Инженеръ Мэнни

1. Нэтти.

Прошло двѣнадцать лѣтъ.

На одной изъ пролетарскихъ окраинъ Центрополиса, въ тусклоосвѣщенной подвальной залѣ небольшого трактира собралось около тридцати человѣкъ. Худощавыя фигуры, энергичныя, интеллигентныя лица, рабочіе костюмы… Когда двери были заперты, и водворилось молчаніе, старикъ-предсѣдатель поднялся и сказалъ:

— Братья!

(Таково было обычное въ тѣ времена обращеніе между членами рабочихъ организацій).

— Я объявляю открытымъ Совѣтъ Федераціи Великихъ Работъ.

— Вы, секретари союзовъ, хорошо знаете то положеніе вещей, которое вынудило васъ тайно здѣсь собраться, чтобы найти и обсудить общій планъ дѣйствій. Вы знаете, что условія труда становятся у насъ все болѣе невыносимыми. За годы, прошедшіе со времени неудачной всеобщей забастовки и разстрѣла тысячъ нашихъ братьевъ, наглость эксплоататоровъ непрерывно возрастала. Заработная плата уменьшилась на треть, между тѣмъ какъ почти все стало дороже. Рабочій день повсюду шагъ за шагомъ увеличили съ десяти до двѣнадцати часовъ. Инженеры, подрядчики, даже десятники обращаются съ нами, какъ съ крѣпостными; насъ штрафуютъ и разсчитываютъ по произволу. Наши организаціи преслѣдуютъ систематически. Вы помните, чего намъ стоило возобновить ихъ послѣ разгрома. Теперь активныхъ работниковъ увольняютъ съ работъ подъ первымъ попавшимся предлогомъ, а то и безъ всякаго предлога: почти всѣ вы испытали это на себѣ.

— Но растетъ и недовольство. Долго подавленный, пролетарій поднимаетъ, наконецъ, голову. Онъ осматривается вокругъ и говоритъ: «Да что же это? Почему? На какомъ основаніи?». А затѣмъ онъ переходитъ и къ другому, болѣе важному, вопросу: «Что надо дѣлать?». Этотъ вопросъ мы тысячи и тысячи разъ слышали отъ братьевъ на мѣстахъ; къ нему приводилъ насъ каждый разговоръ съ ними. Этотъ вопросъ собралъ насъ сюда, заставилъ возобновить, послѣ долгаго перерыва, нашу, запрещенную правительствомъ, Общую Федерацію. Соединимъ весь нашъ опытъ, всѣ наши силы для общей работы, отъ которой будетъ зависѣть судьба милліоновъ нашихъ братьевъ, и не разойдемся, пока не рѣшимъ этого вопроса!

Итакъ, братья, разскажите, что знаете, и предложите, что считаете лучшимъ!

Десять ораторовъ, всѣ съ разныхъ каналовъ, одинъ за другимъ брали слово.

Ихъ рѣчи были коротки: сжатая характеристика положенія на мѣстѣ, нѣсколько типичныхъ фактовъ относительно условій труда, нѣсколько цифръ относительно состоянія организацій, затѣмъ выводы. Всѣ сходились на томъ, что надо немедленно сообща начинать борьбу, иначе она вспыхнетъ разрозненно и стихійно; всѣ признавали, что единственное оружіе — всеобщая забастовка, что ея лозунгомъ должно быть возвращеніе прежнихъ условій труда, какія были до первой стачки. Нѣкоторые предложили обратиться за поддержкой къ желѣзнодорожникамъ, механикамъ и углекопамъ, наилучше организованнымъ изъ остальныхъ рабочихъ: они также много потеряли за эти годы подъ ударами усилившихся синдикатовъ, и можно было надѣяться, что они согласятся выступить одновременно со своими требованіями; тогда шансы побѣды были бы очень велики. Казалось, что планъ дѣйствій почти выясненъ, когда слово взялъ немолодой, сидѣвшій рядомъ съ предсѣдателемъ, рабочій — Арри.

— Братья, — сказалъ онъ, — я предлагаю вамъ дать слово для доклада моему сыну, инженеру Нэтти. Онъ присутствуетъ здѣсь пока безъ права голоса, не какъ представитель союза, а какъ одинъ изъ устроителей съѣзда. Нѣкоторые изъ васъ его знаютъ: онъ объѣхалъ съ порученіями по этому дѣлу половину организацій. Мы привыкли не довѣрять чужимъ, и это правильно: сколько насъ обманывали, сколько намъ измѣняли въ прошломъ! Но онъ не чужой намъ; онъ изъ рабочей семьи, да и самъ еще мальчикомъ работалъ на заводѣ. Онъ много учился; если подъ конецъ онъ пошелъ и туда, гдѣ учатся наши враги, то сдѣлалъ это для того, чтобы найти новое оружіе для защиты нашего дѣла. Вы не потеряетѳ времени, если выслушаете его.

Всѣ единодушно выразили согласіе. Тогда поднялся высокій молодой человѣкъ съ ясными, зеленовато-синими глазами.

— Братья! Къ тому, что предыдущіе ораторы сказали о положеніи рабочихъ на мѣстахъ, объ ихъ настроеніи, надеждахъ и желаніяхъ, я ничего не могу прибавить, въ этомъ всѣ вы компетентнѣе меня. Я буду говорить о другой сторонѣ дѣла, сообщу вамъ такія вещи, о которыхъ, навѣрное, многіе изъ васъ догадывались, но никто не нашелъ возможнымъ упоминать, не имѣя точныхъ данныхъ и доказательствъ, — о томъ, какъ ведутся Великія Работы въ техническомъ и финансовомъ отношеніи. Это — сплошное царство грубыхъ ошибокъ и безпримѣрной недобросовѣстности, невиданнаго грабежа и хищенія. Я утверждаю это и могу доказать: вотъ уже нѣсколько лѣтъ, еще съ того времени, какъ я былъ студентомъ, я изучаю это дѣло. У меня были не только всѣ печатные отчеты и матеріалы, доступные спеціалистамъ; при помощи личныхъ связей, которыя мнѣ удалось завести въ инженерномъ мірѣ, и особенно — среди служащихъ Центральнаго Управленія работъ, я получилъ доступъ къ документамъ, которые хранятся въ глубинѣ архивовъ и вдали отъ нескромныхъ глазъ; многое, кромѣ того, пришлось увидѣть и разузнать на мѣстѣ, во время организаціонныхъ поѣздокъ по нашимъ общимъ дѣламъ. Когда я все собралъ, сопоставилъ, раскрылъ противорѣчія фальшивыхъ цифръ и подвелъ итоги, предо мной выступила картина чудовищная, подавляющая.

