Имперец. Книги 1-5

Глава 1

Бальный зал в Кремле был впечатляющих размеров, впечатляющего шика, впечатляющего всего. Впрочем, чего еще можно ожидать от Романовых — эта семейка всегда знала толк в кутеже.

Двухуровневое вытянутое помещение, где с одной стороны был вход, а с другой широкая пафосная лестница с площадкой, на которой в иное время наверняка стоял трон. Сейчас же пространство пустовало, но предполагаю, что Иван Дмитриевич будет толкать речь откуда-нибудь отсюда.

Сам танцпол был абсолютно пустым пространством, имелись только диванчики в альковах для желающих перевести дух дам. Зато у зала имелся второй этаж с широким балконом, откуда можно было попасть в залы с закусками и комнатами отдыха, игральными или курительными.

Где прятался оркестр, я не понял, но живой звук ровно лился из ловко замаскированных динамиков.

В целом интерьер производил на меня сильное впечатление. Это помещение явно было помоложе жилых палат и представляло собой смесь классического славянского терема с вычурным барокко. То есть вроде бы резьба и орнаменты, но золото, шик и блеск.

Красиво, в общем, и я без зазрения совести крутил головой.

— Алекс, — шикнула на меня Демидова, легонько ткнув локтем под ребра. — Прекрати таращиться!

— Мне можно, я ж из деревни, — отмахнулся я.

— Не позорь Василису! — продолжала шипеть на меня княжна.

Я демонстративно закатил глаза, но спорить не стал.

В местном обществе манеры иногда работали эффектнее толстой пачки денег, и я не до конца понимал, почему этот пережиток прошлого никак не отмер в условиях довольно большой прослойки неблагородного населения с высоким уровнем дохода.

Впрочем, мне не сложно. Когда твой сын — реконструктор, там не только фехтовать и коня седлать научишься.

— Как скажете, Дарья Васильевна, — я вежливо наклонил голову.

У княжны Демидовой от такой резкой перемены глаза медленно, но верно полезли на лоб.

Впрочем, и среди аристократов были люди, ценящие личную выгоду больше каких-то там манер. Не успели мы войти в зал, как на Нахимова тут же повесилась девица. Ну, не прям на шею кинулась, но взяла его под руку, вцепившись мертвой хваткой.

— Кирилл Витальевич, какая встреча! — приятным, бархатным голосом промурлыкала девица.

Она была, пожалуй, хороша собой. В меру фигуристая, с интригующим декольте у платья и томным взглядом глаз, разукрашенных в лучших традициях африканских племен. Короче, классическая такая «удачно выйти замуж».

Нахимов был свободен и, думаю, никто бы не осудил его за время, проведенное в компании интригующего декольте девицы. Но княжич окинул охотницу таким высокомерным взглядом, что даже меня проняло.

— Думаю, Ольга Олеговна, я вряд ли сумею составить вам достойную компанию на этот вечер, — произнес он ровным безжизненным тоном. — То ли дело мой добрый друг, княжич Юсупов. Алмаз Маратович, подсобите.

Кирилл Витальевич ловким движением фокусника отцепил от себя девицу и перевесил ее на Тугарина, который, надо сказать, сначала оценил интригующее декольте девицы, и уже потом все остальное.

— Ольга Олеговна, какая приятная встреча! — мартовским котом заурчал Юсупов, держа девчонку крепко и не оставляя шансов девице вернуться к Нахимову.

— Но я… — попыталась было возразить та, но Тугарин не дал ей договорить:

— Но вы наверняка хотите что-нибудь выпить! — радостно оскалился Змий. — Пойдемте, здесь наверняка есть что-нибудь сладенькое для дам-с.

И княжич Юсупов отделился от нас, ведя свою растерянную добычу прямо в лапы алкогольному опьянению.

— Зря, — хмыкнула Нарышкина. — Ольга Олеговна у нас, между прочим, весьма завидная невеста.

— С удовольствием буду завидовать Алмазу, — парировал Нахимов с плохо скрываемой брезгливостью на лице.

— Как ни бегай, а рано или поздно, Кирилл Витальевич, глава рода тебя догонит и оженит, — покачала головой Нарышкина. — Княжескому роду нужен наследник, и я уверена, стоит тебе выпуститься из университета, на тебя найдут управу.

— Может быть, — не стал спорить Нахимов, подхватывая бокал с шампанским у курсирующего мимо официанта. — А может, я и сам приду с повинной.

Княжич отсалютовал нам бокалом и отделился, оставив девчонок лопаться от любопытства. Вероятно, Нарышкина бы и отправилась следом за Кириллом, требуя подробностей в таком принципиально важном для любой женщины вопросе, но к нам подошел Меншиков.

— Господа, дамы, добрый вечер, — поздоровался Максим. — Позвольте украсть у вас Марию.

С появлением Меншикова боярышня Нарышкина из любопытной кошки мгновенно превратилась в элегантную аристократку. Благосклонно кивнув Максиму, девушка приняла протянутую княжичем руку.

— Алекс, отдельно хотел поблагодарить тебя за шикарную организацию турнира, — продолжил Меншиков, оборачиваясь ко мне. — Выигрыш превзошел все мои самые смелые ожидания.

Я кивнул, принимая комплимент, а Максим продолжил:

— И должен отметить, что твой бой до сих пор будоражит моих, кхм, сторонников. Это была эффектная демонстрация.

Я усмехнулся, и княжич с невестой откланялись.

— Эх, испортит он нашу девочку, — печально вздохнул Лобачевский, провожая взглядом удаляющуюся парочку.

— Или она его, — задумчиво произнесла Дарья.

— Или она его, — согласился Андрей.

Я почему-то рассчитывал, что Лобачевский будет грустить весь вечер в одиночестве, но парень не терялся. Заприметив стайку девиц на другом конце зала, он взял на них курс и с крейсерской скоростью отправился в ту сторону.

— Что это с ним? — удивился Ермаков.

— М-м-м… — протянула Василиса, рассматривая девушек. — Кажется, там студентки физико-математического университета.

— А-а-а, Андрей Ильич решил совместить приятное с полезным, — понимающе хмыкнул Ермаков.

— Ну, будем надеяться, что наш боярич сегодня добудет свой трофей, — улыбнулась Демидова, а затем коснулась руки своего жениха. — Смотри, братья Шуйские. Думаю, нам стоит подойти и поздороваться.

Ермаков тяжело вздохнул, выражая этим все, что думал о предложении «стоит поздороваться», но покорно пошел в сторону двух невысоких, полноватых парней, нацепив самую вежливую свою улыбку.

Тяжела ты, доля аристократическая!

— Ты заметила, что у Демидовой, Нарышкиной и еще какой-то девицы платья схожи?

— Да! Как неприлично!

— Род Демидовых уже не тот, раз даже на уникальное платье дочери не могут раскошелиться…

— Глупости какие. Это же политика, девочки! Они одними этими платьями показали, что относятся к одной касте.

— Но Нарышкину же продали Меншикову.

— Ну кто знает, может, последний раз девчонка решила показать характер. Говорят, Меншиков-старший ух с каким тяжелым характером мужик! Сын наверняка такой же.

— Бедняжка…

— А кто третья с ними? Я ее не знаю.

— Подружка какая-нибудь…

— Подружек сюда просто так не протащишь.

— Да ладно тебе, это же Нарышкина. Она через папеньку сюда любую бы смогла протащить!

— Нет, точно вам говорю, цесаревич списки утверждал лично. В нашем университете вычеркнул двух княжон, трех княжичей и с дюжину бояричей. Не посмотрел на родовитость, посмотрел на средний балл.

— Суров…

— Но справедлив!

— И невероятно хорош собой.

— Ах, вот бы ему на глаза попасться. Он ведь еще не обручен?

— Объявлено не было.

— Так, может — это девица для него?

— Да нет, я ее знаю. Это какая-то простолюдинка из московского магического.

— Ничего себе! Давно ли Нарышкина и Демидова с простолюдинками якшаются?

— Ну на платье ей раскошелились, видать, девчонка полезная.

— А с кем она пришла?

— Ты его знаешь?

— Симпатичный какой…

— Может, чей-то бастард?

— Говорят, тоже из Демидовских.

— Точно бастард! Небось, набедокурил князь по молодости, а сынок ладный вышел.

— Придержали бы вы языки, девочки, мы же в Кремле!

— Ой…

Мы остались с Василисой вдвоем, но не чувствовали себя покинутыми или растерянными. Девушка рассказывала, что уже завтра наш проект запустится в полную мощь, чтобы на праздниках люди усердно делились фотографиями, видео и прочей ерундистикой в Сети. Я знал статус работ, но видел, как горят глаза Василисы, когда она смакует детали социальной сети завтрашнего дня, и не перебивал.

Перебил нас кое-кто другой.

— Добрый вечер, — поздоровался с нами Петр Голицын собственной персоной.

Я мигом вспомнил, что это тот левый придурок, которого мне пришлось ломать для успокоения толпы в своем клубе. Если он сейчас затребует сатисфакции, перед Иваном мне будет крайне неловко.

— Добрый, — спокойно ответил я, окинув парня оценивающим взглядом.

Было видно, что разговор со мной ему дается тяжело. Голицын изо всех сил держал лицо, но гордое превозмогание все-таки проскальзывало в мимолетной недовольной мимике. Хотелось поинтересоваться у Петра, как его рука, но бить лежачих все-таки нехорошо, даже словесно.

— Я бы хотел, м-м-м, извиниться за тот неприглядный случай в вашем клубе, — произнес Голицын. — Это был дурной поступок, и расплата за него оказалась соразмерна. Вы преподали мне урок, который я запомню на всю жизнь. И я хотел бы убедиться, что между нами не осталось никакого недопонимания.

Сказать, что я охренел — это ничего не сказать. Мне хотелось потыкать в парня пальцем и уточнить, не бил ли его кто на входе по голове.

А затем вспомнил беседу с Румянцевой, вернувшейся из Лондона. Руководил там на месте как раз князь Голицын. Не нужно быть гением, чтобы понять, что глава рода, представляющий нашу страну на территории потенциального врага, знает поболее среднестатистического аристократа. Князь явно выдал пистонов драгоценному сынуле, чтобы тот наладил со мной нейтральные отношения.

На перспективу думает мужик, мне нравится. Хоть и левый. С другой стороны, Меншиков вон тоже левый, это не мешает ему быть адекватным.

— Мы однажды уже все прояснили, если мне не изменяет память, — произнес я, смотря на парня тяжелым взглядом профессионального военного, отчего тот нервно сглотнул. — Но я надеюсь, что подобное больше не повторится.

— Конечно! — облегченно выдохнул Голицын.

А если повторится, у тебя есть еще одна целая рука и целых две ноги, парень.

В этот момент под гимн Российской Империи в зал вышел Его Высочество Иван Дмитриевич Романов. Народ подсобрался, кто сидел — тот встал, кто говорил — тот замолк, а Голицын тихо от нас отошел.

— Добрый вечер, дамы и господа, — произнес цесаревич сильным, уверенным голосом.

Микрофона видно не было, но динамики равномерно транслировали его речь по всему залу.

— Сегодня я возобновляю традицию новогодних балов, где собираются все самые талантливые студенты нашей империи. Вы — цвет нашей многонациональной страны. Вы — наше будущее. Вы — те, кто уже совсем скоро будет брать на себя ответственность за успехи нашей Родины.

Во всей толпе Его Высочество умудрился найти меня взглядом, и следующую фразу произнес, глядя четко мне глаза в глаза:

— Вы — те, на кого наша империя сможет положиться.

Иван снова окинул взглядом затаившую дыхание толпу и добавил:

— И я бесконечно рад приветствовать каждого из вас!

Зал взорвался аплодисментами, а цесаревич легко спустился по ступеням и принялся курсировать между студентами, знакомясь и перекидываясь парой слов с каждым.

Такая себе светская работенка, прямо скажем.

Естественно, все присутствующие следили за каждым словом цесаревича, запоминали очередность, по которой он подходил к гостям. Наверняка сегодня же ночью многие аристократические семьи на основе этих сведений начнут перекраивать свои планы и интриги.

— Он идет сюда, идет сюда! — тихонечко запищала Василиса, вцепившись мне в рукав пиджака бульдожьей хваткой.

— Расслабься, — я успокаивающе погладил рукой пальцы девушки на своем локте. — Он, конечно, наследник престола, но тоже человек. Ходит, дышит, ест…

— Не продолжай, — сердито прошипела Василиса.

— Добрый вечер, — улыбнулся Его Высочество, подойдя к нам.

Корсакова сделала полагающееся случаю дамское приседание, я же просто поклонился, как того требовал этикет.

— Александр Мирный, — представился я под насмешливым взглядом Ивана, — и Василиса Корсакова.

— Наслышан, наслышан, — улыбнулся цесаревич. — Говорят, вы разрабатываете какую-то интересную платформу?

— Д-да! — выдохнула Корсакова, чуть сбиваясь от волнения.

— Можете показать? — невинным тоном поинтересовался Его Высочество.

— Конечно! — оживилась Василиса.

Девушка выудила откуда-то из складок платья мобильный телефон, поклацала в нем и повернула экраном к Ивану.

— Вот это страница пользователя, вот такие у нее есть возможности, а здесь общая лента новостей, а вот тут можно добавить видео или аудио…

Иван смотрел с видом самым внимательным, как будто не заглядывал нам через плечо сто раз, когда мы обсуждали то или это за едой:

— Очень интересно, — произнес Иван Дмитриевич. — Я уже могу зарегистрироваться?

Василиса упала бы в обморок от восторга, но было никак нельзя:

— После полуночи будет доступна пользовательская версия, — пролепетала девушка.

— Прекрасно, — кивнул Его Высочество. — Тогда, надеюсь, вы с вашим спутником покажете мне свое творение и поможете создать учетную запись?

У Василисы случился натуральный шок. Девушка смотрела на цесаревича широко распахнутыми глазами с отпечатком полного восторга на лице и не могла вымолвить ни слова. Пришлось вмешаться в этот диалог.

— Это будет честь для нас, — ответил я за нас обоих.

Иван величественно кивнул и отправился дальше к кучкующимся химикам.

— Ущипни меня, я сплю… — пробормотала Василиса.

— За что можно ущипнуть? — сразу же оживился я.

— Алекс! — возмутилась Корсакова, но больше так, для порядка.

Я посмеялся над ее реакцией, но подкалывать больше не стал. Девушка пребывала в приятном шоке, и мне не хотелось горчить ей эти эмоции.

Когда Его Высочество обошел весь зал, грянул оркестр, намекая, что пора бы и потанцевать. Иван выдернул из стайки девиц боярышню Морозову и закружил ее в танце. Общество тут же пришло в экстаз и принялось делать ставки, будет ли девушка фавориткой или, может быть, сможет добиться предложения.

— Потанцуем? — предложил я Василисе.

— Ты умеешь? — удивилась она.

— К сожалению, — искренне вздохнул я, вспоминая свадьбу дочери, к которой пришлось разучивать всякие раз-два-три.

Кажется, Корсакова мое «к сожалению» не услышала, потому что просияла и поволокла танцевать. Пришлось отрабатывать повинность.

В целом, это было даже приятно — моя широкая ладонь на ее узкой талии, сияющие глаза девушки, вздохи зависти окружающих… Но я старый солдат, и лучше бы посидел в баре.

На мое несказанное счастье, после первого танца был какой-то проигрыш, в котором Василису похитили ее аристократические подружки с кем-то там знакомиться. Я с легкостью отпустил Корсакову трещать с другими девушками, потому как ей пора было заводить свои полезные связи. В этом обществе женщина хоть и не настолько влиятельна, как могла бы быть, но зато обладает убийственной мягкой силой. Когда у аристократических браков практически нет разводов, и жена будет пилить тебя дома вечно — с этим придется считаться.

Я поднялся на второй этаж, чтобы понаблюдать за залом и людьми в нем. Оперся о перила и принялся наблюдать за Корсаковой.

— А она молодец, — раздался голос и рядом возник Его Высочество. — Ты уже сделал ей предложение?

Иван повторил мою позу, и вот уже мы с ним вдвоем рассматривали зал. Вместо ответа я похлопал себя по груди, где во внутреннем кармане ждало своего часа кольцо.

— Своевременно, — одобрительно кивнул цесаревич.

Затем вздохнул и проговорил:

— Завидую я тебе. Выбрал хорошую девчонку сам и будешь счастлив. А мне выдали список, из которого нужно выудить более-менее приемлемый вариант.

— И как ты будешь выбирать? — вяло поинтересовался я.

— Ну, мне нужна девушка из слабого рода, чтобы ее родственнички не пытались сесть на шею. В идеале — сирота, — усмехнулся Иван в ответ.

— Как вон та? — я кивнул на девушку, сидящую на диванчике в алькове.

На ней было довольно скучное платье, зато на руке громоздился непропорционально большой аристократический перстень.

— Ну, — протянул Его Высочество, — типа того, да…

— Ну так и начни с нее, — предложил я. — Потанцуй, поговори о том, как снег падает. Вдруг приглянется?

Иван ответил не сразу — рассматривал девицу.

— А почему ты указал на нее? — неожиданно спросил цесаревич.

— Ну, платье скучное, значит, небогатая. Перстень есть — значит, аристократка. Вокруг нее нет ни толпы, ни даже одной подружки, значит, из ее рода нельзя выжать ничего полезного, — поделился своими наблюдениями я.

— Ты удивительно наблюдателен, — восхитился Иван. — Это боярышня Шереметьева. И она действительно из обнищавшего, никому не интересного рода.

— Ну и чего ты тогда все еще стоишь тут? Давай, пообщайся с девушкой. А то она там грустит совсем одна, а тут целый принц.

— Я — цесаревич, — педантично поправил меня наследник престола.

— Целый цесаревич, — кивнул я. — Представь, какое событие? Внукам будет рассказывать.

Иван закатил глаза, но легко оттолкнулся от перил и направился к Шереметьевой. Одиноко сидящая фигурка даже не подозревала, какое счастье чешет в ее сторону.

Глава 2

Мне хотелось понаблюдать с высоты балкона, как Его Высочество будет флиртовать с симпатичной бесприданницей, жалея, что попкорн с пивом здесь не распространены, но увы.

— Александр Владимирович, добрый вечер, — прервал мое одиночество подошедший парень.

Мы были знакомы шапочно — он входил в свиту Меншикова, и Максим нас представил как-то при встрече в клубе. Звали парня Федор, был он бояричем небольшого, но довольно крепкого рода Лаврентьевых и являлся одним из тех немногих, кто не мотылялся, как субстанция в проруби, когда под Максимом зашатался лидерский трон.

В целом, парень казался мне довольно приятным.

— Вечер добрый, Федор Викторович, — я приветственно кивнул.

— Как вам Кремль? — спросил парень.

Удивительно, но в его тоне не было ни подвоха, ни ехидства.

— В этом здании я еще не был, — равнодушно пожал плечами я в ответ, — оно кажется более современным, чем те, куда меня приглашали.

Лаврентьев лицо удержал, а вот стоящая рядом с ним девушка едва ли не засветилась от восторга и требовательно подергала парня за рукав. Тот спохватился:

— Разрешите мне представить вам боярышню Валерию Викторовну Ясеневую, с которой мы когда-то учились в школе и которая страстно желала с вами познакомиться.

Э?

— Александр Владимирович, не могу не выказать вам свое восхищение! — выдохнула девица, технично задвинув Лаврентьева.

Парень кинул на меня немного сочувствующий взгляд и, коротко кивнув, откланялся.

Э!!! Куда?!.

— Я так много о вас слышала и мечтала познакомиться лично! — продолжала тараторить девушка, потихоньку придвигаясь ближе. — Столько подвигов в столь юном возрасте! Награда из рук самого государя! И при этом вы здесь, значит, ко всему прочему у вас еще и высший балл!

У-у-у… Василиса, спасай…

Нет, ну вообще я, кажется, теперь понял, как сложно бедным рок-звездам и всяким там актерам удержаться от соблазнов. Тут чуть-чуть зазеваешься, а тебя уже оседлали. И Тугарина под рукой нет, на кого бы эту фанатку повесить?

Но вообще ситуация потрясающая. Женщина готова выпрыгнуть из трусов, потому что я отмечен наградами за боевые заслуги. Этот мир определенно продолжает меня удивлять!

— Алекс, прости, что заставила тебя скучать, — раздался рядом голос Василисы, и Корсакова недвусмысленно смахнула несуществующую пылинку с моего пиджака.

— Познакомься, это боярышня Валерия Викторовна Ясеневая, — представил я свою фанатку.

Корсакова недовольно прищурилась, и Ясеневая ответила ей таким же взглядом.

— Валерия Викторовна, это моя избранница Василиса Олеговна Корсакова.

Боярышня сначала недовольно поджала губы, а затем, видимо, решила, что такие несущественные мелочи ее не касаются. Она открыла было рот, чтобы продолжить наседать, как заиграла музыка.

В жизни бы не подумал, что с таким энтузиазмом потащу свою женщину кружиться в скучных фигурах светского танца!

Больше всего на свете Анастасия Шереметьева мечтала провалиться под паркет. Девушка категорически не хотела ехать на этот бал, но отец настоял — здесь имелся хоть какой-то шанс завязать полезные знакомства.

Шереметьевых никуда не приглашали уже очень давно — род разорился, и имеющихся денег едва-едва хватало, чтобы свести концы с концами. Это были не чьи-то злые козни, не глупая авантюра, а печальная реальность. Инвестиции в убыточные проекты, ошибки управления на собственных предприятиях, нарушение сроков исполнения контрактов — все это вместе ударило по роду Шереметьевых настолько сильно, что они уже вряд ли оправятся.

Анастасия знала, что участь ее будет незавидна — либо за небольшую плату ее продадут в какой-нибудь род ради родства с благородными, либо она будет прозябать во все нарастающей нищете.

Девушку ни первый, ни второй вариант не устраивал, и она с невероятным упорством и трудолюбием грызла гранит науки, чтобы сначала пройти вступительные экзамены, а потом и удержаться в университете.

Ей нравилось учиться, ведь на парах она могла блистать так, как никогда бы не блистала в обществе. И то, что она поддалась на уговоры и угрозы отца, чтобы явиться сюда, лишний раз подтверждало — от светских мероприятий стоило держаться подальше.

Аристократы к ней даже не подходили. Все знали, что с Шереметьевых нечего взять. А неблагородные держались вместе и, честно говоря, не слишком любили принимать в свой круг аристократов. Анастасия попала меж двух миров, и это было весьма печально. Ее дешевое платье, перешитое из бабушкиного, ее родовой перстень, одолженный у матери и слишком большой для тонкой девичьей руки — все это заставляло ее чувствовать себя очень несчастной.

Но девушка была полна решимости устроить свою жизнь. Ведь если благородные могут одним своим умом пробиться вверх по пищевой цепочке, почему же не сможет она?

И вот Анастасия сидела, крутила перстень на пальце и размышляла о том, что она больше ни за что и никогда не явится ни на одно светское мероприятие, как перед ее носом возникла пуговица.

Обычная такая пуговица. Золоченая и с двуглавым орлом.

Анастасия медленно подняла взгляд, чтобы почувствовать, как сердце начинает неистово биться в ребра.

— Мой друг заметил, что такая красивая девушка сидит совершенно одна на моем балу и скучает, — проговорил Иван Дмитриевич Романов, мягко улыбаясь. — Разрешите немного развеять вашу скуку и пригласить вас на танец?

Цесаревич только что пригласил на танец… ее?

Лилась неторопливая музыка, мы с Василисой кружились с краю зала и очень быстро к нам присоединились наши друзья. Ермаков с Демидовой, наслаждающиеся вечером. Лобачевский с какой-то хрупкой невысокой студенткой физмата в очках в стильной оправе, гармонично сочетающейся с Андреем. Тугарин просто качал в такт Ольгу Олеговну, которой уже было хорошо.

До полуночи еще оставалось достаточно времени, первый адреналин от визита в Кремль и знакомства с Его Высочеством схлынул, народ более-менее расслабился. Правда, спустя пару минут наш тихий закуток был беспардонным образом нарушен цесаревичем, ведущим под ручку боярышню Шереметьеву.

Девица шла с такими широко распахнутыми глазами, что напоминала мультяшку. Представляю ее шок, конечно, — один этот танец даст ей некоторый социальный… ну не лифт, но что-то типа батута. Если девушка заинтересовала наследника трона, значит, в ней есть что-то, и остальным потребуется это что-то изучить.

Иван не стал тащиться в центр зала, хотя пары понятливо посторонились, освобождая место. Нет, наследник решил покружить боярышню в нашей скромной компании.

Василиса опять разнервничалась и впилась в меня своими хрупкими пальцами. Мне оставалось лишь кинуть мрачный взгляд на Его Высочество, который нарушил наше коллективное уединение. Цесаревич намека не понял, еще и задорно мне подмигнул. Типа, смотри, по твоему совету выбрал!

Остаток танца прошел довольно нелепо, поскольку пространство с краю не предполагало наличие Романова, рядом с которым половина народа нервничала, а другая — восторженно залипала.

Но, наконец, музыка стихла, и Иван подвел Шереметьеву к нашей компании.

— Господа, дамы, — произнес наследник престола, — хочу представить вам боярышню Анастасию Евгеньевну Шереметьеву. Анастасия Евгеньевна, надеюсь, теперь ваш вечер пройдет более насыщенно. Такая прекрасная девушка не должна сидеть в одиночестве на моем балу.

— Мы с радостью составим компанию боярышне, — заверила цесаревича княжна Демидова.

Иван благосклонно кивнул и удалился. Но перед тем, как покинуть нашу компанию, успел сказать мне вполголоса:

— Когда соберешься, — цесаревич постучал двумя пальцами себе по груди там, где должен быть внутренний карман, — подсоблю.

Я молча кивнул, а когда он ушел, напоролся на внимательный взгляд Демидовой:

— Вы что, знакомы?

К великому сожалению Марии, цесаревич предпочитал крутиться в компании юных имперцев. А ей приходилось находиться в левой во всех смыслах части зала, составляя компанию Максиму.

— Расстроена? — негромко спросил Меншиков, все правильно поняв.

— Есть немного, но, — вздохнула девушка и демонстративно полюбовалась на свое помолвочное кольцо с огромным бриллиантом, — эта штука того стоит.

Максим поднес ладонь девушки к губам и запечатлел легкий поцелуй в знак благодарности, заставив Нарышкину совершенно глупо засмущаться.

Пара отошла к краю зала, уступая место другим танцующим. Меншиков быстро организовал себе и девушке по бокалу шампанского, и в целом Мария рассчитывала просидеть ближайший танец в алькове, проводя время со своим женихом, но до диванчиков пара не дошла — по пути их поймал боярич Лаврентьев.

— Максим, у нас проблема, — мрачно проговорил парень.

Меншиков склонил голову набок, ожидая деталей.

— Изотов решил повыяснять отношения с кем-то из имперцев… — доложил Федор. — Будет некрасивая сцена, если его не остановить.

Меншиков не матерился и не выяснял детали. Он просто выдохнул сквозь сжатые зубы, одним этим демонстрируя, насколько его допекли собственные шакалы.

— Мария, я вынужден ненадолго оставить тебя, — проговорил Максим поднимаясь.

— Я понимаю, — кивнула девушка, печально вздохнув.

От этого вздоха Меншиков стал еще мрачнее, и Марии подумалось, что наверняка Изотову оторвут башку, стоит тому выйти из Кремля.

Впрочем, скучать Нарышкиной не пришлось. Стоило Максиму покинуть ее, как тут же рядом нарисовались девицы из левых и промышленных семейств.

— Мария, какое шикарное платье!

— Кто придумал вам с Дарьей одеться одинаково?

— Лучше расскажи, кто такие эти Мирный и Корсакова? Ты же знакома с ними, да?

— Конечно, она с ними знакома, они же из имперцев!

— Правда, что Мирный — бастард Демидовых?

— Правда, что его девушка — прислуга княжны?

— Правда?..

— Правда?..

Нарышкина слушала эту трескотню и молчала. Девушка улыбалась легкой, снисходительной улыбкой и тянула шампанское, в то время как острый ум дочери блестящего политика спешно просчитывал варианты от любого оброненного ей слова.

— Девушки, вы такие легкомысленные. Сплетничать на балу у Его Высочества, — протянула Мария, обводя обступивших ее девиц хищным взглядом.

Девицы синхронно нервно сглотнули и расступились, пропуская боярышню. А Нарышкина плюхнулась на диван в одном из пустующих альковов, с печальной решимостью приговорить бокал, пока ее жених разбирается с безмозглыми подопечными.

И примерно на середине напитка музыка неожиданно приглушилась, и из динамиков раздалось:

— Ее Высочество, Елена Дмитриевна Романова!

Зал ахнул, а Мария совершенно неэстетично поперхнулась бульками и закашлялась.

Кто додумался пустить шестнадцатилетнюю царевну на бал, где пьют, курят и даже пытаются выяснять отношения?!

— Елена, как ты здесь оказалась? — спросил Иван вместо приветствия, подавая сестре руку.

Естественно, ни тон наследника престола, ни выражение лица не выдавали реальных эмоций. Улыбаясь сестре, цесаревич всем своим видом демонстрировал, как он рад ее появлению.

— Ты у нас дома устроил бал и думал, я пропущу такое интересное событие? — ответила Елена, также изображая милую беседу.

— Что же ты не явилась на бал к отцу? — ехидно поинтересовался цесаревич.

— Да что там делать, — легкомысленно отмахнулась девушка. — Сплошь старики и скучные разговоры.

— И ты решила испортить отдых мне?

— Братец, что за слова! — возмутилась царевна, смотря на Ивана с таким бессовестным видом, что парень мрачно подумал о недоданных в детстве розгах. — Я пришла составить тебе компанию. И познакомиться с твоими друзьями.

— Вот только ляпни что-то лишнее — мать тебя не спасет, — сухо проговорил парень.

— А ты суров! Местные девицы, наверное, в восторге, — продолжала улыбаться Елена.

В этот момент Иван понял, что наверняка в прошлой жизни где-то очень сильно нагрешил. Иначе почему ему досталась не только неподъемная корона Российской Империи, но еще и такая бессовестная младшая сестра?

— Идем, представлю тебя парочке людей, — все же согласился он. — Но веди себя прилично.

— Я знала, что ты меня поймешь!

Понять-то Иван, может быть, ее и понимал. В конце концов, это ему можно было нацепить артефакт и куролесить по столице. Царевен сейчас, конечно, в теремах не запирали, но и веселой студенческой жизни вкусить Елене не удастся. Девушек воспитывали в традиционной строгости патриархального общества, преимущественно на домашнем обучении.

Очень тоскливо, не поспоришь.

Но так нагло припереться на его бал…

Нет, младшие сестры точно даются в наказание!

Мужская часть гостей была в экстазе.

— Это я удачно зашел…

— Она же ни с кем не сговорена, да? У меня есть все шансы!

— Да какие у тебя шансы, ты свою рожу видел?

— Да какая разница, какая у меня рожа?! Мужчина — самец, он не должен быть красивым.

— Зато он должен быть хотя бы умным и богатым, а ты чем похвастаешься из этого?

— Завидую я вам, господа, такие вы фантазеры. Как будто царевна, идя мимо, заметит вас и упадет прямо вам в руки.

— Ну, она явилась на бал, наверняка будет танцевать… Так почему бы и не со мной?

— Отчаянный ты человек. Посмотри на Его Высочество. Если я за свою младшую сестренку каждому первому готов женихалку открутить, цесаревич сразу начнет с головы. А без головы, знаешь ли, женихаться проблематично.

— Ну, знаете ли, кто не рискует, тот не пьет шампанское!

Пожалуй, только явление царевны и спасло меня от квадратных вопросов.

Сказать, что зал охренел — ничего не сказать. Мужики подобрались, девицы надулись от важности. В общем, народ и не ожидал, что тут два Романовых по цене одного окажется.

Иван вел свою сестру прямо к нам, что в целом было вполне логично — вводить царевну имело смысл только в общество имперцев. Левым придется побыть массовкой.

Я кинул взгляд на Нахимова, которому, в принципе, Иван мог бы доверить сестренку на вечер, но тот щеки от важности не надувал и вообще на происходящее реагировал с минимальной заинтересованностью. Лобачевский не пытался сбагрить свою спутницу, чтобы выторговать себе местечко подле Елены Дмитриевны. Наоборот, они с девушкой из физмата что-то так оживленно обсуждали, что я не был уверен, что ребята вообще заметят приближение Романовых, пока Дарья на них не шикнула.

— Моя младшая сестренка неожиданно решила почтить нас своим присутствием, — без особого восторга проговорил Иван. — Рассчитываю, что вы позаботитесь о ней.

— Всенепременно, Ваше Высочество, — с важным видом кивнул Ермаков.

Даже если бы Иван не намекал на внезапное явление царевны, все очень быстро бы поняли, что девчушка обладает типично романовским характером — смутить нельзя, остановить — невозможно.

— Княжна, у вас такое шикарное платье! — заговорила царевна, беззастенчиво рассматривая наряд Демидовой. — Такое изящное смешение традиций и современного стиля. Уверена, вы зададите моду в наступающем году среди нашей молодежи.

— Благодарю, Ваше Высочество, — склонив голову, ответила Дарья.

— Я вижу, вы поделились контактами швеи со своими подругами, — продолжила царевна, осматривая платье Василисы. — Может быть, и со мной поделитесь? Я бы с радостью стала вашей доброй подругой!

— С удовольствием, Ваше Высочество, — со всем достоинством ответила Демидова.

— Можно просто Елена, — улыбнулась царевна.

— Елена, — строгим тоном произнес Иван.

— Нельзя «просто Елена», — спохватилась девчонка, заставив нашу компанию улыбнуться.

Цесаревич закатил глаза.

— Иван рассказывал, у вас намечается интересный интернет-проект? — продолжила Елена, повернувшись к Василисе.

Надо отдать должное Корсаковой, второй подход к демонстрации сайта прошел более уверенно, хотя в отличие от Ивана его сестра эмоций не сдерживала и восторгалась громогласно и, кажется, даже вполне искренне.

— А это боярышня Анастасия Евгеньевна Шереметьева, — представил Иван девушку, которая еще не поняла, радоваться ли ей или пугаться тому, как начала разворачиваться ее жизнь. — Боярышня любезно подарила мне один танец.

— Оу, — округлила глаза Елена, затем просканировала несчастную Шереметьеву тяжелым, чисто женским сестринским взглядом и одобрительно кивнула. — Надеюсь, мой брат вел себя достойно.

Ты глянь, такими темпами Иван и правда женится на девице, в которую я ткнул пальцем.

Иван улыбнулся с видом «тебя забыли спросить, мелкая», но этикет не позволял ему собачиться с сестрой на людях.

Время подходило к полуночи, а потому Иван, оставив свою беспокойную сестру нам на попечение, куда-то ретировался, предварительно посмотрев на меня с вопросительно поднятыми бровями. Я едва заметно кивнул в ответ, и цесаревич расплылся в предвкушающей улыбке.

В зал высыпали официанты с бокалами шампанского, народ начал немного суетиться перед полуночью. Елена тоже попыталась умыкнуть фужер, но Ермаков без слов изъял тару и вручил бокал сладкой газированной воды типа колокольчика, заставив девчонку сердито засопеть.

Впрочем, она понимала, что спорить себе дороже — братец отправит под конвоем к нянькам и мамкам, а тут какая-никакая компания.

Я коснулся локтя Василисы и отвел ее чуть в сторону.

— Знаешь, — любуясь девушкой, улыбнулся я, когда мы оказались на достаточном расстоянии от остальных, — когда я первый раз тебя увидел, то сразу же решил, что тебе от меня не скрыться.

Корсакова смущенно вспыхнула.

— Ты всегда был такой самоуверенный?

— По большей части, — усмехнулся я. — Знаешь, я долго был один в этом мире…

Мире, так болезненно напоминающий родной, и так от него отличающийся.

— Это не печалило и не тяготило, просто жизнь текла без особых красок.

Полная воспоминаний о прошлом и горечи утраты.

— Но когда я увидел тебя, мне показалось, что в осеннем сумраке кто-то зажег теплое летнее солнышко. Солнышко, что согрело мое сердце и мою душу.

И прогнало бесконечную тоску о прошлой жизни.

— И сейчас я бы хотел задать тебе один очень простой и в то же время, наверное, один из самых сложных вопросов в жизни…

Я медленно опустился на одно колено и только сейчас заметил, что весь зал погружен в тишину и сумрак, а все софиты направлены на нашу пару. Достал из внутреннего кармана простое кольцо с красивым крупным бриллиантом и спросил:

— Ты выйдешь за меня?

Глава 3

— Ты выйдешь за меня?

Наверное, со стороны казалось, что их отношения развиваются стремительно. Даже слишком стремительно.

Сколько они были знакомы? Четыре месяца? Разве это достаточный срок, чтобы узнать человека и связать с ним свою жизнь?

Наверняка девять из десяти человек скажет, что этого времени слишком мало. Что соглашаться на такое предложение нельзя, что необдуманные поступки дорого стоят во взрослой жизни…

Но один, один из десяти скажет — если ты уверена, соглашайся. И это будет самый счастливый человек из всей десятки, потому что он знает, как выглядит настоящее счастье.

Четыре месяца назад она влюбилась в него, ничего о нем не зная. Просто мальчишка без имени, без семьи и без гроша в кармане.

Так она думала.

Она влюбилась в его низкий голос, от которого бурлила кровь, в его серьезный взгляд, что делал его сильно старше, в его спокойствие, отчего весь мир вокруг казался бессмысленной суетой.

В его широкие, сильные ладони. В его голубые глаза. В мощный разворот плеч, в ямочку на подбородке.

В то, как он спокойной, уверенной походкой разрезал это общество и шел к вершине, словно раскаленный нож сквозь масло.

Легко, без оглядки, без сомнений.

Она влюбилась в него, и даже если бы весь мир запретил ей отвечать, она все равно бы ответила:

— Да…

— Ты выйдешь за меня?

В зале стояла такая тишина, что ее можно было черпать ладонями.

Иван с сестрой обосновались на балконе и наблюдали за парочкой в свете софитов. Цесаревич облокотился локтями о перила, его сестра же покачивала бокалом с газировкой.

До балкона долетело еле слышное «Да…» на выдохе, и Александр Мирный одним резким плавным движением подхватил девушку под колени и закружил, закружил…

— Ах, какой мужчина! — с нескрываемой завистью проговорила царевна, беззастенчиво наблюдая, как парочка целуется на глазах у всего зала. — Жаль, простолюдин…

— Это временно, — усмехнулся Иван, отсалютовав Мирному своим фужером.

— Вот как? — царевна снова посмотрела вниз на первый этаж.

Свет потихоньку начал загораться, и к Александру с Василисой хлынул поток поздравляющих.

Иван не ответил, и Елена не повторяла вопрос, потому что это было не важно. Романовы могли раздавать титулы направо и налево — земля русская была обширна, богата и могла прокормить любую царскую придурь. Тем более еще одного боярина, а то и князя.

Но девушку на самом деле обеспокоил другой вопрос.

— Кто он для тебя? — негромко спросила царевна, пристально наблюдая за Мирным.

— Человек, которому я не единожды обязан жизнью, — пожал плечами Иван.

Цесаревич тоже наблюдал за суетой внизу, не спеша спускаться в толчею для поздравлений. Успеется. Но и вопрос сестры был не из праздного любопытства. Он это понимал.

— Долг любого подданного защищать императорскую семью, — немного высокомерно возразила Елена. — И я спрашивала не об этом. Кто он для тебя?

Иван ответил не сразу. Цесаревич поставил полупустой бокал на мрамор широких перил и произнес:

— Парень, вписавшийся за меня в драку. Дважды отказавшийся от титула. Наплевавший на все пафосные почести. Ни разу не воспользовавшийся своим положением. Друг. Брат. Вот кто.

Иван развернулся и пошел по лестнице вниз, поздравлять ребят с помолвкой. Елена смотрела ему в спину и тихонько вздохнула.

У нее уже был брат. Но так не хватало сестренки.

В этом мире куранты били также задорно и узнаваемо, как в моем. Воодушевленный и немного разгоряченный игристым вином народ с веселым гиканьем высыпал на улицу. Во внутреннем дворе Кремля тоже стояла шикарная елка. Не для общего пользования, так сказать, но подвыпившей молодежи было в самый раз. Кто-то принялся играть в снежки, и Ермаков с Меншиковым тут же сайгаками поскакали раздавать люлей особенно разыгравшимся подопечным.

— Жду приглашение на свадьбу, — произнес Иван, подойдя ко мне. — Вы удивительно красивая и гармоничная пара.

Василиса чуть в стороне объясняла Елене Дмитриевне, как зарегистрироваться в новой модной социальной сети «В курсе». Девушки о чем-то весело шушукались и хихикали, заставляя меня подозревать зарождение преступного сговора.

— Всенепременно, — кивнул я в ответ, как требовал того этикет.

— Но не могу не спросить — ты не поторопился с помолвкой? Все-таки прошло всего четыре месяца… Да и Корсаков тебя не слишком жалует.

Я усмехнулся.

— Ответ на твой вопрос — нет, не поторопился, — произнес я, глядя на собеседника. — Что касается Корсакова, то его мнение тут даже не совещательное. Он выдвинул дочери какие-то требования, которые она с легкостью выполнила бы даже без моей помощи. А уж теперь-то…

Мы оба покосились на девчонок, к которым уже присоединилась Нарышкина с Демидовой. Преступный сговор как будто разрастался.

— Так что все свое недовольство он может оставить при себе, — закончил я мысль. — К тому же статус моей невесты должен обезопасить ее. Ведь, надеюсь, уже все знают, какой я мирный Мирный?

Иван хохотнул:

— Еще немного, и ты станешь легендарной личностью! — подтвердил наследник престола.

Я хмыкнул в ответ, и мы немного помолчали.

— Ты подумал над моим предложением? — вдруг спросил Иван, заставив меня безрадостно вздохнуть.

Нельзя сказать, что я не думал над его словами — думал. Но портить праздничную ночь рабочими разговорами совершенно не хотелось. В этот момент Елена вприпрыжку прискакала к нам, освободив меня от неудобного разговора.

— Иван! Иван, это потрясающе! — воскликнула царевна, сияя восторженными глазами. — Ты должен зарегистрироваться и добавить меня в друзья!

У наследника престола Российской Империи от такого заявления дернулся глаз. Но тут уж я не мог не воспользоваться ситуацией:

— Позвольте показать вам, Ваше Высочество, как это делается, — с видом самым смиренным произнес я.

За что получил мрачный взгляд цесаревича. Он бы кулаком погрозил, но вокруг было слишком много людей. Пришлось Его Высочеству доставать мобильник и тоже регистрироваться.

В первые сутки количество пользователей социальной сети «В курсе» превысило сто тысяч.

Праздничные каникулы были самой горячей порой для нашего офиса. Мы с Василисой практически не вылезали из «Аурума» — рост случился стихийный и превышающий самые смелые наши оценки. Требовалась грамотная техподдержка, мелкие обновления, активно шла работа над мобильной версией и самым прорывным решением — мобильным приложением…

Примерно трижды в сутки — на завтрак, обед и ужин — Василиса принималась нарезать круги по нашему этажу, хвататься за голову, причитая, что у нее ничего не получается, что все пропало, что сейчас комета упадет на серверную… Ну, в общем, сбрасывать стресс так, как может только женщина — усиленно бегая по потолку.

Приходилось ловить это беспокойное создание, насильно сажать на колени, целовать и угрожать всякими приятными безобразиями, если она не прекратит панику. Корсакова моментально вспоминала, что она девушка из хорошей семьи, задумывалась о дате свадьбы, о гостях и вообще… И через пятнадцать минут, придя в ужас от организации праздничного мероприятия, с усиленным энтузиазмом вгрызалась в работу.

Из двух работ, как водится, выбирать надо меньшую.

В общем, когда примерно в середине каникул к нам заявился ее папенька, мы были такие охреневшие от работы над проектом, что Ваське даже не хватило сил на очередной потолочный круг.

— Привет, папа, — проговорила Василиса, поднимаясь со своего рабочего места, заваленного распечатками презентаций и набросками страниц.

— А я все думал, где ты пропадаешь, — проговорил тот не слишком довольным тоном, как будто нашел дочь не в пентхаусе самого дорого офисного здания столицы, а где-то в дешевом кабаке.

— Работаю, — с гордостью произнесла девушка. — Мы запустились в новогоднюю ночь, и это было лучшее решение! Вся аристократическая молодежь уже была зарегистрирована у нас в первые сутки, и это только начало. А знаешь, кто самый популярный пользователь?

— Кто? — вяло поинтересовался Корсаков.

— Елена Романова! — с гордостью заявила Виктория.

В этом месте любой отец должен был надуться от гордости за свою кровиночку, но Корсаков особого восторга не излучал.

— Что ж, это похоже на успех, — нехотя проговорил мужчина.

— Не похоже, — подал голос я, все это время наблюдавший за происходящим от кофемашины в дальнем углу помещения. — Это и есть успех.

Корсаков обернулся на меня, окинул оценивающим взглядом и проговорил:

— Ты все равно мне не нравишься, — заявил мне будущий тесть.

— Это нормально, — я спокойно пожал плечами в ответ. — Будь у меня дочь, ни один ее ухажер бы мне не понравился.

И не понравился! Хотя муж у нее объективно был неплох.

— Ладно, — нехотя проговорил Корсаков, внимательно глядя на дочку, — я посмотрю сквозь пальцы на твою помолвку у меня за спиной, но пока ты не покажешь мне бухгалтерские документы, ни о каком исполнении договора и речи быть не может.

Девушка расплылась в улыбке:

— Скоро покажу, папа. Ты будешь мной гордиться.

Мужчина лишь покачал головой. Он еще недолго побыл у нас, Василиса поводила его по этажам, рассказывая, что и как устроено, я же решил не мешать общению отца с дочерью. Тем более что мы друг другу взаимно не нравились.

Но Корсаков был не самым внезапным гостем за время каникул. Примерно через неделю к нам нагрянул боярин Нарышкин.

— Виктор Сергеевич, как я рад вас видеть! — широко улыбнулся я выходящему на нашем начальственном этаже боярину.

Мужчина цепким, оценивающим взглядом скользнул по пространству и хмыкнул:

— А неплохо ты тут устроился, Александр, — заявил он.

— И это только начало, — кинул я в ответ. — Но вы же не про интерьер поговорить приехали?

— Зришь в корень, юноша, — подтвердил Виктор Сергеевич. — Где твоя невеста? Ты хоть и основной владелец, но разработкой, так понимаю, она руководит.

Спустя полчаса мы уселись в переговорной. Нарышкин с задумчивым видом осматривал минималистичную мебель, стеклянные перегородки, белую стену под проектор.

— Интересные дизайнерские решения, — произнес мужчина, откидываясь в кресле. — Я думал, что штаб-квартира проекта с количеством пользователей свыше миллиона будет более…

— Кричаще-пафосная? — подсказал я.

— Ага, — подтвердил боярин.

— Ну, мы же простые люди, — развел я руками с улыбкой. — Нам эти ваши аристократические завитушки и шильдики ни к чему.

Нарышкин хмыкнул, прекратив изучать интерьер и переведя взгляд на нас. Было заметно, что светская беседа окончена, и боярин готов переходить к действительно серьезному разговору.

— Вот, кстати, к вопросу о простых людях, — проговорил Виктор Сергеевич, переходя на тему, ради которой и прибыл в «Аурум» на самом деле. — Кто самый популярный пользователь в вашем «В курсе»?

— Елена Романова, — тут же ответила Василиса.

И если Корсакова произносила это с гордостью, то мне, честно признаться, было немного совестно перед Иваном, да и вообще всем родом Романовых. С нашей легкой подачи царевна превратилась в топового, прости господи, блогера. Она постила фоточки своей породистой кошки, выбирала с пользователями платьишки на ужин с родителями, разбирала свою косметичку и показывала, как прислуга укладывает ей волосы.

В общем, старая добрая повседневность, только с трансляцией прямиком из Кремля.

— Как вы понимаете, Дмитрий Алексеевич очень строгий отец и всегда держит руку на пульсе увлечений собственных детей, — издалека начал Нарышкин. — И узнав, что его дочь все свободное время проводит на вашем сайте, государь тоже внимательно его изучил.

Василиса кинула на меня растерянный взгляд. Девушка не понимала, будут ли нас сейчас хвалить или начнут бить по рукам. Но боярин подводил ни к первому, и ни ко второму. Сейчас наступало самое время, чтобы сделать предложение, от которого нельзя отказаться.

— А помимо Ее Высочества на вашем сайте активно ведут свои страницы почти все благородные отпрыски империи, — продолжил говорить боярин Нарышкин. — Количество живых пользователей на вашем сайте за неделю перевалило через миллион, так что… Это накладывает определенные ожидания от такого проекта.

Я склонил голову набок:

— Вы хотите что-то нам предложить или просто реквизируете сайт? — спросил я напрямую, не желая бегать вокруг да около.

Нарышкин поморщился:

— Александр, что за слова?! — недовольно возмутился он. — Его Величество не занимается вымогательством. Мы готовы предложить вам выгодное для всех сторон сотрудничество.

Боярин достал из папки пару листов бумаг.

— Здесь список публичных личностей и официальных СМИ, готовых присоединиться к вашему сайту, — пояснил он, прежде чем положить документ перед нами. — Это повысит доверие у пользователей, и миллион очень быстро начнет прирастать нулями.

Василиса пробежалась глазами по спискам и негромко спросила:

— Но вы что-то хотите взамен? — уточнила она.

— Он хочет доступ к личной переписке, — с улыбкой ответил я за боярина Нарышкина, — и прямое подчинение государственной машине. Такой мощный инструмент влияния на население не может находиться вне зоны контроля императора. Такой бесценный источник информации не может остаться неподконтрольным.

— Ты невероятно умен для своих лет, — усмехнулся Нарышкин.

Корсакова же растерянно посмотрела на меня:

— И что мы будем делать?

— Ну, — я откинулся в кресле и спокойно взял свою невесту за руку, — мы же имперцы. А имперцы всегда действуют в интересах государства.

Глава 4

— Ты издеваешься? — процедил Сергей Строганов, глядя на руководителя своего проекта. — Я дал тебе лучших сотрудников. Лучшее оборудование. Я пообещал тебе бонусы за успешное выполнение и соблюдение сроков. И поставил простую задачу — списать сайт. Что сложного? Этот «В Курсе» уже сожрал миллион пользователей! Ты хоть представляешь, какие там бабки крутятся?! Я не понимаю, почему никому в этом офисе не нужны деньги!

Проблема Сергея Строгонова в отрасли информационных технологий была не нова. В принципе, если бы он удосужился хоть немного включить голову, то быстро бы понял собственную ошибку. А она была проста и банальна: если ты не разбираешься в работе, твои собственные подчиненные будут тебя дурить.

Ведь они, эти подчиненные — наемные сотрудники. Они с удовольствием будут пить кофеек и трескать печеньки, предоставленные компанией Строганова, которая пыталась соответствовать всем стандартам отрасли. Будут долго и вдумчиво совещаться, рисуя красочные презентации. Отсиживать жопо-часы и получать зарплату.

И на самом деле этим людям все равно, что проект со скоростью пикирующего истребителя падает в финансовую яму, что конкуренты быстро превращаются в монополистов, что очень скоро папенька молодого и амбициозного хозяина конторы начнет задавать неудобные вопросы сынуле.

Это же не их деньги и не их фирма. Более того, они же не создают ничего нового, они просто копируют. Неинтересная работа за неплохие деньги, которую никто не может за тобой проверить.

Практически идеально.

Вторая проблема, до которой юный Строганов еще не дошел, заключалась в раскрутке проекта. Можно, конечно, злословить, что Мирному повезло, ведь юная царевна стала первым зарегистрированным пользователем сайта, но даже если бы это было не так, у Александра с Василисой имелся вполне себе недурственный план раскрутки проекта.

Если бы Сергей был более опытным, он бы поискал возможности списать не понадобившийся конкурентам план. Но парень вырос в одной из богатейших семей и был уверен в силе звонкой монеты. В его мире дополнительно влитые бабки должны были увеличивать вообще все — скорость работы, творческий потенциал сотрудников, качество результата. Такая волшебная пилюля от семидесяти болестей.

Но суровая правда жизни настигла юного дельца от интеллектуальной промышленности в виде телефонного звонка.

— Сергей, — пробасил Строганов-старший, — а ты не хочешь рассказать мне, почему деньги на резервных счетах утекают, а обещанной прибыли нет?

Все-таки в этом мире с учебой дела обстояли как-то гуманнее — экзамены были до праздников, а не после. Так что с каникул все студенты возвращались не в нервный период сдач и пересдач, а в расслабленное начало семестра.

На первый завтрак наша компания удивительным образом собралась полным составом. И тут я в полной мере оценил, каким актерским талантом обладает Его Высочество.

В принципе, лицо держать при любых ситуациях наверняка его учили, а остальное не так сложно. С каким же искренним, неудержимым любопытством боярич Новиков расспрашивал про цесаревича Ивана Романова!

— А он что? А она? И куда? Да ты что! — натурально восклицал мой сосед.

