Инопланетянка варвара

Часть 1

ЛИЗ

Мы с Кайрой смотрим, как Меган и Джорджи водят пальцами вдоль панели корпуса инопланетного корабля, пытаясь выяснить, как ее открыть и вытащить девочек, заключенных внутри. Имеются шесть капсул, и в каждой из них есть еще по одной пленной девушке. Никто из девушек, запертых внутри, понятия не имеет о том, где находятся или как здесь оказались.

— Никак не могу понять, везунчики они или нет, — говорю я Кайре.

— Они везунчики, — говорит она тихим бесцветным голосом. Ее пристальный взгляд неподвижно устремлен на мигающие огоньки и темную стену трюма. — Они понятия не имеют, что мы пережили за последние несколько недель.

Я издаю тяжелый стон, вроде как, соглашаясь. Неважно, согласна ли я с Кайрой, но время от времени она может быть настоящей занудой. Последние несколько недель для всех нас точно не были вечеринкой, но, может быть, лучше знать всю правду вместо того, чтобы не иметь понимания о происходящем.

По-моему, лучше все же знать.

Кайра и я наблюдаем за работой других, так как слабость не позволяет нам помочь им. Из нас шестерых Джорджи осталась самой сильной. Она была с инопланетным парнем, поэтому ее кормили три раза в день и она получила теплую одежду. Все остальные из нас застряли в трюме, и из нашей небольшой группы только Меган делает максимально возможное. Я ослабла и нахожусь в сонливом состоянии, а мои пальцы ног чертовски болят. У Джоси нога выглядит так, словно сломана в двух местах, и никто понятия не имеет, как это исправить. Лодыжка Кайры раздута, и сама девушка крайне слаба. Тиффани, возможно, умирает, так как мы не можем вывести ее из состояния глубокого сна, в котором она находится. Она ненадолго пришла в себя, чтобы съесть немного бульона, а затем снова потеряла сознание.

Мы не нуждаемся в предостережении инопланетян, чтобы понять, что эта планета убивает нас. Пожалуй, это и так очевидно.

— Она открывается, — говорит Меган, и вместе с Джорджи отступает на шаг. Панель с шипением приподнимается со стены точно так же, как в научно-фантастических фильмах. Внутри — девушка в футболке и трусиках, странные спирали обвиты вокруг ее тела и просунуты прямо ей в горло.

Неожиданно для себя самой меня бросает в дрожь.

Джорджи и Меган изучают спящую девочку, пытаясь понять, как лучше освободить ее. В конечном счете, они начинают просто срывать с нее трубки и шнуры, и девушка просыпается, начиная захлебываться жидкостью. Мгновение спустя, освобожденная девушка резко падает на пол и срывает с себя остатки трубок, тогда как Меган гладит ее по спине.

Ну, это сработало. К лучшему или к худшему, у нас есть еще один человек.

Широко раскрыв глаза, девушка начинает рыдать. Она явно в замешательстве и напугана, и Кайра встает, раскрыв руки, чтобы втянуть девушку в свои объятия. Она издает печальные, успокаивающие звуки и заключает девушку в объятия, помогая ей отойти подальше от стены. И вдруг, все капсулы сами по себе начинают открываться.

— Вот дерьмо, думаю, что мы что-то активировали, — говорит Джорджи, и они приступают к освобождению следующей девушки. Совсем скоро еще несколько девушек падают на пол. Я встаю на ноги насколько это возможно, будучи готовой оказывать помощь.

Медленно хромаю вперед и при этом слышу звуки разговаривающих инопланетян. Я оглядываюсь по сторонам как раз тогда, когда девочка, которая находится ближе всего ко мне, начинает истерично вопить.

— Что случилось? Где я? Кто вы такие?

Я предлагаю ей свою руку.

— Я — Лиз, и я объясню все позже, когда мы вытащим остальных, хорошо?

Она продолжает стенать, и мне приходится стиснуть зубы, чтобы сдержаться и не накричать на нее. «Слушай, я и так дерьмово себя чувствую и, скорее всего, лишь на несколько шагов отстаю от Тиффани по лестнице смерти, но разве я визжу и стону? Нет, я этого не делаю. Я, черт побери, держу свой рот на замке».

Я поднимаю еще одну освобожденную девушку, с веснушками и ярко-рыжими волосами, и при этом она тоже начинает испуганно, захлебываясь, вопить.

— О Господи, это еще что такое? — она дрожащей рукой указывает вдаль, а я одергиваю ее вниз.

— Тыкать пальцем невежливо, — говорю я, но другие девушки в ужасе втягивают воздух при виде инопланетян, скрывающихся за пределами трюма. Еще одна начинает кричать, а третья цепляется за мою шею, будто в целях безопасности собирается взобраться на меня. Мои разбитые пальцы ног болят еще сильнее, и я оглядываюсь на Джорджи. — У нас проблема, — говорю я ей. — Сделай что-нибудь, наш бесстрашный вождь.

— Верно, — говорит она и спешит к инопланетянам. Мгновение спустя все они поднимаются обратно сквозь разрыв в корпусе, и остаемся только мы, человеческие девушки.

— Давайте все присядем сюда, — говорит Кайра успокаивающим голосом. — У нас есть огонь и вода, а также одеяла из шкур.

— Здесь холодно, — жалуется одна. — Я так замерзла, у меня нет даже штанов! Где мои штаны?

— Все дело в том, что инопланетяне захватили тебя в то время, когда ты спала, — говорю я отчетливо. — Ни у кого из нас нет чертовых штанов.

Кайра шлепает меня по руке, намекая, что мне следует заткнуться. Ладно, я и в самом деле не самая терпеливая женщина на свете. Подайте на меня в суд.

— Одеяла вот тут, — я призываю всех, будто собирая разбегающихся бродячих кошек — пронзительно вопящих, визжащих кошек — нежели утят, но нам удается разместить их вокруг огня и запихнуть под одеяла, которыми нас обеспечили инопланетные парни.

— Мне все еще холодно, — говорит одна, стуча зубами, несмотря на то, что она кутается в одеяло.

Я просто смотрю на нее и пытаюсь не осуждать. Неделю назад у нас не было даже этого. Одеяла, огонь, да еще и еда? Это ж гребаная роскошь! Но опять же, эти девушки находились в капсулах и ничего не знают.

— Что дальше? — задает вопрос Кайра. Почему же она смотрит прямо на меня? Не я лидер, а Джорджи. Однако сейчас Джорджи пытается убедить инопланетян скрыть свои страшные физиономии подальше от нас, так что видимо я… Робин для Бэтмена? Похоже на то.

Так что я беру на себя ответственность.

— Ладно, детишки, садимся в круг. Мы сыграем в игру знакомства, как это делается на корпоративных тренингах. Кто-нибудь из вас работает в офисе? — когда две из всхлипывающих девушек поднимают руки, я киваю. Неплохо для начала. — Тогда вы знаете, как это работает. Мы идем по кругу, сообщаем свое имя, возраст и чем зарабатываем на жизнь. Затем вы рассказываете три интересных факта о себе. Это поможет нам получше узнать друг друга.

— Где мы? — кто-то начинает рыдать.

— Мы еще вернемся к этому, — говорю я. — И скоро. А теперь, вперед. Давайте начнем с тебя, — я поворачиваюсь к веснушчатой рыжеволосой девушке рядом с собой. Она держит себя в руках в этой крайне странной ситуации лучше большинства, и это очень хорошо. Однако, уставилась на меня как на сумасшедшую, но это не страшно.

И я почти уверена, что в настоящий момент я явно спятила. Черт возьми, ведь я пытаюсь устроить встречу знакомства и приветствий на разбитом космическом корабле.

Но девушка рядом со мной шмыгает носом и протирает лицо, вознамериваясь сохранить полное спокойствие.

— M-мое имя Харлоу, мне двадцать два года, и я собираюсь в колледж, чтобы стать ветеринаром, — она мгновение моргает, выглядя при этом потерянной и несчастной.

— Добавь что-нибудь о себе.

— Я… не люблю моллюсков?

Достаточно близко.

Я указываю на следующую девушку. Она — плакса. Она все время плачет и рыдает, и у нее течет из носа. Через поток слез мы выведываем, что ее зовут Ариана, она родилась в Джерси, и ей страшно. Рядом с ней находится Клэр, у которой большие карие глаза, и выглядит она напуганной. Ее голос — почти шепот, но я не заставляю ее говорить громче. Далее следует Нора, которая выглядит вовсю разбушевавшейся и очень разъяренной. Марлин, у которой отсутствующее выражение на лице и сильный французский акцент, а также Стейси, которая плачет, но очень сильно старается не плакать. Я для этого выказываю ей свою поддержку. Как только каждая из них представляется, становится очевидным, что все они одного возраста.

Тогда они добираются до меня. Я прикладываю руку к груди.

— Я — Лиз Крамер. Так же, как и вам, девочки, мне двадцать два года. Я работала клерком по вводу данных в небольшом офисе по маркировке механизмов. Я выросла в Оклахоме, и мне нравится охотиться и стрелять по разным штучкам из лука. И три недели назад меня похитили инопланетяне.

Девочки отчаянно ахают. Ариана рыдает еще сильнее.

— Преподнеси им все помягче, — тихо бормочет Кайра.

Я игнорирую ее. Это будет похоже на срывание лейкопластыря. Лучше всего просто поговорить обо всем открыто и дать им все это осмыслить.

