Инквизитор

Глава 1

Испания. Вальядолид. 13 апреля 1482 год.

В душном подземелье он был один.

Тринадцать свечей освещали тесное помещение. На специальной подставке лежала раскрытая книга; пожелтевшие страницы были покрыты рукописным текстом на языке, понятном лишь ему. Чёрный капюшон его балахона скрывал лицо; он пристально всматривался в книгу и что-то тихо шептал.

Полную тишину вдруг нарушил странный звук – как будто бы кто-то копошился в тёмном углу.

Мужчина приподнял голову, приставил палец к последней строчке и, закрыв глаза, практически одними губами произнёс заключительную лексему. После чего обернулся и посмотрел в то место, откуда доносилось копошение.

В темноте стояла железная клетка, где сидел петух. Голова птицы была замотана тряпкой. Чёрный монах подошёл к клетке и быстро распахнул дверцу. Петух затрепыхался. Мужчина сжал тонкую шею птицы рукой, вытащил из складок своего балахона длинный нож, поднёс жертву к нише в стене и резким движением руки отрезал замотанную в тряпку голову.

– Да будет последний одним из первых. Да будет один из первых самым первым. Да затмит самый первый единого.

С этими словами он поднял трепыхающееся тело петуха, перевернул его вверх ногами обильно полил горячей кровью тёмную нишу в стене.

Немного отступив назад, он отбросил жертву в противоположный угол и застыл, ожидая чего-то.

Когда петушиная кровь медленными потоками стала стекать по стене, в глубине ниши зашевелилось что-то настолько тёмное, что могло бы окутать своей тенью самый беспросветный мрак.

Иссиня-чёрные лоскуты, похожие на дым, потянулись к монаху. Они захватывали всё больше пространства и вскоре в комнате больше не осталось света.

И только приглушённый голос чёрного монаха заскрежетал из тёмной бездны:

– Настало время заключительной жертвы.

После этих слов чёрные лоскуты мгновенно растаяли. В комнате вновь замерцали тринадцать свечей.

Монах закрыл книгу и повернулся к дубовой двери.

– Только моя рука должна принести эту жертву.

И он вышел.

Извилистые коридоры подземелья, освещённые коптящими факелами, вывели его к стёртым каменным ступеням. Он чинно пошёл вверх и скрылся за дверью.

Оказавшись в следующем коридоре, монах отправился в самый конец, где виднелась тяжёлая, окованная железом дверь. Открыв её, он вошёл в комнату, где посредине стояла дыба, по-над стенами сгрудились различные приспособления в виде клеток, инструментов, кресел, непонятных пирамид и козел. Кое-где с потолка свисали толстые верёвки с железными кольцами на концах.

На дыбе лежала обнажённая женщина. На вид ей нельзя было дать более тридцати лет. Рядом стоял палач с маленьким факелом в руке.

– Ты свободен, Адан, - сказал монах. – Я сам разберусь с этой ведьмой. Вопросы, которые я буду задавать ей, не для твоих ушей.

Палач молча кивнул и покинул пыточную.

На монаха смотрели чёрные глаза женщины; в её взгляде горела смертельная ненависть. Её руки и ноги были крепко привязаны к механизмам. Палач, видимо, уже успел «поработать» с ней. На теле женщины зияли кровоточащие ожоги, синяки, кровоподтёки, а соски были проколоты ржавыми гвоздями.

– Просто убей меня, тварь. Убей, демон, - прохрипела женщина.

– Не стоит наделять меня чужими именами, ведьма. Ещё не время. Ты не должна умереть сегодня, ты ещё недостаточно страдала. Твоя боль недостаточно сильна. Только через боли и страдания приходит истинное очищение. У меня есть хорошая новость для тебя: ты умрешь завтра, ровно в полдень, на главной площади, где будет произведено аутодафе. Приговор уже вынесен: ты удостоишься чести быть сожжённой на очищающем костре. Огонь очистит тебя. И твоя душа сможет приблизиться к раю. Хотя рай для тебя так и останется недосягаем.

– Мне не нужен твой рай, демон! Жалко, что я не успела закончить начатое! Не успела вернуть тебя в преисподнюю, откуда ты бежал! Твоё место там! Возвращайся же туда! Возвращайся, ибо я знаю твоё имя! Паймон! Так зовут тебя, демон, лишающий воли, подчиняющий себе! Изыди из этого мира, Паймон!

– Ты всё сказала, ведьма. И ты была услышана мною. Теперь настала моя очередь говорить. Не стану скрывать: твоя боль нужна мне. Только через неё я смогу добиться небывалого могущества. Ты – последняя жертва, и ты послужишь мне. Через год я достигну величия как в этом, так и в потустороннем мире. В этом мире я стану великим инквизитором, а в потустороннем – буду иметь власть над духами, буду бессмертен и неуязвим. Меня невозможно будет убить никаким оружием, и твои заклятья будут для меня ничто. Итак: сегодня ты будешь терпеть боль, а завтра сгоришь. И настанет тысяча четыреста восемьдесят третий год, и придёт великий инквизитор Томас де Торквемада, и воцарится его воля на всей земле и между мирами! Да будет так.

Монах склонил голову и взялся за рычаг…

***

На следующий день городская площадь была наполнена народом. Посреди возвышался будущий костёр, на котором сгорит приговорённая ведьма. Женщина крепко была привязана к толстому столбу; цепи обвивали её руки и ноги, талию и шею. Голова ведьмы была безвольно опущена. Тёмные волосы, жирными лохмотьями свисали вниз. Она едва дышала, после ночи, проведённой в подвале готического замка.

На временно возведённой трибуне восседал монах. Специально для этой церемонии он облачился в новый балахон коричневого цвета. Он мерно перебирал чётки и неотрывно смотрел на ведьму.

После оглашения приговора палач поднёс факел к сухим ветвям. Моментально взвилось пламя. Облачённая в лёгкую накидку жертва тут же вскинула голову. Её взгляд вонзился в монаха. В глазах была всё та же ненависть.

Из последних сил она глубоко вдохнула раскалённый воздух и громко прокричала:

– Ничего у тебя не получится! Только я знаю формулу абсолютного воскрешения! Ты сдохнешь и превратишься в бестелесный дух! Ты не сможешь!.. Не сможешь вернуться! Но если дьявол поможет тебе, и ты вернёшься, – знай, я буду следить за тобой и остановлю! Ты никогда не забудешь меня, демон! Никогда!.. Я отомщу!..

Её волосы загорелись. Кожа покрылась волдырями, которые тут же лопнули и прыснули в огонь кипящей сукровицей.

Через секунду она была уже мертва.

Рейфорд. Флорида. 12 апреля 2012 год.

По ночной улице мчался красный додж.