Интересовало боярича Новикова буквально все — от общих впечатлений о бале до всяких скучных мелочей. А зал какой? Красиво? Да ладно, безвкусица, небось. Точно красиво? Ну хорошо, уговорили. А музыканты как? Ничего такие были? Ну, для бала, конечно, классика, но музыка-то как? Красивая? Ла-а-адно… А еда? Кормили-то хоть вкусно?

Парни в основном молчали, предоставляя право девушкам трещать и смаковать детали, отвечая на вопросы любопытного боярича. Я держался как мог, в особенно феерические повороты разговора прячась в чашку с кофе, чтобы не заржать.

— И вот, когда я побеседовала с боярышней Морозовой и зашла в одну из комнат отдыха, представляете, ни одного полного бокала не было! — посетовала Нарышкина, а у Ивана Дмитриевича округлились глаза.

— Пустые бокалы, серьезно? — нехорошим таким тоном протянул цесаревич. — А я думал, у Романовых денег куры не клюют, неужели решили сэкономить?

— Иван! — тут же возмутилась Демидова. — Как не стыдно! Наверняка просто распорядители не успевали…

— Не успевали, как же, — буркнул тихонечко себе под нос Его Высочество.

— А может, и специально не доносили, — сделала предположение Нарышкина. — Там шакалы Макса пытались какой-то балаган устроить, целых два танца из-за них пропустила, — недовольно надула губки боярышня.

— Два танца! — ахнул Иван, и даже руками всплеснул для пущего эффекта. — И что Меншиков? Спас ситуацию?

— Еще б не спас, — хмыкнул Ермаков, потягивая кофе. — Таких мандюлей раздал своим сподвижникам, я его таким злющим ни разу в жизни не видел.

— Надо же, какой Меншиков молодец! — восхитился Иван и добавил так задумчиво: — Интересно, а чем гвардия Романовых занималась-то? Балаганистых же, наверное, должны были тихонечко скрутить и спровадить на выход. Особенно левых.

— Да кто их знает, — недовольно передернула плечами Мария. — Макс особенно не рассказывал, а я и не спрашивала. Вы же понимаете, мы из разных партий, стараемся соблюдать какие-то границы, — девушка закатила глаза.

Присутствующие как-то синхронно вздохнули, понимая, что после свадьбы это будет еще сложнее. С другой стороны, все осознавали, что Нарышкина и в замужестве не перекрестится в левую религию, хотя и тянуть направо Макса не сможет. В основном по той причине, что тянуть там было уже нечего, а баланс сил стоило сохранять. Ну, или хотя бы его видимость.

От тоскливых политических мыслей всех отвлекла Василиса. Девушка похлопала сидящего рядом Ивана по плечу и продемонстрировала правую ручку с единственным колечком. Вытянула еще так, словно бы сама любовалась, и Иван восхищенно присвистнул:

— Ого! — воскликнул он. — Мои поздравления! Вы такая славная пара, что мне даже немного завидно.

— Его Высочество был весьма щедр и лично велел организовать для Александра световое шоу на предложение руки и сердца, — пояснила Демидова.

— Да ты что?! — удивился Иван, и такими прям натуралистично округлившимися глазами на меня посмотрел и выдал: — Цесаревич? Сам? Алекс, а вы не родственники, случайно?

Я улыбнулся Ивану настолько широко и настолько многообещающе, что, надеюсь, парень понял — еще одна такая шуточка, и я ему следующую чашку кофе за шиворот вылью.

Хуже всего то, что все присутствующие как-то по-особенному на меня взглянули. Синхронно. Даже Нахимов от своего телефона оторвался, в котором весь разговор с кем-то усиленно чатился.

— А что, как бастард Демидовых уже не котируюсь? — возмутился я.

Актер из меня, конечно, не такой талантливый, как из цесаревича, но я старался.

— Нет, ну вы действительно с Его Высочеством как-то слишком активно общались весь вечер, — задумчиво протянул Ермаков.

— Ну вот, а я что говорю! — радостно заулыбался Иван.

— Не говорите глупостей, — встряла Нарышкина, пресекая этот фарс. — Если бы Александр на самом деле был бастардом Романовых, его б уже давно признали — такой маг и бесхозный. Доучится — так за него половина родов передерется, лишь бы с ними дела вел.

— Жаль, — печально вздохнул мой сосед по общежитию.

Друзья тоже вздохнули — иметь среди близкого круга бастарда императорского рода почетно и полезно. И только Иван скалился и продолжал докапываться до девчонок вопросами типа «А как там царевна? Никто не успел к ней подкатить?». И тему вроде бы сменили, а слушок теперь наверняка поползет — соседние ж столы активно греют уши на разговорах нашей пафосной компании…

Прибил бы, да наследник трона.

Все-таки отличную штуку придумали Мирный с Корсаковой. Сайт в сотню раз удобнее старых форумов, можно легко подгружать фото и видео. Ходынка быстро организовалась в закрытое сообщество, и теперь горячие дискуссии на тему автомобилей, запчастей и техник вождения шли круглые сутки.

Княжич Нахимов тоже оценил удобство сайта, но, честно говоря, сообщество Ходынки его интересовало в последнюю очередь. Больше всего ему нравилось, что сайт «В Курсе» можно было использовать в качестве большого справочника и, игнорируя все скучные правила этикета, писать напрямую любому человеку. Ведь если Ее Высочество выкладывает фоточки котиков из Кремля и ставит сердечки на комментарии у себя на странице, то написать напрямую девушке, которой ты официально не представлен — не так уж и неприлично.

К. Нахимов:

А. Румянцева:

К. Нахимов:

А. Румянцева:

К. Нахимов:

А. Румянцева: печатает… печатает… печатает…

К. Нахимов:

А. Румянцева:

К. Нахимов:

А. Румянцева: печатает… печатает… печатает…

К. Нахимов:

А. Румянцева: печатает… печатает… печатает…

Княжич встал из-за стола, за которым завтракал с товарищами, и, неразборчиво попрощавшись, вышел на улицу. Девушка что-то так долго набирала, что Кирилл не находил себе места, ему срочно требовалось пройтись, а лучше — проехаться, если она сию же секунду не пришлет свой положительный ответ.

Телефон пиликнул входящим сообщением.

А. Румянцева:

К. Нахимов:

А. Румянцева:

К. Нахимов:

А. Румянцева: печатает… печатает… печатает…

Кирилл стоял прямо посреди плохо очищенной дорожки между корпусами университета, в распахнутой куртке и без шапки, и гипнотизировал взглядом экран телефона. Княжичу не было холодно, он вообще не замечал мир вокруг себя. Его волновало лишь то, что запавшая в душу девушка что-то набирала, набирала и никак не решалась отправить.

А. Румянцева:

Нахимов хмыкнул. Отсутствие категоричного отказа — это почти что приглашение на охоту. Впервые за долгое-долгое время княжич чувствовал подъем и эйфорию от общения с девушкой, и это стоило дороже всех сложностей, что мог бы принести такой брак.

Она его зацепила, и он был готов бороться.

Кирилл вдохнул полной грудью и, предвкушая будущую встречу, направился на пары.

Время залечило тяжелую рану. И жизнь готова была принять в свой бурлящий поток очнувшегося от многолетнего коматоза юношу.

Тем же вечером Его Высочество изволил явиться ночевать в общагу.

— Иван, я тебя прибью, — честно заявил я, едва цесаревич закрыл за собой дверь.

— За что? — возмутился парень.

— За твои дурные шуточки, — пояснил я. — Если раньше я был просто бастардом Демидовых, то сегодня по углам университета уже начали шушукаться, что я имею прямо вот непосредственное отношение к роду Романовых.

— Ну так и прекрасно, — пожал плечами Иван. — Больше слухов — меньше вопросов.

— Каких, к чертовой бабушке, вопросов?!

— Почему ты так много времени проводишь с Его Высочеством Иваном Дмитриевичем Романовым, — спокойно произнес Иван, положив передо мной простую кожаную папку.

— И как это связано? — приподнял бровь я, не спеша притрагиваться к папке.

— Напрямую, — цесаревич уселся в гостевое кресло и посмотрел на меня так, как обладатели царской крови смотрят на своих подданных. — Ознакомься и озвучь мне свое положительное решение.

Я недовольно цокнул, но папку все же открыл.

Нельзя сказать, что меня вело любопытство. Скорее, я был уверен, что, пролистав пару-тройку листов, разнесу идею цесаревича в пух и прах, и на этом тема сама собой заглохнет.

Увы, цесаревич подготовился как следует. В папке лежали проекты приказов, положений и прочей бюрократической обвязки подразделения под миленьким названием «Особый потешный отдел».

Задуманный отдел подчинялся напрямую цесаревичу, оплачивался из его казны, контролировался им же и отчитывался только ему. Полномочия у сотрудников были широкие. Нет, даже так — ШИРОКИЕ. Можно было входить в дома к любым аристократам и класть мордой в пол всех присутствующих, можно было устраивать допросы людей вне зависимости от сословной принадлежности, можно было думать и действовать без оглядки на все прочие структуры.

Платили за это действительно хорошие деньги. Ну, для тех, у кого нет в собственности социальной сети. Гибкая штатная структура, множество привилегий, один начальник в лице Его Высочества и почти никакой бумажной волокиты.

И заведовать этим потешным подразделением предлагалось мне.

Я поднял глаза от бумаг и посмотрел на Ивана:

— Потешный отдел? Настоящий не разрешили, что ли? — ехидно поинтересовался я.

— Сам подумай, много ли ты будешь ждать от потешной компании, которую набрал себе царевич, чтобы кутить по кабакам? — ответил наследник престола.

Я усмехнулся.

Мысль понятная — никто не будет воспринимать всерьез игрушечную боевую единицу, и это дает некоторые преимущества как в политике, так и на поле боя.

— А ты неплохо подготовился, — вынужден был признать я, кладя документы на стол.

— Знал, что ты оценишь, — довольно ухмыльнулся цесаревич.

— И зачем это мне, может, тоже знаешь?

— Конечно, — с готовностью кивнул Иван. — Ты и так уже по уши в нарастающем конфликте. И я хочу, чтобы у тебя были все полномочия на участие в нем.

Я открыл было рот, но цесаревич поднял руку, прося не перебивать.

— Твоя семья уже много поколений служит Российской Империи, защищая ее интересы здесь и по всему миру. И как бы ты ни пытался изобразить из себя гражданского, ты не сможешь остаться в стороне. Этот нарастающий конфликт, если его своевременно не пресечь, выльется в прямое столкновение. Уверен, тебе хватит воображения представить, что будет, если случится гражданская война.

Ты даже себе не представляешь насколько.

— Я знаю, что тебе не нужны ни титулы, ни звания, ни награды, а деньги ты прекрасно заработаешь и сам, — продолжил Иван Дмитриевич. — И хотя я готов щедро награждать своих людей, тебе это все равно не будет интересно. Но я также понимаю, что ты хочешь мирной жизни для себя и своей семьи. А ты и сам знаешь, хочешь мира — готовься к войне. И для этого ты нужен мне. Один я не справлюсь, Александр. Рядом с троном почти нет верных, действительно бескорыстно верных людей, чтобы я мог на них опереться. И я готов тебе дать максимально возможную власть, зная, что ты не будешь ею злоупотреблять.

Я вздохнул, снова посмотрев на папку.

— Корона тяжела, да? — медленно проговорил я, беря в руки титульный лист с надписью «Положение об Особом потешном отделе».

Иван молчал, ожидая моего решения. Я не горел желанием воевать, но…

Но…

Но война была и осталась в моей крови. И никуда от этого нельзя было деться ни в том мире, ни в этом. Я — самый верный солдат своей Родины, и каждый раз беря в руки оружие, я знал, за что иду сражаться.

Я посмотрел на напряженно замершего цесаревича и ответил:

— Ладно, Твое Высочество. Считай, уговорил.

Глава 5

После бала у цесаревича жизнь Анастасии Шереметьевой не так чтобы улучшилась. Даже, наверное, где-то стало хуже прежнего. Педагоги стали смотреть с подозрением, другие студенты — с завистью. Целый танец с цесаревичем и представление студентам имперской фракции от магического университета! Ведь все знали, что там учатся дети самых приближенных к трону родов. Получается, Иван Романов как будто бы ввел девушку в свой круг.

Или просто сделал жест вежливости?

Анастасия предполагала второе, кто-то думал первое, а вот отец… Отец дома устроил настоящий разнос. Девушке пришлось выслушать многое. И «Зачем я только потратился на твое платье?», и «На кой черт ты вообще туда ехала, если никакой выгоды не получила?», и «Любовница принца гораздо лучше, чем честная бесприданница», и «Денег на твое содержание больше нет, все на бал истрачено».

Дескать, не нашла себе там покровителя — сама виновата, крутись теперь, как хочешь.

Как будто она туда не на бал шла, а на работу постельной грелкой устраиваться.

Это было мерзко, очень мерзко, но, увы, практично. Девушки в аристократических семьях зачастую просто товар, и если нельзя их продать подороже, то и стоимость у них околонулевая. А как подороже продать бесприданницу?

Никак.

Анастасия вздохнула, вяло колупая студенческий обед.

Медицинские учебные заведения, конечно, снабжались не так хорошо, как магические, но тоже вполне неплохо. Так что обед был весьма недурным, хотя аппетита у девушки не было никакого. Анастасия, как обычно, сидела одна и слушала шелест шепота вокруг. Народ даже и не стеснялся особенно, обсуждая боярышню. Кто она такая? Не слишком любимая дочь нищего рода? Пф, это даже не серьезно.

Кто-то говорил, что Шереметьевой удалось пролезть в постель к цесаревичу. Но она оказалась не слишком хороша для наследника престола или уже попользована, так что царевич ее отверг без выходного подарка.

Кто-то говорил, что цесаревич выхватил ее из толпы, просто чтобы никому не было обидно. Там и поинтереснее кандидатуры ведь были — та же Морозова, например.

Кто-то говорил, что цесаревич просто великодушный человек, и поэтому немного потанцевал с девчушкой, чтобы повысить ее социальный рейтинг, но на этом и все.

Кто-то говорил… И говорил… И говорил…

Шум шепотков вокруг слился в одно отравляющее змеиное шипение, заставляя девушку крепче сжимать приборы. Абстрагироваться не удавалось, отвлечься — тоже, потому что за шорохом этих мерзотных шепотков то и дело проступали слова отца «бесполезная», «слишком гордая», «самонадеянная».

— Вы позволите? — мужской голос прозвучал неожиданно близко, разбив хоровод мыслей Шереметьевой и повергнув всю столовую в гробовое молчание.

Анастасия подняла глаза и увидела стоящего рядом княжича Пирогова. Пироговы — род одних из самых талантливых медиков Российской Империи. А еще в медицинском университете они традиционно возглавляли правое студенческое крыло.

— Да… — растерянно произнесла боярышня Шереметьева.

Парень кивнул кому-то, находящемуся вне поля зрения Анастасии, и в следующее мгновение к ее маленькому столу на одного человека подошла шумная компания студентов. Сначала сдвинули столы, затем принялись рассаживаться, продолжая какой-то ну очень увлекательный спор на тему медицины.

— Мы, кажется, еще не представлены, — проговорил княжич, обращаясь к растерянной Шереметьевой, — меня зовут Николай Пирогов. И, надеюсь, вы не откажетесь от нашей компании.

Шереметьева лишь молча кивнула, не до конца понимая, что происходит.

Вся правая партия только что пересела к ней, и словно незримые весы качнулись.

Что-то происходит? Что-то произойдет?

Княжич лихо крутанул руль и со свистом затормозил у кованых ворот. Кирилл вышел из автомобиля, вынул огромный, просто неприлично огромный букет алых роз и направился к особняку.

Дом у бояр Румянцевых был поистине шикарный. Если не всматриваться, сразу видно, что строился он на щедрый карман для широкой души. Двухэтажное строение с колоннами и лепниной, небольшим садом и даже фонтанчиком. Некоторые особняки у князей выглядели бедным родственником на фоне такого великолепия.

Но это если не присматриваться.

Юный княжич сразу же заметил полное отсутствие живой охраны на территории, только камеры моргали датчиками, то ли ведя съемку, то ли просто для видимости. От ворот к дому дорога была плохо расчищена — видно, что трактор прошелся один раз, а затем немногочисленные жильцы просто протаптывали тропинку, время от времени борясь со снегом в меру своих сил.

На территории горел всего один фонарь, освещая примерно середину пути от ворот до особняка. Но пара светлых окон в самом здании давала надежду на присутствие хозяйки.

Нахимов толкнул калитку ворот, и та совершенно неожиданно поддалась. Княжичу это не понравилось, но парень быстро понял причину — запорный механизм ворот оказался вывернут с мясом. Видимо, оставался таким после ареста боярина Румянцева.

Юноша подумал, что стоит прислать людей для ремонта, но чем ближе подходил к входной двери, тем больше казался самому себе нелепым с этим шикарным букетом. Нелепым и неуместным.

Но разворачиваться было бы совсем глупо, как будто бы он увидел, в каких условиях находится особняк и сбежал. А потому юноша уверенно шел по заснеженной тропинке. Поднявшись по короткой лестнице к входной двери, парень привычно смахнул с себя снег магией. Обычно на территориях аристократов стояли блокираторы, но у Румянцевых наверняка не было лишних средств для подобной роскоши.

Это заставило Нахимова нахмуриться, и все же юноша постучал во входную дверь. Он не был уверен, что его услышат, и был готов продолжить барабанить, сколько потребуется, как вдруг дверь распахнулась.

Кирилл встретился взглядом с Анной, и все красивые, изысканные слова застряли у парня в глотке.

Она была… Не такая. Другая. Не та шикарная, опасная, вызывающая брюнетка, которую он привык видеть. Теплое домашнее платье, закрученные в пышный узел на затылке черные волосы. Полное отсутствие макияжа делало девушку мягкой, уютной. Пропала хищность светской львицы, пропала агрессивная сексуальность отчаянной девчонки.

Дверь княжичу Нахимову открыла просто очень уставшая девушка, зябко кутавшаяся в потертую шаль.

— Кирилл? — произнесла она растерянно.

— Аня, кто там? — раздался ломкий мальчишеский голос, и из-за плеча Анны показался еще неказистый, но уже уверенно набиравший мускулатуру мальчишка.

Такие бьются насмерть за место под солнцем, потому что кроме собственных кулаков у них ничего нет.

— Кто там? — повторил вопрос еще один любопытный голосок — девичий, веселый.

Такие заливисто смеются, искренне сопереживают и самую малость шалят на уроках, игнорируя всю личную боль и печаль.

Румянцева скользнула взглядом по шикарному букету, по держащему его Нахимову. В мгновение ока девушка преобразилась. Да, на ней все еще было домашнее платье, и черты лица не заострял кричащий макияж, но взгляд… О, этот взгляд пронзал насквозь. Взгляд девушки, одетой в самую верную броню безразличия.

— Никого, — сухим тоном произнесла Румянцева и закрыла дверь прямо перед носом у Кирилла.

Княжич несколько минут постоял, осознавая увиденное, затем тряхнул головой и, что-то для себя решив, развернулся и стремительно зашагал прочь.

Огромный, неприлично огромный букет алых роз остался лежать на пороге особняка.

После пар мы с Василисой поехали в ресторан, а оттуда — в «Аурум», чтобы работать. Корсакова с серьезным видом смотрела на наши расписания и пыталась их хоть как-то синхронизировать, чтобы влезло все: учеба, работа, личная жизнь.

Задачка была нетривиальная, но Василиса была полна решимости. Я своей невесте не мешал, но было очевидно, что к концу года жизнь наша изменится до неузнаваемости, и синхронизировать расписания окажется бесполезно.

— Я напишу программу, — вдруг заявила Василиса, раздраженно захлопнув блокнот, в котором последнюю четверть часа рисовала и черкала квадратики с нашими делами.

— Которая все за нас сделает? — спросил я.

— Которая за меня будет составлять варианты совместного времени! — мрачно ответила девушка, уткнувшись в окно.

И сидела таким сердитым нахохлившимся воробушком, обиженным на зловредные бумажки.

— Хорошо, — легко согласился я, приобняв ее за плечи. — Не расстраивайся.

— Думаешь, дальше будет легче? — тихо спросила Василиса, наблюдая за мельтешащими городскими огоньками за стеклом.

— Ни на грамм, — честно ответил я.

Невеста посмотрела на меня растерянно и расстроенно, и я не удержался — поцеловал ее в кончик носика.

— Легче не будет, — продолжил мысль я, — но мы вместе, а, значит, со всем справимся.

— Надеюсь, — вздохнула Василиса, положив голову мне на плечо.

— Точно тебе говорю, — заверил я невесту.

Вдруг Василиса встрепенулась, прильнув к окну.

— Нет, ну ты видел?! — возмущенно ахнула девушка. — Опять Нахимов гоняет! Зима на улице, а он?

Я тоже заметил знакомый номер на вильнувшем в заносе заднем бампере.

— Думаю, Кирилл спешит по делам, — усмехнулся я.

— Да какие дела в начале семестра? — продолжала бухтеть Корсакова.

— Такие… — протянул я. — Брюнетистые.

— Брю… Что? — округлила глаза Корсакова, и тут же, точно любопытная кошка, вцепилась в меня. — Кто она? Я так рада за Кирилла! Это большой прогресс для него… Но кто она?

Девушка выжидающе посмотрела на меня, а затем нахмурилась и добавила:

— И откуда ты знаешь? — с подозрением в голосе спросила она.

— Ну… — вздохнул я, снова приобнимая свою невесту, — скажем так. Я знаком с его любовным интересом, и девушка тоже задавала наводящие вопросы о нашем друге. Не в лоб, но… Судя по тому, куда наш друг так торопливо едет, я совершенно прав.

— И кто это? — зеленые глаза Василисы горели от любопытства.

Вместо ответа я снова поцеловал ее в кончик носика:

— Скоро узнаешь.

— Ты так уверен? — с сомнением протянула Василиса.

Я на минуту задумался, но все же ответил:

— Да, уверен, — подтвердил я. — Думаю, это идеальное совпадение.

— Хорошо бы, — вздохнула Корсакова. — Жалко парня.

— Не жалей его, — покачал я головой, — он сильный. Просто каждому нужно свое время.

Остаток пути мы провели в обнимку, каждый думая о своем. Не знаю, что там бурлило в хорошенькой головке у моей невесты, мои же мысли были более приземлены. Например, кого набирать себе в потешный отряд и обязательно ли кутить с Его Высочеством? В целом против кутежа я ничего не имел, но работа и учеба требовали трезвую голову. А зная Ивана, отжигать цесаревич будет по полной, даже если только для вида.

Особенно если для вида.

А в «Ауруме» нас уже ждали со всем нетерпением. Служба безопасности поймала парнишку, ведущего банальный, старый, как мир, промышленный шпионаж.

Из примечательного — человек оказался не от Лобачевских. Он вообще как будто бы курьером подрабатывал в одной из арендующих офисы контор, вот и скакал туда-сюда по этажам, не вызывая никакого подозрения.

Василиса стояла и слушала краткий доклад безопасника с видом таким кровожадным, что я начал натурально беспокоиться за жизнь и здоровье пойманного парнишки.

— Давай-ка лучше я разберусь, — негромко предложил я Корсаковой, когда безопасник закончил свой рассказ.

— Я сама хочу сломать ему руки, — шипела разъяренная Василиса, пытаясь просочиться мимо охраны в комнатку, где ждал своей участи неудачливый шпиён.

— Это какая-то новая сторона тебя, — заметил я, наблюдая за попытками девушки, — но мне нравится.

Корсакова чуть смутилась и посмотрела на меня:

— Этот недостойный человек пытается выведать мои наработки. Мои, понимаешь? Это… Это же низменное воровство! — воскликнула она с негодованием.

— Ты совершенно права, милая, — с улыбкой кивнул я. — Но такая хорошенькая девушка не может ломать руки всяким недоноскам. Я сделаю это гораздо качественнее и с душой. Не то что карандаш, ложку взять не сможет.

Василиса чуть побледнела от таких слов.

— Так что, ты позволишь мне разобраться без твоего присутствия? — уточнил я, не сводя с нее взгляда.

Корсакова глубоко вдохнула, борясь с дурнотой, но все же смирилась с неизбежным:

— Ладно, — выдохнула моя невеста, — пойду поработаю.

— Договорились, — улыбнулся я. — И набери Антона Васильевича. Скажи, что очень ждем его в гости, у нас есть подарочек.

Девушка кивнула и, кинув испепеляющий взгляд на комнатушку, удалилась наверх.

Я же, вздохнув, пошел ломать если не руки, то волю.

В небольшой переговорной сидел парнишка лет двадцати-двадцати пяти. Высокий, худой, с сильной примесью монгольских кровей. Как говорится, не то монгол, не то бурят. Представился он Азаматом и наотрез отказывался что-либо говорить без адвоката.

Позиция, в принципе, верная. Особенно если нашкодничал. Но была тут одна маленькая тонкость.

— Ну, здравствуй, Азамат. Азамат же, да? — спросил я, расстегивая пуговицы пиджака и усаживаясь в удобное офисное кресло.

Парень в ответ поджал губы, но кивнул.

— А я знаешь кто? — спросил я, откинувшись на спинку стула.

— Ты — Александр Мирный, — соизволил ответить неудавшийся шпиён.

— Ве-е-ерно, — протянул я. — А ты знаешь где?

Парень вздернул нос:

— В мерзотной конторе, которая создана, чтобы следить за свободными подданными Российской Империи! — пафосно воскликнул он.

Потом сообразил, что наговорил лишнего, и буркнул:

— Я ничего не скажу без своего адвоката.

— Адвоката, да? — я почесал подбородок. — Видишь, тут такое дело, Азамат. Я могу тебя допрашивать и без адвоката. Во-о-от эта корочка мне разрешает практически все, — пришлось достать из внутреннего кармана пиджака ксиву и положить ее на стол, чтобы парень смог изучить содержимое. — Или, можно даже сказать, вообще все. По крайней мере, провести допрос, как мне надо, и поломать тебе руки, как совладелец этой компании и по совместительству жених, которого попросила невеста, тоже. И что делать будем, м, Азамат?

Парень мне, очевидно, не поверил, пришлось вздохнуть и проникновенным тоном пояснить:

— Азамат, у нас два варианта. Вариант первый — я сейчас встану, раздроблю тебе кости кисти правой руки, сяду в это удобное кресло, и мы продолжим наш содержательный диалог. И вариант второй — ты мне сейчас все добровольно расскажешь под запись, и я, так и быть, не стану делать тебя инвалидом. Выбор, как говорится, за тобой. Ты же свободный поданный, да?

Незадачливый шпиён хранил гордое молчание. Пришлось мне печально вздохнуть и встать на ноги. Но стоило сделать пару шагов к парню, как тот не выдержал и заверещал:

— Я понял, понял! Я все скажу!

Сказал пацан действительно все. Нанял его Сергей Строганов, искал он планы раскрутки сайта. Стащить разработку, понятное дело, было не так-то просто, а вот наши наработки по раскрутке проекта, составленные на тот случай, если первые лица государства проигнорируют милую игрушку, представляли ценность.

И они у нас были! Но делиться ими со Строгановым я, разумеется, не собирался.

Спустя полчаса, выслушав пересказанные в мельчайших подробностях события, связанные с произошедшим, я удовлетворенно кивнул.

— Ну вот видишь, — сказал я. — Всего-то и нужно было, что поведать мне все, что у тебя на сердце.

Парень активно закивал, чувствуя мое приподнятое настроение.

— А теперь меня отпустят? — спросила эта наглая морда.

Я аж рассмеялся от этой незамутненной наивности.

— Ах, Азамат-Азамат… — я покачал головой. — Ты хоть представляешь, куда тебя жадность привела? Нет? Это не просто какая-то там контора. Это контора, напрямую подчиняющаяся императорской службе безопасности. И воровать у нас, значит, воровать у них. А ребята с Лубянки ой как не любят, когда у них что-то пытаются спереть.

Шпиён побледнел до образцового мелового оттенка.

— Ну, ты сильно не горюй, — приободрил я парнишу. — Чистосердечное признание оно не только душу облегчает, но иной раз и прокурора может разжалобить. Правда, боюсь, не в твоем случае поиска легких денег, но попытка все равно защитана. Ну, бывай.

И не дождавшись вялого мямленья совершенно раздавленного шпиёна, я удалился.

Удивительное дело, господин Серов встретился мне чуть ли не на пороге переговорной комнаты.

— Мирный, ты какого хрена мурыжишь задержанного? Тебе кто вообще права выдал на ведение допроса? — мрачно спросил Серов.

— Иван Дмитриевич Романов, — честно ответил я. — Возможно, в соавторстве с Дмитрием Алексеевичем Романовым.

У особиста дернулся глаз.

— Ты что такое несешь, Мирный?

Я не без удовольствия второй раз достал из кармана ксиву, показал Серову и пояснил:

— Несу добро и справедливость в основном. Ну и иногда тяжкие телесные, тут уж как повезет.

Серов пробежался глазами по корочке и изрек глубокомысленное:

— Жесть.

Глава 6

Нахимовы были древним княжеским родом и сохранили некоторые старые традиции. Вот, например, воскресные семейные завтраки, летние выезды в загородный особняк на Троицу или чтение вслух по вечерам после ужина.

Раньше Кирилл с удовольствием принимал участие во всех семейных и родовых мероприятиях, но после трагедии дистанцировался не только от друзей, но и от родных тоже. Глава рода, Виталий Константинович, времени от времени пытался как-то вернуть сына к реальности, но тот даже если и присутствовал, то чисто номинально.

Фарфоровая статуэтка тоже присутствует на каминной полке, но разве может проявить участие в душевной беседе?

Шли годы, и у отца все чаще возникали мысли изменить завещание. Так как отдавать род в руки пусть и исполнительного, но безучастного к жизни человека было решительно невозможно. Виталий Константинович тянул и тянул с оглашением своего решения, в тайной, хотя и тщетной надежде, что что-нибудь случится.

И что-нибудь случилось.

Дверь в малую гостиную распахнулась настолько энергично и резко, что могло показаться, будто случился пожар. Никакого пожара, конечно же, не было, зато в комнату стремительным шагом вошел Кирилл, немало удивив главу рода.

— Простите, что прерываю, — Кирилл кинул не слишком-то извиняющийся взгляд на младшую сестренку, сидящую на медвежьей шкуре у камина и читающую вслух какой-то модный исторический роман. — Отец, ты не мог бы уделить мне пару минут?

Виталий Константинович удивился, но отказываться даже не подумал. Старший сын не слишком часто обращался с какими-то просьбами, так что его слова вызвали у главы рода некоторое любопытство. И надежду.

Отец и сын проследовали в кабинет главы рода, где Нахимов-старший опустился в свое любимое кресло и кивнул Кириллу на гостевое. Но княжич садиться не стал. Он вообще выглядел удивительно бодрым, энергичным, словно бы очнувшимся от долгого сна. Взгляд — пронзительный, движения стремительные, брови решительно сведены.

Виталий Константинович подумал о худшем — наследник от отчаяния решился попроситься на службу на боевой корабль, в местечко погорячее.

— Отец, я выбрал себе невесту, — спокойным, уверенным тоном проговорил сын, нарушая установившуюся и успевшую затянуться тишину. — Девушка бедна, как церковная мышь, с потрепанной репутацией и иждивенцами в виде брата и сестры на руках.

У главы рода чуть не вырвался вздох облегчения. Невеста! Невеста это всяко лучше морских сражений.

— Простолюдинка? — осторожно уточнил Виталий Константинович, боясь спугнуть намечающуюся удачу.

— Боярышня, — ответил княжич.

— Пожалел? — прищурился Виталий Константинович, после чего спросил чуть тише: — Или попользовал?

Глаза Кирилла вспыхнули от сдерживаемого возмущения, но больше эмоций он не показал. Лишь сухо ответил:

— Приглянулась.

Еще немного и князь готов был пуститься вприсядку. Пф! Бесприданница с иждивенцами и спорной репутацией?! Они — Нахимовы, никто не посмеет сказать и слова поперек такого брака. Важнее то, что сын, наконец, перестал изображать из себя мебель и, кажется, вернулся к настоящей жизни.

— И как же зовут твою избранницу? — медленно проговорил глава рода, боясь спугнуть свою удачу.

— Анна Румянцева.

— Ты угораешь, что ли? — округлил глаза Лютый, потрясенно глядя на Серова.

— А что, похоже? — ехидно переспросил товарищ.

Разговор проходил в кабинете у последнего, где бумаг набивалось с каждым месяцем все больше и больше. Крупногабаритному Лютому с трудом удалось протиснуться к гостевому стулу, задев плечом башню из канцелярских коробок, отчего та опасно накренилась.

— Ты бы хотя бы половину барахла сдал в архив, что ли, — буркнул силовик, придерживая шаткую конструкцию.

— Здесь все нужное, — возразил Серов, отчаянно напоминая хомяка. — Лучше скажи, что делать будем?

— А что ты тут сделаешь? — вздохнул Лютый, бухнувшись, наконец, на стул, отчего тот жалобно скрипнул. — Если только проситься к нему переводом.

— К пацану? — скептически переспросил Серов.

— Не «к пацану», а к ближнику Его Высочества, — усмехнулся в ответ его друг. — Или ты думаешь, что когда цесаревич коронуется, он свой потешный отдел распустит? Не-е-ет, он оставит его при себе для решения особых вопросов.

— Мы с тобой тогда будем на пенсии, греть косточки у камина, попивать коньячок и рассказывать внукам страшные сказки, — покачал головой Серов.

У Антона Васильевича с этим делом все было давно устроено. Жена, трое детей разного возраста, приличная ведомственная квартира, которую Виктор Сергеевич Нарышкин обещал отдать в собственность по окончании службы. Небольшой домик за городом, где супруга со свойственным женщинам вдохновением выращивала всякое, чтобы потом с энтузиазмом крутить банки на зависть товаркам. У Серова была жизнь вне службы и будет после.

А у Лютого?

Этот разговор заставил силовика крепко призадуматься о собственных перспективах. С личной жизнью у мужчины было никак. Ну, одноразовые любовницы не в счет — они все хотели или денег побольше, или работенку для своего мужа поспокойнее. А как поспокойнее, когда ты столько лет клал нехороших людей лицом в пол? Это же не офисные бумажки, которые можно поменять одни на другие. Это часть жизни, часть личности.

Вон он как-то пил в клубе у Мирного с одной девицей, она его хорошо понимала. Добрая девушка даже такси вызвала, чтобы уважаемый гость добрался до дома со всем комфортом. Как же ее звали?..

Аделина? Агриппина? Алевтина? Афина!

Афина… Явно какой-то творческий псевдоним. Надо бы навести справочки о доброй девушке да отблагодарить. Например, ужином. Ужином, да, определенно.

— Игорь, прием! — вырвал Лютого из задумчивости хозяин кабинета. — Мы будем о способностях Мирного докладывать наверх?

Силовик сфокусировал взгляд на Серове, немного помолчал, осмысляя сказанное, и удивленно спросил:

— Каких способностях? — произнес он негромко. — Людям кости ломать? Так об этом и так все знают. А оно, глядишь, вполне может так случиться, и пригодится в какой-нибудь сложный для страны момент.

Мужчины переглянулись и синхронно хмыкнули. Лубянка вся была на прослушке, но то, что не сказано вслух, разве ж пришьешь к делу?

Днем ранее я попросил Афину подготовить список наиболее лояльных бойцов из тех, кто достался нам в наследство от Грифа. Список вышел небольшой, всего семь человек, зато один другого краше.

— Вот этот сразу нет, — заявил цесаревич, протягивая мне лист с резюме бойца.

Явление боярича Новикова ко мне в подвал обосновать было легко и просто — мы ж соседи. А вот присутствие его группы сопровождения уже легализовать гораздо сложнее. Телохранители не готовы были мяться на входе, выпуская объект из поля зрения, но все прочие варианты наблюдения напрочь ломали инкогнито наследника трона.

Пришлось вывести ребятушек на спарринги в клетке, а нам с Иваном засесть в зале. Вроде как парни пришли на собеседование, а я с другом что-то обсуждаю. Афина, понятливая девушка, квадратных вопросов не задавала, да и вообще носа из своего кабинета не показывала. Девушка была ну очень занята — составляла заказ на мебель. Ну и с кем-то письменно флиртовала по телефону. Последнее я только предполагал, но до того у помощницы был вид мечтательный и самую чуточку глупый.

— Почему? — вяло поинтересовался я, наблюдая, как охрана цесаревича лениво валяет друг друга по полу.

— Он же сидел, — пояснил наследник престола таким тоном, как будто это все объясняло.

— Сидел он за воровство, и то от безысходности, — ответил я, пожав плечами. — Они тут все от безысходности, Твое Высочество. Представь жизненную ситуацию, когда тебе нужно вот туда заходить несколько раз в неделю и надеяться, что тебя не слишком сильно покалечат? — я кивнул на клетку.

Иван проследил за моим взглядом, но вдруг спросил не по теме:

— Что ты о них думаешь?

Не то чтобы оценивать телохранителей наследника престола, не слишком активно сражающихся в клетке, входило в мои новые обязанности, но и оставлять вопрос без ответа я не стал.

— Работают по уставу, ответственные, хорошо подготовленные, — охотно поделился впечатлением я, а затем подумал и добавил: — Но как будто без души.

— Без души… — медленно повторил Иван на выдохе, о чем-то размышляя. — Но телохранителям и не рекомендуется заводить тесный контакт с охраняемой персоной, разве нет?

Строго говоря, телохранителем я никогда не был. Но бывал тем, кто этих ребят упокаивает. Так что вздохнул, взъерошил волосы, немного помолчал, подбирая слова.

— Не знаю, как это сформулировать, — сказал я. — Но предыдущая команда, мир их праху, мне казалась более живой. Эти… Чисто механическая работа.

Мы помолчали, и я решил поднажать:

— Зато мои ребята будут твоими самыми верными псами!

Цесаревич вздохнул, снова посмотрел на разложенные бумаги и заново поднял резюме, которым в меня тыкал:

— Если кто узнает, что в особом отделе наследника трона бывший заключенный, это будет такой скандал, — произнес Иван.

— Если узнают, — медленно проговорил я, — сыграешь на публику. Что ты такой милостивый и все понимающий, вот дал шанс исправиться парню, которого тяжелая нужда толкнула на кривую дорожку.

— Алекс, военные не поймут, — медленно произнес он.

— Твои военные через одного тащат со складов все, что плохо лежит, к себе на дачи. Тут еще непонятно, кто больше вор — тот, кого за корку хлеба посадили, или тот, кто вагонами тырит, — возразил я, глядя на своего соседа. — И только попробуй сделать удивленные глазки.

Цесаревич и не стал, лишь недовольно поджал губы.

— Но это все если узнают, — еще раз повторил я. — А мы же с тобой понимаем, что если красивенько подправить личное дело у парнишки, то и узнавать будет нечего.

— Почему ты в него так вцепился? — недовольно спросил Иван. — Он же боец, откровенно говоря, никакой.

— Боец — да, — согласился я, не став спорить с очевидным. — Зато профессиональный щипач и домушник. Такой войдет в толпу твоих разряженных вельмож и какую интересную записулечку выудит, а то и мобильный телефон с компроматиком. Или наоборот — подложит туда, где ничего не было, но очень нужно, чтобы оно там появилось. Лубянка, скажем честно, она же только поломать способна да в каменный мешок посадить. А тебе, Твое Высочество, по жизни очень и очень понадобится проворачивать делишки серой морали. Корона обяжет.

Цесаревич недовольно дернул щекой.

— И все-таки это будет отвратительный скандал, если его судимость всплывет, — упрямо повторил наследник трона.

— С этим не спорю, — легко согласился я. — Но только если всплывет.

— А как не всплыть-то? — чуть повысив голос, возмутился цесаревич. — Их же проверять будет служба безопасности отца, а там хоть и не болтают, да такое шило не утаишь!

— Иван, ну ты чего как маленький? — раздраженно спросил я. — Дай ценное указание, пусть подотрут в документах.

— Чем? — растерялся наследник трона.

— Ластиком! — рявкнул я. — Одолжить?

Иван с минуту смотрел на меня оторопело, а потом покачал головой.

— Ты иногда так легко балансируешь на грани закона, что мне неспокойно, — признался наследник престола.

— Я балансирую в твоих интересах, — пожал плечами в ответ, вернувшись к наблюдению за бойцами в клетке. — И потом, я ведь уже говорил — серая мораль, корона…

— Да понял я, понял… Ладно, — наконец сломался Иван. — Но для начала я хочу на каждого из них глянуть лично.

— В бою? — живо заинтересовался я.

— Нет, пообщаться, — ответил цесаревич. — Понять, что за человек. Нет ли среди них мерзавцев.

У меня чуть-чуть не сорвалось с языка ехидное замечание «А это ты как определяешь?». Еле удержал в себе!

Наше творческое сотрудничество решено было начать с сования пальцев в розетку. Проще говоря — Его Высочество изъявил желание пообщаться с левой молодежью.

— А почему их нельзя вызвать в Кремль? — в сотый раз докапывался я до Ивана.

— Это будет демонстрация силы. А я бы хотел поговорить с ними по душам, — спокойно ответил цесаревич.

— А если они воспримут твой широкий жест как слабость? — уточнил я.

— Князь Голицын обещал мне, что совсем уж отмороженных придурков не будет. Закрытое мероприятие, только для своих, — произнес Иван.

— Мне это не нравится, — честно заявил я.

— Не забивай себе голову политикой, Алекс, — посоветовал цесаревич. — Ты все равно этого не любишь. Просто мне нужно съездить на вражескую территорию и хотелось бы иметь хотя бы одного верного товарища при себе.

Хотелось пошутить, что я захвачу с собой попкорн и буду наблюдать, как шакалы пытаются укусить медвежонка, но не стал — обидится еще.

Иван хотел проявить влияние на левую молодежь, пообщаться там с ними, поискать разум, чтобы к нему воззвать. Я сильно сомневался, что из этого выйдет толк, но иногда важна сама попытка, а не ее результат.

Договорились, что Его Высочество в сопровождении своих телохранителей и моего потешного отдела прикатит к Голицыну с максимальной помпой.

Прикатить было просто — я собирал отряд в клубе, оттуда мы садились на ведомственные машины и присоединялись к кортежу цесаревича. Меня, правда, Иван попросил пересесть в свой внедорожник.

— Если мероприятие удастся, поедем кутить, — решительно заявил наследник престола.

— К актрисам в нумера? — усмехнулся я.

— Можно и к актрисам, — важно кивнул цесаревич. — Но есть у меня опасение, что Василиса попробует откусить мне голову за совращение ее жениха.

Я коротко посмеялся.

Да, невеста у меня была вроде бы спокойная и тихая. Но стоило задеть ее личные интересы, как эта милашка превращалась в дикого хищника. Небольшого, правда, но очень коварного.

— А что ты считаешь критерием успеха этого мероприятия? — поинтересовался я.

— Ну, — не слишком уверенным тоном протянул цесаревич, — для первой встречи будет достаточно, если никто из них не напросится на плаху.

— Учитывая, что там будет Меншиков, который с недавних пор держит их всех в ежовых рукавицах, — хмыкнул я. — Но какие низкие у тебя требования!

— Увы, — развел руками Иван, — наше поколение самое проблемное в агитационной работе. Слишком сытое детство не позволяет им оценить, какие качественные рывки делала страна последние несколько десятков лет.

— Революция всегда делается руками молодых, — вздохнул я.

— Нет, знаешь, я не думаю, что там оголтелые демократы, — возразил цесаревич. — Они же не хотят ущемлений собственных прав. Они хотят ущемить мои. Ну и отца, понятное дело.

— Дурная затея, — резюмировал я, но Иван лишь отмахнулся:

— За попытку нам по пальцу отрубать не будут, вот и все требования.

Так-то оно так, но ехать в рассадник оппозиции…

Иван либо дурной, либо очень тонко чувствующий политик. А учитывая юный возраст цесаревича, стоило смириться и готовиться к незапланированным приключениям.

Глава 7

Ресторан «Ивушки», принадлежащий князьям Голицыным, располагался в самом сердце столицы, занимал два этажа и был прям максимально понтовым заведением. Круче, думаю, было бы только если закатить пивнушку у цесаревича, но, подозреваю, папенька был бы против.

Князь отдал на откуп наследнику организацию мероприятия, и тот расстарался. Я же задал давно мучавший меня вопрос цесаревичу:

— Скажи, Твое Высочество, — заговорил я, — а как же персонаж такой сомнительной верности, хоть и князь, оказался в посольстве у потенциального противника?

Наследник престола хмыкнул:

— Ну вот Меншиков — он по какую сторону баррикад? — задал Иван наводящий вопрос.

— Старший или младший? — уточнил я.

— Младший.

— Хм… — задумчиво протянул я.

— Во-о-от… — Иван взъерошил волосы на затылке.

Вообще, было странно наблюдать знакомые жесты, интонацию и мимику на чужом теле.

— Всегда должен быть кто-то, — собравшись с мыслями, продолжил цесаревич, — кто и нашим, и вашим, и без вреда для личной репутации. Ну и кого еще отправить в Лондон на переговоры? Сам понимаешь, если нашего, правого министра иностранных дел выдать, он там кого-нибудь пошлет на три буквы, воевать потом придется…

Я посмеялся, но вспомнил случай в клубе:

— Только сын у князя что-то подкачал.

— А, — раздосадовано отмахнулся Иван. — Первый блин вышел комом. Вот второй пацан у него — тот прям в породу пошел. Будет наследовать связи и состояние.

— А так разве можно? — удивился я.

— Ну а почему бы и нет? Пишешь бумаженцию, у нотариуса заверяешь и оставляешь на хранение, — кивнул наследник престола. — Есть сложности с подчиненными семьями, там нужно одобрение глав рода. А если бы такой системы не существовало, не выжили бы традиции наследовать самому умному, самому сильному, самому прижимистому… Как я уже сказал, сложности только в подчиненных семьях — там необходимо согласие главы рода. А некоторым главам рода — у отца… Ну, собственно, вот Голицын, например. Но тот сам пришел с предложением. Князь не дурак, и прекрасно понимает, что старший у него малость дебиловат, заиграется в либералов и обнулит все заслуги рода за какую-нибудь идиотскую идею.

— Тяжело вам, аристократам, — хмыкнул я.

— Не минет тебя чаша сия! — усмехнулся в ответ Иван.

Спорить о том, что мне и так, в принципе, отлично живется, я не стал — мы почти приехали.

Был у меня в прошлой жизни смешной случай — дали порулить танком. А на месте предполагаемой дороги только столбы вкопали. Собственно, недолго они там простояли — я их маленько с непривычки подрихтовал. Вот от сегодняшней поездки у меня были примерно те же ощущения.

Иван попросил как-нибудь эпатировать публику, чтобы максимально заявить о себе. Ну, эпатировать-то дело нехитрое…

Мы переключали светофоры под свои нужды, лихачили на дороге, кто-то даже умудрился высунуться в окно и попросить телефончик у насмерть перепуганной девицы в маленькой красной машинке. Хотели еще пострелять в воздух, но Иван попросил отложить на ночь, чтобы у Нарышкина глаз не задергался раньше времени.

В общем, вкатили мы на парковку «Ивушек» легко, весело, немного помотав нервы команде сопровождения.

Наследник престола появился на этом мероприятии не то чтобы инкогнито, но без лишнего официоза. Так что мой потешный отряд скользнул в помещение через дверь для слуг и равномерно распределился по помещениям.

Надо сказать, что после разговора с Иваном и затем его согласования с отцом в потешном отделе утвердили пять человек помимо меня. И был тут полный набор, на любой вкус и цвет, так сказать. Паук, о котором мы спорили, удивительным образом обелил свою репутацию. Он об этом еще не знал, но и того, что его пригласили аж на самого цесаревича работать, хватило, чтобы купить верность мужчины с потрохами.

Да и не его одного.

Для них всех, потерявших в свое время всякую надежду на светлое будущее, а иногда и на само будущее, такой карьерный рост из пушечного мяса на потеху публике в потешные бойцы наследника трона — выше самых смелых мечтаний.

Собственно, это и было главным аргументом для выбора людей. Эти, которых ты из дерьма вынул, за три копейки тебя не продадут.

Ну а я просто зашел с Его Высочеством в «Ивушки», как верный собутыльник… Э-э-э, верный товарищ, вот.

Внутри обстановочка оказалась модной. Не представляю, как тут в этих ваших Европах дела обстоят, но чувствовалось, что молодежь приволокла сюда самые модные веяния заграницы.

Нас встретил лично Петр Голицын. Изобразил умеренную радость и вежливость и пригласил в зал, где по кругу на диванах и креслах за низкими столиками сидели молодые люди и девушки. У кого-то рядом стояли кальяны, кто-то просто без изысков пил, но все как один обсуждали будущее нашей страны.

Просто потрясающая амбициозность.

Появление наследника трона заставило некоторых встрепенуться, но все быстро сделали вид, что так и надо, и цесаревич к ним каждый день заглядывает. Мы с Иваном уселись в креслах, но не рядом, а почти напротив друг друга. Прехорошенькая официантка тут же спросила, чего я изволю. Я изволил себе кальян и какой-нибудь лимонадик.

Больше всего, кажется, удивился Меншиков, но лицо Максим сдержал. Княжич кинул на меня задумчивый взгляд и никак не стал комментировать мое появление. Он, видимо, выступал модератором дискуссии до нашего прибытия и хотел вернуть собравшихся к прерванному разговору, но в этот момент тут какой-то шибко борзый и не очень, видимо, умный прокашлял:

— Мирная псина.

Иван нехорошо прищурился, Максим заметно разозлился, я же откинулся в кресле, затянулся сладким дынным дымом и, медленно выдыхая его вместе со словами, равнодушно произнес:

— За слова ответишь или по древней левой традиции будешь за мамкину юбку прятаться?

В комнате повисла пауза. Отвечать за слова передо мной, понятное дело, не хотелось. У Голицына на лбу от переживаний капельки пота выступили — ну еще бы, он же принимающая сторона, и так обосраться прям с порога нужно умудриться. Меншиков устало лоб потер, а Иван заметил:

— Вот из-за таких людишек вас никто серьезно и не воспринимает, — сказал цесаревич.

Присутствующим потребовалось полминуты на осмысление, а затем они разразились возмущением: они не такие и вообще сказавший дурак и перебрал, его сейчас выведут, только надо найти кого.

А дальше Иван с Максимом очень быстро и ловко замяли инцидент и пустились в философские рассуждения. Мне только текстовое сообщение от Меншикова пришло:

Хотел сначала просто любезно согласиться, но затем передумал. Репутацию нужно поддерживать.

И посмотрел на Меншикова, ожидая реакции на мое сообщение. У княжича натурально дернулась щека.

Меж тем цесаревич толкнул пафосную речь о своем внезапном здесь появлении:

— Я решил посетить ваше мероприятие не просто так, — произнес наследник престола, оглядывая собравшихся. — Мы с вами молодое, прогрессивное поколение, и было бы большим прорывом уйти от классической биполярной внутренней политики. Как показывает практика, значительная часть интересных и весьма полезных инициатив тонет или уродуется по пути к реализации просто потому, что вы и ваши визави от имперцев не можете даже банально находиться в одном помещении.

На этих словах цесаревич посмотрел на того чахоточного, которого Максим попросил не убивать. На мое сообщение княжич, кстати, ответил коротко и многозначительно. Вообще-то слишком коротко и слишком многозначительно «!!!», но развивать дискуссию настроения не было.

— Я — наследник трона, — продолжил Иван, — и у меня нет желания бездумно делить аристократию на левую и правую. Я бы хотел разобраться в вашей мотивации и ваших мечтах о благе Российской Империи. Лояльных трону я прекрасно понимаю, их интересы — это мои интересы. Мне бы хотелось теперь понять вас, чтобы за время моего правления мы вместе сделали нашу страну еще более сильной и великой.

Я думал, народ сейчас одобрительно загудит, осознав, что им предоставили возможность высказаться напрямую, практически самому главному лицу в государстве. Но нет, просто взволнованно зашептались. И тут было непонятно, то ли они в восторге от предложенной чести, то ли считают, что юный цесаревич настолько слаб и глуп, что решил опереться на левых.

Впрочем, исходя из дальнейшей дискуссии я вынужден был прийти к выводу, что детки у леваков росли в каком-то абстрактном мыльном пузыре, оторванном от реальности. Отчасти я оказался прав — Иван потом рассказал, что большинство училось и почти всю сознательную жизнь жило за границей, и на русском некоторые даже говорили с характерным интонационным акцентом.

Часть вернулась получать высшее образование, потому что у нас вроде как основы посильнее. Другой части пора было перенимать семейные дела и доучивались эти бедолаги дома, скучая по плесневелому сыру и продуваемому всеми ветрами острову.

Короче, немного пошушукавшись, присутствующие решили высказывать свои гениальные предложения по кругу. Я понимал, что часть этих идей перешла молодому поколению по наследству от родителей, часть вложена в голову во время жизни за границей, часть тупо проспонсирована представителями вероятного противника. Неявно, да, но тут только слепоглухонемой не заметит выгодоприобретателя того или иного креатива.