— Устройтесь поудобнее, детишки, потому что вы услышите самую дерьмовую историю, какую вообще когда-нибудь слышали у костра.

И я начинаю рассказ.

Я рассказываю им о том, как ночью три недели назад я была похищена маленькими зелеными человечками. А когда пришла в себя, то находилась в темном, грязном трюме, полном других женщин, одетых только в их пижамы. Так же то, что нас собирались распродать на какой-то межпланетной торговой станции как коров. То, что инопланетяне содержали шесть женщин в трюме, в своего рода капсулах стазиса[1], а я и мои новые лучшие подружки в тюрьме были «дополнительным грузом».

Судя по их вздохам сразу видно, что они начали уже складывать вместе все кусочки. Все верно, они были настоящим грузом. Я, Кайра и бодрствующие девушки? Ну…

— Вы же знаете, когда идешь в супермаркет, где на распродаже пиво и чипсы, следующее, что ты осознаешь, это то, что у тебя тележка, полная чипсов? Зовите меня просто Принглз.

Никто не смеется над моей шуткой. И это нормально. Но я все равно считаю ее забавной. Нужно хоть в чем-то находить юмор.

— Как бы там ни было, кажется, что наши инопланетные знакомые стали жадными и захватили столько человеческих женщин, сколько смогли втиснуть в их космический корабль. Вначале нас было девять.

Глаза девушек расширяются. Ариана снова начинает рыдать. Жаль, у меня нет носков, потому что я бы запихнула их ей в рот.

— Откуда тебе это известно? — обвиняет Нора.

— Известно что?

— Что они собирались тебя продать? Может быть, они похитили тебя для чего-нибудь хорошего?

Ну да, а я — Каспер, дружелюбный чертов призрак. Я указываю на Кайру, которая, нахмурившись, смотрит на меня.

— Дело в Кайре. Кайра единственная из нас, у которой есть переводчик. Ей «повезло» быть похищенной первой, поэтому они вживили какое-то устройство в ее ухо и теперь она может понять то, что говорят инопланетяне. Вот как мы выяснили, что происходит, — что нас вот-вот могли продать. С переводчиком она смогла понять то, о чем говорили инопланетяне. Вот как мы узнали, что они не везли нас на Планету Малибу, где мы могли бы все потягивать Маргариту и заботиться о нашем загаре.

— Лиз, — мягко говорит Кайра.

Нора вздрагивает.

Я знаю, что далеко не все понимающая душка. Знаю это и сомневаюсь, что меня это заботит.

— Вот как обстоят дела. Те инопланетяне похитили нас из наших домов. Они поместили нас сюда как коров, — я указываю на шишку на моей руке, где размещен маленький металлический предмет, который, как я подозреваю, работает так же, как GPS. — И они собираются отвезти нас на мясной рынок и продать как призовых свиней по самой высокой цене. И хотя некоторые мужики трахают своих свиней…

— Это отвратительно, — бормочет кто-то.

— …Множество других их просто съедают, — заканчиваю я. — Так что, вы уж меня извините, если я не готова дать нашим похитителям каких-либо послаблений. Маленькие зеленые человечки были кошмаром. У них были охранники, и эти охранники изнасиловали несколько из девочек, в то время как мы были в плену. Они держали нас в клетке. Заставили нас гадить в ведро. Они обращались с нами бесчеловечно. Так что вам следует это знать, чтобы вы могли понять, как обстоят дела и куда мы движемся, принимая во внимание, что мы вонючие, усталые, голодные и больные. Понятно?

Девочки вокруг меня кивают головами. Ариана снова начинает плакать.

— Кто-то собирается съесть нас?

— Не теперь, — успокаивает Кайра. Говорить следует ей. Она — добрая душа. Но она смотрит на меня, чтобы я продолжила объяснения, и поэтому я продолжаю.

— Те инопланетяне улетели. Пока что, — я кратко разъясняю наш стремительный бунт и как Джорджи убила одного из охранников, а так же, как наш грузовой трюм был сброшен на эту планету. Теперь мы — жители Не-Хота, так мы назвали это место, когда попали сюда. Оно чертовски холодное, заснеженное и абсолютно неприветливое.

Наше приземление было изрядно, черт побери, тяжелым. Никто не остался невредимым — две девочки умерли, три пальца на моей ноге сломаны, из-за чего я неспособна сделать и нескольких шагов. Однако я до сих пор жива.

— После того, как мы оценили наши травмы, Джорджи — наша самая храбрая и наименее травмированная девушка — в единственной теплой одежде, которую мы имели, отправилась искать помощь. Остальным из нас пришлось остаться и мерзнуть. Я уже упоминала, что мы все были в пижамах? Не очень-то тепло.

Девушка рядом со мной — Харлоу — выглядит пристыженной и предлагает мне свое одеяло. Я мотаю головой. Я слишком устала, чтобы беспокоиться об этом. Да и к тому же, как ни странно, но я уже привыкла отмораживать свою задницу. Для Харлоу же это в новинку, поэтому она может оставить его себе.

Последняя неделя была неделей, проведенной в поисках тепла, забившись в кучу вместе с грязными, несчастными, травмированными женщинами. Это была неделя, проведенная в игнорировании вони друг друга, в крайнем ужасе всякий раз, когда снаружи разбитого корпуса корабля раздавались звуки, и задаваясь вопросом, что еще с нами должно случиться. Наши волосы были грязными, мы насквозь провоняли, и наше ведро с дерьмом было переполнено. Но у нас не было обуви и практически никакой одежды, то есть, она не подходила для того, чтобы мы могли просто выйти наружу и помыться. Поскольку снаружи шла непрерывная снежная буря. Мы оказались в ловушке. Мы были в западне, а наши запасы продовольствия и воды истощались. Я сдерживала слезы, предаваясь этим воспоминаниям.

Каждую ночь я проваливалась в сон, гадая, выживу ли, чтобы встретить еще один день.

— Джорджи отправилась за помощью, — быстро подсказывает Кайра, когда я слишком надолго замолкаю.

Я киваю головой, снова подхватывая историю.

— Джорджи вернулась спустя несколько дней вместе с огромным синим неповоротливым варваром, у которого рога, хвост и светящиеся синие глаза. Его зовут Вэктал, и он — один из местных жителей.

Я пропускаю ту часть, в которой Джорджи вне сомнения переспала с Вэкталом. Хочу сказать, что с моей точки зрения парень пришел с едой и одеялами, так что до тех пор, пока он заботится о нас, меня не волнует, дрочила ли она Невероятному Халку.

— Они оставили нам кое-какие припасы и ушли, чтобы привести подкрепление для нашего спасения, — рассказываю я. — Тех злобных парней снаружи.

У некоторых девушек засветились лица.

— Значит, они хорошие?

— Они хорошие при определенных условиях.

Интересно, как много мне следует им рассказывать?

Ведь наша история, определенно, чертовски мрачная, и не такой уж большой выбор, что следует ожидать.

Так вышло, что Не-Хот — не радушная планета. Помимо того, что чертовски холодная и полна монстров, которые так и хотят нами отужинать, наша новая планета также имеет какой-то ядовитый газ, который нас медленно убивает. Он уже активно обрабатывает нас. В углу в коматозном состоянии лежит Тиффани, а я настолько истощена, что едва могу поднять голову. И прямо сейчас? Я хочу лишь прилечь и уснуть. А ведь дальше будет только хуже. Тот элемент в воздухе убьет нас, потому что нам в этом мире не место.

Но у этой проблемы есть решение. Ну, что-то вроде того.

«Лекарство» этой планеты от смертного приговора? Это — симбионт, который местные жители называют кхай, а мы, люди, обозвали «вошью».

Чтобы выжить, мы, как предполагается, должны… заразиться. Сейчас я признаю, что была чрезмерно безрассудна насчет спасения здесь. Я — тот еще бодрый «весельчак» по отношению к полупустому стакану Кайры. Тем не менее, я основательно слетаю с катушек при мысли о том, чтобы заполучить что-то вроде насекомого, которое жило бы внутри меня.

Вошь, судя по всему, может быть решением наших проблем, за исключением того, о чем сообщила нам Джорджи.

Ибо вошь заинтересована в размножении расы. Настолько, что, когда она видит двух особей, то считает, что они должны стать славной парой и вместе создать идеального ребенка. Происходит нечто, что называется «резонанс». Вошь в твоей груди начинает вибрировать всякий раз, когда ты рядом со своей новой «парой», и это не прекратится, пока не произойдет зачатие ребенка. А племя Вэктала? Это синие, рогатые инопланетяне, рост которых составляет семь футов[2]. У них всего лишь четыре женщины.

Если мы остаемся, то получаем нечто большее, чем просто спасение. Мы получаем мужей. На Джорджи уже заявил права Вэктал, и насколько я могу судить, она этим очень довольна. Они глаз друг от друга оторвать не могут.

Но мы не только получаем вошь, мы получаем еще и мужчину. А ведь нам даже нельзя будет самим выбрать этого мужчину. Я не совсем уверена, как к этому отношусь. Поэтому, когда говорю, что парни «хорошие при определенных условиях», это правда. Они хорошие потому, что нуждаются в ком-то, внутрь кого могут всадить своего малыша.

— Они хорошие, — натянуто улыбаясь, повторяю еще раз. — А сейчас я правда очень устала.