— Планы великаго инженера были искажены, извращены новыми руководителями работъ, частью по бездарности, а главнымъ образомъ — изъ-за корыстныхъ, мошенническихъ расчетовъ. Знаете, почему на Гнилыхъ Болотахъ, вмѣсто предположенныхъ двухъ лѣтъ, работы продолжались почти четыре года? Во-первыхъ, не были примѣнены спеціальныя машины, не только тогда уже изобрѣтенныя, но испытанныя и одобренныя инженерами Мэнни и Маро. Во-вторыхъ, была отклонена линія канала вдоль края болотъ, подъ тѣмъ предлогомъ, чтобы избѣгнуть лежащаго дальше каменистаго грунта, котораго — я убѣдился въ этомъ своими глазами — тамъ вовсе нѣтъ. Кому и зачѣмъ это было нужно? Дѣло въ томъ, что рабочіе умирали тысячами; но больше половины умершихъ по цѣлому году, по полтора года продолжали числиться въ спискахъ, какъ работающіе или какъ больные; плата на нихъ получалась. Кѣмъ? Про то извѣстно подрядчикамъ и инженерамъ. А потомъ — пенсіи семьямъ погибшихъ. Хотя на тѣ мѣста заботливо переводили безсемейныхъ и холостыхъ, — у всѣхъ умершихъ оказывались семьи; и вотъ уже сколько лѣтъ пенсіи выплачиваются по меньшей мѣрѣ двадцати тысячамъ несуществующихъ семей.

— Вы всѣ замѣчали, конечно, какъ часто масса рабочихъ безо всякой видимой причины переводится съ однихъ участковъ на другіе, а съ тѣхъ на эти. Причина есть, и очень простая. Бухгалтерія ведется такимъ образомъ, что до конца отчетнаго года переведенные рабочіе числятся на прежнемъ мѣстѣ, но также на новомъ. Заработная плата ассигнуется двойная, — но вы знаете, что двойной платы они не получаютъ. Этимъ способомъ и еще другими достигается то, что, по офиціальнымъ отчетамъ, на рабочихъ идетъ больше, чѣмъ во времена инженера Мэнни, хотя число ихъ остается почти прежнее, а заработокъ каждаго — на треть меньше.

— Вы помните катастрофу на каналѣ Ганга, когда при закладкѣ минъ отъ неожиданнаго ихъ взрыва погибло двѣ тысячи человѣкъ. Офиціальное слѣдствіе нашло небрежность и неосторожность, было отрѣшено отъ должности три инженера, посаженъ въ тюрьму одинъ случайно оставшійся въ живыхъ минный техникъ. Но вы не знаете того, что всѣ три уволенныхъ инженера сразу стали богатыми людьми. Въ опубликованномъ отчетѣ слѣдствія не напечатано также то, что они первоначально отвѣтили на допросѣ. Они сказали, что взрыва нельзя было предвидѣть, онъ произошелъ самопроизвольно, потому что динамитъ былъ негодный. Этотъ сильнѣйшій и самый дорогой по цѣнѣ видъ динамита долженъ приготовляться изъ абсолютно-чистыхъ химическихъ матеріаловъ. Если взять матеріалы почти, но не абсолютно чистые, то его приготовленіе обходится втрое дешевле, и взрывная сила та же, но онъ тогда можетъ взрываться самъ собою. Нечего и говорить, что динамитно-пороховой трёстъ поставляетъ его все это время по цѣнѣ состава идеальной очистки, т.-е. втрое дороже дѣйствительной; а жизнь рабочихъ, конечно, въ счетъ не идетъ. Нѣсколько мелкихъ несчастныхъ случаевъ прошли незамѣченными; большая катастрофа подвергла опасности прибыль треста. Прибыль эта, благодаря гигантскому примѣненію динамита на Великихъ Работахъ, измѣряется сотнями милліоновъ въ годъ. Не удивительно, что они бросили десятокъ милліоновъ, чтобы заткнуть ротъ слѣдователямъ и обвиняемымъ.

Тутъ одинъ изъ делегатовъ прервалъ оратора: «Вы можете доказать все это?».

— Да, могу, — отвѣтилъ Нэтти. — Братья рабочіе достали мнѣ образцы динамита, и я сдѣлалъ анализъ. Черезъ друзей инженеровъ на самомъ большомъ динамитномъ заводѣ я разузналъ въ точности способы приготовленія. Черезъ банковыхъ служащихъ мнѣ удалось хитростью выяснить время, когда у трехъ инженеровъ появились милліонные вклады. И я могу доказать еще больше, — что двѣнадцать лѣтъ тому назадъ девять десятыхъ акцій динамитно-порохового трёста были скуплены Фели Рао, предсѣдателемъ Центральнаго Правленія Великихъ Работъ, доказать это и многое другое, о чемъ долго было бы вамъ разсказывать.

