Ряд археологических находок и письменных свидетельств, включая и библейские тексты, может быть истолкован в пользу фактов посещения Земли инопланетянами в историческом прошлом. За последние десятилетия активность земной ионосферы и ее космическая отдача возросли многократно, а это не может не привлечь внимания развитых внеземных цивилизаций, не стимулировать их интереса к человечеству и его местообитанию. В ходе метеорологических, гидрологических и ряда иных наблюдений, а также случайным образом на территории Соединенных Штатов и в других районах Земли систематически фиксируются трансцендентные явления, не находящие рационального и исчерпывающего объяснения в рамках ортодоксальной науки. Часть этих явлений, прежде всего феномен НЛО, может быть истолкована в пользу предположения, что в современный период Земля импульсивно, но с нарастающей активностью обследуется зондирующе-информационными устройствами инопланетян с целью установления характера и возможностей человеческой цивилизации.
По нашему мнению, ситуация такова, что с определенной степенью достоверности в любой день и час можно ожидать прямой космической инвазии - тайного или явного вторжения инопланетных сил на Землю. Преобладающая активность НЛО над территорией Соединенных Штатов, ведущего и доминирующего земного государства, занимающего выгоднейшее глобально-стратегическое положение, придает сделанному выводу особую значимость и наводит на самые серьезные размышления.
Цели космической инвазии могут быть самыми различными: от предельно агрессивных и беспощадных до самых мирных и благородных. Общественное мнение отдает предпочтение последней концепции, априорно наделяя высокоразвитые внеземные цивилизации чертами пацифизма, биологической терпимости и антропофилии. Но эта точка зрения не столько отражает истинное положение вещей, сколько является воплощением сентиментальных мифов и чаяний, находящихся в резком противоречии с реальностями нашего мира. Мира рассудочного, расчетливого и эгоцентричного, мира, в котором эмоциональные категории и моральные ценности играют релятивную и второстепенную роль. История межконтинентальных контактов между человеческими сообществами, имеющими в космическом аспекте крайне незначительные биологические и социальные различия, - это история непреднамеренно, стихийно развивающихся конфликтов и продуманных, хорошо организованных войн, в ходе которых сильные истребляли слабых. В этом свете вера в космический пацифизм представляется опасным заблуждением, а отсутствие психологической и административной готовности к отражению внезапной агрессии - недопустимым благодушием. Молниеносный крах огромной, хорошо организованной и вооруженной империи инков под локальным натиском крохотного, но дерзкого отряда конкистадоров, лишь незначительно превосходящего аборигенов по уровню технической оснащенности, - наглядная иллюстрация тех поистине катастрофических последствий, к которым может привести космическая беспечность в наши дни.
Жесткий контроль и регулировка процесса контактирования необходимы и в том случае, когда космическая инвазия носит самый мирный и благородный характер. Знания и технические средства высокоразвитых внеземных цивилизаций, вне всякого сомнения, представляют собой уникальную ценность и должны быть заимствованы в максимальной степени. Стихийно же развивающиеся контакты, как это убедительно иллюстрирует история земных путешествий и открытий, даже при изначально мирных настроениях сторон склонны быстро перерождаться в конфронтацию, вражду и открытые вооруженные столкновения.
Исходя из вышеизложенного, мы считаем необходимым безотлагательное создание специальной службы, а равно развернутой программы действий с целью наблюдения, сотрудничества, сдерживания и нейтрализации или ликвидации сил космической инвазии в зависимости от конкретной развивающейся ситуации. Решение каждой частной задачи должно предусматривать разные степени вовлеченности: от некоторого разумного минимума до всей мощи Соединенных Штатов и их союзников. Специальная служба, создание которой нами рекомендуется, могла бы взять на себя попутно параллельное решение целого ряда менее трансцендентных, но тем не менее важных с точки зрения обеспечения национальной безопасности задач.
С искренним уважением
Джерми Стоун, Джон Блэк, Сэмуэл Холден,
Терренс Лиссет, Эндрю Вайс".
Прочитав письмо один раз, Мейседон прочитал его и повторно, бегло просматривая одни части и внимательно, даже более внимательно, нежели первый раз, - другие. Потом аккуратно, но без прежней почтительности закрыл папку. Этот своеобразный, порхающий звук расслышал Кейсуэлл и, оставшись стоять возле окна, повернулся лицом к Мейседону.
- Разочарованы? Только не юлите. Генри, говорите откровенно.
- Разочарован - не то слово, но...
- Понимаю. Я тоже был разочарован, когда меня познакомили с этим письмом. Оригинально, неглупо, недурно читалось бы в рамках специального исследования или в качестве предисловия к хорошему фантастическому роману. Но как основа для реальной программы выглядит слишком экзотично и недостаточно солидно. Не так ли?
Советник президента стоял спиной к свету. Мейседон не видел выражения его лица, поэтому он ограничился тем, что осторожно согласился:
- Примерно так.
Кейсуэлл оттолкнулся от подоконника, на который опирался сцепленными за спиной руками, и подошел к курительному столику. Не торопясь, выбрал трубку и, набивая ее "кэпстеном", негромко спросил:
- Вам сорок восемь, Генри? Не приходила вам еще мысль, что пора увековечить свое имя каким-нибудь великим деянием?
Несколько огорошенный этим вопросом, Мейседон не сразу нашелся с ответом, а Кейсуэлл, покосившись на него, с прежней размеренностью продолжал:
- Все мы в зрелом возрасте грешим мечтами о славе. Честолюбие двигатель прогресса и источник личных ошибок. Прославиться, вписать свое имя в скрижали истории можно разными путями. Мы в равной мере... Кейсуэлл чиркнул длинной, тонкой спичкой, раскурил трубку и пыхнул дымом. - Мы в равной мере помним и Фидия, который создал бессмертные произведения искусства, и Герострата, спалившего в Эфесе храм Артемиды. Мы помним Александра Македонского и Нерона, Гарибальди и Аль Капоне.
Мейседон не совсем понимал, куда клонит советник президента, и терпеливо ждал продолжения. Кейсуэлл присел на угол письменного стола с трубкой в правой руке, Мейседон механически отметил, что, скорее всего, это пенковая трубка.
- Франклин Рузвельт был великим человеком и остался бы в памяти людей даже в том случае, если бы судьба не сделала его крестным отцом атомной бомбы. А Гарри Трумэн? - Кейсуэлл пыхнул дымом и посмотрел на полковника своим загадочным, серьезно-улыбчивым взглядом. - Боюсь, что, подписывая приказ об атомной бомбардировке мирных японских городов, он руководствовался не только объективными военными и политическими мотивами, но и соображениями пусть скандальной, но все-таки бессмертной славы. Чем же еще этот безликий Гарри мог зацепиться в памяти народов? - Кейсуэлл поднял глаза на портрет покойного Кеннеди и продолжал печально, понизив голос: - Судьба Джона Фицджеральда противоречива и трагична, но люди сохранят добрую память о нем. Сохранят хотя бы потому, что шаг Армстронга на лунную поверхность был ретроспективным выражением его воли и решимости. Но чем может похвалиться последующая вереница президентов? Бесславным завершением войны во Вьетнаме? Иранской катастрофой? Возвеличиванием сионизма? Или, может быть, расовыми волнениями, инфляцией, безработицей и энергетическим кризисом?
Мейседон кашлянул и беспокойно заерзал в кресле. Кейсуэлл искоса взглянул на него и усмехнулся, последний раз пыхнул ароматным дымом и, неторопливо выбивая пепел из трубки, успокоил:
- Не волнуйтесь, полковник. Я не собираюсь организовывать дворцовый переворот, покушение на президента или хотя бы в малейшей степени способствовать трансформации нашей социальной системы. Моя сфера не политика, а специальные вопросы. Но я обязан уметь мыслить четко, логично и беспристрастно. Собственно, за это я и получаю деньги, поверьте мне, немалые. - Кейсуэлл продул трубку, аккуратно уложил ее на подставочку и поднял взор на девиз, начертанный китайскими иероглифами. - В течение долгого времени здесь красовалось латинское изречение: "Синэ ира эт студио", что значит - без гнева и пристрастия. Я всегда стараюсь следовать этому правилу. Мои единственные божества - факты, лишь перед ними склоняю я свою голову.
Мейседона начал раздражать этот тон - тон ненавязчивого, но ощутимого превосходства. Раздражать в тем большей степени еще и потому, что в глубине души полковник чувствовал - для выбранной линии поведения у Кейсуэлла были определенные основания. По этой и по некоторым другим, весьма прозрачным для искушенного человека причинам Мейседон счел нужным сказать:
- Должен признать - я человек военный, а потому и консервативный. Я, простите меня, как-то не привык к тому, чтобы в моем присутствии о президентах и нашей политике говорили так вольно и свободно.
Довольно бесцеремонно разглядывая полковника, Кейсуэлл усмехнулся:
- Понимаю. Подстраховка никогда не мешает.
- Вы не так меня поняли, - с некоторым смущением возразил Мейседон.
- Может быть, - охотно согласился советник. - Не всегда понимаешь самого себя, как же можно претендовать на безошибочное понимание других? Вот нам с вами письмо пятерых ученых, обеспокоенных космической угрозой, якобы нависшей над Землей, показалось недостаточно солидным, а вот на президента оно произвело куда более серьезное впечатление.
Лицо Мейседона вытянулось, такого поворота событий он никак не ожидал! Мейседон весьма определенно полагал, что его пригласили как раз для того, чтобы оценить серьезность письма и целесообразность представления его на суд президента. И вдруг...
- Последовало распоряжение, и государственная машина послушно завертелась в этом несколько неожиданном направлении. - Кейсуэлл загадочно посматривал на полковника своим серьезно-насмешливым взглядом, и было совершенно непонятно, как сам-то он относится к случившемуся. Совокупность разрабатываемых контркосмических мероприятий получила наименование программы "Инвазия". Разработка ее велась большой группой ученых под руководством личного советника президента по специальным вопросам - моего предшественника на этом ответственном посту.
Кейсуэлл задумчиво посмотрел на бутылку сухого мартини, словно размышляя, стоит выпить рюмочку или нет. Мейседон не без интереса ждал продолжения.
- Вы, наверное, полагаете, что мой предшественник проявил безответственность или оказался недостаточно компетентным в инопланетных делах? Наоборот! Он развил бешеную энергию, признаюсь откровенно, я бы не сделал и десятой доли того, что удалось сделать ему. Это объясняется тем, что он был человеком несколько мистического склада, издавна увлекался сбором и анализом фактов о трансцендентных явлениях. И нет ничего удивительного в том, что он с удовольствием возился с программой "Инвазия" и, проталкивая ее по лабиринту бюрократического аппарата, проявил удивительную настойчивость и изворотливость. Например, он быстро понял, что идея контркосмических мероприятий в своем рафинированном виде вряд ли найдет достаточное число солидных сторонников и, опираясь на одну из проходных фраз письма, обратился за поддержкой к военным. В этом лагере он встретил полное взаимопонимание и заручился своего рода рекомендательным письмом, подписанным группой влиятельных генералов. С этим дополнительным письмом программа "Инвазия" начала уже практическое коловращение. Последовали осторожные консультации. Программа была представлена так, будто речь идет о сугубо теоретическом исследовании, а не о комплексе практических мероприятий. Был создан специальный комитет, финансирование шло через НАСА и министерство обороны по графе неподотчетных расходов. Поддержка военных, выступивших с идеей борьбы с космическими десантами вероятных противников, позволила сравнительно легко утвердить эти ассигнования в конгрессе, тем более что они оказались весьма скромными и вполне укладывались в понятие неподотчетных - в масштабах государства это ведь нечто вроде карманных денег для любимого сына.
Мейседон засмеялся, сравнение показалось ему удачным, снисходительно улыбнулся и Кейсуэлл.
- Результатом усилий специальной комиссии явился мемо, в котором осуществлена детальная теоретическая разработка программы "Инвазия". На этой основе нам, дорогой Генри, предстоит в самый короткий срок разработать систему специальных служб и мероприятий. А затем провести ее в жизнь!
- Располагайте мной, - коротко и с достоинством сказал Мейседон.
- Прекрасно! Но я вижу, у вас есть какой-то вопрос?
- Да, - после некоторого колебания признался полковник, - но я не знаю, будет ли этот вопрос уместным?
- Смелее, Генри. Нам ведь предстоит работать в одной упряжке.
- Верно. Скажите, Джон, если ваш предшественник так успешно вел дела, почему же он получил отставку?
- А он не получал отставки, - спокойно ответил Кейсуэлл, глядя на Мейседона своим загадочным, непроницаемым взглядом. - Он умер.
- Как? - Этот вопрос вырвался у Генри непроизвольно, он ощутил в груди некий неприятный холодок.
- Самым прозаическим образом. Скоропостижно скончался от инфаркта миокарда. - Кейсуэлл поднял очи к небу и секунду-другую молчал, сохраняя в меру скорбное выражение лица. - Все мы смертны! К этому печальному факту следует относиться с должной серьезностью, но без ненужного трагизма. После похорон меня извлекли из относительного небытия, в котором я пребывал последние годы, и поручили вести программу "Инвазия". Вот и все, просто и прозаично.
- Рука судьбы, - машинально проговорил Мейседон, хотя и сознавал, что высказывает очевидную банальность.
- Эта же рука ввела в эту программу и вас. Генри.
- Верно. И я готов принять в ней посильное участие.
Подняв брови и наморщив лоб, Кейсуэлл некоторое время внимательно смотрел на бравого полковника, а потом отрицательно покачал головой.
- Нет, Генри, вы не готовы, - мягко возразил он, - пока не готовы. Вы не знаете еще самого существенного в программе "Инвазия". В некотором смысле это вовсе не программа, а нечто ей совершенно противоположное.