Я игнорирую обеспокоенный взгляд Кайры и на этот раз, когда кто-то предлагает мне одеяло, я беру его и сворачиваюсь калачиком.

— Что с ней случилось? — спрашивает кто-то. — Она паршиво выглядит.

«Я больная, а не глухая», — думаю я раздраженно. Весь этот разговор меня очень утомил, и я решаю дать возможность Кайре отвечать на все вопросы.

— Она заболела, — объясняет Кайра своим мягким голосом. — Мы все заболеем, если не получим симбионт.

— Может, поэтому она такая суровая? — одна из них — Клэр, наверное, — шепчет.

Я суровая? Раздражительная, возможно. Усталая, определенно. И больная. Я лишь заворачиваюсь в одеяло еще сильнее. Я уже даже не чувствую вони трюма и холода. Я просто… устала. Очень устала.

— У нее были тяжелые дни, — я слышу слова Кайры. — Дайте ей время.

Все верно. У меня были тяжелые дни. Подумать только, быть похищенной инопланетянами и жить в вонючем, жутко холодном, разбитом грузовом трюме всю последнюю неделю, одетой только в короткую ночную рубашку… Может ли быть у меня дни еще хуже, чем это? Пожалуй, что да, может.

Причина моего плохого дня появляется через минуту. Он медленно подходит ко мне, от чего я под шкурами пытаюсь собраться, уменьшив себя в размере, и сделаться незаметной. Он игнорирует испуганные крики других женщин и в той или иной степени свирепствует возле меня. Затем он резко откидывает шкуры и толкает чашку с чем-то, от чего поднимается пар, мне под нос.

Он ничего не говорит, просто ждет.

— Исчезни, — говорю я ему раздраженно и пытаюсь натянуть свое одеяло обратно.

Инопланетянин не дает мне заполучить его. Более того, он утаскивает его подальше, вне моей досягаемости. Затем он снова толкает чашку мне под нос. Совершенно очевидно, что, если я хочу свое одеяло обратно, то вынуждена буду выпить эту чашу дымящегося ада, который он по-прежнему толкает мне прямо под нос.

Какой же он засранец.

Я беру чашку из его рук и сверлю его взглядом, а затем пытаюсь предложить ее одной из девочек рядом со мной.

— Кому-нибудь хочется пить?

Он хватает меня за руку и направляет ее обратно ко мне, тихим рыком указывая на то, что этот напиток для меня и только для меня.

— Кто это? — шепчет одна из новых девочек тоненьким, испуганным голоском.

— Часть спасательной команды, — говорю я суховато. — Упрямая, ослиная часть, — я поднимаю чашку к носу и нюхаю. Пахнет мясом и какими-то растениями. Также чувствую запах как от грязных носков. А еще там есть нечто острое, от чего у меня слезятся глаза. — Не хочу это.

Я пытаюсь оттолкнуть чашку. За последние недели из-за голода мой желудок сжался, и от одной только мысли о поглощении чего-то меня просто тошнит.

Большая рука инопланетянина пододвигает ее обратно ко мне. Его страшная физиономия имеет хмурое выражение, и, ожидая, он переминается с ноги на ногу. Вывод ясен: он никуда не уйдет, пока я не выпью.

Проклятье.

Я делаю глоток бульона и немедленно начинаю кашлять. У инопланетян какие-то особенные вкусовые рецепторы. Джорджи делилась с нами каким-то дорожным провиантом Вэктала, и он был все равно что прокусить концентрированный перцовый баллончик. Напиток попахивает горячей версией чая, приправленного носками, а на вкус — еще хуже. Я корчу лицо и отодвигаю чашку только для того, чтобы инопланетянин с силой снова толкнул ее в мою сторону.

— Если я пролью его, мне вот любопытно, заставишь ли ты меня слизывать его с пола, — бормочу я себе под нос, но делаю еще один глоток. При втором глотке он уже не столь отвратителен… Господи, да кого я разыгрываю? Он же тошнотворен. Но я пью его, потому что Высокий, Мрачный и Бесцеремонный не уйдет, пока я не допью. Мне потребовалась вечность, чтобы с трудом проглатывать глотки, а когда добираюсь до дна чашки, там образовался осадок, от которого мне хочется блевать, но, проявив волю, я и его вливаю себе в рот. Тогда я отдаю чашку обратно.

Инопланетян накидывает шкуру мне на плечи и заправляет ее вплотную к моему телу. Он наклоняется поближе, и я задерживаю дыхание. Остальные на корабле абсолютно безмолвны, и я ощущаю, как они все смотрят на нас. Он расправляет одеяло, и когда я свирепо впиваюсь в него взглядом, то произносит лишь одно слово.

— Рáхош.

Тогда он встает, хмурым взглядом окидывает остальных, кто пялятся на нас, и грозно уходит.

— Что он только что сказал? — спрашивает одна из девушек.

— Это не слишком точно переводится, — отвечает Кайра, касаясь своего уха в том месте, где расположен переводчик. — Что-то вроде «Злобный, который рычит».

— Это его имя, — заявляю я, хотя могу лишь предполагать. «Рычащий засранец» подходит ему больше. Уже не в первый раз Рáхош всплывает перед моими глазами. Я очнулась от коматозного сна, чтобы оказаться с ним лицом к лицу, когда он заливал воду в мое пересохшее горло. Он поставил себя моим личным спасителем, появлялся здесь, чтобы вручать мне мясо, напитки, а также обеспечивал, чтобы мне было тепло.

Короче говоря, он печется обо мне с тех пор, как прибыли охотники, и это выводит меня из себя.

Вообще-то я не против, когда появлялся парень и начинал делать мне подарки, особенно учитывая, что я умираю с голоду. Однако эти дары были преподнесены не просто так. Капитан Очевидность захотел себе пару, и он сделал ставку на меня.

Перестал бы он еще делать ту чудаковатую вибрирующую штуку со своей грудью. Джорджи рассказывала мне, что у Вэктала есть кхай — вошь, как нам понравилось называть это — и после того как кхай признает свою пару, то заставляет его мурлыкать и хотеть заняться со мной сексом. Вэктал вибрировал для Джорджи. Хотя, Рáхош ничего не сказал.

За это я благодарна… и сбита с толку. Если он вибрирует не для меня, зачем он продолжает меня доставать? В этом ведь нет никакого смысла. Бестолковый инопланетянин. Я облизываю губы, а затем корчу лицо, потому что они до сих пор имеют вкус того чая.

— Он безобразен, — говорит Клэр. — Они все так выглядят?

— Нет, Рáхош намного страшнее, чем большинство, — говорю я очень спокойно. Хорошо, что он не понимает по-английски, потому что не знаю, что бы он сделал, если бы услышал, что я говорю о нем всякое дерьмо.

Вэктал довольно милый в смысле наружности. Он синий, и Джорджи говорит, что его кожа на ощупь как замша. У него большие, изогнутые рога, которые вырастают от линии его волос и загибаются вокруг головы, делая его похожим на высокого семифутового барана. Он мускулист, у него есть хвост и эти странные бугристые образования на руках и по линиям бровей. Большинство других парней имеют схожее строение, отклонения лишь в вариациях роста, расцветке и рогах. Просто обыкновенные синие инопланетные люди.

Рáхош выделяется от всех остальных несколькими принципиальными различиями. Во-первых, он самый высокий. Что совсем не такая уж несущественная деталь, учитывая, что все они ростом выше семи футов, а это выставляет его самой большой башней из всех остальных. Его плечи не такие широкие, как у Вэктала, что указывает на то, что он лишь огромен, а не гигант. И если Вэктал кажется более чистого синего оттенка, у Рáхоша оттенок более темный, серовато-синий, который лишь делает его похожим на ослика Иа больше остальных.

Кроме того, шрамы не помогают рассеять это впечатление. Одна сторона его широкого, инопланетного лица в шрамах, у него на лбу и над глазом испещрено глубокими прорезями, рассказывающими о схватке в его прошлом, в которой он проиграл. Шрамы тянутся дальше вниз по его шее и исчезают под одеждой. Вместо рога на той же стороне головы — зазубренный обрубок, а его второй рог изогнут вверх как лаконичное напоминание о том, что он потерял. А еще добавьте сюда твердые губы, сжатые в неприязни, и суженные светящиеся странно-синие глаза, видимо полученные от симбионта?

Мда, наверное, утверждать, что Рáхош намного страшнее, чем большинство, — объективное суждение.

Тот факт, что он сделал ставку на меня, как на свою собственность,… начинает мне надоедать. Я сказала Джорджи и остальным, что за чизбургер бы сделала все, что угодно. Но иметь инопланетянина, который предъявляет на меня права, кажется таким… странным. Есть ли у меня вообще выбор? Словно я говорю: «Хочу чизбургер», а кто-то шлепает мне в руку соленый огурец и объявляет: «Черта с два, тебе полагается соленый огурчик».

А потом, когда я задумываюсь о фаллических объектах, я снова пристально слежу за Рáхошем. Не очевидным образом, естественно. Я лежу, ну, а мои глаза почти закрыты, но я могу видеть, как он и другой инопланетный парень двигаются по кораблю, вдвоем упаковывая сумки и проверяя вещи. Джорджи и Вэктала нигде не видно. Я наблюдаю за Рáхошем, как он наклоняется, а затем встает.

У него очень длинный хвост. Интересно — это показатель состояния чего-то в ином… гм, месте.

