Иномирянка для министра

Глава 1

– Это… нечестно, – голос дрожал и срывался, сердце билось в горле, наворачивались слёзы. – Я же не виновата.

– Да кто тут о честности говорит, Леночка, – усмехнулся сидевший за массивным столом Валерий Кириллович. – Тут всё немного проще.

И он стал расстёгивать рубашку. Пуговица за пуговицей, обнажая волосатую грудь. Я зажмурилась, вдохнула и открыла глаза. Валерий Кириллович уже закончил с пуговицами:

– Или ты становишься моей любовницей. Или недостачу вешают на тебя. А это на статью потянет.

В голове было так пусто, что я не понимала, тянет это на статью или только на увольнение по статье. Но и последнее смерти подобно: денег едва хватало на съём комнаты и минимум продуктов, а если совсем без работы останусь…

Сглотнув, отвела взгляд от генерального директора.

Войдя в кабинет, я сразу заметила на краю стола бутылку виски «Белая лошадь» и два квадратных стакана. Дурное предчувствие холодком сжало внутренности, но я решила, Валерий Кириллович с замом пил… по какому-нибудь поводу. Хотя бы потому, что сейчас глубокий вечер пятницы.

– Вы пьяны, – голос стал надрывно звонким, – вы утром об этом пожалеете.

Раскрасневшееся круглое лицо Валерия Кирилловича уродливо сморщилось, из растянутого рта вырвался смех:

– Пожалею? – Он сложился пополам, хлопал ладонью по пачке бумаг, из которых выходило, что я мухлевала с отгрузкой товаров заказчикам. – Деточка, да я тебя, зелёную без опыта работы, только и взял, чтобы ты ноги раздвигала.

Я шумно вдохнула. Валерий Кириллович хохотал, брызги слюны рассыпались по документам и дорогому столу.

А я не понимала.

Я всегда скромно одета, даже в самую жару запакована чуть не до подбородка. Ни словом, ни взглядом намёков не делала. Просто работала. Надо было – училась, надо было – переделывала, надо было – оставалась допоздна.

– Но ты же намёков не понимаешь, тупая сучка! – треснул кулаком Валерий Кириллович. Его лицо густо побагровело. – Предложений тоже не понимаешь.

Он заскрежетал зубами. Я отступила на шаг. Так он серьёзно тогда на корпоративе? Я думала, он спьяну пошутил, что машину бы подарил, будь я его любовницей.

Ещё шаг назад.

– Стоять!

Ужас пригвоздил к месту. Сердце колотилось до боли быстро. И в мыслях билось: что делать? Что делать? Что делать?!

– Не надо, пожалуйста, – взмолилась сипло. – Вы мне в отцы годитесь.

Хмыкнув, Валерий Кириллович плеснул виски в стаканы. Один толкнул мне, за другой схватился сам:

– Выпей, если страшно. И иди сюда, – он похлопал себя по колену. – Можешь называть меня папой, если хочешь. Давай. – Ухмылка стала шире. – Это хорошее предложение девочка. Ты ведь понимаешь толк в хороших предложениях? Потому что когда делу дадут ход, отозвать его будет невозможно, а с судимостью тебе потом только на панель идти.

Возможно, он прав. Вероятнее всего, да. Но его багровое морщинистое лицо, дряблая волосатая грудь и запах перегара при мысли о близости с ним вызывали только рвотные позывы.

Ещё шаг назад.

– И не надо кривить мордашку, – подскочил он. – Не надо этой гадливости!

Мой локоть наткнулся на дверь. Взгляд Валерия Кирилловича изменился. Что-то такое появилось в нём, предупреждающее: пощады не будет.

Но остаться я не могла. Трясущейся рукой нащупала ручку.

– Лена, – прорычал Валерий Кириллович, выбираясь из большого кресла, – не делай глупостей. Мы одни, своё я получу. От тебя зависит, будет это приятно или мне придётся действовать силой.

Ручка провернулась, я бросилась в коридор. Помчалась к двери на лестницу. В спину неслись угрозы. Всё плыло в пелене слёз. Сквозь рёв пульса в висках я едва слышала оскорбления. «Беги-беги-беги!» – колотилось в такт сердцу.

