сельскохозяйственного производства. Речь идет о выведении видов насекомых, которые могут противостоять сельскохозяйственным вредителям, придании этим вредителям свойств, которые заставляют их уничтожать друг друга, ну и так далее. На определенном этапе в этой области были достигнуты внушительные успехи. Один умник из Университета Айдахо опубликовал работу об использовании трансгенных черно-желтых ос в качестве природных пестицидов…

— Да, это доктор Пол Робер. Труд основополагающий. Я изучала его, когда готовила свою диссертацию.

— Именно. Не знаю, обратили ли вы внимание на небольшой фрагмент на сто двадцать четвертой странице, где речь идет о выделении части генома, ответственной за агрессивность. — Лора кивнула. — Одновременно другой ученый, на этот раз из Висконсинского университета, его имя я сейчас не могу назвать, добился впечатляющих успехов в том, что касается возможности управлять размерами насекомых. Его работы вы вряд ли могли читать, чему виною Пентагон, который внимательно следит за университетскими исследованиями. Это легко понять. Представьте себе: некий умник из некой университетской лаборатории придумал способ превращения куриной кожи в межконтинентальную баллистическую ракету. Естественно, парни из Пентагона захотят наложить лапу на это изобретение. Мне не раз твердили: в наши беспокойные времена следует держать глаза широко раскрытыми, чтобы не упустить возможности, которые в изобилии рождаются в самых разных местах.

Так или иначе, Пентагон проведал о работе Робера слишком поздно, чтобы закрыть к ней доступ, а что касается результатов Висконсинского университета, то их сразу же засекретили, потому что кое у кого хватило сообразительности связать между собой эти два достижения.

Так вот, теперь мы знаем, что членистоногие являются наиболее эффективной в природе группой, когда речь идет о нападении, защите и выживаемости. Будь они примерно нашего размера, люди давным-давно оказались бы стертыми с лица земли. К счастью, это не так и мы имеем возможность держать их на расстоянии в нашей обыденной жизни. Однако тут выступает на сцену БРЭВИС: если бы кто-то смог обучить или приспособить их для выполнения определенных задач, отвечающих нашим нуждам, то взамен этот кто-то получил бы решающее преимущество при физическом столкновении с неприятелем.

Бишоп повернулся в кресле, чтобы включить проектор.

— С течением времени, — продолжал он, — и приложив немалые усилия, мы нашли способ использовать насекомых для этих целей. Чуть позже я остановлюсь на этом подробнее, но наши первые опыты были не такими успешными, как мы ожидали. Обеспечение важнейших параметров — точности развертывания в боевой порядок, локализации роя после завершения операции, скрытности и ряда других — все это давалось с великим трудом, но руководство усмотрело в этом возможность создания совершенно нового перспективного вида вооружения. Пентагону по душе новые виды вооружения.

— Господин Бишоп, я слушаю вас и пытаюсь понять, что стоит за вашими словами. Вы с оптимизмом говорите о возможности научить насекомых убивать людей… Если вам это удалось, а подтверждение вашего успеха я видела в Афганистане, то мы наблюдаем полное торжество позитивного мышления[19] над тем, что со всей очевидностью представлялось совершенно невероятным. Я бы поздравила вас с успехом, но, по-моему, вы собираетесь сообщить мне еще кое-что, и, думаю, мне это придется не по вкусу.

— Возможно, возможно. Но вернемся к тому, с каким трудом давались нам первые шаги. Вероятно, вы помните многочисленные сообщения определенного рода, которые звучали в новостях десять-пятнадцать лет назад.

Бишоп щелкнул переключателем проектора, и на экране появились газетные заголовки о пчелах-убийцах, нападавших на людей в Техасе и в Центральной Америке. Лора действительно помнила об этих сообщениях. Она читала их с жадным интересом, что было вполне естественно, поскольку тема имела отношение к ее профессиональным занятиям. Правда, эти статьи своим истерическим тоном скорее нагнетали страх, чем излагали факты.