— Я скажу вамъ, къ чему привели меня мои подсчеты. За двѣнадцать лѣтъ бюджетъ Великихъ Работъ составилъ съ небольшимъ пятьдесятъ милліардовъ. Изъ нихъ расхищено и раскрадено отъ шестнадцати до восемнадцати милліардовъ. Одинъ Фели Рао, состояніе котораго тогда равнялось «всего» пятистамъ милліонамъ, теперь «оцѣнивается» въ три съ половиной милліарда. А самыя работы страшно замедлились. Нектаръ и Амброзія должны были быть закончены уже нѣсколько лѣтъ тому назадъ; между тѣмъ, они будутъ готовы только черезъ полтора-два года. Такъ же и на другихъ каналахъ. Великое дѣло обезсилено хищниками, — его, какъ и кровь рабочихъ, они приносятъ въ жертву своей безграничной жадности.

— Первый выводъ ясенъ. Въ свои требованія вы включите: прекращеніе грабежа, судъ надъ преступниками, конфискацію похищеннаго. А я одновременно съ нашимъ манифестомъ выпущу свою книгу разоблаченій, съ точными данными и документами. На этомъ пунктѣ насъ поддержатъ широкіе слои буржуазіи, задавленные синдикатами и полные ненависти къ ихъ дѣльцамъ-милліардерамъ. Правда, борьба станетъ тѣмъ болѣе ожесточенной, противъ насъ будутъ пущены въ ходъ не только всѣ законныя, но и всѣ незаконныя средства. Это не заставитъ насъ отступить. Согласны ли вы съ моимъ первымъ выводомъ?

— Да! Да! Конечно! — пронеслось по залѣ.

— Теперь подведемъ итоги нашимъ требованіямъ и посмотримъ, что получается. Мы хотимъ такой заработной платы, такого рабочаго дня и такого порядка на работахъ, какіе были до первой забастовки, то-есть — при инженерѣ Мэнни. Мы хотимъ положить конецъ грабежу, хищеніямъ, неумѣлому и опасному для рабочихъ техническому веденію работъ, — всему, что началось послѣ инженера Мэнни. Надо ли говорить вамъ, какой второй выводъ логически вытекаетъ изъ этого? Мы должны требовать возстановленія въ правахъ инженера Мэнни.

Ропотъ неодобренія среди слушателей. Восклицанія: «Никогда»! — «Что онъ говоритъ?» — «Невозможно!» — «Это насмѣшка надъ нами!» — «Такъ вотъ къ чему все клонилось!». Возбужденіе усиливается, нѣкоторые порывисто вскакиваютъ съ мѣста. Арри кричитъ: «Дайте ему высказаться до конца!». Нэтти остается неподвижнымъ въ позѣ ожиданія. Предсѣдатель призываетъ къ спокойствію. Мало-по-малу тишина возстанавливается. Въ атмосферѣ недовѣрія, недоумѣнія Нэтти продолжаетъ:

— Братья, для меня не новость, что вы ненавидите инженера Мэнни. Но дѣло идетъ не о нашихъ чувствахъ, — дѣло идетъ о борьбѣ и побѣдѣ. Поэтому обсудимъ безпристрастно. Что имѣете вы противъ возвращенія инженера Мэнни.

Снова рядъ бурныхъ восклицаній: «Онъ врагъ союзовъ!» — «Онъ убійца нашихъ братьевъ!» — «Онъ виновникъ забастовки и пролитой крови!» — «Развѣ вы не знаете?». Нэтти дѣлаетъ знакъ, что хочетъ говорить дальше. Водворяется снова неспокойное молчаніе.

— Вотъ вы сказали то, что думаете, и теперь я прошу васъ, не прерывая, выслушать меня до конца: все равно, вѣдь, рѣшать будете вы, а не я. Разберемъ обвиненія. Первое: Мэнни — врагъ союзовъ. Безусловно вѣрно. Ну, а нынѣшнее Управленіе Работъ — не врагъ союзовъ? А то, которое смѣнитъ его, не будетъ, во всякомъ случаѣ, врагомъ союзовъ? Мы не дѣти, чтобы надѣяться на иное. Мы не измѣнимъ этого, пока существуетъ нынѣшній строй, пока держится эксплоатація, пока одинъ классъ господствуетъ надъ другимъ и боится его. Но и враги бываютъ разные. Мэнни не признавалъ союзовъ, отказывался вступать въ переговоры съ ними. Однако, преслѣдовалъ ли онъ ихъ? Развѣ тогда увольняли за участіе въ союзахъ? Развѣ нашей Федераціи приходилось скрываться въ подпольѣ? Онъ — человѣкъ другого міровоззрѣнія, но дѣйствовалъ честно и открыто, его вражда была идейной и принципіальной. Нынѣшніе директора иногда говорятъ вамъ: «Пусть союзъ пришлетъ своихъ делегатовъ, мы обсудимъ съ ними ваши требованія». А что бываетъ потомъ съ этими делегатами? Предпочтете вы такое отношеніе къ союзамъ? Нѣтъ, братья, намъ обыкновенно не приходится выбирать своихъ враговъ, но когда это возможно, надо ихъ различать.

— Развѣ это главное? — прервалъ одинъ молодой делегатъ. — А кровь нашихъ братьевъ?

— Да, въ этомъ, дѣйствительно, главное. И тутъ я долженъ разсказать вамъ то, чего вы не знаете. Вы были введены въ заблужденіе съ самаго начала; а потомъ враги скрывали отъ васъ истину; раскрыть же сами вы ея не могли; и не на то были направлены ваши заботы въ эти тяжелые годы. Эта истина вотъ какая: инженеръ Мэнни невиновенъ ни въ гибели тѣхъ, кого задушили лихорадки на работахъ, ни въ крови тѣхъ, кто былъ убитъ при забастовкѣ.

— А кто же отправилъ рабочихъ на Гнилыя Болота?

— Братья, это сдѣлалъ не инженеръ Мэнни. Это сдѣлала необходимость. Вы повѣрили лживой, предательской брошюрѣ, авторъ которой, скрывшій свое имя, — инженеръ Маро — зналъ, что онъ васъ обманываетъ, и зналъ, зачѣмъ дѣлаетъ это. Каналу Амброзія нельзя было дать другое направленіе; я сейчасъ объясню вамъ, почему.