ЗОЛОТО
Уотсон достал из сейфа объемистый том приложений к программе, начал было по памяти искать нужный раздел, но потом, чертыхнувшись, заглянул в оглавление. Так дело пошло быстрее, и ученый быстро отыскал нужную страницу. На ней значилось: "Программа "Инвазия", приложения. Раздел: факторы трансцендентности. Спецификация: материалы и средства. Текст: Золото. Золото является материалом, который находит широкое и все прогрессирующее применение в земной, космической и компьютерной технике. Все трансцендентные случаи хищения золота, особенно в крупных масштабах, являются событиями, подлежащими детальному анализу с позиций программы "Инвазия". С одной стороны, эти случаи могут способствовать установлению самого факта космической инвазии, с другой - оказаться действенным средством выявления истинных целей, характера и местонахождения космической агентуры. Заметим, что золото может использоваться не только как оригинальный конструктивный материал, но и как весьма универсальный заменитель. Золотые изделия, детали, элементы могут применяться не только для собственного машинного ремонта, но и для протезирования в биологических или машинно-биологических организмах и системах. Земная медицина издревле применяет золото для зубопротезирования и ортопедии, золотые пластины используются для замены черепных костей и элементов грудной клетки, золотые трубки - в качестве магистральных организменных компонентов.
Земные золотые запасы, созданные человечеством, неизбежно должны привлечь внимание высокоразвитых внеземных цивилизаций не только с экономической и утилитарной точек зрения, но и в гносеологическом познавательном аспекте. В настоящее время роль золота как мировых денег, как всеобщей валюты, как максимально подвижного капитала, обладающего абсолютной ликвидностью, отнюдь не лежит на поверхности социально-экономических явлений. Подавляющее большинство финансовых операций выполняется с помощью бумажных банкнот, безналичных банковских расчетов, двухсторонних соглашений о взаимных поставках и т.п. Эти операции демонетизированы, "обеззолочены", драгоценный металл продолжает лежать на своем привычном месте в сейфах того или иного банка, меняется лишь адрес его владельца. Аналогичным образом обстоит дело и при частной тезаврации - покупка золота отнюдь не сопровождается его перевозкой в собственный дом или на квартиру, металл остается в надежно охраняемых банковских сейфах, но его владелец имеет возможность в любой момент располагать крупной, в высокой степени гарантированной суммой денежных средств. Тяжкая монолитная неподвижность физических запасов монетарного золота при исключительной подвижности, взрывчатости и неустойчивости обеспечиваемых им финансовых операций не может не потрясти воображение неподготовленного человека, не предстать перед ним в качестве неразрешимого парадокса, мистической загадки. Впечатления внеземных наблюдателей могут быть еще более неожиданными и экзотичными.
Большинство материалов, используемых человечеством, потребляется сразу же, по мере их производства, их резервные запасы заметно ниже уровня ежегодной добычи. Происходит не натуральное, а функциональное потребление этих материалов - они используются как источники энергии, полуфабрикаты производства или конструктивные элементы действующих устройств. Эти обстоятельства радикально, чудовищно меняются при переходе к золоту. Ежегодные поступления рыночного золота составляют ничтожную часть его мирового запаса, не более 1-2 процентов, причем в технике и медицине используется не более пятой части этого количества. Централизованные золотые запасы в течение длительного времени поддерживаются на примерно постоянном уровне. Золото потребляется не функционально и даже не натурально, а ритуализованно - его запасы омертвлены в виде стандартизованных высокопробных слитков. Функциональность золота как такового, золота как металла выступает в форме отрицания какой бы то ни было функциональности, она реализована через неподвижность, недейственность и сохранность. Хранилища золота обладают такой изощренной и надежной системой охраны и защиты, какой даже в близкой степени не обладают никакие другие объекты, созданные человеком. У стороннего наблюдателя, лишь постигающего социальную структуру человечества, на определенной стадии анализа неизбежно возникает мысль, что золото играет роль фетиша, своеобразного божества, являющегося объектом ритуализованного поклонения людей, поклонения, носящего мистический характер и не имеющего рациональной основы. И следует признать, что такой вывод в известной мере отражает подлинное положение вещей. Инопланетный наблюдатель найдет этому множество подтверждений. Централизованные хранилища золота типа Форт-Нокса он примет за храмы, подвалы и сейфы - за святилища и алтари, охрану - за низших служителей культа, ответственных должностных лиц - за высших жрецов, сам процесс входа, связанный, скажем, с открытием 90-тонной стальной двери манхэттенских подвалов тремя лицами, имеющими разные ключи, - за ритуализованный культовый обряд, за своего рода мистерию. Потрясающее, внушающее ужас и жалость впечатление произведут на такого наблюдателя картины беснующейся биржи в моменты золотого бума или краха, а равно полубезумный стихийный наплыв жадного людского стада в районы вновь открытых месторождений золота. Инопланетный наблюдатель узнает, что мировая литература и киноискусство переполнены самыми различными вариантами "золотой" тематики, убедится, что сравнительно небольшие количества золота могут и безмерно осчастливить людей, и послужить причиной их жестоких несчастий и безвременной гибели.
Прямой захват мирового золотого запаса, его экс-депортация или уничтожение (распыление, рассредоточение) - эффективнейшие меры для тотальной дезорганизации мирового человеческого сообщества, которые могут быть сравнительно легко осуществлены в ситуации прямой и превосходящей космической агрессии. Такая "золотая дезорганизация" является удобным и рациональным промежуточным шагом на пути частичного или полного подавления человечества, которое может завершиться глобальным..."
Уотсона отвлек от чтения сигнал телефонного вызова, наверное, аппарат зуммерил довольно долго, прежде чем этот звук дошел до сознания ученого. Громко, во весь голос чертыхнувшись, Уотсон раздраженно взял телефонную трубку.
- Уотсон! Что там еще?
- Новые данные о действиях фантома, сэр. Будете просматривать или сразу...
- Буду, - перебил Уотсон. - Обязательно буду! И до моего просмотра ничего в машину не вводите!
- Да, сэр.
МЕМОРАНДУМ
Услышав от Кейсуэлла странное заявление о том, что программа "Инвазия" - это не программа, а нечто ей совершенно противоположное, Мейседон, мягко говоря, растерялся. Если советник поставил перед собой цель озадачить собеседника, то он этого вполне добился! Некоторое время полковник ворочал в голове фразу Кейсуэлла и так и этак, а затем со вздохом признался:
- Не понимаю.
Кейсуэлл довольно усмехнулся, не торопясь с объяснениями. Судя по всему, его забавляла растерянность энергичного офицера.
- Нечто противоположное, - вслух повторил Мейседон. - Видимо, это программа всемерного сокрытия инопланетян от общественности, если уж они прибудут?
Кейсуэлл снова усмехнулся и направился к сейфу.
- Насчет сокрытия вы угадали. Генри. Но спрятать нам надлежит вовсе не космических пришельцев.
Кейсуэлл извлек из сейфа увесистую пачку бумаг, упакованную в серую папку специального изготовления, из тех, что применяются для хранения секретных документов.
- Меморандум программы "Инвазия", - уведомил Кейсуэлл и без особой почтительности положил этот сборник бумаг, весящий несколько фунтов, перед полковником. - Познакомьтесь для начала с титульным листом.
Мейседон взял папку обеими руками, взвесил, уважительно качнул головой и, снова положив ее на стол, раскрыл. На титульном листе значилось:
"СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Программа "Инвазия" (теоретическая разработка)
Все материалы настоящего дела совершенно секретны.
Ознакомление с ними лиц, не имеющих на то полномочий, карается тюремным заключением сроком до 20 лет и штрафом 20 тысяч долларов.
В случае повреждения печатей от курьера не принимать.
Закон обязывает курьера потребовать от вас предъявления удостоверения (форма N 9134).
Без такого удостоверения личности курьер не имеет права передать вам настоящее дело".
Внимательно прочитав этот текст и не найдя в нем ничего особенного или настораживающего, Мейседон поднял глаза на советника:
- Внушительно. Ну, и оформлено в полном соответствии с правилами секретного делопроизводства.
Кейсуэлл утвердительно кивнул.
- Верно. Форма соблюдена.
Соскользнув с угла стола, на котором он сидел, Кейсуэлл достал из сейфа небольшую книжку, по внешнему виду и оформлению типичную покетбук, и аккуратно положил поверх меморандума.
- А теперь полистайте этот роман.
Мейседон с некоторым недоумением взял книжицу. Действительно, покетбук страниц на триста, творение некоего Майкла Крайтона "Штамм "Андромеда", издано Альфредом А.Кнопфом в Нью-Йорке в 1969 году. На обложке рисунок, изображающий пятерых интеллигентных, обнаженных по пояс мужчин. Не то камера пыток, не то больница, не то общественная баня. Мейседон вопросительно взглянул на Кейсуэлла.
- Полистайте. Очень любопытно, - поощрил тот с легкой, но уловимой иронией, направляясь к курительному столику.
Теряясь в догадках, Мейседон перевернул обложку. Посвящение некоему доктору А.Д., который первым предложил автору эту проблему. Какую? Может быть, в книжке речь идет о борьбе с инопланетянами с помощью бактериологических средств? Бог мой, как трудно после Герберта Уэллса придумать что-нибудь новенькое! Эпиграф: "Чем ближе к истине, тем дороже обходится каждый шаг. Р.А.Янек". Какой-то еврей или чех. Мейседон невольно поднял глаза на китайские иероглифы: "Трудно поймать в темной комнате кошку. Особенно, когда ее там нет". Конфуций выразился покрепче, хотя между его изречением и эпиграфом определенно есть какое-то внутреннее созвучие. Поехали дальше. Авторское предисловие. Кто их только читает? Написана в Кембридже, в штате Массачусетс, в этом пристанище далеких от будней жизни ученых людей. Мейседон перевернул страницу, вгляделся в текст и удивленно откинулся назад.
Некоторое время, недоуменно поджав губы, он переводил взгляд с совершенно секретного меморандума на покетбук, лежавший рядом с ним. Титульные листы этих совершенно различных творений человеческого разума, созданных с совершенно несходными целями, были поразительно сходны не только по содержанию, но и по форме! Тот же гриф совершенной секретности, то же суровое предупреждение о тюремном заключении сроком на 20 лет и штрафе в 20 тысяч долларов, то же самое уведомление о печатях, удостоверении и правах курьера. Буква в букву! Изменено лишь наименование: вместо "Программа "Инвазия", фигурирующего в меморандуме, в покетбуке значилось "Штамм "Андромеда". Впрочем, недоумение Мейседона длилось не так уж долго, тем более что он с негодованием подавил разного рода нелепые догадки, предательски шевельнувшиеся в его душе. В конце концов, все секретные мемо оформляются по общей схеме! Ну, а сходство деталей можно объяснить простым совпадением. Разве так уж редко всякие ученые и инженеры делали очень похожие, а то и просто совпадающие открытия и изобретения? Поэтому детальное совпадение оформления истинных изысканий ученых с писательской выдумкой хотя и удивительно, но вполне понятно без привлечения какой-либо мистики и чертовщины. Мейседон так и сказал обо всем этом.
- Верно, это можно объяснить и простым совпадением, - спокойно согласился советник. Он раскурил новую трубку, несколько большей вместимости, загасил длинную, наполовину сгоревшую спичку, аккуратно положил ее в пепельницу и посоветовал: - Отодвиньте в сторонку меморандум и снова обратитесь к письму, откройте его в самом конце - там, где красуются имена ученых, которых гложет страшное беспокойство за судьбы бедного человечества и которые жаждут обезопасить Землю от космической агрессии. Открыли? А в романе Крайтона, по-моему, на шестидесятой странице, найдите другое письмо президенту. Письмо, разумеется, вымышленное, подписанное группой выдуманных, несуществующих ученых. Нашли?
- Нашел, - ответил Мейседон. Он уже начал догадываться, как должны развернуться события, но тем не менее упрямо не желал верить происходящему.
- Прекрасно, - одобрил Кейсуэлл. - Теперь сличите имена ученых под этими письмами. Имена в вымышленном и так называемом истинном письме, которое хранится за семью печатями и явилось основой для создания программы "Инвазия". Сличили?
- Сличил, - севшим голосом отозвался Мейседон.
Невероятно! Отупение полковника не помешало ему сравнить не только подписи, но и даты создания меморандума и выхода в свет книги Крайтона. Книга вышла много раньше, а следовательно... Невероятно! Имена под вымышленным и так называемым истинным письмами президенту совпадали буква в букву! Джерми Стоун, Джон Блэк, Семуэл Холден, Терренс Лиссет, Эндрю Вайс - абсолютная идентичность. Комическая разгадка этого невероятного, невозможного совпадения, родившаяся в голове Генри, была столь же невероятной. Она придавала всей этой безмерно ответственной истории с программой "Инвазия" фарсовый, прямо-таки шуточный характер. Вот это сюрприз! Мейседон глубоко вздохнул и откинулся на спинку кресла. Кейсуэлл усмехнулся, пыхнул ароматным дымком, забрал со стола красную папку, злополучный покетбук и, укладывая их в сейф, хладнокровно резюмировал:
- Вот как обстоят дела на самом деле, полковник.
Состояние полной мышечной расслабленности позволило Мейседону сравнительно быстро овладеть собой и обрести привычную ясность мышления.
- Стало быть, это письмо - липа, - со странным удовлетворением констатировал он вслух.
- Ну, не совсем. Точнее, это не только липа. Хуже. Это провокация.
Кейсуэлл, невозмутимый, насмешливый, сидел на краю стола, покачивал ногой, обутой в мягкую замшевую туфлю, и попыхивал трубочкой. Разглядывая его, Мейседон вдруг ощутил острый укол тревоги: сработал звериный инстинкт, не раз выручавший его в критических ситуациях.
- Но зачем было меня посвящать во все это? Я не понимаю своей роли!
Кейсуэлл одобрительно кивнул.
- У вас хорошее чутье. Генри. Да, это дело смертельно опасно. По официальной версии мой предшественник, им занимавшийся, умер от инфаркта. Может быть, и так, но мне представляется, что все обстояло несколько иначе. Вместо изречения Конфуция для нашего, - советник подчеркнул эти слова легким жестом правой руки, в которой была зажата трубка, - для нашего дела недурно подошел бы и другой девиз - "Помни о смерти!".