— Что ж, нечто в этом роде действительно имело место. Нападения случались с такой регулярностью, что определенные зоны были закрыты. Работа шла весьма успешно. Конечно, вчера вы видели совсем другое, но то происходило десять лет назад, и мы были довольны результатами. Для нас не составляло труда направить рой кровожадных маленьких чудовищ в определенное время в заданное место. Но до последнего времени проблемой оставалась зачистка местности после операции. Вы можете представить, насколько трудно проследить за тысячью ос, а потому на раннем этапе работы мы изменили генетику насекомых таким образом, чтобы они погибали через несколько часов после того, как рой будет направлен к цели, то есть ввели в их геном ген самоуничтожения. Какое-то время эта схема успешно работала. Но мы не учли их способность эволюционировать с потрясающей скоростью. К тому времени, как мы модифицировали генетику тысячной осы, первая изменялась таким образом, что мы теряли возможность ее отследить. Проблема не приобрела катастрофического характера, но мы допустили кроссбридинг[20] экспериментальных ос и тех, что обитают во внешнем мире, в результате чего агрессивность наших насекомых уменьшилась, но зато она увеличилась у свободных ос. Количество жертв невелико. Мы обрели контроль над ситуацией.

Недоверие на лице Лоры заставило Бишопа прервать свою речь.

— Насколько я поняла, — сказала она, — когда у вас возникало желание кого-нибудь убить в Мексике, вы натравливали на него свору гигантских агрессивных ос? А вам не приходило в голову воспользоваться, например, пистолетом?

— Мы редко используем их для одиночных целей. Рой ос гораздо практичнее применять против группы противников. Оптимальное число жертв составляет от пятнадцати до тридцати. Идеальной целью могут быть отряды террористов — один из таких обитал в той самой пещере, откуда вы только что вернулись. Наш козырь заключается в том, что в возможность такой операции никто не поверит. Представьте, пятнадцать членов колумбийского наркокартеля гибнут в какой-то дыре при нападении взбесившихся ос! Кому придет в голову винить в этом правительство США? А если придет — то на каком основании?

— Вы, кажется, говорили, что этим занимается НАТО.

— Я перейду к этому. Пять лет назад мы смогли применить в своих исследованиях новые достижения генетики и при этом полностью контролировать процесс.

Лора внимательно прислушивалась к каждому слову Бишопа и в этот момент поняла: речь идет о том, что входит в сферу ее собственных научных интересов.

— Рост, — сказала она. — Вы говорите о том времени, когда генетическое воздействие на рост получило неведомые ранее возможности.

— Именно так, — ответил Бишоп. — Не мне вам объяснять, что рост насекомых увязан с необходимостью сбрасывать внешнюю оболочку в процессе линьки. Взрослые особи уже не линяют, и поэтому…

— Господин Бишоп, я защитила диссертацию по генетической энтомологии.

Бишоп продолжил:

— Но мы не открыли доступ к информации, которая привела к настоящему прорыву в возможности регулировать рост. Доктор Хит изобрел способ выделить ювенильный гормон, что продлевает период роста, препятствуя созреванию. В сочетании со стимуляцией гормона линьки, экдизона, это позволяет насекомому сбрасывать внешнюю оболочку и расти без ограничения. Поначалу нам не удавалось держать рост в узде, но дальнейшие исследования с использованием гормона вылупления и бурсикона, регулирующего образование кутикулы,[21] позволили взять процесс под контроль.

— Однако кое-какие статьи по этой теме все же появились в печати, — заметила Лора.

— Мы допустили утечку небольшой части сведений во внешний мир, поскольку это могло хоть как-то объяснить появление там гигантских насекомых, оказавшихся вне нашего контроля. Обычные научные организации, подобные той, где вы работаете, лишены достаточного финансирования и необходимого оборудования, а поэтому вероятность того, что там удастся вывести такой же вид насекомых, практически ничтожна. Но по крайней мере случайная встреча с таким существом не вызовет столь уж сильного шока.

В настоящее время наши операции завершены, причем мы добились очень высокой эффективности и практически полной гарантии, что эти создания доберутся только до запланированных целей. Все они снабжены наноскопическими приборами, позволяющими отслеживать каждую особь, а привитый этим насекомым инстинкт стремиться к своему гнезду превосходит по силе свойственную им агрессивность и удерживает их вблизи зоны изначального базирования. — На экране возник следующий слайд. Крепко сбитый морской пехотинец стоял вблизи огромного бурого осиного гнезда, доходчиво иллюстрируя слова Бишопа. — Операция, которую вы вчера видели, заключалась в зачистке территории после ликвидации одного из полевых командиров «Талибана», связанного непосредственно с Осамой бен Ладеном. Никто никогда об этом не узнает.