— Навѣрное, всѣмъ вамъ извѣстно, что наша планета представляетъ шаръ изъ расплавленной, огненно-жидкой массы, покрытой снаружи застывшей, твердой корой. Кора эта не такая неподвижная и не настолько сплошная, какой она кажется нашимъ глазамъ. Она состоитъ изъ тѣсно сложенныхъ огромныхъ глыбъ или плитъ, образующихъ какъ бы гигантскую мозаику. До сихъ поръ не выяснено, по какимъ законамъ происходятъ движенія въ расплавленномъ океанѣ внутри планеты; но они совершаются постоянно, — вѣроятно, вслѣдствіе постепеннаго охлажденія и стягиванія всей этой жидкой массы, — и съ неуловимой медленностью въ ряду тысячелѣтій приподнимаютъ кору въ однихъ мѣстахъ, опускаютъ ее въ другихъ. Не всегда, однако, эти движенія протекаютъ такъ спокойно, такъ ровно. Иногда изъ нихъ рождаются страшныя, разрушительныя потрясенія коры, при которыхъ могутъ возникать или исчезать цѣлыя пропасти, возвышенія, озера, острова, и всякая жизнь подвергается грозной, неотвратимой опасности. На нашей планетѣ, внутреннее охлажденіе которой зашло уже далеко, эти явленія выступаютъ рѣдко, съ долгими промежутками, но тѣмъ грознѣе. Понятно, гдѣ бываютъ центры такихъ катастрофъ, гдѣ онѣ разражаются съ наибольшей силою: по линіямъ сложенія кусковъ исполинской планетной мозаики. И вотъ какъ-разъ на такой линіи расположена та долина, по которой, будто бы, можно было вести каналъ Амброзію; эта долина и образовалась когда-то сразу въ результатѣ землетрясенія, о которомъ у людей не сохранилось преданій; но еще около трехсотъ лѣтъ назадъ она сильно измѣнила свой видъ отъ новыхъ подземныхъ ударовъ; погибло и нѣсколько сотъ людей, — не больше потому, что мало ихъ тамъ жило. При другихъ землетрясеніяхъ были примѣры гибели цѣлыхъ городовъ съ десятками и сотнями тысячъ людей.

— Теперь представьте себѣ, что тамъ былъ бы проведенъ каналъ, съ цѣлой системой орошенія. Огромные города выросли бы на немъ, милліоны людей воздѣлывали бы поля и луга, оплодотворенные его водою. Прошло бы пятьдесятъ, сто, двѣсти лѣтъ, — наука еще не достигла предвидѣнья въ этомъ, — и все было бы разбито, быть-можетъ, уничтожено въ нѣсколько минутъ. Скажете ли вы, что тысячи жизней въ настоящемъ дороже тѣхъ милліоновъ въ будущемъ? Нѣтъ, вы никогда не думали такъ, вы — бойцы за свое дѣло, вы считаете правильнымъ и разумнымъ жертвовать тысячами жизней теперь, чтобы милліонамъ стало свободнѣе въ будущемъ. Такъ же, какъ вы, люди труда, думалъ человѣкъ науки, инженеръ Мэнни.

— Васъ обманули, вызвали на борьбу, подвели подъ выстрѣлы… Кто? Шайка безчестныхъ людей, съ Фели Рао и Маро во главѣ. Зачѣмъ? Чтобы свергнуть того, кто былъ неподкупенъ, кто стоялъ для нихъ на пути къ милліардамъ. Имъ удалось, и они взяли свое.

— Я не говорю о справедливости, хотя и къ врагамъ лучше быть справедливыми. Я говорю о побѣдѣ, объ успѣхѣ. Чѣмъ можете вы лучше разстроить ряды враговъ, какъ не этимъ неожиданнымъ и страшнымъ для нихъ требованіемъ? Общественное мнѣніе будетъ съ нами: оно давно стало склоняться на сторону Мэнни, оно уже возмущается тѣмъ, что для великаго человѣка не находится другого мѣста, какъ въ тюрьмѣ; эта трусливая, лицемѣрная публика заявляетъ, что онъ «уже искупилъ свое преступленіе». Но мы чувствуемъ не такъ, мы способны понять, что онъ поступилъ, какъ человѣкъ убѣжденія, и что преступникъ былъ не онъ, а осудившіе его лакеи капитала.

— И примите въ расчетъ еще одно: если возвращается Мэнни, его руками возстанавливаются всѣ старыя условія. Если же его нѣтъ, то противники съ нами торгуются, соглашаются на одно, отказываютъ въ другомъ; и возможно, что масса поддастся на частичныя уступки.

— Наконецъ, развѣ намъ не дороги интересы самаго дѣла, которое мы выполняемъ, самихъ Великихъ Работъ? Вѣдь, это — интересы человѣчества. И развѣ они не требуютъ, чтобы дѣло было передано тому, кто геніально его задумалъ и кто лучше всѣхъ сумѣетъ вести его?

— А въ томъ, въ чемъ онъ намъ враждебенъ, мы сумѣемъ бороться съ нимъ тогда, когда онъ будетъ стоять противъ насъ. И тогда, братья, мы постараемся показать себя достойными такого врага!

Послѣ рѣчи Нэтти нѣсколько минутъ никто не бралъ слова. Пораженные, ошеломленные слушатели отдавались своимъ тяжелымъ мыслямъ. Видя такое положеніе, выступилъ Арри.