В салоне сидели два человека. Мужчина, сидевший рядом с водителем, закинул ногу на приборную панель и жадно курил. Водителю же этот факт явно не нравился, но он терпел, иногда поворачиваясь к открытому окну, чтобы глотнуть чистого воздуха.

– Он убил своего старшего брата и приёмных родителей, - говорил курильщик. – Затем пошёл бродить по улицам и знакомился с хорошенькими девушками. Предлагал им мороженое или чай.

– Чай? Мороженое? Что за странный способ знакомиться?

Детектив ухмыльнулся и с хитрецой покосился на Прайса – своего помощника, который вызвался сесть за руль. По лицу Джойса – детектива со стажем – постоянно мелькали бледно-жёлтые отсветы фонарей; ночь была тёмной, но уличное освещение работало исправно, и каждый фонарь, что они проезжали, высвечивал корявую улыбку и растянутые тоненькие усики под широким носом. Лицо Джойса блестело испариной. Прайс понял – детектив не на шутку заинтересовался этим делом, ведь эта блестящая испарина на его лбе появлялась, как по волшебству, именно в тех случаях, когда детектив Джойс не выбрасывает дело из головы даже по ночам. Заинтересован. Значит, дело действительно интересное. Наверняка, это не простой маньяк, а что-то более… более-менее… Прайс нахмурился, не зная, как охарактеризовать того умственно отсталого, что поубивал столько народу.

Спустя полминуты Прайс произнёс, включая поворотник и крутя руль вправо:

– Да, детектив. Это странный способ знакомиться с девушками.

– Ты так думаешь? А вот, наш добрейшей души мистер со странной фамилией Торк, так не думает. Не забыл ли ты, Прайс, с кем мы имеем дело?

– Психопат, - словно бы рапортуя, начал Прайс, – убийца, умственно отсталый… кажется диагноз ему какой-то поставили… кажется, даун.

– Нет. Не даун. В начале ставили деменцию, но потом поняли, что ошиблись и записали его в шизофреники. Да, Прайс, он шизофреник. И болтает всякую чушь. Но сам-то он думает, что его слова самая настоящая истина, и вот это вот, как зраз-таки самое страшное, ведь его уверенность в собственной правоте толкает его на ужасные преступления.

– Толкала.

– Что? – детектив в недоумении взглянул на Прайса.

– Толкала, говорю, - повторил помощник. – Его же взяли и сидит он теперь под замком в самой «уютной» камере, в самой охраняемой психбольнице нашего города. И отсюда у меня вопрос: зачем мы туда едем, ведь дело-то закрыто. Убийца пойман, вина его доказана, назначено наказание…

– Лечение, - на этот раз Джойс перебил помощника. – Мистер Торк официально признан сумасшедшим. А по нашим дебильным законам, человек, признанный сумасшедшим, освобождается от высшей меры. – Детектив выхватил пачку и вытащил зубами очередную сигарету; свет огонька от зажигалки осветил его нахмуренные брови и злобный взгляд; а Прайс понял, что детектив действительно считает этот закон самым что ни на есть дебильным.

– И вот, - продолжал детектив, выпуская дым через нос, – наш ангелочек-сумасшедший, убивший столько людей, сидит сейчас в тепле, сытый, чистый, счастливый и общается со своим вторым «я», как ни в чём не бывало. – Джойс вдруг ударил ладонью в приборную панель, отчего Прайс от неожиданности даже немного подскочил в своём водительском кресле. – А мать одной из девушек вчера повесилась, не перенеся горя! А трое ребятишек, которые лишились матери, которая была второй жертвой, были отправлены в приют, потому что папаша их – алкоголик и не имеет права видеться с детьми по решению суда! А отца одной из девушек – это очередная жертва – выгнали с работы, потому что он с горя начал пить по-чёрному, пытаясь заглушить это самое горе! А у одного маленького мальчика случился припадок от того, что он увидел отрезанную голову своей мамы, и мальчика этого не успели спасти – он задохнулся и умер! А родители ещё одной девчушки, которой, кстати, было всего семнадцать лет, страдают от горя и держатся только на успокоительных, что прописал им врач! Мне продолжать, Прайс?!

– Можно подумать, что я с вами не согласен, - пожал плечами помощник. – Конечно, правильнее было бы его усыпить, и дело с концом!

– Усыпить?! Прайс! Ты всегда поражал меня своим ортодоксальным гуманизмом, основанным на несуществующей тени справедливости, которая якобы присутствует в нашем мире! Усыпить! Да этого ублюдка нужно было как минимум четвертовать, а потом пропускать в течение нескольких часов сквозь его кровоточащее тело электрический ток с малым амперажем, чтобы этот милый сумасшедший наконец прочувствовалнасколькоон виноват! А ты говоришь «усыпить»!

Детектив нервно швырнул недокуренную сигарету в окно, повернулся к помощнику и стал смотреть на него, словно в первый раз увидел. При каждом выдохе из его носа до сих пор выходил дымок.

– Прайс, - поучительным тоном сказал детектив, - ты должен понять: законы наши несовершенны. Далеко несовершенны! Мы порой освобождаем от ответственности таких сволочей, что!.. – Джойс с досадой плюнул в приоткрытое окно. – И ты ещё!.. «Усыпить»!

– Да ладно, не придирайтесь к словам. Кстати, мы через пару минут приедем. Так, для чего мы туда едем, я так и не понял. Вы ничего мне так и не объяснили.

– Прайс. Веди эту проклятую машину и не действуй мне на нервы!

Помощник понял, что сейчас этот «вулкан» лучше не трогать (перебесится и угомонится); поэтому Прайс улыбнулся и включил пятую, увеличивая скорость до восьмидесяти пяти миль в час, – ночная дорога была прямой и пустой, окутанной мраком, похожей на дорогу в ад, и сразу же на ум Прайсу пришёл знакомый мотив и такие же знакомые с юношества слова: «Well I'm standing by the river

But the water doesn't flow

It boils with every poison you can think of…»

Да, действительно, дорога в ад, подумалось ему: ночь, пустая дорога, впереди мрак, неизвестность, а в конце пути – психиатрическая лечебница, в которой сидит сущий дьявол, зверски убивший столько людей. И с дороги не свернуть, нельзя так просто остановить машину и сказать: «Я дальше не поеду». Детектив этого не поймёт. В душе Прайса поселилось отвратительное чувство, от которого хотелось выть. Но виду он не показывал; он смотрел за дорогой и вёл машину вперёд, пока вдали, словно неведомые призраки, не замаячили крохотные огоньки.

Это была больница. Сотни умалишённых томились в ней, без надежды на вызволение. И один из них – мистер Торк, к которому, собственно, они и ехали.

Охранник, сидевший в небольшой будке около шлагбаума, как только завидел машину на пустой трассе, тут же выскочил из дверей.

Додж Челленджер семьдесят первого года резко остановился перед открытым шлагбаумом, подняв из-под колёс сухую пыль.