— Таков способ устранения врагов Америки?

— В начале девяностых большинство стран, входящих в НАТО, отказались от дальнейшего участия в программе и предложили ее закрыть. Ситуация становилась непредсказуемой, а с учетом настырности средств массовой информации все могло обернуться скандалом. Кроме того, как вы и отметили, у потенциальных жертв наличествовали прежде всего антиамериканские настроения, и именно США больше всех других участников вкладывали средства в эти разработки. После сокращения финансирования Пентагон согласился закрыть военную составляющую программы и переориентировать нашу базу на менее опасные генетические исследования. Было бы стыдно выбросить на свалку столь совершенное оборудование и наработанный опыт.

— Но…

— Но программу не закрыли. Она просто стала чисто американской. Одной из многочисленных строго засекреченных военных программ. Так или иначе, БРЭВИС уже несколько лет работает без сбоев. Команда, которая сопровождала вас в Афганистан, выполнила операцию по зачистке в высшей степени успешно. Эта программа стала самым серьезным достижением базы с момента ее перехода в исключительное ведение США. Не было потеряно ни одно насекомое. Все цели поражались без потерь с нашей стороны. — Тут Бишоп сделал паузу. Он понимал, какое впечатление на Лору произведет его следующая фраза, и хотел придать ей должный вес. — За единственным изъятием. Я говорю о нашем главном энтомологе Дэвиде Хите.

Глава 13

Начался этап расслабления после выполненной операции — в основном это означало возможность выспаться. На сей раз нужда в отдыхе была велика — больше, чем обычно, учитывая крюк, который пришлось сделать, чтобы захватить эту гражданскую бабенку. Как правило, после операции они впадали в спячку, словно медведи, лишь время от времени прерывая сон — сгонять партию в домино, побаловаться видеоигрой, похлебать чего-нибудь — и снова заваливаясь в койку на несколько часов.

Впрочем, двое из вернувшейся команды не спали.

— По-моему, мы все вляпались в дерьмо. — Голос Гаррет звучал зло и невнятно. Женщина была измучена до предела.

— Ну-ну, слушаю тебя, — отозвался Ван Аренн, выдергивая нитки из повязки на руке.

Они выбрали это время для разговора, зная, что их никто не услышит. Обычный распорядок службы в замкнутом пространстве базы означал, что, захоти они поговорить, когда прочие члены команды бодрствуют, им придется либо мириться с тем, что их слышат, либо искать укромное место, а последнее неминуемо вызовет подозрения. Разговаривать в общем помещении, наполненном людьми, было рискованно, но других мест, не охваченных системой наблюдения, в комплексе не существовало. Можно было, конечно, подняться на поверхность, но там Мэдисон готовил «Спартан» к очередному полету, а уж его-то они хотели видеть в последнюю очередь.

Гаррет покачала головой.

— Именно в дерьмо. Я хочу уйти отсюда.

Ван Аренн поднял голову и внимательно посмотрел на Гаррет.

— Ты уверена?

— Ты не думай, дело не в том, что случилось с Роучем и Мартин. Я вовсе не ждала, будто служба тут станет легкой прогулкой. Но то ли здешний гребаный распорядок меня душит, то ли эта жуткая пальба в пещерах доводит. Бывает, застрелиться хочется. Знаешь, мне иногда кажется, они просто не понимают, что творят, и мы еще нахлебаемся…

— Откуда тебе знать.

— Мы с тобой простаки, Ван Аренн. Что говорят, то и делаем, вопросов не задаем и верим — в случае чего нас вытащат, как и всех других ребят. — Она посмотрела на Миллса, который спал, зажав подушку между колен. — Но вот они притащили сюда эту британку. Какого хрена ей здесь нужно? Когда она здесь окопается, нам придется иметь дело с новыми осами, а дело-то становится еще хуже, чем на прошлой неделе. Так вот, с меня довольно, я больше не желаю служить им ходячей банкой инсектицида.