— Я подтверждаю вамъ истину того, что сказалъ Нэтти. Больше, чѣмъ кто-либо изъ васъ, я ненавидѣлъ инженера Мэнни; и тогда я вначалѣ горячо стоялъ за борьбу. Но нѣкоторые факты скоро вызвали во мнѣ сомнѣніе. Когда Маро тайно пришелъ ко мнѣ и, разсчитывая на мою наивность, подъ видомъ фальшиваго призыва къ спокойствію, старался разжечь меня на агитацію лично противъ Мэнни; когда затѣмъ неизвѣстно откуда явилась и сразу распространилась массами анонимная брошюра, толкавшая на забастовку, тогда я почувствовалъ, что тутъ что-то неладно. Я убѣждалъ товарищей пріостановиться и выяснить дѣло, я указывалъ, что кто-то хочетъ играть нами; и нашъ сегодняшній предсѣдатель поддерживалъ меня. Къ несчастью, стачка возникла стихійно, и мы не успѣли никого убѣдить: а насъ, какъ и весь Совѣтъ Федераціи, немедленно вслѣдъ за тѣмъ арестовали, чтобы еще усилить ожесточеніе братьевъ. Въ тюрьмѣ предательскимъ способомъ мнѣ устроили побѣгъ, при которомъ должны были убить меня, чтобы я не явился свидѣтелемъ на процессъ Мэнни. Случайно рана оказалась не смертельной. Послѣ этого я рѣшилъ употребить всѣ усилія, чтобы узнать правду. Друзья доставили мнѣ въ тюрьму книги, я изучилъ нужныя науки, увидѣлъ ясно обманъ и подлую измѣну, догадался, зачѣмъ и кому она была нужна. Но у меня были только догадки, — доказательства нашелъ Нэтти; ему долго пришлось искать ихъ. Когда же, два года тому назадъ, я вышелъ изъ тюрьмы, то всѣ заботы направилъ на возстановленіе нашей Федераціи, а о томъ, что зналъ, не говорилъ никому, чтобы враги не были какъ-нибудь предупреждены и не помѣшали Нэтти довести его дѣло до конца. Но теперь все подготовлено, настало время дѣйствовать.

Послѣ Арри взялъ слово молодой делегатъ, который чаще всѣхъ перебивалъ рѣчь Нэтти.

— Хорошо! — сказалъ онъ нервнымъ, прерывающимся отъ волненія голосомъ. — Нэтти и Арри убѣдили меня, я буду голосовать за ихъ планъ. Но посмотрите, братья, какъ ужасно наше положеніе. Вотъ мы сейчасъ узнаемъ много вещей, о которыхъ не подозрѣвали. Но, вѣдь, отъ нихъ зависитъ наша судьба, наша жизнь, наша воля. Предатели говорили нашимъ братьямъ, что Мэнни напрасно послалъ ихъ на болота, — тѣ повѣрили. Арри былъ десять лѣтъ въ тюрьмѣ, онъ изучилъ геологію и говоритъ намъ, что это — ложь; мы, конечно, вѣримъ ему. Насъ заставили лишнихъ два года работать на тѣхъ же болотахъ, подъ предлогомъ какого-то каменистаго грунта; и мы ничего не знали. Нэтти объясняетъ, что этого не было нужно, что инженеры лгали; мы вѣримъ Нэтти. Насъ принуждаютъ работать съ негоднымъ динамитомъ, который каждую минуту можетъ взорвать насъ, и мы теперь только, послѣ гибели тысячъ людей, въ первый разъ объ этомъ услышали. Нэтти — инженеръ, онъ сдѣлалъ анализъ, мы имѣемъ всѣ основанія вѣрить ему. Но что же это такое: вѣрить, вѣрить и вѣрить! И потомъ, — если бы Нэтти не ушелъ изъ рабочихъ въ инженеры, если бы Арри не мучился десять лѣтъ въ тюрьмѣ, мы, можетъ-бытъ, ничего этого не узнали бы; наши рѣшенія были бы другія, наши силы были бы растрачены неразумно. Развѣ это не рабство, не самое худшее рабство? Нэтти, Арри, братья, гдѣ выходъ изѣ него? Какъ сдѣлатъ, чтобы мы могли сами знать и видѣть, а не только вѣрить? Или это невозможно, и всегда будетъ такъ, какъ теперь? А если это невозможно, то стоитъ ли жить и бороться, чтобы оставаться рабами?

Нэтти отвѣтилъ ему:

— Братъ, ты положилъ руку на больное мѣсто. Наука до сихъ поръ — сила нашихъ враговъ: мы побѣдимъ тогда, когда сдѣлаемъ ее нашей силой. Тутъ передъ нами великая и трудная задача. Мы будемъ, конечно, отвоевывать свободное время, чтобы учиться. Мы будемъ брать знаніе всюду, гдѣ возможно. Но этого мало. Обрывки и крошки знанія — это не то, съ чѣмъ можно сознательно рѣшать самые важные и сложные вопросы жизни.

— Нѣкоторымъ изъ насъ удастся, какъ удалось мнѣ, ближе подойти къ чужой наукѣ и овладѣть какъ слѣдуетъ какой-нибудь ея частью. И этого мало. Для пролетарія завоевано только то, что завоевано для всѣхъ. А нынѣшняя наука такова, что даже избраннымъ, которые нашли доступъ къ ней, достается ея малая доля: одна спеціальность. На большее нехватитъ времени и силъ. Но спеціальность не даетъ пониманія трудовой жизни въ цѣломъ.

— Мнѣ пришлось изучать разныя науки; я могъ сдѣлать это, потому что способности у меня больше, чѣмъ у многихъ другихъ людей. Изучая, вотъ къ чему я пришелъ. Нынѣшняя наука такова же, какъ общество, которое создало ее: она сильна, но разъединена, и масса силъ въ ней растрачивается даромъ. Въ ея дробленіи каждая часть развивалась отдѣльно и потеряла живую связь съ другими. Оттого получилось много уродливостей, масса безплодныхъ ухищреній и путаницы. Однѣ и тѣ же вещи, однѣ и тѣ же мысли въ разныхъ отрасляхъ имѣютъ десятки разныхъ выраженій и въ каждомъ изъ нихъ изучаются, какъ нѣчто новое. Каждая отрасль имѣетъ свой особый языкъ — привилегія посвященныхъ, препятствіе для всѣхъ остальныхъ. Много трудностей порождается тѣмъ, что наука оторвалась отъ жизни и труда, забыла о своемъ происхожденіи, перестала сознавать свое назначеніе; отсюда мнимыя задачи и часто окольные пути въ простыхъ вопросахъ.