Как ни странно, но эта недвусмысленная угроза успокоила Мейседона и помогла ему окончательно обрести самого себя.
- Не надо пугать меня, - холодновато сказал он. - Я боевой офицер, а не канцелярская крыса. Мне приходилось беседовать с "мисс костлявой" не только в кабинетах высокопоставленных чиновников.
Кейсуэлл чуть развел руками, отдавая должное Мейседону и признавая за ним право на такой тон.
- Именно по этой причине, дорогой Генри, я и пригласил вас в дело.
- Да, но на какую роль?
- На роль негра. Нам предстоит сделать из этой липы и провокации вполне добротную и респектабельную программу, к которой не смог бы придраться самый неистовый лобби из лагеря противников президента.
- Не проще ли похоронить эту космическую затею?
- Невозможно. Программа "Инвазия" утверждена, ассигнована и вчерне уже разработана. С отдельными, по счастью, разными аспектами программы ознакомлены представители министерства обороны, НАСА, ЦРУ, ФБР. В самых общих чертах о программе известно и конгрессу. Если затормозить естественное развитие программы, а тем более реверсировать события, возникнут толки, потом потребуют и официальных объяснений. Дело может завершиться грандиозным скандалом!
- Не совсем понимаю, - упрямо сказал Мейседон, ему не хотелось играть роль искушенного политика, да и бесполезно было пытаться провести хитроумного Кейсуэлла.
- Я поясню. - Советник был предупредителен, это была та самая холодная предупредительность, которая проявляется у иных воспитанных людей в обращении со слугами и вообще с подчиненными. - Президента, как и короля, можно низложить разными способами. Его можно убить, как убили Эйба Линкольна и Джона Кеннеди. Его можно сбросить с поста юридически, инкриминировав ему незаконные деяния, как это сделали с Никсоном. Наконец, президента можно раздавить морально и провалить на выборах. Например, Джонсон грязной войной во Вьетнаме сам себя раздавил морально.
- Понимаю. Нынешнего президента хотят скомпрометировать с помощью программы "Инвазия".
- Именно, - вздохнул Кейсуэлл.
- Но, судя по всему, враги президента не торопятся?
- Почему враги? - искренне удивился советник. - Политические противники, конкуренты, но не враги. Вот коммунисты и капиталисты - враги настоящие и непримиримые, враги по убеждениям, враги навеки. А противники сегодня усердно обливают друг друга помоями, а завтра пьют на брудершафт. В принципе же вы правы - оппозиция Белого дома не торопится. Они ждут, чтобы президент увяз и замарался в программе по-настоящему. Ждут и благоприятной ситуации: политического кризиса, решающего момента в предвыборной кампании и тому подобного. Но если мы попытаемся похоронить программу "Инвазия", они отреагируют немедленно: потребуют расследования и сделают почти самое страшное, что можно сделать с администратором, олицетворяющим собой верховную власть Соединенных Штатов, - представят его смешным и наивным человеком.
Мейседон надолго задумался.
- Нет, - признался он наконец, - в этом деле я вряд ли смогу вам помочь. По-моему, огласка предрешена. Можно думать лишь о компенсации политического ущерба.
- Это годится вообще. Но не годится в канун выборов.
- Как бы то ни было, Джон, но выхода я не вижу. Сожалею, но не вижу!
Кейсуэлл мягко улыбнулся. Однако в ответной реплике голос его прозвучал холодно:
- По-видимому, именно эту фразу и произнес мой бедняга предшественник.
- Вы уверены?
- Я знаю. Конечно, мне неизвестен буквальный текст его ответа, но о смысле его я проинформирован хорошо. Мой предшественник не сумел предложить хотя бы сколько-нибудь приемлемого выхода. Что произошло дальше, одному Богу известно! В соответствии с официальной версией он скончался от инфаркта, и, я думаю, нам следует этим удовлетвориться.
Мейседон механически ответил на улыбку Кейсуэлла, но почувствовал под ложечкой холодок. Точно выглядывал из окопа в зоне, которая обстреливается снайперами. Однако он тут же овладел собой и вежливо сказал:
- Право же, Джон, не знаю, чем я могу вам помочь.
- Нам, Генри, теперь уже нам. - Советник президента выдержал внушительную паузу и мягко добавил: - Не буду мучить вас. В принципе, выход найден. Вас введет в курс дела Чарли, а уж потом вы займетесь официальными документами и влезете в программу по-настоящему.
Полковник засмеялся.
- Чарли? Это любопытно!
- Почему?
Мейседон объяснил, что в военной среде имя Чарли является нарицательным. Оно означает глуповатого, наивного солдата, вечного неудачника, все время попадающего впросак и в разные забавные переделки. Кейсуэлл посмеялся вместе с полковником.
- Действительно любопытно. Но речь идет не о глупом солдате. Чарльз Уотсон - видный ученый, кибернетик и программист. Он будет работать в одной упряжке с нами. Кстати, не обращайте внимания на его колкости. Как и многие незаурядные люди, он экстравагантен. И не особенно любит военных.
ЧАРЛЬЗ УОТСОН
За липами и кленами, окружавшими коттедж, располагалась небольшая спортивная зона: бассейн с трехметровым трамплином, травяной теннисный корт, в глубь рощи уходила широкая ухоженная тропа для прогулок и пробежек. На корте шла игра. По зеленому полю двигались две фигуры в белоснежной одежде, негромко звучал женский грудной смех, слышались азартные выкрики и тугие удары ракеток по мячу.
Подойдя ближе, Мейседон обнаружил, что играют мужчина и женщина смуглая стройная красавица, гибкая, подвижная, но отнюдь не тонкая и уж вовсе не изнеженная. Этакая современная Артемида, получившая отличное физическое воспитание и тренировку. Она непринужденно скользила, будто танцевала, по коротко стриженной пружинистой траве, ракетка казалась естественным продолжением ее руки. Играла она с улыбкой и явно не в полную силу. По другую сторону сетки по полю сердито катался забавный взмыленный человечек, размахивая ракеткой так, словно он пытался отбиться от кучи разъяренных ос. У него было маленькое, хлипкое, но какое-то кругленькое туловище и длинные жилистые руки и ноги. Он неутомимо, как челнок, сновал по всему полю, ухитрялся доставать по-настоящему трудные, правда, не очень сильно посланные мячи и азартно покрикивал резким тенорком. Кого-то он напоминал Мейседону, но кого? Как будто бы в его арсенале не было знакомых с такой оригинальной фигурой и повадками. Хмуря брови, Мейседон внимательно вгляделся в происходящее на корте... и вдруг рассмеялся! Он понял, кого напоминает ему этот забавный упрямый теннисист - паучка, азартно снующего по своей сети вокруг крупной добычи, к которой не так-то легко подступиться. Кейсуэлл, который стоял рядом, держась пальцами левой руки за тончайшую, почти невидимую нейлоновую сеть, окружавшую корт, усмехнулся и указал глазами на мужчину.
- Это и есть Чарльз Уотсон.
Мейседон недоверчиво взглянул на него.
- Не будем им мешать. - Кейсуэлл отошел в густую тень дуба, сел на скамью и жестом пригласил полковника. - Партия подходит к концу, а Чарльз страшно азартен и бывает просто вне себя, когда прерывают игру.
- А кто с ним играет? - стараясь не выдать своей заинтересованности, спросил Мейседон.
Девушка определенно произвела на него впечатление, хотя несколько не укладывалась в голливудские и телевизионные стандарты. Не хватало ей изнеженности, этакой капризности фигуры и стати, которая была модной вот уже несколько сезонов и которую старательно "носили" даже те женщины, которым для этого явно не хватало природных данных.
- Это наша общая знакомая, - неопределенно ответил Кейсуэлл, и было в его ответе нечто, давшее полковнику понять, что от дальнейших вопросов на эту тему лучше воздержаться.
Надо полагать, что девушка заметила прибывших, она, почти не прибавляя темпа, резко прибавила в силе ударов и быстро закончила партию в свою пользу, выиграв подряд два гейма.
- Я жду! - крикнула она Кейсуэллу, направляясь в душ, располагавшийся возле бассейна.
Уотсон подошел очень сердитый, вытирая разгоряченное лицо большим махровым полотенцем, висевшим у него через плечо. Ему было лет сорок, он был невысок, но все-таки повыше, чем это показалось Мейседону сначала. Уотсон был рыжеват, веснушчат не только лицом, но и телом; кожа его от пребывания на солнце не столько загорела, сколько покраснела. Он вполне мог сойти за представителя славного племени делаваров или ирокезов, тем более что глаза у него оказались неожиданно темными, почти черными.
- Не дали вволю поиграть? - с улыбкой спросил Кейсуэлл.
- Наигрался, - пропел Уотсон, - ваша Долорес кого угодно доведет до седьмого пота.
- Это Генри Мейседон, Чарльз. Он не обижается, - Кейсуэлл легонько сжал предплечье полковника, - когда его называют просто Генри.
Мейседон счел нужным утвердительно склонить голову.
- Очень приятно. А я в восторге, когда меня называют просто Чарльзом. Именем, которое носил этот великий и неповторимый актер-коротышка. Уотсон еще раз прошелся полотенцем по лицу, шее и полюбопытствовал: - А где же этот меднолобый солдафон из Пентагона, которого вам приспичило ввести в дело?
Кейсуэлл тихонько, почти беззвучно рассмеялся и снова легонько сжал предплечье Мейседона.
- Генри Мейседон и есть тот самый полковник, Чарльз.
Мейседон еще раз поклонился, теперь уже с очевидной насмешкой. Уотсон удивился, но ничуть не смутился. Бесцеремонно оглядывая Мейседона с головы до ног, он спросил:
- Вы и правда полковник? Черт знает что! А где же ваш мундир? Где ваши аксельбанты, эполеты и ордена? Где ваш кольт, из которого вы без промаха попадаете в подброшенную десятицентовую монету?
- Чтобы удовлетворить ваше любопытство, я в следующий раз захвачу его с собой.
- Ради Бога не надо! Вдруг я рассержу вас ненароком, и вы мигом превратите меня в решето. Вам приходилось убивать людей, полковник?
- Я боевой офицер, мистер Уотсон.
- Надо же! Первый раз вижу живого боевого полковника. И все-таки отсутствие мундира сбивает меня с толку, шокирует, что ли, не пойму. Мне почему-то представлялось, что полковники даже спят в форме, застегнутые на все пуговицы и затянутые в ремни. И это обстоятельство наводило меня на серьезнейшие размышления об особенностях их интимной семейной жизни!
Покачивая головой, Кейсуэлл положил руку на плечо Уотсона, прикрытое полотенцем.
- Хватит паясничать, Чарльз. Генри может подумать о вас черт знает что.
- Завидую вам, Джон. Вы называете полковника запросто - Генри, как будто перед вами не пентагоновский офицер, а простой смертный. У меня язык не повернется сказать такое!
- А вы попробуйте, - мягко посоветовал Мейседон.
- Как? Вы не сердитесь на меня? Или все это тонкая ловушка, а стоит нашему патрону удалиться, как вы придушите меня каким-нибудь изощренным приемом каратэ или джиу-джитсу?
Кейсуэлл поморщился.
- Хватит, Чарльз, - в его голосе прозвучали холодноватые нотки, - надо же знать меру! Введите, пожалуйста, Генри в курс дела, как вы это умеете коротко, ясно, сообщите о самой сути наших затруднений. К сожалению, я должен ненадолго отлучиться. Надеюсь, вы не подеретесь?
Провожая взглядом статную фигуру советника, Уотсон тяжело вздохнул и завистливо пропел тенорком:
- Отправился к своей Долли.
- А кто она, эта Долли? - не удержался от вопроса Мейседон.
Уотсон внимательно взглянул на него.
- Прежде всего это женщина, полковник. Молодая, здоровая, красивая самка. Вы видели ее на корте и не могли не обратить внимания на ее несомненные женские достоинства. Кроме того, Долли - подружка Джона, в известном смысле на нее наложено табу, поэтому я не рекомендовал бы вам смотреть на нее слишком жадными глазами.
Мейседон закусил губу - этот книжный червь не был лишен наблюдательности. Впрочем, в этой специфической области человеческих взаимоотношений многие обнаруживают совершенно неожиданную наблюдательность. Тем не менее, следуя своему правилу всегда доводить до конца начатое дело, Мейседон спросил:
- А что это значит - подружка?
- Это значит - подружка, - сварливо пропел Уотсон. - Иначе говоря, дорогой генштабист, потаскушка.
Он покосился на медальное лицо Мейседона, на котором вместе с тенью огорчения появилась этакая снисходительная барская надменность, и очень довольный, злорадно расхохотался. И тут же вздохнул.
- Не надо думать о ней плохо, полковник Долли - вполне приличная девка. Она учится в университете и мечтает стать археологом, помимо тенниса вполне прилично играет в крикет и гольф, отлично стреляет Если бы она занимала в обществе более весомое место, то и называлась бы более благопристойно - любовница, возлюбленная, а может быть, и невеста. Равно, спустись она по общественной лестнице пониже, как получила бы романтичную кличку галл, бар-герл или что-нибудь в этом роде. А ныне Долли именно подружка! - И, резко меняя тему спросил: - Вы не страдаете водобоязнью, полковник?
Мейседон взглянул на него удивленно.
- Я имею в виду не бешенство, - снисходительно и ехидно пояснил Уотсон, - а самую заурядную воду, точнее говоря - бассейн. В конце концов, какая разница, где решать дела - на суше или на море? Германия подписала капитуляцию на суше, Япония - на море, а что от этого изменилось? И белокурые бестии и косоглазые камикадзе заново вооружаются и во всех смыслах наступают нам на пятки.
- Насколько я понял, вы предлагаете выкупаться в бассейне, а заодно и поговорить о делах? - вежливо уточнил Мейседон.
- Вы удивительно догадливы, полковник!