Прайс выглянул в окно, пытаясь поменьше дышать, выставил вперёд руку с удостоверением и сказал:

– Доброй ночи, сэр…

Но закончить фразу он не успел. Охранник, лишь заметив удостоверение Прайса, тут же всплеснул руками и вмиг очутился около машины. При этом, лицо у него было какое-то перепуганное, на что сразу обратили внимание ночные гости.

– Вот это скорость, господа! – выкрикнул он. – Вы что, на самолёте летели?

– В каком смысле? – спросил детектив Джойс, наклоняясь, чтобы получше рассмотреть охранника.

– Да, только что же звонили вам, в полицию, а вы тут как тут! Вот и говорю: скорость у вас невероятная!

– Вы звонили в полицию? – снова спросил детектив.

– Ну да! Только что!

– Зачем? Что-нибудь случилось?

– Ну, конечно! Вы же должны знать!

– Мы не знаем, - сказал Прайс успокоительным тоном, потому что заметил раздувающиеся ноздри детектива, а эти ноздри – один из признаков того, что детектив начинает нервничать.

Охранник тщательно прочистил горло, выпрямился, оправил форму, а затем согнулся и вкрадчиво сказал, словно выдавал большой секрет:

– У нас несколько несчастных случаев. Только что. Произошло.

– Именно несчастных? – переспросил Джойс.

– Да. Но… я думаю, вам лучше проехать на парковку, а потом встретится с главврачом. Он вам всё расскажет.

Детектив кивнул:

– Так мы и сделаем, приятель. Всего хорошего. – Посмотрев на помощника, он тихо сказал: – Поехали, Прайс.

Додж рванул вперёд и вскоре уже был на парковке.

Искать главврача не пришлось, – тот, как будто бы дежурил в общем зале, и как только увидел полицейское удостоверение, тут же быстрым шагом подошёл к Джойсу и Прайсу.

На лице главврача был отпечаток страха.

– Исусе! Что у вас случилось? – спросил детектив. – Почему все такие перепуганные?

– Доброй ночи, господа, - сказал главврач. – Меня зовут Вильям Браун. Главврач этой… этой психушки. Господи! Действительно психушка! В одну ночь навалилось столько всего!

– Так, мистер Браун, - строго перебил его Джойс. – Постарайтесь успокоиться и рассказать всё по порядку. Я детектив Джойс… можете так меня и называть. А это мой помощник Прайс.

– Очень приятно, господа. Да, вы правы. Я немного разнервничался… Бывает… Н-ничего… – Главврач вытащил из кармана маленький пузырёк, откупорил и заглотнул одну небольшую таблетку; потом посмотрел на полицейских, виновато пожал плечами и проговорил: – Успокоительное.

– Да ладно вам, мистер Браун. Лучше, перейдём к делу.

– Итак… – Главврач приосанился, отослал подальше каких-то людей, что стояли позади, шумно вздохнул и начал свой рассказ: – Сегодня, около получаса назад, охранник первого этажа наткнулся на труп санитарки. Тело лежало в промежутке между лестничными маршами. Очевидно, свалилась с верхних этажей.

– Постойте, - вставил детектив. – Разве лестничные марши не оборудованы для безопасности металлическими сетками? Это ведь больница.

– Оборудованы. В том-то и дело. Крепления с одной стороны не выдержали, и тело… то есть санитарка рухнула вниз. А сетки остались висеть, как бельё на верёвке. Даже для меня, привыкшего к подобного рода видам, пробрало, когда я увидел её. Тело практически разорвало пополам. Голова держится на ошмётке кожи, везде кровь. Да!.. Мы ничего не стали трогать до приезда полиции, так что можете посмотреть и… ну, что вам там надо вообще сделать. Делайте. Это первое.

– Что у нас на второе? – съязвил Джойс. – Я знаю о нескольких несчастных случаях.

– Да. Застрелился один из охранников.

– Застрелился?!

– Райан. Тридцать один год. Славный малый! Ничего не предвещало беды. Через четыре дня у него должна была быть свадьба, с Кэрол Бенсон. Они любили друг друга, всё было отлично! И тут такое! Почему? Никто не в курсе.

– Вы уверены, что он именно застрелился?

– Ну, я не сыщик… - протянул главврач. – Но, судя по всему… в общем, вы сами лучше посмотрите и решите. Это по вашей части.

– Хорошо, - сказал Джойс. – Это всё?

– Нет.

– Чёрт! – вырвалось у Прайса. – Да что же это за ночка такая у вас выдалась!

– Что есть, то есть, молодой человек, - отозвался главврач.

– Продолжайте, мистер Браун, - сказал детектив. – Времени мало.

– Да-да, - с хрипотцой ответил главврач. – Джуди... Медсестра. Сгорела заживо.

– Что?! – выпалил Джойс. – Сгорела? Как сгорела? У вас был пожар? Я не видел пожарных машин около больницы.

– Н-да… пожар потушили своими силами, но Джуди спасти не успели. И это не в больнице было, а на задней парковке, где стоят машины работников. У неё закончилась смена, и Джуди должна была ехать домой, но, судя по всему, решила подлить бензина в бак. Кстати, это видно по камерам видеонаблюдения… Вообще, странный пожар! Возгорание произошло внезапно, как бы из ничего. Джуди делала всё по правилам, открытого огня у неё не было, когда она заливала из канистры бензин в бак. Странно, откуда взялся огонь? Мы несколько раз смотрели запись, но к общему мнению так и не пришли. Помощь пришла слишком поздно. Машину потушили, но Джуди… Чёрт… – Главврач покачал головой. – Всё это просто не укладывается в голове.

Детектив засунул руки в карманы и смотря в одну точку произнёс:

– Это всё?

– Всё. Вам мало?

– Нет, я не о том… Значит, вы позвонили в полицию.

– Ну, конечно! Только вы что-то слишком быстро приехали. Словно бы знали наперёд, что у нас случится столько всего сегодня.

– Нет, сер, мы, конечно же, ничего не знали и приехали сюда совсем по другому поводу. Мы хотели повидаться с мистером Гербертом Торком.

– С ним? Зачем?.. А… то есть, я хотел сказать… вы, естественно, можете повидаться с ним. Вы имеете на это право, тем более что именно вы, насколько я знаю, вели его дело. Очевидно, у вас кое-какие вопросы к этому пациенту. Так что, можете повидаться с ним, да. Но, я вас прошу, мистер… э-э… простите…

– Джойс.

– Да-да! Конечно же! Мистер… детектив Джойс! Постарайтесь разобраться со всеми этими несчастными случаями. Я буду вам очень признателен.

Джойс кивнул и набрал по мобильному номер участка. Отойдя в сторону, он несколько минут тихо разговаривал с кем-то по телефону, затем, подошёл к Прайсу и главврачу.