Но молодые леваки этого-то и не видели!

И если в начале их выступлений мне казалось, что Иван меня пригласил в качестве мебели, то очень быстро я понял, что сдержаться выше моих сил. А цесаревичу, судя по его довольной роже, только того и надо было.

— Я считаю, — с пафосным видом проговорил какой-то слегка заплывший жирком парень, — что нужно прекратить душить СМИ цензурой. Это не прогрессивно. Власть должна знать, где она неправа, и стремиться как можно быстрее это исправить.

— Если бы вам кто-нибудь посоветовал, ну не знаю, например, сходить в спортзал, вы бы как отреагировали? — живо заинтересовался я.

— Что? — возмущенно ахнул парень. — Да как вы смеете!

— Вот вы не правы и совершенно не стремитесь стать лучше, — усмехнулся я в ответ.

— Это другое!

— Ну почему же? — пожал плечами я. — Я — свободное СМИ, говорю, что думаю. И что там еще вы сказали? Не задушен цензурой этикета, во.

Парень надул и без того округлые щеки, а Меншиков ловко перевел беседу в другое русло.

Каждый из представленной в зале ресторана молодежи на самом деле не имел никакого четкого представления о том, как в действительности сделать лучше. Нет, кто-то, конечно, затрагивал болезненные темы. Вечные, как встающее над горизонтом солнце, или как смена времен года. Мздоимство и казнокрадство, например. Возмутительно, согласен. Да что там я — все согласны.

Раз все согласны, то все возмущенно покивали, а потом я задал каверзный вопрос:

— А что делать-то?

— Строго карать! — вскинув подбородок, заявила девица.

Цесаревич сработал на опережение и не дал мне запинать девчонку на ее же поле. Иван крайне вежливо попросил негодующую составить план по снижению случаев взяточничества и распила бюджета.

— Но я же не экономист… — как-то жалобно пискнула девчонка.

— Ну постойте, вы же возмущены сложившейся проблемой до такой глубины души, что даже меня в нее посвятили, — проговорил Иван с видом таким ехидным, что стало понятно — девчонка попалась. — А раз вы посчитали себя вправе оценивать происходящее, значит, у вас и решение наверняка имеется. Жду его в понедельник.

Девица еще что-то слабо возмущалась, а беседа уже перетекла к следующему в зале. Собственно, все вопросы и претензии были примерно вот такого уровня, что ярко характеризовало этот кружок по интересам.

Объединиться, повозмущаться — это они могут, это со всем почтением. А когда дело касалось аналитики, планирования или, не дай бог, работы — тут приключались всякие метаморфозы типа «у моей подруги умер любимый хомячок, я помчалась, чмоки».

Но больше всего меня поразил басистый амбал, который заявил, что он полный пацифист, а его хотят призвать в армию.

— На два года выпасть из жизни, и чего ради? — причитал он. — Это же натуральное тюремное заключение!

Тут уже у меня конкретно пригорело.

— А кто служить-то будет, если ты весь такой красивый? — поинтересовался я.

— Да зачем нам столько солдат? — задал новый вопрос здоровяк. — Мы уже полвека ни с кем особо не воюем, а убытки от содержания такой большой армии каждый год терпим. Вот я даже в уме прикинул, это порядка пары миллиардов высвободится!

— А что делать, если война? Изыскивать средства? — живо предположил я, не сводя с говорившего взгляда.

— Да какая война, кому мы нужны, — отмахнулся парень.

— Ну, если не нужны, так вы можете начать с того, что отдадите свою землю нуждающимся. Мне, например, — с улыбкой произнес я. — На добровольной основе и полностью без вторжений. А знаете, на каком основании? Потому что я могу прийти и просто взять, что приглянется, меня ваша охрана кукольная ни разу не остановит.

Сказанное породило массу дискуссий, но в целом можно было подводить резюме встречи: дети. Дети с доступом к большим ресурсам и без какого-либо зачатка здравомыслия в голове. Аналитика и логика там же, где и здравомыслие — не в этих головах. Половина ищет выгоды себе лично и своему роду, вторая — переживает, что подумают о нас соседи. Даже смертная казнь не отменена, как нехорошо!

— Господа и дамы, — Иван поднял руку, призывая к спокойствию расшумевшихся собеседников. — Я услышал много интересных…

И совершенно бесполезных.

— …предложений и идей. И поручаю вам составить перечень предложений, их актуальность и выгоду от реализации, — продолжил наследник престола. — Считаю, что если мы по-настоящему плодотворно поработаем вместе, то сможем, наконец, прийти к пониманию.

Присутствующие закивали, а Меншиков — наоборот, расслабился. Его Высочество сейчас, очевидно, свалит, и будущему главе фракции можно будет вдохнуть полной грудью.

— Ну что, как считаешь, успешная поездка? — спросил я у Ивана, когда мы вышли на крыльцо ресторана.

Его охрана и мой потешный отдел стояли чуть в стороне, ожидая дальнейших приказаний, но не спеша нарушать господский разговор.

— Да, вполне, — кивнул цесаревич с легкой улыбкой. — Надеюсь, они начнут мыслить более приземленными категориями, и мы все-таки сможем на них опереться в будущем.

— Ты же понимаешь, что у слов «надавить» и «опереться» разная смысловая нагрузка? — осторожно уточнил я.

— Была всего одна встреча, — пожал плечами Иван. — На все требуется время.

В ответ я лишь покачал головой.

Дальше нам нужно было садиться по машинам и по уже заведенной, но еще ни разу не используемой традиции, поехать кутить.

Иван уже готовился шагнуть с порога, как вдруг я услышал.

Услышал настолько четко, словно это происходит где-то рядом, в шаговой доступности. Так близко, что можно было бы увидеть, но я не видел, только услышал.

Услышал, как кто-то спускает курок.

Глава 8

Сколько требуется времени пуле от нажатия спускового крючка до поражения цели?

Сколько требуется времени на принятие решения?

Я не вижу стрелка, и ему негде укрыться на прочесанной охраной цесаревича парковке. И я не успеваю повернуть голову и рассмотреть Ивана, чтобы найти на нем алую метку прицела.

Все, что я успеваю, это выставить руку, не давая наследнику трона сделать следующий шаг, а затем раздается выстрел. Столь же оглушительный, сколь далекий.

Я не вижу и, кажется, даже не слышу — я чувствую колебания воздуха, разрезаемого крошечным снарядом. Но хуже всего другое — я не знаю, куда он летит.

И все, что мне удается, все, что я могу успеть сделать — это поднять воздушный щит.

И все это — звук, взмах руки, выстрел и щит — занимают доли секунды. А в следующее мгновение где-то в метре от нас в воздухе замерла пуля.

— Снайпер! — гаркнул я и уронил туман на сколько хватило магии.

Мой потешный отряд отработал быстрее охраны. Наследника престола мгновенно взяли в кольцо и оттеснили обратно в здание. Да, потешный полк просто оказался ближе к нам, но… Вопросики к охране цесаревича, вопросики.

Туман облизывает дома, ощупывает машины, заглядывает в окна, но все-таки ползет по земле. Поднять его даже на уровень пятого этажа — проблема. А судя по углу наклона все еще висящей в воздухе пули, стрелок расположился намного выше. Воздух услужливо доносит сквозь приглушенные звуки города, шум машин и дробь чьих-то кованых каблучков новое движение.

Палец убийцы снова ложится на спусковой крючок…

Я взмахиваю рукой, и замершая в воздухе пуля срывается в обратный полет.

Попадание.

Ну, надо отдать должное, охрана суетилась прилично. Район почти моментально оцепили, с мигалками и матом прибыл Лютый со своими ребятками и по моим довольно скупым, надо признать, показаниям они отправились искать стрелка.

Случись это в моем мире, я бы с легкостью смог рассказать и про пулю, и про оружие, из которого она выпущена. Но здесь я слишком мало знал про огнестрел, в руках же его держать вообще толком не доводилось. Случай на заброшенной стройке — не в счет.

Кто даст сироте пострелять, ну.

Меншиков был мрачен, Голицын — просто бел как мел. Ну и в целом левые оказались в очень неприятной ситуации: стрельба в цесаревича после встречи с ними вызовет неслабый резонанс в обществе.

Немного прошвырнувшийся между людьми и автомобилями Лютый отозвал меня в сторону:

— Есть что добавить вне протокола? — спросил он.

Я посмотрел на Ивана, о чем-то спокойно болтающего с Меншиковым, на немного дерганный потешный отряд, который в присутствии любых обладателей погон чувствовал себя очень не очень, затем постарался вспомнить в мельчайших деталях все произошедшее и пришел к неутешительному выводу:

— Есть ощущение, что целились не в наследника, — ответил я. — По крайней мере, первым выстрелом.

Лютый приподнял брови, и я пояснил:

— Из-под козырька здания первым должен был выйти я, — произнес я, махнув рукой в сторону здания, о котором шла речь. — Немного, на полшага, но этого бы хватило.

Силовик нахмурился и тоже посмотрел на злополучное крыльцо.

— Есть в этом логика, Мирный, — подтвердил Лютый. — Если снять тебя, то уже ничто не помешает убить цесаревича. Не сейчас — так чуть попозже. Сильный маг рядом с мишенью — это практически гарантированное, стопроцентное фиаско. Таких, как ты, стараются валить в первую очередь, уж слишком сильные маги непредсказуемы. Ты, конечно, еще почти не обучен, но уже доставляешь массу хлопот.

Мужчина перевел взгляд на меня, усмехнулся и добавил:

— Всем.

— Ну, извините, — развел я руками.

— Ладно, езжай… — свернув разговор, произнес Лютый. — Его Высочество уже намекал, что он со своими людьми хочет уехать.

— Спасибо, — кивнул я в ответ. — Я запрошу детали расследования.

Лютый фыркнул:

— А ху-ху не хо-хо?

— Имею право, сами знаете, — пожав плечами, сказал я.

— Ой уж, имеет он… Имелка не отросла, небось. Иди уже с глаз моих.

Просить дважды меня было не нужно. Я и сам понимал, что ничего нового и интересного здесь никто не выяснит. Визит цесаревича сюда — не секрет. Ну, то есть не новость первой полосы, по крайней мере, уж точно таковым не был до произошедшей перестрелки. Но знал о нем такой ограниченный круг лиц, что в сумме как бы не половина Москвы. Уж благородная ее часть — так точно.

Рабочий визит, можно сказать, подобные мероприятия спонтанно не случаются.

— Ваше Высочество, мы здесь закончили, — произнес я, подходя к Ивану.

Цесаревич благосклонно кивнул:

— Ну тогда по коням, — велел наследник престола. — Максим, надеюсь на ваше содействие моим людям.

— Всенепременно, Ваше Высочество, — со всем достоинством поклонился Меншиков.

А стоило нам рассесться по автомобилям, с Ивана сползло все пафосное высокомерие, и парень предвкушающе потер ладони:

— Ну а теперь можно и кутить! — с сияющими, как пара прожекторов, глазами заявил он.

Я охренел.

— Твое Высочество, какое кутить?! В Кремль!

К папке под юбку, чтоб не моя голова за тебя болела!

— Кутить, Алекс! Кутить обязательно, — резко посерьезневшим тоном проговорил Иван. — В планах был бар с правой молодежью. И я не имею никакого права туда не явиться.

— В нас только что стреляли, — напомнил я.

Ну, вдруг у наследника трона от адреналина память отшибло.

— Я в курсе, — кивнул он. — И именно поэтому мы обязаны поехать дальше веселиться.

— Я не понимаю, что за…

— Алекс, — прервал меня Его Высочество, — я — цесаревич и наследник трона. Если после каждого плевка в свой адрес я буду сбегать, поджав хвост, в Кремль за сто запоров, разве будут меня уважать и слушаться поданные? Особенно военные. Трус не может носить корону Российской Империи.

— Иван! — рыкнул я. — Это полная дурь!

— Это политика, Алекс, — покачал головой цесаревич. — Привыкай. Тем более, ты сам только что сказал, что стреляли «в нас». Попросишься переехать к Лютому в подвал Лубянки? — ехидно спросил наследник.

Я недовольно цокнул языком, но больше не спорил.

Политика… Политика политикой, а найду ту гниду, что охренела стрелять посреди столицы, мокрого места от нее не останется.

Ситуация была — нарочно не придумаешь, хуже не сделаешь. Все и так знают, что Свободная фракция мечтает о «лучшем будущем» для страны, наследник престола даже вот имел удовольствие познакомиться с креативными идеями…

И тут же, прямо на пороге, на выходе с собрания молодежи Свободной фракции стреляют в будущего императора. Некоторым впору самим застрелиться, но Меншиков слабостью духа никогда не отличался.

Максим понимал, что лишь полное содействие расследованию способно хоть как-то улучшить сомнительное положение левых. Но тут, как говорится, невиновность докажут, а осадочек все равно останется. И еще долгое время будет гулять по всему высшему обществу одна сплетня краше другой.

В общем, Максимилиан был мрачен, и одной его мрачной мины хватало, чтоб гости «Ивушек» строились на дачу показаний, говорили четко и по делу, ну и вообще были максимально покладисты. И когда люди с погонами и без изволили покинуть ресторан, то морально выжатая левая молодежь скучно и без изысков попросила накрыть на стол еды и водочки. Произошедшее требовало снятия стресса, и тут даже приличные девушки были не прочь опрокинуть рюмку-другую.

— Ну, чего ты трясешься, как осиновый листик? — спросил Меншиков у Голицына, которому кусок в горло не лез. — Немного тебя пополощут, конечно, но быстро успокоятся. Привыкай к суровой реальности, тебе ж не десять лет.

Парень посмотрел на лидера с таким видом, слово из «Ивушек» он планировал нырнуть под трамвай:

— Отец меня сгноит за такое эпическое фиаско, — пояснил Петр. — Сначала этот дебил Рогов оскорбляет ближника наследника трона, а потом еще и стрельба на пороге! Мне конец.

Меншиков тяжело вздохнул. Княжич Голицын ему конкретно так не нравился, но объективно вины парня в произошедшем не имелось. Кто ж знал, что ему так крупно не повезет.

— Ладно, — повторив вздох, произнес Максим, — я попробую замолвить словечко перед князем о тебе.

Задерживаться никто не хотел после такого эмоционального испытания, так что очень быстро все как-то скомкано начали прощаться и отбывать к семьям. Оставаться для продолжения вечера гости Голицыных не желали.

Меншиков, как и положено главе молодежи, планировал уезжать последним. К тому же было у него одно незаконченное дельце.

— Костик, — Максим окликнул Рогова, и тот весьма довольный, что сам Меншиков его зовет, с важным видом подошел к княжичу. — Знаешь, мне есть что тебе сказать, — проговорил Максимилиан, заводя парня за угол, подальше от любопытных глаз условных союзников.

— Я весь внимание, — горделиво вскинул нос Рогов, и тут же получил такой удар в грудину, что вся спесь с него слетела мигом.

Да и вообще сложно изображать гордеца, корчась на полу в попытках сделать вдох.

— Еще раз опозоришь меня перед императорской фамилией, я тебя лично прикончу. Понятно? — тяжело роняя слова, проговорил Максим, склонившись над поверженным сторонником.

Сдавленный хрип с пола демонстрировал, что Константин Рогов был согласен на все что угодно, лишь бы ему еще раз не прилетело.

«Аристократики», — брезгливо подумал Максим. — «Половина дебилы, другая — неженки. Мельчает сословие, мельчает…»

Пропахшая нафталином квартира принадлежала какой-то бабусе — божьему одуванчику. Бабусю уже перетрясли вдоль и поперек — она на зиму уезжала к внукам на юга, оставляла квартиру под присмотром управляющего домом. Ну а тот, понятное дело, в отсутствие хозяйки за небольшую плату пускал в квартиру разный народ, обязательно приличный. В основном это были любовнички или неприметного вида мужчины и женщины, прятавшие лицо и платившие наличностью.

Их клиент был, как ни странно, из первых. Девица, правда, была наемная, но зато легенду любовницы изображала достоверно.

А сам стрелок лежал на полу кухни с аккуратной маленькой дырочкой в груди и лужей крови на вязаных старушечьих ковриках.

— Растет пацан, смотри, как аккуратно работает, — усмехнулся Серов, присев на корточки рядом с трупом.

Скачущий вокруг фотограф только что закончил съемку места происшествия и упаковывался, чтобы отбыть.

— Отдай спецам с пометкой суперсрочно, — распорядился Серов. — Если мы не дадим Его Величеству внятных ответов на его конкретные вопросы, вероятно, прилечь рядом с этим бедолагой будет лучшим решением.

— Ну, часть ответов я тебе и сам могу дать, — сказал Лютый, рассматривая уроненную на пол винтовку.

— Да? — оживился Серов. — И чем порадуешь?

— Ничем, — мрачно отозвался Лютый, пожав плечами. — Это снайпер из группировки «Вильгельм Телль», швейцарские наемники. Считаются лучшими в мире стрелками среди своей профессии.

— Что, даже лучших наших Соколиных глаз? — искренне удивился Серов.

— Лучшие в своей профессии, Антон, — раздраженно ответил силовик.

— А, среди наемников… — понятливо протянул его товарищ.

Оба некоторое время молча смотрели на труп.

— Соколы вне конкуренции, — продолжил Лютый после паузы. — Если их выпустить в найм, там больше никому работы не останется.

— И слава богу, что они под присягой, — вздохнул Серов. — Боюсь, они бы Мирного точно положили. Ладно, группировка понятна. Дальше моя работа.

— Угу, — отозвался Лютый. — Твоя. До следующего выстрела.

— Думаешь, скоро? — с тоской в голосе спросил особист.

— Обязательно, — усмехнулся силовик. — Все ж знают, что дважды в одну воронку не падает, да? Значит, чем меньше времени между выстрелами, тем больше рассеянность объекта и выше шансы.

— Не с Мирным, — хмуро покачал головой Серов.

— Надеюсь, — вздохнул Лютый в ответ. — Очень на это надеюсь.

Местечко оказалось атмосферным со всех сторон. Располагался ночной клуб в районе Садового кольца, занимал целое трехэтажное здание, при этом снаружи имел вид довольно скучный. С улицы предположить назначение помещений было бы невозможно — ни звука, ни света наружу не проникало.

Тематикой заведения был огонь, так что все внутри горело и кричало, гоу-гоу девицы танцевали в кокошниках и ботфортах из шкуры с жопы дракона до самых труселей, а все меню готовилось исключительно на углях. Ну, кроме выпивки, конечно.

Собственно, больше шока, чем явление Ивана, у присутствующих вызывала лишь моя морда лица рядом с наследником трона. Ермаков, возглавляющий правое крыло всей молодежи, сначала неверяще проморгался, когда меня увидел — видать, думал, что после сета огненной воды ему померещилось.

— Всем шампанского за мой счет! — с ходу скомандовал цесаревич, и народ радостно загудел, приветствуя щедрость наследника престола.

Сам Иван схватил за плечи меня и княжича, после чего требовательно спросил:

— Так, кого зовем? Балеринок или актрисок?

— Ваше Высочество, я помолвлен, — покачал головой Ермаков, не сводя с наследника престола взгляда.

— А ты, мой верный соратник? — Иван сперва повернул голову ко мне, а потом спохватился: — А, черт, и ты ведь тоже, сам же содействовал. Тьфу, скучные вы люди…

При этом цесаревич состроил настолько скорбное лицо, что даже мне захотелось его пожалеть. Впрочем, долго играть расстроенного я ему не дал.

— Не завидуйте, Ваше Высочество, — хмыкнул я в ответ. — Но, мне кажется, я видел где-то в зале боярышню Шереметьеву.

— Серьезно? — оживился погрустневший Иван.

— Да, княжич Пирогов пригласил ее с собой, — подтвердил Ермаков.

— О-о-о, медики пить умеют, — резюмировал наследник престола и отправился на поиски собутыльников.

А едва Иван потерялся в толпе молодых людей, которая уже приняла на грудь достаточно, чтобы перед ним не расступаться, но недостаточно, чтобы не узнать, Ермаков повернулся ко мне.

Вместо ответа на так и не произнесенный вопрос, я достал ксиву и показал княжичу.

— Это дорогого стоит… — ошарашенно проговорил Ермаков, кивком давая понять, что документы он прочел и их можно убирать. — Ты высоко взлетел, Алекс. И я очень рад, что ты на нашей, правильной стороне. Но, надеюсь, ты понимаешь, что даже среди имперцев есть разные действующие силы? И я тебя как друга прошу: будь осторожен.

«Если бы я не был осторожен, меня бы уже тут не стояло», — мрачно подумал я, но все же поблагодарил за беспокойство.

Иван Дмитриевич изволил отдыхать до утра. Пил он больше для вида, конечно, активно напаивая окружающих до поросячьего визга, но в целом посидели неплохо, и в Кремль цесаревич ехал весьма довольный итогами прошедшего дня.

Парень откинулся на спинку сидения и пялился в потолок.

— А может, ты и прав насчет Шереметьевой, — вдруг произнес Иван. — Такая она… Ничего.

— Ничего, Твое Высочество, это пустое место, — усмехнувшись, заметил я. — Должно быть хоть что-то, иначе как брак удержится?

— Тоже верно, — вздохнул наследник престола и больше эту тему не развивал.

Мы отконвоировали Его Высочество до самых покоев, получили положительную оценку своим действиям и разъехались по домам.

Я пересел в собственный автомобиль и отправился в общежитие университета. Пока ехал, понял, что надо поинтересоваться у Василисы статусом ремонта в квартире. Было у меня нехорошее ощущение, что пора перебираться к Кремлю поближе, а то в дни, когда наследник престола изволит выходить в люди, кататься через полгорода, чтобы поспать — удовольствие ниже среднего.

Пока ехал, наколотил Корсаковой сообщение на эту тему.

Удивительное дело, ответ моей невесты не заставил себя ждать. Правда, прислала она модное голосовое сообщение в тестовой среде «В Курсе». Если еще работает, придется выпороть. Время — пятый час утра…

Кинув машину на стоянке при университете, я медленно пошел в сторону жилых корпусов, слушая на ходу монолог невесты о том, что вот уже почти сейчас можно будет въехать.

Пока шел, понял, что не помню, закрыл ли тачку. Возвращаться было откровенно лень, спать хотелось безумно, да и вряд ли кто-нибудь бы угнал мою ласточку, но, как говорится, то ли черт дернул, то ли ангел подтолкнул.

Асфальт передо мной, ровно в том месте, где я только что должен был бы наступить, если бы не остановился, брызнул ошметками.

Нет, ну совсем охренели, дважды в день пытаться меня пристрелить!

Глава 9

Любой магией на территории университета можно было пользоваться только в пределах полигона, и стрелок об этом знал.

Собственно, да кто угодно об этом знал.

Я поднял вокруг себя не щит, а воздушную сферу, развернулся и вскинул голову в сторону, откуда стреляли. Ну, давай, давай, я же тут как на ладони. Тебе хватит одного выстрела.

Мне хватит одного выстрела.

Выла университетская сирена, прохладный женский голос повторял из всех динамиков: «Несанкционированное применение магии».

Усталость и сонливость сняло как рукой. По венам катился чистый адреналин, и накрывало давно забытое ощущение бешенства. Еще с той, прошлой жизни, горящее, доминирующее желание вырвать кому-нибудь кадык.

За эту жизнь я еще никогда не был так зол.

Мне повезло — снайпер был самонадеян. Ну еще бы, что может быть проще, чем подстрелить мальчишку?

Следующая пуля застряла в щите точно напротив моего лба.

Самонадеян и чертовски хорош.

И я сорвался с места. Воздух подсказал траекторию движения пули, и я обратил воду в мельчайшие льдинки, сформировав линию по оставленному следу, заставив отражать весь доступный свет.

Получилось красиво, жаль только, что любоваться некогда.

Влево, вправо, влево.

Пули выбивают крошки из асфальта, но стрелок не успевает.

Вправо, влево, влево, вправо.

Челночный бег под огнем, давно не было, да?

Реальность немного плыла, затягивая меня туда, откуда половина не вернулась. Я злился, и это мешало контролю. Ладони горели, а адреналин в венах начал сменяться чем-то жгучим, словно вместо крови покатилась лава с пузырьками. Она плескалась внутри в поисках выхода.

Я не для того переродился, чтобы какая-то гнида пристрелила меня на парковке в самом начале пути.

Стена из красного кирпича, огораживающая территорию университета, могла бы стать укрытием от снайпера, но не сегодня. Я даже не стал задерживаться и на полном ходу перемахнул через ограждение, лишь коснувшись кирпичей двумя пальцами.

Приземлился на ноги и мягко спружинил. Кирпич брызнул осколками над моим правым плечом.

Это последняя пуля, если только здесь не делают магазины для винтовок на сотню патронов. След от выстрела утыкался в распахнутое окно последнего этажа дома по другую сторону Донского проспекта.

До нужного мне здания предстояло преодолеть восемь полос и довольно оживленное движение в городе, который и в этом мире никогда не спит. Ветер услужливо донес звуки торопливых сборов.

Ну нет, гаденыш, ты от меня так просто не уйдешь.

Я не стал ждать разрыва в потоке, я вообще не был настроен на промедление. Рывок, и за спиной словно крылья раскрылись, реакцию выкрутили на максимум, а ощущение мира расширилось до невообразимых пределов.

Я буквально чувствовал все возможное движение на много, много сотен метров вокруг себя. Летящая птица, движущиеся автомобили, бутылка, гонимая ветром — я знал, где будет находиться любой предмет в следующую секунду. И этого знания хватило, чтобы пересечь огромную магистраль на одном выдохе.

А затем прыжок вверх, усиленный стихией Воздуха, и я перемахиваю через раскрытое окно.

Ну, здравствуй, голубчик. Далеко ли ты собрался?

Стрелок уже был в полушаге от входной двери, когда я влетел в окно. Но вот незадача, стоило ему коснуться ручки, как проем покрыл толстенный слой льда. Мужчина развернулся ко мне, отточенным движением выдергивая пистолет из-за спины, и открыл огонь. Но все его пули завязли в моем щите, а затем посыпались на пол бесполезным горохом.

Мужик смотрел на меня не то с восхищением, не то с ужасом. Погоди, это я еще не подошел.

Стрелок нужен был мне живым, но это совсем не значит, что целым.

Я спокойно шел на снайпера. А тот разжал пальцы с кейсом с винтовкой и выхватил армейский нож, готовясь к рукопашке. Ему под сорок, он в хорошей форме, опытен, явно многое повидал.

Единственный его минус в том, что выбрал в противники меня. Рука с ножом натыкается на блок. Увод, захват, хруст.

Наемник не вопил, лишь резко выдохнул сквозь зубы. Затем враг попытался отпрыгнуть, но я ударил каблуком туфли в коленную чашечку.

Вот тут снайпер уже не смог сдержаться и завыл.

Рано, рано… Еще половина конечностей работает.

Сложно отбиваться одной не ведущей рукой, но он попытался. Впрочем, попытка окончилась громким хрустом. А коленную чашечку второй ноги я просто присовокупил для симметрии.

Я за шкирку швырнул снайпера на кресло в чужой прихожей и сказал:

— У тебя ровно один вариант: ты рассказываешь мне все, что я хочу знать.

Снайпер если и был испуган, то больше его сейчас, разумеется, занимали поломанные конечности. Боль притупляет многое.

— Ты меня понял?! — обратился я к калеке, чуть повышая голос.

— Я не говорю по-русски, — ответил стрелок на немецком языке.

Это было проблемно, потому что немецкий я знал на уровне «Красотка, принеси еще пива». Впрочем, это надо было еще проверить.

— Уверен? — спросил я, поднимая его выроненный нож с пола и крутанув его в пальцах.

— Я не говорю по-русски, — повторил мужик, и на этот раз в его интонациях начали проскальзывать истеричные нотки. — Не говорю по-русски!

Во входную дверь кто-то постучал уверенно и требовательно. Впрочем, интрига держалась недолго:

— Мирный, открой дверь! — донесся до меня голос Лютого.

Я даже голову не повернул, продолжая гипнотизировать снайпера взглядом. Тот сжался в кресле, насколько позволяли травмы, и боялся лишний раз пикнуть.

— Мирный, мать твою, открой эту гребаную дверь!

В моем льду даже трещинки не было, хотя колотили с той стороны усердно.

— Интересно, если начать отрубать тебе по пальцу, ты не вспомнишь русский язык? — медленно проговорил я, сделав еще шаг к снайперу.

Но тот лишь повторял, словно молитву, одну и ту же фразу. «Я не говорю по-русски, я не говорю по-русски, я не говорю по-русски…»

— Мирный, у меня есть переводчик! — рявкнул Лютый. — Дверь, твою мать, открой!

Я глубоко вздохнул.

— Ладно, — произнес я, убирая нож. — Считай, что тебе сегодня чертовски повезло, мужик.

Лед на двери не осыпался — истаял легким паром, а в следующее мгновение в небольшую квартирку набились силовики, которым особенно-то и нечего было делать.

— Ну, Витя, расскажи мне, какого хрена в моей столице дважды за сутки работали снайперы? Не мои снайперы, Витя, — нехорошим тоном процедил император, глядя на своего подчиненного. — И почему эти не мои снайперы стреляли там, где был мой сын?

Его Величество изволил пить утренний кофий со всякими безумно вредными сладостями. Императора нельзя было назвать гедонистом, но вкусно поесть он все же любил. В основном, конечно же, по той прозаической причине, что поесть ему удавалось раз, максимум два в сутки — а потом дела, дела, дела государственные.

Но иногда они начинались прямо во время еды.

Боярин, явившийся утром на доклад сам, нервно сглотнул:

— Покушение было не на цесаревича, Ваше Высочество, а на Александра Мирного, — проговорил Нарышкин. — Его расценивают как защитника наследника трона и пытаются убрать, чтобы добраться до Ивана Дмитриевича.

Император не ответил — мужчина с задумчивым видом размешивал сахар в изящной чашечке полупрозрачного фарфора.

— На Мирного, говоришь? — замедленно переспросил государь. — То есть телохранители уже не котируются, а вот необученный первокурсник — это прям непревзойденная защита?

— Тот, кто наблюдает за покушениями, мог легко сделать такой вывод, — нехотя произнес боярин. — Первого снайпера допросить не удалось по причине его моментальной кончины от рук Александра Мирного. Второго парень немного поломал, но оставил нам живым…

Император хмыкнул и сделал разрешающий жест. Боярин Нарышкин мысленно перекрестился и присоединился к Его Величеству за кофием.

— Мы допросили снайпера с помощью переводчика с Лубянки, — продолжил доклад боярин, — и в результате выяснили не так много на самом деле. Нанимателя арестованный не знает, его дело не вопросы задавать, а стрелять, в кого скажут. Известен снайперу только капитан наемников, но тот никогда не покидает Швейцарии. Еще арестованный любезно поделился тем фактом, что вместе с ним и уже погибшим стрелком в Российскую Империю перебросили некоторое количество снайперов. Он говорит о десятке, но цифра недостоверна, проверить пока не можем.

Нарышкин взял паузу, а Дмитрий Алексеевич взял из вазочки конфетку в шуршащей обертке и начал с шумом ее разворачивать. Император мог бы позволить себе любые сладости, приготовленные вручную, но эти ореховые конфетки лучше всего готовились на производстве.

Боярин за действом наблюдал, дыша через раз. Он знал, что император, как любой Романов, обладает весьма тяжелым характером, и обманываться миролюбивым шуршанием фантика нельзя. А государь же в этом время обдумывал произошедшее.

— Где сейчас парень? — наконец спросил государь.

— В общежитии университета, отдыхает.

— А снайпер?

— У Лютого в лазарете казематов.

— Логично… — государь глотнул кофе из чашечки и посмотрел на боярина тяжелым взглядом: — Есть что предложить, Витя?

— Мы можем привлечь князя Голицына, — кивнул тот. — У него есть связи с некоторыми небольшими швейцарскими аристократическими родами. Как всякие порядочные европейцы, они с радостью передадут нам в руки искомого человека за небольшую плату.

— Мысль интересная, — согласился император. — Но Голицына не привлекай, это разрушит его сценический образ. Князю за посредничество нужно будет что-нибудь предложить. Что-нибудь не очень бросающееся в глаза, но интересное роду Голицыных. Мысль уловил?

— Да, Ваше Величество, — склонил голову Нарышкин.

— И Мирному сообрази какой-нибудь пардончик, — распорядился Дмитрий Алексеевич. — Все-таки его затянуло в жернова событий, в которых он ни черта не понимает. Что там у него есть из полезного, сайтик? Мне Ленок все уши прожужжала этим «В Курсе»… Так вот пусть министр финансов освободит эту конторку от налогов лет на пять. Хватит для разгона.

Хорошо было бы дать пацану титул, Дмитрий Алексеевич даже землицу присмотрел под это дело. Но повод пока маловат. Должно было быть что-то более резонансное, чтобы все завистники заткнулись разом, не начав кусать мальчишку.

Вот только не хотелось бы, конечно, чтоб этот повод случился.

Утром я был практически рок-звездой. Обо мне писали таблоиды, на меня с интересом пялились девицы и с завистью парни. И только Василиса Корсакова смотрела с праведным гневом.

— Алекс! Захват снайперов?! Зачем так рисковать жизнью?! На это же есть военные! — воскликнула девушка, едва я опустился за наш стол на завтрак.

Вместо ответа я приобнял Василису за плечи и звонко поцеловал в губы:

— Цыц, женщина, — велел я с улыбкой. — Голос она еще на меня повышать будет. Скажи спасибо, что в «Аурум» не приехал тебя пинками домой гнать.

Девушка сначала вспыхнула от смущения, потом от возмущения, затем растерянно буркнула:

— Я чуть инфаркт не получила утром, когда увидела новости…

— Не читай газет, — усмехнулся я, чуть не ляпнув «советских».

— Да как же не читать?! — снова начала заводиться Корсакова.

— Очень просто, — вклинился в наш разговор подошедший боярич Новиков.

На лице моего соседа по комнате имелись все признаки попойки. И он даже не делал попыток их скрыть.

— Спрашивай у первоисточника, — посоветовал Иван. — Так вот, Алекс, говорят, тебя видели с самим цесаревичем? Что ты скажешь в свое оправдание?

Весь наш стол смотрел с таким любопытством, что его можно было потыкать руками. А мне хотелось потыкать Ивана для проверки на предмет наличия совести.

С другой стороны, столовая, само собой, лучшее место, чтобы рассказать свою версию событий, которую подслушивает половина зала, а то и весь. А потом и разнесут по всей столице.

— Ну, знаешь, — протянул я, мрачно посмотрев на Ивана, — так получилось, что я поучаствовал в некоторых военных мероприятиях и приглянулся Его Высочеству.

— И-и-и? — наследный поросенок аж вперед подался, ожидая красочного рассказа о себе любимом.

— И все, — отрезал я, не без удовольствия обламывая Новикову его игру.

— Как это все?! — искренне возмутился Иван. — Я сюда на… Э-э-э, я зачем вставал в такую срань?

— Кто тебя знает, может быть, у тебя бессонница, — хмыкнул я, приступая к завтраку.

— Лучше расскажите, что вы знаете про боярышню Шереметьеву, — вдруг подала голос княжна Демидова, переводя диалог за столом на новую тему. — Говорят, Его Высочество общался с ней в баре, но она настолько быстро улизнула от нас, что я сомневаюсь.

— Что-то я раньше не замечал в тебе тяги к сплетням, — недовольно произнес Ермаков.

— Какие ж это сплетни? — возмутилась Нарышкина, поддерживая подругу. — Это, может быть, твоя будущая императрица! Она медик и привел ее Пирогов…

— Да? — оживился Иван. — А он ей кто: брат, сват?

— Не думаю, — покачала головой Демидова. — Он просто ответственный имперец. Решил взять девчонку под крыло, а то бы ее после того танца с цесаревичем сожрали бы.

— Хм-м-м, — задумчиво протянул Иван.

И вот мне лично было интересно, это «хм-м-м» относится к приглянувшейся ему боярышне или к инициативному Пирогову? В любом случае что-то мне подсказывало, что Иван не задумывался о том, что один танец с ним может сильно сказаться на жизни Шереметьевой, да еще и не в лучшую сторону.

Повисшую на мгновение паузу нарушила Нарышкина:

— А когда вы, собственно, пригласите нас на новоселье? — обернувшись ко мне, спросила Мария. — Василиса говорила, там уже почти все готово.

Я вопросительно посмотрел на невесту, и та уверенно кивнула:

— Остались мелочи типа ложек, сервизов, текстиля… — после чего Корсакова повернулась ко мне с предложением: — Можем, кстати, заехать сегодня и посмотреть вживую, как там обстоят дела.

— Хорошо, — легко согласился я. — Если мне не придется выбирать ложки, сервиз, текстиль.

От этих слов все присутствующие девушки демонстративно закатили глаза, и лишь Тугарин громко рассмеялся:

— Главное, чтобы мебель в доме была, — заявил Юсупов. — А то, знаете ли, без мебели ужасно неудобно.

— Алмаз! — ахнула Дарья.

Василиса покраснела, Нарышкина совсем по-девчачьи захихикала, а я показал товарищу кулак. Даром что княжич.

— Вгонять мою невесту в краску — это только моя прерогатива, — пояснил я.

— Алекс! — возмутилась Василиса.

Но нашу милую перебранку прервал боярич Лобачевский.

— Утречко, — поздоровался Андрей, останавливаясь у нашего стола.

— Ты что-то подозрительно бодро выглядишь после вчерашнего, — попенял ему Ермаков таким тоном, как будто уличил в смертном грехе.

— Как говорит мой отец, «не умеешь пить — не пей», — парировал Лобачевский, опускаясь на свое место. — Вот я и не пью.

Тут я не удержался, каюсь:

— Из маленькой посуды?

За столом снова зазвучал смех. И только сидящая рядом со мной Василиса не разделила общего приподнятого настроения. Девушка вцепилась в мою руку и побледнела.

— Что случилось? — негромко спросил я, склонившись к невесте.

Вместо ответа она продемонстрировала мне экран телефона. Текстовое сообщение от контакта «Брат» гласило:

Глава 10

У особняка рода Корсаковых стояла скорая. Немногочисленная прислуга была отлично вышколена, а потому профессионально игнорировала происходящее.

Этикет-с.

Мы беспрепятственно вошли в здание, поднялись на жилой этаж и только там столкнулись с братом Василисы.

Матвею было около двадцати пяти, и он выглядел немного взъерошенным и потерянным. В таком возрасте стать главой хоть и не аристократического, но рода — удовольствие ниже среднего. И пускай скрывать эмоции у парня не выходило никак, он пытался сохранять лицо. В таком возрасте тяжело терять родителей, даже если ты знаешь, что их время стремительно утекает. А если с этой смертью на тебя ложится неподъемный груз ответственности за семью, сложно стоять с прямой спиной.

— Успела? — вместо слов приветствия спросила Василиса.

Матвей кивнул, и они оба посмотрели на дверь спальни, из которой как раз вышел нотариус. Девушка растерянно посмотрела на брата, обернулась на меня и перевела взгляд на дверь.

Страшно, маленькая? Смерть — это всегда страшно, но она все-таки естественная часть жизни.

Я взял холодную ладошку Василисы в руку и повел ее в спальню.

На огромной кровати полусидел умирающий мужчина. Пожалуй, я бы его не узнал — так сильно смерть отпечаталась на его лице. Он посмотрел на нас неожиданно ясным, спокойным взором и тихо произнес:

— Василиса, оставь нас.

Девушка, стоящая рядом со мной и, кажется, боявшаяся даже дышать, вздрогнула, медленно кивнула и вышла. Корсаков-старший смотрел на меня и некоторое время молчал. Может быть, хотел произвести пугающий эффект, но я видал смерть и пострашнее курильщика на пуховых подушках, так что…

— Я не дурак и понимаю, что Василиса выполнит условия нашего договора еще раньше, чем закончится отведенное ей время, — заговорил он. — Я умираю и могу позволить себе быть честным. Так вот, ты мне не нравишься. И если бы я не был болен, черта с два моя девочка бы осталась с тобой. Но меня рядом не будет, и Матвей не сможет ею управлять.

Мужчина закашлялся, раздраженно вытер кровь с губ белоснежным рукавом рубашки вместо оставленного прислугой платка, и устало откинулся на подушки.

— У меня много имущества, но выходит так, что самое ценное я оставляю тебе. Я не могу тебе приказать, и уже не в том состоянии, чтобы давить, — продолжил он. — Поэтому я просто прошу тебя — сбереги мою девочку.

Я выдержал тяжелый взгляд умирающего человека и спокойно произнес:

— Даю слово.

Князь Голицын от многих прочих левых и правых отличался тем, что при всем своем широком круге общения ни с кем не поддерживал тесных связей. В основном потому, что слишком близкие контакты мешали работе мужчины. И речь не про Министерство иностранных дел. Будучи членом Свободной фракции, князь Голицын работал… На императора.

— Его Величество благодарит тебя за содействие, — проговорил боярин Нарышкин, придвигая к Голицыну тонкую папку с гербом дома Романовых.

Беседа проходила за деловым обедом, так что князь, работавший ложкой над каким-то супешником из дичи, лишь кивнул в ответ. Нарышкин тоже занялся едой — свободного времени у таких занятых мужчин было мало, и тратить его на светскую болтовню хотелось в последнюю очередь.

— Что-то известно по стрелкам? — между переменой блюд спросил Голицын. — А то наше любимое высшее общество уже вовсю муссирует тему моего непосредственного участия в покушении на цесаревича.

— Известно, — кивнул Нарышкин. — Но ничего такого, чем бы я мог тебя порадовать.

Голицын недовольно цокнул.

— Я Петру, конечно, сделал внушение, но сам понимаешь, там бесполезно… — произнес князь с плохо скрываемым разочарованием. — Весь в мать пошел. Тюфяк и тряпка.

— Был бы ты чаще в Российской Империи, может быть, что путное и вышло, — усмехнулся Нарышкин. — На родовой характер нельзя нанять репетитора.

— То-то твоя дочурка дала всем прикурить, когда узнала о помолвке, — оскалился Голицын.

— Ну, дать — дала, но сделала, как сказали. Важен результат, — пожал плечами Нарышкин.

— Результат, — недовольно протянул князь. — Вот у Меншикова тоже результат. Может быть, тебе уже донесли, что он хочет изменить наследника в завещании?

— Попробовать может, — пожал плечами Нарышкин. — А на деле… У нас такой ужасный документооборот, ты же знаешь.

Голицын хмыкнул:

— Смотри сам, я тебя предупредил, — сказал он.

Боярин благодарно кивнул в ответ.

— А что скажешь про Мирного? — вдруг спросил Голицын.

— Скажу, что далеко пойдет пацан, — произнес Нарышкин. — Талантливый, но без приглашения никуда не лезет.

— Говорят, цесаревич создал свой потешный полк и поставил этого безродного им командовать, — заметил князь.

— Потешный отдел, — поправил собеседника Нарышкин. — Но да, все так.

— Не боишься, что со временем ваш род подвинут? Все-таки у пацана широкие полномочия возникли, — уточнил Голицын.

— Не боюсь, — усмехнулся боярин. — Одно дело командовать отрядом, другое — отвечать перед самодержцем за всех идиотов в стране. Это немного разный уровень ответственности, и пацан это прекрасно понимает. Хотел бы Мирный грести в сторону власти, уже б давно работал в моей структуре и пытался бы пролезть наверх.

— А он? — приподняв бровь, спросил князь.

— Соскакивал изо всех сил, — пожал плечами Нарышкин.

Голицын посмеялся:

— Сколько веревочке не вейся, система тебя все равно затянет…

— Все так, — покивал Нарышкин.

Они не были товарищами, не были коллегами в прямом смысле этого слова, но были людьми, преследовавшими одну цель — сохранить Российскую Империю единой и сильной для собственных детей и внуков.

Добиться внимания выбранной девушки оказалось гораздо сложнее, чем княжич рассчитывал. Анна Румянцева держала дистанцию практически профессионально, хотя границы вежливости не нарушала. И, удивительное дело, это добавляло азарта.

Они никогда не встречались специально, Кириллу приходилось немало потрудиться над каждой случайной встречей. Она не принимала подарки, Кирилл искал способы порадовать ее, не используя избитые цветы и конфеты. Она взвалила на себя слишком многое, и Нахимову ужасно хотелось ей помочь.

Так сильно хотелось, что сегодня княжич просто наплевал на все законы приличия и снова явился без приглашения. Удивительное дело, но двор оказался почищен, хоть и плохонько, а в самом доме как будто кипела жизнь.

Впрочем, это было не совсем точное определение. Не жизнь кипела — бурлил скандал.

— Я заплатила вам за замену системы отопления! — распалялась Румянцева, стоя перед высоким, крепким мужчиной лет сорока.

«Бригадир», — решил про себя Нахимов и оказался прав.

— Мы и заменили то, на что хватило денег, — произнес мужчина.

— Вы ничего не заменили! — возразила разгневанная девушка.

— Ну помилуйте, боярышня, мы поменяли прокладки на вентилях, покрасили батареи…

— А должны были продуть батареи и заменить котел! Когда его поставят?

— Какой котел? Вы знаете, сколько он стоит? На него никак не хватит выделенных вами средств, — с невозмутимым видом парировал мужик.

— Ты что, думаешь, если я — баба, меня можно вот так нагло дурить? — прошипела взбешенная Румянцева.

Но бригадира это не проняло. Он склонился к ней и так же негромко проговорил:

— Я думаю, что ты девчонка без денег, связей и протекции и слишком много о себе возомнила, как и всякая аристократишка, — ответил он.

Тут невольно подслушивающий этот разговор Нахимов понял, что испытывает безотчетное желание убивать. Убивать долго и мучительно.

— А я думаю, нужно вызвать полицию, — произнес княжич, входя в дом. — Анна, вызовете наряд? Господин — вор и мошенник, таким не место среди добрых людей.

— Очень дельное предложение, — отозвалась Румянцева и, вздернув свой хорошенький носик, вышла в соседнюю комнату.

Нахимов же подошел к бригадиру и без долгих рассусоливаний и объяснений, без предупреждения и почти без замаха пробил мужику в грудину. Тот, несмотря на впечатляющую комплекцию, мгновенно сложился у ног Кирилла.

— Деньги должны быть у вашей заказчицы через час, — склонившись к лежащему на полу бригадиру, негромко произнес княжич. — Ты меня понял? Иначе полиция тебя не арестовывать будет, а труп забирать.

— Понял, — просипел мужчина и не то на карачках, не то ползком сбежал из дома.

Кирилл вздохнул и, обернувшись, понял, что Румянцева стоит в дверном проеме и смотрит на него каким-то другим, новым взглядом.

— Спасибо, княжич, — тихо проговорила девушка, мигом растеряв всю свою злость и командный тон.

— Ерунда, — отмахнулся Кирилл. — Но, кажется, вы теперь остались без ремонтной бригады. Может быть, я могу предложить своих проверенных людей?

Румянцева чуть замялась, но все же кивнула:

— Можете, княжич.

— Просто Кирилл.

— Кирилл… — повторила девушка и едва заметно улыбнулась уголками рта.

И для княжича Нахимова эта даже не улыбка, а намек на нее, казался невероятной победой.

Первым прорывом ее ледяной обороны.

Я знал получше прочих, что самое действенное лекарство от скорби — работа. А потому после похорон Корсакова-старшего запряг Василису по полной программе. Девчонка училась днем, работала по вечерам, а на выходных занималась обустройством нашей квартиры. Мне, конечно, приходилось проявлять особое геройство и выбирать «Вот эти вот вазочки вместо тех, потому что тут два разных фарфора, ты что, не видишь?», но результат в целом того стоил.

— В выходные ждем вас на новоселье! — радостно произнесла Василиса, плюхнувшись за наш стол на завтраке.

— Ура! — воскликнула Нарышкина. — Вечеринка!

— Новоселье, Мария, — строгим тоном поправила подругу Демидова, но взгляд Дарьи выдавал непреодолимое желание оттопыриться без лишних глаз.

— Простите, новоселье, — поправилась боярышня.

— Новоселье — это прекрасно, — широко улыбнулся Алмаз. — У меня дома завалялась одна трофейная бутылка, наконец-то будет повод ее распечатать.

Демидова закатила глаза:

— Алмаз, на новоселье традиционно дарят что-нибудь полезное дому…

— Вот я и говорю — бутылка, — кивнул в ответ Тугарин. — Очень полезное!

Присутствующие заулыбались, а Нарышкина обратилась к Василисе:

— Если есть какие-то пожелания, можешь прислать мне список, чтобы мы не мучились с выбором.

— Свободное время подарите, — отшутилась моя невеста, — а остальное мы уже купили.

Девушек этот ответ не устроил, и они принялись обсуждать, что же лучше всего подарить нам на новоселье, а моя невеста парировала все предложения фразой «уже купили». Наверное, они бы долго перебирали всю номенклатуру местных икей для небедных, как Нахимов внезапно подал голос:

— Вы не возражаете, если я приду с девушкой? — спросил Кирилл.

Весь стол уставился на него с удивлением. Можно даже сказать, слегка шокировано.

— Я сейчас озвучу, наверное, общий вопрос, — произнес Лобачевский, суетливо поправив очки на носу. — Кто она?

— Анна Румянцева, — легко ответил Нахимов. — Надеюсь, ни у кого с ней нет конфликтов?

Присутствующие отрицательно покачали головами, а Ермаков спросил, смотря на друга очень внимательным взглядом:

— Кто она тебе?

Кирилл выдержал пристальный взгляд друга и ответил так естественно, словно такие новости от него можно было услышать по сто раз на дню:

— Надеюсь, моя будущая невеста.

Что и говорить, бедный княжич оказался в центре всеобщего внимания, мгновенно сместив фокус от нашего новоселья. И только Василиса смотрела на меня такими выпученными глазами, словно случилась какая-то катастрофа.

И точно.

— Алекс, это катастрофа! — заявила моя невеста, едва мы отделились от компании.

— Что конкретно? — осторожно уточнил я.

— Кирилл с девушкой! — таким тоном, как будто мне от этого должно было стать понятнее, пояснила Василиса.

— И чем тебе это не нравится?

— Нет, за Кирилла я очень рада, — мотнула головой Корсакова. — Но для нас это катастрофа!

Следующую минуту я слушал, в нужных местах сочувственно кивая головой, что у нас нет лишних комплектов каких-то не то цветочков, не то салфеток. Когда, наконец, у встревоженной девушки кончился воздух в легких, я смог вставить свои пять копеек для решения проблемы:

— Так, может, докупим?

— Когда?! У нас ни минуты свободного времени! — воскликнула Василиса в полном ужасе.

— Ну вот прямо после пар, например, — предложил я. — Где ты там все эти свои финтифлюшки покупала, в Охотном ряду?

— «Финтифлюшки», — закатила глаза Василиса, но спорить не стала. — Да, там.

— Ну и хорошо, поедем после пар. Как раз я хотел присмотреть себе новый костюм.

Как и в моем мире, здесь Охотным рядом назывался подземный торговый центр, расположенный под боком у Кремля. Местечко было крайне дорогое и крайне оживленное. Можно сказать, в этом мире примажоренный ЦУМ располагался в Охотном ряду — если кому-то из аристократов или просто богатых дельцов-купцов хотелось потратить баблишко, люди шли сюда. Это было особым шиком обронить в разговоре «Я вчера был в Охотному ряду, на бегу прикупил что угодно».

Как и положено мужчине в походе по магазинам, я исполнял роль карточки на ножках. И хоть в нашем проекте появилась первая монетизация, и у Василисы резко стали увеличиваться доходы, я не давал ей тратить на общий быт ни копейки личных денег. Еще не хватало, чтобы моя женщина обустраивала наш дом за свой счет!

В общем, мы двигались по этажам, уходя все глубже под землю, когда я заметил боярышню Шереметьеву. Девушка сидела в кафе с вазочкой с разноцветными шариками мороженого и то и дело кидала взгляды в сторону выхода с парковки. И судя по тому, как резко уменьшилось количество неблагородных и непроверенных людей на самых глубоких уровнях, Иван времени зря не терял.

— Смотри, боярышня Шереметьева, — тоже заметила девушку Василиса. — Как думаешь, нам стоит к ней подойти? Или она тут кое-кого ожидает и это невежливо?

Боярышня действительно кое-кого ожидала, и этот кое-кто должен был появиться с минуты на минуту, судя по засуетившейся охране этажа.

— Думаю, нам лучше не беспокоить боярышню, — ответил я и уже хотел было предложил Василисе тоже съесть какое-нибудь вкусненькое мороженое или пирожное на другом этаже, но не успел.

В подземном торговом центре прогремел взрыв.

Глава 11

В ушах звенело, левая рука ныла, а мышцы правой, казалось, еще немного и порвет в клочья.

Я моргал и пытался осознать реальность. Не первая в моей жизни контузия, но молодое, здоровое тело справилось лучше, чем могло бы быть. На левой руке повисла Василиса. Корсакова вцепилась в меня своим модным маникюром с такой силой, что будь ее ногти чуть подлиннее — пробила бы до кости. Зеленые глаза широко распахнуты от ужаса, лицо — бледное, губы плотно сжаты в узкую линию. Не бьется в истерике, панике и вообще старается понять, что произошло.