— Думаешь, они тебя отпустят?

— Так мне сказал Уэбстер, когда звал сюда.

Ван Аренн нахмурился.

— Он нам всем говорил одно и то же.

— Ну и ладно, мне плевать. Если понадобится, просто уйду. Пусть изловят и посадят, через пару лет освобожусь. И пойду на матч «Ковбоев».[22]

Гаррет улыбнулась — такой простой план и лучезарное будущее. Улыбнулся и Ван Аренн — наивности подруги.

— Думаешь, у тебя получится?

— Не знаю. Но уж точно не останусь здесь до пенсии. Так что, если они хотят меня угробить, им стоит поторопиться.

Глава 14

Дэвид Хит погиб?

Лору захлестнули воспоминания. Нахлынувшие чувства лишили ее слов.

— Простите, — сказал Бишоп, вертя в руках пульт дистанционного управления.

Наконец Лора обрела способность говорить.

— Как это случилось?

— Я и сам бы хотел это знать. Он работал ночью, один, пытался, как мы думаем, усилить агрессию ос. Он постоянно носился с идеей использовать меньшее число насекомых, чтобы тем самым обеспечить большую скрытность операций и увеличить их эффективность. По всей видимости, он зашел слишком далеко.

Лора задумалась. Пожалуй, это было похоже на Хита. Она припомнила серию его экспериментов середины девяностых, когда он пытался заменить яд, выделяемый обычной черно-желтой осой, на яд паука-убийцы. Все попытки приводили к моментальной гибели подопытных ос, но Дэвид остановился только на сто семьдесят пятой.

Бишоп отложил в сторону пульт.

— Чтобы прояснить сложившуюся обстановку, — заговорил он неуверенно, — чтобы вы смогли э-э-э… своими глазами посмотреть на этих ос и оценить их поведение, я бы хотел продемонстрировать вам видеозапись последних моментов этого опыта доктора Хита.

Не отдавая себе отчета, чем это может закончиться, Лора позволила любопытству взять верх над тревогой и повернулась к экрану телевизора. Бишоп нажал кнопку на пульте.

На заднем плане сидел средних лет мужчина в темной куртке, и Лора тут же узнала в нем своего бывшего наставника. Положив ноги на стол, он делал пометки в блокноте. Пред Дэвидом стоял монитор, слева от которого по столешнице вполне миролюбиво, словно милый домашний зверек, ползла оса величиной с морскую свинку.

Лора подалась вперед.

— Вот так она выглядела?

— Да, именно так. У Хита были удивительные отношения с объектами его экспериментов. Точь-в-точь как у служителя зоопарка с тигром. Конечно, опыт, знания и практика придают определенную раскованность, но в случае с Хитом к этому прибавлялось еще кое-что. Он чувствовал себя ответственным за формирование индивидуальных черт своих подопечных, полагал эту работу актом творения, а такое уподобление Богу может невероятным образом повышать уверенность в себе.

Камера постепенно отъезжала, открывая зрителю более широкую панораму. Насколько Лора могла видеть, лаборатория была почти пуста. Там находился еще один стул, на котором лежала довольно толстая пачка бумаги для заметок, на краю стола пристроилась кружка с тремя шариковыми ручками, на стене висела пустая книжная полка, а значительную часть потолка — Лора открыла рот от изумления — занимало огромное осиное гнездо.

— О Господи! — прошептала она.

Бишоп показал на экран.

— Видите пустую полку? Когда доктор Хит занял это помещение, на ней было полно книг, отчетов о проведенных исследованиях и прочих бумаг. Он отдал все это во власть ос, чтобы наблюдать, как они строят гнездо.

Лора не отрывала глаз от экрана. Через несколько секунд она увидела, как с десяток гигантских ос выползли из темных ячеек гнезда и сосредоточились на потолке над Хитом. Если это перемещение и было им замечено, он ничем не выдал своей тревоги. Доктор как ни в чем не бывало сосредоточенно водил ручкой по бумаге. Лора ощутила ледяной ужас. Она знала, что сейчас произойдет, но не могла отвести взгляда. Поведение ос было одновременно и страшным, и завораживающим.