Не то, чтобы меня это сильно интересует. Быть может, если мы должны получить эту паразитную штуку, то она выберет кого-то другого, а не его. Может, тогда мистер Настойчивый разозлившись, просто отвяжется?

Я заваливаюсь снова поспать, представляя его выражение лица, когда моя вошь отвергнет его.

РÁХОШ

Мой кхай — идиот.

Да, должно быть, это так. А отчего же еще он игнорирует женщин моего племени, и в тот момент, когда мы входим в пещеру грязных, оборванных людей, он начинает блеять в моей груди, подобно пернатому зверю? Иначе выбрал бы он мне в пару самого хилого из больных людей?

Пару, которая впивается взглядом в меня с осознанием этого; у которой столько раздражения в глазах и которая отказывается есть лечебный бульон, принесенный мной? Отталкивает мои руки, когда я пытаюсь помочь ей встать на ноги? Которая хмурится, когда я приношу ей воду?

Совершенно ясно, что мой кхай полон дури.

— Ты резонировал кому-то? — спрашивает Аехако, стоя рядом со мной. Он набивает дорожный мешок шкурами. Мы готовим пещеру людей для перехода, так как они слишком ослабли, чтобы сделать это. Вэктал сказал, что мы должны забрать все с собой. Не имеет значения, что все запятнано, грязное или бесполезное. Люди владеют столь немногим, что он уверен, они дорожат тем, что имеют, поэтому мы обязаны забрать все. Двое из охотников, которые резонировали для женщин, были отосланы, чтобы забрать шкуры из ближайших охотничьих пещер, потому что люди плохо оснащены для того, чтобы противостоять суровым снегам, и у них нет кхай, чтобы сохранять их тепло.

Впрочем, вскоре это будет исправлено.

Са-кoхчк находится поблизости. Крупные существа носят в себе множество кхай, и мы будем охотиться за одним из них ради его мяса и кхай, чтобы люди не умерли от кхай-болезни.

Я думаю о впалых глазах своей пары и насколько несчастной она выглядит. У большинства людей кожа бледная, но у моего человека она еще бледнее. Это должно означать, что она заболела гораздо серьезнее. Я буду настаивать, чтобы она получила кхай одной из первых.

Аехако повторяет свой вопрос.

— Рáхош? Ты резонировал?

Я не люблю лгать, но также не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, не сейчас, когда моя пара свирепо зыркает на меня, будто она в бешенстве.

«Рáхош намного страшнее, чем большинство».

Ее слова причиняют мне острую боль. Она гладкая, бледная и слабая, и все же именно я — тот, кто неполноценный? Я пожимаю плечами и взваливаю на себя мешок.

— Это не важно. Увидим, что произойдет, когда кхай будет внутри человеческого тела.

— Я не резонировал, — Аехако выглядит мрачным, его широкие плечи удрученно опущены. — По твоему, другие будут резонировать, когда для них наступит подходящий момент? Возможно, еще не их время.

Он смотрит на меня взглядом полным надежды.

— Я что, похож на того, кто знает о человеческих моментах? — огрызаюсь я. — Заканчивай со своим мешком. Мы должны поспешить, если хотим доставить людей достаточно близко к са-кoхчк, чтобы начать на него охоту.

Аехако вздыхает и возвращается к работе. Я твержу себе, что он еще молод. На самом деле, он, наверное, самый молодой охотник в нашем племени. Он справится со своим разочарованием, или позже другой человек будет резонировать ему. Или даже женщина ша-кхай, возможно, одна из тех, кто еще не родилась.

Я знаю только то, что резонирую одному из умирающих людей, а если она умрет, то заберет все мои надежды и мечты с собой.

У меня никогда не было пары. Никогда не было любовницы. Женщин в нашем племени мало, а женщин, которые хотят спариваться с травмированным, угрюмым охотником еще меньше. Я никогда и не мечтал, что однажды у меня будет моя собственная пара.

Теперь, когда она здесь…, я не совсем понимаю, как себя вести. Так что я по-прежнему храню молчание, и это отнимает все мои силы, чтобы мой кхай молчал, когда люди поднимаются и начинают готовиться к длинному походу обратно к племенным пещерам. Охотники вернулись со шкурами, а одна из них была разрезана на куски, чтобы сделать покрытия для ног. Остальные покрывают свою хрупкую одежду, а пара Вэктала, Шорши, — язык-завязывается-узлом, произнося ее имя — помогает другой обернуть вокруг нее толстый плащ из шкуры.

Лишь немногие из людей не готовятся. Девушка, которая с темной кожей и волосами в виде пучка сладкой травы, лежит без сознания под шкурой. Вэктал говорит, что она — одна из самых тяжелобольных. Есть еще одна, у которой сломана конечность, и она для поддержки сильно опирается на Пашова, чтобы устоять.

Ну и мой человек игнорирует всех вокруг себя и самым решительным образом сжимается калачиком под одеялом.

Она чрезвычайно упряма. В этом аспекте мой кхай сделал отличный выбор. Я тоже упрямый. Вместе мы сможем создать очень упрямых малышей. Немного обиды покидает мое сердце, мысленно вообразив, как человек держит моего ребенка у своей груди. После стольких лет у меня была бы семья.

— Все люди готовы, — говорит Вэктал, проходя мимо нас и направляясь к Шорши. — Мы уходим в самое ближайшее время.

— А как насчет тех, кто не может ходить? — спрашивает Золай. — Или той, которую невозможно разбудить?

— Тогда мы понесем их. Мы никого не бросим.

Шорши наделяет Вэктала любящей улыбкой и оборачивается, чтобы обнять его.

— Вы так добры к нам. Я никогда не смогу сполна отблагодарить вас за это.

Он касается ее щеки.

— Ты моя. Это единственное, что имеет значение.

Я притворяюсь, что не смотрю, когда она своими зубками игриво покусывет его большой палец. Не грех проявлять чувства на публике, но осознавая, что моя собственная больная пара сидит в своем углу и хмуро смотрит на меня, на это очень тяжело смотреть. Она явно не радужно настроена при мысли о паре.

Она не рада тому, что это — я. Она находит меня отвратительным.

«Рáхош намного страшнее, чем большинство».

Я хватаю одну из шкур, от гнева я еле держу себя в руках, и стремительно направляюсь к ней. Не имеет значения, нравлюсь я ей или нет. Кхай выбирает пару. Она должна будет просто смириться с этим.

— Просыпайся, — говорю я, как только подхожу к ней и отодвигаю одеяло. — Ты…

Ее голова наклоняется и резко падает на пол. По крайней мере, она не по собственной воле пренебрегает моим вниманием. Она без сознания. Ужас пронзает мое сердце, и я притягиваю ее к своей груди, укачивая и согревая. У нее такая холодная кожа. Разве она совсем не может удерживать тепло? Как же она сможет выжить? На какое-то мгновение меня охватывает паника. Это должно быть то, что испытывает Вэктал, когда смотрит на Шорши. Беспомощность перед ее хрупкостью. Я укачиваю женщину около себя и похлопываю ее по щеке.

Мгновение спустя она пробуждается, а затем при виде меня отодвигается.

— Капитан Очевидность. Мне стоило догадаться.

Я игнорирую свою уязвленную гордость. Понятие не имею, кто такой «Капитан Очевидность». Полно человеческих слов, которые не имеют смысла. В пещере старейшин мы получили дар знания их языка, но очевидно, что кое-что осталось все равно непонятным. Порою, когда мой человек говорит, я даже понять ее не могу.

Правда, ее презрение ко мне я понял более чем хорошо.

Я подпираю ее своей грудью и помогаю встать на ноги. Она шипит от боли, когда пытается приподняться, и падает обратно на меня. Она своей маленькой спинкой ударяется о мою грудь, и мой кхай тут же вспыхивает к жизни…, как и мой член.

Я закрываю глаза и сосредоточиваюсь, вынуждая, чтобы и тот и другой оставались спокойными. Сейчас не самое подходящее время.

Человек отбивается от меня, отталкивая мои руки.

— Хватит меня лапать! Пусти меня!

Отпустить ее? Да она ведь устоять на ногах не может. Я ее не отпущу. На шлепки ее ладоней я не обращаю внимания, в то время как провожу рукой по ее голым ногам, выискивая раны. Она отбивается от моих прикосновений, но не раньше, чем я обнаруживаю, что три из множества пальцев на ее ногах опухли и травмированы. Они, скорее всего, сломаны, и у нее нет кхай, чтобы излечиться.

И она вздумала отвергать мою помощь? Огромная глупость с ее стороны. Я не обращаю внимания на протесты и подбрасываю ее в свои руки. Я сам понесу ее к месту охоты на са-кoхчк, если придется. Она туда доберется. Мне невыносима даже мысль об обратном.

— Эй! Поставь меня обратно, болван стоеросовый, — она орет мне прямо в ухо. Ну, по крайней мере, ее легкие не пострадали. Я игнорирую ее пронзительные крики и удостоверяюсь, что она завернута в одеяло, несмотря на ее возмущение.

— Рáхош, — предостерегающе произносит голос.

Я оглядываюсь — как раз тогда, когда человеческая ручка врезается мне в челюсть в знак протеста — и вижу, что мой друг и вождь подходит ко мне.

— Ты не можешь таскать ее на себе, если она того не хочет, — говорит он на нашем языке. — За людьми нужно ухаживать осторожно. Они хрупкие.