- Я не против. - И уже на ходу Мейседон полюбопытствовал: - Скажите, мистер Уотсон, а вы всегда выражаете свои мысли столь сложным образом?
Уотсон одобрительно мотнул своей рыжей башкой.
- А с вами можно иметь дело, полковник. - Он по молчал и сердито, с резкими, писклявыми нотками в то лосе добавил: - Я говорю заумно, когда сержусь!
- Вы считаете, что Долли заслуживает лучшей участи?
Уотсон поморщился.
- Не пытайтесь строить из себя Порфирия Порфирьевича.
- Простите?
- Это один из героев произведения Достоевского, судебный следователь. Ученый покосился на идущего рядом собеседника. - Большой любитель копаться в чужих душах.
- Упаси Бог! Я и в своей-то боюсь копаться.
- Естественно. Вы же боевой офицер, вам есть что вспомнить. - Уотсон еще раз скользнул взглядом по лицу Мейседона и круто сменил тему разговора: - Кстати, вы напрасно думаете, что Долли мечтает о лучшей доле. Она прекрасно чувствует себя в своем нынешнем положении и вряд ли согласится променять его на какое-либо другое.
Мейседон взглянул на него недоверчиво. Уотсон усмехнулся.
- Уверяю вас! Время белолилейных скромниц кануло в Лету. Нынешние девы мечтают не о нежной любви и не о детях, а о сногсшибательных нарядах, дорогих машинах и экзотических развлечениях. Вообще-то женщины лучше мужчин! Они добрее, терпимее, многограннее, сбалансированное. Они более люди, ближе к будущему! - Уотсон покосился на Мейседона. - Да-да! Что из того, что женщины в своей массе глуповаты? Развитый интеллект - болезнь вроде флюса, калечащая человеческую душу. Уродство вроде отвислого брюха штангиста-тяжеловеса или рекордных титек какой-нибудь там мисс Вселенной! Развитый интеллект подминает под себя все христианские идеалы, на которых с трудом балансирует наша ублюдочная цивилизация. Остается голый расчет дело, деньги, власть. Тьфу! Вспомните Гиммлера и сразу поймете, куда может завести человека голый интеллект.
- Мистер Уотсон, - проговорил наконец Мейседон, - вы говорите любопытные вещи, но, по-моему, вы сами себе противоречите.
Ученый остановился, явно оскорбленный.
- Это почему же? Извольте объяснить!
Мейседон улыбнулся.
- Очень просто. Говоря о Долли, вы утверждали одно, а о женщинах вообще - нечто совсем другое.
Уотсон с очевидной снисходительностью взглянул на полковника.
- Разве Долли женщина? Она же потаскушка! Я и начал с констатации этого очевидного факта. А возвеличивая я женщину, понимаете? Женщину!
- Понимаю. Но, простите, как вы отличаете презираемых потаскушек от уважаемых женщин?
- Как? - Пожалуй, впервые за время общения с полковником Уотсон несколько растерялся, но уже через секунду на его лице появилась хитроватая улыбочка. - А как наши доблестные воины отличают свои самолеты от вражеских?
Мейседон пожал плечами.
- Существует масса самых разнородных признаков...
- Вот-вот, - с торжеством перебил Уотсон. - Масса самых разнородных признаков! Опознание самолетов возможно лишь при тщательном изучении техники и длительной кропотливой тренировке, не так ли? Ну, а самый процесс опознания происходит подсознательно, и говорить о нем нет никакого смысла.
Плавал Уотсон примерно в том же стиле, что играл в теннис. Словно мельница крыльями, размахивая руками и подымая тучи брызг, он с каким-то остервенением плавал плохо поставленным кролем до тех пор, пока совершенно не выбился из сил. Настоящих поворотов он, видимо, делать не умел. Уотсон предпочитал попросту хвататься руками за край бассейна и изо всех сил толкаться ногами, выполняя в воздухе нечто вроде полувинта. С трамплина Уотсон прыгать отказался, сказав, что презирает обезьянье занятие. Мейседону подумалось, что позиция эта определяется прежде всего тем, что Уотсон и без прыжков напоминает обезьяну - гиббона, несколько укоротившего передние конечности и научившегося довольно ловко ходить на задних. В пику этому зазнайке-ученому Мейседон несколько раз прыгнул, и довольно удачно, хотя каждый его прыжок вызывал серию язвительных и довольно остроумных замечаний Уотсона. Но замечания замечаниями, а поглядывал Уотсон на полковника явно одобрительно. Мейседон, решив, так сказать, окончательно "добить" его, попытался выполнить полуторное сальто с винтом, но перекрутил и смачно хлопнулся на плечи и спину, хорошо еще, не плашмя. Уотсон пришел в восторг - и расхохотался и развеселился так, что чуть не захлебнулся. В его радости по поводу неудачи коллеги было столько ребяческой непосредственности, что Мейседон не обиделся, а поэтому отшучивался добродушно и довольно ловко.
На территории бассейна была небольшая зона отдыха, прикрытая высоко расположенным тентом, а в этой зоне - бар с секретом, который был известен Уотсону. Было приятно, развалясь в прогретом, теплом шезлонге, тянуть понемногу прохладный грейпфрутовый сок, в который Уотсон добавил немного джина.
- Приступим к делам, полковник?
- Приступим, мистер Уотсон.
- С меморандумом, разумеется, вы познакомиться не удосужились?
- Просто не успел, - мягко поправил Мейседон.
- Узнаю стиль Джона, - вздохнул Уотсон, - сразу в седло и в дорогу, не проверив, хорошо ли подкован конь и крепко ли затянута подпруга. Ну да ладно, это не большая беда. Но впоследствии вы непременно должны познакомиться с меморандумом основательно, не пропуская ни страниц, ни параграфов - программу разрабатывала очень авторитетная комиссия: физики, химики, математики, инженеры, экономисты, политики, криминалисты, даже служители церкви. И все это ученые с именами.
Привлечение в комиссию профессиональных разведчиков Мейседона не удивило, но служители церкви? Какой прок от священников или кардиналов? Он не постеснялся высказать свое недоумение вслух. Уотсон взглянул на него с сожалением.
- Церковь, в особенности католическая, давным-давно не чурается серьезной науки. Аббат Леметр был фактическим отцом современной теории горячей, расширяющейся Вселенной. Гамов лишь математически обработал его идеи - биг-банг, файрбол, слышали?
Мейседон скромно кивнул. Разглядывая его энергичное, но интеллигентное лицо, Уотсон неопределенно хмыкнул. Он никак не мог выработать определенного от ношения к этому несколько загадочному пентагоновцу, а поэтому и не торопился устанавливать более простые отношения.
Содержание программы "Инвазия" Уотсон изложил очень сухо, добавив немного к тому, что Мейседон узнал от Кейсуэлла. И сразу перешел к проблемам, напомнив об основном требовании: реализовав программу "Инвазия", в то же время похоронить ее так, чтобы невозможно было отыскать могилу и эксгумировать!
- Кстати, догадываетесь, откуда президент узнал об этой инопланетной мине, которую под него подложили?
Мейседон на секунду задумался.
- Кейсуэлл? Да неужели?
Уотсон одобрительно кивнул.
- Эта догадка делает вам честь, полковник. Он самый. Хитер, бестия! Он работал еще с Джоном Кеннеди, у него старые связи в самых высоких сферах. Умен, ничего не скажешь. Но мыслитель он крупноблочный - Гумбольдт, а отнюдь не Максвелл. Из тех, кто хорошо ориентируется в лесу, но не разбирается в отдельных деревьях. Для таких частностей он нанимает негров вроде меня или вас. Кстати, сколько он вам положил за успех?
В голосе Уотсона прозвучали ноты искреннего интереса, и Мейседон, поколебавшись, честно сказал, что об этом разговора еще не было.
- Так заведите этот разговор сами! Не будьте дураком, не стройте из себя ультрапатриота и не стесняйтесь. Кстати, жадность не значится в числе пороков Кейсуэлла. Он делец-эстет, делец-любитель, состояние позволяет ему искать в делах не только труд, но и удовольствие.
- Учту.
- Догадываюсь. Вы хоть и тихоня, а своего не упустите. - Уотсон захохотал, бесцеремонно разглядывая полковника, но поскольку тот никак не отреагировал на эту шуточку, продолжил рассказ: - Признаюсь честно, я изрядно поломал голову над проблемой нон-эксгумации программы, пока не набрел на идею мимикрии.
- А это что за зверь?
Очень довольный тем, что озадачил полковника, Уотсон многозначительно кивнул.
- Прелюбопытное явление! Я познакомился с ним случайно, когда вместе с биониками работал над одним вариантом головки самонаведения. Мимикрия вариант маскировки, распространенный в мире насекомых. Например, безобидная муха маскируется под ядовитую осу и за счет этого пользуется всеми правами и привилегиями последней. Вспомнив о мимикрии, я предложил Джону замаскировать оперативную часть программы "Инвазия", нарядив ее в более респектабельные одежды. И мистер советник с радостью ухватился за мою идею. Ныне она реализована и воплощена в конкретную машинную программу, которая может быть в любой момент введена в действие на достаточно мощном компьютере. По предварительным наметкам нам дадут канал в разведцентре военно-воздушных сил.
- Там превосходные компьютеры. И далеко не перегружены.
- Вам виднее, полковник. - Уотсон зажмурился от удовольствия, как кот на солнышке. - Представьте, однако, как бы полезли глаза на лоб у работников этого почтеннейшего учреждения, если бы им предложили обрабатывать данные по вторжению на континент инопланетян и по слежению за космической аппаратурой!
Мейседон представил и не мог сдержать ухмылки, а Уотсон захохотал, по-щенячьи повизгивая от восторга.
- Так вот, - в голосе ученого послышались те самые нотки горделивости и самодовольства, которые можно услышать в голосе шеф-повара, лично подающего на стол фирменное блюдо, - чтобы избежать ненужных толков, а заодно лишить президентскую оппозицию львиной доли материалов для политического скандала, я заменил инопланетян явлением трансцендентности. Что, может быть, и не понятно для профанов, но вполне удовлетворяет специалистов.
ЯВЛЕНИЕ ТРАНСЦЕНДЕНТНОСТИ
Глядя, как Уотсон самодовольно кутает в яркую махровую простыню свое хилое тельце, Мейседон вслух подумал:
- Я хорошо знаю, что такое трансцендентные функции, но не очень четко представляю, что такое трансцендентные явления.
Уотсон презрительно фыркнул.
- Естественно. Зачем военным, да еще полковникам, философия? Ваше дело выпускать кишки да раскалывать черепа, а не размышлять о высоких материях. Трансцендентными, полковник, называют явления, находящиеся за границами нашего опыта, а может быть, и принципиального осмысления.
- Понятно.
- Рад за вас. Честно говоря, я обратился к трансцендентности не только из-за этой проклятой нон-эксгумации. Это ведь легко сказать - инвазия, космическое вторжение! А как определить, что оно состоялось? Конечно, если в один прекрасный день в трубном звуке с небес на купол Капитолия слетит некий небожитель, огласит свою волю и, для порядка поразив молниями десяток-другой тысяч людишек, поведет человечество за собой, то все и всем будет ясно. А если эта самая инвазия состоится тайно? Может быть, инопланетяне уже давно живут в самой гуще нашей жизни, только нам сие неведомо. Может быть вы, полковник Мейседон, и есть космический агент, которого надо потихоньку ликвидировать или всенародно усадить на позолоченный трон!
В словах Уотсона был определенный смысл, Мейседон слушал его с интересом. Действительно, почему бы высокоразвитой внеземной цивилизации не замаскировать своих посланников под самых обычных людей? Любое широкое общение, независимо от того, дружеское оно или враждебное, предваряется глубокой детальной разведкой, которая ведется по очень узким, как правило, тайным каналам. Мейседону, работнику разведуправления, это было известно лучше, чем кому-нибудь другому. Разведчики ЦРУ, Интеллидженс сикрет сервис или Второго бюро всегда и непременно маскируются, стараясь максимально перевоплотиться в жителей тех стран, где они работают. Почему же от этого приема должны отказаться звездные странники, инопланетяне, обладающие техническими и биологическими возможностями, которые и не снятся еще человечеству? Будь на их месте Мейседон, уж он бы не отказался!
- И надо сказать, - продолжал между тем Уотсон все с теми же самодовольными нотками в голосе, - что пока инопланетянин достаточно хорошо замаскирован под человека, собаку, дерево или шкаф, пока он не предпринимает никаких нечеловеческих, неземных или, более общо говоря, трансцендентных действий, обнаружить его в принципе невозможно. Другое дело, если дерево вдруг вздумает прогуляться по Бродвею, собака в один миг превратится в сыплющий искрами огненный шар, а у хорошенькой особы, за которой вы решили приударить, в заднице вдруг заработает реактивный двигатель и вознесет ее в небеса.
Мейседон не очень охотно посмеялся вместе с ученым, он не любил скабрезностей.
- Ведя пассивное наблюдение за землянами, инопланетяне могут оставаться неузнанными долгое время. Но стоит им перейти к активным действиям, попасть в экстремальные условия, выйти на грань провала, как их скрытая трансцендентность непременно должна проявиться, - продолжал с удовольствием развивать свои идеи Уотсон. - Равно как и земные шпионы непременно проявляют свою трансцендентность в критических ситуациях: бесшумные пистолеты, мгновенно действующие яды, приемы каратэ, микроподслушиваюшие устройства, - все пускается в ход для сохранения жизни и достижения цели. Не так ли, полковник? Как бы то ни было, но контрольную программу для установления факта инвазии я разработал, взяв за основу слежение за уровнем мировой трансцендентности. Понимаете ли, в мире непрерывно случаются всякие необычности - чудеса, нелепости, загадочные происшествия и катастрофы. Подобно тому, как существует некий глобальный радиоактивный фон, так существует и фон мировой трансцендентности. Всплески радиоактивности свидетельствуют о катаклизмах - солнечных вспышках, рождении новых и сверхновых звезд, взрывах ядерных устройств и авариях реакторов. Вспышка трансцендентности косвенно свидетельствует о космическом вторжении. Когда амплитуда такой вспышки превышает некоторый критический уровень, объявляется тревога и начинается активный поиск инопланетян. Надеюсь, вы поняли, в чем суть мимикрии? Никаких инопланетян! Никаких инвазий! Конкретные исполнители ничего не знают об этом, они следят за уровнем мировой трансцендентности, поэтому оперативная часть программы "Инвазия" выглядит вполне солидно и респектабельно. И лишь в критической ситуации...