Боевая у меня малышка.

Я перевел взгляд на правую руку и понял, что Разумовскому надо поставить пузырь. Или даже лучше ящик. А то, может, и на завод деньжата найдутся.

У меня не было такой базы для магии, как в рукопашке или стрельбе, но тренер нас дрессировал на совесть. Тело отреагировало быстрее, чем мозг успел обработать происходящее, и вокруг нас с Василисой стоял толстенный воздушный щит. Он удерживал балку, рухнувшую откуда-то сверху прямо нам на головы, и еще позволял дышать — за пределами щита была гарь напополам с пылью.

Я несколько секунд тупо пялился в кусок несущей конструкции, у которого были все шансы отправить меня на новый круг перерождения. В голове сложилось две простые мысли: первая — террористы очень торопились. Я так себе сапер, но даже моих знаний хватает, чтобы понять — крепили наспех. И второе — взрывчатка была с армейских складов. А это значит, что сверху сейчас наверняка тоже что-то интересненькое происходит.

Хорошо бы выбраться и посмотреть.

— Ты меня слышишь? — спросил я у Василисы.

Невеста несколько секунд пялилась то ли на меня, то ли в пространство, и пока она соображала, я увидел в сизой дымке всполохи магии. Ну, блеск.

— Сможешь все мелкие взвеси опустить и очистить воздух от гари? — спросил я.

Девушка замедленно кивнула. Это хорошо. Боевой маг на деле-то из Васьки не выйдет ни при каких обстоятельствах, а вот уборка должна получиться. Приводить девчонку в чувство времени нет, пусть займется полезным делом. Глядишь, перестанет пытаться сломать мне руку.

— Давай, ты наводишь чистоту, а я займусь беспорядком? — предложил я.

Василиса не очень поняла шутки, но все-таки кивнула. Она разжала пальцы на моей руке и с некоторым трудом, корявенько, но все же применила технику.

Открывшаяся картина заставила меня недобрым словом помянуть всю Лубянку вместе с Кремлем. Я рассчитывал увидеть схватку наемников с кем-нибудь, а оказалось, что это кучка гвардейцев пытается убить друг друга. Слабо верится, что причина в неоплаченном счете за кофе… И кто из них хороший, а кто плохой?

Я резко толкнул зазевавшуюся Василису в сторону и сам сместился. Железная балка с грохотом воткнулась в мраморную плитку, окатив мой щит осколками, а за ней сверху потянуло еще пару кусков конструкции.

Корсакова запоздало пискнула, но наш шум привлек внимание сражавшихся людей. Они посмотрели на меня, потом на Шереметьеву, по какой-то невероятной случайности все еще сидевшую на том же месте.

А, нет, случайность имела имя и фамилию. Стояла рядом в гражданском и держала магический щит. Ладно, Иван хотя бы умеет пользоваться головой. Приставил к своей избраннице охранника.

А в следующее мгновение гвардейцу рядом с Шереметьевой просто и без изысков вышибли мозги точным выстрелом. Стрелка тут же убили, и бой продолжился, но, честно сказать, складывался он не в пользу сохранивших верность присяге.

— Поднимаешь щит и бежишь к Шереметьевой, — отдал приказ я Василисе. — Прячетесь за мебелью и не высовываетесь, пока я вас сам оттуда не достану. Поняла?

Бледная как смерть Корсакова кивнула.

— Пошла, — скомандовал я, а сам двинулся к месящим друг друга гвардейцам.

Перебить гвардейцев магией удаленно не было никакой возможности — царская охрана носила антимагические артефакты. И не какие-нибудь там поделки, а такие, что, если телохранители встанут в кольцо вокруг охраняемого объекта, вся магия истает на подлете. Впрочем, все-таки обучены они были прекрасно — верные гвардейцы связали ближним боем мятежных, чтобы те не могли пострелять кого надо и не надо.

Но когда ты вдвоем против десятка и это не показательные выступления на потеху публике, а каждый удар фатальный — шансов-то на самом деле немного.

Я влетел в схватку с мыслью, что, если Иван не женится на Шереметьевой, я его сам прибью.

Гвардейцы были хороши, очень хороши, и в этом была проблема. Биться с личными императорскими бойцами никак не входило в планы таких же личных императорских бойцов. Тяжело пытаться убить того, с кем несешь службу.

Практически невозможно.

Последние двое вставших на пути к Шереметьевой бойцы рухнули на мрамор пола, и я замер напротив шестерых гвардейцев.

Почти как в клетке куба, только нас всех немного контузило, помяло и задача стоит другая — не пропустить противника, а не набить друг другу рожу. Просочится хоть один, и девчонок за моей спиной убьют. И хорошо, если просто убьют.

— Шел бы ты отсюда, Мирный, — вдруг сказал один из гвардейцев. — Бабу бы свою забрал и шел.

— Вашими стараниями тут идти не особо есть куда, — усмехнулся я.

— Ты ж первый разряд, придумаешь что-нибудь. Мотай давай, второй раз предлагать не буду.

— Я б с радостью, — вздохнул я в ответ, — но политические убеждения обязывают. Я ж имперец.

— Смертник ты, а не имперец, — плюнул гвардеец, и они атаковали.

Блок, захват на атаку от стоящего слева, блок-захват на атаку от стоящего справа, а центрального остается только пнуть в солнышко. Трое других обходят, и приходится играть в боулинг чем есть. Одного сшибаю, другой уворачивается, третий просто обходит по дуге подальше.

И падает на пол со свернутой шеей.

Иван Дмитриевич Романов только что явился из-за двери, ведущей на парковку этого уровня, и сразу же сориентировался. Видок у цесаревича был, прямо скажем, так себе — костюм пыльный, местами подранный, на скуле царапина, стремительно превращающаяся в синяк. Самое оно для свиданки.

Цесаревич вышел в сопровождении трех гвардейцев, один из которых был неплохо так ранен и его тащили товарищи. Но даже с таким комплектом дела пошли бодрее — уже не один против шести, а четверо. Раненого сгрузили где-то у входа, и метелица продолжилась.

Кажется, живым цесаревича уже никто не ожидал увидеть, но мятежники быстро сориентировались. Теперь Шереметьева отошла на второй план, и самым лакомым кусочком снова стал наследник трона.

Гвардейцам Ивана досталось по противнику, нам с наследником — по два. Среди моих оказался как раз тот, который предлагал сбежать. Его напарник в бою со мной решил не мелочиться и достал нож.

И ладно бы метнул, решил тупо меня порезать.

— Стой! — рявкнул командир мятежников, но поздновато.

Я уже отнимаю у самонадеянного бойца нож и тут же вгоняю ему металл под подбородок.

Рядом раздается неприятный вскрик — одного из гвардейцев Ивана все-таки достают. Пока мужчина оседает на пол, я успеваю метнуть в его убийцу трофейное оружие, и удачливый предатель падает на собственную жертву.

— Мирный, — вдруг говорит мне оставшийся противник, — не ту ты сторону выбрал. Скоро власть сменится, и тебя от кормушки отодвинут.

— Я б сейчас глаза закатил, честное слово, да некогда, — ответил я и тут же атаковал.

Гвардеец выставил блок, и я перехватил его руку. Неприятный хруст я даже не услышал, как-то увлекся.

— Давай так, — проговорил я, — ты сейчас быстренько расскажешь, какого хрена тут происходит, и умрешь быстро и безболезненно.

Мужчина лишь рассмеялся:

— Парень, здесь все смертники. Мы сюда пришли за очень большие деньги для наших семей, так что у тебя нет ничего такого, чем ты или этот мальчишка могли бы меня соблазнить.

«Это мальчишка» сейчас как раз добил второго своего противника и обернулся ко мне.

— Беседу беседуем? — спросил я у Ивана.

Тот отрицательно покачал головой:

— Я уже с одним побеседовал, они ничего не знают, — ответил цесаревич. — Только время тянут.

— Жаль, — вздохнул я и без долгих рассусоливаний сломал своей жертве кадык.

Иван в это время закрывал глаза последнему своему верному гвардейцу — в бою наследник престола потерял всех. Раненый умер, так и не дождавшись помощи, а двух других перемолола схватка.

— Нас сильно потрепали на парковке, — пояснил Иван, поднимаясь на ноги.

— Я понял, — кивнул я, шагая к девушкам и громко предупредил. — Василиса, я иду!

Светловолосая макушка показалась из-за барной стойки, и невеста подозрительно на меня посмотрела. Убедившись, что это действительно я, девушка встала в полный рост и вздернула Шереметьеву. Обе девчонки были испуганы, бледны, но держались удивительно хорошо. Вот что значит хорошее воспитание — истерики откладываются до лучших времен. Или хотя бы до тех пор, пока мы не выберемся из очередной жопы.

— Анастасия, я рад, что с вами все в порядке, — Иван кивнул девушке со всем возможным достоинством, какое только могло быть у человека с таким пожеванным видом, и тут же спохватился. — Кстати, а вы что тут делаете?

— Готовились к новоселью, — охотно пояснил я. — А потом присоединились к твоей вечеринке.

Иван немного криво улыбнулся в ответ и окинул взглядом заваленный трупами холл этажа.

— Надо выбираться, — произнес я очевидное, пока никто не вздумал тут начать рвать с горя волосы на голове или других частях тела.

Цесаревич достал из кармана телефон и констатировал:

— Не ловит.

Тут я не выдержал и рассмеялся:

— Конечно, не ловит! — сквозь смех ответил я. — Ради того, чтобы тебя убить, не пожалели обвалить весь торговый центр. Убийцы — твоя собственная охрана. И ты думаешь, твои недоброжелатели не позаботились привезти с собой глушилки? Взрыв около Кремля, такое не скроешь. А вот тот факт, что наследник престола еще не мертв — очень даже.

Цесаревич посмотрел на меня мрачно и немного растерянно, и я как-то сразу вспомнил, что передо мной всего лишь мальчишка восемнадцати лет от роду. Да, родовитый, богатый, выросший в строгости и власти, но все же мальчишка. На жизнь которого последнее время только ленивый не попытался покуситься.

— Надо выбираться, — повторил я и добавил для ясности: — Самим.

Дверь кабинета распахнулась без стука и без разрешения. Бледная как смерть секретарша выдохнула:

— Ваше Величество! Бунт!

Император, сидящий в своем рабочем кресле и что-то набиравший на клавиатуре, спокойно кивнул.

— Я в курсе, — без единого намека на волнение в голосе ответил он.

— Ваше Величество!

— Зоинька, сколько раз сказал — заходить без стука нельзя, — не отворачивая головы от экрана, произнес император. — Мы не на базаре.

Пальцы Дмитрия Алексеевича замерли над клавиатурой. Сквозь плотно закрытые окна доносился шум боя. Перестрелка, крики команд и предсмертные восклицания.

Секретарь продолжала стоять на пороге, разрываясь между желанием закрыть дверь и за шкирку вытащить упрямого мужчину из-за рабочего места.

А меж тем государь, пробежавшись глазами по экрану, с силой бахнул по кнопке «Ввод» и поднялся.

— Ну, чего застыла? — спросил император, накидывая пиджак. — Код черный.

Секретарь мгновенно прищурилась и преобразилась. Глаза сузились, черты лица заострились. Зоя Константиновна приложила ладонь к сердцу, поклонилась императору и покинула кабинет и приемную.

Императрица могла думать сколько угодно, что это она подбирала секретаря мужу, но на самом деле это император подбирал себе помощницу.

И сейчас эта помощница должна раствориться среди паникующей прислуги, чтобы поднять верных императору людей. Если кто-то думает, что может перерезать провод или заглушить сигнал или магию, то он забывает об одной простой вещи.

Нельзя заглушить чью-то честь и чью-то преданность.

Дверь кабинета Нарышкина распахнулась, и короткая очередь изрешетила место главы службы внутренней безопасности.

Пустое кресло.

— Сбежал, сукин сын! — в сердцах выплюнул один из вошедших.

— Боярин, падла, всегда тонко чувствовал, когда надо дожимать, а когда дать заднюю… — задумчиво проговорил другой мужчина, обходя кабинет в поисках чего-нибудь интересненького, чем можно было бы поживиться.

— Думаешь, его уже нет в Москве? — с сомнением спросил третий.

— Или в Империи, — пожал плечами его собеседник.

— Ладно… Пойдем вниз спустимся, может, кого полезного удастся вынуть.

— Угу, — ответил второй.

— Только это, — заколебался первый. — Может, с нашими ребятами помягче?

— А чего мягче? — хмыкнул тот, что искал, чем поживиться.

Нашел, кстати. Боярский бар был более чем удачной добычей. Мужчина щедро плеснул себе дорогого коньяка в бокал, хлопнул, как водку, и продолжил:

— Бей своих, как говорится, чтоб чужие боялись.

Оценить шутку присутствующие не успели.

— Привет, мальчики, — раздалось от входа в кабинет.

«Мальчики» обернулись и увидели одну из местных секретарш. Совершенно бесполезный элемент системы, зато они прекрасно вписывались в интерьер и радовали глаз подавляющего большинства трудящихся в здании мужчин.

— Э? — глубокомысленно изрек один из них, а в следующую секунд комнату по диагонали разрезала пулеметная очередь.

Людочка любила свою работу нежно, душевно и всегда отдавалась ей на все сто. Вот и сейчас девушка вдохновенно красила губы помадой и надеялась, что начальника сегодня не будет на рабочем месте, чтобы отчитать ее за одежду не по уставу. Короткая юбка, конечно, не для офицера внутренней службы безопасности, зато какие у нее в ней ноги!

Лежащий на столе телефон коротко пиликнул входящим текстовым сообщением. Никаких особенных слов там не было — лишь маленький графический символ — черный квадрат.

Людочка тяжело вздохнула, выдвинула нижний ящик стола, выдвинула фальш-дно и принялась быстро, неестественно быстро собирать огнестрел. И думала девушка не о том, что ей пришло уведомление наивысшего приоритета, а о том, что Антон Васильевич ее сегодня точно увидит и башку оторвет за неуставной вид.

Прицепив ремни с дополнительными магазинами на бедра, Людочка окинула себя критическим взглядом и решила, что, если они переживут эту заварушку, она точно выйдет замуж. Такие ноги нельзя прятать в уставные брюки, они должны радовать хотя бы одного мужчину!

Куда там надо идти по протоколу, к Нарышкину?

— Папа, что происходит? — повторяла один и тот же вопрос царевна, семеня за императором.

Ее мать же, наоборот, была молчалива и спокойна.

Бунт — это то, к чему любой правитель должен быть готов. Даже в самое сытое время найдется какой-нибудь мудак, возжелавший власти.

— Вам с мамой надо немного прогуляться, — ответил государь.

Они шли сквозь абсолютно пустые палаты и покои, распахивая двери одни за другими, нигде не задерживаясь, ничего не трогая, никуда особенно не смотря.

Все верные люди сейчас бились в начале здания, давая императорской семье немножко времени. Давая императору немножко времени. Мало кто сегодня выживет, но те, кто выживут — получат свое сполна.

Верность нельзя купить, но не наградить ее недолжно.

— Пап, мне не два годика, я понимаю, что происходит, — процедила Елена Романова, нарушая затянувшуюся тишину.

— Тогда зачем спрашиваешь? — миролюбиво ответил император.

Девушка посмотрела на мать, но та в этот момент больше всего на свете напоминала ей острие клинка — глаза императрицы чуть светились от магии, женщина была готова сорваться в битву в любой момент.

— Пап, а что с Ваней? — задала новый вопрос царевна.

Император и императрица синхронно выдохнули сквозь сжатые зубы, и это заставило девушку внутренне похолодеть.

— Папа? — голос Елены Дмитриевны дрогнул.

Мужчина подошел к цели своего стремительного пути, приложил ладонь к красивому старому славянскому символу. Тот чуть кольнул его ладонь, и свет от цветка потек по стене, обрисовывая дверной проем. В следующее мгновение тяжелая, старая, зачарованная дверь на тугих петлях нехотя распахнулась, а в уходящем в бесконечную даль коридоре начали вспыхивать магические факелы, намекая, что возраст этой конструкции куда как старше юной царевны.

— Что с Ваней — скоро узнаем. А сейчас, — Дмитрий Алексеевич потрепал дочку по волосам, обменялся взглядами с женой и отошел с прохода, — идите.

— Папа, я не пойду! — воскликнула царевна. — Я останусь с тобой, я…

В следующее мгновение императрица за шкирку, как котенка, втолкнула дочку в проход, кинула еще один взгляд на мужа, чуть коснулась своего живота и шагнула следом.

Тяжелая магическая дверь закрылась за женщинами, а император, сделав глубокий вдох, пошел обратно, на ходу скидывая пиджак, выбрасывая запонки из рубашки и стягивая галстук с шеи. Император закатывал рукава, идя навстречу неизбежному, но точно знал — если с ним что-то случится, о его семье позаботятся.

Где-то на середине пути створки дверей распахнулись навстречу императору, и он лицом к лицу столкнулся с тем, кто устроил побоище в его собственном доме, кто не пожалел ни людей, ни семью, ни страну ради личных амбиций.

— Ну вот и все, Дима, — произнес стоящий в проеме мужчина, так омерзительно похожий на самого Дмитрия Романова. — Отречение или смерть?

— Смерть, — спокойно ответил император.

И магия полыхнула.

Глава 12

Подразделение Лютого считалось одним из самых элитных. И заниматься всякой ерундой, типа разгона демонстрантов, их никогда не выводили. Так что, когда Игорь Вячеславович получил уведомление «код черный» и пункт назначения — Кремль, мужчина подумал, что худшего начала года придумать просто невозможно.

В городе начали работать глушилки — местами не ловила связь, местами не работала магия. Их военные бронированные микроавтобусы мчались по улицам, бойцы были не в большом восторге биться со своими же, но приказ — есть приказ.

— …вот ни раньше, ни позже! — матерился Лютый. — Вот скажи мне, как так-то?

— Ну как… — вздохнул в ответ Серов, который по чистой случайности во время вызова оказался в штабе Лютого с какими-то своими скучными бумажками по смежным задачам. — Мы же приняли разводящего наемников. Видать, он знает что-то такое интересное, что тянуть мятежникам больше никак нельзя.

— Что ж его не почистили, — недовольно буркнул Лютый.

— Обижаешь, — возмутился Серов. — Мои ребята не косяпорят.

— Ну да, ну да… — покивал силовик. — А бардак на Лубянке — это типа творческий беспорядок?

Особист недовольно цокнул:

— Сам знаешь, чем выше покровитель, тем сложнее сковырнуть.

— Покровитель… — недовольно выплюнул силовик. — Вот че ему не жилось спокойно, а? Все есть у человека: бабки, бабы, все понты. Нет, надо обязательно корону нацепить. Че их как сороку на эту цацку тянет?!

Серов вздохнул и посмотрел в окно на проносящийся мимо заснеженный город:

— Амбиции, сам знаешь. Мало кто думает, что чем выше лезешь, тем больше головняка. Им же кажется, что там только власть и восхищение. Да что я тебе говорю, ты ж сам все знаешь.

— А там работа и дебилы, — согласился Лютый.

Игорю Вячеславовичу было не положено «все знать», но друг время от времени «забывал» разные важные документы на столе Лютого и чисто случайно выходил покурить или за кофе, или секретаршу свою погонять.

Так что да, силовик знал характеристики всех основных игроков политической арены. И ни к кому особой симпатии не испытывал по разным причинам.

— Три минуты, — предупредил водитель.

Серов кинул взгляд на часы.

— Ты куда сейчас?

— Да-а-а, — протянул особист. — Пожалуй, по магазинам прогуляюсь.

Силовик хмыкнул:

— Да не ссы, ребята по камерам посмотрели, что там Мирный случайно оказался. Вытащит пацана. Сейчас сам знаешь, главное — император, и чтобы твой юбочный полк отработал.

На самом деле сейчас было главное, чтобы войска остались верными присяге, но вслух об этом никто из них не говорил.

Уважаемые генералы сидели в огромном пафосном кабинете и горячо спорили.

— А я считаю, надо подождать! Пусть Романовы сами меж собой разбираются, нам какая разница? — заявил мужчина с выдающимися усами и не менее выдающимся брюшком.

— «Какая разница, какая разница»! — передразнил другой, потоньше и в целом полысее. — Романовы-то разберутся, это бесспорно. А потом разобравшийся повернется в нашу сторону и спросит, какого хрена мы бездействовали. И что мы ответим?

— Ответим, что ждали прямого указания, — парировал другой.

— Господа, простите мне мою прямоту, но вы просто бесчестные трусы! Пока мы тут с вами лясы точим, может начаться гражданская война! — воскликнул самый молодой из присутствующих, невесть каким способом получивший столь высокую должность в столь юном возрасте — всего-то лет 40.

— Как начнется, так и закончится, — флегматично ответил самый старший из присутствующих, неприятного вида старикашка. — Потом мы по указу какого-нибудь, в сущности любого, Романова выйдем и отутюжим всех бунтовщиков и желающих отколоться от империи.

— А вот мне уже доложили, что верные императору аристократы начали поднимать свои дружины в ружье, — подал голос молчавший до этого участник совещания. — И если они, а не мы, наведем порядок, сами знаете, чем наша карьера кончится.

— Да и пусть наводят, — усмехнулся старикашка. — Побольше положат своих дружинников, а мы подойдем и подсобим под занавес. Красиво?

— Господа, я вынужден вас покинуть, — встал тот самый молодой и горячий участник собрания. — Раевские свою присягу на выгоду не разменивают.

— Багратионы тоже, — вслед за ним поднялся мужчина чуть за пятьдесят, в котором почти не угадывалось кавказской крови.

— И Кутузовы.

Примерно половина зала встала и вышла. Они не успели далеко отойти от зала совещания, как навстречу им из коридора вывернул боярин Нарышкин в сопровождении отряда дружины.

Виктор Сергеевич и сам был одет не в скучный штатский костюм, а в форму боевого мага, которым и являлся на самом деле. Все знали, что верный пес императора не только может бумажки с доносами подмахивать у себя в Лубянском крысятнике, но и при случае откусить чью-нибудь руку по самый локоть.

— Что, совещаются? — нехорошо усмехнулся Нарышкин, окинув взглядом встреченных военных.

— Сытые дети мирного времени, — плюнул себе под ноги Багратион. — Им бы на границу, хоть узнали бы, как оружие настоящее выглядит не на картинке.

Нарышкин не стал это комментировать — времени перемывать кости будет достаточно, но потом.

— Код черный, господа, протокол вы знаете, — произнес он. — Уведомления по всем нужным частям и людям уже разосланы.

— Но как? — удивился самый молодой из присутствующих. — В городе перебои по всем линиям связи, даже военным, от Кремля волнение начало расходиться по всему городу…

— Есть у нашего старого друга пара козырей в рукаве, — хмыкнул Кутузов.

Нарышкин лишь обозначил согласие улыбкой и посмотрел на плотно закрытые двери совещательного зала:

— Пожалуй, нам не стоит задерживать друг друга, господа, — проговорил боярин. — Время неспокойное, каждая секунда на счету.

Люди разошлись. Одни — поднимать свои части, а другие…

Другие наводить порядок, пока еще возможно обойтись малой кровью. И начать стоило вот с этого совещательного кабинета.

В этом «Охотном ряду» было пять этажей под землей и, как несложно догадаться, мы были как раз на самом нижнем. Глубже — только технический этаж.

— Как будем выбираться? — спросил Иван, осматривая холл торгового зала и взъерошивая волосы на затылке.

Пару минут назад у нас была ну очень специфическая ситуация, когда девчонки вышли из кафе в нашем сопровождении. Василису ожидаемо вывернуло в ближайшую кадку с каким-то разлапистым цветком, а вот Шереметьева скользнула спокойным взглядом по трупам и лишь помрачнела, увидев несовместимые с жизнью раны. На мой молчаливый вопрос девушка пояснила:

— Медицинский университет.

Понятно, раз полкурса проучилась, значит, имела какие-никакие зачатки выдержки желудка.

— Простите, — пискнула Корсакова, полоща рот водой из бутылки, взятой в ближайшем разбитом холодильнике.

— Ничего, первый раз у всех бывает, — заверила ее Шереметьева, а потом кинула задумчивый взгляд на нас с цесаревичем.

Но, как умная девочка, задавать вопросов не стала.

Итак, поскольку быть похороненным заживо в мои планы на этой неделе не входило, стоило поторопиться. Еще было ощущение, что чем дольше мы тут возимся, тем жарче могло оказаться наверху. Хотя вылезать из завалов сразу в городские бои тоже так себе удовольствие, но каждая минута внизу увеличивала шанс, что нас тут просто закатают и скажут, что так и было.

— Через парковку? — предложил я, посмотрев на дверь, откуда вышел Иван.

— Там обрушилась эстакада, мы уже проверяли перед тем как сунуться сюда, — покачал головой Иван.

— Тогда мы можем попробовать подняться по эвакуационным лестницам, — озвучил я новую идею я. — Если теракт готовили на скорую руку, как мне кажется, то вряд ли их завалило. Ну и как-то же твои несостоявшиеся убийцы планировали отсюда выбраться.

— А вот это не факт, — невесело усмехнулся цесаревич.

— Не факт, — согласился я.

Уточнять при дамах, что лежащее на полу мясо наверняка изначально хотели пустить в расход, никто не стал.

Эвакуационный выход нашелся в дальнем конце холла рядом с комнатой Эм-Жо и широким коридором, ведущим по большому кругу на вторую линию магазинов с частично обрушившимися коммуникациями с потолка. Иван кинул мрачный взгляд на пустое пространство и, хотя парень ничего и не сказал, было понятно — хорошо, что охрана разогнала людей с нижнего этажа. Иначе жертв могло было быть гораздо больше.

Впрочем, нам нужно было решить первую задачу — сдвинуть кусок удачно обвалившегося бетона, чтобы попасть на лестницу.

— Может, того, — предложила Василиса, — магией?

— Не хотелось бы, — сказал я, показывая пальцем на потолок с неприятными широкими трещинами.

Стоит неосторожно потревожить его, и нас точно похоронит заживо. На этот раз — без шансов выбраться.

— Думаю, можем просто перелезть, — заметил Иван. — Лаз получится узкий, но есть шанс не обвалить на себя что-нибудь еще.

— Можем поискать еще выходы, — предложила Корсакова. — В таком здании не может быть одна эвакуационная лестница на этаж.

— Не хотелось бы, — покачал головой я, повторяя собственные слова.

— Почему? — не поняла Василиса.

В подтверждение ее слов недалеко отвалилась железная балка, наподобие той, что уже нас чуть не прибила.

— В основном поэтому, — сказал я, указав на упавший кусок металла.

— Тогда единогласно, — подвел черту Иван.

Действительно, между верхом двери и бетонным блоком была довольно неплохая щель, в которую легко влезут девушки и чуть менее легко мы с Иваном. А вот спецназ в амуниции или просто мужик с пузиком уже не протиснется.

На наше предложение девушки переглянулись и синхронно глянули на подолы своих платьев.

— Ну, я уже почти замужем, — пробормотала Василиса и с решительным видом принялась укорачивать подол по колено.

Шереметьева ничего не сказала, но повторила за Корсаковой. Зато сказал Иван, без зазрения совести любовавшийся открывшимся видом стройных ног:

— Ну все, — сказал наследник престола, — теперь я точно обязан на вас жениться.

— Ваше Высочество! — вспыхнула Шереметьева.

— Все и так думают, что ты его невеста, — «успокоила» девушку Василиса. — Иначе зачем было бы пытаться тебя убить?

Цесаревич недовольно дернул щекой.

Думают, да. И решили перестраховаться — мало ли чего там наследник трона натворить успел? С его властью наследник престола мог запросто воспользоваться Шереметьевой. А лишние претенденты на престол узурпаторам были бы не нужны.

— В любом случае, — сказала Шереметьева, сдувая выбившуюся прядку со лба, — я полагаюсь на ваше благородство.

На благородство, ага. Можно еще на честное пионерское. Судя по голодному взгляду Ивана, даже если девица не подойдет в жены, в фаворитки он ее точно затащит. У него прям на лице было написано: такие ноги не должны проходить мимо!

Но это если выберемся.

Первым в щель полез я. Меня было не так жалко, как будущего императора, да и умел я кой-чего поболее. Собственно, лишь благодаря этому Империя не осиротела — под дверью нас уже ждала парочка упырей, которые то ли были слишком исполнительными, то ли слишком тупыми, чтобы дать деру из опасного места. Хотя, возможно, наверху нас ждет еще что-то более интересное, и лишь потому эти двое не решались подниматься.

Одного я застрелил из оружия напарника, взяв руку того на захват, а второму сломал шею. Посмотрел меж перил вверх и, ничего интересного не обнаружив, крикнул:

— Чисто!

— Действительно чисто, — пробормотал Иван, забравшийся последним.

Василиса опять побледнела — все-таки мозги на стене зрелище не для слабонервных, но рвотные порывы сдержала.

— Умеешь обращаться? — спросил я, снимая с трупов оружие.

У каждого по автомату и пистолету. С запасными патронами негусто, но по магазину было. Что характерно — все импортное. Стоит заметить, что если бы сторожившие на выходе бойцы были порасторопнее, на меня бы им хватило одной очереди. Но то ли они извелись от ожидания, то ли просто решили поторговаться, если бы вылез наследник, но сразу стрелять не стали. А потом и вовсе не смогли.

— Обижаешь, — усмехнулся Иван и принял из моих рук оружие.

— Хорошо, — кивнул я, поправив ремень автомата. — Тогда идем. Про магию не говорю — все понимают. Даже самое дохлое боевое заклинание может помочь нам отправиться к предкам. Ну, или этажом ниже, как повезет.

И мы пошли.

Минус четвертый этаж встретил нас висящей на одной петле дверью и телами, прошитыми какой-то трубой.

— Наверное, стоит пройтись проверить на наличие живых? — неуверенно предложил Иван.

Я лишь покачал головой:

— Нет, не стоит.

— Слушай, моя персона, может, и сверхважная, но это не значит, что я буду бросать своих поданных, когда могу спасти… — пафосно и немного зло начал Иван, но я его перебил:

— Не в этом дело, Твое Высочество, — сказал я. — Дверь открыта, выход свободен. Если кто-то и есть на этаже — уйдет сам. Раненых далеко мы не унесем. А чем быстрее выберемся и узнаем, почему тут еще не бегают санитары всех скориков столицы — тем лучше тем же самым раненым.

Цесаревич помрачнел и нехотя произнес:

— Ты прав. Идем.

А вот на минус втором этаже задержаться смысл был — кто-то колотил в эвакуационную дверь и пытался выбраться. Дверь не заклинило и даже не засыпало бетоном — труба узкого диаметра оборвалась с одного края и сейчас выполняла роль неудачного засова, не позволяя распахнуть дверь целиком. В узкую щелку просачивался мат, женские голоса и… Детский плач.

Обе наши спутницы встали как вкопанные и посмотрели на нас таким взглядом, что стало ясно — сработал древний женский инстинкт.

— Алекс, помоги-ка, — сказал Иван, подходя к двери, и крикнул в щель: — Пожалуйста, отойдите от двери! Мы сейчас постараемся вас вытащить!

С той стороны донеслись вздохи радости и облегчения, а я тихо сказал цесаревичу:

— Там может быть сюрприз.

— Там женщины и дети, это этаж для развлечения мамочек с малышней.

— А еще какой-нибудь невзрачный папочка может оказаться твоим убийцей, — дополнил я, заставив Ивана нахмуриться.

— Я понимаю. Но там — дети.

— Я не заставляю тебя их бросить, — покачал я головой, примеряясь к трубе. — Просто держись позади меня.

— Ты мне не телохранитель, — возразил Иван, но напоролся на мой тяжелый взгляд, — но я постараюсь не высовываться.

— Конечно, не телохранитель, — буркнул я в ответ, — телохранители у тебя кончились.

Наследник криво усмехнулся, и мы принялись выламывать трубу. Та поддавалась плохо, сразу видно — сделано на совесть, практически в СССР. Железа не пожалели. Но если два молодых и амбициозных парня правильно приложат силу, то сломают что угодно.

Собственно, мы и сломали.

Дверь тут же широко распахнулась, демонстрируя нам довольно внушительное количество посетителей. В основном женщины с перепуганными детьми на руках, но были и мужчины — в составе семейных пар.

— Все целы? — спросил Иван.

Народ, молчавший до этого, готов был рухнуть на колени перед цесаревичем, спасшим их от неминуемой гибели. Раздался нестройный шепот, что все целы, и я произнес:

— Будем подниматься наверх. Но для начала хотелось бы попросить ваших мужчин помочь мне.

Все закивали, кто-то даже начал передавать женам детей, которых держал на руках. Собственно, в этот момент один из мужиков, у которого по странному стечению обстоятельств не было ни жены, ни детей, полез за пазуху.

Я всегда думал, что я тут самый быстрый стрелок, однако, мы же в России живем — зачем стрелять там, где можно просто зашибить?

Стоящий рядом с убийцей мужчина тоже заметил нездоровое движение. И одним четким ударом в челюсть вырубил мужика. Бабы взвизгнули и кинулись врассыпную, оставив в пустом пространстве только лежащего без сознания мужчину и вырубившего его мужика с женой и тремя детьми.

— А ты говоришь, куртка плохо сидит, — посетовал мужик на жену, носком туфли откидывая полу куртки убийцы.

Тот ожидаемо тянулся к пистолету в наплечной кобуре.

— Декрет, — вздохнула женщина, — теряю хватку.

На наши вопросительные с Иваном взгляды пара представилась:

— Капитан полиции Виктор Тимофеев с супругой.

Супруга чуть толкнула мужчину под локоть, и тот спохватился:

— С супругой младшим сержантом Екатериной Тимофеевой.

Женщина гордо расправила плечи. Вот, она не просто мамочка в декрете с тремя шалопаями, она — тоже полицейская!

— Капитан, ваш подвиг будет вознагражден, как только мы достигнем земли, — пообещал Иван.

— Да что вы, Ваше Высочество, — отмахнулся Тимофеев, — это же долг любого поданного Российской Империи.

Так и хотелось сказать — «вы удивитесь», но пришлось извиниться, взять лежащую тушку за ворот куртки и с фразой «я по-быстренькому переговорю», удалиться в ближайший пустующий магазин.

Убедившись, что рядом ни детей, ни мамочек, я быстренько обыскал нападающего, изъял оружие и, свернув убийце шею напоследок, вышел обратно к вновь собравшимся людям.

— Решил оставить до выяснения, — пояснил я под любопытными взглядами.

— А если сбежит? — неуверенно пискнула какая-то мамочка из толпы.

— Не сбежит, — усмехнулся капитан полиции. — Господин Мирный его крепко привязал. Я же правильно угадал, да?

— Верно, — нехотя ответил я.

Впрочем, от дальнейших расспросов мужчина воздержался. Мы быстренько построили народ так, чтобы можно было подниматься по лестнице, не мешая друг другу, и двинулись наверх. Минус первый этаж ждал нас тоже распахнутой дверью, правда, без трупов и прочих мозгов на кафеле. И вот вроде бы уже свобода была близко, еще немного и глотнем свежего воздуха, и хорошо бы еще пивка, но я замер на последнем пролете, и шедший следом Иван чуть не впечатался мне в спину.

— Ты чего? — не понял цесаревич, а затем растерянно произнес: — А…

Выход на поверхность был заблокирован обрушившимся грунтом.

Глава 13

Особняк бояр Румянцевых стоял в хорошем, престижном районе. Конечно, обеспеченные соседи следили за охраной своей территории, но на самом деле это делалось больше для поддержания статуса, чем для защиты от каких-либо реальных опасностей.

Никто никогда не думал, что на этой улице будет идти настоящий городской бой.

К сожалению, не все армейские части оказались верны присяге. Не всех Нарышкин смог приструнить или обезглавить. Нашлась парочка тех, кто начал выдвигаться на Москву, желая если не крови, то хорошенько поживиться в столице.

Но они не были проблемой. Точнее, они могли бы ей стать, но Виктор Сергеевич подстелил соломку где мог, и на подъездах к столице уже разворачивались защитники Москвы.

А вот накаченные бабками радикалы из, казалось бы, мирного населения мгновенно почуяли кровь и высыпали на улицы. Получилось так, что на город надвигались хорошо вооруженные и обученные части, а в самом городе шли уличные бои.

Если не удержать — полыхнет на всю империю.

А потому личные дружины лояльных императору родов вышли на улицы зачищать город от почувствовавших слабину власти группировок. Одну из таких дружин и вел княжич Нахимов. Вел Кирилл ее не абстрактно патрулировать улицы, а в самое пекло городских боев — на улице, где среди прочих богатых особняков располагался и дом Анны.

Черные, бронированные внедорожники военного образца неслись, наплевав на разметку и знаки светофоров. Въезд на улицу, где жила Румянцева, перегородили баррикадой.

Это только в книжках и кино все показывают красивенько и эффектно, а в жизни же такие стычки похожи на мясорубку или блендер. В стеклянной колбе улицы одна сила пытается перемолоть другую, и вот вопрос, что окажется крепче — кости или острые лезвия?

Княжичу Нахимову хоть и казалось, что он скучная посредственность по сравнению с выдающимся отцом, но на деле это было не так. Детям свойственно превосходить своих родителей.

Любимая стихия Нахимовых — вода. Не слишком оригинально, да?

А если представить, как эта вода возникает буквально из ниоткуда, и льющийся из воздуха мощный поток заполняет всю улицу и сметает все на своем пути похлеще штормовой волны?

Баррикады из машин, мешков с песком и дорожных ограждений сшибло и разметало, как карточный домик. И людей, задержавшихся там, закрутило в стихии, словно в барабане стиральной машинки.

Княжич был силен. А еще княжич был зол. Если с головы его Анны упадет хоть один волос, он утопит каждую радикальную псину в этом городе в собственной крови.

Дружина княжича чувствовала настроение командира и, честно говоря, восхищалась парнем. Ну и немного опасалась, разумеется, куда ж без этого. Маг на эмоциях — это всегда непредсказуемо.

Машины неслись по улице к слишком большому для троих жильцов домику, в котором одна отважная девчонка отстреливала из табельного оружия пролезших в дом не то мародеров, не то радикалов.

Когда Кирилл в сопровождении бойцов без стука и предупреждения вошел в особняк и увидел трупы с аккуратными дырочками в головах, парень усмехнулся, в очередной раз убедившись в своем выборе.

Девчонка без страха и терзаний защищает свое. Верность таких женщин стоит многого, но оправдывает все.

Дружина Нахимова по отработанному сценарию брала под контроль помещения. Искомое нашлось спустя две комнаты. Перепуганные дети и Анна Румянцева с безумным взглядом. Она бы пристрелила вошедшего дружинника, но раздался холостой щелчок.

— У меня ничего нет! — рявкнула девушка истерично, впрочем, без испуга.

Такая вцепится в горло при необходимости.

— А мне ничего не надо, — спокойно произнес Кирилл. — Но я был бы рад, если бы ты с семьей доверилась мне и позволила отвезти вас в безопасное место.

Секунду боярышня молчала, продолжая заталкивать за спину брата и сестру.

Секунда ей потребовалась, чтобы опознать голос говорившего.

Целая бесконечная, отчаянная секунда нужна была девушке, чтобы понять, что она больше не одна.

Раздался звук выпавшего из рук табельного оружия и судорожный всхлип испуганной девчонки.

— Кирилл…

Ермаковы в Москве не присутствовали, но людей своих держали. И княжич никогда бы не подумал, что они ему пригодятся для чего-то, кроме понтов.

— Бери людей и присоединяйся к нарышкинским частям. Сейчас каждый верный человек на счету, — говорила телефонная трубка голосом князя. — Черт, знал бы, что так будет, пригнал бы больше людей!..

— Никто не знал, отец, — возразил Алексей. — Говорят, наследник престола пропал без вести. Я не могу связаться с Мирным, возможно, он бы смог пролить свет на происходящее.

— Это не твоя забота. Твоя забота не допустить оголтелых радикалов на свою улицу, — раздраженно произнес глава рода. — Демидовы пришлют часть своих людей, они из свиты княжны. Командуй, как своими, но помни — они вместе с княжной перейдут под твою руку после свадьбы.

— Я берегу всех своих людей, — сухо возразил княжич.

Мужчина тяжело вздохнул:

— Я не хочу, чтобы ты брал в руки оружие, но сам я не смогу прилететь — по приказу Виктора все разворачивают, а что не разворачивается — сбивают на подлете, — сказал он.

— Отец, это всего лишь городские бои с неодаренными, — успокаивающим тоном ответил княжич. — Я — хорошо обученный воин и маг.

— Ты — мальчишка! — рявкнул мужчина в сердцах.

Оба Ермакова на минуту замолчали, и князь продолжил:

— Но ты мой сын и наследник, и ты должен знать, что есть вещи выше отеческой любви.

— Я не опозорю наш род, отец, — спокойно ответил Алексей.

— Просто не подставляйся, — вздохнул глава рода.

Телефон зажужжал, уведомляя о параллельном вызове.

— Отец, я могу подтянуть Меншикова, — вдруг сказал парень, посмотрев на второй звонок.

— Павел его не отпустит.

— Павел его больше не контролирует, — жестко усмехнулся Алексей. — Макс может взять лояльных левых. Пойдем рука об руку, подметем улицы… Когда все успокоится, он получит политическую независимость от отца, а мы — доброго союзника в следующем колене.

Князь помолчал. Алексей мог бы легко представить, что глава рода Ермаковых сейчас смолит сигарету за сигарету в своем кабинете, просчитывая варианты.

— Ты можешь доверить ему свою спину? — наконец произнес мужчина.

— Я уже доверял ему и свою спину, и свою жизнь.

— Хорошо. Но вы оба должны выжить, иначе будет война родов. И ты, и Максимилиан должны это понимать. И никакой из императоров нас не удержит.

— Принято, — коротко подтвердил княжич.

— Тогда вперед. Пора брать оружие, чтобы выжить, — скомандовал Ермаков и успел добавить, когда парень уже отнял трубку от уха: — Выжить и нарожать мне внуков!

Магия полыхнула.

Его брат, его родной брат, предпочитал металл. Металл — надежнее, говорил Виталий Алексеевич Романов.

Это полная чушь, что где-то существует родовой дар. Каждый маг — случайно легшие кости, случайно сложившееся ДНК. Поэтому один брат предпочитал металл, а второй — огонь.

Так что же сильнее — доменная печь или клинок дамаска?

— Ну и какой падле ты продался? — спросил Дмитрий Романов, легко отшвырнув в сторону атаку из множества острых клинков.

Металл расплавился и огненным дождем окатил своего хозяина.

Мог бы окатить, но защита у Романовых всегда была на уровне.

— Я сам так решил! — с вызовом ответил Виталий.

Сплетенная из оголенных проводов цепь метнулась к Дмитрию, но опала трухой. Как хорошо, что не успели поменять проводку.

— Да ты в жизни сам ничего не решал, — выплюнул император. — Мог бы возвысить семью, а пытаешься ее вырезать!

Деревянные панно, изображавшие величие дома Романовых, мироточили, плакали, наблюдая братоубийственную дуэль.

— При мне страна станет богаче! — заявил Виталий. — Ты только и можешь, что кормить армию! Все мозги утекают за рубеж, потому что им тут работать негде!

Древние витражные окна вылетели, разлетевшись на мелкие осколки, а те — обратившись в капли.

— А ты думаешь, если не кормить армию, будет откуда уезжать? — усмехнулся Дмитрий.

— Сапог! Отсутствие гибкости тебя и погубило, — прошипел Виталий.

Весь металл, что был в комнате, подчинился призыву мага, обращаясь на ходу в острые трехгранные клинки разного калибра. Весь этот арсенал завис на мгновение, направив острие на императора.

— Отрекись, брат. Я дам тебе денег, возьмешь семью, поселишься на берегу моря. Помнишь, ты мечтал? Никакой политики, никакой войны, только шум прибоя и детский смех, — в последний раз предложил Виталий.

Дмитрий смотрел на человека, с которым жил бок о бок с самого детства.

Когда они упустили это? Когда их славный, самый крепкий, самый сильный род превратился в кучку эгоистичных мудаков, жаждущих лишь денег и власти? Которым всегда мало, сколько золота и влияния ни отсыпь?

Когда человек, которому ты доверял самое сокровенное, возжелал тебя убить?

Когда величие дома Романовых превратилось в пшик? В тусклую мишуру одноразовой фаворитки?

— Я мечтал, но я — император, — произнес Дмитрий Романов. — Моя жизнь и жизнь моей семьи не принадлежит мне, она принадлежит нашей стране. Как жаль, что ты забыл об этом.

— Как жаль, что ты об этом помнишь, — эхом отозвался его брат.

Нет более сильной ненависти, чем ненависть тех, кто когда-то искренне любил друг друга.

С рук императора сорвался огонь. Даже не огонь — адское пекло, жар сверхновой, злость и разочарование, обращенные в разрушительную стихию.

Едва заметное шевеление пальцев мятежника, и тысячи и тысячи клинков сорвались с места, гонимые завистью, страхом и, чего уж таить, обидой.

Стихии встретились, столкнулись, сплелись воедино, заставляя мужчин рычать сквозь сжатые зубы от напряжения. Сорвать с цепи стихию легко, но удержать?..

Выжженная комната уже ничем не напоминала богатые императорские покои. Каменный остов, бетонные перекрытия и больше ничего не осталось. Лишь двое мужчин стояли друг напротив друга посреди бушующих стихий, надеясь, что один из них упадет, а лучше — умрет.

Ведь если умрет, то все это закончится. А если выживет — отступать будет нельзя. Нужно будет закончить начатое. Но недостаточно просто захотеть надеть корону. Нужно быть готовым эту корону защищать до последней капли крови.

Ради своих детей. Ради своих поданных. Ради своей страны.

Император был готов. А его брат?

А его брат дрогнул.

Магия опала, исчерпав обоих без остатка. И тот, кто пришел претендовать на власть, попятился, чувствуя, что его брату нужно лишь пару секунд, чтобы восстановиться и закончить начатое.

Виталий Алексеевич попятился и побежал. Не слишком уверенно, не слишком бодро, но все же…

А император стоял и смотрел, как его брат, его брат, принесший клятву верности и поднявший на него руку, убегает. Убегает, разворошив столицу. Убегает, готовясь разорвать всю страну на клочки.

Дмитрий Романов стоял, смотрел, но ничего не делал. А едва брат скрылся за ближайшим поворотом, глаза императора закатились, и он рухнул на горячий от огня бетон.

Я задумчиво рассматривал обвал.

— Воздухом не выдуем, даже втроем, — мрачно констатировал цесаревич из-за моей спины.

— Угу, — согласился я.

— Может, выжечь? — неуверенно предложила Василиса.

— Опасно, — вздохнул Иван. — Алекс, конечно, сильный маг, но мало обучен. Может и проход выжечь. А может и весь воздух здесь.

— Ну почему? — обернулся я. — Сколько тут до поверхности осталось, половина пролета?

— Половина пролета, технический этаж и насыпной грунт императорского парка, — ответил цесаревич.

— Метров пять, — резюмировал я и пробормотал: — Пять на катет, наклон на тридцать… Это что, десять метров тоннель?

— Можно угол повыше взять, тогда гипотенуза будет поменьше, — заметила Василиса.

— А никто из вас не владеет стихией Земли? — уточнила Шереметьева.

— Увы, — вздохнула Корсакова. — Мы с Алексом только первый курс. Может быть, Его Высочество?

Девушки с надеждой посмотрели на Ивана, но наследник престола лишь покачал головой. Люди за спиной начали волноваться, атмосфера становилась нервной. Так и до истерик с паникой недалеко, особенно учитывая спасенный контингент.

— Так… — я взъерошил волосы, чувствуя, что придется решать проблему в одного. — Давайте мирняк заведем на этаж и отведем подальше от лестницы. Твое Высочество, поработай авторитетом, пожалуйста. Тимофеева отправляй инспектировать этаж, вдруг другие лестницы открыты или, может, завалы разобрали с какой стороны?

— А мы? — спросила Шереметьева с видом решительным и готовым на подвиги.

— И вы с ними, — ответил я. — Мне нужно пространство для маневра.

— Что ты собираешься делать? — Иван посмотрел на меня таким выразительным взглядом, каким иногда смотрел Разумовский.

— Мне нужно подумать, — честно ответил я. — Желательно в тишине.

Цесаревич кивнул и стал загонять уставший народ на этаж. В мое «подумать» он поверил примерно так же, как и я в случайно обнаруженные распахнутые двери на поверхность.

Даже если очень торопились и не смогли грамотно сложить взрывом торговый центр, то не заминировать выходы просто не могли. Но людям нужно чем-то заняться. Пока я тут… Думаю.

Когда народ рассосался, ко мне подошла Василиса, приподнялась на цыпочки и легонько поцеловала в губы.

— На удачу, — шепнула девушка.

Я улыбнулся, провожая ее взглядом. Обрезанная юбка демонстрировала длинные, стройные ноги и коротенькие сапожки с небольшим каблучком. Никогда не думал, что буду торопиться жениться. Нет, ну а чего она? Ходит тут такая…

Тряхнув головой, я обернулся на завал. Разумовский меня наверняка убьет, но что поделать. Выбираться-то как-то надо.

Я посмотрел на месиво из бетона, железа и грунта и попытался нащупать что-нибудь, что могло бы связывать меня с Землей. В голове возникало лишь две ассоциации — окопы и могилы. Песок, бьющий по глазам, и мерзлая земля, в которую с трудом втыкается лопата.

Я усмехнулся и провел ладонями по лицу.

Была бы в этом мире некромантия, наверное, я бы от рождения был в ней архимагом.

Я присел на корточки возле обвала и взял в руку комок чернозема, который каким-то чудом просочился сквозь бетон с самого верха. Хорошая, жирная почва. Наверняка завезли откуда-нибудь с посевных площадей нашей огромной родины.

Мысли плавно перетекли на отеческий дом в деревне, на поле картошки, которое мы копали отсюда и до обеда. Не в этой, в той, моей прошлой жизни. Жирный чернозем был щедрым, но и требовал много труда.

Лопата втыкается в землю — я копаю грядку для матери.

Лопата втыкается в землю — я копаю могилу.

Сотни грядок, сотни могил.

Земля принимает все, что люди в нее закапывают. Семена, тела, ядерные отходы. Ей потребуется год, тысячи или миллионы лет, но все, что попадет в нее, обратится в тлен или в камень.

Камень — это ведь тоже земля?

Деревня родителей лежала в долине меж двух холмов. Когда-то там прошел ледник, оставив огромную борозду в рельефе и полноводную реку, что приютила людей. Один из холмов напоминал застывшую волну и всегда меня завораживал. Такой каменный девятый вал, несущий огромные глыбы на своей вершине.

Мальчишками мы часто сбегали наверх, на холм, чтобы сидеть на нагретых за день горячих плитах, болтать ногами над казавшейся бесконечной пропастью и смотреть, как солнце медленно сползает за бескрайние распаханные поля.

Лопата втыкается в песок, и я строю укрепления, из которых этой же ночью мы будем отстреливаться.

Лопата втыкается в помесь глины и почвы, и я рою могилу людей, которых не смог спасти.

Лопата втыкается в чернозем, и я возделываю почву на своей родной земле.

Лопата втыкается в помесь бетона и металла… Нет, в чернозем, который я возделываю. Который просочился между бетоном и металлом, осыпался песком по щелям, растаял в тепле подземного здания.

Я не возделываю почву и не рою могилы, я ищу выход из этого гребаного подземелья.

Лопата втыкается в чернозем и…

Обжигающий морозный воздух лижет мое лицо.

Я открываю глаза и вижу огромный круглый коридор, пронзающий насквозь все опорные конструкции и все слои городских коммуникаций. Добротные стены из оплавленного, еще теплого камня. Черного, как на отеческой земле, древнего, как в моем детском воображении.

Костяшки пальцев колет от избытка магии, и ладони нещадно болят. Я подношу их к своим глазам и вижу старые, старые мозоли.

Прости. Я бы хотел перестать копать могилы, но, боюсь, тогда некому будет возделывать наши плодородные земли.

Глава 14

Удивительное дело, но, как оказалось, нас даже пытались откопать. Правда, с другой стороны и не слишком успешно — завалы регулярно осыпались обратно, но тем не менее. Так что выражение морды лица Серова, когда особист увидел нашу компанию, было непередаваемым.

— Как? — произнес Серов, умудрившись вложить в три буквы всю глубину своего охренения. — Как?

Была у меня рифма в ответ, но я сдержался. Тут и дети, и дамы, и член императорской семьи — не время для солдатского юмора.

— А что вас смущает? — спросил Иван спокойным тоном.

— Ну… — красноречиво произнес мужчина, и я обернулся.

В целом, шок особиста был объясним. Они откапывали проход там, где просто обвалился торговый центр, а мы вышли там, где выход сверху засыпало обрушившимся рядом стоящим зданием.

— Господин Мирный воспользовался стихией Земли, — спокойно пояснил цесаревич, не слишком-то глядя на собеседника.

Все внимание наследника престола было направлено на стены Кремля рядом, из-за которых поднимались отчетливые следы дыма и доносились звуки боя. От Серова это, конечно же, не укрылось.