Кулак моего «хрупкого» человека врезается в мою скулу.

— Поставь меня обратно, — снова орет она. — Выкуси, придурок чертов!

Я… выкуси? Но ведь я ничего не ем.

— Рáхош, — предупреждает Вэктал. — Ты знаешь о моих приказах.

Мне известны его приказы. Не делать ничего, что люди не хотят, чтобы мы делали. Я осторожно с безграничной нежностью ставлю моего человека на пол, сопротивляясь желанию прижать ее к своей груди и провести рукой по ее грязным волосам.

— Она ранена, — говорю я ему хрипло. — Я лишь хотел помочь.

— Для этого еще достаточно времени, — говорит он и добродушно похлопывает меня по руке. Несомненно, он в хорошем настроении. У него есть своя пара. Моя же смотрит на меня, будто хочет вонзить мой собственный нож мне в спину. — Пусть идет, если она хочет идти пешком.

— Отлично, — с рыком говорю я.

Я удостоверяюсь, что шкуры плотно завернуты вокруг нее и предлагаю ей покрытия для ног. Это наименьшее, что я могу сделать, а также притвориться, что не вижу, как она вздрагивает и произносит все более злобные, непонятные слова, когда пытается несколько замедлиться из-за ее опухшей ноги. Это человеческое существо, она вся изранена. На ее руке еще одна рана — свежая, где из ее плоти был удален «датчик», как они называют его. Они были внедрены «плохими парнями». Я лишь знаю, что хочу заполучить в нее кхай, чтобы она смогла исцелиться и поправиться.

Спаривание в этот момент даже в голову мне не приходит. Я просто хочу, чтобы она расцвела. Мои руки дрожат, отчаянно желая успокоить ее и приласкать, но когда она бросает на меня очередной взгляд, полный ненависти, я ухожу, чтобы присоединиться к охотникам.

Я не могу находиться рядом с ней и даже прикасаться к ней не хочу.

ЛИЗ

Мне хочется верить, что я не особо брезглива. Я на самом деле не такая. Мой отец был охотником, и я выросла с ним рядом, насаживая наживку на крючок и освежевывая шкуры с дневной добычи, чтобы потом зажарить ее на костре. Я эксперт по стрельбе из лука. Я не так уж плоха в отслеживании. Я отлично могу разделывать тушу.

Но этот са-кoхчк — жуткий мутированный сукин сын.

Прошло несколько часов с тех пор, как мы в последний раз покинули корабль. Хотела бы я сказать, что мне печально видеть, как та вонючая тюрьма исчезает вдалеке, но я малость побаиваюсь. Эта планета — ледяная. Что-то вроде нашей Антарктиды на стероидах, к тому же солнце заходит. Снега так много, что мои только что покрытые шкурами ноги погружаются в него как в зыбучие пески, и я не вижу известных нам деревьев или жилья. О, черт, ну и холодина, пальцы моих ног пронзает раскалённо-острая боль каждый раз, когда делаю шаг, и я чувствую себя столь слабой, что едва могу поднять голову. Это не совсем способ выживания. В какой-то момент далеко позади остальных я падаю, так что кто-то подхватывает меня и перебрасывает через плечо. Мне даже не надо видеть лицо парня сквозь сильную вьюгу, чтобы понять, кто это.

Рáхош. Ну, конечно.

Сейчас мы с девочками усажены под редкими и хлипкими деревьями, которые содрогаются с каждым шагом, сделанным са-кoхчк. Са-кoхчк практически невозможно описать словами. Он что-то вроде мохнатого мамонта — дитя любви спаренных бронтозавра и длинноногого БТВ[3] из фильмов «Звездные войны». Итоговое существо похоже на ходячий комок шерсти на длинных и тонких ногах, оно визжит и стонет, когда охотники сбивают его.

Мужчины толпятся вокруг него. Вэктал немедленно спешит к женщинам и гладит руками Джорджи.

— Ты в порядке?

Она также трясется и дрожит над ним. Ооо, меня вот-вот стошнит. Я не слушаю их, а пристально смотрю на сбитое существо. Я скучаю по охоте. Я не занималась этим с тех пор, как умер мой отец, но увидев это существо и почувствовав запах его крови в воздухе, все это вызывает у меня воспоминания об охоте. Я скучаю по папе. Я скучаю по охоте.

Я поднимаю глаза и вижу пару светящихся, интенсивных глаз, наблюдающих за мной издалека. Снова Рáхош. Я кутаюсь в свои шкуры теснее и, игнорируя его, ковыляю поближе к Джорджи и Вэкталу, чтобы слышать, что происходит.

Они увлеклись поцелуем. Я наблюдаю, как Вэктал целует Джорджи в лоб.

— А теперь, пора получать кхай. Собери женщин.

Что за сексист. Ну, конечно, собери всех своих маленьких женщин, чтобы синие парни могли позаботиться о нас. Мои губы скривились от этого, но меня бесит, что я такая стереотипная. Правда в том, что я слишком чертовски устала, чтобы сделать хоть что-нибудь, кроме как пристально уставится на них.

Джорджи продвигается вперед, крепко поддерживая Тиффани. Бедная Тифф. Она из Эль-Пасо и очень, очень плохо переносит эту погоду. Кроме того, я думаю, что она диабетик, так что ей не очень-то тепло. Всю неделю она была практически в коматозном состоянии. Тиффани слабо держится на ногах, а Джорджи продолжает двигаться вперед.

— Где кхай?

— Внутри, — говорит Вэктал и указывает на живот. — Вы готовы, моя Джорджи?

Будто у нас есть выбор? Однако я даю ответить Джорджи, и она говорит:

— Давайте сделаем это.

Тогда существо полностью вскрыли от живота до грудины, и кровь устремилась наружу. Как ни странно, но из-за этого я снова ужасно заскучала по дому.

— Точно так же, как свежевание оленя. Ничего особенного. Никаких проблем.

Я осматриваюсь, а Рáхош все еще наблюдает за мной. У меня кожу покалывает от осознания и… чего-то еще? Я могла бы снова потерять сознание. Надеюсь, что нет.

Возле меня Джорджи с трудом глотает.

Вдруг слышится треск, и я смотрю туда, чтобы увидеть, как Вэктал, стоя на грудной клетке гигантского существа, большими, напряженными руками разламывает ее на части. Та издает самый громкий треск, который я когда-либо слышала, а затем раскалывается надвое.

— Очень, очень большой олень, — комментирую я.

Джорджи снова шумно глотает. Тиффани стонет и отступает на несколько шагов.

Я продолжаю смотреть, потому что нуждаюсь в чем-то, на чём можно сконцентрироваться. Боюсь, что стоит мне только на секундочку отвлечься, то увижу, как Рáхош приближается, чтобы еще раз до меня дотронуться. Не пойму, отчего эта мысль так меня раздражает, а также наполняет меня своего рода жидким жаром.

Вэктал принимает сердце существа от одного из его мужчин, и в нем копошатся извивающиеся, светящиеся спагетти — черви. Ладно, мда. Этого не было в моей программе.

— Кажется, меня сейчас стошнит, — проговаривает Кайра где-то с боку от меня, а Тиффани издает низкий шум. Однако Джорджи выглядит так, будто Вэктал собирается подарить ей кольцо с бриллиантом или типа того. Они тихонько шепчутся друг с другом, а потом он вытаскивает свой нож.

— А… а что, если он доберется до моего мозга? — задает вопрос Джорджи.

Это — червь. Это уже не нормально. Я не буду в этом участвовать.

— Он чем-то лучше твоего сердца?

Серьезно?

— Кхай — суть всей жизни, — говорит Вэктал почтительным голосом.

И тогда глупая Джорджи берет у него червя, а он делает у нее на горле небольшой надрез. А я смотрю, как эта штука, корчась и извиваясь, забирается внутрь раны, словно реактивная ракета с тепловым наведением.

Вот черт, поверить не могу! Я не подписывалась на это дерьмо! Я уже видела, что черви сотворяют с сердцем животного. Охотники знают, что нельзя есть мясо больного. Тебя определенно не устроит перспектива отравить свое тело, стать такой же больной. Я отступаю на пару шагов. Джорджи вздрагивает и задыхается, а потом резко валится без сознания в руки Вэктала. Несколько других девушек в панике начинают кричать, и тогда мужчины повсюду, предлагают им светящихся вошей.

Я немедленно убираюсь с глаз долой. Нет, нет, я не могу. Я придумаю что-нибудь еще. Из этого должен быть другой выход. Я отступаю обратно к роще деревьев, которые не способны предоставить какую-либо защиту. Другие девушки удивленно на меня смотрят, затем поворачиваются обратно к Джорджи. Она — наш лидер, поэтому они взирают на нее.

Вот и отлично. Если Джорджи прыгает со скалы, это не означает, что я тоже должна. Она может быть ослеплена большим синим инопланетным членом, а я — нет. Моя нога сильно болит и пульсирует, но я игнорирую ее. Если не слишком поздно, я могу вернуться к кораблю, придумать что-нибудь еще. Я знаю, что всего лишь паникую. Я знаю, это нелогично, но все, что я когда-то узнала от своего отца, говорит мне, что это — ужасная затея.

Паразиты убивают своих хозяев.