- Простите, что я перебиваю вас, мистер Уотсон. - Мейседон задумался, формулируя свою мысль. - Ваша идея подмены, точнее, выражение космического вторжения через уровень мировой трансцендентности и практична и весьма элегантна.
Явно паясничая, Уотсон раскланялся. Не обращая внимания на его шутовство, Мейседон продолжал:
- Но для реализации программы надо как-то фиксировать текущий уровень трансцендентности - все эти необычности, чудеса и загадки, которые и действительно иногда случаются в нашей жизни.
- Я же говорил, что эта операция будет проводиться на компьютерах разведцентра ВВС, - скучным голосом напомнил Уотсон. - Информация о трансцендентных событиях будет поступать в компьютер по донесениям всех наших служб социального, биологического и геофизического наблюдения, начиная от метеорологической и кончая полицией и Федеральным бюро. Если что-нибудь интересное засекут летчики или узрят в свои телескопы астрономы, и это пойдет на перфокарту. Делается это просто: в форму ежесуточных отчетов станций, пунктов и служб будет введен специальный раздел - трансцендентные явления. Остальное дело техники и нашей прославленной американской деловитости. За деталями обращайтесь к Джону, он лично разрабатывал эту часть оперативной программы.
- Все продумано, слажено и пригнано, - в раздумье констатировал Мейседон.
- Старались, - съязвил Уотсон.
Мейседон внимательно взглянул на него.
- Но в таком случае я не понимаю своей роли. Для чего я вам понадобился?
- Ха! - Уотсон сделал такой энергичный жест, что вылупился из простыни, в которую был завернут. - А если этот проклятый компьютер все-таки выдаст сигнал тревоги? Вдруг он все-таки сработает и сообщит, что инопланетяне высадились на нашу старушку планету!
Мейседон задумался, немало озадаченный, Уотсон поглядывал на него ехидно и вопросительно.
- Что ж, - проговорил наконец Мейседон, - если компьютер выдаст сигнал тревоги, придется действовать.
- Браво, полковник! Великолепная идея. Если вас выбросят из окна, то волей-неволей придется падать, - истина примерно такого же порядка, не так ли?
- С одной оговоркой: падать можно только вниз, а вот действовать можно в очень разных направлениях. - Мейседон погладил свой гладко выскобленный подбородок. - Нельзя ли машинную программу составить таким образом, чтобы тревогу всегда можно было объявить ложной?
Уотсон ухмыльнулся, чем-то очень довольный.
- Примерно такого ответа я и ждал от вас. Небось вспомнили ложные атомные тревоги из-за сбоев компьютеров или из-за того, что радары принимали стаи перелетных птиц за армады советских самолетов? Вы прирожденный провокатор, полковник. Ну-ну, не обижайтесь, я сказал вам это в похвалу, а никак не в осуждение. Я и сам носился с этой провокационной идейкой, но потом уяснил, что не могу принять ее по сугубо принципиальным соображениям.
- А именно?
- Неужели не догадываетесь? Вдруг сигнал тревоги соответствует действительности! Инопланетяне на нашей планете вот-вот схватят за горло человечество, а мы спрятались в кусты и хихикаем от радости потому, что удалось запихать в карман лишний десяток тысяч долларов. Нет, на такую подлость я не могу пойти принципиально!
Мейседон смотрел на ученого с изумлением.
- Послушайте, вы, стало быть, все-таки верите, что космическая инвазия может состояться?
- Верю, не верю, разве дело в этом? Дело в принципе! - проворчал Уотсон, поплотнее заворачиваясь в простыню. И вдруг рассердился: - А вы что - не верите? Совсем не верите? Даже самую крошечку?
Ученый даже на пальцах показал эту самую крошечку. Мейседон задумался, хмуря брови, потом медленно признался:
- Пожалуй, если речь идет о самой крошечке, то верю.
- Вот видите! - Уотсон, очень довольный, завозился в шезлонге, устраиваясь поудобнее, но когда заговорил, в его голосе появились резкие, обиженные нотки. - Программа составлена так, что случайное срабатывание исключено - критический уровень мировой трансцендентности я установил с огромным запасом, в целых четыре сигмы. Вам это говорит о чем-нибудь?
- Говорит.
- Как же можно отказаться от расследования сигнала тревоги? В конце концов это наш долг! Не личный долг, а общечеловеческий, долг перед нашим миром, перед родной планетой... - Заметив выражение скепсиса на лице Мейседона, Уотсон нахмурился и оборвал себя на полуслове. - Не смотрите на меня как на идиота, полковник. Я и сам терпеть не могу слюнтяйской лирики и абстрактного философствования. Но погодите, вот вы влезете в программу по-настоящему и почувствуете, как незаметно начнет меняться ваша идеологическая платформа. Ведь приходится думать черт его знает о чем, о чем истинные прагматики, вроде нас с вами, никогда не думают по своей воле.
Мейседон задумался, постукивая пальцами по мраморной столешнице низенького, блестящего хромом столика на колесиках.
- Насколько я понимаю, вас беспокоит возможная огласка?
- Нас, полковник, нас, - саркастически поправил Уотсон. - Именно огласка. Представляете, сколько будет смеха, если тревога окажется ложной или охота на ведьм неудачной? Современного аутодафе нам не миновать!
- Можно, - на секунду задумался Мейседон, - вести расследование по закрытым каналам.
- Каким? - с самым скучным видом уточнил Уотсон.
- ФБР, ЦРУ, полиция! Выбирайте, что вам больше по вкусу.
Ученый затрясся от смеха, простыня снова попыталась соскользнуть с его худых плеч.
- Боже, как вы наивны, полковник! Наши секретные службы оберегают секреты от разведок других государств, но охотно делятся ими с промышленниками, сенаторами, а то и журналистами. Не безвозмездно, конечно. Капитал и наука, биржа и политика, конгресс и разведка переплелись сейчас в такой тесный клубок, что сам Господь Бог не разберется. В кулуарах администрации говорят, об этом я знаю от Джона, и в этом аспекте я верю ему безусловно, - если хочешь сделать какое-то дело достоянием прессы, постарайся засекретить его как можно глубже. К такой заманчивой тайне сейчас же потянутся десятки тончайших незримых щупалец от множества сильных мира сего, облеченных явной или тайной властью. И если один из них решает, что целесообразна огласка, глубокий секрет через хорошо оплачиваемых подставных лиц будет предан общественному суду, во всяком случае, станет тайной Полишинеля. А программа "Инвазия" - это же лакомый кусочек для оппозиции.
Мейседон надолго задумался, опустив свою красивую голову. Уотсон терпеливо ждал.
- Наше министерство, комитет и штабы вооруженных сил не меньше втянуты в тот финансово-промышленный клубок, о котором вы говорили, - произнес наконец Мейседон. - Военно-промышленный комплекс, слышали? В тоталитарных социалистических странах им пугают детей. Не вижу особой разницы в том, по какому каналу будет проведена программа - по армейскому или одной из секретных служб.
- Разница есть. - По уверенному тону ученого Мейседон понял, что эта проблема предварительно и очень тщательно обсуждалась. - Армия - механизм гораздо более громоздкий, чем любая из секретных служб. Армия - это миллионы людей, масса разнообразной техники, многие тысячи самых разных больших и малых проблем. Если секретные службы осваивают единицы миллиардов долларов, то вооруженные силы - десятки и сотни. Как и в любой суперорганизации, в армии велик уровень шумов - разных помех, неразберихи, накладок и путаницы. Спрятать в этих дебрях нашу скромную "Инвазию" гораздо проще, чем на хорошо расчищенных пространствах сплошной секретности ФБР или ЦРУ. В Нью-Йорке спрятаться легче, чем в Нью-Арке.
Мейседон кивнул в знак согласия, но было видно, что он отнюдь не расстался со своими сомнениями.
- Мы хорошенько прикроем, закамуфлируем программу, - успокоительно добавил Уотсон. - Назовем нашу организацию службой трансцендентности или как-нибудь в этом роде. Только считанные единицы будут знать ее истинные цели.
Мейседон молча кивнул. Ему вдруг припомнилось лицо Рэя Харви с глубокими рублеными морщинами в углах рта и лбу, его тяжелые могучие длани. Казалось, ему трудно носить свои руки, и, как только подвертывается благоприятный случай, он отдыхает от этой утомительной каждодневной работы. Когда Харви стоял, руки тяжелыми плетьми висели в иллюзорном бессилии; опытный глаз однако же непременно замечал, что они готовы к взрывным хлестким действиям. Когда Харви сидел, кисти тяжело покоились либо на столе, либо на коленях, при этом Рэй не забывал прятать изуродованные многолетней тренировкой указательный и средний пальцы левой руки. Странная штука - человеческий облик и человеческая память! Одни люди запоминаются абрисом лица, другие улыбкой или выражением глаз, третьи фигурой и походкой, а вот вспоминая о Харви, Мейседон всегда мысленно видел его тяжелые, разработанные, как бы дремлющие кисти рук. Сейчас этот руковоплощенный облик Рэя Харви беспокоил Мейседона не только сам по себе, как таковой, но и по иной, косвенной, тревожащей причине.
- Послушайте, Уотсон! - Мейседон впервые назвал собеседника без "мистера", но не заметил этого. - Кажется, я нашел выход.
- Откуда и куда?
- Я не шучу, Уотсон. Частный детектив!
ЧАСТНЫЙ ДЕТЕКТИВ
Услышав от Мейседона предложение ввести в программу частного детектива, Уотсон в глубине души сразу одобрил эту идею и даже посетовал на себя за то, что сам не додумался до такого простого, сам собой напрашивающегося хода. Тем более что Уотсон знал то, что было еще неведомо этому неглупому и не слишком чванливому вояке: верхняя часть программы "Инвазия" была уже разработана и вчерне одобрена. Одобрено было все, что касалось действий Соединенных Штатов в ответ на открытое посещение или вторжение инопланетян. В соответствии с разработкой на контакт с инопланетянами выводились ученые, инженеры, полиция и армия, причем в зависимости от конкретной ситуации пропорции между этими силами взаимодействия и противодействия могли быть самыми различными. Непроработанной оставалась лишь нижняя часть программы, когда факт инопланетного вторжения был гадательным, сомнительным, когда ситуация требовала дополнительного закрытого расследования. Частный детектив, профессионал экстракласса, был бы удобным и достаточно эффективным орудием для решения задач такого рода. Ведь всякое хитроумное, неразгаданное преступление - своего рода трансцендентное явление, детективы привыкли к тайнам, загадкам, непонятному и на первый взгляд необъяснимому. Но чем глубже вникал Уотсон в предложение Мейседона, тем больше его одолевали сомнения. Уотсон вдруг понял, что именно эти сомнения, работавшие на подсознательном уровне, помешали ему самостоятельно прийти к идее частного детектива. Точно умываясь, он провел обеими ладонями по лицу, поправил сползающую простыню и признал:
- Мысль хороша. Но не порочна ли?
- Это в каком же смысле? - обиделся Мейседон.
- Отнюдь не в смысле добронравия, полковник, - с усмешкой успокоил Уотсон. - Просто я подумал о том, что отдельного человека всегда проще подкупить, чем целую организацию. Достаточно оппозиции пронюхать о том, что некий детектив введен в программу "Инвазия", как его купят со всеми потрохами.
- Купить можно и организацию.
- Верно. И все-таки это много сложнее. Даже когда в организации покупается один-единственный человек, в некотором роде покупается организация в целом. А это и сложно и очень дорого, и с отдельным человеком все обстоит проще.
- Но...
- Подождите, полковник, я еще не закончил свою мысль. Разница существует не только между отдельными лицами и организациями, но и между частными предпринимателями и государственными служащими. Последние стоят дороже и менее охотно идут на сделки.
Мейседон засмеялся прямо в лицо собеседнику, Уотсон не обиделся и хладнокровно продолжал:
- Конечно, покупают и судей, и генералов, и министров, вы правы. И все-таки государственные лица дополнительно прикованы к добродетели цепями долга, чести и присяги, цепями отнюдь не эфемерными - над ними всегда незримо витает топор суровой Фемиды. А за что вы потянете в суд частного детектива? За разглашение тайн слежки за инопланетянами? - Уотсон затрясся от смеха, очевидно, зримо представив себе этот процесс. - Его же наверняка оправдают!
Открыто выражая нетерпение, Мейседон хотел заговорить, но Уотсон опять перебил его:
- Я еще не исчерпал своих доводов, полковник. Догадываюсь, о чем вы хотите сказать: при необходимости частное лицо гораздо проще вывести из игры, чем целую организацию, да еще государственную! Его можно упрятать в сумасшедший дом, спровадить на Соломоновы острова или сделать жертвой несчастного случая, убрать, как мило выражаются ваши коллеги разведчики. Все это верно, но такие же козыри на руках и у наших противников! Они тоже могут убрать вашего частного детектива.
- Вы мне дадите наконец открыть рот? - сдерживая раздражение, спросил Мейседон.
- А разве я неточно рисую ситуацию?
- Неточно. Я предлагаю не частного детектива вообще, а конкретного человека, которого хорошо знаю. Это бывший офицер войсковой разведки, мустанг.
- Как вы сказали?
- Мустанг. Это значит, что он стал офицером, добравшись до этого звания от рядового солдата.
- Любопытно!
- Не очень. Путь мустанга - тяжкий путь. Без настойчивости, дисциплины и отменных боевых качеств пройти его разведчику невозможно.
- И все эти добродетели есть у вашего протеже?