Одна оса упала с потолка, впилась в трапециевидную мышцу Хита и тут же вонзила яйцеклад между позвоночником и левой лопаткой доктора. Все произошло мгновенно: Хит еще продолжал писать в блокноте, а яд уже смешался с его кровью.

Бишоп заговорил мягко, стараясь придать своему голосу нотки сочувствия.

— Я его и нашел. В первый момент мне показалось, что доктора нет в помещении, что там вообще пусто. Но это было весьма необычно — ведь он проводил в своей лаборатории целые дни, — и я пригляделся повнимательней.

На экране было видно, что Хит лишь успел встать на ноги и открыть рот, искаженный судорогой боли, — но крик так и не прозвучал. Он схватился было за спинку стула, но рухнул на пол, и рой сомкнулся над ним.

— В глаза мне бросилось гнездо, объект его наблюдений и контроля, насколько я знал, — продолжал Бишоп. — Потом я посмотрел на пол и увидел кость — его ребро.

Тем временем на экране первые осы уже принялись за открытые участки тела — руки, лодыжки, лицо. Расправившись с кожей и мышцами, что заняло считаные секунды, они перешли к костям, и вот уже Дэвид Хит исчез в пенящемся клубке насекомых, которые трудились, как высокопроизводительный комбайн.

— Все, что от него осталось, лежало под столом. Мы смогли убедиться, что это именно Хит, только по часам, которые они не смогли уничтожить, — «Патек Филипп», такие носил только он.

Красные брызги отлетали от бешено работающих жвал, падали вязкими каплями на пол и собирались в лужицу крови под скелетом.

— Так я узнал, что один из моих близких друзей был убит самым чудовищным образом. Тогда я чувствовал то же, что вы сейчас. — Экран погас, и Бишоп продолжал: — Однако, несмотря на страшную потерю друга, которого мы все любили, я лишен возможности оплакивать его уход как бы мне хотелось. База не должна прекращать работу ни на минуту, и я обязан сделать так, чтобы трагические события, подобные тому, что вы только что наблюдали, как можно меньше сказывались на ходе наших исследований. И вот среди проблем, с которыми в настоящее время столкнулся БРЭВИС, чуть ли не самой серьезной является отсутствие у нас…

— Энтомолога, — механически закончила за него Лора.

Глава 15

Теснота этого изолированного от мира подземного комплекса приводила к определенным изменениям в динамике поведения коллектива, в людях развивались взаимное недоверие, подозрительность. Положение усугублялось тем обстоятельством, что персонал базы и без того был расколот на противостоящие друг другу группы. Одну представляли военные — их поведение в значительной степени определялось инстинктами и физической стороной существования, а ограниченность интеллекта они компенсировали хорошо развитым здравым смыслом, почерпнутым из профессионального опыта. Вторую группу составляли ученые, которые руководствовались прежде всего разумом и логикой. Решая стоящие перед ними задачи, они действовали вдумчиво, не торопясь, подвергая тщательному анализу все необходимые факты. Иначе говоря, это было противостояние сердца и головы, борьба, постоянно идущая на ограниченном пространстве и не имеющая шансов закончиться примирением. Военные проклинали медлительность ученых, проявляющих чрезмерное внимание к деталям, а ученые с сожалением отмечали нетерпение, свойственное военным, и их полную неспособность найти решение любой задачи, не пуская в ход кулаки и оружие.

Каждая группа с презрением смотрела на другую — в школе такие отношения складываются между зубрилами-отличниками и спортивными парнями-недоучками. Разница заключалась в том, что здесь они нуждались друг в друге, хотя ни одна сторона не желала это признать. Поэтому они продолжали сосуществовать в состоянии изнуряющей и непродуктивной вражды, оставляя добрую половину потенциальных дружеских связей незадействованной, и это при том, что их работа, как никакая другая, нуждалась во взаимовыручке.

Еще одной особенностью жизни БРЭВИСа, которая уподобляла его груженному динамитом автомобилю на ухабистой дороге, была невозможность сохранить что-то в тайне от других. Случайно подслушав, догадавшись или намеренно выведав, каждый обитатель базы мог прознать любой секрет и сделать его всеобщим достоянием. Последние события означали: что-то должно вот-вот произойти. Это ощущение витало в воздухе — оставалось принюхаться.