Распахнутая дверь бахнулась о стену. Я побежала вниз. Носик туфли зацепился за сколотую плитку, я рухнула на площадку перед последним лестничным маршем. Заколка отлетела, волосы упали на лицо светло-русой волной.

– Леночка решила поиграть в догонялки, – совсем близко засмеялся Валерий Кириллович.

Глава 2

Ежеминутно проверять родовой браслет – это нервное. Но остановиться я не мог. Пока карета везла меня в министерство внутренних дел, снова расстегнул пуговицы и закатал рукав.

Браслет – высокий, в половину предплечья – раскрылся на ширину трёх пальцев. Того гляди станет мягким, словно ртуть, и стечёт с запястья, как когда-то стёк с руки дяди, не сумевшего подтвердить брак и сохранить за собой право главы рода.

Я запрокинул голову, но пальцами щупал и щупал с каждым днём росшую щель.

Кто и зачем придумал закон, что главами министерств могут быть лишь главы рода? Будто я поглупею, если лишусь возможности распределять магию семьи…

Тяжко вздохнув, приказал себе не думать глупостей.

Закон справедлив: только главы достаточно независимы, чтобы занимать такое высокое положение. А если глава моего рода будет решать, давать мне магию или нет, какой из меня министр внутренних дел? Я бы превратился в его марионетку.

Закон верен.

А мне не повезло.

Закрыл глаза.

Память швырнула в прошлое, в горячие степи Черундии. В деревеньку, выступившую на стороне Галлардии, поднявшую бунт против моей страны.

Запах палёной плоти обжёг ноздри. Уши наполнились стонами раненых.

Я ведь просто выполнял приказы императора.

Мятежников надо было уничтожать.

И не моя вина, что они тащили в бой детей и прикрывались ими. Артиллерийские снаряды и пули обычного оружия не ведают жалости, усилием воли их не отвести от нежелательной цели.

…Старый шаман с запечённым солнцем лицом сидел среди посечённых шрапнелью детей. Они страшно стонали. А шаман выстукивал мерный ритм колотушкой, украшенной косичками и перьями.

Казался таким спокойным.

Но когда он открыл глаза, меня объял животный ужас, внутри всё сжалось.

В глазах старика – обыкновенных, человеческих – была сама вечность. И он, под ритм разукрашенной колотушки, коверкая наш язык, сказал:

– Ты любишь власть. И власть твоя при тебе, лишь когда у тебя есть жена. Не жить твоим жёнам, не ходить по земле, не питать твоё сердце чёрной силой. Смерть отнимет всё, что ты любишь. Закроет дорогу, о которой ты грезил с малых лет. И пока та, которую ты полюбишь, не отдаст за тебя жизнь, не знать тебе прощения за пролитую кровь, не ведать покоя.

Тогда я не поверил. Я был главой рода, а передо мной – сумасшедший старик без магии. Он умер в лагере для пленных.

Вскоре после этого глупо умерла моя вторая жена.

За ней третья.

После смерти четвёртой я уже не мог отмахиваться от безумных предположений о проклятии и стал искать информацию по архивам.

Неожиданно помог старший принц Охтандии – Локкери. Их королевский род, Херинфардские, древнейший из владеющих родовой магией. Он-то и рассказал, что до появления родовой магии в нашем мире было иное, исконное колдовство. Его нашим волшебством не переломишь и не переиначишь, а развеять можно только исполнив условие отмены, вкладываемое в узор магии для равновесия.

Принц Локкери научил, как увидеть стянувшую меня сеть шаманского проклятья. Теперь, стоило закрыть глаза и настроиться, я ощущал, видел пронизывающее меня чужеродное колдовство. Оно проросло, точно плесень, и спасения от него не было. Никакие снадобья, родовые боевые заклятия, даже прохождение через тени, даже чёрное пламя Бездны извести его не смогли.

Я точно рыба на крючке. И если его вырвать, то вместе с внутренностями, оставив меня подыхать в муках. Потеряв первую жену, Талентину, я едва выкарабкался. И знаю: если второй раз полюблю, смерти любимой не переживу. Пусть ни одна из последующих трёх жён не тронула сердце, внутри холодело от мысли снова испытать подобную боль…

Но сколько ни искал, не нашлось шамана, который владел бы этой проклятой древней магией, уничтожавшей мою жизнь. Ведь я даже умирающую или больную женщину в супруги взять не могу – браслет таких не принимает. И что теперь, делать? Обрекать кого-нибудь на смерть? Фактически самому убить?