- Это профессионал высокого класса. Его непросто будет убрать, если даже этого очень захочется нашим противникам. К тому же он неподкупен.
Уотсон взглянул на Мейседона с интересом, сквозь который проглядывала насмешка.
- Вы серьезно верите в неподкупных людей, полковник?
Мейседон смутился.
- Я не совсем точно выразился. Если он пойдет к нам на службу, перекупить его будет невозможно. Во всяком случае, очень и очень трудно.
Уотсон удовлетворенно хмыкнул.
- В это еще можно поверить, с некоторым трудом. - Он задумался, приглядываясь к полковнику, и с неожиданной проницательностью спросил: Этот самый мустанг и спас вашу драгоценную жизнь?
- Этот самый.
- И где же это случилось, если не секрет?
- Теперь не секрет. В Египте, в окрестностях Суэцкого канала, когда гиппо еще не числились нашими друзьями.
- Бог мой! Вы пачкались не только во Вьетнаме, но и в этом дерьме?
- Почему вы думаете, что я бывал во Вьетнаме?
Уотсон усмехнулся.
- Я же говорил вам, что Джон никогда не покупает котов в мешке. Как имя вашего протеже?
- Харви. Рэй Харви.
- Я полагаю, что независимо от того, возьмем мы этого Харви в дело или нет, с ним стоит познакомиться. Если конечно, не будет возражать наш верховный главнокомандующий.
Джон Патрик Кейсуэлл не возражал. Он легко одобрил идею ввода в программу частного детектива вообще и не возражал против конкретной кандидатуры Рэя Харви в частности.
- Согласен с одной оговоркой, - уточнил он свою позицию. - Частный детектив, Рэй Харви или кто-либо иной, ничего не должен знать о существе программы "Инвазия". До поры до времени, пока система обсервации не выдаст сигнала тревоги.
Мейседон сразу понял и одобрил идею советника президента, но Уотсон нахмурился.
- Но его же надо подготовить!
- Мы и будем готовить. Скажем, к слежке за особо опасными преступниками экстракласса. Только и всего!
- А потом как топором трахнем его по башке сообщением, что ему придется охотиться за инопланетянами? А если такая неожиданность выбьет его из колеи?
- Надо выбрать такого человека, чтобы этого не случилось. - Кейсуэлл повернулся к Мейседону. - Как вы полагаете, Генри, Рэй Харви выдержит такое сообщение?
Мейседон улыбнулся.
- Полагаю, что выдержит. Боюсь только, что он не поверит в реальность присутствия на Земле инопланетян.
- А это уж ваша забота! Надо составить персональное извлечение для детектива из программы таким образом, чтобы он не только поверил, но и немножко испугался. Страх в небольших дозах помогает человеку проникнуться чувством ответственности.
Прошел день, другой, целая неделя, а Кейсуэлл, казалось бы, вовсе не торопился возвращаться к вопросу об участии Рэя Харви в программе. Уотсон, время от времени вспоминая об этом деле, подшучивал над медлительностью "патрона" и задавал всякие ехидные вопросы насчет роли детективов в жизни Кейсуэлла как таковой. Советник президента лишь посмеивался в ответ и отшучивался очень ловко и хладнокровно. Мейседон помалкивал, он знал, в чем причина задержки. Знал не по каким-либо конкретным фактам, а чисто теоретически, но тем не менее был совершенно уверен в том, что не ошибается: Кейсуэлл собирал сведения о Харви, проверял его по всем доступным ему каналам с той же тщательностью, с какой в свое время он проверял самого Мейседона. Генри был озабочен не самим фактом проверки, эта операция представлялась ему и необходимой и совершенно естественной, а обстоятельность Кейсуэлла в ведении дела вызывала уважение и стимулировала доверие к нему. Мейседона смущала совсем другая, куда более деликатная сторона дела: в свое время, каким-то образом узнав о том, что его, полковника Мейседона, так сказать, посадили под колпак, Харви счел нужным сообщить об этом. Как же поступить ему? Со своей совестью Мейседон уж как-нибудь бы справился, жизнь, а особенно служба в Пентагоне хорошо закалили его в этом отношении. Но Генри волновали и чисто утилитарные соображения: скорее всего, рано или поздно Харви станет известно, что полковник Мейседон нечто знал о тотальной проверке и тем не менее промолчал. А это уже некрасиво, это явно не по-товарищески! Даже никак внешне не отреагировав на такой поступок, Харви мог обидеться и затаить в глубине души неприязнь. Ведь Рэй был из тех несколько примитивных, грубовато-сентиментальных натур, которые чувство товарищества ценят очень высоко. Это не Кейсуэлл, который бы лишь одобрительно улыбнулся, узнав о хитроумии коллеги. Портить отношения с Харви Мейседону определенно не хотелось, причем не только по деловым, но, как это ни странно, и по чисто человеческим, моральным соображениям. В общем, обнаружив, что проверка Харви затягивается, а чем дольше ведется проверка, тем легче ее обнаружить, Мейседон устроил себе нечаянную встречу с детективом.
- Знаете, Рэй, - заметил он словно мимоходом, - теперь ведь на вас кто-то катит бочку.
Харви взглянул на него с интересом и усмехнулся.
- Знаю. Знаю даже, кто катит.
- Кто? - живо поинтересовался полковник, широта осведомленности Харви его не только интриговала, но и несколько беспокоила.
- А вот этого я вам не скажу, баззард. Вы уж извините. О некоторых вещах лучше не знать, если к тому нет острой необходимости.
Харви задумался, разглядывая свою левую руку с деформированными долгой тренировкой пальцами.
- Но вот что стоит за этим, не знаю. Не знаю! - И Харви вопросительно взглянул на полковника.
- И я не знаю, Рэй, - мягко ответил Мейседон и ободряюще подмигнул. Но убежден, что за всем этим для вас не кроется ничего плохого.
- Серьезно?
- Вполне. - Генри улыбнулся. - Если, конечно, вдруг не выплывут какие-нибудь страшные грехи прошлого.
Харви вздохнул.
- Кто из нас безгрешен? - Он испытующе взглянул на Мейседона и усмехнулся. - Но ничего страшного. Так, грешки, за которые умные люди дают подзатыльник, не более того.
- Тогда можете спать спокойно. Вами интересуются умные люди.
- Серьезно? - снова переспросил Харви. Мейседон утвердительно кивнул, и Харви к этой скользкой теме более не возвращался.
В этот же день вечером Харви встретился с Линклейтором. Такого рода визиты без предупреждения, согласования и даже без особых на то оснований были в их взаимоотношениях явлением обычным. В этот вечер Линклейтор был именно Линклейтором, а не Хобо, то есть он был, по его собственному выражению, непростительно трезв - трезв, как свинья! Как и всегда в таких случаях, Линклейтор угостил Харви крепчайшим кофе, сваренным в медном кофейнике, без сахара, но с хорошей порцией десятипроцентных сливок.
- А вы ошиблись, Хил, - заметил Харви. - Полковник Мейседон все-таки предупредил меня.
Чашечка кофе повисла в воздухе.
- Но я не ошибся в другом. - Линклейтор отхлебнул обжигающий напиток, сливки подавались кипящими. - Он в курсе затеваемого дела. Если представится случай, не упусти его!
Харви кивнул в знак согласия, налил себе кофе, капнул в него сливок и повторил задумчиво:
- А все-таки он меня предупредил.
- А ты и рассиропился? - Линклейтор насмешливо фыркнул, его жирное брюхо колыхнулось. - Он тебя просто боится!
Харви пожал плечами, и Линклейтор поправился:
- Ну, не боится, так старается заручиться твоей поддержкой, обеспечивает тылы. Устраивает свои дела, короче говоря.
- Не без того, - согласился Харви и без всякого нажима повторил еще раз: - И все-таки...
Линклейтор шумно вздохнул. Его брюхо уперлось в столик и слегка катнуло его, столик был на колесиках Он допил кофе и лишь после этого мирно заметил:
- Вообще-то ты прав. Случай неожиданный. В конце концов это только естественно, когда среди кучи подонков находится один порядочный человек. Но не торопись с выводами.
- Я не мальчик, Хил, - обиделся Харви.
В тот же день вечером донесение о доверительной беседе полковника Генри Мейседона и частного детектива Рэя Харви легло на рабочий стол советника президента. Кейсуэлл сначала бегло просмотрел этот документ, задержавшись взглядом на примечании, в котором указывалось, что из-за сильных помех передается лишь общий смысл и отдельные фрагменты разговора. А потом уже заново, внимательно скорее проработал, чем прочитал текст. Фразу "знаете, Рэй, теперь уж на вас кто-то катит бочку" с примечанием, что это идиома, выражающая то-то и то-то, Кейсуэлл жирно подчеркнул и надолго задумался. Раздумье его кончилось тем, что он взял трубку спецтелефона кодовой линии связи, набрал некий домашний номер и попросил к аппарату шефа. После взаимных приветствий и недолгого разговора о пустяках Кейсуэлл спросил:
- Послушайте, Фредди, вы уверены, что Мейседон прямо, без посредников работает на своего тестя?
- Ну-ну, за руку мы его не схватили. Нет ни бумаг, ни голоса на пленке. Но все говорит за то, что именно Мейседон поставляет информацию "Радио корпорейшн". Причем прямо через старика Милтона, а не как-либо иначе.
- О'кей. Но улики отсутствуют?
- Отсутствуют. Они нужны?
- Нет-нет! И Бога ради никаких провокаций или подлогов! - Кейсуэлл помолчал, формулируя свою мысль так, чтобы сказать ровно столько, сколько нужно. - Скажите, как Милтон относится к своему зятю? Я имею в виду не только деловой аспект их отношений.
- По-отцовски.
- Я серьезно, Фредди.
- Я серьезен, как на скамье подсудимых. Почитает за сына и мечтает с дальним прицелом ввести в правление фирмы. Чем вас не устроил Мейседон?
- Так вопрос пока не стоит.
- Ну а все-таки? Для меня, Джонни.
- Сентиментален.
- Небольшая сентиментальность лишь украшает бизнесменов и генералов.
- Он сентиментален в делах. По-моему, он служит не только конкретному человеку и конкретной задаче, но и неким расплывчатым идеям. Долг, отчизна, товарищество и все такое прочее, трудно учитываемое.
- Это хуже. Что будем делать?
- По отношению к Мейседону пока ничего. Скажите, а трудно ли поссорить его с Милтоном?
Трубка засмеялась.
- Побаиваетесь старика? И правильно делаете. Страшен не столько он, сколько его разветвленные деловые связи. А поссорить нетрудно, Милтон очень подозрителен. Если он узнает, скажем, что его зять делится информацией с некоей конкурирующей фирмой, дело будет сделано.
- Проработайте этот вариант, Фредди. Просто так, на всякий случай.
- О'кей. Что еще?
- Это все. Бай-бай, Фредди.
- Бай-бай, Джонни.
ПРОБЛЕМЫ БОЕВОГО КАРАТЭ
Когда Мейседон получил от Кейсуэлла приглашение прибыть к нему в прайвет на файф о'клок, он сразу подумал о "смотринах" Рэя Харви. И не ошибся. На них присутствовал самый узкий круг лиц: сам хозяин, Мейседон и Уотсон, - вот и все. Видимо, Харви был приглашен с интервалом, на несколько более поздний час, ибо "инвазисты", как Уотсон насмешливо называл всех, причастных к программе, успели посидеть на веранде, выпить чаю или чего-либо другого по своему вкусу, поболтать о пустяках и поговорить о делах. Здесь, на веранде, и был принят Харви.
Харви прибыл ровно в семнадцать часов тридцать минут, Мейседон потом ради любопытства установил, что Рэй был приглашен именно на это время, точность детектива была своеобразным шиком и, если угодно, маленькой рекламой. Глядя, как по широким ступеням неторопливо, несколько тяжеловато ступая, поднимается Харви, Мейседон ощутил нечто вроде волнения или беспокойства. Оказывается, он переживал за своего протеже. Ему, видите ли, хотелось, чтобы Харви произвел благоприятное впечатление не только как организатор сыска и прямой исполнитель, но и просто как человек. Наблюдая за первыми шагами Харви в этом новом для него мире, полковник почувствовал, как тают его сомнения, - для новичка Рэй выглядел и держался прекрасно. Одет Харви был в недорогой, но отлично сшитый вечерний костюм, как-то догадался отказаться от своих так называемых драгоценностей, которыми иногда щеголял в офицерском клубе, - броских запонок и золотой заколки с жемчужиной. Зато на его руке красовался великолепный швейцарский хронометр в подчеркнуто простом корпусе из вороненой стали. Харви как должное воспринял присутствие на веранде Мейседона: не стал делать вид, будто не знает его, и вместе с тем не стал подчеркивать близость знакомства - корректно поздоровался, вот и все. И вообще Харви держался подчеркнуто скромно, вежливо, но с большим достоинством. Он и не пытался вести себя как равный с пригласившими его сюда людьми, но в то же время в его поведении не было ничего приниженного, лакейского. Прошло всего несколько минут, а Мейседон не без удивления и несколько ревнивого одобрения почувствовал, что дистанция, которую Харви сознательно установил и поддерживал между собой и собеседником, вовсе не была односторонней. Она недвусмысленно требовала ответного уважения и совершенно исключала попытки небрежной снисходительности и фамильярности. В разговоре с Харви Кейсуэлл был дружелюбен и подчеркнуто вежлив, из его речи как-то сами собой исчезли свойственная ей французская легкость, ироничность, не обидная, но ощутимая насмешливость. Харви отвечал очень коротко, может быть, не всегда исчерпывающе, но толково, почти не применяя любимых и метких сленговых словечек. Ни дать ни взять провинциальный бизнесмен, несколько подавленный столичным размахом и шиком, но тем не менее непробиваемо уверенный в себе! Слушая эту сухую деловую беседу, Уотсон откровенно таращил глаза на детектива, а переводя взгляд на Мейседона, без особого стеснения строил недоуменные гримасы и выразительно пожимал плечами. Мейседон хорошо понимал ученого и в какой-то мере разделял его чувства: Уотсон жаждал лицезреть обещанную ему гориллу, способную голыми руками прикончить не только человека, но и быка, а ему преподнесли явно неглупого, воспитанного, может быть, лишь самую малость смущенного и скованного человека. Если бы они знали, сколько трудов вложил Хилари Линклейтор в формирование светского облика Харви, сколько раз в самых разных вариантах была прорепетирована эта встреча, они удивлялись бы заметно меньше. Как бы то ни было, Харви оказался не только прилежным, но и способным учеником. Если бы Хобо, который в данный момент в изрядном подпитии сидел в баре и вел увлекательную беседу с некоей юной девой, одетой с предельной экономией материалов, видел своего воспитанника, он мог бы определенно возгордиться и предложить свои услуги в одну из школ хороших манер.