– Вскоре здесь будет полиция, джентльмены. Приедут специалисты, мистер Браун, разберутся во всём. А мы с Прайсом… Мы с Прайсом по-быстрому осмотрим все три несчастных случая и сразу пойдём к мистеру Торку.

Главврач кивнул и указал, куда идти.

Поверхностный осмотр не принёс ничего, корме горестного и отвратного осадка в душе. Санитарка была похожа на груду мяса, покоившегося в лужах застывающей крови. Охранник-самоубийца лежал на полу с развороченной головой. Джойс сделал вывод, что охранник выстрелил себе в рот. А на задней парковке до сих пор воняло горелой плотью, хотя тело медсестры перенесли в специальное место, коих в этой больнице было достаточно.

По окончании этой неприятной миссии, Джойс и Прайс в сопровождении главврача вошли в ярко освещённый подвал, где располагались несколько камер. Тут содержали самых опасных сумасшедших, которым категорически возбранялось контактировать с внешним миром. В этом подвале обитали в одиночках четверо осуждённых на вечное прозябание в камерах; как сказал главврач, указывавший дорогу, – трое мужчин, один из которых мистер Торк, и одна старуха, которая прожила в этом подвале около пятидесяти лет. Главврач в двух словах пересказал историю «болезни» этой старой женщины: родилась с синдромом дауна, к тому же, в пятнадцать лет у неё случился первый эпилептический припадок, который окончательно свёл на нет разум бедной девочки. С тех пор она с каждым годом становилась всё раздражительнее, и в конце концов была признана опасной для окружающих после того, как откусила большой кусок от шеи одной из пациенток. (Кстати, сказал главврач, ту пациентку не успели спасти, и она умерла по дороге в реанимацию, прямо в коридоре больницы, что, по словам главврача, конечно же, бросало тень на это заведение). «С тех пор, старуха находится здесь» - завершил свой рассказ главврач, указывая на массивную дверь с небольшим зарешёченным окошком посредине. «Печально», - ответил Джойс, и в тот же момент в решётку двери буквально врезалось перекошенное от злости лицо.

Прайс и детектив инстинктивно отпрянули, когда раздался душераздирающий крик. Бешеные глаза вылезали из орбит, язык вываливался изо рта, наполовину беззубый рот был искривлён в омерзительной гримасе.

Старуха орала что-то нечленораздельное, но после того, как главврач вызвал санитаров, она немного притихла. И за то время что санитары открывали дверь, чтобы скрутить её и сделать инъекцию, она вдруг выкрикнула вполне различимые слова:

– Вы все сдохнете! Сдохнете, сволочи! Он уже здесь! Он пришёл! Он не уйдёт! Ему нужна смерть! Смерть! Смерть! Ваша смерть! Он сожрёт вашу смерть! Вы подохнете и будете подыхать снова и снова! Снова и снова! Пока не сдохнете окончательно! Пока он не сожрёт вас досуха! Вы все сдохнете, как черви! Сдохнете! Сдохнете!

Старуху скрутили и завалили на койку. Тут же оголили ягодицу и вонзили иглу. Спустя несколько секунд транквилизатор подействовал. Наступила тишина, нарушаемая только шумным дыханием угомонившейся бестии.

– Забавно, - передёрнув плечами, проговорил Джойс.

– Неизлечимый случай, - покачал головой главврач. – Хотели применить эвтаназию, но родственников у неё нет, а чтобы мы сами смогли принять такое решение, нужно в буквальном смысле пройти через ад. Только ад этот бюрократический. Поэтому она так и живёт здесь.

Затем главврач указал на соседнюю дверь:

– А здесь живёт ваш подопечный мистер Торк.

– Отлично, - сказал Джойс. – Можно к нему зайти?

– Конечно. Для этого вы сюда и приехали, так ведь? Но хочу вас предупредить: хоть пациент и находится в данный момент под наркозом, это не говорит о том, что вы должны быть беспечными. Ни на секунду не сводите с него глаз. Препарат, которым его накачали, достаточно надёжен, но вы всё равно не расслабляйтесь. На людей, находящихся в таком состоянии, анксиолитик может действовать неоднозначно.

– Спасибо, мистер Браун, - сказал детектив. – Думаю, я справлюсь.

– В таком случае, я вас оставлю. Со всеми этими несчастьями очень много работы, к тому же мне недавно сообщили о приезде полиции. Уверен, что у них будут ко мне вопросы, на которые я должен ответить. Неприятная процедура, но что делать!

– Все вы недолюбливаете копов, - с улыбкой погрозил пальцем детектив. – А между тем, полиция вас всё-таки охраняет!

– Н-не спорю, - склонив голову на бок, ответил Главврач. – Если что, с вами будет охранник. Он будет дежурить около двери.

– Хорошо, мистер Браун. Мы всё поняли. Не смеем вас больше задерживать.

Главврач кивнул и поспешил к выходу из этого ярко освещённого, но воняющего нечистотами подземелья.

Джойс и Прайс стояли перед дверью камеры мистера Торка.

Детектив взглянул на наручные часы, ожидая, пока охранник разберётся с ключами, чтобы отпереть дверь.

– Два часа ночи, Прайс.

– Если быть точным, два тридцать две. Поспать нам сегодня, видимо, не удастся.

– Ты ещё надеешься на сон? – фыркнул детектив. – Ну-ну…

Охранник, наконец, открыл дверь.

– Господа, - сказал малый в униформе, - пациент, конечно, накачан какими-то транквилизаторами, но вы всё равно держите ухо востро, потому как этот субъект слишком опасен. Если что, дверь не заперта, и я за дверью.

– Спасибо, приятель. Но мы с Прайсом тоже достаточно опасны. Правда, Прайс? К тому же, у нас есть парочка аргументов в свою защиту, в виде Ремингтона девятого калибра у меня, и у Прайса… Прайс, что у тебя?

– Старая добрая Беретта.

– Ну вот, - развёл руками Джойс. – Так что, не переживайте за нас, мистер. Тем более что Прайс останется с вами, здесь, за дверью.

– Чт… То есть, как? – не понял Прайс.

– Да, Прайс. Ты останешься здесь, с мистером охранником. А в камеру я пойду один.

– Но почему?!

– Заешь, Прайс, - мечтательно протянул детектив, - иногда нужно остаться один на один со злом, чтобы в открытом бою раскусить его, раскроить ему череп и прижать к стенке его бездыханное тело.

– Я не понял, - вмешался охранник, - вы хотите его убить?

– Нет, приятель! – засмеялся детектив. – Не обращайте внимания, это у меня высер философии такой.

Джойс хохотнул, но практически сразу улыбка сошла с его лица, оставив после себя непроницаемую маску, сверкающую жирным блеском в свете яркого освещения.