— Все это замѣтилъ я въ современной наукѣ, и мнѣніе мое таково. Такая, какъ теперь, она не годится для рабочаго класса, и потому, что слишкомъ трудна, и потому, что недостаточна. Онъ долженъ ею овладѣвать, измѣняя ее. Въ его рукахъ она должна стать и несравненно проще, и стройнѣе, и жизненнѣе. Надо преодолѣть ея дробленіе, надо сблизить ее съ трудомъ, ея первымъ источникомъ. Это — огромная работа. Я началъ ее; другіе, кому удастся найти пути и средства, будутъ продолжать. Первые шаги, какъ всегда, будутъ дѣлаться въ одиночку; а потомъ силы объединятся. Одному поколѣнію не выполнить дѣла, но каждый шагъ его будетъ частицей освобожденія.

— Задача поставлена, необходимая задача. Она потребуетъ безчисленныхъ попытокъ, мучительныхъ усилій; путь къ ея рѣшенію пройдетъ черезъ многія неудачи и крушенія. Но такова и вся наша борьба. Она тяжела и не можетъ быть иною, потому что высокъ нашъ идеалъ. А если бы она была легка, тогда, братья, стоило бы говорить о ней?

2. Возвращеніе.

Инженеру Мэнни въ тюрьмѣ была предоставлена возможность не только заниматься наукою, что разрѣшалось вообще заключеннымъ, но также слѣдить за всѣмъ ходомъ общественной жизни. Вѣроятно, тутъ былъ извѣстный расчетъ со стороны его враговъ: заставляя его присутствовать при разрушеніи созданной имъ организаціи, при удаленіи лучшихъ его сотрудниковъ, при измѣнѣ остальныхъ, хотѣли усилить для него нравственную пытку, чтобы тѣмъ вѣрнѣе навсегда сломить его волю. Первые годы Фели Рао не терялъ надежды подчинить его, сдѣлать союзникомъ въ своихъ планахъ и нѣсколько разъ тайно, черезъ директора тюрьмы, предлагалъ ему, вмѣстѣ съ полнымъ помилованіемъ, всѣ тѣ условія, которыя когда-то передалъ ему въ послѣднемъ разговорѣ Маро. Мэнни не отвѣчалъ на эти предложенія. Онъ все время продолжалъ разработку своего плана работъ, пользуясь всѣми новѣйшими изслѣдованіями. Вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ успѣлъ сдѣлать нѣсколько важныхъ изобрѣтеній, которыя были потомъ примѣнены на работахъ.

Фели Рао чувствовалъ себя неспокойно. Общественное мнѣніе по разнымъ поводамъ то-и-дѣло возвращалось къ вопросу о Мэнни и съ каждымъ разомъ высказывалось настойчивѣе въ его пользу. Въ парламентѣ раздавались рѣзкія рѣчи; правительству и вѣрнымъ депутатамъ становилось все труднѣе удерживать прежнее положеніе. Рао рѣшилъ, что надо во что бы то ни стало отдѣлаться отъ опаснаго противника. Но въ тюрьмѣ это было невозможно. Центральный Домъ Заключенія отличался такой идеальной организаціей контроля, что для убійства потребовалась бы цѣлая масса подкупленныхъ сообщниковъ, и дѣло неминуемо обнаружилось бы. Отъ имени Президента Республики Мэнни на десятомъ году тюрьмы было офиціально предложено помилованіе. Мэнни отказался: по закону онъ имѣлъ право на это. Онъ не зналъ, что это спасало его жизнь. Но общественное мнѣніе было непріятно поражено непримиримостью Мэнни. Для Фели Рао это было хоть какимъ-нибудь выигрышемъ.

Но вдругъ разразился ударъ грома. Одновременно вышелъ манифестъ Федераціи Работъ, манифесты ряда другихъ союзовъ о солидарности съ нею и книга Нэтти: «Великія Работы и великое преступленіе». Рабочіе давали правительству и парламенту для отвѣта мѣсячный срокъ, угрожая всеобщей забастовкой; книга Нэтти сразу нашла милліоны читателей. Его разоблаченія вызвали массу подтвержденій; немедленно явились и новые обличители. Въ столицѣ и крупныхъ центрахъ произошелъ рядъ демонстрацій. Министерство пало. Даже президентъ Республики вышелъ въ отставку.

Новое правительство, не имѣя надежнаго большинства въ парламентѣ, немедленно его распустило и назначило новые выборы. Оно заявило рабочимъ, что во всемъ существенномъ согласно съ ихъ требованіями, и организовало слѣдствіе по поводу разоблаченныхъ преступленій. Было привлечено къ суду множество финансовыхъ и парламентскихъ дѣльцовъ; министръ юстиціи распорядился арестовать самого Фели Рао. Но тотъ не допустилъ этого: видя, что партія проиграна, онъ застрѣлился.

Мэнни опять было предложено помилованіе. Онъ снова отказался. Правительство не знало, что съ нимъ дѣлать, и было вынуждено ждать, пока собрался парламентъ. Къ этому времени слѣдствіе добыло уже массу матеріала; въ томъ числѣ выяснилось многое относительно закулисной стороны процесса Мэнни.

Наконецъ, выборы закончились, и депутаты съѣхались. Президентомъ Республики былъ избранъ прежній министръ, поддерживавшій Мэнни. На совѣщаніи правительства съ лидерами его партіи были выработаны новыя предложенія инженеру Мэнни.