— Ваше Высочество, на улицах города и на территории Кремля идут бои, но верные императору войска теснят мятежников, — проговорил особист. — Я бы хотел попросить вас покинуть этот район и перебраться в более спокойное место.

Глаза Ивана нехорошо сузились, и он процедил:

— Серьезно? — выдохнул он. — Предлагаешь мне забиться под половицу, как какой-нибудь крысе, в ожидании, когда же все кончится?

Однако пронять особиста оказалось не так-то просто.

— Ваше Высочество, распоряжение боярина Нарышкина, как только достанем вас на поверхность, сразу же обеспечить максимальную безопасность, — терпеливо объяснил Серов.

— А с каких пор Нарышкин может отдавать мне указания? — начал заводиться наследник престола.

Даже не знаю, чем бы этот диалог закончился, но особист был мужиком умным и, потыкав в телефон, протянул трубку Ивану.

— Я — человек маленький, Ваше Высочество, — проговорил Серов тоном самым покладистым из возможных. — Виктор Сергеевич наверняка сможет обрисовать вам полную картину.

Цесаревич в большом восторге от такого выверта особиста не был, но отказываться от разговора с одним из самых влиятельных соратников в текущей ситуации было бы полным идиотизмом. Я, как хорошо воспитанный молодой человек, хотел тихонечко отойти, даже глазами поискал Василису с прочими поднявшимися, которых уже осматривали врачи скорика, но Иван коснулся моего локтя.

— Александр, — негромко обратился ко мне цесаревич. — Я понимаю, что ты сегодня и так сделал больше, чем мог бы сделать любой на твоем месте, но ты мне нужен.

Я лишь кивнул. Конечно, нужен. Пацан в буквальном смысле оказался меж жерновов истории, и ему чисто морально хочется иметь рядом союзника.

— Твое Высочество, позаботиться о девушках бы… — намекнул я.

Иван тут же повернулся к Серову и произнес:

— За боярышню Шереметьеву и госпожу Корсакову ты лично отвечаешь головой, — приказным тоном велел наследник престола.

Особист спорить не стал — лишь кивнул и отошел к своим людям, оставив нам пространство для беседы.

Цесаревич с самым недовольным видом поднес трубку к уху.

— Да. Я. Да, Мирный. Нет. Нет. Хорошо. Согласен. А вот это нет. Нет, категорическое нет! Я не собираюсь… Я не намерен… Я не… — Иван напрягся, после чего воскликнул, при этом не повышая голоса. — ТАМ МОЯ СЕМЬЯ!!!

Я не был слишком искушен в политике, но логику Нарышкина понимал — наследник должен выжить. Хотя бы наследник. Иначе войскам просто не за кого будет сражаться, и оборона захлебнется.

Понимал я и пацана. Он, конечно, цесаревич, аристократ и вообще правильный малый, но сложно оставаться непристрастным, когда дело касается личного. Ведь это для меня просто горели какие-то абстрактные здания в Кремле, для Ивана горел его родной дом.

Не знаю, какую-то там лекцию о долге наследника читал цесаревичу боярин, но я привлек внимание парня и негромко произнес:

— Спроси, кто зачищает Кремль.

Цесаревич даже не стал дослушивать монолог по ту сторону трубки и повторил мой вопрос.

— Лютый с командой, — передал Иван мне ответ Нарышкина.

Лютый — это хорошо. Ребята — профессионалы. Но даже профессионалам может тупо не хватить времени.

— Твоей семьи может не быть в Кремле, — заметил я.

Иван покачал головой:

— Нет, они однозначно там, — произнес он. — Иначе никто бы не стал тратить время на Кремль. Без императора в его штурме нет никакого смысла.

Нарышкин тем временем продолжал что-то там вещать в трубке, но цесаревич его не слушал. Иван смотрел на Кремль с такой упрямой решительностью, что тут любой бы понял — никакие аргументы боярина цели не достигли.

— Иван, если ты полезешь туда и погибнешь — это все потеряет всякий смысл, — заметил я.

— Ты прав, — согласился наследник престола. — Но просто представь — я сейчас разворачиваюсь, а моя семья там гибнет. Какая политическая карьера меня ждет? Кто будет подчиняться трусу на троне, бросившему своих родных? Даже если я куплю все газеты страны, люди будут знать. Знать, Алекс, — он надавил голосом. — А от этого знания до следующего бунта и междоусобицы можно будет доплюнуть.

Я посмотрел на Кремль. Нельзя сказать, что я сильно горел желанием лезть в самое пекло, но…

Кто если не я, да?

— Давай сделаем так, — предложил я. — Ты сейчас никуда не едешь, остаешься здесь. На камеры там поработаешь, покомандуешь людьми активно. Детишек вот подняли, убедишься, что все в порядке. А я быстренько сгоняю за твой пафосный заборчик и посмотрю, как там обстановочка. Если я через сорок минут не вернусь, будешь решать по обстановке.

Цесаревич резко помрачнел, хотя, казалось бы, куда уж больше:

— Алекс, я не могу тебя просить об этом.

— А ты и не просишь, я сам предложил, — кивнул я. — Где, говоришь, твоих родственничков надо искать?

Идея присоединиться к зачистке улиц родилась у Максимилиана спонтанно. И, как и всякое спонтанное решение, оказалась блестящей. Меншиков себе даже не представлял, что сможет так быстро собрать столько отличных бойцов рода, которые тупо воспользуются позицией отца о невмешательстве.

Павел Андреевич думал, что отсутствия прямого приказа достаточно, чтобы продолжить балансировать на грани. Ну в самом деле — никто из правящей семьи ведь не призывал благородные рода выступить единым фронтом, чтобы размотать бунтовщиков. И что свои люди не полезут в эту драку, глава был уверен — кому ж захочется сложить голову за чьи-то там красивые слова и амбиции?

Но глава рода просчитался.

Его наследник, впрочем, тоже.

Никто не ожидал, что большая часть княжеской дружины возьмет оружие и со словами «совсем страх потеряли» пойдет метелить все встречаемые на пути недружественные скопления народа.

Когда отряд вышел с территории княжеского особняка, сразу стало понятно две вещи. Первая — Павел Андреевич потерял всякий авторитет у своих людей. И вторая — Максимилиан Павлович его приобрел. А заодно и кое-что дополнительное, о чем княжич в пылу схватки, конечно же, не думал.

О политической независимости от отца.

— О-хо-хо, какие люди! — радостно махнул Ермаков, выходя со своим отрядом из переулка.

— Приветики, — ухмыльнулся Максим.

Княжичи отделились от своих отрядов и подошли друг к другу примерно посередине, чтобы пожать руки.

— Ты как? — спросил Ермаков, мигом растеряв всякую веселость.

— Ну, — пожал плечами Меншиков. — Мне сорвали свидание с Марией, и я испытываю непреодолимое желание кому-нибудь что-нибудь сломать.

— Уверен, вот этого сегодня будет в избытке, — широко улыбнулся Алексей и кивнул на отряд за спиной Максима. — Людей отец дал?

— Людей я взял сам, — ответил парень с какой-то другой, нетипичной для себя интонацией.

— И что Павел Андреевич? — удивился Ермаков.

— Отдирает челюсть с пола, — нехорошо усмехнулся Меншиков.

Тут на соседнем перекрестке раздался взрыв, послышались короткие автоматные очереди, и показалось несколько ну очень дерзко несущихся машин без опознавательных знаков. Княжичи даже не подумали кидаться в разные стороны под защиту своих бойцов. Меншиков привычно поднял щит, а Ермаков вскинул огнестрел.

— Ты смотри-ка, — хмыкнул Алексей, — а мы уже почти команда.

— Ага… — отозвался Максим. — Стреляй давай, командир…

— Я же говорил, что ты к нам присоединишься, — в микрофоне уже довольно ехидствовал Лютый.

— Я всего на полчаса, — усмехнулся в ответ я, выглядывая из арки ворот одной из башен. — Мне нужно просочиться в малый дворец.

— Просачивайся, — охотно разрешил Лютый. — Но сразу говорю, там еще зачистки не было.

— Почему? — спросил я.

— Потому что приоритетом были главный и большой дворцы, в которых, по идее, живут и работают члены императорской семьи…

— Но их там не оказалось? — на всякий случай уточнил я.

— Точно не могу сказать, еще два этажа осталось, — последовал ответ. — Но, думаю, нет.

Это совпадало с тем, что мне рассказал Иван.

— Ну, я пошел, — предупредил я Лютого. — И попроси своих людей по мне не стрелять.

— А ты не бегай, как мишень в тире, на линии огня, и никто в тебя стрелять не будет, — медленно проговорил Лютый, явно занятый чем-то интересненьким.

— Ага. Предупреди своих, я сейчас применю технику на пару минут.

— Технику? — оживился силовик.

— Туман, — пояснил я.

Лютый помолчал, что-то прикидывая.

— Давай на четыре минуты, — озвучил он свое решение. — Четыре минуты продержишь?

— Могу и пять, и десять, но все равно не выше первого этажа.

— Пять можно, десять не надо. Не выше первого этажа — приемлемо. Готовность две минуты.

— А почему у вас нет своих магов в подразделении? — возмутился я.

— Потому что, мальчик, вообще очень мало магов, которые могут накрыть такую огромную территорию по щелчку пальцев, — проговорил Лютый, явно кого-то добивая. — А ты к нам не идешь.

— Ну извините, у вас и без меня неплохо получается… — без намека на искренность, повинился я.

— А ты представь, какие командировки и экзотические страны… — протянул Лютый.

— И испорченные выходные, — добавил я.

— Не без этого, — усмехнулся собеседник. — Все, работаем.

Вместо ответа я уронил туман, насколько хватило мощи. Надеюсь, это не вся территория Кремля, а то не только я пробежать смогу, но кто-нибудь еще и выбежать. А бить на ощупь по людям нельзя — мало ли какая горничная спасается бегством.

В принципе, это должна была быть легкая прогулка на пятнадцать минут: зашел и вышел. Но мне однозначно не могло так повезти: уже в самом здании пришлось немного помахать кулаками.

То ли гвардейцы, то ли просто какая-то шпана в их форме натурально обносила покои во дворце. Причем ладно бы тащили золотой сервиз там или какое-нибудь яйцо Фаберже в кармашек прятали. Нет, эти упыри отдирали икону из красного угла, и у них это, надо сказать, не так чтобы сильно получалось.

Я никогда не был особенно верующим, но сейчас почему-то меня это зацепило. Ладно, если вы пришли воевать за идею лучшей жизни. Это можно если не простить, то хотя бы понять. Так нет же, за презренное злато хотят разодрать страну на части!

У меня от злости аж закололо костяшки пальцев. Отработал быстрее, чем успел подумать. Быстрее даже, чем мародеры обернулись. Аккуратный прокол ледяным шипом в шею и короткое бульканье — вот и все, что получили наемники за свою не слишком годную службу.

Переступая трупы, я испытывал помесь бешенства и брезгливости. Из недосказанных фраз Ивана и Серова стало понятно, что мятеж поднял кто-то из своих. Чужие, впрочем, обычно стараются откусить границы, тут ничего удивительного. Но вот так нагло, цинично и бессмысленно кидать страну в гражданскую войну…

Очень хотелось чьей-нибудь крови, но живых на пути не было. Тела защитников Кремля лежали вперемешку с телами нападавших. Преданные короне гвардейцы дорого продавали свою жизнь, да другого и не может быть в боях внутри помещения. Но все же штурм увенчался успехом — внезапно дорогие, хоть и ободранные и заляпанные кровью покои оборвались абсолютно голым помещением из кирпича и бетона. Здесь было еще тепло, если не сказать жарко, магическое пекло плохо выветривалось даже зимней стужей.

А посреди этой выжженной и пустой комнаты, прямо на бетонном перекрытии лежал мужчина.

Дмитрий Алексеевич Романов, самодержец Российской Империи.

Найти труп императора — так себе строчка в резюме, конечно, но я не стал малодушничать. Подошел к мужчине и опустился рядом с ним на колено, чтобы приложить пальцы к сонной артерии на шее. Шансов маловато, но чем черт не шутит…

Вдруг жив?

Мария не планировала отсиживаться у подруги. Она вообще не планировала сегодня здесь появляться. Но когда на улицах началась вакханалия, ей не оставалось ничего другого, кроме как нырнуть под защиту стен ближайшего дружественного рода.

По счастью, это оказался дом князей Демидовых.

— Алексей сказал, что он с отрядом бойцов отправится зачищать улицы от радикалов и мародеров, — в который раз повторила Мария, глядя, как Дарья щелкает пультом.

Картинка стремительно менялась, Демидова перескакивала с одного новостного выпуска на другой, ища что-то новенькое.

Что-то обнадеживающее.

— Твой хотя бы дома, — вздохнула в ответ княжна.

— Если бы! — мрачно отозвалась Нарышкина. — Он вдруг решил, что уже созрел на самостоятельные решения и присоединился к зачистке!

Демидова от такой новости аж щелкать пультом перестала.

— Он сделал что?

— Что слышала, — огрызнулась боярышня.

— Это же в корне меняет дело, — протянула Дарья, задумчиво разглядывая подругу.

— Я ничего не знаю, не смотри на меня так, — возмутилась Мария. — Он меня не посвящает в дела своего рода!

— Пока, — весомо добавила княжна.

— Пока, — согласилась подруга. — Но такими темпами потом может и не случиться… Ай!

Боярышня потерла затылок, по которому только что прилетело пультом от телевизора.

— Даже думать так не смей! — прошипела разъяренная княжна.

— Да о чем ты думаешь?! — возмутилась Нарышкина. — Он же может отколоться от отца и весь сакральный политический смысл брака потеряется!

— Пф! — отмахнулась мигом успокоившаяся Демидова. — Кто б ему дал.

— Тоже верно, — вздохнула Мария, и тут краем глаза заметила трансляцию на экране телевизора. — Даша, Даша! — заверещала боярышня, тыкая в экран и от избытка эмоций растеряв всякие слова.

А на экране телевизора шел новостной репортаж с места событий. Крупным планом был показан наследник престола Российской Империи, о чем-то беседующий с врачами скорой помощи и успокаивающе поглаживающий девчонку лет пяти по светлым волосам.

Близко репортеров не подпустили, но голос за кадром бодро рассказывал, что Его Высочество поистине чудом выбрался из-под завалов и тут же кинулся заботиться о своих подданных.

— Почему он у Кремля? — нахмурилась Нарышкина. — Его должны сейчас окуклить в кевлар и упаковать в ближайший бункер.

— Ты бы на его месте упаковалась? — резонно заметила Демидова.

— Это не имеет значения, он же наследник…

Тут Мария оборвала себя на полуслове, потому что камера резко сместилась от цесаревича к распахнутым воротам Кремля.

— Господи… — прошептала Дарья резко севшим голосом. — Это же Алекс, и он…

— И он несет императора, — глухо закончила за подругу Мария.

Глава 15

— Игорь Вячеславович, — позвал я Лютого через гарнитуру, — не соблаговолите ли меня прикрыть?

— Мирный, тут прикрывать не тебя надо, а от тебя, — буркнул силовик в ответ. — Что там случилось?

— Несу ценный груз, — охотно пояснил я.

— Что несешь? — без особого интереса переспросил Лютый.

— Императора.

В ответ послышался чистый, забористый, благороднейший русский мат.

Я же переключился на решение более приземленных вопросов. Например, как протащить здорового, взрослого мужика через половину этажа, лестницы и довольно внушительную часть территории Кремля. Потому что, несмотря на обстановку и отсутствие каких-либо следов на теле, гарантировать отсутствие травм у Его Величества я бы не взялся. Кроме того, император был мужиком, не пренебрегающим физическими нагрузками, и просто закинуть его на плечо я бы не смог, даже уверенный в целости тела.

Да и потом, тело всегда тяжелее мешка картошки того же веса.

В общем, пришлось немного повандалить в ближайших более-менее целых покоях, чтобы соорудить из створки двери и подранных занавесок носилки с импровизированными ремнями. А дальше — дело техники. То есть магии.

Крайне осторожно перенести бессознательного императора на дверь, хорошенько завязать, а затем отправить конструкцию дрейфовать следом за собой. Нести императора и держать вокруг нас двоих воздушный щит оказалось так же сложно, как одновременно рисовать круги и квадраты разными руками.

Тяжело. Сказывалось открытие новой стихии, да и в целом денек выдался не из тихих.

Так что было тяжело, но не невозможно.

Снова помянув Разумовского добрым словом, я подошел к выходу из здания, когда динамик в ухе ожил:

— Группа сопровождения ждет у выхода, — сообщил Лютый. — Туман поднимешь?

— Или щит, или туман, — честно признался я.

— Тогда щит, — быстро сориентировался силовик.

Мы с Его Величеством в окружении элитнейшего подразделения силовиков вышли из здания и медленно, но не сказать чтобы печально, двинулись на выход.

— С той стороны точно есть медики, — пояснил я, заданное направление.

— Годится, — не стал спорить Лютый, которому тоже не улыбалось принимать живого государя, а сдавать бездыханного.

Добрались до выхода с территории без особых приключений. Пара подстреленных гвардейцев и пойманных моим щитом пуль — не в счет. Можно сказать, скучный променад вышел.

Зато к людям мы вышли с максимальной помпой. Оркестра еще только не хватало, а так все было — зеваки, репортеры, камеры, суетливые медики, шокированный наследник.

Иван, кстати, первым оказался возле нас. К чести парня, заламывать руки, грозить смертной казнью или просто бледнеть он не стал. Только посмотрел на меня вопросительным, но таким тяжелым взглядом, что мгновенно стал похож на лежащего без сознания мужчину.

— Жив, — коротко ответил я.

Цесаревич перевел взгляд на подлетевшего медика. Не знаю, как этот медбрат оказался возле Кремля, но уверен, что карьера у парня теперь попрет вверх. Он на ходу, поскольку наш конвой и не думал тормозить, умудрился проверить у государя пульс, зрачки на реакцию на свет и поводить над телом какой-то ерундой, печально пискнувшей алой лампочкой.

— Жив, — подтвердил медбрат.

Тут мы дошли до кареты скорой помощи, куда аккуратно перегрузили государя и несколько бойцов. Саму скорую взяли в плотное кольцо охраны и со всеми возможными сиренами и проблесковыми маячками рванули в госпиталь.

Иван на мгновение замер рядом со мной, прикрыл глаза и выдохнул так, словно все время, что меня не было рядом, парень не дышал. Затем подозвал Серова и скомандовал:

— Пофамильный список медиков и бойцов мне лично до конца дня.

— Слушаюсь, — склонил голову Серов.

Я поискал глазами Василису, но Иван, закончив с особистом, ответил на мой незаданный вопрос:

— Мы увезли их в особняк к ближайшему доверенному роду, — объявил наследник престола, — к Чернышевым.

— Ты справишься без меня? — спросил я, внимательно посмотрев на цесаревича.

— С тобой было бы лучше, — не стал спорить тот, — но тебе нужен отдых. Встретимся на новоселье.

— Думаешь, все так быстро уляжется? — с сомнением спросил я.

— Не уляжется, — нехорошо усмехнулся Иван. — Я уложу.

В страшном сне боярин Нарышкин не мог себе представить то, что разворачивалось сейчас в столице. Конечно, за историю Российской Империи всякое случалось — бунтовали регионы, какие-то отдельно взятые рода, иногда даже полки, но чтобы вот так, разлад в императорской семье?

Романовы всегда были едины или старательно казались одним целым. А потому происходящее казалось полным абсурдом — семья, непосредственно сидящая у кормушки, не поделила власть. Как такое вообще могло случиться? Что им там делить-то, они и так с норковых пеленок с золота кушают!

Но реальность умела удивлять, и даже на такой вариант развития событий у всех государевых ближников имелся протокол. И согласно этому протоколу, сегодня боярин Нарышкин приговорил много слабых духом и волей людей, по какому-то чудовищному стечению обстоятельств оказавшихся у руля власти.

Ничего, кроме брезгливости, Виктор Сергеевич не испытывал, но был очень неприятно удивлен, увидев, кто же решил позаигрывать со своими должностными обязанностями.

Нарышкин недовольно дернул щекой.

— Виктор Сергеевич, юго-запад садового кольца зачищен отрядами родов Ермаковых и Меншиковых, — отчитался подскочивший боец.

От таких новостей боярину показалось, что градус сюра только увеличивается.

— Ермаковых и Меншиковых? — переспросил Нарышкин.

— Так точно. Ведут отряды юные княжичи, действуют сообща.

Дела-а-а… Как бы дальше ни развивались события, баланс сил уже изрядно нарушен.

Однако строить прогнозы боярин не стал — телефон пиликнул входящим сообщением о прямой трансляции из Кремля. С замиранием сердца Виктор Сергеевич открыл ссылку и увидел Ивана Романова. Цесаревич был собран, хмур и суров, насколько это вообще возможно в столь юном возрасте.

— …Наша страна в очередной раз столкнулась с чужой жаждой власти, — говорил наследник престола. — Личные амбиции готовы были столкнуть нас в братоубийственную войну ради выгоды предателя. Были предприняты чудовищные попытки обезглавить нашу с вами Империю, посягнув на жизнь государя. Но им это не удалось. Император жив и скоро вернется к выполнению своих обязанностей. Верные короне рода выступили единым фронтом и удержали столицу от погромов. Мы, как и всегда, выстояли и дали отпор вероломному врагу. Российская Империя сильна в своем единстве. Так было, есть и будет.

Нарышкин не стал дослушивать речь наследника, ему и так все было более чем понятно. Ему и всем тем, кто умеет читать между строк. Император жив, но править не в состоянии. Аристократы зачистили улицы, потому что армия пробуксовала. Сейчас все будет успокаиваться, а потом начнется раздача всем сестрам по серьгам. И никто не уйдет обиженным.

Но это будет потом, а сейчас у боярина есть еще дела.

— Ты, ты и ты — едете со мной, — скомандовал боярин. — Остальные — на отдых.

— Куда едем, Виктор Сергеевич?

— Завершать дела, — коротко ответил Нарышкин, садясь в бронированный автомобиль.

Нужно забрать императрицу из бункера и предъявить ее людям. Самое время государыне покататься по госпиталям и продемонстрировать чудеса сочувствия. Удержать власть — лишь половина дела. Успокоить бойцов с разгоряченной кровью — вот задачка со звездочкой, и справиться с ней может только женщина.

Сидящий на заднем сиденье мужчина тяжело дышал. Непросто дались ему эти сутки и морально, и физически. Но возможности заехать в какой-нибудь санаторий, чтобы поваляться на перинах и отдохнуть, у него не было.

Да, наверное, уже и никогда не будет.

Мужчина бы злился, если бы у него были на то силы. Планы, конечно, созданы для того, чтобы им не следовать, но все-таки он надеялся, что все пройдет если не гладко, то хотя бы успешно.

Впрочем, он выжил, а это означало, что еще есть шансы отыграться.

Пока он жив, шансы всегда есть.

На экране телефона крутилось выступление цесаревича, сменяемое кадрами погромов в Москве, и Виталий Романов недовольно цокнул. Щенок решил поиграть в политика? Или брат не пережил их столкновения?

Но император стоял, когда Виталий покидал дворец. Отпустил? Или просто не хватило силы добить?

Дмитрий никогда не отличался мягкостью характера. Мог бы добить — добил.

Добил бы?

Все-таки чего у женщин не отнять, так это таланта сделать уютным любое помещение. А уж если дать им карточку и полную свободу действий, результат превзойдет самые смелые ожидания.

Гости были того же мнения. Ну, девушки, по крайней мере. Писки и визги на тему стен, полов, потолков и каждой завитушечки раздавались регулярно, пока мы с парнями, совершив стратегическое отступление в мой кабинет, уговаривали бутылку отменного коньяка, который принес Меншиков.

— У тебя не будет репутационных рисков за вечер в такой компрометирующей компании? — спросил у Максима Лобачевский, задумчиво разглядывая содержимое своего бокала.

— Да наплевать, — отмахнулся Меншиков. — После того, как дружина отца встала на мою сторону, свое ценное мнение он может засунуть себе… э-э-э… куда-нибудь, — неловко свернул монолог парень.

— Под правильным соусом любая вечеринка будет выглядеть полезной для левого крыла, — отозвался Ермаков, обновляющий бокалы себе и Нахимову. — Хотя бы потому как после бунта у левых очень шаткое положение.

— Да-а-а, цесаревич кротостью характера не отличается, — хмыкнул Тугарин. — Может, и вообще размажет всех либералов на хрен… — мечтательно протянул Алмаз и спохватился: — Максим, без обид.

— Это вряд ли, — подал голос боярич Новиков. — Если выбить левую партию, кто-то должен занять ее место. А из неприкаянных у нас остаются только радикалы.

— Жаль, — вздохнул Тугарин. — А так хотелось.

Присутствующие хмыкнули, подумав каждый о своем.

— Кирилл, ты чего весь на взводе? — перевел беседу в менее скользкое русло Иван. — Расслабься, с нами Мирный. Он самого наследника откопал из-под завалов, так что даже если дом сложится, мы отсюда выберемся!

— Переживаю за Анну, — честно признался княжич.

— А чего за нее переживать? — не понял Алмаз. — Мы ж не съедим ее, она с тобой.

— Вы-то нет, — протянул Нахимов, и все как-то синхронно посмотрели на дверь из кабинета.

Да, если девчонки не поладят, это будет проблемой.

— Я со своей провел разъяснительную беседу, — первым нарушил тишину Ермаков.

— А я и не знал, что надо, — нахмурился Меншиков.

— Не переживай, ее Дарья просветит, — вставил свои пять копеек Юсупов, и присутствующие как-то синхронно хмыкнули.

— А я вот о чем подумал, — вдруг подал голос Лобачевский, — это ж Алексу второй раз скоро проставляться.

— Не понял? — приподнял брови я.

— Титул, — пояснил Андрей.

— Отсутствует, — констатировал я.

— Это ненадолго, — хором возразили присутствующие.

Я недовольно цокнул, вызвав недоумение у всех.

— Алекс думает, что его сожрут за то, что он слишком высоко и быстро взлетел, — пояснил Иван, с равнодушным видом потягивая алкоголь.

— Пф! — отмахнулся Меншиков. — С твоей репутацией даже если и будут так думать, то побоятся сказать вслух.

— Я — ладно, а Василиса? — раздраженно бросил я.

— Понимаешь, Алекс, — проговорил Меншиков, — титул — это не просто штампик в документах и земля в собственности. Это некоторые обязанности и привилегии. Обязанностей на тебе и так немало, судя по тому, что я знаю, а вот привилегий накаких. Даже наш любезный друг Распутин, уж до чего мерзотная падла был, никогда не позволял себе лишнего. Нельзя просто атаковать благородного, если Его Величество не разрешил войну родов.

— Это что-то сложное, — поморщился я. — Нельзя-можно… Вот нападать на императора было нельзя, да поди ж ты, оказалось можно.

— В семье не без урода, — недовольно проговорил Иван. — Но и этот непременно получит по законам Российской Империи, ни больше, ни меньше.

— Да? — удивился я. — А мне думается, погибнет при задержании.

— Ты что! Ни в коем случае! Только справедливый императорский суд! — оскалился цесаревич так, что стало понятно — если при задержании не погибнет, то упадет глазом на угол в одиночке.

В дверь постучали, и к нам заглянула Василиса:

— Мальчики, ужин готов!

— Мы тоже готовы, — бодро ответил Тугарин, направляясь на выход со стаканом.

Нахимов, правда, вышел первым, чтобы проверить свою избранницу. А уже за Кириллом потянулись и остальные. Я задержался, закрывая бутылку, и ко мне подошла Василиса.

— Ты как? — негромко спросила она.

— Все хорошо.

— Точно? Девочки говорили, что ребята после боев меняются… — негромко произнесла Корсакова. — А я возражаю, что ты у меня особенный, ты даже после КТО не изменился, хотя я чувствую, что там происходило что-то страшное.

— Война всегда страшная, малыш, — усмехнулся я и чмокнул невесту в носик. — Но хорошеньким девушкам не стоит об этом беспокоиться. Тебя это никогда не коснется.

— Надеюсь, — вздохнула Василиса и повернулась, чтобы идти на выход, но я ее удержал.

— Знаешь, я тут подумал, — обняв девушку за талию, медленно проговорил я. — И решил.

— М?

— Нам нужно выбрать дату свадьбы.

Глава 16

— Как тебе вечер? — спросил Кирилл, выруливая с подземной парковки императорской высотки.

Девушка промолчала, рассматривая город за окном автомобиля. Следы мятежа исчезли так же стремительно, как и появились. Чистые улицы, вымытые едва ли не с шампунем, заново остекленные выбитые окна и витрины, свежие воткнутые столбы. Был бы приказ — расстелили бы новый газон прямо поверх сугробов.

— Анна? — вновь обратился к боярышне княжич.

С тех пор, как Кирилл забрал девушку из ее родового дома, Румянцева жила в одном из московских особняков князей Нахимовых. Так, конечно, было не принято, но репутация Румянцевой и без того была основательно потрепана, а безопасность младшеньких Анна ставила выше собственной гордости.

Да и, казалось бы, что ей с той репутации?

— Все хорошо, Кирилл, правда, — произнесла боярышня. — Василиса очень милая девочка. Немного наивная, но хваткая, как настоящая дочь купца. Княжна Демидова держалась холодно, но вежливо. Боярышня Нарышкина сама может похвастаться не слишком чистой историей до помолвки, и выступала медиатором. Ты хочешь узнать что-то конкретное?

Нахимов ответил не сразу.

Машина плавно катилась по городу, и чувствовалось, что княжич наслаждается процессом. Это был не тот спортивный автомобиль, который Анна привыкла видеть на Ходынке, а тяжелая машина представительского класса. Сразу видно, что у хозяина есть деньги, власть, влияние и в принципе жизнь удалась.

Светофор на перекрестке заморгал желтым и переключился на красный цвет. Княжич медленно подкатился к стоп-линии и повернулся к Румянцевой.

— Да, хочу узнать кое-что конкретное, — произнес юноша, пристально рассматривая свою пассажирку.

Анна внутренне напряглась — она знала этот взгляд у мужчин. Взгляд, когда они мысленно подводят черту, решая, как будут относиться к ней, какое место в пищевой цепочке ей отведут. Но когда Кирилл произнес следующую фразу, боярышне показалось, что она ослышалась.

Вообще все, что до этого она знала о мире и его иерархии, оказалось где-то на помойке. Потому что Румянцева думала, что никогда уже в своей жизни не услышит такие слова.

— Хочу убедиться, что мои друзья хорошо приняли мою невесту, — озвучил Кирилл. — Ты же выйдешь за меня?

На торпеду автомобиля легла маленькая коробочка с прехорошеньким помолвочным колечком.

Светофор переключился на зеленый, и сзади кто-то нетерпеливо нажал на клаксон. Княжич даже бровью не повел, лишь включил аварийку и продолжил молча смотреть на Анну.

Ждать ее ответа.

— Может, все-таки перевезем тебя в Кремль? — осторожно спросила императрица, поглаживая тыльную сторону ладони у супруга.

— Ой, не начинай, а, — раздраженно цокнул государь.

Дмитрий Алексеевич проявлял просто чудеса несговорчивости для человека с полным магическим истощением. Не иначе как легендарная романовская упертость взыграла, иного объяснения Ольга Анатольевна такому поведению придумать просто не могла.

Ну в самом деле, зачем Его Величеству лежать в простой больничке, когда целое крыло Кремля готово облизывать его со всех стороны 24 часа в сутки семь дней в неделю?

Госпиталь Бурденко не был плохим, он был отличным, рассчитанным на настоящие боевые ранения. Но, как и всякое казенное заведение, имел вид несколько обшарпанный. Да и контингент тут находился разный. В одиночных палатах, конечно, лежали аристократы и высшие офицерские чины, но если спуститься на пару этажей вниз, посетитель попадал почти что в настоящую казарму.

— Ладно, — вздохнула женщина, решив про себя, что к одному и тому же вопросу можно подойти с разных сторон. — Я тут изо всех сил внушаю народу оптимизм. Езжу по больницам, заведениям, которым досталось от погромов.

— Тебе надо сидеть в палатах и вязать пинеточки, — нахмурился Дмитрий Алексеевич.

— Надо, — печально вздохнула Ольга Анатольевна. — Но пока никто не знает, я могу еще покататься.

— Мне это не нравится, — продолжил хмурить брови император.

— А мне не нравится, что ты здесь, так далеко от меня, — парировала супруга.

— Боже, женщина… — застонал Дмитрий Алексеевич, поняв, что хитрее и изворотливее женщины может быть только беременная женщина.

— Ну что?! — надула губки императрица. — Я там совершенно одна… Мне, может быть, страшно…

— Тебя охраняют самые верные бойцы.

— Гвардейцы тоже были нашими самыми верными бойцами, — покачала головой Ольга Анатольевна. — Но, как оказалось, далеко не все.

— Не все, — эхом повторил государь. — Однако верных больше, родная. Верных всегда больше.

— Так ты вернешься в Кремль? — состроив печальную мордашку, уточнила императрица.

— Я не могу, — вздохнул мужчина. — Во-первых, защитник из меня сейчас аховый. Во-вторых, это будет неправильно воспринято обществом, а нам сейчас никак нельзя лишаться поддержки простого населения. И в-третьих… Ты — сначала императрица, а потом уже жена, мать и беременная женщина. Соберись. Иначе сожрут.

Ольга прикрыла глаза и сделала глубокий вдох, изо всех сил держась, чтобы не разрыдаться. Эти дурацкие гормоны просто кошмарно сказывались на ее выдержке!

За дверью послышался шум, прервав тяжелую беседу и отвлекая императрицу от личных переживаний.

— Не больше одного посетителя! — верещал лечащий врач Его Величества. — Никакой работы!

Собеседник ответил что-то негромко, но явно очень внушающее, потому что доктор еще раз что-то невнятно пискнул, и затем дверь, наконец, распахнулась, являя чете Романовых высокого, тощего врача, с самым недовольным видом пятящегося от наследника престола.

— Ваше Величество, вы меня извините, но как ваш лечащий врач, я категорически запрещаю вам вставать и тем более работать! — предпринял последнюю попытку доктор. — Такое истощение! Просто чудо, что вы не погибли!

— Его Величество не будет вставать и работать, — спокойно проговорил цесаревич. — Но он же может дать своему любимому сыну пару советов?

Лечащий врач поджал губы, но что он мог сделать с этими Романовыми?

— И не вставать! — повторил мужчина и вышел, закрыв за собой дверь.

— Отец, матушка, — цесаревич склонил голову, приветствуя родителей, а потому не заметил той гордости, что мелькнула в глазах у императора.

К Дмитрию Романову вошел не юноша и не сын, к нему вошел наследник престола Российской Империи. И это вызывало естественную отеческую гордость и, что греха таить, успокаивало мужчину и немного примиряло с собственной вынужденной слабостью.

— Садись, — государь кивнул на свободный гостевой стул. — Рассказывай, что за советы тебе нужны. А заодно, чем увенчались поиски моего любезного брата.

Брата, которого Дмитрий Романов готов был убить, если бы у него тогда оставалась хоть капля магии.

После того, как я попал под прицел камер всех телеканалов, а мое лицо оказалось на страницах всех газет, я на себе прочувствовал жизнь рок-звезды. Парни хотели пожать мне руку, угостить сигареткой или бокалом чего поинтереснее, девиц не останавливал статус «помолвлен», они готовы были бросать в меня не только чепчики, но и кое-что не менее кружевное.

Но это простолюдины.

Аристократы вели себя сдержаннее, гораздо сдержаннее. Возможно, тут играло роль воспитание, возможно, мои личные контакты с Ермаковым и, как ни странно, Меншиковым. А возможно, они все просто затаились, ожидая, какое же решение примет по мне император.

По-хорошему ведь меня надо отблагодарить, я же вроде как спаситель Его Величества. Тут, конечно, умные люди понимают, что «спасение» — слишком сильное слово для транспортировки тяжело раненного императора, но пара найденных трупов мародеров в здании не оставила никаких сомнений в вопросе моего геройства у общественности.

Однако отблагодарить-то можно по-разному, это ж Романовы. Машины уже дарили, здание дарили. Учитывая тенденцию, имелся ненулевой шанс обзавестись частным самолетом.

Но все это не имело абсолютно никакого значения, когда я вышел на тренировочный полигон университета. Едва я поднял глаза на Разумовского, сразу понял — с площадки буду отползать.

— Что, герой, говорят, ты Землю открыл? — нехорошо прищурился тренер.

— Есть такое, — не стал отрицать я.

— Получается, сколько стихий? — уточнил он. — Пять?

— Четыре.

— Четыре… — протянул Разумовский. — Ну-ка напомни.

— Вода, Воздух, Земля, Огонь, — отчитался я.

— Что осталось, помнишь?

— Дерево, Электричество, Металл.

— Свет, Тьма, Эфир, — уверенным тоном добавил тренер.

— Ну, это уже из области фантастики, — не согласился я.

— Верно, — усмехнулся Дмитрий Евгеньевич. — Итак, тебе осталось Дерево, чтобы закрыть минимальный набор современного мага. С учетом того, что учишься ты всего лишь полгода, твои результаты уже впечатляют. Сразу должен сказать, как только освоишь Дерево, отправишься к Оле на допрос с пристрастьем и этими ее… датчиками.

Я кивнул, машинально отметив про себя это «к Оле». Не «к Ольге Кирилловне» и не «к Ольге Мегеровне», а «к Оле». Кажется, тренер сообразил, что ляпнул лишнего, а потому решил по-быстренькому замять этот момент.

— Но неравнодушные люди пожаловались мне, что ты у нас можешь творить только две техники одновременно, — заговорил Разумовский. — Что крайне печальный результат для человека твоего разряда.

Эти «неравнодушные люди» могли бы сами попробовать откопаться из-под земли, а потом скакать сайгаком по исторической брусчатке в поисках приключений. Но наверняка Лютый руководствовался своими доводами. Например, что я весь из себя такой прекрасный ценный кадр и меня нужно максимально приблизить к состоянию идеального бойца.

— А сколько, по-вашему, одновременно техник должен быть способен исполнить маг первого разряда? — живо заинтересовался я.

То есть две техники — печально. Значит, технически я должен мочь больше. А больше это сколько — три? Четыре?

— Максимальное количество, что я видел за свою практику — пять, — ответил тренер. — Можешь при случае поинтересоваться у Игоря, но, полагаю, он тоже не видел больше.

Я присвистнул. Мне и две техники-то казалось много, а пять — вообще запредельно. Попытался представить, зачем мне бы потребовалось пять рук одновременно. Вышло с некоторым трудом, но, если предположить, что я выступаю не против очередного отряда наемников, а против армии, пять техник это уже и не так чтобы много.

— Догадываешься, чем будешь заниматься сегодня, да? — спросил Разумовский.

— Угу, — тяжело вздохнул я.

— А я? — пискнула Василиса, решившись прервать наш содержательный диалог.

— А ты, Корсакова, сейчас будешь догонять своего жениха, — объявил тренер. — Точнее, пытаться догнать.

Василиса кинула на меня растерянный взгляд, пришлось ободряюще улыбнуться невесте.

— Мирный, задача на сегодня: держишь огненный шар на одной ладони, ледяной — на другой, вокруг себя поднимаешь воздушный щит, а под ногами пытаешься воспроизвести какую-нибудь каменную кладку, — выдал указание Разумовский.

— Сразу четыре? — возмутился я.

— По одной на каждую стихию, — невозмутимо ответил тренер, как будто это так просто. — А ты, Корсакова, сейчас будешь пыжиться над Воздухом. Все, работаем.

Работали мы скверно. То есть Василиса, конечно, Воздух открыла, но при этом еще и Водой облила всех: и меня, и тренера, и даже соседнюю тренирующуюся группу. В условиях зимы эффект был, прямо скажем, не очень. Но Дмитрий Евгеньевич сочувствием к ближнему не отличался, а потому, высушив нас огненной техникой самостоятельно, чтобы я не спалил ни себя, ни Корсакову, оставил нас тренироваться дальше. Даже наши жалкие мяуканья на тему, что там вообще-то пары идут, не сильно впечатляли мужчину.

— Ты все равно ходишь туда через раз со своими приключениями, — заявил Разумовский, — а ей полезно иногда прогуливать.

Короче, когда мы закончили, время уже подползало к девяти вечера. Тренер недовольно покривился, но все-таки отпустил нас и то, исключительно потому что дальше «сегодня толка не будет». О том, что и завтра мы тоже вряд ли покажем олимпийский результат, Разумовский корректно промолчал.

Я его в этот момент немного ненавидел, конечно, но так-то мужик был прав. Кто знает, какая завтра история приключится. Учитывая все происходящее, не исключено, что мне придется одновременно защищаться, отбиваться, тащить раненого и пританцовывать на ходу.

Жизнь непредсказуема.

Но имелся небольшой шанс, что завтра господин Разумовский сам не выйдет на дистанцию. Потому что в кабинете мужчину ждал небольшой презентик от меня лично в виде трех ящиков лучшего коньяка, какой я только смог найти в столице.

В конце концов, именно его изнуряющие тренировки спасли жизнь мне и Василисе.

Глава 17

Когда в городе начались беспорядки, Афина находилась в клубе. Она и еще несколько бойцов, по разным причинам оказавшихся здесь. Девушка хотела забаррикадироваться и ждать счастливого спасения, но мужчины отсиживаться не желали. Одолжив на складе обмундирование охраны клуба, бойцы вышли на улицу, чтобы почти целый день откидывать жадный до легкой добычи праздношатающийся народ.

Проблема заключалась в том, что среди этого народа, мечтающего поживиться за счет заведения Александра Мирного, было слишком много вчерашних участников боев. Тех, кого новый хозяин отпустил на все четыре стороны, вернув расписки, но отлучив от кормушки. И понятное дело, некоторые из них жаждали взять реванш.

Весь день Афина сидела за камерами наружного наблюдения, кусала костяшки пальцев, и пыталась вспомнить хоть одну молитву, которая могла бы помочь в такой кошмарной ситуации.

А к ночи в город вошли отборные императорские войска, и разогнали то, что не успели разогнать аристократы.

Девушка выдохнула, пустила уставших бойцов переночевать в клуб, взяла в баре бутылку вискаря и, запершись в своем кабинете, приняла общую анестезию, чтобы хоть как-то вырубиться. А на утро ее растолкал Александр, отправил домой проспаться, и ее через пару дней жизнь вошла в обычное русло, словно ничего и не было.

Людям вообще свойственно быстро забывать шокирующие факты, просто потому что сверху очень скоро накладываются новые, более актуальные.

Единственное, что отличало эти недели от предыдущих — Александр приостановил ведение боев. Мирный считал, что стоит подождать, пока количество плохого адреналина у посетителей снизится. Афина, честно говоря, думала наоборот — людям нужно было сливать куда-то неизрасходованную ненависть, так почему бы и не в ставки их клуба? Но хозяину было виднее, и управляющая не стала с ним спорить.

Тем более что Мирный оплачивал все дни достойно, а бойцам, защищавшим клуб, выписал такие премиальные, что они сами охренели. Ну и Афине, конечно, кое-что перепало. Как раз достаточно, чтобы закрыть последний платеж по новенькой квартире в очень приличном районе.

И вот в один из скучных рабочих дней, вместо боев и шумных посетителей, Афина сидела в клубе и составляла расписание боев, которое еще неизвестно когда случится. Компанию ей составлял Паук — мужчине тоже было скучно. Но поскольку свои деньги он уже давно забрал и даже немного потратил, а дома все как-то потихоньку налаживалось, то маялся от страшного безделья и желания принести пользу своему благодетелю.

В дверь постучали как раз в тот момент, когда Афина с Пауком спорили о том, как лучше расставить бойцов, чтобы после долгого перерыва гости не заскучали.

Девушка удивилась внезапному визиту, но разрешила войти, и на пороге нарисовался мужчина, которого Александр называл Лютым. Афина не была уверена, это фамилия или прозвище, но никогда не уточняла. С этим самым Лютым она и общалась-то всего ничего — пару раз о бойцах, пару раз о боях, пару раз о какой-то ерунде, случайно сталкиваясь рядом с Мирным во время работы клуба.

Лютый был одним из многих гостей, но почему-то всегда привлекал взгляд Афины к себе. То ли дело было в той спокойной агрессивной уверенности, которой обладают люди, которые привыкли по-настоящему убивать. То ли в его взгляде, таком колючем и печальном одновременно. То ли в седине, которая так ему шла.

В общем, мужчина был интересный, но их с Афиной миры в обычной жизни вряд ли бы пересеклись.

— Добрый день, — кивнул Лютый Афине, а заодно просканировав Паука взглядом профессионального военного.

— Ну, я пошел, — быстро сориентировался боец, поднимаясь на ноги. — Но я бы на твоем месте поменял вторую и третью пару места.

— Ты не на моем месте, — огрызнулась Афина, которой надоело с ним спорить еще полчаса назад.

Мужчины обменялись кивками, и Паук прикрыл за собой дверь.

— Чем могу помочь? — глядя на посетителя, уточнила управляющая. — Александра сегодня не будет.

— Я знаю, — кивнул Лютый, — я пришел к тебе.

Девушка даже удивиться не успела, потому как гость почти без перехода продолжил:

— Как на счет ужина?

После случившегося в столице, расписание в университете несколько перекроили. Теперь магическая подготовка вышла на безоговорочное первое место. Задвинули некоторые предметы, перенесли на другие семестры и курсы какие-то общеобразовательные лекции, выкинули часть зачетов. Все вдруг резко вспомнили, что наш университет — не кузница мажоров, а вообще-то высшее магическое заведение, выпускающее военнообязанных специалистов.

Говорят, новый ректор хотел провести изменения плавно за пару лет, но сверху дали разнарядку и ускорение.

Так что теперь большую часть времени мы проводили на полигоне, на радость Разумовскому, который с видом довольного кота обещал ускорить наши результаты, даже если мы не очень этого хотим.

Я не был против, но оперировать четырьмя стихиями разом было сложно. При этом каждый день Дмитрий Евгеньевич менял назначение стихии, например, сегодня защита Воздух, атака Огонь, завтра щит поднимать нужно из Земли, а атаковать Водой.

Короче, гонял нас тренер в хвост и гриву. Ну как «нас»? Я пытался жонглировать четырьмя техниками, в том время как Василиса смотрела на меня восхищенно, а Иван с видом глубокой задумчивости. Я в какой-то момент даже заподозрил Разумовского в пристрастности. Как знал, что надо больше коньяка отгружать!

— А чего это мы прохлаждаемся? — поинтересовался Дмитрий Евгеньевич, отошедший от нас перекинуться парой слов с другим тренером.

— Мы не прохлаждаемся, мы восхищаемся, — тут же отозвался Иван.

— Надо не восхищаться, а работать, — раздраженно проговорил тренер. — Иначе никогда не догоните Мирного.

— «Догоните», — фыркнул Новиков, даже не пытаясь скрыть эмоций.

— Не понял? — с нескрываемым вызовом переспросил Разумовский.

— Вряд ли нам когда-нибудь светит добиться тех же результатов, как у Алекса, — покачал головой мой сосед по комнате.

Я даже не знаю, что больше вывело из себя тренера: то ли сама фраза, то ли тон, то ли то, что произнес ее наследник престола. Но тренер как с цепи сорвался.

— Новиков, это ты сейчас хочешь сказать, что раз кому-то что-то дается легче, чем тебе, это повод опустить руки и забить… кхм, — Разумовский резко замолчал, затем покосился на Василису и продолжил: — И забить?

Тут такой себе вопрос, конечно, что мне это все давалось легче, но было у меня подозрение, что Ивана просто заездила государственная машина, а тренер топтался на остатках жизненных сил парня. Вот и сорвало кран.

— Знаешь, сколько историй я могу рассказать о том, как погибали дураки, которые считали, что им нет причин развивать магию? — продолжил давить Разумовский. — И погибали не потому что бесталанны, а потому что где-то поленились на полигоне, пропустили тренировку или нашли повод меньше заниматься магией. И в тот момент, когда надо было проявить свой максимум, выложиться на полную, им не хватало чуть-чуть. И не дара, нет, а навыков. Хочешь в ряды этих глупых смертников?

— Нет, — процедил Иван недовольно.

— Тогда булки сжал и вперед, оттачивать мастерство, открывать стихии и нагонять Мирного. Вы у меня с полигона выползать будете, обленившаяся молодежь! — припечатал Разумовский.

Не знаю, как на счет обленившийся молодежи, а я вот точно готов был отсюда отползать. Но тренер так задорно распекал моих товарищей, что я аж заслушался.

Заслушался, и как-то сам не заметил, что на автомате жонглирую четырьмя стихиями.

— Ваше Величество, и последний вопрос на сегодня, — произнес боярин Нарышкин после двух часов продолжительных обсуждений рабочих моментов.

— «Последний» был уже час назад, Витя, — раздраженно произнес Дмитрий Романов.

Государь был не в большом восторге, что приходится лежать, обложившись подушками, и маяться без дела. То есть, конечно, где мог, он раздавал устные указания, но некоторые вопросы просто невозможно было решать удаленно.

Некоторые вопросы надо было ставить в неприличную позу, задавать их уважаемым людям, и наблюдать за реакцией вживую, чтобы шансов отвертеться от ответственности ни у кого не возникало. А заниматься жесткой политикой, утопая в пуховых перинах, было довольно проблематично.

— Точно последний, Ваше Величество, — не моргнув глазом на недовольство императора, заверил боярин. — Вопрос по Александру Мирному.

— А с этим-то что не так? — мрачно уточнил государь, подспудно ожидая какой-нибудь подлянки в виде отчета контрразведки или других компрометирующих делах и связях.

Нарышкин кашлянул и произнес:

— Одарить бы…

Государь недовольно цокнул.

Парень взлетал слишком высоко и слишком быстро. Дмитрия Романова беспокоили такие молодые да ранние в окружении наследника. С другой стороны, вопросов к Мирному не было. Ну разве что восхитительная способность решать проблемы кардинальным, летальным способом. Но это Его Величество относил скорее к плюсам, чем к минусам.

— Ты продолжай, продолжай, — протянул Дмитрий Алексеевич, повелительно махнув рукой. — Ты же не просто так вдруг про парня сам вспомнил и мне напомнить решил?

— Шепотки нехорошие пошли, государь, что парень проявил себя как верный поданный, а его затирают, — пояснил Нарышкин. — Награда должна найти своего героя, иначе люди не поймут.

— Справедливо, — согласился Его Величество, — но парень же бегает от титула, как черт от ладана!

— Я подумывал о заводиках-пароходиках, но не поймут… — боярин замолчал.

— Не поймут, — согласился государь. — Ну, будем считать, добегался.

— Так я готовлю документы на жалование титула?

— Готовь, — благосклонно разрешил император. — И землицу поищи какую-нибудь приличную, и обязательно с годным управляющим. Чтоб парень не отвлекался от своих прямых обязанностей.

— В Саратовской области есть кусочек, как раз для боярина подойдет, — ответил Нарышкин, который предусмотрительно уже все подготовил.

— А нужно, чтобы подошло для князя, — усмехнулся Дмитрий Алексеевич.

Василиса носилась по зданию, раздавая мотивирующих и стимулирующих ускорений в преддверии очередного крупного обновления. Моя невеста, кажется, обрела суперспособность впихивать в стуки больше времени, чем положено — по крайней мере, выглядела Корсакова очень бодрой, а сотрудники от нее выли разве что не в голосину.

Я же посвятил время бумажкам. Внутренний аудит никто не отменял и если я не хочу завтра проснуться с каким-нибудь неприятным балансом у конторы, нужно не просто держать руку на пульсе, нужно во все вникать.

На фоне отчетов о первых трех месяцах работы «В Курсе», предложение Лобачевских вызывало, мягко говоря, недоумение. Они где-то там высвободили ресурсы и готов были щедро сгрузить нам все доступные руки. Мало того, что боярич предлагал на базе моей фирмы организовать стажерскую программу, так он еще и хотел потом изымать людей к себе!

Я что-то не понял, в какой момент согласился работать нянечкой в детском садике? Но для отказа нужно было найти какие-нибудь вежливые слова. Потому как партнеров по бизнесу нельзя посылать по общеизвестному адресу.

— Что там? — спросила Василиса, присаживаясь на подлокотник моего кресла.

— Да Лобачевский креативит, — поморщился я, показывая входящее письмо.

Корсакова пробежалась глазами по тексту и покачала головой:

— Ну, он же явно это не со зла, — произнесла Василиса уверенным голосом. — Просто пробует все доступные ему варианты.

— Ты так тонко чувствуешь мужскую натуру! — громко восхитился я.

Девушка посмотрела на меня с подозрением:

— Что ты хочешь? — спросила она.

— Напиши ему ответ, а? — протянул я, глядя на невесту с мольбой во взгляде. — Вежливый какой-нибудь, сладко-сахарный. А то я за себя не ручаюсь.

Василиса еще раз пробежалась глазами по письму и, задумавшись на мгновение, произнесла:

— Ссориться с Лобачевскими нам, кончено, сейчас не с руки… — протянула моя невеста. — Но и Андрей наверняка не до конца понимает, во что ввязывается.