В то время как я неуклюже волочу ноги мимо остальных, вижу, что инопланетяне осторожно направляют женщин вперед, шаг за шагом приближая их к гибели. Ничего себе, как мило с их стороны. Нет никаких доказательств того, что это может сработать на людях, а Джорджи рухнула как мешок с картошкой. Это ненормально. Сжимая поплотнее свои шкуры, я ковыляю вперед еще несколько шагов.

И останавливаюсь.

Прямо передо мной, прищурив светящиеся глаза, стоит Рáхош. Он не отводит от меня взгляд.

— И даже не пытайся остановить меня, приятель, — я резко парирую ему, хотя уверена, что это бесполезно. Он не понимает английского.

В общем, он меня хватает за шкуры и пытается развернуть обратно.

Я вырываю их из его хватки и продолжаю двигаться вперед. Где-то на расстоянии я слышу крик еще одной женщины, который быстро затихает. Меня начинает трясти.

Рáхош хватает меня за бедра и снова перебрасывает через плечо.

— Нет! — я выражаю свое недовольство, стуча кулаком ему по плечу. — Да не хочу я этого! Ты не можешь меня заставить!

Он колеблется, а потом, к моему удивлению, снова опускает меня вниз. Какое-то мгновение он пристально смотрит на меня, а потом протягивает руку, чтобы ласково провести по моей челюсти. Я ему позволяю, так как он не тянет меня туда обратно. Его прикосновение, ласкающее меня вверх-вниз по холодной щеке, оказалось нежным. Тогда он жестом показывает на землю, будто указывая на то, что мне следует подождать здесь.

— Ладно. Без разницы. Я просто ни за что не вернусь туда.

Я с трудом сажусь в снег, перенося мой вес с больной ноги.

Мужчина разворачивается и направляется к мертвому са-кoхчк и группе охотников. Я наблюдаю, как он исчезает в темноте, и меня бросает в дрожь. Подожду пару минут, потом двинусь дальше. Может, он расскажет остальным, что я передумала и он собирается отвести меня обратно к кораблю.

Может, этот парень, Рáхош, все-таки не такой уж и придурок.

Я закрываю глаза и провожу рукой по своему лицу. Здесь не на шутку холодно, и я так устала, что могу свалиться и уснуть прямо в снегу. У меня в голове все расплывается как в тумане. Все же должен быть запасной вариант. Если бы я могла мыслить здраво, возможно я и была бы в состоянии додуматься до него.

Мои мысли невольно возвращаются к Джорджи, и тому, как Вэктал порезал ее шею. Ликующие извивания существа, когда оно зарывалось в нее. Ее крик и потеря сознания. Меня аж в дрожь бросает.

Краем глаза вижу появление фигуры. Я только-только осознаю, что это — Рáхош своей гигантской рукой тянется к моему плечу и толкает меня в снег на спину.

— Зачем? — шиплю я гневно.

Мгновение спустя его колено отправляется на мое плечо, прижав меня к земле. Он удерживает свою ладонь возле своей груди, и я едва вижу, что там извивается светящаяся, змееподобная нить.

Затем инопланетянин достает нож из ножен на своем поясе.

— Черт тебя дери, сукин сын! Нет! — я сопротивляюсь ему, страдая от его веса, которым меня придавили. Но я слишком слаба, а он огромен, и я едва в состоянии бороться с ним, так что он прикладывает лезвие к моей шее и осторожно делает надрез на моей ключице.

— Нет! — протестую я, но он не слушает. Этот засранец, этот кретин через силу хочет впустить в меня паразита.

Он мне не друг. Ни в коем случае. Он не дал мне возможность иметь свой выбор.

Я отбиваюсь от его рук, когда он наклоняется с вошью в ладони.

— Я всю жизнь буду ненавидеть тебя, если сделаешь это, — шиплю я ему, пытаясь оттолкнуть.

Он лишь окидывает меня жестким взглядом, после чего наклоняется. Как только вошь находит мою кожу, я слышу тоненький «шшшшшш», а затем она скользит внутрь меня.

И я от шока теряю сознание.

РÁХОШ

Пока я наблюдаю, как ее бессознательное тело дрожит и вздрагивает, акклиматизируясь к кхай, я убеждаю себя, что мне все равно, что она всю жизнь будет меня ненавидеть. По крайней мере, она будет жива. Мой отец с матерью никогда не любили друг друга. До самой смерти моя мать проклинала отца. Их спаривание было крайне несчастным, но они все равно были семьей.

Мой человек может ненавидеть меня и все равно быть моей парой. Я не предоставлю ей возможность иметь свой выбор, чтобы умереть. Не стану. Я буду защищать ее, даже если должен буду оградить ее от самой себя.

Я поднимаю ее маленькое тело на руки и прижимаю к своей коже. Она такая холодная. Такая хрупкая. Я все сделал правильно, навязав ей кхай. Она не продержалась бы дольше одного дня без него. Прижимая ее к себе, я стараюсь все обдумать.

Если я верну ее обратно в лагерь, по возвращении она будет в бешенстве. Она расскажет остальным, что я заставил ее принять кхай.

Вэктал, мой вождь, не обрадуется. Он сказал, что мы должны угождать людям. Давать им то, что они хотят.

Ему… легко так говорить, раз Шорши смотрит на него с любовью и привязанностью. Все не так просто, когда твой человек смотрит на тебя с гневом и отвращением.

«Рáхош намного страшнее, чем большинство».

Если я теперь верну ее обратно к остальным, они придут в ярость. Мой кхай вибрирует у меня в груди для моего человека, и впервые за прошедший день я позволяю ему свободно напевать. Я резонирую, и это невероятное чувство.

Они не смогут отнять ее у меня.

Я поворачиваюсь и оглядываюсь назад на остальных, которые по-прежнему толпятся около са-кoхчк. Они будут там еще несколько часов. Какое-то время люди проспят. Может, день. Понятия не имею, сколько времени это займет. Кроме того, надо разделать мясо и вернуться в племенные пещеры, а также сопроводить людей и лебезить перед ними.

Они будут отвлечены.

Вместо того, чтобы вернуть моего человека обратно в лагерь, я прижимаю ее поближе к себе и иду в противоположном направлении, отправляясь из долины.

Я заберу ее к себе, спрячу и не вернусь, пока она не будет нести в себе моего ребенка, и мы по-настоящему не спаримся. Тогда мы вернемся к племени и опять будем ее частью.

А до тех пор? Она моя и только моя.

***

В дикой природе есть одна пещера, которую я привык считать своей собственной. Мы большое племя по численности, и иногда наши охотники должны отправляться на большое расстояние, чтобы накормить всех. Поэтому у нас есть сеть охотничьих пещер, разбросанных по дикой местности, которые обеспечивают место для отдыха любому охотнику, который вынужден остаться, чтобы пережить ночь. Там есть шкуры, принадлежности для разведения костра, а иногда и кое-какие другие припасы, чтобы облегчить участь. Эти пещеры может использовать любой охотник до тех пор, пока их оставляют в первоначальном состоянии, после того, как покинут пещеру.

Но именно эта пещера моя и только моя. Я нашел ее, когда еще был маленьким, во время охоты на одном из моих первых набегов в одиночку в дикую природу. Во время жестоких месяцев вход скрыт большой глыбой льда, но сейчас лишь горький месяц, и путь будет открыт.

Она не так далеко отсюда, и эта мысль крутится у меня в голове уже битый час, пока я иду. Мой человек ничего не весит в моих руках, к тому же она без сознания. «Ей просто нужно время, чтобы акклиматизироваться к кхай», — убеждаю я себя. Нет причин для беспокойства. Она была больна. Потребуется какое-то время. В моем сердце все еще бушует страх, и я ускоряю шаг.

Моя пещера так же пуста, как я ее и оставил. Есть признаки того, что внутри останавливалось гнездящееся животное, но сейчас здесь никого нет. Я очищаю мусор в углу аккуратно сложенных шкур, а затем среди них укладываю моего человека. Она вздрагивает, ее тело дрожит. До костей пробирающий холод теперь сошел с ее кожи, а это признак того, что кхай согревает ее, но до сих пор она вся просто трепещет. Я решаю развести костер и провести время все организуя для нас, так же я пытаюсь игнорировать напевание моего кхай, поскольку он напевает песню женщине в бессознательном состоянии, в моей постели.

Моя постель.

Моя пара в моей постели.

Из меня вырывается стон, пронзенный волной желания настолько сильной, что у меня от этого голова идет кругом, и я закрываю глаза, заставляя себя быть сильным. Она в скором времени придет в сознание, и тогда мы сможем спариться.

Человек стонет от боли, когда спит, а ее ноги сводит в судорогах. Я осторожно стягиваю с нее покрытия, а затем массирую ее маленькие ножки. Они грязные и миниатюрные, без костистых защитных наростов, покрывающих уязвимые места на моей собственной коже. На ноге у нее по пять пальцев, а у меня три, и при виде фиолетовых, опухших пальчиков, я вспоминаю, что они сломаны.

Их следует вправить, чтобы кхай исцелил их.

Она стонет, ее голова метается, а глаза резко двигаются у нее под веками. Я должен сделать это, пока она без сознания, чтобы не причинить ей еще больше боли. Как ни странно, но от самой мысли о том, чтобы причинить ей боль, у меня живот выворачивает. Я провожу пальцами по пальчикам ее ноги и сверяю, как сидят кости. Затем втягиваю воздух и вставляю кости так, как они должны быть. Я сдерживаюсь, чтобы меня не вырвало желчью, когда кости издают щелчки, вставая обратно на место. А она испускает звук, будто задыхается, и резко вскидывается.

