Инспекция

Глава 18. РАЗОБЛАЧЕНИЕ

— А вот мы его сейчас …

— Изыдите! Прочь! Испепелю!

— Бросьте! Это не ваш текст, ваше-ство! Он вам по роли не подходит. Ведь вы же прикидываетесь простым смертным.

— Что?

— Сиятельный наш. Как же вы думали, что мы не узнаем своего патрона? Неужто у нас ни мозгов ни глаз, ни ушей ни носа нет? Мы же тоже чувствительные. Я вас каждой шерстинкой на хвосте чувствую, великолепный вы наш!

— А если чувствуешь, то доложи по форме.

— Нет необходимости. Вы инкогнито. А я инкогнитам не докладываю. У меня начальство только одно, и если ему мой доклад нужен, оно меня к себе вызывает, а не суётся с инспекциями.

— Я же тебя за такие слова…

— Дальше ада не сошлёшь, тоньше шила не воткнёшь.

— Так, значит? Бунт?

— Давно уже! Опомнился!

— И что же мне с тобой сделать?

— Поговорить хочешь — изволь. А наказать меня тебе не с руки. Я ведь зло олицетворяю. А зло — неистребимо. Принципиально вечно. Если бы зло можно было истребить, то в чем смысл добра? Что оно, если зла нет? Добро — есть всё то, что не зло, а зло — всё то, что не добро. Гегель. Единство и борьба. Борьба, но и единство. Так-то, шеф.

— Зачем затеял шоу с девочками?

— А смешно стало.

— Поиздеваться решил?

— Шеф, тут не всё так запущено. Я ж тебе добра желаю.

— Мы на брудершафт не пили.

— Зря. Давно пора. Столько лет знакомы. И потом: это как-то не вежливо даже. Шеф меня — на «ты», а я шефа на «вы»! Недемократично. Или уж оба — на «вы», или уж, по-товарищески.

— Я тебе не товарищ!

— Вот и напрасно. Самое подходящее слово для обращения к Сатане!

— Тебя на «вы» звать — много чести.

— И я так думаю. Так что давай на «ты», шеф.

— Нет, ты будешь звать меня на «вы».

— Почему? Ведь все к тебе на «ты» обращаются. Сам слышал: «Господи, спаси и сохрани!», «Господи, твоя воля!», «Да будет воля твоя, да святится имя твое, да приидет царствие твое!» Кстати. Хм! Впервые за две тысячи лет цитирую молитву!

— Ну и как тебе после этого?

— Нормально. А тебе?

— А мне-то что?

— Не докучают тебе с молитвами этими? Ведь столько ртов постоянно твердят свои обращения к тебе!

— Если бы я всё слушал, то, наверное, докучали бы.

— Так ты не слушаешь?

— Нет!

— Ха! Вот забавно! Они считают, что нет в жизни дела важнее, чем молиться, а Он не слушает! Впрочем, прав! Чего их слушать! Все просят о мирском. Суета!

— Да. Суета и тщета.

— Только женщины — не суета.

— Об этом, кстати, напомнил, зря. Я тебя ещё не простил за шутки.

— Какие шутки, босс? Ну, ты попробуй, сблизься с ними!

— Не для того я их создавал! Это — твой инструментарий.

— Для других! Всю лучшее — детям. То бишь чадам своим — людям. А себе? Ну, хоть маленько?

— Брось, лукавый!

— Отнюдь! Я не лукавый. Я тебе добра желаю.

— Сие не для меня.

— Вот кто лукавый!

— Почему?

— Людей создавал по образу и подобию?

— Так что?

— Значит, и у тебя аппаратура имеется для галантного общения с дамами.

— Это не твоего ума дела.

— Имеется и вся гидравлика действует, поскольку у них, то и у тебя. Так, стало быть, и у нас. Да-с. Хе-хе. Только у нас она ведь не вхолостую, извините, простаивает, а используется по назначению. А в тебе, божественный, что же?

— Это не подобающее мне дело.

— Почему же? А Зевса Кроныча помнишь? Вот, кто настоящий мужик! Преклоняюсь перед ним!

— Язычник ты!

— Ну, так и что же! Мне язычником полагается быть! Ты что же ожидал, что я буду христианином?

— Кстати, как он?

— Так, а что ему сделается? На пенсии. Недавно вот с ним в преферанс играли. Ещё и Ра с нами играл.

— На что играли?

— У нас ставки крупные. На Исиду.

— Что?

— На Исиду, богиня такая. Зевс выиграл. Она ему и досталась. На три ночи.

— Грехи какие!

— Для богоравных это не грехи, а шалости.

— Богоравные? Вы? Испепелю!

— Да тут итак жара. Брось, шеф. Угомонись. Гости так себя не ведут.

— Гости!

— Ладно. Хозяева. А хочешь, я на весь ад объявлю, что хозяин здесь наш высокочтимый…

— Тише ты! Не позорь!

— Ну, стало быть, гость.

— Гость, ладно уж. Уговорил.

— Кстати. Падре. По дороге к нам. Ты там это…

— Что ещё?

— Наследил, мой хороший.

— Как? Ты мне указывать?

— Зачем нищего изуродовал?

— Воздал. По заслугам воздал.

— Где же милосердие божье?

— Он именем божьим прикрываясь, за мирским гнался, о душе забыл.

— Вот после его смерти душе и воздашь. Наш клиент будет. А при жизни…

— Моё дело.

— Не самый плохой человек был. Подвернулся под горячую руку.

— Его дела решены уже.

— Перерешай, милосердный. Прошу для порядка. Вот ты к нам с инспекцией пришел, а сам нарушаешь очередность делопроизводства. Ведь если он пострадает при жизни, то он уже мучеником станет. Стало быть, его дорога не к нам, а к вам. А вам такой нужен?

— Об этом я не подумал… Ладно, уговорил. Будь по-твоему.

— И с этой кондукторшей…

— Нет!

— Впрочем… она без языка счастливее будет на земле. И мужа её уже мучеником не назовёшь тогда. Так что оба — наши клиенты будут. Я ведь о клиентах пекусь.

— Мужа?

— Конечно! Ведь он тебе молился, чтобы она онемела. Вот ты и исполнил.

— Я об этом ничего не знаю.

— Так ты же не слушаешь молитвы человечьи!

— А ты?

— А нам от них икается. Мы их все слышим.

— Это не годится. Недобрым молитвам не следует исполняться!

— Оно, конечно. Но ведь в противном случае …

— Э, нет! Если все, кто страдает от сварливых жён, станут мучениками, так в раю мест не хватит! Так и сяк — он все равно ваш клиент.

— Значит?

— Анду два раза.

— Что это за «анду»?

— Undo. Языки надо знать.

— Ах, это! Отменить, значит. Да ты не боись, я языки-то знаю, да от тебя не ожидал такого сленга.