Онъ ничѣмъ не выразилъ удивленія, когда въ его камеру неожиданно явились президентъ Республики съ премьеромъ и министромъ юстиціи; онъ только съ легкой ироніей предложилъ имъ свой единственный стулъ, а самъ отошелъ и прислонился возлѣ окна. Президентъ офиціально заявилъ ему, что правительство, въ виду открывшихся новыхъ фактовъ, думаетъ предложить Верховному Трибуналу пересмотръ его дѣла. При этомъ, до новаго рѣшенія дѣла, онъ, Мэнни, могъ бы быть предварительно освобожденъ и предварительно возстановленъ въ своихъ правахъ. Правительство желало бы заранѣе знать, будетъ ли онъ удовлетворенъ такой постановкой вопроса и согласится ли на этихъ условіяхъ немедленно вступить въ выполненіе прежнихъ обязанностей.

— На этихъ условіяхъ — нѣтъ, — отвѣчалъ Мэнни. — Я не согласенъ на предварительное освобожденіе. Если будетъ назначенъ пересмотръ, я не буду участвовать въ процессѣ и ограничусь заявленіемъ, что приговоръ этого трибунала для меня нравственно безразличенъ.

— Но почему же, наконецъ, — воскликнулъ министръ юстиціи, — почему вы такъ упорно отклоняете всѣ самыя почетныя возможности, которыя вамъ предлагаются? Если это протестъ противъ несправедливости, то она сдѣлана вамъ лично, а вы сами совершаете несправедливость по отношенію къ интересамъ человѣчества! Рабочіе васъ требуютъ, все общество желаетъ вашего возвращенія, для дѣла оно необходимо, и вы все отвергаете! Чего же вы хотите?

Мэнни съ улыбкой сказалъ:

— Вы меня не совсѣмъ поняли. Я отклоняю судъ Верховнаго Трибунала, потому что считаю его первый приговоръ несправедливымъ; и, слѣдовательно, съ моей точки зрѣнія, второй приговоръ также ничего не докажетъ, кромѣ готовности судей исполнять волю правительства, въ чемъ я и не сомнѣваюсь. Я хочу пересмотра дѣла инымъ, высшимъ судомъ — судомъ Человѣчества. Чтобы сохранить во всей полнотѣ и неприкосновенности право на эту апелляцію, я долженъ отказаться отъ всякаго компромисса, отъ всякаго явнаго или замаскированнаго помилованія. Вотъ почему я останусь здѣсь до конца. Но я не отказываюсь работать. Я все время слѣдилъ за дѣломъ, разрабатывалъ его планы, и могу руководить имъ независимо отъ мѣста, гдѣ буду находиться, — какъ вы, господа министры, руководите республикой, большей частью не покидая своихъ бюро. Тутъ есть неудобства и трудности, — я признаю это, — но если вы хотите, чтобы я взялся за дѣло, то вамъ надо примириться съ ними.

— Вы представляете себѣ, насколько неловкимъ будетъ все это время положеніе правительства? — съ горечью сказалъ премьеръ.

— Вотъ уже больше двѣнадцати лѣтъ, какъ я нахожусь тоже въ нѣсколько неловкомъ положеніи, — возразилъ Мэнни.

— Мы подчиняемся! — сказалъ президентъ.

3. Отецъ!

Газеты нѣкоторое время волновались по поводу отказа Мэнни отъ пересмотра дѣла, но, въ концѣ-концовъ, общественное мнѣніе успокоилось на томъ, что онъ, очевидно, эксцентрикъ и, какъ великій человѣкъ, имѣетъ право быть таковымъ; было написано нѣсколько ученыхъ статей о родствѣ геніальности съ сумасшествіемъ; онѣ много читались и цитировались; а выводъ былъ тотъ, что теперь общество сдѣлало, съ своей стороны, все возможное и ни въ чемъ упрекнуть себя не можетъ. «Великій человѣкъ» относился ко всему этому съ великимъ равнодушіемъ и энергично велъ реформу организаціи Великихъ Работъ.

Изъ своихъ старыхъ сотрудниковъ онъ выбралъ десять опытныхъ, надежныхъ людей и разослалъ ихъ ревизорами по мѣстамъ. Имъ были даны полномочія отстранять недобросовѣстныхъ служащихъ, не стѣсняясь ихъ рангомъ, пріостанавливать дѣйствіе убыточныхъ контрактовъ и подрядовъ, разбирать требованія рабочихъ, возстанавливать прежнія условія труда и прежніе порядки. Каждый ревизоръ самъ долженъ былъ подобрать себѣ помощниковъ и взять ихъ съ собою, чтобы въ случаѣ надобности замѣнять ими удаляемыхъ крупныхъ агентовъ. Ревизоры принялись за дѣло какъ нельзя энергичнѣе, были неподкупны и безпощадны. Газеты «либераловъ» — прежней партіи Фели Рао — прозвали ихъ «палачами герцога Мэнни».

Ревизовать и реформировать Центральное Управленіе работъ было задачей особенно важной, но и очень сложной. Мэнни сначала самъ думалъ выполнить ее, но оказалось, что тюрьма значительно стѣсняла его въ этомъ; а между тѣмъ, тутъ нужна была особенная быстрота. Тогда онъ письмомъ пригласилъ къ себѣ автора книги разоблаченій.

Когда Нэтти явился, Мэнни, предложивъ ему сѣсть, сразу спросилъ его:

— Вы — соціалистъ?

— Да, — отвѣтилъ Нэтти.

Мэнни посмотрѣлъ на него съ большимъ вниманіемъ. Впечатлѣніе получилось благопріятное: ясные лучистые глаза, открытое лицо, лобъ мыслителя, стройная и сильная фигура… Мэнни пожалъ плечами и про себя, вполголоса — тюрьма развила въ немъ такую привычку — произнесъ:

— Впрочемъ, Ксарма, великій ученый, тоже былъ соціалистомъ.

Потомъ, замѣтивъ свою невольную откровенность, онъ засмѣялся и сказалъ:

— Въ сущности, это не касается меня. Я хотѣлъ, если это возможно, узнать отъ васъ, какими путями вы собрали весь матеріалъ своихъ разоблаченій.