- Мистер Харви, - проговорил наконец Кейсуэлл, - я вполне удовлетворен результатами нашей предварительной беседы. Но должен оговориться, что от вашей конторы может потребоваться организация не только слежки, но и операций прямого захвата. Захвата преступников экстракласса или... м-м... вражеских агентов, экипированных но последнему слову техники и соответствующим образом обученных и натренированных. Можете ли вы гарантировать эффективное проведение такого рода операций силами своей конторы?
- Да, сэр.
- Не могли бы вы несколько подробнее осветить свои возможности?
- Да, сэр, - Харви ненадолго задумался, машинально массируя правой ладонью пальцы левой руки. - Обычно операции захвата я осуществляю лично, опираясь на свои возможности. При необходимости я привлекаю и других лиц, профессионалов, которым доверяю и возможности которых мне хорошо известны.
- Эти профессионалы - детективы?
- Не всегда, сэр. Я бы даже сказал так - чаще всего это не настоящие детективы, не агенты.
- Кто же они?
- Это разные люди, сэр. Все зависит от конкретной ситуации. И правильность выбора часто определяет успех операции.
- Я понимаю. И все-таки, каких людей вы привлекаете чаще всего? В какой сфере они трудятся обычно?
- Это разные люди, сэр, - медленно, в раздумье повторил Харви. Спортсмены, мотогонщики, каскадеры.
- И снайперы? - тонко улыбнулся Кейсуэлл.
- И снайперы, если это необходимо, - спокойно ответил Харви, - но я не занимаюсь организацией убийств, сэр. Моя контора вполне добропорядочна.
- На черта лысого вам тогда снайперы? - не удержался от вопроса Уотсон.
Харви внимательно взглянул на ученого, снова перевел взгляд на Кейсуэлла и ответил лишь после того, как тот поощрительно кивнул головой.
- Иногда полезно подстраховаться и держать преследуемого под верным прицелом. - Харви на секунду задумался. - Для острастки дать ему услышать свист пули возле уха, сбить с головы шляпу, выбить из рук оружие. Снайпер может продырявить прямо с колес, на хорошем ходу автомобильную камеру, перебить натянутую веревку или электрический провод. Снайперы весьма полезны в нашем деле, сэр.
Кейсуэлл не сдержал улыбки.
- Вы что же, сами не умеете стрелять как следует? - ядовито поинтересовался Уотсон.
- Я неплохо стреляю из пистолета, но почти не прибегаю к винтовке. Навыки стрельбы из этих видов оружия, в принципе, совершенно разные и разрушающе влияют друг на друга.
Остановив настырного ученого движением руки, Кейсуэлл обернулся к детективу.
- Мистер Харви, вы не согласитесь продемонстрировать нам свое искусство нападения и самозащиты?
Харви покосился на Мейседона, поощрительно опустившего веки, и оглядел веранду.
- Здесь? Боюсь, что это небезопасно.
- Зачем же здесь, - улыбнулся Кейсуэлл, поднимаясь на ноги и вызывая тем самым цепную реакцию покидания плетеных кресел. - У меня, право же, неплохой тир. Там оборудован татами для схваток, есть и кое-что другое. Своего рода боевой мини-стадион!
Конечно же Кейсуэлл кокетничал: тир у него был прекрасный, хотя и не имел стандартных бетонных перекрытий - здесь они были просто ни к чему. Для его устройства был использован небольшой естественный холм, взгорок, в котором была выкопана горизонтальная траншея, длиной ярдов семьдесят и шириной не меньше сорока футов. Дно траншеи было идеально выровнено и засеяно плотной, ухоженной, коротко стриженной травой, чувствовалось, что здесь использована та же методика, которая применяется для подготовки и ухода за травяными теннисными кортами. Сразу при входе был оборудован татами и установлены некоторые гимнастические снаряды, мишени - в дальнем конце, в самом центре прорезанного взгорка. Над спортивной площадкой и позицией для ведения огня была установлена легкая металлическая ферма с раздвижным тентом. По случаю хорошей погоды тент был раздвинут, косые лучи вечернего солнца золотили изумрудную, чуточку пожелтевшую внутри своей массы траву.
- Кажется, вы говорили, что неплохо стреляете? - осведомился Кейсуэлл, подходя к большому металлическому шкафу - своего рода упрощенному, но достаточно прочному сейфу.
- Да, сэр. - Харви критически оглядел себя. - Но боюсь, что в этой одежде я не смогу показать всего, на что способен.
- Это дело поправимое - мы с вами примерно одинакового роста, а спортивная одежда не подгоняется по фигуре. Что бы вы предпочли?
- Обычный комбинезон. Из тех, что в ходу у десантников.
- Есть и такой. Зайдите в крайнюю кабину. - Кейсуэлл улыбнулся. Честно говоря, я позаботился о вашей одежде заранее.
- Благодарю.
Пока Харви переодевался, Кейсуэлл открыл шкаф. Там было не менее дюжины пистолетов разных марок и калибров, автоматы, винтовки - целый арсенал. Судя по всему, оружие было высшего качества, штучного производства - с выборным комплектованием, специальной подгонкой и заказным оформлением. Разглядывая этот стоящий немалые деньги арсенал со знанием знатока, Мейседон полюбопытствовал:
- Не боитесь за свое хозяйство? Этот шкаф вовсе не выглядит несокрушимым.
Кейсуэлл усмехнулся.
- Зато у него прекрасная сигнализация. - Он перевел взгляд на успевшего переодеться Харви. - Будете стрелять из своего оружия или воспользуетесь моим?
- Я не беру с собой оружия, когда наношу такие визиты, сэр.
- И напрасно. - Уотсон возлегал прямо на траве, опираясь на локоть. На такие-то визиты его и надо брать. И лучше не пистолет, а базуку. И пару гранат в придачу.
- Выбирайте любой, Харви. Все пристреляны. И спуск профессиональный мягкий. Только подумаешь - и уже выстрел. Но есть небольшая слабинка, свободный ход.
- Как и полагается при таком спуске, - рассеянно заметил Харви, он разглядывал пистолеты. - С вашего разрешения я возьму кольт. Привычен.
- Прошу. А вот и патроны. Учтите только, это не стандартный, не армейский кольт. Для заряжения...
- Простите, сэр, - с подчеркнутой вежливостью перебил Харви, - но я знаком с этой системой. У меня точно такой же, может быть, даже от одного мастера. Дороговато, правда, но дело требует.
Кейсуэлл молча развел руками, а Уотсон захохотал. Мейседон, вполголоса спросив о чем-то Харви, взял другой пистолет того же калибра и начал снаряжать его магазин.
- Собираетесь посостязаться? - удивился Уотсон. - Браво, полковник!
- Должен разочаровать вас, просто помогаю.
- Зачем?
- Для стрельбы с обеих рук.
- О! Это интересно.
Харви взял у Мейседона пистолет, сунул его за пояс и машинально, мысленно он уже проигрывал предстоящую стрельбу, поблагодарил:
- Спасибо, баззард.
Уотсон вскинул голову.
- Баззард? - Он некоторое время переводил недоуменный взгляд с Мейседона на Харви и обратно, а потом захохотал. - Баззард! Да эта же кличка чудесно к вам подходит, полковник!
- Простите меня, - виновато сказал Харви. - Вырвалось!
- Пустое!
- Баззард! Великолепно звучит! Хотя внешне вы не очень-то походите на эту ночную птицу, есть у вас в характере что-то такое от мудрого семейства сов. Этакая бесшумность, мертвая хватка и способность видеть в темноте. Баззард! Прекрасно сказано! Вы не возражаете, полковник, если я буду иногда называть вас именно так? В приливе теплых чувств и дружеского расположения?
- Пожалуйста, если это доставит вам удовольствие.
- Разумеется, доставит! Но почему баззард? Тут есть какой-нибудь секрет? Мистер Харви, поделитесь.
Чтобы успокоить Уотсона, пришлось объяснить ему, что баззард на армейском сленге - это не только сыч в собственном смысле этого слова, но еще и орел на государственном гербе, и полковник, хотя иногда говорят не просто баззард, а баззард-колонель. Уотсон презрительно сморщился.
- Ну, зачем этот коктейль? Эта ублюдочная помесь американского с французским? Нет, неразбавленный баззард и крепче и благороднее. Не правда ли, Джон?
- Может быть, мы вернемся, наконец, к делам? - несколько суховато осведомился Кейсуэлл.
- Вы спешите, господин советник? - Уотсона, когда он разойдется, оказывается, было не так-то просто угомонить. - Впрочем, солнце клонится к закату, впереди обед, а клич римских пролетариев "Хлеба и зрелищ!" - вовсе не чужд моей душе и телу.
Он еще настаивал, чтобы Харви, выходя на линию огня, воскликнул: "Аве, Кейсуэлл! Моритури те салютант!", интересовался, смог ли бы мистер Харви без своих автоматических пистолетов справиться с гладиатором и вообще говорил глупости и мешал. Но как только детектив начал стрелять, быстро притих и наблюдал за происходящим с неослабным вниманием и интересом. Правда, выстрелы из крупнокалиберных пистолетов терзали его нежный слух, но он быстро нашелся - вставил себе в каждое ухо по стреляной гильзе. Так и сидел на траве, напоминая бледнокожего итурийского пигмея, наслаждающегося увлекательным зрелищем и совершенно необычным украшением.
А стрелял Харви блестяще, он удивил даже такого знатока, как Мейседон, который, хотя и был осведомлен о талантах детектива, но еще не видел их демонстрации в таком объеме. Он, правда, не клал пуля в пулю, а такое умение иногда демонстрируют на аренах цирка, но стрелял навскидку, без выцеливания, полагаясь не только на зрение, но и на мышечное чувство. Он стрелял одинаково хорошо от плеча, от пояса, из-под руки, стрелял с места и на бегу, с одной руки и с обеих рук, по одной мишени и по двум мишеням сразу. Стрелял в прыжке, успевая выпустить в полете две-три пули, выполнял кульбит на одной руке, оберегая оружие, и, вскакивая, всаживал в цель остальные пули. Стрелял на слух, с завязанными глазами, для такой стрельбы в тире Кейсуэлла была оборудована кукующая мишень, и пули послушно ложились в ее черный силуэт. Разумеется, Уотсон не упустил возможности поязвить и заметил, что было бы гораздо эстетичнее, если бы мишень не куковала, а кричала сычом.
Продемонстрировал Харви и свое умение в обращении с ножом. С расстояния около десяти шагов Харви бросал его взмахом снизу, сверху, сбоку, и нож неизменно втыкался в дерево с такой силой, что Уотсон вытаскивал его лишь с трудом, силы одной его руки иногда не хватало.
- Ножом я владею неважно, - признался Харви, - на всякий случай. А есть настоящие мастера!
- Почему такое пренебрежение? - полюбопытствовал Кейсуэлл.
- Нож - незаменимое оружие для убийцы тайком, а при игре в открытую он всегда проигрывает пистолету. - Харви скупо улыбнулся. - А я ведь не убийца.
- Значит, кинофильмы врут? Ведь там нож нередко опережает пулю!
Харви пожал плечами.
- Если нож в руке мастера, а пистолет у новичка, то и нож может быть первым. А на равных - никогда! Слабо бросать нож нет смысла, а сильный бросок требует замаха - тут уж никуда не денешься. - Харви задумался. - К нам приезжали светлые головы, хронометрировали, делали съемки. На сильный бросок с дистанции десять шагов от начала замаха и до поражения уходит не менее полусекунды, а выстрел доходит до цели за одну десятую. И при нужде его можно повторить столько раз, сколько потребуется.
После небольшой передышки, во время которой Кейсуэлл предложил перекусить или чего-нибудь выпить, но поддержки не встретил, Харви продемонстрировал и некоторые приемы каратэ. Каратэ чистого, изначального назначения - жестокое искусство, рожденное в народе тяжкой необходимостью драться голыми руками с хорошо вооруженными воинами. Харви показывал болевые точки и области, воздействуя на которые разным образом и с различной силой, можно ошеломить человека, вывести его из строя или убить. Уступая просьбам, Харви проделал и общеизвестные силовые фокусы: ломал деревянные брусья ребром ладони и локтями, забивал гвозди, коротким тычком пробивал пальцами насквозь довольно толстую фанеру.
- Послушайте, Харви. - Вид у Уотсона был несколько ошарашенный, а в голосе звучали тревожные, пожалуй, даже истеричные нотки. - Вы что же, действительно можете просто так, без ножа и пистолета, одним движением убить живого человека?
- А разве можно убить мертвого? - тихонько спросил Мейседон, но Уотсон не то не слышал его, не то не обратил внимания на его слова.
- Я не люблю говорить на эту тему, сэр, - после долгой паузы с явной неохотой проговорил наконец детектив.
- Простите, мистер Харви, но это полезно выяснить и по чисто деловым соображениям. - Реплика Кейсуэлла прозвучала безукоризненно вежливо, но можно было легко понять, что это не столько просьба, сколько приказание.
Харви вздохнул, пальцы его тяжелых рук, с кажущимся бессилием висевших вдоль тела, шевельнулись.
- Убить человека просто, очень просто, сэр. Если знаешь, как это делается, - ответил наконец детектив.