— Думаешь?

— Конечно. И вот возникла у меня мысль, — произнесла Корсакова, но ей пришлось прерваться на поцелуй.

— Мысль, — подсказал я, спустя пару минут.

— А?

— Мысль у тебя возникла.

— Да… — рассеянно произнесла Василиса. — Точно…

Черт, кажется, я вывел из строя самого ценного сотрудника.

— Так вот, о чем это я? — спохватилась Корсакова.

— О Лобачевском и его ясельках.

— Да! — оживилась Василиса. — Давай скажем, что мы можем принимать по стажерской программе, ну не знаю, 1 % от общего количества уже имеющихся сотрудников компании. И при условии, что, если они успешно пройдут стажерскую программу, мы берем их на работу себе.

— Я вообще против разводить тут детский сад, — покачал я головой в ответ.

— А рано или поздно, но все равно придется, — вздохнула Василиса. — Если Строгановы продолжат пылесосить рынок, то свободных людей внятной квалификации просто не останется. А мы, наверное, будем расти… И штат наш будет расти еще быстрее.

— Ладно, составь просто абстрактный общий ответ-отказ, — попросил я девушку. — И, кстати…

Я переключил окно в компьютере, показывая ей разворот утренней газеты на одном из сайтов. Один из скромных заголовков с печалью уведомлял, что компания Сергея Строгонова, собиравшаяся выпустить главный конкурент «В Курсе», скоропостижно покидает нашу гостеприимную столицу.

Быстро же он сломался. Или папенька помог?

Глава 18

Мой сладкий сон был нарушен переливчатым, но настойчивым звоном видеодомофона. Были выходные, и мне вдруг захотелось переночевать в своей квартире. Общага, будь она хоть трижды аристократическая, все равно оставалась общагой. Там обязательно кто-то бухает, тискает девок или просто куролесит. Так что на выходные я сбежал к себе и планировал спать до победного, выходные же.

И вот домофон.

И пока я шел к нему, с некоторой тоской вспомнил свою первую хрущевку, где от дивана до дверного глазка можно было дойти в два шага. Домофон тренькал, вызывая во мне непреодолимое раздражение. Если там пьяный Тугарин, который не дополз до общаги, трезветь будет на коврике при входе.

Но за дверью оказался не татарский княжич, а представительного вида курьер с нашивками императорского дома на всех полагающихся местах.

— Александр Владимирович? — строго спросил меня мужчина, которого я встречал босой и в одних брюках.

— Да, — сухо ответил я, не испытывая ровным счетом никакого трепета перед напыщенным гонцом.

— Вам письмо из императорской канцелярии, — уведомил меня курьер, всем видом демонстрируя, что он мой внешний вид не одобряет. — Распишитесь, пожалуйста.

Пакет? Из канцелярии? Ой что-то мне это не нравится…

Я расписался поручении, забрал конверт и, вежливо, но не очень искренне поблагодарив курьера, закрыл дверь и отправился на кухню.

Там письмо из плотной белой бумаги с вензелями, восковой печатью с гербовым оттиском и моим именем, написанным от руки красивым почерком с завитушками, было брошено на стол и забыто до тех пор, пока я тыкал в кофемашину, умывался и приводил себя в порядок.

Если бы было что-то срочное — телефон бы уже разорвался от входящих звонков и сообщений, а так… Небось какая-нибудь очередная наградная фигулина.

Щедро разбавив свежесваренный кофе сливками, я сломал печать и выудил из конверта приглашение. Тем же почерком, что и на внешней стороне, оно зазывало меня на большой императорский прием. Ну точно наградная фигулина…

Это будет первый прием Его Величества после попытки мятежа. Наверняка там будут раздавать плюшки, озвучивать новые назначения и всячески поощрять лояльных поданных. Однако мое утро было окончательно испорчено одним словом, приписанным другим почерком, на обороте приглашения.

Лекция была довольно скучная, но только по той причине, что Анастасия уже самостоятельно изучала этот материал. Так что боярышня без каких-либо угрызений совести рисовала загогулины в тетрадке, погруженная в свои мысли.

А мысли ее были далеко-далеко от аудитории и университета. Произошедшее в Охотном ряду тяжело сказалось на душевном спокойствии девушки, и Анастасия раз за разом прокручивала в голове те ужасные, пугающие события.

Взбесившиеся люди, пытавшиеся убить ее, пытавшиеся умереть за нее, раненные, которым она не могла помочь, и цесаревич с таким тяжелым, пронзительным взглядом, что боярышне было страшно на него смотреть.

А еще добрая простолюдинка Корсакова и невероятный, просто невозможно сильный маг Мирный.

Такая себе у них оказалась компашка эти пять этажей вверх.

Тогда ей было не страшно. Весь ужас происходящего настиг девушку потом, стоило выбраться на поверхность. Она понимала, что быть рядом с наследником престола не только выгодно, но и чревато, морально готовилась к интригам и той ненависти, что обрушится на нее от законной супруги Ивана, но чтобы вот так…

О таком она бы и помыслить не могла.

— Шереметьева! — вырвал ее из задумчивости раздраженный голос лектора. — Вам особое приглашение нужно?

Девушка подняла глаза от бессистемных загогулин на бумаге, посмотрела на недовольного преподавателя, а затем на причину его раздражения — в дверях аудитории застыл посыльный из ректората.

— Вас вызывают, боярышня. Не задерживайте лекцию.

— Простите, — пискнула Анастасия и, одним движением смахнув свои вещи со столешницы в сумку, поспешила выйти из аудитории.

За то небольшое время, что девушка отучилась в медицинском, она не то что на ковре у ректора не была, даже не знала, где располагался его кабинет!

Как оказалось, ректорат находился на третьем этаже административного корпуса, выглядел чуть поприличнее прочих, но тоже имел вид весьма обшарпанный. Если ректор что себе в карман и клал, то либо делал это виртуозно, либо класть было особо нечего. Впрочем, зайдя в его кабинет, девушка все же склонилась к мысли, что государство на медиках все же традиционно экономило на всех уровнях. Костюм у ректора оказался не первой свежести, печатка явно перешла по наследству, а не делалась под заказ, да и часы, которые, как правило, всегда выдавали реальный доход мужчины, дорогими не были.

— Боярышня Шереметьева, — представил сопровождающий Анастасию и тут же скрылся за дверью.

Ректор в кабинете был не один — в гостевом кресле находился мужчина невыразительной внешности в скучном сером костюме. Он просто скользнул по ректору взглядом, и тот покинул собственный кабинет едва ли не бегом.

«Лубянка», — с ужасом поняла Анастасия, чувствуя, как ноги деревенеют, а в голове проносится ворох мыслей.

Могла ли она выказать неуважение цесаревичу? Там, под тоннами земли, бетона и металла?

— Присаживайтесь, боярышня, — серый человек сделал приглашающий жест и указал на… ректорское кресло.

Шереметьевой не хватило духа уточнять, так что она просто с трудом переставляя ноги, дошла до кресла и неловко в него опустилась.

— Я обычно курьером не подрабатываю, — начал мужчина и усмехнулся, — но некоторым людям просто нельзя отказать. Мне поручено вручить вам проект документов, о которых пойдет речь в дальнейшем.

С этими словами он извлек довольно большой бумажный пакет, опечатанный со всех сторон, и положил перед Шереметьевой. А сверху легла накладная о передаче пакета, проштампованная кремлевской канцелярией.

— Распишитесь о получении, пожалуйста, Анастасия Евгеньевна.

Боярышня молча подмахнула бумагу и выжидающе посмотрела на гонца, который не гонец.

— Вам следует прочесть присланные бумаги и уничтожить их после прочтения в моем присутствии, — пояснил мужчина. — Во времени вы не ограничены.

Анастасия перевела взгляд на бумажный пакет и тихонько вздохнула.

— Не смотрите на него так, будто внутри змея, — посмеялся серый человек. — По своему опыту могу сказать, что императорская семья часто именно таким образом начинает длительные переговоры. Вы не первая, с кем Романовы ведут деловую переписку. Смело открывайте.

Анастасия нервно сглотнула и сломала красивую восковую печать с оттиском двуглавого орла.

Внутри лежала толстая пачка бумаг, прошитых суровой ниткой с пломбой, каждый лист оказался проштампован и пронумерован вручную. Глаза забегали по строчкам, но сознание долго отказывалось воспринимать прочитанное. Прошло не меньше минуты, прежде чем Анастасия поняла, осознала, что же она читает.

Она может стать императрицей?

— Представляете, Максим получил приглашение на прием к Его Величеству! — громким шепотом, вообще особенно не стесняясь, что палит контору, проговорила Нарышкина.

— А это не была ли военная тайна? — ехидно поинтересовался Тугарин.

— Тю! — отмахнулась боярышня. — Такое не утаить. Туда много кого пригласили…

— Да, меня, например, — усмехнулся Ермаков, вращая в руках чашку кофе.

— Это логично, — подал голос Лобачевский, — вы вышли с оружием в руках защищать нашу столицу. Наверняка вас будут награждать.

— Представляю, как зеленеет от злости Меншиков-старший, — мечтательно протянула Нарышкина.

— Думаешь, его время на исходе? — спросил Иван. — Он же вроде глава фракции…

— А ты представляешь, как бы облажалась эта фракция, если бы от них никто не вышел? — покачал головой Ермаков. — Его Величество бы их тогда с чистой совестью по одному бы повычеркивал из Бархатной книги вместе со всеми многочисленными родственниками. А так они вроде как и не участвовали, и в то же время вроде как сохранили лицо.

— Повода у императора, может, теперь и нет, но на карандаш всех возьмут, — спокойно проговорил Нахимов, не отрываясь от экрана телефона, в котором с кем-то увлеченно чатился.

Хотя, почему «с кем-то»? Известно с кем.

— Кирилл, это неприлично, — заявил Нарышкина, накрывая экран его телефона ладонью.

У Нахимова так зло сузились глаза, что мне даже в какой-то момент показалось, что боярышня все-таки нарвалась. Но Демидова, как всегда, успела одернуть подругу.

— Мария, — прошипела княжна, — прекрати.

— Ой да ладно, я же ничего такого, — надула губки рыжая бестия.

Впрочем, своего девушка добилась — Кирилл дописал сообщение, положил телефон на стол экраном вниз и произнес:

— Я тоже получил приглашение, — и, натыкая сырник на вилку, добавил: — Кстати, оно плюс один.

— Да-а-а… — с видом голодной львицы протянула Нарышкина, — у Максима тоже.

— И у Алексея, — кивнула Демидова.

— И у Алекса, — завершила перекличку Василиса.

И тут случилось страшное. Кошмарное и непоправимое.

— Дамы! — торжественно произнесла боярышня, а затем менее торжественно добавила: — И господа.

Мы с парнями синхронно вздохнули, чувствуя надвигающуюся безысходность.

— Две недели — это, конечно же, неприлично мало времени, но шансы есть, — Нарышкина посмотрела на обеих подружек. — Нам нужны платья! А нашим кавалерам необходимы соответствующие костюмы!

— Чтобы все, все-е-е на приеме знали, что эти холостяки заняты, — пропел Тугарин, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Алмаз, ты просто завидуешь, — задрала носик боярышня.

— Чему? — возмутился парень. — У меня тоже есть приглашение!

— Тому, что ты холост, — ответила Нарышкина.

— Одинок и печален, — припечатала Демидова.

— Я одинок? — возмутился Змий. — Я печален?!

— Ага! — воскликнула Нарышкина. — Попался!

— Ой, да ну тебя, — раздраженно отмахнулся княжич и принялся с утроенным энтузиазмом закидывать в себя завтрак.

— Итак, покупки, — вернулась к изначальной теме беседы Демидова и нежно, ласково так погладила Алексея по руке.

На лице у парня отразилась вся печаль мужской половины населения, которой нужно таскаться по торговым галереям, но я на такие подвиги готов не был. Даже ради большого императорского приема.

Выудив из внутреннего кармана пиджака карточку, я положил ее на стол и пододвинул к Василисе.

— Дорогая, — произнес я, чуть поглаживая руку невесты, — я полностью доверяюсь твоему вкусу.

— Алекс, ты гений, — отозвался Ермаков, повторяя мой жест.

— Эй, кто уже успел наколотить Максиму сообщение? — возмутилась Нарышкина.

— А что там? — уточнил Ермаков таким невинным тоном, что сомнений не осталось: произведенная диверсия — его рук дело.

— Он подключил меня к своей карте! — пояснила Мария.

— И ничего не сказал? — удивилась Василиса.

— А что тут говорить, — пожал плечами Нахимов. — Открою вам девушки тайну века: нам, мужчинам, без разницы какого цвета пиджак — темно-синий или темно-темно синий. Мы их не различаем.

— Мужланы, — закатила глаза Нарышкина.

— Кирилл, — вдруг подала голос Василиса, — а ты ведь с Анной пойдешь? Может быть, предложишь ей присоединиться к нам?

На миг за столом повисла неловкая пауза, и Корсакова смешалась, почувствовав, что, кажется, сказала что-то не то. Меньше всего каждому из нас хотелось лезть в бабские разборки, но не пришлось.

— Хорошая идея, Василиса, — медленно проговорила Дарья и повернулась к Нахимову: — Раз ты определился с избранницей, нам придется наладить с ней контакт.

Нарышкина молча кивнула, а княжич улыбнулся одними уголками рта:

— Спасибо.

Кораблик «Королева Виктория» хоть и носил гордое имя монарха, но до Букингемского дворца сильно не дотягивал. Интерьер посудины был, конечно, роскошный, прислуга вышколенная, а трюмы полны боеприпасов, но… Видел бы эту посудину князь Нахимов, он ржал бы до икоты.

Впрочем, Виталий Алексеевич Романов был не в том положении, чтобы воротить нос. Вытащили его партнеры из России-матушки, и слава Богу.

Он сидел в офицерском ресторане корабля и потягивал виски — сомнительное пойло, немного отдающее бензином. Собеседник уверял, что это лучший виски Британской Империи, но Романову было с чем сравнивать, он же вырос в Кремле.

— Ваше Величество, — манерно растягивая слова и улыбаясь лучшей британской улыбкой, проговорил мужчина, сидящий напротив Виталия Алексеевича, — мой король передает вам свои искренние заверения в вечной дружбе.

— Благодарю, — величественно кивнул Виталий Алексеевич, не показав и виду, как его радует это «Величество».

Если даже офицер зовет его подобным титулом, значит, любезнейший британский коллега уже признал все права Виталия Алексеевича на престол. Мысль о том, что хитрый британец просто тешит Романовское самолюбие, мужчине в голову не приходила.

— Мой король готов предоставить вам не только гарантии безопасности, но также заинтересован в том, чтобы на троне Российской Империи оказался действительно надежный союзник, — добавил собеседник. — А с вашими братом, увы, такой союз невозможен.

Несмотря на непомерные амбиции, Виталий Алексеевич дураком не был и понимал, что Карл ему помогает не по доброте душевной. Романов сделал глоток гадкого пойла, с сожалением подумав, что напиться не выйдет. А так хотелось.

— Чего вы конкретно хотите? — спросил он.

— Мы предоставим вам все возможности, Ваше Величество, — улыбнулся собеседник. — Лучшие наемники, лучшие специалисты военной отрасли со всего мира. К тому же у вас ведь наверняка остались верные люди в Российской Империи. Мы поможем установить с ними связь.

— Весьма щедрое предложение, — покивал Виталий Алексеевич. — За него нужно отдать только трон или еще приложить душу?

— Что вы! — рассмеялся британец, выставив ладони в защитном жесте. — Мой король желает мира, Ваше Величество. А мира без соответствующего правителя в Российской Империи быть не может. Ваш брат… Он весьма агрессивно спонсирует военную отрасль, вы же понимаете.

Романов снова хлебнул виски. В принципе, если рассматривать этот напиток как анестезию, то терпимо.

— И ради всеобщего блага и мира, мой король выделит часть наших вооруженных сил для того, чтобы вы смогли удержать власть, — продолжил англичанин. — Со своей стороны Его Величество предлагает вам заключить не только союзный договор, но и ряд торговых соглашений. Мы готовы инвестировать в развитие Российской Империи. Уж простите за прямоту, но на вашей земле пока что хорошо себя чувствуют только пушки.

Виталий Алексеевич сам сотню тысяч раз говорил все эти слова своему брату, но почему то сейчас, слыша их от британца, испытывал легкое раздражение.

— Кроме того, мы также откроем гуманитарные ВУЗы, некоммерческие благотворительные организации, — продолжал собеседник рисовать радужные перспективы. — И это не говоря о таких мелочах, как наши заводы — Российская Империя получит право создавать наши товары, привлекая своих подданных с огромного рынка труда. Разумеется, ваши собственные компании смогут получить опыт наших управляющих, и с тем выйти на международный рынок.

— Я не смогу распродавать земли Российской Империи, — обозначил границу своего прогиба Романов.

— В этом нет нужды, — сахарно улыбнулся британец. — Моего короля устроит и бессрочная аренда с некоторыми налоговыми поблажками.

Звучало безумно соблазнительно, конечно. Правда, был тут ряд тонких моментов — скорее всего аренду попросят за три рубля, а вся выручка будет утекать в Британию, но… Виталию Алексеевичу подумалось, что это не такая уж и дорогая плата за трон. Ему главное сесть, а там он быстренько придумает, что делать. А, может, и делать ничего не надо будет, и так сойдет.

Но отвечать сразу, конечно же, нельзя было.

— Мне нужно подумать.

— Само собой, Ваше Величество, — вновь улыбнулся собеседник. — Когда мы прибудем в Саутгемптон, вы получите на руки соответствующие документы со всей конкретикой. Вы ведь прекрасно понимаете, я всего лишь исполнитель воли Его Величества. С его непосредственным предложением вы сможете ознакомиться в номере гостиницы, которая уже ждет вас. Естественно, для вас уже приготовлены покои, соответствующие вашему высокому статусу.

Виталий Алексеевич величественно кивнул, а его собеседник же откланялся, как и положено удаляться от монарха.

Романов же снова глотнул виски, лениво рассматривая сусальную роскошь ресторана. То, что британец поскакал телеграфировать в Лондон о предварительных результатах переговоров, Виталия Алексеевича не слишком беспокоило. Он выжил, имеет влияние среди западных партнеров, и те с радостью готовы инвестировать в его венчание на царство. Этого Романову было вполне достаточно на сегодня.

Он сядет на трон Российской Империи и будет более дальновидным, более гибким политиком, чем брат. А что для этого придется обагрить руки родной кровью… Будущий император как-нибудь вымарает этот момент со страниц учебников истории.

Виталий Алексеевич снова глотнул виски, и на этот раз тот показался ему не таким уж и скверным.

Глава 19

Госпожа Горяинова была невысокой миловидной женщиной, широко известной среди юных аристократок своими работами. Попасть к ней на пошив одежды считалось невероятной удачей, ведь очередь у швеи всегда была не меньше тридцати человек, и забивалась она в тот же день, как открывалась запись.

Но у княжны Демидовой всегда был особый талант получать желаемое.

— Четыре вечерних платья за две недели? — спросила женщина спокойным тоном, окидывая вошедших к ней девушек чисто профессиональным взглядом.

— И четыре костюма, — напомнила Дарья. — Возьметесь?

Швея молчала, и княжна мягко проговорила:

— Мы будем вам очень, очень благодарны.

Отказывать княжне — затея скверная, браться за работу, которую невозможно выполнить в срок — еще хуже. А потому госпожа Горяинова не спешила.

— Зависит от того, что вы закажете, — осторожно ответила швея. — Можете посмотреть этот каталог эскизов.

— Вы их кому-то уже показывали? — как бы невзначай уточнила Нарышкина, уже начав листать папку с толстыми листами с карандашными набросками.

— Только вам, — вежливо улыбнулась женщина, и добавила чуть дружелюбнее: — Чай? Кофе? Вина?

— Вина, — ответила за всех Мария, раскладывая на низком стеклянном столике рисунки, сортируя их по особой женской логике.

Девушки расселись на диванчики вокруг столика и принялись тасовать эскизы, передавая их друг другу.

Василиса полагалась на более опытных подруг, а потому просто молча просматривала платья. У Корсаковой хоть и было прекрасное образование, но в модные аристократические аксессуары ее не готовили, а потому о том, как нужно выглядеть на приеме у самого императора, представление она имела смутное.

Анна же наоборот, прекрасно понимала, что и как будет, но тоже сохраняла молчание с вежливой улыбкой на губах. Румянцева не до конца понимала, чего ей ждать от этого филиала серпентария, но Кирилл попросил наладить контакты, а Василиса ей просто нравилась своей неиспорченностью высшим обществом. А потому боярышня старалась держаться поближе к невесте Мирного. В конце концов, Александра она знала, и примерно понимала, чего можно ждать от его избранницы.

— Слушайте, а, может, нам снова явиться в одном стиле? — вдруг подала голос Нарышкина, когда эскизы в ее руках пошли по второму кругу. — Покажем всем наше единство, сейчас это важно.

— Важно, — согласилась Демидова, рассматривая рисунок какого-то платья на вытянутой руке. — Но шутка, повторенная дважды, уже не такая смешная. Все-таки большой прием не бал, а император не цесаревич. И если Его Величество, как и всякий мужчина, этого и не заметит, то императрица обязательно обратит его внимание на такую выходку. И я не берусь предсказать, понравится она ему или нет.

— Проверять не хотелось бы, — тихо заметила Василиса и пояснила Анне: — На студенческом балу в честь Нового года у цесаревича, мы оделись в одном стиле.

— Вся Сеть пестрила вашими фотографиями, — чуть усмехнулась Анна. — Вы задали новый тренд на платья.

Василиса смущенно покраснела:

— Возможно, — произнесла Корсакова. — Но, думаю, сейчас нужно что-то более строгое…

Служанки швеи принесли вина, небольшие сладости, и эскизы платьев сделали еще круг по рукам девушек. Румянцева пригубила сладкое игристое и произнесла:

— А если одеться под рода наших женихов? Например, род Нахимовых — флотоводцы, значит, я выберу платье голубого или синего цвета. Вот… — девушка извлекла из стопки эскиз платья с юбкой, разлетающейся волной.

Пару секунд в комнате стояла задумчивая тишина, а затем Нарышкина произнесла:

— А что? Мне нравится!

И тут все синхронно посмотрели на Василису.

— А платье защитного цвета перебор, да? — задумчиво проговорила Корсакова.

— Мирный, — протянул Разумовский с таким предвкушающим видом, что у меня закрались нехорошие подозрения. — Как замечательно, что ты такой самостоятельный мальчик, что аж целых четыре стихии открыл!

— Пятую будем открывать? — оскалился я.

Пятой для меня, по идее, должна была стать стихия Дерево, и, в принципе, после многообещающей записки из Кремля я был бы не прочь обзавестись еще одним инструментом против доброжелателей. Но тренер меня обломал.

— А ты что, уже все имеющиеся отработал? — деланно удивился Разумовский. — Нет? Ну так вперед отрабатывать. Или думаешь, один раз цесаревича спас и все, больше воевать не придется?

«Теперь-то еще как придется», — мрачно подумал я.

Тренер кивнул на полосу препятствий, оставшуюся от занятий предыдущей группы.

— Твоя задача на сегодня — контроль стихий в движении, — объявил Разумовский. — Пошел!

Я вздохнул. В прошлой жизни бег с препятствиями не входил в число моих любимых развлечений. В этой как-то не случалось упражняться…

Впрочем, сейчас узнаем.

Надо отдать должное тем, кто возводил эту конструкцию. С обычной армейской полосой это произведение магического искусства не имело ничего общего. Чего только стоил ров, внутри которого горела огненная техника, и выращенный из живого кустарника лабиринт, где каждая ветка так и норовила откусить от тебя кусочек.

Но, во-первых, я не был обвешан амуницией, а во-вторых, тоже кое-что умел.

— Мирный, мать твою, полосу препятствий надо проходить, а не ломать! — заорал тренер спустя десять минут.

Я был уже примерно на середине, немного замявшись перед отвесной стеной — перелетать или проломить?

— Иди сюда! — раздраженно рявкнул Разумовский.

— Но я не закончил, — заметил я, указав на оставшиеся конструкции.

— Отставить ломать! — гаркнул Дмитрий Евгеньевич. — А то сейчас выдам топор и рубанок, будешь строить обратно по старинке!

Я с видом покаянным подошел к тренеру. Уже приготовился оправдываться, что солдату думать не положено — сказали пройти, ну я и того, прошел, как мог. Но Разумовский не намерен был слушать мой театр одного актера, и махнул кому-то за моей спиной.

К нам подошла хмурая женщина с морщинами от вечно недовольного искривления губ на лице. Она могла бы быть красивой в свои сорок с чем-то, но вот этот отпечаток неудовлетворенностью жизни все портил.

— Ирочка, одолжишь своих на пару минут? — с самой обаятельной улыбкой попросил Разумовский.

— Зачем? — с подозрением спросила женщина.

— Да вот хочу одному самородку показать, как из себя реальность суровая выглядит.

Тренер кивнул на меня, и «Ирочка» окинула мою персону оценивающим взглядом.

— Это ж твой «сила есть — ума не надо»? — удивилась женщина.

— Он самый, — еще шире улыбнулся Разумовский.

— Я, между прочим, здесь стою, — заметил я.

— Вот и стой, а говорить будешь, когда старшие закончит, — раздраженно произнес мой тренер.

Задело его видать мое неаккуратное обращение с тренировочными конструкциями.

— Ну почему бы и нет, — пожала плечами женщина и окликнула нескольких человек по имени.

— У Ирочки сейчас тренируется второй разряд выпускного курса. Справишься: дам открыть следующую стихию, — негромко произнес Разумовский. — Не справишься: топор, рубанок… Ну, ты понял.

Я хмыкнул. Нет, ну поработать руками я, конечно, любил и раньше, но не до такой степени.

— Итак, девочки и мальчики, сейчас мы посмотрим, чему научился мой талантливейший студент за последние полчаса, — усмехнулся Дмитрий Евгеньевич. — Разрешенные стихии: Вода, Воздух, Земля, Огонь. Победил тот, кто последний остался на ногах.

Атакующие — шесть человек — встали полукругом. Тренера очертили кусок полигона, за периметр которого выходить не разрешалось. Я сделал глубокий вдох и выдохнул.

Шесть человек, второй разряд, выпускной курс — это неплохие противники. Магия — не рукопашка, тут у меня нет навыков прошлой жизни, приходится реально учиться. И хорошего магического боя у меня еще ни разу не было, по сути.

Да и сейчас не будет, но моделирование должно получиться близкое к реальности.

Напротив меня стояло четверо парней и две девчонки. Все шестеро обладали печатками аристократов и смотрели на меня если не как на говно, то где-то в том районе.

Не все любят выскочек, это понятно. Особенно быстро взлетающих выскочек.

Глубокий вдох и выдох.

Нужно стать сильнее. Иначе я действительно добегаюсь, и меня сожрут, а Васькой закусят на десерт.

— Бой! — рявкнула Ирочка, и полыхнула магия.

Земля под моими ногами вздыбилась и пошла волнами. Уронить противника, чтобы его запинать — старая, простая и надежная, как лом тактика.

Я подпрыгнул и завис в воздухе. Противники немного удивились моей прыти, видимо, не ожидали такого уровня владения техники, но никто не медлил. Ни я, ни они.

Самая маленькая девчонка жахнула по мне россыпью огненных шаров, и я поднял им навстречу ледяной щит. Техника плавилась и шипела под атакой, шла трещинами, угрожая осыпать меня самого осколками.

Магия колола мои пальцы, текла по венам, пузырилась в легких. Сегодня это было что-то особенное, что-то другое.

Легче, проще, естественнее.

Ни тяжелых воспоминаний, ни разрывающих черепную коробку эмоций. Только голый адреналин.

Как будто впервые хватаешь девчонку в объятия.

Выжимаешь педаль газа до упора по пустой дороге.

Возвращаешь свой отряд с задания полным составом.

Чистый. Неконтролируемый. Восторг.

Я развеял воздушную технику и резко рухнул на землю, приземлившись на ноги и присев на корточки. От удара моих подошв в разные стороны разошлись волны — воздушная и земляная.

Пока противники осознавали, сдаюсь я или это хитрая атака, я дополнил воздух водой, а землю огнем. Воздушная волна несла в себе крошево острых льдинок, что могут просто поцарапать, а могут и покромсать кожу в лоскуты до самой кости. А огонь, пробивающийся под ногами, готов был затащить аристократов если не в ад, то в близкое к нему состояние.

Девчонка закрыла лицо ладонями и рухнула на землю, спасая свою красоту, забыв о любой защитной технике. Один парнишка рухну навзничь, и земля под ним мягко просела, подпаливая одежду. Студент крутился волчком, пытаясь потушить себя, но не догадывался применить водяную технику, а лишь еще больше разгорался.

Дети. Привыкли, что техники сталкиваются лоб в лоб на безопасном расстоянии. А тут оказались в штыковой атаке, и хорошо, что в учебной, а не настоящей.

Ветер придает мне ускорение, и я мечусь влево, вправо, влево, вправо, на ходу швыряя атаки. Огненные шары с ледяной сердцевиной, короткие каменные клинки с раскаленным паром внутри, поддержание раскаленной земли и ледяной метели.

Эффект матрешки дает результат, и еще двое вылетают с поединка: парень, что потушил огонь, но получил в лоб куском льда, и второй, который раскрошил каменные клинки, и обжегся о скрытый в них пар.

Оставшаяся парочка смотрела на меня волками, но держалась рядом. То ли жених и невеста, то ли просто сработавшаяся команда. Они синхронно вскинули руки, чтобы обрушить на меня какую-то наверняка мощную технику, но…

Кто бы им рассказал, что кучковаться плохая идея?

Магия бурлила, магия пьянила, магия требовала совершить что-нибудь эдакое.

Гульнуть на всю зарплату.

Я замер в шаге от колдующей парочки и, усмехнувшись, щелкнул пальцами. А в следующее мгновение вокруг них образовался ледяной куб с полуметровыми стенами.

Тишина полигона, наблюдавшего за нами, как-то резко надавила на уши.

— Это считается или надо их все-таки уложить? — уточнил я, обернувшись на Разумовского.

Стоящая радом с ним Ирочка выглядела так, как будто они с моим тренером на месячный оклад поспорили, или зажевала целый лимон одним махом. В общем, радости на лице у женщины не было никакой.

— Дима, — прошипела Ирочка.

Разумовский молчал и задумчиво рассматривал не меня, а ледяную конструкцию за моим плечом.

— Дима! — голос женщины приобрел какие-то истерические нотки.

— М? — Дмитрий Евгеньевич повернулся к Ирочке. — А. Да… Достаточно, Мирный. На сегодня все, свободен.

— Эй! — возмутилась его коллега, — а развеять технику?!

— А ты на что? — усмехнулся мужчина и, проигнорировав визгливые возгласы Ирочки, отошел дрессировать Ивана с Василисой.

Женщина перевела на меня хищный взгляд, но кто я такой, чтобы оспаривать решение своего тренера?

— Только через Дмитрия Евгеньевича, — заявил я, не дожидаясь требований развеять технику, и покинул полигон.

Если у этой парочки и были какие-то старые терки, то Разумовский моими руками только что втоптал Ирочку в дерьмо. И я не был уверен, что дамочка ему простит такой выверт.

С другой стороны, она тренирует детей аристократов, а некоторые их ровесники недавно выходили на улицу, чтобы защитить столицу своей Родины в настоящем бою. А в реальной жизни никто не скажет «достаточно». И если детки этого, возможно, еще не осознали, то вот Ирочка прониклась по полной программе.

Боярин Шереметьев был в той стадии отчаяния, когда хуже быть уже не может, и ничего тебе не страшно.

Ну, так он думал, по крайней мере.

До тех пор, пока к нему в кабинет без приглашения и стука не вошел незваный гость. Гость, от которого ничего хорошего можно было не ждать. Гость, имя которого в определенных кругах старались не произносить. Тот, кто одним махом пресек не просто карьеры — жизни нескольких промедливших во время мятежа генералов, кто ел с государевых рук и был предан императору, как самая верная псина.

— Привет, Женя, — произнес боярин Нарышкин, закрывая за собой дверь и ставя воздушную технику от прослушки на кабинет.

— Зд-дравствуйте, Виктор Сергеевич… — отозвался боярин.

— Я человек занятой, времени у меня мало, — вольготно развалившись в гостевом кресле, сказал Нарышкин. — Так что давай сразу к сути.

Шереметьев не знал, готов ли он переходить сразу к сути, но точно понимал, что раздражать такого посетителя себе дороже. Евгений Олегович не был замечен ни в чем криминальном, разве что небольшие махинации, но кто не без греха? Там не такие деньги, чтобы аж целый начальник внутренней безопасности явился по его душу.

Нарышкин тем временем раскрыл кожаную папку без знаков различия, которую принес с собой, и заговорил:

— Вот твои закладные, — произнес гость, выкладывая перед боярином стопку документов. — Это долговые расписки частного характера, — продолжил он, положив рядом еще несколько документов. — А это право собственности на ваш завод, и к нему один выигранный тендер.

Боярин Шереметьев несколько секунд смотрел на бумаги, осознавая, что ему фактически возвращают все, что он потерял за последние годы.

— Что я буду за это должен?

— Это — приданое, — будто не услышав собеседника, продолжил Нарышкин, выкладывая папку поверх прошлых подарков.

— А…

— Слушай меня внимательно, Женя, — объявил Виктор Сергеевич. — Твоя дочь одобрена императорской семьей в качестве невесты Его Высочества Ивана Дмитриевича. А невеста цесаревича не может выглядеть нищей. Поэтому ты принимаешь все, что здесь лежит. А взамен забываешь, что дочь у тебя есть. С этого момента ни слова, ни шага со стороны Шереметьевых в сторону Анастасии быть не должно. Можешь считать, что ты ее продал. За долги. Ясно?

— Ясно.

— Будешь вести себя правильно, и жить будешь хорошо, хлеб с маслицем кушать. Поведешь неправильно… — Нарышкин сделал красноречивую паузу. — Ну, думаю, сам понимаешь, не тот у нас император, чтобы его мнением пренебрегать.

Шереметьев понятливо кивнул. Даже если бы Виктор Сергеевич сказал, что его дочку продают турецкому султану в гарем, за такие бабки Евгений Олегович бы сам отвел ее в мечеть поменять веру.

— Когда придет договор? — услужливо спросил Шереметьев.

— Договор? — не понял Нарышкин.

— Ну, да. Договор… — немного растерялся хозяин кабинета. — Брачный. Я же должен буду, как глава рода, его подписать.

Последнюю фразу он сказал полуутвердительно, потому что под взглядом Нарышкина ему и самому показалось, что он несет сущую околесицу.

Виктор Сергеевич громко рассмеялся.

— А ты затейник, Женя, — заявил боярин. — Кто ж тебе его покажет?

— Но как же?! — взволновался мужчина, не понимая, что его больше беспокоит — что он не сможет наложить лапу на договор с Романовыми, или что неправильно оформленные документы могут лишить его таких денег. — Как же без брачного договора? Это же противоречит законам Российской Империи…

— Император — есть закон, — процедил Нарышкин, и Шереметьева распластало в его кресле. — И не тебе, паскуде, собственных детей не ценящей, его нарушать. Я понятно выражаюсь?

— Да… — тут же ответил Шереметьев, но ответ его больше походил на жалостливый писк.

— Вот и молодец, — поднимаясь на ноги, произнес Нарышкин. — Приятно иметь с тобой дело, Женя. Не заставляй меня думать иначе.

Когда Нарышкин вышел из его кабинета, боярин Шереметьев еще долго сидел, пялясь в пространство, укладывая в голове произошедшее. Потом быстренько перепроверил оставленные бумаги. Осознав, что вернули ему все без обмана, позвал прислугу.

— Где Настасья? Приведите ее ко мне, срочно, — привычно раздраженным и недовольным тоном приказал боярин.

— Простите, Евгений Олегович, Анастасии Евгеньевны нет дома.

— Как это нет?! — разозлился мужчина. — Время десятый час ночи!

Слуга сжался под взглядом своего господина, и, поражаясь собственной храбрости, ответил:

— Боярышня съехала из особняка…

Шереметьев мгновенно вспомнил мнущуюся в дверях кабинета дочку, задающую какие-то идиотские вопросы в духе «Папочка, ты меня любишь?». Что-то там еще она говорила, но боярин был занят, усиленно пытался свести концы с концами, чтобы не выглядеть совсем уж оборванцем в глазах соседей, и отправил дочку прочь.

— А если я совсем уйду? Навсегда?! — с горящими глазами спросила тогда Анастасия.

— Ой, да и скатертью дорога, — ответил мужчина раздраженно, не поднимая головы от бумаг.

Шереметьев вспомнил это и похолодел.

Он выгнал из дома будущую императрицу, и если в ней есть хотя бы капля его крови, она ему этого никогда не забудет.

Не забудет и не простит.

Глава 20

— Что думаешь? — произнес Разумовский, когда видео с записью боя Мирного против шестерых выпускников закончилось.

— Я думаю, что Ира тебе теперь плешь проест, — хмыкнула Орлова.

Мужчина оскалился:

— Сама виновата, нечего было рассуждать о врожденной наследственности аристократов в управлении магией, — ответил он.

Ольга презрительно фыркнула:

— Ну, ты же знаешь, Ирочка у нас большой фанат Меншикова и теории селекции!

— Я думал, у нее просто халтура на дополнительные занятия с благородными отпрысками, — удивился Разумовский. — Вроде бы опытным путем немцы доказали, что это путь в никуда?

— Некоторые люди до сих пор всерьез считают, что Земля плоская, магия — божий дар, а если выдавать сестру за брата, можно получить архимага в анамнезе, — презрительно заметила она.

— Фу, — поморщился мужчина.

— Типа того, да… — протянула Ольга, водя бегунок по экрану туда-сюда, рассматривая отдельные моменты боя.

Затем женщина немного поклацала на клавиатуре и рядом с видео открылось окно с какими-то графиками и цифрами, разноцветными линиями и столбиками.

Ольга Орлова откинулась на спинку своего кресла и немного покрутилась на нем. Медленно и задумчиво, туда-сюда, туда-сюда…

— Ну что там? — нетерпеливо спросил Разумовский, который в этих ее циферках мало что понимал.

— Что-то странное, — медленно проговорила женщина. — Видишь, вертикальный скачок графика? Тут твой Мирный перешел в атаку. И это линия Вернадского-Адуллина…

— О боже, избавь меня от теории! — скривился Дмитрий. — Давай к сути.

— Если совсем к сути, то… Думаю, мы смотрим на первого человека, кто сможет взять легендарный Эфир и при этом не забрызгать своими кишками окружающих.

Тренер и медик синхронно посмотрели на экран монитора, где восемнадцатилетний пацан тасовал и комбинировал четыре стихии с той легкостью, с которой опытная повариха компонует приправы, и немного помолчали. А затем Орлова произнесла:

— И если это так, хорошо бы, чтобы никто об этом не узнал.

— Почему? — не понял Разумовский. — Это ж такой аргумент в политике, войне и науке…

— Вот именно поэтому, Дима, — женщина потерла лоб и щелкнула пальцами по графику. — Все, у кого есть хоть сколько-нибудь денег и власти, захотят также. И на твоего парня начнется настоящая охота. Девять открытых стихий — уникально, но прецеденты были. А десять…

— Билет на опыты, — закончил за Орлову мысль мужчина.

— Именно.

— Но как можно посадить на цепь мальчишку, игнорирующего вот это? — Разумовский показал на другой график на экране, где красная линия очерчивала допустимый предел магии на полигоне, и где показатели студента Мирного пробивали эту линию в два раза.

— Поверь, ради эфира найдут способ, — покачала головой Ольга. — У него же есть невеста? А будут жена и дети — это шантаж. Или, что проще, лошадиная доза успокоительного в капельнице, и вот тебе овощ для опытов. Да, пока захватят — будет мясорубка, но нельзя по жизни ходить с поднятыми щитами. Рано или поздно, но дротик с транквилизатором догонит.

— И что будем делать? — мрачно спросил Разумовский.

— Я — подделывать данные. А ты — учить парня оперировать магией, — пожала плечами Орлова.

— Звучит как план, — усмехнулся Дмитрий. — Здесь видно коэффициент гибкости его дара?

— М-м-м… — Орлова пощелкала мышкой, быстро что-то посчитала на калькуляторе, перепроверив себя трижды. — Есть и он тебе не понравится.

— Да неужели?

— Максимум полгода. А затем сколько есть, столько есть.

— Как думаешь, успеет? — спросил Разумовский, посмотрев на Ольгу.

— Взять Эфир? Ну, если продолжит совать пальцы в политические розетки, наверняка… — вздохнула Орлова и добавила: — Если выживет.

— Если выживет, — эхом повторил мужчина.

— На, почитай-ка, — цесаревич кинул мне на стол толстую папку прямо поверх конспектов лекций об авторском праве.

— Что здесь? — спросил я, предчувствуя, что ничего хорошего.

— Сведения о том, что известно на данный момент обо всех ключевых участниках мятежа. А также тех, кто помог моему дяде скрыться, как и где он сел на судно, — пояснил Иван.

— И зачем ты мне это даешь? — я поднял глаза на наследника престола.

— Чтобы ты понимал политическую расстановку сил, — пожал плечами парень.

— А мне это зачем? — не понял я. — Я еще, конечно, мало успел погрузиться в законодательные тонкости нашей Родины, но вроде за мятеж у нас вешают.

— Так-то оно так, да не совсем, — помрачнел Иван. — К примеру, мы все прекрасно понимаем, что Меншиков-старший не стал выводить своих бойцов на улицы, а сделал это Максим, единолично приняв решение в пику отцу. Но это нельзя доказать. Выставил род Меньшиков бойцов? Выставил. Бились они рука об руку с Ермаковской дружиной? Бились.

— То есть ты хочешь сказать, что прямых доказательств у вас на этих людей нет? — понял я, кивнув на кожаную папку.

— Увы.

— Что-то Нарышкин мышей не ловит, — пробурчал я.

— Нарышкин может действовать только в рамках закона, — покачал головой Иван.

Я раскрыл папку и полистал бумаги. Имена, адреса, гипотезы с жирными знаками вопросов в местах указания улик.

— О, а вот это случайно не тот упырь, который рассуждал о том, что армия Российской Империи не нужна? — спросил я, ткнув в имя в списке.

— Нет, это его дядя.

Я нехорошо усмехнулся:

— Испытываю непреодолимое желание прокатиться к ним в гости.

— Алекс, нельзя бить людей только за то, что они других политических взглядов, — нахмурился цесаревич.

— Иван, как раз именно сейчас — самое время бить, сажать и вешать, — возразил я. — В этот раз повезло, что я чисто случайно оказался рядом с тобой, а твой отец смог отбиться от родного брата. Но если бы меня не оказалось там, а твой дядя явился бы с группой поддержки… Мысль понимаешь?

Наследник престола сжал кулаки, быстро вообразив себе перспективу. Сильные эмоции отражались на лице парня, и никакое аристократическое воспитание не могло их скрыть: благородство боролось с первобытной жаждой мести. Можно было додавить мальчишку, легко подтолкнув его к силовому решению проблемы. Одна фраза — «Ты в своем праве» — и все, цесаревич помчится с шашкой наголо рубить головы охреневших предателей.

Я не знаю, что бы сработало лучше — показательная порка или кровавая расправа, так что это решение Иван должен был принять сам. В конце концов, ему же потом править этим балаганом.

— Зови свой потешный отряд, — наконец, произнес парень. — Съездим на пару адресов поговорить по душам.

— Так точно, Твое Высочество, — усмехнулся я.

— Знакомьтесь, это мой друг Новиков, он сегодня с нами прокатится по делам, — представил я Ивана потешному отряду.

Цесаревича просканировала дюжина тяжелых взглядов, и бывший боец Бойцовского клуба с говорящим погонялом «Малыш» пробасил:

— Шеф, я все понимаю, но мы же на Его Высочество работаем, а этот щуплик только мешаться будет.

«Щуплик» дернул щекой, но мне пришлось отказаться от удовольствия понаблюдать пикировку цесаревича под личиной со своими малость отбитыми бойцами.

— Он по поручению Его Высочества, — пояснил я. — Мы сейчас прокатимся в гости к уважаемым людям и зададим им парочку вопросов.

— А в гости мы через парадные ворота пойдем или в дыру в заборе? — подал голос «Китаец».

Вообще-то он был чистокровным казахом, но поскольку в свое время имел счастье обучиться местному восточному единоборству, то приходилось откликаться на Китайца.

— Через парадные с фанфарами и фейерверком, — ответил я.

Парни довольно заулыбались. Как говорится, без работы кони дохнут, а бойцы без схватки закисают. А еще после мятежа я через Лютого у Нарышкина выбил нам военную снарягу, так что всем крайне не терпелось опробовать шикарный обвес в бою.

Тем не менее, потешный отряд был неоднороден — были и адреналиновые наркоманы, бывший вор, парочка хороших тактиков, бывший военный, врач с немного потекшей на религиозную тему крышей. Для полного комплекта не хватало только какого-нибудь хакера и медовой ловушки, но я рассчитывал закрыть обе эти вакансии с ближайшие полгода.

Имелось у меня нехорошее ощущение, что чем больше разнопрофильных людей я соберу под свою руку, тем устойчивее буду стоять на ногах. Потому что служба безопасности императора это конечно хорошо, но верные лично тебе люди — намного лучше.

В первый особняк наша веселая кавалькада въехала, не встретив никакого сопротивления. Охрана дома просто подняла руки вверх. Когда Малыш ласково поинтересовался, что ж они такие трусы, те честно ответили — лучше живые трусы, чем мирный фарш.

— Прости, я не хотел делать из тебя цепного пса, — негромко произнес Иван, когда мы поднимались по парадной лестнице, чтобы вынести входные двери.

Не то, чтобы это было нужно, а просто потому что мы можем. Демонстрация силы иногда лучше, чем ее применение.

Хозяев дома не обнаружилось — они, как и всякие умные люди, у которых рыльце в пушку, свинтили из столицы, как только стало возможным. Цесаревич недовольно цокал — обыскивать дом можно долго, без соответствующих разрешительных документов наша деятельность похожа на императорский произвол, да и пугать прислугу — такое себе удовольствие.

Мы уже развернулись на выход и стояли на крыльце, ожидая, когда из дома подтянутся остальные бойцы, как к нам подошел Паук и негромко произнес:

— Шеф, я тут прошелся по комнатам, и нашел одну сущую безделицу на запястье у горничной. Есть мыслишка, что оно ей не по чину и идентифицировать подарочек легко можно.

С этими словами Паук отдал мне браслет. Тяжелый золотой браслет с крупными рубинами и бриллиантами. И когда я говорю «крупными», я имею в виду действительно крупные камни размером с ноготь взрослого человека.

— Что скажешь? — спросил я у Ивана, продемонстрировав ему украшение.

У парня глаза сначала расширились, а потом начали медленно наливаться кровью.

— С-с-су-у-у-ка-а-а… — прошипел взбешенный цесаревич. — Он родовые драгоценности в качестве оплаты раздает, чтобы деньги было не отследить!

— Его нашли у горничной, — покачал я головой. — Может, нашла или украла…

— И носит в господском доме у всех на виду? — нехорошо усмехнулся наследник престола. — Вот ты Алекс вроде умный парень, но иногда такой наивный. Наверняка хозяйская грелка, и носит это, чтобы продемонстрировать всем прочим свой статус!

Я покосился на особняк.

— Жена ж вроде жива?

— И что? — приподнял брови цесаревич. — Жену, может, ему в молодости навязали, а то и дали на сдачу за какую сделку. А тут истинные чувства вспыхнули. Разводов нет, так что смиряешься и терпишь, и радуешься, что это горничная в своем доме, а не какая-нибудь молодая вдовушка из своего же круга общения.

— Седина в бороду, бес в ребро? — усмехнулся я.

— Типа того.

— Ну вот, а ты не хотел парня брать к себе на службу, — поддел я Ивана, отдавая браслет.

Наследник престола сжал украшение в кулаке и развернулся, чтобы вернуться в дом и побеседовать с любовницей владельца дома.

— Молодец, — похлопал я по плечу Паука.

Тот просиял, точно не я его поблагодарил, а Его Величество орден пожаловал.

Нет, все-таки, верные люди — лучшее, что может быть в любом из миров.

В этом доме мы провели еще час, дождались господина Серова с сопровождением, передали ему с рук на руки и девицу, и браслет, и поехали куролесить дальше.

Второй дом нас встретил сгоревшим остовом, и хотя Иван рвался внутрь — вдруг там где-нибудь бабкины сережки завалялись — я не пустил внутрь ни его, ни своих парней.

— Даже если там есть что-то интересненькое, вряд ли оно уйдет отсюда своими ногами. Насколько я помню, мертвые не воскресают, а предметы по собственному разумению не перемещаются в пространстве. Зато прогоревшей крыше все равно, на чью голову падать — твою важную или мою простолюдинскую, — урезонивал я цесаревича. — Вызови профессионалов, пусть разбирают по камешку. Все почти законно — поставь рядом пожарную бригаду, пусть всем рассказывают, что выясняют причину возгорания.

Иван долго ломался, но все же согласился с моими доводами. Мы дождались профессионалов, проверили, как оцепили территорию, и отправились на третий адрес.

А там нас ждали буквально во всеоружии. Очень решительно, но не очень отважно.

— По какому праву вы пытаетесь проникнуть на частную территорию?! — орал один из охранников, когда мы въехали во двор, тупо протаранив декоративные кованые ворота.

— Почему же пытаемся? — удивился я, вылезая из автомобиля. — Мы не пытаемся, мы въехали.

— Мы имеем право защищаться! — предупредил охранник. — Имеем право стрелять на поражение!

— Я бы не рекомендовал, — сказал я, пристально глядя на мужика. — Помрешь зазря только.

Тот очевидно не горел желанием с нами конфликтовать. Опять-таки, моя распиаренная рожа наверняка намекала, что лучше не геройствовать — все равно бесполезно и летально.

Однако оставлять за спиной вооруженную до зубов, но неуверенную в своей жизненной позиции охрану никому не хотелось, так что мы просто и без изысков заломали местных, разоружили, и оставили потеть в подсобных помещениях.

В дом вошли, как положено — вырвав входную дверь вместе с куском стены, ощетинившись оружием. Прислуга кинулась врассыпную, но я успел поймать за шиворот не слишком расторопную или наоборот, слишком любопытную служанку и вежливо поинтересоваться — где хозяин?

— В кабинете, — пискнула девица, смотря на меня со смесью ужаса и восторга.

— Беги и прячься, — посоветовал я ей, и мы пошли по дому.

Часть ребят отправилась проверять этажи, часть — подниматься с нами в кабинет.

Боярин Тончак спешно пытался спалить какие-то бумаги у себя в камине но, вот незадача, огонь разгорался нехотя, а мы поднялись слишком быстро. Под моим мимолетным взглядом скудные язычки пламени совсем погрустнели и опали.

— Ваш племянник как-то рассуждал, что нашей стране не нужна служба в армии, да и сама армия в таком количестве тоже не нужна, — произнес я, запирая за собой дверь.

Иван молча привалился плечом к косяку, не спеша вступать в беседу.

— Это он у вас таких идей нахватался, — продолжил я, — или где в другом интересном месте?

Боярин оказался не робкого десятка, мямлить и трястись не стал. В конце концов — кто мы такие? Простолюдины, наверняка действующие без ведома государя. А он — аристократ, за плечами которого древний богатый род, и просто приятной наружности мужик.

— Понятия не имею, о чем вы, — произнес он, присаживаясь в свое кресло с высокомерным видом. — И я не собираюсь разговаривать с простолюдинами, ворвавшимися в мой дом. Это нападение на честного, благородного человека! Карается высшей мерой, между прочим. Но если вы проявите благоразумность и уйдете, я буду великодушен и не стану привлекать вас к ответственности.

Я молча сел в гостевое кресло, закинул ноги в грязных сапогах на боярский стол и сказал:

— Вот что меня всегда поражает в аристократах, так это непоколебимость в своей неприкосновенности, — поделился я с Тончаком своими впечатлениями. — Вы думаете, что можно делать разную пакость, и ничего вам не будет, если хорошенько все подтереть за собой. Но вот проблема, как не намывайся половой тряпкой, а вонять будет также. Так что я сейчас задам один простой вопрос и хочу получить на него честный ответ.

— А то что? — с вызовом оскалился боярин. — Убьешь меня?

— Зачем же? — усмехнулся я в ответ. — Просто покалечу. А пока буду калечить, ты все равно все расскажешь. Ну что, договорились?

Мужчина смотрел на меня с высокомерной ненавистью:

— Тебя казнят за нападение на аристократа! Распутина тебе спустили, но я — не он. У меня есть репутация! Имя в обществе! Покровители!

— Нас, честное слово, не интересуют твои грязные финансовые делишки, — произнес Иван, который под нашу неторопливую беседу добрел до камина и уже пролистал то, что там отказалось гореть.

— Другое дело — твои покровители, — продолжил мысль я. — Расскажи, как ты помог Виталию Романову покинуть Москву, и мы просто уйдем отсюда тихо и мирно.