– Вы увере…

– Да, Прайс. Не волнуйся за меня.Он…не опасен.

И детектив вошёл в камеру.

На протяжении восьми минут всё было тихо. Прайс – сам не зная для чего – засёк время; секунды отсчитывали такт, миллисекунды мелькали на циферблате, как сумасшедшие, а минуты, казалось, стояли на месте, и только иногда одна циферка сменялась другой.

Время тянулось, как осточертевшая жвачка, которую надоело жевать, но почему-то жалко выплюнуть.

Охранник, как истукан, стоял около двери и ни разу даже не пошевелился. Его поза напомнила Прайсу терминатора Т-800, который стоял у окна всю ночь, охраняя Джона Коннора.

Прайс незаметно улыбнулся…

Когда прошло девять минут сорок три секунды, Джойс вышел из камеры. Аккуратно прикрыл дверь и посмотрел по сторонам.

Охранник тут же заглянул внутрь, удостоверился, что там всё в порядке, и только после этого запер дверь.

– Ну, что? – спросил Прайс. – Как он там?

– Вот, что Прайс, - вздохнул детектив. – Теперь всё стало на свои места.

– Что случилось? Что он сказал? И что вы у него спрашивали?

– Много вопросов, Прайс. Много вопросов, - протянул Джойс и махнул помощнику, чтобы тот следовал за ним.

Прайс решил не торопить события; когда придёт время, думал он, этот строптивый детектив сам всё расскажет; надо потерпеть.

Они вышли из этого вонючего подвала, где располагалась камера мистера Торка. Наверху их встретило много народу. Шум, гам, все куда-то бегут, и эти все – люди в полицейской форме.

– Ага! – сказал Джойс. – Наконец-то наши друзья пожаловали. Много же работы им предстоит здесь, не находишь, Прайс?

– Да-а. Сразу три расследования.

– А мне кажется, все эти три дела можно будет соединить в одно.

– Это почему? Как связать самоубийство, падение с лестницы и случайное возгорание бензина на парковке?

Джойс как-то странно посмотрел Прайсу в глаза, пожал плечами и промолчал; повернулся на каблуках и зашагал в сторону выхода. Прайс поспешил за ним, ничего не понимая.

По дороге им встретились несколько знакомых – поздоровались, перекинулись несколькими словами, пожаловались друг другу насчёт своей трудной доли служителей закона, и разошлись.

Джойс спешил к машине.

Детектив на этот раз решил сам повести и уселся за руль.

Уже сидя в салоне, Прайс всё-таки не выдержал:

– Послушайте, Джойс! Что, чёрт возьми, происходит? Я ни черта не знаю! Бегаю за вами, как собачка и… и мне это надоело! Я должен знать ход дела. Что вам сказал тот ублюдок?

– Что сказал?.. – медленно переспросил Джойс и замолчал.

Детектив неспеша вытащил пачку сигарет, подкурил, глубоко затянулся и шумно выдохнул в потолок. Салон мигом наполнился дымом, от которого поморщился Прайс и открыл окно. Затем, также медленно, детектив вставил ключ, завёл машину и, положив запястье левой руки на руль, поехал к шлагбауму. Дым от сигареты, которую он держал в зубах, то и дело попадал ему в глаз, Джойс щурился и часто моргал, но сигарету изо рта не вынимал.

Всё это время Прайс не отрываясь смотрел на Джойса, ожидая ответа. Но тот молчал. Молчал до тех пор, пока додж не выехал на трассу. И только теперь детектив сказал:

– Всему своё время, дружище Прайс. Сдаётся мне, в самом скором времени, мы всё узнаем.

Он вдруг притормозил и свернул вправо, на грунтовую дорогу, что виляла среди полей и вела в чернеющий на фоне восходящей луны лес.

Прайс немного нервничал – не из-за того, что детектив его везёт неизвестно куда, а из-за того, что этот чёртов детектив играет в хранителя тайн, буквально издевается над своим помощником, который, кстати говоря, знать должен не меньше своего начальника. А этот напыщенныйсэрДжойс (мать его так!) молчит – ничего не рассказывает! Что там было в камере? Почему Джойс вышел оттуда какой-то странный и притихший? Что вообще за тайны могут быть между детективом и его помощником? Херня какая-то, черти бы её побрали! Но Прайс всё же терпеливо ждал. Ничего! Терпения хватит! Этот индюк всё равно расскажет – рано или поздно!

Тем временем, додж подъехал к самой кромке леса и остановился.

Кругом была темнота, хоть глаз выколи. Луна затерялась где-то в ветвях деревьев, а по тёмному ночному небу в полном молчании плыли слегка освещённые по краям облака.

Джойс снова подкурил.

– Ну? – вырвалось у Прайса.

– Да-да, Прайс. Да-да.

Детектив несколько раз глубоко затянулся. С каждой затяжкой горящий пепел его сигареты всё сильнее освещал его лицо кроваво красными отблесками. Наконец детектив приоткрыл окно и стрельнул бычком в высокую траву. После чего полез рукой под куртку, вытащил пистолет, взвёл курок и выстрелил в Прайса.

Прайс от неожиданности сперва даже не понял, что случилось. Как? Почему? За что? Он что, выстрелил? Выстрелил?! Серьёзно?!

Боль в грудной клетке вдруг разлилась по всем органам. Прайс согнулся, всё ещё сверля ничего не понимающим взглядом своего начальника. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли где-то внутри и ни в какую не хотели выходить.

Джойс пристально смотрел на Прайса. Потом последовал ещё один выстрел. Затем, ещё один.

Прайс откинулся в сторону и врезался правым виском в приоткрытое стекло. Его глаза уже почти ничего не видели.

Последний выстрел детектив произвёл в голову. Контрольный. Пуля прошла навылет, не оставив ни малейшего шанса на жизнь. Стекло окрасилось потёками крови; кусочки свернувшейся плоти мозга прилипли к стеклу и медленно сползали вниз, оставляя за собой тёмные, страшные дорожки.

Прайс застыл со слегка приоткрытым ртом. Мертвенно прищуренные глаза смотрели в пустоту. Теперь он был окончательно мёртв.

Джойс снова достал пачку сигарет, повертел её в руке и брезгливо выкинул в открытое окно.

– Это вредно для здоровья, - проговорил он.

Пистолет до сих пор был у него в руке. Джойс повернул дуло к себе, приставил ко лбу и не раздумывая ни секунды, нажал на спусковой крючок.

Раздался выстрел, который вышиб мозг детективу, заляпав свежей кровью всё заднее стекло.

Пистолет выпал из омертвевшей руки.