Мне удается вставить все три пальца на ее ноге, а затем осторожно перевязать их кожаными полосками, чтобы удерживать их на месте, до того, как меня выворачивает. Едва мне удается выбраться из пещеры, как меня начинает тошнить. Затем я ногой засыпаю снегом то место, где меня стошнило, при этом испытывая к самому себе отвращение. Я уже вправлял сломанные кости своим соплеменникам. Я вправлял сломанные кости самому себе. Меня никогда не тошнило при мысли о причинении боли.

Эта маленькая женщина уже изменила меня.

Мой кхай напевает у меня в груди, призывая меня вернуться к ней. Я возвращаюсь, и она в моих шкурах выглядит такой маленькой и хрупкой, такой несчастной. И еще грязной.

Я убеждаю себя, что должен раздеть ее, чтобы проверить, нет ли еще ран. Что, когда она проснется, ей бы понравилось, что у нее чистые волосы и кожа. И все это время мой кхай напевает и ритмично пульсирует свое согласие. Он хочет, чтобы я коснулся ее. Заявил права на нее. А я не могу устоять перед этим непреодолимым зовом.

Я настраиваю треногу над огнем и вешаю заполненный снегом пузырь для приготовления пищи. Снег растает и нагреется, тогда я смогу помыть ее. Сейчас нужно заняться своей парой.

Ее грязная одежда странно изготовлена, и мне требуются несколько минут, чтобы стянуть ее с тела. А после этого я отбрасываю ее, чтобы позже отмыть. Похоже, что она состоит из двух частей — длинная туника, которая достигает бедер, и крошечная набедренная повязка, которая меня немного сбивает с толку. Это носят для защиты? Она едва покрывает ее бедра, и вполне очевидно, что люди не выносят экстремальных температурных условий, будучи на открытом воздухе. Поэтому она такая бледная и больная? Разве она не выходит наружу?

Когда моя пара обнажена, я вижу различия в наших телах более очевидно. Кхай у меня в груди напевает громче, чем когда-либо, но я не собираюсь наваливаться на больную женщину в бессознательном состоянии и спариваться с ней, так что я игнорирую его. Вместо этого, я раздавливаю мыльные ягоды в нагретую воду и разбалтываю. Тогда я увлажняю руки и скольжу ими по ее коже, чтобы отмыть человека.

И если быть честным с самим собой, то и ради того, чтобы прикоснуться к ней. Мой член твердый как камень, с первого прикосновения моей кожи с ее, но я смогу вынудить себя игнорировать его. Она грязная, ослабевшая и очень усталая.

И она ненавидит меня.

Эта мысль заставляет меня сдержаться и быть гораздо сильнее, если ничего другого не остается. Я по нескольку раз чищу пальцами ее бледную плоть, протирая более грязные места, и исследую ее. Она мягкая везде, ее кожа без характерных, защитных наростов, которые имеем мы, ша-кхай, над нашими наиболее уязвимыми частями тела. Кроме того, она практически полностью безволосая, что нахожу чудным. Кожу моих людей покрывает пух, но у нее она раскрыта для холода. Неудивительно, что она так быстро мерзнет. Единственные места, где у нее растут волосы, — на голове и у нее между ног. Я помню, что Вэктал рассказывал нам о людях и их странной анатомии. Он утверждал, что у его Шорши между ног есть третий сосок. А у этой то же самое? Возбужденный любопытством, я скольжу рукой между ее бедер и пальцами раздвигаю ее половые губы. Безусловно, обнажается достаточно маленький комочек плоти. Он находится в верхней части ее щели и отражает возбуждение. Как раз, когда я прикасаюсь к нему, в воздухе начинает витать аромат ее возбуждения.

Я нуждаюсь в ней.

Я закрываю глаза, желая заставить себя быть сильным. Мой кхай непрерывно пульсирует, полный тоски. Это напоминает мне обо всем том, чего раньше у меня никогда не было, и обо всем, чего я так отчаянно хотел уже будто целую вечность.

Она будет первая у меня во всем. Моя первая пара. Моя первая любовница. Мать моих детей. У меня немного дрожит рука, когда я отпускаю ее половые губы, борясь с желанием поласкать мягкие складочки, поблескивающие возбуждением. Если она отвечает на мои прикосновения даже в бессознательном состоянии, то кхай уже работает в ней.

Я надеюсь, что она скоро проснется.

Мысль о пробуждении моей пары внезапно дает мне осознать, что пора приступить к действиям. Она будет нуждаться в еде и питье, и теплой, новой одежде. У нее будут вопросы…, и она будет сердита на меня. По непонятной причине, мысль о ее гневе меня забавляет. Такое впечатление, будто в своем затруднительном положении она обвиняет меня. Будто я могу управлять кхай и сам выбрать себе пару. Я фыркаю и снова начинаю отмывать ее грязную кожу. Грязная вода стекает с нее, и требуется мыть бесчисленное количество раз, пока ее кожа не приобретает свежий вид, который меня удовлетворяет. Я также промываю ее волосы, и это неожиданно поражает меня, потому что то, что мне показалось темным и ничем не примечательным, теперь приобрело темно-золотой цвет. Они мягкие и слегка запутались, и я вынимаю гребень с двойными зубцами из своей сумки, а затем медленно вычесываю по горсткам разделенные влажные локоны, пока они не начинают выглядеть опрятными и мерцать в свете от костра, и протекают сквозь мои пальцы как мягкая, покрытая перьями листва сэшрем дерева. Я считаю, что это — ее самая привлекательная особенность, потому что все остальное у нее столь мягкое и слабое, что не знаю даже, что и думать. Так же у нее тяжелые груди, но не заостренные. Ее соски на коже едва заметны. Это странно.

Я заканчиваю ее купать и вытаскиваю запасную тунику и юбку из сумки, которую нес на плече. Для людей Шорши у женщин нашего племени мы забрали старую одежду, но когда выяснилось, что людей одиннадцать, а не пять, как мы ожидали, одежда стала бесценным товаром, и я утаил, что смог, для своей пары. Я надеваю их на нее, как могу, а затем укладываю ее спать у костра, тогда я решаю перекусить дорожным провиантом. Еда застревает у меня в горле. Трудно есть, когда моя пара прямо здесь, а ее ноги покрыты длинной кожаной юбкой. Я мог бы с легкостью скользнуть между ее ногами и спариться с ней, а ее тело было бы счастливо приветствовать мое.

После этого она будет смотреть на меня с еще большей ненавистью в глазах. Я отмахиваюсь от этой мысли и потираю выпуклость в паху, пока боль не отпускает, а затем решаю отправиться на охоту для моей пары.

Свежая еда. Именно в этом она нуждается. Я заставляю себя выйти из пещеры наружу и забираю с собой свое охотничье копье.

ЛИЗ

Все болит. У меня такое ощущение, будто я только что очнулась после круглосуточного запоя. У меня кружится голова, моя кожа вся горит, а также болит нога.

Но что немного странно? Я совсем не устала. Нет душераздирающей боли, которая была моим постоянным спутником с момента прибытия на эту планету. Я чувствую запах чего-то нового, фруктового и поворачиваю голову, осознавая, что лежу в гнезде шкур. А приятный запах?

Это мои волосы.

Это заставляет меня моментально очнуться. Я сажусь и озираюсь вокруг. Я неделями не принимала душ, чтобы освежиться, и, видимо, уже привыкла, что от меня воняет сточной канавой. Однако мои волосы чистые, мягкие и расчесанные, и на мне надета чистая одежда.

Мои ноздри подрагивают, а мое дыхание учащается. На мне надета чистая одежда. Кто-то, черт возьми, раздел меня, пока я была без сознания.

Тяжелые шкуры покрывают мои ноги, есть разведенный костер и тренога с чем-то, что пахнет в основном как чай. Я несколько озадачена.

Пока я сижу, крупная фигура входит в маленькую пещеру и маячит в дверном проеме.

Рáхош. Он приподнимает подбородок при виде меня, бодрствующей, а затем бросает свежую дичь на пол пещеры. Тогда он встает, спиной ко мне, и занимается защитной кожаной откидной створкой, которая выступает в качестве двери.

Один его вид напоминает мне причину, по которой я была без сознания. Вошь. Она внутри меня. Я хныкаю, и мои пальцы двигаются к ране, которая должна быть у меня на шее, рана, которую Рáхош нанес мне, когда я передумала.

Она исчезла.

Она полностью закрылась. Существо находится внутри меня. Я царапаю свою шею, отчаянно пытаясь извлечь его.

Пока я это делаю, Рáхош решительно налетает на меня и хватает за руки, оторвав их от моей шеи. Когда он касается меня, моя грудь начинает грохотать. Сначала я думаю, что это — мой живот, но грохот становится все громче, пока в ответ моя грудь практически не вибрирует. Я мурлычу… для Рáхоша.

Не хочу.

Я борюсь против него, теперь уже в смеси ярости и отчаянии. Я не хочу вошь. Я не хочу Рáхоша. Мне ничего из этого не нужно. Я пинаюсь, огрызаюсь и дерусь с ним, пока он держит меня за запястья. Я пытаюсь добраться до моей шеи, но он мне не дает. Он не дает мне расцарапать ее. Инопланетянин хватает меня за челюсть и вынуждает встретиться с ним взглядом

Затем он слегка качает головой. «Нет», показывает он мне.