— Понятия не имею, о чем ты, — с каменным высокомерием ответил боярин.

— Уверен? — прищурился я.

Мужчина вздернул подбородок, не удостоив меня ответом.

— Жаль… — вздохнул я. — А могли бы договориться.

Толстые дубовые двери не обладали заявленной звукоизоляцией. Так что душераздирающие вопли хозяина особняка были очень хорошо слышны его обитателям и гостям.

Почему-то всем аристократам кажется, что они неприкосновенны, потому что родились с золотой ложечкой в жопе. Но есть проблемка — я не из этого сословного общества. И мне совершенно наплевать, сколько поколений предков очередного мудака носили пафосный титул.

Он все равно не спасет от меня.

Глава 21

Вернувшись после бунта на рабочее место, боярин почувствовал глухую ярость. Трупы, конечно, к тому времени уже убрали, Людочке выписали премию, даже затерли кровавые лужи на дорогом паркете, но Виктор Сергеевич все равно был зол.

И не потому что, мятежники явились по его душу, а потому что это Романовская протекция совсем охренела. Кусать руку, которая их кормит — это ж как надо пропить мозги?

При первом же удобном случае боярин выдал государю пылкую речь о необходимости внутренней проверки внутренней безопасности, на что Его Величество поморщился, но добро все-таки дал. Правда, попросил неприкасаемых не сразу вешать за окном, а разбираться детально в каждом отдельном случае.

Кумовство на Руси явление такое же древнее, как само государство, так что «каждым отдельным случаем» был практически каждый третий, если не второй спорный кадр. И Нарышкин с особым удовольствием песочил свое подразделение, вычищая под шум баяна всех спорных сотрудников. Ну или просто ленивых бездарей, что тоже одна из форм саботажа.

Собственно, за приятным вычеркиванием имен из штатной книги боярина и застал Серов, имевший право входить без доклада.

— Скажи, что у тебя хорошие новости, — произнес Виктор Сергеевич, рассматривая чье-то резюме на вытянутой руке и размышляя, оставлять ли засланного казачка или нет.

— Ну не плохие — это точно, — усмехнулся Серов, кладя поверх разложенных на столе документов боярина папку. — Гвардия цесаревича нанесла, кхм, ряд визитов причастным к мятежу и побегу Виталия Романова.

— А, веселый отряд устроил чес, — усмехнулся Нарышкин, откладывая решение крысиной судьбы и беря папку в руки. — Ну что там, наш студентик нашел что-то полезное?

— Более чем, — ответил Серов, рассматривая скол на столешнице, оставленный пулей.

— Менять не буду, — ответил Виктор Сергеевич на невысказанный вопрос, листая документы.

— Будут говорить, что Нарышкин скупердяй, — заметил в ответ подчиненный. — Или что государь своим людям награды зажал, раз его ближник за пострелянной мебелью сидит.

— А ты сделай так, чтобы говорили, что я у вас рачительный хозяин, — не поднимая глаз от бумаг, ответил боярин.

— А ты рачительный? — хмыкнул Серов.

Нарышкин провел ладонью по ребру стола, касаясь нескольких неровностей пальцами, и ответил:

— Это — чтобы помнить, — пояснил он. — И не расслабляться.

— Подарить тебе четки? Пустим слух, что из костей врагов государства, — предложил Серов.

— После генерального штаба меня и так за глаза называют имперским палачом, — сухо отозвался Нарышкин.

— Не самое плохое прозвище, — пожал плечами Серов. — По крайней мере, оно будет держать в тонусе тех, кто колеблется в выборе стороны.

Боярин не ответил.

Легко убивать неизвестного врага. Тяжело тех, с кем через день сталкивался в коридорах Кремля или ужинал за соседними столиками ресторанов. С чьими женами твоя супруга ходила по магазинам, а дети росли вместе.

Черт бы побрал этого романовского урода с его больными амбициями! Паскуда едва не развязал гражданскую войну ради своей хотелки!

Нарышкин очень жалел, что ему не удалось пристрелить Виталия Романова, но очень рассчитывал, что такой шанс ему еще выпадет. В конце концов, земля круглая и далеко этой паршивой овце не убежать.

— Есть вопросы по отчету? — спросил Серов, когда молчание затянулось.

— Да какие тут могут быть вопросы. Пацан отработал чисто, красиво, принес нам всех нужных людей на блюдечке с золотой каемочкой. Всю работы за вас сделал, — усмехнулся Нарышкин.

— Должен заметить, что он шел по границе законности. Мы себе такое удовольствие позволить не можем, — покачал головой Серов.

— Это пока Его Величество на ноги не встал, — усмехнулся Виталий Сергеевич. — А как встанет, сразу напомнит всем, что такое абсолютная монархия, и чем чревато пытаться ее укусить.

Боярин сложил документы, принесенные Серовым, обратно в папку, поднялся на ноги, заметил на столе резюме, рассматриваемое до того, как его прервали, помедлил пару секунд и переложил в стопку тех, кого не трогают.

Врагов нужно держать близко. Желательно прямо с прямым каналом передачи информации.

Это был новый бар, открытый одним из представителей младших ветвей рода Меншиковых, и заведение требовалось поддержать. Время оказалось выбрано не очень удачное — всем было как-то неловко пьянствовать после мятежа и уличных боев. Но с другой стороны жизнь не останавливалась, и всем хотелось побыстрее забыть о произошедшем.

Хотя предприниматели уже начали активно осваивать рекламу в нашумевшей социальной сети «ВКурсе», но старое доброе сарафанное радио работало надежнее. Так что Максим решил убить трех зайцев одним выстрелом: показать бар мотам с деньгами, помочь родственнику и заодно сделать внушение своим единомышленникам.

Народ подтягивался довольно бодро, никто не хотел опоздать на встречу с лидером фракции. Тем более что слухи и сплетни об участии Меншикова-младшего в уличных боях уже обросли какими-то фантастическими подробностями. Собиравшиеся не знали, по какому поводу конкретно будет встреча. Но предполагали, что Максим расскажет пару баек и втайне надеялись, что среди них будет обязательна одна про то, какой Ермаков криворукий дурак.

Когда все сделали заказ и уже начали потягивать первую выпивку, Максим взял слово.

— Все уже слышали, что потешный отряд провел серию арестов?

Пресвященная молодежь возмущенно забурлила. Все слышали и все негодовали! Как это так — какой-то плебс без знаков отличия врывался на частную территорию и устраивал там разнос! Наверняка это все результат неуверенности императора в своей власти. От того-то гайки и закручивают! Сегодня к тем пришли, а завтра к присутствующим явятся! Отнимут все нажитое непосильным трудом, а то, может, и жизни лишат, и никакой на них управы не будет! Эти безродные с молчаливого одобрения правящей династии совсем распоясаться, уж будьте уверены…

Обсуждение за столом искрило четверть часа. Меншиков-младший молчал, потягивал свой бокал и наблюдал за говорившими. Слушал, запоминал. Делал выводы.

А когда диалог начал перерастать в помесь ругани и истерики, юноша поднял руку, призывая к тишине. Не сразу, но гости успокоились. Точнее, не успокоились — многие все еще надували щеки от гнева, желая оставить последнее слово за собой, — но были готовы закрыть рты и слушать.

— Так вот, — продолжил Максим, словно не было этого затяжного переливания из пустого в порожнее с умным видом и горящими от возмущения глазами. — Серия арестов аристократов, а иногда и просто богатых людей, связанных с недавно случившимся мятежом. Это семьи, чьи представители, так или иначе, приложили руку к беспорядкам на наших улицах, к гибели наших людей…

— Максим, — вдруг перебил его один из присутствующих.

Тот, кто первый переметнулся в свое время к Темникову, и первый же вернулся к Меншикову.

— Ты же умный человек, как ты можешь верить во всю эту чушь? — спросил он.

Меншиков склонил голову набок и посмотрел на говорившего спокойным, ничего не выражающим взглядом. Максим бы ни за что себе в этом не признался, даже, наверное, идейно бы стал это отрицать, но факт оставался фактом — такой взгляд был у его отца, когда Павел Андреевич планировал вкатать оппонента в асфальт тонким слоем. Не только морально, но и иногда физически.

— Елисей, — протянул Максим таким мягким, вкрадчивым тоном, что у всех присутствующих встала шерсть на загривке, — ты готов поклясться собственной жизнью, что семья Громовых, например, не виновата в том, в чем ее обвиняет следствие?

— Я… Э-э-э… — растерялся парень, рассчитывавший на другую линию поведения Меншикова.

— Или ты решил просто оскорбить меня, усомнившись в моих интеллектуальных способностях?

— Да нет, я… — попытался вставить Елисей, но Максим не дал ему шанса.

— Может быть, ты настолько уверен в своей правоте, что готов вызвать меня на дуэль? — продолжил Меншиков, и от этого предложения парень испуганно побледнел. — Нет? Точно? А то мы ведь все знаем, что ты, как известная субстанция в проруби, мотыляешься. Вдруг ты набрался храбрости выбрать четкую линию поведения. Ну, что же ты молчишь? Нам всем интересно.

Елисей смотрел на Меншикова с ненавистью, но встать из-за стола и уйти, гордо хлопнув дверью, не мог. Отец бы за такое не то что по головке не погладил, убил бы на месте, и это не фигура речи.

— Ну раз так, то будь любезен, не перебивай, — закончил отчитывать оппонента Меншиков и обратился ко всем. — Я повторюсь. Имперцы всерьез взялись за причастных к мятежу. И я не буду покрывать тех, кто хоть как-то в этом замешан. Мы — Свободная фракция, но мы не революционеры, и никогда ими не будем! Наша цель — реформы, а не братоубийственная война. И если я узнаю, что кто-то из вас или ваших родов приложил руку, голову или деньги к известным событиям, мы не будем ждать господина Мирного или боярина Нарышкина. Я сам нанесу вам визит вежливости. Наша фракция не должна попасть под удар из-за какой-нибудь паршивой овцы. Я ясно выражаюсь?

Присутствующие молчали, шокированные жесткостью и открытостью позиции Максима. Головой-то они, конечно, понимали, что излишнее внимание к фракции может лишить их не только свобод и вольностей, но в отдельно взятом случае и голов, ведь нет таких богатых аристократов, у кого рыльце не в пушку. Но одно дело — банальный уход от налогов, другое — пособничество мятежу.

Но всегда очень дипломатичный и гибкий к дискуссиям Максим показал своим последователям себя с другой стороны. Жесткий, властный, сильный лидер, готовый на чистку их рядов ради выживания всей фракции. Это пугало, действительно пугало, но в то же время…

Вызывало восторг и восхищение.

Мне иногда кажется, что женщины созданы, чтобы мы по жизни не расслаблялись. Ну вот казалось бы, ты отдал ей карточку, сказал, что оденешь, что она выберет без пререканий, надеялся, что на этом твое участие в процессе и закончится, но куда там!

Нельзя просто взять и купить готовый костюм! Надо обязательно сшить новый, на заказ! Чтоб в тон платья. Ах, это платье в тон костюма? Ничего-то мы мужики в тонких материях не понимаем!

Короче, я стол в комнате, увешанной зеркалами и софитами, и героически терпел, пока вокруг меня вились две помощницы швеи, что-то подтыкая булавками там, подгибая здесь. В подобном месте я был всего один раз — когда выдавал дочь замуж, и она поволокла меня выбирать свадебное платье. Я-то головой, конечно, понимаю, что ей хотелось получить папенькино одобрение ну и поймать восхищенный мужской взгляд, но под конец процедуры я готов был сбежать на работу. Потому что фразы «А какое лучше это с бантиками или то с цветочками?» ставили меня в тупик. Ну просто и это с цветочками, и то с бантиками были абсолютно одинаковыми — белыми и пышными. Что еще нужно от свадебного платья?!

В общем, когда меня выгнали из примерочной с фразой: «А теперь я хочу померить платье, но это будет сюрприз», я выскочил из ателье чуть не вприпрыжку, впуская за собой телохранительниц.

Вышел из здания, застыл у входной двери и с удовольствием втянул холодный февральский воздух полной грудью. Розовые автомобили моей невесты, на которых она приехала сюда, заставляли прохожих оглядываться, и я подумал, как хорошо, что тогда мы отпустили охрану Василисы. Не уверен, что смог бы накрыть защитным пологом всех, и была бы у ее телохранителей смерть глупая и бессмысленная.

Предаться мыслям о вечном мне не позволил телефонный аппарат.

— Мирный, — коротко ответил я, поднеся трубку к уху.

— Привет, Алекс! Чем занимаешься? — поинтересовался цесаревич.

— Страдаю во благо государства, — мрачно пошутил я.

— Готовишься к приему, что ли? — хмыкнул Иван.

— Ну не столько я, сколько Василиса.

— Все правильно твоя невеста делает. Наш серпентарий будет встречать по одежке. Никак нельзя дать им повод трепать о тебе языками, — заявил цесаревич.

— Да? Жаль, а я хотел явиться в берцах и бронежилете, — вздохнул я в ответ.

— Алекс! — укоризненно протянул наследник престола.

— Ладно, Твое Высочество, так и быть. Ради тебя придется влезть в костюм. Но если и он не переживет мероприятия — извиняй, на следующее будут берцы.

Цесаревич фыркнул, но развивать тему не стал.

— Ладно, я звоню с хорошими новостями, — сменил он тему.

— Хорошие новости у нас в дефиците, — осторожно заметил я.

К тому же, что хорошо для наследника престола, может быть не так чтобы хорошо для меня.

— Государь доволен проведенными тобой мероприятиями, — пафосным тоном заявил цесаревич. — Твой Потешный отдел признан высокоэффективным инструментом.

Ну, еще бы.

— И ты же помнишь, что финансирование этого подразделения идет из моих личных средств?

— Что-то такое припоминаю, да.

— Так вот, экономисты, конечно, еще не все посчитали, но уже сейчас могу с уверенностью сказать, что твоему отделу выделят не только дополнительные игрушки для обвеса, но и финансирование на расширение личного состава! — с нескрываемой гордостью заявил наследник. — Я считаю, что нужно довести число сотрудников хотя бы до полусотни. Что скажешь?

Вместо ответа я тяжело вздохнул. Ох уж эта юность! И жить торопится, и убиться спешит.

— Скажу, что новости прекрасные, но пока я руковожу этим отделом, забивать штатные единицы лишь бы не отняли финансирование, я не дам.

— Алекс? — не понял цесаревич.

— Ну вот, Твое Высочество, ты же наверняка хочешь забить отдел армейским составом? От Лютого там кого-нибудь отщипнуть, от Серова?

— Примерно так, да, — согласился Иван, все еще не улавливая, к чему я клоню.

— И это самая скверная идея, какая только могла прийти тебе в голову. Рвать сложившиеся команды — плохо. Они эффективны как раз потому что сработались, а с новыми, так сказать, коллегами будут заново притираться, и не факт, что притрутся. Ведь они не сами захотели перейти, а ты их вырвал из родного гнезда.

— Я же не собираюсь никого силком тащить! — возмутился Иван.

— Ага. Приходит такая разнорядочка сверху — выделить Его Высочеству тра-ля-ля двадцать человек личного состава. И как, соломинку тянуть будут? Неликвид тебе отдавать? Они там бойцов растили-пествовали под себя и свою работу, а тут ты такой красивый, обличенный властью. Наследнику престола ведь и не откажешь, но и соглашаться убийственно.

Трубка сосредоточенно засопела, сигнализируя о том, что собеседник обдумывает мои слова.

— Сейчас люди под моей рукой отобраны мной лично, я понимаю, кто это, чего от них ждать, их сильные и слабые стороны. И, как ты видишь, даже того количества, что есть, достаточно, чтобы вызвать удовольствие Его Величества, — дожал я парня.

— И что ты предлагаешь? — спросил Иван.

— Не торопиться. Я уже обдумывал расширение, и нам нет смысла забивать позиции чужими специалистами или солдатиками типа «сено-солома». Ты же хочешь высокоэффективную команду, Твое Высочество?

— Ладно, — вздохнул цесаревич, — решай, как знаешь. Но мое слово при найме решающее!

— Естественно, — усмехнулся я. — Это же твой Потешный отряд, тебе и командовать парадом.

После поединка с Ирочкиными подопечными Дмитрий Евгеньевич как с цепи сорвался. То есть он и до этого гонял нашу троицу нещадно, но сейчас как будто делал это втрое усиленней, если такое возможно. Если Иван с Василисой упражнялись со второй-третьей стихией, то мне выдали задание открытия Дерева.

И это, надо признаться, оказалось сложнее, чем все предыдущие стихии вместе взятые. Дерево — стихия созидания, а я к нему был малость не склонен. Обе мои жизни, так или иначе, оказались связаны с боем, насилием и смертью. Заставить проклюнуться росток с таким послужным списком оказалось не так-то просто. Разумовский зверел, орал и обещал зверски покалечить, если я не открою новую стихию вот-прям-щас. На мой вопрос «Куда мы опаздываем?» тренер отправил меня нарезать круги по полигону и думать о новой стихии и своем поведении.

В общем, Дерево поддаваться не желало.

На последнем занятии перед императорским приемом я, два часа к ряду побившись над семечкой подсолнечника, устало наблюдал, как Иван сосредоточенно пытался развести руками мерзлую землю, а Василиса с восторгом наблюдала за вызванным ей снежным смерчем.

Подумалось, что цесаревич все-таки еще мальчишка. Мальчишка, на которого наваливается вся Российская Империя, и который хоть и готовился к этому всю жизнь, но до сих пор не готов. Хотелось потрепать его по волосам и сказать, что иногда нужно выдыхать, и он не останется один на один с этим миром, стремящимся сожрать его и его Родину ради блестящих цацок, символизирующих императорскую власть.

Василиса же на фоне всех этих обличенных властью деток была как нежный цветок розы. Красивый, но шипастый на толстом, толстом стебле, что сломает ножницы или иной секатор. Умопомрачительно цветет, но так просто не сорвать.

Я прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Я даже как-то не заметил, что из той в эту жизнь перетащил ощущение опасности. Всегда немного на взводе, всегда немного в ожидании атаки.

Защищать — это же тоже убивать.

И расслабиться нельзя, ведь от меня зависит не только мое будущее, но еще и один пацаненок, которому придется надеть корону не по весу, и девчонка из хорошей семьи, доверившаяся безымянному сироте вопреки всякому здравому смыслу.

Ребята из потешного отряда, которые еще не боевая единица и не братство, но скоро обязательно им станут.

Девушка с розовыми волосами, которую я вытащил из гетто, и которая тайком бегает на свидания с самым брутальным силовиком империи.

Детки с титулами и проблемами, которые они наследуют от отца и матерей из поколения в поколение.

Каждый человек, которому я подставил плечо или подал руку на своем пути.

И впервые в этой жизни я ощутил прилив силы не для того, чтобы выдрать чью-то глотку, а потому что, оказавшись в полном одиночестве в этом странном магическом сословном мире, я оказался не один.

Защищать — это не всегда убивать.

Иногда это просто стоять рядом, давая на себя опереться. Держаться крепко за эту землю, родную землю, что промерзает на многие метры каждую зиму. Подпирать плечами небо, с которого девять месяцев в году сыпется белая мука.

Не гнуться и не ломаться.

Я распахнул глаза. Вокруг ничего не изменилось — Иван все также боролся с мерзлой землей, Василиса все также смотрела на свой первый снежный смерч. Разумовский смотрел на меня мрачно и недовольно.

Ноги затекли, и я тяжело поднялся и потянулся к самому холодному небу в мире.

— Мирный, иди отсюда, — раздраженно произнес тренер. — Все равно выдохся.

— Ладно, — нехотя протянул я и слегка пошевелил пальцами.

В снежном вихре Василисы помимо ее снежинок закрутились алые лепестки от бутонов роз.

— До свидания, — кивнул я охреневшему тренеру и пошел с полигона.

Глава 22

В последний учебный день перед приемом у государя госпожа Орлова поймала меня буквально за ворот в коридоре университета.

— Идешь со мной, — скомандовала Ольга Мегеровна тоном, не терпящим возражений.

Бить даму моветон, пришлось выкручиваться.

— Ольга Анатольевна, вы мне крайне симпатичны, но я уже обручен! — улыбнулся я со всем возможным обаянием.

Орлова аж растерялась от такого заявления и пару секунд хлопала глазами, переваривая услышанное. Затем тонкие брови женщины сошлись на переносице, и медик процедила:

— У тебя пять стихий открыто, умник. Знаешь, что случается при открытии пятой стихии?

— М-м-м?

— Медицинский осмотр.

— Ой фу, — поморщился я.

— Я тебе с десяток уведомлений на телефон отправила, — произнесла Орлова.

— Что-то такое припоминаю, да, — нехотя протянул я.

Честно признаться, я думал это какая-то местная формальность, типа школьной диспансеризации. Пришел — молодец, не пришел — никто бегать не станет.

— Я обязательно при случае к вам загляну, — пообещал я, сделав честные-честные глаза.

— Нет, ты прямо сейчас пойдешь со мной, — отрезала Орлова.

— Но у меня пары! — возмутился я.

— Вколю транквилизатор, — выдвинула ультиматум женщина.

Даже шприц из кармана достала и продемонстрировала.

— Туше, — сдался я и отправился к местным медикам.

Спустя пару коридоров и переходов, когда Ольга Анатольевна поостыла, выяснилось, что среди студентов я первый из новичков, открывший пять стихий. Как правило, к этому результату приходят в конце первого-начала второго курсов. Что ж, с этой точки зрения интерес Орловой к моему здоровью выглядел более адекватным, но менее приятным для меня. Это не она такая ответственная сотрудница, а я такой интересный объект для рассмотрения.

В кабинете медик усадила меня в неудобное кресло и принялась производить разные манипуляции, объяснения которым я дать не смог бы при всем желании — не хватало знаний.

— Как себя чувствуешь? — спросила Ольга Анатольевна, водя вокруг моей головы какой-то фигулиной, напоминающий помесь бесконтактного термометра и транспортира.

— Нормально, — пожал я в ответ плечами.

— Прямо-таки и нормально? — недоверчиво переспросила женщина.

— Да, вполне.

— Никаких внезапных приступов слабости или эйфории? Агрессия, раздражение?

— Я что, похож на наркомана? — покосился я на медика и ее противно пищащий аппарат у своего виска.

— Дежурные вопросы, — сухо ответила Ольга Анатольевна, не оценив мое ехидство.

— Ясно.

— Ну, в таком случае все хорошо, — произнесла она, убирая прибор в коробку.

— И это все? — недоверчиво спросил я.

— Все, — протянула женщина, задумчиво смотря в экран своего компьютера.

— Ну, я пошел? — спросил я, вставая на ноги.

Орлова не ответила — женщина что-то одной рукой клацала в компьютере, а второй — в калькуляторе. Я решил, что молчание можно расценивать как согласие, но ретироваться мне не дали.

— У тебя все хорошо, Мирный, все очень хорошо, — начал Ольга Анатольевна задумчивым голосом. — Но ты идешь на запредельных скоростях в своем магическом развитии. Я не понимаю, чем это обусловлено, и не знаю, как это остановить.

— И что это значит? — нахмурился я.

Орлова пожевала губами, словно размышляя, отвечать мне на вопрос искренне или не стоит. Видимо, решила, что все же стоит.

— Это значит, что у тебя в теории полгода, чтобы раскрыть все доступные стихии. Но я сейчас смотрю на твои анализы и вынуждена сообщить, что времени еще меньше.

— Сколько? — спокойно спросил я.

— Месяца три. Может, меньше. Слишком мало аналитики, твой потенциал уникален — не с чем сравнивать, — призналась медик.

— А потом?

— А потом все. Потеря пластичности дара, — озвучила мрачный приговор Орлова. — Что открыл — то открыл.

— Ясно. Спасибо.

Мне показалось, что женщина хотела добавить что-то еще, потому что возникла какая-то пауза, но Орлова кивнула на дверь:

— Иди.

Большой императорский прием на самом деле проходил примерно раз в месяц и до мятежа представлял собой нечто вроде расширенной планерки. Малые приемы устраивались регулярно и были чем-то типа летучек для решения оперативных вопросов. Но поскольку недавнишние события нарушили привычное течение забор о государстве, этот прием будет особенным.

По крайней мере, так утверждал Иван, посвящая меня во все тонкости предстоящего корпоратива.

От бала это мероприятие отличалось исключительно деловым профилем. То есть все при параде решают рабочие вопросы — подают прошения и получают награды. Ну или мандюли, тут уж кто на что постарался.

Военные одевались в парадные мундиры, обвешивались наградами и прочими знаками отличия. Придворные дамы выряжались в мундирные платья и соответствующие случаю украшения. Ну а всякая шалупонь типа меня просто должна была выглядеть «соответствующе».

Я заехал за Василисой на своем «Руссо-Балте», каким-то чудом откопанном с парковки Охотного ряда. Машинку пришлось, конечно, изрядно отмыть и перетрясти, но «Георгий Петрович Сервис» сделал все в лучшем виде. Розовые автомобили уже кучковались во дворе особняка Корсаковых, готовые сопровождать нас до самого Кремля.

Брат Василисы встретил меня в холле, по местным меркам это было выражение невероятного расположения. Ну, спорить с этим было сложно — если Корсаков не удержит отцовский бизнес на плаву, куда он пойдет одалживать деньжат? Явно не в банк.

— Александр, добрый день, — протянул мне ладонь Матвей.

Я пожал руку парня, отметив про себя, как он осунулся и помрачнел за то время, что я его не видел.

— Василиса сказала, что вы назначили дату свадьбы, — произнес он.

— Да, все так, — кивнул я.

— Рад, что вы не стали затягивать, — осторожно произнес Матвей.

— Оставлять такую шикарную девушку, как ваша сестра, незамужней — рисковое занятие, — улыбнулся я, услышав легкие шаги Василисы наверху лестницы.

Корсаков обернулся, и мы оба имели удовольствие наблюдать медленно спускающуюся шикарную девушку. Платье Василисы было строгим по меркам местных аристократов, но дешевым не выглядело. Темно-зеленое, под цвет моего костюма, с вышивкой по краю подола и рукавов. Присмотревшись, я понял, что вышиты не просто какие-то там линии, а нули и единицы, складывающиеся в искусный узор.

Волосы девушки были убраны в хитрый узел на затылке, поддерживаемый несколькими шпильками с бриллиантовым головками. И лишь одна прядка шаловливо выбивалась из прически, падая на лицо, так что моя рука сама так и тянулась ее убрать за ушко невесты.

Понятно, зеленый цвет — цвет военного мундира, нули и единицы — намек на «В Курсе». Василиса оделась под мою деятельность и добавила кое-что от себя. Изящное решение.

— Здравствуй, — поздоровалась Василиса, глядя на меня из-под опущенных ресниц.

— Сестрица, ты великолепна, — произнес Корсаков, восхищенно рассматривая девушку.

— Благодарю, — ответила та, не глядя на брата.

— Твой жених, кажется, лишился слов, — хмыкнул Матвей.

— Нет, я размышляю, не прогулять ли нам прием и не сбежать в ближайшую часовню, — честно признался я.

Василиса вспыхнула, ее брат неловко кашлянул, а я достал из внутреннего кармана пиджака небольшой футляр и, раскрыв, продемонстрировал его содержимое.

Пришлось изрядно попытать боярыню Нарышкину, которая внезапно решила проявить героическую стойкость и женскую солидарность, чтобы не выдавать образ подруги. Мария сломалась на моем недовольном замечании: «Если ей не подойдут сережки от Овчинникова, это будет на твоей совести».

Название ювелирного дома произвело эффект волшебной пилюли и спустя десять минут я знал больше, чем требовалось. Даже чем хотелось бы.

Однако это помогло подобрать подарок сообразно случаю, и теперь я демонстрировал сережки геометрической формы с модным танцующим бриллиантом внутри.

Где-то в этом месте мой будущий деверь извинился и посчитал целесообразным удалиться, пожелав нам хорошего вечера. Василиса же несколько минут держала украшения в пальчиках, рассматривая хитрую работу, заставляющую камешек в центре середки крутиться в нескольких плоскостях, что действительно было похоже на танец.

— Если опоздаем, то поедем в часовню, — произнес я, не без удовольствия наблюдая, как невесте нравится подарок.

Василиса ойкнула и, быстро переодев серьги, покрутилась передо мной, красуясь и пользуясь случаем, что мы вдвоем.

— Ну как? — спросила девушка, хитро стреляя глазками.

Я поймал невесту в объятия и прижал к себе.

— Не дразни меня, — проговорил я в губы девушки, завороженно смотрящей на меня. — А то точно не доедем до Кремля.

Василиса судорожно втянула воздух и вывернулась из моих объятий. Одернула платье, сдула несуществующую пылинку с моего пиджака и, гордо расправив плечи, произнесла:

— Александр, едем.

И если бы не предательски алеющие щеки девчонки, я бы даже ей поверил.

На территорию Кремля пустили только мой «Руссо-Балт». А вот машинки сопровождения с немного дерганными от стремительно повышающейся важности охраняемой персоны телохранителями остались подпирать стены древней крепости.

Мы припарковались возле одного из зданий, не тронутых мятежом, и пока шли к входным дверям я заметил, что территорию вылизали, насколько это вообще возможно было после произошедшего. Не просто раскатали газон прямо поверх снега, а отмыли брусчатку до скрипа, заделали все, что можно заделать, а что нельзя — занавесили извечной зеленой реставрационной сеточкой.

Еще месяцок, и ничего не будет напоминать о случившимся.

Здание, где проходил Большой прием, было самым современным из тех, где я успел уже побывать. Входные двери плавно разъехались перед нами, внутри ждало несколько арок досмотра, почти как в аэропорту, а после этого нас принял распорядитель и отвел в огромный зал, больше напоминающий помещение для конференций. Да, конечно, все было в дорогом камне и золоте, хрусталь светильников шикарно переливался, а в темном паркете на полу можно было увидеть собственное отражение, но тем не менее, меня не оставляло ощущение высокой технологичности здания.

Гостей, точнее, визитеров расставляли в строгом порядке с придворной иерархией, и наше место по идее было где-то на галерке, куда и поставил нас провожатый. Я успел кивнуть Лютому, изображавшему столб, и Серову, профессионально сливавшемуся с интерьером, как к нам подошел другой служитель. Судя по пышности наряда, этот был старше по чину, и он же переставил нас где-то на середину, рядом с нашими университетскими друзьям.

Это перемещение сопровождалось шепотками — благородным не понравилось такое смешение, военные явно хотели бы, чтоб меня определили в их сектор, женщины просто смотрели на мою невесту со смесью презрения и зависти. Нам было здесь не место, но оспаривать этого никто бы не посмел. Раз переставили, значит, так решил Его Величество.

А там кто знает, может, меня не награждать сейчас будут, а прилюдно пороть на радость публике?

Пока время позволяло, мы с друзьями обменялись приветствиями и комплиментами. Нарышкина украдкой показала мне большой палец. Демидова, заметившая этот жест, выразительно приподняла бровь, но мы с Марией его дружно проигнорировали.

— Вас не просто так сюда подвели, — негромко произнес Ермаков, склонившись ко мне.

Хотелось сказать, что я надеюсь отделаться легким испугом, но не успел — распорядитель объявил малый титул Его Императорского Величества.

Двери распахнулись, и в зал вошел государь с семьей.

Пожалуй, выглядел Дмитрий Алексеевич получше, чем когда я его нашел на бетонном полу, но все еще недостаточно хорошо. Восстановление требовало сил, а лежать и плевать в потолок, когда у тебя на плечах огромная империя, очевидно некогда.

На императрице произошедшее тоже отложило свой отпечаток, и даже косметика не скрывала усталости. Хотя, пожалуй, было еще что-то. Что-то, что Ее Величество тщательно старалась скрыть, но я в своей жизни видел это трижды с близкого расстояния, и изменившаяся походка выдавала императрицу с головой.

Принято объявлять о беременности в королевской семье, когда проходит минимальный порог жизнеспособности плода, возможно, сегодня будут действительно хорошие новости.

Дети — это всегда хорошо.

Император сел на трон на небольшом возвышении, его супруга разместилась по левую руку на троне поменьше и попроще, цесаревич встал за плечом отца по правую руку, а царевна — за плечом матери по левую.

На пару секунд в зале воцарилась тишина. Василиса держалась за мой локоть так, словно она тонула, а я был спасительной соломинкой. Я накрыл пальцы девушки своей ладонью, и она чуть ослабила хватку.

В целом, я понимаю, какое впечатление на нее производило происходящее. Государь с семьей практически на расстоянии вытянутой руки! Для неблагородного жителя империи просто увидеть вживую правителя — невероятная редкость, а чтобы вот так близко практически никогда. Можно смело хвастаться соседям, знакомым и родственникам всю жизнь.

Да и, честно говоря, императорская семья не выглядела слабой или блеклой. Уставшими — да, еще не до конца восстановившимися после случившегося — тоже да, но сломленными, потерянными? Нет.

И это внушало оптимизм в подданных. Ведь пока на троне сильный правитель, в стране будет порядок и процветание, а произошедшее скоро забудется и замылится другими, более насущными вопросами и позитивными новостями.

Начало которых явно произойдет сегодня.

— Господа, дамы, — взял слово государь, обводя взглядом зал с легкой улыбкой. — Я рад видеть так много лиц здесь сегодня. Особенно отрадно, что это лица людей, верных трону и Российской Империи. Тяжелые времена были, есть и непременно еще будут. Но мы — сильны своим единством. Веками Российская Империя стоит на том, что принимает людей любой веры, любой крови. Требует немало — верности. Но и взамен дает соразмерно. И сегодня вы узнаете, как эта верность, проявленная в самый черный час для нашей страны, будет награждена.

Легкий шелест прокатился по залу — люди замерли и, кажется, даже не дышали на речи государя, и теперь шуршали в нетерпении.

Раздача плюшек — это всегда приятно.

Император слегка пошевелил пальцами, и распорядитель развернул длинный свиток. Архаичненько, но атмосферненько, надо сказать.

— Боярин Нарышкин Виктор Сергеевич!

Нарышкина вызвали первым, и это понятно — он-то ответственный за внутреннюю безопасность. Зал замер в сладком предвкушении: похвалит государь за подавление мятежа или размажет по паркету за сам факт оного?

— Знаю, нелегко дались тебе некоторые решения, Виктор, — негромко проговорил государь, пристально глядя на склонившего голову боярина. — Но не все наши верные решения приятны. Знаю я и то, что в трудный для нашей страны, для моей семьи час, ты не поддался искушению, остался верным своей присяге. Нет более дорогого моему сердцу, чем старые друзья, оставшиеся рядом, в дни, когда кровь оказалась просто водой. Жалую тебе титул князя Рязанского, друг мой.

Зал не сразу очнулся, а когда раздались запоздалые аплодисменты, я кинул взгляд на Марию. Нарышкина стояла бледная с широко распахнутыми глазами.

Титул — пыль, когда государь называет тебя другом. И каждый, каждый в этом зале это услышал и передаст дальше. Дмитрий Романов наградил Нарышкина не потому, что тот убивал по приказу, а потому что тот защищал друга.

А это, как говорится, очень большая разница. И пусть теперь кто-то попробует позлословить на счет Нарышкиных.

Дальше шли разные уважаемые люди, которые отличились в подавлении мятежа, в перехвате взбунтовавшихся частей, и тут после награждения Ермакова вдруг распорядитель объявил:

— Княжич Максимилиан Павлович Меншиков!

Зал недоуменно замер. Вот уж кого-кого, а фамилию Меншикова здесь сегодня слышать желали только в качестве псины для битья.

Дмитрий Романов с несколько удивленным видом посмотрел на распорядителя:

— Княжич Меншиков?

— Максимилиан Павлович собрал людей рода Меншиковых и вывел на улицы столицы для зачистки улиц, Ваше Величество, — кивнул распорядитель.

Его Величество задумался:

— Интересно… А что, Павел Меншиков уже не глава рода? За него наследник такие дела решает?

Зал молчал, ожидая крови. Максим, кажется, тоже что-то такое себе думал, потому что парень хоть и пытался сохранить бесстрастное лицо, брови нет-нет да и хмурились.

— Ну, Максимилиан, — обратился к княжичу государь, — раз в такое сложное для страны время из твоего рода только у тебя нашлось мужество выйти с оружием в руках защищать интересы государства… Тогда поступим так. Пиши! — кивнул он распорядителю, который жестом фокусника выудил ручку откуда-то из складок одежды. — Я, Дмитрий Алексеевич Романов, своей властью назначаю Максимилиана Павловича Меншикова главой рода Меншиковых. Предыдущий глава рода, Павел Андреевич, обязан сложить с себя все полномочия и передать их новому главе рода, Максиму Павловичу Меншикову в срок… Ну, скажем, недели.

Максим стоял, точно обухом огретый. С трудом парень выдал положенные слова благодарности и совершенно ошарашенный вернулся на место.

Такой поворот многое менял в расстановке политических сил страны. А кроме того, все понимали, что Максим еще слишком юн для главы рода, да и опыта у него маловато.

Но то у него. А вот у его тестя того опыта хоть на хлеб намазывай. Что же будет со Свободной фракцией завтра?

Впрочем, под строгим взглядом государя, публика все же похлопала Меншикову, и после этого награждение перешло к более простым, но не менее важным участникам событий.

Лютому, например, вручили орден и кое-какую недвижимость. Серову тоже, но без уточнения за какие заслуги конкретно. Еще и еще неизвестные мне военные получали свой кусок пирога, и я даже немного расслабился и потерял бдительность, когда на весь зал раздалось:

— Александр Владимирович Мирный!

Василиса моментально разжала пальцы на моем локте, и я под прицелом десятков глаз подошел к трону и почтительно склонил голову.

— Опять ты отличился, Мирный? — демонстративно вздохнул император.

— Виноват, Ваше Величество, — я покаянно опустил голову.

Отпусти меня старче, я тебе еще пригожусь.

Меж тем распорядитель как будто даже с каким-то смаком стал перечислять мои заслуги перед Отечеством. Его послушать, так я прямо супер-герой какой-то. Прямо-таки наш пострел везде поспел. И цесаревича спас, и императора вынес, да и еще так, по мелочи, успел засветиться…

— И что же мне с тобой делать, Александр? — задумчиво потер подбородок Его Величество.

Понять и простить?

— За спасение члена императорской семьи положено даровать титул, — проговорил Дмитрий Романов, глядя не на меня, а на собравшихся гостей. — И не просто так, а отдав в жены кого-нибудь из женщин правящей династии. Но ты уже обручен, скоро поженишься. Знаю, что невеста твоя — верная подданная Российской Империи и умная девушка. Разрывать такой союз было бы грешно, бог мне не простит. Так что придется немного изменить традициям, и даровать тебе просто титул с богатой землицей. Служи же своей стране верно, Александр Владимирович Мирный, князь Калужский!

Глава 23

Моим награждением завершилась официальная часть Большого приема, а далее последовала неофициальная. Символическое обмывание и все такое прочее. Ордена в стаканах, конечно, никто водкой не заливал, но чтобы немного пригубить по случаю раздачи плюшек и поздравить друг друга, выпивки хватало.

Император с семьей удалился, чтобы не смущать общественность своим присутствием, но прежде перекинулся парой слов с основными союзниками.

Иван же в этом время подошел ко мне, пожал руку, и демонстративно хлопнул по плечу.

— Князь Калужский, прими мои поздравления, — хитро щурясь, проговорил наследник престола.

— Благодарю за столь щедрый подарок, Ваше Высочество, — склонил я голову перед цесаревичем.

— И жду приглашение на свадьбу со столь великолепной девушкой, которая первее всех рассмотрела твой невероятный потенциал, — широко улыбнулся Иван.

Я постарался скрыть улыбку, вспоминая наше с Иваном обсуждение Корсаковой в первые дни учебы. И заверил, что Его Высочество получит приглашение на нашу свадьбу, которая, кстати, скоро состоится, первым.

На этой позитивно-демонстративной ноте, Романовы оставили подданных переваривать и обмусоливать сучившиеся перемены, и народ быстренько перемешался. Каждый старался уделить внимание каждому, попутно не забывая и о себе. Кто-то пытался сразу же пропихнуть с поздравлением какие-то деловые предложения, а то и дочурок на выданье, кто-то просто пробраться поближе к телу.

Больше всего людей толпилось вокруг Нарышкина, разумеется. Его род долго шел к княжескому титулу, и вот многие поколения верной службы, наконец, окупились.

Мария разрывалась между тем, чтобы побежать поздравить отца, и тем, чтобы поддержать мужа. В короткой схватке между родом нынешним и родом будущим победило воспитание. Так что девушка осталась при Меншикове, который пребывал в шоковом состоянии. Оно и понятно — теперь у парня прибавилось головняка, и как с ним справиться, непонятно.

— Максим, прими наши поздравления. Ты достоин быть главой рода, несмотря на все обстоятельства. Мы с тобой — боевые товарищи, и мой род с радостью окажет тебе любое содействие при необходимости, — проговорил Алексей, протягивая руку.

Слова Ермакова вывели Меншикова из ступора, и он, ответив на рукопожатие, невесело усмехнулся:

— Благодарю.

— Не переживай, Алексей, — сверкнула своими колдовскими глазами Мария, — род Нарышкиных не оставит моего будущего супруга с дарованной ему ответственностью один на один.

Это было такое милое «не лезь вперед батьки в пекло», что вся компания понимающе хмыкнула.

— Мария, — укоризненно произнесла княжна Демидова.

Нарышкина поджала губы, но лезть в бутылку не стала. И так понятно, что Максима сейчас начнут жрать и свои и чужие, и если парень не найдет адекватной поддержки внутри Свободной фракции, ему придется искать ее у имперцев. И что тогда будет с политическим равновесием в стране, предсказать станет сложно. Впрочем, учитывая последние события, возможно, Дмитрий Алексеевич задался целью раскатать всю оппозицию тонким слоем. Я еще не очень понимал расстановку сил на шахматной доске, но теперь разбираться придется.

Вот ненавижу политику, а вляпался в нее по самое не хочу.

— Алекс, я так тобой горжусь, — тихо сказала Василиса, и тут вся компания развернулась ко мне.

— Александр, — широко улыбнулся Ермаков, — рад приветствовать тебя в нашем высшем обществе.

Не мог я ответить тем же, но критиковать подарок государя — последнее дело. Так что пришлось вежливо улыбнуться:

— Благодарю.

— Говорят, Калуга — один из самых богатых регионов, — проговорила княжна Демидова. — Государь отдал тебе земли короны, а не изъятые у мятежных родов. Поистине царский подарок!

Все дружно закивали, что Романовы — очень щедрые правители, а Дарья продолжила:

— Но управление княжеством не то же самое, что управление твоим клубом или даже фирмой. Здесь нужен толковый специалист с хорошими рекомендациями. Таких с улицы нанимать нельзя — сам понимаешь, может получится неожиданный результат. От падения доходов с земли до обсуждения твоего исподнего у тебя за спиной.

— Хотел бы я посмотреть на того самоубийцу, который решит обсуждать князя Калужского за спиной, — хмыкнул Нахимов.

— На чужой роток не накинешь платок, — пожала плечами Демидова, после чего вновь обернулась ко мне. — Александр, если нужна будет помощь с управлением княжеством, мой род с удовольствием предоставит тебе список проверенных людей.

— Дарья, ты очень любезна, — улыбнулся я. — Спасибо, если возникнет потребность, я обязательно обращусь к тебе.

— К любому из нас, — вставила Мария.

— К любому из вас, — поправился я.

Тут в беседу вклинился Алмаз. Тугарин посмотрел на меня выразительно и выдал в своем репертуаре лихого холостяка:

— Господа, дамы. Мы сегодня имели честь наблюдать уникальный случай дарования нового титула. Уверен, князь Калужский найдет время в своем резко уплотнившемся графике, и мы отпразднуем это событие.

— С удовольствием разделю с вами эту радость, друзья, — не стал отпираться я.

— У меня на примете есть один недурственный ресторан… — подал голос Нахимов, и ребята переключились на него.

Кирилла тоже не обделили наградой за расчистку одной из улиц, на которой, подозреваю, обитала боярышня Румянцев, а моего локтя коснулся Ермаков.

Мы с Алексеем отошли в сторону под предлогом обновить напитки для наших дам, и княжич проговорил:

— Ты же понимаешь, что теперь должен соблюдать все правила игры?

— Лучше, чем ты думаешь, — мрачно ответил я.

— Ты теперь один из нас, Алекс, — проговорил Ермаков с серьезным видом. — И твоя репутация вместе с титулом будет наследоваться твоими детьми, внуками, правнуками… Лобачевские до сих пор не до конца приняты боярами, потому что их титулу всего-то пара веков. А ты сразу шагнул из простолюдинов в князья, минуя боярский титул. И если получение титула со временем будет восприниматься как молодецкая лихость, то любая ошибка будет тянуться и портить кровь. Некоторые договоры заключаются или не заключаются на основании репутации и рекомендаций. Деньги в высшем обществе вторичны.

— Скажи это тем, кто проспонсировал недавние народные гуляния в Москве, — жестко усмехнулся я.

Ермаков чуть нахмурился:

— Мы не берем пограничные случаи… Это ужасное происшествие и, честно скажу, я в жизни бы не подумал, что в наше время найдется кто-то настолько…

Княжич не договорил, но общий смысл его слов был понятен. Хорошо воспитанные аристократы не позволяют себе нарушать слова, присяги, клятвы, хотя никакого магического отката не существовало. Просто слово аристократа, как слово офицера, имело вес.

Но, как это всегда бывает, из любых правил есть неприятные исключения, в чем мы имели несчастье убедиться недавно.

— Василисе помогут девушки, я попрошу Дарью, она привлечет Марию. С Анной, так полагаю, у твоей невесты уже начали складываться более-менее доверительные отношения, — продолжил Ермаков. — Но это все женские мелочи. Общество будет смотреть в первую очередь именно на тебя. По тебе будут судить не только обо всем роде Мирных, но и цесаревиче, ведь он выбрал тебя в ближники и всем это только что показал.

Я кинул взгляд на нашу компанию, что-то бурно и весело обсуждающую, и лишь молча кивнул.

Ермаков вполне искренне переживает, как я интегрируюсь в их великосветский гадюшник, и готов в этом помочь. Но о том, что я повидал на своем веку побольше роскошного дерьма, я рассказать парню не мог.

После поздравлений от ближнего круга начались поздравления от всех прочих. Тут основной удар принял на себя, конечно же, Меншиков. Пока мы стояли тесным кружком, благородная публика успела обдумать, как она относится к этому назначению, сделать соответствующие выводы и принять кое-какие решения. Так что очень скоро Максима с Марией оттеснила от нас толпа доброжелателей, да и остальные растянулись по залу.

Мне, надо сказать, тоже досталось немного внимания. Игорь Вячеславович крепко пожал мою ладонь и пожурил, что я все-таки ускользнул от службы в его отряде. Мне теперь не по чину бегать с его силовиками, и, хотя он за меня очень рад, но терять такого бойца ужасно жаль.

Серов был не так многословен, но тоже посетовал, что и к нему в структуру мне уже не зачислиться по той же проблеме — титул. Правда, в отличие от Лютого, Серов понимал, что титул для меня скорее обременение, чем выгода, но тактично обошел этот момент в диалоге.

А вот когда ко мне подошел Нарышкин, кажется, на нас пялился весь зал. Логика подсказывала, что, наверное, мне стоило его поздравить первым, но институтов мы не кончали, и всем придется еще какое-то время потерпеть мое невежество.

— Александр, поздравляю с титулом, — произнес отец Марии. — Достойная награда за твои подвиги.

— Благодарю, — кивнул я. — Примите и вы мои поздравления с княжеством. Ваш вклад в подавление мятежа неоценим.

Мы еще немного порасшаркивались с князем Рязанским, когда ко мне подошел служитель и негромко сообщил, что Его Высочество желает меня видеть. Извинившись перед многозначительно хмыкнувшим Виктором Сергеевичем, я, перепоручив Василису подругам, выскользнул из зала.

Несколько переходов по напичканным охраной коридорам, и вот я оказался в каких-то покоях, предназначенных не то для отдыха, не то для переговоров. Пара диванов, интерьерных финтифлюшек, и небольшой круглый стол на одной ножке, выполняющий роль бара.

— Алекс, ты бы видел, как меняются рожи главных придворных лизоблюдов, — хохотнул Иван, едва за мной закрылась дверь.

— Твое Высочество, неужели нельзя было как-то выкрутиться? Ну там, награда какая, еще домишко… — вздохнул я.

— Нельзя, сам знаешь, — резко посерьезнел цесаревич, разливая из хрустального графина в бокалы янтарный напиток. — Не поймут. Скажи спасибо, что невесту твою не оттерли. Ее спасло только создание вашей социальной сети. Иначе без шансов — простолюдинка не может выйти замуж за князя, сам понимаешь.

— Кошмар какой, это ж никакой личной жизни, — буркнул я, принимая бокал с коньяком.

— Привыкай, — хмыкнул Иван, и хрусталь радостно дзынькнул.

— А мне к княжеству учебников по этикету и придворному раскладу не полагается? — поинтересовался я, пригубив великолепный напиток.

— По придворному раскладу я тебя сам натаскаю. А по этикету попроси Нахимова, — ответил цесаревич, отставляя в сторону бокал, из которого также пригубил лишь немного. — Ты сделал ему одолжение, вернув в реальность? Пусть ответит соответствующей любезностью — даст неболтливых учителей. Наверняка для своей боярышни кого-нибудь уже искал, натаскивал ее на новый титул.

Я кивнул, а Иван продолжил:

— По поводу управления княжеством можешь не переживать, — заявил Его Высочество. — Отец не просто так тебе Калугу выделил — там уже давно работает наш человек, с ним позднее сам познакомишься. Человек проверенный, верный, а главное — прекрасный специалист. Тебе останется только получать доходы с княжества и распоряжаться ими на свое усмотрение.

Мы снова чокнулись и снова символически пригубили.

— А вот за это отдельное спасибо, — искренне поблагодарил я. — А то был риск уйти на домашнее обучение.

— Но-но! — возмутился Иван. — Высшее образование теперь для тебя еще важнее, чем раньше. Корочка юриста — первый шажок по карьерной лестнице. И не смотри на меня так, сам знаешь, теперь у тебя другие приоритеты и к тебе другое внимание.

— Да уж, внимания у меня теперь будет, хоть отбавляй, — усмехнулся я.

Иван отставил свой бокал и взял со стола толстую кожаную папку со всеми соответствующими вензелями, чтобы вручить мне.

— Здесь документы и вся необходимая информация по твоему княжеству, Алекс. Полистай на досуге, чтобы хоть примерно представлять, чем оно живет и что там можно еще полезного устроить. И, кстати, когда соберешься посетить свою Калугу, пригласи боярича Новикова.

Наследник престола подмигнул мне и покинул комнату первым. Вес папки намекал, что там не три строчки написано, но заглядывать в нее сразу я не стал, успеется, и почти сразу же вышел вслед за цесаревичем.

Пора возвращаться домой.

— Это что же получается, теперь Мирный ко всем совершенно законно вламываться станет?

— А вы как хотели, ближник наследника престола, так или иначе, получил бы полное одобрение любым своим действиям. Сами слышали, сколько раз он членов императорской семьи спасал. То, что теперь его в благородное сословие ввели, так это наоборот нам же и выгодно. Можно совершенно законно поставить его на место.

— Ничего вы не поняли, господа. Князь Калужский — не тот человек, которого можно куда-то поставить. Вы ведь слышали, как с ним Его Величество разговаривал? А то, что таким же тоном он с Нарышкиным до того общался, вас не смутило? Нет уж, увольте, я в ваши игры не играю больше. И раньше было опасно — а теперь станет еще хуже. Пусть Мирный пролез в сословие прямо как в поговорке — из грязи в князи, но я не хочу видеть, как он вламывается ко мне в дом и убивает членов моей семьи. Так что прощайте, господа.

— Мама, раз Мирный теперь целый князь, да к тому же, как я слышала, баснословно богатый, может быть, стоит попытаться выдать меня за него замуж?

— Молчи, дура, за умную сойдешь! Сам император отказался свою дочь предлагать, а тут мы вперед полезем?! Романовы сразу тебе скажут, что ты себя выше царевны мнишь, раз их дочь не подошла, а ты сгодишься! Хочешь одним предложением весь род под нож подвести за оскорбление императорской семьи?

— Не хочу…

— Вот и молчи. Другое дело, если помолвка не состоится. А для этого нужно его невесту…

— Заткнулись обе, нашли о чем заговоры плести!

— Прости, дорогой.

— И чтобы я не видел даже, что вы в сторону князя дышите. Я головы лишиться из-за двух дурех не хочу. А если надо будет — вдовцом стану и отцом монахини. Я понятно все сказал?

— Вы слышали, что случилось с Меншиковыми?

— Это кошмар, в Европе бы такого никогда не произошло.

— Ну, в Европе король всего лишь первый среди равных, а у нас абсолютная монархия.

— Зато Европа — лоскутное государство, а у нас крепкая империя.

— Вы смотрите на мир сквозь розовые очки!