Джордж Эстрада, заведующий лабораторией генетического программирования, сидел в столовой перед тарелкой успевшего остыть чили и смотрел на Лайзу Келлер, которая выбирала фасолины из своей порции этого блюда, тщательно избегая зацепить вилкой плавающее в вязком соусе мясо.

— Послушай, Лайза… Ты с Гаррет в последнее время не встречалась? — негромко спросил Джордж. Смуглый, приземистый, он был похож на головастика, а его губы занимали столько места, что, казалась, кто-то размазал их по лицу ножом. Джорджу шел сорок второй год, и он был одним из самых старых ученых базы, что подтверждалось лысеющим черепом и внушительным брюшком.

— Что ты имеешь в виду? — Лайза покончила с фасолью и подняла на него глаза. На базу она пришла образцово-показательной блондинкой, брызжущей здоровьем, словно картинка из глянцевого журнала, но отсутствие солнечного света и регулярных физических упражнений сделало ее кожу тусклой, а некогда тугое тело вялым и рыхлым.

Волосы Лайзы сохранили золотистый блеск, но в них уже просвечивала седина. Джордж еще не успел ответить, когда к их столу со своей порцией чили приблизился Майк Ирвин, помощник Лайзы. Они поздоровались.

Морщась от затхлого запаха, Майк со стуком опустил тарелку на металлическую столешницу и сел.

— Кто-нибудь из вас видел Гаррет? — спросил он, принимаясь за еду. — Она так не ярилась с тех пор, как Мэдисон стащил ее «Плейбой».

Майку было слегка за двадцать, пирсинг украшал его левую ноздрю, правую бровь и оба уха, а наполовину обесцвеченные черные волосы стояли гребнем, удлиняя его тощую, словно у борзой, фигуру.

Джордж рассмеялся.

— Ну да, и не только она бесится. Все морпехи на взводе со времени последней операции.

Лайза пожала плечами.

— Мне головы-то поднять некогда, я их почти не вижу. Говорите, они бесятся? И в чем это выражается?

— Знаешь эту их мерзкую ухмылку, с которой они на нас смотрят, потому что у них вместо мозгов чугунная чушка? — сказал Джордж. — Так вот, она стала еще омерзительнее. Они грохочут своими башмаками громче обычного, то и дело перешептываются по углам, а когда ты их застаешь за этим делом, смотрят на тебя, будто насквозь прожигают.

— И что ты об этом думаешь? В чем причина? — спросила Лайза Майка.

Майк вытер губы бумажной салфеткой и откинулся на стуле.

— Яснее некуда. Кто-то погиб.

Во взглядах Джорджа и Лайзы Майк прочел, что от него ждут разъяснений.

— Не так много событий на базе могут взбесить морпехов. Жратва все равно дерьмовая, работа — тоже, но это уже давно известно, в этом нет новизны. Любовь тут тоже ни при чем — ведь недовольны они все как один. Разве какая-то общая оргия пошла криво, но это вряд ли. А потому остается одна причина — смерть. И в подтверждение этого я спрашиваю — когда вы в последний раз видели Роуча?

Джордж сосредоточенно нахмурился.

— Роуч… Я давно не видел Мартин. Но и Роуча тоже. А вы когда видели кого-нибудь из них? В последней операции они не участвовали, вот что действительно странно. — Его мексиканский распев продлил это «действительно» — в сухом воздухе повисло ожидание ответа.

Лайза возразила, понизив голос.

— Ну, знаешь, это ничего не значит. Их могли послать на какие-нибудь учения… маневры…

— Маневры? — переспросил Майк. — Думаешь, они участвуют в маневрах? Да если они не проводят зачистку от очередной партии козявок, то просто груши околачивают в пункте наблюдения. В крайнем случае качают мышцы, если есть настроение. Вам приходилось видеть Роуча или Мартин за чем-нибудь подобным в последнее время? Если нет, то они исчезли, а поскольку заполучить людей сюда ох как нелегко, Бишоп и Уэбстер могли отпустить их на волю только одним способом… — Майк сделал паузу для пущего эффекта и закончил: — В гробу.