Словно мне мало кошмаров с четырьмя покойными жёнами.

А император торопил: женись, государственные дела важнее женщин. Ещё и пошучивает, что меня можно женить в зависимости от политической ситуации: надо с одними породниться – пожалуйста, а через пару лет можно с другими кровь мешать.

Глава 3

Будь прокляты условия владения и наследования! И магия, предающая в самый неподходящий момент! Даже чёрное пламя снаружи погасло.

Отталкивая рога, я вдруг осознал, что сейчас могу умереть. Вот так, просто…

Сквозь крики охраны донёсся знакомый голос:

– Не стреляйте! Это случайно получилось! Я ничего плохого не хотел… Это… я не виноват!

Я выдохнул.

Рога со скрипом убрались наружу.

– Министр, прости! – голосил на улице один, цензурно его не назовёшь, изобретатель.

У меня резко, до звона в ушах заломило виски.

Только этого чуда не хватало.

И это знак, о котором я мечтал?

«Знак» продолжал уверять:

– Я правда не виноват, это… У меня рука дрогнула.

Он вроде умный, а оправдания у него глупые. Лаборатория взорвалась – рука дрогнула. Все книжные полки в библиотеке по цепочке упали опять же потому, что рука дрогнула.

И меня чуть на рога своей химеры не нанизал из-за дрогнувшей руки!

Напомнив себе, что император обещал опекать эту ходячую неприятность, я опустил на браслет рукав, ударом распахнул дверцу и выскочил на улицу.

Офицеры сопровождения оттесняли любопытных прохожих, среди которых для рабочего дня было подозрительно много мужчин в простой одежде. Три офицера держали Лавентина на прицеле, но я дал отмашку, и они опустили пистолеты.

Шестилапая коричневая вся в рогах химера, чуть не превратившая меня в труп на шампуре, потупила восемь глаз. В двуколке за её спиной лохматый Лавентин чесал затылок. Робко улыбнулся:

– Прости, я не хотел…

Горло болело, я хрипло отозвался:

– Не хотел меня убить? Не верю. Твои действия, знаешь ли, квалифицируются как государственная измена.

– Это случайность.

И сидел он весь такой наивный, глазками светлыми хлопал. Беззаботный, никем не проклятый, почти вольный в выборе спутницы жизни…

Во мне полыхнул гнев:

– Слезай!

– Но я тороплюсь…

– Слезай немедленно! – я стиснул кулаки. – Сию секунду!

Он слезал, а я отчитывал:

– Ты чем думал, когда на своей зверюге нёсся сломя голову? Ты меня чуть не убил, понимаешь? Два сантиметра левее – и я был бы трупом!

– Прости…

– У трупа моего ты бы тоже прощения просил? А в суде что делал? Как бы оправдывался?

– Как обычно, – тихо отозвался Лавентин.

И я вздохнул, накрыл глаза ладонью. Покачал головой.

Он когда-нибудь повзрослеет?

Сквозь свои размеренные вдохи я слушал рокот голосов. Конечно, не каждый день посередине улицы министр внутренних дел устраивает выволочку зарвавшемуся длору.

Надо это чудо уму разуму учить. Я опустил руки и приказал:

– В тюрьму.

– Что? – захлопал ресницами Лавентин.

– В тюрьму ты сейчас сядешь. Дня на три, – сипло пояснил я. – А если к концу этого срока не отучишься твердить «не виноват», то на все шесть.

– А потом? – Лавентин моргнул, смотрел внимательно-внимательно, по-детски жалобно.

Порой казалось, он обладает магией очарования, хотя наследовать её не от кого. Я тряхнул головой, избавляясь от желания простить это великовозрастное дитя, и отчеканил:

– Если не исправишься, то даже если я министром уже не буду, ты останешься в тюрьме.

Подумав, Лавентин ошеломлённо уточнил:

– Разве тебе не на ком жениться? Совсем никто не хочет?

Тут не только офицеры сопровождения и прохожие, но даже камни мостовой вроде прислушиваться начали.

– Я не хочу. – Схватил Лавентина под локоть. – Всё, поехали в тюрьму на перевоспитание.