***

– Они называют меня сумасшедшим. О да! Сумасшедшим. Они думают, что я умственно отсталый. О да! Так и есть. Да, я умственно отсталый. Пусть! Пусть так думают! Но они, эти слюнявые людишки, они ничего не знают! Они не знают настоящей силы, настоящей мощи, которую даёт только отрицательная энергия. Энергия смерти. Энергия мучений, страха, энергия обречённости, опасности, энергия боли, отчаяния! Как велика сила этой субстанции! Они ничего не знают. Они глупы. Они существуют только лишь для того, чтобы сделать меня сильнее. Сильнее! Вскоре я восстану из тени, выйду на свет, чтобы затушить его. Тьма! Только в ней кроется вся энергия. И я соберу её. Я уже начал жатву. Пришло время собирать урожай. Каждая из их смертей выбрасывает такое количество энергии, что раньше я даже не мог этого себе представить. Но теперь я знаю. И теперь меня не остановить. Эти стены! Что они мне? Жалкое подобие тюрьмы. Но я покажу им, что меня невозможно посадить под замок. Невозможно остановить разбушевавшуюся стихию. С каждой смертью я становлюсь сильнее. Сильнее и сильнее! И придёт день, когда власть моя над энергетическим миром будет почти бесконечна. И я смогу наконец окончательно явить себя в этом мире. Я! Меня невозможно заточить. Я ураган, смерч, цунами! Я – это целый мир! Мир энергетических всплесков, контролирующих сознание материального мира. Это есть я – последний из первых, ставший во главе первых и подчинивший единого.

Мистер Торк вскочил со своей койки.

Низенький, скукоженный человечишка с перекошенным лицом и глубоким шрамом на щеке. В бездонной глубине его почерневших глаз тлели жёлтые огоньки. Исхудалое тело извивалось, как змея. Он широко расставил руки и прокричал, что есть силы:

– Да будет так! Да начнётся жатва! Смерть!

Квадратный светильник на потолке замигал, как от перепада напряжения. Маленький человечек стоял, расставив руки и глядя вверх, а вокруг него стали проявляться тёмные сполохи, которые захватывали всё больше пространства в камере, окутывая человека со всех сторон. Полупрозрачные тёмные лоскуты материализовывающейся и оживающей энергии вращались всё быстрее. Всё меньше оставалось света в этой маленькой камере. Тьма всё быстрее поглощала пространство.

Он чувствовал, что становится свободным, чувствовал, как энергия проходит сквозь его материальное тело, охватывает его со всех сторон, а затем врывается в него тончайшими струями, чтобы охватить каждую клеточку его тела, каждый атом, подчинить себе все мысли и чувства. И он не противился этому; он был рад. Экстаз клокотал внутри него, вызывая крупную дрожь. Глаза всё сильнее разгорались…

И потом он снова закричал. Душераздирающий вопль – вопль боли, страдания… Вопль, наполняющий жизнью то, что было мертво, то, что не рождалось никогда и никогда не умирало; через боль и невыносимые муки формировалась особая форма жизни, окончательно подчинив себе физическое тело человека.

Вопль…

***

Охранник не выдержал и ударил кулаком в запертую дверь.

– Заткнись же ты! Сколько можно орать?! Сейчас санитаров позову! Эй! Ты меня слышишь, придурок?! Снова сделают укол! Ты этого хочешь?!

В камере до сих пор звучал этот отвратительный вопль.

– Чёрте что! – сказал сам себе охранник и потянулся к поясу, где висела электрическая дубинка. – Ну, сейчас ты у меня заткнёшься.

Он выхватил из кармана связку ключей и открыл дверь.

Вопль моментально прекратился. Посредине камеры стоял мистер Торк и исподлобья смотрел на охранника. Тот застыл на месте, не веря в то, что видит: на него смотрели не глаза, – это были две бездонные пропасти, в глубине которых мерцало неугасимое пламя.

Воцарилась гробовая тишина. Охранник сделал шаг назад. Затем, ещё шаг. Ещё и ещё. Странное спокойствие поселилось в его душе; апатия, отрешённость и безэмоциональность. Он потянулся к поясу, где висела кобура, аккуратно вытащил пистолет и медленно двинулся по коридору. Подошёл к первой двери, где содержался один из четырёх обитателей этого подвала. Ключ вошёл в замок, клацнул, и охранник открыл дверь. В камере, на койке лежал мужчина. Охранник направил на него оружие и выстрелил в голову. Мужчина дёрнулся и застыл.

После этого охранник подошёл к соседней двери. Открыл и убил следующего пациента. Всё также спокойно он подошёл к камере старухи. Открыл дверь. Но здесь его ждал сюрприз: на койке никого не было. Охранник сделал шаг вперёд, осматривая камеру. И в тот же момент откуда-то сверху на него упала та старуха. Она стала страшно кричать. Пистолет выпал из рук мужчины, а старуха обхватила его руками и ногами и буквально разрывала его кожу острыми ногтями. Охранник закричал, очнувшись от своего наваждения. Он не совсем понимал, что здесь делает, как тут очутился; понял лишь одно – эта старуха в считанные минуты просто растерзает его тело, как взбесившийся ягуар. Надо срочно что-то делать.

Он попытался оторвать от себя бестию, но она крепко обхватила его, а затем с яростным воплем вонзила зубы в его шею. Кровь хлынула сильным потоком.

Из последних сил охранник смог изловчиться и ударить взбесившуюся пациентку, отчего та упала на пол. Но это её не остановило. Она вскочила и снова бросилась в его сторону. Прижав руку к страшной ране, охранник отскочил в сторону. Старуха промахнулась и выбежала в коридор.

Издав очередной вопль, она бросилась бежать по коридору. Поравнявшись с камерой мистера Торка, она остановилась и взглянула внутрь. Мистер Торк до сих пор стоял на том же месте. Старуха ужасно скривилась, зарычала и хриплым голосом проорала:

– Ты! Ты не выйдешь в этот мир! Ты должен сдохнуть, как все твои жертвы! Это не твой мир! Не будет здесь твоих порядков! Я низвергну тебя обратно туда, откуда ты пришёл! Убирайся!

С этими словами она ринулась в камеру мистера Торка и прыгнула на него, как хищница на добычу. Свет разлился по камере; стало нестерпимо жарко; яростный вихрь ослепительно белой энергии закручивался под потолком.

Мистер Торк, окутанный ожившими чёрными лоскутами, сдвинулся с места и остановил старуху одним движением руки.

– Ты не сможешь остановить меня. Слишком поздно. Я уже впитал в себя много энергии, и впитаю ещё больше! Теперь твоих сил недостаточно. Сотни лет противостояния закончатся твоим поражением. Наконец-то я смогу избавиться от антипода. Ты не сможешь более сдерживать меня. Ты пропустила момент, ведьма, и проиграла. Смирись же.

– Всю свою жизнь ты истязал людей! – кричала старуха. – Ты погряз в грехе, и как ты мог столько лет называть себя праведником? Ты преследовал еретиков, прикрываясь католической верой! Но это была ложь! Ширма, чтобы прикрыть твои злодеяния! Всю свою жизнь ты черпал энергию, добывая её посредствам страданий и смертей невинных жертв! Ты называл их еретиками, хотя сам был демоном! Твоё место в аду!