Глава 16

— Именно так, но будь эта проблема единственной, мы все же смогли бы продолжать работу. — Бишоп нахмурился и наклонился вперед, облокотившись на стол. — Все сведения о результатах, полученных Дэвидом, содержатся в его блокнотах — один из таких вы сейчас видели на экране. В течение десяти лет это не создавало никаких сложностей, но последние записи Хита находятся в его лаборатории, полной ос, а без них мы слепы. Мы не знаем, подвержены ли эти осы воздействию холода или нет? Мы не имеем представления, погибнут ли они через день-другой или будут жить как угодно долго? Обычный ли у них яд, или он стал сильнее? Ответы на все вопросы, представляющие ценность, находятся в его последнем блокноте.

Лора смотрела прямо перед собой, и на ее губах появилось подобие улыбки. В создавшейся ситуации было что-то кармическое. Годы экспериментов с предками этих ос привели к появлению нового поколения насекомых, которые были готовы и могли отомстить. Люди властвовали над ними, у людей были знания, приборы, оборудование, но всего через десять лет осы взяли верх. Лора не могла сдержать восхищения — то же чувство владело ею каждый день во время работы.

— Они еще чем-нибудь отличаются от ваших обычных ос? — спросила она Бишопа.

— Хороший вопрос. Мы исключили из их жизни подразделение на цариц, рабочих ос и тому подобное. Это помогло сконцентрировать поведение насекомых на выполнение главной задачи. Но два дня назад, когда я проходил мимо лаборатории Дэвида, одно из насекомых вело себя как… как будто оно было главным. Завидев меня, оно тут же подлетело к окну, и остальные последовали за ним. А потом оно, вроде бы утратив интерес, повернуло обратно, и все осы повторили его маневр. Я говорю об этом, чтобы вы знали: возможно, мы имеем дело с новыми особенностями группового поведения.

— Вы использовали слово «оно». Вам удалось запрограммировать родовую принадлежность той или иной особи, или вы просто по рассеянности не сказали «она»?

— Простая оговорка. Все они конечно же самки, иначе у них не было бы яйцеклада с жалом.

— Разумеется.

— Но мы привыкли говорить о них в среднем роде, полагая их не столько живыми существами, сколько продуктами производства.

— Думаю, это ваша первая ошибка, господин Бишоп. Похоже, эти объекты ваших экспериментов обладают хорошо выраженными личностными характеристиками. Пытаясь предугадать их поведение, вы должны помнить об этом.

— Согласен. И благодарю вас, доктор Трент. Итак, я продолжу. Первым делом я позвонил майору Уэбстеру и попросил его предпринять все возможное, чтобы обеспечить безопасность. Он послал в лабораторию Хита двух своих людей, одного мужчину и одну женщину, с заданием вынести оттуда блокнот и одну из ос для последующего изучения, а остальных насекомых уничтожить. Мы не предполагали, что встретимся с большими трудностями, чем при обычной подобной операции по зачистке, но на всякий случай закачали в помещение повышенную дозу инсектицида.

Как выяснилось, эта мера оказалась недостаточной, и когда солдаты вошли внутрь, осы… просто набросились на людей, словно яд на них вообще не подействовал. — Бишоп помолчал и посмотрел куда-то в сторону. — Я запер их там.

На лице Лоры отразился ужас.

— Вы представляете, что могло бы случиться, если бы осам удалось выбраться из лаборатории и распространиться по территории базы? В подобных ситуациях главное — локализовать источник опасности. Мы видели, как полтора десятка насекомых менее чем за минуту съели всю плоть этих двух людей. Они отрывали куски мяса, как стая обезумевших от голода пираний.

Другие солдаты стремились помочь своим друзьям. Пока я не сумел заблокировать дверь в лабораторию, сохранялся риск, что они вломятся туда и попытаются спасти их. Это очень спаянная группа, и если до того дня они относились ко мне спокойно, то теперь дружно ненавидят. Поверьте, доктор Трент, принимать такие решения — очень нелегкое дело. Спасти людей, оказавшись в их глазах мерзавцем, или подвергнуть их смертельной опасности, притворившись добрым малым? Я стоял именно перед таким выбором, но об этом никто не думает — принимают в расчет только последствия.