Нэтти сжато разсказалъ о разныхъ связяхъ, которыми онъ воспользовался, о тѣхъ пріемахъ, иногда рискованныхъ и не вполнѣ легальныхъ, которые онъ примѣнялъ, чтобы достать документы, о содѣйствіи рабочихъ и ихъ организацій. Мэнни слушалъ съ интересомъ, разспрашивалъ подробности. Нѣсколько разъ Нэтти приходилось затрогивать важные техническіе вопросы. Мэнни съ удивленіемъ убѣждался въ огромныхъ спеціальныхъ знаніяхъ своего молодого собесѣдника. Особенно его поражало глубокое, отчетливое пониманіе руководящихъ идей всѣхъ основныхъ плановъ системы работъ. Мало-по-малу разговоръ цѣликомъ перешелъ на эту почву.

Нэтти съ большой смѣлостью предложилъ рядъ крупныхъ измѣненій въ опубликованныхъ раньше проектахъ. Мэнни принужденъ былъ констатировать, что нѣкоторыя изъ этихъ измѣненій уже были внесены имъ въ послѣдующей разработкѣ плановъ, и что остальныя заслуживаютъ, во всякомъ случаѣ, обсужденія. Глаза Мэнни сіяли; онъ съ трудомъ скрывалъ свою радость: онъ нашелъ больше, чѣмъ искалъ.

Возвращаясь къ прежнему сюжету разговора, онъ спросилъ:

— У васъ есть, вѣроятно, еще матеріалы, кромѣ тѣхъ, которые вошли въ вашу книгу?

— Да, — отвѣчалъ Нэтти, — и очень много: все то, что давало подозрѣнія и вѣроятности, но не представлялось вполнѣ доказательнымъ. Если вы желаете, я предоставлю все это въ ваше распоряженіе.

— Очень хорошо, — сказалъ Мэнни. — А вы согласитесь взять на себя ревизію всѣхъ дѣлъ Центральнаго Управленія, подъ моимъ непосредственнымъ руководствомъ?

Такъ началась офиціальная карьера Нэтти.

Работа была колоссальная: приходилось разбираться за двѣнадцать лѣтъ, допрашивать сотни свидѣтелей, вести борьбу противъ хитрыхъ и опытныхъ дѣльцовъ. Но задача облегчалась энергичной поддержкой со стороны низшихъ служащихъ: сочувствіе ихъ Нэтти быстро завоевалъ непреклоннымъ противодѣйствіемъ всякимъ попыткамъ свалить вину на стрѣлочника. Благодаря этимъ союзникамъ, дѣло шло сравнительно быстро. Время-отъ-времени Нэтти являлся къ Мэнни съ отчетомъ. Въ большой тюремной камерѣ, съ нѣсколькими столами и полками, съ массою книгъ и бумагъ на нихъ, происходило короткое совѣщаніе. Два человѣка понимали другъ-друга съ полуслова. Въ нѣсколько минутъ подводились итоги, принимались отвѣтственныя рѣшенія.

Разъ Нэтти пришлось дѣлать подробный докладъ о «рабочей политикѣ» Центральнаго Управленія: о способахъ расхищенія заработной платы, о тайныхъ циркулярахъ, которые предписывали директорамъ на мѣстахъ, въ виду усиленія союзовъ, «усилить строгость, чтобы вызвать ихъ на открытыя выступленія, дающія законный поводъ къ рѣшительнымъ мѣрамъ».

Когда Нэтти говорилъ объ этомъ, онъ весь какъ-то измѣнился отъ глубокаго сдерживаемаго негодованія: голосъ его звучалъ глухо, выраженіе лица стало суровымъ, глаза потемнѣли, между бровей появилась рѣзкая складка. Посторонняго зрителя поразило бы въ тотъ моментъ его сходство съ Мэнни. Когда Нэтти кончилъ, Мэнни, ходившій изъ угла въ уголъ, вдругъ сказалъ:

— Странно! Вы мнѣ очень сильно кого-то напоминаете. Но кого? Можетъ быть, я встрѣчалъ вашихъ родителей?

Нэтти удивленно взглянулъ на него.

— Не думаю… Впрочемъ, своего отца я и самъ не знаю: мнѣ никогда не хотѣли назвать его. Это былъ какой-то богатый человѣкъ съ высокимъ положеніемъ; онъ бросилъ мою мать, даже не подозрѣвая обо мнѣ. А она — простая работница изъ Ливіи; зовутъ ее Нэлла.

— Нэлла!..

Это имя, какъ стонъ, вырвалось у Мэнни. Онъ поблѣднѣлъ и прислонился къ стѣнѣ. Нэтти быстро спросилъ:

— Вы ее знаете?

— Я — вашъ отецъ, Нэтти!

— Отецъ?!

Въ этомъ словѣ было только холодное изумленіе. Лицо молодого человѣка вновь стало суровымъ. Мэнни судорожно прижалъ руки къ груди. Съ минуту продолжалось молчаніе.

— Отецъ…

На этотъ разъ въ голосѣ слышалась задумчивость, усиліе понять что-то. Выраженіе Нэтти стало мягче, спокойнѣе.

— Я не знаю, что думать объ этомъ. Я спрошу у моей матери, — медленно произнесъ онъ.

— Я не знаю, что скажетъ вамъ Нэлла. Но вотъ что я могу сказать вамъ. Когда мы съ ней разставались, не было ни одного слова упрека съ ея стороны. И когда я былъ осужденъ, то раздался одинъ голосъ протеста, — это былъ ея голосъ, Нэтти.

Взглядъ Нэтти сразу прояснился.

— Это правда. Я былъ тамъ.

Вновь минута задумчивости. Потомъ молодой человѣкъ поднялъ голову и сдѣлалъ шагъ по направленію къ Мэнни.

— Я знаю, что скажетъ мама.

Онъ протянулъ руку Мэнни, и уже сдержанной лаской прозвучало еще разъ повторенное слово:

— Отецъ!