– Я и был там, старуха, - сквозь кривую усмешку произнёс Торк. – Но в аду слишком тесно и большая конкуренция. – Он зловеще засмеялся; его голос проникал, казалось, в самое сердце и разрывал его на части. – Слишком много сущностей в аду, которые хотят того же, чего хочу я. Я не мог с этим мириться. И поэтому выбрал другой мир. Этот мир. Мир плоти и крови. И я воплотился снова! Чтобы на этот раз достичь того, чего не смог тогда.

– Ты спалил меня на костре и это было твоей колоссальной ошибкой. Ты оставался в физическом теле, когда мой дух воспарил над костром. И в тот момент я была гораздо сильнее тебя и не дала твоим планам исполниться. Ты проиграл!

– Да. В тот момент ты взяла верх. Я не подумал об этом. Я действительно совершил ошибку. Но теперь ты уже не сможешь ничего сделать. Я стал сильнее. Те сотни лет, что я провёл в преисподней, не прошли даром. Я возвысился, мой дух окреп, я получил и утвердил в себе силу, о которой ты даже представления не имеешь. И теперь настал тот момент, когда никто не сможет встать у меня на пути. Я переродился в теле этого тщедушного человека, чтобы завоевать умы слабых духом и подчинить их волю, направить их действия в ту сторону, в какую нужно мне. Этот мир постепенно станет моим. И никто этого даже не заметит. Мир постепенно погрузится во мрак, в войны, в болезни и предательства. Тёмная энергия уже сейчас захватывает всё больше места в этом мире, и в итоге, когда воцарится полный хаос, я наконец смогу выйти и показать своё истинное лицо. Я смогу избавиться от этого уродливого тела, выбросить эту физическую оболочку, и тогда настанет моё время. Я заполучу этот мир и всю его энергию. И мой план не дано разрушить никому! Ты опоздала, ведьма! Твоё перерождение было слишком вялым, твоя энергия рассеялась в том костре, ты потратила её на возрождение, в вечном желании остановить меня. Но твои потуги тщетны. Теперь ты меня не остановишь! Пройдут года, и ты увидишь истинное царство мрака! Царство, где правлю я. И начало уже положено. Возопи же!

Тело старухи взвилось вверх, как пуля. Она корчилась в судорогах; ноги и руки её ломались, как соломинки; раздавался отвратительный хруст; с особым звуком лопнул череп, сломался позвоночник, а на затылке вылезли окровавленные хрящи. Её глаза вылезли из обит; нижняя челюсть оторвалась, и искалеченное тело старухи тут же было разорвано сверкающим белыми молниями, закручивающимся под потолком вихрем; и этот белый вихрь стал постепенно стихать, стал останавливаться и исчезать. Он таял, как снег под палящим солнцем. Не прошло и минуты, как тело старухи было окончательно разорвано в клочья, а белый вихрь постепенно исчез, уступив место тёмным лоскутам энергии, которые всё яростнее закручивались, образовывая настоящее торнадо вокруг тела мистера Торка.

И он сделал шаг вперёд. Теперь настал момент выйти из смрадной темницы и подчинить себе этот материальный мир.

Очутившись в коридоре, мистер Торк двинулся к лестнице, что вела наверх. Но в этот момент произошло что-то невообразимое, то, на что сверхсущество никак не рассчитывало.

Откуда-то появился тот самый охранник. Он с диким криком остановился посредине коридора с пистолетом в руке.

– Ты не выйдешь отсюда, тварь! Ты Зло! Ты должен исчезнуть!

И с этими словами он открыл огонь. Пули одна за другой пробивали тело мистера Торка. Торк стоял некоторое время, но что-то внутри его сломалось, он дрогнул и повалился назад. Тёмно-чёрные лоскуты энергии стали гаснуть и постепенно втягиваться в тело маленького, тщедушного человечка, что недвижим лежал на полу.

Тёмная кровь медленно растекалась, окрашивая шероховатые плитки.

Охранник не поверил своим глазам; он не думал, что будет настолько просто уничтожить этот ужас. Но доказательство того, что у него всё получилось, вот оно – лежит на полу в луже собственной крови.

Мужчина подошёл к телу, толкнул его ногой, нагнулся, прислушался к дыханию, присмотрелся к глазам. Веки не двигались, грудь не поднималась. Охранник наклонился почти к самым губам трупа, чтобы ощутить возможное дыхание. Но нет. Мистер Торк был мёртв.

– Получилось? – еле слышно прошептал мужчина, прижимая руку к своей кровоточащей ране.

Ещё некоторое время он стоял над трупом и не решался что-либо предпринять. Несколько минут спустя его внимание привлёк странный шум. Звук шёл сверху. Что там происходит?

Охранник быстрым шагом пошёл к лестнице, что вела из подвала на первый этаж. Он быстро преодолел двенадцать ступеней и открыл дверь.

То, что предстало его глазам, не укладывалось в голове. Широкий коридор выходил в большой зал. Всё это пространство было заполнено народом. Крики, шум, возня… и драки. Люди смешались словно бы в единую массу: полицейские, доктора, пациенты, санитары, уборщики, остальной медперсонал – все кричали и рвали друг друга в неистовой злобе. Откуда-то раздавались выстрелы. Пол был залит кровью. Куда не кинь взгляд, везде валялись бездыханные тела, растерзанные трупы, оторванные конечности, клочки вырванных волос; какие-то тряпки, шприцы, больничный инвентарь. Столы перевёрнуты, разбиты окна, выбиты двери; палаты раскрыты. Некоторые пациенты неистово размахивали руками, орали и неслись, врезаясь в стены, окрашивая всё вокруг в кровавые потёки.

Ничего не понимающий охранник не мог поверить глазам; в какой-то момент он даже подумал, что всё это ему только кажется (возможно, от укуса той сумасшедшей старухи), но стоило ему сделать несколько шагов вперёд, на него сбоку с диким криком налетел какой-то человек. Охранник среагировал сразу, увернувшись и сделав подножку. Тот, кто на него нападал, растянулся на полу. С огромным недоумением охранник заметил полицейского. В голове тут же проскользнула мысль: для чего полицейскому нападать с таким истошным воплем?

Но найти ответ он не успел, – полицейский тут же вскочил, выхватил пистолет и выстрелил. Пуля черканула по ноге. Охранник чуть не упал, но вовремя спохватился и понял: всё, что происходит вокруг – не мираж. Это на самом деле! Как бы смешно это не звучало: психиатрическая лечебница вдруг превратилась в самый настоящий сумасшедший дом! Дом, где абсолютно все одновременно сошли с ума, превратившись в буйных, ничего не понимающих, кровожадных, остервенелых психопатов!