— Да, работа не из легких.

Бишоп повел плечами.

— Я не пытаюсь завоевать ваше сочувствие. Просто хочу, чтобы вы поняли, в каком кошмаре мы все с тех пор живем. Естественно, кое-кто из военных хотел бы получить мою голову на блюде, и Уэбстер был вынужден принять меры, чтобы такого не произошло. Потом вся команда вылетела на операцию, свидетелем которой вы оказались. Такова судьба морпехов: их друзья погибают в бою, а они должны продолжать свое дело.

Но перед нами по-прежнему стоит проблема — как поступить с этими осами, о которых мы знаем лишь то, что они крайне опасны и весьма разумны. Причем их разумность лишь увеличивает опасность. Мы могли бы испробовать действие разных веществ, но без заметок Хита практически невозможно узнать, что приведет к желаемому результату, иначе говоря, что их убьет. Поэтому они до сих пор остаются там, в лаборатории.

— Почему бы просто не уморить их голодом?

— Мы бы так и поступили, но никто не знает, сколько они продержатся. Что, если Дэвид увеличил их способность к гибернации? Это вполне вероятно, и в таком случае ситуация приобретает особую сложность.

— Почему особую?

— Видите ли, существует способ покинуть лабораторию, и мы думаем, осы могут об этом способе знать. Они проявляют интерес к вентиляционному каналу. Разумеется, обычные насекомые не могут проделать отверстие в кожухе воздуховода, но эти настолько сильны и сообразительны… Так что мы весьма встревожены.

— А просто изолировать воздуховод вы не можете?

— Это не так просто. Пришлось бы перекрыть всю систему и тем самым поставить под угрозу остальные рабочие помещения. Как вы знаете, осам противопоказан холод. Это еще одна причина, по которой мы не можем заморозить только эту лабораторию — температура на базе постоянно поддерживается на уровне двадцати одного градуса. Именно такая температура оказалась наиболее подходящей для совместного обитания ос и людей. В чрезвычайной ситуации центральный компьютер может допустить падение температуры, но это приведет к замораживанию всего пространства БРЭВИСа, прекращению всех экспериментов и уничтожению их результатов. По многим причинам такой исход был бы весьма нежелателен.

— А если они пробьют воздуховод?

— Не исключена возможность проникновения в другие помещения комплекса и даже выхода наружу. Там они могут попытаться произвести потомство, а затем… Не хочу гадать.

Повисла долгая пауза. Лора и Бишоп оглядывали кабинет, чтобы не задать неизбежного вопроса. Наконец Лора нарушила молчание.

— И как я могу вам помочь?

Бишоп сделал вид, что обдумывает ответ.

— Мы не можем бездействовать. Вы проработали с доктором Хитом несколько лет и должны представлять себе ход его мыслей. В самом крайнем случае просто вдумайтесь в ситуацию, которую я вам описал, а если сможете уделить нам немного больше времени, останьтесь на базе в качестве консультанта, чтобы поддержать нас в этом шатком положении, пока мы не найдем постоянную замену доктору Хиту.

Просьба, которую два дня назад Лора решительно отвергла, выглядела теперь совсем иначе. Она была уже на месте, и ее отказ от сотрудничества мог подвергнуть этих людей еще большему риску. Ей не хотелось, чтобы Бишоп чувствовал себя победителем, но теперь, когда она увидела этих ос своими глазами, возможность узнать о них больше возбуждала ее еще сильнее и отношение к Бишопу уже не могло служить единственной причиной для того, чтобы не попытаться помочь ему всеми доступными ей способами.

— Хорошо. При любых обстоятельствах я хочу уехать отсюда с сыном как можно скорее. Но пока я жду вылета, постараюсь вам помочь.

— Это очень любезно с вашей стороны, доктор Трент. В высшей степени любезно, особенно учитывая те обстоятельства, при которых вы сюда попали. Как только самолет будет готов, вы с Эндрю сможете улететь. Моя благодарность не имеет границ. Ваше сотрудничество для нас бесценно.

Бишоп сиял, как убийца, которому отменили смертный приговор. В ответ Лора перешла на сухой деловой тон:

— Покажите мне этих ос.