- Это, наверное, тяжкое знание, мистер Харви?
Детектив живо поднял голову.
- Вы верно подметили: это тяжкое знание. Но в нем есть и своя польза. И польза эта не в умении убивать.
Кейсуэлл приподнял брови, разглядывая Харви своим непонятным серьезно-улыбчивым взглядом.
- А в чем же?
- В ответственности, сэр.
- Любопытно! Ну, а если несколько подробнее?
- Начинаешь более жестко контролировать свои поступки, больше думать о других людях. Ну, и если даже не становишься добрее, то все равно меньше зла причиняешь себе подобным.
- Любопытно! Стало быть, груз этого страшного знания действует на человека так же, как и груз большой власти?
Харви усмехнулся.
- Не совсем.
- Какая же разница?
- Очень простая. Люди, обладающие большой властью, убивают не своими, а чужими руками. А это большая разница, сэр.
- Вы в этом уверены?
После заметной паузы, во время которой он присматривался к лицу и рукам советника президента, Харви ответил:
- Я мало сталкивался с людьми, облеченными по-настоящему большой властью, сэр. И не берусь судить о них. Я знаю свое место, сэр.
Кейсуэлл одобрительно кивнул, воспринимая слова детектива как нечто само собой разумеющееся, и, обращаясь уже ко всем, проговорил:
- Харви высказал очень верную мысль, но сформулировал ее недостаточно точно. Большая власть - это всегда большая ответственность. А большая ответственность волей-неволей облагораживает любого человека, даже злодея. Не правда ли, Генри?
Мейседон энергично кивнул в знак согласия, но нельзя сказать, что в глубине души он был полностью согласен с советником президента. Все, что сейчас говорил Кейсуэлл, полковник не один раз слышал от своего тестя Милтона. Свои мысли Милтон любил подтверждать той политической метаморфозой, которая происходила с кандидатами в президенты. Как агрессивны были их предвыборные заявления, когда всеми правдами и неправдами они тянулись к штурвалу большой власти!
Но на первый план выступал трезвый расчет! Казалось бы, все правильно, но... имело ли отношение ко всему этому благородство, порожденное высокой ответственностью государственного штурвального? Как военный теоретик Мейседон хорошо знал, что точный трезвый расчет - лишь безликий механизм, который мог использоваться в очень разных целях. Купаясь в сплетнях военного автономного государства в государстве, называемого Пентагоном, Мейседон хорошо знал, что политикой управляла вовсе не забота о человечестве, а сугубо эгоистическое желание подольше держать штурвал большой власти в своих руках. Можно ли такое желание совместить с высочайшей ответственностью и благородством? Люди не похожи друг на друга, и высокая ответственность действует на них очень по-разному.
- Мистер Харви, видимо, вы пользуетесь услугами сторонних "специалистов не только при проведении операций захвата, но и в ходе самого сыска?
- Разумеется, сэр.
- Это криминалисты? Агенты-наблюдатели, не так ли?
Харви сравнительно надолго задумался.
- Не только, сэр, - проговорил он наконец. - Все зависит от ситуации. Приходится прибегать к услугам врачей, графологов, искусствоведов. Очень, очень разных специалистов, сэр.
- Во всяком случае, потенциальный круг ваших сотрудников широк, вариативен и среди них есть и государственные служащие?
- Да, сэр. - Харви счел нужным улыбнуться. - Но ни я, ни они не склонны афишировать этого сотрудничества.
Кейсуэлл задумался, внимательно разглядывая Харви своим несколько загадочным, улыбчиво-серьезным взглядом.
- А не могли бы вы в рамках дела, которое я собираюсь вам предложить, некоторым образом очертить, ограничить круг ваших сотрудников-специалистов? И представить мне их список для некоторой дополнительной проверки?
Харви, ни секунды не размышляя, отрицательно покачал головой.
- Нет, сэр. Это совершенно исключено.
Кейсуэлл поднял брови и холодновато поинтересовался:
- Почему?
- Мой бизнес основан на доверии и соблюдении полной тайны взаимоотношений.
- В любом деле возможны исключения.
- Нет, сэр. - Отказ Харви звучал мягко, но решительно и определенно. В данном случае речь идет о самом принципе. Любая огласка способна нанести моему делу непоправимый ущерб или даже разрушить его. А любая проверка это огласка.
Кейсуэлл кивнул в знак понимания, но не торопился с одобрением, размышляя о чем-то. Харви счел нужным добавить:
- И потом, некоторые лица сотрудничают со мной, вовсе не подозревая об этом. Например, я могу, в принципе, использовать для дела посещение вашего прайвет и состоявшуюся беседу. Но ведь я не могу, - Харви склонил голову с подчеркнутой почтительностью, - занести вас в списки своих сотрудников, сэр. Ни вас, ни кого-либо другого из присутствующих.
Мейседон ожидал, что хитроумный Кейсуэлл так или иначе попытается заставить Рэя Харви раскрыть, расшифровать свою систему сыска. И, честно говоря, не видел, как Харви может избежать этого, если только он хочет подписать контракт с Кейсуэллом. Но Мейседон ошибся. К его великому удивлению, советник президента не стал настаивать.
- Хорошо, мистер Харви, - покладисто согласился он после паузы. Работа вашей конторы основана на доверии, пусть этот принцип, святой принцип, ляжет в основу и наших отношений. Но! Ваша работа будет весьма специфичной. Не исключено, что операции слежки и захвата вам придется проводить одновременно в разных, далеко стоящих друг от друга точках округа Колумбия и всего Вашингтона. Ваше личное участие во всех операциях сразу исключено, а поэтому в вашу систему следует внести известные коррективы. Средства для этого вы получите. И с избытком!
Харви на лету схватил ситуацию.
- Понимаю, сэр. Нужно создать несколько автономных групп слежки и захвата.
- Причем так, чтобы они не знали о существовании друг друга.
Харви не удержался от улыбки.
- Я довольно долго работал в армейской разведке, сэр Основы конспирации мне известны.
- Вот и прекрасно. И самое главное, - Кейсуэлл выдержал паузу, сопроводив ее дипломатической улыбкой, - я не посягаю на тайны вашей фирмы, вашей системы, как вы называете ее с Хилари Линклейтором. Пусть этот фундамент сохранится в первозданном состоянии. Но вторичная надстройка, образованная автономными группами слежки и захвата, должна быть мне известна поименно и досконально. Это непременное условие нашего сотрудничества, - жестко закончил советник.
После достаточно долгого размышления Харви с достоинством ответил:
- Я принимаю ваше предложение, сэр. Но... - Детектив замялся, подбирая нужные слова. - Мне хотелось бы получить хотя бы самые общие представления о цели моей деятельности. От этого обстоятельства зависит подбор людей.
- Понимаю. - Кейсуэлл задумался. - В самом общем виде вашу задачу можно сформулировать так: слежка, а может быть, и захват одного или нескольких агентов экстракласса, угрожающих безопасности Соединенных Штатов. На данном этапе нашего сотрудничества ничего более определенного сказать вам я не имею права.
- Понимаю, сэр, понимаю, - с некоторой запинкой произнес Харви, выстраивая некие собственные предположения. - Но, простите, не имеет ли все это какого-либо отношения к безопасности президента?
- Имеет, Рэй, - после секундного колебания ответил Кейсуэлл. - Может быть, не такое уж прямое, но имеет.
ЭНДИ КЛАЙНСТОН
Обнаружив себя лежащей на диване в гостиной в рабочей одежде, блузке, юбке и колготах, Керол не сразу поняла, как она тут оказалась в таком виде и что, собственно, случилось. Переведя взгляд налево, в глубину комнаты, она обнаружила рядом с диваном в кресле сидящего мужчину: сидел он в расслабленной позе, склонив голову несколько набок, глаза его были закрыты, дышал он ровно и спокойно. И опять Керол ничего не поняла мужчина, почему? Он был не молод, но и не стар, что-нибудь лет тридцати пяти, лицо его показалось Керол знакомым, но, хоть убей, она не могла вспомнить, где видела его раньше. Она шевельнула головой, приглядываясь к этому знакомому незнакомцу, и в ту же секунду он открыл глаза синие-синие глаза. Они сощурились в легкой улыбке, размякшее во сне лицо подобралось, черты его отвердели, определились... И Керол испуганно вскрикнула, сразу узнав этого человека и вспомнив все, что предшествовало его невероятному появлению в ее квартире.
- Спокойно, миссис Керол, - мягко, вполголоса проговорил Немо Нигил. Я отнюдь не призрак и не плод вашего больного воображения.
Но Керол не могла вести себя спокойно. Глядя расширенными от ужаса глазами на своего страшного визитера, она медленно сжималась в комочек, стараясь занять как можно меньше места.
- Миссис Керол, - увещевающе проговорил Нигил, - будьте же мужественной и благоразумной!
Нигил хорошо, немного насмешливо улыбался, его синие глаза излучали доброту и спокойствие, на щеках играл легкий румянец. Он ничуть не походил ни на злодея, ни на выходца с того света, и Керол начала понемногу успокаиваться. Она провела ладонью по горлу, точно снимая удушье, и спросила:
- Зачем вы здесь? Что вам нужно? - Голос ее прозвучал едва слышно. Опасаясь, что Нигил ее не понял, Керол откашлялась и уже громче, с прорвавшейся ноткой истеричности, повторила: - Что вам нужно от меня?
- Ничего особенного. - Мужчина по-прежнему улыбался, голос его звучал мягко и доброжелательно. - Я все объясню. Но сначала успокойтесь. Может быть, глоток вина?
Керол хотелось вина, и не глоток, а по меньшей мере полстакана, но она покачала головой. Пить вино в присутствии выходца с того света? Нет, это было ей не по силам!
- Послушайте, - сказала она, в голосе ее прозвучали неуместные не то умоляющие, не то убеждающие ноты. - Вы же умерли!
Нигил с улыбкой покачал головой.
- Должен вас огорчить. Я жив!
- Но я сама видела, как вы умерли! - Керол оперлась на локоть и села на диван, подогнув колени и не забыв одернуть юбку. - И полицейский констатировал смерть. И врач потом подтвердил!
Нигил с показным смущением и скорбью развел руками.
- Мне жаль огорчать вас, миссис Керол. Но, как вы сами можете убедиться, все они ошиблись. Я жив, и жив самым безнадежным образом.
Барменша смутилась, и это помогло ей окончательно овладеть собой.
- Вы меня не поняли, - пробормотала она.
- Понимаю, - перебил ее Нигил - Вы растеряны, смущены и так далее. Может быть, все-таки выпьете глоток вина?
- Выпью! - решительно сказала Керол.
Бутылка "Порто", сыр, ветчина и два бокала стояли рядом - возле дивана, на журнальном столике. Керол не заметила его раньше по той простой причине, что сначала вообще ничего не видела вокруг, кроме незнакомца.
- Лейте больше, больше! Вот так, - сказала Керол, когда бокал оказался наполненным на две трети.
Нигил налил и себе, совсем немного, и пояснил:
- Я уже выпил, без вашего разрешения. Прошу прощения, но это было необходимо.
Он подал ей бокал, взял в руки свой и поднял его на уровень глаз.
- За удачу!
Керол, поднесшая было бокал ко рту, приостановилась.
- За какую удачу?
- За нашу, разумеется. Пейте, я все объясню. Ну-ну, не бойтесь! Это именно портвейн, а не адский напиток.
Барменша засмеялась, этот оживший покойник сумел угадать ее мысли, и одним духом - будь что будет - осушила бокал. Нигил опорожнил свой бокал и занялся сыром, откусывая его небольшими кусочками и тщательно пережевывая. Казалось, он целиком погрузился в это нехитрое занятие, но время от времени он с легкой, едва приметной улыбкой поднимал глаза на Керол. Она и не думала закусывать, просто ждала, не без удовольствия ощущая, как крепкое добротное вино ласкающим теплом разливается по всему телу. Когда щеки Керол зарумянились, Нигил отодвинул тарелку, аккуратно вытер губы носовым платком и, точно размышляя вслух, негромко произнес:
- А теперь поговорим серьезно.
Сердечко Керол, порядком замученное перипетиями этого необыкновенного дня, интуитивно сжалось в предчувствии беды Пусть этот синеглазый человек не вурдалак, не выходец с того света, но что же все-таки нужно ему от нее в такой поздний час? Как он проник в тщательно запертую квартиру? Зачем он пошел на этот шаг? Да и не зря же полиция собиралась его арестовать. И вдруг ее озарило - деньги! Конечно же, этот Немо Нигил пришел за деньгами, которые бросил ей на прилавок.
Казалось бы, догадка эта должна была огорчить Керол - прощай, запланированные покупки! - но, как это ни странно, она обрадовалась: мир, вдруг повернувшийся к ней своей фантастической стороной, снова принял свое обычное положение.
- Ваши деньги я сохранила, - торопливо сказала Керол и вот только теперь вздохнула с импульсивно прорвавшимся огорчением. - Принести?
Нигил взглянул на нее не то с недоумением, не то с одобрением.
- В деньгах я не нуждаюсь, - рассеянно ответил он.
Видимо, преодолев некие внутренние колебания, решительно спросил:
- Миссис Керол, ваш муж... - Он запнулся и поправился: - Ваш покойный муж не говорил вам о своем друге, некоем Эндимионе Клайнстоне? Или просто Энди?
Барменша думала не более секунды.
- Говорил. Особенно часто он говорил о нем... - Она оборвала себя, поджала губы и уже с непонятно откуда вырвавшейся враждебностью - а все, связанное со смертью мужа, порождало у нее настороженность и враждебность, - подтвердила: - Говорил. Ну и что?
- Дело в том, миссис Керол, что Энди - это я, - вежливо представился Нигил.
- Вы?!
- Я.
Несколько полновесных секунд барменша в упор, бесцеремонно разглядывала новоявленного друга своего покойного мужа, а потом рассмеялась ему в лицо в том вульгарном стиле, в каком она смеялась за своей стойкой, желая досадить клиенту, чьи настойчивые ухаживания были ей противны.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