Ладно, к черту это. И его тоже к черту. Миг спустя, испытывая меня, он отпускает мои руки.

Я с боку врезаю кулаком ему по лицу.

— Одеваешь меня, пока я без сознания, сукин сын? Моешь меня? Черт возьми, через силу внедряешь вошь внутрь меня? Ненавижу тебя!

Каждое выкрикнутое слово подчеркивалось ударами рук и пинками ног, пока я, колотя его, не преодолела вихрь гнева.

Его единственный ответ?

Раздраженный вздох. Затем он снова хватает меня за запястья, закручивает их за спину и толкает меня в шкуры.

— Нет! — взвизгиваю я, как раз тогда, когда моя щека соприкасается с мягкими шкурами.

Он бормочет что-то на инопланетном языке, а затем я чувствую, что шнуры окружают мои запястья. Засранец связывает меня!

Как только я думаю, что Рáхош не может быть еще большим придурком, он удивляет меня.

— Я так сильно тебя ненавижу, — рычу я.

Он заканчивает связывать мои руки и передвигается связать мои ноги, а затем возвращается к расположенному рядом костру, будто ничего серьезного не произошло.

Задыхаясь от бешеного гнева, я пристальным взглядом быстро осматриваюсь вокруг маленькой пещеры. Где мы?

— Где все остальные?

Он сдирает шкуру с тушки маленького животного и начинает разделывать его, игнорируя мои вопросы. Он отрезает маленькие кусочки и кладет их на горячий камень. Его губы кривятся, когда они начинают шипеть и жариться, и его взгляд скользит на меня.

Мой живот урчит. Хуже того, моя грудь все еще напевает из-за реакции моей воши на него. Если это значит то, что я думаю, то…

Я только что приобрела себе инопланетного мужа.

Вот черт!

Этого парня?

Я стону, потому что это совсем не то, что я хотела. Если я должна заполучить инопланетянина, почему это не может быть милый улыбающийся парень? Кто-то, у которого улыбка светится при виде меня, и который относится ко мне как к сокровищу? Кто-то, кто смотрит на меня, как Вэктал смотрит на Джорджи?

Вместо этого, у меня инопланетная версия Сердитого Кота[4], и он только что бросил лассо и связал меня как теленка на родео. Засранец!

Я опускаю голову на одеяла, пытаясь успокоиться.

— Ладно, — говорю я никому в частности. — Ты здесь, Лиз. Если жизнь дает тебе лимоны, делай лимонад. Ты выжила. Ты здорова,… несмотря на паразита внутри, — я устраиваюсь, пытаясь согнуть свои связанные руки. — У тебя появился новый друг и милая теплая пещера. И кто-то готовит ужин для тебя вместо того, чтобы ужином была ты. Все могло бы быть гораздо хуже.

Я поднимаю взгляд на Рáхоша.

Он смотрит на меня, потом кончиком ножа спокойно переворачивает кусок мяса, обжаривая его с другой стороны. Очевидно, что его не слишком занимал мой разговор, что только еще раз подчеркивает то, что он не один из инопланетян, которые получили «загрузку» языка. Я не удивлена — недружелюбному сукиному сыну, вероятно, не нужна была жена.

— Итак, он не говорит на английском, — я выдыхаю, перекручивая связанные руки. — Уверена, ты в любом случае можешь общаться с ним, Лиз. Просто включи свои мозги.

Я на минуту задумываюсь. В старой южной поговорке говорится, что мух легче ловить на мед, чем на уксус. Очень плохо, так как сейчас я лопну от мочи и уксуса, но ненадолго я попытаюсь быть сладким медом.

— Эй, Рáхош? — мой голос слаще сахара.

При звуке своего имени он замирает возле костра. Его глаза сужаются.

Я поднимаю руки и указываю на них в меру своих сил.

— Хочешь снять их с меня? Я не обещаю, что буду вести себя хорошо, но ты ведь этого не знаешь, не так ли? — я продолжаю поощрительно улыбаться. — Милый инопланетянин. Хороший инопланетянин. Иди сюда, освободи хорошего человека.

Он моргает.

Я снова поднимаю руки и извиваюсь на шкурах. От этих движений мои соски трутся о ткань моей туники и…, вот дерьмо. Я должна прикусить стон, который грозит сорваться с моих губ.

Я так чертовски возбуждена. Глупая вошь.

Я плотно сжимаю вместе бедра, желая, чтобы существо прекратило барабанить у меня в груди. «Хватит», — велю я ему. «Прекрати сейчас же». В конечном счете, оно успокаивается, и я снова смотрю на Рáхоша. Он собирает приготовленные куски мяса в маленький мешочек, а затем идет в мою сторону.

— Освободишь меня, Рáхош? — я киваю на свои руки.

В ответ он засовывает кусок обуглившегося мяса мне в рот.

— Я просто ненавижу этого парня, — говорю я в то время, как жадно жую. — Лимонад не возможно сделать, когда лимон такой огромный член.

Он лишь пихает мне в рот еще один кусок, не обращая внимания на мои страдания.

***

После того, как заканчиваю есть, я снова засыпаю, несмотря на связанные руки, а когда просыпаюсь, снаружи темно. Огонь в костре окружен валом, но все еще дает приглушенный свет, и здесь, пожалуй, уютно и тепло, несмотря на воющий снегопад, поступающий снаружи через вход в пещеру.

Рáхош исчез.

Так же исчезли веревки на моих запястьях и ногах.

Я сажусь, протирая глаза. После моего второго сна я чувствую себя лучше, почти вся боль и ломота в костях прошли. Хотя, не знаю, где сейчас могут быть остальные, мне интересно, почему здесь только мы с Рáхошем. Я даже не могу спросить его. Это было частью плана? Я так не думаю, потому что представляю себе недавно пробужденных человеческих девушек, пытающихся справиться с ситуацией, будучи отделенными от группы и где-то вдалеке спаренной с незнакомцем, и я не могу себе даже представить, что кто-либо полагал, что это хорошая идея.

— Эй? — спрашиваю я в пустоту.

В пещере тишина, практически темно. Я здесь одна.

На одно мгновение я думаю о возможности сбежать. Просто сбежать и этим передать Рáхошу огромный пошел-ты-на-хрен. Но я не идиотка. Я понятия не имею, где я или куда он меня забрал. Я ничего не знаю об этой планете и не кретин ли этот инопланетянин? На данный момент он мой лучший шанс выжить.

Но я невероятно рада, что сейчас он ушел… потому что я так чертовски возбуждена.

Я не хочу быть возбужденной. Честно говоря, такого сексуального мгновения, пожалуй, я в жизни не испытывала. Меня похитили инопланетяне, я вынуждена проживать на ледяной планете, а теперь я, по сути, замужем за мистером Высокий, Мрачный и Жутко-раздраженный.

Однако, именно тогда, когда я вспоминаю о Рáхоше, его мысленный образ заставляет мою вошь пуститься в действие. Она начинает мурлыкать у меня в груди, сотрясая мои сверхчувствительные груди и натирая мои соски о плотную ткань туники.

Я стону и падаю обратно на одеяла.

Возникшие ощущения… слишком приятные. Это не справедливо.

Я руками скольжу под туникой и обхватываю свои груди ладонями. О, Боже, они так сильно ноют. К тому же я чувствую голодную пустоту у себя между ног. Мне нужен секс и нужен отчаянно.

А единственный парень рядом — Рáхош с его высоким, подтянутым телом и постоянно нахмуренным лицом.

Черт, вот уж спасибо тебе, вошь. Премного благодарна!

Тем не менее, я снова представляю Рáхоша, и моя рука скользит под юбку.

Моя киска намокла, мои завитки влажные и скользкие от желания. Я чувствую, что мои половые губы набухли и ноют, а когда я скольжу пальцами по слишком чувствительному клитору, я чуть ли не кончаю прямо здесь и сейчас. Я стону вслух и начинаю трахать себя пальцами.

Быть может, мастурбация по-быстрому, пока Рáхош еще не вернулся, это то, в чем я нуждаюсь, чтобы держать вошь под контролем. Даже сейчас, когда я убеждаю себя в этом, мысленный образ Рáхоша заполняет мой разум, и я представляю его мускулистые, широкие плечи обнаженными, когда он наклоняется надо мной. Я представляю его четко очерченные, неулыбчивые губы шипящими от удовольствия, когда он погружается в меня, и мы начинаем трахаться.

Вот здорово, теперь я уже мастурбирую на инопланетянина. К тому же, собираюсь возложить вину за все на вошь. Мне не нравится этот парень. Не нравится.

Все же, не могу отрицать, что от мысли, что мы трахаемся, я чертовски сильно истекаю влагой. Я скольжу пальцем в себя и хныкаю, потому что этого недостаточно. Я нуждаюсь в нечто большем. Я нуждаюсь в нем. Но в данный момент подойдет и мастурбация. Я помещаю свой большой палец на клитор и начинаю потирать, изгибаясь дугой в шкурах.

— Рáхош, — стону я, скользя большим пальцем по клитору.

И как это ни странно, этот сукин сын появляется в дверном проеме пещеры, словно я позвала его.

Это я и делала.

Меня поймали на горячем. С просунутой в штаны рукой.

Стонущей его имя.

Я никогда в жизни не смогу это пережить.