— Я смотрю на мир сквозь банковский счет. И поверьте, то, что я там вижу, возникло отнюдь не благодаря вечной междоусобице с соседями.

— Ну, будем объективны, Павел Андреевич поставил не на того. Наверняка, что-то знал…

— И нам очень повезло, что он ни с кем из нас своими знаниями не поделился. А то сейчас бы тоже паковали вещички.

— Знаете, что меня в этой ситуации больше всего беспокоит? Что главенство рода отдали мальчишке. Не удержит.

— Наверняка на то и был расчет! Фракция развалится, род обнищает, корона поглотит княжеское имущество.

— Вы обвиняете меня в розовых очках, а сами сгущаете краски. Помните, с кем Максимилиан помолвлен? То-то же. Нарышкин не даст своей дочурке пойти по миру.

— Да и дочурка у него…

— Держите свои оценочные суждения за зубами. Я не хочу из-за чьей-то глупости оказаться гостем Лубянки!

— Рад приветствовать вас, мой венценосный брат, — произнес король Британии, поднимаясь навстречу гостю. — Приятно знать, что вы сочли наше приглашение стоящим внимания.

Виталий Алексеевич благосклонно кивнул. Романов вел себя так, словно это не он просит помощи, а прочие наперебой ему предлагают. Наверное, Карла это бесило, но сейчас они преследовали одну цель, правда, с разными интересами. Впрочем, эти несущественные детали потом можно будет пересмотреть.

— Благодарю за столь теплый прием, — проговорил Виталий Романов.

Карл сделал приглашающий жест, и мужчины уселись по креслам за столик, уставленный самой изысканной едой.

— Со своей стороны позвольте выразить свое сочувствие по поводу постигшей вас на родине неудачи, — продолжил король Британии. — Мы плотно следили за событиями в Москве. И мои люди сделали выводы, как избежать повторения случившегося. Как мне известно, вам уже передали наше предложение?

— Передали, — подтвердил брат российского императора. — И я согласен на ваши условия.

От Виталия Алексеевича не утаилось, как хищно сверкнули глаза его венценосного брата, но оба сделали вид, что не заметили этого.

— Прекрасно! Просто прекрасно. В таком случае предлагаю сегодня скрепить наш договор вином. Я распорядился также выделить вам покои в королевском жилом крыле, ведь вы тоже — часть нашей семьи. Отдохните после тяжелой дороги и мрачных мыслей. А завтра, не откладывая, сразу же приступим к главному. К реализации разработанного моими специалистами плана по возвращению вам трона Российской Империи.

Глава 24

Возвращаясь с Большого императорского приема, Максим задержался. Он проводил Марию до дома, перекинулся парой слов с будущим тестем, да и в целом вообще никуда не торопился.

Он знал, что документы с приказом императора уже полетели не только по всем инстанциям, но и легли на стол его отцу. Но Максимилиан не понимал, каким будет их встреча после этого приема. Не знал, что скажет этому человеку.

Человеку, растившему своего самого верного солдата по образу и подобию своему.

Человеку с весьма спорными методами управления делами.

Человеку с нечистыми по самые локти руками.

Что Максимилиан скажет собственному отцу?

Но, к счастью, вопрос отпал сам собой, когда Максим все-таки доехал до дома.

Слуги, встретившие молодого человека по возвращению из Кремля, были растерянны. А вот мать, наоборот, как будто испытала облегчение. Как и положено аристократам, родители хранили личную жизнь за закрытыми дверьми, но супруга Павла Андреевича счастливой давно не выглядела. А может быть не только давно, но и всегда.

Максим не знал, что там происходит за закрытыми тяжелыми дорогими дверьми родительских покоев, но вряд ли это походило на любовь или партнерство.

— Сынок… — тихо произнесла мать, замерев на середине шикарной лестницы.

— Где отец? — спросил Максим, отдавая верхнюю одежду прислуге.

— Он ушел, — ответила женщина еще тише, как будто это был страшный секрет.

— Вот как? — приподнял бровь юноша. — Куда?

— Не знаю… Он сказал, что ни минуты не будет находиться под одной крышей с предателем.

Матушка закусила губу, прижала руки к груди и спросила:

— Максим, это правда? Правда, что государь велел тебе взять управление родом на себя?

Максим легко взбежал по лестнице, приобнял мать и негромко ответил:

— Правда, мам.

Женщина судорожно втянула воздух, но она была княгиней, а потому сдержалась от лишних эмоций.

— Ты устал? Распорядиться подать тебе ужин? Сделать ванну? — заглядывая в лицо сына, спросила она, словно ища там что-то.

Тень отца? Или наоборот, ее отсутствие?

— Да… — взъерошил волосы Максим. — Да, можно. Я спущусь через час.

Поцеловав руку матери, юный глава рода взлетел по лестнице наверх, в отцовский кабинет. Максим не сомневался, что тот вынес из дома все, что могло бы хоть как-то его скомпрометировать. Вероятно, даже оставил пару подлянок любимому наследничку в качестве бесплатного бонуса.

Но, конечно, он не ожидал, что кабинет окажется вычищен подчистую. Как будто уходя, Павел Андреевич прихватил с собой даже пыль с антикварных томиков классической литературы, коллекцией которых очень гордился.

Юноша закрыл за собой дверь, и несколько секунд постоял на пороге. Затем медленно обошел комнату, ведя пальцами по стенам. Не ощупывая в поисках тайников, а словно бы проверяя реальность помещения. Выглянул в окно без штор, за которым открывался вид на шикарный заснеженный сад.

Сел в отцовское кресло.

Положил ладони на столешницу.

И на мгновение прикрыл глаза.

Максимилиан Меншиков — новый глава рода.

Вчерашний мальчишка, убежавший на боевые действия в Польше, поднявший личный состав для зачистки улиц столицы, получивший награду из рук императора, сидел в кресле одного из самых жестоких людей Российской Империи и наследовал его дела, которые наверняка придется подчищать за папашей.

Максим жестко усмехнулся.

На днях будет общее собрание глав семейств, где он впервые предстанет, как действующий глава всего рода Меншиковых.

Будет, конечно, непросто. Однако в его комнате лежит трость, как напоминание о том, что действительно непросто. А остальное — пф.

Нужно только хорошенько подготовиться.

Март наступил незаметно. В этой Москве, как и в той, другой, в это время все еще лежал снег. Чистили его, правда, не в пример лучше, но общее настроение все равно было зимним.

8 марта здесь не праздновали просто потому что его не существовало. В Российской Империи права и свободы женщин были закреплены в конце местного девятнадцатого века указом императрицы, которая тогда сидела на престоле в гордом одиночестве. Государыня наследовала по закону, при этом она не была единственной дочерью предыдущего правителя, но была единственной способной удержать власть, поскольку братец у нее был откровенно бесхребетный.

Тогда это, конечно, был уже не первый случай правления женщины Империей, но первый, где за ней не стоял никакой регентский или тайный совет. Все сама, все сама… И сама она понимала, что в тот момент стране нужны были лишние руки и свежие идеи, чтобы не отставать в гонке промышленных революций от доброжелательных соседей. Потому что даже иметь личные счета в банках женщинам было невозможно, не говоря уже о трате имеющихся там средств. И именно тогда под предлогом, что она руководит страной, значит, и другие женщины могут заняться чем-то полезным для Родины, она совершила социальную эволюцию.

Не все ее начинания прижились, прямо скажем, некоторые аристократы до сих пор к дочкам относятся, как к предмету торговли, а вот среди простолюдинов случился настоящий шок, а затем и бум рабочей силы.

Девушки и женщины пошли на предприятия, стали сами открывать и вести дела, наследовать и управлять имуществом. Конечно, потребовалось еще пара веков, чтобы формальное равенство превратилось в фактическое, но, тем не менее, это положительно сказалось на экономике.

Потому что в этом мире идея социальной сети пришла в голову не мужчине, а одной прехорошенькой девушке, сейчас морщащий свой носик над словами Серова.

— Наши специалисты провели аналитику работы «В Курсе», и у них возник ряд идей, — говорил Антон Васильевич, расположившийся в кресле за совещательным столом на нашем с Василисой этаже.

Мужчина был расслаблен и прихлебывал кофеек, только что принесенный секретаршей. Он не давил и не наглел, но поскольку на всем этаже сейчас нас было всего трое, то после первой же фразы «Добрый день, Ваша Светлость», я скривился и попросил оставить расшаркивания для более официального случая.

Секретаршу, кстати, Василиса упорно не хотела нанимать. А когда я выдал невесте ворох резюме, пыталась найти среди них какую-нибудь старушку или страшилку. Я немного посмеялся над милой ревностью моей невесты, но честно сказал Корсаковой, что чем красивее и располагающе к себе выглядит наша с ней секретарша, тем проще ей будет ходить по офису, собирать слухи, общаться с программистами, которые во всех мирах программисты, и, самое главное — встречать наших с Василисой личных посетителей. Она же не хочет, чтобы ее «лицо» в приемной помнило изобретение счетов?

Корсакова тогда недовольно посопела пару дней, но справилась с эмоциями. Профессионализм возобладал, и теперь у нас была Машенька — длинноногая жгучая брюнетка, от которой млел весь мужской коллектив.

— Надо же, аналитику, — Корсакова улыбнулась так хищно, что если бы напротив сидел кто-то чужой, возможно, он бы отодвинулся от нее подальше, во избежание, так сказать.

Но Серов был особистом и не был чужим, так что тон Корсаковой проигнорировал.

— Вы не думали над определением геолокации пользователей? — спросил Антон Васильевич. — Чтобы всегда можно было узнать, где человек находится, пока подключен к вашему «В Курсе».

— А вы что, не можете определять положение через операторов сотовой связи? — удивился я.

— Это не всегда точно, — пожал плечами особист. — Есть места, где нет связи, зато есть интернет. Или есть места, где просто нет связи. Сибирь-матушка, например, слишком малолюдна, чтобы ее утыкать простаивающими без дела вышками.

В этом мире в метро беспроводную сеть еще не прокинули, но в целом я понимал, о чем он говорит. Были в моей практике случаи, когда разные идиоты отправляли сообщения подружкам и получали за этой прямое попадание снаряда по своей позиции.

— А спутники? — спросил я.

Не то, чтобы я надеялся отбиться от этой задачи, просто было интересно понять, как тут обстоят дела с этим направлением.

— Летают, — скупо улыбнулся Серов. — Но мало.

— Раз Антон Васильевич интересуется, наверное, что-то случилось? — предположила Василиса.

— К счастью, пока нет. Это идея… На вырост, так сказать. Вообще, у нас есть ряд предложений по улучшению вашей социальной сети, — произнес Серов.

— Неужто и прослушка относится к улучшениям? — хмыкнул я.

— Александр, — укоризненно произнес тот, — мы же о серьезных вещах говорим.

В моем прошло мире социальная сеть, созданная нашим, так сказать, потенциальным противником, сохраняла даже те сообщения, что пользователь набрал, но не отправил. Неудивительно, что здесь стремятся к тому же, особенно после мятежа.

Только был у меня один вопросик…

— А вы как собрались обрабатывать всю эту информацию? Да и просто чтобы хранить картинки с котиками и любовные переписки, нужен не один центр обработки данных, — решил уточнить я.

— Мы рассчитывали на содействие с вашей стороны.

Я рассмеялся:

— Антон Васильевич, если мы начнем это анализировать, кто будет продолжать разработку социальной сети?

— Ну, вам же не надо перебирать это руками, достаточно написать программы аналитики.

А искусственный интеллект на коленке вам не надо состряпать, а?

— Мы готовы расширить ваш штат новыми сотрудниками, — заявил Серов.

Василиса сморщила свой хорошенький носик:

— Ну нет уж. Спасибо, мы как-нибудь сами.

— Я не о наших специалистах, я о бывших сотрудниках господина Строганова. Они многих бросили, когда сворачивали свою копию вашего «В Курсе», — пояснил он. — Мы, конечно, часть профессионалов переманили, но многие не хотят работать на Лубянку, а вы — официально гражданская структура. Так бы и людей под рукой оставили, и вам поддержка.

— Это будет незапланированный рост компании, его просто не на что содержать, — покачал я головой.

— Ох, ну это меньшая из проблем, — усмехнулся мужчина. — Найти деньги всегда проще, чем найти людей. В общем, подумайте, если что — предложение в силе.

На этом Серов ушел, оставив нас с Василисой в глубокой задумчивости. В принципе, лишние руки никогда не лишние… С другой стороны, если их Лобачевские не сцапали, может это неликвид.

— Как думаешь, почему Строгановы так поспешно свернулись? — спросила Василиса, не торопясь изучать папку с предложениями от безопасников.

— Ну, чтобы конкурировать с успешным проектом, нужно иметь либо еще более успешный проект, либо большой запас финансовой прочности, — ответил я. — Подозреваю, что первого у этого паренька не было, а второе папенька ему не стал обеспечивать. В конце концов, это же была просто юношеская блажь, задетое мальчишеское самолюбие.

Или чей-то добрый, настойчивый совет не играть против одного бедного, скромного, мирного сироты.

В кабинете главы рода князей Нахимовых Анна не была ни разу. А потом, когда слуга пригласил ее к будущему свекру, девушка испытала смешанные эмоции. С одной стороны, Кирилла дома не было, и это ее тревожило. С другой стороны, глава рода по всяким пустякам времени тратить точно не будет, значит, родители жениха воспринимают ее всерьез.

Что не может не радовать, если честно.

Анна, конечно, очень верила Кириллу, но учитывая ее биографию и его положение, переместиться внезапно из невест в любовницы можно было очень легко. Ведь несмотря ни на что, она — девушка без приданого и рода за спиной, а Кирилл — всего лишь наследник, который выполнит то, что скажет глава рода.

Ведь она лучше многих знала, что род превыше всего. Ну, или хотя бы превыше личных эмоций.

— Виталий Николаевич, добрый день, — поздоровалась Анна, входя в кабинет князя.

Небольшое, довольно уютное помещение, с несколькими полотнами, изображающими корабли Российской Империи разных эпох. Тут были и парусники, и пароходы, и атомоходы, но все их объединяло одно — эти суда были спущены на воду на верфях рода Нахимовых.

Древний, богатый, славный род. И это вроде бы были просто картины, а не какие-то там грамоты-награды, но все равно Анна в мгновение почувствовала, насколько глубока пропасть между ней и ее женихом.

— Здравствуй, Анна, — проговорил Виталий Николаевич и указал на гостевое кресло. — Присаживайся, пожалуйста.

Девушка опустилась в кресло и сцепила пальцы в замок. Нахимов немного помолчал, задумчиво рассматривая девушку, и та поняла, что впервые вот так разговаривает с князем. До этого они виделись лишь за общим столом, где мужчина быстро ел и удалялся по делам рода.

Он то ли действительно не видел ее, то ли не обращал внимания, то ли ему на самом деле было некогда разбираться в личной жизни собственного сына. Но факт оставался фактом — сейчас он впервые смотрел на нее.

— Я бы хотел поблагодарить тебя, — заговорил мужчина, прервав молчание, — за Кирилла. Твое появление окончательно вернуло моего сына в реальность, в семью, в настоящую жизнь. Я искренне рад, что тот темный период остался позади.

Анна вежливо улыбнулась и опустила глаза:

— Боюсь, вы не совсем правы, ваша светлость, — произнесла боярышня. — Это я должна быть благодарна вашему роду — и за разрешение жить под вашей опекой, и за вашего сына. Он спас меня, моих младших… — голос девушки предательски дрогнул, но она совладала с собой. — Вернул мне надежду на светлое будущее.

Князь вздохнул, поднялся на ноги, прошелся по кабинету, а затем опустился в гостевое кресло напротив Румянцевой.

— Как раз о светлом будущем я бы и хотел поговорить, — произнес мужчина, серьезно посмотрев на боярышню. — Анна, я не хочу показаться сволочью, что запугивает бедную сиротку. Но я должен это сказать, потому что ты должна это услышать и хорошенько запомнить. Договорились?

Девушка смотрела на Нахимова спокойно, несмотря на то, что внутри у нее все сжалось от ужаса. Вариантов развития событий было много, хороших для нее — мало. Но Анна прошла жестокую школу жизни, а потом лишь с достоинством кивнула, показав, что слушает.

— Кирилл выбрал тебя, и я не буду оспаривать его решение. Но если вдруг я узнаю, что ты оказалась здесь по чьей-то указке, поверь, ничем хорошим это для тебя не закончится.

Анна аж задохнулась от возмущения. Глаза девушки гневно сверкнули, но князь продолжил:

— У тебя был тяжелый, спорный путь, но ты выживала, как могла, и ты защищала свою семью. Это меня в тебе восхищает. Семья для Нахимовых — не просто какая-то там бумажка с вензелями. Семья — это первый оплот в мире, первое плечо, на которое каждый в роду может положиться. Род Румянцевых слаб и беззащитен, и мы все прекрасно понимаем, что это будет тянуть тебя к ним. Но Кирилл станет князем, а его супруга — княгиней, и ее интересы не могут оказаться на стороне. А я не верю в то, что переход из рода в род заставит тебя отказаться от брата и сестры. Ты слишком многим пожертвовала ради них и не бросишь на произвол судьбы сейчас.

Здесь Анне пришлось лишь поджать губы, потому что, увы, но князь был прав. Конечно, она бы никогда не стала вредить Кириллу, но бросить младших бы не смогла. Никогда.

— Так что я подумал и нашел прекрасное решение всей этой проблемы, — проговорил Нахимов. — Я предлагаю роду Румянцевых войти младшей ветвью в род Нахимовых. Ты формально опекун, и можешь подписать документы. Я — получить одобрение императора на такое слияние. Твой брат получит деньги, связи, гарантии безопасности. Твоя голова не будет болеть об их благополучии, а если и будет, то в рамках всего нашего рода. Как тебе предложение?

Румянцева ответила не сразу. Девушка замерла, просчитывая в голове варианты. Князь хотел обезопасить сына и свой род от вреда, который могла бы принести девушка, если бы у нее были нехорошие намерения. Ввести Румянцевых в род Нахимовых, значит, буквально, вручить благополучие ее семьи в руки князей. Экономические заложники по сути.

Но у девушки не было дурных планов. Она, возможно, и не любила Кирилла так, как любила Мария Максима или Дарья Алексея, но тоже любила. Благодарной, искренней любовью, какой только может любить израненная душа своего спасителя.

Так что, по сути, она ничего не теряла. Она выигрывала.

Но князь всего этого не знал, а потому проверял ее. Предлагая огромные возможности, которые имеют смысл только если Анна действительно искренна. Виталий Николаевич — опытный политик, мудрый глава рода и на самом деле любящий отец. Ведь задача князя обезопасить семью и передать наследнику род богаче и крепче, чем получил сам.

— Это невероятно щедрое предложение, — медленно проговорила Анна, улыбнувшись князю Нахимову. — И я не вижу никаких причин отказываться от него.

— Чудесно, — улыбнулся мужчина.

И девушка сделала вид, что не заметила, как он затаил дыхание, ожидая ее ответ.

Глава 25

Семинар по истории государства Российского проходил в небольшой аудитории на сорок человек. Я не был большим любителем этого предмета, поскольку в прошлой жизни мне посчастливилось пожить сразу в нескольких исторических событиях, и я прекрасно понимал, что история в учебниках — вещь относительная.

Как говорил мой товарищ, школьный учитель истории — десять лет назад я читал совершенно другой предмет!

Так что на этой паре я традиционно падал на заднюю парту и изображал мебель. А когда вдруг случались горячие дискуссии в духе «Почему современники не оценили реформы Энского на рубеже таких-то веков?» героическими усилиями прятал усмешку.

Так что когда в аудиторию зашел Осип Карлович, наш семинарист, до ужаса напоминавший мне Остапа Бендера из киноленты Гайдая, я готов был подремать или полистать лекции по следующему предмету. Как вдруг эта пародия на великого комбинатора с лицом похоронно-прискорбным заявила:

— Как вам известно, в соответствии с указом Его Императорского Величества от двадцать первого февраля настоящего года, наш с вами университет обязан повысить качество вашей магической подготовки, — произнес Осип Карлович. — В связи с этим, господин ректор принял вынужденное, хотя и весьма спорное решение, сократить часы непрофильных предметов. Увы! Ректорский приказ для вашего факультета коснулся нашего прекрасного предмета.

Студенты, конечно же, преподавательской печали не разделяли. Гораздо интереснее пару лишних часов на полигоне магическую мышцу покачать, чем рассуждать о реформах Энского и мнениях общества на этот счет. Но кто-то из вежливости спросил:

— А почему именно историю?

Осип Карлович поджал губы и недовольно пояснил:

— Считается, что вы получили достаточно сильную базу в школе, чтобы не уделять дополнительного внимания истории еще и в университете.

— А с историей права также? — раздался девичий голосок, полный надежды.

— История права — ваш профильный предмет, Жмурова, — процедил семинарист. — Если вы этого до сих пор не знаете, я начинаю сомневаться, что вы выбрали верный факультет.

Девчонка насупилась, но задирать преподавателя не стала.

— И возвращаясь к нашему многострадальному предмету, — продолжил преподаватель, — я решил, что раз уж у вас достаточно сильная школьная база, то сейчас мы проведем опрос. Тот, кто ответит хотя бы на три моих вопроса, получит зачет автоматом.

Группа подобралась. Автомат — это всегда хорошо! Особенно всего-то за три вопроса. Ну что там можно спросить по истории? Дату какого-нибудь сражения или восшествия на престол, мотивы очередного Энского или еще что. Одногруппники предвкушали легкий зачет, и настроение в целом в аудитории улучшилось.

Ровно до того момента, как не зазвучали первые вопросы.

— В ХХХХ году произошел бунт тридцать четвертого Грузинского полка по причине плохого снабжения солдат продовольствием. Кто выступил в качестве медиатора конфликта?

Студенты ненадолго замолчали, кто-то пытался быстренько погуглить под столом, но это же не дата, надо максимально четко сформулировать запрос, чтобы найти нужную фамилию.

— Что, никто не знает? — прищурился Осип Карлович.

— Ушаковы? — раздался чей-то неуверенный ответ.

— Подплыли на военном флоте по горным ручьям, надо полагать? — ехидно спросил Осип Карлович.

— Великий князь Романов! — предположил кто-то.

— Какой конкретно? — приподнял бровь педагог.

Какой конкретно ему, конечно же, не уточнили.

— Еще варианты будут? — недовольно спросил Осип Карлович.

Тишина затягивалась, пришлось спасти ситуацию:

— Иван Александрович Багратион выступил медиатором, — ответил я, за что получил очень удивленный взгляд семинариста.

— Верно, — произнес Осип Карлович несколько растерянно. — А почему он выступил медиатором?

— Потому что взбунтовавшееся подразделение должно было выдвинуться на Москву и пройтись по его территориям, — сказал я.

— Ве-е-ерно, — прищурился мужчина. — И как ему удалось остановить движение частей?

— Он пообещал, что головы виновных в плохом снабжении будут красоваться на пиках рядом с головами бунтовщиков.

— А кто был виновен в плохом снабжении? — почувствовав достойного собеседника, оживился мужчина.

Я улыбнулся и показал Осипу Карловичу четыре пальца. Четвертый вопрос не входил в условие получения зачета.

— Нет в вас жажды знаний, князь Мирный, — недовольно цокнул преподаватель. — Но зачет вы действительно заслужили. Я рад, что среди первокурсников есть хоть кто-то, кто действительно желает учиться. Александр Владимирович, подойдете за оценкой, когда начнутся экзамены. Как я и обещал, вам будет проставлена соответствующая отметка. Остальным советую крайне серьезно готовиться, — он недовольно оглядел аудиторию, — будет крайне обидно покинуть стены элитного университета из-за незачета по непрофильному предмету.

— Дмитрий Евгеньевич, Орлова сказала, что у меня осталось очень мало времени на открытие стихий, — я подошел к тренеру после того, как он раздал задания Ивану и Василисе.

— М-да? — недовольным тоном проговорил он, не смотря на меня, а наблюдая за ребятами. — А больше она тебе ничего не сказала?

— А должна была? — я тоже посмотрел, как Иван, позавчера открывший Землю, пытается с ней управиться, а Василиса только пробует открыть.

— Ну, мало ли, о чем вы там воркуете.

— Дмитрий Евгеньевич, — укоризненным тоном произнес я.

— Вечно вот бабы лезут, куда не просят, — поморщился Разумовский, проигнорировав мою реплику.

— Вы могли бы сами мне об этом сказать, — заметил я.

— Мог бы, — пожал плечами мужчина. — А зачем? Чтоб ты начал суетиться? Ошибки на твоем этапе развития магического дара фатальны, Мирный. Смертельно фатальны.

Разумовский был один из тех немногих, кто игнорировал титулы у своих студентов. Думается мне, потому что «Новиков, у тебя из какого места руки растут?!» звучит органичнее, чем «Боярич Новиков, не изволите ли прекратить вытворять ерунду?»

— То есть открывать стихии каждый день нельзя? — вздохнул я.

— Ну почему же нельзя? — усмехнулся тренер. — Можно. Дня на два тебя хватит, а потом пышные княжеские похороны и закрытый гроб.

Я недовольно цокнул.

— Ты, наверное, думаешь, что жизнь несправедлива, — проговорил Разумовский, успев между фразами нашего диалога рявкнуть на Ивана. — И что с таким магическим потенциалом у тебя должна быть вся колода на руках. Но природа всегда стремится к равновесию, Мирный. Архимаг с полным набором стихий — это не равновесие, это заряженное оружие массового поражения. Поэтому у таких, как ты, существуют естественные ограничения.

— Я не очень понимаю эту логику, — нахмурился я.

— Спросил бы у Ольги, — пожал плечами тренер.

— Не догадался.

— Не догадался, — посмеялся Разумовский. — Молодежь, все-то вы опаздываете, все-то вам бежать куда-то надо.

Сам бы посидел под ее приборами, посмотрел бы я, куда бы ты убежал из этого белого кабинета.

— Ну вот представь вековой дуб, — продолжил он. — Огромный ствол в несколько охватов, мощная корневая система, крепкие ветви, что не может сломать никакой ветер. Невероятная сила, если так посмотреть. Да?

— Угу, — отозвался я.

— А ведь когда-то этот дуб был тонким гибким деревцем. Слабым, молодым, но очень перспективным. Но года сделали свое дело — дерево выросло, превратилось в исполина, ставшего сосредоточением мощи, несгибаемым во всех смыслах. Представь, что ты — это юное деревце. И с каждой новой открытой стихией твоя мощь растет, ты становишься все выше, сильнее, прочнее. Но теряешь при этом способность к адаптации. У людей есть инстинкт самосохранения, который не позволяет им прыгать с крыш без дара воздуха, чтобы проверить как оно летается. В какой-то момент у тебя сработает магическое самосохранение, и оно закроет все прочие стихии, чтобы твое тело выдержало дар. Как правило, перспективные студенты пять стихий открывают к концу первого-началу второго курса. Еще две до конца второго курса. Средний разряд откроет пять к концу второго — некоторые началу третьего. Остальное можно даже не рассматривать, это не интересно. Мысль уловил?

— Угу, — вздохнул я.

Мы еще немного посмотрели, как ребята упражняются, и я мрачно произнес:

— Мне не хватит пяти стихий, чтобы его поддержать. Не говоря уже о титуле.

Разумовский усмехнулся, наблюдая, как Иван возводит миниатюрную копию Кремля на полигоне.

— Ты, Мирный, вроде иногда кажешься таким умным парнем, но как что-нибудь ляпнешь… Давай, я покажу тебе на пальцах, что количество стихий ничто по сравнению с техниками их управления.

— М? — я оторвался от любования Василисой и посмотрел на тренера.

— Пошли на спарринг, Мирный. Я хоть разомнусь, а то надоело уже в куличики играть с вами.

— О… — только и сказал я.

Мы отошли от ребят на приличное расстояние, Разумовский щелкнул пальцами, очерчивая площадь нашего боя.

— Ну, правила как обычно — бой пока кто-то держится на ногах и в состоянии сопротивляться. Так, что там у тебя, первая пятерка?.. — тренер задумчиво потер подбородок. — Давай посмотрим, смогу ли я уложить тебя двумя первыми.

Ну просто «я угадаю эту песню с одной ноты».

— Может, не надо? — с сомнением спросил я.

— Надо-надо, посмотришь, как настоящие боевые маги работают, — в глазах Разумовского полыхнул азарт. — Готов?

Я отошел на положенное расстояние сделал несколько глубоких вдохов и кивнул.

Отмашки «бой» не было. Разумовский просто уронил плотный туман на нашу площадку. Звуки приглушились, сразу стало душно.

«Смешанная техника», — догадался я.

Сдуть туман тренера оказалось легко, но, когда пространство очистилось, и я огляделся, Разумовского нигде не было.

За мгновение до того, как меня пришпилило к промерзлой земле ледяными шпилями, я метнулся в сторону, на ходу поднимая голову: тренер висел в воздухе, бомбардируя меня ледяной техникой.

Преимущество у того, кто сверху, да?

Метаться по ограниченному пространству было малопродуктивно, и я применил технику Дерева. Из плотно утоптанного снега пробился зеленый росток, стремительно набиравший высоту и толщину, и вот уже вокруг ноги Разумовского обвилась толстенная лиана, чтобы дернуть мужчину вниз.

Ну дернуть-то она, конечно, дернула, но ожидаемого эффекта не было. Разумовский извернулся прямо в полете, в руках у него возникли ледяные клинки, и он одним четким сильным ударом перерубил лозу. Кувырок в воздухе, и Разумовский приземлился на ноги напротив меня, мягко спружинив.

Был бы он лет на двадцать помоложе, сейчас бы все девицы университета были его.

Я скомпоновал огонь и ветер, швырнув в противника огненный шторм. Воздух горел, горел, но вокруг Разумовского предательски гас. Мужчина ухмыльнулся, увидев мое удивление, а затем моя огненная техника и вовсе погасла.

— Мирный, ну что ты на меня глазками хлопаешь? Физику в школе изучал?

Охренеть. Разумовский только что создал контролируемую бескислородную зону, что ли?

— Припадаю к знаниям, — хмыкнул я в ответ, качнув землю под ногами у противника.

Мужчина на мгновение потерял равновесие, и я покрыл льдом площадь вокруг него. Падая, чтобы сгруппироваться, Разумовский выпустил ледяные клинки, рассеявшиеся в воздухе голубыми снежинками.

Лед тут же пополз с земли на ноги мужчины, пытаясь его заковать, но несколько точных ударов горячим паром раскололи мою технику, и тренер снова оказался на ногах напротив меня.

— Чем лучше знаешь стихию, Мирный, тем ты опаснее, — произнес мужчина, и в пространстве вокруг меня снова начали откачивать воздух.

Я попытался сдвинуться — но тут уже мои ноги оказались скованы льдом.

Вот не люблю, когда мне перекрывают воздух, так что мелочиться не стал. Шарахнул на всю мощь смешанной техникой горячего пара, огня и воздуха, в попытке достать противника, но пока я соображал, что воздух выключили, тренер оказался у меня за спиной.

Горла коснулся холодный ледяной клинок.

— Ну что, Мирный, засчитаем тебе техническое поражение? — с усмешкой спросил тренер.

Я недовольно зашипел — говорить воздуха не хватало:

— Технику ты сейчас не сможешь сломать, навыков нет, — продолжил он. — Ну, можешь пырнуть меня в бок, но исход боя все равно будет неопределенным. Может быть, не успеешь, а может быть, пока я буду умирать, ты задохнешься. Мысль понял?

Я дернул головой, и Разумовский убрал клинок, развеивая технику и отходя от меня.

— Две стихии, изученные в совершенстве, Мирный, и даже самый сверходаренный противник окажется на лопатках. Государь вообще одной пользуется и, поверь, это не делает его слабым противником.

— Мысль понял, — ответил я.

Мужчина кивнул и посмотрел на меня серьезно, без своего типичного ехидства:

— Надеюсь, ты не додумаешься открывать стихии по вечерам без нужды. Угрозу жизни в расчет не берем.

— Я же обещал, — усмехнулся я в ответ.

— Ладно, — вздохнул тренер, и мне показалось, что он не до конца мне поверил, но раздражать лишними нотациями лишний раз не стал. — Тогда на сегодня все.

Нельзя сказать, что демонстрация Разумовского меня прямо убедила, что можно убить и магической зубочисткой, но помимо обещания не убиваться в погоне за магией, которое я давал тренеру, был еще один довод.

Кирпичу, упавшему на голову, все равно, какая это голова — магически одаренная, венценосная или обычная. Он одинаково эффективно размозжит любую из них.

Владение бизнесом, недвижимостью и движимостью простолюдином и князем — это два разных владения. Так что я ехал в свой клуб, чтобы посмотреть, как там у нас дела, и заодно раздать ценные поручения Афине, чтобы готовила документики.

Аристократы иначе платили налоги, иначе оплачивали труд своих людей, иначе выбирали поставщиков и подрядчиков. Короче, головняк прибавлялся, и одно меня в этом радовало — бороться с ним я буду не в одиночестве.

Правда, заглянув в кабинет в Афине, я подумал, что, возможно, участников в процессе будет больше, чем хотелось бы, но поскольку я все провожу «в белую», меня это не так чтобы беспокоит.

— Игорь Вячеславович, что-то вы к нам зачастили, — улыбнулся я.

— Князь, — широко оскалился силовик, — а я, между прочим, к вам!

— Да что вы говорите, — хмыкнул я в ответ. — Давно ждете?

— Во-о-от примерно с обеда, — даже не пытался отвертеться мужчина.

— Какая удивительная настойчивость! — восхитился я. — Надеюсь, повод действительно достойный.

— Более чем, — хитро прищурился Лютый.

— Ну пойдемте, Игорь Вячеславович, посекретничаем, — я кивнул мужчине, и мы переместились в мой кабинет.

Там оба перестали кривляться: я предложил силовику выпить, он, находясь в приподнятом настроении, был не против.

— Игорь Вячеславович, мне не нравится, что ты постоянно отираешься возле Афины, — начал разговор я, ставя стакан с коньяком перед Лютым.

— У тебя же невеста есть! — возмутился силовик.

— И как это связано с тем, что ты постоянно торчишь в кабинете управляющего моим клубом? — приподнял бровь я. — Ты ей ни брат, ни отец, ни муж.

— Ну, это пока, — расплывчато ответил мужчина.

Я задумчиво посмотрел на красивый стакан с хитрыми несимметричными гранями, который покупала Афина специально для меня в кабинет и произнес:

— Игорь Вячеславович, Афина, конечно, девушка самостоятельная, да и выросла в месте, где цветочки быстро обзаводятся шипами, но должен тебя предупредить: обидишь девушку — не посмотрю, что ты на службе у государя, лично поломаю. Она — мой человек, а своих людей я защищаю, как себя.

Силовик на мои слова и не обиделся, и не взбрыкнул, а даже еще шире оскалился:

— Вот нравишься ты мне, Мирный, — заявил он, — хоть и князем стал.

Я фыркнул.

— Собственно, я поэтому и ждал тебя, — проговорил Лютый.

— Потому что князем стал или потому что нравлюсь? — посмеялся я.

— И то, и другое, — удивил меня силовик. — За Афину не тревожься. У меня хоть работа неспокойная, но хорошо оплачиваемая. Да и пенсия, надеюсь, не за горами. Вот только преемника найду. Думал, тебя взять в оборот, да ты, хитрец, ускользнул. Правда, в еще большую систему вляпался, но тут уже не отвертеться, понимаю.

Я промолчал, продолжая ждать сути.

— В общем, за Афину не переживай, я зазря девкам никогда голову не морочил, а сейчас уже и возраст не тот, чтобы просто так перья распушать. Но пришел я к тебе не о своих чистых намерениях рассказывать. Ты недавно стал князем, а с нуля род создать это не прибыльное дело построить, оно сложнее. Нужны верные люди, таких в наше время еще поискать.

Я пригубил выпивку, слушая мужчину. Америку он мне не открыл, но в детали я пока не готов был погружаться — надо сначала своими глазами на все посмотреть да руками пощупать.

— Если ты хочешь мне сделать мне какое-то конкретное предложение — говори. Я, простите, аристократ без году неделя, так что вот эти длинные вступления еще не полюбил.

Лютый довольно прищурился, такой разговор ему самому явно нравился больше.

— Ты уже думал о дружине?

Вместо ответа я тяжело вздохнул. Дружина… Тут не знаешь, за что схватиться в первую очередь — то ли за магию, то ли за княжество, то ли за голову.

— Без дружины тебе нельзя, князь. Потешный отряд — цесаревича, людей ты туда, конечно, дельных отбирал и будешь отбирать, но присягать они будут Его Высочеству. А тебе нужны свои люди, свои бойцы, которых ты кормить будешь, которые будут тебе верные. Которым своих детей на охрану доверить сможешь.

Я еще раз тяжело вздохнул. Понятное дело, что как только женюсь, тут же надо будет обзаводиться наследником. Иначе славный род князей Мирных может прерваться, даже не начавшись. А охранять свою семью я сам явно не смогу. Да и наемников на такое дело нанимать скверно, там ценник легко перебить можно. Это уже не просто телохранители для девицы нувориша, это будет княгиня с княжичами.

— Я могу тебе посоветовать много хороших ребят, что уже отслужили, но еще способны работать по профилю, — озвучил свою идею Лютый. — Прекрасные специалисты, которые могут выступить, как основа будущей княжеской дружины и к тому же натаскать молодняк. Они не только умеют обращаться с оружием, но и понимают, что такое верность и честь.

— А сам? — спросил я, склонив голову на бок.

Мужчина дернул уголком рта в кривой улыбке:

— Нет замены.

— Хорошо бы к свадьбе ее найти, Игорь Вячеславович. А то как за тебя Афинку-то отдавать? Ты ж в самое пекло суешься.

Мужчина вместо ответа пригубил коньяк.

— Давай сделаем так, — предложил я. — Я на днях поеду в Калугу, посмотрю, что да как там. Вернусь — через Афину назначай встречи здесь. Людей твоих посмотрю, но кто не понравится — извини, всех подряд брать не буду. Из выбранных подскажешь, кто с управлением бойцами лучше всего справится, его назначу на место воеводы…

Лютый кивнул, но я продолжил:

— …временно.

Мужчина прищурился.

— Чернышев будет недоволен, что ты мне предлагаешь уйти к тебе.

— Да я ж разве предлагаю? — я сделал самое удивленное лицо, на какое был способен. — Скажешь тоже! Так, просто делюсь планами. Будет дружина и у нее временный воевода. Как тебе?

Лютый откинулся и прикрыл глаза, размышляя над моими словами. Он, конечно, думал, что перед ним просто ушлый мальчишка, но я-то бывал в его шкуре и видел, как он устал. А у меня ведь была семья, дети, дом, куда я мог вернуться. А у Лютого только огонь и смерть с короткими перекурами. Удивительно, что решил затормозить, обзавестись семьей. То ли Афина зацепила, то ли кто нужное слово сказал.

Лютый пошевелился, посмотрел на меня и усмехнулся.

— Мне нравится, князь. По рукам.

— Ну что, как там наши дела?

— Люди уже на месте, завтра забирают заряды, так что к назначенному времени все будет готово. Устроим ему горячий прием.

— Не забывайте, что там будет Мирный. А князь — человек опасный, его уже много раз пытались убрать. Он может помешать нашим планам.

— Мы — профессионалы, и вы нас наняли не для того, чтобы учить нашей работе, надеюсь?

Собеседник скривился.

— Мы позаботились о том, чтобы живым не ушел никто. Маг Мирный или не маг, а взрывчатке будет все равно, кого на клочки разносить. Да и обломки сработают, как шрапнель. Удержать такой взрыв даже самому крутому магу не под силу, а тут мальчишка. При самом неблагоприятном исходе себя он защитит, девку свою. Но вытащить всех даже ему будет не под силу. Так что Иван Дмитриевич в любом случае кончится. А уж с Мирного государь потом сам шкуру спустит, даже без нашего участия.

— Хорошо, действуйте.

Глава 26

Как и положено любой женщине перед путешествием, Василиса суетила. Сначала она сто раз пересобирала чемодан, потому что «вдруг что?», а в Калуге наверняка ни аптек, ни магазинов с одеждой еще не придумали. Потом она сто раз переодевалась, пытаясь подобрать приличный дорожный костюм. Брюки — это практично! Нет, она же будущая княгиня, нужны юбки. И украшения. Но сейчас-то она не княгиня, может быть еще можно брюки?

Ну и напоследок обязательно надо было заскочить в офис «В Курсе», чтобы раздать ценные указания, потому как в Калуге помимо аптек и магазинов наверняка нет интернета и сотовой связи.

Когда я пошутил, что если вдруг что-то произойдет, она сможет отправить нашим сотрудникам телеграмму с очень коротким поручением, девушка сердито сверкнула своими сине-зелеными глазами и, гордо вздернув носик, отправилась на планерку, которую жизненно важно было провести перед отъездом.

В общем, женщины, что с них взять.

Но поскольку я знал, что моя неугомонная невеста может застрять в совещательном зале, пришлось топать за ней, прихватив с собой кружку с кофе.

Руководители групп разработки уже внимали речи Корсаковой о том, что им нужно сделать в наше непродолжительно отсутствие.

— … новый функционал, как только я вернусь…

Я демонстративно поставил кружку на стол, ни сколько не смущаясь громкого звука и покосившийся на меня персонал.

— … Хочу напомнить еще раз, что рекламный кабинет является одним из приоритетных обновлений в этом году…

Затем я достал из внутреннего кармана пиджака телефон и тоже со стуком положил на стол. Тут уже на меня покосилась Василиса, но с речи не сбилась, продолжая наставлять адептов социальной сети на путь «работа — дом родной».

— … и к моему возвращению, я бы хотела…

Я выставил на телефоне таймер и откинулся в кресле, чтобы осмотреть сотрудников. Все они были такие радостно-одухотворенные, прям горели идеей, создавая нечто уникальное, что мне даже было жалко прерывать этот обряд заряда на успех.

Мой телефон противно запищал, прерывая чей-то доклад и заставив Василису нахмурить брови.

— Алекс? — процедила девушка, строго смотря на меня.

— Пора ехать, — ответил я, поднимаясь на ноги, и убирая телефон в карман.

— Мне нужно еще пару минут.

— Василиса, пора ехать, — я демонстративно нахмурил брови. — Я, конечно, князь, но личного поезда у меня пока нет. А остальные ходят строго по расписанию.

Корсакова умоляюще посмотрела на меня, но я был непреклонен. Девушка вздохнула, сказала, что остальные задачи нарежет в пути и, прихватив ноутбук, с превеликим трудом отодралась от работы.

— Мы могли бы еще немного задержаться! — бухтела Василиса, садясь в автомобиль.

— И задержаться в Москве, — согласился я.

— Ладно, — вздохнула Корсакова, положив мне голову на плечо. — Ты прав, я иногда не могу остановиться.

— Иногда? — посмеялся я, за что получил в ответ сердитое сопение. — Ты уже начала подготовку к свадьбе? От меня нужно какое-то участие? — сменил я тему.

— Нет, — ответила девушка. — Но свадьба князя Мирного потребует больших э-э-э…

— Инвестиций? — подсказал я.

— Да, — мрачно отозвалась Василиса. — У аристократов столько обязательного пафоса, как они все не разорились еще.

— Скоро узнаем, — хмыкнул я.

Остаток пути до вокзала прошел в обсуждении списка гостей, который, надо сказать, начинал выглядеть странным с учетом моего титула. Особенно мне было интересно, что делать с бояричем Новиковым, который наверняка захочет позажигать на свадьбе у друга, но которому помешает его романовская сущность.

Сам боярич Новиков присоединился к нам прямо на вокзале. И в этот раз уже я ехал первым классом, прям как белый человек.

Входя в красный вагон первого класса для богатых благородных, я почувствовал себя странно. Прошло всего лишь семь месяцев с того момента, как я приехал в Москву с одним рюкзаком за плечами, без какой-либо точки опоры в этом мире и лишнего рубля в кармане. И вот теперь еду в свое княжество в компании шикарной девушки и наследника престола под личиной.

Кому рассказать — не поверят.

Между Москвой и Калугой было примерно три часа на поезде. Точнее, это была некоторая помесь поезда и электрички — вагоны всех классов, кроме первого, представляли собой разные варианты сидячих мест. И только мы втроем ехали в СВ.

Красное дерево, ковры-занавески, освещение в изысканных плафонах, вышколенная прислуга. При особом желании тут можно было даже помыться и поспать, но у нас были другие планы.

— Я — работать, — заявила Василиса сразу же, как вагонный пристроил наш с ней багаж под нижней полкой.

— Уверена? — спросил я, с сомнением посмотрев на невесту. — Может, уже отдохнешь?

— Я тут вот только чуть-чуть доделаю и все, — с такими честными-пречестными глазами ответила девушка, что сразу стало понятно — шансов отлипнуть от компа у нее просто нет.

— Ладно… Если что мы — в вагоне ресторане, — предупредил я.

— Отдыхайте, — отозвалась Василиса, уже уткнувшись в экран.

Вагон-ресторан отделял богатую публику от всей прочей. С другой стороны от входа из первого класса, стоял мужчина в форме сотрудника поезда и, наверное, играл роль вышибалы или фейс-контроля, чтобы никто посторонний не просочился и не испортил настроение высокородным господам.

То есть мне и Ивану, поскольку других аристократов, страстно желающих посетить Калугу, в этот день не обнаружилось.

Было подозрение, что этот персонаж на входе немного не вписывался в атмосферу помещения, из чего я сделал вывод, что он относится к охране цесаревича. Которая, кстати, весьма органично растеклась по ближайшим вагонам, предварительно прочесав весь состав.

— А что Василиса? — спросил цесаревич, который уже ждал меня здесь в приятной компании запотевшего графина с кучей уже накрытых закусок.

— Она присоединится попозже, — ответил я, присаживаясь.

В принципе, от обычного вагона-ресторана моего мира этот отличался только интерьером. То есть тут были не обитые дерматином лавки, прикрученные к полу, а самая настоящая мебель из дорогих пород дерева, накрахмаленные скатерти и посуда из тонкого фарфора.

Дорого-богато, как у всяких приличных людей, короче.

— Ну, тогда давай выпьем, — шикнув на попытавшегося подскочить официанта, произнес Иван, вынимая хрустальную пробку из графина с нестареющей классикой — водкой. — Выпьем за то, чтобы эта поездка оставила нам самые теплые воспоминания!

Цесаревич разлил нам, хрустальные стопки дзынькнули, встретившись, и мы опрокинули в себя немного тягучий от холода алкоголь.

Понятливая обслуга быстренько выставила перед нам горячее, которое успел поназаказывать Иван, и слилась с интерьером, чтобы не мешать нашей беседе о высоком.

— Тебе однозначно понравится твой управляющий, — заговор Иван. — И особняк, прилагающийся к титулу — тоже.

— Откуда там особняк, если земля коронная? — прищурился я.

— Так это сейчас она коронная, а вообще-то лет тридцать назад там была резиденция одного из великих князей Романовых. По наследству дом обратно в семью вернулся, да с тех пор нового хозяина и не было. До тебя, разумеется.

— Не жалко было такой жирный кусок отдавать? — усмехнулся я, натыкая на вилку кусок мяса. — Я ознакомился с документами, это же не княжество, а золотая жила. Там, по-моему, производят все от лекарств до двигателей.

— Ну а как ты хотел? Ты ж не щенка из проруби выловил, — жестко усмехнулся Иван, — а наследника престола спас.

— И почему мне кажется, что я все равно остался немного должен за эти земли и этот титул? — пробормотал я.

Удивительное дело, но на это у Ивана был ответ!

— Потому что не вошел в род Романовых, — парень снова разлил нам по стопкам ледяную водку. — Если бы вошел — стал бы частью общего, и земля осталась бы в семье. А так пришлось кусок отрезать.

Я выразительно посмотрел на цесаревича, но тот покачал головой.

— Обмену и возврату не подлежит. Но! — парень воздел указательный палец к потолку, подчеркивая важность мысли. — Всегда можно стать частью семьи.

— Иван, ну не при Василисе же, — поморщился я.

— Как можно! — возмутился парень. — Нет, просто тут недавно Нахимовы подали прошение принять в род огрызок Румянцевых…

— Серьезно? — я приподнял брови. — Что-то не верю я в благотворительность от князя.

— И правильно делаешь, — усмехнулся мой собеседник. — Князь просто умный мужик и страхуется на случай, если Румянцева захочет на сторону поработать. Она ж в разведке засветилась, значит, связи есть. Мало ли что там…

— А так брат и сестра будут в прямой зависимости от князя, — подхватил мысль я.

— Да, будет семья Нахимовых-Румянцевых, чего уж там один мальчишка, по сути, останется, когда обе сестры выйдут замуж. Так вот, — Иван поднял стопку и посмотрел на меня с прищуром, — может быть не только семья Нахимовых-Румянцевых, но и Романовых-Мирных.

Я усмехнулся:

— Я и так на твоей стороне, Иван. За бесплатно. Не надо меня покупать.

— Фу, как тебе не стыдно, — наигранно возмутился Его Высочество. — Это защита, Алекс. Титул князя, конечно, пафосный подарок, да и землица мое почтение, но у тебя своих людей нет, дружины нет, даже родственников, кто мог бы подстраховать, нет.

— Думаю, со временем, я решу все эти вопросы.

— Уверен, что оно у тебя будет? — цесаревич посмотрел на меня со всей серьезностью.

— Отец тебе не позволит заниматься ерундистикой, — заметил я.

— Ты мне жизнь спас, его вытащил чуть ли не на руках…

— Так поступил бы любой офицер, — заметил я, равнодушно пожав плечами.

— Да, но ты даже не военный.

Вместо ответа я опрокинул в себя стопку, закусил какой-то бужениной, и сказал:

— Лучше расскажи мне, как там у Меншикова дела? А то бедолага на приеме выглядел так, словно ему выдали награду, от которой пуп развяжется.

— Как знаешь, — усмехнулся Иван, догнав меня по выпитому. — Меншиков справится, он сам по себе парень умный, хоть и немного ведомый отцом был. А сейчас у него полная свобода действия, да еще и Нарышкин в качестве справочника на прямой линии.

— А Свободная фракция?

— А что ей сделается? — пожал плечами Иван. — Ей все равно особенно деваться некуда. Меншиковы ушлые ребята, повязали народ договорами. А деньги, как ты понимаешь, держат людей вместе лучше любой идеологии.

Иван снова разлил, и мы снова выпили.

— Но отец его наверняка еще где-нибудь засветится, — продолжил цесаревич после короткой паузы.

— Я бы на его месте похватал баблишко и плыл бы на первом баркасе в сторону заграницы, — покачал головой я.

— Плохо ты Павла Андреевича знаешь, — хмыкнул цесаревич.

— Вообще не знаю, на свое счастье.

— Вот я и говорю. Он наверняка где-нибудь под камешки забился и впал в спячку до весны, точнее до первого удобного случая. Потом вылезет в самое не вовремя и попытается цапнуть побольнее.

Иван нахмурился и снова разлил.

— Думаешь, он как-то связан с произошедшим? — спросил я напрямую.

Цесаревич задумчиво покрутил стопку вокруг своей оси, прежде чем ответить.

— Думаю, он слишком осторожен, чтобы быть связанным, но слишком замаран, чтобы быть непричастным. Если ты понимаешь, о чем я.

Вместо ответа я лишь вздохнул, и мы снова выпили.

— Так вот, — потер руки наследник престола, — политическая карта империи выглядит так…

Остаток пути Иван Дмитриевич читал мне лекции о родах и их политике, о том кто с кем против кого дружит, да и в целом, куда ветер дует в нынешних реалиях.

Информации было много, конспектировать такое было нельзя, но цесаревич пообещал, что читать предмет «Императорский гадюшник и методы выживания в нем» он будет мне регулярно, дотошно и со всем рвением.

Короче, когда к нам подошел персонал и сообщил, что через полчаса мы будем в Калуге, голова моя пухла, но не от количества выпитого. Выпили мы на самом деле немного, так, для настроения, которое даже лекция об аристократии Российской Империи не слишком подпортила.

Мы вернулись в свой вагон, где Василиса уже с большой неохотой складывала ноутбук. Иван остался в коридоре, отвечая на телефонный звонок, и до нас через дверь доносилось его раздраженное «да-нет-какого хрена?».

Моя невеста посмотрела в окно, где медленно тянулось белое снежное полотно и серые скучные строения промзоны.

— Волнуешься? — спросила Василиса.

— Я? Нет, с чего бы, — пожал я плечами в ответ.

— А я почему-то очень волнуюсь, — тихо призналась девушка.

Я обнял ее за талию и улыбнулся:

— Тебе совершенно не о чем переживать, я ведь рядом. Сейчас сойдем с поезда, прокатимся по городу, посмотрим на людей, да в целом как настроение в княжестве. Потом посмотрим особняк. Возможно, тебе придется и там заняться ремонтом…

Василиса аж зажмурилась от удовольствия при слове «ремонт».

— У нас все хорошо, а будет еще лучше, — тихо проговорил я, целуя свою невесту.

Вагон как будто качнулся, а в следующее мгновение, я понял, что мне не показалось.

Прогремел взрыв.