– Но я тороплюсь.

Глава 4

Мы сразу прошли в отделанный золотом и бархатом кабинет главы патентного бюро. Разговаривать с остальными не имело смысла, ведь только с длором можно заключить магический контракт, гарантировавший строгое соблюдение условия: никому никаким способом не сообщать о сути изобретения и связанных с ним событиях. Представительный, полный осознания собственной важности седоватый глава бюро стушевался, едва я потребовал подписать контракт, но отказать не посмел.

Из всех предложенных Лавентином названий патента я выбрал наиболее точно передающее смысл, но не раскрывающее принцип: «Единовластный брак». Лавентин был против. Ещё более он возражал против регистрации патента на моё имя, но оставлять такое оружие в руках этого бесхитростного умника нельзя.

Лавентин дул пухлые губы и лишь после обещания обвинить его в покушении согласился передать права на свою грандиозную идею. Его покорность настораживала: не верилось, что он ничего не учудит. Он, конечно, мог не учудить… но не верилось.

Пока всё оформляли, офицер привёз упакованный в шкатулку браслет. Вдруг взмокли ладони, я растерянно смотрел на резной деревянный узор с черепами. Шкатулка с замком-головоломкой – подарок второй жены, купленный в Черундии.

Символично.

Воспоминание о колонии заставило вновь прислушаться к себе, ощупать сковавшее меня проклятие.

– Оставьте нас, – приказал я главе бюро и опустил шкатулку на софу.

Он покинул свой роскошный кабинет.

Пока Лавентин ставил на пол портальный узел и чесал затылок, я запер дверь, проверил подсобную комнату с полными бумаг стеллажами и тоже её запер. Задёрнул портьеры.

Комната погрузилась в успокаивающий мрак. Я зажёг свечу.

Лохматый Лавентин склонился над ржавой коробкой портала. Как ненадёжно всё выглядело…

Свеча на столе задрожала от моего сбившегося дыхания.

– Уверен, что брак будет действительным?

Лавентин пожал плечами:

– Мой же считается, хотя жена в другом мире.

– Почему? Ведь магической связи между мирами нет. Уверен, что твоя жена не здесь?

– Уверен. Я лично засунул её в портал. Так что не переживай. А действительным брак считается, как я думаю, потому, что важен сам момент его заключения, а не постоянная связь. А если из-за её отсутствия источник магии сочтёт нас вдовцами, он вырастит новые женские браслеты, и мы спокойно женимся опять.

Может он и спокойно…

– Так, – Лавентин хлопнул в ладоши. – Я вспомнил, как активировать узел. Бери браслет.

Нажав на скрытые рычаги шкатулки, я вытащил замотанный в мягкое полотно браслет. В сиянии свечи он казался золотым, среди переплетений узора просматривались пляшущие фигурки теней в балахонах.

– И что делать? – тихо спросил я.

Что я вообще делаю? Я обезумел? А если проклятье достанет жену сквозь миры?

Но ведь я не увижу её смерти, могу никогда об этом не узнать.

Это подло, но…

Надо заткнуть совесть и просто сделать то, что надо сделать.

А потом об этом не думать.

Лавентин велел:

– Подними браслет и попроси родовую магию притянуть подходящую жену.

Я вздрогнул.

Жаль, браслет нельзя надеть на женщину не детородного возраста, тогда призвал бы дряхлую старуху, которой скоро умирать.

Чем ближе к порталу, тем ощутимее колебания магии. Кожу покалывало. В овальном отверстии перехода показался пещерный тоннель.

– Вытяни руку и проси кого-нибудь подходящего, – скомандовал Лавентин.

Поднимая браслет к зеву междумирья, я усмехнулся. Подходящего? И кто подходит мне? Какая девушка могла бы… помочь снова ощутить вкус жизни? Существует ли та, что нужна мне и которой нужен я, нужен так же невыносимо и немедленно, как она мне?

Брачный браслет в моей руке наполнялся теплом, и в сердце невольно всколыхнулась мечта о крепкой любящей семье, которой у меня никогда не было, о тепле и душевной близости, желание заботиться о ком-то реальном, находящемся рядом, а не о выраженных в цифрах подданных.

О доме, где меня любят и ждут, о детях. О семье, ради которой легче, радостнее защищать империю…