Он понял: надо срочно смываться, иначе тут есть два варианта. Первый – он тоже может «заразиться» от них и стать таким же сумасшедшим; и второй – его просто могут убить. Второй вариант имел гораздо больше шансов, потому как трупы валялись практически везде – растерзанные, разрубленные, опухшие, в лужах крови.

И он побежал. Несколько раз пришлось уворачиваться от нападающих. Несколько раз его чуть не достали чьи-то окровавленные руки. Мимо пролетел какой-то тяжёлый предмет, чуть не угодив в голову. И последнюю преграду пришлось просто протаранить попавшимся под руку стулом: в дверном проёме, ведущем на улицу, стоял верзила. Этого верзилу охранник хорошо знал. Это был один из санитаров, который хорошо умел «находить общий язык» с особо опасными и разбушевавшимися пациентами. Охранник, когда увидел его перекошенное, лишённое разума лицо, понял, что спихнуть с дороги эту груду мышц просто так не удастся. Под руки попался стул с железными ножками; его он и схватил, после чего взял хороший разбег, держа стул перед собой, ножками вперёд.

Но даже это могло бы не помочь, если бы не счастливый случай. Какой-то полицейский вдруг набросился на верзилу с топором. Полицейский, конечно, отлетел, как шавка, но это-то и отвлекло санитара, и он получил сильный удар ножками стула в живот. Верзила потерял равновесие и повалился на спину. Охранник успел выскочить на улицу.

Здесь было немного спокойнее, но всё равно повсюду метались люди, гоняясь друг за другом.

Охранник долго не думал; он побежал, что было сил, сам не зная куда, лишь бы подальше от этого ада. Стоило ему подбежать к шлагбауму, как в этот момент раздался взрыв. Мельком взглянув назад, охранник догадался, что взорвался газ на кухне.

Был частично разрушен фасад здания. Пожар яркими сполохами пополз вверх, облизывая потрескавшиеся камни.

Медлить нельзя. Чёрт с ней, с этой больницей! Надо бежать, спасать свою жизнь!

И он снова побежал, перепрыгнув шлагбаум.

Спасение было близко, но звук выстрела заставил его остановиться.

Стало как-то муторно; по спине разлилась оглушительная боль, в которой потонули все звуки. Ночь стала какой-то ярко-тёмной – одновременно яркой, как блестящее солнце и тёмной, как вырытая могила.

Задыхающийся и выбившийся из сил, охранник упал. Приподняв голову, он увидел перед собой огромного мужика и не сразу узнал его. Только по белому халату и груде мышц стало понятно, что верзила-санитар всё же догнал его.

«Вот только, где он успел взять пистолет?» Этот странный вопрос пронёсся в мозгу, в то время как глаза видели несколько человек, бегущих по полю. «Сбежавшие больные…», - пронеслась мысль как бы на заднем плане, а впереди возвышался санитар, замахивающийся чем-то железным для последнего удара.

«Ну вот, и всё?» Не успел он в полной мере осознать эту мысль, как мир для него взорвался разными красками, но только на мгновение – взорвался только для того, чтобы сразу же померкнуть. Навсегда.

***

Восходящее солнце облизало первыми лучами крыши частных домов. Утро было тихим, безветренным и каким-то скучным. Но только не для Мэри и Лизи. Подруги шли по проезжей части, громко разговаривали и смеялись. И им было совершенно всё равно, что сейчас только лишь пять часов утра, что в частных домах, мимо которых они проходили, могут спать люди, что идут они по проезжей части!.. Весёлые, беззаботные, они шли, слегка пошатываясь, после ночи, проведённой на невероятно крутой вечеринке.

Можно было бы вызвать такси, но девушки решили прогуляться, тем более что домой идти ужасно не хотелось: во-первых, видеть недовольные гримасы родителей, которые опять начнут задавать тупейшие вопросы о том, где они были и с кем, а также, чтоименноони там делали; а во-вторых, очень не хотелось дышать перегаром, смешанным с парами марихуаны, прямо в лицо тем самым родителям.

Вот, они и шли неспеша, пока не заметили одиноко бредущего чудика. Чудик шёл навстречу девушкам. Одет он был странно, да и причёска какая-то лохматая, а на лице – уродливая гримаса. Девушки громко рассмеялись, когда Мэри сказала, что такая же гримаса будет на лице её отца, после того как он увидит сегодня свою дочь. Да, это была смешная шутка, и Лизи её очень высоко оценила.

Между тем, мужичок был уже в нескольких шагах.

Мэри не сдержалась и подозвала незнакомца. Тот подошёл. Ну, действительно! Урод, каких свет не видывал! И одежда бомжатская. И улыбка кривая. И лицо тупое, не бритое, с синим шрамом на полщеки. Урод! Алкоголик и бомж. Ну грех не поприкалываться над таким! И Мэри начала отпускать на его счёт разные колкости. Лизи решила действовать по-иному: она, наоборот, решила приласкать уродца и только потом, когда он «размякнет» по-настоящему, дать ему пинка под зад так, чтобы тот грохнулся и разбил себе этот уродливый нос. Вот это будет потеха!

Мэри поняла игру Лизи сразу, и подружки здорово начали разыгрывать свой спектакль. Но чем дольше они прикалывались, тем больше им казалось, что настоящим объектом насмешек являются именно они, а не смешной, тупой бомж, стоящий перед ними. Как это произошло, они даже сами не поняли. Не поняли, когда именно потеряли инициативу, когда перестали смеяться, когда начали по-настоящему прислушиваться к этому оборванцу, который на самом деле говорил вполне себе пристойные вещи, совсем не похожие на обычное бормотание пьяного бомжа. Да и вообще, пьяный ли он?! Что-то, говорит он слишком уж связно. Его речь льётся, как тихая река – плавно и убаюкивающе, каждое слово несёт в себе какой-то скрытый, непонятный на первый взгляд смысл.

Что это вообще за бомж какой-то неправильный!

А он всё говорит и говорит. Его трудно перебить. Да и перебивать его как бы и не хочется. Не хочется останавливать звук этого голоса!

В глубине души девушки удивлялись, как этот оборванец смог так их заарканить, что они почувствовали непреодолимое желание слушать его и делать то, что он прикажет… Прикажет?! Неужели они – чуть ли не самые крутые тёлки в колледже – вдруг станут потакать этому типу и более того, делать то, что он прикажет?!

Но бомж продолжал говорить, а «крутые тёлки» продолжали слушать.

Немного погодя, мужик как бы между прочим сказал:

– А вот я очень люблю мороженое. Оно такое прохладное, сладкое и вкусное. Обожаю этот освежающий молочный вкус! О! У меня идея! Девушки, а не хотите ли мороженного?..

Мэри и Лизи согласились…